Москва и мертвичи

Глава V. Котлован

Тоджибек растер и смешал зиру и кориандр руками, после чего посыпал получившейся смесью плов. Он готовил его в большом казане на десять человек. На своих ребят, ну и, может, киргизам с таджиками что достанется.

В их бригаде было еще пять узбеков: Турсунмурад, Карим, Шавкат, Норбой, Акбай. Все они родом из Денау, и все первый раз в Москве, кроме Карима, он и сагитировал их приехать на заработки. За прошедшие несколько лет в Россию перебралось уже четыре миллиона его соотечественников, поэтому Тоджибек недолго раздумывал, когда выпала возможность поехать подзаработать – в этой стране всегда можно было найти своих, которые помогут и подскажут. Да и работать предстояло на большую китайскую компанию, он по Узбекистану знал, что у китайцев всегда водилось много денег, а значит, стройка не встанет и обеспечит его работой на несколько лет. А там, может, он и останется здесь, перевезет мать, найдет себе жену. Он вспомнил ту девушку, что видел на молитве в медресе Саид Аталык…

В кустах у края котлована что-то зашуршало и прервало его размышления. Он окинул взглядом стройплощадку и гигантскую яму.

– Шавкат? – спросил он.

– Чего тебе? – донесся сквозь смех ответ из бытовки.

– Ничего, показалось.

Нет, на улице были только Тоджибек и казан. Уже стемнело, и Шавкат, как и все рабочие, забился в бытовку обсудить день, подремать или поболтать с родней по видеосвязи. На стройплощадке еще толком не наладили освещение, лишь лампочка над их жильем да огонь под котлом позволяли Тоджибеку заниматься готовкой. Он выложил рис на баранину, которая уже пошла корочкой, и налил в казан кипяток.

Москва, конечно, сначала испугала ритмом жизни и масштабами. Примерно в сто раз больше его родного города по населению, она поражала воображение и подавляла дистанциями, он даже толком не знал, где находился, знал лишь, что где-то недалеко от центра города. Хотя где здесь центр? Но в целом Москва нравилась. Смешение культур и языков, как в его родном Денау, только больше, намного больше, как и все в этом мегаполисе. Дорогие машины, стеклянные небоскребы, высокие деревья, каких он не видел на родине, повсюду строительные краны… Несмотря на все возможные санкции, Москва сочилась деньгами и обещала богатство, если здесь задержаться.

Даже с продуктами для плова здесь все было почти хорошо: свежая баранина, бьющие по носу острые лук и чеснок, ядрено-красная морковка, пряный кумин, душистый барбарис. Только вот рис был какой-то не такой, как дома. Но Карим сказал, что в выходной покажет, где купить какой надо, у своих. Тоджибек постучал по плову ложкой: звук был глухой. Тогда он сделал в нем несколько проколов шпажкой и накрыл казан крышкой. Теперь просто ждать, почти готово.

Ему показалось, что со дна котлована донесся какой-то звук, словно кто-то перебирает железным прутом по арматуре. Он приподнялся и прислушался. Вдруг неожиданно завыл холодный ветер, продравший его до самых костей, почти затушивший костер и чуть не сорвавший крышку с котла.

Он решил переждать в бытовке и стал уже открывать дверь, но шквал закончился так же внезапно, как и начался. Видимо, это он гулял там, по дну ямы, и беспокоил старый металл и заросли сорняка. Странно, в это время ночи здесь обычно были жаркие, спи прямо на улице. Тоджибек пожал плечами и вернулся поближе к огню.

Работы на участке только-только начинались, но котлован тут был уже давно, а с его дна торчали острые прутья ржавеющей арматуры. Бригадир объяснил им, что предыдущий застройщик обанкротился лет пятнадцать назад и с тех пор яма зарастала, дожидаясь нового владельца. На площадку они, проделав путь в тысячи километров поездами, автобусами и метро, заехали недели две назад, но пока работы никак не начинались, все ждали какое-то разрешение от властей.

Он помешал плов ложкой и попробовал горсть. Еще буквально две-три минуты.

Карим говорил, что заработал в прошлом году в Москве сорок миллионов сумов. Это больше среднемесячной зарплаты по Ташкенту. Если ему, Тоджибеку, удастся в этом году заработать хотя бы две трети от этого, мать перестанет нуждаться, а он что-то отложит на свою будущую свадьбу. Эх, та девушка из медресе точно не для него, один ее типля-кош наверняка стоит, как весь его дом…

– Тоджибек, – позвал знакомый голос из котлована.

Да что это?

– Тоджибек, помоги, не могу вылезти, – просил Норбой.

Но он же видел, как Норбой завалился спать, поболтав с невестой?

– Тоджибек, больно, ногу подвернул, быстрее!

– А что ты раньше-то не звал? – Тоджибек застыл в нерешительности, все это напоминало проделки шайтанов.

– Я, видимо, упал и сознание потерял! Помоги по-братски, прошу!

– Сиди, я сбегаю за помощью!

Дело было нечисто, читая про себя суру от черного колдовства, он бросился в бытовку и увидел там спящего на койке Норбоя.

Он в ужасе оглянулся на приоткрытую дверь и мог поклясться, что услышал со стороны котлована детский плач. Судя по лицам Турсунмурада и Карима, они его тоже услышали.

Тоджибек захлопнул дверь и стал молиться.

Никто не выходил из бытовки, пока солнце полностью не встало.

Наутро плов был рассыпан по земле у входа, в нем словно порылась стая диких собак: в нетронутом рисе блестели обглоданные бараньи кости.

Сам же казан они нашли смятым вдвое, словно лист бумаги, на дне котлована.

* * *

– Николай Борисович, вызывали? – козырнула Агафья.

Войдя следом, я молча повторил жест. Она приветливо кивнула.

– Вольно. Садитесь, – он указал нам на стоящие перед массивным столом старомодные деревянные кресла с дерматиновыми спинками.

Кабинет Филатова выглядел так, как я представлял себе кабинеты у генералов с Лубянки. Один этот дубовый стол чего стоил. Огромные окна с толстыми стеклами и широкими подоконниками обрамлены тяжелыми зелеными портьерами, слабо пропускающими свет. На стенах повсюду развешаны разнообразные карты Москвы с отметками – современная административная карта города, карта метро, топографическая карта, советские и дореволюционные карты центра, карта наиболее значимых потусторонних мест, карта водных ресурсов и прочая, прочая. Стол с несколькими мониторами и дисковым телефоном венчала тяжелая подставка для перьевых ручек и чернил с бронзовым орлом. Завершал все великолепие портрет Александра I, висящий над головой хозяина кабинета.

– Значит, суть вопроса. Во-первых, вы вроде сработались на лосиноостровском деле, и хоть там ничего и не нашли потустороннего, поздравляю, будете работать в паре, у вас есть потенциал. Потенциал для нового дела. Вопрос щекотливый.

Обратился наш человек из мэрии, посвященный в дела МПД. Похоже, что у нас завелись потусторонние силы на стройплощадке в районе «трешки» у «Савеловской». Там много бизнес-центров сейчас строится. Эта стройка – стратегически важная для Московского правительства, серьезный китайский инвестор, проект федералов.

Он прочистил горло и забарабанил пальцами по столу. Мы молча ждали продолжение брифинга.

– Две смерти на участке за неделю. Один, совсем молодой, внезапно умер от инфаркта, выйдя ночью на улицу из бытовки, другой свалился в котлован на арматуру, мгновенная смерть. Теперь дружба народов там: таджики, киргизы, узбеки – все не хотят работать, говорят, нечистая сила. Инвестор в ярости, правительство тоже – статистика по происшествиям у стройкомплекса портится, и федералы на ковер вызывают. Пока еще скрывают все от прессы как могут.

– А есть вообще доказательства, что там нечисть шалит? – поинтересовалась Агафья.

– Площадку не могут застроить с девяностых. Ну, знаешь, вот как на «Белорусской» и «Павелецкой» было. Место словно проклятое: вокруг небоскребов понатыкали, а там котлован уже тридцать лет. Сначала в девяностых владельца прям там на разборке азеры застрелили, – он положил перед нами открытую папку с фотографиями. – Потом в нулевых несколько жертв на котловане, а затем застройщик обанкротился. Теперь третий заход – и опять жертвы, задержки в строительстве. Еще немного – и китайцы из проекта выйдут, опять все встанет.

– Какие причины у таких долгостроев бывают? Если мы про «П» из МПД говорим? – посмотрела на нас Агафья. – Вот на «Павелецкой», что там было? Для новеньких поясните.

Николай Борисович ухмыльнулся и перевел взгляд на меня:

– Вперед, архивист, прояви себя.

– Ну, на «Павелецкой» был обычный долгострой и проблема с правами собственности.

– А на «Белорусской»?

– Бункер, его власти сами потеряли на картах и потом долго распиливали сверхпрочный железобетон.

– А Ховринка?

– Обычный советский недострой, обросший мифами. Из того, что я изучал, могу припомнить три задокументированных случая.

В первом, еще до революции недалеко от Китай-города, на месте стройплощадки проклятый клад был. Пока наши сотрудники в тридцатых с этим не разобрались, вечная стройка была.

В другом стали копать на месте древнего захоронения на Кутузовском, потревожили могилы. Такое в Москве регулярно происходит, но там была похоронена родня мстительной ведьмы, в общем, целая спецоперация по нейтрализации понадобилась. Даже церковь привлекали. А вообще там еще долго после стройки дети в песочницах кости находили, столько там кладбищ разрыли.

Наконец, третий был в Ленинграде после Великой Отечественной. Там не один случай, а большое дело. В городе после войны орудовали толпы гастролеров, которых вылавливали и уничтожали. А они активно жрали рабочих на стройках…

– В общем, вот вы это и выясните, – прервал исторический экскурс начальник. – Может, кто захаживает к ним из домов по соседству. Может, проклял или сглазил кто. Дима знает, место там интересное в кавычках. Промзоны. Церковь эта полуснесенная. Завод с хипстерами веселый по соседству. Мечников там уже взял одного пару лет назад. Преинтереснейший метод использовал, поинтересуйтесь потом… А может, и нет там ни хрена, – босс развел руками, – обычное распиздяйство и суеверия мигрантов. Идите разбирайтесь.

Уже на выходе он окликнул нас.

– Да, забыл. Работать вам предстоит с батюшкой.

– Батюшкой?

– Батюшкой. Специальный отряд церкви. Из мэрии просят.

* * *

Начальник штаба стройки, к счастью, нормально говорил по-русски. Михаил из Донецка. Мужика можно было только пожалеть. Сначала у него на стройке рабочие начинают рассказывать про нечистую силу, потом две смерти, теперь приезжают непонятные типы от мэрии (мы), а вокруг котлована ходит поп и молитвы читает (батюшка Евлампий добрался до площадки раньше нас и не стал дожидаться).

– Расскажите про смерти, как все случилось? – с места в карьер начала Агафья.

Михаил почесал лысину.

– Ну… Началось все с того, что узбеки заговорили про нечистую силу. Мол, кто-то из котлована ночами зовет их голосами друзей и знакомых, бьет железом по арматуре, плачет, как ребенок, вещи ворует. Стали бояться вечером выходить из бытовок. Я этого сам ничего не видел, не слышал, ночую дома.

– А камеры на стройплощадке есть? – уточнил я.

Михаил махнул в сторону опоры, которую я не приметил, на ней как раз шел монтаж камеры наблюдения.

– У нас стройка толком не началась, вот только начали вешать… Потом, значит, один из таджиков у нас вышел ночью на улицу и не вернулся. Наутро обнаружили его мертвым в двух шагах от бытовки. Никаких видимых повреждений, но лицо… – Михаил поморщился, – короче, врачи сказали, что это инфаркт. Но парнишка-то совсем молодой. Ну и гримаса у него такая была, знаете. Как от ужаса…

Он продемонстрировал нам фото с телефона. Я не подал виду, но предсмертная гримаса паренька сразу въелась мне в память, эти остекленелые глаза и разинутый в беззвучном крике рот еще долго преследовали меня.

– Вы не подумайте, я вынужден такую дрянь хранить. Для начальства. Все несчастные случаи документируются. В общем так, о-хо-хо… Потом бегство пошло. Первым исчез Тоджибек. Только приехал в Москву первый раз. Ищи-свищи теперь. Ну и другие побежали. Уже человек двадцать сбежало.

– Как, говорите, звали первого?

– Тоджибек.

– Данные на него какие-то есть?

– Все, что есть, скину. Куда вам?

Агафья дала номер телефона.

– А как второй умер?

– О-о-о. А вот это вообще загадка. Я не удивлюсь, если это убийство. Как раз после него человек пятнадцать убежало.

Игнатова подняла бровь.

– Пойдемте, я вам покажу.

Он повел нас к краю котлована. Последние дни шли дожди, они размыли землю вокруг ямы в противное коричневое месиво цвета печенки, мерзкого цвета московских строек. Наши ботинки чавкали в сырой каше, покрываясь коричневыми пятнами. Я мысленно похоронил новую пару, а вот Агафью, что топала в черных гриндерах, кажется, ничего не смущало.

– Вот, смотрите, где выпуски арматуры, да?

Ближайший заржавевший пучок металлических штырей высотой в человеческий рост торчал из земли метрах в трех от края котлована. Михаил указал на второй ряд арматуры, еще дальше первого.

– Пятый выпуск справа. Даже кровь еще не вся смылась, видите красное? То есть я не понимаю, как он мог так упасть туда. Даже разбежавшись, вряд ли туда допрыгнешь. Такое ощущение, что его кто-то поднял, раскачал и сбросил с большой высоты. Но тут неоткуда, понимаете? Техники на площадке нет, рядом никаких кранов нет, ничего. Никто ничего не слышал. Во всяком случае, клянутся в этом.

Он продемонстрировал нам еще одно нелицеприятное фото. Багровые штыри торчали из груди человека на добрый метр. Руки и ноги жертвы неестественно висели, как у тряпичной куклы.

– А судмедэксперты что говорят?

– Разводят руками. Говорят, сам упал. Не нашли никаких следов чужих рук на запястьях. Следы только его на краю обнаружили. Земля, правда, вся размыта, сами видите…

– Перешлите нам, пожалуйста, информацию и по всем сбежавшим после смерти второго рабочего.

– Вот это что? – указала вдруг Агафья куда-то в угол фото.

Михаил приблизил и пожал плечами, продемонстрировав нам то, что выглядело как запачканная бежевая тряпка.

– Там рядом валялось. Похоже было на неоконченную пряжу. Только знаете, работа грубая такая, все нитки порваны, перепутаны. Забрали ее как вещдок.

– Михаил, мы вас оставим, пойдем пообщаемся с батюшкой, – прервал я разговор, понимая, что больше информации мы вряд ли получим.

Пока я дошлепал до отца Евлампия, низы моих штанин покрылись коричневой жижей. Батюшка, словно не обращая на нас внимания, продолжал обходить котлован, мерно покачивая кадилом и бормоча что-то под нос. Подол его рясы уже покрылся глиняной коркой.

– Отец Евлампий! Отец Евлампий, здравствуйте.

Священник, не обращая внимания на мои возгласы, продолжал двигаться вдоль края ямы, бормоча под нос.

– Батюшка! – я тронул его за плечо.

Тот остановился, а потом медленно развернулся. Судя по виду, ему было уже лет за шестьдесят, светлые голубые глаза уже немного «поплыли», а лицо было испещрено глубокими морщинами. На крючковатом носу виднелся след от глубокого шрама. Он прищурился, тонкие губы искривились:

– Министерские.

– Здравствуйте. Да, хотели вот с вами обсудить, удалось ли что-то найти и… э-э-э… межминистерское взаимодействие, если так можно выразиться.

– Противник наш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить. Гласом моим ко Господу воззвах, гласом моим к Богу, и внят ми. Молю Господа нашего о снивержении бесов земли сей во бездны адовы, – внезапно затараторил Евлампий, осеняя себя и нас крестом.

– Батюшка, вы почувствовали что-то? Тварей, потустороннее? Простите, не знаю, как у вас это в церкви работает… – спросила подошедшая Агафья.

– Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, огради мя святыми Твоими ангелами и молитвами Всепречистыя Владычицы нашея Богородицы, силою Честнаго и Животворящаго Креста, святаго архистратига Божия Михаила и прочих Небесных сил безплотных, помоги мне, недостойному рабу твоему, избави мя от всех навет вражиих, от всякаго колдовства, волшебства, чародейства и от лукавых человек, да не возмогут они причинить мне некоего зла. Господи, отврати и удали всякия злыя нечестия, действуемые по наущению диавола. Яко Твое есть Царство и Сила, и Слава, Отца, и Сына, и Святаго Духа. Аминь. Ты! В тебе недоброе вижу! – он вдруг резко ткнул в грудь Агафью костлявым пальцем.

Та изумленно уставилась в ответ.

– С бесами сношения имеете! Во грехе живете!

– Отец, но мы же, как вы, людей защищаем…

– Знать ничего не хочу. Ступайте!.. Огради мя святыми Твоими ангелами и молитвами святаго Пророка и Предтечи Крестителя Господня Иоанна; святаго Апостола и Евангелиста Иоанна Богослова; священномученика Киприана и мученицы Иустины; святителя Николая архиепископа Мир Ликийских, чудотворца; святителя Льва епископа Катанскаго… – он начал поворачиваться.

– Евлампий! Вы нашли что-то? – крикнул я ему в спину.

Ответом было лишь удаляющееся бормотание да покачивание кадила.

Мы попрощались с Михаилом и покинули стройплощадку. Сев в машину, я потер виски.

– Дурдом! И что теперь я Филатову скажу?

Агафья задумчиво закурила в окно. Меня обычно бесило, когда курят в моей машине, но я почему-то промолчал.

– Что он имел в виду, говоря про недоброе?

– А я откуда знаю. У него спроси. По-моему, у него с башкой проблемы.

Мы помолчали.

– Думаешь, тут может быть замешана нечисть? – поинтересовалась она.

– Я бы не исключал и обычного убийства. Убийца или убийцы могли и сбежать в числе этих испугавшихся. Правда, с инфарктом и рассказами рабочих странная история получается… Но какой мотив? А так, больше похоже на чертовщину, да. Особенно как его на прутья закинули.

Игнатова покопалась в смартфоне.

– Ну что, сбежавших уже пару дней ищет полиция, ориентировки у всех отделов есть. А мы чем займемся?

Я задумался.

– По-хорошему надо изучить имеющуюся информацию о наших беглецах. Что там Михаил пришлет. Потом запросить у следаков, что они на площадке нарыли, это по твоей теме. А вообще… Знаешь, у меня есть идейка. Надо проверить одно злачное место. Готовься промочить горлышко.

Особенность вторая: по бордюрам не ходить

Впрочем, власть посылает противоречивые сигналы. Вот история с заменой бордюров, что так бесит многих москвичей. А знаете, из чего эти бордюры старые-то сделаны? Особенно в центре, если совсем точно, в старинных переулках, которые не затронула реконструкция?

Любителям истории и москвоведам известно, как большевики после революции покуролесили с кладбищами. Например, половина Кутузовского напротив Сити стоит на бывших могилах. Культурным перезахоронением никто не занимался, кости экскаватором – вон, плиты, памятники – на дело. Детишки еще долго потом кости во дворах находили, играясь, даже при Хрущеве. А надгробья – мраморные, гранитные – пошли в строительство.

Вот еще одна байка про Москву, задокументированная в новостях, впрочем, обратили на это известие внимание немногие. Когда лет десять назад реконструировали набережную у Театра Эстрады, обнаружилось, что его ступени сделаны из надгробного памятника. Шутники великие, конечно, красные были: поколения советских и постсоветских людей ходили похихикать на Хазанова с Петросяном буквально по могиле – на вход и на выход.

Короче, думаю вы поняли, к чему я веду. Множество старых бордюров в центре сделаны из надгробных камней. Со всеми вытекающими. Я иногда вижу, как люди идут, а снизу им вслед со стороны дороги бледные призрачные руки тянутся. Иногда добираются до зазевавшихся и сбрасывают под автомобили. Или за колеса цепляются – и машина внезапно вылетает на встречку, летальный исход. У нас почему смертность раньше такая была на дорогах в городе? Думаю, от этого все. Потом ненавистную москвичам бордюризацию устроили – и вроде хотя бы в центре намного спокойней стало.

Особенно стремно, когда дети играют и по краешку бордюра идут-балансируют. Я их всегда пытаюсь увести, если они одни, или родителям замечание сделать, что дорога не место для игр. И совсем не по тем причинам, по которым они думают.

В общем, по бордюрам не ходить. На старых улицах без собянинской плитки на бордюры приучил себя не наступать, да и близко не приближаться. Все по правой стороне тротуара, а если надо перейти – десять раз посмотрю по сторонам, нет ли машины, и быстро перепрыгну. Да и на новых улицах надо настороже быть, и не только в Москве. Недавно видел видео из провинции, где нерадивый подрядчик разбитыми могильными плитами дорогу укрепил. Вскрылось натурально по осколкам памятных фотографий.

Конечно, это не только к бордюрам относится. Много, много еще сюрпризов ждет москвоведов. Камни с могил использовались в метро (даю наводку: просто сравните списки старых станций и станций, где были аварии или теракты), в облицовке зданий (лучше не подходить к цоколям сталинок на Тверской), на ступенях и лестничных клетках старых домов (там еще часто падают и ноги, а то и шеи ломают) и т. д. Я даже пару раз письма присылал специалистам, но кто будет верить анонимкам и ковырять здания до официального городского ремонта?

Так и ходит весь город по кладбищам, не подозревая, ЧТО под ногами. А про противоречивые сигналы властей у меня даже конспирологическая теория есть. Как-нибудь напишу поподробней.

* * *

Мерцали и отражались на лице и в бутылочном стекле

Рассыпаны по асфальту бриллианты на Садовом кольце

И мне не нужны часы, чтобы понять, когда соседи наконец уснут

Захлебываясь, шумит оркестр наших с тобой горящих труб

– «Хлебозавод»? Серьезно, ты притащил меня на «Хлебозавод»? – Агафья пыталась перекричать выступающую группу: двух девчонок с клавишами и гитарой. – То есть наш убийца продает крафтовое пиво? А может, комиксы? Шмотки для модных школьников? Может, он… у-у-у… не могу представить этот ужас… бариста?

Она сделала испуганное лицо и сдавленно захихикала.

– «Хлебозавод» мы уже прошли, это «Флакон». Просто заткнись и иди за мной, ваганыч.

«Хлебозавод» и «Флакон», два сросшихся креативных кластера Москвы, выросшие из бывшей промзоны, где французы разливали в хрусталь духи, а советские пекари выдавали в лучшие годы сто девяносто тонн хлеба в день, ежедневно привлекали модников, хипстеров, неформалов и субкультурщиков со всего города. Секонд-хенды, студии красоты, крафтовые пабы, китайские и бразильские рестораны, офисы СМИ, магазины велосипедов, одежда для готов и анимешников, комиксы и бутики с мерчем от известных реперов – всего здесь было в достатке, я и сам любил прийти сюда потусить в свою «мирскую» жизнь до инициации. А еще тут была одна особенная рюмочная.

Я свернул с основного туристического маршрута и пару раз завернул за угол плотно посаженных кирпичных фабричных зданий, пока не оказался в практически безлюдном закутке, казавшимся тупиком.

– И куда, Сусанин? – донеслось сзади от Агафьи.

В сумерках нужная мне облупившаяся деревянная дверь, выкрашенная в бежевый цвет стены, была почти незаметна, и мне пришлось включить фонарик на телефоне, чтобы найти ее. Я стал ощупывать косяк, пока не нашел кнопку звонка, неприметно утопленную в выщербленный кирпич, и нажал на нее четыре раза: два быстро и два с паузами.

– Теперь ждем, – сказал я и оперся спиной о стену.

Агафья полезла в карман за сигаретами, но я подал знак, что курить сейчас не стоит.

Секунд через тридцать дверь со скрипом отворилась. За ней никого не было, лишь одинокая лампочка без плафона освещала покрытый снизу доверху граффити и надписями заброшенный подъезд. Наверх уходила изящная кованая лестница, тоже вся загаженная краской.

– Ого! – оглянулась с интересом Агафья. – Тут все расписано, прямо как в доме с квартирой Булгакова.

– Да у Булгакова близко такого не было, что здесь увидишь. Ищи дверь.

Мы осмотрели первый этаж. Стены покрывали признания в любви, матерные стишки, жутковатые фантазии на тему советских и диснеевских персонажей мультипликации, комментарии о политической ситуации (некоторые совсем древние, еще перестроечных времен), тэги разных граффити-объединений, среди которых особенно часто попадались засравшие полцентра Juicer, Blamer и Krotek.

– А как эта дверь выглядит-то?

– Как дверь. Каждый раз по-новому. Пошли наверх искать.

Наши ботинки зазвенели по пыльному металлу. Лестничная клетка второго этажа подарила новые наскальные письмена. Бегло оглядывая их, я увидел пару цитат из Булгакова про «кровавый подбой», строчки из песен про проклятый старый дом на русском, на английском – про оборотней Лондона и надпись: «БИБА и БОБА». Там, где по логике вещей должны были быть двери квартир, находились идеально гладкие стены. Мы продолжили восхождение. На третьем этаже лестница делала странный изгиб и продолжала идти наверх, оставляя лишь маленькую площадку, которой едва хватало, чтоб разойтись двум взрослым людям.

Наконец, на четвертом я увидел, что мы искали. Нарисованная, словно детскими руками, дверь на идеально ровной белизне штукатурки. Три черных неровных линии и намалеванное размашистыми мазками пятно, что символизировало ручку. Я приблизился к «двери» и постучал по картинке.

– Чего тебе, человек? – моментально резанул уши шелестящий голос из-за стенки.

Если бы рептилии умели говорить, это звучало бы так.

– МПД. Разговор есть. Дружеский визит.

За дверью зашелестело, там то ли смеялись, то ли готовились меня сожрать. Я оглянулся на ошарашенную Агафью, которая уже потянулась за табельным, и покачал головой.

Как в искусной оптической иллюзии, «дверь» начала открываться, будто проваливаясь сквозь стену, обнажая нутро рюмочной «Последнее дыхание».

* * *

Первое, что увидела Агафья, зайдя в рюмочную, – как у несуразного существа в сюртуке, с длиннющими руками и ногами откидывается половина идеально лысой головы, обнажая в пасти частокол белоснежных зубов. Рукой, болтающейся, словно манипулятор на шарнирах из игрового автомата, тот поддел с барной стойки пожелтевшую книгу и опустил себе в рот.

– Это Книгожор, – отозвался Дима, поймав ее взгляд.

Второе она услышала. Разномастные мертвичи разухабисто, кто во что горазд подпевали песне, доносящейся из колонок:

Мне больно видеть белый свет, мне лучше в полной темноте.

Я очень много-много лет мечтаю только о еде.

Мне слишком тесно взаперти, и я мечтаю об одном —

Скорей свободу обрести, прогрызть свой ветхий старый дом.

Проклятый старый дом!

На словах «проклятый старый дом» вся собравшаяся нечисть разом повысила голоса, так что в рюмочной настала какофония – все затряслось, завыло, завопило, захрипело, закаркало, заскребло когтями по столам, зашаркало лапами по полу, загаркало, заскрежетало. Агафья аж скривилась от резавших уши звуков.

Она осмотрелась. Нечисти здесь было битком. Сидели одиночки и шумные компании, парочки за деловыми разговорами и ей даже показалось – на свидании. За некоторыми столами клубились крылья, когти, хвосты и шерсть. За другими примостились практически неотличимые от людей твари, нечеловеческое происхождение которых было заметно лишь по мелким деталям вроде формы ушей, зубов или четырех пальцев на руках. Помимо запоминающегося книгожора, в глаза ей бросились карлик в неоновом балахоне, возивший за собой детский гроб на колесиках, и старая карга в крупных очках в роговой оправе, прижимавшая к груди березовое полено. В углу на круговом кожаном диване восседала дама с двумя маленькими собачками и отстраненно глядела на собравшихся с лицом Моны Лизы. Агафья не поняла, что с ней не так, она казалась обычным человеком.

Встречал их «бармен» – прямоходящий ящер в коричневых ботинках, костюмных штанах, сюртуке и белой рубашке с короткими рукавами, из-под которых торчали зеленые лапы, покрытые татуировками. Агафья увидела набитые названия музыкальных групп, портреты Гоголя и Лавкрафта и жуткую оккультную символику. Из его длинной, почти крокодильей пасти немного свисал фиолетовый язык, а выпуклые глаза с узкими зрачками изучали вошедших.

– Так что пожаловали? – прошелестел ящер, положив лапу на дверной косяк, чтобы преградить им вход.

– Привет, Казимир. Вопрос по строительству есть, – ответил Барченко фамильярно. – И разве ты нас не пригласишь? Не нальешь?

– Не приглашу. Тут таким, как вы, не место. Особенно МПД, – констатировал Казимир, делая знак подождать мохнатой твари, трущейся у барной стойки.

– Никакого гостеприимства. Ладно, тогда про стройки. Ты же знаешь про котлован у «Савеловской»?

– Да.

– И знаешь, что за нарушение Пакта бывает? Если это кто-то из ваших, лучше сразу мне скажи.

– А то что? – ящер глумливо облизнулся.

– Ну, ты знаешь, обстановка сейчас непростая. Поступит вот на тебя жалоба в Черный Кремль, например. Всякое бывает. Говорят, ты еще в Москве не слишком легально пребываешь, но, думаю, это все слухи от недоброжелателей, ведь так? Просто покажи когтем, а дальше мы сами.

Казимир задумался.

– Вот тут сейчас хорошо будет, – внезапно встрепенулся он. – Крикнул он: «ХОЙ! ЧЕЛЮСТЬ ДОЛОЙ!», трупов вел он за собой, – зашипел ящер, широко открывая пасть, «подпевая» музыке вместе со всем залом, после чего выжидающе посмотрел на нас.

Мы молчали.

– Каждая информация имеет цену. Может, куснуть себя дашь? За ручку? Или ее шейку? – он перевел взгляд на Агафью и облизнулся.

Та опять потянулась за табельным и выпалила:

– А может, тебя лучше отдать под суд за нарушение Пакта?

Тот стал издавать звуки, напоминающие одновременно кваканье и пережевывание ломаемых костей в пасти, наверное, это был смех, а потом опять замолчал и задумался.

– Я вообще-то не ем людей. Но если знаешь, где достать хорошую баранину, сообщи.

– КАЗИМИ-И-ИР, – заревела мохнатая тварь у бара, стуча пустой пивной кружкой по стойке.

– Ладно, человек. Долго же вы про котлован соображали. Я тебе так скажу. Из наших никто к этому не причастен. Происхождение у проблемы человеческое, а дальше думай сам, – он расплылся в улыбке Чеширского Кота. – А теперь вам пора.

И он начал подталкивать нас своими зелеными лапами к двери.

– Пиши, если что вспомнишь, красавчик, – попыталась иронично ухмыльнуться храбрящаяся Агафья в закрывающуюся дверь.

* * *

На следующий день, пока Агафья, которая все настаивала на Агате, а я привыкал, изучала результаты экспертиз со стройплощадки от бывших коллег, я принялся детально изучать историю вопроса по массе источников: от системы «Спарк» до Википедии и газетных вырезок из папки Николая Борисовича.

Изначальный де-факто владелец площадки – Солдатов Алексей Георгиевич, выходец из Бауманской ОПГ, с прозвищем Леша Шрам. Во второй половине девяностых отошел от дел распадавшейся группировки и принялся присматриваться к строительному бизнесу. Крышевал банк «Славянский капитал», который владел ООО «Строймонтажэнергологистика». «Строймонтаж», в свою очередь, путем махинаций отобрал землю под стройку у ОАО «Березы России» во главе с Михаилом Юрьевичем Сиротиным. «Березы» же принадлежали банку «Диалог-Юг», который крышевала азербайджанская мафия. В тысяча девятьсот девяносто седьмом году Лешу Шрама во время стрелки на стройплощадке в упор расстрелял из автомата Калашникова авторитет Равшан Нахичеваньский, впоследствии застреленный другим претендентом на престол московской азербайджанской мафии. Как бы то ни было, со стройкой не сложилось, в тысяча девятьсот девяносто восьмом году грянул дефолт и площадка перешла к структурам, связанным с Московским правительством.

В нулевых история котлована была уже не столь кровавой, но не менее интересной. С тысяча девятьсот девяносто восьмого по две тысячи седьмой год стройплощадка зарастает бурьяном, пока ее не приобретает известный девелопер Стефан Батурский. Возглавляемая им компания «Миракл Кэпитал» обещает построить на месте котлована уникальный небоскреб в виде золотого слитка и набирает дольщиков в проект «в центре будущего делового центра столицы». В котловане начинается даже какое-то копошение, но – и это я нахожу уже в веб-архивах, искать информацию про нулевые гораздо проще – происходит несколько несчастных случаев с рабочими с летальным исходом, из-за чего строительство приостанавливается. Позже, в две тысячи восьмом году, начинается мировой финансовый кризис, под который «Миракл Кэпитал» банкротится, а остатки его финансов и сам Батурский оседают в Лондоне, дольщики же судятся за компенсации еще семь лет. Еще почти два десятилетия, с две тысячи восьмого по наше время, котлован снова радует глаз москвичей ржавой арматурой и сорняками. И вот теперь совместный проект федералов и China State Construction Engineering, какой-то научный центр по беспилотным машинам.

В общем, с одной стороны, вроде ничего особенного, недострой как недострой, в любом городе России есть яма или заброшка с похожей историей. Да и Казимир сказал, что «происхождение у проблемы человеческое». С другой, он не сказал, что мертвичи там ни при чем, а на стройплощадке явно творилась какая-то чертовщина. На всякий случай я проверил адрес в интернете на предмет всяких списков «проклятых мест Москвы» и «мистических точек города», но совпадений не было.

Что оставалось? Вряд ли проблема появилась сейчас, при китайцах. Итого, два коротких периода, когда в котловане начиналась стройка: конец девяностых и нулевых. Искать людей, работавших в «Миракл» и «Строймонтаже», и допрашивать их? Задача реальная, но невероятно ресурсоемкая. Да и о чем и с кем говорить? Ну разве найти человека, что у «Миракла» за безопасность работ отвечал, расспросить, не было ли чего необычного в тех смертях.

Оставались, конечно, еще архивы желтой и оккультной прессы. Что-то в оцифрованном виде, а что-то пылилось в ящиках в архивах МПД. Я написал зумеру Леше в свой бывший отдел, чтобы он поискал любую информацию по найденным именам и юрлицам, а сам начал думать, что делать дальше.

* * *

Я уже засыпал, когда телефон пиликнул, сигнализируя о новом письме в почтовом ящике. Приоткрыв один глаз и щурясь от слепящего экрана, я прочел тему, отправителя и резко сел на кровати. Молодец зумер! К письму от Леши был приложен скан черно-белой газетной статьи на замусоленной бумаге:

Маги на страже банковской тайны

«Славянский капитал» первым в России предложил своим клиентам уникальную услугу – магическое сопровождение. И хотя в службе поддержки опровергают любые оккультные практики в финансовом учреждении, «Скандалы Москвы» первыми выяснили подробности истории за гранью фантастики…

Наш информатор, пожелавший остаться неизвестным, рассказал, что VIP-клиентам банка теперь предлагается особая защита. В службе безопасности «Капитала» появился… сильный белый маг – потомственная чародейка Агрипина! «Да, уже несколько месяцев работает, – подтверждает наш собеседник, – „Славянский капитал“ входит в топ-двадцать банков Москвы, а значит, заботится о безопасности и комфорте своих клиентов во всех сферах жизни, даже паранормальной. Прямо сейчас вы можете открыть вклад „Все включено“ под тридцать процентов годовых, а дополнительно приобрести услуги на астральную защиту».

По словам собеседника, Агрипина может предложить заговоры на финансовое благополучие, на украденную вещь, от пуль, от запоя, от недугов, от черной немочи, растолковать сновидения или погадать на Псалтыре. Стоимость услуг повелительницы тонких материй – от трехсот у. е.

Отметим, что спрос на услуги по магической защите растет среди обеспеченных господ и кремлевских элит. Ранее мы опубликовали расследование об экстрасенсах на службе КГБ и магах, защищающих Бориса Березовского, Егора Гайдара и Бориса Ельцина. Об этом читайте в номере сто тридцать шесть, приобрести старые выпуски можно по подписному каталогу в отделениях «Почты России».

Появятся ли в других банках такие услуги? «Скандалы Москвы» расскажут первыми!

РЕКЛАМА. ГАДАЛКА ЕКАТЕРИНА. Дар от бабушки. Снятие порчи, родовых проклятий, венца безбрачия. Отворот! Бизнес-магия, открою денежный поток. Верну мужа. Пенсионерам скидка. +7 (495) 321–54-

Последние цифры не читались. Впрочем, Екатерина меня не интересовала. А вот Агрипина могла быть зацепкой (если она не завязала с магией, не была шарлатанкой [что редкость], не умерла от старости, не переименовалась, в общем, много «если»). Разгоняя сон, я поставил вариться кофе и принялся за поиски «чародейки» в Интернете.

Оказалось, что диджитализация затронула и рынок магических услуг. Гадалки и ясновидящие теперь созванивались с клиентами по Вайберу, делали заговор на любимого по фото, пересланному в Ватсап, массово снимали порчу в Тик-Токе, а расклады на картах присылали в Телеграме, принимая оплату по QR-коду или криптовалютами. Очевидно, поисковики боролись с рекламой подобных услуг, так что найти что-то по запросу «маг Москва» было проблематично, пришлось вбивать более изощренные ключевые слова, лазать по сайтам-отзовикам и форумам с упоминаниями походов к подобным персонажам. За три часа поиска я нашел двадцать три Агрипины и свалился спать в изнеможении.

На следующее утро, даже не почистив зубы, я поделился результатами работы с Агафьей. Пока я рылся в истории котлована и искал гадалок, она успела смотаться в морг и осмотреть вещдоки. Единственным заслуживающим внимания предметом оказалась найденная в яме пряжа, принятая нами за тряпку. По словам экспертов, нитки были старые, если не сказать старинные, из льна и шерсти коровы, а способ вязки был характерен для Русского Севера и назывался «уточным репсом». Будь состояние ткани получше, она могла бы стать музейным экспонатом. Откуда такая вещь могла взяться на стройплощадке с мигрантами, было решительно непонятно, но это могло относиться к «человеческому происхождению проблемы».

Мы вместе продолжили поиски и принялись за анализ отобранных кандидатур.

В итоге после повторной проверки всех источников и всех возможных Агрипин у нас получилось двадцать восемь кандидаток. Пятнадцать мы отсеяли сразу по фотографии, девочкам явно было до тридцати (а некоторым и до двадцати) лет, а нашей мадам должно было быть сильно за сорок. Шестнадцатая отбракованная, тоже слишком молодая, была самая известная Агрипина, принимавшая участие в шарлатанском шоу про битвы магов по телевизору, и она сильно затрудняла нам поиск своими бесконечными упоминаниями в СМИ, соцсетях и блогах.

Еще пять штук мы отложили как менее вероятных – они давно жили в других странах СНГ и на Украине. Еще, как поведал пост в группе ее поклонников ВКонтакте, одна чародейка недавно умерла, а две, как выяснилось из новостей, сидели в тюрьме за мошенничество (их мы тоже пока отложили). Наконец, про двоих в интернете попадалась информация, но нигде не было никаких контактов или фотографий, возможно, это были дубли. Оставалось две анкеты. С одной я быстро созвонился по Вайберу, та клялась и божилась, что ни про какой «Славянский капитал» не слыхала, а в списке ее услуг значилась «белая любовная магия и магическое сопровождение при родах».

А вот к последней пришлось идти на личный прием. Туда Агафья записала нас по телефону как мужа и жену, она издевательски ухмылялась и подмигивала мне, рассказывая в трубку о возможном родовом проклятии.

* * *

Локация, в которой проживала Агрипина, позабавила Агафью. Когда-то, еще в ее детстве, Арбат сочился уличной магией – гадалками с всевидящими шарами, просившими позолотить ручку цыганками с картами, фокусниками, факирами и глотателями шпаг. Все это вытеснил бездушный потребительский дух нулевых и десятых, когда улица была выхолощена и наполнилась туристическим ширпотребом, промоутерами в костюмах животных, бутиками и фастфудами международных сетей.

Было дело, в трудный момент жизни ей тут погадали за пятьсот рублей. Зима, вечер, по улице гулял январский ледяной сквозняк, от которого негде было укрыться. Агафья шла к метро, тут-то ее и окликнула старушка с просьбой подать денег, сколько не жалко, в обмен на предсказание. Карты были раскинуты в предбаннике соседнего продуктового. Половина гадания состояла из бредовых предположений невпопад, а вторая половина – из разговоров о прошлом, о вещах, которых бабка точно не могла знать, так что Игнатова, тогда не верящая в сверхъестественное и пошедшая на гадание от грустного авантюризма и жалости к бедной старости, ушла от нее в растерянности и глубоких раздумьях. «Увидишь другую сторону города», – сказала тогда гадалка, достав бубновую королеву. Что ж, это предсказание сбылось.

Продуктовый с тех пор стал восточным рестораном для туристов, гадалки исчезли с улиц уж лет пятнадцать как, но Агрипина не изменяла традициям и жила по соседству, в арбатском дворике, арочный вход в который преграждали стилизованные под старину железные ворота с домофоном.

Бордовую дверь, обитую кожзамом, открыла молодая девушка с ворохом татуировок, пирсингов, розовыми волосами и в черной майке с принтом кота.

– Агрипина ждет вас. Разувайтесь, – она жестом показала им, куда пройти.

Из полумрака комнаты несло благовониями и ладаном, повсюду горели толстые свечи, расставленные на паркете, на полках и подоконнике. В центре зала за круглым столом с накрахмаленной узорчатой скатертью сидела женщина в старомодном платье мраморного цвета. Лицо ее покрывала белая вуаль, выдававшая возраст хозяйки, не доходя до морщинистого подбородка. Длинные пальцы с острыми перламутровыми ногтями медленно, словно поглаживая, перебирали какие-то камни и корешки, разложенные полукругом, в центре которого стояло фарфоровое блюдце с водой. Сбоку лежали несколько колод карт и горели свечки поменьше. Хозяйка, казалось, не обратила ни малейшего внимания на вошедших.

Агафья планировала рассказать выдуманную историю, а потом резко вывести вопросы на «Славянский капитал», чтобы застать чародейку врасплох, но, войдя в комнату, она на секунду замешкалась от представшей картины.

– Здравия, – молвила тихо Агрипина. – Садитесь.

– Здравствуйте, я звонила. У нас тут с мужем, – она показала на молчащего Диму, – в общем, похоже кто-то род наш проклял…

– Знаю, не затем ты пришла, – перебила ее гадалка.

Кожа на подбородке слегка натянулась, выдавая улыбку.

– Зачем врешь? Про меня же хочешь что-то выведать. А меня зря обманываешь. Я же не только белую магию знаю.

Старуха резко полоснула по одному из корешков ногтем так, что тот распался надвое. Вода в блюдце моментально закипела, пошел пар. Потом она, кажется, довольная произведенным эффектом, щелкнула пальцами и хрипло захихикала, этот смех напоминал скрип кресла-качалки.

– Рассказывайте, зачем пришли. Вижу, дар у вас самих есть. Легавые вы. Только какие-то необычные, не пойму, в чем дело…

– Агрипина, не буду скрывать, – влез Барченко. – Да, расследуем дело. Возможно, вы нам могли бы помочь. Банк «Славянский капитал» вам знаком?

Теперь, похоже, им удалось удивить чародейку. Старуха даже приподняла вуаль и быстро оглядела их подслеповатыми глазами.

– Ну вы вспомнили. Удивили. Что, если знаком? – прохрипела она.

– Вы работали в банке? Ему принадлежала стройплощадка одна. У нас есть подозрение, что там сила нечистая замешана.

– Так-так, – медленно растянула старуха. – И что же навело вас на такие мысли?

Они вкратце пересказали ей про происходящее на площадке и ее связь с банком.

– Хм. Ну, давайте разложим.

Она достала колоду карт. Агафья присмотрелась – это были не Таро, что-то другое, больше похожие на игральные, они были дополнены яркими рисунками в южной эстетике с преобладаниями красных тонов. На стол выпорхнули карты с изображением метлы, лисы, женщины, дерева и фигуры с косой землепашца. Агрипина задумчиво склонилась над раскладом, потом постучала ногтями по картам с женщиной и деревом и слегка выдвинула их вперед, а затем подложила к ним один из корешков.

– Забавно, забавно. Не зря пришли. Денег с вас не возьму, заинтриговали. Доложим для ясности.

Теперь в руках гадалки были игральные карты. Она тщательно перемешала, потом сняла две и положила поверх выдвинутых. Это оказались дама пик и семерка треф.

– Хо-хо. Прямо знаете, прошлым мне приходит. Моим, словно кто-то из знакомых в этом замешан. Вот видите дерево – это прошлое, дама два раза выпала – какая-то женщина. Метла, коса, лиса – это все про хитрость, конфликт, обман, опасность. Семерка – переговоры. Какая-то сложная конфликтная ситуация из-за стройки была. И женщина в этом большую роль сыграла. Женщина непростая – вот, видите, перевернутая вышла, может, сама со способностями. Посмотрим. Дай руку.

Агрипина опустила палец Агафьи в блюдце и положила свой рядом. Потом капнула в воду воском со свечи и, закинув голову, принялась что-то бормотать, среди каши звуков угадывалось: «Покажи, покажи, покажи». Внезапно по комнате словно пронеслось дуновение ветра, погасившее часть свечей. Чародейка неестественно вернула голову на место и заговорила другим, более пронзительным и моложавым голосом:

– Несправедливо отнятое. Вижу женщину. Словно что-то кладет. Подклад. Война. Кровь! Выстрел. Яма. Живет кто-то. Кукла. Кукла! КУКЛА-А-А!

На мгновение все свечи погасли, затем опять разгорелись. Агафье уже стало не по себе от такого представления. Дима сидел, вытаращив глаза. Агрипина замолчала.

Наконец, гадалка снова заговорила скрипучим старушечьим голосом.

– Кто-то туда подселил нечистого. На месть похоже. Стройплощадка кого-то еще интересовала? Отжали у кого-то. Слова, что говорила, отзываются?

– Так, ну про войну и выстрел вроде сходится. Там же прям на площадке бандита, что ваш банк крышевал, пристрелили. А пристрелили за то, что землю у другого банка отобрал, у «Диалога-Юг», которому принадлежала фирма «Березы России», которая…

– «Березы России»? А-ха-ха, – старуха вдруг затряслась в хохоте и хватила рукой по столу так, что все корешки и свечки с блюдцем подпрыгнули. – А я тут, понимаешь, ритуалы совершаю. Сразу бы сказали.

Дима и Агафья в недоумении переглянулись. Отсмеявшись, хозяйка посерьезнела.

– Не суйтесь туда лучше. Знаю теперь, что за женщина. В «Березах» Раиса работала примерно тогда же, когда и я. Бизнесмены тогда побольше в тонкие материи верили, не то что сейчас, только в золотого тельца. Раиса – ведьма темная, сильная, злая, старинную деревенскую магию практикует. Не знаю, что она там подкинула, но опасно это.

– А как ее искать-то? – начала Агафья.

– Деточка моя, ты слышала, что я тебе сказала? Или ты ебанько? Не суйся туда, худо придется. Как искать, не скажу, ищите сами, если нужно. Пора вам, заболталась я с вами. Прием окончен.

Она наотрез отказалась продолжать разговор и помогать искать Раису.

Уже на пороге Агрипина окликнула Агафью и поманила к себе рукой:

– Наклонись, девочка. Тебе что-то сказать хочу. А ты, кавалер, ступай, – чародейка дождалась, когда Дима выйдет, и прошептала ей на ухо: – Проклятье родовое на твоем брате и отце было. Но все, нет больше, с собой унесли. А напарник-то твой и в мужья годится.

* * *

– Ты бесишь вообще, – неожиданно поведала мне Агафья, когда мы вышли на улицу. – Ты вечно влезаешь, когда я начинаю допрос, перебиваешь меня или решаешь, когда заканчивать. Я как-то думала, что мы равные по должности, нет?

Я опешил, но попытался сменить тему, поджав губы и вскинув руки в знаке капитуляции.

– Игнатова, а что она тебе сказала перед выходом?

– Вот ты опять лезешь, когда тебя не просят! Ты бы очень помог, если б хоть раз помолчал! У меня была легенда, чтоб лучше ее допросить!

– И твоя легенда сразу развалилась, пока ты глазами хлопала. Смысл было от нее правду скрывать?

– Ты сколько следователем проработал, а? Я знала, что делала!

Я не мог понять, чего она взъелась, и пошел, молча поглядывая на нее искоса. Даже злая и в своих чудаковатых, вечно черных нарядах Агафья была привлекательной. Я уже не помню, когда в последний раз смотрел на женщин как мужчина. До Лерки, казалось, ничего серьезного и не было, с ней я на других и не смотрел, а как ее не стало, смотреть перестал. Мимолетная тяга к напарнице напомнила мне обо всем, что я так хотел забыть, и вызвала чувство стыда, перешедшее в болезненные воспоминания. В глазах защипало, я отвернулся и стал рассматривать прохожих. Потом понял, что общество Агафьи мне сейчас невыносимо.

– Знаешь, я хочу побыть один, – бросил я резко и направился в другую сторону не оборачиваясь.

* * *

В первый же раз, когда родители отпустили меня одного гулять на улицу, я прошел десяток километров по московскому центру, любуясь сменявшими друг друга приземистыми желтыми особнячками и громадными сталинскими высотками, тихими кривыми переулками и грохочущими, широкими, как взлетная полоса, магистралями, просторными благоустроенными площадями и давящими дворами-колодцами без единого намека на уют вроде дерева, куста или лавки.

По мере того как я взрослел, прогулки по городу стали моей психотерапией и лекарством от депрессии, разбитого сердца или похмельной головы. Истаптывая тогда еще узкие и разбитые асфальтовые тротуары в теплый июньский вечер, лютую январскую ночь или дождливое октябрьское утро, я выпускал весь накопившийся на душе негатив и заменял его на впечатления от знакомства с новыми местами и наблюдениями за случайными прохожими и сценками уличной жизни. Прогулки помогали мне перезарядиться, проветрить голову, придумать что-то новое, осознать, как вести себя в конфликте, примириться с неудачами. В конце концов они просто поддерживали в хорошей форме мои ноги, нравившиеся девушкам. И, конечно, все изменилось, когда я стал видеть.

Вот и сейчас я топил странный коктейль эмоций, вызванный Агафьей, в широкой мраморной плитке так похорошевших переулков. Ноги несли меня от Арбата в сторону Москвы-реки, я впитывал прохладный, незагазованный здесь воздух, рассматривал случайных прохожих и каждым шагом словно вдалбливал эмоции в землю.

А вокруг шли они. Москвичи и мертвичи. Источала успех рыжая студентка в дорогом белом костюме и серебряных кедах на толстой подошве. Крался вдоль стены мелкий бесенок с только прорезавшимися рогами. Спешил доставщик еды с зеленым коробом на спине. Плыла высокая фигура в черном пальто, шляпе и с тремя рядами глаз на безротом лице. Фланировал чрезвычайно довольный собой обладатель желтых солнцезащитных очков, а также закрученных и напомаженных гусарских усов. Шаркала утепленная не по погоде старушка с палкой в одной руке и надкусанным воробьем в другой. Сидел на карнизе гадкий орлик.

Существует около тысячи вариаций пешеходного маршрута от Арбата до реки, в среднем нужно сменить две улицы и пять переулков. Я гулял минимум парой сотней из них, но в этот раз пошел по самому прямому и короткому: через Денежный переулок, мимо МИДа и сохранившихся здесь еще деревянных домов. Насмотревшись на набережную и сбрасывающие листву деревья, я добрел до метро «Парк Культуры» и поехал в центр, прогуляться от Никольской до Мясницкой и дальше, в сторону «Курской», где были рассыпаны осколки нетронутых с позапрошлого века улочек.

Отвлекись от элитных новостроек, подозрительных офисных зданий без табличек, где занимаются непонятно чем, и баров, открытых вчерашними студентами Высшей школы экономики, и заметишь здесь вылезающий из-за поворота четырехсотлетний храм, теряющийся среди сталинок, роскошную усадьбу, ныне мрачную психбольницу, что десятилетиями не видела ремонта, или отселенный доходный дом с закрашенными серой краской окнами, который скоро либо снесут, либо превратят в «клубное жилье», а пока там заседают наркоманы или мертвичи.

Но для начала я вышел на «Площади Революции» полюбоваться на «статуи» собак. Они всегда меня забавляли, мирные, беззлобные первородные хранители, никто не знает, откуда они взялись и что за силу представляли. Говорят, что, когда станцию уже готовились открыть в тысяча девятьсот тридцать восьмом году, они просто появились одной ночью и сели рядом с фигурами красноармейцев. С изумленного скульптора Манизера, оформлявшего интерьер, власти даже расписку о неразглашении взяли. С тех пор вот уже почти век они сидят там. Обычные москвичи даже не видят, что собаки на самом деле наклоняются к стремящимся погладить их туристам, подставляют уши, нос, бьют хвостом от удовольствия по ногам своих бронзовых спутников. А ночью, уже когда путевые обходчики, ремонтные бригады и уборщики покидают станционный зал, собаки слезают со своих постаментов и радостно бегают по платформе, приподнимая лапы на жежелевский гранит.

По мере прогулки я успокаивался, мысли в голове структурировались и приводили меня к мало радующим выводам. Итак, мы искали ведьму Раису. Ведь, чтобы разобраться с котлованом, надо было понять, что она подложила. Агрипина проговорилась, что колдунья использует деревенскую магию. Если это то, что я думал, то дело принимало странный оборот, это будет уже второе, помимо банника, прямое или косвенное проявление в Москве объявленных вне закона древнерусских РПО и древнеславянского колдовства за пару месяцев.

Вся эта нечисть, самостоятельная и призываемая людьми с даром, относилась к так называемой фракции народников, той части потусторонних сил, которая отвергла главенство Пакта и Черного Кремля. Лешие и водяные, мавки, полудницы и полевики, криксы и двенадцать лихих сестер – не счесть их. Весь этот пантеон древних чудищ и демонов из деревенских поверий был так же свободолюбив и анархичен, как русский народ, и не признавал над собой никакой власти, да и не тянулся особо в города. При заключении Пакта Черный Кремль неожиданно проинформировал переговорщиков от МПД о ренегатах, отказавшихся жить по новым правилам, и сам отрекся от их защиты.

Народники ушли в провинцию, в глубокие леса и отдаленные села, в непроходимые болота, в северные реки, в Сибирь, в общем, места, куда еще не добрались активно осваивавшие страну купцы и промышленники. И чем больше урбанизировалась Россия, чем больше городские забывали страшные сказки предков, тем быстрее народники теряли силу. Цивилизация наступала, а с ней и согласившаяся на Пакт нечисть, люди и МПД. Коммунизм окончательно похоронил русскую деревню, а с ней и все былое могущество народников. Большинство имен и образов стерлись из памяти людей, с этим ушла и сила. В тридцатые и после войны министерство еще дополнительно отлавливало недобитков по заброшенным церквям, усадьбам, пионерлагерям и колхозам, словно подкрепляя в бессознательном советского человека знаменитое: «В космос летал, бога не видал». Или: «В деревне бывал, лешего не видал».

В общем, в двадцать первом веке упоминания о встречах с народниками, а уж тем более их преступлениях против людей стали чрезвычайно редкими и приходили в основном из совсем глубокой провинции. И теперь уже два подтвержденных случая в сердце страны. И будут новые, как говорила моя чуйка. Еще бы она говорила, где теперь искать Раису. Тем вечером я опять провел интернет-расследование и загрузил Лешу задачей копать архивы, но пока поиски ничего не давали.

* * *

Разнообразные гадалки, маги, ведуньи, чародейки и предсказательницы оставались, как и странные силы вроде собак на «Площади Революции», как бы за скобками экосистемы, где существовали люди, МПД и нечисть с Черным Кремлем. Большинство этих одаренных, но неспособных в большинстве случаев видеть людей даже и не подозревали о существовании каких-то правил, пактов и организаций и за исключением самых уж вопиющих случаев проходили как мимо радаров министерства, так и нечисти, которая выбирала в союзников или жертвы лишь самых одаренных из них.

Существовали и отдельные посвященные, например, в Москве проживало шесть магов, с кем мы по необходимости сотрудничали. Было и некоторое количество колдунов, знавших о существовании Черного Кремля, однако их количество и личности нам были неизвестны. Если Раиса была заметной и сильной ведьмой, теоретически мы могли запросить данные о ее местоположении у мертвичей, сославшись на подозрение в ее причастности к народникам. Еще можно было обратиться к нашим белым магам с просьбой о помощи в поисках. Чтобы дать ход любому из этих вариантов, требовалось писать запрос на имя самого Филатова, уж слишком тонкие и мощные механизмы затрагивались в этой игре. Так что я решил подготовить сразу два документа, за этим бумагомарательством меня и застала Агафья.

– Кукла и подклад, – и не думая как-то извиняться за вчерашнее, она плюхнула мне на стол пыльную монографию «Русские деревенские поверия, чернокнижие и народники в СССР». – Агрипина сказала «кукла», «подклад» и «деревенская магия». Я сразу поняла, что надо рыть в сторону народников.

Агафья подозревала то же, что и я.

– Ну и вот, пожалуйста.

Кикимора

Запускаемый по злобе в дом дух, суть женщина, унесенная во младенческом возрасте чертями. В истинном обличии – кукла, подкладываемая в дом с особым наговором. Часто подбрасывается в строящееся здание в качестве мести за недостойную оплату работы строителей или для проклятия хозяев. Проявляет себя тем, что беспокоит жильцов: стонет из-за печи, пляшет ночами, бросается вещами, воет, как зверь. Кикимора не только мешает жить людям, но по настроению может поделать и домашние дела, например помыть пол или соткать пряжу. Однако прядет она часто неумело, путает и рвет нитки, бросает недоделанное, может поломать веретено. Народные способы борьбы с кикиморой: задабривать или выгнать на семнадцатое марта, день Герасима Грачевника, словами: «Ах ты гой еси, кикимора домовая, выходи из горюнина дома скорее, не то задерут тебя калеными прутьями, сожгут огнем-подымем и черной смолой зальют».

Дочитав, я улыбнулся Агафье, перестав на нее злиться. Даже назову ее Агатой. Дело подходило к развязке.

Я снял трубку телефона внутриминистерской связи.

– Николай Борисович? Здравствуйте, Барченко, запрос на поддержку спецназа и отдела сокрытия по нашему котловану. Да. Подозрение на кикимору. Да, народники. Подклад. Да. Батюшка? Нет, лучше не звать. Слушаюсь. И прошу внеочередного обращения в Черный Кремль о данных и местоположении по черной ведьме, в конце девяностых была известна как Раиса, работала в фирме «Березы России». Раиса, ОАО «Березы России». Да, подозреваемая. Есть косвенное подтверждение от двух источников. Да. Формальную бумагу пришлю. Так точно. До свидания.

Сегодня будет один из тех последних московских осенних вечеров. Вечеров, когда еще тепло, когда улочки как-то добродушны и милы и залиты теплым фонарным светом, когда на деревьях еще есть листва, трава еще зелена, а где-то приятно пахнет прохладой реки или теплом подземных магистралей. Когда прохожие городские романтики пытаются поймать последнюю частичку чьей-то любви, витающей в воздухе столицы, или частичку любви к столице, в общем, надышаться напоследок перед шестимесячной заморозкой жизни. Я думал сегодня пройтись по Остоженке и ее дворам, посидеть с кофе и круассаном на лавке под стеной Белых палат семнадцатого века, а может, по Пятницкой, а потом Дубининской, мимо новых небоскребов до самого Данилова монастыря, там вообще можно сесть на трамвай и долго ехать куда глаза глядят, хоть смотреть, как уходит в закат Бобровый остров в Нагатинском затоне, хоть гулять по экспериментальному микрорайону в Чертаново.

Такого вечера у меня сегодня не будет. Вечер у нас будет горячий.

Запись телепрограммы «Москва. Экстренный вызов» от 5 октября

Светопреставление.

В интернете расходятся записи странных событий, наблюдавшихся прошлой ночью в районе Третьего кольца у метро «Савеловская». Место происшествия – печально известный долгострой, становившийся местом бандитских разборок и несбывшихся архитектурных надежд. Недавно стройка возобновилась.

Из-за душераздирающих воплей, скопления автомобилей и скорых, а также необычных световых проекций в небе в полицию поступили многочисленные звонки от жителей домов, располагающихся по соседству. На разлетевшихся кадрах короткого видеоролика видно подлетающего над забором стройки человека в странном обмундировании, яркие разноцветные вспышки света, проламывающий строительные ограждения КамАЗ без водителя и даже священника, пытающегося проникнуть на территорию через проделанную грузовиком дыру.

К разочарованию многих, мы вынуждены опровергнуть конспирологические теории, начавшие распространяться в сети. Владелец стройплощадки уже выступил с официальным объяснением и принес извинения жителям САО, которым доставил неудобства. Оказывается, таким оригинальным образом было отпраздновано возобновление строительства после многолетнего перерыва: вокруг ожившего котлована было организовано акробатическое шоу со спецэффектами для топ-менеджмента, деловых партнеров и всего коллектива строителей. Часть шоу коснулась и печального прошлого площадки, когда в конце девяностых вокруг нее проходили настоящие бои между ОПГ. Именно фрагмент этого исторического повествования и оказался на видео из сети.

Василий, работающий здесь электромонтажником, не скрывает эмоций:

– Мне очень понравилось. Смелое, искреннее, неожиданное шоу.

Некоторым местным жителям, впрочем, недостаточно извинений:

– Полное безобразие! Мы будем добиваться компенсаций! Это уже не первый раз, когда со стройки идет шум ночью, но сегодня они себя превзошли!

Инна Святенкова, местный муниципальный депутат от партии «Апельсин» уже собирает инициативную группу для обращения в суд.

Тем временем в пресс-службе застройщика на наш вопрос о компенсациях для жителей района пообещали дать ответ не позднее конца недели.

Судя по всему, вина за проведение шоу в столь поздний час лежит на подрядчике-исполнителе, неправильно согласовавшем время с китайскими коллегами и забывшем учесть разницу во времени. Неудачливые шоумейкеры теперь будут оштрафованы Правительством города, возможно, у них и отзовут лицензию на организацию культурно-массовых мероприятий.

Что ж, вот такой оригинальный пиар от строителей и своеобразные трудности перевода. Переходим к следующему сюжету.