Мир в табакерке, или чтиво с убийством

7

Т.С. Давстон не спросил «Президент чего?». Он знал про Америку все. У него была мечта: стать владельцем табачной плантации в Виргинии. Мечта, которая ему впоследствии удалось осуществить.

– Его, по всей вероятности, убили агенты тайной полиции, – таково было мнение Т.С. Давстона.

– Тайной чего? – спросил я.

– Тайной полиции. Ты что, не помнишь, как я тебя водил к дядюшке Джону Перу Джонсу? Он говорил, что тайная полиция охотится за ним.

– Но он же совсем спятил.

– Может быть. Но я так и не смог выяснить, что с ним сделали. Наверно, они отвезли его в больницу св. Бернара, и заперли вместе с жертвами уховерток. Но увидеться с ним мне не дали, и не говори мне, что то, что его оранжерея сгорела дотла – простое совпадение.

– Так ты что – думаешь, что есть какая-то всемирная организация агентов тайной полиции, которая занимается такими делами?

– Обязательно должна быть. Согласно тому, что называется «теория заговора». В этом мире происходит гораздо больше того, о чем мы читаем в газетах. Кругом одни тайны.

– А ты правда занимался сексом с курицей? – спросил я.

Но Давстон не ответил.

Мы, шаркая, пошли по Хай Стрит, останавливаясь на каждом шагу и разглядывая витрины, которые ломились от красиво уложенных фруктов и овощей и всяческих яств. И не только витрины – снеди было столько, что она буквально выплескивалась на тротуар из корзинок, бочонков, ведерок и ящиков, выставленных перед магазинами. Нам очень понравилась витрина мясного магазина мистера Бифхарта.

– И фамилия у этого мясника подходящая – «бычье сердце», – размышлял Т.С. Давстон, – и он точно знает свое дело. Посмотри хотя бы на этот кусок. Или вон на тот. Или вон еще. Смотри, специальное предложение: мясо антилопы гну.

– А вон вепрь.

– И росомаха.

– И даже белый тигр.

– Я бы купил вон тех бифштексов из кенгурятины, у меня вечеринка в пятницу.

– Вечеринка? – на меня это произвело огромное впечатление. – Я думал, только крутые богатые ребята закатывают вечеринки.

– Времена меняются, – сказал Давстон, изучая моржовую вырезку. – Мы живем в шестидесятые годы. Никаких тебе продуктовых карточек и яичного порошка. Премьер-министр говорит, у нас еще никогда не было таких хороших продуктов.

– У меня вообще никаких продуктов не было.

– Ну тогда обязательно приходи ко мне на вечеринку. Никогда не знаешь, где повезет. Да, кстати, и приведи своего друга, Лопеса, мне надо с ним кое о чем поговорить.

– Нет больше Лопеса. Он схватился за нож, и кто-то его пристрелил.

Т.С. Давстон покачал головой, и принялся разглядывать бизоний окорок.

– Знаешь, если так будет продолжаться, сказал он, – эти чиканос перестреляют друг друга начисто, и тогда в Брентфорде больше не будет мексиканского квартала.

– Это вряд ли. В Брентфорде всегда был мексиканский квартал.

– Запомни эти слова, друг мой. Это уже случалось и раньше. Помнишь улицу Августовской луны?

– Нет, – сказал я. – Не помню.

– Потому что теперь ее переименовали в Моби-Дик-Террас. Там раньше жили китайцы. Но они все друг друга изничтожили в пятьдесят третьем, когда были большие разборки между брентфордсками тонгами. Это вроде мафии, только китайской.

– Папа, вроде бы, рассказывал что-то об этом.

– А когда ты здесь последний раз видел пигмеев?

– По-моему, вообще ни разу не видел.

– Вот видишь. А ведь целое племя пигмеев жило на Мейфкинг Авеню, пока они не повздорили с зулусами со Спрайт Стрит. А Мемориальный парк знаешь?

– Знаю, конечно!

– Когда-то был индейской резервацией. Племя навахо жило там сотни лет, пока у них не начался спор с городским советом, еще во времена королевы Виктории.

– И о чем был спор?

– Члены совета хотели поставить в парке горку и пару качелей. А индейцы заявили, что это священная земля их предков.

– И чем все кончилось?

– Мэр отправил нескольких ребят на переговоры с вождем племени. Они погорячились, и с них сняли скальпы.

– О черт, – сказал я.

– Мэр вызвал кавалерию. Третий Брентфордский конно-пехотный полк. И они быстро разделались с краснокожими.

– В учебниках этого не было.

– И не будет. Грязное пятно на всей истории Брентфорда. Так что это держат в тайне, понимаешь? И я-то знаю об этом только потому, что мой прадедушка там был.

– Много индейцев он убил?

– Да нет, – сказал Т.С. Давстон. – Он сражался не на той стороне.

Я открыл рот, чтобы задать еще несколько вопросов, но Т.С. Давстон показал на горку сосисок из молодой волчатины. – Вот таких я куплю для своей вечеринки, – сказал он.

Мы, шаркая, отправились дальше и дошли до прачечной как раз в тот момент, когда Чико вышвырнули на улицу.

– Сукины дети! – кричал вожак банды Crads. – С каких пор нюхать носок запрещал законом?

– Пригласи этого, – сказал Т.С. Давстон. – Он вроде забавный.

Мы оставили Чико разбираться, и, шаркая, пошли в кафе «Плюм». Там Т.С. Давстон убедил меня занять у него полкроны, чтобы купить два кофе с пенкой, сесть у окна и выглядеть круто.

– Так по какому поводу вечеринка? – спросил я, накладывая сахар в кофе.

– По поводу совершеннолетия, скажем. Половой зрелости.

– А, я уже два раза отпраздновал. А ты… э… – и я похлопал локтями, как курица крыльями.

– Еще раз заговоришь об этом, – сказал Т.С. Давстон, – и схлопочешь по физиономии.

– Так что, на вечеринке будут шарики и желе? И во что будем играть?

– Ты, по-моему, еще не совсем привык к своей зрелости, а? И тебе что, действительнонравится желе?

Я обдумал этот вопрос.

– Нет, не очень. На самом делемне нравится пиво.

– Ну вот, это уже ближе.

– И что, девчонки тоже будут?

– Девчонки, и пиво, и проигрыватель.

– Проигрыватель? – Я даже присвистнул. – Но я думал, только богатые крутые парни…

Т.С. Давстон посмотрел на меня, подняв бровь.

– Извини, – сказал я. – Шестидесятые годы. Помню.

– И это будет маскарад, поэтому придти нужно в каком-нибудь костюме. Придумай что-нибудь стильное и не приходи в полицейской форме.

Т.С. Давстон вытащил сигареты, и мы сидели, курили, прихлебывали кофе, смотрели в окно и очень неплохо проводили время.

Примерно через час после того, как Чико вышвырнули на улицу, он вернулся, сидя за рулем угнанного им «морриса» в компании нескольких сородичей из уличных банд. И въехал на нем в витрину прачечной.

В прачечной работали только африканцы-ашанти и они ответили на этот наезд на их собственность градом ассегаев. Похоже, к тому моменту они уже долгое время находились в состоянии войны с бушменами из Калахари, которые держали химчистку по соседству, потому что те тоже выскочили на улицу и присоединились к сражению на стороне испаноязычных его участников.

Все смешалось в громко орущую кучу, и тут же из аптеки напротив выскочили вспыльчивые инки и взялись за испанцев из галантерейной лавки рядом с монгольским магазинчиком, где торговали редкими сортами сыра.

Т.С. Давстон вытащил из кармана брикет динамита и положил его на стол передо мной.

– Как считаешь, надо или не надо? – спросил он.

Я как раз считал, что не надо. Но в этом конкретном случае его предложение оказалось как нельзя кстати. Все это разноязыкое сборище росло, как на дрожжах, и положение становилось все более угрожающим. Взрыв, безусловно, подействовал на него успокаивающе. Мы сочли разумным удалиться до того, как рассеется дым, и на начавшийся пожар прибудет пожарная команда.

Итак, на этот день мы уже совершили доброе дело, и не надо нас благодарить.

Я рассказываю об этом инциденте только в качестве примера одного из тех редких случаев, когда динамит Т.С. Давстона оказал умиротворяющее воздействие, а не привел к самым разрушительным последствиям. В первой главе я упомянул о его любви к тому, что он называл «Большим Апчхи». Но, если не считать краткого упоминания о недоброй памяти эпизоде со взорвавшейся собакой, я не слишком распространялся на эту тему. И не потому, что я опасаюсь последствий, которые может вызвать опубликование подробностей его детских увлечений детонацией. В конце концов, большинство зданий, взлетевших на воздух, давно восстановлены, и все выжившие получили новые квартиры.

Лично я смотрю на это следующим образом. Все мы в молодости делаем ошибки и совершаем поступки, о которых впоследствии сожалеем. Дети ведут себя плохо, и не должны бы, но тут уж ничего не поделаешь, и намного лучше просто «простить и забыть».

Конечно, то, чем они занимаются, повзрослев – это совсем другое дело, и я не испытываю ни малейших колебаний высказаться об этом здесь во весь голос.

Особенно потому, что взорвал он именно моюсобаку.

Ублюдок!

Мы расстались у ворот садовых участков, и Т.С. Давстон отправился посмотреть, как растет посаженный им табак на участке его «дядюшки», старого Пита.

Я же, шаркая, направился домой, и в голове у меня уже начал складываться план, какой именно костюм я надену, чтобы произвести впечатление на девушек на вечеринке. Что-нибудь стильное, сказал Т.С. Давстон, и нев полицейской форме. Нев полицейской форме – это сильно сужало выбор. Кем можно одеться, если не полицейским? Пиратом, к примеру, или попугаем. Или петрушкой, или прыщом, или Парнеллом.

Я всегда испытывал глубокое уважение к Парнеллу: Чарльзу Стюарту Парнеллу (1846-91), тому, который возглавлял в Парламенте движение за введение самоуправления Ирландии в рамках Британской империи и добивался гомруля путем точно рассчитанного бойкота. В конце концов он одержал победу над Гладстоном, но его карьера закончилась самым печальным образом после скандала, в котором вышел наружу его адюльтер с миссис О’Ши.

Ну что же, и такое случается, но одеться Парнеллом – это, наверно, слишком очевидно. И мне не слишком хотелось, чтобы надо мной смеялись, когда я приду, одетый Парнеллом, только для того, чтобы нос к носу столкнуться еще с тремя Парнеллами, и всего одной миссис О’Ши на нас четверых.

У меня появился план. Очень умный и стильный, к тому же.

На следующий день в школе я рассказал Чико о вечеринке и спросил, хочет ли он прийти. Чико выглядел изрядно помятым и слегка обугленным по краям. Мне пришлось говорить очень громко, потому что, как он объяснил, у него вчера в результате неожиданного взрыва повредило барабанную перепонку. Я спросил его, кем он намерен одеться.

Я ожидал неизбежного ответа и был немало удивлен, когда он отверг Парнелла в пользу какого-то революционного деятеля, которого звали Че Гевара. И это при всем богатстве выбора. Возмутительно!

Чико спросил, можно ли ему привести с собой несколько новых членов банды. Я сказал, что можно, конечно, если он пообещает, что они никого не пристрелят. В конце концов, это была не моя вечеринка.

С этим он согласился, а потом спросил, будут ли на вечеринке шарики, желе и во что будем играть.

Дети, право слово!

Вечером в пятницу весь наш район как-то оживился. Все говорили о вечеринке Т.С. Давстона. Все, казалось, собирались на эту вечеринку.

Должен сказать, что я действительно ждал ее. Во-первых, я полностью оторвался от своих старых друзей из Амбара. Когда они перешли в грамматическую школу, а я – к св. Аргентию, они словно бы потеряли желание разговаривать со мной, хотя я даже представить себе не могу, что было этому причиной. Единственный, кто остался близок со мной – Т.С. Давстон. Но он, в конце концов, был моим наилучшим другом, а я должен был стать его биографом.

Что меня смущало относительно вечеринки – это как все, кто собирался прийти, уместятся в доме Т.С. Давстона. В конце концов, это было самое стандартное строение, две комнаты наверху, две внизу, сортир во дворе и дворик два на два метра. Т.С. Давстон жил через шесть домов от нашего, на солнечной стороне улицы.

И все же я был уверен, что он знает, что делает.

И он, конечно, знал.

Сейчас, оглядываясь назад через все прожитые годы, я не могу поверить тому, что тогда не понял, к чему это приведет. Были причины задуматься, и все достаточно очевидные. Неожиданно доставленный с нарочным пакет, адресованный моим родителям, в котором были два бесплатных билета на представление «Черно-белых менестрелей» вечером в пятницу, и еще чеки на ужин на двоих в ресторане на Пикадилли. Тот факт, что Т.С. Давстон попросил ключи от нашего сарая – у него, дескать, «не хватило места для нескольких ящиков пива». «Типографская опечатка» на приглашениях, которые он раздавал, где в адресе вечеринки был указан номер моегодома.

Все самым очевидным образом указывало на то, что случится, но я каким-то образом ухитрился этого не заметить.

В шесть часов вечера в пятницу мои родители уехали на представление. Они сказали, чтобы я их не ждал, потому что вернутся они не раньше полуночи. Мы распрощались, и я поднялся в свою комнату, чтобы заняться подготовкой. Через пять минут позвонили в дверь.

Я, шаркая, спустился вниз и открыл дверь. За дверью стоял Т.С. Давстон.

Он выглядел настоящим франтом: волосы расчесаны на прямой пробор, чистая рубашка от Бена Шермана с пуговичками на воротнике и узкий кожаный галстук. Его пиджак был узок в плечах, но с широченными лацканами. Костюм дополняли начищенные на носках ботинки солидного размера.

Я радостно ухмыльнулся, увидев его, и он ответил мне взглядом, полным непередаваемой скорби.

– В чем проблема? – спросил я.

– Случилось страшное. Можно войти?

– Конечно.

Я провел его в гостиную, и он рухнул на наш потрепанный диван.

– Кошмар, – сказал он и закрыл лицо руками.

– Что такое?

– Мама и папа. Только что приходил доктор. Они слегли. У них чесотка Люгвилера.

– Боже мой! – сказал я, насколько я помню, первый раз за день. – Только не чесотка Люгвилера.

– Чесотка Люгвилера, – повторил Т.С. Давстон.

Я состроил гримасу, которая должна была означать «погоди-ка!». И услышал, как мой язык произносит:

– Так ведь чесотка Люгвилера – это воображаемая напасть из книжки Джека Венса.

– Точно, – сказал Т.С. Давстон.

– А… – сказал я.

– Так что вечеринка отменяется.

– Отменяется? Ее нельзя отменять. Я уже костюм сделал. Он стильный и все такое.

– Я собирался одеться Парнеллом. Но какая разница, раз все отменяется.

– Какой облом, – сказал я. – Какой облом.

Т.С. Давстон печально кивнул.

– Печальнее всего потеря престижа. Я имею в виду, что вечеринка повышает твой авторитет. Если ты, конечно, понимаешь, что я имею в виду.

– Понимаю, – сказал я. – Авторитет – это все.

– Ну и вот: я облажался. Я стану мишенью злых шуток. Все почести, которые могли бы быть моими: их нет и не будет. Лучше бы мне сквозь землю провалиться.

– Должен же быть какой-нибудь выход, – сказал я. – А больше негде устроить вечеринку?

– Если бы, – Т.С. Давстон почесал нос. – Если бы у меня был верный друг, у которого бы никого не оказалось дома сегодня вечером. Я бы не возражал, чтобы ему досталась вся слава, и чтобы у него повысился авторитет. По крайней мере, я бы не обманул ничьих ожиданий. Ожиданий всех этих красивых девушек. Которые сами упадут в руки хозяина вечеринки.

Наступила так называемая многозначительная тишина.