Глава двадцать первая

Морриган

Мне было восемнадцать, когда мы достигли места, где решили остаться. Где с деревьев свисали налитые соком плоды размером с кулак, а на горизонте, насколько хватало глаз, тянулась линия глубокой синевы.

Путешествие длилось долго. Мы повстречали в пути такое, чего не могли даже вообразить. Нас окружал край, ужасный и величественный одновременно. Дикие, заброшенные земли, где в стенаниях ветра слышались крики умерших.

Порой и еда, и сила духа оказывались на исходе. Бывали дни, когда я поддерживала в спутниках жизнь травой, корой и фальшивой надеждой. Лгала, заставляя шагать вперёд. Рассказывала детские сказки, чтобы отвлечь от страхов. Не знаю, сколько богов на свете, но я взывала к любой силе, что могла выслушать. Мне нашептывали ответы — голосом ветра, мерцанием костра, цветными всполохами на изнанке век, словами, что щекотали шею и оседали в сердце. «Не сдавайся, иди дальше». Я старалась действовать спокойно и мягко, доверять и слушать, но этого порой оказывалось недостаточно, чтобы остановить руку нетерпеливого Фергюса. Если расплачиваться приходилось не моему лицу, значит, доставалось Джафиру или тому, кто оказывался поблизости.

Я горевала, вспоминая о доброте, отличавшей моё племя, и порой думала, что больше не выдержу, но Ама была права. Знание действительно обретает крылья в горе, страхе, нужде, а мне всего этого выпало предостаточно. Я вспоминала восьмилетнюю девочку, которой когда-то была, — ту, что корчилась меж валунов, мечтая умереть. За годы, прожитые с родным племенем, хватало и страха, и потерь, но что это такое, я по- настоящему поняла только в этом путешествии.

Отчаяние обретало зубы. Когти. Становилось диким зверем внутри меня, неудержимым, неописуемым — точь-в-точь таким, как когда-то давно говорил Джафир. Самые мрачные мысли вырывались на свободу, разворачивая чёрные крылья.

Под конец путешествия Фергюс сказал то, что я и так знала всю дорогу. Я должна стать женой Стефана. Джафир заплатит за предательство кровью. Для Фергюса отдать мне то, что я выторговала, было равносильно отказу от власти, а лишь она одна имела для него значение, в особенности после того как благодаря мне в его распоряжении оказался новый мир и ранее недоступные, безграничные возможности.

Я не колебалась. Успела всё продумать за много месяцев. Сначала убила Стефана. Он собственнически рванул меня к себя, а я стремительным, отточенным движением вонзила ему в горло нож. Тщетно хватая воздух, Стефан упал замертво у моих ног. Фергюс бросился на меня, но Джафир был наготове и свалил отца стремительным ударом в сердце. О потере этих двоих никто не горевал, а Пиерс провозгласил Джафира новым вождём клана.

— Вот, — сказал Джафир, наконец-то увидев зелёные холмы и лозы, ломящиеся под тяжестью плодов. — Всё это твоё, Морриган. Ты нас сюда привела. — Он набрал пригоршню бескрайнего голубого неба и протянул её мне.

— Наше, Джафир.

Я рухнула на колени и зарыдала, оплакивая горестные дни, недели и месяцы… и погибших, что не дожили до конца пути. Лауриду, Тори, малыша Джулиуса. Я рыдала по всем тем, кого больше не увижу. По Аме и своему племени. Сокрушалась из-за жестокостей, свидетельницей которых стала.

Джафир опустился на колени рядом со мной, и мы вознесли хвалу, моля о том, чтобы это место и впрямь оказалось концом пути, новым началом, которое мы искали.

Встав, мы наблюдали, как клан входит в долину, которой предстояло стать нашим домом. Джафир приложил руку к моему округлившемуся животу и улыбнулся.

Наша надежда.

— Нас благословили боги, — сказал он. — Прежний мир с его жестокостями остался позади. Наше дитя никогда их не узнает.

Я закрыла глаза. Мне так хотелось, чтобы это оказалось правдой. Хотелось забыть о крови, пролитой нашими руками. Поверить, что удастся начать всё с нуля, совсем как моё племя в той маленькой долине давным-давно. Что на этот раз мирная жизнь будет долгой.

А затем ветер принёс знакомый голос, уже слышанный много раз, и он взывал ко мне.

Из чрева Морриган

Надежда родится.

Следом донёсся шепот, назвавший имя, которое всегда от меня ускользало. Оно не предназначалось моим ушам, но я знала, что однажды дети моих детей или те, кто придут следом за ними, его услышат.

Однажды надежда обретёт имя.


Загрузка...