Мор

Глава 13

Мытье грозит перерасти в проблему.

На следующий день я пытаюсь испепелить Мора взглядом. У меня за спиной ванна, у него – дверь. Мы оба в тесной ванной комнате в очередном доме, выбранном им для ночлега.

Как и предыдущий, этот дом, на мое счастье, пустует. И бонус: в доме есть электричество, а это означает горячую воду, что, в свою очередь, значит, что я имею шанс, наконец, смыть с себя всю грязь.

Одна беда: этот псих, похоже, решил, что я сбегу, несмотря на тот факт, что раньше он оставлял меня в ванной одну – черт, да он оставлял меня одну и в ванных, и в гостиных, и в кухнях! Он отлично знает, что сломал мою волю к победе. И я не могу понять, с чего ему теперь приспичило торчать здесь вместе со мной.

– Слушай, тебе все равно придется выйти, – обращаюсь я к человекообразному гиганту, стоящему передо мной.

Он складывает руки и обнимает свое золотое оружие. На языке всадников это значит: попробуй меня заставить.

– Ты, видимо, не знаешь, что люди не смотрят на других людей, когда те моются, – по крайней мере, я думаю, что не смотрят. Хотя не исключено, что существует такое сексуальное отклонение, темная изнанка жизни, которая мне неизвестна. Бывают вещи и более странные, и стоящий передо мной мужчина – живое тому доказательство.

– Если хочешь поводок подлиннее, придется доказать, что ты этого достойна, – говорит он надменно.

– Как насчет всех тех случаев, когда ты уже оставлял меня в ванной одну?

– Ты была слишком слаба, чтобы ослушаться.

– Вчера ночью не ослушалась.

Мор смотрит на меня и молчит.

Я всплескиваю руками.

– Я же буду голая и в воде, а значит, мокрая. Ты разве не знаешь, какой холод на улице?

Он не отвечает.

– На таком морозе у меня грудь отвалится, – все равно говорю я.

Никакой реакции. Даже не усмехнулся. Ну и тип. Могу поспорить, что чувства юмора у него просто нет.

– Пожалуйста, – начинаю я бессовестно клянчить.

– Пожалуйста? – эхом отзывается Мор, прислоняясь к двери. – Ты забыла нашу историю? Я молил, а ты отказала. Будешь ты принимать ванну, смертная, или нет, я все равно не выйду отсюда без тебя.

Я на самом деле близка к тому, чтобы отказаться от ванны. Поверьте, я не ханжа, но меня не радует перспектива обнажаться перед существом, которое пытается устроить конец света.

Однако в конечном итоге практичность побеждает. Я вся перемазана кровью и грязью, и неизвестно чем еще. Я представляю биологическую опасность.

Одарив Мора убийственным взглядом, я поворачиваю кран горячей воды и начинаю раздеваться.

У него нет проблем с обнаженкой, убеждаю я себя, стягивая джинсы. Мне вспоминается совершенно голый Мор. Он даже не знал, что должен смутиться.

Это меня немного ободряет, совсем чуть-чуть.

Попытавшись снять повязку, я понимаю, что у меня проблема. Мор так завязал бинт, что я не могу добраться до узелка. Я безуспешно пытаюсь избавиться от бинтов до тех пор, пока всадник не отклеивается от двери.

Оттолкнув мои руки, он разворачивает меня к себе спиной. Не успеваю я возразить, как тррррр, он разрывает и сдергивает бинты.

Закончив, он наклоняется к моему уху.

– Можешь не благодарить.

Я строю рожу стене, пока Мор снова занимает место в дверном проеме.

К тому времени, как ванна наполняется почти доверху, я успеваю освободиться от остальной одежды и повязок.

Мор окидывает меня тем же отрешенным взглядом, что и раньше. Он проявляет ко мне не больше интереса, чем, скажем, к торшеру.

Мне бы радоваться. Если бы вместо этого он принялся оценивать все несовершенства моей фигуры, я бы тут же умерла от стыда.

Но почему-то его безразличие меня задевает. То ли я хочу, чтобы его потрясло мое тело (фу!), то ли меня раздражает, что он вообще ничего не испытывает при виде голой женщины. Когда речь заходит о женском теле, у людей множество разных мнений (и невозможно заставить этих засранцев держать свои мысли при себе), и полное отсутствие реакции у Мора лишний раз напоминает мне, что он совсем другой.

Я сажусь в ванну. Вода, благодарение Богу, приятно горячая. Я блаженно вздыхаю и погружаюсь в нее.

Мор откладывает в сторону лук и колчан, ставит к ближайшей стене и прислоняется затылком к двери.

Он окидывает меня взглядом, не грубым и не злым, но любопытным и умеренно заинтересованным.

Интересно, правда ли все это для него так уж незнакомо и ново? Женщины, обнаженное тело, ванны, льющаяся вода – вся эта фигня. Он же не просто человек, который родился в этом мире и воспринимает такие штуки как вполне естественные.

Я глубже опускаюсь в воду, наслаждаясь теплом.

Давненько я не принимала ванну.

Большей частью это были обливания ледяной водой, да еще вечно приходилось торопиться, чтобы выжить. Сегодня я буду лежать здесь, пока подушечки пальцев не сморщатся, как черносливины.

– Откуда ты? – спрашиваю я лениво.

Мор щурится.

– Отовсюду.

Кто бы сомневался.

Вооружившись куском самодельного туалетного мыла и махровой тряпицей, я принимаюсь оттирать с себя грязь, начиная с пальцев ног. Я прохожусь по всему телу, пока кожа не становится чистой и не начинает гореть. Запекшаяся кровь и грязь отваливаются кусками. Ни шампуня, ни кондиционера нет – неудивительно, по нашим временам это роскошь, – поэтому я намыливаю голову мылом и тщательно скребу ногтями, потому что, если не промыть, волосы будут плохо лежать, когда высохнут.

Но лучше так, чем ходить с грязными.

Только вымыв как следует все остальное, я неохотно пытаюсь дотянуться до спины. От первого же прикосновения махровой ткани к коже я буквально лезу на стенку от боли. И это, к сожалению, даже не самое худшее. До большей части спины я вообще не могу дотянуться, как ни пытаюсь.

А я стараюсь изо всех сил.

Я слышу звяканье металла, куда это Мор собрался?

Тревожно оглядываюсь и вижу, как он опускается на колени рядом с ванной. Забрав у меня махровую мочалку, он придерживает меня рукой за плечо, отчего я сжимаюсь, ожидая неизвестно чего.

Мор смотрит мне в глаза.

– Я делаю это только потому, что мне больно смотреть на твои жалкие потуги поддержать чистоту.

Я открываю рот, но у меня нет шанса заговорить: он хватает меня за загривок.

– Наклонись.

Мне не нравится его обращение и не хочется подчиняться, но приходится. Нагибаюсь и обнимаю себя за колени.

Кончиками пальцев Мор отбрасывает в сторону мои мокрые волосы – от его прикосновения руки покрываются мурашками.

Просто здесь холодно, убеждаю я себя.

Сжав зубы, я терплю, пока Мор промывает раны, касаясь их на удивление осторожно. Хотя все равно больно.

– До чего же хрупки ты и тебе подобные, – шепчет он, снова проводя махровой салфеткой по моей израненной спине.

Можно подумать, что так он извиняется. На большее он явно не способен, так что и это уже неплохо. Я имею в виду, он хотя бы сознательно не пытался меня убить, как я пыталась убить его.

Только потому, что хочет заставить тебя страдать.

Закончив, Мор отдает мне салфетку и, вернувшись на прежнее место, садится и подпирает дверь спиной. Лук он кладет себе на колени – прямо тюремный охранник при оружии.

Вода уже грязная и быстро остывает, но я не тороплюсь вылезать из ванны. Спина горит и болит там, где ее потер Мор, а с нервами дело и того хуже.

Я не понимаю, что мне думать и чего от него ждать, и поэтому чувствую себя странно. Даже не знаю, как я к нему отношусь – странно хорошо или странно плохо – скорее, странно плохо.

Подтянув колени к груди, я упираюсь в них подбородком.

– Ты до сих пор не спросил, как меня зовут, – говорю я.

– Мне не нужно твое имя, – отвечает Мор, отбрасывая со лба прядь волос. – Смертная – вполне подходит.

– Нет, не подходит.

Он подозрительно щурится.

– Сара, – говорю я. – Меня зовут Сара.

Мор мрачнеет.

– Какая разница, как тебя зовут? Тебя это не меняет.

– Ну и ну, умеешь ты сделать комплимент девушке! Я прямо почувствовала себя особенной.

Он презрительно кривит рот.

– Ты не особенная. Как и все остальные. Все вы мерзкие и жестокие.

– Сказал тот, кто тысячами убивает людей.

– Я не испытываю от этого удовольствия, – парирует он.

– Я тоже, – при воспоминании о Море, истекающем кровью на дороге, горящем и все еще живом, меня до сих пор передергивает.

– Мне так не показалось, – возражает он.

Я заставляю себя усмехнуться.

– Значит, ты совсем не разбираешься в людях, а еще берешься их судить.

Мор опускает голову.

– Возможно, – соглашается он, – но мне и не нужно в них разбираться, ты не находишь?

Ему нужно просто их убивать.

Мы умолкаем. Всадник сосредоточенно проверяет лук на гибкость, а я сижу, чувствуя, как замерзаю в остывшей воде.

– А у тебя есть имя? – приходит мне в голову вопрос. – Другое, не Мор Завоеватель?

Он откладывает лук.

– Мне никто не дал имени.

Я решаю не углубляться и не уточнять, кто мог бы его дать?

– Почему же?

Мор внимательно смотрит мне в глаза.

– Я не нуждаюсь в имени, чтобы обрести цель. Смертные – вот кто требует, чтобы у каждой травинки на этой доброй зеленой Земле непременно было собственное имя.

Потому что, называя вещи, мы облагораживаем, очеловечиваем их. И тем самым принципиально признаем их существование. Но, учитывая, что миссия всадника – массовое уничтожение людей, меня не удивляет, что у него глобальные проблемы с очеловечиванием чего-либо.

Ему никто не дал имени. Какое-то время я пытаюсь это осмыслить.

Какую бы сильную неприязнь я ни питала к этому парню, сейчас мне его даже жалко. Как же так, у него нет имени.

Ты должна радоваться, Сара. А не то ты, не приведи господи, еще попыталась бы очеловечить его.

И что, это было бы так ужасно?

– Значит… ты не против, чтобы тебя называли Мором? – уточняю я.

– Это всего лишь имя, – он опускает голову.

Всего лишь имя. Презабавно, учитывая, что минуту назад он утверждал, что имени у него нет. Хотя, если вдуматься, то, возможно, я все неправильно понимаю. Мор Завоеватель – это имя, которое дали ему мы. Это имя не было написано у него на лбу в тот день, когда он появился. И сам он не представлялся, когда выкашивал под корень город за городом.

Я пристально смотрю на Мора. Даже глазам больно. Хорошо, что я никогда не доверяла смазливым мужикам. Потому что этот – самый красивый из всех, кого я видела. Кроме, разве что, троих его собратьев, но поскольку о них ни слуху ни духу… остается он, и он самый ужасный.

Мор поднимается, вешает на плечо сначала лук, потом колчан.

– Выходи, – командует он. Снимает с крючка полотенце и бросает мне. Я не успеваю его поймать, и оно падает в воду и успевает изрядно намокнуть.

– Я знаю, ты закончила мыться, – продолжает Мор, игнорируя мои негодующие взгляды. – И мне не терпится покинуть, наконец, это отхожее место.

– Это не отхожее место, – уточняю я, вставая и заворачиваясь в полотенце. – Это ванная комната.

Качая головой, он открывает дверь.

– Ванная комната, – он выговаривает эти слова с таким презрением, словно выплевывает. – Ирония этого термина меня забавляет.

– Ты о чем?

– Только вам, смертным, кажется, что это умно – располагать туалет рядом с резервуаром для мытья.

А я вижу в этом смысл. Ну да, сначала гадишь, потом моешься, как-то так. Что может не нравиться в таком расположении?

– А как бы ты их разместил? – я наклоняю голову, чтобы вытереть волосы.

Он открывает дверь.

– Не рядом.

О да, это очень помогло.

– Конечно, лучше нудить и поливать грязью, чем искать решение, – хмыкаю я.

Мор оглядывается на меня через плечо и выходит в коридор.

– Необязательно иметь решение, чтобы выявить проблему, когда с ней сталкиваешься.

– Может, твое решение в том, чтобы жечь сортиры повсюду. Верно? Они же зловонные, мерзкие. Надо от них избавиться!

Идущий передо мной Мор досадливо вздыхает.

– Только смертному могло прийти в голову такое нелепое решение.

– Я пародировала тебя!

– Кажется, пародия – вид насмешки? – оглянувшись на ходу, он косится на меня. – Насколько я заметил, именно ты только что сравнила себе подобных с отхожими местами.

Фу. Да уж, именно это я и сделала.

– Ты не уловил сути, – обороняюсь я.

– Я вообще ее не вижу в твоих словах.

Это никогда не закончится. Мы так и будем ходить кругами до скончания века.

– Ладно, забудь, – бормочу я в спину Мору, и отправляюсь на поиски одежды.

В спальне хозяев я нахожу женскую рубашку, брюки и все остальное, что еще нужно. По большей части все коротко и тесновато, но мне все же удается подыскать штаны, в которых я не похожа на жирную сардельку, и рубашку, прикрывающую все, что нужно.

Одевшись, я возвращаюсь в гостиную. При виде всадника у меня перехватывает дыхание. В окна льется свет вечернего солнца, и в этих лучах его волосы сияют, словно жидкое золото. У меня сжимается сердце точно так же, как когда я смотрела репродукции Сикстинской капеллы.

Его красота настолько ошеломляет, что действительно чувствуешь близость Бога.

Я забыла, что мы ссорились, что он страшный враг. В этот миг я чувствую щемящую боль в груди.

Близость к Богу…

К Богу, которому угодно, чтобы все мы умерли.