Мой друг – домовой

Глава седьмая. Панк, как образ жизни.

Представьте домового, упоенного лупящего панк-рок на электрогитаре, и поймете, что ожидает меня в моменты грусти от Нафани. Но не только это. Иногда он совершает невероятно глупые поступки…

Возвращаясь домой после тяжелого рабочего дня, я услышал еще у подъезда, как заливается свистом перегруза моя электрогитара. Нафаня! Зло хмыкнув, я пулей взлетел по лестнице, представляя, как намылю голову домовому. Открыв дверь в квартиру, меня чуть не снесло настолько энергичным панк роком, что волосы встали дыбом, а сердце ухнуло вниз. Из комнаты, в тон реву гитары, вторил визгливый голосок, выводящий адский кавер на песню Бригадного Подряда:

– Ааааа… Я хочу быть, как Грин Дэй!

Но не буду я Грин Дэем.

Ведь зовут меня Андрей,

Как же плохо быть Андреем!!!

Ворвавшись в комнату, я увидел, что Нафаня сидит на краешке дивана спиной к двери. На коленях маленького домового лежала моя электрогитара. Дух усердно лупил по струнам и, закрыв глаза в благоговейном экстазе, жег панк-рок.

– Нафаня! Зараза! Выруби немедленно! – завопил я, пытаясь переорать домового. Наф меня не слышал, но учитывая, какой у домового слух, я сильно сомневался в этом. Подбежав к комбику, я дернул шнур питания из розетки. Вой тут же прекратился, а домовой, тяжело дыша, смотрел на меня горящими глазами.

– Ты, блин, Хэммет недоделанный. Ты что себе позволяешь? Соседи-то думают, что я живу один. А тут концерт, аж стекла трясутся, – я зло покосился на домового, убирая гитару в чехол. Тот в ответ обиженно надул толстые губы.

– Не понимаешь ты суть панка, Андреюшко. Знаешь, кто ты? Ты обычный позёр. Моешься, чистенький весь. Без протеста, – закуривая «Беломор», пафосно изрек Нафаня. – Вот, что ты слушаешь? Зарубежку ятую. А нужно слушать Цоя, БГ, Наутилус. Классику… ай… ты что делаешь? Отпусти меня!

Зарычав, я схватил домового за шкирку и потащил в ванную. Нафаня упоенно царапался, кусался, ругался матом, периодически булькая, если вода попадала в рот. Я смеялся и раз за разом намыливал заросшего грязью домового.

– Позёр, значит? Сейчас и тебя искупаем, – приговаривал я, выдавливая на голову Нафане шампунь. – Чистим-чистим трубочиста.

– Аспид… буль… какой ты барин… блюб, хлюп… пф… уф, холоп… бульб… паску…пф… хватит… ульк… – вырывался домовой, но я держал крепко. Не хватало только забойного саундтрека.

Таковы водные процедуры, которые злой дух органически не переваривает. Суть купания Нафани сводится к тому, чтобы поймать ничего не ожидающего домового и как можно быстрее затащить его в ванную.

Я накинул на кипевшего яростью домовенка, полотенце. Нафаня позволил вытереть свою шерстку и даже облачился в свежую майку. Но придя на кухню, он закурил папироску и, повернувшись, несказанно удивил меня своей речью: