Московский лабиринт

Глава 1

В который раз одолеваем ступеньки и выбираемся в сухое помещение с полуобвалившимся сводом. Посреди комнаты — аккуратная груда камней. С прикрепленной металлической табличкой. Черные буквы на светлом фоне: «Могила неизвестного диггера».

Настоящая? Или что-то вроде подземного юмора?

Артёму захотелось рассмотреть поближе, но Грэй схватил его за шиворот и сунул под нос экранчик «мыльницы», на котором часть помещения с «могилой» была выделена ярко-красным цветом:

— Здесь и так хватает достопримечательностей, Артёмчик. Две могилы рядом — это уже будет перебор.

После всех витиеватых изгибов путеводная линия привела в относительно широкий и сухой туннель. Но дальше дело застопорилось. Впереди был завал. Как раз в аккурат поперек безмятежно зеленой линии.

— Отдыхаем, ребятки…

Грэй снял рюкзак и сел, разложив «мыльницу» на коленях. Сдернул кислородный аппарат, почесал обросший подбородок. Застучал пальцами по клавиатуре.

Артем, избавившись от груза, опустился рядом. Кашлянул и ехидно спросил:

— В чем дело, компьютерный гений? Софт «глючит»?

— Этот софт понадежнее твоих мозгов… Я проложил маршрут, но схема оказалась неточной.

— Когда ее составляли, завала еще не было, — допустила я.

— Наверное…

— Так какие проблемы? — удивился Артем. — Давайте проложим новый маршрут…

— Проложить не вопрос. Выставь конечную точку, и программа сама изберёт кратчайший и безопасный путь.

— Ну?

— Гну… Это тебе не в «Dungeon» резаться. Я хотел добраться до одного места… В общем, там можно было бы отсидеться пару дней. Я хорошо знаю тот район…

— А что, по-другому туда не попадёшь? Только через этот туннель?

— Смотрите сами. — Грэй нажал несколько кнопок. Экранчик мигнул, появилась карта Москвы, На черно-белой карте выделялась зеленая точка. — Наша цель.

Доктор тиснул клавишу, и снова высветилась схема коммуникаций. На этот раз в более крупном масштабе. Зеленая линия зазмеилась по подземным лабиринтам.

Артем поглядел на масштабную линейку и присвистнул:

— Это ж пол-Москвы надо протопать!

— Да. Хорошим шагом — часов семь. А уж твоим шагом. Артёмчик…

— Только не надо переходить на личности, — обиделся физик. — Человек, можно сказать, полжизни проторчал перед «компом», а его навьючивают, словно верблюда, и гоняют, как зайца…

Грэй улыбнулся. Помолчал, раздумывая. Более серьёзным тоном добавил:

— Если бы дело шло только о нашей безопасности, вполне можно обосноваться даже где-нибудь здесь, — тыкнул он пальцем в экран, — по ту сторону подземной реки. Никакие собаки не учуют. Выбрать закоулок посуше и хоть неделю пережидать…

— Неделю? — у Артема отвалилась челюсть. — Да у нас продуктов максимум на три дня. И воды…

— Вода здесь есть.

Физик скорчил такую гримасу, что я невольно прыснула.

— Да, Артёмчик, да, — твердо кивнул Грзй. — Будет надо — будем и это пить. Обеззараживающие таблетки у нас есть.

— Таблетки не отбивают запах.

— Ничего. Зажмешь нос, — отмахнулся доктор. — Проблема в том, что мы не можем всё время оставаться под землей. Ретрансляторов здесь нет…

— Диггеры не догадались понаставить, — хмыкнул Артем.

— Вероятно, Чингиз получил наше сообщение. Я думаю… я надеюсь, он будет пытаться выйти с нами на связь. — Грэй снял «ночники» и шапочкой вытер лоб.

Физик помолчал. И признал, грустнея:

— Это правда. Без материалов по «Стилету» даже от меня толку мало…

— Толк есть. Как бы странно это ни звучало… Вот времени воспользоваться твоими способностями — уже не будет.

Я вспомнила — Чингиз говорил о двух годах. Именно на столько наши должны опережать «штатовцев». Успеть восстановить всё с нуля нереально. Даже если Артем — гений в своей области.

Доктор опять склонился над «мыльницей», изучая карту:

— Ты хорошо знаешь Развалины, Таня?

— Не очень. У меня есть кой-какие знакомые… Но не в этом районе.

— А далеко? — с надеждой поинтересовался Артём.

— Без разницы. Как раз в места, которые мне хорошо известны, нам сейчас лучше не соваться.

Физик прикусил губу и замер, привалившись к тянувшейся вдоль стены трубе. Спустя пару секунд не выдержал:

— Слушай, Таня… А если они сейчас идут за нами? Если они до сих пор читают твои мысли…

— Нет. Я бы почувствовала.

— А если они мои мысли прочтут? — встрепенулся Артем.

— Тогда они сильно разочаруются, — вставил Грэй. — Или получат несварение мозгов. Хватит болтать… Надо возвращаться.

— Куда это? — с опаской уточнил физик.

— Сюда. — Палец доктора коснулся новой зеленой точки на экране. — Ближайший выход на поверхность.

Я присмотрелась:

— Почти в центре Северных Развалин… Ни разу там не была.

— Я тоже. Значит, место подходящее.

Спустя полчаса добрались до крохотной комнатки с бетонными стенами, на одной из которых была аккуратно выведена здоровенная надпись 2348/54-ЦН. Ни Грэй, ни я понятия не имели, что это обозначает, а в нашей схеме не было пояснений. По крайней мере мы не заблудились. Согласно схеме, именно такая надпись здесь и должна быть.

Дальше путеводная линия указывала вверх. И в самом деле, на потолке зиял широкий, круглый люк. Через него можно было разглядеть отвесную стальную лесенку. Ничуть не ржавую.

Только туда надо еще добраться. Комнатка махонькая по периметру, но зато в высоту — не меньше трех с половиной метров. Судя по остаткам крепления раньше внизу тоже была лесенка. Но кто-то побывавший здесь до нас успел её позаимствовать. Руки бы оторвала…

Веревка у нас имелась. А как ее закрепить наверху? В отличие от героев боевиков у нас не было ни специальных крючьев, ни метательных приспособлений, чтобы эти крючья туда забросить.

Мы переглянулись. Грэй пожал плечами. Как самый высокий и массивный, он уже смирился с предстоящей ролью. И посмотрел на физика:

— Артёмчик, знаешь что мне в тебе нравится?

— Наверное, выдающийся интеллект.

— Не-а. Вес.

Артем презрительно хмыкнул, сбрасывая груз. Стащил бронежилет. И бойко подступил к плотной фигуре доктора:

— Ну-ка подсади…

— Минутку, — остановил Грэй и постучал кончиком пальца по гранате РГД-2 на животе у физика. — Это тоже сними. Не дай бог, загремишь вниз — будет много шума.

— От одной-то гранаты? — усмехнулся Артем, но спорить не стал.

Через секунду доктор поставил руки в «замок», и физик начал карабкаться ему на плечи. Я как могла участвовала в процессе. И всё равно зрелище было душераздирающее. Что-то среднее между покорением Эвереста и Кин-Конгом, взбирающимся па небоскреб.

Наконец грязные ботинки Артёма оказались в опасной близости от головы Грэя. Правда, оптимизма это не добавило. С таким трудом воздвигнутая конструкция грозила развалиться от малейшего резкого движения.

Доктор балансировал как мог, пытаясь сгладить дефекты нашего архитектурного проекта. Но «второму этажу» явно не хватало прочности. Артем ухватился за край люка и отчаянно пытался подтянуться.

Из этого мало что выходило. По крайней мере не выходило ничего хорошего. Грязные подошвы елозили по плечам и шапочке Грэя, физик пыхтел, как старинный паровоз, я бегала кругом, страхуя на случай обвала хлипкой «надстройки».

Первому это надоело Грэю.

— Слезай, — сердито буркнул он.

Физик замешкался, и доктор сам выскользнул из-под его ног. Артем остался болтаться в воздухе под испепеляющим взглядом Грэя. Потом ему тоже надоело, и он спрыгнул.

— Слушай, — хмуро поинтересовался доктор, — ты хоть раз в жизни на турнике занимался? Только не спрашивай, что такое турник, а то я огорчусь еще больше.

— Давно это было, — с эпической грустью поведал Артем. — Разов восемь я подтягивался.

— И с тех пор прошло много-много дней, — в тон ему продолжил Грэй, — много ночей с вирт-шлемом на башке.

— Ну-у… — замялся физик.

— Только не вздумай рассказывать, сколько громил ты уложил в «Айрон фисте»… Артёмчик, ты ведь живешь в этом мире, не в том… Хотя бы гимнастику по утрам надо делать…

— Иногда делаю.

— Ага. Если просыпаешься утром, а не в час дня.

Какое-то время мы сидели молча. Я взглянула на циферблат:

— Кстати. Сейчас без четверти два. А мы еще ничего не ели. Погони я не чувствую… Может, сделаем маленький перерыв на обед?

— Не заслужили мы обед, — пробурчал Грэй. Артем заёрзал, но промолчал.

Доктор махнул рукой:

— Ладно… На сытый желудок думается лучше…

Обед был скромный. На большее не хватало ни времени, ни ресурсов. Каждому — один консервированный бутерброд из штатовского армейского пайка, нарезанное ломтиками яблоко в вакуумной упаковке и стаканчик воды.

Наверное, доктор был прав насчет мозгов.

Дожевывая яблоко, Артем вдруг хлопнул себя по лбу и, бормоча что-то нечленораздельное, взялся за притороченный к своему рюкзаку сороказарядный «вайпер».

— Чего? — сначала не понял Грэй. Так и не прожевав толком, физик выразительно указал в сторону люка. И не вдаваясь в дальнейшие объяснения, стал привязывать веревку к «вайперу».

Я прикинула расстояние между перекладинами лестницы и удивилась, как это нам раньше не пришло в голову.

Первый и второй бросок Артема оказались неточными. Пистолет-пулемет гремел по лестнице и падал вниз. Третий раз был удачнее, но, когда физик дернул за веревку, «вайпер» проскользнул между перекладинами и свалился ему на голову.

— Дай-ка я попробую, — миролюбиво предложил Грэй. — Ты хоть на предохранитель-то его поставил?

Артем ответил яростно-свирепым взглядом.

И следующая попытка увенчалась полным успехом. Оружие зацепилось, и Артем, натянув веревку, посмотрел на нас горделиво.

— Талант, — развел руками Грэй — самородок…

Пока восторги не развеялись, физик стал карабкаться наверх. Вышло это не очень быстро. Но мы уже были готовы простить небольшую заминку.

Он понадежнее закрепил веревку на перекладине. Следом взобрался Грэй. Потом дошла очередь и до рюкзаков. Я привязывала их к веревке, а доктор и физик вытаскивали их, словно рыбаки богатый улов. Аналогичным манером хотели поднять и меня. Но я отказалась. И вскарабкалась вполне самостоятельно. Рука уже не болела. Разве что была еще слабая.

Дальше особых проблем не предвиделось. Вертикальная шахта с гладкими бетонными стенами, железная лесенка — в хорошем состоянии. И настроение у всех, включая Артема, было бодрым.

— Что там? — уточнил физик, запрокинув голову и разглядывая крышку люка высоко над нами.

— Опять лестница, — ответил Грэй, перекладывая дополнительную пару автоматных магазинов из рюкзака в карманы.

— А выше?

— Подвал.

— Это ясно. А если там опять сюрприз? Как в туннеле?

— Артёмчик, даю слово… Самое интересное ты не пропустишь. А теперь тихо… Я пошел.

Рюкзак он ославил внизу, но поднимался без лишней спешки, экономя силы. «Барс» ритмично покачивался на боку. Мы с Артемом ждали — физик с «вайпером», я со вторым «барсом». Наблюдая за уверенными и спокойными движениями доктора, я подумала, что для сугубо невоенного человека держится он прекрасно. Почти как Иван. Только внутри майора всегда чувствовалось что-то несгибаемо твердое. Будто каркас из сверхпрочного металла. В Грэе было другое… Что именно, я еще не поняла.

Наконец доктор сдвинул запорную рукоятку и приоткрыл крышку люка. Выглянул в щель. Быстро откинул крышку и выбрался наружу.

Спустя несколько секунд в отверстии опять показалась его голова:

— Поднимайтесь.

Артем, кроме своего, проворно схватил груз доктора.

— Не надо, — махнул Грэй. — Заберу сам.

Физик пропустил его слова мимо ушей. С двумя рюкзаками карабкался он довольно быстро. Наверное, близость выхода придала ему новые силы. У меня тоже подземелья сидели в печенках. Умом-то я понимала, что в Москве это самые надежные места. Но так хотелось поскорее глотнуть свежего воздуха. Несмотря на все связанные с этим опасности.

А ещё я прикидывала, как подхватить Артема, если он свалится мне на голову.

Мы оказались в длинном помещении. Тонкий слой пыли на бетонном полу. Вдоль стен в несколько рядов какие-то трубы, кабели. Под потолком — плафон с лампочкой. Наверное, где-то здесь должен быть и выключатель… Только мы не собирались им пользоваться.

Нам предстоял очередной подъем. Наклонная лесенка с перилами. Всего три метра высотой. Снова люк с замком. Это становилось уже однообразным.

Артем нетерпеливо взялся за перила.

Грэй мягко отстранил его и двинулся первым.

3апор провернулся, но крышка люка не поддавалась. Доктор скинул свой груз и навалился плечом. По его дыханию я поняла, что дело серьёзное. Неужели опять придется возвращаться?

Сверху зашумело, будто перекатывались камни. А спустя пару секунд крышка таки сдвинулась. Немного, но вполне достаточно, чтобы протиснуться. Грэй полез наружу. Следом — Артем. Я — последняя.

Сразу стала ясна причина затруднений. Часть внутренней стены обвалилась — как раз над выходом. Крышку заклинило грудой кирпичей и перекосившейся бетонной плитой. Вероятно, нам бы пришлось возиться очень долго. Если бы нам не помогли.

Чумазый мальчик лет шести обеими ручонками держал обломок кирпича. И внимательно смотрел на нас. Испуган он не был. Скорее удивлён и заинтригован. Как если бы наше появление было деталью циркового номера. В помещении не было окон, но видел он нас хорошо — рядом на полу теплился самодельный светильник, должно быть залитый солярой или керосином.

— Вы кто? — кирпич выпал из ладошек.

Первым отреагировал Артем:

— А кто живет под землей? Конечно, гномы. — Он достал из кармана пакетик жвачки и протянул ребенку: — Держи. Мы добрые, хорошие гномы. Только никому нельзя про нас рассказывать. Иначе всё волшебство пропадёт.

Жвачка была немедленно принята. Но с «пропагандой» вышел облом.

— Не надо врать, — осуждающе покачал головой ребенок и серьезно добавил: — У гномов нет пистолетов.

Словно он каждый день встречал толпы сказочных персонажей.

— А мы такие особые гномы, — не сдавался Артем, — гномы с большими пистолетами.

— А чего вы такие высокие?

— Ну… — замялся физик, — мы хорошо питались. И спортом занимались…

Я прыснула, вообразив Артема извивающимся на турнике. Физик бросил на меня недовольный взгляд. И приоткрыл было рот, собираясь продолжить воспитательную беседу. Но тут вся педагогика полетела к чертям.

— Отойди от них! — сердито выпалил новый персонаж, возникший из провала в стене. Худенькая девочка в дырявом пальто на голое тело. Кажется, лет одиннадцати. Только в руках она держала совсем не игрушку — девятизарядный, тронутый ржавчиной «макаров».

Мальчуган боязливо от нас попятился. Физик онемел. А я шагнула вперед. Чтобы оказаться между черным зрачком ствола и моими товарищами.

— Стоять! — угрожающе зазвенел тонкий голосок.

— Погоди, Таня.

Я скосила глаза на доктора. Он присел на корточки и ровным тоном выговорил:

— Не надо нас бояться.

Снял «ночники», шапочку-маску и улыбнулся. Так, как он умел улыбаться. Мягко, обезоруживающе…

— Давайте знакомиться. Меня Грэем зовут.

— А меня — Павлик! — с достоинством отозвался мальчик.

— А тебя?

— Не твое дело… — процедила девчушка сквозь зубы.

— Хорошее имя, — весело прищурился доктор. — Знаешь, мы никому не хотим вреда. Мы случайно здесь оказались. И сейчас уйдем.

— Врёте вы всё. Вы — полицаи!

Опускать ПМ она явно не собиралась.

— Умница, — одобрительно кивнул Грэй. — С незнакомыми людьми так и надо. Но мы-то уже познакомились. У меня кое-что есть, и я хочу поделиться. Консервы любите?

При упоминании консервов из-за спины девочки выглянуло ещё одно пугливо-любопытное личико. Лет семи, не больше.

— Артём, принеси рюкзак, — будничным тоном попросил доктор. — Только спокойно.

Физик подчинился. А я не сводила глаз с девчушки. Я бы смогла ее обезоружить. Без особого риска. Посмотрела на Грэя. И прочитала в его взгляде: «Не надо».

Он был прав. С местными нельзя ссориться. Даже если это всего лишь ребёнок. А ещё я чувствовала что-то вроде неловкости. От одной мысли, что придётся выкручивать эти тонкие, похожие на хрупкие тростинки руки… Наверное, ей так трудно держать этот тяжелый пистолет.

Я чуть-чуть двинулась вперед… Будет неприятно, если ее палец на спусковом крючке занемеет, сожмется в судороге…

И всё-таки она молодец. Не струсила, не сбежала. Одна с ржавой «пукалкой» против троих вооруженных взрослых. А на вид и не скажешь… Хлипкая, как только душа в теле держится. Лишь глаза… Только по ним и можно понять, что в нужный момент рука у неё не дрогнет…

Доктор стал выкладывать консервы на грязный пол.

Я заметила, как словно тень промелькнула на лице девочки. Банки были оклеены яркими этикетками: тушенка, рыбное филе, колбасный фарш… В герметичных пакетах — консервированные бутерброды и жареное мясо.

Павлик вытаращился не мигая, будто боялся — стоит моргнуть, и все это удивительное, почти сказочное изобилие растает без следа. Наверное, сейчас бы он легко поверил, даже если бы мы назвались не гномами, а черепашками-ниндзя…

Мальчуган шагнул вперед и тут же замер, просительно, страдальчески оглядываясь на свою защитницу. А та кусала губы, переводя взгляд то на нас, то на груду ярких банок и пакетов…

Мне стало стыдно.

В эту секунду из-за спины девочки выскользнула третья фигурка. Наконец мы смогли рассмотреть её получше. Во взрослом пиджаке с далеко перешитыми пуговицами, свисающем ниже колен, как пальто. Голова замотана косынкой — не разберешь, то ли он, то ли она.

Человечек проворно метнулся к груде консервов и ухватил большую пластиковую банку с тресковым филе. Банка вывалилась и покатилась по полу. Ребенок опять схватил её и опять выронил. Слишком большую банку неудобно держать в маленькой ладошке.

Было странно, что человечек не помогает себе второй рукой. Потом я присмотрелась к болтавшемуся длинному рукаву. Рукав был пустой.

Я села на корточки, подняла банку и сунула в тонкий пластиковый кулек. Протянула отпрянувшему ребенку. Глаза из-под косынки боязливо-радостно сверкнули в ответ. Тонкая ручонка потянулась в мою сторону.

— Не трогай, — с безнадежностью выдавила девочка. Она всё ещё держала нас на мушке и боялась двинуться с места.

Но тут не выдержал Павлик. Подскочил к разложенным консервам и схватил упаковку с жареным мясом. Отбежал в угол и принялся изо всех сил кромсать ее маленьким ножичком.

— Брось, брось! — закричала девочка. — Оно отравлено!

Тот и ухом не повел. Подцепил кусок, торопливо отправил прямиком в рот. Потом еще один, ещё… Словно целый мир стоял у него за спиной и только о том и думал, как бы отнять у него вожделенную сочную мякоть.

Девочка опустила пистолет и кинулась к упрямому Павлику, отчаянно пытаясь выдрать упаковку из его цепких «клешней». Мальчуган хныкал, но не сдавался. Замотанный в косынку ребенок-калека удивленно наблюдал за этой титанической борьбой.

Грэй и Артем подняли рюкзаки и через дыру в стене выбрались из комнаты. Я замешкалась. Всё-таки вернулась и схватила из груды продуктов точно такой же пакет с мясом. — Смотрите!

Разорвала упаковку, дослала кусочек и принялась жевать под пристально-испуганным взглядом девочки. Проглотила.

— Не отравлено. Понимаешь?

Она слабо кивнула.

— Можно есть. Только не всё сразу. А то заболеете.

Пора было идти.

Но что-то не отпускало меня. Я сдвинула «ночники» и несколько секунд смотрела на детей так. Пляшущий огонек светильника придавал худеньким лицам больше жизни, чем её было на самом деле.

— Вам надо уходить, — выговорила я наконец. Из этого дома. Из этого квартала. Следом за нами могут прийти другие… Опасные.

Распахнула железную дверь и, взлетев по лестничному пролёту, догнала своих. Грэй и Артём молча стояли в сумрачной комнатке без окон и ждали.

Они слышали? Да, я сделала глупость. Теперь по Развалинам поползут слухи. О трёх выбравшихся из-под земли беглецах. О том, что по пятам за ними движется беда.

Такую интересную историю осведомители не прохлопают. А честные — могут испугаться. И не пустить нас в свой район.

Доктор был без «ночников» и шапочки. Я могла видеть лицо.

— Грэй…

— Да, я знаю… Все правильно, Таня.

Взглянул на меня, будто ничего не произошло. Прищурился почти весело:

— А теперь нам надо оказаться как можно дальше отсюда.

Глава 2

Короткий коридорчик. Перекошенная и свисающая на одной петле дверь. Наконец-то мы шагнули к яркому дневному свету. Первое, что я заметила — кусок выгоревшего календаря на стене. Число «2012» и смешной разноцветный драконник всё ещё отчётливо выделялись на желтоватом фоне. Точно такой — я купила на вокзале, по дороге домой… Повесила его у нас в гостиной, рядом с книжной полкой… Январь 2012-го, как раз после успешного завершения первой сессии… Последняя мирная поездка в Воронеж.

Деревянный пол — едва ли не весь выломан с мясом, а это клочок бумаги — уцелел.

Другие открытия оказались не такими приятными.

У пустого оконного проёма стоял юноша лет шестнадцати и пристально вглядывался куда-то наружу.

Был он высок и костляв. Одет в драный российский камуфляж. В руке держал нож. Хороший спецназовский нож. Кажется, что-то строгал из куска деревяшки. Рядом с его коленом к стене был прислонен АКМ.

Остатки половиц заскрипели у нас под ногами, но юноша обернулся не сразу. Пробормотал:

— Иришка, я же говорил внизу посидеть…

Увидев нас, он оцепенел.

— Привет, — сказал Артем. — Мы тут проходили мимо…

Физик нервно ухмыльнулся. Запас его красноречия слишком быстро исчерпался.

Грэй более конкретен, хотя и вежлив:

— Пожалуйста, положи ножик и отойди в сторонку.

Юноша покосился на свой АКМ, но не стал возражать. Пистолеты-пулеметы в наших руках выглядели разумными аргументами.

Доктор взял автомат, а нож зафутболил глубоко под края половиц.

В это мгновение ситуация осложнилась. В оконном проёме возникла еще одна физиономия. Почти детская. Физиономия удивлённо моргнула и не слишком дружелюбно на нас вытаращилась. А со стороны дверей заскрипело. Кто-то невысокий зыркнул внутрь и исчез, быстро, как привидение.

Грэй, не сводя глаз с местных, хлопнул меня по плечу. Я поняла без слов. И пока мы с Артёмом шли в дальний конец комнаты, балансируя на гнилых досках, и карабкались через высокий подоконник, Грэй осторожно пятился, прикрывая отход.

Когда он последним спрыгнул на кучу мусора, мы бросились за угол ближайшего здания. Промчавшись квартал, резко метнулись влево. Нырнули в кусты. Ещё пару кварталов бегом. Удивительно сохранившийся скверик. Грэй освободился от трофейного АКМа, сунув его в густую траву.

Минут пятнадцать мы без передышки неслись, петляя между домами и никого не встретив. Кругом был обычный пейзаж. Мусор, остатки домашнего скарба, разбросанные поперёк улиц. Всё покрыто застарелой грязью и пылью. Только трава, пробивавшаяся везде сквозь мусор, сквозь трещины на асфальте — да еще деревья были живыми. И совсем живыми казались солнечные лучи в россыпях битого стекла на тротуарах.

Солнце пекло так, что мы сразу взмокли, словно лошади на скачках. А воробьи радовались и громко чирикали. Солнцу и воробьям не было дела до наших игр.

Чуть сбавили темп. Артём уже порядочно запыхался. Но держался молодцом:

— Ребята… а куда мы вообще-то движемся? — спросил он, сдирая с себя шапочку.

— До следующего входа в подземную сеть — километра три, — пояснил Грэй. — Это другая ветка, по ней даже в Химки можно добраться.

— Ты проверял, от Чингиза нет сообщений? — напомнила я.

— Ничего, — вздохнул доктор.

Спустя пару минут мы поняли, что за нами следят. Да, мы по-прежнему никого не видели. Кругом было пустынно. И воробьи чирикали так же беззаботно. Только ко всему этому добавились шорохи — едва различимые. Иногда — слабый хруст стекла под ногой. Иногда в окнах мелькали неясные силуэты. Это раздражало. Будто чужой взгляд, всё время направленный тебе в затылок.

Но на самом деле чужаками здесь были мы.

И так уж погано вышло, что с самого начала гостям и хозяевам пришлось наставлять друг на друга оружие. После такого глупо ожидать радушного приёма.

Асфальт мягчел под солнцем. Даже в тени было жарко. Я давно последовала примеру товарищей и стащила шапочку. И все равно пот заливал глаза.

Мы шли вперёд. Нас не останавливали. Пока они только наблюдали.

Откуда-то издалека послышалось характерное жужжание. Я рванула Грэя и Артема за плечи. Мы нырнули в ближайший дверной проём и замерли, прижавшись к стене.

Вертолетный робот пронесся над крышами. Завис. Опять начал приближаться. Физик беззвучно, одними губами выругался матом. Потом так же беззвучно попросил у меня прощения…

А «шпион» еще долго ходил над кварталом большими кругами. Но снижаться не стал. Не по нашу душу.

Мы обождали, пока все стихло. И высунулись из укрытия.

— Э-эй! — донеслось от соседнего здания.

Грэй дернул Артема за куртку, пригибая книзу, а сам осторожно глянул в окно. Снова присел. Зашептал:

— Не меньше трёх. С автоматами. Второй этаж, угол.

— Эй! Поговорить надо! — голос звучал молодо, но с командирски-басовитыми нотками. Как у человека, не привыкшего разбрасываться пустыми словами.

— Думаю, с той стороны тоже ждут, — почесал подбородок Грэй.

— Я проверю, — дернулся физик.

— Зачем. И так ясно. Нас взяли в кольцо.

Артём нервно поёжился. Достал из кармана флягу с водой, сделал изрядный глоток. Спохватился и торопливо предложил мне. Я не отказалась. Потом дала флягу доктору. Пока он пил, ещё раз проверила свое оружие. Чисто машинально. Но неужели нам всё-таки придётся в них стрелять?

— Эй! Вы чё там, оглохли на хрен? — тем временем вмешался другой, более тонкий и нетерпеливый голосок.

— Что будем делать? — наморщил лоб Артём. — Отбиваться?

— Иногда ты меня пугаешь, мой друг, — усмехнулся доктор. — Люди соскучились по общению. Откровенному и неформальному. Что ж их убивать за это?

— Под дулом автомата — это уже не общение, а извращение.

— Если бы нас хотели пристрелить, Артёмчик, — застрелили бы без всяких церемоний. С детской непосредственностью.

— Пускай кто-нибудь выйдет без оружия! — донесся командирский голос. — Я тоже буду чистый.

— Я пошёл, — сказал Грэй тоном, не терпящим возражений. Положил «барс», сбросил рюкзак, снял гранаты с бронежилета и шагнул в дверной проём. Я замерла у окна, с пальцем на спусковом крючке «вайпера». Артём сморщился как от зубной боли.

Рядом с закопченной многоэтажкой возникла невысокая фигура в грязно-пятнистых штанах и куртке. Фигура направилась в нашу сторону. Движения были такими же уверенными, как и голос.

Через секунду я получше разглядела лицо. Смугловатое, выбритое, почти молодое — если бы не глубокие морщины, проступавшие у глаз. Длинный шрам на левой щеке, как бледный след крохотной молнии. Короткий ежик очень светлых, будто выгоревших волос. И глаза тоже светлые — кусочки голубоватого льда…

Незнакомец шагнул из тени. Тут до меня дошло.

— Артёмчик, он же седой! Совсем седой… — зашептала я.

— Да ну, ему же и тридцати нет, — отозвался физик. — Крашеный. Точно крашеный, — и сердито сплюнул, — панк доморощенный.

Уж на панка этот точно не смахивал.

Я быстро переползла к другому окну, чтобы увеличить свой сектор обстрела. Отсюда я могла хорошо видеть обоих.

— Привет, — сказал «командир», останавливаясь за пару шагов от Грэя. И шагах в десяти от меня. Ко мне он сейчас был даже ближе, чем к своим.

— Привет.

— Какими судьбами в наших краях?

— Да так, — уклончиво заметил Грэй. — Экскурсия по местам боевой славы. Дышим воздухом, любуемся архитектурой.

— Ага, — прищурился седой. — Ну и как?

— Вполне. Чувствуется, знаешь, стиль. Ничего лишнего. Ни стекол, ни полов. Ни людей. Сплошная экономия и коммунальная реформа в действии. Рыжий, случайно, не водит сюда экскурсии МВФ?

— Пока только полицаев.

— Зря. Старый Комдессю уписался бы от восторга.

«Командир» хмыкнул, насмешливо склоняя голову.

— А ты веселый…

— Жизнь заставляет, — пожал плечами Грэй.

— И какие дальнейшие планы?

— Продолжить экскурсию.

— Может, нужна помощь? Опытный экскурсовод?..

— Да нет, спасибо. Не хочется, знаешь, никого отвлекать. И потом, я люблю отдыхать «дикарем». Ходить где хочу, когда хочу…

Седой смерил доктора внимательным взглядом:

— Так можно и на скандал нарваться… Случайно.

— Обожаю скандалы, — ласково расплылся Грэй. — Правда, специально их никогда не ищу. Я — вообще, тихий и покладистый.

— В городе — большая «буча». Полиция и «охранка» стоят на ушах. А ещё, говорят, дня три назад какого-то серьёзного америкоса грохнули… Разве не слыхал?

— Откуда? — вполне искренне удивился доктор и сочувственно поцокал языком. — Что творится, а-а, что деется… Совсем люди обнаглели.

— Точно, — кивнул седой. — Из-за этой самой «бучи» мы склад потеряли. Боеприпасы, продукты — все накрылось.

Лицо Грэя сейчас напоминало неподвижную маску. Только сквозь острый, как бритва, прищур просвечивали живые зрачки.

«Командир» продолжал очень спокойно:

— А прошлой ночью, когда в «Матриксе» заварушку устроили, пятеро наших под облаву угодили. Трое раненых, двоих — насмерть… Плохо…

— Плохо, — согласился доктор.

— Хуже некуда.

Целую минуту они стоят, молча разглядывая друг друга. Грэй заметно выше седого. И шире. Отличная мишень. Но и «командиру» тогда не уйти… Отметинка на его виске, чуть левее уха. Туда войдет моя пуля…

Наконец молчание осыпается хрупкими, колючими осколками.

— Ладно. Вы, похоже, торопитесь, — добродушно кивает седой. Будто ничего не произошло. — Счастливого пути, — и направляется назад к своим.

— Насчет АКМа, — уточняет Грэй. — Я его по дороге в скверике спрятал. Отыскать несложно.

— Да ты не переживай, братан, оружие у нас есть, — отмахивается «командир». И уходит. Ещё целых пять секунд оставаясь на прицеле моего «вайпера».

Грэй тоже не мешкает. Когда он оказывается в укрытии, быстро навьючивается рюкзаком.

— Автоматчиков не видно, — говорит Артём. — Они что, выпустят нас?

— Не знаю, — хмурится доктор.

Мы ползём в другую комнату, быстро пересекаем здание насквозь и выбираемся наружу с дальнего торца.

Бежим, пригибаясь. И тут вслед раздается:

— Одну минутку…

Впереди, из окна дома, в котором мы думали укрыться, выглядывает автоматный ствол.

Падаем на землю. Хотя это не спасет. Горка битого кирпича и заржавелые останки холодильника — плохая баррикада. Мы как на ладони. Захвачены посреди открытого пространства.

Глупо…

А сзади — опять бодрый голос «командира»:

— Боюсь показаться назойливым…

Лёгкий смешок.

— Да поднимитесь вы… Неужели по кайфу лежать в пыли?

Я перекатываюсь лицом к нему. Седой и не думает прятаться. Развалился в оконном проёме и болтает ногой. Кто-то невидимый хохочет. Местные вовсю забавляются ситуацией.

И тогда я встаю. Выпрямляюсь во весь рост. Артём отчаянно дергает мою штанину. Но я не обращаю внимания. Грэй тоже поднимается. Последним, бормоча ругательства, шумно отряхиваясь, встаёт физик.

«Командир» уже не улыбается и молча изучает нас. Взгляд его надолго останавливается на мне.

— Прошу прощения, кое-что уточнить…

— Любопытство не порок, — хмурится Грэй.

— Деталей можете не касаться. Но хотя бы в каком направлении вы движетесь?

— А тебе-то зачем? — набравшись смелости, выпаливает Артём.

— Хотя бы затем, что вы идёте по моей «земле».

Доктор машет рукой в северо-восточном направлении:

— Нам туда.

— Пожалуйста. Больше вас не задерживаю, — кивает седой.

Физик недоверчиво бормочет:

— Выстрелы в спину — такая неприятная штука.

Но никто не стреляет.

Мы почти пересекаем пространство между домами, и тут равнодушная фраза долетает вдогонку:

— Конечно, можете идти. Только, вообще-то, там полицаи.

Будто на стену налетели. Остановились. Артём заморгал. В его взгляде просвечивала отчаянная надежда: «А может, врет?»

Хотя, наверное, даже физику было ясно, что это слишком похоже на правду. Зачем обманывать седому? Мы ведь сейчас в его власти. И шансов противиться этой власти у нас нет. По крайней мере именно так должны думать местные.

Грэй обернулся и пару секунд рассматривал «командира». Наконец спросил:

— Далеко?

— Не очень. Километра два-три, — спокойно уточнил седой. — Они передвинули посты в глубь Развалин и выставили оцепление.

— Давно?

— Сегодня утром. Как раз после речи Гусакова.

— А через Владыкинское кладбище пройдем?

— Почему же нет? — насмешливо щурится «командир». — Ходить-то везде можно. Только вот где окажетесь?..

— Там тоже полицаи?

— Нет, хор мальчиков. Разучивают сольфеджио и заодно «шмаляют» из автоматов. По всему, что движется.

Мы переглянулись.

Грэй выдавил сдержанную улыбку:

— Приятно иметь дело со знающим человеком. Не возражаешь, если мы слегка передохнем… на твоей «земле»?

— Пожалуйста, — любезно развел руками седой. — Здесь не Сочи. Места много.

Глава 3

Мы вошли в один из домов и уселись прямо на ступеньках лестницы. Доктор извлёк «мыльницу» и настроил на «Эн-ТВ». Приглушил звук, так что разобрать можно было, только склонившись к самому экранчику.

Розовощёкий упитанный журналист рассказывал про закупку концерном «Кемикал Технолоджиз» двухсот тысяч гектаров «пустующих» земель в Орловской области. Поплыл видеоряд с официальной хроникой: улыбающиеся физиономии, бокалы с шампанским, фотовспышки.

— Теперь даже скептики вынуждены признать, что политика реформ президента Гусакова даёт весомые плоды. Несмотря на отдельные трудности, достигнуто главное. Достигнута стабильность. Международный бизнес готов вкладывать серьёзные инвестиции в нашу экономику… Тысячи рабочих мест…

— Да знаем, знаем, поморщился Артём. — Самая большая в Европе свалка химических отходов. Может, переключить на другой канал?

— Тише… — отмахнулся доктор.

— …Западные эксперты с оптимизмом оценивают перспективы нашей экономики…

— Ну, это как раз понятно. Чем у нас хуже, тем больше у них оптимизма, — вставил физик.

Грэй коснулся клавиш, переключаясь на «Московские вести».

Плотная фигура в мундире заполнила экранчик. Обрюзгшее лицо. Голос низкий, чуть гнусавый, но уверенный. И лицо, и голос, наверное, знакомы каждому в Московской Федерации:

— …Жизнь в стране налаживается. Так называемые «патриоты» чувствуют, что почва ускользает у них из-под ног. Даже самые тёмные, одурманенные имперской пропагандой слои населения враждебно относятся к бандитам и убийцам. Но расслабляться рано. Загнанное в угол зверьё особенно опасно. Последние события доказали это. Жестокие теракты в центре Москвы, сотни убитых мирных граждан…

На экране замелькали окровавленные тела, снующие туда-сюда медики и полицаи.

— Какие сотни? Что он мелет? — удивлённо пробормотал Артем. — CNN передавало — в «Матриксе» — двадцать девять… Вместе с охранниками…

— Потом, Артёмчик, потом…

А в голосе всё нарастали злобные нотки:

— …Трусливые подонки… Не запугаете!

Крупным планом — мертвые тела. Вереница «скорых» рядом с дымящимся зданием. Только это был не «Матрикс». И не «Глубина».

— Терпение народа лопнуло. Люди требуют жестких мер!

На весь экран — лицо немолодой женщины. Она рыдает и что-то выкрикивает. Но звука нет. Словно она кричит в безвоздушном пространстве.

А голос, тот же голос за кадром, уверенно продолжает:

— …Пора уничтожить рассадники преступности и экстремизма посреди города! Отбросы общества, банды люмпенов и наркоманов — питательная среда, из которой так называемое «подполье» вербует своих убийц.

Камера скользит между пустыми кварталами Развалин, заглядывает в подвалы… Мерзкие оплывшие физиономии, забрызганные блевотиной лохмотья, крупным планом — исколотые вены.

— Сегодня я подписал указ. Органы правопорядка железной рукой защитят демократию и законность…

Крепкие, холёные полицаи в бронежилетах и шлемах. Вертолеты, транспортеры, танки «Чейни».

Торжественные аккорды гимна. Музыка Глинки, слова Евтушенко…

На экранчике возник журналист. Известная на всю Федерацию «говорящая голова», любимец Рыжего. Тряхнул холёной бородкой, оптимистически закатил глаза:

— Слава богу, мы живём в демократическом обществе. Сегодняшнее выступление президента — лучшее тому доказательство. Власть понимает народную боль и тревогу. И не отделывается пустыми обещаниями. Уже сейчас министр внутренних дел объявил о начале операции «Чистый город»…

Дальше пошла реклама, и Грэй выключил «мыльницу». Глянул на нас с Артёмом:

— Ясно?

— Что?

— Зачистка будет. Большая зачистка Развалин.

— Из-за нас?

— Может быть. А может, только хороший повод.

— Откуда столько убитых? — повторил Артём.

— Вероятно, кому-то была нужна круглая статистика, — пожал плечами доктор. — Для большей наглядности…

Какое-то время сидели молча. Только Артём шептал беззвучно. Потом спросил:

— И всё это… повесят на Подполье?

— Уже повесили. Ты же слышал.

Физик вздохнул. Я знала, о чём он думает.

Телевидение — штука жестокая… Может, и не каждый доверяет «Вестям». Но ведь найдутся и такие…

У здешних обитателей Развалин тоже хватает причин для ненависти. Потерянный склад, убитые товарищи… А теперь ещё — зачистка… Пускай не мы — убийцы, но именно мы стронули лавину…

Правительство Гусакова и раньше затевало «охоты». Иногда целые районы Москвы «чистили»… Но сейчас всё куда серьёзнее. Похоже, проблему бездомных собираются решить раз и навсегда.

Кольцо оцепления будут стягивать как удавку…

Это значит, что большинство местных — уже приговорены. Кому-то повезёт получить пулю, другие будут медленно загибаться от голода и болезней в фильтрационных и трудовых лагерях… Ускользнуть не удается. Скоро они сами это поймут…

Развалины уже никого не укроют.

— Пора отсюда выбираться, — сказала я.

Грэй вывел на экран схему Москвы:

— Юго-западнее, рядом с ВДНХ, есть ещё одна туннельная шахта. У самой границы жилых кварталов. Но теперь туда не проскочишь…

— А если через метро? — предложил Артём.

— Метро они перережут в первую очередь.

— Мы в западне…

— Пока — в достаточно большой. И в ней есть дыры…

— Например?

— Туннель, по которому мы пришли…

Физик широко раскрыл глаза:

— Но ведь они выйдут прямиком на нас… От «объекта семь». А может, они уже там!

— Не думаю, — потёр висок Грэй. — Собаки не возьмут след. Им придётся проверять все коммуникации в радиусе десяти километров. Это долго. Даже если загнать под землю половину «охранки». А ведь внутри — есть ещё и сюрпризы… Так что минимум часов шесть в нашем распоряжении.

— Шесть часов? — пробормотал Артём. — А если кто-то другой возьмет след?

Доктор смотрел на меня. Наверное, ждал, что я успокою физика.

— Если они придут, я их почувствую. Единственное, в чём можно не сомневаться.

Грэя ответ устроил.

— Возвращаемся назад. Уходим через подземную сеть в направлении Сокольников. Там пережидаем.

— В жилом районе?

— Именно. Главные силы полиции стянуты к Развалинам, так что в остальной Москве будет спокойнее.

Я окинула товарищей критическим взглядом. Камуфляж и бронежилеты у них — натовского образца, с голубыми ооновскими нашивками. Только у меня — под новеньким бронежилетом старая российская форма. Хорошо хоть без нашивок.

Если не нарвёмся на патруль — может и получиться. Город так наводнён людьми в униформе, что ещё трое вряд ли привлекут интерес обывателей. Правда, вид у нас достаточно замызганный. Подземные блуждания не прошли даром. Но в конце концов, такой вид и положено сейчас иметь реальным «чистильщикам».

— Всё хорошо, — заёрзал Артем. — Только как с местными?.. Они-то нас пропустят?

— Если еще не убили, может, и пропустят.

Грэй встал, отряхнул штаны. Уверенно перебросил лямки рюкзака через плечо и двинулся вниз по лестнице. Мы — следом.

Небо над Москвой пока было безмятежным. Ни «вертушек», ни «шпионов»… Только щедрое июньское солнце. И в небе, и в осколках стекла под ногами…

А седой по-прежнему маячил в окне. В той же небрежной позе. И казался равнодушным. Словно мог просидеть так хоть целый год.

Доктор ещё издали помахал рукой:

— Мы ведь не познакомились… Я — Грэй.

«Командир» легко спрыгнул с подоконника:

— Лейтенант Ерёмин, Российская армия, — шагнул навстречу и добавил: — Можно просто Влад.

Они пожали друг другу руки.

Я смогла разглядеть седого вблизи. И обнаружила ранее ускользавшее от внимания. На выгоревших погонах его куртки действительно имелось что-то вроде пары зелёных звёздочек. Лейтенант. Уже три года не существующей армии. Не существующего государства.

Доктор поймал мой взгляд и грустно улыбнулся.

Мы вошли в дом и наконец увидели остальных. «Армия» Влада состояла из семи человек. В обтрёпанной, драной одежде. Разного возраста: от пенсионного до школьного. На некоторых — устарелые, громоздкие бронежилеты. Из оружия — только потёртые «калаши».

Телевизионщики «Вестей» не приняли бы этот пёстрый отряд даже в массовку.

— Здесь все твои люди?

— Не все, — уклончиво отозвался лейтенант.

— Надо поговорить. — Грэй кивнул на двери в другую комнату.

Разоружать нас не стали. Кроме Влада, ещё один крепкий парень с тяжеловатой челюстью последовал за мной и доктором. Физику, несмотря на его отчаянные взгляды, пришлось остаться с местной компанией. Ничего с ним не случится за эти несколько минут.

Ближайшая комната показалась лейтенанту неподходящей. Пройдя через коридор и лестничную площадку, мы оказались в соседней квартире. Здесь тоже дежурил местный. «Командир» выразительно махнул рукой, и человек с автоматом удалился без лишних вопросов.

Лейтенант сел на ящик. Грэй аналогично расположился напротив. Второй переговорщик замер у входа. Мне сесть не предлагали. Тем более, что кроме пары ящиков — другой мебели не было.

— Влад, ты, наверное, знаешь, кто мы? — осторожно начал доктор.

— Я ж не дурак.

— Мы случайно оказались на твоей «земле». И теперь нам пора уходить.

— Интересно как? «Гусаковцы» сделают для вас, исключение?

— Так же, как пришли.

— Вниз… — усмехнулся лейтенант, и шрам резче проступил на его лице. — Здесь становится слишком жарко, да?

Грэй не ответил. Посмотрел за окно, словно беседовали они о погоде.

— В туннеле кто-то есть? — спросил Влад. — Те, от которых вы драпали?

— Ещё нет, но будут. Через несколько часов. Может, и раньше.

— Значит, там мы не отсидимся… А с вами? У меня восемьдесят девять человек — тех, кто могут идти.

— У вас есть кислородные аппараты? — спросил доктор без особой надежды.

— Нет.

— Тогда я ничем не смогу помочь.

Левая щека Влада задёргалась. Из прищуренных глаз повеяло холодом:

— А если я тоже… не смогу?.. Не смогу отпустить вас?..

Молчание. Как натянутая до предела струна.

Грэй почесал бороду:

— На чьей ты стороне, Влад Еремин? Пора определиться.

— Нет, это вы на чьей стороне?! — вдруг ощерился лейтенант, вскакивая с ящика, — На чьей вы стороне, мать вашу!..

Я напряглась. А он шагнул вперед, нависая над доктором. Роста чуть ниже среднего, он вдруг показался огромным, готовым заполнить собой эту комнату.

— Три года, мать вашу! Три года! Люди мерли, как мухи, на нас охотились, как на зверей… И никто. Никто не помог.

Грэй сидел, будто камень. Очень спокойный и внимательный камень.

Влад чуть отступил. Отвернулся. Голос зазвучал приглушенно, командирские нотки исчезли:

— Знаете… когда-то я думал — это не может, не должно продлиться долго. Пару месяцев, максимум полгода… Даже когда взяли Москву, когда танки Гусакова размазали по асфальту последних баррикадников — все ждал чего-то. Какого-то хитрого маневра, неожиданного поворота… Есть же Правительство Национального Спасения, есть ещё куча умников. Не мне, лопуху, чета… — Он хрипло засмеялся, оборачиваясь к нам: — Даже в лагере выжил, потому что верил… — В светло-голубых глазах Влада — ни ярости, ни упрёка. Лишь усталость. — Сбежал… Вернулся в Москву… Учил гражданских. Прятаться, стрелять, выживать. И всех — и малых, и стариков — учил ждать. Каждый дохлый натовец, каждый пристреленный полицай, о котором трубило телевидение, — были надеждой. Ещё немного… Ещё… Вот-вот начнется. — Лейтенант передёрнул плечами: — Три года прошло. Ничего не изменилось. Нас опять убивают. А герои-подпольщики первыми драпают. И прячутся под землю. Как крысы.

— Я был на баррикадах в 2012-м, — сухо отозвался Грэй. — Но я не стану рвать на себе рубаху. И доказывать ничего не стану. Чем меньше ты будешь знать, Влад, тем лучше. Не считай себя единственным солдатом на этой войне.

Опять повисло молчание.

— Уходите, — махнул рукой лейтенант, — задерживать не буду.

Доктор встал с ящика. Кашлянул:

— Полиция ещё не успела стянуть силы. Оцепление не такое плотное. Если прорываться, то лучше сейчас.

— У меня всего двенадцать автоматов, поморщился Влад, — и на каждый — по одному запасному «рожку». Три гранатомета. Кое-кто, может, и прорвется. Но для остальных, безоружных, — верная смерть… Даже под землёй у них больше шансов…

— Там они задохнутся. По-твоему, это легче?

Седой не ответил. Молча, тяжело опустился на ящик. Уперся подбородком в сомкнутые пальцы. Ни меня, ни Грэя он уже не замечал. Словно нас здесь не было. Словно невидимая черта уже отделила нас. Живых от мертвых.

Доктор шагнул к выходу. Наши взгляды встретились. Доктор тоже все понимал.

Да, Влад прав. Мы ведь сражаемся не за призраки. Не за тень великой, уничтоженной страны. Она никуда не исчезла, наша страна. Как бы ни старались вытравить её имя с географических карт. Она жива, пока живы люди.

Лейтенант Еремин, девочка с «Макаровым» в тонких руках, ребёнок-калека в огромном взрослом пиджаке… Всё это она… Россия… Истерзанная, раненая, смертельно усталая. Но живая…

Убить целую страну не так легко.

Поэтому её убивают постепенно. Тысячами, сотнями тысяч.

Сначала — «Чистый город». Потом — «Чистая земля»…

И виноваты в этом будем мы.

Ведь Гусаков, Рыжий и ещё штук шесть «президентов», будто горсть пиявок, впившихся в нашу землю, — обыкновенные пособники оккупантов. Чудовищ не судят. Их уничтожают.

А спрашивать будут с нас.

Скоро тысячи умрут.

А мы ничего не сможем изменить! Разве что умереть вместе с ними. Есть лейтенанты, но нет армии… Есть правительство в тайном сибирском схроне, но нет государства… Три человека, которых гонят, словно дичь, — слишком мало, чтобы победить…

Есть, правда, ещё два с лишним миллиона в немаленьком городе Москве Вполголоса проклинающих власть. Но сегодня, как и вчера, они будут спокойно пялиться в экраны телевизоров и компьютеров. Пока «чистильщики» не вломятся к ним в дома — их это не касается…

Точно так же они сидели и три года назад.

Я хорошо помню. Всё начиналось, как удачная телепостановка.

Американцы придумали красивое название — операция «Весенний гром». Пока на города падали их бомбы, в специальных телепередачах они объясняли, что борются не с народом России, а с преступным режимом. Нам крутили новости, в которых целый мир «полностью одобрял и поддерживал». И новейшие голливудские фильмы — с утра до вечера.

Ничего нашего телевизоры уже не показывали Останкинскую башню и другие трансляторы уничтожили ещё в первые дни.

Потом, правда, американцам пришлось перейти на листовки. После нескольких «высокоточных» ударов Москва лишилась электричества. Бумажные стаи закружились над городом.

Счёт погибшим пока шёл на сотни. Зато, кроме телевидения, не стало воды. Её пришлось развозить цистернами. Теперь очереди были не только за продуктами. Кто-то пытался брать воду из Яузы и Москвы-реки. Началась вспышка гепатита и кишечных заболеваний.

В бесконечных очередях люди зверели. Многие начинали проклинать правительство: «Дрожат за свои шкуры! А нам-то что до их разборок!» Другие ещё не требовали капитуляции. Но все были одинаково разочарованы и в президенте, и в армии. Нам ведь столько раз обещали, что, пока у России есть ядерное оружие, никто не осмелится напасть…

Большая часть из тех двухсот боеголовок, которые оставались после СНВ-5, была уничтожена ещё на земле. Штук десять всё-таки успели запустить. Без приказа. В Кремле так и не решились отдать приказ. Эти десять американская ПРО уничтожила над Сибирью. И на весь мир Россию обвинили в попытке ядерного удара.

Никакого просвета впереди не было. Страна проигрывала войну. Правда, большинство уже думало, что это те, наверху, проигрывают. Вот выдадут их международному трибуналу и жизнь снова как-нибудь наладится. В конце концов, не звери же эти американцы. Такие же люди, как мы…

В августе, когда Гусаков двинул на Москву свою дивизию, город остался почти без защиты. Армия объявила о своем нейтралитете. Генералы думали, что «сдают» правительство. Оказалось — сдали Россию. И было уже слишком поздно, когда до них дошло…

Сейчас мы уйдем… И никогда не увидим ни Влада Ерёмина, ни его товарищей… Но память останется. И сколько бы дней нам не было отпущено — до самого конца вина будет лежать на нас. Не мы убивали, не мы мучили… Просто мы не смогли это остановить…

Грэй замер посреди комнаты. Уже несколько секунд он неподвижен. О чём он думает, уставившись в лохмотья истлевших обоев? Задержаться здесь? Помочь людям Влада пробиться через кольцо оцепления?

Нет. Мы могли бы рискнуть собой. Но нельзя рисковать нашим делом. Сейчас и так всё висит на волоске. И возможно, мы — единственные помощники, на которых рассчитывает Чингиз… Борьба продолжается. Пока есть кто-нибудь кроме миллионных безропотных толп…

— Прорываться вслепую тяжело, — кивнул Грэй, снимая рюкзак с плеча и опять усаживаясь на ящик. — Без разведки не обойтись.

Лейтенант удивлённо поднял на него глаза, будто спрашивая: «Ты ещё здесь?»

А доктор уже бойко стучал по клавишам «мыльницы»:

— С другой стороны, вы ограничены во времени и средствах… Кое-кто мог бы посодействовать… Но успех не гарантирую. — Грэй вдавил «Enter». — Только бы он был на месте…

Влад и его товарищ следили за доктором с недоумением. Пока молчали. Но особого воодушевления на их лицах я не заметила.

Минуты ползли и тянулись, словно дождевые черви по мокрой земле.

— Алло, Шурик! Это я! — наконец склонился Грэй над микрофончиком «пальма».

— Кто это? — послышался недовольный голосок.

— А ты уже забыл? — удивился доктор. — Шурик, я ведь обижусь!

Дальше он переключил «мыльницу» на наушник, так что ответа разобрать не удалось.

— Правильно, — хмыкнул Грэй, — много нас таких по сети бродит. Но «Будвайзер» на крыше Большого театра ты не с каждым пьешь. Вспомнил? Сколько выпили? Шурик, я и не знал, что ты такой дотошный… Ага. Неправда. Ты сам чуть не свалился… — Доктор прищурился, глядя куда-то за окно: — Да, Шурик, живой… Нет, давай лучше без «картинки»… Да, ну, ты прямо оккультистом заделался. Живой, я, Шурик, живой — с тем светом «коннекта» пока не придумали. Почему не было в сети? Считай, что соблюдал диету. Сетевое воздержание… Нет, не половое, а сетевое! — Он иронично расплылся: — Ты прав, прав… Друзьям всегда что-нибудь надо. Признаю, я — низкий и корыстный человек. Что надо? — Пальцы Грэя забегали по клавиатуре. — Вот это самое…

Он обождал, нетерпеливо выстукивая ботинком загадочный мотив. Вероятно, его собеседник по ту сторону «коннекта» на время утратил дар речи.

— Нет, я не спятил. Ты же знаешь, по пустякам я бы не стал тебя беспокоить… Да, очень надо… Ты даже не представляешь насколько. Очень. — Грэй нахмурился: — Понимаю, что трудно, Шурик… И трудно, и опасно… Попробуешь? Не дольше часа… Знаю, что нереально. Но вы попробуйте… Если у кого и выйдет, так это у вас. Да, жду. По этому же адресу…

Он нажал клавишу, обрывая «коннект», и захлопнул экранчик. Откинулся назад, привалился спиной к холодному бетону.

— Что теперь? — спросил лейтенант.

— Ты слышал. Ждать.

— Чего?

— Полезной информации.

— И долго?

— Не знаю. Через час мы трое уходим. В любом случае.

— А если всё выйдет… Много это даст?

— Если удастся взломать сервер Московской полиции, будем знать куда больше…

— Это что, добавит нам боеприпасов?

— Добавит вам шансов. И нам, кстати, тоже. — Грэй посмотрел на меня и слегка отодвинулся на ящике. — Присаживайся, Таня.

Улыбнулся:

— Извини… дерьмовый из меня джентльмен.

Глава 4

Прошло минут пятнадцать. Сначала — в напряженном молчании. Но долго так не просидишь. Слово за слово, и ледок между нами понемногу начал оттаивать.

— Ты где был в две тысячи двенадцатом? — спросил Влад.

— В шестом добровольческом, — отозвался Грэй.

— Надо же… Почти соседи. А я — в четвёртом!

— Помню. Ярославское шоссе…

— Я кое-кого знал из шестого… — задумался Влад. — Капитана Савеико… Высокий такой, артиллерист?

— Толковый мужик… был.

— Был?

— В ночь перед штурмом — ракетой накрыло… Я его вытаскивал… Его и остальных.

— Нам тоже досталось. Уже утром. Контузило меня… Оклемался — танки прут, от батальона — меньше половины… И ихние снайперы звереют. В общем, мрак…

— А шестой — ночью западнее перебросили, — сказал Грэй, — железную дорогу прикрывать… Думали, будет подкрепление…

— Мы тоже ждали. И дождались… Слышим — гудит… Ну, слава богу. Вертолетный полк из Дмитрова, как вчера обещали… Уже молиться на них были готовы, честное слово. — Лейтенант негромко выругался. — Появляются эти долбаные «вертушки». Едва не орём от радости: давайте, родные, давайте. А они разворачиваются и начинают работать по нам! Долбаные уроды… Уроды… От нас только клочья полетели.

Грэй кивнул:

— Нас тоже хорошо «проутюжили». Две волны, около часу дня…

Влад расстегнул куртку. На лбу у него выступили крупные капли пота.

— Знаешь, я ведь сначала подумал, что это какая-то ошибка… Ну не может быть, чтобы наши вертолеты, с нашими звездами — и против нас. Схватил флаг и выскочил на открытое место — чтоб заметили. Ору, флагом машу: «Что ж вы, гады, делаете! Своих молотите!»

Шрам на щеке лейтенанта белеет. Губы расползаются в кривой усмешке:

— Дурак… Так они по мне врезали — шагов на двадцать отлетел… Почему живой остался — загадка… В левой руке до сих пор осколок сидит… Повезло.

— Повезло, — кивает Грэй.

Целую минуту они молчат. Только это уже не прежняя, враждебная тишина. Они вспоминают… Лица товарищей, их голоса, навсегда растворившиеся в жарком воздухе… Как будто рядом, как будто вчера… Как будто всё ещё продолжаются те несколько дней, которые навсегда отделили их, погибших и живых, от равнодушной человеческой массы.

Я закрываю глаза. В Москве меня тогда не было… Уже тянула срок в питерской тюрьме. А если бы осталась? Вряд ли оказалась рядом с этими двумя… Тогда я просто хотела жить. Любить. Не задумываясь о том, что кто-то должен оплатить кровью это моё такое естественное право…

Встала с ящика.

— Ты далеко? — спросил Грэй.

— Артёма успокою.

Минут двадцать пять прошло. Он, бедняга, заждался. И, наверное, вообразил себе бог знает что…

Я пересекла лестничную площадку и снова оказалась в маленькой прихожей.

Ещё из коридора услышала хотя и приглушенный, но возбужденный разговор. И обиженный голосок Артёма. Чёрт, неужели они за физика взялись…

Вошла в большую комнату, морально готовая к тому, что местных придется раскидывать тумаками.

— Ни фига! Джокер бьет туза!

Артём восседал на матрасе, брошенном прямо на голый бетонный пол, и грозно потрясал веером из замасленных карт.

— Ни фига, — сердито повторил он — я сто раз «резался» со своим компом в эту игру и правила помню!

Местный тощий паренёк что-то доказывал — не очень уверенно.

На полу рядом с Артемом уже лежала горсть монет. Выигрыш.

Третий юный игрок почти не участвовал в споре. Валялся на драном матрасе, болтая ногами, и наблюдал за всем, словно за аттракционом. Вероятно, жизнь в Развалинах, несмотря на постоянный риск, — довольно однообразна. Не каждый день сюда заявляется с гастролями такая личность, как Артём.

Физик заметил меня и сделал в мою сторону выразительный ораторский жест:

— Таня, они играть не умеют! Тёмные люди!

— Зато ты — светлый, — поморщилась я. — Артёмчик, посиди тихо, ладно? И верни ребятам деньги.

Он сердито фыркнул:

— При чём тут это… Важен принцип!

Да уж. Упрямства у него хватит на десятерых.

Я пристально на него взглянула.

Иногда мой взгляд творит с мужчинами чудеса. Даже с Артёмом.

Он неловко усмехнулся, пожимая плечами. Отодвинул от себя монеты.

— Вообще-то, ваш друг прав, — чей-то высокий голос за спиной. — Принцип — это главное.

Я повернулась. Бледный немолодой мужчина с остатками седой шевелюры был серьёзен, как если бы речь не о картах шла, а о главных вопросах мироздания:

— В зависимости от принципов меняется всё. Чем больше новизны в исходных постулатах, тем менее тривиальна выигрышная стратегия. — Он извлёк из кармана потёртый блокнот и шариковую ручку. С надеждой проговорил: — Если вам интересно, я мог бы набросать пару алгоритмов…

Местные засмеялись. Включая тех, кто дежурили у окон.

Широплечий мужик, выделявшийся даже на фоне общей небритости ухоженной черной бородой, сплюнул:

— Опять за своё… Решил отыграться на новых людях, да?

Лысый бесхитростно улыбнулся:

— Я же математик. У меня это получается лучше всего…

— Неправда, — сказал юноша, тот, что валялся на матраце. — Помнишь, как снял полицая? Со ста шагов — и прямо в лоб.

— Это случайность, — отмахнулся лысый. — Я даже мог бы рассчитать вероятность…

— Не надо, — хором попросили остальные.

— Как хотите, — слегка огорчённо развёл руками математик. Но блокнот не спрятал. Начал писать мелким убористым почерком. Кажется, всё-таки формулы.

Владелец ухоженной бороды вздохнул:

— Одни учёные кругом… Придумали бы, как нам выбраться? А?.. Не дождёшься от вас толку… — Окинул меня внимательным взглядом: — А может, наши герои помогут?

Я промолчала.

— В Подполье все такие симпатичные?

Здоровый, сильный мужик. И не дурак. Но чем-то он мне не нравится.

— В Подполье — все разные, — ответила спокойно. В конце концов он не виноват, что я не настроена для флирта.

— А может… пока прогуляемся?.. — Крепкие зубы обнажились в ухмылке. — Вдвоем?

Вот это уже перебор, мальчик… Впрочем, какой он мальчик… Настоящие мальчики, оставив карты, таращились на меня с робким любопытством. Только Артём разглядывал бородача. В глазах у физика плясали едва заметные чёртики.

— И далеко идти? — прищурилась я ласково.

— Рядом, — ухмыльнулся чернобородый. — Или брезгуешь? Не бойся, я не заразный… А хоть и заразный — один хрен помирать. Давай обрадуемся… Напоследок…

— Уверен, что тебе понравится?

— Точно… — осклабился он, прислоняя «калаш» к стене. — Детка, для меня эти минуты будут сказочными…

— Да?… Обычно мало кому нравится подыхать с отстреленными яйцами.

— Стерва, — дернул он головой. Словно боднуть хотел. И отвернулся. — Ничего. Скоро полицаев обслуживать будешь.

— Хватит, Медведь! — выпалил математик, роняя блокнот.

— Шучу я. Юмор такой… Предсмертный.

— Да что ты заладил… И не из такого выпутывались, — вмешался благообразный старичок, до сих пор дремавший с автоматом в обнимку.

— Легко тебе рассуждать, дедуля. Тебе и так на кладбище прогулы ставят…

— Медведь, не надо быть сингулярностью на нашей функции, — поморщился математик. — Заткнись, а? Будь другом.

— Ага, только и хватает ума рот мне затыкать… Я ведь давно предупреждал. Хорошим это не кончится. Ещё Косому говорил… А Косой только Владика слушал. Вот и заработал пулю…

— А что тебе Влад? — удивился старик. — Мало он тебя прикрывал?

— Владик наш молодец, конечно. Только у него после контузии и лагеря мозги в одну сторону повёрнуты. Он думает, что до сих пор воюет. И нас — заставляет. А война давно кончилась.

— То есть как? — вскинулся один из юношей.

— Вот так. Хорошо или плохо — но кончилась. Ещё три года назад.

— А что же сейчас? — пожевал губами старик.

— Разборки, дедуля. Обыкновенные разборки. Мы бьём полицаев. Они нас бьют…

— Это не война?

— Дураков и на футболе убивают. Умные всегда могут договориться.

— Умные?

— Вот именно. Которые с мозгами, теперь не в Развалинах минуты считают, а на квартирах — пиво пьют. Их небось о зачистке за сутки предупредили…

— Кто? — скривился юноша. — Полицаи?

— А хоть бы и так! Договариваться надо! А не на рожон лезть, как наш Владик! Если бы не дурость — всё могли бы иметь. И квартиры, и заработок нормальный. Вон Гончар — Щукинский рынок держит. И с полицаями — никаких проблем.

— Я и не знал, что ты о карьере бандита мечтаешь, — сухо заметил математик.

— Называй как хочешь, — отмахнулся чернобородый. — Только я знаю, что Гончар умеет выживать. А мы — нет. Потому и сдохнем. Наш Владик всё на Подполье надеялся. А у них свои разборки. И на наши — им начхать. Ведь так, красотка?

— Странно, — вздохнула я.

— Что тебе странно?

— Что ты, с таким-то умом… до сих пор в полиции не служишь.

— Ах, ты, тварь! — он бросился на меня с решительностью бульдозера. Правда, юношам и математику удалось его удержать. — Сука… — процедил, переводя дух. — Да отпустите, не трону я её. Мараться неохота… А вы лучше сами спросите… Спросите у неё — помогут они вам? Видите, молчит! Чёрта лысого… Черта… — Он сел на пол у окна. — Ей-богу, этих ненавижу сильнее, чем полицаев… Те хоть честные, по-своему… А эти всё красивыми словами прикрывают. Мы в рванье щеголяем, а они в штатовской экипировочке тусуются. На какие шиши, интересно? Деньги, за всем деньги… А вы, наивные цыплята, понять не хотите… Только деньги…

Я отвернулась.

Так иногда бывает. У здоровых мужиков нервы сдают раньше, чем у хлипких интеллигентов или субтильных юношей. Кем он был до всего, этот Медведь? Пивом торговал? А может, был заурядным работягой. И вполне достойным человеком. К рюмке прикладывался только по праздникам. Получку отдавал жене… Конечно, ругал власть. И прежнюю, наверное, не меньше нынешней… Вероятно, не бедствовал. Жил в своём уютном мирке. И плевать ему было на то, что творилось за этими уютными стенами… Когда однажды стены рухнули, поневоле пришлось взяться за автомат…

Нет, никогда он не был ни воином, ни мстителем. Даже если и погиб кто—то из родных. Он лишь хотел есть, пить, сладко спать… Каждой клеточкой своего большого сильного тела. Ради этого он готов был убивать. И не так уж важно кого…

Подонком Медведь не был. Таких, как он — много. И они — далеко не самые худшие.

В иных обстоятельствах чернобородый, наверное, выглядел бы приятным собеседником. И хорошим товарищем…

Наверное, он и был таким товарищем для собравшихся в этой комнате. Да, им не по душе его слова. Но особой вражды они к нему не испытывают. А лицо того мужика, который весь разговор промолчал у окна, — скорее даже сочувственное.

Пока что у них есть надежда. Маленькая, но все же… Если у Грэя ничего не выйдет, если они поймут, что мы просто уходим… Тогда всё изменится…

И доводы Медведя приобретут беспощадную весомость. То, на что не пошёл бы Влад, многим покажется вполне разумным вариантом. Например, мысль откупиться от смерти головами троих чужаков.

Да, это была бы реальная сделка и не очень большая цена для покупателей. Ведь наши головы стоят куда дороже…

А выглядим мы не слишком опасной добычей. Особенно я и Артём. Кое—кому будет трудно удержаться от соблазна.

Быстро взглянула на часы. Отпущенный Грэем срок неумолимо близится к завершению.

Надо под каким—то предлогом вывести физика из комнаты. Так, чтобы местные ничего не заподозрили.

— Артёмчик, пошли со мной… Влад кое о чем хочет тебя спросить…

Физик опасливо напрягся:

— О чем это?

Вставать с матраса ему явно не хотелось.

— Да так… Кое-что по твоему профилю.

— Надо же… — удивился Артем. — Теория нуль—перехода овладевает массами…

— Как вы сказали? Нуль—переход? — обрадовался лысый математик и проворно вскочил на ноги. — Очень интересное приложение функций Шаи—Линя… Мы могли бы обсудить вместе…

Физик горделиво выпятил грудь и заявил, что это не какое—то приложение, а целая область науки. И к тому же бурно развивающаяся.

А у меня возникло огромное желание укоротить длинный Артёмов язык.

— Нуль—переход тут ни при чем, — сухо заметила я. — В прошлом месяце ты отравился консервами… Рюкзак прихвати с собой — покажешь Владу, какими именно.

— Консервами? — вытаращился Артем.

— Ну да… — Я довольно чувствительно сжала его руку. — Помнишь, неделю в туалет бегал?

— Помню, — сквозь зубы выдавил Артём, одаривая меня ледяным взглядом. Парень он упрямый, но всё-таки не дурак.

Мы двинулись к выходу, спиной ощущая злобное внимание Медведя. И уже у самых дверей будто на невидимую стену налетели. Точнее, налетела я… Физик стоял рядом, озадаченно хлопая глазами. А я цепенела, наливаясь холодным предчувствием…

Удары сердца — медленные и гулкие. Будто тяжёлые камни падают… Камни… Падают…

Шесть этажей над нами — как огромная, повисшая на волоске глыба…

— Артём, прыгай в окно!

Он уставился на меня совершенно круглыми глазами, но с места не двинулся.

— Не тормози, братишка… — умоляюще прошептала я. Толкнула физика к подоконнику и заорала: — Все вон из дома!

— Чего? — угрожающе рявкнул Медведь.

Остальные таращились на меня. С вытянувшимися от удивления лицами. Вероятно, думали, что я неожиданно спятила. Артём, оказавшись снаружи, топтался в нерешительности. Наверное, жалел, что поддался моему психозу.

— На улицу, остолопы! Бегите отсюда! — Сама не знаю, как пистолет оказался в руке. Два раза нажала спусковой крючок. С потолка посыпалась штукатурка. И первым удивительно быстро в окно выпрыгнул щуплый старичок. За ним начали сигать остальные.

Продолжения я не видела, уже бежала по коридору, отшвыривая двери — ржавые завесы взвизгивали, как от боли…

Ссадина на руке. Ничего не чувствую. Я пытаюсь обогнать гулкие удары в ушах…

Камни… Падают…

От моего касания последние двери слетают внутрь. Напарник Влада едва удерживает палец на спусковом крючке. Доктор и лейтенант, рядом на одном ящике, поднимают глаза от экрана… Они же слышали крики, выстрелы — почему они сидят?!.

Да, ясно. Им все-таки удалось…

— Выключи, Грэй!

— Таня! — удивленно бормочет доктор.

— Прыгайте в окно!

Что же это, не силой же мне их выталкивать!

Зрачки Грэя целое мгновение смотрят в мои глаза, Как это долго… Жутко долго…

Он хватает рюкзак. Увлекая за собой лейтенанта, бросается к высокому подоконнику. Они перемахивают его почти одновременно. Следом прыгает второй «переговорщик», Я — последняя…

И уже в воздухе спиной чувствую толчок. Не очень сильный. Но уши вдруг закладывает грохотом, и целые тучи пыли, смешанной с едким дымом, застилают белый свет…

Меня швыряет обо что-то твердое. В глазах темно, а во рту делается солоно…

Глава 5

Где я? Ничего не вижу… Пробую пошевелиться. Боль во всем теле. Но кости, кажется, целы… Звон… Откуда этот звон?

Словно из дальней дали едва различимый голос:

— Таня!

Кто-то хватает меня за руку. Оказывается, он совсем рядом. А я почти не могу его слышать.

Из клубов пыли возникает лицо Грэя, склоняется надо мной:

— Таня! Идти сможешь?

— Должна… — Трясу головой, но звон не проходит. Поднимаюсь на ноги. Рядом — Влад. Вроде бы с ним в порядке.

— Артём!

Они вздрагивают. Не ожидали, что я способна на такой отчаянный вопль.

И будто в ответ на мой крик — ещё взрыв. По другую сторону дома. Там, где сейчас физик и остальные. Как последний вздох убитого великана — новое облако пыли. Шестиэтажное здание кренится и оседает…

Грэй тащит меня за руку. Мы проскакиваем между домами. Грохот и тьма за спиной.

В соседнем дворе — солнце и день.

— Артё-о-ом! — Мне кажется, что мой голос такой слабый. Но доктор смотрит на меня, болезненно морщась.

А в следующую секунду во всём квартале начинается ад. Взрывы гремят справа и слева. Тучи пыли и дыма окончательно гасят солнце. Валятся обломки бетона, падают с неба кирпичи, свистят осколки, а мы бежим, бежим, сами не зная куда, лишь бы вырваться из каменной и стальной бури…

— Сначала долбанули по сигналу «мыльницы», а теперь по площадям «работают»! — хрипло выкрикивает Грэй на ходу. Кашляет, захлебнувшись пылью, но продолжает, будто собираясь перекричать взрывы: — Это хорошо, Таня… Было б хуже, если б сразу прислали спецназ…

Я отчетливо слышу каждое слово. Звона в ушах почти нет. Но к черту все объяснения… Всматриваюсь, пытаясь сквозь темное марево различить хоть какой-то намек на человеческие фигуры… Где остальные наши? Где Артём?

Доктор тащит за собой. А земля под ногами — какая-то вёрткая, живая. Вздрагивает, так и норовит выскользнуть из-под тебя. И ноги почему-то заплетаются… Если бы не Грэй, я бы точно свалилась в неожиданно возникшую канаву.

Влад и его товарищ бегут рядом. И как-то странно оглядываются на меня.

— Мы почти успели, — бормочет доктор, — почти… Через оцепление… Можно проскочить.

Взрывной волной нас отшвыривает назад.

Ползем, вжимаясь в землю, перебираясь через вздыбленный асфальт.

Съезжаем в огромную воронку. Здесь чуть безопаснее, Только склоны воронки едва заметно вращаются. Так, что комок подкатывает к горлу… Нет, это не с воронкой. Это со мной…

Закрываю глаза. Будто волны колышутся… Красноватый океан… Океан внутри меня…

— Таня…

Чуть поворачиваю голову. Лицо Грэя — встревоженное. Наверное, вид у меня не особенно здоровый.

— Я в порядке…

Он молча кивает и опять лезет в карман за «мыльницей»:

— Посмотрим, что удалось скачать…

— Не надо, — говорит Влад. — Маршрут и пароль в оцеплении я запомнил. Будем уходить.

— Прямо сейчас?

— Это ж точечный удар, — пытается улыбнуться лейтенант. — За два квартала — уже спокойнее…

— Восемьдесят с лишним человек… Все забились в щели… Влад, ты ведь их даже не соберешь.

— Соберу. Они — там… Там спокойнее.

— Надо выждать…

— Чего? Отработает авиация — пришлют «вертушки» с десантниками. Тогда уж наверняка никто не уцелеет.

Лейтенант выплевывает чёрную слюну:

— И вам тоже пора.

Я вздрагиваю, будто пробудившись:

— Артём… Без него нельзя.

— Пойдем к туннельной шахте, — ровный голос доктора. — Если Артём уцелел, туда же направится.

Влад первым оказался на краю воронки и вдруг закричал. Замахал рукой. Спустя пару секунд ещё несколько человек сползли к нам. Лысый математик и двое юношей.

— Где остальные? — спросил лейтенант.

— Не знаем… — Лица у всех троих были виноватые.

Только Влад и не собирался их упрекать:

— Молодцы, оружие не потеряли… Уходим в сторону автодорожного института.

— Погоди. Мы же не бросим наших?

Лейтенант не ответил. Математик часто моргал, вытирая рукавом слезящиеся от дыма глаза. И смотрел на Влада.

Но тут и без высшей математики было ясно. Ждать тишины нельзя. А заниматься поисками, когда по кварталу молотят ракетами, — развлечение для самоубийц. Тем более что, может, и искать-то уже некого…

Я приподнялась.

Красные волны колышутся внутри…

Нет! Я должна… Я смогу…

Меня опередили.

Второй «переговорщик», молчаливый, угрюмый на вид парень, вдруг подал голос:

— Влад… Я мотнусь?..

— Ты мне живой нужен.

— Я по-быстрому. Если им кранты — может, хоть автомат исправный найду.

За торцом ближайшего здания рвануло. Нам на голову сыпалась кирпичная крошка. Лейтенант поморщился, отряхивая белый ежик волос:

— Боксер, мы не можем еще и тебя искать…

— А вы и не ищите. Маршрут я знаю…

— Ладно. Давай, — чуть кивнул Влад.

Боксер перебрался через край воронки, скрылся в дыму…

Громыхнуло где-то впереди. Ещё… Мы вжались в землю. Сквозь серую пелену прорезался алый цветок огня.

Я заметила, как что-то мелькнуло в глазах лейтенанта. По-моему, он уже жалел, что согласился.

Чего я медлю?!

— Я тоже иду.

Дернулась, вставая, но Грэй крепко поймал меня за куртку:

— Не надо… Ты и так сделала всё, что могла…

Как командир нашего крохотного отряда, он не мог рисковать. Я была его последним резервом. И, наверное, самым ценным снаряжением.

Но я не снаряжение!..

— Нельзя успеть везде, Таня.

Прильнула к верткой, живой земле, вцепилась в неё пальцами…

И все-таки, он прав. Толку от меня сейчас мало…

Закрыла глаза.

Проклятый океан внутри меня никак не желал успокоиться…

Артём невредим и дойдет… Я в это верю. Должна верить.

— Не ждём. Уходим, — повторил Влад Ерёмин. Будто сам себя уговаривал.

Мы перебежали метров двадцать. Упали в какую-то канаву. Опять рвались ракеты. Словно невидимый великан железным кулаком лупил по домам, швырялся огнём и смертоносными осколками… Злобный, подслеповатый великан. Он искал нас, но мы были слишком малы. Словно муравьи, ускользавшие из-под его тяжеленных башмаков. Всё, что ему удалось, — рассечь Грэю бровь. А одному из юношей пробило рукав. Но кожа — едва задета. Пока муравьям везло.

Добрались до сквера. Того самого, где Грэй спрятал «трофейный» автомат. Несколько кустов и дерево — аккуратно срезаны, будто лезвием. А «калаша» нет. Только дымящаяся воронка на том месте.

— Оружие успели забрать, — пояснил Влад.

Громыхало уже где-то в стороне, а мы лежали рядом на густой траве. Намного удобнее, чем на остром кирпичном крошеве. Почти пикник у обочины.

— Дальше нам в разные стороны, — сказал лейтенант. И пристально посмотрел на меня и Грэя. Будто запоминал.

Доктор отстегнул от бронежилета гранату, ещё одну из влёк из кармана. Протянул обе Владу:

— Держи. В хозяйстве сгодится.

А математик вдруг тронул меня за плечо:

— Слушай, как ты догадалась, что нас засекли?

— Ну… Просчитала вероятность.

Он изумлённо моргнул. А что я ещё могла ответить?

Влад и его люди ушли. Мы остались вдвоём.

«Как и тогда в „Матриксе“…»

Подумала и холодом обдало сердце.

Взрывы стали реже. Затем наступила тишина. Если не считать треска пылающих досок, сухих хлопков лопающегося от жара стекла. В воздухе — дымная пелена и удушливая гарь, отдающая химией. Кажется, плавились линолеумные полы…

Спокойствие казалось обманчивым. Давящим на барабанные перепонки, тяжелее, чем грохот разрывов. Будто каждую секунду ждёшь ракету, нацеленную прямо в тебя.

Но обстрел действительно прекратился.

— Плохой признак, — буркнул Грэй.

Доктор, несмотря на изрядные габариты, двигался легко. А меня все ещё шатало. Словно куклу-марионетку с оборванными ниточками.

— Пройдет, Таня, — успокаивал Грэй, поддерживая меня за локоть.

Да, знаю. В подвале у Джона мне досталось куда больше… Я до сих пор не пришла в форму. Это всё Михалыч… И те, кто стоят за ним. Они выпили мою силу… Как бокал опрокинули и опустошили мозги. Теперь я ничего не смогу… Когда прилетят вертолёты…

Резкая мысль наждаком чиркнула по сознанию. Что же я делаю! Нет! Это не они, это я сама!.. Сейчас, как и тогда! Растворяюсь в собственном страхе, как в омут погружаюсь в слабость…

Падать легче, чем подниматься. Жалеть себя проще, чем бороться.

Чужой волей, стечением обстоятельств мне досталась Сила. Большая, непонятная… Я не умею ею управлять. Но я научусь. Потому что должна. Ради тех, кто мне дорог. И ради себя. Потому что я не кукла…

— Тебе плохо, Таня? — взгляд доктора озабоченный. Неудивительно. Я ведь остановилась прямо посреди улицы. Как безумная, шепчу что-то под нос…

— Смотри, Грэй!

Несколько чумазых физиономий над краем канавы таращились на нас с опаской. Смотрела я в их сторону, но заметила только сейчас. Господи, неужели у меня такое же почернелое лицо?

— Э-эй! — замахала я рукой.

Пятеро местных Артёма не видели. Мы направили их к точке сбора, указанной Владом. Известие, что лейтенант жив, слегка их приободрило.

Впереди — длинная, подъезда в четыре многоэтажка. Мимо неё мы уже пробегали часа полтора назад. Значит, дом с нашим подвалом совсем близко.

Влад прав — здесь обстрел был не такой интенсивный. Всего две свежих воронки посреди двора.

Мы начали пересекать открытое место. И будто споткнулись, обойдя торец здания.

С подоконника первого этажа вниз головой свисал человек в зеленоватом камуфляже. Фигура, волосы — как у Артёма…

Доктор ускорил шаг. А я бросилась, обгоняя, задыхаясь от предчувствия…

Нет. Я поняла это уже метров за десять.

Камуфляж был российский. А потом я узнала и человека.

Долговязый костлявый юноша, первый взрослый, которого мы здесь встретили. Широко раскрытые глаза смотрели чуть удивлённо. Будто заметили что-то интересное на стене ниже подоконника…

Наверное, он даже не успел ощутить боль.

Я взяла его кисть. Тёплая. И лицо тоже — ещё розоватое. Почти живое. Только из пустякового отверстия на виске едва сочится кровь. Маленькую тёмную лужицу накапало внизу…

Череда событий — кристально ясная…

Серьёзная девочка Иришка рассказывает своему «опекуну» о нашем предупреждении. И он уводит детей из «плохого» места. А перед этим, наверное, заклинивает люк в туннель. Чтобы ни одна подземная пакость не просочилась… Здесь, за несколько кварталов, в относительной безопасности он стоит у окна. Всматривается и слушает тишину…

Один крохотный осколок. Всего один…

Грэй заглянул внутрь через соседнее окно. Я торопливо вскарабкалась следом.

В комнате — пусто. Недоструганная деревяшка валяется на полу. А ножа — нет. И никакого оружия.

Добрый знак. Вероятно, детей увели к остальным, едва погиб их главный «опекун». И всё оружие тоже прихватили…

— Эй! Есть кто живой? — на всякий случай позвала я.

Никого.

Последний квартал. Обходим здание. И как вкопанные замираем.

Может, мы не туда вышли? Здесь должен быть дом. Относительно старый, вероятно пятидесятых годов прошлого века. Там, внутри — лестница с затёртыми ступенями, железная дверь, подвал… И крышка люка над спасительной туннельной шахтой…

Ничего нет. Только большая, догорающая груда обломков.

Мы подходим, кашляя, вытирая слезящиеся глаза. Как завороженные, бродим вокруг дымного кирпичного холма. Словно всё ещё не можем поверить…

Слишком долго мы ускользали от судьбы. Но нельзя обманывать её постоянно.

— Что ж, — мрачно пробормотал Грэй, — в этом есть и хорошая сторона. По крайней мере в ближайшие часы будем наслаждаться солнечным светом. И свежим воздухом…

Он закашлялся, поперхнувшись дымом.

Мы отошли и сели на подоконник многоэтажки.

— Есть две возможности, — сказал доктор, задумчиво царапая рукоятку «барса», — во-первых, ждать ночи. В отличие от группы Влада, в темноте мы видим не хуже «чистильщиков». К тому же нас мало. Шансов просочиться больше. Вот только не уверен, станут ли в полиции так долго тянуть с «зачисткой». Они и сами пока не решили.

— А второй вариант?

— Идти с местными. В направлении автодорожного института. Тогда надо спешить. Люди Влада могут наделать шума. И если опоздаем — в том месте не протолкнешься от полицаев. Это, кстати, и для первого варианта справедливо. Разумнее оказаться подальше от точки, где «засветился» мой «пальм». Логичный вывод — надо уходить прямо сейчас.

— Я иду искать Артёма.

Грэй вздохнул. И улыбнулся, не очень весело:

— Не думай обо мне плохо, Таня… Вместе пойдем.

Перейти от слов к делу мы не успели.

Знакомая нескладная фигура возникла из мутной пелены. Пригибаясь, двинулась в нашу сторону. Впрочем, сейчас его трудно было назвать нескладным. И рюкзак, и автомат были при нём. А взгляд казался хотя и диковатым, по сосредоточенным.

Я замахала рукой. Артём издал радостный вопль. Грэй прищурился:

— Я же говорил, Таня. Он — парень ловкий. Когда по-настоящему испугается…

В следующую секунду мы оба слегка напряглись.

Вместо того, чтобы идти прямиком к нам, физик вдруг развернулся и снова исчез из виду.

— Он что, контуженный? — удивился Грэй, спрыгивая с подоконника.

Но тут мы опять его увидели. Уже не одного. Прихрамывая и опираясь на приклад «калаша», рядом ковылял щупленький, благообразный старичок. Тот самый, что спорил с Медведем. И который так резво выпрыгнул в окно по моей команде.

— Вы целы? — на всякий случай поинтересовался Артем и, не дожидаясь ответа, представил спутника: — Это Ромыч… Мы еле выбрались. Остальные, наверное…

— Ещё трое — живы, — успокоил доктор, — не считая Влада и Боксёра. Лейтенант послал его вас искать.

— Мы никого не встречали, — качнул головой физик.

— Влад жив? — обрадовался старичок. — А шваркнуло там здорово. Чуть-чуть — и мокрого места не осталось… Если б не ты, девочка…

— Её Таня зовут, — торопливо добавил Артём. Выглядел он слегка взвинченным. Впрочем, как раз это — естественно. Трудно сохранять безмятежность, когда целая экскадрилья пытается нанести «точечный удар» по твоему темечку… Можно сказать, держался физик совсем неплохо.

— Артём, я ведь тебя звала… Не слышал?

Он замотал головой.

— Мы ж с вами в разные стороны шуганулись, — улыбнулся старичок. — Там и себя не услышишь… в таком грохоте.

— Слушай, Таня, ты бледная, — вдруг испугался физик. — У тебя точно ничего не…

— Я не бледная. Я закопченная. — Достала платок и вытерлась. — Ты, кстати, тоже.

— Ну и пускай. Для лучшей маскировки, — расплылся Артём.

Потом лицо его вдруг переменилось. Он завертел головой по сторонам.

— Что-то потерял?

— Таня… тут, кажется… был дом? Где-то рядом… Нет, наверное, я путаю… Да, путаю.

— Дом? Такой большой, красивый? С просторным удобным подвалом? С подземным ходом…

— Ага, — слегка изменившимся голосом выдавил Артём. И покосился на окутанный дымом и пламенем холм.

Бедняга. До него только сейчас начало доходить.

— Значит, опять под землю — дороги нет, — выговорил Ромыч, почёсывая редкую бороденку.

Артем в беседе не участвовал. Пинал ногами обугленные кирпичи и хрипло матерился вполголоса.

— Да, дело плохо… — Старичок пристально взглянул на нас.

Чем-то он начинал меня раздражать. Слишком уж любопытен. И из выцветших карих глазок сочится этакий холодноватый интерес. Будто у таксидермиста, гуляющего по зоопарку.

— Куда ж вы теперь?

— Ещё не знаем, — прищурился Грэй. — Может, дашь ценный совет?

Мы уже рассказали Ромычу о маршруте Влада, но догонять своих он почему-то не спешил. Или считал, что пробиваться вместе с нами надежнее?

— А вас только трое? — равнодушно поинтересовался старичок.

— Нет, нас три сотни. И ещё дивизия в придачу — во-он за тем домом.

— Ну, не знаю… Может, вы ещё кого ждёте…

Он что, думает, будто мы для него спектакль разыгрываем? Переглянулась с доктором — пора отсюда уходить. Тратить время на выяснение отношений — глупо.

Ромыч кашлянул, отворачиваясь. Сделал несколько шагов. Носком ботинка разворошил пепел.

— Артём! — вдруг позвал, наклоняясь. — Смотри…

Физик буркнул какое-то очередное ругательство. Но всё-таки подошел ближе.

Что интересного можно отыскать в пепле?

Артём склонился, недоумённо морщась. И тщедушный старичок резким уверенным хватом сжал его горло. Закрывшись телом физика, приставил к его виску «Макаров».

— Ты что, Ромыч, офонарел?

— Тише, Артёмчик, тише… Не надо дёргаться… — ласково зашептал. — И вы стойте тихо. Нервы у меня уже не те… Расшатаны. Организм ослабленный…

— Опусти пушку, старый хрыч, — нахмурился доктор. — Я ведь тебе её вместе с клешнёй отстрелю…

— Это вряд ли, — донеслось сзади. — Не оборачиваться! Бросить оружие!

Глава 6

— Не искушайте фортуну, молодые люди… — осклабился Ромыч. — «Железки» кидайте сюда!

Я встретилась взглядом с Грэем. Бегать наперегонки с пулями сейчас не смогу. Он это знал. И молча кивнул.

Медленно начала снимать «вайпер» с плеча. Доктор так же медленно опустил «барс»:

— Ромыч, ты большую ошибку делаешь…

— Наоборот. Хочу её исправить, — добродушно прищурился старичок. — Ты просил совета? «Их есть у меня». Расслабься и постарайся получить удовольствие… Когда всё проиграно, надо наслаждаться минутами…

— В сторону! — опять скомандовал его невидимый сообщник. — Лечь на землю!

Знакомый голос.

— Боксёр… Неужто ты?

Тяжело разочаровываться в людях. Вероятно, отпросившись у Влада, храбрый «доброволец» направился прямиком сюда. Нас с Грэем поджидать… Бойкий паренёк. Сволочь ещё та…

— Ложись! Руки за голову!

Пришлось подчиниться. Мы нужны живыми, но в живых можно остаться и с простреленными ногами.

— На что рассчитываешь? — процедил Грэй. — Думаешь, загибаться в спецлагере легче?

— В лагере? — усмехнулся Ромыч. — Не думаю…

Я надеялась, что теперь он отпустит Артёма. Но старый «мухомор» всё ещё держал пистолет у его виска.

Снять бронежилеты они нас не заставили. Вероятно, опасались сюрпризов в ходе этой процедуры. Они нас боятся. И правильно делают… Во внутреннем кармане моего жилета — совсем игрушечный «керамик». В рукаве — нож. Только пока я ничем не могу воспользоваться — нельзя рисковать Артёмом…

И Грэй тоже не станет рисковать.

— Боксер, ты-то зачем связался с этой поганкой? — Голос у меня уверенный. Будто он, а не я лежала на земле.

Боксер молча подобрал оружие.

— Влад тебе доверял. Кто угодно, но не ты…

— Жить-то всем хочется, — облизал тонкие губы Ромыч. И посмотрел в небо, словно ждал чего-то.

— Уроды, вас ведь всё равно не отпустят, — доходчиво объяснил Грэй. — За «колючкой» сгниете. Как падаль…

— Отстал ты от жизни, сынок, — прищурился Ромыч. — Ещё утром министр обещал полную амнистию. И изрядную сумму подъёмных. За ваши головы.

Уже тошнило от его приторной ухмылки. Словно полковник Карпенко настиг меня в виде злой пародии. Маленькая, тщедушная фигурка, но с тем же спокойным цинизмом в голосе, с той же уверенностью в равнодушно блестевших глазках…

И ведь не импланг. Человек.

Главный в этом поганом дуэте. А второй? Неужели тупой исполнитель?

— Ладно, старый пенёк впал в маразм. Но ты, Боксер? — Хотела заглянуть в его зрачки не получалось. Они постоянно ускользали, перебегая между мной и доктором. Словно, парень боялся моего взгляда.

Попробуем слегка надавить:

— Хрыч купился. Как дешевка. Только у тебя-то свои мозги. Неужели веришь их обещаниям?

— Не пытайся гнать фуфло, соплячка, — перебил Ромыч. — Хватит трепаться, Боксер, Вызывай «вертушки».

Тот замер, удерживая нас на прицеле. А потом его вдруг «прорвало». Заговорил торопливо, будто пытаясь найти в словах недостающую уверенность и оправдание:

— Влад ни при чем! Я его не сдавал, ясно? И не сдам! Мы с ним через такое прошли, чего вам и не снилось! А с вами, волками, — другой разговор, ясно? И мне на вас начхать! Начхать!

— Влад в тебе ошибался…

И я ошиблась, беседы тут уже не помогут… Если бы удалось хоть на секунду отвлечь внимание Ромыча…

— Влад — мужик! Только теперь у каждого своя дорога!

— Интересно, почему Медведя нет в вашей компании…

— Медведь — болтун и дурак, — скривился Ромыч, — Дурак с обострённым стадным инстинктом… Боксер, ты что, не видишь? Эта стерва пытается тянуть время!

Да, пытаюсь. Но не очень выходит.

Боксер встряхивает коротко стриженной головой, отгоняя от себя остатки сомнений. Не выпуская АКМСа, извлекает из-за пазухи рацию. Полицейского образца. Трещина на корпусе перемотана изолентой. Вряд ли прежний хозяин добровольно расстался с аппаратурой.

Ясно. Им надо всего-то минут десять продержать нас на мушке. Пока не прилетит вооруженный до зубов спецназ. Дальше останется лишь внимательно пересчитывать честно заработанные «баксы»… Что-то не так…

Ромыч дёргается, глядя куда-то за спину Боксёра. В следующий миг рука с пистолетом резко идет в сторону от виска Артёма. Тонкий палец два раза жмет спусковой крючок. Но выстрелов почему-то целых три. И Ромыч как-то странно вздрагивает, кренится вправо с перекошенным лицом. В остановившемся взгляде — страх пополам с удивлением.

Артём выскальзывает из захвата, прыгает вбок. Лицо у него белое, но он невредим!

Я вырвала «керамик» из-под жилета, почти не целюсь… На ветхой куртке Ромыча добавляются дырки. Не только я успела. Откуда-то по ту сторону дымящегося холма грохочет автоматная очередь. Старичок падает на спину.

Боксёру не до нас. Вжимаясь в землю, он заползает в дом. По серой пыли протянутся красный след.

Не знаю, Грэй успел или неизвестный автоматчик. Некогда уточнять. Артём — уже рядом. Доктор подбирает рацию, выпавшую из руки Боксёра. Ползём в укрытие, за кусок бетонной плиты. Пули свистят над головой.

Затем всё неожиданно стихает.

— Э-эй! Вы целы?

— Смотря кого ты имеешь в виду! — кричит доктор в ответ. Разговор — это хорошо. Тем более, что к серьёзному «общению» мы пока не готовы. Из оружия — лишь пистолеты. Остальное — предстоит отбить у Боксёра.

— А меня зацепили… Блядство…

— Ты при дамах не ругайся! — укоряет Грэй, сквозь дымную пелену пытаясь разглядеть собеседника. Но мало что выходит. А высунуться из-за плиты, чтобы улучшить обзор, мы не рискуем.

— Извиняюсь, — голос совсем молодой и вроде бы знакомый, — а с дамой всё в порядке?

— Ага, твоими молитвами, — отзываюсь я.

— Э-эй, да чё вы… как неродные!

— А ты поменьше в нас «шмаляй», тогда и породнимся.

— Я ж не в вас целил…

— Ну тогда иди сюда.

— Не могу, — стонет незнакомец.

Артём вдруг пытается встать. Хватаю его за куртку:

— Не рыпайся…

— Я его узнал! Я его в карты обыграл!

— С Ромычем у вас тоже была дружба!

Какое-то время длится молчание. Незнакомец первым его нарушает:

— Эй… у вас не найдется… чего-нибудь… рану перевязать.

Голос — тоскливый. Он и в самом деле истекает кровью?

Смотрю на доктора:

— Прикроешь меня.

Не ожидая его решения, вскакиваю. Короткая перебежка до следующего укрытия. Прижалась к земле, затаилась. Тихо. Опять перебежка. Главное — быстрее проскочить тот отрезок, где и Боксер может меня достать.

Уже вижу тело на земле. Он не шевелится. Потерял сознание? Притворяется? «Калаш» лежит рядом с ним.

Последний бросок. Времени схватить оружие я ему не дам…

Шагов за пять наперерез мне из-за угла вырастает фигура. С таким же «калашом» направленным прямо мне в грудь.

Не выстрелила. В последнее мгновение удержала палец на спусковом крючке. Потому что узнала. Этого нельзя было не узнать.

— Интересно, — лысый математик опустил автомат, — а я думал, что вы давно там… — грязным пальцем указал себе под ноги.

Жест вышел мрачновато-двусмысленный.

— А мы туда не торопимся… — прищурилась в ответ.

Но математик меня уже не замечал. Бросился к раненому и опустился рядом на колени:

— Вовчик!

Нет ответа. Математик склонился, прислушиваясь:

— Дышит… Живой!

Поднял на меня глаза:

— Кто-то Вовчика зацепил. Не видели кто?

— Видели, — кивнула я, — вон там он валяется… А ещё один — в доме засел.

Раненого юношу я, конечно, узнала. Тот веселый картёжник, что даже не пытался отстоять кровные монеты, а лишь наблюдал за «выступлением» Артёма.

Вовчик застонал и открыл глаза:

— Привет…

Выглядел он не очень здорово.

Хотела звать доктора, но он уже и сам был рядом. Физик вдвоем со «стечкиным» остался караулить Боксера.

Грэй осмотрел рану и успокоил:

— Сквозная… Ничего важного не задето. Только шок и кровопотеря.

Разорвал «штатовский» медицинский пакет со стерильным бинтом и сделал перевязку. Вколол обезболивающее.

— Класс. Теперь буду под кайфом! — сказал Вовчик. Пытаясь выглядеть бодрее, чем это было ему под силу. — А я вас точно не задел? Извините. Перетрухнул малость… когда этот гад в меня шмальнул… Хорошо, что вы его сразу успокоили…

— Первый выстрел был твой. Он же после этого Артёма выпустил. Это я хорошо помню…

— Нет, — заспорил Вовчик. — Сначала он в меня — два раза. И вы — в него… А уже после я…

До меня начало доходить.

— Вовчик, ты только очередями стрелял?

— Ну да.

Посмотрела на Грэя. Он был удивлён:

— Таня, я вообще-то тоже думал, что Ромыча ты подстрелила.

— Нет. Первая пуля — была не моя.

Доктор озабоченно почесал щеку. Глянул по сторонам. Я тоже ощутила холодок на спине. Кто-то невидимый сейчас вблизи молча наблюдает за нами… Или даже тихо посмеивается над нашим замешательством?

— Пора отсюда уходить. Только сначала вернуть оружие и с Боксером разобраться, — прищурился Грэй.

— Боксёр? — заморгал математик.

— Он самый. Вон в том подъезде. Артём держит его с фронта, а мы попробуем — с тыла… Таня, ты куда?

— Сейчас, Грэй…

Я и сама не могла толком объяснить, что собираюсь делать.

Догорающие остатки здания. Над ними зыбкое, сизоватое марево. Будто над раскалённым песком в Сахаре. Очертания противоположного дома колышутся, словно мираж. Пустые глазницы окон вздрагивают, как живые… Но там никого нет.

Обошла пожарище. И направилась к крайним, самым дальним от меня окнам первого этажа. Между ними и тем местом, где стоял Ромыч нет дрожащего марева. Можно хорошо прицелиться. Тем более, что именно к тем окнам старикашка повернулся неприкрытой спиной.

Чистая логика. Но кроме доводов разума, теплится неясное чувство… Кто-то живой есть поблизости. Кто-то мне знакомый. И это ощущение ведёт меня именно к тем окнам…

Останавливаюсь:

— Эй! Не бойтесь. Я без оружия.

Карабкаюсь на подоконник. Пусто. Спрыгиваю внутрь. Иду через комнату, Осколки стекла хрустят под ногами. Шуршат обрывки газет. Но я ведь и не собираюсь прятаться…

— Не бойтесь…

— Не подходи!

Чёрный зрачок пистолета смотрит мне в лицо.

Я медленно приседаю напротив. Поднимаю ладони:

— Видишь, оружия нет.

Зрачок «Макарова» опускается.

Она всхлипывает, а Павлик и безрукий ребёнок молчат, затаившись в углу. Слишком напуганные, чтобы плакать…

Значит, их так и не нашли. «Опекун» погиб у них на глазах, и они убежали. Трудно представить, что они чувствовали, пока смерть падала с неба.

Я и не буду представлять. Нельзя мне…

— Это ты выстрелила в Ромыча?

— Он… Он в Вовчнка пальнул… Я… Я не виновата…

Глядя на неё, самой хочется плакать. Но я улыбаюсь. Потому что знаю: слезы — самая дешёвая вещь на свете… Дешевле — только кровь.

— Все нормально, Иришка. Ты всё правильно сделала. Пойдём… Наши ждут. Влад ждёт. Он вас не бросит. Он и Вовчика за вами прислал…

Усаживаю всех троих на подоконник. Спрыгиваю вниз и помогаю им спуститься.

Машу рукой Грэю:

— Всё в порядке.

И в это мгновение пуля вонзается в стену рядом с моей головой. Падаю на асфальт, увлекая за собой детей.

Чёрт, мы так и не забрали у «мёртвого» Ромыча пистолет! Не рискнули ползать под прицелом у его живого напарника.

Короткая автоматная очередь. Со стороны здания, где засел Боксер. И всё стихает.

Жду, не веря тишине.

— Таня! — растерянный голос Артёма. Вероятно, он так и не понял, кто на самом деле в нас стрелял.

— Лежите! — приказываю Иришке. Она не плачет. Павлик хнычет — кажется, зашиб коленку.

Осторожно приподнимаюсь.

Метрах в двадцати на земле, рядом с головой оскалившегося Ромыча, ширится свежее тёмное пятно.

Артём повернулся в мою сторону, делая отчаянные знаки — мол, пригнись, дура. Сам он высовываться из-за бетонной плиты не рискует. Грэя и математика не видно. По-моему, они сейчас пытаются обойти Боксера с тыла.

Выходит, я увидела и поняла больше всех остальных.

Петляя как заяц, бросаюсь вперед.

Глаза у Артёма становятся огромными и круглыми, как у мультяшного персонажа. Но когда я оказываюсь рядом, он вскакивает во весь рост из укрытия и несётся следом.

Вбегаем в подъезд. Даже здесь, в сумраке, кровавый след отчётлив. Тянется вверх по лестнице. Искать долго не приходится.

Боксер лежит на ступенях, чуть ниже площадки второго этажа. Левая рука зацепилась за ограждение лестницы. Правая — держит автомат, безвольно свесившийся стволом вниз. Отсюда, через окно, хорошо видно неподвижное тело Ромыча. Наверное, Боксер вложил в ту, последнюю, очередь все свои силы…

Наше оружие валяется рядом. Отодвигаю его ногой. Артём торопливо подбирает «вайпер».

Слегка дергаю за цевье «калаша». Пальцы Боксера разжимаются. Он открывает глаза, смотрит на меня. И будто не видит. Потом сквозь тусклую муть просвечивает огонек разума. Едва тлеющий.

На втором этаже беззвучно распахивается дверь. Одновременно снизу грохочут ботинки. Артём вздрагивает, но сразу успокаивается, когда на площадке возникает доктор. Снизу осторожно поднимается математик.

Они смотрят, не опуская оружия. Тот, кто предавал — предаст даже мертвый.

Глаза Боксера опять затягиваются мутью.

— Спасибо, — говорю я, склоняясь над ним.

Губы его разжимаются, но ничего не слышно. Он кашляет. И наконец выговаривает:

— Плевать мне на вас… Плевать…

Хмурится и застывает.

Когда мы вышли, прихватив оружие и рюкзаки, внизу, опираясь плечом на стену, уже ожидал Вовчик. Самостоятельно доковылявший. Неразлучный с «калашом». И бледный до синевы.

— Что там?

Я рассказала.

Он усмехнулся:

— Повезло.

— Кому?

— Боксеру. Мог бы так и сдохнуть шакалом…

Грэй мрачным взглядом окинул фигуру Вовчика. Идти быстро он не сможет. А ждать Влад не будет. По словам математика, им выделили на все поиски ровно пятнадцать минут.

Детей не было видно.

— Эй! Иришка! — замахала я рукой. Из-за груды мусора выглянуло три пары пугливых глаз.

Доктор вздохнул, отводя взгляд. Ещё одна причина, почему мы не сможем двигаться быстро… Во все планы надо вводить поправку на четыре неустранимые погрешности…

Нет, это не погрешности. Это — люди…

— Вы идите, нагоняйте Влада, — сказал математик. — А я потихоньку, с Вовчиком и детьми…

Потихоньку?

Если бы мы догнали отряд лейтенанта раньше, чем он выйдет к периметру оцепления. Если бы вернулись вместе с помощью…

Нет, ждать Влад точно не станет. И будет прав. Он и так потратил слишком много времени. У него — восемьдесят человек. О них он должен думать. Вывести их, пока ловушка окончательно не захлопнулась… Каждую минуту ситуация грозит измениться.

Значит, единственная надежда этих четверых — мы.

— Уходите, — попросил математик. — Это же простая задача. Величины несопоставимые.

Может, он и прав. В Москве сейчас в опасности тысячи. Никому из них мы уже не сумеем помочь. Никого не спасём. Стоит ли рисковать жизнью ради четверых? Или пяти, вместе с математиком? Стоит ли рисковать ради них, если на кону не только наша жизнь?

Простая задача.

Но Грэй молчит, глядя куда-то перед собой, в неясное марево раскалённого воздуха.

— Уходите… — повторил математик.

Доктор вздрогнул, оборачиваясь, и запрокинул голову в небо:

— Уже поздно…

С той стороны, куда ушёл отряд Влада, донёсся явственный гул вертолетных моторов. И с противоположной стороны — тоже. Будто гигантские осы слетались на запах.

Глава 7

Мы стоим в подъезде. Даже в сумраке видно, как побледнел Артём. У меня за спиной, в глубине подъезда, — хриплое, неровное дыхание Вовчика. Детей не слышно — затаились как мышки.

— Может, пронесёт? — шепнул математик. Только сейчас мы узнали его прозвище: Синус. Смешно.

— Пронесёт, как же, — буркнул Грэй. — Надо было заедать молоко солёными огурцами. Тогда б точно пронесло…

— В каком смысле?

— В прямом, Синус. В самом прямом… Понимаешь, они ведь не зря «работали» по району. Сначала проутюжили, теперь захотят проверить, все ли у нас дома… Как в детской игре. Кто не спрятался — я не виноват.

Доктор криво усмехнулся:

— Может, это начало зачистки. А может — разведка боем. В любом случае, тактика очевидная. Сначала работает авиация. Потом — пехота занимает район. Кольцо оцепления передвигается. Стягивается. Пока последние обитатели Развалин, сбежавшие от обстрелов, не оказываются стиснуты в крохотном «мешке», Очень удобно. Потери среди «чистильщиков» минимальные.

— Если проскользнуть в другой район…

— Не успеем. Нарвёмся либо на десант, либо «шпионы» засекут. Понимаешь, скорее всего, они перебросили к нам лучшие силы. Они могут себе это позволить. Наибольшая эффективность по минимальной площади.

— Разве они не боятся, что местные прорвутся на другом участке? — спросила я.

— Нет. Они знают, что против них — не армия с единым командованием. Разрозненные группки людей. Кое-как вооружённых. И почти не управляемых. Аморфная масса бывших гражданских… Потерявших всё, загнанных в угол… Отчаяние придаёт силы. Когда терять уже нечего, нечего и бояться… Только от ракет это не спасет. И боекомплекты — не пополнит…

Синус вытер лоб рукавом.

— Да, это почти арифметика… Максимум неделя…

— Что? — переспросил Артём.

— За неделю из Москвы сделают «чистый» город…

— Радужная перспектива, — скривился физик. — Жаль, не увидим…

— Примем бой здесь? — спросил математик.

— Сначала — звонок «друзьям», — качнул головой доктор. И вытащил из кармана полицейскую рацию. Ту самую, что так и не пригодилась Боксеру. — Только бы они кодировку не сменили… — Нажал красную кнопку. — Семнадцатый вызывает «вергушки»! «Горячая полночь»! — В динамике — шорох, гудение. Доктор почесал небритую щеку. И повторил: — «Горячая полночь»!

Может, рация накрылась? Треснутый, заклеенный изолентой корпус не внушал доверия.

— «Вертушка»-десятый на связи! — наконец-то прохрипело в ответ.

— «Вертушка»-одиннадцатый на связи! — ещё один голос донесся из динамика.

Грэй радостно прищурился:

— У меня пленные. Очень важно. Требуется срочная доставка.

— Вас понял. Уточните координаты.

— Тридцать пять — девятнадцать, у разрушенного дома, — сказал Грэй, сверяясь с картой, выведенной на экранчик его «мыльницы».

— Мы рядом. Ждите. Через пару минут.

Доктор опустил рацию и обвел нас внимательным взглядом. Математик покачал головой:

— Даже впятером штурмовать вертолет бессмысленно.

— Постараемся обойтись без лишнего драматизма, — заметил Грэй. Он казался спокойным. Будто уже принял решение. Достал из кармана шапочку-маску. — Пора наряжаться.

— Разве не всё равно? — буркнул физик, нервно сжимая «вайпер».

— Боюсь, мы стали слишком популярными личностями. Так… Возчик, Синус, давайте сюда оружие.

Математик подчинился без вопросов, а паренёк кашлянул, поднимаясь со ступенек:

— Это ещё зачем?

— Затем, что пленные, как правило, бывают безоружными.

— Кто пленные?

Нет, на дурака не похож. Много крови потерял. Вот и доходит до него «со скрипом».

Я подошла, села рядом.

— Вовчик, отдай автомат.

— Не отдам.

Математик присоединился к уговорам.

— Не отдам, — упрямо повторил юноша. В конце концов я разжала его пальцы.

— Ещё оружие есть?

— А твоё какое дело? — пробурчал он.

— Ясно, — кивнула без лишних слов, обыскала его и извлекла пистолет из-под штанины.

— Теряем время, — нахмурился Грэй. — Таня, свяжи обоих…

— Ах ты, гад! — испуганно дёрнулся юноша.

— Свяжи так, как умеешь, — не обращал внимания доктор, — надёжно и солидно, но чтоб… сами могли развязаться.

Он был прав. Это я умела.

— Нельзя без этого? — поморщился математик.

— Нельзя, — кивнул доктор. — Иначе, первое, что они сделают — оденут на вас наручники.

Я достала веревку и склонилась к уху Вовчика:

— Не рыпайся, глупый. А то узел получится не такой, как надо.

До него всё-таки дошло.

Очень скоро из-за крыш вынырнул юркий «шпион». Грэй, стоявший на открытом месте рядом с подъездом, замахал рукой. Вертолётный робот повис перед ним, всего в двух метрах. Так, что «жало» пулемета на механическом теле оказалось нацелено прямо в лоб доктору.

Грэй отнесся к этому без особого волнения. По крайней мере ничего нельзя было прочесть по его глазам:

— Личный номер 0697!

— Предъявите идентификацию, — то ли живой, то ли синтезированный голос из динамика «шпиона».

Мы нарвались на неприятности! Одного пароля и номера оказывается мало!

Держу «шпиона» на мушке, хотя понимаю, что калибра «вайпера» явно недостаточно. Маку удалось завалить одну летающую хреновину рядом с логовом Джона. Только у пацана было «12 миллиметров», а у меня сейчас — «5,65»! Это ведь не людей дырявить…

Артём судорожно сглатывает. Мы стоим рядом, у соседних окон. Его палец — тоже на спусковом крючке.

Математик и юноша сидят на полу, в глубине комнаты, и не видят происходящего. Но судя по их дыханию, наше волнение передаётся остальным. А ещё я слышу, как ёрзает Павлик и Иришка шепчет успокаивающе.

Ожидание — натянутая, вот-вот готовая лопнуть струна. Единственный, кто спокоен — доктор. Он щурится на солнце и неторопливо закатывает левый рукав куртки. Поворачивает внутреннюю сторону запястья в направлении «шпиона».

Что такое?

Вглядываюсь до рези в глазах, но так и не могу ничего увидеть на его руке. Никаких надписей и татуировок.

Значит…

Мне становится страшно…

…В гараже пахло бензином, а в погребе под гаражом квашеной капустой. Михалыч щелкнул выключателем. Едва тлеющая лампочка осветила крутые ступеньки. Ряды банок с маринованными овощами. Мы спустились. И на полу, в углу обнаружился длинный сверток. Я зажгла аккумуляторный фонарь. Старик дернул край матовой пленки, развернул.

Внутри был труп. Человек средних лет, с аккуратной дыркой во лбу.

— Двоих наших замочил, прежде чем я его успокоил, — вздохнул Михалыч.

Мертвец не казался серьезным противником. Уж больно невзрачен. Грязно-синий драный свитер, потертые джинсы. Носки дырявые. А обуви нет.

Старик проследил мой взгляд и пояснил:

— Ботинки у гада хорошие. И вроде — сорок третий. Может, Локи подойдут? Не помнишь, какой у него размер?

— Сорок третий — в самый раз, — выдавила я.

— Только не объясняй Генке — откуда. Ещё начнет брезговать, дурачок…

Михалыч достал цилиндрик сканера и присел рядом с телом. Поводил цилиндриком. И озабоченно качнул головой:

— Не получается. Может, сигнал слабый?

Закатал рукава у трупа и провел сканером по желтоватой коже.

— Бесполезно. Не с нашей техникой…

Достал нож.

— Ну-ка посвети, Таня…

Пощупал правое запястье мертвеца. Сделал аккуратный надрез. Раздвинул рану. Снова рассёк плоть… Меня замутило.

— Держи фонарь ровно, Таня… Кажется, не здесь…

Сталь опять прочерчивает кожу трупа. Теперь на левом запястье… Я пытаюсь не смотреть. Дыхание Михалыча — ровное, сосредоточенное…

— Есть! Вот оно, Таня..

Я поворачиваю голову. Старик довольно улыбается. В раздвинутой мертвой плоти темнеет крохотный шарик. Не больше спичечной головки.

— Что это?

— Идентификация.

Михалыч бережно достаёт шарик из раны и внимательно рассматривает:

— Красивая штучка… Жаль, её уже не использовать…

Да, Старик водил нас, как слепых котят. Только насчёт идентификации — не врал. Ещё одну мы с ребятами нашли полгода спустя, в обгорелых останках. Мертвец превратился в головешки, а шарик остался целехонек.

И точно такой же спрятан в левом запястье доктора.

Грэй… Кто ты? Что я о тебе знаю? Чингиз тебе доверяет. Но Король многим доверял. Дьюк, Митяй… И кем они оказались?

Ты — не имплант, я бы сразу почувствовала… Но ведь и о Ромыче можно было сказать то же самое. И об Алане…

Я верила. Я могла подозревать кого угодно, но не тебя… А ты… Внешне мягкий, сугубо гражданский по всем привычкам — ты так и не открывался до конца. Всегда казалось — что-то прячется за ласковым прищуром. Раньше я не придавала этому значения.

Теперь всё вдруг обрело особый смысл. Каждая мелкая черточка выросла в размашистую чёрную полосу. Полосы сложились в картину…

Грэй уверял, что импланты не так уж сильны.

Убеждал Чингиза оставаться в Москве.

Удивительно легко получил информацию с полицейского сервера.

Да, он спасал меня и Артёма. Делал всё, чтобы ни один лишний волосок не упал с наших голов. Только вот ради чего?

— Результат — позитивный, — прогудело из динамика «шпиона».

Доктор опустил руку с вживленным чипом. Значит, из базы данных «охранки» пришло подтверждение.

Артём радостно моргнул. Скорее всего, он думает, что у Грэя — чужая идентификация. Если бы и я могла успокоиться этой мыслью…

Из-за крыш показался «апач». Прошёл низко, на большой скорости. Опять исчез. В сопровождении пары шпионов выполз «юта» CR-5. Неуклюжая по сравнению с «апачем» колымага, каждые две секунды выстреливавшая из «зада» огненную точку. Тепловую мишень на случай обстрела самонаводящимися ракетами. У жителей Развалин не было ни «стингеров», ни «игл», и в полиции наверняка об этом знают. Однако рисковать не хотят.

«Юта» ещё не опустился, когда по четырём канатам начали съезжать десантники. Человек десять. Именно столько помешается в брюхе американской машины.

Почти синхронно в окнах противоположного дома мелькнули бронешлемы. Ясно. Высаженный с другого вертолета отряд занял позицию для прикрытия.

Артём вздрогнул, оглядываясь. Где-то наверху загрохотали башмаки. К нам на крышу тоже высадились.

Вот и всё. Мышеловка захлопнулась.

Как там говорил Чингиз? «Два тигра»? Ускользнуть из лап одного зверя лишь для того, чтобы целехонькими достаться другому? Алан мёртв, но дело его живёт и побеждает…

Двое десантников вбежали в подъезд. Следом вошёл Грэй вместе с командиром полицаев. Я разобрала голос доктора:

— Сегодня у нас неплохой улов…

— Крупная рыба? — поинтересовался полицай.

— Может, и не очень крупная — зато ценной породы, — хохотнул Грэй.

Мурашки по коже от этого смеха.

Я взглянула на физика. Ему страшновато. Но что-то вроде слабого огонька надежды поблескивает в зрачках.

Объяснять Артёму сейчас — нет времени. Ещё запаникует. Всё должно идти так, чтобы Грэй ничего не заподозрил. Только в этом случае у нас есть шанс.

— Вот они, голубчики. Свеженькие, с пылу с жару… — прищурился доктор, кивая в сторону Вовчика и Синуса.

Капитан полиции критическим взглядом оценил «пленников»:

— А на вид и не скажешь… Бомжи бомжами.

— Лысый был у них заводилой, — это он Синуса имеет в виду, — мозговой центр Подполья. Такие комбинации проворачивал!..

— Да-а?… — почти с уважением протянул капитан. — В «охранке» умеют работать… А нам они обычно в виде мертвяков достаются. Ну, что, гад? Обломался?

Математик насупился и промолчал. Так у него был более солидный и убедительный вид.

— Ничего… Заговорит, — прищурился Грэй. — И не только заговорит. Он у нас даже петь будет…

Доктор что-то шепнул полицаю.

Капитан хихикнул. Расплылся в ухмылке:

— Вы там, в «охранке», юмористы!

Потом глянул в угол.

Туда, где прижавшись к стене замерли дети. Почти такие же белые, как штукатурка. Конечно, мы заранее готовили их к тому, что произойдёт. Но одно дело — слова. Совсем другое — видеть рядом живых полицаев. Если б я не отобрала у Иришки пистолет, сейчас бы она точно пустила его в ход.

— Что за мелюзга?

— Дети одного хмыря, — небрежно отмахнулся Грэй. — Через них и его достанем… Ну, идём грузиться?

Будто почувствовал — ещё чуть-чуть, и нервы у детишек не выдержат. Поторопился закончить разговор.

Что за игру он ведёт?

Он толкает «фуфло» капитану — так же, как и нам?

Не доверяет полиции из-за того, что она в руках имплантов?

Или всё — утонченное актёрство? Чтобы скрутить нас именно тогда, когда мы окончательно расслабимся и уверуем в спасение.

«Юта» дожидался, не заглушая двигателей. А бойкие полицаи из спецотряда «Кобра», по-моему, уже успели прочесать все прилегающие здания. Так что пока грузили пленников, командир мог расслабиться и закурить. Предложил «Мальборо» Грэю, но тот качнул головой, перекрикивая гул вертолетных винтов:

— Я бросаю.

Капитан подмигнул:

— Американские советники приучили к здоровому образу жизни?

— Хрен у них выйдет, — сощурился доктор. — Я всё равно запивать шашлык ихней кока-колой не стану.

Оба засмеялись.

— Да, — спохватился Грэй. — Трупы тоже надо забрать. Для опознания.

Капитан вздохнул:

— Нужно так нужно…

И слегка шевельнул носком ботинка тело Ромыча.

— Сам хилый, а сколько кровищи… Весь пол нам загадит, урод…

— Урод… Это точно, — кивнул доктор.

Полицаи на плащ-палатке доволокли тела Боксёра и Ромыча, зашвырнули внутрь «юты». А я поняла замысел Грэя. «Вертушка» берет лишь десятерых. Два мертвяка — значит, с нами полетит на два полицая меньше!

Значит, «кобры» точно не из его тусовки!

Наши шансы растут.

Синуса и Вовчика уложили на полу, вниз лицом, и пристегнули ремнями, будто груз. Детей усадили. Рядом пристроился было полицай, но я его шуганула:

— За сопляков я отвечаю, — и заняла место.

Офицер сел рядом с Грэем.

Не считая пилота и стрелка, с нами на борту — только двое. Совсем отказываться от сопровождения доктор не рискнул. Правильно. Могло б вызвать лишние подозрения.

Я краешком глаза наблюдала за обоими «кобрами». Крепкие, рослые мужики со «змеей» на рукаве — хорошо обучены. Преследовать и убивать. И оружием, и голыми руками. Это не сброд из патрульно-постовой службы. Кого попало в элитный отряд МВД не берут. Только лучших из лучших. «Охранка» — любимое детище Рыжего, а «кобры» — его любимые ценные псы. Получают полторы — три тысячи баксов в месяц, но, вероятно, они того стоят. Рыжий никому даром не платит.

Справимся ли мы с ними? Нас — пятеро. Но двое — сильны только в теории нуль-перехода, один — почти в беспамятстве от кровопотери. Остаёмся мы с Грэем. Партнёры. Пока что партнеры. Между которыми уже пролегла невидимая трещина.

Пока что я не очень сильна. А силы мне так необходимы. Чтобы справиться с «кобрами». Чтобы потом хватило сноровки вцепиться в горло бывшему другу…

…Однажды, осенью 2014-го, Старик вернулся домой поздно. Мрачный, в замызганном, намокшем плаще. Раздеваться и сушиться не стал. Прямо с порога приказал собираться.

Октябрьский вечер был зябкий и дождливый. Хороший хозяин собаку не выгонит. Только мы поняли — дело серьезное. Если у Михалыча такое лицо — лучше не спорить. Даже Генка-Локи ни единым словом не возразил. Как раз накануне у него лопнула подошва, а подменку он спалил, когда сушил над печкой. И всё-таки Локи молча и проворно стал зашнуровывать ботинки. А ровно через пять минут оказался вместе с нами — в темноте, на пронизывающем ветру, под косыми струями бесконечного дождя…

Патрулей в тот вечер было немного. То ли они предпочитали отсиживаться в укрытии, то ли в городе было слишком спокойно последнюю неделю…

Старик не торопился, но и не мешкал. Через полчаса мы добрались до заброшенного завода на окраине Тулы. У каждого из нас был пистолет с самодельным глушителем. А ещё — обыкновенные вязаные шапочки с прорезанными отверстиями для глаз. Михалыч велел надвинуть их, едва мы вступили на пустырь, примыкавший к заводской стене.

В здании цеха было не теплее, чем на улице. Ветер так же гулял, врываясь сквозь разбитые окна. Дождь капал с высокого, прохудившегося потолка. Рассредоточившись вдоль окон, мы ждали. Сами толком не зная, чего именно. Должна была подъехать «легковушка». Вроде бы — с нашими. Других подробностей Михалыч не сообщил. Если не счёл нужным — расспрашивать было бесполезно…

Машина и правда появилась. Спустя минут сорок, когда мы уже окончательно замёрзли. Старая «газель» въехала через пролом в бетонном ограждении. Два раза подмигнула фарами. Это был знак. Но Старик обождал, пока гости не выберутся из машины.

Пятеро. Двое в кабине. Еще трое — в крытом кузове. Все — в таких же самодельных, разноцветных шапочках-масках, как и наша «пятёрка».

Только был ещё и шестой. С полотняным мешком на голове и связанными за спиной руками. Его вытащили из-под картонных ящиков и поставили прямо в лужу. Там кругом темнели лужи. А обут он был почему-то в домашние, рваные тапочки. И ноги у него подгибались. То ли от слабости, то ли от страха…

Ярослав и один из приезжих остались караулить во дворе. Все остальные прошли в бывшую заводскую котельную — в помещение, где не было окон. Человека с мешком на голове под руки вели двое. Но он и не пытался сопротивляться.

Зажгли аккумуляторный фонарь. Поставили пленника посреди комнаты и сдёрнули полотняный мешок, вытащили кляп изо рта.

Было ему лет сорок. Редкие, слипшиеся пряди волос. Лицо одутловатое, бледное. Под правым глазом — большой синяк. В зрачках — ужас.

Едва пленника отпустили, он тут же сел. Прямо на грязный бетонный пол. Его подняли, но стоять самостоятельно он не мог. Нет, он был здоров. Его почти не «помяли», И всё-таки ноги его не слушались. Двум приезжим пришлось его поддерживать.

Старший их «пятёрки» начал говорить.

История, в общем, простая.

Летом одна из тульских групп устроила налёт на военный склад в Зарайске. Местный дал наводку: полно оружия, а стерегут лишь четверо.

Расклад был верный. И даже сам наводчик пошёл на дело. Всего — шесть человек. Да ещё водитель с грузовичком в ближайшем переулке…

У склада уже ждали. Целая рота полицаев, переброшенная аж из Москвы. Бой — короткий и безнадёжный. Уйти не удалось никому. Наводчик тоже погиб. Его старых родителей и жену взяли на следующий день. Неделю мордовали в «охранке». Только те ничего не знали.

Их повесили в центре Зарайска.

А пару дней назад кто-то из наших встретил в Москве Шевырева. Обычно члены разных «пятерок» не знают друг друга в лицо. Но так уж вышло, что этот наш бывал связным. И был знаком не только со старшим погибшей «пятёрки», но и с Шевыревым.

Наш проследил. До самой квартиры. Через день Шевырева выдернули прямо из его кресла перед телевизором…

Вот, значит, почему он в тапочках…

— Ну, рассказывай…

— Ч-что?

— Как товарищей своих сдавал.

— Я не…

— Сколько тебе заплатили?

— М-м-мне… не платили… — Губы у Шевырева трясутся. И вообще вызывает он скорее брезгливость, чем ненависть. Словно не человек, а запуганное животное.

— Значит, за квартирку московскую продался. За работу непыльную… Отвечай! — старший приезжих ткнул его кулаком под ребра.

— Нет!

— Все погибли, а ты целехонек. Почему?

— Я сам ушёл… Меня не было там… Я не знал.

Старший переглядывается с Михалычем и сплёвывает под ноги. Опять смотрит в наполненные ужасом глаза Шевырева и достаёт из кармана «Макаров»:

— Хоть перед смертью не лги. Исповедайся. На том свете легче будет.

Пленник, как под гипнозом, таращится в зрачок пистолетного ствола. И слабо бормочет:

— Заметил, что меня «пасут»… И сразу в Москву. Это ещё за два дня было.

— А своих, значит, никого не предупредил?

— Я испугался…

— Но ты ведь мог позвонить из Москвы. И остальные тоже легли бы «на дно».

— Меня могли вычислить…

— За себя испугался? А как же остальные?

Шевырев всхлипывает:

— Я никого не сдавал… Я не виноват.

Пауза. Всего минута, показавшаяся долгой, словно полчаса. Старший приезжих вглядывается в искажённое, заплаканное лицо пленника. Наконец сухо выговаривает:

— Виновен.

Короткий кивок Михалыча:

— Виновен.

Люди в шапочках-масках, один за другим, повторяют это слово. И я разжимаю сухие губы и говорю:

— Виновен.

Шевырева отпустили, и он сразу же осел на пол. Будто не человек, а комок тряпья.

— Именем Российской Федеративной Республики, за трусость и предательство…

Старший передёргивает затвор «Макарова». Шевырев тонко, протяжно стонет, пытается отползти. Хлопок из глушителя. Тело дергается…

Следующий выстрел — Михалыча. Потом — остальные…

В комнате — острый запах крови и пороха. Шевырев уже мёртв. Но каждый из нас должен нажать спусковой крючок. Так положено. Вместе мы вынесли приговор. Вместе его исполнили…

Тело завернули в полиэтилен. Погрузили в кузов машины. «Газель» взрыкнула мотором, преодолевая колдобину, и растворилась в темноте…

Возвращались молча. Только у самого дома Старик вдруг остановился в переулке. Голос у него был ровный, и лицо в отсвете чужого окна казалось таким же спокойным.

— Не дай бог кому-нибудь из нас… Но если это случится… Вы знаете, что делать. Даже если это буду я…

Тогда не думала, что однажды его слова исполнятся.

Я оказалась плохой ученицей, Михалыч. Там, в подвале «Глубины», я так и не смогла…

А сейчас? Хватит ли меня на ещё один приговор?

Глава 8

Вертолет взмывает и берет курс на восток. К московскому комплексу зданий СОКа в районе бывшего парка Культуры. Из-за гула разговаривать в вертолете тяжело, но полицай, сидящий рядом с Грэем, всё-таки пытается. Кажется, хочет разузнать — трудно ли устроиться в «охранку».

— А чем плохо в «Кобре»? — вежливо улыбается доктор.

Оказывается, хуже перспективы карьерного роста. В спецотряде МВД тоже неплохо. Но главное, всё-таки — физические данные. Зато в «охранке» по-настоящему ценят мозги. Пускай и платят ненамного больше.

Значит, карьеры захотелось… Ну да, ему же лет двадцать пять, а до сих пор — «старлей».

Заканчивал училище, наверное, еще при Правительстве Доверия. Почти одногодок Влада Ерёмина. Хотя выглядит лучше. Моложе. Розовый, сытый, накачанный. Довольный жизнью. Если б не мелкие карьерные затруднения. Впрочем, нет. Для него они — не мелкие. Давно мог бы получить еще одну звёздочку. Но в «Кобре» растут медленно. Даже ихний главный всего-навсего генерал-майор.

Прошлой зимой, во время ростовских беспорядков, они «вычистили» целый район — кровищи и мертвяков было по колено. А им — только премию от министра, по «штуке» баксов на рыло. Лишь командиру соседнего подразделения дали майора. Где справедливость?

— Точно. Нет её, — кивнул Грэй сочувственно. Лица под маской не разглядеть. Но веко его как-то странно дёрнулось.

«Юта» идёт ровно. Ровнее, чем городской автобус на московских дорогах. Минут через десять будем в точке назначения. Пилот старается — не каждый день бывает такой ценный груз…

Притормозить бы его, гада!

Мы ведь не торопимся. Ничуть не торопимся.

Посадочная площадка — в самом центре СОКобского комплекса. За пятиметровым забором, по ту сторону рядов «колючки» и пулеметных вышек. Лучше, если мы захватим «юту» подальше от такого «гостеприимного» места…

А может, как раз это не входит в планы Грэя?

Меня будто холодом обдаёт.

Дура…

Расклад ведь очевидный. Да, Грэй не доверяет полицаям. Но из этого вовсе не следует, что мы — партнёры. Даже здесь, на борту «юты»…

Значит, я могу рассчитывать только на себя.

Или…

Синус чуть заерзал на полу. Аккуратнее, математик!

Он кашлянул. Ровно три раза подряд. Значит, верёвки ослабил. Небольшое усилие, и руки свободны.

Много ли он успеет сделать голыми руками?

Покосилась на ближайшего полицая. Смотрит мимо меня прямо перед собой. Я знаю, впечатление — обманчивое. Хороший профессионал — всегда кажется расслабленным. До той самой секунды, пока не превращается в боевую машину…

На «кобрах» — бронежилеты, прикрывающие и паховую область. Налокотники, наколенники, шлемы. Открытых, уязвимых мест — совсем мало. Только лица. Щитки на шлемах подняты…

Прошли мы уже над оцеплением? Или нет?

Стрелок вдруг оборачивается к Грэю:

— «Семнадцатый»! Вас база вызывает, — и передает доктору резервный шлемофон.

Тот надвигает его поверх шапочки:

— «Семнадцатый» на связи. Да… Транспортируем задержанных.

Молчит. Слушает.

Дорого бы я заплатила, чтобы тоже слышать.

— Вы и не обязаны знать, — тон Грэя чуть изменился.

Опять длинная пауза. А стрелок как-то необычно оглядывается. У него-то весь разговор на слуху. Что там такое?

— Вас понял, — равнодушно кивает Грэй. Снимает шлемофон, передаёт стрелку. Полицай тянет руку. И вздрагивает, будто от озноба. Безвольно роняет голову набок.

— Ему плохо! — встревоженно кричит Грэй. А рука с пистолетом, будто существующая отдельно, независимо от его озабоченного голоса, уже вскинулась навстречу старлею. Палец на спусковом крючке дрогнул. Выстрелов не слышно. Гул моторов гасит хлопки. Только вспышки в чёрном зрачке глушителя.

Старлей падает на спину.

Я успеваю всадить во второго не меньше пяти пуль. Потом будто что-то взрывается рядом. Красная тьма застилает глаза.

Очнулась на полу. Звон в ушах. Кровь на подбородке.

Нет, ничего не взорвалось. Вертолёт тряхнуло, но сейчас он опять идет ровно.

Прошла всего секунда. Только за секунду многое изменилось.

Грэй не попал во второго. Может, не успел, а может, я помещала, когда летела, отброшенная пудовым стальным кулаком.

И те пять пуль, которые отправил мой «вайпер», тоже не причинили заметного вреда. Наверное, часть угодила в бронежилет, часть в обшивку «юты». Хорошо, что пули «вайпера» почти не дают рикошета.

Плохо, что я не смогу выстрелить ещё раз.

— Бросить оружие!

Меньше получаса назад такое уже было.

Словно в навязчивом, повторяющемся кошмаре.

Полицай сидит в дальнем от кабины конце салона. Закрывшись Павликом и одноруким ребёнком. Упирая «барс» в тонкое тело Иришки.

— Оружие — на пол!

Щиток его шлема опущен. Можно достать его плечо. Можно ранить. Убить сразу — не выйдет. Нажать спусковой крючок он всё равно успеет.

Лицо Грэя каменное. Зрачки такие же пристальные, как чёрное отверстие глушителя. Артём едва дышит — будто слился со своим «вайпером» в единое целое.

Уже освободившийся Синус держит ствол автомата у шеи пилота. И не смотрит в нашу сторону. Только губы у него чуть заметно дрожат.

Да, он тоже понимает. Если не понимает, то догадывается.

Несопоставимые величины.

Тогда, полчаса назад, мы рисковали жизнью не только ради Артёма. Ради нашего дела. И единственного человека, который разбирается в технологии нуль-генератора.

Сейчас, тоже ради дела, — рисковать не имеем права…

— Брось автомат, придурок, — цедит Грэй. — Брось, если жить хочешь.

— Я из вашей соплячки фарш сделаю, — щерится «кобра».

— И сам сдохнешь. Медленно и больно. Кинь оружие и подними руки. Слово даю — отпущу невредимым.

Эх, если бы… Нет, не могу.

«Вайпер» не дрожит в моих пальцах. Ненависть — жгучая и одновременно холодная. Если бы она убивала быстрее пули. Если б не была такая же бессильная…

— Путь вертолет снизится, — требует «кобра».

Он что, действительно пойдет на сделку?

И тут до меня доходит, что я не вижу левой его руки.

Он успел первым.

Грохнуло, перекрывая шум моторов. Выстрелил прямо сквозь пальто Иришки. И тут же взвыл, корчась от боли.

Дети отпрянули в нашу сторону.

Хлопки ГШ, стрекотание «вайперов»…

Доктор наклоняется, откидывает шиток со шлема полицая. Благодаря защите тот до сих пор жив. Стонет, зажимая ладонями пах. Штаны у него мокрые от крови. Нет, это не пули.

Пальцы Иришки сжимают нож. Хороший спецназовский нож, доставшийся ей от погибшего опекуна. «Макаров» я у неё забрала, а про нож и не вспомнила.

— Тебя ведь предупреждали, падаль, — вздыхает Грэй. И добивает «кобру». Одна пуля прямо в лоб. Наш доктор — мягкий человек.

Встаю с пола:

— Грэй, «вертушку» надо развернуть.

— Уже, — вместо него отзывается Синус.

— Рейс на Копенгаген отменяется — террористы заказали Рязань, — подает голос бледный Вовчик. Хохмит? Значит, поправится.

Он самостоятельно освободился от верёвки на запястьях. Артём помогает приятелю сесть.

Доктор убирает тело стрелка и занимает его место.

— Грэй, у тебя кровь на рукаве…

Он оглядывается и успокаивает:

— Это не моя, Таня.

Ироничный прищур.

— А ты цела? Как это он не сломал об тебя руку…

Шутит. Что ж, пока союзники. И на базу СОКа доктор явно не торопится. А что будет дальше? Не стоит загадывать.

И лишних вопросов пока лучше не задавать.

Я шагнула к пилотской кабине. Переступила неподвижное тело «старлея». И поёжилась. Странное чувство. Будто на слизняка наступила.

Обернулась и пристально взглянула в лицо мёртвого полицая.

Нет, можно не сомневаться. Этот готов. И оба готовы.

Но тревога остается…

Кое-что я успела узнать. Мертвецы иногда встают и разгуливают. А ещё — стреляют. Там, в «Матриксе», я достаточно насмотрелась. Серое лицо паренъка-гэймера с фотографической четкостью всплывает в памяти… Я все же убила того «виртанутого». Пуля в лоб его успокоила.

И эти двое должны быть спокойны. Своё они получили… А я никак не справлюсь с полуосознанным страхом. Почему?

«Вайпер» передвигаю на спину. Наклоняюсь и стаскиваю жилет с ближайшего трупа. Торопливо обыскиваю старлея. Кроме запасных магазинов и пары гранат — ничего ценного. Хватаю тело за куртку.

— Ты чего, Таня? — удивляется Артём.

— Просто у меня паранойя.

Волоку мертвеца к двери. Физик сначала помогает, но вдруг его охватывают сомнения.

— Слушай, Таня, а может, не стоит? Когда дохлых полицаев выбрасывают из «вертушки», это выглядит слегка подозрительным…

Грэй оборачивается:

— Могу успокоить, Артёмчик. Они и так начали догадываться. Ещё когда мы сменили курс.

— Да уж, — кривится физик, — теперь я спокоен, как бревно, — и подхватывает покойника за ноги.

Ветер врывается в салон. Швыряем старлея. Артём смотрит вниз:

— Высоко.

— Высшая точка его карьеры, — сухо добавляет Грэй.

Через пару минут — в салоне стало значительно свободнее. Ромыч и Боксер последовали за «кобрами». Никаких привилегий. Полная демократия.

Только тело Боксёра нашло покой в Москве-реке. Остальные — украсили городские крыши.

Последним было тело вертолётного стрелка. Его траектория удачно завершилась на огромной неоновой вывеске компании «PETROLEUM».

— Спасибо, — кивнул бледный Вовчик. — Теперь дышится легче…

Наверное, он прав. Лететь вообще приятнее, чем ползти подземными туннелями. Даже самое распоследнее вертолётное брюхо приятнее канализационного коллектора. Люди не созданы для подземелий. Они летают во сне. И любят солнечный свет.

Вопрос в том, долго ли нам придётся всем этим наслаждаться?

Пока мы с Артёмом освобождали салон от ненужного хлама, наш «борт» опять вызвали на связь. Разумеется, удивились, почему это мы изменили курс. «Шпионы» покинули нас ещё у границы оцепления. Но в каждую «вертушку», и в нашу тоже, встроен радиомаячок. Пакостная хреновинка, которую отключить можно, разве что взорвав вертолёт.

На базе СОКа в реальном времени следят за всеми перемещениями над Москвой. И у них куча средств, чтобы справиться с любыми проблемами. Дело нескольких минут. Ведь тихоходная «юта» — лёгкая мишень.

Грэй пытается морочить им голову. Дескать, мотор барахлит, и потому «борт» вынужден садиться рядом со зданием МВД. На два километра ближе. Конец связи.

— Поверили? — спросила я.

— Сделали вид. — Физиономия доктора полна скептицизма. — У нас осталось максимум пятнадцать минут.

Он откинул экранчик «пальма». Вывел на него знакомую карту подземной сети. И ткнул в зелёную точку:

— Это ближайший вход. А сесть можно прямо посреди улицы.

— Замечательное будет представление, — усмехнулся Артём. — Вся округа сбежится, чтобы поглазеть. Устроят нам торжественные проводы до самого туннеля…

Грэй нервно почесал молодую бороду и тоже улыбнулся. Правда, не очень весело. Слова физика были более чем резонны. Это ведь не Развалины, а вполне густонаселённый район.

Погоня быстро найдёт по радиомаячку брошенный вертолёт и без труда обнаружит вход в подземную сеть. Фора у нас окажется минимальная. И двигаться быстро не сможем…

Значит, надо как-то отвлечь внимание от наших знаменитых личностей. Только как? Времени для всех грандиозных комбинаций — меньше пятнадцати минут.

Прошлой ночью у меня неплохо вышло с трофейным танком…

В сознании проступает яркая картинка. Мы выпрыгиваем из брюха «юты» на крышу дома, а винтокрылая машина мчится дальше. И врезается прямиком в здание МВД. Грохот, паника, перепуганные полицаи…

Нет. Вертолёт — не танк. И прыгать из него на ходу — почти каскадерский трюк. Даже если крыша совсем рядом под тобой. На всё про всё — считанные секунды. Мы не успеем десантировать раненого Вовчика и детей.

Придётся садиться вместе с «вертушкой».

И желательно, чтобы это совпало с каким-нибудь выдающимся событием, начисто приковавшим внимание публики. Цунами, землетрясение, летающая тарелка… В конце концов, почему бы иноплапетникам не приземлиться по соседству в ближайшие пять минут! Когда нужно — никогда их нет! И цунами! Чёрт, ну почему в Москве так редко бывают цунами!..

Я была на грани нервного срыва, когда новый взгляд на карту подсказал решение.

И почти одновременно та же мысль пришла в голову доктору.

Издали здание Международного Бизнес-центра казалось сверкающей, диковинной игрушкой. На самом деле «игрушка» была великовата. В тридцати зеркальных этажах сверкало солнце и плыли облака. И всё-таки башня совсем не казалась хрупкой. Скорее — сплошной монолит, прочерченный безупречными геометрически точными линиями. Здание нависало над окружающим городским ландшафтом — удивительное и одновременно чуждое, будто гигантский инопланетный артефакт.

Бизнес-центр переехал сюда меньше года назад.

Восемь кварталов снесли, чтобы построить этого монстра. Помню, какую шумиху тогда подняли в газетах и на телевидении. Как же, символ новой эпохи! Знак стабильности и будущего процветания под мудрой рукой президента Гусакова!

МВФ выделило специальный кредит. Строили турки, ударными темпами, по новейшим западным технологиям. Башню оснастили собственной системой ПВО. Броневые стёкла шутя выдержат обстрел из гранатометов. В общем, денег было потрачено немерено. Разворовано — тоже изрядно. Несмотря на личный контроль Рыжего.

На торжественном открытии — выступил сам президент США.

Вот только половина комнат до сих пор пустует. Сплошные убытки.

В век глобальной сети топ-менеджеры предпочитают зарабатывать миллиарды на русской нефти и газе, не вылезая из безопасных американских офисов. А «аборигены», обслуживающие их интересы, выбирают куда менее претенциозные и более дешёвые помещения.

И все-таки народу в «Зеркальной башне» хватает. Кроме офисов — внутри пятизвёздочный отель с бассейнами, тренажёрными залами и зимним садом. Гости могут неделями не покидать здания, избегая московских улиц. К их услугам — открытые террасы с настоящими лужайками и деревьями. Целый парк на тридцатиэтажной высоте.

Из вертолета всё это хорошо видно. Посреди зелени голубоватым сапфиром сверкает небольшое озерцо. Райский уголок, вознесённый к небесам.

У подножия башни, метров на сто, — тоже зелень. Газон, опоясанный шестиметровым забором. Поперёк него — радиальные полосы, выложенные красновато-чёрным камнем.

Когда-то я заглядывала на сетевую страницу Бизнесцентра и помню, что внутри этого гладкого огороженного пространства никогда не бывает снега. Особая система подогревает и газон, и дорожки. Наверное, даже зимой бездомные могли бы спать прямо на траве…

Смешно. Если бы их сюда пускали — тогда б точно пять месяцев в году вокруг Бизнес-центра копошилась пёстрая человеческая масса.

Нет. Даже в самую морозную зиму этого не случится. Пять КПП, словно пять маленьких цитаделей, вполне способны выдержать бой с регулярной армией, не то что с толпами безоружных, замерзающих москвичей. И даже если кто перелезет через забор, преодолев высоковольтные провода и систему сигнализации — шансов это ему не добавит. На идеально ровном газоне негде укрыться.

Когда-то правительство Гусакова носилось с идеей особого «иностранного» района, недоступного для обычных горожан. Что-то вроде шанхайского международного «сеттльмента», существовавшего в начале прошлого века. Потом решили ограничиться единственным зданием Бизнес-центра, защищенным не хуже крепости.

— Внимание! Вы приблизились к запретной зоне! — низкий голос в динамиках. — В случае нарушения охраняемого периметра вертолёт будет уничтожен!

Грэй сощурил левый глаз, рассматривая башенку ПВО посреди крыши Центра:

— Да, не шутят…

— Что там у них? Зенитки? — спросил математик. С «барсом» в руке он все ещё обеспечивал лояльность пилота.

— Скажи ещё — катапульты, — знающе усмехнулся Артём. — Видишь те раструбы? На башенке и по всему периметру крыши?

— Ага… Похожи на репродукторы из старых фильмов.

— Инфра-пушки. Радиус действия около пятисот метров. Зато мишень буквально разваливается на куски в считаные секунды. Если что и долетит — мелочь. Никакого вреда зданию.

В голосе Артёма явно проскальзывало профессиональное восхищение. Как-то он упускал, что все эти чудеса техники могут испробовать на нас. В самую ближайшую минуту.

— Вы приблизились к запретной зоне! — повторил голос в той же интонации. Вероятно, компьютер, а не человек.

— Я — борт 12-3446, — отозвался Грэй, читая номер с приборной панели. — Иду на посадку!

— В случае нарушения… — синтезированный голос поперхнулся и затих. Видимо, система опознала наш радиомаячок.

— Мы не вызывали полицию, — слегка нервный и, разумеется, человеческий вопрос из динамика.

— Проверка вертолётного парка, — внушительным тоном пояснил доктор.

Невидимый собеседник не сдавался:

— Я должен послать запрос в МВД…

— Служба Охраны Конституции! — рявкнул Грэй.

— Разрешаю посадку! — торопливо подтвердил голос.

Вертолётная площадка была как раз у подножия башенки ПВО. И вертолётов там хватало. Самых разнокалиберных — от двухместных летающих «аквариумов» до тяжёлых грузовых машин. Но сесть можно было без проблем.

— Веди себя хорошо и останешься живой, — напомнил Грэй пилоту. Хотя тот и не пытался дёргаться. Молча и беспрекословно выполнял все указания доктора. Лишь иногда с опаской косился на математика. Думаю, пилот считал его опасным психом.

«Юта» чуть накренился, снижаясь. Громадина Центра стремительно вырастала с каждым мгновением. Если бы мы могли видеть отражение нашей машины в зеркальных окнах — наверное, оно было бы совсем крохотным. Как соринка на океанской глади.

— Жаль, что у нас, не «боинг»! — вдруг выпалил Вовчик, крепко державшийся сзади за кресло Грэя.

Я тоже с детства помню те кадры. Две башни, стремительно приближающийся самолет…

Доктор резко обернулся:

— Я в смертники не тороплюсь. И тебе не советую!

Едва сели, на площадке показались вооружённые люди в тёмно-синей униформе. Частная охрана Бизнес-центра.

Грэй пожевал губами, внимательно разглядывая автоматчиков сквозь колпак кабины. Они-то пока не могли его видеть. Колпак — из односторонне поляризованного бронепластика. У доктора было такое лицо, словно он готовился в любой момент дать команду на взлёт. Но вместо этого он полез в карман и что-то достал. Быстро протянул руку к пилоту. Тот сразу обмяк в кресле. А я разглядела в ладони Грэя небольшой одноразовый инъектор.

— Яд?

— Нет, Таня. Часа три будет в отключке. И последние сутки исчезнут из памяти. Даже ментообследование не поможет.

— Проще было бы прикончить, — буркнул Вовчик.

Грэй скупо улыбнулся:

— Обычно я держу слово. Интеллигентская прихоть.

Доктор начал выбираться наружу.

От группы «синих» отделился один. Со сканером, непохожим на. штатные полицейские. Кажется, более продвинутая модель.

Снабжают охранное агентство «Легион» получше, чем обычных «мусоров». И спецы здесь не хуже, чем в СОКе. Может, даже и покруче. В «охранку»-то не всякий пойдёт, даже за большие деньги — уж больно грязная и подлая работёнка. Совсем другое — закордонных деляг оберегать. И ответственности меньше, и совесть вроде чиста.

Да, пускай паразиты… Кровь сосут из страны. На сотни миллиардов каждый год. Но ты-то в эти тонкости не лезешь. Выполняешь аккуратную работу по специальности. И получаешь честно заработанные зелёные бумажки…

В одном сомневаться не стоит: если «легионеры» что-то заподозрят — шансов у нас нет.

Грэй предъявил запястье:

— Личный номер 0697.

«Синий» провел сканером по его коже. Взглянул на экранчик и замер по стойке «смирно»:

— Жду ваших приказов, господин майор.

Наверняка этому вышколенному здоровяку с дубленой кожей противно подчиняться какому-то увальню из «охранки». Но по лицу ничего не видно.

И так ясно. Будет он подчиняться. Остальные — тоже. Бегать и шуршать, как электровеники.

Потому что больше всего на свете они ценят свои шкуры. А СОК не та контора, с которой можно спорить.

Мы выбрались из вертолёта. Грэй уже распоряжался:

— Прошу всех подойти ближе. И отключить связь. Это предназначено только для ваших ушей. — Подождал, пока «легионеры» выполнили, и объявил: — В здание проникли террористы. Вероятно, основная группа находится на втором этаже. Либо в представительстве «Банк оф Америка», либо в «Майкрософте». Они смешались с обычными посетителями. Но у меня есть свидетели, которые могут их опознать… — кивнул на детишек.

Физиономии «синих» всё больше вытягивались. Жили-жили спокойно, и вдруг такая напасть.

— …В здании уже работают оперативники.

— Почему не предупредили? Я обязан сообщить начальству, — решительно заявил старший охранник с нашивками «центуриона».

— Дослушайте до конца, — ледяным тоном одернул его Грэй. — Мы не могли вас предупредить. И ваш начальник… Он не тот, за кого себя выдает.

— Начальник? — глаза у «центуриона» округлились.

— И не только он, — чуть кивнул доктор, одаривая шестерых охранников пронзительным взглядом. — Сами понимаете, террористам помогли проникнуть в здание… Кто-то из дежурной смены на центральном пульте. Будем разбираться…

Старший охранник изменился в лице и побледнел. Он хорошо понимал, что бывает, если СОК начинает «разбираться».

— Короче, — нетерпеливо прищурился Грэй, — сколько у вас здесь людей?

— Согласно штатному расписанию. Пятнадцать.

— На этажах?

— По восемь.

— Отлично. Сейчас берёте двенадцать, и обеспечиваете контроль над Центральным пультом и офисом начальника. Всех надёжно изолировать.

— Мы должны… арестовать начальника?

— Вы же профессионал, — усмехнулся Грэй. — Должны понимать, что оперативники не могут подойти слишком близко. Чтобы не спугнуть. В любом случае, наши вас подстрахуют.

— Ясно.

— И имейте в виду — террористы контролируют каналы связи. В том числе МВД и СОКа. Так что возможны провокации. Выполняете только мои распоряжения.

— Понял.

— Как только закончите — спустимся мы со свидетелями и приступим к опознанию во всех комнатах. Через камеры наблюдения. Ещё вопросы?

— Никак нет.

— Тогда вперёд. Пяти минут хватит?

— Постараемся.

Ровно через пять минут из башни ПВО высунулся дежурный и поманил рукой. Мы с Грэем вошли. На экране была мрачная физиономия «центуриона».

— Докладываю — всё под контролем.

— Прекрасно, — кивнул Грэй. — Мы тоже спускаемся.

И смахнул пот с бровей.

Извлёк «мыльницу», подключился к системе.

— Тест на случай несанкционированного проникновения, — объяснил дежурному оператору, бойко стуча но клавишам.

Оператор, в общем, и не возражал. Кто осмелится возразить майору «охранки»?

— Порядок, — кивнул доктор через несколько минут. — Система стоит железно.

Переглянулся с Артёмом. Глаза физика в прорезях маски весело сверкнули.

Вышло!

Если бы карта легла иначе, пришлось бы нам угонять ещё один вертолёт. Собственно говоря, именно этот вариант приходил мне в голову с самого начала. Устроить шухер, пальбу, дымовую завесу и скрыться, пользуясь неразберихой…

Пускай бы СОК и «легионеры» ломали голову, на каком вертолёте мы слиняли. При малейшей тревоге изрядная часть здешних машин окажется в воздухе. Летчики — ведь не камикадзе. И ждать своих хозяев под огнём они не станут.

А сбивать все вертолёты подряд — на это даже «охранка» не решится. Слишком серьёзным людям они принадлежат.

Грэй выбрал другой вариант. И спорить я не стала.

Мы направились к служебному лифту, провожаемые взглядами «легионеров».

Видок у нас, конечно, тот ещё. Но даже тряпье на Синусе и Вовчике — вполне объяснимый антураж. В Развалинах — сегодня «жарко». Спецгруппу перебросили прямо с очередного задания. Да и бронежилеты, снятые с мертвых полицаев придают нашим друзьям более внушительный вид. Один достался Вовчику, другой — Иришке…

Створки распахиваются. Лифт таких размеров, что вполне подходит даже для транспортировки грузовиков. Наверное, иногда его так и используют. А ещё — здесь видеосвязь. С центрального пульта всё отлично видно.

На стене электронные часы. Секунды подмигивают большими зелёными цифрами. Сколько времени займёт спуск?

Надеюсь, мы окажемся достаточно далеко от крыши.

Пока доктор беседовал с «легионерами» на взлётной полосе, я тоже кое-что сумела. Например, прилепить кусок пластида к ближайшему МИ-8. По-моему, рядом с топливным баком. Через семь минут там должен быть неплохой фейерверк.

Грэй — в курсе. Понял по глазам, что я успела. И взглядом ответил: «Молодец!»

Да, мы — союзники. Ещё на подлете к Бизнес-центру стало ясно, что для доктора это не конечная точка маршрута. Враги у нас пока что общие…

Трое из них сейчас наблюдают за нами. И маленький холл, отделяющий нас от дверей лифта, кажется пропастью.

Первым вошёл математик. Следом — Артём и бледный Вовчик.

Дети кажутся такими спокойными. Даже удивительно.

Уже на пороге лифта что-то выскальзывает из-под пальто Иришки… И внутри у меня всё обрывается.

Пистолет! Грэй ведь сказал, что дети — только свидетели! У них не может быть оружия!

Время застывает, будто скованное холодом… А «беретта» висит в воздухе, так и не долетев до пола. Ещё мгновение, и она брякнется у ног девочки. Тогда охранники точно заметят оружие…

Наклоняюсь, подхватываю пистолет и сую в карман.

Последняя цифра на электронных часах начинает изменяться. Очень медленно. А потом оживают статуи «легионеров». Они моргают. И остаются на месте с теми же лицами. Они ничего не заметили!

Створки лифта смыкаются за спиной Грэя. Пол мягко проваливается вниз, на целую секунду мы теряем в весе. Я облегчённо вздыхаю. И тут только до меня доходит: получилось! У меня опять получилось!

Глава 9

Грэй ничего не увидел. Но у него и так хватало забот. Едва лифт двинулся, он аккуратно извлёк из кармана «мыльницу». Стоя спиной к видеокамере, да ещё и наполовину заслоненный Артёмом. Так что на центральном пульте вряд ли уловили корреляцию между действиями «майора» и внезапно погасшими экранами наблюдения.

Невидимая сила на миг припечатала подошвы к мягкому ковру, толкнула сердце вниз. И сразу отпустила. Лифт замер. Так же, как остановились и все прочие лифты «Зеркальной Башни».

А ещё намертво заклинило двери с электронными замками. Кстати, других дверей в Бизнес-центре просто нет.

Экранчик видеофона на стене лифта потух. Одновременно перестала работать система связи во всем здании. Всё, что было подключено через главный сервер. Даже обычные мобильники. Покрытие окон экранирует радиосвязь. И высунуться в форточку не получиться. Нет здесь форточек. Сплошные кондиционеры.

Фактически Бизнес-центр сейчас отрезан от всего остального мира. Только пилоты вертолётов могут через свои рации с кем-то связаться. Да ещё застигнутые на крыше местные обитатели. Тем, кто внутри, остаётся ждать. И очень скоро недоумение перерастет в тревогу. А тревога — в липкий, сводящий с ума страх.

Хватит нам попадать в ловушки. Пускай для разнообразия в крысоловке окажутся те, кто её заслужил.

Сейчас вся система подчиняется маленькой титановой коробочке в руках Грэя. И нам прекрасно видны каменные физиономии «легионеров», перекошенные лица топ-менеджеров…

— Забавно, — хихикает Артём, — они ведь даже в туалет сейчас попасть не могут.

— Не будь мелочным, — щурится доктор.

В углу экранчика вспыхивает багровым, истерично машет руками крохотная стилизованная фигурка. Грэй проверяет адрес. Ясно. Пытается и никак не может достучаться до центрального пульта охраны предупреждение от СОКовских диспетчеров.

— Ответим? — улыбается физик.

— Погоди, ещё успеем.

Грэй нажимает клавиши, переключаясь с. одной камеры наблюдения на другую. Ага, вот то, что надо. Ниже парадного холла, ниже гаражей. Технический этаж, третий подземный.

Небольшое служебное помещение. Внутри два техника и комп-оиератор. А ещё двое «легионеров» с напряжёнными лицами. Оператор, лысоватый толстяк, уже взмок, пытаясь восстановить контакт с главным офисом охраны. «Легионеры» у него за спиной вполголоса клянут американскую аппаратуру. И только два техника в белых халатах абсолютно спокойны. Сидят, прихлёбывают баночный, безалкогольный «Гиннесс». И иногда бросают саркастические взгляды на мёртвые экраны компа. Техники привыкли иметь дело с куда более надёжными вещами — насосами, компрессорами, электромоторами.

— Внимание! — говорит Грэй в микрофончик. — Внимание! Центральный пульт вызывает этаж «минус три»!

Вся компания на экране «мыльницы» вздрагивает. Один из техников даже роняет банку с пивом.

— Алло, центр! — радостно вопит толстяк-оператор. — центр, мы вас слышим, но не видим!

— В здание проникли террористы, — сухо отзывается доктор. — Связь повреждена.

Лицо толстяка берётся красными пятнами. И тут же торопливо вмешивается охранник:

— Ждём ваших указаний, Центр!

Голос у него деловитый, но пальцы заметно дрожат. Похоже, слишком давно у них здесь ничего не происходило. Ладно, мы их взбодрим. Чтоб служба мёдом не казалась.

— Внимание! К вам направлена спецгруппа СОКа! Вы переходите в полное её распоряжение!

— Вас понял! — рапортует «легионер». Никаких вопросов и в глазах — облегчение. Ясное дело. Вся ответственность — как гора с плеч.

— А теперь — можно!

Доктор переключился на багровую фигурку вызова. И мы увидели злые лица в обрамлении чёрных галстуков и белоснежных воротничков. Нас-то они видеть не могли.

— Служба Охраны Конституции! — рявкнул ближайший. — Почему так долго не отвечали? Почему нет изображения?

— Заткнись, — отозвался Грэй. — Заткнись и слушай.

СОКовцы вздрогнули, но не испуганно, а так, будто собирались выпрыгнуть на нас из экранчика. Я поёжилась. Ощущение — совсем как в детстве, у прозрачной стенки террариума.

— Бизнес-центр взят под юрисдикцию Российской Федеративной Республики, — мягко уточнил доктор.

Целый миг люди в штатском как-то оплывали лицами. Но только миг. Ближайший хищно приоткрыл рот. Сказать не успел.

— Здание заминировано. Малейшая попытка проникнуть внутрь приведёт к ненужным жертвам, — честно предупредил Грэй. Голос доктора идёт через цифровой модификатор, изменяясь до неузнаваемости. Пускай записывают — всё равно ничего не добьются.

— С террористами переговоров не ведём, — процедил СОКовец. — Но если сами сдадитесь — гарантируем жизнь…

— Какая щедрость… Только согласно всем юридическим нормам террористы — это вы. А мы — представители законной власти. И кстати… Похоже, вас ничуть не волнует судьба многочисленных иностранных граждан. Интересно, что скажут в Вашингтоне? А в Лондоне и Брюсселе?

— Мы вас раздавим! Ещё до того, как там узнают…

— Уже узнали, — ласково прищурился Грэй. — Наш разговор транслируется на все крупнейшие информагентства.

Это была чистая правда. Перед тем как отвечать на СОКовский вызов, он обеспечил коннект с CNN, EuroNews и ещё кое с кем. Пообещал им сенсацию. Вероятно, новость удалась. Ровно минуту назад на крыше взорвался «обработанный» мной МИ-8. Лишнее доказательство, что шутить никто не собирается.

— Предупреждаю, — твёрдо добавил Грэй, — все наземные и подземные коммуникации — под нашим наблюдением. В случае попытки приблизиться к зданию ближе двух километров — правительство России не сможет поручиться за безопасность иностранных граждан…

— Нет такого правительства! И такой страны! — взорвался СОКовец. Но кто-то мягко отстранил его из поля зрения. А затем и вовсе экран переключился на другую комнату. В широком кресле уверенно восседал мужчина лет сорока. С лицом положительного героя из голливудского блокбастера. Привлекательное лицо — в меру открытое, в меру озабоченное. Костюм строгий, хорошо пошитый. А галстука нет. Лишь верхняя пуговка рубашки аккуратно расстегнута.

— Я — подполковник Маргелов. Уточните ваши требования, — вопрос с суровой хрипотцой в дикторском баритоне.

Ну да. Герой наконец-то вступает в борьбу. Пускай миллионная аудитория во всём мире видит это честное лицо. Настоящее лицо Службы Охраны Конституции. Единственной организации, способной противостоять вероломным и беспощадным русским террористам.

Для лучшего контраста не хватает только наших жутких физиономий. Каких-нибудь осатанелых образин с бомбой в руке и кашей в бороде.

Впрочем, откуда нам знать? Может, в CNN и EuroNews уже сами и сварганили что-то похожее. Из любого «юсовского» боевика легко надёргать подходящих кадров.

Грэй усмехнулся. Наверное, подумал о том же. И спокойно перечислил:

— В течение ближайших двадцати минут генерал Гусаков отменяет операцию «Чистый город» и снимает оцепление. Через сорок пять минут — все части МВД возвращаются на свои базы. К этому сроку ранее переброшенные из других городов отряды полиции должны покинуть Москву. Все задержанные должны быть выпущены на свободу…

— Вы даете слишком мало времени!

— …При выполнении этих условий от имени законного правительства Российской Республики гарантирую жизнь и безопасность всем иностранным подданным!

Нажал клавишу, обрывая связь. И включил наш лифт.

Артём ткнул пальцем в цифру «-3».

Лифт шёл плавно.

— Неужели сработает? — возбуждённо проговорил Вовчик.

— Не загадывай, — отозвалась я.

Доктор молчал, глядя в экранчик мини-компа, Артём смотрел через плечо Грэя. Физику не терпелось блеснуть остроумием:

— А может, передадим в здешний офис «Майкрософта» пару ласковых?.. Но так, чтобы весь мир узнал! Всё, что мы думаем об ихних программах!

— Ага… Билл Гейтс услышит и умрёт от стыда…

— Нет, но они ведь конкретно лажанулись! Это ведь ихний софт на здешнем суперкомпе!

— Нет времени, — поморщился доктор.

— Суперкомп? — приподнял бровь математик. — Обычно такие системы многократно дублируются. Если им удастся переключить управление на резервные серверы…

— Вряд ли, — с видом знатока пояснил Артём. — Думаю, резервы слишком заняты.

— Чем? — удивился Вовчик.

— Чем-нибудь полезным. Например, считают гравитационную константу в тридцатимерном пространстве. С точностью миллион знаков после запятой… — Физик лукаво подмигнул мне: — До ночи они не управятся, Таня.

Зря он веселится. Программеры Бизнес-центра тоже ребята с головой. За такие деньги — нанимают лучших.

Сколько минут у нас осталось?

Грэй оторвал взгляд от экранчика и сухо заметил:

— Не расслабляйтесь…

«Минус-третий» этаж был в полной готовности исполнять любые команды. Техники и охранники застёгнуты на все пуговицы. Никакого равнодушия, никакой ленцы в голосе и движениях. Прямо титаны, способные свернуть горы по малейшему указанию Грэя.

Даже толстяк-оператор, несмотря на испарину, принял бодрый вид. Лишь глаза его выдавали. Кроме толстяка появился и второй оператор. Очень молодой. Высокий и тощий — будто для карикатурного контраста своему напарнику. Именно ему, единственному из всего персонала, было ничуть не страшно. Скорее даже забавно. Молодой и глупый. Были бы мы настоящей «охранкой»…

Грэй отмахнулся, не дослушав рапорта старшего по этажу «легионера», и двинулся к противоположному выходу из «контрол-рума». Туда, где, собственно, и находилась главная техническая начинка этажа.

У боковой двери доктор всё же притормозил:

— Что здесь?

— Комната отдыха! — чётко доложил «легионер».

Грэй заглянул. Кивнул на холодильник и строго спросил:

— Пиво есть?

— Можете проверить! Только безалкогольное! — радостно вытянулся охранник. Ну да, к чему, к чему, а к этому «юсовские» менеджеры их приучили…

Доктор поморщился:

— Ладно, давай две банки.

Рассовал «Гиннесс» по карманам. Перехватил мой взгляд и отвернулся.

Всё-таки странный он человек…

За прозрачной стеной «контрол-рума» был огромный зал. С массой труб, вентилей и кабелей. С непонятными массивными агрегатами.

И только четыре техника в рабочей смене?

Хотя это же всё управляется компьютером. И ломаться тут особенно нечему. Оборудование новенькое, многократно тестированное. В случае экстренной ситуации аварийная бригада дежурит где-нибудь на соседнем этаже.

Нам это только на руку.

Прошли по залу метров двадцать. Здесь. Большая крышка люка, управляемая сервомотором, отодвинулась в сторону.

Железные ступеньки с поручнями вели вниз. Ещё один люк, поменьше…

Артём принюхался:

— Не слышу родных ароматов…

Я наступила ему на ногу. И едва заметно показала кулак.

Мы начали спускаться. Двоим техникам пришлось идти вместе с нами.

Яркие фонари, закреплённые на их касках, вычерчивали пространство, будто прожектора. Собственный свет здесь тоже имелся. Правда, слишком тусклый.

Огромное здание Бизнес-центра постоянно жрало, пило, переваривало… И его кишечник, вся эта многокилометровая система, скрытая за нарядным фасадом, работал без остановки.

К счастью для нас — лишь вполовину от запланированных мощностей.

Коллектор, куда мы спустились, ни разу ещё не использовали по назначению. Техники вполне могли разгуливать здесь в белоснежных халатах. Пахло внутри чем-то слабохимическим.

Круглый туннель — около трёх метров в поперечнике. Прозрачной жидкости — сантиметров на двадцать. Кажется, обыкновенной воды из водопровода.

И всё равно ощущение у нас не очень приятное. Словно у героев легенды, проглоченных чудищем и теперь лазающих по его внутренностям. Коллектор покрыт пластиком розоватого цвета. Это добавляет сходства.

Идти быстро не получалось. Пластик скользил под ногами. А шагов через пятьдесят дорогу преградила крупноячеистая решетка. За ней — ещё одна. Между решётками в стене выделялись две узкие металлические полосы, кольцами охватывавшие пространство туннеля. Когда мы изучали схему, я не успела разобраться. Поняла только, что как-то они связаны с датчиками движения. Вероятно, заслонки, срабатывающие в экстренных случаях.

Техники, вооружённые алмазными резаками, начали снимать первую решётку. Минут через пять — управились. И без колебаний взялись за следующую.

Должность у них такая. Сказали — делай. Пускай начальство думает. Ему за это баксы платят.

На «минус-третьем» этаже никто не задавал вопросов. Каждый исполнял свою функцию. Будто винтик в хорошо отлаженной системе.

Вторая решётка продержалась не дольше первой.

— Готово! — сообщили спецы.

— Хорошо работаете, — усмехнулся Грэй. — Может, вас в «охранку» взять? Да я шучу! — торопливо уточнил, глядя на их застывшие физиономии.

Один алмазный резак доктор позаимствовал. Пригодится.

Я переступила через остатки заграждения. И что-то неприятно отозвалось внутри. Будто под ногой — живое. Хотя там не было ничего, кроме металлического кольца…

Грэй махнул рукой техникам, все ещё дожидавшимся в туннеле:

— Свободны, ребята! Ждите премии в конце квартала!

Математик шёл последним. Он замешкался. Кажется, уронил свою единственную шариковую ручку и вылавливал ее из воды.

— Не отставай! — обернулся доктор.

— Угу, — сказал Синус и торопливо поймал ручку. Но догнать нас уже не успел.

«Кольца» начали вращаться. И здоровенные лезвия сверкнули, выдвигаясь и перегораживая туннель.

Не было никакой вибрации. Ничего, что могло бы предупредить. Просто там, в тринадцати этажах над нами, программеры Бизнес-центра вернули себе контроль. И «Зеркальная башня», чудище из стекла и бетона, опять ожила.

Лезвия движутся все быстрее. Синус думал, что проскочит. Прыгнул через первую «мясорубку». Через вторую — уже не сумел. «Ножи» выдвинулись более чем на метр. И обратно ему не вернуться — вращающийся металл перекрыл проход.

Синус — в ловушке, в узком зазоре между двумя смертями.

Иришка кричит. Артём хватает «вайпер» и посылает длинную очередь в стенку туннеля. Пытается достать до приводной машинерии. Грэй отчаянно колотит по клавишам «мыльницы». Хочет вернуть контроль. Только отсюда это вряд ли возможно. Радиоволны не дойдут.

И главное — уже нет времени.

Поток воздуха бьёт в лицо. Нарастает гул. Они включили режим турбопродувки!

Мощные компрессоры набирают обороты. Ещё немного, и ураганный поток швырнёт Синуса на лезвия. Я вижу его отчаянные глаза.

И время останавливается…

Как долго пришлось этого ждать. Целых две секунды.

Продираюсь вплотную через густой воздух. «Ножи» почти застыли. Перегибаюсь и осторожно беру Синуса за куртку.

Самое трудное в этом — не покалечить. К сожалению, опыт у меня небольшой.

Ивана из комнатушки в «Матриксе» я выдернула без особых травм. Но ведь у него был жилет из армопласта, принявший на себя часть нагрузки. У Синуса — только драная куртка. Которая начинается расползаться в моих руках… Ой!

За плечо… Подхватываем и бережно… бережно… Так, чтобы не задеть металл. Лезвия-то продолжают вращаться. Хотя и очень медленно. Но если потяну сильнее — вырву руку математика из сустава. Могу и вообще оторвать…

Та-ак… Кусок его куртки остался в моих пальцах, будто размокшая бумага. А ноги Синуса все ещё там, внутри «мясорубки».

Нежно обнимаем его туловище и тянем на себя. Только бы у математика выдержали кости и позвонки… Они сейчас — как ледяная корочка на осенних лужах. Нажмёшь чуть сильнее — и будет не человек, а суповой набор…

Чёрт… Об этом лучше не думать… Мутит от таких мыслей…

Наконец-то! Тело Синуса по эту сторону…

Ещё я успеваю обрадоваться, что коллектор не пустой Математику мягче падать… А в следующий миг (или сотую долю мига) тишина взрывается гулом компрессоров, воплем Иришки и руганью доктора.

Барахтаюсь в воде. Рядом тоже кто-то барахтается. Встаю, насквозь мокрая. И с радостью обнаруживаю у своих ног тускло-блестящую лысину математика.

Хватаю его за воротник и помогаю принять вертикальное положение.

— Цел? — приходится кричать в самое ухо — гул нарастает с каждой секундой.

— Да-а… — еле выдавливает Синус. Разобрать можно только по губам.

Остальные таращатся на нас. Судя по лицам — вопросов у них выше крыши. Это даже хорошо, что они не могут их озвучить.

Удержать козырь в рукаве не получилось. Ну и пусть… Пусть Грэй знает… Люблю играть в открытую.

Поток воздуха, смешанный с водяными брызгами, уже превратился в настоящий ураган.

Мы торопливо бредём, наклонив головы. Дышать тяжело, приходится закрывать рты ладонями. А в спину толкает. Всё сильнее. Будто подгоняет.

Первого сбивает с ног Артёма. Тащит по туннелю, будто листок по водной глади. Я пытаюсь его удержать и чувствую, как ноги начинают отрываться от твердой поверхности. Меня больно швыряет об стенку. «Аэродинамическая труба» — вертится в голове. Раньше я слыхала. Но никогда не была внутри. Оказывается, ощущение не из приятных.

Чей-то вопль. Едва различимый. Ухитряюсь обернуться и заметить красные ошмётки на стенах коллектора… Ясно. Техникам по ту сторону пришлось гораздо хуже. Это у нас — ветер попутный. А у них — встречный… Был.

Премию в конце квартала получать некому.

Всё ближе боковое ответвление, забранное стальной решёткой. Нам — туда. Вот только как притормозить? На гладкой стене это невозможно. Да ещё и жидкость выполняет роль смазки…

Я таки дотягиваюсь до Артёма. И одновременно цепляюсь за решётку. Грэй вместе с Иришкой — десантируется рядом. Масса у доктора больше, чем у остальных, так что и скорость поменьше. Но удержать ещё кого-нибудь он не успевает. Синус, Вовчик и двое детей проскакивают мимо. Превращаются в крохотные точки.

И тут всё начинает стихать.

Тишина. Такая безмятежная, словно я оглохла…

Нет. Звуков более чем достаточно.

Артём кашлянул, отплевываясь и отфыркиваясь.

— Эй! — закричал Грэй, поднимаясь на четвереньки. Из рассечённой брови у него текла кровь.

— Э-эй!

Дальний сумрак отозвался слабым голосом математика:

— Мы здесь!

— Живо… сюда! — выговорил доктор. Он уже извлёк из кармана алмазный инструмент и занялся решёткой. Кровь заливала ему левый глаз, но на такие мелочи Грэй не обращал внимания.

— Давай перевяжу.

— К черту…

Я встала и, слегка пошатываясь, двинулась по туннелю. Шагов через двадцать встретила Синуса. Чуть хромающего, но невозмутимого. Вовчик опирался на его плечо. Дети бойко семенили впереди математика.

Когда мы вернулись, Грэй «доконал» решётку. Боковой туннель оказался куда уже. И без гладкого пластикового покрытия. Обычный шершавый бетон. Если бы нас протащило по нему… Так легко мы бы не отделались.

Зато идти удобнее. Только освещения здесь нет. Пришлось надеть «ночники». На восемь человек всего три пары «глаз». Фонарики у нас были, только использовать их не рискнули. Слишком далеко заметны. Куда дальше размытых в инфраспектре человеческих очертаний.

Грэй шёл замыкающим, чтобы никто не потерялся.

И всё-таки двигаться надо чуть быстрее…

Раз выключили компрессоры — скоро сюда пошлют группу захвата. И вероятно, не одну.

Поделилась сомнениями с доктором.

Он успокоил:

— Это хороший вирус, Таня… Так сразу его не одолеть. Пока всё, что у них выходит, — контроль над отдельными точками. Это как судороги… Чем сложнее система, тем больше она напоминает живое существо. Вот её и дергает, скрючивает… Но мозги прояснятся нескоро…

Я кивнула.

«Замечательный вирус. И прекрасный микрочип — в левом запястье. Тебе придётся ещё многое объяснить, Грэй… Очень многое…»

Доктор улыбнулся:

— А ты молодец, Таня… Благодарность — за спасение светил российской математики…

Я отвернулась.

«Ещё успеешь поблагодарить…»

Мы отдалились от исходной точки не меньше чем на пару километров. И три развилки были позади. У четвёртой я притормозила.

— Нам налево, — уточнил Грэй.

Я молчала, полузакрыв глаза. Нет, не показалось. Ощущение явственное. Будто чем-то холодным — по коже…

— Ты что, Таня?

— Направо… НАМ — направо!

И потащила Артёма за собой.

— Там не пройдём! — закричал доктор, хватая меня за рукав.

— Можешь оставаться. МЫ — идём направо.

— Это глупо… — голос звучал растерянно.

Ну… Давай. Напомни, кто здесь командует. Попробуй остановить меня силой.

Или ты слишком умный для этого?

Раскрыл экранчик «мыльницы», ткнул пальцем в яркую черточку на схеме:

— Там опасно, Таня. Может завалить…

Да. Фантазии у него маловато.

Синус и Вовчик молчат. Ждут в кромешной темноте, пока разберутся «поводыри». Им-то, незрячим, что налево, что направо — всё равно. Лишь бы куда-нибудь выйти.

Два с лишним года я тоже была незрячей. Шагала за своим поводырём. Другие так и растворились в пустоте и тьме. Мне повезло выскользнуть.

А что за темнота у тебя, Грэй? Какого она оттенка?

Впрочем, без разницы. Тьма — она и есть тьма.

Я стряхнула руку доктора со своего плеча:

— Все — за мной!

Никто не стал возражать. Даже Грэй направился следом. Ещё и пытался спрашивать:

— Ты что-то чувствуешь, Таня?

Озабоченным голосом.

Ясно. Понял, что нахрапом не добиться. И снова вошёл в привычную роль.

Я молчала. Надо было играть, а для этого у меня не хватало сил.

Развилка уже скрылась за изгибом коридора. И никаких намёков на мифические «опасности». Что ты придумаешь теперь, Грэй? Пожалуешься на неточную карту?

— Не спеши, Таня, — голос доктора всё ещё озабоченный. — Это плохое место…

Сказать что-то в ответ я не успела. Пол под моими ногами с хрустом провалился.

В детстве я мечтала попасть на один аттракцион. Сто раз видела в фильмах: взрослые и дети с хохотом несутся вниз по огромной изогнутой трубе. Брызги, радостные вопли… И загорелые тела с разгону влетают в бассейн с тёплой водой.

В детстве у меня так и не получилось… Зато на двадцать первом году жизни — острые ощущения бьют через край.

Падение — совсем недолгое, метра два, не больше. Влажный, каменный склон. Слишком крутой и гладкий, чтобы уцепиться. Стремительное скольжение. Ладони, разбитые в отчаянных попытках затормозить.

Почти вертикальный ствол сужается. И острые выступы проносятся все ближе рядом с моим лицом. Пытаюсь дотянуться до них. Не очень выходит. Если бы удалось упереться…

Артём нагоняет меня, и вместе мы ещё стремительнее обрушиваемся вниз. Шахта опять начинает расширяться. Стены слишком гладкие… Остановиться мы не сумеем…

Сколько метров над нами? Сколько осталось внизу?

Не катиться же нам до самого центра Земли!

Будто в ответ на эти мысли ствол резко обрывается. Мы лепим в пустоте. Успеваем ощутить невесомость и падаем в обжигающе ледяную воду.

Глава 10

Руки и ноги — работают автоматически, выталкивая тело к поверхности. Сердце встрепенулось и после короткого раздумья снова пошло.

— Уф-ф, — вынырнула.

— Уф-ф, — фыркнул рядом Артём. Рюкзак он потерял, но «вайпер», кажется, нет.

Протерла окуляры «ночников». Пересчитала головы над водой. Все на месте. Дети — тоже.

Мы — в огромной пещере. На сводчатом потолке, до которого метров пятнадцать, чернеет неровное отверстие. Из него мы и вывалились.

Грэй задрал голову. Смотрит туда же. Хотя чего там увидишь…

Наверх прежним путём нам точно не выбраться.

Я оглянулась. Подходящих для высадки берегов не заметно. Кругом отвесные стены. Но пещера тянется вдаль. И вода — не стоячая. Нас несёт по течению. Подземная река. Куда-то же она впадает?

Опять покосилась на доктора. Его карта не соврала. Место и в самом деле оказалось неважное.

Но то, что я успела ощутить там, наверху, — тоже было правдой.

Всё могло сложиться и хуже. По крайней мере тонуть никто ещё не собирается. Дети вцепились в Грэя, будто в спасательный круг. Иришка уже выскользнула из тяжёлого полицейского бронежилета. Артём помогает сделать это Вовчику. Математик уверенно держится на плаву.

И вода не такая уж ледяная, как показалось вначале.

Жаль только — никаких плавсредств.

Правда, трое из нас и без них уверенно держатся на поверхности. Армопластовые бронежилеты — отличные поплавки. Удельный вес ненамного больше, чем у пробки или пенопласта.

Есть ещё время. До того, как нас скрутит переохлаждение…

А что это я сама налегке? Так нечестно.

Распределим балласт. Математика возьмём на себя. Вовчика продолжит страховать физик. А самый большой вес останется на докторе…

Ничего, выдержит. Впрочем, он и не жалуется.

Мы активно гребли руками и ногами. И течение было сильным. Но проходила минута за минутой — и ничего не менялось. Склоны пещеры были недоступными. Однообразными, как поставленные вертикально лунные пейзажи.

— Интересно… Куда нас несёт? — пробормотал Артём.

— По-моему, на юг, — уточнил Синус флегматичным тоном.

— Юг? — выдавил Вовчик. — А почему ж так холодно?!

— Зато водичка чистая, — успокоил физик. — И, думаю, — минеральная. На такой-то глубине…

— Вкус приятный, — согласился математик.

— С детства мечтал… бултыхаться в охлажденной минералке, — донесся голос Грэя. Он был расстроен. Но пока не упрекал меня за вынужденное «купание».

— Да-а… Романтично, — согласился Артём, подгребая ближе. — Как сейчас помню… темнота, вода и Леонардо Ди Каприо…

— Если не заткнёшься — повторишь его подвиг, — мягко заметила я. Физик слегка отстранился и продолжил с безопасного расстояния:

— Рассказывают… Три дублёра утонули… пока сняли тот эпизод… Плохо не иметь дублера.

Что-то голос у Артёма не очень весёлый. И движения совсем вялые. Да и у других тоже. Спустя некоторое время мне приходится ещё сбавить темп. Чтобы окончательно их не потерять.

Всё хуже, чем казалось. Я-то в порядке, но остальные долго не продержатся.

Рассказывают — это лёгкая смерть. Легче только во сне. Сначала перестаёшь чувствовать холод. Тело будто растворяется… Потом замирает сердце… И тебя уже нет.

Чёрт! Мы не внутри слезливой мелодрамы! И Артёмчик уж точно не смахивает на Ди Каприо. Ему не дождаться от меня красивых прощальных объятий!

— Греби, сучий потрох! — рявкнула я, толкая физика в плечо.

— Ч-что? — вздрогнул он, будто пробуждаясь.

— Работай руками, тупица! И ногами! Слышишь, балбес?! Работай!!!

Не сводя с меня испуганного взгляда, Артём слабо затрепыхал конечностями. И Вовчик, который был у него на буксире, вдруг разжал пальцы. Еле успела поймать.

— Берег… — чуть слышный голос за моим плечом. Я обернулась, и Грэй повторил: — Вижу берег…

Берег — это сильно сказано. У самой воды — карниз шириной сантиметров пятьдесят. Тянется вдаль узкой тропинкой между отвесной стеной пещеры и подземной рекой.

Я первой вскарабкалась на сушу и начала помогать остальным.

Чёрт… Не думала, что будет так холодно… Зуб на зуб не попадает. Руки и ноги сводит судорогой.

Детей вытащила сама.

Вовчика — вдвоем с доктором. Парень был почти без сознания. Грэй начал его растирать.

Артём и Синус попытались проделать то же самое с детьми. Иришка вырвалась и пообещала пырнуть кого-нибудь ножом. Павлик хотел было зареветь, но передумал. Слишком уж холодно.

А однорукий ребёнок улыбнулся и сказал:

— Здесь… интересно.

Первые слова, которые мы от него услышали.

Тем временем Вовчик оклемался. Грэй извлёк из рюкзака плоскую металлическую фляжку и дал отхлебнуть парню. Тот закашлялся. А потом попросил:

— Ещё…

— Налью, — хмыкнул доктор, — когда исполнится восемнадцать, — и снова упаковал флягу.

— Жлоб, — слабо выговорил Вовчик.

— Ругайся, дружище! — прищурился Грэй. — Ругаться тебе полезно.

Когда все оказались в состоянии шевелить ногами, продолжили путь. Это даже хорошо, когда тропинка единственная. Не приходится ломать голову, выбирая.

Постепенно русло реки становилось всё более неровным. Своды пещеры уже не были такими гладкими. Тропа петляла. Зато расширялась.

Минут через сорок полоса берега была уже около трёх метров. Идти — куда легче. Не надо балансировать, опасаясь соскользнуть в воду.

А ещё спустя час, за очередным поворотом, берег неожиданно оборвался.

Фатального в этом не было. Препятствие нам по силам. Что-то вроде протоки, врезавшейся в стену пещеры. Довольно узкой. Перебрести или переплыть шагов пять и снова вскарабкаться на узкий карниз.

Бр-р! Неприятно по новой залезать в ледяную купель.

Я замешкалась. И первым вниз бултыхнулся Артём. Ушел с головой. Всплыл. Обернулся. С таким странным выражением, что я за него испугалась. Но прежде чем успела прыгнуть следом, этот балбес взял да и брызнул в мою сторону.

Ах ты, чёртов псих с виртуальной зависимостью!

И всё-таки я его не притопила. Несмотря на огромное желание. До меня дошло: а водичка-то теплая!

Через секунду вся компания плескалась рядом с Артёмом.

Сказочные ощущения. Как в домашней ванне. На пару минут мы утратили дар речи. О чём можно говорить, если это не передашь словами. Только отрывочными междометиями.

Артём нырнул пару раз. И двинулся вверх по протоке. Скоро услышали его радостный возглас:

— Чем дальше, тем теплее!

Мы проверили и убедились, что физик вывел точную закономерность. За поворотом узкого русла, где вода мало смешивалась с основным потоком, она была едва ли не горячей!

Вторым удачным открытием стал пологий берег в конце протоки. Достаточно обширный для высадки. Идеальное место для привала.

Первым туда ступил Артём. И поспешил нас уверить, что возле берега температура вполне терпимая.

— Никто не сварится! Даю гарантию!

Мы поверили и не пожалели.

Физик развалился у самой воды и мечтательно заметил:

— Принять ванну, выпить чашечку кофе… Как мало надо, чтобы опять почувствовать себя человеком…

— Кофе не обещаю, — усмехнулся Грэй. — Банка кофе была в том рюкзаке, который ты утопил. — Доктор внимательно на меня посмотрел: — Ты как считаешь, Таня? Можем отдохнуть? Или твоё шестое чувство — опять против?

Я качнула головой.

Мы ушли далеко. И даже если погоня возьмёт след, вряд ли она решится пройти тем же путём. Ни один нормальный спецназовец не рискнёт лезть неизвестно куда. Даже за большие деньги. А откровенных психов там не держат.

На карте Грэя этой подземной реки нет. Значит, её тем более нет на их картах.

Место надёжное. Настолько, что вполне может стать нашей гробницей. Если не выберемся отсюда. Но это уже другой разговор.

Пора отдохнуть и перекусить. А сначала…

Артём хищно засопел, развязывая рюкзак доктора. Я деликатно намекнула:

— Вообще-то, стоит помыть руки перед едой.

— Разве мы и так недостаточно полоскались? — удивился физик.

— От гиены — не жди гигиены, — укоризненно сморщился Грэй. И извлек из рюкзака кусок мыла.

Настоящее наслаждение смыть с себя пот и грязь. Погрузиться в кристально чистую воду… Ощутить её кожей. Теплую, ласкающую…

То, что вода идеально прозрачная, стало хорошо заметно, когда сняли ночники и включили фонари. Лучи проникали до самого дна. Удивительно, как такое возможно под гигантским мегаполисом. Пускай население сократилось раза в четыре, но ведь воды Москвы-реки и Яузы по-прежнему мутные. Даже от трёх миллионов грязи и отходов более чем достаточно…

А на этой глубине природа всё ещё сильнее цивилизации.

Из воды не хочется вылезать.

Я прислушалась. За изгибом русла, рядом с берегом, — смех детей. Павлик чуть ли не криком кричал, когда я намыливала ему голову, а теперь радуется громче всех.

Сколько минут прошло?

Немало.

Но мы можем себе это позволить. А если «гости» всё же появятся — я смогу почувствовать их издалека.

Отдых. Вот что нам нужно. Человек не может постоянно быть в напряжении. Мозг так устроен. Профессионалы хорошо знают. Если не умеешь расслабляться — быстро устаёшь. И рано или поздно — делаешь ошибки…

Сейчас у нас нет права ошибаться.

Целый день нас гонят, словно дичь. Целый день дышат в затылок.

Эта заводь с теплой водой — как щедрый дар. Мы должны использовать его сполна.

И привести себя в порядок тоже не помешает.

Я уже успела простирнуть камуфляж. И успела порадовать Артёма видом своего тёмно-синего «уставного» белья. Того самого, что досталось мне из стратегических запасов бабы Дарьи.

Продолжения физик не увидел — я скрылась в темноте. Артём потянулся было к «ночникам», лежавшим на берегу, но я честно предупредила:

— С виртуальными девочками проще. А реальные могут и по шее дать.

Физик ничуть не смутился. И самоуверенно заметил, что всегда предпочитал тех, кто из плоти и крови. Да и получить по шее от хорошей девушки — ощущение незабываемое. Ради одного этого стоит рискнуть.

Не рискнул.

Я натянула ещё мокрое белье и вышла из темноты. Детишки по-прежнему плескались. Артём сосредоточенно тёр пятно на штанах. Вовчик сидел рядом на берегу, свесив ноги в воду и с лёгкой завистью поглядывал на детскую возню. Грэй уже успел сделать ему перевязку, но, разумеется, купание юноше было противопоказано. Сам доктор в одних трусах, зато с «ночниками» и автоматом, уже сменил математика на посту. А Синус тщательно мылился. И старался не поворачиваться в мою сторону дыркой на трусах.

В общем полная идиллия. Наша выстиранная одежда разложена у берега на тёплых камнях. Может, и не совсем чистая. Но хотя бы приняла более благообразный вид. Меньше станет привлекать внимания там, наверху. Я пощупала свою куртку. Ещё бы часик и была бы совсем сухая… Жаль, что опять придётся мокнуть, выбираясь назад к основному подземному руслу.

— А тебе идет, Таня, — заметил Грэй, сдвигая «ночники».

— Что идет?

— Быть чистой, — улыбнулся доктор.

Надо полагать, это комплимент? Я смерила его ироничным взглядом. С пластырем на брови и автоматом на коленях вид у Грэя был слегка бандитский. Впрочем, его оружие ничуть меня не беспокоило. Он ведь не дурак. И понимает, что я всё равно успею раньше. Здесь, под землёй, без связи, он будет тихий и безвредный, как ягнёнок…

— А не пора ли нам подкрепиться? — низкий баритон доктора звучит почти торжественно.

— Пора! — радостно соглашается Артём и наконец-то бросает на камни свои штаны. Синус тоже успел ополоснуться. Отфыркиваясь, выбирается из воды. Дети с радостным галдежом обступают Грэя. А ведь он им действительно нравится! И даже Иришка совсем «оттаяла». Ни следа угрюмости во взгляде… Что ж, доктор умеет выбирать подход… Профессионал.

Обед, конечно, был скромный. Один из рюкзаков с припасами покоился где-то на дне. А количество едоков увеличилось почти втрое. Так что мы вынуждены были экономить.

Кстати, Иришка честно поделилась заначкой. Она ведь всё это время таскала на себе кулёк с продуктами. Теми, что мы ей подарили. Лишь когда полезла купаться, отдала «сокровище» Грэю.

Кулёк присоединили к остальной провизии. И всё равно еды было маловато. Одна надежда, что в ближайшие сутки выберемся на поверхность. С оружием в руках продовольственная проблема слегка теряет остроту.

На первое был растворимый суп. По пластмассовой чашке на брата. Горячая вода — прямо из реки. К счастью, течение уже унесло мыльную пену.

На второе — по кусочку мяса и булки.

На третье — долька яблока и немного какао. Размешанное опять же в минеральной водичке. Вкус чуть необычный — но приятный.

Раненому Вовчику досталась двойная порция супа. Каждый из детей получил лишний кусочек яблока. Но несмотря на скудость рациона все остались довольны. Даже Артём не жаловался.

По-моему, расширение нашего коллектива оказало на физика благотворное влияние. Прикончив свое какао, Артёмчик извлёк из непромокаемого кармана куртки трубочку жевательных конфет. И вместо того, чтобы самому слопать, — протянул детям.

Если в ближайшую неделю он опять не залезет в виртуал — глядишь, человеком станет…

После обеда даже по армейскому уставу надо передохнуть.

Артем и Синус, удобно раскинувшись на тёплом берегу, затеяли дискуссию о нуль-генерации. Физик уверял, что сущность нуль-перехода проста и очевидна. Всего-то навсего, трёхвекторная свёртка квазипятимерного пространства-континиума. Естественно, при необходимых начальных условиях. Именно в них вся сложность. Математик вежливо упрекал, что такой подход слишком нестрогий. И вместо точных решений подразумевает эмпирическую подборку дзета-констант. Непростительная вольность для фундаментальной науки.

Синус вдруг обернулся в мою сторону:

— …Далее Таня подтвердит.

— Чего? — переспросила я. Надеюсь, они не собираются оттачивать остроумие на беззащитной девушке?

— Представьте ситуацию. Вы идёте по улице. И незнакомый молодой человек окликает вас, перебирая имена: Маша, Света, Катя… Авось совпадёт. Вам это поправится?

— Очень. Обожаю знакомиться на улице со всякими психами.

— Видишь! — математик радостно повернулся к Артёму. — Женщина — это природа в миниатюре! И природа тоже не прощает небрежного отношения!

Ого. На мне уже опыты ставят. Правда, пока только философские.

Дальше я за учёной беседой не следила. Начала помогать Вовчику, который аккуратно раскладывал на камнях мокрые страницы книги. Она была у него за пазухой во время путешествия и изрядно раскисла. Старый переплёт лопнул. Теперь юноша проверял, все ли листы на месте.

Грэй поднял выцветшую обложку:

— «Чужие острова»… Давно она у тебя?

— Все три года, — отозвался Вовчик.

— Значит, ты её прочел… И до сих пор не пустил на растопку?

Юноша обиженно засопел:

— Настоящими книгами печки не топят. Она как талисман…

— Для огня всё едино, — усмехнулся доктор. — Особенно когда замерзаешь.

— Настоящая книга тоже помогает выжить.

Вовчик сейчас серьёзен. Как может быть серьёзен подросток в свои шестнадцать. А доктор рассудителен. Как и положено сорокалетнему. Аргументы Грэя просты и логичны:

— Книга — это не автомат. И не бронежилет. Придуманные истории ещё никому не спасли жизнь…

— Может, и спасли… — Вовчик слегка краснеет, пальцы его бережно касаются листков. — Мы с ребятами раз тридцать её перечитывали. Развалины — они ведь как острова из книги. Нас тоже бросили подыхать. А мы выжили… И однажды доберёмся до тех, кто всё это устроил. Если будем верить…

— Вера… — вздыхает Грэй. — Только она не в книжках. Она — здесь, — хлопает себя по груди.

— Я знаю, — кивает Вовчик. — Но когда жизнь — дерьмо, хочется лишнюю капельку надежды. Хотя бы иллюзию… Иногда так трудно… А дозу достать легко. Всегда. В любое время суток.

— Значит, книга заменила наркоту? — скептически щурится Грэй. — Я согласен, читать лучше, чем ширяться.

— Ты не понимаешь… Он бы нас понял, — указывает Вовчик на портрет с другой стороны обложки. — Жаль, что погиб.

— И чем бы он вам помог? Если бы выжил?

— Написал бы книгу. Самую главную свою книгу…

— После которой трусы обрели бы мужество, а слабые нашли силу? Это невозможно, Вовчик…

— Он был бы с нами.

— Может, и так… — иронично склоняет голову доктор. — Может, он и сейчас с нами.

— Как это? — удивился Вовчик.

— Просто стал другим. Думаешь, трудно изменить внешность? Хирурги теперь умеют многое. Раненым восстанавливают лица. Да так, что и шрамов не остаётся.

— Но ведь… мы бы всё равно его узнали. По его новым романам!

— А если он больше не пишет книг? Если он изменился не только снаружи? И устал от слов. Которые обманывают. Но никого не спасают…

Вовчик хмурится. И не смотрит на доктора. Кажется, он всё-таки обиделся. Переворачивает листы и раздосадованно бормочет:

— Кончилось моё везение… Потерял.

— Что?

— Самое главное… Последнюю страницу.

— Но ты ведь помнишь? — улыбается Грэй.

— Конечно.

— Тогда допиши…

Юноша смотрит так, будто ему предложили вставить в таблицу Менделеева несколько собственных элементов. А Грэй достаёт из пластикового пакета сухую бумагу, ручку:

— Попробуй.

— Я не умею, — выдавливает Вовчик.

— И не страшно. Листок остался чистым. Но от этого ничего не изменилось. Потому что главное — уже и так в тебе.

Паренёк хлопает ресницами.

— Извини, — говорит доктор. Прячет назад лист. — Я только хотел, чтобы ты понял. Строчки на бумаге лишь немые знаки. Смысл им придают люди.

Удивительно, что все затихли. Даже Синус и Артём прекратили спор.

Ради чего, Грэй? Ради чего эти красивые фразы? Какую комбинацию ты выстраиваешь?

Слишком трудно будет разбираться… А может, и не стоит? Оставить всё как есть… Пускай Грэй заговаривает остальных. Со мной это не пройдет…

— Павлик! — вдруг спохватывается Иришка. — Павлик, ты где?

И все остальные тоже замечают, что мальчугана нет. Светят фонарями, я надеваю «ночники», но малыш будто в воздухе растворился. Лишь спустя пару минут откуда-то, будто изнутри камня, доносится тонкий голосок:

— Не найдёте!

Подхожу вплотную и обнаруживаю за выступом скалы узкую щель. Именно оттуда опять слышится:

— Не найдете! Не найдете!

Протискиваюсь, и становится ясно, почему малыш не испугался залезть в такую темень. Стащил у Артёма «ночные глаза». Хватаю Павлика за шиворот, но тут вся педагогика вылетает у меня из головы.

Проход-то тянется дальше… И куда он ведёт? Что, если на поверхность?

Доктор за спиной кашляет:

— Очень интересно.

А у меня зарождается смутная надежда. Если бы Грэй сюда не протиснулся… Уйти вместе с остальными, а его бросить здесь. И больше не терзаться сомнениями…

Чёрта с два!

Доктор лёг на землю и, извиваясь как змей, преодолел узкое место. Встал и хозяйски огляделся:

— Можно попробовать. Вдруг куда-нибудь выведет. Ты как считаешь, Таня?

Что ж, ты сам решил…

Глава 11

Я вернулась и натянула слегка влажные штаны и куртку. Бронежилет надевать не стала. Плавать в нём хорошо, а лазить по скальным трещинам — не очень.

Артём торопливо застёгивал камуфляж. Я напомнила:

— Мы идем с Грэем. Вдвоём.

— Втроём, — упрямо повторил физик. — Забыла, как я верёвку закреплял? Без аналитического ума вам не обойтись.

— Аналитический ум посидит, охраняя детей и раненых. Пока мы разведаем дорогу.

— Синус и без меня справится…

Я шагнула к физику и вцепилась в его куртку. Толкнула к стене и прошипела:

— Здесь не виртуал, Артёмчик. И не лечебница для дипсклеротиков… Ты останешься. Твои мозги — самое ценное, что у нас есть. Когда они не будут нужны — тогда пожалуйста. Подставляй их под пули, сколько влезет… Дошло?

— Ну… — выдавил хмуро.

Отпустила его. Артём усмехнулся:

— Когда злишься, ты еще симпатичнее. Хоть картины рисуй.

— Обещаю попозировать.

— Ловлю на слове. Но если не вернётесь через час — начнем поиски.

Спустя шагов тридцать нас уже не было видно со стороны входа. Грэй шёл впереди. Уверенной, ровной походкой. Никакого беспокойства в нём не заметно. Чувствует он или нет?

А физик словно заподозрил. Уж больно рвался вместе с нами.

Нет, никого третьего не должно быть рядом. Они не поверят. Артем, Синус, Вовчик… Они все будут на стороне Грэя. Даже дети…

Как можно думать плохо о том, кто тебя спас? Кто рисковал жизнью ради тебя…

Это ведь Грэй обманул полицию, «охранку» и вытащил их из Развалин.

А я… Я виновата, что им пришлось падать чёрт знает куда и замерзать в обжигающе-ледяной купели. Умный и честный доктор предупреждал, а я, истеричная дура, сделала наперекор. Подвергла товарищей ненужному риску.

Как я смогу убедить? Как превратить в разумные доводы то, что изначально не поддается логике?

Ещё там, в схроне бабы Дарьи, зародилась глухая, бесформенная тревога. Неясным облаком шевелилась в подсознании. Иногда прорываясь наружу…

После визита призрачного Михалыча, после победы над своим кошмаром я думала — её уже не осталось. Но она не умерла. Тёмное облако лишь сгустилось. И приняло ясные очертания.

Кто-то чужой всё время был рядом. Скрытый враг, неразлучный с нами, будто тень. Ведущий собственную игру. И медленно, но верно отрезающий для нас все пути. Кроме единственного. Того, что ведёт в западню.

Кто-то из нас был этой тенью.

И резкое чувство опасности у злосчастной развилки стало последней каплей. Растворившей остатки сомнений.

Если бы я могла передать товарищам хотя бы долю моего чувства… Не получится. И чем сильнее я буду настаивать, тем более нелепыми покажутся им все мои аргументы.

Даже микрочип в запястье Грэя и контроль над суперкомном Бизнес-центра не станут решающими фактами. Язык у доктора подвешен лучше, чем у меня. Не стоит сомневаться — его объяснения будут вполне логичными. Если и вспыхнет огонек подозрения — этого слишком мало.

Все потонет в разговорах, спорах… А доктор не упустит шанса…

Значит, только я… Я одна должна принять решение. Самое последнее, самое окончательное…

— Как ты думаешь, Таня, сколько метров до поверхности? — спрашивает Грэй, перелезая через большой камень. Голос у него абсолютно спокойный. Как на прогулке. И «барс» небрежно сдвинут за спину.

— Не знаю, не считала…

— А я думаю — около ста. Долго нам придётся карабкаться…

Честно говоря, мне сейчас всё равно. Даже если расщелина, по которой мы пробираемся, окажется тупиком. Главное — отойти подальше. Чтобы никто из наших не услышал.

Закончить. Скорее бы всё закончить. Худшее — это ожидание… Минуты, будто снулые рыбы, едва шевелятся… Это настоящая пытка видеть перед собой его затылок. И представлять свой палец на спусковом крючке «ГШ».

А если он будет смотреть мне в глаза?

От такой мысли становится жутко.

Но я смогу. Я забуду лишнее… Враг есть враг. И ничего кроме…

Может, за тем поворотом?

Пальцы нащупывают рукоятку в кармане.

Круто изгибаясь, расщелина совсем сужается. И, действительно, оканчивается тупиком.

Дальше идти некуда.

Но Грэй с неожиданной ловкостью карабкается вверх. Уступы на вертикальных стенах вполне для этого пригодны. Будто ступени лестницы.

Доктор глядит вниз и подбадривает:

— Чего ждешь, Таня? Это не так уж трудно.

Да, действительно, чего я жду?

Секунды идут, пальцы остаются на рукоятке «ГШ». Но я всё-таки их разжимаю. И начинаю карабкаться. Вслед за Грэем.

Метров двадцать крутого подъёма. Доктору легче. Он шире и целиком занимает расщелину. Уступ на левой стене, уступ на правой стене… Для Грэя это и впрямь как лестница. Даже если бы кто-то специально для него готовил — ничего удобнее не придумал.

А мне приходится балансировать, меняя центр тяжести. И всё-таки я не отстаю. Камешки из-под ног доктора сыплются мне на голову…

Подъём уже более пологий. Но от этого лишь тяжелее. Одна из стен перестает быть опорой и уходит вверх. Мы в пещере с низким сводом. Карабкаемся, распластавшись, будто лягушки. К счастью, склон под нами быстро выравнивается. Через минуту уже можно встать на ноги.

Грэй не собирается отдыхать и не замедляет темпа. Будто что-то гонит его вперед. А может, он понял? Даже если и так — зачем спешить? От меня ему не убежать. Или думает, что я ослабею? Всё равно он ослабеет раньше…

Проходы, по которым мы карабкаемся, естественные. Потолок то давит, заставляя опускаться на четвереньки, то взмывает на недосягаемую высоту. Никаких следов однообразной человеческой утилитарности.

Грэй достает из кармана маркер и рисует стрелки на стенах:

— Проще будет найти дорогу назад.

Он всерьез рассчитывает вернуться?

Опять ныряем в узкую «крысиную нору». Вылезаем и тут таки поневоле делаем остановку.

Путь впереди преграждает крутой обрыв. Я заглядываю — настоящая пропасть. Даже через «ночники» трудно определить глубину. Дно теряется в сумраке. Сколько до него? Метров пятьдесят?

Грэй тоже смотрит. И ничего не говорит. А потом осторожно ступает на карниз, огибающий провал слева.

Я замираю, чуть дыша… Идти там немного. Шагов восемь. У меня бы получилось. Но для доктора карниз явно узковат. Грэй прильнул спиной к отвесному камню и движется боком. Сумеет или нет?

Если бы так вышло… Само собой… Было бы проще… Легче. И для меня. И для него.

Только смотреть тяжело. Хочется отвернуться.

Он почти сумел. Левая нога — на ровной площадке, по ту сторону. А из-под правого ботинка вдруг выскальзывает камень…

Падая, доктор успел зацепиться за карниз. Мягкий известняк крошится под его пальцами. Грэй отчаянно нащупывает ногами точку опоры. Но стена под ним — ровная. Как шлифованная…

— Таня!

Кусок карниза обламывается. Летит вниз. А за секунду до этого я оказываюсь рядом и хватаю руку Грэя.

Ещё немного, и он уже упёрся локтем. За воротник, за плечи — тяну его. Вытаскиваю. Лежим рядом, переводя дыхание. Он сдвигает «ночники», утирает пот. И говорит:

— Спасибо… Ты молодец.

Я — дура…

Дальше идти легче. Череда пещер и туннелей с небольшим уклоном. Мы выбираем те, что ведут наверх.

Грэй не забывает делать отметины маркером. Его широкая спина по-прежнему передо мной. Разве что доктор немного сбавил темп.

А пистолет всё так же лежит в моем кармане, и «вайпер» болтается за спиной. Бесполезным грузом.

Почему? Почему нажать сейчас спусковой крючок мне кажется подлостью?

Доктор остановился. Согнувшись в узком туннеле, шумно втянул воздух носом:

— Чувствуешь, Таня?

— Вроде бензином несет…

— Значит, мы на верном пути.

Цивилизация и впрямь рядом — до этого сильных запахов не было. Но воодушевления от её близости я не испытываю. Осторожно уточняю:

— А зачем рисковать? Пещеры тянутся далеко. Может, именно так легче выбраться из города?

— Пока нельзя. Чингиз в Москве. И материалы по «Стилету» у него. Сейчас это главное.

Ну да… Только Артёма и меня маловато. Нужны ещё материалы. Куда ж без них… Начальство не оценит.

Ладно. Спорить не будем. Подождём. Пусть доктор сам сделает первый шаг. А он его обязательно сделает. Не зря ведь торопится на поверхность…

Я получу лишнее доказательство. И никакие отговорки на меня уже подействуют.

Мы свернули. Теперь путь вёл под уклон. Всё глубже. Но запах усиливался.

Через пару минут обнаружился его источник. На дне круглой пещеры темнела небольшая лужица. Доктор подошёл, мазнул пальцем:

— Ага, бензин… Теперь бы понять откуда…

Я склонилась и обнаружила тоненький маслянистый ручеёк, едва различимый даже в инфракрасном диапазоне. Проследила за ним и махнула рукой:

— По-моему, нам туда!

Опять стали карабкаться вверх. Узкая расщелина оканчивалась тупиком, Грэю едва удалось протиснуться. Он извлёк нож, ковырнул.

Здоровенный кусок породы отвалился, едва не похоронив доктора. Он прижался к стене, и его по пояс засыпало землей.

— Цел? — спросила я.

— Ага… — пробормотал и чихнул.

Не дожидаясь, пока Грэй выберется и сотрёт пыль с окуляров «ночников», я протиснулась мимо. Пощупала обнажившуюся кирпичную кладку. Старую на вид.

Доктор очень скоро оказался рядом. Хмыкнул, наваливаясь плечом. Кладка выдержала. Он нетерпеливо порылся в карманах, извлёк нож и взялся расковыривать стену. Я последовала его примеру.

По ту сторону аромат бензина был удушливым. Пришлось натянуть маски кислородных аппаратов.

— Хорошо, что я бросил курить, — заметил Грэй.

И впрямь, здесь хватило бы одной искры… Бензина было не так уж много. Вероятно, около литра. Зато тонким слоем и по всему полу.

Комната с низким потолком. Если бы Грэй поднялся на цыпочки — уперся бы макушкой.

В углу — лесенка, тронутая ржавчиной. Доктор стал на её нижнюю перекладину и взялся за крышку люка. Крышка чуть засомневалась, но всё-таки поддалась.

Мы выбрались из-под кучи промасленной ветоши. Вверху тоже был подвал. Хотя куда просторнее. Более-менее ценное отсюда уже забрали. Остались искорёженные пластиковые листы, несколько грязных тюков стекловаты и россыпи битого стекла. Из стен торчали неряшливо обрезанные трубы.

Мы замерли у следующей лестницы. Постояли, вслушиваясь. И начали подниматься.

Когда-то это был завод. Сейчас уже невозможно понять, что именно он выпускал. Ничего из технологической «начинки» не уцелело. Лишь голые ободранные стены. Голые и местами раскуроченные бетонные полы.

Активность здесь угасла, вероятно, еще в 2013-м. Гусаковские «экономические» команды тогда на славу потрудились. Оборудование с «нерентабельных» предприятий целыми составами шло в Европу — в счёт российского долга. Лишнего куска металла не оставляли. Электрокабель тоже ценился. Даже в метро сняли половину проводки…

Я осторожно глянула в окно. Крапивные джунгли во дворе девственно нетронуты. Сквозь потрескавшиеся асфальтовые дорожки выросла трава. И даже на стенах корпусов она кое-где пробивалась.

Бывший завод напоминал памятник исчезнувшей цивилизации. Лет через двадцать, когда в России окончательно исчерпаются запасы нефти и газа, — вся Москва может стать таким памятником. И тысячелетия спустя археологи будут лазить по её руинам, гадая о стихийном бедствии, уничтожившем город…

Что ж. Место тихое. Археологов ждать ещё долго, а мелкие мародёры сюда уже не шастают. Больше незачем.

Прислушалась. Ни единого подозрительного звука. Только ветер гуляет сквозь пустые оконные проемы, шевелит обрывок газеты. Кроме нас и ветра — здесь никого…

Я передернула плечами. Это ведь уже было…

Ветер бродил по мёртвому цеху… Непроглядное октябрьское небо сеялось дождём. Тьма сгущалась. Мы ждали машину. И старая «газель» подъехала… Мигнула фарами, подавая знак…

Воспоминание болезненно чёткое. Как наяву. Словно я опять вернулась в ту октябрьскую ночь.

Да, сейчас тепло. И летнее солнце ещё не окрасилось багровым. Но главного это не меняет…

— Попробую ещё раз связаться с Чингизом, — доктор откинул экранчик «мыльницы» и бойко застучал по клавиатуре. «Enter» нажать не успел — ствол моего ГШ уперся ему в висок.

— Не так быстро…

Я высвободила мини-комп из его пальцев и посмотрела на экран:

— Это не адрес Чингиза.

В глазах доктора — не страх. Легкое беспокойство.

— Что с тобой, девочка?

Какой молодец. Даже не за себя — за меня беспокоится. Щас заплачу от умиления.

— С кем ты должен выйти на связь?

Прищур Грэя внимательный. Совсем как тогда, во время моего обследования. Нет, дружок, забудь профессиональные приёмчики. На меня это уже не подействует.

Отступила на несколько шагов, присела в углу:

— Не молчи, доктор. Молчание меня раздражает — я начинаю стрелять. Сначала в твоё колено. Потом в живот. Помнишь, ты говорил: будь искренней? Я могу повторить, Грэй. Быть искренним — в твоих интересах.

Он качнул головой и рассмеялся:

— Самонадеянный дурак… Я же обязан был догадаться… Ещё там, внизу. Когда девушка так смотрит — либо влюблена, либо готовится кого-то «пришить».

— Лирическое вступление можно считать оконченным? А теперь, пожалуйста, конкретную информацию. На кого ты работаешь, Грэй?

— На тебя. И одного слегка виртанутого физика.

— Смешно.

— Мало? Могу добавить ещё! На Синуса, Вовчика…

Пуля цокнула по бетону рядом с его ногой. Выстрела почти не было слышно. Только лёгкий щелчок.

— Больше предупреждений не будет. Чей это адрес, Грэй?

— Как по-твоему, Таня, если бы я хотел связаться с Чингизом — какой адрес я выбрал? Неужели один из тех, что известны тебе? И которые через тебя уже стали известны имплантам?

Я прикусила губу. И выдавила:

— Логично. Только нельзя проверить…

— Проверить легко. Надо дозвониться до Чингиза.

Я холодно улыбнулась:

— На это не рассчитывай. Мысль, конечно, удачная. Но подавать сигнал твоим хозяевам мы не будем. Никто не узнает, что ты здесь…

— Глупая девочка, — пробормотал доктор. — Хотя бы объясни — из-за чего? Чего ради весь этот спектакль?

Забавно. Он еще не понял? Он думает меня переубедить?

Я спокойно начала рассказывать. В хронологическом порядке.

— …Откуда узнал про биочипы? — удивился доктор. — Да в Сети полно информации. Надо только уметь искать. И отсеивать крупицы из тонн мусора…

— Где? Назови конкретный сервер.

— Ты ведь знаешь, Таня. Это пиратские серверы. Адреса меняются едва ли не каждую неделю. Задай ключевое слово в поисковой системе…

— Ага, и пока мы будем скачивать данные — твои друзья будут определять наши координаты. Уже вторая попытка, Грэй. Не такая удачная.

— Бедная девочка.

— Лучше себя пожалей…

Остальное доктор выслушал со стоическим спокойствием. Я иронично прищурилась:

— Уже не пытаешься оправдаться?

— В чём? Да, я недооценивал имплантов. Думал, что, оставаясь в Москве, мы сумеем больше. Я ошибался, Таня. Можешь убить меня за это.

— А сервер полиции?

— Разве я его взламывал? Ребята сделали что могли. И даже больше… Золотые парни…

— В «охранке», наверное, тоже прекрасные ребята? Только не стоит мне «втирать», что микрочип в запястье ты унаследовал от мамы с папой.

— Не буду, — пообещал доктор. Это подарок Чингиза. Последняя соломинка — на самый крайний случай. Или, думаешь, случай был недостаточно крайний?

— Грэй, я понимаю — мне не повезло с внешностью… Но хорошие девушки необязательно дуры! Информация микрочипа сверялась с базой данных «охранки». Ты — в этой базе! Нельзя воспользоваться чужой идентификацией. Каждый чип рассчитай на генную совместимость!

— Много знаешь… Интересно откуда?

— Михалыч успел просветить. Нам как-то довелось вырезать такую штуковину из одного гада.

— Надеюсь, гад был мертвый?

— Он умер быстро. Тебе это ещё надо заслужить!

Доктор расплывается в ухмылке. Не пора ли ему прострелить колено?

— Всё верно, Таня. Микрочип — вещь уникальная. И мне не пришлось делать кому-то вскрытие, чтобы его заполучить. Это моя собственная идентификация.

Наконец-то.

— Ты работаешь в «охранке»?

— Не имею удовольствия…

— Грэй, терпение у меня может лопнуть в любую секунду.

— Не перебивай старших! Думаю, Король не обидится, если я расскажу… Помнишь, сегодня мы заглядывали в приятное место? Бизнес-центром называется. Так вот. Одна и та же весьма известная «юсовская» фирма устанавливала систему и на компах «охранки», и в Бизнес-центре.

— А при чём здесь Чингиз?

— Я ж говорю: фирма солидная. И спецы там высшего класса. Улавливаешь?

— Они что, вписали тебя в базу данных?

— Это грубо и неэстетично. И при проверке может всплыть. Всё куда изящнее. Система сама радостно подтверждает мою идентификацию. В тот самый момент, когда её об этом просят.

— А кто подтвердит твои слова?

Он нахмурился:

— Никто. Ты ведь не хочешь звонить Чингизу?

Я покачала головой. У меня был и ещё один козырь. Самый главный. Старший в колоде. Тот, которого ему не перекрыть.

— В Бизнес-центре всё вышло красиво. Но оттуда ты вёл нас к западне. Видишь, Грэй. Даже об этом мне известно.

Он каменеет лицом:

— Я не знал, Таня…

— Начинай говорить правду. Ложь, как и смерть, бывает очень болезненной…

Доктор смотрит на меня. И молчит.

Пора бы ему испугаться. Но… нет. Ничего похожего. Лишь тоска — на дне зрачков. Тоска и жалость. Меня жалеет?

Я могу выстрелить. Но так и не смогу его разговорить.

Бесполезно оттягивать неизбежное.

В книгах и фильмах высшее правосудие часто настигает злодеев. Они разбиваются на автомобилях, срываются в пропасти, тонут в трясинах… Чтобы удовлетворённый зритель-читатель мог расслабиться и поверить в справедливость мира.

Если бы так… Но я знаю. Нет никакой справедливости, кроме той, что внутри нас.

Грэй не утонул и не разбился… Я сама его вытащила. И сама выбрала для себя эту роль… У высшей справедливости осталось последнее орудие.

Пистолет в моей руке — надёжный, рационально устроенный механизм. Мы не механизмы. И, если не проиграем имплантам — в мире никогда не будет полного совершенства.

Я и не хочу совершенства.

Всё, о чем я мечтала, — голубое, без угрозы, небо над головой. Милые добрые люди на светлых улицах, надежда и любовь в сердце…

Только всякая мечта — останется выдумкой, если не найдётся человека, готового её защитить…

Я поднимаю руку с пистолетом.

Но Грэй будто не видит оружия. И смотрит прямо мне в глаза.

Он не слишком-то дорожит собственной жизнью…

Почему он стал таким? Что там, в его прошлом?

Нет, я не буду задавать вопросов. Доктор не ошибался. Слова обманывают. Главное — внутри… Туда я не смогу заглянуть.

Палец ложится на спуск. И замирает.

«Мыльница» вибрирует в моей левой руке. Совсем беззвучно. А доктор вздрагивает, будто от грома:

— Таня! Ответь на вызов!

Ответить всё равно что сообщить свои координаты.

— Ты не понимаешь! Я аннулировал все свои адреса! Кроме тех, что известны Чингизу и Дарье. Только им!

Грэй делает шаг в мою сторону. На что он рассчитывает? Больше я не стану ловить пули…

Одно движение пальца, и сработает туговатый спуск…

В глазах доктора — мольба. И в голосе тоже:

— Можешь меня застрелить. Но ответь на вызов!

В этом нет никакой логики.

И ещё меньше логики в том, что я собираюсь сделать.

— Назад!

Грэй подчиняется. А я опускаю ГШ и раскрываю экранчик «пальма». Жму клавишу. Опция — «только звук».

На экране — обрамлённая блондинистыми прядями физиономия. Вид у Чингиза слегка встревоженный.

— Эй, ну-ка включи картинку.

— Обойдёшься.

— Таня? — голос радостный.

«Да, я!» — так и хочется выпалить в ответ. Сдерживаю себя. Потому что знаю, на какие чудеса способна цифровая анимация.

— Эй… — хмурится Чингиз. — Ты слышишь? Или коннект не фурычит?

Доктор хочет вмешаться, но я выразительно показываю ему пистолет.

Как проверить?.. В голове скачут лихорадочные обрывки… Да, есть! Только раз мы беседовали с Королём наедине… Он должен помнить! Если это действительно он.

— Эй, блондин крашеный! Ну-ка назови мне древнюю студенческую мудрость. Сам знаешь какую.

— От крашеной слышу, — улыбается Чингиз и морщит лоб. — Древняя мудрость, говоришь? А подсказок не будет?..

— Не дождешься.

— Та-ак, — чешет висок блондин. — Какая разница между экзаменатором и терминатором… Погоди, сам знаю, не то…

Чингиз озабоченно смотрит прямо на меня, будто всё-таки видит. И наконец торжествующе произносит:

— К девушкам интереснее входить без стука!

— Входи, — киваю я и включаю картинку.

— Слава богу, — переводит дух Король и беззастенчиво меня разглядывает. Будто хочет прочесть по моему лицу всё, что с нами случилось за этот день. — Конспираторша хренова… Ну-ка докладывай обстановку…

Глава 12

Дальнейший разговор заставляет меня почувствовать то испарину, то озноб.

Чингиз получил наше сообщение. Были проблемы, но сейчас он в безопасном месте и может говорить, не опасаясь прослушки. Насчет «идентификации» в запястье у Грэя тоже полная ясность. Доктор не соврал.

— Кстати, я его не вижу, — забеспокоился Король. — С ним точно всё в порядке, Таня?

Оглянулась на Грэя, чувствуя, как горят щеки.

— В порядке…

Передала «пальм». Жаловаться на меня доктор не собирался:

— Привет, Чинга. Я целый. Артём тоже.

— А ты, оказывается, наглый тип, — ухмыльнулся Чингиз. — Хотя при этом большой стратег…

— В каком смысле?

— На полицейских вертолётах, как на такси, гоняешь. И ставишь на уши мировую общественность…

— Так вышло, — слабо кивнул Грэй. — Извини, я не хотел бессмысленного риска, но…

— Бессмысленного? Дружище, ты за новостями не следишь? Они сняли оцепление вокруг Развалин! И перебросили к Зеркальной башне — половину московской полиции! Операция «Чистый город» накрылась большим медным тазом!

— Пришлось засветить микрочип…

— Нормально, — успокаивающе махнул рукой Король. — Для того мы его и ставили.

— Без Тани всё было б не так гладко.

— Это я уже понял, — улыбнулся Чингиз.

Оставшаяся часть разговора исключительно деловая. Пока я рассказывала Чингизу про подземную реку, доктор запустил на «мыльнице» «Earth-Navigator». Через минуту пришёл ответ — наши координаты с точностью до десятка метров. Грэй наложил их на карту Москвы. Оказывается мы успели добраться до южной окраины. Где-то между Бирюлево и Орехово-Борисово.

— Значит, так, — прокомментировал Король. — Под землю больше не суйтесь. Вы не диггеры. Либо свернёте себе шею, либо заблудитесь. Новая подземная река, уходящая за пределы Москвы, — это, конечно, здорово, но исследованиями будут заниматься другие. У вас своя задача.

— Какая? — невпопад вставила я.

— Уцелеть. И выбраться из города.

— Сквозь блокпосты?..

— Минут через десять получите файл с подробными инструкциями. Конец связи, Танюша.

Отключился.

Грэй захлопнул экранчик. Я отодвинулась.

Повисла тягостная тишина.

О чём нам говорить вдвоём? Прятаться за слова? Но то, что случилось, всё равно будет с нами.

Я почти нажала спуск. А Грэй почти умер от моей пули.

И этого уже не вымарать из памяти.

Да, мы останемся партнёрами. Только партнёрами в игре на выживание. И значит, кроме деловых подробностей, обсуждать нам нечего…

Рука доктора осторожно коснулась моей руки.

— Прости меня, Таня…

Я изумленно повернула голову:

— За что?

— Тебе было тяжело… А я не понимал.

Я опустила веки. Его широкая тёплая ладонь мягко сжала мою кисть.

— И ты прости, Грэй… — Придвинулась ближе. Захотелось ощутить его тепло, живое тепло…

Доктор обнял меня за плечи.

— Если б ты знал, Грэй… Как я устала… От всего этого.

— Я тоже. Но кто-то должен… — Он погладил мои волосы.

— Неужели никто, кроме нас?

— Никто. Так уж вышло, Таня…

Чьи-то шаги. Со стороны подвала. Мы даже не насторожились. И по-прежнему сидели в обнимку. Оба догадывались, кого увидим.

— А чего это вы тут делаете?

— Зависть — плохое чувство, Артёмчик, — укоризненно вздохнул Грэй.

«Пальм» в кармане доктора мелко задрожал. Пришёл файл от Чингиза. Мы втроём склонились над экранчиком.

— Ого, — пробормотал Артём, тыкая пальцем в карту. — Здесь же минное поле, сразу за Кольцевой…

Но и без его слов обозначения на схеме нашего маршрута были вполне ясными.

— Всё правильно, — кивнул доктор. — Вот здесь — проход.

— А если полицаи заминировали по новой?

— Чингиз бы знал. Вероятно, он недавно использовал этот маршрут. Иначе не стал бы нас туда посылать.

— Всё равно риск, — заметил Артём. — Может, лучше опять уйдем под землю?

— И где, по-твоему, мы выберемся? Это ведь не метро. Станций здесь нет. Других выходов на поверхность может не оказаться. Или мы их не найдём…

— Лезть поверху опасно, — не соглашался физик. — Там не только мины. Там патрули, вдоль всей Кольцевой.

Странно. Чего это он так стремится назад, под землю? Помнится, совсем недавно он рвался в обратном направлении.

Грэй доходчив и терпелив:

— Именно сейчас проскользнуть легче. Большая часть полиции стянута внутрь города. Московский периметр ослаблен. Скоро стемнеет. Если двигаться достаточно быстро…

— Мы не сможем идти быстро. У нас раненый. И дети.

Вот оно что. Артём помнил. А мы — нет. Мы рассуждали, как профессионалы. Отбрасывая второстепенное…

Я прикусила губу. Недавно мы упрекали физика за «виртанутость». А сами оказались ненамного лучше.

Переглянулась с доктором.

Да, это тоже можно назвать игрой. Всё, что делают люди, если только они вкладывают в это свою душу, — можно назвать игрой.

И всё-таки Михалыч солгал. Ведь главное для нас не порция адреналина в крови…

— Артём, нас будет только трое, — голос у меня спокойный. Будто речь о самых заурядных вещах.

— А как же остальные?

— Здесь они в безопасности.

— Да ну? А чего ж мы сами драпаем? Из такого хорошего места.

— На нас охотятся.

— А их что, пощадят?

— Оставим им часть продуктов, боеприпасов, — сказал Грэй. — И ещё это…

Достал из кармана толстую пачку «баксов», разделил пополам:

— Здесь хватит, чтобы выжить. Даже в Москве…

— Если опять начнётся «Чистый город» — это не спасёт, — вздохнул Артём.

— В ближайшие время не начнётся. Я дам пару адресов — они успеют купить хорошие документы.

Физик отвернулся к окну.

— Ты чего, Артём?

— Прав был Влад. Драпать — единственное, что хорошо у нас выходит.

— Мы остановили «зачистку»…

— На пару дней! А что будет потом?

Физик скривился и плюнул:

— Наш Король такой замечательный… Он раздаёт продукты и тёплые вещи… Ясно было, что однажды эта идиллия закончится! Можно было давно всех эвакуировать из Развалин!

— Куда?

— Куда угодно! Только об этом никто не думал. Ведь надо же иметь в Москве хорошую базу для Подполья! Людей, которым терять нечего… В любой момент готовых стать под ружье…

— Да, — кивнул Грэй. — Только это не вся правда. А лишь часть… Куда вывезти? В лес? В тайгу? У нас нет линии фронта. Артёмчик… Во всей России то же самое. И, поверь, Москва ещё не худшее место…

— Всё равно что-то можно было сделать, — упрямо повторил физик.

Мы молчали.

Доктор неторопливо поднялся, глянул за окно. Опять присел, извлёк из кармана банку «Гиннесса». Но так и не счал открывать:

— Знаешь, Артём… В начале марта, по случаю дня рождения президента, в американском посольстве был приём. Неофициальный. Для узкого круга избранных. …Было много икры, много хорошего вина. Приятная застольная беседа… А когда наступило время десерта, все перешли в другую комнату. И посмотрели фильм… Интересный документальный фильм. Его сняли в Ростове. Лучшими цифровыми камерами. Журналистов туда до сих пор не пускают, но тот фильм снимали не журналисты. И вообще, это было скорее не кино. А отчёт о проделанной работе…

В феврале две гусаковские дивизии вошли в Ростов с севера. Ичкерийская гвардия — с юга… За неделю — всё было кончено.

Работа была проделана большая.

И теперь тульское правительство отчитывалось перед начальством.

Американский посол смотрел на экран и вздыхал: «О, это ужасно…» А когда зажёгся свет, выступил с импровизированной речью. Там были слова: «Мы не одобряем жестокости. Но правительства Московской Федерации и Республики Ичкерия могут и впредь рассчитывать на поддержку Соединенных Штатов. Особенно в деле наведения порядка. Всеми доступными методами».

Грэй замолчал.

— И что было дальше? — выдавил Артём.

— Дальше был десерт.

Лицо физика передернулось.

— Зачем? Зачем ты нам это рассказываешь?..

— Чингиз был там. На том приёме. Он даже пожал руку министру внутренних дел и послу Ичкерии. Поздравил их с удачным завершением спецоперации…

— И ушёл?

— Нет. Он ел яблочный пирог и улыбался… Вместе со всеми.

— И ему полез кусок в горло?

— Да. Приём завершился в девять. Но Чингиз поехал не домой, а ко мне. Попросил хороших таблеток. Чтобы забыться… И не наделать глупостей. Так и заснул. На моём диване. Но забыть не смог… Ты знаешь, Артём, — он почти не пьёт. А тогда целых три дня вливал в себя водку. Как лекарство…

— И что?

— Ничего. Оклемался.

Грэй открыл банку. Тёплое пиво брызнуло шипучей пеной. Прямо ему на рукав. Но доктор будто не заметил. И сделал неторопливый длинный глоток. Взглянул куда-то мимо нас, в шершавую бетонную стену:

— Самое обидное — это можно было предотвратить. Если бы мы знали раньше. Подполье не имело отношения к Ростовскому восстанию. Никакого. Всё началось стихийно. А когда мы узнали — было уже поздно…

— Так ничего и не сделали?

— Да, Артём, выглядит паршиво… Подполье — кучка трусов, которые лишь со стороны наблюдают за обречённым восстанием. А Чингиз хладнокровный делец. Вместо того, чтобы мстить и героически умирать, он поздравляет палачей…

— Он мог бы выкрасть фильм. Забросить в Сеть. И показать всему миру.

— Было только два диска. Один — в личном сейфе Рыжего. Второй привезли американскому послу. Чингиз не стал красть. Он сделал копию. Там же, в посольстве…

Глаза физика округлились.

— Но почему до сих пор?..

— Потому что ещё не время. Потому что нельзя в один день исправить то, что копилось годами… Мы не сможем спасти всех, Артём. Даже если каждый день будем лезть под пули. Надо просто делать своё дело. Неделю за неделей, месяц за месяцем…

— Иногда я перестаю понимать, ради чего… — вздохнул физик.

— Ради победы.

Артём взял у доктора остаток пива. И осушил его. Одним жадным глотком. Подошёл к окну. Уже вечерело. Солнце опустилось за соседнее здание. И ветер почти стих. Верхушки бурьяна во дворе едва шевелились.

— Кажется, во всём городе нет никого, — пробормотал физик, — никого, кроме нас и полицаев. Будто Москва — город мёртвых. Огромный и давно заброшенный… Разве нам больше всех надо? Два с лишним миллиона… Мы ведь и для них стараемся! А они сейчас жрут и пялятся в телевизоры…

— Скорее всего так, — кивнул Грэй. — Но они обычные люди. Их давно к этому приучали. Сидеть у телевизоров, пока рушится страна… Пока у их детей отнимают будущее… Всё началось не три года назад. Намного раньше…

— Так и не проснутся?

— Уже просыпаются. Это звучит жестоко, Артём, но может, хорошо, что к нам пришли с бомбами и ракетами? Было бы куда страшнее, если бы многие сами не заметили, как превратились в кукол. В человеческое сырьё для гигантской безжалостной машины…

— Зачем были нужны ракеты? — пожал плечами физик. — Всё получилось бы и без них.

— В том-то и дело, что уже нет. Мир на пороге энергетического скачка. В Правительстве Доверия понимали и не жалели денег на физику вакуума. Конечно, это были крохи но сравнению с тем, что тратили Штаты… И слишком мало времени… Всего девятнадцать месяцев — от выборов 2010-го до штурма Москвы. Нам не хватило одного спокойного года…

— Тогда понятно, — сказала я. — Та боеголовка, в центре Лос-Анджелеса, очень пригодилась… Своих не пощадили. Двадцать семь тысяч трупов…

— Ставки были слишком высоки. С технологией нуль-генерации любая страна автоматически превращается в лидера. Вырывается вперёд остального человечества. Что толку контролировать все энергоресурсы планеты, если кто-то будет добывать энергию из вакуума? Энергию с копеечной себестоимостью?

— Думаешь, дело в деньгах? — вздохнула я. — Только ради этого они убивают?

— Они совсем не жестокие. Они — практичные.

— Зачем воевать, если можно договориться…

— Можно договариваться. С себе подобными, Только мы — другие. Мы никогда не были частью их системы. Ни винтиков, ни шестерёнок из нас не выйдет. Разве что из некоторых.

— Договариваются и с врагами…

— С сильными врагами. Когда-то мы были такими. Нас боялись и ненавидели. Но мы сами отказались от своей силы. Думали, что слабыми нас полюбят. Но над слабыми смеются. Их давят и ровняют с землёй… А тех, кто сопротивляется, уничтожают. Простая экономическая целесообразность…

Я закрыла глаза. Вероятно, доктор прав. Жестокость ни при чём. Один голый расчёт. Почему так бывает? У истоков самых больших преступлений вовсе не психи и фанатики, а серьёзные деловые люди. Рассуждающие о «прибыли», «эффективности»… Россия всегда была не очень рентабельным предприятием. Так уж вышло — слишком суровый климат и суровая история. Выгоднее было ликвидировать. Не дать ей снова подняться. В этом они и сошлись — деловые люди как с российскими, так и с американскими паспортами… И Рыжий, он, конечно, никакой не злодей. Просто эффективный менеджер. Приводная шестерёнка глобальной системы…

Я вдруг вспомнила техников и «легионеров» Бизнес-центра. И в самом деле, будто механические детальки… Исполнительные, функциональные… Похожие друг на друга, как банки с пивом. Самое страшное — они такие не только снаружи. Одинаковые мысли, одинаковые желания… Стандартные части одной машины. Все — от охранников до топ-менеджеров. И если убрать Рыжего — придёт другой. Точно такой же… На этом фоне даже импланты не выглядят жуткими. Всего лишь следующая ступень. Закономерное продолжение тенденции…

— Таня…

Повернулась. Грэй щурился, словно большой ласковый зверь. В руке его — вторая банка «Гиннесса»:

— Хлебнёшь? Понимаю, что тёплое пиво противоестественно для организма…

— Ничего, как-нибудь он справится. — Я взяла и сделала изрядный глоток. В горле действительно пересохло.

Артём заерзал:

— Наверное, я скажу глупость… Но если бы мы договорились с имплантами… Враг моего врага…

Я отставила жестянку:

— Как, по-твоему, можно договориться с чумой? А с вирусом эболы?

— Если чума уничтожит вражескую армию…

— Не уничтожит. А возглавит. Импланты — часть системы. И если победят — доведут её до совершенства. Так, чтобы простояла века.

Физик поёжился:

— Как-то мрачно выходит… Ни тебе артефактов, ни могучих союзников. На что ж нам тогда рассчитывать?

— На себя, — усмехнулся Грэй. — Только на себя… — Взглянул на часы: — Минут через сорок начнёт темнеть. Дискуссию объявляю законченной и спускаюсь за вещами.

— Ещё чего. Вместе спустимся, — не согласился Артём.

Я поддержала физика.

Назад шли быстрее. Снова возвращаться к тому чёртовому карнизу не пришлось. Артём, когда искал нас, решил не балансировать над пропастью. И выбрал обходной путь. Этим путём мы сейчас и двинулись. Так что аналитический ум физика нам всё-таки пригодился.

В том месте, где спуск стал крутым, закрепили верёвку. Длинную. Хватило до самого дна ступенчатой расщелины. Надеюсь, математику будет легче одолеть подъём, когда он направится в город за продуктами и документами.

Прощание вышло совсем не долгим. И не таким рвущим душу, как я боялась. Они ведь знали, что однажды это произойдёт. И смирились с неизбежным. Даже дети.

Я поцеловала Иришку, Павлика. А девочка Юля, во взрослом пиджаке вместо пальто, крепко обняла меня за шею единственной рукой. Прошептала в самое ухо:

— Моя мама вернётся. Я знаю. И вы вернётесь…

— Обязательно… Только это будет нескоро.

— Мы дождёмся. — Она улыбнулась. Счастливой улыбкой ребёнка, не верящего в расставание.

Я порылась в карманах и отдала ей заколку для волос. Лучшего подарка не нашлось, Волосы у неё сейчас совсем короткие. Но когда-нибудь они отрастут. Когда-нибудь она простит мне мою искреннюю ложь.

— Пусть ваша траектория будет оптимальной, — пожелал Синус.

— Ни пуха! — подмигнул Вовчик.

И мы ушли. Пятеро людей, уже ставших нам близкими, остались позади. Карабкаясь вверх, я думала о словах Юли.

Что мы знаем о законах, управляющих судьбами? Только нашу боль, только страхи и бредовые догадки… Но если выбирать, я бы приняла эту светлую веру ребёнка. И тоже ждала. Ждала по-настоящему…

Да, всех нам не спасти…

Но те, кто нам дорог, не должны уходить навсегда. Это несправедливо, это подло. И пусть все законы мироздания говорят: «Невозможно». К чёрту их, к чёрту все законы, если маленькая девочка ждет свою маму…

Глава 13

Жизнь продолжалась. И ночь пришла на смену дню. Как и всегда, сама по себе. Независимо от человеческих и сверхчеловеческих желаний.

Луны не видно. И до Кольцевой совсем рукой подать. Вероятно, меньше пяти километров. Только прежде надо пройти через жилые кварталы.

Окраина — место глухое. Ещё не Развалины, но уже и не город. Уличного освещения здесь давно нет. И электричество подают по графику. В кварталы, где пока не успели украсть провода.

На окраине живут работяги. Те, кто нужен умирающему городу. Тех, кто не нужен, судебные приставы выкидывают на улицу. И с нехитрым скарбом они переселяются в бетонные коробки по соседству. Без электричества, без воды и тепла…

Постепенно окраина станет такими же Развалинами. Коммунальные сети ветшают, и ремонтировать их никто не собирается. Город усыхает, словно измождённый болезнью человек…

Вероятно, местные сами это понимают. А если не понимают, то чувствуют. И каждый вечер пытаются утопить тоску… Но она, гадина, каждый вечер опять всплывает… И не желает растворяться в прозрачной глубине стаканов…

Мы проходили темный переулок, когда навстречу вынырнули двое «аборигенов». С трудом сохраняющих вертикальное положение. Мы попытались их обойти, но местные не дали. Бросились на Грэя с кулаками. Может, что-то углядели в кромешной темноте. А может, бросаться на первого встречного давно стало для них чем-то вроде разминки.

Парой точных движений Грэй уложил их рядом. Отдыхайте, ребята… Жаль, этой лёгкой взбучки не хватит, чтобы по-настоящему вправить ваши заспиртованные мозги…

Проволочное заграждение по обе стороны Кольцевой миновали без особых трудностей. Ставили заграждение больше двух лет назад и с тех пор только периодически латали. На нашем участке — ремонта не было давно. Ржавая «колючка» безвольно провисала. Её даже не надо резать — достаточно слегка отодвинуть.

На Кольцевой тихо. За всё время промчалось лишь несколько машин. Вероятно, сейчас мало кого выпускали из города. Патрулей тоже нет.

Когда мы замешкались перед надписью «Danger! Mines! Осторожно! Мины!», донёсся гул вертолёта. Возвращаться уже не было смысла. Холодея, мы проползли под «колючкой». И двинулись за Грэем, пытаясь ступать след в след.

Метров на пятьдесят вокруг открытое пространство. Даже с дороги сквозь «ночники» мы как на ладони. А уж из вертолета…

И всё-таки доктор не ускорял темпа. Схема минного поля сейчас шла на экранчики его окуляров, накладывалась поверх реальной картинки… Но он так и не сорвался в бег. Я знала причину. Если схема неточная, идущий первым взлетит на воздух. Но остальные успеют притормозить перед гиблым местом. И может быть, уцелеют.

Мы добрались до лесопосадки. Залезли в кусты, опустились на траву. И гул вертолёта вырос над нами. Луч прожектора очертил кроны деревьев и вонзился в землю совсем рядом.

Несколько мгновений кажется, что прожектор нащупывает именно нас. Распластавшихся по траве, готовых с этой травой врасти в почву…

Потом гул начинает удаляться. И луч равнодушно скользит по минному полю. Всё дальше. В воздухе висит противное жужжание вертолётных роботов. Но через пару минут и оно стихает.

Переводим дух. И делаем по глотку воды из фляг.

Разглядывая наши с Артёмом хмурые физиономии, Грэй обнадёживает:

— Дальше будет легче…

— Когда я впервые прошёл первый уровень «Квэйка», мне тоже так говорили, — морщится физик.

Доктор хлопает его по плечу и беззвучно смеётся. Сквозь стрекозьи линзы окуляров не видно глаз. Интересно, а Грэю страшно? Или он хочет казаться невозмутимым? Тогда это у него хорошо получается…

Дальше и правда было спокойнее. Мы шли, пытаясь держаться в стороне от дорог. Посадками, перелесками… Один раз даже ползли через канаву. К счастью, высохшую.

Заблудиться мы не боялись. Грэй в основном придерживался «чингизовского» маршрута. Лишь один раз пришлось делать изрядный крюк, обходя патруль из двух БТРов. Полицаи сидели в засаде, в придорожных кустах. Ещё и накрыли технику срезанными ветками. Без «ночников» мы бы их точно не заметили.

Часа через полтора достигли намеченной точки. Пересекли шоссе и двинулись по просёлку в глубь леса.

Кругом было тишина. Вовсе не гробовая. Состоящая из множества едва различимых звуков. Живых, но совсем не опасных. Я так давно не была в лесу, тем более ночью. Но сейчас не испытывала страха. Шорох, случайный треск ветки не заставляли замереть сердце. Казались такими же естественными, что и лёгкий ночной ветерок…

А вот Артёму явно не по себе. Бедный парень, ты вырос в городских джунглях, ты с детства привык к рёву музыки, к запаху бензина и кошачьей мочи в подъездах…

Человеческая фигура возникла из-за куста боярышника всего в двух шагах от нас. Артём дернулся, но выстрелить, к счастью, не успел.

— Доброй ночи добрым людям, — улыбнулся Чингиз.

Физик опустил автомат и полез обниматься.

«Хаммер» ждал в лесу. Отлично замаскированный. Даже сквозь «ночиики» не различишь, пока не подойдёшь вплотную. Чингиз снял маскировочную сеть, аккуратно свернул и засунул в багажник.

— А мы думали — ты на танке будешь, — расплылся Артём.

— Лучше уж на летающей тарелке, — хмыкнул Король, гостеприимно распахивая дверцу.

Через минуту полноприводный автомобиль мягко подпрыгивал на кочках. И уносил нас всё дальше от Москвы, от врагов и друзей…

Ехали почти всю ночь. Заброшенными и полузаброшенными просёлками. Вдали от шоссе и блокпостов. Иногда съезжая в овраги, иногда пересекая заросшие сорняком поля. Машина справлялась. Это был русский вариант «хам-мера», разработанный специально для американского миротворческого контингента. Да ещё и наши умельцы, по просьбе Чингиза, слегка его улучшили. На самых крутых подъёмах мотор не ревел, а едва слышно урчал.

Физик и доктор, несмотря на тряску, дремали на заднем сиденье. А мне спать не хотелось. Я сидела впереди, рядом с Чингизом и иногда косилась на его безупречный, медальный профиль. Никак не решалась заговорить о главном.

И Король будто почувствовал. Заговорил первый:

— Таня, тебе ничего не надо доказывать… Ни себе, ни нам.

— Из-за меня все сорвалось, да? Охотнику не удалось обмануть титров?

— Про «Стилет» они не узнали. Иначе было б гораздо хуже. А так… Устроили слежку. Очень аккуратную. Если б не ваше предупреждение, я бы и не заметил… Думали, что я приведу их к вам.

— Материалы по прибору удалось забрать? Или что-то осталось?

— Со мной… Даже опытный образец прихватил.

— Теперь ты тоже в розыске?

— Пока нет. У меня хорошие связи. И в Туле, и в Вашингтоне… А настоящих доказательств ещё не получили. Так что официально я чист. Какое-то время поживу вдали от Москвы. По обстановке… Может, ещё и вернусь.

— Прости… Я всё испортила.

— Да ну, Таня… Ты сделала всё, что могла. Ты — одна из нас. Это главное…

На часах было полчетвёртого, когда решили сделать привал. Тьма ещё и не думала светлеть. Минут сорок можно было ехать не опасаясь. Но уж больно хорошее место для дневки — укрытое со всех сторон. И даже сверху раскидистые кроны надёжно прятали нас от незваных «летунов».

Сверились с картой. Километров сто пятьдесят мы отмахали. Так что передышку заслужили. Особенно Чингиз, едва ли не всю ночь просидевший за «баранкой».

Хотя сильно расслабляться — нельзя. Кто-то должен быть начеку, пока остальные спят. Решили бросить жребий.

— Не надо, — сказала я, — мне не спится. Так что часа три покараулю. Потом — Грэй.

— Я тоже спать не хочу, — встрепенулся Артём, за пару мгновений до того клевавший носом.

— Вместе посидим, — успокоила я физика. Догадывалась, что хватит его минут на пятнадцать.

А Грэй взглянул на меня пристально:

— Ты боишься заснуть, Таня? Боишься, что всё опять повторится?

— Нет, — пожала плечами. — Вряд ли они сумеют на таком расстоянии… Но рисковать не хочу.

— Отдыхать тебе надо.

— Отдохну. Потом… Когда вы проснётесь.

Я не ошиблась. После короткой беседы о 10-й версии «Master of Orion» физик снова забрался в тёплое нутро машины. «Погреться». Пригрелся он неплохо. Спустя короткое время можно было различить равномерное посапывание. Даже «ночников» не снял, бедняга…

Я усмехнулась. И больше не стала его беспокоить. Только поплотнее притворила дверцу «хаммера».

Ночь и в самом деле была прохладная. Особенно в этот предутренний час.

Я подняла воротник куртки. И обошла машину кругом. Как и положено хорошему часовому. Поёжилась — за шиворот упало несколько капель росы.

Сдвинула окуляры и запрокинула голову. Туда, где между крон проглядывали звёзды. Вдали от города они были яркими, ослепительно прекрасными.

Той ночью в Развалинах я подумала: хорошо, что люди так и не дотянулись до них… А сейчас жалею. Во всех старых книжках XXI столетие — век космоса и путешествий к неизведанным мирам. То будущее так и не стало настоящим… Но ведь могло.

И ещё сможет. Оно станет реальностью… Звездолёты с нуль-генераторами, прыжки через пространство. И главное, люди. Настоящие люди. А не придатки к конвейерам и терминалам. Не человеческое сырьё…

Всё это ещё будет…

Если у нас получится.

Если мы сумеем выжить. И победить.

Тихонько, стараясь никого не беспокоить, я извлекла из багажника «хаммера» армейское одеяло. Свернула в тугой валик. Не сидеть же на голой земле. Простуда — атрибут мирного времени…

Спать мне действительно не хотелось. И ствол дерева отнюдь не мягкая спинка кресла. Да и прохладно… Российский камуфляж согревает ещё меньше, чем армопластовый бронежилет.

Я закрыла глаза. Лишь чтобы сосредоточиться. Тогда, в схроне у бабы Дарьи, я впервые обнаружила в себе новое умение. Чувствовать людей на расстоянии. До вездехода — метров пять. Попробуем начать с этой дистанции…

Раньше всё происходило как бы само собой. Я должна научиться этим управлять. Грэй сказал правду: надеяться можно только на себя… И если необходимо, я стану боевой машиной. Точной и безотказной… Я буду тренироваться каждую свободную минуту…

…Берег тропического океана. Золотистый песок. И нежно-бирюзовая гладь — до горизонта…

Солнце в зените — не палящее, ласковое… Тёплый ветерок обдувает кожу.

— Никак не могу привыкнуть, — говорит Артём, — в Москве — давно осенняя слякоть. А здесь лето и не думает кончаться…

— Разве это плохо?

— Непривычно, — улыбается физик. — А ещё непривычно видеть тебя в купальнике.

— В виртуале не насмотрелся?..

— Но здесь же другое. Здесь по-настоящему…

Он хочет прикоснуться к моему плечу. Я уворачиваюсь:

— Догоняй!

И бросаюсь наутёк по кромке прибоя. Солёные брызги летят из-под ног, и тёплые волны лижут пятки.

Я могу бежать так целую вечность… Солнечную, счастливую вечность…

Его дыхание за спиной. Я рывком оборачиваюсь. Физик радостно налетает и обхватывает меня лапищами:

— Поймал!

Но я отталкиваю его. Я шепчу.

— Это ненастоящее, Артём…

Он смотрит удивленно и обиженно.

— Ненастоящее…

Едва слышный шёпот перекрывает плеск волн. И гасит тропическое солнце…

…Рука на моём плече. Открываю глаза.

— Пора вставать, — щурится Чингиз.

— Такой хороший сон, — вздыхаю я. — Хороший, но странный…

— Завтрак уже готов. Или ты предпочитаешь, чтобы его подавали тебе в постель?

— Ага. Прямо в постель…

— Это можно устроить, — смеётся Король. И выходит из комнаты.

Едва дверь закрывается, я вскакиваю. И сбрасываю тонкий короткий пеньюар. Бегом в душ. Под упругие, тёплые струи…

Уже месяц живу в этом доме и вовсю наслаждаюсь благами цивилизации. Принимаю душ и горячую ванну целых два раза в день.

Вода ласкает кожу. Хочется раствориться в её тепле и нежных прикосновениях…

Хватит. Закрываю вентиль. И с наслаждением растираюсь махровым полотенцем.

Накидываю длинный белоснежный халат.

Распахивается дверь. По старой привычке Чингиз входит без стука. Но я не обижаюсь. Знаю, что это у него профессиональное. Входить туда, куда не приглашают, видеть то, что пытаются скрыть…

— Извини, — отворачивается Король. И старательно изображает смущение.

— Что у нас на завтрак?

— Грэй и Артём ходили на рыбалку…

— Неужели Артёмчика удалось поднять в шесть утра?

— Сам удивляюсь, — щурится Чингиз. — Но жертвы напрасными не были. Доктор два часа провозился на кухне и гарантирует потрясающую уху…

Король замолкает. Потому что я подхожу ближе и долго, пристально смотрю в его ярко-голубые глаза.

— Это ведь тоже сон? Да, Чингиз?

Его ладони начинают скользить по моим плечам. Сбрасывают с меня халат… Его губы — у моих губ. Долгий поцелуй… Сильные, нежные руки умело ласкают моё тело. И оно отзывается волнами тепла… Так хочется, чтобы это было взаправду…

Разве я не заслужила капельку счастья? Всё равно — во сне или наяву. И не хочу просыпаться! Не хочу, чтобы всё закончилось. Пускай иллюзия. Для меня нет разницы…

Но губы сами, будто помимо моей воли, шепчут:

— Это — сон…

И всё исчезает, как картинка с монитора…

Доктор озабоченно хмурится, выслушивая мой рассказ.

— Понимаешь, Грэй, сны такие яркие. Их нельзя отличить от реальности. Ощущение иллюзорности приходит потом…

— Что за ощущение?

— Трудно передать словами. Но просыпаться не хочется. Хочется остаться во сне… И даже когда я пытаюсь — не могу оттуда вырваться.

— То есть?

— Мне кажется, что всё закончилось. А на самом деле я перепрыгиваю в другую иллюзию. Такую же ясную. Взаправдашнюю.

— Всего лишь нервы, Таня… Дам тебе на ночь успокоительного. Нет причин для тревоги. Поверь как специалисту…

Я пристально смотрю в его глаза.

— Знаешь, Грэй… Даже сейчас я не до конца уверена… Наяву я с тобой беседую или нет?

— Ну… Можешь ущипнуть себя. Или меня… — мягко улыбается доктор.

— Раньше со мной такого не было.

— Прошло меньше месяца. Время лечит, но не сразу. Ни о чём не думай. Живи спокойно. Гуляй, купайся… Это, конечно, не остров в тропиках, но место тихое…

Вздрагиваю, как от ледяного прикосновения:

— Откуда ты знаешь про остров? Я ведь не рассказывала.

— Да так, к слову…

Я молчу. Пытаюсь увидеть в его зрачках хоть какое-то доказательство. Слабый намёк… Ничего. Словно я смотрю в отражения на речной глади… Кругом — одни отражения.

— Ты тоже ненастоящий, Грэй…

— Это смешно, Таня.

Я выскакиваю из комнаты. За окном — большое раскидистое дерево. Оно пропускает через себя солнечные лучи. Тени колышутся на полу и стенах коридора.

Мягкий ковёр под моими ногами — осязаемо реальный. Так хочется в него поверить. Поверить в сосну за окном, в небо и солнце. Поверить в надёжность этого уютного дома. В озабоченный голос доктора за моей спиной:

— Тебе нельзя волноваться, девочка…

На самом деле ничего нет. Только тени. Призрачные тени в моём мозгу… Кружатся, обманывают. Не дают вырваться…

Огромное зеркало на всю стену. И в нём — моя маленькая жалкая фигурка. Я подхожу и зачарованно смотрю. Я удваиваюсь, и мир удваивается. Нет разницы — по ту или по эту сторону стекла. И там и тут — ненастоящее… Как отражение в отражениях. Как поставленные друг напротив друга зеркала.

Размахиваюсь и бью кулаком. Стекло выдерживает. А рука гудит от боли.

— Перестань, Танюша… — бормочет Грэй.

— Не подходи…

— Прими хотя бы успокоительное, — протягивает на ладони несколько розоватых таблеток.

— Успокоиться? Этого вам надо? Не дождётесь!

Всхлипываю и бью его по руке. Таблетки летят на пол.

А теперь с разворота — ногой в зеркало…

Целёхонькое! Проклятие, из чего же оно сделано… Нет! Не должна так думать! Не должна верить! Иначе я никогда отсюда не выберусь.

— Это иллюзия… иллюзия, — шепчу, будто молитву.

— Если ты так хочешь, пускай, — говорит доктор. — Всё на свете можно считать иллюзией. Но лучше выбирать приятные сновидения… Разве тебе плохо с нами?

— Вас нет!

— И никогда не было? — спрашивает Чингиз, выходя навстречу из-за поворота коридора.

Вздрагиваю, пронзённая догадкой.

— Пробуждение может оказаться не очень приятным, Таня…

Страх растёт изнутри и цепко сжимает сердце. Открыть глаза и снова обнаружить себя в подвале «охранки»? В прозрачном саркофаге… А вокруг «доктора» в белых халатах: «С добрым утром, Таня…»

Нет! Это очередная уловка! Чтобы окончательно перепутать явь и сон. Перетасовать, как карты в колоде. Они не хотят, чтобы я отсюда вырвалась! Значит, я должна это сделать! Вопреки страху, вопреки осязаемой прочности мира, который для меня сотворили…

«Иллюзия!»

Закрываю глаза. Всё это только в моём сознании. Значит, я могу справиться. Развеять наваждение…

Чуть отступаю. Прыжок, удар. И зеркало раскалывается. Трещины бегут по стеклу и переходят на стены, на окна… Трещинами берётся дерево во дворе и мягкий ковёр у моих ног. Осыпается хрупкими осколками лицо фальшивого Грэя. Под ним — пустота…

Мир рушится. И зеркала уже нет. Но моё отражение почему-то остаётся неизменным.

— Ты… — Не могу оторвать зачарованного взгляда.

Всего один шаг между нами. И она делает этот шаг. Хватает меня за горло.

— Тебя ведь предупреждали, сука! Выбирай приятные иллюзии!

Я задыхаюсь. Перекошенное ненавистью лицо совсем рядом.

Мое лицо…

Оно прозрачное. И по ту сторону — лес и звёздное небо. Уже начинающее светлеть на востоке. Трое друзей крепко спят в «хаммере».

Мини-коми с откинутым экранчиком на моей ладони. Пальцы пробегают по клавиатуре. Я их вижу, чувствую. Но управляет ими кто-то другой. Тело чужое.

«Enter». Адрес незнакомый. Ждать приходится всего две секунды. И на экранчике появляется призрак. Оживший мертвец.

Ему давно полагалось гореть в аду. Три дня назад я сама видела, как его мозги разлетались по стенам в вестибюльчике «Глубины»…

— Нас можно поздравить, Таня?

Я кричу. Крик захлебывается внутри. И звучит голос. Мой собственный, отчетливый голос:

— Всё в порядке. «Инструмент» и «пианист» здесь. Материалы тоже. Высылайте группу…

Глава 14

Проваливаюсь во тьму. Падаю в гулкую пустоту. Чёрная бездна подо мной… Жадная, живая… Оттуда не будет возврата. И нет надежды. Только память остаётся. Пока я падаю, всё, что было спрятано — начинает возвращаться…

Осень 2012-го. Окраина Курска. Неудачный день. Ни денег, ни жратвы. Наша маленькая уличная «бригада» ослабела от голода. Мы греемся у самодельной «буржуйки». Они появляются внезапно. Вырастают из темноты — бесшумные, словно тени.

Стрельбы не слышно. Но двое наших сразу падают. Как мёртвые. Остальные бросаются врассыпную. Я, как назло, подвернула ногу. Бежала, пока могла терпеть боль. Потом села на землю. Молча ожидая пули.

Какая разница — сегодня или завтра?

Мне было восемнадцать. Но всё хорошее в моей жизни уже закончилось…

Что-то кольнуло в спину. Я потеряла сознание.

Очнулась в машине. Похожей изнутри на «скорую помощь». Руки и ноги привязаны ремнями. Опять укол, и снова забытье…

Второй раз пришла в себя уже за городом. Кажется, раньше это был санаторий. Вокруг старого здания — новенькая пятиметровая стена. Глухая, бетонная. И поверху колючка. Вооруженная охрана в «юсовском» камуфляже без знаков различия…

Кроме меня в чистой большой комнате пятеро девушек. Ещё десятка два — в соседних палатах. Самой младшей — четырнадцать. Самой старшей — двадцать три.

Да, это похоже на больницу. Каждый день нас осматривают «доктора». Американцы и один наш исполняющий функции переводчика. Нас просвечивают на УЗИ и томографах, берут анализы. И иногда делают инъекции какой-то прозрачной жидкости.

«Вы не должны волноваться, — объяснили мне в первый же день. Вы находитесь в Гуманитарном центре. Международные благотворительные организации создали его, чтобы помочь населению бывшей России. Вас подлечат и отпустят».

Я и не волновалась. Не потому, что верила хоть одному слову. Просто мне было уже наплевать.

Кормили там прилично. И три раза в день выпускали гулятъ во двор. Вечером палаты запирали. Двери были новые, надёжные. Бронестёкла и решётки на окнах — прочные… Нет, бежать я не пыталась. Куда? Опять в Курск? Скоро зима. Одну такую я пережила — без крыши над головой, без тёплых вещей и жратвы. Вот придёт весна, может, тогда…

Смутно я догадывалась, что хорошим эта «благотворительность» не кончится. И всё равно не думала о будущем. Когда сражаешься за каждый кусок хлеба — привыкаешь жить одним днём.

С соседками общалась мало. Они, как и я, были бездомными. И все разговоры обязательно сводились к воспоминаниям о прежней жизни. А я не хотела вспоминать…

Узнала, что некоторые оказались здесь добровольно. Они всерьёз верили словам «докторов». Радовались, что едят и пьют на халяву.

Когда однажды утром нашли мёртвой первую девушку — остальные не встревожились. Мало ли какие болезни успела та несчастная подцепить на воле.

Когда умерли ещё две, совершенно здоровые накануне, — появился страх. Некоторые пытались бежать. В тот же день их опять вернули в свои палаты — уже равнодушных. Как овощи на грядке.

Больше попыток не было. И даже страх притупился, разбавленный безысходностью. Каждый день мы ели, пили. Выходили на прогулки. Не знаю, почему мы не утратили сон и аппетит. Может, в пищу чего-то добавляли? Только одна девочка в нашей комнате тихо плакала каждую ночь. Отказывалась от еды. Потом она исчезла. Не вернулась с обследования.

Спустя неделю из двадцати с лишним человек в живых осталось семеро. Я почти привыкла, что утром из нашей комнаты выносят очередной труп. Некоторые умирали днём. Сходили с ума, бросаясь на охрану с пластиковыми вилками. Бились в судорогах и застывали.

Тела уносили, и распорядок не менялся. «Врачи» во время осмотров были такими же вежливыми. Нам по-прежнему делали инъекции бесцветной жидкости. А тех, кто сопротивлялся, санитары привязывали к кроватям. И переводчик объяснял, что правильное лечение — это единственный шанс выжить.

Через месяц нас осталось двое. На весь «санаторий». Я давно приготовилась к смерти. Каждый раз засыпая в огромной пустой комнате, думала, что уже не проснусь. Надеялась и ждала этого. Но смерть всё не шла.

И однажды вместо неё пришел он.

Дублёная, загорелая кожа, короткий ёжик чёрных как смоль волос. Взгляд — внимательный, цепкий, беспощадный.

— Здравствуй. Меня зовут Алан…

То, что было потом, вспоминается хуже. Будто через дымку… Какой-то шлем на голове. Металлическое прикосновение электродов. Я бегу по тёмным лабиринтам, стреляю из пистолета по вырастающим из пустоты человеческим фигурам. Прыгаю через пропасти. Странные пропасти, которые бывают только в ейрт-игрушках. Я вижу их без всякой цифровой «дури» — ясно, отчетливо до головокружения. Перелетаю через них, холодея внутри…

И фразы Алана звучат надо мной, гулкие, словно камнепад:

— Молодец, девочка. Ты хорошо справляешься…

Я счастлива. Я готова сделать всё, что он прикажет…

Не знаю, почему так быстро удалось меня подчинить. Может, всё дело в тех инъекциях. А может, я заранее со всем смирилась… За что мне было бороться? За свою жизнь? Но она и так давно кончилась…

Им было легко. Меня лепили, как пластилин. Потом придавали твёрдость аморфной массе. Они создавали оружие.

От настоящей Тани осталось привидение. Запертое где-то в дальнем, глухом уголке сознания. Всплывающее только в снах, в обрывках воспоминаний…

Вероятно, они могли бы полностью её уничтожить. Стереть без остатка. Но они этого не сделали. Таня Гольцова, её боль, её смешные полудетские надежды стали прикрытием… Идеальным прикрытием для идеального оружия.

Тот, кто изобрел «имплантацию», не ставил задачу расширять человеческие возможности. Просто создавал отличных агентов и отличных солдат. Ничуть не похожих на зомби. Сообразительных, инициативных. Даже из тех, кого обычными методами не удалось бы завербовать…

Алан и остальные не сразу поняли, какого зверя выпустили на свободу…

А когда поняли — решили создать противоядие.

Подобное подобным. Новый, более совершенный «имплант», который никогда не станет частью враждебной системы.

Однажды в ночном Курске Виктор Карпенко, бывший офицер Российской армии, нашёл избитую до беспамятства тощую девчонку с простреленными ногами. Аккуратно положил её на сиденье «уазика» и привёз в Тулу.

Целых два месяца выхаживал.

Потому что чувствовал — своя. Из тех, немногих, которые способны пройти имплантацию и остаться в живых. Импланты всегда распознают своих. Им не надо уничтожать двадцать пять, чтобы выбрать одну.

Того, что спрятано глубже, Михалыч так и не смог разглядеть. Алан и его помощники хорошо постарались. Их оружие ждало своего часа.

И сверхспособности тоже дремали. Мои раны затягивались долго. В горячке, в бреду я балансировала между жизнью и смертью. Наверное, я могла погибнуть. Но риск не был напрасным. Болезнь тоже работала на «легенду».

Урочное время наступило пять дней назад. Когда Алан узнал о встрече в «Глубине». Я сама ему рассказала. Вышла на связь, набрав номер, о котором не догадывалась всего за минуту до этого. И который начисто исчез из памяти, едва закончился разговор.

Да и весь разговор исчез. Словно его не было, Таня Гольцова могла и дальше оставаться чистой наивной девочкой. Удар «охранки» стал для неё шоком…

Очень скоро Михалыч выбрался на свободу. Но главное поверил, что встреча в «Глубине» не пустышка. Главное — заглотил наживку…

У Подполья была своя игра. А у Алана — своя…

Как опытный шахматист, американец пожертвовал фигурами. Кинул их в огонь, на верную гибель. Не пощадил личного двойника. Зато и Подполье, и импланты перестали учитывать Алана в комбинациях. Оставаясь «трупом», мог беспрепятственно манипулировать врагами.

И одна неприметная фигурка, выведенная на ключевую «диагональ», с лихвой компенсировала потери.

Даже человеческие слабости работали на успех. Надежда, сострадание, вера… Как профессионал Алан был свободен от них. Зато он хорошо умел их использовать.

Мои друзья… Они сделали столько ошибок…

Артём вернулся, чтобы меня освободить. Чингиз в последний миг отодвинул автоматный ствол от моего виска. И Грэй, несмотря на анализы, поверил в моё выздоровление…

Только Иван сомневался. Но потом и он поверил. Как можно не верить?.. Не сочувствовать бедной девочке? Которая через такое прошла… Милая, добрая…

Сука!..

Алан точно рассчитал. Я оказалась хорошим орудием. Камнем, запустившим лавину…

Я спровоцировала имплантов, и их руками Алан уничтожил лабораторию нуль-генераторов. Только из-за меня Подполье решилось на безрассудную, самоубийственную атаку «Матрикса». Благодаря мне имплапты узнали о Чингизе и его тайном убежище.

Всего за три дня московское Подполье фактически перестало существовать. А его руководитель оказался за пределами города. Вдали от явок, схронов и конспиративных квартир. Беспомощный, но уверенный, что сумел уйти от погони.

Он достанется Алану целый и невредимый. Но главное, американцам достанутся все материалы по «Стилету» и опытный образец нуль-генератора… А еще физик, мирно посапывающий на заднем сиденье «хаммера». Наверное, он даже не успеет толком проснуться…

Хочется кричать от своего бессилия.

Всё это время предчувствие меня не обманывало. Но предатель оказался намного ближе, чем я могла вообразить…

Что теперь сделают с Таней Гольцовой? Сотрут за ненадобностью? Или ославят дожидаться где-то в глухом «запаснике» мозга? Чтобы извлечь в случае необходимости слегка подправить память и снова использовать…

Тьма вокруг… Хочется раствориться в ней. Хочется не помнить…

Да, они не обманули — легче не знать… Оставаться счастливой хотя бы в иллюзорном мире…

Но теперь уже не получится. И главное, я не хочу этого! Я знаю правду! Правда — моя сила. Кроме неё — ничего нет. Даже тело отняли.

Но я не сдамся!

Что я могу сделать? Я заперта где-то в подсознании, как в тюрьме. У этой тюрьмы нет решёток, которые можно было бы подпилить. Нет стен… Только густая тьма, в которую я продолжаю падать.

Сколько прошло времени? Этого нельзя узнать…

Я — бесплотный дух… Безъязыкое, бесформенное ничто…

Но разве не я здесь хозяйка?! Даже эта тьма — часть меня…

И я говорю: да будет свет!

Кажется, вышло… Чернота начала светлеть, превращаться в белёсый туман. А потом я упала. Шмякнулась с высоты в большую, серебристо сверкавшую лужу…

У меня опять было тело. Пускай такое же иллюзорное, как и туман вокруг. Главное, я сама этого добилась. Я учусь преобразовывать собственную тюрьму.

Монте-Кристо такое и не спилось. Теперь остаётся вообразить какой-нибудь выход наружу, в реальность…

Рассеивайся, туман! Я хочу вернуться! Очень хочу, честное слово!.. Только я могу спасти друзей! Я ещё могу всё изменить!..

Увидеть небо. Настоящее небо. Растолкать, разбудить Чингиза, Грэя и умчаться на «хаммере» — далеко, далеко… Навстречу красноватой полосе восхода. Туда, где нас не отыщут.

Уходи, туман… Пожалуйста, уходи…

Не получается. Белёсая дымка клубится вокруг. И ей нет дела до моих заклинаний.

Биочипы в моём мозгу сильнее.

В Реальность не прорваться. Этого следовало ожидать. Даже невидимые стены так легко не поддаются. Требуется время. А его-то как раз и нет…

Думай, Таня… Если нельзя выйти… может, позвать на помощь?

Но кто услышит немой, безъязыкий крик?

Хотя… Если очень постараться — кое-кто услышит…

Только будет ли от этого легче? Или, наоборот, страшнее?

Та чингизовская притча о двух тиграх. Может, именно сейчас?.. Если бы удалось… Если бы они вцепились друг другу в глотки!

Что такое?

По ногам поднимается холод… Непонимающе смотрю вниз. Ртутно-блестящая лужа как будто становится глубже. Дно уходит из-под меня. Я вздрагиваю, осознавая…

А плёнка металла наползает вверх. Серебристые язычки уже лижут мои колени. И я перестаю их чувствовать. Я становлюсь единым целым с ртутной гладью. Превращаюсь в холодный, неживой металл…

Нет!

Дергаю немеющими ногами. Только что это даст? Вокруг нет твёрдого берега, на который можно выбраться. Ничего, кроме мутной дымки и жадной серебристой трясины.

Проваливаюсь по бедра…

— Михалыч!!! — отчаянный крик. Но слышу его только я.

Надо вспомнить то ощущение… Попробовать представить мерцающую в тёмном небе паутину. И дотянуться до нее…

— Михалыч!!!

Трясина уже по пояс… Всё бесполезно. Но вдруг неясным отголоском шелестят из тумана слова:

— Это ты, девочка?..

— Я! Я здесь! Помоги мне, Михалыч!!!

— Я ведь предупреждал тебя, Таня…

Едва удаётся разобрать. Будто ветер шевелит листья на дальнем берегу.

— Спаси меня, Михалыч! Пожалуйста, спаси!

— Не чувствую тебя… Ты где?

— К востоку от Москвы. Около Гусь-Хрустального. Километров пятнадцать не доезжая… Алан — скоро будет здесь!

— Значит, он жив…

— Да! В «Матриксе» был двойник.

— Тебя использовали. А ты не хотела верить…

— У меня почти не осталось сил, Михалыч. Скоро я не смогу говорить с тобой.

— Продержись хотя бы минут пять. Наши уже вылетают. Они тебя почувствуют…

— Со мной друзья. Дай обещание, что не тронете их.

Конечно, я не настолько наивна. Но я обязана это сказать.

— Ты всё-таки называешь их друзьями? — насмешливый шелест в ответ.

— Дай обещание!

— Хорошо. Обещаю…

Тишина. Я снова одна. А ртутная поверхность уже мне по грудь.

Нет!

Не поддаваться! Всё это только внутри моего сознания!

Я обязана продержаться! Два чудища должны сцепиться! Только тогда у моих друзей будет шанс!

Я могу это перебороть! Могу!..

Серебристые язычки вздрагивают, будто живые, и останавливаются.

Туман отступает. Я знаю это место. Июль 2012-го. Редкий лесок. За ним — граница. Питер. Сытая и счастливая жизнь, о которой мы мечтали… Позади — голодная Москва под американскими бомбами…

Женька Зимин смотрит на меня. Зачем ты здесь, Женька?

Прошлого не изменить…

Ты молчишь.

Под курткой оттопыривается нелепый «макаров», заклинивший после второго выстрела. Впрочем, там и было всего четыре патрона… С этим оружием ты считал себя почти неуязвимым. Когда в дерево, рядом с моим виском, ударила очередь, ты вскинул ПМ. И не промахнулся.

Мы бежали, насмерть испуганные. Ещё не привычные к свисту пуль. А ты чуть замешкался и второй раз нажал спуск.

Взвизгнула овчарка. Сшибла ветки автоматная очередь. «Женька!» — закричала я, поворачиваясь. Ты стоял, тяжело привалившись к сосне. И судорожно дёргал затвор «макарова».

«Женька!»

«Уходите!»

На твоей куртке — кровь.

«Беги, Таня…»

Я стою как вкопанная. Бежать уже поздно.

Наваливаются, сбивают с ног. Заламывают руки, стягивая их пластиковыми «браслетами».

А потом долго убивают тебя.

«Перестаньте, гады!» — Я кричу, рвусь. Балтийский лейтенант покуривает сигаретку, наблюдая, как удары тяжёлых башмаков перемалывают твоё тело, в кровавую маску превращают лицо…

Нет!

Я не хочу это помнить!

Прости, Женька… Не смотри на меня так, не смотри… Уходи из этого проклятого леса… Зачем ты здесь?

Будто судорога бежит по телу. На меня накатывает ясность. Ещё более холодная, чем жидкий металл вокруг меня.

Всё должно повториться! Много раз! Чтобы я сама попросила забытья…

— Беги! — умоляюще выдавливаю. — Пожалуйста, беги отсюда!

Он стоит. А я всё глубже проваливаюсь в ледяную ртуть. Тело немеет. И нет сил сопротивляться…

Он склоняется надо мной. Его лицо совсем рядом.

Прости меня, Женька. Я всех предала… И тебя тоже.

— Дай руку, Таня!

Непонимающе, автоматически я тяну свои закоченевшие пальцы, и они растворяются в его теплой ладони…

Глава 15

Ночь держится только у западного края неба. Алмазные искорки еще горят на тёмно-синем. А с востока всё сильнее разгорается красное…

Я сижу на траве. Дрожащая, покрытая липким потом. И слабая, как привидение. Я ведь и была им — совсем недавно.

От росы штаны намокли, но холода не чувствую. Я вообще мало что чувствую… Тело возвращается ко мне не сразу. И первые секунды я лишь разглядываю мир вокруг, словно очередную виртуальную картинку. Потом приходит озноб. И с ним — твёрдая уверенность, что так плохо может быть только в Реале…

Я выкарабкалась! Спасибо тебе, Женька…

Встаю и на негнущихся, чужих ногах ковыляю к «хаммеру». Падаю, ползу. Снова поднимаюсь и бью кулаком в зеленый бок машины.

— Вставайте!

Распахивается дверца. У Чингиза — самый чуткий сон.

— Таня? Что такое?..

— Подъём!

Физика никак не могут разбудить. Я трясу его за плечо:

— Вставай, Артёмчик… Вставай!.. Смерть проспишь…

Конечно, я вру, Артём. Мы спасёмся. Теперь — обязательно…

Все трое смотрели на меня. У Грэя и Чингиза лица были напряжённые. Артём то и дело зевал.

— «Юсовцы» скоро будут здесь.

— Откуда они могли узнать?.. — недоумённо поёжился физик.

А Грэй наклонился и подобрал с земли свой мини-комп с откинутым экранчиком. Раньше спрятанный во внутреннем кармане его куртки.

Доктор и Чингиз переглянулись.

— Что с тобой, Таня? Ты вся дрожишь…

— Я вас предала. Я работала на Алана. Уже два с лишним года. Он жив… И он знает про «Стилет».

Боялась, что произнести это вслух будет тяжелее. Нет, слова сами складываются во фразы. Правду говорить легко.

— Уезжайте. Я останусь. Импланты тоже скоро заявятся.

Чингиз окинул меня долгим взглядом. Жутко долгим. Чего он медлит? Всё и так ясно.

— Импланты знают про генератор?

— Пока нет. Пока что им нужна я… Вы ещё успеете скрыться.

— Не успеем… — вздохнул Грэй. — Алан запеленговал «мыльницу». Думаю, сейчас несколько спутников передают ему картинку.

— На «хаммере» — стелс-покрытие, — вмешался физик. Радаром нас не засечь.

— Им не нужен радар. В ясную погоду газету можно читать из космоса. А уж автомобиль отследить…

Ноги у меня опять стали ватными. Села прямо на землю… Наверное, в моей голове до сих пор вязкий туман. Вместо мозгов… Как я могла забыть… Забыть про всевидящие зрачки над нами. Спрятанные за обманчиво чистым небом.

— Уходите пешком. Через кусты, через лес…

Понимаю, что глупости говорю, и всё равно цепляюсь за эфемерно слабую надежду. Сколько они пройдут? Километров пять за полчаса. Даже если со спутников не засекут, Алану хватит времени, чтобы оцепить этот не слишком обширный район. Здесь не Москва, под землю не спрячешься…

Я всё-таки погубила их. И ничего уже не изменить. Умереть в бою — всё, что им осталось…

— Слушайте, а если пойдет дождик? — вдруг вмешался Артём, рассматривая два прозрачных облачка в бирюзовом небе.

Молчание. И жалость в ответных взглядах. Неужели ты до сих пор не наигрался, дружище? Неужели не осознал, что теперь всё будет только всерьез? До самого конца…

Но физик будто не заметил наших взглядов. И деловито спросил у Чингиза:

— Прототип — в багажнике?

Король молча кивнул. Судя по выражению лица, он не больше остальных понимал, что на уме у Артёма.

Физик открыл багажник, извлёк металлический кейс и водрузил на капот «хаммера»:

— Чинга, говори код.

Король назвал, и Артём быстро справился с замком. Внутри оказался серовато-стальной цилиндр. Диаметром сантиметров десять, длиной чуть больше полметра.

Физик извлёк из кейса штатив и уверенными движениями принялся закреплять на неё цилиндр.

Неужели это и есть загадочный нуль-генератор? Даже не верится. Похоже на любительский телескоп. В Воронеже у соседского мальчика такой стоял на балконе…

Артём сосредоточен и уверен в себе. Что-то ковыряет отвёрткой. Но бог ты мой, как же несерьёзно это выглядит… Столько людей погибло из-за этой штуковины, такие хитроумные комбинации выстраивали, чтобы её заполучить. А она… Разве она похожа на супероружие?

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Артём? — хмуро спрашивает Чингиз.

— Ага, знаю. В общих чертах, конечно… — успокаивает физик. Он снял крышечку на боку цилиндра и сейчас выдирает оттуда какую-то ярко-алую пирамидку.

Наконец это удается. Он вертит пирамидку в руке и сует в карман. Поясняет:

— Снял ограничитель.

— Зачем?

— Чтоб хватило мощности. Сейчас соединю всё напрямую…

— Насколько я помню, без ограничителя оно взрывается? — осторожно уточняет Чингиз.

— У тебя хорошая память, — радуется физик. — Но мы будем аккуратными и обойдёмся короткими импульсами. Очень короткими… — пыхтит Артём, что-то подгибая и скручивая между собой концы проводков.

— Изолента есть? — оглядывается на Чингиза.

Король торопливо роется в багажнике. А Грэй извлекает пластырь из аптечки:

— Подойдёт?

Физик кивает:

— Сгодится.

Наматывает лейкопластырь вокруг проводков. Чингиз разыскал-таки изоленту, по Артём отмахивается: уже не надо. И ставит крышечку на место.

— Теперь убираем фокусирующую линзу, — бормочет физик. Отвинчивает заглушку на торце цилиндра и достаёт металлический октаэдр, вовсе не похожий на линзу. Устанавливает заглушку назад.

Переносит генератор на открытое место, шагов за пятнадцать от «хаммера». Присоединяет рукоятку с гашеткой. Ставит рядом на траву пластиковую коробку с тумблерами. Кажется, блок питания. Втыкает в нижнюю часть цилиндра разъём кабеля, тянущегося от блока питания. И выдыхает:

— Уф-ф… Готово! — Окидывает нас рассеянным взглядом и улыбается чуть нервно. — Надеюсь сработает. Но всё-таки лучше отойдите подальше…

«Стилет» нацелен прямо в небо. Рука Артёма касается тумблера.

— Что ты собираешься делать? — недоумевает Чингиз.

— Увидите.

Мы отступаем за «хаммер». Я гляжу в светлеющую бирюзу, пытаясь отыскать врага, против которого все эти приготовления. Но небо чистое. Ни группа Алана, ни импланты пока не успели сюда добраться.

Что задумал физик? Сбивать спутники-шпионы? Чепуха, До них — сотни километров. Никакой генератор не достанет.

Артём поворачивает тумблер. Ничего не происходит. Так и должно быть? Физик берётся за рукоять и жмёт гашетку.

Тишина. Ни лучей, бьющих в небо, ни рёва огненных протуберанцев. Всё ясно. «Стилет» испорчен. Артём какие-то не те проводки соединил. Или чересчур много выкинул деталей…

Дрожь. Почва под нами вибрирует. Землетрясение? Но почему неслышная дрожь отдается в барабанных перепонках, проникает внутрь тела? И сердце замирает, будто сдавленное в тисках…

Артём давно убрал палец с гашетки. Пристально смотрит вверх. Что он хочет увидеть?

Порыв ледяного ветра бьёт в лицо. Но воздух над нами колеблется, будто в полдень над горячим асфальтом. И облачко искажается, словно в кривом зеркале. А потом исчезает, растворяется в дымке. Мгла густеет, и низкие свинцовые языки вращаются там, где лишь пару секунд до этого была ясная голубизна. Тёмная туча вырастает на полнеба.

И первые тяжёлые капли холодят кожу.

Мы стоим, моргая, как завороженные. А физик уже выключил тумблер. Снимает «Стилет» со штатива.

Чингиз, будто очнувшись, командует:

— Бегом в машину!

Артём даже не прячет генератор в кейс. Так и устраивается с ним в обнимку на заднем сиденье. Грэй распахивает дверцу.

Вот и всё. Прощайте, ребята… У вас получится.

— Таня! Чего ты ждёшь?!

Вздрагиваю. И поднимаю глаза. Чингиз и Грэй стоят у машины.

Разве они не поняли? Только я во всём виновата! Иван с самого начала был прав… Кукла с гигабайтами программ вместо мозгов. Смертоносная тварь в человеческой оболочке.

— Таня!

— Тани давно нет, Грэй…

Раньше я мучилась, терзалась сомнениями. Теперь я знаю. И от этой ясности на душе легко.

— Мы тебя не бросим! — Артём тоже вылезает из машины. Бледный, решительный.

Что же вы делаете, ребята… На что тратите драгоценные минуты… Искусственная туча вот-вот развеется, и десятки электронных зрачков пустят убийц по вашему следу… Ради чего вы рискуете? Эта подлая тварь не стоит ваших жизней…

Я не допущу, чтобы опять из-за неё гибли…

Пальцы ложатся на рукоятку ГШ в кармане. Иван смог. И я смогу. Теперь это уже нетрудно. Будто поставить точку в конце давным-давно написанной книги.

Капли текут по моим щекам. Это не слёзы. Просто дождь.

Не успеваю вытащить руку из кармана.

Грэй вдруг оказывается рядом и перехватывает её. Несколько секунд мы смотрим друг другу в глаза. Потом он наотмашь бьет меня по лицу.

Звонкая пощечина, как в кино.

— За что?.. — непонимающе хлопаю ресницами. Больно и обидно. Пулю в лоб я заслужила. А это нет.

— За то, что сдалась, — сердито бормочет он. И выдирает ГШ из моих пальцев. — Живо в машину. Или прикажешь силком тебя тащить?

— Я опасна, Грэй… Я хуже зомби. Мной управляют…

— Если б так — сам бы тебя пристрелил. Из жалости.

— Но ведь это правда…

— Правда в том, что ты раскисла, как сопливая первоклассница… — Он трясёт меня за плечи, будто хочет разбудить. И говорит, приблизив лицо, так что в его зрачкax отражаются мои: — Неужели думаешь, что смогла бы вырваться, если бы им удалось сделать это с тобой? Если бы ты и в самом деле превратилась в послушную марионетку?

— Но ведь им удалось…

— Тогда бы ты со мной сейчас не говорила. Не рассказывала про то, какая ты плохая…

Я всхлипываю. И он крепко меня обнимает:

— Глупая… Глупая девочка…

Артём стоит рядом. Робко, успокаивающе проводит ладонью по моим влажным волосам. А Чингиз деликатно кашляет у самого уха:

— Нежности лучше продолжить в машине…

Чингиз — водитель экстракласса. И движок у «хаммера» почти как у танка. Но всё равно не удаётся выжать больше шестидесяти километров. Машина подпрыгивает на колдобинах, скользит по раскисшей почве.

Впереди — мгла. «Дворники» едва справляются с ручейками на лобовом стекле. А бездорожье под нашими колесами с каждой минутой грозит превратиться в непролазную кашу.

— Малость не рассчитал… — вздыхает Артём.

Грэй выглядывает в окно:

— Боюсь, всё закончится ещё быстрее, чем началось… Влаги в атмосфере было немного.

— Хотя бы с полсотни километров пройти… — бормочет Чингиз, не отрываясь от дороги.

И вдруг резко бьёт по тормозам. Выворачивает руль. Наш «хаммер» натужно взрыкивает и застревает в глубоком кювете. Стиснув белеющие губы, Чингиз пытается дать задний ход. Яростно ревёт мотор. А обтекаемые зеленоватые тела, выросшие из низкой мглы, с каждой секундой становятся ближе…

Три вертолёта. Два боевых и военно-транспортный.

— Грэй, — очень спокойно говорит Чингиз. — Там «стингер» под сиденьем…

— Не надо, — перебивает Артём. — Больше одного сбить не успеете.

Физик уже отвинтил заглушку генератора. Дрожащими пальцами вставляет октаэдр фокусирующей линзы.

— Ограничитель! — напоминает Чингиз.

— Нет времени…

С вертолетов нас уже заметили. Вспышки огня. Грязевые фонтаны взлетают вокруг машины — не рыпайтесь, ребята…

Нас хотят взять живыми. Из транспортника по канатам съезжают фигурки.

Артём подсоединил блок питания. Щёлкает тумблером и распахивает дверцу «хаммера».

Я даже не замечаю, когда он жмёт гашетку. Просто хищное, нацеленное в нас тело «команча», зависшего метрах в тридцати, вдруг исчезает. С оглушительным хлопком. Будто воздушный шарик, в который ткнули невидимым острием.

Транспортная «юта» покачнулась в воздухе, накренилась. Фигурки посыпались с канатов.

Хлопок, И ничего нет. Только нелепый обрубок вращает лопастями. Генератор вздрагивает в руках физика. А хвост второго «команча» отваливается. Прибор не зря назвали «Стилетом». Он режет металл, словно масло.

«Команч» взрывается.

Мечутся уцелевшие десантники. Остатки «юты» падают, срезая винтами человеческие фигурки. Вспахивают землю. Застывают грудой металлолома.

И становится тихо. Почему-то я не слышу мотора «хаммера». Только капли барабанят по крыше. Сквозь дым и ливень — мёртвые тела.

Наверное, они так и не успели понять, что же случилось…

С того мгновения, когда Артём распахнул дверцу, прошло ровно восемь секунд.

Чингизу наконец-то удаётся сдвинуть «хаммер». Жми, Король, жми отсюда!

Мы разворачиваемся, переваливаем через холм.

Хорошо, что нет вертолётных роботов. У них малый запас хода и спецмашина, которая их перевозит, наверное, не успела сюда добраться…

Пальцы Чингиза намертво вцепились в «баранку», глаза азартно блестят. Если поднажать — сумеем оторваться… Мы ведь теперь не такие уж беззащитные…

Но физик хмурится, глядя на багровые индикаторы «Стилета»:

— Больше его нельзя использовать.

— Энергии не хватает? — спрашивает Грэй.

— Наоборот — избыток. Уже опасно. Он ведь сам себя снабжает. А это, — кивает на блок питания, — лишь для затравки…

Договорить Артём не успевает.

Столб взрыва вспухает перед «хаммером». Лобовое стекло берётся трещинами, «дворники» куда-то слетают. Чингиз рвёт руль. Машина заваливается набок, правым колесом в дымящуюся воронку.

Над дальним лесом четыре вертолёта. Очень низко, почти касаясь вершин деревьев. Приближаясь, они расходятся в стороны, охватывая нас полукругом. Если нельзя взять живыми — возьмут мёртвыми.

Чингиз сдаёт назад, сворачивает в проселка.

— Дотянем до того оврага. Уйдём пешком.

Артём берется за рукоятку двери:

— Останови, пожалуйста…

— Ты чего, спятил?!

— Тормози! — орёт физик.

И Король подчиняется.

— Спасибо, Чинга, — говорит Артём. Вылазит, прихватив цилиндр и блок питания. Индикаторы на «Стилете» горят всё так же — тревожно-багровым.

— Артём, ты же умный парень… — начинает Грэй.

— Дa, умный, — кивает физик. — Только я умею обращаться с этой штуковиной. Езжайте!

Чингиз нервно кусает губы.

Артём морщится и вдруг нацеливает на нас «Стилет»:

— Езжайте, придурки! Если не спасёте диск с материалами — всё было зря!

В голосе его — злость. А в глазах — мольба.

И Чингиз бьёт по педали газа.

Я смотрю сквозь заднее стекло. Артём взмахнул мне рукой. Кажется, улыбнулся. Маленькая фигурка тает в косых струях дождя.

Заросший лесом овраг уже близко.

Громкие хлопки, будто ладонями великана… Даже рёв мотора не может их заглушить. Я вижу, как исчезают вертолеты, как падают подрубленные невидимым лезвием деревья. Реактивные снаряды вздымают чёрные фонтаны, пулемёты долбят землю. Но не успевают нащупать затаившуюся в воронке человеческую фигурку.

Артём улыбается. Да, улыбается! Я знаю!

Жмёт на гашетку несерьёзного, похожего на любительский телескоп аппарата. И дорогостоящая техника вместе с дорогостоящими профессиональными убийцами превращается в безвредную, звонкую пустоту.

Если бы и Алан был там… Если бы всю нависшую над нами живую тьму можно было превратить в вакуум…

Ещё один резкий звук. Не очень громкий. Но я вздрагиваю. Словно что-то обрывается внутри.

Грэй непонимающе косится па меня. А Чингизу некогда. Он ведёт «хаммер», вглядываясь сквозь треснутое, залитое дождём лобовое стекло. Я закрываю глаза. Я жду. Но больше — ни хлопка.

Артём!

Доктор не успевает помешать. Я открываю дверцу и выпрыгиваю под ледяные струи. Скользя по мокрой траве, бегу назад.

В воздухе — нет вертолетов. Только редкая цепь зеленовато-коричневых фигурок движется по полю короткими перебежками. Десант таки высадился. Они кажутся неуклюжими. Вероятно, все запакованы в армопластовую «броню». Не стреляют. Падают в грязь и снова встают, неумолимо приближаясь.

Поле изрыто воронками. В какой из них Артём?

Я нахожу его почти сразу.

Труба генератора с развороченным торцом валяется метрах в десяти. А физик лежит на дне воронки. Присыпанный землёй. Из-под чёрного савана грязи красная кровь. «Броня» ему не помогла. В глубоких, распахнутых ранах белеют осколки костей.

Он ещё жив.

Он видит меня. Сквозь мутную пелену в зрачках теплится разум. Только говорить уже не может.

Если бы мог — послал бы меня к чертям… Что я делаю? Хочу погибнуть вместе с ним?

Я ведь знаю — больше у меня нет Силы. Она исчезла. Умерла вместе со лживой, выполнявшей чужие приказы куклой. Я опять Таня Гольцова. Слабое существо женского пола. С таким трудом вырвавшее право на эту слабость.

Несправедливо. Как несправедливо… Я даже не смогу дотащить его до оврага.

Капли дождя стекают за шиворот. Куртка совсем мокрая…

Глупая девчонка. Ты ничего не можешь…

Жалость к Артёму, к себе, ко всему этому несчастному миру захлёстывает меня. И вдруг отступает. Развеивается вместе с порывом ветра. Потому что сквозь собственные мысли я улавливаю Зов. Чужой. Отчётливый. Я почти вижу, как сверкающая паутина тянется сюда отростками. Всё ближе и ближе… Осталось недолго. Михалыч сдержал обещание…

Но мне не страшно. Пускай они боятся.

Мир становится полупрозрачным. Я вижу его тёмную изнанку… Живые, мерцающие нити… Тянусь к ним и вздрагиваю от боли. Они защищаются. Словно ядовитые медузы, плывущие в ледяной пустоте.

Не остановите!.. Хватаю сотканные из света жгуты, разрываю… Они кричат. Осыпаются тусклыми блестками… Я чувствую их страх. Их слепая, животная ярость почти захлёстывает моё сознание. Нечеловеческие вопли бьют в меня, как оружие.

Но я превозмогаю боль. Я взлетаю вверх, прокладывая себе дорогу сквозь паутину.

Я впитываю её Силу. Капля за каплей. И свет, другой свет — горячий, солнечный, всё ярче разгорается вокруг, ослепительными потоками струится с моих пальцев. Пронзает тьму…

Нити дрожат, сворачиваясь от нестерпимого жара. Их геометрически точный узор плывёт, искажается. Огромная дыра зияет в паутине… А где-то сходят с ума человеческие оболочки. Стреляют друг в друга, в себя… Выпрыгивают из окон, направляют в землю вертолёты… Умершие давным-давно, становятся мёртвыми по-настоящему…

Всех уничтожить я не сумею. Но паутина долго, очень долго будет зализывать рану. Даже если вернёт былую мощь — случится это нескоро…

Опять выпадаю в реальность. Раньше после такого лежала бы пластом. Но теперь мне не надо бороться с собой. Ограничителей не осталось. Все сгорели, переплавились к едрёной фене… Моя Сила — только моя…

Артём смотрит на меня. Наверное, прошло секунды две, не больше. Дыхание у физика — хриплое, прерывистое. Потерпи, милый, потерпи… Сейчас.

Бережно, очень бережно, поднимаю его. Он стонет, закрывает глаза… Прости, Артёмчик… Я делаю неправильно. Передвигать тебя можно лишь на носилках. Только выбора у нас нет.

Газовые гранаты летят в воронку. Шипят, будто змеи, скатываясь на дно… Но косые струи дождя перечёркивают белые клубы. В такую погоду — от газа мало толку.

Я задерживаю дыхание.

Физик кажется лёгким, будто ребёнок. С ним на руках взбираюсь по склону.

Рейнджеры уже успели нас окружить. Автоматные стволы — со всех сторон.

— Стоять! Руки за голову! — через динамик шлема голос звучит гнусаво. Хотя и без акцента.

Но я продолжаю идти.

Выстрелы. Грязевые фонтанчики взлетают у самых моих ног.

— Стоять! — ревёт басовито, угрожающе.

Он — прямо передо мной. Сквозь матовый щиток шлема не разобрать лица. Будто внутри нет человека. Только зрачки ствола и лазерного прицела смотрят на меня не отрываясь. По-змеиному внимательно…

Оружие соединено с бронекостюмом волоконно-оптическим кабелем. Я знаю — рейнджер видит меня в перекрестье прицела. Компьютер подсказывает ему оптимальную траекторию, высвечивает дистанцию до цели и боезапас. И его палец в перчатке на спусковом крючке — почти атавизм. Всего лишь дань несовершенной физиологии.

Кроме этого пальца — что осталось в нём человеческого? Только страх.

Я чувствую этот страх. Я шагаю вперед.

И следующая очередь идёт в меня. Почти в упор.

Злой красноватый огонек. Комочки свинца со стальными сердечниками. Убедительно-беспощадные…

Они должны меня остановить. Даже если я сохранила часть Силы — уклониться уже не успею. Пули нащупают мою плоть. Вонзаясь одна за другой, сделают меня покорной и безвредной.

А если убьют — начальство возражать не станет.

Так думает он. Человекообразный придаток к автомату и компьютеру, спрятанный за надёжной бронёй.

Ну и пусть думает. Какое мне дело до его иллюзий?

Медленные, как осенние мухи, пули пролетают сквозь меня и Артёма. Пронзают пустоту. Задевают одного из рейнджеров.

Я иду дальше. Лёгкое прикосновение, и стрелок улетает с моей дороги. Будто снаряд, сшибает с ног нескольких, таких же, упакованных в армопласт кукол.

Они остервенело палят мне вслед. Что им ещё остаётся? Давить спусковые крючки — главное их назначение. Если это отнять — ради чего им жить?

Оборачиваюсь. Гляжу сквозь матовые бронестёкла.

Имплантов среди них нет. А людей?..

Жрать и пить, трахать баб и качать мускулы — всего этого слишком мало…

Больше я не оглядываюсь. Иду вперёд. К заросшему лесом оврагу.

Там, за моей спиной, они роняют оружие. Оседают на землю. Таращатся перед собой остановившимися зрачками.

Некоторые царапают руками в перчатках шлемы. Другие выгибаются в судорогах.

Смутные проблески вспыхивают в их извилинах. Но никак не могут отыскать привычных тропинок. Там, в их мозгах, — всё вверх тормашками… Старые стены и перекрытия — я сломала. А выстроить что-то новое — не каждому под силу.

Быть человеком — это вообще трудно.

Грэй бежит навстречу. Машет рукой, указывая куда-то за мою спину. Я и сама слышу гул вертолетов. С юго-запада. Рейнджеры всё-таки успели вызвать подмогу.

У противоположного края неба растёт ответный гул. Импланты спешат. Удар, который я нанесла — болезненный. Но несмертельный.

Кажется, что мы зажаты между молотом и наковальней. Только сначала им придётся заняться друг другом.

Несколько имплантов и гусаковский спецназ — против рейнджеров. Кто одолеет? Какая разница. Дожидаться результата мы не собираемся.

«Хаммер» слоит за кустами. Чингиз не глушил двигатель. Едва мы укладываем Артёма на заднее сиденье — машина срывается с места.

Там, позади, опять начинают рваться реактивные снаряды. Враги убивают врагов. Плевать мне и на тех, и на других… Лишь бы Артём дышал. Грэй вколол ему несколько кубиков обезболивающего. Но раны даже трогать не стал. Посмотрел на меня и отвёл взгляд.

Физик уже не видит меня. Дыхание частое, прерывистое. Красные пузырьки выступают на губах.

— Потерпи, милый…

Я держу его руку. Его голова у меня на коленях. Судорожные вздохи становятся тише…

— Артёмчик.

Доктор кашляет:

— Он не слышит, Таня… Он умер…

Слова. Обыденные… Простые.

И ничего уже нельзя сделать.

Дура… Возомнила себя всемогущей.

Я могу убивать быстрее молнии. Но разве это трудно — убивать? Жизнь и так — самая хрупкая вещь на свете.

Я освободилась от чужой воли. Приобрела Силу, Но осталась — всего лишь оружием…

Тысяча способов — отнять жизнь. И ни одного — вернуть.

Грэй и Чингиз молчат. Старательно смотрят на дорогу. Хотя никакого хвоста нет. Дождь едва моросит, и солнце выглядывает в просветы между облаками. Пускай. Спутники слежения давно нас потеряли. Тридцать с лишним километров от места боя.

Артём спас всех.

А мы… Как глупо, нелепо… Неужели надо уйти навсегда, чтобы тебя поняли? Чтобы по болезненной пустоте осознали, кем ты был…

Я хватаю Чингиза за плечо:

— Останови!

Он не спорит. Сворачивает на обочину лесной дороги. И целую минуту мы сидим — неподвижные, беззвучные, как тени. Голова Артёма по-прежнему у меня на коленях. Его непослушные пряди — под моими пальцами…

— Таня… — осторожно начинает Грэй. И тут же замолкает. Будто понимает — не надо слов.

Я открываю дверцу и вылезаю из машины. Не оглядываюсь. Иду вперёд. Мокрые ветви обдают меня брызгами. Холодят кожу. Это хорошо… Раствориться, стать частью этой листвы… Стать росой и влажной корой. Дождём и птицей на ветке.

Уйти.

Потерять себя. И больше никого не терять…

Сама не заметила, как оказалась глубоко в лесу. Кажется, позади были шаги Грэя. Но он отстал. Да и лес вдруг кончился.

Где я?

Берег широкой спокойной реки. Маленькая церквушка. Рядом с ней — копна сена. Запах свежескошенной травы — как в детстве…

А внутри нарастает щемящее чувство. Однажды я всё это уже видела… Выходит, то был не сон?

Подхожу ближе. На лугу у реки — двое. Бородатый мужчина средних лет и молодой паренёк. В руках у младшего — коса. Её ритмичные движения отзываются влажным шелестом.

— Ниже бери, ниже, — терпеливо учит старший. — Да не сбивай, а режь… — Отбирает косу. — Гляди. — Взмах — и лезвие прочерчивает дорожку в траве. Укладывает стебли ровным рядком. — Вот так. Понял?

Парень кивает и опять берётся за рукоять.

Старший ласково щурится:

— Меньше захватывай… И не спеши.

Я ведь знаю этот голос. Эту безмятежную улыбку…

Но меня будто не видят. Слишком заняты.

Как завороженная, я смотрю на тусклые высверки лезвия, на росистую податливую траву… И смертоносный мир, тот, что я оставила за спиной, начинает казаться уродливой, безумной галлюцинацией. Импланты, спутники-шпионы, убийцы в бронекостюмах… Пусть повыше взойдёт солнце… Может, они сами развеются?..

Что-то одно может быть реальностью.

Радостный щебет воробьев. Лучи на золотой маковке церкви.

И мерные взмахи косы в руках жилистого парня. Вчера я сама видела его лежащим на подоконнике. С дыркой в виске. С навсегда остановившимися зрачками. А сегодня…

Опускаю веки. Если бы это было на самом деле!

Опять смотрю.

Но юноша и не думает исчезать. Раскрасневшийся и сосредоточенно насупленный. Не отвлекающийся по мелочам: Мокрая трава ложится аккуратными пластами…

Пересиливаю себя. Стряхиваю оцепенение. И делаю ещё шаг. Бородатый поднимает глаза:

— Здравствуй, Таня.

— Здравствуй… Николай.

Мучительно яркое воспоминание.

Камера в подвале охранки. Тёмный пакет на молнии. СОКовцы укладывают в него уже застывшее тело…

Четыре дня назад…

Я глотаю комок и бормочу:

— Ты… ты — выжил?

Даже мне самой фраза кажется ненужной, нелепой…

Он смеётся. Идёт навстречу. Останавливается, когда между нами лишь один шаг. Я хочу сделать этот шаг. Но так и не решаюсь.

Мы смотрим друг на друга. Целую минуту. А может — лишь пару секунд…

Потом он кивает:

— Ты нашла путь. Я ведь говорил — ты сумеешь…

Лёгкое дуновение шевелит его русые с проседью волосы. Тучи рассеиваются, и солнце высвечивает каждую морщинку на его лице. Они добрые, эти морщинки. И глаза ясные, как небо… Только мне почему-то тяжело в них смотреть…

Губы дрожат. А ноги слабеют, подкашиваются. Я опускаюсь на траву, закрываю лицо ладонями…

— Ну что ты, Танюша, — укоризненный голос звучит надо мной. Тёплая рука касается моего плеча. Даже через грубый материал куртки я чувствую это тепло.

— У тебя всё получилось…

Отрываю ладони.

— Не всё… — Запрокидываю голову и шепчу умоляюще: — Помоги… Пожалуйста…

Его улыбка чуточку грустная. А голос спокойный, уверенный:

— Нет, Таня… Ты — сама. Только ты…

Сырая земля подо мной. Кругом лес. Я встала, задев еловую ветку, и капельки росы брызнули на лицо. Помогая прийти в себя.

Чьи-то шаги за спиной.

Обернулась. Рядом стоял Грэй. А вдалеке сквозь кусты темнел «хаммер». Надо же. Я удалилась от дороги всего на десяток метров…

— Тебе плохо, Таня? — спросил доктор.

— Нормально, Грэй… — Почувствовала его тревогу. И успокаивающе кивнула: — Нормально. Честное слово.

Хватит разговоров. Скорее назад к машине.

— Едем? — встрепенулся Чингиз.

Я качнула головой. Склонилась над телом Артёма. И двое друзей помогли мне вытащить его из «хаммера». Уложить на траву.

Я опустилась рядом на колени. Положила ладони на его грудь.

Грэй хотел что-то сказать. Но промолчал, отвернулся… Доктор меня жалел. А ещё среди его мыслей вертелся термин «реактивный психоз».

Пускай. Главное, я чувствую доброе тепло, исходящее от него и Чингиза…

Голова уже ясная. И мысли чёткие. Пусть уйдут сомнения, пусть останется только их и моя любовь. Моя сила…

Я опускаю веки…

И Зов уходит в пространство. Поднимается над миром, как над плоской картинкой. Летит сквозь обманчиво жёсткие, осязаемые границы реальности. Туда… Всё выше и выше… Нет, это не пустота, в которой жидкой медузой болтается паутина имплантов.

Это океан. Живой, добрый. Целый океан тепла и света. По ту сторону боли, по ту сторону холода и тьмы…

Дай мне силы, добрый океан. Ты рождён из миллионов ручейков… Столько же имен, судеб…

Я их вижу…

Баррикадник прошитый очередью. Девушка, раздавленная танком. Старик, замёрзший в нетопленой квартире… Женька, Иван… Папа, мама, братишка…

Нет, вы не погибли. Вы надеялись, верили. Любили… И это не ушло.

Тьма — между нами. Но она не всемогуща…

Мы — сильнее…

Лёгкое жжение на кончиках пальцев. Огненный шар ярче разгорается внутри. Волны света идут сквозь меня, сквозь мои руки… Я передам этот свет, этот огонь…

Трудно. Но с каждым мгновением становится легче.

Под моими пальцами уже тлеют первые искорки… Ещё немного — и разгорится пламя…

— Таня, — охрипший голос Грэя. — Это безумие… Его уже нет…

Фраза обрывается. Будто у доктора перехватило дыхание. Потрясённый шепот Чингиза.

Я не поднимаю век. Я жду.

И своими ладонями чувствую первые толчки…

Сердце… Его сердце…

Расслабилась. Привалилась к боку машины. Жарко. Во всем теле — усталость. Но это — приятная усталость.

Артём неподвижен. Только грудь едва заметно колышется. В такт редкому пульсу. Его раны уже затянулись. Без шрамов, без следов. И серовато-бледное лицо наливается красками.

Странно. Кругом блестит роса. Тысячами алмазных капелек. Но трава рядом с нами — совсем сухая…

Грэй осторожно держит его руку, измеряя пульс. А Чингиз застыл, всматриваясь в его лицо. Будто всё ещё не верит. Обернулся. В зрачках чернеет тревога.

— Таня, он…

— Скоро проснется.

Я улыбаюсь и гляжу в небо. Огромное, бесконечное… Как в детстве, мне хочется взлететь…

Придёт день, и мы вернём себе это небо. Эту землю.

Мы сумеем.

Потому что мы не одни. И никогда не будем одни…

— Радуга… Какая яркая… — прошептал Артём.