Многоярусный мир

Глава 1

Тысячелетиями Всевышние пользовались лекарствами, электроникой, гипнозом и психотехникой, чтобы обходиться без сна. Дни и ночи, месяцы и годы их глаза не смыкались, но их мозг, тела по-прежнему оставались свежими и активными. Так не могло продолжаться вечно. И вот, со временем мозг их стал разрушаться. Галлюцинации, мрачная озлобленность и постоянное предчувствие близкой гибели овладевали ими. Некоторые сошли с ума, и их пришлось убить или изолировать в отдельные камеры.

И вот Всевышние осознали, что даже они, творцы Вселенной, покорители науки, вознесшей их на ступень не ниже богов, должны спать. Разум, лишенный сна, взбунтовался. Его орудием стало сумасшествие, которое опрокидывало опоры разума, и поэтому Всевышние теперь спали и им снились сны.

Роберт Вольф, известный под именем Джэдавин, Всевышний Многоярусной Планеты — Вселенной, построенной по принципу Вавилонской башни, видел сон.

Ему снилось, что в его спальню через окно вплыла шестиконечная звезда и, медленно кружась, повисла в ногах кровати. Это был “Гексакулум”— один из древних символов уже позабытой религии Всевышних. Вольф обычно думал на английском, поэтому и определил ее как “Гексакулум”. Центр шестигранной звезды сиял белым пятном, каждый ее луч переливался удивительным многоцветием: красный, оранжевый, лазурный, пурпурный, черный и желтый. “Гексакулум” пульсировала подобно солнцу, ее лучи метали молнии, нежно покалывали кожу и ласкались к спящему хозяину.

— Чего тебе надобно? — спросил Вольф, хотя и был уверен, что видит сон.

“Гексакулум” явно была опасной. Даже тени, которые образовывались между ее лучами, были густыми и зловещими. Вольф догадался, что “Гексакулум” послана его отцом, с которым он расстался почти две тысячи лет назад.

— Джэдавин!

Голос был тихий, и звезда вторила ему всеми своими шестью лучами. Они теперь извивались, свертывались кольцами, корчились, как огненные змеи, превращаясь в буквы древнего алфавита Всевышних. Однако Вольф воспринимал слова не столько глазами, сколько слухом, будто цвета проникали в его мозг и воскрешали давно умерший голос. Голос был мощный, он глубоко потрясал его внутреннюю сущность, приводил к смятению и угрожал придать ему кошмарный облик, который навек сохранит свою форму.

— Проснись, Джэдавин! — воззвал отец.

При этих словах Вольф понял, что “Гексакулум” со светящимися лучами горела не только в его разуме, а существовала в действительности. Его глаза открылись, и он уставился на вогнутый потолок, освещенный мягким струящимся светом, испещренный красными, черными, желтыми, зелеными бликами. Он протянул руку к Хрисеиде, своей жене, и обнаружил, что там пусто. Он сел, огляделся и, увидев, что ее нет в комнате, позвал:

— Хрисеида!

Потом он увидел сверкающий предмет, висевший в шести футах над краем его кровати. Из него донесся голос отца:

— Джэдавин, сын мой, враг мой! Не ищи утраченное. Ты оказал ей честь, сделав ее женой. Она исчезла и больше не вернется.

Вольф выпрямился и спрыгнул с кровати. Как эта штука проникла в его замок, считавшийся неприступным? Задолго до того, как шестиугольник смог достичь спальни в центре замка, хозяина должны были разбудить сигналы тревоги: массивные двери громадного замка должны были закрыться, лазерные лучи в залах — нацелиться и поразить нарушителя, сработать сотни хитроумных ловушек. “Гексакулум” должны были разрушить, разбить, сжечь, взорвать, сокрушить.

Но ни единый огонек не засиял на огромной противоположной стене залы, которая казалась всего лишь фантастическим украшением, а на самом деле являлась световым сигнализатором тревоги и контрольной панелью охраны всего замка. Она тускло светилась, словно незваный гость пребывал за тридевять земель.

Голос Уризена, его отца, засмеялся и произнес:

— Ты ведь не думал, что сможешь удержать Властелина Всевышних своим слабым оружием, не так ли, Джэдавин? А ведь я мог бы убить тебя сию же минуту — там, где ты стоишь, в такой нелепой позе, бледный, дрожащий и покрытый потом.

— Хрисеида! — снова крикнул Вольф.

— Ее больше нет. Безопасность твоей кровати, как и Вселенной, уже не для нее. Ее захватили так же быстро и бесшумно, как вор крадет драгоценность, лежащую на видном месте.

— Что ты хочешь, отец? — спросил Вольф.

— Я хочу, чтобы ты последовал за ней. Попробуй-ка вернуть ее.

Вольф в ярости вскочил на кровать и бросился через спинку на “Гексакулум”. На мгновение он потерял рассудок, забыл осторожность, предупреждавшие его, что сейчас смертельно каждое движение. Его руки поднялись к многоцветной сверкающей звезде. Они сомкнулись в воздухе, а он стоял на полу и глядел вверх, туда, где мгновением раньше сияла “Гексакулум”. В тот миг, когда пальцы коснулись огненных бликов, многогранная звезда исчезла.

Следовательно, она была не физическим телом, а являлась всего лишь изображением, переданным неизвестным ему способом.

Но он сам не верил этому выводу. Все же шестиугольник являлся сгустком энергии, моментально образованным и переданным из отдаленного мира. Источник мог находиться в соседней Вселенной или за миллион миров отсюда. Расстояние не имело значения. Важно было лишь то, что Уризен проник сквозь стены личного мира Вольфа. И тайно похитил Хрисеиду.

Больше не стоило ждать отцовской милости. Уризен не сказал, куда отправил Хрисеиду, как Вольфу следует искать ее и что с ней будет. Однако у Вольфа уже сложился план. Любым способом ему предстоит обнаружить скрытый, огражденный мир отца, затем отыскать Врата, через которые он сможет туда проникнуть. И, наконец, распознать и избежать ловушек, поставленных отцом. Если он преуспеет, а вероятность удачи ничтожна, ему предстоит добраться до Уризена и убить его. Только так он и сможет спасти Хрисеиду.

Таков был пример древней игры, в которую играли Всевышние. Сам Вольф, будучи Джэдавином, седьмым сыном Уризена, прожил десять тысяч лет, наслаждаясь каждым днем. Но ему удалось сделать очень многое, довольствуясь жизнью собственного мира. В отличие от большинства Всевышних, он не уставал от сотворенного им мира. Он наслаждался им, хотя, правда и то, что развлечения порой были жестокими. Он не только эксплуатировал десятки местных жителей, но соорудил оборону, которая поймала в ловушки десятки Всевышних. Захваченные мужчины и женщины — в том числе несколько его братьев и сестер — умирали медленно и ужасно.

Вольф почувствовал раскаяние за недоброе отношение к населению своего мира. Убитые и замученные Всевышние не вызывали в нем чувства вины. Они знали, на что шли, когда проникали в его мир, и если кто-то попадался в ловушку, то долго и мучительно страдал, прежде чем умереть.

Потом Всевышнему Ванаксу удалось забросить его в мир Земли, хотя и ценой того, что его самого забросило туда вместе с Джэдавином. Тем временем Арвур завладел миром Джэдавина.

Воспоминания Джэдавина о прежней жизни остановились на потрясении, которое он испытал от выселения в чуждый мир, совершенно безоружный, без средств к возвращению: Джэдавин стал пустым местом. Усыновленный кентуккийцем по имени Вольф, потерявший память, Джэдавин принял имя Роберта Вольфа. Ему не исполнилось еще и шестидесяти лет, когда он вспомнил все и предпринял ряд рискованных экспериментов, которые позволили ему пройти через Врата обратно в тот мир, который он создал и которым как Всевышний правил в течение десяти тысяч лет.

Там он с боем пробивал себе путь от самого нижнего этажа многоэтажной планеты, похожей на земную Вавилонскую башню, к замку-дворцу Владыки Арвура. Там он встретил и полюбил Хрисеиду, одно из собственных полусозданий. И снова стал Всевышним, но уже не таким, каким покинул этот мир. Он стал человечным.

Слезы, вызванные болью потери, и ужас, охвативший его при мысли о том, что с ней может случиться, служили доказательством его человечности. Ни один Всевышний не проливал слез над другими живыми существами, хотя говорили, что Уризен плакал от радости, когда поймал в ловушку двух своих сыновей несколько тысяч лет назад.

Не теряя времени, Вольф приступил к тому, что необходимо было выполнить прежде всего: ему предстояло убедиться, что никто не захватит замок в его отсутствие. Он не желал повторения того, что случилось в прошлый раз, когда он покинул этот мир: вернувшись, он обнаружил на своем месте другого Всевышнего. Существовал один единственный человек, способный занять его место, которому он мог доверить. Это был Кикаха (урожденный Пол Янус Финнеган из местечка Жауте в Индиане на Земле). Именно Кикаха подарил ему горы и дал возможность вернуться в этот мир. Кикаха оказал ему необходимую помощь, которая позволила вновь завоевать свое владение.

Где же рог? С ним он сможет выследить мир Уризена и разыскать вход в него! Вольф подошел к стене и повернул фрагмент с изображением гигантской орлицы. У него перехватило дыхание, и он остолбенел: в потайном месте больше не было спрятанного рога. Тайник пуст.

Итак, Уризен не только похитил Хрисеиду, но выкрал еще и древний рог Шамбаримена.

Пусть! Вольф будет оплакивать Хрисеиду, но не станет проливать слез над вещью, какой бы ценностью она ни обладала.

Он быстро прошел через зал, отмечая на ходу, что ни одно из устройств оповещения в случае тревоги не сработало. Придворные и челядь спали, словно их ждал еще один день покоя и счастья, пришедших после завоевания Вольфом своей власти и дворца на вершине мира. Он не мог сдержать дрожи. Он всегда боялся отца. Теперь же, получив новое доказательство огромной силы родителя, Вольф ужаснулся. Но страх не станет помехой на его пути. Он выследит и убьет его или сам погибнет в битве.

Войдя в просторную комнату, Вольф сел в кресло перед контрольной панелью, имеющей форму пагоды, и включил установку автоматического обзора всей планеты. Десять тысяч телекамер было установлено на каждом из четырех нижних ярусов; замаскировав камеры под скалы или деревья, их установили так, чтобы иметь возможность наблюдать за происходящим в ключевых местах планеты. В течение двух часов он сидел, наблюдая за меняющимися на экране картинами. Потом, зная, что мог бы прождать так несколько дней, настроил аппаратуру на поиск Кикахи и вышел. Теперь, если на экране появится изображение разыскиваемого, сработает стоп-кадр и соответствующий сигнал уведомит его о выполнении задания.

Вольф задействовал еще несколько дисплеев. Компьютер сверял данные. Записи были семидесятилетней давности, поэтому количество вновь созданных Вселенных допускалось равным 1008. Ими и интересовался Вольф в первую очередь. Последним известным местопребыванием Уризена был мир Гардазиринтах, где вырос Вольф со своими родными и двоюродными братьями и сестрами. Но Уризен, которому миры надоедали столь же быстро, как новые игрушки избалованному ребенку, давно уже покинул Гардазиринтах и трижды переселялся с тех пор. Возможно, теперь он избрал резиденцией новый, четвертый мир; вот его-то и следовало отыскать и найти способ проникнуть туда.

Будь даже все миры зарегистрированы, не было никакой возможности с уверенностью вычислить Вселенную отца. К тому же каждая была изолирована и не поддавалась обнаружению. Единственным уязвимым местом являлись Врата, появлявшиеся через неопределенные промежутки времени. И если в тот момент, когда видоискатели-разведчики будут искать этот параллельный коридор, Врата окажутся закрытыми, местность сочтут “пустой”. Однако Уризен, завлекая Вольфа, наверняка должен был облегчить ему поиск.

Даже Всевышние испытывают голод. Вольф съел легкий завтрак, который принес ему робот — один из полу-белковых андроидов, выглядевший как рыцарь в панцире. У Вольфа было больше тысячи таких. Потом он побрился и принял душ в ванной, вырезанной из цельного изумруда. После этого надел вельветовые ботинки, плотно облегающие вельветовые брюки и такую же куртку, подпоясался широким поясом из мамонтовой кожи и надел на шею золотую цепь. С нее свисал красный нефритовый талисман Шамбаримена, подаренный ему великим ученым и механиком Всевышних в бытность Вольфа десятилетним мальчиком. Красный цвет нефрита ярким пятном выделялся на фоне однотонной коричневой одежды. Находясь в замке, Вольф одевался просто и небрежно. Лишь в редких случаях, вынужденный присутствовать на церемониальных приемах, он спускался на нижние этажи, облаченный в роскошные одеяния и особую шляпу Господа. Во всякое другое время он покидал свои апартаменты инкогнито, переодевшись в костюм местного жителя.

Покинув замок, Вольф вышел на один из сотен балконов-садов. На дереве сидело его “Око”, огромный, как стервятник, ворон, один из немногих оставшихся в живых во время яростного штурма замка, предпринятого Вольфом, чтобы отобрать этот мир у Арвура. Ныне, когда Арвур покоился в земле, вороны присягнули на верность новому хозяину.

Вольф приказал ворону разыскать Кикаху и сообщить об этом задании всем остальным воронам, а также орлицам Подарги. Кикаху надлежало срочно вызвать в замок. Если же он, получив вызов и явившись в замок, уже не застанет там Вольфа, пусть возьмет на себя обязанности Всевышнего. В случае, если Вольф не вернется, Кикаха примет на себя все его полномочия. А впрочем, он знал, что Кикаха последует за ним и что ему бесполезно запрещать.

Ворон взлетел, осчастливленный заданием. Вольф вернулся в замок. Наблюдатели все еще искали Кикаху, но безуспешно. Однако искатели Врат, которым требовались микросекунды, чтобы обнаружить их, прошли по всей Вселенной и уже повторяли свой заход. Он позволил им продолжить поиск на тот случай, если какие-либо Врата обладали дискретностью во времени и пространстве. Результаты первого обхода уже были отпечатаны на бумаге классическими идеографическими знаками древнего языка.

Обнаружено было тридцать пять новых миров. Из них единственные Врата имелись только в одном.

Вольф вывел изображение этого мира на дисплей, и на экране возникла шестиконечная звезда — только не с белым, а с красным центром. Красное обозначало опасность.

Врата вели в мир Уризена, и понять это было так же просто, как если бы раздался голос отца и произнес: “Вот он я. Приди и завоюй, если осмелишься”.

Перед мысленным взором Вольфа возникло лицо отца — красивые соколиные черты, большие, похожие на черные бриллианты, глаза. Всевышние не старели. Их тела сохраняли физиологическую молодость двадцатипятилетних. Но чувства побеждали всесильную науку, атакуя в союзе со временем, они накладывали морщины на прочную плоть.

Когда Вольф видел отца в последний раз, лицо того заметно покрывали черты ненависти. Бог знает, как глубоко исказила ненависть его лик с тех пор.

Будучи Джэдавином, Вольф в ответ на отцовскую ненависть платил той же монетой, но не разделял кровожадных устремлений многочисленных братьев и сестер. Он не предпринимал против них никаких шагов. Теперь же, когда надругались над невинной Хрисеидой, ненависть в его душе взывала к мести.

Врата, ведущие в мир Уризена, были похожи на изображение “Гексакулума”. Роботам потребовалось двадцать два часа, чтобы соорудить аналогичную установку.

К тому времени все наблюдатели планеты передали сообщения. Кикахи в поле зрения не оказалось. Отсюда не следовало, что неуловимый парень покинул планету — он вполне мог находиться в одном из тысячи ее укромных уголков. Планета по площади превосходила Землю, и наблюдатели, естественно, не могли охватить всю ее территорию. Ждать его появления не имело смысла. Вольф решил не терять времени. В ту секунду, как закончили постройку аналога “Гексакулум”, он стал собираться в путь. Наевшись и напившись вволю — неизвестно, когда ему еще представится случай сесть за стол, — он вооружился ручным лучеметом. Могло показаться странным, что с помощью столь примитивного оружия он рассчитывал одолеть смертоносную технику Всевышних. Но по иронии технического развития самые простые способы убийства иногда оказывались наиболее эффективными. Впрочем, он не обольщался на сей счет. Он слишком хорошо знал разнообразные ловушки своих собратьев.

— Итак, — произнес он, — в путь! Больше ждать нет смысла!

Он вошел в узкое пространство внутри “Гексакулума”. Вихрем засвистел и рванулся к нему ветер. Упала тьма. Словно огромные руки сдавили грудь. В одно стремительное мгновение нахлынула и спала вся эта масса ощущений.

И вот он стоит на траве близ гигантских деревьев “вайя”, неподалеку плещется прибой. Над островом и кромкой моря нависает багровое небо — лишенное солнца и светящееся ровным светом. Одежда осталась на нем, хотя при прохождении сквозь Врата ему показалось, что ее сорвало. Оружие также уцелело. Конечно, это не было внутренним двором крепости Уризена. Ибо в таком случае крепость была бы самым неудобным местом жительства Всевышнего.

Он оглянулся на доставившую его звезду — Врата исчезли, лишь высокий и широкий шестиугольник из багрового металла образовался на их месте на плоскости валуна. Вольфу вспомнилось, как что-то подтолкнуло его в проходе и как ему пришлось сделать несколько шагов, чтобы не упасть.

Довольно быстро он понял, что Уризен сдублировал Врата и перебросил его в неизвестное место.

Вольф отчетливо представлял, что может произойти при попытке вернуться сквозь те же Врата. Но он никогда не сдавался без боя.

Сойдя с валуна, он обнаружил, что Врата, как он и предполагал, служили и для выхода, и для входа.

Позади кто-то кашлянул. Вольф обернулся, держа наготове лучемет.

Глава 2

В нескольких футах от него на самом краю скалистого берега находилось странное существо, похожее на жабу. Подогнув колоннообразные ноги, не имеющие, казалось, костей, оно сидело на корточках и покачивалось на огромных перепончатых ступнях. Широкое, похожее на человеческое, туловище оказалось безголовым, а вот из живота выпирала длинная и гибкая, как у гуся, шея, заканчивающаяся вполне человеческой головой. Правда, ушей не было, а череп, равно как лицо и все тело, покрывал темно-синий маслянистый мех. Плоский нос очерчивали длинные, узкие ноздри, рот окаймляли усики из красной плоти. Большие глаза цвета зеленого мха глядели на Вольфа.

— Джэдавин! — произнесло существо на древнем языке Всевышних. — О, Джэдавин! Не убивай меня. Разве ты меня не узнаешь?

Джэдавин был ошеломлен, однако не преминул оглядеться вокруг: странное существо вполне могло служить отвлекающим маневром.

— Джэдавин! Неужели ты не узнаешь своего родного брата?

Вольф покачал головой. Тюлене-лягушечье тело, безухая голова, синий мех и расплющенный нос с длинными ноздрями существенно затрудняли идентификацию. Если существо и было когда-то его братом, то с тех пор, должно быть, минули тысячелетия.

Вот только голос… Вольф покопался в пыли воспоминаний, словно собака в старой ветоши, но… Он вновь покачал головой и, взглянув на жабообразное существо, спросил:

— Кто вы?

Существо захныкало, и по жалобному завыванию нетрудно было догадаться, что его брат — если только это и в самом деле был его брат — пребывал в столь гадком образе весьма долгое время. Ибо ни один Всевышний не унижал себя плачем.

— Неужели и ты отречешься от меня?! Неужели и ты прогонишь? Все надо мною смеются, все на меня плюют, бьют и гонят прочь. И говорят… — он прикрыл плавниками лицо, и огромные слезы покатились из зеленых глаз по синему меху щек. — О, Джэдавин, не будь таким, как остальные! Ведь я любил тебя больше всех! Так не будь же жестоким.

“Другие? — подумал Вольф, — значит были и другие. Но как давно это было?”

Вслух же он нетерпеливо бросил:

— Не будем играть в прятки. Кем бы вы ни были, ваше имя?

Существо привстало на своих бескостных ногах, силой мускулов подняв жирную тушу, и сделало шаг вперед. Вольф не отступил, но перехватил лучемет поудобнее.

— Больше ни шагу. Как тебя зовут?

Существо остановилось, не переставая рыдать.

— Ты такой же, как и другие, думаешь только о себе, тебе безразлично, что случится со мной? Неужели мои страдания бесконечны, а мое одиночество и муки ничуть не трогают тебя?

— Возможно, я и растрогался бы, если бы знал, кто ты такой, — заметил Вольф. — Так что же с тобой случилось?

— О, Властелин Всевышних! О, мой родной брат!

Жабообразное чудовище сделало еще один гигантский косолапый шаг, оставив за собой перепончатый мокрый след, и умоляющим жестом протянуло ласту. Потом замерло, метнув взгляд поверх головы Вольфа. Тот резко отскочил и развернулся так, чтобы держать под обстрелом и существо, и того, кто мог подкрасться сзади. Однако за его спиной никого не оказалось.

Существо явно рассчитывало на это, и в тот самый момент, когда Вольф отпрыгнул и оглянулся, оно метнулось вперед: нижние конечности распрямились, словно высвобожденная катапульта, и подбросили тушу в воздух. Если бы Вольф только повернулся, чудище погребло бы его под своей тушей. Отступив в сторону, он избежал столкновения, но все же не успел увернуться от удара ластой по левому плечу. Толчок был столь сильным, что он отлетел в сторону и выронил лучемет. Не следует забывать, что Вольф отличался развитой мускулатурой, а нервные импульсы бежали по его телу вдвое быстрее обычного, ускоренные с помощью научных открытий Всевышних. Будь он простым землянином, его левая рука осталась бы навсегда покалеченной и он не избежал бы второго нападения.

Вопя от ярости и разочарования, жабообразная тварь приземлилась на том месте, где он стоял мгновением раньше, повернулась и, резко оттолкнувшись, словно вместо ног у нее были пружины, вновь бросилась в атаку. Вся схватка была молниеносной и напоминала кадры ускоренной киносъемки.

Не теряя ни секунды, Вольф метнулся к оружию. Тварь уже нависла над ним в прыжке, ее воинственный крик резал барабанные перепонки. Схватив лучемет, Вольф несколько раз перекувырнулся и вскочил на ноги. Чудище прыгнуло в третий раз. Вольф перехватил лучемет в правую руку и обрушил приклад на темя противника. Удар отшвырнул существо назад: оно рухнуло наземь с окровавленной головой.

Поодаль послышался шум аплодисментов. Повернувшись, Вольф увидел в тридцати ярдах от поля боя мужчину и женщину, укрывшихся под сенью кустов. Одетые в роскошные платья Всевышних, они направлялись к нему; руки их были пусты, шпаги укрыты в ножнах, выделанных то ли из грубой кожи, то ли из рыбьей чешуи.

Вольф не ослабил бдительности, и, когда свидетели схватки приблизились на расстояние двадцати ярдов, приказал им остановиться. Поверженная тварь застонала и шевельнулась, но не сделала попытки сесть. Вольф все же отошел от нее на безопасное расстояние.

— Джэдавин! — окликнула женщина. Нежное контральто взволновало его сердце и пробудило воспоминания. Хотя они не виделись уже больше пятисот лет, он узнал ее.

— Вала! — воскликнул он. — Что ты здесь делаешь?

Вопрос был чисто риторический. Он понял, что ее, должно быть, тоже пленил отец. Узнал он и спутника сестры — это был Ринтрах, один из его братьев. И Вала, и Ринтрах, несомненно, попались в ловушку.

Вала улыбнулась ему, и сердце Вольфа забилось сильнее. Она была самой красивой женщиной из всех, кого он знал, если не считать, конечно, очаровательной Хрисеиды и другой его сестры, Ананы Великолепной. Однако он и любил, и ненавидел Валу намного сильней, чем Анану.

Вала вновь похлопала ему и сказала:

— Молодец, Джэдавин! Ты нисколько не утратил умения сражаться. Твой противник мерзок и опасен. Он раболепствует и хнычет, пытаясь завоевать доверие, но тут же — прыг! и хватает за горло! Он чуть не убил Ринтраха, когда тот впервые пришел сюда, и сделал бы это, если бы я не ударила его осколком камня. Итак, как видишь, я тоже имела с ним дело.

— Почему вы не добили его тогда? — спросил Вольф.

Ринтрах улыбнулся и пояснил:

— Неужели ты не узнаешь собственного братца, Джэдавин? Это существо — твой любимый маленький умненький Теотормон.

— Боже! — поразился Вольф. — Теотормон?! Кто же сделал тебя таким?

Никто на это не ответил, да ответа и не требовалось. Это был мир Уризена, только он мог сделать таким их брата.

Теотормон, тяжело вздохнув, сел, положив ласты на кровоточащую голову, и стонал, качаясь из стороны в сторону. Его зеленые, как лишайник глаза, уставились на Вольфа, и он сдавленно шептал ругательства, не осмеливаясь говорить громко…

Вольф произнес:

— Уж не собираетесь ли вы уверить меня, что сохранили ему жизнь из братских побуждений? Даже не пытайтесь, я все равно не поверю.

Вала рассмеялась:

— Конечно, нет! Я подумала, что его можно будет использовать позднее. Он хорошо знает эту маленькую планету, так как находится здесь уже довольно долго. Он трус, брат Джэдавин. У него не было мужества испытать свою жизнь в лабиринте Уризена, он остался на этом острове и стал таким же, как вырождающиеся местные жители. Наш отец устал, ожидая, когда он соберется с несуществующим мужеством. Чтобы наказать его за отсутствие смелости, он забрал его в свою крепость Аппирманзум. Там он придал ему эту форму, превратил в отвратительное морское чудовище. Но даже тогда Теотормон не осмелился пройти через Врата во дворец Уризена, остался здесь и жил, как отшельник, презирая себя и ненавидя все другие живые существа, особенно родственной крови.

Он живет, питаясь фруктами, птицами, рыбой и другими морскими обитателями, которых может поймать. Он ест их сырыми, а когда бывает возможность, убивает местных жителей и тоже поедает их. Впрочем, они этого заслуживают. Это — сыновья и дочери других Всевышних, которые, как и Теотормон, проявили трусость. Они провели свою жалкую жизнь на этой планете, нарожали детей, вырастили их, а затем умерли. Уризен сделал с ними то же самое, что с Теотормоном. Он забирал их и превращал в отвратительные существа, а потом возвращал сюда. Наш отец думал, что, несомненно, превращение в чудовищ заставит их возненавидеть его, и тогда они испытают дверь Аппирманзум в попытке отомстить за себя. Но все они оказались трусами. Они предпочитали жить в своем кошмарном виде, нежели умереть как настоящие Всевышние.

— Мне хотелось бы побольше узнать об этой проделке моего отца. Но насколько могу я доверять вам? — спросил Вольф.

Вала снова усмехнулась.

— Все мы, попавшие в ловушку Уризена, находимся на этом острове. Некоторые из нас здесь только несколько недель, хотя Лувах сидит уже полгода.

— А кто еще, кроме вас и него?

— Некоторые твои родные и двоюродные братья. Кроме Ринтраха и Луваха, еще два брата — Энион и Аристон, и кузены Тармас и Паламброн.

Она весело засмеялась, показала на красное небо и сказала:

— Все, все пойманы в ловушку нашим отцом! Все снова собрались, снова после горестной тысячелетней разлуки. Счастливая семейная сцена, какой не могут представить себе простые смертные.

— Я могу представить, — произнес Вольф, — но вы все еще не ответили на мой вопрос о доверии.

— Мы все дали клятву об общем перемирии, — нарушил молчание Ринтрах. — Мы нуждаемся друг в друге, поэтому должны отбросить враждебность и действовать сообща. Только тогда можно будет победить Уризена.

— Насколько я помню, общего перемирия давненько не было, — сказал Вольф. — Я помню, как мать говорила мне, что в последний раз такое перемирие было за четыре тысячи лет до моего рождения, когда черные Уэллеры угрожали Всевышним. Уризен совершил тогда два чуда. Он поймал в ловушку сразу восемь Всевышних и вынудил их заключить перемирие… Пусть же это перемирие принесет с собой его гибель.

После этого Вольф сказал, что готов принести клятву на перемирие. И именем От-Лоса, отца всех Всевышних, он поклялся соблюдать все пункты мирного соглашения, пока не наступит время, когда все согласятся отказаться от него или же все до единого будут мертвы. Но даже давая эту клятву, он знал, что на других нельзя положиться, никогда нельзя быть полностью уверенным в том, что они не предадут его. Он понимал, что и Ринтрах с Валой сознавали это и доверяли ему не более, чем он доверял им. Но, по крайней мере, они хоть некоторое время будут действовать все вместе. Маловероятно, что кто-то посмеет нарушить перемирие. Они решатся на это только тогда, когда появится уверенность в безнаказанности.

— Джэдавин, родной мой братец! — скулил Теотормон. — Мой любимый брат, ты ведь всегда любил меня и защищал. А теперь ты захотел убить меня, меня, своего родного маленького братика.

Вала плюнула на него и сказала:

— Ты, мерзкое трусливое животное! Ты не Всевышний и не наш брат. Почему ты не нырнешь в пучину и не утонешь там? Убери свою трусливую, вероломную морду с наших глаз, спрячься от всех существ, дышащих одним с нами воздухом. Пусть рыбы сожрут твое жирное тело, хоть им и станет плохо после этого.

Ползя и протягивая ласты, Теотормон волочил свое тело к Вольфу.

— Джэдавин, ты не знаешь, как я страдаю. Неужели у тебя нет ни капли жалости ко мне? Я всегда думал, что, по крайней мере, у тебя есть то, чего не хватает другим. У тебя доброе сердце, исполненное состраданием, чего не хватает этим бездушным чудовищам.

— Ты пытался убить меня, — сказал Вольф. — И снова попытаешься при первой же возможности сделать это.

— Нет, нет, — запричитал Теотормон, пытаясь жалко улыбнуться. — Ты совершенно не понял меня. Я думал, что ты возненавидишь меня за то, что я предпочел эту подлую жизнь достойной смерти, как истинный Всевышний. Я хотел забрать твое оружие, чтобы ты не мог причинить мне вреда. Потом я бы объяснил, что случилось со мной и как я дошел до этого. Тогда бы ты понял меня. Ты бы пожалел меня и любил так же, как тогда, когда ты был еще мальчиком во дворце нашего отца и я был твоим младшим братом. Вот и все, что я хотел сделать: лишь объяснить тебе и снова стать любимым, а не презираемым. Я не хотел причинить тебе вред. Именем От-Лоса, клянусь тебе в этом.

— Мы еще поговорим, — бросил Вольф. — А теперь — прощай, уходи.

Теотормон поплелся прочь на широко расставленных ногах. Достигнув края острова, он повернулся и выкрикнул непристойности и оскорбления в адрес Вольфа. Тот поднял лучемет, намереваясь, впрочем, только попугать Теотормона. Чудище пронзительно закричало и прыгнуло, как гигантская лягушка, в воду, причем его резиновые ноги и перепончатые пальцы тащились позади него. Он погрузился в воду и больше не появлялся. Вольф поинтересовался у Валы, как долго тот может оставаться под водой.

— Не знаю. Возможно, полчаса. Но сомневаюсь, что он будет сдерживать дыхание. Он, вероятно, в одной из пещер, которые имеются в корнях и кавернах, образующих основание этого острова.

Она сказала, что надо идти, чтобы встретиться с другими. Пока они шли через фрондовый лес, она объяснила ему физические особенности этого мира, насколько она их знала.

— Ты, наверно, уже заметил, как здесь близок горизонт. Эта планета имеет в диаметре около 2170 миль. ("Приблизительно столько же, сколько и земная Луна", — подумал Вольф.) Однако сила тяжести немного меньше, чем на нашей родной планете. ("Не больше, чем на Земле", — подумал Вольф.) Сила притяжения резко падает при подъеме в верхние слои атмосферы, как бы растекаясь, размазываясь в окружающую Вселенную. Все остальные планеты этой галактики имеют подобные поля.

Вольф не интересовался этим. Всевышние могли делать с полями и силой притяжения то, о чем земляне даже еще не мечтали.

— Эта планета полностью покрыта водой… — продолжала Вала.

— А как насчет этого острова? — спросил он.

— Он плавает. Источником его происхождения является растение, растущее на дне моря. Когда оно вырастает наполовину, его пузыри начинают наполняться газом, вырабатываемым бактериями. Оно отрывается от корней и всплывает на поверхность. Там оно выпускает корни, или волоски, которые встречаются с волосками другого вида. Очевидно, в таких растениях имеется твердая масса. Верхняя часть растения отмирает, в то время как нижняя продолжает расти. Гниющая верхняя часть образует почву. Птицы добавляют в почву свои экскременты. Они перелетают к новым островам и в полете переносят зерна. Те вырастают в фронды, которые ты видишь, и другую растительность. — Она указала на группу растений, похожих на бамбук.

— Откуда взялись эти камни? — спросил он, указав на несколько беловатых валунов, примерно двенадцати футов диаметром.

— Газо-пузырчатые растения, которые образуют остров, являются только одним из, возможно, нескольких тысяч видов. Есть вид, который прикрепляется к камням морского дна и выносит их на поверхность. Местные жители приносят их и помещают на островах, если они не слишком большие. Белые валуны чем-то привлекают птиц гаржу, которых туземцы убивают или приручают.

— А как насчет питьевой воды?

— Это океан пресной воды.

Глядя в просвет между пурпурных с желтыми полосами, отягощенных ягодами кустов вышиной до пояса, Вольф увидел, как на горизонте появилась огромная черная арка. Через шестьдесят секунд она стала окружностью, поднимающейся над горизонтом.

— Это луна, — сказала Вала. — Здесь все по-другому. Солнца нет, свет исходит от неба. Поэтому луна означает ночь или отсутствие света. Это бледный вид ночи, но все равно лучше, чем никакой. Позднее ты увидишь планету Аппирманзум. Она находится в центре этой Вселенной, а вокруг нее вращается пять второстепенных планет. Ты увидишь и их тоже, все черные и погруженные в небо, как наша Луна.

Вольф спросил ее, как она узнала так много о мире Уризена. Она ответила, что эти сведения дал ей Теотормон, хотя и без особого желания. Он узнал многое, пока был пленником Уризена. Вначале он не хотел расставаться с этой информацией, поскольку был злым и эгоистичным животным. Но, поймав его однажды, братья, кузены и сестра заставили говорить.

— Большинство шрамов заживает, — сказала она и засмеялась.

Вольф хотел знать, не было ли в конце концов у Теотормона разумной причины желать смерти. Он хотел также знать, насколько правдива ее история об их отношениях. Ему придется поговорить когда-нибудь с Теотормоном, конечно, на безопасном расстоянии.

Вдруг Вала замолчала и схватила Вольфа за руку. Он начал отталкивать ее, думая, что она пытается выкинуть какой-нибудь трюк. Но она, как и Ринтрах, с тревогой смотрела вверх.

Глава 3

Фронды высотой в шестьдесят футов скрывали какой-то предмет в небе. Теперь и Вольф увидел массу шириной, по меньшей мере, в четверть мили, пятидесяти футов толщины и длиной почти в милю, плывущую в пятидесяти футах над островом. Она дрейфовала по ветру, который дул из неизвестной стороны света. В этом бессолнечном мире север, юг, восток и запад ничего не значили.

— Что это? — спросил Вольф.

— Это — Абута, остров, плавающий в воздухе. Поспешим. Мы должны добраться до деревни, пока не началась атака.

Вольф устремился за ними. Время от времени он поглядывал наверх через фронды на Абуту. Он довольно быстро спускался на противоположный конец острова. Вольф догнал Валу и спросил ее, как управляется этот небоплаватель. Она отвечала, что его жители, абуталы, применяют выпускные клапаны в гигантских пузырях, накапливающих водород. Эта процедура требует усилий почти всех жителей, так как каждый пузырь и клапан открываются вручную. Во время спуска им всем приходится заниматься управлением.

— Как они ведут его?

— Пузыри имеют выходные отверстия: когда абуталы хотят, чтобы остров летел в определенном направлении, они выпускают газ из пузырей на противоположной стороне. И обходятся без сильных толчков, так как в своем деле очень искусны. Но даже при этом им постоянно приходится бороться с ветром, и они не всегда эффективно маневрируют. Нас уже дважды атаковали абуталы, и оба раза им не удавалось сесть на остров. Чтобы медленно спускаться, они бросают морские якоря — большие камни на концах канатов. Атакуя впервые, они опустились близко к острову, и вместо того, чтобы повиснуть как раз над поверхностью, им пришлось довольствоваться атакой с моря. Они потерпели неудачу.

Она покачала головой, потом добавила:

— О, нет! Это, должно быть, илмавиры. Да поможет нам Лос!

Сперва Вольф думал, что пятьдесят летательных аппаратов, выпущенных из аэронеса, были маленькими самолетами. Когда же они, кружа против ветра, спустились к земле, он понял, что это планеры. Крылья длиной в пятьдесят футов были сделаны из какого-то бледного мерцающего металла и украшены по концам зубцами. Нарисованный красный глаз со скрещенными над ним шпагами был изображен под каждым крылом. Фюзеляж был не покрыт, корпус и его оснастка, элероны и рули были покрашены в пурпурный цвет. Пилот сидел в плетеной корзине впереди развернутых крыльев. Нос воздушного судна был закруглен и имел длинный рог, выступающий вперед на расстояние около двадцати футов.

“Как рог нарвала,”— подумал Вольф. Как он узнал позднее, рога были взяты у гигантских рыб.

Планер прошел над ними до тропинки, на которой и приземлился. Вольф бросил взгляд на пилота. Его рыжие волосы торчали, по крайней мере, на фут в высоту, они блестели от какого-то фиксаторного масла. Лицо его было выкрашено, как у краснокожего индейца, красными и зелеными кругами, и черные полосы спускались по его шее к плечам.

— Деревня в полумиле отсюда, — заметила Вала. — На самом конце острова.

Вольфа заинтересовало, почему она так обеспокоена. Ведь обычно Всевышнего не заботило то, что случалось с другими. Она ответила, что если абуталы совершат успешную высадку, они убьют всех женщин на острове. Потом они оставят несколько своих лишних людей, как в колонии.

Остров был совершенно плоским. Тут и там встречались возвышенности, образованные неровно выросшими пузырями. Вольф взобрался на вершину одного холма и огляделся. Абута спустился уже до пятидесяти футов, медленно снижаясь, он нависал прямо над деревней, состоящей из примерно сотни похожих на ульи хижин. Стены, высотой в двадцать футов, окружали строения. Дома выглядели так, будто были построены из камней, бамбука и каких-то скучно-серых столбов, которые могли быть костями колоссальных морских животных.

За стеной толпились мужчины и женщины, а несколько групп находилось снаружи на открытой местности. Они были вооружены копьями и луками со стрелами. За деревьями шли доки, построенные из обычного бамбука. Вдоль них на берегу виднелись лодки различной формы и размеров.

Дно летающего острова представляло собой густое переплетение толстых кореньев. Однако в нем имелись отверстия, и из некоторых выбрасывались большие камни на канатах, сплетенных из растительных волокон. Камни-якоря, вырезанные в форме дисков, были белыми, похожими на гипс. Они тащились от берега моря и волоклись по острову, ударяясь о землю.

Другие якоря падали и ударялись о стены деревни. Они натыкались на стены из высоких столбов, они бились о голую, без травы землю и задевали хижины, рушившиеся под их ударами. В то же самое время из отверстий внизу стреляли из луков, метали копья и бросали горящие факелы. Некоторые островитяне были сбиты с ног, их хижины задымились. Горящие факелы взрывались, и от них поднимался густой черный дым.

Однако и защитники не были беспомощны. Из большого центрального дома выскочили мужчины и женщины со странными приспособлениями. Они подожгли их и выпустили вверх. Те быстро достигли нижней части острова небоплавателей, коснулись сплетения корней, и там занялось пламя. Потом они стали взрываться и разнесли огонь в разные стороны летучего острова.

Крыша одной из хижин приподнялась и повернулась в сторону, как крышка люка. Стены аккуратно раздвинулись и упали на землю так, что хижина приняла вид распустившегося цветка, в центре которого оказалась катапульта, гигантский лук со стрелой, сделанной из рогов неведомого существа.

К стреле было прикреплено несколько горящих пузырей. Тетиву отпустили, горящая стрела взвилась вверх и вонзилась в нижнюю часть острова небоплавателей. Расчет катапульты снова начал натягивать стрелу.

Из отверстия небесного острова выпал мужчина, за ним последовали еще десять. Они спускались, как на парашютах. Их спуск тормозили пучки пузырей, прикрепленных ремнями вокруг плеч и груди. Стрела пронзила первого абутала до того, как он коснулся земли, а потом были поражены еще трое из десяти, спускавшихся следом.

Оставшиеся в живых приземлились невредимыми в нескольких футах от катапульты. Они быстро отстегнули ремни, и пузыри рванулись вверх. К этому времени десантников уже окружили. Сражались они ожесточенно, один даже добрался до катапульты, но был сражен копьями.

Летающий остров, плавно кружил над деревней. С него выбрасывали новые камни на канатах, некоторые из которых попадали в сплетение стен. Потом веревка упала на фронды и огромная петля охватила деревню.

Затормозив, небесный остров развернулся так, что его большая часть нависла над деревней. К тому времени планеры приземлились, но не все успешно. Из-за густой растительности им пришлось опускаться на холмы. Некоторые перевернулись, часть проскользнула между фрондами и разбилась о плотные густые кусты.

Но оттуда, где стоял Вольф, он мог видеть, по крайней мере, двадцать невредимых пилотов, которые теперь ускользали в джунгли. Там, должно быть, находились и другие.

Он услышал, как его позвали по имени. Это вернулась Вала и стояла у подножья холма.

— Что ты собираешься делать? — сердито спросила она. — Тебе нужно стать на чью-то сторону, хочешь ты этого или нет. Абуталы убьют тебя.

— Возможно, ты права, — ответил он, спускаясь с холма. — Я хотел получить представление о том, что у вас происходит. Не хочется вмешиваться в это дело, не зная, где кто находится и как развивается бой.

— Всегда осторожный и хитрый Джэдавин, — сказала она. — Но это хорошо, это говорит о том, что ты не дурак. Поверь мне, я необходима тебе, а ты мне. Тебе не справиться в одиночку.

Он последовал за ней, и вскоре они натолкнулись на Ринтраха, который припал к земле под фрондом. Он сделал им знак, чтобы они соблюдали тишину. Когда они приблизились, Вольф посмотрел туда, куда указывал Ринтрах. Не более чем в двадцати футах от них стояли пять воинов абуталов. Слева от них из-за сломанных кустов торчал хвост разбитого планера. У абуталов были маленькие круглые щиты из кости, метательные костяные копья с бамбуковыми наконечниками, некоторые держали луки со стрелами. Луки, короткие и сильно изогнутые, были сделаны из какого-то рогоподобного материала и состояли из двух частей, соединявшихся в центральной впадине рогов.

Воины были слишком далеко от них, чтобы можно было подслушать их разговор.

— Какова дальность действия твоего лучемета? — спросила Вала.

— Он убивает на расстоянии пятидесяти футов, — сказал он. — Третья степень ожога — следующие двадцать футов, а после этого — вторая степень ожога, дальше — легкий ожог и совсем ничего.

— Теперь твоя очередь. Нападай на них. Ты сможешь убить всех пятерых одним движением, прежде чем они поймут, что происходит.

Вольф вздохнул. Настанет ли время, когда ему не нужно будет ждать наставлений Валы? Прежде он давно бы уже убил их и продолжал бы действовать совместно с Валой и Ринтрахом. Но он не был больше Джэдавином, он был Робертом Вольфом. Вала не поймет этого, она примет его колебания за слабость. Он не хотел убивать, но сомневался, что существует другой способ заставить абуталов прекратить нападение. Вала знала островитян и, возможно, говорила правду. Поэтому — нравится ему это или нет — придется стать на их сторону.

Позади них раздался пронзительный крик. Вольф пригнулся к земле и, привстав, увидел еще троих абуталов примерно в сорока футах от него. Они вышли из-за фрондов и целились в них, подняв метательные копья.

Вольф встал лицом к ним и нажал на пластину с нижней стороны трехфутового ствола. Ослепительный белый луч толщиной с палец прошел сквозь животы всех троих. Растительность между ними и сзади них задымилась. Все трое упали, выронив из рук копья и зарываясь в траву лицом.

Вольф повернулся к оставшимся пятерым захватчикам. Два стрелка прицелились в него. Вольф сбил их первыми, потом — трех оставшихся. Он пополз, оглядываясь вокруг и высматривая остальных, которых могли привлечь крики. Но были слышны только приглушенные звуки битвы в деревне.

Запах горелой плоти вызвал в нем тошноту. Он поднялся и перевернул три трупа, а потом и те пять, что лежали в стороне. Он не думал, что они живы, но хотел удостовериться в этом. Каждый из них был перерезан лучом пополам. Кожа вдоль глубоких ран подгорела под лучом. Крови было мало, так как энергия луча сожгла их легкие и внутренности.

Вала посмотрела на лучемет. Она была очень любопытна, но знала, что безрезультатно просить Вольфа дать оружие ей в руки.

— У тебя две ступени регулировки, — сказала она. — Что же он может сделать на полной мощности?

— Он способен разрезать десятифутовую стальную плиту, — ответил он. — Но заряд иссякнет через шестьдесят секунд. На половинной мощности он может работать десять минут без перезарядки.

Она посмотрела на его карманы, и он улыбнулся. Он вовсе не собирался говорить ей, сколько у него в карманах зарядов.

— Что случилось с вашим оружием? — спросил он.

Вала издала проклятие и сказала:

— Его украли, пока мы спали. Даже не знаю, сделал ли это Уризен или хитрый Теотормон.

Вольф двинулся к месту битвы, Вала и Ринтрах не отставали. Летучий остров бросил на них бледную тень, которая скоро станет гуще, когда приносящая ночь луна покроет эту часть планеты. Абуталы, мужчины и женщины, все еще продолжали спускаться из отверстий в дне острова. Другие, поддерживаемые пучками пузырей, тушили пожар в его днище, пользуясь при этом странными предметами, которые при сжатии испускали струи воды.

— Это живые морские существа, — сказала Вала, — амфибии. Они путешествуют по суше, выбрасывая струи воды, и передвигаются толчками.

Вольф переключил лучемет на полную мощность. Всякий раз, когда они проходили мимо каменного якоря, он перерезал канат. Трижды они натыкались на абуталов, и он переключал лучемет на половинную мощность. К тому времени, когда они подошли к деревне, он перерезал сорок канатов и убил двадцать абуталов, мужчин и женщин.

— Счастье для нас, что ты прибыл вовремя, — сказала Вала. — Думаю, что мы не смогли бы справиться с ними, если бы не ты.

Вольф ничего не ответил. Он извлек заряд из лучемета и сунул другой, маленький цилиндр в отверстие. У него осталось еще шесть цилиндров, и если так будет продолжаться, то скоро он останется безоружным. Но делать было нечего.

Со стороны суши деревня была окружена абуталами, их было примерно девяносто человек. Очевидно, проникшие в деревню, были уничтожены, но жители деревни были заняты тушением пожаров. Однако им больше не нужно было беспокоиться об атаке непосредственно сверху. На остров абуталов явно действовала потеря якорей. Он скользнул по ветру на четверть мили и только благодаря сотням других веревок и якорей, еще держался за поверхность острова.

Вольф срезал лучеметом группу офицеров, стоявших на вершине единственного ближайшего к деревне холма.

Вскоре абуталы стали понимать, что происходит. Половина оставила осаду, чтобы окружить холм. Местность ощетинилась копьями и стрелами. Всевышние были на холме в зоне поражения концентрированного залпа стрел, но они находились под защитой группы из четырех белых каменных идолов.

Вала сказала:

— Теперь они перешли к защите. Если они пока этого не поняли, то скоро поймут. И это будет хорошо для нас. Возможно…

Она помолчала некоторое время, пока Вольф расправлялся с тремя воинами, бежавшими к впадине на холме.

Потом Вольф переспросил:

— Возможно, что?

— Наш любимый отец оставил для нас здесь весточку. Он сообщил нам кое-что из того, что нам следует сделать, чтобы найти Врата, которые ведут к нему. Их нет на этом конце острова. Он намекнул, что пара ворот есть на другом острове, но где именно, не указал. Нам нужно будет самим их найти. Поэтому я думаю…

Послышался рев абуталов, и передние их ряды бросились на холм. Стрелки создали прикрытие залпами из, по меньшей мере, тридцати луков. Вала и Ринтрах укрылись за идолами, как им велел Вольф. Как ни жаль ему было тратить заряды, но обстоятельства вынуждали.

Он переключил лучемет на полную мощность и выстрелил по головам передних рядов. От растительности и от тел поднимался дым, когда он описывал круг ослепительно белым лучом. Стрелкам пришлось обнаружить себя, чтобы обеспечить прицельность стрельбы, и поэтому большинство упали, сраженные.

Стрелы засвистели вокруг Вольфа, отскакивая от каменных идолов. Одна ударила его в плечо, другая рикошетом от камня пролетела между ног. Потом стрел больше не было. Абуталы в задних рядах, увидя перед собой сморщенные тела сородичей и чувствуя запах горелого мяса, дрогнули. Вольф направил луч на них, и они бросились в джунгли.

— Так что ты думала?.. — спросил он Валу.

— Мы можем искать тысячи лет, используя этот остров, как корабль, и не найдем эти Врата. Возможно, такова и была цель нашего отца. Видя наши бесполезные поиски, он будет наслаждаться нашим отчаянием. И разногласиями и убийствами, которые неизбежно возникнут среди нас за столь долгий срок. Но если бы мы были на Абуте, который позволит нам не только передвигаться быстрее, но и видеть с высоты гораздо больше…

— Прекрасная мысль, — сказал Вольф. — А как мы уговорим абуталов позволить нам сопровождать их? И где гарантия того, что они не набросятся на нас при первой же возможности?

— Ты совсем забыл о своей младшей сестре. Как мог ты, единственный из всех, кто любил меня, не помнить, какой убедительной я могу быть?

Она встала и закричала в сторону безлюдных на первый взгляд джунглей. Некоторое время ответа не было. Она повторила. Вскоре из-за кустов вышел офицер. Это был высокий, хорошо сложенный человек чуть старше тридцати лет, красивый, несмотря на круги, разрисованные на лице. Кроме черных полос на шее и плечах, он был украшен нарисованной на груди морской птицей. Это был “нифтарз”, и он служил знаком командира планерных войск. За ним шла его жена, одетая в короткую юбку из красных и синих перьев, ее рыжие волосы были закручены на макушке, лицо выкрашено красными и белыми ромбами; на шее висело ожерелье из костей пальцев, поперек груди нарисован “нифтарз”, а вокруг пупка — три концентрических окружности, наведенных малиновой, черной и желтой красками. По обычаю абуталов, она сопровождала своего мужа в бой. Если он умирал, ее долгом было атаковать его убийц, пока она не убьет их или не погибнет сама.

Оба приближались к холму до тех пор, пока Вольф не приказал им остановиться.

Вала начала говорить, и мужчина заулыбался. Его жена, однако, внимательно следила за Валой во время этой беседы.

Глава 4

Лугарн, офицер, капитулировал только тогда, когда были согласованы определенные условия. Он отказался покинуть остров, пока не получит по крайней мере того, что намеревались захватить абуталы, начиная атаку. Вала, не колеблясь, обещала ему, что военным трофеем будут домашняя птица и животные (морские крысы и молодые тюлени) защитников. Кроме того, абуталы могут изуродовать трупы своих врагов и снять их скальпы.

Островитяне плавучего острова, который назывался Фриикан, яростно возражали, услышав эти условия. Тогда Вольф сказал их вождям, что, если они не согласятся, война будет продолжаться. И он, Вольф, не станет на их сторону. Им пришлось согласиться.

Абуталы также отняли у жителей деревни все, что сочли ценным и нужным.

Другие Всевышние — Лувах, Энион, Аристон, Тармас и Паламброн — были в деревне, когда началась атака. Они очень удивились, увидев Вольфа, и не могли скрыть зависти к его лучемету. Только Лувах оказался рад видеть его. Лувах, самый низкорослый из всех, имел песочного цвета волосы и красивые черты лица, за исключением широкого и пухлого рта. Его глаза были темно-голубыми, по переносице и щекам бежали дорожки веснушек. Он обнял Вольфа, крепко сжал и даже чуть не всплакнул. Вольф разрешил ему обнять себя, потому что верил — Лувах не воспользуется возможностью заколоть его. Будучи детьми, они крепко дружили, имели много общего, будучи оба фантазерами, склонными позволять другим делать и думать то, что те хотят. Фактически Лувах никогда не принимал участия в смертельных играх Всевышних, пытавшихся лишить других собственности или жизни.

— Как нашему отцу удалось выманить тебя из твоего мира, где ты был счастлив и в безопасности? — спросил Вольф.

Лувах криво усмехнулся и ответил:

— Я мог бы спросить о том же тебя. Возможно, он проделал тот же трюк и со мной. Он прислал посыльного — сверкающую “Гексакулум”, и она поведала, что послана тобой. Ты просил, чтобы я навестил тебя, потому что ты страдаешь от одиночества и хочешь повидаться с единственным родственником, не жаждущим твоей гибели. Поэтому, приняв, как я думал, соответствующие меры предосторожности, я покинул свою планету. И вошел, как я считал, в твои Врата, а в результате очутился на этом острове.

Вольф покачал головой:

— Ты всегда был слишком стремительным, брат, слишком опрометчивым. И все же я преисполнен уважения к тебе, как к человеку, пренебрегающему собственной безопасностью, чтобы навестить меня…

— Только мне следовало бы быть более осмотрительным и удостовериться в том, что посыльный прибыл от тебя. В другое время я так бы и сделал. Но в тот момент, когда явилась “Гексакулум”, мысли мои были полны тобой, я скучал по тебе. Даже мы, Всевышние, имеем свои слабости, ты же знаешь.

Вольф некоторое время молчал, наблюдая, как ликующие абуталы волокут на остров домашнюю птицу, животных, награбленные ожерелья и кольца из морского нефрита. Потом произнес:

— Мы, безусловно, в отчаянном положении. И наибольшую опасность представляет отец. Но почти равная угроза — смертельная — нависла и над теми, кто стал нашими союзниками. Данное им слово не избавляет от обязанности присматривать за ними. Я предлагаю тебе взаимную поддержку: мы будем спать и бодрствовать поочередно.

Лувах вновь усмехнулся:

— Однако во сне ты все же не забудешь держать один глаз приоткрытым, чтобы следить за мной, а, брат?

Вольф нахмурился, и Лувах поспешно продолжил:

— Не сердись, Джэдавин. Нам с тобой удалось жить так долго лишь потому, что мы никогда не утрачивали веры во взаимную порядочность, причем поступали так с самыми благими намерениями. Подумать только, ведь было время, когда все мы, родные и двоюродные братья и сестры, жили, учились и играли вместе, благословенные невинностью и взаимной любовью. Теперь же мы словно волки, готовые перегрызть друг другу горло. А почему, спрашивается? Я скажу тебе. Потому что все Всевышние сумасшедшие. Они считают себя богами, тогда как в действительности они самые обыкновенные люди, не лучше вот этих дикарей. Только им посчастливилось быть наследниками могущественной науки и техники, достижениями которой они пользуются, не понимая ее законов. Подобно злым детям, они забавляются игрушками, способными создавать и разрушать целые миры. Великие и мудрые люди, придумавшие эти “игрушки”, давно почили, знания их обратились в прах, и лишь технология, унаследованная в космических государствах, продолжает существовать, используемая единственно для утех и насыщения алчности.

— Мне это хорошо известно, брат, — согласился Вольф, — возможно, даже лучше, чем тебе, поскольку было время, когда я сам наслаждался эгоизмом и пороками. Мне многое пришлось пережить — когда-нибудь я расскажу тебе, — и собственный горький опыт пробудил во мне человеческую сущность, которую, надеюсь, ты сможешь оценить.

Абуталы спустили с Абуты огромные лестницы, увлекаемые вниз тяжелым грузом. Награбленное добро привязали к направляющим тросам и подняли к отверстиям в донной части летающего острова. Так же подняли и те планеры, которые еще можно было починить. Вольф расположился в упряжке, прикрепленной к паре пузырей. Поднимаясь, он держал лучемет наготове, отдавая себе отчет, что находится во власти абуталов, да и те вполне понимали это. Но, как ни странно, никто не проявил враждебности. У отверстия его подхватили две ухмыляющиеся женщины. Они оттащили его в сторону и сняли упряжь, а пузыри отнесли и бросили на кучу в темном дальнем углу.

Когда подняли всех Всевышних, Лугарн со своей женой, Ситаз, отвели новоявленных союзников по винтовой лестнице в верхнюю часть острова. Ступени, изготовленные из весьма легкого, тонкого, как бумага, но прочного материала, представляли собой уплотненную оболочку газовых пузырей. На Абуте, где вес являлся жизненно важным, все делалось как можно более легким. Это соображение, как позднее обнаружил Вольф, повлияло даже на разговорный язык. В целом речь абуталов отличалась от основного словарного запаса предков незначительно, но фонетический строй претерпел некоторые изменения. Кроме того, появились новые слова, уточняющие понятия, соотносящиеся с весом, формой, гибкостью, размерами, вертикальным и горизонтальным направлениями движения.

Лестничный колодец представлял собой цилиндр, вырезанный в сплетении корней. Поднявшись по нему, Вольф очутился в своего рода амфитеатре. Полом просторного помещения служили широкие полосы оболочек пузырей, а покатые стены и потолок были огромными пузырями, связанными корнями. На обширной палубе находилось только одно общественное здание с крышей, покрытой тростником, а также длинная, открытая со всех сторон постройка, предназначенная для увеселения. В доме имелись плоские камни, на которых каждая семья готовила пищу. В проходах копошилась домашняя птица, бегали морские крысы, а в пруду дюймовой глубины играли тюлени, которых разводили на мясо.

Ситаз, жена вождя, отвела вновь прибывших в предназначенное им помещение. Комнаты в виде небольших кабинок были вырезаны в корнях, а полом и стенами служили все те же оболочки пузырей. Двери заменяли вырезанные в полу отверстия, куда поднимались с помощью складных лестниц. Свет проникал через единственный иллюминатор: для освещения также использовались лампы, заправленные рыбьим жиром. Места едва хватало, чтобы сделать два шага в одну сторону и два в другую. В качестве кроватей использовались ниши в стенах, по форме напоминающие гробы, застланные матрасами из перьев, набитых в рыбью кожу. Большая часть дневной и ночной деятельности проходила на “главной палубе”. Уединиться было негде, кроме капитанского мостика.

Вольф ожидал, что абуталы тотчас же поднимут якоря и отправятся. Однако Лугарн сказал, что им придется некоторое время подождать. Во-первых, острову необходимо подняться на большую высоту, чтобы лететь над открытым морем. А бактериям, вырабатывающим газ в пузырях, даже при усиленной подкормке потребуется самое меньшее два дня, чтобы наполнить пузыри, иначе полет будет небезопасным.

Во-вторых, при вторжении абуталы понесли огромные потери. Людей явно не хватало, чтобы эффективнее управлять островом, и поэтому Лугарн предложил последовать древнему обычаю и пополнить команду вербовкой островитян.

Убедившись, что “гости” благополучно разместились, Лугарн вернулся на поверхность. Вольф с любопытством последовал за ним. Вала также настояла на своем участии, хотя служило ли ее желание удовлетворению прихоти или же она собиралась не спускать с него глаз — этого Вольф не знал. Возможно, ее решение было продиктовано и тем, и другим. Лугарн объяснил вождю фрииканов, что от него требуется. Вождь удрученно махнул рукой, давая понять, что ему все равно. Лугарн собрал выживших и огласил свое предложение. К удивлению Вольфа, многие пожелали стать добровольцами. Вала сказала, что эти два народа были заклятыми врагами, но сейчас фрииканы ослаблены и, кроме того, молодежь привлекала романтика жизни на летающем острове.

Лугарн осмотрел добровольцев и выбирал тех, кто хорошо проявил себя во время битвы. В первую очередь он старался взять женщин, особенно с детьми. Последовала церемония ритуальной пытки, заключавшаяся в прижигании паха кандидатки или кандидата. Обычно захваченного противника пытали до смерти, если он не проявлял исключительной стойкости и смелости. Потом его могли принять в племя. При крайней необходимости, как в данном случае, пытали символически.

Позднее, когда остров отплывет, новобранцы пройдут церемонию, в которой каждый смешает свою кровь с кровью абуталов. Это предотвратит месть со стороны земных жителей, поскольку кровное братство является священным.

— Есть и другая причина, обуславливающая необходимость время от времени пополнять команду, — сказала Вала. — Абуталы — и земные, и воздушные островитяне — склонны к инцесту. Потому-то обычай и предписывает принимать в племя пленников.

Вала была теперь очень дружелюбна с Вольфом и настаивала на том, чтобы проводить с ним все время. Она даже снова называла его “уивкра”— термин, означавший “дорогой”. Она опиралась на его руку всякий раз, когда представлялась такая возможность, и однажды даже легонько поцеловала его в щеку. Вольф не отвечал на ласку. Даже теперь, пятьсот лет спустя, он не забыл, что когда-то они были любовниками и, несмотря на это, она все еще пыталась убить его.

Вольф отправился к Вратам, через которые вошел. Вала увязалась за ним следом. На ее вопросы он ответил, что хочет еще раз поговорить с Теотормоном.

— С этой морской жабой! Чего ради!? Что он может знать?

— Посмотрим.

Они приблизились к Вратам. Теотормона не было видно. Вольф прошелся по краю острова, чувствуя, как земля то тут, то там проседает под его весом. Очевидно, пузыри в этих местах были не такими уж плотными.

— Сколько таких островов имеется на планете и каков их максимальный размер? — спросил он.

— Не знаю. За время, что я здесь, мы видели два; фрииканы говорят, что таких островов множество. Они упоминали еще о Матери Островов — сравнительно большом острове, если верить слухам. Летающих островов тоже много, но все они приблизительно одинакового размера. Слушай, зачем нам говорить об этих скучных материях? Разве нам нечего вспомнить?

— Что же? — осведомился Вольф.

Она повернулась к нему, приблизив лицо так, что ее губы чуть не коснулись его подбородка.

— Почему бы нам не вспоминать больше прошлое? В конце концов, прошло так много времени, мы были тогда так молоды и глупы.

— Сомневаюсь, чтобы ты так уж сильно изменилась.

— Ты так уверен? — улыбнулась Вала. — Разреши же мне доказать, что теперь я совсем другая. — Она обняла его и положила голову на грудь. — Кое в чем я действительно стала другой. Но ведь я любила тебя когда-то и теперь, когда вижу тебя снова, то понимаю, что никогда не переставала любить тебя.

— Даже тогда, когда попыталась убить меня в постели? — спросил он.

— Ах, это… Дорогой, я была уверена, что ты изменяешь мне с той противной и хитрой Алаградой. Я думала, что ты предал меня. Можно ли бранить женщину, которая сходила с ума от ревности? Ты ведь знаешь, какая я собственница?

— Отлично знаю, — Вольф отстранил ее и добавил: — Еще будучи ребенком ты уже была законченной эгоисткой. Эгоистичны все Всевышние, но ты своего рода уникум. Понять не могу, что я тогда в тебе нашел.

— Ах, мерзавец! — воскликнула она. — Ты любил меня, потому что я — Вала. Вот и все!

Вольф покачал головой.

— Возможно, когда-то так и было. Но теперь все прошло. И никогда не повторится.

— Ты любишь другую! Я знаю ее? Это, случайно, не Анана, моя глупая и кровожадная сестра?

— Нет, — отрезал Вольф. — Анана кровожадна, но не глупа. Ведь она не попалась в ловушку Уризена. Кстати, почему я не вижу ее здесь? Или с ней что-нибудь случилось? Она умерла?

Вала пожала плечами и отвернулась.

— Понятия не имею. Но твое беспокойство доказывает, что ты ее любишь. Анана! Кто бы мог подумать!

Вольф не пытался разубедить ее. Он счел неразумным упоминать о Хрисеиде, пусть даже Вала никогда с ней и не встречалась. Не стоило рисковать.

Вала повернулась и спросила:

— А что случилось с твоей девицей-землянкой?

— Какой еще землянкой? — переспросил он, ошеломленной ее злобой.

— Ах, какой? — скривились Вала. — Я имею в виду эту Хрисеиду, смертную, которую ты привез с Земли около двух с половиной тысячелетий тому назад. Из района Земли под названием Троя или что-то в этом роде. Ты вроде сделал ее бессмертной, и она стала твоей возлюбленной.

— Как и несколько тысяч ей подобных, — заметил он. — Почему именно она привлекла твое внимание?

— Не спорь, я все знаю. Ты и впрямь стал выродком, мой брат Вольф-Джэдавин.

— Тебе даже известно мое земное имя — имя, которым я предпочитаю называться? А что ты еще знаешь? И почему я так тебя интересую?

— Просто я всегда отличалась любопытством по отношению к другим Всевышним, — усмехнулась Вала. — Вот почему я и остаюсь так долго в живых.

— А не подскажешь ли, отчего погибло так много других?

Ее голос снова стал нежным, и она улыбнулась.

— Нам нет причин ссориться. Почему бы не оставить прошлое в прошлом?

— Ссориться? О, нет! Что прошло, то прошло, это верно, если только оно действительно было. Только вот Всевышние никогда не помнят хорошего, но не забывают обид. И до тех пор, пока ты не убедишь меня в ином, я буду считать тебя прежней Валой. Такой же прекрасной, может быть, даже еще более прекрасной, чем раньше, но все же с той же черной и гнилой душой.

Она попыталась улыбнуться.

— Ты всегда был слишком резок. Может быть, поэтому я тебя и любила. И как мужчина ты был лучше других. Ты был грандиознейшим из моих любовников.

Она ждала, что он вернет ей комплимент, но вместо этого услышала:

— Любовь — вот что творит любовников. И я тебя любил. Но все в прошлом.

Вольф повернулся и вновь зашагал по краю берега. Вала следовала за ним на небольшом расстоянии. Почва местами прогибалась под его ступнями. Он помедлил, позволив ей догнать его, и проговорил:

— На дне, должно быть, много пещер. Как можно вызвать Теотормона?

— Никак. А пещер действительно много. Иногда погибает целая группа пузырей — по болезни или от старости, или же их съедают рыбы, которым они приходятся по вкусу. Тогда образуется каверна, хотя постепенно она заполняется новыми растениями.

Вольф взял это сообщение на заметку. Если дела пойдут плохо, человек всегда сможет найти укрытие под островом. Вала, очевидно, догадалась о его мыслях — дар, который раздражал его, когда они были дружны, — поскольку заметила:

— Я бы туда ни за что не отправилась. Вода кишит рыбами-людоедами.

— Как же справляется Теотормон?

— Не знаю. Вероятно, он превосходит их силой и быстротой. В конце концов он приспособился к такой жизни, если это можно назвать жизнью.

Вольф решил махнуть рукой на Теотормона и направился назад, в джунгли. Вала шла следом. Теперь он позволил ей идти сзади. Она слишком нуждалась в нем, чтобы покушаться на его жизнь.

Он прошел всего несколько ярдов, когда был сбит с ног ударом сзади. Сначала он подумал, что Вала все-таки прыгнула на него. Он откатился, стараясь одновременно вытащить из кобуры лучемет. И только тогда увидел, что на него напал другой. Огромное, блестящее тело Теотормона летело на него. Жирная туша навалилась на него, и дыхание Вольфа прервалось от четырехсотфунтовой тяжести. Потом Теотормон уселся на нем и стал жестоко бить ластами по лицу. Первый удар привел Вольфа в полубессознательное состояние, второй вверг во тьму.

Глава 5

Хотя Вольф на несколько мгновений и лишился чувств, он, видимо, даже в бессознательном состоянии продолжал бороться. Вытащив обе руки из-под навалившейся туши, он схватил ласты. Какими бы они ни были скользкими, ему удалось зажать их в ладонях. Способность мыслить ясно вернулась к нему в тот момент, когда он в ярости сдавил ласты так, что Теотормон завопил от боли и приподнялся. Этого оказалось достаточно: Вольф пнул противника в толстый живот и частично освободился.

Поднявшись на ноги, Вольф еще раз ударил ногой в самую чувствительную часть чудовища — в голову. Теотормон схватился за лоб и откинулся назад. Вольф двинул ему по челюсти, потом еще раз пнул в живот. Зеленые, как мох, глаза потускнели, лягушачьи ноги подогнулись, и Теотормон рухнул наземь.

Однако он не потерял сознание, и, когда Вольф приблизился, чтобы завершить дело, Теотормон ударил его своей громадной ступней. Вольф перехватил ступню и таким образом блокировал удар, но все же его отбросило назад. Теотормон вскочил, пригнулся и снова прыгнул вперед. Вольф также бросился на противника, выставив правое колено. Удар пришелся Теотормону в подбородок, и оба снова упали на землю. Вольф поднялся, нащупывая лучемет, и обнаружил, что того нет в кобуре. Его брат тоже поднялся. Противники стояли лицом друг к другу, тяжело дыша и только теперь ощущая боль.

Благодаря особым средствам естественная сила Вольфа была увеличена вдвое и его кости окрепли, не став хрупкими, чтобы соответствовать возросшей мускульной силе. Однако подобный подготовительный курс прошли все Всевышние, так что в борьбе друг против друга они обладали примерно равной мощью.

Теотормон, чье тело переделал Уризен, весил теперь, по меньшей мере, на сто шестьдесят фунтов больше брата. Но Уризен, очевидно, ненамного увеличил силу Теотормона, так как Вольф еще держался в схватке. Хотя вес, конечно, имел большее значение в борьбе, и Вольфу следовало держаться настороже, чтобы не дать братцу воспользоваться этим преимуществом.

Отдышавшись, Теотормон рявкнул:

— Я из тебя еще выколочу дух, Джэдавин! А затем нырну в море, оттащу в пещеру и буду держать там, скармливая своим любимцам.

Вольф огляделся. Вала стояла поодаль, странно улыбаясь. Он не стал тратить силы и время, прося ее о помощи. Подпрыгнув в воздухе, Вольф атаковал Теотормона, ударив его обеими ногами. Урод на мгновение замер от неожиданности, затем присел. Именно на это и рассчитывал Вольф. Он провел хук снизу, но Теотормон оказался весьма проворен. Скользнув ботинками по спине чудовища, Вольф перелетел на другую сторону и мгновенно развернулся. Теотормон уже прыгнул, рассчитывая смять его, но удар в челюсть остановил его.

На этот раз Теотормон не поднялся. Он лежал, шумно сопя размозженным носом. Темный котиковый мех пропитался кровью, сочившейся из разбитых губ и сломанной челюсти. Для большей уверенности Вольф еще пару раз врезал ему по ребрам.

— Хвалю, хвалю, — произнесла Вала. — Недаром я любила такого мужчину… и все еще люблю…

— Почему ты не помогла мне? — поинтересовался он.

— В этом не было нужды. Я знала, что ты и так выбьешь из этого болтливого мешка его жабьи мозги.

Вольф тщетно искал в траве лучемет. Вала продолжала стоять на месте. Потом она спросила:

— Почему ты не воспользовался ножом?

— Не стоило. Мне он нужен живой. Мы возьмем его с собой.

Глаза ее широко раскрылись.

— Во имя Лоса, зачем?

— Нам могут понадобиться кое-какие его способности.

Теотормон застонал и сел. Вольф, не спуская с него глаз, продолжил поиски лучемета. Наконец он повернулся к Вале.

— Ладно, детка. Давай сюда оружие.

Вала пошарила в одежде и вытащила лучемет.

— А я ведь могла бы тебя убить.

— Ну что ж, стреляй. Только не морочь мне голову пустой болтовней. Меня не напугаешь.

— Ах так! Ну, держись! — воскликнула она в ярости и подняла лучемет. На какое-то мгновение Вольф решил, что, пожалуй, чересчур уж раздразнил ее. Ведь, отличаясь болезненным самолюбием и отменной реакцией, Всевышние редко спускают оскорбления. Но Вала нацелила оружие на Теотормона, и белый луч коснулся конца ласта. Заклубился дым, засмердила горящая плоть. Теотормон рухнул наземь, рот его искривился в вопле, глаза выпучились.

Вала с улыбкой опустила лучемет и вручила его Вольфу.

Тот выругался и заметил:

— Для стрельбы не было никакой причины, кроме твоей злобы, Вала. Злобы, и глупости. Я же сказал тебе, что он мог бы стать нашим спасением в вопросах жизни и смерти.

Вала медленно прошла по влажной траве и наклонилась осмотреть Теотормона. Подняв ласт с обугленным концом, она заметила:

— Он жив… пока. Его можно спасти, если ты так хочешь. Но ласт придется ампутировать.

Вольф молча повернулся и отправился звать кого-нибудь из абуталов, чтобы они помогли переправить Теотормона на летающий остров.

С помощью четырех пузырей Теотормона подняли через отверстие на остров. Там его оттащили в сторону и уложили на полу “брига”. Это была клетка с очень легкими, но крепкими, как сталь, прутьями из расщепленных оболочек пузырей.

Вольф принялся за операцию. Силой влив лекарство, которое дал знахарь-абутал, в горло Теотормона, Вольф осмотрел хирургические инструменты. Они принадлежали колдуну, который заботился как о духовном, так и о физическом благоденствии своего народа.

Воспользовавшись пилой с зубьями акулоподобной рыбы, Вольф отпилил ласт чуть ниже плеча. Плоть расчленялась легко, но вот чтобы перепилить кость, пришлось дважды менять зубья. Затем шаман прижал к культе горящий факел, чтобы закупорить кровоточащие сосуды, и наложил на ожог целебную мазь, уверяя Вольфа, что чудодейственное средство помогало и более обгоревшим.

Вала наблюдала за ампутацией с улыбкой. И когда Вольф, на секунду оторвавшись от работы, встретился с ней взглядом, рассмеялась. Он пожал плечами. Ее прекрасный, чарующий смех напомнил ему звуки гонга, слышанные им некогда при путешествии вниз по реке Гузирит в стране Хамшем на третьем этаже своей Вселенной. В них также звучали золотистые нотки, а это единственное, с чем можно было сравнить ее веселый голосок. Гонг, изготовленный, вероятно, из бронзы, звенел в темной “алитуме” древних развалин храма из нефрита и халцедона. Звук его отдавался в камнях и зарослях джунглей. Гонг был бронзовый, но набат его звучал золотом. И так же звенел смех Валы — бронзово и золотисто, — полный потаенного и темного чувства.

Она сказала:

— Он никогда не сможет отрастить новый ласт, если только не счищать постоянно струпья. Ты же знаешь, конечности не регенерируют, если ткань зарубцуется.

— А вот это уж не твоя забота, — отрезал Вольф. — Все, что могла, ты уже сделала.

Вала фыркнула и поднялась по винтовой лестнице на главную палубу. Вольф выждал некоторое время и, убедившись, что шок Теотормона миновал, последовал за ней.

Там обучали новым обязанностям принятых в племя фрииканов, и Вольф заинтересовался. Он спросил Лугарна, чем питаются огромные газовые растения, ибо ему казалось, что корм должен иметь изрядный вес. А на летающем острове было, по крайней мере, тысячи пузырей, каждый из которых размером с газовую камеру.

— Растущий пузырь действительно надо подкармливать, — принялся объяснять Лугарн. — Но когда растение созреет, пузырь отмирает. Его оболочка становится сухой и твердой, ее специально обрабатывают, чтобы сохранить гибкость и способность растягиваться. Внутрь же помещают новые колонии газовырабатывающих бактерий.

Некоторое время спустя Лугарн оставил его, сославшись на занятость. Лунные сумерки кончились, вернулся полный дневной свет. Остров с силой натягивал тросы. Наконец Лугарн решил, что грузоподъемность достаточна и пора отправляться в путь. Каменные якоря подняли.

Медленно поднимаясь, остров проплыл над разрушенной деревней. Некоторое время он оставался на высоте в сто пятьдесят футов. Потом, по мере того как пузыри наполнялись, поднялся до пятисот. Лугарн приказал уменьшить подачу пищи бактериям и отправился на обход острова.

Вольф спустился посмотреть, как чувствует себя Теотормон. Колдун доложил, что самочувствие пациента хорошее. Даже лучше, чем можно было ожидать.

Вольф поднялся по лестнице на вершину стен. Здесь он обнаружил Луваха и одного из кузенов, Паламброна — изящного красавца, самого томного в семье. Его конусообразную шляпу с шестиугольным ободком украшали изумрудно-зеленые совы. Черная мантия со стоячим воротником и эполетами в форме львиной лапы была сделана из зеленой мерцающей ткани с узором трилистника, пронзенного окровавленным копьем. Рубашку цвета “электрик” украшала отделка из канта с белыми черепами. Широкий кожаный пояс был отделан золотом и инкрустирован бриллиантами, изумрудами и топазами. На ногах — мешковатые брюки в белую и черную полоску и ботинки из мягкой светло-красной кожи.

Паламброн был исключительно красив, о чем и сам хорошо знал. Он кивнул в ответ на приветствие Вольфа и ушел. Тот, глядя ему вслед, усмехнулся:

— Паламброн никогда не питал ко мне нежных чувств. Я бы встревожился, если бы он вдруг изменил свое отношение.

— Пока мы на летающем острове, можешь не беспокоиться, — заметил Лувах. — По крайней мере, если поиск не слишком затянется. Хотел бы я знать, сколько он продлится. Так можно вечно летать над морем и никогда не натолкнуться на Врата.

Вольф посмотрел на красное небо, сине-зеленую воду и на островок, который они покинули, — кусочек дрейфующей суши, с высоты кажущийся не больше монетки. Чуть поодаль кружили белые птицы с огромными крыльями, желтыми кривыми клювами и оранжевыми круглыми глазами. Одна из них с резкими криками опустилась рядом с тем местом, где они стояли, подняла голову и уставилась на них немигающими глазами. Вольфу вспомнились вороны собственного мира. Есть ли у этих птиц хоть капля разума? Может быть, они подслушивали для Уризена? У отца наверняка имелись способы наблюдения за ними, иначе он не получил бы полного удовлетворения от этой игры.

— Лугарн сказал мне, что Абута всегда следует одним и тем же курсом. Ветер здесь постоянный, и он гонит ее вокруг этого водного мира по спиральной орбите. Так что в конечном счете полет охватывает всю поверхность планеты.

— Но остров, на котором находятся Врата, так же движется. Что если наши курсы никогда не пересекутся?

Вольф пожал плечами.

— Тогда мы не найдем его.

— Этого-то Уризен и добивается. Вот уж он порадуется, когда мы все тут свихнемся с досады и безделья и перегрызем друг другу глотки.

— Вполне вероятно. Однако курсом Абуты можно управлять. Поиски, конечно, потребуют времени, но шанс есть. Вот только…

Вольф смолк и молчал так долго, что Лувах забеспокоился.

— Что — “только”?

— Наш добрый отец поселил здесь не только людей: я имею в виду рыб, животных, птиц. Так что следует ожидать, что некоторые острова — как водные, так и воздушные — населены весьма злобными существами.

Снизу раздался голос Валы, сзывающий всех на обед. Собеседники спустились и расположились за столом вождя. Лугарн рассказывал о своих планах. Он намеревался изменить курс, поскольку где-то на юго-западе дрейфовал еще один летающий остров, которым правил его злейший враг Ваераш. Теперь, когда у абуталов есть Вольф с лучеметом, они могли окончательно разделаться с Ваерашем. Победа в этой битве покроет их славой. А Ваераша навеки похоронят в океане.

Вольф не стал возражать. Он только надеялся, что Ваераша не найдут, поскольку хотел сберечь заряды для более важных дел.

Ярко-красные дни и бледно-розовые ночи тянулись однообразно. Лишь первое время для Вольфа нашлось занятие. Он разузнал все, что смог, об управлении островом. Он тщательно изучил нравы племени и характер каждого его члена. Другие Всевышние, за исключением Валы, практически не интересовались подобными вещами. Большей частью они слонялись по носовой части, высматривали остров с заветными Вратами Уризена. Они вечно сетовали на судьбу, изливая душу то абуталам, то друг другу, и постоянно ссорились, стараясь, правда, не доводить дело до драки.

По мере того как шли дни, Вольф все больше проникался к ним отвращением. Эти слюнтяи явно не стоили того, чтобы спасать их — кроме, пожалуй, Луваха. Высокомерие гостей к тому же раздражало абуталов. Вольф неоднократно напоминал собратьям, что их жизнь зависит от островитян. Стоит разгореться ненависти, и пришельцев выбросят за борт. К его советам прислушивались, но проходило время, и тысячелетняя вера в свою богоподобность вновь овладевала Всевышними.

Вольф целые дни проводил на мостике с Лугарном, считая необходимым хоть как-то разряжать напряженность, бездумно создаваемую его братьями и кузенами. Он также посещал занятия по планеризму, поскольку человек, не владеющий крыльями, не мог рассчитывать на уважение со стороны абуталов. Вольф как-то спросил Лугарна, почему к полетам на планере относятся на острове столь священно, в то время как он сам считал обучение им пустой тратой времени.

Вопрос удивил Лугарна, Вождь внимательно выслушал Вольфа, а потом сказал:

— Почему?.. Просто потому… что так и есть. Ни один мальчик не становится мужчиной, пока не совершит самостоятельные взлет и посадку. А уж говорить, что планеры не стоят хлопот!.. Нет, тут вы заблуждаетесь. Вот подождите, придет день, когда мы встретимся с врагом, и вы возьмете свои слова назад.

На следующий день Вольф совершил пробный полет. Они с Лугарном сели в двухместный тренировочный планер, и два пузыря поднимали его до тех пор, пока Абута не превратилась в крошечный коричневый овал. На этой высоте ветер дул сильнее, и они на несколько миль обогнали остров. Лугарн, выступающий в роли инструктора, отцепил подъемный механизм.

Будучи Джэдавином, Вольф имел представление о самых разнообразных типах летательных аппаратов. На Земле он получил лицензию, разрешающую ему пилотировать одномоторные самолеты. Он уже давно не летал, но старые навыки не забылись. Когда планер начал спускаться по спирали, Лугарн передал ему рычаг управления. Потом похлопал Вольфа по плечу, одобрительно кивнул и вновь взялся за штурвал. Машина шла по ветру, слегка отклоняясь в сторону, и в последний момент приземлилась на широкой палубе.

Вольф совершил еще пять тренировочных вылетов, причем два последних с самостоятельной посадкой. На четвертый день он поднялся в воздух один. Лугарн был поражен: ведь большинству новичков требовалось вдвое больше времени. Вольф как-то поинтересовался, что происходит, если выполняющий самостоятельный полет ученик не сможет посадить планер на Абуту. Как островитяне подбирают его?

Лугарн улыбнулся и, подняв руки раскрытыми ладонями кверху, сказал, что неудачника оставляют на волю судьбы. Больше на эту тему не говорили. Но перед первым самостоятельным полетом Лугарн попросил Вольфа оставить лучемет на Абуте. Вольф передал оружие на хранение Луваху, поскольку не думал, что тот употребит его во зло. Во всяком случае вероятность злоупотребления была намного меньше, чем если бы он доверился кому-либо другому.

После полета Вольф ходил с обнаженной грудью, как и полагалось мужчине, на груди которого нарисован “нифтарз”. Лугарн также выразил желание побрататься с ним. Услышав об этом, другие Всевышние принялись глумиться.

— Неужели Джэдавин, сын великого Уризена, прямой потомок самого Лоса, станет братом раскрашенного дикаря? Неужели у тебя нет гордости, брат?

— Не вам говорить о братстве, — ответил он. — Эти люди, по крайней мере, не пытались меня убить — чего нельзя сказать о вас, исключая Луваха. И не вам презирать их. Ведь они хозяева собственного мира, тогда как вы бездомные скитальцы, попавшие в ловушку, как безмозглые гуси. Так что не спешите кичиться, а лучше постарайтесь подружиться с островитянами. Может случиться так, что их расположение вам очень понадобится.

Прижимая на груди розовый полуотросший ласт, Теотормон сидел на корточках в мелком бассейне. Он воскликнул:

— Проклятье всем вам! Уризен в конце концов захлопнет ловушку и долго будет наслаждаться вашими воплями. Но вот что я скажу о Джэдавине. Он — настоящий мужчина, не то что вы. И я желаю ему удачи! Пусть он доберется до нашего отца и отомстит, а все вы — да умрете ужасной смертью!

— Закрой свой безобразный рот, ты, жаба! — закричал Аристон. — У меня начинаются спазмы в желудке при виде тебя. А уж слушать тебя — не дай Бог! О, как бы мне хотелось очутиться в своем мире и заковать тебя в цепи у своих ног. Я быстро бы заставил тебя молить о пощаде, мерзкое чудовище. А потом скормил бы твою жирную тушу своим любимцам. О, мои прекрасные, маленькие любимцы!..

— Размечтался! — съязвил Теотормон. — Погоди, как-нибудь ночью я сброшу тебя с этого летающего острова. Вот уж я посмеюсь, когда ты будешь молотить кулаками воздух и вопить, летя вниз!

— Довольно детских пререканий, — оборвала их Вала. — Разве вы не знаете, что любая ссора между нами лишь восторгает отца? Он порадуется от души, если вы разорвете друг друга на куски.

— Вала права, — заметил Вольф. — Вы называете себя Всевышними, творцами, правителями всех миров. Однако ведете себя, как избалованные и злые дети. Даже если вы ненавидите друг друга, помните, что тот, кто научил вас этой ужасной ненависти и возвел теперь на эшафот, еще жив. А он должен умереть. Даже если нам самим придется погибнуть, чтобы удостовериться в его смерти. Так что потрудитесь жить, как подобает Богам, и достойно встретить конец.

Неожиданно Аристон рванулся к Вольфу. Лицо его побагровело, рот перекосился. Остановившись перед братом, который явно был сильнее, Аристон с такой яростью махнул рукой, что его шафранового цвета мантия с пурпурной и зеленой вышивкой распахнулась.

— Довольно я натерпелся, ненавистный брат! — вскричал он. — Больше я не намерен сносить твои оскорбления. Он, видите ли, лучше нас, потому что стал ближе к человеку! Говорю тебе: не смей равнять нас с этими скотами! Ненавижу тебя, как ненавидел всегда! Ты — ничто… ты — подкидыш!

С этими словами — надо заметить, что для Всевышнего нет худшего оскорбления, чем обвинение в том, что он не является прямым потомком избранной расы, — Аристон схватился за нож. Вольф согнул колени, готовясь к схватке и до последнего надеясь, что все уладится миром. Престиж Богов сильно упадет, если они начнут ссориться на глазах смертных.

В этот момент с гондолы на носу острова раздался крик. Тотчас забили барабаны, и островитяне побросали свои дела. Вольф перехватил пробегавшего мимо аборигена и поинтересовался, что это за шум.

Мужчина указал на небо. Вольф повернулся и на фоне красного купола небосвода увидел темный неясный силуэт.

Глава 6

Еще на бегу к мостику Вольф увидел второй темный силуэт, потом еще два. Его охватило беспокойство, предчувствие того, что сейчас произойдет нечто необычное. Поначалу он не отдавал себе отчета в причине смятения, но внезапно понял в чем дело: темные пятнышки двигались под прямым углом к ветру.

На мостике Лугарн приказал Вольфу быть поблизости. Что касается других Всевышних, то теперь настало время и для них оправдать свое пребывание на острове. Лугарн слышал, как они похвалялись силой. Пусть же действуют мечами так же, как языками, и подтвердят свои слова делом.

Связь на летающем острове во время боя осуществлялась барабаном. Приказы тем, кто находится во внутренних помещениях, передавались через проходы в боковых частях или через отверстия в дне. Всю Абуту пронизывала сеть тонких трубок. Изготовленные из костей рыбы-гирелы, они обладали высокой звукопроводностью.

Вольф наблюдал за Лугарном: приказы вождя выполнялись быстро и четко, чувствовалась хорошая выучка. Даже дети, по мере возможности, брались За поручения, высвобождая таким образом взрослых для более трудных и опасных дел. Вале, которая тоже поднялась на мостик, Вольф заметил:

— Мы, так называемые Всевышние, могли бы многому поучиться у этих, так называемых дикарей, в том, что касается взаимопонимания.

— Не сомневаюсь, — согласилась Вала и, посмотрев на воздушный океан, добавила — Их уже шесть. Кто это?

— Лугарн называет их ничидлорами, но у него не было времени объяснить подробнее. Имей терпение, довольно скоро все выяснится. Думаю даже, что слишком скоро.

К этому времени к планерам уже прикрепили подъемные пузыри. Пилоты рассаживались по кабинам, а люди из “наземной службы” подвешивали к крыльям взрывчатые пузыри-бомбы. Вдоль строя планеров прошелся колдун, облаченный в мантию и маску. Он нес двойной анкх, которым благословлял пилотов и их машины: останавливаясь перед каждым планером, он тряс анкхом, произнося заклинания. Лугарн терял терпение, но не осмеливался поторопить колдуна. Как только последний из двадцати пилотов получил благословение, подкрепленное соответствующим заклинанием, Лугарн подал сигнал. Пузыри с белокрылым грузом тотчас отпустили, и те взмыли ввысь, поднявшись на тысячу футов над островом.

Лугарн сказал:

— Они освободятся от смертоносного груза, как только ничидлоры окажутся в пределах досягаемости. Да ведет их Лос, ибо немногие уцелеют. Но если им удастся разбить гнезда…

— Их уже восемь, — заметил Вольф.

Ближайший из нападающих находился не далее чем в полумиле. Странное сооружение имело форму шара около трехсот ярдов в диаметре. Расплывчатость очертаний объяснялась множеством неровных отростков. Поросль скрывала газовые пузыри, образовывавшие неправильные концентрические окружности. На поверхности сфероида-гнезда виднелись сотни крошечных фигурок.

Лугарн указал рукой на небо, и Вольф увидел несколько маленьких темных точек.

— Разведчики, — пояснил Лугарн, — Ничидлоры не начнут атаковать, пока не получат определенной информации о враге.

— Кто они такие, эти ничидлоры?

— Вон один спускается, чтобы рассмотреть. нас поближе.

Огромные пятидесятифутовые крылья с черными перьями росли из широченных плеч, завершавших безволосый человеческий торс. Четко виднелась грудная клетка, а ниже — живот с пупком. Тонкие, с огромными ступнями ноги, скорее походили на лапы с когтями. Сзади торчал длинный черный хвост, покрытый перьями. Лицо было человеческим, за исключением носа. Тот торчал на несколько футов и походил на хобот слона. Пролетая над островом, ничидлор пронзительно затрубил.

Лугарн бросил взгляд на лучемет Вольфа, но тот покачал головой и сказал:

— Не стоит раскрываться перед ними раньше времени… Тем более что запас зарядов у меня ограничен. Подождем. Может быть, удастся сразить одним выстрелом нескольких.

Тяжело взмахивая крыльями, ничидлор летел к ближайшему гнезду. Крылатые люди, несомненно, являлись работой Уризена, поместившего их сюда для собственного удовольствия. Род их наверняка брал начало от человеческих существ, переделанных в лабораторных колбах. Их вполне могли похитить из других миров: возможно даже, что некоторые происходили от землян. Теперь же они вели странную жизнь под красными небесами и темной луной, рождаясь и вырастая в воздушных гнездах, носимых ветром над бескрайними просторами океана. Они питались главным образом рыбой. Но когда им встречались наземные или летающие острова, ничидлоры сеяли смерть, пожирая свежее человеческое мясо.

Теперь Вольф разглядел, каким образом гнезда двигаются против ветра. Сотни ничидлоров, ухватившись клювами за отростки, в унисон махали крыльями. Отвратительная небесная колесница была запряжена самыми странными птицами, которые когда-либо существовали.

Когда гнездо приблизилось на четверть мили, черные! крылья замерли. Постепенно сокращалось расстояние и до других гнезд. Два сфероида опустились, чтобы атаковать остров снизу, два облетели и заняли позицию с противоположной стороны. Лугарн невозмутимо ожидал, пока ничидлоры приготовятся к атаке.

Вольф поинтересовался, почему он не прикажет планерам атаковать.

— Если отпустить планеры раньше, чем приблизятся основные силы противника, — пояснил Лугарн, — то ничидлоры поднимутся и преградят путь. Планеры просто не смогут пробраться через них. Только если мы отвлечем основные силы крылатых людей на себя, у планеров будет шанс-пробиться к гнездам. Я это знаю по собственному опыту.

— Почему же ничидлоры не уничтожат сначала планеры? — удивился Вольф. — Ведь так для них было бы намного разумнее.

Лугарн пожал плечами.

— Я бы на их месте так и поступил. Но они почему-то всегда следуют одной и той же тактике. По-моему, природа лишила их не только рук, но и ума. Правда, ступни и хобот до некоторой степени заменяют им руки, но орудиями труда они пользуются значительно реже, чем мы.

— Могу предложить еще одно объяснение. Вполне возможно, что ничидлоры сознательно оставляют планерам возможность вступить в бой, находя в этом своего рода удовольствие. Скажем, они самонадеянны — подобно морским орлам, которые нападают на акул, на тысячу фунтов превышающих их собственный вес, нападают несмотря на то, что даже прикончив злобную тварь, не в силах удержать ее на поверхности.

Ветер донес до Абуты бормотание и рев сотен голосов. Неожиданно наступила тишина. Лугарн застыл, настороженно озираясь. Потом медленно поднял руку. Воин, стоявший с пузырем в руках возле каменной чаши с горящими углями, не спускал с вождя глаз.

Тишину прервал дружный вопль ничидлоров, затрубивших в свои длинные носы. С оглушительным громыханьем они поднялись с гнезд и сложили крылья в первом взмахе. Лугарн махнул рукой. Воин тотчас погрузил короткий фитиль пузыря в огонь и выпустил его. Пузырь взмыл на пятьдесят футов и взорвался.

Планеристы отцепили подъемные пузыри и устремились каждый к предназначенному гнезду.

Вольф взглянул на темные тучи приближающейся орды и почувствовал, что теряет веру в лучемет. Понеся большие потери, абуталы все же отбили атаку, прежде чем ему пришлось пустить в ход оружие. Но положение по-прежнему оставалось серьезным, потому что никогда раньше Абуту не окружало восемь гнезд сразу.

В этот миг у него над головой тенью промелькнула белая птица с огромными крыльями. Ее крик донесся до Вольфа, и он подумал, не была ли она “оком” Уризена? Не следил ли отец за ними посредством глаз и мозга этой птицы? Если так, то зрелище битвы, несомненно, наполнит восторгом его жестокое сердце.

Тем временем ничидлоры, которых было так много, что они походили на черные тучи, окружили остров. Лучники напряженно ждали, когда вождь подаст сигнал открыть огонь. Женщины, вооруженные пращами, также замерли в ожидании.

Лугарн знал, что, разместив людей вдоль стен, он ослабит оборону, и сконцентрировал силы защитников на носу. Ничто не мешало ничидлорам совершить посадку на дальнем конце острова. Однако они медлили, не полагаясь на свои слабые ноги. Вольф искал взглядом планеры. Некоторые скрылись из поля зрения, атакуя два гнезда, находившиеся под дном. Другие продолжали кружить, опускаясь к цели. Из гнезд навстречу им устремились ничидлоры.

Две машины пролетели мимо ближайшего гнезда, скинув на шар дымящиеся бомбы. Хлопая крыльями, к ним тотчас устремились самки ничидлоров. Раздался взрыв, ввысь взметнулся язык пламени. Почти сразу же рвануло еще раз.

Оба планера резко взмыли вверх и развернулись для нового захода. Снова упали бомбы. Огонь мигом распространился по сухим растениям и охватил газовые ячейки. Самки завизжали так пронзительно, что перекрыли и хлопанье крыльев, и трубный рев кружащихся орд. Торопливо покидали они горящее гнездо, держа в пальцах ног своих детей. Шар разлетелся на части, осколки задевали женщин, обжигая и переворачивая их вверх ногами. Выроненные дети камнем падали в море, беспомощно махая короткими крылышками.

Вольф увидел, как одна ничидлорка сложила крылья и ястребом упала к ребенку, подхватив его у самой воды, она забила крыльями и направилась к еще целому гнезду.

К этому времени уже два шара, охваченные пламенем и распадавшиеся на части, падали в океан. Около сотни ничидлоров вылетели из кольца осадивших Абуту и устремились за планерами, которые теперь виднелись далеко внизу, готовясь к посадке на воду.

Гнезда, находившиеся на одном уровне с островом, были недосягаемы для лучемета. Понадеявшись, что с двумя залетевшими под дно гнездами дело обстоит иначе, Вольф сообщил Лугарну о своем намерении и спустился по пятидесятифутовой лестнице к отверстию в днище. Как он и ожидал, вражеские шары находились совсем близко, и он одним взмахом лучемета, включенного на полную мощность, поразил оба сфероида. Гнезда взорвались с такой силой, что его чуть не скинуло с площадки взрывной волной. Отверстие в днище заволокло дымом, и, когда он рассеялся, Вольф увидел летящие во все стороны куски растительности; тела детей и женщин как гирьки падали в море.

Воины-ничидлоры не оставляли попыток пробраться в донные отверстия. Вольф вдвое уменьшил мощность лучемета и очистил пространство от нападающих. Затем побежал вдоль сходен, останавливаясь около каждого люка, чтобы снова пустить в ход оружие. Он насчитал, по меньшей мере, сотню атакующих. Некоторым из них удалось пробиться сквозь ряды защитников к отверстиям на дальнем конце острова.

Хотя Вольф уничтожил около тридцати нападавших, со всеми ему было не справиться. Остров был слишком велик, чтобы он смог обойти все днище.

К тому времени, как он снова поднялся к люку, ничидлоры предприняли еще одну массированную атаку.

Восточная часть острова представляла собой кружащуюся, воющую, взвизгивающую толпу. Повсюду валялись трупы.

Лучники и пращники понесли тяжелые потери в первых двух атаках. Когда ничидлоры вновь ринулись на штурм, завязался рукопашный бой. Единственным оружием крылатых людей были мощные крылья и когти на ногах. Взмахом крыла ничидлор сбивал абутала с ног, а затем прыгал на оглушенного и рвал его кривыми когтями. Абуталы защищались копьями с плоскими наконечниками, усеянными зубами акул и ножами, изготовленными из бамбукообразного растения.

Вольф принялся методично расстреливать ничидлоров, залетевших на главную палубу. Его братья сражались плечом к плечу, рубя нападавших мечами. Тщательно целясь, Вольф уничтожал окруживших их ничидлоров. Какая-то тень опустилась на него, он упал на спину и выстрелил вверх. На палубу рухнули два ничидлора, крыло одного накрыло его, как знаменем. Морщась от рыбьего запаха, Вольф выбрался как раз вовремя, чтобы убить еще двоих, прижавших Лугарна к стене. Жена вождя лежала рядом, ее копье застряло в груди крылатого воина. Лицо ее и грудь были истерзаны, и ничидлор, одурманенный запахом горячей крови, уже принялся вспарывать ей живот. Вольф выстрелил, и каннибал рухнул навзничь, потянув за собой внутренности.

В течение следующей минуты Вольф пребывал в смертельной опасности. По меньшей мере два десятка ничидлоров напали на него со всех сторон. Он крутился как волчок, рассекая огненным лучом нападающих. Потом взобрался на гору трупов поближе к свежему воздуху.

Бой кипел вовсю. Вольф стрелял во всех направлениях и обычно попадал в цель, хотя в пылу сражения под смертоносный луч попали два абутала. Этого нельзя было избежать, и он был счастлив, что не убил больше.

Несмотря на отчаянное сопротивление, абуталы потеряли половину своего племени. Даже помощь Вольфа не спасала положение. Ничидлоры теснили защитников острова. Огромные потери, казалось, нисколько не поколебали их решимости разгромить врага, даже если для этого придется погибнуть всем до единого.

Вольф снова очистил от атакующих пространство вокруг Всевышних. Залитые вражеской кровью, они стояли сплоченной группой и дружно размахивали мечами. Вольф крикнул, чтобы они собрались вокруг него: они сдерживали крылатых воинов, а он тем временем стрелял поверх них. Стоя на груде ничидлоров и упираясь ногами в скользкие трупы, он хладнокровно возобновил обстрел.

Внезапно он понял, что у него осталось только два зарядных устройства. Он надеялся сохранить боеприпасы для крепости Уризена, но, видно, ничего не поделаешь. Если не воспользоваться лучеметом, то всех их ждет неминуемая смерть.

В этот миг раздался крик Валы. Вольф взглянул наверх, куда она указывала. По небу стремительно двигался темный предмет — черная комета. Она появилась в то время, когда все были захвачены боем.

Стоявшие неподалеку абуталы тоже взглянули наверх и, издав вопль отчаяния, побросали оружие. Не обращая внимания на крылатых воинов, островитяне сломя голову кинулись к ближайшим люкам. Но и ничидлоров, взглянувших в небо, чтобы узнать причину паники, тоже охватил ужас. Они поднялись в воздух, надеясь добраться до гнезд или спастись под островом.

Вольф не бросил лучемет, но, подобно другим, кинулся к ближайшему укрытию. Лугарн рассказывал ему о черных кометах кремня, время от времени появлявшихся над планетой. Так что Вольф представлял себе последствия.

Вольф мчался к люку, когда раздался свистящий звук. На поверхности стен появились дыры, над обшивкой главной палубы заклубился дым. Ничидлор, зависший на высоте десяти футов над островом, неистово замахал пятидесятифутовыми крыльями, пронзительно заревел и рухнул на палубу; кожа его была продырявлена в нескольких местах, крылья дымились. Повсюду на палубу падали крылатые люди и вместе с ними падали абуталы. Трупы подергивались от ударов раскаленных капель.

Ударом ртути, или, как его здесь называли, живого серебра, у Вольфа выбило из рук лучемет. Наклонившись, он подобрал его и возобновил бег. На минуту перед люком образовалась пробка: Всевышние расталкивали друг друга, ругались и взывали к Лосу. Некоторые даже молили Уризена о пощаде или поминали давно умершую мать.

В какое-то мгновение у Вольфа мелькнула мысль очистить себе путь лучеметом. Именно так и поступил бы любой из них, за исключением разве что Луваха. Оставаться здесь, снаружи, значило быть убитым. Каждая секунда была дорога.

Однако каким-то образом столпившиеся все-таки протиснулись в люк, и уже следующие пробивали себе путь к спасению.

Что-то раскаленное прожгло Вольфу брюки, свистнуло над ухом, задело затылок. Вольф сиганул в люк вниз головой и, пролетев вдоль невысокой лестницы, приземлился на обе руки, выпустив при падении лучемет. Паламброн, стоявший у люка, ведущего в следующий пролет, вскрикнул и нырнул в отверстие. Вольф заглянул в колодец, увидел, что все Всевышние попадали в кучу, крича и ругаясь. Паламброн восседал сверху. Однако никто вроде бы не пострадал.

В другое время Вольф рассмеялся бы. Теперь же он был слишком занят соскабливанием горячей ртути с волос и одежды. Затем осмотрел ноги и, удостоверившись, что раскаленные капли лишь задели его, спустился вниз по лестнице. Следовало укрыться как можно ниже. Если ртутный ливень продолжится, верхние палубы будут разрушены. А если огненные капли поразят большие пузыри, то останется лишь сказать всему “прости-прощай.”

Глава 7

Вала со смехом приветствовала его в полумраке у круглого отсека. Ее веселье не являлось истерикой, она испытывала истинное наслаждение поворотом событий. Вольф не сомневался, что будь здесь немного светлее, он разглядел бы в ее глазах радостный блеск.

— Рад, что ты находишь это смешным, — произнес он. Его качало от усталости, кровь ничидлоров покрывала его с головы до ног, одежда стала липкой от пота.

— Ты, Вала, всегда была со странностями. Даже ребенком обожала всех дразнить и жестоко подшучивать. А став женщиной, испытывала куда больше удовольствия при виде крови и страданий, чем от любви.

— Не забывай, я — богиня, — сказала она. — Дочь своего отца. И добавлю — сестра своего брата. Ты был точно таким же, дорогой Джэдавин, пока не превратился в сентиментального, человеколюбивого Вольфа — выродка и полуземлянина. — Приблизившись и понизив голос, Вала продолжала — У меня давно не было мужчины, Джэдавин. И ты не касался женщины с тех пор, как прошел через Врата. А ведь я знаю твою мужскую силу, брат: ты страдаешь, если не переспишь с женщиной хоть день. Отбрось свою непонятную ненависть ко мне! Пойдем! На острове найдется сотня укромных местечек, где тепло и темно и где нам никто не помешает. Смотри, я поступаюсь своей гордостью, я прошу тебя.

Вала говорила правду. Как мужчина он был исключительно силен. И сейчас Вольф почувствовал, как им овладевает желание, которое он день за днем подавлял делами. А по ночам, укладываясь спать, он направлял мысли на составление планов борьбы с отцом, стараясь предвидеть тысячи случайностей и найти способы предостеречься от них.

— Сначала кровавый пир, а на десерт вожделение и страсть, — произнес он. — Не я возбудил тебя, а удары клинков и вид крови.

— И то, и другое, — сказала Вала и протянула ему руку. — Пойдем со мной.

Вольф покачал головой.

— Нет. И давай больше не будем об этом говорить. Между нами все кончено раз и навсегда.

— Как скоро будет кончено и с тобой! — процедила она сквозь зубы. — Еще никто не смел…

Она резко повернулась и ушла. Когда он увидел ее некоторое время спустя, она о чем-то возбужденно беседовала с Паламброном. Потом оба удалились в полумрак переходов.

В первое мгновение он собирался вернуть их. Ведь они, в сущности, дезертировали со своих постов. Опасность нападения, похоже, миновала, но если ртутный ливень усилится, то капли могут серьезно повредить или даже разрушить остров. Но потом он пожал плечами и отвернулся. В конце концов его никто не уполномочивал распоряжаться здесь. Всевышние согласились сотрудничать лишь формально, а о мерах наказания вообще не было сказано ни слова. Кроме того, любую попытку остановить парочку с его стороны расценили бы как проявление ревности. И нельзя сказать, что такое обвинение было бы лишено оснований. Ему действительно было больно, когда Вала ушла с другим мужчиной. Очевидно, она все еще нравилась ему. Получалось так, что чувства, которые он питал к ней более пятисот лет тому назад, все еще сохранились в его сердце, и даже предательство не стерло воспоминаний.

Вольф осведомился у Лугарна:

— Как долго длится такой ливень?

— Около получаса, — ответил вождь, — капли проносятся с черной кометой. Мы называем их Смехом Уризена. Только такой жестокий и кровожадный бог мог создать подобную напасть. Он наслаждается страданиями своего народа.

За многие тысячелетия, которые провели здесь потомки попавших в ловушку Всевышних, имя Уризена стало нарицательным для любого проявления зла.

Послышался грохот, и Вольф на мгновение испугался, решив, что лопнул газовый пузырь в дальнем конце острова. Однако вскоре выяснилось, что взорвалось еще одно гнездо ничидлоров. Оно попало под концентрированный поток капель: несущиеся пузыри стали один за другим выходить из строя. Наконец цепная реакция охватила весь сфероид, и он разлетелся на куски.

Вольф подошел к Теотормону, сидящему в углу на корточках, и допытался заговорить с ним. Брат бросил на него взгляд, полный ненависти и страданий, и несколько минут оба молчали. Наконец Теотормон беспокойно заерзал и произнес:

— Отец говорил мне, что его крепость находится на планете Аппирманзум. Вокруг нее вращаются еще четыре планеты, каждая из которых примерно таких же размеров, как эта, и все удалены от Аппирманзума не более чем на двадцать тысяч миль. Планеты не новые, отец создал их как серию примерно пятнадцать тысяч лет назад, но держал закрытыми. Их Врата действовали лишь тогда, когда сквозь них проходил отец, поэтому они и не поддавались обнаружению.

— Так вот почему я видел только три планеты, — сказал Вольф. — Они располагаются квадратом, и одна всегда скрыта Аппирманзумом.

Его не интересовало, каким образом столь большие небесные тела удерживаются в сравнительной близости и тем не менее остаются в стороне от исхоженных путей. (Наука Всевышних была вне его понимания — как, в сущности, и вне разумения любого другого Всевышнего. Они унаследовали и использовали силы, принцип действия которых больше не понимали. Достаточно было того, что они ими владели.)

Недостаток знаний делал Всевышних уязвимыми. У каждого из них имелось множество машин и механизмов, но если что-нибудь ломалось, терялось или было украдено, Всевышнему не оставалось ничего другого, как похитить подобную вещь у соседа, если у того имелся аналог. Поэтому и оборонительные сооружения, какими бы неприступными они не казались, всегда имели бреши. Но обнаружить их можно было только непрестанно нападая. Так что, несмотря на всю беспомощность группы в данный момент, Вольф не терял надежды на победу.

Ожидая, пока прекратится ртутный ливень, он размышлял. Откуда-то всплыла мысль, уже давно беспокоившая его и, вроде бы, не имевшая отношения к происходящим событиям. Подсознательно он продолжал тревожиться о Хрисеиде, помочь которой в данный момент ничем не мог.

Имена его отца, братьев, сестер и кузенов не переставали удивлять Вольфа с тех пор, как он восстановил в памяти всю свою жизнь Джэдавина, Всевышнего Мира Тиерса.

Уризен, Вала, Лувах, Анана, Теотормон, Паламброн, Энион, Аристон, Тармас, Ринтрах — именно под этими именами упоминал Вильям Блейк в своих символических и дидактических произведениях властных и таинственных космогонов. Это не могло быть простым совпадением. Вольф был убежден в этом. Но как прознал о них английский поэт-мистик? Встретил ли он какого-нибудь из изгнанных Всевышних, скитающихся по Земле, и тот по неизвестной причине поведал землянину о своих собратьях? Может быть. И Блейк, вероятно, использовал некоторые эпизоды из жизни Всевышних как основу для своих апокалипсических стихов. Хотя, конечно, сильно исказил слышанные истории.

Когда-нибудь, если удастся выбраться из этой ловушки, надо будет поискать на Земле, а также пораспрашивать тех собратьев, которые решатся побеседовать с ним.

Ртутный град прекратился. Выждав для большей уверенности еще полчаса, островитяне вернулись на главную палубу. Глазам их предстало печальное зрелище: настил был сожжен и исковеркан, стены испещрены пробоинами настолько, что корни и листья превратились в лохмотья. Особенно сильно пострадала гондола, от нее остались одни обломки. Всю палубу усеивали капли ртути.

Теотормон произнес:

— Ртутный ливень нельзя сравнить с метеоритным. Капли летят со скоростью всего лишь около сотни миль в час, и прежде чем достигнуть поверхности, еще больше снижают скорость и распадаются на брызги. И все же…

Он махнул ластом, указывая на причиненный ущерб.

…Вольф посмотрел вокруг над морем. Уцелевшие гнезда медленно удалялись. У крылатых людей хватало своих забот, им было не до атаки. Лишившиеся крова ничидлоры так перегрузили один из сфероидов, что он заметно терял высоту.

Лугарн был мрачен. Огромные потери в численности островитян сильно затруднят маневрирование островом и сделают невозможным его защиту в случае нового нападения. Племя останется беззащитным до тех пор, пока не подрастут дети. Однако не было никакой надежды, что весь этот долгий срок им удастся благополучно уклоняться от столкновений.

— Мой народ обречен, — сказал Лугарн.

— Положение серьезное, — согласился Вольф. — Но, в конце концов, вам же не обязательно затевать бой с каждым встреченным островом. Вы как-то говорили, что единственной причиной конфликтов между племенами служит сближение их островов. Так избегайте этого! А ничидлоры встречаются редко. Ведь вы, если не ошибаюсь, последний раз наткнулись на такое же количество гнезд пятнадцать лет назад.

— Что?! Уклоняться от сражений? — воскликнул Лугарн. От удивления у него отвисла челюсть. — Ну, знаете… такое даже в голове не укладывается. Ведь мы прослывем трусами, и имена наши станут оскорбительными словами в устах врага.

— Вздор, — возразил Вольф, — как они разглядят вас, если вы не дадите им приблизиться? Впрочем, это ваше дело. Умирайте, коль вам так уж хочется, если не можете отказаться от своих предрассудков.

И Вольф вместе с другими принялся расчищать остров. Мертвых и раненых ничидлоров выбросили за борт. Павшим в сражении абуталам устроили похоронную церемонию — погребальный обряд свершил Лугарн, так как колдуну разбили в стычке голову. Затем тела погибших столкнули за борт, и их приняло море.

Днем и ночью остров медленно двигался по ветру. Долгими часами Вольф глядел на огромную коричневую сферу Аппирманзума. Планету отделяло от них двадцать тысяч миль — так близко и одновременно так недосягаемо далеко. С таким же успехом она могла находиться и за миллион миль. Неужели нельзя отыскать способ попасть туда? В голове у Вольфа мелькнула идея — столь сумасшедшая, что он сам посмеялся над собой. И все же, будь под рукой необходимые материалы, план можно было бы претворить в жизнь.

Абута пролетела над полярной областью, поверхность которой не отличалась от других районов планеты. Дважды на горизонте появлялись вражеские острова. Но как только они меняли курс на сближение с Абутой, вождь печально приказывал экипажу спасаться бегством. Клапаны газовых пузырей по краям острова регулировались так, чтобы придать ему боковое ускорение и расстояние между островами сохранялось неизменным. Через некоторое время противник прекращал преследование, не рискуя больше тратить газ из пузырей.

Лугарн объяснил, что маневры абуталов при столкновении продолжаются иногда до пяти дней.

— Никогда не встречал людей, которые бы так стремились умереть, — откровенно высказался Вольф.

Однажды, когда всем Всевышним уже казалось, что они вечно будут летать над однообразными водами океана, раздался крик впередсмотрящего. Все сбежались на шум.

— Мать-Всех-Островов! — кричал он. — Мать-Островов!

По сравнению с Матерью Островов ее “дети” выглядели действительно небольшими. С высоты трех тысяч футов Вольф мог окинуть плывущую массу от берега до берега одним взглядом. Остров был около двадцати миль в ширину и около тридцати в длину. Все на свете относительно, и Мать Островов была в этом мире почти континентом.

Побережье изрезали заливы и бухты, в низинах виднелись озера морской воды. Некий катаклизм — возможно, столкновение с другими островами — как бы сморщил часть острова, образовав горы. И именно на одной из вершин Вольф увидел Врата.

Шестиугольных сооружений из светящегося материала было два, и каждое по величине равнялось газовой камере дирижабля.

Вольф поспешил объявить новость Лугарну. Вождь уже знал о Вратах и выкрикивал приказы. Он давно пообещал Вольфу выполнить соглашение, когда найдутся Врата. Вольф с лучеметом и его собратья смогут покинуть остров.

Следовало торопиться и снизить летающий остров так, чтобы он пролетел над М и т ц о й, Матерью Островов, на желаемой высоте, прежде чем отправиться дальше. Поэтому Всевышние, не мешкая, спустились на нижнюю палубу, где для них уже приготовили упряжки для спуска на пузырях. Они застегнули пояса вокруг плеч, груди и ног и прошли к отверстиям. Лугарн и абуталы, пришедшие проводить гостей, столпились вокруг. Прощались они только с Вольфом и Лувахом: расцеловали их и вручили по цветку молодого газового растения.

Крикнув “до свидания”, Вольф прыгнул в люк и устремился вниз со скоростью летящего к земле парашютиста; за ним последовали остальные. Вольф метил на небольшую полянку, но не принял в расчет направление ветра и врезался в верхушку дерева. Та спружинила, замедлив падение. Остальные также приземлились успешно, хотя и не без ушибов.

Теотормону, весившему четыреста пятьдесят фунтов, выделили дополнительную упряжь, но тем не менее он спустился гораздо быстрее других. Приняв удар на ноги, он упал, перекувырнулся и тут же с воплем подскочил, стукнувшись обо что-то головой.

Дожидаясь пока все придут в себя, Вольф помахал рукой абуталам, выглядывавшим из донных отверстий. Летающий остров удалялся все дальше и дальше и вскоре исчез из виду.

Всевышние начали пробираться через джунгли к горе. Они держались настороже, так как видели с Абуты много туземных деревень. Однако на пути к Вратам никто им не встретился, и вскоре путешественники стояли перед возвышающимися гексагонами.

— Почему два? — осведомился Паламброн.

— Очередная загадка нашего отца, — пожала плечами Вала. — Одни Врата ведут, очевидно, в его дворец на Аппирманзуме. Другие — кто знает?

— Как же нам быть? — спросил Паламброн.

— Тупица! — не сдержалась Вала. — Конечно, придется идти на риск.

Вольф слегка улыбнулся. С тех пор как Вала развлеклась с Паламброном, она обращалась с ним еще с большим презрением и насмешкой, чем другие. Паламброн был сбит этим с толку. Очевидно, он ожидал своего рода благодарности.

Вольф сказал:

— Мы все должны пройти в одни Врата. Было бы неразумно разъединяться, несмотря на наши взаимоотношения.

— Ты прав, брат, — согласился Паламброн. — Кроме того, если мы разделимся и одна группа доберется до Крепости и убьет Уризена, то она захватит власть. И, несомненно, предаст тех, кто пошел во второй группе.

— Призывая держаться вместе, я не это имел в виду, — заметил Вольф. — Но мыслишь ты логично.

— Только неизвестно чем, — буркнула Вала, — из Паламброна такой же никудышный мыслитель, как и любовник.

Паламброн побагровел и схватился за рукоять меча.

— Мне надоело сносить твои оскорбления, мегера! — в гневе воскликнул он. — Еще одно слово и твоя голова покатится с плеч.

— Нам еще представится случай воспользоваться оружием, — вмешался Вольф. — Попридержите свой пыл для того, кто находится по ту сторону Врат.

Тут в сотне ярдов от них, в кустах, он заметил какое-то движение. За ними наблюдал туземец. Вольф не прочь был узнать, пытался ли кто-нибудь из местных жителей пройти через Врата. Если такие попытки предпринимались, то исчезновение людей наверняка напугало аборигенов, и место, возможно, считалось запретным табу.

Он интересовался реакцией туземцев также и потому, что рассчитывал в будущем на их помощь. Однако теперь на расспросы не было времени, он просто не мог позволить себе терять ни одной секунды. Хрисеида томилась в крепости Уризена, и каждое мгновенье, проведенное в застенках, причиняло ей не только моральные, но и физические страдания.

Вольф вздрогнул и постарался выбросить из головы мрачную картину, нарисованную его воображением. Надо сосредоточиться на насущных делах.

Он окинул взглядом Всевышних, наблюдавших за ним. Ясно, что они считали его вожаком, хотя внешне старались этого не показывать. Вольф не был старшим, но когда наступал кризис, он действовал решительно и дальновидно. И у него был лучемет. Однако главная причина крылась в другом, все они бессознательно ощущали в нем некую внутреннюю силу, которой не обладали сами, хотя и это они бы отрицали, если бы их спросили. Его жизненный опыт землянина Роберта Вольфа развил в нем сноровку в делах, которую они считали для себя слишком низменной, чтобы марать себе руки. Избавленные от тяжелого труда, от необходимости заниматься простыми или, на их взгляд, примитивными вещами, они чувствовали себя потерянными. Когда-то Всевышние созидали миры, теперь же стали не лучше дикарей, которых так презирали. Только Джэдавин, или Вольф, как его стали называть, был среди них единственным, знавшим этот варварский мир.

— Те Врата или эти… — пробормотал Вольф. — На все воля случая… — Он не заметил, что перешел на английский.

— Что это за тарабарщина? — поинтересовалась Вала.

— Один из земных языков. Поскольку Вала здесь единственная женщина…

— Но более мужчина, чем большинство из присутствующих, — съязвила она.

— …Почему бы нам не позволить ей выбрать, в какие Врата войти? Думаю, что этот метод ничуть не хуже других.

— Эта сукина дочь в жизни не поступила правильно, — негодовал Паламброн. — Но, впрочем, пусть выбирает. Мы войдем не в те Врата, которые она укажет, а в другие, и тогда уж точно не ошибемся.

— Дело ваше, — пожала плечами Вала, — но я говорю: надо идти вон в те Врата. — Она указала на гексагон справа.

— Что ж, прекрасно, — сказал Вольф. — Поскольку у меня лучемет, я войду первым. Не знаю, что нас ждет по ту сторону. Скорее всего, там смерть, и трудно сказать, какую форму она примет. Однако на прощанье мне хотелось бы напомнить вам вот о чем. Было время, кузены и сестры, когда мы любили друг друга. Тогда еще была жива наша мать, и все были счастливы. Мы боялись отца, мрачного, далекого, страшного Уризена. Но не чувствовали к нему ненависти. Потом мать умерла. Как это случилось, никто не знает. Кое-кто — и я в том числе — уверены, что мать погибла от руки Уризена. Ведь не прошло и трех дней после кончины матери, как он взял в жены Арагу, властительницу соседнего мира, и таким образом объединил владения.

Но пусть убийца матери неизвестен, зато мы все знаем о том, что последовало за ее смертью. Уризен пожалел, что имеет детей. Он был одним из немногих, кто воспитывал своих отпрысков как Всевышних. Ведь наша раса вымирает. Мы владеем бессмертием, мы обладаем огромной властью, но род наш постепенно угасает. К тому же мы заплатили за свое могущество еще и тем, что утратили способность любить.

— Ах, любовь! — усмехнулась Вала.

Послышались смешки. Лувах тоже улыбнулся но сдержанно.

— Вы похожи на стаю гиен, — негодующе продолжил Вольф. — Да, на гиен, на этих пожирателей падали — отвратительных и злобных животных, чье зловоние и мерзкие повадки вызывают к ним повсеместную ненависть и презрение. Но даже они выполняют полезную функцию, чего нельзя сказать о вас. Да, любовь, я не боюсь этого слова, хотя оно для вас пустой звук. Ведь прошли тысячелетия с тех пор, как вы в последний раз испытывали это чувство. Да и тогда ваши сердца вряд ли пылали страстью. Впрочем, хватит об этом. Как я уже говорил, мы узнали, что Уризен задумал погубить нас. Или, сохранив нам жизни, заставить отречься, а значит быть сосланными на захудалую планету в одной из своих Вселенных, лишенную Врат, чтобы мы вечно влачили там жалкое существование с аборигенами и никогда не смогли бы нанести ему ответный удар.

— Довольно разглагольствовать, брат, — сказала Вала. — К чему ты клонишь?

Вольф вздохнул. Он понапрасну тратил время и силы.

— Я хотел сказать, что Уризен, сам не зная того, вполне мог оказать нам услугу. Возможно, теперь нам удастся как-то воскресить в себе детскую любовь, вновь вспомнить, что мы кровные братья. Жить, как и подобает…

Вольф запнулся. Лица, обращенные к нему, напоминали лики каменных идолов. Время разгладит их черты, любовь — никогда.

Он повернулся и шагнул в правые Врата.

Глава 8

Поскользнувшись, Вольф упал и покатился по гладкой стеклянной поверхности вниз с горы, на вершине которой находились Врата. Склон, по которому он мчался вниз, был сухим и скользким, хотя создавалось впечатление, что он смазан маслом.

Несмотря на все старания притормозить каблуками или ладонями, он продолжал катиться вниз. Это было похоже на спуск по ледяной горе.

Скорость все возрастала. Изогнувшись, он бросил взгляд вниз по ходу движения. Отлогий склон постепенно выравнивался, и падение несколько замедлялось. Но все же он спускался со скоростью, по меньшей мере, шестьдесят миль в час, не имея никакой возможности остановиться.

В пурпурном небе над краем горизонта показалась яркая луна — почему-то он решил, что это именно луна. Арка выделялась на фоне неба темно-багровым оттенком. Место не походило на дворец Всевышнего. Он попал на другую планету. Судя по расстоянию до горизонта, эта планета была примерно такого же размера, как и та, которую он только что покинул. И, собственно говоря, не было никакой уверенности, что она — не одна из тех, которые он видел в небе с поверхности водного мира.

Уризен сыграл с ним злую шутку. Он устроил Врата, переместившие его лишь на другую планету, вращающуюся вокруг Аппирманзума. Другие Врата водного мира могли бы привести его в мир Уризена. Но могли доставить и сюда же. Теперь узнать об этом было невозможно.

Куда бы ни вел другой вход, слишком поздно что-либо изменить.

Он опять попался в западню отца. Практичную западню, если смерть можно считать практичной.

Вольф проскользил, пожалуй, около двух миль, прежде чем скат начал выравниваться. Еще через полмили скорость уменьшалась примерно до тридцати миль в час, хотя утверждать что-либо было сложновато, поскольку имелись лишь косвенные данные.

По правую сторону вдали виднелись причудливые деревья. Но не зная их высоты и расстояния до них, он не смог с точностью определить скорость скольжения.

Еще некоторое время спустя склон вдруг резко оборвался, и Вольф вылетел за край уступа, не сдержав крик. Он падал в пропасть. Под ним в сорока-пятидесяти футах катилась река. Противоположный берег, расположенный примерно в ста футах, образовывала отвесная стена из того же стекловидного материала, по которому он катился от самых Врат.

Вольф падал в каньон и дергал ногами, пытаясь сохранить вертикальное положение. До реки было не так далеко, как он думал, и нырнув, он оказался в холодной воде. По инерции он ушел на глубину, но вскоре всплыл. Течение быстро потащило его между стенами ущелья к изгибу. Перед тем как его вынесло за поворот реки, он успел заметить, что в воду упал еще один человек, а другой взмыл над краем обрыва. Вскоре стены ущелья расступились, и река расширилась. Начались пороги. К счастью, камни были ровные и гладкие — очевидно, из того же стекловидного материала, — поэтому он отделался лишь несколькими ушибами. После порогов течение стало менее быстрым. Вольф поплыл к берегу, полого поднимавшемуся из воды, но выбраться из воды не смог, потому что все время соскальзывал по гладкой поверхности.

Ему не оставалось ничего другого, как плыть вдоль берега дальше в надежде, что рано или поздно объявится место, где удастся выбраться из воды. Одежда, лук, нож и лучемет очень мешали ему.

Вольф понимал, что необходимо избавиться от груза, но откладывал этот момент до последнего. Все же усталость брала свое, и он сбросил рук и колчан со стрелами, затем через некоторое время отстегнул пояс с кобурой и ножны, а лучемет и нож засунул в брюки. Еще немного спустя освободился и от ножа.

Время от времени он оглядывался, различая вверх по течению восемь голов, раскачивавшихся на волнах. Пока что все выжили, но если берега и дальше останутся неприступными, им конец. Утонут все, кроме, пожалуй, Теотормона, который мог продержаться в воде дольше любого из них, даже с одним полуотросшим ластом.

Именно тогда Вольфа и осенило. Он поплыл против течения, пока не оказался рядом с Лувахом, Валой и Тармасом. Приблизившись, он крикнул им, чтобы они тоже плыли против течения, если хотят спастись.

Наконец появилась огромная маслянистая сине-черная туша Теотормона. За ним следовали Аристон, Энион и Ринтрах. Последним, больше всех похвалявшимся, но вошедшим во Врата позже остальных, плыл Паламброн. Лицо его было бледным, он тяжело дышал.

— Спаси меня, брат! — крикнул он. — Я больше не могу. Я умираю.

— Побереги дыхание, — отозвался Вольф и обратился к Теотормону: — Ты нам нужен, брат. Именно ты, некогда презираемый, можешь теперь нам помочь. Без тебя мы утонем.

Теотормон ухмыльнулся, легко плывя против течения.

— Чего ради мне вам помогать? Ведь вам плевать на меня, вас “тошнит от одного моего вида”, разве не так?

— Ты никогда не был мне безразличен, — возразил Вольф. — И я никогда не говорил, что меня тошнит от твоего вида. Именно я настоял на том, чтобы ты отправился с нами. Потому что предвидел день, когда мы будем нуждаться в твоей помощи. Взгляни на свое тело: ты сможешь делать многое, что нам не под силу. По иронии судьбы, Уризен, устроивший эту ловушку, видно, не учел того, что сам превратил тебя в морское чудовище, способное выжить при таких обстоятельствах. Поступив неразумно, он предоставил нам в твоем лице средство к спасению.

Учитывая ситуацию, речь была длинновата, и Вольф задыхался. Тем не менее следовало похвалить Теотормона, ведь тому ничего не стоит бросить их умирать да еще посмеяться, когда они будут идти ко дну.

Теотормон задумчиво произнес:

— Ты хочешь сказать, что Уризен перехитрил сам себя?

Вольф кивнул.

— И как же я могу вам помочь? — поинтересовался Теотормон.

— В воде ты быстрый и сильный, как тюлень. Ты можешь разогнаться так, чтобы выскочить на берег. И можешь вытолкнуть на сушу нас — одного за другим. Я знаю, ты сможешь это сделать.

Теотормон хитро усмехнулся.

— Чего ради мне выталкивать вас в безопасное место?

— Если ты этого не сделаешь, то останешься один в этом странном мире, — сказал Вольф. — Может быть, ты и выживешь, но будешь одинок. Сомневаюсь, что здесь найдется хоть одна живая душа. Тебе не с кем будет перемолвиться словом. Кроме того, нужно будет разыскать Врата, которые выводят из этого мира. Сможешь ли ты найти их один? Как только ты ступишь на землю, тебе понадобятся товарищи.

— К черту всех! — крикнул Теотормон и, не добавив ни слова, скрылся под водой.

— Теотормон! — воскликнул Вольф.

Братья принялись звать беглеца. Но тщетно приподнимались они над водой и оглядывали поверхность реки, с отчаянием кидая взгляды друг на друга. Тот не появлялся. На их лицах теперь не осталось и следа от былого высокомерия.

Неожиданно Вала вскрикнула и, всплеснув руками, исчезла под водой. Она скрылась так быстро, словно ее потащили вниз.

Прошло несколько секунд. Наконец над поверхностью показалась маслянистая темно-синяя голова Теотормона и мгновение спустя рыжие волосы Валы. Длинные пальцы брата запутались в ее волосах, голову сестры он поддерживал ногой.

— Скажи, что сожалеешь! Скажи, что я не отвратительная медуза! Скажи, что я красивый! Обещай любить меня, как ты любила на острове Паламброна!

Вала рванулась, оставив между пальцами Теотормона темно-рыжие пряди, и воскликнула:

— Я убью тебя, жалкий прыщ! Я еще далека от смерти. Но даже если бы я умирала, то уж лучше это, чем лебезить перед тобой!

Глаза Теотормона расширились. Шлепая по воде ластами, он отплыл от Валы и повернулся к Вольфу.

— Вот видишь! Так чего ради мне спасать ее или кого-нибудь из вас? Все равно вы будете ненавидеть меня, а я вас.

Паламброн завопил, яростно разбрызгивая воду:

— Спаси меня, Теотормон! Я больше не выдержу! У меня нет сил! Я умираю!

— Помни, что я говорил об одиночестве, — тяжело дыша произнес Вольф.

Теотормон усмехнулся и нырнул, а вскоре уже толкал перед собой Паламброна, упершись головой в ягодицы брата и загребая воду ластами. Паламброн выскользнул из воды на стекловидный берег на расстоянии примерно в два его роста. Там он и остался лежать, дыша, как загнанная лошадь; с одежды капала вода, изо рта стекала струйка слюны.

Одного за другим Теотормон вытолкнул на берег всех, где они и остались лежать чуть живые. Только Вала отказалась от его помощи. Собрав все свои силы, она продолжала плыть. Вольф только подивился ее мужеству. Приблизившись к берегу, она послала свое тело вперед и, медленно отталкиваясь локтями, поползла по покатому склону. Достигнув, наконец, ровного места, она осторожно приняла сидячее положение. Затем окинула остальных презрительным взглядом.

— И это мои братья? Всемогущие властелины Вселенных? Кучка тонущих крыс, вот вы кто! Лизоблюды морского слизня, выклянчившие свои жалкие жизни!

Теотормон мощным толчком вытолкнул себя на берег и прошел мимо спасенных. На Валу он даже не взглянул. Постепенно сила возвращалась к ним, и дыхание становилось ровным. Вид у них был жалкий, так как почти все посбрасывали с себя в воде одежду и оружие. Только Вольф и Вала были одеты. Но и Вольф лишился всего оружия, кроме лучемета. Да еще у Валы сохранился меч. Если не считать мокрых волос, не верилось, что девушка побывала в реке: ее платье было сшито из водоотталкивающей ткани.

Лувах дважды пытался идти и оба раза шлепался на землю. Наконец он добрался до Вольфа ползком. Лицо его вновь порозовело, и веснушки уже не были так заметны.

Он сказал:

— Отец поймал нас как детей, играющих в прятки. Только из детей мы превратились в младенцев. Мы даже не можем ходить, только ползать. Как ты думаешь, что он еще задумал?

— Не знаю, — пожал плечами Вольф. — Уверен я только в том, что Уризен долго вынашивал свой план. И теперь мне начинает казаться, что он создал все планеты, которые вращаются вокруг Аппирманзума только для того, чтобы мучить и испытывать нас.

Лувах безрадостно рассмеялся.

— И какая же награда ждет нас в конце всех мук и испытаний?

— Мы получим шанс пасть от руки отца или убить его.

— Неужели ты действительно веришь, что он поступит честно? Что он не сделает свою крепость абсолютно неприступной? Не думаю, что отец способен на такое.

— Честно? А что такое “честно”? Согласно неписаному закону предполагается, что каждый Всевышний оставляет в своей обороне лазейку, какой-либо дефект, которым может воспользоваться лишь исключительно искусный и умный противник. Не знаю, многие ли следуют этому правилу. Но Всевышних убивают и лишают собственности. Всевышних, убежденных в своей безопасности, уверенных в том, что их защитные сооружения оградят их от атак более могущественных и умных соперников. Не думаю, чтобы победителям везло из-за слабых мест в системах защиты. Оборона оказывается уязвимой по другой причине.

Причина эта заключается в том, что мы наследуем оружие. Больше его взять неоткуда: либо получить в наследство, либо отобрать у кого-нибудь другого. Наша раса растеряла древнюю мудрость. Мы стали лишь потребителями и расточителями. Поэтому каждый из нас вынужден пользоваться тем, что имеет, а если он не в состоянии предусмотреть все непредвиденные обстоятельства, то в любой обороне волей-неволей оказываются лазейки и тогда к нему действительно можно пробиться.

Следует учитывать еще одно. Мы сражаемся за свою жизнь и сражаемся, чтобы убить противника. Но большинство из нас живет слишком долго. И они устали от жизни. Они хотят умереть. Глубоко, в самом потаенном уголке разума, под пластами тысячелетнего могущества и недостатка любви — они ищут смерти. Вот что делает нас уязвимыми.

Лувах был удивлен.

— Ты и в самом деле веришь в эту галиматью, брат? Я, например, ничуть не устал от жизни. Я и сейчас люблю жизнь так же сильно, как и тогда, когда мне было сто лет. Другие стремятся к смерти ничуть не больше, они сражаются и будут сражаться за свои жизни.

Вольф пожал плечами.

— Это только теория. Такая мысль пришла мне в голову, когда я был Робертом Вольфом. Став им, я понял то, что не понимал раньше и что недоступно никому из вас.

Он подполз к Вале и попросил:

— Одолжи мне на минутку свой меч. Я хочу проделать один опыт.

— Как, например, легло ли отделится моя голова от шеи? — поинтересовалась она.

— Если бы я хотел убить тебя, то вполне мог бы воспользоваться лучеметом, — ответил Вольф.

Она вытащила короткий клинок из ножен и вручила Вольфу. Он легонько стукнул острием по стекловидной поверхности. Видя, что удар не оставил на материале никакой отметины, он ударил посильнее.

— Ты что делаешь? — возмутилась Вала. — Прекрати, испортишь лезвие.

Вольф указал на царапину, оставленную вторым ударом.

— Похоже на царапину, сделанную по льду. Это вещество гораздо более скользкое и твердое, но в остальном, по-моему, напоминает замерзшую воду.

Он отдал ей меч и вытащил лучемет, установив его на половинную мощность и направляя на поверхность. Стекловидное вещество покраснело, потом запузырилось и, наконец, потекло. Вольф выключил лучемет и вынул из выемки жидкость. Остальные подползли, заинтересовавшись происходящим.

— Странный ты человек, — заметила Вала. — Ну кому бы такое пришло в голову?

— Зачем он это делает? — поинтересовался Паламброн. — Глупость какая — вырезать дыры в земле.

К этому времени к нему вернулось былое высокомерие.

— Нет, это не глупости, — возразила Вала. — Вольф любознателен, вот и все. Впрочем, ты, наверное, подзабыл, что такое любознательность, а, Паламброн? Какой у тебя бледный вид… и движения вялые. А ведь еще недавно ты действовал куда оживленнее.

Паламброн вспыхнул, но ничего не ответил. Он наблюдал, как росла горка кристаллов на стенках выемки и вдоль царапины.

— Самовосстановление, — произнес Вольф. — Странно. Я прочитал все, что мог достать, о древней науке предков, но нигде не встречал упоминания ни о чем подобном. Уризен, видимо, владеет знаниями, которые другие давно утратили.

— Может быть, эти знания достались от Рыжего Орка, — высказалась Вала. — Говорят, что Рыжий Орк знает больше, чем все остальные Всевышние вместе взятые. Он последний из старшего поколения. Ходят слухи, что он родился свыше полумиллиона лет назад.

— Говорят, говорят, — скривился Вольф. — А ведь на самом деле никто не видел Орка сотни тысячелетий. Я лично считаю, что он давно умер и только легенда о нем продолжает жить. Но довольно об этом. Нам нужно найти следующую группу Врат, хотя трудно сказать, куда они нас приведут.

Он осторожно поднялся и сделал несколько шагов, медленно ступая. Стекловидная поверхность этой планеты не была бесплодной. В сотне ярдов виднелись редкие деревца, а между ними кусты в форме грибов. Тонкие спиральные стволы деревьев с красными и белыми полосами напоминали щипцы парикмахеров. Там, где начинался изгиб, росли ветви, походившие на горизонтальные девятки; их покрывали мягкие серые нити длиной около двух футов.

Обнаженный Ринтрах дрожал. Он произнес:

— Не холодно, но что-то тревожит меня так, что пробирает дрожь. Наверное, это тишина. Вы только вслушайтесь, как тихо.

Все замолкли. Слышался только отдаленный шелест — это ветер шуршал в кустах и мохнатых ветвях — да журчание реки. Больше — ничего. Ни пения птиц, ни рева животных, ни человеческих голосов. Только шум ветра и реки, да и он, казалось, звучал приглушенно, словно придавленный пурпурным небосводом.

Глянцево-белое поле вокруг них простиралось во все стороны до горизонта. Поодаль возвышалось еще несколько холмов: над ними выступала закругленная вершина горы, с которой они скатились. Им были отчетливо видны ее склоны и Врата— крошечный темный предмет на самой вершине.

“Как же нам выбраться? — думал Вольф. — Без ключа тут можно бродить вечно. Но и это нам вряд ли удастся, если мы не найдем пищу”.

Вслух он сказал:

— Я считаю, что нам нужно идти вдоль реки. Она течет вниз, следовательно, должна привести нас к какому-то большому водоему. И то, что Уризен бросил нас в реку, может Означать, что она является нашим проводником до следующих Врат, одних или… нескольких.

— Звучит логично, — заметил Энион. — Но у твоего отца и моего дяди извращенный ум. Используя реку в качестве указателя, он вполне мог иметь в виду, что нам следует продвигаться вверх по течению.

— Возможно, ты и прав, кузен, — согласился Вольф. — Однако имеется только один способ выяснить истину. Я предлагаю идти вниз по реке хотя бы потому, что так двигаться будет легче. — Он обратился к Вале. — А что ты думаешь?

Вала пожала плечами.

— Не знаю. Я ведь ошиблась, выбирая Врата. Почему ты спрашиваешь меня?

— Ну как же, ты ведь всегда была ближе всех к отцу. И лучше других должна знать его манеру думать.

Она слегка улыбнулась.

— Сомнительный комплимент! Но все же — благодарю. Как ни сильна во мне ненависть к Уризену, я не могу не восхищаться им. Ведь он выжил там, где большинство его современников погибло. Ладно, коль уж ты меня спрашиваешь, скажу: я за то, чтобы идти вниз по реке.

— Есть еще мнения? — спросил Вольф. Для себя он уже сделал выбор, но не хотел, чтобы другие жаловались, если путь окажется неверным. Пусть все разделят ответственность за принятое решение.

Паламброн заявил:

— Я говорю — нет, я настаиваю, чтобы…

Глава 9

Ветер донес странный рев, и Всевышние обернулись на этот звук. В нескольких сотнях ярдов вверх по течению реки из-за холма появилось высокое, как слон, животное. Оно стояло между двумя валунами, задрав верблюжью голову на длинной шее, украшенную оленьими рогами. Глаза у него были огромными, а зубы — длинными и острыми, как у плотоядных. Скошенное от плеч туловище, покрытое бурой шерстью, опиралось на тонкие, как у жирафа, ноги, оканчивающиеся растопыренными темно-синими чашами.

Увидев чашеподобные ступни, нетрудно было догадаться об их назначении. Они походили на присоски или вакуумные подушки и делали возможным передвижение по гладкой поверхности планеты.

— Стойте спокойно, — распорядился Вольф. — Мы не сможем убежать, а если бы даже и смогли, то бежать некуда.

Животное фыркнуло и неспеша направилось к ним, раскачивая шеей и время от времени оглядываясь. Правая передняя и левая задняя ступни поднимались одновременно, и чашки издавали чмокающий звук; животное делало шаг, и присоски закреплялись на новом месте. Затем аналогичным образом передвигалась левая передняя и задняя правая ступни. Примерно в пятидесяти футах огромная тварь остановилась и, задрав голову, испустила пронзительный стонущий вопль. Затем изогнула шею и, упершись челюстью в землю, принялась скрести ею, скользя из стороны в сторону по глянцевитой поверхности.

Странные движения весьма напоминали поведение земного быка перед нападением. Вольф установил луче-мет на половинную мощность и стал ждать. Неожиданно тварь вновь задрала голову и, завизжав, как раненый кролик, галопом ринулась в атаку. Скакало чудовище сравнительно медленно, поскольку присоски мешали развить скорость. Но Всевышним его продвижение показалось даже излишне стремительным.

Вольф выждал некоторое время, дабы убедиться, что тварь не блефует. Когда же расстояние между ними сократилось до двадцати ярдов, он нацелил лучемет в место соединения шеи с грудью. Бурый мех тотчас задымился и почернел. Тварь вновь завизжала, но атаку не прекратила. Еще через мгновение Вольф понял, что при такой скорости она все-таки успеет до них добраться, и переключил лучемет на полную мощность.

Громадный зверь издал предсмертный вопль. Его тонкие ноги, продолжая присасываться ступнями к земле, подогнулись, и туловище осело. Шея ослабла, и голова вытянулась вперед; из клыкастой пасти вывалился пурпурный язык, светло-коричневые глаза остекленели.

Наступившую тишину прервал смех Валы:

— Вот и обед! Да, пожалуй, тут еще и на завтрак хватит. И, заметьте, бифштекс уже поджарен.

— Если только он съедобный, — буркнул Вольф, глядя как Вала с Теотормоном, зажавшим нож пальцами ноги, вышли из укрытия и отрезали кусок полузапеченного мяса.

Теотормон отказался пробовать его. Тогда вперед двинулся Вольф, однако, как он ни был осторожен, через пару шагов ноги его заскользили в разные стороны. Вала с Теотормоном, которые добрались до зверя, ни разу не упав, засмеялись. Вольф поднялся и продолжил свой путь, произнеся:

— Раз смелых нет, то попробую мясо я. Что толку стоять и спорить, можно его есть или нет.

— Я не боюсь… — сказала Вала. — Просто мне противно. Оно так отвратительно пахнет.

Все же она откусила кусочек, с брезгливым видом пожевала и проглотила. Вольф решил, что ему теперь рисковать незачем. Вместе с другими он принялся ждать. Когда же прошло полчаса и Вала не почувствовала себя плохо, он начал есть. Остальные, кто ползком, кто по-стариковски шаркая, также добрались до туши убитого зверя и разделили трапезу. Съедобного мяса было не так уж много, так как большая часть либо обуглилась, либо осталась сырой.

Вольф одолжил у Теотормона нож и вырезал еще один кусок мяса. Затем с неохотой, жалея растрачиваемый заряд, пропек вырезку. Каждый взял по куску, и отряд зашагал вниз по реке.

Вольф задержался на некоторое время, считая возможным отделить присасывающиеся ступни и использовать их для передвижения. Но отбросил эту идею, почувствовав толщину и жесткость костей и крепость связок между ногами и присосками. Мечом Валы можно было бы перерубить кости и сухожилия, но лезвие наверняка затупилось бы так, что стало бы непригодным.

После двухмильного продвижения ползком отряд добрался до зарослей кустов на берегу реки. Крона кустарника простиралась во все стороны от трехфутового грибовидного ствола. Толстые винтообразные ветви, как и на деревьях, покрывали волоски, напоминающие вблизи иглы, с концов ветвей свисали кисти темно-красных ягод.

Вольф сорвал одну ягоду и понюхал: было похоже на запах ореха пекона. Кожура была влажной и гладкой. Пока он колебался, Вала вновь первой отведала незнакомый плод, причмокивая от удовольствия. За полчаса она съела еще шесть штук, потом к ней присоединились остальные. Паламброн, решившийся последним, пожаловался, что ему мало оставили.

— Кто же виноват, что ты такой трус, — хмыкнула Вала.

Паламброн промолчал и лишь свирепо глянул на нее.

Вала отошла, и за нанесенное ею оскорбление пострадал Теотормон. Решив, что тот не осмелится проявить негодование, Паламброн ударил Теотормона по лицу. Тот зарычал от ярости и прыгнул на обидчика, однако в последний момент поскользнулся и упал ему под ноги. Паламброн покатился, как сбитая кегля, еле увернувшись от молотящего плавника Теотормона. Оба в бешенстве предпринимали тщетные попытки вцепиться друг другу в горло.

Наконец Вольф, не разделявший общего веселья, приказал им прекратить драку.

— Пора, наконец, положить конец этим детским выходкам, которые только отнимают время. Предупреждаю, если еще раз повторится подобное, я сам займусь драчунами. И не лучеметом — жаль тратить заряды. Тех, кто начнет ссору, просто бросят одних или отправят назад. Наша сила — в сплоченности, поэтому никаких раздоров быть не должно. Иначе Уризен порадуется, видя, как мы уничтожаем друг друга.

Теотормон и Паламброн обменялись плевками, однако драку прекратили.

Молча скользя в бледно-пурпурном свете луны, отряд продвигался вперед. С приходом ночи тишина нарушилась. Полумрак наполнился отдаленным блеянием, похожим на овечье, вроде бы коровьим мычанием и мощным, как будто львиным, рыком. Пройдя еще одни заросли кустарника, путники увидели небольших двуногих животных, поедающих ягоды. Тела их покрывал коричневый мех. Большие щелевидные глаза поглядывали с мордочек лемуров, уши торчали, как у зайцев. Верхние конечности кончались лапами, нижние — присасывающимися дисками, сзади виднелись короткие кроличьи хвостики. Увидев пришельцев, они перестали есть и воззрились на Всевышних, подергивая носами. Убедившись, что незнакомцы не представляют опасности, звери вновь вернулись к ягодам. Однако глаз с путников не спускали и время от времени по-собачьи на них лаяли.

В это время из-за холма вышло четырехногое животное размером с норвежского рогатого лося. Покрытое желто-бурым мехом и лохматое, как овчарка, оно очертаниями напоминало лису. Ноги его заканчивались тонкими костяными коньками, и оно довольно быстро катило к двуногим. Те пролаяли тревогу, и все, как, один, сорвались со всей скоростью, какую позволяли им присоски, но волк-конькобежец двигался быстрее. Вожак двуногих, видя, что стаду не спастись, замедлил ход и стал дожидаться последнего. Затем подтолкнул слабака, сбив его с ног, и побежал догонять остальных. Упавший завизжал и попытался встать на присоски, но тут же снова был сбит с ног рычащим волком-конькобежцем. Последовала короткая схватка, закончившаяся в тот момент, когда челюсти волка сомкнулись на шее двуногого.

— Вот вам объяснение царапин, которые мы время от времени замечали на поверхности, — произнес Вольф. — Некоторые представители местной фауны — конькобежцы.

Какое-то время он молчал, размышляя, насколько быстрее они смогли бы передвигаться, если бы у них были коньки. Эта проблема угнетала его.

Отряд миновал еще одно животное — длинношеее, с туловищем гиены и оленьими рогами. Оно спокойно вгрызалось в скалу, выдирало кусок стекловидной массы и мерно разжевывало. Тварь не сводила с них глаз, рыча от наслаждения, упиваясь вкусом скалы, и ее желудок урчал, как испорченный водопровод в старом доме.

Путники отправились дальше и вскоре подошли на расстояние трехсот ярдов к стаду местного подобия антилоп, пасущемуся на скалах. Молодые детеныши резвились, гоняясь друг за другом, или прижимались к матерям. Самцы предостерегающе заревели при виде незнакомцев, а один даже попытался последовать за отрядом. Белую шкуру антилоп покрывали ромбовидные узоры, на голове красовались закрученные рога, ступни оканчивались коньками.

Вольф, уже подыскавший место для ночлега, повел отряд в изогнутую амфитеатром ложбинку, образованную четырьмя холмами.

— Первым на страже стану я, — распорядился он. — Затем будет сторожить Лувах, потом — Энион.

Энион запротестовал и поинтересовался, на каком основании Вольф выбрал именно его.

— Ты, конечно, можешь спать и отказаться выполнять свой долг, — холодно заявил Вольф. — Но, проснувшись, не удивляйся, оказавшись в челюстях вон того красавца.

Он указал на что-то за спиной Эниона, и тот повернулся так быстро, что не устоял на ногах. Остальные тоже посмотрели в том направлении, куда указывал палец Вольфа. С вершины одного из холмов на них глядело огромное гривастое животное. Кошачье туловище венчала голова коротконогого крокодила, а ступни оканчивались большими чашками-присосками.

Вольф переключил лучемет на половинную мощность и выстрелил. Грива зверя окуталась дымом, а сам он взревел и скрылся за холмом.

— Настала пора сосредоточить власть в одних руках, — произнес Вольф. — До сих пор мы — а точнее, вы — уклонялись от решений, хотя и не возражали против того, что предлагал я. Главным образом, это случилось потому, что сами вы слишком ленивы и слишком заняты собственными делишками, чтобы набраться смелости и взять на себя ответственность. Больше откладывать нельзя. Без вождя, приказы которого будут незамедлительно и безоговорочно выполняться, мы все погибнем. Итак, какие будут мнения?

— Любимый брат, — сказала Вала, — думаю, ты уже доказал, что умеешь повести за собой. Я голосую за тебя. К тому же, у тебя есть лучемет, а это делает тебя сильнее всех. Конечно, если у кого-нибудь еще нет припрятанного оружия.

— Ты единственная, у кого достаточно одежды, чтобы спрятать оружие, — заметил Вольф. — Что касается лучемета, то он будет у стоящего на страже. Я нс пытаюсь этим показать, что доверяю вам. Просто полагаюсь на ваш здравый смысл. Думаю, у вас хватит ума не использовать лучемет в корыстных целях. Утром же, надеюсь, мне вернут оружие.

Все согласились, за исключением Паламброна, заявившего, что он считает голосование бессмысленным, поскольку и так очевидно, что большинство за Вольфа.

— Брат, ты, конечно же, не собирался выставить свою кандидатуру, — съехидничала Вала. — Не верится, что подобное могло придти тебе в голову — даже несмотря на весь твой эгоизм.

— Почему меня не назначили на стражу? Разве ты не доверяешь мне?

— Завтра вечером ты первый будешь охранять нас, — ответил Вольф. — А теперь давайте все спать.

Всевышние улеглись на жесткой постели из белых скал, и Вольф остался на страже. Издалека доносились звуки ночной жизни: резкий вой, рев, писк, жалобное рыдание, свист. Однажды послышался звон и хлопанье крыльев над головой.

Время от времени он вставал и прохаживался, внимательно оглядывая холмы. По истечении получаса Вольф разбудил Эниона и передал ему лучемет. У него не было часов, но, как и все Всевышние, он мог определять время без них. Еще ребенком он подвергся своего рода гипнозу, позволившему ему чувствовать время с точностью хронометра.

Улегшись, Вольф некоторое время ворочался без сна. Он беспокоился о первой вахте следующей ночи, когда лучемет придется доверить Паламброну. Он внушал больше всего подозрений. Ведь Паламброн люто ненавидит Валу. Устоит ли он перед искушением убить ее во сне? Вольф решил непременно переговорить с ним утром. Брат должен понять, что смерть одного из них повлечет за собой гибель всех остальных. Конечно, он сможет перебить их всех, но тогда останется одинок. Всевышние терпеть не могли друг друга, но, как ни странно, еще больше страшились одиночества. Если бы не чрезвычайные обстоятельства, они ни секунды не остались бы вместе, однако в данной ситуации их объединял страх перед отцом, да и каждый чувствовал себя спокойнее, имея товарищей по несчастью.

Вольф уже засыпал, когда ему пришла в голову идея. Он даже выругался. И почему его не осенило раньше? Ведь не было же никакой необходимости ползти на карачках по этой гладкой поверхности — они могли бы передвигаться гораздо быстрее на лодках. Да и находились бы в большей безопасности. Утром следует поразмыслить, что тут можно сделать.

На рассвете Вольфа разбудили крики и рев. Вскочив, он увидел, что Тармас стреляет в гривастое животное, похожее на того львагатора, которого он отпугнул, опалив шерсть.

Зверь быстро спускался с холма, шлепая присосками. Позади него лежали три мертвые самки. Выживший хищник успел подойти на расстояние десяти футов, затем упал с перерезанной напополам мордой.

Тармас продолжал палить, уставившись на тушу. Вольф заорал, чтобы тот выключил лучемет — луч врезался в холм. Тармас очнулся от шока и выключил оружие, но к этому времени большая часть заряда была израсходована. Чертыхаясь, Вольф забрал лучемет. Теперь у него осталась последняя энергообойма.

Все принялись за работу. Ножами Теотормона и Валы они по очереди срезали с мертвого животного жесткую кожу. Дело шло медленно, работники из них были никудышные. То и дело они поскальзывались на стекловидной поверхности и не могли удержаться, чтобы не поспорить с Вольфом, раздраженно заявляя о бесполезности занятия. Ну где им достать остов для лодки, о которой он говорит? Да и не хватит этой шкуры на обтяжку.

Вольф велел им замолчать и продолжить работу. Он знает, что делает. С Лувахом, Валой и Теотормоном он направился к ближайшим кустам. Здесь опять пришлось воспользоваться лучеметом, чтобы прикончить поедавшее ягоды животное. Подобие китайского дракона зашипело, стоило им приблизиться. Кожа его была вся в складках и толстой, как броня, так что пробить ее можно было только лучом полной мощности. Вольф нацелился и выстрелил по глазам, но заряд ударил в прозрачный костяной щиток перед мордой зверя и не причинил существенного вреда: дракон лишь замотал головой. В конце концов Вольфу удалось пробить броню с тыльной стороны черепа. Хищник задергался в агонии и замертво рухнул на землю, задрав в небо зубчатые пластинки и крошечные присасывающие диски, с помощью которых он передвигался.

— Если так будет продолжаться, то скоро у нас не останется ни одного заряда, — вздохнул Вольф. — Я с ужасом жду этого момента.

Осмотрев кору кустарника, Вольф убедился, что она достаточно крепка. Однако предстояло обрубить кусты, соответствующим образом срезать кору, смастерить остов — работа требовала массу усилий и времени, тем более что меч был один и в результате наверняка бы затупился. Именно тогда, взглянув на к а т е р д р а к о н а — как он назвал его, Вольф увидел готовое судно. Ну, не совсем готовое, однако для завершения его потребовалось бы приложить гораздо меньше усилий, чем на постройку лодки по первоначальному плану.

Твердо сжимая в руках меч, Вольф отделил двигательные пластинки катердракона от костяной брони. Затем, орудуя мечом и ножом, из туши удалили внутренности. К этому времени к убитому дракону подошли остальные, и все работали по очереди. Кровь забрызгала их с головы до ног, залила площадку и сделала поверхность еще более скользкой. Чуть поодаль появилось несколько львогаторов, привлеченных запахом крови: обезумев от кровавого аромата, они напали на кораблестроителей, так что Вольфу вновь пришлось прибегнуть к лучемету.

В результате всех трудов Всевышние получили в свое распоряжение довольно сносное каноэ шестидесяти футов длиной. Рот и ноздри оказались единственными отверстиями, доставившими беспокойство. Этот дефект устранили, выгнув полую переднюю часть лодки кверху и привязав к ней плащом Валы несколько валунов. Вес камней не давал носу распрямиться и таким образом удерживал над поверхностью воды, по крайней мере, они надеялись, что так будет. И вновь Вольфу пришлось потратить энергию лучемета, чтобы выжечь куски хрящей и кровавого мяса, прилипших к внутренним стенкам костяной брони. Затем, ползая на коленях, они подтянули сооружение к реке. Добравшись до берега, путешественники принялись забираться в лодку-дракон, переваливаясь через борта. Они делали это парами, по одному с каждой стороны, чтобы судно не перевернулось. Когда все, кроме Валы и Вольфа, были внутри, эти двое спустили лодку на воду. К счастью, склон был пологим. Как только каноэ заскользило к воде, Вольф с Валой ухватились за борта, и их втянули внутрь.

Луна, приносящая ночь, скрылась за горизонтом, и лодка поплыла по течению. Двое остались дежурить на веслах, в то время как другие попытались заснуть. Вскоре небо озарилось ярким пурпуром. Путешественники миновали каньон и вновь выплыли на широкое пространстве между холмистыми берегами. День прошел без происшествий. Всевышние с трудом терпели вонь мяса и крови, от которых невозможно было избавиться, ворчали, что прошлой ночью почти не сомкнули глаз, подшучивали на; тем, что им нечего есть, болтали о том, что их ждет, когда отыщутся Врата, ведущие к отцу.

Так минули день и ночь. Утром на вторые сутки каног пересекло широкий поворот, и путники увидели посреди реки белый купол скалы. Вершину ее венчала пара золотистых шестигранных Врат.

Глава 10

Сидя на берегу реки, куда они вытащили лодку-дракон, Вольф обдумывал, как добраться до Врат.

Вскарабкаться по отвесной гладкой стене бесполезно и думать. Единственный способ, пожалуй, — забросить наверх веревку и зацепить ее за что-либо. Гексаконы слишком широки, чтобы накинуть на них петлю. Остается абордажный крюк — и то, если допустить, что по ту сторону Врат, то есть на другой планете, есть за что зацепиться.

Если нарезать шкуры животных полосами и связать, то выйдет веревка. Хотя сначала придется продубить кожу, чтобы сделать ее гибкой. Металл для крюка также представлял проблему.

Возможно, где-нибудь в этом мире и есть металл, но добраться до него было практически невозможно. Поэтому оставалось только одно, и он не очень рассчитывал, что к его плану отнесутся благосклонно. Так оно и вышло. Ни Вала, ни Теотормон не Желали расставаться со своим оружием.

Вольф тщетно проспорил с ними несколько часов, убеждая в том, что если они сейчас не отдадут нож и меч, их всех со временем ждет медленная смерть.

Наконец, после решительного отказа Теотормона, Вольф заявил:

— Ну хорошо. Оставайтесь при своем упрямстве. Но если мы отыщем другой способ добраться до Врат, вас с собой не возьмем. Клянусь в этом! Вы навеки останетесь здесь, в этом тусклом мире ледяных камней и будете влачить жалкое существование до тех пор, пока вас не сожрет какой-нибудь зверь или вы не умрете от старости.

Оглядев сидящих рядом собратьев, Вала улыбнулась и сказала:

— Ладно. Можешь взять мой меч.

— Моего ножа ты все равно не получишь! — воскликнул Теотормон.

Всевышние, не вставая, заскользили к нему. Теотормон встал и хотел бежать — огромные ступни давали ему возможность передвигаться по стекловидной поверхности лучше, чем другим, но Вольф потянулся и схватил его за лодыжку. Теотормон упал, и все кучей навалились на него. Он сопротивлялся изо всех сил, но, в конце концов, расплакался и сдался. Потом, скуля и ругаясь, отошел в сторону и в одиночестве уселся на берегу реки.

Похожим на мел камнем Вольф расчертил меч Валы, поставил лучемет на полную мощность и быстро вырезал треугольники. Потом уложил три куска и положил поверх еще несколько круглых пластинок, вырезанных из лезвия. С помощью лучемета он сварил три зубца и кругляшки в единое целое. Затем охладил в воде, вновь разогрел зубцы и придал им слегка изогнутую форму. Наконец согнул еще одну полоску меча в петлю и приварил к концу зубца так, чтобы можно было привязать веревку.

Нож не понадобился, и Вольф вернул его Теотормону. Рукоять с остатком лезвия отдал Вале — там еще было что-то вроде короткого меча. Все лучше, чем вообще никакого оружия, заметил он..

Изготовление веревки заняло несколько дней. Убить и освежевать животных, а потом нарезать их шкуры полосами не составило труда, но вот с дублением было хуже. Несмотря на все поиски, отыскать дубильные вещества не удалось. Наконец, Вольф решил смазать самодельную веревку жиром убитых животных и таким образом добился успеха.

И вот на рассвете, когда зашла пурпурная луна, лодку-дракон подвели к скале с Вратами. Всевышние гребли против течения, удерживая каноэ на месте, а Вольф стоял на носу. Размахнувшись, он метнул крюк под арку.

Трехзубый крюк влетел во Врата и исчез. Вольф потянул за веревку, и лодка причалила к основанию скалы. Вольф уже решил было, что крюк зацепился, как тот выскочил из Врат и упал в воду. Неустойчивое равновесие лодки нарушилось, она перевернулась, и все попадали в реку. Всевышние ухватились за перевернутое каноэ. Вольф удерживал веревку и крюк.

Полчаса спустя они повторили маневр.

— Попытка — не пытка, — утешил товарищей Вольф. — Это старая земная поговорка.

— Одолжи мне свои поговорки, — буркнул Ринтрах. — Я промок, как тонущая крыса, и чувствую себя просто жалким. Думаешь, есть смысл еще попытаться?

— Разве у нас есть выбор? Но — к делу! Вспомним-ка добрые старые университетские деньки.

Собратья непонимающе посмотрели на него, а затем неохотно вновь повели лодку. На этот раз Вольф попробовал более сложный бросок. Он направил крюк на самую верхушку гексагона высотой, по крайней мере, двенадцать футов, что вместе со скалой составляло сорок два фута над уровнем воды. Бросок удался, и зубцы зацепились на другой стороне сооружения.

— Попал! — крикнул он, обрадовавшись, и потянул веревку, выбирая свободный конец. В этот момент лодка скользнула вдоль правой стороны скалы. Вольф приказал грести против течения, что Всевышние и попытались сделать, нс безуспешно. Лодка начала поворачиваться, влекомая течением вокруг скалы. Вольф, стоя на носу, знал, что если будет сносить лодку, то еще немного — и зубцы соскользнут.

Ухватившись за веревку покрепче, Вольф повис, и лодка ушла из-под него. Он попробовал упереться в скалу ногами, но ноги соскальзывали с гладкой поверхности. Пришлось подтягиваться вверх, перебирая руками покрытые салом полоски кожи. Это было нелегко, так как скала изгибалась довольно отлого, и веревка плотно прилегала к ней, а наиболее сильное натяжение приходилось как раз над тем местом, где он держался. Ему приходилось с силой проталкивать руку между веревкой и скалой.

Хоть и медленно, он все же поднимался. Он уже проделал полпути, когда раздался треск, чуть слышный в шуме водоворота у основания скалы, натяжение веревки ослабло, и, вскрикнув от разочарования, Вольф плюхнулся в реку.

Когда Вала с Энионом вытащили его из воды, он обнаружил, что на крюке отломались два зубца. Теперь они валялись где-то на дне реки.

— И что же теперь делать! — застонал Паламброн. — Ты изломал все оружие, израсходовал большую часть энергии лучемета, а мы так и не приблизились к Вратам ни на шаг. Наоборот, мы еще дальше от них. Посмотри на меня. С меня течет, как со старой рыбы, вытащенной из глубины, а как я устал! О, Лос, как я устал!

— Что делать? Зондировать почву, — сказал Вольф. — Еще одно выражение землян… — Он замолчал, глаза его расширились, и он пробормотал: — Интересно…

— Ну нет! — всплеснул руками Паламброн. — Довольно с меня твоих экзотических идей.

— Экзотические или нет, но это идеи, — отрезал Вольф. — И пока что я единственный, кто может что-либо предложить… а не только скулить, ныть и злословить.

Некоторое время он лежал на спине, устремив взгляд в пурпурное небо, и жевал кусок мяса, который дал ему Лувах.

Насколько фантастична мысль о воздушном змее? Даже если его удастся изготовить, выйдет ли что-либо из этого? Нет, вряд ли. Каким большим ни делай змея, он не перелетит с тяжелым крюком через шестигранник-гексагон.

— Погоди-ка, — сказал он себе, — а что если перелетит? — Вольф застонал. — Нет, ничего не получится.

Неожиданно он сел и воскликнул:

— И все-таки можно! Только потребуется не один, а два!

— Чего “два”? — осведомился Лувах, очнувшись от дремоты.

— Не змея, конечно.

— Кто говорил о змеях? — удивился Лувах.

— Два человека и две лодки — тогда можно будет забросить, — Вольф в возбуждении почти кричал. — Да, так сработает. Хо-хо! А я уже начинал думать, что иссяк. Ладно, все равно ясно, что от вас благодарности не дождешься. Ведь все эти тысячелетия ваши мозги работали только в одном направлении — как бы навредить друг другу! Ни на что другое вы не годитесь.

— Ты устал, — тихо сказала Вала. — Ляг и отдохни.

Она улыбнулась ему. Чему это она радуется, удивился Вольф. Ведь сама промокла до нитки, тело, наверное, ломит от усталости, да и случившимся расстроена, небось, не меньше других.

Неужели она все еще любит его, скрывая чувство под маской ненависти? Скорее, просто гордится тем, что он не опускает руки в унынии, как остальные, а продолжает бороться и искать выход.

Или же она делает вид, что испытывает к нему симпатию? Но если так, то что таится под напускным дружелюбием?

Ответа не было. Но Вольф знал, что ни в коем случае нельзя доверять любезным речам и кажущемуся благородству собратьев — и не без оснований.

К тому времени, как остов второй лодки наполовину закончили плести, Вольф изменил первоначальный план. Будет лучше, если к скале с Вратами подойдут не две, а три небольшие лодки.

Используя стволы, ветви деревьев и полосы шкур для крепления, Вольф изготовил подобие высоких козлов. Четыре стойки сооружения укрепили на трех плетеных лодочках и большой лодке-драконе.

Тщательно растолковав собратьям, что им нужно делать, Вольф приступил к осуществлению плана. Лодки с гигантскими козлами со всеми предосторожностями спустили на воду. Образуя прямоугольник, они медленно двинулись от берега. Пока Всевышние подталкивали лодки, Вольф взобрался по одной из стоек на верхние мостки. Сооружение слегка покачнулось, но устояло.

Пловцы парами забрались в лодку, стараясь равномерно распределить вес, и принялись грести к скале с Вратами. Поначалу было нелегко согласовывать движения лодочек, больше похожих на плетеные корзины. Однако после нескольких неуклюжих попыток путешественники все же направили неуклюжие суденышки к скале.

Вольф раскачивался на перемычке, поглядывая на приближающийся белый купол с двумя золотистыми гексагонами. Перед самой скалой он крикнул вниз грести против течения, чтобы смягчить толчок при столкновении: козлы держались “на честном слове” и вполне могли рассыпаться от удара.

Предыдущий раз они выбрали правые Врата, поэтому теперь Вольф решил выбрать левые. Однако лодки снесло течением, и помост сместился к правому гексагону. Проверив, хорошо ли прикреплен к поясу лучемет, и поправив намотанную на плечах веревку, Вольф поднялся на корточки и, когда постройка с громким треском врезалась в скалу, прыгнул вперед и влетел во Врата.

Глава 11

У него не было ни малейшего представления о том, что ждет его по ту сторону. Он мог попасть на другую планету, а мог оказаться в крепости Уризена. Однако вряд ли отец достаточно позабавился с ними, поэтому наиболее вероятным представлялось, что Врата вели на третью планету, вращающуюся вокруг Аппирманзума. Другое дело, что он мог свалиться в яму с дикими зверями или в пропасть.

Каменистый склон холма оказался приятной неожиданностью. Вольф довольно удачно приземлился на вытянутые руки, чуть не врезавшись в гладкий валун. Оглядевшись, он понял, почему зубья крюка выскользнули из Врат при первой попытке. Основание гексагона на этой стороне изобиловало гладкими, но не скользкими камнями, так что зацепиться было не за что.

Вольф усмехнулся, поняв, что отец предвидел вариант с крючьями и весьма эффективно пресек всякую возможность их использования. Но сын обошелся и без них.

Мерцающая пустота арки гексагона отличалась от Врат, через которые они прошли в водный мир — этот ход не был однонаправленным. По той или иной причине Уризена не беспокоило, вернутся ли они на планету пурпурного неба. Скорее всего, он понимал, что вряд ли у них возникнет подобное желание.

Вольф немного спустился по склону холма и привязал конец веревки к деревцу, потом вернулся к Вратам и швырнул свободный конец сквозь них. Тот исчез. Вскоре веревка задергалась и под аркой показалась Вала. Вольф помог ей пройти, и они оба начали встречать братьев, взбирающихся по веревке.

Когда Ринтрах, последний из отряда, оказался в безопасности, Вольф просунул голову во Врата, чтобы бросить прощальный взгляд на покинутый мир. Глядел он одно мгновение, поскольку благоразумно опасался, зная, что его голова находится на расстоянии двадцати тысяч миль от туловища. А внезапно выключить Врата — такая шутка вполне в духе отца.

Помост, соединяющий верх козлов, все еще находился в трех футах от Врат. Через некоторое время течение раскачает лодки и шаткое сооружение рухнет в воду.

Вольф убрал голову из-под арки с таким чувством, будто вытащил ее из-под гильотины.

По идее, Всевышним следовало ликовать, но уж слишком измотали их тяжкие труды, да и будущее вселяло тревогу. Теперь уже не было сомнений, что они находятся на другом спутнике Аппирманзума. Темно-желтое небо нависло над равниной, покрытой густой высокой травой и зарослями кустарника. Растительность походила на земную, хорошо знакомую Вольфу. Ветки были усыпаны ягодами самых разных форм, цветов и размеров.

Плоды, однако, имели одно общее свойство — неприятный запах. Неподалеку от Врат виднелся берег моря; широкая полоса желтого песка тянулась до самого горизонта. В противоположной стороне вздымались скалистые холмы, один из которых напоминал очертания человеческого лица. Чем дольше Вольф смотрел на него, тем более утверждался в мысли, что физиономия ему знакома.

— Похоже, отец подает нам знак, — заметил он спутникам. — Глядите-ка, какой указатель он поставил на дороге к следующим Вратам. Сомневаюсь, правда, что с нашей стороны было бы разумно следовать по предложенному пути.

И Всевышние направились по равнине к отдаленному горному кряжу. Вскоре они подошли к широкой реке и двинулись вверх по течению. Вода в реке оказалась чистой и приятной на вкус. Путешественники поели мяса и ягод, принесенных с собой из светло-пурпурного мира.

Вскоре из-за горизонта выплыла луна, принесшая ночь. Розовато-лиловое ночное светило, как и на других планетах, едва озаряло тусклым светом сгустившиеся сумерки.

Отдохнув ночь, Всевышние вновь отправились в путь и шли весь следующий день. Отряд продвигался в молчании: все устали, посбивали ноги и нервничали, потому что у них не было оружия. Их молчание сливалось с нависшей над местностью тишиной. Не кричал ни один зверь, не слышалось пения птиц, не видно было даже признаков животной жизни. Несколько раз путникам мерещились лесные существа, но, приблизившись, они ничего не находили.

Так прошло три дня. По мере продвижения черты лица на скале становились отчетливее. На второй день к вечеру они узнали лицо Уризена. Казалось, он глядел на них сверху вниз и усмехался. Всевышние стали еще молчаливее и нервознее, не в силах избежать пристального взгляда каменных глаз.

На четвертый день они подошли к подножью горы и остановились под крутым подбородком Уризена. Чуть поодаль в твердой скале телесного цвета виднелось отверстие — узкий каньон, протянувшийся до вершины горы, высотой, по меньшей мере, десять тысяч футов.

— Похоже, что кроме этого ущелья другого пути наверх нет, — произнес Вольф. — Конечно, можно обследовать гору со всех сторон, но, по-моему, мы впустую потратим время.

— Зачем нам делать то, к чему нас подталкивает отец? — спросил Паламброн.

— У нас нет выбора, — ответил Вольф.

— Считаешь, что мы должны плясать под его дудку? Чтобы попасть прямиком к нему на вертел? — возмутился Паламброн. — Нет уж, хватит с меня походов! И так никаких сил.

— И где же ты обоснуешься на отдых? — осведомилась Вала. — Здесь? В этом раю? Ты, видимо, не только глуп, но и слеп: у нас почти не осталось припасов. Мясо кончается, и мы съели сегодня утром последние ягоды. До сих пор в этом мире мы не видели ничего съестного. Ты можешь попробовать местные плоды, но я думаю, что они ядовиты.

— О! Лос! Неужели ты хочешь сказать, что Уризен собирается заморить нас голодом? — воскликнул Паламброн.

— Если мы не отыщем пищу, то, безусловно, умрем с голоду. А ничего съестного нам найти не удастся, если мы будем стоять здесь.

Вольф повел отряд в каньон. Они шли по гладким голым камням, являвшимся некогда дном горного потока. Теперь река обмельчала и бежала на несколько футов ниже каменных берегов. По краям прохода росли кусты.

Путники весь день поднимались по извилистому ущелью. В тот вечер они доели остатки припасов. Когда наступил рассвет, они поднялись с пустыми желудками и мрачной уверенностью в том, что на этот раз удача покинула их. Вольф вел отряд вперед, без устали подгоняя спутников. Он полагал, что чем скорее они выйдут из каньона, тем будет лучше. Отыскать что-либо пригодное в пищу по-прежнему не удавалось. Рыбы в реке не было. Не было заметно даже насекомых.

На второй день вынужденного голодания путники увидели первое живое существо. Они брели в молчании и, обогнув поворот с подветренной стороны, застали зверя врасплох. Двухфутовое травоядное стояло, как кенгуру, на мощных задних лапах и сжимало ветку передними лемуроподобными лапками. Увидев незнакомцев, оно застыло, судорожно оглянулось и бросилось наутек большими скачками, вытянув стрелой длинный хвост.

Вольф кинулся было в погоню, но остановился, увидев, с какой скоростью оно скачет. Отбежав на сотню ярдов, животное вновь замерло и оглянулось. Шоколадного цвета голова вызывала в памяти мордочку чистокровного персидского кота, вот только красные уши торчали, как у северо-африканского зайца.

Вольф вновь двинулся вперед, но животное испуганно скакнуло и скрылось из виду. Он решил, что было бы неплохо обзавестись дубинками на тот случай, если прыгун вновь встретится им на пути. С этой целью он нарезал из кустарника тяжелых сучьев.

Паламброн поинтересовался, почему Вольф не убил животное лучеметом. Вольф объяснил, что сделал это в целях экономии энергии.

— И, кроме того, эта тварь так быстро поскакала, что я мог не попасть в нее.

Однако Вольф понимал, что в следующий раз придется позабыть про энергию и стрелять в любом случае: все нуждались в пище. Они продолжили путь. Прыгуны попадались еще несколько раз, но, видимо, предупрежденные первым, держались на недосягаемом расстоянии. Два часа спустя путники подошли к широкой расщелине в стене ущелья. Вольф спустился по ней и обнаружил, что проход ведет к углублению. Оно располагалось на тридцать футов ниже каньона и было около трехсот ярдов шириной и четырехсот длиной. Дно его густо поросло кустарником, среди которого он заметил пасущегося прыгуна.

Вольф вернулся к оставшимся и тихо отдал распоряжение. Лувах с Теотормоном остались в узком проходе, остальные же, пройдя в каньон, разошлись широким полукругом и двинулись к животному.

Прыгун стоял на поляне, мотая головой и подергивая носом. Вольф велел загонщикам остановиться, а сам направился к зверю, держа дубину за спиной. Животное выждало, пока Вольф не оказался на расстоянии тридцати футов от него. Затем оно исчезло и приблизительно три секунды спустя появилось вновь — теперь уже в сорока футах. Стоило Вольфу шагнуть к нему, как оно снова исчезло.

Еще три секунды спустя на полянке было уже два прыгуна: один в десяти футах от Валы, другой — в пятнадцати футах слева от Вольфа.

— Что за дьявольщина, — пробормотал Вольф.

Непонятные исчезновения удивили его, раздвоение же и вовсе сбило с толку.

В это время прыгун, стоящий неподалеку от Валы, исчез и остался только один. Вольф вскинул дубинку и с воплем бросился на него. Однако нанести удар он не мог — прыгун исчез. Чуть позже он вновь появился, на этот раз справа. И опять животных стало двое.

Всевышние начали смыкать кольцо. Животных вдруг стало пять.

С дружным криком все бросились на них, когда, к полному замешательству, вдруг увидели, что позади скачут еще несколько прыгунов. Часть загонщиков кинулись назад, и тут появились еще два существа, которых Вольф назвал “темпосфуджерами”. Эти двое мгновенно утроились, как только за ними началась погоня.

Потом животное вновь осталось в единственном числе.

Всевышние погнались за этим одним и неожиданно увидели перед собой двух. Три секунды спустя они преследовали уже троих.

Потом опять оказалось одно.

Всевышние со всех ног бросились за ним, когда прыгун вновь раздвоился, причем появившийся двойник очутился перед самым носом несущегося во весь дух Паламброна. Тот отчаянно попытался уклониться от столкновения. Существо перепрыгнуло через него и, едва Ринтрах замахнулся дубиной, испарилось.

Мгновение спустя меж ловцами вновь скакали два прыгуна.

Три.

И в следующий миг вдруг не осталось ни одного.

Всевышние застыли, уставившись друг на друга. В низине слышался только шум ветра, да их тяжелое запыхавшееся дыхание.

И вдруг в середине круга появились три животных.

Погоню возобновили.

Появилось одно.

Пять.

Три.

Шесть.

В течение шести секунд — три.

Снова шесть.

Вольф приказал прекратить эту бессмысленную охоту. Он отвел Всевышних назад к узкому проходу, где все уселись, чтобы перевести дыхание. Придя через некоторое время в себя, они принялись обсуждать невероятные повадки прыгунов, однако никто не мог предложить виденному хоть мало-мальски вразумительное истолкование.

Вольф пристально разглядывал шестерых прыгунов, как ни в чем ни бывало пасшихся на поляне.

Охи и удивленные восклицания наконец стихли, и Всевышние воззрились на задумавшегося брата.

Вала осведомилась:

— Ну и что ты на это скажешь, Джэдавин?

— Я все вспоминаю, как исчезло первое животное, — произнес он. — И пытаюсь отыскать взаимосвязь между продолжительностью исчезновений и числом скакунов. — Он покачал головой. — Не знаю. Пусть это невозможно, но как еще истолковать происходящее? Ну-ка, скажите мне, кто-либо слышал о ком-то из наших, кому удавались опыты с перемещением во времени?

Паламброн рассмеялся, а Вала, бросив ему: “Болван”, обратилась к Вольфу:

— Ходят слухи, что над проблемой путешествия во времени не один год ломал голову Рыжий Орк. Но говорят также, что в конце концов он отказался от своей затеи. Он заявил якобы, что проблема времени столь же неразрешима, сколь и гипотезы, пытающиеся объяснить происхождение Вселенной.

— А почему ты спрашиваешь об этом? — поинтересовался Аристон.

— Видите ли, существует крошечная субатомная частица, которую ученые-земляне называют нейтрино, — ответил Вольф. — Эта частица не несет заряда и обладает нулевой массой покоя. Вы понимаете, о чем я говорю?

Все покачали головами. Лувах попытался оправдаться:

— Мы действительно получили прекрасное образование. Но, как ты знаешь, Джэдавин, прошли тысячелетия с тех пор, как мы проявляли интерес к наукам. Нас интересует лишь та техника, которую мы имеем под рукой, и лишь в той степени, чтобы удовлетворить наши насущные потребности.

— Да-а, вот уж подобралась компания! — съязвил Вольф. — Самые могущественные существа космоса, можно сказать, Боги, на деле — просто неграмотные дикари!

— Какое это имеет отношение к создавшейся ситуации? — возмутился Энион. — И почему ты оскорбляешь нас? Сам ведь говорил, что надо покончить с оскорблениями, если мы хотим выжить.

— Извините, — вздохнул Вольф. — Меня просто иногда одолевают сомнения… не обращайте внимания. Так вот, нейтрино обладает рядом странных свойств. В частности, предполагается, что оно может перемещаться во времени…

— Не может быть! — удивился Паламброн.

— Я не настаиваю на этом утверждении. Но поведение нейтрино можно охарактеризовать термином “путешествие во времени”, независимо от того, входит ли частица в обратный хронологический механизм или нет. Я уверен, что данную гипотезу можно приложить и к прыгунам. Возможно, что они способны перемещаться во времени. Возможно также, что подобными качествами их наделил Уризен, но в этом я сомневаюсь. Скорее всего, он просто натолкнулся на этих животных в какой-то малоизвестной Вселенной и переместил их сюда. Но каково бы ни было их происхождение, я считаю, что прыгуны действительно обладают способностью перемещаться во времени, затрачивая на каждое такое перемещение около трех относительных секунд.

Вольф начертил палкой на земле кружок.

— Пусть это будет первое животное, которое мы увидели.

Затем он нарисовал второй кружок и соединил обе линии.

— Изобразим таким образом его отсутствие во времени или “исчезновение”. Предположим, что прыгун сместился во времени.

— Могу поклясться, что до его появления не прошло и трех секунд, — заметила Вала.

Вольф протянул от второго круга еще одну линию и пририсовал к ней третий кружок. Затем соединил второй и третий кружки добавочной линией.

— Скакун переместился вперед во времени, вот так это можно изобразить. Потом через уже проделанный во времени туннель он вернулся в положение, которое занимал, когда делал первый прыжок. Мы видели животное в течение шести секунд, но не поняли, что оно прошло взад и вперед по времени. Затем животное вновь переместилось вперед во времени и попало в момент, на который наложилось его… м-м-м… изображение из первого прыжка. Таким образом мы увидели двоих… скажем, темпосфуджеров. То есть, второе было тем же животным, но расщепленным во времени. Оно прыгнуло на три секунды вперед и на это время исчезло. Второе же осталось и начало бегать. Затем и оно прыгнуло, и тут появился темпосфуджер номер два. Причем в этот же момент прыгнул назад номер первый, и мы снова увидели обоих.

— Как же их стало пять? — спросил Ринтрах.

— Давайте проверим. У нас было два прыгуна. Вскоре сделал прыжок номер первый, он-то и был из пяти. Затем он еще раз прыгнул вперед, чтобы стать номером третьим из пяти, номер второй также прыгнул, когда был один темпосфуджер, чтобы стать номером вторым из пяти. Номера первый и второй тоже прыгнули вперед и стали номерами четвертым и пятым из пяти. Номера четвертый и пятый в свою очередь прыгнули вперед, когда их было только двое. Тем временем номер первый прыгнул через три секунды, номер четвертый не прыгнул, а номер пятый прыгнул. Поэтому в тот момент было только двое. По сути дела получается, что одно животное как бы рассеялось, раздробилось во времени.

Вольф с усмешкой глянул на откровенно скучающие физиономии.

— Теперь понятно?

— Это невозможно, — высказался Тармас. — Путешествие во времени! Знаешь, я просто не могу себе представить!

— Я тоже. Но путешествие во времени — единственное возможное объяснение их исчезновения. И если хронологическая гипотеза поможет их поймать, почему бы не принять ее на веру?!

— Надо было тебе просто пальнуть из лучемета, — удрученно сказал Ринтрах. — Мы и так сколько уже голодаем. А теперь, после этой бессмысленной беготни за призраками, я и вовсе без сил.

Вольф пожал плечами, поднялся и пошел к темпосфуджеру. Животное продолжало пастись, но стоило ему приблизиться на расстояние тридцати ярдов, как они тотчас поскакали прочь. Он последовал за ними. Добравшись до глухой стены каньона, прыгуны разбрелись. Вольф настроил лучемет на половинную мощность и прицелился.

Вероятно, темпосфуджер испугался поднятого оружия. Он исчез как раз в тот момент, когда Вольф выстрелил, и энергия луча была поглощена валуном позади него.

Вольф выругался, повернулся и нацелился на другого. Этот резко отпрыгнул и избежал первого выстрела. Вольф, не выключая лучемета, повернул вдогонку луч. Животное снова прыгнуло, едва избежав луча. Вольф вновь сместил прицел, и тут прыгун исчез.

Вольф резко развернулся и направил луч на третьего темпосфуджера. Он исчез в тот самый миг, когда белый луч, казалось, коснулся его. Тут позади раздался возглас. Вольф повернулся и увидел, что его сородичи указывают на мертвое животное, лежащее в нескольких ярдах от него. Шкура прыгуна была подпалена.

Вольф заморгал от удивления. Вала, подбежав, объяснила:

— Он выпал из воздуха уже мертвый и поджаренный.

— Но я же не попал ни в одного, если не считать последнего, — сказал Вольф, — и тот, в которого я попал, еще не появился.

— Не знаю, но этот фуджер был уже мертв, когда упал на землю три секунды назад — за три секунды до того, как ты попал в другого, — Вала умолкла, усмехнулась и добавила: — Что я говорю… другого. Этот ведь тот самый, в которого ты попал. Он был убит прежде, чем ты выстрелил. Или ты только что поразил его; но он как раз прыгал назад.

Вольф медленно произнес:

— Ты говоришь, что сперва я его убил, а потом уже выстрелил?

— Ну уж ты скажешь! Конечно, нет. Вот только… Ну, не знаю. Но выглядело это так.

— Ладно, — буркнул он. — Как бы то ни было, еда у нас есть. Хотя и немного, но на всех хватит.

Вольф повернулся и провел лучом над землей. Луч чиркнул по скалам, затем приблизился к фуджеру и погас. Вольф продолжал нацеливать лучемет на фуджера, который, оцепенев, стоял на задних лапах, мигая широко раскрытыми глазами.

— Энергия израсходована, — сказал Вольф.

Он вытащил использованную энергообойму, и засунул лучемет за пояс. Теперь оружие бесполезно, но он не собирался его выбрасывать. Возможно, наступит время, когда удастся достать новые заряды.

Вольф уже собрался продолжить охоту с дубинками, но остальные запротестовали. Слабые и голодные, Всевышние требовали немедленно заняться приготовлением обеда. Хотя мясо полуобгорело, они с жадностью проглатывали его. Урчанье в желудках утихло. Все немного отдохнули, затем снова принялись гоняться за фуджерами.

План был таков: создать широкое кольцо, чтобы охватить всех животных, затем медленно смыкать его, приближаясь к прыгунам на расстояние взмаха дубинкой. Фуджеры начали отчаянно прыгать и метаться то в реальном мире, то в темпоральном потоке. Одно мгновение не было видно вообще ни одного животного: должно быть, все прыгнули либо вперед, либо назад во времени. На протяжение всей охоты никто толком не понимал, что происходит.

Сначала Вольфу нетрудно было вести счет животным. Было шесть, потом ни одного, потом снова шесть, потом три, потом шесть, потом один, потом семь.

Назад, вперед, туда, сюда метались прыгуны, в то время как Всевышние носились по лужайке, размахивая дубинками и издавая яростные вопли в надежде захватить фуджера в тот миг, когда тот выскочит из временного прыжка.

Неожиданно дубинка Тармаса ударила по голове одного из фуджеров, когда тот материализовался. Прыгун свалился, дернулся пару раз и затих.

Тут еще восемь выскочили из воздуха. Один оказался позади туши в то время, как другие вновь исчезли. В следующий миг их должно было быть семь, но их снова стало три. Еще через три секунды — девять. Ни одного. Девять. Два. Одиннадцать, семь, два.

Одиннадцать. Вольф метнул дубину и попал одному по хребту. Тот упал вперед мордой. Вала бросилась к нему и добила его прежде, чем он очнулся от шока.

Затем численность увеличилась до пятнадцати, но быстро сократилась до тринадцати, когда Ринтрах и Теотормон убили по одному. Потом опять ни одного.

В течение минуты казалось, что темпосфуджеры рассвирепели. Страшно напуганные, они метались взад и вперед; их стало двадцать восемь, ни одного, двадцать девять, ни одного, пятьдесят шесть — или примерно столько по приблизительным подсчетам Вольфа. Конечно, подсчитать их точнее было невозможно. Еще немного позднее — полагаясь при определении численности лишь на удвоение — Вольф был уверен, что их тысяча семьсот девяносто два.

Большое стадо не несло потерь. Всевышние не могли убить ни одного. Все возрастающее количество прыгунов, ударяясь об охотников, сбивали их с ног, на них неслись появляющиеся неведомо откуда животные, царапали, лягали, мелькали перед самым носом.

Неожиданно прыгуны обратились в паническое бегство и лавиной устремились к выходу из каньона. То один, то другой, кувыркаясь, падали на землю, и стадо могло бы застрять в узком проходе, однако в последний момент животные каким-то образом восстановили порядок и скрылись.

Расстроенные и потрясенные, Всевышние медленно приходили в себя. Они посмотрели на четырех убитых животных и покачали головами. Из восемнадцатитысячного стада, крутившегося под самыми дубинками, остались только эти четыре маленькие тушки.

— По половинке фуджера каждому — неплохо, — заметил Вольф. — Лучше, чем ничего. Но что мы будем делать завтра?

Все промолчали и отправились собирать хворост для костра. Вольф одолжил у Теотормона нож и начал снимать шкуры.

Утром они позавтракали остатками вчерашнего пиршества, и Вольф повел отряд в путь. Безмолвие каньона, как и прежде, нарушало лишь журчание реки. Стены продолжали сходиться. Высоко в небе сияло желтое солнце. Ближе к полудню в отдалении появилось несколько фуджеров. Вольф бросил в одного из них камень, но лишь увидел, как тот исчез, будто скользнув за воздушный невидимый угол. Он снова появился три секунды спустя на двадцать футов дальше, стремительно прыгая, точно спешил на важное свидание.

Еще два дня спустя после того, как Всевышние отобедали прыгунами, они были готовы к тому, чтобы отведать ягод. Паламброн убеждал, что отталкивающий запах ягод вовсе не означает, что они несъедобны. И даже если вкус у ягод отвратителен, то вряд ли они ядовиты. Раз уж им так или иначе грозит смерть, отчего бы не попробовать плоды.

— Ну что ж, давай, — сказала Вала. — Ты предложил, ты и попробуй.

Она как-то особенно улыбнулась ему, словно наслаждалась зрелищем противоборства страха и голода.

— Ну уж нет, — возмутился Паламброн, — не буду я подопытной свинкой. Почему именно я должен жертвовать собой? Я начну есть ягоды только вместе со всеми.

— Ты упускаешь возможность встретить смерть в хорошей компании, — заметил Вольф. — И вообще, назвался груздем, полезай в кузов, как говорят земляне. Так что или пробуй, или заткнись. Пустые споры только отнимают время.

Паламброн понюхал ягоду, скорчил гримасу и бросил на землю.

Вольф продолжил движение, и все последовали за ним. Примерно час спустя перед путниками открылся выход в еще один боковой каньон. Свернув в ответвление, Вольф подобрал круглый камень, по весу и размеру подходящий для броска. Только бы удалось подобраться к фуджеру достаточно близко.

Этот овраг был намного меньше первого. В его дальнем конце пасся один единственный темпосфуджер. Вольф лег на траву и пополз по-пластунски. Он пользовался как прикрытием каждой скалой, каждым кустом, и ему удалось покрыть половину расстояния, прежде чем животное неожиданно перестало двигать челюстями, село и настороженно огляделось. Нос у него подергивался, а уши вибрировали, как телевизионная антенна при сильном ветре. Вольф припал к земле и застыл. От нервного напряжения его прошиб пот. Вынужденная диета серьезно ослабила его могучий организм. Ему хотелось вскочить и побежать к фуджеру, наброситься на него, разорвать на куски и тут же проглотить. Он чувствовал, что готов сожрать прыгуна целиком, от кончиков ушей до самого хвоста. Но он заставил себя лежать неподвижно. Животное скоро успокоилось, и тогда он решил продолжить черепашье продвижение.

Но в этот момент из-за скалы, неподалеку от фуджера появилось еще одно животное. Зверь был серым, с длинной мордой, пушистым хвостом и величиной с лису или койота. Фуджер смотрел в другую сторону, и хищник прыгнул, намереваясь впиться жертве в шею. Его зубы лязгнули в воздухе: прыгун исчез.

Хищник тоже исчез, пропав раньше, чем коснулся земли.

Появилось трое животных: два фуджера и один хищник. Вольф, имевший склонность к классификации, тотчас же назвал его хроноволком. В первый раз видел он существо, волею природы или Уризена заселившее этот мир, дабы препятствовать чрезмерному размножению неуловимых прыгунов.

Устроившись поудобнее, Вольф с интересом наблюдал за ходом событий. Прыгунов было двое. Потом ни одного. Потом трое. Трое фуджеров и один волк. Таким образом, настоящий фуджер и хроноволк прыгнули вперед, но фуджер задержался в будущем лишь на мгновение и тут же вернулся назад. Так он воспроизвел себя и теперь волк охотился за двумя прыгунами. Затем животные вновь исчезли и вскоре появились, но уже вчетвером. Два фуджера и два хроноволка. Охота продолжалась не только в пространстве, но и в странных серых тоннелях прошлого и будущего.

Еще прыжок и волк скрылся в кустарнике у ближайшего валуна.

На этот раз он возник ниоткуда, прямо за спиной своей жертвы. Он бросился вперед, и его челюсти сомкнулись на шее фуджера. Послышался треск костей, и прыгун свалился замертво.

Семь живых и один мертвый фуджер. Прыгнув в сторону, волк исчез: очевидно он решил отложить трапезу на потом. Вновь на поляне запрыгало семь животных. Вот сцепились два волка, и один перегрыз другому горло.

На три секунды сцена опустела. Вольф мигом добрался до места схватки и бросился наземь. Он хотя и остался лежать на виду, но надеялся, что, оставаясь неподвижным, не привлечет к себе внимания, тем более, что фуджеры были охвачены ужасом, а волкам слепила глаза собственная кровожадность.

Два волка вынырнули из временного пространства. Партеногенез хронопутешественников.

Они накинулись друг на друга. Третий, появившийся вслед за двумя, наблюдал за схваткой: фуджеры очумело метались вокруг сцепившихся хищников.

Вскоре третьему волку надоела роль зрителя, и он активно включился в игру, схватив за горло фуджера, налетевшего на него в сплошной суматохе.

Уже валялись мертвыми фуджер и волк. Оставшиеся в живых исчезали. Когда животные вновь появились в поле зрения Вольфа, волк схватил ближайшего фуджера за шею и сломал ее.

Вольф медленно поднялся на ноги. В тот самый миг, когда один волк благополучно перегрыз горло другому, Вольф швырнул зажатый в руке камень в победителя. Тот, должно быть, заметил краем глаза угрозу, так как исчез раньше, чем камень коснулся его. Выскочив из туннеля времени, он со всех ног припустился к выходу из каньона.

— Не обессудь, что лишил тебя законной добычи, — крикнул ему вслед Вольф. — Удачи тебе в следующий раз!

Он позвал своих спутников и объявил, что удача вернулась к ним. Шестерых животных хватит, чтобы набить животы всем, да еще останется перекусить на следующий день.

Однако хорошие времена продлились недолго. Три дня спустя голод терзал их пуще прежнего. Они исхудали, щеки их ввалились, глаза казались темными и глубокими ямами, желудки прилипали к позвоночникам.

В тот день Вольф разбил их на пары и отправил охотиться. Сам он намеревался пойти один, но Вала настояла на том, чтобы он взял с собой Луваха, а охотиться в одиночку вызвалась сама. На недоуменный вопрос Вольфа она ответила, что не хотела бы иметь сопровождающим мужчину, причем в единственном числе.

— Ты нас людоедами считаешь, так что ли? — осведомился Вольф.

— Вот именно, — отрезала она сухо. — Как будто ты сам не знаешь, что стоит нам поголодать еще немного, и мы наверняка набросимся друг на друга. Очень может быть, что Уризен на это и рассчитывает. Пиршество людоедов! Представляю, какое удовольствие получит он от этого зрелища!

— Ну, поступай, как знаешь, — буркнул Вольф.

И они с Лувахом отправились осматривать боковые каньоны. Вскоре они увидели несколько фуджеров, пасшихся в зарослях кустарника, и со всеми предосторожностями принялись подкрадываться к ним. За час они подползли к самым кустам и были близки к успеху. Но Вольф промахнулся, и камень пролетел в дюйме от головы намеченной жертвы. После этого все было потеряно. Фуджеры даже не стали уходить во время, они просто ускакали прочь и скрылись в соседнем каньоне.

Вольф с Лувахом продолжали поиски до тех пор, пока взошла луна и возвестила о наступлении еще одной голодной и бессонной ночи. Когда неудачливые охотники вернулись на место встречи, остальные Всевышние ждали их с обеспокоенным видом. Все были в сборе, кроме Паламброна с Энионом.

— Не знаю, как у других, — заявил Тармас, — но у меня совершенно нет сил идти искать этих проклятых дураков.

— Идти надо, — возразила Вала. — Возможно, им повезло и они сейчас набивают себя свежим мясом. Вряд ли их будет мучить угрызение совести из-за того, что они не поделятся с нами.

Тармас выругался, однако отказался участвовать в поисках.

— Если им повезло, — процедил он сквозь зубы угрожающе, — то мне достаточно будет взглянуть на их сияющие физиономии. От меня не скроешь! Я убью этих эгоистичных жадин.

— Если они добыли что-нибудь, то поступят с добычей так же, как поступил бы на их месте ты, — сказал Вольф. — Так что не торопись с осуждением. И вообще, к чему весь этот шум? Мы же ничего толком не знаем. Нет никаких доказательств, одни только предположения Валы.

Всевышние поворчали, поругались, но вскоре усталость и сон сморили их.

Вольф тоже уснул, но среди ночи проснулся. Ему почудилось, что вдали кто-то кричит. Он сел и оглядел спящих. Все были на месте, за исключением Паламброна и Эниона.

Вала тоже проснулась.

— Ты тоже слышал? — спросила она. — Или то было урчание наших желудков?

— Кричали около реки, — сказал Вольф вставая. — Надо пойти посмотреть.

— Я с тобой, — сказала Вала. — Все равно мне больше не уснуть. Стоит только подумать, что они там, может быть, пируют себе, как меня всю трясет.

— Крошкой прыгуном не напируешься, — пробормотал Вольф.

— Неужели ты думаешь… — ахнула Вала.

— Не знаю. Ты ведь сама первая указала на такую возможность. И она кажется мне все более правдоподобной, по мере того, как мы слабеем от голода.

Вольф прихватил дубинку, и они отправились вдоль берега реки. Сумрачный свет луны освещал им дорогу и шагать было легко.

Так случилось, что они первые заметили Паламброна. Его голова мелькнула над стеной каньона и вновь исчезла. На цыпочках они подобрались к скале. Из-за нее доносились звуки, похожие на удары камня о камень.

— Он пытается разжечь огонь, — прошептала Вала.

Вольф не ответил. Ему стало дурно, так как он мог себе представить только одну причину, по которой Паламброн стал бы разводить костер.

Медленно, подавляя ужас и отвращение, внушаемые ему картиной, которую он ожидал увидеть, Вольф заставил себя обойти скалу.

Паламброн стоял на коленях спиной к ним перед кучей веток и листьев и ударял два куска кремня друг о друга.

У Вольфа отлегло от сердца: около Паламброна валялась тушка фуджера.

Но где же Энион?

Вольф бесшумно подошел и стал позади Паламброна. Вскинув дубину, он громко сказал:

— Ну, Паламброн?

Тот вскрикнул и бросился на кучку, приготовленную для костра. Затем вскочил и повернулся к ним лицом. В руке он держал грубо сделанный кремневый нож.

— Он мой! — прорычал Паламброн. — Я убил его и я голоден! Я умру, если не съем его!

— Так же, как и мы все, — заметил Вольф. — Где брат? Паламброн сплюнул.

— Скотина! Он мне не брат. Откуда мне знать, где он? Я ему что, нянька?

— Вы ушли вместе, — возразил Вольф.

— Не знаю я, где он. Мы охотились поодиночке.

— Тут кто-то кричал, кажется, — произнесла Вала.

— A-а, это я кричал, — пробормотал Паламброн. — Наткнулся тут на спящего фуджера и крикнул, когда пристукнул его.

— Странно, — с сомнением произнес Вольф.

Не спуская глаз с Паламброна, он отошел к реке и поднялся метров на сто вверх по течению, когда заметил выглядывающую из-под валуна человеческую руку. Он обошел валун и увидел труп Эниона. Затылок его был разбит, рядом валялся окровавленный камень.

Вольф вернулся, но Паламброна с тушей фуджера уже не было. Вала ждала его одна.

— Почему ты не остановила его? — спросил Вольф.

Она пожала плечами и улыбнулась.

— Я всего лишь женщина, как я могла задержать его?

— Могла бы, если захотела, — сказал Вольф. — Наверное, рассчитывала поохотиться на него? Боюсь, что вынужден буду огорчить тебя: никакой погони не будет. Я и не подумаю тратить свои силы на этого дурака. А если он еще успеет поесть, то тем более удерет от любого из нас.

— Ну и ладно, — согласилась Вала, — так что мы теперь будем делать?

— Пойдем завтра дальше и будем надеяться на лучшее.

— И умрем от голода. — Вала указала на валун, скрывший труп Эниона, и тихо прошептала: — Там достаточно пищи для всех.

С минуту Вольф не отвечал. Предложение Валы заставило его внутренне содрогнуться, но обстоятельства складывались так, что не оставалось выбора.

Вала была права; как ни претила мысль о т а к о й е д е, без нее им не выжить. Так что Паламброн в известной степени оказал им любезность. Убив брата, он взял вину на себя. Теперь они могли есть, не считая себя убийцами. Не то, чтобы факт насильственной смерти сильно обеспокоит его спутников, но сам он неизбежно мучился бы угрызениями совести, если бы был вынужден лишить другого человека жизни, чтобы не умереть самому от голода.

Что касается самой еды, то теперь он чувствовал лишь слабое отвращение. Голод притупил естественный ужас перед каннибализмом.

И Вольф отправился будить остальных Всевышних, в то время как Вала подобрала камни, оброненные Паламброном. Когда все собрались, она не только разожгла костер, но и успела разделать труп. На мгновение Вольф отшатнулся. Но затем подумал, что коль скоро он собирается разделить трапезу, ему следует и поработать. Он одолжил у Теотормона нож и принялся нарезать куски. Остальные предложили свои услуги, но он отогнал их. Казалось, он хотел наказать себя, выполняя самую ужасную работу.

Когда мясо было готово, он взял свою долю и ушел за скалу. Он знал, что не удержится и съест кусок, но знал, также и то, что при виде спутников, пожирающих человечину, его непременно стошнит. Поэтому он решил есть в одиночестве.

Рассвет застал их все еще за трапезой. Лишь к полудню они снова тронулись в путь. Оставшееся мясо завернули в листья и взяли с собой.

— Если Уризен наблюдал за нами, — заметил Вольф, — он, должно быть, неплохо повеселился.

— Пусть себе веселится, — отозвалась Вала. — Придет и мой черед.

— Твой? Ты, наверное, имеешь в виду н а ш.

— Другие меня не волнуют. Меня интересует то, что сделаю я.

— Типично по-всевышнему, — заметил Вольф.

Некоторое время после этого он наблюдал за Валой. Ее жизнеспособность поражала. Походка ее оставалась легкой, щеки порозовели, движения были проворными и изящными. Возможно, на нее такое воздействие оказала еда.

“Но это не так, — думал Вольф, — даже когда мы голодали, она не страдала от недоедания и не выглядела усталой.

Если кому-то и удастся выжить и схватить отца за горло, — думал он, — это будет Вала.

Пусть и мне хватит сил, — молил он. — Я уже не так жажду отомстить Уризену, но я очень хочу спасти Хрисеиду".

Глава 12

Они голодали уже целые сутки. Наконец ущелье кончилось. Отлогий склон постепенно переходил в равнину, простирающуюся до самого горизонта. В четверти мили от подножия горы виднелся небольшой холм и на нем — два гигантских гексагона.

Всевышние остановились и тупо воззрились на них.

— Чем скорее мы пройдем через какие-либо Врата, тем будет лучше, — произнес Вольф. — Надеюсь, по ту сторону найдется пища.

— А если нет? — спросил Тармас,

— Лучше уж умереть, пробираясь сквозь оборону Уризена, чем подыхать голодной смертью. А наши дела обстоят так, что…

Вольф взглянул на унылые физиономии спутников и осекся.

Всевышние, еле переставляя ноги, последовали за ним к подножию золотистых, инкрустированных драгоценными камнями сооружений.

— Ну, что ж, сестра, — обратился Вольф к Вале, — предоставляем тебе право выбора. Поспеши, наши силы на исходе.

Вала подобрала камешек, повернулась спиной к Вратам и швырнула его через плечо. Камень пролетел через правые Врата, чуть не ударившись о перекладину арки.

— Так тому и быть, — объявил Вольф, — Он посмотрел на спутников и рассмеялся, — что, ждете команду? Вперед, бравые Боги! Вперед, бродяги! Дубинки, поломанный меч, нож, мускулы, пустые желудки, ворчливо требующие мяса, — к бою! Ну, где вы еще видели столь забавный штурмовой отряд?!

Вала, рассмеявшись, заметила:

— У тебя, Джэдавин, хватит мужества на всех. Это что-нибудь да значит.

— Надеюсь, — отозвался Вольф и, разогнувшись, прыгнул в правые Врата.

Он приземлился на мягкой почве, чуть подавшись вперед, но удержал равновесие, оставшись на ногах. Над равнинной местностью светило синее небо. Кое-где возвышались крутые холмы такие каменистые и темные, что больше походили на наросты, чем на насыпи земли. Сомнения его усиливало и то, что поверхность, на которой он стоял, не походила на землю. Она была коричневой, гладкой и испещренной отверстиями, в каждом из которых рос тонкий стебель высотой примерно в фут.

“Похоже на кожу великана”,— подумал он.

Единственной растительностью — если это можно было так назвать — являлись редкие деревья высотой около сорока футов с тонкими стволами и остроконечными ветвями, выступавшими кверху от ствола под углом в сорок пять градусов. Ветви были темные; их покрывали двухфутовые листья, похожие на лопасти.

Минуту спустя через Врата прошли остальные Всевышние.

Вольф повернулся и произнес:

— Я рад, что обошелся без вашей помощи.

— Они все были уверены, что на этот раз Врата приведут в крепость Уризена, — объяснила Вала.

— И ждали, пока я расчищу площадку от ловушек для их прибытия, — сказал он. — Решили пожертвовать мной и получить шанс прожить на несколько секунд дольше.

Все промолчали. Вольф укоризненно посмотрел на покрасневшего Луваха, затем принялся исследовать Врата. Они были либо уже отключены, либо однополярны по конструкции. Вдали виднелась длинная черная линия, которая могла быть берегом реки или моря. Этот мир, столь непохожий на тот, который они только что покинули, не давал никакого указания, в каком направлении им надлежало двигаться. Лишь с того склона, куда он ступил по выходу из Врат, Вольф увидел два темных холма, возвышавшихся неподалеку друг от друга. Возвышенности могли служить своеобразным знаком, поставленным Уризеном. Существовал только один способ проверить правильность догадки, и Вольф принял решение без колебания.

Он пошел по слегка пружинящей поверхности, остальные последовали за ним. Над головами путников мелькнула тень птицы, и все посмотрели вверх. Белая с красными лапками, птица была размером со стервятника: мордочка напоминала обезьянью с изогнутым клювом вместо носа. Птица летела так низко, что Лувах не удержался и бросил в нее дубинку, но промахнулся и лишь слегка задел по расширяющему хвосту. Птица негодующе крикнула и, быстро поднявшись вверх, исчезла из виду.

— На дереве, кажется, гнездо, — сказал Вольф. — Посмотрим, нет ли там яиц.

Лувах побежал было вперед, чтобы подобрать свою дубину, но на полпути застыл, как вкопанный.

Земля заколебалась. Поверхность вздыбилась дюймовыми волнами, покатившимися по направлению к упавшей дубине.

Лувах развернулся, собираясь убежать, но потом передумал и кинулся к своему единственному оружию. Поверхность позади него вспухла, вздыбилась еще выше и штормовой волной устремилась вперед.

Вольф вскрикнул. Лувах оглянулся, увидел грозящую ему опасность и стремительно бросился в сторону, пытаясь обежать катящийся вал. Вольф помчался вслед за гребнем, не зная, чем помочь Луваху.

Внезапно волна опала. Вольф с Лувахом остановились, и тут почва под ними вновь начала вспухать. Оба со всех ног бросились прочь, а земля — или то, что это было — двинулась за ними.

Они что было духу мчались к Вратам, надеясь, что они установлены в устойчивом месте, и рассчитывая обрести там твердую почву под ногами.

Они добрались до безопасной зоны как раз вовремя. Поверхность за ними внезапно вогнулась, образовав широкое углубление, затем впадина превратилась в узкий колодец. Стенки его сомкнулись, издав чавкающий звук. Еще несколько мгновений, и дыра исчезла. Вновь перед ними расстилалась ровная гладкая поверхность, испещренная редкими норами со стеблями, все еще продолжающими вибрировать.

— Ну и ну! — бормотал Лувах. — Клянусь Лосом!

Он был бледен, веснушки проступили на его лице, как Млечный Путь.

Вольфу тоже было не по себе, словно он попал в землетрясение. И его сильно тревожило смутное подозрение, что на самом деле все обстоит еще хуже.

Позади послышалось чье-то восклицание. Повернувшись, Вольф увидел Паламброна, попытавшегося вернуться через Врата, сквозь которые он только что вошел. Он, очевидно, следовал за ними и, выждав некоторое время, чтобы они успели отойти на приличное расстояние, рискнул шагнуть под арку. Теперь он тоже попал в ловушку.

Впрочем, его ждало нечто похуже. Приказав братьям, решившим растерзать убийцу на куски, оставить его в покое, Вольф приблизился и, не скрывая своего презрения, оглядел трясущегося и стучащего зубами брата.

— Паламброн, — объявил Вольф, — тебя приговорили к смерти, потому что ты нарушил перемирие и убил своего брата.

Увидев, что немедленная расправа ему не грозит, Паламброн обрел мужество и считая, что у него еще есть шанс, он выкрикнул:

— По крайней мере, я не ел собственного брата! И я нс виноват! Мне пришлось убить его! Он первый напал на меня!

— Эниона ударили по затылку, — возразил Вольф.

— Я не виновен! — кричал Паламброн. — Он упал в драке, а когда начал подниматься, я схватил камень и ударил. Разве я виноват, что он подставил свой затылок? Неужели я должен был ждать, пока он повернется и бросится на меня?!

— Я вижу, говорить с тобой бесполезно, — сухо бросил Вольф. — Ты свободен. Никто не станет марать о тебя руки. Но с нами ты не можешь остаться. Иначе никто не будет чувствовать себя в безопасности.

— Вы позволяете мне уйти? — удивился Паламброн, — Но почему?!

— Хватит болтать! — рявкнул Вольф. — Если через десять минут ты не скроешься с глаз, я больше никого не буду сдерживать. Тебе лучше уйти подобру-поздорову. Ну!

— Минуточку! — встревожился Паламброн. — Что-то тут не так. Нет, я никуда не пойду!

Вольф сделал знак остальным:

— Вперед! Убейте его!

Паламброн завопил и, повернувшись, со всех ног бросился бежать. Убедившись, что его никто не преследует, он перешел на шаг.

В этот момент почва за ним вспухла и вздыбилась в два человеческих роста. В миг, когда волна набрала максимальную высоту, Паламброн вновь оглянулся. При виде устремившегося к нему гигантского вала, он издал отчаянный вопль и кинулся прочь. Волна резко спала и сотрясение почвы опрокинуло беглеца, сбив с ног. Шламброн с трудом поднялся и, шатаясь, побежал дальше.

Тут почва перед ним ушла вниз. Он вскрикнул и круто свернул в сторону. Ужас, казалось, придал ему силы. Вновь на его пути разверзлась дыра и вновь Паламброну удалось увернуться. Но навстречу ему уже поднималась новая волна. Несчастный еще раз попытался свернуть, но поскользнулся и упал. Вздыбившийся вал скрыл его от глаз Всевышних. На минуту волна застыла, чуть заметно подергиваясь, затем осела, и поверхность снова стала гладкой — лишь слегка выпирал холмик длиной в шесть футов.

— Проглочен, — выдохнула Вала. Она была заметно возбуждена: широко раскрытые глаза сияли, рот приоткрыт. Она провела языком по губам.

— Похоже, что отец действительно создал для нас чудовище, — произнес Вольф. — Не удивлюсь, если вся планета покрыта шкурой этого… в е л т и з и е р а.

— Что-что? — переспросил Теотормон. Его глаза все еще были полны ужаса. И хотя голод явно не пошел ему на пользу, но за последние три минуты он, казалось, похудел еще на пятьдесят фунтов. Кожа на нем висела складками.

— “Велтизиер”— это мир-животное. Из германской мифологии. Это на земном языке.

“Планета, покрытая шкурой, — думал он. — Или, возможно, не шкура, а амеба размером с континент. Амеба, завладевшая этим миром”. Жуткая картина наводила страх.

Оболочка амебы жила, и этого нельзя было отрицать, но как же эта чертова тварь не умирает с голоду? Миллионы тонн протоплазмы нужно ведь чем-то кормить. Конечно, она поедает животных, но вряд ли их здесь водится в достаточном количестве, чтобы поддерживать жизнь в этой разросшейся клетке.

Вольф решил выяснить этот момент, если, конечно, ему представится такая возможность. Он был любопытен, как обезьяна или сиамский кот, и всегда готов исследовать, размышлять и анализировать. Он не успокаивался, пока не разузнавал “почему” и “как”.

Он присел и погрузился в раздумья, как быть дальше. Братья, за исключением Валы, тоже расположились на отдых. Вала же, осторожно ступая, направилась прочь от “безопасной зоны”. Некоторое время Вольф с удивлением следил за ней, когда вдруг понял, в чем дело. И как он сам не догадался? Вала шла, тщательно избегая касаться волосков, которые росли из пор. Пройдя круг радиусом около двадцати пяти ярдов, девушка благополучно вернулась в зону Врат. И ни разу поверхность не задрожала, ни разу не покрылась смертоносной рябью.

Вольф поднялся на ноги со словами одобрения:

— Молодец, Вала. Один-ноль в твою пользу. Животное — или что бы то ни было — пробуждается при прикосновении к волоскам или щупальцам. Если мы будем двигаться так же осторожно, как лавируют корабли в рифах, мы пересечем эту местность. Единственное, что внушает беспокойство, так это вон те горки.

Он указал на возвышающиеся вдали не то холмы, не то грубые наросты. Волоски густо покрывали их подножия, а за ними плотно усеивали всю землю.

Вала пожала плечами.

— Не знаю.

— Ладно, разберемся, когда дойдем до них, — буркнул Вольф и зашагал, внимательно глядя под ноги. Всевышние гуськом последовали за ним, Вала тоже пошла, но параллельно, держась от отряда на расстоянии пяти-шести ярдов.

— Трудновато будет охотиться в таких условиях, — произнес Вольф. — Придется одним глазом все время смотреть на волоски. Будь они неладны!

— Я бы на твоем месте не переживала, — заметила Вала. — Еще неизвестно, есть ли на кого охотиться.

— Ну уж в существовании одного представителя местной фауны я уверен, — отозвался Вольф.

Он ничего больше к этому не добавил, и Вала осталась в недоумении.

Вольф тем временем направился к “дереву”, на ветвях которого виднелось гнездо. Кучка палок и листьев фута три в поперечнике, скрепленных, похоже, каким-то клейким составом, располагалась на стыке ствола и одной из ветвей.

Остановившись меж двух волосков, Вольф протянул дубинку и ударил по стволу.

Вдали, приблизительно на таком же расстоянии, какое они прошли, виднелись верхушки двух гексагонов. Дерево никак не отреагировало на удар, и Вольф, взобравшись по стволу, просунул руку в гнездо. Пошарив, он извлек оттуда два яйца с зелеными и черными пятнами размером вдвое больше индюшиных и передал их Вале.

В это время вернулась птица-мать. Тельце чуть больше лысого орла покрывал белый с голубыми полосами мех. Обезьянью мордочку украшал клыкастый орлиный клюв и волчьи уши; еще более странно выглядели крылья летучей мыши, хвост археоптерикса и лапы хищника.

Сложив крылья, птица камнем рассекла воздух и со свистом рухнула на Вольфа. Перед самым ударом она завизжала, словно пилили железо. Визг, вероятно, предназначался для запугивания жертвы. Если так, то все ее старания пропали впустую: едва заметив угрозу, Вольф просто опустил ствол и упал. Над ним послышался треск и повторное взвизгивание — на этот раз от боли и паники, так как разъяренный стервятник, не рассчитав скорости, со всего лету врезался в дерево.

Свалившись на землю, Вольф покатился. Он чувствовал, что задевает волоски, но не в силах был избежать этого. Наконец он поднялся, отряхивая листья и ветки, осыпавшиеся из полуразрушенного гнезда, и едва успел уклониться от оглушенной птицы. Та, однако, падая, все же инстинктивно расправила крылья.

К этому времени земля-шкура отреагировала на прикосновение к щупальцам, которые затронул не только Вольф, но и остальные всевышние, отскочившие, когда тот падал с дерева.

— Назад, на дерево! — крикнул им Вольф.

Вала сориентировалась раньше и уже карабкалась по стволу. Он полез за ней и почувствовал, как острые когти, словно раскаленные добела крюки, впились ему в спину: летающий хищник пришел в себя и вновь напал на обидчика.

Вольф опять рухнул наземь, подминая животное под себя.

Хищник надсадно дышал. Менее пострадавший Вольф скатился и, вскочив, ударил зверя по ребрам. Пасть животного под коричневым клювом раскрылась, обнажив два саблезубых клыка, покрытых слюной и кровью. Вольф еще раз ударил его и вернулся к дереву. Но Всевышние, неистово стремящиеся добраться до безопасного места на ветвях, совсем обезумели.

Тармас наступил Вольфу на голову и, воспользовавшись ею как ступенькой, устремился наверх. Ринтрах потащил его вниз, отпихнул и полез по стволу. Слетев вниз, Тармас рухнул на стоявшего на четвереньках Вольфа.

Сидя на ветке недалеко от верхушки дерева, Вала истерично смеялась, хлопая себя по бёдрам. Но вдруг она пронзительно вскрикнула. Ветка обломилась и она, не удержавшись, рухнула вниз. Удар был сильный и она, видимо лишившись чувств, осталась лежать неподвижно.

Теотормон перепугался больше всех. Он сильно похудел за последние дни, но все еще весил немало, да и ласты здорово мешали, так что взбираться на дерево ему было трудно. Он все время скатывался вниз и то и дело оглядывался через плечо, что-то бормоча.

Вольфу наконец удалось встать на ноги. Вокруг него — а точнее, вокруг дерева — “шкура” сходила с ума. Поверхность вздыбилась огромными валами, охотившимися за Лувахом и Аристоном. Эти двое с невероятной скоростью мчались по кругу — ужас придал новые силы их измученным и истощенным телам. Земляная плоть гналась за ними по пятам. Впереди уже появлялись, новые волны, под ногами разверзались ямы.

Лувах и Аристон резко свернули, и движущиеся навстречу друг другу опухоли и впадины, упустив близкую добычу, столкнулись. Вольф в ошеломлении следил, как протоплазма хаотично колыхалась, вспучивалась и опадала, издавая чавкающие звуки. Больше всего эта сцена напоминала скопление водоворотов.

Прежде чем “шкура” смогла получить новые сигналы об Аристоне и Лувахе и перестроиться, им удалось добраться до дерева, но они мешали друг другу подняться. Пока двое обезумевших беглецов цеплялись друг за друга, Вольф схватил тело летающего зверя и изо всех сил швырнул его. Труп птицы упал на приближающую опухоль, и в тот же миг, она начала затихать. В месте соприкосновения тут же образовалась впадина. Она быстро углубилась, потом края колодца сомкнулись, и на поверхности остались только выпуклость и рубец, указывающий на то, что было внутри.

Вольф хотел употребить птицу в пищу, но она превратилась в жертву. Поверхность вокруг дерева разгладилась и, совершив несколько пульсаций, вновь стала инертной, будто и в самом деле была обычной земляной твердью. Вольф подошел к Вале. Та сидела, тяжело дыша, с искаженным от боли лицом. Поскольку поверхность “шкуры” была пружинящей, удар оказался не таким сильным, как если бы она упала на твердую землю, но все же лицо и плечи ее покрывали синяки и некоторое время она не могла пошевелить рукой.

Больше всего, казалось, пострадало ее оскорбленное чувство собственного достоинства. Пылая негодованием, она обзывала их всех кучкой трусливых глупцов, годных лишь на то, чтобы быть рабами. Всевышние, смущенные оскорблениями, держались угрюмо. Они чувствовали ее правоту и им было стыдно. Но, разумеется, никто из них не собирался в этом признаваться.

Вольф к этому времени счел все происшедшее весьма забавным. Он даже рассмеялся, но потом со стоном выпрямился — рана, нанесенная когтями летающего зверя, все еще болела. Лувах осмотрел его спину и запричитал. Сочившаяся кровь, по его мнению, скоро остановится, но следует опасаться заражения, так как лекарств у них нет.

— Да, весело, — пробормотал Вольф. Он поискал глазами яйца. Одно, разбившись, растеклось у корней дерева. Другого не было видно — вероятно, его поглотила шкура.

— О, Лос! — простонал Аристон. — Что нам теперь делать? Мы умираем от голода и не можем шагу ступить от этого дерева, иначе чудовище проглотит нас живьем. Отец убил нас, а мы даже не приблизились к его крепости.

— Эх, вы, боги и Создатели Миров! Да вы просто жалкие человечишки без своих крепостей и оружия, — возмутился Вольф. — Напомню вам еще одну присказку землян: “Есть не один способ содрать шкуру с кота…”

— Какого кота? Где? — оживился Теотормон. — Я сейчас мог бы съесть дюжину котов.

Вольф только поднял глаза к небу, но ничего не ответил. Он велел всем забраться на дерево, а сам взял у Теотормона нож и отошел на несколько футов в сторону. Присев на корточки, он изо всех сил всадил клинок в шкуру: если она достаточна податлива, чтобы образовывать псевдовпадины и дыры, то наверняка поддастся металлу.

Вольф вырвал нож из раны, поднялся и отступил на несколько шагов. Шкура раздалась, превратилась в дыру, затем вокруг раны образовался конус и начал сжиматься в кратер, заполняя сам себя. Вольф терпеливо ждал. Вскоре кратер расправился, и рана затянулась. Вместо крови, которой он ожидал, из нее просочилась бледная сукровица.

Вольф приблизился к шраму, стараясь не касаться волосков. Затем быстро вырезал из шкуры кусок, вытащил трепещущую массу и стремглав побежал назад к дереву. Снова протоплазма вздыбилась бурей хаоса: волны, кратеры, гребни и короткие водовороты. Затем плоть осела.

— “Шкура” вокруг дерева, кажется, гораздо крепче и менее податливой, чем на некотором расстоянии, — заметил Вольф. — Думаю, что мы находимся в безопасности, пока стоим на ней, хотя “шкура”, может быть, способна… приливная волна может смыть нас. Так или иначе, но нам надо поесть.

Всевышние поделили между собой кусок плоти. Свежевырезанное мясо было упругим, скользким от сукровицы и неприятно пахло, но его можно было жевать и глотать. Набив желудки, путешественники почувствовали себя бодрее и смотрели на все уже более оптимистично. Некоторые завалились спать. Вольф отправился на берег протекавшей поблизости реки. Вала и Теотормон последовали за ним. Лувах, глядя на них, также решил пройтись. Земляная местность резко обрывалась. Волосков над обрывом было мало, так что исследователи могли расслабиться.

Вольф стоял на самом краю и смотрел на воду. Солнца не было, но вода была прозрачной и позволяла видеть далеко в глубину.

У самого берега плавало множество рыб самых различных размеров, форм и расцветок. Наблюдая за ними, Вольф увидел, как длинные тонкие щупальцы высунулись из-под обрыва и схватили большую рыбину. Та сопротивлялась, но ее быстро утащили под обрыв. Вольф опустился на колени и перегнулся через край, чтобы посмотреть, кому досталась добыча. Обрыв, на котором он стоял, выдавался довольно далеко. Но основания выступа Вольф так и не увидел: крутой склон усеивали тысячи копошащихся щупалец, многие из которых тянулись за рыбинами. Щупальцы виднелись в воде насколько хватало взгляда. Вскоре еще одно из них свернулось, вытянув из глубин гигантскую рыбину.

Вольф поспешил убрать голову, так как в этот момент одно из ближайших щупалец поползло в его направлении. Он сказал:

— Я недоумевал, как такое чудовище добывает себе пищу. Теперь понятно, что оно питается, главным образом, морской живностью. И я готов поспорить, что животное, на котором мы стоим — это огромное плавающее чудовище. Подобно островам водного мира, оно свободно и ни к чему не прикреплено.

— Приятно знать это, — заметил Лувах, — но как это может нам помочь?

— Пожалуй, нам пора еще разок поесть, — продолжал Вольф. — Теотормон, ты среди нас самый лучший пловец. Прыгни в воду и поплавай немного. Держись поближе к берегу и будь готов выскочить оттуда.

— Почему я? — запричитал Теотормон. — Ты только посмотри, как эти щупальца хватают рыбу!

— По-моему, они движутся вслепую. Может быть, чувствуют вибрацию воды. А ты двигаешься достаточно быстро, чтобы ускользнуть. Кроме того, под этим краем щупальца короткие.

— Нет, я не буду рисковать своей жизнью, — сказал Теотормон, покачав головой.

— Ты умрешь с голоду, если не поймаешь рыбу, — настаивал Вольф. — Нельзя больше трогать “шкуру”, она становится чересчур раздражительной.

Он указал на рыбу, скользившую под водой — жирную и медлительную рыбу с головой, похожей на голову сфинкса.

— Как по-твоему, хороша будет она на вкус?

У Теотормона потекли слюнки и в желудке заурчало, но он не пошевелился.

— Ладно, давай свой нож, — сказал Вольф.

Он выхватил у Теотормона нож, прежде чем тот успел перехватить его и, разбежавшись, как можно дальше бросился в воду. Рыба тотчас бросилась от него прочь. Она плыла медленно, но все же не настолько, чтобы он мог догнать ее. Впрочем, он и не собирался ее ловить. Он даже и не думал об этом. Гораздо больше Вольфа интересовала реакция щупалец на его появление в воде.

Одно из щупалец действительно отделилось от толстого основания и поползло к нему. Вольф погрузился в воду, понаблюдал за ним, и поплыл к берегу. Заметив, что псевдоподия увеличила скорость и приблизилась, он протянул руку и ухватился за конец отростка. До сей минуты у него не было уверенности, что щупальца не ядовиты, как у медузы. Успокаивал лишь тот факт, что рыба, которую схватили, отчаянно боролась, не подавая признаков отравления.

Отросток сложился кольцом и обвил его кисть. Вольф резко высвободился и довольно легко отсек ножом футов двенадцать плоти. Приблизившись к берегу, Вольф положил добычу на край обрыва и начал подтягиваться сам, как вдруг почувствовал, как что-то обхватило его ступню. Он глянул вниз и увидел у основания щупальца пасть. Пасть была беззубой, но смыкалась достаточно сильно, чтобы удержать его ногу. Вольф вцепился руками за обрыв и выдохнул:

— Помогите мне!

Теотормон сделал к нему несколько шагов подпрыгивающей походкой и остановился. Вала стояла в стороне, глядела на щупальце и улыбалась. Лувах выхватил из ножен поломанный меч и прыгнул в воду. Вала засмеялась и нырнула следом. Потом вернулась, взяла у Вольфа кинжал и вместе с Лувахом принялась трудиться над щупальцем в нескольких футах от пасти. Наконец они отрезали отросток и Вольф выбрался на сушу, волоча за собой вцепившуюся в ногу пасть с куском щупальца.

Отрезанную плоть можно было есть, лишь поколотив о ствол дерева для размягчения, но даже после этого мясо на вкус напоминало жесткую резину. Как бы то ни было, желудки их заполнялись.

Некоторое время спустя они вновь тронулись в путь по равнине, соблюдая при продвижении все меры предосторожности.

Достигнув первого холма, подножие которого обросло пучками волос, путники остановились. Теперь они уже ясно видели свою цель. На вершине холма, в полумиле от них, возвышалась пара золотых гексагонов.

Вольф размахнулся и швырнул ветку, обломанную Валой при падении с дерева, в самое скопление волосков. Все пространство мгновенно пришло в движение, причем поверхность колыхалась гораздо более энергично, чем в тех местах, где волоски покрывали равнину не так густо.

— О, Лос! — воскликнул Аристон. — Мы погибли! Нам никогда не добраться до Врат! — Он погрозил кулаком небу и прокричал: — Отец, я ненавижу тебя! И ненавижу тот день, когда ты меня заманил сюда! Ты думаешь, что остановил нас там, где тебе угодно, но, клянусь Лосом и Хромым Энитерманом — мы еще доберемся до тебя!

— Вот это характер! — заметил Вольф. — Я уже на мгновение решил, что ты собираешься заскулить, как больная собака. Выскажись, братец, выскажись, возможно этот старый ублюдок и услышит тебя!

Тяжело дыша и все еще сжимая кулаки, Аристон заявил:

— На проклятия у меня смелости хватит. Но все-таки хотел я бы знать, что же нам делать?

— Есть какие-нибудь идеи? — поинтересовался Вольф, оглядывая спутников.

Всевышние покачали головами.

— Где же вся та дьявольская одаренность и ум, который полагается иметь детям Уризена? — осведомился Вольф, — или лгут истории, воспевающие ловкость каждого из вас, когда вы хитростью и силой захватывали неприятельские крепости? В чем же дело теперь?

— Все они храбрецы и умники, — заметила Вала, — когда вооружены до зубов. А теперь, я думаю, они все еще не оправились от шока, что так легко попались в ловушку отца, да еще лишились своих аппаратов. А без них они утратили то, что делало их Богами. Теперь это просто людишки, да притом жалкие.

— Мы так устали! — воскликнул Ринтрах. — Мои мускулы гудят и ноют от напряжения. Я так ослаб, словно нахожусь на планете с двойной силой тяжести.

— Мускулы, как же, — буркнул Вольф.

Развернувшись, он повел отряд назад к дереву.

Он работал, не покладая рук, несмотря на жгучую боль в спине, пронзающую его всякий раз, как он обламывал ветку — раны от когтей при каждом движении причиняли мучительные страдания. Другие дружно помогали ему, и вскоре у каждого в руке набралось по пучку веток.

Путешественники вернулись к краю густо поросшего волосами пространства и принялись бросать ветки в скопления волосков. Они кидали не одновременно, а соблюдая строгую очередность. Поверхность-шкура зарокотала, как море во время урагана. Волны, кратеры, рябь искривили ровное пространство.

Однако, по мере того, как продолжали раздражать волоски, буря стихала. И к тому времени, как запас веток подошел к концу, поверхность почти не реагировала на них. Последняя палка вызвала лишь мелкие углубления и быстро опавшую дрожь.

— Похоже, она устала, — объявил Вольф. — Однако поверхность может ожить довольно скоро. Поэтому предлагаю идти немедленно.

И он быстро зашагал вперед. Шкура заколыхалась и сгорбилась, отвечая на раздражение волосков: в поверхности появились широкие углубления, вогнутые до трех футов.

Вольф обошел их, затем побежал и не останавливался, пока не достиг подножия холма. Этот холм, подобно первому, который они прошли, казался наростом, огромной бородавкой на шкуре. Хотя склоны его вздымались почти отвесно, все же они были достаточно сморщенными, чтобы можно было цепляться за складки руками и ставить ноги. Все добрались до вершины без неприятностей.

— Честь выбора снова предоставим тебе, Вала. Какие Врата? — спросил Вольф.

— До сих пор она не слишком-то преуспевала в этом вопросе, — заметил Аристон. — Почему все время выбирает Вала?

Вала, как тигрица, повернулась к нему.

— Если ты думаешь, брат, что можешь сделать выбор лучше — выбирай! Но в доказательство своей правоты тебе придется первым пройти Врата.

Аристон тотчас отступил, пробурчав:

— Ладно, ладно. Не стоит нарушать обычай.

— Ах, уже обычай! — воскликнула Вала;— Так вот, я выбираю левые Врата!

Вольф не колебался. Он был слаб и безоружен и знал, что на этот раз может попасть прямиком в крепость Уризена, но все же решительно шагнул под арку.

В течение минуты он не мог понять где он очутился и что происходит. Голова его закружилась. В воздухе мелькало нечто странное.

Глава 13

Он стоял на огромном вращающемся цилиндре. В поле зрения вплывали все новые и новые цилиндры, крутящиеся над ним со всех сторон на фоне бледно-розового неба.

Над каждым из цилиндров сияли по три розовато-лиловых луча, начинавшихся футах в двенадцати над центром основания. Время от времени лучи освещались красными, оранжевыми, черными, белыми, пурпурными огоньками, вспыхивавшими, как сигнальные ракеты. Огоньки подскакивали по лучам, словно их дергали за невидимые веревочки, и, доходя до точки, расположенной, примерно, в двенадцати футах от основания другого цилиндра, взрывались яркими вспышками и гасли.

Вольф закрыл глаза, чтобы побороть головокружение и боль. Когда он снова открыл их, остальные уже прошли сквозь Врата.

Аристон и Тармас упали на металлическую поверхность, изо всех сил прижимаясь к ней. Теотормон сел, будто боясь, что вращением его потащит прочь и вытолкнет в пространство между цилиндрами. Только Вала, казалось, ничуть не удивилась. Она спокойно улыбалась, хотя мужество ее, быть может, было показным. Но даже если и так, она была достойна восхищенья.

Вольф, насколько возможно, изучал окружающую обстановку. Все цилиндры были размером с небоскреб. Он не понимал, почему его сразу же не сорвало центробежной силой. Для этого тело должно было обладать изрядной силой тяжести.

Как ни странно, так оно и было.

Возможно… нет, нельзя поверить, что Уризену удалось установить равновесие сил так, чтобы тела со столь большой силой тяжести удерживались от падения друг на друга. Вероятно, разноцветные огоньки, бегающие вдоль лучей, и являлись проявлением постоянного восстановления равновесия, какая бы статика и динамика не использовались, чтобы удерживать небольшие, но весящие как и на Земле предметы.

Вольф понятия не имел, как это делалось, но он очень хорошо знал, что наука, унаследованная Всевышними, далеко опередила известную землянам.

Вокруг виднелись тысячи таких цилиндров, а может быть и сотни тысяч. Расположенные примерно в миле друг от друга, они вращались вокруг своих осей и медленно перемещались относительно друг друга, словно в сложном танце.

“Издалека тела выглядели бы как одна цельная масса, — подумал Вольф. — Это, должно быть, одна из планет, которые я видел с водного мира”.

Было одно преимущество в их затруднительном положении. На таком крошечном пространстве им не придется далеко идти до следующих Врат. Хотя вряд ли Уризен сделал этот краткий путь легким.

Вольф вернулся к Вратам и попытался выйти. Он легко шагнул через раму, но, как и ожидал, оказался снова на цилиндре. Развернувшись, он предпринял попытку пройти с другой стороны, однако и она оказалась бесплодной. Тогда Вольф принялся искать другие Врата, обходя цилиндр по окружности. Он не прошел и половины, когда увидел два гексагона.

Врата располагались в нескольких дюймах от поверхности, и между рамами и поверхностью цилиндра розовела полоска неба.

Отряд двинулся к Вратам. Вольф не отрывал глаз от шестиугольников, стараясь не отвлекаться на окружающие и перемещающиеся со всех сторон цилиндры.

Он шел впереди, и поэтому первый заметил неожиданное поведение гексагонов-близнецов. Когда путешественники приблизились к ним на пятьдесят футов, Врата начали отодвигаться. Вольф пошел быстрее, но те сохраняли постоянное расстояние между ними и собой. Когда он побежал, они двинулись быстрее, но он все-таки выиграл несколько дюймов. Он рванулся к ним и увидел, что те движутся так же быстро. Увеличив скорость, он увидел, что выиграл еще несколько дюймов.

Остальные бежали за ним. Они топали по металлической конструкции, и в воздухе слышалось их тяжелое дыхание. Вольф снова остановился, Врата — тоже. Все, кроме Валы, собрались вокруг него. Раздались возгласы:

— О, Лос! Сперва он морит нас голодом до полусмерти… потом до смерти загоняет бегом.

Вольф подождал, пока у него восстановится дыхание, затем сказал:

— По-моему, их можно поймать. Как только я бросался бежать, они увеличивали скорость. Это пропорциональное уменьшение. Но я не смогу бежать достаточно быстро и долго, чтобы ухватиться за них. Кто здесь самый быстрый?

— Я всегда мог побить всех в беге, — сказал Лувах. — Но сейчас я очень устал, и у меня совершенно нет сил…

— Попробуй, — распорядился Вольф.

Лувах неопределенно улыбнулся и осторожно двинулся к Вратам. Они отодвинулись. Он бросился бежать и вскоре исчез за закруглением цилиндра.

Вольф повернулся и побежал в противоположном направлении. Вала двинулась за ним. Головокружительный горизонт метнулся навстречу: он побежал дальше и тотчас увидел Луваха и Врата, разделенные десятью футами. Но Лувах уже выдыхался: дыхание с хрипом вырывалось из его легких, ноги чуть двигались. Наконец он остановился и тут же застыли Врата.

Вольф приближался к гексагонам с противоположной стороны и, когда он оказался на таком же расстоянии от них, как и Лувах, Врата скользнули в сторону, как мыло из рук. Вала направилась к ним под углом, но они вновь изменили направление. Наконец запыхавшиеся Всевышние остановились. Образовался как бы квадрат: в трех углах стояли люди, в четвертом — Врата.

— Где остальные? — спросил Вольф.

Лувах ткнул пальцем. Вольф, оглянувшись, увидел, как оставшиеся из отряда идут вразброд вокруг закругления этого крошечного мира. Он позвал их, и голос его прозвучал жутко в этой странной атмосфере. Лувах пошел было вперед, но Вольф скомандовал ему остановиться.

Следуя его указаниям, Аристон, Тармас, Ринтрах и Теотормон образовали восьмигранник с Вратами в центре. Потом все начали сходиться, сохраняя одинаковое расстояние между собой и двигаясь с равной скоростью. Врата раскачивались из стороны в сторону, но стояли на месте.

После двух минут медленного и терпеливого сближения Всевышние ухватились за гексагоны. На этот раз Вольф не спросил у Валы, в каком направлении идти. Он вошел в левые.

Остальные последовали за ним, и физиономии у них тотчас вытянулись. Они стояли на другом цилиндре и на противоположном конце его виднелась еще пара Врат.

Вновь последовала утомительная погоня и сближение. И вновь Всевышние прошли через Врата, на этот раз правые. И вновь оказались на другом цилиндре.

Так повторялось пять раз. Всевышние смотрели друг на друга красными от усталости глазами. Ноги их дрожали от усталости и изнеможения, грудь болела. Они покрылись потом, горло у них пересохло, как при самуме в Сахаре, и они едва держались за гексагон.

— Так продолжаться больше не может, — заявил Ринтрах.

— Спасибо за откровение, — заметила Вала. — Мог бы для разнообразия высказать что-нибудь пооригинальнее.

— Очень хорошо. Мне ужасно хочется пить, так хочется, что я не против глотнуть чей-либо крови. Твоей, например.

Вала рассмеялась:

— Только подойди, и я тотчас проткну тебя вот этим мечом. Твоя кровь жидковата и дурно пахнет, но не беспокойся, я заткну нос.

— Почему-то мы всегда выбираем Врата, которые ведут нас куда угодно, но только не к Уризену, — сказал Вольф. — Пожалуй, на этот раз нам следует разделиться. По крайней мере, хоть кто-нибудь попадет к отцу.

Все заспорили, Вала и Лувах молчали. Наконец Вольф объявил:

— Мыс Валой и Лувахом пройдем в одни Врата, остальные пойдут в другие. Так-то вот.

— Почему с Валой и Лувахом? — спросил Теотормон. Он подозрительно прищурился, и в его голосе послышались злобные нотки. — Почему с ними? Вы трое знаете что-то, чего не знаем мы? Вы собираетесь покинуть нас?!

— Я беру Луваха, потому что он единственный, кому я хоть Сколько-нибудь доверяю, — объяснил Вольф. — А Валу — потому что она среди вас лучший мужчина.

Он оставил их пререкаться, а сам вместе с сестрой и Лувахом прошел в левые Врата. Несколько минут спустя туда же прошли и остальные. Увидев Вольфа, Луваха и Валу, они смутились.

— Но мы прошли в правые Врата! — заявил Ринтрах. Вала рассмеялась.

— Похоже отец сыграл с нами еще одну жестокую шутку. И те и другие Врата ведут на один и тот же цилиндр. Подозреваю, что все такие.

— Он играет нечестно, — возмутился Аристон.

При этом Вольф с Лувахом расхохотались, минутой позже и остальные, за исключением Аристона, присоединились к их веселью. Когда смех, в котором, правда, слышалась нотка отчаяния, замер, Вольф сказал:

— Может быть, я и ошибаюсь, но, по-моему, каждый из цилиндров в этом… этом кружащемся мире имеет Врата и если мы будем продолжать действовать так же, то в конце концов пройдем через все, сколько их есть. Только в этом случае, мы умрем раньше, чем отыщем хотя бы намек на истинный путь. Нам следует придумать что-нибудь новенькое.

Наступила тишина. Всевышние сидели и лежали на твердом сером металле, а над ними в беззвучной сарабанде вертелись цилиндры. Близнецы-гексагоны над основаниями цилиндров, казалось, насмехались над ними.

Наконец Вала произнесла:

— Я не верю, что ситуация безвыходная. Это не похоже на отца. Он не прекратит игру, пока у нас останется хотя бы крупица дыхания и силы для борьбы. Он хочет довести нас до агонии и сломить. И он рассчитывает — я уверена в этом, — что в конце концов мы найдем Врата, которые приведут нас в его крепость. Он, должно быть, делает ставку на то, что мы догадаемся, в чем дело, и примем правильное решение, и будет разочарован, если мы спасуем. Поэтому я считаю, что нам следует хорошенько подумать. Очевидно, что Врата на всех цилиндрах замкнуты между собой. То есть, они переходят друг в друга, если проникать в них обычным путем — через сторону, которая украшена драгоценностями. Но что, если Врата двуполярны? Что если другая сторона приведет нас к цели?

— Я пробовал другую сторону, — сказал Вольф, — как только мы попали сюда.

— Да ты опробовал входные Врата. Но проверял ли ты какие-нибудь из двойных Врат на цилиндрах?

Вольф покачал головой.

— Усталость и жажда лишили меня разума. Я должен был подумать об этом. В конце концов это — единственное, что нам остается попробовать.

— Тогда поднимайтесь и пошли, — скомандовала Вала. — Соберитесь с силами, возможно, это и окажется выходом из проклятого крутящегося мира;

Снова Всевышние загнали в тупик близнецов-гексагонов и ухватились за них. Вала первая вошла через сторону, противоположную украшенной драгоценностями. Она исчезла и Вольф последовал за ней. Пройдя через Врата и опять очутившись на цилиндре, он почувствовал, что его воодушевление рассеивается, как вино в вакууме. Потом он увидел над основанием Врата и понял, что они пошли верным путем.

В нескольких дюймах над поверхностью нависал только один золотой гексагон. Но он вращался вокруг собственной оси, совершая полный оборот каждые полторы секунды.

К этому времени на цилиндре собрались остальные Всевышние, раздраженные тем, что все еще находятся на крутящейся планете. Но когда они увидели вращающиеся золотые Врата, то взбодрились и одновременно пали духом при мысли о выходе и связанной с ним опасностью.

— Почему они вращаются? — слабым голосом спросил Аристон.

— Понятия не имею, братец, — ответила Вала. — Но, зная отца, я подозреваю, что Врата имеют только одну безопасную сторону. То есть, если мы выберем правильную сторону, то пройдем невредимыми. Но если ошибемся… Как видите, ни одна из сторон не инкрустирована драгоценностями, обе выглядят совершенно одинаково и ничем не отличаются друг от друга.

— Я так измучен, что мне все равно, — заявил Аристон. — Пусть даже смерть — лишь бы избавиться от всех этих страданий, уснуть навсегда.

— Так не стоит противиться душевным порывам, — сейчас же отозвалась Вала. — Ты можешь первым испытать Врата.

Вольф ничего не сказал, но другие присоединили свои голоса к предложению Валы. Однако Аристону, похоже, уже расхотелось умирать. Он запротестовал, говоря, что не настолько глуп, чтобы рисковать собой ради них.

— А ты, братец, оказывается не только слабоволен, но и труслив, — заметила Вала. — Ладно, я пойду первой.

Уязвленный Аристон шагнул все же к вращающимся Вратам, однако подойдя на несколько футов, остановился. Так он и стоял, глядя на гексагон, несмотря на насмешки Валы. Наконец она не выдержала и оттолкнула его, так что он свалился на корточки перед золотым гексагоном и несколько минут пристально разглядывала его. Неожиданно она бросилась вперед и прошла под аркой. Врата продолжали вращаться.

Аристон поднялся и, ни на кого не глядя и не отвечая на насмешки, подошел к Вратам, на секунду приостановился и бросился в них.

В то же мгновение он выскочил с другой стороны и упал на серую поверхность. Вольф подбежал к нему и перевернул тело на спину. Рот Аристона был широко раскрыт, глаза остекленели, кожа приняла серый оттенок.

— Он прошел не с той стороны, — произнес Вольф, обернувшись к остальным. — Что ж, теперь мы знаем, что это за Врата.

— Ну и везет чертовой ведьме! — воскликнул Тармас. — Ты заметил, через какую сторону она прошла?

Вольф покачал головой и в сумрачном розовом свете еще раз осмотрел Врата. Стороны были совершенно одинаковые, никакой разницы. Он подозвал Луваха. Вдвоем они подняли труп Аристона, раскачали и по команде Вольфа швырнули под арку. Труп вылетел с другой стороны.

Вольф с Лувахом зашли с другой стороны, снова раскачали тело и бросили в отверстие. На этот раз труп исчез. Вольф повернулся к Ринтраху:

— Ну, что?

Ринтрах кивнул.

— Подними палец, — распорядился Вольф. — Когда повернется нужная сторона укажешь. Только не тяни.

Ринтрах выждал пару оборотов и ткнул пальцем. Вольф бросился под арку уповая, что Ринтрах не ошибся, и упал на труп Аристона.

Слышался шум моря, освещенного багровым небом. Чуть поодаль, посмеиваясь, стояла Вала, явно забавляясь шутке отца.

Они вновь находились на острове водного мира.

Глава 14

Один за другим появлялись остальные. Как ни странно, никто не выглядел удрученным. Наконец-то они были на знакомой земле, почти дома, так сказать. И, по словам Теотормона, наконец-то могли отъесться. “Врата, через которые они прошли, были правыми гексагонами в огромной паре, установленной на невысоком холме. Окрестности выглядели знакомыми. Всевышние тотчас напились в ближайшем ручье и отобедали рыбой, которую наловил Теотормон. Выставив охрану, все уснули. И лишь на следующий день обследовали местность.

Через полчаса не осталось и капли сомнения, что они вернулись на громадный остров, которые местные жители называли Мать-Всех-Островов.

— Да, это те самые Врата, с которых начались наши злоключения, — сказал Вольф. — Тогда мы прошли через правые гексагоны. Так что левый может вести в мир Уризена.

— Ну и что? — отозвался Тармас. — Не сказал бы, что это самый желанный из островов. Не лучше ли наслаждаться жизнью здесь, чем отправиться навстречу верной гибели или плену и провести остаток дней в застенках Уризена? Почему бы нам просто не забыть о Вратах? Здесь есть и пища, и вода, и женщины-аборигенки. Пусть Уризен сидит на своем троне и ждет нас, пока не сгниет.

— Не забывай, что без соответствующих лекарств ты скоро состаришься и умрешь. Тебе этого хочется? Кроме того, нет никакой гарантии, что Уризен не заявится к нам, если мы не пойдем к нему. Нет, вы можете прохлаждаться здесь сколько угодно, но я намерен продолжить борьбу.

— Видишь ли, Тармас, у Джэдавина есть веская причина действовать, — криво усмехнулась Вала. — Его любовница, между прочим, не богиня, а просто баба с Земли, захваченная в плен Уризеном. Так что, пока она в руках отца, нашему брату не сидится.

— Вы вольны поступать, как вам вздумается, — сказал Вольф. — Но я сам себе хозяин. — Он поглядел на багровое небо, две громадные планеты, виднеющиеся в этот момент, на чуть заметную полоску, похожую на черную комету и добавил: — Кстати, для чего нас непременно поджидает Уризен? Почему бы не воспользоваться черным ходом или, если угодно, форточкой?

И в ответ на последовавшие недоуменные вопросы Вольф изложил мысль, осенившую его, когда он смотрел на другие планеты и на комету. Всевышние решили, что он сошел с ума, а идея его просто безумна.

— Почему бы и нет? — настаивал Вольф, — все необходимое мы вполне можем достать, даже если для этого придется вновь пройти через Врата. А до Аппирманзума всего лишь двадцать пять тысяч миль. Почему бы не отправиться туда на ракете?

— Построить аэростатный космический корабль?! — воскликнул Ринтрах. — Джэдавин, жизнь на Земле повредила твой рассудок.

— Мне, конечно, потребуется ваша помощь, — продолжал Вольф как ни в чем ни бывало. — Осуществление задуманного представляет задачу неимоверной сложности. Понадобится не только время, но и колоссальные усилия. Однако задача осуществима, уверяю вас!

— Допустим, что так, — заметила Вала, — но что помешает отцу обнаружить и уничтожить корабль, когда мы будем в космосе?

— Тут придется рискнуть. Будем надеяться, что он не установил между планетами детекторов. В конце концов, зачем они нужны? Ведь единственный вход в его мир — через Врата, которые сделаны им самим.

— А что если один из нас предатель? — спросила Вала. — Ты не подумал, что кое-кто из нас может быть доносчиком и обо всем информировать Уризена?

— Такая мысль приходила мне в голову, как, наверное, и всем остальным. Однако мне не верится, чтобы предатель согласился подвергаться всем опасностям наравне с нами.

— А откуда нам знать, что Уризен не видит и не слышит нас прямо сейчас? — спросил Теотормон.

— Ты прав, конечно, такая возможность не исключена. Значит, придется и здесь рискнуть.

— Предложение Вольфа в любом случае лучше, чем сидеть сложа руки.

Последовавшая дискуссия закончилась тем, что все согласились помогать Вольфу. Даже самые ярые его оппоненты сознавали, что если план удастся, бездельников оставят на острове. И при мысли, что у кого-то вновь появится шанс стать богом, а кому-то придется разделить жалкое существование аборигенов, последние возражения рухнули.

Первым делом Вольф наладил отношения с местными жителями. К его удивлению, аборигены ни в чем не проявили враждебности. Они видели, как Всевышние исчезали во Вратах, а затем вновь выходили из них. Такое было под силу только богам или почти богам. Вот почему их сочли особыми… и опасными существами. Туземцы были более чем счастливы сотрудничать с Вольфом, и решение это было предопределено их религиозными верованиями, представлявшими искаженную версию мистических воззрений землян. Они почитали Лоса добрым богом, а Уризена — злым, своего рода Сатаной. Местные предсказатели и знахари утверждали, что наступит день, когда злого бога Уризена низвергнут и тогда всех их ждет Алулос, рай.

Вольф не пытался разъяснить им факты. Пусть верят, во что хотят, лишь бы помогали.

Собрав, какие имелись в этом мире материалы, он загрузил всех посильной работой, а сам вместе с Лувахом прошел Врата в поисках необходимых материалов. Они уже знали, что их ожидает и каких опасностей следует остерегаться. И все же приключений на их долю хватило бы еще не на одну книгу.

Одного похода оказалось недостаточно, и в следующий раз их сопровождали Вала и Ринтрах. Из мира животных, катающихся на ороговевших подобиях коньков и передвигающихся с помощью присосок, они несли куски стекловидной массы. Из Велтизиера — кучи птичьего помета, который совместно с испражнениями их и туземцев шел на изготовление натриевой соли.

Ртуть добыли у туземцев, в больших количествах собиравших ее во время ливней, приносимых черными кометами. Капли ртути служили религиозными реликвиями и их передали Вольфу только после того, как он объяснил, что она пойдет на свержение Уризена. Выяснилось, что одно из растений на острове является источником древесного спирта. Сжигая прочие деревья, заготовили древесный уголь. Планета темпосфуджеров обеспечила строителей серой.

Когда Вольфу понадобились платиновые катализаторы для получения азотной кислоты, он вспомнил о цилиндрах вертящегося мира. Платина имеет точку плавления 1773,5 градусов по Цельсию и обладает высокой прочностью. Ни выплавить, ни отрезать кусок от цилиндра не было никакой возможности. Однако Вольф решил задачу, воспользовавшись собственными устройствами Уризена.

Он взял с собой всех Всевышних, хотя Теотормон и Тармас сильно возражали. Окружив подвижные гексагоны-близнецы, их подвели к краю цилиндра. Здесь-то Теотормон понял, зачем ему было необходимо совершить это путешествие. Его вес потребовался для того, чтобы заставить Врата опуститься к изгибающемуся краю цилиндра. Силы, удерживающие Врата над поверхностью, были громадны, но не могли сопротивляться весу и мускулам Всевышних.

Часть дуги прошла в один гексагон. Если бы Врата оставались неподвижными, кусок цилиндра просто выступил бы через парные Врата на другом цилиндре. Но Врата перемещались и, действуя как своего рода ножницы, отрезали ту часть, которая прошла через арку.

Установив Врата на место, Всевышние прошли через них на следующий цилиндр и нашли кусок платины. Затем они воспользовались имеющимися там Вратами, чтобы рассечь кусок на более мелкие части.

Перенесшись на цилиндр с вертящимися смертоносными Вратами, Вольф, кидая камни и следя за их исчезновениями, пометил безопасную сторону мазком желтой краски, принесенной с водного мира. Больше эти Врата не доставляли им затруднений.

Постепенно Вольф определил точную направленность каждого гексагона и мог попадать в нужную точку кратчайшим путем.

Остров водной планеты к этому времени превратился в гигантскую кузницу, полную дыма и зловония. Выслушивая жалобы туземцев, Вольф то насмехался, то грозил — соответственно. Он без устали подгонял всех. И так минуло шестьдесят темных лун. Работа продвигалась медленно, то и дело принося разочарования: часто отдельные операции бывали опасны для жизни. Вольф с Лувахом продолжали совершать походы по мирам, доставляя необходимые материалы.

Аэростатный космический корабль был уже наполовину построен. Еще немного, и он с Всевышними на борту покинет атмосферу планеты. В стратосфере поле псевдопритяжения быстро ослабнет (в чем Теотормон сильно сомневался), и корабль использует притяжение темной луны, чтобы набрать большую скорость. Затем пороховые ракеты придадут ему ускорение. Изменять направление движения можно будет с помощью небольших взрывов пороха или газовыми струями из пузырей.

Вольф еще не решил всех проблем, связанных с регенерацией и циркуляцией воздуха в герметичной гондоле и с трудностями обеспечения жизнедеятельности в невесомости. Впрочем, сила тяжести на корабле частично останется. До верхних слоев атмосферы они поднимутся за счет расширения газа в пузырях, но затем попадут в зависимость от поля притяжения луны. И лишь пороховые ракеты должны придать кораблю достаточное ускорение, чтобы преодолеть притяжение водного мира. Если же тяготение планеты преодолеть не удастся, они могут оказаться пленниками лунной орбиты.

— Никакие математические расчеты не подскажут, как избавиться от притяжения и выбрать необходимое направление, — заметил Вольф Луваху. — Придется действовать по наитию.

— Будем надеяться, что у нас неплохой нюх, — ответил Лувах. — Скажи, ты и вправду считаешь, что у нас есть шанс?

— Надеюсь, — ответил Вольф. — Но сейчас стоит подумать о другом. Например, о космических костюмах, в которых мы будем работать. Нам придется носить скафандры, когда мы будем в гондоле, так как нельзя полагаться на ее полную герметичность.

Уже приготовили гремучую ртуть для взрывных головок. Это была темно-коричневая смесь, полученная взаимодействием ртути, спирта и концентрированной азотной кислоты.

Азотную кислоту, окислившую серу до серной кислоты, получили путем нескольких химических превращений. Соль натрия, выкристаллизованную из птичьего помета и человеческих экскрементов, нагрели с серной кислотой (последнюю получили, сжигая серу с селитрой, то есть с калием или солью натрия).

Свободный азот, выделенный из воздуха, смешали с водородом (из газовых пузырей) и получили аммоний. Аммоний при соответствующей температуре смешали с кислородом (из пузырей, вырабатывающих кислород). Смесь пропустили через тонкий проволочный смеситель, выполненный в виде контактной пластины, чтобы одновременно подвергнуть катализу.

Полученные в результате кислотные окислы смешали с водой и путем перегонки получили концентрированную кислоту. Материалом для тиглей, контейнеров и труб послужило стекловидное вещество с планеты конькобежцев.

Черный порох приготовили из древесного угля, серы и селитры.

Вольфу также удалось получить из солей азота взрывчатый порох.

Однажды Вала сказала:

— Не кажется ли тебе, что мы делаем чересчур много пороха? Мы ведь все равно не сможем взять с собой так много, иначе корабль просто не оторвется от земли.

— Верно, — ответил Вольф. — Но, может быть, ты также поинтересуешься, почему я размещаю взрывчатку в разных местах? А потому, что порох самовозгорается. Храня же запасы по отдельности, я сохраню большую их часть, если какой-то склад взорвется.

Всевышние побледнели, а Ринтрах осведомился:

— Ты имеешь в виду, что взрывчатка, которую мы возьмем на корабль, может в любую минуту взорваться?

— Именно так. И боюсь, что это еще один неизбежный риск. Шансы на успех малы. Но не следует отчаиваться. Разве вы не чувствуете ироний в том, что Уризен сам снабдил нас материалами для собственной гибели? Он сам вложил в наши руки оружие, которым мы разрушим его сверхтехнику — если повезет, конечно.

— Если мы останемся живы, то непременно посмеемся, — пробормотал Ринтрах. — Однако мне почему-то кажется, что смеяться будет Уризен.

— Старая русская пословица гласит: “Когда деньги уплатил; веселись, что хватит сил”. И еще: “Хорошо смеется тот; кто смеется последним”.

В ту ночь Вольф пошел в хижину Луваха. Почувствовав на плече руку, Лувах моментально проснулся. Ой уже схватился за нож, сделанный из куска кремня с планеты темпосфуджеров, но Вольф сказал:

— Я пришел поговорить с тобой, а не убивать. Лувах, ты единственный, кому я могу довериться. Мне нужна помощь.

— Спасибо, брат. Ты лучший из нас. Я знаю, ты не способен на предательство.

— Часть того, что я собираюсь сделать, поначалу может показаться предательством. Но это необходимо. Слушай внимательно, младший брат.

Час спустя, нагруженные лопатами и топорами, они вышли из хижины и направились к холму, на котором стояла пара Врат. Здесь их уже ждали двадцать туземцев, пользующихся доверием Вольфа. Они принялись копать, обрубая сплетения гниющей растительности и корни пузырей, образовывавших остров. Все работали слаженно и быстро, так что к тому времени, когда луна зашла и увела с собою ночь, канава вокруг холма была закончена. Все продолжали работать до тех пор, пока лишь несколько футов корней не отделяли дно раскопок от уровня моря. Затем в канаву заложили азотную селитру и взрывчатые капсюли и старательно забросали их нарезанными корнями и грязью, стараясь замаскировать все следы земляных работ.

— Стоит только взглянуть и любой догадается, что здесь копали, — сказал Вольф. — Но будем надеяться, что сюда никто не придет. Я ведь объявил день отдыха, так что все будут отсыпаться. — Он поглядел на Врата. — Теперь нам предстоит обойти все планеты и сделать это мы должны быстро.

Добравшись до планеты темпосфуджеров, Вольф дал Луваху одно из своих духовых ружей. Оно было сделано из полого, похожего на бамбук растения, входившего в флору Матери Островов. Аборигены пользовались ими, чтобы стрелять дротиками с наконечниками из костей особого вида рыб. С этим оружием они охотились на птиц и крыс, живущих на острове.

Вольф с Лувахом вошли в каньон и сбили там пять фуджеров. Вольф подбирал их, когда нашел вход в нору, в которой жили хроноволки. Он засунул конец духового ружья в нору и выпустил дротик. Выждав минуту, он просунул внутрь руку и вытащил спящего волка.

Животных, все еще находящихся в бессознательном состоянии, бросили во Врата которые вели, по всей вероятности, в мир Уризена. Возможно, что и те и другие Врата вели лишь на следующий второстепенный мир, как Врата на планете кружащихся цилиндров.

— Я надеюсь, что маленькие животные заденут сигналы тревоги Уризена, — сказал Вольф. — Эти сигналы на некоторое время отвлекут его. Возможно также, что способность фуджеров удваиваться, а волков прыгать во времени даст им шанс выжить некоторое время. Может быть, им даже удастся размножиться, попасть во дворец и разрушить какое-то количество ловушек и сигнальных устройств. Пока Уризен будет ломать голову над тем, что происходит, он отвлечется от Врат, через которые ожидает нашего прихода.

— Хорошо, если так, — отозвался Лувах. — Боюсь только, что гексагоны-близнецы здесь и на водном мире просто ведут на другую второстепенную планету.

— Нет ничего надежного в этих многочисленных мирах, — заметил Вольф. — И даже бессмертных небожителей за каждым углом ожидает смерть. Так что давай-ка завернем за угол.

Они прошли Врата Велтизиера. Не обнаружив никаких признаков хроноживотных, Вольф очень обрадовался, так как считал весьма вероятным, что они попали в крепость Уризена.

Спутники вернулись в водный мир, и Вольф отправил Луваха с заданием, провожая его задумчивым взглядом. Возможно, он и ошибается, подозревая Валу в тайном сговоре с отцом. Но уж слишком ей везло. При малейшей опасности она почему-то оказывалась в безопасном месте. А как уверенно она держалась, когда они скатились в реку в мире ледяных скал! Даже Теотормон тогда устал до полусмерти, хотя вода, можно сказать, его родная стихия; она же плыла без устали.

Вольф подозревал, что в ее поясе скрывалось устройство, дающее ей с такой легкостью держаться на поверхности воды. А гексагоны? Каждый раз выбранные ею Врата вели на второстепенную планету. Неужели действительно ни одни из них не вели в крепость Уризена? Нет, слишком уже самоуверенно она держалась, это на нее не похоже. Она явно вела двойную игру.

Вала ненавидела отца, но могла сговориться с ним, чтобы погубить своих братьев и кузенов. Ведь их она ненавидела не меньше. Она вполне могла носить при себе ловко припрятанный передатчик. Таким образом Уризен мог слышать, а, возможно, и видеть все, что она делает. Она же наслаждалась этой игрой, совмещая роль беспристрастной наблюдательницы и участницы, подверженной всем опасностям.

Уризену же зрелище смертельно опасных приключений тем более доставляло удовольствие, напоминая своеобразные спортивные состязания.

Вернувшись к холму, Вольф принялся претворять в жизнь последний этап плана.

Аборигены почти закончили грузить корабль черным порохом, селитрой и гремучей ртутью. Полувыстроенный корабль состоял из двух каркасов, сделанных из полого бамбука с газовыми ячейками. Каркасы представляли собой верхнюю и нижнюю палубы, и соединить их должны позднее.

С самого начала Вольф знал, что использовать этот корабль для космического путешествия невозможно. Он сомневался даже, что корабль вообще взлетит, а если и взлетит, то вряд ли сможет преодолеть притяжение планеты. Шансов на успех практически не было.

Но он делал вид, что уверен в успехе, и поэтому работы продолжались. Так что любой шпион, будь таковой среди Всевышних или же посторонний наблюдатель, был бы одурачен.

Возможно, Уризен наблюдает за ними и сейчас, недоумевая, что они собираются предпринять. Если так, то когда он это узнает, будет уже слишком поздно.

Аборигены отпустили канаты, которыми держали обе половинки корабля, и те, поднявшись на несколько футов в воздух, остановились — тонны загруженной взрывчатки не дали им взлететь выше. Высота была именно той, какая требовалась Вольфу. Он подал сигнал, и туземцы начали толкать обе части корабля в сторону холма до тех пор, пока не подвели их к самым Вратам. Каждая половинка была как раз таких размеров, чтобы пройти в шестиугольную арку. Собственно говоря, именно для этой цели Вольф и приказал строить корабль двумя раздельными частями — целый корабль никак не смог бы протиснуться в узкое пространство. Даже сейчас каркасы проходили в отверстие гексагона буквально впритирку.

Вольф поджег фитили на обеих парящих в воздухе половинках корабля и дал сигнал своим людям. С дружными возгласами туземцы принялись подталкивать каркасы. Стоя чуть поодаль, Вольф смотрел сквозь шестиугольную арку на ландшафт острова. Но вот нос одной из половинок вошел во Врата и исчез, как бы обрубленный. Следом исчезла и корма.

Из зарослей вышел Лувах с бесчувственной Валой на плечах. За ним, встревоженные и озадаченные, шагали остальные Всевышние. Вольф объяснил им, что собирается сделать.

— Я не мог доверить свои планы никому, кроме Луваха, — сказал он. — Я подозреваю Валу в том, что она шпионит для отца. Может быть, она и невиновна, но рисковать я не мог. Поэтому и попросил Луваха позаботиться о ней. Надеюсь, он ударил ее не слишком сильно. Мы возьмем ее с собой и к тому времени, как она придет в себя, — оправданы ли подозрения или нет — она уже ничем не сможет нам помешать. Теперь одевайте скафандры. Они будут действовать в воде так же хорошо, как и в космосе. Даже, пожалуй, лучше, поскольку их делали специально для погружения в воду.

Лувах посмотрел на Врата.

— Ты думаешь, что взрывчатка сработала?

Вольф пожал плечами.

— Трудно сказать. “Врата эти односторонние, так что с этой стороны взрыва мы, конечно, не услышим. Но будем надеяться, что запал сработал и часть ловушек уничтожена. И если так, то Уризен должно быть, весьма расстроился и удивился.

Лувах облачил Валу в защитный костюм, затем оделся сам. Вольф смотрел, как бежит огонь по фитилям, укрытым в пустотелые бамбуковые трубки. Фитили подходили непосредственно к взрывчатке — пороху, аммониевой селитре и гремучей ртути — уложенным по дну траншеи вокруг холма с Вратами.

Глава 15

Раздался грохот, и земля содрогнулась. В воздухе поднялось облако черного дыма, полетели в стороны обгорелые ветки и корни. Как только дым рассеялся, Вольф повел Всевышних к холму, быстро погружающемуся в воду. Взрыв как бы вырубил кусок острова и под тяжестью золотых гексагонов тот уходил вниз.

Вольф бросил пару бомб к основанию Врат, чтобы ускорить их погружение и подождал, пока их верхняя часть не сравняется с поверхностью острова. Как только Врата скользнули в воду, он повел отряд вперед. Лицо его закрывала кислородная маска, на спине крепились баллоны со сжатым воздухом; в одной руке Вольф держал копье с кремневым наконечником, в другой — нож, за пояс был заткнут топор.

Верхушка Врат скрылась в море как раз тогда, когда он вынырнул на поверхность, чтобы осмотреться. Вода, взбаламученная обломками корней и перегное, была мутной, в ней ничего нельзя было разглядеть. Он ухватился за арку гексагона, давая увлечь себя на дно моря.

Лувах погружался следом, одной рукой ухватившись за его лодыжку, а другой держа бесчувственную Валу. Остальные, должно быть, в свою очередь держались за Луваха. Лишь Теотормон плыл сам по себе, пока отряд не прошел Врата.

Убедившись, что он находится у левого гексагона, Вольф вплыл в шестиугольную арку — точнее, его затащило туда напором воды.

Мощное течение стремительно пронесло его по длинному холму. В свете люминесцентных стен взору Вольфа предстала живописная картина. Чудовищной силы взрыв вырвал часть плит, которыми был выложен проход: массивные двери из белого металла в конце холла сорвало с петель и покорежило. Корабль-бомба сделал свое дело. Даже если бы взрыв не сорвал двери, отделяющие холл от остальных помещений дворца, они в конце концов были бы сметены под напором воды; правда, к этому времени Всевышних расплющило бы давлением.

Вольфа вынесло в проход и увлекло вниз по другому коридору. Чуть впереди бурлящий поток с ревом ударялся в стену и сворачивал в сторону. В свете ламп Вольф разглядел, что дно коридора усеяно рядом длинных металлических костылей. Несомненно, они предназначались для детей Уризена, которые теперь проплывали над ними. Приблизившись к повороту, Вольф развернулся и, оттолкнувшись ногами, последовал за течением.

Наклон коридора внезапно увеличился и поток устремился вниз под углом в пятьдесят градусов. Вольф едва успел заметить, что проход разветвляется надвое. Его неотвратимо влекло к водопаду, срывающемуся с большого окна в конце спуска.

Водоворот крутил и кидал его, как щепку, мимо стремительно проносились стены. Наконец, ревущий поток вышвырнул его в окно и, уже падая, он увидел перед собой вышедший из берегов пруд.

Удар оглушил его. Но, почти без сознания, он все же вынырнул и кое-как добрался до берега. “Нам определенно повезло, — подумал Вольф, разглядывая пруд. — Иначе мы бы неминуемо разбились насмерть”. Все еще сжимая копье, он выбрался на камни.

Вскоре на поверхность один за другим вынырнули Всевышние. Первым показался Теотормон, за ним — Лувах с пришедшей в себя и перепуганной Валой. Еще через несколько секунд выплыл Ринтрах. Тармас безжизненно покачивался на воде, лежа лицом вниз с распростертыми руками. Его, должно быть, ударило об окно перед тем, как увлечь с водопадом: около колена виднелся кровоподтек, лицо покрывали синяки.

Вала набросилась было на Вольфа с упреками, но он велел ей замолчать — на разговоры не было времени. В нескольких словах он коротко объяснил ей, что он сделал и почему.

Вала быстро овладела собой. Она улыбнулась, хотя все еще была бледна, и сказала:

— Опять ты добился своего, Джэдавин! Обратил механизмы Уризена против него самого!

— Вот что, Вала, — перебил ее Вольф, — по-моему, ты в сговоре с отцом. Может быть, я чересчур мнителен — хотя такое трудно представить, когда имеешь дело с Всевышними. В общем, если ты окажешься невиновна, я попрошу прощения. Если же нет, то отец наверняка решит, что ты предала его и переметнулась на нашу сторону. Вряд ли он станет выслушивать твои объяснения, он просто убьет тебя при первой же возможности. У тебя нет выбора.

— Да-а, братец, ты всегда отличался коварством! Что ж, твоя взяла. Но с отцом я и сама справлюсь. Кто знает, может быть, у меня и будет такой шанс! Несколько часов назад я бы поклялась, что мы попадем в западню, как только вступим в его владения. Но вот мы здесь, и отцу тоже грозит смертельная опасность. — Она указала на окно, из которого мощным водопадом низвергалась морская вода. — Очевидно, Врата находятся на верхних этажах дворца. А вода бежит вниз. Если Уризен не предпримет самых решительных мер в ближайшее время, он утонет, как крыса, захлебнувшаяся в собственной норе. — Оглядев окрестности дворца, Вала продолжила: — Как видишь, дворец со всех сторон окружен горами, он находится в долине. Через некоторое время все море водного мира вольется через Врата, если только они не затонули на мелководье. Долину затопит, а потом вода хлынет через горы и зальет остальную часть планеты.

— Предлагаю забраться на горы и полюбоваться, как утонет отец, — предложил Ринтрах.

Вольф покачал головой.

— Нет. Во дворце Хрисеида.

— А нам-то что? — пожал плечами Ринтрах.

— Не забывай, у Уризена есть самолет, — сказал Вольф. — Так что он наверняка спасется и непременно отыщет нас. Но даже если удастся спрятаться, мы все равно обречены: довольно скоро этот мир затопит. Уризен может просто бросить нас здесь на произвол судьбы, и мы окажемся в западне и неизбежно умрем с голоду. Нет, если уж вы хотите выбраться отсюда и вернуться в свои Вселенные, вам придется помочь мне разделаться с Ури-зеном, — Вольф повернулся к Теотормону и сказал: — Ты должен знать какие-нибудь ходы, ведь отец держал тебя здесь пленником. Есть ли возможность пробраться внутрь так, чтобы не нарваться на ловушки?

— В саду, который теперь залила вода, был ход, — сказал Теотормон. — Пожалуй, это лучший вариант. Так мы сможем проплыть к этажам, которые еще не затоплены. Достаточно не притрагиваться к полу и стенам, и ловушки не сработают.

Всевышние снова погрузились в воду и, держась стен пруда, чтобы не попасть под водопад, опустились на глубину. Найти вход оказалось нетрудно — их туда буквально затащило течением. Они поплыли с влившимся в отверстие потоком и вскоре добрались до широкой лестницы, выложенной из черного и красного камня. Поднявшись над ней и проплутав некоторое время в коридорах, путники очутились на втором этаже.

Он тоже был затоплен, и они продолжили подъем. Пол следующего этажа вода покрывала лишь на несколько дюймов, но уровень ее быстро повышался. Скинув маски, они взбежали по лестнице на четвертый этаж.

Дворец Уризена, как и обиталища прочих Всевышних, был великолепен. В другое время Вольф непременно бы задержался, чтобы полюбоваться картинами, драпировками, скульптурами и прочими бесценными сокровищами, награбленными в десятках миров. Но теперь же лишь две мысли владели его сознанием: убить Уризена и спасти свою жену, большеглазую Хрисеиду.

Перед тем как идти вперед, Вольф оглядел отряд и спросил:

— Где Вала?

— Минуту назад шла за мной следом, — отозвался Ринтрах.

— Значит жива-здорова, — заметил Вольф. — Но как же быть, если она ускользнула к Уризену?

— Лучше бы нам опередить ее, — поторопил Лувах.

Вольф отправился вперед, каждую секунду ожидая, что вот-вот сработает смертоносная ловушка. Любые двери наверняка защищались заградительными устройствами, хотя коридор — был такой шанс — мог оставаться свободным для прохода. Вполне вероятно также, что Уризен считал себя здесь в безопасности. Возможно также, что залившая здание вода могла разрушить накопители энергии. К каким бы случайностям Уризен не готовился, вряд ли ему приходило на ум, что море другой планеты может залить его владения.

— Комната, где меня держали, на следующем этаже. Личные апартаменты Уризена там же.

Вольф поднялся на первый пролет лестницы. Он шел медленно, внимательно разыскивая признаки ловушек. Все было в порядке. Всевышние без неприятностей поднялись на следующий этаж и на минуту остановились. Чем ближе они подходили к Уризену, тем больше нервничали. Ненависть отступила перед былым трепетом, наполнявшим их сердца в детстве.

Они находились в огромном зале, стены которого, выложенные плитами белого мрамора, украшало множество барельефов, изображавших разнообразные сцены из жизни Всевышних. Вот восседает на троне Уризен. Вот он стоит на лугу, окруженный резвящимися детьми. Вольф узнал себя, братьев, сестер и кузенов. То была счастливая пора, хотя время от времени их и терзали смутные предчувствия грядущих ненависти и тревог.

— Слышите грохот воды? — тихо спросил Теотормон. — Еще немного, и этот этаж тоже затопит.

— Хрисеиду, наверное, держат в той же камере, в которой сидел и ты, — сказал Вольф. — Теотормон, веди нас.

Теотормон, отталкиваясь мощными ногами, пружинистой походкой отправился вперед. Он, не колеблясь, находил дорогу в путанице комнат и переходов, казавшихся постороннему взгляду запутанным лабиринтом.

Наконец он остановился перед высоким овальным входом из красного камня, украшенным пурпурными шероховатыми барельефами крылатых созданий. За ним виднелся огромный зал, залитый тусклым красным светом.

— Вот здесь меня и держали, — сказал Теотормон. — Но я боюсь туда входить.

Вольф сунул копье в сводчатый проход.

— Подожди минуту, — посоветовал Теотормон. — Реле ловушки может сработать с опозданием, чтобы вошедший не мог спастись.

Вольф продолжал держать копье, считая секунды и прикидывая, как далеко удастся войти в помещение. Неожиданно в зале что-то ослепительно вспыхнуло и Вольфа отбросило назад.

Когда зрение вернулось, Вольф увидел, что половины копья как не бывало. В проходе веяло жаром, воздух наполнился запахом гари.

— Твое счастье, что пламя локализовано и направлено вверх, — заметил Теотормон.

Ловушка занимала около двадцати ярдов. Дальше помещение могло быть безопасным, но как миновать смертельную преграду?

Вольф отступил на несколько шагов, швырнул в зал остаток копья и повернулся к входу спиной. Снова последовала вспышка, откинувшая на пол коридора тени Всевышних: из зала хлынула волна жара. Вольф повернулся и метнул в комнату стрелу, считая секунды. Ровно через три секунды стрела вспыхнула в пламени. Вольф объяснил все спутникам, и Всевышние, спустившись этажом ниже, окунулись в воду. Затем, мокрые, бегом вернулись к сводчатому проходу. Вольф метнул стрелу. Последовала вспышка, и как только жар чуть-чуть спал, он опрометью кинулся в помещение. За ним помчались Теотормон и Лувах.

У них было три секунды, чтобы преодолеть двадцать ярдов — времени немного, но достаточно. Пламя подсушило намокшие одежды и слегка опалило волосы. Но преграда оказалась позади.

У дверей остались Ринтрах и Тармас. Ринтрах метнул стрелу и кинулся в раскаленный воздух. Вольф, наблюдавший за ним, заметил, что Тармас заколебался и предупреждающе крикнул, советуя подождать и попытаться еще раз. Но Тармас не обратил на его слова внимания, а, может быть, просто не расслышал. Он несся изо всех сил, и глаза его были широко раскрыты за кислородной маской.

Вольф приказал всем отвернуться. Вновь последовала ослепительная вспышка и одновременно раздался пронзительный крик. Горячий воздух полыхнул в лица Всевышних, неся запах горелой плоти и сожженной рыбьей шкуры, из которой были сделаны их одежды.

Останки Тармаса темной грудой лежали на полу, пальцы его руки и ног обуглились.

Всевышние молча отвернулись и, не говоря ни слова, двинулись через зал. Подойдя к следующему проходу, Теотормон, после соответствующей проверки, провел их в узкую дверь.

Отряд вошел в полукруглую комнату длиной около ста ярдов. Вдоль стен стояло множество клеток и все они, за исключением одной, были пусты.

Вольф увидел обитателя единственной заполненной клетки первым.

— Уризен! — воскликнул он.

Глава 16

В клетке размером десять на десять футов имелось только тонкое одеяло, кран с питьевой водой, дыра в полу, заменявшая парашу, да автоматический раздатчик пищи.

Человек в ней был очень высоким и худым. Лицо его еще странным образом сохраняло соколиное выражение, но борода отросла ниже колен, а грязные спутанные волосы спадали по спине до икр. Увидев клочья седины, Вольф понял, что отца держали в клетке очень долго: даже прекратив принимать так называемое средство бессмертия, Всевышние еще очень долго испытывают положительное воздействие лекарственного препарата.

Уризен подошел к решетке, но держался осторожно и не прикасался к стальным прутьям. Вольф тихо приказал всем отступить, а сам приблизился к клетке. Остановившись в нескольких дюймах от нее, он спросил:

— Ты все еще ненавидишь нас так сильно, отец, что жаждешь нашей смерти?

Вольф поскреб прутья кончиками стрелы; по металлу тотчас же побежали блики света.

Уризен печально улыбнулся и заговорил глухим, наполненным болью голосом:

— Прикосновение к решетке болезненно, но не смертельно. Ах, Джэдавин, ты всегда был самым хитрым! Кому бы еще удалось пройти так далеко? Никому, кроме Валы да, возможно, Рыжего Орка.

— Так значит моей сестрице удалось пробраться сквозь все твои ловушки, да еще поймать того, кто их расставлял! — произнес Вольф. — Да, она, действительно, выдающаяся личность.

— Где она? — спросил Уризен. — Неужели умерла? Я знаю, что она должна быть с вами, она говорила мне о своих планах.

— Вала во дворце и ее все еще следует остерегаться, — ответил Вольф. — Она непрестанно убеждала нас, что ты по-прежнему властвуешь на троне. Она забавлялась, деля наши невзгоды, и изображала из себя союзницу. Я подозревал, что она действует в сговоре с тобой, но чтобы она… нет, такое мне и в голову не приходило.

— Я обречен, — сказал Уризен. — Мне не выбраться отсюда, и ты не сможешь открыть клетку. Не сможешь, если бы даже захотел помочь мне. Да и все равно, я скоро умру. Вала ввела мне медленнодействующую и болезнетворную культуру рака. Собственно говоря, она делала это уже трижды и каждый раз, когда я был уже при смерти, вылечивала меня, возвращая здоровье.

— Сказал бы, что мне жаль, но не хочу лгать, — заметил Вольф. — Ты получил по заслугам.

— Выслушивать нотации от тебя?! — воскликнул Уризен и глаза его вспыхнули прежним огнем.

Внутри у Вольфа что-то дрогнуло — былой страх перед отцом еще не угас.

— Я слышал, Джэдавин, что ты сильно изменился с тех пор, как пожил на Земле, но я не мог этому поверить. Теперь вижу, что это правда.

— Я пришел сюда не для того, чтобы спорить с тобой, — оборвал Вольф излияния старика. — Да и времени для этого нет. Скажи, отец, как нам добраться до комнаты управления? Скажи, если хочешь отомстить. Вала снова свободна и, возможно, находится там.

— Зачем мне помогать вам? — возразил Уризен, — пусть я умру, но, по крайней мере, буду знать, что ты, Ринтрах, Лувах и Теотормон погибнете вместе со мной.

— Разве тебе приятна мысль о торжестве Валы? Разве ты получишь удовольствие от того, что Вала будет жить? Что она сделает из твоего тела мумию и выставит ее напоказ среди других трофеев?

Уризен горько улыбнулся.

— Если я сообщу тебе сведения, которые тебя интересуют, тогда Вала, может быть, и умрет, но вы-то будете жить. Это отвратительный выбор. Как ни поверни, а в проигрыше я.

— Ты можешь ненавидеть нас, но мы ведь никогда не делали тебе ничего плохого, — настаивал Вольф. — Вала же…

— Море скоро наводнит и этот этаж, тогда мы все погибнем, — вмешался Теотормон. — Вот уж посмеется Вала, сидя в безопасности перед контрольной панелью. И над Хрисеидой она потешится, как захочет.

Чувство беспомощности овладело Вольфом. Какими угрозами заставить Уризена говорить? Он сделал все, что было в его силах — что же еще? Вольф сказал:

— Пошли, больше нельзя терять ни секунды, — и добавил, обратившись к Уризену:

— Прощай отец. Твоя смерть близка. Я знаю, твое сердце жаждет отмщения. Несколько слов, и справедливая кара настигла бы Валу. Но ненависть слепит тебя. Ты сам лишаешь себя возможности свершить возмездие.

— Подожди! — крикнул ему вслед Уризен.

Вольф быстро вернулся к клетке. Уризен облизал пересохшие губы.

— Если я помогу тебе, выполнишь ли ты одно условие?

— Я не могу освободить тебя, отец, — ответил Вольф. — Тут надо подумать, а ты сам видишь, что у нас нет ни минуты. А если бы и смог, я все равно убил бы тебя, как только открыл бы клетку.

— Я предлагаю услугу за услугу, — произнес Уризен. — Я прошу тебя об одном — о смерти. Я бесконечно страдаю, сын мой. Гордость мешала мне сознаться. Но каждая минута такой жизни кажется мне тысячелетиями. Будь на моем месте кто-нибудь другой, он бы уже давно пал перед тобой на колени, умоляя положить конец его мукам. Уризен же никогда не унижается до просьб. Обмен — другое дело.

— Согласен, — сказал Вольф. — Стрела избавит тебя от мук.

Уризен склонился к решетке и прошептал несколько слов. Не успел он закончить, как в дальнем помещении послышался смех. Вольф резко повернулся и увидел идущую навстречу Валу. Он мигом положил стрелу на тетиву лука, хотя и знал, что Вала ни за что не решилась бы войти, не будучи надежно защищена.

Однако в следующий момент он заметил, что тело Валы просвечивает, и даже разглядел сквозь нее противоположную стену. Тотчас же стало понятно, что перед ними проекция изображения. “Лишь бы она не подслушала то, о чем сказал Уризен, — молился про себя Вольф. — Иначе все пропало”.

— Отлично! Лучшего я и желать не могла, — заявило изображение. — Все в сборе — меня это полностью устраивает. Счастливое семейство снова вместе! Советую хорошенько поразвлечься, перегрызая друг другу глотки. Надеюсь, это будет достойное зрелище! Мне, к сожалению, некогда: я покидаю планету и отправляюсь на охоту за еще живущими братьями и любимой сестричкой Ананой. Правда, перед отлетом я немного отдохну… с твоей Хрисеидой.

— Тебе еще ни разу не удавалось и не удастся взять верх, — воскликнул Вольф в ярости. — Даже если ты убьешь нас, то недолго будешь упиваться своей победой. Слышала ли ты о яде эстфагво туземцев водного мира? Он не имеет ни вкуса, ни запаха, и его очень легко подсыпать в пищу. Яд этот проникает в кровь и долгое время остается там, никак не проявляясь. И лишь через несколько дней ужасная боль скрючивает жертву, и несчастный долгие часы бьется в предсмертных судорогах. Знаешь ли ты, что от него нет противоядия? Так вот, Вала, я подозревал тебя в предательстве. Поэтому вчера вечером и подсыпал эстфагво тебе в ужин. Скоро яд начнет действовать, вот тогда можешь посмеяться.

Ничего подобного Вольф, конечно, не делал и до последнего момента даже не думал об этом. Но он рассчитывал, что если он умрет, то Вала заплатит хоть несколькими часами ожидания смерти.

Вала вскрикнула от ярости и отчаяния.

— Ты лжешь, Джэдавин! Ты никогда не решился бы на такое! Ты просто пытаешься напугать меня!

— Подожди немного и увидишь, правду я сказал или нет, — отпарировал Вольф.

Он повернулся и с луком наготове двинулся к клетке, намереваясь выполнить данное Уризену обещание.

Изображение Валы вспыхнуло и исчезло. Тотчас же из скрытых в потолке труб забили струи зеленой пены. Жидкость залила весь пол и поднялась до колен. Едкие испарения вызвали у Всевышних приступ кашля. Глаза у Вольфа заслезились. Он нагнулся за луком, который случайно выронил и закашлялся еще сильнее.

Пена уже поднялась до уровня груди. Вольф с трудом шагал в вязкой массе, пробираясь к противоположной двери — хотя там его вполне могла ждать очередная ловушка. Когда пена начала захлестывать голову, он задержал дыхание и надел кислородную маску. Затем немного отодвинув ее от лица, выдул собравшийся внутри состав, надеясь, что и другие сохранили присутствие духа и вспомнили о масках.

За несколько шагов до выхода Вольф почувствовал, что пена начинает твердеть. Он протискивался, насколько хватало сил, но сопротивление вязкой массы все росло. Еще движение, и пена превратилась в твердое желе. Он был схвачен, как муха в янтаре.

Вольф не мог видеть идущих следом за ним Всевышних, стоя лицом к сводчатому проходу, к которому так стремился. Он попробовал шевельнуться и обнаружил, что может немного двигать руками и ногами. Прилагая неимоверные усилия, он протиснулся еще на полдюйма, но желе, как бы пружиня, вернуло его назад и вновь сжало, как в тисках. Ему не оставалось ничего другого, как ждать, пока не кончится запас воздуха. Система циркуляции кислорода была замкнутой и перерабатывала выдыхаемую двуокись углерода. Будь она открытой, он бы уже давно умер. Желе охватывало его так плотно, что выдыхать воздух было некуда. Ему оставалось жить, возможно, часа два. Похоже, что Вала будет смеяться последней. А Хрисеида, большеглазая красавица Хрисеида — что с ней? Неужели ее заставили смотреть, как он умирает? Или же Вала развлекается, описывая ей предстоящие пытки?

Так прошло минут пятнадцать, и все его мысли были направлены на поиски выхода, но спасения не было. Близился конец более чем двадцати пяти тысяч лет жизни и власти бога. Годы прошли напрасно, не стоило и рождаться. Он умрет, и Хрисеида тоже умрет, и обоих их мумифицируют и выставят в трофейном зале среди прочих экспонатов.

Нет уж, такого не будет — во всяком случае Вале придется покинуть это место. Вода, врывающаяся через Врата на верхнем этаже дворца, лишит ее удовольствия. Мертвые тела — его и Хрисеиды — останутся под водой, в темноте и холоде, пока плоть не сгниет и кости не разнесет течением.

Вода! Он совсем забыл про мощный поток, стремительно заполняющий этаж за этажом. Если бы только…

Первая волна, прокатившись по коридору, устремилась под арку и вымыла кусок желеобразной массы. Коридор быстро наполнялся водой, и желе начало разжижаться. Однако время шло. И с каждой минутой вода все приближалась к нему, пожирая пространство и превращая желе в зеленую пену. Так минуло полчаса и воздуха у него оставалось примерно на тридцать минут. Он сдерживал дыхание, экономил каждый глоток кислорода.

Желе вокруг него уже опало зеленой пеной. Вот густая масса растаяла и он был свободен. Однако опасность не миновала. Ведь оставаясь под водой, он неминуемо утонет, как только кончится воздух.

Проплыв к спутникам, которых Вольф разглядел сквозь зеленую завесу, он рывком освободил их из смертельной хватки желеобразного вещества. Все были живы, кроме Ринтраха — хоть он и вовремя надел кислородную маску, но что-то в ней не сработало.

Махнув Теотормону и Луваху, Вольф поплыл к выходу, ведущему к единственной надежде. Но проникнуть в двери, сквозь которые в зал врывался поток воды, оказалось невозможно. Их неизбежно сносило к другой арке.

На минуту Вольф застрял в желе, закупорившем проход. Наконец вода размыла преграду и их вынесло в соседнюю комнату. Течение столкнуло их у противоположной стены. Кое-как им удалось выкарабкаться из потока и встать на ноги. Вольф выключил подачу воздуха и сбросил маску. Не было нужды говорить братьям, что через пару минут и это помещение затопит, и что им следует беречь тот небольшой запас воздуха, который оставался в баллонах.

— Уризен сказал мне, что во дворце есть еще один командный зал и объяснил, как до него добраться. Он установил запасную контрольную панель на тот случай, если кому-то удастся завладеть главным пультом. Но потайная дверь находится за залом с ловушкой испепеляющих лучей. У него не хватило времени сказать, как отключаются лучи. Поэтому нам придется подождать, пока уровень воды поднимется, потом надеть маску и попробовать миновать ловушку в воде. Надеюсь, она ослабит лазеры!

Всевышние надели кислородные маски и пробрались в угол около входа, чтобы иметь какую-то защиту от сильного течения. Ударяясь о стену напротив арки, поток мчался по полу к противоположной двери. Видя, что вода не вызывает действия лучей, Вольф метнул в проход свой каменный топор. Тотчас же последовала ослепительная вспышка, от воды столбом пошел пар.

Уровень воды быстро поднимался и Всевышние постепенно всплывали к потолку. Когда между поверхностью воды и потолком остался только фут воздуха, они опять надели маски.

Вольф нырнул к полу и поплыл. Вдруг воздух кончился. Он задержал дыхание и продолжал плыть. Вспышка света ослепила его, и вода, моментально превратившаяся в кипяток, ошпарила незащищенные руки и шею. Потом его швырнуло о стойку двери и вынесло в соседнее помещение. Здесь Вольф оттолкнулся ногами от пола и стремительно всплыл к потолку, вытянув перед собой руки, чтобы не удариться.

Коснувшись камня, он скинул маску и вздохнул. Легкие заполнились воздухом, но тут же рот захлестнуло водой и он закашлялся.

Теотормон и Лувах держались рядом. Вольф поднял руку и указал вниз:

— Следуйте за мной!

Он вновь нырнул, держа глаза открытыми и скользя рукой по стене, и через мгновение добрался до ниши. В ней стояла нефритовая статуя сидящего на корточках идола — божество Бог знает какого племени. Вольф повернул голову и часть стены отошла внутрь. Троих Всевышних тотчас втянуло в большую комнату. Обретя под ногами твердый пол, Вольф подбежал к кронштейну и потянул рычаг с красной ручкой. Дверь медленно закрылась под напором воды и в помещении воды оставалось где-то на фут. О том, как найти нужный кронштейн (а их тут было, по крайней мере, штук тридцать) ему успел сказать Уризен.

Вольф нажал еще прямоугольную пластинку с идеограммой на древнем языке Всевышних. Потом отступил назад и впервые за долгое время улыбнулся.

— Вала больше не сможет пользоваться своим пультом, более того — она в ловушке, — сказал он. — Все Врата спасения в контрольной комнате отключены, действуют только долговременные Врата дворца, поддерживающие связь с водным миром.

Вольф протянул руку к кнопке, приводящей в действие обзорный экран. Но отдернул руку и с минуту стоял в раздумье.

— Чем меньше сестра будет знать о действительном положении, тем лучше, — решил он наконец. — Теотормон, иди сюда и слушай внимательно.

Вольф с Лувахом укрылись за кронштейном и смотрели на экран через узкую щель. Теотормон прижал ластом кнопку.

Вала уставилась на него с экрана; волосы ее стали темно-рыжими от влаги, лицо было искажено яростью.

— Ты!? — воскликнула она.

— Приветствую тебя, сестра, — произнес Теотормон. — Как видишь, я еще жив. Ты удивлена? Я вот думаю, как ты почувствуешь себя, узнав, что я отрезал тебе все пути к спасению. Ты в моих руках.

— А где же братцы? Где твои любимые родственники? — поинтересовалась Вала, стараясь заглянуть мимо него в помещение.

— Погибли. У них кончился запас воздуха. У меня тоже, но тело, которое дал мне отец, позволило мне задержать дыхание, пока вода не смыла твое желе.

— Неужели Джэдавин наконец-то мертв? Прямо не верится. Или ты разыгрываешь меня, а, глупый слизняк?

— Ты не в том положении, чтобы ругаться.

— Покажи-ка мне его труп, — потребовала она.

Теотормон пожал плечами.

— Это невозможно. Он плавает где-то во дворце. Я сам едва добрался сюда. И не могу сходить за ним — комната наполнится водой.

Вала глянула на тонкий слой воды, покрывающий пол, и улыбнулась.

— А, так ты тоже в ловушке! Ах ты воняющий рыбой идиот. У рыб и то больше мозгов — ты сам признался, что так же беспомощен, как и я.

Теотормон зевнул.

— М-м…

— Ты ведь думаешь, что я в твоей власти, — продолжала Вала. — Пожалуй, ты даже уверен в этом. Но твое положение на самом деле ничуть не лучше моего. Я знаю, где находится космический корабль. Он может доставить нас на другую планету, где есть Врата, через которые мы сможем покинуть эту систему Вселенной. Ну и что ты собираешься делать в своем безвыходном положении?

Теотормон почесал мех на голове концом ласта.

— Не знаю.

— М-да, ты не знаешь! Ты глуп, но не настолько же! Слушай, давай заключим сделку. Ты выпустишь меня, а я позволю тебе улететь со мной на корабле. Другого пути нет ни для одного из нас.

Вольфу не видно было лицо Теотормона; но тон его выражал хитрость и подозрение.

— Откуда мне знать, что я могу доверять тебе?

— А разве я могу доверять тебе? Нам нужно устроить все так, чтобы никто не мог заманить другого в ловушку. Согласен?

— Ну-у, я не знаю…

— Моя контрольная комната не пострадала и не пострадает, даже если море затопит весь дворец и поднимется еще на милю. У меня тут пищи на целый год. Я просто могу сидеть здесь и ждать, пока ты умрешь. А потом отыскать какой-нибудь способ выбраться отсюда. Уж поверь, я что-нибудь придумаю.

— Если ты такая умная, что же ты не выходишь? — съязвил Теотормон.

— Мне тут просто нравится. И дел у меня хватит на год, не меньше.

— Ладно. Но как насчет Хрисеиды?

— Я ее захвачу с собой, я кое-что задумала, — ответила Вала, но голос ее стал более подозрительным. — А почему это она тебя беспокоит?

— Никто меня не беспокоит. Мне просто интересно. Может быть… может быть, ты отдашь ее мне? Судя по словам Джэдавина, она должна быть очень красивой.

Вала засмеялась.

— О такой пытке для нее я не подумала. Но нет братец. Ты не получишь ее.

— Тогда никакой сделки, — сказал Теотормон. — Хоть подавись ею! Посмотрим, чем вы будете развлекаться целый год. Да и не думаю, что тебе удастся доплыть до космического корабля. Давление воды будет слишком большим.

— Ах ты, глупая, эгоистичная, скользкая кишка! Да ты скорее сдохнешь, чем хоть чем-нибудь поделишься! Ладно, бери ее.

Вольф улыбнулся. Он велел Теотормону выторговать Хрисеиду и таким образом отвести от себя подозрения Валы. Желание обладать Хрисеидой было настолько неуместным и эгоистичным, что Вала только утвердилась в искренности Теотормона.

Теотормон от радости хлопнул ластами. Вольф хоть и надеялся, что столь бурное выражение восторга было притворным, но не удержался от мысли о возможном предательстве со стороны брата. Теотормон продолжил:

— Ладно. Ну, а как мы доберемся до космического корабля?

— Сначала выпусти меня. Я все равно ничего не скажу тебе, а то ты улетишь один.

— Но если я открою дверь, ты сможешь выйти раньше меня.

— Неужели ты не можешь установить рычаги так, чтобы моя дверь открылась только после того, как выйдешь ты?

Теотормон заворчал, как будто эта мысль была для него новой.

— Ладно. Только из комнаты ты выйдешь полностью раздетой. Мы оба выйдем голыми и с пустыми руками. Без оружия. Выйдем одновременно и встретимся в коридоре, который соединяет обе комнаты.

— А я-то думала!.. — вздохнула Вала, — ты хочешь сказать, что все время знал, как попасть сюда… так вот где запасной контрольный пульт! А я была уверена, что коридор упирается в глухую стену.

— Все равно это тебе уже не поможет, — буркнул Теотормон. — Тебе не выйти, пока я тебя не выпущу. Да, вот еще что: раздень Хрисеиду тоже, я не хочу, чтобы ты припрятала оружие на ней.

— Работаешь без риска, а? Да ты, похоже, умней, чем я думала.

Что же Вала задумала? Если она действительно встретит его в середине коридора, то окажется совершенно беспомощной против огромной силищи Теотормона. А он нападет на нее в тот миг, как она раскроет ему местонахождение космического корабля, и Вала не может не догадываться об этом.

Дело еще в том, что Вольф, Лувах и Теотормон на самом деле знали, где находится космический корабль. Теотормон только притворялся незнающим для того, чтобы дать ей мнимое преимущество. Надо было как-то выманить ее из комнаты, иначе она бы ни за что не вышла. Вольф знал сестру. Она скорее умрет, прикончив при этом Хрисеиду, чем сдастся. А мысль, что Всевышний действительно может сдержать данное слово, даже не приходила ей в голову. И для этого у нее были веские причины.

Так что же она все-таки задумала?

Теотормон вновь стал спорить с Валой, прикидываясь дурачком и во всем сомневаясь. Наконец он выключил экран и повернулся к Вольфу и Луваху.

Вольф открыл дверь, как сказал Теотормон, коридор соединял обе контрольные комнаты. Помещения и холл между ними образовывали единый блок и защищались металлической оболочкой четырнадцатифутовой толщины, способной выдержать любое давление воды и даже противостоять прямому попаданию водородной бомбы. Внутреннюю поверхность стен покрывал слой специального вещества, отражавшего проникающую радиацию нейтронной бомбы. Именно поэтому Уризен расположил запасную контрольную комнату в непосредственной близости от основной. Кто бы не завладел главным пультом, он даже не подумает, что из помещения существует выход в коридор до тех пор, пока не откроется часть стены, кажущейся монолитной.

Сам коридор был обставлен так роскошно, что в нем вполне можно было устраивать приемы. Даже у всех земных миллиардеров вместе взятых, не хватило бы состояния, чтобы купить собранные там картины, мебель и скульптуры. На огромной цепи из золотого сплава висела полутонная люстра, высеченная из цельного алмаза. И она была далеко не самым ценным предметом в коридоре.

Вольф спрятался за тахтой, покрытой шелковистой шоколадно-лазурной шкурой. Лувах укрылся за статуей. Убедившись, что его спутники готовы, Теотормон вернулся в контрольную комнату и сообщил Вале, что она может выходить. Потом нажал кнопку, освобождавшую ее двери от запора.

Стена на противоположной стороне коридора скользнула вверх. И Вала осторожно высунула наружу голову. Теотормон столь же осторожно выглянул из своей комнаты и шагнул вперед, готовый сразу же отскочить, если только у нее окажется оружие.

Вала коротко рассмеялась и вышла, разведя руки, чтобы показать, что в них ничего нет. Она выглядела великолепно в своей наготе.

Вольф глянул на нее лишь мельком — он смотрел на женщину, которая шла вслед за ней.

Это была Хрисеида, прекрасная большеглазая нимфа с тигриной походкой и распущенными волосами. Она тоже была нагой.

— Горы Шамбаримена! — воскликнул Теотормон. — Я чуть не забыл. Где он?

— В контрольной комнате, — ответила Вала. — Я не захватила его только потому, что ты велел мне выйти с пустыми руками.

— Пойди и принеси его, Хрисеида, — распорядился Теотормон. — Но когда будешь нести, держи высоко над головой, на всю длину рук и не нацеливай на меня. Любое неожиданное движением я убью тебя.

Смех Валы заполнил коридор.

— Ты так мнителен, что подозреваешь даже ее? Она не причинит тебе вреда! Она определенно не собирается выступать на моей стороне.

Теотормон не ответил. Соответствующим образом проинструктированный Вольфом, он играл роль чрезвычайно настороженного человека, чтобы Вала не заподозрила его в предательстве. Будь Теотормон подоверчивее, она бы сразу заподозрила неладное.

Затем Вала и Теотормон двинулись навстречу друг другу, шагая медленно и не сводя друг с друга пристального взгляда. Все выглядело так, как будто они играли или были партнерами в церемониальном танце — так величаво и ритмично они двигались.

Вольф согнул колени в ожидании. Он заранее скинул костюм, чтобы тот не стеснял его движения. От напряжения тело покрылось потом. Ни он, ни Лувах не были вооружены. Оба растеряли свое оружие, пока добирались до потайного контрольного пункта. А в контрольной комнате, к его разочарованию, не было никакого оружия. Очевидно, там Уризен считал его ненужным. Или, более вероятно, оружие было спрятано так, что найти его мог только человек, знающий секрет. А сообщить его Уризену не хватило времени… а, может быть, у него и не было такого желания. Весь их план заключался в том, чтобы дождаться, пока она пройдет мимо спрятавшихся Луваха и Вольфа, а затем все трое прыгнули бы на нее.

В нескольких футах от бриллиантовой люстры Вала остановилась. Теотормон тоже замер. Вала сказала:

— Ну, мой любезный братец, похоже ты выполнил свою часть сделки.

Он кивнул.

— Итак, где же находится космический корабль?

Теотормон еще шагнул вперед, надеясь, что Вала тоже сделает шаг. Однако она стояла неподвижно.

— Выход как раз в другом конце коридора, в розовой оправе зеркала. Ты мог бы войти в него и оставить меня умирать… если бы знал! Ты, безмозглая мерзость!

Теотормон зарычал и прыгнул на нее. Лувах выскочил из-за укрытия и бросился было вперед, но столкнулся с Хрисеидой. Вольф кинулся прямо к Вале.

Она пронзительно вскрикнула и вытянула правую руку вперед, отведя ладонь под прямым углом к руке и, направив жестко отведенные пальцы к потолку. Из ладони сверкнул интенсивный белый луч не толще иглы. Вала повела рукой. Луч скользнул по шее Теотормона и его голова свалилась. Какое-то время тело еще стояло, из шеи фонтаном била кровь. Потом труп рухнул на пол.

Почему Вала не убила Вольфа крошечным лучеметом, имплантированным в ладонь, так и осталось тайной. Возможно, она хотела сохранить кого-нибудь в качестве будущей жертвы, которую можно поистязать, такое решение оправдывалось психологией Всевышних.

Вольф был беспомощен — в этом Вала была уверена. Она шагнула к нему.

— Теперь я убью тебя, — сказала она. — Ты так опасен, что нельзя оставлять тебя в живых даже на секунду дольше, чем необходимо.

— Я еще не мертв, — процедил сквозь зубы Вольф.

Пальцы его сжались на голове Теотормона, и он метнул ее в Валу. Затем вскочил на ноги и кинулся к ней, зная, что у него нет ни одного шанса, но надеясь, что случится чудо и хоть на мгновение ее внимание отвлечется.

Вала подняла руку, чтобы отразить вызывающий ужас снаряд. Луч рассек голову, но половинки все еще продолжали лететь к ней.

Однако луч был направлен к потолку и моментально перерезал золотую цепь. Полутонная люстра рухнула на богиню. Вольф все еще был в прыжке, когда все это произошло. Он бросился на пол, спасаясь от луча — на тот случай, если она еще была жива. Вала пристально смотрела на него, глаза ее еще сверкали яростью. Но тело и руки ее были придавлены тяжестью алмазов, по полу растекалась кровь.

— Ты… победил… брат, — выдохнула она.

Хрисеида вышла из-за статуи и бросилась к Вольфу. Зарыдав, она прильнула к нему. Он постарался освободиться из ее объятий, так как сейчас нужно было действовать.

— Нам нужно выбраться отсюда, пока это возможно, — сказал он. — Нажми на третий завиток с левой стороны на верхнем украшении зеркала.

Она нажала, и зеркало повернулось, открыв проход. Вольф вскинул на плечо потерявшего сознание брата и двинулся к потайному ходу.

— Роберт! — позвала Хрисеида. — А как же она?

Он остановился.

— Что значит “как”?

— Неужели ты собираешься бросить ее здесь? Ведь она, при смерти! Она же страдает!

— Ну и что? — ответил он. — Она это заслужила.

— Роберт!

Вольф вздохнул. Похоже, он снова стал настоящим Всевышним, прежним Джэдавином.

Он положил Луваха на пол и подошел к Вале. Она повернулась, и ее рука освободилась, причем кусок отколотого алмаза упал на пол. Вольф прыжком подскочил к ней и схватил ее руку в тот момент, когда из ладони сверкнул луч.

Он выкрутил ей руку так сильно, что затрещали кости. Она вскрикнула от боли и умерла.

Направленный на Вольфа лазерный луч рассек ее надвое.

Вольф, Хрисеида и Лувах вошли в космический корабль. Звездолет поднялся по стволу пусковой шахты на самую вершину дворца.

Стартовав, Вольф повел корабль к Вратам, укрытым в горах планеты темпосфуджеров. Только после этого у него нашлось время узнать, как Вале удалось выманить Хрисеиду из постели и похитить из его мира.

— Меня разбудил “гексакулум”,— объяснила Хрисеида. — Ты спал. Она — Вала — предупредила меня, что, если я попытаюсь разбудить тебя, то ты умрешь страшной смертью. Вала сказала, что только неукоснительно выполняя ее указания, я спасу тебя.

— Тебе следовало бы знать ее получше, — заметил Вольф. — Если бы она могла причинить мне вред, она бы давно это сделала. Но только тогда ты слишком испугалась за меня, я понимаю. Ты не осмелилась даже подумать, что она блефует.

— Да. Мне хотелось закричать, но я боялась, что она осуществит свои угрозы. Я так боялась за тебя, что не могла даже думать. Поэтому я прошла через указанные ею Врата — те, которые ведут в нижние этажи нашей Вселенной. Перед тем как выйти, я, по ее приказу, отключила сигнализацию. Вала ждала меня в пещере у Врат, чтобы перенести меня в этот мир. Остальное ты знаешь, Роберт.

Вольф передал рычаги управления Луваху, чтобы обнять и поцеловать Хрисеиду. Она заплакала, и его глаза тоже наполнились слезами. То были не только слезы облегчения оттого, что он вернул Хрисеиду целой и невредимой и освободился от неимоверного напряжения, в котором пребывал последнее время, скитаясь по этому жестокому миру.

Он оплакивал также Валу и братьев, но не тех, которые погибли только что, не взрослых, а детей, какими они были когда-то; и любовь, которую они испытывали в то время друг к другу. Он горевал об утрате тех, кем они могли бы стать.