Мол «Северный»

Глава первая. НА КРАЮ СВЕТА

Далекий северный остров был гол и скалист, почти всегда покрыт снегом и скован льдом.

На темном базальтовом утесе, в котором жилками мрамора сохранился снег, стоял мальчик.

Вокруг сверкал нестерпимо яркий, залитый солнцем мир. После долгой полярной ночи со всполохами нежного сияния, после вьюжной тьмы, после сумеречного света за свинцовой пеленой туч день арктического солнца казался невиданным праздником света. Изломы льдин огнями играли в белом просторе искрящегося снега, переливались зеленоватым, голубым, красным, фиолетовым цветом, как драгоценные каменья. Бесчисленные грани льдин-алмазов горели в волшебных солнечных лучах. Это они, лучи солнца, разбудили дремавшие зимой арктические силы, помогли им взломать белую мертвую равнину ледяных полей, подняли причудливые гряды торосов. До самого окаема, до горизонта, полускрытые дымкой, тянулись они зубцами. И там вырастали, превращались в неясные горные хребты или волнистую линию туч.

Туда и смотрел двенадцатилетний Федя, приземистый, но широкоплечий, самый маленький обитатель острова, смотрел вдаль и воображал себя промышленником Санниковым, которому привиделись когда-то с острова Котельнического горы загадочной земли. С тех пор никому не довелось узреть тех гор. Замечали лишь перелетных птиц, что держали путь неведомо куда, на север…

На север и глядел Федя, глядел и ждал тех гор, уверен был, что первый откроет их, когда приплывут обратно желанные хребты.

Совсем недавно узнал Федя от друга своего дяди Саши, гидролога полярной станции, тайну белых исчезнувших земель. Оказывается, уплывали те земли на север, уплывали вместе с горами, реками, ледниками, тундрами… Целые острова меняли в океане свое расположение. Советские летчики доказали это, обнаружив одни и те же «земли» в разные годы в различных местах. Острова, покрытые слоем почвы, были не чем иным, как ледяными массивами, которые могли плыть… И, верно, видел Санников такой же ледяной остров, уплывший потом на север… И даже легендарная Земля Андреева, когда-то замеченная в восточной части Арктики, а потом пропавшая, быть может, тоже была плавающим островом!..

Больше всего на свете жаждал Федя обнаружить в один прекрасный день на горизонте приплывшую назад Землю Санникова. Об этом и думал он, когда сказал подошедшему к нему дяде Саше:

— Поставить бы ту землю на якоря.

Александр Григорьевич улыбнулся в бороду, оглядывая любимца, у которого трепетал на ветру шарф, завязанный сыну радисткой острова Марьей Семеновной.

На острове всех зимовщиков было четверо: Федя, его родители и дядя Саша. Как и другие полярники далеких островов, они сообщали по радио сведения о погоде и льдах. В бюро погоды учитывали их сводки. Капитаны кораблей узнавали, как движутся льды, и верно выбирали путь; летчики получали прогнозы и решали, можно ли вылетать.

Четверка островитян жила, как одна семья. Дядю Сашу с Иваном Григорьевичем, начальником полярной станции, связывала еще военная дружба.

Марья Семеновна по-матерински относилась к троим мужчинам, чинила и стирала белье, заставляла их регулярно мыться в «бане», в которую по субботам превращалась кухня. Все вместе они старательно изучали английский язык. Марья Семеновна чудесно «спивала» украинские песни, была черноброва, статна, белолица, смеялась по-девичьи звонко и никогда не сидела без работы. Даже надев наушники, она обязательно что-нибудь вязала или шила, если не надо было записывать радиограммы.

По-особенному дружили между собой Федя с дядей Сашей. Это была дружба мужчины, который почему-то так и не создал собственной семьи, с мальчиком, заменившим бородатому полярнику всех, о ком тайно тосковало его сердце.

Полярник привил юному другу страстную любовь к суровому краю. Уже давно над кроватью Феди висела фотография знаменитого полярного капитана Воронина с собственноручной его надписью:

«А. Г. Петрову по-дружески», а совсем недавно рядом появился портрет Нансена, вырезанный из какого-то журнала с напечатанными там его словами:

«Северный морской путь — это всего лишь иллюзия, напрасно чаровавшая мореплавателей в течение столетий». Надпись эту Федя в знак несогласия перечеркнул красным карандашом.

Федя готовился стать капитаном. На столике у него лежали лоции не только полярных, но и южных морей, которые он под руководством дяди Саши старательно изучал.

Возвращаясь со скал домой, друзья держались за руки. Приходилось нагибаться вперед, чтобы ветер не опрокинул их в снег. Федя расставлял короткие, крепкие ноги, словно шел по палубе.

— К утру пролив очистится, — сказал он низким голосом.

Действительно, в проливе шла крупная подвижка льдов. Гидролог подумал, что скоро соседний остров и бухта Рубиновая, где находились рудники, будут отрезаны чистой водой.

Федя сжал дяде Саше руку. Тот и сам различил в грохоте льдов неровный, посторонний звук. Самолет?

Оба взглянули на небо. Над головой летели рваные тучи. Только там, где садилось солнце, небо оставалось чистым. Летит? Никто не предупреждал по радио!

На снегу виднелся домик полярной станции. В одном из его окон отражалось красное солнце. Казалось, там горит приветливый огонек. Марья Семеновна ждет к ужину. Иван Григорьевич вернулся с метеоплощадки и чернилами переписывает в тетради показания приборов.

Федя дернул дядю Сашу за рукав и присел на корточки. Гидролог невольно повторил его движение.

Прерывающийся рев слышался над самой головой. Гигантский самолет вырвался из низких облаков и круто пошел к земле.

Моторы работали с перебоями. Летчик искал места для посадки. Вероятно, он шел на радиосигналы Марьи Семеновны, как на радиопеленг.

— Где же ему сесть? — крикнул Федя и побежал, словно он мог куда-то поспеть, кому-то помочь. — Льды-то вскрыло… А на острове не сядешь!..

Дядя Саша бежал следом за Федей.

Летчик, как и люди внизу, понял, что сесть некуда. Он, очевидно, рассчитывал опуститься около дома. Самолет, во всяком случае, шел прямо на дом.

— Да что это он! — Федя со всех ног бросился вперед.

Бородатый полярник остановился, невольно втянув голову в плечи, спина у него похолодела, сердце замерло. Хотелось закрыть глаза, но он не мог.

Самолет коснулся земли у самого дома, потом подскочил…

«Может быть, пройдет над крышей! Может быть, пройдет!» — пронеслось в голове у гидролога.

Но самолет не прошел. Он врезался в домик… Сверкнула вспышка огня… Раздался грохот… В небо взметнулся яркий язык пламени, потом сразу повалял черный дым… Вверху над островом он расползся мохнатым грибом, как низкая туча.

Федя невольно бросился в сторону, но потом остановился и повернулся лицом к пожару. Круглыми, сухими глазами смотрел он на огонь. Ему было страшно, хотелось зажмуриться, убежать, спрятаться. Но он стоял не двигаясь, не в силах сделать ни одного шага…

Когда дядя Саша обнял его за плечи, мальчика било крупной дрожью. Полярник молча прижал его к себе, но никак не мог справиться с маленьким телом.

Ветер погнал дым на полярника с мальчиком. Стали слезиться глаза. Гидролог плотнее прижимал уткнувшегося лицом в его меховую куртку паренька. Обоих душил кашель.

Полярник силой заставил Федю обежать дом.

Может быть… может быть, все-таки Иван Григорьевич и Марья Семеновна успели выскочить!..

Но с другой стороны дома было пусто и холодно. Дул ветер, острые снежинки били в щеки. Ветер раздувал костер из дома и самолета.

Бревна трещали, горели, как просмоленные.

Рухнула покосившаяся стена. Сноп искр взметнулся в небо, и красные звездочки понеслись над снегом.

Гидролог оттащил Федю в сторону.

Мальчик сел на снег, спрятав голову в колени. Остренькие плечи его вздрагивали, хотя рыданий и не было слышно.

Гидролог понимал, что творилось в сердце его маленького друга, но он не мог произнести слов утешения. Ему казалось, что такие слова оскорбят сейчас Федю. Надо заставить его что-то делать! Он звал, тормошил мальчика, но тот лишь мотал головой.

Тогда дядя Саша крикнул:

— Аврал!

И мальчик вскочил, вскочил, не понимая ни значения слова, ни требования дяди Саши, растрепанный, заплаканный, испуганный.

— Склад спасать надо! — крикнул дядя Саша.

Склад почти примыкал к дому. Огонь мог легко перекинуться на него. Дядя Саша ринулся, как показалось мальчика, в самое пламя.

И тогда Федя тоже бросился в огонь.

Сильная рука дяди Саши удержала его. Скрипнула открытая дверь склада. Ею можно было прикрыться от жара.

Защищая лица рукавицами, Федя и дядя Саша подбегали к двери склада, хватали несколько банок консервов или ящик с галетами и тащили все это подальше от огня.

К счастью, ветер переменился и понес черный дым в противоположную от склада сторону, но дядя Саша заставлял Федю носить продовольствие и складывать его поодаль на снег. Теперь это было уже не нужно, но гидролог боялся оставить мальчика без работы.

Наконец, совсем уже измученные, они сели на ящики, не спуская глаз с пожарища.

Наступило самое тяжелое. Нужно было что-то сказать.

— Вот, брат… — начал гидролог, — остались мы одни…

Мальчик зарыдал.

Долго сидели молча. Дядя Саша только крепко сжимал рукой плечо мальчика. И эта мужская ласка подействовала на мальчика лучше любых слов. Он замолк.

— Ты помни, — строго сказал дядя Саша, — я у тебя на всем свете один… Да и у меня никого нет.

И снова молчали, смотрели на догоравший пожар.

— А провианту у нас, Федя, достаточно… проживем… Нас хватятся. Пришлют помощь.

Федя искоса посмотрел на своего друга. Ему вдруг показалось, что этот большой и сильный мужчина ищет поддержки в нем, в Феде. И он сказал через силу:

— Корабль пробьется…

Федя поднял голову. Что-то ушло от него, чтобы никогда не вернуться… И он в первый раз с ненавистью посмотрел на торчащий из огня закоптелый фюзеляж.

Ненависть сильнее отчаяния. Мальчик встал. Он готов был сейчас же забраться в самолет. Полярник удержал его.

Пожар то затухал, то разгорался снова. Падало какое-нибудь бревно, головешки разлетались и трещали в снегу. Солнце скрылось.

Дядя Саша придумал новую работу. Он взял на складе багор и начал растаскивать бревна. Федя помогал ему. В снегу бревна шипели, испуская удушливый дым.

Через развалившуюся стену стала видна почти целая плита, у которой обычно хлопотала Федина мама.

Гидролог увел мальчика, он не хотел, чтобы тот видел…

Нужно было вырыть могилу.

Вдвоем топорами вырубали они яму в промерзшем грунте. О том, что это можно сделать позднее на месте пожарища, где земля оттаяла, оба даже не подумали.

Ударяя ломом землю, дядя Саша сказал:

— И знаешь, какой у нас теперь с тобой долг? Сообщить надо о непрошеном госте.

Мальчик не ответил. Даже дядя Саша не знал, о чем он думал. Может быть, тяжелая работа притупила сознание.

К утру огонь погас. В дымящихся развалинах виднелся изуродованный фюзеляж самолета, ржавый, с черными подпалинами. Серебристым остался только хвост. На нем не было опознавательных знаков. Они были закрашены.

Дядя Саша не позволил Феде идти на пожарище. Он один пробирался по дымящимся бревнам. Подошвы сапог жгло. Приходилось то и дело спрыгивать в снег.

Александр Григорьевич с трудом узнавал место, где прежде были комнаты. Вот тут к кухне примыкала кают-компания. В нее и ударился носом самолет. Сюда выходили двери радиорубки, комнаты Тереховых и комнатушка гидролога. Теперь ничто не напоминало о них.

Один, без Феди, перенес дядя Саша в вырытую могилу обгоревшие трупы его родителей, прикрыл их брезентом и только тогда позвал мальчика. Оба бросали в яму комья мерзлой земли.

В изголовье холмика Федя воткнул погнутый ствол винтовки с обугленным ложем.

Глава вторая. ОТКРЫТ ОКЕАН

Забрались в самолет только к вечеру. На этот раз Федю нельзя было удержать.

Увидеть в самолете ничего не удалось. Все сгорело. Только в самом хвосте каким-то чудом уцелела резиновая лодка.

Дядя Саша задумчиво теребил бороду. Такая лодка имеется в любом самолете, летающем над морем. Свернутая, она портативна. Ее можно надуть приделанными к ней мехами. Тогда она выдерживает несколько человек.

На острове не было лодки. Остались только весла от шлюпки, которую осенью унесло прибоем. Дяде Саше вспомнилось, как бросился он тогда в холодную воду. У него захватило дыхание, словно он опустился в кипяток. Пришлось ни с чем вернуться на берег.

Гидролог и мальчик, не сговариваясь, пошли к берегу посмотреть льды. Федя оглянулся на могильный холмик, который уже начало заносить снежной крупой.

За время пожара ледяные поля отодвинулись. По морю гуляли вихрастые свинцовые волны. Разглядеть соседний остров не удавалось, хотя он был и близко, сразу же за горизонтом.

Дядя Саша ничего не сказал Феде, но тот и без слов понимал. Там рудники и рация. Можно послать донесение о вторжении неизвестного самолета в наши северные пространства.

Вернувшись, они осмотрели резиновую лодку. В трех местах резина прогорела.

Гидролог задумался. Льды угнало ветром. Пролив очистился. Что, если переправиться в бухту Рубиновую в этой лодчонке? Пусть даже волной захлестнет — не утонет. Резиновая! Вот только льды…

Гидролог решил посоветоваться со своим юным товарищем: не починить ли лодку, чтобы на ней… через пролив… в бухту Рубиновую?

Мальчик больше всего боялся, как бы не усомнился в нем дядя Саша, как бы не подумал, что он трус. Многозначительно наморщив лоб, Федя сказал:

— Лодка ничего себе… если починить…

Решение было принято. Мальчик уже больше не плакал. Он деятельно помогал дяде Саше. Сделали клей, растворив в бензине кусочек каучука. Гидролог отрезал его от подошвы своих парадных ботинок, которые, как и бензин, хранились на складе. Резину для заплат они взяли от внутренних переборок лодки. Заклеив дыры, надули лодку и спустили ее на воду. Конец веревки, привязанный к корме, держал, стоя на берегу, Федя.

Лодка подпрыгивала на волнах, ударяясь дном о камни, когда волна отбегала. Забравшись в лодку, гидролог убедился, что она выдержит не только двух человек.

Он смотрел снизу на мальчика. Волны разбивались о скалы. Облака брызг то и дело скрывали коренастую фигурку.

Пролив по-прежнему был чист. Если еще сутки в нем не будет сплоченных льдов, можно добраться до соседнего острова.

Решено было захватить с собой все наиболее ценное. Возможно, что на рудниках нет метеоплощадки. Ведь Службу погоды несла сгоревшая теперь полярная станция. Если захватить приборы, можно будет возобновить передачу метеосводок.

Федя снял все самописцы и термометры, даже залез на столб, чтобы достать флюгарку.

Скоро сборы были закончены.

Еще раз проверив лодку, дядя Саша вытащил ее на прибрежный лед и отправил Федю в сарай спать. Если на рассвете в проливе будет льдин достаточно, чтобы унять разыгравшуюся волну, и в то же время не слишком много, можно тронуться в путь.

Уснуть гидролог не мог. Имел ли он право рисковать жизнью мальчика? Не лучше ли сидеть на острове и ждать помощи?

Дядя Саша одиноко бродил по пожарищу. Как поступил бы сейчас Иван Григорьевич? Конечно, решился бы плыть! Ведь необходимо известить обо всем, что произошло. И, кроме того, надо возобновить работу метеостанции.

К утру подул резкий ветер. Когда выглядывало солнце, над камнями в мельчайшей водяной пыли загоралась радуга.

Дядя Саша разбудил Федю. Мальчик хмурился и ничего не понимал.

— Собирайся, поплывем.

Прощаться с могилой ходили вместе. Опустили головы, держа шапки в руках, и думали. И те, кто лежал в земле, стояли перед ними живыми. Нельзя было представить, что их нет…

Весла от старой шлюпки хранились в сарае. Их приспособили к трофейной лодке и отплыли. Лодка была изрядно загружена. Кроме метеоприборов, пришлось взять провизию и оружие. Федя сидел на руле, дядя Саша греб. Отплыть от берега было трудно, волны вскидывали лодчонку. Она то проваливалась, то взлетала на гребни волн.

— Как на качелях! — крикнул дядя Саша, стараясь подбодрить мальчика.

Лицо Феди оставалось сосредоточенно серьезным.

Вдали от берега качка стала меньше, а может быть, они просто привыкли к ней. Конечно, мальчишка был прирожденным моряком. Кто из его сверстников выдержал бы такую качку! У гидролога и то помутилось в голове, хоть он и работал веслами.

Выйдя из полосы прибоя, он стал грести медленнее, чтобы сохранить силы на весь переход. Некоторое время около лодки плыла нерпа. Она высунула из воды круглою головку и смотрела на людей. Стрелять никто — Федя тоже был прекрасным стрелком — не стал: все равно ее не возьмешь с собой.

Островок удалялся. Тоненькая радиомачта то появлялась, то исчезала. Торчавший вверх хвост самолета уже не был виден. Шел мелкий снег. Льдины встречались чаще. Гребцы легко огибали их, и дядя Саша начал думать, что все это не так уж страшно. К тому же ветер переменился и стал попутным. Гидролог рассчитывал еще засветло достигнуть острова, а на следующий день обогнать его и добраться до бухты.

К полудню сказалась усталость. На руках появились мозоли, скоро они превратились в кровавые. Однако нужно было грести.

Ветер снова переменился и стал дуть в бок. Гидролог предпочел бы даже встречный ветер. Боковой особенно неприятен. Волны били в низкий борт. Лодку заливало, и Феде все время приходилось котелком вычерпывать воду. Против волн идти было невозможно: сбились бы с курса. И лодку могло пронести мимо острова, мимо цели.

С болезненной остротой чувствовал дядя Саша свою ответственность за жизнь мальчика.

— Одни мы с тобой, Федя. Со мной в Арктике останешься? — спросил гидролог, налегая на весла.

— Останусь.

— Льды с тобой изучать будем, — продолжал дядя Саша, произнося слова в ритм гребле и подозрительно вглядываясь в горизонт.

Небо спустилось почти к самой воде. То и дело молниеносными метелями проносились снежные заряды. Издали они казались огромными косыми столбами.

Серая мгла на мгновение скрывала все вокруг. Волны бесились. Любая блуждающая льдина могла распороть лодчонку, а их становилось все больше и больше. Покачиваясь, проплывали они мимо, грозя задеть лодку.

Пришлось перестать грести. Дядя Саша стоял на коленях и веслом отталкивался от напиравших льдин. Лодочка медленно поднималась вместе со всей громадой окружавших ее льдов, потом так же медленно опускалась.

Гидролог теперь заботился только о том, чтобы льды не раздавили утлое суденышко. О выборе направления нечего было и думать. Но вот показался остров: лодку проносило мимо него. Гидролог стал отчаянно прорываться к берегу. Он не смел взглянуть на мальчика. А Федя стоял в лодке и так же упорно, как и его старший товарищ, отталкивался от льдин вторым веслом.

Вокруг все было бело от льдин. Откуда их принесло столько? Они уже распороли в одном месте обшивку. Лодка дала течь. Счастье, что водой заполнялся только один отсек, в котором не повредили переборку, не израсходовали ее на заплаты.

Лодка глубоко осела. Федя вычерпывал воду.

Лодочка каждую минуту могла затонуть, и гидролог решил выбраться на ближайшую льдину. Навсегда запомнился ему омерзительный скрип резины, словно по мячу проводили ладонью, — льдины терлись о борта.

Вот и мыс острова, на нем — скала Рубиновая, непередаваемого красноватого цвета… за нею бухта с рудниками на берегу. Но скала удалялась…

— Дядя Саша, что это стучит? — спросил мальчик.

Гидролог ничего не слышал, у него стучало в висках от усталости.

— Стучит, стучит, — настаивал мальчик.

Дядя Саша прислушался. Да, по воде доносился ровный стук мотора.

— Катер!

Неужели катер?

Конечно, он должен быть на руднике! Лодочку заметили. Ведь зимовщики, изучая движение льдов, часто смотрят в бинокли.

Дядя Саша сбросил ватную куртку, прикрепил ее к веслу и начал размахивать им над головой. Ему стало жарко, лоб покрылся потом, обледеневшую же бороду запорошило снегом.

Катер! Катер! Дядя Саша и Федя еще не видели его, но слышали, определенно слышали!

Скоро они увидели катер. Дойдя до сплоченного льда, он стал пробираться между льдинами. Остров удалялся, но теперь это уже не казалось страшным.

Катер подошел совсем близко. Два моряка спрыгнули на льдину. Побежали. Федя видел распахнутые полушубки… тельняшки… Они расплывались, словно он смотрел через мокрое стекло.

Еще через несколько минут спасенных отпаивали горячим чаем из термоса, расспрашивали… Гидролог не мог говорить от усталости: две последние ночи он не спал.

Федя же рассказывал, что и как произошло. О родителях он умолчал, но моряки поняли все без слов.

Через полчаса геологи с рудников обнимали спасенных полярников.

Выслушав гидролога, начальник рудников пообещал оборудовать метеоплощадку, но предупредил, что Александру Григорьевичу с мальчиком, очевидно, придется отправиться для личного доклада на Большую землю. Ледокольный корабль «Лейтенант Седов» в эту навигацию непременно должен зайти в бухту Рубиновую, — он и заберет с собой перебравшихся через пролив полярников.

Глава третья. НЕДОСТУПНЫ БЕРЕГА

Дни убывали с поразительной быстротой. Солнце, часто скрытое облаками, едва поднималось над горизонтом. Утренняя заря сливалась с вечерней, и дневной свет был совсем как в сумерки, зато краски моря и неба — особенно тонкими и нежными.

Ледокольный корабль «Лейтенант Седов» стоял в бухте Рубиновой, но из-за ледовой обстановки не мог принять пассажиров и начать выгрузку.

У борта корабля шуршали льдины, двигаясь слитной, тяжелой массой. Они наполняли бухту. Скоро все забьет плотным льдом. И тогда льдины, толкаясь друг о друга и шумя шугой, начнут выходить из бухты, почти совсем освобождая ее. Но только решится капитан спустить на воду кунгас и катер, льдины, будто спохватившись, ринутся обратно. И тогда успевай, моряки, поднять свои «плавсредства», чтобы не смяло, не раздавило их это тупое и неистовое ледяное стадо.

Вот уже третьи сутки приливы и отливы гоняют так льдины из бухты в бухту, вот уже третьи сутки корабль не может начать выгрузку оборудования для рудников, хотя дорог каждый день, каждый час. Ведь солнце едва выглядывает из-за горизонта, — скоро спустится на море полярная ночь и холод скует морские просторы: не выбраться тогда из сплошного льда, не расколоть ледяных полей, не пробить дороги даже такому ледокольному кораблю, как «Лейтенант Седов».

На корабле находилось много пассажиров. Тут были сменившиеся полярники с далеких островов, геологи и географы поработавших экспедиций и вместе с ними инженеры и рабочие, которым еще предстояло высадиться на рудники в бухте Рубиновой. В соседних каютах оказались люди, едущие прямо в противоположных направлениях, — на Большею землю и с Большой земли. Но наибольшим вниманием седого капитана корабля, огромного сутулого моряка Григория Ивановича, пользовалась маленькая группка необычных пассажиров — юных туристов, мальчиков и девочек, премированных на туристской олимпиаде путешествием в Арктику.

В свое время было много колебаний, прежде чем им разрешили это плавание, которое, как горячо доказывал капитан, было нисколько не опаснее восхождения на какую-нибудь вершину, узаконенную в туристских маршрутах. Решающим в этом споре оказалось то, что руководителем юных туристов вызвался быть сам капитан.

— От опасностей уберегу, — говорил он еще в Архангельске. — Как в плавучем доме отдыха будут. От одной только «заразной» арктической болезни не гарантирую. Всяк, кто побывает в Арктике, всю жизнь будет туда стремиться и никогда от того не излечится, — и старый моряк хитро щурился.

Когда корабль входил в бухту Рубиновую, ребята, все в подаренных капитаном меховых курточках, были на палубе, около пароходной трубы. Две девочки лет по тринадцати стояли, прижавшись к ней спиной, ощущая ее приятное тепло. Три мальчика, на год постарше, сидели на ларях. Все они смотрели на недоступный берег, отрезанный подвижными льдами.

К юным путешественникам подошел капитан. Его темное, словно дубленое, лицо было сосредоточенным и немного печальным. Обычно топорщившиеся седые усы сникли. Говорил он хрипловатым басом:

— Вот что, ребятки. Задание.

Мальчики вскочили, окружив моряка. Девочки отошли от трубы.

— Сообщили с берега. Появится новый пассажир. Сверстник ваш…

— Как хорошо! — воскликнули девочки.

— Только путешественник поневоле. — И капитан рассказал историю Феди Терехова. — Дружба ему ваша нужна, вот что, — закончил он. — Товарищей, вроде вас, у него никогда в жизни не было. Один он рос на острове…

До самого вечера ждали взволнованные ребята лодку с берега. Но льдины, наполнив бухту, тотчас двинулись в обратный путь, увлекаемые отливным течением. Пробираться между ними в лодке нечего было и думать.

Ребята установили между собой вахту, чтобы не прозевать появление лодки с маленьким полярником.

Очередную вахту нес Алеша Карцев. Это был стройный, ладно скроенный мальчик с карими, удивительно яркими глазами. Среди ребят он был признанным вожаком, потому что умел видеть во всем интересное и постоянно что-нибудь изобретал. Сейчас ему хотелось изобрести какой-нибудь способ, который позволил бы выгрузиться кораблю. И он представлял себе надо льдами канатную дорогу, вроде той, которую он видел на стройке одной из волжских гидростанций во время прошлогоднего путешествия.

Корабль почти незаметно для глаз перемещался вдоль берега. Якорь его лежал недвижно на дне, а на свободно отпущенной якорной цепи приливное или отливное течение относило ледокол то в одну, то в другую часть бухты. Теперь корма его была повернута к крутому снежному склону, на котором виднелись две мачты радиоантенны, большой ветряк на ажурной решетчатой башне, хлопотливо вертевший крыльями, и расположенные амфитеатром двухэтажные дома работников рудника. В пространстве между кораблем и берегом под воображаемым канатом Алеша увидел лодочку. Она лавировала между льдинами, стараясь пробиться к кораблю. Отважный гребец то стоял в ней, отталкиваясь от льдин веслом, то садился, принимаясь исступленно грести, чтобы перегнать льдину. На корме сидел мальчик.

Высыпавшие на палубу по зову Алеши юные путешественники видели, как лодочка едва не опрокинулась, когда на нее сбоку налетела льдина. Девочки вскрикнули.

— А как они плыли через пролив! — сказала одна из них, черноглазая, тоненькая. — Как бы я хотела тогда быть с ними!

— Какая отвага! Жанна д`Арк с черными косичками, — иронически процедил толстый мальчик с пухлыми щеками и маленькими бегающими глазками. — Из Москвы для спасения Галочки Волковой вылетела бы на воздушном шаре классная руководительница Марья Петровна.

— Витяка, не надо, — робко остановила его другая, совсем, казалось, маленькая девочка.

— Бачьте, хлопец-то невеликий, а гребет добре! — заметил баском самый крупный из ребят в такой же, как и они, меховой курточке, но в фуражке с молоточками ремесленника.

Лодка, увертываясь от льдин, все ближе подходила к кораблю. Матросы сбросили за борт штормтрап — веревочную лестницу. Нижние ее ступеньки коснулись воды.

По штормтрапу первым забрался на палубу коренастый мальчуган, удивленно поглядывая исподлобья на встретивших его ребят. За ним следом ловко поднялся бородатый полярник.

— Терехов, будь здоров, — протягивая руку, сказал капитан. — Знакомься: твои дружки будут. Привет, Александр Григорьевич. Годика три не виделись, — обратился он ко второму пассажиру.

— А у меня к вам, капитан, — сказал тот, запуская руку в курчавую бороду,

— поручение от комсомольцев с берега.

— Они передавали мне по радио. Рискованно это, но пойдем обсудим, — капитан, обняв за плечи бородатого полярника, повел его в свою каюту.

— Здравствуй, мальчик, — сказала тоненьким голосом маленькая девочка с прозрачным личиком и первая протянула Феде руку. — Мы все о тебе знаем и поклялись в вечной дружбе.

Федя нахмурился, еще ниже опустил голову.

Толстый Витя взял его под руку:

— Беру на себя труд красочно всех представить. У меня папа — профессор Омулев. А поздоровалась с тобой моя сестренка Женя. Она пискля и еще упрямее меня. В виртуозы-пианисты лезет. В туристский поход за мной увязалась, премия и ей досталась…

— Я не хотела Витяку оставлять одного, — заметила серьезно девочка.

— Мы все тут премированы путешествием, — продолжал Витя. — Арктика — страна славных путешественников. Я записал в своем дневнике, что она представляется мне спящей царевной в ледяном гробу, закованном в ледяные цепи. А это Галя. По призванию мечтательница, нуждается в подвиге, который пока что совершить не может. Хотела стать учительницей географии. Собирала по всей стране камешки, из пустыни песочек, из Москвы-реки и из Амура флакончики воды.

— Я буду геологом! — прервала Галя.

— А это Денис, — не обращая на Галю внимания, продолжал Витя. — Выжимает меня одной рукой. Впрочем, силен, но простоват.

— Подожди, — оборвал Витю Алеша и протянул Феде руку:

— Я Алеша Карцев. Ты настоящий полярник, а мы только твои гости.

Федя исподлобья взглянул на Алешу и чуть улыбнулся. Крепко ответил на пожатие. Вскоре бородатый полярник нашел ребят на юте.

— Выполнение одного тайного задания, — сказал он, загадочно улыбаясь, и увел с собой Федю и Дениса.

Заинтригованные ребята сошли с юта, чтобы присутствовать при спуске на воду катера. Подъемная стрела уже выносила его за борт. На коснувшийся воды катер спустились бородатый полярник, которого звали дядя Саша, и Федя с Денисом. Алеша немного обиделся, что ему, главарю, не сказали, куда повезли ребят.

Застучал мотор катера. Суденышко, увиливая от льдин, направилось прямо к айсбергу, который вчера отделился от ледника и белой громадой вырисовывался на фоне скалы Рубиновой.

— Поднять якорь! — послышалось с капитанского мостика.

— Вперед, самый тихий! Лево на борт! — звучала команда.

Катер, весело постукивая мотором, подходил вплотную к ледяной горе, словно хотел около нее ошвартоваться. Дядя Саша стоял у штурвала, Денис и Федя — по обе стороны рулевой рубки, готовые выполнять какие-то таинственные приказания.

Все трое одновременно заметили на айсберге белого медведя. Он лежал на выступе, ближнем к скале Рубиновой, и с корабля не был виден. Теперь, потревоженный стуком, он поднялся над самой головой Феди и Дениса и, казалось, сейчас спрыгнет на них. Оба непроизвольно втянули головы в плечи.

— Гэть! — диким голосом заорал дядя Саша.

Катер бортом чуть царапнул ледяную гору.

Медведь, вместо того чтобы прыгать на катер, проворно полез на самую вершину айсберга и там лег, прикрыв свой черный нос лапой, как это он обычно делал, охотясь на нерпу. Мишка, вероятно, воображал, что, слившись со снегом и «замаскировав» единственное темное пятно на своем теле, он превратился в невидимку.

— Вот беда, охотников среди нас нет, — смеясь, сказал дядя Саша. — А ну, ребята! Дадим зверю концерт.

— То можно, — отозвался Денис и неожиданно могучим для подростка басом рявкнул: — «На земле весь род людской…»

Дядя Саша, засунув в рот четыре пальца, стал оглушительно подсвистывать куплетам Мефистофеля. Вылезший на палубу моторист принялся колотить в такт разводным ключом в железный ящик.

— «Сатана там правит бал, там правит бал!» — неслось по воде. А тут еще включился Федя, неподражаемо взвыв сиреной.

Люди на корабле бросились к борту, недоумевая, что за крики слышатся с катера. Они увидели, как с айсберга прыгнуло что-то белое и плюхнулось в воду. Через мгновение над поверхностью воды показалась острая медвежья морда.

— Он плавает, как дельфин! — восхищенно крикнула Галя.

— Эх, в глаз бы его теперь! — пробормотал Витя. — Я за винтовкой побегу.

Белый медведь действительно не уступает в воде ни тюленю, ни морскому льву, ни дельфину. Скоро зверь выбрался на лед и помчался вскачь, высоко подбрасывая зад. Перебежав льдину, он снова бросился в воду, чтобы вскоре выскочить на следующую.

Глава четвертая. ЛЕДЯНАЯ ПРЕГРАДА

В первый раз Витя получил винтовку на корабле во время так называемой охоты на белых медведей. Он так описал ее в своем дневнике:

«…И вот я увидел царей белой пустыни. Это была медведица с двумя уже подросшими медвежатами. Они совсем близко подошли по льдам к кораблю и нюхали воздух, вытянув свои острые морды. Почуяли, подлецы, съестное и пришли полакомиться. Старпом протянул мне винтовку. У меня даже руки затряслись, А он смеется. „Бей, — говорит, — в медвежонка. Остальные от него не уйдут“. В медвежонка можно было бы уже бросить камнем. Мне надо было еще подождать, но я не вытерпел, поторопился. Какое счастье было видеть, как большущий медвежонок забавно перекувыркнулся через голову. Жалобно скуля и оставляя за собой темный след на снегу, зверь побежал. Я не успел выстрелить еще раз. Старпом выхватил у меня винтовку. Выстрелил, но мимо. Я злорадствовал. Я-то все-таки попал! Медведи уходили. Раненый заметно отставал. Старпом выругал меня и пошел на мостик изменить курс корабля. Как и предсказал он, медведица с медвежонком не ушли, вернулись к отставшему. Корабль, легко расталкивая льдины, подходил к тому же месту. Стоя около раненного мною медвежонка, медведица рычала на корабль. Мне это было смешно! Рычи, рычи, царица! Старпом опустился на палубу и приготовился стрелять. Я впервые понял, что такое азарт охоты. Оба медвежонка бегали по льдине и сопели. Старпом выстрелил. Второй медвежонок, так же как и мой, перекувыркнулся и сразу затих. Еще бы! Старпом-то стрелял почти в упор. Медведица продолжала рычать, а раненый все бегал вокруг убитого. Раздался еще выстрел. Медвежонок завертелся, словно ловя свой хвостик, упал, кое-как поднялся и, подбежав к брату, прилег к нему, словно хотел пригреться и отдохнуть. Потом убили медведицу. Матросы спустились на лед. Обвязали канатом сразу двух медвежат и подняли обоих лебедкой на палубу. Старпом пообещал отдать мне шкуру подстреленного мной медведя и позвал вечером есть медвежатину. До вечера медвежий окорок будут вымачивать в уксусе, чтобы отбить рыбий запах. Медведицу поднять не успели. Вышел разгневанный капитан и не позволил задерживаться ни на минуту. Старик кричал о заповеднике, который надо создать для бесстыдно истребляемых медведей. Мне было неловко слушать, как он отчитывал своего старшего помощника, даже назвал его „живодером“.

Так старпом, белокурый великан с озорными глазами, приучал Витю к «поморскому духу», и когда Витя уж очень приставал к нему, давал винтовку. Выпросил Витя винтовку и на этот раз. Гордый своим оружием, он вернулся на палубу, где девочки с изумлением наблюдали за подошедшим к айсбергу катером.

На ледяную гору с катера перебрался Денис, которого из каких-то соображений захватил с собой гидролог. Дениска был парень крепкий и выглядел старше своего возраста. Дома, в Кривом Роге, он рос, предоставленный самому себе, дружил с сорванцами мальчишками, остался в пятом классе на второй год и из-за своего роста был прозван там «дядькой». Отец корил его тем, что он «ни на кого не выучится». Упрямый мальчик пожелал идти в ремесленное училище, чтобы поскорее встать на ноги, не быть батьке в тягость. В училище мастер, которому приглянулся крутолобый хлопец, сумел привить ему любовь к изделию, выходящему из-под его рук. Дома с отцом он теперь сидел у стола «на равных», прикуривал у него и рассказывал о тяжелой атлетике или туристском походе на Каховскую ГЭС. После этого похода он сделал в кружке «Умелые руки» модель гидротурбины, за что и был премирован путешествием в Арктику. На корабле он охотно помогал матросам, в машинном отделении был своим человеком. Капитан ценил его и рекомендовал гидрологу взять Дениса в рейд на айсберг.

Денис, а следом за ним и Федя перебрались на ледяную гору. Дениска легко нес на плече тяжелую кувалду, Федя — железный костыль. Вскоре послышались мерные удары. Денис опускал кувалду с молодецким кряком, приседая. Описав дугу, кувалда в его руках летела вниз со свистом. Денис лихо обрушивал ее на костыль, который придерживал рукой Федя. Из-под костыля веселыми искрами разлетались осколки льда, острые, холодные. Федя ощущал летящие льдинки рукой, щекой, даже лбом, и ему было весело. Он гордился сноровкой и силой товарища.

Дядя Саша затащил на айсберг конец троса. Стальной канат обвели вокруг ледяного выступа и закрепили у забитого костыля.

Снова застучал мотор катера. Суденышко отчалило от айсберга. На ледяной горе остался Денис, держась обеими руками за спускавшийся в воду трос. Этот трос ровными кольцами сходил под наблюдением Феди с бунта, лежавшего на корме катерка.

— Алеша, — спрашивала Женя, — зачем они везут канат на корабль?

— Увидишь, — пробурчал мальчик, болезненно переживая, что не может ответить.

— Что тут особенного? — самонадеянно вмешался Витя. — Ясно, что кораблю за айсберг надежнее зацепиться, чем за якорь, который неизвестно еще как валяется на дне.

Катер подошел к борту ледокола. Сверху Феде сбросили линь, и мальчик обвязал им оставшийся бунт троса. Потом трос вытащили на палубу и закрепили его за кнехты, чугунные тумбы на корме, как делают это, когда расчаливают корабль у причала.

— Если мы будем стоять на рейде, зачем же разводить пары? — указала Галя на пароходную трубу. Из нее черными клубами валил дым.

— Вперед, до полного! — послышалось с мостика.

Ребята переглянулись. Такой команды ни Алеша и никто другой не ожидали. Как вперед, если корабль привязан канатом к айсбергу?

Трос теперь натянулся, поднявшись из воды. Ребята бегом помчались на корму. Там, перевесившись через реллинги, они смотрели, как бешено бурлила и крутилась вода под кормой, как ныряли, увлеченные водоворотом, маленькие льдины и, словно перепуганные, выскакивали обратно, вертясь, отлетая в стороны. Казалось, что на дне, под кораблем, началось извержение подводного вулкана и потому вода здесь клокочет, пенится, а со дна сейчас вырвется огонь.

— Ничего особенного, — сказал Витя. — Просто испытывают на разрыв стальной трос, чтобы быть в нем уверенным.

— Нет! — тряхнула головой Галя. — Это буксируют… айсберг!

Алеша быстро взглянул на Галю, потом на берег. Он уже давно подумал об этом, однако такая мысль показалась ему слишком невероятной. Все же он заметил на берегу ориентир и посматривал на него. Но корабль пока не сдвинулся с места.

— Смотрите, мальчики. Денис машет руками, он о чем-то сигнализирует, — указала Женя.

Денис остался на айсберге, чтобы следить за поведением троса и положением айсберга, но сейчас он сигнализировал совсем о другом.

Стремясь, как и Алеша, определить, не двинулся ли айсберг, он заметил, что белый контур вершины передвинулся на красном фоне скалы. У Дениса даже сильнее застучало сердце, но белый контур снова оказался на прежнем месте. Денис протер глаза. Двигалась не ледяная гора, а только кусочек льда на ее вершине. «И вовсе это не лед! То ж зверь!»

Подросток быстро полез наверх. Кто-то белый высовывался из-за ледяного края. На всякий случай Денис захватил с собой кувалду.

Ближе к вершине, примерно на том месте, где прятался белый медведь, оказалось углубление, похожее на занесенный снегом грот. «Чи песец там, чи еще кто?» — подумал парень, крепко сжимая рукоятку молота. И вдруг он увидел высовывающуюся из пещерки забавную мордочку совсем еще маленького медвежонка. «Ух ты, ведьмешка!» — рассмеялся Денис и храбро подошел к покинутому испуганной матерью зверенышу.

Медвежонок заворчал было, тревожно засопев, — медведи всегда сопят при тревоге, — но ласковая рука Дениса успокоила зверька. Денис вытащил медвежонка за загривок. Он сонно жмурился и облизывал мордочку розовым языком. «Ух ты, ведьмешка!» — ласково повторил Денис, гладя найденыша по головке и прижимая его к груди. Медвежонку это понравилось. Тогда Денис сунул малышу большой палец, и тот стал с аппетитом его сосать. Денис был счастлив. Ему представилось, что он приручит «билого ведьмидя», привезет в Кривой Рог и будет водить на ремне по улице.

Держа одной рукой медвежонка, Денис другой делал знаки, стараясь сообщить на корабль о своей находке. Наконец он догадался поднять медвежонка над своей головой. Это было совсем не так легко, помогло лишь увлечение тяжелой атлетикой.

— Медвежонок! У него медвежонок! — не своим голосом закричала Женя.

Дети побежали к капитанскому мостику, чтобы сообщить о находке их товарища.

Витя с размаху наскочил на старпома:

— Сенсация! Вы понимаете, мы нашли медвежонка… То есть наш Дениска нашел на айсберге медвежонка!

— Неладно, — сразу нахмурился старпом. — Снимать надо парня. Ошкуиха беспременно за детенышем вернется… Эк ее угораздило не по расписанию медвежонка принести. Действительно, вроде научная сенсация. — Приложив руку козырьком, он всмотрелся в фигуру Дениса и быстро взбежал по трапу на капитанский мостик. Через минуту он так же быстро спустился и скрылся на спардеке.

И тотчас заревел гудок, затем сразу же смолк, потом опять взревел, погудел дольше и снова замолк…

— Азбука Морзе, — прошептала Галя, вцепившись в Алешину руку.

Действительно, короткие и длинные чередующиеся гудки напоминали азбуку Морзе. На катере, находившемся в свободной ото льдов части бухты, видимо, поняли приказ. Застучал мотор, и суденышко двинулось к айсбергу.

Денис же ничего не понял. Он опустил медвежонка на лед и стал забавляться с ним. Зверенышу было месяца два или чуть больше. Обычно медведицы приносят детенышей в марте, этот же появился на свет по меньшей мере на два-три месяца позже. Денис и не подозревал, что столкнулся с интересным для науки случаем. Его забавлял медвежонок сам по себе. Но тут он увидел медведицу… Старпом, хорошо знавший повадки зверей, не ошибся. Испугавшаяся в первый миг медведица оправилась и, повинуясь материнскому инстинкту, вернулась к детенышу.

Денис увидел медведицу, когда она неслышно подплыла к айсбергу и выбралась на его пологую часть, обращенную к скале Рубиновой. Сначала Денис так перетрусил, что почувствовал себя, как во сне, когда хочешь крикнуть и не можешь, хочешь бежать — нет сил. А медвежонок разыгрался, тыкался своей мордочкой Денису в колени.

Медведица вылезла на лед и стала подниматься по откосу. Пот выступил у Дениса на лбу. Он готов был уже спрыгнуть в воду и даже подвинулся к обрыву, но тут натолкнулся на брошенную им же самим кувалду. Из чувства самосохранения он схватил свое единственное оружие и застыл с ним скорее в оцепенении, чем в готовности обороняться.

Медведица поднималась не спеша. В одном месте она остановилась, понюхала след на снегу и тревожно засопела. Потом быстро полезла наверх.

Юные товарищи Дениса с волнением следили за фигурой мальчика, четко вырисовывавшейся на фоне зари. Они не понимали, зачем он взял кувалду. И вдруг почти рядом с Денисом на оранжевом небе появился силуэт медведицы.

Общий вздох пронесся по палубе. Многие отвернулись… Витя сорвал с плеча винтовку, прицелился и, когда мушка оказалась на медвежьем силуэте, нажал спусковой крючок. Он даже не почувствовал плечом удара отдачи. Выстрел показался ему сухим щелчком… ствол винтовки запрыгал, руки задрожали. Не веря глазам, он увидел, как медведица осела, скользнула по крутому откосу, обращенному к кораблю, и, цепляясь когтями за лед, стала сползать все ниже и ниже. Крики людей на корабле заглушили ее рев. Зверь скатывался к обрыву. Второй раз сегодня с корабля видели, как плюхнулось в воду медвежье тело, но медведь на этот раз не поплыл, как дельфин, а остался недвижным на поверхности, похожий на маленькую льдину.

Женя кинулась на шею брату, стала целовать его:

— Я всегда думала, что ты такой!..

Витя растерянно оглядывался: он увидел восхищенное лицо Гали, сияющие, удивительно яркие глаза Алеши, протягивающего руку, и сейчас же взглянул на мостик. Заметил ли кто-нибудь из командиров корабля, как он вскинул винтовку?.. Больше всего ему хотелось, чтобы на капитанском мостике оказался сейчас его «приятель» — старпом. Моряк-охотник действительно стоял там, держа в руке винтовку, но он вовсе не смотрел на Витю. Обиженный Витя иронически усмехнулся. «Мне очень жаль, сэр, но вы опоздали. На этого зверя понадобился только один патрон». С той же усмешкой Витя положил руку на затвор, сделал привычное движение, чтобы выбросить стреляную гильзу и довести в казенник новый патрон.

Затвор щелкнул, но… гильза не вылетела. Витя автоматически повторил движение. И снова гильза не вылетела. Витя похолодел: он вдруг вспомнил, что в магазине его винтовки не было обоймы. Старпом не позволял ему ходить с заряженным оружием. Почти с испугом посмотрел он теперь на мостик. Старпом уже ушел.

Алеша крепко жал Вите руку:

— Я зря о тебе думал… ты хороший!

Витя, багрово-красный, молча выслушивал слова благодарности. Пожилая полярница сказала:

— Подумайте! Ведь совсем мальчик… и так метко!

«Но ведь я тоже мог попасть, если бы у меня была обойма, — подумал Витя.

— Важно, что я не растерялся, прицелился и спустил курок одновременно со старпомом. Просто в теле медведицы могли бы быть две пули. Интересно, будут ли ее подбирать? Хоть бы она утонула!..»

— Почему ты такой красный, Витя? — спросила Галя.

Витя смерил ее уничтожающим взглядом.

Галя уже смотрела в другую сторону.

— Женя! Денис с медвежонком на катере.

— Мы будем с тобой заботиться о медвежонке, это будет наш медвежонок, правда, Галя? — заговорила Женя, обнимая подружку.

Витю увели полярники. Алеша остался один. Только сейчас заметил он, как значительно передвинулся айсберг. Он тотчас мысленно объяснил это себе: «Сказалась постоянно приложенная к буксиру сила тяги винта. Чем она хуже ветра, который гонит айсберг, как парус? Ведь в машине ледокола тысячи лошадиных сил!»

Ледяная гора, сдвинувшись, пока все были заняты историей с медведицей, поплыла… Плыла она и сейчас, хотя буксир ослаб. Гора двигалась или по инерции, или попав в полосу отливного течения. Корабль уже не буксировал ее, а делал разворот. Айсберг сам собой проплывал между кораблем и берегом.

Совсем близко под бортом стучал мотор катера.

И вдруг Алеша понял все. Айсберг встанет на мель, и все льдины, которые плыли бы между кораблем и берегом, мешая выгрузке, будут задержаны, нагромоздятся сзади айсберга… Между кораблем и берегом появится чистая вода! Значит, дядя Саша с этим и пришел с берега.

Алеша болезненно поморщился, словно у него заныл зуб. «Денис храбро шел на медведя с кувалдой, Витя застрелил медведя и спас товарища, Федя переплыл пролив в резиновой лодке… Один лишь я ничего не сделал… только изобретал изобретенное! А мог бы сам придумать здесь ледяной мол».

Подошел улыбающийся дядя Саша. Мальчик спросил его:

— Простите меня, пожалуйста, кто додумался построить здесь ледяной мол?

— Ледяной мол? — переспросил полярник, поглаживая бороду. — Ты хорошо сообразил. Комсомольцы острова выдвинули это на своем общем собрании. Инженер Ходов, начальник рудников, старый комсомолец, — он еще Комсомольск когда-то строил, — их сразу же поддержал и попросил меня капитана уговорить. Вот и попробовали. Кажется, получается.

— Получается! Еще как получается! — восхищенно заговорил Алеша. — А я, дурак, хотел канатную дорогу через льды построить.

— Канатную дорогу? И это неплохо… когда-нибудь пригодится, — похлопал мальчика по плечу полярник.

Ободренный Алеша пошел на ют к ребятам. Девочки, занявшись медвежонком, не видели, как айсберг сел на мель и как напиравшие на него льдины постепенно образовывали ледяной затор. Длинная льдина, кусок ледяного поля, зацепив за айсберг, повернулась и почти задела берег. Она тоже стала задерживать лед. На глазах у моряков и полярников в бухте в каких-нибудь десять минут образовалась ледяная преграда.

С корабля спускали на воду кунгас.

Через полчаса, когда кунгас нагрузили оборудованием для рудников, катер потащил его к берегу по чистой воде.

Ребята, как всегда, были на юте. В ноги им все тыкался медвежонок, пока девочки не принесли ему еды. Особое предпочтение медвежонок оказал сгущенному молоку. Витя демонстративно чистил винтовку, что полагалось делать после каждого выстрела… Алеша как завороженный смотрел на нагромождение льдин, которые он назвал «ледяным молом». Федя и Денис вполголоса говорили о чем-то.

— Ни… — гудел Денис, затягиваясь самокруткой. — Я дюже крепко испугался… тикать ведь некуда было…

Г лава пятая. ШТОРМОВАЯ ВОЛНА

Осенние бури в Баренцевом море страшные бури.

Когда в другом полярном море начинается шторм, капитаны стремятся укрыться во льдах. В Баренцевом же море льдов не было. Всюду гуляли гигантские валы, похожие на сорвавшиеся с места железнодорожные насыпи. Они вскидывали корабль так, что винт под кормой обнажался и руль беспомощно повисал в воздухе. Судно теряло управление. Корабль, казалось, уменьшился в объеме, стал по сравнению с волнами размером чуть ли не со шлюпку. Как-то неуклюже, боком взлетал он на пенные гребни и срывался с них в глубокие седловины. Качка была одновременно и бортовая и килевая. Пароходная труба стала мокрой от пролетавших над палубой брызг.

Витя слышал, как его друг старпом сказал: «Эк, взводни разошлися порато». Щеголяя поморскими словечками, Витя повторял эту фразу. Однако вскоре он скис и уже не показывался из каюты, проклиная и море и поморский говор.

На корме, под приподнятой частью палубы, был проход. В нем стояла сколоченная Денисом деревянная клетка, запиравшаяся дверью с задвижкой. В ней жил медвежонок. Девочки горевали, что ему там холодно, что его окатывает ледяной водой и он простудится. Напрасно утешал их сам капитан, уверяя, что «холодная вода для Гексы милее ватного одеяла». Кличку «Гекса» для медвежонка придумал Витя. Произошла она от ласкового прозвища, с которым обращался к медвежонку Денис, — «Ведьмешка». Девочки, переиначив это слово, стали называть свою любимицу «Ведьмочкой». Но тут вмешался Витя и предложил кличку «Гекса», что в переводе с немецкого и значит «Ведьма».

Гекса в шторм чувствовала себя прекрасно, у нее только непомерно увеличился аппетит, в то время как у всех ребят, кроме Феди, он совсем пропал.

Девочки несли Гексе еду. Пробираясь по палубе, они цеплялись за мокрые, местами обледеневшие штормовые канаты, перебегали от переборки к переборке, которые, как теперь выяснилось, нарочно были поставлены, чтобы прятаться за них от ветра. Галя все время держалась молодцом, но Женя от качки была едва жива. Галя подняла ее с койки и заставила нести медвежонку корм, потому что от морской болезни, как сказал капитан, лучше всего помогает работа. На ветру, когда вышли на палубу, Жене, пожалуй, стало лучше, но ее пугали грозные волны, она боялась смотреть в сторону моря и держалась за Галин рукав.

Добравшись до клетки, Женя испуганно вскрикнула. Дверца от качки со скрипом открывалась и закрывалась, клетка была пуста.

Галя нахмурилась, свела свои прямые, сросшиеся брови.

— Это Витя, это все твой любимый братец! — с горечью сказала она Жене. — Я видела, как он учил Гексу поворачивать задвижку.

Гекса исчезла. Медвежонка искали по всему кораблю, искали матросы, искали девочки, Алеша, Федя, даже Денис поднялся «пошукать любую свою Ведьмешку». Витя встать отказался.

— Неужели Гекса спрыгнула в море и теперь утонет? — плакала Женя.

Федя утешал своих новых друзей:

— Ошкуя застрели — не потонет. Помните, около айсберга медведица не тонула. Жиру много, вот она и легче воды. Плывет Гекса.

— Но она захлебнется, умрет с голоду, — беспокоилась Галя.

— До льдов бы добраться, — задумчиво продолжал Федя.

— Льды далеко, миль за сто, — напомнил Алеша.

— Ой, не доплывет! — принималась плакать Женя. — А выберется на лед, кто ее кормить будет сгущенным молоком?

Федя рассказывал:

— У медведей обычай. Встретит медведица медвежонка — усыновит…

Дети уныло смотрели в иллюминатор каюты, то и дело закрывающийся зеленой стеной. Больше всего на свете они хотели бы сейчас увидеть льдину. Но льдов не было.

Шторм не стихал. Казалось, что море изрезано холмами, вершины которых покрыты снегом. Снег этот вскипал, исчезал и снова появлялся на пенных гребнях косматыми гривами, а холмы двигались. Издали они походили на застывшие зубцы.

Пропажа медвежонка неожиданным образом сказалась на юных путешественниках. Всех ребят, кроме Феди, охватило безразличие, они даже перестали выбегать на палубу, к борту.

Тогда-то капитан и спустился к ребятам в каюту. Все они лежали на койках, лицами вниз. Только Федя был на палубе. При виде капитана Алеша и Денис, лежавшие на верхних койках, сели, свесив ноги.

Капитан поднял упавший стул и поставил его рядом с койкой Жени.

— Вот что, ребята. Задание.

— Ой, плохо, Григорий Иванович, — пожаловалась Женя.

— Штормяга разыгрывается, — продолжал капитан. — Пассажиры полегли. А морская болезнь… только поддайся ей — пропадешь. Должны вы мне помочь.

На корабле было объявлено, что сегодня, несмотря на шторм, состоится концерт юной пианистки Жени Омулевой. Пассажирам, в каком бы состоянии они ни находились, капитан настойчиво советовал прийти в кают-компанию.

Незаурядной для своих лет пианисткой Женя стала благодаря деспотическим и честолюбивым заботам матери, которая сама, натрудив когда-то руку, так и не стала виртуозом. С пяти лет талантливая девочка, послушная и усердная, познала тяжесть музыкальной муштры.

Жене не раз приходилось участвовать в концертах, но никогда не чувствовала она себя такой жалкой и беспомощной, как в этот штормовой день. Галя взяла на себя заботу о подружке: наряжала, причесывала ее, завязывала большой бант. От этого и ей самой стало легче. Алеша, Денис и Федя отправились в кают-компанию занимать места. Витя громко стонал, уткнувшись в подушку.

В кают-компании и на палубе около открытых иллюминаторов собрались пассажиры и моряки, свободные от вахты. У многих вид был неважный, но сообщение, что какая-то девочка будет давать концерт, подбодрило всех.

Когда Женя, тоненькая, слабая, вошла в кают-компанию, она ужаснулась, — пианино взлетало до уровня второго этажа, потом проваливалось, словно в подвал, но Женя твердо решила играть. Окинув взглядом слушателей, она не смогла разобрать ни одного лица, перед глазами ходили круги, грудь теснило.

Девочка села за инструмент и заиграла.

И сразу что-то изменилось. Она уже не замечала ни взлетов, ни падений пианино. Музыка овладела ею, вытеснив все остальное.

Магическое действие звуков ощутила не только сама исполнительница. Баллада Шопена заставляла забыть о разыгравшемся шторме, сшибающем с ног ветре, а главное, о качке.

Капитан, большой любитель музыки, сам игравший на аккордеоне, сидел ближе всех к юной пианистке, упершись огромными руками в расставленные колени.

Слушатели устроились в креслах, задумчиво полузакрыв глаза, или стояли вдоль стен, широко расставив ноги, привалившись к дубовой обшивке. Это были моряки с обветренными лицами, полярники, кое-кто с отпущенными бородами, все люди простые и мужественные, которые, живя вдали от Большой земли, слушают музыку по радио и, пожалуй, любят ее больше, чем обычные жители материка. Инструмент гремел, как оркестр, звенел и пел, заглушая грохот шторма.

Вошел дядя Саша, наклонился к уху капитана, и капитан тотчас, осторожно ступая на носки поскрипывавших сапог, вышел. Следом за капитаном вышел второй штурман, а потом еще несколько моряков.

Женя подумала, что играет плохо, но в это время накренилась кают-компания. Слушатели начали тесниться к выходу. Женя прикусила губу. Глаза ее наполнились слезами. «Корабль тонет», — решила она.

— Играй, девочка, — сказал в иллюминатор дядя Саша.

Женя приняла его слова как приказ и продолжала играть. Ей было страшно, но гордость не позволяла ей выказать страх. В буфете за переборкой что-то звякнуло, разбилось. Потом все вокруг заскрипело. Женя осталась одна в кают-компании, но мужественно продолжала играть, уверенная, что уже спускают спасательные шлюпки, и ветер ревет в снастях, и волны с грохотом бьют в накренившийся борт…

Через открытые иллюминаторы на палубе слышны были могучие аккорды прелюда Рахманинова.

В кают-компанию вбежал Алеша. Он остановился в изумлении перед Женей. Что-то в ее бледном одухотворенном лице поразило его.

— Мы тонем, да, Алеша? — спросила она сквозь слезы, не прекращая игры.

Тогда Алеша понял, какой подвиг, по существу говоря, совершала эта маленькая пианистка.

— Ты… — взволнованно начал он, — ты как герой, — и он неожиданно для себя чмокнул Женю не то в нос, не то в глаз. — Корабль гибнет, только не наш. Пойдем, — и он потащил ее на палубу.

Ветер обрушился на них, лица сразу стали мокрыми от брызг. Корабль валяло с боку на бок. Он шел теперь не поперек, а вдоль волны. Ребята стояли у реллингов, указывая руками вдаль.

— Корабль на горизонте. Он гибнет! — крикнул Федя.

Пожалуй, это походило на правду. Вдали, над зубцами волн, похожая на маятник заброшенного сюда метронома, из стороны в сторону качалась одинокая мачта. Корпуса судна не было видно.

— Он передавал «SOS»? — в ужасе спросила Жекя.

— Нет… мы слышали его передачу, но он прекратил ее, как только принял наш запрос, — сказал Алеша. — Мы идем к нему на выручку, а он… видишь, пытается уйти…

— Неужели он хочет бежать от нас, скрыться?

— Мы находимся в советских территориальных водах, — многозначительно заметил Алеша.

Неизвестный корабль действительно старался скрыться от «Лейтенанта Седова», но, видимо, с рулевым управлением у него было неладно. Он никак не мог встать против волны. Расстояние между кораблями все уменьшалось.

Узнав о необычайной гонке, Витя, кое-как пересилив себя, тоже выбрался на палубу. Остальные ребята, увлеченные погоней, совсем забыли про качку.

— Почему он уходит? Почему хочет скрыться? Чей это корабль?

Федя сбегал на капитанский мостик и посмотрел оттуда в бинокль.

— Флага нет, — сообщил он ребятам, вернувшись.

Уйти беглецу от «Лейтенанта Седова» было невозможно. У ледокольного корабля, рассчитанного на борьбу со льдами, была куда более сильная машина. И меньше чем через час корабли сошлись в море. Маленькое невзрачное судно уже не пыталось скрыться. Труба и палубные надстройки у него были расположены ближе к корме, как у лесовозов, трюм которых рассчитан на длинные бревна. На носу судна латинскими буквами было написано: «Мони».

— Деньги, — перевел Федя.

— Откуда ты знаешь английский язык? — кисло спросил Витя.

— Федя свободно говорит по-английски, — вместо Феди ответил стоявший с ребятами дядя Саша. — Он выучился на острове. Родители его так хотели… И он дал мне много очков вперед. Ну как, переводчик, не побоишься в шлюпку сесть?

Федя с упреком посмотрел на дядю Сашу, но тот, смеясь, обнял мальчика за плечи и повел с собой.

На штормовую волну спускали шлюпку.

— Она сейчас перевернется, — шептала Женя, зажмурившись.

Галя с бьющимся сердцем наблюдала, как шлюпка ударилась о гребень, подскочила, потом повисла в воздухе, снова ударилась о воду. Галя гордилась Федей, своим товарищем. Он крепко, обеими руками держался за борт шлюпки, напряженный, сосредоточенный. По сравнению с матросами он казался совсем маленьким. Рядом с ним сидели дядя Саша и старпом.

— Винтовку взял, — заметил Витя. — Тогда уж лучше меня надо было, а не Федьку…

— Витя, как тебе не стыдно! Ты не так уж хорошо знаешь английский язык, — укоризненно сказала ему сестра.

— Ерунда! Зато стрелять умею. Медведица знает, как…

Шлюпка подошла к самому борту «Мони». Иностранные моряки покорно сбросили штормтрап. Федя видел, как он то погружался нижними ступеньками в воду, то пролетал мимо борта шлюпки, взвиваясь кверху. Первым за ступеньки ухватился старпом и ловко, как акробат, «на лету» вскочив на лестницу, полез по ней.

— Теперь ты, — скомандовал Феде дядя Саша.

У мальчика сжалось сердце. Он никогда в жизни не пробовал в такое волнение взбираться по штормтрапу. Ведь он пока только мечтал стать моряком, а жил-то всегда на острове.

Федя не боялся упасть в воду и утонуть, — это ему не приходило в голову. Он просто не хотел показаться морякам неуклюжим или трусливым.

Дядя Саша видел, что его питомец один раз уже пропустил пронесшиеся мимо него скользкие ступеньки. Выждав момент, когда штормтрап пролетал мимо шлюпки в следующий раз, он легонько подтолкнул мальчика. Федя рванулся вперед, ухватил мокрую ступеньку и… повис в воздухе. Он хотел поймать ногой другую ступеньку, но не мог. Кто-то схватил его ногу и поставил ее на перекладину. Конечно, это был дядя Саша.

Федя, взволнованный и смущенный, выбрался на палубу.

«Грязная», — подумал он, оглядываясь.

На него смотрели хмурые, небритые лица чужих моряков. Федя приосанился. Над поручнями показалась голова дяди Саши, и Федя сразу заметил его аккуратно расчесанную бороду. «В шлюпке успел», — подумал мальчик. Полярник перепрыгнул через реллинги и, широко расставив ноги, прочно встал на кренящуюся палубу.

— Мистер кэптэн? — вопросительно сказал он, обводя взглядом одинаково одетых в мокрые макинтоши моряков. — Толмедж, — указал он рукой на Федю.

— Как поживаете, сэр? — выступил вперед один из моряков. — Наш капитан просит извинить его. В шторм он всегда читает библию. Он просил также напомнить вам, что мы не просили помощи. Федя перевел. Дядя Саша и сам все понял.

— Вы в советских территориальных водах, — заметил он.

— Мы очень сожалеем, сэр. Наше рулевое управление повреждено. Шторм затащил нас в эти проклятые воды…

Федя гневно взглянул на наглого моряка. Тот осклабился:

— Ветер, сэр. Переведите, бой, что виной всему ветер.

— Переведи, Федя, что ветер все последние дни был северный и северо-восточный, а никак не западный.

Моряк развел руками:

— Проклятый ветер, сэр! Никогда не знаешь, откуда он дует.

— Мы знаем, — ответил дядя Саша.

— Судовые документы, — потребовал старпом.

— Капитан не может вас принять. Как я уже сказал, он читает библию…

— Судовые документы, а не библию! Живо! И откройте трюмы, — скомандовал старпом. — Мы осмотрим их.

Повелительный тон советского моряка, казавшегося богатырем рядом со щуплым иностранцем, произвел на того впечатление. Но он все же пробовал сопротивляться:

— Да, сэр… Но… открывать люки в такой шторм небезопасно. Я ведь только помощник капитана. Право, я не знаю, как сочтет нужным наш капитан. Трюм может залить водой. Я не могу взять на себя такую ответственность…

— Ответственность за судно теперь несу я, — спокойно сказал помор, смотря иностранному моряку в лицо холодными, прищуренными глазами.

— Мы подчиняемся, сэр, — сразу сменил иностранец тон. — Мы всего-навсего норвежское рыболовное судно… нас занесло сюда штормом… мы склонны рассматривать ваше вмешательство как гостеприимство и заранее благодарим вас. Если вы приказываете, сэр, мы откроем люки.

— Александр Григорьевич, вы осмотрите с Федей трюмы, а я отвлеку мистера кэптэна от богоугодных дел. Переводчика не надо, на морском изъяснимся. Приму команду, а потом возьмем буксир с «Лейтенанта Седова».

Помощник капитана «Мони» повел дядю Сашу с Федей к трюму.

Корабль нещадно валяло. На всей его палубе, казалось, не было уголка, куда не доставали бы волны. Вода мчалась по палубе от одного борта к другому, сливалась в море через низкий борт, и тут же судно зачерпывало не меньшую порцию воды.

Люк лишь немного приоткрыли.

— К сожалению, сэр, я очень огорчен… У нас не проведено в люк электричество. Такое упущение… Там темно, сэр, как в душе грешника, а у нас нет переносных фонарей, — раскланивался перед дядей Сашей помощник капитана.

— Скажи ему, Федя, а то я за свое произношение не ручаюсь… скажи ему, что у нас найдется фонарик.

— О'кэй, сэр! — «норвежец» прижал руки к груди. — Я сожалею, но в этот проклятый трюм так неудобно спускаться.

Помощнику капитана пришлось сопровождать своих «гостей» в трюм. Фонарик вырывал из тьмы мокрые бревна.

И вдруг весь трюм залило ярким электрическим светом. Помощник капитана стал скверно ругаться:

— Это опять проклятый паршивец, сын негра и собаки, рыжий Майк! Я набью этому мальчишке глотку его же собственными обезьяньими ушами!

— Чего это он? — поинтересовался дядя Саша.

— Я ругаю этих проклятых бездельников, сэр.

В трюме повреждена электрическая проводка, а кто-то дал ток. Это грозит пожаром судна, сэр…

— Слишком много воды для пожара, — усмехнулся дядя Саша.

Весь трюм был загружен мокрыми бревнами, распространявшими сырой, затхлый запах. Некоторые из них были с характерными закругленными, «обтолканными» краями, напоминая плавник.

— Та-ак, — протянул дядя Саша. — Плавник…

— О'кэй, сэр! — закивал головой «норвежец», слишком часто употреблявший американские словечки. — Обыкновенный, никому не нужный плавник. Надеюсь, вы не осудите это невинное занятие?..

— Невинное?

— О да, сэр! Это никому не нужные бревна… Их вынесло, правда, из ваших рек, но мы вылавливали их в открытом море.

— В советских территориальных водах, — поправил дядя Саша.

— Ах, сэр!.. Это формальность. Ваша страна слишком богата. Что значат для нее эти крохи, которые подбираем мы, бедные моряки! Это такое невинное занятие.

— Это занятие на нашем языке называется браконьерством. Ваш корабль — «морской вор».

Иностранные моряки угрюмо молчали, посматривая на мальчика и полярника.

Глава шестая. У ПОЛЯРНЫХ ВОРОТ

Ледокольный корабль «Лейтенант Седов», ведя на буксире потерявшее управление судно-браконьер «Мони», приближался к мысу Канин Нос. Уже недалеко было Горло Белого моря, эти полярные ворота, открытые в моря Арктики. Арктический рейс заканчивался.

Шторм стихал. Волны шипели где-то внизу, под бортом, в кромешной тьме.

Ночную вахту нес Алеша.

Юные путешественники вызвались дежурить около буксира, наблюдать за тросом, смотреть, идет ли буксируемый корабль следом, и были счастливы, когда капитан разрешил им это. Вахта длилась два часа. Алеша только что сменил Галю. Она немного задержалась, показывая ему луну.

Луна «плясала» в небе. Это было очень странное зрелище. Ветер разогнал тучи. Мелькая в разрывах облаков, луна взлетала, стремительно проносилась мимо мачты, касалась капитанского мостика и снова взлетала, словно мостик этот поддавал ее снизу.

— Знаешь, Алеша, — тоном заговорщика сказала Галя. — Как бы хорошо было нам, ребятам, иметь свой тайный язык!

— Зачем? — удивился Алеша.

— Мы бы говорили между собой… и никто бы нас не понимал. Это был бы наш, арктический язык. Ты слышал, какие красивые слова иной раз говорит старпом? Это поморские слова.

— Какие же?

— Взводень — это волна. Голомянь — открытое море… Порато! В особенности

— порато! Это когда хочешь сказать: здорово, много, сильно…

— Порато, — усмехнулся Алеша.

— Или окаем! Горизонт, значит…

— В языке поморов сохранились древние русские слова, — сказал Алеша.

— Давайте придумаем наш тайный язык.

— Фантазерка! — отмахнулся Алеша.

— Я думала, что именно ты поймешь, — смутилась девочка.

— Я человек реальный.

Галя все не уходила.

— Скажи, ты очень восхищен Женей? Она играла, думая, что наш корабль тонет.

— А ты?

Галя пожала плечами:

— Я очень люблю Женю. А ты?

— Иди спать.

— Хорошо, — согласилась Галя и, вздохнув, понуро пошла на твиндек.

Алеша остался один. Он деловито осмотрел трос, пригляделся к качающемуся огоньку «Мони», прошелся по корме, заглянул вниз, где за винтом бурлила вода, но ничего не увидел. Встал спиной к борту и заметил в темноте приближающуюся маленькую фигурку.

— Все еще не ушла? — примирительно спросил он, думая, что это Галя.

— Это я, — низким голосом отозвался Федя.

Подойдя к Алеше, он уселся на бухту каната.

— Тебе только через два часа, — удивился Алеша.

— Посижу, — ответил Федя.

Федя мог все два часа просидеть молча. И все же это было приятно. Федя с новыми товарищами сходился медленно, но Алеша, по-видимому, был ему ближе всех.

— Давай так, — предложил Алеша. — Расскажем друг другу свою самую главную мечту.

— Давай, — совершенно неожиданно согласился Федя.

Алеша сел рядом со своим малоразговорчивым другом.

— Понимаешь, я специально добился того, чтобы поехать в Арктику. Я тебе расскажу, может быть, ты поймешь. Обычно этого никто не понимает.

— Чего?

— Того, что можно отапливаться холодом.

— Рассмешить хочешь?

— Ну вот, — обиделся Алеша. — Я думал, ты как настоящий друг…

— Ладно. Говори.

— Ты слышал, бывают холодильные машины, которые «делают» холод? Холод — это когда мало тепла. «Делать холод» — это отнимать у тела тепло. В любом домашнем холодильнике электрическая энергия расходуется на то, чтобы в холодильной камере отнять у продуктов их тепло, понизить их температуру. А куда же девается это отнятое тепло? Оказывается, из холодильника вылетает струя нагретого воздуха. Это и есть отнятое у продуктов тепло. Холодильную машину так и называют — «тепловым насосом». Берет тепло на уровне низкой температуры, а поднимает его на уровень высокой температуры. Отнимает тепло у холодного тела, а отдает в виде горячей струи. Тогда появилась идея. Это не я придумал, об этом я в основах термодинамики вычитал: если охлаждать не продукты, а улицу, то холодильная машина все равно отнимет у морозного воздуха тепло и выбросит его вместе со струей нагретого воздуха. Этим можно воспользоваться — построить такие «холодильные печки», которые охлаждали бы наружный воздух, а струю теплого воздуха направляли бы в комнату. Здорово?

— Здорово. Только удивительно.

— Конечно, удивительно! Удивительно, что еще не начали строить такие холодильные печки. Это очень выгодно: ведь они берут совсем мало энергии, а тепла дают много. Я решил сделать такие печки и именно для Арктики, потому что здесь больше нечем отапливаться. Я об этом еще никому не говорил. Только тебе. Я для того и в туристской олимпиаде участвовал, чтобы победить. И самый трудный маршрут выбрал и дневник сделать постарался. И все, чтобы сюда попасть.

— Зачем сюда?

— Так. Посмотреть. У меня большая мечта, Федя. Когда вырастем, может быть, вместе осуществлять будем. Будем, Федя?

— Если на море.

— И на суше и на море. Понимаешь, мы понастроим такую уйму холодильных машин, чтобы всю Арктику отеплить.

— Ну, знаешь…

— А разве ты ни о чем не мечтаешь? Ничего не хочешь добиться? Федя подумал:

— Хочу.

— Скажи.

— Землю Санникова вернуть хочу.

— Как это вернуть? — изумился теперь Алеша.

— Про плавающие острова слышал? Вот и Земля Санникова на огромном айсберге была. Ну и уплыла от нас. Но она еще вернется, вот увидишь, снова приплывет, может быть, когда я уже капитаном буду. Ее еще раз открыть придется. Тогда уж поставим ее на якоря. Земля-то наша, русская, советская… Это я тоже никому не говорил.

— Вот это порато, Федя! Дай руку.

— А то на Земле Санникова, может быть, кто-нибудь аэродромы устроил…

Федя замолчал. Алеша отлично понял, о чем он сейчас думает.

— Жаль Гексу, — переменил он тему разговора.

Федя не ответил.

— Смотри, как буксир провисает. Волны за него задевают.

Федя молчал.

— Плыла бы наша Гекса, за канат ухватиться бы могла.

Снова Федя не ответил. Алеша напряженно вглядывался в темноту за кормой.

— А если бы в море мы увидели Гексу, ты бы спрыгнул, Федя?

— Со спасательным кругом спрыгнул бы. Веревку к нему привязать.

— Я бы тоже спрыгнул, — решил Алеша. — Слушай, что это? Про Гексу говорим, а мне уже кажется, что она за канат ухватилась. Видишь?

Федя тоже вглядывался в темноту, где канат почти касался гребней волны.

— Вроде ползет кто-то по канату, — хрипло сказал он.

— Федя, беги, поднимай ребят. А я к капитану, докладывать. Ведь моя вахта…

Алеша, балансируя, помчался по мокрой палубе, а Федя — по трапу вниз, в каюту. Как ни казалось невероятным Алешино предположение, Федя почему-то представил себе, что так оно и было. Он шквалом влетел в каюту:

— Гекса! Гекса висит на канате! Скорее! Одевайтесь… Может, спасем.

Ребята вскакивали, ничего не понимая. Женя заплакала от радости. Денис деловито одевался. Витя накрыл ухо думочкой, захваченной из дому.

Федя побежал поднимать дядю Сашу. Галя и Денис прибежали на корму первыми.

— Я вижу! — прошептала Галя. — Гекса уже на самой середине каната… ее окатывает водой…

— То ж не она, то он, — сказал Денис.

— Кто он? — заволновалась Женя.

— Не Ведьмешка, а чоловик.

Существо, передвигавшееся по буксирному канату, как муха по проводу, действительно скорее всего было человеком. Волны обдавали неизвестного водой и пеной, могли каждое мгновение смыть его в море. Неизвестный уже миновал середину каната и теперь медленно поднимался к корме ледокола. Ребята напряженно следили за ним. Вдруг тот, видимо обессилев, застыл на месте, раскачиваясь над волнами. Ребята кричали ему, но он не отвечал.

— Он сейчас сорвется… сорвется… Что делать? — без конца повторяла Женя.

Появилась Галя со спасательным кругом.

— Привязать веревку, — командовал уже вернувшийся Алеша. — Я сейчас сбегаю за ней.

Денис, ничего не говоря, скинул с себя меховую куртку и, поплевав на руки, стал перелезать через поручни на буксирный канат Девочки испуганно прижались друг к другу, даже не пытаясь остановить Дениса. Денис, вися спиной вниз, перебирая руками и ногами по тросу, ловко полез навстречу остановившемуся незнакомцу.

Прибежал Алеша с линем и ахнул, увидев Дениса на канате. Сначала Алеша заметался по корме, потом привязал веревку к спасательному кругу, надел этот круг на себя и перелез через реллинги, готовый каждое мгновение спрыгнуть в море.

Денис добрался до незнакомца. По сравнению с рослым ремесленником тот казался совсем маленьким. Денис повис над водою на одних руках и стал коленом подталкивать незнакомца в спину. Тот понял маневр своего спасителя, подтянулся, прижался к тросу, скрестив над ним руки и ноги. Руки Дениса держались за канат, касаясь головы незнакомца, ноги же болтались в воздухе. Денис стал раскачиваться, стараясь зацепиться ногами за трос так, чтобы маленький человечек оказался защищенным снизу телом Дениса. Наконец это удалось ему. Прижавшийся к канату незнакомец ощущал спиною грудь Дениса. Вися на вытянутых руках и ногах, зацепившись за канат лишь носками ног, Денис, может быть, не столько защищал спасаемого от падения, сколько внушал ему уверенность в безопасности.

Почувствовав сильного товарища, висящего под ним, незнакомец стал осторожно двигаться по канату. Денис повторял его движения. Передвигались оба неуклюже и медленно. Но все ближе были они к корме ледокола.

И вот маленькие, но цепкие руки впились в них. Девочки и Алеша помогли Денису и неизвестному мальчику — да, это был мальчик! — выбраться на палубу.

В первый миг он показался хрупким, мокрым и жалким. Но он был лишь мал ростом и вовсе не младше своих спасителей. Дрожа от холода, а может быть, и от страха, он смешно подпрыгивал то на одной, то на другой ноге, словно хотел, чтобы вылилась вода из ушей. Внезапно перестав прыгать, он ткнул себя пальцем в грудь.

— Майк, — назвал он себя и погрозил кулаком в сторону покинутого им судна «Мони».

Ребята переглянулись.

Незнакомый мальчик схватил Дениса за руку и поднял ее, как судья на ринге.

— Чемпион! — возвестил он.

Денис со смехом сгреб паренька в охапку:

— Отогреть его треба, одежонка на нем дюже мокрая да поношенная.

— Правильно, — подтвердил голос дяди Саши. Вместе с бегавшим за ним Федей и капитаном он подошел сейчас к ребятам.

— Прежде чем мы расспросим обо всем мальчугана, пусть действительно отогреется и придет в себя.

Капитан, потрепав мальчишку по затылку, позволил отвести его на твиндек.

Ребята потащили беглеца с «Мони» в свою каюту. Беглец оказался рыжим. Лицо его было усеяно веселыми веснушками, нос торчал пуговкой. Он был совсем как наши обычные мальчишки, и невозможно было поверить, что он иностранец.

Ему предложили надеть Витин костюм. Костюм был велик, он почти утонул в брюках, но тем не менее с удовольствием натянул на себя еще и рубашку.

Витя проснулся и сел, закутавшись в одеяло. Ему наперебой рассказывали о «беглеце».

— Привели шпиона да еще мои штаны ему отдали, — недовольно проворчал он.

Меж тем иностранец уже огляделся. Его озорные глаза беспокойно бегали. Внезапно он выхватил из кармана своих развешанных для просушки брюк-гольф пеструю связка ярких перьев, которые оказались головным убором индейского вождя. В следующее мгновение рыжий мальчишка ухватился за Витино одеяло и стащил его с Вити. Девочки завизжали. Рыжий бесенок быстро напялил на свою копну волос индейский головной убор, задрапировался в одеяло и стал отплясывать воинственный танец шайонов. Ребята хохотали. Витя готов был лопнуть от возмущения, безуспешно пытаясь ухватить край своего одеяла. Пляска сопровождалась резкими выкриками. Развеселившиеся ребята ладонями хлопали в такт диким телодвижениям «индейца». Казалось, невозможно было остановить этот мечущийся по каюте огненный вихрь.

Успокоила Майка Галя, которая открыла банку сгущенного молока и предложила его «гостю» вместе с хлебом. Мальчик остановился и в одно мгновение измазал сгущенным молоком всю свою веснушчатую физиономию. Витя воспользовался случаем, чтобы отнять свое одеяло.

Уничтожив все предназначавшиеся для Гексы запасы, рыжий бесенок указал в сторону Феди:

— Толмедж, — вероятно, он видел его на борту «Мони». — Это я зажег электричество в трюме. Захотелось посмотреть на русских.

— Почему помощник капитана «Мони» скрыл, что в трюме есть электричество?

— Наверное, боялся, что я попадусь вам на глаза.

— Разве надо было прятать кого-нибудь из команды?

— Я заяц, океанский заяц! — гордо заявил мальчишка.

Ребята хором потребовали объяснений.

Маик, или Майкл Никсон, переводил Федя, пробрался в трюм «Мони» в Нью-Йоркском порту, решив удрать от своей тетки, на попечении которой остался после ареста отца.

— Ханжа и скряга, — сообщил о ней Майк. — Я решил путешествовать.

Для своего «кругосветного» путешествия Майк выбрал самое невзрачное судно, которое попалось ему в гавани. Он решил, что на нем будет легче договориться с командой. После того как начало качать, Майк еще долго не вылезал из трюма, наполненного старыми мокрыми бревнами. Боялся, что его пересадят на встречный корабль. Однако опасения «океанского зайца» были напрасны. Судно «Мони» за все время пути не повстречалось ни с одним кораблем. Более того, оно не зашло ни в один порт, где можно было бы высадить мальчика на берег.

— Врет, — заявил Витя. — Так не бывает.

Федя переспросил Майка.

Американский мальчик закивал головой.

— Он говорит, что судно «Мони» все время курсировало вдоль какого-то меридиана… он не знает какого…

— А где их взяли на буксир?

— Он говорит, что был очень удивлен, узнав, что корабль курсирует в русских водах.

— А бревна они где вылавливали? — настаивал Витя.

— Он говорит, что они не вылавливали никаких бревен.

Витя победоносно оглядел всех.

— Бревна они привезли из Нью-Йорка. Он это хорошо знает, потому что на его обязанности было поливать эти бревна водой из шланга, чтобы они всегда были мокрыми.

Лицо рыжего мальчика стало напряженно серьезным. Он вслушивался в слова перевода, в непонятные ему реплики Вити.

— Новый барон Мюнхгаузен, — плюнул от возмущения Витя. — Рыжий и прожорливый.

«Барон Мюнхгаузен» оказался понятием международным. Мальчишка вскочил с койки и, сжав кулаки, стал надвигаться на Витю.

— Но, но, но! Снимите очки, сэр! — закричал Витя, отодвигаясь в глубь койки. — Пусть лучше объяснит, зачем они поливали бревна, когда всем известно, что их надо сушить?

— Он говорит, что не знает зачем. Ему так велели.

— А зачем перелез на наш корабль?

— Он говорит, что его отец всегда был за сближение с Россией и ему захотелось посмотреть русских.

— А где его папа и мама? — спросила Женя.

Майк матери не помнил, а отец умер в тюрьме.

Ребята переглянулись.

— Ничего не разумею, — признался Денис.

— Чего ж тут разуметь, — фыркнул Витя. — Шпион. Отводит глаза. Подослали уверить наших, будто корабль браконьерством не занимался, а привез бревна из Нью-Йорка.

Открылась дверь каюты. Вошел дядя Саша.

— Ну как? Познакомились? Или… подружились? — улыбаясь в бороду, спросил он.

— Со шпионами не дружим, — буркнул Витя.

— Вот как!

— Витя имеет в виду, что бревна… так говорит мальчик… бревна не вылавливали, а везли из Нью-Йорка, — тоненьким голоском заговорила Женя.

Дядя Саша проницательно посмотрел на беспокойно вертящегося Майка.

— Мне не хочется верить, что он нехороший, — продолжала Женя.

— И я не верю, — подтвердил Федя. — Он же моряков «Мони» на чистую воду выводит.

— Ну что ж, разберемся. Пойдем, коман, бой! И ты, Федя, пойдешь с нами к капитану.

— Его зовут Майк, — напутствовала встревоженная Галя.

— Я сейчас оденусь, — говорил Витя. — Я пойду к капитану и докажу все. Дедуктивный метод… Цель и причина…

Галя и Алеша вышли, не слушая рассуждений «детектива». Общее чувство объединяло сейчас мальчика и девочку. Галя, мечтательная, склонная всюду видеть романтическое, всем существом своим хотела, чтобы Майк оказался хорошим. Она всегда предпочитала действовать. И сейчас она решила «спасти» Майка, доказать его невиновность. Из всех ребят, по мнению Гали, сделать это мог лишь один Алеша. Она считала его мальчиком пылким, благородным, справедливым. Она преклонялась перед его изобретательностью и была уверена, что он, умеющий изобретать, придумывать, может проникнуть и в любую тайну. Девочка позвала Алешу на палубу, чтобы попросить его «разгадать» тайну «Мони» и спасти Майка.

Алеша любил решать сложные задачи. Он мог с непостижимым упорством сидеть над шахматным этюдом и не отступал, пока не добивался своего, не находил решения. Не было алгебраического примера, с которым бы он не справился. Открыть загадку «Мони», обелить славного рыжего паренька Алеша хотел не меньше Гали. Она просто угадала в нем это желание. Она часто угадывала его мысли.

Мальчик и девочка держались за руки. Так было лучше. Они помогали друг другу устоять на ногах. Палуба накренялась, становилась крутой, как скат крыши. Ноги скользили, легко было упасть. В небе подпрыгивала луна. Галя смотрела на нее, вспоминала свою последнюю вахту.

— Надо понять, зачем он пришел к нам, — сказал Алеша.

— Судно подозрительное, — отозвалась Галя.

— Почему оно в море избегало встреч? Почему не заходило в порты? — продолжал спрашивать, словно сам себя, Алеша.

Гале казалось, что луна подскакивает всякий раз, как Алеша задавал себе вопрос.

— О каком меридиане говорил Майк? Зачем выдавать себя за браконьеров?

— Не понимаю, — призналась Галя.

— Знаешь, о чем я подумал? Преступники часто ведь так делают. Сознаются в мелком, а настоящее преступление утаят, чтобы в крупном их уже не заподозрили. Бревна вылавливать — это еще не такое большое преступление. Почему бы и не признаться в этом? Как ты думаешь, Галя?

Галя крепко сжала Алешину руку.

— Значит, должно быть еще что-то большое… опасное?..

Снова в небе взвилась луна и исчезла за облаками.

Глава седьмая. ЗА НИМИ БУДУЩЕЕ!

По Маймаксе, неширокой протоке Северной Двины, шли корабли. Один из них вел другой на буксире. Оба они отвесными бортами возвышались над береговыми домиками. И когда домики были рядом, под самым их бортом, корабли казались действительно огромными.

На «Лейтенанте Седове» заканчивалась уборка. Веселые водяные струи разбивались о палубу, рассыпались брызгами. Дюжий матрос в резиновых сапогах орудовал шваброй, как косой на лугу. В широком размахе летала она от переборок до борта. Денис и Федя, помогая команде, надраивали поручни, Алеша гордо держал рвущийся из рук брандспойт, направляя шипящую струю.

На грязном судне «Мони» все было безжизненно. Никто не принаряжал корабль, не заботился о его внешнем виде.

Встречные пароходы и катера — они соблюдали «правила уличного движения», шли по правой стороне протоки — приветствовали «Лейтенанта Седова» гудками.

Корабли вошли в Северную Двину. После узкой протоки здесь снова повеяло морским простором. Слева показались приземистые склады. На десятки километров тянется нескончаемый порт, вдоль него — город Архангельск.

Корабли отдали якоря и встали на рейде напротив центральной части города. На «Лейтенанта Седова» вернулся старпом, командовавший судном «Мони».

Вид у него был усталый. Почти двое суток он не смыкал глаз, не доверяя чужой команде, и теперь направился прямо в свою каюту, чтобы как следует выспаться. Витя увязался за своим другом. Захлебываясь от гордости, он рассказывал о том, как «они с Денисом помогли американскому мальчишке перебраться по канату с „Мони“ на ледокол».

Старпом, засыпая на ходу, рассеянно слушал Витю и кивал головой.

— Да, а ведь у нас пропала Гекса, — вспомнил вдруг Витя.

Сонливость со старпома как рукой сняло.

— Эх, вы, не уберегли, как же это? — с укором сказал он и открыл дверь каюты. На его койке сидел белый медвежонок и блестящими глазенками смотрел на вошедших.

Витя даже попятился. Старпом рассмеялся, сел на койку и стал ласкать Гексу. Моряк и медвежонок уже давно подружились. Гекса привязалась к старпому даже больше, чем к ребятам, слишком ее тормошившим. Этой привязанностью и объяснялось ее появление в каюте моряка. Повернув задвижку, как научил ее Витя, Гекса во время шторма выбралась из клетки и пошла разыскивать своего друга, старпома. Он был на вахте, но Гекса нашла его каюту по запаху. Дверь каюты открылась при качке, а потом снова захлопнулась. До отъезда на «Мони» старпом так и не заглянул к себе и поэтому не обнаружил беглянку. Медвежонок остался в каюте, забравшись на койку, как это он часто делал при хозяине. А искать Гексу в запертой каюте старпома никому не пришло в голову.

Витя помчался к ребятам.

— Я нашел Гексу! Я нашел Гексу! — кричал он.

Радость этого известия была несколько омрачена предстоящим расставанием с Майком, которого ребята успели полюбить за веселый, озорной нрав. Маленький американец был уже готов съехать на берег и уныло сидел на койке Дениса.

Ребята побежали смотреть Гексу. Денис тоже хотел пойти, но Майк удержал его. Они остались вдвоем. Майк, видимо, хотел сказать своему спасителю что-то очень важное. Он быстро и выразительно говорил, жестикулировал, даже изображал гудящий самолет, но понять Денис ничего не мог.

Майк все повторял слово «Мони», потом, растопырив руки, как крылья, накреняя их, словно при вираже, имитируя при этом рев пропеллеров, показывал, как самолет делает круг. Денис напряженно морщил лоб «Судно „Мони“? Какой-то самолет? Кружил он, что ли, над „Мони“?»

Майк продолжал тараторить.

— Ничего не разумею, — вздохнул Денис.

В каюту к ребятам заглянул матрос и сказал, что Майка ждут. Денис с Майком вышли обнявшись. Майк подмигивал Денису, как заговорщик. Тот кивнул головой. Маленький американец успокоился, решив, что Денис наконец-то все понял, но это было совсем не так.

Денис беспокойно озирался. Нужен был переводчик. Но ни Феди, ни других ребят не было. Они увлеклись медвежонком, не подозревая, что Майк уже уезжает. Денис хотел сбегать за ними, но Майк что-то зашептал ему на ухо и не отпустил от себя. Потом ловко, как обезьянка, спустился по штормтрапу на катер.

Шумно загалдели детские голоса. Это прибежали опоздавшие ребята. Они кричали Майку прощальные слова, девочки посылали ему воздушные поцелуи. Он приветно махнул рукой, стоя на корме. Ветер трепал рыжие волосы. Лицо его широко улыбалось.

За кормой катера бурлила вода, оставляя пенный след.

Ребята видели, как сходили иностранные моряки на берег.

Денис повел Алешу и Федю на ют, место всех их сборищ. Он сокрушенно рассказал о странном прощальном разговоре с Майком. Федя заволновался, когда речь зашла о самолете.

Алеша испуганно заглянул ему в лицо. Федя овладел собой, нахмурился:

— Может быть, он про тот самый самолет говорил…

— Какой самолет? — живо спросил Алеша.

Федя отвернулся, ответил хрипло:

— Ну тот… тот, что на нашем острове разбился…

Лицо Алеши озарилось. Увидев это, Денис укоризненно качнул головой: хорошо, Федя отвернулся.

У Алеши что-то рвалось наружу. На сияющем взволнованном лице его можно было прочесть: «Сказать сейчас, сказать ли?»

Подошли девочки и Витя. Федя был снова, как всегда, сдержан, спокоен.

— Ребята, — сказал Алеша. Потом, обращаясь как будто к одной лишь Гале, добавил: — Кажется, тайна «Мони» открыта.

— Кем? — одними губами спросила Галя.

Алеша колебался лишь мгновение, потом решительно ответил:

— Федей.

Федя удивленно уставился на Алешу. Какую он открыл тайну?

— Слушайте, слушайте, ребята! — быстро заговорил Алеша. — Помните, как много непонятного было в рассказе Майка о «Мони»? Везли зачем-то бревна из Нью-Йорка… плавали вдоль какого-то меридиана в советских водах… А теперь Майк рассказал Денису самое важное, самое главное…

— Что же, что? — торопила Галя.

— Про самолет… про самолет, который делал круг над «Мони».

— Как же он мог рассказать Денису, когда тот по-английски ни бум-бум? — усмехнулся Витя.

— А потому, что, кроме иностранных языков, есть еще… — Алеша запнулся,

— ну, детский язык, что ли… международный… Майк показал Денису, как самолет кружил над «Мони». И теперь мне все понятно.

— Мне по крайней мере ничего непонятно, — упирался Витя.

Алеша тряхнул головой. Он любил спорить, умел спорить, голос его тогда звенел, логика доводов была несокрушимой. Обычно Витя был его постоянным противником. Схватились они и теперь.

— Да, все понятно. «Мони» имело особое задание. Судно должно было курсировать в советских водах вдоль меридиана, который проходит через Северный полюс.

Витя презрительно хмыкнул.

— Чтобы отвлечь подозрение, на случай встречи с советскими судами, команда «Мони» решила прикинуться браконьерами, вылавливающими бревна. На самом деле они этим не занимались, а захватили бревна с собой. Помните, Майк должен был поливать их; словно они только что вытащены из воды?

— Это еще не факт, — твердил Витя. — Майк мог все наврать. И напрасно Алеша Карцев превращается в пламенного барристера, адвоката морских пиратов, и пытается их выгородить.

— Выгородить? — возмутился Алеша. — Их не выгораживать, а загораживать надо. Хочешь знать, что такое «Мони»?

— Умираю от любопытства.

— Это плавучий радиомаяк.

— Ох, ты! Это зачем же?

— Судно «Мони» проникло в Баренцево море и давало радиопеленг самолетам, которые перелетали прямо через Северный полюс. Понимаешь? Вот почему один из них… опознавательные знаки-то замазали!.. сделал над «Мони» круг и полетел обратно…

— Не долетел, — мрачно вставил Федя.

— До Северного полюса самолеты шли по радиомаякам знаменитого айсберга… нашли такой огромный айсберг, который крутится на одном месте… Только это не айсберг, а Земля Санникова, которая туда уплыла. Об этом Федя еще давно догадался. Оттуда самолет и поднялся. Ну вот, а после полюса им нужен был радиомаяк в наших водах. Понятно?

— Нет доказательств, — упрямился Витя. — На судне не нашли никакой специальной радиоаппаратуры.

— Станут они тебе ждать. Они ее утопили, как только «Лейтенант Седов» пустился в погоню, — так и резал ответами Алеша.

— Мальчики, надо сейчас же рассказать об этом дяде Саше, — предложила Женя.

— Алеша, ты… ты… — так и не смогла выговорить ни слова Галя.

Женя порывисто отвернулась. Слезы брызнули у нее из глаз.

— Ты чего? — искренне удивился Витя.

Женя не смотрела на брата.

— Мне стало жалко Фединых папу и маму… — сказала она. — Ну, не приставай… не надо…

Через полчаса дядя Саша докладывал ребячью гипотезу капитану, который с кряхтеньем облачался в парадный китель, чтобы съехать на берег.

— Любопытно придумано, занятно! — заявил капитан, с хитрецой поглядывая на гидролога. — Учесть, конечно, и такую догадку надобно. Вчера оно могло бы показаться именно так. Холодная война, провокация… ненависть… и все прочее, что людей разделяло… А по мне, лучше бы и не так оно все было!.. Скажем, бревна просто ловили. И, пожалуй, полезнее не назад, а вперед заглядывать… в Завтра. А коли так, то дружба ребят с маленьким американцем куда ценнее. Всем им жить в будущем: и нашим и американцам… И чтоб не плавали в морях ни браконьеры, ни тайные маяки!..

— Да, им жить в будущем, — повторил гидролог.

— Хоть бы глазком заглянуть в это Завтра, — подмигнул старый капитан и одернул свой китель с шевронами на рукаве. — Поезжайте, Александр Григорьевич, на вокзал… Передайте ребятам благодарность за образцовое путешествие и проводите их…

— В будущее, — подсказал дядя Саша.

Старик крепко пожал полярнику руку.

Оба они вышли на палубу, чтобы опуститься на катер, который сначала доставит капитана на берег, а потом гидролога на ту сторону Двины, к вокзалу.

…На перроне — оживление, сутолока, беготня. А вон и ребята! Стоят кучкой около вагона и галдят на всю платформу. Конечно, и Федя с ними, провожает своих товарищей, первых в жизни. Ребята увозят с собой меховые куртки, полученные от капитана. Жарко им в мехах, а снять не хотят. Еще бы! Они выглядят на перроне такими заправскими полярниками.

— Дядя Саша! Дядя Саша! — Ребята увидели Александра Григорьевича, окружили его.

Все, все тут!.. Рослый Денис совсем парнем стал за этот рейс. Толстый, румяный Витя, честное слово, еще больше потолстел!.. Вот Алеша, тот похудел и заметно вытянулся. Глаза у него прежние, яркие. Девочки, черненькая и беленькая. Обе мечтательницы, но для одной романтика в борьбе, победе, подвиге а для другой — в красоте и поэзии, в красках и звуках… Вот и Федя! Он один «помолодел», если о нем так можно сказать. Стал разговорчивее и что-то детское, еще недавно дремавшее, проснулось теперь в нем. Останется в Архангельске, будет учиться в мореходке.

— Ребята! — скомандовал дядя Саша. — А ну-ка! Построиться!

Ребята охотно выполняют команду. На правом фланге Денис. С ним рядом Алеша, потом Витя, Галя, Федя — все по росту. С краю самая маленькая — Женя.

Пассажиры и провожающие, проводники и носильщики с любопытством смотрят на выстроившихся ребят в меховых куртках, на полярника, принимающего этот «парад юных туристов».

Кто-то мчится по перрону, расталкивает людей. Слышатся недовольные возгласы, замечания. И вдруг рядом с маленькой Женей в строй становится еще один мальчик.

Майк!

Но никто из ребят не выкрикнул его имени, только скосили в его сторону глаза и улыбнулись.

Дядя Саша тоже сделал вид, что так и должно быть.

— Ребята! От имени командования ледокольного корабля «Лейтенант Седов»…

Федя и Женя поменялись местами. Федя быстро переводит Майку слова дяди Саши:

— …объявляю вам от имени командования корабля благодарность за образцово проведенное путешествие и хочу, чтобы в каждом из вас родилась Мечта! И знаю я, приведет вас эта Мечта снова в Арктику.

Раздался свисток кондуктора.

— Вольно! — скомандовал дядя Саша.

Тотчас его окружили, потянулись к нему маленькие руки. Дядя Саша пожимал эти руки и чувствовал, что комок подкатывается у него к горлу и влага застилает глаза.

Ребята один за другим вскакивали на подножку. Девочки уже прильнули к оконному стеклу. Денис, Алеша, Витя теснятся в тамбуре, проводник сердится на них. И Федя вскочил на подножку! Верно, задумал проводить ребят до первой станции. Надо бы остановить его, да не поднимается рука. А из соседнего вагона высовывается рыжая головенка.

Движутся вагоны, идет с ними рядом дядя Саша, все ускоряя и ускоряя шаг. Перегоняют его ребята, мчатся в свой завтрашний день, в день своей Мечты.