Многоцветная Земля

ГЛАВА 1

Ствол величавой секвойи, простоявшей десять тысяч лет, внутри весь прогнил. Ни одно дерево среди Вогезских лесов не могло сравняться с нею, хотя верхушку давным-давно спалило молнией и высота секвойи теперь едва достигала ста метров. Обхват ствола у самой земли был, наверно, вчетверо меньше высоты, сужаясь кверху, отчего дерево имело вид огромного усеченного пилона. Дерево казалось бы мертвым, когда б не редкие узловатые ветви разбитой кроны. И впрямь, где такому гиганту раздобыть себе пропитание?

На вершине секвойи нашло приют семейство горных орлов, а в коре – несколько миллионов муравьев-древоточцев. В стволе же с недавних пор угнездилось племя свободных людей, скрывающихся от опасности.

Сыплет частый дождь. Скоро стемнеет. Женщина в мокрой накидке из оленьих шкур стояла у большого пня, смежив веки и прижав пальцы к горлу. Прошло минут пять, прежде чем она открыла глаза и вытерла со лба влагу. Нагнувшись, отодвинула в сторону листья папоротника, маскирующие вход в укрытие, и проникла внутрь.

Кто-то снял с нее накидку. Она благодарно кивнула. По всей окружности ствола на каменных плитах горели небольшие костры; их копоть, сплетаясь с густым столбом дыма от центрального костра, разведенного в крестообразно выложенном очаге, вытягивалась через естественный дымоход. Над большим очагом был укреплен котел, и в нем что-то булькало. Вокруг большого и каждого из маленьких костров толпились люди. Пахло сохнущими шкурами, свежеиспеченным хлебом, глинтвейном, мясом.

Ричард суетился у костра, покрикивал на поваров, то и дело добавлял в котел пучки сухих трав. Клод и Фелиция сидели рядом; Амери здоровой рукой выкладывала на чистое одеяло медикаменты. Маленькая дикая кошка с интересом наблюдала за монахиней, но трогать ничего не смела: видно, уже усвоила, что лекарства, бинты, инструменты – не игрушка и не добыча.

Анжелика Гудериан подошла и протянула руки к огню.

– Я так рада, сестра Амери, что Фитхарн со своими фирвулагами нашел твой рюкзак. Ведь у нас нет даже элементарных лекарств – что говорить о враче или священнике… После испытаний в замке всех до одного целителей запрягают в серое рабство. Не пойму, как же с тобой тану допустили такую промашку?

– А если наденут серый торквес, то уже не сбежишь?

– Ну почему, попытаться можно. Но скорее всего тебя тут же отловит их принудитель и подчинит себе. А станешь сопротивляться – умертвит, и все. Потому никто из нас не носит торквесов.

– Кроме вас, – уточнила Фелиция. – Ведь все золотые свободны, не правда ли?

Клод точил новые четки для Амери; его резец из небьющегося стекла отливал сапфировым блеском в огненных сполохах.

– А снять торквес нельзя? – спросил он.

– Нет, – ответила мадам. – Только после смерти. Мы уже пробовали. И не потому, что металл так уж прочен, просто ожерелье непонятным образом связано с жизненными силами человека. Стоит час его поносить, и ты уже прикован к нему навечно. Все попытки расстегнуть или спилить торквес приводили к смерти в жутких конвульсиях, подобно той, которую может навлечь извращенная коррекция.

Фелиция придвинулась ближе к огню, с наслаждением сбросила доспехи. Она взмокла в них после тридцатишестичасового марша, и зеленая нательная рубаха облепила худенькую фигурку. Ноги и руки, там, где не были защищены латными рукавицами и наколенниками, превратились в сплошную ссадину. Известие о том, что Охота прочесывает Вогезы, согнало с места партизанский отряд мадам, который вместе с остатками Зеленой Группы укрылся в стволе древней секвойи и встретил там других гонимых людей.

– Значит, ваш торквес, мадам, никакими силами не снимешь? – Голос Фелиции звучал подчеркнуто непринужденно.

Француженка смерила юную атлетку долгим взглядом.

– Не обольщайся, дитя мое. Тебе мой золотой торквес не светит: он останется со мной до могилы.

Фелиция весело рассмеялась.

– Загляните в мой мозг и увидите, что меня вам нечего опасаться.

– Твой мозг для меня потемки, Фелиция, ты это знаешь. Я не корректор, а твоя скрытность служит тебе хорошей защитой. Но за столько лет работы в пансионате «У врат» я научилась читать в душах… К тому же фирвулаги видят тебя насквозь.

– Ах вот оно что, – усмехнулась Фелиция. – То-то я чувствую, за мной следят.

– Фирвулаги с самого начала взяли тебя на заметку. Маленький народ глаз не спускает с караванов – тоже надеется залучить к себе кого-нибудь из путешественников. Тебя они заметили на берегу озера Брес, когда ты устроила заварушку, и даже помогли немного – ты не почувствовала?.. Запудрили мозги солдатам… Между прочим, Фелиция, ты произвела на фирвулагов впечатление. Они увидели, на что ты способна, поняли, что тебя следует опасаться. Поэтому Фитхарн, мудрейший из них, вызвал яркое видение, чтобы завладеть умом одного из твоих собратьев…

– Дугала! – воскликнула Фелиция, вскакивая.

– C'est зa. note 9

Ричард усмехнулся:

– Вот мошенники! Я уверен, они бы смогли выудить золотой торквес из озера, если б захотели.

Лицо девушки вспыхнуло. Она открыла рот, но мадам остановила ее взмахом руки.

– Фирвулаги работают на себя, а не на нас. Тебе придется запастись терпением, детка.

– Так, значит, они на всем пути следили за нами? – уточнил Клод. – Значит, и наших преследователей они сбили со следа?

– Разумеется. Иначе с озера вас бы наверняка заметили. Вы не знаете, какие ищейки, эти серые торквесы! Конечно, фирвулаги помогли! Фитхарн потом сообщил нам, что вы в Вогезах, и мы пришли за вами. А еще его люди предупредили нас об Охоте: обычно тану так высоко не забираются.

Ричард снова попробовал мясо и скривился.

– Ну, теперь мы в безопасности, и что дальше? Может, я всю свою жизнь должен прятаться?

– Нам, как ты понимаешь, от этого тоже радости мало. Вы хоть отдаете себе отчет, сколько бед навлекли на нашу голову? До сих пор тану делали вид, будто не замечают нас, и мы жили себе свободно на маленьких фермах или в глухих деревушках. Сама я, например, живу в Скрытых Ручьях, это в районе будущего Пломбьер-ле-Бэн. Но теперь, после убийства Эпоны, Велтейн, лорд Финии, рвет и мечет. Чтоб, не имея торквеса, убить тану – такое еще никому не удавалось. Теперь Летучие Охоты прочешут самые отдаленные поселения в надежде отыскать Фелицию. Везде расставят патрули серых – во всяком случае, до тех пор, пока тану не отвлекутся на подготовку к Великой Битве… Потому я и сама еще не знаю, что с вами делать. Вот вернется Луговой Жаворонок со своими людьми, тогда и обсудим. Я уже чувствую их приближение.

Клод бросил одну из выточенных бусин маленькой кошке. Та было подкатила ее к Амери, потом вновь подвинула к себе лапкой и обвела взглядом всех присутствующих, явно хвастаясь своей ловкостью. Монахиня взяла кошку на руки и погладила ее, а та замурлыкала и попыталась свернуться клубочком на ее повязке. Амери спросила:

– Есть какие-нибудь новости о других беглецах? О нашем друге Иоше? О цыганах?

– После схватки на мосту через ущелье уцелело только двое цыган. Они скоро будут здесь. О японце ни слуху ни духу. На севере фирвулаги совсем дикие и не подчиняются даже своему королю. Скорее всего вашего друга уже нет в живых. Что же касается ваших спутников, которые пытались бежать на лодках, большинство из них попались в лапы серым из озерных фортов. Теперь они в Финии, в узилище. Но шестерым все же удалось пробраться в Юра, и наши друзья фирвулаги доставят их в высокогорные поселения свободных людей. А еще семеро… – мадам затрясла головой, – попали к les Criards, к ревунам, тем самым злобным фирвулагам.

– И что с ними будет? – спросила Амери.

Старуха пожала плечами, и огненные блики заиграли на ее золотом торквесе.

– Ах, ma Soeur note 10, все гуманоиды – варвары, даже лучшие из них. А о худших и говорить нечего! Фирвулаги и тану – en vйritй note 11 – одна диморфическая раса с весьма странным генокодом. На их родной планете между двумя разновидностями издревле велась вражда: высокие метапсихические особи против низкорослых, ограниченно активных. Они и на Землю явились, чтоб никто не мешал им исповедовать свою варварскую религию, поскольку цивилизованное население галактической конфедерации совершенно справедливо объявило вне закона их жестокие игры, такие, как Летучая Охота и Великая Битва – о ней вы еще услышите, – в основе своей они заключают насилие. Но есть у них и jeux d'esprit – игры ума. Тану с их обширными латентными метафункциями не очень-то жалуют эти тонкости, зато фирвулаги от них без ума, хотя и не носят торквесов. Маленький народ наделен даром ясновидения плюс высокоразвитой активной метафункцией – творчеством. Они великие иллюзионисты. Видели бы вы эти фокусы! Они способны привести людей и психически неуравновешенных тану в состояние шока. Фирвулаги принимают обличья монстров, бесов, вихрей, пожаров. Они воздействуют на беспомощный мозг, подталкивая его к безумию или самоубийству… Да, таково любимое развлечение ревунов, составляющих секту злобных фирвулагов. Они мутанты, поэтому находят некое садистское удовольствие в разрушении чужой психики при помощи кошмаров, бредовых видений, призраков, что являются нам в темноте.

– Но вашу психику они не разрушили, – заметила Фелиция. – Наоборот, дали вам золотой торквес. Почему?

– Потому, что я нужна им. Они хотят использовать меня в качестве, c'est-а-dire note 12, инструмента, орудия против своих смертельных врагов – тану.

– А вы хотите использовать нас, – вставила Амери.

Уголки губ мадам приподнялись в легкой улыбке.

– Естественно, ma Soeur. Мы на протяжении многих лет терпим ужасные лишения. Моим людям удалось бежать из рабства, и тану даже не стали их преследовать, так как большинство не обладают никакими особыми талантами. Иное дело – ваша группа. За вами тану будут охотиться, нам же необходимы такие союзники. У вас нет иного выхода, кроме как примкнуть к нашей борьбе. Фелиция даже без торквеса умеет укрощать животных, и людей. Ее недюжинная сила и аналитический ум незаменимы в столь нелегком деле. Ты, Амери, врач и проповедник Мой народ годами мучится без медицинской помощи и духовных наставлений. Ричард – пилот, командир звездного корабля. Ему в освобождении человечества я отвожу главную роль.

– Щас, разбежались! – взревел пират, взмахнув черпаком.

Клод подбросил поленьев в огонь.

– Про меня не забудьте. Как старый охотник за ископаемыми, я могу заранее определить, какое плиоценовое чудовище будет охотиться за вашим костным мозгом, когда тану и фирвулаги с вами покончат.

– Вам бы все шутки шутить, Monsieur le Professeur, – кисло проговорила мадам. – Может, старый охотник за ископаемыми хотя бы откроет нам свой возраст?

– Сто тридцать три.

– Я на целых два года моложе! – воскликнула она. – И с удовольствием выслушаю ваши ценные советы. Руководствуясь своим богатым жизненным опытом, вы, возможно, внесете коррективы в мой план освобождения человечества. Допускаю, что при составлении его я могла проявить юношескую импульсивность.

– Ну, Клод, ты погорел! – ухмыльнулся Ричард. – Да, к вашему сведению, эту подошву уже можно жевать, мягче она не станет.

– Давайте, правда, поедим, – сказала мадам. – А Луговой Жаворонок со своими к нам присоединится. – Она повысила голос: – Ужинать, mes enfants! note 13

Люди, сидевшие у маленьких костров, стали подходить с котелками и кружками. Число первобытных составляло примерно две сотни, причем мужчин гораздо больше, чем женщин. Были среди них и дети, которые вели себя так же смирно и настороженно, как взрослые. Все одеты в оленьи шкуры или домотканые штаны и куртки. Одним словом, вид у этих людей был далеко не такой живописный, как у путешественников из финийского каравана. Однако не было в них и того уныния, отчаяния, фанатизма. Несмотря на то что по сигналу мадам все пустились в бега ради спасения своей жизни, никто не выглядел запуганным. С улыбкой или без они кивали старухе, у многих нашлось шутливое словцо для Ричарда и кашеваров, раскладывавших по мискам наспех приготовленную еду. 6 общем, самые обыкновенные люди.

Что же подвигло их бросить вызов гуманоидам? – думала Амери, вглядываясь в лица. – Возможно ли, чтобы маленькая горстка одолела такую силищу?

– Сегодня, – говорила им француженка, – мы приветствуем здесь наших друзей и соотечественников. С их помощью мы гораздо быстрее достигнем нашей благословенной цели. – Она помолчала; в напряженной тишине слышалось лишь потрескивание поленьев. – За ужином попросим кого-нибудь из вновь прибывших поведать, как им удалось вырваться на свободу. – Повернувшись к четверке Зеленой Группы, она спросила: – Кому дадим слово?

– Вон ему, – буркнул Ричард, указывая черпаком на Клода. – Кому же еще!

Старик поднялся. Говорил он около четверти часа без перерыва, пока не дошел до момента нападения на конвой. Его прервал громкий свист. Маленькая кошка Амери спрыгнула с колен хозяйки, выгнула спину и настороженно уставилась на лаз – ни дать ни взять пума в миниатюре.

– Это Жаворонок, – сказала мадам.

Десять насквозь промокших первобытных, вооруженных луками и охотничьими ножами, ввалились в укрытие. Впереди выступал детина средних лет, по росту, наверное, не уступавший Стейну, его одежда из оленьих шкур была украшена бахромой и морскими раковинами на манер американских индейцев. Когда группа уселась у огня и получила миски с едой, палеонтолог продолжил свой рассказ. Дойдя до конца, он опустился рядом с мадам и принял из ее рук кружку глинтвейна. В наступившей тишине седовласый индеец растерянно пробормотал:

– Так это, стало быть, железо убило леди Эпону?

– Именно. Сперва мы ее чуть на куски не искромсали, я сам два раза буквально проткнул ее насквозь бронзовым мечом, а ей хоть бы хны. Она бы наверняка всех нас пригвоздила, если бы что-то вдруг не навело меня на мысль ударить ее маленьким кинжалом Фелиции.

Краснокожий повернулся к девушке и приказал:

– Дай сюда!

– А ты кто такой? – невозмутимо откликнулась та.

Громовой хохот раскатился по стволу дерева, точно под сводами пустого собора.

– Я – Луговой Жаворонок Бурке, последний вождь племени уалла-уалла и бывший член Верховного суда в Вашингтоне. А в настоящее время вожак этой паскудной шайки, одновременно главнокомандующий и военный министр. Не будешь ли ты столь любезна показать мне твой кинжал?

Он с улыбкой протянул к Фелиции огромную лапищу. Та вложила в нее маленькое оружие в золотых ножнах. Бурке вытащил тоненькое лезвие и поднес его поближе к огню.

– Нержавеющая, незатупляемая легированная сталь, – пояснила девушка. – Такие игрушки у нас на Акадии note 14 годятся на все случаи жизни: можно в зубах ковырять, колбасу резать, можно снять импульсные кольца у ворованной скотины, а при случае вырубить налетчика.

– Вроде ничего особенного, кроме золотых ножен.

– У Амери есть на этот счет версия, – вставил Клод. – Расскажи ему, сестра.

Бурке внимательно выслушал гипотезу монахини и кивнул:

– А что, вполне возможно. Железо разрушает жизненную силу гуманоидов, как яд нервно-паралитического действия.

– Вот интересно… – начала Фелиция и невинным взглядом уставилась на Анжелику Гудериан.

Старуха подошла к вождю Бурке и взяла у него кинжал. В толпе пронесся единый потрясенный вздох, когда она полоснула лезвием по горлу под золотым ожерельем. На месте пореза выступила крохотная капля крови. После чего мадам спокойно вернула кинжал вождю Бурке.

– Да, вы явно сделаны из более прочного материала, чем тану, – с легкой усмешкой заметила Фелиция.

– Sans doute note 15, – последовал сухой ответ.

Бурке задумчиво созерцал маленькое лезвие.

– И как никому не пришло в голову попробовать железо. Впрочем, где его возьмешь? У них же только небьющееся стекло и бронза. Все стальные предметы отбирают еще в Надвратном замке, а нам и невдомек… Эй, Халидхан!

Худощавый человек в белоснежном тюрбане вышел вперед и встал рядом с Жаворонком. На заросшем клочковатой бородой лице горели черные глаза.

– Медь выплавляем, отчего железо не выплавить, – проговорил он. – Давайте руду – и будет вам сталь. Но Аллах ведает, где они, эти месторождения, ведь тану наложили запрет на все промыслы, связанные с железом.

– У кого есть идеи? – спросила мадам.

На несколько секунд воцарилось молчание, затем раздался голос Клода:

– Пожалуй, тут я смог бы вам помочь. Мы, костокопатели, мало-мальски разбираемся в геологии. Примерно в сотне километров вниз по Мозелю, в районе будущего города Нанси, должны быть залежи. Они известны еще с эпохи первобытнообщинного строя..

– Там и поставим плавильню, – подхватил Халидхан. – Прежде всего надо выковать наконечники для стрел и ножей…

– Как только у вас будет прочный железный резец, вы сможете еще раз проэкспериментировать… – заметила Амери.

– Ты о чем, сестра? – не понял кузнец.

– Ну, надо снова попытаться спилить серый торквес.

– И верно, черт возьми! – восхитился Луговой Жаворонок.

– Если железо разрушает связь между мозгом и рабскими цепочками торквесов, значит, это верный способ освободить людей, – продолжала рассуждать монахиня.

Здоровяк из отряда Бурке, попыхивая пенковой трубкой, возразил:

– Так-то оно так, но все ли захотят стать свободными… Надо отдавать себе отчет, что есть люди, которых вполне устраивает сожительство с гуманоидами. Возьмем, к примеру, солдат… В большинстве своем это садисты-неудачники, им очень даже по душе роль, что они играют при дворе тану.

– Уве Гульденцопф прав, – сказала мадам. – И даже среди мирных граждан, среди голошеих многие притерпелись к рабской зависимости. Вот почему так непросто искупить мою вину.

– Ох, не заводи ты опять свою песню! – проворчал Бурке. – Ведь мы уже одобрили твой план, а с железом дело пойдет быстрей. К тому времени, как мы отыщем могилу Корабля, у нас уже будет достаточно оружия, чтобы обеспечить себе успех.

– Я не собираюсь месяцами ждать, пока вы его обеспечите, – заявила Фелиция. – У меня есть перо, и я могу с ними расправиться так же, как с этой… – Она протянула руку к Бурке. – Отдай!

– Тебя схватят, оглянуться не успеешь, – ответил индеец. – Не думай, что все тану такие же слабаки, как Эпона. В смысле принуждения она, может, на что-то и годилась, но корректор из нее никудышный, иначе б она тебя сразу раскусила, даже без ихнего контрольного аппарата. Вожди тану таких, как ты, видят насквозь не хуже фирвулагов. Так что, пока не раздобыла золотой торквес, держись от них подальше.

– Да где ж я его раздобуду, черт побери! – взорвалась спортсменка.

– Кто ищет, тот найдет, – успокоила ее мадам. – Подольстись к фирвулагам, может, они и для тебя расщедрятся.

Фелиция разразилась потоком непристойной брани. Клод подошел к ней, взял за плечи, усадил на засыпанный древесной трухой пол.

– Ну-ну, хватит, детка. – Он повернулся к Бурке и мадам Гудериан. – Насколько я понял, вы рассчитываете привлечь нас к вашему плану. А раз так, давайте выкладывайте, в чем он состоит.

Мадам глубоко вздохнула.

– Ладно. Прежде всего необходимо знать, что представляют собой наши враги. Тану кажутся неуязвимыми, бессмертными, но, как вы уже убедились, это заблуждение. Наиболее слабых могут поразить мозговые атаки маленького народа: фирвулаги способны одолеть даже опытного принудителя и корректора, если выступят сообща, особенно под предводительством своих героев Пейлола или Шарна Меса.

– А вы с вашим золотым торквесом не можете устроить мозговую атаку? – полюбопытствовал Ричард.

Она покачала головой.

– Нет. Мои латентные способности включают ясновидение, принуждение и творчество, причем все они весьма ограниченны. Я умею подчинить себе обыкновенного человека, иногда серого, если он не находится под прямым влиянием тану. Но на людей, носящих золотые и серебряные торквесы, моя власть не распространяется. В лучшем случае я могу задействовать сублимационную суггестию, но и ей не всякий поддастся. Моя экстрасенсорика позволяет мне улавливать так называемый декларативный, или командный, модуль мысленной речи. Я слышу, когда золотые, серебряные или серые торквесы перекликаются на близком расстоянии, но более тонкие, сфокусированные телепатические передачи не воспринимаю, если они не направлены непосредственно мне. Послания издалека до меня доходят крайне редко.

– А если понадобится ответить? – взволнованным голосом спросил Клод.

– Кому ответить? – удивилась старуха. – Кругом одни враги!

– Элизабет! – воскликнула Амери.

– Она была в нашей группе, – объяснил ученый. – Ее увезли на юг, в столицу. Теперь она активный экстрасенс. – И он рассказал все, что ему было известно о прежней жизни Элизабет и ее восстановившихся метафункциях.

– Так это она меня вызывала?.. – озабоченно нахмурилась мадам. – А я не поняла. Заподозрила какую-то провокацию тану и не ответила.

– Вы можете вызвать ее? – настаивал Клод.

Француженка покачала головой.

– Тану услышат. Я только в самых крайних случаях подаю сигналы своим людям. Как, например, сегодня. Иногда приходится общаться с фирвулагами, нашими союзниками. Но у меня нет навыка использовать уникальный канал, настроенный на одного принимающего.

– Ну так что там насчет плана? – довольно грубо перебила ее Фелиция.

Мадам поджала губы и вздернула подбородок.

– Eh bien note 16, я говорила о потенциальной уязвимости тану. Во время своих ритуальных битв они отсекают друг дружке головы. Теоретически человек тоже может это сделать, если подкрадется поближе. Однако тану, обладающие принудительными или корректирующими функциями, способны поставить врагу умственный заслон, а творцы и психокинетики могут оказывать физическое воздействие. Слабые особи обычно держатся в тени более сильных соплеменников либо имеют охрану из вооруженных серебряных и серых. Есть еще два способа умертвить тану, но к ним как-то никто не прибегает. Фирвулаги рассказывали мне об одном случае, произошедшем с ребенком тану. На него случайно брызнуло масло из светильника, так он завизжал, завертелся волчком и – не успели охранники руку протянуть – весь обуглился. Это значит, что тану боятся огня. Если б мозг сразу не вспыхнул, малыша можно было бы спасти их обычным способом.

– То есть? – заинтересовалась Амери.

– У тану есть некая психоактивная субстанция, которую они именуют Кожей, – объяснил Бурке. – Вроде тонкой полиэтиленовой пленки. Через нее целители тану, сочетая психокинез и коррекцию, оказывают необходимое метапсихическое воздействие. Проще говоря, они заворачивают пациента в пленку и погружаются в состояние медитации, результаты ничуть не хуже, чем в наших барокамерах, причем без всякой аппаратуры. И людей в Коже можно лечить, но только с участием опытного медиума.

– А фирвулаги используют Кожу? – спросила монахиня.

Бурке тряхнул львиной гривой.

– Нет, у них только традиционная полевая медицина. Но они живучи, дьяволы!

– Мы тоже, – хохотнула Фелиция.

– И еще одно средство, гибельное для тану, – продолжала мадам Гудериан, – это вода. Фирвулаги – великолепные пловцы, а тану сразу камнем идут на дно. Однако такие случаи очень редки, разве что потонет какой-нибудь незадачливый охотник из Гории – это приморский город в Бретани. Там они часто охотятся на левиафанов, и бывает, те утаскивают их в глубину.

– Ладно, такой шанс нам едва ли представится, – отмахнулась Фелиция. – Так каким же способом вы намерены их укокошить?

– План непростой и включает в себя несколько этапов. На первом требуется участие фирвулагов, а наш союз не слишком надежен. И все же при поддержке маленького народа мы надеемся захватить Финию. Это стратегически важный центр, и расположен он в естественной изоляции от других густонаселенных городов тану. В его окрестностях находится известное месторождение бария. Рудокопы-рамапитеки с большими трудностями извлекают элемент из очень бедной руды. А без бария нельзя сделать ни один торквес. Если мы, разрушив шахту, перекроем его поставки, то вся экономика тану будет подорвана.

– Ну, эта бомба чересчур замедленного действия, – подал голос Ричард. – У них, поди, запасы есть.

– Я же сказала, дело сложное, – раздраженно откликнулась мадам. – Еще надо найти способ прекратить другие поставки – человеческого сырья. Ведь именно с приходом человечества в плиоцен тану захватили власть в Изгнании. Прежде между тану и фирвулагами существовало равновесие сил, но вмешалась я, и оно было нарушено.

– Понял, – заговорщицки подмигнул Ричард. – Фирвулаги помогают вашей шайке, надеясь вернуть добрые старые времена. А едва достигнут своей цели, всем скопом обрушатся на людей, может такое быть?

– Во всяком случае, такую возможность нельзя сбрасывать со счетов, – тихо проронила мадам.

Ричард лишь иронически хмыкнул.

– Но это еще не весь план, – добавил Луговой Жаворонок. – И не надо насмехаться, пока не услышите все до конца. Из Финии мы переместимся на юг, в столи…

Он запнулся на полуслове из-за дикого рева кошки.

Все обернулись к выходу. В проеме возникла низкорослая фигура в мокром и грязном плаще. Островерхая шляпа сбилась пришельцу на одно ухо. Он улыбнулся всей честной компании; зубы и глаза были единственными яркими пятнами на заляпанном грязью лице.

– Деревянная Нога! – воскликнул Бурке. – Черт возьми, откуда ты вылез?

– Пришлось пробираться ползком. Охотничьи собаки взяли мой след.

Пока он подсаживался к огню, мадам шепнула:

– Ни слова о железе.

Росту в пришельце было метра полтора, грудь колесом, лицо розовощекое и длинноносое, что обнаружилось, как только он обтер с него грязь. У него не было одной ноги по колено, но на деревянном протезе, казалось, он передвигается еще ловчей. Он обтер деревяшку мокрой тряпкой, и все увидели искусно вырезанных на ней аспидов, ласок и других тварей, в глазах у них поблескивали драгоценные камни.

– Какие новости? – спросил Бурке.

– Они все еще здесь, если тебя это волнует, – отозвался одноногий.

Он принялся с аппетитом есть, прихлебывая горячее вино из кружки и не умолкая ни на минуту.

– Мы с ребятами сняли большой отряд на Онионе. Большинство перебили, а остатки, поджав хвост, кинулись обратно к папаше Велтейну. Самого нигде не видно, благодарение Тэ. Видать, боится подмочить свои алмазные доспехи. Отряд-то мы заделали, а ихние собаки стали меня травить – хороший переплет, доложу я вам. И затравили бы как пить дать, нюх-то у них ого-го, но, к счастью, мне попалось уютное вонючее болото и я там отлеживался, покуда им не наскучило ждать.

Коротышка протянул монахине осушенную кружку. Кошка Амери не спешила подходить к хозяйке, хотя та прищелкнула пальцами – на такой знак животное всегда откликалось. Но теперь горящие зеленые глаза так и следовали за Деревянной Ногой из-за груды рюкзаков, сваленных возле малого костра; при этом кошка продолжала издавать какие-то неестественно визгливые звуки.

– Позволь представить тебе наших новых друзей, Фитхарн, – любезно проговорила мадам. – Ты их уже видел. Достопочтенная сестра Амери, профессор Клод, капитан Ричард и… Фелиция.

– Да осенит вас Богиня своей милостью, – отозвался недоросток. – Я – Фитхарн. Но вы можете называть меня Деревянная Нога.

– Господи Иисусе! – задохнулся Ричард. – Так ты фирвулаг?

Одноногий засмеялся. И вдруг на месте коротышки над костром взвилось дьявольское видение с длинными жуткими щупальцами, красными щелочками глаз и пастью, полной акульих клыков, откуда сочилась зловонная слюна.

Вой маленькой кошки стал душераздирающим. Чудовище исчезло, а Деревянная Нога снова сидел у огня, невозмутимо потягивая вино.

– Впечатляет, – заметила Фелиция. – А что ты еще умеешь?

Глаза фирвулага блеснули.

– У каждого из нас свой любимый образ, малютка. Зрительные видения – это для нас просто так, детские игрушки.

– Ну да, – фыркнула девушка. – Но, видно, на мопсов твои чары не действуют, раз тебе пришлось отсиживаться в болоте.

Гуманоид вздохнул.

– Поганые твари. Еще мы опасаемся гиен, но их по крайней мере враг не может приручить.

– Я умею обуздывать собак, – убежденно заявила Фелиция. – Будь у меня золотой торквес, я помогла бы вам выиграть войну. Может, дадите мне такой же, как у мадам?

– Сперва заслужи, – сказал Фитхарн и облизнулся.

Фелиция сжала кулаки. Выдавила из себя улыбку.

– Боитесь, как бы я не повернула свою силу против вас? Так этого не будет, клянусь!

– Чем докажешь?

– Чтоб тебя! – Она кинулась к коротышке, ее кукольное личико исказилось яростью. – Чем я могу доказать?!

– Фелиция, держи себя в руках, – вмешалась мадам. – Сядь.

Фитхарн вытянул свою деревяшку и простонал:

– О-ох, подложите дров в огонь! До костей продрог, вроде бы и деревянная, а мозжит, как настоящая!

– У меня есть одно средство, – сказала Амери. – Не знаю, как оно подействует на иную протоплазму, но можно попробовать…

Он кивнул и с улыбкой подставил ей культю. Монахиня поколдовала над ней немного, и гуманоид воскликнул:

– И правда лучше! Да благословит тебя Тэ, сестра!

– Вот-вот. Наши организмы ближе, чем ты думаешь.

Карлик пожал плечами и уставился в кружку.

– Перед твоим приходом, – обратилась к нему мадам, – я посвящала новичков в детали нашего плана. Ты подоспел как раз вовремя. Расскажи им, пожалуйста, легенду о могиле Корабля.

Кружку гуманоида вновь наполнили вином.

– Ладно. Садитесь поближе и слушайте. Это рассказ Бреды, а мне его поведал дед, который уж пятьсот годов, как перекочевал в темное лоно Богини и пребудет там до великого возрождения, когда сестры Тэ и Тана сольются воедино, а фирвулаги и тану прекратят сражаться меж собой и заключат вечное Перемирие…

Фитхарн долго молчал. Прихлебывал из кружки, щурясь, оттого что горячий винный пар щипал ему глаза. Наконец сделал последний глоток, обхватил руками колени и заговорил напевным голосом:

– Когда Корабль Бреды, по воле Тэ, доставил нас в объятия Земли, иссякли силы сердца и ума, и умер он, чтоб все мы жить могли. На крыльях серебристых звездных птиц два племени покинули Корабль и затянули песню – друг с врагом – последний плач над прахом Корабля. И зрели мы, как охватил огонь земную глубь и весь небесный свод. При виде тех предсмертных страшных мук кромешной тьмой окуталась Земля.

И задымились реки и моря, и напряженный воздух задрожал. И гром по миру прокатился вдруг, обрушив горы, выкосив леса. Никто не уцелел на той тропе, лишь мы смотрели в скорби до конца. Корабль испустил последний вздох, и тело исполинское его вмиг прорубило брешь в земной коре, душа же к горним высям вознеслась. И долго не могли залить огня дожди и реки горьких вдовьих слез.

Пейлол, Кланино, Йочи и Медор, и Мудрый Кузарн, и Свирепый Шарн, Тагдал, Боанда, Мейвар, Дионкет, Луганн Сиятельный, Отважный Лейр – все витязи прославленных племен отправились искать себе жилье. И ни один тану иль фирвулаг царящий мир нарушить не посмел. Тану всегда боготворили свет и потому пристанищем своим избрали город многоцветных зорь. А мы для Цитадели предпочли туманами окутанный утес. Затем два воинства опять сошлись, чтобы исполнить свой последний долг и освятить могилу Корабля.

И обратив к востоку наших птиц, мы взмыли ввысь и опустили их у края чаши сжиженных небес, где с берега – другого не видать. И надо всем вокруг нависла тишь – пред первой схваткой, первой на Земле, в которой бился грозный фирвулаг с сиятельным воителем тану. Свирепый Шарн размахивал Мечом, рука Луганна стиснула Копье. И целый месяц длился тот турнир, пока доспехи не зажглись огнем, и птицы не попадали с ветвей, и у зевак не вытекли глаза.

И наконец Шарн храбрый изнемог. И рухнул наземь, тяжко застонав, но даже в роковой предсмертный миг оружие не выпустил из рук. От пламени Луганнова Копья вскипела чаша пенною волной, из скал фонтаном брызнула вода, а искры серебрящейся росы смешались со слезами на глазах. Луганна и Копье народ решил оставить у могилы Корабля. Но перед тем как все мы разбрелись, над миром снова песня вознеслась в честь Корабля и рыцаря того, который, славою себя покрыв, ушел за ним в целительную тьму, дабы, хранимый сенью божества, дождаться дня, когда забрезжит свет…

Фирвулаг поднял наполненную кружку и осушил ее. Затем сцепил пальцы, похрустывая суставами, и вперил загадочный взгляд в сидящую напротив Фелицию.

– В этом сказании, – заговорила мадам, – есть для нас бесценная информация. Вы обратили внимание на летательные аппараты? Наверняка это очень мощные машины, коль скоро они смогли покинуть Корабль до того, как он сгорел в плотных слоях атмосферы. Раз в межгалактическом организме предусмотрена герметическая упаковка для всех пассажиров, значит, эти мелкие аппараты едва ли оснащены обыкновенными двигателями. Бьюсь об заклад, они работают на магнитно-гравитационной тяге, подобно нашим сублимационным космическим кораблям. А если так…

– То они скорее всего на ходу! – вылупил глаза Ричард. – Деревянная Нога говорил, что они «разбрелись», ушли от могилы пешком, стало быть, аппараты все еще там… Чтоб я сдох!

– Где они?! – в один голос с ним завопила Фелиция. – Где эта могила?

– У нас не принято навещать могилы, – ответил фирвулаг. – Мы хороним своих умерших в укромных местах, чтобы враг или прохожий не потревожил праха и не украл погребальных даров. И постепенно место захоронения стирается из памяти даже самых близких покойного.

– Странный обычай, – скривился Ричард.

– Так ты не знаешь, где находится могила Корабля?! – простонала Фелиция.

– Это было тысячу лет назад, – ответил коротышка.

Ричард в сердцах отшвырнул черпак.

– Но, черт возьми, кратер же не какая-нибудь норка! Как ты сказал?.. «У края чаши сжиженных небес, где с берега – другого не видать?» И он расположен к востоку от Финии.

– Думаешь, мы не искали? – с горечью проговорила мадам. – Три года назад я услышала сказание, и во многом благодаря ему у меня в душе созрел план. С тех пор мы несколько раз снаряжали экспедиции на поиски могилы. Но понимаешь, Ричард, надо учитывать особенности здешнего ландшафта. К востоку от Рейна лежит Шварцвальд – в нашем представлении это живописный парк, где полно туристов и на каждом углу продают часы с кукушкой. Л плиоценовый массив гораздо шире и выше. Кроме того, на отдельных участках промышляют les Criards – пресловутые ревуны.

– Знаешь, кто они? – с усмешкой проговорил Фитхарн. – Дерзкое племя, такое же, как мы, но не такое, как вы. Ни королю Йочи, ни кому другому ревуны не позволяют диктовать им, кто их враги.

– Центральную часть Шварцвальда, севернее Финии, мы в основном обследовали, – продолжала мадам. – При том, что нам помогали Фитхарн и друзья-фирвулаги, предприятие было очень опасным. Десять человек убиты, трое сошли с ума, пятеро бесследно исчезли.

– Да и мы кое-кого недосчитались, – добавил одноногий. – Помогать людям вредно для здоровья.

– Километрах в пятидесяти от Шварцвальда начинается Швабский Альб, – объяснила француженка. – Там в пещерах обитают чудовищные гиены. Даже мутанты-ревуны и те опасаются встречи с ними, хотя, по слухам, живут по соседству, в окруженных со всех сторон горами долинах. Могила Корабля, видимо, находится именно в тех негостеприимных краях.

– На летательных аппаратах и оружие есть? – поинтересовалась Фелиция.

– Только Копье, – ответил фирвулаг Фитхарн, глядя в огонь. – Но если вы сумеете его заполучить, другого оружия вам и не понадобится.

– Так ведь Копье принадлежит парню по имени Луганн – победителю турнира, – заметил Ричард.

– Ты что, не понял? – удивилась мадам. – Ему оказали честь принести себя в жертву. Сиятельный Луганн, герой тану, приподнял забрало и получил промеж глаз своим же Копьем. Тело и оружие остались возле кратера.

– А нам-то что делать с этим Копьем? – недоумевал Ричард.

– Копье не простое, – тихо пояснил Фитхарн. – И Меч Свирепого Шарна, нашего погибшего героя, который наглец Ноданн уже сорок лет держит у себя в Гории, тоже не простой.

– Видишь ли, – сказала мадам, – покидая свою галактику, гуманоиды захватили с собой два фотонных оружия – чтобы обороняться в случае преследования, а позже использовать их как трофеи в ритуальной войне.

– Таким трофеем служит лишь Меч, – уточнил вождь Бурке. – Он находится во дворце Ноданна, потому что тану сорок лет подряд одерживают победы. Ясное дело, его нам не добыть. А вот Копье – иное дело.

– Выходит, чтоб вырвать старую пукалку из рук скелета, надо топать тысячи километров, вслепую рыскать по территории, населенной людоедами и гигантскими гиенами? Тьфу! – Ричард даже сплюнул от омерзения.

– А на шее у этого скелета… золотой торквес, – мечтательно проговорила Фелиция.

– Мы найдем могилу Корабля, – заявила мадам. – Будем искать, пока не найдем.

Старый Клод кряхтя поднялся на ноги, подошел к поленнице и набрал охапку сухих дров.

– Думаю, вслепую рыскать вам больше не придется, – сказал он, швыряя поленья в пламя. Большое облако искр взметнулось в черную высь древесного ствола.

Все уставились на Клода.

– Ты знаешь, где может быть этот кратер? – спросил вождь Бурке.

– Я знаю, где он должен быть. В Европе только одно место подходит под такое описание – Рис.

Верзила с трубкой во рту стукнул себя по лбу и воскликнул:

– Der Rieskessel bei Nordlingen! note 17 Это ж надо быть такими идиотами! Ханси! Герт! Ведь нам еще в детском саду об этом рассказывали!

– Да, черт побери, – протянул его сосед.

А третий первобытный добавил:

– Помнишь, Уве, нам объясняли, что туда вроде упал метеорит?

– Могила Корабля! – возбужденно вскричала какая-то женщина. – Так это не миф, так у нас есть шанс?! Значит, мы сможем освободить человечество от проклятых ублюдков?!

– Да потише вы, ради Бога! – Мадам умоляюще сложила руки на груди. Затем обратилась к Клоду: – А ты уверен? Ты положительно уверен, что этот… этот Рис и есть могила Корабля?

Палеонтолог отломил от полена лучинку. Расчистив себе площадку на пыльном полу, он нарисовал вертикальный ряд крестиков.

– Вот Вогезы. Мы на западном склоне, где-то тут. – Он показал место, потом начертил линию, параллельную восточному краю гряды. – Здесь Рейн, он протекает по широкому каменистому плато. Финия вон там, на восточном берегу. – За городом тану появился еще ряд крестиков, – Шварцвальд пролегает с севера на юг, как и Вогезы. За Вогезами на северо-восток тянутся Юра. Вот эта линия, начинающаяся у подножия гор, – река Дунай. Она бежит на восток, вон туда, под поленницу, и впадает в лагуну Паннонии на территории Венгрии. А вот здесь…

Все приподнялись на цыпочки и затаив дыхание следили за направлением лучинки в руках старика.

–… находится Рис. К северу от Дуная, на подступах к будущему городу Нёрдлинген. Отсюда, я думаю, примерно километров триста на восток. Больше ей негде быть, вашей могиле. Она действительно представляет собой котлован двадцатипятикилометрового диаметра, самый значительный в Европе.

Вокруг Клода поднялся жуткий гомон; люди протискивались к нему, пожимали руку, наполняли кружку вином. День, начавшийся паническим бегством, заканчивался веселым пиршеством.

Не обращая внимания на шумное пиршество, мадам пошепталась с вождем Бурке и отозвала в сторонку всех путешественников из Зеленой Группы.

– Еще есть шанс добиться нашей цели в этом году. Но выступать надо немедля. Поведет нас Жаворонок. Я постараюсь локализовать ревунов и обезопасить от них экспедицию. Клод будет указывать дорогу к кратеру, а Фелиция в случае чего обезвредит диких зверей. На обратном пути, если машина и впрямь на ходу, посадим за штурвал Ричарда и полетим. Еще возьмем Марту, она способный инженер и сможет разобраться в приборах гуманоидов. А также радиотехника Штефанко. Он будет вторым пилотом и, может быть, поведет вторую машину, если мы все не уместимся в одной.

– Семеро, – подытожил вождь Бурке. – Из них двое стариков. Марта совсем слаба. С такими силами быстро двигаться мы не сможем. М-да, путешествие будет не из легких.

– По-моему, Амери тоже должна пойти, – сказала Фелиция. – Нам может понадобиться врач.

Монахиня подвигала здоровым плечом.

– Я бы с радостью, да от меня больше хлопот, чем помощи.

– Нет, ma Soeur, это исключено, – отрезала мадам, укоризненно взглянув на Фелицию. – Ты будешь полезнее здесь. Поправишь свое здоровье и людей подлечишь. Нам удалось украсть несколько упаковок с медикаментами, но мы не знаем, как с ними обращаться. У первобытных столько недугов, которые подвластны лишь профессионалу: плохо сросшиеся переломы, грибковые заболевания, различные внутренние инфекции. Когда тану покинут лес, Уве Гульденцопф и Танданори Каваи проводят тебя в Скрытые Ручьи. Поселишься в моем коттедже, там и будешь принимать больных.

– Халидхан подберет себе десяток сильных парней и отправится на рудники, – добавил Бурке. – Клод объяснит им, где искать месторождение, и в случае удачи, когда мы вернемся, у нас уже будет приличный арсенал.

– Если вернемся! – фыркнул Ричард. – Боже мой, ну почему все за меня решают?! Так вот, на меня прошу не рассчитывать. Едва тану уберутся из леса, только вы меня и видели.

– Ты не смеешь! – возмутилась Фелиция – Нам нужен пилот.

– Пускай ваш техник пилотирует машину. Я в чужих войнах не участвую.

Мадам погладила рукав его черного бархатного кафтана.

– Der fliengende Hollander! note 18 Я не раз слышала эту оперу в Лионе… Ох, Ричард! Напрасно ты избрал себе такую участь. Не уходи, не надо! Нам без тебя не справиться. Помоги людям стать свободными, и в твоей душе воцарится мир. У Штефанко нет твоего опыта. Он, правда, водил наши машины, но они были полностью автоматизированы. А ты – другое дело. Сам же говорил, что можешь управлять и орбитальными станциями, и самыми примитивными аэропланами. Если кто из нас и совладает с аппаратом гуманоидов, так это ты.

Ее речи обволакивали недоверчивого пирата, подавляя все возражения, успокаивая все тревоги. Решимость Ричарда странным образом была поколеблена. Он понимал, что эта чертовка подчиняет его волю, заставляет плясать под свою дудку, но чем настойчивее пытался вырваться из ее умственных пут, тем крепче становилась хватка…

Ричард, сынок, мне ли тебя не знать? Мне – матери сотни тысяч неприкаянных путешественников во времени, пришедших ко мне за последней надеждой? Ты слишком долго был один, слишком боялся открыть душу людям, чтобы тебя вновь не отвергли, не унизили. Но мы все обречены на этот риск. Мы не можем жить в одиночестве, ибо одинокий человек никогда не обретет счастья, покоя, любви. Одинокий вечно скитается и, сам того не сознавая, ищет того, кто заполнил бы пустоту в его душе…

Пятясь от ведьмы, Ричард наткнулся на трухлявое дерево и вдруг понял, что ему нет защиты от настоятельного призыва, от искреннего сочувствия, словно живая вода, омывающего его надтреснутое, изгаженное нутро.

– Пойдем с нами, Ричард, – сказала она вслух. – Протяни руку тем, кто в тебе нуждается. Я могу тебя принудить, но лишь на время, до определенных пределов. Ты должен сам, по своей воле примкнуть к нашему делу. А в качестве отдачи получишь то, по чему так изголодалось твое существо.

– Черт бы тебя видал! – прошептал он.

Бедный мой измученный малыш! Ты погряз в своем эгоизме, ты дорого заплатил за свою безумную доверчивость! Среда вышвырнула тебя… Но твой грех все еще на тебе, как мой – на мне, и его искупление будет стоить тебе еще одной муки. Потери звездного корабля и всего, что составляло смысл твоей жизни, недостаточно, и ты это знаешь! Чтобы избавиться от презрения к самому себе, ты должен отдать всего себя. Не упирайся же, помоги друзьям, которые не могут обойтись без твоей помощи!

– Проклятье! – Ричард усиленно моргал, поскольку глаза туманила предательская влага.

Спаси людей.

– Ладно, – едва слышно выговорил он, не замечая устремленных на него взглядов. – Так и быть, пойду с вами. Если смогу, пригоню сюда машину. Но больше ничего не обещаю, слышите?

– И этого довольно, – обрадовалась мадам.

Песни и смех у большого костра стали стихать. Люди разбредались по темным углам и укладывались на ночлег. Низкорослая фигура приблизилась к мадам, четко вырисовываясь на фоне догорающего пламени.

– У меня все нейдет из головы ваша вылазка к могиле Корабля, – сказал Фитхарн. – Без нас вам не справиться.

– Да, – кивнул Клод. – Тебе известен самый короткий путь к Дунаю? В наше время его истоки находятся в Шварцвальде, а здесь – Бог их знает. Может, в Альпах, а может, и выше, у озера Констанца.

– Я не уполномочен помогать вам, – откликнулся фирвулаг. – Вы должны обратиться за разрешением к нашему королю.

ГЛАВА 2

Полноправный Властелин фирвулагов Йочи IV на цыпочках вошел в парадную залу своей горной цитадели и стал острым взглядом ощупывать сумрачные глубины огромной пещеры.

– Луло, ягодка моя! Где ты прячешься?

Послышался смех, напоминающий перезвон маленьких колокольчиков. Под красновато-бежевыми сталактитами, с коих свисали гобелены и трофейные знамена сорокалетней давности, скользнула тень. Существо, напоминающее большого мотылька, вылетело из парадной залы в боковое тупиковое помещение, оставляя за собой аромат мускуса.

Йочи пустился в погоню.

– Попалась! Теперь не прошмыгнешь!

Альков был освещен несколькими свечами в золотом подсвечнике. Кварцевые призмы покрывали все стены и в отблесках пламени светились белым, розовым, фиолетовым, словно внутренние грани гигантской жеоды. Пол устлан ворохами темных шкур. Одна из них пошевелилась.

– Вот ты где, проказница!

Йочи подкрался и двумя пальцами приподнял пушистое покрывало. Из-под него выглянула кобра по меньшей мере в руку Йочи толщиной и угрожающе зашипела.

– Ах, так! Хорошо же ты встречаешь своего повелителя!

На месте страшного черепа кобры возникла женская головка; волосы переливались разными оттенками, как змеиная шкура, глаза горели янтарным блеском, язык, высунутый из приоткрытых в улыбке губ, был раздвоенным.

Сладострастно застонав, король раскрыл объятия. Змея обрела женскую шею, плечи, нежные руки с тонкими извивающимися пальцами и стройное туловище.

– Лежи смирно! – приказал Йочи. – Я должен кое-что исследовать.

Он повалился на меховое ложе, и от взметнувшегося вихря заколебалось пламя свечей.

Послышался отдаленный зов трубы.

– О-о, черт! – взвыл властелин фирвулагов.

Его наложница Луло отпрянула и застыла, но так и не спрятала свой соблазнительный вилочковый язычок.

Труба заиграла ближе, за ней бухнул гонг, и от этих звуков растревоженно загудела гора. Сталактиты хрустального грота звенели, словно камертоны.

Йочи поднялся; игривое выражение сменилось маской отчаянной скуки.

– Проклятые первобытные! Все им неймется найти секретное оружие тану. Что поделаешь, я обещал Пейлолу их принять.

Змея-искусительница окончательно исчезла, уступив место маленькой пухлой самочке, совершенно голой, розовощекой и коротко остриженной. Надув губки и тряхнув белобрысыми кудельками, она прикрылась норковым палантином и протянула:

– Ну, это надолго! Хоть бы распорядился подать чего-нибудь съестного. Наши с тобой игры пробудили у меня волчий аппетит. Только, пожалуйста, никаких летучих мышей и вареных саламандр.

Йочи потуже затянул пояс потертого парчового халата и причесал пальцами соломенно-желтые волосы и такого же цвета бороду.

– Нет-нет, я тебе что-нибудь вкусненького пришлю, – посулил он. – Мы тут захватили человеческую повариху – такое мясо готовит под сыром, пальчики оближешь! – Король причмокнул губами. – Да я и сам постараюсь не затягивать аудиенцию. Выпровожу их – и устроим здесь в Хрустальном гроте маленький пикничок. А на десерт…

На сей раз рев трубы донесся уже из парадной залы.

– Ну, ступай, – вздохнула Луло, кутаясь в мех. – Да не задерживайся.

Король вышел из грота, набрал в легкие воздуху и в мгновение ока увеличил свой рост на метр. Старый халат превратился в роскошную темно-вишневую мантию, а под ней засверкал парадный обсидиановый доспех с золотым подбоем. На всклокоченной голове теперь красовалась высоченная корона, напоминавшая рога золотого оленя; верхний зубец ее нависал надо лбом наподобие клюва, затеняя лицо. Глаза приобрели какой-то странный и грозный блеск. Не давая себе труда пересечь залу, он взлетел под потолок и оттуда плюхнулся прямо на трон.

Трубач подал последний сигнал.

Йочи поднял руку в латной рукавице, и его тут же обступили несколько десятков непонятно откуда взявшихся придворных. Скалы засияли всеми цветами радуги. Под звуки музыки, словно бы льющейся из стеклянной маримбы, дворцовая стража подвела к королю группу людей и Фитхарна Деревянную Ногу.

Один из придворных выступил вперед и на стандартном английском – из уважения к первобытным – продекламировал:

– Да здравствует Его Королевское Величество Йочи Четвертый, Полноправный Властитель Высот и Глубин, Монарх Адской Бесконечности, Отец Всех Фирвулагов, Незыблемый Страж Всем Известного Мира!

Оглушительный рев органа застиг приближающихся к трону людей врасплох. Король поднялся на ноги, стал расти, расти, пока не уперся короной в сталактиты, нависая над растерянными визитерами, как некий гигантский идол с изумрудными глазами.

Фитхарн задрал голову и невозмутимо помахал шляпой.

– Эй, привет тебе, король!

– Дозволяю вам приблизиться! – прогромыхало сверху.

Фитхарн шагнул вперед, а за ним просеменили семеро людишек. Йочи с сожалением отметил, что лишь двое из первобытных – невероятно худой мужик с черными усами и резко выдающимися скулами да хрупкая девчонка с впалыми щеками и белокурой копной волос – действительно потрясены его чудовищным превращением. Остальные взирали на властителя либо с чисто познавательным интересом, либо с легкой насмешкой. Старуха Гудериан даже выказала признаки извечной галльской скуки. Какого черта он из себя корежит?

– Не стесняйтесь, будьте как дома, – заявил Йочи и вернулся к прежнему обличью – потертый золотой халат, босые ноги и прочее; корона, по обыкновению, сбилась набекрень. – Ну и чего? – обратился он к Фитхарну.

– Итак, мой ясновельможный, – начал Фитхарн, – план мадам Анжелики идет вперед семимильными шагами. Пускай она тебе лучше сама расскажет.

Йочи вздохнул. Мадам удивительно напоминала ему покойную бабку: та всегда знала, когда он собирается напроказить. Старая француженка так же проницательна и весьма искусна в политических интригах, но Йочи, несмотря на это, давно раскаялся, что надел ей золотой торквес. Все планы мадам обращены только на пользу первобытным, а выгоды фирвулагов в ее замыслах минимальны. Надо бы послушаться зова сердца да разметать ее на куски еще в те далекие дни, когда она набралась наглости спуститься в свой собственный временной люк. Ведь хотя и косвенно, именно она навлекла несчастья и позор на голову фирвулагов.

Одетая в пятнистые оленьи шкуры старуха в окружении своей лесной шайки бесстрашно приблизилась к трону и отвесила королю довольно формальный поклон.

– Вы хорошо выглядите, мсье. Вероятно, благодаря постоянным физическим упражнениям.

Йочи нахмурился. Однако старая карга своей фразой напомнила ему о пикнике, обещанном Луло. Он дернул за шнурок, подвешенный к колокольчику.

– Пейлол говорит, что вы знаете, где могила Корабля.

– Это правда. – Мадам кивнула на седовласого человека из своей свиты. – Один из моих недавно прибывших соотечественников уверяет, что по научным изысканиям, которыми он занимался в мире будущего, ему известно это место.

– Неужто? Через шесть миллионов лет?! – Король сделал знак палеонтологу подойти поближе. – Эй ты, как тебя… Клод! Скажи-ка, может, в вашем будущем люди и нас помнят?

Клод улыбнулся маленькому гуманоиду и обвел взглядом фантастическую залу.

– Ваше Величество, прямыми предками человечества являются маленькие обезьяны, что пасутся сейчас в лесу. У них еще нет речи, поэтому они не имеют возможности передать какие бы то ни было воспоминания своим потомкам. Примитивные человеческие существа, наделенные речевым даром, появятся только через два-три миллиона лет, а традиция устных преданий разовьется тысячелетий за восемь-девять до моего рождения. Согласитесь, человечество будущего никоим образом не могло сохранить воспоминания о расе иллюзионистов, обитающих большей частью под землей.

Король передернул плечами.

– Да это я так… из любопытства… Ну, и ты, стало быть, знаешь, где могила Корабля?

– Почти наверняка, – ответил Клод. – Надеюсь, у вас нет моральных возражений против того, чтоб мы ее немножко пограбили к нашей взаимной выгоде?

Глазки-бусинки Йочи грозно сверкнули.

– Смотри у меня, старик! Все, что вы там наворуете, должно быть с лихвой возмещено, после того как незаконное преимущество нашего врага будет ликвидировано.

– Мы поможем вам добиться этой цели, сир, – вмешалась мадам. – Я дала клятву искупить свою вину. Когда тану перестанут порабощать людей, статус-кво вашей расы будет восстановлен. Первый свой удар мы нанесем по Финии, для чего нам и нужны летательный аппарат и Копье из гробницы Корабля.

Король скрутил бороду золотистым жгутом.

– Фактор времени! До равноденствия остается всего три недели, потом мы вступим в Перемирие перед Великой Битвой. Гм, хотя бы неделю надо положить на подготовку… Успеете вы вернуться с Копьем и птицей до начала Перемирия? Тогда мы бы присоединились к вам в нападении на Велтейна и его летучий цирк. Если вылазка окажется удачной, это поднимет боевой дух моих парней и девок перед играми.

Старуха повернулась к Клоду.

– За месяц обернемся, как по-вашему?

– Впритык. И если у нас будет провожатый, который укажет наикратчайший путь по судоходному Дунаю. Тогда мы сядем на лодки где-нибудь между Юра и Альпами, быстро достигнем Риса и прилетим назад.

– За месяц? – недоверчиво переспросил король.

– Возможно, что и за месяц, если вы в своих владениях найдете нам проводника.

Фитхарн шагнул вперед.

– Шарн Мес считает, что можно уговорить Суголла помочь экспедиции. Он, конечно, шутник хороший и не больно-то лоялен. Но вся округа Фельдберга, даже водяные пещеры за Райским омутом, находится в его власти. Если кто и знает упомянутую реку, так это он, Суголл. Я могу проводить наших друзей до его логова, а ты дашь мадам рекомендательное письмо.

– Ну, что с вами делать! – проворчал король.

Он согнулся, пошарил под троном и достал маленький ящичек из черного оникса. Повозившись немного с золотым запором, открыл шкатулку, порылся в ней и, к удивлению всех присутствующих, извлек паркеровскую ручку двадцать второго века и заляпанный, помятый кусок пергамента. Стоя на четвереньках, он нацарапал несколько загадочных иероглифов и поставил монарший росчерк.

– Должно подействовать. – Он отложил пишущий инструмент и вручил мадам послание. – Так или иначе, это все, что в моих силах. Вольный перевод примерно таков: «Помоги нашим друзьям, не то получишь коленом под зад». Если Суголл вздумает артачиться, можете применить к нему принуждение, я дозволяю.

Мадам грациозно наклонила голову и спрятала записку.

В парадную залу вошел кривоногий коротышка и расшаркался перед королем.

– Звонил, вельможный?

– Мы проголодались и хотим пить, – заявил Монарх Адской Бесконечности. Затем опять круто повернулся от официанта к мадам. – Значит, вы все-таки рассчитываете на успех?

– У нас есть для этого все основания, – торжественно произнесла она. – Присутствующий здесь капитан Ричард пилотировал звездные корабли. Он поведет одну из ваших легендарных птиц, если их еще не разъело коррозией. У Марты и Штефанко достаточно инженерного опыта, чтобы зарядить летательный аппарат и Копье. Вождь Бурке и Фелиция оградят нас от опасностей в пути. Я задействую свои метафункции, чтобы укротить ваших враждебно настроенных соплеменников, а также тану, если они вздумают нас преследовать. Профессор Клод, как только мы найдем выход к реке, укажет нам дорогу до кратера. Что до успеха… – она одарила короля ледяной улыбкой, – то он в руках le bon dieu, n'est-ce pas? note 19

Йочи зыркнул на нее.

– Ты что, по-английски говорить не можешь, как все нормальные люди? Мало нам от нее всяких бед, так еще балакает на тарабарском языке! Впрочем… надо признать, план хорош. Но так же хороша была идея сделать подкоп под стены Финии и заложить ту говенную взрывчатку, что изобрели твои люди. А в последний момент Велтейн взял да и пустил туда воду из Рейна. Сто восемьдесят три моих воина чуть не потонули в птичьем помете!

– На этот раз все будет по-другому, сир!

Йочи повернулся к кривоногому слуге.

– Принеси-ка элю покрепче. И вели поварихе… как уж ее… Марипоза, что ль? Ну той, носатой… испечь этот знатный открытый пирог с томатным соусом, сыром и новой колбасой.

Официант низко поклонился и засеменил прочь.

– Так вы позволите нам отправиться в путь немедля? – спросила мадам.

– О да! – кивнул Монарх, поплотнее запахивая на груди халат. – Не только позволю, но и прикажу. Можете идти. А ты, Фитхарн, останься. С тобой мы еще потолкуем.

Дворцовая стража, неподвижно стоявшая по бокам от трона, ударила в пол короткими пиками в знак того, что аудиенция окончена. Однако миниатюрная блондинка, ростом едва ли выше Луло, набралась нахальства подать голос:

– Ваше Величество! Только одно слово!

– Ну чего тебе? – поморщился король. – Знаю, знаю… Золотой торквес не терпится получить?

– Не кормите меня посулами! – Фелиция в упор посмотрела на него, и Йочи отметил, что взгляд у нее еще более пронзительный, чем у самой мадам. – Мой золотой торквес будет гарантией успеха экспедиции.

Король скривил губы, что, по его мнению, могло сойти за любезную улыбку.

– Наслышаны мы и про твои таланты, и про твою заветную мечту. В положенный срок она сбудется. Но не теперь. Сперва помоги своим друзьям раздобыть Копье и птицу. Если найдешь у кратера золотой торквес Луганна, возьми его себе. А не найдешь – возвращайся, там поглядим. Сперва дело, потом награда.

По мановению его руки стражники вывели людей из тронной залы.

– Ушли? – прошептал Властитель, соскакивая с трона и вглядываясь во тьму.

– Ушли, король. – Фитхарн сел на ступеньку перед троном, стащил ботинок и вытряхнул оттуда камешек. – Ах ты, паразит!

– Ты с кем разговариваешь?! – взревел Йочи.

– С камнем в ботинке, вельможный… Ну и что ты об этом думаешь?

– Рискованно, рискованно. – Король вышагивал взад-вперед, сцепив руки за спиной. – Хорошо бы провернуть дельце самим, без посредников!

– Тану тоже об этом подумывают, – заметил Фитхарн. – Они попали в полную зависимость от человечества. Так что у нас другого выхода нет. Люди хитрее нас и в чем-то сильнее. Сам посуди, сможем ли мы после стольких лет наладить Копье и справиться с птицей? Сорок лет ломаем голову, как нам одолеть врага – а что в итоге? Только пиво трескаем – и все дела. Мне хитрая стерва Гудериан нравится не больше, чем тебе. Но то, что она может многое, – это факт. Хочешь не хочешь, в ней наша единственная надежда.

– И все же людям доверять нельзя! – покачал головой Йочи. – Видал, как смотрит эта Фелиция? На языке мед, под языком лед! Да я скорей на вулкан сяду, чем дам такой девице золотой торквес!

– Пейлол и Шарн Мес уже обмозговали, как с ней быть. Даже если она найдет торквес у могилы Корабля, то не научится же им пользоваться за одну ночь? Она теперь рвется в бой на Финию, вот мы и поручим нашим богатыршам за ней присмотреть…

Король так воодушевился, что даже позволил себе святотатство:

– Неплохо придумано, клянусь титьками Тэ!

– Айфа со Скейтой живо ее стреножат. Если Фелиция уцелеет в осаде Финии, пошлем ее на Битву. Это как раз входит в планы мадам Гудериан. Не переживай, король! Они послужат нашей цели, а после Шарн и Пейлол организуют им героическую кончину. Мы разыграли все как по нотам. Копье и Меч будут наши, а с ними нам ни тану, ни первобытные не страшны. Ведь если я не ошибаюсь, именно к этому стремится Незыблемый Страж Всем Известного Мира.

Йочи злобно покосился на него.

– Погоди, придет и твой черед на троне пыхтеть! Вот и поглядим, как ты повертишься…

Вошел слуга с большим дымящимся подносом и стеклянным графином, наполненным коричневой жидкостью.

– Все готово, августейший! С пылу, с жару! И не из саламандровой колбасы, а из этой, новой! Вкуснотища! Повариха сказала, мол, бьюсь об заклад, ваш король яйца себе откусит.

Йочи наклонился понюхать огромный, точно колесо, пирог. На срезах больших ломтей виднелись сливочно-белые и кроваво-красные слои.

– Это что еще за чертовщина? – удивился Фитхарн. – Уж извини за любопытство.

Король подхватил поднос и молодым козлом поскакал к гроту.

– Особое блюдо сеньоры Марипозы де Санчес. Мы ее захватили на плантации Креликса, а там, в будущем, она служила поварихой во дворце Чичен-Итца-Пицца в Мексике… Ну ступай, ступай себе, Фитхарн. Чтоб глаз не спускал с проклятых первобытных.

– Слушаюсь, Твое Королевское Величество!

В пещере вновь воцарилась тишина. Йочи просунул голову в хрустальный альков. Свечи догорели. Из-под груды шкур на него уставились два блестящих глаза.

– Ку-ку! – позвал он. – А вот и я!

Луло подпрыгнула от радости и бросилась ему на шею.

– Ура! Ням-ням!

Он, смеясь, вырвался из ее объятий.

– Да погоди же, ведьма, поднос опрокинешь! Такого ты еще не пробовала. Новый королевский деликатес – пирог с начинкой из сыра и аксолотля!

ГЛАВА 3

– Единорог! Единорог! – всхлипывала Марта, стоя на коленях над растерзанным телом Штефанко.

Высоченные кипарисы поднимались по заболоченному берегу Рейна. В лучах утреннего солнца плясали тучи комаров и алых стрекоз. Рак, по размерам больше напоминавший омара, высунулся из тины, должно быть, привлеченный запахом крови.

Луговой Жаворонок, прислонясь к замшелому стволу, тихонько стонал, а Клод и мадам Гудериан стягивали с него разодранные куртку и штаны из оленьих шкур.

– Ребра почти не задеты, mon petit peau-rouge note 20 вот ногу придется зашивать. Клод, дай ему наркоз.

– Я в порядке, вы лучше о Штеффи позаботьтесь, – процедил Бурке сквозь стиснутые зубы.

Клод сокрушенно вздохнул, достал какую-то штуковину из аптечки, которую Амери собрала им в дорогу, и приложил к виску Бурке.

– О-ох! Вроде полегчало. Что с ногой-то? Мне показалось, эта свинья совсем ее отхватила.

– Да нет, но икроножная мышца вся к чертовой матери располосована. К тому же бивни могут быть ядовиты. Здесь мы тебя не залатаем, Жаворонок. Как ни крути, надо возвращаться. Единственный твой шанс – поскорее попасть к Амери.

Вполголоса чертыхаясь, Бурке свесил седовласую голову и закрыл глаза.

– Сам виноват, дубина! Все думал, как бы не наследить в этих вонючих болотах, высматривал саблезубых хищников да охотничьих собак… а свинью-то и не приметил.

– Тихо, малыш, не буянь, – предупредила его мадам, – не то швы разойдутся.

– Добро бы просто свинья, – отозвался Клод, оборачивая ногу вождя пористой пленкой, после того как наложил на рану повязку с антибиотиком. Подходящего размера костыль был уже приготовлен. – Думаю, нас атаковал не кто иной, как однорогий кавказский кабан. Считается, что в эпоху плиоцена все они уже вымерли.

– Ага, ты расскажи это бедняге Штеффи.

– Теперь я сама справлюсь, Клод. А ты займись Мартой, – распорядилась старуха.

Палеонтолог подошел к женщине, бьющейся в истерике, и с одного взгляда определил, что делать. Грубо схватив Марту за руку, он рывком поднял ее с колен.

– А ну заткнись, чертова кукла! Хочешь на нас серых навести? То-то бы Штеффи тебя похвалил, будь он жив!

Марта, быстро оправившись от растерянности, замахнулась на Клода.

– Много ты понимаешь! Ты же совсем не знал Штеффи! А я знала! Он один заботился обо мне, когда все мое нутро… в общем, когда я думала, что подохну. А теперь погляди на него! Погляди! – Некогда красивое, но до предела изможденное лицо страдальчески сморщилось. Ярость сменилась новым приступом отчаяния.

– Ох, Штеффи, Штеффи! – прошептала она, припав к старику. – Еще несколько минут назад он шел впереди и улыбался мне через плечо…

Однорогий монстр почти бесшумно вылетел из густых зарослей камыша и врубился в середину людской цепочки. Не успели они опомниться, как зверь подбросил Штефанко в воздух, а потом яростно вонзил свой рог ему в живот. Затем, увидев, что вождь выхватил мачете, чтобы преградить ужасающий разбег, смел с тропы и его. Фитхарн полыхнул иллюзорным пламенем, увлекая кабана в болотную трясину. Ричард с Фелицией натянули тетиву луков и последовали за ними, предоставив остальным заботиться о раненых. Но помочь Штефанко было уже нельзя.

Клод крепко обнял дрожащую Марту, полой своей мохнатой куртки утер ей слезы. Затем усадил под деревом, где Анжелика Гудериан заканчивала перевязывать Бурке. Кожаные брюки Марты на коленях были перепачканы темной кровью и грязью, а чуть выше выступили алые пятна.

– Присмотрите за ней, мадам. Я – к Штеффи…

Стараясь подавить подступившую к горлу тошноту, Клод вытащил из рюкзака металлизированное одеяло и направился к трупу. Со Штефанко он действительно был знаком всего четыре дня, но и за это короткое время ловкий, сильный, отзывчивый парень успел стать ему настоящим другом. Теперь Клоду предстояло выполнить свой последний долг: закрыть глаза, разгладить искаженные страхом черты. Все, мальчик, не печалься больше ни о чем! Успокойся и отдохни!

Туча мух неохотно поднялась с развороченных внутренностей Штеффи; Клод завернул тело и лучом от магнитной батареи скрепил края одеяла наподобие мешка. От печального занятия его оторвали выбежавшие из леса Фитхарн, Фелиция и Ричард.

Девушка размахивала каким-то желтоватым предметом, похожим на свайку из слоновой кости.

– Вот! Конец ублюдку!

Ричард в ужасе затряс головой.

– Не кабан, а целый бычище! Килограммов на восемьсот потянет. Мы израсходовали на него пять стрел, пока Деревянная Нога не заманил его в чащобу. Не пойму, как такому гиганту удалось подкрасться бесшумно.

– Умен, дьявол! – прорычал Фитхарн. – И нюх как у собаки. Будь у меня голова на плечах, я б его тоже по ветру учуял. Но у меня все мысли заняты тем, чтобы нам переплыть на тот берег, до того как туман рассеется.

– Уж давно рассвело, а мы все торчим здесь, – проворчала Фелиция, пряча в рюкзак свой трофей.

– Ну, и как же теперь? – спросил Ричард.

Спортсменка вытащила стрелы и, опустившись на колени у воды, принялась отмывать от крови наконечники.

– Придется переждать в укрытии, пока не зайдет солнце, и плыть до восхода луны. Сейчас почти что полнолуние, и времени у нас для переправы будет мало – часа два в лучшем случае. А на другом берегу расположимся биваком под прикрытием скал и заночуем.

– Ты все-таки думаешь продолжать путь? – удивился фирвулаг.

Она вытаращила глаза.

– Что за вопрос?! Не поворачивать же назад!

– Штеффи мертв, – сказал Клод. – Жаворонок очень плох. Кто-то должен доставить его к Амери, иначе он лишится ноги… это еще в лучшем случае.

– Нас все равно остается пятеро, – упорствовала Фелиция. – Деревянная Нога пусть отправляется назад с вождем. Ведь друзья-фирвулаги и на расстоянии могут оказывать нам поддержку. Но прежде чем мы расстанемся, – она повернулась к Фитхарну, – объясни, как найти берлогу этого ревуна… Суголла.

– Легко сказать – объясни! – Фирвулаг тряхнул головой. – Шварцвальд – дикое место, не то что Вогезы. Суголл обитает в пещере Фельдберга, где с заснеженных склонов стекает Райская река… Одним словом, я вам не завидую.

– По ту сторону Рейна серых патрулей уже нет. Стало быть, одной заботой меньше.

– А ревуны? А Летучая Охота по ночам? – напомнил Фитхарн. – Ведь ее может возглавить сам Велтейн. Если они застигнут вас на открытом месте – вам хана.

– Не обязательно передвигаться ночью, – возразил Ричард. – А днем мадам Гудериан наверняка почувствует приближение ревунов.

Старуха отошла от дерева, присоединившись к группе; на лице ее была написана озабоченность.

– Меня беспокоят не столько les Criards, сколько сам Суголл. Без его помощи мы не выйдем к Дунаю. А если Фитхарна с нами не будет, Суголл может заявить, что король ему не указ. И еще одно осложнение… Марта. У нее открылось кровотечение. Понимаешь, тану заставили ее рожать без передышки, и теперь она…

– Да ну, ерунда! – отмахнулась Фелиция. – До заката оклемается. Что до Суголла, думаю, нам стоит рискнуть.

– Марта очень слаба. До темноты она не успеет восстановить силы. С маточным кровотечением шутить не следует. Лучше отправить ее назад с Жаворонком и Фитхарном.

– Да, но после смерти Штефанко она единственная, кто разбирается в приборах, – возразил Ричард. – Бог знает, пойму ли я что-нибудь в экзотической системе управления. А если придется перезаряжать Копье, тут уж я и вовсе пас.

– Давайте все вернемся, – предложил Фитхарн. – Пойдете в другой раз.

– Целый год ждать?! – вскричала Фелиция. – Да ни за что! Если вы не хотите, я пойду одна и принесу это чертово Копье!

– Нельзя откладывать экспедицию, мадам, – окликнула их лежащая под кипарисом Марта. – За год всякое может случиться. День-другой – и я буду в норме. А пока обопрусь на чье-нибудь плечо и доковыляю до Шварцвальда.

– Я понесу тебя на закорках! – просияла Фелиция. – Марта права, что произойдет за год, никогда не предугадаешь. – Она стрельнула глазами в фирвулага, который ответил ей совершенно бесстрастным взглядом. – До нас другие могут найти могилу Корабля.

– По-моему, разумнее было бы отложить, – произнес Фитхарн. – Однако последнее слово за мадам Гудериан.

– Dieu me secourait note 21, – пробормотала старуха и медленно подошла к лежащему на тропе свертку. – Один из нас уже отдал жизнь за общее дело. Он не может высказать свое мнение, но я точно знаю, что бы он сказал. – Она повернулась к своим спутникам, характерным для нее жестом вздернула подбородок. – Alors note 22, Фитхарн, ты возвращаешься с Жаворонком. А мы продолжим путь!

Остаток дня они прятались в лесной чаще на берегу Рейна. Низко растущие сучковатые ветви служили им отличным насестом. Из-под свисающих до земли эпифитов они свободно обозревали реку и в то же время были в недосягаемости для крокодилов, саблезубых хищников, ядовитых змей, коими кишели речные низины.

Солнце нещадно припекало, зато с едой проблем не было: лучами магнитной батареи они жарили черепаховое мясо, лакомились съедобными орехами и сладчайшим виноградом – таких терпких ягод величиной с мяч для гольфа, наверно, не едали даже гурманы античной Греции. Усталость после утренней встряски и вынужденное безделье все больше клонили путников в сон. Ричард, Фелиция и Марта сбросили одежду, привязались к дереву и уснули, оставив мадам и Клода в дозоре на нижних ветвях. Мимо их воздушного укрытия изредка проплывали баржи, груженные провизией. Финия раскинулась на противоположном берегу километрах в двадцати к северу, где Райская река, берущая начало в глубоком источнике, сливалась с Рейном, взрезая массив Шварцвальда.

– Как только стемнеет, – говорила мадам Клоду, – мы увидим огни Финии на фоне северного неба. Сам город небольшой, но это древнейшее поселение тану, и они его украсили великолепной иллюминацией.

– А почему они двинулись отсюда на юг? – поинтересовался Клод. – Мне рассказывали, что крупные города тану расположены вокруг Средиземноморья, а практически весь север достался фирвулагам.

– Тану – создания теплолюбивые. Думаю, территориальное разделение отражает древнюю модель, восходящую к происхождению расы. Можно себе представить мир с очень нестабильным рельефом, где много как равнинных, так и высокогорных районов. Быстрое развитие технологии и предполагаемая миграция на другие планеты Галактики были призваны сублимировать извечную вражду! Однако создается впечатление, что гены тану и фирвулагов так и не слились. В истории народа то и дело возрождается древнее соперничество.

– И цивилизованное большинство подавляет эти распри, – подхватил Клод. – А горстка варваров, отщепенцев, донкихотов нашла себе пристанище, чтобы без помех исповедовать свою веру.

Мадам согласно кивнула.

– Для изгнанников плиоценовая Земля была бы действительно удобным прибежищем… если б на ней не поселились другие донкихоты. – Она указала на проплывающую по реке пневматическую баржу. – Вот один из продуктов нашего вторжения. До прихода людей тану плавали на деревянных плотах. И речной торговлей почти не занимались, из-за того что боятся воды. На своих плантациях они трудились в основном сами, поскольку рамапитеков здесь пока не так уж много. И торквесы для мартышек делали вручную, как и свои золотые.

– Ты хочешь сказать, что в основе массового производства торквесов тоже лежит человеческое ноу-хау?

– Вот именно. И всю систему подчинения серебряных и серых торквесов золотым разработал наш психолог. Они сделали из него полубога, он живет в Мюрии и прозывается Себи Гомнол или лорд Принудитель! Но я помню маленького, ущербного человечка, который явился ко мне в пансионат сорок лет назад. Тогда его звали Эусебио Гомес Нолан.

– Неужели человек отдал своих соотечественников в рабство инопланетянам?.. Господи Боже мой, ну почему, куда бы мы ни сунулись, везде должны напакостить?!

Анжелика невесело рассмеялась. С этими вьющимися на лбу и на висках волосами ей никак нельзя было дать больше сорока пяти.

– Гомнол – не единственное позорное пятно на нашем племени. Еще до него моим постояльцем был один турок циркач, некий Искендер Курнан. Передо мной он распинался, что самое заветное его желание – приручить саблезубых тигров. Но, как выяснилось, в Изгнании он вместо этого занялся приручением иноходцев, элладотериумов, охотничьих собак, что во многом обеспечило превосходство тану. Прежде Охоты и Великие Битвы велись только пешими гуманоидами. Силы были равны, отставание фирвулагов в метафункциях компенсировалось их численным перевесом и огромной физической выносливостью. Но как только тану оседлали иноходцев, пополнили численность своего войска людьми в торквесах, ни о каком равновесии уже речи быть не могло. Битва превратилась в обыкновенную резню.

Клод задумчиво потер подбородок.

– Но теперь и у фирвулагов появилась человеческая поддержка…

– Не смеши меня! Ни большой лук, ни порох не помогут одолеть тану. До тех пор, пока люди проникают в плиоцен, среди них будут и предатели. Кто научил врачей тану лечить женское бесплодие? Баба, гинеколог с планеты Астрахань! note 23 Таким образом, не только наши силы, наши знания, но и наши гены были поставлены на службу гуманоидам. А несчастные женщины вроде Марты готовы умереть, лишь бы избавиться от унизительной роли племенного скота. Знаешь, как попала к нам Марта?

Палеонтолог покачал головой.

– Она бросилась в разлившийся Рейн, когда тану хотели в пятый раз ее обрюхатить. Но, dieu merci note 24, Штеффи выловил и вылечил бедняжку. И она не одна среди нас такая… Мученики вы мои, это я ответственна за ваши страдания и не успокоюсь, пока не отомщу тану!

Рейн уже не казался потоком расплавленного олова, а приобретал золотистый оттенок. Заходящее солнце окрашивало кручи Фельдберга в бледно-желтый и лиловый тона. Еще до того, как они начнут искать Дунай, придется топать километров семьдесят на поросшую лесом верхотуру, к Суголлу.

– Еще одна донкихотиха объявилась! – улыбаясь, заметил Клод.

– Жалеешь, что пошел со мной, да?.. Ты для меня загадка, Клод. Я могу понять Фелицию, Ричарда, Марту, вождя Бурке. Но ты… Никак в толк не возьму, зачем ты вообще притащился в плиоцен, а помогать таким безумцам, как мы, и вовсе не в твоем стиле. Ты слишком благоразумен, слишком выдержан, слишком… dйbonnaire note 25.

Он засмеялся.

– Просто тебе не приходилось сталкиваться с поляками, Анжелика. Польская кровь – не водица, даже когда речь идет об американском поляке вроде меня. Кстати, о битвах… Знаешь, какой битвой мы гордимся больше всего? Это было в начале второй мировой войны. Когда гитлеровские танки ворвались в Северную Польшу, а нам нечего было выставить против них, кроме кавалерийской бригады из Померании. И всех людей и коней, естественно, сровняли с землей. Безумие, конечно, зато красивое, славное. В этом все поляки… А ты-то сама зачем явилась в плиоцен?

– Ну, в моем поступке нет ничего героического. – Голос француженки неожиданно смягчился, всегдашняя угрюмая резкость исчезла. История собственной жизни звучала в ее устах просто и без прикрас, точно сюжет много раз виденной пьесы или затверженные слова исповедальной молитвы. – Вначале мной владела только жажда наживы и мне было наплевать, что за мир лежит по ту сторону врат времени. Но вдруг все переменилось: я почувствовала, что у меня тоже есть сердце, забеспокоилась. Мне необходимо было получить хоть какую-нибудь информацию, поэтому я давала внушавшим доверие людям янтарь: опыты, поставленные моим покойным мужем, показали, что он не разрушается при возвращении через временное поле. Я распиливала янтарные пластины, чтобы потом путешественники вложили в них, как в конверт, послания, написанные графитом на керамике, и скрепили обычным цементом. Я дала своим постояльцам четкие инструкции относительно исследования древнего мира и передачи собранных сведений ежедневно, на рассвете. Профессор Гудериан давно установил, что солнечное время в плиоцене полностью соответствует нашему, оттого я всегда отправляла экспедиции с восходом солнца, чтобы у людей был впереди целый день на ознакомление с новой обстановкой. Malheureusement note 26, такое строгое расписание играло на руку тану, поскольку им было очень удобно контролировать врата. Задолго до того, как я начала экспериментировать с янтарными депешами, гуманоиды выстроили Надвратный замок и приняли все меры, чтобы путешественники попадали прямо к ним в объятия.

– И ты не получила ни одного послания?

– Ни одного. Впоследствии мы разработали более сложную систему получения информации, но и это ничего не дало. Приборы возвращались безнадежно испорченными, и ни единого снимка, ни единого звука из плиоцена до нас не дошло. Сам понимаешь почему.

– Тем не менее ты продолжала посылать людей.

Мадам помрачнела.

– Я думала закрыть врата времени, но ко мне обращалось все больше несчастных и я уступала их мольбам. Наконец я поняла, что не могу больше жить с нечистой совестью. И тогда, никому не сказав, я запаслась янтарем, соорудила простейший рычаг для включения машины и сама спустилась в мир шестимиллионнолетней давности.

– Но как же…

– Разумеется, меня стали бы удерживать, потому я провела операцию в полночь.

– Понятно.

– Я сразу попала в пылевую бурю, и адски удушливый ветер покатил меня по земле, как чертополох. У меня в руках был букет моих любимых роз, и я вцепилась в них, как будто они могли стать мне защитой от бешеного урагана. Наконец я очутилась на дне глубокого пересохшего ручья и пролежала без чувств до рассвета, вся расхристанная, исцарапанная, но в общем невредимая. К утру ветер унялся. Я стала наблюдать за замком и уже хотела было туда постучаться, как вдруг из ворот появились солдаты и стали в караул. – Она помедлила, на губах ее промелькнула загадочная улыбка. – В тот день новых групп не было. Могу себе представить, какая суматоха поднялась в пансионате «У врат». Обитатели замка тоже пришли в смятение и поспешно скрылись внутри. Спустя короткое время конный отряд вихрем пронесся совсем близко от моего укрытия. Кавалькаду возглавлял гуманоид огромного роста в фиолетово-золотых одеждах.

Я заползла в неглубокую пещеру под корнями акации, что росла на краю сухого ущелья. Когда взошло солнце, меня стала мучить жажда, но эти муки были ничто по сравнению с моим душевным состоянием. Там, в пансионате, я себе всякое представляла: хищных зверей, суровый климат, эксплуатацию новеньких прежними путешественниками во времени, даже нарушения трансляционного поля, повергающие бедных путников в прострацию. Но у меня и в мыслях не было, что наша планета может оказаться во власти нечеловеческой расы. Сама того не ведая, я отправила моих отчаявшихся соотечественников в рабство. Осознав это, я уткнулась лицом в пыль и стала просить Бога ниспослать мне смерть.

– Бедная Анжелика!

Но она даже не взглянула на него. Голос ее стал почти не различим на фоне вечернего гомона птиц и насекомых.

– Когда я немного успокоилась, мое внимание привлек округлый плод, валявшийся у самого входа в пещеру. Я глазам не поверила: настоящая дыня с такой твердой кожурой, что даже не растрескалась, когда ее катило ветром по каменистому плато. Я разрезала ее перочинным ножом. Она оказалась сочной и сладкой. Я утолила жажду и, возможно, благодаря этому сумела пережить тот страшный день.

На закате я увидела странный кортеж: диковинных животных, запряженных в повозки… Теперь я знаю, что огромные жирафы с короткими шеями называются «элладотериумы» и используются как тягловая скотина. Повозки были доверху наполнены овощами, напоминавшими свеклу невероятных размеров. Я поняла, что она идет на корм животным. На козлах сидели люди. Они въехали в замок через задние ворота, а спустя какое-то время появились снова, но теперь груженные навозом. Не спеша они двинулись в долину, а я последовала за ними на расстоянии. Уже почти стемнело, когда мы прибыли к воротам фермы, больше похожей на укрепленный форт. Я спряталась в ближних кустах и долго думала, что мне делать. Если б я объявилась, люди с фермы наверняка узнали бы меня и захотели бы расквитаться со мной за обманутые надежды. Бог свидетель, я бы их не осудила, но к тому времени мне уже начало казаться, что от меня требуется нечто иное. Поэтому я не пошла на ферму, а углубилась в густой лес, обступавший ее с трех сторон. Напилась из ручья, перекусила и забралась на большое пробковое дерево – вот как сегодня…

Отдавшись воспоминаниям, старуха не заметила, что проснулись Фелиция, Ричард, Марта и бесшумно, словно ленивцы, спустились послушать ее рассказ. Она уцепилась за ветку, свесила ноги и продолжала говорить:

– Ночью, когда зашла луна, явились чудовища. Сперва было очень тихо, даже лесные шумы словно бы выключили. Потом я расслышала звуки рога и отдаленный лай. И вдруг мне почудилось, будто луна опять выплыла из-за северных гор. Свет все приближался, во множестве оттенков, плыл по склону прямо ко мне. Его сопровождала жуткая мелодия, вызывающая в памяти рев торнадо. Светомузыкальное видение вскоре превратилось в феерическую кавалькаду, летящую вниз, к подножию горы. Это явно была погоня. Вихрь сверкающих всадников устремился в узкую долину, буквально в двухстах метрах от меня, и в ярком свете я наконец разглядела их добычу – огромное чернильно-черное существо с извивающимися щупальцами осьминога и глазами, горящими, как два красных фонаря.

– Фитхарн! – прошептал Ричард.

Клод толкнул его локтем в бок. Но мадам вроде и не слышала, что ее прервали.

– Черный дьявол пробирался сквозь деревья, а всадники неотступно следовали за ним. Я в жизни не испытывала такого ужаса. Кажется, вся моя душа вопила, а голос будто парализовало. Я истово молилась об избавлении и боялась открыть глаза. Воздух сотрясался от колокольного перезвона, громовых раскатов, завывания ветра. Ослепительные вспышки проникали мне под веки, хотя я сжимала их изо всех сил. В носу щекотало от запахов навоза, озона и непонятных, экзотически сладостных ароматов. В какой-то момент я подумала, что нервы мои не выдержат такой перегрузки, и все-таки продолжала молиться.

Охота промчалась мимо. Я была близка к обмороку, но в страхе впилась ногтями в мягкую кору и, видно, потому не упала. Снова опустилась темень, хоть глаз выколи. Когда я чуть-чуть привыкла к темноте, то увидела, что маленький гуманоид в островерхой шляпе стоит под моим деревом и смотрит прямо на меня. «А ты молодец, женщина, спрятала нас обоих!»

Клод и остальные невольно засмеялись. С минуту мадам удивленно переводила взгляд с одного на другого из своих спутников, затем покачала головой и тоже выдавила из себя улыбку.

– Фитхарн предложил мне помощь, привел в подземное жилище своих собратьев и пообещал, что там я буду в полной безопасности. Немного собравшись с мыслями, я принялась расспрашивать маленьких гуманоидов и узнала правду о плиоценовом Изгнании. Про себя я им тоже все рассказала, но, видимо, в благодарность за спасение, ставшее результатом короткой вспышки метафункций, Фитхарн представил меня ко двору фирвулагов в Высокой Цитадели. До тех пор фирвулаги шарахались от людей, как от чумы, а я им предложила союз. Потом мне удалось убедить soi-disant note 27 первобытных, обитавших в тех краях, пойти на контакт с маленьким народом. Мы склонили на свою сторону кое-кого из серых, фирвулаги поняли, что это сулит им определенные выгоды, и соглашение было достигнуто. После того, как наши лазутчики помогли фирвулагам выследить и убить лорда Укротителя Искендера Курнана, король Йочи наградил меня золотым торквесом. В дальнейшем мы пережили больше поражений, чем побед, но я до сего дня не теряю надежды, что рано или поздно исправлю сотворенное мною зло.

С противоположной стороны ствола, где отдельно от остальных на развилке ветвей сидела Марта, донесся хрипловатый смешок.

– Как это благородно с вашей стороны, мадам, взвалить всю вину на себя.

Старуха не ответила. Она поднесла руку к шее и засунула два пальца под золотой обруч, словно пытаясь его ослабить. Глубоко посаженные глаза блестели, но из них, по обыкновению, не пролилось ни слезинки.

Из болот в верховьях реки раздался басовитый рев слонов-динотериумов. Чуть дальше жалобно заухало еще какое-то экзотическое создание. В нижних ветвях дерева сновали огромные нетопыри. От воды рваными клочьями поднимался туман.

– Пора выбираться отсюда, – отрывисто бросила Фелиция. – Уже достаточно стемнело. Когда луна покажется вон из-за тех вершин, надо быть на другой стороне реки.

– Да, – кивнул Клод. – Помогите Марте спуститься.

Он подал руку Анжелике Гудериан. Они осторожно слезли с дерева и направились к воде.

ГЛАВА 4

В будущем Шварцвальд станет весьма окультуренным лесом. Издали его ели и сосны действительно кажутся почти черными, но в самом лесу глаз радует пышная зелень. Меж стволов заманчиво вьются расчищенные дорожки, и даже чрезмерно ленивый турист не откажется пройтись по ним, сознавая, что такая прогулка не доставит ему ни малейшего неудобства. Лишь южная часть гряды с Фельдбергом и окружающими его вершинами превышает тысячу метров. В двадцать втором веке Шварцвальд встречает вас комфортабельными базами отдыха, отреставрированными замками, чистенькими горными деревушками, где местные жители в национальных костюмах непременно угостят посетителя тающим во рту пирогом с вишнями.

Плиоценовый Шварцвальд являл собой совсем иное зрелище.

До того как в эпоху плейстоцена сдвинулись небольшие ледники, значительно понизив весь массив, он выглядел грозной и неприступной твердыней. Эскарп, обращенный к ущелистой долине Прото-Рейна, вздымался отвесно километра на полтора и был изрезан узкими теснинами, в которых бурлили горные потоки. Путники, восходившие к Шварцвальду от реки, были вынуждены карабкаться по обрывистым звериным тропам, по гранитным глыбам, даже в сухой сезон влажным от туманов, поднимающихся над цепными каскадами. Ловкие фирвулаги взбирались на эскарп минимум за восемь часов. У инвалидного отряда мадам Гудериан это заняло три дня.

За восточным краем эскарпа начинался как таковой Шварцвальд. Близ реки, обдуваемой сильными ветрами с Альп, стволы елей были все искорежены. Некоторые напоминали свернувшихся кольцами гадюк, или извивающихся коричневых питонов, или даже гигантов-гуманоидов, застывших в судорогах. Верхние ветви деревьев сплелись шатром тридцатиметровой высоты.

Выше увечный лес выравнивался. Шварцвальд устремлялся под облака своими тремя пиками, превосходящими две тысячи метров. Семидесятиметровые серебристые и норвежские ели стояли на склонах так плотно друг к другу, что когда дерево умирало, ему некуда было упасть, пока оно не рассыпалось в прах. Лишь изредка между стволами возникал просвет, позволявший Ричарду ориентироваться по солнцу или Полярной звезде. Троп не было, и бывшему звездному капитану приходилось самому их прокладывать – отвоевывать уступ за уступом, не имея большей перспективы для обзора, чем пятнадцать-двадцать метров.

Нижний этаж вечнозеленого пространства почти не получал солнечного света, и в унылых синеватых сумерках не приживалась никакая растительность, кроме сапрофитов, питающихся гнилью больших деревьев. Порой на бледных стеблях даже распускались неестественные, призрачные цветы – мертвенно-белые, бурые или желтоватые в крапинку. Но преобладали среди растений-стервятников миксомицеты и грибы. Пятерым людям, пробирающимся через плиоценовый Шварцвальд, казалось, что именно они, а не исполинские хвойные деревья, являются здесь доминирующей формой жизни.

То и дело из гниющей древесины или гущи игл выползали, словно огромные амебы, какие-то студенистые оранжевые, белые или серебристо-серые массы. Грибы – от нежно-розовых, похожих на уши младенцев, до твердых увальней в человеческий рост – усеивали стволы, словно уродливые ступни. Грибовидные крапчатые пятна порой захватывали несколько квадратных метров и одним своим видом наводили невыразимый ужас. С трухлявых стволов свисали бледно-голубые, кремовые, алые нити, напоминая причудливыми переплетениями источенное молью кружево. Много было дождевиков: одни доходили в диаметре до двух с половиной метров, другие, мелкие, поблескивали среди игл, точно жемчужины из рассыпавшегося ожерелья. Еще одна разновидность грибов, угнездившаяся в мглистых сумерках, ассоциировалась с цветным попкорном. Отдельные выглядели уж совсем непристойно, являя собой подобие раковых опухолей, шматов сырого мяса, вывернутых наружу зонтиков, эбонитовых каракатиц, струящихся фиолетовых фаллосов, мохнатых сосисок.

Притом все съедобные грибы и поганки ночью фосфоресцировали.

Еще восемь дней ушло на то, чтобы пройти через грибной лес. И хотя за все это время они не встретили ни одной живой твари, кроме насекомых, их не покидало ощущение, что кто-то невидимый все время наблюдает за ними. Мадам Гудериан твердила своим спутникам, что район этот безопасен, несмотря на зловещую атмосферу. Для хищных зверей в полумертвом грибном царстве нет никакой пищи, а уж тем более для фирвулагов, славящихся своим чревоугодием. Сквозь сплетенные ветви деревьев ни одна Летучая Охота не разглядит, кто там движется внизу. Первобытные уже углублялись в похожие леса – только на северном краю гряды, и судя по их отчетам, кроме деревьев, грибов-паразитов, там ничего и никого нет.

А чувство слежки не проходило.

Они выбивались из сил в этих призрачных джунглях; под мягким покровом игл и грибов таились предательские норы, куда ноги проваливались по лодыжку. Ричард объявил, что задыхается: видимо, некоторые грибные споры ядовиты, Марта впала в апатию, после того как утомилась твердить, что кто-то прячется за гигантскими поганками. У Клода началась зверская чесотка под мышками. Даже Фелиция готова была кричать от ярости: ей чудилось, будто что-то растет у нее из ушей.

Когда они наконец вырвались на волю, все, включая мадам, заголосили от радости. Перед ними на волнообразном склоне раскинулся залитый солнцем альпийский луг. Слева маячила лысая вершина; справа – две точно такие же. А прямо перед глазами, почти у самого горизонта круглился Фельдберг.

– Голубое небо! – воскликнула Марта. – Зеленая трава! —, Забыв о своих недугах, она запрыгала среди цветов и, оставив других далеко позади, взобралась по склону. – Внизу маленькое озеро, и километра не будет! – ликовала она. – И чудесные, нормальные деревья! Сейчас вымоюсь и буду лежать на солнце, пока не превращусь в головешку. И никогда в жизни больше не взгляну ни на один гриб.

– Точно, малютка, – согласился Ричард. – Меня тоже теперь никакими трюфелями не заманишь.

Они спустились к прелестному озерцу, на глубине ледяному, а у берега уже прогретому солнцем. Пропахшие потом шкуры замочили в крохотном ручье, что вытекал из озера в долину. Визжа, как дети, все пятеро стали плескаться, плавать, нырять и валяться на раскаленном каменистом берегу.

С момента своего погружения в плиоцен Ричард еще ни разу не был так счастлив. Сперва он переплыл озеро туда и обратно (ширина его составляла всего метров пятьдесят), затем нашел мелкую ложбинку и вытянулся на спине, подставив веки теплым красноватым лучам. Темный, искрящийся, точно слюда, песок устилал дно этого маленького бассейна. Ричард зачерпнул его горстями и стал оттирать все тело и даже голову. Потом сделал еще один заплыв через озеро и вылез на горячий гранит обсушиться.

– Ты случаем в Олимпийских играх не участвовал на первенство Галактики? – спросила Марта.

Он прополз немного повыше и свесился с края утеса. Она лежала на животе в уединенной лощине и глядела на него одним глазом. Вокруг нее из трещин высовывались ярко-розовые цветы.

– Ну, ты как? – улыбнулся Ричард, а про себя подумал: да она совершенно преобразилась – чистая, умиротворенная, в уголке рта лукавая усмешка.

– Лучше, – ответила она. – Спускайся ко мне.

На противоположном берегу озера среди горечавки, астр и колокольчиков лежали рядышком Клод и мадам Гудериан, подстелив надувные матрацы, грея свои старые кости и лакомясь черникой, которой зарос весь луг. Неподалеку ритмично покачивалось белокожее тело Фелиции. Она полоскала одежду в маленьком ручье.

– Как хочется быть молодой и сильной! – с ленивой улыбкой на губах проговорила мадам. – Малышка так возбуждена нашей безумной затеей, что прямо светится. А сколько терпения и выносливости нашлось у бедной Марты. Просто не верится в твои зловещие пророчества, mon vieux note 28.

– Угу, мой маленький милосердный ангел, – проворчал Клод. – Анжелика, я сделал кое-какие подсчеты.

– Sans blague? note 29

– Ничего смешного. Пятнадцать дней назад мы покинули замок короля Йочи в Высокой Цитадели. Одиннадцать у нас ушло только на то, чтобы одолеть тридцать километров от Рейна до гряды Шварцвальда. Я думаю, нам никак не уложиться в четыре недели, даже если поможет Суголл. До Дуная еще добрых пятьдесят километров. И около двухсот по реке до Риса.

Она вздохнула.

– Наверное, ты прав. Но теперь Марта достаточно окрепла, так что будем двигаться быстрее. Если не вернемся до начала Перемирия, придется ждать другого случая.

– А во время Перемирия нельзя?

– Нет, если мы рассчитываем на помощь фирвулагов. Перемирие, длящееся месяц до и месяц после Великой Битвы, священно для обеих рас: ничто не заставит их напасть друг на друга. Это время, когда вся знать и все воины едут на Битву и с нее, а само побоище происходит на Серебристо-Белой равнине, близ столицы тану. Прежде, когда фирвулаги выигрывали состязания, на следующий год они устраивали Битву на своем Золотом поле, где-то посреди Парижского бассейна, возле большого города фирвулагов под названием Нионель. Но теперь, за сорок лет экспансии тану, поле совсем заброшено.

– Тактически самый удобный момент для нападения на шахту – именно Перемирие, когда город опустеет. Так ли уж нам нужны фирвулаги?

– Нужны, – отрезала она. – Нас всего сотня, а правитель Финии никогда не оставляет шахту без охраны. Там остаются серые и серебряные, причем некоторые из них умеют летать. Но истинная причина такого расписания связана с общим планом. Мы должны руководствоваться стратегией, а не тактикой. Наша цель – разрушить не просто шахту, а союз тану и людей. План подразделяется на три этапа: первый – акция в Финии, второй – проникновение в столицу, в Мюрию, где необходимо уничтожить фабрику торквесов, и третий – закрытие врат времени у замка. Вначале мы думали развязать партизанскую войну, после того как будут выполнены все три этапа. А ныне железо открывает возможность диктовать свои условия. Мы потребуем свободы для всех людей, которые по принуждению служат тану.

– А когда ты рассчитываешь осуществить второй и третий этапы? Во время Перемирия?

– Ну да! Для них помощь фирвулагов нам не нужна. Перед Великой Битвой столица тану переполнена приезжими – даже фирвулаги могут проникать туда безнаказанно! То есть доступ к фабрике во многом упрощается. Что до врат времени…

Легко, как горный ручеек, к ним подбежала Фелиция.

– Там на склоне Фельдберга какие-то вспышки!

Старики поднялись на ноги. Мадам из-под ладони поглядела туда, куда указывала девушка. На высоком лесистом склоне действительно мелькали короткие двойные вспышки.

– Это сигнал! Видимо, Суголл нас засек. Скорее, Фелиция! Зеркало!

Спортсменка бросилась к расселине, где были свалены их рюкзаки, и через несколько секунд вернулась с квадратным, оправленным в рамку зеркальцем. Мадам повернула его под углом к солнцу и направила отзыв, как учил Фитхарн: семь длинных, медленных вспышек, потом шесть, пять, потом четыре-три-две-одна.

Вскоре с горы пришел ответ: одна-две-три-четыре. Пять. Шесть. Семь. Восемь.

Они облегченно вздохнули.

– И на том спасибо, – сказал Клод. – Хоть не сразу на расстрел.

– Да, – усмехнулась мадам. – Видно, Суголл решил нас выслушать, прежде чем выпустить нам мозги. Eh bien… – Она отдала девушке зеркальце. – Как вы думаете, сколько потребуется времени, чтобы достичь подножия Фельдберга? Долина как будто неширокая, но на ней есть лесистые участки, где могут скрываться les Criards, поэтому нам, возможно, предстоят испытания почище грибного леса.

– Будем надеяться, что Суголл держит в узде своих друзей и родственников, – откликнулся палеонтолог. – Местами долину пересекают ручьи и овраги, но все же тут под ногами не та пористая слизь, как в грибном лесу, и можно двигаться почти что по прямой. С Божьей помощью за день доберемся.

– Одежда высохнет через час, не раньше, – сообщила Фелиция. – После этого тронемся и будем идти до захода солнца.

Мадам согласно кивнула.

– А я тем временем раздобуду что-нибудь на обед, – весело добавила Фелиция и, схватив лук, как была, голышом, устремилась к нависшим скалам.

– Артемида! – восхищенно воскликнула мадам.

– У нас в Зеленой Группе был один антрополог, он тоже так ее называл. Дева-лучница, богиня охоты и растущей луны. Притом вполне безобидна, если время от времени приносить ей кого-нибудь в жертву.

– Allons donc! note 30 До чего у тебя однонаправленный ум, Клод! Фелиция еще ребенок, а ты рисуешь ее каким-то чудовищем. Взгляни, как очаровательно она вписывается в дикую плиоценовую природу!

– Что и говорить! – Добродушное лицо старика вдруг сделалось суровым и жестким, словно окружавший его гранит. – Только она не удовлетворится существованием на лоне природы, пока в мире Изгнания есть золотые торквесы.

– Спасибо, Ричард. – Марта улыбнулась и заглянула ему в глаза.

Зрение его было еще затуманено, поэтому она показалась ему прекрасной, как и то, что произошло между ними.

– Кто бы мог подумать, – проговорил он. – Я… вовсе не хотел… причинить тебе боль.

Ее ласковый, чувственный смех согрел ему душу.

– Да не бойся, я еще не совсем развалина, правда, в последнее время мои кости не вызывали у них особого вожделения. В четвертый раз мне сделали кесарево, причем эти коновалы толком не знают, как его делать. Разрезали посредине, схватили свое драгоценное дитя и прошлись кетгутом. Зажило, нет – им все равно, опять подкладывают под своих племенных быков! Пятая беременность наверняка бы меня доконала.

– Грязные свиньи! Неудивительно, что ты… уф… прости! Тебе, я думаю, неприятно вспоминать об этом.

– До сих пор было невыносимо, теперь уже нет… Знаешь, ты мой первый мужчина в плиоцене… их я не считаю.

– А Штеффи… – смущенно пробормотал он.

– Я любила его как друга. Он заботился обо мне, выхаживал, будто я ему сестра. Мне так его не хватает. Но зато у меня есть ты. Пока мы шли через этот жуткий лес, я наблюдала за тобой. Ты славный парень, Ричард. Я надеялась… ну, в общем, что не буду тебе противна.

Он сел, прислонясь спиной к горячему камню. Она лежала ничком, уткнувшись подбородком в сложенные руки. Располосованный живот и жалко обвислые груди не видны, и в этом положении она выглядит почти нормально, только ребра и лопатки слишком выступают, и кожа такая прозрачная, что каждый сосудик просвечивает. Под глазами легли черные тени, губы бледные, с каким-то синюшным оттенком, хотя растянуты в улыбке. От былой красоты ничего не осталось, но эта женщина только что любила его так страстно, самозабвенно, и когда внутренний голос сказал ему: она долго не протянет, – сердце сжалось от чудовищной, небывалой боли.

– А ты как здесь очутился?

Сам не зная зачем, он без утайки, не щадя себя, поведал ей все: как шагал по трупам, как путем подсиживания и предательства добыл себе чин капитана звездного корабля, как его подлость и жестокость обернулась богатством, престижем, последним преступлением и наказанием.

– Я догадывалась, – сказала она. – У нас с тобой много общего.

Ее направили на Манапури, одну из двух новозеландских планет, где велись обширные разработки подводного грунта. Был составлен проект создания энергетического сигма-поля над новым городом на шестикилометровой глубине Южно-Полярного моря. Компания из Старого мира послала своих специалистов устанавливать купольный генератор; контроль за всеми этапами работы вверили Марте и ее подчиненным. Около шести месяцев она провела под водой, за это время между ней и автором проекта завязался бурный роман. Однажды к ним не пришел Корабль с Земли, доставлявший структурные компоненты, а сроки поджимали, и подрядчик использовал заменители. Марта обнаружила, что они составляют около девяноста трех процентов проектной мощности. Она знала, что стандарты максимально завышены, поскольку Манапури изначально находилась под въедливым контролем умных и проницательных крондаков note 31. Любовник начал ее умолять. На демонтаж почти готовой конструкции уйдут месяцы, работу придется законсервировать, а у него будут крупные неприятности из-за того, что разрешил подмену. Девяносто три процента! Да купол выстоит даже при тектоническом разрыве четвертого класса. А при столь прочной коре вероятность этого один к двадцати тысячам.

И она уступила.

Комплекс был закончен в срок и в соответствии со сметой. Полусферический генератор удерживал волны в радиусе трех километров. Под тихими водами Южного полюса Манапури разместился шахтерский поселок на четырнадцать тысяч пятьдесят три души. Спустя одиннадцать месяцев произошел разрыв четвертого класса, точнее, 4,18. Купол рухнул, воды вернулись в свое ложе и погребли под собой две трети населения.

– Самое ужасное, что меня никто не обвинял, – рассказывала Марта. – При четырех целых восемнадцати сотых допуск был буквально на острие ножа. Я-то знала, что купол бы выдержал, если бы не было той подмены, но никому и в голову не пришло усомниться. Комплекс буквально раздавило всмятку тектоническими сдвигами и турбулентными потоками – тут уж не до анализов. На Манапури имелись дела поважнее, чем лезть в глубь полукилометровых отложений и выискивать обломки генератора. Но мне от этого было не легче.

– А он?

– Он погиб за несколько месяцев до катастрофы на планете Пелан-су-Кадафаран, в полтроянском мире. Я хотела наложить на себя руки, но не смогла. Тогда – не смогла. Вместо этого явилась сюда в поисках неизвестно чего. Должно быть, наказания. Но здесь мозг, жаждавший покаяния, словно бы выключили, опустошили. Все стало нипочем: бери меня со всеми потрохами, используй, только не заставляй думать… После Надвратного замка я жила как в безумном сне. Там отбирают самых здоровых женщин для разведения породы. Тех, кому нет сорока, хоть естественных, хоть омоложенных, и, разумеется, чтобы не совсем уродки. Отбракованных оставляют бесплодными и отдают серым и голошеим. Меня отобрали. Хирурги-тану восстановили мои детородные функции, а потом отправили вместе с другими в финийский Храм наслаждений. Ты не поверишь, это действительно райское наслаждение, если отвлечься от мысли, что тебя используют хуже, чем самую дешевую шлюху. Говорят, бабы их по этому делу мужикам сто очков вперед дадут, может, и так, не знаю, но во мне эти дьяволы не оставили ни одной незадетой струны. За несколько недель превратили меня в настоящую нимфоманку. Потом я забеременела.

Будущим мамам тану оказывают прямо-таки королевские почести. Ребенок родился очаровательный – просто ангелочек. Прежде у меня не было детей, и они позволили мне кормить и нянчить его до восьми месяцев. Я так его любила, что чуть не исцелилась от своих пороков. Но потом малыша отняли, меня посадили на возбудители и снова пошли валять по Храму наслаждений, как всех прочих потаскушек. Вторую беременность я перенесла ужасно, ребенок оказался фирвулагом. По статистике каждый седьмой ребенок от спаривания тану с женщинами и каждый третий, порождаемый танусками, – чистейший фирвулаг, а у фирвулагов почему-то никогда не родятся тану… Этого маленького ублюдка мне не дали кормить – сразу отобрали и оставили на условленном месте в лесу. Не успела я отойти после родов, они опять набросились на меня, как голодные псы. К тому времени ни о каком наслаждении уже не было речи. Я наконец протрезвела. Ты себе не представляешь, как жутко быть трезвым в Храме наслаждений – хоть мужчине, хоть женщине! Кидается на тебя целая свора и рвет на части. К одним это ощущение приходит раньше, к другим позже, но если ты нормальный человек, секс тану в конце концов убьет тебя.

– Угу, – откликнулся Ричард, от смущения не зная, что сказать.

Она испытующе поглядела на него и продолжала:

– Словом, родился у меня третий белокурый ангел, потом четвертый. В последний раз мне сделали кесарево – прелестная пухленькая девочка, четыре с половиной кило. Но я ее даже не видела, потому что неделю не приходила в сознание. Они отдали ребенка кормилице, а меня на шесть месяцев поместили в больницу, чтобы реанимировать мое затасканное чрево. Даже заворачивали в Кожу – это что-то вроде нашей барокамеры, – но мне она не слишком помогла. Врач сказал, что мой душевный тонус не соответствует Коже, как и серому торквесу. Но я-то знала, что просто не хочу выздоравливать и снова рожать детей. Я решила умереть. И в одну прекрасную ночь бросилась с обрыва в реку.

Слова утешения не шли Ричарду на ум. Чисто женские муки были выше его понимания, хотя он от души жалел Марту и пылал негодованием против ее палачей. Надо же, какие скоты, набивали ей утробу своими получеловеческими паразитами, которые высасывали из нее все соки, распирали все внутренности, а стоило очередному ублюдку выйти на свет – ее снова насиловали. Она сказала, что любила своего первенца. С ума сойти! Он бы придушил этих щенков, и вздохнуть бы не успели! Но она любила одного и, по всей вероятности, полюбила бы и остальных, если б их не отобрали. Да, любила своих незаконных детей – источник невыносимой боли и страданий! Едва ли мужчина способен так чувствовать, как женщина.

Доведись ему пережить такое, он бы в жизни больше не поглядел на существо противоположного пола. А она мало того что поняла насущную мужскую потребность, но и сама его пожалела, а может, даже это было нечто большее. Как же она щедра!

Точно прочитав его мысли, она опять рассмеялась своим чувственным смехом и поманила Ричарда пальчиком.

– У нас еще есть время.

– Нет, – услышал он свой голос будто со стороны. – Нет, это может тебе повредить.

Но она только улыбнулась и потянула его на себя. Женщины – удивительные создания.

По мере того как мучительно-сладостное напряжение, охватившее все тело, продвигалось к блаженной кульминации, где-то в глубине его мозга зашевелилась, приобретая невероятные, пугающие размеры, еще неосознанная мысль. Это создание – не просто «женщина». Прежде женщины были для него абстракцией эротических ощущений, удовольствием, вместилищем физической разрядки. Она же – что-то совсем другое. Она – Марта.

Мысль с трудом поддавалась формулировке, особенно в его теперешнем состоянии. Но очень скоро – Ричард это чувствовал – он ее расшифрует.

ГЛАВА 5

Именно Марта окрестила их нового знакомого Пугалом.

Когда они проснулись после краткого ночлега у южных предгорий Фельдберга, он сидел на валуне и смотрел на них взглядом истинного мизантропа. Отрекомендовавшись посланцем Суголла, он не дал им времени позавтракать, а велел следовать за ним и устремился вверх по склону со скоростью, которую никто из людей долго выдержать не мог. Наверняка решил их загнать в отместку за то, что ему выпала столь оскорбительная роль служить проводником людям.

Таких низкорослых фирвулагов они до сих пор не видали, вдобавок он был намного уродливее: вместо туловища какой-то обрубок, костлявые, кривоватые ножонки и ручонки, приплюснутая птичья головка, набрякшие мешки под большими черными глазами, посаженными близко к носу, также напоминающему клюв. Нелепо торчащие уши оканчивались странной рыхлой бахромой, красно-кирпичная кожа лоснилась, редкие волосы свисали с черепа, словно обрывки шпагата. Но одет он был опрятно и даже с известной долей щегольства: до блеска начищенные башмаки, пояс черной резной кожи, винного цвета бриджи, рубаха и длинный камзол, расшитый бисером и украшенный драгоценными камнями. К шляпе, на уровне бровей-ниточек, постоянно приподнятых в презрительной мине, была приколота огромная сверкающая брошь.

Вслед за троллем пятеро путешественников карабкались через горные перевалы по крохотной, но отчетливо видной тропе. Лес стал смешенным, ручьи замедляли свой бег, вливаясь в маленькие озерки, заросшие высокими папоротниками, черной ольхой, клематисами, пышными ядовито-яркими примулами. В одной лощинке из-под земли, бурля, вырывался горячий источник. Дымный омут окружали чахлые лишайники. Стая ворон прокричала незваным гостям недоброе приветствие с полуобглоданного оленьего скелета. Среди травы валялось множество костей – одни гладкие, чистые, другие с темными кусками мяса.

Природа скальных образований к востоку также менялась. В граните виднелись вкрапления цветных известняков.

– Страна пещер, – вполголоса сказал Клод Анжелике.

Они шли бок о бок, поскольку тропа немного расширилась. Солнце припекало все жарче, палеонтолог ощущал холод, словно бы идущий из-под земли. Кое-где из щелей в известняке торчали раздвоенные хвосты алых и голубых ласточек. Из густой листвы то и дело выглядывали остроконечные слоновьи уши. Под ногами рассыпалось множество красивых грибов – на белых ножках, с красными в белую крапинку шляпками.

– Они здесь! – отрывисто произнесла старуха. – Вокруг нас! Чувствуешь, как много? И все… такие уроды.

Он не сразу понял, о чем она. Но смысл ее слов загадочным образом согласовывался с той затаенной тревогой, что с утра не покидала его. И с мрачным обликом пугала, которого Клод вначале принял за обыкновенного фирвулага.

– Les Criards, – пояснила мадам. – Они следят за нами. А один из них – наш проводник. Да, это и есть ревуны.

Тропа была хорошо утоптана, в ветвях елей и берез щебетали птицы. Лес пронизывали потоки золотого света, льющиеся точно из открытых окон.

– Красивое место, – заметила старуха. – Но в нем ощущается какое-то отчаяние, убогость духа, одновременно трогательная и отталкивающая. Не могу отделаться от этого наваждения.

Она то и дело спотыкалась без всякой видимой причины. Лицо мертвенно побелело. Клод предупредительно подставил ей руку.

– Давай попросим Пугало остановиться, – предложил он.

– Нет, – глухо произнесла она. – Мы должны торопиться… Ах, Клод! Благодари Бога за то, что сделал тебя нечувствительным к их умственному излучению. Нет, это не просто мысли, свойственные всякому живому существу и сокрытые от всех, кроме Господа. Это иной уровень психики – внутренняя речь, всплески эмоций. Такая страшная злоба может исходить только от извращенных душ. Ревуны! Они ненавидят всех, но еще больше – себя. Их рев разрывает мне мозг…

– Разве ты не можешь защититься? Так же, как тогда, от Охоты?

– Меня же никто не учил! – с тоской проговорила она. – Тогда все вышло случайно. Не знаю я, как противостоять этой орде. Никакой конкретной угрозы, за которую можно было бы ухватиться, они не выдвигают, – В глазах у нее читалась настоящая паника. – Они просто ненавидят… ненавидят всеми фибрами души.

– По-твоему, они сильнее обычных фирвулагов?

– Не уверена. Они другие, неестественные… Извращенные – вот, пожалуй, самое точное определение. С фирвулагами и даже с тану, несмотря на всю вражду, мы ощущаем некое духовное родство. Чего никогда не может быть с les Criards. Я еще не видела их вблизи и в таком количестве. Изредка встречалась с ними на конклавах в пещерах Вогезов, но там они вели себя настороженно. А тут…

Голос ее оборвался на резкой, высокой ноте. Пальцы правой руки в лихорадочном нетерпении теребили золотой торквес, а левой рукой она больно впилась в локоть Клода. Глаза возбужденно бегали, обшаривая скалы.

Фелиция, замыкавшая шествие, нагнала их и объявила:

– Не нравится мне это место. Нигде так погано себя не чувствовала. Грибной лес прямо рай по сравнению со здешней обстановкой. Мне кажется, нам грозит настоящая опасность. Вы можете объяснить, что происходит?

– Вокруг злобные ревуны. Нервный посыл их настолько силен, что даже ты, несмотря на свою латентность, можешь воспринимать его.

Губы юной спортсменки плотно сжались, глаза воинственно засверкали. В оленьих шкурах с чужого плеча она была похожа на школьницу, играющую в индейцев.

– Они что, собираются напасть на нас?

– Нет, без приказания своего правителя Суголла они нам ничего не сделают.

– Значит, просто запугивают, сукины дети! Ну, со мной этот номер не пройдет! – Фелиция сорвала с плеча лук и, не сбавляя шага, проверила, надежно ли закреплены стрелы.

Теперь, когда они забрались довольно высоко, гора представала им головокружительным нагромождением гладких и остроконечных монолитов. Лес редел. Сквозь него уже просматривались окрестные долины и даже вершины Альп далеко на юге. Сверху тысячеметровой громадой нависал Фельдберг; склон, обращенный к юго-востоку, круто обрывался в бездну, точно какой-то великан взял и обрубил его топором, нарушив безупречно правильную форму округлой вершины.

Они добрались до альпийского луга, со всех сторон окруженного крутыми уступами. Точно в центре бугрился бархатисто-черный камень, подернутый ярко-желтой паутиной, что придавало ему сходство со стогом сена.

– Здесь я с удовольствием покидаю вас, – послышался голос Пугала.

Он сложил руки на груди, осклабился и растворился в воздухе, причем оскал исчез несколько позже, чем он сам.

– Какого черта… – начал Ричард.

– Тихо! – оборвала его мадам.

Все четверо невольно жались поближе к ней. Лоб старухи покрылся испариной, руками она вцепилась в торквес, как будто он душил ее. Над поросшей цветами и усыпанной галечником луговой чашей сияло безоблачное небо, но воздух как бы сконденсировался в тонкие, прозрачные ручейки, клокочущие, перетекающие друг в друга так, что глаз не успевал следить за их переливами. Скалы снова заслоняли обзор. Верхний слой камня, казалось, разжижился, подобно воздуху, потому что скалы беспрестанно меняли очертания. А черный бугор стоял неподвижно в своей незамутненной чистоте, но от него-то, похоже, и исходило все движение.

В смертельном отчаянии мадам стиснула руку Клода.

– Господи Иисусе, как же их много! Неужели ты не чувствуешь?

– Я чувствую, – озираясь, проговорил Ричард. – Точно силовая бомбардировка сигма-поля, ох, силы небесные! Это все враждебные умы, да?

Тревожное предчувствие накатывало на них в невыразимом крещендо. Камень под ногами вибрировал на низких частотах, словно от топота тысяч ног в недрах горы. А еще от дикого рева.

Атмосферные вихри набирали силу. Послышался новый звук – сумасшедшее тремоло вверх-вниз на тысячу тональностей и ритмов. Люди закрывали уши руками, но лавина звуков вбирала их в себя, и они тоже пытались кричать в тщетной попытке нейтрализовать эту какофонию, пока она не свела их с ума.

Наконец оркестр смолк, и появились исполнители.

Пятеро застыли, как изваяния, выпучив глаза, разинув рты. Скалы вдруг ожили: их облепили тысячи, а может, десятки тысяч живых существ, они громоздились друг на друга, висели у соседей на плечах, выглядывали в щели между нижних конечностей или шагали по головам собратьев, стремясь пробиться в первые ряды.

Это были кошмарные существа.

В основном ростом не более метра, со скругленными туловищами и тоненькими ножками, как у Пугала. У многих, однако, непропорционально огромные ступни и кисти. Отдельные тела деформированы, очевидно какой-то болезнью позвоночника; у других из-под красивой одежды выпирали уродливые шишки – то ли злокачественные образования, то ли скрытые лишние конечности. Но самым гротескным зрелищем были головы: заостренные, приплюснутые, шершавые, как древесная кора, с гребнями или рогами. Почти все по размеру не соответствовали туловищам – либо чересчур большие, либо уж слишком маленькие, – и вообще подходили как корове седло: к примеру, прелестная женская головка на неуклюжем теле молодого шимпанзе. Лица были искривлены, вытянуты, одутловаты, с красными или голубыми бородками, покрытые рыбьей чешуей, мокнущими язвами, порами, как на швейцарском сыре. Глаза либо вываливались из орбит, либо пропадали в жировых складках, а то и вовсе были не на положенном месте и в большем, чем надо, количестве. Некоторые твари шлепали отвислыми, как у жаб, губами, другие вообще губ не имели и скалили огрызки гнилых зубов в вечной ужасающей ухмылке. Рты были также на любой вкус: то звериная пасть, втиснутая в почти нормальное лицо, то какая-то немыслимая вертикальная прорезь, то свернутый кольцами хобот, то клюв, как у попугая. За ними обнажались мощные бивни, частоколы острых клыков, слюнявые десны и языки, порой черные, порой двойные или даже тройные.

Жуткое скопище вновь начало тихонько подвывать.

Но тут на черном бугре вырос довольно высокий лысый гуманоид. Лицо его было прекрасно, а тело, от шеи до пят затянутое в облегающий фиолетовый костюм, поражало мышечной силой.

Рев мгновенно прекратился.

– Я – Суголл, – сказал он, – повелитель этих гор. Выкладывайте, зачем пожаловали.

– У нас письмо от Йочи, Верховного Властителя фирвулагов, – пролепетала мадам.

Лысый снисходительно улыбнулся и протянул руку. Опираясь на руку Клода, мадам Гудериан приблизилась к нему.

– Вы нас боитесь, – заметил Суголл, пробежав глазами обрывок пергамента. – Что, на человеческий взгляд мы так уж отвратительны?

– Мы боимся того, что исходит из ваших умов, – ответила мадам. – Тела ваши вызывают лишь сочувствие.

– Мое, разумеется, иллюзорно, – сообщил Суголл. – Как повелитель всех этих… – он обвел рукой трясущуюся живую массу, – я поневоле должен во всем их превосходить, даже в физическом уродстве. Желаете посмотреть, как я выгляжу на самом деле?

– О всемогущий Суголл, – сказал Клод, – эта женщина и так еле жива от вашего рева. Я ученый, палеонтолог, меня очень интересуют все проявления биологической жизнедеятельности. Покажите себя мне, а друзей моих пощадите.

Лысый рассмеялся.

– Палеонтолог! Что ж, любопытно, как ты сумеешь меня классифицировать!

Он во весь рост вытянулся на бугре. Подошедший Ричард обнял мадам за плечи и отвел подальше, оставив Клода одного.

Сверкнула яркая вспышка, на время ослепившая всех людей, кроме старика.

– Ну, что я такое?! – выкрикнул Суголл. – Нет, человек. Ты не сможешь нам ничего сказать, а мы – тебе, потому что ни ты, ни мы этого не знаем. – Послышались раскаты презрительного смеха.

Красивая фигура в фиолетовом опять возникла на вершине бугра. Клод стоял, широко расставив ноги и свесив голову. Грудь его судорожно вздымалась, на закушенной губе выступила кровь. Он медленно поднял глаза и встретился взглядом с владыкой ревунов.

– Я знаю.

– Что-что? – Правитель гоблинов подался вперед. Одно скользящее движение – и он очутился на земле, рядом с Клодом.

– Я знаю, что вы такое, – повторил палеонтолог. – Вы – представитель расы, которая обладает повышенной чувствительностью к фоновому излучению планеты Земля. Даже тану, живущие в других районах, переживают генетические аномалии, связанные с этим излучением. А вы еще больше осложнили себе жизнь тем, что поселились здесь. Вы пьете из ручьев с их ювенильной водой, обитаете, очевидно, в пещерах, – он указал на окутанный желтой сетью бугор, – внутри таких привлекательных на вид черных скал, как ваша.

– Да, ну и что?

– Если моя стариковская память меня не подводит, это уранит – руда, содержащая уран и радий. Глубоководные ручьи, скорее всего, тоже радиоактивны. За годы обитания в данном регионе вы подвергли свои гены более сильному облучению, чем ваши братья фирвулаги. И потому стали мутантами, превратились в… то, что вы есть.

Суголл повернулся и посмотрел на бархатисто-черную скалу. Затем откинул роскошно вылепленную иллюзорную голову и взревел. Все его тролли и гоблины присоединились к реву. Но на сей раз он прозвучал не устрашающе, а лишь мучительно-скорбно.

Наконец ревуны завершили свой погребальный плач.

– На этой планете генная инженерия находится в зачаточном состоянии. Значит, для нас нет никакой надежды, – промолвил Суголл.

– Надежда есть для будущих поколений, если вы переселитесь отсюда, скажем, на север, где нет такой повышенной концентрации радиоактивных минералов. Что же до ныне живущих… у вас есть способность творить иллюзии.

– Да, у нас есть иллюзии, – подтвердил правитель каким-то бесцветным голосом. Но когда смысл речей Клода достиг его сознания, он вскричал: – Ты правду говоришь? Насчет наших детей?

– Вам нужен совет опытного генетика, – отозвался старик. – Все люди, обладающие знаниями в данной области, наверняка в рабстве тану. Я же могу лишь дать вам несколько общих рекомендаций. Выбирайтесь отсюда и положите конец новым мутациям. Самые безнадежные из вас, скорее всего, бесплодны. Те же, кто еще способен к воспроизводству, имеют шанс вернуться в нормальное состояние. Они-то и должны закрепить аллели. Выведите нормальную детородную плазму в новом поколении, наладив отношения с остальными фирвулагами. Используя свои иллюзии, станьте привлекательными партнерами, кроме того, чтобы подобное кровосмешение стало возможным, вам необходимо приобрести навыки социального общения, отрешиться от менталитета пугал.

У Суголла вырвался лающий смех.

– Скажешь тоже! Оставьте ваши земли! Забросьте ваши брачные обычаи! Породнитесь с вашими извечными врагами!

– Да именно таковы первые шаги к изменению генофонда. Но есть и дальняя перспектива… В том случае, если нам удастся освободить человечество от ига тану. Среди путешественников во времени, вероятно, есть специалисты по генной инженерии. Не знаю точно, как действует Кожа тану, но, возможно, и она поможет вам вернуться к нормальным телесным пропорциям. В мире будущего, откуда я пришел, это иногда удавалось в барокамерах.

– Ты дал нам пищу для размышлений, – тихо проронил Суголл. – Твои откровения достаточно горьки, но мы подумаем. И примем решение.

Мадам Гудериан вновь взяла на себя роль предводительницы. Голос ее звучал твердо; лицо обрело краски.

– Так как же насчет нашей просьбы, всемогущий Суголл?

Гуманоид стиснул в кулаке послание Йочи. Пергамент жалобно заскрипел.

– Ах да, ваша просьба! Королевское послание могли бы оставить при себе. Власть Йочи на нас не распространяется, видимо, ему было неловко вам в этом признаться. Я же впустил вас на свою территорию из чистого любопытства – захотелось узнать, что заставило вас пойти на такой риск. Мы думали с вами поразвлечься, а потом умертвить…

– А теперь?

– О чем вы просите?

– Мы ищем реку. Широкую, полноводную реку, берущую начало в ваших краях. Она несет свои воды на восток в полусоленое озеро Мер, что за сотни километров отсюда. По ней мы рассчитываем добраться до могилы Корабля.

Раздался удивленный рев.

– Я понял, о какой реке идет речь, – сказал Суголл. – Мы называем ее Истрол. У нас тоже есть легенды о Корабле и о том, как после прибытия на Землю мы отделились от фирвулагов и нашли независимость здесь, в горах, подальше от Охот и ежегодной бессмысленной бойни – Великой Битвы.

Мадам упомянула о том, что своим возвышением тану обязаны людям, и затем изложила план восстановления былого равновесия сил.

– Чтобы добиться своей цели, мы должны завладеть древними орудиями из могилы Корабля. Если кто-нибудь из ваших подданных выведет нас к реке, тогда мы отыщем кратер.

– А этот ваш план… когда вы намерены его осуществить? Как скоро ученые люди смогут освободиться от тану и с благословения Теи заняться нами?

– Нам бы хотелось успеть до Перемирия перед Великой Битвой. Однако мы понимаем, сколь призрачны наши надежды. Могила Корабля находится по меньшей мере в двухстах километрах отсюда. А до Перемирия всего двенадцать дней. Добрая половина оставшегося времени уйдет на поиски реки.

– Нет, – возразил Суголл. – Эй, Калипин!

Из толпы выступил гуманоид, которого путешественники прозвали Пугалом. Теперь вместо злобной мины на роже его сияла широкая улыбка.

– Да, мой повелитель!

– Я не разбираюсь в этих… километрах. Скажи людям, где Истрол.

– Да здесь, под горами, – отозвался тот. – На одном уровне находятся пещеры – наши дома, а на других – где-то поглубже, где-то помельче – водяные пещеры, иными словами, подземные ручьи, протоки и реки. В водяных пещерах берет начало Райская река, что течет мимо Финии на северо-запад. Но самая большая река, вытекающая из наших гор, – Истрол.

– Почти наверняка он прав! – воскликнул Клод. – В наше время истоки Дуная тоже пролегают под землей. Одни утверждают, что прежде река вытекала из озера Констанца, другие постулируют ее связь с Рейном.

– В водяные пещеры можно спуститься по стволу Аллики в специальной клети. Часа два займет путь до темного Истрола. Потом вам придется плыть день под землей до светлого, что течет под открытым небом.

– А ваши лодочники провезут нас через подземные участки? – спросила мадам.

Суголл молчал, глядя на окружавшую его толпу чудовищ. Воздух опять огласился музыкальным ревом. Тела гоблинов начали двигаться, преображаться, и постепенно вихревой рисунок неба успокоился. Умственная энергия пещерного народа поменяла направление, ненависть к другим и себе уступила место более мягкому восприятию мира. Исчадья ада превратились в довольно симпатичных лилипутов.

– Отправь их! – хором выдохнули ревуны.

Суголл согласно кивнул:

– Так и быть.

Он взмахнул рукой. Его подданные повторили жест и вдруг стали прозрачными, словно туман, рассеивающийся под полуденным солнцем.

– Помните нас! – кричали они, исчезая. – Помните нас!

– Запомним, – прошептала мадам.

Пугало сделал им знак, засеменил вперед. Клод снова предложил руку мадам; Ричард, Марта и Фелиция последовали за ними.

– Слушай, – вполголоса обратилась старуха к Клоду, – а каков он на самом деле, этот Суголл?

– Ты не можешь читать у меня в уме, Анжелика?

– Ты же знаешь, что не могу.

– Ну и слава Богу, – вздохнул старик. – Вовек бы его не видеть!

ГЛАВА 6

Поздно вечером, когда гигантские бражники и белки-летяги завели свои воздушные игры над лесистым каньоном Скрытых Ручьев, семеро с тяжелой поклажей прибыли в поселение первобытных. Вел их Халид. Они было направились к хижине Уве Гульденцопфа, но не застали его. Маленький козопас Калистро, гнавший стадо домой, сообщил им, что Уве вместе с вождем Бурке в общественной бане.

– Разве вождь здесь? – нахмурился Халид. – Стало быть, экспедиция не удалась?

Калистро покачал головой. В свои пять лет он был уже достаточно ответственным и разумным человеком, чтобы участвовать во всех великих начинаниях своего племени.

– Вождь получил ранение и вернулся. Сестра Амери наложила ему повязку на ногу и велела каждый день делать целебные ванны… А чего у вас там в мешках?

Мужчины рассмеялись. Жилистый парень с густой копной волос, единственный из всех не обремененный поклажей, так как левая рука у него отсутствовала, а короткая культя была обернута грязной тряпкой, поддразнил пастушонка:

– Сокровище!

– Дайте поглядеть-то, – в Калистро вдруг проснулся ребенок.

Но семерка уже двинулась к плоскому руслу каньона. Козопас поспешно загнал стадо в хлев и побежал следом.

Бледный свет звезд озарял маленькую лужайку на берегу ручья, рождавшегося из смешения горячих и холодных подземных источников, но основная часть деревни оставалась в тени; дома и общественные постройки были надежно укрыты высокими соснами и раскидистыми вечнозелеными дубами от воздушных налетов тану. Баня – большая бревенчатая постройка с заросшей плющом крышей – находилась на самом краю каньона. Окна ее были тщательно занавешены, а из-под двери пробивалась лишь узкая полоска света.

Халид и его спутники вошли в оглашаемое веселым смехом помещение. Вечер выдался прохладный, и полдеревни сбежалось сюда погреться. Мужчины, женщины, дети вперемежку плескались в каменных ваннах или выдолбленных деревянных корытах, наполненных горячей и холодной водой. Некоторые сидели на полу, беседовали, играли в триктрак.

Уве Гульденцопф пробасил, перекрикивая общий шум:

– Эй, поглядите-ка, кто к нам пришел!

Первобытные встретили односельчан громом приветствий. Кто-то прокричал:

– Пива!

А один из Халидовой своры откликнулся прочувствованно:

– Эх, пожрать бы!

Козопаса Калистро послали подымать с постели трактирщицу, а вновь прибывшие протиснулись сквозь гомонящую толпу к изолированной ванне, где восседал Луговой Жаворонок Бурке; его седые волосы слиплись от пара, а монументальное, будто выточенное из камня лицо искривилось, когда он попытался скрыть удовлетворенную ухмылку.

– Ну как?

– Чтоб я сдох! – ответил пакистанец, опуская мешок на пол, развязывая его и вытаскивая неотшлифованный наконечник для копья. – Секретное оружие номер один! – Он вновь порылся в мешке и достал пригоршню более тонких железяк. – А вот и номер два. Немного заточить – и получатся отличные стрелы. К вашим услугам двести килограммов железа – кое-что в заготовках, кое-что в слитках. Углеродистая сталь, сваренная по лучшим древним рецептам. Мы соорудили печь с форсированной тягой, она работает на древесном угле, а тяга создается шестью кожаными мехами. Угля вокруг завались. Мы как следует замаскировали печь и бегом сюда, но в любой момент можно вернуться и выплавить еще.

Глаза Бурке заблестели.

– Ну, Халид! Молодец, чертяка! И вы тоже, ребята – Зигмунд, Денни, Лэнгстон, Герт, Смоки, Хоми. Не подкачали! Теперь мы на коне, теперь все наши мечты, все молитвы сбудутся! Даже если экспедиция к могиле Корабля ничего не даст, все равно у нас есть шанс одолеть тану хотя бы в первой битве!

Уве, посасывая трубку, обвел взглядом усталых, пропыленных путников.

– А где еще трое?

Улыбки погасли.

– Боб и Вренти задержались как-то вечером на руднике, – сказал Халид. – Когда утром мы отправились за ними, то не обнаружили никаких следов. А князь Франческо пошел на охоту, и его зацапали ревуны.

– Потом его, правда, вернули, – добавил костлявый скуластый человек по имени Смоки. – Через день бедняга приплелся на стоянку. Они его ослепили, кастрировали и отрубили обе руки. Ну, и над мозгами, конечно, поработали: бедняга совсем лишился разума. Кого ревуны затягивают в свои сучьи игры, тот уж не останется в здравом уме.

– О Господи Иисусе! – ужаснулся Уве.

– Но мы за него отомстили, – криво усмехнулся Денни.

– Не мы, а ты, – уточнил кривоногий сингал по имени Хоми и повернулся к вождю Бурке. – Когда мы уже возвращались, на нас напоролся ревун – прямо средь бела дня, где-нибудь в сорока километрах отсюда, на берегу Мозеля. Чудовище, крылатый конь о двух головах. Денни стрелой с железным наконечником проткнул ему кишки, и тот рухнул как подкошенный. Вы не поверите, от коня остался горбатый гном с крысиной мордочкой!

Рудокопы застонали при одном воспоминании; кто-то хлопнул Денни по плечу.

– Во всяком случае, теперь мы знаем, что железо убийственно и для тех, и для других гуманоидов, – заключил Денни. – Ведь ревуны – не что иное, как изуродованные фирвулаги. Так что пусть наши благородные союзники помнят о том, кто их настоящие друзья…

Послышались одобрительный ропот и несколько тихих смешков.

– Да, – согласился Бурке, – будем иметь это в виду. Однако же для первого этапа – для атаки на Финию, – фирвулаги нам нужны. Они в целом одобрили план мадам. Но боюсь, крепко задумаются, когда узнают про железо.

– А чего тут думать? – уверенно проговорил Смоки. – Вот поглядят, как мы пригвоздим железом кого-нибудь из тану да спилим их собачьи ошейники, тогда ноги нам будут целовать… или задницу!.. Или еще что…

Все грохнули.

Взволнованный молодой голос выкрикнул:

– А чего нам ждать до Финии?! Через два дня пойдет караван в Надвратный замок. Давайте заточим стрелы да и посчитается с ними, не откладывая в долгий ящик!

Его призыв воодушевленно подхватили. Но вождь, как разъяренный аллигатор, рванулся из своей ванны и прорычал:

– Умолкните вы, безмозглые скоты! Без моего разрешения ни одна собака не дотронется до железа! И языки свои держите на замке, если не хотите, чтоб все ихнее рыцарство обрушилось на наши головы! Стоит нам палец высунуть – Велтейн всю руку отхватит. Призовет Ноданна, потребует подкрепления с юга!..

Люди приумолкли. Но агрессивный юноша не унимался:

– Так ведь когда мы пойдем на Финию, они все равно узнают! Отчего ж не теперь?

– Оттого, – прозвучал в ответ язвительный голос Бурке, от которого некогда тряслись поджилки у новоиспеченных адвокатов, – что на Финию мы нападем незадолго до Великой Битвы, когда всем тану будет не до Велтейна. Во время подготовки к их славной рати ни один ублюдок тану не станет защищать даже бариевую шахту. У них на уме будут только юг и Олимпийские игры.

Первобытные принялись тихонько судачить о странностях гуманоидов, а Бурке тем временем одевался. Уве с усмешкой заметил, что по характеру тану ничем не отличаются от тупоголовых ирландцев – лишь бы подраться, а там хоть трава не расти. Его заявление было встречено новыми раскатами смеха, и ни единый сын, ни единая дочь ирландского народа не вступились за честь своего племени. У Бурке мелькнула мысль, что тому должна быть причина, и он пожелал непременно ее выяснить, но тут Халид узрел заживающую рану краснокожего.

– Машалла! Жаворонок, да ты вроде поцарапался малость!

Нога Бурке была обезображена фиолетово-багровым шрамом сантиметров в двадцать длиной.

– Сувенир одного хряка. Он убил Штеффи, да и я чуть не окочурился, пока Деревянная Нога тащил меня сюда. Скоротечный сепсис – шутка сказать! Но Амери вовремя его захватила. Красивого мало, но ходить могу и даже бегать, если придется, не дай Бог.

– Нынче собрание руководящего комитета, – напомнил ему Уве. – Халиду тоже надо быть.

– Ага. Но сперва давай позаботимся о наших героях. Ну что, ребята? Еда и питье уже на подходе. Подкрепитесь – и спать. Какие еще проблемы?

– Рука Зигмунда, – сказал Халид. – Кроме троих погибших, он тоже входит в список наших потерь.

– Как же ты так? – спросил Бурке.

Зигмунд смущенно прикрыл руку.

– Да по глупости. На меня прыгнула гигантская саламандра и впилась прямо в ладонь. Ты ведь знаешь, против их яда есть только одно средство…

– Зиг прикрывал наш тыл, – объяснил Денни. – Оборачиваемся – его не видно. Вернулись – глядь, он как ни в чем не бывало накладывает жгут, а топор и рука рядом валяются.

– Пошли покажем Амери, – распорядился Бурке.

– Да нет, вождь, я в порядке. До свадьбы заживет.

– Заткни пасть и делай, что велят. – Вождь повернулся к остальным. – А вам, ребятки, разрешаю отоспаться денька два. На этой неделе будет большой военный совет, прибудут волонтеры из других поселений. Вам придется еще поработать на совесть, когда мы установим кузню в каком-нибудь укромном месте, чтоб фирвулаги не пронюхали. До той поры я сам буду охранять железо. Надо его спрятать от греха подальше. – Он повысил голос, чтоб все в бане слышали: – Эй, люди! Если вам дороги собственная шкура и свобода тех, кто находится в рабстве, забудьте о том, что видели здесь!

Все согласно закивали. Вождь тоже удовлетворенно кивнул и взвалил на плечи два тяжелых мешка. Уве и Халид поволокли четыре оставшихся. Зигмунд пошел вперед.

– Собрание состоится, как всегда, в коттедже мадам, – сказал Бурке кузнецу, хромая к выходу. – Там теперь поселилась Амери. Мы единогласно ввели ее в комитет.

– Эта монашка – просто дар Божий, – добавил Уве. – Так обработала Максла, что его не надо больше держать взаперти. И бедная Сандра уже не грозится наложить на себя руки: грибок-то у нее совсем прошел. Хаиму глаз залечила, старику Каваи – здоровенную язву на подошве.

– Хорошее дело, – хмыкнул Халид. – А то Каваи вечно стонет на наших сборищах. И впрямь повезло нам с Амери.

Вождь поцокал языком.

– Мало того – она исцелила шестнадцать случаев парши и почти всю болотную лихорадку. Мадам вовремя заполучила врача, это будет еще одним аргументом в пользу ее избрания на следующих выборах.

– Не думаю, что она так уж рвется к власти, – возразил Халид. – Во всяком случае, не больше, чем ты держался за место судьи.

Они почти бесшумно ступали по тропинке, вьющейся меж густых деревьев. У длинного каньона было множество тупиковых ответвлений, из которых выходили на поверхность подземные источники. Большинство жилищ строилось вблизи этих естественных колодцев. Всего в деревне насчитывалось около тридцати домов, а население самого большого поселка первобытных в плиоценовом мире составляло восемьдесят пять человек.

По камням они пересекли ручей и двинулись вверх по каменистому склону по направлению к небольшому, но прочному домику под сенью огромной сосны. В отличие от остальных он был не бревенчатый и не глинобитный, а каменный, выбеленный известкой и укрепленный деревянными балками. Постройка странно напоминала будущие сельские особняки на холмах близ Лиона. Плетистые розы, обильно удобренные мастодонтовым навозом, поднялись и увили кровлю пышными цветами. Ночной воздух был напоен их ароматом.

Мужчины дошли до конца тропинки и остановились. Путь им преградил маленький зверек. Вздыбив шерсть, сверкая огромными глазами, он грозно рычал.

– Ты что, Дея?! – удивился Жаворонок. – Тут же все свои!

Кошка зарычала еще громче и не двинулась с места.

Вождь Бурке опустил на землю мешок и присел, вытянув руку. Халид переместился и стал позади Зигмунда; в мозгу у него мелькнуло воспоминание и зародилось страшное подозрение. Он вспомнил дождливую ночь, проведенную в стволе дерева, и точно такой же кошачий рык. А заподозрил испытанного товарища, который был слишком опытным лесорубом, чтобы его могло захватить врасплох нападение гигантской саламандры…

Пока Халид развязывал свой мешок, дверь коттеджа распахнулась, и в проеме на фоне тусклого света лампы возникла фигура Амери.

– Дея! – позвала монахиня и взмахнула четками. Затем увидела мужчин. – Это ты, вождь?.. И Халид с тобой! Вернулись! Но что…

Кузнец в тюрбане внезапно схватил за волосы того, кого они называли Зигмундом. Другой рукой он прижал что-то твердое, серое к горлу этого человека.

– Не шевелись, сукин сын, не то отправишься вслед за своим братцем!

Амери вскрикнула, а Уве грязно выругался, увидев, что кузнец очутился один на один с горгоной. Вместо волос рука пакистанца сжимала шипящих, извивающихся гадюк, что отходили от скальпа Зигмунда. Тоненькие ядовитые жала вонзились в руку кузнеца, посылая отравленные стрелы по кровеносным сосудам прямо к сердцу.

– Прекрати, я сказал! – взревел кузнец и, покрепче стиснув пальцы вокруг затупленного наконечника копья, вонзил его в мягкую ложбинку на горле чудовища.

Горгона испустила булькающий хрип и обмякла. Халид отпрыгнул и выронил железяку. С глухим стуком она ударилась об землю и осталась лежать близ мертвого тела, снова изменившего очертания. Амери и трое мужчин уставились на хрупкое существо весом, наверное, не больше тридцати килограммов. Маленькие острые соски выдавали в нем особь женского пола. Лысый конусообразный череп был приплюснут над глазами. На лице там, где должен был быть нос, зияло отверстие, а на массивной нижней челюсти виднелись редкие торчащие в разные стороны зубы. По сравнению с раздутым, как шар, туловищем конечности казались тоньше, чем у паука; левая передняя лапа отсутствовала.

– Это же… фирвулаг! – выдохнула Амери.

– Ревун, – поправил Бурке. – Некоторые биологи считают их мутантами фирвулагов. Каждый имеет свое, не похожее на других, обличье. Но все они до жути уродливы.

– Понятно, что было у нее на уме! – раздался голос Халида, дрожащий от ужаса и досады. Он ощупал руку: как ни странно, она оказалась целой и невредимой. – Увидала, как мы порешили ее приятеля, и решила выяснить, что это за диковинное оружие. Для того, должно быть, подкралась к Зигмунду, который замыкал колонну, и… заняла его место. А руку себе отсекла, чтобы ее не заставили нести железо.

– Но прежде ревуны не рядились в людей! – воскликнул Уве. – Зачем же теперь…

– Взгляните на нее – одета в лохмотья, – заметила Амери и наклонилась, чтобы в свете из дверного проема получше рассмотреть карликовое тельце.

Один из грубо выделанных кожаных башмаков свалился в пылу схватки, обнажив ступню – крохотную, но безупречной формы и гладкую, как у ребенка. На пятке натерта трогательная мозоль: верно, малышке было нелегко поспевать за быстроногими людьми.

Монахиня надела убитой башмак, расправила ножки-тростинки, закрыла остекленевшие глаза.

– По всему видать, бедная. Может быть, надеялась обнаружить ценную информацию и выгодно ее продать.

– Кому? Нормальным фирвулагам? – предположил Бурке.

– Или тану. – Монахиня выпрямилась, отряхнула полы белой сутаны.

– Другие тоже могли видеть нас у плавильни, – проговорил Халид. – Если эта превратилась в человека, то как мы можем быть уверены, что другие…

Бурке поднял наконечник, схватил руку кузнеца и провел грубым металлом по коже. Из царапины выступило несколько капель темной крови.

– Ты, по крайней мере, человек. Пойду испытаю остальную команду. Позже придумаем что-нибудь менее жестокое. Иголкой, что ль, будем колоть.

Он захромал обратно к бане. Уве и Халид втащили драгоценные мешки в увитый розами домик и вернулись к Амери. Она все еще стояла над трупом и прижимала к себе мурлыкающую кошку.

– Что с ней делать, сестра? – спросил Халид, кивая на труп ревунши.

Амери вздохнула.

– У меня есть большая корзина. Отнесите ее в лесной домик. Боюсь, завтра мне придется ее расчленить.

Пока члены руководящего комитета ожидали вождя Бурке, трактирщица угостила всех новым напитком.

– Мы взяли мерзкое сырое вино Перкина и настояли его на лесных цветах.

Все пригубили.

– Как вкусно, Мариалена! – похвалила Амери.

Уве что-то сказал вполголоса по-немецки.

– Знаешь, что ты сделала, женщина? Ты вновь изобрела пунш!

– Точно, точно! – подхватил старик Каваи. Ему было всего восемьдесят шесть, но поскольку он принципиально отказался от «омоложения, то был похож на развернутую мумию. – Очень освежает, дорогая. Вот бы нам еще выгнать хорошее сакэ…

Дверь коттеджа распахнулась, и вошел Луговой Жаворонок Бурке. Члены комитета хранили молчание, пока вождь краснокожих не усмехнулся.

– Все кошерные. Я проверил не только плавильщиков, но и остальных в бане.

– Слава тебе, Господи! – перекрестился Уве. – У меня мороз шел по коже от мысли, что в наши ряды затесались дьяволы! – Он замахал руками, словно хозяин заведения, обнаруживший, что один из его надежных поставщиков подделывает счета.

– Уве прав, – сказал вождь. – До сих пор ни у ревунов, ни у фирвулагов не было причин заниматься такой подтасовкой. Но теперь, когда близится час нападения и у нас есть, возможно, уже не столь секретное оружие, мы должны быть начеку. Будем проверять каждого добровольца и всех участников мало-мальски важных сходок.

– Это моя забота, – заявил Уве Гульденцопф, ведавший у первобытных службой безопасности. – Мне бы несколько иголок, Халид!

– Завтра первым делом откуем.

Комитетчики уселись за стол.

– Так, прошу всех быть краткими, а то бедный Халид с ног валится. Заседание руководящего комитета объявляю открытым. На повестке все те же вопросы. Начнем со строительства. Тебе слово, Филимон.

– Лагерь на Рейне построен, – сообщил архитектор. – Через два-три дня будет закончен главный павильон, потом я переброшу ребят на гостиницу здесь, у каньона.

– Хорошо, – кивнул вождь. – Ванда Йо, что сделано для обеспечения скрытности передвижений?

Пышноволосая женщина с лицом мадонны и. голосом армейского сержанта живо откликнулась:

– Проложена невидимая с воздуха тропа от каньона до театра военных действий длиной в сто шесть километров. Наведены гати на сучьем болоте – работенка, не позавидуешь! Теперь обносим стартовую площадку колючей проволокой, чтобы посторонние туда не просочились.

– А как насчет плацдармов для пехотного десанта?

– Их решено устроить на понтонах – в последний момент. Накат выстелим шкурами, которые доставит Деревянная Нога.

– Что нового в контрразведке?

– Ничего, – сказал Уве. – Почти все мои люди работают у Фила и Ванды Йо. Я связался с маркитантом Высокой Цитадели, чтобы поставил нам дичь и другое продовольствие, когда начнут прибывать дополнительные контингенты. Теперь разрабатываем систему проверки перед отправкой войск к реке.

– Что ж, у тебя, кажется, тоже все в порядке. Амуниция?

Старик Каваи поджал морщинистые губы.

– Сотня шлемов и нагрудников из дубленой кожи к Часу Ноль будет. Больше не обещаю. Знаете, сколько они сохнут? Даже на болванках, наполненных горячим песком?.. А сколько труда надобно, чтобы придать им форму? Боюсь, большинству волонтеров придется выступить в поход с голым задом. Нельзя же наших оголить? Словом, делаю, что могу, но чудес не ждите.

– Да ладно, – успокоил его Бурке. – С доспехами у нас всегда дефицит. А как насчет камуфляжных сеток?

– Одну, большую, натянем уже завтра, на случай если они пораньше вернутся с летательным аппаратом. – Много повидавший на своем веку старик, прищурясь, поглядел на Жаворонка. – Ты все-таки думаешь, у них есть шанс?

– Если и есть, то невелик, – признался Бурке. – Но мы до последнего не должны терять надежду… Медицинский сектор!

– Льняные бинты готовы, – отозвалась Амери. – Масло, спирт, антибиотики собрали, где только могли. Пятнадцать человек обучены оказывать первую помощь в полевых условиях. – Она помолчала, закусив губу. – Знаешь, Жаворонок, ты бы все-таки пересмотрел свое решение насчет меня, а? Ведь там я нужней, чем где бы то ни было.

Американский абориген покачал головой.

– Ты единственный врач во всем первобытном мире. Мы не можем тобой рисковать. Нельзя не думать о будущем. Если удастся освободить Финию, то сразу обеспечим других врачей. А не удастся… тогда, может, медицинская помощь никому и не понадобится. Короче говоря, бойцы должны сами уметь перевязать свои раны. Ты останешься здесь.

Монахиня вздохнула.

– Металлургия! – продолжал вождь.

– В наличии имеется двести двадцать килограммов железа, – выдал свою информацию Халид. – Потери – четыре человека. Но людей все равно хватит, чтобы осуществить доводку оружия, дайте только поспать малость.

Халид снова принял изрядную порцию благодарностей и поздравлений.

– Продовольствие.

– Припасов достаточно, чтобы прокормить пятьсот человек в течение двух недель, – сказала Мариалена. – И это не считая пяти тонн провизии, которую будем выдавать сухими пайками. На берегу Рейна нельзя устанавливать кухню – тану заметят дым. – Она вытащила из рукава платочек и промокнула лоб. Представляю, как бедняги будут проклинать жареное просо и коренья, когда все закончится.

– Если это все, что они будут проклинать, – заметил Бурке, – то я за них рад. Теперь у меня, как у главнокомандующего, есть для вас сообщение. Я получил депешу от генералиссимуса Пейлола, что его войска будут приведены в полную боевую готовность за три дня до начала Перемирия. При оптимальной ситуации мы атакуем перед рассветом двадцать девятого сентября, это даст нам целых два дня до восхода первого октября. После чего фирвулаги нас покинут; хорошо бы к тому времени уже разделаться с Финией. Детали я изложу позже, на военном совете, договорились? Теперь еще одно… Дело с лазутчиком ревунов мы передаем в контрразведку и одновременно представляем Уве самые широкие полномочия для дальнейших мер безопасности.

– Да, что касается кузни, – вспомнил Халид. – Пожалуй, мы займем одну из открытых пещер. Но нам понадобится помощь Фила.

– Что-нибудь еще?

– Как хотите, – сказала Мариалена, – мне нужны алкогольные напитки. Пиво или мед от фирвулагов. Не могу же я потчевать бойцов молодым вином?

Бурке усмехнулся:

– Это уж точно. Уве, ты бы поговорил со своим маркитантом из Высокой Цитадели.

– Заметано.

– Какие еще будут соображения?

Амери нерешительно кашлянула.

– Не знаю, может быть, это не ко времени… Но у меня есть соображения, связанные со вторым этапом плана мадам Гудериан.

– Хай! – вскричал старик Каваи. – Давайте послушаем. Ведь если в Финии у нас выгорит, мадам незамедлительно отправит нас на юг!

– Хорошо, если мы выполним хоть малую часть первого этапа, – угрюмо возразил Филимон, – не говоря уж о следующих. Пускай мадам сама думает о втором этапе, когда вернется. Это же ее план. Должно быть, они с этой маленькой дикаркой Фелицией уже все обмозговали.

– Ну нет, – заявила Мариалена. – Вам, известное дело, лишь бы ответственности поменьше, а я поневоле должна загадывать на будущее. Если провизию не заготовить впрок, мне же по шапке дадут! Вы как знаете, а я хочу уже сейчас сделать все возможное.

– Спасибо тебе, милая, – примирительно сказал Бурке. – Завтра обсудим с тобой распределение рационов. Но, по-моему, это единственное, что мы можем сейчас планировать в отношении второго и третьего этапов. Слишком многое зависит от того, как пойдут дела в Финии…

– Выживем ли – нет ли, так? – прогундосил Каваи.

Ванда Йо хлопнула по столу ладонью.

– Ну-ну, не падать духом! Чтоб я не слышала этих пораженческих разговоров! Мы ударим этих громил туда, куда их прежде не били. Между прочим, по ту сторону Рейна есть один мерин, чьи яйца прошу отдать мне.

– Да уж, от тебя пощады не жди! – засмеялся кузнец.

– Разговорчики! – прикрикнул Бурке. – Комитет учтет все предложения при выработке стратегии на период Великой Битвы.

– Тогда подводим черту? – предложила Амери.

– Может, еще что-нибудь? – спросил вождь. Все молчали.

– Что ж, закрывай заседание, – произнес старик Каваи. – Я уж десятый сон должен видеть.

– И я, – согласился Уве.

Бурке объявил заседание закрытым. Кроме него, все пожелали Амери спокойной ночи и скрылись в темноте. Бывший судья подставил монахине перевязанную ногу.

– Ну, Жаворонок, – сказала она, тщательно осмотрев рану, – моя помощь тебе больше не нужна. Продолжай делать горячие ванны и потихоньку разрабатывай, чтоб мышцы не задубели. Накануне выступления могу вколоть тебе обезболивающее.

– Нет, прибереги его для тех, кому оно действительно будет нужно.

– Как знаешь.

Они вышли на крыльцо; в деревне все затихло, лишь ночные насекомые не умолкали. Близилась полночь. Луна еще не взошла. Бурке запрокинул голову и уставился в звездный свод неба.

– Вон она, как раз над каньоном.

– Что? – не поняла Амери, следя взглядом за движением его руки.

– Как – что?.. Ох, я позабыл, ты же у нас недавно. Звезда в созвездии Горна. Видишь вон тот колокол и четыре звезды, образующие прямую трубку? Обрати внимание на самую яркую, что сияет в раструбе. Фирвулаги и тану считают ее главной звездой на небе. Когда в полночь она поднимется над Финией и Высокой Цитаделью – древнейшими поселениями, – начнется Великая Битва.

– А какого это числа?

– По нашему календарю в ночь с тридцать первого октября на первое ноября.

– Не может быть!

– Вот тебе крест! А ровно через шесть месяцев, в майский полдень, наступит второй большой праздник. Его гуманоиды отмечают по отдельности и называют Великая Любовь. Говорят, особенно он популярен у ихних баб.

– Как странно, – проговорила Амери. – Я не занималась фольклором, но две эти даты…

– Согласен. Однако в наше время ни астрономы, ни другие ученые не могут найти даже мало-мальски убедительной причины обожествления этих дат и связанных с ним событий.

– Глупо искать какую-либо связь.

– Разумеется, глупо. – Озаренное звездным светом лицо индейца было непроницаемо.

– Я хотела сказать… все-таки шесть миллионов лет.

– Ты поняла значение большой звезды? Это маяк. Их родная галактика находится прямо за нею.

– Что ты говоришь? И сколько же до нее световых лет?

– Гораздо больше, чем шесть миллионов. Поэтому в каком-то смысле они забрались еще дальше от дома, чем мы, грешные.

Он похлопал Амери по плечу и, приволакивая ногу, пошел по тропинке, оставив монахиню стоять под звездами.

ГЛАВА 7

– И вовсе он не голубой, а коричневый, – сказала Фелиция.

Мадам заработала веслами, огибая узловатую корягу.

– В коричневом цвете нет той cachet note 32. A композитору хотелось воссоздать красоту реки.

Девушка презрительно фыркнула.

– Никакой красотой тут и не пахнет. Слишком сухо. Небось дожди месяцами не выпадают. – Она уперлась коленями в днище лодки и в маленький монокль мадам рассматривала гладкие выжженные склоны. Лишь кое-где близ воды виднелись участки зелени. Листва редких деревьев подернута свинцово-серой пылью. – Вдали пасутся небольшие стада антилоп и гиппарионов, – сообщила спортсменка. – Больше на левом берегу никаких признаков жизни. И кратера нет как нет. Сплошная тишь да гладь, за исключением того паршивенького вулкана, что мы видели вчера. Не могли же мы его пропустить в самом-то деле! Чертова река ползет как черепаха!

– Подождем до полудня. Ричард должен подать знак.

Старуха и Фелиция вдвоем плыли на крохотной надувной лодке. Метрах в ста впереди них скользили по светлому Истролу Клод, Марта и Ричард. Кончались вторые сутки с тех пор, как экспедиция выбралась из водяных пещер. От воды веяло холодом, но путешественники все равно радовались свету и реке, разлившейся от талых снегов с Альп, чьи ослепительно белые вершины сияли далеко на юге. Прошлой ночью они заночевали на каменистой отмели, памятуя о предостережении Пугала на берег не соваться. Среди ночи все они в душе поблагодарили его за совет, так как их разбудил вой гиен. Клод сказал, что в плиоцене отдельные особи достигают размеров крупного медведя и питаются не только падалью.

У них была отличная навигационная карта. Еще в стволе дерева Ричард исследовал соответствующие участки по старинной плексигласовой Kummerley + Frey Strassenkarte von Europa (Zweitausendjahrige Ausgabe) note 33, которую некая одержимая ностальгией первобытная сохранила как незабвенное воспоминание о грядущих временах. Карта потерлась, выцвела и читалась с трудом, к тому же Клод предупредил Ричарда, что дунайский бассейн претерпел значительные перемены во времена Ледникового периода, когда с Альп сошли огромные массы камней. Русло Дуная со всеми его протоками в эпоху плиоцена пролегало гораздо южнее, поэтому ориентироваться на указатели Риса, сделанные в Галактическом веке, не имело смысла. Однако же кое-какие параметры старой карты не утратили своей ценности на протяжении шести миллионов лет: к примеру, по долготе Высокой Цитадели (Гран-Баллон) и Риса, отмеченного на карте городом Нёрдлинген, можно было вычислить точное расстояние в километрах. Куда бы ни переместился Истрол, он неизбежно должен был пересечь меридиан Риса. Таким образом, Ричард по расплывчатому плексигласу определил, сколько им плыть: двести шестьдесят километров или три с половиной градуса восточной долготы от принятого за нулевой меридиана Высокой Цитадели.

В крепости фирвулагов Ричард ровно в полдень выставил свой наручный хронометр так, что квадрант отражал солнечные лучи точно под прямым углом. Каждый день они отмечали местное полуденное время, а разница между ним и показаниями хронометра давала им возможность определить долготу. Они были уверены, что, когда доплывут до нужного меридиана, им останется только двигаться на север – и они выйдут к могиле…

Наконец с передней лодки пришел сигнал причаливать к берегу.

– Видите небольшой распадок меж холмов? – окликнула Анжелику Фелиция. – Ричард, скорее всего, считает, что иначе нам никак туда не проникнуть.

Они быстро вытащили лодку на берег.

– Ну что, ребята, думаете, прибыли? – поинтересовалась Фелиция.

– Во всяком случае, где-то близко, – отозвался Ричард. – Полагаю, восхождение будет приятным. По моим подсчетам, до Риса километров тридцать, если двигаться прямо на север. С вершины одного из холмов мы непременно его увидим, ведь эта чертова яма в ширину около двадцати километров. Пока я буду выставлять квадрант по солнцу, вы бы похлопотали насчет обеда.

– Рыба есть, – Марта с гордостью подняла над головой серебристую связку. – Предоставим Ричарду заниматься его навигационной бодягой, а все остальные – на кухню! Мы с мадам почистим рыбу, а вы наберите кореньев.

Клод и Фелиция послушно отправились выполнять приказание.

В тенистом уголке на опушке леса развели огонь. Рядом журчал чистый ручеек, вырывавшийся из толщи известковых пород и уходящий в болотную трясину, над которой витали тучи желтых бабочек. Спустя четверть часа аппетитный запах защекотал ноздри копателей кореньев.

– Пошли, Клод. – Фелиция ополоснула в реке сеть с клубнями. – Этого нам хватит.

Палеонтолог стоял по колено в воде среди высоких камышей и прислушивался.

– Что за странный звук? Может, бобры?

Они побрели к берегу, где оставили свои башмаки. Обе пары были сдвинуты с места.

– Смотри, – сказал Клод, указывая на топкий ил.

– Детские следы! – воскликнула Фелиция. – Черт, неужели тут могут быть фирвулаги или ревуны?

Они поспешили к костру со своей добычей и рассказали об увиденном. Мадам настроила свои метафункции, но не обнаружила поблизости присутствия гуманоидов.

– Наверное, какое-то животное, – предположила она. – Может, медвежонок?

– В раннем плиоцене медведей не было, – возразил Клод. – Скорее… Впрочем, этот зверь слишком мал, чтобы причинить нам вред.

Подошедший Ричард запихнул в рюкзак карту, блокнот и квадрант.

– Клянусь всеми святыми, кратер где-то неподалеку. Завтра на рассвете, как пить дать, будем на месте.

– Садись, поешь, – сказала Марта. – Чувствуешь, какой божественный запах! Говорят, лососина – единственная рыба, не уступающая мясу по содержанию жиров и белков. – Она облизнулась и вдруг, подняв глаза, приглушенно крикнула остальным, сидящим у огня лицом к ней: – Не оборачивайтесь! Сзади вас дикий рамапитек.

– Не смей, Фелиция, – прошептал Клод, видя, как непроизвольно напряглись мышцы спортсменки. – Это вполне безобидные существа. Можете медленно повернуться.

– У него что-то в руках, – заметила Марта.

Маленькая, покрытая золотисто-коричневой шерстью обезьяна стояла неподалеку меж деревьев; на мордочке застыл страх, смешанный с отчаянной решимостью. Ростом рамапитек был примерно с шестилетнего ребенка; его ступни и кисти поражали своим сходством с человеческими. На вытянутых руках он держал два зеленовато-золотистых шишковатых плода. Под ошеломленными взглядами путешественников мартышка шагнула вперед, положила свою ношу на землю и отступила.

Клод очень осторожно поднялся на ноги. Маленькая обезьяна еще попятилась.

– Ну здравствуйте, миссис… как вас там? Что поделывают муж, детишки? Милости просим к нашему столу. Проголодались небось при такой-то засухе? Фрукты – это хорошо, но одними витаминами сыт не будешь. Мыши, белки да саранча – все перебрались повыше, так ведь? Шли бы и вы за ними.

Клод приблизился и взял подарок рамапитека. Интересно, что это за фрукты? Дыни, а может, папайя? Он отнес их к огню, затем выбрал двух самых больших лососей и завернул их в широкий, как слоновье ухо, лист. Положив рыбу на место плодов, старик вновь уселся у костра.

Самка рамапитека уставилась на сверток. Поразмыслив, протянула руку, дотронулась до сочащейся жиром рыбьей головы и пососала палец. Издав некий воркующий возглас, оттопырила верхнюю губу.

Фелиция улыбнулась в ответ и кинжалом разрезала плод пополам. От желтовато-розовой сочной мякоти исходил такой аромат, что у всех потекли слюнки. Фелиция положила в рот тоненький ломтик.

– Мммм!

Рама удовлетворенно хрюкнула. Затем схватила сверток с печеной рыбой, еще раз вывернула губы в улыбке и скрылась за деревьями.

– Привет Кинг-Конгу! – крикнула ей вслед девушка.

– Ты посмотри! – восхитился Ричард. – Соображает, чертовка!

– А ты думал! Они же наши прямые предки, – заметил Клод и вывалил на землю собранные коренья.

– Они нам прислуживали в Финии, – сообщила Марта. – Очень милые, чистоплотные существа. Немного застенчивые, правда, но такие отзывчивые, добросовестные.

– Как с ними обращались? – заинтересовался Клод. – Как с маленькими людьми?

– Да нет, не совсем. Они спали в хлеву, разделенном на стойла, и питались соломой. По природе они моногамны и живут семьями. Но есть в их общежитиях и одиночки для холостяков. Те, у кого нет детей, работают по двенадцать часов в сутки и домой возвращаются, только чтобы поесть и немного поспать. Матери нянчат малышей до трех лет, затем отдают их «тетям» – пожилым обезьянам, которые ведут себя ну прямо как классные дамы: играют с детишками, заботятся о них, когда родителей нет дома. Родители не очень охотно покидают своих малышей, но велению торквеса они подчиняются неукоснительно. К тому же, как мне объяснили их хозяева, рамапитеки и на воле используют систему наставничества. В результате дети вырастают самостоятельными и вполне приспособленными к жизни. Тану же держат их в повиновении с тех пор, как поселились на этой планете.

– Ну а язык? – расспрашивал Клод. – Могут обычные люди, такие, как ты, общаться с ними?

Марта покачала головой.

– Они отзываются на свои клички и понимают несколько простейших команд. Но главным средством общения с ними служит торквес, через который рамапитеки получают самые сложные задания, и точно так же, через цепочки боли-наслаждения, с ними рассчитываются за труды. Поэтому за ними не нужен постоянный, строгий надзор, по крайней мере в быту.

– Н-да, – усмехнулась мадам, – странно, до чего похожи и в то же время далеки они от нас. В неволе они живут не больше пятнадцати лет. А на свободе, наверное, еще меньше, ведь они так хрупки, беспомощны на вид. Удивительно, как их до сих пор не пожрали гиены, саблезубые кошки и прочие чудовища!

– Мозги иметь надо, – заключил Ричард. – Хотя бы как у нашей знакомой… Сегодня она накормит свою семью. На ее примере мы видели процесс естественного отбора в действии. Этой маленькой мартышке суждено выжить.

Фелиция покосилась на него и с издевкой произнесла:

– По-моему, у тебя с ней много общего… Так что прошу, капитан Блад, вкуси десерт своей прапрапрапрабабки!

Они двинулись в путь, оставив Дунай позади. Сентябрьское солнце палило нещадно: температура превышала сорок градусов, но организм уже привык к этому. Они уверенно ступали по выжженной траве, пробирались через густые заросли и русла пересохших ручьев. Ричард четко наметил цель: распадок меж двух длинных холмов, что маячили впереди на постепенно возвышающейся пустоши без единого клочка тени, без капли воды. На них были надеты только шорты, заплечные мешки да широкополые шляпы. Мадам передала по кругу драгоценный тюбик загарного крема. Ричард возглавлял шествие, Фелиция замыкала его, зорко следя за тем, чтобы их не выследили дикие звери. Посредине выступали Клод и мадам, поддерживая под руки Марту. От жары она очень ослабела, но не позволяла им замедлить шаг. Всех одолевало нетерпение, несмотря на то, что впереди до волнообразной линии горизонта простиралась лишь голая, знойная пустыня, а сверху давило бледно-желтое раскаленное небо.

Ближе к закату оно изменило оттенок на зеленоватый. Мадам усмотрела каменистую площадку в окружении огромных валунов и объявила привал: здесь каждый найдет себе уединенное местечко и сможет облегчиться. Обняв за плечи Марту, она отвела ее в сторонку, а когда они вернулись, лицо старухи было мрачнее тучи.

– Опять кровотечение открылось, – вполголоса объяснила она Клоду. – Может, переждем тут немного?.. Или соорудим носилки?

Решили в пользу носилок надо идти, пока не стемнело. Еще немного – и они достигнут вершины.

Они продолжали путь, уцепившись с четырех сторон за края походной койки, как делали и раньше. Марта лежала молча, до боли закусив губу; на щеках горели два ярко-розовых пятна – свидетельство испытываемого унижения. Небо теперь отливало ультрамарином, постепенно сгустившимся до индиго; проглянули первые звезды. Но видимость была хорошая, и они поднимались все выше и выше, приближаясь к распадку.

Наконец вскарабкались на гребень. Опустили носилки и помогли Марте встать, чтобы она могла вместе со всеми обозреть окрестности. Внизу километрах в пяти от них тянулась длинная живая изгородь, изгибаясь гигантской аркой и пропадая у горизонта. За ней в надвигающихся сумерках тускло поблескивала поверхность кратера.

Фелиция привстала на цыпочки, обхватив ладонями лицо Ричарда, и крепко поцеловала его в губы.

– Ах, чертов разбойник! Привел-таки, прямо в точку!

– Будь я проклят! – откликнулся пират.

– Нет, не будь! – Широкоскулое славянское лицо Клода светилось блаженной улыбкой.

– О мадам! – Из глаз Марты брызнули слезы. – Вот она, могила Корабля! Ну, теперь… теперь…

– Теперь пора устраиваться на ночлег, – невозмутимо закончила француженка. – Надо отдохнуть и набраться сил. Потому что завтра начинается большая работа.

На борту пятой машины они обнаружили скелет.

В отличие от остальных аппаратов, чьи люки плотно задраены, гробница Луганна открыта всем ветрам. За много веков дикие звери, птицы, насекомые обглодали тело дочиста. Фелиция, опередив всех, взлетела по трапу экзотической птицы. Ее торжествующий крик при виде останков героя сменился мучительным стоном, от которого у ее спутников волосы встали дыбом.

– Не-ет! На нем нет торквеса!

– Анжелика! – всполошился Клод. – Сделай что-нибудь, пока она там все не разворотила!

– Нет… торквеса!

Безумный вопль несся из чрева машины под аккомпанемент глухих ударов. Пока Ричард и Клод взбирались по шаткой лесенке, мадам встала под крылом и стиснула пальцами золотой обруч. Чтобы обуздать Фелицию, удержать от стихийного разрушительного порыва, нужна недюжинная принудительная сила. Подхлестнутые отчаянием и яростью латентные метафункции спортсменки балансировали на грани активности. Старуха чувствовала, как в ее умственных объятиях бьется вулканическое пламя; внутренний голос ее взывал:

Погоди! Погоди! Мы поищем вместе! Постой!

Фелиция так резко прекратила сопротивление, что мадам сама не устояла на ногах и едва не опрокинула Марту.

– О'кей! – крикнул сверху Ричард. – Я ее отключил ненадолго.

– Она ничего не сломала? – обеспокоенно спросила Марта, осторожно опустив мадам на землю.

– Да вроде нет. Марта, забирайся сюда, посмотри сама эту хреновину! Ни в сказке сказать!

Фелиция лежала в углу салона общей площадью примерно три на шесть метров. В приступе бессильного гнева она вдавила череп Луганна в приборной щиток. Но прочный шлем, а также слой пыли, помета и прочих органических отложений помешали нанести древней реликвии серьезные повреждения. Клод встал на четвереньки и водрузил череп туда, где ему положено быть, затем, не поднимаясь, принялся изучать представшую его взору картину.

Усыпанный драгоценными каменьями и подбитый золотом доспех был так пропылен и загажен, что кости стали неотличимы от стеклянных граней. Хрустальный шлем, увенчанный изваянием геральдического животного, представлял собой шедевр ремесленного искусства – трудно было поверить, что такая драгоценность всего лишь служила утилитарной цели отражения фотонных лучей. Клод осторожно приподнял забрало, расстегнул латный воротник и откидные нащечники. В черепе Луганна зияла огромная, совершенно круглая дыра от снаряда, прошедшего навылет на уровне глазной впадины.

– Стало быть, легенды не врут, – пробормотал старик.

Он не удержался от соблазна и обследовал череп, пытаясь обнаружить отличия от человеческого. Они были почти несущественны: всего тридцать зубов, черепная коробка гораздо длиннее, массивнее да еще несколько нетипичных сочленений и отверстий – вот, пожалуй, и все.

Ричард озирался вокруг, отмечая взглядом множество осиных гнезд, попорченную обшивку, оголенную металлокерамическую изоляцию некогда роскошного приборного отсека. В одном из шкафчиков даже обнаружился омшаник.

– Нет, молитвы тут не помогут. Эту развалину нам не поднять, придется перейти в другую.

Марта копалась в куче мусора позади гробницы.

– Нашла! – радостно воскликнула она. – Ричард, помоги мне выбраться из этих завалов!

– Копье!

Он стал ногами разгребать отбросы. Через несколько минут они вытащили тонкую пику, почти на метр длиннее огромного скелета, и подсоединенный к ней проводом алмазный ларец – очевидно, зарядное устройство. Крепежные ремни прогнили, но драгоценные грани ларца и Копья остались неповрежденными.

Марта вытерла руки о шорты.

– Все в целости. И оружие, и батарея. Э-э, милый, осторожней с теми кнопками! Это спусковые крючки.

– Как же он смог в себя-то выстрелить? – удивился Клод.

– О чем ты думаешь! – фыркнул Ричард. – Помоги-ка мне лучше вытащить отсюда эту штуковину, пока наша маленькая золотоискательница не очнулась и опять не начала буянить.

– Я уже очнулась, – сказала девушка и помассировала пострадавший подбородок. – Приношу свои извинения. Обещаю впредь держать себя в руках и не нарываться на любовные оплеухи капитана Блада.

Мадам Гудериан с трудом влезла по трапу. Глаза ее скользнули по закованному в доспехи скелету и остановились на Фелиции.

– Ах, ma petite! note 34 Ну что нам с тобой делать? – Голос звучал укоризненно.

Атлетка улыбнулась совсем по-детски.

– Пардон, мадам, нервы сдали. К счастью, я не успела ничего испортить. Давайте забудем об этом, клянусь, такое больше не повторится. – Она двинулась в обход салона, распихивая мусор. – Должно быть, какая-то тварь сорвала его со скелета и зашвырнула в дальний угол.

Клод поднял батарею и начал спускаться по лестнице. Ричард с Мартой осторожно, чтобы не повредить провод, последовали за ним с оружием наперевес.

Мадам вновь оглядела скелет.

– Так вот где ты покоишься, Сиятельный Луганн, почивший, прежде чем начались удивительные приключения твоего изгнанного народа! Твою могилу сперва осквернили маленькие земные паразиты, а теперь мы… – Качнув головой, она тоже направилась к выходу. Фелиция подскочила к ней и подала руку.

– Отличная идея, мадам! В ремонте Копья и аппарата от меня толку никакого. Поэтому в свободное от охоты и кухни время я все здесь вычищу. Наведу блеск, отполирую доспехи, а когда будем уходить – закроем люк.

– Что ж, – согласилась француженка, – достойное занятие.

– Ну да, – подхватила Фелиция, – мне же все равно надо найти торквес. Он где-то здесь, я уверена. Вряд ли кто-либо из фирвулагов и тану дерзнул бы до него дотронуться.

Стоя обеими ногами на земле, мадам взглянула верх на это маленькое, очаровательное и опасное существо.

– Может, и отыщешь. А если нет – что тогда?

На сей раз девушка не утратила спокойствия.

– Тогда придется припереть к стенке короля Йочи.

– Однако, детка, – обратился к ней Ричард, – пока у нас есть дела поважнее. Гужуйся сколько хочешь со своим древним астронавтом, после того как мы разобьем лагерь. Пошли осматривать оставшихся птиц. Попробуй-ка одна нести и Копье и аппаратуру, а то втроем это чертовски неудобно.

Фелиция легко спрыгнула на землю, подхватила под мышку восьмидесятикилограммовую батарею, а Клод и Ричард взгромоздили ей на плечо длиннющее Копье.

– Жить можно, – заявила она. – Но одному Богу известно, как тот парень управлялся с ним на турнире. Видать, настоящий Геркулес был. Ну, погоди, вот найду твой торквес, тогда поглядим, кто сильнее.

Клод и мадам безмолвно уставились друг на друга и после секундного замешательства стали помогать Марте разбирать вещи. Затем вся партия двинулась вдоль кромки кратера к следующей машине, что стояла метрах в пятистах.

– Нам повезло, что оружие в рабочем состоянии, – заметила мадам. – Правда, есть еще одно препятствие… из-за него нападение на Финию в этом году вряд ли возможно.

– А именно? – спросил Клод.

– Кто будет пилотировать машину во время атаки? – Она через плечо оглянулась на Ричарда, который заботливо поддерживал Марту. – Помнишь, он ведь только согласился пригнать ее в Вогезы – и больше ничего. Для битвы придется обучить другого пилота…

Она говорила нарочито громко. Марта, слышавшая каждое слово, вскинула голову и в отчаянии уставилась на бывшего астронавта.

Ричард хохотнул:

– Да, мадам, сразу видно, телепат из вас никудышный. Неужели вы думаете, я упущу случай поучаствовать в маленькой заварушке.

Марта благодарно приникла к нему и что-то прошептала на ухо. Мадам ничего не сказала – просто отвернулась и зашагала вперед. Но на губах у нее играла улыбка.

– Я вот что думаю, – заявил Ричард спустя некоторое время. – Не лучше ли привести в порядок машину, а с Копьем разобраться уже дома? Сегодня двадцать второе, а король-карапуз сказал, что Перемирие начинается первого октября. Если уж фирвулагам нужна неделя на подготовку, то нам и подавно. Войска не обучены, как решился вопрос с железом – мы не знаем, Марте необходимо лечение, а кто-нибудь из первобытных, к примеру Халид, поможет нам привести в порядок Копье. Так что чем скорей выберемся отсюда, тем лучше.

– Не забывай, мы должны испытать Копье в воздухе, – возразила Марта. – Если эта пушка так сильна, как они говорят, то в Вогезах нам не удастся ее опробовать: тану заметят атмосферные колебания в радиусе ста километров.

– А ведь верно. – Ричард озадаченно почесал в затылке. – Это я как-то упустил из виду.

– Марта права, надо провести все испытания здесь, – сказала мадам. – Что до подготовки, тут я полностью полагаюсь на Жаворонка. План операции известен ему во всех подробностях, и уж он позаботится, чтобы все было готово. Мы сможем выступить даже за день до Перемирия.

– Так чего же мы медлим?! – воскликнула Фелиция.

Она припустилась по тропе, остальные едва за ней поспевали. Добежав до машин, она обернулась, помахала спутникам и скрылась в кустарнике. Когда они достигли металлической птицы, Копье и батарея лежали под крылом, а рядом в пыли было начертано: «Пошла на охоту».

– На охоту! – хмыкнул Ричард. – На кого здесь охотиться?

Затем вместе с Мартой он вскарабкался по лестнице, легко отомкнул люк и скрылся внутри.

ГЛАВА 8

Чтобы подготовить машину к полету, понадобилось трое суток.

Ричард, как только сунул голову в люк первой машины, убедился, что экзотические летательные аппараты работают на магнитно-гравитационной тяге. Кабина и салон тридцатиметровой птицы были оснащены слишком легкими для сверхскоростных перелетов сиденьями. Следовательно, система двигателей обеспечивает мгновенный набор высоты и столь же стремительную посадку без учета инерции земного притяжения, точно так же, как в сублимационных кораблях Галактического Содружества. Пользуясь набором инструментов, обнаруженным в машине, Марта наугад вскрыла один из шестнадцати силовых модулей и удостоверилась, что в качестве горючего гуманоиды применяли воду. Иными словами, принцип управления универсален. Когда в бак будет залита старая добрая H2O, эта экзотическая птица почти наверняка взлетит.

Заблокировав рычаг двигателя, Клод подал воду в котел; тем временем Ричард и Марта ознакомились с довольно замысловатой встроенной системой автоматической подзарядки. За день Ричард уже вполне освоился с экзотическими приборами и заявил, что продолжит работу один, предоставив Марте заниматься Копьем. Из соображений безопасности лагерь перенесли на несколько километров вниз по склону, туда, где из стены кратера просачивался ручей.

К вечеру третьих суток они собрались вокруг костра, и Ричард сообщил, что машина готова для испытательного полета.

– Я вычистил весь мох и гнезда из вентиляционных отсеков. Несмотря на тысячелетний стаж, она теперь почти как новенькая.

– А приборы? – спросил Клод. – Ты уверен, что во всем разобрался?

– Радиотехнику я отключил, потому что их языка я не понимаю. А в остальном, думаю, прорвемся. Показания альтиметра для меня тоже филькина грамота, но есть лобовое стекло и позиционный монитор. На каждом щитке три сигнальные лампочки «для дураков» – зеленая, желтая и фиолетовая, соответственно означающие «поехали», «внимание» и «стоп-машина». Самая большая проблема – крылья. Приделывать крылья к магнитно-гравитационной машине – чистое идиотство! Очевидно, это какая-то культурная реликвия. Может, гуманоидам просто нравилось парить в воздухе?

– Ричард, – сдавленным голосом проговорила Марта, – возьми меня с собой завтра!

– Видишь ли, Марта, детка… – замялся тот.

– Нет, Марта, – решительно вмешалась мадам. – Хотя Ричард и чувствует себя уверенно, но риск всегда есть.

– Да, милая. – Он сжал ее холодные, несмотря на теплый вечер, пальцы. Пламя костра неумолимо освещало впалые щеки, темные круги у глаз. – Я только посмотрю, какова она в действии, и тут же вернусь, честное слово. А тебя мы не можем подвергать даже малейшей опасности… Подумай, кто тогда починит чертово Копье?

Марта подвинулась к нему и неотрывно глядела в огонь.

– Копье действует, я уверена. Батарея заряжена, что по меньшей мере удивительно. Самое трудное было прочистить ствол и заменить изжеванный провод. Слава Богу, в машине нашелся запасной, подходящий по размеру. Мне нужен еще день, на сборку, потом можно будет стрелять.

– Какова, по-твоему, его мощность? – спросил Клод.

– Оно работает в нескольких режимах. В нижней части ствола недостает одной обоймы: ее расстрелял покойный Луганн, скорее всего, на расстоянии пистолетного выстрела. Четыре отсека, расположенных выше затвора, наверняка служили для специальных целей. А на самом верху находится портативная фотонная пушка.

Ричард присвистнул.

– Боюсь, на максимальном уровне ее испытывать нельзя, – сказала Марта, – весь заряд выпустим.

– А перезарядить батарею можно?

– Я не могу ее открыть, – призналась она. – Нужен специальный инструмент. Придется дальние залпы беречь для войны.

Сучья в костре чуть потрескивали, распространяя смолистый аромат и отбрасывая шипящие искры. В воздухе не было слышно жужжанья ночных насекомых – и неудивительно: кругом такая сушь. Когда совсем стемнеет, к ручью соберутся птицы и мелкие зверушки, на этот случай Фелиция держала наготове лук.

– Я почти расчистила Луганнов склеп, – доложила белокурая спортсменка. – Никаких следов торквеса.

Марта сочувственно на нее поглядела.

– Вот захватим Финию, – небрежно отмахнулся Ричард, – там твои торквесы на каждом углу будут валяться. Даже не придется лебезить перед королем-карликом – подходи и бери.

– Ага, – со вздохом отозвалась Фелиция.

– Слушай, а как мы установим Копье на борту? – обратился Клод к Ричарду. – Удастся ли нам за столь короткое время так оборудовать кабину, чтобы пилот мог вести стрельбу?

– Вряд ли. Есть только один способ: я веду машину, а другой пилот палит из открытого люка. Выберем кого-нибудь среди молодцов вождя Бурке.

– Каждый палеонтолог знает, как обращаться с фотонным оружием, – вкрадчиво заметил Клод. – Ведь чтобы раздобыть действительно ценные экземпляры, приходится и камни взрезать, и даже сдвигать горы с места.

Ричард вылупил на него глаза.

– Да ну?! Ладно, раз так, принимаю тебя в экипаж из двух человек.

– Из трех, – поправила мадам. – Я буду создавать метапсихический щит вокруг корабля.

– Анжелика! – протестующе вскричал Клод.

– Другого выхода нет. Велтейн со своей Охотой непременно вас обнаружит.

– Это исключено! – бушевал старик. – И ничего они не обнаружат! Мы подойдем к Финии на большой высоте, а потом камнем вниз и захватим их врасплох.

Но мадам была непоколебима.

– Не надейтесь. Они засекут вас на любой высоте. Единственный шанс – мое метапсихическое прикрытие. Словом, я полечу, не спорьте.

Клод, выпятив грудь, наступал на старуху.

– Черта с два! Не возьму я тебя в это пекло! Ты хоть понимаешь, чем мы рискуем? В полете надо полностью сконцентрироваться на выполнении главной задачи, некогда нам с тобой возиться.

– Ишь ты! Еще неизвестно, кто с кем будет возиться! Radoteur! note 35 Кто здесь вообще руководит операцией? C'est moi! note 36 Чей этот план, de toute faзon? note 37 Мой! Так что я лечу, и никаких разговоров!

– Никуда ты не летишь, старая грымза!

– Не тебе мной командовать, польский мерин!

– Стерва!

– Salaud! note 38

– Чертова перечница!

– Espиce de con! note 39

– А ну заткнитесь, мать вашу! – прогремела Фелиция. – Ох, уж эти мне парочки! Вы еще похлеще Ричарда и Марты!

Пират ухмыльнулся, а Марта отвернулась и закусила губу, чтобы не рассмеяться. Лицо Клода потемнело от ярости, с мадам тоже враз слетела ее надменная маска.

– Вот что я вам скажу… – начал Ричард. – Против стрел, копий и прочего оружия у нас есть ро-поле. Поэтому опасаться надо только умственных атак, которым нам противопоставить нечего, кроме щита мадам.

– Эх, будь у меня торквес!.. – процедила сквозь зубы Фелиция.

Ричард повернулся к старухе.

– Как долго вы продержитесь против их своры?

– Не знаю, – честно призналась та. – Нас будет окутывать облако пара, пока мы не нанесем первый удар по крепостной стене. После этого они кинутся на меня всем скопом и наверняка разрушат мой маленький экран. Но есть надежда, что мы все-таки успеем взорвать шахту и уйти на предельной скорости.

– А у летунов скорость какова? – поинтересовался Ричард.

– Не больше, чем у иноходца на полном галопе. Велтейн силой своего ума может поднять себя с конем и еще двадцать одного всадника. На большее способен только Ноданн, их Стратег, лорд Гории. Он удерживает в воздухе пятьдесят конных рыцарей. Остальные летают сами или в лучшем случае берут с собой одного-двоих.

– Ну почему у меня нет торквеса! – снова простонала Фелиция. – Уж я бы им показала!

– Мы и без тебя им покажем, – заявил Ричард. – Двумя выстрелами свалим стены, разок ударим в центре, чтобы деморализовать население, а затем дальнобойным по шахте. Если Копье и впрямь портативная пушка, то не успеют они оглянуться, как мы превратим их барий в кучу дерьма.

– Вот именно, – проговорил Клод, глядя в огонь. – А уж наши друзья доделают дело на земле.

– Велтейн будет отчаянно защищаться, – предупредила его мадам. – Он – один из лучших творцов, а в его компании есть мощные принудители. Опасность велика. И все же мы должны лететь. И победить. – Как бы в подтверждение ее слов из костра вылетел пылающий уголек и с треском подкатился ей прямо под ноги. Она тщательно затоптала его. – Ну, друзья, пора на покой. Завтра встаем чуть свет, надо же взглянуть, что будет вытворять в воздухе наш пилот.

Марта поднялась и предложила Ричарду:

– Пойдем немного погуляем перед сном.

– Береги силы, chйrie note 40, – напутствовала ее мадам.

– Да мы недолго, – сказал Ричард.

Он обнял Марту за талию, и они вышли из круга света. Под звездами чернели кусты, молодой месяц уже скрылся. Над ними нависал поросший кустарником холм, с вершины которого сбегала узенькая тропка к чаше кратера. Отсюда они не могли разглядеть отлаженную машину, но знали, что она стоит там, готовая к полету.

– Ричард, а ведь мы здесь были счастливы. Оба.

– Да, Марта. Я люблю тебя. Я и не подозревал, что со мной может такое случиться.

– Ну конечно, тебе бы секс-бомбу старого образца.

– Дурочка, – отозвался он и поцеловал ее в глаза и в холодные губы.

– Как думаешь, когда все кончится, мы сможем вернуться обратно?

– Обратно? – растерянно переспросил он.

– Ага, после войны. Нам, видимо, придется обучать других пилотировать эти машины, ведь впереди второй и третий этапы плана. Но мы в них уже не будем участвовать, правда? Мы свой долг выполнили. Прилетим вместе с ними сюда, а после…

Она повернулась и попала в его объятия. Хрупкая, измученная коликами и кровотечением, она, невзирая на последствия, каждую ночь любила его в их общей палатке.

– Не волнуйся, Марта. Амери тебя полечит. Мы непременно сюда вернемся, возьмем одну машину и полетим в какое-нибудь тихое местечко, где нет никаких тану, фирвулагов, ревунов и даже людей. Только ты и я. Мы найдем себе место, обещаю тебе.

– Я люблю тебя, Ричард, – откликнулась она. – Что бы ни случилось, этого у нас никто не отнимет.

Утром он помахал остальным с трапа. Несмотря на все их старания, вид у птицы был зачуханный, ну да ничего, скоро вся грязь отойдет.

Ричард уселся в кресло пилота и, высунув руку, похлопал по корпусу машины, словно всадник, успокаивающий норовистого скакуна.

– Ну что, красавица моя быстрокрылая, не подведешь старого капитана? Полетим мы с тобой сегодня, а?

Он завел мотор, взглянул на приборные щитки и ухмыльнулся, ощутив знакомый мягкий гул ро-поля – продукта тончайших термоядерных реакций, призванных высвободить птицу из объятий земного притяжения. Лампочки зажглись зеленоватым светом: давай, мол, двигай! Удерживая машину в равновесии, он включил подпитку внешней силовой сети. Замызганная обшивка зажглась фиолетовым светом, и ро-поле плотно одело корпус. Все неотчистившиеся наросты вмиг отлетели, обливная поверхность стала черной и безупречно гладкой – то что надо для машины с орбитальной мощностью.

Он задействовал экзогенную систему. Отлично – голубовато-зеленые огоньки подтвердили, что куда бы ни занесло машину, его жизни ничто не угрожает. Так, теперь немного ослабим поле. Поставь крылья на минимальный разворот, пока не привыкнешь к ним. Нечего тебе трюхать по небу, как подстреленная утка. Ну, покажи класс, капитан Вурхиз!

О'кей, от винта!

Держи прямо вверх и зависни где-нибудь на хрен-знает-сколько-метровой высоте, согласно показаниям альтимера. Скажем, метров четыреста. Внизу огромной голубой чашей раскинулся Рис; по западному его краю вытянулись птички, расправив крылья, словно бы дожидаясь приглашения напиться. Их было сорок две, одной не хватало – там берег чуть обвалился, – а еще пустое место зияло там, где только что была его машина.

Черт бы побрал эти крылья, они повинуются ветру, заставляя тебя парить. Тихо… тихо… прими немного на себя. Теперь резко вверх и скользи, теперь сделай петлю… Силы небесные, получается!

На земле радостно прыгали крохотные фигурки. Он исполнил для них вполне натуральное помахивание крыльями и громко засмеялся.

– Прощайте, друзья, покидаю вас! Объятия и поцелуи потом. А пока старый звездный волк поучится водить эту машину.

Он врубил ро-поле на полную мощность и вертикально вонзился в ионосферу.

ГЛАВА 9

А придут ли они, волонтеры, кто их знает?

Близился конец сентября, завершались подготовительные работы в Скрытых Ручьях, и этот вопрос все больше одолевал соратников мадам Гудериан. Ее влияние и достигнутый союз между людьми и фирвулагами распространились лишь на мелкие поселения в Вогезах и редконаселенные области в верховьях Соны, где наберется от силы сто человек. Сообщение с другими колониями первобытных сводилось к минимуму из страха перед Охотой, патрулями серых, ревунами и даже номинальными подданными короля Йочи, которые не могли преодолеть привычного недоверия к людям.

Перед тем как покинуть Высокую Цитадель, мадам и вождь Бурке обсудили проблему со старым хитрым Стратегом Пейлолом Одноглазым. Ответственность за привлечение людей из отдаленных районов была целиком и полностью возложена на фирвулагов. Лишь иллюзионистам под силу согнать первобытных бойцов из глуши в Скрытые Ручьи ко времени нападения на Финию. Причем простым призывом к войне вряд ли убедишь запуганных, одичавших людей покинуть свои болота и лесные чащобы, особенно если такой призыв будет исходить от гуманоидов.

Мадам Гудериан написала текст воззвания на керамических плитках и оставила их у Пейлола; однако прежде посланцам необходимо было как-то расположить людей к себе, и Стратег предложил некий маневр, а мадам и вождь по достоинству оценили его. Одновременно с тем, как экспедиция оставила замок Йочи, направляясь к могиле Корабля, специальные отряды фирвулагов, в состав коих входили наиболее умудренные дипломаты и арбитры Великой Битвы, двинулись на юг и на запад вербовать первобытных Всем Известного Мира в поход на Финию.

Представители маленького народа вышли в путь не с пустыми руками. И, к удивлению жителей, их затерянные среди вулканических пород Центрального массива хижины стали посещать по ночам добрые феи. Мешки с мукой тонкого помола, бочонки меда и вина, нежнейшие сыры, сласти, другие невиданные деликатесы чудесным образом появлялись у бедных порогов. Украденные гуси и овцы возвращались на свои дворы, и даже пропавших детей будто вновь приносили аисты. На горных склонах Юра вывешенные сушиться одежда и обувь из грубо выделанных овечьих шкур превращались в крепкие башмаки, меховые куртки, вышитые замшевые жилеты. Среди болот Парижского бассейна на месте подгнивших челноков обитатели находили великолепные надувные лодки и полные ягдташи дичи. На подоконниках типичных для этой заболоченной местности избушек на курьих ножках, куда, по идее, не мог забраться ни один прохожий, появлялись плексигласовые пузырьки лучшего галактического средства для борьбы с насекомыми, что ценилось дороже драгоценных камней. В десятках первобытных поселений невидимые помощники выполняли самую тяжелую работу. Добрые волшебники излечивали больных, исчезая на рассвете; пустые амбары наполнялись; везде были подарки, подарки, подарки.

Когда наконец посланцы фирвулагов отважились явиться при свете дня и подробно изложить грандиозный план мадам Гудериан (это имя, разумеется, было известно всем беглым), первобытные, во всяком случае, внимательно их выслушивали. Откликнулись, ясное дело, не все: среди людей много увечных, и физически и духовно, а иные пеклись лишь о собственной шкуре. Но самые доверчивые, здоровые и рисковые воодушевились известием о готовящемся ударе против ненавистных тану; некоторые же согласились участвовать, когда им деликатно намекнули на возможность пограбить город. Эмиссары фирвулагов один за другим возвращались, и народ в Скрытых Ручьях ликовал, поскольку они привели с собой почти четыреста мужчин и женщин из Бордо, Альбиона, с заливных лугов вблизи Антверпенского моря. Волонтеров приветствовали от имени свободного человечества, спешно обучали и вооружали мечами и копьями из бронзы и небьющегося стекла. Было решено, что до выступления ни один из вновь прибывших не узнает о железе и только самым отважным и умелым доверят драгоценный металл.

За последнюю неделю секретный лагерь базирования в низине Рейна, прямо против Финии, был приведен в состояние боевой готовности. Первобытные воины и богатыри-фирвулаги переправились на тот берег на судах маленького народа, замаскированных под клочья тумана. К счастью, они не привлекли внимания ясновидцев тану. Еще одно подразделение фирвулагов окопалось чуть выше по реке, откуда должно было нанести второй удар по крепостным стенам, прямо противоположный первому.

Были выработаны цели, задачи и тактика. Оставалось ждать прибытия Копья и птицы.

– Вот она, Летучая Охота.

В болотной низине, среди кипарисов, было темно; луна зашла. Вождь Бурке навел прибор ночного видения на узкую полоску суши, как всегда сиявшую многоцветными огнями. Пейлол Одноглазый своим острым зрением уже различил то, на что вождь направил свои окуляры, – лучезарную вереницу, поднимающуюся с карниза дворца Велтейна. Она медленно ввинчивалась в небо в направлении зенита; фигуры белых иноходцев и всадников были различимы на расстоянии двух километров. Граненые доспехи сверкали всеми цветами радуги. Копыта ритмично рассекали темный воздух. Кавалькада состояла из двадцати одного рыцаря; повелитель гарцевал впереди, и его развевающийся плащ походил на хвост кометы.

– Вроде на юг повернули, а, Стратег?

Одноглазый, переживший шестьсот зим в своем далеком мире и более тысячи круговращений почти бессезонной плиоценовой Земли, кивнул. Он был выше индейца и почти вдвое массивнее, а двигался так же плавно и бесшумно, словно черная речная выдра, чье обличье он избрал для своих иллюзий. Правый глаз его был огромным шаром с окрашенной в багровый цвет радужной оболочкой, а левый скрывала усыпанная драгоценными камнями кожаная повязка. По слухам, когда он в пылу сражения приподнимал повязку, из глаза вылетали убийственные молнии, и это означало, что разрушительно-творческий потенциал его правого полушария сильнее, чем у кого бы то ни было из фирвулагов и тану. Однако Пейлол Одноглазый давно числился среди ветеранов; уже двадцать лет нога его не ступала на поле Великой Битвы, ибо он был не в силах терпеть ежегодный позор своего племени. План француженки показался ему забавным, но не более того; он не стал противиться, когда и Йочи, и юный чемпион Шарн Мес решили поддержать первобытных. Пейлол изъявил готовность помочь своими советами и сдержал слово, но о личном его участии в том, что он именовал «маленькой войной мадамы», и речи быть не могло. Да, скорее всего, она и не состоится: едва ли женщина успеет привезти жизненно важное оружие, а если и привезет, куда с ним справиться убогим людишкам! Ведь это оружие для героя, а в нынешних изнеженных поколениях героев поди поищи!

– Пересекают Рейн, – докладывал Бурке, – направляются к Бельфорской впадине. – Видно, будут сопровождать последний до перемирия караван из Надвратного замка.

Пейлол опять ограничился кивком.

– Тану до сих пор ни сном ни духом не ведают о наших приготовлениях. Мы провели их в строжайшей конспирации.

На сей раз у Пейлола вырвался скрежещущий смех, словно стронулись с места глыбы застывшей лавы.

– Не хвались идучи на рать, людской вождь… Вот не вернется мадам, и все ваши заговоры против головорезов тану пропадут втуне…

– Возможно, Стратег фирвулагов. Но мы уже совершили такое, о чем прежде и не мечтали. Почти пятьсот первобытных собрались вместе на общее дело. Еще месяц назад я бы счел это пустыми фантазиями. Мы были разобщены, запуганы, ни во что не верили. Теперь иное дело. Теперь у нас есть шанс покончить с властью тану над человечеством. Если фирвулаги помогут нам – цель будет достигнута быстрее. Но и без вашей помощи, и без Копья мы все равно будем бороться. После всего, что было, люди уже не смогут вернуться к своим рабским страхам. Не выйдет у мадам – другие отправятся к могиле Корабля. Мы найдем древнее оружие и заставим его работать. Согласись, вам это не под силу. А если Копья там нет, если мы никогда его не найдем, то используем другое оружие против поработителей.

– Кровавый металл, да?

Вождь Бурке несколько опешил.

– Так ты знаешь о железе?

– У нашего врага нюх никуда не годится, ему нужны приборы, чтобы учуять кровавый металл, а нас, фирвулагов, не проведешь. Ваш лагерь так и ломится от него.

– Но мы ни за что не повернем его против друзей, если твой народ сам не вынашивает предательских планов – ему нечего бояться. Мы ведь союзники, братья по оружию.

– Тану – наши братья не только по оружию, но и по крови, однако мы обречены вечно сражаться с ними. Может ли быть иначе между фирвулагами и людьми? Земля предназначена вам, вы это знаете. Не думаю, чтобы человечество согласилось с нами поделиться. Нет, не быть нам братьями. Рано или поздно вы скажете, что мы незваные гости, и попытаетесь разделаться с нами.

– Я только за себя могу говорить, – произнес Бурке. – Все мы смертны, и со мной вымрет мое родное племя уалла-уалла. Но покуда я главнокомандующий первобытных, люди не изменят фирвулагам. Клянусь своей кровью, которая так же красна, как и твоя, Пейлол Одноглазый. Вот ты говоришь, не быть нам братьями… я бы не стал заявлять это с такой уверенностью. Есть разные степени родства.

– То же самое утверждал наш Корабль, – вздохнул старый Стратег и вскинул огромную голову к звездам. – Не знаю, зачем ему понадобилось доставить нас сюда. На небе столько звезд, столько планет – почему сюда, к вам?.. Кораблю было велено отыскать лучшую, неужели эта и впрямь лучшая?

– Возможно, Корабль был дальновиднее вас, – откликнулся Луговой Жаворонок Бурке.

Весь день кружили над землей хищные птицы, и каждая стая придерживалась своей высоты. Ниже всех летали соколы с раздвоенными, как у ласточек хвостами; над ними парили бронзовые канюки, затем пара огненных орлов, еще выше – одинокий бородач-ягнятник, самый сильный костодробитель. А надо всеми на невозможной высоте планировала, неподвижно расставив крылья, та, что первой вступила на утреннюю вахту и привлекла остальных. Ее и не видно было с земли.

Сестра Амери наблюдала за птицами сквозь сосны, держа на руках свою золотисто-коричневую кошку.

– Где труп, там соберутся и орлы note 41.

– Цитируешь ваши христианские постулаты? – проговорил старик Каваи, заслоняя глаза от солнца дрожащей рукой. – По-твоему птицы и вправду ясновидящие? Или только питают надежду – как мы? Уже поздно, слишком поздно…

– Успокойся, Каваи-сан, если они прибудут до ночи, в распоряжении фирвулагов останутся целые сутки. Времени вполне достаточно. Положим, послезавтра они уйдут с поля битвы, но ведь у нас есть железо, не забывай.

Но Каваи продолжал свое стариковское нытье:

– Что же могло их задержать? Выходит, зря мы надеялись, зря не щадили себя!

Амери погладила кошку.

– Если они вернутся на рассвете, то все равно выступят, как и было намечено.

– Если… Ты подумала о трудностях перелета? Ведь Ричарду надо сначала доставить машину в Скрытые Ручьи. А как он их найдет? Маленькие горные долины с воздуха выглядят одинаково, наша к тому же замаскирована. С большой высоты Ричард не различит каньона и спуститься не сможет, иначе тану его обнаружат.

– Успокойся, – терпеливо повторила монахиня. – Мадам их прикроет. Тебе вредно волноваться. На-ка вот, погладь кошку, это очень успокаивает. Прикоснешься к шерстке – и в тебе сразу начнут вырабатываться отрицательно заряженные ионы.

– Да ну?

– Аппарат наверняка оснащен инфракрасным сканером ночного видения, как машины двадцать второго века. Даже если все бойцы уйдут, тридцать горячих душ останутся здесь и будут посылать Ричарду сигналы.

Каваи задержал дыхание. Новая мысль ужаснула его.

– Прикрытие! Если объем аппарата более десяти кубометров, мадам не сможет сделать его невидимым! Только слегка завуалирует, так что любому сильному экстрасенсу не составит труда сорвать этот щит. Да, на большую машину метафункций мадам может не хватить! Что тогда?

– Она что-нибудь придумает.

– Очень опасно! – простонал японец. Кошка одарила его взглядом великомученицы, когда он принялся нервно похлопывать ее по спинке. – Летучая Охота может заметить машину даже здесь, на посадке! Велтейну достаточно как следует присмотреться к моим убогим камуфляжным сеткам.

– Ночью-то? У Велтейна, слава Богу, не инфракрасное зрение. Да он и не залетает так далеко на запад. Прекрати каркать! Доведешь себя до инфаркта. Где твои мужество и вера?

– Я глупый и никчемный старик. Начнем с того, что меня бы не занесло сюда, когда бы дзэн помогал мне себя обуздывать. Сетки! Они ничего не прикроют, и вся вина, весь позор падут на меня!

Амери устало вздохнула:

– Пойди покорми Дею, там у нее еще осталась рыба. А потом посади ее на колени, закрой глаза и думай о тех счастливых минутах, что когда-то пережил у себя в Осаке.

Старик хохотнул:

– Вместо того, чтобы считать слонов? А вдруг правда поможет? Раз ты так уверена, что время есть… Пойдем, киска! Поделишься со мной своими отрицательно заряженными ионами. – Он засеменил по дорожке, но, сделав несколько шагов, с лукавой усмешкой оглянулся. – И все же ты ничего не смыслишь в технике, Амери-сан. Даже начинающий электронщик знает, что у кошки не может быть отрицательно заряженных ионов.

– Пошел прочь, глупый старик!

Он исчез в доме. Амери спустилась к руслу каньона мимо хижин и коттеджей, по пути здороваясь с теми, кто, подобно ей, не мог удержаться, чтобы не глядеть с ожиданием и мольбой в небо. Самые крепкие мужчины и женщины уже три дня назад ушли с отрядом Уве, однако перспектива двухдневной войны растаяла как дым. Возможно, завтра на рассвете люди начнут свою первую в Изгнании битву против угнетателей.

О Боже, дай сему свершиться! Пусть мадам и остальные прибудут вовремя!

Солнце клонилось к горизонту, повеяло прохладой. Скоро теплые воздушные массы рассеются, и крылатые хищники вернутся в гнезда. Амери забралась в свое тайное укрытие под низким раскидистым кустом можжевельника и опустилась на колени, чтобы помолиться. Какой удивительный месяц довелось ей пережить! Рука быстро срослась, а люди, что ее окружают… О Творец, как неразумна она была в своем стремлении к отшельничеству! Жители Скрытых Ручьев и другие первобытные приняли ее – как врача, как духовника, как друга. Здесь она занимается делом, которому обучена. Куда девалась та истерзанная душа, самостийно наложившая на себя епитимью, обрекшая себя на покаянное одиночество? Здесь столько уединенных мест для молитв, здесь она все время чувствует себя нужной. А люди всегда готовы ей помочь. И среди них – он. Воистину, чаяния сбылись. Пусть она не так это себе представляла, зато язык ее молитв теперь стал живым.

На Господа уповаю;

как же вы говорите душе моей:

«улетай на гору вашу, как птица»?

Ибо вот, нечестивые натянули лук,

стрелу свою приложили к тетиве,

чтобы во тьме стрелять в правых сердцем.

Когда разрушены основания,

что сделает праведник?..

Господь испытывает праведного,

а нечестивого и любящего насилие

ненавидит душа его.

Дождем прольет он на нечестивых

горящие угли, огонь и серу;

и палящий ветер – их доля из чаши…

note 42

Бородач-ягнятник отыскал свое логово в складках скал, орлы за час до заката уселись на деревья, соколам пришлось довольствоваться ужином из мошкары, перед тем как отправиться на покой, и даже канюки в конце концов скрылись из виду, недоумевая, что заставило их позариться на добычу странного пришельца. Он один остался кружить высоко в небе, нечувствительный к холодному воздуху.

Амери, сидя под кустом, не сводила глаз с чуть заметной точки, которая, вселив надежду в хищников, разочаровала их. На птицу с неподвижными крыльями.

Наконец с бьющимся сердцем она вскочила и бросилась обратно к каньону поднимать народ.

– Отойдите! – крикнул кто-то. – Ничего не трогать, пока поле не исчезнет!

Огромная, отливающая фиолетовым птица, казалось, заполнила собой все русло. Едва стемнело, она опустилась на дозвуковой скорости, взметнув перед собой ураганный вихрь, сорвавший соломенную кровлю с нескольких крыш и закруживший в воздухе стаю гусей старика Пеппино, словно ворох осенних листьев. Потом застыла над высокими деревьями с приспущенным клювом, крыльями, как у чайки, и веерообразным хвостом. Старик Каваи, забыв о недавних тревогах, отдавал короткие распоряжения: мальчишек послал за мокрыми мешками, взрослым велел стать возле скатанной камуфляжной сетки.

Все, окаменев, смотрели, как парящее чудовище складывает крылья вдоль тридцатиметрового фюзеляжа и ощупью пробирается вниз. Вот оно скособочилось между парой высоких елей, немного покачалось над землей, затем выпустило длинное шасси. Раздался пронзительный свист, ближние кусты задымились, над тропой повисли клубы пара, и птица поменяла цвет на угольно-черный.

Тогда стоявшая в столбняке толпа взорвалась громом приветствий. Многие истерично всхлипывали, но, повинуясь приказам Каваи, гасили тут и там вспыхивавшие очажки, устанавливали шесты, натягивали канаты для сетки.

Открылся люк, из чрева птицы выползла лестница. Первой спустилась мадам Гудериан.

– С благополучным прибытием, – сказала Амери.

– Копье у нас, – откликнулась мадам.

– Мы готовы. Все по плану.

Стотрехлетняя полуслепая хромоногая старуха схватила руку мадам и поцеловала ее, но француженка даже не заметила этого. Сверху, из машины, донесся предупреждающий окрик. Фелиция и Ричард появились из люка с носилками.

– Нужна твоя помощь, ma Soeur, – проронила мадам и, как сомнамбула, проследовала к своему коттеджу.

Амери наклонилась и пощупала хрупкое запястье Марты. Ричард стоял рядом в разодранной рубахе и потертых кожаных штанах; кулаки его были сжаты, слезы градом катились по грязным опаленным щекам.

– Она не позволила нам вылететь, пока не наладила Копье. И теперь истекает кровью. Спаси ее, Амери.

– Ступайте за мной, – распорядилась монахиня.

Они устремились к дому, оставив Клода наблюдать за тем, как укрывают на ночлег черную хищную птицу.

ГЛАВА 10

Перед рассветом Амери отслужила заутреню, а после мадам передала зашифрованное телепатическое послание Пейлолу. «Мы идем», подтверждая, что намеченная бомбардировка Финии состоится. Восход был близок, и если тану не нарушили нынешней ночью своих традиций, то лорд Велтейн и его Летучая Охота должны быть уже в крепости.

Клод плелся в хвосте шествия, направлявшегося к летательному аппарату, и в душе молил Бога, чтобы Фелиция поскорее от него отстала. Она снова была в своей черной хоккейной форме, заново отреставрированной подручными Каваи, и горела нетерпением вступить в войну.

– Ну я же совсем мало места занимаю! Клянусь быть тише воды, ниже травы! Позволь мне полететь с вами, Клод! Не могу я здесь оставаться, как ты не поймешь?

– Если Велтейн засечет машину, тебя собьют вместе с нами.

– Ну и пусть! Но в случае удачи вы меня выбросите у стен Финии, где-нибудь возле бреши в стене. И я пройду туда со второй волной фирвулагов! Ну пожалуйста, Клод!

– К этому времени нас наверняка заметят. Приземляться было бы равносильно самоубийству – а оно пока не входит в наши с мадам планы. Финия – только начало борьбы. А у Ричарда теперь тоже есть смысл в жизни.

Первобытные уже сворачивали маскировочные сетки. В сумраке колыхались огоньки свечей – это Амери освящала птицу.

– Я бы помогла тебе управиться с Копьем, – настаивала Фелиция. – Ведь ты можешь и не совладать с такой махиной. Ей-Богу, я вам пригожусь!

Она ухватилась за лацканы его мохнатой куртки, он резко остановился и взял ее за плечи.

– Послушай меня, девочка. Ричард совсем измучен. Он не спал больше суток и сходит с ума от тревоги за Марту. Даже после переливания крови Амери считает, что ее шансы пятьдесят на пятьдесят. Ричарду предстоит вести экзотическую машину с двумя старыми развалинами на борту, а на хвосте у него будущее всего человечества. По-моему, ты в курсе, как он к тебе относится… Если ты в полете будешь мозолить ему глаза, это может стать последней каплей. Сейчас ты обещаешь держать себя в руках, но я-то знаю: как только запахнет жареным, тебе удержу нет. В общем, останешься тут – и весь сказ. Вот закончим бомбить, вернемся, если повезет, тогда сделаем еще один рейс. Обещаю, если все будет хорошо, мы доставим тебя на битву еще до начала массированного удара.

– Клод… Клод… – Ее глаза выглядывали из прорези шлема, и разум в них мешался с паникой, яростью и другими потусторонними эмоциями.

Клод молчал, понимая, что от нее можно всего ожидать: к примеру, одним ударом вышибет из него дух и полетит сама. Но он был так измучен, что уже не мог трястись за свою шкуру. У Фелиции действительно было такое желание, но умом она понимала, что старик заслуживает лучшей участи.

– Ох, Клод! – сверкающие карие глаза скрылись под темными ресницами. По фарфоровым щекам побежали слезы. Она резко повернулась, так что зеленые перья на шлеме встали дыбом, и кинулась к дому Анжелики.

Палеонтолог перевел дух.

– Жди нас! – крикнул он ей вслед и поспешил догонять остальных.

Огромная птица медленно выползла из укрытия. Едва она очутилась на ровной площадке, как взмыла в предрассветное небо фиолетовой искрой из невидимой трубы, молниеносным безынерционным рывком набрав высоту в пять тысяч метров. Анжелика Гудериан стояла возле Ричарда, вцепившись одной рукой в спинку кресла, другой в золотой торквес. Ричард переоделся в свой космический комбинезон.

– Вы прикрыли нас, мадам? – спросил он.

– Да, – еле слышно отозвалась француженка. (С момента их относительно благополучного возвращения она почти не открывала рта.)

– Клод! Готов?

– Жду команды, сынок.

– Выходим на цель.

Через секунду крышка люка бесшумно отодвинулась. Они нависли над россыпью микроскопических алмазов, по форме напоминающей головастика, чей хвост увяз в Рейне.

– Так она, стало быть, на Кайзерштуле! – сказал Клод, обращаясь к самому себе.

Головастик разрастался, звездная дымка превращалась в отдельные мерцающие огни, по мере того как машина снижалась. Наконец она зависла метрах в двухстах над самым высоким зданием города тану.

– Ну, давай, – сказал Ричард, – угости их!

Клод направил Копье и взял на прицел линию огненных точек, что отмечала крепостную стену, обращенную к Рейну. Где-то там, в серых сумерках, пряталась флотилия фирвулаговых судов, перевозившая войска людей и гуманоидов.

Аккуратно, старик! Гляди не свари в реке собственный народ! Он откинул затвор. Так, вон туда. Нажимай вторую кнопку. Из люка беззвучно вырвалась зеленовато-белая полоска.

Внизу расцвел оранжевый цветок, но линия огненных точек осталась неразрывной.

– Сучье вымя! – прошипел Ричард. – Мазила! Бери выше.

Не теряя спокойствия, Клод снова прицелился и нажал кнопку. На этот раз вместо вспышки оранжевого огня появилось приглушенно-красное сияние. Оно поглотило дюжину светящихся точек.

– Во! Самое оно! – обрадовался пират. – Давай еще раз, старый черт! Прицел один-восемьдесят! Бей теперь в задние ворота!

Машина развернулась на вертикальной оси, и Клод прицелился в точку где-то возле хвоста головастика. Выстрелил: перелет! Еще удар – и опять промах: недолет!

– Да быстрей же, черт тебя! – взвыл Ричард.

Третий выстрел точно поразил стену, втоптал ее в дорогу, идущую от подножия потухшего Кайзерштульского вулкана.

Мадам застонала. Клод почувствовал себя так, будто в его внутренности вгрызся дракон.

– Что, настигают? – окликнул Ричард. – Держитесь, мадам! Ну, давай же, Клод, заканчивай! Бог с ним с центром – летим прямо к шахте!

Старик развернул Копье, руки стали почему-то липкими и скользили по стволу. Изношенные мышцы свело судорогой, когда он пытался навести оружие на небольшое голубоватое созвездие, которое светилось над выработками бария.

– Ричард! Метров триста южнее!

– Угу, – отозвался пират. В мгновение ока машина переместилась. – Так лучше?

– Стоп!.. Лучше! Я почти ее сделал. Сразу бы так. А теперь у меня осталась только одна обойма.

– Merde alors. note 43

Старуха отлетела от кресла, ударившись в правую переборку. Прижав кулаки к вискам, начала визжать. Клод еще не слышал от человека таких звуков, такой квинтэссенции тревоги, страха, отчаяния.

В то же мгновение по левому борту машины что-то вспыхнуло, засветилось неоново-красным светом и приняло очертания конного рыцаря.

– О Боже! – бесцветным голосом проговорил Ричард.

Визг мадам оборвался, и она без чувств повалилась на пол.

– Сколько их? – спросил Клод. Он изо всех сил сдерживал дрожь в руках, наводя Копье, и молился, чтобы проклятое старое тело не подвело его в последний момент. Ведь он уже почти все сделал, почти…

– Кажется, двадцать два – Спокойный голос Ричарда донесся точно из дальней дали. – Весь Высокий Стол окружил нас, точно индейцы-сиу – почтовый поезд. Все алые, кроме вожака, он же по цвету напоминает цианистый калий. Берегись!

Бело-голубая фигура маячила в воздухе прямо под открытым люком. Всадник выхватил стеклянный меч и поднял его кверху. Три шаровые молнии сорвались с острия и медленно проникли в открытый люк. Клод попятился вместе с Копьем, огненные шары влетели в салон, где тут же воспламенили обшивку, распространяя удушливый аромат озона.

– Стреляй! – кричал Ричард. – Бога ради, стреляй!

Клод глубоко вздохнул.

– Потише, сынок, – сказал он и надавил пятую кнопку Луганнова Копья, как только в стеклышке прицела возникло скопление голубоватых огней.

Изумрудный луч полетел к земным россыпям. Там, куда он ударил, скалы побелели, пожелтели, потом стали оранжевыми, ярко-пурпурными; их очертания походили на морскую звезду с огненными щупальцами. Клод упал на бок, Копье с глухим стуком шмякнулось об пол. Люк начал закрываться.

Шаровые молнии подпрыгивали и трещали. Старик почувствовал, как одна ударила ему в спину, прокатилась по всему хребту от ягодиц до загривка. Салон машины наполнился дымом и запахом паленого мяса. Клод, созерцая картину словно со стороны, отмечал и смешение звуков: шипение, с каким оставшиеся шары поразили свою цель, проклятия, высокий надрывный вопль Ричарда, всхлипы Анжелики, подползавшей к нему по дымящемуся полу, чье-то назойливо ритмичное дыхание.

– Убери ее от меня! – голосил пират. – Я ничего не вижу! Мы не сможем сесть! О-о, черт, не-ет!

Вибрация: треск и медленный крен машины. Клод почувствовал свежее дуновение (и как она умудрилась опалить всю спину?), люк открылся. Странно угловатая травянистая поверхность в серой дымке утра. Ричард ругался и плакал. Мадам не издавала ни звука. В люк просовывались головы – тоже в каком-то наклонном ракурсе. Среди голосов слышались жалобные причитания неразумного ребенка – старика Каваи, знакомый голос Амери: «Тихонько, тихонько», разрывающий воздух, точно удары хлыста, мат Фелиции, когда кто-то предостерег ее, что она испортит себе весь доспех.

– Кладите его мне на плечи! Да не ерзай ты, старый дурак! Теперь мне придется топать на войну пешком!

Он засмеялся. Бедная Фелиция! Потом он уткнулся в ее зеленое платье и начал содрогаться и вопить. Но почти тотчас затих, его положили на живот, он почувствовал что-то на своем виске, и это «что-то» притупило боль и все остальное.

– Анжелика! Ричард! – позвал он.

Ему откликнулась невидимая Амери:

– Они очнутся. Все вы очнетесь. Ты сделал свое дело, Клод. Теперь усни.

Как же все-таки?.. Он снова увидел пурпурные и золотые лучи морской звезды, неумолимо расползающиеся по скалам за мгновение до того, как закрылся люк. Как же все-таки?.. Если лава хоть ненадолго вырвется из жерла сонного Кайзерштульского вулкана, тану еще долго не смогут добывать барий.

– Не думай об этом, Клод, – сказала Фелиция.

И он перестал.

ГЛАВА 11

Осоловевшие в ночном дозоре у стен Финии Мойше Маршак и его товарищи приняли первый удар фотонного оружия за молнию. Тоненький зеленоватый луч сорвался с звездных высот и разрушил часовню возле одного из бастионов. Маршак все еще глядел на пламя, соображая, что делать дальше, когда второй выстрел Клода ударил прямо в десятый бастион буквально в пяти метрах от их поста. Гранитные глыбы разлетались во все стороны, воздух вскипел от дыма и пыли. Вихрь загасил масляные факелы, и шипящие, сверкающие брызги дождем осыпали покореженную тропу.

Наконец, придя в себя, Маршак бросился к ближайшей амбразуре. Окутанный туманом Рейн заполнили подплывавшие суда.

– Тревога! – заорал он; сигнал тут же передался по командному модулю, усиленному его серым торквесом.

Маршак. Пост номер десять. Нападение со стороны Рейна. Пробита брешь в стене.

Капрал Вонг. Сколько… сколько их, черт возьми?! Мойше, сколько там судов?

Маршак. Да по всей реке… ПО ВСЕЙ! Восемьсот или больше – кто их, ублюдков, сочтет в таком паскудном тумане! Суда фирвулагов… и… погоди, дай погляжу… Да! И ПЕРВОБЫТНЫЕ С НИМИ! Повторяю, нападение фирвулагов и первобытных. Десанты! Скалы дымятся, брешь в стене, и в нее лезут эти падлы! Ширина пролома примерно девять метров.

Корнет Форнби. Все дозорные наряды – к десятому бастиону. Общая побудка. Рейнский гарнизон – в ружье! Наблюдателям сканировать окрестности и докладывать немедля! Оборонительные отряды к пролому! Противник в городе!

Командующий Сиборг. Лорд Велтейн! Тревога! Совместное нападение фирвулагов и людей. Враг проник сквозь брешь в городских укреплениях со стороны десятого бастиона. Необходимо организовать контратаку.

Велтейн, лорд Финии. Сограждане, поднимайтесь на защиту! Летуны – в седло! На бардито! На бардито тайнел о погекон!

Вождь Бурке и Уве Гульденцопф вели войско по крутому склону в прорыв. Стеклянные стрелы из луков и арбалетов градом сыпались на них со стен, но надо использовать преимущество, пока защитники не спустились вниз. На беду, брешь пробита как раз в том месте, где сосредоточены основные силы финийского гарнизона. Зато вдобавок к общей сумятице вспыхнул пожар в часовне, быстро переметнувшийся на соседние постройки; рухнула кладка конюшни, и животные, обезумев от страха, вырвались на волю.

Трое солдат спустились с наблюдательной вышки и дали деру.

– Взять их! – приказал Бурке.

С криками и улюлюканием десперадос набросились на этот маленький отряд и порубали его.

– Снять ворота с петель! Рассыпаться по улицам!

Из бараков выбегали солдаты, не успев нацепить доспехи. То тут, то там завязывались яростные схватки; нападающие лезли в щель, финийцы изо всех сил старались их не пустить. Снимавшие ворота с петель были атакованы и смяты; на кованую решетку вновь наложили запор.

– Мы в мешке! – Вождь Бурке забрался на крышу перевернутого продуктового фургона. Его лицо и верхняя часть тела были разрисованы боевыми узорами, в спутанных волосах цвета стали торчало перо огненного орла.

– Бей сукиных пащенков! Открывай ворота! Ко мне!

Он заметил, что Уве упал под ударом серого, и, размахивая огромным томагавком, который выковал для него Халид, спрыгнул вниз. Лезвие так легко вошло в украшенный гребнем бронзовый шлем-чайник, будто он был сделан из картона. Бурке отшвырнул в сторону тело и наклонился над Уве: тот лежал навзничь, рука прижата к груди, на лице мука.

– Эй, малыш?! Куда он тебя?

Приподнявшись на локте, Уве съежился под курткой из оленьих шкур; в неверном свете блеснули зубы.

– Такая славная переправа, и надо же, черт!

Первобытные никак не могли пробиться в город с территории гарнизона. Лезущих в брешь теснили как защитники крепости, так и свои товарищи, что напирали сзади. Слышались панические вопли. Несколько атакующих упали и были затоптаны. Гарнизонный офицер в серебряном торквесе и полном вооружении бросил отряд алебардщиков на беспорядочно сгрудившиеся нерегулярные войска первобытных. Стеклянные лезвия рубили плотную орущую толпу.

Но тут на выручку пришли монстры.

Высоко на каменистом склоне извивающимся ночным кошмаром сверкал силуэт трехметрового скорпиона-альбиноса – иллюзорное обличье молодого Шарна, генерала фирвулагов. Волны ужаса, порожденные экзотическим умом, захлестывали телепатические цепочки серых торквесов, повергая их в безумие. Сам Шарн мог поражать врага на расстоянии почти двадцать пять метров; его наступающие соплеменники, хотя и не обладали столь мощной аурой, но если враг попадал в их объятия, то вырваться уже не мог.

Уродливые тролли, призраки, мифические чудовища стискивали солдат мертвой хваткой, так что кости хрустели, вонзали клыки в оголенные шеи, а то и расчленяли тела на месте. От некоторых психоэнергетических ударов воины варились заживо в своих кирасах, точно устрицы в раковинах. Иные одолевали врагов вспышками астрального огня, потоками тошнотворного гноя, расщепляющими мозги иллюзиями. Великий Герой Нукалави Освежеванный в обличье кентавра с содранной шкурой и горящими глазами трубил, пока вражеские солдаты в корчах не падали наземь с полопавшимися барабанными перепонками. Еще один чемпион фирвулагов – Блес Четыре Клыка – ворвался в штаб гарнизона, схватил серебряного командующего Сиборга и сожрал его вместе с доспехами, однако тот успел перед смертью передать по телепатическому каналу приказ драться до конца, защищая ворота в город. Адъютанты Сиборга обнажили стеклянные мечи против чешуйчатого дракона и в награду за храбрость тоже были заживо съедены. К тому времени, как монстр расправился с последним адъютантом, весь штаб уже пылал и вторжение распространилось на улицы Финии. Поэтому Блес с достоинством удалился, ковыряя в зубах серебряной шпорой. У него разыгрался аппетит, ведь утро только начиналось.

Ванда Йо провожала взглядом последний отряд волонтеров, когда над рекой появилась Летучая Охота лорда Велтейна. Вопли ужаса объяли толпу при виде сверкающей конской стаи. Кто-то взвизгнул:

– Вампиры! Вампиры по нашу душу! – И бросился в Рейн.

Но катастрофы удалось избежать, потому что Ванда Йо своим острым язычком язвила пришлых людей за трусость, указав им на то, что Охота кружит высоко над Финией, очевидно имея в виду какую-то более важную цель.

– Хватит класть в штаны, возвращайтесь на борт, – спокойно заявила она. – Нечего нам бояться Велтейна и его конного цирка. Вы что, забыли про секретное оружие? Теперь каждый из вас может убить тану – даже легче, чем изменников в торквесах, которые лижут им задницу!

Лоцман-Фирвулаг на двухмачтовой шхуне злобно зыркнул на оробевших людей.

– Шевелитесь, земляные черви! Не то уплывем на войну без вас!

Внезапно сноп изумрудного огня полоснул по городу. Затем оранжево-белое пламя фонтаном брызнуло откуда-то с юга, и секунды спустя над рекой пронеслись глухие раскаты взрыва.

– Шахта! Бариевая шахта взорвана! Святители-угодники, вулкан проснулся!

Как по сигналу, еще одно пламя взметнулось на дальних подступах к Финии, там, где полуостров сужался узким горлом, соединяя город с материком.

Ванда Йо ликовала.

– Видали?! Эх, молодцы, карлики! Это богатырша фирвулагов Айфа атакует со стороны Шварцвальда. Ну так что, засранцы, двинетесь вы наконец или нет?

Мужчины и женщины взревели, затрясли копьями, завопили и с такой поспешностью попрыгали на борт, что едва не потопили шхуну.

Пламя с противоположного берега прокатилось багряной дорожкой по темной воде. Феерические зеленые, голубые, серебряные и золотые огни, великолепным ожерельем украшавшие город тану, медленно гасли.

Лорд Финии натянул поводья и застыл в воздухе, словно вспышка магния. Его Летучая Охота – восемнадцать благородных рыцарей мужского пола и три женского – сияла красным ореолом вокруг своего лорда. Он пребывал в ярости и смятении, поэтому его умственный посыл прозвучал почти неразборчиво:

Улетела! Машина улетела! И все же мои молнии наверняка проникли ей в брюхо. Камильда! Поищи ее!

Она удаляется он нас, мой повелитель. О всемогущая Тина – на невероятной скорости! Уже перевалила Вогезы, и я ее больше не чувствую. Может, подняться повыше?..

Оставь, Камильда! Внизу опасность посерьезнее. Смотрите все! Смотрите, что натворил враг! О позор, о горе, о смута! Все на землю, живо! Каждому встать во главе конного отряда и защитить наш светлый город!

На бардито тайнел о погекон!

Фронт углублялся в город. Через два часа после рассвета бои уже велись у садов Храма наслаждений, на окраине квартала тану.

Мойше Маршак семь раз заряжал лук из колчанов погибших товарищей. Он отломил гребень бронзового шлема и вывалялся в грязи, чтобы притушить блеск кирасы. В отличие от своих бесталанных соратников он быстро сообразил, что фирвулаги способны расшифровать телепатическую речь, и потому не делал попыток связаться со своими командирами. Затаившись, он воевал на свой страх и риск, держась в стороне от чудовищ, прячась в закоулках Финии, хладнокровно приканчивая зазевавшихся первобытных и стараясь не попадаться на глаза обезумевшим рамапитекам и местным жителям. Он уже уложил пятнадцать человек из вражеского войска да плюс к тому двоих голошеих, которые пытались разоружить серого.

Теперь Маршак медленно пробирался к Храму наслаждений. Услыхав воинственные клики противника, он укрылся за декоративным кустарником и заправил в лук зубчатую стрелу.

Но в следующую секунду звук, донесшийся из Храма, отвлек его внимание. Метрах в пяти от него со звоном разлетелась застекленная дверь, явно под напором какого-то тяжелого предмета. Последовали крики и грохот. Длинные, унизанные перстнями пальцы копались в заклинившем замке. Другие руки сотрясали покосившуюся дверь. Отсюда Маршаку не было видно людей, попавших в ловушку, но крики ужаса и жуткие трели какого-то мифического существа достигали его ушей, пронизывали мозг.

– Помогите! Дверь пробита! Он наступает!

Помогите! Помогитепомогитепамогите! ПОМОГИТЕ!

В сознании застряли отчаянные призывы лорда тану. Серый торквес солдата принудил его к повиновению. Выскочив из укрытия, Маршак бросился к двери. С другой стороны к медному косяку двери приникли три обитательницы Храма наслаждений и их высокий клиент, чьи золотисто-фиолетовые одежды выдавали в нем представителя Гильдии Экстрасенсов. Он, очевидно, не обладал достаточным принудительным и психокинетическим потенциалом, чтобы отогнать видение, нависшее над ними в дверном проеме и готовое к удару.

Фирвулаг принял обличье гигантского водяного насекомого с клацающими, острыми, как бритва, жвалами. Голова монстра достигала метровой высоты, а длинное бесхребетное туловище было все покрыто какой-то вонючей слизью.

– О, благодарение Тане! – вскричал тану. – Скорей, дружище! Целься ему в горло!

Маршак навел свой лук, чуть переместился, чтобы не зацепить женщин, и выпустил стрелу. Стеклянный наконечник почти во всю длину вонзился между щитовыми пластинами, что располагались под челюстями чудовища. Маршак, услышав телепатический вой фирвулага, не спеша заправил еще две стрелы и послал их в сверкающие оранжевые глаза насекомого. Ужасная личина исчезла, а на полу распростерлось мертвое тело гнома в обсидиановых доспехах с пронзенным горлом и вытекшими глазами.

Коротким стеклянным мечом солдат сбил замок Волны наслаждения – привычная награда за верную службу – потекли по нервам, опоясывающим таз. Когда благородный тану и его насмерть перепуганные спутницы были освобождены, Маршак отсалютовал, приложив правый кулак к сердцу.

– Готов служить, мой господин!

Но тану пребывал в полной растерянности.

– Куда нам идти? Пути к дворцу Велтейна перекрыты! – Он мысленным взором прощупывал окрестности.

– Но не возвращаться же в храм! – возразила самая маленькая из спутниц гуманоида, фигуристая негритяночка с чуть резковатым голосом. – Проклятые чудовища ползут из всех щелей.

– О лорд Колитейр! – воскликнула другая, блондинка с залитым слезами лицом. – Спасите нас!

– Тихо! – скомандовал тану. – Я пытаюсь, но на мои призывы никто не откликается!

Третья женщина, худая, с пустым взглядом, в порванном на плечах соблазнительном наряде, опустилась на плиты пола и начала смеяться.

– Храм окружен! – прохрипел Колитейр. – Я зову на помощь, но все рыцари Велтейна в гуще схватки!.. Ха! Враги отступают перед принудительной мощью воинства тану! Слава Богине, у нас не все такие слабаки, как я!

В глубине Храма что-то оглушительно затрещало. Отдаленные крики стали громче. Опять послышались ритмичные удары и звон стекла.

– Они идут! Чудовища, они здесь! – билась в истерике блондинка.

– Солдат, ты должен нас вывести… – ясновидящий тряхнул головой, как будто разгоняя в ней туман, – к северным воротам! Может быть, удастся сесть на какое-нибудь судно…

Однако было слишком поздно. По саду, приминая цветы, несся отряд из двадцати с лишним первобытных, возглавляемых полуголым краснокожим мощного телосложения.

Рука солдата, потянувшаяся было к луку, застыла в воздухе. У большинства нападавших было точно такое же оружие.

– Сдавайтесь! – завопил Луговой Жаворонок Бурке. – Все добровольно сдавшиеся люди будут помилованы!

– Назад! – крикнул ясновидящий. – Я… я спалю ваши мозги! Доведу до безумия!

Вождь Бурке улыбнулся. Его раскрашенное тело, обрамленное всклокоченными седыми волосами, было еще страшней, чем призраки фирвулагов. Гуманоид понял, что обман его бессмыслен и что для его расы никакого помилования не будет.

Приказав Маршаку защищаться до последнего, Колитейр обратился в бегство. Но не успел сделать и двух шагов, как железный томагавк проломил ему череп.

Маршак ослабил мускулы. Лук и стрелы упали на каменные плиты, а сам он стоял и смотрел на подступавших в гробовом молчании первобытных.

Упомянув о стратегическом значении бариевой шахты на одной из последних сходок в Скрытых Ручьях, генералу фирвулагов Шарну Месу дали понять, что нет более сильного удара по самолюбию ненавистного врага, чем разрушение шахты и уничтожение ее обученного персонала. В плане мадам Гудериан особое значение отводилось прекращению поставок драгоценного элемента для производства торквесов.

Незадолго до полудня Шарн обсудил ситуацию с Блесом и Нукалави в импровизированном штабе, хорошо обеспеченном трофейным пивом. Туда к ним явился лазутчик с важными новостями. Могущественная Айфа и ее девы-воительницы осуществили успешный прорыв через восточную брешь и окружили шахту. Они завалили вход монолитной скалой, отколотой выстрелом Клода, разрушили главные очистные сооружения и корпус, где работали люди и рамапитеки; затем, чтобы не терять времени, оставшегося до того, как они сложат оружие, рассыпались по улицам верхней части города. Однако здание главной администрации с его запасом очищенного бария стояло нерушимо. Место было полностью окружено черной дымящейся лавой; теперь она застыла и только внутри кое-где просвечивала красная раскаленная жидкость. В здании все еще находились инженеры тану и среди них творец высшего класса. Айфа и ее богатырши усмотрели этот мощный ум, когда неожиданный взрыв психоэнергии испепелил одну из разведчиц и едва не задел Устрашительницу Скейту. Из клыков и когтей она соорудила метапсихический щит вокруг уцелевших, которым оставалось лишь обратиться в беспорядочное бегство подальше от умственных залпов.

– Могучая Айфа теперь ожидает ваших предложений, – заключил лазутчик.

Блес хрипло рассмеялся и влил в глотку полбочонка пива.

– Ну что ж, надо помочь малышкам спасти свою честь.

– Какая, к черту, честь! – прохрипел Нукалави. – Если творческая сила врага чуть не опрокинула оборону Скейты, значит, он и для нас грозный противник. Он живо рассеет наши умственные экраны и сделает с нами что хочет.

– Даже приближаться туда опасно, – добавил Шарн. – Кора остывающей лавы очень хрупкая, еще провалится под ногами. А вы же знаете, наши умы недостаточно сильны, чтобы проникать в глубь камня, потому мы не сможем ее укрепить. – Он повернулся к карлику-посланцу. – Пликтарн, насколько широко пространство лавы, которое придется пересечь?

– Примерно пятьдесят гигантских шагов, великий капитан. – Лицо карлика выразило готовность. – Мой вес корка наверняка выдержит.

– Пошли нас с Нукалави, – предложил Шарну Блес. – Вместе с Айфой и Скейтой мы его прикроем.

– Ага! – насмешливо проговорил Нукалави. – А что будет, когда Пликтарн достигнет главного здания? Как он атакует врага сквозь наши умственные экраны? Ты слишком долго носил обличье пресмыкающегося, Четыре Клыка, потому мозги у тебя стали вровень с твоей иллюзорной маской.

– Великий капитан, – вмешался лазутчик, – Айфа перехватила послание инженеров тану лорду Велтейну. Они просили помощи.

Шарн хлопнул по столу исполинской ладонью.

– Клянусь Тэ, как только послание дойдет до него, он поднимет их всех в воздух – вместе с барием! Этого нельзя допустить! Как ни противно прибегать к тактике первобытных, но иного выхода у нас нет.

– Спокойно, парни! – окликнула Айфа. – Не падать духом, вы почти на месте!

Хоми, низкорослый плавильщик-сингал, покрепче ухватился за шею Пликтарна. Пленка лавы дрогнула под ногами, когда фирвулаг приблизился к фасаду административного корпуса. Здесь слой толще, отметил он, и дольше удерживает тепло, а значит, охлажденная поверхность может в любую минуту треснуть и оба они провалятся в кипящую магму.

Вокруг нелепых – одна на другой – фигур повисло лучистое полушарие; основные силы дев-воительниц были спрятаны за толстыми стенами полуобгоревших домов, в безопасной дали от потока лавы и в добрых двухстах метрах от главного штаба. Кванты энергии вырывались из чердачного окошка, где сидел затравленный творец тану, и разбивались паутинкой молний, нейтрализованные мощнейшим щитом. Наконец Пликтарн и Хоми достигли окна нижнего этажа и вскарабкались внутрь. Айфа, обладавшая самой сильной экстрасенсорикой, вела репортаж:

– Трое врагов спускаются в нижнее помещение. У одного из них мощная принудительная сила. Он тщетно пытается сорвать с Пликтарна щит. Метатель молний собирает силы для ближнего удара. Ого, я думала, он будет бить короткими очередями, а он давит – все сильнее! Наш заслон колеблется! Светится голубым светом! Желтым! Сейчас рухнет… Но первобытный уже направил свой арбалет, он целит в творца! Ах! Снаряд из кровавого металла пробивает наш ослабевающий экран, точно завесу дождя! Враг повержен! Второй выстрел, третий – все готовы!

Четверо героев запрыгали от радости, а девы-воительницы хором издали торжествующий клич. Даже на таком большом расстоянии фирвулаги почувствовали, как вспыхнул смертельным огнем сперва один ум тану, потом второй.

Но раненый огнеметатель был еще силен. Подчеркнутая агонией мысль прорезала эфир:

Богиня отомстит за нас. Будьте прокляты на веки вечные все, кто дерется кровавым металлом! Да смоет их кровавая река…

Спустя мгновение душа его вспыхнула и погасла.

Первобытный по имени Хоми вытащил из трупов три железных снаряда своего самострела, подошел к окну и помахал рукой. Затем они вместе с Пликтарном принялись крушить тяжелый каменный карниз. Наконец толща его подалась, пробила под окном корку лавы, из отверстия вырвались пламя и дым. Человек и фирвулаг спешно, пока дыра вновь не затянулась, стали швырять в кипящую бездну маленькие контейнеры. Закончив работу, они выбрались через соседнее окно и ушли тем же путем.

Юная девушка, одетая в черный кожаный костюм, шагала по тропе среди лесистых Вогезов, явно не ведая усталости. Тени сгущались; прохладный ветер сорвался с высот и прочесал каменистую дорожку, по которой она ступала. Древесные лягушки заводили свои вечерние песни. Скоро проснутся хищники. С наступлением темноты их будет столько рыскать по лесу, что она не справится с ними. Придется сделать привал и ждать восхода солнца.

– Я опоздаю! На рассвете начинается Перемирие, и война в Финии будет закончена!

Сколько она прошла? Должно быть, две трети стошестикилометровой тропы между Скрытыми Ручьями и западным берегом Рейна. Потеряно слишком много времени.

– Черт бы тебя побрал, Ричард! И тебя, и твой выбитый глаз!

Надо было настоять, чтобы они взяли ее с собой. Надо было что-то придумать. Она бы помогла Клоду держать Копье. Усилила бы умственный щит мадам. А может, отразила бы шаровую молнию, лишившую Ричарда одного глаза, из-за чего он и разбил машину при посадке.

– Черт, черт бы его побрал! Фирвулаги на рассвете выйдут из битвы, и нашим тоже придется отступить. Я опоздаю и не добуду себе торквес! Слишком поздно!

Не разбирая дороги, она зашлепала через маленький ручей. Потревоженные вороны, возмущенно каркая, сорвались с остова речной выдры. Стоя на каменном утесе, вслед девушке хохотала гиена.

Слишком поздно.

Стеклянный рог воительницы-тануски протрубил сигнал к атаке. Рыцари в разноцветных доспехах с алмазной огранкой рванулись верхом на одетых в латы иноходцах по заваленной трупами аллее к баррикаде, за которой укрылся отряд первобытных.

– На бардито! На бардито!

Поблизости не было союзников-фирвулагов, чтобы ослабить умственный натиск. Ночь полнилась угрозой и болью. Гуманоиды в своем сверкающем обмундировании, казалось, лезли изо всех щелей – неуязвимые, неустрашимые. Люди выпускали железные стрелы, но опытные психокинетики отражали большинство ударов, тогда как остальные сами отскакивали от непробиваемых стеклянных доспехов.

– Коротышки! Где коротышки? – в отчаянии вопил какой-то первобытный.

Но спустя миг один из рыцарей наскочил на него и поразил судорожно дернувшееся тело своим сапфировым копьем.

Из шестидесяти трех человек, занявших оборону, только пятерым удалось затеряться в узких переулках, где вывешенное сушиться белье и брошенные рамапитеками тележки с мусором препятствовали проходу кавалерии.

На центральной площади Финии был разложен здоровенный костер. Вокруг него плясали ужасающие призраки, размахивая воинскими штандартами с фестонами из позолоченных психической энергией черепов.

– Всемогущий Шарн, – запротестовал Халид, – они теряют время! Без умственного прикрытия все наше войско поляжет, даже серая конница без труда одолеет нашу пехоту. Мы ведь договорились воевать сообща! Надо найти какой-то способ противостоять всадникам.

Огромный светящийся скорпион навис над пакистанцем; разноцветные внутренние органы, просвечивающие сквозь его прозрачное тело, вибрировали в такт боевому гимну гуманоидов.

– Мы уже много лет не праздновали, – прогремел в ответ Халиду нечеловеческий голос. – Слишком долго враг отсиживался за толстыми крепостными стенами и обливал нас презрением. Где тебе понять, какие унижения претерпело наше племя! Мы потеряли веру в себя, самые могучие из нас были обречены на бездействие. А теперь взгляни! Взгляни на трофейные черепа, ведь это лишь малая часть!

– Но сколько из них принадлежит тану? Черт побери, Шарн, враг понес большие потери, но в основном среди серых и голошеих! Большинство тану забилось во дворец Велтейна, где нам их не достать, а конных рыцарей убита всего лишь горстка!

Жуткий голос дрогнул в сомнении.

– Рыцари тану – грозные противники. Их укрощенные иноходцы в латах нечувствительны к нашим иллюзиям. Мы можем противопоставить им только физическую силу, но далеко не все из нас отличаются могучим телосложением. Наши обсидиановые мечи, алебарды, цепи и дротики – слишком слабое оружие против их конницы. Великие Битвы уже доказали это.

– Значит, надо изменить тактику. Пеший воин может справиться с конным. Есть одно средство. – Зубы кузнеца сверкнули в усмешке. – Мои предки, горцы-пуштуны, знали, как это делается.

– В военной тактике мы строго придерживаемся древних традиций, – сухо ответил генерал фирвулагов.

– Ну так неудивительно, что вы терпите одно поражение за другим. Тану не испугались новшеств, не замедлили воспользоваться достижениями человечества. Теперь и вы заполучили в союзники людей, однако, лишь ступив на поле брани, уже распеваете песни и пускаетесь в пляс, вместо того чтобы завоевать окончательную победу.

– Не забывайся, первобытный! Наглость наказуема! – Но этой угрозе недоставало уверенности.

– Если мы пустим в ход новое средство, вы нам поможете? – понизив голос, спросил Халид. – Прикроете наши мозги, когда мы будем выбивать из седла длинноногих ублюдков?

– Ммм… пожалуй.

– Тогда слушайте внимательно.

Чудовищный скорпион мигом превратился в молодого красивого витязя с задумчивым взглядом. Через минуту домовые прервали бешеные пляски, превратились в маленьких гномов и столпились вокруг пакистанца.

Убедить корпус Шарна оказалось не таким уж легким делом. Халиду пришлось организовать демонстрацию. Он призвал десятерых волонтеров, вооруженных железными дротиками, и сам повел их ко дворцу Велтейна, где конные отряды тану и серых защищали свой последний оплот. Мощеная аллея освещена яркими факелами. Все тихо: первобытные не решаются нападать на столь мощную охрану. Шарн и шестеро его подручных притаились в тени покинутого особняка, а Халид бесстрашно повел своих копьеносцев прямо на патрульный эскадрон серых.

Их вожак в голубых доспехах выхватил стеклянный меч и, возглавляя всадников, поскакал по булыжной мостовой. Вместо того чтобы рассыпаться, первобытные сомкнулись еще теснее, образовав плотную фалангу, поблескивающую в темноте наконечниками копий.

В последнее мгновение конный отряд метнулся вправо, чтобы избежать столкновения с железными пиками. Верховые натягивали поводья и поворачивали иноходцев, выбирая позицию для удара мечами или топорами на длинных древках. Они были озадачены, поскольку до сих пор при подобных стычках фирвулаги метали дротики и обращались в бегство. А эти не двинулись с места, пока не подпустили противника вплотную, а затем, воспользовавшись замешательством, начали вспарывать незащищенные животы когтистых иноходцев.

При таком обороте событий всадники уже не могли контролировать своих скакунов. Раненые иноходцы падали или пускались таким бешеным галопом, что сбрасывали седоков. Богатыри Халида тут же закалывали вылетевших из седла копьями и мечами. Через пять минут после начала атаки почти весь патруль серых был перебит; уцелевшие позорно бежали.

– А врага это тоже проймет? – скептически спросил Бетуларн Белая Рука. (Поскольку Стратег Пейлол устранился, он командовал богатырями фирвулагов, и его мнение значило очень много.)

Халид улыбнулся угрюмому гиганту.

– Разумеется, если мы захватим их врасплох. Надо организовать массированную атаку на дворец Велтейна. Те, у кого нет копий, смастерят их из бамбука. Вспарывать конское брюхо необязательно железом, железное оружие нужно, чтобы поразить поверженных всадников тану. А вам необходимо быть в гуще схватки – чтобы задействовать умственную защиту и самим по мере возможности наносить удары.,

Прославленный воин медленно покачал головой.

– Конечно, это против наших правил, – сказал он, обращаясь к Шарну. – Но ведь враг бросил вызов традициям уже сорок лет назад.

Великие фирвулаги согласно закивали.

– Сколько мы молились Богине, чтобы помогла отстоять нашу честь! Может, теперь она дает нам шанс? Давайте попробуем тактику первобытных… и да свершится воля Тэ!

Полночь давно миновала, дым горящей Финии поднимался к небу и туманил звезды; догорали не заправленные вовремя факелы, а первобытные и маленький народ все еще собирали силы для решающей схватки. Лучшие иллюзионисты фирвулагов мастерски ткали обманную завесу против ясновидцев врага. Тану понимали: враг что-то замышляет, но характер штурма так и не был им до конца ясен.

Сам лорд Финии вместе со своими проверенными экспертами парил на небольшой высоте над городом, пытаясь разгадать планы противника, однако метапсихический заслон был столь плотен, что ясновидческие способности подводили его. Он заметил большое скопление вражеских сил перед порталом дворца. Было очевидно, что они не готовят ложных выпадов и одновременного штурма нескольких входов. С типичной для фирвулагов прямолинейностью Шарн собирался бросить все силы в лобовую атаку.

Велтейн послал телепатический приказ каждому командиру, а те передали его своим подчиненным:

Все к главному входу! Все благородное воинство тану, все наши братья в серебряных и золотых торквесах, все верные серые солдаты, слушайте! Враг готовится к последнему броску. Уничтожим их тела и души! На бардито! Вперед, бойцы Многоцветной Земли!

Пылая воинственным задором, рыцарство тану сплотилось против наступающего сомкнутыми рядами, врага. Отвлекающий заслон был сорван буквально в последнюю секунду, и взорам открылся лес железных пик. Фирвулаги нейтрализовали почти весь умственный арсенал тану, поэтому тану выставили вперед копья со знаменами и послали вперед своих иноходцев, ожидая дождя копий. Но коварное новшество застигло их врасплох.

Велтейн со своего наблюдательного поста в небе с ужасом взирал на первые мгновения резни. Затем опустился как можно ниже и обрушил на противника всю свою психическую энергию. Его ум и голос подбадривали рассыпающиеся ряды.

– Всем спешиться! Творцам и психокинетикам обеспечить прикрытие! Принудителям заставить серых и серебряных стоять насмерть!.. Опасайтесь кровавого металла!

Широкий двор и подступы к дворцу заполнились грудами тел. Огненно-красными вспышками сталкивались метапсихические экраны тану и фирвулагов. Когда умственные барьеры рушились, противникам оставалось только биться лицом к лицу, причем первобытные наносили удары железом. Обычный укол кровавого металла был смертелен для тану. Зато люди в золотых торквесах, не боявшиеся железа, проявляли чудеса храбрости, от которых теплело сердце Велтейна.

Многие приемные сыны тану захватили железное оружие и повернули его против фирвулагов.

По-иному, к несчастью, складывалось дело с серыми и серебряными. Дисциплина носителей серых торквесов стала падать, поскольку принудительный нажим их осажденных повелителей уменьшился. Нижние эшелоны войска тану деморализовало зрелище непобедимых рыцарей, падающих под ударами железа. Фирвулаги и первобытные не замедлили закрепить свое преимущество и проредили ряды охваченных паникой войск.

Три часа парил Велтейн над полем битвы, руководя последними отчаянными попытками обороны. Только бы продержаться до рассвета, до Перемирия! Но когда небо за Шварцвальдом чуть побледнело, два мощных корпуса под командованием Блеса Четыре Клыка и Нукалави ворвались во дворец.

– Назад! – крикнул Велтейн, – Выбить их оттуда!

Рыцари в алмазных доспехах делали все, что могли, сдерживая ужасающий натиск людей и гномов. Но рано или поздно железное острие находило уязвимое место – под мышкой, под коленкой, в паху, – и еще один доблестный рыцарь отправлялся в объятия Таны.

Велтейну не оставалось ничего, кроме как эвакуировать мирное население из дворца с помощью маленького меланхоличного человека, адепта Гильдии Психокинеза Салливана Танна. Милостью Богини они вдвоем должны были спасти семьсот граждан тану, пока рыцари сдерживали орду захватчиков в коридорах цитадели.

О, если бы он мог умереть с ними! Но это избавление не суждено опозоренному лорду Финии. Он обречен жить и давать объяснения королю по поводу всего случившегося.

Луговой Жаворонок Бурке прислонился к парапету дворцовой крыши; усталость и апатия одолевали его. Герт, Ханси и еще несколько первобытных обшаривали кусты разбитого под куполом сада и карнизы в поисках засевших тану. Но нашли они только брошенный беженцами багаж: мешочки с драгоценностями, расшитые плащи, фантастические головные уборы, разбитые флаконы духов, одну рубиновую латную рукавицу.

– Никаких следов, вождь, – доложил Ханси. – Ganz ausgeflogen – всем скопом улетели.

– Спускайся, – приказал Бурке. – Обыщите все комнаты и подвалы. Встретишь Уве и Черного Денни, пришли их ко мне. Надо установить контроль за мародерами.

– Слушаюсь!

По широкой мраморной лестнице грохотали тяжелые башмаки. Бурке задрал штанину своих кожаных брюк и помассировал кожу вокруг заживающей раны. В угаре битвы он почти не чувствовал боли, а теперь чертовски саднило; вдобавок беспокоили длинный порез на голой спине и сорок семь мелких царапин. И тем не менее он был в хорошей форме, если бы всем бойцам первобытных так повезло…

Кто-то из беженцев оставил корзинку с вином и лепешками. Увидев ее, вождь решил подкрепиться. Внизу на улицах города фирвулаги собирали своих раненых и убитых и выстраивались в длинные процессии, направлявшиеся к речным воротам Рейна. Небольшие суда, не дожидаясь рассвета, начали отступление. То тут, то там среди руин люди-лоялисты продолжали бессмысленное сопротивление. Мадам Гудериан предупреждала Бурке, что далеко не все жители Финии будут благодарны за освобождение. Она, как всегда, оказалась права. Да, их ожидает интересное времечко, черт бы его побрал!

Вздохнув, вождь допил вино, размял занемевшие мышцы и принялся стирать брошенной шалью узоры со своего тела.

Мойше Маршак стал впереди колонны.

– Не суетись, приятель, – сказала ему прелестная темнокожая женщина из Храма наслаждении.

Две другие обитательницы не имели торквесов, потому их сразу повели к лихтерам, сновавшим по реке от Финии к Вогезам и обратно. Первобытные сдержали свое обещание насчет помилования. Но те, на ком были торквесы, представали перед трибуналом.

Маршак, разумеется, знал процедуру военно-полевого суда. Он поддерживал телепатическую связь со всеми серыми в пределах досягаемости, и те, подобно негритянке, его не выдали. Их добрые и щедрые хозяева сбежали. Исчезая за горизонтом, они направили оставшимся последнее скорбное «прости» – теплую сочувственную волну, прокатившуюся по нервным окончаниям тех, кто остался им верен. Поэтому пленники в серых торквесах испытывали иллюзию торжества вместо печали и отчаяния. Даже теперь они сохранили способность утешать и ободрять друг друга. Никто из них не был одинок – разве только по собственному выбору.

Черная женщина с блестящими глазами предстала перед судьями. Когда ей задали вопрос, она выкрикнула:

– Да! Да, ради всего святого! Верните мне мое «я»!

Первобытные вывели ее в правую дверь. Остальные серые, оплакивая, но не осуждая предательство сестры, в последний раз потянулись к ней. Но она отвергла всех и положила голову на стол. Большой молоток ударил по железному зубилу, вызвав страшную боль. Затем наступила тишина.

После этого пришел черед Маршака. Как во сне, он назвал судьям свое имя, прежнее занятие в Содружестве, дату прохождения через врата времени. Старейшина суда произнес заученную формулу:

– Мойше Маршак, повинуясь экзотической расе, ты помогал удерживать человечество в рабстве. Твои повелители побеждены союзом свободных людей и фирвулагов. В качестве военнопленного ты подлежишь амнистии, если позволишь снять с себя торквес. Если же ты не согласишься на это, то будешь казнен. Будь добр, выбирай.

Он сделал свой выбор.

Каждый нерв будто охватило огнем. Родственные души воспели его могущество. Он поддержал единство, затем взглянул в пустые глаза судей, ощутил руки на своем теле, прикосновение длинного острия к сердцу и, наконец, холодные объятия Рейна.

Ричард стоял в полутемной бревенчатой часовне, где возложили Марту, и видел ее в какой-то дрожащей, красноватой дымке, хотя Амери заверила его, что правый глаз цел и невредим.

Он не сердился, просто был разочарован, потому что Марта обещала его дождаться. Разве они не любили друг друга? Разве не строили вместе планов? Как же она могла так его подвести после того, как они прошли вместе через такие испытания?!

Ну да ничего, он что-нибудь придумает.

Чуть поморщившись от боли и жжения под бинтами, он поднял ее на руки. Какая она легкая, какая белая! Вся в белом! Толкнув дверь, он чуть не упал. Мир, видимый одним глазом, стал плоским.

– Ничего, – успокоил он Марту. – Буду носить повязку, как настоящий пират. Ты главное держись.

Шатаясь, он прошел к летательному аппарату, покрытому камуфляжной сеткой, одна нога шасси разбита, крыло повреждено при посадке. Но магнитно-гравитационной машине, чтобы взлететь, не нужны крылья. Она все еще в хорошей форме, чтобы доставить на место их обоих.

Амери заметила, как он втаскивает Марту в люк, и бросилась к нему; ее монашеский плат и сутана развевались на ветру.

– Ричард! Стой!

Нет, подумал он, меня не остановишь. Я сделаю все, что обещал. Теперь не я вам должен, ребята, а вы мне.

Машина покачивалась, и ему было трудно справиться с Мартой. Он устроил ее поудобнее и выбросил на землю Копье вместе с батареей. Может быть, чья-нибудь умная голова найдет способ его перезарядить. Тогда мадам Гудериан добудет себе другую машину и полетит бомбить другие города тану, чтобы вернуть плиоценовую Землю доброму старому человечеству.

– Только я ваши автобусы водить не стану, – пробормотал пират. – У меня другие задачи.

– Ричард! – снова крикнула монахиня.

Он помахал ей через иллюминатор и опустился в кресло пилота. Закрой люк Зажигание. Подпитка. Камуфляжная сетка мгновенно вспыхнула. Охо-хо! Внешняя система управления засветилась янтарным светом. Возможно, закоротило молнией. Все равно она выдержит достаточно долго.

Успокаивающий гул проник ему в мозг, когда он выровнял машину. Оглянулся на Марту, чтобы убедиться, все ли в порядке. Ее тело вибрировало, залитое красным светом. Но спустя мгновение все нормализовалось, и он сказал ей:

– Будем взлетать медленно и плавно. Времени у нас целая вечность.

Амери смотрела на однокрылую птицу, которая вертикально взмыла в золотистое утреннее небо, следуя собственной траектории. Туман рассеялся, день обещал быть погожим. На востоке сгущалось облако дыма, но ветры верхних слоев атмосферы понесли машину в противоположную от Финии сторону.

Аппарат постепенно превратился в точку. Амери моргнула, и точка стала невидимой, затерялась под ярким сводом небес.