«Итак, подведём итоги».
Мийол почти привычно стоял на фордеке, бездумно уставившись вдаль. Громадное зеркало Междуземного моря впереди, и справа, и слева, и внизу, и позади перестало служить новинкой, приковывающей внимание, ещё пару часов назад. Дымно-облачные столбы, спускающиеся к водной глади, словно белые призраки деревьев-великанов или, может, титанических сталагнатов не пускали прямой взгляд дальше, чем на пять-шесть тысяч шагов от яхты. И ровно ничего заслуживающего внимания в этом радиусе не наблюдалось: ни островка, ни хоть корабля. Просто огромная пустота. Яхта тащилась над ней чуть медленней, чем может бежать гонец, поскольку Васька нахимичила что-то не то с прокладкой курса и теперь они влипли в бледно-зелёную зону, почти белую, так что с фоном Природной Силы всё стало совсем грустно.
«Итак, — повторил Мийол. Мысли шевелились лениво, больше по привычке. — Что доброго и что скверного у нас после Хорридона?
Из первого: зарегистрировали леталку, распродали лишние диколесские штуки, купили на почти половину этих денег резонансный уловитель Акрата — по стандарту 2422 года. Дорогой как сволочь, конечно, но нужный; теперь у нас полный комплект навигационных приборов. Опять же — книг прикупили, причём немало. Будет что почитать в ближайший месяц.
Из второго: вместо налаживания отношений получилось не пойми что. Особенно неловко вышло с Ксорирен и с Трашши. Ну, Ламина-то скорее сама виновата: затея с медовой ловушкой хороша, когда удаётся, а вот когда проваливается… что совершенно не помешает ей при новой встрече устроить ещё какую-нибудь гадость, и хорошо, если это снова будет что-то вроде вялого нападения бандитов. Вообще, что у золотокожей стервы в голове творилось? Или она таким очень странным образом хотела вынудить меня растратить резерв?
Гадать можно долго, поскольку я не знаю ряда ключевых моментов — вроде того, что за курения такие были в «мягких холмах» и что бы со мной стало, если бы я попёрся туда сам. Так что на бреч Ламину, если говорить грубо. Ха-ха, даже жаль, что мой магоклон так и не успел это пожелание реализовать! И очень жаль, что новый спарринг с Трашши не состоится, притом по моей вине. Сойтись с Мастером Основ… это вышел славный опыт. А что я перед отлётом даже не оставил ей записки — плохо. Очень плохо. Не держать своего слова вообще не хорошо, а если не держать его в отношении более сильных…
Как бы разгрести эту кучу фрасса, не влезая в проблемы ещё глубже?»
— О чём думаешь, сынок?
Мийол развернулся к Ригару лицом, облокачиваясь на ограждение локтями.
— Об ошибках. В основном своих.
— Это правильно, это хорошо… думать вообще полезно, да. — Отец встал по правую руку, положа на ограждение ладони и глядя вдаль с видом умиротворённым, гордым… и ещё самую малость таинственным.
Вообще он как будто помолодел сильнее прежнего. Ригар и в Жабьем Доле смотрелся чуть помоложе ровесников; а уж после инициации, получив Атрибут, словно начал помалу отматывать надвигающуюся старость в обратную сторону. В этом году ему исполнится пятьдесят шесть, но в Хорридоне он казался крепким таким мужчиной «слегка за сорок»…
Сейчас? Прямо сейчас с него словно ещё пять лет сбросили!
Мийол использовал собственный Атрибут для проверки догадки, что молнией пронзила его сознание. И широко улыбнулся:
— Поздравляю с эволюцией! Какое свойство?
— В нюансах ещё не разобрался, но… кажется, сохранение.
— Очень хорошо. Да что там, просто отлично! Когда ждать прорыва в эксперты?
— Вот этого не скажу. Я до сих пор не добрался даже до пика развития как специалист. И в таком фоне, как здесь, буду добираться долго.
— Ну, клатов на зелье Силы у нас хватает…
— Мы уже говорили на эту тему. И я снова повторю: чем меньше зелий использовано для развития, тем лучше. Я не Валтаррен, чтобы смягчать интоксикацию, и тем более не Слиррен, чтобы пассивно исцелять последствия даже до того, как они себя проявят. Для прорыва зелья ещё более-менее приемлемы. Для развития? Только чистая Природная Сила!
— Ладно-ладно, не бушуй. Об этом мы действительно уже не раз говорили и я полностью согласен с твоими аргументами. И… я тут подумал…
— Это правильно, это хорошо.
— Отец… хотя — что с тебя взять? Вернувшаяся молодость бьёт в голову, гормоны играют…
— Сын, стрела подколок должна лететь в одну сторону!
— Так оно и есть. Я использую не её, а пращное ядро сарказма. Так вот, про подумать: что, если нам дружно податься в морские Охотники?
— Ты всё-таки не оставил эту гнилую идею?
— Почему сразу гнилую? Нормальная идея. Зарабатывать клаты всё равно как-то надо… и я не договорил. Непосредственно морской Охотой заниматься не обязательно — это и впрямь очень специфическое ремесло. Но у нас есть собственная леталка, достаточно быстрая даже в таких вот гиблых местах, — Мийол махнул рукой, напоминая о бледно-зелёной зоне вокруг. — И есть короба. Достаточно вместительные. Мы вполне можем заняться поставкой Охотникам продуктов, а также доставкой на землю добычи с малым сроком годности. Плюс работа курьеров, спасателей…
Ригар нахмурился, но потом неохотно кивнул. И ещё раз, увереннее:
— Знаешь, сын, а ты хитрец! Зарабатывать за счёт рискованных дел, вроде той же Охоты во всех её проявлениях, надежнее не рискуя лично, а снабжая тех, кто рискует… и скупая их добычу. Мы при этом, конечно, подставимся — не так уж мало найдётся лихих ребят, жаждущих отжать чужое. Но когда отжатию активно противятся три эксперта магии и не самый слабый Воин…
— Это да. Плюс пара магических зверей. И ты. Но сперва, — вздохнул Мийол, — всё-таки закончим с наследием второго учителя.
— Да. Сперва долги, авантюры потом. Кстати: мне кажется или мы…
— Не кажется. Васька спускает нас вниз.
Переглянувшись, отец и сын отправились в рубку.
— Сестрица, ты чего задумала? То есть что — понятно, но ты уверена, что сумеешь достичь выигрыша в скорости?
— Не уверена, — буркнула Васаре, изучая отметки на карте. — Скорее, выйдет так на так: сопротивление воды съест выигрыш в росте мощности «ветродуев».
— Тогда зачем спускаться на воду? И хватит ли у нас резерва мощности, чтобы потом от неё оторваться, к слову?
— Глупостей не говори, — отмахнулась она, не глядя. — Накопители полнёхоньки, я в запас не влезала. Взлетим, как мяч от пинка. А приводниться нам надо, чтобы пространственный короб открыть. Догадайся, зачем.
— Думаю, ты и сама скажешь, — лениво сказал Мийол.
— Скажу, — хмурая сестра посмотрела на него, как на маленького. — Одно слово. Звери.
— Фрасс! У нас же корм кончается…
— Вспомнил, да? Призыватель, — с труднопередаваемой интонацией фыркнула Васька.
Бледную зелень плохо переносили не только артефакты яхты, севшие на голодный паёк по балансу восстановления и траты энергии. Основная проблема — точнее, две основные проблемы — откликались на имена Эшки и Зунг. Попавшие в места, где Природной Силы едва хватало для разведения черноклювых змеептиц (на минутку: существ, природой и селекцией ограниченных первым уровнем!), звери четвёртого уровня уподобились китам в мелеющей заводи.
Конечно, до младших зверодемонов им оставалось далеко и умирать они не собирались… но только потому, что хозяин им помогал, как мог. Все крохи маны, какие только ему удавалось наскрести, отправлялись на поддержание Эшки с Зунгом: после перехода из нормальной зелени в бледную Мийол даже Ускорение Магических Действий поддерживать перестал (что отчасти и объясняло нынешнюю ленивую флегму, столь для него нехарактерную). Беда в том, что этого не хватало, так что приходилось отпаивать страдающих зверей ещё и зельем Силы. А также усиленно кормить обычной, физической пищей, чтобы плотность праны не скудела.
У всего этого понемногу проявлялись последствия. Так, магическая совместимость Мийола и его подопечных росла — ну, это понятно, регулярное донорство способствует. С другими зверями фокус мог не пройти: чужая неадаптированная сила вообще-то содержит примеси и потому может работать как настоящий аурный яд. Но с Эшки молодой призыватель изначально имел отличную совместимость из-за сходства Атрибутов, а Зунга лично втащил с первого уровня на середину второго, чем также ударно поднял совместимость. Кроме того, сыграла роль новообретённая ими обоими жизнь: под влиянием неблагоприятных условий соответствующие сегменты Атрибута Эшки и оболочка Ядра Сути у Зунга ускоренно менялись, адаптируя зверей к происходящему. Из-за действия жизни магическая совместимость росла так быстро, из-за неё же негативные эффекты донорства сглаживались, притирались, исцелялись.
А ещё искусственно и насильственно введённая жизнь сама адаптировалась. Интеграция с предыдущими свойствами росла, углублялись изначально прочные связи этой магии с телами зверей, со всеми их органами и системами, включая нервную, шёл бурный качественный рост. Не в последнюю очередь потому, что пребывание в низком фоне постоянно нагружало именно её.
И один минус у всего этого пира позитива: что Эшки, что Зунг буквально истребляли запасы провизии. Уничтожали. Жрали. Хотя производство фекалий почти не выросло: видать, не без помощи всё той же жизни процент используемой пищи тоже вырос.
Мог ли старик Хит предвидеть реакцию зверей на скудный фон? Скорее всего, мог. Недаром он так странно хихикал, ненавязчиво помогая ученику выбирать прививаемое свойство для Эшки и «стихию» — для Зунга. Почему не предупредил? Да тоже всё ясно: наглядные уроки усваиваются много лучше, чем разжёванная кем-то пресная каша теории. Вот и сейчас, просто ухаживая за своим (ещё один термин Ригара) зоопарком — Мийол начинал лучше понимать кое-какие основы целительства и химерологии.
…гладь воды — без совершенно лишней спешки, но заметно даже при беглом взгляде — становилась ближе. Васька с самым деловым видом прошла к упрятанной в левый угол рубки барабанной лебёдке, перещёлкнула стопорный рычаг в положение «подъём» и закрутила барабан. Опять же без лишней спешки. Парные фалы натянулись, и крылья, на концах которых крепились боковые маршевые «ветродуи», начали разворачиваться на шарнирах, поднимаясь вверх — из положения «полёт» в положение «глиссирование». Чисто пилотского шика ради Васька подгадала так, что возвращение стопорного рычага в блок-нейтраль и касание днищем моря случились одновременно. Снизу раздался шипящий шелест рассекаемой воды, левитационные контуры начали сброс нагрузки. А вот двигатели, особенно верхний, — наоборот, прибавили напор: теперь, после небольшого перераспределения мощности, из «ветродуев» стало можно выжать больше, чем в парении, так как левитация перестала оттягивать на себя свою часть фона.
И позволяя открыть встроенные в корпус пространственные короба.
— Ступай кормить своих чудищ, о главное чудище!
— Васька… а-а, что с тебя возьмёшь. Командирша над главным чудищем.
— Заметь: не я это сказала! И за язык никого не тянула.
— Да-да. Невиноватая ты, я сам сказал.
— Иди уже! Говорящий с чудовищами…
— Заметь: с удовольствием говорящий! — сказал Мийол, устраивая спешную ретираду в трюм (ибо знал по богатому печальному опыту, что бороться на языках они с сестрой могут хоть час, хоть два — а дело при этом стоит!). — Почему бы это, не догадываешься? А-ха-ха!
Васаре могла на это ответить, имела что ответить, хотела ответить… но не успела.
— Доча. Мы тут с твоим братом посовещались и решили сделать небольшой бизнес вместе с морскими Охотниками. Без прямого участия в собственно морских Охотах.
— Это как?
Ригар объяснил идею. И пара магов-артефакторов — один постарше и поопытнее, но слабее, другая помоложе, но, как уже ясно им обоим, талантливее — принялась деловито обсуждать те изменения, которые принесёт в будущем новое занятие…
И те вполне возможные изменения в конструкции «Хитолору», что необходимо внести для большего удобства. Переделка из пассажирско-грузовой яхты в грузо-пассажирскую — серьёзное и не такое уж простое дело!
После визита в грузовой отсек и кормления подопечных, совмещённого с донорством маны и наблюдениями за их состоянием, Мийол отправился в свою каюту.
Восстановительная медитация… к хорошему привыкаешь быстро — поэтому после Хурана и эволюции Атрибута до третьего уровня он привык пополнять свой резерв на сорок, пятьдесят, даже шестьдесят условных единиц в час. Уверенно, безопасно, быстро. Потратить за день весь накопленный объём? Пустяк! Потратить дважды? Легко! Если урезать время сна, можно даже трижды опустошить запасы маны до донышка, тут же восстанавливая их за счёт плотного фона дальнего диколесья. Причём без вреда для здоровья — достаточно соблюдать пару несложных правил, вроде «не уменьшай плотность праны без необходимости» и «распределяй нагрузку на семь основных узлов».
В жёлтой зоне такое благолепие ужалось вдвое. Внешняя граница жёлтого — от двадцати пяти до пятнадцати на внутренней. Зелень? В Хорридоне даже при максимальном использовании Атрибута восстановление не превышало дюжины единиц в час. Что означало восстановление резерва от полного опустошения до предела за сутки с небольшим. Это если только медитировать без остановки и не тратиться на Ускорение Магических Действий. Если тратиться, не отказывая себе при этом во сне, то наилучший результат — двое суток.
Сейчас, в полосе бледно-зелёного, Мийол мог бы восстанавливать семь-восемь единиц в час. И то при идеальных условиях. Если бы он развернул Атрибут во всю ширь и тянул силу без разбора из всех возможных источников, «ветродуи» сперва исчерпали бы запасы в накопителях, а потом вообще встали. Потому что попали бы в радиус двадцати семи шагов от призывателя, где он являлся сильнейшим втягивающим «насосом» Природной Силы, эквивалентным по этому показателю условному сильному подмастерью… или даже слабому мастеру магии. Заодно он бы этим действием перекрыл возможности восстановления всех остальных в команде яхты, включая и разумных, и неразумных. За что ему никто спасибо не сказал бы.
…Мийол действительно развернул Атрибут во всю доступную ширь — но не в силовом, а в сенсорном варианте. Без поддержки Ускорения Магических Действий это, кстати, само по себе становилось не самой простой тренировкой. С активным заклинанием поддержки контролировать всю сферу казалось до смешного простым; сейчас, на голом сосредоточении, нормально держать фокус внимания удавалось только на одном выбранном объекте, все остальные погружались в темноту. Если бы сенсорика походила на зрение, последнее следовало назвать туннельным.
Вот ближайший сгусток силы: Рикс. Интерпретировать ощущения непросто, но Мийол уже имеет кое-какой опыт и потому точно знает: сейчас Воин в своей каюте медленно отжимается. Его воля прочно держит в узде четыре основных узла: сердечный, лёгочный, головной и — в обход обычного порядка — печёночный. И пытается распространить контроль, также в обход обычного порядка, на седьмой. Контроль всё время сбоит, поэтому достигнутая плотность праны падает. Но Рикс не сдаётся — и с упрямством одержимого продолжает свою динамическую медитацию.
Вот сгусток силы чуть подальше: Шак. Она погружена в восстановительный транс, в точности как он сам. С той разницей, что её видовой Атрибут не может помочь в сборе Природной Силы. А потому её скорость восстановления сейчас ничтожна: полторы-две единицы в час, не более. В сутки — полсотни, на весь резерв — неделя…
«Да уж, повезло мне просто безбожно. Мог бы сейчас так же по капле сосать фоновую энергию и ещё радоваться, что тут не чистая белизна, где даже я бы восстанавливал полторы единицы в час!»
Вот рубка, набитая навигационными артефактами, а в ней — семья. Сестра и отец. Они не медитируют целенаправленно, но вот их Атрибуты активны. Знакомый сигил Васаре чем-то схож с танцующим огоньком: он, в общем-то, остаётся на месте и не занят ничем конкретным, но при этом беспрестанно движется, меняется, вытягивает «протуберанцы» туда и сюда. Без ясной цели, без плана и воли, просто проявляя собственную переменчивую суть. Причём касание связанности заставляет чувствительность сестры измениться. Не факт, что она сознаёт происходящее — всё-таки она не Охотник, её чувства не столь остры или, лучше сказать, насторожены, а внимание не так натренировано на контроль окружения. И всё же на неком уровне магия, встретившая магию, фиксирует этот контакт. Чтобы не причинять лишнего беспокойства, Мийол переносит фокус своего восприятия.
Ригар. Его Атрибут, разумеется, схож: «оттенок», ощущаемая плотность — подросшая до того же третьего уровня… но форма и поведение совершенно иные. Не танцующий огонёк, вовсе нет; скорее, это нечто вроде медузы. Размеренные пульсации «мантии», размеренное колыхание «щупалец», размеренное и вполне целенаправленное влияние на… что-то. Мийол воспринимает массу подробностей, поскольку касание его магии не беспокоит отца — тот чувствителен куда меньше Васьки; соответственно, можно позволить себе куда больше назойливости и буквально ощупывать интересующие процессы. Да, восприятие приносит много, очень много данных… вот только воспринимать и понимать, что именно — вещи до боли разные. Утомившись от попыток пробить обманчивую упругую мягкость стены непонимания, Мийол снова смещает фокус.
А вот и ещё одна пара живых: Эшки и Зунг. Забавно, но в ней разница чувствительности так же распределена по полам, причём ещё контрастнее. Филин моментально ощущает поток связанности даже сквозь послеобеденный сон — и подхватывает его собственной связанностью, обеспечивая смутный, едва контролируемый, но всё же практически полноценный канал обмена сигналами. Мийол поспешно ослабляет связь с фамильяром: он уже пару раз проваливался в её несложные сны… и не нашёл их приятными. Слишком быстрая смена картин, неприятно-непоследовательные мелькания образов; причём, если преодолеть отторжение и всё-таки углубить контакт — потом собственное тело долго кажется неуклюже-тяжёлым, шумным, уродливым.
И тянет в лучшем случае на сырое мясо, а то так и на более сомнительные штуки.
Зунг контакта с хозяином не замечает. Он ест. Да, до сих пор. Он вообще до смешного похож поведением на ленивого, зажиревшего домашнего кота, что либо ест, либо спит — и больше не делает ничего. Но это лишь внешнее, наносное. А вот внутри… хо. Внутри у Кошмарного Двурога на низкой, даже ниже самого густого баса, ноте гудит-вибрирует-трепещет Ядро Сути. И от этого вибрирующего гудения что-то происходит с его толстой кожей, с костями, мышцами, жилами, что-то с сосудами, что-то и с нервами. Не прекращается глубинная работа, которую без соответствующей подготовки Мийол может воспринять лишь на малую долю целого… а уж чтобы понять — на малую долю от того, что воспринимает.
И подсказки искать бесполезно: как всякий зверь четвёртого уровня, Зунг уникален. Не найти такого же второго, не обменяться опытом с кем-то более мудрым и знающим. Что, хочешь ответов на свои вопросы? Мучишься от незнания и вызванного им жгучего любопытства? Иди тогда и сам отвечай на них, Мийол-призыватель! Таков твой путь…
И он — только твой.
Молодой маг бледно улыбнулся сквозь глубокий транс. Скользнул восприятием мимо движителей на концах крыльев, сосредоточился на внешней части воображаемой сферы, которую накрывал связанностью. И начал оттуда — с внешних слоёв, недоступных для всех остальных живых существ на борту «Хитолору» — тянуть к себе Природную Силу.
Да, это давалось тяжелее. Да, росли потери, и скорость восстановления маны падала до примерно трёх-четырёх единиц в час — столько он восстанавливал в пассивном режиме в самом начале своих приключений, после визита банды Килиша и до первой встречи с Эшки. Но…
…но от этого напряжения, от этих усилий на грани возможного расширение связанности его Атрибута менялось качественно и даже — немножко — количественно. За десяток дней вдали от изобилия красных зон сфера воздействия расширилась довольно ощутимо. Кто-то скажет: да что такого? Ну, был радиус двадцать пять шагов, стал двадцать семь. Мелочь, ерунда! Но ведь именно из таких мелочей и состоит могущество мага. Крупица там, возможность здесь, немного знаний оттуда, добавить экстремальные тренировки в особых условиях, предлагаемых самой жизнью — а там, глядишь, посреди стены, воздвигнутой на пути возвышения, сыщется пролом. Или даже самая настоящая дверь. Замок на которой откроет, словно ключ, очередная «ерундовая мелочь».
Тяжёлый топот доброго десятка ног, обутых в массивные говнодавы. Тяжёлое дыхание. Тяжёлый смрад трущоб, по сравнению с которыми район верхнего озёрного порта Хорридона — чистое, приветливое, почти что благополучное место.
— Суды! Вломым падлюке!
— Брате, иде ин уховалца?
— Тута жи тупык! Шо за жырный упацк?
— Фрасс! Упустыли…
Скрытый от взглядов талисманом Средней Комплексной Незаметности, маг вздохнул.
«Отец, противореча сам себе, любит повторять, что если урок требует повторения — значит, он не пошёл впрок и лишь впустую потратил время и силы обоих: что учителя, что ученика. И что самые лучшие уроки даёт нам жизнь.
Вот только никак не могу взять в толк, чего ради за мной решили снова побегать с самыми нехорошими целями местные бандиты.
Можно подумать, я с первого раза не усвоил, что мне такое совсем не нравится!»
…«Хитолору» прибыл в Даштрох не по воздуху, а морем. По мелкой и грязной воде залива с говорящим — и правдивым! — названием Мутный.
Аккурат в момент, когда впереди показались строения порта и города, выстроенного в устье узковатой темноводной речки Аккаль, Мийол высыпал с кормы яхты пепел, оставшийся от сожжения тела его второго учителя. Сделал он это в одиночку, без свидетелей; в конце концов, церемония прощания уже состоялась, а пепел — это просто пепел. Даже не тело.
Если судить по панораме города, открывающейся с залива, Даштрох знавал времена лучше и даже, наверно, много лучше… а ныне преобразился в гниющую дыру и уверенно двигался по пути дальнейшей деградации. Половина причалов стояли заброшенными, местами так и вовсе разрушенными; около второй половины причалов суда стояли, говоря прямо, не сильно густо. К тому же то были в основном маломерки, частенько уступающие размерами далеко не гигантскому «Хитолору» — всяческие рыбачьи лодки, потрёпанные баркасы, в лучшем случае пузатые каботажные лоханки, что редко могли похвастать водоизмещением хотя бы в четыре-пять тысяч пудов. Притом складывалось стойкое ощущение, что основная масса этих плавсредств приводится в движение скорее вёслами и парусами, чем магией.
Короче — сплошные варварство и упадок, помноженные на нищету. Словно с момента Падения Империи прошло полвека, а не приблизительно семь столетий.
Яхта честной компании, которая в том же Хорридоне выглядела сама собой (то есть сильно самоделкой, грубоватой и самую малость косоватой, даром что интересного дизайна, дешёвой импровизацией из дорогих, для зелени, материалов)… эх. Чего скрывать? На фоне Даштроха яхта смотрелась артефактом из иных времён. Дивным гостем, роскошным и изящным. Чистеньким кружевным платочком на куче мятого грязного белья.
Хотя бы потому, что была новой. С однотонными, не посветлевшими ещё после травления боками и ровно залакированными, не облупившимися и не стёршимися деталями.
Разумеется, «Хитолору» и его пассажиры привлекли внимание. Разумеется, на них жадно и вожделеюще смотрели издалека буквально все, кто только мог себе позволить… издалека, да. При швартовке никто Мийолу не помог — ладно, он не гордый, сам может накинуть пару концов на причальные кнехты. Но когда от приближающегося гостя города местные откровенно разбегаются кто куда, словно тараканы от света… как-то неприятно. Словно то ли они, то ли всё-таки он сам — разносчики незримой заразы и не должны приближаться друг к другу. Причём заражён скорее всего именно одиночка, просто ещё не знает об этом.
Возможно, Мийол перебрал с подготовкой. Возможно, ему не следовало укутываться в свой новый, по росту, плащ Хантера и напяливать доработанную маску (отец по-быстрому дополнил её старую функцию искажения голоса воздушным фильтром — чтобы вонью не дышать). Вид у него, ещё и открыто вооружённого, с учётом всего этого стал откровенно загадочный и угрожающий, но эй! Это же не повод сходу наставлять копья, отделываться в ответ на вопросы невразумительным бурчанием, а затем и вовсе травить бандитами? А?
Кстати, о бандитах. Покуда они, все пятеро, так удобно скучковались и смотрят сюда…
Чпок-шшух!
— А-а!
— Маи глазы! Глазы!!!
— Кха! Кха!
— Буэ…
Подкравшийся под талисманом, Мийол окатил их из струйника. Идею оружия подал отец, гравировали руны на вкладках в рукоять лично он и сестра, начинку для одноразовых патронов варила Шак. И нет, ничего смертельного… просто мощный лакриматор на основе всё того же жучиного экстракта с рядом добавок. Консультировал опять-таки отец. В итоге получился густой, липкий и едкий состав, доставляющий неприятности даже просто при попадании на кожу, но не летучий и неохотно разбрызгивающийся. В рукояти же струйника скрывалась структура сильно упрощённого Пародела, оптимизированного под короткие импульсы при нажатии триггера. При выстреле содержимое патрона выдавливалось примерно за секунду-полторы через узкое отверстие в виде струи спрея и мелких капель. Окатить таким манером цель с расстояния, превышающего четыре-пять шагов, представлялось сложным; но на что Мийолу талисман Средней Комплексной Незаметности? И на что воздушный фильтр в маске?
«Натурные испытания прошли успешно. Выведение из строя надёжное, стрелок не страдает и возможность поражения групповых целей подтверждена. А что перед тем, как заманить этих ребят в узкое место, пришлось побегать… пустячок. Тактическая уловка».
Пинками расчистив путь среди корчащихся, рыдающих и кашляющих, а в двух случаях отчаянно блюющих оборванцев (не вовремя открыли рты или решили вдохнуть, бывает), Мийол двинулся обратно. Вообще ему хотелось достать кинжал и прирезать эту пятёрку ко всем упасхам — на всяком бандите уже за пару лет набирается достаточно грехов, чтобы досрочно упаковать его или её в могилу поглубже. Да, он хотел их прирезать и мог, но… лично ему они ничего дурного сделать всё же не успели, да и не судья он; а начинать день с резни — идея так себе. Зачем портить отношения с местными, пусть даже и такими ублюдочными, прямо со старта?
«Вот если намёк на снисходительность поймут превратно — придётся всё же убивать. Чего там, убивать придётся в любом случае… наверно… хотя я бы с радостью обошёлся без крайностей — но в случае чего вполне смогу…
Так. Хватит жевать сомнения, они невкусные. Пора вернуться к разговорам».
Мийол достал из струйника отработанный патрон и сунул его в кармашек патронташа. Вынул из соседнего кармашка новый, с тихим щелчком снарядил струйник и убрал оружие в открытую кобуру на правом бедре.
Уличный торговец пирожками (начинка наверняка сомнительна, тут и гадать нечего!), попытку общения с которым прервала неудачливая пятёрка бандитов, при возвращении мага резко побледнел. Побелел даже. Но с места не двинулся. Говоря по чести, он и не мог: кто-то когда-то сломал ему обе ноги, а сложить кости правильно никто не озаботился. Так что бедолага даже стоял неуверенно, бегать же не мог вовсе… отчего и стал единственной доступной жертвой жажды общения гостя города, пока остальные местные старательно ныкались по щелям.
— Ну что, уважаемый, продолжим с того места, на котором нас прервали? — риторически спросил Мийол, подходя к нехитрой печке-тележке торговца. Затем чуть развернулся вправо и добавил громче, — или же лучше будет поговорить с вами?
— Лучше, как есть лучше, — сказал опрятный, на полголовы ниже мага, крепенький мужичок с колючими глазами убийцы, останавливаясь в десяти шагах ровно (то есть на удвоенном пределе эффективности выстрела из струйника). — Старына Крывоног опосля того, как по молодосты его стукнулы, мычит токмо. Он всё понимат, но не говорыт. Так шо да, я за него.
— Зато уж вы-то, если меня слух не обманывает, говорите вполне себе разборчиво и даже на довольно внятной низкой речи. Лучше той пятёрки. Это хорошо, это гарантирует, что мы, ко всеобщему удовлетворению, нормально поймём друг друга… ну, я на это очень надеюсь. Итак, уважаемый Воин второго ранга, не знаю вашего славного имени, приступим?
— Прыступым, многоважамый маг четвёртого уровня. Прыступым. Но не лучше ль где-то в ином месте говорыть? Мене… открытом?
— Меня устраивает. Ты не хочешь даже имя называть и приближаться, подставляясь под выстрел и прочие сюрпризы, припасённые мной для разного рода агрессоров. Я тоже желанием сближаться не горю… — «Потому что именно ты, голубчик, приказал той пятёрке меня проверить на прочность, а приказывающий бандитам — и сам не иначе, как бандит». — Ибо никакой маг, взаимно не доверяя Воину, сближаться с ним не станет… даже если тот Воин малого ранга и без толковой экипировки. А разговор у меня достаточно простой и секретов никаких не содержит.
— Добро. Говорыте тогда, многоважамый.
— Буду краток. Почти век тому назад здесь, в Даштрохе, жил род Оллам и водил по морю свою шхуну капитан по прозвищу Дваждыбородый. Мой второй учитель хоть и родился хешатом, от того капитана и других курасов в основном видел только добро, а потому поручил мне добром же воздать им… вернее, их потомкам, потому что время простых людей не щадит. Я, наследник Хитолору Ахтрешт Науса, прозванного также Щетиной, во исполнение последней воли его должен позаботиться о наследниках его знакомых и благодетелей. И готов заплатить также за сведения, с ними связанные — без лишней щедрости, но достойно. Род Оллам, — повторил Мийол, — капитан Дваждыбородый, шхуна по имени «Бегунья Иллис». Засим желаю вам расторопности, мудрости и осторожности, уважаемый Воин. Я буду ждать новостей на борту нашей яхты или около.
Коротко кивнув, молодой маг развернулся и проследовал обратно к причалу.
«Наживка брошена, теперь будем ждать… и слушать. Как ты там, Эшки — бдишь?»
«Хух! Мог не спрашивать».
«Давай малое слияние».
«Хух… тяжеловато… но — вот».
Поверхностный контакт, позволяющий обмениваться мыслями, образами и эмоциями как импульсами, углубился. Незримая струна связи хозяина и фамильяра натянулась, делая обмен чем-то вроде двунаправленного потока. Правда, эмоциональную компоненту Мийол поспешно пригасил, да и Эшки на своём конце струны сделала так же. Но остальные грани связи он трогать не стал, иначе слияние вообще не имело бы смысла.
Теперь глазами напарницы и её ушами маг видел и слышал Воина, оставленного за спиной его-человека. Видел, как благообразный — если не считать взгляда, выдающего в нём жестокого мерзавца — мужичок долго смотрел в спину его-человека; видел, как, сочтя, что расстояние стало достаточно велико, тот перекосил рот, сплюнул и пробормотал:
— Курасов ему подавай, ц-ц-ц… ещё не хватало, шоб энтым крысам эксперт подмогал! Ну да то не мне решать, то дело старшого… можа, и срастётся шо… помощь-та, кхе, розна быват…
Бросив по сторонам быстрые сторожкие взгляды, Воин развернулся и пошагал к тому переулку, из которого уже выползал наименее пострадавший бандит пятёрки. Попинав его (хех! А не только Мийолу хотелось пнуть сию братию… однако, тенденция!), вожак произнёс краткую, обильно пересыпанную бранью тираду на помеси местного диалекта и воровского жаргона.
Из красочной, местами малопонятной речи следовало, что ушибленным по жизни утыркам велели прибывшего проверить на прочность, а не пытаться поколотить, даже пары слов не молвив перед тем. Вместо разведки бречи торчливые полезли в драку на мага, что таких, як вы, трёх дюжин стоит — и закономерно огребли. Скажите спасибо, что вовсе не подохли. Лично он, дядя Батт, дерьмоглавов таких не пожалел бы. Но как вы есть именно его дерьмоглавы, перед старшим слово за вас он замолвит. Вот прямо сейчас и отправится. Только не за какие-то личные успехи, не думайте лишнего — чисто за то, что своими неуклюжими шевелениями заставили мага вскрыть умение не то приблуду, делающую его невидимым. Ну и показать в действии какую-то фигню, позволяющую разбрызгивать едучую дрянь. Артефакты плюс алхимия.
Вот за этот-то частичный успех дядя Батт вам сейчас ещё малясь подмогнёт.
Как вскоре выяснилось, «подмога» заключалась в том, что Воин зашёл в ближайшую из халуп, где мобилизовал местных обитателей на помощь пострадавшим. Сам же он без задержек двинул куда-то к центру города. К счастью, особо отдаляться дядя Батт не стал: попетлял изрядно, прибегая к хитростям, призванным «сбросить хвост», но по прямой отдалился от точки, где сидел старина Кривоног, всего шагов на триста. А от яхты, неподалёку от которой Мийол сидел на одной из причальных опор с закрытыми глазами, восстанавливая ману и шпионя через глаза фамильяра — на неполных четыреста. Иначе говоря, остался в радиусе пятисот шагов, внутри которого они с Эшки могли поддерживать малое слияние.
Более того: пресловутый старшой, как оказалось, сидел не в особняке, куда зашёл дядя Батт, а во внутреннем дворе, на скамейке под навесом, в окружении плодовых деревьев и коллег по рискованному ремеслу разбоя, вымогательства и насилия. Так что Мийолу дважды повезло: он напрямую прослушал всю беседу-доклад и последовавшие указания.
Когда дядя Батт двинулся их исполнять, Мийол перестал расшифровывать речи старшого (тоже, кстати, испорченные местным ыкающим и глотающим часть гласных говорком) и разорвал малое слияние. Но Эшки оставил следить за бандитской компанией, а сам остался на месте — медитировать. В Даштрохе фон уступал хорридонскому, но не сильно; десяток единиц в час здесь он вполне мог вытянуть. Возможно, даже одиннадцать, если постараться.
А стараться приходилось, потому что поддержание Эшки и Зунга никто не отменял.
«Надо будет ещё провианта прикупить. Вот уж что-что, а эта статья расходов в последнее время заставляет понервничать. Скорее бы уж развязаться с моральными долгами перед стариком и вернуться к заработкам… а то расходы у нас приличные, а дохода пока никакого. Проедаем запасы, причём без ощутимого толка…»
Спустя ещё десяток минут по пирсу, не особо приглушая шаги, прошёл Ригар. Сел на соседнюю причальную опору. Вздохнул. И спросил:
— Как дела, сын?
— Медитирую. Шпионю. Точнее, Эшки шпионит, а я так… готовлюсь при случае смотреть и слушать через неё.
— Ясно. Много нашпионил?
— Из полезного именно нам — не слишком. Дела былых времён поросли быльём, к тому же местные бандиты, Портовые Шустрилы, давней историей не интересуются.
— Типично, — заметил отец. — Полагаю, для них всё, что было больше года назад — седая древность, больше десятка лет — эпоха легенд. Однодневки!
— Угу. В общем, про род Оллам, Дваждыбородого и его шхуну никто из них раньше даже и не слыхивал. Теперь дядя Батт (это мелкий начальник у Портовых Шустрил, с которым я говорил) пошёл по поручению вожака в городскую управу, совать местным писарчукам малую мзду. Те уже займутся раскопками в архивах. По старикам тоже пройдутся с расспросами, попробуют сплетниц послушать, хотя на тех надежды совсем мало. Ну а нам только и остаётся, что ждать.
— Ясно.
Мийол нахмурился.
— Знаешь, пап, меня другое волнует. Это… даже звучит как-то тупо…
— М?
— Короче, ты сам слышал историю старика. Он — хешат, но сто с чем-то лет назад курасы вполне себе приютили его-мальца, как ты меня. Воспитали, помогли на первых порах. Пока он в юнгах у Дваждыбородого ходил, его даже от медитаций особо не дёргали. Ну, ты помнишь, чего я буду пересказывать… так вот. Самая дурость в том, что местные банды существовали и при Щетине, конечно, но иначе. Нынче все они жёстко делятся по национальному признаку. Те же Портовые Шустрилы, например — сплошь хешаты! Центровые под каким-то Свинорезом — та же картина. А вот Речные Крысы — никаких хешатов, только итциро. У курасов тоже своя банда: Кляки или как-то так. Местный выговор на редкость поганый и кривой, а курасик полон гласных созвучий, этим выговором упрощаемых безбожно…
Вздох.
— Но это ещё ладно, — продолжил Мийол, — меня другое беспокоит даже больше. Почему в Даштрохе такое раздолье бандам? Мы приплыли — а где портовые чины? Ни звука, ни тени! От меня, по берегу прогулявшегося, откровенно сбегали, первый встречный — хромой калека, что не смог убежать, вторые встречные — пятёрка оборванцев с дубьём! Куда смотрят власти? Старик плевался ядом на клан Стаглорен, и плевался, наверно, заслуженно, даром что заинтересованная сторона… но в его время клановцы следили за порядком. А нынче что?
— А нынче тут настало, языком былин говоря, царство мрака и срака, — возгласил Ригар. Но тоном, подходящим не столько для шуточек, сколько для эпитафий. — Говоришь, тут затеяли по национальному признаку межевание? Банды в открытую подменили власть, всё в полном упадке? Знакомые симптомы. Типичная социальная гангрена! Вселенные разные, а люди в них такие одинаковые, что аж страшно становится…
— Ты что-то об этом понял?
— Нечего тут понимать, — отец покривился и сплюнул. Причём вышло так похоже на жест дяди Батта, что Мийола чуть не передёрнуло. Хорошо ещё, что плевок полетел не на пирс, без того загаженный, а в воду… тоже не сильно чистую. — Я тебе, сын, сейчас обрисую картинку, как я её склеил — а дальше уж ты сам думай, что с этим делать. Или, скорее, как с этим жить.
Ригар встал, прошёлся туда-сюда, собираясь с мыслями. Заговорил:
— Что да как с Падением Империи случилось — дело давнее и сейчас не интересное. Я буду говорить об упадке после него. Времена не выбирают, в них живут и умирают… м-да. Когда крепкая, центральная, законная власть ослабевает либо вовсе рушится, на свет вылезает власть слабая, местечковая и незаконная. Так было, так будет. Правило носит аж межвселенский характер — я свидетель! Многое зависит от масштабов во времени и пространстве. От стабильности. Если слабая, местечковая, незаконная власть оказывается способна поддерживать порядок достаточно долго, получается власть всё ещё местечковая, но достаточно крепкая и условно легитимная. Или даже без условности. Такова сейчас ситуация в Рубежных Городах, как я её понимаю. Планетерре сильно повезло с магией, потому что правящие элиты там одним фактом своего долгожительства обеспечивают тот самый длительный порядок. Несменяемый правитель, если это приличный правитель — благо. Но у всякого меча две стороны. Планетерре повезло с магией — и одновременно фатально не повезло…
— Почему?
— Да потому, что власть опирается на потоки Природной Силы, а не на людей! На Земле тоже был период, сходный с нынешним здешним. Сперва великая Римская Империя — правда, далеко не всемирная и просуществовавшая куда меньший срок, чем наша. Затем падение этой Империи, фрагментация Pax Romana и закономерный упадок длиной примерно в тысячу лет. Его потом назвали Средними Веками. Забавно, что когда на Земле фантазировали про магические миры, то изображали их обычно как «средневековье с магией»… довольно лживая аналогия… но я отвлёкся. Так вот, об упадке в мире Сёвы. Магии, напомню, нет — правит грубая сила. Меч, копьё, лук — и руки, которые их держат. Оружие и бойцы. При этом кто из слабых, местечковых лордов сумеет набрать побольше бойцов, тот и прав. И власть его законна — ибо некому её оспорить.
— Бандитская какая-то логика.
— Она и есть. Но всё же не совсем. Сейчас объясню, почему.
Ригар мерил шагами пирс, и Мийол неожиданно подумал, что ему пошёл бы мечущийся туда-сюда полосатый хвост. Или длинная указка. Лучше хвост и указка сразу.
— Что такое средневековый боец, тот самый громила с оружием в руках? Это почти бандит, который ничего не производит, не выращивает еду, не строит и не ремесленничает — только лишь жрёт, пьёт, тренируется и временами воюет, оправдывая тем самым сожранное. Однако такой вот полубандит неизбежно зависит от простых людей. Не будет крестьян — он просто подохнет с голоду! Отсюда вытекает формула могущества средневекового феодала: чем больше земли, тем больше людей, а чем больше людей, тем больше бойцов, способных защищать эту землю от чужих набегов… ну, и ходить в набеги на чужое. Но чем больше бойцов, тем больше крестьян нужно, чтобы прокормить вооружённую ораву, которая, напомню, ничего сама не производит. Армия мирного времени расходует ресурсы, но не даёт отдачи. Чтобы давала — нужно воевать: грабить чужих, угонять скот и крестьян, жечь чужие поля, чтобы у врага настал голод и его бойцы не могли крепко держать в руках мечи. И почти тысячу лет по всем бывшим территориям Римской Империи шли мелкие войны. А не войны, так набеги, налёты, рейды. Без перерывов, везде.
— Жутковато звучит.
— А то. Неспроста второе название для этого времени — Тёмные Века! Так вот. При всех видимых различиях, тот период земной истории похож на то, что творится вокруг нас. И… совсем не похож. Вот скажи: кто правит землями бывшей Империи?
— Известно кто. В основном кланы, кое-где торговые дома, редко где гильдии.
— Это внешнее. Здесь правят прежде всего сильные! То есть либо Воины, либо маги. Чем это отличается от ситуации на Земле? Да тем, что обладатели силы не нуждаются в большом числе вооружённых бойцов. В мире без магии, как правило, порядок бьёт класс. То есть, например, средние и даже слабые бойцы, но обученные за год-два держать строй, выставлять стену щитов и из-за этой стены колоть врага копьями, победят равных по численности сильных бойцов, что не приучены к строю и атакуют толпой. Почему так? А потому, что разрыв между слабыми и сильными бойцами мал. Чего нельзя сказать о наших условиях. В магическом мире — класс бьёт порядок! Даже Зунг, хотя он далеко не зверодемон, запросто стопчет хоть сотню обычных людей, хоть тысячу. Его просто не смогут остановить: слишком большой, слишком защищённый, слишком с недавних пор живучий. Или вот Рикс. Тоже далеко не самый сильный Воин. Но строй из слабых, обычных бойцов прорвёт и устроит резню. Он тоже стоит в бою целой тысячи обычных людей. И ты стоишь: призови Беркута Урагана, используй талисман… сам представь последствия.
Мийол представил. Поёжился.
Картинка перед мысленным взором получилась на редкость кровавой.
— Разница в количестве силы — не единственный фактор. Не меньшую значимость имеет разница в её качестве. Любой Воин быстр, вынослив, силён, способен сражаться часами… если не особо расходует прану на приёмы, ограничиваясь пассивным усилением. В теории, из одних лишь Воинов ещё можно составить строй — гномы со своими гроссами, хирдами и кандгрутами именно это и делают. Но ведь есть маги и магия. И целая палитра возможностей. Каждый подмастерье, а тем более каждый мастер и грандмастер — уникальны. Каждый способен привнести в сражение что-то своё. С Мастерами Боя то же самое: нет смысла ставить в один строй тех, кто благодаря таланту и труду ли, благодаря наследию крови ли сконденсировал Ядро Сути. Потому что у одного оно даёт скорость, вот как у Трашши, у другого — возможность дезориентировать врага, но только одного, у третьего повышает выносливость до совсем уж баснословных величин, а четвёртый так вовсе наносит дистанционные удары по ауре… отчего не слишком полезен, если в противниках не маг и не зверь-атрибутник. Хм… опять я в сторону ушёл…
Ригар вздохнул. И помрачнел сильнее прежнего, даром что и так не выглядел весёлым:
— Возвращаясь к правителям разрозненных земель. В основном это кланы, да. Потому что сходное наследие крови в пределах одного клана облегчает обучение и взаимодействие в случае схваток, даёт качественное преимущество над обычными магами и бойцами… и преемственность власти обеспечивает наиболее простым и естественным образом. Но кланам по причинам, что я уже очертил, не нужны большие толпы рядовых бойцов. Их сила — в малых числом, но грозных своими умениями, хорошо вооружённых и экипированных экспертах. Войны кланов — это вовсе не земные столкновения линейных армий. Это поединки сильнейших и точечные удары спецназа. То есть специально обученных, опять-таки экипированных по максимуму малых групп. В мире Сёвы до подобной тактики дошли сравнительно поздно — лишь на этапе прорыва в технологиях, когда снаряжение единичного элитного бойца стало дорогим просто до смешного, но при этом дало возможность этому элитному бойцу расправляться с десятком-двумя и более обычных вояк. А у нас, людей Планетерры, нечто подобное «было всегда». Это вплавилось в культуру, вросло в психику, отпечаталось в сердцах и душах.
— «Всё богатство у сильного, слабый живёт по его милости».
— Именно! Если нам нужна армия в тысячу человек, чтобы противостоять другой такой же — это одно. Тысячу человек прокормить нелегко: нужна земля, нужны крестьяне. Причём об этой земле и людях на ней приходится заботиться. Не заботишься? Дерёшь не три шкуры, как все, а семь? Крестьяне вымирают с голоду, разбегаются, урожаи падают, твоей армии становится нечего жрать и ты проигрываешь. Такова земная средневековая схема, её термодинамическое равновесие. Но если на тысячную армию можно направить одного лишь, зато действительно сильного бойца и ждать, что тот вернётся с победой… пусть этот боец ест за троих. Да хоть десятерых! Он всё равно выгоднее экономически, чем тысячная армия. Аж в сто раз выгоднее! Обычные люди в этой ситуации не то, чтобы совсем бесполезны — но о них незачем заботиться. От их благополучия ничего не зависит, а если зависит, то лишь в самой малой степени. Они выживают, как умеют, и только потому, что латифундистам из клановых нет до них дела. А ещё потому, что кланов много и они регулярно пускают друг другу кровь. Если бы истребление обычных людей или их угон в рабство помогали в борьбе кланов, от них, обычных, не осталось бы и следа. И без того регулярно возникает ситуация, когда змеептицы съедают людей. То есть клану требуется больше клатов, клан идёт и забирает пахотную землю под разведение змеептиц. Потом змеептиц забивают, мясо съедают, клаты идут на изготовление зелий Силы и других, более долговечных ценностей… а эти ничтожные, согнанные с земли, ставшие пухнущими с голоду нищими? Да кого они волнуют!
Ригар остановился, тяжело дыша и глядя куда-то вдаль. Явно не на загаженный пирс, не на кривые припортовые халупы, не на мутную воду Мутного залива, воняющую тухлятинкой, солью и канализацией. Что он видел? Какие картины, всплывающие в памяти, мучили его?
Мийол не знал этого и не хотел знать.
Вот только никто не спрашивал его, чего он хочет, а чего нет. Учитель и сам мир давали свои горькие уроки, не шибко заботясь об обезболивании.
«Сам думай, что с этим делать, да, отец? А скорее — как с этим жить… что-то не похоже, чтобы тебе от такого знания стало легко и приятно. Но…
Хотя бы за честность и за очередное знание, хоть семь раз неприятное — спасибо».
В середине следующего дня.
— Выписки из городского архива? Отличная работа, дядя Батт, — Мийол улыбнулся под маской при виде выражения лица своего визави. «Да, ты так и не назвался — но я всё равно знаю, кто ты!» — Насчёт оплаты: предпочитаете клаты? Зелья? Артефакты? Сейчас мы ограничены в возможностях, так как для полноценных лаборатории и мастерской на борту нет места — но всё же готовы принять заказ на самые разные зачарования вплоть до второго уровня включительно. Конечно, за серьёзные вещи вам придётся доплатить — но наш товар того стоит!
— Якой доплаты хотыте, многоважамый?
— Ничего экзотического. Мясо, рыба, зерно и мука, овощи, зелень… в общем, еда.
«Вот теперь он мой. Целиком», — подумал Мийол.
Со своим предложением он именно на это и рассчитывал: нынче в Даштрохе многое стало дефицитом, но уж что-что, а еду Портовые Шустрилы достать могли. Причём хоть десятками пудов, хоть вообще сотнями. Предлагаемые же на обмен артефакты, зачарования, зелья и прочий магический товар как раз должны идти по разряду дефицитнейшего дефицита.
Предлагай то, что не предложит больше никто, бери в виде платы то, что торгующий не считает особо значимым — и сделка состоится, невзирая ни на какие дополнительные препятствия.
Покупать продукты пришлось бы в любом случае: в низком фоне аппетиты подросли у всех путешествующих на «Хитолору», не только у магических зверей. Так почему не извлечь из нужды побочную выгоду? Уж чего-чего, а какие-нибудь ножи с нанесённым Лёгким Рассечением Васаре нынче могла выдавать в оптовых количествах.
Как раз на четвёртом уровне для артефакторов начинается раздолье: семисимвольные имперские чары из группы Размягчителей, той самой, артефактной разновидностью которых зачаровывают грундрепы, позволяют относительно легко обрабатывать заготовки из дерева, камня, кости, кожи, разнообразных волокон, стекла, обожжённой глины и прочих материалов. Можно делать буквально всё, на что фантазии хватит. Скрутить из деревянной чурки деталь с винтовой резьбой? Легко! Нанести рунный узор не гравировкой, а вытеснением — буквально раздвигая твёрдую массу строго в нужных местах? Не проблема! Армировать выделанную кожу льняной тканью? Запросто!
У артефакторов-новичков применение группы Размягчителей обычно вызывает трудности — в том смысле, что размягчать-то они материал размягчают, а вот с возвращением нормальных механических свойств в нужный момент и при требуемой форме материала возникают трудности. Они и у Васьки возникали: ошибки неизбежны, путь к мастерству простым и лёгким ещё ни у кого не случался. Но синергичное использование Ускорения Магических Действий на третьей оболочке дало возможность очень сильно «срезать углы» начального этапа обучения.
Мийол подозревал, что нынче сестра способна потягаться в практической артефакторике с коллегами, имеющими позади десять лет практики и более… ну, если те не используют уже свои профессиональные хитрости, на что надежды не так уж много. В конце концов, параллельное использование заклинаний разных уровней изобрели ещё в седой доимперской древности. Как и ритуальные круги концентрации, и ещё много разных очевидных вещей.
Впрочем, это не отменяло пропасти между экспертами и подмастерьями. Например, именно в артефакторике доступ к заклинаниям пятого уровня давал возможность работать не только с формой материала, но и с его сущностью. Надо ли объяснять, насколько неохватен подобный прорыв и какие возможности он даёт? Когда Ригар добрался до соответствующих гномьих трудов — пришёл в лихорадочное возбуждение и бормотал что-то про высокоцепную полимеризацию, управление агрегатными состояниями, перестройку молекулярной структуры, анизотропные среды и прочие хитрые штуки, которые Мийол понимал довольно смутно.
А вот Васька тоже загорелась. Подключив к работе Рикса на правах консультанта, они с отцом втроём замутили какой-то ритуальный усилитель, что по задумке Ригара позволял добиться частичного прорыва на уровень выше и таки поменять сущность обрабатываемого вещества. Что-то у них там не заладилось, приходилось вводить какие-то дополнительные фильтры и отсекать дрейф чего-то там в неправильную сторону. Но незадолго до смерти старика и отлёта отец объявил, что «основные трудности наконец-то преодолены»: ритуал заработал примерно как надо, а Мийолу показали две диковинки: прозрачную, как стекло, но притом гибкую, отполированную до блеска пластину, а также шёлково переливающийся кусок зеленоватой ткани, которая, как наглядно показал опыт, на открытом огне лишь покрывалась копотью, но не горела.
— Угадай, что это? Вернее, из чего сделано?
— Ну, ткань — наверно, из обработанного асбеста. Я читал, что гномы как-то ткут из него что-то похожее, огнестойкое. А вот это гибкое-не-стекло… вообще никаких идей.
— Ну, хоть что-то предположи.
— Если от балды, то пластина — это обработанная на прозрачность и упругость кожа. Для стекла у неё плотность маловата, лёгкая больно.
— Половина попадания из двух, — хмыкнул Ригар. — Образец ткани действительно похож по своему составу на асбест. Но на самом деле это кустарная нетканая стеклоткань.
— Как только зачаровали… и зачем?
Отец разулыбался шире.
— Никаких зачарований! — заявил он. — Да разве ты сам не ощущаешь? В этом нет магии! Вообще! Мы имитировали процесс вспомогательной алхимии, только в артефакторике: получили магическим вмешательством вполне ординарный материал… с неординарными свойствами. Если на Земле стеклоткань делали, продавливая расплав через фильеры, то мы просто взяли кусок стекла и разделили его массив на множество тончайших волокон. Таких, что уже вполне себе гнутся, а не трескаются. Но это именно стекло, обычное и дешёвое, с примесями железа.
— Термостойкость уже показана, — задумался Мийол. — Ещё, раз это стекло, ткань из него стойка к кислотам и щелочам. Высокая плотность, прочность тоже должна быть немаленькой…
— Всё так. А что до пластины… хо-хо! Она фактически деревянная.
— Вот это — дерево? И тоже не зачаровано?
— Да. С ним мы провели строго обратный процесс: если массив стекла делили на волокна, то тут волокна древесины сливали воедино, заодно упорядочивая структуру. Алхимически чистая целлюлоза оптически прозрачна, так что результат видишь сам. Не хуже полиметилметакрилата.
— Не хуже чего?
— Так называемого оргстекла. Давай я тебе напишу структурную формулу, она простая.
Увы, вскоре старик скончался, так что опыты — на самом интересном месте, только-только добравшись до первых практических результатов! — пришлось свернуть. Правда, окна в рубке яхты и иллюминаторы успели остеклить, то есть «задеревенить», новым прозрачным материалом.
Прямая польза экспериментальной магии. Буквально очевидная.
…закончив разговор с дядей Баттом, Мийол развернул архивные выписки. Прочёл. Потом ещё раз прошёлся, фиксируя ключевые места. И длинно, разочарованно выдохнул.
— Ну да, ну да. Чего и следовало ждать. Как будто в городе, пришедшем в такой упадок, архивы окажутся полными исчерпывающих сведений!
По документам прослеживался — да и то лишь несколькими разрозненными фрагментами — путь «Бегуньи Иллис». Демоны знают, кто и из каких соображений расставлял датировки, но если воспринимать написанное всерьёз и буквально, шхуну привели в Даштрох и зарегистрировали аж на два года раньше, чем спустили на воду.
(В этом состояла одна из проблем с популярным отсчётом лет «от Падения Империи»: в разных местах за окончание П.И. и начало Нового времени принимали разные годы. Даже если собственно Падение произошло быстро — что вряд ли, — его прямые последствия аукались людям ещё несколько лет. Только пообщавшись с гномами, сверив имперскую хронологию с летописями Подземья как независимым источником и проведя все нужные арифметические действия, Мийол более-менее уверенно установил: Падение Империи случилось приблизительно в 2506–2518 годах от Кадарского Завоевания, сам он родился в 3202-м, а нынче идёт 3217-й).
В общем, несмотря на вроде бы однозначные датировки в бумагах, принесённых дядей Баттом, верить в их точность стал бы лишь очень наивный человек. Но даже такой ненадёжный источник позволял заключить: шхуна прослужила более шестидесяти лет, её ставили на тимберовку не менее пяти раз (скорее, раз восемь-десять), а к моменту продажи на дрова окончательно прогнившего корпуса «Бегунью Иллис» водил какой-то Умдар Бочка.
Что до капитана Дваждыбородого (которого звали, оказывается Иэмирия Саакичади шо Оллам… неудивительно, что старик предпочитал звать его по прозвищу: и почётнее, и не так языколомно!), он приобрёл шхуну сразу после постройки — на сохранившемся акте регистрации стояла его подпись — и водил её в каботажных рейсах по Мутному заливу на протяжении… а вот не ясно, скольких точно лет. Но не меньше тридцати пяти. Возможно, что все сорок. Акт продажи «Бегуньи Иллис» по остаточной стоимости, подписанный Умдаром Бочкой, сохранился. Акт купли-продажи с подписями Умдара как покупателя и Сульши Ванамитага как продавца — тоже. А вот как и когда корабль перешёл к этому самому Сульши, неизвестно.
В любом случае, около 3140 года Дваждыбородый сходит на берег, и… всё. След потерян.
— Почти восемьдесят лет назад, — пробормотал Мийол, складывая выписки. — Чуть лучше, но всё равно мутно. Найти живого свидетеля, которому сейчас лет девяносто, да чтобы пребывал в твёрдой памяти… надо искать род Оллам. Иначе всё без толку. Но сперва всё-таки еда.
Легко сказать — «надо закупить продовольствие». А вот осуществить эту самую закупку и всё с ней связанное, начиная с проверки качества товара и заканчивая перегрузкой с телег на борт и далее в пространственные короба, когда речь идёт о более чем полутысяче пудов… суета заняла остаток пятого и весь шестой день целиком. Общая стоимость приобретённой еды, даже с учётом того, что часть составили дорогие деликатесы, не вышла за две сотни клатов. Что же до цены тех артефактов и зелий Силы, которые Портовые Шустрилы получили — ну, если бы они перепродали их на местном рынке, получили бы около трёхсот сорока или трёхсот пятидесяти клатов. А цена материалов, из которых Васаре, как выразился Ригар, наштамповала ширпотреба — тридцатка в общей сложности, и то если поторговаться.
Со всех сторон выгодная сделка. Только долгая и довольно хлопотная.
Ночью после шестого дня «Хитолору» ещё оставался на прежнем месте. А вот сразу после осветления — отшвартовался, тихо загудел-засвистел маршевыми «ветродуями» и зашёл в устье Аккаль. Поднялся вверх по течению примерно на две тысячи шагов, а затем выполнил «прыжок лосося»: ненадолго включив левитационные контуры, взмыл вместе с массой речной воды вверх и тут же опустился на берег с шумом и плеском. После отключения левитационных контуров вода, захваченная ими, устремилась обратно в Аккаль, и звуки при этом возникли соответствующие.
— Что теперь, братик?
— Подождём.
Долго ожидание не продлилось. Провожаемый сторожкими взглядами из разных щелей, то и дело прикипающими к яхте и стоящим на её палубе людям, из ближнего проулка вывернул хорохорящийся, но изрядно напуганный мальчишка — примерно года на два помоложе Мийола.
«Опять посылают, кого не жалко», — с лёгким раздражением подумал маг. И оказался прав. Назвавшийся Саатидом из Клиакки с отчаянной наглостью обречённого попытался выгнать незваных гостей вместе с их кораблём обратно в воду, а лучше того — из Даштроха вообще. Махал руками, кричал, наскакивал (вернее, делал вид, сразу же отпрыгивая назад), рожи корчил и показывал непристойные жесты. А по сути, просто испытывал терпение своих собеседников.
Дело осложнялось тем, что на низкой речи малолетний парламентёр говорил преотвратно, постоянно сбиваясь на родной курасик; Мийол же этого языка почти не знал. Так, сотен пять или шесть слов, из которых около полусотни — ругательства. Маловато, чтобы уверенно объясниться. Впрочем, даже если бы он знал курасик, словно отеческий, толку от этого вышло бы немного. Тут и гадать нечего: Портовые Шустрилы наверняка подстроили какую-нибудь пакость, а то и не одну, чтобы залётный эксперт магии со своей командой не смогли облагодетельствовать враждебных им «кляков». И частично своего добились: затруднить общение с курасами им удалось. Если вот это позорище, вытворяемое Саатидом, вообще стоит называть общением.
Когда мальчишка перешёл от слов и жестов к швырянию камней, дожидавшаяся чего-то подобного Шак сбросила невидимость, скрутила этого суицидника (от внезапного ужаса, что пробрал его от касания когтистых нечеловеческих рук, аж обмочившегося). Пять минут спустя, не веря собственному счастью, Саатид несколько неуклюже бежал прочь от яхты. Но отпустили его не раньше, чем заткнули ему рот кляпом, чтобы не орал, связали руки за спиной, чтобы не махал ими, и повесили на шею послание для более взрослых и вменяемых курасов.
Что ж. Послание поняли… как-то поняли, это точно. Второго парламентёра довел до пределов видимости с яхты какой-то невнятный, быстро шмыгнувший обратно в закоулки района громила (у Мийола почему-то мелькнула совершенно дурацкая, отцовыми движущимися картинками навеянная ассоциация: «Как первая ступень ракеты-носителя»). Дальше парламентёр кое-как поковылял сам, тяжело опираясь обеими руками на посох и по одной подтягивая ноги. На голове у него красовался традиционный двойной платок, не менее традиционного кроя и оттенка зелёную хламиду густо покрывали родовые вышивки — одним словом, любой мало-мальски понимающий человек с лёгкостью распознал бы в нём кураса в парадном одеянии, а понимающий больше (в частности, умеющий читать родовые вышивки) мог бы рассказать и о нюансах.
— Шак, вместе?
— Конечно.
— Я тоже помогу!
В итоге маг с ученицей на пару подхватили старика под руки и довольно быстро, но со всем почтением почти донесли его вместе с посохом до «Хитолору». Где устроили в вынесенном и разложенном Васькой кадарском кресле — со всеми удобствами и на виду у наблюдателей.
— Давайте познакомимся, почтенный, — начал Мийол. Конечно, по статусу сравнительной силы он мог обойтись и нейтральным «уважаемый», но у курасов принята почтительность к возрасту, доходящая до гипертрофии. Вполне можно немного подольститься к порядкам на чужой территории: ему выказать повышенную вежливость нетрудно, а собеседнику приятно. — Сестрица, принеси пока еды и напитков, пожалуйста… для всех нас. Чтобы разговор шёл легче. Итак, меня зовут Мийол. Я эксперт магии из школы Безграничного Призыва, ученик и наследник недавно почившего подмастерья Хитолору Ахтрешт Науса, или Щетины.
— Подмастерья? — слегка удивился старик дребезжащим, но уверенным высоким голосом. Его руки и пальцы, откинувшие оба платка на спину, дрожали, но глаза смотрели ясно, хоть и дальнозорко. — Удивительно. Высоко взлетел дядин приёмыш…
«Что?! Неужели…»
— Почтенный Иэмирия Саакичади шо Оллам, или Дваждыбородый, — ваш дядя?
— Троюродный, да. Я неплохо его помню. Что ж, почтенный эксперт, раз вы представились, то и этому апшим суиг не следует таиться. Лиэвен Саакичади шо Оллам, старейшина землячества Клиакки, со всем уважением и смирением.
— Сколько же вам лет, почтенный Лиэвен?
— В этом году исполнилось девяносто два.
«В кои-то веки повезло! Живой свидетель, да сразу из нужной семьи!»
Однако спешить Мийол не стал: торопливость курасы также не приветствовали. Сперва он дождался Васаре с заказанными закусками и лёгким пуаре для запивки, съел кусок мягкой лепёшки с пластинкой сыра и оливкой, отхлебнул глоток сладкой, приятной на вкус грушовки. Немного подождал ещё, пока со своим куском лепёшки справится Лиэвен. И только тогда кратко изложил дело, за которым явился в Даштрох и конкретно на этот берег Аккаль.
Старейшина покивал. Но… рассказывать ничего не стал. Вместо этого он поинтересовался, какие дела связывают «почтенного эксперта» с Портовыми Шустрилами.
Мийол ответил.
Старейшина снова покивал. Поинтересовался историей знакомства «почтенного эксперта» и «дядина приёмыша». Как тот жил? Как умер?
Мийол ответил. Не слишком подробно, однако добавил деталь, о которой дяде Батту ничего не сказал… и которую Лиэвену не открыл тоже, если бы не его родство с Дваждыбородым:
— Мой второй учитель, да будет лёгким путь его духа, жалел перед кончиной только об одном. Некогда он покинул побережье, чтобы уже никогда не вернуться, но сердце его осталось здесь. У могилы курасы по имени Улааси Чиэле, двоюродной сестры Дваждыбородого через жену. Насколько я знаю, там вышла какая-то грязная история; Улааси вызвалась стать, фактически, добровольной жертвой для Зиру юсти-Стаглорен взамен своей младшей сестры. Так что уезжая от моря прочь, тогда-ещё-не-старик Хит не столько искал силы, сколько бежал прочь от тяжёлых воспоминаний. Здесь его уже ничего не держало.
— Что же он не вернулся? Ведь силу он нашёл, раз уж стал подмастером.
— Вместе с силой второй учитель нашёл карциному. Неизлечимую болезнь лёгких, если без деталей. От неё он и умер. А лечение имел шанс получить только в Рубежных Городах.
— Не получил?
— Нет.
— Ясно…
Лиэвен сомкнул морщинистые веки, одновременно переплетя дрожащие пальцы и опустив руки на иссохшие бёдра. Спустя минуту или чуть больше он заговорил.
…да, приёмыш Дваждыбородого любил Улааси из семьи Чиэле. А та была старше, чем так некстати влюбившийся юнец, и вовсе не отвечала тому взаимностью. Даже в шутку о подобном не задумывалась. Она любила своих родителей, младшую сестру, мужа и рождённых от него трёх детей; в целом Улааси от жизни ничего уже не хотела, будучи вполне довольной всем главным, а с мелочами справляясь без жалоб, но с улыбкой.
Говорят, боги завидуют чужому счастью и карают счастливцев в самый неподходящий миг. Ну, богам виднее, чем там они заняты в своих далёких доменах. А вот в чём усомниться нельзя никак, так это в непрестанном желании одних людей испортить другим людям жизнь.
Зиру юсти-Стаглорен, наследник младшего магического клана латифундистов, единолично владеющего портом Даштрох и прилегающими землями, любил развлечения. Он тоже ничего уже не хотел от жизни — даже унаследовать власть над кланом. Зачем? У него и так всё есть! А чего ещё нет, то покорные лат-Стаглорен и многочисленные хари-Стаглорен ему доставят, стоит лишь пожелать. Когда молодой высокочтимый эксперт школы Бегучей Крови являлся в порт из своего личного поместья неподалёку, улицы перед ним пустели на десяток кварталов вперёд, а в стороны — не менее чем на три. Но у Зиру имелась привычка иной раз резко сворачивать в сторону с прямого пути… в поисках развлечений. Да. И обычно он их находил.
Как-то раз, свернув подобным образом, юсти-Стаглорен наткнулся на группу курасов. Это младшая сестра Улааси Чиэле с родственниками и друзьями провожала до дома своего будущего жениха после удачно заключённой помолвки. Из-за родственников, среди которых хватало очень немолодых, отреагировать на манёвр Зиру и его телохранителей курасы не успели.
— Что это за наглые смерды на моём пути? — поморщился молодой высокочтимый эксперт.
— Люди рода Оллам, — пояснил глава охраны. — Возвращаются с празднования помолвки.
— О? Неужто мы дозволяли им праздновать? Хотя уже не важно. Так, вы семеро — доставьте помолвленную девку в поместье… ближе к вечеру. Я как раз успею собрать один ритуальчик…
Улааси Чиэле любила свою младшую сестру. Сильно. И хотела, чтобы та познала счастье материнства. А курасы под своими двойными платками так похожи друг на друга… в общем, на «один ритуальчик» доставили не ту курасу, которую желал получить Зиру. Но тот, к счастью, претензий не высказал и даже оказал смердам великую милость, дозволив забрать тело — точнее, то, что от него осталось.
Останки Улааси Чиэле, опасаясь недоброй магии, не похоронили, а сожгли. Топлива на это потребовалось мало: что бы ни делал с нею юсти-Стаглорен, она стала похожа больше на тысячелетнюю мумию, чем на молодую женщину.
Не прошло и десятка лет, как Зиру скончался. По слухам, назначенная ему жена отравила. Притом подобрала такой состав, что тот отходил добрых две недели, и к концу первой выблёвывал кровавую слизь, а к концу второй облысел и покрылся гниющими язвами. По тем же слухам, когда разъярённый и перепуганный молодой высокочтимый эксперт опознал симптомы и прибежал к жене с неприятными вопросами, та — также оценив начальные эффекты отравления — улыбнулась ему в лицо и нарисовала себе ножом вторую улыбку, пониже подбородка.
Легко отделалась. Зиру не постеснялся выместить свои чувства на её трупе, раз уж живую подвергнуть достойному наказанию не вышло. Добрых два дня вымещал, пока не начал блевать кровью и не отвлёкся на это важное дело.
А потом началась война Стаглорен и Нидомор. Попытка примирения двух кланов через брак молодого поколения явно закончилась не так, как задумывалось. Война быстро перекинулась на союзников, враги сцепившихся кланов тоже не поленились внести свою лепту… в общем, уже очень скоро всё побережье Мутного залива вместе с окрестными землями на два дня пути стало местом неуютным до смертельного. Находились дураки, открыто радовавшиеся, что у Стаглорен неприятности. И да, неприятности у них возникли серьёзнейшие, причём следующие двадцать лет открытой войны с тремя десятилетиями войны тихой они лишь усугублялись… но и радостным дурням от этого веселее не стало.
Торговля захирела. Магические гильдии — обе, представленные в Даштрохе — закрыли свои представительства на втором и пятом годах от смерти Зиру. На пятом же году разграбили квартал торгового дома Маррес — и восстанавливать его после грабежа с последующим пожаром также никто не стал. Точнее, никто не смог. А это, между прочим, был последний в городе торговый дом: более крупный конкурент Марресов эвакуировался ещё на первом году клановой резни. Но им нашлось место, а вот все филиалы маленького и небогатого торгового дома Маррес попали в зону боевых действий.
Полвека войны. Полвека понемногу стихающей бойни. Не потому стихающей, что накал ненависти поугас, нет — он скорее лишь набирал обороты.
Всё стихло, когда воевать стало практически некому.
Двойные платки курасов допускают различные стили ношения. Те, в свою очередь, делятся на мужские и женские.
Мужчина повязывает первый (обычно узкий либо сложенный в несколько раз) платок поперёк лба. В смысле практическом это не позволяет поту заливать глаза. Также первым платком удерживается второй, что накрывает голову и свободными концами свисает на плечи. Если второй платок велик, можно подвязать его концы, словно у галстука; отпускающие длинные волосы связывают их этими концами второго платка около затылка в хвост — чтобы не мешались. Да и узел первого платка можно расположить по-разному, а сам первый платок повязать не поперёк лба, а так, чтобы прикрывал лицо. Или использовать его как шейный. Оттенки, размеры — во всём этом мужчины курасов ограничены мало. Разве что на того, кто напялит зелёный платок, будут смотреть, как на чудака.
Да и зачем эта зелень, если есть множество иных приметных оттенков? Алый, фиолетовый, индиго, шафран, терракотовый, апельсиновый, огненно-рыжий, бордовый, жёлто-бурый, угольно-чёрный, голубой, карминный, и это ещё не говоря о сочетаниях цветов, а лишь о неполном списке чистых оттенков; желающие пофорсить богатством или, скорее, создать такое впечатление могут использовать даже металлические цвета — выбирай не хочу!
Женщины — дело другое. Во-первых, один из их платков всегда зелёный; только когда у курасы прекращаются ежемесячные кровотечения, она отдаёт зелёный платок жизни своей пока ещё плодовитой родственнице, а сама надевает чёрный, старушечий. Если дома, при родных, кураса может дать волю щегольству и повязывать платки разнообразно, для улицы или при встрече гостей послаблений не дозволяется. Второй платок — обычно с родовыми вышивками и белый, либо голубой, либо зелёный (соответственно для девочек, девушек и замужних матрон) — полностью скрывает волосы на голове, включая обычно и брови; первый платок, тот самый однотонно-зелёный, повязывается поверх второго и так же полностью укрывает всё лицо от глаз и ниже, обычно прихватывая шею и верх груди. На виду остаётся только переносица да пара очень характерных, прозрачно-серых глаз с тёмной каймой по внешнему краю, иной раз с голубым или синим оттенком. У всех чистокровных курасов глаза именно таковы.
И пять пар таких глаз смотрели сейчас на Мийола. Одна принадлежала пожилой курасе в паре чёрных платков, одна — молодой в голубом и зелёном. Ещё одна лет, наверно, двенадцати или тринадцати носила белый и зелёный платки. А рядом с ними и чуть впереди стоял подозрительно хмурящийся курас со шрамом от ожога под левым глазом, навскидку лет около тридцати с чем-то, и любопытно-напуганный десятилетка.
— Здесь все из интересующих вас семей, кто ещё жив, почтенный эксперт, — сказал Лиэвен, в гостях у которого происходила встреча. Сам старейшина сидел на скамейке вместе с гостем, те пятеро, что перед ними — стояли. — Этот достойный муж, Зеакару Чиэле — внук доблестной Улааси. Точнее, сын её младшей дочери. Это дитя — Мииратош Саакичади, правнук Дваждыбородого, да будет путь его прям и светел. Ныне пребывает на попечении землячества, поскольку оба родителя его, к несчастью, погибли при пожаре. Эта достойная матрона, Аллиз Неосимадо — племянница доблестной Улааси, единственная дочь спасённой ею сестры. И две внучки Аллиз, той же семьи: Эонари и Сиашерен. Все трое также пребывают на попечении Клиакки.
Называемые отвешивали нейтральный поклон знакомства, закладывая левую руку за поясницу, а правую, сжатую в кулак, прижимая к солнечному сплетению. Причём молодые кланялись глубже старших, а женщины и девочка — глубже мужчины и мальчишки.
— Печально это слышать, но и радостно, — сказал Мийол. — Печаль проистекает из скорбных обстоятельств, до срока забирающих у людей их близких; радость же вызвана достойной всякого доброго слова опёкой землячества, помогающего устоять перенёсшим потерю. Также я рад, что часть забот с плеч землячества могу снять, переложив на свои плечи во исполнение последней воли моего второго учителя. Однако насилие, даже ради заботы, не идёт впрок, оставаясь всё тем же насилием. И потому я спрошу вас: хотите ли вы изменить свою судьбу, последовав за мной, экспертом школы Безграничного Призыва? Хотите ли войти в мою команду и в итоге, если тому не помешают несчастья, стать роднёй по духу для меня и моих близких?
— Отказываюсь, — буркнул Зеакару Чиэле.
— Что ж, тогда я более не задерживаю вас, уважаемый.
Хмурый курас поклонился (правда, скорее Лиэвену) и удалился, ступая тихо и упруго. В душе у Мийола в его отношении сплелись облегчение и сожаление. Слишком уж взрослый подчинённый, вдобавок явно замешанный в не самых чистых делах Клиакки, принёс бы больше проблем, чем пользы. Да и позаботиться о себе он распрекрасно мог сам…
…но команде пригодился бы ещё один Воин, пусть даже невеликого второго ранга.
— Дядя, а ты правда маг? — спросил правнук Дваждыбородого, как только внимание двух сидящих сосредоточилось на нём.
— Правда, — важно покивал Мийол с лёгкой улыбкой.
— Здорово! А сильный?
— Я пока лишь эксперт, так что не очень. А ты, значит, хочешь стать магом?
— Очень, — неожиданно оробел Мииратош.
— Если хочешь — станешь! Я и мои родные поможем тебе.
— Точно поможешь, дядя?
— Точно. Обряд принятия проведём попозже, но можешь привыкать звать меня учителем.
Парнишка аж запрыгал от полноты чувств, улыбаясь щербато и счастливо.
— Иди сюда и садись, — похлопал по краю скамейки Мийол. Посмотрел на оставшуюся троицу. — А вы, уважаемые, что решили?
— Не примите это за непочтительность к вам, молодой эксперт, — поклонилась Аллиз, — но мы должны, со всем уважением к вашей щедрости…
— Я согласна, — вклинилась Эонари, шагнув вперёд.
— И я! Я тоже хочу учиться магии! — пискнула Сиашерен.
— Вы что творите?! — зашипела матрона в чёрных платках. — На кого вы похожи? Лезете вперёд старших! Нахалки, мерзавки!
— Что мы творим? — Эонари развернулась к родственнице, упирая руки в бока. — Мы, бабуля Лиз, не собираемся догнивать в этой дыре, как гниёте вы! Мы не собираемся упускать свой шанс!
— Прокляну, — страшнее прежнего зашипела Аллиз, вытягивая руки с загнутыми хищно и жутко пальцами врастопырку. — Зенки бесстыжие выдеру!
И ещё что-то пообещала, но уже на курасике, а не на низкой речи.
— Проклинай, — фыркнула Эонари, тоже вытягивая руки и не отступая. — В твоих словах нет магии… а в наших — будет!
После чего тоже перешла на курасик. Красивый и певучий язык в устах склочниц как-то резко обратился подобием мерзкого птичьего гомона, чуть ли не вороньего грая.
Мийол встал во весь рост.
И надавил связанностью.
Нет, называть это атакой — нелепо. Да и силы маг вложил самый минимум. Только она ему и не требовалась: более чем хватало той, что просто пребывала в его резерве. Аллиз с Эонари на пару секунд ощутили рядом с собой иное, кратно более мощное присутствие. Всё равно, как если бы человек шёл, глядя под ноги, неожиданно вошёл в тень, поднял голову — и обнаружил нависающую над ним скалу. Пусть эта скала недвижна, но… нависает ведь! Одним только своим существованием подавляет, пугает, заставляет сжиматься от тёмных предчувствий.
Ваське Мийол подобным образом неоднократно транслировал покой, расслабленность и защищённость. И любовь. Паре курас, устроивших сцену, досталось холодное неудовольствие.
Проняло не мгновенно, но быстро.
— Уважаемые, — сказал он. — Хочу напомнить, что насилие даже ради заботы — это насилие. А решение о своей судьбе — неотъемлемое право всякого свободного человека. Я принимаю ваш отказ, Аллиз, и не держу обиды. Также я принимаю ответственность за судьбу ваших внучек. Вы вскоре расстанетесь — не навсегда, но надолго. Так расстаньтесь по родственному, тепло. Неужто в разлуке вам будет приятнее вспоминать мерзкую ссору, чем ласковые объятия близких?
Убрав давление, молодой маг снова сел.
«Уф. Тяжеловато!
Неужели при вообще любом общении мне и впредь придётся разыгрывать сцены и роли? Вот как сейчас, когда я повторил, пусть не дословно и сильно сократив, сцену из драмы «Ссоры в Лаонгатте»? Или раньше, когда я примерял роли анонимных клановцев, вежливых маньяков, мудрых наставников, героев-любовников? Конечно, Ригар говорил, повторяя за кем-то, что мир похож на театр, где все играют роли, иногда меняясь и подстраиваясь по ходу пьесы… но почему-то лишь сейчас я осознал, насколько много правды в таком взгляде на вещи.
До тревожного много.
А главное — действует подход! Вон, уже и впрямь обнялись и рыдают, выплёскивая свои страхи, сомнения и обычно скрытую любовь… куда приятнее смотреть на это, а не на мерзкую бабскую свару с визгливой руганью и неумелым рукоприкладством».
— Почтенный эксперт, — тем временем тихо обратился к нему Лиэвен, — Этот апшим суиг не желает обидеть, но вынужден поинтересоваться вашими дальнейшими планами. Куда и зачем вы повезёте подопечных Клиакки?
— Никаких обид. И планы наши не изменились: мы намерены править курс в точности к Баалирским рифам — ближайшему крупному центру морской Охоты.
— Присоединитесь к Охотникам, почтенный эксперт?
— Охотники крутые! — пискнул Мииратош, о присутствии которого под боком маг почти забыл, так тихо тот сидел. — И богатые, — добавил с умилительной рассудительностью.
— Однако же Охотники рискуют собой, — заметил Мийол. Помня, как его самого раздражал наводимый на голове хаос, он не потрепал мальца по макушке (хотя хотелось так, что аж ладонь зудела!), а положил ему руку на плечо, как взрослому. Мииратош, польщённый, аж приосанился. — Рисковать при необходимости я умею, всё-таки сам Охотник, пусть и диколесский, а не морской. Но у Баалирских рифов мы не станем ввязываться в авантюры. Просто тихо прилетим на место, тихо распродадим закупленную у Портовых Шустрил еду и так же тихо вернёмся сюда.
— Удивительно разумный план, почтенный эксперт, — покивал старейшина Лиэвен.
— Простое использование сильных сторон нашей яхты, не более. И ещё: к моменту нашего возвращения, пока не знаю точных сроков… не могло бы землячество сделать запасы еды для перепродажи? Предложение то же, что для Шустрил: даём на обмен клаты, зелья, артефакты. Для закупок выделим предоплату… в половинном объёме. Да нет, к чему осторожность? Вы уже нам оказали огромное доверие, нельзя ответить меньшим. Полная предоплата!
— Хотите повторить сделку, заключённую в порту?
— Берите выше, почтенный старейшина. Мы хотим наладить постоянную торговлю. Притом именно через землячество Клиакки. Пока можете рассчитывать… м-м… думаю, да: примерно на год регулярных рейсов между Даштрохом и Баалирскими рифами. А потом… кто знает? Вернёмся к разговору о планах, когда завершим первый рейс.
Лиэвен покивал. Попросил Мииратоша (назвав его «юный Миир») сбегать, позвать каких-то Горборукого с Пивоусом. И, не дожидаясь их, начал уточнять детали сделки.
Да, не очень вежливо по отношению к вызванным. Да и по отношению к Мийолу: никто не любит повторять уже сказанное. Но именно это нетерпение лишний раз показывало важность грядущего соглашения. А то, что старейшина склонялся к оплате клатами и зельями…
Портовым Шустрилам требовалось оружие — его они и получили. Сила здесь и сейчас, быстро, без лишних проблем. Землячеству курасов требовались ресурсы для развития своих людей — возможно, для назревших прорывов. Требовались свои собственные Воины и даже — почему нет? — маги. Никаких выгод прямо сейчас, но вот в перспективе… да.
В перспективе это должно было окупиться. Многократно.
Мийолу нравился такой подход и нравились такие партнёры. Причём не без взаимности. Иначе ни о какой переуступке опёки речи не зашло бы. А что торговля не артефактами для него и Васьки менее выгодна, так это лишь на первый взгляд. И лишь в краткосрочной перспективе. Что-что, а думать и просчитывать дальше, чем на один шаг вперёд, Ригар учил сына едва ли не более ревностно, чем магии и ремеслу.
«Впрочем, пока делать выводы рановато. Вот завершим, в самом деле, первый рейс…»
Вещей у Эонари с Сиашерен и Мииратоша оказалось всего ничего. Но всё же достаточно много, чтобы затруднить передвижение. Смотреть, как девушка и пара детей горбатятся с баулами и узлами, Мийол не стал. Покуда они, вынесшие кладь за порог и примерялись, что и как тащить — просто-напросто ухватил наиболее объёмные, неудобные предметы, пользуясь преимуществом роста и длины рук, перекинул на спину и зашагал в сторону Аккаль, бросив вполоборота:
— Догоняйте!
— Господин… — растерянно выдохнула Эонари. — Господин, вы не должны!
— Только я сам решаю, что должен, а что нет. Хочу и могу помочь? Тогда помогаю.
— Но вы же маг, господин!
— И что?
— Это не по статусу…
— И что?
«Убийца возражений» сработал, по обыкновению, безупречно. Мийол тихо улыбнулся, на миг вспомнив жутко содержательный диалог с сестрой: «Ты девочка» — «И что?» — «Девочки не становятся мастерами дерева, кожи и кости!» — «И что?!» — «И ничего» — «И что?» — «И что?» — «И что!» — «Девочка, бе-бе!» — «И что?»
Действительно, и что? Плевать Васька хотела на мелкие частности. Да и братец, говоря уж откровенно (теперь-то можно хотя бы перед самим собой признаться в слабости…), в тот раз не искренние убеждения пытался отстаивать. Просто тайно, сам наполовину не сознавая причин этого тягостного и тёмного давления в груди, завидовал успехам сестры. Нет-нет, назвать себя криворучкой он не мог. Способности к труду, к отцову ремеслу у него имелись. И даже, возможно, повыше средних: на пустом месте Ригар хвалить не стал бы, не из таковских. Про усидчивость даже говорить не стоит: не усидчивый на его месте прорыва в маги-специалисты в неполных четырнадцать не добился бы.
Просто васькины способности по части именно тонкой работы руками оказались выше. Чего там, сейчас уже ясно, что у неё они повыше даже отцовских. Несмотря на огромную разницу в опыте. Хорошо, что Мийолу удалось вовремя нащупать собственный путь, добиться успехов в той области, где сестра просто не могла с ним конкурировать… да и не хотела, говоря прямо: ведь ей повезло свой путь найти первой. Да, хорошо. Ведь иначе…
Мийол помотал головой и старательно вытряхнул из неё лишнее. Не случилось — и ладно!
С чего он вообще залип на той старой (скоро четыре года исполнится) истории? Может, дело в пополнении? Ну… пожалуй, да. Как-то надо сделать, чтобы новенькие взаимно поладили со старожилами. Хех. Звучит-то как! Старожилы, фу ты ну ты… с другой стороны, что-то во всём этом есть. Вот он сам: лидер и связующее звено между семьёй и командой. При этом семья — Ригар и Васаре — сосредоточены на создании всяких штук, артефакторике, производстве вообще. А вот Рикс и Шак — наоборот. Эти вместе с ним самим — вроде боевого крыла.
Пересечения интересов нет, поэтому и серьёзных ссор за всё время не случалось. Более того: образовались дополнительные связи. Вот как сестрица с ученицей влезали к нему — поболтать перед сном и уснуть одной тёплой (иногда слишком тёплой!) кучкой. Или эти отцовы чтения с иллюзиями: совместное изучение, обсуждения, споры… отличное средство сплочения, он точно с дальним расчётом это устраивал!
Сейчас тоже можно положиться на отца. Но постоянно прятаться за его спиной не выйдет. И нельзя. Он, Мийол, нынче сильнейший. Лидер, связующее звено. Капитан. Эту ответственность ему переложить не на кого. Так что раз уж он тащит на борт трёх курасов, ему и заботиться об их благополучии. И том самом взаимном принятии.
Хорошо ещё, что вспомнил и сообразил до того, как просто столкнул всех в кучу, чтобы сами как-нибудь разбирались. Плохо, что не сообразил заранее предупредить о новичках, как-то… подготовить… настроить?
Фрасс! Да он даже не вспомнил, что на "Хитолору" свободны только три каюты. Хорошо, что новеньких как раз ровно трое; а ну как родни оказалось бы человек десять и согласились полетать вместе с чужим магом больше половины из них?!
И-эх. Уровень планирования — божественный, не ниже!
Мийол оглянулся. Конечно, он и так ощущал через Атрибут, что мини-табор следует за ним без задержек. Но сами-то курасы этого не знают. Так что показать заботу обычным, не магическим образом лишним не будет.
— Давайте, — подбодрил, — немного осталось.
— Дядя, а корабль у вас большой?
— Не очень.
— Жалко.
— Не жалей. Знаешь же, как говорят: мал, да удал. Вот и наша яхта не так уж велика, зато быстра и куда вместительнее, чем может показаться.
— Она… магическая?
— От носа и до кормы. Мы все к ней руки приложили, кто больше, кто меньше. Но основной вклад внесли, конечно, отец с сестрой. Я и моя команда диколесских Охотников у них работали на подхвате. Хотя некоторые элементы левитационных контуров именно я конденсировал, ну и ещё кое-что, с чем алхимику справиться проще, чем артефакторам.
— Я не понимаю, — нахмурился Мииратош.
— Эй, не кисни! Как Ригар говорит — если не знаешь, это не стыдно. Стыдно — когда знать и не хочешь! Да что там, Шак — она моя ученица и второй маг команды — в момент, когда мы с ней заключали договор учителя и ученика, не умела читать. Однако выучилась очень быстро, так как не ленилась. Сейчас кузур учит, язык гномий. И успешно. Она вообще алурина многих талантов.
— А… алурина?! Настоящая?
Мийол разулыбался. И спросил, обращаясь как бы в пустоту:
— Эй, Шак, ты ведь настоящая?
«Пустота» колыхнулась, проявляя гибкую фигуру: удерживающий довольно короткую юбку широкий пояс с многочисленными кармашками и подсумками и сам поддерживаемый парой ремней вперекрест. Грудь прикрыта трофейной артефактной бронёй, на левом боку в ножнах — трофейный же средний меч, но серо-синего меха видно куда больше, чем прикрыто от взглядов. На трёхпалых, нечеловечески выгнутых ногах закреплены деревянные сандалии на платформах, чем-то напоминающие, по словам Ригара, японские гэта. По вонючей грязюке человеческих городов ходить босиком, как по диколесью, Шак отказывалась категорически. И сандалии эти прибавляли ей не менее ладони роста, позволяя глядеть лидеру в глаза, как равной.
«А при первой встрече смотрелась сущим недокормленным заморышем… да, уж, старикова правильная, алхимически выверенная диета сотворила чудеса! Не только с Риксом, нам всем от щедрот подмастерских перепало…»
— Лидер, — очень серьёзно сказала ученица, — Эшки заметила движение на дороге, ведущей к городу со стороны главного поместья Стаглорен.
— Амулет сигнальной пары? — так же резко подобрался Мийол.
— Конечно.
Возможность общаться с фамильяром на пятистах шагах — это хорошо, но всё же порой как-то маловато. К тому же вопрос общения Эшки со всеми остальными оставался в подвешенном состоянии. Поэтому Васаре, изучив по мере возможностей резонансный уловитель Акрата, стала подбирать решения этого вопроса. Пока наилучшим приближением служила уже упомянутая пара сигнальных амулетов. По сугубой их простоте, граничащей с примитивностью, по незримой нити резонансной связи пока что возможно было пересылать лишь простейшие сигнальные импульсы. И в ограниченном числе (из-за чего идея Ригара с телеграфным кодом оказалась отложена в пользу самой простой системы условных сигналов). Но даже такого примитива хватило, чтобы Эшки, улетевшая за шесть или семь тысяч шагов от «Хитолору», смогла заранее заметить давно, по чести, ожидаемое событие и предупредить о нём.
— Так, — сказал Мийол. — Придётся нам поспешить. Не хочу сейчас общаться с этими… — он словно пожевал что-то, но всё же остановился на нейтральном именовании, — …латифундистами. Пусть сперва Лиэвен с ними поговорит, объяснит ситуацию.
Вот таким-то образом курасы едва успели подняться на борт «Хитолору», как Васька уже подняла яхту в воздух. Но невысоко, буквально на пяток шагов. И направила её в сторону залива вдоль русла Аккаль. Об этом попросил Мийол: мало ли, вдруг да среди новых лиц окажется кто-то вроде Рикса, не любящего высоту? Хотя нынче Воин к ней попривык, но то нынче. А вот первый полёт лучше начинать с малого.
К счастью, опасения не оправдались. Ну, Мииратош ни на миг не оробел — наоборот: как только днище оторвалось от земли, так прилип к ограждению на фордеке, в самом любимом месте Мийола, и принялся вертеть головой, разглядывая привычный пейзаж с необычного ракурса. Да и Сиашерен от него не отстала. Тоже бросила свой скромный узелок с мягкой рухлядью прямо на палубу, добро ещё, что чистую — и прилипла к ограждению рядом с парнишкой. Хотя подходила к краю палубы всё же с некоторой опаской.
— Пойдём, — сказал маг самой старшей из троицы, Эонари. — Нам не один день лететь, ещё успеешь полюбоваться. А пока лучше разместить вас в свободных каютах.
— Хорошо, господин.
— Эх. Не нравится мне это обращение. Зови уж лучше по имени: Мийол. Или, если всё же всерьёз возьмёшься за магию, — учитель.
— Но… воля ваша, гос… Мийол.
— Привыкай. Мы тут не особо блюдём все эти статусные заморочки. Отец с сестрой — они семья, пусть и не кровная. Моя команда, Шак с Риксом — считай, тоже семья. Вместе в диколесье ходили, из одного котла ели. Поэтому общаемся по заветам ларенцев: уважение без унижения. Гм, так… свободны вот эта каюта, эта и эта. Какую выберешь?
— Мийол…
— Эонари? — повернулся маг.
И совершенно внезапно, без малейшего предупреждения, ощутил словно бы мягкий удар в грудь. В самое сердце.
— Раз здесь все как семья — наверно, можно показывать лицо? — как-то робко и с лукавинкой спросила девушка, слегка наклоняя влево голову… уже не прикрытую платками.
«Как там старик про свою несравненную Улааси Чиэле говорил? Бойся заглянуть курасе под платок: если найдёшь старуху — ужаснёшься, если найдёшь молодуху — вовсе пропадёшь.
И я, похоже, пропал…»
— Ты её не любишь, — отрезал Ригар неожиданно резко.
— Но ведь…
— Сперва. Дослушай! Ученик.
Мийол аж опешил. Отец сыграл старика Хита столь неожиданно и удачно, что… что это наверняка входило в его планы. Точно: вон, ухмыльнулся краем рта…
— Так вот, ты её не любишь. Ты — в неё влюблён.
— А разница-то какая?
— Довольно простая. Сейчас объясню. Только… знаешь, чтобы с одного раза дошло и мне не пришлось повторять, а то и спорить… включи-ка ненадолго Ускорение Магических Действий.
— Сделано.
— Вот и отлично. А теперь слушай. Хм… сперва о любви. Она, сынок, является чувством глубоким, долгим, прочным, идущим от разума и от души. Это стойкая привязанность, которую можно испытывать не только к человеку — вполне можно любить и какое-то занятие, к примеру, магию или чтение. Или даже абстракции, вроде родины или справедливости. А если уж говорить о людях… Васька тебя любит и ты любишь её. Может пройти год, может пройти десять лет, но это вряд ли изменится. Настоящая любовь, как я уже сказал, штука стойкая.
Ригар вздохнул. Нахмурился, потом улыбнулся. Продолжил:
— А влюблённость — это увлечение. Моментальное, поверхностное, обычно лёгкое. Но иногда и более мощное, граничащее с помешательством. И это по сути чистая телесность. Игра либидо. Направленная на то, чтобы твой вошедший в самую пору организм перестал страдать фигнёй и оставил потомство с подходящей особой противоположного пола. Сломал культурные, моральные и прочие запреты, если те мешают. Занялся сексом. Это очень правильная реакция, кстати, нужная. Без неё люди давно вымерли бы. А тело имеет немалую власть над разумом и душой, поэтому влюблённость действует ярче и резче, чем любовь. Она давит на все кнопки и перекраивает все реакции. Влюблённый идеализирует потенциальную пару, преувеличивает её реальные достоинства и приписывает ей даже мнимые. Фиксируется на ней, постоянно думает про неё, не может выкинуть из головы… потому что не хочет выкидывать. Власть тела, сынок, это власть тела. Твоей же нейрофизиологии, твоих гормонов. Большая власть. И я бы советовал тебе поддаться своему телу… хотя решать не мне, а вам с Эонари. Но раз уж она сама, своей рукой и без просьб, показала лицо…
— Я понял.
— Тогда подумай ещё вот о чём. Влюблённость — она на время. И она может позднее стать любовью. Той самой глубокой и прочной привязанностью души и разума. Но… может и не стать. Чаще всего не становится. Временный дурман с идеализацией пройдут, наваждение растает. А разочарованный влюблённый с ужасом обнаружит, что объект его страсти в качестве субъекта, как личность, не очень-то хорош. Что они слишком разные. Или даже несовместимые. Что секс-то, конечно, был волшебный, но жить надо с разумным человеком, а не с… первичными половыми признаками. Такое бывает часто. В таких случаях лучше всего, если цель влюблённости — то есть зачатие ребёнка — не достигнута. Тогда пара может спокойно разбежаться по углам и прекратить общение, а не строить эрзац-кривулину семьи на токсичном фундаменте из всяких «ты должен!», «что подумают люди?» и «это же наш ребёнок!» вместо настоящей любви.
Ригар помрачнел. Видно, снова что-то вспомнил из своего богатого опыта.
— Поверь: это очень, вот просто очень скверный фундамент. Ни родители, ни их дитя не будут счастливы расти в такой, кхек, «семье». С позволения сказать. Влюблённый живёт одним мгновением, но ты же сейчас держишь заклинание? Можешь оценить перспективы?
— Держу и могу.
— Тогда давай я ещё кое-что добавлю. Цель влюблённости, её биологическая миссия — ну, помимо секса и рождения детей — это создание любви. Потому что мало зачать, надо потом ещё вырастить, воспитать, научить. Работа на долгие годы, а значит, без любви тут лучше не начинать. Так вот. Вы с Васаре уже любите друг друга. Вы уже прошли проверку временем. Но есть одна серьёзная засада: меж вами нет влюблённости. Потому что вы слишком привыкли друг к другу, вместе выросли, не реагируете друг на друга, как реагируют влюблённые. Это, кстати, частая беда, и у этого тоже есть своё биологическое обоснование. Ведь вместе обычно растут члены одной семьи, кровная родня. А природа ставит барьеры на пути инбридинга. Старается подавить лишние реакции. Языком алхимии говоря, родственная любовь отчасти ингибирует влюблённость. Делает так, чтобы братья не брюхатили сестёр, а отцы — дочерей, ибо ничего хорошего из этого обычно не выходит. Но вы-то не родные. А где не работает влюблённость, там может сработать кое-что иное. Поэтому перед тем, как своей влюблённости в Эонари поддаться, а то и вместо этого, я бы тебе посоветовал к Васаре заглянуть.
— Отец!
— И проявить побольше решительности. Только с навязчивостью не спутай!
— Отец…
— Не отецкай мне тут. Договорить дай! Хм. Так вот: вообще-то если бы не Килиш, с-собака с-сутулая, сестрица уже давно сама заглянула бы к тебе и… проявила решительность. Она по тебе тосковала так, как по родным братьям обычно не тоскуют. А сейчас… я просто не знаю, что выйдет сейчас. Может, появление конкурентки её взбодрит и подтолкнёт к действиям. А может, Васька ещё сильнее замкнётся в себе, напихав в свою не ко времени умную голову всякого хлама: у него другая, я ему не нужна, останемся просто братом и сестрой, так будет лучше… вот только сомневаюсь, что так будет действительно лучше. Сильно сомневаюсь. И беспокоюсь за неё, заразу мелкую, — Ригар улыбнулся нежно и беспомощно. Добавил с тоской, — Ей бы на эти темы с матерью поговорить… тебе-то есть, у кого совета просить, а у неё…
— Раз уж у нас пошёл такой неловкий разговор — почему ты сам, отец, так и не женился?
— А. Это отдельная песня о вреде воздержания. Ригар… не я, не подумай лишнего — тот, который изначальный… в общем, он тоже в своё время влюбился. Только ухитрился влюбиться в красотку Жабьего Дола за номером два. Не самая-самая, но разница невелика: вокруг неё Воины хороводы водят, диковины и ценности из диколесья тащат, покупают у торговцев дорогущие дары — простого ремесленника ототрут, не глядя. Даже приблизиться и собственный дар вручить не дадут. Ну, изначальный Ригар выше головы прыгнуть не пытался: просто ходил, мечтал, вздыхал, маялся, вздыхал снова, глубже и тоскливее прежнего… а выкинуть недоступную девицу из не ко времени умной головы не мог и не хотел. И долелеял светлый образ до того, что влюблённость перешла в любовь. Долгую, стойкую и глубокую. Укоренившуюся уже и в разуме, и в душе. Знаки внимания других девиц он даже не игнорировал — просто не замечал. Ушёл с головой в ремесло. А в итоге остался бобылём.
— А потом? Когда пришли сны?
Отец криво усмехнулся.
— А потом, сынок, Ригару начали сниться во всех видах в том числе и такие женщины, что на их фоне жабодольские красавицы, не исключая наипервейшей… кхем… не котируются вовсе. Актрисы с мировой славой, певицы с голосами чистыми, как звон серебряных колоколов, модели и спортсменки. На любой вкус, даже самый взыскательный. Женщины изобильных времён, озабоченные не тем, как бы вкусно поесть, а тем, как бы похудеть. Женщины с доступом к хорошей косметике и даже, если есть не такие уж огромные средства, к пластическим операциям. Да ладно ещё внешность. На пятом десятке на это уже особо не смотришь — не тот возраст для влюблённости и страсти. Но разум! Дух! Вот что для создания семьи важно по-настоящему. А у жабодольских «красавиц» по этой части всё ещё печальнее, чем по части внешности. Так что любить мне там было некого. Ну, кроме разве что Васаре…
— Отец! — вот теперь Мийол был по-настоящему шокирован.
— Не волнуйся, я на неё не претендую. Но вообще идея вырастить себе жену довольно-таки перспективна. Учитывая мой Атрибут, вполне могу успеть и воспитать, и жениться, и родных детей настрогать… внуков понянчить. Ты как, не против, если я Сиашерен возьму на воспитание?
— Это не смешно.
— А похоже, что я смеюсь?
Ригар посмотрел так, что даже под Ускорением Магических Действий выдержать его взгляд Мийолу не удалось. Слишком много тоски и боли. А ведь до чего ловко прятал…
— An' a man 'e must go with a woman, as you could not understand, — отчеканил отец на каком-то неведомом языке. — Ступай, сын, и разберись со своими пассиями сам. Как я сам разберусь со своей… когда смогу хоть одну отыскать, воспитать, да хоть украсть, наконец! Ступай…
И Мийол поспешно сбежал.
«Ну папуля даёт! Просто развал башки… эпические страсти-мордасти…
Но мне-то что теперь делать? Пойти к Эонари? Или пойти с Васькой поговорить? Не-е-е… только не сейчас. Не после… вот этого всего. Умеет же отец нагрузить…»
В итоге остаток этого дня и весь первый день четвёртой недели молодой маг прятался от любых контактов в медитации. Ну, кроме моментов, когда кормил и подпитывал своих зверей. Как там разбирались-притирались курасы со старожилами «Хитолору», он знать не знал.
И стыдился собственной трусости. Мысленно бичевал свою нерешительность. Но…
…но сидел и медитировал.
А ночью с первого дня на второй такое удобное убежище стало откровенно дырявым. Из-за близости района Баалирских рифов, задолго до того, как сами рифы показались из дымно-облачных столбов открытого моря, плотность Природной Силы довольно бодро поползла вверх. Одновременно накатывая как бы пологими волнами, порой, однако, перебиваемыми дробными всплесками — и чуть ли не слабыми аурными ударами.
Так все на борту, обладающие достаточной магической чувствительностью, в полной мере познали на опыте, что такое «навигационно хаотичная территория». Даже резонансный уловитель Акрата вместо чётких опорных линий начал временами выдавать этакие дрожащие струны. А уж что творилось в кювете градуира…
— Жуть жуткая! — как сказала и неоднократно повторила Васаре, главный навигатор яхты.
Суть, однако, в том, что усреднённый фон сперва пожелтел, а там и покраснел. Бледно, где-то на три четверти от того, что в Жабьем Доле. Но этого хватило, чтобы скорость восстановления маны нормализовалась и сидеть часами, выдаивая капли силы, Мийолу стало не нужно. Да и не ему одному: Эшки с Зунгом заметно воспряли, оживились маги и Рикс, а сама яхта перестала плестись, словно умирающий от голода, и вышла на свою крейсерскую скорость. Вернее, не совсем крейсерскую. Васька помнила старый приказ капитана и не разгонялась больше, чем на две трети от возможного. А потом и ещё сбросила темп: по карте они уже добрались до Рифовых Гнёзд — вот только кроме моря и облаков вокруг ничего не было видно.
— Ну и где нам их искать?
— А я-то откуда знаю?! — праведно возмущалась Васька, тыкая пальцем в векторный навигационный стол собственной работы. — В лоции сказано: следуйте на приводные сигналы маяка. Ты видишь в этой каше хоть что-то похожее на волну импульсного маяка Геберра?
— Нет, — признал Мийол.
— Вот и я нет. Буду галсировать приблизительно в нужном районе — авось да наткнёмся на кого живого. В смысле, разумного. Ну… сам знаешь, братец.
— Ты чего такая колючая?
— Сам. Знаешь. Братец!
«Ну вот, теперь и сестра копирует старика… и это выглядит ещё хуже, чем в исполнении отца! Проклятье! Знал, что не следовало оставлять дела на самотёк? Знал.
Вот и получай теперь».
Тут, к счастью, в рубку ворвался Мииратош:
— Вы видели? Там! Там…
Мийол и Васька, дружно забыв обо всём, почти выбежали на палубу. Что ж… зрелище вполне стоило минуты-другой созерцания.
На траверзе правого борта (впрочем, сестра тут же начала разворот в нужную сторону) синевато-серая морская вода меняла цвет. Разбросанные в беспорядке пятна более тёмных и более светлых участков переходили в зелень мелководья. И уже из этой зелени вздымались отвесно где столбы, где кривые зубья, где каменные бугры. Оттенки скал не отличались однородностью: там попадались и песчано-жёлтые в красную полосу, и чёрно-зелёные, и угрюмо-багровые, и серовато-синие, и даже две-три скалы чистейшего, кипенно-белого цвета. Хаос магического фона словно вылился на материальном уровне в такой же хаос камня и волн. Ибо — да, у подножия Баалирских рифов море как будто вскипало и яростно набрасывалось на них.
Стереть! Смыть! Устранить!
Море умывалось в этих попытках белой пеной, откатывалось назад… временно. За всякой неудачной попыткой следовала новая, порой ещё более яростная. Море словно знало, что капля точит камень — и уж в чём в чём, а в каплях недостатка не испытывало.
— Первый раз вижу на Планетерре нормальный прибой, — заметил тихо подошедший Ригар. — Интересно, что его порождает?
— Если верить лоции, — сказала Васаре, — район является природной трисекцией двух дальних стихийных планов — Камня и Вод — с Поверхностью. Не спрашивайте, как такое вышло. Если кто и знает, магам младших уровней не сообщил.
— Магический феномен, значит…
— А разве прибой бывает естественным? — удивился Мийол. Но тут же вспомнил кое-что из показанных отцом иллюзий. — О! Глупый вопрос. Снимаю его.
— Поздновато, — ввернула Васька. Впрочем, без лишнего яда.
— Итак, Баалирские рифы нашлись, — Ригар. — А где Гнёзда?
— По идее, они где-то… там, — определилась носительница контрольного ожерелья, махнув рукой в район третьего румба по курсу. И тут же довернула нос яхты на те же три румба. — Скоро должны показаться. Братец, тебе ничего не хочется сделать?
«Хватит уже бегать!»
Мийол сократил дистанцию, обнимая сестру, и чмокнул её в нос.
— Спасибо за напоминание… и заботу, — последнее слово он шепнул ей прямо в ухо.
— Ты что творишь? — шёпотом возмутилась Васька, — отец же тут…
— А он не против.
Выдав стратегическую информацию, капитан «Хитолору» расчётливо цапнул навигатора чуть пониже спины и стремительно ретировался.
Брачные игры — это весело, но перед прилётом и впрямь стоит экипироваться.
«А также заранее призвать… хм. Кого? Вариантов много, но… пожалуй, да. Для первого впечатления — самое то, что надо. Мана восстановится быстро, да и зелье Силы на крайний случай найдётся, так что можно даже усилить призыв…»
Однако если человек хочет отложить брачные игры и заняться делом, это вовсе не значит, что брачные игры позволят так просто отложить себя. Отдав связанностью сигнал «готовность» для Рикса и Шак, Мийол разложил на палети в своей каюте снаряжение — но сделать больше не успел. Возникнув на пороге, Эонари…
«Без платков!»
…приблизилась так быстро, что он толком рта не успел раскрыть…
«Опять залип, любуясь».
…легко обхватила прохладными ладошками его голову, он ещё заметил, как потемнели её прекрасные серые глаза, и…
— На удачу, — шепнула она, мило розовея. И сбежала.
«А с Васькой оно даже близко не так было…
Это гормоны. Определённо. Жизненная алхимия… даже сквозь Ускорение Магических Действий прошибает! Навылет!
Всё. Собраться — и вперёд. Дела не ждут.
Эонари… не имя, а перебор струн арбесса…»
Рифовые Гнёзда оказались ещё одним образчиком необычного поселения, вроде Лагеря-под-Холмом. Только если в последнем люди строились при помощи дерева и вокруг огромных деревьев же — в царстве солёных вод и камня с привычным материалом не задалось. Любую щепку, любую доску в Гнёзда приходилось завозить с земли, что автоматически включало в цену древесины транспортную наценку. Не говоря уже о том, что и на земле, в самых густонаселённых областях, выращивание деревьев требовало серьёзного времени, занимало дефицитные пахотные земли и потому влетало в немалые суммы. Даже для постройки кораблей столь нужного материала отчаянно не хватало!
Но местные выкручивались, разумеется.
Как позже узнали Мийол с командой, население Гнёзд делилось, грубо говоря, на три категории, в зависимости от стиля жизни: бортовиков, гамачников и скалогрызов.
С первыми всё понятно: на чём приплыли — ну, или прилетели — на том и живут. Часть бортовиков, и очень немалую часть, представляла голь босопятая в кое-как латаных лодках под линялыми да дырявыми тентами. А часть, как водится, жила в роскошных капитанских каютах собственных судов тяжёлых классов. Но общим местом оставалось одно: ассоциированность. Все бортовики, даже босопяты распоследние, в теории могли в любой момент покинуть Рифовые Гнёзда, потратив на сборы не более получаса. И поди, найди их потом!
Гамачники играли роль своего рода кочевников. Внутри себя они тоже бывали ох какие разные. От одиночек и малых артелей, способных утащить всё наличное имущество на себе в один заход, до таких, что гамачниками называть даже как-то неловко. Благодаря им возникли и затем поддерживались в целости настоящие многоярусные… как бы это половчее обозвать… ну, пусть — кварталы. Да, висячие меж скал кварталы: местами просто к ним намертво принайтованные, кое-где опирающиеся на притопленные массивы вспененного камня, издалека ажурные да воздушные, вблизи грубо-корявые, соединённые висячими лестницами и мостками из морского льна и хитинового шёлка, прямлёной кости и хитинового литья… воистину: гамачники определяли облик Рифовых Гнёзд, как никто иной.
Проще всего со скалогрызами. У этих стоимость обустройства выходила самой высокой — куда выше, чем у гамачников. Зато и долговечность помещений, когда вырубленных, а когда и выплавленных в каменном монолите чарами, выходила несопоставимой. И такой суеты со своим обслуживанием жилища скалогрызов, в отличие от «гнёзд» гамачников, не требовали. Любой обладатель «прописки» в глубинах камня, что торговец, что фрахтовщик, что артельщик — одним этим фактом доказывал свою основательность, состоятельность и надёжность в делах любого рода. Во многом просто стереотип, конечно, не страхующий от афер и обмана, но…
— Эй, многоуважаемые новички залётные! По каким делам до нас надуло?
Первые встречные оказались разбитной парочкой, прилетевшей от Гнёзд в средней эй-лодке, похожей на какую-то экзотическую рыбу с хвостом на носу, роль которого играла сбалансированная четвёрка рулевых парусов. Причём после прилёта эта «рыба» весьма ловким разворотом пристроилась левее и выше «Хитолору», в момент уравняв скорости. Полый, сильно вытянутый цилиндр маршевого «ветродуя» располагался на корме лодки, под жёстко укреплённой выносной балкой ахтерштевня. И судя по его длине, а также зализанным обводам корпуса скорость лодка могла развивать очень немалую.
— А кто вы будете сами, уважаемые старожилы местные, чтобы спрашивать нас о делах?
— Не хотите — не говорите, но тогда и совета с иной помощью не получите.
— Советов и помощи от невесть кого только лопоухи распоследние ищут, рты разинув. Пока мы вас не знаем, можем только перелаяться безо всякого толка.
— А я думала, что даже новички нас знать будут, потому и опешила. Но раз вы прям аж до киля новички, то так и быть, обскажу чё-как. Я — Урма Две Насечки, это мой напарник Сулигон, но чаще его Красным Молчуном кличут или просто Молчуном. Красавица наша, — лёгкий притоп босой ноги, — зовётся «Скользящей в облаках». А вон там, — взмах рукой, очерчивающий быстро приближающуюся панораму, — находятся Рифовые Гнёзда, где нас знают все до распоследнего гамачника и сами мы всех знаем. Ну, всех, кто стоит побольше пары ударов ножа.
Урма подбоченилась.
Получилось… впечатляюще. Ростом она не выделилась, зато очень даже выделилась внушительной грудью, распирающей коротенькую майку-безрукавку, что едва прикрывала пару высоких холмов и оставляла обнажённым рельефный живот. Левое бедро почти до колена плохо прикрывала косая, художественно изодранная юбчонка, а правое бедро и вовсе осталось бы почти нагим, если бы не крепящиеся к нему ножны пары костяных клинков — покороче и подлиннее. На голове Урмы красовалась лихо повязанная алая бандана, концы которой свисали на плечо слева, юбка с майкой тоже алели ярко, точно раскалённые уголья. Тёмно-янтарная кожа, которой полдюжины шрамов скорее придавали завершённость, чем портили, и буйная грива иссиня-чёрных волос… что ж, Две Насечки явно отлично знала, кто она, и умела себя подать.
Сулигон на её фоне смотрелся бледновато. Ну, насколько может теряться из виду высоченный, крутоплечий, жилистый амбал в одних свободных шортах, тоже изрядно подранных, с пояса которого свисают — слева направо — костяная дубинка с гранёным каменным навершием, кривой разделочный нож, прямой нож и массивный топорик. Шрамов на Красном Молчуне, кстати, имелось не с полдюжины, а десятка два — в основном на корпусе и руках. Левое предплечье просто белело ими.
"Он — Воин верха третьего ранга. И она — Воин… только, скорее, уже низа четвёртого. Это если по плотности праны судить. Таких и впрямь должны знать".
— Понятно, — как Васька начала разговор, так и вела его. Но всё же смягчилась… чуть-чуть. — Меня зовут Васаре. Это — мой сводный брат, Мийол… и его призывные зверушки. — Заявление вышло тем внушительнее, что на виду, прямо на палубе, сидел живой визитной карточкой только Кошмарный Медведь. — Мы прилетели сюда осмотреться… ну и сбыть некоторое количество провианта. Знаете, с кем стоит о таком поговорить? А может, сами прикупите чего?
— Деловой подход? Одобряю, — Урма усмехнулась. — Давай за нами, к Хлебному рынку для начала, а там разберёмся.
— Вот, знакомьтесь: Мийол — Акула. Акула — Мийол. Торгуйтесь!
— Ну ты прямо как всегда, Косточка, — криво усмехнулся тощий темнокожий мужчина. По-нормальному он улыбаться не мог физически: всю правую сторону его лица покрывало густое, бугристое, розовое с белым месиво. Словно кто-то взял великанскую, очень грубую наждачку и от всей души стесал кожу с частью плоти. Причём щёку стесало аж до зубов, а потом неумелый, хоть и старательный хирург кое-как стянул ошмётки плоти, соединил-срастил, добавляя новых шрамов — зато теперь из дырки ничего не вываливалось во время застолья.
«Что-то многовато тут людей со шрамами…»
— Торговля — тот же бой! — заявила Урма. — А посредник — как секундант.
— И сколько ты сдерёшь с меня за посредничество, Косточка?
— Ой, сочтёмся.
— Нет уж! Давай, назначай конкретную сумму.
— Может, двадцатую?
— Это доля нормального посредника. Нор-маль-но-го. А ты что такого тяжкого сделала, чтобы облегчить мне сделку?
— Ой! — наигранно заморгала Урма. — То-то я подумала, что о чём-то забыла… вот моя вам консультация: Мийол — маг-призыватель, у него на борту еда с берега. Акула — безжалостный, скупой, чёрствый, ленивый, жадный, пронырливый, упрямый, хитрый…
— Не перехвали.
— …влиятельный и опасный тип из наследственных гамачников, пролезший в скалогрызы, торгующий вообще всем. И со всеми. Но обычно барыжит здесь, на Хлебном рынке, потому как он ещё и арматор с флотом в шесть морских судов…
— Уже семь, Косточка! Семь!
— …возящих для гнездян в основном еду. И дерево. И шёлк. И ещё всякое.
— Сороковая, и только из моей к тебе симпатии.
— Двадцать пятая.
— Сороковая.
— Скупой и жадный. Двадцать пятая, Акула, иначе в следующий раз я приведу клиента не тебе, а Жадюге!
— Так и быть, тридцатая.
— Но тогда я сама выберу долю.
— Ладно уж. Только ради твоих прекрасных… — Акула задержал взгляд на оттопыренной алой маечке, — глаз.
— Да! — Урма подпрыгнула, вскидывая к облакам сжатые кулаки. То, что так задорно оттопыривало маечку, подпрыгнуло тоже. — А теперь торгуйтесь! — снова велела она, довольно характерным жестом направив раскрытые ладони на Мийола и Акулу, после чего с хлопком свела их. — Да начнётся кровавая битва!
Маг с тонкой улыбкой подал торговцу исписанный лист бумаги. Тот внимательно прочёл каждый пункт длинного списка, не пропуская чисел, обозначающих количество каждого продукта.
— Что насчёт качества? — спросил, не отрываясь.
— Проверено перед загрузкой.
— А когда загружались?
— Пятый-шестой прошлой недели. В Даштрохе.
— Немалый конец.
— Обстоятельства, — Мийол повёл плечами.
Акула снял с пояса планшет, извлёк из пенальчика на нём стило и минуты три черкал на поданном листе, подчёркивая отдельные пункты. Затем подбил итог и передал лист обратно. Маг одним взглядом мазнул по листу, свернул и спрятал. Спросил:
— Где разгружаться? Желательна твёрдая площадка.
— У-у-у! Скучные вы, — нахмурилась Урма. — Сумму хоть скажите!
— Твоя доля — ровно тринадцать клатов.
— Что? Сделка на почти четыре сотни?! У-ух! — она снова подпрыгнула. — Но… это же прям сотни пудов.
— Почти пятьсот, — уточнил Акула. — Я не всё взял. Той же рыбы у нас самих хватает.
— Вот! А как столько влезло-то?
— Пространственные короба, — сказал Мийол. — Довольно очевидное решение.
— Кстати о коробах, — опять Акула. — Кто их делал?
— Интересуетесь артефактами?
— Конечно. Кто ими не интересуется?
— Тут есть некоторые сложности. Васька! — обернулся призыватель к яхте. — Спустись на пару минут, будь любезна.
— Ну, спустилась, братец. Что от меня требуется?
— Расскажи уважаемому Акуле, что нужно вам с отцом, чтобы сделать пространственный короб вроде тех, что встроены у нас в корпус.
— Немного нужно. Оборудование у нас есть, — Васаре приложила указательный палец к подбородку, — инструментов комплект, кое-какие остатки диколесского добра тоже. В общем, требуется только место для мастерской на твёрдой земле… и время.
— Сколько места? И сколько времени?
— Места — квадратов так… м-м… шестьдесят. Если по минимуму. И не разворачивать алхимическую лабу. Но лучше развернуть, иначе работа с местным сырьём осложнится.
— У вас ещё и алхимическое оборудование есть?
— Есть.
— Много?
— Порядком.
— А кто у вас по алхимии?
— В основном я, — сказал Мийол. — И моя ученица. Но с мастерством пока не очень — сами понимаете, возраст. К тому же это у меня дополнительная, а не основная специализация.
— Понимаю, — медленно сказал Акула. — На какой срок вы планируете обосноваться в наших местах?
— На год. Или два. Пока не стану подмастерьем, одним словом. А потом…
Призыватель развёл руками, показывая неопределённость долгосрочных планов.
— Понимаю… — повторил торговец. — Давайте так: сколько вам требуется места для жизни и работы — не по минимуму, а по максимуму?
— Ну, если говорить вот прямо так — места можно сделать сколько надо своими силами. У меня есть среди прочего возможность призвать Кошмарного Глубинника: для боя он не годится, а вот дырок в камне насверлить… пара грундреп — аргезн тоже найдётся. По-настоящему нам нужно надёжное место для жизни и работы. И учёбы с экспериментами, конечно. Где не придётся бояться налёта или грабежа, где можно спокойно делать дело, не оглядываясь и не тратя силы на лишние предосторожности. За такое вполне можно поступиться, например… половиной прибыли. Сумеете обеспечить покой за такую цену, уважаемый Акула?
— Иривой. Моё настоящее имя — Иривой. Да. В пределах Рифовых Гнёзд — сумею.
— А за пределами сами справимся, — холодно улыбнулся Мийол. В полном соответствии с теорией хорошей актёрской игры он вовсю вспоминал при этом закусанных насмерть Шкуродёра с его неудачливым подельником, зарезанного Закрона Чалого, хорридонских бандитов, брошенных умирать от яда. Ну и многочисленное диколесское зверьё, убитое и разделанное на куски.
Сработало. Акула отвёл взгляд, улыбка Урмы побледнела, а руки потянулись к ножам.
— Вы лучше скажите вот что, — отвлекла внимание Васаре. — Почему у вас приводной маяк не работает? В лоции сказано, что импульсник Геберра у вас есть!
— Уже давно нет, — скривилась на миг Две Насечки… или всё-таки Косточка? — Раздолбали его лет восемь назад одни… раздолбаи. Их за это самих рыбам скормили, но что толку? Чинить некому. Мы нынче все летаем и плаваем с поделками Флинка Пятиглаза — уловители у него очень так себе, но в среднем радиусе тянут. До берега и обратно хватает.
— А насчёт некому чинить, — сказал Акула медленно, — у нас, возможно, появились хорошие новости. Эксперт-артефактор — не подмастерье, но ведь и импульсники — не уловители Акрата мирового класса. Возьмётесь?
— Без осмотра — нет, — мотнула головой Васаре. — И даже если возьмусь, цену обговорим отдельно. Особенно причину, по какой этот ваш Флинк делает уловители, а маяк не чинит.
— Да нет причин, кроме жадности его непомерной! — фыркнула Урма. — Вот и попляшет теперь, жаборот заглотский!
— И всё же перед тем, как браться за маяк, хотелось бы с Флинком поговорить, — вклинился уже Мийол. — Плодить конфликты, имея перспективу поселиться у вас, не хотелось бы. Лучше уж договориться и разделить подряд на ремонт, чтобы потом и дальше совместно работать. Если не о моментальном выигрыше думать, а о будущем — это окупится. Кстати, много у вас в Гнёздах ещё магов с уровнем от специалиста?
Тут уж скривились разом и Урма, и Акула.
— Увы, мало. Неприятен и даже вреден у нас фон, — неохотно признал торговец. — Для Воинов вон, — кивок на Две Насечки, — ещё ничего, а для магов, особенно не силовых… тонкие и точные воздействия, говорят, постоянно срываются. И чем ближе к узлу трисекции, тем хуже. Для артефакторов это ещё ничего, хотя Пятиглаз тот же обитает и работает в отдалении, на борту своей летучей башни; а вот целителей у нас вовсе нет. Да и с алхимиками плохо. Имейте в виду, если действительно соберётесь жить здесь.
Мийол и Васаре переглянулись.
— Экранирование по Штыргнудру?
— Хотя бы. Но, — она постучала указательным пальцем по подбородку, — лучше схема Тонгхаста — там гашение пиков эффективнее и ослабление фона меньше. Только сперва…
— …пересчитать под локал-спектр и полярности, я помню.
— Вы о чём, господа эксперты? — влезла Урма.
— Да так, тонкости практической магии, — Васька повертела рукой. А Мийол пояснил:
— В Подземье тоже попадаются аномальные зоны, гномы давно научились с этим бороться. Люди тоже, да и не надо иметь великий ум, чтобы сидеть за слоем магически активного материала или ритуал выравнивания фона вылепить. Просто у гномов по их основательности все недостатки уменьшены, а схемы оптимизированы. Но к делу. Где нам всё-таки разгрузиться?
Пока перелетали к нужной площадке, сестра подобралась поближе и шепнула на ухо:
— Братик, чего ты вдруг так разоткровенничался? И главное — почему этот Акула так разболтался? Он не похож на болтуна! Ты на него как-то повлиял?
— Разве что немного, — так же шёпотом ответил он. — А откровенность — штука взаимная: если сам честен, другому труднее что-то скрывать или вовсе обмануть. Может, какого афериста этот отёсанный тип сам бы вокруг пальца обвёл. Но я прямо заявил, что собираюсь вместе с вами обустраиваться тут, притом достаточно надолго. А гнездянам, похоже, просто позарез нужны маги — и, конечно, хорошие отношения с этими магами. Стабильные, взаимно выгодные. Тут уж как-то крутить-вилять не выгодно: обман вскроется, рвачество вызовет симметричный ответ. Тот же Флинк Пятиглаз, например — есть у меня подозрение, что ему слом монополии на хорошие артефакты средних уровней не понравится. Но посмотрим…
И Мийол снова мысленно оценил состояние Кирасы Истины. В переговорах — большое подспорье, он сызнова оценил её возможности. Но насчёт аномального фона никто не шутил и из-за совместного — как сказал бы целитель, сочетанного — влияния фона, преломляемого и усиливаемого кирасой, у призывателя даже за недолгий срок переговоров разболелась голова.
Организацию разгрузки, между прочим, он оценил. Буквально по паре слов и скупых жестов Иривоя Акулы набежал десяток крепких парней и полдюжины не менее крепких девах. Без дополнительных приказов они выстроились на узковатых мостках цепочкой, однако на борт яхты подняться даже не подумали. Они и на слип не заступили. На слипе и внутри «Хитолору» образовали цепочку Рикс, Мийол, Ригар, Шак и Васаре с Эонари, не оставшейся в стороне. Правда, Шак и Эонари показываться снаружи не стали. И вот так, с рук на руки, из трюма яхты, севшей на маленький риф с плоской верхушкой, через мостки и короткий плавучий причал на подплывающие и уплывающие шлюпки в довольно короткий срок перегрузили все пятьсот пудов товара. Причём принимающий его на причале Акула успевал оценивать качество, а крутившаяся около него Урма выхватывала «лакомые кусочки» в счёт своей доли…
И навыхватывала в итоге не на тринадцать, а на все шестнадцать клатов. Впрочем, тут же на месте честно возместила разницу.
Только после закрытия сделки Иривой — по чести спросив разрешения у Мийола — поднялся на борт яхты. А там уж начался неторопливый полёт с изучением Рифовых Гнёзд сверху, а части избранных мест — и вблизи. Именно в это время Акула объяснил в самых общих чертах отличия бортовиков, гамачников и скалогрызов, выдал короткие характеристики примерно трёх десятков наиболее значимых людей всех фракций, особо предупреждая насчёт некоторых «слишком хитрых, но дурных» и «сильных, гнилых только».
Чем дольше они общались, тем больше росло взаимное уважение. Мийол начал понимать, почему Иривой смог подняться из почти что нищеты, когда приходилось лично нырять в бурные воды, чтобы просто выловить, что пожрать, до арматора с флотом из семи судов, владельца двух плотно населённых скал около центра Рифовых Гнёзд. Наверно, подумал маг, именно такие вот непростые простые люди становятся основателями собственных торговых домов. А что до Акулы — он отлично мог оценить и атмосферу на борту «Хитолору», и почти небрежные, пропитанные скрытой гордостью фразы вроде «я диколесский Охотник, лидер команды» или «эту яхту и почти всю её начинку сделали мы».
К сожалению, приятность общения довольно грубо разбил вылезший поперёк курса… хм… наверно, всё же средний эй-шлюп — но на границе с большим. Чёрный корпус с двойной синей полосой, на носу — стилизованные как-бы-с-прищуром глаза и широкая нарисованная пасть с острыми зубами. На боковых поворотных пилонах — четыре мощных движителя, сзади — четыре же больших манёвровых паруса крестом. И две совершенно голых мачты из палубы торчат.
Чёрный с синим агрессор не просто вылез поперёк, но ещё и с превышением. Да и сам эй-шлюп размерами «Хитолору» превосходил сильно. Поэтому субъекту, взявшемуся как бы задавать вопросы, легко удавалось смотреть на Мийола с Акулой сверху вниз.
— Что я вижу, хлебный наш бугорок? Никак ты снова своей леталкой обзавёлся? Лишние денежки завелись или как?
На фордеке яхты тем временем заканчивался такой диалог вполголоса:
— Это и есть тот самый Хирип Колено? Капитан «Мурены»? Который «хитрый, но дурной»?
— Не совсем. Хитрый, но дурной у нас в Гнёздах, например, Келлец Жадюга. А Колено «сильный и гнилой». Наверно, самый сильный и самый гнилой на день полёта в любую сторону.
— Есть за что его не любить?
— Ещё как есть, — Акула недобро сощурился, поджав губы.
Меж тем Колено, ощущавшийся Мийолом как Воин не ниже шестого ранга (а с виду — ещё один мускулистый громила, напоминающий телосложением приснопамятного Кулака), явно не обрадовался, что его «игнорируют» и не отвечают на вопросы прям мгновенно.
— Эй ты, морда штопаная! Совсем глубины попутал? Я с тобой разговариваю!
— Уж извините нас, многоуважаемый Хирип, — повысил голос Мийол, не поленившись слегка поклониться. — Вы как-то странно начали диалог, вот мы и не поняли сразу, к кому вы так витиевато обращаетесь.
— А с тобой я НЕ разговариваю, бреч мелкий!
— Зато я с вами всё же разговариваю. Будьте повежливей, пожалуйста. В конце концов, мой статус не намного ниже вашего.
— Н-дэ?! И какой же у тебя, шкет, ста-а-атус?
Столпившаяся у борта команда Колена поддержала своего лидера тихим гоготом.
— Я капитан этого корабля.
— О как. И давно ли ты им стал?
— Месяц назад, — совершенно честно ответил Мийол.
Гогот усилился.
— А годков тебе сколько, ка-апита-а-ан?
— Пятнадцать.
Гогот усугубился, местами переходя в ржач.
— Парни, ша! Грешно смеяться над юродивыми. Ладно, шкет, повеселил ты меня знатно, аж захорошело. Но это всё ещё не объясняет эту… си-ту-атию, или как там. Какого рваного упасха у тебя на борту делает этот хлеборез? — Хирип ткнул пальцем в Акулу.
— Уважаемый Иривой показывает мне Рифовые Гнёзда.
Вот тут и сам Колено загоготал, и команда его снова принялась издавать громкие, как бы весёлые звуки. Однако ж гоготал капитан недолго.
— Извини уж, шкет, но это было в дугу забавно. Раз сам «уважаемый Ириво-о-ой» занялся таким непростым, бреч ему в зад, делом — наверно, ты важная персона? Клановый, да?
— Нет, многоуважаемый Хирип.
— Не важная или не клановый?
— Верны оба утверждения, многоуважаемый.
Ржач претерпел новое качественное изменение. Во всхлипы.
— Опа! Это что же, если моя «Мурена» — я сугубо ги-по-тичиски говорю — пересечётся над открытым морем с твоим, хех, «кораблём», у меня не возникнет никаких неприятных проблем в будущем?
— У вас? Вообще никаких проблем, многоуважаемый.
— Ну, тогда до встречи над открытым морем, ка-пи-тан!
На этой жизнерадостной ноте Колено вместе со своим эй-шлюпом и командой под свист движителей улетели обратно на стоянку возле одного из рифов.
— Надеюсь, вы знаете, что делаете, — сказал Акула.
— Будущее покажет, — ответил Мийол. — Кстати, как-то он этак нехорошо сказал про «снова леталкой обзавёлся»…
— Да. Было дело, владел я и летающим судном. Недолго.
— Почему?
— Исчезло над открытым морем. Во втором же рейсе.
— Много людей погибло? — спросил маг, чуть понизив голос.
— Семнадцать.
— Соболезную. Значит, именно Хирип их «исчез над морем»…
— Скорее всего он. Только доказательств, как водится, никаких. И к ответу не призвать — он действительно сильнейший в наших краях, этот…
Иривой добавил совсем уж тихо одно неразборчивое слово. Но явно не комплимент.
Спустя ещё полчаса, облетев почти три четверти Рифовых Гнёзд и делая остановки у более-менее подходящих скал, они надолго встали у столбовидного светло-серого массива, отстоящего от ближайшего квартала гамачников на три сотни шагов. Что до самого массива, материал его Мийол на глаз определил как плагиоклаз, скорее всего, основной; над водой торчала его часть с размерами около семидесяти, полусотни и ста десяти шагов в высоту — один из крупнейших рифов здесь, на краю аномалии. Васаре деловито оглядела скалу и заявила:
— Пойдёт. Братец, держи-ка ожерелье. И подведи край слипа вместе со мной во-о-он туда — на три-четыре локтя выше границы прибоя.
Призыватель послушался.
А затем Акула впервые в жизни увидел, как может работать с камнем мало того, что эксперт, так ещё и с комплектом грундреп-аргезн гномьего стандарта — то есть пятого уровня. (А ещё облегчая свой труд Ускорением Магических Действий, чего он, конечно, не знал). Под взглядом Васаре камень тёк, чтобы застыть в новых формах, не в количестве пары пудов за раз — нет! В каждый момент времени она размягчала пару десятков пудов монолита, моментами до трёх десятков и больше; при этом камень и тёк, и формовался, и застывал… всё сразу, одновременно. Первым делом вылепилась плоская сверху площадка, выступающая на полтора шага из основной плоскости скалы. Мийол сманеврировал, аккуратно подводя к ней край слипа, и Васаре спокойно перескочила на этот порог, не дожидаясь касания. После чего продолжила плавить и перемещать покорную её воле и артефактам породу, расширяя площадку, быстро углубляя нишу, откуда брала материал, до объёмов небольшого грота.
Но хотя резерв экспертов магии велик — раза в два с половиной больше, чем у специалистов — а пара артефактов пятого уровня помогает расходовать его существенно точнее и эффективней, Васаре исчерпала силы уже через полчаса. Зато результат… кусок прямого полукруглого тоннеля диаметром в четыре локтя и длиной локтей этак девять! В один присест!
— Поразительно, — только и сказал Акула. — Должно быть, даже гномы не работают так…
— Гномы? — хмыкнул Мийол. — Конечно, нет. Они работают куда тоньше.
— Братик, я всё, — сообщила Васька, выходя из новосозданного тоннеля. На лице её лежали тени напряжения, усталости — и читалась законная гордость за свой труд. — Твоя очередь.
Вернув ей контрольное ожерелье, призыватель соскочил на существенно удлинившуюся и расширившуюся площадку. Замер.
Половину минуты не происходило ничего. Иривой уже хотел задать вопрос, как подавился не высказанным. Перед Мийолом, у самых его ног, возник хвост какой-то громадной твари — весь в гладких, багрово-чёрных, опасно выглядящих броневых чешуях. Впрочем, основное тулово этой твари расположилось, по всей видимости, внутри тоннеля — и заполнило его целиком. Все четыре локтя высоты и четыре же ширины.
— Это и есть тот самый Кошмарный Глубинник? — спросил Акула.
— Ага, — кивнула Васаре. — Самый тупой, медлительный, крепкий и здоровенный зверь-подавитель из всех, какие есть. Бурит каменный монолит типа того, что тут, в темпе три-четыре локтя в час, отправляя лишнее прямиком в Лаву. За сутки это, стало быть, около полусотни шагов. Но братик призыв пришпорит и, думаю, удвоит скорость. А то и утроит, если совсем разойдётся.
— Но как же резерв? У вас, глубокоуважаемая, его хватило всего на полчаса…
— Насчёт этого не бойтесь. Братик сильный. Куда сильнее меня.
«Но ведь он тоже эксперт, а не подмастерье!» — подумал Иривой. Но промолчал.
Хранить секреты — право всякого хоть чего-то стоящего мага.
— Ладно, это теперь надолго, — добавила Васаре. — Подкинуть вас до вашей скалы?
— Да, многоуважаемая. Мне пора вернуться к делам.
— А не найдётся у вас котроне… м-м… подчинённого, который мог бы сориентировать нас на местном рынке ингредиентов, уважаемый Акула? Ввести в курс насчёт цен, всё такое?
— Найдётся, многоуважаемая.
Как вскоре выяснилось, на обычных подчинённых Иривой размениваться не стал. Для дальнейшего сопровождения эксперта-артефактора он выделил аж своего старшего сына: крепкого и обычно серьёзного парня лет примерно двадцати, совершенно преображаемого улыбкой.
При знакомстве, когда Ланнат Раковина улыбнулся Васаре, у неё аж сердце замерло… и заколотилось быстрее. Когда же он снова стал серьёзен, — ощутила что-то вроде разочарования и смутного беспричинного недовольства.
А потом они вдвоём несколько часов ходили по рынкам Рифовых Гнёзд: Рыбному, Канатному, Лодочному, Главному — и плавали на личной лодке Раковины вокруг кварталов этого удивительного поселения, столь несхожего со всем, что Васька знала раньше. Останавливались перекинуться парой слов с многочисленными знакомыми Ланната, жевали на ходу удивительно вкусные — хотя и не менее удивительно дешёвые — свёртки из водорослей с икрой и сырой рыбой, останавливались выпить разведённой вином воды. (Её тут, как выяснилось, не опресняли, а запасали в специальных каменных танках после дождей, исправно идущих после третьего и седьмого дней; и цена её выходила такой, что большая часть гнездян даже и не мечтала о ванне с чистой водой, вместо этого купалась в море и смывала соль парой кувшинов… а то так и вовсе лишь обтиралась после купания мокрыми полотенцами).
Так они и проводили время до самого потемнения, когда Васаре пришлось возвращаться на борт яхты — хотя бы для того, чтобы слетать и накормить ужином наверняка проголодавшегося за монотонной работой её капитана, а затем лечь спать. Ужин мог приготовить, как обычно, Воин, перегнать леталку — и отец, и алурина, но Васька собиралась позаботиться о брате сама. Лично.
Ригар же весь остаток дня обучал трёх курасов в кают-компании «Хитолору» премудростям чтения и письма. Шак и Рикс несли дежурство, охраняя яхту. Мийол продолжал бурить скалу при помощи призывного Глубинника. Зунг жевал свой паёк. Только Эшки бдительно следила за тем, что делает сестра её партнёра и не грозит ли ей опасность.
Но, конечно, молчала.
Серокрылые Филины, даже высокоуровневые и ставшие фамильярами, не владеют этой глупой человечьей придумкой — речью.
— Братик, глянь!
— Ого. Ничего себе мутант. Даже не верится, что оно было живым. Какого уровня только?
— Никакого, — с удовольствием сообщила Васька, показывающая Мийолу, взявшему день отдыха от ковыряния в каменном монолите, разнообразие товара на Рыбном рынке Рифовых Гнёзд. — Это вполне нормальная, как для своего вида, акула… называется — акула-молот. Эта ещё не самая крупная, всего три шага длиной.
— А какие тогда самые крупные?
— Удвой длину, вот и будут самые крупные.
— М-да… дивны дела твои, мать-природа… интересно, а на Земле такое бывало?
— Я уже отца спрашивала. Бывало. Да чего уж, там даже бывала какая-то особо хитрая рыба, рождавшаяся вполне нормальным мальком, но потом оп! И переворачивавшаяся набок.
— Это как?
— Ну, обычная рыба плавает, изгибаясь вот так — справа налево, справа налево, — ладошкой изобразила Васаре. — Ну, ты знаешь, тоже книги читал. И хвост у неё вертикальный. Даже если это вот такой морской скат — да-да, как тот чёрный жутик. Хвост видишь, как торчит? Само тело горизонтальное, а вот плавник сзади — перпендикулярный. Да, о той рыбе-перевёртыше. У неё при переходе от молоди к взрослой один глаз переползал к другому, на правую половину тела. И та становилась не правой, а верхней, сама рыба начинала плавать на боку, левая (то есть уже нижняя) часть бледнела, верхняя, что с глазами, обретала маскировочную окраску, помогающую оставаться невидимой при залегании на дне. И хвост у этой рыбы становился горизонтальным, конечно, как будто это и не рыба, а дельфин или кит какой. И это всё — без магии, на чистой биологии! Прикинь?
— Да-а-а… дивны дела матери-природы, — повторил Мийол, искренне пытавшийся себе это всё представить и не менее искренне изумившийся вывертам естества. — Когда из гусеницы, что сплела кокон, выбирается бабочка — это как-то меньше впечатляет. Насекомые мелкие, простые по устройству, метаморфоз для них нередок. Хоть и удивителен, конечно. Но чтобы у рыб? У вполне себе полноценных позвоночных? Без магии?!
— Справедливости ради, на полноценный метаморфоз изменения той рыбы всё же не тянут, — заметила Васька. — Скорее всего, без магии такие масштабные штуки у сложных организмов и вовсе невозможны. Да и с магией… я вот уже могу кое-что в себе менять. Но по мелочи. Когда разовью Атрибут до четвёрки, точно смогу стать красивой…
— Ты и так красивая.
— Не, — якобы небрежный взмах ладошки, — едва симпатичная, да и то… а уж со всякими Урмами мне не тягаться.
Мийол напрягся. Разговор стремительно скатывался в какую-то неправильную сторону. Не отдыхом чреватую, а новыми сложностями — причём куда более сложными, чем встреча над морем «со всякими Хирипами».
— Я своё место знаю, — продолжала Васька каким-то странным, натянутым и слишком уж ровным тоном. — Тот же Ланнат мне улыбается вовсе не потому, что я страсть какая красотка, а потому, что я артефактор-эксперт и его отец считает меня перспективной партией. Но другим девицам, особенно Тави и Сетте, Ланнат улыбается куда шире. И чаще.
«Вот фрасс. Надо срочно что-то сказать. Или лучше сделать…»
Однако от попытки обнять её сестра ловко увернулась. Сверкнула глазищами гневно:
— Не надо! Незачем меня утешать… вот так. Выжимать дружеское участие.
— Я ничего не выжимаю!
— Знаю! Только мне вовсе не дружба от тебя нужна, братец! Но куда там… если за столько лет любви не вышло, то и впредь…
— Чушь!
— Ничего не чушь!
— Чушь, я сказал! И отец оказался прав: ты всё же понапихала в свою умную голову всякого хлама, который теперь придётся долго вытрясать вон…
— Ах, отец. Конечно…
— Ригар-то чем тебя успел обидеть?
— Ничем.
— Нет уж, договаривай! И давай вон туда отойдём, нечего устраивать… театр двух актёров.
Одной фразой Мийол расчётливо сбил двух птиц: снизил внезапный накал разговора — и загнал (без принуждения!) сестрицу на конец пустующего узкого причала. Где уж ей, случись что, уворачиваться от объятий станет некуда.
Васаре, кстати, дойдя до конца, это сообразила и развернулась с недовольным выражением на мордашке… обнаружив брата на вполне пристойном расстоянии в два шага, с руками, заранее заложенными за спину.
— Итак, чем тебя обидел отец? — мирно спросил он.
— А то ты не догадываешься? — снова начала распаляться Васька.
— Нет.
— Тупого из себя не строй! Ты прекрасно помнишь, что он сказал!
Тут уж Мийол не выдержал и закатил глаза, вздыхая.
— Милая моя и любимая сестричка, тебе самой не смешно ли? Ты хоть отдалённо можешь представить, сколько часов подряд мне придётся работать языком, чтобы пересказать ВСЁ, что мне когда-либо сказал Ригар?! Я помню столько его Умных Мыслей, что иногда мне начинает казаться, что для моих собственных в голове уже нет места!
Шуточка не сработала. Или сработала не полностью.
— Хорошо же, братец. Давай я вспомню нужное, чтобы ты уж точно не мог отпереться: «Если тот, кого любишь, полюбил не только тебя, если он (или она) стали от этого немного радостней и счастливее — разве тебе будет от этого плохо? Если воистину любишь, если важнее любить самому, чем получать чужую любовь, такое порадует, а не обидит и не огорчит. Только глупец будет радоваться, что его ревнуют. Только низкий, пустой внутри, недобрый человек станет ревновать сам». Его слова? Его! Так вот: я низкий, пустой внутри и недобрый человек — но мне больно видеть, как ты смотришь на эту Эонари! Потому что на меня ты так не посмотрел ни разу! Никогда за… за всё время! Стой на месте!
Однако этот приказ Мийол исполнять не стал. Да и сама Васька потрепыхалась, когда он её изловил и обнял, скорее, для порядка.
Разумеется, эмоции, транслируемые через связанность, тоже помогли.
Когда всей аурой, всей — в буквальном смысле — душой ощущаешь изливаемые на тебя нежность, любовь и тепло, трепыхаться не хочется.
— Какая же ты всё-таки у меня глупая, — шепнул Мийол во вкусно и знакомо пахнущую макушку. — Всякой чепухи надумала и сама же в неё поверила…
— А что, разве я не права?
— Придётся идти по пунктам. Например, с чего ты выдумала, будто некрасива?
— Это очевидно!
— Глупышка. Тебе лет сколько? Ты только-только расцветать начала! Может, к тридцати своим годам ты отрастишь грудь не хуже, чем у Урмы. А на лицо ты уже сейчас её милее.
— Но не так мила, как Эонари.
— О, тут придётся ковырнуть глубже. Ответь-ка, не думая, как артефактор, что лучше: камень или дерево?
— Лучше… а для чего именно?
— Нет, ты ответь!
— Допустим, камень.
— Вот и глупость сказала: я бы на палети из камня спать не стал.
— А если бы я сказала, что дерево лучше?
— И тогда бы вышла глупость.
— Потому что боёк молота из камня намного прочнее?
— Ну, хотя бы.
— И какое это имеет отношение ко мне и этой… курасе?!
— Прямое. Вас невозможно сравнивать. Сказать: «Эонари лучше, чем Васаре» — глупость. И сказать, что ты лучше неё — другая глупость.
— Пфе!
— Не пфекай, а скажи: ты бы кого предпочла лишиться — меня или Ригара? Кого потерять не так больно, отца или брата?
— Я…
— Заведомо нечестный вопрос. Потому что самый правильный ответ — как следует вмазать тому, кто предложит такой выбор… эй!
— Ты сам попросил тебе вмазать, — буркнула сестра, пряча лицо где-то в районе его левой ключицы. Впрочем, по голосу стало ясно, что она уже улыбается.
— Ну да, кругом виноват… но вот что я тебе скажу, глупышка ты моя. И скажу честно: не хочу и не буду тебе врать… меня тянет к Эонари. Сильно тянет.
Тело в его объятиях напряглось.
— Но я, как ты могла заметить, не бегу к ней, чтобы предаться… плотским утехам. Хотя она вовсе не прочь этим со мной заняться, её… знаки внимания трудно истолковать превратно.
— Вы целовались?
— Да, — сознался он: откровенничать, так до конца! — Было такое разок. По её инициативе. Но… но! С тобой мы тоже целовались, как ты помнишь. И тоже по твоей инициативе… а потом уже и по моей. Ты помнишь, что я тебе тогда пообещал?
— Помню, — буркнула Васька.
— Ну так и чего ты ждёшь? Знака свыше? Божьего благословения? Или чтобы я уподобился Килишу, пренебрёг твоими желаниями и…
— Нет! — снова напряглась она. Уже по совершенно иной причине.
Но не отпрянула. Наоборот: вжалась в него, словно в поисках убежища, почти до боли. Мийол сглотнул — и очень, очень аккуратно запустил пальцы в сестрицыну шевелюру на затылке. Тем самым жестом, который ей так понравился в прошлый раз.
— Я жду тебя, глупенькая младшая сестрёнка. Ждал, жду и буду ждать. Мы оба маги, у нас впереди годы. А то и века. Так что я могу разделить ложе с Эонари — опять же не буду врать, такое возможно. Я могу разделить ложе ещё с кем-нибудь. Я могу посматривать с определённым интересом на Урму… вот как ты посматриваешь на этого твоего Ланната…
— Он не мой! — бурчание. — И не посматриваю я…
— Ты даже врёшь на диво мило. Посматриваешь, ещё как. Но… я не в обиде. Сам не без греха. Так вот. Сколько бы ни прошло времени — я буду ждать тебя. Твоей готовности. Твоего решения. Потому что я люблю тебя.
— А если я приду, когда у тебя… там… Эонари?
Мийол хохотнул.
— Обрадуюсь со страшной силой. Я, ты и Эонари, вместе…
— Дурак! И пошляк.
— Грешен. В смысле — виновен по всем пунктам.
— А если я к тебе с Ланнатом приду?
— Ну… — сглотнуть внезапно вязкую слюну. Укротить воображение. — Я низкий, пустой внутри и недобрый человек, знаешь ли. Да. Но… если для того, чтобы сделать тебя счастливой…
— Дурачок. Я тоже тебя люблю. И… не заставлю делать то, что тебе не по нраву.
— Я знаю, родная. Я знаю.
Они стояли там ещё добрых полчаса. Молча. Пока у обоих не просохли от слёз глаза.
А потом так же молча расцепились и пошли обратно на «Хитолору». Отдых закончился, настала пора возвращаться к делам. Ему — упорно и однообразно сверлить Кошмарным Глубинником скальный монолит. Ей — летать вокруг будущего жилища-мастерской-лаборатории-и-всего-всего-прочего-что-надо на яхте, чтобы дырявить тот же монолит снаружи для закладки рунных якорей под пересчитанную на эллиптический полукупол схему Тонгхаста. Общим решением Мийола и его семейства постановили не мелочиться и защитить всю выбранную скалу, вернее, всю её надводную часть. (Да, стоимость установки такой капитальной защиты выше, но и плюсы вполне пропорциональны; в перспективе можно будет сдать часть защищённого места в аренду местным магам, да и просто выгодно сбыть такую жилплощадь, которой станут — потом, после многих трудов — Скальные Норы).
Кстати, не следует думать, будто эта самая схема — панацея от биений природного фона в районе трисекции. Да, фильтрует внешние импульсы она неплохо, начисто отсекая не более пятой части потоков Природной Силы. Но полноценной экранировки не обеспечивает и выравнивания в полной мере не даёт. Сильнейшие пульсации пробиваются. Это во-первых. А во-вторых — есть целый ряд дополнительных трудностей и сложностей с проживанием внутри, фактически, одного большого ритуального контура. Даже если этот контур максимально нейтрален и направляет поле магистатума наружу. Всё равно внутри часть артефактов работает не так или не работает вовсе (к примеру, тот же резонансный уловитель Акрата внутри схемы Тонгхаста бесполезен). Но что ещё важнее, ВСЕ создаваемые внутри схемы ритуалы потребуют перерасчёта. Вообще все. Потому что взаимодействие ритуальных контуров с пропорциональным ростом уровня и сложности.
И не для каждого простенького ритуала третьего уровня удастся отделаться условным ростом сложности до четвёртого уровня. Или даже пятого, подмастерского. В частности, тот самый ритуал, которым Ригар с Васаре получали стекловолокно и прозрачное гибкое дерево, и без того находящийся на пределе их способностей ритуалистов… увы. И «просто» в районе трисекции — увы. Биения природного фона потому что.
Создавая для Скальных Нор защиту схемой Тонгхаста, Ригар с семьёй сознательно меняли свободу и гибкость доступной магии на защищённость.
…закономерно, что грубые работы по обустройству удалось завершить относительно споро и уж точно много быстрее, чем со своей частью справились отец и сестра. За неполную неделю, с третьего по шестой дни, Мийол не просто успел насверлить тоннелей, но и оформил, пусть вчерне, весь нижний горизонт: внешнюю петлю, опоясывающую его периметр, заготовки под личные комнаты между петлёй и поверхностью скалы (предполагалось, что позже в относительно тонких перегородках можно будет оформить окна, для доступа к дневному свету и свежему воздуху), три довольно крупных зала внутри петли и начало перехода на второй горизонт.
В правом дальнем зале, высверленном ещё даже до завершения петли, Ригар с Васаре при посильной помощи остальных обитателей яхты развернули артефактную мастерскую. В левом дальнем, соответственно, алхимическую лабу — отнюдь не полную, скорее походно-полевую, по меркам подмастерий. Туда даже мистическую печь устанавливать не стали, только набор простых артефактов и посуды для нужд алхимической аналитики… потому что без вытяжки и хоть какого-то подобия канализации работать с мало-мальски приличными объёмами веществ всё равно невозможно. А вот тестировать образцы в такой эрзац-лабе — это ещё так-сяк. Что же до ближнего к единственному входу зала, туда переселили Зунга с Эшки. На правах живой охранной системы. От мийолова фамильяра с её связанностью мало какой вторженец мог бы укрыться… ну а от прямого таранного разбега Кошмарного Двурога в узком и прямом тоннеле стало бы очень больно кому угодно, вплоть до младшего зверодемона включительно.
Обойтись без охраны? Ха. В Скальных Норах нынче обреталось слишком много ценностей. Из бортовых пространственных коробов «Хитолору» выгрузили, забив половину заготовок под личные комнаты до самого потолка, наследство старика. Частью вплотную приближающееся к границе «очень дорого», а частью уже находящееся в области «за всего лишь клаты не купишь». Та же мистическая печь гномьей работы вдали от Рубежа Экспансии, у кого такая имелась, ценилась клановыми на уровне кровных родичей, что полностью проявили наследие крови. И даже если предложить за неё десяток боевых артефактов пятого уровня — скорее всего, откажутся. Особенно имеющие своих конденсомантов.
Разгружали яхту, ясно-понятно, не просто так: Мийол готовился к новому рейсу в Даштрох, за своим заказом. Который, ввиду резко возросшей вместимости «Хитолору», должен был стать лишь меньшей частью общего груза. Также после консультации, что любезно выдал призывателю грядущий оптовый покупатель, Иривой Акула, структуре закупок предстояло поменяться. Не так, чтобы сильно, но ощутимо.
А ещё на время отсутствия яхты в Рифовых Гнёздах, после короткого диалога с Васькой, решили нанять Урму и Сулигона с их «Скользящей в облаках». Необходимость скорейшей закладки рунных якорей никуда не исчезла, сроки отсутствия «Хитолору» оставались в лучшем случае туманны, сооружать же для монтажа схемы Тонгхаста летающую рабочую платформу… нет, можно. И даже не сказать, чтобы сильно сложно-дорого. Но зачем, если поднаём сэкономит и средства, и силы, и время?
(Частью «жутко коварного» плана Мийола было сведение сестры с Урмой. Конечно, не в пошлом смысле — нет-нет, просто… Ригар был прав, говоря, что Ваське ощутимо не хватает рядом если не матери, то хотя бы более взрослой женщины. И Две Насечки, или Косточка, или как там её всё-таки зовут, выглядела не худшей кандидатурой в старшие подруги. Лёгкий характер, знание местных условий, достаточная личная сила, чтобы сестра могла уважать Урму, а не смотреть на неё свысока, просто опыт тридцати с чем-то лет не самой простой и лёгкой жизни…
Сойдутся? Хорошо. Нет? Ну, тогда нет. Поработают вместе и разбегутся. Но Мийол ставил на то, что старшая и не такая уж простая, как выглядит, женщина правильно поняла, какой линии держаться при работе с Васькой. Иначе почему она с таким серьёзным видом медленно кивнула, когда сам он с не менее серьёзным выражением лица просил: «Помоги ей. Пожалуйста!»?)
И вот в середине седьмого дня, дождавшись отбытия двух принадлежащих Акуле шхун — «Красношпорой» и «Белой Шелковицы» — яхта двинулась вместе с ними прочь от Рифовых Гнёзд.
Надо сказать, плывущие чуть впереди корабли не походили друг на друга без малого полностью. «Красношпорая» выглядела стандартно для грузового транспорта среднего класса: широкий корпус, временно поднятая из воды рулевая плоскость на корме, заметно возвышенные бак и ют. Ну и стационарные мачты с тщательно свёрнутыми парусами — а также четвёрка маршевых движителей, стандартных «ветродуев», подобных раздутым бочонкам без дна и крышки. Первая пара — под носовыми горизонтальными пилонами, вторая — под кормовыми.
А вот «Белая Шелковица», то самое недавнее приобретение Иривоя за номером семь, на простую рабочую ящерку походила слабо. Во-первых, это был равнокорпусный катамаран — да не из дерева, а из армированной хитиновым шёлком керамики. Откровенно хвастаясь шхуной и её качествами, Ланнат Раковина, показывая Васаре маленькое судостроительное чудо, расписывал: кренгование втрое реже и впятеро проще; доковать для тимберовки надо тоже редко и сама по себе тимберовка обещает выйти дешёвой: глазурованная керамика не гниёт. Да и хитиновый шёлк не особо этому изъяну подвержен. Поэтому начальные вложения, конечно, выходят великоватые: на ту же сумму целых три шхуны аналогичного тоннажа купить можно. Вроде невыгодно? Но если посмотреть и оценить перспективы… кренгование реже — судно дольше стоит на маршруте. Докование реже — судно опять-таки дольше стоит на маршруте и приносит деньги, а не забирает их (а ведь две-три основательных тимберовки обходятся, как строительство корабля с нуля!). Плюс специально оборудованные причалы в Рифовых Гнёздах и в Томберзе, где Акула закупает товар: два корпуса — погрузка-разгрузка вдвое быстрее! В качестве движителей «водоструи», да не внешние, а встроенные в корпуса — скорость хода выше, чем у обычной шхуны, раза в полтора.
Итого, по всем подсчётам, лет через шесть-семь баланс расходов и доходов для «Белой Шелковицы» и гипотетических «трёх шхун аналогичного тоннажа» выровняется. А затем три шхуны начнут жрать средства всё активнее, тогда как керамический катамаран будет стоять на своём маршруте, как всегда. Десять лет, двадцать, тридцать… полвека… век.
Глазурованная керамика не гниёт!
Вот только настоящую выгоду Иривой планировал получать от таких катамаранов позже, когда доведёт их число хотя бы до трёх-четырёх. Да и риски никто не отменял. Когда посреди моря от неестественных причин исчезает обычная шхуна — это одно. Когда такой катамаран…
Перед отправкой маленького торгового конвоя Акула навестил Скальные Норы — как бы поинтересоваться ходом строительства и обустройства, но на самом деле для очень серьёзного (буквально смертельно серьёзного!) разговора с Мийолом.
— Может, всё же лучше спокойно и совместно добраться до берега? — спросил арматор мага, изложив свои соображения по ситуации.
— Лучше-то лучше, только вот не для меня. И не для вас, уважаемый. Мой первый учитель говорил: «Пытаясь избегать угрозы, в итоге всё равно сталкиваешься с ней. Надо сознавать угрозу и готовиться к встрече к ней на своих условиях — иначе условия станет диктовать она». Вот и в нашем случае: ну, раз мы пройдём одной группой. Ну, два раза и три. На четвёртый же конвой просто атакуют, собрав достаточно сил для абордажа трёх судов.
— Ты уверен, что сможешь выстоять в одиночку, парень? — Сочувственно и настороженно спросил Акула (а ну как пятнадцатилетний маг-капитан сочтёт это сомнением в его способностях? вдруг обидится? или того хуже: разорвёт отношения?). — Это ведь риск…
Мийол улыбнулся. Но доброй ту улыбку не назвал бы никто, имеющий глаза.
— Я Охотник, к риску мне не привыкать. Кроме того, у нас заведомо неравное положение.
Но в дальнейшие объяснения вдаваться не стал. Иривой же не стал настаивать.
…продержавшись одной группой с «Красношпорой» и «Белой Шелковицей» седьмой день и переждав вместе с ними слабый ночной дождь, утром первого дня следующей недели яхта с тремя разумными на борту отделилась от шхун и взяла курс на Даштрох.
Да, только тремя: Мийол оставил с собой лишь испытанную команду, Шак и Рикса. Даже при самом худшем повороте дел пострадают лишь те, кто и без того привычен к ходьбе по краю.
Хотя на этот раз, конечно, всё куда серьёзней и ставки выше.
«Хитолору» весьма быстр даже на двух третьих своей крейсерской скорости. Уже через полчаса «Красношпорая» и «Белая Шелковица» скрылись из виду среди облачных столбов и вечно витающей над морем после дождя дымки. Напряжение понемногу начало расти. Мийол со всем тщанием оглядывал переднюю полусферу с любимого места на фордеке, Шак, как наиболее остроглазая — заднюю. Рикс просто сидел на палубе, закрыв глаза и медитируя на уплотнение праны. При статической медитации он успешно перекрывал все семь узлов, поднимая объём праны до пика пятого ранга, а то и начала шестого.
Час от разделения. Два часа. Три.
«Неужели мы ошиблись и эти утырки нацелились на катамаран?»
— Учитель, я их вижу, — сказала Шак на четвёртом часу.
— Их?
— «Мурена» и ещё какая-то посудина помельче.
Мийол нахмурился.
«Второго пирата в расчётах не было!»
Изначальный план отличался простотой, использованием артефактов, алхимии и призывов — а также тем фактом, что Хирип с его потенциальной жертвой и в самом деле имели заведомо неравное положение.
Колено должен был догнать «Хитолору» и взять на абордаж, пользуясь подавляющим численным превосходством своей команды… ну, и личной силой. Всё же Воин шестого ранга при нормальных условиях — это боец, превосходящий эксперта магии. А у Хирипа на борту «Мурены», если верить Акуле, хотя бы относительно слабыми растущими были почти все. Исключением являлись навигаторы — эти имели статус старших учеников магии — и корабельный плотник (маг-специалист). Ну и абордажники первой волны: эти все имели четвёртый ранг. За исключением четвёрки пятого ранга: кока, здоровилы ещё даже похлеще Колена, боцмана и парочки близняшек, Пчелы с Осой, до крайности боевитых девок. Постель Хирипу грели обе, а Оса вдобавок занимала пост старпома. Причём высокую должность свою она заработала отнюдь не ублажением капитана, а в поединках. В том числе с другими абордажниками первой волны.
И мозгами.
Иривой полагал, что Колено остаётся капитаном только потому, что Оса немного слабее. Но даже будучи старпомом, принимает важные решения именно она. А капитан — так, ширма. Впрочем, сейчас это не так уж важно.
Итого: капитан-шестёрка. Четверо пятого ранга, девять четвёртого. Плюс ещё полсотни со вторым-третьим рангами (первоуровневых Хирип в команде не держал, считая за слабаков). Да, в абордажном бою у троих Охотников с «Хитолору» шансы отсутствовали. Их бы стоптали.
Вот только Мийол не собирался абордировать «Мурену».
Он планировал просто уничтожить её.
К сожалению, второго преследователя он и впрямь в расчёт не брал. Иривой тоже ничего о нём не говорил. А меж тем всё это резко меняло ситуацию, и не к лучшему. Тот второй пират мог нести ещё сколько-то головорезов; но это ладно, этого призыватель не боялся. Вот только на борту второго судна могли находиться маги — и не слабаки, способностей которых впритык хватает для роли штурманов-навигаторов, а эксперты. Там даже подмастерье мог быть!
И если так — положение становится из тяжёлого безнадёжным. От опытного подмастерья команде Мийола оставалось бы только бежать, форсировав движители и пользуясь призывным Беркутом Урагана для уменьшения сопротивления воздуха.
Причём не факт, что побег вышел бы успешным.
«Вот что мне стоило захватить Эшки с собой? Она бы легко провела разведку, а я сейчас не маялся неизвестностью…
Стоп. Легко? Вот уж прямо! Что ж я так туплю? Или страх сосредоточиться мешает? Я ведь уже об этом думал…
Нет, нет и ещё раз нет: сама по себе моя напарница ничего разведать не смогла бы. Она — Филин, а не стриж какой-нибудь. У неё нет стихии воздуха, как у призывного Беркута. Так что отправить навстречу преследователям Эшки я бы смог… но вот вернуться ей бы не удалось. Отстала. Хуже того: после продвижения ей стало тяжело летать дольше десятка минут подряд — так что бедолага попросту утонула бы!
Воздушная разведка для неё станет условно возможной, когда Ваське удастся выточить под неё «поплавок». Вот только пока что моноблочный левитационный артефакт четвёртого уровня сестрице не по умению, даже в оборудованной мастерской. Чуть-чуть не хватает точности… но это «чуть-чуть» — разница между свежеиспечённым экспертом магии и полноценным экспертом-артефактором. Достойным своего уровня не по силе, а по искусству. Способным уже не амулеты клепать и простенькие зачарования накладывать — нет, создавать полноценные талисманы.
Поэтому я и оставил Эшки в Рифовых Гнёздах… и об этом я тоже думал раньше.
Но почему-то не подумал дать ей унаследованный от Щетины старый талисман облегчения веса! Для себя захватил, а что он ко мне не привязан и что моя крылатая умница вполне способна им пользоваться — не сообразил…
На будущее, если моя глупость этого будущего нас не лишит: страховаться дополнительно, добавляя надёжности планам с помощью любых доступных средств! Не надеяться благодушно, что враг не вытащит на подоблачный свет какой-нибудь фрассов козырь…»
— Лидер? — с толикой беспокойства спросила Шак у задумавшегося капитана.
«…а пока будем делать вид, что всё идёт по плану».
— Всё нормально, действуем по обговорённому. Просто придётся сперва оценить тех, кто пришёл по наши души… и действовать сообразно.
— Оценить? — это уже Рикс. — Как?
— С помощью призыва, конечно, — Мийол постарался улыбнуться поуверенней.
Однако торопиться с магией не стал. Самое первое, что следовало оценить — ещё до всех танцев с разведкой — это относительную скорость охотников и беглеца. Да, «Мурена» — эй-шлюп быстрый, пират не может иметь слабые движители и невысокую удельную мощность. Но ведь и «Хитолору» построен с расчётом именно на скорость!
А со вторым преследователем и вовсе сплошные неясности: за четыре тысячи шагов определить его скоростные возможности не получится, надо ждать и наблюдать. И чуть увеличить темп движения: с двух третьих крейсерской до, скажем, четырёх пятых. Пусть Хирип думает, что жертва удирает со всех ног.
Спустя полчаса стало ясно: даже на пяти пятых мощности разница в скорости у «Мурены» и яхты минимальна. Причём в пользу «Мурены». Пусть медленно, но дистанция между беглецом и пиратом сокращалась.
— Быстрый, скотина! — с досадой, восхищением и страхом заметила Шак.
Встречный ветер так и норовил сдуть с палубы живых букашек, поэтому все трое на палубе вынужденно цеплялись за страховочные фалы. «Ветродуи» уже не гудели, как на двух третьих крейсерской скорости, а выли с присвистом. Дерево палубы мелко вибрировало, тросы в потоке воздуха звенели натянутыми струнами. Даже повернувшись лицом к корме, приходилось сильно щуриться, да и дышать получалось с трудом.
— Второй тоже не медленный, — добавил Мийол. — Но всё же отстаёт.
— Зато хирипова посудина нас нагоняет.
— Возможно, он форсирует «ветродуи», опустошая накопители. А может, и нет. У нас точно есть запас по мощности на крайний случай… и есть Беркут Урагана, если потребуется больше скорости. Ждём. На трёх сотнях шагов я смогу его прощупать и определить статус движителей. Но мне потребуется полная концентрация. Так что вот, держи.
Шак без слов приняла контрольное ожерелье. Маг же присел на корме, спрятавшись за рубкой. Два судна разделяло уже всего-то с полтысячи шагов…
…четыреста пятьдесят…
…ровно четыреста…
…триста пятьдесят.
«Нет, рановато. Подожду ещё чуть… да. Сейчас».
Сфокусировать связанность Атрибута в узкий луч. Направить в цель. Оценить, что можно.
«Ожидаемо: Воинов целая толпа. Правда, не на верхней палубе, а… в трюме? Один только Колено торчит на фордеке, как прыщ на носу. Форсит своей телесной крепостью — вроде как даже на такой скорости встречный ветер мне нипочём, достаточно за канаты ухватиться, могу даже против ветра смотреть! Но беспокоится.
И правильно делает: «Мурена» ведь и впрямь использует форсаж.
Правда, они там рассчитывают, что мы тоже идём на форсаже и скоро сдуемся. Ну, не будем ломать их надежды, а заодно посмотрим, что они предпримут…»
— Шак.
— Лидер?
— Скорость две третьих крейсерской.
— Сделано. Но ты уверен?
— Вполне. Я чую: у них в накопителях запас на донышке. Так что позволим уважаемым пиратам надеяться на лучшее… до последнего.
«Мурена» после того, как «Хитолору» сбросил скорость, словно пинка получила и начала нагонять яхту втрое быстрее прежнего. Недолго. Вскоре почти весь избыток скорости погасило удивительное зрелище, объяснившее, зачем эй-шлюпу нужны две совершенно голые мачты. Оказывается, на них донная часть судна могла опускаться, как на штифтах, открывая абордажную палубу. Что вполне логично: просто бортом к жертве не притереться — торчащие движители помешают. Зайти снизу? Неудобно. Сверху? Если у жертвы есть мачты — они также станут помехой. Вот и приходится пиратам идти на разные извращения. Очевидно, опускная абордажная палуба имеет собственный левитационный контур, а то и не один, что существенно удорожает конструкцию. Но ради наживы люди могут ещё и не на такое пойти…
Быстрые деньги — это так заманчиво!
Дистанция между судами — сто шагов. Хирип спустился с верхней палубы на абордажную.
— Руль вверх на пять, — скомандовал Мийол. Шак исполнила.
Не в буквальном смысле, конечно: рулевых парусов на яхте не водилось. Просто увеличила на боковых движителях, опущенных ниже осевой линии, мощность — и это задрало нос «Хитолору к облакам. Точнее, на пять румбов к горизонтали. Резкий подъём привёл к быстрой потере скорости… и к тому, что «Мурена» чуть не вырвалась вперёд. Однако когда там повторили манёвр, эй-шлюп также сбавил скорость, снова оказываясь позади. Уши заболели из-за перепада давления, Мийолу и двум его соратникам пришлось сглатывать, морщась от ощущений.
— Лево руля без реверса.
На этот раз мощности прибавил правый движитель и ещё немного — верхний. Просто для компенсации. Вообще логичные манёвры: тоннаж яхты меньше, как-никак, два класса разницы. Следовало ожидать, что манёвренность у «Хитолору» лучше и потому, даже догнав её, пират не сможет поймать вёрткую добычу. Всякий раз будет промахиваться.
Логично… но неверно. Одним бегством призыватель ограничиваться не собирался.
Два воздушных судна поднимались вверх, описывая левую спираль. Яхта — чуть более узкую, эй-шлюп — пошире. Относительная скорость упала почти до нуля: пират всё ещё догонял, но теперь уже совсем по-черепашьи. Окончательно успокоенный, Мийол продолжил разведку связанностью, пользуясь сократившимся расстоянием — и хищно оскалился.
«Да!!! Они не подняли полные щиты, потому что полные щиты затормозили бы их ещё сильнее, чем спуск абордажной палубы. Об успешной погоне им пришлось бы забыть. И поэтому сейчас им станет кисло… в переносном смысле.
В прямом — скорее жарко, х-хе!»
— Рикс, кидай по готовности. По движителям левого борта.
— Липкое пламя?
— Конечно, что ж ещё? Для ядов рано: их просто сдует, и даже наш ядовар не поможет. Шак, ещё два вверх.
Левитационные контуры добавили миру сюрреализма: зеркало моря за кормой встало чуть ли не вертикально — но палуба по-прежнему казалась расположенной внизу. Скорость стала уже совсем скромной, от кормы «Хитолору» до носа «Мурены» осталось шагов тридцать.
Тут-то Рикс и начал швыряться припасёнными зельями. Быстро, как может лишь Воин под Усилением. И метко. Часть флаконов отскочила от корпуса переднего левого движителя пиратов, не разбившись. Но больше половины размазала по нему своё содержимое.
Которое вступило в реакцию с деревом — и вспыхнуло стелющимся, ярко-белым пламенем.
«Каждый флакон — двадцать клатов в минус. Мы закидываем врага деньгами…»
— Сволочи! — заорал Хирип. — МОЯ КРАСАВИЦА!!!
Увы, отреагировать на угрозу кроме как подсердечным воплем Колено не успел. Один из флаконов удачно разбился о внутреннюю часть движителя. Липкое пламя затекло внутрь и повредило одну из рун, отчего левый передний «ветродуй», продолжая полыхать, вышел из строя. Не успевший среагировать пилот пиратов получил внеплановое рысканье влево с падением скорости. И… Рикс забросал флаконами уже подставившийся правый передний движитель, с тем же результатом. Шак же без команды сманеврировала так, что подставила ему ещё и правый задний движитель, в который полетели несколько дополнительных зажигательных снарядов.
Полный щит «Мурены» наконец-то развернулся… ха. Слишком поздно! Спасти от липкого пламени три задетых движителя уже не выйдет!
Однако успех с зельеметанием чуть было не обошёлся яхте слишком дорого. Абордажники эй-щлюпа со своей палубы метнули в «Хитолору» тяжёлые костяные гарпуны с привязанными к хвостовикам шёлковыми канатами. И кто-кто, а Воины из абордажников первой волны кидались ещё получше Рикса. Не всем из них помешал неудобный угол, их не остановила масса гарпунов, они даже смогли отчасти скомпенсировать взаимные манёвры двух судов. Броски под Усилением кратким вышли более чем опасными. Но… именно на подобный случай Мийол и призвал Беркута Урагана. Гарпуны летели не единой волной, а чуть вразбивку, поэтому призывной зверь смог отклонить четыре гарпуна, не позволив ни одному из них повредить левый «ветродуй»; а у тех двух, что не смог и которые всё-таки вонзились в корпус, не промахнувшись — срезал канаты за какую-то пару секунд; абордажники даже слабину вытянуть не успели.
Что вызвало со стороны пиратов дружный поток бранных воплей. Ещё бы: последний шанс расплатиться за потерю хода и дорогостоящий ремонт помахал платочком!
— Шак, курс на второго. Посмотрим, кто там и что там.
— А «Мурена»?
— На одном «ветродуе» далеко не ускачет. И даже если они каким-то чудом сумеют погасить правые движители вовремя, преимущество в скорости всё равно за нами. Закончим с Хирипом позже.
— Может, всё-таки сжечь им последний движитель?
— Не надо лишнего риска, — сказал Мийол.
И добавил с недобрым смешком:
— Позволим уважаемым пиратам надеяться на лучшее.
Математика погони проста. Удирая от вражеского судна, «Хитолору» набрал высоты, теряя скорость. Второй пират всё это время продолжал нагонять и тоже удалялся от поверхности моря — но медленно, под углом не более румба. Когда развернувшаяся яхта, и так более скоростная, стала полого пикировать в его сторону, шансов на отрыв у него не осталось. Кстати, рассмотрев пирата номер два поближе, Мийол стал несколько спокойней. Средний эй-шлюп классической грузовой компоновки — угловатый корпус, вынесенная на нос рубка, скромного размера горизонтальный руль-парус на корме, два «ветродуя» на коротких боковых крыльях… он не выглядел опасным. К тому же стоило этому пирату заметить плачевное положение «Мурены», как он даже не попытался сбежать, а просто сбросил ход, зависая на месте. Но…
— Реверс. Клади нас в дрейф в тысяче шагов от него.
— Опасаешься сюрпризов? — спросил Рикс.
— Конечно. И всегда. Не только мы можем удивлять врагов.
— И что ты собираешься делать?
— Слетаю по-тихому, посмотрю, что там и как. И главное — кто.
— Удачи, лидер!
— Надеюсь не использовать, — ответил Мийол традиционно, но притом вполне искренне.
Он и впрямь полагался более на подготовку и расчёт, чем на разные «авось» и «вдруг». Вот взять пирата номер два: да, вроде бы тот заметил поражение Хирипа с командой, признал бегство невозможным, решил положиться на милость победителя. Вроде бы. Но что, если это лишь уловка и там, на этом грузовике, всё-таки сидит кто-то сильный, прямо сейчас просчитывающий, как бы повернуть переменчивое положение на игральной доске в свою пользу? Подмастерье с мощным и дальнобойным боевым заклинанием, заряженный чем-то таким же артефакт, какая-нибудь хитрая ловушка, Мастер Боя с левитационным талисманом, ещё что-то или кто-то?
Мийол собирался выяснить, угрожает ли этот шлюп ему и его команде. А если да, то чем именно. Выяснить прямо сейчас. И… предпринять меры против угрозы.
Первым делом забрать у Рикса последнюю обойму флаконов с липким пламенем. Зайти за рубку — так, чтобы со второго пирата не увидели, что происходит на палубе, даже пользуясь трубой дальнего взора. Затем активировать старый талисман, обнуляя собственный вес. Ощутить на плечах хватку когтей призывного Беркута Урагана. И последнее в череде приготовлений — ещё одна активация артефакта. Точнее, талисмана Средней Комплексной Незаметности.
И вперёд, на чужих крыльях. Эшки рядом нет — значит, придётся вести разведку лично.
Полёт в качестве груза оказался… никаким. Или, лучше сказать, подобным полёту во сне. Власть призыва, раздвигающего воздух перед Мийолом, не давала ощутить скорость. Вес тела не ощущался благодаря магии артефакта. Если бы молодой маг не отслеживал связанностью токи силы и не видел, как растёт в размерах чужой эй-шлюп, как движутся мимо облачные колонны — он вполне мог не понять, что куда-то летит.
Странные впечатления, прямо сказать.
Но дело — в первую очередь.
Из чистой предосторожности заложив небольшой крюк и зависнув правее-выше незримой линии между корпусами «Хитолору» и второго пирата, примерно в двух сотнях шагов от последнего, Мийол сосредоточился, исследуя цель сенсорикой Атрибута.
Очень быстро его губы сами собой раздвинулись в кривой и горькой усмешке.
«Что ж. Так я и думал.
Достаточно задать простой вопрос, чтобы осознать правду. Вернее, два очень простых вопроса. Классический «кому выгодно?» и ещё — «каким образом пираты находят своих жертв над морем, если облачность так сильно мешает обнаружению с большого расстояния на глазок?»
И вот уже «лет восемь как» импульсный маяк Геберра, что помогал найти путь к Рифовым Гнёздам, «раздолбали какие-то раздолбаи». Что ж, не беда! Флинк Пятиглазый снабдит своими поделками всех желающих. За кругленькую, но вполне посильную сумму. Что за поделки? Так простенькие версии уловителей Акрата, вестимо. Артефакт-источник ставится непосредственно в поселении, на воздушные и водные суда ставятся талисманы, что ловят опорную сигнатуру этого источника и указывают путь к нему. Просто и надёжно.
Капитанам — решение проблем навигации в районе Баалирских рифов, Пятиглазому — небольшой, но регулярный доход. Недовольны могут быть разве что раздолбаи, но они со дна морского протестов не пробулькают.
Вот только есть один маленький нюанс. Техномагический, почти естествоведческий.
Резонанс — явление взаимное. Уловители работы Флинка могут указывать направление на источник, но ведь можно смастрячить специальный артефакт, который укажет направление уже на уловители, столь неосторожно установленные в рубках судов… даже на «Хитолору» одна из этих поделок среднего радиуса стоит. Указывает путь к рифам. И, очевидно, указывает путь к яхте для Хирипа Колено… а также для Пятиглазого. Который на своей личной леталке явился сюда, чтобы проконтролировать угрозу своему маленькому приработку.
То-то он так своеобразно радовался-тревожился, продавая нам упрощённый уловитель по «совершенно оригинальной» схеме!
Что ж. Ситуация более-менее ясна. Осталось закруглить эту мерзкую историю.
Как звучало очередное отцово оригинальное присловье — «концы в воду». Хирип честно предупредил, что собирается встретить меня и мою яхту над морем. Я ответил не менее честно: никаких проблем после этого у тебя не будет.
Мертвецы — вообще очень спокойный, беспроблемный народ».
На шлюпе Флинка отсутствовал щит. Вообще. Видимо, имея дело с Хирипом, а может, и ещё с кем-нибудь из пиратской братии, Пятиглазый считал бессмысленной растратой ресурсов чисто пассивную защиту, способную лишь замедлить, но не остановить абордажников. Его выбор, вполне разумный — призыватель и сам сделал бы такой — пал на артефактные ловушки и ударные талисманы. Что-то такое ощущалось внутри через Атрибут, но смутно и неконкретно. Мийолу не удалось точно определить суть флинковых изделий: просто опыта не хватало; вдобавок мешало расстояние и взаимное наложение сигналов, сливающихся для восприятия в нечто насыщенное силой, ждущее своего часа, но не проявленное. Судно артефактора явно было подобно шкатулке с сокровищами и смертельными сюрпризами, да и сам по себе летучий корабль имел немалую цену. Не тысячи клатов — скорее, десятки тысяч.
Но Мийол не собирался лезть внутрь, как не собирался и сражаться с абордажниками Колена. Среди его пороков жадность не занимала заметного места.
Завершить приготовления. Зависнуть в полусотне шагов. Почти беззвучно шепнуть:
— Вперёд!
Беззвучно и бессмысленно. Беркут Урагана не словам повинуется, а его воле. Вот призыв разжимает когти (а хозяин продолжает висеть на месте: талисман работает, как прежде) и тихой незримой тенью скользит вперёд, к цели. Вот его коготь ветра разбивает разложенные флаконы с липким пламенем. По эй-шлюпу растекается белый, яростный жар, не без труда, но стремительно одолевающий пропитывающую дерево морилку — та предназначена скорее для предотвращения гниения, чем против пожаров. Спустя считанные минуты огонь распространяется шире, и это уже обычный огонь, не магический.
Мийол ждёт.
Заметив неладное, Флинк выбегает на верхнюю палубу. Его сопровождает какая-то девица — и, кстати, не просто «какая-то», а Воин четвёртого ранга. Ещё у неё что-то не так с глазами, но с пятидесяти шагов призывателю не видно, что именно, заметна только странная темнота меж век. А Беркут Урагана — не Эшки, чтобы посмотреть через его глаза. Пятиглазый сыплет проклятьями и убегает обратно в недра судна, не иначе как за средством против пламени. Девица же кричит:
— Эй! Ты хоть знаешь, против кого…
Больше ей ничего прокричать не удаётся: призыв, аккуратно подобравшись со спины, уже однажды испытанным приёмом перехватывает когтем ветра её глотку. Даже неплохая магическая защита не помогает: Беркут Урагана формирует свой коронный удар прямо внутри неё. Чисто физическую атаку вот так протиснуть не удалось бы, но призыв-то атакует стихией.
С вернувшимся на палубу с какой-то артефактной штуковиной в руках Флинком всё проходит ещё проще: его даже зачарованная кираса не защищает. Он не ждал атаки, не готовился к бою и смерти. Взрезанное горло, начало короткой агонии; а что, неплохая идея, думает Мийол — и когти его не вполне живого оружия срывают с головы артефактора вещь, что помогла тому получить прозвище, а затем уносят прочь, к призывателю.
И вовремя.
То ли Пятиглазый таскал на себе нечто, работающее по принципу «мёртвой руки», то ли просто активировал перед смертью все дистанционно управляемые ловушки на борту своего эй-шлюпа — но его судно на глазах сотрясает череда внутренних взрывов, а затем дело довершает один, но очень мощный взрыв. Пылающие обломки разлетаются так быстро и широко, что даже в полусотне шагов Мийолу становится жутковато. К счастью, прямо в него так ничего и не попало. Но дымно-пламенный фейерверк над морем, да с близкого расстояния…
Жутковато. И завораживает.
— А теперь — Хирип, — бормочет маг, уносимый когтями обратно к «Хитолору».
«Мурена» похожа на одноногого пса. Липкое пламя так и не успели — не смогли — погасить, и оно проело обугленные дыры в трёх движителях, насквозь. Яхта зависает рядом и выше — примерно в сорока шагах. Вопли пиратов с такой дистанции доносятся ослабленными и бессильными, троица победителей в них старательно не вслушивается.
Вот Шак возвращает Мийолу контрольное ожерелье. Вот сосредотачивается. Задача перед ней стоит непростая: едва ли не в первый раз алурине предстоит использовать три синергичных заклинания одновременно, нагружая ауру до предела.
Вот из стеклянного сосуда в её руках вытекает струя синей жидкости, на лету дробясь на мелкие капли, а там и обращаясь в густой спрей. Вот получившееся синее облако, расширяясь и разрежаясь, устремляется к «Мурене». Всё это более-менее стандартные эффекты от довольно-таки могущественного и жутковатого заклинания боевой алхимии — Облако Синего Яда. От иных боевых заклинаний оно отличается необходимостью в материальном компоненте; созданный заранее яд (обычно используют зелье Исхара Синелицего, но на худой конец подойдёт любой яд, синий не сам по себе, а из-за красителей) делает Облако Синего Яда неуязвимым к контрчарам с эффектами разрушения магии. Такие контрчары могут разве что разрушить контроль заклинателя над его или её атакой, даже могут рассеять остаточную магию алхимического состава, хотя это кратно тяжелее — но субстанция зелья останется ядовитой и сама по себе.
А ещё использование вполне материального зелья устраняет одну из вечных слабостей обычной боевой магии. Облако Синего Яда может поразить цель и в двадцати, и в двухстах, и даже в двух тысячах шагов, ничуть не ослабев на таком расстоянии. Просто за порогом ста шагов его движение уже не будет контролироваться заклинателем.
Беда этого заклинания — в относительной медлительности и сложности управления. Однако «Мурена» лишена хода, а что до управления… с ним Шак помогают Перемещение Субстанций и Управление Памятью. Под влиянием тройной магии заклинание боевых алхимиков делает то, что обычное Облако Синего Яда показать не способно: меняет форму, затекает в люки, проёмы и щели в корпусе пиратского корабля, настигает всё живое на борту, начиная с разумных и заканчивая трюмными крысами. Причём зелье Исхара Синелицего, как и положено боевому яду, действует стремительно и безжалостно, не растягивая агонию жертв: поражение нервной системы — паралич — остановка дыхания и сердцебиения — смерть.
Пока атака накрывала судно, с противоположного борта «Мурены» к поверхности моря отправился в полёт пяток человеческих фигурок. Кажется, малая часть пиратов предпочла более быструю смерть от удара о воду. Или же более долгую — от жажды и голода… в конце концов, при невероятной живучести Воинов вполне можно уцелеть, даже рухнув в море с высоты многих сотен шагов. Достаточно войти в воду под нужным углом и за миг до удара включить Укрепление краткое. Более того, у таких выживших останется исчезающее малый шанс: их могут заметить и подобрать проходящие неподалёку суда…
Подобного шанса сами пираты своим жертвам не оставляли.
Что же до «Мурены», обращённой в один большой могильник — там могли найтись ценные вещи. Оружие, броня, даже артефакты. Сомнительно, что сотрудничество с Флинком не обогатило команду предметами его работы либо, самое малое, зачарованиями на изначально не магических вещах. А Мийол с командой вполне могли обогатиться за счёт мародёрства. Всего-то и надо, что создать неуязвимого для яда магоклона, отправить за трофеями…
Не создал и не отправил. Просто бросил с высоты на палубу «Мурены» небольшой бочонок с обычным и дешёвым, в отличие от липкого пламени, винным спиртом, а следом — подожжённую тряпицу. Проследил, как эй-шлюп превращается в гигантский летающий костёр, погасить который уж точно никому не удастся. И через контрольное ожерелье направил яхту к Даштроху.
Где, помимо старейшины Лиэвена, его поджидал неприятный сюрприз.
— Что значит — «не можете забрать продовольствие»?
— Ты не понимаешь низкой речи, выскочка? — поинтересовался клановый маг разом злобно и скучающе (непростой фокус, видать, много тренировался). — Не можете — значит, не можете. Мы аннулируем эту незаконную сделку.
…лицо с тонкими чертами, что выглядели бы даже приятно, если бы их не кривило едва скрываемое высокомерие. Заплетённые в косу соломенно-жёлтые волосы — прямые, густые, под определённым углом золотящиеся. Насыщенно-зелёные, изумрудного оттенка глаза (что вкупе с цветом волос являются внешним генным маркером клана Стаглорен). Аура мага третьего уровня. Хотя держится так, словно он эксперт, а то так вовсе подмастерье. Имя, названное старейшиной Клиакки — Финнирд. Возраст — примерно лет двадцать. Скорее чуть больше.
— Очень интересно, — наклонил голову набок Мийол, постаравшись вложить в ответный взгляд на малоприятную персону толику энтомологического любопытства. — Аннулируете сделку, значит. Позвольте поинтересоваться, уважаемый: кого вы имеете в виду под громогласным «мы»?
— Мы — это клан Стаглорен!
— Очень интересно, — повторил призыватель. И наклонил голову в другую сторону. — И на каком же основании вы собрались признавать куплю-продажу незаконной?
— Такова наша воля, выскочка! Даштрох — наш лен, мы здесь закон!
— Предельно ясная позиция. Одно лишь не ясно: с кого мне взыскать причинённые убытки?
— Какие такие убытки? — «удивлённо» поинтересовался Финнирд.
— Ну как же, — «непонятливо» пояснил Мийол, словно принимая глумление за честный и прямой вопрос. — Предоплата внесена полностью, товар не получен — это убытки. Сумма невелика, конечно, но разбрасываться деньгами я не привык.
— Считай это штрафом за попытку обхода закона, выскочка.
— Вот как? Почтенный Лиэвен, будьте добры, оставьте нас.
— Уважаемый, вы…
— Просто поговорю с… коллегой как маг с магом. Не бойтесь, крови не прольётся.
— Как будто такой мусор посмеет что-либо выкинуть! — фыркнул Финнирд.
— Приму это за обещание, уважаемый эксперт, — вздохнул Лиэвен.
Мийол подождал, пока старейшина покинет пределы видимости (а сцена происходила в том же внутреннем дворике, где ранее шли «смотрины» потомков Дваждыбородого и Улааси Чиэле). Дождался. Перевёл взгляд на кланового.
— Ну, что теперь, нищеброд? — скривился тот сильнее прежнего.
И получил в лицо заряд из струйника. Неполный.
Спустя пару минут, когда Финнирд более-менее оклемался от неожиданных, весьма резких ощущений, Мийол довольно громко (и даже почти не глумливо) заметил:
— Надо же, как удивительно. Вроде бы клановый, а реагирует точь-в-точь, как бандит из подворотни. Корчится, кашляет и рыдает. Вероятно, дело в том, что этот конкретный клановый — такой же наглый слабак. Или всё-таки в том, что конкретный клановый действует подобно бандиту, а вежливость, по обычаю подобного мусора, принимает за слабость?
— Я-а-а… Финнирд… юсти-Стаглорен! Кха!
— И что?
— Старейшина Реммиц — мой дедушка!
— И что?
— Он тебя убьёт! Кха!
— И что?
— Ты сдохнешь! Сдохнешь!
Мийол ухватил мажонка (на полголовы ниже себя и раза в полтора легче — ну да, этот явно не утруждался развитием своего тела, чтобы пропускать много Природной Силы относительно безопасно…). Да не за плечо или ещё что, даже не за ворот.
За ухо. Левой, свободной рукой. Вздёрнул стоймя (в основном потому, что тот уцепился за тянущую руку своими руками… слабенько так, неубедительно). Поймал взгляд пострадавшего — насколько тот, неспособный открыть бешено слезящиеся глаза дольше, чем на полсекунды, мог встретиться с кем-либо взглядом.
Ожидаемое удовольствие от этого действа, почти физиологическое, капитально портило сознание: весьма вероятно, Килиш некогда чувствовал себя рядом с младшим братом примерно так же. Хотя на самом-то деле тот демонстрировал силу просто из подлости и безнаказанности, а вот Мийол… одно то, что он здесь и сейчас позаботился даже о чувствах этого вот… мажонка… и сделал сеанс унижения не публичным…
Нет. Они совершенно разные — Килиш и он. А применение силы к слабому сближает их не сильнее, чем, например, общая для всех живых необходимость в принятии пищи.
И всё последующее — это не ради мелочного сиюминутного удовольствия. Это урок.
«Причём и для того, кто урок даёт».
— Насколько я знаю, почтенный Реммиц ян-Стаглорен — подмастерье Бегучей Крови?
— Да!
— И в данный момент он — единственный выживший подмастерье в вашем клане?
— Да…
— И ему, — жёстко закончил призыватель, — уже за двести?
— …
— Говоря проще, эта старая развалина безвылазно сидит в главном поместье, дежуря около сердца защитных построений, и не рискует надолго покидать их, поскольку Лерейид с Думартрен только того и ждут? Да, конечно, он всё бросит и побежит убивать меня из-за одного мелкого фуска, своим пустым гонором разозлившего заезжего эксперта магии. В глаза мне смотри!
Увы, нормально смотреть куда-либо после обработки струйником Финнирд не мог.
По физиологическим причинам.
— А теперь ты, позор своего клана и разочарование почтенного Реммица, быстренько мне расскажешь всё.
— Ч… что?
— Всё! Если же вздумаешь врать и юлить… — даже часто моргая люто горящими глазами, собеседник Мийола сумел скосить их на подсунутый к носу струйник. И против воли побледнеть ещё сильнее. — Знаешь, что будет, если угостить тебя из этого на вдохе?
— Не надо!
«Пузырь пустого гонора, проколотый нахрапистой грубостью, сдувается очень быстро.
Надо бы запомнить, как это выглядит — на случай, если самому придётся играть сдувшегося и проигравшего. А вернее, когда придётся…»
— Надо-надо. Если соврёшь — точно испытаешь, каково этим вот составом подышать. И ещё скажи спасибо, что я к тебе, слабаку позорному, несказанно милостив.
— Милостив?!
— Несказанно. Потому что в патрон, знаешь ли, можно и яд закачать. Один из многих сотен различных ядов нужной консистенции… у меня ученица на них специализируется.
— А это что? — взвыл клановец. — Не яд?!
— Никакого длительного вреда здоровью. Это всего лишь лакриматор… — За реакцией Финнирда Мийол следил связанностью и оказался разочарован. Хотя казалось, что дальше уже некуда. «М-да. Вот тебе и клановый: терминологии не знает!» — Просто жгучка, — «упростил» призыватель. — Раздражение от неё пройдёт через несколько часов, даже если не лечиться. И тебе досталась едва ли одна пятая полной порции, страдалец. Итак, вопрос первый…
Почти через три часа Анноле ань-Стаглорен, регент клана, примчавшаяся в Даштрох после получения небрежно накарябанной записки в руках какого-то грязного малолетнего кураса, готова была… ко многому. Воображение рисовало ей множество мрачных картин, причём в финале этак шести из семи их дядюшка Реммиц проделывал с нею нечто крайне болезненное и смертельное. За то, что не уберегли носителя чистейшей кровной линии. Анноле готовилась просить, унижаться и готовить жестокую месть. Возможно, даже драться и умирать.
А обнаружила, что племянник, которого та записка предлагала ей «получить назад одним куском», сидит на палубе какой-то нестандартной леталки (насчёт которой вроде бы ходили некие слухи на прошлой неделе — жаль, тогда регент не прислушалась!) в компании «гостеприимного хозяина». Сидит в таком же кадарском кресле, как предположительный похититель, берёт какие-то угощения со столика. Общается. Ну, в данный момент слушает что-то… со своеобразным, очень и очень для племянничка нетипичным выражением лица.
Живой и здоровый. Разве что — как позднее обнаружила Анноле — губы и веки у него чуть припухли, словно он недавно как следует прорыдался.
— …так что можешь поверить: фантазии ань-Верейид — именно чистой воды фантазии, что можно полистать разве что в качестве юмористического чтива.
— Но это же…
— Тебе привести пример из жизни? Причём, чтобы не пересказывать чужих слов, из моей?
— Я уже понял, что из твоей жизни примеров найдётся на любой случай, — огрызнулся Финнирд. Однако ж на диво беззлобно и даже как будто с опаской. — Привет, тётя, присаживайся. — И снова обратил взгляд к собеседнику. — Давай уж, глаголь… эксперт.
— Приветствую вас, уважаемая, — кивнул, как равной, «наследник школы Безграничного Призыва, Мийол» — если именно он накарябал ту записку. Вставать навстречу и не подумал, зато снова повернулся к прежнему собеседнику. — Глаголить особо не о чём. Случился у меня недавно один эпизод не так уж далеко отсюда, в Хорридоне…
«Не так уж далеко? Хотя для владельца своего воздушного судна…»
— Если опустить некоторые компрометирующие подробности и излишние детали, я посетил тамошний дом удовольствий в двух телах.
— Как это?
— Обыкновенно: одно тело своё, второе — управляемая на расстоянии призванная копия. Я же призыватель, в конце концов!
Финнирд развесил уши, явно не осознавая, что именно слышит, готовясь просто ещё одну байку послушать. Анноле же нешуточно напряглась. У всякой магии есть ограничения, просто не может не быть — это аксиома. Но если маг перед нею так легко сознаётся в своей способности быть в двух местах и двух телах одновременно… бравада? Попытка напустить дыма в лицо? Или он в самом деле не видит в сказанном ничего важного?
— Так вот, — продолжал Мийол, — когда дело дошло до практики, оказалось, что магоклон — то есть второе тело — не удваивает удовольствие, а скорее уполовинивает его.
— Почему это?
— Потому что контролировать свою копию — тяжёлый труд, отнимающий концентрацию. Вот почему. Невозможно полностью расслабиться, невозможно даже как следует расслабиться. Каждую секунду надо уделять внимание магоклону. А если не уделять, то и ощущений от него никаких не получишь — ну, валяется где-то вторая версия тебя, и что в том толку? Так что писания Кассафирины, хотя бы в части, касающейся создания «отряда любовников», как я уже говорил, — просто фантазии. Да и откуда бы ей взять точное понимание, как работает магия? Она же Воин из клана Воинов. Кроме того, магия со всеми её ограничениями — предмет довольно скучный, ань-Верейид же старается читателей развлечь. Но я сейчас развлекать вас, уважаемая, — взгляд налево, в глаза севшей на заранее приготовленное свободное кресло гостье, — не стану. Пора переходить к серьёзным темам.
— Вы написали, что вернёте племянника. «Одним куском».
— Забирайте, — небрежный взмах кистью, словно о мелочи какой, упоминания едва стоящей.
— Так просто? Без условий?
— А зачем разводить сложности на пустом месте, — хмыкнул Мийол без вопросительной ноты. — Вне зависимости от исхода разговора этот слабак мне не нужен.
— Я маг третьего уровня! — вскинулся Финнирд. — Хватит называть меня слабаком!
— Ты гонористый слабак, позорящий свой клан. Маг-специалист в двадцать два… к твоему возрасту я буду подмастерьем.
— Прямо-таки будешь?
— Непременно. Это чтобы пробиться в мастера, нужен талант, а подмастерьем стать можно на чистом упорстве… которого тебе явно не хватает, раз даже до эксперта не дополз.
Финнирд поджал губы, отворачиваясь.
Анноле знала характер племянника. И его на диво смирное поведение… настораживало.
— Так, уважаемый регент Стаглорен. Давайте я изложу вам ситуацию, чтобы стало понятно, что вообще происходит. А потом сделаю предложение… от которого вы вполне можете отказаться — но я бы на вашем месте ухватился за него руками и ногами.
— А вы… кого вы представляете, уважаемый?
— Я представляю себя, свою семью и… группу заинтересованных лиц, — Мийол усмехнулся разом понимающе и многозначительно. — Если у вас имеются подозрения о моей работе на кого-то из местных кланов, вроде Лерейид, Думартрен, Сконрен и всех прочих, имеющих владения около Мутного залива… нет. Я на них не работаю напрямую, не работаю на них через посредников, не имею договорённостей о следовании их интересам — что по отдельности, что вместе — в ближайшем будущем. Ну как, вы удостоверились, что я сказал правду, или мне нужно повторить?
Рука Анноле дрогнула, едва не потянувшись к родовому талисману Кровавой Честности. В самый последний момент удержалась.
«О более удалённых кланах и их интересах ни полслова не сказал. Намеренно?
Что ж, подыграю».
— Предположим, что удостоверилась. Продолжайте, уважаемый.
Обращение вышло неожиданно искренним. Этот Мийол, с его гладким лицом ещё не начавшего бриться юнца, разительно отличался от Финнирда. Разговаривал и держался куда более зрело. Причём не старался намеренно подчёркивать силу и статус, что произвело бы, скорее, строго обратное впечатление. Нет. Просто показывал сдержанное достоинство, ум и волю.
Притом аура его накрывала много больший радиус, чем положено всего лишь эксперту, контролируя окружающее пространство и транслируя — тонко и ненавязчиво — испытываемые им чувства. (В данный момент доброжелательность с толикой иронии).
Кто другой мог бы не заметить столь тихое, почти что сливающееся с природным фоном, вкрадчивое влияние. Но Анноле не на пустом месте стала регентом, неспроста носила родовой талисман, усиливающий её чувствительность кратно… и достаточно часто общалась с почтенным старейшиной Реммицем. Она могла опознать воздействие подобной пассивной магии, когда с ним сталкивалась (хотя ничего подобного от равного, от эксперта, не ожидала).
«Пожалуй, его слова о становлении подмастерьем вовсе не были похвальбой.
Задатки несомненны — и проявлены».
Меж тем Мийол закончил с предысторией первого своего посещения Даштроха и перешёл к более интересным материям.
— Уж не знаю, что послужило причиной — то ли наш отлёт до визита представителей клана, принятый за испуг перед лицом превосходящей силы, то ли какие-то предубеждения в отношении курасов. Это не важно. А важно, что некто Хусафет эн-Стаглорен породил своим ограниченным жадным умишком план личного обогащения. Ну а старейшина Лиэвен Саакичади шо Оллам этим планом решил воспользоваться — сталкивая лбами меня и Хусафета… а то и весь правящий клан.
Мийол покачал головой. Причём — насколько со своим талисманом могла ощущать Анноле — разочарование его не было наигранным. Разве что в самой малой степени.
— Знаете, есть фундаментально различающиеся категории людей. Различающиеся, но едва ли способные существовать раздельно. Вот, например, стражники и бандиты. Или правители и подданные. Но я хочу обратить внимание на ещё одну такую полярную пару: созидающих и забирающих. Первые привносят в мир… нечто. Хлеб и вино, дома и корабли, детей и улыбки, книги и торговые договоры, магию и музыку. Вторые — забирают созданное первыми. Иногда не отдариваясь вообще ничем, иногда швыряя какие-нибудь малоценные подачки. А иногда и вовсе бездумно уничтожая источники своего благоденствия. Взять вот Хусафета с его жадностью и Лиэвена с его мелким интриганством. Знаете, я мог просто наплевать на потерянную предоплату. Что такое для меня несколько сотен клатов? Мелочь. Заработок за пару дней. Позавчера я со своей командой отправил на морское дно полыхающие обломки двух пиратских эй-шлюпов. Тем самым были потеряны десятки тысяч клатов. Однако я не пожалел об этом тогда и не жалею сейчас. Я — созидающий! Если я захочу иметь какую-то вещь, я либо сделаю её сам, либо пойду и куплю, либо добуду материалы и отдам сестре, чтобы сделала нужное — она искуснее меня в артефакторике, хотя и слабее как маг. Но украсть, отнять, сорвать с трупа… я просто побрезгую подобным. Что я, бандит или пират — на чужое зариться? А тем более целенаправленно искать, где бы поживиться?
Замолчав, Мийол взял со столика стакан с соком, отпил, смачивая горло. Поставил стакан обратно, откинулся на спинку кресла, прикрывая глаза.
— Да. Я мог наплевать и забыть. Решение закупаться продовольствием именно в Даштрохе и наладить торговый маршрут до Баалирских рифов отсюда — это личная прихоть, выбор из сентиментальных соображений. Мой контрагент в Рифовых Гнёздах, уважаемый Иривой Акула — закупается не там, где ему хочется, а там, где быстрее оборот: в Томберзе. Ближайший морской порт, как-никак. Это было бы логично и правильно: улететь отсюда, а маршрут налаживать в Деррате. Ведь это по морю от Рифовых Гнёзд ближе всего Томберз, а вот если по воздуху…
— Чего же не улетел?
Анноле остро захотелось отвесить племяннику смачного леща. Желание, что, признаться, при общении с ним посещало её регулярно.
Однако Мийол не оскорбился. И даже с искренности не сбился.
— Жалко стало. Не Хусафета и не Лиэвена, конечно — первый мне не нравится заочно, а вот второй… разочаровал. И заплатит за это. Мне стало жаль Даштрох и его жителей. Не только курасов, а вообще всех — бандитов и нищих, детей и стариков, клановых и простых людей. Вы так яростно грызётесь на руинах за каждый кусок…
— Стаглорен не грызутся! — нахмурился Финнирд. — У нас всё есть!
— И поэтому вы с Хусафетом ограбили курасов? Было у вас, значит, всё, а теперь стало всё и ещё немного. Прямо верю каждому слову.
Финнирд открыл было рот, но Мийол похлопал себя по какой-то штуковине на бедре — и это странным образом повлияло на молодого скандалиста.
Как будто… испугало?
«Вот бы мне тоже обзавестись таким чудодейственным средством!» — подумала регент.
— Так вот. Из жалости, а не из более рациональных соображений, но я всё же повторю своё предложение. Предоставьте нам продовольствие — и получите приток ресурсов, ингредиентов и материалов из Рифовых Гнёзд. Если покажете себя нормальными партнёрами, а не жадными до чужого однодневками, со временем сотрудничество можно и расширить. Причём во всех смыслах.
— Можно выразиться конкретнее? — разомкнула уста Анноле. — В каких именно «всех смыслах» вы намерены… расширять сотрудничество?
— Ну, к примеру — привлечь к поставкам клан Сконрен, не столь открыто враждебный по отношению к Стаглорен, как Думартрен и Лерейид. Вывозить молодёжь кланов для практики и прорыва в Рифовые Гнёзда… притом в помещения, прикрытые от нестабильности фона защитой по схеме Тонгхаста… если вам это о чём-то говорит. Наладить регулярное морское или даже воздушное сообщение между Даштрохом и другими портами в окрестностях… снова, как во времена до той вашей бессмысленной войны. Создать новый торговый дом для контроля всего этого и разных не перечисленных дел — думаю, Иривой Акула обрадуется перспективе встать во главе подобного начинания…
Пауза.
— Но, конечно, вы можете отказаться, регент клана Стаглорен. Я не собираюсь угрожать либо принуждать. Всё последующее станет итогом вашего и только вашего выбора.
— И каков ваш интерес во всём этом, уважаемый Мийол?
— Расширение круга знакомств. Доступ к новым ресурсам… прежде всего кадровым. Участие в новом большом деле, притом не на последних ролях. Новое испытание, новый вызов, новые задачи, заставляющие расти над собой. После прорыва в подмастерья мне придётся спешно возвращаться на Рубеж Экспансии, отдавать кое-какие долги и возобновлять старые связи моего второго учителя. Но до этого момента хотелось бы не просто сидеть в лаборатории и варить зелья, перемежая это практикой конденсомантии. Или сверлить призывным Кошмарным Глубинником скалы Баалирских рифов, расширяя новое жильё. Это ещё унылее, чем варка зелий!
— Звучит хорошо, но мне с трудом верится… в такую благотворительность.
— Дело ваше. Не хотите вести со мной дела, считаете подозрительным и опасным типом? Не ведите. Высажу вас прямо тут и полечу в Деррат… через полчасика. А пока — угощайтесь.
И показал пример, снова потянувшись за своим стаканом.
Анноле не шелохнулась.
— Какие гарантии честности вы можете предоставить, уважаемый эксперт?
— Никаких.
— Никаких?
— Совершенно. А они вам нужны?
— Гарантии нужны всегда.
Мийол рассмеялся. Искренне. Настолько, что это уже начало раздражать.
— Кажется, я обнаружил ещё одну полярную пару категорий, на которые делятся люди. Как бы их обозначить? Ну, скажем, авантюристы и хранители. Или новаторы и последователи. Кстати, с ними деление ещё более зыбко-условное, чем с созидающими и забирающими. Хотя бы потому, что любой ребёнок — новатор и авантюрист. И если этот импульс утрачивается слишком рано или тратится на что-то неверное… вон, взгляните на своего слабака.
Финнирд поморщился, но возражать снова не стал. Вероятно, помешал кусок рыбы во рту.
— У него, я полагаю, чуть ли не с рождения имелись гарантии… всего. Положения в клане в первую очередь. Ему не требовалось думать, как заработать на еду, у него всегда была крыша над головой, он рос в безопасности родового поместья, в окружении родни и слуг. И что в итоге? Его уверенность в собственном статусе, гарантии благополучия в настоящем и будущем буквально удушили его амбиции. Ему двадцать два и он слабак.
— Снова станешь рассказывать, какой ты резкий? — всё же не выдержал Финнирд. — Как ты выживал в одиночном рейде в диколесье в четырнадцать, будучи по силами таким же магом третьего уровня, как я?
Анноле мысленно поёжилась.
Мийол хмыкнул.
— Нет. Я расскажу о двух куда более достойных примерах для подражания. О моём первом и втором учителях. Ригаре Резчике и Хитолору Щетине.
Доброжелательность с иронией ушли, как не бывало. Регента и её племянника омыло волной куда более сложных, частично противоречивых эмоций.
Доминировали среди которых… пожалуй, трепетная гордость. И надежда.
— Первый был мастером дерева, кожи и кости. Обычным, пусть даже достаточно искусным ремесленником — не Воином, не магом. Простецом. До своих сорока двух лет. А вот в сорок два он решил, что гарантированная одинокая старость ему не нравится. И… встал на Путь Любопытства.
— В сорок два?
— Именно. Ныне ему пятьдесят шесть. И да, его уровень как мага — специалист. А оба его приёмных ученика, я и моя сестра — эксперты магии. На чём мы останавливаться не намерены. Что же до моего второго учителя… он родился здесь, в Даштрохе, причём отнюдь не в клане. Хитолору Ахтрешт Наус недавно умер от неизлечимой болезни… с которой он боролся сорок лет кряду. Но умер он — подмастерьем! Подзаборный сирота вроде меня, которому жизнь если чего и гарантировала, так это «карьеру» мелкого воришки и раннюю смерть.
Мийол посмотрел на Финнирда, и тот поспешно потупился, делая вид, что выбирает очередной лакомый кусочек. Посмотрел Анноле в глаза — и та тоже проиграла необъявленную дуэль воли. Пусть далеко не сразу.
— Если вам мало взаимных выгод, если вас устраивает текущее положение, если вам боязно начинать новое дело без… гарантий, х-ха. Тогда нам не по пути, уважаемый регент.
— Значит, договор без гарантий?
— Без.
— С перспективой расширения.
— С перспективой.
— Ко взаимной выгоде всех вовлечённых сторон?
— Именно так.
Анноле впервые склонилась к столику. Подхватила кусочком лепёшки немного филе какой-то рыбы, плавающей в сине-белом соусе. Неспешно, изящно прожевала.
«А вкусно. Чуть островато, но соус отлично подобран с расчётом смягчить избыточную жирность деликатесного филе. Кто это приготовил? Сам Мийол? Говорят, из алхимиков выходят весьма талантливые повара — когда они подавляют тягу к экспериментам…»
Хозяин летающего судна меж тем словно вовсе перестал интересоваться своими гостями. Смотрел вдаль с отсутствующим выражением, словно пытался вспомнить что-то прочно забытое или, напротив, проводил в уме некие сложные расчёты. И веяло от него ровной, как морская гладь, терпеливой сосредоточенностью. Глубокой. Привычной.
Регент отчётливо поняла: когда закончатся выделенные им на раздумья полчаса (вернее, уже минут двадцать от силы), Мийол высадит её с племянником, а потом, невзирая на все сентиментальные соображения, улетит в Деррат. Просто потому, что привык выполнять обещания.
Нервничать в ожидании? Ловить на чужом лице благоприятные признаки? Надеяться на положительный ответ, огорчаться отказу?
«Всё последующее станет итогом вашего и только вашего выбора, — так, да? Хоть бери и отказывайся назло, просто из чувства противоречия. И из клановой гордости… вернее гордыни.
Жаль, что мне давно не пятнадцать. И не двадцать. Тогда всё казалось таким простым…»
— Сколько и какого продовольствия вы хотите получить? — спросила Анноле.
Мийол моргнул. Взял со столика лежавший там всё это время лист бумаги, молча протянул ей, переворачивая исписанной стороной вверх.
«Ни следа торжества. Лишь слабый намёк на одобрение.
Он точно не застрянет в экспертах. Да и в подмастерьях застрянет вряд ли.
Интересно: на кого похож его первый учитель? Это должен быть очень неординарный человек, если сумел взрастить… вот такой характер».
— Куда подвозить товар?
— На центральный рынок города.
— А почему не сюда? — влез Финнирд. — Тут ближе.
— Потому что меня огорчил не только ваш с Хусафетом поступок, но и поведение Лиэвена.
— Месть за слабость? — словно бы удивилась Анноле, поднимая взгляд от листа со списком.
— Не за слабость, — покачал головой Мийол. — За… изворотливость. Старейшина поставил меня на одну доску с Хусафетом, решил стравить с правящим кланом? Что ж, пусть не винит меня за то, что я более не выделяю землячество Клиакки из прочих. Что буду вести дела с хешатами, итциро и остальными жителями Даштроха — в равной мере. Это так и так произошло бы, потому что плодить дополнительные очаги конфликтов бессмысленно — проще кинуть кость другим бандам и осадить желающих разинуть пасть шире положенного. Но если бы почтенный Лиэвен объяснил мне положение дел откровенно, курасы получили бы преимущество… на первых порах. Теперь такого не случится. Жаль, но у всякого решения есть цена.
«Воистину так.
Надеюсь, о своём решении я не пожалею…»
Пока Анноле мучилась сомнениями, Мийол, хотя и маскируясь, незамысловато радовался. Регент предвидела массу сложностей, включая вполне конкретные, уже давно и прочно ограничивавшие её клан; призыватель надеялся преодолеть грядущие преграды, как только те себя проявят. Почему нет? Раньше всегда срабатывало!
Но ни опыт зрелости, ни бесшабашность юности не дали правильных подсказок насчёт ближайшего будущего. Оба эксперта ошибались.
Впрочем, людям подобное свойственно.
Конец