Глава третья Окурок

Выйдя из дому, я привычно поспешил на автобус, но вовремя одернул себя. Нет ничего глупее, чем ждать его после девяти часов, когда час пик миновал и ходят они раз в полчаса. Шиковать на такси я зарекся, так немудрено и за неделю все деньги спустить, а вот прокатиться на маршрутке – самое дело. Надо сказать, что гарантированное сидячее место в «Газели» ничуть не хуже такси, а вот стоит намного меньше – всего десять рублей против пятидесяти. И ходят они вереницей. Забравшись в микроавтобус, я выбрал одинарное сиденье и вольготно на нем устроился, ощущая себя гораздо более значимо, чем обычно. Как-то помимо воли даже плечи расправились. Я достал из кармана десятку и протянул водителю, стараясь всем видом показать, что для меня это вовсе не деньги, что я не первый раз сел в маршрутку, а только и делаю, что езжу на них взад-вперед. Мне не хотелось выглядеть среди присутствующих гражданских ущербно, а ощущал я себя именно так. Трудно сказать почему. Как будто меня не в живот на войне ранило, а в какое-то другое, очень важное для повседневной жизни место. Словно на мне написано было, что я, как дурак, бегал под пулями за чужие интересы, когда другие, более сообразительные, устраивали собственный быт и личную жизнь.

Водитель погасил свет в салоне, погрузив пассажиров в приятную полутьму, и наконец маршрутка тронулась. Поначалу я не обращал внимания на музыку из приемника, работавшего в кабине водителя, но вдруг голос Леонида Федорова из группы «АукцЫон» вывел меня из забытья.

Сон. Приснилось мне,

Что я воюю в чужой стране.

Рок, неравный бой…

Я ранен в голову, я герой…

У меня озноб пробежал по коже, я отвернулся к окну и закрыл глаза. Свет фар от встречных машин пробивался сквозь веки, создавая убаюкивающий световой ритм.

Выбравшись из микроавтобуса на конечной остановке у метро, я глянул на свои «Командирские» – времени было в обрез. Пришлось поспешить, но, сбежав по лестнице, я не удержался и купил-таки слоеный пирожок, который так соблазнял меня этим утром. Не сам пирожок был мне важен – я перекусил, выходя из дому, – но мне хотелось совершить нечто вроде ритуала, подчеркнуть таким образом переход на новый уровень жизни. Взять то, что раньше я хотел, но не мог себе позволить. Ведь теперь у меня была работа. А может, две? Нет, это бред, конечно. Просто ответ подсознания на утренний стресс. Как еще можно рассматривать этот сон? Не ждать же действительно три тысячи долларов! Шестьсот – отлично. Мне хватит шестисот.

Пока поезд метро, в котором я ехал, проминал собой темноту тоннелей, у меня в голове вертелись разные варианты того, как обустроить быт, исходя из новой зарплаты. На войне про удобства как-то не особенно думаешь, да и шестисот долларов в месяц у меня никогда не было. Это ведь с одной зарплаты можно новый телевизор купить! Или оставить старый, но взять видак.

И тут меня осенило. Можно ведь и машину купить. Старую какую-нибудь «копейку», долларов, может, за четыреста-пятьсот. Тогда и на жизнь целая сотня останется. А потом, через месяц, мне снова дадут шесть сотен и я снова буду в порядке. А машина останется.

Раньше о приобретении автомобиля я и не задумывался. И некогда, и незачем. Но сейчас твердо решил – куплю. Воображение живо нарисовало неплохой «жигуленок», почему-то темно-красного цвета. Пространство, отгороженное от непогод и суетного мира, да еще на колесах в придачу. Я начал было углубляться в дебри фантазии, но вовремя спохватился, вспомнив, что дали мне всего три сотни, а шесть пока только пообещали. Через месяц, если выдержу испытательный срок. Так что с машиной придется повременить.

Настроение, такое приподнятое после поездки в маршрутке, под землей стремительно начало ухудшаться. Когда подъезжали к станции «ВДНХ», я сомневался уже не только в том, что получу обещанное через месяц, но и в том, что сейчас, в одиннадцать ночи, вообще не окажусь перед запертой дверью. Представилось, как будет хохотать над шуткой Кирилла вахтер, когда я начну барабанить кулаком в дверь.

«Не буду ломиться, – твердо решил я. – Дерну дверь слегка. Если заперто, тихонько уйду. Хрен им будет, а не шутка над боевым офицером!»

Когда я вышел со станции, ночное небо роняло мелкие капли дождя. Оранжевый свет фонарей отражался в мокром асфальте и в лужах, шум города напоминал низкое гудение насекомых. Прохожие спешили по делам или домой с работы, не замечая друг друга, словно каждый из них находился в отдельной, удобной ему реальности. У закрытых торговых палаток, поглядывая по сторонам, курили двое милиционеров.

Подняв воротник плаща, я протиснулся через очередь на остановке маршруток и поспешил к киностудии. Некоторые окна в здании были освещены, что давало хоть какую-то надежду на то, что Кирилл мог нанять меня всерьез. Если бы все окна оказались темными, я бы не стал переходить дорогу, чтобы не позориться. Не очень приятно ощущать себя полным лохом, в особенности когда прекрасно осознаешь собственную неприспособленность к изменившимся условиям, но сделать ничего не можешь. Прослужив много лет в войсках, погоняв молодых как следует, я попал на гражданку и сам ощутил себя здесь салагой. А вот бывалым воякой тут был Кирилл – это по всему видно. Избежать издевательств и мелких подколок от людей такого рода, как он, у меня все равно не выйдет, так что лучше уж не обращать на это внимания.

Шагнув к двери, я потянул ручку и с некоторым, прямо скажем, удивлением обнаружил, что она не заперта. Вахтер вопросительно глянул на меня.

– Мне было сказано явиться в двадцать три часа к вам на вахту, – сказал я.

– Фамилия?

– Фролов. Александр Фролов.

Вахтер порылся в журнале, со скрипом водя заскорузлым ногтем по строчкам, и ответил:

– Есть такой. Распишитесь за постоянный пропуск.

Он протянул мне какой-то бланк, и я расписался не глядя, затем еще раз, уже в журнале. В обмен на подпись получил картонную карточку с печатью, но без фотографии.

– Действителен с паспортом или правами, – напоследок сообщил вахтер.

Я предъявил ему паспорт, куда он глянул лишь мельком, после чего поспешил к знакомой лестнице.

Наверху царил полумрак, никаких голосов слышно не было, лишь одинокое эхо моих шагов отскакивало от стен. Но едва я, чуть ли не ощупью, добрался до лестничной площадки, в глаза мне ударил яркий свет пламени бензиновой зажигалки. Я остановился как от удара об стену и невольно зажмурился – глаза успели отвыкнуть от света.

– Ценю пунктуальность, – донесся до меня голос Кирилла.

«Черт! – подумал я, открывая глаза. – В более дурацкую ситуацию давненько не попадал».

– Перекурим? Угощайся! – предложил мой новый начальник, протягивая раскрытую пачку сигарет, каких я до этого никогда не видел.

Я взял одну и прикурил от до сих пор не погасшего огонька. Только после этого Кирилл со звоном закрыл крышечку зажигалки и сунул в карман. Он по-прежнему был в черной кожаной одежде, но мне показалось, что не в той же, что утром.

– Готов к труду, дорогой?

– Вполне, – ответил я.

– Ну и прекрасно. Твоего предшественника я уже рассчитал, так что дела принимать не у кого. Как-нибудь сам разберешься со временем. А сейчас, прямо сегодня, мне нужны светлые мысли. Вроде тех, какие ты выдал сегодня на съемках. Нервничаешь?

– Да.

– Это хорошо. Значит, не дебил. Тогда так… Сегодня я тебе уделю некоторое внимание, познакомлю с народом, покажу, как тут все взаимодействует, а потом сам будешь барахтаться.

Он затянулся сигаретой, распалив уголек, при этом его лицо, высвеченное алым светом, повисло в воздухе призрачной маской – черная кожа одежды делала другие части тела невидимыми во тьме.

– Сегодня же придется поработать в новом качестве. Задание дам позже. И не нервничай так. Не надо показывать остальным, что ты полный профан в нашем деле.

– А то они не знают…

– Знает только Зинаида Исайевна. Остальные могут догадываться, могут строить предположения. Не более. Я не жду от тебя всплесков гениальности, но совершенствоваться заставлю. Или уволю. Это честно, дорогой. Согласен?

– Да.

– Замечательно. Давай докуривай. И пойдем. Хочешь увидеть, как монтируют ту передачу, где ты сегодня снимался?

– Не знаю… – пожал я плечами. – Если это важно для той работы, которой я буду заниматься…

– Только не старайся выглядеть еще большим придурком, чем ты есть на самом деле. И так нормально. Сойдет.

Побросав окурки в урну, мы прошли через студию, в которой я заметил те же лица, что и с утра, только массовка отсутствовала. Увидев меня, Зинаида Исайевна приветливо кивнула, а остальные были заняты и мое появление проигнорировали. Я думал, мы идем в кабинет Кирилла, но он повел меня дальше, по коридору, в который выходили двери с непонятными надписями «АЛМ-1», «АЛМ-2», «АЛМ-3». На последней двери надпись отличалась на одну букву – «АНМ», а цифра отсутствовала.

– Заходи, – Кирилл толкнул эту дверь и пропустил меня вперед.

Большую часть места внутри занимала громоздкая аппаратура, а в оставшемся пространстве без намека на комфорт могли разместиться не более чем четверо. Как раз столько было крутящихся кресел. Два были заняты – на одном сидела женщина лет тридцати пяти, с копной длинных черных волос и очень грубыми на мой взгляд чертами лица, а рядом с ней восседал грузный блондин лет двадцати пяти. Лицо его было широким и добродушным. Я заметил у него на лбу капельки пота, но это немудрено в такой духоте. Не знаю уж, какой там КПД у применяемой здесь аппаратуры, но тепла она излучала в избытке. Пахло перегретым пластиком и пылью, которая всегда оседает на узлах высокого напряжения.

Женщина просто сидела, рассматривая изображение на телевизионном экране внушительного размера, а молодой человек орудовал компьютерной мышью и кнопками на клавиатуре, производя какие-то манипуляции с кадрами утренней массовки. Мельком я заметил на экране и себя – стою, раззявив рот в стоп-кадре, рядом с никому не доставшейся «Ладой».

– Ирочка, – окликнул женщину Кирилл. – А вот и наша звезда. Саша Фролов. Будет работать у нас сценаристом.

– Очень приятно, – улыбнулась мне женщина.

– А это Данила, – начальник представил парня, но тот только невнятно кивнул, не отрываясь от работы. – Садись, дорогой.

Кирилл придвинул мне кресло, а сам уселся в оставшееся, причем развернув его спинкой вперед.

Присмотревшись, я понял, что Данила делает с утренними кадрами. Компьютер, послушный его приказам, вырезал из утренней съемки ненужные куски и склеивал оставшиеся в единое целое. Но, несмотря на проделанную им работу, выглядело все на экране невероятно убого. Мне не раз доводилось видеть розыгрыши лотерей, но ни одна студия, в каких они снимались, не была такой простенькой. Особенно поразил кадр, где жалкие двадцать человек массовки сгрудились в центре экрана, а за их спиной виднелась лишь ровная светло-голубая стена.

«Да, – подумал я разочарованно. – Похоже, что студия не блещет бюджетом. Скорее всего, они только на таких растяпах, как я, и живут».

В который уж раз возникли сомнения в том, что стоит продолжать здесь работу. При таких раскладах с меня возьмут, сколько смогут, а потом вышвырнут, не заплатив денег.

– Ну, вроде подчистил, – сообщил парень, не отрываясь от монитора. – Что на этот раз будем лепить?

– Возьми из папки, где Семины съемки, – подумав, сказала Ирина. – Они, как мне кажется, подойдут по колориту.

– Тогда ракурс был другой, – ответил Данила. – Надо что-нибудь посвежее.

– Тогда возьми летние Витины.

На экране появились гораздо более качественные кадры – более просторная студия, полная самых разных людей, стены, увешанные рекламными щитами. Вот это было похоже на то, что я видел по телевизору!

– Да, хорошо, – кивнула Ирина. – Только щиты замени.

К моему удивлению, от одного нажатия кнопки вся реклама на заднем плане исчезла, точнее, исчезли надписи и фирменные цвета, оставив на стенах лишь безликие коричневые полотнища. На них Данила с легкостью соорудил новые надписи и логотипы, доставая их из папочки на экране, как дети достают из коробки детали конструктора.

– А не легче было повесить на стены настоящие щиты? – не сдержал я удивления.

– И что потом с ними делать? – глядя на экран, пробурчал Кирилл. – Рекламодатель все время разный, а файлы со съемками массовки библиотечные.

– Какие?

– Да, дорогой, надо тебе вникать в терминологию… Удели этому внимание на досуге. Библиотечные файлы – это то, что один раз снято, а потом сто раз используется. Съемки, знаешь ли, дорогое удовольствие. Рабочее время, грим, хороший свет, работа операторов, режиссеров, аренда студии, наконец, – все стоит денег. Да к тому же хоть сколько-то надо заплатить каждому статисту. Так что нанимать их в полном количестве каждый раз до крайности нерентабельно. Поэтому делается все проще и эффективнее – полная студия набивается один раз, все снимается в разных ракурсах, а затем хранится в архиве. Затем, уже на каждую передачу, мы приглашаем всего десять-двадцать статистов, снимаем их и с помощью компьютера накладываем на готовые библиотечные съемки. Главное, чтобы ракурс, освещенность и колорит соответствовали.

– А разве такие спецэффекты не дороже съемок?

– Все на свете относительно. И спецэффекты тоже бывают разными. Но главное в том, что в монтажной у меня задействованы всего два человека – режиссер, вот Ирочка, и сам монтажер. А в съемках бывает, что и за сотню человек зашкаливает. Это если с урезанной массовкой. Если же каждый раз все делать по полной программе, то в трубу вылетишь.

«Ну и дела…» – подумал я.

Мне-то сегодня казалось, что подмена счастливого обладателя приза – главный обман передачи. Ан нет. Кажется, меня ждет еще не один сюрприз подобного рода.

– Розыгрыш лотереи еще ничего, – поддакнула Ирина. – Он ведь не только с рекламы отбивается, поэтому можно позволить себе поснимать. А вот интервью монтировать труднее. Это же все малобюджетка. Сколько герой передачи принесет, на столько и снимаем.

– В смысле денег? – поразился я.

– Нет, – рассмеялся Кирилл. – Мы шкурами убитых енотов берем. Чего глаза округлил?

– Да я был уверен, что платят тем, у кого берут интервью.

– Интересно, за что им платить?

– Ну как? Они же знаменитости! Своим присутствием поднимают рейтинг передачи…

На этот раз расхохотались все, кроме меня, даже Данила не удержался и прыснул.

– Круто! – Кирилл смахнул навернувшуюся слезу. – Знаменитости, говоришь? Ну ты даешь, дорогой! А кто же их, по-твоему, делает знаменитостями? Телевизор! Запомни главное, на чем делаются большие деньги. Если показывать по телевизору любой столб, но каждый день и желательно по нескольку раз, то даже он – обычный, ни на что не годный столб – станет знаменитостью. К нему потечет людская река и можно будет огораживать его заборчиком, чтобы брать плату с желающих посмотреть. Это называется массовой рекламой. Понял? Подавляющее число людей, особенно в нашей стране, имеют весьма усеченные функции головного мозга и живут в основном простыми, чуть ли не рефлекторными мотивациями – пожрать, выпить, потрахаться, заработать на все это денег. Еще время от времени необходимо выпустить пар, но это уже к производству политических программ.

– И что? – мне совсем не понравилось то, что он говорил, хотя за последние недели я сам начал приходить к похожим выводам.

– А то, что качество продукта и услуг стало не то что вторичным, а вообще относительным. Нет ни малейшего смысла вкладывать деньги в улучшение производства, поскольку надо быть гением, чтобы создать, например, супермыло. Гораздо проще и эффективнее вложить деньги в рекламу на телевизоре, с экрана которого всей стране докажут в считаные секунды, что именно это мыло и есть супер. Потом люди распробуют и будут покупать его не больше, чем остальные марки, но это потом, а в то время, пока ролик будет крутиться по всем каналам, производитель этого, самого обычного, мыла как следует успеет набить карманы. Часть этой сверхприбыли уйдет на новую рекламу, только уже не мыла, а каких-нибудь неудобоносимых ботинок, а остальное – на счета за границей. Все это просто, эффективно и многократно проверено. Именно поэтому те, кто хотят стать знаменитостями, несут деньги нам. Мы их показываем каждый день, они становятся знаменитостями и спокойно, уже без нашего участия, зарабатывают свои деньги.

– Погодите… – я решил выяснить все до конца. – Но ведь продукт все равно должен понравиться народу, чтобы его продавать.

Кирилл повернулся и неприятно близко придвинул свое лицо к моему.

– Я тебе отвечу на этот вопрос… – вкрадчиво произнес он. – Но это, как бы тебе сказать, для внутреннего пользования. Есть такие товары, которые нравятся людям. Их мало, но есть. Так вот их никто и не рекламирует. Ты видел по телевизору рекламу автомобилей марки «Ягуар»? Нет? Думаешь, почему?

– Они дорогие, – осторожно предположил я.

– Правильно. Они дорогие, и качество их не нуждается в доказательствах. Их не нужно делать прозрачными, чтобы продать, не надо делать сверхплоскими, не надо рисовать на багажнике голых красоток или придавать им экзотическую форму морской раковины. Они продаются потому, что хороши сами по себе. Но если у товара нет никаких достоинств в сравнении с другими в таком же классе, то его надо рекламировать. Отсюда вывод – можно вложить миллионы в повышение реального качества, а можно вложить десятки тысяч в рекламу мнимого качества. Причем во втором случае, когда речь идет о России, продажи будут заметно выше. А следовательно, и рентабельность второго пути оказывается намного больше.

– Бред! – возмутился я. – Получается, что все, что рекламируют по телевизору, – дерьмо?

Кирилл улыбнулся. Очень теплая у него получилась улыбка, прямо-таки отеческая.

– А ты найди в этой аппаратной хоть одну знакомую марку, – он широко обвел рукой. – Где здесь телеэкран LG, «по качеству сравнимый с профессиональным»? Где здесь устройства видеозахвата «с революционными характеристиками»? Где все то, что тоннами продают дилетантам под видом профессиональной и полупрофессиональной техники? Нету? Надо же, жалость какая…

Я промолчал, мне надо было переварить услышанное. Между тем Данила ловко соорудил липовую массовку, подправил рекламу, после чего кадры стали выглядеть вполне привычно – как во всех розыгрышах лотерей. Затем он вытащил из очередной папки и установил внизу экрана полоску с нумерованным шариком на конце, такие шарики крутятся в лототронах. Шарик выглядел очень естественно, как настоящий.

– Настоящий? – спросил я.

– Конечно, – спокойно ответил Кирилл. – У Данилы в библиотеке есть кадры падения из лохотрона шариков со всеми имеющимися номерами. Вот, кстати, данные о проданных номерах.

Он вынул из нагрудного кармана и протянул Даниле распечатку.

– Так, значит, сегодня сделай сотню выигрышей по сто рублей и тысячу по полтиннику. Затем возьми пять номеров, которые не были куплены, и на эти номера дай три машины, одну квартиру и один выигрыш в миллион долларов. Только окончательный рендеринг пока не делай, я сверюсь, чтобы эти билеты точно были сданы продавцами. А то будет потом… Обратится какой-нибудь придурок за миллионом, нам тогда и выставят счет. Так, Ирочка, пусть Данила заканчивает, у него хорошо получается. По линейке потом пройдетесь, чтобы вогнать в хронометраж. И сверите номера, чтобы крупные выигрыши с купленными билетами не совпали. А сейчас надо идти эту мымру снимать. Время не терпит. Саша, ты тоже с нами. Нужна будет твоя профессиональная помощь, о которой я говорил.

У меня чаще забилось сердце. Честно говоря, я не ожидал, что придется включаться в работу так вот, с места в карьер. Даже история с подложными номерами, в сравнении с моей личной ответственностью, показалась мне мелкой, недостойной особенного внимания.

Когда Кирилл, Ирина и я добрались до съемочного павильона, там уже вовсю кипела работа. Причем павильон было не узнать – машины в нем уже не было, стулья для массовки тоже убрали, зато установили диван, журнальный столик и книжные полки на заднем плане. На диване сидела яркая блондинка, но приглядевшись, я заметил, что крашеная. Остальное вроде все при ней: упругая грудь, ноги от ушей, и юбка кончалась чуть раньше, чем начинались ноги. Но все вместе смотрелось до отвращения отталкивающе, то ли из-за толстого слоя грима, то ли от ощущения немытости, какое вызывают стоящие на панели проститутки. А наша посетительница выглядела именно как вышедшая на работу проститутка, причем не очень дорогого пошиба. Еще через секунду я не удержался и отвесил челюсть, потому что узнал в ней жутко популярную певицу Сирень, которую по десять раз в день крутили по всем радиостанциям и не меньше того показывали по телевизору. Однако на экране она смотрелась намного моложе и куда приличнее, если не сказать соблазнительно. Здесь же… Точно сказал Кирилл – мымра.

Увидев Кирилла, она помахала ему, но он ответил лишь едва заметным кивком.

– Где твои? – спросил он, останавливаясь возле дивана.

– Рафик с Мурзой в машине что-то забыли, – ответила Сирень. – Сейчас придут. А это у вас новенький?

Кирилл отвернулся от нее, словно она и не задавала никакого вопроса.

– До одного места им наша спешка, – он сунул пальцы в карманы кожаных штанов и присел на край журнального столика.

Я не из тех, кто способен рваться к сцене за автографом звезды, но, если быть полностью откровенным, столь неожиданная встреча с поп-дивой меня впечатлила. И у меня не было ни малейшего опыта, как вести себя в таких ситуациях.

– Ты новенький? – игриво глянув на меня, спросила Сирень.

– Слушай, красавица, ты задолбала! – неожиданно резко прикрикнул на нее Кирилл. – Нашла время заигрывать с персоналом! Что, манда зачесалась? Учила бы лучше текст, а то опять будем по сто дублей снимать! Ирина, дай ей текст! Каждая минута на счету.

Я был в шоке. Нет, не оттого, что начальник наехал на женщину, а оттого, что он позволяет себе так разговаривать со знаменитостью всероссийского значения. У нее ведь наверняка миллионы в банке, так сколько же тогда у него?

«Кажется, я погорячился насчет малозначительности этой студии», – мелькнуло у меня в голове.

Через минуту в павильон вломились, иначе не скажешь, двое богато одетых кавказцев. Один остался у входа, дымя сигаретой, другой направился прямиком к Кириллу, ни на кого больше не обращая ни малейшего внимания.

– Здравствуй, уважаемый, – он улыбнулся и протянул продюсеру руку.

– Здравствуй, Мурза, – вставая и отвечая на рукопожатие, ответил Кирилл. – Зачастили вы к нам.

– Хорошо снимаешь. Зачем другим деньги давать, если ты меня ни разу не подводил? Пойдем в кабинет.

– Пойдем, пойдем. Только сучка твоя опять язык распускает, вместо того чтобы работать. Ты бы поговорил с девушкой, а то я ей не могу приказывать…

Но Мурза говорить с ней не стал. Он просто шагнул к певице и влепил такую затрещину, что Сирень не удержалась и рухнула на диван.

– Что мне на тебя жалуются? Почему не делаешь, что говорят?

– Да я просто спросила…

Он дал ей с другой руки, но на этот раз не так сильно.

– Хочешь в Нальчик обратно? К маме, к папе? Я устрою. В один день устрою.

Его товарищ крикнул от входа:

– Слушай, Мурза, ты ее так убьешь совсем! Или синяк сделаешь, как ее потом на сцену выставлять?

– Ладно. Читай давай, что дали. Будешь спрашивать, только если совсем непонятно.

– Мне уже непонятно, – Сирень даже не всхлипнула от побоев, словно они были ей привычны, как для меня утренняя сигарета. – Что это за слово?

– Ирочка, растолкуй нашей героине непонятное место, – упавшим голосом попросил Кирилл. – А то мы до завтра провозимся.

– Что здесь у тебя? – Ирина присела на диван рядом с поп-звездой.

– Вот здесь, в кавычках.

– «Бентли». Это машина так называется.

– Дорогая?

– Очень.

– Как правильно говорить?

– «Бен-тли», – сдержанно повторила по слогам Ирина. – Не забудь, пожалуйста.

– А разве «Мерседес» не лучше? Мурза! Что они мне тут написали? Какую-то «Бентли»… Может, лучше «Мерседес»? Его все знают.

– Кирилл? – Мурза повернулся к продюсеру.

– Все в порядке, – успокоил тот. – Ты же сам говорил, что я тебя еще не подводил. «Бентли» сейчас в моде, недавно показывали презентацию московского представительства, многие слышали. А что «Мерседес»? На них половина Москвы разъезжает.

– Я так, – развел руками кавказец. – Просто чтобы знать.

Он повернулся к певице и так зыркнул на нее, что она сочла за благо уткнуться в бумаги.

– Ладно, пойдем в кабинет, – едва заметно улыбнулся Кирилл. – Виски хочешь?

– Издеваешься?

Вскоре я перестал их слышать. Ирина занималась с Сиренью, остальные каждый своими делами, а поскольку мне никакого конкретного задания дано не было, я решил выйти на лестничную площадку покурить.

Там по-прежнему было темно, так что если пробираться, то только ощупью. Пришлось заранее достать зажигалку, все равно ведь от нее прикуривать. Синий огонек вяло высветил стену и лестницу. Обогнув урну, я взгромоздился на каменный подоконник и достал сигарету из пачки. Коснувшись пламени, ее кончик покраснел и выпустил скрученную ленточку дыма. Здесь, возле окна, было чуть светлее, так что можно было погасить зажигалку. Я глянул наружу – во дворе не было ни одного фонаря, деревья и кусты роняли на черную землю последние листья.

– Можно прикурить? – раздался позади меня юношеский голос.

– Пожалуйста, – я чиркнул колесиком зажигалки и протянул огонек, стараясь не показать, что вздрогнул от неожиданного появления незнакомца.

– Я тебя тоже не сразу заметил, – признался случайный собеседник.

Теперь, когда его лицо осветило пламенем, я узнал в нем одного из помощников режиссера, которых в павильоне Кирилла было человек пять.

– Ты новенький сценарист? – спросил он.

– Да.

– Зовут как?

– Саша.

– А меня Влад. Ну, типа, познакомились.

– Типа.

– Ты так сигарету держишь, что в темноте не видно, – заметил Влад. – Ты геологом был?

– Почему же геологом?

– Ну, там, типа, дикая природа, дождь там, ветер. Я слышал, что люди, работающие на природе, имеют привычку прятать огонек сигареты в руке.

– Да.

В принципе курить в засаде вообще нельзя, там эта привычка становится куда более смертельно опасной, чем для обычных граждан страны. Но все курят. Просто со временем вырабатывается привычка держать сигарету так, чтобы огонек не был виден в прицел вражеского снайпера. Но это в обычный прицел. Если же оптика инфракрасная, то рука с сигаретой все равно выглядит на экране яркой звездой. Я с трудом удержался, чтобы не потрогать шрам на шее, оставшийся от первого моего ранения. Хорошо, снайперская пуля прошла между горлом и сонной артерией.

– Так ты бывший геолог?

– Нет, моряк. Рыбу ловили в Атлантике.

– А, понятно. А на сценариста где учился?

– За границей, – соврал я.

– Круто. Вашего брата Кирилл каждые два месяца меняет. Только ты не трепись, что я протек. Прошлый сценарист еще меньше проработал. Одну зарплату получил, и все. Другие по две получали, а потом их тоже пинком под зад. С тобой тоже так будет. Так что, если ты планируешь надолго трудоустроиться, лучше на эту работу не забивайся.

– Да я как-нибудь разберусь…

– Все так говорили.

– А тебя-то самого почему не увольняют? – усмехнулся я.

– Меня нельзя. И Ирину, режиссера, нельзя. И Зинаиду Исайевну нельзя. Тут долго держатся только те, от кого Кирилл хоть немного зависит.

– От тебя-то он чем зависит?

– Зинаида Исайевна – моя мать.

– А она что за важная птица?

– Ты что, совсем без опыта работы?

– Ну, в Москве да.

– Оно и видно.

Мне показалось, что Влад рассердился оттого, что я не понял значимость его матери. Или его собственную, уж не знаю. Наверняка он имел в виду какой-то блат, как говорили раньше, но меня эти расклады пока интересовали мало. Самому бы удержаться на месте…

– И что, прошлого сценариста уволили без всякого повода? – поинтересовался я.

– Повод всегда найдется, – мой новый знакомый махнул огоньком сигареты. – Но ты сильно отличаешься от предшественника.

– Чем?

– Всем. Тебя Кирилл сам присмотрел? Знаешь, это не совсем в его духе. Обычно он дает объяву в газету, лохи приходят на кастинг, и он берет самого лоховатого.

Ко мне в душу закралось нехорошее подозрение. Мелькнула мысль, что я сэкономил Кириллу деньги – лох сам к нему пожаловал, не пришлось давать объявление.

– А что, профессиональные качества вообще ничего не значат? – решил я узнать хоть сколь-нибудь компетентное мнение.

– Какие? – чувствовалось, что Влад усмехнулся, хотя в темноте я не видел его лица. – Профессиональные? То, чем тут надо заниматься, осилит и школьник выпускных классов. Надо просто выдавать текст, вот и все. Народ скушает что угодно, если это показывают по телевизору. Смысл твоей должности состоит в том, что просто кому-то надо делать эту работу – выдавать текст. Люди на экране должны что-то говорить, внутри концепции продюсера и режиссера. А самим им не до того.

– Понятно.

– Да не расстраивайся, – Влад стряхнул пепел в урну. – Мы все здесь фигней занимаемся. Как говорил Пелевин – поддерживаем огонь потребления.

– Какой еще огонь?

– А ты что, не читал «Generation-П»?

– Нет.

– Ну, ни фига себе! В тайге ты жил, что ли?

– Некоторое время, – отшутился я.

Мне надоело, что меня здесь все поддевают, как молодого бойца.

– Фролов! – донесся из павильона голос Зинаиды Исайевны. – Сашенька, дорогой! Надо работать!

– Это меня. – Я щелчком отправил окурок в урну, и он скрылся из глаз, на мгновение мелькнув в темноте трассирующей пулей.

На съемочной площадке уже вовсю кипела работа. Певица, грациозно изогнув спину, восседала на диване и с улыбкой отвечала на вопросы ведущей.

– Я и мечтать не могла о такой жизни! – говорила Сирень. – Я ведь из очень небогатой семьи, а кругом только и говорили, что о деньгах. Мол, без денег в жизни не пробиться, без связей тоже.

– Что же тебе помогло?

– Когда знаешь, что можно рассчитывать только на себя, сразу понимаешь, что тебе нужно работать в тысячу раз больше, чем другим, у кого есть деньги и связи. Я с детства много работала, много училась. А главное – постоянно развивала голос. Занималась по нескольку часов в день.

– Говорят, что голос – очень тонкий инструмент и за ним необходим особый уход.

– Совершенно верно. Я много в чем себе отказывала, ретировала его…

– Стоп! – замахал руками Кирилл, останавливая съемку. – Ну что ты опять мелешь? Дали же тебе бумагу, неужели трудно было запомнить? А не можешь запомнить, перед тобой монитор с текстом! Ну что же за курица?

– А что? Я и читаю с монитора.

– Ну и что там написано? «Ретировала»? Репетировала! Давайте этот кусок еще раз! А вообще постойте. Саша, где тебя черти носят?


– Я курил, – пришлось оправдываться.

– Беги в кабинку редактора. Будешь придумывать звонки в студию от телезрителей. И быстрее, быстрее. Потом все вопросы. Редактор вкратце объяснит, что к чему.

Несмотря на то что задание меня шокировало, пришлось делать, что сказано. Назвался ведь груздем, значит, кузова не миновать.

В стеклянной кабинке было душно. Кроме редактора там сидели две девушки с телефонными гарнитурами.

– Ты новый сценарист? – спросил редактор – рыжеволосый конопатый мужчина лет тридцати пяти. – Меня зовут Игорем.

– А я Саша.

– Отлично. Давай, включайся в работу. Представь, что ты поклонник этой красавицы. А еще лучше – поклонница. Придумай вопрос, только без заковырок. Простой, доступный массам вопрос. И вот еще тебе список вопросов от предшественника. Может, что пригодится. Бери вот этот ноутбук, набивай на клавиатуре, а девочки обработают.

– Я не работаю на компьютере! – запаниковал я.

– Как это? – не понял Игорь.

– Ну, не приходилось никогда. Мне легче на бумаге писать.

– Ну, ни фига себе… – режиссер вытащил лист бумаги из ящика и протянул мне ручку. – Напишешь, отдавай девушкам, они набьют.

– А сейчас послушаем звонок от телезрителя, – сказала ведущая. – Алло! Назовите свое имя!

В динамиках слышались какие-то гудки и шорох.

– Алло! Мы вас слушаем!

Сидящая рядом со мной девушка пробежала пальцами по клавиатуре и сказала очень громко: «Алло! Алло!»

В динамиках же раздался лишь далекий, едва различимый голос, чудовищно искаженный к тому же.

– Все, давай отбой, – махнул рукой редактор.

В динамиках запищали частые гудки.

– К сожалению, связь прервалась, – ведущая с разочарованным видом развела руками. – Ну, тогда я задам вопрос сама. Скажите, Сирень, говорят, что перед концертом в «Лужниках» вы потеряли нательный крестик. Это правда?

– Ой, да. Я так расстроилась из-за этого! Это ведь мой главный талисман! Я так боялась, что без него что-нибудь случится с моим голосом!

– Как же это произошло?

– Я отдыхала на Сейшелах и во время купания обнаружила, что крестика нет. Но представляете, рядом с катера ныряли водолазы. Они увидели, как я расстроилась, и предложили мне помощь.

– Неудивительно! – улыбнулась ведущая. – Трудно оставить без внимания такую красивую девушку.

– Да нет, что вы! Они были совершенно бескорыстны! Они ныряли около двух часов, пока один из них наконец не нашел мой крестик.

– И какова была его награда? Поцелуй?

– Да нет, что вы. Представляете, они были из Франции, но оказалось, что они меня знают, слушают мои песни! Я оставила смельчаку-водолазу автограф. Ну а какой аншлаг был на моем выступлении в «Лужниках», вы, наверное, знаете.

Стараясь не слушать, что они там несут, я судорожно придумывал вопросы. Оказалось, что о творчестве Сирени я почти ничего не знаю, если не считать припевы из нескольких ее песен, которые каждый день можно было услышать по радио. Но тут меня осенило, и я заскрипел ручкой по листу.

Редактор глянул через плечо на бумагу и удовлетворенно кивнул.

– А сейчас к нам таки дозвонилась телезрительница! – радостно сообщила ведущая. – Алло! Как вас зовут?

– Вероника, – ответила в гарнитуру сидящая возле меня девушка.

– Что вы хотели спросить у Сирени?

– А можно я передам привет друзьям? А то так тяжело до вас дозвониться!

– Да, конечно.

– Хочу передать привет всем, кто меня знает, а в особенности десятиклассникам саратовской школы номер три, Олегу и Ванечке.

– А теперь ваш вопрос.

Девушка посмотрела на строчки, которые я успел написать, и прочла мой шедевр:

– Скажите, а как вы относитесь к тем артистам, которые поют под фонограмму?

Я заметил, как редактор на своем компьютере спешно набивает ответ, который должен показаться на мониторе перед Сиренью. Сама певица в это время улыбнулась, словно собираясь с мыслями. Надо отдать ей должное – эту гримасу она освоила в совершенстве.

Наконец редактор закончил и нажал «ввод».

– Вы знаете, – начала Сирень, – мне кажется, что работа под фонограмму – это своего рода обман слушателя. Ведь поклонники платят деньги не только за то, чтобы увидеть артиста, как говорится, живьем, но и за то, чтобы услышать не запись, а настоящее пение. У меня, например, был такой случай…

Редактор продолжал набивать текст и кусками отправлять на монитор.

– Один раз, – певица прочла следующую порцию, – во время распевки я немного подорвала связки. И продюсер решил, что один раз, возможно, следует поддержать мой голос фонограммой. Но я категорически отказалась. С большим трудом, но все же отпела всю программу вживую.

– Это достойно уважения, – с понимающим видом кивнула ведущая. – Кстати, наверняка такие усилия не пропадают даром. Говорят, что Сирень – одна из самых богатых звезд нынешнего шоу-бизнеса.

– Ну нет, наверное, они преувеличивают. Хотя недавно я купила дом в Подмосковье. Точнее, дачу, так как пятикомнатная квартира в центре у меня уже есть.

– А машина какая?

– «Брендли».

– Стоп! – разозлился Кирилл. – Ты что, с десяти раз одно слово не можешь запомнить? Произнеси при мне несколько раз – «Бентли».

– Но мне легче произнести «Мерседес»!

– Как ты достала… – вскипел продюсер. – От представительства «Мерседеса» мы не получили ни копейки, а «Бентли» оплатила половину эфирного времени твоего сраного интервью! Так что будь любезна.

Он действительно заставил ее повторить марку машины пять раз и только после этого позволил снимать дальше. Через минуту снова пошли вопросы от телезрителей, но я уже был готов. Я понял, что требовалось от меня, понял, зачем нужна была эта дурацкая история с крестиком, с квартирой-дачей и дорогой машиной. Главное во всем этом – сформировать имидж богатой женщины, примера для подражания. Мол, отдыхает она исключительно на Сейшелах, а из пятикомнатной квартиры до дачи доезжает исключительно на «Бентли». Создать образ недоступного совершенства.

Поняв это, я пошел шпарить – редактору оставалось лишь выбирать. Я написал вопрос о фирме, платья которой носит певица, о часах, которые ей подарили (хотя никаких часов во время съемок на ней не было), о том, есть ли у нее собака и какой породы.

Когда съемки закончились, Кирилл отдал несколько распоряжений и поманил меня пальцем из стеклянной будки.

– Отличная работа, – похвалил он. – Для первого дня – восхитительная. Все бренды поднял. А насчет собаки… В общем, молодец. Я завтра, пока передача монтируется, отправлю Ирину в клуб, где разводят этих гребаных йоркширских терьеров. Может, разведем и самих разводчиков на какую-нибудь копеечку. Тогда можешь рассчитывать на премию, у нас так принято.

– Спасибо. А теперь что делать?

– Теперь? Можешь отдыхать. Все, работа на сегодня закончена. Отоспись.

– Да я днем отоспался, – осторожно заметил я.

– Ну, найдешь себе занятие. С девушкой познакомься, в клуб своди или на ночной сеанс в кино. Девушек у меня в команде достаточно, и все работают в ночном режиме.

– Это приказ?

– Что, извини? – поднял брови продюсер. – У тебя после армии совсем крышу свернуло? Здесь никто не будет приказывать. По работе я отдаю распоряжения и директивы, а в свободное время можешь заниматься чем заблагорассудится. Хоть водкой нажрись. Но завтра к одиннадцати вечера должен быть как огурчик. Идея понятна?

– Да. Извините.

– Ладно.

Я всерьез разозлился на себя за то, что время от времени попадаю впросак. Хорошо, хоть по работе пока ляпов не допустил, а то выгнали бы в первый же день. Точнее, в первую же ночь. Понятно, конечно, что к новому коллективу некоторое время придется притираться, но именно в данном конкретном коллективе притирка давалась мне с огромным трудом. Все было не таким, как я привык, – и цели этих людей, и методы достижения этих целей. Они представляли другой мир, тот самый, который, пока я был на войне, казался мне миром бесчестья и порока. Ну, если патетически выражаться. А если по-простому, то все сотрудники Кирилла, да и он сам, были, на мой взгляд, моральными уродами. Но в их руках были деньги, которые были мне нужны совсем не для того, для чего они нужны им.

«А для чего, кстати?» – подумал я. И тут же сам себе ответил: «Для того чтобы жить не как собака, а как человек. Чтобы просто питаться не дерьмом, купить машину, завести семью. То есть сделать все то, что в Европе, к примеру, считается не достижением, а нормой».

Плохо было лишь то, что для достижения этих вполне человеческих целей мне самому на какое-то время необходимо было утратить человеческий облик и поработать на сволочей, которым любой из моих сослуживцев с удовольствием бы яйца отрезал. Вот только в течение какого времени я собирался на них работать? Год, два? Сколько денег мне нужно для счастья, как вопрошал Шуру бессмертный Остап Бендер?

«Да хоть бы пару месяцев здесь продержаться, – невесело подумал я. – Хоть по пояс выбраться из финансовой пропасти, в которой оказался. Просто выкарабкаться из нищеты, а там можно послать всех подальше».

Однако меня не покидала мысль, что любой из моих сослуживцев после сегодняшних съемок с удовольствием отрезал бы яйца не только Кириллу, но и мне самому. Просто за то, что я ради денег помогал зажравшимся козлам дурить простых людей. Странно как получилось. Только сегодня утром, часов десять назад, я думал, что для заработка хорош любой честный способ. А сейчас сомневаюсь в честности первой приличной работы, на какую чудом устроился. С другой стороны, сам-то я в чем проявил нечестность? Меня наняли сценаристом, и я пишу тексты. Если бы я для фильма реплики придумывал, это тоже было бы нечестным? Хотя… Смотря для какого фильма. Смотря для какого…

В таких невеселых раздумьях я миновал вахту и выбрался на улицу, под липкий моросящий дождик. Другие сотрудники Кирилла, все без исключения, рассаживались по машинам – кто за руль, кто по двое-трое пассажирами. Я глянул на часы и понял, что на переход в метро не успею. Такие дела.

К моему удивлению, с мягким гудением приоткрылось темное водительское стекло серебристого «Мерседеса», и я увидел улыбающееся лицо Влада.

– Далеко тебе ехать? – спросил он.

– Вообще-то далеко. На метро уже не успеваю.

– А куда именно? Да ладно. Садись, подброшу.

– Да нет. Не напрягайся.

– Садись, говорю! Что ты как девка ломаешься?

Переться на метро не хотелось. Не улыбалось также под дождем ловить такси за накрученную ночную цену. Полчаса проторчу на обочине, не меньше. А тут вроде как коллега предлагает помощь. Глупо отказываться. Не очень уверенно я шагнул к машине и открыл серебристую дверь. Из салона тут же пахнуло кожей и чем-то еще, что вызывало стойкую ассоциацию с большими деньгами, хотя раньше я этого запаха никогда не чувствовал.

– Тебя что, заклинило? – Влад наклонился, чтобы заглянуть мне в лицо. – Или боишься сиденье запачкать? Забей. От этой кожи любая грязь отмывается.

«Любая грязь отмывается, – мысленно повторил я, забираясь в машину. – Вот она – философия».

– До дома не обязательно, – сказал я, захлопнув дверцу. – Можно до «Площади Революции», а я там перескочу на нужную ветку.

– На метро разъезжаешь? – усмехнулся Влад. – И что ты собираешься дома делать? Дрыхнуть? Днем отоспишься! А мы – работники ночи. Ночь – наша жизнь. Ночью нам надо не спать, а дышать полной грудью. А? Как тебе? Мамаша моя до утра будет с Кириллом сидеть, деньги считать и распределять куда надо. А мы уже все, отработали! И весь ночной город в нашем полном распоряжении. Погнали в клубешник, а то одному в ломяк.

– Куда?

– В клуб. Ну, танцы там, бухло, трава, экстази, кому что нравится. Мальчики. Бабы.

Последним он меня зацепил. И хотя разум подсказывал, что лучше ехать домой, а не искать среди ночи на задницу приключения, но зверь, сидящий внутри меня, взбунтовался. Измученный многомесячным половым воздержанием, загнанный разумом в клетку, он зарычал и заклацал зубами, натянул мои нервы, как вожжи, и сумел перехватить часть управления мотивациями.

– А что там за цены? – это было последнее разумное, что я смог произнести.

– Дурак ты, что ли? – недоуменно пожал плечами Влад. – А на что еще деньги нужны?

Я хотел возразить, но зверь во мне не дал раскрыть рот. Он-то уж точно был уверен, что деньги только для того и нужны, чтобы жрать и предаваться другим плотским радостям. Хотя из всех плотских радостей сейчас он хотел лишь одну. И желание его было столь сильным, что я не смог больше сопротивляться.

– Ладно. В клуб так в клуб.

Влад удовлетворенно наступил на газ, и «Мерседес» рванулся вперед с такой силой, что меня вдавило в спинку сиденья. При этом мотора почти не было слышно, а через секунду мой новый знакомый нажал какую-то кнопку – и салон заполнила тугая, как ударная волна, музыка. Упругие толчки и однообразные визгливые гитарные пассажи воздействовали не только и не столько на слух, сколько на весь организм, сотрясая и будоража его, рождая эмоции напрямую из происходящих в крови химических процессов. Я был оглушен, я был ошарашен, подавлен, но, как только перестал сопротивляться, ритм завладел мной и перевел чувства на не очень высокий, но устойчивый уровень возбуждения. Скорость, с какой машина рассекала пространство ночного города, вместо того чтобы напугать, вызвала щемящий, почти детский восторг. И тут из мощных динамиков, поверх ритмичного взревывания баса, раздался тонкий женский визг, граничащий с ультразвуком. Мне захотелось подхватить его и завизжать тоже. Я с огромным трудом удержался.

Влад между тем вписался в крутой поворот, еще поддал газу и с заносом вылетел на проспект Мира. В голубом свете фар я заметил у обочины патрульную машину дорожной инспекции, но никто, к моему удивлению, нас не остановил. Остановили такси, медленно телепавшееся вдоль обочины. А мы промчались мимо, как вихрь, заставив милицейские плащи рвануться от ветра.

За парковку у входа в клуб Влад отдал швейцару двести рублей. С моей точки зрения, это была несусветная сумма, я бы лучше пару минут прошелся пешком. Странно было, что самый рядовой помощник режиссера так швыряется деньгами. Охранники в вестибюле на моего спутника не обратили ни малейшего внимания, а вот в меня вперились взглядами, словно увидели на лбу неприличное слово.

– А ну стоять! – один резко рванулся ко мне, целясь в грудь портативным металлоискателем.

Я хотел отпрянуть, но, видимо, охранник перешел ту невидимую границу, после которой я не в состоянии контролировать собственные рефлексы. Руки сами схлопнулись на его запястье, далеко выбив металлоискатель, а колено коротко, но сокрушительно вонзилось ему в живот. Охранник сухо крякнул, согнулся пополам и рухнул на пол, а второй успел сделать в мою сторону только один шаг. На следующем я врубил ему кулаком промеж глаз, он отлетел к стене, ударился затылком и сполз вниз, закатив глаза.

– Ты что? – ошарашенно спросил Влад.

– Черт… А чего они кидаются?

– Ну ты и дикий… Это же фейс-контроль! Ладно, потом объясню. А сейчас надо уладить все, а то неудобно.

Следующие полчаса ушли у нас на улаживание конфликта. Точнее, улаживал его Влад в беседе с толстячком-директором в его кабинете, а я сидел рядом, улыбался и кивал время от времени, совершенно не понимая, что происходит.

– Вы нас, пожалуйста, извините, – директор налил нам виски в стаканы со льдом. – Ребята новенькие, постоянных посетителей в лицо не знают. А ваш друг так странно одет…

– Это наш новый сотрудник, – ответил Влад. – Кирилл взял себе сценариста.

– О! Еще одного?

– Нет, вместо старого.

– Очень приятно познакомиться! – директор привстал и протянул мне пухленькую ладошку. – Вы, наверное, занимались единоборствами?

– В юности, – отшутился я, пригубив виски.

Если честно, то самогон самогоном, правильно про него говорили. Сивуха сплошная.

– Повыгоняю я этих охранников, – директор тоже приподнял стакан, погонял в нем виски со льдом и залпом выпил. – Ну что за дела? Вдвоем с одним посетителем справиться не могут!

– Крупные очень, – охотно пояснил я. – Это вредит скорости реакции и устойчивости. Знаете, как говорят? Большой шкаф громко падает.

Все сдержанно посмеялись.

– Но дохлячков мне нельзя, – посетовал директор. – Уважать не будут.

– Так устроен мир, – я философски развел руками.

Поначалу мне было неловко за происшедшее у входа, но постепенно я расслабился. Импонировало то, что директор, важная шишка и толстосум, разговаривает со мной как с равным. Только потому, что я работаю в фирме Кирилла. Раньше я ощущал силу от того, что принадлежу к отряду, где каждый прикрывает спину каждого, но и здесь все оказалось очень похожим. Ведь принадлежность к клану Кирилла, оказывается, тоже выводила меня из ряда простых смертных. Пару дней назад, если бы я повалил этих охранников, меня бы скрутили, отмутузили палками и сдали ментам. Это точно. А теперь за то же самое угощают виски и извиняются.

– А кстати, Владик! Раз уж мы встретились, давай я тебе клубную карту продлю.

– Сейчас не могу… – Вадим напрягся лицом. – Сегодня же еще не седьмое число.

– Да нет… – директор широко улыбнулся. – В виде извинения за происшедшее я тебе бесплатно этот месяц закрою. Не разорюсь, честное слово. И сценаристу вашему тоже сделаю голден-кард, а то что он будет в коллективе как белая ворона?

Директор позвал секретаря – хмурого юношу с желтоватым цветом лица, – и тот, взяв мои документы, через пять минут вернул их с крашенной под золото клубной картой.

– Добро пожаловать в наши члены, – хихикнул директор. – Не забывайте нас.

Мы попрощались и спустились в зал. Интерьер мне очень понравился – все было стилизовано под внутренности то ли полуразрушенного космического корабля, то ли фантастического завода на неизвестной планете. Хромированные трубы, рамки под картины, вырезанные автогеном из нержавеющей стали, непонятные иероглифы, флюоресцирующие на полу. Но больше всего меня поразило, как сияет все белое в ультрафиолетовом свете. Прямо-таки полыхает – белые узоры на моем свитере превратились в нечто таинственное, коктейли в стаканах посетительниц переливались перламутровыми туманами. Именно посетительниц, поскольку мужчин в зале было явное меньшинство, а в основном тут отдыхали девушки – часть сидела за десятком столиков, а часть пританцовывала под негромкую музыку на краю танцпола. Некоторые с интересом поглядывали на нас.

Более громкая музыка доносилась из соседнего зала, но была приглушена стеклянными дверями настоящего шлюза, как в космическом корабле. Официантки и бармен были одеты в блестящие костюмы-скафандры со множеством вшитых светодиодов разного цвета. Все это двигалось, переливалось, вызывая ощущение нереальности происходящего.

– С тобой так по клубам можно деньги зарабатывать, – довольно усмехнулся Влад. – Давай присядем.

Он усадил меня за столик, сваренный из перфорированных металлических полос.

– В каком смысле?

– Ты, наверное, понятия не имеешь, сколько стоит здешняя золотая клубная карта. Ровно тысячу зеленых денег на месяц. Не то чтобы много, но вот так, чтобы походя срубить по штуке на рыло… Вечер пропал не зря.

– Что значит «стоит»? – не понял я.

– А то и значит. Это кредит на все услуги клуба. Пей, ешь, пои девочек… Все бесплатно в пределах суммы. Но думаю, что у тебя пока фантазии не хватит, как просадить штуку за месяц.

Я сглотнул.

«Ничего себе, – подумалось мне. – Никогда еще два моих удара не оплачивались так щедро. По тысяче долларов за удар».

– И что, я прямо могу подходить к бару и заказывать?

– Конечно. А когда предъявят счет, расплатишься картой. С нее снимут то, что ты просидел за вечер, и вернут. Все просто. Ты что, кредитками не пользовался?

Я решил не отвечать.

– Все точно так же, – добавил Влад. – Только наличные в банкомате не снимешь. Ну, давай отдыхать. Первым делом, раз так все обернулось, я предлагаю обмыть твою новую должность. Она явно дана тебе свыше. Знамение-то ничего себе, а? Что предпочитаешь из спиртосодержащих напитков?

– Водку.

– Стильно, – с пониманием кивнул Влад. – Но водкой мы быстро нажремся, и весь вечер пойдет насмарку, а завтра будем искать лбом что-нибудь холодненькое. Мы же отдыхать собрались, а не проверять, кто скорее в салат лицом попадет? Предлагаю начать с коктейлей, а там поглядим.

– Похоже, ты в этом лучше меня разбираешься. Командуй тогда. Кстати, можно один вопрос?

– Валяй хоть десять.

– Что имел в виду директор, когда говорил, что я странно одет? И почему охранники на меня кинулись?

– А… Ну, вообще-то одежда у тебя действительно доисторическая.

– Да нет. Совсем новая!

– Какая разница? Ты же ее, небось, на рынке в Лужниках покупал?

– Нет, на Черкизовском.

– И это по ней видно. Видно, что эти брючата и свитер вместе стоят тысячу рублей.

– Восемьсот, – поправил я.

– Вот видишь. А плащик от деда тебе достался?

– От отца.

Влад не выдержал и расхохотался.

– Погоди, – я приблизил к нему лицо. – Я не понимаю, чем мои костюмные штаны хуже твоих джинсов, да еще с дырами на карманах? Всегда ведь в рестораны пускали в костюмах, а в джинсах нет. Что, мир вверх ногами перевернулся?

– Ага… – продолжал хохотать Влад. – Точнее, нет. Если бы ты пришел в нормальных костюмных штанах, баксов за восемьсот, тебя бы еще под ручки проводили и за столик посадили. Но видно ведь, что твои брюки скроены и сшиты в подвале возле станции Каширская!

– По какому признаку видно?

– Да отстань ты! Достал. Пойдем лучше коктейли возьмем.

Начали мы с прозрачных коктейлей, которые нам подали в тонких высоких стаканах. Коктейли были красивыми, особенно в ультрафиолетовом свете, казалось, что в стакане медленно полыхает холодное голубое пламя. И мы это пили.

– Прикольно, – оценил Влад, потягивая жидкость через трубочку.

– Что они туда намешали?

– Скорее всего, джин с тоником. А что?

– Да нет, ничего.

Никогда не думал, что доведется попробовать джин. Хотя что такого? Виски я сегодня уже попробовал.

«Интересно, все ночи теперь будут такими насыщенными?» – подумал я.

Хотя вряд ли подобных впечатлений хватит надолго. Однако я не мог быть ни в чем уверен, поскольку, как оказалось, совершенно не представлял себе ночной жизни Москвы. Точнее, представлял, но очень поверхностно. По-обывательски, что ли? Влад же в ночной жизни был профессионалом.

Следующим ходом мы повторили коктейли, и меня потихоньку начало забирать. Не так, как от водки, уводить в заторможенность, а, наоборот, разгонять все сильнее. Это можно было списать просто на хорошее настроение, но я прекрасно отдавал себе отчет, что дело все же в легких алкогольных напитках.

– Мальчики, вам тут не скучно одним? – раздался у меня за спиной приятный женский голос.

Слово «скучно» прозвучало в устах незнакомки как «скушно», лениво так, с глубокой и теплой буквой «ш». У меня по спине пробежала волна теплых мурашек, и я обернулся. Перед нашим столиком стояли две девушки – одна крашеная блондинка, другая, наоборот, черненькая и смуглая. Обеим лет девятнадцать на вид, обе упругие, обтянутые лоснящейся кожей и яркой тканью.

– Не против, если мы к вам подсядем? – поинтересовалась черненькая. Судя по голосу, первой к нам обратилась не она, а улыбчивая блондинка.

– Ты как? – покосился на меня Влад.

– Да я не против. Садитесь.

Девушки вспорхнули на стулья и вперились глазами в карту напитков.

– Я Ника, – улыбнулась мне блондинка.

– А меня зовут Эльвира. – Черненькая подсела ближе к Владу. – Мне «Маргариту».

– Мне тоже.

– Пойду закажу, – проявил я разумную инициативу, чувствуя, как разгоняется сердце от возбуждения.

Девушки были не просто красивы, а такие, о каких я и мечтать не мог, – как на журнальных обложках. Влад глянул на меня с насмешливым прищуром, но ничего не сказал.

У барной стойки я решил, что никогда не пробовал коктейль под названием «Маргарита» и это есть не что иное, как пробел в моей богатой приключениями биографии. Взял четыре стакана с апельсиново-желтым содержимым – все в счет своей карты – и, чуть покачиваясь, вернулся за столик. Странное дело! Водку ведь приходилось кушать стаканами, а тут от двух коктейлей стало весело. Может, оттого, что тоник в них газированный?

– «Маргарита»! – воскликнула блондинка Ника, придвигаясь еще ближе к моему стулу.

– Вообще-то меня зовут не Маргарита, а Саша!

Все захихикали.

– А Маргарита – это его подпольная кличка, – Влад подлил масла в огонь.

Коктейль оказался очень забавным, сладко-горьким, хотя понятно, что так быть не может. То есть он отдавал вкус как бы в два захода – сначала горький водочный, а затем вкус апельсинового сока.

– Водка? – спросил я.

– Текила! – поправил меня Влад. – Александр-Маргарита у нас сын снежного человека. Он не знает, из чего готовят коктейли.

Девушки с готовностью захихикали.

Нас все сильнее разбирало, так что воспоминания о дальнейшем вечере сохранились у меня фрагментарно. Помню, как мы с Никой выплясывали на танцполе и у меня произошло отчетливое раздвоение личности – зверь, живущий во мне, неожиданно вырвался на свободу и начал откровенно лапать девушку за задницу и за грудь, а я сам проявил рыцарство и вступился за Нику, надавав нахалу по рукам. Окружающая публика была в диком восторге от такого фокуса. Ника, надо сказать, тоже.

Потом мы брали еще коктейли, потом я заказал-таки сто граммов водки. Потом помню свое отражение в зеркале и разверзшийся овал унитаза у самого лица. Перед унитазом я стоял коленопреклоненный, как перед идолом. Кстати, было с чего, поскольку унитаз того явно заслуживал – был он совершенно прозрачным, как глыба хрусталя, а в эту кристальную массу были вплавлены ягодки – вишни и клубнички.

Выбравшись из туалета, я провел среди посетителей клуба тест-опрос, не видел ли кто-нибудь мою Нику. Мнения разделились. Потом оказалось, что Ника, Эльвира и Влад тоже были в туалете, только в другом и все вместе. Меня одолел приступ ревности, и я решил добавиться. У барной стойки увидел, что полненькая посетительница заказала прозрачный коктейль с плавающими в нем клубничками и вишенками. Мне это напомнило унитаз, и я решил, что должен попробовать этот коктейль непременно. Взял. Это уж точно было из водки с чем-то огненно-пряным. С первого глотка я немного отрезвел и пошел мириться с Никой, хотя мы вроде и не ссорились.

Второй глоток меня на какое-то время выключил, и я пришел в себя снова в туалете, но на этот раз не один. Со мной в одной запертой кабинке находилась совершенно голая Ника и та толстушка, с которой мы повстречались у стойки. Толстушка не совсем голая – в рубашечке и без штанов. Но больше всего меня удивило, что я и сам-то был не вполне одет. Дальше начался настоящий цирк с унитазом в качестве гимнастического снаряда. Было здорово, но даже сквозь кураж опьянения меня мучила совесть, что я участвую в настоящем групповом половом акте. Успокоил я себя тем, что акт был не совсем групповым – толстушка оказалась скорее зрителем, чем участником. Еще точнее – ассистентом. Но справлялась с этой ролью мастерски.

Потом снова помню себя за столом, в обнимку с рыдающей Эльвирой. Влад отплясывал с Никой на танцполе. В какой-то момент я испугался, что сижу за столом без штанов, но посмотрел вниз и успокоился – все было в порядке. Коктейль передо мной был уже красного цвета, но я не мог вспомнить, когда его поменял. Эльвира рыдала и жаловалась, что она хотела стать историком, а тратит тут время впустую, потому что Влад поимел ее и не дал денег. Я пошел разбираться с Владом. Тот сунул мне стодолларовую банкноту и продолжал веселиться, а я долго не мог понять, за что он мне заплатил. Потом вспомнил и отдал деньги Эльвире. Она допила мой коктейль и, продолжая рыдать, удалилась в неизвестном направлении.

У меня голова шла кругом, к тому же музыку сделали громче и она била по мозгам, вызывая легкую, но напрягающую тошноту. Я встал и решил подыскать место потише, что привело меня сначала к бармену, где я за все расплатился новенькой карточкой, а затем в какое-то подсобное помещение, с диваном, столиком и широким зеркалом. Угнездившись на узком диване, я прикрыл ладонью глаза от света и быстро провалился в пульсирующий нервный сон.


Тяжелые капли дождя били в размокшую глину, словно пули, поднимая водяную пыль и фонтанчики грязи. Тучи висели над землей толстым слоем, едва пропуская свет солнца.

С первых шагов я не удержался и плюхнулся на колени. Это испугало меня до одури – впервые в жизни я оказался пьяным во сне. А вокруг тот же чужой лес, и та же дорога через него, с размытыми следами гусениц и широких колес.

– Черт! – прошипел я, пытаясь подняться.

Испуг во мне нарастал, не только из-за совершенной немыслимости состояния, но и оттого, что я вспомнил слова Кирилла. Не того, который нанял меня сценаристом, а того, который взял снайпером. Он говорил, что если я умру во сне, то наш неписаный контракт потеряет силу. Даже если не в бою умру, а так просто. Погибнуть же пьяным в здешних условиях было проще простого – появись над головой рейдер, я был бы для него очень легкой мишенью. К тому же впервые в подобных снах я оказался совсем без оружия, в костюмных брюках и свитере, то есть в том, в чем уснул.

И все же боевой опыт так просто не пропьешь. Первым делом я скатился с дороги и залег в большой луже, затем подумал и ползком начал углубляться в лес. Что делать дальше, представлялось смутно, но во мне крепко сидела уверенность, что без оружия лучше уйти от дороги как можно дальше. Наконец я устал и залег за рухнувшим перегнившим деревом. Где-то, наверное километрах в трех от меня, застучал пулемет калибра 7.62. Кажется, наш, российский. Грохнула граната, выпущенная из подствольника.

– Жарко тут у них, – шепнул я.

Падающая с небес вода и чувство близкой опасности отрезвили и освежили меня. Не полностью, я все еще был в стельку, но голова начинала работать все яснее. Слева короткими очередями пулемету ответили трое автоматчиков. Затем присоединился четвертый. Этот вообще был профи – посылал с каждым нажатием на спусковой крючок ровно по три пули. Такому приему за день не научишься. Надо нажимать на спуск, говорить про себя «двадцать два» и лишь после этого отпускать. Казалось бы, просто, но на самом деле выдержка должна быть железная. И просто на стрельбище, когда грохот кругом, а автомат дергается в руках, швыряясь гильзами, и уж тем более в бою. Но, несмотря на ответный пулеметный огонь, неведомый стрелок продолжал, как ни в чем не бывало, – «тук-тук-тук, тук-тук-тук». Наконец пулемет умолк.

И только тут до меня дошло, что это первый сон из странной военной серии, где людское оружие работает против людского. Мало того – российское против российского. На тренажере, как называл его Хеберсон, ничего подобного никогда не было.

«Похоже, прав Кирилл, здесь все иначе», – подумал я.

Стрельба еще какое-то время продолжалась, смещаясь в сторону, затем стихла. Через лес здесь никто не ходит – просто некуда, в основном движение происходит вдоль дороги, а все отклонения отрядов связаны с подавлением артиллерии на господствующих рядом с дорогой высотах. Поэтому, углубившись в чащу, я ощущал себя в относительной безопасности. Проснуться по собственной воле, я уже знал, не получится, так что оставалось одно – продержаться живым до того момента, когда меня разбудят. Найдет ведь кто-нибудь меня на диване! Вот только когда – неизвестно.

Ливень усилился, стало почти темно. Я промок до нитки, и меня начало знобить, чего раньше во сне никогда не бывало. Кажется, алкоголь начинал отпускать под воздействием прохладной воды, а следом за этим, как водится, наступало похмелье. Хотя до полного отрезвления, я чувствовал, было еще ох как далеко!

Вдруг с удивлением я услышал совсем рядом человеческий окрик, причем кричали по-русски.

– Давайте! Вперед, вперед!

«Кого это понесло через лес? – подумал я, прекрасно осознавая, что в нынешнем состоянии любая встреча будет лишней. – А главное, зачем?»

Однако любопытство было не таким острым, чтобы выгнать меня из укрытия. Наоборот, я распластался вдоль древесного ствола и прикинулся шлангом, как говорили у нас в отряде.

Вскоре сквозь шум дождя послышалось шлепанье шагов по воде.

– Быстрее, быстрее! – командовал зычный голос. – Ну почему мне вечно такие сопляки достаются?!

Я плотнее вжался в грязь, но неизвестные, как назло, двигались прямо на меня. Шаги приближались, шлепали, а уходить мне было некуда, да и поздно. Наконец надо мной нависла фигура в камуфляже, причем не в боевом, а в купленном на ВДНХ в магазине формы и снаряжения типа «все для профессионалов». Это меня так поразило, что на испуг уже сил не хватило, несмотря на то что в лицо мне был направлен самый настоящий автомат. Не муляж.

– Ты кто? – спросил я, чтобы не выглядеть более испуганным, чем я есть на самом деле.

– Ни хрена себе вопрос…

Надо мной склонился верзила, без преувеличения двухметрового роста, рыжий, как белка, да к тому же еще конопатый, со светло-серыми, будто выцветшими, глазами.

– А что я должен спросить?

– Не знаю. Но вот я у тебя точно спрошу, кто ты такой. Точнее, как тебя занесло сюда в таком виде? Где твой ствол? Из чьего ты отряда? Ну?

Я не знал, правду лучше отвечать или что-нибудь соврать. Что именно врать, я не имел ни малейшего представления, а это могло привести к печальным последствиям. Правда обычно тоже приводит к печальным последствиям, но тогда хоть совесть будет чиста. Но вообще-то совесть меня в тот момент беспокоила мало, просто я не знал, какую ложь он скушает, а какую нет.

– Я с Базы, – решил я ответить как есть. – Непосредственный командир – Хеберсон.

Что мне еще оставалось отвечать? Однако слова мои возымели на верзилу столь странное действие, что я опешил.

– Кто командир? – он выпучил глаза и неожиданно разразился диким хохотом, подняв к небу лицо. – Хеберсон? С Базы? Ну ты дал… Вставай-ка! Ребята, я тут подчиненного Хеберсона нашел. Хотите взглянуть?

Он поднял меня за ворот свитера, но после разнообразия влитых в меня коктейлей стоять было ох как нелегко. Сфокусировав разбегающийся взгляд, за спиной верзилы я обнаружил еще троих. Их экипировка поразила меня не меньше, чем экипировка рыжего, – все они были одеты в дрянной коммерческий камуфляж с бирочками и пластиковыми пряжечками. Да и возраст удивил не меньше – самому старшему лет восемнадцать, а младший, скорее всего, еще в школу ходил. Однако оружие у всех было настоящее. Не новое, но настоящее.

– Да это бомжара какой-то… – улыбнулся младший. – Как он сюда попал?

– Да как все. Вони нажрался и попал, – ответил ему парень чуть постарше.

– Ну да, – одернул их верзила. – Вонь уже стали на улицах продавать? Бомжам?

– Может, он из наших? – предположил самый старший из пацанов.

– А? – верзила строго глянул на меня. – Чего придуриваешься? И на кой хрен жрать вонь, когда нет автомата? Новый способ самоубийства придумал? Кто твой командир?

– Достали вы!.. – разозлился я, но коктейли рвались из меня наружу, поэтому под конец фразы я не удержался и икнул.

– Да он бухой! – пригляделся верзила. – Ну ни фига себе! А ну, вяжите его!

Он ловко сбил меня с ног и завернул руку за спину, а реакция у меня после веселья была такая, что я и ойкнуть не успел, не то что увернуться. И мордой в грязь. Неприятно, конечно. В спину тут же уперлось колено, а на руки начали натягивать снятый с кого-то брючный ремень. Плохонький, жесткий ремень, какие продают для частных охранных агентств.

Правда, связать меня как следует не успели. Сначала я услышал позади себя глухой удар и болезненный выдох, затем грохот выстрела, а еще через миг на меня свалилось подростковое, совсем легкое тело. И тут же с грохотом и ревом ответили автоматы рыжего и оставшихся ребят. И мне за шиворот все же попала раскаленная гильза. Свитер – это ведь не форма, у него ворот широкий, для боевых действий не приспособленный. Ну, взвыл я, конечно. Руки за спиной, гильза за шиворотом шипит, автоматы грохочут. Того и гляди, еще одну гильзу поймаешь. В общем, от греха подальше я кувыркнулся через плечо в ближайшую лужу, а когда гильза остыла, высвободился из незатянутых пут и вытряхнул ее из-под свитера. С облегчением вытряхнул, понятное дело, но, поскольку ребята отнеслись ко мне не очень дружелюбно, я решил воспользоваться суматохой и смыться подобру– поздорову. Благо ребята были заняты дальше некуда – невидимый противник плотным пулеметным огнем загнал их за тот же ствол, где недавно прятался я, а они не очень прицельно, но ожесточенно отстреливались. Я услышал знакомое «тук-тук-тук, тук-тук-тук» – это сериями по три пули отбивался рыжий верзила.

Вытянув руку из ременной петли, я ползком добрался до ближайшего дерева и спрятался за ним, слушая, как плотно свистят по воздуху пули. Одна угодила в ствол за моей спиной, с глухим толчком застряв в древесине и сбив тонкие чешуйки коры.

– Эй, незнакомец! – услышал я голос рыжего. – Капец тебе!

«Это вам капец, если высунетесь», – злорадно подумал я.

Пули между тем продолжали свистеть, а вот ответный огонь со стороны верзилы и его малолеток умолк. Я забеспокоился, уж не перебили их там всех? И так это меня обеспокоило спьяну, что я возьми и высунись из-за дерева. Смотрю, а ни малолеток, ни рыжего нет. Вообще нет, словно и не было никогда. Только под дождем стреляные гильзы блестят.

Наступавшие, видимо, заподозрили, что враг улизнул, поскольку через пару минут стрельба окончательно стихла, а на поляну, держа американские автоматические винтовки на изготовку, широкой цепью вышли пехотинцы в форме, какую носят в Восточной Европе. Судя по профессиональной экипировке и выправке, это были люди Кирилла, но так вот просто выскочить и радостно замахать руками я побаивался. К тому же меня напрягло, что они не американцы. Хотя что я знал о людях Кирилла, да и вообще об этом странном мире моих сновидений?

И тут у меня забавная мысль мелькнула в голове – если это люди Кирилла, то кто такие рыжий с пацанами? И одно слово в голове застряло: «браконьеры».

Прятаться было не менее опасно, чем выскакивать, поэтому я помахал сначала рукой, чтобы заметили, а потом осторожно высунулся из-за дерева. Пехотинцы подбежали ко мне, осмотрели, пытались расспросить, кажется, по-польски. Я ни черта не понимал, что они говорят. Они и по-английски пробовали, но не прошло.

– Я русский! Русский! – попытался я им объяснить. Потом додумался выговорить: – Ай эм рашн! Во гневе страшен.

Они запшикали между собой, потом по рации, а минуты через три к нам со стороны дороги подбежал пухленький офицер в забавной польской фуражке.

– Русский? – спросил он почти без акцента.

– Совершенно верно, – сдерживая икоту, отрапортовал я. – Капитан Фролов. В прошлом сне был доставлен лейтенантом Хеберсоном на Базу, после чего зачислен в отряд снайпером.

– Имя?

– Александр Фролов.

Офицер взял рацию у одного из пехотинцев и справился у невидимого собеседника по-польски. Свое имя я хорошо различил.

– Да, все верно, – офицер оглядел меня с удивлением. – И как ты сюда попал? Почему в лес, а не на Базу?

– Почем мне знать? Выпил, заснул, оказался здесь.

– Что выпил?

– Ну… Много всего.

– Спирт?

– Конечно, не чистый. Коктейли в баре.

И тут я проснулся.


Кто-то бесцеремонно тряс меня за плечо, и мне пришлось разлепить веки.

– Э, мужик, ты как тут оказался? – хмуро склонился надо мной красномордый боров в форме охранника.

– Ногами зашел, – не очень любезно ответил я, для верности показав ему золотую карточку.

И он заткнулся. Улыбнулся даже.

– Вид у вас не очень, – виновато заметил он. – Думал, мало ли кто из персонала провел знакомого через служебку. Бывает. Нас дрючат за это.

– Расслабься, – я поднялся с дивана и похлопал его по плечу. – До сортира доведешь?

– Легко! – боров обрадовался, что у меня миролюбивое настроение.

Скорее всего, обычно с клиентами бывало иначе. Я представил, как бы отреагировал на подобную побудку тот же Влад, и усмехнулся. Правда, если быть до конца точным, Влад бы в подобную ситуацию не попал. Во-первых, вряд ли бы ему пришло в голову завалиться спать в подсобке, а во-вторых, внешний вид у него такой, что не подкопаешься. У меня же, как я начинал понимать, вид был именно в стиле «Прицепись ко мне, охранник». Почему, я понять не мог, но все реагировали именно так.

В туалете я как следует умылся холодной водой, все еще ощущая другую прохладу – прохладу ливня из сна. Он отрезвил меня больше, чем умывание. В ушах еще позванивало от автоматной стрельбы. Я попробовал собрать в голове все странности этого сна. Место ведь было то же, что и обычно, но что касается остального… И люди другие, и обстановка, в общем, все другое и непривычное, а главное – я без оружия. Это насторожило и встревожило, потому что если так будет каждый раз, то получалось, что три тысячи долларов за работу снайпером во сне – это не куча денег, как казалось вначале, а в самый, что называется, раз. Даже как бы не мало, если придется голой задницей «ежей» давить.

Влада с девочками я нашел в почти пустом зале. Я понятия не имел, сколько по времени получилось проспать, но никто не удивился моему долгому отсутствию, из чего можно было сделать вывод, что прошло не так уж много времени. Влад курил кальян, стоящий на низком столике, сидя в углу зала на диване, как какой-то шейх, а девочки кошками прижимались к его ногам. Посреди Москвы это обычное для таджиков занятие показалось мне диссонирующим с окружающей обстановкой, с хромированными трубами, шлюзами и прочей бутафорией. Уголек шипел в чашечке, распространяя вокруг отчетливый запах гашиша.

– Хочешь? – спросил Влад, отрываясь от мундштука.

– Нет. – Я помотал головой и плюхнулся на диван.

– А можно мне огоньку? – Ника игриво улыбнулась и протянула в мою сторону тоненькую розовую сигаретку.

– Легко! – Мне было неловко за происшедшее в туалете, но я постарался скрыть эти чувства избытком веселости и услужливости.

Вытащив зажигалку, я от усердия и остатков опьянения соскользнул с дивана и грохнулся на колени. Все прыснули, а Влад от неожиданности толкнул столик с кальяном, и раскаленный уголек выскочил из чашечки, едва не попав мне за шиворот. Я еле увернулся. Тут же подбежала официантка, загасила уголек специальной лопаточкой и убрала пепел.

– Весь кайф обломали! – махнул рукой Влад. – Поехали-ка по домам.

«Что у меня, магнит на спине? – с тревогой подумал я. – Во сне гильза за шиворот, а тут чуть уголек не поймал. И фига себе совпаденьице!»

Влад до дома меня не довез, остановил, не доезжая до дорожной развязки.

– Там пост ДПС, а я бухой дальше некуда, – развел он руками. – Не хочу дармоедов кормить. Доберешься сам?

– Доберусь. Ну мы и погуляли…

– Ладно. Только на работу не проспи. Кирилл этого не любит.

Я вышел под утихающий дождик и поднял воротник плаща. Вокруг горящих фонарей вибрировало оранжевое гало, делая их похожими на близкие лохматые звезды. Идти до дому оставалось с километр, не меньше, но, как говорили китайцы, дорога в тысячу миль начинается с одного шага.

На посту ДПС ко мне прицепились менты, но я от них благополучно отвязался, несмотря на попытки слупить с меня денег за перемещение по городу в пьяном виде.

– Водителей пьяных лучше ловите, – посоветовал я им, забирая назад документы.

– Поговори еще! – начал заводиться тот, что был помоложе, но я уже уходил прочь.

Недалеко от моего дома разлеглась на земле огромная дорожная эстакада, навороченная, как несколько свитых между собой колец Мебиуса. Она напоминала мне древнего Змея, каким представляли его славяне, – многолапое чудище с сотней хоботов. Змей этот как следует врос в землю лапами и вел малоподвижный образ жизни, все время спал, сотрясаясь время от времени от проходящих по нему тяжелых машин. Правда, в столь поздний час машины его не тревожили, он молча дремал, освещенный прожекторами и оранжевыми фонарями, блестел гребнями поручней и подхрапывал вибрирующим от ветра железным листом. На миг мое опьяненное воображение допустило, что он может видеть сны, как и все. Но в отличие от всех сны и являются его основной жизнью. Здесь он спит, а там, во сне, живет полнокровной жизнью, ворует девок по деревням, дерется с витязями…

«Прямо как я, – подумалось мне. – В реальности дрянью занимаюсь какой-то, а в снах вернулся к тому, что мне нравилось больше всего. Хотя нет, не нравилось. Просто я привык быть на войне – жить незатейливой жизнью, не требующей личной ответственности, выполнять чужие приказы… Странно звучит, но так проще».

Мне показалось, что я понял причину и суть моих военных снов. Наверняка это всего лишь воплощенные мечты и ничего больше – мне бы хотелось попасть обратно в отряд, хотелось бы зарабатывать тем, что я умею лучше всего. Вот и все. Поэтому такое и снится. Чего уж тут мистику всякую городить? Как оно ни горько.

Я шел в темноте, приближаясь к громадине эстакады, пока наметанный глаз не заметил на фоне неба яркую алую искорку.

«Сигарета», – механически отметил я.

Затем только подумал, что надо же было кому-то взобраться на самую верхнюю полосу эстакады, чтобы покурить у перил. Странно. Подойдя ближе, я заметил, что это девушка. Она одиноко стояла, а ветер дул ей в спину, то и дело закидывая волосы на лицо. Поэтому лица я не разглядел.

«Уж не вниз ли она собралась броситься?» – подумал я без должной, в общем-то, тревоги.

Раньше, пожалуй, я бы рванул наверх, спасать, предотвращать… Но нас разделяло три уровня в высоту, и мне лень было дергаться. Именно лень. Перемахнув через ограждение, я услышал наверху скрип тормозов, щелчок открывшейся дверцы, голоса. Невнятно. Ни единого слова не разобрать. И вдруг дикая боль обожгла мне спину – в том самом месте, куда во сне попала раскаленная гильза. Я матюгнулся и взвыл от боли, затем, не думая, не разбираясь, с места сделал кувырок через плечо по асфальту и снова взвыл – боль от ожога была невыносимой. Уже лежа на спине, сорвал себя плащ, стянул через голову свитер – и только тогда боль отпустила, а на асфальт выпал погасший окурок.

– Чертова девка! – ругнулся я в сердцах, поднимая взгляд.

Но наверху уже никого не было, только габаритные огни отъезжающей машины мелькнули на съезде с эстакады.

– Ну и везет мне сегодня! – морщась, я осмотрел прожженную в свитере дыру, затем подвигал лопатками.

Больно! Это надо же было с такой высоты столь прицельно попасть бычком мне за шиворот! Одеваться было не очень приятно, спину жгло, но не идти же под осенним дождиком с голым торсом! Правда, до дома было уже недалеко.

Продолжая ругаться, я поспешил к спящему жилому массиву.

Загрузка...