Миры Филипа Фармера. Том 20. Иисус на Марсе

ГЛАВА 17

— Глазам своим не верю! Как ты здесь оказался?

Она махнула рукой, чтобы принесли выпить, и села рядом с ним. Официантка подала ей бокал и наполнила бокал Орма. Филемон с негодующим видом неуверенно поднялся и отошел к бару.

— Я тут остановился по чистой случайности, — ответил Орм. — А ты в этом месте завсегдатай?

— Да нет, здесь я тоже случайно. Но есть и другие такие места.

— Зачем?

— Зачем другие места?

— Ты понимаешь, о чем я.

Она взяла со стола его руку и поцеловала.

— Потому что мы любим ходить в такие места и давать себе волю. Потому что весело напиться до чертиков и флиртовать, а иногда и заниматься любовью. Улучшает самочувствие, хотя и временно. И нам нравится… ну устроить иногда эскападу…

— Это ребячество.

— Да? Ну, как говорил Иешуа: «Если не будете как дети, не войдете в Царствие Небесное».

Она подняла бокал:

— Ну, за детей. И за неясность его слов. Орм был шокирован.

— Ты ведь не всерьез?

— Да ты посмотри на себя! Сидишь здесь, пьешь крребхрт и наслаждаешься компанией Сынов и Дочерей Сумрака. Непохоже, чтобы ты хотел на нас донести.

— Сумрака?

Она еще глотнула, сказала «ох-х!» и помахала рукой перед открытым ртом.

— Обжигает, правда? Да, Сынов и Дочерей Сумрака. Мы не Сыны и Дочери Тьмы, как сам понимаешь. В нас нет настоящего зла. Мы просто развлекаемся, хотя я знаю многих, кто усомнится в том, что это развлечение. Да, мы ведем себя не так, как Сыны Света, но мы и не уподобляемся Сынам Тьмы. Мы — Сумрак. Промежуток. По крайней мере здесь. А остальное время…

— Воды не замутите.

— Так говорят на Земле? — рассмеялась она. — Что ж, точное слово.

Орм вздохнул и выпил еще.

— Разброд и шатание в Небесах, — сказал он.

Что-то привлекло его внимание, и он повернулся. Вошла пара крешийцев — мужчина и женщина, направляясь к столу в дальнем углу. Они уже явно успели выпить по пути.

— И крешийцы тоже, — заметил Орм.

— А почему нет? — отозвалась Гультхило. — Они разумны, следовательно, ничто человеческое им не чуждо. Послушай, мы не безнадежно испорчены — умеренно плохие. И грехи наши невелики — он простит нас. Это если поймает.

— А если поймает? Вам придется пройти через этот страшный позор?

Она снова выпила.

— Разница между нами и вами, грешниками Земли, сказывается, когда приходит время расплаты. Я слыхала, что вы не очень-то любите отвечать.

— Со времен родительского дома не слыхал я разговоров о грехе и грешниках. Даже приятно вспомнить молодость.

Гультхило положила руку ему на плечо.

— Ну ты как, надумал? — спросила она. От ее прикосновения Орма пробрала дрожь, но он отстранил ее руку. Почти машинально подняв бокал, чтобы выпить еще, Орм поставил его на стол, не отпив ни капли. Алкоголь готов был смыть все внутренние запреты. Еще глоток — и он позовет ее в кусты, а это то же самое, что предложить руку. Или нет? Что она там говорила насчет заниматься любовью?

— Слушай! — со злостью сказал он. — Так ты соблюдаешь со мной целомудрие, чтобы я на тебе женился? И все это время, пока ты мне рассказывала, как меня любишь и как желаешь за меня замуж, у тебя не было любовников?

Она рассмеялась:

— Что я смелая и бесшабашная — я тебе говорила. Чего я тебе не скажу — это были ли у меня любовники. К моей любви к тебе это отношения не имеет. Но если даже и были, я бы хранила тебе верность после свадьбы. А ты опять уходишь от ответа.

Он промолчал. Она снова выпила, снова рассмеялась и сказала:

— Да ты ревнив!

— Ладно, ревнив. Ну и что?

Наступила долгая пауза. К столу подошел высокий мужчина с каштановой бородой.

— Перерыв кончается, Гультхило. Ах'хаб сегодня хочет закрыться раньше. Еще три пьесы — и уходим.

— А без меня вы не можете? — спросила Гультхило. — Мы тут разговариваем насчет пожениться.

Руководитель оркестра удивился, но отошел, кивнув.

— Давай-ка уберем препятствия, которые тебе мерещатся, — предложила Гультхило.

— Мы уже это обсуждали… — начал Орм и умолк.

Неподалеку стояли разделенные столом двое мужчин, изрыгая в адрес друг друга оскорбления и угрозы. Очевидная причина этой стычки, пышногрудая рыжая девица, пыталась их успокоить — разумеется, без успеха. Вдруг один из мужчин, широкоплечий и чернобородый, с зелеными глазами, перегнулся через стол и схватил противника за хитон. Тот, чуть потоньше, голубоглазый блондин, ударил нападавшего по лицу. Рыжая завизжала и бросилась под стол. Стол перевернулся, и дерущиеся покатились по полу.

Орм вскочил со стула и отступил на шаг. Кто-то, бегущий на помощь одному из дерущихся или бросившийся разнимать драку, врезался в спину Орма так, что тот растянулся на полу. Вывернувшись, он успел заметить, как Гультхило въехала нападавшему ногой в ребра. Тот взлетел в воздух по дуге более длинной, чем в условиях земного тяготения, и столкнулся с барменом, как раз вскочившим на стойку бара.

На Гультхило, выставив скрюченные пальцы вперед, налетела черноволосая женщина. Блондинка вдвинула ее кулаком в живот, и ту стошнило прямо Гультхило на платье. Другая женщина — несомненно, подруга пострадавшей брюнетки — обхватила Гультхило сзади за шею согнутой рукой и уперлась ей коленом в спину.

Орм кузнечиком вскочил с пола, пролетел по воздуху и приземлился точно за спиной у душительницы. Не успел он ее схватить, как кто-то ударил его по голове. Оглушенный Орм свалился, но успел лягнуть нападавшего по ногам снизу. Тот, завопив от боли, упал на четвереньки. Орм ударом ноги в подбородок вывел его из строя.

— Без насилия! Без насилия! — кричал бармен. Из носа у него текла кровь, а одно ухо было как жеваное. Его противник, окровавленный не меньше, ползал по полу, тряся головой.

На эти призывы никто не обратил внимания. Сомнительно, чтобы кто-нибудь, кроме Орма, их услышал. Весь зал превратился в побоище. Орм неуверенно поднялся и поискал взглядом Гультхило. Через минуту он ее заметил. Она сидела на груди у брюнетки и колотила ее головой об пол.

Орм стал пробираться к ней. Какая-то женщина вцепилась ему зубами в икру. Орм нажал костяшками пальцев ей на темя, и она отпустила хватку. Стряхнув ее, Орм направился дальше.

Оторвать Гультхило от ее наполовину оглушенной жертвы оказалось непросто. Она визжала, вырывалась, царапалась, пока не сообразила, кто он такой.

— Выбираемся! — крикнул он и стал пробиваться к двери.

— Зачем? — крикнула она в ответ, все еще отбиваясь. — Здесь весело!

— Давай скорей, пока тут никого не покалечили и не убили!

— Ууау! — взвыла она, вцепляясь в ухо кому-то из дерущихся на полу мужчин. Тот вскинул руку, и его противник, воспользовавшись моментом, ударил его кулаком по горлу.

Разозленный Орм пихнул Гультхило вперед. Она споткнулась и упала на колени. На нее с проклятиями свалились двое мужчин. Одного она схватила за половые органы и стиснула. Тот завопил и откатился, извиваясь. Другой без всякой галантности съездил ей рукой по лицу так, что она упала на пол и перекатилась. Орм ударил его ногой в подбородок.

Гультхило была наполовину оглушена, и Орм смог тащить ее дальше без протестов с ее стороны. Он был уже рядом с дверью, когда гвалт схватки прорезал звук трубы. И сразу забарабанили в дверь. Кто-то заорал:

— Остановитесь! Полиция! Наступившее молчание нарушали только отдельные стоны и всхлипывания.

Снаружи заливались свистки. И снова удар в двери:

— Откройте, именем закона!

Бармен Ах'хаб бросился к двери и заложил ее здоровенным железным болтом. Повернувшись, крикнул:

— Все за мной! Подберите раненых!

Подбежав к двери возле оркестровой платформы, он остановился в проеме и махнул толпе. Орм помог Гультхило подняться на ноги. На минуту образовался затор — все хотели пролезть в дверь одновременно. Потом затор прорвало, и Орма вынесло в широкий, но короткий коридор. Хозяин что-то сделал у дальней стены, и она скользнула вниз. За ней открылась узкая винтовая лестница. Она вилась в пробитом в камне колодце.

Орм помог Гультхило добраться до большой комнаты, в которую открывался туннель.

Ах'хаб не стал спускаться. С верха лестницы он крикнул:

— По туннелю, а потом бегите! Я остаюсь! Они уже в доме, так что мне не выбраться! Не бойтесь, я вас не назову!

Те, кто мог, ответили криками одобрения. И стена скользнула на место.

— Ладно, — сказал руководитель оркестра. — Сделаем, как он сказал. Когда выберетесь, я выключу свет и закрою дверь туннеля.

Гультхило могла уже идти сама и двинулась впереди Орма по освещенному туннелю. Примерно через сто ярдов туннель начал уходить вверх. Вскоре он закончился люком над несколькими ступеньками. Крепкого сложения мужчина, который начал всю свалку, уперся в крышку люка спиной и напрягся. Люк медленно подался, с его краев посыпалась грязь, и крышка открылась.

Орм вышел и оказался под сенью большого дерева. Похоже было, что они где-то в середине леса. Неподалеку в пробивающемся сквозь ветви лунном свете сверкал ручеек. Ухнул филин, в темноте пробежала какая-то зверушка. Филин нырнул вниз и тут же взмыл с добычей в когтях.

— Вот это мы, — шепнула Гультхило. — А филин — полиция.

— Ты как туда приехала? — спросил Орм. — На машине или на велосипеде?

— На машине с друзьями. К счастью, мы постарались не оставлять отпечатков пальцев на случай налета. Но полиция будет знать, откуда машина, и будет расспрашивать всех в округе.

— У меня же на руле остались отпечатки пальцев! — застонал Орм.

— А ты просто скажи, что остановился поесть и никого здесь не знаешь. Тебя допросят, но ты держись своей версии. Вот Ах'хаб бедняга! Он сильно пострадает, да и семье великий позор.

— Он знал, что так может быть.

Группа, столпившаяся под деревом, начала рассасываться. Свистки приближались. Полиция скоро начнет прочесывать лес. Орм и Гультхило далеким кружным путем, немного поплутав, снова вышли на дорогу. Женщина сказала, что это та же самая дорога, что ведет к гостинице. Они пошли по ней, иногда переходя на бег, готовые при первом же проблеске света нырнуть в лес.

— Здесь мы расстанемся, — сказала Гультхило. — Мне по левой дороге. А ты иди прямо до шоссе. По нему свернешь налево, и скоро будешь в знакомых местах…

Она запнулась и закончила:

— Если только не хочешь пойти ко мне.

— Не надо. Не то чтобы мне не хотелось. Но у них есть мои отпечатки. Если они найдут меня у тебя, то будут знать, что ты была у Ах'хаба.

— И что?

Он понял, что она имеет в виду. Схватив ее в объятия, он страстно ее поцеловал. Отпустив, сказал:

— Ладно. Мы поженимся. Она заулыбалась, но спросила:

— Ты меня любишь?

— Либо да, либо просто тронулся. Одно из двух.

— Ты тронулся от любви. Гультхило поцеловала его и сказала:

— Странное место и время для предложения. Но мне нравится. Шолом, Ричард.

Орм повернулся и побежал. Потом перешел на медленную рысцу. Лунный свет стал усиливаться — луна превращалась в солнце. И вскоре Орм уже бежал при полном свете дня. Идти пешком было бы глупо, и он стал искать автомобиль. Примерно через десять минут он увидел машину перед фермерским домом. Забравшись внутрь, он быстро запустил мотор и отъехал. Из дома вслед ему залаяла собака. Вдруг еще через десять минут что-то коснулось его правого плеча. От испуга он вильнул с дороги и чуть не въехал в дерево. Оглянувшись, он увидел человека на заднем сиденье у себя за спиной и нажал на тормоз. Машина скользнула в сторону и остановилась, зависнув передними колесами над кюветом.

— Иисусе! Ты меня напугал. Потом пришла другая мысль:

— Как, во имя Ше'ола, ты сюда попал?

Человек в голубом хитоне одним движением перемахнул на переднее сиденье рядом с Ормом.

— Глупый вопрос. Прости, что напугал, но это было забавно.

— Из-за тебя мы оба могли разбиться насмерть!

— Это вряд ли. Езжай дальше.

Сердце Орма гулко колотилось, его трясло. Но все же ему удалось задним ходом выехать на дорогу.

Вскоре Иисус сказал:

— Полиция давно уже вас засекла — обоих, — но я попросил их пока вас не трогать.

— Спасибо, — сказал Орм. Он старался, чтобы это прозвучало небрежно, но голос его дрогнул.

— А можно спросить почему? — добавил он, помолчав.

— Можно. Арестов не будет. Ах'хаба бен-Рама тщательно допросят, но потом отпустят. Он будет так напуган, что закроет свое заведение или уж постарается, чтобы там не было ничего незаконного. Кое-кто из его завсегдатаев просто переберется в другие подобные места. Большинство же, надеюсь, поймет всю глупость такого образа жизни и остепенится.

Ты пойми, что полиция про эти места знает, и знает с тех самых пор, как они открылись. На самом деле ни одно из них долго не сохранялось в тайне за последние полторы тысячи лет. Такие заведения — вроде предохранительного клапана для бунтующей молодежи. Там они напиваются и делятся друг с другом мятежными мыслями. Иногда они даже задумывают какие-нибудь мятежные действия, но такие планы редко претворяются в жизнь. В противном случае они резко пресекаются, а участники дорого расплачиваются.

— Можно спросить, как именно?

— Можно. Жестоковыйных мятежников посылают в одну пещеру, где они остаются до тех пор, пока полиция не будет уверена, что они воистину раскаялись. Этих учителей раскаяния я контролирую лично. И, таким образом, обман здесь невозможен.

От холодка в голосе Иисуса у Орма по спине побежали мурашки.

— А что бывает с теми, кто не раскается?

— Лучше не спрашивай. Но даже попадает туда очень малый процент молодежи. Ты должен осознать, Ричард, что такая вещь, как истинное зло, существует. Как мне говорили, вы там, в социал-демократических странах, отказались от понятия добра и зла. Для вас все дело в ущербных людях, в плохих социальных условиях, или в неудачных родителях, или в неправильном воспитании. Коммунисты же считают, что неправильные мысли и действия являются результатом неправильной экономической системы и политически ошибочных теорий. Я прав?

— Вообще-то все это гораздо сложнее. Но по сути ты прав.

— Ну вот. А здесь, на Марсе, нет ущербных, нет плохих социальных, политических или экономических условий. Семейная жизнь — почти сплошная радость, а сурового родителя быстро приводят в чувство остальные родственники. Если это не помогает, включаются соседи.

Такое положение нам удалось создать потому, что мы начали с очень маленькой общины. Людская ее часть вышла из разных рас и наций, но новая единая раса была создана всего за одно поколение. Здесь лишь один язык, одна религия, а еще у людей был перед глазами пример куда более развитых крешийцев.

После паузы Иисус добавил:

— И еще у них был я.

И, снова помолчав, сказал еще:

— И у Земли тоже буду я — в ближайшем будущем.

— Да простится мне моя дерзость, Рабби, — сказал Орм, — но Земля куда больше, чем Марс. Здесь тебе приходится присматривать всего за миллионом. А нас — десять миллиардов, и Земля — чудовищное разнообразие языков, рас, наций, обычаев и форм.

— Тебе простится твоя дерзость. И не будь ты таким скованным, держись свободнее.

— Не получается.

— Потому что я тот, кто я есть. При всем моем могуществе я не в силах заставить человека держаться при мне полностью свободно — разве что лишь одного. Такова цена за право быть Мессией, приемным сыном Всеблагого.

Орм собрался с духом:

— А кто этот один?

— Моя жена. А, вот мы и приехали. Здесь мой дом. Вон там, за тем домом с крышей, как луковица. Останови перед ним. Я мог бы левитировать прямо из автомобиля, но возле своего дома не люблю таких штук.

Орм настолько был поражен, что чуть не проехал мимо дома. Его пассажир вышел, сказал «шолом» и направился к двери. Дом был довольно большой, хотя и скромный для Мессии и приемного сына Бога. Полиции не было видно, и вряд ли она здесь пряталась.

Орм не смог сдержать любопытства. Он спросил:

— Рабби, если это можно. Два слова?

— Ради Бога, — улыбнулся Иисус.

Орм вышел из автомобиля и подошел к крыльцу.

— Ты ошеломил меня, Рабби. Я никогда не слышал, чтобы ты был женат. Это же просто невообразимо! Умоляю не считать мои слова оскорбительными, но…

— Все это потому, что вы, христиане, считаете меня божественно зачатым Духом Святым сыном, а потому — Им самим. Еще у вас есть идея, что я осквернил бы себя сношением с женщиной. Это, как мне говорили, исходит в основном от человека, которого вы называете святым Павлом. Это его идея, что человек не должен жениться, если может «вместить», пользуясь его странным выражением. Он считал, что второе пришествие будет при его жизни, а потому нет смысла жениться и заводить детей.

Я не могу поставить ему это в вину, поскольку сам в этом несколько виноват. Я тоже думал — ошибочно, — что близок день всевышнего гнева, и обещал своим ученикам, что некоторые из них еще будут живы, когда он настанет. Что до моего целомудрия на Земле — я тогда считал, что жена свяжет меня, а сама будет несчастна и подвергнется великой опасности.

Но пусть я и Мессия, я — человек и мне свойственно ошибаться. И сексуальные желания тоже свойственны.

Иисус открыл дверь и спросил:

— А почему бы тебе не войти и не позавтракать со мной? Могли бы еще побеседовать. Я все равно собирался кое о чем поговорить с вами четырьмя, но ты сможешь передать им мои слова.

Орм вошел, все еще растерянный, склонив голову и глядя исподлобья. Мебель в гостиной была хорошей, но не роскошней, чем в любом виденном им здесь доме.

— Мириам! — позвал Иисус.

Через минуту вошла высокая смуглая женщина в алом с голубым хитоне. Лицо ее было красиво, хотя Орм видал и получше. Фигура у нее была подчеркнуто женственной: большая грудь, тонкая талия, очень широкие бедра и, если судить по лодыжкам, довольно толстые ноги.

Она поцеловала Иисуса, и он обратился к ней:

— Мириам, у нас к завтраку гость. Он знает, кто ты, а ты, несомненно, знаешь, кто он.

— Счастлива нашим знакомством, — сказала жена Иисуса. — Да пребудешь ты в добром здравии. Завтрак будет подан через пять минут.

Иисус слегка улыбнулся:

— Ты все еще не в силах это воспринять. Ричард, я — человек, и хотя я мог хранить целомудрие и чистоту на Земле, поскольку там я был очень недолго, я не могу хранить целомудрие здесь, хоть я и чист. Да и к тому же добрые женщины из моей паствы осудили бы меня — за глаза, конечно — если бы я не женился. Они же еврейки! А дом считается счастливым, лишь если под его крышей живет женщина. На Земле у меня не было дома. Там я был странником, предназначенным нести свою весть.

— Но… а как же дети?

— От них я воздерживаюсь. Я живу дома лишь несколько дней каждый месяц, а детям нужен отец, проводящий с ними все дни. Мириам удовлетворяет свои материнские чувства, работая в школе учительницей. Когда мы женились, она знала, что у нее не будет потомства. И она знала, что видеться мы будем лишь время от времени, но на это она шла. Восторг от пребывания со мной во время моих кратких визитов более чем искупает долгое одиночество моих отлучек. А я с ней счастлив.

Теперь же омоем лица и руки наши. Недостойно вкушать милость Творца грязными руками, хотя бывают времена, когда это позволительно.

— Да, я читал твои слова на эту тему, — ответил Орм.