Мир приключений, 1922 № 02

ЧЕТВЕРО СПРАВЕДЛИВЫХ

Серия рассказов Эд. Уоллеса　

«СУД присяжных не может принять во внимание совершенно необоснованное предположение, выдвинутое обвиняемым только в зале суда, что мистер Ноа Стедлэнд — шантажист, получивший путем вымогательства крупную сумму денег от подсудимого. Этот способ оправдания мог быть внушен перекрестным допросом. Защита не могла сказать нам, к какого рода угрозам прибегал Стедлэнд».

Дело казалось совершенно ясным, и присяжные, даже не удаляясь для совещания, вынесли приговор — «виновен».

На местах для публики послышалось перешептывание и движенье, в то время как судья надел пепснэ и начал писать.

Подсудимый повернулся в сторону публики и с ободряющей улыбкой взглянул на обращенное к нему бледное, осунувшееся лицо молодой женщины.

Судья продолжал усердно писать. Подсудимый терпеливо ожидал конца дела; ему хотелось уйти из залы суда, не видеть этих равнодушно-любопытных лиц, невозмутимых судей, а главное — этих двух мужчин, сидящих около скамьи защиты и все время зорко наблюдающих за ним.

Интересно знать, кто они и какое отношение имеют к делу? Может-быть, это иностранные корреспонденты, собирающие интересный материал? Они имеют вид иностранцев. Один из них очень высокого роста — подсудимый видел его, когда он вставал; другой, тонкий и стройный, кажется почти юношей, хотя волосы у него седые. Оба гладко выбриты, одеты в черное, а на коленях держат черные мягкие шляпы с широкими полями.

Судья кашлянул, и подсудимый снова обернулся к нему.

— Джефри Стор, — начал судья, — я вполне согласен с приговором суда. Ваше заявление, что Стедлэнд захватил ваши сбережении и что вы, приняв на себя функции правосудия, проникли в его дом с целью вернуть свои деньги и документ, характер которого вы не определили, — ни один суд присяжных не будет рассматривать серьезно. Похоже на то, что вы начитались об этой знаменитой или, вернее, гнусной ассоциации, известной под именем «Четверо Справедливых», которая существовала несколько лет тому назад, но теперь, к счастью, рассеялась. Эти люди поставили себе целью наказывать преступников в тех случаях, когда правосудие оказывается несостоятельным. Это предположение, допускающее несостоятельность правосудия, чудовищно! Вы совершили очень серьезное преступление, а заряженный револьвер, найденный у вас в момент ареста, усугубляет вашу вину. Суд приговаривает вас к семи годам каторжных работ.

Джефри Сюр поклонился и, бросив взгляд в сторону молодой женщины, спустился по ступенькам и вышел.

Два человека, похожие на иностранцев, первыми вышли из залы суда.

Очутившись на улице, высокий остановился.

— Я думаю мы подождем здесь эту даму— сказал он.

— Это его жена? — спросил другой.

— Они поженились за неделю до этого печального случая. — ответил высокий.

— А это было забавное совпадение, когда судья упомянул о четырех справедливых.

Его товарищ улыбнулся.

— В этой самой зале суда вы были приговорены к смерти, Манфред. — сказал он, — и человек, которого звали Манфредом, утвердительно кивнул головой.

— Удивляюсь, как старик-сторож не узнал меня, — он известен поразительной памятью на лица. Очевидно, исчезнувшая борода совершила чудо: я даже обратился к нему с каким-то вопросом… А вот и она!

Молодая женщина была одна. «Красивое лицо», подумал Гонзалес, младший из двух «справедливых». Она шла с высоко поднятой головой, и на лице ее не заметно было и следа слез. Пройдя Ньюгэт-Стрит, она повернула к Гэттон Гарден, и тут Манфред заговорил с ней.

— Простите меня, мистрис Стор, — начал он.

Она обернулась и бросила на него подозрительный взгляд.

— Если вы — репортер….. — проговорила она.

— О нет, я не репортер, — улыбнулся Манфред; — но, к сожалению, я и не друг вашего мужа, как я собирался было сказать вам, чтобы чем-нибудь извинить свою назойливость.

Его искренность заинтересовала ее.

— У меня нет никакого желания говорить о несчастья, которое стряслось над моим бедным Джефри, — сказала опа.

Манфред кивнул головой.

— Я понимаю, — сказал он сочувственно — но я хотел бы быть другом вашею мужа, и, может-быть, мне удастся помочь ему. История, которую он рассказал в зале, суда, совершенно правдива, вы думаете также, не правда ли, Леон?

Гонзалес кивнул утвердительно.

— Несомненно, правдива, — ответил он — я обратил особенное внимание на его веки. Если человек лжет, он мигает каждый раз, когда ему приходится повторять свою ложь. Вы заметили, дорогой друг, что мужчины не могут лгать, если руки их сжаты, тогда как женщины лгут всегда с крепко сжатыми руками?

Она с недоумением взглянула на Гонзалеса.

Она была отнюдь не настроена выслушивать лекцию по физиономике и психологии жеста, даже если бы ей было известно, что Леон Гонзалес — автор трех больших сочинений, которые можно смело поставить на одну доску с лучшими творениями Ломброзо и Мантегацца.

— Дело в том, мистрисс Стор, — сказал Манфред, приходя ей на выручку, — что мы считаем вполне возможным освободить вашего мужа и доказать его невиновность. Но нам нужны факты, на которые мы могли бы опереться.

Поколебавшись с минуту, она предложила им зайти к ней.

— Я живу на Грэй-Пи-Род, мы нанимаем гам меблированную квартиру, — сказала она, может-быть, вы будете настолько любезны, что зайдете ко мне. Мой адвокат не советует мне обжаловать приговора, — продолжала она, когда они зашагали по обеим сторонам ее.

Манфред покачал головой.

— Апелляционная палата оставит жалобу без последствий, — сказал он спокойно, — с. теми данными, которыми вы располагаете, нет никакой надежды освободить вашего супруга.

Она испуганно повернулась к нему, и он заметил, что она близка к слезам.

— Я думала… вы говорили… — начала она надорванным голосом.

Манфред кивнул головой.

— Мы знаем Стедлэнда, — сказал он, — и…

— Любопытно, что у шантажистов затылочный бугорок почти не заметен, — перебил Гонзалес, — я освидетельствовал шестьдесят две головы в испанских тюрьмах и убедился, что он представляет незначительное костяное возвышение, тогда как на головах убийц затылочный бугорок достигает размеров голубиного яйца.

— Мой друг обладает большими познаниями в области строения человеческих голов, — улыбаясь, пояснил Манфред. — да, мы знаем Стедлэнда. Время от времени до нас доходили слухи об его операциях. Вы помните случай в Веллингфорде, Леон?

Гонзалес кивнул головой.

— Значит, вы — сыщики? — спросила молодая женщина.

Манфред рассмеялся.

— Нет, мы не сыщики, мы только интересуемся преступлениями. Я думаю, мы обладаем самым полным списком неуличенных преступников во всем мире

Некоторое время они шли молча.

— Стедлэнд, несомненно, дурной человек, — заявил Гонзалес, как будто бы это убеждение неожиданно созрело в нем, — обратили вы внимание на его уши? Они необыкновенно длинные, с заостренными наружными краями: этот кончик называется Дарвиновским бугорком, Манфред. И вы заметили, дорогой мой друг, что его ушная раковина разделяется на две отдельные полости, а мочка кажется прилепленной? Настоящее ухо преступника. Этот человек совершил убийство. Невозможно иметь такие уши и не стать убийцей…

Квартира, куда они вошли, была маленькая и бедно обставленная. Окинув взглядом крошечную столовую, Манфред заметил все необходимые атрибуты гак называемой «меблированной» квартиры.

Мистрисс Стор села к столу и пригласила сесть обоих мужчин.

— Я знаю, что буду болтливой, — сказала она, слабо улыбнувшись, — но я чувствую, что вы, действительно, хотите помочь мне, и мне почему-то кажется, что вы можете это сделать. Я не могу сказать, что полиция отнеслась недобросовестно или несправедливо ко мне и к бедному Джефу. Напротив, они нас очень ободряли. Мне кажется, что они подозревали Стедлэнда в шантаже и надеялись получить недостающие улики. Но улик не оказалось. Теперь, скажите мне, что я должна рассказать вам?

— То, о чем не говорилось в суде, — ответил Манфред.

С минуту она сидела молча.

— Я расскажу вам, — сказала она наконец. — Только защитник моего мужа знает об этом, но мне показалось, что он скептически отнесся к моим словам. А если он не поверил мне, — воскликнула она в отчаяньи — то как я могу надеяться убедить вас?

Горячие глаза Гонзалеса впились в нее, когда он ответил:

— Мы уже убеждены, мистрисс Стор.

А Манфред утвердительно кивнул головой.

Снова наступила пауза. Видимо ей было трудно начать рассказ, который, как угадывал Манфред, мог ее отчасти скомпрометировать.

— Когда я была девочкой, — начала она, — я училась в школе в Суссексе; это была большая школа, я думаю, там училось около двухсот девочек. Я не буду оправдывать своих поступков, — продолжала она быстро — я влюбилась в одного мальчика. Он служил у мясника. Это ужасно, не правда ли? Но я была еще совсем ребенком, и очень впечатлительным. Мы встречались с ним в саду; я прибегала туда после уроков, а он перелезал через забор, чтобы попасть на эти свидания, и мы болтали с ним без конца, иногда целые часы. Это был обыкновенный флирт мальчика и девочки, и я совершенно не могу объяснить, почему я делала такие глупости.

— Мантегацца очень просто объясняет это дело в своем сочинении о влечении. — пробормотал Леон Гонзалес, — Но простите, я перебил вас…

— Как я уже сказала, это была просто дружба между мальчиком и девочкой; я относилась к нему, как к герою, и боготворила его, потому что он казался мне великолепным. Вероятно, он был лучшим из всех мальчиков, служащих у мясников — улыбнулась она — он никогда не обидел меня ни одним словом. Дружба наша прекратилась месяца через два, и тем дело и кончилось бы, если бы я не написала ему несколько писем. Сознаюсь, это была величайшая глупость с моей стороны. Письма были очень обыкновенными глупыми любовными записками, и совершенно невинными, по крайней мере, тогда они казались мне такими. Теперь они снова попали ко мне и при чтении их я прямо испугалась своей опрометчивости.

— Так, значит, они у вас? — спросил Манфред.

Она покачала головой.

— Когда я говорила «их», я подразумевала, собственно, одно письмо, и у меня есть только копия его, переданная мне мистером Стедлэндом. Это единственное письмо, которое не было уничтожено и попало в руки матери мальчика: она отнесла его начальнице школы, и вышел крупный скандал. Начальница пригрозила мне написать моим родителям, жившим в Индии, и только, когда я дала клятвенное обещание прекратить знакомство с мальчиком, это дело замяли. Каким образом письмо попало к Стедлэнду, я не имею представления; я услыхала об этом человеке за неделю до моей свадьбы. Джеф скопил около двух тысяч фунтов, и мы уже назначили день свадьбы, когда над нами разразилась беда. Я получила письмо от совершенно неизвестного мне человека, в котором он просил меня зайти к нему в контору. Так произошла моя первая встреча с этим негодяем. Я захватила с собой его письмо и отправилась к нему отчасти из любопытства, недоумевая, зачем я ему понадобилась. Но недоумение мое вскоре рассеялось. У него небольшая контора на Риджент Стрит. Взяв у меня письмо, которым он вызывал меня в контору, он объяснил точно и ясно, что ему нужно от меня.

Манфред кивнул головой.

— Он хотел продать вам то письмо, — сказал оп, — за сколько?

— За две тысячи фунтов. Это был дьявольский план, — с негодованием воскликнула она, — он знал с точностью до одного пенни, сколько денег скопил Джеф.

— Он показал вам письмо?

Она покачала головой.

— Нет, но он показал мне снимок с него, и когда я прочла его и поняла, что можно придумать на основании этой в сущности совершенно невинной записки, кровь застыла у меня в жилах. Ничего не оставалось делать, как рассказать обо всем Джефу, потому что этот негодяй грозил разослать копии всем нашим друзьям и дяде Джефа, который назначил Джефри своим единственным наследником. К счастью, я уже раньше говорила Джефри о том, что случилось со мной в школе, так что мне нечего было опасаться его подозрений. Джефри отправился к Стедлэнду, и между ними произошла бурная сцена; дело дошло до драки, и бедному Джефу пришлось худо, потому что Стедлэнд, несмотря на свой возраст, сильный мужчина. Кончилось тем, что Джефри согласился купить письмо за две тысячи фунтов с тем условием, чтобы Стедлэнд написал расписку на оборотной стороне письма. Для нас это означало потерю всех сбережений и возможную отсрочку свадьбы, но другого выхода не было. Мистер Стедлэнд живет в большом доме около Клепгэма…

— Номер 184. Парк Вью Вест, — перебил Манфред.

— Вы знаете? — удивилась она — Так вот туда-то и отправился Джефри, чтобы закончить сделку. Стедлэнд живет один со слугой. Он сам открыл Джефри дверь и провел его в свой рабочий кабинет, находящийся в первом этаже. Мой муж, убедившись в бесполезности споров, заплатил все деньги американскими банкнотами, как было предписано Стедлэндом.

— Их труднее подделать, — вставил Манфред.

— Получив деньги, Стедлэнд достал письмо, написал расписку на обратной стороне, положил его в конверт и передал моему мужу. Когда Джефри вернулся домой и распечатал конверт, он нашел там только лист чистой бумаги.

— Он подменил письмо. — сказал Мен-Фред.

— То же говорил и Джефри. Тогда-то Джеф и решил совершить это безумное дело. Вы слышали о «Четырех справедливых»?

— Я слышал о них, — ответил Манфред серьезно.

— Мой муж преклоняется перед этими людьми, — сказала она. — я думаю, он читает все, это пишут о них. Мы все же обвенчались. Я настояла на том, чтобы мы поженились, как только выяснилось наше положение. И вот на второй день Джеф приходит ко мне.

— Грэс, — говорит он, я думаю применить метод «Четырех» к этому дьяволу Стедлэнду.

И он рассказал мне свой план. Очевидно, он наблюдал за домом Стедлэнда и узнал, что этот человек остается один со слугой на всю ночь. Бедняжка Джеф, он оказался очень посредственным грабителем! Вы сами слышали сегодня, как ему удалось проникнуть в комнату Стедлэнда. Кажется, он надеялся испугать этого человека своим револьвером.

Манфред покачал головой.

— Стедлэнд научился стрельбе еще в Южной Африке, — сказал он. — это лучший стрелок, которого я знаю. Разумеется, он накрыл вашего супруга, прежде чем тот успел полезть в карман за револьвером.

— Да, — согласилась она, — Ну, вот и вся история. Если вы можете помочь Джефу, я буду молиться за вас всю свою жизнь.

Манфред медленно поднялся.

— Это была безумная попытка. — сказал он, — прежде всего, Стедлэнд не стал бы дерзать компрометирующий его документ у себя дома, где он не бывает шесть часов в день. Возможно даже, что письмо уничтожено, хотя это и кажется мне сомнительным. Он удержал его, чтобы впоследствии еще раз воспользоваться им. Шантажисты— прекрасные психологи, и Стедлэнд уверен, что этим письмом ему удастся еще раз выманить у вас деньги. Но если только это письмо существует…

— Если оно существует….. — повторила она; у нее начиналась реакция и губы ее дрожали.

— Я вручу его вам не позднее, чем через неделю, — сказал Манфред, прощаясь с ней.

Мистер Ноа Стедлэнд вышел из зала суда, не получив особого удовлетворения за исключением того, что вышел оттуда через общие двери и без полицейскою конвоя. Он был не трус, но очень впечатлительный человек, и ему казалось, что тщательно подобранные слова судьи скорее в своем тоне, чем в содержании, выражали замаскированное порицание ему. Но ему нечего было беспокоиться. Он был человеком состоятельным, и состояние свое приобрел по крохам — иногда эти крохи были довольно значительными, — отнюдь не руководствуясь в своих делах такими отвлеченными понятиями, как совесть или раскаяние. Жизнь казалась этому высокому широкоплечему человеку игрою, и Джефри Стор, к которому он не питал никакой неприязни, был только проигравшим игроком.

Он вошел в свой дом, запер дверь и поднялся по лестнице, покрытой потертым ковром, в рабочий кабинет. Комната тонула в полумраке. Казалось, ее наполняли тени его жертв, но мистер Стедлэнд не верил в духов. Он дотронулся пальцем до стола из красною дерева, обнаружил на нем пыль и выругал про себя свою поденную прислугу.

Вытянувшись в кресле, с толстой сигарой в зубах, он попытался проанализировать странное ощущение, испытанное им в суде. Поведение судьи и защиты, недоброжелательное отношение к нему со стороны публики, судьба подсудимого и бледное лицо женщины не могли нарушить его душевною равновесия. И, однако, у него было такое чувство, как будто бы кто-то стоит сзади и наблюдает за ним.

Его размышления были прерваны звонком: он спустился вниз и открыл парадную дверь. За дверью стоял его помощник и слуга, выполняющий все его поручения, и смотрел на него виновато улыбаясь

— Входите, Джон, — сказал Стедлэнд, запирая за ним дверь, — спуститесь в погреб и принесите мне бутылку виски.

— Как вам понравилось мое показание, хозяин? — спросил тот заискивающе.

— Никуда не годилось, — буркнул Стедлэнд, — почему вам пришло в голову сказать, будто вы слышали, как я звал на помощь?

— Я думал, что так будет хуже для него, хозяин, — ответил смиренно Дисон.

— Вздор, — проворчал мистер Стедлэнд, — неужели вы думаете, что я стал бы звать на помощь такого болвана, как вы? Нечего сказать, много от вас толку! Несите виски!

Когда Джон вернулся с бутылкой и сифоном, мистер Стедлэнд угрюмо смотрел в окно, выходящее в маленький запущенный садик, упиравшийся в высокую стену. За стеной виднелось незаконченное строение, предназначавшееся для небольшого завода по выделке артиллерийских снарядов. Это строение было бельмом на глазу мистера Стедлэнда с тех пор, как он купил этот участок земли. Оно портило вид из окна.

— Джон, — сказал он. неожиданно оборачиваясь. — был ли на суде кто-нибудь из наших недоброжелателей.

— Нет, мистер Стедлэнд, — отвечал тот с изумлением. — я никого не видел. А если бы даже и был, так какое нам дело? Я думаю, мы можем справиться с любым.

— Сколько времени мы работаем вместе? — спросил Стедлэнд, наливая себе виски.

Лицо Джона скривилось в заискивающую улыбку.

— Уже порядочно, мистер Стедлэнд, — ответил он.

Стедлэнд отпил глоток виски и снова выглянул в окно.

— Да. — сказал он. — мы с вами давно работаем вместе. За это время вы бы уже почти отбыли свой срок, если бы я сказал полиции семь лет тому назад все, что о вас знаю.

Джона всего передернуло… Если бы он смел, он мог бы ответить, что Стедлэнд заменил ему семь лет каторжных работ пожизненным рабством.

— Не будет никаких поручений в банк, сэр? — спросил он.

— Не валяйте дурака, — сказал Стедлэнд — банк закрывается в три часа. Послушайте, Джон, с сегодняшнего дня вы будете спать в кухне.

— В кухне, сэр? — удивился Джон.

Стедлэнд утвердительно кивнул головой.

— Я не желаю подвергать себя риску ночных посещений, — сказал он: — парень напал на меня прежде, чем я успел опомниться. и не окажись у меня оружия под рукой, мне пришлось бы скверно. Кухня — это единственный путь, которым можно проникнуть в дом снаружи, а меня мучит странное предчувствие, как будто что-то должно случиться.

— Но ведь он же в тюрьме?

— Я говорю не о нем, — проворчал Стедлэнд. — Перенесите свою постель в кухню. Поняли?

— Но там немного сквозит, — начал было Джон.

— Я вам говорю — перенесите постель в кухню! — зарычал Стедлэнд.

— Слушаю, сэр. — ответил Джон.

Оставшись один, Стедлэнд открыл несгораемый шкап и достал оттуда книгу. Это была расчетная книга из банка, и мистер Стедлэнд перелистывал ее с видимым удовольствием. Он мечтал купить рэнч в Южной Америке и зажить тихой спокойной жизнью. Двенадцать лет напряженной работы в Лондоне сделали его сравнительно богатым человеком. Он вел свои темные дела осторожно и терпеливо, с ловкостью опытного дельца, и в частном банке сэра Вильяма Мальбэри и К-о он был самым крупным вкладчиком. Банк Мальбэри пользовался хорошей репутацией в Сити и умел окружать дела своих клиэнтов некоторой таинственностью, что особенно прельстило Стедлэнда.

Вечер и ночь прошли без всяких инцидентов. Утром Джон принес своему хозяину чай и начал жаловаться на холод и сквозняк в кухне.

— Возьмите еще одно одеяло. — оборвал его Стедлэнд.

После завтрака он ушел в свою контору в Сити, оставив мистера Джона наблюдать за поденщицей и внушать ей, как хорошо оплачивается ее работа, сколько безработных имеется на рынке и какие последствия ей грозят, если она не вытрет пыль в кабинете мистера Стедлэнда.

В одиннадцать часов утра явился почтенный. уже немолодой господин в шелковой шляпе и мистер Джон принял его на пороге.

— Я пришел из конторы сейфов, — заявил посетитель.

— В чем дело? — спросил подозрительно мистер Джон.

— Мы хотели узнать, не оставили ли вы в прошлый раз своих ключей.

Джон покачал головой.

— Мы не имеем никакого дела с конторой сейфов, а мой хозяин никогда не забывает ключей.

И Джон захлопнул дверь перед самым носом посетителя.

Очутившись на улице, незнакомец подошел к ожидавшему его на углу господину.

— Они ничего не знают о конторе сейфов, Манфред, — сказал он.

— Я так и предполагал — ответил тот. — Собственно говоря, я был почти уверен, что он держит все свои бумаги в банке. Вы видели этого Джона?

— Да, — сказал задумчиво Гонзалес, — интересное лицо. Подбородок слабо выражен, но уши вполне нормальные. Лобные кости скошены назад, череп оксицефала, насколько я мог заметить.

— Бедный Джон! — воскликнул серьезно Манфред, — а теперь, Леон, мы должны обратить все свое внимание на погоду. Из Бискайского залива идет антициклон, его действие уже чувствуется в Истбурне. Если он пойдет на север к Лондону, через три дня у нас будут хорошие новости для мистрисс Стор.

— Я полагаю, — заметил Гонзалес, когда они возвращались к себе на Джерман Стрит — что нет никакой возможности застигнуть врасплох этого пария.

Манфред покачал головой.

— Я не хочу умирать, — сказал он, — а Ноа Стедлэнд стреляет очень метко.

Предсказание Манфреда сбылось: через два дня антициклон достиг Лондона, и город окутался желтоватым туманом. Можно было рассчитывать, что туман не рассеется до ночи, и Манфред был вполне удовлетворен.

Небольшая контора мистера Стедлэнда на Риджонт Стрит была комфортабельно обставлена. На стеклянной двери висела дощечка с его фамилией. Он занимался ростовщичеством и считал это очень выгодным делом, так как Стедлэнд-шантажист эксплоатировал клиентов Стедлэнда-ростовщика, и нередко случалось, что Стедлэнд-ростовщик ссужал под залог деньгами, предназначенными для Стедлэнда-шантажиста. Таким образом он мог сорвать двойной куш с жертвы.

В этот день в половине второго его клерк доложил о приходе посетителя.

— Мужчина или женщина?

— Мужчина, сэр. Я думаю, он пришел из банка Мальбэри, — ответил клерк.

— Вы его знаете? — спросил Стедлэид.

— Нет, сер, но он приходил, когда вас не было, и спрашивал, получили ли вы баланс счетов из банка.

Мистер Стедлэнд взял сигару из ящика, стоящего на столе, и зажег ее.

— Просите его, — сказал он, ожидая получить неоплаченный чек от одного из своих клиентов.

Посетитель был, видимо, в сильном возбуждении. Он запер за собой дверь и остановился, щерено вертя в руках свою шляпу.

— Садитесь, — сказал Стедлэид, — пожалуйста, возьмите сигару, мистер…

— Куртис, сэр, — подсказал тот хриплым голосом. — Благодарю вас, сэр, я не курю.

— Чем могу служить? — спросил Стедлэпд.

— Я хотел посоветываться с вами, сэр, по поводу одного дела, носящего частный характер. — Он с опаской посмотрел на стеклянную перегородку, отделяющую контору мистера Стедлэнда от небольшого помещения, где работали его клерки.

— Не беспокойтесь, — заметил Стедлэпд: — я ручалось, что за перегородкой ничего не будет слышно. В чем дело?

Он предчувствовал, что банковский чиновник попал в затруднительное положение и рассчитывал извлечь из этого дела некоторую пользу.

— Не знаю, право, с чего начать, мистер Стедлэнд, — сказал тот, присаживаясь на копчик стула. Лицо его нервно подергивалось, — Это ужасная история.

Стедлэнд на своем веку слышал не мало этих ужасных историй; иногда все дело заключалось в том, что его посетителю угрожал судебный пристав, и следовало принять меры, чтобы это не дошло до сведения его патронов; бывали дела и посерьезнее, в роде крупного проигрыша и необходимости немедленно покрыть истраченную сумму.

— Продолжайте, — сказал Стедлэпд — меня вы ничем ни удивите.

Однако это заявление оказалось несколько преждевременным.

— Собственно говоря, дело касается не меня, а моего брата, Джона Куртиса, сэр, который двадцать лет служил кассиром, — начал посетитель. — я не имел никакою представления о том, что он находится в затруднительном положении; оказывается, он играл на бирже. Только сегодня он сообщил мне ужасную новость. Я страшно беспокоюсь за него, сэр: я боюсь, что он покончит с собой, это такой нервный субъект.

— Что он сделал? — перебил с нетерпением Стедлэнд.

— Он ограбил банк, сэр, — сказал Куртис, понизив голос. — Случись это два года тому назад, я бы еще не так беспокоился, но теперь, когда дела банка пошатнулись, я с ужасом думаю о том, что из этого выйдет.

— На какую сумму он ограбил банк? — быстро спросил Стедлэнд.

— На сто пятьдесят тысяч фунтов. — последовал потрясающий ответ.

Стедлэнд вскочил со стула.

— Сто пятьдесят тысяч фунтов? — переспросил он недоверчиво.

— Да, сэр. Я надеялся, что, может-быть, вы согласились бы походатайствовать за него: вы — один из наиболее уважаемых клиэнтов банка.

— Походатайствовать за него! — повторил Стедлэнд и внезапно почувствовал, что покрывается холодным потом. Он быстро сообразил, чем угрожает ему создавшееся положение. Он взглянул на часы — было без четверти три.

— Кто-нибудь в банке знает об этом деле?

— Нет еще, сэр. Но до закрытия банка я попрошу директора принять меня и расскажу ему обо всем.

— Вы собираетесь итти в банк? — спросил Стедлэнд.

— Да, сэр.

— Выслушайте меня, друг мой.

Лицо Стедлэнда приняло напряженное, непроницаемое выражение. Он вынул из кармана чековую книжку и вырвал оттуда два листка.

— Здесь два чека на пятьдесят фунтов. — сказал он, берите их к идите домой.

— Но я должен вернуться в банк, сэр. Они будут удивляться…

— Не думайте об этом, — сказал Стедлэнд — у вас будет хорошее объяснение, когда правда обнаружится. Сделаете вы это или нет?

Куртис нерешительно взял деньги.

— Я не совсем понимаю… — начал он.

— Вам нечего понимать — не выдержал Стедлэнд — Ваше дело — молчать и убираться. Ясно?

— Да. сэр, — сказал испуганный Куртис.

Пять минут спустя Стедлэнд входил в банк Мальбэри. Знакомый Стедлэнду кассир с улыбкой подошел к нему.

— Бедняжки не предчувствуют грозящей им беды, — пробормотал про себя Стедлэид. Он протянул кассиру лист бумаги, и тот, взглянув на него, с удивлением поднял брови.

— По ведь это же почти весь ваш баланс, мистер Стедлэнд! — воскликнул он.

Стедлэнд кивнул головой.

— Да, — сказал он, — я неожиданно уезжаю за границу, вероятно, года на два. Я оставлю достаточно для того, чтобы не закрывать счет.

Банк Мальбэри никогда не вступал в пререкания в подобных случаях.

— Вам, вероятно, понадобится ваша шкатулка? — вежливо спросил кассир.

— Да, пожалуйста, — ответил мистер Ноа Стедлэнд. У него не было никакого желания, чтобы его железная шкатулка, сданная им на хранение в банк, попала в руки любопытных в том случае, если банк лопнет.

Через десять минут мистер Стедлэнд со ста тысячами фунтов в кармане и железной шкатулкой под мышкой был уже на улице и нанимал кэб. Когда он приехал в Кленгэм, туман почти рассеялся, и выглянуло солнце.

Он прошел прямо в свой рабочий кабинет, запер дверь и открыл небольшую несгораемую кассу. Спрятав туда шкатулку и две толстые пачки банковых билетов, он запер ее на ключ и позвал верного Джона.

— Есть у пас переносная кровать? — «просил оп.

— Да, сэр — ответил Джон.

— Хорошо; принесите ее сюда. Сегодня я буду спать в своем кабинете.

— Что-нибудь неладно, сэр?

— Не задавайте глупых вопросов и делайте, что приказано.

Он решил подыскать на следующий день более безопасное хранилище для своих сокровищ. Остаток вечера он провел в своем кабинете, а на ночь положил у изголовья кровати заряженный револьвер. Стедлэнд намеревался не спать эту ночь, но незаметно задремал. Внезапно его разбудил какой-то шум, доносившийся с улицы. Вскочив на ноги, он начал прислушиваться и постепенно различил среди гула голосов и звона колокольчиков характерный шум пожарных машин. В комнате чувствовался запах гари, а по потолку пробегали отблески зарева. Подбежав к окну, он увидел охваченное пламенем здание недостроенного завода. На лице Стедлэнда появилась довольная улыбка: этот пожар был очень кстати. Наконец-то уничтожат этот завод.

Из передней послышались голоса. Стедлэнд различил голос Джона, открыл дверь и вышел на площадку. Лестница была освещена. Свесившись над перилами, он увидел дрожащего Джона, закутанного в пальто поверх пижамы, объясняющегося с пожарным в блестящей каске.

— Я ничего не могу поделать, — кричал пожарный, — мне приказано провести рукав через один из соседних домов, ваш дом ближе к заводу.

Мистеру Стедлэнду совсем не улыбалось, чтобы пожарный рукав провели через его дом, и он решил уладить дело.

— Поднимитесь ко мне на минутку, любезный, — крикнул он пожарному, — нам надо кое о чем поговорить.

Пожарный, стуча сапогами, взбежал по лестнице.

— Мне очень жаль, но приказано провести рукав… — начал он.

— Подождите минутку, дружище, — сказал, улыбаясь, мистер Стедлэид. — Я думаю, мы с вами сговоримся. Тут по соседству немало домов, а пожарный рукав у вас длинный, не так ли? Входите-ка сюда…

Стедлэид вернулся в кабинет; пожарный последовал за ним и молча следил за его движениями, пока тот открывал шкаф.

— Все обошлось проще, чем я думал. — сказал он наконец.

Стедлэнд быстро обернулся.

— Руки вверх. — скомандовал пожарный — и не вздумайте сопротивляться, а не то плохо будет, мистер Ноа.

И тогда Ноа Стедлэнд заметил черную маску под блестящей каской пожарного.

— Кто… Кто вы такой? — спросил он хриплым голосом.

— Я — одни из «Четырех справедливых». Нас похоронили преждевременно. Мнимая смерть — лучшая защита от всех бедствий.

В девять часов утра мистер Ноа Стедлэнд все еще сидел у стола, мрачно грызя ногти; перед ним стоял нетронутый остывший завтрак.

Внезапно в комнату вошел печальный вестник несчастья, мистер Джон, в сопровождении главного инспектора полиции Галлоуэя и его помощника.

— Не желаете ли прогуляться со мною, Стедлэнд? — спросил весело инспектор и Стедлэнд тяжело поднялся со стула.

— В чем меня обвиняют? — спросил он. с трудом выговаривая слова.

— В шантаже, — ответил инспектор. — У нас достаточно улик, чтобы повесить вас. И дело Стора будет пересмотрено заново. Кто выдал вас?

Стедлэнд не ответил. Последние слова Манфреда перед тем, как он скрылся в туманной улице, все еще звучали в его ушах:

— Если бы мы желали убить вас, Ноа Стедлэпд, человек, назвавший себя Куртисом, мог сделать это даже сегодня. Для нас это убийство было бы так же просто, как поджог завода. А если вы скажете полиции о «Четырех справедливых», вы будете убиты, хотя бы целый полк солдат защищал вас.

И мистер Стедлэнд узнал, что враг его не лжет. Он молчал во время ареста, молчал и на суде, и молча выслушал приговор суда, присуждающий его к каторжным работам.