Ровно горел костер. Язычки пламени злорадно танцевали на обреченных поленьях. Но даже их задорный танец нагонял на Ака печаль. В пылающих бревнышках виделся ему Город — медленно рушащийся и превращающийся в груду головешек.
— Пора ужинать, — прервал мрачные мысли Ака голос черного незнакомца.
— Вы так и не сказали, кто Вы, — встрепенулся Ак.
— А ты сам подумай, ты же Умник, — усмехнулся незнакомец.
— Вы напрасно смеетесь, вы же знаете, я выступил против того, чтобы Умниками назначались по рождению, — грустно возразил Ак.
— Да, знаю, — серьезно подтвердил незнакомец и, помолчав, добавил:
— Давай все-таки ужинать, а то все остынет.
После ужина на Ака навалился сон…
И снился Аку сон. И снился Аку Город. Город был болен. Город умирал. Страшные черные «микробы» сновали по его артериям-улицам. Умники, как грифы, нахохлившись сидели на ветвях деревьев и ждали когда Город умрет. Лишь одна черная птица металась в небе.
— Кто ты? — кричал ей Ак.
— Я — твоя совесть! — отвечала птица.
— Почему ты такая черная?
— Подумай, ты же — Умник!
А Город умирал, и черные микробы сгоняли жителей в испуганные кучки, связывали и гнали связанными прочь из Города.
Ак спал беспокойно, ворочаясь с боку на бок, а его губы шептали:
— За что мучаешь меня, совесть?
Когда Ак проснулся, было уже утро. Оба солнца стояли достаточно высоко в небе: и синее, и красное, заливая все вокруг нежным фиолетовым светом, который, по мере того как красное солнце желтело, приобретал зеленоватый оттенок. Костер почти догорел, а черного незнакомца нигде не было.