Александр Силецкий Мишень


Рисунок Сергея САВИЧА


Был обыкновенный вечер. Духулев кутил.

С тех пор, как его бросила жена, перебравшись жить к человеку с перспективой, а немного погодя разбились при посадке самолета мать с отцом и он остался, как лохнесское чудовище, один на белом свете, на него напала страшная хандра, и даже честное хождение на службу не спасало, и общение с друзьями стало в тягость.

Но потом, во сне, ему явился ангел и сказал: «Не куксись, Духулев. Иди — кути. Наплюй на все. Воруй и продавай, гуляй и пей. Ты, Духулев, особенный. Как миллион других. Тебе все можно. Надо жить. Откуда средства раздобыть? А ты в них не стесняйся — будут средства. Как-нибудь потом сочтемся. Действуй, Духулев!»

И Духулев теперь кутил.

И продавал, и воровал. И в средствах не стеснялся. Жил на полную катушку. Интересно жил. По службе начал подниматься. Многим поперек дороги становился, многим крылышки пообрывал.

И каждый раз кутил — как человек немаленький, которому и вправду наплевать на всех.

Такую вот невиданную силу возымел вдруг ангельский совет. Чудовищную силу.

Ведь для того и существуют ангелы-хранители.

Одно лишь Духулев из виду упустил: у каждого есть свой душевный ангел, для других подобный черту.

И, наконец, случилось так, что Духулев с немалым удивлением обнаружил: все его успехи в жизни — в общем-то пустяк, ничто в сравнении с тем, что есть на самом деле жизнь.

А вот она — как раз и не подарок, самый крупный неуспех, коли приходится бесстыдно воровать, и продавать, и предавать, и после этого еще кутить, размашисто, жестоко. Лишь бы казаться сильным и счастливым.

Такие вот блаженные паскудства.

Конечно, Духулев не думал плохо о себе, зато других внезапно стал подозревать. А прежде ведь — плевал.

Сломалось что-то в механизме.

Хоть бы ангел снова появился, подсказал — так нет, пропал совсем. А жить по давнему совету Духулев устал.

Все в жизни хорошо, да только жизнь — ни к черту.

В этой мысли Духулев все больше укреплялся, сам не ведая, как это получилось.

Злым он сделался и нервным. И от того лишь еще больше воровал, и продавал, и предавал, и еще выше поднимался — с должности на должность, и, разумеется, кутил, беспутно отмечая каждый шаг свой по земле, любое унижение, которое все дальше возносило, каждый подлый и необходимый жизненно поступок, от которого болело на душе и сердце заходилось по ночам.

Как дальше быть?

Он потерялся, он застыл, бездарно двигаясь вперед.

Где ангел?

Неизвестно.

Духулев был предоставлен сам себе.

И жизнь его, такая нужная всем людям, как подобострастно выпевали подчиненные и те, кто хоть немного, но зависели от прихотей его, — да, жизнь, не изменяясь, продолжалась день за днем.

Тот вечер тоже был обыкновенный.

Духулев кутил. Убого, низко, наравне с другими, в кабаке.

Он это называл достойным приобщеньем к массам, к их запросам…

Ну, а попросту — не мог быть дома, в лютом одиночестве, в тоске.

Размашисто гулял, как купчик, помнящий, что от рожденья он — босяк.

Он уходил всегда последним.

И теперь дождался, когда ресторан закрыли.

Ночь была темная, мутная, кропил мелкий дождь, но Духулев служебную машину вызывать не стал и такси ловить отказался, а пошел, по обыкновению, домой пешком — он так уже привык.

Свернув за угол, он вдруг заметил вывеску, которой прежде здесь не видел никогда: «ТИР — круглосуточно!!!»

Впрочем, в этом ресторане он уже недели две как не был — рыскал по другим, — так что случившаяся перемена его мало взволновала.

Тир так тир, подумал он, зайду сюда. Все развлечение, все не домой. Опять же, нервы, говорят, неплохо разряжает… Вон, в Японии, резиновым начальникам после работы морду бьют. Им это нужно. А мне — это.

Он толкнул дверь и вошел.

Его взору предстал совершенно пустой длинный зал, перегороженный в начале деревянным барьером, на котором рядком покоились четыре винтовки.

Весь угол занимал красочный шкаф автомата — то ли игрального, то ли для питья воды.

И — ни души. Конечно, час уже какой!..

Духулев приблизился к барьеру и уперся в него животом, удивленно разглядывая дальнюю от себя стену. Там, в полутора метрах от пола, торчала на подставке всего одна мишень: маленький человечек с черным кружком в том месте, где должно быть сердце.

— Опустите деньги в автомат и получите пули. Комплект дуэлянта. Без обмана! — оглушительно прогрохотал из-под потолка динамик.

Духулев вздрогнул, нервно ухмыльнулся и послушно сделал, как велели: опустил в щель несколько монет (ах, вот если бы кто из сослуживцев, лучше — подчиненных, увидал его сейчас!), и тотчас на барьер с холодным стуком выкатились пять настоящих пуль.

Настоящих пуль — он это сразу же отметил.

Духулев с важным видом зарядил винтовку, будто и вправду позировал невесть перед кем, а губы его тем временем растягивались в ядовитой, беспомощной улыбке.

Он навел дуло на мишень и, даже не прицелясь, механически спустил курок.

Зачем ему все это?

Блажь ведь, как и многое другое, с тех самых пор, как ангел нашептал…

Ну?

Промах.

Ты хочешь иначе?

Он быстро перезарядил винтовку — новый выстрел. Промах!

Что, опять?

Уже с ожесточением, волнуясь, он загнал патрон в винтовку и выстрелил еще раз.

Снова — промах.

Три попытки вхолостую…

Ах, какая замечательная вещь — тир!.. В Кеннеди — нельзя, в жителя Камбоджи — тоже, и в палестинца — руки коротки, а здесь — что хочешь вытворяй, любого гробь, мечтам — простор, поступкам — произвол!..

— Дьявол, — прошептал он, тяжело дыша. — Я пристрелю тебя, подонка.

Он целился долго и внимательно.

Четвертый выстрел.

Опять мимо.

И тут раздался унизительный, негромкий смех.

Духулев дернулся всем телом и выронил винтовку на барьер.

— Эй, кто тут? — с ужасом спросил он. — Кто смеется?

— Это я. Твоя мишень.

— Мишень? — поразился Духулев и чуть попятился к двери. — Нет, брось, — он погрозил пальцем в пустоту. — Ты мне такие шутки не шути. Смеешься, да? А ну-ка, выходи! Эй, ты!..

— Вот именно, смеюсь. А что мне остается делать? Так забавно смотреть на тебя… Столько рвения, бедняга… Ну, зачем тебе все это?

— А тебе не все равно? Захотелось — вот и все… Я чертовски плохо тебя вижу… После ресторана, знаешь… Одни только контуры. Оттого и промахиваюсь.

— Зачем тебе стрелять?

— Настроение у меня паршивое. Хочу успокоиться, понимаешь? Давно уже нервишки — не того… Стресс, говорят…

— А, — протянула мишень равнодушно. — Но ты же все равно не попадешь.

— Как знать? — усмехнулся Духулев. — Должен попасть. Хотя бы раз в жизни. И чтоб больше никаких потом хлопот. Мне много и не надо. Знаешь, жизнь такая штука…

— Знаю, — отрезала мишень.

— Вот как? — усомнился Духулев. — Ну, может быть… Хотя… Понимаешь, — с неожиданной злостью закричал он, — ни черта у меня не получается! Все хорошо, да, все, и вместе с тем — не то!.. Бедлам какой-то… И, главное, не разберешь, кто виноват. Никто не виноват, все, сволочи, чисты. А на душе — кошмар… И я вот начинаю думать, может, просто надобно найти кого-то да и свалить на него разом всю вину, сделать собственной мишенью и поразить, чтоб сбросить с себя это бремя… Ведь неполноценность, я ж понимаю… Чтоб не чувствовать себя счастливым неудачником. Когда увидишь, что не надо ни раскаиваться, ни позорно унижаться, то, наверное, начнешь осознавать, что ты, пожалуй, просто-напросто сильней, и все…

— Ну, что ж, убей, — произнесла мишень спокойно. — У тебя остался последний патрон. Смотри, не промахнись.

— Постараюсь… Если б я тебя получше видел… Черт! В другой, положим, раз…

— Другого не было и вряд ли еще будет, ты учти. Валяй сейчас.

— Н-да? Ишь какой нашелся прозорливец…

Духулев неторопливо зарядил винтовку и навел дуло на мишень.

Долго, очень долго целился, щуря то левый, то правый глаз.

Потом ласково спустил курок.

— Ну, разумеется, — обескураженно пробормотал он, опуская голову. — Стрелок я никудышний. Как и в жизни, черт возьми. Всегда в меня стреляли, просто отлетало рикошетом — вот мне и казалось, что я сам стреляю… Маленький такой самообман…

Он сделал шаг, чтобы уйти, но тут мишень окликнула его:

— Эй, погоди! Не торопись. И — повернись-ка на минутку.

Духулев послушно обернулся и, ошеломленный, замер.

Теперь человечек на мишени виден был вполне отчетливо, как будто бы пространство, разделявшее его и Духулева, прояснилось и внезапно сфокусировалось, вопреки законам оптики и всякому здравому смыслу.

Что-то неуловимо знакомое теперь проглядывало в облике мишени, и, когда наконец-то Духулев сообразил, кого же именно напоминал его партнер, сердце чуть не выпрыгнуло из груди и все его существо пронзила дикая тоска.

Он узнал себя, словно там, у дальней стенки, невесть кто поставил зеркало, и он глядел на собственное отражение, уменьшенное расстоянием во много раз.

То же лицо, та же фигура, те же ужимки…

— Ну вот, — проговорил из-за барьера человек и улыбнулся, холодно и отрешенно. — Теперь мой черед. Я тоже подумал: торчать всю жизнь здесь — как это, по сути дела, мерзко. Того и глядишь, угробят тебя. И вроде бы никто не виноват — да, все по правилам игры… Так что я тоже решил выбрать себе мишень.

Зажимая в руках крошечное ружье, он начал медленно наводить дуло на позднего гостя.

— Эй, ты не посмеешь, — обливаясь холодным потом, прошептал Духулев, от ужаса не в силах сдвинуться с места. — Это же чудовищно! Несправедливо… Так уж жизнь моя сложилась… Лез наверх, все время подставляясь. Но… это случайно!.. Я случайно заглянул сюда!

— Ничуть, — промолвил человечек, тщательно прицеливаясь. — Нет! Это, брат, закономерно. Все-все-все. Ну, что, узнал, засуетился? Ты не бойся, я не промахнусь.

И вслед за тем раздался выстрел — тихий и мгновенный.

Духулев безумно закричал, хотел бежать, но скорчился от боли, и тогда под его ногами разверзлась дьявольская пустота, и он, перевернувшись, куклою повис, едва раскачиваясь, вниз головой. А на груди, там, где должно быть сердце, заалел, мерцая, аккуратный, правильный кружок…

— Ангел, — простонал он. — Ангел!.. Черт тебя возьми!

И появился ангел.

— Все в порядке, — кротко произнес он. — Я ведь вовремя пришел?

— Нет, поздно, поздно! Как ты допустил?!

— Болит? — участливо заметил ангел. — Это, знаешь ли, бывает. Отдохни.

— Но дальше — как?

— Никак. Живи. Теперь тебе все можно. Ты особенный. Как миллион других.

— Да разве раньше я не жил? Ты ж сам сказал, еще тогда, давно: кути, воруй… Я высоко поднялся, очень высоко. И в средствах не стеснялся.

— Вот мы и сочлись.

— А тот, который на мишени? Этот…

— Он ушел. Чего ему здесь делать?

— Он тоже не стеснялся в средствах?

— Нет, у него их не было совсем.

— Теперь он будет там — вместо меня, да?

— Где это — там? — не понял ангел. — Все — здесь, где ты, мой милый Духулев. Живи, живи. Я никуда не денусь. Я — с тобой…

Раздался новый выстрел, тихий и мгновенный, — и Духулев тогда увидел рядом ангела, перевернувшегося вверх ногами, и алое пятно — там, где должно быть сердце…

— Я тебя не брошу, Духулев. Давай, живи. Потом сочтемся. Что ты приуныл?


ВИЗИТКА

Александр Силецкий родился в 1947 году в Москве. Окончил сценарный факультет ВГИКа. Публиковаться начал с 1963 года. Лауреат двух международных конкурсов на лучший фантастический рассказ. В 1989 году вышла первая книга фантастических рассказов «Тем временем где-то…» До недавнего времени работал научным редактором по космонавтике в журнале «Земля и Вселенная».

КАКОВ ВОПРОС — ТАКОВ ОТВЕТ

«ПАРУС»: Чего больше в жизни — фантастики или реальности?

А. СИЛЕЦКИЙ: Я думаю, соотношение равновеликое. Поскольку никто не знает, откуда и как появилась жизнь, само существование ее можно считать чистой фантастикой. С другой стороны, вся наша жизнь — более чем реальна, хотя и построена на одной фантастической идее и дарит нам каждый день всяческие чудеса. Но и они для нас — реальность, ибо другой реальности фантастическая идея не подразумевает.

Загрузка...