Миракулум 3

Миракулум3

(роман-завершение)

Предисловие

В маленькой комнате маленький очаг давал не много тепла и света, мы оба стояли на пятачке между кроватью и лавкой, служившей и стулом, и столом по надобности. С окошка задувало, полы скрипели, дощатый потолок иногда сыпал трухой, - самое тесное и бедное гнездышко. Только оно казалось мне самым прекрасным, из-за того, что это первый тихий приют в нашей дороге. Впервые мы могли здесь остаться одни, могли говорить в тишине, здесь все было нашим, пусть и не очень надолго.

Аверс держал меня за руку, но дальше вдруг отпустил и решительно скинул с плеч суконную куртку, потянул за подол рубаху и, вывернув через голову, оголился по пояс. Я сделала шаг от него...

- Не пугайся, Рыс, я останусь стоять на месте. Даже не шелохнусь. Просто посмотри на меня, на какого есть, захочешь - тронь за руку, за плечо, за шею. Привыкни хоть немного, убедись, что я не зверь и не кинусь на тебя, как на добычу.

Последнее он произнес с полуулыбкой, мягко. Больше одежды он не снимал, стоял на циновке в сапогах, в штанах, подпоясанный кожаным ремнем с чехлом для ножа.

- Я закрою глаза, если мой взгляд тебя смущает.

Его объяснение заставило меня выдохнуть внезапное оцепенение, и я испытала прилив признательности.

Аверс был широкоплечий, жилистый, с сухой мускулатурой и впалым плоским животом. Узловатые кисти рук, крепкое широкое запястье и широкие локти - руки и плечи в нем были особо сильны и бугристы в рельефе тела. Он должен был быть мощнее в корпусе, как диктовала бы необходимость его работы, но грудная клетка у Аверса была не столько широка, сколько вытянута, что навело меня на мысль: выбери он себе в дело легкий труд, сохранил бы аристократическое изящество. Природой он заложен быть стройным, но тяжелые орудия в руках внесли свои коррективы.

Лицо и шея, руки почти до локтей - темнее, загар не сходил полностью и в холодные месяцы, так долго прокалялся из года в год в месяцы теплые. Но и бледности в нем не было, все же - сын Побережья, и кожа тела его отливала теплым и светлым, как особый песок на белых берегах. В тусклом свете я смогла уловить это, улыбнувшись красочному сравнению. Аверс был красив. Чуть разлохмачен воротом скинутой рубашки, небритый, не отмытый от рабочего дня - темная пыль разводами виднелась на шее у волос и чуть на руках. Он был крепок, ровен в осанке, он стоял, словно изваяние, не двигаясь и в самом деле закрыв глаза.

Были и шрамы. Обходя его, увидела старый след военного ранения, более свежий - тот, что он получил у Шуула. Истории иных отметин не знала - сзади на плече ровный шрам, словно хороший лекарь вскрывал кожу, чтобы добраться до сустава, на предплечье с тыльной стороны два узких ожога, ребра и бок левой стороны в белых росчерках - в стычках или в суровых тренировках клинки норовили добраться до сердца, отмечаясь лишь надрезами. Справа в таких же росчерках - бок. Лекарь говорил, что там сокрыт наш кроветворный орган, собрат тому, что эту же кровь ведет по жилам, и не менее потому важный.

Не удержавшись и совсем осмелев, я мягко дотронулась до белых линий. Аверс чуть вздрогнул от неожиданности. Холодно было в комнате и потому мои пальцы оказались почти ледяными.

- Прости. Обещаю не быть той русалкой, что доводит до смерти щекоткой моряков, пленившихся песней.

- Ты улыбаешься? Я слышу по голосу, и меня это радует.

- Недавняя рана тебя сильно беспокоит?

- Иногда.

Когда я дотронулась до этого рубца, Аверс уже не вздрогнул, да и я не едва коснулась, а всей ладонью. Как оказалась за спиной, так решилась и на новый подвиг - обняла оружейника. Скользнула под локтями, мягко обхватив его поперек живота и прижалась к лопаткам, а голову положила на плечо. Много это было или мало для нас обоих, но истина в том, что я его в этот миг не боялась нисколько. Ни наготы, ни силы, что от Аверса исходила. Он все же не выдержал и шевельнулся - повернул в мою сторону голову:

- Я никогда не причиню тебе боли, не буду груб и нетерпим. Ты знаешь меня с Неука, Рыс, я не пристрастен к вину, и даже в хмеле, если все же выпью, не меняю нрава и не становлюсь жесток.

- Я знаю. Тебе не нужно облекать в слова то, что я вижу по всему твоему проявлению, Аверс. Ты добр и заботлив. А за твоим терпением и спокойствием кроется много сильных чувств.

Какое-то время мы стояли в тишине слов, но в шепоте огня очага и ветра под крышей. Аверс обнял меня за руки, не разворачивая к себе, а проявляя ласку к ладоням. Обещался быть недвижим, но, не чувствуя моего неприятия, все же дозволил поцелуй. Оторвал от своего живота мою руку, поднес к губам и поцеловал пальцы. Я услышала:

- Ты не будешь знать тяжелого труда, Рыс, обещаю. Дай мне немного времени и я найду людей, примкну к артели и мы уйдем со службы в этом доме. Тебе не придется работать на кухнях, ты будешь занимать свой ум, а не грузить спину. Мы здесь только пять дней, только-только спим не в дороге. Дальше будет лучше, я позабочусь об этом.

- Я не боюсь работы... Аверс...

- Да?

Горькие чувства внезапно колыхнулись во мне, - всего пять дней в доме баронской вдовы, а местные слуги уже не скрывали насмешек и открытых разговоров о нас. В глаза не обзывали, но и не таились, обсуждая меня - "без рода, ущербна или не здорова, раз пошла в супружницы старому вдовцу". И об Аверсе, еще не зная его, говорили не лестно, прохаживаясь злыми языками по его возрасту и молодухе-жене. Дела мне не было до их пересудов, но задевала та часть правды, которая была болезненна - "ущербна и не здорова"...

Аверс говорил о будущем, обещал заботу и покой, а что я могла ему дать?

- Да, Рыс? - Повторил оружейник, когда я замерла и замолчала, собираясь с силами сказать то что хотела. - Что-то не так?

- Ты потерял семью... и новой в истинном ее смысле не обретешь, ведь я не смогу родить детей. Из-за меня счастье будет не полным, а я хочу, чтобы тебе...

- Моя семья ты и я счастлив.

Он уже не заботился, может меня напугать его сильное объятие или нет, Аверс обернулся, ненадолго отстранив меня, а потом прижал к себе, к полуголому телу. Не о чувственности слова, а откровения сердца и я и отголоска животного страха не ощутила. Открыто и горячо обняла его со всей своей нежностью.

- Рыс, мы схожи в боли - о детях, которых не стало и о детях, которых не будет. Прошлого не изменить, нам остается жить и молиться, я Всевышнему, ты своим богам. А если они нас не услышат, оставят одних, пусть так. Я все равно полон счастья тобой и бездетность его не очернит.

И вновь какое-то время отняло для себя безмолвие. Как же прав Аверс! Я люблю его и этого мне довольно, а надежду на большее я буду тайком вымаливать у Бога Моря, он приносит исцеление жаждущим. На этом Берегу пока нет храмов и нет алтарей, но я найду место, где оно сможет услышать!

- Идем в кухни, польешь мне воды, я умоюсь. А ужин заберем сюда.

- Идем.

А вместе с согласием поцеловала оружейника в губы. Преданно и желанно.

Глава первая

Аверс ли это? Все, что в нем узнавала, - это голос и шрамы на руках. Поэтому темнота помогала увидеть моего оружейника хоть немного прежним, каким я его оставила в темной камере несколько дней назад. Я закрывала глаза, осторожно трогала его за руку и слушала все, что он скажет. И нам обоим было не просто. Он для меня - незнакомец, а я для него - призрак. У него - годы, а у меня - мгновения, но вот так вдруг нас разделила смерть, что теперь пришлось узнавать, привыкать и вспоминать заново.

Я не выходила из дома совсем, а Аверс отлучался только по необходимости. Он принес мне другую одежду, уничтожив одежду Эски. Отправил своего псевдо-отца в больницу на время, из-за нервного срыва Сомрака и его резко ухудшившегося здоровья. Ездил на допрос в полицию и позволил осмотреть комнаты и мастерские, когда эти служители закона приходили с вопросами. Бедную девочку искали, - родители, друзья, официальные власти.

Но Эски не было. И никто ее не найдет. Вместо несчастной воздухом нового мира дышу я, и ее наследие разума помогает справиться с раздвоением эпох.

Я познавала новое время пока в границах дома. Таилась в комнатах, обстановка которых казалась мне странной и в то же время ничуть не удивительной. Я носила на себе одежды, к каким не привыкла, и которые ощущались естественными. Я смотрела на лампады под потолком и на стенах, поражаясь магии электрического света и вместе с тем не находила в них ничего диковинного. За окнами кусочками выглядывал мир, я о нем знала, но пока не восприняла в реальности. Аверс был со мной. Постоянно трогал, осторожно и бережно, то за плечи, то за ладони, касался волос или щеки пальцами. Смотрел в лицо, прислушивался, когда я заговаривала и сдержанно улыбался узнаваниям

- Мы выждем еще немного, пока все уляжется, и уедем. Документами я уже занимаюсь.

- Куда уедем?

- К моему другу в усадьбу. Там малолюдное место, близкое к природе. Будет легче прожить переход и ко всему окончательно привыкнуть

Я сидела в кресле у окна, а Аверс рядом, и держал меня за руки. Он смотрел на запястья, поглаживая большими пальцами бугристые ожоги. Возможно, что эти "клейма" прошлой жизни нечто большее, чем физическое состояние мышц, костей и кожи, и поэтому они перенеслись вместе с душой.

- А дальше?

- Дальше - жить, - ответил Аверс после короткого раздумья, - я так бы хотел. Но есть обстоятельства... Я не сегодня, позднее все тебе расскажу, Рыс, когда буду полностью уверен, что привыкла к новому... Тебе холодно?

- Нет. Я дрожу от волнения. Когда я не с закрытыми глазами, а вижу тебя, то в один миг узнаю, а в другой - нет. Ты как будто самозванец и вор, укравший его голос и цвет глаз, и в тоже время ты - это ты. Странно, и до сих пор вздрагиваю.

Аверс кивнул, и нехотя отпустил руки, не нагнетая моей тревоги:

- Когда проснулся я сам, то долго болел раздвоением. Давно не молодой, пусть еще сильный, но все же растраченный, оказался втиснут в свои шестнадцать. Легкий, слабый, с одной только кипучей энергией и воспаленной от утраты душой. Один. Сомрак смотрел на меня как на демона, и даже годы не изменили этого. Одна только надежа держала его в разуме и заставляла терпеть мое присутствие и мои приказы.

- Надежда на возвращение сына? Аверс, а возможно ли?..

Но на миг мне представилось, что стражник, который пришел для того, чтобы увести двух пленников на пытки, нашел убитыми не тех людей. На каменном полу бездыханной лежала изможденная Эска, а рядом, упавший на стилет грудью, старый и седой Тавиар...

- Не знаю. Мучительный вопрос... Я искал Миракулум в этом времени, но всякий раз ловил только воздух. Он не являлся ни мне, ни другим знакомым переселенцам.

- Мы не одни?

- Не одни. Не спрашивай больше. Отдыхай. Спи. Ешь до сытости, ты должна сначала окрепнуть в знаниях, прежде чем слушать мои истории. Принести тебе еще что-нибудь?

- Да. Шоколад, тот, что горячий.

Аверс опекал меня как в болезни, хоть самочувствие было здоровым и бодрым. Я не хотела столько спать и отдыхать, а вот есть оказалось в охотку. Здешняя еда отличалась, была вкусна и сладка. Доступна в любое время дня, и проснувшийся голод я утоляла не в пример чаще прошлой жизни. Возможно, сытость и сладость умиротворяла тревожность.

Оружейник не уставал спрашивать - что я хочу, приносил разное, баловал, словно ребенка. А я не испытывала угрызений совести за аппетит и просьбы, я наслаждалась покоем и чувство пережитой смерти в темном каменном заточении становилось все дальше и дальше.

Снова пошли дни. Набежало еще три, и я, наконец, решилась выйти в город. Пришла пора открыться миру, сдаться судьбе, и благодарно склонить голову за то, что здесь меня встретил мой оружейник, а не оказалась одна. Аверс крепко стоял на ногах, был не беден, у него были друзья, он мог находить нужных людей для легальных деяний и теневых. Именно сегодня пришлось выбраться из дома еще и потому, что нужно дойти до ателье и сделать снимок на паспорт, а Аверс позаботился о том, чтобы всеобщий закон, заменивший в этой эпохе монархию, не спрашивал кто я и откуда.

Вот оно - волшебство разума. Идея, мысль и наука подняли человека от земли, придали скорости, позволили слышать и видеть друг друга на расстоянии, запечатлевать облик и даже движения, заменять одну силу на сотню, и вычислять за секунды то, на что прежний человек тратил часы, а то и годы.

Мы ушли днем, а гуляли до вечера, - необходимое, хоть и пугающее погружение. Аверс крепко держал меня за руку и часто говорил "не бойся", чувствуя мою напряженность. Автомобили, количество света и шума, и я до сих пор зверек, с которого десять дней назад готовились снять шкуру и обрубить хвост. Я настороженно смотрела на прохожих, вглядывалась в тени, оборачивалась и чего-то подспудно ждала. Предчувствие опасности так и держало за шкирку. И не зря...

Под конец прогулки, когда мы уже вышли на нашу улицу, Аверс изменил скорость шага, насторожился и отпустил, заставив держаться больше сбоку и за спиной, чем рядом. Ни слова не произнес, а у самой двери внезапно развернулся и ударил незнакомца по руке.

Мгновением ранее парень вырос словно из под земли, прежде сливаясь с тенью за стеной. Противник рассчитывал на свою ловкость, а не на силу и проиграл. Лезвие не успело коснуться даже одежды - улетело со звоном, а Аверс перекрутил руку и все тело нападавшего, захватив горло и придушив. Тот успел жалобно вскрикнуть от боли, а потом лишь забился, как в капкане. От первой моей вспышки готовности драться, я быстро остыла. Это был совсем молодой мальчишка, хлипкий и худой, а уж в руках оружейника он не представлял никакой угрозы. Пырнуть мог, если бы успел, но теперь ему не спасти и собственной жизни, не то чтобы отнять чужую.

- Открой.

Я выполнила просьбу, распахнув дверь в дом, и Аверс внес его внутрь, попятившись и легко удерживая ношу навесу. Задержалась у порога, осмотрелась, и тоже зашла. Никто короткой схватки не видел.

Полностью сознания парень не потерял, обессилил от нехватки воздуха, и не сопротивлялся, когда связали руки проводом ближней лампы и устроили сидя, спиной к прилавку. Аверс отыскал нож на улице, еще раз осмотрелся для верности и после плотно закрыл двери. Большое окно витрины и так было завешено, и полумрак помещения я разогнала маленьким огоньком лампочки у входа в комнаты. Верхний свет нигде не включая.

- Хорошо заточил, но оружие все равно дрянное. Для хлеба сгодится, но чтобы перерезать горло, нужно приложить очень много усилий. Кожа, мышцы и сухожилия плотнее, чем кажутся. А если ты хотел вонзить в меня лезвие, то точно бы потерпел неудачу. Умнее было воспользоваться шилом.

Аверс дождался осмысленного взгляда пленника и холодно, с расстановкой выдал свою оценку. Короткий кухонный нож он едва покрутил в руках, положив после на стеклянную витрину.

- Ты явно не человек Полутени... Кто ты, и зачем тебе моя смерть?

Парень все время сухо сглатывал, трясся и сжимал челюсти с такой силой, что даже при скудном свете было видна игра желваков. Я держалась чуть в стороне, - не мешая присутствием, но все же достаточно близко, если понадобится помощь.

- Взгляни, Рыс. Совсем ребенок, а гнева в нем больше, чем страха. Не опытен, но решителен, развяжи ему руки сейчас, снова кинется. Как тебя зовут?

- Вы твари... ненавижу! Паразиты и убийцы! - Он с ненавистью смотрел на оружейника, и с тем же чувством перевел взгляд на меня. - Я все про вас знаю, буду преследовать, и, рано или поздно, уничтожу! Расправитесь со мной, придут друзья, придут другие!

Закашлявшись, он согнулся, сипло завыл от отчаянья, трезво понимая, что так просто уйти отсюда не выйдет. Возмездие не свершилось, свою жизнь он разменял на слабую попытку, - глупо, импульсивно, потому и проиграл.

- Все знаешь? Придут друзья? Ты что, фанатик, истребляющий переселенцев? - Аверс присел на корточки рядом с ним, и еще серьезнее спросил: - Или преданный друг Эски, с которым она успела поделиться самым важным секретом?

- Твари... Твари!

От силы крика я вздрогнула. Справедливое обвинение. Правда. Бремя на совести, которая все же была и у меня и у Аверса. Оружейник убивал людей - на Побережье, в нашем походе, в неравной схватке возле Шуула. Это не та вина за отнятые жизни, от которой бы в душе зародилась черная тень. Даже Тавиар, хоть и жертва, исчез из-за Аверса косвенно. А вот Эска... Меня кольнуло сострадание, и сам оружейник тяжело вздохнул. Помолчал, раздумывая, потом внимательно посмотрел на юношу:

- На что ты пойдешь, чтобы ее вернуть?

Парень весь застыл и так распахнул глаза, что не удержал слезы. От ярости они в нем копились, а сейчас блеснули на ресницах и одна потекла по бледной щеке. Вся мощь гнева в один миг обернулась столь же сильной надеждой. Губы задрожали и он шепнул неразличимо, но читаемо по движениям:

- На все...

Аверс поднял его на ноги, дернул узел и освободил руки.

- Твое имя?

- Люнтберт...

- Через пять дней, Люнтберт, ты должен прийти сюда снова. Возьми все, что может понадобиться в дороге и придумай причину долгого отсутствия для близких. Я не знаю, сколько уйдет времени на поиски и как далеко занесет, но если ты готов на все, то и иди на все.

Парень тер запястья, опять сухо сглатывал и переводил взгляд то на меня, то обратно на Аверса - не утратив решимости, он все же опешил от поворота, от вопроса, которого не ожидал. Жажда мести и отчаянье проигравшего обернулись надеждой и свободой.

- Разве она не?..

- Я не знаю, и это мой честный ответ. Я и Рыс покинем город, найдем Змеиного Алхимика, вернем Тавиара и Эску, если это возможно.

Он кивнул. Его надежде хотелось бы напитаться уверенным "да", но правдивый ответ оружейника отравил ее горечью вместо вдохновения. Люнтберт скривился и смиренно кивнул второй раз:

- Я согласен даже на "если".

- Расходы пути на мне, денег не ищи. Будь налегке и запасись решимостью - возможно, тебе придется столкнуться с вещами мистическими, в какие твой молодой разум прежде не верил. Иди.

Аверс не лгал. Мы выпустили пленника, снова закрыли лавку, оставшись вдвоем в полумраке. Все, что он только что сказал, каждое слово, - правда. Решение принято сейчас, и оно было именно таким, какое бы пришло или завтра, или чуть позднее. Мы не можем уехать и затаиться где-то. Мы должны поставить в истории точку, прежде чем счастьем и мирной жизнью успокоить сердце.

Я разглядывала оружейника, хмурого и задумчивого, и именно полумрак помог наложить прежний облик на новый. Тон его голоса при разговоре с парнем, поворот головы, взгляд и хладнокровие слов. Он проступил изнутри, узнаваемый каждой черточкой. Их, черт, не хватало совсем немного: седины, сухой худобы и жесткости, но глаза Аверса сощурились, а уголки губ дрогнули в вопросительной полуулыбке:

- Что?

Я шагнула к нему и обняла. Обняла как родного, как своего, как того самого Аверса. Всего лишь дни для меня прошли с того времени, как в замке барона Эльконна мнимый Ньяс касался меня жесткими ладонями, колол щетиной и горчил поцелуем с запахом вина и смолы.

- Рыс, ты обнимаешь меня? Неужели я больше не самозванец?

- Нет. Ты прожил еще одну жизнь до нашей новой встречи, и ты изменился. Я люблю тебя, узнаю тебя, и как бы не качнулось время в разные стороны - в далекое будущее, в молодость, в твой истинный возраст всей жизни, - ты не самозванец.

Он обнял меня взаимно, но не так крепко, как я его. В слабости объятия почувствовала не холодность или робость, а неверие. И потому спросила:

- А я - призрак?

- Немного. Я боюсь, что если что-то сделаю не так, ты растаешь, рассыплешься, как видение или как все то, что создавал своей магией Рихтер.

- Если жив ты, жива и я. Останься этой ночью со мной, обними, поцелуй, и ты убедишься, что я человек, а не черный туман Миракулум.

Глава вторая

Жизнь оказалась столь легкой, как и непривычно-знакомая одежда на плечах. Мягкая и удобная обувь, тонкие и плотные ткани, крой по фигуре. Горячая и холодная вода текла прямо в доме, словно родник был под полом. Еда хранилась готовой, очаг пылал от горючего эфира, а не дров, тепло шло от железных пластин, а не от камина.

Конечно, я знала, в чем предназначение холодильника, и даже немного понимала в его устройстве, но все же так необычно было открыть дверцу и набрать льда или снега из морозилки. Почувствовать прямо в теплой комнате холод зимы. Конечно, я знала, что такое телевизор, кино и передачи, но увидеть вживую - всю пестроту и скорость картинок, какофонию современной музыки, одежды и танцы, - ошеломляло. Один раз я подняла трубку на телефоне после звонка и услышала чужой голос, понимая, что человек находится где-то невообразимо далеко от меня. Даже ответила на вопрос и записала послание.

Жизнь стала легка, как раньше и представить было невозможно. И парадоксальна обыденна вместе с этим.

- Я начинаю отличать речь, - сказала я Аверсу, когда открыла очередную современную книгу, - все думалось, что ничего не изменилось и века не сказались на местном языке. Но на самом деле в голове слились воедино прошлые особенности с современными.

- А язык цаттов исчез. Захватчики объединили земли, но проиграли в культуре и религии. Здесь царит один бог, но государство светское и быть верующим не обязывает.

Пока я перебирала книги, Аверс сидел за столом с блокнотом в руках и что-то рисовал на листе. Сначала тонкими и слабыми линиями, потом с нажимом, и чем ярче становился рисунок, тем вернее я угадывала красивый эфес в наброске. При том оружейник все равно больше смотрел на меня, чем на свою работу.

- Из историй исчезла поэзия слова и символизм повествования. - Я поставила на место роман, на страницы которого заглянула и прочла абзац. - Язык обеднел, но... он все равно привлекателен - прост, порой даже груб и выхолощено точен. Аверс, а о чем стали слагать истории! Сказители теперь бесстыжи и глумливы! Есть ли здесь книги постарше?

- Есть. На соседних полках.

Все равно не то, что мне хотелось бы видеть. Перебрав несколько пухлых томиков я разочарованно ставила их на место, решив уже бросить это занятие, как вдруг заметила и вытянула за краешек старую тетрадку. Открыла и кинула взгляд на рукописные строки:

"Даже перед отъездом ни одной бабы к себе не привел. Не засох еще, силы есть, а все мысли в железках. Бесит его, что хоть одну пригреешь, то в закрытом Неуке спасения не будет - достанет. Трепом, глупостью, требованиями. Самое паршивое, что из-за этого меня прокатил мимо. Там у них ничего служанки, я видел. Зато хапнул по полной отбитого зада на этой долбанной лошади!".

Переведя глаза на верх страницы, прочла "Первая попытка". Это записи Тавира! С удивлением и любопытством я буквально проглотила весь разворот - дальше он писал только жалобы, а завершил отчет о путешествии в несколько дней прошлого мыслью Аверса обо мне. Передав ее, конечно, своими словами:

"Мужик готовился терпеть то, чего избегал, - словесного зуда, нытья, как по природе - капризов всяких. Девка же. Болтали, что умная, в языках шарит, с местным лекарем типа дружит. Потом отпустило, правда умная оказалась - молчит! Терпит без всяких, едет сколько надо, и молчит! Мужик прям небу спасибо сказал за такую удачу".

- О, Рыс, там ты точно не жди поэзии... особенно на первых страницах. Мальчику было шестнадцать, от путешествия во взрослую жизнь чужака он ждал иных впечатлений.

- Ты разрешишь подсмотреть еще? - Я качнула тетрадкой в руках, и так зная, что Аверс не откажет в просьбе. - Это немыслимо!

- Конечно. Дневник короткий... я и забыл о нем за столько лет.

Во втором путешествии Тавиар прожил больше - до самого возвращения в опустевший Неук и ночи там. Приход цаттов, обыск и допрос, пеший путь до следующей ночевки. Эмоций меньше, слов тоже. Парень не ожидал, что закидывает в одного и того же человека, и был снова разочарован.

"Депрессия - мрак. Сдохнуть охота от всей той чернухи в башке, день как проснулся, а стряхнуть не могу. Тоска, прям выть тянет. Мужик сам дурак, в мыслях варится, прошлое свое пережевывает - типа один, теперь ни семьи, ни дела. У него девушка под боком, спят рядом, людей никого - завалил бы на ельник, слился, отдохнул. Монах и придурок. Еще раз отца попрошу, и если та же тягомотина, то ну все это нафиг".

На "Третью попытку" в тексте появились имена. "Мужик" сменился на "Аверса", а "девка" на "Рыс". Строки удлинились и ни разу за эту запись Тавиар больше не наделил оружейника ни одним оскорбительным эпитетом. Восторга не было, черных красок тоже убавилось. Он погрузился в недели пути и пробыл в чужой жизни достаточно долго, чтобы чуть повзрослеть по строкам.

"Есть там что-то, не знаю, что - воздуха больше что ли, чем сейчас в городах. Лицо у девчонки ясное, глаза красивые. Даже мне стала нравиться, а Аверс этот залипать начал, помочь с памятью пытается, сам с ней болтает, дергаться стал по всякому поводу и без повода, - дорога, еда, все хуже и холоднее. Ему-то пофиг, а она выдержит? Странное время там, странные люди - даже не могу толком написать, что думаю и чувствую. Не понимаю, вот вроде там тяжело, туши свет, а я еще хочу. Туда хочу. Здесь скучно!".

Строчки с "Четвертой" заплясали и стали менее разборчивы:

"Я человека убил! Я там своими руками вогнал нож в сердце! Меня сейчас прям трясет, а он там без нервов саданул. Себя спасал, Рыс спасал, там у них ведь война, хоть и тыл. И лошадь зарезал! Я зарезал, да еще ведь знал как - чтобы кровь в землю шла, не залила одежду там и прочее. Охренеть! Я же теперь тоже сумею, если драка или за жизнь".

"Пятое". "Не выношу дом. Все здесь достало. Я вернулся сегодня, а как целую жизнь прожил - глаза открылись. Мне не шестнадцать! Я охотник, я воин, я мастер, я сильный и выносливый, я знаю, как по-настоящему смотрит женщина на мужчину. Мозг прямо клинит от несоответствия - все здесь пялятся на меня как на мелкого, как на дрыща с соплями, отец сюсюкает, хнычет, бесхребетный и жалкий! Все ненавижу! А я уже убивал. Я себе еду добывал и о своей женщине заботился. Я могу оружие делать, могу голыми руками удушить - у меня пальцы железные и плечи литые. Я столько дорог прошел!".

"Шесть". "Она ослушалась, вернулась и не оставила меня. Там - мир, там - жизнь, там - я! Здесь я такого не познаю. Здесь нет никого, кто бы так на меня смотрел. Нет!"

Он все чаще перемежал я-Тавиара с я-Аверсом, изменился и его почерк - став крупнее и аккуратнее. Влияние пережитого там Миракулум оказало на парня самое сильное действие. Жизнь оружейника просветлела, и потому стала еще притягательней для его разума. Он был влюблен, как влюблен Аверс, и писал уже не "эта", а "моя". Тавиар не добрался до близости, как хотел буквально с первых же строк дневника, но исписал лист от эмоций скромного объятия в пустоши у валунов. Когда оружейник меня укутал и согревал спиритом и собственным теплом. Несчастный парень, не познавший глубоких чувств, сходил с ума от зависти к самому себе.

И все, - дальше пустые листы. Путешествия он не бросил, а что-то записывать после уже не увидел смысла.

- Дочитала?

Я кивнула. И впрямь не много, я даже не устала стоять возле книг, так и не сделав шага в сторону кресла.

- Я должен показать тебе кое-что.

Аверс ушел в другую комнату и вернулся с небольшой книгой в руках. Он встал рядом, раскрыл ее, закрыв корешок и название ладонью и прочел вслух:

- "Вот так у огня, у камина в уютном доме, ты будешь сидеть потом, чрез четверть века. Ты будешь вспоминать день, когда жизнь казалась тебе конченой, и удивляться превратностям судьбы. Ты видел годы мира и годы войны, ты пережил такие перемены, которые не каждому выпадают в жизни, и ты счастлив. У тебя есть ученики, у тебя есть наследие, большой дом, семья, признание..."

- Что это? Мне кажется, я раньше слышала...

- Ты должна прочесть и этот дневник, он по праву твой, как летопись от первого лица. Благодаря всему, что здесь написано... ты была почти что рядом.

- "Миракулм"?!

Я поразилась, когда увидела название. А Аверс отдал мне томик в руки и мимолетно ласковым движением коснулся пальцев.

- Уверен, автор не солгала ни словом, и ты поразишься еще больше.

Новый мир удивлял меня. Но то, что написала Рория даже во всем новом окружении волшебства оказалось самым магическим! Аверс рассказал о первой попытке вернуть меня к жизни, о том, как она делала записи сразу после пробуждения. Лихорадочно фиксировала мысли, чувства, диалоги. Даже эмоции от простых лицезрений пейзажа или реакции на погоду. Разница в возрасте между Тавиаром и Аверсом была столь разительна, что девушка не замечала сильного сходства или делала вид, что его нет. Чужая жизнь увлекла, но до настоящего конца решимости дойти Рории не хватило.

Я провела с книгой весь оставшийся вечер и часть ночи, читая и сама поражаясь - как с каждой строчкой во мне воскрешали мгновения пережитого. Не смотря на мою близость с оружейником, я смущалась той откровенности, которую он подсмотрел на страницах. Заглянул в сердце, в страхи и сомнения, в зарождающуюся любовь к нему же. Да, с записями Тавиара это было и не сравнить!

Напольные часы в гостиной мелодично отбили три ночи. Аверс не шел спать, оставаясь со мной в комнате, и сидел в кресле просто так, задумавшись и изредка поглядывая на то, как я читаю. Я всякий раз чувствовала на себе его взгляд и поднимала голову от листов, на миг раздваиваясь между миром прошлого, где он и я шли по лесу и пустошам, и миром, где он и я сидели в уютной и теплой комнате дома.

Как бы ни хотелось осилить все за раз, но глаза устали. Я отложила книгу:

- Аверс, как вы спаслись от разбойника, и кто его убил?

- Что? - В первое мгновение он сдвинул брови в непонимании, и тут же сказал: - А, ты про кровного врага лекаря...

Мы с Аверсом оба замолчали. Любопытство коснулось не только имени стертого с лица земли красного демона, но и вывело из тени два других - Соммнианса и Витты. За прошедшие дни мне не раз хотелось спросить его - как он пережил тоску по дочери? Родной человек растворился в небытии, быть может дотянувшись до этого времени лишь потомками. Я, едва полюбив Витту, тоже ее потеряла, как и друга Сомма. Но сильной печали не было. Хотелось думать, что оба прожили полную и долгую жизнь, в любви, продолжаясь в детях, нетронутые больше вихрем событий и опасностей, а укрывшись в дальнем уголке Берега... Они - навечно остались там. А мы здесь.

- Мы лишь на пол дня пути ушли от постоялого двора, как появился Миракулум. Соммнианс не знал его в лицо и не поразился, как я, когда тот выехал на своем коне прямо на свет разбитого лагеря. Не в своем образе Алхимика, а как подросток. Он так и оставался им, даже в замок Эльконна проник вместе с обозом из Лигго и напросился в прислужники кухни за кров и еду. Его взяли на время, все равно собирались нанимать обслугу из города из-за гостей и свадьбы... - Аверс чуть просветлел лицом и даже усмехнулся: - Попробовала бы та монашка его не оставить! Чарам воли Миракулум противиться практически невозможно. Ты веришь, Рыс, что он много дней подряд терпел тяготы смертной жизни, бегая из кладовых с головками сыра и солониной, таскаясь с ведрами воды и чистя подсвечники вместо сна по ночам?

- Он сам захотел помочь?

- И да, и нет. Он вознамерился объявить войну Первосвященнику и собирался это сделать при самом большом количестве свидетелей. А заодно, да, помочь нам.

- А Красдем?

Аверс прикрыл глаза, вспоминая и раздумывая, а я выбралась из-за стола и бесцеремонно села к оружейнику на колени, полуобняв и положив голову на плечо. Пережитое вновь подступило близко и мне хотелось прижаться к нему, словно опять что-то непреодолимое нас разлучит и разведет за стены и запоры. Я понимала глупость этого страха, но не могла противиться.

- Стоянка была разбита на три костра. Рихтер выехал в самый центр лагеря и даже успел словить смешки и шутки о глупом баронском сынке, попавшем в самую гущу неприятностей вместо ночной охоты или свидания с дамой сердца. Он дунул, тихонько. И три огромных кострища погасли одновременно. И так быстро, словно их накрыло куполом и лишило воздуха за миг. Представь себе ужас и панику, Рыс. Кто так кинулся бежать, кто заскакивал на лошадей, и все как один уносили ноги подальше. Миракулум не страшились, а даже почитали, но сталкиваться вживую и рисковать не проснуться после испытания - этого не хотел никто. Остался один Красдем. Захохотал, как сумасшедший, и стал клясться в том, что и волос не упал с твоей головы. Он был убежден, что ты женщина Алхимика, и потому не тронул и пальцем, ставил себе в заслугу и просил о даре испытания. Рихтер легко согласился. Обменял чуму на нас с лекарем... я знаю одно - Миракулум разбойник пережил, а вот кто и когда убил его после, я не знаю.

- А что Сомм? Он ведь искал Рихтера, чтобы уничтожить его и остановить...

- О чем ты, Рыс? Все прежние цели отлетели, как шелуха, - ты и Витта, только вы были важны.

Весь дом был тих, и даже с улицы не доносилось ни звука. Городской уют, уют комнат - еще два дня и все будет оставлено. Светлая передышка между пленом, смертью и новым миром и новым путешествием

- Рихтер сказал, что пришел на твой призыв.

- Я не помню, что я сказала. Даже не помню, какие звуки издала, чтобы повторить. И сейчас с теми языками, что я знала с детства, мне трудно обращаться. Недавно я нарочно пыталась написать одну и ту же строчку на каждом, но... все перекрывает местный. Он, как масло в воде, все время на поверхности, а прочие осели на дно. Я пытаюсь, а поменять слои местами не могу. Будь в руках хоть одна рукопись или иной носитель из той эпохи, я бы зацепилась и вернула навык и владение.

Аверс спросил очень тихо:

- Знания Эски тебе мешают?

- Их так много. Они легки, но объемны.

Оружейник молчал и думал, а я полулежала на его груди и слушала спокойное сердцебиение под ладонью.

Друг Соммнианс, дочь Витта, мой престарелый наставник Утор, верный конь Варт, отвергнутый Илиан, жадный Эльконн, жестокосердный Лаат, служанки и ратники, разбойники и трактирщики, - они навечно остались там. А мы здесь.

- Я отвезу тебя туда, Рыс, где ты сможешь немного увидеть наш мир, поддельный во многом, но сохранивший частички его в деталях - в усадьбе много старинных книг, оружия, можно кататься на лошадях и охотиться. Есть камины, старинная мебель, даже штат служащих вышколен как истинные слуги прежних времен. Барон Роттери, человек столь же богатый в этой жизни, как и в прошлой.

- Как ты его нашел?

- Хватит на сегодня. Неважное подождет, а тебе еще нужны дни, нужно еще время, пока осядет в разуме новый мир и станет своим.

Глава третья

Путь наш лежал до столицы. Аверс хотел сократить его, разумно выбрав самый быстрый вид транспорта, но ничто на свете не могло меня заставить зайти в самолет. При всем знании, ужас непреодолим, и я скорее бы согласилась по доброй воле быть проглоченной чудовищем, чем этой гигантской птицей.

Люнтберт появился в лавке в означенный день, в одиннадцать. Изможденный, бледный, с темными кругами под глазами и мучительно-брезгливым выражением лица. Бедный парень выглядел так, словно был отравлен и несколько дней не спал из-за этого.

На такси мы доехали до вокзала, и купили билеты на два купе - одно для нас, второе для Люнтберта. Заставлять человека страдать от необходимости постоянного присутствия оружейник не собирался, и денег не жалел.

- Не отходи от меня, Рыс.

Поезд уже растянулся на перроне, одаривал запахами железа, едкого механического масла и горной пыли. В мыслях мелькнуло новое слово "креозот", но тут же выветрились - пестрота толпы вытеснила впечатление от транспорта, подставив мне под восприятие себя и свою суету.

- Здесь опасно, как и прежде на многолюдных площадях?

Потеряться я не боялась, кошелька срезать не могли, и всадник на лошади не затопчет случайно, на всем скаку ворвавшись в толпу. Аверс не спешил вставать в очередь пассажиров нашего вагона, а скользил по людям взглядом. Спокойно, но сосредоточенно, словно притаился на охоте с арбалетом и терпеливо выжидал дичь у приманки. Что-то мне подсказывало, что таким настороженным Аверс был из-за неких людей Полутени, о которых он так и не рассказал.

- Не опасно. Но держись рядом, прошу.

Часть дороги я провела у окна, завороженная скоростью и пейзажем. Скудные краски зимы не делали ландшафт менее красивым, а постройки и величественные сооружения заводов и магистралей, огромные мосты - завораживали. Когда же дорога загораживалась полосой деревьев, занимала себя разглядыванием купе. Когда и это наскучило, заглянула в книжицу удостоверения личности. Фотоискусство безупречно передавало портрет - до скрупулезной точности. Но мне еще приходилось прилагать усилия, чтобы узнать саму себя - как в отражении, так и на снимке. В здешние двадцать три года люди как дети, слишком молоды и беспечны, и выглядят, скорее, как те, кто только вступает в возраст взросления. В паспорте Аверса фото было два - на одной страничке ему восемнадцать, на другой тридцать. Документы подделывать не пришлось - Тавиар еще не стал совершеннолетним, и на момент их оформления оружейник уже занял его место. В моем случае Аверс нарочно заплел мне волосы в тонкую косичку, запудрил и зарумянил кожу, чтобы она казалась еще более гладкой, чем есть и наказал сделать восторженное выражение лица, когда фотографировалась. Нужна была хоть какая-то иллюзия, что снимок сделан не прямо сейчас а в мои восемнадцать. Вышло не очень. Наивных глаз не получилось даже при том, что в ателье к художнику я попала впервые в жизни.

- Айрис - это имя, которым я звалась, служа у баронской вдовы прислугой... я помню: ты мне его дал, чтобы обращаться по прежнему "Рыс", и никто не спрашивал почему так. А мне тебя называть Тавиаром?

- На людях лучше никак. - Аверс чуть поморщился, но больше равнодушно, чем с отвращением. - Я привык, но от тебя хочу слышать настоящее имя.

- Однажды я поймала себя на желании увидеть тебя в юности. И вот вдруг на самом деле это могу. Ты здесь такой худой и большегубый, один нос, да взрослые глаза... Этот мир так гуманен, что человек позволяет себе продлить и детство и беспечную юность. Насколько я понимаю, жизнь целиком отвоевала себе больше лет - до здешней старости люди прошлого доживали единицами. В этом времени ни у кого не повернулся бы язык назвать тебя стариком в сорок шесть, как звали в Неуке.

Он хмыкнул, ненадолго зажмурился и вновь открыл глаза, посмотрев на меня с благодарностью и даже счастливо:

- Как я истосковался по всему этому - настоящему имени, тем названиям, по особо выстроенной речи. И как я скучал по твоему голосу, Рыс, и по твоим серым глазам. По тому как ты на меня смотришь. Как целуешь, как касаешься. Столько лет я здесь прожил, и только сейчас мир перестал быть чужим, - я больше не один в этом загробном царстве. Вернулась ты и вернулась заново полная жизнь.

Мы сидели друг напротив друга, и Аверс после этих слов перетянул меня к себе. Обнял.

- Аверс... - Я шепнула от самой близости момента, а не потому что нас кто-то мог подслушать. - Скажи, есть ли в твоем сердце чувство бессмертия? У меня... я все эти дни ловлю себя на этом. Смерти нет. Не ощущаю ни страха перед ней, ни даже веры в нее, она случается с другими, а я вне власти. Я не могу умереть.

- Есть. - Он ответил серьезно, тоже понизив голос. И чуть помолчав, продолжил: - Но эта уверенность ложна. Не обманывайся, не рискуй, Рыс, всегда будь осторожна с тем, что опасно - ток, скорость, и все равно - люди. Во все века - люди. Закон защищает, но неистребимы и те, кто его нарушает.

- Я понимаю это разумом, а чувства мне диктуют иное. Мы обманули закон жизни!

- Не мы, а Рихтер. К слову о жизни... - он сменил тон на беззаботный: - Ты хочешь есть?

- Хочу.

- Тогда пойдем позовем нашего мрачного спутника.

Не знаю, каково гордости Люнтберта было сносить то, что Аверс оплачивал расходы, но внешне он был погружен глубоко в свои чувства и мысли. Не до денег ему было. В вагоне-ресторане парень сидел на своем месте напряженно, изжевал губы и часто бросал на меня холодный взгляд.

- О чем ты хочешь спросить? - Не выдержал оружейник. - Или сказать? Пока изнутри не сожрало, говори.

- Я спрошу, но только с глазу на глаз.

- Не заскучаешь одна?

- Нет.

Аверс кивнул ему, и оба вышли за дверь длинного просторного вагона, а я осталась за столиком. Заказ уже сделали, но я продолжала заглядывать в меню и водить пальцем по красочным картинкам готовых блюд и напитков и выискивая в строчках знакомо-незнакомые слова ингредиентов, которые и не пробовала никогда. Вскинула глаза, реагируя на движение, и увидела девушку с вишневым цветом волос. Яркий оттенок - не природный, и броский макияж при скромной черной одежде. Она зашла, пересеклась со мной взглядом и села недалеко, через столик. Я готова была вернуться к листу, но та вновь стала смотреть на меня и даже чуть улыбнулась. Разглядывала нагло, с выражением любопытства и оценки.

В этом времени никто не мог меня знать. Ожоги скрыты. Одежда, подобранная Аверсом, не допускала нелепости из-за которой вдруг незнакомые люди так пристально бы смотрели. Необыкновенная приветливость? Солидарность попутчику? Тоже чуть улыбнулась, и осмотрела незнакомку с ответным вниманием: красивая, изящная, очень молодая. Из самых приметных черт - шрам на левом виске и скуле, который заметно стягивал на себя кожу и белел косым росчерком. Она его ничуть не стеснялась, - не прикрывала волосами и не замазывала кремом.

Люнтберт по возвращении стал заметно спокойнее. Прояснив что-то, он избавился от глодавшего его незнания, и первое, что сказал за столом:

- Не нужно меня звать полным именем. Я Берт, мне так привычнее.

- Мы договорились, Рыс, о доверии. И как бы сильно наш спутник нас не ненавидел, мы быстрее достигнем цели при терпимом отношении друг к другу.

- Ты расскажешь о себе что-нибудь, Берт? Мне бы хотелось познакомиться по-человечески, а не так, как вышло в первую встречу.

- Мне нечего рассказывать. Скучнее и проще моей жизни, ничего нет. Я учился с Эской, мы были друзьями, а потом началось все это безумие из-за проклятого диплома. Кто я и что я не имеет значения...

Мне знакомо было чувство отрешенности от себя ради цели, и потому последние слова вызвали не насмешку, а больше понимание. Тон Аверса тоже прозвучал без тени снисходительности:

- Для простого человека ты на удивление сделал много сложного - добрался до знаний о переселенцах. От кого ты узнал, если не от Эски?

- Меня пустили в больницу к Сомраку. С этим мне помог мой дядя, но цель визита я выдумал другую, так что никто, кроме меня, о вас не знает. Мне помогли друзья и даже Рория, а из-за того, что я планировал месть, я держал язык за зубами крепко. Сомрака мне удалось вывести на признания, ни следователю, ни врачу о путешествиях он не проговорился, хотя заметно, что нервы у него расшатаны.

- Рория? - Я услышала в первую очередь это имя и удивилась. - И ты...

- Я читал "Миракулум", да. И с тобой я знаком больше, чем хотелось бы... с вами обоими...

Не самая приятная новость. Аверс рассказал, что как только узнал об издании, выкупил все книги и сжег в своих домнах. Лишь четыре осело, - одну он оставил себе, вторая ушла в гос.архив, и третья у автора. Последняя либо была куплена, либо потеряна, - следов не найти.

Аверс внимательно слушал Берта, и аккуратно, почти незаметно осматривался - вне купе, на людях, он снова превратился в того, кто следит за каждым движением окружающего мира. И, быть может, я ошиблась, и в этом случае оружейник не охотник, что выслеживает добычу, а сам зверь, настороженно выглядывающий стрелка? Аверс словно мысли мои прочитал, потому что вдруг сменил тему разговора:

- Должен предупредить, Берт. К тебе могут подойти, заговорить, набиться в знакомые и попытаться что-то разведать. Могут подловить в тамбуре, под банальным предлогом зайти в купе, попытаться запугать, - с той же целью. Будь начеку. Мы не одни едем, и в попутчиках не полиция, и не частный сыск, а люди Полутени.

Я тут же бросила взгляд в ту сторону, где сидела незнакомка со шрамом, но та уже ушла. Совсем недавно, судя по тому, что чашку из-под ее напитка убрать не успели.

- Преступники?

Берт спросил тихо, без намека на испуг.

- Нет. В ее основе такие же переселенцы, как и мы, только другого... хм, сословия. Они ни разу не ответили на наше предложение сотрудничества или хотя бы диалога, но никогда и не враждовали с нами. Тревожиться не о чем. Сказал, потому что не хочу, чтобы тебя, Берт, застали врасплох с мягким или жестким допросом. Полутень объявилась, и, значит, им что-то нужно.

- Я не дурак, и не ребенок. Я бы не повелся ни на каких случайных людей и болтовню.

- Рад слышать.

Мы проезжали станции. На каких-то стояли не больше двух-трех минут, а на более долгих Лютнберт выходил подышать воздухом. С задумчивым лицом бродил туда и обратно вдоль платформы, сторонился курильщиков и лоточников. Но из поля зрения не пропадал - мы с Аверсом волей неволей наблюдали за ним из окна купе, спрятавшись в тени его глубины.

- Он словно дразнит собой тех, кому любопытно, приглашая подойти и заговорить.

- Не слышу в твоем голосе осуждения. Ты не злишься, что он не послушал твоего совета?

- А я не советовал прятаться, - возразил оружейник, - быть бдительным, - да. Подозреваю, что Берт тяготится бездействием, и хочет хоть каких-то событий.

- Ему не навредят?

- Уверен, что нет.

Но в противовес этим словам Люнтберт не вернулся с последней долгой стоянки, самой поздней перед ночным отрезком пути до столицы. Поезд тронулся, а звука соседней двери, характерного проката и щелчка, мы не услышали. Аверс проверил - парня на месте не было, и в коридоре, и в тамбуре с выхода вагона, и в туалете.

- Вернись, закройся и жди меня, я пойду дальше по поезду и поищу... Хотя, нет, лучше будь рядом. Проклятье...

- Я сделаю так, как ты скажешь.

- Идем.

Час поздний, а работника вагона на месте не оказалось. Аверс постучал в каждое купе, бесцеремонно пробовал открыть, но все заперты и ничей голос изнутри не отзывался. Попытавшись нажать на большой рычаг хода в тамбур между вагонами, обнаружили, что и он застопорен специальным ключом.

Спокойствие Аверса делало спокойной и меня, даже при таких обстоятельствах. Он думал, приглядывался к запорам, к ручкам на купейных дверях, пока не остановился напротив одной. Разглядел в скудном свете ночного режима что-то значимое. И постучал в нее. Забавно, но простой удар красноречиво выдал уверенность "я знаю, что там кто-то есть".

- Отойди сюда, Рыс.

Оружейник шепнул и сместил меня почти за спину, по диагонали, загораживая от всего возможного - любой опасности, которая могла прилететь справа и слева от пустот коридора, и от тех, кто прятался.

- К чему сложности? Мы не бежим от разговора и с поезда прыгать не будем. - Громко произнес оружейник. - Или вас забавляет сама игра в невидимок?

- А мы и не прячемся, защитник. С самого начала.

Девушка со шрамом успела нарисоваться в начале вагонного коридора и покручивала за колечко служебный ключ. Потом перехватила, как сигарету, и, не брезгуя, куснула зубами.

- Итида. Слышал о тебе. Что вам понадобилось, и почему сейчас?

- Пришло время подружиться. Последнее звено на месте, - любовница колдуна, - здесь, и только она может его позвать. Ведь так?

Аверс с досадой качнул головой и ответил нравоучительным тоном:

- Зря "Полутень" отказалась от общения... Не ожидал такого услышать. С чего ты взяла, что она здесь?

- С того, что я знаю ее в лицо! - Дверь купе резко отъехала, и с такой силой, словно человек собирался снять ее с крепкого механизма. - Где ты находишь таких преданных пажей, госпожа наглец? Этот ребенок молчит и отказывается назвать твое настоящее имя!

Полшага назад, и Аверс почти прижал меня своей спиной к окну. Не от страха, а потому что дал себе больше пространства для маневра, - судила потому, как он напряг плечи и сменил положение рук. Но ни в чем более не заметила перемен. Я изумилась, увидев здесь Красдема во плоти, ощутила прохладу легкого и мимолетного страха от свежих воспоминаний. Они откликнулись быстро и ярко - плен, уговор, побои и унижение. Но и другое - нетронутая Витта, нетронутая я, честное слово бесчестного разбойника. Оружейник остался спокоен и не проявил даже намека на удивление:

- Какая встреча. Где наш спутник?

- Я друг. Не скаль клыки. Служку вашего хотел попытать для одного удовольствия - проверить на храбрость и выяснить, как же зовут демонессу? - Красдем по годам не изменился, огромный, рыжий, с рябым лицом, все перемены - одежда, да стрижка под стать времени. - Эй, припертый к стенке, выходи!

Берт обозначился звуками и после возни с чем-то тяжелым, словно был завален тюками белья, объявился - живой и невредимый.

- Храбрый ребенок, хвалю. Юн, но стоек, и это заслуживает уважения...

- По документам узнал? Ждал и проверял? - Аверс перебил его следующим вопросом.

-Да, есть у меня людишки на нелегалке по паспортам. Да, ждал. И, конечно, узнал ее не смотря на прошедшие годы.

Красдем, говорил дружелюбно. Да и что ему с нас в этом времени, наоборот - земляки на чужбине, старые распри потеряли смысл, делить нечего, мстить не за что. Даже убили его не мы, и нас - не он. Холодный тон оружейника не воспринимал как допрос, или не проявлял истинного отношения. Кто знает? Я все это время стояла молча и слушала, стараясь уловить то, что может проскользнуть меж сказанного вслух.

Красдем сделал шаг вперед, и лишь настолько, насколько почуял дистанцию, присмотрелся ко мне и заулыбался довольно:

- Это ты! Я пощадил тебя, и боги не только меня не прокляли, а, как видишь, и одарили. Не обманула удача. Так как же тебя зовут, госпожа наглец?

- Крыса.

- Внезапное имя... Я для своих - Крас. Только Итида зовет меня так, как звали с рождения в прошлом, а здесь для прочих... какая разница. И ты ведь не Тавиар, а Аверс, если я правильно помню? А паж?

- Я не прислуга, - ответил Берт, едва разжав зубы, - и не в свите у них, а сам по себе.

- Не кипятись, храбрец, будь по-твоему. Так как мне к тебе обращаться?

- Берт.

- Что вам нужно от нас, Красдем?

- Вы. - С тем же нажимом ответил тот. - Мы ищем Миракулум и упасть на хвост его свите лучшее решение. Он придет за своей женщиной, она его позовет - это без разницы. А дальше... мы подставим в жертву того, кого уже выбрали ягненком, а не того, кого колдун изберет по прихоти. Ты же поможешь нам договориться с Миракулум, а, госпожа наглец?

- Рассчитываешь на дружбу и предлагаешь объединиться?

Спросил Аверс, а я ничего не смогла понять из услышанного. Одна сплошная загадка, и я благоразумно молчала, надеясь на то, что оружейник все объяснит мне после.

- Да! Обсудим детали, но не здесь. Доедем, отдохнем, найдем где выпить и поговорить!

- Что стало с теми, чье место вы все заняли?! Я не буду ждать ничего, и ты скажешь мне сейчас, если знаешь!

Красдем свирепо взглянул на Берта, который только-только доставал ему до плеча ростом, весом был вдвое меньше, а возрастом и подавно. Парень позволил себе приказной тон, а этого разбойник как не терпел, так терпеть и не собирался. Ничего не успел сказать, подала голос Итида:

- Я проводник, Берт, и я могу тебе ответить - не знаю. Надеюсь, что мой братец сдох при замене.

- Проводник?! Отправь меня! Я должен знать, на что это похоже и понять почему Эска не смогла вырваться? Отправь, пожалуйста!

Берт подскочил к ней, и едва не схватил за руку сам. Девушка увернулась, насмешливо оттолкнула его:

- Дурак! Ты попробуешь раз и не сможешь отказаться. Ты не знаешь сам, чего просишь. Умереть хочешь?

- У меня есть сила воли, и ее хватит!

- Остынь! Доживи хотя бы до утра и еще раз подумай. Умрешь. Да, не за первый заход, так за десятый, но остановиться не сможешь. Никто не смог.

- Рория смогла!

- Кто это?

- Теперь не важно. Я - смогу тоже.

- Угомонись. Сейчас ты все равно своего не добьешься.

Пока я наблюдала за ней и Бертом, упустила то, как пристально разглядывал меня Красдем. Вернула внимание только после того, как Аверс произнес:

- Что ты хочешь увидеть?

- Я прожил здесь шесть лет, там после Миракулум смог скрываться два года, и за это время любопытство сожрало вернее, чем все пороки нового мира - кто ты такая? При всей твоей избранности, ты ведь земная женщина, Крыса. Смертная. Я же помню! Я ясно вижу это и сейчас!

- Смотри не ослепни. - Многое бы отдала, чтобы увидеть выражение лица Аверса при этих словах. Голос его был на грани глумления и в тоже время так дружески глубок и мягок, что и Крас не разобрал - издеваются над ним всерьез, или так, просто шутят. - Рыс не покажет тебе истинного облика, довольствуйся малым.

Пришлось опустить глаза в пол, чтобы не выдать собственного недоумения. За кого меня принимают эти двое - разбойник и девушка-проводник, и почему оружейник подыгрывает им в заблуждении?

- Ладно, это разговор другого дня. Отдыхайте, здесь все выкуплено, и доброй ночи. Идем, Итида.

Глава четвертая

Миракулум не церемонился с титулами, заражая испытанием и тех, кто был рожден в знатной семье. Сокрушающим ударом для подобных людей оказалось то, что после смерти, в новом времени они стали равными со всеми прочими, а порой и более в низком положении: бывший барон с пробуждением мог оказаться на месте официанта из кофейни, с имуществом в комнату и пустотой в кошельке. После сна и слияния знаний, бывшему родственнику королевской семьи вдруг оказалось невозможным слиться со статусом здешнего горожанина, на которого никто не смотрит с почтением. Дворцы и замки сменили стены квартир, меньше тюремных камер в тех же замках, и абсолютно нищее существование становилось пыткой несчастным вельможам. Работать, добывать пропитание, обслуживать самих себя?

Аверс встретился с Роттери в те годы, когда оба взаимно искали и Миракулум и себе подобных - никто не думал, что стал единственным воскрешенным Алхимика. Аверс лишь по физическим годам был молод, опыт и знания остались при нем, и барон нашел в оружейнике хорошего помощника. Сословная разница стерлась точно также, как и прочая другая, но это оказалось редким исключением - вельможи не желали ничего общего иметь с плебеями. Рыбаки, селяне, бывшие слуги или торговцы - Роттери и Аверс находили и брали их под свое крыло, помогая встать на ноги и освоиться в новом времени. А Полутень... знать находила себя сама, пыталась объединятся, но по-настоящему в одно сообщество она сплотилась шесть лет назад.

Аверс, начав мне и Берту объяснять, сделал вывод - что как раз объединение случилось с появления Красдема, с того времени, как девушка-проводник выудила из давних веков разбойника... Об Итиде прежде доходили слухи, и только. Что она очень молода, на то время ей исполнилось всего шестнадцать, и что она после скоропостижной смерти отца-промышленника стала богатой наследницей. Очень богатой. И Полутень объединилась без всяких расприй только потому, что она частично возвращала им достаток и должное почтение, взамен на преданность и признание ее...

- Избранницей Миракулум. - Пояснял Аверс, лишь на миг запнувшись от какой-то скрытой догадки, что мелькнула в его глазах не озарением, а больше тревожностью. - Итида единственная женщина-проводник. Все прочие, а их наравне с Сомраком, много - мужчины.

- Что тебя обеспокоило?

- Она может воспринять тебя соперницей.

- Какая глупость... Аверс, что поселилось в их головах?

Пока оружейник молчал, тихо ответил Берт:

- Рыжий верзила пытал твое имя и хотел знать, кто я в свите? Он обозвал меня новым лекарем, решив, что я теперь с вами вместо Соммнианса... это что-то объясняет?

- Какая свита? Какая жертва? Кто для них Миракулум?

- Я могу только догадываться. Дождемся беседы и Красдем сам все расскажет. Не хочу, но придется тащить их к Роттери как гостей. Как не вовремя... - Аверс перевел взгляд на парня и сказал о том, что еще волновало: - Берт, прошу, выбрось из головы саму мысль о прошлом. Если Итида отправит тебя, ты станешь зависим от путешествий как наркоман, и не сможешь остановиться. Я разговаривал со многими, и, поверь, голода, холода и боли оказалось много, а путешественники все равно умоляли своих проводников отправить их туда. Тавиар, мальчишка, не знавший нужды, живущий в комфорте и еще ни разу не трудившийся ради куска хлеба, не вылезал из моей шкуры и терпел годами все - возраст, усталость, тоску. Рутину и тяжелую работу с утра до ночи.

- Я хочу по другой причине. Я не жажду подсматривать, я хочу узнать каково было Эске. Я не смогу потерять себя там, я свою судьбу принимаю.

- Ты изменишься.

- А Рория?

- Женская психика крепче. Все остальные - мужчины, а их, повторяю, десятки - ни один не отказался от путешествий.

- Я не они!

Берт зло замолк, а Аверс вздохнул. Он не вправе наставлять, о рисках сказал, но приказывать ему как подчиненному - не имел права. Доводы оружейника я понимала разумом, а желания Берта - сердцем. За столь короткое время я и не могла узнать его хорошо, а отклик сочувствия ощущала и мне хотелось искренне помочь:

- На сколько нам по пути с Красдемом - день или два, эта Итида отправит его раз, а после...

- А после Берт уйдет уже с ними, а не с нами, только бы не потерять связь с проводником, - перебил Аверс.

- Нет. Вы плохо меня знаете.

Оружейник сдался и не стал давить дальше, замолчал. А Берт, наоборот, вскинулся с места:

- Все? Все? Рассказывать больше не о чем? Из вас двоих никто не знает, зачем этот долбанный колдун перетащил сюда столько народу, а они - знают. Похоже, что знают, раз приготовили кого-то на заклание. Все вы чудовища... Пусть Рыс вызовет Миракулум, раз может, и я сам спрошу - где моя Эска! А на остальное плевать, хоть переубивайте друг друга.

Берт не смог больше выносить нашего присутствия. Всколыхнулось в нем многое, и он, едва сдерживаясь, сжав кулаки, вышел из купе. Мы с Аверсом остались одни и я с сомнением спросила:

- Ты думаешь, я смогу это сделать, взять и позвать Рихтера?

- У барона много книг. Они помогут твоим языковым знаниям вернуться... там все должно тебе помочь, как с прошлым, так и с настоящим. И еще Роттери владеет очень старинным фолиантом, ни строчки из которого не смог расшифровать ни один лингвист, ни один языковед и историк. Посмотришь и скажешь - не язык ли Миракулум пришел к нам на этих страницах?

- Аверс... - я вдруг озадачилась внезапным открытием: - а откуда кто-либо в этом времени знает, что я его позвала? Почему эта Итида так смело утверждает? Когда это случилось, ни разбойник не понял, что произошло, ни я сама, ни все, кто был на постоялом дворе.

- Откуда? Из одного фольклорного сказания о демонической собаке Риде, которая воем призывала хозяина черного ветра, или из сказки о Мираклииде - женщине-демонессе, говорящей на языке богов. Еще есть Сонная Чума, девушка со змеиной кожей, которая усыпляла и умертвляла каждого, кого встречала на своем пути, и она также могла говорить на языке мертвых. В одном из эпосов последнюю побеждала воительница Соор. Это сильная и могучая женщина, умеющая обращаться в зверей. Став крысой, она способна проникнуть в любые вражеские крепости и города незаметно, чтобы навредить врагу изнутри и открыть ворота своим. Став медведицей, способна разметать сотню ратников, чтобы защитить свой маленький отряд, попавший в засаду. А если обернется лисицей, то обязательно вызнает тайны, выкрадет карты, и ускользнет от любой погони, даже если за ней пустят стаю самых свирепых собак. Ты, Рыс, дожила до этого века в разных образах, и в двух ипостасях - темной и светлой. Красдем, уверен, узнал в сказках о Мираклииде тебя, это не трудно, и оттуда поверил в то, что ты способна его позвать.

На Аверса я смотрела почти с ужасом, не веря своим ушам! Боги, во что превратило время обычные слухи, воистину переврав, раздув и так напитав магией события... Пророческим оказалось мое желание жизни воительнице Сорс, и ведьме Миракулум! Еще недавно я была рада, что обе маски мне служат и из каждой я черпаю свою выгоду, но они превратились в нечто невообразимое. И, что самое удивительное, - сохранились!

- Не хотел я раньше времени посвящать в это, но приходится. Так ты не удивишься почему на тебя будет пялиться, как на диковинку, любой переселенец, если заметит знак на шее. Красдем, и тот поддался историям, перестав доверять собственной памяти о тебе, как о смертной женщине. Да и барон, сколько я его не убеждал, не верит мне, что ты просто моя Рыс.

- Что же мне делать?

- Не думай об этом сейчас. Не долго у меня получилось держать тебя в спокойном неведении, прости, Рыс. Ложись и постарайся заснуть.

Эта просьба неисполнима. Я послушно легла на своей стороне, не раздеваясь, только сняв сапоги. Все было наполнено тревогой - лежак вне дома, все движется и гудит, пахнет механикой и неживым, непривычным материалом. Воплощение в этом же времени бывшего недруга, Краса, загадочная девушка Итида, истории, злость нашего невольного попутчика... и мысли, мысли, роящиеся в голове, словно осиный улей, по которому ударили палкой. Тревоги мешались с неверием и надеждами. Всплывали вопросы и тут же шли на дно из-за воспоминаний о путешествиях родного времени - стоянках, жестких и колючих лежаках. Порой приходилось ночевать без укрытия, порой вместе с домашним скотом под крышей, но так неуютно и невозможно - никогда.

- Привстань.

Аверс тоже не спал, и заметил, как я все больше и больше сворачивалась клубком от напряжения и жажды защиты. Он сел на край, уложил меня обратно, подставив свои колени вместо подушки и свернув для мягкости пальто, а меня накрыл моей верхней одеждой. Близкий и уже узнаваемый запах сбил железный и пластиковый дух купе, а ладони Аверса вернули мне покой мыслей. Я с благодарностью почувствовала его заботливое поглаживание плеча и головы и тихий глубокий шепот:

- Спи, Рыс. Завтра мы будем почти дома, и в следующую ночь засыпать ты будешь в комнате с камином.

Сомкнув глаза, я все же сказала вслух то, что вдруг поняла через весь сонм раздумий и чувств:

- Я была уверена тогда, в наш последний день того мира, перед смертью, что мы в своей сказке пришли к гибели и несчастью, хотя сказки кончаются совсем по-другому. А оказалось, что завершилась глава, а не вся книга. Здесь мы для Люнберта, Эски, Тавиара и его отца - злодеи. Для Красдема и других переселенцев - свита Миракулум. Для самого Алхимика мы тоже кто-то, возможно, игрушки, за которыми так интересно наблюдать! Но ведь это еще не конец, и, значит, все будет хорошо, правда?

- Правда. Я... мы, Рыс, сделаем все, чтобы история в итоге оказалась со счастливым концом.

Глава пятая

Утром мы чутко проснулись от голосов в соседнем купе, но пока спохватились и вышли - было уже поздно. Итида с равнодушным видом сидела у окна и что-то пила из фляжки маленькими глотками, а Берт лежал ничком на противоположном сидении и был бледен, как бумага. Аверс обреченно выдохнул:

- Ты все-таки отправила его...

- Он так верил и так был согласен, что улетел мгновенно. Пусть его закинет в храбреца и негодяя, Красдему нужны здесь достойные помощники!

- Скольких ты уже так перетащила?

- А ты? - Слегка нетрезвым голосом протянула девушка и прищурила обведенные глаза: - Сколько у тебя было попыток подставить под руку своего проводника несчастных овечек? Кстати, я тоже хотела ее воскресить, пробовала девочек, и все впустую. Они очень верили, но мой дар не работал! А если я...

Итида ощупывала меня взглядом, вся горела любопытством и дальше бы что-то сказала, но на полувдохе ее прервал возглас Красдема:

- Сбежала, хищница? Так и знал, что променяешь меня на мальчишку!

Мы отошли от двери, но к себе не вернулись. Стали ждать пробуждения Берта. По истечению времени его веки вздрогнули, и все лицо следом дернулось, когда он услышал свое имя. Итида позвала его, прикоснулась ладонью к щеке, нажала на плечи и тот открыл глаза. Непонимание сменилось ужасом. Парень вскочил с места, ошарашено шагнул назад и снова упал на то же сиденье, удавившись бедром о бортик стола. Берт походил на рыбу из-за открытого рта и круглых глаз, онемевший и бьющийся, как потерявшее свой привычный мир существо.

- Понравилось? Сладко было? Весело? Ну ка, назови нам свое имя прошлого, паж!

Крас аж потер ладони, но парень молчал. Его взгляд оставался глубоко в себе, вместе с этим осмысленнен здешним присутствием. Ушел ли из сознания тот, в кого он заглянул?

- Люнтберт? Поделись своей фляжкой, Итида. Или воды? - Аверс готов был шагнуть за нашей сумкой, чтобы принести бутылку, но Берт замотал головой:

- Не воды. Выпить...

- Не томи, парень! Кто ты там? Сначала имя, потом коньяк... - но в противовес условию, Красдем перехватил фляжку, сунул в руку и тот сделал хороший глоток, поморщившись. - Ну?

- Это не важно.

Итида засмеялась:

- Ты взбесишь Краса такими ответами, лучше сразу скажи, пока он не вытряс силой.

- Это не важно.

- Упрямец! Не смей отправлять его второй раз, пока не скажет. Ладно... сделала свое дело и пошли собираться. Поезд прибудет через час.

Как же все было странно... Мне казалось, что я уже привыкла к новому миру, но я привыкла лишь к маленькому городу, а теперь скорость поезда перенесла меня в столицу. Она встретила сырым теплом и химическими запахами, раздражавшими обоняние, и звуками, раздражающими слух. Города вечны в двух вещах - смраде и шуме, и я постаралась не обращать внимание ни на то, ни на другое, как прежде не замечала вонь водостоков и брань лавочников. Дороги походили на реки, полные тесно прижавшихся друг к другу лодок с гребцами и пассажирами, а дома - на огромной высоты башни, дворцы или монолитные скалы.

Мы не смогли уехать сразу с вокзала, пришлось добираться до места, где Аверс хотел найти другой транспорт, я оказалась оглушена современностью и жалась к оружейнику, как к единственно верному проводнику - шаг в сторону и меня снесет ход людей. Более дико было видеть рядом Красдема - рыжий разбойник остался при своих внушительных размерах, походил на вулкан - гора с огненной шапкой, но внутренняя мощь, если и осталась, то не была также заметна как прежде. Новый мир пригладил его по шерстке. Красдем не кипел лавой, остепенился, разменяв лихую жизнь на Полутень и избрав одну женщину взамен многих. Но я-то еще помнила его опасность и дикость! От этой разницы мне так и хотелось спросить саму себя - что есть сон? То, что было тогда или то, что есть сейчас?

Аверс нашел стоянку, договорился с двумя людьми и мы разделились на две машины. Они, как лодки среди лодок, взяли нас на борт и влились в поток дороги с такой скоростью, словно это щепу подхватила стремнина. Я понимала, что все естественно и привычно, знания Эски помогали, и я не билась в замкнутой коробке от ужаса. Но холодок от скорости пробирал по спине всякий раз при том, как водитель выжимал газ. И чуть мутило, когда он же останавливался на светофорах. Покинуть столицу получилось не быстро, - город разросся, застопорился, и чуть полегче стало спустя час, - как только потянулся пригород, убавилась ширина дороги и кроме строений в окно стал заметен пейзаж открытых участков. А совсем легко тогда, когда путь вывел в заснеженные поля, потом повел вдоль реки, и человек, управлявший машиной, уже ровно держал скорость.

Далеко забрался барон Роттери. Еще два часа пришлось провести в дороге, прежде чем с шоссе свернули на грунтованную, и природа придвинулась к обочине лесом, холмами и проплешинами маленьких пашен. Или чего-то иного, подо что здесь расчищали землю. Когда впереди увидела постройки, догадалась, что мы на месте - камень и дерево, по-старинному крытые крыши, каминные трубы - все узнаваемо, хоть и не так точно, как в родном времени.

- Это участок охотничьего дома, усадьба дальше. Мы почти приехали. - И более тихо спросил: - Все хорошо, выдержала?

Я ответила ему также шепотом, чтобы ни водитель, ни Берт впереди не услышали:

- Не тревожься за меня, как за ребенка. Это непривычная поездка, но и не самая трудная. Вспомни, что я не неженка, и если рядом с тобой, то выдержу все.

В ответ Аверс кивнул и сжал мою руку покрепче.

Проехав ворота, парк, обогнув пруд и огроженный выгул для лошадей, обе машины втиснулись на подъездную площадку перед усадьбой и выпустили нас из своего плена. Дом сохранил старину, пусть и не нашей эпохи. Я почти бы уверилась, что время иное, если бы не столбы и провода - электричество и, как я догадывалась, телефонная связь. Подпитка современностью все же была нужна и без нее не обходилась даже такая богатая подделка под иной век.

- Вот и славно! Вот и славно!

Сиплым, простуженным возгласом встречал нас у самых дверей мужчина. Годам ближе к шестидесяти, но из-за своей тучности казался на десять лет старше. Светловолосый по природе, теперь и полуседой, он скрывал оплывший подбородок и шею бородой, но полнота все равно вываливалась отовсюду, как бы ни удерживал пояс, плотный крой длиннополой куртки или плотные штаны.

- Нас не трое. Извини, что не смог предупредить об этом. - Аверс пожал хозяину руку и кивнул в сторону попутчиков: - Люди Полутени, Итида и Красдем, она же проводник, он же переселенец. Примешь как гостей?

- Мой дом ваш дом, если через порог вы шагнете как друзья, а не как захватчики. - Серьезно ответил хозяин. - Меня зовут Роттери, Об этом молодом человеке ты говорил, помню, - Люнтберт. И Рыс?

Он по-доброму улыбнулся и чуть поклонился, с почтением прижав ладонь к груди, а я в свою очередь ответила ему поклоном по этикету.

- Благодарим вас за гостеприимство, барон.

- Без титулов!

Громкость голоса ему не давалась. Он кашлянул и пригласил внутрь жестом, а не словами.

Слуги, которых так нынче не назовешь, у Аверса и Берта забрали сумки, приняли с плеч одежду. Красдем избавился от своего объемного багажа, а Итида, привезшая с собой небольшую гитару в чехле, бережно передала ее с рук на руки горничной. Двое мужчин и девушка в одинаково темных и строгих нарядах выученно произносили "прошу" и "позвольте".

- Вас проводят, готовых комнат хватает. Отдохните, переоденьтесь и через час я жду вас в гостиной.

Мы поднялись, но я невольно остановилась в недоумении на пороге комнаты, когда вдруг Итида ущипнула меня за руку выше локтя. Обернулась, натолкнувшись на взгляд, которого я никак не могла понять. Что так пытливо высматривала во мне девушка, и почему в удивлении подняла брови?

- Что тебе нужно, Итида?

- Твой телохранитель оберегает тебя и в спальне? Вы не делите комнаты, или хозяин ошибся?

- Телохранитель? - Понятное по смыслу, но не родное слово, немного запутало - что она имела ввиду, назвав так Аверса? - Ты о чем?

И тут она вновь ущипнула меня, достаточно больно, опять за руку. Я подумала, что если потянется третий раз, то уже не стерплю. А пока лишь холодно уточнила, чтобы не ссориться:

- Я из плоти и крови, если ты проверяешь меня на это. Но твои манеры и твои вопросы не слишком приятны, не делай так.

- Хорошо, госпожа наглец, - она подделала тон Красдема, - но проверяла я не это.

- Рыс?

- Иду.

Я шагнула внутрь и закрыла дверь комнаты.

Она оказалась прекрасна! Тяжелая мебель, камин, циновки и плотный тканный ковер у кровати. Стрельчатое окошко, лампады на подоконнике, на столе книги и набор для писца с медной подставкой под перья. И такие приятные запахи! Чистого льна, соломы, воска и масла, золы из камина и древесный тонкий дух от сухих поленьев. Приглядевшись чуть, все же заметила за деревянным экраном под окном пластину батареи, а когда заглянула в ванную комнату - сокрытую за такими же щитами водопроводные трубы. Без истинного тепла и удобств дом не обходился. Был душ, и для купания не лохань - а красивая чугунная ванна с отводом для воды.

- Уютно? - Аверс в первую очередь достал из сумки одежду полегче и протянул мне платье: - Смой дорогу и переоденься. Хочешь, можешь не в душ, а набрать ванну, времени много.

Оружейник успел узнать, еще в первые дни после воскрешения, как меня восхитила возможность стоять под струями и наслаждаться теплым дождем прямо дома! Кто бы ни выдумал это, тот знал многое об удовольствии и удобстве.

Когда-то очень давно, когда была девочкой и Лаат взял меня в поездку к одному дальнему храму Моря, я сбежала утром от своей воспитательницы к берегу и играла там, никем не найденная, много часов подряд. Строила песчаные и каменные башни. Пыталась ловить крабов. Просто бегала вдоль волн и отпрыгивала от них, превратив белые пены в своем воображении в языки морского чудовища. А когда устала, решила искупаться. Скинула всю одежду и поплыла. Я с детства тянулась к свободе, часто убегая от пригляда и прячась от учителей. А с того вольного морского плаванья я полюбила чувство воды. Потоки, волны, слои тепла и прохлады, соленые и пахучие, плотные и прозрачные - ласкали голое тело, играясь с ним, как с рыбкой. Не страшно, но сильно, как может играть волчица со своим щенком.

Много моря было лишь в детстве, а с тех лет, как жизнь унесла от Побережья к северу и горам, я даже в лохани, в стоячей воде, редко купалась. В доме Аверса я также простаивала в струях душа подолгу, превращая дождь то в холодный, то в горячий, и долго не могла поверить в то, что промокаю не в одежде, как было бы при открытом небе, а могу наслаждаться потоками обнаженной. Это не море, но близко и так исцеляюще!

В этот раз я не задерживалась. Быстро уступила ванну Аверсу, уйдя в комнату сушить волосы и устраиваться на новом месте. Я не знала сколько точно дней мы пробудем здесь, но с первых минут поняла одно - в новом мире возможно жить так, чтобы сердце не изнывало от тоски. Мы поселимся близко к морю и дальше от города, будем окружены тем, что любим и к чему лежит душа...

Мысль о будущем толкнулась надеждой, которую я таила не только от Аверса но и от себя самой, а теперь поддалась ей в полную силу...

Шрамы перешли вместе со мной, но они внешние, а что если молодость и здоровье тела подарит мне заново способность зачинать и вынашивать детей? Моя женская природа истаяла с тех лет, когда я утратила и память. Я вспомнила о себе после Миракулум, но те страшные дни надругательства до сих пор покрывает милосердная пелена неясности. Разум уже тогда стирал и притуплял пережитое, приглушая ужас и безысходность беспамятством. Ратники много меня поили, сильно били, держали в темноте, где нельзя было считать дни и ночи, и все превратили в бесконечный кошмар. Я даже не знала, как оказалась на свободе после. Сама ли сбежала или кто спас?

Когда Соммнианс меня выхаживал, он спросил по лекарскому долгу о том, что каждая созревшая женщина о себе знает. Но я была пуста, и после за много месяцев естественный цикл напомнил о себе лишь дважды, и исчез на годы. До самой смерти.

Я приложила ладонь к животу и приняла свое ожидание и надежду открыто. Каждый день я ждала, что воскресла не только я, но и мое здоровье.

Глава шестая

Роттери дождался, пока обслуга уйдет:

- Поговорим без лишних ушей. Угощайтесь, и, как бы знатны вы ни были, не умалит вашей гордости то, что кофе нальете сами?

Крас, Итида и Берт уже заняли места в гостиной комнате. Узкий стол у стены был заставлен бронзовыми вазочками с соленой и сладкой снедью, тарелками с резаными фруктами, виноградом, шоколадом и были даже коробочки с коричневыми сигаретами, если вдруг кто из гостей пристрастен к табаку. Два кофейника и крошечные чашки стояли на отдельном круглом столике, и я, не чинясь, подошла к нему, чтобы разлить и подать напиток. От помощи Аверса отказалась, кивнув на пустое кресло рядом с бароном:

- Я сама. А для начала беседы, кажется, хозяин ждет только тебя.

Он согласно налил две чашки, себе и Роттери, и ушел к месту. Две других я поставила перед Итидой и Красом, а когда дошла до Берта, то тихонько спросила:

- Тяжело пришлось? Долго?

Не надеясь, что тот ответит, слишком отрешенное у парня было лицо. Спросила ради того, чтобы он почувствовал - нам не все равно, и лично меня состояние его души беспокоит. Берт, не поднимая глаз, негромко произнес:

- Гадко. Десять дней... но я не отмоюсь никогда от того, что успел увидеть. Спасибо.

Разговор уже начался с чего-то, что мое внимание упустило, и Красдем подхватил тему вопросом:

- Жемчужная коса? Как же, помню! Лакомый кусок прибрежных владений, за который знатные фамилии устроили перед его величеством грызню. Наша знать делила ваши земли после захвата.

- Как печально! И кому же досталась моя жемчужинка?

- Не знаю. К тому времени судьба уже вымела меня из светского круга, и сплетен я не собирал. А сейчас хочу знать - я не беден по нынешним меркам, но расскажите ваш секрет, что вы сделали, Роттери, я повторю и уже через год буду жить в такой же роскоши!

- Славный план! Но если вы не зарыли сундук золота и драгоценных камней, спасаясь от разграбления завоевателей, то я вас огорчу. Едва проснувшись в этом столетии, я взмолился Всевышнему только об одном, чтобы за это время клада не нашли. И сам потратил три года на поиски - изменился ландшафт, изменился уровень моря, стерлись с лица земли ориентиры, но... Кх.. Я оказался мудр, первым оставил Побережье, трезво понимая, что цаттов никак не сдержать, и предусмотрителен - спрятав безбедное будущее в камни и землю. Конечно, я тогда и помыслить не мог, что будущее окажется столь далеким. Я нашел сундук, стал вновь богат, живу как жил прежде, и имею возможность заниматься любимыми делами.

Роттери болел. Простуда уже уходила, но он еще сипел и покашливал, а чем больше говорил, тем больше у него пропадал голос.

Хозяину я первому подала к кофе то, что он захотел. А тот сразу стал извиняться, что заставляет гостью ухаживать за собой. Да и какую гостью! На это я безразлично пожала плечами, нисколько не думая, что услуга с моей стороны чем-то унижает достоинство. Даже Итида и Красдем, к которым я не питала теплых открытых чувств, и те меня не смущали.

- Что это?

Я попробовала крем и не сдержала удивления - он был холодным, как подтаявший снег. Сладкий, ягодный и чудесно ледяной!

- Мороженое. С кофе сочетается изумительно. Сам переел лакомства, вот и посадил горло. Не торопитесь, а то тоже осипнете, Рыс!

Я уже пробовала редкие пряности в блюдах, ела овощи и злаки, которые в нашем веке не выращивали, пила напитки с газом, что щекотали небо, как забродивший квас, но не пьянили и были гораздо вкуснее. А теперь это!

Разговор ненадолго задержался на общих темах. Люди Полутени впервые проявили себя, и беседа сменилась важным - переселенцы с той и этой стороны, проводники, новости, какие могли перетащить те, кто умер намного позднее религиозной облавы. Я слушала и собирала по обрывкам услышанного картину недолгих лет после того как умерли мы с Аверсом.

Лаат был беспощаден, но как бы много у него ни было слуг, уничтожить каждого человека с Миракулум он не мог. Люди прятались, убегали в иные земли на свой страх и риск - еще севернее, в вечные холода, или южнее моего Берега - в края пустынь и лютого солнца. Большинство переселенцев умирали тогда, когда их настигала смерть - нарочная или случайная. Сам Роттери еще в войну, задолго до ее окончания, умер, подавившись костью. Глупо и быстро. А редкие переселенцы нарочно лезли в петлю или кидались на нож, лишь бы избежать мучительной казни. Красдем дополнил это - рассказал о том, как Итида поменяла очередного путешественника во времени на избранного из прошлого, но тот, очнувшись, не впитал новые знания. Безумец лишь дико орал, не мог подняться, не мог даже пошевелить ни рукой, ни ногой, - как если бы там умер от четвертования. Ничто не могло помочь и на второй день переселенца умертвили, тайно похоронив тело в лесу.

- А мне пришлось убить своего проводника. Два брата... он так винил себя за содеянное по незнанию, так боялся, что попытался размозжить мне голову, и я вынужденно спасал свою жизнь... Кх... а что, среди ваших переселенцев есть ли те, кого вы знали и там?

Аверс мало говорил, больше Крас и Роттери. Я, Берт и Итида совсем молчали. При последнем вопросе, я взглянула на оружейника, подумав о Соммниансе и о Витте. Лекарь не попал в такие избранники, как попали мы, но тихой и мирной жизни вряд ли сыскал - знак на его шее, это знак вечного преследования, опасности. И Витта делит... делила его судьбу в этом. Тяжело ли им пришлось? О том же думал Аверс или нет, я по лицу не прочла, но он перехватил мой взгляд и сменил тему:

- Может, о деле, Крас? Самое время. Лучше поговорить о будущем, чем перебирать прошлые истории.

- Полутень знает что-то, чего не знаем мы? Не верю!

Роттери оживился, выпрямился в своем широком кресле, подавшись вперед несильно, насколько позволила полнота. Встрепенулся Берт, походивший все это время больше на статую, чем на живого человека. Итида лукаво улыбнулась, а разбойник решительно сжал кулак:

- Ни за что! Все подождет! Я хочу в полной мере насладиться статусом гостя и заручиться хорошим союзом между нами, а уже потом договариваться. Залог дружбы выгоден. Хватит нам сторониться, хоть прежде мы и не считали нужным связываться с мусором.

- Какие славные комплименты! С такой подачей вам не скоро до дружеский договоров. - Толстый и бородатый барон так сощурился, что перестал походить на добродушного немолодого увальня, а выразил лицом свое недовольство. Но тут же вновь улыбнулся и пошел на попятную: - С другой стороны я жду восхищения домом, лошадьми, кухней, оружием и охотничьими трофеями! Отдайте должное похвалам и я буду считать вас хорошим человеком. Если проявите признаки зависти, это будет лучшим комплиментом.

- Я уже завидую! - Искренне или не очень улыбнулся Красдем. - Если еще есть хорошая выпивка, то лучшего друга вам не найти! Никто из плебеев не сможет оценить роскошь так, как тот, кто рожден в ней.

Лишь после смеха Итиды я наивно догадалась, что так разбойник нарочно уколол остальных гостей. Отделил знать от простолюдинов. Неужели Аверс настолько прав и вся Полутень, растерявшая титулы, живущая здесь годами, до сих пор не избавилась от подобной спеси? Не хотелось в это верить.

- Вино обещаю к ужину, а до обеда можно развлечь себя конной прогулкой или тренировкой на клинках. Что выберете?

- Второе. Ты умеешь держать в руках оружие, а, защитник? Хоть немного? Я не хочу воевать с чучелом из соломы, так что вызываю на бой и даю тебе шанс отыграться за старый плен на постоялом дворе. Тогда у тебя не было шанса скрестить со мной клинки.

- Отыграться? Нет. Но от тренировки не откажусь, я согласен.

Мне хотелось посмотреть на это, но барон, отдав распоряжение подготовить площадку и оружие, задержал меня:

- Я должен показать вам библиотеку, Рыс, возьмите вазочку с собой и оставим пока остальных за их делами.

Холодное лакомство настолько пришлось по вкусу, что даже стыдно не было за аппетит. Я съела две порции без всякого кофе. И ради удовольствия, а не от голода, тянула уже подтаявшую массу ложкой - чудесное, шоколадное, похожее на пищу божеств, а не на человеческую еду. Роттери не посмеялся надо мной. Наверняка и не такое видел у переселенцев, не представлявших здесь подобное.

- Знаете, мы с Аверсом знаем друг друга давно, и много лет он представлялся мне человеком исключительной сухости, одиночества и печали. Я уже разуверился, что когда-нибудь пробью эту броню и выпытаю хоть что-то о его жизни, как вдруг случилось невероятное. Я начал собирать в своей библиотеке книги о женщине Миракулум, все легенды, сказания, и даже приобрел старинный гобелен... вы его увидите. Так вот, когда Аверс приехал по делу одного из новых переселенцев, он так и застыл у полок. Я хвастался тем, что добыл редкости, выказывал желание побольше узнать о той демонессе прошлого, как... Он сказал: "Это моя жена".

Я улыбнулась - барон забавно изобразил свое давнее изумление.

- Я не мог в то поверить! И не мог поверить, что вторая героиня - воительница Соор, это тоже вы. Кх... Всевышний, вот проклятое горло. Аверс рассказал мне о своей жизни, и мне польстил этот знак глубокого доверия. Я был счастлив, что он увидел во мне настоящего друга, а не просто соратника.

- У вас есть семья?

- Увы. Супруга и наследники остались в веках, что с ними стало в войну - не ведомо, а здесь я не нашел женщины, которой нужен был я, а не деньги. Моя любовь - еда, а страсть - дело помощи переселенцам. И я счастлив. Прошу, проходите. - Мы дошли до дверей в левом крыле дома и барон открыл ее, как открывают вход в залу перед высокой особой. - Любая книга - ваша, читайте, владейте, мне не жалко отдать даже самые редкие и древние фолианты человеку, способному оценить их по-настоящему.

- Вы очень щедры, Роттери. Благодарю вас.

- Сокровищницу все равно оставить некому... здесь все, что я находил по знаку Миракулум. Ужас, до чего распространился символ закольцованной змеи, кусающей себя за хвост! Вечность, бесконечность, цикличность - каких только смыслов он не таит! Каких только сказаний про него я не насобирал, и некоторые подревнее нашей эпохи и из земель, до которых добираться как на край света.

Полки закрытого шкафа, где книги хранились не стоя, а друг на друге, не выше трех четырех томов, украшали значки Миракулум - разные по стилистике, но схожие по сути. Когда мы подошли к другому - на нем я увидела литеру "К".

- А это о вас - Аверс помогал мне потом отсеивать лишнее. Образ женщины-воительницы и женщины-ведьмы архитипичны и присутствуют в разных культурах. Он знал истинные признаки, отыскивал их, даже если те совершенно искажались до противоположных.

Напротив висел большой гобелен с изображениями черной и белой дев - старинный, схожий с книжными миниатюрами в оплетении декоративных орнаментов. Каждая деталь - символ. Стилизация незнакома, она, скорее всего, признак иной эпохи - средней между той и этой.

- Удивительно, что Аверс сам не стал героем легенд. Он благороден, талантлив, и совершал больше героических поступков, чем я. Аверс - более достоин войти в историю.

Роттери кивнул, соглашаясь:

- Истинно так. В этом времени он не поддался порокам, даже прожив здесь так много лет, остался честен с собой и неизменен характером, насколько я могу судить за прошедшие годы нашего сотрудничества, а потом дружбы. К тому же, он сохранил вам сердечную верность, не увлекаясь мимолетными и безымянными всерьез...

Барон стушевался и замолк, всем своим видом выдав вину за то, о чем не хотел говорить вслух. Я уточнила:

- "Сердечную верность", а это значит, что телесной он мне не хранил, вы об этом?

- Не казните меня! Глупый мой язык вместо похвалы выдал то, что вас уязвило...

- Я не уязвлена. - Ответила искренне, не чувствуя ни ревности ни упрека оружейнику. - Я бы взволновалась, услышав, что он все свои юные и зрелые годы прожил монахом. Это ужасно и жестоко, - подобный обет. Мужская природа иная, желания тела сравни голоду и попрекать в естественном глупо. Не казните сами себя за сказанное, господин Роттери. К прошлому Аверса в любой из жизней я не ревнива.

- Ваши слова говорят о зрелости сердца. Но все же, простите...

Кивнув и немного выждав, заговорила о другом:

- Аверс говорил, у вас есть книга, написанная на непонятном никому языке. Можно взглянуть?

- Конечно! Даже нужно! - Роттери ускорил шаг и ушел к отдельно стоящей маленькой витрине. Достал ключ, открыл и не взял книгу в руки, а отошел в сторону. - Один нюанс, - перчатки.

Вазочку я оставила на подоконнике, рук не запачкала, но щепетильность барона поняла правильно - слишком ветхая вещь. Он достал нитяные перчатки из ящичка, пинцет, все протянул мне.

- Если вы сможете прочесть хоть слово и призвать Алхимика, я был бы счастлив! Все, что я хочу успеть прежде, чем умру второй раз, это вновь встретиться с божеством и склониться в почтении за дар этой жизни. - Он сипло засмеялся и добавил: - А, может, и выпросить у него еще одну, новую. Я ценнее многих современных глупцов и пустышек, мне нисколько не жалко будет никого, чье место я займу во второй раз.

- Вы циничны.

- Не осуждаете?

- Не в праве.

- Как все же удивительно, что вы так просты и человечны. Если бы Аверс не разрушал мифы, которыми я засорил разум, я бы с ума сошел, что вижу вживую саму Мираклииду или Соор.

Согласно кивнула:

- Я до сих пор восхищена и едва верю - на что оказался способен разум людей. Но в ужасе от того, что сотворило человеческое воображение за эти века. И я не о себе, а обо всем сразу - от искусства до истории.

- А как удивительно, что Миракулум, при всем масштабе своей личности, магических сил, остался практически незамеченным. Это о нем должны быть исписаны сотни книг!

- Соглашусь... - я склонилась над обложкой. - Что? Это же камерский язык! Древний даже в ту эпоху и на нем я писала послания, шифруя для возможного перехвата важные сведения.

- О чем книга? Не томите!

- Научный труд наблюдения за звездами. "Сия глава о небесном движении созвездия золотой реки..."

Я с запинками и подбором слов прочла несколько строк, аккуратно переложила страницы, проверяя - все ли об этом. Да, главы о созвездиях, и только - ничего волшебного в тексте нет, хоть сама книга и очень древняя. Барон был разочарован. Он сделался на вид еще больше больным, уставшим и пожилым, чем есть. Он надеялся, что это магический артефакт и я прямо здесь, прочтя его, вызову из-под земли Рихтера, как демона? Как бога при алтарях?

- Что вы помните об Алхимике, Роттери? И ваш проводник, успел он что-то рассказать?

- Ничего. И я не похвастаю. Охотился, увлекся, умчал за оленем, оставив свою свиту и егерей позади, а встретил на пути всадника в черном плаще - без лица и без возраста. Что ж... останетесь, или пойдете со мной на площадку?

- С вами.

Хозяина дома перехватил служащий, сообщив о каком-то важном звонке. Роттери извинился и ушел, а мне показали дорогу к выходу на задний двор усадьбы, - как раз через трофейную комнату и оружейную.

- На улице холодно. Вы можете взять любую накидку, все здесь.

- Спасибо.

Я кивнула провожатому и служащий больше глаза не мозолил, исчез, оставив меня одну. Почти одну - Итида стояла у двери и подсматривала в щелку, едва ее приоткрыв. Снаружи доносился звон клинков, но девушка отчего-то не наблюдала за ними открыто. Меня она даже не заметила и вздрогнула, когда я спросила:

- Почему ты не выходишь?

- Фу! Кроткая овечка, где ты застряла, когда здесь такое зрелище? Неужели мороженое тебе слаще мужчин?

- Пропусти, и увижу.

- Нет, подожди... я не могу оторваться и дождусь передышки. - Она понизила голос, зашептала и слова я смогла разобрать, только подойдя ближе: - ...чтобы увидеть его в родной шкуре! Мечтала хоть раз, хоть на день, оказаться в том времени! Чтобы все было - и запах крови, и запах пота, и запах вина! Я бы дала себя растерзать своему Красному Демону, и растерзала бы его сама!

Безумцы нашли друг друга, она под стать разбойнику... На миг я содрогнулась, вспомнив побои Красдема и его железную хватку. Вспомнив и похолодев от отголоска давних насильников Побережья - крови, вина и пота там было много...

- Вот она дикость и подлинность, Крыса! Вот настоящее! Ты не знала и не знаешь, во что превратились мужчины сейчас... посмотри на того же хлюпика Берта. Как все они жалки и нежны, бесхребетны и малодушны!

- И в моем веке было достаточно трусов...

Вспомнила я Эльконна. Но Итида не слушала меня и не собиралась даже. Она вся звенела, вытянулась на цыпочках, и царапала от возбуждения дверь ноготками. Она щурилась от удовольствия, улыбалась, и ее шрам сжимался от мимических морщинок.

- Любуйся, смотри, и приласкай сегодня своего телохранителя, раз пустила его в постель, пожалей проигравшего. Мой Крас бешеный, он всегда выходит победителем... Как же он хорош!

Кажется, я не только не догадывалась в полной мере, какими стали мужчины, но и какими стали женщины. Столь раскрепощенные, столь свободные и нескромные в словах и одежде. Пылкость и страсть я тоже познала, но сказать об этом так откровенно - не могла. И не хотела. Как сакральная нагота тела, так и сокровенность близости оставалась неприкосновенной для чужих ушей и чужого обсуждения. Я ничего не сказала на ее слова, даже то, что Аверс мне муж, а не какой-то охранник, которого по прихоти "пустили в постель". Слушать Итиду было гадко, возражать ей - много чести...

- Отойди.

Та хмыкнула, не скрывая высокомерия, и сделала шаг в сторону.

Я не достаточно понимала в технике, чтобы оценить - насколько искусна она была у кого-то из противников. Но нужно было признать правоту Итиды - смотреть на Аверса и Краса - все равно что любоваться ловкостью и силой зверей. Разбойник нахрапист, а мой оружейник уворотлив, и даже неподходящая одежда им не мешала. Оба сменили лишь обувь, не накинули верхней одежды, холод выдавался парком дыхания да покрасневшими скулами. Утоптанная площадка, ровно укрытая мелким зерном какого-то материала не давала раскиснуть ей от выпавшего снежка, хорошо держала подошву, не поддавалась на жесткие удары носка или каблука.

Я помнила тренировки ратников в Неуке. Редко доводилось пробегать мимо казарм в дни службы, и что-то глаз зацеплял. Но я точно знала, что никогда не видела Аверса с клинком в руке. Он испытывал свои изделия, вместе с Соммниансом помогал подбирать оружие тем, кто был слаб после ранения или увечен, кому приходилось менять свою тактику боя из-за этого. Я знала это от лекаря, на слух, но видеть - никогда. Драка на смерть - иное. Здесь же проверка противников - на ум и выносливость, ловкость и скорость реакции. Даже я смогла понять, насколько Крас старается взять внезапностью и резкостью выпадов, и насколько Аверс осторожен и внимателен. Шаги разбойника как бег и рывки с места, а у оружейника они мягкие, рассчитанные так, что он не делал лишних или заносчивых движений.

Отойдя к стене, к стойке с вынесенными на выбор клинками, я осмотрелась - Берта здесь не было, никого из обслуги тоже, и Итида за мной не последовала, оставшись тайной наблюдательницей.

- Испытаем последнюю пару? Этот клинок хорош, но для меня слишком легкий, я будто зубочистку в руке держу! Сожму кулак сильнее и переломлю рукоять!

Аверс согласно кивнул и оба остановились.

- А, госпожа наглец! А где моя хищница? Итида! Или ты любишь открыто смотреть только на мои кулачные бои, где больше крови?

Крас засмеялся, повернув голову ко входу в дом и явно зная, что его женщина там и все прекрасно видит и слышит. Аверс же, подойдя к стойке и меняя оружие, взглянул с упреком:

- Куда ты пропала? Не сочти мою просьбу приказом или глупым контролем, но - не отходи от меня нигде, даже здесь. Да, это дом друга, и все было бы хорошо, будь мы одни. - Замолчал на то время, как подошел Крас и выбрал другой клинок, после уйдя обратно на середину площадки. Продолжил негромко: - Сочти меня трусом, Рыс, но я на самом деле полон страха за то, что с тобой каждый день, каждый час и минуту что-то может случиться. Будь рядом.

- Хорошо. Только тогда и тебе придется сидеть вместе со мной за книгами в которые я так хочу заглянуть. Роттери показал мне библиотеку и я собираюсь весь вечер провести там.

- Ты не напугаешь меня подобным. - Оружейник улыбнулся мне и его серо-зеленые глаза почти засветились. - Никогда прежде у нас не было столько праздного времени, чтобы тратить его подобным образом: друг подле друга. Пригрози мне подобным счастьем и я готов сидеть в библиотеке дни напролет.

Я засмеялась и тронула его за руку, не поцеловав лишь потому, что в свидетелях были ненужные люди. Не смотря на всю откровенность и близость между нами, мы оба сохранили ощущение ценности простого касания, и оружейник мягко накрыл мою ладонь своей:

- Тебе легче? Мы здесь всего несколько часов, а я впервые услышал твой смех за все дни с возвращения...

- Хватит шептаться, защитник, ты на свидании или на поединке?

- Приятно знать, как его бесит ожидание. Перетерпим, пока не разговорим.

Глава седьмая.

Люнтберта мы наши с другой стороны дома. Он в одиночестве сидел на ступенях широкого крыльца, думал о своем и с неохотой вернулся внутрь, когда барон пригласил за стол к обеду. Кофе и лакомства лишь начало той трапезы, которую он подготовил для гостей как основную. Стол походил на королевский, и я не удивилась заявлению, что Роттери нанял на службу лучшего столичного повара и платит ему баснословные деньги.

Разговоры касались разного - от диковинок современности, воистину "диких" для людей прошлого, до ностальгических воспоминаний о жизни там. Крас сетовал, что нет и не будет уже той воли и свободы человеку, закон щепетилен и вездесущ. Сокрушался об утраченном расслоении, когда достаточно было родиться в знатной семье, чтобы снискать почтение окружающих. Бароны оба злились на современников за борзость и самомнение при ничтожных достоинствах, даже Роттери поддержал эту мысль, хоть к Полутени и не относился.

Говорили больше мужчины. Итида молчала не от скромности. Не считала нужным вставлять свое слово или была так умна, что не перебивала Краса даже тогда, когда открыто закатывала глаза на его высказывания. Берт молчал из благоразумия, и задумчивость из него ушла, уступив место вниманию и любопытству. А я наслаждалась едой, наплевав на то, кто и как это воспримет сто стороны.

Что я помнила за последние годы? Сельские каши с салом, да в камерах храма плошки дикого риса с вареной рыбой каждый день? После побега - кухня постоялых дворов, сытней и вкуснее, но с горечью от собственных тревог и страха. Щедрый стол барона Эльконна? Пища вкусна, но отравлена пленом...

Аверс не лукавил, обещая провести день со мной за книгами. Вечер не принес ничего нового, лишь ужин, любование живым огнем, и удовольствие от того, как Итида играла себе в настроение тихие мелодии. Ее талант тронул за душу и смягчил мое отношение к ней. Я не знала о жизни девушки ничего, а ее проявления лишь краешки, по которым нельзя было судить глубоко. За музыку я благодарно и признательно простила ей все прежние попытки задеть или насмешничать.

К ночи я и Аверс ушли в библиотеку опять. Разум мой был столь же голоден, как и вкус, и я не могла заснуть прежде, чем еще хоть немного зачерпнуть из книг язык родного Берега, буквы, слова, шаг стихосложения, присущий цаттам. Меня радовало познание. До этого дня вокруг клубились огромными кучевыми облаками знания нового времени и мира, и вдруг острые солнечные лучи их стали прорезать. Я возвращала себе свои глубины, свои языки и жаждала больше воспоминаний.

Аверс не собирался скучать, ему тоже было интересно, - и мы оба осматривали полки в поисках чего-то, что увлекало. Он давал мне подсказки, потому что часть библиотеки составил сам, и хорошо в ней ориентировался. Мы, устроившись рядом, читали выборочно, меняли книги, спрашивали друг у друга суждение о том или ином изречении. Аверс в итоге надолго задержал в руках том "Законы стратегии и власти в законах мира и войны", а я нашла книгу на языке цаттов и читала ее лишь поэтому, - за слог, а не за содержание. К полке с книгами о Мираклииде и Соор я так и не прикоснулась, ни одной не взяла в руки. Ни капли любопытства не прорезалось во мне к этим двум чуждым образам. Обо мне лишь одна книга - ее написала Рория.

- Роттери читал "Миракулум"?

- Нет. И Берт отдал мне библиотечную, так что никто посторонний подглядывать в нее больше не будет.

- Я здесь, теперь ты сожжешь все?

- У меня не поднимется рука. - Аверс покачал головой: - Даже если ты меня об этом попросишь... Признаюсь - после той неудачи с первой попыткой тебя вернуть, я пал духом, стараясь забыться от отчаянья и чувства неприятия этого загробного царства. Чуть не сгубил обретенную жизнь, сдавшись, как пленник обвала... Рория, прислав в лавку один экземпляр с коротким письмом благодарности за волшебство пережитого, сама не знала, что тем спасет. Я получил в руки часть тебя, Рыс. Воплощение в книге, как душу, заключенную в артефакт, и вновь смог дышать и надеяться. Я часто ее читал. Так ты оказывалась рядом. Так ты не давала забыть и себя самого. Я не уничтожу "Миракулум", он - часть нашей жизни.

- Не нужно, я и сама не хочу этого, просто спросила. Только от понимания, что есть соглядатаи этой жизни, становится не по себе. Могла ли я вообразить, даже за рутинной работой в Неуке, что за мной будет наблюдать девушка из будущего, и в самое сердце через строчки заглянет какой-то парень... Надеюсь, что впредь у "Миракулум" останутся только два читателя - ты и я.

Аверс прикрыл свою книгу, и я свою отложила в сторону. Спросила серьезно:

- А что будет, если еще вдруг какая девушка поверит и захочет уйти в прошлое и отправит ее тот же самый проводник - Сомрак? Дар не сработает? А если Итида или, опять же, отец Тавиара возьмет меня за руку, что случится?

- Не вздумай, Рыс. Даже в шутку не делай этого и не говори вслух. Хотелось бы знать о магии больше, но все же она черна и требует жертв. С Итидой будь осторожна вдвойне, Крас не даром зовет эту женщину "хищницей", не за длинные ногти и злой оскал. Да и слухи из Полутени о ней не самые добрые.

Как знак в правоту его слов мы услышали снаружи шум - конское ржание и голоса. Подошли к окну и увидели Краса, соорудившего из чего-то факел и развлекавшегося тем, что пугал лошадь. Пригнал ее с заднего двора, жестоко поддавая кнутом и приближая пламя. Итида смеялась и висла у него на плече. К счастью, так он развлекался не долго, запрыгнул в седло, посадив девушку за спину и увез кататься в ночь - с вином и воплем, похожим на песню.

- Идем спать.

- Идем. Берта только поищем, убедимся, что все хорошо?

- Сочувствуешь ему, хочешь поддержать и помочь?

С пониманием спросил Аверс, и я кивнула:

- Да. Признай, при таком долгом прошествии времени людские натуры хоть и изменились, но не утратили главных черт - и нынешний юноша может любить девушку столь сильно, что готов на подвиг, на жертву, на испытания. Меня это трогает и я хочу быть помощником Люнтберту, а не остаться похитительницей Эски.

- Признаю. Я жесток, Рыс, но он вызывает у меня гораздо больше сочувствия, чем вызывала Эска. Хочется покаяться перед ним и найти понимание, как будто мнение и оценка этого мальчишки способны дать мне прощение.

Утром Берт, едва мы собрались на завтрак, попросил об одном - снова его отправить. Роттери, впервые услышав об этом, удивился и тоже стал отговаривать парня, но безуспешно. Итида усадила его в хозяйское кресло за столом - в нем, при желании, можно было хоть лечь, и парень быстро ушел в путешествие, едва закрыл глаза.

- Я приторможу с подачей, да и не хочу при таком присутствовать...

Барон сочувственно покивал головой, соглашаясь с собственным решением и ушел. Мы с Аверсом остались в наблюдателях. Я помнила о словах "гадко" и "не отмыться", и гадала - что же ужасного он успел там увидеть и в чью шкуру попал? Глумятся ли там над ним, или он сам жесток по отношению к беззащитным? Наблюдал за казнью на площади, принял участие в сражении, не на себе испытал, а увидел нечто - слишком страшное для мягкого сердца нынешнего человека. Берт побелел, а в яремной ямке образовалось красное пятнышко, словно кто-то нарочно измазал его кожу краской.

Когда оставалась минута-другая, я спросила Итиду:

- Ты знаешь, что будет, если разбудить его не вовремя?

- Его не разбудить, я проводила такие эксперименты.

- А что ты чувствуешь, когда отправляешь?

- Холодок из запястья, где кусала змея. - Итида ответила охотно, и говорила с гордостью. - Укол пространства, где я подвешена между пропастью вверх и пропастью вниз. Это настоящий секундный экстаз. Я сама магия воплоти, я сама - ведьма.

Берт открыл глаза уже не с ужасом, а спокойно. Никто сразу и не заметил этого, пока не услышали тихий вопрос:

- Как мне теперь отличить - что мое, а что не мое?

- Перестань путешествовать сейчас, и все выветрится с течением времени.

Парень сдавил виски ладонями, сомкнул веки и произнес сам для себя, словно убеждая и подтверждая:

- Я Берт, я здесь. Я люблю Эску... Я люблю Эску... Я люблю только ее. Я делаю это ради нее.

- Пусть это будет последним разом, прошу. - Заглянула в его лицо, пытаясь понять, насколько сейчас он готов услышать меня. - Ты узнал, что хотел. Узнал, каково ей было. Сосредоточься на себе и задаче в поисках.

- Именно это я и делаю! И буду продолжать, потому что вы, никто из вас, не понимаете... никто!

- Что именно?

- Эска оценит меня, ведь я стал лучше себя самого... Только сейчас вижу, как наивен был в своих надеждах на взаимность. Всегда. Что ей были мои приглашения в парк, в кино или кафе? Кого она видела рядом - дурака с мыльными пузырями, шута для развлечений? Мальчика, на которого можно только посмотреть с жалостью?

Тут он поднялся на ноги, и вся его поза, разворот плеч, то, как он держал голову, и, самое главное, - взгляд, красноречиво показали перемены.

- Я понимаю теперь, почему все здесь померкло в сравнении с прошлым - диплом, сокурсники, друзья и подружки. Там вопросы жизни и смерти, а здесь что? Руководитель с бумажками, поклонник со стаканчиком мороженого? Здесь - что? Я стану тем, кто будет Эске равным, когда она вернется.

Аверс тихо сказал:

- Да, похоже, ты не рыбак с Побережья, чья жизнь однообразна и тяжела от шторма до штиля. Давай проверим - умеешь ли ты теперь что-то? Роттери предлагает и конную прогулку, и стрельбу из арбалетов, или снова тренировку с клинками. Хочешь себя испытать?

- Да. Хочу.

И в тоне парня было не согласие, не предвкушение, а вызов, - себе, оружию, Аверсу, и, возможно, вообще всему миру разом.

Красдем уже не пытал его вопросами - кто он там, так только - хмыкнул, с сомнением оглядев щуплую фигуру парня, когда тот вышел переодетым в одежду, более подходящую для верховой езды и погоды. Барон был подготовлен к большому числу гостей на всякий случай, и одежды в запасниках хранилось много. Куртки, штаны, плащи, - все чистое и практически новое, - обслуга следила за этим, и в порядке держалось все - от перчаток наездника до подбитых каблуков на сапогах.

Роттери с сожалением отпустил нас без завтрака и без себя в компании, но обмолвился, что раз так, то займется столичными делами. Люнтберт показал себя неплохо. В седле держался уверенно, и лишь первые минуты в нем почувствовалось колебание - сверка знаний с реальным умением. Лошадь послушно шла под ним сначала шагом, потом рысью. На просторном участке дороги к охотничьему домику оторвался от нас, пустив ее в галоп.

- Если ратник, то из главных, - оценил со стороны Красдем, поравнявшись со мной и Аверсом, - выправка есть. Или из благородных, и, скорее всего наш земляк, Крыса.

- Почему?

- Слышала, что он крикнул лошади, прежде чем погнать ее? Хой... Это на нашем Берегу дают такие команды. Ненавижу неясности! Только выпытать у мальчишки кто он, теперь будет все сложнее и сложнее! Просыпается чувство чести. Он и так был не трус, хоть и без удали, но теперь в его голову ударила кровь знати... Знакомо, да, моя бешеная? Прямо как с твоим братцем было.

Итида ехала не отдельно, а позади, обнимая его поперек живота руками и задрав подбородок на плечо. На вопрос она ответила тем, что приподнялась насколько могла и укусила его за ухо.

Мне все это показалось неприятным. Я не хотела быть свидетелем их игр, переглядов, таких мимолетных ласк. Решила, что как только доберемся до развилки, уеду с оружейником в сторону.

- Расскажи им о нем.

- Не...

- Это не просьба. Ну?

- Хорошо, но ты мне будешь должен бешеную скачку, Крас! - Она процедила сквозь зубы, исполняя приказ: - Мой старшенький! Трусливый, амбициозный дурак, оторвыш, но любимчик отца. Тот собирался все оставить ему, а не мне, хоть я была умнее и достойнее. Отец думал, что мой удел один - замужество, и все. Как я хотела убить их обоих уже в пятнадцать лет... Миракулум пришел ко мне как спаситель. - Итида вплела в свой голос торжество и восхищение, трепет от произнесения самого имени Алхимика. - И я получила власть! Брат поверил и согласился быстро, дурак же, и пропал с первого же путешествия. Кто он здесь? Пацан восемнадцати лет... а там, в жизни Красдема, он брал женщин, каких хотел, убивал зверей и людей, пил и рыскал по землям со своей верной стаей в поисках добычи, - крови и золота. Как же смешны были его потуги по возвращении строить из себя настоящего мужчину, оставаясь при этом тщедушным и жалким...

Итида замолчала. Берт вдалеке остановил лошадь и стал кружить ее, проверяя на послушность. Обернулся на нас, едущих спокойным шагом, и стал ждать. Верно, как раз там и был перекресток.

- Брату никто бы не поверил, и ему ничего не оставалось, как пересказывать мне взахлеб все пережитое и не скрывать экстаз от восторга быть разбойником. А я слушала и влюблялась в того, неведомого рыжего великана. Через какое-то время черты настолько ярко стали проступать, что... м-м-м, холодела от восторга, когда его пальцы смыкались на моем горле и он придушивал меня. Не смотря на свою слабость, выворачивал руки до боли, подчинял, пытался мной овладеть. Только это иное, это наслаждение насилием...

- Хватит. - Я не выдержала и содрогнулась от отвращения - Не нужно подробностей.

Она бросила в мою сторону тяжелый взгляд, крепко обняла Красдема и низким, должным меня устрашить, голосом сказала:

- Хоть ты легендарная избранная, я не вижу в тебе ни огня, ни силы, ничего демонического... Какими же овцами были остальные женщины прошлого, если такого серого и облезлого грызуна избрал сам Миракулум?

- Так ты завидуешь мне, Итида?

- Только не тебе, ешь свои сладости спокойно. Ты простушка, а не любовница бога, со мной, новой избранной, не сравнишься. И не обижайся, - как ни в чем ни бывало, она улыбнулась и нормальным тоном закончила: - все женщины, как и все мужчины соперницы и соперники друг другу.

- Боги, избавьте меня от этого.

Крас засмеялся, примирительно похлопал ее по ладони:

- Ты самая лютая! Равных тебе нет ни одной ни в прошлом, ни в настоящем, ни в будущем.

Аверс как угадал мое желание, или сам хотел того же, но едва дорога позволила свернуть, как мы свернули.

- Рыс, Красдем или его люди сделали что-то плохое тебе на том постоялом дворе? Хозяин сказал, что вас не тронули, Витта, как вернулась, не пожаловалась ни словом. Но, может быть, они не знали и не видели? Твое лицо дрогнуло от слов этой...

Он остановился сам и, поравнявшись, придержал мою лошадь, едва уехали так далеко, чтобы говорить свободно. Аверс с нехорошим предчувствием смотрел мне в глаза, и жестко поджал угловатые губы.

- Нас не тронули, это правда. Но я неприемлемым тоном говорила с Красдемом при свидетелях и он, чтобы не потерять лица, инсценировал побои и насилие. Наставил синяков, порезал одежду, полуголой проволок через весь дом и заставил так уйти на дорогу. Аверс... Это не стоит мести, так было нужно и я согласилась. Не самая большая плата за свободу и сохранность себя и Витты.

Чувствам не прикажешь, и мои слова не успокоили оружейника. Аверс наливался холодной яростью, его глаза стали казаться более серыми, холодно-стальными.

- Крас солгал Рихтеру, а поверили и я, и лекарь. Как же, "и волос не упал с головы"... Я глупец, у разбойника нет честного слова! Почему ты не сказала мне об этом?

- Это случилось века назад.

- Не для тебя. Ты бледнеешь и молчишь, а я не мог даже догадываться, что он тебя бил...

Лгать Аверсу я не стала, даже для успокоения. Он прав в том, что при словах Итиды об удушении и ломке, я телом вспомнила дыбу разбойника, гадко-ласкающие пальцы на горле и его рябое лицо над собой. Короткий срок, чтобы истерлось из памяти.

- Не делай из него врага. Нам нужно знать, какими идеями заражена вся Полутень, и лучше оставить прошлое в прошлом.

Молчание было тяжелым. Он не говорил ничего больше, и не согласился со мной. Я почувствовала вину за то, что на самом деле не открылась ему в том, что болезненно переживала. Даже сейчас не знала, что сказать в оправдание.

Мы долго катались. Уединение, природа и тишина омрачились плохим настроением Аверса, он был задумчив и мрачен и ни я, ни он не гнали лошадей быстрее, чтобы развеяться скачкой. Участок барона был небольшим - остальные земли принадлежали местным хозяйствам, и идиллия нарушалась иногда видами современных ферм. Мягкая зима в этой полосе, у столицы, оказалась малоснежной, теплой и потому малосолнечной: небо который день затягивало серыми плоскими облаками. Остановившись у обочины, недалеко от выезда на асфальтированную дорогу, дальше не поехали. Я смотрела на поле и лес, вспоминая путешествие до Шуула, и молчала точно также, как и тогда. Давнее желание - не быть Аверсу обузой, не жаловаться, не докучать...