Мир, замкнутый в себе

– Да, эпоха великих географических открытий миновала. Что поделаешь,

– вздохнул старый учитель, – такова логика истории. Новые острова человек должен открывать в космосе, а не на старушке Земле.

– Положим, и в космосе не особенно разгонишься, – заметил его собеседник, сосед по дому.

– Почему же? В космосе немало еще «белых пятен».

– Так-то оно так, но говорят, что наша вселенная ограничена, – скорбно оказал сосед, знаток новейших веяний в науке. – Значит, рано или поздно все «белые пятна» будут стерты, и тогда…

– Никогда в это не поверю! – загорячился учитель. – Ограниченная вселенная! Выдумка и враки!

– Как сказать… – покачал головой сосед.

– Ну, сами посудите, – продолжал учитель. – Предположим, я дошел до края света. Что там служит ему границей, я не знаю, – стена, или оболочка, или еще что-нибудь… А что же дальше, там, за этой стенкой? Пустота? Но ведь и она тоже относится к нашей вселенной!.. – И он с торжеством посмотрел на собеседника.

– Гм… Темная штука. Я, собственно, пришел не за этим. – Сосед деликатно перевел разговор на другую тему и начертил руками в воздухе круг. – Внук, поверите, прямо голову прогрыз… А в магазине сейчас, как на грех, не достанешь… Ну, я к вам, так сказать, и пришел…

– Конечно, конечно, – засуетился учитель, – мне он ни к чему. Только куда запропастился – ума не приложу! Разве что в чулане?.. Это идея!.. Идемте-ка в чулан.

Учитель оставил разворошенный письменный стол и двинулся к выходу. Следом засеменил сосед.

Глоб жил на краю небольшого сырого пятна близ Лондона. Здесь царил вечный полумрак, но Глоб к нему приспособился. А что еще оставалось ему делать?

Самый светлый участок мира захватили наиболее сильные мирлены – приближенные верховного Ага Сфера. Они загрызали всякого, кто осмеливался приблизиться к их колонии. В конце концов, после нескольких стычек остальные мирлены примирились с положением вещей.

Впрочем, надо сказать, Глоб мало интересовался мирскими делами. По всеобщему признанию, это был величайший ученый из всех мирленов, населяющих мир. Даже глаз его был в десяток раз больше, чем у других, – огромный, он занимал чуть не всю спину Глоба. Глоб, правда, не был в фаворе у Верховного Мирлена, но это уж другая статья…

Глобу первому среди мирленов удалось расшифровать странные письмена, начертанные прямо на почве. Кто, кроме божества, мог вывести на земле эти огромные иероглифы? Лучшие умы Мира много лун бились над неведомыми буквами, но только Глоб сумел сложить из них таинственные слова: Лондон, Дублин, Париж, Лион… Порой звуки, подобные расшифрованным Глобом словам, доносились сюда подобно отдаленному грому, из Внешнего пространства, где обитали боги.

Верховный Ага Сфер недолюбливал Глоба, считая его крамольником, и ждал лишь удобного случая, чтобы расправиться с ним.

Мир, в котором жили мирлены, был плоским. Светлый круг, в котором обитал Ага Сфер и его приближенные, был окаймлен зоной полумрака – прибежище остальных мирленов. Дальше простирались неисследованные области вечного мрака.

Официальная версия гласила, что мир бесконечен, а следовательно, бесконечна и власть Верховного. Однако с некоторых пор начали шириться злонамеренные слухи, что мир мирленов ограничен. Вольнодумцев ловили и пытали, но слухи не утихали. Ага Сфер догадывался, откуда идут эти слухи…

Но старый ученый не помышлял об опасности, угрожающей ему; он думал лишь о том, как доказать удивительную вещь, с недавних пор занимавшую все его помыслы: мир, в котором живут мирлены, замкнут в себе.

…В плоской хижине царил обычный полумрак. Глоб вздрогнул, услышав тихий стук. Но это были не ищейки Сфера, а добрый друг Харон – древний, высохший от старости мирлен.

– Беги, – шепнул Харон, едва отдышавшись.

– Куда?

– Куда угодно: в Шотландию, Ирландию – все равно. По всем дорогам тебя ищут. Если поймают – тебе несдобровать…

Харон заметил в углу заплечный мешок и дорожный посох – плоские, как блин.

– Я вижу, ты уже собрался? – заметил он.

– Собрался, но вовсе не прятаться, – торжественно произнес Глоб.

– Неужели с повинной?..

– Я решил доказать, что мир наш ограничен.

– С ума сошел! – пробормотал Харон.

– Что ты там шепчешь?.. Да, я докажу этим невеждам, что мир замкнут в себе.

– Но как ты сделаешь это?

– Очень просто! Я обойду вокруг света. Выйду из Лондона и буду двигаться все прямо, прямо… В общем нигде не буду сворачивать с прямой линии. Пересеку пространства вечной ночи. И приду сюда же, в Лондон, только с другой стороны. Вот увидишь!..

– Сошел с ума! – убежденно повторил Харон. – Наш мир плоский. Где же ты видел плоскость, ограниченную в пространстве? Плоскость, она… она плоская – и все тут! Проведи на ней прямую – и она уйдет в бесконечность.

Глоб молчал.

– Послушай меня, – понизил голос Харон, – не ходи. Из бесконечности нет возврата. Спрячься лучше. У меня есть для тебя такое местечко… А когда пройдет заваруха…

– Нет, я решил, – твердо сказал Глоб.

– Ты погибнешь без света. Мирлен умирает, если долго пробудет во тьме. Ты зайдешь далеко и не сможешь вернуться…

– Я пройду вокруг мира и приду сюда же. Прощай!

И Глоб твердой поступью двинулся по прямой, уводящей в неизвестность.

…Голубую широкую ленту Ла-Манша Глоб пересек без всяких приключений. Ему сопутствовала удача. Светлый круг, где жили избранные, он осторожно обошел сторонкой. На круг, как всегда, лилась сверху струя священного света, в которой плясали пылинки, – каждая размером с мирлена.

Первая часть пути прошла без особых происшествий. Двигаясь по обжитой равнине, Глоб старательно избегал встреч с мирленами. Завидев кого-нибудь издали, он старательно распластывался на плоскости, превращаясь в крохотное пятнышко сырости, а затем, убедившись, что опасность миновала, снова трогался в путь.

Вскоре, однако, светлая местность кончилась, и отважный исследователь окунулся в вечную ночь. Так далеко не дерзал еще заходить ни один мирлен.

Глоб старался двигаться побыстрее. Огромная равнина – Франция – была однообразна, как пустой стол; ей не было, казалось, ни краю, ни конца.

Если бы кто-нибудь догадался очертить путь Глоба, то он получил бы ровную как стрела линию, пересекающую Французскую республику…

Только миновав Францию, Глоб решился отдохнуть. Он сдвинул в сторону сумку и отбросил в сторону посох, плоские, как и все предметы, которыми пользовались мирлены, – плоские существа. Спина гудела от усталости. Хорошо бы вздремнуть, но Глоб опасался погони. После короткого привала он снова двинулся в путь.

Идти теперь было труднее: почва стала неровной. Она дыбилась клочьями, словно в первый день творения. На клочках Глоб еле-еле мог прочесть странные надписи, которых доселе не читал еще ни один мирлен. Для этого ему пришлось напрячь до предела свое световое пятно.

Неожиданно страшное существо преградило Глобу путь. В слабом свете пятна оно показалось Глобу огромным. На равнине, где жили мирлены, таких не водилось. Властелин черной пустыни двигался не спеша. Его суставчатые конечности перемещались, словно на шарнирах. Мохнатое тело колыхалось в такт шагам. За зверем тянулся толстый трос. Глоб успел заметить в свете пятна, как трос блеснул, словно серебряный.

Долго Глоб пребывал в оцепенении, прежде чем решился двинуться дальше. Стараясь наверстать упущенное, он двигался теперь со скоростью часовой стрелки.

Время шло, Глоб продвигался вперед, и вот вокруг начало светлеть. Нет, это не был тот свет, который бил сверкающей струей из священного отверстия над резиденцией Верховного Мирлена. Не был это и полусвет, характерный для Лондона и его окрестностей. Нет, это был совсем слабый, какой-то неопределенный свет, скорее угадываемый, чем видимый. Но силы Глоба были на исходе. Каждый миллиметр давался ему с огромным трудом. Глоб миновал полюс – странную точку, из которой во все стороны исходил пучок разбегающихся линий. А вокруг все светлело…

Когда Глоб дотащился до сырого пятна близ Лондона, он удивился, увидев огромную толпу мирленов, которая его приветствовала восторженными криками. Правда, шапки вверх не летели – по двум причинам: во-первых, никакой предмет не мог подняться над поверхностью – ведь мир, в котором жили мирлены, был плоским; во-вторых, мирлены не носили шапок.

– Слава Глобу! – звучало над серой равниной.

– Он доказал, что мир наш круглый!

– Мир замкнут в себе! – надрывался Харон.

Один за другим к импровизированной плоской трибуне подползали ораторы, воздавая должное храбрецу.

Глоб скромно стоял в сторонке. И никто не заметил, как к нему протолкались два мирлена – два серых пятна, неотличимые от других, и куда-то уволокли героя.

Веселье близ Лондона продолжало идти своим чередом, между тем как Глоб предстал пред светлым оком Верховного.

– Ты подрыватель основ! – загремел Ага Сфер, так что придворные вздрогнули.

– Я ничего не выдумал… – начал Глоб, но ему не дали договорить.

Глоба приговорили к сожжению на священном огне. И вскоре на берегу Ла-Манша затлел костер, дым от которого стлался над самой почвой, не смея подняться вверх: костер, как и все остальное здесь, принадлежал к плоскому миру…

Затхлый чулан встретил старого географа и его соседа полумраком. Узкий дневной луч, пробивавшийся сквозь щель в стене, рассекал тьму надвое.

Натыкаясь на разные предметы и вполголоса чертыхаясь, учитель бродил из угла в угол.

– Вот ты где, голубчик! – вдруг воскликнул он, остановившись. – Стоишь, можно сказать, на самом виду, а мы тебя никак не сыщем.

У ног учителя на полу стоял старый запыленный глобус. Луч света, падавший на глянцевитый бок, освещал пятно порыжевшей, выцветшей от времени Нормандии.

Учитель толкнул глобус, и тот, скрипя, повернулся вокруг земной оси. Потревоженный паук юркнул во тьму, таща за собой серебристую нить.

– Пожалуйста! – сказал учитель.

Сосед поднял глобус и с сомнением покачал головой.

– Уж больно он тово… – сказал сосед… – Где Европа, где Америка – не разберешь. И потом весь в каких-то сырых пятнах, смотрите. И чего-то вроде горелым пахнет… Тлеет, что ли?

– Выдумываете ерунду, – обиделся учитель. – Прекрасный глобус. Сорок лет служил мне верой и правдой. И внуку вашему пригодится. Берите, берите. Оклейте контурной картой – и будет как новый. А вообще ему место в музее: наносить-то на него больше нечего. Эпоха великих открытий миновала…