Мир не меч

6

Я бегу, спотыкаясь и поскальзываясь на льду, и в висках бьется единственная мысль — не потерять... не потерять... не потерять...

Широкая улица, навстречу мне идут прохожие в странных и нелепых одеждах. У одного на голове ярко-зеленое сомбреро, я задеваю его локтем, он шарахается и роняет свою шляпу в грязь, что-то кричит мне вслед. Вот девушка в костюме Мефистофеля и даже со шпагой на боку, а под руку ее держит парень в одних носках и штиблетах. Успеваю удивиться — как же ему не холодно, ведь зима. Хлопанье крыльев, клекот, суета под ногами — стайка голубей устроилась вокруг люка, а я наступил прямо в середину, и они вспорхнули вокруг меня. Птица задевает меня крылом по лицу.

Ненавижу голубей, голуби — к несчастью, мечется в голове шальная мысль.

Нет, я не потеряю заказанную вещь, успею доставить вовремя.

Мелькают дома — на ходу я успеваю прочитать вывески: «Туман в рассрочку», «Зеленая тень», «Дом сна».

Дом сна, успеваю хихикнуть я и тут же спотыкаюсь на обледенелом асфальте, но не падаю, успевая опереться ладонью о землю. Песок хрустит под пальцами, когда я вытираю руку о куртку, но я продолжаю бежать.

В кулаке у меня зажата флэш-карта, и ее нельзя потерять ни в коем случае. Ее нужно донести в целости и сохранности, да еще и удержать — зловредный девайс бьется рыбкой, хочет выскользнуть. За мной гонятся трое, и длится это уже не меньше часа. Кажется, пробежали половину Города. Мне уже недалеко, но нужно избавиться от преследователей. Вскакиваю на бегу в автобус, уже отходящий от остановки. Дверь захлопывается перед носами у моей погони. Я прохожу по пустому салону к кабине, чтобы поблагодарить водителя, но на середине моего пути он берет такую бешеную скорость, что я падаю на удачно подвернувшееся сиденье и вцепляюсь в спинку переднего. И, разумеется, роняю флэшку.

Подлый предмет уползает от меня в дальний угол, и мне приходится упасть на грязный мокрый пол и ловить его. Это удается не сразу, я даже не замечаю, как автобус останавливается, и когда я уже почти схватил флэш-карту, меня вдруг пинают в бок. Не сильно, но достаточно, чтобы я попытался подскочить и треснулся головой о сиденье. Низ у него металлический, и голова болит до тошноты.

Пытаюсь все же дотянуться до флэшки, но меня вытаскивают за ноги, и приходится закрывать руками лицо, чтобы не испачкать его об пол.

Две пары сапог, мужские кирзачи и женские лаковые, на шпильках. Виден край норковой шубы, мех намок, и от него попахивает средством от моли. Запах приятный — лаванда с добавками.

О чем я думаю? Какая лаванда, нужно отбрыкаться и залезть под сиденье, достать флэшку...

— Ваш билетик? — Мужской голос.

— Нет у меня билетика...

— Значит, заяц? — спрашивает женщина.

— Ну да... — соглашаюсь я.

Оказывается, в автобусе уже полным-полно народу, я слышу десяток негодующих голосов.

— Заяц? Ах ты, подлец...

— Выкинуть его!

— Наказать его!

— Оштрафовать его!

И далее в том же духе. Кто-то пялится мне в спину. Может, кондукторы? Но мне все-таки нужна флэшка, и я ползу обратно. Меня еще раз вытаскивают, собирая на мою куртку всю грязь с пола. Прикрываю лицо руками, чтобы не выпачкаться в мутной жиже. Несколько капель все же попадают на губы, я автоматически облизываюсь и тут же сплевываю — соленая дрянь пополам с песком. Угораздило же...

— Ваш билетик?

— Да нет у меня никакого билетика!!!

Меня бесцеремонно переворачивают на спину. Звучит выстрел. Больно в животе, темно в глазах...

— Штрафной талон прокомпостирован... — раздается затихающий женский голос.

...и я выныриваю из-под воды и плыву к бортику бассейна, чтобы отдышаться.

В воде, помимо меня, плещутся еще пятеро или шестеро. У меня очень, очень болит живот, я прижимаю к нему ладонь, и по руке течет что-то горячее и липкое. Смотрю вниз — это кровь.

Кто-то проходит за моей спиной, останавливается.

— У вас кровь течет... — с удовольствием сообщает мне незнакомка в алом купальнике. — Вам нужно к врачу.

Ноги у девушки замечательно кривые и волосатые, причем одна обута в резиновый шлепанец, другая — в дешевую кроссовку.

— А где здесь врач?

— На первом уровне.

Встаю. Огромный бассейн или аквапарк. Стены из стекла, и я вижу, что на этом этаже не меньше десятка бассейнов, вверх и вниз ведут эскалаторы. Я угодил в один из неглубоких. В соседнем прыгают с вышки — значит там глубина метров семь, не меньше. Повезло. Хотя я умею плавать, так что не важно. Шум, крики, смех... Веселая компания детей затевает вокруг меня игру в салочки, и я еле-еле обгоняю их.

Идти мне больно. С каждым шагом из дырки возле пупка выплескивается фонтанчик крови. До нижнего уровня не меньше десятка этажей, а эскалаторы ползут еле-еле. Чтобы отвлечься от боли, разглядываю бассейн. Выглядит он впечатляюще. Этажи, этажи, этажи — на каждом не меньше пяти огромных бассейнов, бассейнчики поменьше, «лягушатники» для малышни. Вывески — «Сауна», «Косметический кабинет», «Массажист» — на каждом этаже. У косметических кабинетов и саун сидят разновозрастные дамочки в резиновых шапочках и купальниках. У одной на лице выложена фантастическая инсталляция — клубника, кружочки огурцов, на скулах зачем-то лимоны. Этот фруктовый салат смотрелся бы аппетитно, если бы мне не было так паршиво. В другом настроении я бы непременно цапнул лимон или облизал клубничину...

Наконец я оказываюсь внизу. Здесь бассейнов нет, тихо и пусто. Огромный пустой холл, по периметру — прямоугольники дверей. Все закрыты. Над головой гудит кондиционер. Потолок высоченный, но кажется, что он давит — представляю себе массы воды, находящиеся наверху и удерживаемые только закаленным стеклом, и делается страшновато. А если вся эта конструкция рухнет?

Долго плутаю среди одинаковых дверей совершенно пустого первого этажа — плана нет, никого нет, и медкабинет найти невозможно. Дергаю за ручки — везде заперто. Пытаюсь стучаться — бесполезно, мне нигде не открывают. Вымерли здесь все, что ли? И зачем вообще столько дверей? Офисный этаж? Но это же бассейн, какие тут могут быть офисы?

Отчаявшись, я вхожу в первую открывшуюся дверь.

За столиком сидит парень в медицинской шапочке и что-то пишет.

— Врач здесь принимает?

— Здесь. Только мы без одежды не принимаем.

Я смотрю на себя — в животе у меня дыра, из которой течет кровь. И ничего, кроме плавок. Разве плавки — не одежда?

— Пойдите оденьтесь и приходите.

— А где гардероб?

— На третьем уровне.

У меня нет номерка, и я сомневаюсь, что в гардеробе есть моя одежда. Кажется, я безбилетник. Заяц. В моей ситуации — я вовсе не собирался оказываться в этом проклятом бассейне! — это радует вдвойне.

— Да, а где ваш абонемент? — словно читая мои мысли, спрашивает санитар.

— Не знаю...

— Мы без абонемента не принимаем.

— Но я же ранен.

— Мало ли, где вас ранило?

— Вы же медбрат.

— Ну и что, — пожимает он плечами. — У нас такие правила.

— Я же ранен!

— У нас такие правила, — с равнодушным терпением отвечает парень.

Глаза у него совершенно мертвые, и, приглядевшись, я вижу, что на левой щеке у него трупные пятна, а на пряди волос, выбившейся из-под шапочки, — плесень.

— Пропусти его, — говорит женский голос из селектора.

Санитар кривится. Длиннющим скрученным на конце ногтем ковыряет в ухе, с интересом смотрит на зеленоватое содержимое.

Мне кажется, меня сейчас стошнит. Желудок трепыхается у самого горла, я стараюсь дышать глубоко и размеренно, но это усиливает боль в животе. Еле-еле давлю рвотные спазмы. Санитар облизывает ноготь, кивает на дверь за своей спиной.

— Пройдите.

Прохожу в кабинет. Врач стоит у окна. Это девушка, совсем молоденькая.

У нее круглые румяные щеки, полные руки и длинная рыжеватая коса, она совсем некрасива по нынешним меркам — широкобедрая, полногрудая, с медовой плавностью движений. Длинная юбка и шаль поверх халата делают ее похожей на купчиху с полотен Кустодиева. Она раздумчиво поправляет выбившуюся прядь, прикусывает пухлую губку.

— Вы уйдите, пожалуйста. Мне помощники не нужны. — Голос у нее глубокий, грудной, и мне кажется, что она должна прекрасно уметь исполнять романсы.

От ее шали пахнет ландышем, я вглядываюсь в кругловатые серые глаза и вздрагиваю.

— Витка! Витка, ты меня не узнаешь?

Девушка перебрасывает косу с груди за спину, с недоверчивой улыбкой смотрит на меня.

— Меня действительно зовут Вита, Виталия. Но я не знаю, где бы мы могли познакомиться.

— Ты же Смотритель, ты меня не узнала? Я Тэри!

— Я вас не знаю. Уйдите, мне нужно заняться пациентом.

— Но я и есть ваш пациент! У меня пуля в животе!

— Да, действительно, — кивает она. — Ложитесь, пожалуйста.

Витка достает из автоклава лоток с инструментами. Я лежу на кушетке и смотрю, как она достает огромные ножницы. Подходит ко мне, вспарывает мне живот от паха до грудины. Боли нет. Витка запускает руку мне во внутренности, копается. Щекотно до ужаса, я смеюсь.

— Не смейтесь, — строго говорит Витка и извлекает из меня петли кишок, внимательно осматривает их, прячет обратно и наконец вытаскивает небольшую сплющенную пульку. Показав ее мне, она отправляется к раковине и долго моет руки большой хозяйственной щеткой. Я так и лежу со вспоротым брюхом. Кто-то смеется мне в спину. Я чувствую это, хотя и лежу на ней.

Иглой длиной с палец она зашивает рану — через край, толстой грубой ниткой. Когда она заканчивает, я начинаю напоминать себе покойника после вскрытия.

— Ну вот, больной, — серьезно кивает Витка. — Теперь вас можно и хоронить.

— Как это? — удивляюсь я. — Я же жив.

— Это вам кажется, больной, — отмахивается Витка. — Всем поначалу так кажется. Пулю мы удалили, теперь можно и хоронить. Все в порядке, не волнуйтесь.

— Не надо! Пожалуйста!

Витка делает мне укол — я ничего опять не чувствую и начинаю подозревать, что меня действительно можно хоронить. Боли я не ощущаю, кажется, и не дышу. А что думаю и говорю — это пройдет.

И действительно, через минуту после укола все проходит. Совсем...

Я лежу в автобусе, мертвый и довольный. Шов неудобно стягивает живот, но я все-таки вылавливаю мерзкую флэш-карту и прячу в нагрудный карман. Попутчики и кондукторы мной нисколько не интересуются — мало ли покойников бродит по улицам Города. Покойникам билет не нужен. Однако в моем положении есть некие преимущества, понимаю я. И кондукторы не пристают, и флэшка ведет себя почти прилично, только для порядка трепыхается в кармане «аляски».

Надо же — вот я и одет, причем по сезону. Джинсы с подкладкой, свитер, теплая куртка. Меня это не удивляет, как не удивляло то, что я из этого автобуса попал в бассейн. Меня вообще ничто не удивляет, подмечаю я. Видимо, мертвецам удивление не пристало.

Автобус заполнен наполовину. Дама-кондуктор в норковой шубе и ее спутник, облаченный в зимний камуфляж, сидят на первом сиденье лицом ко мне. Поднимаюсь, стою, держась за ободранные перила, смотрю на кондукторшу, раздумывая, врезать ей по морде за скверное обращение с пассажиром или не стоит. Ей хорошо за тридцать, косметики на ней — килограмма полтора. Лицо покрыто толстым слоем дешевого тонального крема, блестит, словно отлакированное. Крем не скрывает, а подчеркивает морщины под глазами и у губ тонкого рта, намазанного ярко-малиновой помадой. Еще и усики на верхней губе. Неприятная женщина, что уж тут скажешь. И если приложить ее по физиономии, потом ведь руки от ее косметики не отмоешь. Пес бы с ней...

Я выхожу на первой же остановке. Отсюда до нужного мне дома — только перейти по подземному переходу, вход в подъезд как раз в тупике перехода. Лестницы нет. Лифта приходится ждать минут пятнадцать. Наконец он приезжает — это железная пластина, к центру которой за петлю привязана веревка. Когда я на нее встаю, оказывается, что равновесие удержать невозможно, и все время я вишу на веревке. Едем странно — несколько подъемов и спусков, словно лифт каждый раз промахивается мимо нужного этажа. Спуски сменяются подъемами так резко, что я боюсь упасть вниз. Наконец ухитряюсь спрыгнуть на своем восьмом этаже.

Звоню в дверь.

Меня встречают радостными воплями, объятиями и поцелуями. Проводят в комнату. Здесь жарко. Я расстегиваю куртку, попутно разглядывая заказчицу. Девчонка-хакер, вьетнамка или кореянка, забирает у меня флэшку, отвешивает вертлявой штуковине подзатыльник и немедленно втыкает в компьютер. Миссия исполнена.

На девчонке симпатичный кожаный костюмчик — пиджак и брюки в обтяжку. Из-под пиджака видна ярко-оранжевая майка. Иссиня-черные волосы заплетены в десятка два косичек, а косички собраны на затылке в хвост. Длинные ногти выкрашены во все цвета радуги — полосками. Симпатичная девушка, думаю я. Надо бы познакомиться поближе. Хотя... Интересно, могут ли покойники ухаживать за девушками? Вспомнив о своем статусе, вспоминаю и о шве на животе.

— У тебя ножницы есть?

— А на фига?

— Швы снять, а то надоели. — Задираю свитер, показываю пузо.

Хакерша с недоумением смотрит на меня.

— Где швы?

Действительно — гладкий здоровый живот без малейшего повреждения. Усмехаюсь — бывает. Зажило — и ладно.

Где-то внутри нарастает крик ужаса, но я не выпускаю его на поверхность. Кричать нельзя. Если закричать — придут те, с пистолетом. Или явится похоронная команда — ведь я же умер, вот я не дышу.

Если я не дышу — как я разговариваю?

А говорю ли я вслух?

Флэшка торчит из разъема и жалобно попискивает.

В запущенной донельзя квартире тесно от батарей системных блоков и серверов. Девушка лупит по двум клавиатурам сразу так, что кажется — палят из автомата. Mepкнет свет. Мы сидим в темноте, монитор еле-еле освещает заказчицу. Ей все равно, компьютер работает от источника бесперебойного питания. Мне хочется заснуть. Мне нужно заснуть, тогда этот кошмар, наверное, кончится!

Прикрываю глаза и начинаю считать капли в капельнице.

Засыпаю.