И продуман распорядок действий,
И неотвратим конец пути…
В комнату вела единственная дверь – крепкая, обитая металлическими полосами, к тому же с мощным запирающим заклятием, которое Рангар ощущал при приближении как нарастающее муторное давление на внутренности. Под самым потолком имело место узкое, забранное толстыми железными прутьями окошко. В комнате стоял деревянный топчан с набитым высушенной травой матрасом и куском грубого полотна вместо простыни. За перегородкой находился закуток с отхожим местом и двумя чанами с водой; в большем вода предназначалась для омовений, в меньшем – для питья. Так что вряд ли это помещение можно было назвать "комнатой", несмотря на потертый ковер на полу; скорее – тюремной камерой, хоть и не из худших.
У Рангара, естественно, отобрали оружие и доспехи, в том числе и нифриллитовую кольчугу; однако, как ни странно, оставили черное облегающее трико из Валкара; впрочем, он не стал носить его, а соорудил, сложив особым образом, нечто вроде набедренной повязки, оставив подавляющее большинство кожного покрова свободно соприкасаться с воздухом.
Трижды в день над маленьким столиком, стоявшим у стены под окошком, возникало голубоватое туманное свечение, которое, рассеявшись, являло взору дымящиеся горшки и миски с пищей. Рангар не мог не признать, что кормили здесь вкусно и достаточно разнообразно; однако он ел мало, ровно столько, сколько необходимо было для поддержания организма в требуемой форме А потребовал Рангар сам от себя исключительно высоких физических кондиций, поскольку теперь, после утраты кольца, это осталось единственным, на что он мог полагаться. Практически все время, кроме сна и коротких пауз для приема пищи и отдыха, он посвящал медитации, закаляя дух, и тренировкам, оттачивая и отшлифовывая технику боевого искусства, постигнутого им еще в родном мире. Правда, иногда обостренные чувства Рангара реагировали на чье-то невидимое глазу присутствие, и тогда он прекращал физические упражнения, погружаясь в мир высокой духовной гармонии, отрешаясь от всего окружающего и тем более – от незримого соглядатая.
Дней через десять уровень его физической подготовки и технического мастерства превысил тот, который ему удавалось достичь на Коарме до этого, а степень духовной самоконцентрации едва ли не достигла высот, знакомых лишь по родному миру. Он уже мог, преодолевая колдовское давление, приближаться к двери и легко взбегал по вертикальной стенке до окошка; одним из его развлечений стало, уцепившись за прутья, любоваться красивым незнакомым городом, тремя громадными террасами спускавшимся к голубой воде обширного залива. Из окна виднелась лишь часть залива, однако длинные пологие волны, качавшие многочисленные корабли и кораблики, кораблики, отсюда казавшиеся совсем крошечными, указывали на близость океана. Не раз и не два у Рангара возникало желание сломать прутья решетки и бежать; это было вполне по силам ему, но каждый раз мысль о кровном договоре, подписанном им с Алькондаром, останавливала его, так как в этом случае гибель Лады оказывалась неизбежной.
Одиночество не тяготило Рангара – напротив, так даже легче сохранялось достигнутое равновесие внутреннего царства эмоций, и лишь изредка воспоминания будоражили его и вызывали приливы глухой, безнадежной тоски. Зато в снах его память о минувших событиях торжествовала безраздельно, и он видел себя то на острове Курку, то в казарме гладиаторов маркиза ла Дуг-Хорнара, то рубил жутких оборотней Сумрачного леса, то шагал по сияющим, воздушным улицам Валкара, а рядом молчаливо вышагивал Тангор, улыбаясь в бороду и посверкивая своими удивительными золотистыми глазами, и шел хмельной и веселый Фишур, о чем-то увлеченно разглагольствуя и размахивая руками, и даже Лада была рядом, в белом воздушном платьице, с тяжелой волной распущенных черных волос на плечах, что могло бы вызвать удивление, ибо в Валкаре она еще скрывалась под личиной рыцаря Тазора, но почему-то совсем не вызывало, а, наоборот, казалось естественным и само собой разумеющимся… Странно, но чем ближе оказывались события к роковой битве на Северном тракте, тем реже они снились Рангару; сам же бой в Холодном ущелье приснился ему только один раз, да и то как-то очень уж необычно, будто он наблюдал его со стороны, а точнее, с большой высоты; мертвого Тангора Рангар в своих снах не видел ни разу.
Снились Рангару и совсем другие сны, не имеющие ничего общего с тем, что случилось с ним на Коарме, да и с самой этой планетой. Картины Мироздания, потрясающие своей грандиозностью, мириады красных, белых, желтых и синих солнц, причудливые, ни на что не похожие миры, и среди них один, повторяющийся особенно часто, мир ласкового солнца и удивительно чистого синего неба, мир цветов и деревьев, мир теплого зеленовато-голубого океана, из вод которого вырастал зеленый остров с фантастически прекрасным дворцом на возвышении, подобный волне вспененного хрусталя… И тогда даже во сне болезненно сжималось сердце, потому что он должен был что-то сделать и куда-то успеть, но не успевал, а когда в одном из таких видений пригрезилась ему девушка с неправдоподобно огромными черными глазами, словно вобравшими в себя всю астральную бесконечность космоса, он проснулся будто от толчка с бешено колотящимся сердцем и долго лежал, пытаясь унять рой невесть откуда взявшихся, остро жалящих запретных чувств; все было так, как если бы вдруг шевельнулась давно и прочно засевшая в самом основании сердца заноза с бритвенно острыми гранями…
И только один-единственный раз увиденное им во сне, несмотря на всю фантасмагоричность, влило в него мощный заряд восторга и оптимизма.
…Средь звезд и туманностей, средь галактик и их скоплений парил он, с телом, сотканным из праатомного огня и колебаний первоосновы всего сущего, и рядом парила она, возродившаяся из пепла, и кто-то мудрый и могучий, но спасовавший и отступивший, с надеждой наблюдал за ними из своего вневременья, и та Дверь казалась запечатанной наглухо и навечно, но чудо свершилось, она приотворилась… и свет Великого Прозрения хлынул из-за нее могучим потоком единого Метабытия…
Верховный Маг Змеи Алькондар Тиртаид ин-Хорум появился перед Рангаром на двадцатый день. Возник он внезапно в ореоле голубоватого свечения и выглядел очень натурально, почти как тогда, в Храме Змеи, но что-то подсказало Рангару, что это не живой человек, а фантом, и Рангар втайне порадовался тому, что его восприятие шагнуло на новый рубеж.
Рангар встал с топчана, сидя на котором он предавался медитации, и вежливо произнес:
– Приветствую вас, ваше всемогущество!
– Высокомогущество, – поправил Алькондар, но самодовольная улыбка проскользнула по его лицу.
– Быть может, такое обращение уместно к Сверкающим?
– Замолчи! – немедленно взъярился маг. – Тебе так же не суждено соприкоснуться с недоступным, как букашке – взлететь на солнце!
– Извините, ваше высокомогущество. Просто я подумал…
– А тебе никто не позволял думать, тем более вслух. Впрочем, это уже не важно. Завтра ты выйдешь на Арену Будешь драться против бойца, которого выставит Император. Я побился с ним об заклад на десять тысяч гранд-литаров… как раз столько стоит твоя кольчуга, и если ты проиграешь, я отдам ее Императору. Но в этом случае я жестоко накажу твою девку, причем так, что не нарушу ни единого пункта нашего договора.
– Согласно договору вы обязаны отпустить Ладу целой и невредимой при любом исходе поединка, – глухо произнес Рангар, опуская голову, чтобы блеском глаз не выдать охвативших его чувств.
– Но все так и будет! – Глаза Алькондара блеснули жестоким триумфом. – Я действительно в целости и сохранности доставлю ее на остров Курку, а вот там… там у нее на глазах подвергну мучительным пыткам и в конце концов казню ее отца! Ну, как я придумал?
Рангар едва не застонал от острого приступа ненависти и бессильной ярости, но лишь еще ниже опустил голову, до хруста в скулах сжав зубы. Да, горазд на черные придумки змеиный маг…
– Поэтому ты победишь и завоюешь для меня десять тысяч гранд-литаров! – заявил Алькондар. – Хотя, по слухам. Император готовит какого-то совсем уж необычного бойца…
– Я выиграю, ваше высокомогущество, – бесцветным голосом произнес Рангар.
– Не сомневаюсь в этом… почти, – сказал маг, слегка нахмурясь. Казалось, какая-то мысль не дает ему покоя, но он упрямо отгоняет ее прочь. – В этом случае с головы Лады и ее отца не упадет ни единого волоска… более того, я щедро награжу ее. Даже с ничтожной частью моего выигрыша она станет самой богатой дамой острова. Ты же, как я и обещал, умрешь мгновенно и безболезненно.
– Я выиграю, – повторил Рангар.
– Хорошо, – сказал Алькондар. – Сегодня к тебе придут девы, дабы усладить твое тело…
– Простите, ваше высокомогущество, но эта милость излишня. Она может только расстроить меня… вы понимаете? Вот если бы вы разрешили мне свидание с Ладой…
– Нет! – коротким взмахом руки Алькондар отмел предложение Рангара. – Это тем более расстроит тебя. Но я обещаю: если ты победишь, я дам вам целую ночь для прощаний. Слово Верховного Мага!
– Благодарю, ваше высокомогущество. – Рангар низко поклонился. В душе неистово вспыхнула надежда… и торопливо, чтобы ничем не выдать Алькондару охвативших его чувств, он произнес: – Могу ли я попросить вас о другой милости… вместо дев, так сказать.
– О какой же? – спросил маг с подозрением.
– Перед боем очень полезно вымыться в горячей воде и даже побыть в комнате с горячим паром.
– А, ты говоришь о парных купальнях! – воскликнул Алькондар, усмехнувшись. – Ну, это удовольствие я тебе предоставлю. Я на многое готов, чтобы ты победил.
– Не волнуйтесь, ваше высокомогущество, и считайте, что десять тысяч гранд-литаров у вас в кармане. Кстати, разве не может такой могучий маг, как вы, изготовить деньги при помощи магии?
– Таким способом добывать деньги нельзя, это один из запретов Сверкающих, – ответил Алькондар. – Были маги, пытавшиеся нарушить его… Они кончили плохо, очень плохо. Ну все, меня ждут дела. Встретимся уже завтра. А насчет остального я распоряжусь, тобой займутся.
Этой ночью Рангар спал, как никогда. Ему даже не снилось ничего. Мышцы, с вечера расслабленные горячей водой и паром, к утру налились особенной силой. Казалось, стоит их лишь тронуть, как они запоют, говоря словами поэта, тугую симфонию схватки.
Завтрак подали едва ли не императорского уровня, но Рангар, как обычно, съел ровно столько, сколько необходимо. Распорядок дня он несколько изменил: вместо активной зарядки после подъема он совершил сеанс углубленной медитации; после завтрака он немного отдохнул и провел легкую тренировку. Каждая клеточка тела, каждый мускул сигнализировали о выходе на пик боевой формы, и Рангар был уверен, что готов к любым неожиданностям.
Кроме, пожалуй, той, что его ожидала.
…Неладное Рангар почувствовал сразу, как только перед ним материализовался – на этот раз в своем истинном обличье – Алькондар. Как ни умел он владеть собой, бледность и лихорадочный блеск глаз выдали его состояние.
– Что случилось, ваше высокомогущество? – спокойно спросил Рангар, кланяясь магу.
– Плохие известия, – в голосе Алькондара проскользнули панические нотки. – Император выставил против тебя… Глезенгх'арра… Тебе приходилось слышать о нем?
Рангар наморщил лоб.
– Нет, о гладиаторе с таким именем я не слышал. Но само имя будто бы знакомо… кто-то где-то упоминал его.
– Глезенгх'арр не гладиатор. Это монстр, чудовище… получеловек-полудемон, и как раз присутствие в его жилах человеческой крови делает этот поединок возможным. Полностью демонов, как и животных, закон запрещает выставлять против людей. Конечно, я пытался возражать, Но Император привел тот аргумент, что и твое происхождение никому не ведомо, и судейский триумвират разрешил бой!
– Ну и чем же так опасен этот… Глезенгх'арр? – спросил Рангар по-прежнему спокойно, чувствуя в себе силы сразиться с любым монстром.
– Сам увидишь, – мрачно сказал Алькондар. – В свое время он наводил ужас на весь северо-запад Крон-армара, и его жертвам было несть числа… Только объединенные усилия шести магов – гранд-магистров смогли остановить кровавый промысел Глезенгх'арра, его поймали и заточили в императорскую темницу… Маги утверждают, что он сейчас лишен демонических свойств и способностей, но чисто человеческие… точнее, нечеловеческие сила и ловкость остались.
– Ничего, – Рангар усмехнулся, – мои возможности тоже гораздо выше возможностей обычного человека. Вы ведь видели мой поединок с Алларом Гормасом в Лиг-Ханоре… а ведь Аллар также был не совсем человек, во всяком случае нервные центры у него располагались вовсе не там, где у нормальных людей.
– Глезенгх'арр прикончил бы Аллара Гормаса за четверть итта, – сказал Алькондар обреченно.
– У меня создалось впечатление, что вы упорно пытаетесь передать мне свое пораженческое настроение, – произнес Рангар с иронией. – Если вы хотите выиграть свои деньги, ваше высокомогущество, то должны внушать мне оптимизм и веру в победу. А то получается, что этим занимаюсь я.
Алькондар скривился, но промолчал.
– Мне вернут на время поединка мое оружие? – поинтересовался Рангар.
– Твои доспехи, в том числе кольчуга из черного нифриллита, а также мечи из стали "виссарт", уже дожидаются тебя в твоей гладиаторской главной Арены столицы, – буркнул маг. – Вот только неизвестно, каков будет жребий. На этот поединок предусмотрены не два, а четыре возможных исхода по выбору оружия.
– Вот как! И какие же?
– Два стандартных: либо выпадает каждому драться его любимым оружием, либо оружие выбирается по жребию. Два дополнительных: либо ты, либо он будет выбирать оружие.
– Но этот случай сводится к первому! – воскликнул Рангар удивленно.
– Не совсем. В первом случае каждый соперник дерется любимым оружием, а в третьем и четвертом – только тот, кому улыбнется жребий. Второй соперник в этом случае обязан использовать это же самое оружие, которое, понятно, далеко не всегда оказывается его любимым.
– Понятно… – протянул Рангар. – На какое время назначен бой?
– Он начнется ровно в полдень. Все билеты уже проданы, причем по небывалым ценам. Ставки – до небес. Причем, как ни страшен Глезенгх'арр, на тебя тоже ставят многие. Особенно те, кто видел тебя в Лиг-Ханоре и Поселке Рудокопов.
– Неужели и оттуда приехали?
– Приехали, – угрюмо кивнул Алькондар. – И твой бывший хозяин маркиз ла Дуг-Хорнар с несколькими гладиаторами из своей дружины, и гранд-маг Ольгерн Орнет из Валкара, и генерал ла Фор-Рокс… Возможно, еще кто-нибудь из твоих знакомых пожалует.
Чего-чего, но этого Рангар не ожидал. Словно теплая волна прошла по телу, в глазах отчего-то защипало, и он вынужден был отвернуться.
– В общем, ажиотаж необычайный, такого никто не помнит. Его Святейшество Верховный Жрец Сверкающих, Тот, Чье Имя Не Произносят, Говорящий Слово и прочая, и прочая, уже, как мне кажется, раскаялся в том, что разрешил этот поединок. Но даже он уже ничего не может изменить.
– Жрецы почему-то боятся привлечь внимание широкой общественности к моей персоне. – Рангар улыбнулся одними уголками губ.
– Причина очевидна. – Алькондар нахмурился и посмотрел на Рангара с неодобрением. – Обратившие внимание на тебя могут обратить его и на твои нечестивые деяния, угрожающие Устоям и Плану. А сие недопустимо.
Простая и очевидная мысль вдруг пришла в голову Рангару, и он тихо произнес:
– Ваше высокомогущество, а ведь вы… как бы это сказать помягче… не очень любите Верховного Жреца, а?
Странный блик метнулся в глазах Алькондара, и он так же тихо ответил:
– Если бы тебе не драться через два тэна, я бы примерно наказал тебя за эти мерзкие слова. Я ухожу и вернусь через тэн, чтобы перенести тебя на Арену.
И маг, хлопнув в ладоши, исчез.
А Рангар, сев на кушетку, погрузился в раздумья светлые и печальные, и они унесли его далеко-далеко, к тому моменту, когда он очнулся на студеном берегу Северо-Западного океана, на холодном и мокром песке острова Курку, и весь пройденный им путь в этом мире вдруг предстал перед глазами столь отчетливо, что защемило сердце… Продлится ли он или ему суждено оборваться через каких-то два-три тэна?
Если б знать, подумал Рангар в который уже раз, если б знать…
Сознание Лады погасло в тот момент, когда три черных вихря сомкнулись вокруг них. А когда она пришла в себя, то обнаружила, что лежит совершенно нагая на высоком ложе в богато убранном, но каком-то сумрачном помещении с лепным потолком, узкими стрельчатыми окнами и резной дверью из драгоценного жемчужного дерева. В комнате были еще шкаф, стол, два стула и массивное овальное зеркало в рост человека, висевшее на стене между двумя окнами. Чисто физически Лада чувствовала себя неплохо, поэтому, завернувшись в простыню, бросилась к двери… и отлетела назад, будто натолкнувшись на невидимую упругую стену. Точно так же неведомая магия не разрешила подойти ей к окнам. Лада бросилась на постель и разрыдалась, не столько от обиды и бессилия, сколько из-за тревоги о судьбе Рангара и Фишура. Самые мрачные предположения теснились в ее голове и воображение услужливо рисовало картины одну ужаснее другой… Она знала, что добровольно Рангар не расстался бы с ней, поэтому он либо погиб, либо в плену.
– Лишь бы он был жив, – повторяла она раз за разом исступленно, – лишь бы не погиб!
Но только вечером, когда потемнело небо за окнами и в углах вспыхнули магические огни, дверь отворилась, и сам Верховный Маг Змеи в темно-фиолетовой мантии и с жезлом в виде змеи, символом своей власти, явил свой грозный лик.
Лада бестрепетно встретила его тяжелый, пронизывающий взгляд.
– Должен признать, что у иномирянина недурной вкус, – после паузы произнес Алькондар, и губы его насмешливо дрогнули.
– Что с Рангаром?! – вскричала Лада и, позабыв о собственной наготе, со сжатыми кулачками бросилась на Алькондара. И вновь невидимая сила отбросила ее.
Алькондар поморщился.
– Успокойтесь, леди… Ваш возлюбленный жив, но дальнейшую его судьбу определит суд, более высокий, чем даже суд Императора. (Алькондар лукавил, участь Рангара была решена, но таким образом он хотел избежать лишних истерик и добиться послушания девушки.) Вам надо запастись терпением и ждать. Замечу, что ваше поведение может в какой-то степени повлиять на решение суда, поэтому не только ваша судьба, но и судьба иномирянина будет зависеть от вашей покорности. Вам ясно это?
Лада отступила на несколько шагов и бессильно опустилась на ложе, зябко кутаясь в простыню.
– Что… я должна делать? – спросила она, совершив над собой видимое усилие.
– Ровным счетом ничего. Вас оденут в приличную одежду, будут кормить и развлекать, как благородную даму. Возможно, ваша помощь понадобится мне в будущем, но скорее всего этого не случится. В любом случае знайте – лично вам ничего не угрожает.
С этими словами маг исчез, оставив девушку в смятении и растерянности. Впрочем, она знала главное: Рангар жив. А значит, ее жизнь тоже имеет смысл.
Тут она вспомнила, что позабыла спросить Верховного Мага о Фишуре, и краска стыда бросилась ей в лицо. Но потом, поразмыслив, она решила, что если осталась в живых она, уцелел Рангар, то и Фишур не должен был погибнуть. Как оказалось, в данном случае из неверных предпосылок получился правильный вывод, что само по себе явление весьма редкое. Но логические тонкости не волновали Ладу по вполне понятным причинам; успокоенная последней мыслью, Лада прилегла и слегка задремала, и в легком прозрачном полусне увидела как раз Фишура (а не Рангара, как можно было ожидать). Он шел по какой-то длинной извилистой улице, закутавшись в старый потертый плащ и надвинув на глаза широкополую шляпу.
Гораздо более удивительным следует считать то, что Фишур действительно пройдет по Якорной улице Нижнего города Венды, закутавшись в видавший виды плащ и в шляпе, надвинутой на глаза, но случится это гораздо позже, ровно через двадцать дней, как раз накануне поединка Рангара с таинственным бойцом Императора. Фишур будет жив и здоров, но черен лицом от отчаяния, ибо, несмотря на все усилия, он так и не смог изыскать способ освобождения Рангара, без которого любые попытки достижения им Цели обречены, как он знал, на провал.
Почти вне зависимости от уровня коммуникационных средств и принципов, лежащих в их основе (будь то наука, магия или еще невесть что), среди сообществ разумных существ, пребывающих на различных уровнях развития в достаточно широком диапазоне, всегда существовал удивительный и загадочный способ передачи информации, в разных мирах называемый по-разному, но имеющий один и тот же смысл: слух. Феномен слухов разумные существа с системным складом мышления пытались анализировать, создавались теорийки, теории и даже писались "трактаты о слухах" (о чем свидетельствуют источники, более чем достойные доверия), но удовлетворительного объяснения феномену найти не удавалось. Собственно слухам о непобедимом и неустрашимом гладиаторе Рангаре Оле, которыми полнился Крон-армар, и был обязан маркиз ла Дуг-Хорнар своему решению приехать в столицу на поединок его бывшего раба с лучшим бойцом самого Императора, который уже называли не иначе, как "поединок века".
Взяв в попутчики Дайна и еще пятерых вольных гладиаторов из своей дружины, хорошо знавших Рангара и видевших его в деле, ла Дуг-Хорнар за девятнадцать дней преодолел тысячу семьсот лиг от Лиг-Ханора до Венды (по кратчайшему пути через Орноф и Парф) и за два дня до схватки прибыл в охваченную пожаром ажиотажа столицу. В пивных, кабачках и ресторанах, на базарах и в лавках, в порту и мастерских Нижнего города, в великосветских салонах Среднего и даже в тайных жреческих святилищах Верхнего судачили о предстоящем бое Порхающей Смерти (такое прозвище всего за три гладиаторских поединка приклеилось к Рангару, что само по себе было фактом из ряда вон выходящим) с Ударом-Из-Мрака, как заочно называли императорского ставленника, имея в виду окружавшую его личность тайну. Спорили до хрипоты, бились об заклад, высказывали самые невероятные предложения о сопернике Рангара и о самом иномирянине. Правда, в последнее слово, откуда-то пошедшее гулять "по городам и весям", вкладывался смысл, весьма далекий от истины, и родиной Рангара считалась то таинственная страна Зороар в западном полушарии Коарма, то легендарный плавающий остров Фушфар в далеких южных морях, то еще что похлеще. Почти в каждой такой компании появлялся на некоторое время и затем исчезал неприметный человек, одетый соответствующим этой компании образом: на нем могла быть морская форменка, роба грузчика, добротная, но без претензий одежда торговца, доспехи воина, изысканный наряд дворянина и другие одеяния, характерные для представителя той или иной касты. Человек этот, как правило, слушал, лишь изредка вступая в разговоры, да и то лишь для того, чтобы подтверждать пусть и удивительное, но вполне коармовское происхождение Рангара Ола или, наоборот, категорически опровергнуть досужие домыслы о якобы имеющем место конфликте Порхающей Смерти с власть предержащими; при этом незнакомец непременно ссылался на источник, имеющий для данной конкретной компании наибольший вес. Что ж, это были горячие деньки для могучей армии шпионов и осведомителей жрецов Сверкающих, которыми столица была буквально наводнена. Но жрецы хорошо понимали, что и для чего они делают, хотя правду об истинных причинах всего этого знали тем меньше жрецов, чем большая часть этой правды была им ведома; всю правду, да и то лишь на уровне, доступном его пониманию, знал лишь Верховный Жрец, а точнее – его Первая Ипостась.
Адъюнкт-генерал Карлехар ла Фор-Рокс, в день приезда в форт Дарлиф получивший личный приказ Императора немедленно убыть в Венду, был арестован на ступеньках дворца личной гвардией Императора и по тайному подземному ходу препровожден в одну из тюремных камер в недрах Храма Сверкающих. Карлехар быстро понял, что инициатива ареста исходит от жрецов, но никак не мог уразуметь конкретной причины. Правда, мысль о том, что это как-то связано с бегством Рангара, мелькнула у него в голове, но сомнения продолжали терзать его аж до того момента, когда незнакомый жрец в сверкающей белой мантии с золотым диском на груди, указывающим на его исключительное высокое положение, вошел в камеру и подробно объяснил полководцу, в чем того обвиняют. С громадным изумлением Карлехар услышал, что причиной его ареста является не его помощь Рангару Олу в побеге (об этом так никто и не узнал, даже всесильные жрецы), а подарок иномирянина, который генерал оценил как не имеющий равных по значимости в военном деле и который смог произвести в нем настоящую революцию.
– Я не сомневаюсь, о великий, что ваши знания далеко превосходят мои во всех областях, кроме военной, – с холодным достоинством поклонился Карлехар жрецу, когда тот предъявил ему обвинение. – И я уверен, что вы даже не представляете, как это "нечестивое изделие" позволит укрепить нашу армию и сделать ее воистину непобедимой.
Жрец нахмурился.
– Не будь столь самонадеян, воин, – молвил он с угрозой. – Огонь в очаге согревает жилье и помогает приготовить пищу, но, вырвавшись на свободу, он уничтожает все на своем пути… Видимая польза редко бывает истинной. Зло порой хитро маскируется, и только нам, жрецам, волей Сверкающих дана способность срывать покровы и обнажать сущность… Что касается этих… луков и стрел, так их необходимо без лишнего шума изъять и уничтожить, а ты вместе со своим полком отправишься в глубокий рейд в Красную пустошь к берегам Восточного океана.
Кровь бросилась Карлехару в лицо. Он знал, что значит это задание. Из таких походов еще никто не возвращался живым.
– В армии неспокойно, твое исчезновение вызвало глухие пересуды, – продолжал жрец, – ты хороший воин и популярен в войсках. Поэтому принято решение даровать тебе жизнь, если ты беспрекословно подчинишься нам. Думаю, ты согласишься, поскольку доблесть и чувство долга не позволят тебе умереть так просто… скажем, от укуса эрры, зная, что кто-то другой поведет твоих воинов… в поход. Завтра ты должен сообщить свое решение. Дольше держать тебя здесь нецелесообразно. Ты либо подчинишься, либо умрешь.
Карлехар ла Фор-Рокс провел бессонную ночь, меряя камеру шагами, но лишь к утру смог усмирить свой дух противоречия. Он выполнит волю жрецов и поведет свой полк в рейд по землям Красной пустоши, но сделает все, чтобы сохранить людей и вернуться. А там… там видно будет.
Жрец с заметным удовлетворением воспринял решение Карлехара, и того немедленно перевели в императорский дворец, в роскошные покои гостевого крыла. Правда, теперь у него появился новый адъютант, не отходивший от него ни на шаг, но с этим пришлось смириться.
Уже в первый день пребывания на свободе Карлехар узнал о предстоящем поединке, которого ожидала вся Венда. И поставил единственное встречное условие: он выполнит все, что потребовали жрецы, если ему разрешат задержаться в столице и посмотреть этот бой.
Ему разрешили. Как оказалось, и одаренные способностью заглядывать в будущее жрецы порой ошибались в выборе самой вероятной мировой линии из бесконечного множества виртуальных возможностей. На этот раз ошибка стоила им очень дорого.
Гранд-маг Ольгерн Орнет был одним из очень немногих на всем Коарме, кто более или менее понимал, какую кашу заварил Рангар и что предпримут жрецы (а возможно, и сами Сверкающие), чтобы эту кашу расхлебать, а топку, на которой она варилась, погасить. Он осознавал, будучи реалистом, что шансов уцелеть у Рангара очень мало (особенно после того, как было произнесено Слово), разве что ему помогут стоящие за ним силы. Но активное вмешательство могло привести к большой беде, вплоть до разрыва Ткани Мира, на что, естественно, не пойдет никто, кем бы он ни был. Ибо конфликт, в чем бы он ни заключался, имеет смысл, если существует предмет конфликта. С уничтожением последнего теряет смысл и сам конфликт.
О сути конфликта гранд-маг размышлял очень много и упорно, но так и не пришел ни к какому правдоподобному выводу. Впрочем, другого и быть не могло, ибо масштабы конфликта, с одной стороны, оказались просто-таки непредставимыми для самых выдающихся умов Коарма, а с другой – он произошел во многом случайно (или, точнее, вследствие нарушения тонкой структуры причинно-следственных связей), из-за непредсказуемого даже в категориях вневременной поливиртуальности столкновения интересов многих могучих сил.
Само Слово было воспринято магами Лотоса весьма неоднозначно. Клятвы клятвами, но коль скоро в качестве истин в последней инстанции постулируются утверждения не только неочевидные, но и вызывающие сомнения, быть беде. Сложившаяся в Валкаре ситуация сама по себе начала являть угрозу и Устоям, и Плану, поэтому был экстренно созван Великий Магистрат Лотоса, и сам жрец белой мантии Нессекар Кирлаудит, второе лицо в кастовой иерархии после Верховного Жреца, прибыл в Валкар и произнес пространную речь перед магами высших рангов, пытаясь развеять сомнения в правильности высказанных в Слове постулатов. Ему многого удалось добиться, и большая часть магов изменила-таки свою точку зрения; однако сомневающиеся остались, и Ольгерн Орнет, более других знавший Рангара, невольно оказался лидером возникшего меньшинства. У него состоялся весьма тягостный разговор с Верховным Магом Лотоса Альвистом Элгоэлласом эль-Тайкондом, но даже он не поколебал сложившихся у Ольгерна Орнета убеждений. И когда гранд-маг узнал о пленении Рангара и его предстоящем поединке в качестве гладиатора Алькондара Тиртаида ин-Хорума с неким таинственным супербойцом Императора, он создал магический коридор в пространстве высшего порядка и перенесся в Венду. Здесь он инкогнито поселился в одной из гостиниц Среднего города и принялся ждать начала "боя века".
Дольше всех в неведении относительно предстоящей схватки любимого на столичной Арене пребывала Лада. Однако в итоге Алькондар посчитал, что Рангар будет лучше сражаться, если узнает, что его возлюбленная будет наблюдать за ходом поединка; он сообщил об этом девушке и поразился хладнокровию, с каким она восприняла это известие.
– Вы уверены, леди, что иномирянин победит и на этот раз? – спросил он, подняв брови.
– Я нисколько не сомневаюсь в этом, ваше высокомогущество, – с достоинством ответила Лада. И это была святая правда, хотя с этого момента черный змееныш тревоги поселился в ее душе, и суждено ему там оставаться до самого исхода сражения.
И вот день, которого с таким нетерпением ожидала вся Венда, наступил. Уже с самого утра к Арене хлынули толпы людей. Вначале это были все люди простые: матросы, докеры, мастеровые, уличные плясуны и акробаты, бродячие актеры, среди которых нашла себе место и труппа таинственно погибшего в Орнофе Долера Бифуша (следствие, как это часто бывает, ничего не дало), ремесленники, мелкие торговцы, крестьяне с близлежащих деревень, рядовые воины. Далеко не у всех имелись билеты, и дело заключалось не только в их огромной стоимости – многие готовы были отдать чуть ли не все сбережения за возможность увидеть "бой века". Просто трибуна, где разрешалось находиться простолюдинам, имела ограниченные размеры и не могла вместить всех желающих. Именно поэтому силами многих магов вокруг настоящей Арены срочно создавались арены фантомные, но на которых можно было достоверно увидеть все, что происходило на Арене всамделишной. И естественно, за право наблюдать даже за фантомами бойцов взимались немалые деньги.
Ближе к полудню к Арене стали съезжаться богато разукрашенные кареты со столичной знатью. Блестящие кавалеры с еще более блистательными дамами важно прошествовали на трибуны для Дворян, постепенно заполняя их; отдельный сектор предназначался для высших армейских чинов, где и оказался Карлехар ла Фор-Рокс.
Гранд-маг Ольгерн Орнет выбрал, следуя избранному образу, трибуну людей небедных, но пока собственным гербом не обладающих. По иронии судьбы невдалеке от него, но на другой трибуне, расположился Фишур, мрачный, злой и полный дурных предчувствий.
Среди расфранченных столичных дворян скромно выглядел маркиз ла Дуг-Хорнар, но вендийские герцоги и графы с опаской косились на его свиту из могучих, испещренных шрамами гладиаторов. Кстати, многие вендийские (и не только) гладиаторы расположились здесь же, на специально выделенных местах дворянского сектора; был среди них и Керчермар Харлоф, и настоящая буря противоречивых чувств и эмоций бушевала в нем: он всей душой ненавидел Рангара Ола, который победил и пощадил его в Поселке Рудокопов, чем унизил смертельно и непрощаемо, но и желать победы монстру, полудемону, нечеловеку, он не мог.
Императорскую ложу занимал сам Император Тор Второй Премудрый с супругой Тиленой и сыном, принцем Скейваром; рядом сидели несколько особо приближенных сановников, начальник личной гвардии и три придворных мага в ранге мага-грандмагистра. По правую руку Императора в соседней ложе восседали три Верховных Мага: Альвист Элгоэллас эль-Тайконд, Алькондар Тиртаид ин-Хорум и Алессар Рохас нор-Адамар. Маги вели невидимую и неслышную для посторонних мыслебеседу, в подтексте которой стоял только один вопрос: как это уважаемого коллегу Алькондара угораздило выставить иномирянина, бойца пусть и великолепного, но человека, против исчадия сил разрушения высшего порядка Глезенгх'арра, сына чудовищного демона Хорхонгурта и женщины… Алькондар степенно отвечал, что решил использовать Рангара перед смертью для пополнения казны Храма Змеи, чем частично компенсировал бы причиненный тем же Рангаром ущерб во время его первого и последнего посещения Храма; но он, Алькондар, даже подумать не мог, кого выставит против иномирянина Император. Альвист и Алессар вежливо удивились этому и поинтересовались, почему Алькондар не прибегнул к магии и не прочитал будущего. В ответ Алькондар сослался на закон, запрещающий применять магию против Императора, однако сам почувствовал вздорность приведенного аргумента (этот закон не носил безусловного характера) и заявил, что по-прежнему верит в победу своего ставленника. Верховные маги пожелали коллеге успеха, однако фон их мыслей недвусмысленно указывал, какой исход боя они полагают наиболее вероятным. На этом их мыслебеседа прервалась; Алькондар, закрыв свое сознание, впервые со злостью подумал о категорическом (и безусловном) запрете на привлечение магических средств не только для помощи гладиаторам, но даже для прогнозирования результатов поединка при помощи, например. Ока Пророка. Впрочем, такое предсказание никогда не было однозначным, зато всегда существовала вероятность ошибки, тем большая, чем ближе стояли величины вероятностей альтернативных исходов.
Оставалось ждать и надеяться.
Колдовские силы перенесли Рангара сразу в гладиаторскую, откуда ему предстояло выйти на Арену. Кроме него, в комнате находились еще двое: в одном из них Рангар сразу признал собрата по профессии, второй был, по всей видимости, лекарь, причем в весьма высоком ранге гранд-мага, о чем свидетельствовали две тисненые змейки на его рукаве. На столе блестели, переливаясь, доспехи и оружие Рангара, и среди прочего – благословенная кольчуга. Рангар ощутил звенящий накат знакомого волнения и в который уже раз подивился двойственности собственной натуры. Какая-то часть его всеми силами противилась тому, что должно произойти, а другая дрожала в упоении… И сейчас он должен дать волю второй части себя и заглушить первую. Потому что еще не достигнута цель, в опасности Лада и не все долги уплачены. Потому что просто не хочется умирать, демон побери. И потому, что среди тысяч незнакомых людей на трибунах есть и такие, которые знают его, любят и искренне желают ему победы. Это и маркиз ла Дуг-Хорнар, скорее всего прибывший в столицу с великаном Дайном и еще несколькими гладиаторами. Рангар вдруг вспомнил, как трогательно дружина маркиза провожала его и Тангора, и на глаза едва не навернулись слезы… И ведь в общем-то не так уж много времени прошло с той поры, но сколько лиг и событий вместили они! Иным на целую жизнь хватит… Будет среди зрителей и генерал Карлехар ла Фор-Рокс, прославленный воин с сердцем отважным и добрым, которого даже многие битвы не смогли ожесточить. Он ведь мечтал посмотреть, как работает на Арене Рангар. Его желание скоро сбудется, и Рангар постарается не огорчить его. Прибыл в Венду и гранд-маг Ольгерн Орнет из далекого светлого Валкара, перед которым и Рангар, и Фишур в неоплатном долгу… Вряд ли само кровавое зрелище доставит ему удовольствие, но он будет болеть за Рангара, несмотря ни на какие козни жрецов. А с небесного острова Таруку-Гарм за боем будет внимательно наблюдать покинувшая бренное тело душа Тангора… Как не хватает его сейчас Рангару! И Фишур будет смотреть его бой – если уцелел, конечно. А коли не повезло другу – найдет его душа пристанище на небесном острове, рядом с душой Тангора. Но будет у него еще один зритель, главный – Лада. Он представил на миг, что будет с ней, если этот полудемон убьет его у нее на глазах, и до боли закусил губу.
Рангар решительно изгнал последний мыслеобраз из головы, вежливо исполнил Ритуал Приветствия, выслушал ответ и подошел к оружию. Взял мечи, ощутив знакомую приятную тяжесть, и они ожили в его руках сверкающими молниями, просвистев несколько тактов привычной песни смерти. У верзилы, назвавшегося Чонкором, отвисла челюсть, а гранд-маг удивленно-одобрительно щелкнул языком. Рангар положил мечи, снял импровизированную набедренную повязку, развернул черное трико и надел его – оставив, правда, голову целиком открытой. Затем взял доспехи и оружие и повернулся к Чонкору:
– Я готов. Когда выход?
– Еще нет, – отозвался Чонкор после паузы. – Сейчас выступит герольд, а потом вызовут тебя и твоего соперника.
– Хорошо, – сказал Рангар, положил все на место и сел на широкий топчан, стоящий посреди комнаты. Эта пауза только на пользу ему. Он как раз успеет изгнать последние крохи нервозной, сковывающей напряженности – неизбежные проявления "предбоевой лихорадки", охватывающей порой и самых опытных бойцов.
…Уходило, утекало, уплывало в бесконечность все негативное, что могло помешать ему драться… Что ж, он в самом деле готов к сражению. Так, как никогда раньше.
Над огромным амфитеатром столичной Арены, как минимум вдвое большим, чем в Лиг-Ханоре, висел многоголосый говор, сливаясь в гул, негромкими пока еще раскатами уносящийся в сверкающий зенит; Арена напоминала кратер проснувшегося вулкана накануне извержения. Наверное, со дня постройки этого внушительного сооружения здесь не собиралось столько народа. Люди стояли в проходах, забирались на основания колонн и контрфорсов, и лишь на трибунах для знати царило относительное спокойствие, хотя и здесь берху негде было ступить.
Ровно в полдень грянули фанфары, и на специальной тумбе подле императорской ложи появился герольд в слепившем глаза пурпурном одеянии. Говор мгновенно стих, и над амфитеатром повисла неправдоподобная тишина. Казалось, зрители затаили даже дыхание.
– Его Величество Император! Его высокомогущество Верховный Маг Лотоса! Его высокомогущество Верховный Маг Змеи! Его высокомогущество Верховный Маг Земли, Воды и Огня! Их сиятельства принцы королевской крови! Благородные герцоги, графы и маркизы! Могущественные маги, доблестные воины, честные торговцы! Почтенные граждане Крон-армара, уважаемые жители столицы и других городов! Сегодня состоится поединок между гладиатором-чужестранцем Рангаром Олом, прозванного Порхающей Смертью, который выступит под покровительством Верховного Мага Змеи Алькондара Тиртаида ин-Хорума, и пленником Его Императорского Величества Тора Второго Премудрого Глезенгх'арром, прозванного Ударом-Из-Мрака!
Герольд сделал паузу, и густой, плотный гул, почти стон, пронесся над трибунами – так отреагировали зрители на раскрытие инкогнито императорского бойца, потому что мало кто знал это заранее. Имя же Глезенгх'арра, злобного и страшного полудемона-получеловека, знали все. Им пугали детей от Красной пустоши до Заоблачного хребта, его именем проклинали врагов, никогда не произнося его к ночи. Когда шесть магов-гранд-магистров – по два от каждой великой магии – поймали Глезенгх'арра и заточили его в магический пентаэдр, тысячи людей вздохнули спокойно, избавленные от страха попасть на ужин монстру.
Имперский суд приговорил мерзкое и опаснейшее существо к казни, но сам Император, с помощью магов лишив Глезенгх'арра демонических свойств, отсрочил исполнение приговора на неопределенный срок и содержал полудемона в одной из самых мрачных своих темниц, словно дожидаясь момента, когда тот ему пригодится. И – дождался, как ему показалось.
Трудно сказать, что двигало Императором – алчность ли, азарт или стремление к победе любой ценой. Но дал он маху, и то немалого, потому что еще ни разу авторитет и популярность монарха в народе не падала столь стремительно и не низверглась столь низко. За считанные заны публика на трибунах из разношерстной, разноликой и разнокастовой толпы превратилась в единый организм, тысячи дыханий слились в одно, тысячи сердец забились в унисон, и даже в гладиаторской Рангар ощутил ток любви и поддержки.
…Герольд еще говорил что-то, но слова пролетали мимо ушей Рангара, сейчас он слушал и внимал только этому потоку, и ему казалось, что в плотной огнистой массе, вливавшейся в него, он различает знакомые солнечные ручейки…
На желтовато-белый круг Арены Рангар вышел первым, встреченный бурей приветственных возгласов. Судьи едва ли не обнюхали его оружие и доспехи, долго мяли в руках чудо-кольчугу, пробовали и на ощупь, и волшебной палочкой-индикатором черное трико. И, не обнаружив ничего запретного, важно дали разрешение на их использование. И взоры зрителей вновь обратились к выходу из туннеля, откуда должен был появиться соперник Рангара, и вновь тишина опустилась на амфитеатр… но теперь нечто зловещее чудилось в ней, и Рангар ощутил, как что-то муторное и холодное шевельнулось в груди.
И в это время четверо темнокожих гигантов-варийцев вынесли на Арену огромную клеть из стальных прутьев толщиной с руку Рангара, на полу которой темнел какой-то бесформенный ком. Приглядевшись, Рангар понял, что это плотное темное покрывало, под которым таится живое существо.
Стон-вздох пронесся над трибунами.
Варийцы, поколдовав над массивным замком, отворили створки дверей из толстых стальных плит, и темный ком словно выпрыгнул из них – настолько быстрым получилось движение. Затем накидка взметнулась вверх и рваным облаком опала на клеть.
И тут Рангар впервые увидел своего противника.
Увидели его и зрители, и уже не вздох, а короткое сдавленное "А-ах!" выплеснулось из амфитеатра. Хотя в этом звуке слышалось скорее удивление, а не страх.
Существо, отдаленно напоминающее человека (а скорее невероятную помесь человека и паука), имело неприятный, мучнисто-белесый цвет кожи, маленькое туловище и голову, но непропорционально длинные конечности, у которых при этом было как минимум на один сустав больше, чем того требовали стандарты человеческого тела.
Рангара охватило едва ли не разочарование, однако его острые глаза разглядели под белесой кожей упругие канаты мышц, а на пальцах рук и ног – огромные кривые когти, отсвечивающие почему-то как металл, а не как кость. А когда существо подняло голову и посмотрело на Рангара, он непроизвольно вздрогнул, казалось, сама смерть взглянула на него своими светящимися мертвенным красным огнем глазами.
Но то, что его дела совсем плохи, Рангар понял через мгновение, когда монстр, сделав едва уловимое движение, очутился вдруг сразу в центре Арены. Точнее, так показалось зрителям, потому что Рангар это движение поймал, но даже для него это было трудно – Глезенгх'арр двигался едва ли не быстрее самого Рангара. И снова что-то холодное и муторное шевельнулось под сердцем, и оно на миг сжалось, как перед прыжком в темноту.
Вот так-то, друг Рангар, мысленно к самому себе обратился он, вот ты и поимел достойного соперника. Точнее, заимел. Кто кого поимеет, станет ясно очень скоро… Рангар знал, что бой не будет долгим. Поединки бойцов, которые могут двигаться настолько быстро, долгими не бывают.
Глезенгх'арр был абсолютно гол и не вынес с собой никакого оружия. Судьи смотрели на него с заметным страхом и растерянностью, изредка поглядывая то на ложу Императора, то вслед дюжим варийцам, покидавшим Арену с клетью.
– Вы, очевидно, удивлены отсутствием оружия и доспехов, – неожиданно чистым и звучным баритоном произнес монстр, правильно и четко произнося слова. Это произвело впечатление столь противоестественное, что судьи отшатнулись, как от удара, а из десятка тысяч зрительских глоток вырвался сдавленный возглас. Ситуацию усугубило то, что Глезенгх'арр говорил, почти не разжимая тонких, как ленточные черви, губ, к тому же голос шел как бы и не от его головы, а вообще непонятно откуда. – Хочу не только уверить, но и убедить досточтимых судей, что оно мне не потребно.
В звучном голосе монстра прозвучала столь неприкрытая издевка, что судьи отшатнулись от него вторично. А затем случилось вот что: Глезенгх'арр вдруг исчез в том месте, где стоял; скользящая белая тень мотнулась к уже вносимой в туннель клетке; с быстротой, практически не воспринимаемой обычным глазом, выбросилась вперед длинная многосуставчатая рука со страшными серповидными когтями… и четыре глубокие борозды чуть ли не насквозь пропороли толстую сталь дверей клетки.
Не успели зрители и глазом моргнуть, как Глезенгх'арр уже стоял на прежнем месте. Трибуны исторгли стон ужаса – наконец-то и там поняли, на что способно это чудовище. Более кого бы то ни было оценил это Рангар, и из-за изрядно прохудившейся завесы в памяти всплыли слова: машина смерти. Это определение в полной мере было применимо и к нему, особенно если вспомнить его кровавый путь на Коарме. Но, пожалуй, гораздо в большей степени оно подходило этому полудемону. Он вспомнил, что ему говорил о Глезенгх'арре Алькондар, вспомнил обрывки слышанных в кабачках и тавернах разговоров, насквозь пропитанных ужасом, и мысль, беспощадная в своей очевидности, пришла к нему: остановить одну машину смерти может только другая. А еще лучше, если столкновение между ними уничтожит обе машины. Вот только одна из них уже не была собственно машиной, потому что в ее сердце отыскалось место и для дружбы, и для сострадания, и для нежности, и для любви. Оно было малым вначале в общем масштабе, это место, и чувства носили утилитарный, прикладной характер, подчиненные одной, жестко запрограммированной задаче, но затем масштаб вдруг сломался, а скорее, тот маленький уголок в его душе чудесным образом раздался вглубь и вширь, вытесняя все остальное и потеснив даже программу, и машина смерти превратилась в человека.
Человек против машины смерти, подумал Рангар, и вдруг улыбка, легкая и солнечная, тронула его губы, почти такая же, какую увидели свидетели его самого первого боя в Лиг-Ханоре с Черной Маской, только та улыбка была улыбкой веселого осознания собственного превосходства, а эта – улыбкой мудрости. И десятки тысяч зрителей, страстно желавших победы человеку, увидели эту улыбку, и теплая волна надежды согрела их сердца. Но хмурились профессионалы Дайн и его друзья, и тяжело было на душе знавшему толк в искусстве поединка Карлехару, и отчаяние рвало сердце Фишура, единственного, пожалуй, человека на трибунах, способного объективно оценить боевые возможности обоих соперников… И все больше мрачнел гранд-маг Ольгерн Орнет, вся магическая мощь которого не способна была пробить плотный туман, скрывавший ближайшее будущее двух бойцов… И молчаливые слезы катились по щекам Лады, за короткое время из провинциальной девушки превратившейся в опытного, много повидавшего воина, познавшего жизнь и смерть, но не утратившего пылкости и любви.
Тем временем судейский триумвират слегка оправился от шока, и арбитры приступили к жеребьевке видов оружия. И тут слепая судьба улыбнулась монстру. Голос главного судьи слегка дрожал, то и дело сбиваясь на фальцет, когда он объявил, что право выбора оружия – одинакового для себя и соперника – выпало Глезенгх'арру. И тут же раздался баритон монстра:
– Я уже сказал, что в любом случае буду драться без оружия, поскольку оно не увеличит моих сил. Теперь пусть и мои досточтимый противник поступит так же.
Вот так, подумал Рангар и почему-то оглянулся на аккуратно сложенные доспехи и оружие, вот так-то…
И тут чей-то громкий голос донесся из ложи, примыкавшей к императорской:
– Высокие судьи! Прошу справедливости! Учитывая естественное оружие бойца Глезенгх'арра, которое он только что всем нам столь впечатляюще продемонстрировал, прошу вашего соизволения на ношение моим бойцом кольчуги, которая, как вам известно, собственно оружием не считается!
Это произнес Алькондар. Он вскочил на ноги, глаза его горели, лицо было красным. Император сердито покосился на него, однако промолчал, памятуя о сугубо конфиденциальной беседе, происшедшей накануне поединка.
Трое судей, сблизив головы, начали обсуждать просьбу Верховного Мага. По закону никто не мог отменить решения, которое они сейчас примут. Они знали это и в глубине души каждый сочувствовал Рангару и им также было понятно настроение зрителей, полностью и безоговорочно поддерживавших бойца-человека, но они также опасались гнева Императора, и сомнение тяжким грузом легло на чих. И в этот момент вновь зазвучал баритон Глезенгх'арра:
– Пусть наденет рубашечку. Я не возражаю.
Мнения гладиаторов, по закону, не имели никакого значения для судей, и все три арбитра посмотрели на Императора, чьим бойцом был Глезенгх'арр. Тор Второй Премудрый скривился, но, подстегнутый глухим ропотом трибун, едва заметно, неохотно кивнул. И триумвират тут же разрешил Рангару облачиться в доспех из черного нифриллита.
Рангар мгновение колебался, но, бросив еще один взгляд на тускло отсвечивающие кривые лезвия, венчающие конечности монстра, кольчугу натянул. Он отлично понимал, что это повышает его шансы гораздо меньше, чем считали даже умудренные профессионалы, но все же повышает. И еще он знал, что в этом поединке склонить чашу весов в ту или другую сторону может любая, самая незначительная мелочь. А кольчуга была отнюдь не мелочью.
Судьи скороговоркой произносили последние ритуальные фразы.
Рангар и Глезенгх'арр застыли друг против друга в пяти шагах.
Человек впервые пристально посмотрел в глаза монстру.
Они напоминали притушенные пеплом угли; сатанинская алчность и предвкушение того, что должно сейчас произойти, горели в них под спудом равнодушия и серой скуки; и это совмещение несовместимых чувств делало их особенно страшными. Глаза сидели узко на небольшом, сморщенном как плод бетирьи лице, где лишь едва были обозначены лысые брови, нос и рот, похожий на ножевой надрез; до поры до времени рот этот прятал мощные, острые как бритва, кривые клыки. Череп тоже был абсолютно без волос; уши имели остроконечную форму и походили на звериные Шея не просматривалась, более того, создавалось впечатление, что голова сидит в ямке между покатыми плечами, свитыми, как и все тело, из тугих канатообразных мышц. Передние конечности (слово "руки" язык не поворачивался произнести) пребывали в беспрерывном и, на первый взгляд, хаотическом движении, однако Рангар довольно быстро уловил определенную систему – монстр, похоже, интуитивно дошел до кой-каких связок одной из базовых техник рукопашного боя, известных на родине Рангара. Нижние конечности были широко расставлены и прочно стояли на смешанном с опилками песке, который скрывал глубоко зарывшиеся в него когти.
Медленно, контролируя каждую фазу движений и особенно дыхания, Рангар принял свою излюбленную стойку. Все посторонние мысли исчезли, оставив холодную, кристальную ясность сознания и ощущение его огромной емкости. Тело до краев было налито силой и в то же время казалось невесомым; сейчас Рангар мог бы взлететь, если бы захотел. Мгновения замедлили свой бег, растянулись; включилось "второе зрение", и Рангар теперь мог "видеть", что происходит с боков, сверху и даже сзади почти столь же отчетливо, как и обычным зрением (он, в частности, "видел", как шли на свои места судьи, как раб унес его мечи и прочую ненужную уже амуницию).
И в этот момент грянул гонг.
Бой начался.
Незадолго до поединка, отсчет мгновений которого только что начался, состоялась тайная встреча Императора, Верховного Мага Змеи и Второго Жреца.
Император, худосочный желчный мужчина пятидесяти двух лет от роду, на лице которого время и тщательно скрываемые пороки оставили заметные следы, хмурился и порывался что-то сказать, но не решался. В неписаной иерархии высших сановников Коарма второе лицо жреческой касты было выше первого лица в государстве.
Алькондар тоже превосходно знал иерархию, поэтому молчал с непроницаемым лицом. Говорил Нессекар Кирлаудит.
– К сожалению, мои достойные мужи, я вынужден констатировать, что разрешение на проведение поединка было ошибкой, и Светлейший прямо указал на это. Однако сейчас что-либо изменить без опасных последствий уже не представляется возможным, и посему бой состоится. Идеальным вариантом его исхода следует признать смерть иномирянина, который едва ли не на глазах становится народным героем.
Тут уже и Алькондар дернулся, пытаясь что-то сказать, но жрец остановил его холодным насмешливым взглядом.
– Не бойся, закон не будет нарушен, и схватка будет честной. Но – если каким-то образом иномирянину удастся победить – он все равно должен немедленно умереть. От ран, от потери крови, он несчастного случая – от чего угодно. Хотя предвижу в этом варианте крайне нежелательные волнения в народе… Плохо. Надо сделать так, чтоб его смерть не вызвала ни малейших подозрений. Ни малейших, подчеркиваю. Итак, какие будут предложения?
– У меня их нет, поскольку в них нет надобности, – надменно вскинул голову Император. – Неужели кто-либо из вас _на самом деле_ допускает, что обычный человек способен победить Глезенгх'арра?
– Иномирянин не обычный человек, – возразил Нессекар. – И кто знает, какими свойствами наделила Рангара Ола бездна, его исторгшая?
– У меня есть план на случай победы иномирянина, – произнес Алькондар.
…У Нессекара Кирлаудита загорелись глаза, когда маг закончил излагать свой вариант развития событий.
– Отлично! – похвалил он, хлопнув в ладоши. – Змея воистину коварна, и мозги у тебя, Алькондар, варят по-прежнему неплохо… Но будет одна проблема: Ольгерн Орнет. Гранд-маг достаточно искушен, чтобы узнать истину.
– Значит, его каким-то образом необходимо нейтрализовать. Хотя бы на время спектакля, – сказал Алькондар.
– Я вызову его в Храм, – кивнул жрец. – Отказаться он не посмеет.
За время долгих размышлений в плену Рангар не раз обращался мыслями к таинственному существу (а точнее, как был уверен Рангар, сверхсуществу), которого он про себя называл Покровителем; именно с ним его связывало утраченное кольцо. Связь эту он ощущал порой сильнее, порой слабее, чаще вовсе не замечая ее, но она была: хоть и незримая, но не менее реальная, чем пуповина, соединяющая ребенка с матерью. Пуповина оборвалась с утратой кольца и возникновением гасящего интерференционного купола, и Рангар долго не мог свыкнуться с чувством пугающей пустоты внутри черепной коробки, словно исчезла значительная и важная часть его мозга, а в образовавшейся каверне воцарился едва ли не межзвездный вакуум…
Рангар иногда пытался представить, как выглядит Покровитель, и чаще всего воображение рисовало некое, сотканное из вихревого огня сверхсущество со всепроникающим взглядом бесконечно мудрых глаз, могучее и доброе, для которого не существовало ни времени, ни расстояний… Конечно, он тут же сам себя подымал на смех, его разум утверждал, что это чушь, и он соглашался с этим утверждением rationalis [разумно обоснованный, целесообразный (лат.)], но… ему почти по-детски хотелось, чтобы это было так на самом деле.
Как ни странно, но кое в чем Рангар оказался прав. Для Покровителя ни расстояние, ни время (в обычном смысле) значения практически не имели. Мог он, было бы желание, и предстать в упомянутом "огненном" обличье, как, собственно, и в любом другом, но ни желания, ни необходимости такого воплощения не возникало, и он пребывал в состоянии "чистой" информации, закодированный в модуляциях базисных колебаний информполя; в этом смысле его можно было назвать "информом". Переход в "вещественное", а точнее, в "овеществленное" состояние трудностей не представлял, но таил грозную опасность для той реальности, где этот переход он бы осуществил. Так однажды он едва не погубил собственный, породивший его мир…
Справедливым следовало признать и предположение Рангара о мощи Покровителя; в этом смысле приставка "сверх" в слове "сверхсущество" вполне оправдывала себя, но только в известных пределах, определяемых истиной о том, что все в мире относительно. Могущество Покровителя превосходило силу и возможности человека примерно в той же степени, в какой огонь звездных недр превосходит пламя костра. В то же время он был не только не всесилен, но даже слаб – в сравнении с некоторыми силами вселенной, и мог лишь использовать законы Мироздания, но не нарушать их (и в этом он удивительно походил на человека). Несравнимые по мощи с человеческими интеллектуальный потенциал и мыслительные возможности Покровителя отнюдь не превратили его в пресловутый "холодный и чистый" разум; более того, глубина и всеохватность чувств информа была недоступна человеку, а накал бушевавших в нем эмоций мог просто-напросто человека убить. Однако если подавляющее большинство сфер бытия Покровителя не имели даже отдаленных аналогий с существом человека, то в эмоциональной сфере соотнести, сопоставить можно было многое. Радость и печаль, любовь и сострадание, восторг победы и боль утраты, уверенность и сомнение – эти и множество других чувств, определяющих эмоциональный спектр человека, мощными аккордами звучали и в главной части информационной матрицы Покровителя, которую люди называют душой.
Покровитель относился к Рангару как старший брат – к младшему, как отец – к сыну. Да так оно и было – в определенном, конечно, смысле. Поэтому, когда связь прервалась, боль очередной утраты вспышкой с лучами-кинжалами пронзила его, и вселенские струны жалобно застонали, унося в бесконечность вибрацию отчаяния и горя… Тщетно напрягал Покровитель свои сверхчуткие рецепторы, пытаясь уловить слабые всплески знакомого психоизлучения. Континуум молчал, и титанический интеллект, проанализировав все возможности, принял за основу наиболее вероятную… и неверную. В данном случае наиболее вероятной причиной прекращения связи, как нетрудно догадаться даже существам с интеллектом неизмеримо слабее суперинтеллекта информа, была гибель Рангара. Поэтому Покровитель принялся немедленно осуществлять запасной план. Человеку, как известно, свойственно надеяться даже в безнадежных ситуациях, когда и надеяться-то не на что. Информу не была чужда эта странная особенность, но в отличие от слабого человеческого мозга он надеялся не без оснований, а точно просчитал вероятность создания гасящего интерференционного купола и всех последующих событий. И хотя она оказалась удручающе малой, но все же не нулевой, и картинка альтернативного будущего, соответствующего данной вероятности, получилась хоть и слабенькой, дрожащей, размазанной вдоль тончайшей мировой линии, но – различимой. И когда едва уловимый родной резонансный сигнал все-таки прорвался к нему из вселенских глубин, огневой всплеск радости пронзил информматрицу Покровителя.
Случилось это в тот момент, когда Рангар очутился на Арене, которая находилась вне интерференционного купола.
К сожалению, контакт без кольца был односторонним и будет таковым, если… если только Покровитель не решит стать на грань допустимой мощности воздействия.
Монстр атаковал сразу же после гонга; точно размазанное в пространстве тело вихрем обрушилось на Рангара, но за миг до смертельного столкновения в такой же вихрь превратилась фигура человека, и какое-то время зрители ничего не могли понять и различить в смерчеобразном движении в центре Арены; но вот серый смерч распался на две половинки – черную и белую, – и Глезенгх'арр с Рангаром отскочили друг от друга. Монстр тяжело дышал, и изумление захлестнуло иные чувства в его горящих глазах. Он, конечно, слышал, что ему предстоит сразиться с неким чудо-бойцом, но не принял этого всерьез, так как знал, что ни один человек на всем Коарме не устоит против него и нескольких занов. И он был уверен, что его первая же атака станет последней, и он обретет обещанную Императором свободу на безлюдном, но полном вкусной дичи острове в теплом Южном море. Но ему не только не удалось убить противника, но и случилось самому пропустить удар, от которого сломались с глухим хрустом три ребра, а ведь кости Глезенгх'арра были намного прочнее костей обычного человека!
Рангар встретил атаку Глезенгх'арра "вращательной защитой", разработанной его Учителем на основе парадоксальной техники известного в прошлом его мира боевого искусства под названием "айкидо". Вот только работать Рангару пришлось на пределе собственных скоростных возможностей, ибо темп боя – совершенно невероятный с точки зрения мастеров прошлого – задал монстр. Тем не менее Рангару удалось на какие-то мгновения прервать град мощных целенаправленных ударов, хаотизировав движения конечностей противника, и самому нанести удар – уже в совершенно другой, жесткой технике, в сложнейшем прыжке с двумя переворотами, пяткой в подреберье… но Глезенгх'арр успел чуть присесть, и Рангар попал по нижним ребрам правой части грудной клетки.
Но и Глезенгх'арр достал его: бритвенный коготь монстра чиркнул по левому бедру Рангара, где уже тело не защищала кольчуга, и теперь кровь струей стекала по ноге.
Глезенгх'арр увидел и почуял кровь; алчно поднялась верхняя губа, обнажая кривые желтые клыки, и он длинным алым языком лизнул окровавленный коготь-нож. Однако подавил желание немедленно броситься на врага, памятуя неожиданный, мощный и, главное, непонятный отпор; теперь он решил быть более осторожным, хорошо понимая, что время сражается на его стороне – с каждым заном человек терял все больше и больше крови, к тому же очень скоро должно было подействовать секретное оружие Глезенгх'арра – парализующий яд на его когтях.
Тревожно зашумели, заволновались трибуны; никто из зрителей не уловил обмена ударами, но окровавленная нога Рангара была видна всем, в то время как о сломанных ребрах Глезенгх'арра знали лишь сами бойцы.
И начался зловещий танец смерти; зрители по-прежнему воспринимали поединок лишь фрагментарно – настолько быстры были атаки и контратаки, каскады ложных и обманных ударов; но Рангар видел, что движения противника стали чуть менее стремительны и что некоторые из них причиняют ему боль, и поэтому Глезенгх'арр начал инстинктивно избегать их, тем самым сузив диапазон своих боевых возможностей, – сказывались сломанные ребра.
Но и Рангару приходилось худо; болела нога, будто жгли ее раскаленным железом, и пока еще малозаметными волнами начала накатываться слабость то ли от потери крови, то ли от какой-то заразы, туда попавшей. И он понял, что до конца раунда в такой изматывающей манере боя, которую навязал ему Глезенгх'арр, ему не продержаться.
И тогда, собрав все силы и максимально сконцентрировавшись, Рангар начал атаку, зная, что она будет последней – либо для него, либо для Глезенгх'арра.
Будто темная молния ударила в монстра, но непостижимым образом тот вывернулся и ушел из зоны атаки, пропустив лишь один скользящий удар в правое плечо; впрочем, и этого хватило, чтобы перебить ему ключицу. Но, падая, полудемон своей невероятно длинной ногой ухитрился ударить и достал-таки правое бедро Рангара, разорвав его чудовищным когтем до самой кости. Рангар упал, обильно окрашивая белый песок Арены в алый цвет и ощущая – внезапным накатом – странную одеревенелость всех мышц, но особенно – в изуродованных когтями полудемона ногах.
Глезенгх'арр приподнялся и медленно встал; левая рука его болталась, как тряпичная, но он уже знал, что победил. Приблизившись к поверженному противнику, он задрал вверх голову и исторг леденящий, торжествующий вопль.
Стон ужаса и отчаяния пронесся над трибунами, выплеснулся в пространство над Ареной и унесся далеко за ее пределы. Казалось, вся столица вскрикнула от боли и сострадания. И тонко, пронзительно, страшно закричала Лада. Голос ее пронзил сознание Рангара, сорвав с него предсмертную пелену; он, как всегда, различил и выделил его из десятков тысяч других, и крик этот словно сдвинул в нем что-то, открыв такое, о чем он сам и не подозревал.
Глезенгх'арр знал, что из того положения, в котором лежал, истекая кровью, его поверженный противник, ударить невозможно, и продолжал издавать вопли, задрав голову и потрясая здоровой рукой; знал об этом и сам Рангар. И все же какая-то немыслимая, запредельная сила подняла в воздух его искалеченное тело, стряхнув цепенящую одеревенелость, и когда монстр заметил движение, было уже поздно, и его не спасла ни феноменальная реакция, ни фантастическая быстрота. Рангар нанес удар левой ногой – страшный и неотразимый; хрустнули, ломаясь, кости черепа, и голова Глезенгх'арра, ставшая вдруг одним плоским куском кровоточащей массы из костей, мозгов и мяса, упала вниз, увлекая за собой отвратительное паучье туловище с еще дергающимися в конвульсиях конечностями, и монстр, не ведавший, что такое поражение и смерть, бездыханный рухнул на песок Арены.
Все рано или поздно узнается.
Рангар, едва передвигая подгибающиеся, чужие, ватные ноги, направился к туннелю, хотя каждый шаг отдавался в мозгу вспышками нестерпимом, непередаваемой боли, и цепенящее одеревенение вновь сковало мышцы. Он знал, что должен самостоятельно покинуть Арену, чтобы не засчитали ничью.
И тут вулкан Арены впервые за весь поединок в полную силу выстрелил торжествующим ревом восторга. Потом рассказывали, что слышали его чуть ли не в Лемаре. Но Рангар ничего не слышал и не видел: черная вязкая пелена поглотила все вокруг, и он упал – но уже в туннеле.
Победителем!
Рассматривая линию судьбы Рангара Ола на Коарме, можно проследить три отчетливо различающихся этапа. Первый, весьма краткосрочный, был связан с его появлением на острове Курку и закончился в тот момент, когда он отправил на небесный остров Таруку-Гарм маркиза ла Иф-Шоона и его телохранителей. Нам он представляется точкой или, точнее, пятнышком невеликих размеров; эта точка или пятнышко могут быть приняты за начало координат. Далее линия его судьбы становится собственно линией, которая, однако, несмотря на все ее изгибы и зигзаги, являлась одномерной (точнее – для читающих эти строки математиков – _однопараметрическим годографом_). Это отнюдь не значит, что не существовало иных параметров, пытавшихся воздействовать на линию и превратить ее в более сложное множество точек – просто их влияние было пренебрежимо малым. После Валкара _линия_ превращается в _поверхность_ – появляется, в качестве второго параметра, новый мощный фактор, хотя еще вполне четко прослеживается _направление_ (и поэтому можно говорить не о поверхности вообще, а о _ленте_).
В точке только что завершившегося поединка лента расслаивается, события становятся многомерными и начинают меняться с калейдоскопической быстротой, чем-то напоминая воронку водоворота. Последнее сравнение тем более уместно, что водоворот имеет ось симметрии и ярко выраженную _линию действия_.
Лада дважды теряла сознание: первый раз от удара ужаса и горя, когда Рангар упал, а из его ноги ударил алый фонтан; но она быстро пришла в себя, готовая грудью броситься на пики ограждения Арены, чтобы оборвать ненужную теперь жизнь, и смогла увидеть заключительный аккорд этого немыслимого боя, и вторично упала в обморок – уже от невыразимого облегчения и счастья.
Охранники-маги тотчас перенесли Ладу с Арены в ее покои.
Рангара внесли в гладиаторскую; он едва дышал, бледный как мел от потери крови и действия яда. Впрочем, ни раны, ни яд не были смертельными, и хороший лекарь-маг смог бы за полтэна устранить угрозу жизни Рангара и за два дня поставить его на ноги. Однако у людей, сгрудившихся возле топчана, куда положили Рангара, были иные цели. И уже не было здесь верзилы Чонкора и гранд-мага лекаря; у ложа Рангара находились другие. Их было трое: высокий человек в черном одеянии с вышитыми серебром знаками мага-грандмагистра Змеи, и еще двое в серых жреческих мантиях. Главный палач Змеи Картек и высокопоставленные функционеры тайной службы жрецов Рион и Верлеф. Рядом с топчаном стоял большой, окованный железом ящик.
– Приступим, – произнес Верлеф и взглянул на Картека. Тот напрягся, лицо его жутко преобразилось, он пробормотал длинное и сложное заклятие, воздел руки… и две синие молнии сорвались с его пальцев и вонзились в грудь Рангару. Тот дернулся всем телом, лицо его мучительно исказилось…
– Все, – сказал Картек. Грудь его ходила ходуном, глаза остекленели, он шумно и хрипло дышал. – Ничего… себе… – сообщил он в перерывах между вздохами, – даже… полумертвый… он сопротивлялся… дико сопротивлялся…
– Но сейчас он мертв? – спросил Верлеф нетерпеливо.
– Мертвее… не бывает, – отозвался Картек, дыша все еще тяжело.
– Хорошо. Теперь давай табиту, – заговорил дотоле молчавший Рион.
Картек отер крупными каплями выступивший на бледном лбу пот и сделал жест, в другое время выглядевший бы небрежно, но сейчас потребовавший видимых усилий. Тут же сама собой откинулась крышка ящика, и оттуда медленно, медленно и страшно встал… живой Рангар.
Нет, это существо не было фантомом, но оно не было и человеком. Тем не менее никто, кроме магов высших рангов, не смог бы отличить его от настоящего Рангара Ола (в этом и заключался дьявольский замысел Алькондара). Ибо табиту являлся, в отличие от фантома, точной копией выбранного человека, с похожими рефлексами и даже определенным эмоциональным подобием; вот только психика табиту была прочно подчинена хозяину и поставленной перед ним задаче; на родине Рангара подобных существ называли зомби. Имелся у табиту еще один недостаток – все они были хоть и хитры, но глупы. Поэтому табиту человека с достаточно высоким интеллектом можно было сравнительно легко дезавуировать по отсутствию такового. (С дураками дело обстояло гораздо хуже, и табиту глупца был практически не отличим от оригинала).
– Кто ты? – отрывисто спросил Картек. Он уже пришел в себя.
– Меня зовут Рангар Ол, – без особого выражения ответил табиту голосом настоящего Рангара, – я лучший гладиатор Коарма. Только что я убил страшного полудемона Глезенгх'арра. Ты мои хозяин, но этого не должен знать никто, кроме Верховного Мага Змеи, Императора и Жрецов.
– Хорошо, – удовлетворенно кивнул маг. – Что же должны знать все остальные?
– Всем остальным я объявлю, что полностью выполнил задуманное и отправляюсь к себе домой на корабле, любезно предоставленным Его Императорским Величеством. И послезавтра в самом деле отплыву из порта Венды, навсегда покинув Крон-армар.
– Видите? – Картек торжественно улыбнулся. – После этого в народной памяти останется только один Рангар Ол – великий, легендарный боец, победивший демона Глезенгх'арра… И никто не свяжет его имя с иными его устремлениями… как и задумано Верховным.
– Что необходимо, по твоему и Алькондара мнению, предпринять по отношению к друзьям и знакомым иномирянина? – поинтересовался Рион.
– Девчонку отправим домой, на этот ее занюханный остров… Курку, кажется. К сожалению, таково условие кровного контракта, подписанного моим шефом.
– Алькондар верит в подобную чепуху? – хмыкнул Верлеф.
– Это далеко не чепуха, – покачал головой Картек. – К тому же мы примем надлежащие меры предосторожности и сотрем ей память. Я лично поставлю мыслеблок. Маркиз ла Дуг-Хорнар, не сомневаюсь, вернется в Лиг-Ханор, приумножая число легенд о подвигах гладиатора Рангара Ола. А генерал ла Фор-Рокс проблемы вообще не представляет, ему уготована особая участь… экспедиция в один конец.
– Это мы знаем, – перебил Рион, – нас интересует твое мнение по поводу гранд-мага Ольгерна Орнета.
– Да… Это, пожалуй, единственная проблема. По своей магической силе он давно уже достиг уровня мага-грандмагистра… и этот ранг ему не присваивают лишь в силу всем нам известных причин. Он, безусловно, многое знает, а о том, чего не знает – догадывается. Надо еще раз попробовать его убедить, и то хорошо постараться… ибо в случае неудачи сего мероприятия возникает вопрос о его ликвидации, а это, как вы знаете, связано с… гм… определенными проблемами.
– Его уже нашли, – сказал Верлеф, – в столицу он прибыл под чужим именем и сейчас находится среди зрителей.
– Как вы смогли его обнаружить? – удивился Картек.
– У нас есть свои методы, – скромно усмехнулся Верлеф, – но речь не о том. Главное – на выходе с Арены его встретят и передадут личное приглашение Верховного Жреца.
– Тогда, думаю, все будет в порядке, – сказал Картек и повернулся к табиту.
– Положи этого… это тело в ящик, – приказал он. Табиту беспрекословно подчинился.
– Погоди, – вдруг произнес Рион, подходя к ящику. – Я, конечно, далек от недоверия к магии, почтенный Картек, но все же… традиционные методы иногда эффективнее магических. Да и мне от такой перестраховки будет спокойнее… и моему начальству тоже.
И он, достав из складок плаща маленький кинжал с блестящим узким лезвием, наклонился над ящиком и одним коротким движением перерезал Рангару горло.
Трибуны Арены бушевали громоподобно, в едином порыве скандируя: "Ран-гар! Ран-гар!". Все попытки пригласить к выходу пришедших в состояние настоящего экстаза людей успеха не имели. Причем неистовствовали не только простолюдины, но и благородные дворяне.
Поэтому, повинуясь жесту мрачного как ночь Императора, герольд ударил в гонг и возвестил усиленным магией голосом, чуть-чуть перекрыв даже рев трибун:
– Достопочтенные жители столицы и гости! Мне только что сообщили, что наш победитель, прославленный гладиатор Рангар Ол из-за ран и потери крови не может выйти к вам, поприветствовать вас лично и поблагодарить за вашу любовь и поддержку. В данный момент лучшие лекари-маги Венды делают все, чтобы быстро вернуть Рангару здоровье и силу. И они утверждают, что уже послезавтра вы сможете увидеть нашего героя на празднике в честь его победы в только что завершившемся поединке века!
Приумолкнувшие было трибуны вновь взорвались ликующим ревом. Но теперь уже люди зашевелились и потихоньку, неохотно двинулись к выходам из амфитеатра.
Карлехар в сопровождении охраны дошел уже до ступенек центральной лестницы; душа его пела от радости, но вдруг вокруг словно потемнело и тревожно защемило сердце…
Фишур, так никем и не узнанный, также едва не приплясывал от переполнявшего его восторга. Рангар победил, он жив, а значит, далеко не все еще потеряно… и в этот момент его мысли перебил вязкий, болезненный удар, будто где-то внутри него лопнул пузырь, образовав леденящую пустоту…
В сей же миг очнулась от обморока Лада и села на кровати, мокрая от пота, с бешено колотящимся сердцем, и прижала руки к груди, тщетно пытаясь унять его.
Все это произошло в тот момент, когда две синие молнии погасили жизнь в теле Рангара.
И тогда же, но гораздо конкретнее, ощутил это Ольгерн Орнет. Он всегда чувствовал смерть близкого человека, особенно того, на которого настраивался. И как всегда в таких случаях, мертвенная волна прокатилась от кончиков пальцев, волос и кожи внутрь тела, к самому сердцу; но на этот раз почему-то огонек, пылающий в нем, не погас полностью, а лишь мигнул как-то странно и потемнел, точно затаившись.
Карлехар объявил, что немедленно отправится в форт Дарлиф и оттуда в рейд по землям Красной пустоши, как только ему разрешат попрощаться с Рангаром Олом. Почему-то это вызвало у Верховного Мага Змеи, которому Карлехар лично изложил свою просьбу, реакцию столь неадекватную, что генерал вначале опешил, а затем мрачный хоровод туманных подозрений и неясных предчувствий захлестнул его, и решение пришло к нему – то единственное, которое целиком соответствовало всему строю его души.
Вообще-то сомнения и колебания порой терзали Карлехара, потому как выбор между злом большим и меньшим всегда был труден для него, особенно если критерии "большего" и "меньшего" зыбки, размыты и неустойчивы; однако он никогда не позволял сомнениям долго властвовать над ним, а когда делал выбор, то действовал очень решительно, быстро и целеустремленно. Собственно говоря, иначе ему трудно было бы стать выдающимся военачальником. Впрочем, в сражениях Карлехар не колебался вообще.
В полной мере воспользовавшись той относительной свободой, которую он получил после данного им слова (его, слово, придется нарушить, и это занозой терзало благородное сердце Карлехара, но он знал, что это необходимо), Карлехар в сопровождении своего нового адъютанта отправился в оружейную лавку (сзади, шагах в десяти, следовали еще двое, это составляло некоторую проблему, но он был уверен, что решит ее). Купив новый меч и два отличных метательных ножа, Карлехар отправился назад. Солнце уже поднялось высоко, и жара растекалась по улицам и переулкам столицы, усугубляемая теплоотдачей каменных домов и мостовой. Поэтому предложение Карлехара завернуть в пивной подвальчик выглядело вполне естественно и не только не вызывало подозрений, но и обрадовало изнывавшего от жары адъютанта. Когда они по выщербленным ступенькам спустились в прохладную, пахнущую пивом и копченой рыбой полутьму, Карлехар потребовал по две большие кружки знаменитого темного бранского пива "уггох". Он отметил, что два других охранника остались наверху; эта ситуация устраивала его вполне. Под темно-фиолетовым камнем перстня с гербом рода Фор-Роксов, всегда украшавшем безымянный палец правой руки генерала, хранились три серовато-белых кристаллика, похожие на крупинки неочищенной каменной соли; Карлехару никогда еще не приходилось обращаться к их помощи. Это было магическое вещество суаферн, погружавшее человека на несколько тэнов в состояние, практически неотличимое от смерти. С помощью суаферна некоторым воинам удавалось избегать плена или бежать из него – враг бросал их, думая, что они мертвы. Сейчас Карлехару предстояло применить суаферн для цели аналогичной – освобождение из плена, в котором фактически он пребывал, – но применить диаметрально противоположным образом: сейчас вещество должен был принять надзиратель, а не поднадзорный.
В пряном сумраке подвала неслышно сновали официанты, разнося подносы, уставленные кружками, графинами, тарелками, журчал-струился от стола к столу неслышный говор. Карлехар прислушался – говорили, естественно, о вчерашнем поединке и о фантастической победе Порхающей Смерти над Ударом-Из-Мрака, обсуждался поистине немыслимый удар, принесший победу Рангару, обсасывались другие подробности схватки. Да, еще долго эта тема будет главной в самых разных местах столицы – от дешевых забегаловок и грязных притонов до самых изысканных великосветских салонов.
Подали пиво; адъютант жадно схватил кружку и приник к ней, закрыв глаза и похрюкивая от удовольствия; Карлехар быстрым движением бросил кристаллик в другую кружку своего визави и занялся своим пивом.
Через два итта все было кончено: даже не допив вторую кружку, адъютант на полувздохе странно икнул и вырубился, упав лицом в стол. Похоже, такие сценки не были здесь в диковинку, потому что особого внимания на это никто не обратил, только официант, скользнув привычно-равнодушным взглядом, забрал пустые кружки и отошел, что-то неодобрительно проворчав под нос.
Карлехар встал и, бросив на стойку серебряную дрону, направился к выходу. Охранники стояли напротив через дорогу в жидкой тени какого-то дохлого деревца, утирая обильный пот с красных рож.
– Помогите мне, с моим адъютантом случился удар, – нетерпящим возражения тоном приказал Карлехар. – Надо вынести его на воздух.
Ошарашенные до бестолковости сексоты жрецов разинули рты, но подчинились; у самого порога Карлехар шагнул в сторону, пропуская их вперед, и когда они занесли ноги, готовые ступить на первую ступеньку ведущей вниз лестницы, он быстрым движением схватил их за головы и столкнул с такой силой, что оба незадачливых агента без звука осели наземь.
Еще раньше Карлехар приметил невзрачную дверцу рядом с входом в подвал; дверца была заперта, но мощным рывком Карлехар сорвал замок и засунул в открывшийся чуланчик с ведрами, метлами, швабрами и прочими дворницкими причиндалами бесчувственных сексотов; затем огляделся. Ему повезло: залитая полуденным зноем улица была пустынна. Закрыв чулан, Карлехар завернулся в плащ, позаимствованный у одного из агентов и скрывавший его генеральские регалии, и быстрым шагом углубился в лабиринт узких улочек и переулков, ведущих к Нижнему городу.
Слух о том, что несравнимый Рангар Ол после праздника в его честь собирается покинуть Крон-армар и отправиться на свою таинственную родину, распространился по столице со скоростью лесного пожара. Поговаривали также, что Император собирается пожаловать великому гладиатору дворянский титул и подарить корабль с набитыми золотом трюмами. Слухам этим усердно способствовали разнообразные неприметные личности и, надобно сказать, весьма преуспели: всему этому охотно верили и простолюдины, и дворяне, хотя и выказывали большое сожаление по этому поводу. И только четыре человека в Венде не только усомнились в их истинности, но и напрочь отмели саму возможность такого поступка со стороны Рангара – во всяком случае, добровольного.
Карлехар, услышавший краем уха разговор об этом в пивном подвальчике, решил, что очень скоро сам все проверит и во всем разберется.
Фишур допускал такое только в одном случае: если Рангар подвергся шантажу, предметом которого стала Лада.
Самой Ладе, когда ей сообщили об этом (причем не как о слухе, а – факте), нечто подобное тоже пришло в голову, однако соображала она плохо из-за непрестанно накатывающихся волн какого-то темного, непонятного ужаса, но наверняка связанного с Рангаром… Ее мольбы устроить хоть мимолетное свидание с любимым оставались без ответа; Алькондар лишь сообщил, что ей будет позволено увидеть его во время праздничной церемонии. Тогда же Лада решила ей одной ведомым способом либо развеять страшные, терзающие сердце подозрения, либо подтвердить их.
Ближе всех к правде подошел гранд-маг Ольгерн Орнет (кого-кого, а его не провел бы никакой табиту), однако приглашение (читай – вызов) к Верховному Жрецу, от которого он не мог уклониться, на какое-то время вырвало его из потока событий.
Следует отметить, однако, что полной правды о ситуации и о том, как она будет развиваться, не знал в тот момент никто. Даже наделенный исключительной силой ясновидения Первая Ипостась Светлейшего, расплетая запутанный клубок виртуальных мировых линий, видел впереди, на основном событийном стволе, лишь пугающее темное пятно. На его памяти такое случилось впервые, и даже Сверкающие, чей дар проникновения в будущее был неизмеримо выше, не могли сообщить по этому поводу ничего определенного.
Добравшись до Нижнего города, Карлехар направился по адресу, который еще недавно полагал напрочь забытым, но неожиданно возникшим в памяти в момент крайней необходимости.
Память не подвела его; на Сапожной улице примостился одноэтажный, но чистый и аккуратный, красиво отделанный перламутровой глиной из устья Коры домик с витиеватой вывеской: "Гильдия сапожников. Сапожных дел мастер Доунат Бурмар".
Карлехар толкнул резную дверь и вошел в светлое просторное помещение, перегороженное деревянным барьером на две части. В ближней стояли добротные лавки и стол, на котором по случаю жары имел место жбан с пивом; им хозяин бесплатно угощал клиентов. Оттого, видать, и люда толпилось изрядно: каждый выдумывал пустяшный ремонт на полдроны – ну там, набойку набить или дыру в сапоге залатать, – чтобы хлебнуть отменного пива, так необходимого в условиях жаркой погоды.
За посетителями присматривал строгий юноша лет пятнадцати; он следил, чтобы клиенты не дули пиво сверх меры. Усмехнувшись увиденному, Карлехар подошел к юнцу и спросил:
– Могу ли я увидеть почтенного мастера Доуната?
Юноша скривил губы и открыл было рот, но, натолкнувшись на тяжелый, властный взгляд явно необычного посетителя, тут же его закрыл и, поклонившись, юркнул за барьер – в неприметную дверцу под цвет обоев в дальней стене.
Через четверть итта оттуда вышел сам хозяин, бывший адъютант тогда еще командира особого ударного эскадрона полкмейстера Карлехара ла Фор-Рокса, флаг-меченосец Доунат Бурмар. Он сильно припадал на правую ногу, точнее, на протез вместо правой ноги; в том памятном обоим бою у переправы близ южных ворот Врокса командир вынес своего израненного, потерявшего сознание адъютанта с поля боя, чем спас тому жизнь. И хотя Доунат потерял ногу, он поклялся хранить верность командиру до последнего вздоха.
Бывший адъютант узнал бывшего командира сразу же; округлившееся, погрузневшее лицо его словно озарилось внутренним светом, прозрачным огнем радости вспыхнули глаза, он выпрямился "во фрунт", словно собираясь рапортовать генералу, но осекся, заметив прижатый ко рту палец.
– Чем могу служить, почтенный? – проворчал хозяин мастерской как бы даже недовольно; соображал он довольно быстро, чем привлек внимание Карлехара, еще будучи простым солдатом.
– Имеется крупный заказ, достопочтенный мастер, – сказал Карлехар. – Хотелось бы узнать, на какие скидки я могу рассчитывать.
– Проходите, почтенный, сейчас мы все и обсудим. – Доунат повернулся и, слегка постукивая протезом, засеменил к двери. Карлехар двинулся следом. И только-только дверь захлопнулась за ним, оказался в объятиях Доуната.
А через некоторое время в доме сапожного мастера начали происходить незаметные для постороннего глаза, но существенные события. Прежде всего один из подмастерьев отправился покупать новую одежду, да не в соседние лавки, а подалее, в пяти-шести кварталах. Наказано ему было купить одежду неброскую, но прочную, какую обычно берут в дальнюю дорогу, да без всяких там новомодных финтифлюшек, разных для различных каст и гильдий. Обычно подобные платья носили наемные солдаты в перерывах между контрактами. Затем другой подмастерье сбегал к ближайшему табору бродячих актеров и за пару отличных сапог выменял кое-какие гримерные аксессуары. И когда на следующее утро из дома мастера вышел длинноволосый кудрявый мужчина с густой окладистой бородой, вряд ли кто-либо смог бы распознать в нем адъюнкт-генерала Карлехара ла Фор-Рокса.
Охватившая Покровителя радость по поводу установления контакта – пусть одностороннего! – с Рангаром была, увы, недолгой. Вскоре мощность ответного сигнала начала падать по критической экспоненте, что могло быть только в одном случае: при насильственном прерывании жизнедеятельности Рангара. Это было бы совсем не страшно, если бы на руке его подопечного находилось кольцо-приемник; теперь же дело обстояло гораздо хуже, хотя и не совсем безнадежно. Просто теперь возникла необходимость увеличить мощность прямого сигнала, вплотную приблизив ее к максимально допустимой, за которой – "схлопывание" континуума, или иначе – информационный коллапс, причем не микро (это еще куда ни шло), а макро…
И все-таки Покровитель рискнул (и здесь он был близок к человеку!). Немыслимой плотности луч информполя, резонируя на грани вещественного воплощения, устремился к Коарму. Малейшее превышение предельных значений любого из громадного числа параметров могли привести к уничтожению одной реальности и творению новой. Он был очень узкий, этот луч, и проскочил незамеченным сквозь крупноячеистую сторожевую сенсор-сеть Сверкающих. Иначе – тревога нулевой степени, свертка по всем базисным переменным… ох, что бы было! Луч нашел Рангара (точнее, его тело) и дал точный, строго дозированный импульс-команду и импульс-подпитку на неуничтожимую информматрицу и консервант БГ-фонда. И тут же погас, ибо наносекунды промедления грозили вычеркнуть Коарм из реальности (в лучшем случае) или уничтожить саму эту реальность (и худшем).
Впрочем, дело было сделано. Механизм регенерационных процессов включился.
Очнулся Рангар и кромешной тьме, перед которой спасовало даже его чудо-зрение. Все тело болело, а правую ногу и особенно горло будто пилили раскаленной тупой пилой. Язык распух и не помешался во рту, волнами накатывала дурнота. Он попробовал пошевелиться, и вспышка боли вновь на какое-то время отключила сознание.
Когда Рангар пришел в себя вторично, то чувствовал себя уже гораздо лучше. Боль приутихла, прошла дурнота и вернулось ясное сознание. Ощупав руками пространство вокруг себя, он понял, что лежит в каком-то весьма тесном ящике. Сил было мало, во всем теле царила ватная слабость, и Рангар, закрыв глаза, начал концентрироваться на одном-единственном движении. Вот он напрягся… что-то затрещало… и крышка гроба вместе со слоем земли толщиной в локоть пошла вверх. Через мгновение Рангар вылез из могилы.
Душная беззвездная ночь укрыла землю темным одеялом. Оглядевшись, Рангар понял, что находится за пределами города, на каком-то обширном пустыре. Он не знал, конечно, что Алькондар приказал наиболее доверенным своим людям вывезти гроб с телом Рангара из Венды и тайно закопать на Ведьмином погосте – месте в двух лигах от восточных ворот столицы, пользующимся дурной славой у местных жителей. Правда, Верховный Маг Змеи, чувствуя какой-то непривычный дискомфорт в душе (слово "совесть" для него носила абстрактный характер, но все же, все же…), приказал положить принесшего ему баснословное богатство гладиатора в добротный гроб вместе с оружием, как того и требовал Ритуал. Кольчугу из черного нифриллита он, впрочем, приказал снять.
Даже самый смелый человек, доведись ему увидеть Рангара, когда тот вылез из могилы, мог со страху на всю жизнь остаться заикой: жуткая черная фигура в крови с головы до ног, волосы всклокочены, глаза горят…
Примерно через полтора тэна, соблюдая предельную осторожность и ориентируясь по запаху, Рангар добрался до большой воды – Великая река Ангра разлилась здесь широко, так что даже днем в ясную погоду противоположный берег был едва виден, – и сбросив трико, единственную свою одежду, с наслаждением погрузился в прохладную воду… Он долго, с остервенением оттирал себя песком и глиной, затем тщательно выстирал трико и занялся мечами, которые к великой радости обнаружил на дне гроба. Из прочной и тонкой коры дерева хингу Рангар нарезал десяток длинных полос и из полученных ремней смастерил заплечные ножны. И только после этого забрался в густые прибрежные кусты и заснул, пытаясь припомнить, что же все-таки случилось с ним после победы. Последнее, что осталось в памяти, – это как он вошел, шатаясь и теряя последние силы, в туннель… в голове шумело, глаза застилала темно-багровая пелена, сердце билось тяжело и неровно, тело словно одеревенело и отказывалось повиноваться… Кажется, он упал и потерял сознание. Но что, демон побери, случилось потом?! Он что, умер? Но раны его отнюдь не были смертельными, хорошему лекарю-магу поставить на ноги с такими ранами – пара пустяков… Правда, эта непонятная одеревенелость мышц… Может, на когтях Глезенгх'арра был яд? Но, если это так, и он таки умер, то почему воскрес? И почему его похоронили в таком, мягко говоря, необычном месте? Словно тайком… Он не мог найти толкового ответа ни на один из вопросов и стал думать о Ладушке, он представил ее радость, когда он победил, и улыбнулся. С этой улыбкой он и уснул.
С раннего утра третьего дня месяца Ширит-Юарм столичный люд потянулся к громадной, выложенной исполинскими плитами розового мрамора, центральной площади Среднего города Венды, одну из сторон которой замыкал величественный, сверкающий многочисленными куполами императорский дворец. Дворец окружала ажурная металлическая ограда в виде решетки со сложной вязью затейливых узоров. Это была декоративная ограда, за ней скрывались кордоны настоящие, могучие магические заслоны числом три. Первым стояла незримая стена, созданная волшебством Лотоса, за ней – Змеи, и завершала триумвират защитных барьеров магическая преграда Земли, Воды и Огня. Император считал, что такая тройная защита убережет его от козней злонамеренных сил, в первую очередь тайной оппозиции.
Перед дворцом, шагах в пятидесяти от парадных ворот, высилось Торжественное Присутственное Место; отсюда Император произносил ежегодную тронную речь, обращаясь к народу империи, а также являл свой лик по иным торжественным поводам. Сегодня, как сказывали, постоять рядом с Императором удостоится чести величайший гладиатор всех времен и народов Рангар Ол по прозвищу Порхающая Смерть. К десяти тэнам утра колоссальная площадь заполнилась до отказа – собралось не менее двухсот тысяч человек, и еще немало толпилось на прилегающих улицах. Счастливцы, позавчера на трибунах Арены наблюдавшие бой века воочию и сполна вкусившие восторг победы, в которым раз преподавали перипетии боя благодарным слушателям; и разве нельзя простить их за то, что с каждым очередным рассказом сюжет поединка обрастал новыми, все более красочными и поразительными подробностями?! Ибо такова неистребимая натура человека, склонного к мифотворчеству, хоть в грезах своих магией воображения достигающего-таки недостижимого идеала…
На площади, как и на трибунах Арены, существовали свои места для дворян, для воинов и некоторых других почтенных каст, а также, как водится, для простого люда. Однако удивительный, но вполне реальный дух единения, воцарившийся к концу позавчерашнего поединка, снизошел и на Дворцовую площадь Венды. Ремесленники запросто переговаривались с маркизами и графами, солдаты – с высшими офицерами, обсуждая нюансы "боя века", страшную, воистину демоническую силу Глезенгх'арра и несравненное мастерство Рангара Ола.
Ровно в полдень торжественно грянули трубы Большого императорского оркестра, и на трибунах Присутственного Места начали появляться люди. Вначале вышли и заняли свои места вооруженные до зубов офицеры личной гвардии Императора, за ними потянулись высшие сановники империи, принцы и принцессы, три Верховных Мага и, наконец, сам Император. Его приветствовали громкими, но нестройными возгласами. Император поднял руку, призывая к тишине. Медленно волнуясь, затихало людское море. Еще раз грянули трубы, и вдруг рядом с монархом появилась фигура… громкий протяжный стон пронесся над площадью… и тут она взорвалась ревом, едва ли не перекрывшим позавчерашний пароксизм восторга, когда Глезенгх'арр рухнул замертво на обагренные кровью песок и опилки.
Рангар Ол, улыбаясь, помахал толпе рукой, чем вызвал новый шквал ликования. И в этом затопившем площадь грохочущем море приветственных криков почти никто не обратил внимания на один странный эпизод.
Стоявшая в окружении четырех охранников Лада, набрав полные легкие воздуха, вдруг закричала что было мочи; она знала, что Рангар всегда, в любом реве и грохоте услышит ее призыв; но человек, как две капли воды похожий на Рангара, даже бровью не повел; тогда она все поняла и с криком: "Табиту! Табиту!" бросилась вперед… но ее тут же скрутили и телепортировали во все те же ненавистные покои, ставшие, по сути, тюремными. И ждала ее уже дорога гораздо более дальняя…
Фишур тоже сообразил, что похожий на Рангара человек на самом деле отнюдь не он, хотя для выяснения этого ему пришлось прибегнуть к еще более экстравагантному способу. Протолкавшись к самой трибуне, он вытащил из кармана маленькое зеркальце и незаметно для окружающих пустил солнечный зайчик в глаза того, кого все считали Рангаром Олом; когда тот, удивленно прищурившись, посмотрел на нахала, Фишур на мгновение приподнял капюшон и приветственно улыбнулся. И едва не отшатнулся от неузнавающего, чужого взгляда.
Фишур не стал ничего выкрикивать или каким другим образом привлекать внимание; он сгорбился, натянул поглубже капюшон и начал проталкиваться с площади. Ошеломленный случившимся, он не заметил, что за этот краткий миг его узнал другой человек; и этот человек немедленно двинулся за Фишуром следом.
…В глубокой задумчивости, граничащей с отчаянием, Фишур брел по крутому спуску, соединяющему Средний город с Нижним. В этот момент его негромко окликнули по имени.
Фишур резко обернулся, хватаясь за меч… но тут же опустил руку. Измененная внешность не ввела его в заблуждение.
– О демоны! Никак генерал Карлехар ла Фор-Рокс собственной персоной! Но к чему этот маскарад? Поверьте, генеральский мундир был вам больше к лицу.
– Тс-с-с! Я вам все объясню, но не здесь. Идем, а то уже кое-кто обращает на нас внимание.
Могучий дальний звук, похожий на грохот горного обвала, достиг ушей спящего Рангара и разбудил его. Однако перед этим ему приснилось, что он стоит на Арене над телом поверженного врага, и трибуны неистово приветствуют его.
Некоторое время он лежал неподвижно, вслушиваясь. Звук действительно напоминал отдаленный гул Арены. Конечно же, Рангар не мог знать, что это вендийцы и гости столицы приветствуют его двойника на Дворцовой площади, но что-то царапнуло его по сердцу… с чего бы это, подумал он удивленно… и понял, что его неудержимо тянет в город. Он даже хотел идти туда немедленно, но благоразумие восторжествовало, и он отложил эту акцию на вечер, когда стемнеет.
И в этот момент иное чувство, похожее на взрыв сосущей пустоты в самом центре его "я", заставило содрогнуться Рангара до самого дна души.
Недовольный решением Алькондара о захоронении иномирянина хоть и в частичном соответствии с Ритуалом Погребения, Нессекар Кирлаудит отдал приказ труп выкопать, сжечь и особым образом заговоренный пепел развеять по ветру. Когда отряд из пяти особо доверенных жрецов серой мантии прибыл на место захоронения, глазам их предстало зрелище опустевшей могилы. Руководитель отряда, владевший магией на уровне мага-магистра, с помощью специального заклинания определил, что тело Рангара Ола не похитили, а он ушел оттуда сам.
Нессекар Кирлаудит тут же был поставлен в известность об этом шокирующем факте и немедленно доложил Верховному. От него, не прошло и итта, сенсационная новость ушла к Первой Ипостаси. И еще через несколько тэнов трехслойный интерференционный щит закрыл всю планету. Даже та слабая связь Рангара с его Покровителем, что возобновилась в последние несколько тэнов (Покровитель применил особый, очень хитрый вариант с кратковременными импульсами и скользящей частотой), прервалась.
Лада открыла глаза и увидела лицо отца, который сидел возле постели и держал ее за руку. Почему-то он показался ей каким-то постаревшим, на лице замерли новые морщины, в волосах добавилось седины. И почему-то в глазах его дрожали слезы.
– Папа? Я что, больна? Почему ты плачешь?
– Ты… ты была больна, дочка… но сейчас уже все образовалось. – И, слегка помедлив, неуверенно прибавил: – Кажись…
Лада приподнялась на своей постели, все так же укрытой мягким одеялом из кусочков катфера – пушистой кожистой ткани, срезаемой с ресничных покровов Голубого Дракона; в занавешенное вышитой ее руками занавеской окно пробивался тусклый свет. Стол, стул, шкафчик со скудным девичьим гардеробом, коврики из драконьей шкуры… все знакомое, родное и в то же время как бы подзабытое… точно появилась она тут после долгого отсутствия… да еще какое-то неприятное беспокойное ощущение в голове, когда забыл что-то важное, силишься вспомнить, но не можешь, да щемящее чувство пустоты в груди, будто оттуда вынули ее горячее сердце и вставили другое, холодное и безразличное, только и способное, что мерными толчками гнать по жилам равнодушную кровь.
– Как долго… я болела?
– Долго, дочка, к-хе, долго… почитай, более четырех месяцев…
– И все это время я была без сознания?
– Ну а как же иначе, дочка… в беспамятстве лежала… разве ты помнишь что-то?
– Нет, не помню. Вот только знаю – сны мне снились. Яркие, красивые… Но даже их сейчас забыла.
– Эх-хе, дочка… сны они и есть сны. Так, одно беспокойство, душевное томление. Блажь, в общем-то.
– Нет, не блажь, – тихо произнесла Лада. Она шевельнулась, пробуя тело, – оно было удивительно легким, послушным. Спустив босые ноги с кровати, она шагнула к зеркалу в углу комнаты.
И едва не ахнула.
Куда-то пропала нескладная девчушка с милым полудетским личиком, с мягкими чертами лица и пухлыми губками. На нее в упор глядела прекрасная, гордая женщина с резко очерченными скулами, твердой линией губ с чуть обозначившимися складками затаенной горечи в углах, с загорелым и слегка обветренным лицом. И глаза лучились уже не прежней мягкой синевой, а появился в них жестковатый, пронзительный высверк.
Словно во сне она дернула тесемку под горлом и подняла руки, не стесняясь отца, и ночная рубашка упала к ее ногам, белым облаком скользнув по совершенным линиям ее нового тела. И, уже не удержавшись, Лада тихонько вскрикнула.
Белый звездоподобный шрам на правом плече, чуть повыше груди, отчетливо виднелся даже в тусклом свете. И точно такой же шрам был на спине, над правой лопаткой. Шрамы, которые могло оставить нечто, пробившее ее плечо насквозь; которых, как она знала, у нее _никогда не было_.
…Чары оказались настолько могущественными, рассказывал Фишур, что не помогло даже кольцо Рангара. Меня спасло только то, что основная мощь магического удара пришлись на него и Ладу; я оказался на периферии действия сил и смог защититься несколькими наспех сооруженными заслонами из набора простейшего охранного колдовства. Тем не менее меня здорово трахнуло и зашвырнуло в какую-то расщелину, где я и отключился. Вполне возможно, это и спасло мне жизнь. Не ощутив меня эмпатически, напавшие маги унеслись, забрав Рангара и Ладу. Я добрался до столицы, стараясь поменьше попадаться на глаза кому бы то ни было, и попытался выяснить судьбу моих друзей. Меня долго преследовали неудачи, но потом на глаза попалась афиша, возвещавшая об очередном гладиаторском поединке Рангара, и я с невыразимым облегчением понял, что тот жив. Ну а когда Рангар победил-таки этого ужасного монстра, человека-паука, я очутился на вершине восторга… Я очень надеялся, что смогу как-то привлечь внимание Рангара на празднестве в его честь, не особо веря упорным слухам о его "отплытии на родину", но… но это оказался не Рангар.
– Двойник? – спросил Карлехар.
– Вам приходилось слышать о табиту, генерал?
Карлехар вздрогнул.
– Да… что-то темное и ужасное из арсенала магов Змеи.
– Вот-вот. Для создания табиту нужна магия несравненно более мощная, чем, скажем, фантомов… но ведь к похищению Рангара приложил руку сам Верховный Маг Змеи.
Фишур и Карлехар долго молчали; они сидели на деревянной скамье третьеразрядного пивного подвальчика в Нижнем городе неподалеку от грузового порта, потягивая пенный напиток. Их вполне устраивала царившая здесь полутьма и висевший в воздухе густой разноязыкий говор: на них никто не обращал внимания и никто не мог подслушать их тихий разговор.
Карлехар первым рассказал о своих приключениях, а точнее, злоключениях после бегства друзей из полкового лагеря, и теперь переваривал услышанное от Фишура.
– Да, – наконец тихо сказал он, вздохнув. – Жаль Тангора. Большой боец был и человек правильный, да обретет его душа покой на небесном острове… Но сейчас следует думать о живых. Надо сделать все, чтобы освободить Рангара и Ладу.
– Если только они еще живы, – мрачно заметил Фишур. – Впрочем, будем надеяться на лучшее. Как вы думаете, Карлехар, где они могут быть?
– Есть у меня одно соображение… – медленно проговорил Карлехар. – Я знаю, где находится столичная резиденция Алькондара Тиртаида ин-Хорума. Вероятнее всего, их укрывают там.
– Очевидно, вы правы. Но меня это мало радует. Вы представляете, какая там охрана? Едва ли уступает даже дворцовой…
– Тем не менее мы должны попытаться, – сказал Карлехар решительно.
– Мы и попытаемся, – сказал Фишур. – Только к этому делу надо подойти потоньше и похитрее… лихим наскоком тут ничего не решить.
– Да уж, – невесело хмыкнул Карлехар. – Нас положат на первых же шагах… Вот если бы мои воины были со мной! Но об этом даже и мечтать нельзя.
– Да, Карлехар, нам надо быть реалистами и полагаться только на свои силы.
– Тогда будем действовать по всем правилам воинского искусства. Начнем с разведки и рекогносцировки.
– Да, за домом Алькондара надо установить скрытое наблюдение. Причем следить только с помощью зеркал.
– Вы верите в то, что маги не чувствуют взглядов, направленных не прямо на них, а на их изображение? – Карлехар скептически поднял бровь.
– Я не верю, а знаю, – ответил Фишур.
– Ну тогда вооружимся зеркалами. Нам нельзя терять времени, – произнес Карлехар, вставая.
Визит в Храм Сверкающих оставил в душе Ольгерна Орнета очень тягостный осадок. И дело было не только в том, что у него состоялся долгий и крайне неприятный разговор с жрецом белой мантии Нессекаром Кирлаудитом, правой рукой Светлейшего. И даже прямые и неприкрытые угрозы жреца не произвели на него того впечатления, на которое, очевидно, рассчитывал Нессекар. Ольгерн знал, какой непростой задачей является физическое уничтожение мага высшего ранга, ибо последствия такого шага могут угрожать Ткани Мира. В предельном упрощении каждый маг, начиная с уровня магистра, отвечает за одну или несколько определенных нитей Ткани, и его смерть может привести к их разрыву; а ведь хорошо известно, какие последствия могут иметь обрывы нитей даже обычного полотна. Но – и Ольгерну были ведомы такие случаи – иногда деятельность мага начинала угрожать Ткани Мира больше, чем обрыв одной или нескольких ее нитей; тогда мага ожидало уничтожение. И поскольку Ольгерн знал, что его действия не угрожают целостности Ткани, то не особенно переживал за свою личную безопасность, справедливо полагая, что жрец ведет на него всего лишь психическую атаку, чтобы добиться полного и беспрекословного послушания.
Худо было другое: Ольгерна Орнета не покидало ощущение, что в храм его пригласили не столько для "промывания мозгов", сколько для того, чтобы не дать ему возможности присутствовать на церемонии чествования Рангара. Означать это могло только одно: на Дворцовой площади затевалась какая-то пакость, какой-то грандиозный обман, который он мог, но не должен был разоблачить…
Душа Ольгерна Орнета рвалась прочь из храма, но он вынужден был все вытерпеть; и когда закончился, наконец, невероятно долгий Ритуал Почтительного Расставания и он вышел из отливающего холодным белым огнем центрального портала храма, светлые тени вечера уже легли на Верхний город.
Он огляделся. Одинаковые двухэтажные домики концентрическими кольцами располагались вокруг храма. Каждое кольцо домов имело свой цвет сообразно цвету мантий проживающих в нем жрецов: белый, пурпурный, серый, желтый, зеленый… Стояла тишина; никакие звуки не долетали сюда ни из Среднего, ни тем более Нижнего города. Праздник уже, видимо, закончился.
Отсюда, сверху, хорошо были видны широкое устье Ангры и залив, куда она впадала, тонкие нити причалов пассажирского и грузового портов, путаница доков и вереницы складских помещений; на глади залива и у причалов прикорнули корабли, с высоты казавшиеся игрушечными. Словно что-то позвало туда гранд-мага, тревожно и властно, и он заторопился вниз.
Лада долго не могла добиться от отца ничего вразумительного по поводу своей болезни. Пряча от дочери глаза. Дан Зортаг знай твердил о "падучей хвори", против которой оказался бессилен и островной маг Лаурик Муун. Наконец, отчаявшись добиться от отца правды уговорами, Лада пригрозила, что не будет есть и пить, пока не узнает истины.
Крайне редко видела Лада отца плачущим, но тут слезы ручьем полились из его глаз, и он пробормотал, запинаясь:
– Не могу… ой не могу я тебе правды поведать. Ладушка, доченька моя… Кровную клятву дал я, иначе убили бы тебя. Одно скажу: не было тебя все это время на острове. А как уплыла ты отсюда и как привезли – не могу сказывать… ведомо же тебе, что бывает с нарушившими клятву. Не спрашивай меня более об этом, шибко тяжко мне покуда… а спрос твой еще горше делает…
Лада подошла к плачущему отцу, опустилась перед ним на колени и прижалась лицом к его большим, сильным, пропахшим океаном рукам:
– Прости меня, папа. Я больше никогда не спрошу тебя… об этом. Сама вспомню, будет на то воля Создателя. А сейчас идем завтракать, я приготовила рыбу в белом соусе, такую, как ты любишь.
Они сели за стол и начали молча есть. Дан Зортаг уже не плакал, глаза его были красные, но сухие, и зрела в них какая-то тяжелая, трудная мысль.
Лада, совсем не испытывавшая аппетита, вяло поковырялась вилкой в тарелке, подцепила кусок рыбы, положила в рот… и вдруг тошнота комком подкатила к горлу, потемнело в глазах…
Она упала бы со скамьи, если бы Дан Зортаг не успел в последний момент через стол схватить ее за руки.
– Что с тобой, Ладушка?! – вскричал он, испуганно вглядываясь в побледневшее лицо дочери.
– О… дурно что-то… Помоги мне выйти на воздух.
Дан Зортаг, осторожно поддерживая дочь за талию, вывел ее из дома и усадил на вросшую в землю скамью.
– Все… уф-ф… прошло, кажется. Что это со мной? Никогда раньше такого не было… Нельзя мне, наверное, память свою так напрягать.
Но Дан Зортаг уже все понял, хоть и не был знатоком по этой части, и прошептал, бледнея лицом и темнея глазами:
– Ох, Ладушка, не в памяти перетруженной тут дело, видать… Что же будет теперь, дочка?..
– Что ты хочешь сказать, папа? – нахмурилась Лада, и вдруг догадка обожгла ее и бросила в дрожь… Она вскочила на ноги, выпрямилась гордо, лицо ее осветилось внутренним светом, глаза полыхнули неистовой синевой… Точно ступившая на землю Фея Блистающих Вод стояла сейчас перед Даном Зортагом, прекрасная и неустрашимая, и он медленно, с благоговением опустился перед дочерью на колени.
Чтобы добраться до города, Рангару необходимо было каким-то образом пересечь устье Ангры, в этом месте, как уже отмечалось, разлившейся особенно широко. Конечно, он мог преодолеть водную преграду вплавь, но рассказы Фишура о злобных водяных существах хуг'яри, морских змеях удуку, заплывающих в реку из океана и прочей мерзкой живности, что не прочь полакомиться незадачливым пловцом, поумерили его пыл. Пораскинув мозгами, Рангар решил поискать какое-нибудь плавсредство.
Ему повезло: не прошло и тэна, как он наткнулся на небольшой ялик с косым парусом. Произведя бесшумный поиск в округе, он обнаружил парочку, беззаботно предающуюся прелестям любви на лоне природы. Мысленно пробормотав извинения, Рангар столкнул ялик в воду и поднял парус. Вот когда ему по-настоящему пригодились уроки Дана Зортага! Вспомнив его наставления, он легко справился с управлением, и ялик послушно заскользил в нужном направлении. Примерно через полтора тэна нос суденышка ткнулся в песок противоположного берега.
…Рангар темной, невидимой на фоне ночного неба тенью взметнулся на городскую стену. Строители воздвигли ее основательно: в четыре человеческих роста, да еще с тремя рядами остро заточенных пик поверху, внешний ряд которых был наклонен в сторону от города. Она казалась неприступной для обычного человека, и разве что маг достаточно высокого ранга мог преодолеть ее. Рангар не был магом, но и от обычного человека он также отличался весьма существенно. Причем после своего пока ему самому непонятного "воскрешения" в гробу на Ведьмином погосте он чувствовал просто-таки необычайный приток сил; сейчас, пожалуй, их у Рангара было даже больше, чем перед поединком с Глезенгх'арром. Во всяком случае он не без оснований считал, что, доведись ему драться с полудемоном сейчас, он победил бы более убедительно.
Мягко приземлившись по ту сторону стены, Рангар устремился в глубь городских улиц, в который раз положившись на свою феноменальную интуицию. Двигался он так, что человек, возле которого он проскальзывал совсем рядом, ничего не замечал.
Спустя некоторое время строгий порядок широких бульваров и проспектов Среднего города сменился на лабиринт улочек и переулков Нижнего. Какое-то шестое чувство влекло Рангара все дальше и дальше, пока до его чуткого слуха не донеслись звуки, которые он не мог спутать ни с чем: звон мечей и сдавленные возгласы отчаянной схватки. Через пол-итта стремительного бега Рангар вынырнул из узкого переулка на относительно широкую улицу, и его глазам предстало такое зрелище.
Две фигуры в темных плащах, стоя спиной к спине, с завидным хладнокровием и мастерством отражали атаки семерых громил устрашающего роста и вида. По характерным украшениям на шлемах и кольчугах Рангар признал в них членов официально запрещенной гильдии ночных разбойников; с тихим, почти беззвучным шелестом вышли мечи из самодельных ножен, и Рангар темной молнией устремился к месту сражения. Ему в общем-то не было никакого дела до этого инцидента, но обостренное чувство справедливости не позволило пройти мимо: все-таки семеро на двоих – это много.
Уже совсем стемнело, когда гранд-маг Ольгерн Орнет оказался в Нижнем городе. Завернувшись в плащ и сотворив охранное заклятие от ночного люда разного калибра и разной степени опасности, он спокойно шагал по мощеным мостовым, спускаясь все ниже к океану. Надчувствие его далеко простерло свои щупальца в разные стороны, и вдруг одного из них коснулось нечто до боли знакомое… он напрягся… ощутил жар в груди и сухость во рту… и бросился бежать по направлению, словно заданному неведомым в этом мире компасом.
Фишур и Карлехар быстрым шагом двигались по улице Благодарения, намереваясь не позже чем через семь иттов попасть в Средний город. Напали на них внезапно, с четырех сторон, и худо бы пришлось им, если бы не нарочитая, наглая медлительность атаковавших, уверенных в своем превосходстве (прежде всего численном). Жертв с моральным духом послабже такая манера держать себя ломала с ходу, но испытанным бойцам любые паузы только на руку; молниеносно извлеченные мечи парировали первые удары и нанесли ответные; один из бандитов застонал и упал, а другой вынужден был перебросить меч из раненой руки в пока еще целую. Бандиты поняли, что напоролись отнюдь не на мальчиков для битья, и взялись за дело по-настоящему. Карлехар и Фишур встали спина к спине и отчаянно отражали град ударов, но было видно, что долго им не продержаться.
– Эх… если бы… Рангар был… сейчас здесь… – на выдохах проговорил Карлехар и вдруг поскользнулся, отражая сильный и коварный выпад (разбойники оказались отнюдь не дилетантами в фехтовании), и в это время удар другого бандита достал его, лезвие пробило кольчугу и глубоко вошло в грудь Карлехару. Мир потемнел и покачнулся в глазах генерала, он упал на одно колено и уже был готов принять смерть… но в это время произошло нечто, оставшееся за гранью восприятия не только разбойников, но и Фишура с Карлехаром.
Впрочем, Фишур кое-что уловил: мгновенная тень перечеркнула пространство боя, и все семеро нападавших медленно осели на мостовую и застыли в разнообразных позах; Карлехар упал на второе колено и зажал рукой рану на груди; Фишур сорвал с головы капюшон и попытался быстро осмотреться, но не успел даже головы повернуть, остановленный поразительно знакомым голосом, звеневшим неприкрытой радостью:
– Кажется, я вовремя, друг Фишур, а?
Друзья не успели даже как следует обняться, потому что с глухим сгоном, ни с улыбкой на устах Карлехар упал навзничь. В мгновение ока Рангар очутился рядом, опустился на колени, подложив руку под голову.
– Рангар… умница… нашел-таки нас… Я верил, верил, что мы еще встретимся… – Голос Карлехара медленно перешел в шепот, из ужасной раны на груди толчками выплескивалась кровь.
– Фишур! – Голос Рангара прервался. – Ну сделай что-нибудь, ты же знаешь магию! Я умею снимать боль и еще кое-что, но совсем не знаю, что делать с такими ранами!
Фишур тоже опустился на колени возле Карлехара и скороговоркой забормотал заклинания. Вначале казалось, что он добьется успеха: кровотечение уменьшилось, и Рангар уже вздохнул с облегчением, как вдруг в груди Карлехара словно плотину прорвало, и фонтан алой крови выплеснулся наружу.
– Нет! – простонал Фишур в отчаянии. – Моих знаний не хватает! Я ничего не могу поделать! О небо, если бы здесь оказался Ольгерн Орнет!
И еще раз поразительно знакомый, но уже другой голос разорвал густую ткань ночи:
– Я здесь, друзья мои! – И гранд-маг Ольгерн Орнет собственной персоной вынырнул из темноты, склонился над распростертым телом Карлехара… бело-голубые искры жизненной энергии кья, сорвавшись с кончиков его пальцев, пунктирами прочертили пространство…
– Ты ли это, мой друг… глазам своим не верю! – Карлехар начал говорить гаснущим шепотом, но уже к концу фразы голос его заметно окреп.
– Я, я… – проворчал гранд-маг, широко улыбаясь, и, не удержавшись, прикоснулся к Рангару, словно желая удостовериться, что перед ним живой человек, а не бесплотный дух. В его взоре удивление перемешалось с восхищением, но произнес он вполне буднично, утирая со лба выступивший пот:
– Вы не находите, Рангар, что здесь чертовски душные ночи? – на что воспрянувший духом Фишур отреагировал мгновенно:
– Лично я не знаю лучшего средства от духоты, чем холодное пиво!
Жизнь капля за каплей возвращалась к Карлехару, и вскоре он уже мог идти, заботливо поддерживаемый с двух сторон Фишуром и Ольгерном. Рангар шагал сбоку и чуть сзади с обнаженными мечами в руках, охраняя друзей. Еще одной разбойничьей шайке зашла в голову дурь напасть на них; Фишур и Ольгерн даже не шелохнулись, с удовольствием полюбовавшись на результат работы Рангара – валявшихся в живописном беспорядке "рыцарей удачи" (самой работой любоваться было затруднительно в силу ее несхватываемой глазом скоротечности). Все разбойники остались живы, но, сказывали, вынужденно сменили профессию.
– Ты что-то там говорил о холодном пиве? – осведомился Рангар, материализуясь из темноты.
– Говорил и готов повторить! – произнес Фишур с воодушевлением и выдал афоризм: – Иногда душу может согреть и мысль о холодном пиве…
Далеко не всегда хорошие мысли воплощаются в столь же достойные дела; в данном случае, однако, все получилось в лучшем виде, и вскоре друзья очутились подле круглосуточно работающего заведения с многообещающей вывеской "Моряк и бутылка".
– В заведениях такого рода не принято присматриваться друг к другу, – сказал Ольгерн Орнет, – что, безусловно, нам на руку. Единственное исключение – наш друг Рангар, который сейчас почти что народный герой.
– Нельзя, чтобы меня узнали, – произнес Рангар озабоченно.
– Нельзя, – согласился гранд-маг, – поэтому мне придется принять определенные меры…
После нескольких замысловатых заклинаний просто из воздуха материализовался сундук с разнообразной одеждой.
– Выбирайте! – Ольгерн небрежно махнул рукой в сторону сундука.
Рангар надел кожаные куртку и штаны, которые любили носить докеры, натянул сапоги и водрузил на голову шляпу, надвинув ее на самые глаза. Мечи прицепил к поясу. Наряд довершил серый неброский плащ.
– Отлично! – одобрительно кивнул гранд-маг. – Пожалуй, даже внешность менять не надо. Ну что, идем?
Друзья направились к входу в таверну. У самой двери Ольгерн Орнет, не оборачиваясь, щелкнул пальцами, и сундук исчез – очевидно, туда, откуда появился.
Внутри таверна, как и многие подобные заведения, представляла собой обширное, слегка вытянутое помещение с возвышением, на котором восседал хозяин, похожий на типичного головореза-боцмана с типичной пиратской шхуны. Между столиками туда-сюда сновали смазливые официанточки в достаточно рискованных нарядах. Света здесь было мало, зато вдоволь пива и рн'агга, посему имели место шум и попытки нетрезвого пения, перемежавшиеся хриплыми выкриками повздоривших матросов и смачными хлопками более лирически настроенных посетителей по тугим ягодицам пробегающих мимо официанток.
Народу было много; друзьям пришлось даже немного подождать, пока одна крепко выпившая компания мореходов с нестройным пением покинула таверну, и сесть за освободившийся стол. Тут же на них со всех сторон, как стая тикирьяков на добычу, накинулись официантки: одна собирала грязную посуду, другая протирала стол, третья скороговоркой перечисляла блюда и напитки, четвертая стряхивала с плащей как существующие, так и воображаемые пылинки, пятая раскладывала относительно чистые салфетки, шестая расставляла приборы; при этом все они ухитрялись улыбаться и строить глазки.
– Ти-ха! – гаркнул Фишур, более других знавший, как надо себя вести в подобных ситуациях. – Принести: мясо по-вендийски, запеченного в тесте семгаря, салаты, пива побольше… ну и рн'агга, разумеется.
Официанток как ветром сдуло, но не прошло и двух иттов, как они появились вновь, на этот раз чинной процессией, и каждая несла на подносик с нечто невообразимо аппетитное на вид и необычайно вкусно пахнущее. Самый большой поднос занимали напитки.
Фишур потер руки и смачно цыкнул зубом:
– Э-эх, сейчас по-настоящему отметим встречу!
Однако, когда были налиты первые рюмки, встал Рангар и тихим, звенящим от волнения голосом произнес:
– Я не знаю большей части ваших ритуалов, друзья мои, но по ритуалу… точнее, обычаю моей родины, я предлагаю выпить за моего друга и друга всех сидящих за этим столом, безвременно павшего смертью героя Тангора Мааса из Тиберии и нашедшего вечный приют в Холодном ущелье Северного тракта. Вечная ему память и пусть земля Коарма будет ему пухом!
Ольгерн, Карлехар и Фишур тоже встали.
– Пусть душа его обретет вечное блаженство на небесном острове Таруку-Гарм, – чуть дрогнувшим голосом проговорил грандмаг Ольгерн Орнет. – Он был воистину достойным человеком – во всех смыслах.
– И пусть наши поступки никогда не омрачат его взор, которым душа его наблюдает за нами с небесного острова, – сказал Карлехар.
Фишур молча склонил голову и прижал руку к груди, показывая, что он присоединяется ко всем этим словам.
Рангар пролил несколько капель рн'агга на стол и остальное стоя выпил – одним глотком.
Ольгерн, Карлехар и Фишур выпили спои рюмки мелкими глотками, устремив печальные взоры вверх, точно пытаясь проникнуть сквозь закопченный потолок таверны и отыскать в беспредельности таинственный небесный остров, последнее прибежище бессмертных душ.
Затем все четверо сели и некоторое время ели молча, думая каждый о своем. Но вот Фишур вторично наполнил рюмки и произнес:
– А теперь выпьем за живых, за всех нас, но в первую очередь – за твою Ладу, Рангар! И да пребудет с ней удача! Почему-то я уверен, что с ней все в порядке.
– Дай-то Бог, как говорят у нас, – вздохнул Рангар, – дай-то Бог… Я знаю, что она была на поединке, я слышал ее голос… из миллиона других я отличу его! Лишь бы она была жива, лишь бы этот негодяй Алькондар не нарушил своей клятвы!
– Какой клятвы? – быстро спросил гранд-маг. – Кровной?
– Да, – кивнул Рангар, – только на таком условии я согласился на поединок.
– Тогда все в порядке, Рангар, Лада жива. Кровную клятву безнаказанно не может нарушить даже Верховный Маг. Правда, Алькондар горазд на разные хитрые штуки… Впрочем, не будем гадать. Завтра утром я выясню, что с ней и где она. Можете на меня положиться. Только мне надо хорошо отдохнуть – для моего завтрашнего поиска понадобится много сил.
Фишур налил по третьей, но Рангар решительно отодвинул рюмку.
– Я больше не буду, только кружку пива, пожалуй. Да и другим не рекомендую перегружать этим делом организм… тебе в особенности, Фишур… и не строй обиженного лица. Будет еще время – вдоволь выпьешь. Как тогда в Валкаре, помнишь?
Даже в полутьме было заметно, как Фишур покраснел.
– Думаю, хорошо отдохнуть надо не только Ольгерну Орнету, – продолжал Рангар, – поэтому давайте закругляться и пойдем спать. Надеюсь…
Но он недоговорил, потому что его отвлек хриплый рев, от которого, казалось, дрогнули стены таверны.
Друзья повернули головы и всмотрелись в дымный сумрак. За маленьким столиком, стоявшим в углу вплотную к стенам (так, что за ним могли поместиться только двое), спиной к Рангару сидел какой-то нищий или бродяга – настолько грязны и изодраны были его плащ и шляпа. Второе место пустовало, а возле столика горой возвышался необъятный рыжебородый моряк с ручищами толщиной в якорную цепь тяжелого фрегата и, яростно потрясая перед лицом бродяги кулаками размером с голову нормального человека, хрипло орал:
– Эй ты, грязный ублюдок! Это мое место! Выметайся отсюда, пока папаша Дак не выбросил тебя прямо через окно!
В таверне мгновенно умолкли прочие разговоры, поэтому все услышали тихий и спокойный ответ бродяги:
– Здесь есть свободный табурет, садись и не бузи, сопи себе в две дырочки и заливай в глотку пиво.
– Ты!.. Грязный!.. – рыжебородый гигант захрипел и заперхал, едва не потеряв дар речи.
– Заткнись, сядь и успокойся! – чуть повысил голос оборванец, и что-то знакомое почудилось в нем Рангару. – И смотри – я тебя предупредил. Дальше пеняй на себя, – и он отпил маленький глоток пива из большого глиняного бокала.
Несколько мгновений верзила, оторопев от такой неслыханной наглости, открывал и закрывал рот, как выброшенная на берег рыба, затем широко размахнулся… и тут бокал будто сам собой выпрыгнул из руки бродяги и с такой силой врезался в лоб бородача, что голова того дернулась назад и сам он, не устояв на ногах, с грохотом рухнул на пол.
Из-за соседнего стола вскочили еще четверо моряков – судя по эмблемам, они были с того же корабля под названием "Морская Дева", что и рыжебородый, – и, выхватив длинные кортики, с угрожающим видом двинулись в угол.
– Кажется, пора вмешаться, – вздохнул Рангар, – видно, такое у меня сегодня счастье – вступаться за слабую сторону.
Но на сей раз ему не довелось даже пальцем пошевелить: бродяга вскочил на ноги, как туго взведенная пружина, и резко взмахнул обеими руками. Неуловимо короткий сталистый высверк – и двое из четырех, зашатавшись, упали с кинжалами в груди.
– Стоять, или вы отправитесь вслед за ними, – негромко бросил оборванец, в руках которого, словно по волшебству, появились еще два тяжелых металлических ножа. – Забирайте падаль и убирайтесь!
Но моряки оказались не робкого десятка и в ответ метнули свои кортики; их броски, однако, цели не достигли – едва заметным движением пальцев бродяга прервал их смертельный полет.
– Я не люблю повторять дважды, – произнес оборванец. Безоружные моряки переглянулись.
Но тут зашевелились, задвигались "морские фархары" за другими столами; они были с других кораблей, и в обычных ситуациях сами могли бы отчаянно резаться с командой "Морской Девы", но тут против людей их касты выступил чужак, и двойная солидарность – кастовая и морская – не могла не толкнуть их на защиту своих.
Ситуация в мгновение ока круто изменилась. Бродяга сразу оценил всю опасность своего положения и начал медленно смещаться к окну. Но в этот момент вскочил Ольгерн Орнет и громовым голосом провозгласил:
– Остановитесь! Не нужно кровопролития!
– Но кровь уже пролилась! – холодно возразил ближайший к гранд-магу морской офицер.
– Я лекарь-маг! И я верну жизнь этим двоим! – Ольгерн Орнет поднял руку и шагнул вперед. Бродяга повернул голову, и Рангар узнал его.
Хотя сделать это было трудно.
Перед ними стоял небритый, с опухшим лицом и красными воспаленными глазами, неотличимый от почти потерявших людское подобие оборванцев из припортовых трущоб, бывший жрец серой мантии Квенд Зоал.
Когда в Валкаре Фишур объяснял Рангару самые общие принципы государственного устройства Крон-армара, он упомянул о Военном совете, куда входили Верховный Жрец, Император, три Верховных Мага и еще четверо жрецов высших рангов. Однако существовал еще один орган верховной власти, еще более высокий в определенном смысле – Великий Пентаэдр. Входили в него те же пять высших сановных лиц планеты, но других жрецов, кроме Верховного, в нем не было. Зато в Великом Пентаэдре Светлейший имел целых четыре голоса сообразно той роли, которую этот орган играл в управлении державой. Ибо в отличие от решений военно-стратегического характера, которые были в компетенции Военного совета. Великий Пентаэдр отвечал за воплощение в жизнь Плана и сохранения Устоев – всего того, что имело место в Начертаниях Сверкающих.
Зал, в котором собирался Великий Пентаэдр, являл собой зрелище поистине фантастическое и убедительно демонстрировал мудрость и мощь Сверкающих. Это был огромный правильный двенадцатигранник [иначе – додекаэдр; его гранями являются правильные пятиугольники; что касается пентаэдра, то есть правильного пятигранника, то, как известно, в трехмерном пространстве такого не существует], вырубленный в светоносном монолите халлорастр'анна – веществе, в природе не существующем; это был дар Сверкающих. По твердости халлорастр'анн превосходил даже алмаз, и лишь на черном нифриллите бритвенные грани его кристаллов не могли оставить царапин. Огромный коэффициент преломления и целый ряд других удивительных свойств позволяли достичь необычайных, поразительных оптических эффектов, и даже Верховные Маги ощущали невольный трепет, попадая сюда; магия, впрочем, здесь не действовала (как и во всем храме).
Поводом для экстренного собрания Великого Пентаэдра послужило событие, которое не могло произойти… и тем не менее произошло.
Воскрешение Рангара Ола.
– Сейчас не время гадать, – сухим надтреснутым голосом говорил Светлейший, постукивая пальцами по матово-белой поверхности стола в виде правильного пятиугольника, – как такое могло случиться и кто в этом виноват (при этих словах Алькондар непроизвольно втянул голову в плечи). Главная задача сейчас – найти иномирянина. К сожалению, даже мощные средства, оставленные Сверкающими, не могут пока его обнаружить. Раньше это легко было сделать по кольцу, которое он носил, либо по сопровождавшему его Лучу Силы, исходившему от некоего существа из глубин Запредельности… – Алькондар имел возможность убедиться в эффективности этой силы во время визита иномирянина в его храм… Язвительная улыбка тронула сухие губы Светлейшего. – Так?
– Так, ваше светлейшество, – опустил глаза Верховный Маг Змеи. – Однако же Великая Змея смогла запечатлеть его киршаиут-сахандаур Либейи…
– То, что вы, маги, называете киршаиут-сахандаур, или рельефом дна океана Либейи, на самом деле есть не что иное, как… впрочем, это не важно. Главное – его действительно можно зафиксировать и отследить… что и делалось до гибели иномирянина. Потом оно, как и следовало ожидать, исчезло… и больше не появилось. А это может означать: либо иномирянин научился каким-то образом экранировать… то есть не выпускать это наружу, либо изменился сам… рельеф.
– И что же теперь делать? – робко спросил Император. Сейчас в нем ничего не было от того величественного царственного мужа, каким его привыкли видеть придворные и близкие.
– Если ты не знаешь, что делать, то хоть не перебивай меня глупыми вопросами, Тор, – поморщился Верховный Жрец. – Сила, неизмеримо более могущественная, чем его собственная воля и заложенная в нем изначально, ведет иномирянина к некоей цели… причем ни он сам, ни мы ее не знаем, слишком уж хитро и крепко она сокрыта. Я прав, Альвист?
Верховный Маг Лотоса торопливо кивнул:
– Да, о Светлейший. Вся сила Священного Лотоса вкупе с силой Большого Магистрата лишь едва-едва смогли приоткрыть завесу над самой темной впадиной океана Либейи иномирянина…
– Мы тоже пытались… – задумчиво произнес Верховный Жрец и непонятно добавил: – Крепко запечатали его программу…
Он немного помолчал и сказал, окинув всех острым взором немигающих желтых глаз.
– Так вот, подчиняясь этой… заложенной в нем силе, иномирянин будет действовать. Его, так сказать, почерк вы уже знаете Только по результатам его действий иномирянина можно отыскать. Сейчас он, по всей видимости, остался один, и это облегчает нашу задачу. На поиски необходимо бросить все силы: жандармерию, тайную полицию, гвардию, армию, магов всех рангов… Мы, жрецы, тоже не будем сидеть сложа руки. Надо немедленно закрыть порт, перекрыть все дороги, обшарить гостиницы и постоялые дворы… Голосовать будем? Вот-вот, и я думаю, что не надо, и так все понятно… Ну а коли так – вперед! Ибо единственное, что мы не можем себе позволить сейчас, – это промедления.
Рангар снял с Квенда лохмотья, заменявшие тому одежду, заставил вымыться в чане с горячей водой, затем сам побрил и постриг его. Ольгерн Орнет произнес заклинание против кишащих на теле и в волосах Квенда паразитов и тем же способом, что и Рангару, достал бывшему жрецу новую одежду. Затем Квенда накормили и уложили спать. Все это время он угрюмо молчал, хотя покорно выполнял все, что от него требовалось.
Ночевали все пятеро в одной комнатке на втором этаже портовой гостиницы, причем на кроватях выпало спать только двоим – Карлехару и Ольгерну. Остальные расположились на матрасах, брошенных просто на пол.
Утром Квенд также попробовал играть в молчанку, но Рангар решительно произнес:
– Э-э, друг мой, так не пойдет. Рассказывай!
Квенд вскинул на Рангара свои обретшие естественный цвет глаза (постарался гранд-маг) и глухо спросил:
– Ты назвал меня… другом. Это… в издевку?
– Нет, не в издевку, Квенд. Хотя настоящим другом ты мне пока не стал, конечно. Однако я думаю, что после ужаса Холодного ущелья нам нечего делить с тобой, кроме разве того, что делят между собой друзья в трудном и опасном походе.
– Мне надоели походы.
– Мне они тоже надоели. Но пока моя цель не достигнута, я буду идти.
– Не понимаю, при чем тут я.
– Одна из моих целей, я уверен, совпадает с твоей.
– У меня нет больше цели. Или есть – налить брюхо рн'аггом и пивом побольше.
– Нет, Квенд. Твоя цель – узнать, за какие такие идеалы погиб твой отец и едва не погиб ты сам… и стоят ли они того. И чего вообще стоят идеалы, за которые надо убивать и отдавать жизнь. Убивать ни в чем не повинных людей и погибать самим. Что это может такое быть?
– Ну… благополучие всех. Всех людей на Коарме.
– Я сильно сомневаюсь в этом. Когда-то давно и в моем мире убивали одних людей ради благополучия других. Оказалось – не может быть благополучие построено на смерти. Не может счастье основываться на несчастье. В моем мире это – очевидные вещи.
– Ты тоже убил многих.
– Да, и очень сожалею об этом. Хотя я убивал, только защищаясь сам и защищая моих друзей. И даже в этих ситуациях я делал это лишь в самых крайних случаях.
– Пусть так. Но я все равно не желаю идти с тобой. Зачем? Ну узнаю я что-то там… Отца этим не воскресить.
– Подумай о других, у которых тоже есть отцы, дети, любимые. Подумай о своем одурманенном мире. Пусть я – иномирянин. Но ведь это же твои соотечественники, это твой мир! Неужели ты всем желаешь собственной судьбы?
– От судьбы не убежишь. К тому же она разная у всех. Многие живут счастливо.
– Неужели ты серьезно веришь в это? А я-то думал, что ты во многом начал сомневаться…
– Какая разница – верю, не верю, сомневаюсь, не сомневаюсь… Идти я никуда не хочу, это я знаю. Да и на мне что, свет клином сошелся? Ты и без меня справишься. Ты же лучший меч империи! Вот полудемона непобедимого победил…
– Его я, кстати, победил не мечом, а голыми руками и ногами. Но речь сейчас не об этом. Нас было четверо, но Тангор погиб, а Ладу похитили. Правда, к нам с Фишуром присоединился прославленный полководец Карлехар ла Фор-Рокс, однако трое – это все равно не четверо. А мне было пророчество, что я смогу достичь цели только в сопровождении троих друзей.
Тут Рангар слукавил – никакого такого пророчества ему никто не делал, но он рассчитывал на безоглядную веру жителей Коарма во всякого рода пророчества и предсказания.
– А вот он? – Квенд кивнул на Ольгерна Орнета.
– К величайшему сожалению, гранд-маг не может идти со мной по ряду веских причин. Он должен вернуться в Валкар.
– Увы, это так, – подтвердил Ольгерн.
– Да и от меня, – усмехнулся Карлехар, – пользы гораздо больше, когда я командую крупным воинским подразделением, а не сражаюсь с мечом в руках, как рядовой солдат.
– И куда же надо идти? – скептически скривил губы Квенд, но в самой глубине зрачков уже вспыхнула сухая искра любопытства.
– Тарнаг-армар, – коротко ответил Рангар.
Квенд сильно вздрогнул. Казалось, в комнате пахнуло леденящим холодом.
– Тарнаг-армар, – эхом повторил Квенд. – Это же верная смерть! Впрочем… хм… не искал ли я сам ее?
Он замолчал, но как-то выпрямился, расправил плечи, и отблески прежнего пожара, еще недавно сжигавшего его душу, заиграли в его глазах. Но только теперь у этого огня появилась иная точка приложения.
Порт кишел шпионами и соглядатаями всех рангов и мастей – решения Великого Пентаэдра выполнялись немедленно и неукоснительно. Гранд-маг Ольгерн Орнет взмок от напряжения, "отводя глаза" всем не в меру любопытным личностям. Наконец, пройдя меж двух невероятно длинных – больше лиги – складов, они завернули за полуразрушенный пакгауз и оказались на самом берегу в месте довольно удобном для "военного совета" – пятачок с трех сторон был надежно закрыт складскими стенами, а со стороны океана они вряд ли бы привлекли чье-нибудь внимание.
– Вас ищут, Рангар, и очень активно, – сказал Ольгерн. Пока это обычные люди, пусть и хорошие профессионалы, но скоро, я уверен, к ним подключатся маги, и тогда дело дрянь.
– Почему?
– Раньше, пока вы не побывали в их руках, ваше местонахождение можно было легко определить только по кольцу.
– Да-да, – подтвердил Квенд, – отец легко отыскивал его с помощью Магического Кристалла.
– Но теперь-то у меня нет кольца! – воскликнул Рангар.
– У вас нет кольца, зато у них есть ваш ментальный образ, – сказал маг.
Заковыристый термин "киршаиут-сахандаур Либейя" означал дословно "рельеф дна океана Либейи" и не был дотоле знаком Рангару; однако поскольку "океаном Либейи" местные маги называли человеческое подсознание, то Рангар решил, что его перевод вполне адекватен. И не ошибся.
– Хотя для меня в этом всем существует… скажем так, неясность, – продолжал Ольгерн. – Дело в том, что я достаточно долго общался с вами в Валкаре, чтобы четко обрисовать ваш ментальный образ… во всяком случае достаточно, чтобы различить и выделить вас из очень многих людей. Так вот, когда я увидел вас возле раненого Карлехара, я узнал ваш голос, фигуру… но вовсе не ментальный образ! Который, как известно, у человека не меняется от рождения до смерти! Впрочем, возможно, что не доступно рожденному на Коарме, доступно вам, дорогой Рангар.
– Не знаю. – Рангар нахмурился. – С этим моим… "воскрешением" тоже далеко не все ясно. Вот вам, ваше могущество, удалось с помощью магии определить, что мне перерезали глотку…
– Называйте меня просто по имени, – мягко произнес маг. – Мы ведь друзья теперь.
– Хорошо… Ольгерн… хм, даже непривычно называть так такого великого человека.
Ольгерн от души расхохотался.
– В определенном смысле вы гораздо более велики любого из нас, здесь живущих… но не будем об этом. Вы хотели что-то спросить?
– Скорее порассуждать вслух. Я замечал, конечно, некоторые весьма необычные способности моего организма к регенерации, но… не до такой же степени, демон меня побери!
– Я охотно порассуждаю вместе с вами, Рангар, – сказал Ольгерн. – Судя по тому, что с вами произошло, кому-то – то ли жрецам, то ли самим Сверкающим – удалось на какое-то время блокировать вас от могучей поддержки вашего, как вы его называете, Покровителя. Для меня это совершенно очевидно, поскольку в противном случае вся событийная канва резко бы изменилась. И вот я рискну предположить, что Покровителю каким-то образом удалось восстановить с вами связь.
– Но я ничего не почувствовал! – возразил Рангар.
– Связь могла быть односторонней. А может, невосприимчиво короткой по времени. Но согласитесь, что моя версия объясняет все загадки. Даже изменение вашего ментального образа.
– Что-то в этом есть… – пробормотал Рангар, интуитивно чувствуя, что гранд-маг попал в цель.
Возникшую паузу нарушил Карлехар:
– А наши ментальные образы ты ощутил, Ольгерн? Ведь меня ты вообще знаешь давно, а Фишура не меньше, чем нашего друга Рангара!
– А ты думаешь, чего это я мчался сюда из Верхнего города сломя голову? – усмехнулся Ольгерн. – Вы обнаруживаетесь легко, и эта легкость меня беспокоит весьма и весьма… И если Рангара можно пока считать в относительной безопасности, то этого отнюдь нельзя сказать о вас… и более всего, конечно, о тебе, Карлехар. Ведь Фишура и Квенда жрецы наверняка считают погибшими, а вот ты… ты даже не представляешь, как тебя уже ищут и будут искать…
– Что же нам делать? – подал голос Фишур.
– Магу моего ранга доступно изменить – точнее, исказить – ментальный образ человека, так что многих, может быть, и удастся провести за нос… но далеко не всех. Равный мне по силе маг сразу раскусит, в чем тут дело… не говоря уже о магах более могущественных. Так что это не выход, хотя это первое, что пришло мне в голову. Тут надо действовать хитрее… и кажется, кое-что у меня созревает. Сейчас я попробую объяснить свою мысль. Известно, что существует несколько заклинаний невидимости. Простейшее из них заключается в том, что человек тебя видит, но не воспринимает. На эту уловку, да и то не всегда, можно купить лишь магов самых низших рангов. Но есть и другое заклинание, которое лично я считаю наиболее мощным. Конечно, оно и сложнее первого неизмеримо. Любой предмет, животное, человек, подвергшийся воздействию такого волшебства, становится невидимым, поскольку световые лучи огибают его… возможно, это трудно понять…
– Нет, почему же, – сказал Рангар, – лично мне все очень хорошо понятно. Просто я удивлен… ведь чтобы искривить световые лучи, надо искривить само пространство!
– Молодец! – восхитился гранд-маг. – А я-то думал, что тайна сия великая есть… Значит, вы в своем технологическом мире тоже дошли до этого.
– Дошли… хотя, как я понимаю, совсем с другой стороны. И мы до сих пор, насколько я знаю, не умеем делать подобные вещи в малых масштабах длин… вот планету там с глаз упрятать – это пожалуйста. В крайнем случае – большой корабль.
Глаза Ольгерна выразили искреннее изумление:
– А вот уж это нам не по плечу… Да, воистину с разных сторон… Ну да ладно. Главное – вам знаком принцип. Так вот, Рангар, искривлять-то мы научились, а обнаруживать эти искривления – нет. Поэтому…
– Я понял! – обрадованно воскликнул Рангар. – Человека, ставшего невидимкой по этому способу, принципиально нельзя обнаружить!
– Совершенно верно. Разве что откуда-то станет точно известен район, где этот человек находится. Да и то район должен быть весьма мал – не более сотой части квадратной лиги. Тогда можно применить магические сети… или запустить туда дюжину демонов-поисковиков… способов много, в общем. Но речь сейчас не о физической невидимости, а о ментальной.
– Там действуют те же принципы? – спросил Рангар.
– Да, только заклинания посложнее. Вот что, собственно, я придумал для вас. Сделать вас ментальными и, при необходимости, физическими невидимками. Причем если заклятие на ментальную невидимость будет постоянным, то физически вы сможете быть видимыми или невидимыми по вашему усмотрению. Я научу вас.
– Здорово! – хлопнул в ладони Фишур.
– Но и это еще не все. За оставшиеся три дня, что я могу провести с вами, я обучу вас, Рангар, двум заклинаниям из высшей магии. Конечно, этим я нарушу кое-какие писаные и неписаные законы, но тут уж ничего не поделаешь. Одно заклинание блокирует действие магии любого уровня, вплоть до заклятий, наложенных триумвиратом Верховных Магов… но на весьма короткий срок – около четверти итта. Хотя иногда и это – океан времени. Второе сделает вас невосприимчивым к атакам магов до мага-магистра включительно… возможно, даже гранд-маг не сразу взломает вашу защиту. Но маг-грандмагистр сомнет ее моментально. Это все, чем у могу помочь вам, Рангар. Теперь что касается вас, Фишур… У вас неплохие магические задатки, и за три дня я попробую подтянуть вас – хотя бы в некоторых областях – до второй ступени. Работать придется очень напряженно, что называется, на износ, но надеюсь, что это все окупится.
Внимательно слушавший, но молчавший Квенд вдруг с размаху хватил себя кулаком по колену:
– Ну и дурака я, оказывается, свалял!
– В чем дело, Квенд? – спросил Рангар.
– Был у меня амулет Сверкающих… такие выдаются жрецам серой мантии… Он предохранял от любой магии.
– Любопытно, – сказал Ольгерн Орнет. – Я слышал о таких, но видеть не приходилось. О, как бы сейчас он оказался кстати! Но где же вы подевали такую ценную вещь?
– Пропил. – Квенд низко опустил голову. – Я все пропил деньги, имущество, дом… потом перешел на мелочи, как-то: нифриллитовый доспех, ордена, амулет этот самый… Слава небу, оружие хоть пока оставил… рука не поднялась.
– Ничего, – сказал Рангар, – богатство – дело наживное. Скажите, Ольгерн, когда мы начнем занятия?
– Сегодня. Скоро, – ответил гранд-маг. – Как только я отыщу следы Лады. Хочу, чтобы у всех нас душа была спокойная.
Он расстегнул на груди камзол и извлек из-за пазухи белый замшевый мешочек на тесемке. Развязав узел, стягивающий горловину мешочка, он вынул Кристалл, засиявший мощными и странно влекущими световыми переливами:
– Магический Кристалл! – ахнул Квенд.
– Да, – несколько самодовольно усмехнулся гранд-маг, – не только, значит, жрецам их иметь…
– Магический предмет потрясающей силы, да? – спросил Фишур.
– Да – в нашем мире. А в мире Рангара, очевидно, эту вещицу бы назвали продуктом высочайшей технологии… а, Рангар?
– Пожалуй, – усмехнулся Рангар. – Мне уже давно приходила в голову мысль, что в своих вершинных проявлениях магия и технология сливаются.
– Верно, – теперь уже улыбка скользнула по губам гранд-мага. – Я ведь тоже долго размышлял обо всем этом после ваших рассказов, Рангар… Но разговор об этом грозит затянуться надолго. Пора заняться делом. Сейчас вы все отойдете от меня шагов на пять. В какие-то моменты вам может показаться, что мне плохо или я испытываю боль. Заклинаю – что бы ни случилось, не подходите ко мне.
– Да-да, я знаю. – Квенд поежился. – Могучая штука, но уж шибко силы высасывает.
– Все, отходите. И вообще лучше отвернитесь, мне будет легче сосредоточиться. Когда вернусь, позову вас.
Рангар и Фишур отошли и отвернулись с сожалением – очень уж хотелось им понаблюдать за Магическим Кристаллом в действии; Карлехар сделал это спокойно, как солдат выполняет команду офицера; и только какая-то поспешная нервозность Квенда ясно дала понять его отношение к происходящему – он был единственным (кроме гранд-мага, естественно), кто не только видел Кристалл в работе, но и сам пользовался им; воспоминания были тяжелые и неприятные.
Примерно через два тэна, прошедших в тягостном, изматывающем душу ожидании, Ольгерн Орнет застонал и тихо позвал:
– Все… подымите меня…
Друзья бросились к гранд-магу. Лицо того казалось вылепленным из воска, лоб и виски щедро оросил пот, глаза были закрыты. Магический Кристалл пульсировал медленно меркнущими волнами темно-фиолетового сияния.
– Дайте… глоток рн'агга… – прошептал Ольгерн, открывая глаза. В них застыли невероятное напряжение и усталость.
Фишур протянул гранд-магу кружку, куда изрядно плеснул из своей фляги, и помог Ольгерну сесть. Тот глотнул и закашлялся.
– Все, мне уже лучше. Лада дома, на острове Курку. Она в безопасности.
И тут Рангар ощутил такое колоссальное облегчение, какого, наверное, не испытывал еще со дня своего появления на Коарме.
Три дня пролетели, как один. Гранд-маг выполнил свое обещание, хотя сил ему потратить пришлось гораздо больше, чем Рангару и Фишуру, вместе взятым: Ольгерн работал на самом пределе своих сил и возможностей, что называется, на износ. А как иначе? За три дня ему надо было успеть сделать то, на что в обычном режиме обучения уходят многие месяцы…
Все это время друзья провели в непроходимых зарослях хингу в двух лигах от западной оконечности грузового порта, защищенные мощной отводящей магией Ольгерна Орнета. Несмотря на то, что рядом плескались ласковые волны залива, и золотился песок прекрасного пляжа, и вода была на удивление чиста и прозрачна, купались только по необходимости, при этом сочетая приятное с полезным (под последним имелся в виду обязательный скоростной заплыв на пол-лиги) Рангар и Фишур в основном занимались с Ольгерном магией, а Карлехар и Квенд до седьмого пота фехтовали на мечах, метали ножи, стреляли из луков и отрабатывали приемы рукопашного боя. Особенно упорно, с какой-то самозабвенной яростью, совершенно не щадя себя и не пытаясь беречь силы, тренировался Квенд Зоал. Теперь это был прежний, неустрашимый и неутомимый боец, один стоивший пятерых. Рангар, впрочем, тоже не баловал себя, и после изнурительных для психики занятий с гранд-магом выходил на "малую бойцовскую арену" и демонстрировал такое, что у Квенда загорались глаза, а Карлехар восхищенно тряс головой.
Но вот пришло время прощания. Гранд-маг Ольгерн Орнет по очереди обнялся с каждым из "великолепной четверки", пробормотал охранное заклинание, затем еще одно – и исчез, словно его и не было.
– Ну, положим, ты тоже так умеешь, Рангар, – попробовал просмеяться сквозь подкативший к горлу комок Карлехар.
– Нет, Карлехар, так я не умею, – грустно произнес Рангар. – Очень жаль, что Ольгерна не будет с нами… Ну ничего. Как это сказать по вашему… демон не выдаст, хрюл не съест.
– Что будем делать? – спросил Фишур.
– Сейчас – отдых. Все измотаны до предела. Купайтесь, загорайте, спите, ешьте, пейте. Набирайтесь сил, в общем. Скоро они нам понадобятся. Послезавтра мы наведаемся в порт, попробуем разузнать порядок отправки жреческих судов на Тарнаг-армар.
Несколько дней, меняя наряды и пользуясь то гримом, то магией, четверо друзей толкались в порту, в припортовых тавернах и доках, собирая информацию о рейсах "белых шхун", как их называли сами моряки, к таинственному острову. Дело это оказалось чрезвычайно сложным, поскольку даже самые пьяные моряки поразительно быстро трезвели и намертво захлопывали рот, стоило лишь разговору коснуться этого предмета. Крохи сведений добывались не только с трудом – порой со смертельным риском, – и каждая добытая крупица информации убавляла оптимизм Рангара. Обстояло все действительно хуже не придумаешь.
Всего на остров ходило три жреческих корабля: шхуны "Лучезарная", "Светоносная" и "Сияющая". Они в самом деле были от форштевня до кормы красивого снежно-белого цвета, и паруса сияли белизной, и мачты, и реи, и вообще глаз не мог отыскать – с расстояния в четверть лиги – ни единого темного пятнышка. Посмотреть ни на одну из этих шхун с более близкой дистанции, как выяснилось, практически невозможно.
Во-первых, швартовались они у отдельного, далеко от остальных отстоящего причала, который охранялся, пожалуй, похлеще опочивальни Императора. Помимо обычной охраны, состоящей из специальных армейских, жандармских и гвардейских патрулей, охрану несли так же до зубов вооруженные жрецы серой мантии; причем не только на суше, но и на акватории залива. И естественно, причал окружали три мощнейших магических заслона.
Во-вторых, команды шхун целиком состояли из жрецов.
И наконец, из туманных намеков одного из офицеров охраны причала, которого Фишуру удалось напоить и разговорить, и не менее туманного разговора, состоявшегося у Квенда с неким жрецом серой мантии, когда-то служившим под его началом в спецподразделении "Фархар", Рангар сделал вывод, что существует еще одна охранная система, основанная на неведомой здесь технологии.
На пятый день на очередном "военном совете" друзья обменялись мнениями.
Мнения, увы, отдавали крайним пессимизмом.
Горькое резюме подвел Рангар:
– Итак, мы пришли к неутешительному выводу, что проникнуть на корабли жрецов невозможно. А поскольку, как говорится, назад дороги нет, надо искать другой путь на остров.
– Легко сказать… – проворчал Фишур. – Я как-то уже говорил, что на обычном корабле к острову не подойти.
– Значит, надо поднапрячь мозги, – упрямо боднул головой воздух Рангар. – Давайте рассуждать. Итак, самый очевидный путь – по морю – отпадает. Причем полностью, так как нельзя воспользоваться ни жреческой шхуной, ни обычным судном, ни какой бы то ни было магией. Все это – ожидаемые пути, и они блокированы и перекрыты с особой надежностью как раз по причине их прогнозируемости. Наша задача – выдумать нечто экстраординарное, неожиданное, из ряда вон выходящее. И кажется, я кое-что нашел… Ты говорил, Квенд, что за всеми заградительными кордонами существует зона, непосредственно примыкающая к острову, где _вообще не действует никакая магия_?
– Во всяком случае, я об этом слышал, – пожал плечами Квенд. – Хотя степень достоверности этой информации, сам понимаешь…
– А вот я в этом почти не сомневаюсь, – сказал Рангар. – Потому что эго выглядит очень логично. Ведь если на остров попытается проникнуть сильный или даже очень сильный маг, избрав для этого необычные пути – под водой, например, или по воздуху, или используя мгновенный перенос через пространство высшего порядка, – он потерпит фиаско как раз по причине того, что вблизи острова любая магия перестает действовать. Так?
– Уж не хочешь ли ты сказать, – медленно проговорил Фишур, зажигаясь глазами, – что тут могут помочь знания твоего мира?
– Умница, Фишур! – Рангар хлопнул друга по плечу. – Там, где бессильна магия этого мира, поможет неведомая здесь наука моего! Мы полетим на Тарнаг-армар на воздушном шаре!
На подготовку к невиданному и немыслимому путешествию ушло три недели упорнейшего, от зари до зари, труда. Лигах в десяти от Венды, в глухом лесу между побережьем и уходящим к Лемару Южным трактом, под руководством и при самом непосредственном участии Рангара закипела работа. Вначале из прочных, пружинистых и гибких ветвей дорга, скрепленных ремнями из коры хингу, был изготовлен куполообразный каркас; он оказался настолько огромен, что работу пришлось выполнять в глубоком овраге. Затем Фишур и Квенд привезли из города свернутое в гигантский рулон цельное полотнище лучшей парусной ткани, обработанной специальными растворами да кучей магических заклинаний в придачу для придания ему воздухонепроницаемости Размотав рулон, четверо друзей с немалым трудом и не без помощи заклинаний Фишура натянули ткань на каркас и сверху закрепили ее сетью, сплетенной из тонких полос коры дерева хингу. Снизу к сетке ремнями из этой же коры прикрепили корзину, в которой легко помещались четыре человека, вода, припасы, мешки с балластом (песком и мелкой галькой) и жаровня, огонь в которой должен был нагревать воздух и обеспечить необходимую подъемную силу.
– Вначале в жаровне будет гореть магический огонь, – пояснил Рангар, когда работа почти была закончена. – А когда мы влетим в зону, где магия не действует, начнем топить дровами.
– А как мы добьемся нужного ветра? – поинтересовался Фишур. – Ведь, насколько я понимаю, шар летит туда, куда дует ветер?
– Ты понимаешь правильно, – кивнул Рангар. – Вначале мы получим нужный ветер с помощью соответствующих заклинаний, как на парусных судах. Тут вся надежда на тебя, Фишур. И гордись – корабельных магов много, а маг воздушного шара – первый и единственный.
– Я-то буду стараться, – сдвинул брови Фишур, – но ты сам знаешь, каков из меня маг.
– Ничего, Ольгерн Орнет зря что ли угробил на тебя три дня? Кроме того, твоя магия далеко не всегда будет нужна. Ветер на разных высотах дует по-разному, и мы можем в поисках нужного ветра менять высоту.
– Ладно, – сказал Фишур, – уж коли мне суждено стать "первым и единственным", то не грех это дело замочить. А то за три дня сухого закона вкупе с трудом воистину адовым моя глотка превратилась в Мертвую пустыню…
Рангар засмеялся.
– Голодной куме одно на уме, – произнес он никем не понятую фразу на родном языке, но переводить не стал и махнул рукой – давай, мол.
…После обильного ужина, во время которого все ограничения на пиво и рн'агг были сняты, Фишур вышел на берег и долго стоял, глядя на юг, словно взглядом пытаясь проникнуть за быстро темнеющий горизонт. И, уже уходя, проговорил очень странным голосом:
– Наконец-то я подберусь к тебе. И посмотрю, что хранит сердце тайны…
Взлетели ночью. Огонь в жаровне горел целый день накануне старта, и к вечеру сплетенные из коры канаты уже едва-едва удерживали рвущийся ввысь шар. Канатов насчитывалось четыре, по числу пассажиров, и когда по команде Рангара одновременно воздух взвихрили четыре клинка, и канаты лопнули с басовитым щелчком, никто, даже Рангар, не смог удержать вскрик. С невероятной скоростью шар прыгнул прямо в ночное небо и уже через пол-итта, вознесясь на высоту пять лиг, растворился среди звезд. Это было необычно и захватывающе, и когда прошел первый приступ инстинктивного страха у никогда не покидавших поверхность планеты Фишура, Карлехара и Квенда, восторг новизны оказался настолько силен, что все трое замурлыкали под нос песенки, что само по себе было явлением весьма и весьма удивительным.
Рангар с душой смятенной и ликующей вбирал в себя звездно-хрустальное великолепие над головой и вокруг; только внизу царила непроницаемая тьма, да еще смутное светлое пятно виднелось там, где на холмах раскинулась столица. И грезилось ему иное небо, прожигаемое рисунками иных созвездий, и видение это отчего-то вызывало острую, ностальгическую грусть…
А воздушный шар уже летел над океаном, медленно относимый к югу, и Рангар впал в некое полузабытье, когда одновременно и грезишь, и понимаешь, что тебя всего лишь посетили бесплотные видения, не имеющие ничего общего с окружающей реальностью. И все-таки в них был свой тайный, сокровенный смысл.
…Рангар стоял на безграничной сверкающей плоскости; над ним и еще четырьмя фигурами, застывшими вокруг него, нежно сияло жемчужно-серое небо. Фигуры располагались в вершинах квадрата, на пересечении диагоналей которого находился Рангар. Это были три женщины и один мужчина. Но женщин Рангар заметил своим надзрением, потому что глаза его смотрели прямо на будто сотканную из огневых вихрей фигуру мужчины.
– Покровитель… – выдохнул Рангар, едва шевельнув непослушными губами.
Вспышкой лучезарного света засияла улыбка на струящемся в потоках пламени лице, и с жестом мягкого отрицания огненная фигура шагнула к Рангару… и тут же пропала. Перед ним стоял… Рангар вздрогнул. Впечатление было такое, будто он увидел свое отражение в зеркале.
– Нет, я не ты, – засмеялось "отражение", – точнее, не совсем ты. Я, собственно, тот, с кого все началось… первооснова или, точнее, эмбрион, личинка информа… его ты видел только что в виде огненного человека, хотя это лишь его ничтожная часть, доступная твоему, да и моему восприятию. Однако как ни могуч тот, кого ты называешь Покровителем, а я информом, но и он нуждается в нас, простых смертных – в тебе, во мне… Оказывается, есть ситуации, когда слабенькие, легко уязвимые белковые существа могут оказаться полезными или даже необходимыми властелинам пространственно-временных многообразии. Например, могучий слон в посудной лавке, мягко говоря, неуместен. Или: микроскопом можно забивать гвозди, но молоток все же лучше. Или еще: всей неистовой силы торнадо, даже обладай он разумом, не хватит, чтобы починить простенький часовой механизм… Информ обратился ко мне с просьбой подстраховать тебя в случае неудачи. Но мне почему-то думается, что ты и сам справишься.
– Но кто я в таком случае и что мне предстоит сделать?
– Ты – творение информа, проекция его части на трехмерную реальность Коарма. И пусть тебя не смущает куцее слово "проекция" – ты настоящий, живой человек… кое в чем даже живее твоего творца. Что касается задания… Скоро, уже очень скоро ты поймешь его суть. А сейчас погляди по сторонам. Это даст тебе необходимую подсказку.
Рангар медленно осмотрелся. По правую руку от него пребывала Лада, по левую – очень похожая осанкой и чертами лица девушка, но с глазами, черными как ночь. Обе глядели на него внимательно и пытливо. Сзади стояла еще одна женщина с чудесными золотыми волосами и глубокими, мудрыми голубыми глазами, смутно знакомая Рангару, причем последний раз он будто бы видел ее уже на Коарме, а не в своей прошлой жизни, когда они встречались, несомненно.
…Сильный порыв ветра резко качнул гондолу, и Рангар очнулся, чарующее видение пропало. Что оно могло означать?
Он начал думать о словах двойника, давших обильную пищу для размышлений, и незаметно уснул по-настоящему, без сновидений.
Воздушный шар, казалось, невесомо плыл-парил в центре исполинской лучисто-голубой сферы. Верхняя часть сферы – небо – сияла голубизной более яркой и сочной, аквамарин нижней ее части – океан – ласкал глаз нежными пастельными тонами.
– Земли не видно? – спросил Фишур, с опаской выглядывая за край корзины.
– Не видно, – покачал головой Рангар. Его зоркие глаза обшарили горизонт, но не смогли разглядеть ничего более тонкой туманной черты, где смыкались небо я океан.
– Нас относит к юго-западу, – озабоченно сказал Карлехар, – а надо бы – к юго-востоку. Точнее, к юго-юго-востоку.
– Сейчас попробуем изменить высоту и поймать более подходящий ветер, – сказал Рангар.
– Но надо быть уверенным… Как вы определили направление?
– Я его чую инстинктивно, как птицы. – Карлехар усмехнулся. – Эта способность проявилась у меня еще в детстве.
– Тем не менее не помешает более точно определить наше местоположение. Если не ошибаюсь, Фишур, у тебя для этой цели припасен один из замечательных подарков гранд-мага Ольгерна Орнета?
Фишур кивнул и, довольно улыбаясь, вытащил из сумы свиток из черной кожи и развернул. Внутренняя сторона свитка выглядела столь необычно, что Карлехар и Квенд, видевшие это впервые, не удержались от возгласов изумления. Им показалось, что они заглянули в окно, где в черной, испещренной белыми точками бездне величаво плыл белый с голубоватым отливом шар.
– Коарм, – тихо произнес Рангар. – Так он выглядит из космоса.
Фишур сотворил замысловатый жест правой рукой, и "окно" мгновенным прыжком приблизилось к планете; она целиком закрыла звездную черноту, и на ней проступили контуры огромного материка, омываемого водами трех океанов. Отчетливо выделялись два горных массива на севере и западе; зеленый ковер лесов долины Яанга, занимающий весь центр Крон-армара; желто-серым и красно-бурым полумесяцами охватывали материк Неизведанные земли на крайнем юго-востоке и Красная пустошь на северо-западе. Видны были пятнышки городов и извилистые нити рек; из городов лучше других просматривались наиболее близкие к воздухоплавателям Лемар, Врокс и Венда. А в двух тысячах лиг к югу с легким уклоном к востоку среди океанской лазури виднелось зловещее темное пятно, похожее на чернильную кляксу.
– Вот он, Тарнаг-армар, – произнес Фишур сдавленным голосом, показывая на пятно. – Самая мощная магия бессильна пробиться сквозь эту черноту. Ольгерн говорил, что даже Верховным Магам толком не известно, что же там такое. Вроде бы в центре острова расположен Тарнаг-Рофт – цитадель Сверкающих. Остальное покрыто мраком тайны, в прямом и переносном смысле.
– А где мы находимся? – спросил Карлехар.
– Наше положение указывает вот эта яркая точка в центре "окна", – ответил Фишур. – Если представить себе перпендикуляр, опущенный из нашей корзины на поверхность океана, то его основание как раз попадет в эту светящуюся точку в волшебном "окне". Если же продолжить этот перпендикуляр вверх, в космос, то где-то там будет другая точка, откуда мы будто бы смотрим сейчас на Коарм.
– Сильная магия, – с уважением пробормотал Карлехар. – Но глядите, я был прав: нас в самом деле отнесло довольно далеко на запад!
– Верно, – согласился Рангар. – Ну что же, начнем маневрировать по высоте в поисках нужного ветра. Фишуру, я думаю, пока незачем растрачивать запасы магической энергии, они ему еще пригодятся. Все готовы?
Квенд, сидевший на дне корзины под стенкой с бледным напряженным лицом, вдруг застонал и закрыл лицо руками. Лоб его мгновенно покрылся испариной.
– Что с тобой, Квенд? – с тревогой спросил Рангар.
– Не знаю… Муторно как-то… нехорошо.
– Кажется, я догадываюсь… – Рангар наморщил лоб. – В моем мире это называется агорафобией и акрофобией – боязнью открытого пространства и боязнью высоты. Квенд, тебе лучше держать глаза закрытыми и думать о чем-нибудь приятном, а если уж смотреть, то только на дно корзины, на нас, на жаровню с огнем, но ни в косм случае не по сторонам и особенно – вниз. И еще, Фишур, дай-ка хлебнуть ему глоток рн'агга. Это помогает.
– Гм… А ты знаешь, Рангар, мне тоже что-то попаршивело, не иначе как и у меня эти… фобии.
Рангар расхохотался.
– Ну и плут ты, друг Фишур! Ладно, сейчас все хлебнем, пора уже завтракать.
Гондола воздухоплавателей напоминала сплетенное из прутьев детское лукошко, но увеличенное раз в двадцать по высоте и диаметру. Дно ее было устлано длинными листьями растения нге и сверху засыпано землей и песком. В центре пылала жаровня на каменной подставке, горячий воздух из которой стремился в располагавшуюся прямо над головами дыру в нижней части воздушного шара. По периметру корзины под ее бортом равномерно располагались мешки с балластом и мешочки помельче с запасами еды, дрова, бурдюки с водой и бочонки с пивом. (Пиво Фишур самолично купил в Венде и безропотно тащил на себе все десять лиг до лагеря.) Там же лежало оружие – кроме доспехов и мечей, Рангар сработал каждому по отличному луку с запасом стрел.
– Хорошо, – пробормотал Фишур, запивая зажаренное и залитое жиром мясо хрюла огромными глотками пива.
– Ну, не всем, – сказал Рангар, глазами указав на Квенда; тот, выпив рн'агга, но отказавшись от еды, лежал сейчас с закрытыми глазами на дне гондолы, поджав колени под подбородок.
– Придется ему потерпеть, ничего не поделаешь, – сказал Карлехар с нотками сочувствия.
– Я, признаться, и сам сперва ощущал себя… ну, скажем, не вполне уверенно, но сейчас как посмотрю вокруг… Неизъяснимым сердце полнится восторгом, как некогда написал Турлиф.
– Кто это? – спросил Рангар.
– Великий поэт позапрошлого века. Сейчас о нем мало кто знает, хотя многие его стихотворные строки афоризмами вошли в народный язык. А вообще-то поэзия нынче захирела, и это тревожны и факт…
– Где-нибудь можно достать почитать Турлифа?
– Если мы уцелеем в этой передряге, мои дорогой Рангар, я с удовольствием приглашу вас в родовой замок и предоставлю всю мою библиотеку… Кстати, вполне вероятно, что военачальником я стал благодаря этим строкам:
Нет, не тот полководец хорош,
Что отважно скакал впереди,
Сам геройски погиб и войска положил,
Но не смог защитить рубежи
А велик полководец, который умом
И коварством врага заманил
И затем уже доблестью ярко блеснул
И навек супостата разбил.
– Хорошо, – сказал Рангар, – а главное – верно.
– Вот-вот. Эти стихи с детства запали мне в душу, и я уже не мыслил для себя другой карьеры, кроме как военной. Я мечтал и мечтаю создать принципиально новую армию – мобильную, мощную, хорошо вооруженную Некоторые мои идеи в организации армии, в тактике и стратегии боя прижились, хотя далеко не все; но вот что касается технических новшеств – тут прямо беда. Да что там говорить, вот последний пример – лук и стрелы, – благодаря которым я попал в государственные преступники.
– Это неспроста, Карлехар, и разгадка этой странности, как и многих других, находится там, – Рангар кивнул в сторону Тарнаг-армара. – Уверен, мы их разгадаем.
– Или другой пример, Рангар, – воздушный шар, этот замечательный придуманный вами способ передвижения, – произнес Карлехар с воодушевлением. – Какое изумительное применение он может найти в армии!
Странная мысль вдруг посетила Рангара. Он почему-то вспомнил историю родной планеты, являвшейся, по сути, историей беспрерывных войн, тем более страшных и разрушительных, чем выше возносился научный прогресс. И в памяти всплыли такие "замечательные" достижения военного гения, как тактика выжженной земли, ковровое бомбометание и – апофеоз – ядерное оружие… И быть может, правы таинственные Сверкающие, железной рукой остановившие прогресс на Коарме? Но что-то не давало ему согласиться с этой мыслью, какое-то соображение более глубокого порядка…
– …удары с воздуха по тыловым коммуникациям и, наконец, разведка! – Карлехар тем временем вошел в раж, рисуя области применения нового рода войск – военно-воздушных сил.
– Ладно, ладно, Карлехар. – Рангар поднял руку. – Как вы верно подметили, нам прежде всего необходимо уцелеть. И все наши нынешние помыслы должны быть сосредоточены именно на этом. А что касается воздушного шара, так этот способ воздухоплавания был известен задолго до рождения моего прапрадеда. Так что я ничего не изобрел и не придумал, просто стена, закрывающая память о прошлом, изрядно прохудилась, и я вспоминаю все больше и больше… Такое впечатление, что она вот-вот рухнет.
– Скорей бы, – сказал Фишур, – тогда тебе станет ясна твоя цель.
Рангар ничего не ответил, только сумрачно взглянул на юго-восток.
– Нас по-прежнему относит на запад, – сказал Карлехар. – Надо что-то делать.
– Погаси огонь, Фишур, – сказал Рангар. – Попробуем опуститься пониже.
Однако ветер нужного направления они отыскали не ниже, а выше. Чтобы подняться туда, Фишуру пришлось раскочегарить магический огонь до такой степени, что в гондоле стало жарко.
– Смотри, чтобы не вспыхнуло чего, – озабоченно сказал Рангар. – А то ведь и самая прочная кора хорошо горит…
– Не беспокойся, – Фишур поднял руку, – я очень внимателен. Вот только для лучшей сосредоточенности не помешает глоток пива.
Рангар попытался строго нахмуриться, но не выдержал и засмеялся
Фишур, тая в усах усмешку, принялся откупоривать второй бочонок пива.
Карлехар задумчиво смотрел в сосущую глаза синеву.
Квенд, улегшись поудобнее, задремал.
Светящаяся точка в чудо-окне чуть изменила курс и начала микроскопически медленное, но неуклонное движение к черной кляксе. К острову Тарнаг-армар.
К цитадели Сверкающих.
К сердцу тайны.
Поздней ночью внутренний толчок разбудил Верховного Жреца.
– Доложи о результатах поиска иномирянина, – потребовал Первая Ипостась.
Вторая Ипостась сдержал неудовольствие и послушно начал произносить мыслефразы, стараясь, чтобы они звучали четче.
– Самые тщательные поиски оказались, увы, почти безрезультатными. Иномирянин как сквозь землю провалился. Его не удалось нащупать даже на эмпатическом уровне с помощью самой мощной магии и аппаратуры Сверкающих. Объяснении может быть три: либо он покинул Коарм, либо изменил свои ментальные характеристики, либо научился экранировать пси-излучение.
– Первое слишком хорошо, чтобы быть правдой, – проворчал в черепной коробке Светлейшего бестелесный голос его Первой Ипостаси. – Так что будем рассчитывать на худшее. А что означает слово "почти" в твоей первой фразе?
– К иномирянину, как мы полагаем, присоединился Карлехар ла Фор-Рокс – тот самый генерал, который попытался внедрить в своем полку луки и стрелы. Он тоже исчез и тоже, видимо, изменил свои ментальные характеристики. Последнее наталкивает на мысль, что им помог Ольгерн Орнет, гранд-маг Лотоса. Если это подтвердится, гранд-мага придется уничтожить, несмотря на все нежелательные последствия.
– Не возражаю, – произнес голос. – Что еще?
– В лесу, в двенадцати лигах к юго-западу от Венды, обнаружили очень свежие и достаточно странные следы человеческой деятельности: пятна кострищ, остатки еды, пустая бочка из-под пива, фекалии.
– Не вижу в этом ничего загадочного. Особенно в фекалиях, – фыркнул голос.
– А место? Глухая лесная чаща между Южным трактом и побережьем…
– Это могли быть разбойники.
– Обследовавшие место эксперты утверждают, что там около двух-трех недель обретались четыре человека. И они что-то делали, что-то изготавливали. На это указывают многие факты. Кора с большого числа хингу в окрестности этого места содрана начисто, а в овраге рядышком рассыпана стружка и отпиленные куски ветвей дорга.
– И что же, по мнению твоих экспертов, там могли делать?
– Никто даже предположить ничего не может.
– А что думаешь ты?
– Боюсь, что если это был иномирянин со своими друзьями, то он мог воспользоваться запрещенными знаниями… как в том случае, когда он изготовил лук и стрелы.
– Я сообщу об этом Сверкающим. Даже я не настолько силен в запретных знаниях, чтобы высказать догадку.
– Когда у тебя очередной сеанс связи?
– Через два дня. Я спрошу, что же мог иномирянин сделать такое, что позволило ему покинуть окрестности Венды. Они, конечно, сразу догадаются… Да, а кто те трое? Или двое, если принять, что Карлехар присоединился к иномирянину. Всего ведь там занимались неизвестно чем четыре человека?
– Трудно сказать. Один из этих двоих, возможно, сопровождавший Рангара Ола еще от Лиг-Ханора некто маркиз Фишур ла Тир-Юн. Он исчез во время захвата иномирянина возле Шумхара и считался погибшим. Однако достоверных доказательств его смерти нет.
– Допустим. Но кто в таком случае четвертый? Упомянутый тобой гранд-маг?
– Исключено. Ольгерн Орнет прибыл в Валкар до того, как четверка неизвестных появилась в том месте.
– Тогда кто?
– Неизвестно. Им мог стать любой. После победы над Глезенгх'арром иномирянин из рядового, пусть очень хорошего гладиатора, превратился в легендарного героя.
– Да, этот поединок оказался грандиозной глупостью с непредсказуемыми последствиями. Вероятностные линии по-прежнему упираются в туман… Ладно. Какие соображения относительно направления передвижения иномирянина и его приспешников?
– Соображений есть несколько. Но предлагаю рассмотреть худший вариант.
– Ты имеешь в виду возможную попытку проникновения их сюда, на Тарнаг-армар? Чушь. Даже если они попытаются, на остров им не попасть. А если случится невероятное и им удастся проскочить все барьеры, то их тут либо убьют, либо они очень быстро сойдут с ума. Помнишь, как ты побывал здесь?
– Помню, – с содроганием ответил Светлейший. – И как ты только выдерживаешь…
– Привык, – в мыслеголосе Первой Ипостаси прозвучали философские нотки. – К тому же мне сделали адаптивную коррекцию восприятия.
– Так что попытки иномирянина прорваться на Тарнаг-армар ты не опасаешься? – вернул разговор в прежнее русло Вторая Ипостась.
– Нет. Гораздо хуже другое: если он начнет в народе распространять разрушительные идеи и запрещенные знания. Теперь это особенно опасно, ведь он – герой, живая легенда, и представляешь, как ему будут внимать, с каким трепетом и пиететом?! Не забывай также о той девчонке, Ладе Зортаг. Он сильно к ней привязан, и не исключено, что иномирянин попытается нанести визит на остров Курку.
– Мы отработали эту версию и приняли все меры предосторожности.
– Хорошо. Держи меня в курсе всех событий. А за Тарнаг-Рофт не волнуйся – на то она и цитадель, чтобы быть неприступной.
Чужое присутствие в черепной коробке перестало ощущаться, и Верховный Жрец бессильно откинулся на подушки.
Лада Зортаг теперь редко выходила из дома. После ее возвращения (о котором она по-прежнему ничего не помнила) на родной остров ее начали сторониться даже те из односельчан и соседей, с которыми у Лады были раньше самые теплые отношения. Постепенно она перестала даже пробовать завязать разговор с кем бы то ни было, целыми днями занималась домашним хозяйством и с замиранием в сердце прислушивалась к происходящим внутри нее переменам. Будущий ребенок стал главной целью и смыслом ее жизни, ее сокровенной мечтой, и мысль о том, что скоро она возьмет на руки _своего ребенка_, наполняла ее благоговением и тихим, трепетным восторгом.
Она часто думала о том, кто отец ребенка, и пыталась представить этого человека, но его образ так же хранился в наглухо запечатанном уголке памяти, куда ей не было доступа. В одном, однако. Лада была уверена твердо: отец ребенка не мог быть плохим человеком, и ее будущий сын (почему-то она знала, что родится именно сын) есть плод высокой любви, а никак не насилия или еще чего хуже.
Так в общем-то однообразно текли дни (хотя однообразие это ею совершенно не ощущалось; ее внутренняя жизнь была настолько полна и богата, что ей дела не было до внешнего однообразия).
Регулярно выходила Лада из дому лишь в ранние предрассветные часы, когда только начинало сереть. Она шла на берег океана и некоторое время сидела на песке, задумчиво глядя, как тяжелые волны мерно утюжат берег. Ей почему-то казалось, что здесь истончается дверь, ведущая в запертую комнату ее памяти (причем комната эта виделась ей не каким-то темным и захламленным чуланом, а огромным, ярко освещенным залом), и она надеялась, что именно в этом месте когда-нибудь произойдет чудо и она все вспомнит… Кроме прочего, на берегу хорошо думалось, и размышляя о случившемся с ней. Лада выстроила следующую логическую схему. Очевидно, какое-то время тому назад (приблизительно пять месяцев) на острове произошло нечто из ряда вон выходящее, потому что только такое могло заставить ее покинуть остров и отправиться на континент. (Версию о том, что она попала в Крон-армар против своей воли. Лада отбросила с необъяснимой уверенностью в своей правоте.) Там с ней что-то произошло, точнее, происходило на протяжении трех с лишним месяцев, после чего ее вернули (теперь уже наверняка насильно) домой, с помощью высшей магии заблокировав память о всех событиях этого периода времени. Поскольку в ее судьбу вмешались очень могущественные силы (чего стоил тот факт, что они смогли заставить замолчать всех жителей поселка, включая ее отца), то вышеупомянутые события, в которых она принимала участие, явно были весьма значительными, а значит, не могли не вызвать широкий резонанс на материке. И если бы не беременность. Ладу вряд ли что-либо удержало дома. Но она не могла подвергать даже малейшей опасности будущего ребенка, и со вздохом Лада отложила мысль о поездке на континент на неопределенное будущее.
Невозможность вспомнить ничего из происходившего с ней в последние месяцы тяжелым грузом легла на психику Лады, но судьба уготовила ей потрясение гораздо более страшное.
Из очередного Большого Лова не вернулся отец, погибший во время охоты на Голубого Дракона. Ритуалы Прощания и Погребения Лада помнила смутно, все слилось в болезненно-яркий ком, который засел в сердце, превратив его в незаживающую рану. Выдержать все и не свихнуться, не дать засосать себя трясине отчаяния помог сын, которого она носила в себе и которому – теперь уже полностью – она посвятила свою жизнь.
Остров Тарнаг-армар они увидели на третий день полета: обитель Сверкающих в самом деле сверкала подобно белой звезде, опустившейся на воду. Пожалуй, это событие можно было считать главным, если бы не то, что произошло накануне.
Они и раньше видели флиссов, великолепных и могучих белых птиц, трансокеанских странников, за день преодолевающих до тысячи лиг; но эти замечательные летуны не приближались близко к воздушному шару и давали возможность полюбоваться собой лишь издалека. Поэтому, когда один из флиссов устремился прямо к воздухоплавателям, это вызвало вначале интерес и удивление, а затем и опасение: трудно было предсказать последствия атаки флисса на воздушный шар. Флисс, однако, и не думал нападать; облетев несколько раз гондолу с четырьмя друзьями по все суживающейся спирали, он приблизился настолько, что Рангар заметил небольшой сверток, который птица держала в клюве.
– Смотрите! Он что-то принес нам! – воскликнул он возбужденно, указывая на сверток. Тем временем флисс подлетел почти вплотную и завис на своих огромных крыльях. В янтарных глазах птицы светился отнюдь не птичий ум, и из груди вырвался требовательный клекот.
– Держи меня за ноги, Фишур! – крикнул Рангар и, далеко перегнувшись за край корзины (Квенд охнул и заслонил ладонями глаза), выхватил из клюва флисса сверток. Птица проклекотала теперь уж что-то явно одобрительное и, мощно взмахнув крыльями, в мгновение ока оказалась едва ли не в пол-лиге от шара.
– Вот так сюрприз! – пробормотал Карлехар, во все глаза глядя на сверток в руке Рангара. С не меньшим изумлением смотрел Фишур, и даже в глазах Квенда, когда он убрал руки, вспыхнул интерес.
Сверток был из грубого полотна, надежно перевязанный бечевкой из волоса тарха. Рангар разрезал бечевку кинжалом, развернул… и мягкая, живая чернота заструилась, мерцая, в его руках.
– Моя кольчуга!.. – ахнул Рангар. – Но каким образом, демон меня раздери…
– Погоди, Рангар, – остановил его Фишур, пристально разглядывая "подарок небес". – Ты уверен, что это именно твоя кольчуга?
Рангар долго вертел кольчугу в руках, щупал, подносил к глазам и даже нюхал.
– Нет, – сказал он наконец, – это не та вещь, на которой можно оставить метку… Как, демон побери, различить две капли воды?
– Может, по размеру? – предложил Карлехар.
Рангар натянул кольчугу и покачал головой:
– Размеры идентичны. Но слишком уж невероятным кажется предположение, что кто-то смог вырвать мою кольчугу из лап Алькондара… Скорее всего это другая кольчуга. Точно такая же, но другая.
– В любом случае этот подарок сделан с добрыми намерениями, – сказал Фишур. – Но кто сей таинственный благодетель?
– А кто была та женщина, подарившая мне первую кольчугу на окраине Поселка Рудокопов? – спросил Рангар. – Увы, на многие вопросы у нас пока нет ответа… Может, в холстине есть записка?
Он встряхнул кусок полотна, и из него вдруг что-то выскользнуло и зеленоватой искрой упало на дно гондолы. Рангар стремительно нагнулся… и медленно выпрямился. На ладони у него лежало кольцо.
Нет, оно выглядело совсем иначе, чем отобранное у него в момент пленения близ Шумхара. Это кольцо было изготовлено из светлого, слегка зеленоватого металла, и его полностью покрывала тончайшая вязь витиеватых рун. Но, как и от прежнего, исходило от него ощущение силы, до поры дремлющей, но в нужный момент способной защитить своего хозяина.
Мгновение колебавшись, Рангар надел кольцо на тот же палец, где раньше носил другое, и сразу же его заполнило тонизирующее, возбуждающее ощущение грозовой свежести.
– Кажется, моей утрате чудесным образом отыскалась достойная замена, – проговорил Рангар, прислушиваясь к внутренним ощущениям.
– Будем на это надеяться, – сказал Фишур, – будем очень надеяться…
Тарнаг-армар дал о себе знать не только видением белой звезды на воде. Внезапно погас магический огонь в жаровне, и воздушный шар начал медленно терять высоту. Но воздухоплаватели были готовы к такому повороту, и вскоре вместо магического запылал обычный огонь, питаемый загодя припасенными дровами.
Гораздо более тяжелым испытанием обернулись для воздушных путешественников следующие десять лиг, которые они проделали почти за тэн. Вначале Квенд, Карлехар и Фишур ощутили тупое, но мощное и властное давление на сознание, а кольцо на руке Рангара полыхнуло изумрудным светом. Рангар ничего не почувствовал, но, заметив свечение кольца и то, как исказились лица его друзей, понял, что происходит что-то скверное.
– Руки! – крикнул он. – Быстрее взяли за руки друг друга!
Кольцо на руке Рангара засияло еще ярче; теперь оно защищало четырех человек, взявшихся за руки и образовавших свое кольцо, живое. Поэтому когда неведомая сила нанесла удар всей мощью, и слепая волна ужаса хлынула в сознание людей, пытаясь подавить их, лишить воли к малейшему сопротивлению, превратить их в вопящие от нестерпимого, невыносимого страха людские оболочки, они смогли достойно встретить ее и не уподобились охваченным смертельной паникой животным. Только лица жутковато побелели да пот щедро оросил виски.
– Так вот что случилось с экипажем того судна, о котором я когда-то рассказывал! – едва ворочая языком, проговорил Фишур, когда все кончилось.
Карлехар и Квенд, тяжело дыша, вытирали мокрые от пота лица. Рангар перенес "атаку страха" гораздо легче: возможно, ему больше других помогло кольцо, а может, он вспомнил эпизоды из его прошлой жизни, когда он сам мог противостоять подобным атакам.
Через несколько иттов друзья полностью пришли в себя и уже с улыбками обменивались впечатлениями.
– Мне почудилось, что я со всех ног несусь в каком-то мрачном темном туннеле, а меня настигает нечто невероятно жуткое, – рассказывал Карлехар.
– А я словно наяву увидел, что охвачен кольцом ревущего огня, которое неотвратимо смыкается… я уже ощущал нестерпимый жар… бр-р-р! – потряс головой Фишур. И естественно, для восстановления душевного равновесия изрядно отхлебнул из фляжки.
– Ну а я, вполне понятно, падал с громадной высоты, – черед силу усмехнулся Квенд.
– Каждому, в общем, достались "самые страшные страхи", – сказал Рангар. – Мне, например, показалось, что я угодил в яму, кишащую эррами… Это говорит об избирательности неведомого воздействия. Хорошо, что кольцо значительно ослабило его. А так и не знаю, чем бы все кончилось.
– Интересно, какие еще сюрпризы нас ожидают? – нервно спросил Фишур, глядя на приближающийся остров.
Теперь уже Тарнаг-армар имел вид почти правильного круга желтовато-серого цвета – остров был плоским, как блин, – с громадным сооружением в самом центре, которое лучилось неприятным, режущим глаза ртутным блеском.
Все четверо, щурясь, смотрели на него, словно завороженные. До острова оставалось не более тридцати лиг – наверняка из обычных смертных никто не приближался к нему так близко.
– Гаси огонь! – скомандовал Рангар. – Ветер несет нас точно на Тарнаг-армар. Надо начинать снижение.
Жаровню залили водой, гондола окуталась белым паром, и уже через два итта воздушный шар пошел на снижение.
В двадцати лигах от Тарнаг-армара их ожидало еще одно испытание. Рангар первым заметил странный серебристо-белый налет на поверхности океана, качаемый волнами вверх-вниз. Он присмотрелся, напрягая зрение… и издал удивленный возглас.
– О! Смотрите! Дохлые рыбы… тысячи, сотни тысяч… Там и птицы есть… окружают остров мертвым кольцом! Что бы это значило?
Ответ пришел быстро, как только шар влетел в пространство над кольцом. Почувствовав мгновенную и внезапную дурноту, Фишур, Карлехар и Квенд потеряли сознание, как подкошенные рухнув на дно гондолы. Рангар тоже почувствовал странное недомогание, но тут кольцо запульсировало яркими оранжевыми вспышками, и неприятные ощущения исчезли. Однако его друзья лежали неподвижно, и он лихорадочно стащил их всех в кучу и упал на них сверху, растопырив руки, как птица крылья, защищая своих птенцов. Оранжевые вспышки участились и засверкали ярче. Застонал, шевельнувшись, Фишур, за ним Квенд. И только Карлехар долго не подавал признаков жизни, аж пока Рангар не прижал огнем пульсирующее кольцо к его сонной артерии; Карлехар резко дернулся и часто задышал.
Наконец, полоса мертвых обитателей океана кончилась. Кольцо тут же погасло, выполнив свою миссию. Рангар, вылив по пинте воды на головы друзей, привел их в чувство.
– Что… это было? – слабым голосом спросил Фишур.
– Мертвая зона, – сказал Рангар мрачно. – Здесь погибает все живое.
– Но почему? – просипел Карлехар, силясь приподняться. – Магия?
– Нет, это не магия. Хотя демон его разберет… Я уже как-то говорил гранд-магу Ольгерну Орнету, и он вполне согласился со мной, что на определенном уровне между магией и технологией стираются границы. В общем, только что мы миновали область, где под воздействием некоего неизвестного фактора у живых существ прекращается метаболизм, то есть процессы внутреннего энергообмена. А это – смерть. Нас вновь спасло кольцо, этот чудесный дар неведомых дружественных сил.
– За что и возблагодарим их. – Фишур с трудом встал на ноги и поклонился на все четыре стороны. – Однако, Рангар, остров уже на носу, а мы здорово ослабли. Ты не находишь, что нам необходимо восстановить утраченные запасы энергии и подстегнуть этот… как там ты его назвал… метаболизм?
– И сделать это, очевидно, можно только с помощью рн'агга? – саркастически осведомился Рангар.
– И пива тоже, – заявил Фишур, обретая жизнерадостность. – В конце концов никто не знает, что ждет нас внизу. Может, нам там будет не до этих благородных напитков.
Тут не выдержал и усмехнулся даже сумрачный Квенд. А Карлехар, отсмеявшись, заявил:
– Если все кончится удачно и мы вернемся, я предложу вам, Фишур, стать моим заместителем. И отвечать вы будете за морально-боевой дух воинов.
– Э-э, дорогой генерал, это весьма опрометчивое решение. Да я вмиг разложу дисциплину в любом подразделении! – и Фишур приложился к весело забулькавшей фляге.
– Ну что, кончились сюрпризы? – риторически поинтересовался Рангар, не сводя глаз с медленно наплывающего на них острова с исполинским сверкающим сооружением в центре.
Тарнаг-армар имел в диаметре около семидесяти лиг. Почти полностью песчаный, с редкими островками покрытый колючками бурой земли, он не представлял бы ни для кого сколь-нибудь значительного интереса, кроме разве что географов и мореплавателей, если бы двести лет назад его не облюбовали таинственные существа, названные (или назвавшиеся) Сверкающими. Они пришли из другого, неведомого мира, чтобы глобально вмешаться в ход коармской цивилизации с непонятной, загадочной целью, и теперь на рандеву с ними явился еще один иномирянин. И никто не мог предсказать и даже предугадать исход этой встречи. Даже те, кто свободно распутывал и отслеживал мировые линии вероятностей бесконечномерного событийного пространства.
Ответ на риторический вопрос Рангара последовал очень быстро. Буквально в трех лигах от берега острова, когда воздушный шар снизился почти на триста шагов над поверхностью океана, так что Рангар распорядился выбросить из гондолы первые два мешка с песком, обнаружилось еще нечто непонятное. Первым, как всегда, увидел это Рангар. Едва уловимый для самых зорких глаз, над островом дрожал и переливался прозрачный купол, похожий на невероятных размеров мыльный пузырь. Вскоре его заметили и остальные.
– Это еще что за демоновы штучки? – как ни пытался Фишур говорить спокойно, голос его дрожал. Да и вообще он как-то резко изменился в лице, оно мгновенно покрылось бурыми пятнами, судорожно задергался кадык, и он пошатнулся, хватаясь за сетку.
– Фишур, что с тобой?! – Рангар схватил друга за руку, но глаза Фишура на мгновение закатились, он скороговоркой произнес длинную фразу на странном, гортанно-певучем языке и протянул вперед руку с растопыренными пальцами, будто защищаясь от чего-то… и в этот момент воздушный шар коснулся "мыльного пузыря".
Дальнейшее произошло очень быстро. Ярчайшей алой вспышкой полыхнуло кольцо Рангара. Призрачные языки голубого огня лизнули воздушный шар; к гондоле они не дотянулись, отброшенные рубиновым сполохом кольца, но вспыхнула, задымившись, оболочка шара; и резко, почти ответно, он начал терять высоту.
– Все, кроме оружия, за борт! – звенящим голосом крикнул Рангар. Мешки с балластом, едой и водой полетели вниз. Шар чуть замедлил падение, продолжая гореть, хотя пропитанная негорючим составом ткань сопротивлялась огню. Они уже летели над островом, но снижались слишком быстро.
– На сетку! – скомандовал Рангар. Все, и пришедший в себя Фишур, немедленно уцепились за сетку, удерживающую гондолу на привязи. Рангар выхватил меч и, держась одной рукой за ремень, второй молниеносным круговым движением перерубил сетку; гондола устремилась к земле Наверное, это и спасло их, поскольку облегченный шар едва не подпрыгнул вверх; в дальнейшем его падение замедлилось, и когда оболочка сгорела окончательно, до желтого песка оставалось не более десяти шагов. С этой высоты и рухнули все четверо, стараясь упасть поудачливее.
Это им удалось, да и песок смягчил удар. Только Карлехару эфесом меча выбило два зуба и в кровь разбило нижнюю губу.
– Проклятие! – выругался он, вставая и ощупывая губу и рот. И прибавил, сильно шепелявя: – У меня были такие хорошие жубы…
Но тут же Карлехар позабыл и о разбитой губе, и о выбитых зубах. Взглянув туда, куда уже смотрели Рангар, Фишур и Квенд, он увидел то, что уже давно заметили его друзья.
Они приземлились лигах в десяти от цитадели Сверкающих. Колоссальное сооружение сверкающей стеной упиралось в синее небо, а от него черными точками двигались фигуры. Ровно двадцать. По пять на одного.
– Ну что ж, друзья, – произнес Рангар звенящим голосом. – Как говорится, добро пожаловать на Тарнаг-армар. А вот и встречающие. Оркестра нет, правда. Но тут уж мы подсобим. Готовьте луки, пусть наши стрелы споют нам песню встречи!
Верховный Жрец как раз принимал очередные доклады о неутешительных пока результатах поиска иномирянина и его спутников, как мощный внутренний толчок едва не сбросил его с высокого помпезного трона в Зале Деловых Встреч. Он взмахнул руками, и зал тут же опустел.
– Они высадились на остров! – в мыслеголосе Первой Ипостаси впервые на памяти Второй Ипостаси прозвучали истерические нотки. – Прошли сквозь все барьеры! Не иначе, как их защищает какая-то мощная энергетика!
– Между прочим, я тебя предупреждал, – отозвался Вторая Ипостась. – Ты сообщил хозяевам?
– Они все уже знают. Дали несколько советов… но ты же знаешь, сами они не могут… А специального, мощного оружия в Тарнаг-Рофте нет. Сверкающие даже и подумать не могли о возможности прямой атаки на Цитадель.
– Но их слуги?!
– Черные уже ожидают их. Хотя их только двое. Впрочем, вначале нашим гостям надо пройти Мертвых. Ты же знаешь, двадцать Мертвых стоят полсотни обычных бойцов. А этих всего-то четверо.
– Но с ними иномирянин. У него совершенно невероятное боевое мастерство. Но я, как и ты, очень хочу надеяться, что скоро все кончится. Ты можешь включить Глаз?
– Да… смотри и молись Великим Древним Богам… авось они помогут.
– О!.. Первая Ипостась впадает в ересь! Впрочем, я тебя понимаю. Очень хорошо понимаю.
Перед Верховным Жрецом в трех шагах возникла туманная среда. Через несколько занов она просветлела и растаяла окном в залитую солнцем песчаную равнину Тарнаг-армара.
Рангар, Фишур, Карлехар и Квенд, расположившись в линию, взяли на изготовку луки. Атакующие приближались неторопливо, охватывая четверку полукольцом.
– У них даже щитов нет, – фыркнул Квенд, – и кольчуг. Одни мечи.
Ощутив под ногами твердую землю, он воспрял духом, и в его глазах вновь зажегся прежний беспощадный огонь.
– Идут они как-то странно, – сказал Карлехар. – Словно на прогулку, а не на бой.
Рангар молчал, тая тревогу. Он уже отметил некоторые несообразности в походке, вооружении и одеянии приближающихся воинов, и все это очень ему не понравилось. Особенно скудность вооружения и защитных средств. Будто бы это не было главным. И тогда возникал вопрос: а что есть главное у нападавших?
Ответ пришел быстро.
Первые четыре стрелы устремились в цель, когда полуголые воины приблизились на сорок шагов. Квенд промахнулся – он так и не научился метко стрелять. Фишур попал в правую руку одному из воинов, и тот выронил меч.
Зато стрелы Рангара и Карлехара угодили точно в грудь избранным жертвам.
И ничего не произошло.
Воины лишь покачнулись слегка и как ни в чем не бывало продолжали шагать вперед. А там, где стрелы вошли в тело, даже кровь не выступила.
Рангар понял сразу. И крикнул, подавив шевельнувшийся в душе, мистический страх:
– Это зомби! Живые мертвецы! Стреляйте по конечностям, рукам и ногам! Надо любыми средствами ограничить их дееспособность!
За четверть итта, что было в их распоряжении, каждый из четверки сумел выпустить по нескольку стрел. Наиболее удачные выстрелы ощутимо замедлили скорость продвижения некоторых мертвецов. Но не остановили их.
И тогда друзья, отбросив луки, обнажили мечи.
…Это был самый страшный бой из всех, в которых Рангару пришлось участвовать. Страшнее даже, чем битва в Холодном ущелье Ибо там хоть живые сражались против живых.
Чем-то потусторонним, неестественно-жутким веяло от этой схватки. Слетали срубленные головы, выворачивались наизнанку разрубленные грудные клетки и животы, являя взору черные, гнилые, кишащие отвратительными белыми червями внутренности, но держащие мечи мертвые руки продолжали мерно взлетать и опускаться; а когда стальная мельница Рангара обрубала их, они продолжали угрожающе дергаться и шевелиться на покрытом черно-бурой слизью песке. Стояла невыносимая, жуткая вонь, вызывающая неудержимые рвотные спазмы.
Но и это было не самым страшным. Потому что самым страшным для Рангара была – в любой из жизней и в любом из миров – смерть друзей.
Первым пал от мечей сразу трех насевших на него мертвецов Карлехар. У одного из нападавших была напрочь срублена голова, за вторым волочились полусгнившие кишки из огромной, во весь живот дыры, третий тянул левую ногу, у которой чья-то меткая стрела выбила коленную чашечку, но они перли и перли вперед, почти неуязвимые, и генерал не выдержал этого мертвого натиска…
Немного дольше пережил его Квенд, сражавшийся с Карлехаром спиной к спине; когда генерал был убит, он отчаянно рванулся вперед, в самую гущу врагов, срубая головы и пронзая мертвые сердца… и тоже пал, пораженный сразу тремя клинками.
Но остались еще Рангар и Фишур. После первых же мгновений боя Рангар определил единственную верную тактику и следовал ей неукоснительно. Он оставил в покое головы и туловища мертвецов, и всю поражающую мощь своих мечей обрушил на их конечности. Он рубил им руки, практически лишая их атакующих возможностей, и ноги, обездвиживая их. Так же действовал Фишур, прикрывавший Рангару спину. И жернова этих стальных мельниц перемалывали казавшуюся неуязвимой и непобедимой мертвую силу, и как ни жутко все это было, и как ни разрывало отчаяние сердца Рангара и Фишура, видевших кошмарную гибель друзей, казалось, что победа уже близка.
Их оставалось всего семь, мертвых воинов, способных еще махать мечами, и Рангар рассчитывал быстро покончить с ними, как вдруг сзади дурным голосом заорал Фишур, и Рангар, отразив очередные удары и отрубив очередную мертвую руку с оружием, молниеносно обернулся.
И понял с ледяным спазмом сердца, что все происшедшее до этого, и даже гибель Карлехара и Квенда, еще не было самым страшным.
Потому что мертвые Карлехар и Квенд, неестественно скаля зубы, шли на них в атаку с выставленными вперед мечами.
Оцепеневший Фишур пропустил от ближайшего мертвеца удар в голову; шлем выдержал, но удар был силен, и Фишур упал.
И тут словно что-то сдвинулось внутри Рангара. Тело его конвульсивно дернулось, будто получив мощный электрический удар, и его мгновенно перебросило в странное, похожее на озарение состояние. Он обрел способность видеть поле боя одновременно с разных сторон, скачком возросли и без того огромные быстрота движений и реакция. Все вокруг застыло, а сам он вмиг превратился в смертоносное вихревое движение… он двигался словно в алом безжалостном кошмаре… а для все видевших обеих ипостасей Верховного Жреца сам стал кошмаром кошмаров, его квинтэссенцией, воплощением неизбежного и неминуемого конца…
Через несколько занов все было кончено. Четвертованные обрубки мертвых тел, все еще шевелящиеся на залитом слизью и кровью песке, страшным бугристым ковром покрывали все вокруг. Рангар так и не нашел в себе сил хоть коснуться мечом превратившихся в зомби Карлехара и Квенда; повыбивав из их рук мечи, он повалил обоих на песок и крепко-накрепко связал ремнями, уцелевшими после падения воздушного шара. Они лежали, извиваясь мертвыми телами, и мертвыми глазами слепо взирали на Рангара…
Это было настолько жутко, чудовищно, противоестественно, что Рангар, шатаясь, вышел на чистый песок и рухнул ниц, сотрясаясь от сухих удушливых рыданий, и забылся в прострации.
Пожалуй, эта ситуация оказалась единственной, когда Рангара могли реально уничтожить. Но от замыкания в мнемонических блоках прекратил свое существование Первая Ипостась, испытавший непереносимый ужас абсолютного краха; практически в этот же момент от обширного кровоизлияния в мозг умер в храме Вторая Ипостась, известный как Верховный Жрец. Черные, будучи всего лишь роботами, не имели права без команды покидать Цитадель; эту команду из неизмеримых глубин Инобытия могли дать Сверкающие, но их могучий и холодный интеллект, просчитав вероятности, принял единственно верное решение о невмешательстве, ибо взлелеянный План рухнул окончательно и бесповоротно. Это отнюдь не означало их проигрыша в Споре – просто теперь необходимо будет строить новую модель и постараться избежать допущенных ошибок.
А Рангар лежал на горячем песке, конвульсивно вздрагивая всем телом, и еще более жаркие, горячечные видения проносились в его мозгу.
Он ощущал себя в громадном, убегающем в обе стороны в бесконечность туннеле; плотный воздушный поток рвал тело и свистел в ушах: то ли полет, то ли падение. Впереди – темные фигурки; он силился их догнать, разгоняя и без того сумасшедший полет, он знал, что обязан их настичь, что не может, не имеет права не настичь их, ибо случится непоправимое, что не должно произойти ни в коем случае; но расстояние между ним и стремящимися в бесконечность фигурками не сокращалось ни на йоту, и ветер свистел, насмехаясь над ним и над его усилиями; фиолетовые блики летели навстречу, истончаясь подобий лезвиям, превращаясь в огненные нити; они впивались в его грудь пронизывая, прошивая ее насквозь… больно, о как больно!.. хохот ветра в ушах… гул… свет – пронзительный, переливчатый… зловещие туманные рожи… мимо, мимо! Крутой поворот… он не вписывается… стена туннеля неотвратимо надвигается… удар, треск, вспышка оглушающей боли… он проламывает стену и вылетает на бесконечную светящуюся плоскость под серо-жемчужным небом… он уже бывал здесь как-то… а давай поиграем в мяч, говорит Глезенгх'арр, жутковато похохатывая и перебирая паучьими конечностями, мяча нет, отвечает он, нет есть, возражает Глезенгх'арр, есть много мячей, вот смотри, – и опрокидывает мешок; оттуда весело выпрыгивают головы, множество голов: тут и голова Тангора, и Карлехара, и Квенда, и Долера Бифуша; тут голова маркиза ла Иф-Шоона вместе с головами шести его телохранителей; и огромная мохнатая голова Аллара Гормаса, и головы Ночных Убийц с затерянной среди них головой Пала Коора; головы гонцов, зарезанных в гостиничном номере Деоса, и скромно откатившаяся в сторонку голова Мархута, и много, много других… Это не по правилам, говорит Рангар, это не мячи, головами нельзя играть, тем более головами друзей, какая чушь, восклицает полудемон, теперь им все равно, друзьям ли, врагам, да и чего это я тебя убеждаю, ведь ты уже вдоволь поиграл ими, не разбирая, где чья, но тогда здесь не хватает твоей головы, мстительно говорит Рангар, а уж это пожалуйста, скалится монстр и простым движением снимает голову с плеч и бросает ее в общую кучу, и головы вдруг открывают мертвые глаза и смотрят, смотрят на Рангара… эти взгляды заползают в душу, как ядовитые змеи, как эрры, и они кусают сердце и ползут еще глубже, куда нет и не может быть никому доступа, и это настолько невыносимо, что ужасный, нечеловеческий стон срывается с губ Рангара…
– Рангар, Рангар! Очнись! – словно издалека доносился до него голос Фишура, но ему было наплевать на это, потому что лучше всего лежать вот так, с закрытыми глазами, ощущая лишь собственную неподвижность и отсутствие такого ненужного внешнего мира.
– Рангар, да очнись же ты!
– О Господи, как надоел ты мне, бесплотный голос, да он, оказывается не бесплотный вовсе, ибо его обладатель посмел трясти его за плечо… ну-ну, сейчас он, Рангар, встанет, и тогда обладателю голоса несдобровать… Стоп, стоп, какая галиматья лезет в голову, это же Фишур, друг, один-единственный из всех, оставшихся у него в этом проклятом мире, потому что от остальных остались только головы, и Глезенгх'арр прав, что разницы между мертвыми головами друзей и врагов нет… или все же есть?
Как медленно, медленно и трудно отпускает вязкий дурман… и как болит все тело! Но куда более яростная боль терзает душу и сердце… нет таких слов в языке человеческом, чтобы описать эту боль, передать ее… Ну еще немного… еще… Вот так.
Рангар привстал с исказившимся, мокрым от пота лицом, опираясь рукой на песок, и сел с глухим, утробным стоном, заботливо поддерживаемый Фишуром.
– Как ты, Рангар? С тобой все в порядке? Ты не ранен?
– Ранен, Фишур… прямо в сердце. Ох как болит эта рана…
– А, ты об этом… Поверь, у меня тоже вместо сердца кровоточащий кусок мяса. Ты можешь идти?
– Даже… не знаю.
– Надо идти, Рангар. Неужели столько жертв – и все впустую? Нельзя сейчас отступать. Вон она – Цитадель, рукой подать.
– Да, Фишур, жертв многовато получилось… Но ты прав. Идти надо. Должен же кто-то ответить за все…
Рангар медленно поднялся на ноги, опираясь на мечи, как на костыли.
Фишур посмотрел на него с острым беспокойством:
– Встряхнись, гладиатор! Иначе нам придется разделить участь Карлехара и Квенда.
Рангар дернулся, точно от удара, и забормотал:
– Да, да, и нашими головами будут играть в мяч… О, проклятие!
И медленно, но неуклонно сталистый блеск выдавил, изгнал из его глаз отчаяние и боль.
– Ничего, Фишур, я уже почти в порядке… – Он криво усмехнулся, глядя на тревожно-испуганное выражение своего единственного оставшегося в живых спутника. – Долги надо платить, и мне пока рановато сходить с ума… Идем!
Медленно, словно преодолевая незримое вязкое давление, он зашагал в сторону Цитадели. Фишур, покачав головой, двинулся следом, тревожное выражение не покидало его лица.
И словно отвечая на невысказанные опасения Фишура, Рангар произнес, не оборачиваясь:
– Раненый фархар гораздо опаснее…
Издалека Тарнаг-Рофт напоминал блистающий в солнечных лучах холм снежно-белой морской пены. Но чем ближе подходили к Цитадели Рангар и Фишур, тем больше разнообразных деталей выделял глаз: различные геометрические тела, такие, как пирамиды, шары, эллипсоиды, и фигуры гораздо более сложные, соединялись во всевозможных, на первый взгляд, хаотических комбинациях.
– Мираж, – вдруг сказал Рангар. – Игра света. Настоящая Цитадель внутри.
– Как ты узнал об этом? – удивленно спросил Фишур.
– Чувствую, – коротко ответил Рангар. Он не стал говорить о перемене, произошедшей с ним во время боя с мертвецами и которая не покинула его. У него и раньше во время предельной концентрации сил возникало удивительное состояние, которое он называл "надзрением"; но сейчас проявившиеся способности на порядок превышали прежние.
…Последние две-три сотни шагов они прошли, прикрывая глаза от немилосердно слепящего света. Вблизи нагромождение сверкающих тел самых невообразимых форм утратило впечатление монолитной цельности, изгибающиеся под немыслимыми углами поверхности дрожали, размываясь, словно их формировал раскаленный газ. Когда они подошли вплотную, то ощутили даже дуновение упругого горячего ветра. Рангар бестрепетно шагнул вперед и окунулся словно в горячий кисель… а затем все исчезло, и он увидел ровный желтовато-серый песок и огромный темно-фиолетовый, почти черный куб с ребром не менее пятидесяти шагов… странный какой-то куб: чем больше Рангар смотрел на него, тем больше в нем зрело ощущение неправильности его геометрии. Куб завораживал, и Рангар, тряхнув головой, с трудом отвел взгляд и обернулся. Отсюда светящаяся субстанция была не видна, и Рангар невольно усмехнулся, глядя, как Фишур мелкими шажками продвигается вперед, одной рукой закрыв глаза, а во второй держа вытянутый вперед меч.
– Открывай глаза, Фишур, а то ты похож на слепца, переходящего улицу.
– Ф-фу! – выдохнул Фишур и осторожно открыл глаза. И очумело заморгал: – Вот так так! Это еще что такое?
– Истинный вид Сверкающей Цитадели. Точнее, почти истинный. Как видишь, отнюдь она не сверкает, скорее наоборот.
– А почему "почти"?
– Скорее всего это не просто куб, не трехмерный. Возможно, это тессеракт – четырехмерный гиперкуб. А может, число измерений этого тела и поболее…
– О чем это ты, Рангар?
– Да так… это из науки моего мира. Ладно, пошли поищем вход в эту обитель… неизвестно чью.
Они дважды обошли куб по периметру, но не отыскали даже намека на вход. Монолит был черен и тверд, и лишь слабый фиолетовый отсвет таился в толще тверди, рождая ощущение ее глубины.
Рангар извлек меч и ударил; сноп искр брызнул из-под лезвия, оставив на поверхности стены лишь едва заметную царапину. Пройдя еще несколько шагов, снова ударил, и с тем же успехом.
За его спиной оставшийся на месте Фишур пробормотал под нос что-то вроде: "Пора отдавать последнее…" Голос Фишура как-то быстро стих, так что концовку фразы Рангар не расслышал. Не увидел Рангар Фишура и своим "надзрением". Он рывком обернулся. Но и обычное зрение сигнализировало о том же.
Фишур исчез.
Несколькими гигантскими прыжками Рангар достиг угла и метнул взгляд вдоль соседней грани куба.
Фишур стоял у стены, а перед ним в монолите дымилась огромная дыра с оплавленными краями.
– Ото! – не удержался от восклицания Рангар. – Ты что, применил одну из штучек Ольгерна Орнета? Но ведь здесь магия не действует!
– Кое-что действует, – не совсем понятно отозвался Фишур и спросил: – Ну что, идем?
Рангар обнажил и второй меч, вдруг остро ощутив всю беспомощность этого оружия перед силой, вспоровшей стену с той же легкостью, с какой остро заточенный кинжал вскрывает мягкую скорлупу ореха фунду. Впрочем, слава небу, сила эта подчинялась его другу Фишуру.
– Идем, – кивнул Рангар, – только я пойду первым.
И, волевым импульсом обострив "надзрение" и до предела ускорив рефлексы, шагнул в дыру.
Они оказались в тускло освещенном красноватым светом коридоре овального сечения. Источников света заметно не было – казалось, красноватым сиянием пропитан сам воздух. Коридор шел параллельно стене, однако Рангар не мог отделаться от дурацкого впечатления, что он плавно загибается и уходит куда-то в недра помещения. Через неравные промежутки коридор перегораживали прозрачные вуали, похожие на тончайшую водяную пленку с солнечными бликами на ней. Однако "надзрение" сигнализировало Рангару, что пленка будто бы имеет глубину… До ушей Рангара доносился звук, напоминающий отдаленный шум океанского прибоя, пол слегка подрагивал, словно где-то глубоко билось исполинское сердце.
Приблизившись вплотную к первой вуали, Рангар ткнул в нее мечом… клинок пронзил ее без сопротивления… но та часть его, которая оказалась за пленкой, исчезла! Спасовало даже "надзрение"… Рангар дернул меч обратно – клинок был цел. Не доверяя глазам, он попробовал его рукой, и этот жест лишь подтвердил, что с мечом ничего не случилось.
– Что за чертовщина… – пробормотал Рангар, раз за разом повторяя эксперимент. Результат был тот же.
Фишур, стоя сзади шагах в трех, с каким-то болезненным любопытством наблюдал за его действиями. Глаза его пугающе изменились, и если бы Рангар обернулся, он вряд ли бы узнал друга. Но Рангар не обернулся и вдруг решительно шагнул сквозь вуаль.
И оказался совершенно в другом помещении.
Низкий круглый зал с узкими горизонтальными, похожими на бойницы окнами, совершенно черными, будто глядящими в абсолютный мрак; несколько параллелепипедов из серого, напоминающего свинец металла; над ними клубится туман сизовато-багряных оттенков, рождая пронзительное ощущение узнаваемости; столь же узнаваемая дверь – тяжелая, массивная, металлическая, без видимых запоров и замков, – вела куда-то; и главное: две высокие, с ног до головы закованные в черный металл фигуры, держащие в руках зловещего вида трубки с раструбами на концах. И совсем не удивился Рангар, когда оба раструба выплюнули словно по облачку перегретого белого пара… он знал, что надо делать, ибо когда-то, много миров и лет назад уже сталкивался с Черными и обратил их в бегство.
Молниеносный уход с линии атаки… нырок… прыжок с доворотом… и удар! Мощный, неотразимый, на поражение. И тут же – практически одновременно – еще один.
Все. Черные валятся на пол, как снопы, – на сей раз им не удалось устоять и спастись бегством. Медленно открывается массивная дверь…
Еще один зал. Гораздо более странный, чем предыдущий. В нем нет ничего фиксированного, застывшего, постоянного, все дрожит, переливается, размазываясь и текуче меняя очертания, как мираж, как разогретый воздух над горизонтом, как шевелимые ветром пряди тумана… и во что бы ни уперся взгляд, в этом месте начинается вихревое коловращение, открывающее туннель в пустоту, в бесконечность, в ничто, отчего перехватывает дыхание и кружится голова… и "надзрение" не только не помогает, но и усугубляет это состояние.
"Вот так трехмерный мозг тщится воспринять шестимерный мир", – возникает в сознании мысль… его ли это собственная мысль или чужая?
– Какая, к демонам, разница? – яростно цедит Рангар сквозь сжатые зубы и, начиная свое знаменитое круговое движение мечами, бросается вперед, прямо на текучие фантомы, на возникающие и тающие фигуры, на изменчивые формы неведомых объектов… что-то вспыхивает и гаснет в сознании, его охватывает то смертельный холод, то неистовый жар… его давит и рвет, вертит и крутит, как щепку в водовороте… и в то же время он отстранение замечает, как неуклонно, точно полусгнившая плотина под напором вешних вод, рушится стена в его памяти… мощные волны адаптивного восприятия накатываются оттуда, стабилизируя внешний мир… оказывается, его мозг может адекватно воспринимать многомерность… и в то же время он вспоминает, вспоминает остро и неудержимо… вспоминает ВСЕ.
И в этот миг Рангар влетел в очередное помещение.
Громадная полусфера из светлого, нежно-розового материала. По всему периметру тянется будто мелкоячеистая сеть из светящихся, пульсирующих перламутровых нитей, образуя сложнейшую многомерную структуру. Отчего-то с необъяснимой уверенностью Рангар определяет: "Суперкомпьютер, созданный на базе многомерной оптоэлектроники". Да, таких компьютеров не знал и его родной мир…
Некоторое время Рангар стоял, застыв в защитной стойке… какой-то уголок мозга беспрерывно сигнализировал об опасности… затем сделал несколько осторожных шагов вперед. И "надзрением" увидел Фишура, нависшего над сложнейшей конструкцией из разноцветных и разнокалиберных "мыльных пузырей". Тот тоже заметил Рангара, обернулся, уставив на него холодные, чужие глаза… взметнулась рука с предметом, отдаленно напоминающем оружие Черных, но все же заметно отличающееся… Рангар рванулся, уходя влево, но не успел.
Слепящий голубой луч вырвался из трубки, которым оканчивалось оружие, и страшный, обжигающий удар в правый бок швырнул Рангара на пол. Тотчас онемела, точно отнялась, правая половина тела, включая руку и ногу.
– Ты что, Фишур?! – хотел крикнуть Рангар, но лишь хриплый стон вырвался из груди.
– Не дергайся, друг Рангар, – усмехнулся Фишур, по-прежнему незнакомым, чужим взглядом буравя лицо Рангара. – Я не желал и не желаю тебе мучений, и целился, кстати, в голову. Очень уж ты быстр… Твоя помощь оказалась поистине бесценной, но ты выполнил свою миссию, я имею в виду _запланированную мною_ миссию, до _твоей_ миссии мне нет никакого дела, – и должен умереть. Единственное, что я могу сделать для тебя, – это подарить мгновенную и безболезненную смерть.
– Но, Фишур… – прохрипел Рангар, протягивая к нему еще послушную левую руку.
– Не устраивай мелодраму, – поморщился Фишур. – Ты мужественный воин и знаешь, как надо принимать смерть.
С этими словами Фишур подошел почти вплотную к Рангару и нажал на красную кнопку на ребристой рукоятке своего оружия (лазер, вспомнил Рангар, закрывая глаза, да еще совмещенный с парализатором…). Но надзрение не оставило пока Рангара, и даже с плотно зажмуренными глазами он увидел лишь неяркий лучик, на мгновение выскользнувший из лазера и тут же погасший; лицо опалила волна жара, но он по-прежнему был жив.
Ярость исказила черты лица Фишура.
– Проклятие, весь заряд вышел, – прорычал он и, отшвырнув бесполезный лазер, вытащил меч. Глаза его не давали повода даже в малейшей степени усомниться в его намерениях, и тогда, стремительно изогнувшись, Рангар левой рукой выхватил кинжал и метнул.
Все-таки Фишур обладал, по меркам Коарма, превосходной реакцией, но ее явно не хватило, чтобы противостоять фантастической быстроте Рангара. Он лишь чуть-чуть сдвинулся и поэтому умер не сразу, а упал на колени, хрипя и пуская розовые пузыри, и в глазах его невероятное, безграничное изумление вначале сменилось дикой, всепожирающей злобой, чем-то напомнив Рангару взгляд Глезенгх'арра, когда он нанес монстру последний, смертельный удар. Затем чувства медленно погасли в глазах Фишура, оставив холодное, тоскливое безразличие.
– Ты… убил меня… – прошептал он едва слышно. Кровавая пена пузырилась на губах, лицо мучительно исказилось, словно какая-то сила давила его к земле, и он лег, по-прежнему не отрывая глаз от Рангара.
– Если бы я не убил тебя, ты бы убил меня, – с трудом произнес Рангар, ощущая, как душа превращается в ледяную пустыню. – Мне… часто приходилось говорить подобную фразу здесь, на Коарме… но даже в самом жутком кошмаре я не мог предположить, что когда-нибудь я скажу ее применительно к тебе, Фишур. Только теперь, пожалуй, я постиг смысл ужасного пророчества Алькондара, изреченного им в Орнофе, в Храме Змеи. Если я достигну цели, сказал Алькондар, то слишком уж страшной ценой… и все так и оказалось. Кто ты, Фишур, и что все это значит?
Фишур некоторое время лежал, прикрыв глаза; восковая бледность разливалась по лицу, заострялись черты; жизнь медленно, но неотвратимо покидала его.
– Я… все расскажу тебе, если ты дашь слово воина выполнить мою просьбу… последнее предсмертное желание. Теперь уже все не имеет смысла… я упустил последний шанс… поклянись, что ты сделаешь то, о чем я тебя попрошу.
– Но что я должен буду сделать?!
– Взорвать пещеру в Холодном ущелье… ту, где мы нашли прибежище. Взрывчатого вещества понадобится много, пещера хорошо защищена, как ты знаешь… но с техникой твоего мира у тебя не будет проблем. Поклянись, Рангар!
– Кля…нусь, – едва смог выговорить Рангар. Сказать, что он был изумлен, поражен, – значит, ничего не сказать. Даже крепкий глагол "ошарашен" лишь едва передает его чувства в тот момент.
– Хорошо. Я… верю тебе. Теперь слушай. Я… не Фишур… и так же, как и ты, не из этого мира. Более того, я вообще не человек. Моя биология сильно отличается от вашей. Поэтому человеческие существа вызывают во мне… неприязнь, если выразиться очень мягко.
Он помолчал немного, собираясь с силами.
– У меня мало времени, чтобы удовлетворить твое любопытство, поэтому буду краток. Я – воин в моем мире, пилот боевого космического корабля, перехватчик-одиночка, истребитель, рейнджер… Я не ученый, поэтому ничего не могу сказать о причинах катастрофы, приведшей к уничтожению корабля и моей физической оболочки. Я, точнее, мое сознание, уцелело благодаря особой аварийной программе… мой мозг в ничтожный отрезок времени был просканирован и записан в мнемоблоках аварийной капсулы.
Рангар слушал, забыв даже о том, что сам полупарализован. Фишуру (оставим ему это имя) иногда не хватало слов, чтобы передать то или иное понятие, неведомое на Коарме; порой он использовал подобное, хотя и неточное выражение всеобщего языка, иногда заменял его идиомой, но чаще произносил термин на родном языке, одну фразу которого Рангару уже довелось слышать при преодолении энергетического барьера над Тарнаг-армаром. И, странное дело, Рангар понимал все или почти все, отыскивая соответствующие термины в своем родном языке, который он наконец вспомнил полностью.
И вот что он узнал.
Спасательная капсула опустилась неподалеку от того самого ущелья (тогда еще оно не называлось Холодным), где в страшной битве с Ночными Убийцами погиб спустя 108 лет Тангор Маас. Все, что уцелело при посадке, в том числе и мнемонические блоки, роботы перенесли в найденную с помощью интравизионной локации пещеру, надежно скрытую от посторонних глаз. Мало того, автоматы закрыли вход в пещеру толстой плитой из цельного куска скалы, укрепили ее стальной арматурой и соорудили хитроумный отпирающе-запирающий механизм. И потянулось немыслимое, противоестественное существование заточенного в мертвых кристаллах живого сознания. Это была пытка похлеще любого ада, придуманного человеческим или иным воображением. Первые тридцать лет он упорно и с поистине фантастической изобретательностью выискивал способы разрушения мнемонических блоков – иными словами, самоубийства. Однако роботы, во всем подчинявшиеся бестелесному пилоту, отказывались выполнять любые действия, в результате которых – даже с ничтожно малой вероятностью – могли пострадать вместилища сознания их хозяина.
Поймать и привести в пещеру аборигена пилот приказал роботам в рамках все той же идефикс о самоуничтожении. Вначале роботы отказались, выстроив в качестве объяснения этому отказу безупречную (по их меркам) логическую цепь посылок и умозаключений. Пилот разбил эту цепь одним-единственным доводом, продемонстрировав преимущество живого (или полуживого) интеллекта. Он сказал, что абориген не сможет представить угрозы, если его своевременно убить. Роботы долго напрягали свои логические блоки в поисках контрдоводов, но вынуждены были подчиниться, не найдя их. Так в пещере появился первый человек.
Трудно сказать, на что рассчитывал пилот, приказав доставить аборигена. Предварительно собранная о планете информация была крайне неутешительной: во-первых, цивилизация Коарма стояла на низкой ступени развития; во-вторых, по неизвестной причине она свернула с технократического пути; и наконец, разумные существа на планете весьма существенно отличались от собратьев пилота. Тем не менее его ожидала непредвиденная удача: аборигены оказались существами столь легко внушаемыми и с мозгом столь восприимчивым, что даже без специальной транслирующей аппаратуры пилот смог подчинить себе сознание аборигена и, более того, впечатать в него собственную психоматрицу. Конечно, этому в большой степени помогло и то, что раса, к которой принадлежал пилот, обладала достаточно сильными психократическими способностями.
Таким образом, пилот как бы раздвоился: он одновременно существовал и в мертвых мнемонических блоках, и в живом, хоть и чуждом теле носителя разума этого мира. Возникшая ситуация оказалась неразрешимой для машинной логики. Сканировав сознание человека и убедившись, что это – хозяин, а следовательно, ему нельзя причинять ни малейшего вреда, роботы вошли в противоречие с постулатом об обязательном уничтожении аборигена во имя безопасности _первого хозяина_. Попытки разрешить неразрешимое противоречие привели к выходу роботов из строя.
Теперь пилот наконец добился цели и мог легко покончить с обеими своими оболочками – кристаллической и белковой. Но как раз теперь ему вдруг расхотелось умирать; используя преимущество своего нового тела, он решил внедриться в общество Коарма, изучить его и лишь затем принять окончательное решение касательно собственной судьбы. Однако задача оказалась нелегкой. Поведение человека с нечеловеческой сущностью настолько отличалось от поведения обычного человека, что поначалу его расшифровывали очень быстро. Иногда носителю нечеловеческого разума удавалось сбегать, но чаше его ловили и "изгоняли демона", завершая процедуру сожжением на костре. Пилоту пришлось бы худо, если бы один из роботов не сохранил дееспособность процентов на десять; с его помощью он продолжал отлавливать новые тела для внедрения собственного сознания. Пилот учился; каждый новый носитель все более приближал его к поставленной цели, и вот спустя десятилетия, поменяв множество телесных оболочек, он постиг умение как бы закрывать, капсулировать свое нечеловеческое "я", освобождая его лишь изредка для контроля и корректировки поведения носителя в критических, как правило, ситуациях. Все остальное (и подавляющее в процентном отношении) время его носитель был самым обычным человеком с присущими ему пороками и добродетелями, чертами характера – то есть всем тем, что принято называть индивидуальностью. Просто человек этот почему-то действовал так, а не иначе. Возможности такого существа на несколько порядков превосходили возможности табиту, которых могли продуцировать местные маги, и превышали порой даже возможности человека-носителя. Сам носитель, естественно, и не подозревал о своей подчиненной роли, думая, что он всегда поступает так, как того хочет. А для некоторых странностей в собственном поведении всегда находилось объяснение.
И почти сразу после того, как нечеловек научился маскироваться, пришла надежда на возвращение в свой мир – совершенно неожиданная и оттого всколыхнувшая все естество пилота ураганом давно забытых эмоций. И поэтому все остальные годы и десятилетия он посвятил попыткам проникновения в тайну Сверкающих, которых справедливо считал представителями иного, очень высокоразвитого технологического разума, проводящего на Коарме некий непонятный эксперимент по изменению главного вектора развития местной цивилизации.
Попыткам прорыва на Тарнаг-армар было несть числа, и все они потерпели крах; причем многие носители при этом погибли. К счастью для пилота, он предвидел такую возможность, и в пещере в состоянии глубокого, почти летаргического сна всегда пребывал запасной носитель, а то и два. Предусмотрительность эта приобрела особую актуальность после полного выхода из строя последнего робота.
Очередное фиаско заставило пилота понять, что в лоб проблему не решить и надо искать обходные пути. И, поскольку доступ на загадочный остров имели только жрецы Сверкающих, он решил стать жрецом, точнее, выбрать жреца в качестве своего носителя. Это оказалось делом отнюдь не простым. Жрецы редко покидали Верхний город, еще реже – столицу, и их всегда хорошо охраняли. Исключение составляли жрецы серой мантии, но они сами были прекрасными бойцами, и пленить такого, да еще потом доставить – живого и невредимого! – в пещеру, выглядело сложной задачей. Тем более что из многочисленного оружия после аварии корабля уцелел один-единственный лазер, совмещенный с парализатором, к тому же с почти полностью разряженным аккумулятором. И поскольку не имелось возможности ни заменить, ни даже подзарядить аккумулятор лазера, пилот решил приберечь единственное свое оружие на самый крайний случай, а захватить жреца иным способом.
И вот однажды пилоту повезло, и он (точнее, его носитель) смог, подмешав встреченному в Поселке Рудокопов жрецу серой мантии в пиво снотворного, умыкнуть того из поселка и доставить в пещеру. Вскоре, однако, он понял, что специфика серых мантий дает мало шансов для решения главной задачи. Тогда – редкий случай! – он подал прошение Верховному Жрецу о переводе его в ранг жреца желтой мантии, который хоть и считался ниже серой, но давал возможность иерархического роста. Пилот рассчитывал, что с его помощью носитель сможет надеть белую мантию, а это уже неплохой шанс попасть на Тарнаг-армар.
Но тут произошло событие, круто изменившее ситуацию. Он удостоился чести стать Ближайшим к Уну Тааргу, жрецу пурпурной мантии, главной обязанностью которого было изречение пророчеств с помощью Ока Пророка. И одно из таких пророчеств указало пилоту новый вариант пути на запретный остров. Он мог проникнуть туда вместе с появившимся на Коарме иномирянином, которого поддерживала могучая сила из Запределья. Сымитировав собственную смерть от несчастного случая, он сменил одежду, изменил внешность и, порывшись в папирусах Зала Усопших, кое-что подобрал себе: имя негромкое, малоизвестное, владелец которого не имел ни родственников, ни друзей.
Так "воскрес" маркиз Фишур ла Тир-Юн, разорившийся дворянин из захолустного, заложенного и перезаложенного поместья в окрестностях Зирита.
Остальное Рангар знал, за некоторыми исключениями.
– Я не хотел убивать актера Долера Бифуша, но он узнал меня… мы встречались еще в мою бытность жрецом… и я вынужден был убить его. Мне повезло, что он оказался живуч и с ножом в спине прополз почти к своему фургону. Иначе подозрение могло упасть на меня. Я метнул нож, улучив момент, когда Тангор протискивался в наш шатер… На какой-то зан я остался вне поля зрения кого бы то ни было… и мне хватило. Тем более что светлое пятно белой рубашки Долера хорошо виднелось в темноте.
– Ты глупец, Фишур, жестокий глупец, хоть ты и не человек, конечно, и человеческие критерии добра и зла не применимы к тебе…
– Что я сделал неверно?
– Почему ты не доверился, не открылся мне?
– Тогда ты бы немедленно убил меня.
– Но почему, демон Побери, ты так считаешь?
– Потому что на твоем месте я непременно сделал бы это. Я воин, истребитель… убийца, говоря твоими словами. Но и ты точно такой же, я имел время присмотреться к тебе. Ты замечательно убивал, когда в этом была нужда. Я ведь тоже не убиваю без необходимости. А смерть не только врага, но и любого другого существа, способного помешать твоим планам, наиболее просто и естественно решает все проблемы.
– У тебя такое же отношение и к соплеменникам?
– К врагам – да. Но за свой род любой из нас, не задумываясь, отдаст свою жизнь. Ты чужд мне, а это значит – враг; но лишь с твоей помощью я мог рассчитывать попасть в Цитадель, и я мирился с ситуацией… и даже, как профессионал профессионала, уважал тебя. Ты хороший боец и хороший…
– Убийца, – закончил Рангар. И после паузы спросил: – Зачем я должен взорвать твою обитель?
– Ты дал слово воина.
– Я не об этом. На Тарнаг-армар ты прорывался, надеясь с помощью высокой технологии Сверкающих попасть домой. Но ведь точно такую же помощь могу оказать тебе я с помощью технических средств моего мира!
– Помощь? Мне не нужна помощь. В Цитадели я рассчитывал найти средства, но отнюдь не помощь. Я все должен был сделать сам – если б смог и сумел. Неужели ты думаешь, что я позволю оказать кому бы то ни было помощь в отправке меня домой и тем самым выдам тайну тайн – координаты моего мира?! Хочу предостеречь тебя от подобных попыток: мнемоблоки запрограммированы так, что при малейшей опасности утечки информации о моей родине взорвется аварийный заряд… никаким другим образом активировать его нельзя… так что можешь попробовать. Но хочу предупредить, что мощность взрыва будет такой, как при… как это сказать… как при полном превращении в энергию двух унций золота. Надеюсь, ты понимаешь, что это значит, и во что превратится после этого цветущий Крон-армар? Так что тебе лучше сдержать слово и ограничиться обычным взрывом… достаточно мощным, но обычным. Не бойся, этот взрыв не активирует аварийный заряд.
– Хорошо. Я сдержу слово… если смогу. Я сейчас тоже… полупарализован благодаря тебе, а мне еще надо выполнить мою миссию.
– Паралич скоро пройдет, а от лучевого удара тебя защитила твоя чудо-кольчуга.
– Твое сознание… там, в пещере… знает, что ты… что твой носитель умирает?
– Да.
– Ты говорил, что всегда хранишь резервные тела в пещере… почему бы тебе не активировать их и не заставить разрушить мнемоблоки? Когда-то у тебя был такой план.
– При попытке ворваться в пещеру Пал Коор применил Магический Кристалл. Я не ученый, повторяю, и не знаю почему, но оба мои резервные носители погибли в результате этой атаки. Так что у меня сейчас одна надежда – на то, что ты сдержишь клятву, слово воина. А теперь прощай – я чувствую, жить мне осталось несколько занов.
Две колючие, едкие слезы сползли по лицу Рангара. Перед ним распростерлось бездыханное тело Фишура, так парадоксально вмещавшее в себе душу отважного и стойкого весельчака, любящего жизнь и все ее радости, и нечеловеческое сознание существа, для которого чужая жизнь – что пустой звук.
А впрочем, горько подумал Рангар, разве я не буду выглядеть чудовищем в глазах моих собственных соплеменников, на моей родине, где жизнь человеческая ценится превыше всего? И что я могу знать о мире этого… истребителя, чтобы судить? Если мне суждено уцелеть, я все же предприму попытку убедить его принять нашу помощь… возможно, отыщется способ отправить его домой, сохранив координаты его мира в тайне… то есть способ наверняка отыщется, _вот только поверит ли он нам_? О демоны, как сложно устроен мир и как непросто выбрать свой путь… чтобы он стал истинным Путем Равновесия…
Рангар уже худо-бедно мог двигаться, Фишур оказался прав, и он, бросив последний взгляд на тело того, кого он считал своим другом и кто – по большому счету! – действительно был им все эти долгие и тяжелые месяцы и дни совместного пути, зашагал прямо на мерцающую многомерную сеть.
И она расступилась перед ним.
Это было словно воплощение, реализация его самых жутких и странных кошмаров, причем не только из этой, но и той, предыдущей жизни.
…Вот он идет через пустую комнату к огромному во всю стену зеркалу и всматривается в собственное отражение… он не видит своего лица, потому что оно скрыто маской, а снять ее не дает слепой, неодолимый ужас…
…Вот он медленным, скользящим шагом канатоходца передвигается по уходящему в бесконечность тросу настолько яркого, спектрально-чистого зеленого цвета, что кажется, он идет по лучу невидимого лазера. Под ним – полыхающая бездна, причем слева огненные спирали закручиваются от желтого к оранжевому и далее к красному, все более темнеющему цвету, пока не упираются в абсолютную черноту "глаза дьявола"; второй "глаз" расположен справа, и на него наматываются потоки голубого, синего и быстро чернеющего к центру фиолетового огня. Сверху на него летят не камни – злобные, состоящие чуть ли не целиком из усеянных острыми зубами пастей, существа размером с ворону пикируют на него из зловещего мрака невидимого неба, а навстречу по канату надвигается жуткий, непередаваемо омерзительный монстр… Что-то подобное случилось с ним когда-то в его прошлой жизни, и похожую картину он видел во время сеанса "промывания мозгов" в Валкаре, но сейчас видение было ярче, выпуклее, рельефнее и валкаровских галлюцинаций, и когда-то всамделишно пережитого им кошмара…
А началось все, когда бесконечно далекий и усталый, но тем не менее ясно слышимый в мозгу голос спросил:
– Так чего же ты хочешь, иномирянин?
И Рангар ответил; теперь уже он вспомнил цель.
– Мы так и предполагали, – прошелестел голос из-за звезд. – К сожалению, догадались мы слишком поздно… Нам не следовало соглашаться и прятать здесь матрицу…
– Кто вы и с кем вам не следовало соглашаться? – выстрелил вопросом Рангар.
И услышал слабеющий голос:
– Разве это теперь имеет значение? Ты уже разрушил, перечеркнул все, что мы так тщательно строили… Иди к своей цели – она близко, и мы покажем тебе вход. Но дальше все будет зависеть только от тебя, поскольку никто и ничто не в силах разрушить информационный кокон или микроколлапсар… кроме существа, психоэнергетическая информационная матрица которого настроена в резонанс с матрицей коллапсара. Ты можешь это сделать, пославший тебя оказался прав… Но хотим предупредить тебя, что придется трудно. Мы знаем, ты одержал много удивительных побед в этом мире, но теперь тебе предстоит добыть победу самую трудную: над самим собой.
– Я готов, – произнес Рангар вслух, преодолевая ощущение, будто подхватила его некая сила и стремительно уносит прочь, в неизвестность, а надо во что бы то ни стало вернуться, потому как забыл он что-то очень, очень важное…
– Тогда иди, – скорее угадал, чем услышал Рангар.
И он увидел, куда надо идти.
Очередное воплощение кошмара… Дорога – туманная, петляющая. Низкий вибрирующий гул, от которого сотрясается само пространство. Чей-то высокий, на грани слышимости голос повторяет имя. Но звучит оно так отдаленно, как еще никогда не звучало. Что-то темное, большое бросается на него из тумана… острый блеск мечей… или лазера?.. отлетает еще одна голова, присоединяясь к богатейшей коллекции голов… о, какую игру можно устроить ими!.. лохматая туша лопается с громким чавканьем, потоки зловонной черной крови обрушиваются на него… река крови… море крови… он отчаянно гребет веслами, но лодка не движется… а впереди тонет Тангор… и нет возможности спасти его, и отчаяние захлестывает его мутными кровавыми волнами…
Дорога внезапно раздваивается. Прямо уходит широкий сверкающий тракт, звездный путь, влекущий в космические дали, к свету иных миров, к загадкам Мироздания. Но он сворачивает в скверную, опасную темноту и попадает в лабиринт запутанных, пыльных коридоров и туннелей, в реализованный кошмар своих сновидений…
Он снова и снова прорывается с боем вперед, и снова льется кровь, и падают срубленные головы… их уже целые холмы, курганы… тропа лабиринта кровавится сквозь стены из мертвых голов, и мертвые глаза смотрят на него, смотрят…
Стремительный бег… сердце выскакивает из груди… "разве сердце мое виновато?.." – оно ведь и в самом деле не виновато ни в чем, его сердце, и отчего столько крови и смерти выпало на его долю?..
И вдруг кошмар кончается. Словно обрезало.
Он стоит на берегу широкой, спокойной реки с чистой, прозрачной водой. Противоположный берег едва виден, но на нем… "И очи синие, бездонные, цветут на дальнем берегу…" Но эти очи не синие – черные. "Вселенные, полные звезд, озера мерцающей тьмы…" Он знает эти глаза. И любит. А они манят, влекут, надеются… и ждут. Что ж, он пришел. Осталось совсем немного…
Через реку – узкий каменный мост. И на мосту – человек с двумя мечами, точно такими же, как у него. И такая же кольчуга из черного нифриллита.
И…
Он словно вернулся в исходную точку самого первого кошмара. Перед ним – его изображение, отражение в гигантском зеркале. И конечно, в маске.
…Они сближаются синхронными шагами, точно повторяя движения друг друга (а как же? отражение ведь…), но внезапно, когда расстояние между ними уже не более трех шагов, ледяная змея мистического ужаса шевельнулась под сердцем Рангара. Потому что _его отражение снимает маску_.
Да, это он, Рангар. Или… как там было его прежнее имя? Алзор? Но нет, это именно он. Рангар собственной персоной. Шрамы, непременные следы схваток, не задерживаются на его теле… кроме одного-единственного, на горле, шрам от удара жреца Риона… вот она, красная полоска, длинно перечеркнувшая гортань… да, это… даже не знаю, как сказать правильно… Пожалуй, так: я – это он, а он – это я.
И видит Рангар, как медленно, в старинном ритуальном жесте, означающем приветствие перед смертельным поединком, вздымает вверх мечи его двойник.
И он повторяет этот жест.
Словно вновь перед ним – зеркало.
Но когда мечи встречаются, зеркало лопается совершенно беззвучно, осыпаясь искристыми осколками, такими же нематериальными, как само зеркало, и остаются два человека.
И смерть между ними.
В своей прошлой жизни Рангару приходилось задумываться над смыслом словосочетаний типа "преодолеть себя", "победить себя" и т.п. И он понимал, что речь идет о превалировании одной части сознания над другой; причем, как правило, имелось в виду превалирование устремлений возвышенных над низменными, стоящими ближе к животным инстинктам. Смысла прямого и буквального же вышеозначенные выражения, как он считал, не имели (да и кто вообще в здравом уме мог подумать иначе?). Поэтому, когда Голос сказал, что ему предстоит одержать победу над собой, Рангар воспринял это в общепринятом переносном смысле.
Как оказалось, он ошибся.
Ибо ему противостоял – с оружием в руках – он сам, и Рангару, чтобы перебраться на противоположный берег и выполнить миссию, надо было _победить себя_ в самом буквальном и прямом, жутком и абсурдном смысле.
Это уже потом, разрабатывая теорию информационных микроколлапсаров, Марк Кроплин обоснует эффекты "расслоения реальности" и "материализации виртуальных слоев". А сейчас Рангар-1 вынужден был скрестить мечи с Рангаром-2, и сверкающая сталь столкнулась с такой же, и удары фантастической быстроты и точности натолкнулись на такие же, и в глазах противников стыло безмолвное отчаяние, усугубляемое неестественной, плотной, абсолютной тишиной, в которой любые звуки умирали в момент рождения, и бойцы лишь беззвучно разевали рты в неслышных криках, в отчаянных попытках докричаться друг до друга и хотя бы голосом спросить, что же это такое деется.
И тогда Рангар постиг, что же такое буквальный смысл "победы над собой".
Это – смерть.
И, опустив мечи, принял удар – тот самый, единственный, выверенный, точный. Такой, какой нанес бы сам.
Смертельный.
Но за мгновение до того, как оглушающая чернота небытия накрыла его, он увидел огневую колесницу, и слепящую молнию, сорвавшуюся с руки богоподобного исполина и ударившую в комок непроницаемого мрака, и тот лопнул, как гнилой орех, и Рангар, наконец, увидел не болезненное видение-воспоминание из распечатанных колодцев памяти, а всамделишные, живые глаза: темные, мерцающие, вобравшие все звезды вселенной… Цель, которую он достиг, и миссия, которую он выполнил. Глаза смотрели на него с невыразимым, непередаваемым облегчением, лучились благодарностью, нежностью и любовью.
Потому что они наконец дождались.
"Не напрасно, значит… Не напрасно".
И это было последнее, о чем подумал Рангар Ол.
Вначале очень долго не было ничего.
Потом он ощутил, как неистовый ледяной поток несет его сквозь вечность; слои многомерной реальности расступались перед ним, какие-то далекие холодные огни гроздьями расцветали в запредельности, и все это имело какое-то очень важное значение, но он никак не мог сообразить какое.
Затем его вынесло куда-то, и он смог еще раз увидеть то, что когда-то потрясло его воображение: грандиозный, неисчислимыми гранями сверкающий Кристалл.
И тут он почувствовал рядом присутствие Силы – невообразимо могучей, но дружественной. И спросил, напрягая мысль:
– Я… мертв?
Сила, казалось, заискрилась смехом, и даже ледяная река Вечности словно бы потеплела.
– Твоя физическая оболочка действительно погибла, но ведь душа, как ты знаешь, неуничтожима и бессмертна. Ты волен купаться в беспредельности… но мне ведомо твое желание вновь слиться с телом и вдохнуть в него жизнь… и ты заслужил это. Впрочем, об этом позаботится другой… тот, кто в силах совершить это и кто обязан тебе очень многим… как и ты ему. Прощай, человек!
Словно мощный вихрь взбурлил все вокруг, еще раз сверкнул божественно прекрасный Кристалл… и все вновь погрузилось в первозданный мрак.
А затем солнце ударило в плотно закрытые глаза, теплой оранжевой волной смыв тьму небытия, и он услышал собственный хриплый стон.
И, заслонив глаза от солнца, открыл их.
Совершенно обнаженный, он лежал в центре квадратной площадки из смутно-знакомого черного монолита. Только теперь в нем и намека не было на какую-то там фиолетовую глубину и прочие многомерные непотребности. В теле ощущалась приятная легкость, слегка шумело в голове, как от доброго глотка рн'агга. Рядом, скрестив ноги и улыбаясь, сидел кто-то в странной обтягивающей блестящей одежде; так мог бы выглядеть человек, облитый ртутью.
– Наконец-то!.. – облегченно произнес смутно знакомый кто-то, улыбаясь.
Рангар узнал улыбку.
Это был он сам.
– Что… снова?! – Слова сиплым бульканьем вырвались из запекшегося горла.
– Нет-нет, успокойся. Я отнюдь не являюсь продолжением твоих психоделических видений, активированных коронарным излучением информационного микроколлапсара. Я – живой человек, причем я – это почти ты, а ты – почти я. Смысл слова "почти" я объясню позже.
– Значит, ты – Алзор?
– Да нет… право на это имя, гораздо большее, чем я, имеет другой… тот, с которым я общаюсь посредством вот этого кольца.
Рангар прищурился… и узнал кольцо! Точно такое же было у него долгое время, пока не исчезло после пленения у города Шумхара.
– Это… копия?
– Нет, это твое кольцо. Пришлось отобрать его у Алькондара. Технически это было нетрудно.
– А как ты вообще здесь оказался? И как тебя называть?
– Зови меня Александром. А прибыл я сюда на обычном десантном звездолете… правда, с некоторыми существенными усовершенствованиями, позволяющими пересекать многомерность. По замыслу Алзора, я должен был подстраховать тебя в случае чего… Но ты молодец, сам справился.
– Так… Значит, нас теперь трое: ты, я и Алзор?
– Совершенно верно.
– И где же… Алзор?
– Это очень трудно объяснить. Там, где он находится, понятия "близко" и "далеко" теряют всякий смысл. Однако для нашей с тобой психики, неспособной воспринимать некоторые понятия адекватно, проще считать – далеко. Очень далеко. Потому что в этом смысле "близко" он находиться не может, ибо это чревато разрушением этой реальности. Как когда-то он едва не разрушил мою… да и твою, впрочем. Солнечная система… Земля, Марс, Луна… Помнишь?
– Помню. – Рангар кивнул, ощущая странное жаркое дрожание в груди.
– И… Планету Карнавалов помнишь?
– Да. – Жар в груди нарастал.
– Что последнее запомнилось тебе?
– Воронка… – глухо, надтреснуто отозвался Рангар после паузы. – И глаза… ее глаза. Они ждали… и надеялись.
– Они дождались, – мягко произнес Александр. – Ты молодец, герой. Тебе удалось почти невозможное – разрушить информационный коллапсар и вызволить оттуда… Джоанну. Точнее, ее душу… или психоэнергетическую информматрицу, говоря казенным языком.
– Как она туда попала? И вообще, что значит все, что произошло?
– Всего не знает даже Алзор, хотя его возможности на множество порядков превышают наши. Во многом предстоит еще разобраться.
– Ну хоть что-то вы знаете?!
Это был крик души.
Александр поднял руку, успокаивая Рангара.
– Сейчас я тебе расскажу все, что нам известно. Только коротко, подробности ты узнаешь потом, если захочешь.
…Рангар слушал, и цепь причудливых событий вставала перед его мысленным взором, и он находил ответы на многие – хотя и не на все – вопросы.
Когда, после трагических событий на Планете Карнавалов, крейсер "Тиль Уленшпигель" доставил пребывавшего в глубокой коме Александра Зорова на Марс, с тем через некоторое время начали происходить странные и грозные изменения. (Сейчас я не буду вдаваться в подробности, сказал Александр, когда-нибудь ты обязательно узнаешь все детали того периода, поверь мне, они заслуживают этого, но сейчас важно другое: Александр Зоров переродился в некое информационно-энергетическое космическое существо и покинул не только Солнечную систему, но и вообще нашу Вселенную, поскольку его дальнейшее пребывание там грозило огромной бедой; вместо себя он оставил меня, обычного человека, каким был задолго до перевоплощения.) Но боль, неизмеримая, великая боль утраты, помноженная на неимоверно усилившуюся остроту чувств, терзала Алзора и в новой ипостаси, и тогда он начал искать… И тут ему во многом помогла Дальвира, плюс-Посланница Вседержителя; ей удалось отследить сквозь многомерность Большой Вселенной темный путь минус-Посланника Фосса, чью физическую оболочку уничтожила Джоанна Рамирос на Планете Карнавалов, и она навела на след Алзора. Так он узнал, где надо искать… и нашел.
Прямое вмешательство Алзора в трехмерную реальность Коарма грозило теми же последствиями, что и Солнечной системе; однако именно здесь, в цитадели иного разума, высокого и загадочного, с непонятными целями пришедшего сюда из неведомых космических глубин, в безвременье и вне пространства хранился схлопнувшийся кокон информполя, информационный микроколлапсар, пристанище души Джоанны Рамирос, ее тюрьма и забвение…
И тогда Алзор создал свою трехмерную проекцию, до поры заблокировал ей память (в противном случае сканеры Сверкающих сразу бы обнаружили ее со всеми вытекающими отсюда последствиями), принял еще некоторые дополнительные меры безопасности и отправил ее на Коарм.
Так на планете появился Рангар Ол.
– Так кто же я? – горько спросил Рангар. – Биоробот? Андроид? Усовершенствованный на несколько порядков табиту? Или носитель чужого сверхсознания, как бедняга Фишур?
– Я многого не понял из твоих вопросов. Мне не знаком употребленный тобой термин "табиту" и я не знаю, кто такой Фишур и какой смысл ты вкладываешь в слово "носитель". Хотя, судя по твоей интонации, крайне отрицательный. Поэтому отвечу так. Ты – человек, Рангар. Такой же, как и я. Такой же, как миллионы твоих соотечественников в Солнечной системе. И практически не отличаешься от местных жителей, поскольку у людей Коарма биология просто-таки поразительно подобна нашей. Глубокие генетические исследования показали, что биологическая совместимость людей Земли и Коарма столь высока, что они могут иметь полноценное потомство… и не просто полноценное: все говорит о том, что дети представителей наших рас будут обладать более мощным жизненным, адаптивным и интеллектуальным потенциалом. Вот так, дорогой младший брат.
– Все это очень хорошо, и я рад это слышать. Но знаешь ли ты, что мой организм обладает… скажем так, несколько необычными возможностями?
– Если бы ты знал, какими необычными возможностями обладает сам Алзор… – Александр хмыкнул. – Просто Алзор, создавая тебя, разбудил в тебе чуть больше сил из тех, что дремлют в обычном человеке. Вот откуда твоя быстрота, реакция и то, что ты называешь "надзрением", вот откуда у твоего организма такие мощные способности к регенерации… да и над кистями твоими Алзор потрудился славно. Я, хоть и "призрак", вряд ли устою против тебя больше минуты… но ведь не это главное, согласись! Главное, повторюсь, ты человек и у тебя есть душа.
– Хорошо. Будем считать, что ты меня успокоил. Я могу поговорить непосредственно с Алзором?
– Пока нет. Для такого разговора ты еще недостаточно окреп. Но можешь это сделать через меня. Я возьму на себя роль своеобразного ретранслятора.
– Пусть будет так.
Александр закрыл глаза и произнес (Рангар мог поклясться, что его голос едва уловимо изменился):
– Я готов. Слушаю тебя.
– Значит, я появился на Коарме с единственной целью – освободить Джоанну?
– Да. Я мог вскрыть коллапсар, только разрушив часть этой вселенной. Сам понимаешь, это нельзя было считать приемлемым выходом. Что касается единственности цели… Для меня она была действительно единственной, но ты человек, как уже сказал Александр, и у тебя попутно появились свои цели. Мое отношение к этому оказалось… достаточно сложным. Тем не менее я принял это, как должное. Я не только любил и люблю тебя, как свое творение, детище, частицу самого себя… но и уважал и уважаю, как личность.
– Приятно слышать… А кто такие Сверкающие и какова цель их вмешательства в цивилизацию Коарма?
– Это мне еще предстоит выяснить. Ясно, что пока неизвестный мне весьма высокий разум строил модель… то ли для доказательства, то ли для опровержения некоего тезиса, связанного с идеей Пути Равновесия.
– Я думал, ты все знаешь.
– Отнюдь. Я не всемогущ, если тебя это интересует. И не всеведущ. Более того, в некоторых случаях мне бывает необходима помощь таких слабых существ, как ты и Александр. Иногда ни телескоп, ни микроскоп не заменят обыкновенной лупы или бинокля. К тому же во многих случаях мое прямое вмешательство может вызвать глобальные катаклизмы.
– Слон в посудной лавке… – пробормотал Рангар.
– Сравнение обидное, но в какой-то мере уместное.
– Мое кольцо…
– Приемник-передатчик особой энергии. И еще – маяк. И еще – защита от того, что здесь называют магией.
– Что есть магия на самом деле?
– Как тебе сказать… А что есть на самом деле наука? Фундаментальные законы нашей Большой Вселенной допускают различные способы воздействия на материю – я имею в виду материю в самом широком смысле. И ты сам дошел до истины: в своих вершинных проявлениях магия и технология становятся неразличимы, поскольку воздействуют на базисные энергетические уровни Мироздания.
– Значит, на Коарме я должен был стать… и стал-таки загадкой для всех, в том числе для самого себя.
– Этот вариант давал максимальную вероятность успеха, я просчитывал. Хотя далеко не такую высокую, как мне того хотелось.
– И что бы ты стал делать, если бы проиграл?
– Повторил попытку. Я повторял бы ее снова и снова…
– Ты волнуешься… я чувствую это, даже общаясь с тобой таким вот экстравагантным способом… с Александром в качестве транслятора. И ты знаешь, мне это нравится. Я часто представлял тебя в облике некоего богоподобного огненного сверхсущества… а сейчас ты стал как бы ближе, ибо я почувствовал твою… человечность.
– Спасибо. Мои корни – в человечестве, я произошел от человека, Разве я мог потерять человечность?
– Вот что я еще хотел спросить… Разрушив коллапсар, я погиб… а потом воскрес?
– Да, если тебя устраивает такая терминология.
– Ты воскресил меня?
– Ты упорно пользуешься библейскими понятиями… Да, это сделал я. Я создал тебя и теперь – воссоздал.
– Тогда кто был со мной рядом, когда моя душа неслась по реке Вечности? Или все-таки ты?
– Не понял… Опиши подробно, что ты имеешь в виду?
Рангар, как мог, описал.
Алзор некоторое время молчал. Затем произнес устами Александра:
– Ты рассказал загадочную и удивительную историю. Самое интересное в ней – такое нельзя выдумать. Слишком многое сходится с тем, что знаю я и чего – принципиально – не можешь знать ты. Очень странно. То, что ты воспринял как Силу, я не могу идентифицировать ни с чем мне известным… Во всяком случае, это не Вседержитель и тем более не кто-нибудь из Посланников. Что ж, ко многим загадкам, ждущим своей очереди, добавилась еще одна. Тебя еще интересует что-нибудь?
– Как сейчас… Джоанна?
– С ней все в порядке. Она… рядом со мной… в определенном смысле. Она очень благодарна тебе.
– И… как все будет теперь?
– Да… вопрос. Вопросище. Ты затронул сложнейшую этическую проблему, Рангар. Пока я не знаю, как решить ее. Но надеюсь, что все вместе мы что-нибудь придумаем.
– Ну, я не составлю проблемы в этом смысле, – усмехнулся Рангар.
– Не понимаю…
– Ты воистину и не всемогущ, и не всеведущ. – Улыбка на лице Рангара стала шире. – Это и вовсе мне нравится… Я объясню, Алзор. Чуть позже.
– Ты меня заинтриговал… Что еще ты хочешь узнать?
– О, многое! Я очень любознателен, знаешь ли… Но, я полагаю, если Александр вернет мне кольцо, мы еще сможем общаться?
– Конечно. Теперь спрошу я: что ты собираешься делать?
– А ты как думаешь? – Рангар чуть прищурился.
– Сейчас перед тобой, как и перед Александром, распахнуты двери во Вселенную. Звездные пути-дороги ждут вас. Я уже говорил, что вам доступно такое, что для меня составляет проблему. Но представьте, на что станем способны мы втроем. Тогда мы сможем разрешить многие загадки и проникнуть в столь глубокие тайны Мироздания, что даже у меня дух захватывает. Начнем, пожалуй, со Сверкающих. Я очень хочу до конца разобраться с ними, отыскать их настоящую родину и попросить ответить на многие вопросы… Да и у тебя, Рангар, как я понимаю, с ними особые счеты. А затем мы встретимся с Вседержителем – я давно мечтал о такой встрече! – разгадаем загадку древнейшей цивилизации Изначальных, оставивших Двери во многих мирах, в том числе и на Планете Карнавалов… А разве не интересна проблема так называемых отстраненных цивилизаций, с которыми сам Вседержитель не знает, что делать! Да и о нашей матушке-Земле забывать нельзя, там сейчас кипит грандиозная работа, и уже скоро Колыбель примет Звездную Ветвь в свое лоно… Я обещал помогать человечеству в критических ситуациях и намерен твердо держать слово. А подводных камней и рифов для любой цивилизации, пытающейся следовать Путем Равновесия, несть числа, и никто из наших соотечественников не представляет, я уверен, как трудно удержаться на великом Пути и как легко кувыркнуться на одну из спиралей… Но есть для меня – и надеюсь, для вас – главная задача. Генеральная. Это – Закрытые Вселенные, тайна тайн Мироздания. С вашей помощью я смогу, надеюсь, подступиться и к ней, тем более что кое-какие идеи уже имеются. Я упомянул далеко не о всех вопросах и загадках. Меня, например, весьма заинтересовал твой рассказ, Рангар, о странном путешествии твоей души в область, которую я называю Надмирьем… по сути, это преддверие океана Мак-Киллана… и очень уж любопытно, что за Сила с тобой там общалась. Но загадки и вопросы – далеко не все. Есть еще проблемы. Установление контактов между цивилизациями, идущими по Пути Равновесия, и в дальнейшем объединение их усилий. Поиск подобных мне существ – я уверен, что отнюдь не единственный информ в Большой Вселенной. Перевод в практическую плоскость фундаментальной метафилософской проблемы, куда же ведет Путь Равновесия в конце концов? В ответе на нее – тайна замысла Предтеч… Да и с самими Предтечами ой как бы хотелось встретиться и потолковать! Не верю, не могу я поверить, что они все погибли при попытке Большого Прорыва… Вот так, очень схематично и далеко не полно, выглядят мои планы, которые могут стать нашими. Ну, что скажешь?
Рангар сжал виски ладонями. От слов Алзора в душе творилось черт-те что. Вот ведь оно! Огромное, влекущее… То, что не раз он видел в своих грезах. Звездные дороги…
Он судорожно вздохнул, почти всхлипнул.
– Нет, Алзор. Это – без меня. Я уверен, что ты прекрасно справишься со всем в паре с Александром.
– Не понимаю… Ты что, остаешься здесь?
– Остаюсь. И это решение – окончательное.
– А!.. Вот теперь, кажется, начинаю догадываться…
– Наконец-то. А то я уже, грешным делом, засомневался в твоих суперспособностях.
– Эта девушка. Лада… Значит, это не простое увлечение, и ты действительно любишь ее. Признаюсь, что даже я не понимаю, как так могло случиться. Здесь также кроется тайна, и весьма глубокая…
– Есть тайны, которые лучше не разгадывать.
– Возможно, ты прав. Возможно.
– Что творится на Коарме?
– Институт жрецов Сверкающих пал. Некоторое время в Крон-армаре царил хаос. Но затем решительные шаги нового Императора стабилизировали обстановку.
– Н-не понимаю… – Рангар потряс головой. – Ты говоришь так, словно прошло демон знает сколько времени!
– А, ты ведь не в курсе… При раскапсулировании коллапсара ты попал в нулевой поток времени… который, как я понимаю, и вынес твою психоэнергетическую матрицу в Надмирье. Короче говоря, с того момента, как ты вошел в Цитадель, прошло около года.
– Около года… – повторил Рангар, ощутив под сердцем ледяную пустоту. – И…
– Не волнуйся, твоя Лада жива и здорова. И коль ты решил остаться здесь, очень скоро ее увидишь. Могу сказать, что тебя ожидает сюрприз, очень приятный.
– Где она сейчас?!
– Там же, где и была. На острове Курку. Дома.
– Ты… поможешь мне быстро добраться туда? Александр говорил о звездолете…
– Я помогу тебе, – вдруг раздался чистый, сильный голос.
Рангар стремительно обернулся.
В пяти шагах от него стояла женщина… нет, богиня! Совершенная, ничем не замутненная красота явила ему свой блистающий лик.
И одновременно имя сорвалось с губ Рангара и Александра:
– Дальвира!
И Рангар, совсем не стыдясь своей наготы, подошел к ней и, опустившись на одно колено, поцеловал край ее легкой голубой накидки. Он вспомнил, чье лицо видел в горячечном бреду, когда боролся с ядом эрры. И узнал загадочную женщину, одарившую его кольчугой из черного нифриллита в Поселке Рудокопов. И понял, кто была та таинственная колдунья, о которой рассказывала Лада. И чей дар принес флисс на воздушный шар незадолго до штурма Тарнаг-армара… дар, без которого гибель однозначно настигла бы всех четырех аэронавтов.
И Алзор произнес устами Александра:
– Ты предсказала мне тогда, на Марсе, в момент моего тягостного перерождения и неизмеримого отчаяния, что самое заветное мое желание исполнится, и Джоанна вернется… Но если бы не ты… – Голос Александра осекся. Всплеск эмоций Алзора был настолько силен, что кольцо полыхнуло нестерпимым изумрудным светом, и Александр вскрикнул, точно от боли.
– Все нормально, Алзор, – мягко улыбнулась Дальвира. – Не надо сейчас об этом. Как говорят у вас на родине, хорошо все, что хорошо кончается. Теперь что касается Сверкающих… этот вопрос, я так понимаю, очень интересует Алзора и Рангара. Сверкающие – очень древняя негуманоидная раса, мыслящие кристаллы. Появились они в незапамятные времена, когда Большая Вселенная была еще молода, на одной из планет красного гиганта в одной из фазовых вселенных. За миллиарды лет они достигли большого могущества. Им знакомо понятие Пути Равновесия, но интерпретируют они его очень своеобразно. Некогда они вышли на контакт с Вседержителем и заключили с ним особое соглашение, подробностей которого я не знаю. Собственно, это все, что мне известно. Смысл их вмешательства в цивилизацию Коарма мне неведом. Могу сказать еще, что порой пути Посланников Вседержителя пересекаются с помощниками Сверкающих… Алзор свидетель одного из таких контактов, к счастью, завершившегося не столь печально, как я тогда думала. Так что перед тем как предпринимать что-либо по отношению к Сверкающим, Алзор, свяжись с Вседержителем. А то, как говорят у вас, можно наломать дров. Вот, собственно, все, что я хотела сказать. А теперь, думаю, вам пора уходить. Я уже знаю, что Рангар решил остаться на Коарме, и на первых порах ему понадобится моя помощь. А с вами, друзья, – до встречи на звездных дорогах!
– До встречи на звездных дорогах! – прогремел в ответ торжествующий музыкальный аккорд, потрясший, казалось, фундамент Мироздания.
– Не утерпел-таки. – Дальвира, улыбаясь, погрозила пальцем в небо. – Сам же знаешь – нельзя!
– Знаю. Не буду. До встречи… – прошелестело звездной пылью и стихло.
Александр, словно очнувшись от сна, снял кольцо и надел на палец Рангару. Затем крепко обнял его.
– Ну все. Прощай, брат. А может, не прощай. Может, до свидания. Ну а с Дальвирой мы наверняка еще свидимся.
Он церемонно поцеловал ей руку и удалился, а через некоторое время из-за соседнего бархана в небо прыгнула до боли знакомая бело-голубая призрачная тень. У Рангара невольно запершило в горле – он наблюдал старт земного звездолета, унесшего Александра Зорова к непредставимо далекому Солнцу…
Он долго еще стоял и смотрел в опустевший зенит, пока Дальвира легонько не похлопала его по плечу.
– На, одевайся. Не отправишься же ты на свидание с Ладой голым.
Рангар обернулся. Дальвира держала в руке его привычный походный наряд: и чистую полотняную рубашку, и кольчугу из черного нифриллита, и тонкие кожаные штаны с нашитыми стальными полосками, и сапоги из кожи Голубого Дракона, и широкий пояс с полусотней кармашков, и даже его мечи из стали с фиолетовым отливом.
– Откуда это? – изумился Рангар.
– Я все-таки чародейка здесь, – засмеялась Дальвира, – и по местным меркам довольно сильная.
Рангар быстро оделся и вопросительно посмотрел на Дальвиру. Нетерпение уже начало разгораться в груди жарким пожаром.
– Сейчас, – кивнула Дальвира. – У меня, конечно, не звездолет, но кое-что в запасе найдется. Не пройдет и двух иттов, как мы будем на острове Курку.
Она поманила Рангара рукой и направилась прочь от черного квадрата – единственного, что уцелело от Цитадели Сверкающих.
Рангар двинулся следом… и вдруг остановился.
– Дальвира!.. – позвал от негромко.
Женщина обернулась, в огромных голубых глазах мелькнуло легкое недоумение.
– Последний вопрос… – произнес Рангар с заметным сомнением в голосе. – Я, вообще говоря, хотел задать его Алзору. Но и твое мнение для меня очень важно. Ты знаешь, что произошло с моим спутником и другом Фишуром на _самом деле_?
Дальвира молча кивнула. Глаза ее слегка затуманились.
– Я… дал тому существу слово воина… взорвать его вместе с пещерой, где он… обитает, если так можно выразиться.
– Скорее – заточен, – сказала Дальвира. – Я все знаю об этом.
– И что же мне делать? – с мукой в голосе спросил Рангар.
Дальвира долго молчала, опустив глаза.
– Я знаю расу, к которой принадлежит это существо. Это очень воинственная раса левой спирали… пять или шесть соседних звездных систем ведут долгую, бесплодную и бесперспективную войну на уничтожение. Несколько наших попыток вмешаться и изменить ход событий пока оказались безуспешными. Так что я не могу тебе ничего посоветовать. Это сугубо твой вопрос и твоя проблема. Ты должен сам принять решение. Уверена, что Алзор сказал бы тебе то же самое. Другое дело, что, когда ты такое решение примешь – каким бы оно ни было, – мы тебе поможем его осуществить. Я или Алзор.
– Я понял… – медленно проговорил Рангар. – И думаю, ты права. Это действительно моя проблема. Ладно, закрыли тему. Ты, кажется, говорила, что через два итта мы будем на острове Курку?
– Если ты больше не будешь меня отвлекать, – усмехнулась Дальвира.
– Не буду, – серьезно пообещал Рангар.
– Тогда идем, – сказала Дальвира.
В этот день с самого утра Лада ощущала странное беспокойство. Как обычно, утром она вышла на берег океана и долго стояла, прижав к груди сына, и слушала грохот прибоя, в котором ей чудился чей-то голос…
Затем вернулась в дом, но привычная работа не спорилась, все буквально валилось из рук; сын тоже вел себя беспокойно, хотя и не плакал. С третьей попытки приготовив кашку для малыша (собственного молока ей уже не хватало для сына, обещавшего вырасти в настоящего богатыря), она покормила его и бесцельно принялась бродить по дому.
Наконец, не выдержав, она подхватила сына на руки и вновь отправилась к океану. Соседи и прочие встреченные ею жители поселка уже не отворачивались от нее, как раньше, а смотрели со жгучим интересом. Невероятные известия вместе с караваном слухов давно уже обрушились на остров с материка, и немалое место в них отводилось Ладе Зортаг… Вот только Лада ничего не знала об этом, замкнутая в коконе своего мирка, средоточием которого был сын, и робкие попытки налаживания контактов со стороны соседей и знакомых она встречала с таким равнодушием, что напрочь отбивали охоту к возобновлению таковых.
И в этот день она не замечала устремленных на нее взглядов; словно завороженная, шла она к океану и только однажды остановилась. В этот момент разошлись, как год назад, облака над островом, и чистый, ясный солнечный свет озарил сумрачный пейзаж, враз преобразив его.
Лада порывисто вздохнула. Какой-то мучительный процесс начался в ее голове, что-то словно сдвинулось в ней…
Вот и океан. Начался отлив, морской берег обнажался, оставляя на мокром песке груды водорослей и кой-какую живность, спешившую за отступающей водой.
Что-то должно было произойти… прямо сейчас… сердце трепетно забилось, точно пойманная в сети птица, в глазах вдруг потемнело… она услышала тихое басовитое гудение… а затем кто-то окликнул ее по имени.
Она обернулась, обмерев…
Перед ней стоял… как бьется сердце!.. мужчина в одежде воина… худощавый, выше среднего роста… с острыми чертами лица и серыми, с отливом в синь глазами… такими глубокими, такими близкими и родными глазами…
– Лада! Что с тобой?! Ты… не помнишь меня?
– Н-нет, – запинаясь, пробормотала она, крепче прижимая сына к груди.
– Ну, постарайся! Ведь это же я… Ну, Ладушка!
Лада еще никак не могла вспомнить, хотя внутри нее все дрожало от пугающе-сладкого и щемящего предчувствия и вот-вот грозило взорваться всплеском чего-то непредставимого; и только когда малыш вдруг протянул ручонки к незнакомцу, засмеялся и отчетливо произнес свои первые слова на этом свете: "Па-па", – словно что-то лопнуло багрово у нее в голове, все помутилось перед глазами, будто что-то злобное и жестокое, таящееся до поры, попыталось набросить на нее смертную сеть… но уже волна ярчайшего, звенящего света выплеснулась и напрочь вымела, выжгла мерзкую и страшную паутину из ее мозгов, калейдоскоп лиц и событий бешеным хороводом завертелся в сознании, воскрешая, освобождая исстрадавшуюся память от черного заклятия, и пронзительный ликующий крик взметнулся ввысь и разнесся над поселком и дальними холмами и долинами острова:
– Рангар! Мой Рангар вернулся!