Мобильник

1

Тысячи людей стояли на мосту через реку Мистик[32] и наблюдали, как между Коммонуэлс-авеню[33] и Бостонским портом все горит или еще только загорается. Ветер с запада не стихал и оставался теплым даже после захода солнца, а пламя ревело, как в топке, гася звезды. Из-за горизонта поднялась полная и крайне отвратительная луна. Иногда дым закрывал ее, но куда чаще этот выпученный драконий глаз сиял в чистом небе и смотрел вниз, отбрасывая затуманенный оранжевый свет. Клай подумал, что это луна из комикса-ужастика, но ничего не сказал.

Вообще мало кто говорил. Люди на мосту смотрели на город, который так недавно покинули, наблюдали, как языки пламени добрались до дорогих кондоминиумов на набережной и начали их пожирать. Над поверхностью воды неслись, перемешиваясь друг с другом, трезвон и завывания различных видов сигнализации, в основном пожарных и автомобильных, на которые накладывался вой сирен. Какое-то время один, усиленный динамиками, механический голос твердил горожанам: «ПОКИНЬТЕ УЛИЦЫ», потом второй начал советовать: «УХОДИТЕ ИЗ ГОРОДА ПЕШКОМ ПО ГЛАВНЫМ УЛИЦАМ, ВЕДУЩИМ НА ЗАПАД И СЕВЕР». Эти две противоречащие друг другу рекомендации несколько минут конкурировали между собой, прежде чем первый голос («ПОКИНЬТЕ УЛИЦЫ») смолк. А через пять минут угомонился и второй («УХОДИТЕ ИЗ ГОРОДА ПЕШКОМ ПО ГЛАВНЫМ УЛИЦАМ, ВЕДУЩИМ НА ЗАПАД И СЕВЕР») и остались только голодный рев раздуваемого ветром огня да ровный, низкий хрумкающий звук (Клай подумал, что с таким звуком, должно быть, рвутся от жара оконные стекла).

Он задался вопросом, как много людей оказалось в ловушке. Зажатые между огнем и водой.

– Помнишь, ты спрашивал, может ли современный город гореть? – повернулся к нему Том Маккорт. В свете пожара его маленькое интеллигентное лицо выглядело усталым и больным. На одной щеке темнело пятно сажи. – Помнишь?

– Замолчите, пошли, – вмешалась Алиса. Потрясенная тем, что происходило у нее перед глазами, она, как и Том, говорила шепотом. Словно мы в библиотеке, подумал Клай. Но тут же эту мысль перебила другая. Нет… на похоронах. – Можем мы идти? Потому что от всего этого меня мутит.

– Конечно, – кивнул Клай. – Можем, будь уверена. Далеко до твоего дома, Том?

– Отсюда меньше двух миль, – ответил Том. – Но горит, к сожалению, не только позади. – Дорога вела их на север, а он указал направо. Занимающееся там зарево пожара давало примерно тот же свет, что оранжевые натриевые уличные фонари в облачную ночь, только эта ночь выдалась ясной, а фонари не горели. Но по крайней мере из фонарных столбов не поднимались клубы дыма.

Алиса застонала, потом прикрыла рот, словно боялась, что кто-нибудь из тех, кто молчаливо наблюдал за горящим Бостоном, упрекнет ее в нарушении тишины.

– Не волнуйся. – В голосе Тома звучало мрачное спокойствие. – Мы идем в Молден, а горит, похоже, Ривер. И ветер дует так, что Молдену ничего не грозит.

На том и замолчи, мысленно воззвал к нему Клай, но Том его не услышал.

– Пока, – добавил он.

2

Несколько десятков брошенных автомобилей стояли на нижнем уровне моста, компанию им составляла пожарная машина с надписью «ВОСТОЧНЫЙ БОСТОН» на темно-зеленом борту, в которую врезалась бетономешалка (кабины тоже пустовали), но в основном этот уровень принадлежал пешеходам. Только теперь их, наверное, следует называть беженцами, подумал Клай, потом до него дошло, что местоимение «их» он употребил неправильно. Нас. Нас нужно называть беженцами.

Практически никто не разговаривал. В большинстве своем люди стояли и молча смотрели на горящий город. А кто не стоял, шли очень медленно, часто оглядываясь. Потом, когда они приблизились к краю моста (он мог видеть Старый броненосец[34], по крайней мере думал, что это Старый броненосец, стоящий на якоре в порту, пока на безопасном расстоянии от огня), он обратил внимание на одну странность. Многие также смотрели и на Алису. Поначалу у него возникла паранойяльная идея: люди думают, что они с Томом похитили девушку и уводят ее из города с какими-то, известными только Богу, аморальными намерениями. Так что ему пришлось напомнить себе, что эти призраки на мосту через реку Мистик находятся в состоянии шока, их жизнь перевернулась даже круче, чем у тех, кто стал беженцем по милости урагана Катрина[35] (тогда люди получили хоть какое-то предупреждение), и едва ли им в головы могли приходить такие мысли. Большинство настолько ушли в себя, что им было не до моральных проблем. Потом луна поднялась чуть выше и стала светить чуть ярче, и вот тут он все понял: Алиса была единственным подростком. Даже Клай мог считать себя молодым в сравнении с большинством его товарищей по несчастью, беженцев. Большинству тех, кто сейчас стоял, глазея на огромный факел, пылающий на месте Бостона, или медленно шел к Молдену и Дэнверсу, было за сорок, а многие, судя по внешнему виду, имели право на скидки в кафе быстрого обслуживания «У Денни», предоставляемые по достижении «Золотого возраста»[36]. Он видел несколько пар с маленькими детьми, двух-трех младенцев в колясках, но этим присутствие молодых исчерпывалось.

А чуть дальше ему в глаза бросилось кое-что еще: лежащие на дороге сотовые телефоны. Они попадались буквально через каждые несколько футов и целых среди них не было. Каждый то ли раздавили, то ли растоптали, превратив в обломки пластика и переплетение проволочек, уничтожили, как опасных ядовитых змей, прежде чем они смогли укусить вновь.

3

– Как тебя зовут, дорогая? – спросила полная женщина, которая подошла к ним уже на шоссе, через пять минут после того, как они миновали мост. Том сказал, что через пятнадцать минут они подойдут к съезду на Салем-стрит, а его дом находится всего в четырех кварталах от съезда. Добавил, что кот будет страшно рад их видеть, вызвав вымученную улыбку на лице Алисы. Клай еще подумал, что лучше вымученная, чем никакая.

Теперь Алиса с инстинктивным недоверием посмотрела на полную женщину, которая отделилась от в основном молчаливых людских групп и коротких цепочек мужчин и женщин (все они едва отличались от теней, некоторые несли чемоданы, кто-то – пластиковые мешки из супермаркетов или рюкзаки на плечах), которые пересекли реку Мистик и теперь шагали на север по шоссе 1, уходили от огромного пожара на юге, полностью отдавая себе отчет, что еще один разгорается в Ривере, на северо-востоке.

Полная женщина рассматривала Алису с живым интересом. Ее седеющие волосы уложили в парикмахерской аккуратными кудряшками. Она была в очках «кошачий глаз» и в коротком пальто, которое мать Клая назвала бы полупальто. В одной руке несла пластиковый пакет, в другой – книгу. Вроде бы безвредная, ничем не напоминающая мобилопсихов[37] (они не встретили ни одного после того, как покинули «Атлантик-авеню инн», нагруженные тремя пакетами с едой и питьем), но Клай все равно насторожился. Полная женщина вела себя так, словно они на одном из чаепитий, куда люди приходят, чтобы познакомиться друг с другом, а не убегала из горящего города, и такое поведение не тянуло на нормальное. Но с учетом сложившихся обстоятельств, какое тянуло? Он, возможно, перебирал с подозрительностью, но если так, то перебирал с ней и Том. Потому что не отрывал глаз от этой полной, похожей на заботливую мамашу, женщины, и в его взгляде читалось: «А не пойти ли тебе своей дорогой?»

– Алиса, – наконец ответила Алиса, когда Клай уже решил, что девушка отвечать не собирается. Голос звучал как у ученицы, пытающейся ответить на, по ее разумению, хитрый вопрос, по предмету, который для нее очень сложен. – Меня зовут Алиса Максвелл.

– Алиса, – повторила полная женщина, и губы ее сложились в материнскую улыбку, такую же искреннюю, как и интерес к девушке. Эта улыбка ни в коей мере не могла еще сильнее насторожить Клая, но насторожила. – Прекрасное имя. Оно означает «благословленная Богом».

– В действительности, мэм, Алиса означает «королевской крови» или «благородного происхождения», – вставил Том. – А теперь попрошу нас извинить. Девушка сегодня потеряла мать, и…

– Мы все сегодня кого-то потеряли, не так ли, Алиса? – На Тома полная женщина даже не посмотрела. Она пристроилась к Алисе, уложенные в парикмахерской кудряшки подпрыгивали в такт каждому шагу. Алиса смотрела на нее с недоверием и зачарованностью. Вокруг шли другие люди, в основном медленно, иногда – быстро, обычно с опущенной головой, в этой непривычной темноте они действительно мало чем отличались от призраков, и Клай по-прежнему не видел молодежи, за исключением нескольких младенцев в колясках, нескольких малышей постарше и Алисы. Никаких подростков, потому что у подростков обычно были мобильники, как у феи Светлой, которую он встретил у магазина на колесах «Мистер Софти». Или как у его собственного сына, у которого был красный «Некстел» с рингтоном из «Семейки монстров» и работающая мать-учительница. Она сейчас могла быть с ним, а могла быть где…

Прекрати. Не выпускай эту крысу. Эта крыса может только бегать, кусаться и грызть собственный хвост.

Полная женщина тем временем продолжала кивать. А кудряшки прыгали вместе с ее кивками.

– Да, мы все кого-то потеряли, потому что пришло время великой Беды. Это все здесь есть, в откровении Иоанна Богослова. – Она подняла книгу, которую несла, и, разумеется, это была Библия. Вот теперь Клай подумал, что лучше различает блеск глаз толстой женщины за очками «кошачий глаз». И блеск этот говорил не об интересе, а о безумии.

– Так, хватит, игры закончились. – В голосе Тома слышались недовольство (прежде всего собой за то, что позволил толстухе втереться в их компанию и завязать разговор) и тревога.

Толстая женщина не обращала на него ровно никакого внимания. Она гипнотизировала Алису взглядом, и кто мог отогнать ее прочь? У полиции хватало других дел, если она еще существовала. Их окружали только потрясенные, волочащие ноги беженцы, и им не было никакого дела до пожилой безумной женщиной с Библией и в кудряшках.

– Сосуд безумия излился в разум нечестивых, и Город Греха подожжен очищающим факелом Ие-го-вы! – воскликнула толстая женщина. Губы она красила красной помадой. Зубы были очень уж ровными, то есть речь шла не о металлокерамике, а о старомодных коронках. – А теперь вы видите, как нераскаявшиеся убегают, да, истинно так, как черви уползают из лопнувшего брюха…

Алиса зажала уши руками. «Заставьте ее замолчать!» – вскрикнула она, и тем не менее тени-призраки, недавние жители большого города Бостона, продолжали идти мимо, лишь некоторые бросили на них мутный, лишенный любопытства взгляд, прежде чем вновь уставиться на лежащую перед ними темноту, в которой где-то впереди находился штат Нью-Хэмпшир.

Лицо толстухи заблестело от пота, она вскинула Библию над головой, глаза засверкали, парикмахерские кудряшки прыгали и покачивались.

– Опусти руки, девочка, и услышь слово Господа, прежде чем ты позволишь этим людям увести тебя и прелюбодействовать с тобой на пороге открытой двери самого ада! Ибо я видала звезду, сверкающую в небе, и называлась она Полынь, и те, кто следовал за ней, следовали за Люцифером, а те, кто следовал за Люцифером, прямиком направлялись в геенну ог…

Клай ударил ее. В последний момент чуть сдержал удар, но все равно к челюсти приложился от души, почувствовал, как отдача дошла до плеча. Очки толстухи поднялись над крупным носом, но потом вернулись на прежнее место. Глаза за ними лишились блеска и закатились под веки. Колени подогнулись, она начала падать, Библия выскользнула из сжимавших ее пальцев. Алиса, все еще потрясенная и испуганная, тем не менее достаточно быстро оторвала руки от ушей и успела поймать Библию. А Том подхватил женщину под руки. Проделали они все это так ловко, что казалось, заранее согласовали и отрепетировали свои действия.

Клая этот инцидент потряс куда сильнее, чем все, что успело случиться после того, как мир пошел вразнос. Почему толстуха произвела на него большее впечатление, чем перегрызающая шею девочка или размахивающий ножом бизнесмен, большее, чем мистер Рикарди, который надел на голову пластиковый мешок и повесился на люстре своего кабинета, он не знал, но произвела. Он же дал пинка размахивающему ножом бизнесмену, как и Том, но безумство размахивающего ножом бизнесмена вызвал сотовый телефон. А эта пожилая женщина с кудряшками из парикмахерской была всего лишь…

– Господи, – выдохнул он. – Она же просто чокнутая, а я вышиб из нее дух, – и его затрясло.

– Она терроризировала юную девушку, которая в этот день потеряла мать, – сказал Том, и Клай понял, что в голосе коротышки слышится не спокойствие, а экстраординарная холодность. – Ты поступил правильно. А кроме того, старую железную лошадь вроде этой надолго из строя не выведешь. Она уже приходит себя. Помоги мне оттащить ее на обочину.

4

Они уже достигли той части шоссе 1, которую иногда называли Милей чудес, а иногда – Грязным проулком. Если раньше съезды с шоссе встречались редко, то тут шли косяком и вели к винным супермаркетам, дисконтным магазинам одежды, центрам спортивных товаров и дешевым ресторанам с такими названиями, как «Фаддрукерс». Здесь шесть полос движения были если не полностью, то в значительной степени забиты автомобилями, как столкнувшимися, так и просто брошенными, когда водители, запаниковав, хватались за мобильники и сходили с ума. Беженцам приходилось прокладывать сложный путь между застывшими автомобилями, и Клаю Ридделлу они более всего напоминали муравьев, эвакуирующих муравейник, разрушенный ударом сапога какого-то безмозглого человека, проходившего мимо.

Большой зеленый светоотражательный щит с надписью «МОЛДЕН, СЪЕЗД НА САЛЕМ-СТРИТ 1/4 МИЛИ!» стоял у угла низкого розового здания, в который успели забраться грабители. Земля у здания поблескивала осколками стекла, а работающая от аккумулятора охранная сигнализация пыталась издавать какие-то звуки, потребляя остатки запасенной электроэнергии. Клаю хватило одного взгляда на темную вывеску, чтобы понять, что привлекло грабителей сразу после катастрофы: «ВИННЫЙ МАГАЗИН ГИГАНТСКИХ СКИДОК МИСТЕРА БИГА».

Он вел толстуху за одну пухлую руку, Том – за другую, а Алиса поддержала голову что-то бормочущей женщины, когда они усаживали ее спиной к одной из двух стоек щита-указателя. Едва усадили, как толстуха открыла глаза и посмотрела на них затуманенным взглядом.

Том щелкнул пальцами у нее перед глазами, дважды, громко. Она моргнула, потом посмотрела на Клая.

– Вы… меня ударили. – Она подняла руку, коснулась пальцами быстро опухающей челюсти.

– Да, сожа… – начал Клай.

– Он, возможно, сожалеет, а я – нет. – Голос Тома звучал с прежней холодностью. – Вы терроризировали нашу подопечную.

Толстуха засмеялась, но в глазах стояли слезы.

– Подопечную! Как только это не называли, но вот такое слышу впервые. Как будто я не знаю, что такие мужики, как вы, хотите от такой нежной девушки, как она, особенно в такие времена. «И не раскаялись они в прелюбодеяниях своих, содомии своей, в…»

– Заткнись, – оборвал ее Том, – а не то тебе врежу я. И не буду сдерживать удар в отличие от моего друга, которому, я думаю, повезло, и он не вырос среди таких вот набожных Ханн и не знает вашей сущности. Я предупредил – только еще вякни. – Его кулак закачался у нее перед глазами, и хотя Клай уже пришел к выводу, что Том – образованный человек и в обычной жизни не привык махать кулаками, он не мог не почувствовать тревоги при виде этого маленького, но крепко сжатого кулака, который выглядел для него символом надвигающегося века.

Толстуха смотрела на кулак и молчала. По нарумяненной щеке скатилась одна большая слеза.

– Хватит, Том, – подала голос Алиса. – Я в порядке.

Том бросил пластиковый пакет с пожитками толстухи ей на колени. Клай даже не заметил, что Том успел подхватить пакет, когда толстуха выпустила его из руки. Потом взял Библию у Алисы, поднял пухлую, в кольцах, руку женщины, вложил в ладонь книгу, корешком вперед. Отвернулся, потом вновь посмотрел на женщину.

– Том, достаточно, пора идти, – поддержал Алису Клай.

Том его проигнорировал. Наклонился к женщине, которая сидела, прислонившись спиной к стойке указателя. Руками он упирался в колени, и Клаю эта парочка (женщина-толстуха в очках, смотрящая вверх, и очкастый мужчина-коротышка, наклонившийся над ней, упираясь руками в колени) казалась какой-то идиотской пародией на ранние иллюстрации к романам Чарльза Диккенса.

– Мой тебе совет, сестра, – заговорил Том. – Полиция больше не будет охранять вас, как охраняла, когда ты и твои уверенные в своей правоте, ведомые Богом друзья проводили демонстрации у центров планирования семьи и клиники Эмили Кэткарт в Уолтэме…

– Эта фабрика абортов! – Она сплюнула и подняла Библию, словно хотела отразить удар.

Том ее не ударил, но мрачно усмехнулся.

– Я ничего не знаю насчет Сосуда безумия, но, безусловно, безумие бродит по миру в эту ночь. Хочешь, чтобы я выразился яснее? Львы выпущены из клеток, и ты, возможно, скоро выяснишь, что первыми они пожрут болтливых христиан. Сегодня, в три часа пополудни, кто-то отменил ваше право на свободу слова. Считай, что это совет мудреца. – Он посмотрел на Алису, на Клая, и Клай увидел, что верхняя губа под усиками чуть дрожит. – Можем идти?

– Да, – кивнул Клай.

– Вау, – воскликнула Алиса, когда они вновь зашагали к съезду на Салем-стрит, оставляя позади «ВИННЫЙ МАГАЗИН ГИГАНТСКИХ СКИДОК МИСТЕРА БИГА». – Ты вырос среди таких, как она?

– Моя мать и обе ее сестры ничем от нее не отличались, – ответил Том. – «Первая церковь Христа-искупителя Новой Англии». Они видели Иисуса своим личным спасителем, а церковь видела в них своих лохов.

– И где сейчас твоя мать? – спросил Клай.

Том коротко глянул на него.

– На небесах. Если только они не провели ее и с этим. Я вот уверен, что так оно и есть.

5

В нижней части съезда, у знака «СТОП» двое мужчин дрались из-за бочонка пива. Если бы Клаю задали соответствующий вопрос, он бы ответил, что бочонок этот скорее всего позаимствован из «ВИННОГО МАГАЗИНА ГИГАНТСКИХ СКИДОК МИСТЕРА БИГА». Теперь он лежал позабытый, помятый, сочащийся пеной у оградительного рельса, тогда как двое мужчин, оба мускулистые и оба в крови, лупили друг друга кулаками. Алиса тут же прижалась к Клаю, а Клай обнял ее, но что-то в этих драчунах скорее радовало, чем пугало. Оба были злыми, чего там, в ярости, но не безумными. Не то что люди в городе.

Одному из мужчин, лысому, в куртке «Кельтов»[38], удался отменный удар, разбивший противнику губы и уложивший на землю. Когда мужчина в куртке «Кельтов» двинулся на лежащего, тот отполз от него подальше, потом поднялся, продолжая пятиться. Сплюнул кровью. «Бери его, сучий потрох, – выговор у него был бостонский. – Надеюсь, ты им подавишься!»

Лысый в куртке «Кельтов» сделал вид, что сейчас бросится на него, и второй мужчина, развернувшись, побежал по съезду к шоссе 1. Куртка «Кельтов» уже начал нагибаться за своей добычей, когда увидел Клая, Тома и Алису, и тут же выпрямился. Их было трое на него одного, ему подбили глаз, кровь текла по щеке из надорванного уха, но Клай в слабом отсвете пожара в Ривере не видел страха на лице лысого. Его дедушка, подумал Клай, сказал бы, что чует ирландский дух, и, конечно же, вывод этот хорошо согласовывался с зеленым трилистником[39] на спине куртки.

– Чего уставились, вашу мать? – спросил он.

– Ничего… просто проходим мимо, если вы не возражаете, – миролюбиво ответил Том. – Я живу на Салем-стрит.

– Вы можете идти что на Салем-стрит, что в ад, мне без разницы, – пробурчал лысый мужчина в куртке «Кельтов». – Все еще свободная страна, не так ли?

– Сегодня? – переспросил Клай. – Слишком свободная.

Лысый обдумал его ответ и коротко хохотнул, но без особого веселья.

– Что, вашу мать, случилось? Кто-нибудь знает?

– Это мобильники, – ответила Алиса. – Они свели людей с ума.

Лысый поднял бочонок. Управлялся он с ним легко, развернул так, чтобы из пробитой дыры больше ничего не текло.

– Гребаные штуковины. Никогда с ними не связывался. Переходящие минуты[40]. Что за хрень?

Клай не знал. Том, возможно, знал, у него-то мобильник был, но Том промолчал. Наверное, не хотел продолжать разговор с лысым, не самая, между прочим, плохая идея. Клай подумал, что лысый многим напоминает неразорвавшуюся гранату.

– Город горит? – спросил лысый. – Так?

– Да, – кивнул Клай. – Не думаю, что в этом году «Кельты» сыграют на «Флит»[41].

– Да и хрен с ними, – отмахнулся лысый. – Док Риверс[42] даже инвалидов не смог бы тренировать. – Он стоял, наблюдая за ними, с бочонком на плече, по щеке текла кровь. Но теперь воинственности в нем поубавилось, на лице читалась чуть ли не безмятежность. – Идите, куда шли. Но я бы не оставался надолго так близко от города. Станет хуже, пока дело не пойдет на лад. Во-первых, пожаров будет гораздо больше. Вы думаете, все, кто ломанулся на север, не забыли выключить газовую плиту? Я в этом сильно сомневаюсь.

Они двинулись дальше, но тут же Алиса остановилась. Указала на бочонок.

– Он ваш?

Лысый рассудительно посмотрел на нее.

– В такие времена кто знает, чье есть чье, булочка моя. Прошлое тю-тю. Остается только настоящее и, возможно, будущее. Сегодня он мой, а если в нем что-нибудь останется, он, возможно, будет моим и завтра. Теперь идите. Поговорили и будя.

– Счастливо. – Клай вскинул руку.

– Не хотел бы я быть тобой, – ответил лысый без тени улыбки, но тоже вскинул свободную руку. Они миновали знак «СТОП» и перешли на противоположную сторону, как предположил Клай, Салем-стрит, когда лысый крикнул вслед: – Эй, красавчик!

Оба, Клай и Том, обернулись, потом посмотрели другу на друга, их губы разошлись в непроизвольной улыбке. Лысый с бочонком превратился в темный силуэт на поднимающемся к шоссе пандусе. Он мог бы быть и пещерным человеком с дубинкой на плече.

– Где теперь эти психи? – спросил лысый. – Вы же не скажете, что они все передохли, так? Потому что я в это ни хрена не поверю.

– Это очень хороший вопрос, – ответил Клай.

– Ты прав, твою мать, очень хороший. Береги эту маленькую булочку, – и, не дожидаясь ответа, мужчина, который победил в битве за бочонок пива, повернулся и растворился в темноте.

6

– Вот он, – сказал Том десятью минутами позже, и луна вдруг выскользнула из-за дыма и облаков, которые скрывали ее последний час или около того, словно этот коротышка в очках и с усиками дал команду небесному осветителю. Ее лучи, теперь серебристые, а не болезненно-оранжевые и ужасные, осветили дом, темно-синий, зеленый, а может, и серый. Без уличных фонарей определить цвет не представлялось возможным. Одно Клай мог сказать наверняка: дом ухоженный и симпатичный, хотя, возможно, и не такой большой, каким виделся с первого взгляда. Такому оптическому обману, конечно же, способствовал лунный свет, но еще больше – ступени, которые поднимались от аккуратно подстриженной лужайки к единственному на улице крыльцу с колоннами. Слева над крышей высилась сложенная из плитняка труба. Поверх крыльца на улицу смотрело слуховое окно.

– Том, он прекрасен. – Голос Алисы звучал слишком уж надрывно. Клай решил, что причина – крайняя усталость и близость к истерике. Сам-то он не считал дом прекрасным, но, безусловно, выглядел он как дом человека, у которого есть как сотовый телефон, так и все прочие прибамбасы двадцать первого века. Точно так же выглядели и остальные дома этой части Салем-стрит, и Клай сомневался, что многие из их обитателей разделили фантастическую удачу Тома. Он нервно огляделся. Все дома стояли темными – электричество отключилось… и, возможно, пустовали, да только он чувствовал следящие за ними глаза.

Глаза безумцев? Мобилопсихов? Он подумал о женщине во «властном костюме» и фее Светлой; о психе в серых брюках и рубашке с галстуком, превратившимся в лохмотья; о мужчине в деловом костюме, который откусил собаке ухо. Подумал о голом бегуне, протыкающем воздух автомобильными антеннами. Нет, слежка в арсенал мобилопсихов не входила. Они просто бросались на тебя. Но если в этих домах прятались нормальные люди… хотя бы в некоторых… куда тогда подевались мобилопсихи?

Этого Клай не знал.

– Не знаю, считаю ли я его прекрасным, – ответил Том, – но он стоит, где стоял, и мне этого достаточно. Я уже смирился с тем, что, придя сюда, мы найдем дымящееся пожарище. – Он сунул руку в карман и достал брелок с несколькими ключами. – Добро пожаловать, будьте как дома и все такое.

Они двинулись по дорожке, но не прошли и десяти шагов, как Алиса крикнула: «Подождите!»

Клай развернулся, ощущая как тревогу, так и крайнее утомление. Похоже, начал понимать, что чувствуют солдаты, которым приходится сражаться, не зная отдыха. Даже его адреналин, и тот начал уставать. Но позади никого не было, ни мобилопсихов, ни лысого мужчины с кровью на щеке, текущей из надорванного уха, ни даже пожилой толстухи, вещающей об Апокалипсисе. Только Алиса, опустившаяся на одно колено в том месте, где дорожка, ведущая к дому Тома, отходила от тротуара.

– Что там, сладенькая? – спросил Том.

Она выпрямилась, и Клай увидел, что она держит в руке очень маленькую кроссовку.

– Это «беби найк»[43], – ответила она. – У тебя…

Том покачал головой.

– Я живу один. Если не считать Рафа. Он думает, что он – король, но на самом деле всего лишь кот.

– Тогда кто оставил ее? – Взгляд полных удивления, усталых глаз переместился с Тома на Клая.

Клай пожал плечами.

– Кто знает, Алиса. Можешь смело ее выбрасывать.

Но Клай знал, что кроссовку она не выбросит. И это ощущение dеjа vu[44] более всего дезориентировало его. Она по-прежнему держала кроссовку в руке, прижимая к груди, когда поднялась на крыльцо и встала позади Тома, который в темноте медленно перебирал ключи в поисках нужного.

Сейчас мы услышим кота, подумал Клай. Рафа. И точно, кот, который спас Тома Маккорта, приветственно замяукал по другую сторону двери.

7

Том наклонился, и Раф, или Рафер, сокращения от Рафаэля, прыгнул ему на руки, громко мурлыкая и вытягивая шею, чтобы обнюхать тщательно подстриженные усы Тома.

– Да, мне тоже недоставало тебя, – сказал Том. – Ты прощен, можешь мне поверить. – С Рафером на руках он вошел в дом, поглаживая его по голове. Алиса – за ним. Клай переступил порог последним, закрыл дверь, запер, заблокировал замок и лишь после этого догнал остальных.

– Следуйте за мной на кухню, – сказал Том, убедившись, что все в сборе. В доме стоял приятный запах полироли для мебели и, как подумал Клай, кожи – запах, ассоциирующийся с мужчинами, которые живут размеренной жизнью, и совсем не обязательно, чтобы среди составляющих этой жизни были женщины. – Вторая дверь направо. Держитесь ближе ко мне. Коридор широкий, на полу ничего нет, но с обеих сторон столики, а здесь темно, как у негра в шляпе. Сами видите.

– Образно говоря, – вставил Клай.

– Ха-ха.

– Электрические фонарики у тебя есть? – спросил Клай.

– И фонарики, и лампа Коулмана[45], которая еще лучше, но сначала давайте доберемся до кухни.

Они двинулись по коридору, Алиса шагала между двух мужчин. Клай слышал ее учащенное дыхание. Она старалась сохранить хладнокровие в незнакомом месте, но давалось ей это с трудом. Черт, и ему было нелегко. Темнота не позволяла сориентироваться. Даже толика света очень бы помогла, но…

Коленом он ткнулся в один из столов, упомянутых Томом, и что-то на нем задребезжало, готовое разбиться. Клай зажал нервы в кулак, готовясь к грохоту и крику Алисы. В том, что она закричит, сомнений у него не было. Потом задребезжавшая штуковина, ваза или какая-то безделушка, решила, что ей еще рано превращаться в груду осколков, и осталась на месте. Однако они шли очень долго, прежде чем Том подал голос: «Все здесь? Берем вправо».

В кухне было практически так же темно, как и в коридоре, и Клай успел подумать о том, чего ему здесь недоставало, а Тому, должно быть, недоставало еще больше: зеленого свечения электронных часов на микроволновой печи, мягкого гудения холодильника, возможно, света в соседском доме, попадающего на кухню через окно над раковиной и оставляющего блики на кране.

– Вот стол, – раздался в темноте голос Тома. – Алиса, сейчас я возьму тебя за руку. Это стул, чувствуешь? Уж извините, если я говорю так, будто мы играем в страну слепых.

– Все нор… – начала она и тут же вскрикнула, заставив Клая подпрыгнуть. Рука легла на рукоятку его ножа (теперь он считал нож своим), прежде чем он успел осознать, что взялся за нож.

– Что такое? – резко спросил Том. – Что?

– Ничего, – ответила она. – Просто… ничего. Кот. Его хвост… по моей ноге.

– Ох. Извини.

– Все нормально. Так глупо, – добавила она с таким презрением к себе, что Клай поморщился.

– Перестань, Алиса. Не ругай себя. Просто в офисе выдался тяжелый денек.

– В офисе выдался тяжелый денек! – повторила Алиса и рассмеялась. Смех ее Клаю не понравился. Напомнил интонации голоса, когда она называла дом Тома прекрасным. Она сейчас сорвется, и что мне тогда делать? – подумал он. В фильмах впавшая в истерику девушка получает хорошую оплеуху, которая сразу приводит ее в чувство, но в фильмах видно, где находится девушка.

Ему не пришлось бить ее по лицу, трясти или обнимать (с последнего он бы, наверное, начал). Возможно, она услышала звучащую в своем голосе панику, ухватилась за нее, загнала в себя. В ее горле что-то булькнуло, она вдохнула, затихла.

– Садись, – сказал Том. – Ты наверняка устала. И ты, Клай. А я разберусь со светом.

Клай нащупал стул, сел к столу, которого практически не видел, хотя его глаза должны были полностью приспособиться к темноте. Что-то легонько коснулось его брючины. Из-под стола донеслось тихое мяуканье. Раф.

– Ты представляешь? – Он повернулся к едва угадывающемуся в темноте силуэту девушки. Шаги Тома уже затихали. – Старина Рафер только что испугал и меня, – хотя и не испугал, ну совершенно не испугал.

– Мы должны его простить, – ответила Алиса. – Без этого кота Том свихнулся бы, словив Импульс, как и другие. И это было бы ужасно.

– Безусловно.

– Я так боюсь, – призналась Алиса. – Как думаешь, завтра будет лучше, при свете дня? Я насчет страха?

– Не знаю.

– Ты, должно быть, очень волнуешься из-за жены и своего маленького мальчика?

Клай вздохнул, потер лицо.

– Труднее всего примириться с беспомощностью. Мы сейчас живем врозь, знаешь ли… – Он замолчал и покачал головой. Не продолжил бы, если бы она не нашла его руку. Пальцы ее были твердыми и холодными. – Мы с весны живем врозь, но в одном маленьком городе. Моя мать назвала бы наши отношения «соломенной женитьбой». Моя жена – учительница в начальной школе.

Он наклонился вперед, стараясь разглядеть в темноте ее лицо.

– И знаешь, что самое ужасное? Случись все это годом раньше, Джонни был бы с ней. Но в этом сентябре он пошел в промежуточную школу, которая находится в пяти милях от города. Я все пытаюсь понять, успел ли он добраться домой до того, как мир свихнулся. Он и его друзья ездят в школу на автобусе. Я думаю, к трем часам он должен был вернуться домой. И я думаю, что он сразу пошел к ней.

Или достал свой мобильник из ранца и позвонил ей, радостно предположила крыса-паника… а потом укусила. Клай почувствовал, как напряглись его пальцы в руке Алисы, и заставил себя об этом не думать. Но пот все равно обильно выступал на лице и руках.

– Но ты этого не знаешь.

– Нет.

– У моего отца багетная мастерская и художественный салон в Ньютоне. Я уверена, с ним все в порядке, он из тех, кто полагается только на себя, но будет волноваться обо мне. Обо мне и моей… Моей… ты знаешь.

Клай знал.

– Я все думаю, что же он поел на ужин. Я знаю, это бзик, но он совершенно не умеет готовить.

Клай хотел спросить, а был ли у ее отца мобильник, но что-то подсказало ему обойтись без этого вопроса. И он задал другой:

– Ты немного успокоилась?

– Да, – ответила она, пожав плечами. – Если что с ним случилось, то уже случилось, и я ничего не могу изменить.

Лучше бы ты не произносила эти слова вслух, подумал Клай.

– У моего сына есть мобильник, я тебе это говорил? – Собственный голос ему самому напоминал воронье карканье.

– Да, говорил. Перед тем как мы пересекли мост.

– Понятно. – Он кусал нижнюю губу, но заставил себя отпустить ее. – Но он не всегда заряжает аккумулятор. Наверное, я говорил и об этом.

– Да.

– У меня просто нет возможности узнать, как они сейчас там. – Крыса-паника вырвалась из клетки. Принялась бегать и кусаться.

Теперь обе ее руки накрыли его ладонь. Он не хотел сдаваться утешению, которое она предлагала (ему было сложно ослабить хватку, в которой он держал себя, и сдаться на милость ее утешения), но он сдался, думая, что дать для нее важнее, чем для него – взять. Они так и сидели, переплетя руки рядом с подставкой для солонки и перечницы, за маленьким кухонным столом Тома Маккорта, когда Том вернулся из подвала с четырьмя ручными фонариками и коробкой с лампой Коулмана.

8

Лампа Коулмана давала достаточно света, чтобы они могли обойтись без фонариков. Свет был резким и белым, но Клаю нравилась его яркость, которая изгнала из кухни все тени, за исключением их собственных и кота. Все прочие прыгнули вверх по стене, словно украшения на Хэллоуин, вырезанные из черной гофрированной бумаги, и спрятались.

– Думаю, нам нужно зашторить окна, – сказала Алиса.

Том открывал один из пластиковых мешков из кафе «Метрополь» с надписью «ДЛЯ СОБАК» на одной стороне и «ДЛЯ ЛЮДЕЙ» – на другой. Он оторвался от своего занятия, с любопытством посмотрел на нее.

– Почему?

Она пожала плечами и улыбнулась. Клай подумал, что это самая странная улыбка, которую он когда-либо видел на лице девушки-подростка. Алиса смыла кровь с носа и подбородка, но под глазами темнели мешки усталости, а лампа Коулмана обесцвечивала остальную часть ее лица до мертвенной бледности, и улыбка, показавшая узенькую полоску поблескивающих зубов между дрожащих губ, на которых уже не осталось помады, дезориентировала взрослой искусственностью. Он подумал, что Алиса похожа на киноактрису из далеких 1940-х годов, играющую светскую даму на грани нервного срыва. Крошечная кроссовка лежала перед ней на столе. Алиса крутила ее одним пальцем. Шнурки ударялись и постукивали. Клай начал надеяться, что она скоро сломается. Чем дольше ей удалось бы продержаться, тем мощнее была бы разрядка. Она, конечно, чуть-чуть стравила давление, но самую малость. Пока из всех троих в ней накопилось самое большое напряжение.

– Не думаю, что люди должны знать о нашем присутствии здесь, вот и все, – ответила она. Вертанула кроссовку, которую назвала «беби найк». Она вращалась. Шнурки ударялись и постукивали о полированную поверхность кухонного стола Тома. – Мне кажется, это может быть… плохо.

Том посмотрел на Клая.

– Она, пожалуй, права, – согласился с Алисой Клай. – Мне не нравится, что во всем квартале свет горит только у нас, пусть даже окна выходят во двор.

Том поднялся и молча задвинул занавески окна над раковиной.

В кухне было еще два окна, и он задвинул занавески и на них. Направился обратно к столу, потом сменил курс, закрыл дверь в коридор. Алиса вращала перед собой «беби найк». В резком, безжалостном свете лампы Коулмана Клай видел, что кроссовка розово-пурпурная, такие цвета могли понравиться только ребенку. Кроссовка вращалась. Шнурки ударялись и постукивали. Том, хмурясь, смотрел на нее, когда садился, и Клай подумал: Скажи ей, пусть уберет кроссовку со стола. Скажи ей, что не знаешь, где она могла побывать, и не хочешь, чтобы она лежала на твоем столе. Этого будет достаточно, чтобы нервы у нее сдали, а уж потом мы сможем начать бороться с ее истерикой. Скажи ей. Я думаю, она этого хочет. Я думаю, именно поэтому она это делает.

Но Том только достал сандвичи из пакета, с ростбифом и сыром, с ветчиной и сыром, и раздал их. Из холодильника он принес кувшин с ледяным чаем («Еще холодный», – сказал он) и положил коту остатки сырого гамбургера.

– Он этого заслуживает. – В голосе слышались извиняющиеся нотки. – А кроме того, с отключенным электричеством мясо быстро протухнет.

На стене висел телефонный аппарат. Клай снял трубку, исключительно для проформы, на этот раз не услышал даже непрерывного гудка. Телефонная линия была мертва, как… ну, как женщина во «властном костюме», рядом с парком Бостон Коммон. Он сел и принялся за сандвич. Проголодался, но желания есть не было.

Алиса положила свой на стол, откусив три раза.

– Не могу. Сейчас не могу. Наверное, слишком устала. Хочу пойти спать. И хочу избавиться от этого платья. Полагаю, помыться мне не удастся, во всяком случае, как следует, но я готова на все, лишь бы выбросить это гребаное платье. Оно воняет потом и кровью. – Она вертанула кроссовку, которая закружилась рядом с мятой бумагой, на которой лежал ее едва начатый сандвич. – И оно пахнет моей матерью. Ее духами.

Какое-то мгновение все молчали. Клай просто потерял дар речи. Представил себе Алису, скинувшую с себя платье, в белых трусиках и бюстгальтере, с широко раскрытыми, вылезающими из орбит глазами, придающими ей сходство с бумажной куклой. Воображение художника, всегда точное в деталях и всегда готовое услужить, добавило бирки – полоски бумаги[46] на плечах и нижней части ног. «Картинка» получилась шокирующей не из-за сексуальности, а в силу ее отсутствия. Вдалеке, шум едва донесся до них, что-то взорвалось.

Том нарушил молчание, за что Клай мог его только поблагодарить:

– Готов спорить, одна пара моих джинсов отлично тебе подойдет, если ты подвернешь штанины на манер манжет. – Он встал. – Знаешь, я думаю, ты будешь даже очень изящно в них смотреться, как Гек Финн в спектакле «Большая река», поставленном в женской школе. Пойдем наверх. Я приготовлю тебе одежду на утро, а потом отправлю тебя в спальню для гостей. Пижам у меня достаточно, просто море пижам. Тебе нужен «Коулман»?

– Я… думаю, фонарика хватит. Так я могу идти спать?

– Да. – Он взял один фонарик себе, второй передал Алисе. Похоже, хотел что-то сказать насчет маленькой кроссовки, когда она забрала ее со стола, но передумал. Сказал другое: – Ты сможешь и помыться. Воды много не будет, но сколько-то из кранов вытечет даже с отключенным электричеством. Я уверен, мы можем позволить себе набрать раковину воды. – Поверх ее головы он посмотрел на Клая. – В подвале у меня всегда ящик с питьевой водой, так что от жажды мы не умрем.

Клай кивнул.

– Спокойной ночи, Алиса.

– И тебе того же, – рассеянно ответила она, потом добавила, еще более рассеянно: – Приятно было с тобой познакомиться.

Том открыл перед ней дверь. Лучи фонарей заплясали в коридоре. Потом дверь закрылась. Клай услышал их шаги на лестнице, потом над головой. Услышал, как бежит вода. Ждал урчания воздуха в трубах, но вода перестала течь раньше. Раковину, сказал Том, столько воды она и получила. Клай тоже был в пыли и крови, которые ему хотелось смыть (как и Тому, полагал он), но он предположил, что на первом этаже тоже есть ванная, и если Том аккуратен во всем, а в этом, похоже, сомневаться не приходилось, то вода в унитазе наверняка будет чистой. И, разумеется, вода была и в сливном бачке.

Рафер прыгнул Тому на колени и начал вылизывать лапы в белом свете лампы Коулмана. Несмотря на низкое шипение лампы, Клай слышал, как мурлычет кот. Для Рафа жизнь по-прежнему была медом.

Он подумал об Алисе, вращающей крошечную кроссовку, и задался вопросом, может ли пятнадцатилетняя девочка испытать нервный срыв.

– Не глупи, – сказал он коту. – Конечно же, может. Такое случается постоянно. На эту тему каждую неделю снимают фильм.

Рафер смотрел на него зелеными мудрыми глазами и продолжал вылизывать лапу. «Скажи мне больше, – вроде бы говорили эти глаза. – Тебя били, когда ты был р-р-ребенком? У тебя возникали сексуальные мысли о твоей матер-р-ри?»

Оно пахнет моей матерью. Ее духами.

Алиса – бумажная кукла с бирками на плечах и ногах.

«Не говор-р-ри ер-р-рунду, – казалось, читал он в зеленых глазах Рафера. – Бир-р-рки на одежде, не на куклах. Что ты за художник?»

– Безработный художник, – ответил он. – А теперь заткнись, хорошо? – Он закрыл глаза, но от этого стало только хуже. Теперь зеленые глаза Рафера, лишившись тела, плавали в темноте, как глаза Чеширского кота Льюиса Кэрролла: «Мы тут все сумасшедшие, дорогая Алиса». И на ровное шипение лампы Коулмана по-прежнему накладывалось мурлыканье Рафера.

9

Том отсутствовал пятнадцать минут. Когда вернулся, бесцеремонно сбросил Рафа со своего стула и отхватил большущий кусок сандвича.

– Она спит, – сообщил Том. – Переоделась в мою пижаму, пока я ждал в коридоре, а потом мы вместе выбросили платье в мусорное ведро. Думаю, она заснула через сорок секунд после того, как ее голова коснулась подушки. Выбросив платье, она подвела под днем черту, я в этом уверен. – Пауза. – Оно действительно ужасно пахло.

– Пока тебя не было, я выдвинул Рафа в президенты Соединенных Штатов. Его избрали без голосования, на основании всеобщего одобрения.

– Хорошо, – кивнул Том. – Мудрый выбор. И чьим одобрением он заручился?

– Миллионов. Всех, кто еще остался в здравом уме. Они послали мыслебюллютени. – Клай широко раскрыл глаза и постучал себя по виску. – Я могу читать мы-ы-ы-ы-с-с-сли!

Том перестал жевать, начал снова… но медленно.

– Знаешь, с учетом ситуации, это совсем не забавно.

Клай вздохнул, отпил ледяного чая, заставил себя откусить кусок сандвича. Сказал себе, что должен думать о сандвиче как о топливе для тела, если только так и можно доставить его в желудок.

– Да. Пожалуй, не забавно. Извини.

Том чокнулся с ним стаканом, прежде чем выпить чая.

– Все нормально. Я ценю стремление поднять наш боевой дух. Слушай, а где твой портфель?

– Оставил на крыльце. Хотел, чтобы обе руки были свободными, когда мы проходили коридором смерти Тома Маккорта.

– Тогда с ним все в порядке. Слушай, Клай, я сожалею, что все так вышло с твоей семьей.

– Пока не сожалей. – Голос Клая немного осип. – Пока еще не о чем сожалеть.

– Но я рад, что наткнулся на тебя. Вот что я хотел сказать.

– И я могу сказать тебе то же самое. Я понимаю, как важно найти спокойное место, где можно провести ночь. И я уверен, Алиса это тоже понимает.

– Оно спокойное, пока в Молдене ничего не взрывается и не горит.

Клай кивнул, улыбнулся одними губами.

– Пока. Ты взял у нее эту кроссовку?

– Нет. Она улеглась с ней в кровать, как… ну, не знаю, с плюшевым медвежонком. Завтра ей полегчает, если она проспит всю ночь.

– Думаешь, проспит?

– Нет, – ответил Том. – Но если она проснется в испуге, я проведу ночь с ней. Если нужно, в одной кровати. Ты знаешь, я ей не опасен, так?

– Да. – Клай знал, что и он ей не опасен, но понял, о чем толковал Том. – Завтра утром я собираюсь уйти на север, как только рассветет. Возможно, будет неплохо, если ты и Алиса пойдете со мной.

Том задумался, потом спросил:

– А как же ее отец?

– Она же говорит, что он, цитата, «из тех, кто полагается только на себя». И тревожилась она только по одному поводу: что он съест на обед, раз не умеет готовить? Из этого я понял, что его судьба не так уж ее и волнует. Разумеется, мы должны спросить, что она думает по этому поводу, но я бы предпочел оставить ее с нами и не хочу идти на запад, в эти промышленные городки.

– Ты вообще не хочешь идти на запад.

– Не хочу, – признал Клай.

Он подумал, что Том начнет с ним спорить, и ошибся.

– Как насчет этой ночи? – спросил Том. – Ты думаешь, нам нужно организовать дежурство?

До этого момента такие мысли не приходили Клаю в голову.

– Не думаю, что от этого будет какая-то польза. Если обезумевшая толпа ворвется на Салем-стрит, размахивая оружием и факелами, что мы сможем с этим поделать?

– Спуститься в подвал?

Клай задумался. Отступление в подвал казалось ему последним шагом, вариант «Бункер», но его не следовало исключать: гипотетическая обезумевшая толпа могла решить, что в доме никого нет, и проследовать дальше. Все лучше, чем смерть на кухне, предположил он. Возможно, после того, как у нас на глазах пустят по кругу Алису.

До этого не может дойти, сказал он себе, но без должной уверенности. Ты теряешься в гипотетических версиях, вот и все. Сам себя пугаешь. До этого не может дойти.

Да только Бостон сгорал дотла у них за спинами. Винные магазины грабили, а мужчины избивали друг друга в кровь из-за алюминиевого бочонка с пивом. До этого уже дошло.

Том тем временем наблюдал за ним, не мешая делать выводы… и сие означало, что сам Том к этим выводам уже пришел. Раф прыгнул к нему на колени. Том положил сандвич на стол и погладил кота по спине.

– Вот что я тебе скажу. – Клай посмотрел на Тома. – Если у тебя есть пара одеял, в которые я смогу завернуться, почему бы мне не провести ночь на твоем крыльце? Оно закрытое, там темнее, чем на улице. Из этого следует, что я увижу тех, кто приблизится к нему, задолго до того, как они заметят меня. Особенно если придут мобилопсихи. Мне не показалось, что в маскировке они спецы.

– Нет, эти точно подкрасться не сумеют. А если люди зайдут через кухню? Линн-авеню проходит всего в квартале.

Клай пожал плечами, стараясь показать, что они не смогут организовать круговую оборону, да и оборону вообще, не говоря об этом вслух.

– Ладно. – Том откусил от сандвича еще кусок, дал Рафу ветчины. – Но в три часа мы можем поменяться местами. Если Алиса к тому времени не проснется, возможно, она будет спать до утра.

– Давай не будем загадывать, посмотрим, как все пойдет. Слушай, думаю, я и сам знаю ответ, но… оружия у тебя нет, так?

– Нет, – подтвердил Том. – Нет даже баллончика с «Мейсом»[47]. – Он посмотрел на недоеденный сандвич, положил на стол. Когда поднял глаза на Клая, их переполняла печаль. Заговорил тихим голосом, словно собрался поделиться большим секретом: – Ты помнишь, что сказал коп перед тем, как застрелить того безумца?

Клай кивнул. «Эй, дружище, как дела? Я хочу сказать, что с тобой такое?» Этого он не забыл бы до конца своих дней.

– Я знал, что в жизни будет не так, как в кино, – прошептал Том, – но не подозревал, что у пули такая пробивная сила… плюс внезапность… и этот звук, когда содержимое… содержимое его головы…

Внезапно он наклонился вперед, прижимая маленькую руку ко рту. Это движение напугало Рафера, и кот спрыгнул на пол. Из Тома исторглись три глухих горловых звука, и Клай напрягся, приготовившись к тому, что за звуками последует струя блевотины. Ему оставалось только надеяться, что он не начнет блевать сам, но думал, что такое очень даже возможно. Он знал, как близко к этому подошел – от черты, за которой началась бы неудержимая рвота, его отделяло совсем ничего. Потому что он знал, о чем говорил Том. Выстрел, а потом выплеснувшаяся на асфальт мокрая вязкая субстанция.

Но рвоты не последовало. Том взял желудок под контроль, уставился в потолок повлажневшими глазами.

– Извини. Не стоило говорить об этом.

– Не за что тебе извиняться.

– Я думаю, если мы хотим через все это пройти, то должны найти способ отрастить толстую кожу. Я думаю, те, кто не сможет этого сделать… – Он замолчал, потом продолжил: – Я думаю, те, кто не сможет этого сделать… – вновь замолчал и лишь на третий раз сумел закончить фразу: – Я думаю те, кто этого не сделает, могут умереть.

И они посмотрели друг на друга в ярком белом свете лампы Коулмана.

10

– После того как мы покинули город, я не увидел ни одного человека с оружием, – поделился своими наблюдениями Клай. – Поначалу я не смотрел, но потом начал высматривать вооруженных людей.

– Ты знаешь почему, не так ли? Во всей стране, за исключением, возможно, Калифорнии, в Массачусетсе самые строгие законы, оговаривающие владение и ношение оружия.

Несколько лет назад Клай видел на границе штата рекламные щиты, утверждающие то же самое. Потом их заменили другими, сообщающими, что водителю, у которого зафиксировано алкогольное или наркотическое опьянение, первую после ареста ночь предстоит провести в тюрьме.

– Если копы находят в твоем автомобиле спрятанный пистолет или револьвер, скажем, в бардачке, вместе с регистрационным талоном и страховой карточкой, ты можешь угодить за решетку, думаю, лет на семь, – продолжил Том. – Если тебя останавливают, а в кабине твоего пикапа заряженный карабин или ружье, даже в охотничий сезон, ты можешь получить штраф в десять тысяч долларов и два года общественных работ. – Он взял со стола недоеденный сандвич, осмотрел его, положил на место. – Ты можешь иметь пистолет или револьвер и хранить его дома, если ты не преступник, но лицензия на ношение оружия? Возможно, если за тебя поручится отец О’Молли[48] из «Мальчишеского клуба», но не обязательно.

– Отсутствие оружия помогло спасти несколько жизней среди тех, кто ушел из города.

– Полностью с тобой согласен. Эти два парня, которые подрались из-за бочонка пива. Слава Богу, ни у одного не было револьвера тридцать восьмого калибра.

Клай кивнул.

Том откинулся на спинку стула, скрестил руки на узкой груди, огляделся. Его очки поблескивали. Круг света, отбрасываемого лампой Коулмана, был ярким, но маленьким.

– А вот сейчас я бы не отказался от пистолета, – добавил Том. – Даже после того, как увидел, что он может сделать с человеком. И я считаю себя пацифистом.

– Давно ты здесь живешь, Том?

– Примерно двенадцать лет. Достаточно долго, чтобы увидеть, как Молден прошел долгий путь, превращаясь в Говновилл. До конечной точки еще не добрался, но она уже близка.

– Ладно, давай об этом подумаем. У кого из твоих соседей может быть оружие в доме?

Том ответил мгновенно:

– У Арни Никерсона. Он живет на противоположной стороне улицы, в трех домах левее от меня. На бампере «камри» наклейка «НСА»[49] вместе с двумя переводными картинками «желтая ленточка»[50] и старой наклейкой «Буш-Чейни».

– Дальше можно ничего не…

– И две наклейки «НСА» на пикапе, к которому он цепляет домик-прицеп в ноябре и отправляется на охоту в твою часть света.

– А мы счастливы получить деньги, которые он платит за лицензию на право охоты в нашем штате, – сказал Клай. – Давай завтра вломимся к нему в дом и заберем оружие.

Том Маккорт посмотрел на него, как на сумасшедшего.

– Этот человек – не параноик, как некоторые типы из народной армии в Юте, я хочу сказать, он живет в Налогочусетсе, но у него в доме стоит охранная сигнализация с табличками на лужайке «ХОЧЕШЬ ИСПЫТАТЬ СВОЮ УДАЧУ, ГОВНЮК?». И я уверен, что ты знаком с заявленной политикой «НСА» насчет попытки изъять у них оружие.

– Как я понимаю, от него придется отрывать их холодные, мертвые пальцы…