City of Baraboo
роман, 1980 год
Перевод на русский: С. Самуйлов
Спустя два с половиной столетия после первого турне знаменитых сыновей Августа Рунгелинга «Братья Ринглинг», состоявшегося в 1884 году, «Последнее шоу на Земле» стало действительно последним. Убогое сооружение под заляпанным, натянутым на трех столбах тентом расположилось на окраине Оттавы. Грязные, разбитые дороги давно уже уступили место стальным рельсам, те, в свою очередь, асфальту, а закончилось все бумажной метелью.
Старые проблемы никуда не исчезли. Пожары, ураганы, лед, грязь, аварии, дожди, вымогательства, поломки, крушения остались привычными явлениями в жизни труппы. Но в век, когда решение проблем человечества стало делом само собой разумеющимся, цирк Джона О'Хары оказался вдруг никому не нужным. Ему просто не находилось места. Площадки, подходящие для обустройства цирка, стоили слишком дорого. Каждый километр дороги обходился в семьсот кредитов, взимаемых в качестве дорожных сборов, а за удобные, поросшие травкой поляны вблизи населенных пунктов приходилось отдавать до тридцати тысяч кредитов за сутки.
Впрочем, таких полянок становилось все меньше. И тем не менее цирк выдержал и это, и многое другое. Дорога его закончилась в Оттаве по иной причине, когда на пути артистов встала самая страшная преграда, нередко непреодолимая для многих учреждений, не вписывающихся в Систему. Такой преградой оказались законы об общественном благе, проводимые в жизнь неподкупными чиновниками.
— Они не желают уступать ни дюйма, мистер Джон.
Артур Бернсайд Веллингтон по прозвищу Ловкач, занимавшийся улаживанием многочисленных проблем, покачал седой головой, не поднимая глаз на сидевшего за столом Хозяина. Похоже, впервые за свои шестьдесят с лишним лет этот высокий худощавый человек ощутил себя в безвыходной ситуации. Он беспомощно поднял руки, но тут же уронил их. признавая поражение.
— Я не в силах сдвинуть их с места.
О'Хара потер глаза и, прищурясь, посмотрел на Веллингтона:
— А ты не пытался добавить сахарку, Ловкач?
Веллингтон кивнул:
— Эти ребята сыты, мистер Джон. Им ничего не нужно.
— А подбросить грязи?
Ловкач покачал головой:
— Таких чистюль я еще не видывал. Даже за парковку платят исправно. Никаких побочных доходов, никаких романов на стороне, никаких родственников на тепленьких местечках… ничего. — Он снова качнул головой. — И надо же натолкнуться на такую честность среди поли… — Веллингтон не договорил, потер подбородок, потом невидяще уставился на Хозяина.
— Ну что, Ловкач?
Веллингтон нахмурился:
— Возможно, ничего. Возможно, кое-что. Так, соломинка. — Он повернулся и, явно погруженный в какие-то мысли, вышел из административного фургона.
Несколько часов спустя, когда уже шло вечернее представление, О'Хара сидел в темном фургоне и рассеянно слушал звуки музыки, доносившиеся из-под главного купола. Прикрыв глаза, он откинулся на спинку стула. У цирковых музыкантов свой, особый звук. Конечно, профессиональные оркестры могут делать хорошие вещи, но привыкшее к звучанию цирковых инструментов ухо сразу уловит разницу. Ни один музыкант, скованный твердыми правилами нот, такта и пауз, не способен имитировать звук и ритм искусников шапито, наученных подстраиваться под пляшущих лошадей и слонов, причем так, что зрителю кажется, будто это животное танцует под музыку, а не музыка подстраивается под его движения.
О'Хара открыл глаза. На стене напротив окошечка кассы прыгали разноцветные пятнышки — отражения лампочек над главным входом. Тот парень в Бангоре — кажется, писатель? — спросил О'Хару, зачем ему это нужно. Он не сразу нашел ответ. И вправду — зачем? Работа с цирком и в цирке тяжела, опасна и не особенно прибыльна. Так зачем? Хозяин долго подбирал нужные слова, однако в конце концов укрылся за привычной фразой, затертой, но верной: «Это болезнь».
О'Хара подался вперед, положил локти на стол, опустил голову и закрыл глаза. Болезнь. Нет, хуже — пагубное пристрастие. Въевшаяся потребность, недоступная пониманию неотесанной деревенщины с пишущими машинками. А потому уважаемые представители средств массовой информации получали на свои вопросы один и тот же ответ, которым сотни лет отделывались те, кто посвятил себя цирку: «Это болезнь».
Впрочем, циркачи и сами не знают, почему ведут кочевую жизнь. Задавать вопросы — хитроумная игра, а ответы — если они и существуют — скрыты под краской, потом, шрамами, болью в глубине того, что зовется душой.
Цирк разъезжает. Это данность.
Может, мы должны спросить почему?
О'Хара распрямил спину, вытер рукавами щеки и оглядел пустой фургон. Потом тяжело поднялся, дошел до стола и вернулся к двери. Он чувствовал тяжесть прожитых лет, а Веллингтон работал в шоу еще тогда, когда Хозяином был отец О'Хары.
Может, наши лучшие годы уже позади?
Он провел ладонью по коротко подстриженной седой бороде и кивнул самому себе.
О'Хара открыл дверь и втянул запах площадки. Странная смесь — трава, солома, сладости, звери… Дневная пыль улеглась, воздух стал прозрачнее, от чего лампочки горели ярче, резче. Музыканты перешли на вальс, сопровождающий выступление воздушных гимнастов. Значит, жить цирку остается всего шестьдесят четыре минуты. Непривычно видеть, что два купола, над ареной с животными и над площадкой, где развлекали детей, до сих пор не сняты. В обычных обстоятельствах брезент уже стянули бы, скатали и уложили на место, готовясь к переезду, а рабочие собирались бы снять и главный купол, как только последний зритель исчезнет из виду.
О'Хара сунул руки в карманы пиджака, вышел из фургона и направился к небольшой группе рабочих, собравшихся у передвижного зверинца. Когда он подошел поближе, от группы отделился невысокий, плотный мужчина.
— Добрый вечер, Хозяин.
О'Хара остановился и кивнул, узнав подошедшего по комбинезону и клетчатой рубашке. Лицо мужчины оставалось в тени, отбрасываемой широкими полями замызганной шляпы.
— Привет, Дурень Джо.
— Что слышно, мистер Джон?
О'Хара опустил глаза и покачал головой:
— Похоже, нам крышка. Служащие из отдела по охране окружающей среды говорят, что конфискуют животных и засадят нас в тюрьму, если мы пересечем границу округа.
Дурень Джо стянул с головы шляпу, швырнул ее на землю и сунул руки в карманы комбинезона.
— Черт! — Он хмуро посмотрел на Хозяина. — А Ловкач может что-нибудь сделать?
О'Хара пожал плечами:
— Я бы не рассчитывал. Не тот случай. Видел бригадира?
Дурень Джо наклонился, подобрал шляпу и лишь затем, выпрямившись, протянул руку в сторону зверинца.
— Вы же знаете Раскоряку. Он где-то там. — Рабочий снова бросил шляпу на землю. — И зачем мы только сюда приехали?
— Мы там, где нужно, Джо, только опоздали лет на сто.
Он опустил руку, повернулся и направился ко входу в зверинец. В слабом свете двух фонарей можно было увидеть восемь слонов, спокойно жующих сено. Лолита, первой узнавшая Хозяина, подняла уши, повернула в его сторону массивную голову и тут же отвернулась, притворяясь, будто не заметила. О'Хара вошел и, увидев сидящих на перевернутых ведрах бригадира и главного дрессировщика, коротко кивнул им; затем остановился перед Лолитой, к ней спиной. Через несколько секунд слониха сунула хобот в карман его пиджака, ухватила мешочек с орехами, который был припасен специально для этого, и осторожно вытащила добычу.
О'Хара повернулся и пристально посмотрел на животное:
— Это еще что такое?
Лолита смущенно переступила с ноги на ногу и потрясла головой. О'Хара опустил руку в карман и нахмурился:
— Могу поклясться, что у меня здесь были орехи.
Он сердито взглянул на слониху. Та снова потрясла головой, а когда Хозяин пошел к мужчинам, разгребла хоботом ворох сена и отправила спрятанный мешочек в рот.
Раскоряка усмехнулся, поднимаясь навстречу:
— Лолита скоро станет настоящим карманником, Хозяин. Следите, чтобы она не добралась до ботинок.
Бригадир весьма напоминал Горго, Обезьяну-Убийцу, безмятежно отдыхавшего в клетке и вычесывавшего воображаемых блох. Правда, шерсть у Раскоряки была не такая густая, как у Горго, зато руки выглядели помощнее, чем лапы зверя.
О'Хара скорчил гримасу:
— Лучше пусть довольствуется орехами. — Он кивнул дрессировщику, который, не уступая в размерах О'Харе, казался хрупким в сравнении с Раскорякой. — Все спокойно, Пони?
Рыжий Пони Мийра кивнул:
— Немного забеспокоились, когда их не покормили вовремя, мистер Джон, но сейчас все тихо.
О'Хара перевернул ногой ведро и уселся на него. Раскоряка и Рыжий Пони тоже сели.
— Раскоряка, город хочет, чтобы мы убрались с площадки к завтрашнему дню, так что не отпускай пока своих ребят. Так или иначе, они нам понадобятся, чтобы свернуть цирк.
Бригадир покачал головой:
— Что будет с рабочими, мистер Джон? Куда им деться? Другого цирка не найти. Мы единственные. Последние на Земле. Что с ними будет?
О'Хара вздохнул, поджал губы и еще раз вздохнул:
— Просто не знаю.
Рыжий Пони указал на клетки со зверями: тиграми, львами, обезьянами и другими животными.
— А как быть с ними?
О'Хара посмотрел в глаза Рыжему Пони и отвел взгляд.
— Их не возьмут ни зоопарки, ни заповедники. Каждый раз мне приводят один и тот же довод: они уже не дикие, а потому, если поместить их в заповедник, это нарушит экологическую целостность или что-то в этом роде. — Он покачал головой. — Конечно, нам нельзя вывозить их за границу округа, потому что мы не в состоянии обеспечить требуемую экологическую обстановку, соответствующую их дикому состоянию.
Рыжий Пони сплюнул на стружки, покрывавшие землю.
— Так, значит, нам придется их уничтожить?
Раскоряка поскреб затылок:
— Полагаю. — Он взглянул на О'Хару. — Не думал, что Ловкач нас так подведет.
Рыжий Пони поднял руку:
— А как насчет того, чтобы устраивать представления где-то еще? На другой планете? По крайней мере мы бы сохранили цирк. На Земле ему места уже нет, это точно.
О'Хара покачал головой:
— Ловкач пытался, но те же чиновники, которые не разрешают нам пересекать границу округа, говорят, что мы не имеем права увозить животных с планеты, лишать их естественной среды обитания. — Он вздохнул. — Нас загнали в угол, Пони, вот в чем все дело.
Оркестр переключился на привычный тустеп, и все трое подняли головы. Раскоряка потер пальцем правый глаз.
— Проклятая пыль. — Он повернул голову и прислушался. — Ребята сегодня играют немного неслаженно.
На арене лошади Вилли Лонжа танцевали кадриль. Оставалось тридцать четыре минуты.
Внезапно зажегся свет. Раскоряка вскочил на ноги.
— Какого черта?
Рыжий Пони и Хозяин поднялись, и все трое повернулись к входу.
В шатер вошли несколько человек, по виду явно чиновников. Процессию возглавлял, очевидно, мистер Большая Шишка. За ним следовали господа калибром поменьше и с полдюжины репортеров. Мистер Большая Шишка держал за руку маленькую девочку, во все глаза таращившуюся на слонов. За спиной девочки держался, не отставая ни на шаг, высокий худой мужчина в черном.
Раскоряка ткнул О'Хару локтем и прошептал:
— Мистер Джон, это же Ловкач.
Девочка потянула Большую Шишку за рукав:
— У-у-у! Папа, посмотри! Это же слон! И это, и это…
Отец не остановился.
— Да-да, дорогая. Пойдем. — Сделав еще несколько шагов, он повернулся к Ловкачу. Пони и Хозяин подошли к гостям. — Ну, мистер Веллингтон, теперь вы можете объяснить, ради чего притащили нас сюда?
Ловкач указал на О'Хару:
— Прежде всего, господин премьер-министр, позвольте представить вам Джона О'Хару, владельца «Большого шоу О'Хары».
Мистер Большая Шишка несколько надменно посмотрел на О'Хару, сдержанно улыбнулся и сказал:
— Очень приятно. — Потом снова повернулся к Ловкачу. — Мистер Веллингтон, вы говорили о чем-то, что требует моего решения, и мой генеральный советник, похоже, согласен с вами. Мы можем перейти к делу?
Ловкач кивнул:
— Конечно. Как вы знаете, премьер-министр Франкль, в том случае, когда законы не вполне ясны, а проведение их в жизнь наносит серьезный ущерб компании или отдельной личности, пострадавшая сторона имеет право потребовать, чтобы выборное официальное лицо приняло на себя ответственность за проведение…
— Да-да. У вас есть документ? — Премьер-министр взял у Ловкача лист бумаги, посмотрел документ и потянулся в карман за ручкой. — Похоже, все в полном порядке.
Ловкач потер подбородок.
— Мистер Франкль, вы, разумеется, понимаете, что реализация этого распоряжения потребует уничтожения наших животных?
Премьер-министр еще раз посмотрел документ.
— Да, это вполне ясно. И что?
Ловкач вытащил из папки несколько фотографий и раздал по одной Франклю, его дочери, прочим чиновникам и репортерам.
— Посмотрите, господин премьер-министр. Слонов нам придется уничтожать вот таким способом. Задние ноги животного приковывают цепью к трактору, потом цепь пропускают вокруг шеи через кольцо и прикрепляют к другому трактору. Обе машины начинают двигаться в противоположных направлениях, и животные погибают от удушения.
Мистер Большая Шишка поджал губу, но тут же покачал головой:
— Да, весьма неприятно, однако… — Он поднял руку.
— Папа, ты этого не сделаешь!
Премьер-министр бросил недовольный взгляд на Ловкача и повернулся к дочери:
— Дорогая, ты должна понять: закон есть закон, а папина работа в том и состоит, чтобы проводить его в жизнь.
Девочка посмотрела на фотографию удушенного слона, потом перевела взгляд на Лолиту, неспешно пережевывающую пакетик с орехами, который выудила у одного из репортеров, и снова взглянула на отца.
— Ты чудовище! — Она пнула отца в голень остроносой кожаной туфелькой и, расплакавшись, выбежала из шатра. Проворные репортеры успели запечатлеть все сцену на пленку.
Ловкач кивнул премьер-министру:
— Сэр, вам нужно только подписать бумагу, и мы сможем и дальше убивать наших животных.
Рука, державшая ручку, опустилась.
— Мистер Веллингтон, не мне говорить вам, как неприличен ваш фокус. Подумайте только, что вы сделали с моей дочерью!
Ловкач пожал плечами:
— Я не отдаю приказаний убивать животных. Вам достаточно поставить свою подпись. — Он указал на документ.
Один из чиновников вышел из-за спины премьер-министра:
— Сэр, разве вы не видите, что он делает? Мы не вправе позволить ему вывезти животных за границу округа. Это насмешка над законом.
К первому присоединился второй:
— Сэр, их нельзя отправлять в заповедник. Мы стараемся сохранять зверей в их естественном, диком состоянии. Подумайте, как будет выглядеть в лесу цирковой слон!.. Я этого не допущу!
Мистер Большая Шишка нахмурился и посмотрел на документ, потом перевел взгляд на первого чиновника:
— А если разрешить перевозку животных на другую планету?
— Исключено. Животные окажутся в совершенно непривычных условиях. Поймите это, сэр.
Премьер-министр оглядел репортеров, посмотрел на фотографию задушенного слона, потер голень и еще раз перечитал документ. Потом снова бросил взгляд на репортеров и повернулся к первому чиновнику:
— Похоже, сэр, вы не понимаете кое-чего. Дело в том, что я выборное лицо, а вы назначенное. — Он бросил взгляд на фотографию. — Рискую предположить, что, когда наши друзья, представляющие четвертую власть… — мистер Франкль невесело усмехнулся, — поведают эту историю, я стану архизлодеем, достойным стоять рядом с Адольфом Гитлером. — Он покачал головой. — И все же…
Ловкач наклонился и шепнул что-то на ухо премьер-министру. Мистер Франкль задумчиво посмотрел на него, поджал губы и кивнул:
— Понимаю, но как…
Ловкач достал из кармана какой-то листок и протянул его премьер-министру. Тот прочитал бумагу, еще раз кивнул и подписал. Потом повернулся к первому чиновнику:
— Я только что дал разрешение на транспортировку этих животных с планеты.
Чиновник изумленно вскинул брови:
— Но, сэр, закон…
Мистер Большая Шишка откашлялся, посмотрел сначала на Ловкача, потом снова на чиновника.
— Ввиду того что на Земле условия содержания животных, обеспечиваемые этими людьми, являются неприемлемыми, а направление их в заповедники невозможно, так как они цирковые животные, я принял решение разрешить их транспортировку с планеты. В конце концов… — он кивнул Ловкачу, — цирк — самое подходящее место для цирковых животных, не так ли?
— Но…
Мистер Франкль поднял руку:
— Замолчите, Бикер. Через пять месяцев выборы. Как вы думаете, каковы будут мои шансы, если это случится? — Он показал фотографию.
— Сэр, есть вещи поважнее выборов!
— Для вас. — Премьер-министр вручил документ Ловкачу, повернулся и вышел, сопровождаемый свитой чиновников и репортерами.
О'Хара положил руку на плечо Ловкачу.
— Полагаю, ты объяснил ему, что слонов не убивают таким образом уже больше ста лет?
Ловкач взглянул на документ, закрыл и тут же открыл глаза. Руки у него затряслись.
— Мистер Джон…
О'Хара подхватил его под руку, на помощь поспешил и Раскоряка.
— Ловкач, с тобой все в порядке?
Тот едва заметно кивнул:
— Посадите меня на что-нибудь, мистер Джон. Хотя бы на ведро. Весь день на ногах…
Ему помогли дойти до перевернутого ведра и осторожно опустили. Хозяин повернулся к дрессировщику:
— Приведи Костолома.
Ловкач поднял руку:
— Нет, Пони. Мне всего лишь нужно немного отдохнуть.
О'Хара тем не менее подал знак, и Рыжий Пони поспешил на поиски циркового врача.
Ловкач вздохнул:
— Мне просто нужно отдохнуть. Не думаю, что у Костолома найдется средство от недуга, который называется «когда тебе немного за тридцать».
О'Хара улыбнулся. «Немного за тридцать» Ловкачу было на протяжении по меньшей мере тридцати лет. Последние проблемы сильно подорвали уверенность этого немолодого законоведа, но сейчас, похоже, он начал приходить в себя.
— Ну вот, ты немного отдышался, а теперь тебе лучше прилечь.
Ловкач нахмурился, сложил подписанный премьер-министром документ, опустил его в нагрудный карман, а оттуда извлек другой лист бумаги.
— Не получится, мистер Джон. — Он протянул листок Хозяину. — Я всего лишь добился небольшой передышки. А вот этим придется заниматься вам.
Раскоряка встрепенулся:
— Что там еще?
О'Хара развернул листок — это оказалась телеграмма, — пробежал его глазами и посмотрел на Раскоряку:
— Наши боссы, Арнхайм и Бун… Они закрывают шоу. — О'Хара смял листок, швырнул его на землю и вылетел из шатра.
Раскоряка посмотрел на Ловкача:
— Что ты об этом думаешь?
Ловкач усмехнулся:
— Я тревожился, когда Хозяин хандрил. Именно это потрясло меня больше всего. Сейчас он в ярости. Так что я не спокоен.
— Поймите, мистер О'Хара, «Арнхайм и Бун конгломерейтед энтерпрайзис» не может позволить себе нести ответственность по долгам какого-то… цирка! — Бухгалтер уткнулся в свои записи, отыскивая нужные ему сведения, а О'Хара сурово оглядел шестнадцать членов правления, с безразличным видом сидевших за длинным столом из полированного оникса.
В этом зале с ослепительно белыми стенами и без окон Хозяин чувствовал себя как в клетке.
Бухгалтер поднял голову, оторвавшись от бумаг, и обвел взглядом собравшихся:
— Активы «Большого шоу О'Хары» были приобретены нами в 2137 году, когда произошло слияние с конгломератом «Таинко», занимавшимся шоу-бизнесом. С тех пор доход О'Хары составил пятьдесят шесть тысяч кредитов.
О'Хара развел руками, словно спрашивая: «Чего же вам еще нужно?»
— Видите?
Бухгалтер скорчил гримасу и продолжал:
— Это составляет менее половины процента от инвестиций. И в прошлом году… — он снова склонился над записями, — в прошлом году О'Хара сработал в убыток, потери составили сто восемьдесят семь тысяч…
— К порядку. — Один из шестнадцати поднял руку и повернулся к человеку, сидевшему во главе стола. — Карл, разве мы уже не проголосовали по этому вопросу? Не вижу смысла пережевывать одно и то же.
Карл Арнхайм кивнул:
— Вы совершенно правы, Сид, но Джон, то есть мистер О'Хара, отсутствовал, когда велись дебаты. Считаю, что будет правильно, если мы объясним ему причины исключения его из корпоративной организации.
О'Хара поднял руку:
— Я могу вставить слово?
Арнхайм кивнул:
— Конечно, можете, Джон, но вы же понимаете, что решение уже принято.
О'Хара опустил руки на край стола.
— Вы хотите сообщить мне, что просто закрываете шоу, да? И даже не попытаетесь продать его?
Арнхайм покачал головой:
— Покупателей нет, ни за какую цену. А теперь и правительство практически вас прикрыло. Что толку хлестать, так сказать, мертвую лошадь?
О'Хара закусил нижнюю губу.
— А что, если я его куплю?
Сидевшие вокруг стола захмыкали, закачали головами. Арнхайм откинулся на спинку стула, потер подбородок и повернулся к бухгалтеру:
— Милт, во что нам обойдется оплата долгов шоу и избавление от животных и оборудования?
Бухгалтер снова заглянул в свои бумажки:
— Чуть больше четверти миллиона кредитов. Разумеется, имея в виду то, что мистер О'Хара владеет тремя процентами капитала, «Арнхайм и Бун конгломерейтед энтерпрайзис» несет ответственность только за девяносто семь процентов. — Бухгалтер с явной озабоченностью посмотрел на О'Хару. — Мистер О'Хара, вам нужно понять, что никто не желает уничтожать ваш цирк, но вы не можете принять на себя всю полноту ответственности. — Он пожал плечами. — Так просто не делается.
О'Хара посмотрел на Арнхайма:
— Так что?
Арнхайм сцепил пальцы.
— О какой цифре вы думаете, Джон?
— Равный обмен. Вашу долю и все обязательства шоу.
Арнхайм оглядел членов правления.
— Джентльмены?
Кто-то кивнул:
— Лучшего предложения у нас не будет.
Его поддержал другой:
— Послушайте, берите и сваливайте куда подальше.
Арнхайм подвел черту:
— Все за то, чтобы принять предложение мистера О'Хары?
Проголосовали единогласно. Арнхайм повернулся к бухгалтеру:
— Очень хорошо. Милт, проследите, чтобы необходимые документы были подготовлены и вручены мистеру О'Харе в течение часа. — Он взглянул на Хозяина и покачал головой. — Объясните мне кое-что, Джон.
О'Хара пожал плечами:
— Постараюсь.
— Вы только что приняли на себя непосильный долг, практически изгнали себя с планеты, обрекли себя и свое шоу на беспросветное будущее. Представить не в силах, куда вы отправитесь после Ангара. Богатых монархов не так уж много, и на одних только их днях рождения вам не продержаться. — Арнхайм развел руками. — И все это ради какого-то палаточного шоу… Вы можете сказать, зачем это вам надо?
Некоторое время О'Хара смотрел на Карла Арнхайма, подбирая нужные слова.
— Это болезнь.
Получив разрешение и документ на право собственности, О'Хара распорядился свернуть цирк и отправился со станции «Маниток» на межпланетный космодром в Оттаве, где его поджидал грузовой корабль «Вентура».
При погрузке необходимо принимать во внимание особые требования к безопасности животных и оборудования, а также соблюдать определенный порядок очередности. Все эти правила назубок знал главный конюх Саггс по прозвищу Погонщик и его рабочие, но начальник грузового отсека торгового корабля «Вентура» Холк имел свои соображения, думая прежде всего о балансировке, ускорении, закреплении груза на случай свободного падения и так далее. После недолгих споров обе стороны пришли к соглашению, и на планету Ангар цирк прибыл в целости и сохранности, не считая больных голов и ушибленных коленок.
Так как до дня рождения Эркева IV оставалось еще три с лишним месяца, Хозяин принял решение отправиться сначала в Оссинид, небольшой городок примерно с двадцатипятитысячным населением, где и завершить сезон. Для того чтобы у исполнителей было время привыкнуть к условиям несколько меньшей гравитации, в расписание включили только вечернее представление.
Джек Крыса, занимавшийся разработкой маршрута шоу, стоял перед оснащенной громкоговорителем палаткой с надписью «Удивительный Озамунд». Зазывала, некоторое время наблюдавший за высокими, худыми, одетыми в унылые однообразные балахоны ангарианцами, толпившимися у входа, проговорил:
— Посмотри на них, Крыса. Я продал все билеты на «Оззи»; на другие представления свободных мест тоже нет. Все заходят, садятся, смотрят, встают и уходят. Ничего подобного в жизни не видел. Ни аплодисментов, ни единого хлопка, ни даже какого-нибудь одобрительного жеста. Сидят, словно они из гранита. И вот что я тебе скажу: Оззи это сильно не нравится.
Крыса кивнул:
— Продавцы билетов у главного входа распродали все уже час назад, а зарезервированные места были распроданы за неделю до нашего приезда. — Он посмотрел на группу ангарианцев, только что вышедших из шатра, где шло шоу уродцев, и повернулся к зазывале.
Говорун пожал плечами, потом покачал головой:
— Нет. Они просто ничего не делают. Пусть бы уж начали бросать гнилые помидоры. Хоть какая-то реакция. От этого молчания у меня аж мороз по коже. — Он повернулся налево, заметив, что зрители начали выходить из шатра, где выступал Удивительный Озамунд. — Ну что ж, пора за работу.
Зазывала подхватил бамбуковую трость, сдвинул на правый глаз соломенную шляпу и затараторил:
— Леди и джентльмены, здесь, в этой палатке, вас ждут самые ошеломляющие чудеса магии, которые сотворит Удивительный Озамунд. Он продемонстрирует…
Крыса отошел от палатки, и спустя несколько секунд за билетами уже выстроилась длинная очередь желающих посмотреть представление мага. Крыса покачал головой и собрался уходить, когда заметил приближающихся Хозяина и бригадира. Трое мужчин отошли в сторону и остановились между двумя палатками.
О'Хара оглянулся через плечо и, убедившись, что их никто не подслушивает, повернулся к Крысе:
— Ты что-нибудь узнал?
— Нет. Но у меня появилось такое чувство… Не знаю, что-то здесь не так.
О'Хара кивнул бригадиру:
— После представления пусть все останутся здесь. Зверинец и кухня тоже. Раскоряка уже предупредил наших бойцов.
Раскоряка взглянул на Хозяина:
— А как насчет этого Ларвуна, представителя монарха?
— Никак не могу объяснить ему, в чем дело. Рассказываю, но он только спрашивает, в чем трудность. — О'Хара пожал плечами. — Так или иначе, он обещал прислать кого-нибудь на всякий случай.
Крыса почувствовал, как что-то коснулось его ноги, посмотрел вниз и увидел лысоватого мужчину в строгом черном костюме, который вылезал из-под тента шатра, где выступал Удивительный Озамунд. Крыса схватил человека за шиворот и поднял на ноги. Это был сам Удивительный Озамунд.
— Оззи, ты что здесь делаешь?
Волшебник посмотрел поочередно на всех троих. В его глазах прыгали огоньки, лицо выражало отчаяние безумца.
— Ничего. Ничего! Эти остолопы приходят, садятся и пялятся на меня!.. Ни аплодисментов, ни ахов, ни охов! Пусть бы свистели, шикали, ругались! Я был бы только рад, если…
О'Хара схватил Оззи за руку:
— Что ты делаешь здесь?
Маг горько хохотнул:
— В данный момент, мистер Джон, я совершаю акт исчезновения. И я намерен довести его до конца. Исчезнуть!
Хозяин кивнул в сторону палатки:
— Сейчас ты вернешься туда, Оззи. Люди заплатили деньги, чтобы увидеть твое представление, и ты доведешь его до конца.
— Мистер Джон, вы просто не представляете, каково это! Вы просто не…
— Возвращайся на сцену, Оззи, или я возьму вот этот четырехфутовый штырь и добавлю в твое шоу кое-что новенькое!
Оззи нахмурился, заломил руки, глубоко вздохнул и лишь затем кивнул:
— Очень хорошо. — Он кивнул еще раз. — Очень хорошо. Волшебник опустился на корточки и полез под тент.
Хозяин повернулся к Раскоряке:
— Проверь с другой стороны. Присмотри, чтобы Оззи не скрылся.
Бригадир отправился в обход палатки, а Крыса развел руками.
— Извините, мистер Джон. Если бы я знал, что все так получится, я бы выбрал какое-нибудь другое место. Но не было ни малейшего намека…
Хозяин нахмурился и почесал затылок.
— Никаких проблем с получением разрешения? Никаких вымогательств?
— В Генеральном Агентстве по контролю мне сказали, что более легкого времени у них еще не было. Мы обо всем договорились: и об афишах, и о транспарантах. Не понимаю.
Зазвучала труба, и О'Хара навострил уши.
— До главного представления пять минут. — Он посмотрел на темнеющее небо. — Стемнеет еще до конца шоу. Надеюсь, этот ангарианец из дворца не заставит себя ждать.
О'Хара повернулся, собираясь уходить.
— Мистер Джон, а что делать мне?
О'Хара остановился и потер подбородок.
— Возьми у Раскоряки пару его «зубочисток» и постой с нашими бойцами. Может быть, пригодишься.
Крыса стоял в темноте вместе с грузчиками, рабочими и теми из исполнителей, что уже закончили выступление. Каждый держал в руке «зубочистку», как называл бригадир крепкие четырехфутовые деревянные штыри. Клоун, еще не смыв грим, подошел к группе, вооружился штырем и приблизился к Крысе, негромко ругаясь себе под нос.
— Ну что, Чолли, похоже, здесь собрались одни весельчаки. Такой публике достаточно палец показать.
Клоун сердито посмотрел на шатер:
— Мне приходилось встречать ребят поживее, это уж точно. — Он прислонил штырь к ноге и вытянул руки. Они немного тряслись. — Ты посмотри на это. Только посмотри! — Чолли опустил руки. — Ужасно. Эта публика тихая, как смерть. Они смотрят на тебя, словно из пустоты. Даже не мигают! — Клоун поднял штырь и постучал им по ладони. — Надеюсь, что-то будет. Надо же мне как-то разрядиться!
— А как другие?
Чолли покачал головой:
— Кто как. Кто-то плачет, забившись в уголок. Представляешь? Стенни, который выступал в самом начале, попытался вышибить себе мозги. — Он пожал плечами. — Бедняга не нашел ничего, кроме водяного пистолета. За ним сейчас присматривают.
Крыса вздохнул:
— Никогда не видел ничего подобного.
— Знаешь, Сэм всегда призывает зрителей притихнуть, когда Риетта делает пирамиду на проволоке.
— Ну да.
— Так вот, было так тихо, что Сэм не стал вмешиваться. Но это мертвое молчание так подействовало на Поля, что он разнервничался и чуть не свалился с проволоки. — Чолли снова постучал штырем по ладони. — Ну, пусть только начнут!..
Оркестр заиграл побыстрее, и Раскоряка выступил вперед, помахивая «зубочисткой».
— Внимание все! Музыканты заканчивают, так что приготовьтесь.
Крыса шагнул вперед.
— Раскоряка, этот парень из дворца уже появился?
Бригадир кивнул:
— Пришел… только что. — Он махнул рукой в сторону освещенного главного входа. — Зашел туда с Хозяином. — Раскоряка прислушался к музыке. — Ну, вот и все.
Все замерли в напряжении, сжав штыри. Музыка оборвалась, наступила мертвая тишина. Крыса почувствовал, как на лбу выступили капли пота.
Из шатра донеслись звуки — зрители поднимались с мест и двигались к выходу. Первым появился Хозяин с каким-то ангарианцем. О'Хара кивнул гостю, помахал ему рукой и повернулся к своим людям, затаившимся в темноте.
— Всем собраться в главном шатре. И оставьте «зубочистки». — Заметив их растерянность, он добавил: — Ну же! Шевелитесь! Ночь коротка.
Крыса бросил штырь на землю, другие последовали его примеру. О'Хара уже направился к главному шатру.
— Мистер Джон, что случилось?
— Не поверишь, пока сам не увидишь.
Они вошли и остановились у нижнего ряда стульев. Джек Крыса обратил внимание, что ангарианцы спустились с верхних рядов и расположились вокруг арены. Их лица напоминали каменные маски. О'Хара показал на освободившиеся сиденья:
— Поднимайтесь туда.
Они двинулись по проходу, и Крыса заметил, что многие исполнители уже там, в том числе и клоун Стенни. Как только все уселись, в шатре снова стало тихо как в гробу. Крыса толкнул О'Хару локтем:
— Что происходит?
— Ш-ш-ш. — О'Хара приложил палец к губам. — Просто смотри.
Ангарианцы, стоявшие вокруг арены, повернулись налево и начали медленно раскачиваться, тогда как другие, оставшиеся в центре шатра, запели. Чистые, звонкие голоса наполнили все пространство, поднимаясь все выше и выше. Те же, которые окружали арену, разбились на группы по четыре и закружились в каком-то странном, быстром танце. Вскоре свободное пространство между поющими и танцующими заполнили ангарианцы, исполнявшие сложные и достойные восхищения гимнастические упражнения. Несколько молодых парней даже соорудили шестиярусную пирамиду.
Пение стало громче, и танцующие вытащили откуда-то из-под одежд красные, синие, оранжевые и желтые шарфики. Размахивая ими, они продолжали свой удивительный танец, грациозный, стремительный и красочный.
Поразительный спектакль продолжался двадцать минут, после чего все его участники сгруппировались в центре шатра и вышли в ночь. Ангарианцы, оставшиеся на своих местах в зале, тоже поднялись и стали спускаться к выходу.
О'Хара взглянул на часы, потом посмотрел на Джека Крысу:
— Мы попали в яблочко, Крыса. Это хит!
— О чем это вы толкуете, мистер Джон?
— Все четыре группы выступали по двадцать пять минут каждая. У ангарианцев это равнозначно буре аплодисментов. Видишь ли, когда наши выступали, зрители молчали, чтобы ничего не пропустить. А теперь нам устроили овацию. — Хозяин сложил руки на груди и улыбнулся. — Думаю, у нас будет очень удачный сезон. И это хорошо.
По мере того как цирк катил все дальше по Ангару, зрителей собиралось все больше и больше. Мест на всех желающих посмотреть представление не хватало, и приходилось задерживаться на два-три дня. К тому времени, когда шоу докатилось до Даррасина, многие молодые ангарианцы приходили, чтобы помочь раскатать брезент, за что получали право бесплатного прохода на представление. Во время пребывания в Иолусе неизвестно откуда появившийся и столь же внезапно умчавшийся ураган в клочья изорвал тент главного шатра и расколол два из трех шестов. Через неделю местные торговцы заменили старые лохмотья новой, легкой и прочной тканью, а прежние, используемые с незапамятных времен шесты уступили место новым, гораздо более надежным. Но и тогда, когда представления проходили под открытым небом, публики не уменьшалось.
С течением дней все обратили внимание на перемены в поведении Хозяина. Он все чаще запирался в административном фургоне и просиживал там часами. Иногда случалось, что цирк даже переезжал на новое место, а О'Хара так и не выходил из фургона. В те редкие моменты, когда он допускал к себе кого-то, посетители обнаруживали Хозяина за столом, заваленным бумагами, книгами, планами, картами и таблицами.
После отъезда из Абитина Ловкач случайно встретил О'Хару, торопившегося из кухни к своему фургону. Погруженный в глубокое раздумье Хозяин даже не заметил юридического советника.
— Мистер Джон?
О'Хара остановился, хмуро огляделся и наконец наткнулся взглядом на Ловкача. В следующее мгновение его брови поползли вверх.
— О, это ты.
Теперь уже нахмурился Ловкач:
— Конечно, это я! Мистер Джон, вам бы лучше рассказать мне, что происходит. Если у нас неприятности, то мне следует быть в курсе.
Хозяин потряс головой:
— У нас нет неприятностей.
— Тогда в чем дело? Что вы вечно делаете в своем фургоне?
О'Хара взглянул на административный фургон, потом повернулся и посмотрел на шапито. На его лице появилось странное выражение.
— Ловкач, всю жизнь я только и делал, что старался сохранить шоу, сначала помогая отцу, теперь в одиночку.
Ловкач заметил, как дрогнули морщинки в уголках глаз О'Хары.
— Но дело не в том, чтобы поддержать шоу на плаву. Сам цирк почти на последнем издыхании. — Хозяин наморщил лоб. — Ты знаешь, что такое «Анни Оукли»?
— Стрелок?
— В ее честь они называются, но что это?
— Что?
— Компостеры.
Ловкач задумался, припоминая, потом махнул рукой.
— Компостеры? Бесплатные билеты? А какое отношение это имеет к Анни Оукли?
— Перед Анни Оукли бросали карту, и она выбирала очко, компостировала карту. А как еще называются бесплатные билеты, знаешь?
— Нет.
— Снежок, дукаты, контрамарки… у них с десяток названий. Да, мы поддерживаем шоу. Однако теряем цирк.
Хозяин кивнул, повернулся и торопливо зашагал к месту своего добровольного заточения.
— Но, мистер Джон, — крикнул ему вслед Ловкач. — Что вы делаете в фургоне?
— Спасаю цирк, — ответил О'Хара и, поднявшись по ступенькам, исчез за дверью фургона.
Колокольчик Макгерк, казначей, оторвался от гроссбухов и подался вперед. Казалось, еще немного, и его длинный нос достанет до стола, за которым сидит Хозяин. Перед О'Харой высились стопки бумаг, старых вырезок и каких-то карт. Казначей хмыкнул, чтобы обратить на себя внимание. Когда это не помогло, он откашлялся. Других вариантов не было, и Макгерк подал голос:
— Мистер Джон?
— Что? — О'Хара даже не взглянул на него.
— Мистер Джон, похоже, мы покрыли наши долги.
Хозяин поднял голову, но тут же снова вернулся к бумагам.
— Ты так говоришь, Колокольчик, словно тебя это огорчает. — О'Хара улыбнулся. — Но именно поэтому я и взял на эту должность пессимиста. Лучше иметь деньги и не верить в это, чем не иметь и считать, что у тебя их полно. — Он оторвался наконец от дел. — Думаешь, нам удастся отработать с прибылью?
Казначей поднял правую бровь и в отчаянии развел руками:
— Едва ли.
— Ужасно.
Колокольчик покачал головой и уткнулся своим длинным носом в гроссбух.
Дорммададда, Балтия, Дхаст — везде шоу имело полные сборы, а тем временем день рождения монарха становился все ближе. Цирк уже повернул к Алмандии, главному городу Ангара. В Стинье, расположенной на окраине Алмандии, на площадку явился один молодой ангарианец, сопровождаемый четырьмя крепышами, похожими на телохранителей. Вместе с другими ангарианцами и подчиненными бригадира он тоже взялся за работу. Юноши растягивали тяжелый брезент центрального шатра, а Раскоряка, подойдя поближе, наблюдал за четырьмя молчаливыми крепышами. Черные рубашки и пояса не скрывали их могучих тел. Когда бригадир оказался рядом, они, словно по команде, повернулись к нему. Он кивнул, осмотрелся и приказал раскатывать следующий рулон. Оглянувшись, Раскоряка улыбнулся:
— Этот парень — что-то особенное?
Телохранители неуверенно переглянулись, один из них хмуро посмотрел на бригадира:
— Ничего особенного.
Раскоряка поджал губу:
— В таком случае могу я спросить, что вы здесь делаете?
Трое до сих пор молчавших повернулись к четвертому, который ответил Раскоряке, и отчаянно заговорили на своем языке. Пока они что-то обсуждали, бригадир приказал раскатать следующий рулон. Когда он повернулся к телохранителям, тот, что был у них, очевидно, за главного, спросил:
— Можно поступить в цирк?
Раскоряка ухмыльнулся:
— Хотите участвовать в шоу?
Парень кивнул.
Раскоряка потер подбородок и откинул голову.
— Что ж, по этому вопросу надо обратиться к Костылю Арло, он у нас занимается номерами. А что вы можете?
Телохранители заговорили о чем-то, а Раскоряка тем временем отвлекся по своим делам. Когда он вернулся, один из четверых поклонился ему:
— Наше представление.
Первый из парней схватил второго за руки и одним быстрым и ловким движением поднял его себе на плечи. Третий поставил ногу на сомкнутые ладони первого, подтянулся с помощью второго и в одно мгновение оказался на его плечах. То же повторилось с четвертым. Колонна получилась внушительная и довольно прочная на вид.
Раскоряка остановился перед пирамидой и одобрительно кивнул:
— Неплохо, но если вы хотите произвести впечатление на Костыля, надо придумать что-то еще.
Первый телохранитель нахмурился:
— Что-то еще?
Бригадир кивнул:
— Где ваша эффектная концовка?
— Концовка?
— Да, то, чем вы заканчиваете свое выступление.
Первый телохранитель некоторое время молча смотрел на Раскоряку, затем улыбнулся:
— Концовка…
Он протянул руки, обхватил бригадира за пояс и поднял, передавая второму. Тот подхватил Раскоряку под мышки, подтянул и передал третьему напарнику. Не стоит говорить, что слова, слетавшие с языка бригадира на протяжении этой интермедии, не следует помещать на странице книги.
Как раз в этот момент Хозяин, уткнувшись в какие-то бумаги, проходил мимо бездельничавших рабочих и молодых ангарианцев. Он остановился и, заметив что-то неладное, поднял голову. О'Хара посмотрел на рабочих.
— Дурень Джо, в чем дело? Почему брезент до сих пор не растянут? Где Раскоряка?
Пятьдесят рук поднялись и указали на какую-то точку над головой О'Хары. Хозяин поднял голову и увидел ухмыляющегося ангарианца. Взгляд О'Хары скользнул выше — еще один ангарианец, еще выше — третий. Наконец он обнаружил Раскоряку, покачивающего на плечах четвертого.
— Что ты там делаешь?
— Я… я проверяю постановку, мистер Джон.
— Ладно, хватит дурачиться… все в порядке, займитесь делом.
— Первая попытка… мистер Джон.
О'Хара покачал головой, заглянул в свои бумаги и снова посмотрел на первого охранника.
— Кстати, у вас, ребята, неплохо получилось. Если вы свободны, то почему бы вам не заглянуть к нашему режиссеру-постановщику?
Телохранитель кивнул:
— Спасибо.
— Только сначала опустите на землю Раскоряку. У него много работы. — Хозяин повернулся и, уткнувшись в планы, зашагал прочь.
Первый охранник крикнул что-то, после чего четвертый приподнял Раскоряку за лодыжки, подал вперед и выпустил из рук. Короткий вскрик падающего бригадира оборвался, когда первый подхватил его на лету и осторожно поставил на землю. Гимнасты соскочили друг с друга и выстроились в шеренгу перед Раскорякой. Он сердито посмотрел на них, вытер ладонью пот с лица и, услышав смех, повернулся к рабочим. Огромный кулак взлетел над головой.
— Вы…
Не стоит говорить, что брезент был растянут в кратчайшее время. Молодые ангарианцы получили бесплатный пропуск на представление.
На следующий день цирк перебрался в Королевский зал Алмандии, чтобы дать представление по случаю дня рождения монарха. Для установки необходимого оборудования пришлось немного потрудиться, но усилия были по достоинству оценены его величеством Эркевом IV. Стоя у входа в зал, Раскоряка заметил четырех телохранителей, замерших у него за спиной. Как раз в этот момент монарх решил продемонстрировать свое искусство в верховой езде и, вскочив на лошадь, выехал на арену. Бригадир повернулся к первому охраннику:
— Вижу, вы не участвуете в шоу.
Телохранитель кивнул:
— Мы не свободны.
— А где парнишка?
Охранник нахмурился:
— Мы не можем сказать.
Раскоряка пожал плечами и повернулся к арене, на которой заканчивал свое шоу Эркев IV. Под аплодисменты землян монарх соскочил с лошади. Зал затих, на арену, кувыркаясь, вылетел клоун. В центре площадки он остановился, поклонился Эркеву и начал выделывать такую акробатическую комедию, что кое-кто из зрителей не удержался от аплодисментов. Обернувшись, бригадир заметил, что телохранители внимательно наблюдают за клоуном.
— Это же тот парень, которого вы охраняли в Стинье!
Первый охранник кивнул:
— Сюрприз для монарха и вашей труппы.
— Кто он?
— Ахссиель, наследный принц Ангара.
Некоторое время Раскоряка наблюдал за принцем.
— Неплохо.
Охранник нахмурился:
— Отлично.
Бригадир кивнул:
— Я так и сказал.
Выступление перед Эркевом IV стало последним. Сезон завершился. Хозяин оставил шоу в Королевском зале, а сам отправился на Землю, захватив с собой казначея Макгерка, режиссера Арло, Ловкача и охапку документов.
Карл Арнхайм взял у бухгалтера компакт-диск, положил его на стол и лишь затем посмотрел на Хозяина:
— Итак, что я могу сделать для вас, мистер О'Хара? Сразу предупреждаю, что мы не позволим вам отказаться от заключенного нами соглашения.
О'Хара улыбнулся и уронил на стол перед Арнхаймом чип.
— Я всего лишь хотел показать вам вот это.
Арнхайм осторожно взял чип двумя пальцами, недоуменно осмотрел его и взглянул на собеседника:
— Что это?
— Финансовая отчетность цирка по итогам сезона на Ангаре.
— Мы не имеем никакого отношения к вашему цирку, с какой стати мне знакомиться со всем этим?
Улыбка О'Хары стала еще шире.
— У меня есть к вам предложение, но для начала вам все же следует посмотреть. Думаю, вы будете удивлены.
Арнхайм пожал плечами, вложил чип в считывающее устройство и посмотрел на появившиеся на экране цифры. Потом он приподнялся, нажал еще одну кнопку, прочитал информацию и, вскинув брови, повернулся к О'Харе.
— Аудиторская проверка?
О'Хара наклонился вперед и набрал код подтверждения аутентичности. Экран мигнул, потом на нем появились слова: «Аудиторская проверка проведена фирмой «Фортискьюл и Эммис». Копия файла идентична оригиналу. Подтверждение».
Карл Арнхайм кивнул:
— Признаю, я удивлен. Согласно этим данным, вы не только рассчитались по всем огромным долгам предприятия, но и получили около полутора миллионов кредитов прибыли. Впечатлен. Но какое это имеет отношение к «АиБКЭ»?
— Я хочу, чтобы вы построили для меня звездолет. — О'Хара вытащил из кармана пачку бумаг и несколько чипов. — Все спецификации указаны здесь.
Арнхайм подвинул к себе документы, взглянул на представленные диаграммы, и брови его поползли вверх.
— У вас был хороший сезон, Джон, но не настолько же. Вы хоть представляете, сколько будет стоить такой космический корабль?
— Около восьмидесяти миллионов кредитов.
Карл Арнхайм кивнул:
— И где вы собираетесь взять такую кучу денег?
— У вас. — О'Хара сложил руки на груди. — Я хочу, чтобы вы построили для меня корабль в обмен на восьмидесятипроцентное участие в моем новом шоу. — Он указал на рассыпанные по столу чипы. — Здесь все данные, вся информация по новому проекту. Если вы ссудите мне деньги, я расплачусь с вами в течение пяти лет и вы получите десять процентов прибыли. Но если вы возьмете восемьдесят процентов, то ваши инвестиции будут ежегодно приносить доход в тридцать пять процентов. Ну, как?
Арнхайм потер подбородок, затем покачал головой:
— Как ни заманчиво это звучит, вам следует понять, что «АиБКЭ» не участвует в рискованных предприятиях. Что касается предоставления кредита в форме финансирования строительства, то… — Он развел руками. — Что я скажу департаменту акций? Тем более что вас хорошо знают. Восемьдесят миллионов — немалые деньги.
— Я не прошу у вас в долг ради моего послужного списка, моей чести и тому подобного. Проверьте выкладки…
— Джон, вы не хуже меня знаете, цирк не протянет долго. Это безнадежный бизнес. Что, если… — Арнхайм остановился, заметив, что бухгалтер пытается привлечь его внимание. — В чем дело, Милт?
— Карл, мы можем поговорить наедине?
— Конечно. — Он взглянул на О'Хару. — Извините нас, Джон, мы недолго.
Хозяин заметил, что дверь у него за спиной уже открылась.
— Конечно. Только не забудьте просмотреть эти чипы.
Арнхайм кивнул. О'Хара повернулся и вышел из комнаты. Дверь беззвучно закрылась за ним. В приемной его ждал худощавый мужчина в неудачно подобранном костюме.
— Успешно, мистер Джон?
О'Хара пожал плечами:
— Пока не знаю. Этот хорек, бухгалтер Милт Стоун, захотел о чем-то с ним поговорить. Предположим, нам удастся получить корабль. Сколько времени тебе понадобится, чтобы подготовить новые номера и набрать исполнителей?
Костыль Арло, режиссер-постановщик «Большого шоу», закатил глаза к потолку и молча зашевелил губами.
— По моим оценкам, месяц… может быть, шесть недель. Это в крайнем случае.
О'Хара кивнул:
— Хорошо. Если «АиБКЭ» решит взяться за дело, то на постройку корабля на их орбитальной верфи уйдет около трех месяцев. Составляя план, я попросил проектировщиков по мере возможности предусмотреть использование всех стандартных компонентов. А как с дополнительными животными?
— Этим занимается сейчас главный дрессировщик. По его словам, официальная политика категорически запрещает вывоз животных с Земли. Неофициально — деньги решают все.
Дверь офиса Арнхайма открылась, и из нее вышел бухгалтер с бумагами и чипами.
— Мистер О'Хара?
Хозяин нахмурился:
— Да?
— Нам придется тщательно все изучить, прежде чем подписывать какие-либо документы, но, похоже, корабль вы получите. Вы уже придумали ему название?
Некоторое время О'Хара стоял словно в оцепенении. Потом хлопнул Арло по плечу:
— Название? Будьте уверены, оно у меня есть. Он будет называться «Город Барабу»!
— Какое странное название. Что это означает?
О'Хара хлопнул бухгалтера по спине:
— Да уж конечно! Барабу, Висконсин… там родился величайший на Земле цирк — «Большая Берта», «Братья Ринглинг», «Барнум и Бейли Шоу»… И когда «Город Барабу» выйдет на звездную дорогу, он ни в чем не уступит «БР» и «ББ».
Бухгалтер кивнул и отодвинулся на шаг от О'Хары.
— Если вы хотите, чтобы все было готово как можно скорее, то мне лучше заняться делом.
В комнате, похожей на тысячи других, находящихся на бюджете государства — никаких излишеств! — лежавший на кровати старик поднял тарелку с обогащенной витаминными добавками овсянкой, подержал ее над полом, перевернул вверх дном и выпустил из пальцев. Дверь открылась, из-за нее просунулась голова сиделки приюта Баннис. Накрашенные губы расщепились в подобии улыбки, отчего слой пудры на щеках пошел трещинками.
— Ну-ну, мистер Болин, мы опять уронили нашу овсянку?
— Нет. — Абнер Болин сложил на груди худые руки.
Сиделка Баннис вплыла в комнату и посмотрела на пол.
— Как же так, мистер Болин? Мы уронили нашу кашку?
— Нет. Я уронил свою кашу. Ваша уже легла еще одним слоем жира на ваши изношенные покрышки.
Сиделка покачала головой:
— Ай, мы сегодня сердимся?.. Сейчас я пришлю уборщицу, чтобы она прибрала здесь, а потом покормлю вас сама. Знаю, ваши старческие пальчики уже не те, что были раньше.
— Засунь ее себе в ухо, чертова крыса! Только подойди ко мне с этой вонючей жижей, и я откушу твой толстый нос!
Продолжая качать головой, сиделка Баннис достала из-под мышки газету и положила на одеяло перед стариком.
— Вот ваш «Билборд», мистер Болин.
Он развернул газету и, укрывшись ею от женщины, пробормотал:
— Угу.
Сиделка постучала ногой по полу и сложила руки на груди.
— Мистер Болин, если вы и дальше будете капризничать, мне придется позвать доктора.
Болин опустил газету и взглянул поверх нее на женщину.
— Мне сказать, куда еще ты можешь запихать свою кашу, старая ведьма?
Сиделка опустила руки, покраснела и, повернувшись, поспешила к выходу. У двери она оглянулась и посмотрела на старика:
— Не понимаю, зачем вы тратите свое пособие на эту глупую газетенку. Вы уже слишком стары, и в любом случае никаких цирков больше нет. Давайте я отменю подписку. А вы сможете купить себе игры с вырезанием из бумаги. Многие наши пациенты находят их весьма занимательными…
Сухая рука со сморщенной кожей вынырнула из-за газеты, ухватила графин для воды из нержавеющей стали и швырнула его по направлению к двери. Ударившись о дверь, кувшин покатился по полу. Абнер Болин положил газету рядом, опустился пониже и откинул голову на подушку. Слезы щипали глаза, но он заставил себя сдержаться.
— Чертова карга!
Старик повернулся на правый бок и уставился в белую, пустую, гладкую стену. Перед глазами возник неясный, полустертый образ его прежнего — в пестром, красном с желтым, облачении, красном колпаке с колокольчиками. Тот Абнер танцевал и падал на арене, вызывая золотые взрывы смеха, который до сих пор стоял у него в ушах. Музыка завывала так, что волынки умолкали от зависти, а нежные ушки прикрывались ладонями…
Он покачал головой, отгоняя воспоминания, и посмотрел на дверь. Сегодня — это сегодня, подумал старик, готовясь к очередной схватке с сиделкой Баннис. Дожидаясь ее, поднял газету и перевернул страницу.
Доктор Хааг пригладил бородку и усы, нахмурился и остановился перед дверью.
— Нельзя же беспокоить меня из-за каждого каприза старых ворчунов, которые отказываются от своей овсянки, — недовольно проворчал он, поворачиваясь к сиделке Баннис.
— Доктор, мистер Болин стал буйным!
— Хм. — Доктор толкнул дверь. — Ну и где же он?
Сиделка Баннис осторожно вошла в комнату. Смятая постель была пуста, дверь туалета открыта, а газета валялась на полу. Доктор заглянул в туалет, а когда повернулся, сиделка уже поднимала газетный лист.
— Доктор Хааг! — пропыхтела она.
— В туалете никого нет. Вы что-то нашли?
— Посмотрите. — Толстый палец уткнулся в короткое объявление. Оно гласило: «Перу Абнер, где ты?»
— Что это значит?
Сиделка Баннис улыбнулась:
— Он сказал мне. Это значит, его разыскивает цирк. — Она прочитала заголовок и нахмурилась. — «Большое шоу О'Хары» в Нью-Йорке. Туда он и собрался. Нам следует… заявить о нем?
Хааг покачал головой:
— Он же не заключенный, а его место можно использовать. — Доктор повернулся и вышел из комнаты.
Сиделка Баннис еще раз перечитала объявление, смяла лист и прижала к своей могучей груди. Подумав немного, она кивнула:
— Это то, что вам нужно, мистер Болин. Хорошо.
Чу Ти Пин вошла в кабинет начальника с целой охапкой сообщений. Лю Ки Ван, ответственный за производство в «Нанкин индастриз», не успевал разбираться с бумажными делами.
Женщина нахмурилась — офис был пуст. И стены выглядели иначе. Фотография председателя Фана висела на привычном месте, но другие, изображавшие самого Лю балансирующим на двух шестах, и те, с круглоглазыми в странных костюмах, куда-то исчезли. Повернувшись к столу, она увидела стопку пустых рамок и газету. Присмотревшись внимательнее, Чу заметила, что газета на английском и что-то в ней обведено красным. Чу гордилась своим знанием английского, поэтому подошла поближе и прочитала отмеченное: «Люк Гук, где ты?»
В городке Стонтон, штат Виргиния, родители, притащившие своих сопливых отпрысков на урок верховой езды, обнаружили, что конюшня закрыта, а тренер исчез вместе с лошадьми. В Южном Уэльсе на смену не явились четверо братьев-шахтеров; их дом оказался пустым. В Германии, в санатории для страдающих ожирением, находился пациент, весивший 249 килограммов; в одно прекрасное утро он испарился, прихватив с собой огромные запасы колбасы. В Оттаве телекомпания Си-би-си объявила об отмене популярной детской программы «Капитан Билли и его ученые собаки». Полиция Лас-Вегаса сообщила, что продолжает поиски выступавшего в ночных клубах мима Антона Этрена, который, прервав представление, сошел со сцены, когда находившийся среди публики пьяница вдруг запел какую-то песню.
В Москве сержант охраны Горелов стоял навытяжку, обливаясь потом, перед начальником нового реабилитационного центра. Начальник смотрел на Горелова из-под густых черных бровей.
— Что вы имеете в виду — «исчез»?
Горелов развел руками.
— Товарищ начальник…
— Смирно!
Сержант замер.
— Товарищ начальник, заключенный Александр Колин отсутствовал при вечерней проверке. Его камера пуста.
— Его не было в камере? Как такое возможно? Или кто-то из вас, придурков, оставил дверь открытой?
— Нет, товарищ начальник. Дверь была заперта.
— А что записано камерой наблюдения?
Горелов облизал пересохшие губы.
— Запись показывает спящего заключенного, укрывшегося с головой одеялом. Когда он не встал к вечерней проверке, надзиратель вошел в камеру. Под одеялом обнаружена скомканная газета, которой придана форма лежащего человека.
— Газета?
— Да, товарищ начальник. Она пришла с утренней почтой сегодня утром. Я оставил ее в приемной.
Начальник кивнул, Горелов ринулся к двери, открыл ее, взял газету у дежурного и вернулся. Захлопнув за собой дверь, сержант протянул газету.
— Мятая, но не порванная, — заметил начальник.
Листы разложили на столе, и оба мужчины стали просматривать публикации. Упустили они всего лишь одну строку в разделе объявлений: «Увертливый Саша, где ты?»
Организация по наблюдению за животными сообщила о некотором уменьшении популяции слонов в Индийском заповеднике и незначительном сокращении численности некоторых других животных в Индийском и Африканском заповедниках, объяснив потери нехарактерной для сезона засухой.
В Олбани губернатор Нью-Йорка, войдя в кабинет своего пресс-секретаря, обнаружил, что его там нет. На письменном столе губернатор нашел впопыхах написанное заявление об отставке и вырезку из газеты со следующим объявлением: «Квак-Квак, где ты?»
Джон Норден смотрел из иллюминатора на звездолет, висевший в невесомости у стапелей орбитальной верфи. Крошечные, похожие на муравьев фигурки рабочих облепили стойки, прикрепляя к кораблю переходные шлюзы.
— Выглядит что надо, а?
Джон повернулся и увидел начальника верфи, протягивающего ему дымящуюся чашку кофе.
— Спасибо. — Он снова посмотрел на космический корабль. — Никогда не видел, чтобы ребята работали так слаженно. Когда я ставил эти штуки на место — ты знаешь, как это трудно, — мы не могли позволить себе ни малейшей ошибки. Понимаешь, что я имею в виду, Джейк?
Его собеседник кивнул:
— Я тоже в первый раз вижу такое. Мы намного опережаем график. Боюсь, если ничего не случится, мне придется на время снять несколько человек.
Джон хмыкнул.
— Только попробуй, Джейк.
— Да шучу-шучу… Скажи-ка мне, Джон… — Начальник верфи поскреб подбородок. — Откуда такой энтузиазм? Мы ведь и раньше строили военные корабли. И даже побольше этого. Помнишь «Отази»?
Джон отхлебнул кофе.
— «Город Барабу» — совсем другое дело, Джейк. Интересно, что «Барабу» спроектирован точно так же, как военный транспорт, — видишь тяжелые грузовые шаттлы? Но он предназначен для цирка. Его никогда не станут использовать для разрушений и убийств. Не скажу, что я пацифист — если бы был им, то не смог бы здесь работать, — но… не знаю.
— По-моему, я понимаю, что ты хочешь сказать.
— Джейк, не знаешь, были ли санкционированы распоряжения на установку специального оборудования? Если не считать кое-каких мелочей и пробного полета, корабль практически готов.
Начальник верфи покачал головой:
— Нет. Все необходимое уже получено, осталось только установить.
— А разве у нас нет заказа на военный транспорт? Компания сэкономила бы кучу денег, если бы мы построили два корабля, этот и транспорт, в одно время.
Джейк пожал плечами:
— Насколько мне известно, сделку то ли отложили, то ли она сорвалась. Головной офис нажил себе кучу неприятностей из-за того, что ведет дела с Нуумианской империей. Профсоюз тоже собирался выступать против. Не думаю, что «АиБКЭ» нуждается в такой рекламе. А пресса может это устроить.
Джон еще раз посмотрел на «Город Барабу»:
— Джейк, я хочу сегодня уйти пораньше.
— Конечно. Работы осталось всего ничего, так что ты мне не нужен. Проблемы дома?
Не сводя глаз с корабля, Джон покачал головой:
— Точно не знаю.
Джон О'Хара ткнул казначея в плечо.
— Эй, Колокольчик, теперь мы покатимся веселее.
Макгерк невесело посмотрел на Хозяина:
— Если вы называете пустые счета в банке «покатимся веселее», мистер Джон… Деньги, заработанные за сезон на Ангаре, позволят нам всего лишь остаться при своих.
— Так это же хорошо!
— А такой небольшой вопрос: как расплатиться за «Город Барабу»?
— Фу! Стоит нам только выйти на звездную дорогу, и мы расплатимся за этот ящик в течение пяти лет. — О'Хара повернулся к двери арендованного им офиса. — Колокольчик, тебе следует посмотреть наши будущие номера! Люди стекаются отовсюду. Ты помнишь Вако-Вако?
— Конечно. Парень выступал с питонами. — Казначей поежился.
— Не поверишь! Он преподавал в какой-то школе на планете Ссендисс, а сейчас уже едет сюда с двадцатью змеями. На этом Ссендиссе змей полным-полно, они там главное. Но какой номер!..
Макгерк покачал головой:
— Я лучше отправлюсь в банк. У нас есть неоплаченные счета, и в банке немного нервничают.
— Оплатим, не бойся!.. Такого жуткого зверинца мне видеть не приходилось!
Казначей улыбнулся:
— Вы все еще молоды, мистер Джон. Для старика, конечно.
Когда Макгерк ушел, О'Хара нахмурился, пожал плечами и открыл вторую дверь. За столом Хозяина, заваленным бумагами и планами, сидел молодой человек. Откинувшись на спинку стула и положив ноги на стол, он кивнул:
— Вы, должно быть, Джон О'Хара.
— Так оно и есть. А кто, черт возьми, вы? И почему вы положили ноги на мой стол?
Молодой человек убрал ноги со стола и сел, подавшись вперед и опершись локтями о крышку.
— Меня зовут Джон Норден. Я работаю на верфи «АиБКЭ».
О'Хара поджал губы и опустился на второй стул:
— Какие-то проблемы?
— Если назвать проблемой то, что вы вот-вот потеряете корабль.
О'Хара встал:
— Объясните.
Джон посмотрел на него:
— Ставлю миллион кредитов против пригоршни болтов, что у вас нет документов на право собственности в отношении «Города Барабу».
— Нет. Пока я не заплачу за него.
— А когда заплатите?
О'Хара фыркнул:
— Сынок, это не твое дело!
— А я вот что скажу вам, дедуля. Если не выложите восемьдесят миллионов кредитов наличными, вы корабль потеряете. «АиБКЭ», используя вас для прикрытия, строит военный транспорт для Нуумианской империи. План состоит в том, чтобы продать им корабль, получить наличные и покончить с этим делом, прежде чем о нем узнают правительство, люди Земли и мой профсоюз. Когда их поставят перед свершившимся фактом, все пожмут плечами и разбредутся по домам, а «АиБКЭ» положит в карман кучу денег. Зацепило, дедуля?
О'Хара опустился на стул.
— Откуда вам это известно?
— Я работаю на верфи. В настоящий момент «Город Барабу» комплектуют как военный транспорт. Заказанное вами специальное оборудование не устанавливается. Я немного покопал и выяснил кое-что интересное. Все устройства, необходимые для превращения корабля в боевой, уже находятся на складах верфи. По-моему, после продажи военное снаряжение будет перегружено на борт и установлено по дороге к Нуумии.
— Но у «АиБКЭ» соглашение со мной!
Джон кивнул:
— Вы обещаете им восемьдесят миллионов, они обещают вам корабль. Но ведь вы пока еще ничего не заплатили, так? Думаю, «АиБКЭ» и не надеялась, что вы заплатите. Однако строительство корабля-цирка — хорошее прикрытие для строительства боевого звездолета. — Джон снова откинулся на спинку стула. — Ну, что собираетесь делать?
— Ты свободен, сынок?
— Нужна ли мне работа? Полагаю, она скоро мне понадобится. Что вы придумали?
— Кораблю понадобится экипаж.
Гость покачал головой:
— Вы надеетесь остановить «АиБКЭ» с помощью адвоката? Или армии адвокатов?
— Теперь моя очередь научить тебя кой-чему, сынок. Мы не станем жаловаться. Мы провернем все сами. Итак, тебя интересует работа?
Джон Норден сидел ссутулившись в кресле и смотрел на Ловкача, расхаживавшего по ковру в номере отеля. Ковер, казалось, вот-вот вспыхнет. Длинный, худой, одетый в черное Ловкач то смыкал руки за спиной, то размахивал ими, складывал их на груди, останавливался, качал головой и наконец повернулся к Нордену.
— Интересно, мистер Джон когда-нибудь задумывается над тем, не слишком ли многого он от меня хочет?
Норден улыбнулся и пожал плечами:
— Я и сам здесь новенький.
— Ба! — Ловкач беспомощно опустил руки и снова заходил по комнате. Он закладывал руки за голову, бормотал что-то себе под нос, хмурился, выругался пару раз и в конце концов остановился перед заваленным бумагами кофейным столиком. Поднял договор между О'Харой и «АиБКЭ», пробежал его глазами, подобрал незаконченный регистрационный сертификат. Бросил оба документа на стол. — Ба! — Снова заходил по комнате, потом остановился и обратился к Нордену: — Видите ли, мистер Норден, у Хозяина есть мечта. Хм-м, мечта… Он уже не хочет довольствоваться тем, чтобы зарабатывать на жизнь цирком, он собирается облететь весь Квадрант, может быть, даже всю Галактику! И ради этого готов настроить против себя одну из крупнейших на Земле корпораций и самую могучую военную державу! — Ловкач вытянул руки и потряс ими. — Нет! Он хочет, чтобы я перехитрил их!.. А вообще, что вы здесь делаете?
— Мистер О'Хара сказал, что я должен помочь вам, чем смогу.
— Помочь? Помочь? Как?
Норден пожал плечами:
— Он сказал, что кораблю нужен экипаж. Я, например, по специальности судовой инженер.
— Экипаж? Неужто он не знает, что, прежде чем набирать экипаж, надо иметь корабль? Что он намерен сделать — захватить «Барабу»?
— Недурная мысль.
— Что?!
— Я сказал, недурная мысль. На верфи хватает ребят, способных управлять кораблем. У нас здесь есть даже пилот шаттла, Вилли Куган. Весьма квалифицированный специалист.
Ловкач присел на край диванчика около кофейного столика и потер подбородок.
— А они захотят?
— Захотят что?
— Угнать корабль.
Норден рассмеялся и покачал головой:
— Да я же пошутил!
— Но захотят ли они? Сумеете ли вы уговорить их?
— Не знаю, как вы, приятель, но в мои планы не входит провести остаток жизни в исправительной колонии. Все Адмиралтейство навалится на нас, как тонна стали.
Ловкач откинулся на спинку дивана, скрестил ноги и сложил руки на груди.
— Небольшая деталь, дружок, небольшая деталь… Если я дам гарантию, что никто из вас не попадет в тюрьму, сможете ли вы уговорить команду захватить — извините — взять корабль?
Норден нахмурился, внимательно посмотрел на своего собеседника и кивнул:
— Пожалуй. Моему союзу никогда не нравилась идея строить корабли для нуумианцев. Но как вам удастся спасти нас от тюрьмы?
Ловкач подался вперед, похлопал по бумагам, сваленным на столике, и ловко выхватил из стопки один лист.
— Давайте сначала посмотрим, что может представить это шоу.
Норден беспокойно заерзал, потом подался вперед.
— А не лучше ли пригласить юриста, чтобы он поработал над вопросом?
Ловкач вскинул голову, сердито взглянул на Нордена поверх листа и снова уткнулся в бумаги:
— Хм!
Арнхайм посмотрел на нуумианского посланника, сидевшего в кресле напротив. Накинутый на голову капюшон наполовину скрывал лицо нуумианца, но Арнхайм чувствовал на себе презрительный взгляд холодных глаз, смотревших на него как на букашку. Посланник вытянул руку в направлении Арнхайма, и серый рукав сдвинулся, обнажая голубовато-зеленую четырехпалую руку.
— Мистер Арнхайм, когда мы можем рассчитывать на получение транспорта?
— Через шесть дней, посланник Сум. Нужно еще смонтировать фитинги и провести полетные испытания. После этого он ваш. Команда готова?
Посланник утвердительно махнул рукой:
— Команда находится на одном из наших крейсеров, дожидающихся сигнала в нейтральном пространстве. Вы понимаете, мистер Арнхайм, именно ваш экипаж должен вывести корабль за границу Солнечной Контрольной Зоны?
— Да…
Дверь кабинета с легким шипением открылась, и в комнату вбежала секретарша. Пылающие щеки и насупленные брови выдавали ее смятение.
— Мистер Арнхайм…
Арнхайм поднялся из-за стола:
— Что, Джанис?
Секретарша кивнула нуумианцу и повернулась к своему боссу:
— Извините, но вам нужно незамедлительно взглянуть вот на это.
Арнхайм склонил голову перед посланником Сумом:
— Пожалуйста, извините меня.
Он взял из дрожащих пальцев Джанис листок и начал читать. Брови его поползли на лоб после первых же слов.
— Чья-то глупая шутка?..
Посланник Сум встал:
— Если вам нужно побыть одному, мистер Арнхайм…
Арнхайм остановил его.
— Нет… нет, посланник Сум. Это касается также и вас. О'Хара… предъявил мне чек на восемьдесят миллионов кредитов. — Он помахал листком. — О'Хара получил документы на право собственности. — Арнхайм повернулся к секретарше. — Печать на чеке… она еще влажная!
Посланник Сум убрал руки в широкие рукава.
— Мне показалось, вы говорили, что этот О'Хара не успеет найти деньги за столь короткое время.
Арнхайм нахмурился:
— Разумеется! Посмотрите, чек выписан Первым национальным банком «Города Барабу». Это же название корабля!
Он протянул руку и нажал кнопку коммуникатора. В этот же момент ожил экран, на котором появилось лицо суперинтенданта орбитальной верфи.
— Йетс! Вы-то мне и нужны. Насчет корабля…
Мужчина на экране покачал головой:
— Его уже нет, мистер Арнхайм.
— Нет?
— Нет.
— То есть как? Куда он мог подеваться?
— Один из шаттлов, посланных нами два дня назад за топливом и продовольствием, вернулся несколько часов назад. С ним прилетел мужчина — его фамилия Веллингтон, высокий, худой, одет в черное, — который предъявил должным образом оформленные регистрационные документы. Потом его команда разгрузила корабль и получила разрешение покинуть верфь. Они пристыковали шаттл, взяли на борт экипаж и рабочих с верфи и улетели.
— Рабочих с верфи? Вы хотите сказать, что он забрал мою рабочую бригаду?
— Да, мистер Арнхайм. Я бы связался с вами раньше, но возникли какие-то странные помехи…
— Заткнитесь, Йетс! — Арнхайм нахмурился, на секунду опустил глаза, потом снова взглянул на экран. — Йетс, остальные девять шаттлов… где они?
Человек на экране пожал плечами:
— Насколько знаю, мистер Арнхайм, они еще под погрузкой.
Не говоря ни слова, Арнхайм отключил связь, спокойно набрал какой-то код и стал ждать ответа. Теперь на экране возникло моложавое улыбающееся лицо.
— Восточный региональный космопорт. Чем могу помочь вам?
— Дайте мне грузовой терминал. — Арнхайм повернулся к посланнику. — О'Хара и его банда находятся в отеле возле Восточного…
— Грузовой терминал.
— Мне нужен управляющий.
— К вашим услугам.
— Я Карл Арнхайм. Шаттлы с верфи «АиБКЭ»…
— О, так вы Карл Арнхайм! — Управляющий улыбнулся. — Что ж, сэр, скажу вам, я никогда не видел столь четкой работы. Шаттлы только пристыковались, как их тут же загрузили. На все ушло полтора часа. Эти ребята из цирка определенно знают свое дело и…
— Где шаттлы?
— Как… улетели более часа назад…
Арнхайм нажал кнопку и набрал очередной код. Ожидая ответа, он повернулся к нуумианцу.
— Посланник Сум, ваш корабль готов преследовать «Город Барабу»?
— Да.
Экран вспыхнул.
— Офис Адмиралтейства Девятого Квадранта.
— Говорит Карл Арнхайм. У меня захватили корабль. Мне нужен судебный исполнитель. Через десять минут он должен быть в Восточном региональном терминале. О транспорте я позаботился.
— Да, мистер Арнхайм. Вам потребуется рота усиления?
Арнхайм бросил взгляд на посланника. Нуумианец жестом попросил убрать звук. Когда Арнхайм сделал это, Сум сказал:
— Так будет лучше, мистер Арнхайм, если дело дойдет до убийства, пусть ответственность ляжет на власти Квадранта.
Арнхайм повернулся к экрану и включил звук.
— Да. Все необходимые документы у меня с собой. — Он отключил коммуникатор и снова обратился к посланнику: — Половина людей О'Хары все еще на Ангаре. Именно туда он и направится.
— Вы тоже летите, мистер Арнхайм?
Арнхайм усмехнулся:
— Никто — а когда я говорю «никто», я именно это и имею в виду — не смеет совать мне липовый чек на восемьдесят миллионов кредитов! Я лечу!
Когда шаттл пошел на сближение с «Барабу», Ловкач и Джон Норден, только что получивший кличку Пират, перешли в пилотскую кабину. Хозяин сидел в кресле второго пилота, глядя в крошечный иллюминатор. Услышав шипение двери, он повернулся навстречу входящим.
Обратив внимание, что глаза Хозяина покраснели от усталости и напряжения, Ловкач нахмурился:
— Что-то не так, Джон?
О'Хара кивнул на иллюминатор, в котором виднелась Земля:
— Перед погрузкой я совершил небольшую прогулку туда, где когда-то стоял старый Мэдисон-сквер-гарден[4]. Знаете, почему некоторые артисты называют главный вход на цирковую площадку Восьмой авеню, а другие входы — названиями улиц? Старый Гарден находился между Восьмой и Девятой авеню и Пятидесятой и Сорок девятой. Главный вход был со стороны Восьмой авеню. «БР» и «ББ» обычно начинали свои сезоны именно там, а уже потом пускались в путь. Люди, работавшие в цирке, привыкли называть входы на площадку в память об улицах, окружавших Гарден. — Хозяин покачал головой. — Того цирка уже нет, нет и Гардена. — Он печально посмотрел на Веллингтона и Нордена. — Улицы на месте, но это все, что осталось.
О'Хара снова повернулся к иллюминатору:
— Когда я был мальчишкой, а цирком управлял мой отец, он всегда приказывал выгружать лошадей и фургоны милях в десяти от места стоянки. Хозяин ехал дальше в легкой коляске, за ним на первом фургоне главный конюх вез в клетке Тихоню Данна, Дикаря из Джунглей и красивого, огромного сибирского тигра, который обычно спал с Тихоней. Но в клетке Тихоня Данн всегда усаживался в одном углу, а тигр сворачивался в другом. Они шипели, рычали друг на друга, а иногда даже дрались.
Дальше следовали другие повозки с клетками, каждую тянули по восемь лошадей. Потом шли остальные фургоны. На них стояли зеркала, стены были разрисованы изображениями клоунов и животных, а по краям — золотыми листьями. Дальше располагались фургоны со всем багажом, которые тащили быки, их иногда впрягали до двадцати. Потом опять фургоны с артистами, а замыкала процессию повозка с так называемым лошадиным фортепьяно.
За караваном всегда бежали дети. Как будто… как будто само прохождение цирка заставляло землю извергать из себя целый парад детей. Где мы были — не имело никакого значения. Зачастую фургоны снимали с платформ в какой-то пустоши, но уже несколько минут спустя на дороге появлялись люди. Они махали руками, смеялись, а их глаза сияли от радости…
О'Хара отвернулся к иллюминатору.
— Земля осталась без цирка, а у цирка больше нет Земли. И у меня такое чувство — я никак не могу от него отделаться, — что и то и другое стали немного меньше.
Ловкач мигнул — слезы застилали глаза — и тоже посмотрел в иллюминатор на яркую точку в черной бездне космоса, которая скоро разрастется и превратится в «Город Барабу». Давным-давно в фургонах позади старого Хозяина и его розовощекого сына сидел и он. Ловкач посмотрел на О'Хару и еще раз кивнул, теперь уже самому себе. Он начал понимать, что имел в виду Хозяин, когда говорил о спасении цирка.
Линейный крейсер Нуумианской империи вышел на орбиту вокруг Ангара после недельного преследования и уже через несколько секунд ощетинился орудиями и сенсорами. «Город Барабу» был незамедлительно обнаружен на стационарной орбите, и к нему отправили шаттл. Находившийся на борту шаттла судебный исполнитель Али посмотрел на разгоряченного, кипящего от злости Карла Арнхайма и перевел взгляд на невозмутимого, спокойного как камень нуумианского посланника.
Вошедший в отсек командира роты усиления капитан Грин кивнул Арнхайму и Суму и повернулся к Али:
— Все готово.
Али пожал плечами:
— Они, похоже, настроены мирно, но на всякий случай держитесь наготове. Мы не знаем, чего от них ожидать… — он перевел взгляд на нуумианца, — да и от них тоже.
Второй пилот нуумианского шаттла вошел в отсек и, поклонившись посланнику, сказал ему что-то на своем языке, после чего повернулся и вышел.
— Идем на стыковку, — сообщил Сум, обращаясь ко всем. — Мне доложили, что для выхода будет использован шлюз кормового отделения.
Шаттл едва заметно задрожал, затем послышался металлический щелчок — шлюзовые замки встали на место.
Али похлопал Грина по плечу:
— Пошли.
Все перешли в кормовой отсек и встали у выхода, где уже находились тридцать солдат роты усиления капитана Грина. Каждый солдат был защищен бронированным скафандром и имел на вооружении внушительный арсенал боевых средств. Как только над дверью переходного шлюза вспыхнул зеленый свет, капитан Грин кивнул своим подчиненным, и те, повернув колесо, навалились на дверь.
На «Барабу» их уже ждали. Высокий и худой, одетый в черный костюм мужчина сделал шаг вперед.
— Добро пожаловать на борт «Города Барабу», господа. Меня зовут Артур Бернсайд Веллингтон. Я юридический советник «Большого шоу О'Хары».
Пробившись вперед, Арнхайм остановился перед человеком в черном и ткнул пальцем в сторону Веллингтона:
— Это он! Тот, кто угнал корабль. Пират!.. Чего вы ждете? Арестуйте его!
Ловкач удивленно вскинул брови:
— Неужели это вы, мистер Арнхайм? Как хорошо, что вы здесь. Не могу обойтись без комплиментов. Ваша компания проделала отличную работу, все так говорят. Корабль просто замечательный.
Указующий перст мистера Арнхайма задрожал.
— Арестуйте его! — взвизгнул бизнесмен, повернувшись к судебному исполнителю.
Али кивнул Грину, который, в свою очередь, не желая накалять обстановку, отвел пару своих солдат на несколько шагов назад.
— Похоже, мистер Веллингтон, — сказал Али, — возникли некоторые сомнения относительно того, кому принадлежит этот корабль.
Ловкач нахмурился и покачал головой:
— Поразительно, как такое случилось? В соглашении ясно сказано, что право собственности на «Город Барабу» полностью переходит к мистеру О'Харе после того, как корабль будет оплачен. — Он опустил руку в карман пиджака. — У меня имеется нотариально заверенное подтверждение того, что платежные документы поступили в офис «АиБКЭ» и приняты там.
Али улыбнулся:
— Есть определенные сомнения в подлинности чека, мистер Веллингтон.
— Сомнения!.. — Арнхайм рванулся вперед и подбежал к Али. — Этот чек недействителен. Первого национального банка «Города Барабу» просто не существует, а если он и существует, то не законен. Где он зарегистрирован?
Ловкач пожал плечами:
— Банк существует и зарегистрирован у нас. «Барабу» имеет право учредить банк, так как является независимым судном. Здесь, на борту, действуют наши собственные законы.
— Смехотворно! — Арнхайм повернулся к Али. — Скажите ему об этом, не молчите, а потом арестуйте всю эту банду пиратов!
Али покачал головой:
— Такой закон существует, мистер Арнхайм. Его приняли несколько лет назад, чтобы устранить сложности, связанные со взаимоотношениями между кораблем и планетой или страной, посещаемыми им относительно редко.
Арнхайм открыл папку и вынул из нее желтоватый кусочек бумаги.
— Тогда как быть с этим чеком? Если он недействителен, то у вас нет никакого права собственности!
Ловкач потер подбородок.
— Вы пытались его обналичить?
— Конечно, нет!
— Так попробуйте, — предложил Ловкач. — Если вы предъявите чек к оплате, ваш банкир отправит его в центральную расчетную палату, затем дальше, к нам, и вы получите свои деньги. Если вы не придерживались обычной процедуры, то не надо винить во всем нас.
Али взглянул на бизнесмена:
— Итак, мистер Арнхайм?
— Если бы я всем этим занимался, кто знает, куда они успели бы улететь! А если бы чек возвратили из-за отсутствия средств на счету плательщика?
— Поймите, мистер Арнхайм, я ничего не могу предпринять, пока чек не возвращен.
Арнхайм нетерпеливо постучал ногой по полу и, подумав, кивнул:
— Хорошо. — Он повернулся к Ловкачу. — Покажите мне, где находится банк «Барабу». Я хочу обналичить чек. Ловкач взглянул на часы и покачал головой:
— Мне очень жаль, мистер Арнхайм, но уже четвертый час, и банк закрыт.
Али сложил руки на груди.
— Мистер Веллингтон, случай особый, и, может быть, ваш банк сделает исключение?
Ловкач внимательно посмотрел на судебного исполнителя и улыбнулся:
— Конечно. Джентльмены, будьте добры проследовать за мной. — Он повернулся, открыл дверь переходного отсека и, пройдя несколько шагов по коридору, остановился у двери с табличкой, которая гласила: «Первый национальный банк «Города Барабу».
Панель с шипением отошла в сторону; Ловкач, Арнхайм, Али, Сум и капитан Грин вошли в помещение банка. В комнате не было ничего, за исключением складного стола и стула. На столе стояла дешевая жестяная банка. Ловкач пододвинул стул, уселся, скрестил руки на груди и улыбнулся Арнхайму:
— Чем могу помочь вам, сэр?
Арнхайм швырнул чек на стол:
— Обналичьте!
Ловкач посмотрел на чек, перевернул его и подтолкнул в сторону Арнхайма.
— Вы видите? — воскликнул бизнесмен, хватая Али за руку. — Он отказывается принять чек!
Ловкач откашлялся.
— Сэр, вы забыли поставить на нем свою подпись.
Арнхайм медленно вытащил из кармана ручку, наклонился над столом, расписался и толкнул чек Веллингтону:
— Обналичьте!
Человек за столом внимательно изучил чек.
— Ну и ну, кругленькая сумма. Вы уверены, что не хотите получить вексель, который можно депонировать на Земле?
— Наличные.
— Не желаете открыть у нас счет? Наши процентные ставки наверняка заинтересуют вас и…
— Наличные! Немедленно!
Ловкач пододвинул к себе банку и еще раз взглянул на красного от злости Арнхайма.
— При открытии нового счета вы получаете в подарок набор столовой посуды, сэр.
— Деньги!!! — Арнхайм несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. — Сейчас. Немедленно. Обналичьте мой чек.
Ловкач пожал плечами и открыл банку. Его левая рука опустилась в жестянку и извлекла оттуда несколько смятых кредитов.
— Надеюсь, миллионные купюры вас устроят, сэр? Меньших мы не держим. Один, два, три…
Арнхайм протянул руку, взял одну из купюр и изумленно поднес ее к глазам. Потом протянул Али:
— Это явная подделка! Взгляните!
— …семь, восемь, девять, десять…
Судебный исполнитель внимательно осмотрел купюру и передал Арнхайму:
— Уверяю вас, она настоящая.
Арнхайм в ужасе взглянул на Ловкача, который не спеша отсчитывал деньги.
— …пятнадцать, шестнадцать, семнадцать…
— Этого не может быть!
Али пожал плечами и улыбнулся:
— Может. Извините.
Вперед выступил посланник Сум.
— Мистер Али, означает ли это, что мистер Арнхайм не вступает во владение кораблем?
— Если здесь еще семьдесят девять таких же клочков бумаги, как этот, то да, не вступает. — Али предостерегающе посмотрел на нуумианца. — Советую вам проявлять благоразумие.
— …пятьдесят один, пятьдесят два, пятьдесят три…
Все не отрываясь наблюдали за Ловкачом.
— …семьдесят восемь, семьдесят девять, восемьдесят. Ну, вот и все, сэр. Уверены, что наши предложения вас не интересуют? У нас есть особые счета, так сказать, на черный день…
Арнхайм сгреб купюры, дважды пересчитал их, после чего сунул в карман пиджака.
— Скажите О'Харе, что это еще не все!
Ловкач улыбнулся:
— О, значит, вы все же откроете у нас счет? Есть прекрасные варианты. Рождественский…
Арнхайма, казалось, вот-вот хватит удар. Али и двое солдат вывели его из комнаты. Когда все остальные уже вернулись на шаттл, судебный исполнитель, задержавшись, спросил:
— Мистер Веллингтон, позвольте один вопрос?
Ловкач закрыл банку и поднял голову:
— Да?
— Между нами, где вы достали восемьдесят миллионов кредитов?
— Вам, наверное, будет интересно познакомиться с президентом Первого национального банка «Города Барабу».
Задняя дверь открылась, и в комнату вошел невысокого роста человек в клоунском наряде и гриме. Некоторое время Али вглядывался в незнакомца и наконец понял, что перед ним не человек.
— Позвольте представить. Его королевское величество, принц Ахссиель, наследник Эркева IV, монарха Ангара. Кроме того, он член нашей труппы. Его отец — самый крупный и, должен признаться, единственный вкладчик. Ваше высочество, это судебный исполнитель Али из Девятого отдела Адмиралтейства.
Принц поклонился и тут же выпрямился.
— Рад познакомиться с вами.
Али посмотрел на Ловкача, потом снова на принца.
— Ваше высочество, как этим людям удалось уговорить вашего отца дать им восемьдесят миллионов кредитов?
Принц покачал головой:
— Нет. Это вклад, и я нахожусь здесь, чтобы присматривать за деньгами отца. Я президент. Отец сказал, что будущему монарху стоит научиться этой профессии. — Он кивком указал на Ловкача. — После того, как мистер Веллингтон поведал монарху свой прожект, тот сказал также, что путешествие с таким человеком и необычно, и очень ценно для будущего правителя.
Ловкач нахмурился, сложил руки на груди и фыркнул.
— Ваше величество, я не называл бы это прожектом.
— Извините, я уже вспомнил. — Принц улыбнулся Али. — Это не прожект, это деловое предложение. Но самое лучшее во всем этом то, что я буду учиться у Перу Абнера Болина, величайшего клоуна Вселенной! — Принц повернулся к Ловкачу. — Я могу идти, мистер Веллингтон?
Ловкач кивнул:
— И помните, что отец наказывал вам не разыгрывать из себя клоуна.
Принц поклонился и убежал. Али прислонился к столу.
— Так, значит, вы улаживаете в цирке все такие дела?
Ловкач кивнул.
— Тогда посоветуйте, как мне вернуться на Землю, не рассмеявшись Арнхайму в лицо?
Ловкач задумался:
— Если бы я был на вашем месте, то не выходил бы из своей каюты.
И Али последовал совету.
Итили Стран открыла глаза и тут же закрыла их — очередной день нес с собой только бесконечную рутину. Она повернулась на левый бок и натянула на голову термопростыню. Всегда одно и то же: одеться, пробежаться по утреннему морозцу в коровник, проверить данные по дойке и кормлению, спрограммировать контроль за ходом дел в хозяйстве, вернуться домой и отведать то, что тетя Дива называет «здоровым завтраком». К тому времени, когда она проглотит последний кусочек соевого кекса, пропитанного соевым сиропом, Энниваат, солнце, дающее жизнь планете Долдра, уже будет высоко над горизонтом.
Потом появится дядя Чайне, прячущий за жидкой седеющей бородкой красное от пьянства лицо, и начнется настоящая работа. Починить навозоуборщик, вывести скот, обернуть утеплителем трубы сепаратора, чтобы молоко не замерзало, приготовить дрова для дома, убрать старый компост — в этом году будет что-то новенькое — и так далее, и так далее…
Итили завернулась в одеяло, проклиная то, что ее разбудило. Она пыталась избавиться от неприятных мыслей, надеясь, что сон вернет ее в другой мир, мир мечты. Но надеждам не суждено было сбыться — за окном что-то звякнуло. Откинув одеяло, Итили привстала и увидела прилипшее к стеклу веснушчатое лицо Эмили Шон, всматривающейся в полумрак комнаты из-под отороченного мехом капюшона. Итили отворила окна, поеживаясь от холодного воздуха, устремившегося внутрь.
— Эм, что это ты делаешь? Мне вставать еще только через час.
Эмили ухмыльнулась, показав крупные неровные зубы. Два передних молочных уже выпали, а коренные еще не выросли.
— Цирк, Итили! Он здесь!
— Ну и что? — Итили состроила гримасу подруге и пожала плечами. О сне придется забыть. — Где они?
Эмили повернулась к окну и показала рукой.
Итили вытянула шею, вглядываясь туда, куда был направлен палец подруги. Вдалеке, за оградой, обозначающей границу владений дяди Чайне, виднелись на фоне бледно-оранжевого утреннего неба силуэты фургонов. Кучеры, подняв воротники, нахохлившись, сидели на козлах.
Огромные быки, тащившие повозки, выдыхали облака пара, тяжелые копыта били о стылую землю. Надписи на фургонах были не видны, но все на Долдре, кому еще не исполнилось двадцати, знали их наизусть — «Большое шоу О'Хары».
— Пошли, Итили. А то они скоро уйдут.
Итили отвернулась от окна и принялась искать в темноте белье и гетры. Она быстро натянула их, просунула руки и голову в стеганую рубашку, надела теплые сапожки и застегнула «молнии». У двери девочка схватила с крюка парку. Когда солнце поднимется, в верхней одежде будет жарко, но пока что она необходима. Вспомнив про открытое окно, Итили вернулась, взобралась на подоконник и спрыгнула на подмерзшую землю. Потом поднялась на цыпочках и закрыла окно.
— Пошли.
Девочки добежали до забора и остановились, чтобы посмотреть на фургоны. Отсюда уже можно было прочитать надписи и рассмотреть нарисованных тигров, львов, слонов, змей, лошадей и наездников. Под картинками вращались выкрашенные золотой краской колеса, стальные ободья шуршали по гравию.
— Вот это да! Итили, чудесно, правда?
Один из фургонов выехал немного вперед. Кучер взглянул на девочек и кивнул:
— Что, ребята, пришли посмотреть шоу? К полудню мы переедем к Коппертауну.
Эмили улыбнулась:
— Конечно, мистер. Я ни за что не пропущу представление.
Кучер помахал рукой.
— Тогда залезайте. Мальчишки всегда помогают развернуть брезент.
— Давай, Итили. — Эмили потянула подругу за рукав.
— Не знаю. — Итили нахмурилась. — Скоро тетя с дядей встанут. У меня много работы по хозяйству.
Кучер натянул поводья.
— Вы поможете с брезентом, а вас за это бесплатно пропустят на представление.
Эмили нетерпеливо притопнула:
— Ну давай же, Итили!
Итили посмотрела на дом — в окнах еще не было света. Она повернулась к подруге:
— Пошли!
Девочки перелезли через ограждение и забрались на козлы, где втиснулись на сиденье рядом с кучером, плотным мужчиной в черной шляпе. Он рассмеялся, покачал головой и издал резкий звук. Лошади тронулись.
— Выпорют вас, ребята, да? Достанется по первое число.
Эмили тяжело вздохнула, а Итили, подняв брови, бросила взгляд на кучера.
— Может быть, — ответила она. — Только я не мальчик.
Кучер, прищурившись, посмотрел на Итили и пожал плечами:
— Главное, не говори об этом Раскоряке. Он берет на работу исключительно мальчиков.
— Глупо.
Кучер кивнул:
— Прежде чем прилететь на Долдру, мы выступали на Ставаке. — Он рассмеялся. — Так там нет ни мальчиков, ни девочек. А с Раскорякой все в порядке, девочка, просто у него в душе еще осталось что-то земное.
Итили оглянулась — на козлах других идущих за ними фургонов теснились дети, а те, кому не хватило места, бежали позади.
— А что там, в последнем фургоне?
— Лошадиное фортепьяно, ночью у него от холода лопнул бойлер. Если бы оно играло, вы бы увидели, как отовсюду стекается ребятня. — Кучер тоже обернулся, удовлетворенно хмыкнул и усмехнулся. — Похоже, все в порядке. Даже без музыки. — Он взглянул на Итили. — Думаешь, оно того стоит? Сбежать из дому и получить за это ремня?
Итили нахмурилась, потом пожала плечами:
— Не знаю. Я еще никогда не видела цирк.
Кучер привстал, посмотрел вперед и снова уселся поудобнее.
— Я думаю, что стоит…
Бригадир потер подбородок и задумчиво посмотрел на девочку.
— Обычно мы берем на помощь мальчишек — если, конечно, они есть.
Итили выпятила нижнюю губу:
— Сколько этих ваших мальчишек надо выпороть, чтобы вы поверили, что я не хуже?
Раскоряка поднял голову и громко расхохотался. Потом покачал головой и внимательно посмотрел на девочку.
— Ну и ну, да ты просто молодчина! Сколько тебе лет?
— Тринадцать. И я могу все, что делают эти обезьяны.
Бригадир вскинул бровь, потом перевел взгляд на трактор, сломавшийся, когда они прибыли на место.
— Умеешь управлять этой штукой?
Итили взглянула на машину. На такой же, только побольше, ей каждый день приходилось работать в хозяйстве дяди.
— Запросто.
Тарзак кивнул:
— Тогда заведи его и подгони сюда, милочка.
Итили сердито посмотрела на него — такое обращение ей не нравилось — и направилась к машине. Забравшись на сиденье, она поставила рычаг в нейтральное положение и включила зажигание. Когда ничего не случилось, девочка еще дважды повторила операцию, потом кивнула и исподтишка посмотрела на Раскоряку. Тот стоял к ней спиной, распоряжаясь расстановкой фургонов. Рабочие и мальчишки уже сновали вокруг, вытаскивая огромные рулоны брезента.
Итили слезла с сиденья, встала на гусеницу и подняла боковую панель. Она быстро проверила систему зажигания, потрогала пальцами провода, отыскивая нарушенное соединение. Потом смахнула засохший комочек грязи с одного из проводов, обнаружила поврежденную изоляцию и потянула. Проводок порвался. Сунув руку в карман, Итили вытащила складной нож и зачистила концы провода. Срастив их, она аккуратно положила провод, чтобы он ничего не касался, и снова забралась в кабину. На этот раз зажигание включилось. Мотор взревел, и Итили, усмехнувшись, посмотрела на Раскоряку Тарзака. Тот по-прежнему стоял спиной к ней и, занятый раздачей указаний, похоже, даже не заметил, что трактор завелся.
Итили улыбнулась, отжала педаль и подала рычаг вперед. Машина тронулась с места, и девочка, развернувшись, направила ее прямо на Раскоряку. Трактор на полной скорости подъехал к бригадиру и остановился. Итили выключила двигатель. Раскоряка повернулся. Тяжелая гусеница вгрызлась в землю в нескольких сантиметрах от его ноги. Он поднял голову и посмотрел на девочку.
— Вовремя. — Он посмотрел на один из пустых фургонов. — Ребята тебе помогут. Оттащи его подальше, вон туда.
Итили кивнула, включила задний ход и подогнала трактор к фургону.
— Что за девчонка?!
Раскоряка вытащил из кармана платок и вытер вспотевший лоб, после чего повернулся к Хозяину:
— Вы видели? Чертовка чуть не задавила меня.
О'Хара кивнул:
— Сколько ей лет?
— Говорит, что тринадцать.
Хозяин покачал головой:
— Жаль. Здорово управляется.
Раскоряка потер подбородок:
— Знаете, прежде чем завести трактор, она его починила. Я и отослал-то ее, чтобы не болталась под ногами. А она взяла и починила.
О'Хара нахмурился, немного подумал и покачал головой:
— Не хотелось бы иметь дело с полицией. Еще несколько лет назад это было поселение для заключенных. Они устроили революцию и свергли правительство. Теперь здесь неплохо развивается сельское хозяйство — они дают до четверти всего продовольствия в Квадранте, — но полиция у них очень строгая. Скряги.
Раскоряка пожал плечами и сунул руки в карманы:
— Значит, никто отсюда не убежит. Никто не присоединится к цирку.
— До восемнадцати лет. — О'Хара повернулся и зашагал к своему фургону.
Раскоряка некоторое время наблюдал за работой Итили, потом вздохнул, покачал головой и пошел контролировать установку головного купола.
Полицейский, дежуривший в участке Коппертауна, поднял голову и посмотрел на посетителя. Чистые руки и аккуратная одежда выдавали в нем инопланетянина.
— Что вам нужно?
— Мое имя Тенсил, а вы…
— Лейтенант Саррат.
Посетитель улыбнулся:
— Лейтенант Саррат, я пришел поговорить о цирке, приехавшем в ваш чудесный город.
Дежурный пожал мощными плечами:
— А что цирк?
Посетитель кивком указал на стул:
— Позвольте сесть?
Саррат кивнул:
— Так что с цирком? И… как вас зовут?
Мужчина опустился на стул.
— Извините, лейтенант. Меня зовут Франклин Тенсил. Я представляю цирк «Арнхайм и Бун».
Саррат вздохнул:
— Цирк, который дает здесь представления, называется «Большое шоу О'Хары».
Тенсил закивал:
— Конечно, конечно. Вы, разумеется, понимаете, что репутация одного цирка влияет и на репутацию других.
— Переходите к делу, Тинсел.
— Тенсил. Тен-сил. — Посетитель улыбнулся. — Вы, возможно, не знаете, что О'Хара использует для установки цирка детский труд.
Саррат пожал плечами:
— На Доддре все используют детский труд. После революции здесь не хватает взрослых. Население планеты очень мало, Тинсел.
Посетитель вздохнул, однако, по-видимому, решил не обращать внимания на ошибку лейтенанта.
— Да, но что случится, если кто-то из детей захочет присоединиться к труппе О'Хары?
— Здесь не тюрьма, Тинсел. И что?
Теперь уже Тенсил пожал плечами:
— Так вот, когда цирк улетит с Долдры, он увезет с собой детей и…
— Нет! Тем, кому нет восемнадцати, запрещено покидать планету.
Тенсил усмехнулся:
— Тем не менее я уверен, что кое-кто попытается это сделать. Если вы проведете проверку, то…
— Переходите к делу.
Тенсил кивнул:
— Я вижу, полицейские власти на Долдре имеют больший опыт работы, чем обычно на аграрных планетах. Несомненно, это связано с вашим недавним опытом взаимоотношений с законом. — Тенсил погладил себя по щеке, опустил руку в карман и извлек кошелек. — Лейтенант Саррат, я уполномочен предложить вам определенную сумму денег в обмен на определенные услуги.
— Сколько?
— Прямо и по делу. Мне это нравится. Не буду вдаваться в детали. Я имею возможность предложить вам пятьсот тысяч кредитов.
Саррат вскинул брови.
— Понимаю. И что я должен сделать, чтобы заработать такое состояние?
Потирая руки, Тенсил подался вперед.
— Это касается представления в Коппертауне. Его нужно сорвать. Решить вопрос раз и навсегда. Законы на Долдре суровы, а наказания отличаются жестокостью. Найдите закон, который нарушает О'Хара, и тогда…
— Предъявить обвинение?
— Вот именно. — Тенсил усмехнулся и протянул руку. — Договорились?
Саррат поднялся, перегнулся через стол и с размаху врезал посетителю в челюсть. Тенсил свалился со стула. Дверь распахнулась, и в комнату вбежал еще один полицейский. Саррат показал на Тенсила:
— Возьмите его.
Полицейский поставил Тенсила на ноги, развернул и надел на него наручники. Закончив, он подтолкнул арестованного к столу.
— Лейтенант… я… я не понимаю!
— Мистер Тенсил, сейчас я преподам вам урок того, как обращаться с преступником. Их у нас на Долдре очень мало, и на то есть две причины: неотвратимость наказания и ужас перед ним. Ввиду, как вы выразились, нашего близкого знакомства с законом, мы оба понимаем необходимость суровых мер для поддержания мира и спокойствия в обществе. Мы также понимаем важность того, чтобы служители закона были неподкупны. На Долдре нет коррумпированных полицейских, а дача взятки является серьезным преступлением. Наша пенитенциарная система предусматривает всего три наказания: возмещение причиненного убытка, пытка и смерть. Наказание за взятку — пытка, а длительность ее определяется размерами предложения. — Саррат усмехнулся. — К несчастью для вас, ваши хозяева очень щедры.
— Саррат, вы не можете…
— Уведите его.
Полицейский потащил протестующего Тенсила к выходу, а лейтенант Саррат нажал установленную на столе кнопку. Через секунду в кабинет вошел другой полицейский.
— Проходите.
— Что случилось, лейтенант?
Саррат поджал губы и нахмурился:
— Цирк на окраине города… Думаю, нам следует его проверить. Есть данные, что они нарушают закон о вывозе детей.
Дневное представление завершилось. Итили медленно отошла от главного выхода. Глаза у нее сияли, в ушах все еще гремела музыка. Эмили потянула подругу за руку:
— Пойдем, Итили. Пора возвращаться.
Девочка нахмурилась и повернулась к Эмили:
— Что? Я не расслышала.
— Нам нужно идти домой. Все дети уже разбежались.
Итили вздохнула:
— Да, наверное. Но это было что-то! — Она посмотрела на шапито. — Правда? Это было что-то!
— Итили!
Услышав голос дяди, девочка замерла.
Красный от злости мужчина, только что появившийся у главного выхода, направился к ней. Подойдя ближе, он замахнулся, чтобы ударить девочку.
— На этот раз, дядя, вам придется убить меня. Иначе я убью вас.
Голос ее прозвучал так твердо и решительно, что Чайне невольно заколебался и опустил руку.
— Неблагодарное отродье! Убежала из дому! А работать кто будет? И это после того, как мы взяли тебя к себе, заботились, кормили, одевали…
Итили вытянула вперед мозолистые руки.
— Посмотрите, дядя! Я сто раз отработала все, что вы мне дали. Я не просила, чтобы меня вносили в список на удочерение! Я не просила, чтобы меня определяли рабыней в ваш дом! — Слезы подступили к ее глазам. — Я не просила моих родителей погибать в этой вашей дурацкой революции!
Чайне схватил ее за руку и повернул к выходу с площадки.
— Думаешь, кто-нибудь другой удочерит такую мерзавку? В твоем-то возрасте! — Он сплюнул на землю. — Убьешь меня, да? Да я не выпорол тебя на месте только из-за людей! Но подожди, сейчас мы приедем домой… — Он дернул девочку за руку и стиснул ей пальцы.
Чтобы не расплакаться, Итили закусила губу.
— Клянусь, дядя, если вы ударите меня еще раз, я вас убью, — пообещала она сквозь слезы. — Вот увидите…
Чайне, прищурившись, посмотрел на нее:
— Ты что? — Он стиснул девочке плечо. — Ты как смеешь…
Чья-то тяжелая рука развернула его, и Чайне оказался перед мужчиной размером с гору. Итили закрыла ладонями заплаканное лицо. Великан рассмеялся:
— Перестань, милочка, не робей. Познакомь меня со своим другом.
Итили засопела и исподлобья взглянула на Чайне.
— Это мой дядя… хотя он и не дядя мне вообще. Он… — Она моргнула от боли — пальцы Чайне по-прежнему сжимали ее плечо. — Он мой опекун. Дядя, это Раскоряка Тарзак. Он здесь работает.
Чайне кивнул:
— Откуда вы знаете Итили?
Раскоряка улыбнулся:
— О, эта девчушка поработала утром на тракторе, чтобы получить бесплатный вход на представление. — Он покачал головой. — У вас, наверное, крепкие пальцы, Чайне. — Тарзак протянул руку. — Приятно встретить человека, который знает, как обращаться с женщинами и держать в руках детей.
Чайне пожал плечами, выпустил плечо Итили и пожал протянутую руку. Итили в ужасе наблюдала за происходящим. Чайне славился крепостью рукопожатия, и теперь девочка смотрела на то, как мужчины стараются пересилить друг друга. Чайне покраснел еще больше, а его соперник только усмехался:
— Приятно… познакомиться с вами…
У Чайне подогнулись колени.
По тому, как побледнело и осунулось лицо Чайне, было видно, что состязание подошло к концу. Раскоряка разжал пальцы и похлопал фермера по спине.
— Да, приятель, дружелюбный здесь, на Долдре, народ.
Чайне неуверенно отступил на пару шагов, а Раскоряка повернулся к рабочим, игравшим в карты у одного из фургонов.
— Эй, Морковный Нос!
Высокий парень в комбинезоне поднялся и подошел ближе.
— Что случилось, бригадир?
Раскоряка еще раз хлопнул Чайне по спине, отчего фермер снова растянулся в пыли.
— Мистер Чайне что-то бледно выглядит. Будь добр, проводи его в лазарет.
Морковный Нос поднял Чайне с земли.
— Конечно, бригадир. О, мистер Чайне, да вы и впрямь побледнели. Ну, пойдемте.
Когда его потащили к лазарету, фермер успел оглянуться.
— Итили, когда я приду, ты должна быть дома.
Морковный Нос схватил его за руку, отчего Чайне снова скорчился от боли.
— Извините, мистер Чайне, всего лишь хотел помочь вам. А теперь пойдемте.
Когда они удалились, Итили посмотрела на Тарзака.
— Спасибо, но вы даже не представляете, что теперь со мной будет.
Раскоряка внимательно посмотрел на девочку.
— Где твои родители?
— Погибли. — Она умоляюще заглянула в глаза великана.
Тот кивнул:
— Тебе придется попроситься самой. Я не хочу, чтобы у кого-то были основания обвинять меня в том, что я тебя втянул.
Итили стиснула кулаки и, чувствуя подступающие к глазам слезы, затрясла головой:
— Не могу! Это запрещено по закону, и у вас будут неприятности. Они вас убьют…
Раскоряка осторожно потрепал ее по плечу.
— Предоставь мне урегулировать все детали. И ни о чем не беспокойся.
Итили бросила взгляд на лазарет, вытерла глаза и посмотрела на флаги, развевающиеся над главным куполом цирка. Потом повернулась к Раскоряке.
— Хорошо, мне нужна работа.
Тарзак кивнул, обнял ее за плечи и легонько подтолкнул к палатке, где находилась костюмерная.
— Мы пробудем на Долдре еще шесть недель, так что в первую очередь тебя надо сделать невидимкой. Посмотрим, что предложит Джилл Железная Челюсть. А мне, пожалуй, стоит переговорить кое с кем. — Он посмотрел на девочку с высоты своего неимоверного роста. — Ну, милочка, как тебе нравится быть частью шоу?
Итили фыркнула и тут же рассмеялась:
— Мне страшно. До смерти страшно.
Раскрасневшаяся Итили стояла в окружении танцовщиц, наблюдающих за тем, как Джилл Железная Челюсть пытается обрядить девочку в балетную пачку.
— Тут, вверху, надо бы что-то подложить, чтобы не топорщилось. — Она похлопала Итили пониже спины. — Да и здесь тоже. — Джилл сокрушенно покачала головой, почесала кончик носа и посмотрела на Раскоряку. — В балете ты ее не спрячешь. Это все равно что укрыть страуса среди слонов.
Раскоряка задумчиво кивнул, потирая подбородок:
— Однако же делать что-то надо. — Он ткнул толстым, похожим на сардельку пальцем в голову Итили. — А не лучше ли избавиться от всех этих узелков?
Джилл зашла за спину Итили и принялась развязывать ленточки. Белоснежные волосы, избавившись от пут, рассыпались густой, пышной волной, которая накрыла почти всю спину.
— Бубновая, сходи в детский фургон и приведи Рыбью Морду. Скажи, чтобы поспешил. Дело срочное.
Одна из девушек выбежала из костюмерной. Раскоряка вскинул брови.
— Думаешь всунуть нашу Булочку в детское шоу?
Джилл кивнула и провела ладонью по волосам Итили.
— Может кое-что получиться.
Фрэнк Рыбья Морда, режиссер детского шоу, сразу же подошел к Раскоряке и кивнул Джилл:
— В чем дело? Я занят.
Джилл ухватила Итили за волосы.
— Рыбья Морда, как тебе нравится вот это? Девочка с Распущенными Волосами?
Рыбья Морда подошел поближе и начал ощупывать волосы. Итили нахмурилась.
— Да, у нас никогда не было этого номера. Давай попробуем. Старый трюк, но, по-моему, сработает. Особенно на планете, где много таких простаков. — Он выпустил волосы, поскреб затылок и еще раз кивнул. — Ладно, я могу вставить ее между Пузырем и Тростинкой. — Он заметил недоуменное выражение на лице девочки и пояснил: — Это Толстая Леди и Живой Скелет.
Итили хмуро взглянула на Раскоряку:
— Вы собираетесь включить меня в шоу уродов?
Бригадир рассмеялся:
— Только до тех пор, пока не улетим с Долдры.
Отлично. Итили надула губы.
— Шоу уродов…
Рыбья Морда покачал головой:
— Лучше им не слышать, что ты называешь их уродами.
Итили фыркнула:
— А вы как их называете?
— Артистами. Пойдем. Я тебя представлю, а потом подумаем, как превратить тебя в нечто неузнаваемое.
Когда девочка уже выходила, Раскоряка крикнул ей вслед:
— Не забудь, трактор остается за тобой! — Он покачал головой и повернулся к Джилл. — Ну а ты-то что думаешь, Железная Челюсть?
Женщина почесала нос.
— У нее все получится. Хорошая девочка.
Бригадир вышел из палатки и чуть не наткнулся на Хозяина, спешащего через площадку к административному фургону.
— Мистер Джон!
О'Хара остановился и рассеянно огляделся по сторонам.
— Что случилось, Раскоряка? Ты бежишь? В последний раз, если не ошибаюсь, ты так мчался, когда третий столб раскололся и чуть не испортил тебе прическу.
— Мистер Джон, у меня к вам небольшая просьба.
Хозяин прищурился и ткнул пальцем в грудь бригадиру.
— И во сколько лет тюрьмы мне это обойдется?
Раскоряка развел руками.
— Мистер Джон, на Долдре нет тюрьмы.
О'Хара кивнул:
— Знаю. Возмещение ущерба, пытка и смерть.
Раскоряка выразительно пожал плечами:
— Что ж, в любом случае это не отнимет у вас много времени.
Хозяин поджал губы и повернулся к своему фургону.
— Раз так, то валяй.
Когда На-На, «Двухголовая Красавица, Которая Доказывает, Что Две Головы Лучше Одной», закончила просушивать Итили волосы, девочка почувствовала, как по спине у нее поползли мурашки. Во время вечернего представления На-На приказала Итили смочить волосы каким-то омерзительным отваром. Потом, на глазах у собравшихся, На-На вооружилась щеткой и феном и придала прическе Итили окончательный вид. Работу каждого инструмента контролировала одна голова, одна На. Теперь, когда завитые волосы окутывали все ее лицо, у Итили появилось такое чувство, словно она смотрит на мир из какого-то волосяного туннеля.
— Что скажешь, На?
На нахмурилась, потом подняла руку.
— Здесь могло бы быть попышнее. Тебе не кажется, На?
— Ты права, На. Поработай немного щеткой, хорошо? А я пока еще чуть-чуть подсушу.
— Конечно, На.
— Спасибо, На.
При виде На-На Итили просто столбенела. Каждая голова была восхитительно красива, но одна явно казалась лишней. Она тряхнула головой.
— Сиди спокойно, Булочка.
— Да, На-На. — Итили нахмурилась и, прищурившись, огляделась. В самом конце туннеля из ее собственных волос виднелась Толстая Леди, Пузырь — 700-Фунтов-Превосходного-Жира. Толстуха восседала на трех стульях и наблюдала за процессом.
Гора плоти колыхнулась и величественно повела рукой.
— Надо было побольше пива добавить в ополаскиватель, На-На. Они бы лучше стояли.
— По-моему, и так стоят прекрасно. Ты согласна со мной, На?
— Да, На.
На плечо Итили опустилась чья-то рука, и девочка вздрогнула, чуть не упав с ведра, на которое ее посадили.
— Не хотела тебя напугать, дорогая, — сказала На. — Мы уже закончили. Посмотри на себя в зеркало.
— Да, посмотри, — вставила На.
Итили повернулась, еще раз взглянула на На-На и перевела взгляд на прислоненное к сундуку зеркало. Она смотрела на себя, поворачивая голову из стороны в сторону, и не знала, что сказать о своей новой внешности. Ее белые волосы торчали во все стороны, почти полностью закрывая лицо.
Толстуха хихикнула:
— Похоже на снежок на палке.
Итили еще раз посмотрела на себя и… согласилась. Она улыбнулась, потом взглянула на На-На:
— Выглядит неплохо.
— Ну, — промолвила На, — нам еще придется немного подстричь кое-где, чтобы получилось совсем кругло.
— Согласна, — сказала На. — Только понемножку.
Тростинка Ванда, Живой Скелет, вошла в палатку, даже не обратив внимания на Итили.
— Раскоряка велел заканчивать, надо сворачиваться. Остальное доделаете на шаттле.
Снаружи послышался взрыв смеха, и в палатку вбежали две карлицы. Они сразу же бросились к одному из сундуков и, повернувшись спиной друг к другу, стали переодеваться.
Смех повторился. Казалось, смеется пустая бочка. В палатку вошла Большая Сью, великанша. На пороге она пригнула голову и вытерла катившиеся по щекам слезы. Пузырь недоуменно уставилась на Сью.
— Что смешного?
Сью опустилась на сундук, стукнула себя по колену и приложила к глазам платок размером с простыню. Потом кивнула в сторону карлиц.
— Тина и Вина стояли на площадке, рядом с административным фургоном и орали друг на друга. Тина говорит: «Ты лгунья, Вина! Я намного ниже, чем ты!» А Вина отвечает: «Это потому, что ты сутулишься!» Хозяин открывает окно фургона, смотрит на Тину и Вину и со словами «детский лепет» закрывает окно!
Чтобы не рассмеяться, Итили зажала ладошкой рот, но это уже не помогло. Все расхохотались. На-На качала обеими головами, Пузырь тряслась. Карлицы переглянулись; их недовольные лица дрогнули, расплылись в улыбке, и они тоже покатились со смеху.
Поначалу новое окружение действовало Итили на нервы. Почти все артисты были замужем или женаты: На-На и Человек-с-Тремя-Ногами, Пузырь и Окостеневший, Тина, Вина и другие карлики. Большая Сью давно гуляла с Человеком-Волком, Диком Псиной Мордой, а Тростинка Ванда строила глазки Оггу, Недостающему Звену. Эти отношения казались ей нелепыми и даже невозможными. Но к тому времени, когда три недели спустя цирк остановился в Баттлтоне, Итили уже считала себя артисткой, тогда как все остальные — за исключением других артистов — принадлежали к «тому миру».
Человек-Волк, удобно устроившись на колене Большой Сью, любил пофилософствовать о «нашем мире».
— Уж не знаю, сколько раз за сезон мне задают один и тот же вопрос: почему я выставляю себя на всеобщее обозрение? Чаще меня спрашивают только о том, почему я не покончил с собой. — Сью почесывала ему за ушами. — Там, в том мире, внешность — это все. То же самое и здесь. Но в нашем мире мы можем гордиться нашей внешностью, гордиться тем, кто мы такие.
— Эй, Псиная Морда, — сказала однажды Итили. — Я даже жалею, что не такая, как ты. У тебя все натуральное, а мне не обойтись без перекиси и застоялого пива.
Человек-Волк улыбнулся, обнажив длинные клыки.
— Послушай, Булочка, всем нам приходится хитрить. Посмотри на это. — Он пощелкал себя по зубам. — Коротки. Я подкрашиваю нос черной краской, а послушала бы ты, как я вою и рычу. — Он кивнул в сторону Сью. — Те стальные прутья, которые она завязывает в узлы, — они из армированной резины. Важно, что видит зритель.
Утром и вечером, когда цирк становился на новое место или сворачивался, Итили работала на тракторе. Рабочие прозвали ее Полоумным Снежком за дурацкую ухмылку и текущую изо рта слюну — штрих, добавленный по предложению Рыбьей Морды. Публика с удовольствием ходила поглазеть на идиотку, а Итили избавилась от необходимости отвечать на малоприятные вопросы зрителей, среди которых вполне мог оказаться полицейский.
Поздно вечером, отогнав трактор на место, она устало тащилась в шаттл и, обессиленная, падала на койку. У нее не было времени думать о Чайне и Диве или о полиции. Перед сном она пыталась иногда вспомнить, как выглядели отец и мать, но память о них становилась все слабее и туманнее. Цирк уже заканчивал выступление на Долдре — шла последняя неделя, — когда Итили осознала, что у нее появились новый Дом и новая семья.
Была, однако, одна связь, которая оставалась для нее загадкой. Она всегда делила с Раскорякой ленч, и каждый раз к их раскладному столику подсаживалась Диана, Королева Трапеции. Раскоряка и Диана болтали и смеялись, и через некоторое время Итили почувствовала, что Диана понемногу попирает ее право собственности. Она стала наблюдать за прекрасной гимнасткой и уродливым бригадиром. Во время предпоследней стоянки Итили и Диана оказались за ленчем вдвоем. Поднялся сильный ветер, и гимнастка, посмотрев на хлопающий полог шапито, покачала головой и принялась за еду. Итили нахмурилась:
— Разве ты не собираешься подождать Раскоряку?
Диана взглянула на нее:
— При таком ветре им придется повозиться с главным куполом. Он не станет есть, пока не убедится, что все в порядке.
Итили поковырялась в тарелке и подняла голову.
— Диана?
— Что, девочка?
Итили отправила в рот полную ложку рагу.
— Что ты думаешь о Раскоряке?
Диана удивленно вскинула брови.
— Ну… странный вопрос.
Итили пожала плечами:
— Ты всегда сидишь за столом вместе с ним. Мне просто интересно: почему?
Королева Трапеции опустила взгляд:
— А почему бы мне не сидеть с ним? Есть какая-то причина?
— Нет. Никакой причины. Просто интересно, что он для тебя.
— Видишь ли, мы видимся с ним нечасто — работаем в разных отделениях. Мне бывает трудно сказать, что он для меня значит. Поэтому приходится смотреть вот на это. — Она сняла с груди золотой кулон и показала его Итили.
Девочка нахмурилась:
— Это он дал тебе кулон?
— Да.
— И почему ты на него смотришь?
Диана открыла кулон, вытащила сложенный листок бумаги и осторожно развернула.
— Видишь? Он мой муж. — Она протянула листок Итили.
Девочка чуть не поперхнулась. Откашлявшись, она с недоумением посмотрела сначала на Диану, потом на брачный контракт.
— Но… но ты же такая красивая!
Диана улыбнулась:
— Раскоряка тоже.
В тот вечер Итили не думала о работе и не слышала предупреждения, передававшегося вполголоса от одного артиста к другому. Она сидела на стуле, испытывая приступ одиночества, и молча наблюдала за разглядывающими ее посетителями. Кто-то больно ущипнул ее за руку, и девочка повернулась.
— Пузырь, ты зачем меня ущипнула?
— Исчезни, Булочка. Полиция.
Итили испуганно огляделась:
— Где мне спрятаться?
— Уходи со сцены и забейся в уголок потемнее. Шевелись!
Итили встала, сошла со сцены и побежала вниз. Там она отыскала надежное, как ей показалось, убежище у входа, между складками брезента. Девочка затаилась и стала ждать. Когда прошла, наверное, целая вечность, до нее донесся голос Чайне:
— Она где-то здесь, в цирке. Мой брат сказал, что у нее на голове большой белый парик.
Итили замерла.
— Вы, поднимитесь туда! — приказал другой голос, низкий и суровый.
— Да, красавчик? — раздался голос толстухи.
— Где Итили Стран?
— Не знаю никакой Итили Стран, милок, но если ты покупаешь, то я продаю. Девочки, поглядите, какой красавчик, а?
Смех.
— Хватит молоть чепуху. Мне нужна Итили Стран!
— А мне, милок, нужен ты! — Снова смех.
— Эй, приятель, подожди-ка! — взвыл Окостеневший. — Перестань заигрывать с моей женушкой, а то я спущусь и угощу тебя кое-чем.
Хохот.
— Эй, а что ты тут делаешь?
Итили повернулась и увидела маленького мальчика, удивленно таращившегося на нее.
— Уходи.
— Почему у тебя такие волосы?
— Уходи!
Мальчик надул губы, потер глаза и расплакался. Подошедший мужчина положил руку ему на плечо.
— Что случилось, сынок? — Он взглянул на Итили. — Что ты ему сделала?
— Ничего, ни…
Чья-то рука отбросила полог, и перед Итили предстал высокий и сильный офицер долдранской полиции. За его спиной маячил ее дядя. Он улыбался.
Полицейский схватил девочку за руку и вытащил из укрытия.
— Итили Стран, ты арестована по жалобе твоего опекуна.
Она увидела еще нескольких полицейских, двое из которых вели Хозяина к черной машине. Из-за угла выбежали рабочие со штырями в руках. Полицейские взялись за оружие.
— Эй, попридержите коней! — прогремел голос Раскоряки, и в следующую секунду он уже поднялся на сцену. — Бросьте эти палки! Все! Живо!
Штыри полетели на землю. Рабочие смотрели на Итили, полицейских, своего босса.
Девочку потащили к машине. Обернувшись, она закричала:
— Раскоряка, помоги!
Один из рабочих поднял штырь. Последнее, что видела Итили, это прыгнувший со сцены на ослушавшегося рабочего бригадир.
Судья с революционной розеткой в черном воротнике обратил бесстрастное лицо к офицеру полиции.
— Какие обвинения выдвигает полиция и в чей адрес они выдвинуты?
Сидевший за боковым столом капитан полиции поднялся и подошел к судье.
— Первое обвинение предъявлено Итили Стран, которая самовольно покинула своего законно назначенного опекуна.
Капитан показал на девочку, стоявшую слева со скованными руками. Рядом с ней стоял Хозяин, тоже в наручниках. Он внимательно наблюдал за судьей.
— Второе обвинение предъявлено Джону О'Харе, который предпринял попытку похищения несовершеннолетней.
Капитан указал на Хозяина.
Судья взял со стола несколько бумаг и протянул их полицейскому.
— Взгляните на это.
Капитан подошел ближе, посмотрел документы и кивнул:
— Да, здесь изложены факты, подтверждающие предъявленные обвинения.
Судья повернулся к Итили и О'Харе:
— Вы получили копии выдвинутых против вас обвинений?
Итили, съежившаяся от страха, кивнула. Хозяин нахмурился:
— Судья, позволено ли, чтобы кто-то представлял нас на этом суде?
Судья утвердительно кивнул:
— Если вы этого пожелаете. Ваш представитель здесь?
О'Хара обернулся и окинул взглядом полупустое помещение. Ни Ловкача, ни Раскоряки не было.
— Извините, судья, но он еще не пришел.
— Тогда мы начнем. — Судья склонился над бумагами. — Когда ваш представитель появится, он сможет выступить в вашу защиту. Итак, обвиняется в оставлении семьи Итили Стран; обвиняется в попытке похищения Джон О'Хара. По обоим обвинениям — со стороны полиции капитан Хансел Мендт, со стороны суда… — он посмотрел на О'Хара, — Антоний Скьявелли.
Итили заметила, как О'Хара шевельнул губами, повторяя фамилию судьи. Обвиняемых отвели на скамью защиты, а слово для выступления было предъявлено капитану полиции. Пока он говорил, О'Хара неотрывно смотрел на судью.
Вечером, когда Итили и Хозяин сидели в комнате для задержанных, девочка долго наблюдала за О'Харой, который смотрел в окно и думал о чем-то своем.
— Мистер Джон?
Он повернулся и посмотрел на Итили. Широко раскрытые, испуганные глаза с надеждой всматривались в его лицо.
— Дела не очень хороши, да, Булочка?
Итили опустила голову.
— Извините, я знаю, вас втянул Раскоряка…
О'Хара отошел от окна и остановился перед ней.
— Посмотри на меня!
Итили вскинула голову и увидела такое страшное выражение, которого не видела никогда. Может быть, только Горго, горилла из зверинца, умел корчить подобные гримасы.
— Я Джон О'Хара. Никто не может втянуть меня во что-то, если я того не хочу.
— Да, мистер Джон. — Итили помолчала, наблюдая за Хозяином.
Тот снова отошел к окну и задумался.
— Мистер Джон?
— В чем дело? — О'Хара даже не повернулся.
— Кто такой Антоний Скьявелли?
— Судья.
— Я знаю, но кто он? Я видела, что вы смотрели на него так, как будто знакомы с ним.
Хозяин опустил голову, пожевал губы и снова поглядел в ночное небо.
— Если бы ты выступала с гимнастами, то наверняка бы услышала о Скьявелли. Лючелло. Это значит Птица. Так его называли двадцать пять лет назад. — Хозяин повернулся к Итили. — Ты бы видела его на трапеции — огонь в воздухе! Птица по сравнению со Скьявелли просто неуклюжее создание. Как он летал под куполом!..
— Он выступал в вашем цирке на Земле?
О'Хара кивнул и снова уставился в окно.
— Антоний, его жена Клиа, брат Вито — «Летучие Скьявелли». Были с нами два сезона. Два лучших сезона. — Он развел руками. — Все остальное только дополняло их. Народ приходил посмотреть на «Летучих Скьявелли». — О'Хара потер подбородок. — Антоний и Клиа любили друг друга. Если бы не их известность как гимнастов, они, возможно, прославились бы своей любовью. Это очень давняя история.
— Вито влюбился в Клиа?
Хозяин кивнул:
— Вито работал на подхвате, и когда Клиа дала понять, что не любит его и считает его намеки оскорбительными, он решил избавиться от брата. По крайней мере так думали те, кто знал их. Скьявелли никогда не работали с сеткой. В тот вечер все шло как обычно. Клиа шла первой: раскачивалась, делала переворот в полете и повисала на руках Вито. Затем то же самое повторял Антоний. Пока он летел к брату, Клиа снова шла к перекладине. Они повторяли это шесть или семь раз, очень быстро. — Хозяин пожал плечами. — Может быть, Вито рассредоточился и перепутал сигналы, может быть, решил убить Клиа. Так или иначе, она упала. Я помню эту сцену: братья еще раскачиваются под куполом, глядя вниз, а там толпа уже окружила тело Клиа. Потом они оба спустились, Антоний спокойно подошел к Вито, схватил его за шею и сломал ее. Вито умер мгновенно. — О'Хара покачал головой. — Мы сделали все, что могли, но не сумели доказать вины Вито. Антония приговорили к большому сроку в исправительном поселении. Здесь, на Долдре.
— Мистер Джон, он винит вас в том, что попал сюда?
— Не знаю. На суде он вел себя как сумасшедший — угрожал всем. — О'Хара вздохнул.
— Мистер Джон, что с нами будет?
— Можно только догадываться.
Итили фыркнула, засопела и потерла глаза.
— Жаль, что здесь нет Раскоряки и Дианы. И моих друзей…
О'Хара подошел к ней и положил руку ей на плечо.
— Ловкач и Раскоряка работают, они придумают что-нибудь, чтобы вытащить нас отсюда. Не хотел тебе говорить, потому что может ничего не получиться… В общем, это не имеет сейчас никакого значения.
Итили умоляюще посмотрела на О'Хара:
— Так что делает Раскоряка?
— Он хочет удочерить тебя. Тогда с нас снимут сразу оба обвинения. Но, если даже им и удастся найти того, кто подпишет документы, они не успеют к нужному времени.
— Удочерить меня?
Хозяин кивнул и отошел к окну.
— Итили Тарзак. — Попробовав его на слух, она решила, что новое имя ей нравится.
Был уже поздний вечер, когда Итили и Хозяин вновь предстали перед судьей. Капитан полиции угрюмо сидел за столом, сложив руки на груди. Из задней двери появились Раскоряка и Ловкач. О'Хара нахмурился. Бригадир прошествовал к скамьям для зрителей и уселся рядом с Дианой. Его лицо не выражало никаких эмоций. Ловкач посмотрел на Хозяина, пожал плечами и тоже занял место в зале по соседству с Раскорякой. Некоторое время в помещении было тихо, потом из двери появился судья Скьявелли. Как заведено на Доддре, никто не встал.
Судья сел на свое место, положил перед собой какую-то бумагу и повернулся к обвиняемым.
— Мистер Тарзак и мистер Веллингтон заявили мне о намерении мистера Тарзака удочерить тебя, Итили Стран. — Он заглянул в бумагу. — Однако в связи с тем, что заявление было подано после предъявления обвинений и решение по нему еще не принято, оно не может оказать влияния на приговор суда по выдвинутым обвинениям. — Он кивнул капитану полиции. — Сторона обвинения закончила, так что теперь мы заслушаем защиту. — Судья посмотрел на девочку. — Итили Стран, что ты скажешь в ответ на обвинение в оставлении семьи?
Хозяин поднял руку.
— Минутку, Скьявелли! Вы сказали, что мы имеем право на представителя. Где он?
Судья закрыл глаза, побарабанил по столу и лишь затем посмотрел на О'Хару.
— Я уже выслушал вашего юридического советника. На мой взгляд, ему не удалось опровергнуть предъявленных вам обвинений. — Он перевел взгляд на Итили. — Так что ты можешь сказать?
Итили сглотнула и обернулась, чтобы посмотреть на Раскоряку и Диану. Потом она повернулась к судье и сложила руки.
— Я ушла от них. Интересно, а кто бы не ушел? В отделе по распределению детей меня приписали к ферме Чайне. Это все равно что тюрьма. Но теперь… теперь у меня есть… — На глазах у девочки выступили слезы. — Да, я ушла с фермы. И если закон говорит, что это неправильно, то этот закон глупый! Вот и все, что я могу сказать! — Она закрыла лицо руками и прижалась к О'Харе, который обнял ее за плечи.
— Джон О'Хара, — негромко сказал судья, — что вы можете сказать по сути предъявленного вам обвинения?
Хозяин погладил Итили по голове и посмотрел на Скьявелли.
— Она сказала за нас обоих.
Судья молча посмотрел на О'Хару и снова заглянул в бумагу.
— Капитан Мендт, ваше слово.
Капитан рассмеялся и поднялся на ноги.
— Они признают свою вину. Признают все. О чем тут говорить? Законы написаны для того, чтобы позаботиться о многочисленных сиротах, оставшихся после революции. Это хорошие законы. Законы написаны и для того, чтобы наших детей не увозили с планеты и не отдавали на черный рынок. Посмотрите на девочку! Посмотрите на ее волосы! Мы обнаружили бедняжку среди уродов! — Он скривился от отвращения. — Буква закона ясна. Оправдать их — значит надсмеяться над законом и революцией. — Капитан сел и снова сложил руки.
Судья кивнул, прочитал лежащую на столе бумагу и снова обратился к полицейскому:
— Капитан Мендт, мы совершили революцию для того, чтобы построить общество закона, которое служило бы справедливости, а не политикам. Нам не нужны привилегии. И за последние годы мы применяли наши законы со всей строгоетью, иногда жестокостью. — Скьявелли пожал плечами. — Возможно, это неизбежная необходимость или революционный пыл. Но революции уже десять лет, капитан. Может быть, сейчас появилось место и для справедливости, к которой мы стремились.
Капитан вскочил на ноги:
— Судья, обвинения доказаны. Нельзя признать этих людей невиновными, не совершив при этом преступления!
Скьявелли кивнул, потом расписался на листке бумаги.
— Капитан, я только что придал силу законного документа заявлению об удочерении Итили Стран. Теперь она законный ребенок Дианы и Мелвина Тарзака.
Несколько человек в зале повернулись к Раскоряке.
— Мелвин?
Бригадир не обратил на них внимания.
— В связи с тем, что Итили Стран удочерена до признания ее виновной в оставлении приемной семьи, обвинение считается безосновательным. — Он повернулся к Итили и О'Харе. — Вы свободны.
Раскоряка и Диана поспешили к девочке, а Хозяин проводил взглядом судью Скьявелли, скрывшегося за задней дверью. О'Хара прошел вслед за ним.
Скьявелли только что опустился на стул и расстегнул воротник.
— Антоний?
Судья поднял голову и улыбнулся:
— Здравствуйте, мистер Джон.
— По-прежнему «мистер Джон», вот как?
— Вы Хозяин. — Судья кивнул, приглашая О'Хару садиться.
— Я должен поблагодарить тебя за то, что ты сделал.
Скьявелли покачал головой:
— Скажите спасибо капитану Мендту. Это он показал, что суду предстоит сделать выбор: вырастет ли девочка на ненавистной ферме или в цирке. — Судья опустил голову. — Я и сам вырос в цирке. Не могу представить для Итили лучшего места, чем «Большое шоу О'Хары». — Он посмотрел на Хозяина. — Закон должен защищать интересы Итили, и это главное.
О'Хара нахмурился:
— Капитан Мендт… может доставить тебе неприятности?
Скьявелли покачал головой:
— То, что я сделал, вполне соответствует букве закона. Вам надо кое-что понять относительно капитана Мендта. — Он вздохнул. — Мы все здесь осужденные, включая и меня самого. Вы не можете представить, какой кошмар ожидал ссыльных на Долдре. Корабль прилетал, садился, открывал люк и взлетал. Абсолютная свобода в некотором смысле. Или полный ужас. Банды воров, убийц, насильников, террористов, маньяков бродили по горам, отбирая все, что им требовалось, воюя между собой, уничтожая всех, кто вставал у них на пути. — Скьявелли пригладил волосы. — Вскоре после моего прибытия на Доддру был сформирован отряд тех, кто хотел, чтобы на планете правил закон, а не сила. На протяжении четырнадцати лет мы боролись с бандитами, а потом и с властями. Сейчас мы располагаем собственными средствами защиты от жестокости, мы ведем торговлю, и никто не считает Долдру проклятым местом. Для капитана Мендта, как и для меня, сделанное нами священно. — Судья пожал плечами. — Но, как любая религия, наша система, вероятно, закрывает глаза на определенные реалии. Нашим законам не хватает гуманности, так что путь еще долгий.
Хозяин кивнул и посмотрел на судью:
— Антоний, а как насчет возвращения в цирк? У нас лучшие воздушные гимнасты, а если ты станешь наставником… Он замолчал, видя, что Скьявелли поднял руку.
— Нет, мистер Джон. — Судья улыбнулся. — Вслед за красными фургонами… — Его глаза блеснули. — Нет, фургоны уйдут без меня. Я вложил в эту планету много лет жизни. Я не свободен.
О'Хара кивнул. Некоторое время оба молчали, потом О'Хара поднялся:
— Что ж, полагаю, у тебя есть дела поважнее…
Скьявелли тоже встал и посмотрел на Хозяина:
— Не более важные, мистер Джон, но столь же важные. Мы здесь, на Долдре, такие, как есть, потому что такими были. Это мрачное место, и в результате все мы немного мрачные. Возвращайтесь, когда сможете. Нам нужны смех, чудеса и мечта.
Они обменялись рукопожатиями, затем О'Хара направился к выходу. Он закрыл за собой дверь и оглядел пустую комнату, впервые обратив внимание на убогость всей обстановки. Весьма унылая сцена для человека, летавшего когда-то над ликующей толпой. Хозяин провел рукой по грубой поверхности скамьи и улыбнулся, почувствовав легкую зависть.
Раскоряка просунул голову в дверь:
— Вы идете, мистер Джон? Мы сорвем следующее представление, если не поторопимся.
О'Хара кивнул и вышел вслед за бригадиром в спустившуюся на город ночь.
По земному летоисчислению начался 2144 год, а для «Большого шоу О'Хары» — третий сезон на космическом корабле «Город Барабу». Диввер-Сехин Тхо никогда и мысли не допускал, что будет работать на людей, а с цирком ему сталкиваться не приходилось. Это был вполне благоразумный переводчик в Бюро жалоб в Ааргоу, столице планеты Пендия. Демократы находились у власти менее трех лет, сменив правившую на протяжении двенадцати столетий монархию. Во время революции Диввер сражался на стороне демократов, но, когда колесо реформ низвело Бюро жалоб до состояния почти неуправляемого хаоса, он все чаще ловил себя на том, что желал бы возвращения монархии.
В таком вот расположении духа, чему в немалой степени способствовали истеричные попытки начальника отдела сохранить свой дореволюционный статус путем высасывания из пальца бесконечных и никому не нужных поручений, и оказался в один прекрасный момент Диввер. Устав от суеты, он принялся читать объявления о найме на работу, помещенные в разделе новостей. Нельзя сказать, что он всерьез задумался о том, чтобы оставить занимаемую должность; ему просто хотелось убедить себя в возможности самому принять решение.
Был первый день отпуска, и Диввер полностью погрузился в чтение объявлений, когда его внимание привлекли следующие строчки: «Призыв! Где ты, Билли Пратт? Бородавка Макги, оставайся на месте. Минимальный государственный оклад. Требуется! Одна вакансия! Работа с маршрутным журналом. Читать, писать по-английски, пригодится опыт в истории. Обращаться лично в «Большое шоу О'Хары», Вестховен».
Диввер нахмурился. Космический корабль с цирковой труппой опустился на планету несколько месяцев назад, но сам он в цирк не ходил ни разу. Будучи знакомым с земным языком, называвшимся английским, зная — пусть и поверхностно — историю, а также движимый неутолимым любопытством, он решил отправиться в муниципалитет Вестховена и посмотреть, что к чему.
Взяв напрокат скутер, Диввер быстро добрался до расположенного на окраине Вестховена шапито, но, едва увидев на площадке группу людей, почувствовал себя не в своей тарелке. В ходе революции Земля поддерживала бывшую монархию, лишь вмешательство сил Девятого Квадранта позволило пендианцам самим урегулировать политические разногласия.
В центре площадки стояло огромное сооружение, держащееся на трех шестах и обтянутое брезентом. Художники разрисовывали многочисленные фургоны, украшая их красными и золотистыми листьями и яркими разноцветными зубчатыми колесами. Между брезентовыми сооружениями поменьше разминались артисты — фокусник, женщина, завязывавшая себя узлами, несколько акробатов… Диввер с удивлением наблюдал за ними, когда какой-то человек, распутывавший канаты, выпрямился и повернулся к гостю. Это был громадный мужчина в грубом комбинезоне и шляпе с опущенными полями.
— Помочь?
— О, да. — Диввер взглянул на листок с выписанным объявлением. — Куда мне обратиться по поводу работы?
Человек-гора вскинул брови и перебросил окурок сигареты из одного уголка рта в другой. Опустив брови, он указал большим пальцем куда-то за спину:
— Туда. В казначейский фургон.
Диввер посмотрел в указанном направлении и увидел целый лес ярко раскрашенных фургонов.
— Который из них?
Великан потер подбородок, прищурился и ткнул пендианца в бок пальцем, больше похожим на громадного червяка.
— А вы, случайно, не тот парень, падкий на сладости?
Диввер отступил, потирая бок.
— Понятия не имею, о чем вы говорите!
Гигант еще раз потер подбородок и кивнул:
— Хорошо вы изъясняетесь. — Он протянул руку, на ладони которой могло запросто уместиться столовое блюдо. — Меня зовут Раскоряка. Я бригадир.
Дивверу уже приходилось видеть этот забавный ритуал рукопожатия. В следующий момент пальцы пендианца оказались стиснутыми с невероятной силой.
— А меня зовут… ох!.. Диввер-Сехин Тхо.
Раскоряка кивнул и ослабил тиски. Пендианец помахал рукой.
— Диввер-Сайхин… ладно, это ненадолго. Будете работать с маршрутным журналом?
— Я ищу место.
Раскоряка повернулся к фургонам:
— Пойдемте, я отведу вас к Хозяину.
Они пересекли площадку и остановились у белого с золотым фургона с покосившимся зарешеченным окошком. Раскоряка поднялся по ступенькам и толкнул дверь.
— Мистер Джон, к вам пришли.
Дверь открылась: за ней стоял немного полноватый, но очень высокий мужчина в пестром клетчатом пиджаке и брюках, лысый и белобородый. Человек посмотрел на Диввера и сделал жест, приглашая его войти.
— Заходите и присаживайтесь куда-нибудь. Я вас оставлю на минуту. — Он прошел в глубь фургона.
Диввер кивнул великану, уже спускавшемуся по ступенькам:
— Спасибо.
Раскоряка помахал рукой и направился к своей груде канатов. Диввер сглотнул, поднялся по ступенькам и вошел в фургон. Внутри почти все пространство занимали четыре письменных стола, стеллажи и ящики. Там, где стены были свободны от мебели, бюллетеней и окон, висели яркие рисунки диких зверей, каких-то странных людей и золотисто-белого космического корабля, украшенного необычными узорами. В дальнем углу фургона в комфортабельном кресле сидел белобородый человек. Рядом с ним стоял высокий, худой мужчина в черном костюме. Отыскав взглядом свободный стул, Диввер опустился на него и выжидающе посмотрел на людей.
Бородатый кивнул худому:
— Валяй, Ловкач.
— Так вот, мистер Джон, я ценю ваше предложение, но дорога уже утомляет старика. На «Барабу» я чувствую себя неплохо, однако путешествовать по планетам — это уж слишком.
Мистер Джон покачал головой:
— Не хочу терять тебя. Ты лучший в своем деле.
— Был, мистер Джон. Был. — Худой покачал головой. — Мне тоже неохота уходить и оставлять вас в состоянии войны с «Арнхайм и Бун», но ничего другого не остается. Мне нужно отдохнуть.
— Ты уверен, что все решено?
Ловкач кивнул:
— Дело не представляло никакого труда. — Он пожал плечами. — Эти ребята настоящие простофили.
Мистер Джон сложил руки на животе и улыбнулся:
— Не будешь скучать без цирка?
— Уверен, что буду. Надеюсь только, что работа окажется интересной. Она не связана с цирком, но такому, как я, разводиле есть чем заняться.
О'Хара поднялся и протянул руку:
— Удачи тебе и не забывай о нас.
Худой пожал руку мистеру Джону, повернулся и вышел из фургона. Диввер поднялся и приблизился к столу, за которым сидел белобородый.
— Меня зовут Диввер-Сехин Тхо. Я пришел по объявлению.
Некоторое время Хозяин смотрел куда-то вдаль, затем перевел взгляд на посетителя. Диввер увидел, что под густыми белыми бровями у него голубые глаза.
— Диввер-Сехин Тхо. Что ж, это ненадолго… Знаете английский?
— Да. — Пендианец посмотрел на дверь и опять на Хозяина. — Вы не возражаете, если я задам вопрос? Кто такой разводила?
— Советник по юридическим вопросам. Занимается тем, чтобы нас не запретили, работает с полицейскими, политиками. Не знаю, удастся ли когда-нибудь найти ему замену. — Он подался вперед, поглаживая бороду. — Разбираетесь в законах? Знаете, как положить сахар, чтобы было послаще?
Пендианец пожал плечами:
— Нет. Я пришел по объявлению. Вам нужен умеющий читать, писать и говорить по-английски. Я занимаюсь этим в Бюро жалоб.
— Хм. — Хозяин откинулся на спинку стула. — Так как, вы говорите, вас зовут?
— Диввер-Сехин Тхо.
— Хм. — Хозяин погладил бороду. — Послушайте, Диввер, я думал о человеке… землянине.
— Мне представляется, что у вас неправильная точка зрения. Те существа, которых я видел на площадке… многие из них едва ли похожи на людей!
О'Хара рассмеялся и кивнул:
— Да, у нас тут разнообразие размеров и форм.
— Особенно это касается той, с двумя головами.
— О, На-На выступает в детском шоу. Тем не менее она человек. — Хозяин подался вперед. — Мне нужен кто-то, кто занимался бы маршрутным журналом. Наш цирк первым ступил на звездную дорогу. Прошло всего два года, а уже более тридцати компаний, называющих себя шапито, занимаются тем же самым. Большинство из них не с Земли, но и те, которые оттуда, представляют собой не более чем летающие выставки технических трюков. — Хозяин ткнул пальцем в сторону Диввера. — Я не желаю, чтобы труппа забыла о том, что такое настоящий цирк.
— Но какое это имеет отношение к маршрутному журналу? — спросил Диввер.
О'Хара снова откинулся на спинку стула, расстегнул пуговицы пиджака и оттянул желтые широкие подтяжки.
— Так вот, Скивви, маршрутный журнал — это регистрационный журнал цирка. Что-то вроде судового журнала. В него ежедневно вносятся записи, которые показывают, где мы находимся, что происходит, в какой мы форме. — О'Хара щелкнул подтяжкой и снова ткнул пальцем в сторону Диввера. — Но от своего вахтенного я хочу большего, будь он человек или… не человек. Я хочу, чтобы журнал стал летописью. Мне нужен тот, кто напишет историю нашего цирка. Ну, как?
Диввер почесал подбородок.
— Интересно, что случилось с тем, кто занимался этим раньше.
— Убит на Масстоуне. В конце прошлого сезона. — О'Хара нахмурился. — Потом журнал вел я, но у меня получается не так, как хотелось бы. — Он изучающе посмотрел на пендианца и, подумав, кивнул: — У вас, пендианцев, как я слышал, хорошее зрение.
Диввер подался вперед и, понизив голос, произнес:
— Должен сказать, у меня есть серьезные сомнения насчет этой должности.
— Какие сомнения?
— Помимо прочего, я воевал против людей во время революции. Не окажусь ли я объектом враждебности?
Хозяин громко рассмеялся и покачал головой:
— Нет. Успокойтесь, Скиввер. Наша цель — развлекать, а не сводить счеты. Видите ли, мы должны обращаться ко всем, а значит, быть вне политики. — О'Хара щелкнул второй подтяжкой. — Это нерушимый принцип. — Он ухватился за лацканы пиджака и уставился через кустистые брови на потолок. — Чужак будет работать с маршрутным журналом… Что ж, возможно, это как раз то, что нам требуется. — Хозяин взглянул на Диввера. — Вы станете обращать внимание на те мелочи, которые нами принимаются как само собой разумеющееся, а мне не хотелось бы их терять…
Дверь открылась, и в нее просунулась голова бригадира.
— Мистер Джон, мои ребята пришли с участков. До конца дня я поставлю их на фургоны.
— Старый брезент залатали? Нельзя, чтобы завтрашнее представление задержалось.
— Все сделано. Дорога еще чиста?
О'Хара покачал головой:
— Ты видел на площадке того сластену?
— Да. Он тут болтается уже минут десять. — Раскоряка посмотрел через плечо. — Вон, пришел. — Бригадир остался у двери, словно охраняя вход.
— Мне нужно увидеть владельца цирка, — раздался голос с сильным пендианским акцентом.
Раскоряка отступил в сторону и протянул руку в направлении О'Хары.
— Вот он сам. — Бригадир рассмеялся и вышел, а пендианец поднялся по ступенькам и остановился у входа.
Посетитель посмотрел на Диввера, нахмурился и поклонился, как принято на Пендии, когда старший приветствует младшего. Диввер едва заметно кивнул в ответ. Посетитель задержал взгляд на Диввере и сказал:
— Я Мизан-Нье Крав, служащий отдела по надзору при муниципалитете Вестховена.
— Диввер-Сехин Тхо.
Крав повернулся к О'Харе, потом снова взглянул на Диввера:
— Могу я спросить, почему вы здесь?
— Можете. — Диввер начал закипать. Вот в чем дело! Вот что имели в виду люди, когда говорили о сладкоежке. Крав не давал разрешения на выступление, дожидаясь взятки. Наверное, принял его за следователя.
— Итак, почему вы здесь?
— Это не ваше дело.
О'Хара усмехнулся:
— Ну-ну, Скивви, не надо так разговаривать с высокопоставленным чиновником муниципалитета. — Хозяин повернулся и посмотрел на Крава. — Скивви пришел сюда получить работу. А вы что подумали, Краб?
— Крав, мистер О'Хара. — Чиновник сложил руки на груди и высокомерно взглянул на Хозяина. — Судя по афишам и плакатам, развешанным и расклеенным по всему городу, вы намерены провести парад и премьерное выступление по расписанию.
О'Хара кивнул:
— Верно. Вы очень наблюдательны. — Хозяин повернулся к Дивверу. — Я же говорил, что у пендианцев острое зрение.
— Мистер О'Хара, — заговорил Крав, — мне казалось, что мы достигли взаимопонимания.
О'Хара развел руками:
— Что я могу поделать, Краг? Они же просто тупицы. Я им повторяю раз за разом, но до них никак не доходит.
Крав прищурился.
— Я уже говорил, О'Хара, — ни парада, ни шоу… если только не будут выполнены определенные условия.
Он повернулся, промаршировал к двери и оттуда посмотрел на Хозяина.
— Только появитесь на улицах Вестховена или впустите в палатку хоть одного зрителя, и я вас всех арестую!
Когда Крав вышел, О'Хара усмехнулся и повернулся к Дивверу:
— Итак, что у нас?
Диввер, проводивший взглядом соотечественника, нахмурился:
— Негодяй! Он требует от вас денег! О нем нужно сообщить в Бюро жалоб…
Хозяин поднял руку:
— Придержите-ка коней. Кравом занимаются. Мы говорили…
Диввер пожал плечами:
— Вы объясняли мне, что цирк вне политики, когда нам помешал этот… Раскоряка, сообщивший, что его люди вернулись с участков. Разве люди голосуют на муниципальных выборах?
О'Хара поднял брови и поджал губы.
— Они находятся здесь достаточно долго, чтобы получить такое право. А что, не должны?
— Вы ведь говорили, что цирк вне политики.
— Я же не могу запретить им голосовать, так? — Он пожал плечами. — Кроме того, все три вестховенских кандидата приходили сюда и предлагали приличные деньги за голоса труппы.
Диввер поднялся.
— Покупка голосов! Это… позор! Пережить лишения революции, чтобы…
О'Хара поднял руку:
— Успокойтесь, Скивви. Вам не из-за чего расстраиваться.
Диввер опустился на место.
— Если вы отправитесь с нами, то увидите кое-что похуже.
Диввер сложил руки на груди и фыркнул:
— Вы знаете, чьи кредиты купят эти выборы?
— Давайте посмотрим. Каждый кандидат обещал по пять кредитов за участие в голосовании. Это пятнадцать. Ну как пройти мимо таких легких денег! Люди берут кредиты, а потом используют возможности тайного голосования.
Диввер снова поднялся, заложил руки за спину и начал расхаживать перед столом Хозяина.
— Это возмутительно! Да, возмутительно. Революции всего три года, а коррупция уже процветает! Взятки, подкуп избирателей… — Он остановился и посмотрел на О'Хару. — Я должен сообщить об этом! Все эти…
Хозяин покачал головой:
— Нет. Мы решаем подобные вопросы по-своему. Мы никогда не зовем полицию. — О'Хара пожал плечами. — Кроме того, от полицейских потом не так легко отвязаться. Гораздо лучше, если делом занимается Ловкач.
Диввер сел.
— Что же он может предпринять? Я не понимаю…
— Это вроде того, как мы выходили на орбиту вокруг Масстоуна в прошлом сезоне. Сейчас орешки щелкать трудно, и…
— Орешки?
О'Хара покачал головой и поднял брови.
— Господи, да откуда вы свалились? Орешки — это то, во что нам обходится каждый день работы. Нам ведь приходится много платить — за топливо для шаттлов, за продукты, рабочим, за обслуживание. А еще всякие налоги, сборы, пошлины… В общем выходит до сорока девяти тысяч кредитов в день. Это и есть наши орешки.
— Понятно.
— Так вот, как только мы выйдем на орбиту и развернем шапито, вы увидите, почему нам приходится платить по полной программе.
— По полной программе?
— Ну да, я же сказал. В общем, едва мы прибыли на Масстоун, как на нас сразу набросились эти специалисты по вымогательству. — О'Хара подался вперед и ткнул в сторону собеседника толстым пальцем. — Я понимаю, что чиновникам платят мало и наша помощь им весьма кстати, но вымогатели — совсем другое дело. Мы не идем на уступки. Это принцип.
Диввер решил, что перед ним принципиальный человек.
— И что вы сделали?
— Ловкач отправился на планету на нашем рекламном шаттле и заказал новые афиши, постеры и все такое. — О'Хара потянул себя за бороду, покачал головой и усмехнулся. — Понимаете, мы уже несколько недель вели на Масстоуне рекламную кампанию, и любители половить рыбку горели желанием поскорее встретиться с нами. Ловкач разослал рекламных агентов по всем большим городам, везде висели афиши, все средства массовой информации только и трубили о скором представлении. И тут нам говорят, что ничего не получится из-за трудностей с получением разрешения. — Хозяин хлопнул себя по колену. — Через неделю Масстоун оказался на грани революции, и власти умоляли нас поскорее начать выступление. Ни о каких разрешениях уже и речи не было. Ну, мы сели, подумали и кое-что придумали. Понимаете?
— Не уверен. Вы отказались выступать?
О'Хара расплылся в довольной улыбке:
— Нет, мы согласились, но только после того, как нам заплатили двести тысяч кредитов.
— Вы хотите сказать…
— Да, мы их нагрели.
Хозяин посмотрел на пендианца, ожидая его реакции.
Диввер только кивнул:
— Теперь я понимаю, почему вам так не хватает мистера Ловкача.
О'Хара усмехнулся:
— О, я мог бы рассказать о нем тысячи таких историй. Сейчас мы ищем другого разводилу, Билли Пратта, но не знаю, смогу ли заманить его к нам.
Дверь фургона открылась, и на пороге возник бойкий парень в красном пиджаке с черными лацканами и в черных брюках, заправленных в до блеска начищенные черные сапоги.
— Хозяин, я привел ребят с участков. Вы уже определили порядок парада?
О'Хара покопался в разложенных на столе бумагах, вытащил какой-то листок и передал вошедшему, после чего повернулся к Дивверу.
— Сэм Сарасота, наш режиссер конных номеров. Сэм, познакомься со Скивви-Сеин Toy.
Диввер поднялся и протянул руку, тут же пожалев об этом — Сэм чуть не раздавил ему пальцы.
— Меня зовут Диввер-Сехин Тхо.
Сэм улыбнулся:
— Ну, это ненадолго.
— Скивви будет заниматься маршрутным журналом.
— Пока только думаю…
Сэм взял листок и повернулся к О'Харе.
— Я этим займусь.
О'Хара кивнул, и Сэм вышел из фургона. Диввер посмотрел на Хозяина.
— Если я соглашусь, сколько вы будете мне платить?
— Восемьдесят в неделю и полный пансион.
К тому времени, когда пендианец, вернувшись домой, выспался и подумал над сделанным ему предложением, перспектива скитания по Квадранту подобно какому-нибудь кочевнику, да и еще в компании весьма необычных существ, показалась ему глупой. Это чувство усиливала обещанная оплата, которая была вдвое ниже, чем его заработок в бюро. Диввер представил себя на месте Ловкача — старый, уставший, заброшенный на чужую планету в самом конце жизни… Помимо всего прочего, английский Хозяина не вполне соответствовал уровню полученного Диввером образования.
Несмотря на бессмысленность своего пребывания в бюро и тускнеющий блеск идеалов революции, Диввер решил, что нельзя ожидать от жизни многого и следует вернуться после окончания отпуска в бюро. Случайно ему пришла в голову мысль познакомиться с последними новостями…
Отсмеявшись и поднявшись с пола, пендианец уже знал, что возьмется за новую работу. Диввер-Сехин Тхо последует за красными фургонами в их пути по странным, непредсказуемым мирам.
Новость, сыгравшая столь значительную роль в его жизни, представляла всего лишь отчет о муниципальных выборах в Вестховене. Три кандидата, боровшихся за власть с самого начала, потерпели поражение от выдвинутого и зарегистрированного в последний момент новичка. На фотографии, размещенной рядом с текстом, был изображен немолодой уже победитель, одетый в черный костюм. Его большие водянистые глаза смотрели на читателя. Цирк получит разрешение на выступление, Вестховен увидит парад, а Ловкач найдет, чем заняться на склоне лет… в роли мэра Вестховена. Как сказал он сам, это не цирк, но дел у разводилы найдется немало.
На исходе третьего вечера работы с «Большим шоу О'Хары» Диввер-Сехин Тхо забрался в административный фургон, который как раз загружали в шаттл для переброски к очередной стоянке. Он сел за отведенный ему стол, расположенный неподалеку от стола казначея, подавил зевок усталости, поднял ручку и начал писать.
МАРШРУТНЫЙ ЖУРНАЛ
«БОЛЬШОГО ШОУ О'ХАРЫ»
1 мая 2144 г.
Хозяин настаивает на употреблении в маршрутном журнале земного летоисчисления, и мне приходится постоянно спрашивать, какое сегодня число, потому что таблицей соответствия дат меня никто не обеспечил. Я спросил, почему так важно земное время, ведь все учреждения в Квадранте пользуются Галактическим Стандартом. Он ответил, что если мы не будем пользоваться земным временем, то не будем знать, когда заканчивать сезон. Я предложил перейти на Стандарт, но Хозяин считает, что если обозначить первое мая — день начала циркового сезона — цифрами 12.04, то получится бессмысленно и сухо.
Прискорбно, что я так быстро привыкаю к цирковому жаргону. Канаты — «ленты», главный вход — «8-я авеню», исполнители — «чудаки»… Многие выражения, похоже, предназначены лишь для того, чтобы смутить зрителей, но в то же время они странным образом объединяют работающих в цирке в некое сообщество. Так, представление Зельды называется: «Мадам Зельда, предсказательница, хиромантка и медиум, исследует прошлое и будущее, используя обширный арсенал Темных Сил». В цирке оно именуется «кулачный сустав». «Рай Розового Лимонада» — «сочная забегаловка»; и, увидев производство напитка, я поклялся себе, что лучше умру от жажды и получу солнечный удар, чем выпью хоть один глоток. Тем не менее зрители поглощают его в огромных количествах. Ласка, парень, ответственный за разлив напитка, объяснил, что кусочки лимона, плавающие на поверхности этой ужасной смеси, называются «приманкой», и похвастал, что запасов лимонов ему хватит до конца сезона.
Пока что мы придерживаемся графика, у нас была лишь одна отмена представления (из-за урагана) и две стычки с горожанами. Лошадиное фортепьяно (англоязычные называют его «каллиопа») наконец-то починено, и его жуткие звуки снова терзают наши бедные уши. Хозяин хочет, чтобы к Вистунье все было в порядке.
Как сказал Джон О'Хара:
— Ты должен понять, Бородавка (так меня теперь зовут), цирк обращается ко всем, независимо от пола, возраста, расы, религии, морали и прочего. На Вистунье жителей раздражает грязь. Мы можем пройти всей труппой голыми вокруг арены, и никто не обидится, если мы будем чистые. Но грязь? Никогда. Все это надо помнить, выбирая маршрут.
— Маршрут выбираете вы?
— Нет, это делает Джек Сэвидж, Крыса. Он опережает нас почти на год. Джек держит связь через главного агента и подсказывает, чего стоит опасаться на той или иной планете, какие там табу. Поэтому запомни: если в дело вмешивается политика, расизм, религия, мы в нем не участвуем. Это наш принцип. Так мы поддерживаем традиции старого цирка, Бородавка, — принципами.
— Хозяин, но мне представляется, что пендианцы воспримут участие Ловкача в выборах в Вестховене именно как политику. Как быть с этим вопросом?
О'Хара вскинул бровь, поджал губы, посмотрел на меня и пожал плечами:
— Ну, Бородавка… надо же быть гибким.
Клички в цирке, даже ужасно нелестные, не являются причиной для обид. Они происходят от каких-либо физических особенностей, прежних занятий или даются случайно. Меня прозвали Бородавкой из-за наростов, имеющихся у любого пендианца. Раскоряка Тарзак имеет особую походку, у Квак-Квака, пресс-агента, специфический голос. Дурень Джо получил кличку по каким-то неясным причинам, потому что, на мой взгляд, этот парень ничуть не глупее других рабочих. Как бы там ни было, именно Дурень Джо рассказал мне о том, как возникла кличка Растяжка.
Я бы ничего не рассказал, если бы мы работали с главным куполом; Раскоряка не любит, когда это рассказывают при нем. Но сначала тебе надо узнать кое-что о нашем бригадире. Его родители родом из Польши, поэтому шесты главного шатра и называются так странно: Паддевски, Вассакуски и в таком же духе. Чтобы натянуть брезент на эти шестидесятифутовые шесты, мы используем слонов. Когда Раскоряка командует, он все время кричит: «Тяни на Паддевского… придержи Пэдди, тяни на Вассакуски…» Слоны тянут канат, брезент поднимается. Но, понимаешь, чтобы выучить все эти слова, надо немало поработать, а Растяжка их совсем не знал.
По-моему, это было на нашей третьей или четвертой стоянке на Оккаме. Рабочих не хватало, а тут еще ураган расколол два центральных шеста главного шатра. Раскоряка нанял несколько новичков, и одним из них оказался Растяжка. Ты посмотри на Растяжку и сразу поймешь, почему он приглянулся бригадиру. Приятный на вид парень, большой, сильный и простак, каких поискать.
Растяжка — его тогда звали Ансель — определился к Жирному Баггу, и все шло отлично, хотя Жирный был малость «под мухой». Поставили шесты, растянули и подвязали брезент. Жирный вместе с Анселем, слоном и погонщиком взялись за Чо-пан, это третий шест. Раскоряка расставил всех по местам и кричит: «Тяни на Паддевского!» Первый слон подтягивает тент на пятнадцать футов. «Стой! Тяни на Вассакуски!» В общем, дело понемногу движется. Но тут Жирный Багг хлопает Анселя по плечу и говорит, чтобы тот справлялся без него. Сам отходит в сторонку и укладывается на травку.
«Тяни на Чо-пан!» — кричит Раскоряка. Никто не тянет. «Тяни на Чо-пан!» — опять командует Раскоряка, и опять ничего. Тогда он просовывает голову под брезент и видит, что слон стоит на месте. Бригадир показывает на него пальцем и орет: «Эй, проснитесь и тяните!» Ансель делает знак погонщику, слон начинает тянуть. «Придержи Чо-пан!» — командует Раскоряка, но брезент все ползет вверх.
Ну вот, тент затянули футов на тридцать. Раскоряка бежит к третьему шесту, приказывает погонщику остановиться и поворачивается к Анселю. «Ты что, оглох? Я же сказал придержать! Где Жирный?»
«Там», — показывает Ансель.
Раскоряка подходит и дает Жирному хорошего пинка.
«Двигай к казначею, Жирный, и получи расчет». Потом он зовет Синего Пита и ставит на место Анселя.
«А мне что делать?» — спрашивает парень. Раскоряка смотрит на него, чешет подбородок и говорит: «Сейчас мы будем ставить боковые шесты, а они у нас не того размера. Иди найди Косоглазого Майка и возьми у него растяжку для шеста». Ансель убегает, а Раскоряка качает головой и снова принимается за дело.
Ну, вот… Косоглазый Майк посылает Анселя к Зверю, тот — в грузовой фургон, оттуда его отправляют к завхозу. По-моему, Ансель все-таки понял, что если он что и растянет, то только собственные ноги.
Да, мы уже поставили примерно половину шестов, как вдруг появляется Ансель. На тракторе. И тянет за собой платформу.
На платформе здоровенный ящик с надписью «Растяжка для шеста». Раскоряка подходит к трактору, Ансель вылезает из кабины и говорит: «Ну вот, Раскоряка, то, что надо. Едва нашел».
Бригадир хмурится, потом подходит к ящику. Оттуда вдруг доносятся вой, визг, и ящик начинает раскачиваться. Из ящика появляется громадная волосатая рука. На каждом пальце коготь размером с нож. Она шарит вокруг, потом исчезает внутри. Раскоряка поворачивается к Анселю и говорит: «Что это?»
«Это и есть ваша растяжка для шеста. Открывайте и увидите, что шест растянут как надо».
Ну, Раскоряка постукивает ногой по земле, складывает руки на груди, сердито смотрит на парня и говорит: «Что ж, хорошая работа, только… похоже, у нас все шесты нужной длины. Верни ее на место».
Ансель прыгает в трактор и уезжает. С тех пор его и зовут «Растяжка». Сходи как-нибудь в зверинец, и тебе покажут то четырехтонное чудище с когтями, которое мы прихватили на планете Хессиф. Тварь оказалась слишком злобная, пришлось от нее избавиться. И как только Растяжке удалось сунуть ее в тот ящик?
2 мая 2144 г.
Сегодня мы закончили выступления в Вортнагге, загрузились и отбыли на корабле к следующей цели. Это четвертая планета в системе Гурав, называется она Уоллаби. Хозяин отправил меня с последним шаттлом, чтобы я мог понаблюдать за всем процессом. Должен признаться, всего я так и не увидел. Я спокойно сидел, думая, что досмотрю представление до конца, но не тут-то было. Еще половина зрителей не вышли из главного шатра, как рабочие повалили внутрь.
Меня выгнали на улицу вместе со всеми, а когда я вышел, то с изумлением обнаружил, что многих палаток, включая зверинец, уже нет. Я вернулся в главный шатер. Зрители ушли, и около трехсот рабочих снимали внутреннее оборудование. Складывающиеся платформы, на которых сидели зрители, загружались в поджидающие фургоны, сцены разбирали и тоже грузили в фургоны. Электрики отключили свет и снимали прожектора и стойки. Погонщики гнали слонов к шестам, поддерживающим середину купола. Стало темно, и я поспешил наружу, не испытывая желания оказаться растоптанным.
Я был недалеко от того места, где находился главный вход, когда отъехали последние фургоны и ушли слоны. Бригадир скомандовал: «Отпускай!» Меня ударила воздушная волна, разнесшая по сторонам смешавшиеся воедино запахи цирка, и купол рухнул, чуть не придавив шестерых рабочих, выскочивших из-под падающего брезента в последнее мгновение. Еще не улеглась пыль, как десятки человек прыгнули на тент и принялись развязывать веревки, соединявшие секции. Не прошло и минуты, как их скатали и уложили в отдельные фургоны. Потом сняли шесть центральных шестов, а бесчисленные штыри и распорки просто сгребли тракторами и тоже погрузили в фургоны.
Город внезапно исчез. Я стоял на опустевшей площадке, а ветерок разносил клочки бумаги. Кто-то положил руку мне на плечо. Я повернулся и увидел незнакомое морщинистое черное лицо.
— Для вас это, наверное, в первый раз?
Я кивнул:
— Никогда не видел ничего подобного и…
Незнакомец поднял руку и показал на отъезжающие фургоны.
— Вам лучше поторопиться. Шаттлы улетят минут через двадцать.
— А вы?
Он покачал головой:
— Я Тик-Тик, человек, который не спит. Мне нужно остаться, чтобы убрать здесь все и убедиться, что город не имеет претензий к цирку.
Я посмотрел на фургоны.
— Но как вы попадете на корабль?
— Я и не попаду. Доберусь до следующей стоянки отдельно. Девять лет я с мистером Джоном и ни разу не видел представления целиком.
Он кивнул, и я побежал к фургонам. К шаттлу № 9 я успел как раз тогда, когда в него загружали шестидесятифутовый центральный шест.
Времени пялиться на «Город Барабу» не было. Едва шаттл пристыковался к корме корабля, как меня срочно вызвали для доклада в каюту мистера Джона. Поток людей захватил меня и понес, и я каким-то образом добрался куда надо. Дверь была открыта, и я вошел. Мое появление не прошло незамеченным — Хозяин поднял бровь, удостоил меня беглым взглядом и снова погрузился в чтение каких-то бумаг. У стола уже стояли двое, а когда в каюту протиснулись Раскоряка и еще один мужчина, то в крохотном помещении стало не протолкнуться.
Хозяин поднял голову и кивнул Раскоряке:
— Закрой дверь. Когда поговорим, позови Зазывалу и Грузчика.
Раскоряка повернулся, нажал кнопку, и дверь с легким свистом закрылась.
— Что случилось, мистер Джон?
Хозяин посмотрел на меня:
— Бородавка, это Джек Крыса, наш маршрутный, и Растяжка Дирак, он старший первого шаттла.
О'Хара указал в сторону стоящих у стола мужчин.
— Раскоряку ты знаешь, а парень, который пришел с ним, Лысый Вилли, пилот и старший экипажа «Барабу». — Он показал на меня. — А вот Бородавка.
Я решил не обращать внимания на это напоминание о моей, отличной от человеческой, коже и кивнул остальным.
Хозяин посмотрел на Крысу:
— Расскажи.
Джек Крыса повернулся к нам:
— Два пункта. На Уоллаби зреет гражданская война. А «Шоу Эйба» хочет опередить нас и сорвать наше выступление.
Раскоряка присвистнул и покачал головой:
— Как ты думаешь, Крыса, начнут там стрелять, пока мы будем выступать?
Крыса пожал плечами:
— Точно никто не скажет, но обстановка накаляется. — Он повернулся к О'Харе. — Что с «Шоу Эйба»? Если «Арнхайм и Бун» узнают о политической ситуации, то, может быть, отложат дуэль до другого раза?
Хозяин улыбнулся и закрыл глаза.
— Они знают. — Он снова открыл глаза. — Информация к ним идет оттуда же, откуда и к нам. Думаю, Арнхайм узнал о восстании раньше и решил воспользоваться войной с выгодой для себя.
Крыса развел руками.
— Ну так что, плюнем на эту планету и поищем травку позеленее или все же ударим по ним?
Хозяин на мгновение опустил голову, а когда посмотрел на нас, в его глазах горел огонь.
— Мы выступим на Уоллаби, как и планировали. Маршрут, контракты, реклама — все подготовлено. Чтобы внести изменения, нам нужен месяц или еще больше, а это дает Карлу Арнхайму именно то, что ему нужно, и при этом он даже кулаки не разобьет. — Хозяин повернулся к бригадиру. — Раскоряка, можешь выделить с десяток своих ребят Растяжке? Я хочу, чтобы мы нанесли упреждающий удар.
Раскоряка кивнул:
— Да уж, дельце будет веселенькое, но мы управимся.
— Хорошо. — Мистер Джон посмотрел на меня. — Бородавка, пойдешь с авангардом.
— Я?
— Да, ты. Рекламщикам придется повоевать, и я хочу, чтобы ты все записал. — Он взглянул на Лысого Вилли. — «Город Барабу» необходимо защитить любой ценой. Я не хочу, чтобы Арнхайм даже близко к нему подошел.
— Не беспокойтесь, мистер Джон. — Лысый Вилли кивнул. — Никто не знает это корыто лучше, чем я.
Хозяин постучал по столу:
— И не забывай, что корабль построили на верфи Арнхайма. — Он снова углубился в бумаги. — Это все.
Когда мы вышли из каюты, Растяжка, здоровенный, крепкий мужчина, схватил меня за руку и потащил за собой.
— Подождите, мне же надо собрать вещи!
— Нет времени, Бородавка. Нет времени. У нас, в «Авангарде», никогда нет времени.
3 мая 2144 г.
«Авангард» — это рекламное подразделение цирка. Во время межпланетного перелета оно размещается на рейдере под названием «Блицкриг». При нем имеются четыре шаттла: «Ядро», «Гром-Птица», «Стрела» и «Боевой орел». Как мне сказали, так назывались рекламные повозки ныне не существующего «РБ и ББ Шоу». Воинственные названия шаттлов могут создать у кого-то впечатление, что «Авангард» играет роль некоего боевого отряда. В некотором смысле так оно и есть.
До того как «Город Барабу» покинул орбиту, последний шаттл «Блицкрига», в данном случае «Боевой орел», взмыл с поверхности Пендии, унося с собой Тик-Тика. Едва он пристыковался, как «Блицкриг», опережая «Барабу», ушел к планете Уоллаби. Затем состоялось то, что можно было бы назвать собранием совета по стратегии рекламной фирмы, а на «Блицкриге» было заседанием военного совета.
В маленькой кают-компании собрались Растяжка Дирак, четверо менеджеров, Кулачище Билл Рис, босс Бригады противодействия и я. Растяжка поздоровался со всеми и уселся за стол. Мы тоже расселись вокруг стола, и Дирак перешел к делу:
— «Шоу Эйба» намеревается сорвать наше выступление на Уоллаби, и вы все знаете, что это для нас означает. Будут лепить свои афиши поверх наших, прогонять наших агентов, а если они намного опередят нас, то могут возникнуть трудности с получением рекламных щитов, разрешений на расклейку афиш…
Оскар по кличке Бельмо, менеджер «Ядра», поднял руку и тут же опустил ее на стол.
— Растяжка, действуем так же, как на Масстоуне?
— Для тебя все будет по-прежнему. Мне не хочется оставлять тебя без штанов, Бельмо, но думаю, что ребята из «Шоу Эйба» ударят по трем последним командам. По тем, где бумага. — Он повернулся к Кулачищу Биллу. — Кулачище, двадцать парней отправь на «Гром-Птицу», двадцать — на «Стрелу», а остальных шестьдесят — на «Боевого орла».
Менеджер «Гром-Птицы» покачал головой:
— Растяжка, ты же знаешь, что они будут ждать нас, а когда мы примемся за работу, то натолкнемся на самый жестокий отпор. Двадцати не хватит. У меня меньше восьмидесяти человек, включая экипаж, расклейщиков и прочих.
Растяжка кивнул:
— Я собираюсь использовать «Боевого орла» в качестве резерва. — Он посмотрел на Ивана, менеджера «Боевого орла» по кличке Шесть Подбородков. — Кроме своей команды, ты сможешь взять контролеров и Тик-Тика, но большую часть времени тебе придется провести в воздухе, наготове. Ищи неприятностей, а не найдешь — сам организуй. — Он оглядел собравшихся. — Я буду со всеми по очереди. Не забывайте поддерживать радиосвязь. Хозяину нужна чистая победа, а я хочу, чтобы в «Шоу Эйба» никогда не забыли, что связались с нами.
Потом мы с Растяжкой поработали с файлами по планете Кенгуру. «Большое шоу О'Хары» не бывало там прежде, а потому информации оказалось мало. Нитады, доминирующая раса, — это сутулые существа яйцеобразной формы. Спину их защищает толстый сегментный панцирь, а передвигаются они на двух ногах. Из-под панциря торчат руки с двумя пальцами на каждой.
Кенгуру — ближайшая к Пендии планета, и я неплохо знаю ее историю еще со времен учебы, да и в новостях о ней сообщали часто. Летописание началось у нитадов еще двадцать тысяч лет назад, и за все это время не зарегистрировано ни войн, ни революций, ни восстаний, что породило такие выражения, как «иметь сердце нитада», то есть быть мирным и спокойным, и «обладать смелостью нитада», то есть быть трусом.
Тем не менее правящий класс нитадов пошел по старому как мир пути: возомнив, что ему угрожают, он принялся уничтожать оппозицию с помощью самых разнообразных репрессивных мер, включая тюремное заключение, запрет местных выборов (хотя кандидаты представляли только этот же самый правящий класс), полную ликвидацию свободы сообщений. Вполне естественно, что тут же сформировался Фронт освобождения, быстро превратившийся в мощную оппозиционную силу. До поры организованное сопротивление властям сводилось к бойкоту поддерживающих власть торговцев и принудительных церемоний, но вскоре Комиссии по Межпланетной политической стабильности Девятого Квадранта стало известно о том, что повстанцы получили большое количество оружия из Нуумианской империи. Все ждали неизбежного начала боевых действий.
В такой обстановке «Большое Шоу О'Хары» и «Шоу Эйба» намеревались начать собственную войну.
7 мая 2144 г.
«Блицкриг» выходит на орбиту вокруг Кенгуру. Растяжка определил меня на второй шаттл, «Гром-Птицу», под командование Резака Стампо. Мы последуем за «Ядром» через четыре дня. За это время медиаагенты и рекламщики успеют все подготовить. Нужно позаботиться о том, чтобы средства массовой информации получили наши материалы, добыть разрешение на расклейку афиш и развешивания плакатов. Оскар Бельмо сообщил на «Блицкриг», что хотя «Шоу Эйба» уже ведет работу, никаких проблем с получением разрешения не возникло. Растяжка решил отправиться к первой стоянке с «Гром-Птицей».
11 мая 2144 г.
Гарата. Когда сегодня утром «Гром-Птица» приземлился в этом городе, мы обнаружили, что он весь увешан афишами «Шоу Эйба». Резак отправляет расклейщиков с кипами свежеотпечатанной продукции и приказом клеить поверх вражеских афиш. Растяжка прошелся по городу и вернулся с каким-то озадаченным выражением на лице.
— Во всей Гарате я видел только одну рекламу, рекламу «Шоу Эйба». Выглядит впечатляюще, но я не понимаю, где же реклама самих нитадов. Надо об этом подумать.
Стычки в Гарате. Расклейщики, работающие на «Шоу Эйба» на улице Виула, вызвали подкрепление. Человек десять рабочих из лагеря противника загнали в угол троих наших. Растяжка и Резак, едва узнав об этом, тут же собрали группу противодействия, как они это называют, погрузились в машины и поспешили к месту столкновения. К тому времени, когда мы прибыли, половина наших афиш была сорвана. Резак посылает вперед наших бойцов, и они набрасываются на конкурентов с четырехфутовыми штырями. Схватка длится недолго — громилы «Шоу Эйба» предпочитают ретироваться.
Пока Резак срывает афиши противника, Растяжка наблюдает за местными жителями, собравшимися поглазеть на потасовку. На афиши никто из них и не смотрит. Дождавшись конца боя, нитады расходятся. Растяжка задумчиво оглядывает окружающие строения, украшенные рекламой цирка, вскакивает в машину и уносится к шаттлу. Вернувшись час спустя на «Гром-Птицу», я застаю его беседующим о чем-то с нашим печатником. На столе перед ним расстелен какой-то плакат. Я подхожу поближе, убираю руку Растяжки и вижу, что это обычная афиша, только текст набран наоборот. Теперь его надо читать не сверху вниз, а снизу вверх. Я это понял, хотя плакаты печатают на нитадском языке.
Через два часа новая афиша уже готова, и Растяжка вызывает расклейщиков, вручает им свежие плакаты и дает инструкции. Мы не будем срывать или заклеивать рекламу конкурентов, размещенную на зданиях. Оставим им все вертикальные площади. А вот наши постеры следует помещать на тротуарах. Нитады обычно смотрят себе под ноги, ведь спина у них закрыта панцирем и они сутулятся. Поэтому чаще всего они видят именно тротуар. Расклейщики забирают афиши и расходятся по городу. Я сам видел, как один пожилой нитад наткнулся на наш постер, внимательно перечитал его и перебежал к следующему, совершенно игнорируя при этом покрывающую стену соседнего дома рекламу «Шоу Эйба».
15 мая 2144 г.
Хозяин только что сообщил, что премьерное представление прошло с аншлагом. Тогда как «Шоу Эйба» собрало лишь четверть потенциальных зрителей. И почти сразу же противник перенес борьбу на тротуары, пытаясь вытеснить нас с завоеванных позиций. «Боевому орлу» скучать не приходилось. Сражения шли повсюду, в больших городах и в маленьких. Афиши наклеивались, срывались, наклеивались еще раз поверх прежних. Боевые «бригады противодействия», вооруженные штырями, патрулировали улицы, и редкая стоянка обходилась без того, чтобы с десяток человек не попали в местную больницу с разбитыми лицами, сломанными ребрами или проломленными черепами.
19 мая 2144 г.
Нас известили, что Комиссия Квадранта вынесла предупреждение «Большому шоу О'Хары» и «Шоу Эйба» и призвала их прекратить войну. Комиссия опасается, что наши выступления спровоцируют восстание на Кенгуру. Предупреждение комиссии, похоже, не произвело должного эффекта, а слой бумаги на тротуарах кое-где уже мешал движению. В Стоатлудопе «Шоу Эйба» по неизвестным причинам отказалось от борьбы и поспешило к следующему пункту.
24 мая 2144 г.
Я был на «Молнии», шаттле № 3, и мы следовали за «Шоу Эйба», которое, в свою очередь, гналось за «Гром-Птицей». Слухи, доходившие до нас, давали основание для оптимизма. Соперничество со стариком (так называют «Шоу О'Хары») привело «Шоу Эйба» на грань экономической катастрофы. Нитады, как бы они ни были угнетены и заняты планами устройства революции, все же сумели отличить настоящий цирк от бродячей выставки технических трюков.
Когда экипаж «Молнии» высадился в Химниконе, мы обнаружили свои афиши на тротуарах в полной неприкосновенности и решили, что «Шоу Эйба» либо махнуло на все рукой, либо, как и раньше, рвануло дальше. Оба предположения оказались ошибочными.
Вечером, когда шло последнее представление, «Молния» получила сообщение, что «Шоу Эйба» посылает все свои силы против самого цирка. Конечно, мы готовились драться как сумасшедшие, потому что согласно неписаным правилам на площадке не должно быть никаких стычек, если только горожане не сражаются между собой. Кроме того, конкуренты избегают боев на площадке, чтобы не пострадали зрители. Тем не менее предупреждение поступило, и «Боевой орел» забрал «группы противодействия» с «Молнии» и «Гром-Птицы» и устремился к цели.
Когда нас перебросили к площадке и мы окружили весь район, то увидели, что бой уже начался. Нитады спешно покидали поле битвы. Мы бросились к краю площадки, похватали колья и штыри и поспешили на помощь своим товарищам. Несколько головорезов из «Шоу Эйба» бежали к главному шатру и зверинцу с факелами в руках. Сам тент сделан из огнеупорного материала, но в зверинце есть солома, и в случае пожара многих нитадов могли бы запросто затоптать.
Этические нормы, которыми руководствуются все «группы противодействия», допускают лишь такое ограниченное применение силы, которое обеспечивает победу одной из сторон; дозволено нанесение таких повреждений, при которых пострадавший отправляется в больницу, но не в морг. В битве при Гарате ограничения были отброшены. Никто не прятался, никто не дрался вполсилы, тем более что угроза нависла и над нашими патронами. Раз ребята из «Шоу Эйба» отказались от кодекса правил, то и мы не стали церемониться.
Тут и там летали измазанные кровью штыри и колья, трещали черепа, ломались ноги, падали тела. Вспыхнула конюшня, но наездники успели вывести животных из огня. Вскоре на подмогу бойцам пришли артисты, служащие и даже сам Хозяин. Все рвались в гущу боя. Доставалось и зазевавшимся нитадам. Кого-то просто пинали ногой, чтобы не мешал сражаться, кому-то попадало по ошибке. В конце концов яйцеобразные существа сгрудились в кучу, закрывшись панцирями, и стали похожи на буханки хлеба.
Я только успел расправиться с одним наглецом из «Шоу Эйба», как кто-то попал мне штырем между глаз. Когда я очнулся от звука колокольчиков в ушах, противник уже отступил, а нитады, выбравшись из-под панцирей, изумленно озирались и тоже спешили покинуть площадку. Двое рабочих вели Хозяина в административный фургон и, наверное, довели, только я этого уже не увидел, потому что снова потерял сознание.
25 мая 2144 г
Мне аккуратно перевязали голову, и я собирался вернуться на свой шаттл, когда разнесся слух, что нас выгоняют с планеты! «Шоу Эйба» уже улетело, но Комиссия Квадранта утверждает, что мы оказываем плохое влияние на народ, старающийся избежать открытого восстания. Представление закончено, шапито свернуто, загружено и отправлено на «Город Барабу».
27 мая 2144 г
В довольно мрачном настроении проходил я мимо каюты Хозяина. Оттуда доносился смех, но я был не в том состоянии, чтобы веселиться. Я постучал в дверь.
— Входи, входи!
Я нажал кнопку, панель со свистом отошла в сторону, и я вошел. Дверь закрылась у меня за спиной. Напротив стола Хозяина сидел Растяжка Дирак. Оба они вытирали глаза.
— Что такого веселого?
Хозяин протянул мне листок с только что полученным радиосообщением. Я прочел его и ничего толком не понял. Нитады — обе противоборствующие стороны — отказались от революции и поклялись решить все неурегулированные вопросы только мирными средствами. Похоже, за двадцать тысяч лет без войны бедняги утратили боевой дух и не были готовы к конфликту, который разгорелся у них на глазах между двумя конкурентами с Земли. Насмотревшись на это зрелище, они решили, что должен быть другой путь. Сразу же начались переговоры. В сообщении, поступившем от Комиссии Девятого Квадранта, «Шоу Эйба» и «Большое шоу О'Хары» назывались «посланцами разума и мира».
Я посмотрел на Хозяина.
— Значит ли это, что мы сможем завершить турне по планете Кенгуру?
— Нет. — Он рассмеялся и протянул мне другую бумажку. — Я обратился в Правящий Совет и попросил разрешения. Вот что они мне ответили.
Я взял листок и прочитал. Помимо прочего, там говорилось: «…вынуждены отказать. Нам хватит вашего «разума и мира». Большего планета не вынесет».
Секретарша толкнула тяжелую дверь. В офисе было темно. В следующее мгновение черная масса на ярком фоне освещенного города обрела очертания Карла Арнхайма.
— Мистер Арнхайм?
Масса не шевелилась. Секретарша отступила чуть в сторону, чтобы получше рассмотреть хотя бы ту часть лица, на которую падал свет с улицы.
— Мистер Арнхайм?
— Да, Джанис?
— Мистер Арнхайм, я ухожу домой. Вызвать для вас машину?
— Нет.
Джанис неуверенно переступила с ноги на ногу и, помедлив, взялась за ручку двери.
— Я договорилась насчет вашего ежегодного медицинского осмотра на завтра…
— Отмените.
— Но, мистер Арнхайм, вы уже откладываете в третий раз за..
— Я сказал, отмените. — Масса повернулась. Секретарша не видела лица, но чувствовала на себе его обжигающий взгляд. — Вы перевели те фонды, о которых я говорил, на Ангар?
— Да, мистер Арнхайм. И приготовила документы для завтрашнего собрания Совета директоров. Голосование, похоже, будет трудным. Многие акционеры согласны с Милтоном Стоуном относительно…
— Относительно чего? — На мгновение повисшую напряженную тишину разорвал тяжелый удар кулака по столу. — Стоун! Мелкий бухгалтеришка! Что он может? Затачивать карандаши? Я буду управлять корпорацией так, как управлял всегда, и если захочу пустить последний кредит на то, чтобы смешать Джона О'Хару с грязью, я это сделаю! Более того, меня никто не остановит!
Джанис нервно стиснула руки, ожидая паузы, чтобы попрощаться со своим боссом.
— Сэр, я…
— Джанис, к концу сезона О'Хара будет уничтожен. Он уже сейчас на мели, а потому должен ухватиться за это предложение. Должен!
— Да, сэр.
Темная масса повернулась, и в немигающих глазах Арнхайма запрыгали огни большого города.
— Через несколько месяцев никто и не удосужится произнести имя О'Хары. Оно будет недостойно плевка.
Арнхайм кивнул и снова застыл неподвижной черной глыбой.
— Спокойной ночи, мистер Арнхайм.
Джанис подождала ответа, но его не последовало.
Секретарша повернулась, открыла дверь и вышла из офиса. Оказавшись в приемной, она кивнула серому как мышь человеку, одетому в серый с черным костюм.
— Бесполезно, мистер Стоун.
Милтон Стоун кивнул и улыбнулся:
— Значит, вот как. Он ведет свою личную войну, и правление ничего не может поделать. Ладно, послезавтра мы перекроем ему воду. — Он еще раз кивнул и удалился.
Джанис с сомнением посмотрела на дверь кабинета Арнхайма. Выключить свет в приемной или оставить гореть?.. Карл Арнхайм всегда устраивал скандалы из-за необязательных расходов, хотя сейчас его, похоже, занимают другие проблемы. Но если он все же пойдет домой, то ему понадобится свет, чтобы найти лифт. Джанис пожала плечами. Карл Арнхайм не уходил домой уже три дня.
Она выключила свет и ушла.
МАРШРУТНЫЙ ЖУРНАЛ
«БОЛЬШОГО ШОУ О'ХАРЫ»
6 июня 2144 г.
После того как нас выкинули с Кенгуру из-за небольшой стычки с «Шоу Эйба», О'Хара и его цирк оказались в незавидном положении. И дело не только в том, что срыв выступлений на этой планете сломал весь график и сказался на выплатах обитателям «Города Барабу», хотя и это отразилось на настроении Хозяина. Когда в самом начале истории космического цирка звездолет могли спасти лишь восемьдесят миллионов кредитов, на помощь пришел Эркев IV, монарх Ангара. Джон О'Хара считал для себя делом чести рассчитаться с заемщиком в заранее обговоренный срок. Если бы сезон 2144 года прошел так успешно, как ожидалось, то долг был бы возвращен. Но теперь, когда цирк изгнали с Кенгуру, у О'Хары появились сомнения в возможности произвести расчет.
Мы находились на орбите вокруг Ангара, собираясь заменить оборудование и людей, вышедших из строя за время борьбы с «Шоу Эйба». Хозяин вызвал к себе Джека Крысу, занимавшегося составлением маршрута, и они вдвоем взялись за дело, рассчитывая заполнить как-то возникшую паузу. Между нами и Вистуньей и Гролетом — двумя следующими по графику планетами — находились лишь три мира, полеты к которым были экономически целесообразными. Ни один из этих трех миров еще ни разу не видел цирка.
Новая планета — всегда риск, требующий долгого предварительного изучения. Если выступление на неизведанной планете окажется неудачным, нас ждет крах. Хозяин просмотрел всю имеющуюся информацию об этих мирах и решил завершить первую треть сезона на Ангаре. Конечно, «Большое шоу О'Хары» выступало здесь совсем недавно, и посещать большие города было бы несвоевременно, но оставалось еще много городов поменьше, где цирк ждали с нетерпением. Так мы еще могли залатать брешь в бюджете и остаться при своих.
Мы с Джеком Крысой сидели в кают-компании, ломая головы над маршрутом и приходя во все большее уныние из-за неудачно складывающегося сезона, когда заглянул Фрэнк Рыбья Морда и сказал, что нас требует к себе Хозяин. Рыбья Морда пошел с нами, и когда мы явились, О'Хара представил нас какому-то щеголеватому парню в полосатых брюках и темно-бордовом сюртуке, с кольцами на шести пальцах и большой золотой монетой, приколотой к перламутровому галстуку. Реденькие прямые усики топорщились над верхней губой, а черные волосы были гладко прилизаны.
Хозяин поочередно указал на каждого из нас:
— Это Фрэнк Джиллис, Рыбья Морда, режиссер детского шоу. Он будет командовать.
Незнакомец кивнул, протянул руку и улыбнулся.
— Джек Сэвидж, Крыса, он разрабатывает маршрут. А это Бородавка Тхо. Бородавка ведет маршрутный журнал. — Мы обменялись рукопожатиями. — Ребята, это Бостонский Франт.
Мы трое потеряли дар речи и остолбенели. Все, конечно, слышали о пресловутом Бостонском Франте, «Короле мошенников», но мы никак не ожидали увидеть его в составе труппы. Все знали, как Хозяин относится к таким типам. Мы пробормотали подходящие случаю слова и уселись на стульях вокруг стола О'Хары.
Хозяин потер подбородок, откашлялся и откинулся на спинку стула:
— Ребята, вы знаете, какие у нас проблемы. Бостонский Франт сделал мне предложение, от которого я не могу отказаться. В обмен на обычные привилегии он выплачивает нам сумму, гарантирующую возврат долга за «Барабу», и обеспечивает прибыль за первую треть сезона. Это означает…
— Мошенники! — Рыбья Морда покраснел. — Не понимаю, мистер Джон! У О'Хары никогда не было мошенников. Что будет с нашей репутацией?
Хозяин пожал плечами:
— Я не вижу другого выхода, Рыбья Морда. Надеюсь, ты поймешь…
— Я ничего не желаю понимать! Я ухожу! — Рыбья Морда повернулся и выскочил из каюты.
О'Хара повернулся к Бостонскому Франту:
— Извини, ему надо некоторое время, чтобы к этому привыкнуть.
Бостонский Франт улыбнулся, показав два золотых зуба, явно выделявшихся в его безупречном наборе.
— Человек моей профессии не может позволить себе обижаться, мистер О'Хара. — Он вынул из рукава небольшой кружевной платочек, чихнул в него и спрятал обратно. — Давайте еще раз уточним условия соглашения. Итак, я плачу вам двадцать два миллиона кредитов. В обмен на это мои ребята становятся к кассам, заправляют играми, и мы оставляем себе все, что получим. Кроме того, я сам определяю города для представлений и держу моих ребят отдельно от вашего шоу.
— Это то, что касается первой планеты. Если мы оба удовлетворены итогами первой трети сезона, ты имеешь право повторить свое предложение. — Хозяин кивнул мне. — И я хочу обсудить с тобой одну вещь.
Бостонский Франт посмотрел на меня и улыбнулся.
— Ну, это не условие. Я буду польщен.
Хозяин кивнул:
— Хорошо.
Бостонский Франт повернулся к Крысе, потом снова взглянул на О'Хару.
— Я знаю, что, где бы вы ни развернулись, сборы будут хорошие, но все же любопытно узнать, куда мы направляемся.
О'Хара посмотрел на Крысу:
— Прочти ему данные по Чайтью.
Крыса достал из кармана блокнот, открыл его и улыбнулся.
— Да, мистер Джон. Население сосредоточено в городах, где развиты производство и торговля. На планете не выступал еще ни один цирк, хотя есть кое-какие развлечения. Валовой продукт Чайтью за 2143 год составил девяносто один квадриллион кредитов. В первом квартале этого года отмечен прирост на шестнадцать процентов…
Бостонский Франт поднял руку:
— Достаточно. — Он встал, наклонился над столом и пожал О'Харе руку. — Мои люди и деньги будут здесь через десять часов. — Он повернулся ко мне. — Пойдемте, Бородавка. Держитесь за меня покрепче. Станьте моей второй кожей.
Я оглянулся на О'Хару.
— Мистер Джон?
Хозяин кивнул:
— Бостонский Франт и его люди — это отвратительная, но исторически ценная часть цирка. Я договорился, что ты будешь сопровождать его, пока он с нами, а он пообещал до смерти заговорить тебя рассказами о своих делишках.
Дверь открылась. Бостонский Франт поклонился и сделал жест рукой:
— После вас, Бородавка.
Я поднялся, пожал плечами и вышел за дверь.
7 июня 2144 г.
То, что цирк превратился в какое-то прикрытие шулеров, огорчило меня не меньше, чем всю остальную труппу. Тем не менее странный мир «счастливчиков» скоро захватил меня. Мы с Бостонским Франтом спустились на планету и облетели несколько городов, в каждом из которых Франт набирал одного-двух сотрудников.
— Умелец всегда может заработать себе на жизнь, Бородавка, но чтобы сделать по-настоящему большие деньги, надо подвязаться к какому-нибудь шоу. Цирк — естественная среда обитания простофиль; следовательно, именно там их должен наблюдать и изучать подлинный ученый.
— Ученый?
Бостонский Франт усмехнулся, блеснув двумя золотыми зубами:
— Мы не игроки, мой бугорчатый друг. Игроки рискуют.
Он показал на одного из пассажиров шаттла, чересчур толстого парня в коричневом костюме. Тот сидел в кресле, ссутулясь и надвинув на глаза соломенную шляпу.
— Это Джек-Джек, один из наших наиболее выдающихся ученых. У него есть игра «Три Карты Монте»…
— Он шулер!
Бостонский Франт пожал плечами:
— Ну, это одно из самых косных утверждений, какие я когда-либо слышал. Джек-Джек не только ученый, но и артист.
Я потер подбородок и кивнул. Мне уже рассказывали об игре под названием «Три Карты Монте», ничего сложного в ней вроде бы не было. Карты кладутся на плоскую поверхность. «Простак» поднимает одну карту, смотрит ее, потом кладет рядом с двумя другими. Шулер передвигает карты, останавливается и приглашает клиента перевернуть свою. Я улыбнулся, потому что у пендианцев очень цепкий глаз, а я к тому же еще и гордился своей способностью фиксировать малейшее движение руки. Повернувшись к Бостонскому Франту, я сказал:
— Хотелось бы увидеть вашу так называемую науку.
Франт согласно кивнул, мы оба поднялись и подошли к мирно дремавшему в кресле Джек-Джеку. Сели. Франт расположился у окна, а я непосредственно напротив этого жирного карточного виртуоза. Мой спутник наклонился и произнес:
— Джек-Джек, я привел к тебе искателя мудрости.
Правая рука шулера ожила, поднялась и одним пальцем сдвинула шляпу на затылок. Маленькие, невыразительные глаза посмотрели на меня.
— Так ты, приятель, пришел учиться, а?
Я фыркнул и поднял брови:
— Хочу посмотреть твою игру. Ничего трудного в «Трех Картах Монте», по-моему, нет.
Сохраняя бесстрастное выражение лица, Джек-Джек опустил руку в карман.
— А-а… Драгоценнейший урок витает над твоей кочковатой головой, и когда этот урок опустится тебе на плечи, ты поймешь науку.
Бостонский Франт опустил откидной столик.
— Джек-Джек, я условился с Хозяином, что мы не «стрижем» членов труппы.
Джек-Джек пожал плечами.
— Под научные исследования надо выделять фонды, Бостонский Франт. Если этот приятель… как его зовут?
— Бородавка Тхо, он с Пендии. Ведет маршрутный журнал, и мистер Джон хочет, чтобы он написал немного и о нас.
Шулер кивнул и извлек из кармана запечатанную колоду карт.
— Пендианец?
— Верно.
— У пендианцев острые глаза, так ведь?
Я улыбнулся, заметив, что за фасадом уверенности что-то дрогнуло.
— Очень острые.
Джек-Джек распечатал колоду и достал карты. Потом разложил их на столе, лицом вверх и вытащил двух валетов. Посмотрел на меня:
— У тебя есть любимая карта?
Я пожал плечами, подался вперед и ткнул пальцем в червового туза:
— Эта.
Джек-Джек собрал остальные карты и убрал их в коробку, которую затем опустил в карман. Положив три выбранные карты лицом вверх, он повернулся к Бостонскому Франту.
— Как я уже говорил, на научные исследования нужно выделять фонды. У меня есть определенные расходы на оборудование. Да ты видел, сколько стоят теперь карты? Этот парень научится кое-чему, что ему всегда пригодится, а образованию, разумеется, требуются инвестиции.
Бостонский Франт посмотрел на меня, а я в свою очередь на Джек-Джека.
— О какого рода инвестициях вы говорите?
Уголки рта шулера печально опустились.
— О, приятель, ровно столько, сколько требует обычай. Один кредит — вполне приемлемая сумма, а?
Франт ткнул меня в бок:
— Не забудь напомнить мистеру Джону, что я сопротивлялся этой сделке. Договорились?
— Договорились. — Я достал из кармана один кредит и положил бумажку на стол. Рядом тут же легла другая, извлеченная Джек-Джеком из внушительной пачки. Шулер сунул деньги в карман и разложил карты так, что туз оказался посередине.
— Ну, приятель, сейчас я переверну карты, поменяю их местами, а тебе надо будет вытащить свою.
— Понятно.
На моих глазах Джек-Джек щелкнул каждой картой, перевернул их и разложил в ряд. Я заметил, что уголок средней слегка загнут. Увидеть это мог только пендианец. Джек-Джек начал двигать карты по столу, перемещая их по кругу, и следить за тузом не составляло труда. Шулер остановился, посмотрел на меня и улыбнулся:
— Ну а теперь, искатель истины, ты можешь найти туза?
Я взял правую карту и перевернул лицом вверх. Это был туз.
— Вот.
Джек-Джек удивленно вскинул брови.
— Ну, приятель, у тебя действительно острое зрение. Попробуем еще разок? — Он вытащил пачку кредитов. Я показал на две бумажки, уже лежавшие на столе:
— Хорошо. Ставлю два.
Джек-Джек добавил кредиты, снова разложил карты, оставив туз в середине, и повернулся ко мне:
— Следи.
Его руки пришли в движение, перемещая карты по кругу, но на этот раз все происходило так быстро и запутанно, что я сбился. Он остановился, разложил карты в ряд и усмехнулся:
— А теперь, приятель, тяни.
Я смотрел на карты, чувствуя себя немного глуповато, но потом заметил слегка загнутый уголок на одной и указал на нее:
— Эта?
Джек-Джек протянул руку:
— Давай посмотрим… а! Туз! Ну и ну, вот это глаза!
Он нахмурился:
— Не против дать мне еще один шанс?
Пространство между моими ушами уже было заполнено видением толстой пачки кредитов. Я сунул руку в карман, достал сорок три кредита — все, что осталось от недельной зарплаты, и добавил их к четырем на столе. Джек-Джек поджал губы, покачал головой и извлек свое богатство.
— Бородавка, малыш, ты, похоже, очень уверен в себе.
Я кивнул, он отсчитал сорок семь кредитов и положил поверх моих сорока семи. Процедура повторилась.
— А теперь, приятель, урок.
Карты словно летали по столу, и уследить за ними было невозможно, но я и не пытался. Я ждал, когда он остановится и положит их в ряд. И вот руки замерли — все три карты имели одинаково загнутый уголок!
— Вытяни туза, мой быстроглазый друг.
Я протянул руку к левой карте, подумал и взял среднюю. Это был валет. Собрав кредиты, Джек-Джек издал отвратительный хлюпающий звук.
Бостонский Франт убрал столик, поднялся и помог мне встать на ноги.
— Спасибо, Джек-Джек. Уверен, что сия демонстрация пойдет Бородавке на пользу. Поучительный урок.
Мне вдруг стало жарко.
— Но…
Бостонский Франт потянул меня за собой, подтолкнул к креслу и сам опустился рядом.
— Как я и говорил, это наука. — Он снова ослепительно улыбнулся. — Заметил, как Джек-Джек подловил тебя на загнутом уголке карты?
Я нахмурился:
— Вы его тоже видели?
Франт покачал головой:
— Нет, но я знал, что он должен быть. Ты пендианец, а значит, Джек-Джек подогнул уголок так, чтобы было заметно только тебе. Полагаясь на этот уголок, ты выиграл дважды и решил, что выиграешь в третий раз. Ты играл нечестно, а потому не можешь жаловаться, когда с тобой поступили соответственно.
Я раздраженно посмотрел на опять дремлющего Джек-Джека, лицо которого снова прикрывала соломенная шляпа.
— А что это был за звук?
Бостонский Франт нахмурился, потом улыбнулся:
— А, этот… Ты никогда не задумывался о происхождении термина «сосунок»? — Он потер подбородок. — Подумай. Учти, куда ушли деньги и кто из вас двоих «сосунок».
Он улыбнулся.
Я еще раз взглянул на Джек-Джека — шулер спал, сложив руки на необъятном животе, но губы его расплылись в улыбке.
12 июня 2144 г.
Проведя несколько дней с хитроумными джентльменами, я пришел к выводу, что к тому времени, когда цирк двинется дальше, на Вистунью, население Чайтью будет обобрано дочиста. «Наука» — слишком слабое слово для характеристики тех методов, которыми пользуются эти проворные ребята. Бостонский Франт начинал карьеру на Земле в качестве вора-карманника. Когда я выразил недоверие к тому, что кто-то может незаметно залезть в мой карман, Франт, предъявив мои кошелек, карманный нож, мелочь, объяснил, в чем состоит разница между уличной сценой и сценой, разыгрываемой в цирке.
— Бородавка, уличный карманник работает с одним, иногда двумя сообщниками. Идеальный вариант в таких обстоятельствах, когда номер один отвлекает внимание жертвы, а номер два, карманник, вытаскивает бумажник и передает номеру три, избавляясь таким образом от улики. Ужасная растрата человеческих сил. В цирке мы работаем иначе — массовая продукция. Карманники рассеиваются в толпе, я выхожу на площадку и привлекаю внимание к себе. Заинтересовав зрителей, я объявляю им, что среди них орудуют воришки, и призываю присматривать за личными вещами.
— Вы их предупреждаете?
Бостонский Франт кивнул:
— Первым делом они хватаются за те места, где у них лежат деньги. Мои ребята в толпе замечают это, а потом уж бери, сколько хочешь, только много не унесешь. На общую кассу работают и те, кто, разгуливая по улицам больших городов, выискивают и заманивают на площадку богатых простаков якобы для того, чтобы посмотреть игру. Там они видят, как какой-нибудь счастливчик уходит с кучей монет, выиграв в одной из многочисленных предлагаемых игр, и проникаются убеждением, что победить не так уж и трудно. Разумеется, счастливчики тоже сообщники Бостонского Франта.
«Наука» действительно слабое слово для описания тех приемов, с помощью которых хитроумные джентльмены заставляют публику расставаться с ее денежками. Моя вера в несокрушимую силу глаз пендианцев заметно пошатнулась, а уважение к мошенникам столь же заметно возросло. Требуется немалая смелость — пусть и смелость плута, — чтобы изъять деньги у какого-нибудь крепыша-шахтера, когда поблизости нет никого, кроме дружков и родственников этого верзилы. Полагаю, мое уважение к ловким господам могло бы превратиться в восхищение, если бы их уроки не опустошали мои карманы.
В связи с тем, что мой исследовательский фонд истощился, я стал задавать вопросы и делать записи.
— Есть одна вещь, которой я не понимаю. Почему ты заплатил мистеру Джону двадцать два миллиона за эти привилегии? Ведь получается, ты платишь ему, чтобы продавать его билеты?
Бостонский Франт поскреб подбородок, посмотрел на потолок и зашевелил губами, производя какие-то мысленные подсчеты. Закончив, он взглянул на меня.
— Сколько заработал цирк за прошлый сезон? Миллионов двадцать— двадцать пять?
— Около того.
Он кивнул:
— Предположим, что ты зритель. Ты подходишь к окошечку кассы и покупаешь себе билет за два с четвертью кредита. Ты подаешь мне бумажку в десять кредитов. Я, продавец, возвращаю тебе сдачу, четыре с половиной кредита…
— Нет, ты должен мне семь и три четверти кредита.
Он вскинул брови:
— Не буду спорить, Бородавка. Я должен тебе семь и три четверти кредита, однако ты получаешь четыре и три четверти.
— Но как…
Бостонский Франт усмехнулся:
— Если после всех твоих изысканий у тебя еще осталась десятка, я с удовольствием отведу тебя к Тиму Десять Скальпов, и он покажет, как это делается.
Я бросил на него сердитый взгляд:
— Нет. Я не пойду.
Франт кивнул и улыбнулся:
— Видишь? Ты уже многому научился. — Он сложил руки на груди. — Когда кто-то хочет сходить в цирк, он откладывает на билет, почти всегда крупные бумажки. Может быть, один из десяти дает точную сумму. Таким образом, отдав мистеру Джону два с четвертью кредита — то, что ему полагается, — я останусь с прибылью в три кредита. А если деньги крупные, бывает и больше. Стандарт — это восемь кредитов с двадцатки и двадцать два с полусотни.
— Но что, если покупатель пересчитает сдачу и обнаружит недочет?
— К тому времени его оттеснит от окошка либо очередь, либо пара парней, работающих с кассиром. Когда простофиля подымет шум, кассир скажет, что сдачу надо считать, не отходя от окошка. — Он развел руками. — Ну не разумно же ждать, что кассир станет удовлетворять столь необоснованные претензии. Итак, парень подходит и жалуется, что ему неправильно дали сдачу. Толпа кричит на него, он чувствует себя неловко и обычно просто уходит. Если же он упорствует и начинает чересчур широко раскрывать рот или угрожает привести полицию, то я отвожу его в сторонку и расплачиваюсь, чтобы избежать проблем.
— Но все же ты заплатил Хозяину такую сумму…
— Я имею от продажи билетов столько же, сколько и сам цирк, но не несу таких расходов. При этом мы не берем в расчет карманников и шулеров. Короче, на такой планете, как Ангар, мы с ребятами снимаем от тридцати до сорока миллионов за треть сезона. На богатой, вроде Чайтью, сумма, я надеюсь, будет вдвое больше. — Он снова улыбнулся, блеснув парой золотых зубов. — Ты только подумай, они ни разу не видели цирка!
Франт закрыл глаза, откинулся на спинку кресла и мечтательно произнес:
— Урожай созрел. Какой урожай!..
14 июня 2144 г
Накануне мы вышли на орбиту вокруг Чайтью. Я ворвался в офис Хозяина:
— Как… как вы можете пользоваться услугами этих… этих… обманщиков? После нас ни один цирк никогда не сможет выступать на Чайтью!
О'Хара потер подбородок и кивнул:
— Как продвигается твое образование, Бородавка?
— Мистер Джон… — Я никак не мог успокоиться. — Не понимаю, ради чего вы это делаете? Мы могли бы по крайней мере завершить сезон досрочно. Эркев IV не стал бы требовать свои деньги. Вы же знаете.
Он покачал головой:
— Одна буря, один пожар, пара сорванных выступлений — этого вполне достаточно, чтобы нас не стало. Я не могу пойти на риск и потерять шоу. Поэтому я взял их с собой. Есть и другая причина. — Он нахмурился и сложил руки. — Но это личное. — Он пожал плечами. — Могу ли я рисковать цирком, Бородавка? Выбросить на ветер все только из-за каких-то сомнений, которые не принесут и клочка сена нашим слонам?
— Я… я не знаю!
Я вышел из его каюты и зашагал к середине корабля, где жили семьи, надеясь поговорить с Раскорякой. На мой стук дверь открылась, на пороге стояла Диана, Королева Трапеции.
— Здравствуй, Бородавка.
— Где Раскоряка?
— Он внизу, на шаттле. — Она отступила в сторону. — Входи. Ты, похоже, чем-то обеспокоен. Я вошел, дверь за мной закрылась.
— Да, обеспокоен.
— Что-то с куполами? — Она показала на диван, и я сел. Рядом болталась, уцепившись зубами за канат, Булочка. Диана кивнула. — Работает над номером «Железные Челюсти». Если справится, то сможет выступать уже в этом сезоне.
Я рассеянно улыбнулся девочке и повернулся к ее приемной матери:
— Насчет мошенников, которых взял мистер Джон.
— А что с ними такое?
— У нас что, самое время для шуток? — взорвался я. — Они же все испортят. Все!
Булочка опустилась на пол, а Диана, улыбаясь, уселась напротив меня.
— Уверена, Хозяин не допустит того, чтобы цирк пострадал. Понимаешь, Бородавка, это жизнь.
— Однако именно это он и делает, может быть, сам того не замечая.
Булочка подошла ко мне и остановилась подбоченясь:
— Раскоряка говорит, Хозяин всегда знает, что делает, а если Раскоряка так говорит, то мы все с ним согласны.
Я поднялся и подошел к двери:
— Слепая вера, подобно вашей, стоила пендианской монархии немало отрубленных голов!
Булочка вздернула нос:
— Бородавка, ты собираешься отрубить Раскоряке голову?
— Ба! — Я выскочил за дверь, промчался по коридорам к главному спальному отсеку, упал на койку и задумался.
Шоу для Хозяина это все. Хозяин оставался с шоу на Земле, когда цирк являл собой плачевное зрелище; Хозяин первым вывел его на звездную дорогу. Ради спасения шоу, как я полагаю, Хозяин способен даже убить. Но сотрудничество с плутами — это удар по репутации цирка, означающий уменьшение зрителей, недовольство горожан и, в конце концов, запрет выступлений на планете. Мы все слышали о том, как люди Бостонского Франта спровоцировали скандал на Ангаре, а ведь все могло закончиться куда хуже, если бы цирк вовремя не убрался оттуда. Тем не менее представитель Эркева IV имел малоприятный разговор с О'Харой. Ладно, проблема монарха была решена, но теперь у нас появилась болезнь, которая в скором времени коснется и населения Чайтью.
Пока я выпускал пары, разговаривая сам с собой, в спальный отсек вошел режиссер детского шоу Фрэнк Джиллис. Увидев меня, он огляделся, словно хотел убедиться, что поблизости никого нет. Подслушивать было некому, Фрэнк подошел ко мне и уселся на койку напротив.
— Ты чем-то расстроен, Бородавка?
Я повернулся и внимательно посмотрел на Рыбью Морду. Его большие полузакрытые глаза, толстые губы и лицо, словно лишенное подбородка, были спокойны.
— А ты нет, и это странно, учитывая, почему ты уходишь.
Рыбья Морда кивнул:
— Я решил кое-что сделать. Не терплю шулеров, никогда их не переносил. Когда мы окажемся на Чайтью, я собираюсь разделаться с этими скользкими типами.
Я сел и удивленно уставился на него:
— Что ты собираешься сделать?
Рыбья Морда огляделся и снова повернулся ко мне:
— Мне понадобится помощь. Ты как?
Я нахмурился:
— Не знаю. А что… ты… ты хочешь привлечь полицию?
Он поднял палец и поднес его к своим губам:
— Ш-ш! Тебе давно не массировали голову штырями?
— Но… полиция…
Рыбья Морда подался вперед:
— Я не могу придумать другого способа, чтобы спасти шоу. Если мы обратимся в полицию и они схватят ловкачей с поличным на первой стоянке, то, может быть, большого шума и не будет.
Я опустил голову:
— Если об этом пронюхают, нас изгонят из цирка навсегда.
Он положил руку мне на плечо:
— Ты же знаешь, Бородавка, что так надо. Так ты поможешь?
Я подумал, подтянул ноги и улегся на койку:
— Что я должен делать?
Рыбья Морда кивнул и поднялся:
— «Боевой орел» опустится на планету первым. Мы полетим с ним. Потом пойдем в город и там решим, что делать.
15 июня 2144 г.
Случилось так, что Бостонский Франт решил отправиться на планету с первым шаттлом, чтобы, как он выразился, «оценить местный рынок простофиль». Никто на «Барабу», за исключением «Авангарда» и Джека Крысы, еще не бывал на Чайтью, и Франту самому хотелось посмотреть, что к чему. Мы с Рыбьей Мордой не возражали, не желая вызвать подозрений, и держались с ним дружелюбно. Это было нелегко.
На площадке возле Мартаана мы расстались с Тик-Тиком и направились пешком к видневшимся вдали высоким зданиям. Асту, народ, населяющий Чайтью, в общем, похожи на страусиное яйцо, хотя значительно выше. У них толстые, с тупыми пальцами ноги и тонкие руки с четырьмя пальцами на каждой. Бостонский Франт, прохаживаясь по улицам, несколько раз умышленно вставал на пути этих яйцеобразных существ. Асту наталкивался на него, быстро бормотал маловразумительное извинение и ковылял дальше.
Бостонский Франт ухмылялся и приговаривал:
— Хороший урожай, урожай созрел…
После того, как он столкнулся с четвертым пешеходом, я хмуро посмотрел на него и спросил:
— Зачем вы это делаете?
Франт кивком показал на толпу, стремящуюся к бирже:
— Посмотри на их глаза, Бородавка, — маленькие, расположенные практически по бокам круглой головы. Они не видят прямо перед собой. Ты представляешь, что с ними сможет делать такой человек, как Джек-Джек? — Он удовлетворенно хмыкнул, помахал рукой и влился в толпу асту. — Надо посмотреть, как они распоряжаются своими кредитами.
Мы попрощались с ним, и я придержал Рыбью Морду за руку:
— Ты понимаешь, что его банда натворит здесь?
Рыбья Морда кивнул и указал на существо, которое стояло на небольшом перекрестке и, похоже, управляло пешеходным движением. Мне стало немного не по себе, когда я понял, что без уличного полицейского асту постоянно натыкались бы друг на друга.
— Давай подойдем к нему. Попробуем выяснить, где находится участок.
Мы приблизились к яйцу, перепоясанному белым ремнем, и я спросил:
— Вы не могли бы сказать нам, где найти полицейский участок?
Я стоял перед полицейским, и ему пришлось повернуться, чтобы посмотреть на меня одним глазом. Глаз широко раскрылся, и асту отшатнулся от меня.
— Миг баллума!
— Полицейский участок? — повторил я. Придя в себя, наш собеседник сделал шаг вперед, посмотрел на меня сначала одним глазом, потом другим.
— Эггер блей сиркис.
— Что?
Полицейский показал на меня, затем на Рыбью Морду.
— Сиркис, сиркис. Детер эт?
Рыбья Морда потянул меня за рукав:
— Послушай, он говорит «цирк».
Крохотный рот яйца тут же стал намного больше, тело качнулось взад-вперед.
— Сиркис! Сиркис!
Тем временем на перекрестке началось столпотворение, и полицейский достал из-за пояса белую с красным карточку.
— Сиркис!
Я взглянул на карточку и повернулся к Рыбьей Морде:
— Это билет на шоу. — И снова обратился к полицейскому. — Да, цирк. Полицейский участок?
Он засунул карточку за пояс и развел руками:
— Нети блё эт «полисай састок» дума? — Пешеходы неверно истолковали жест регулировщика и устремились на переход. — Гаавуук! — Полицейский огляделся и ринулся в толпу, крича, размахивая руками, расталкивая яйцеобразных. Через несколько минут порядок был восстановлен, движение возобновилось, и регулировщик возвратился. Он указал на какую-то дверь в нескольких шагах от угла. — Аг вуг, тихап, тубба.
Я протянул руку в направлении двери:
— Полицейский участок?
Он снова сделал какой-то жест руками, и на переходе вновь началось столпотворение.
— А, гаавуук! Нее гаавуук!
Регулировщику снова пришлось заняться наведением порядка.
Рыбья Морда дернул меня за руку и указал на дверь:
— Пойдем туда, пока этот тип не возвратился. Думаешь, это участок?
Я пожал плечами:
— Стоит попробовать.
Мы направились к двери. На ней были какие-то непонятные линии, точки, зигзаги и пятна. Ниже шла надпись: «Здесь говорят по-английски». Я повернулся к Рыбьей Морде:
— Это переводчик. — Я толкнул дверь, и мы вошли в узкое, без окон помещение. В дальнем углу за невысокой стойкой дремало яйцеобразное существо.
Рыбья Морда постучал меня по плечу:
— Он спит?
Я подошел к стойке:
— Извините? — Никакого ответа. Я ударил по стойке кулаком. — Извините, вы говорите по-английски?
Яйцо открыло глаз, посмотрело на меня и вздрогнуло. Глаз моргнул. Рот увеличился.
— Сиркис! — Существо отлепилось от стены, сунуло руку за широкий коричневый пояс и извлекло оттуда билет. — Сиркис!
Я кивнул:
— Да, мы из цирка. — Я повернулся к Рыбьей Морде. — Растяжка Дирак и «Авангард» неплохо поработали. — Я снова посмотрел на переводчика. — Вы говорите по-английски?
Рот раскрылся, глаза прищурились.
— Здесь говорят по-английски.
— Как вас зовут?
— Имя есть Доккор-тут, да, сэры. — Доккор-тут качнулся вперед, вероятно, у асту это означало поклон.
Я улыбнулся:
— Нам нужен переводчик.
— Здесь говорят по-английски.
— Вы можете пойти с нами? Нам надо в полицейский участок.
Доккор-тут немного повертелся, исчез под стойкой и вынырнул с какой-то книгой. Поднеся ее к одному глазу, он начал листать страницы.
— Полиция… полиция… хм. Управление общественных дел… дел… дел… хм… участок… хм. — Доккор-тут опустил книгу и уставился на меня одним глазом. — Вы хотите работать радио?
Рыбья Морда положил мне руку на плечо:
— Дай-ка я попробую. — Он поманил переводчика пальцем. — Пойдем со мной.
Доккор-тут нажал какую-то кнопку, часть стойки отъехала в сторону, он вышел и двинулся за Рыбьей Мордой к двери. Я последовал за ними. Выйдя из здания, Рыбья Морда указал на регулировщика:
— Полиция.
Доккор-тут посмотрел на моего спутника:
— Вам нужно полицейское радио?
Рыбья Морда покачал головой:
— Отведите нас к шефу полиции.
Доккор-тут возвратился за книгой.
— Шеф… круглая выпуклость… шишкообразное вздутие…
Рыбья Морда забрал у него книгу:
— Позвольте! — Он отыскал нужную статью, сунул книгу в лицо Доккор-туту и ткнул пальцем. — Шеф. Главный. Начальник…
— Вам нужен «Подразделение дорожное движение». Вы все я возьму за полкредита.
Я опустил руку в карман и обнаружил, что там пусто.
— Рыбья Морда, у тебя есть деньги? Он достал две монеты по четверти кредита и протянул их яйцу.
Доккор-тут взял их и затрясся всем своим телом:
— Вы счет не иметь?
— Счет?
— Банк. Вы счет не иметь банк?
Мы покачали головами. Доккор-тут снова затрясся и повернулся к нам спиной. Некоторое время он смотрел на какое-то здание, потом заковылял к нему. Я догнал его:
— Куда мы идем?
Доккор-тут указал на ящик, укрепленный на стене:
— Банк. — Он остановился возле ящика, сунул в него две монеты и заговорил: — Доккор-тут, темай, ух, ух, сут, темай, дис, ух, симик чо. — Переводчик повернулся к нам. — Подразделение дорожное движение.
15 июня 2144 г.
После долгих разговоров и неоднократных обращений к пособию «Английский, как на ней говорить» стало ясно, что регулировщики занимаются только движением, они не полицейские. Начальник подразделения контрольной службы приказал Доккор-туту отвести меня и Рыбью Морду в местное отделение криминальных расследований. Там мы познакомились с весьма крутым на вид «яйцом» с синим поясом. Он назвался Туггет-норцом и вызвал к себе переводчика, оказавшегося, к счастью, более опытным специалистом. Мы тепло попрощались с Доккор-тутом и вручили ему еще один кредит, который он сразу же опустил в обменный ящик, после чего ушел, помахав своим билетом и сказав:
— Сиркис, увидимся.
После того, как полицейский начальник и переводчик в свою очередь продемонстрировали нам билеты, мы перешли к делу.
— Туггет-норц, в цирке работают мошенники.
Переводчик — его имя было Губин-сту — немного попереваливался с ноги на ногу и спросил:
— Что такое «мошенники»?
Я развел руками:
— Мошенники — воры-карманники, жулики, карточные шулера, наперсточники… — Судя по выражению лица переводчика, он мало что понял. — Вы знаете, что такое «карманник»?
Губин-сту извлек откуда-то свое пособие «Английский, как на ней говорить», пролистал несколько страниц, нашел нужную и стал читать. Потом широко раскрытыми глазами посмотрел на нас. Затем отложил книгу, повернул меня спиной к себе и что-то сказал Туггет-норцу, указывая на мой задний карман. Его рука влезла в мой карман, извлекла бумажник, и переводчик снова что-то залопотал. Я повернулся, и Губин-сту вернул мне кошелек. Положив его на место, я посмотрел на начальника отдела. Туггет-норц рассматривал меня, сложив руки на том месте, где у нас живот. Потом прищурился, развел руками и что-то сказал переводчику.
Губин-сту повернулся к нам:
— Не преступление. Не преступление влезать в карман. Туггет-норц говорит, в законе нет.
Я почесал голову:
— Вы хотите сказать, что закон не предусматривает наказания за воровство?
Губин-сту кивнул:
— А зачем? Нет карманов.
Я огляделся. Ни у кого из присутствующих асту не было карманов, только синие пояса. Я повернулся к переводчику:
— Хорошо, а где вы держите свои деньги?
— Деньги? — Он как-то странно загоготал, сказал что-то Туггет-норцу, и тот тоже принялся издавать трубные звуки. Когда они немного успокоились, Губин-сту сообщил:
— Мы держим деньги в банке. Они все там. Иначе нам пришлось бы носить их в руках. — Он снова загоготал.
— Так как же быть с мошенниками? Они же будут надувать зрителей.
И полицейский, и переводчик непонимающе уставились на меня.
— Надувать зрителей? — спросил Губин-сту.
— Обманывать, играть нечестно.
Губин-сту почесал голову, покачался на месте и поднял руки:
— Ну и что?
К месту стоянки мы с Рыбьей Мордой возвращались в самом мрачном расположении духа. Рыбья Морда то и дело качал головой:
— Не верю, просто не верю.
Он повернулся ко мне:
— Как ты думаешь, эти яйца даже не знают такого понятия, как «нечестность»?
Я кивнул:
— Ты же видел — у них нет такого слова. Быть нечестным не считается у них преступлением.
Рыбья Морда поддал ногой валявшийся на дороге камешек:
— А значит, Бостонский Франт и его банда будут делать деньги так, как будто у них печатный станок.
Я проследил за полетом камня, ударившегося о стену кассы. Из-за решетки билетного окошка на нас смотрела мрачная физиономия Тима Десять Скальпов. Перед кассой никого не было, но на площадке толпились гогочущие асту, которыми руководили уже знакомые нам регулировщики с белыми поясами. Опоздавшие предъявляли у входа купленные заранее билеты, и их пропускали на площадку. Мы кивнули контролеру и прошли к одной палатке. Асту внимательно слушали зазывал, одни заходили в палатки, другие покидали аттракционы… Вроде бы все шло как всегда. Но что-то было не так. Никто не покупал билетов. Мы с Рыбьей Мордой окликнули Говоруна, который призывал посетителей посмотреть на Удивительного Озамунда. Он только что остановился передохнуть, и, указывая тростью на вход, наблюдал за толпящимися у палатки гогочущими асту.
Повернувшись к нам, Говорун возбужденно сказал:
— Вы когда-нибудь видели подобное? Они ж не понимают ни слова из того, что я тут несу, но стоят и слушают! Если мне удается пробудить у них интерес, они идут и смотрят представление. — Он улыбнулся и слегка понизил голос. — Сообщу по секрету, я собрал на Оззи гораздо больше зрителей, чем Губошлеп на Зельду.
Я взглянул туда, где распинался Губошлеп, и согласно кивнул — толпа у входа в палатку мадам Зельды действительно была меньше. Я повернулся к Говоруну:
— Почему вы не продаете билеты?
Он пожал плечами:
— Так распорядился Хозяин. Эти ребята не носят с собой деньги. — Он покачал головой. — Мистер Джон говорит, что им можно доверять.
Я покрутил головой:
— А где мошенники?
Говорун снова пожал плечами:
— Думаю, ушли. У них тут никакого бизнеса. — Он кивнул. — Ну, мне пора за работу, Бородавка. Кстати, мистер Джон сказал, чтобы вы двое заглянули к нему, когда вернетесь.
Мы с Рыбьей Мордой молча поплелись к административному фургону. Мистер Джон сидел на ступеньках, поглядывая на заполнявшую площадку толпу асту, и тихонько посмеивался. Увидев нас, он поднялся.
— Ну что, вы еще собираетесь притащить сюда армию полицейских?
Я скорчил гримасу, а Рыбья Морда покачал головой. Мы остановились перед ним, и я сложил руки на груди.
— Мистер Джон, что происходит? Почему никто не продает билеты? Где наши «удачливые ребята» и…
О'Хара поднял руку:
— Не спеши, Бородавка. — Он кивнул Рыбьей Морде. — Рад, что ты вернулся.
Рыбья Морда кивнул:
— Я бы тоже хотел услышать ответы на некоторые вопросы, мистер Джон.
О'Хара улыбнулся, заложил руки за спину и принялся покачиваться с мысков на пятки.
— Ну что ж, отвечу. Сначала о билетах — здесь просто никто не носит с собой деньги. Они запоминают, сколько и кому должны, и когда в следующий раз оказываются рядом с банковскими терминалами, переводят на счет нужную сумму.
Я почесал голову:
— А вы уверены, что им можно доверять?
— Ну да, Бородавка. Я и сам не верил, когда Крыса дал мне информацию по этой планете, но дело обстоит именно так. У них нет таких понятий, как обман, воровство, мошенничество. Но их не назовешь импульсивными покупателями. Каждый, кто хотел посетить шоу, заранее все обдумал и купил билет еще до нашего прибытия.
— А «удачливые ребята»?
Судя по ухмылке, О'Хара собирался поведать нам самое интересное.
— Чтобы стать жертвой мошенника, надо самому быть в душе немного мошенником. Эти же ребята просто не понимают, как можно отдать что-то ни за что.
Я потер подбородок и кивнул.
— Честного человека невозможно обжулить. — Я еще раз кивнул. — Поэтому мы заработаем на Чайтью кучу денег, а?
— Похоже, что так.
Я поджал губы:
— А деньги, полученные у Бостонского Франта, остаются у вас.
Хозяин пожал плечами:
— Я свое слово сдержал.
— Вот как?
О'Хара перестал покачиваться:
— Да, монарх Ангара предложил освободить нас от необходимости возвращать оставшуюся часть долга за «Город Барабу», если я удалю с его планеты мошенников…
Хозяин поднял голову и улыбнулся, заметив приближающегося Бостонского Франта.
— Мистер Джон. — Франт остановился, кивнул нам с Рыбьей Мордой и повернулся к Хозяину. — Как насчет того, чтобы закончить выступление на Чайтью? Может быть, мои ребята смогут перебраться на Вистунью?
Хозяин кивнул:
— Как мы условились. Если в конце нашего пребывания на Чайтью вы захотите повторить свое предложение, я соглашусь.
Бостонский Франт вскинул брови, пожевал губами и склонил голову набок:
— Еще двадцать два миллиона кредитов.
О'Хара открыл дверь административного фургона:
— Договорились. — Он улыбнулся. — Увидимся.
Хозяин вошел в фургон и закрыл за собой дверь. Рыбья Морда усмехнулся и пошел прочь. Бостонский Франт покачал головой и медленно зашагал к главному входу. Я не удержался:
— Эй, Франт!
Он оглянулся и сердито посмотрел на меня:
— Что?
И тогда я издал хорошо знакомый ему хлюпающий звук. Хитрец некоторое время смотрел на меня, потом улыбнулся, махнул рукой и удалился, смеясь.
Карл Арнхайм вошел в зал, где обычно заседало Правление компании, и сразу же заметил, что его привычное место во главе стола занято Милтоном Стоуном.
Заметив вошедшего, бухгалтер, разговаривавший о чем-то с другими членами Правления, поднял голову и кивнул Арнхайму.
— Карл.
Все умолкли. Арнхайм медленно оглядел лица сидящих за столом людей. Стоун откашлялся.
— Мы пытались связаться с вами, Карл, но последние три недели вы не отвечали на мои звонки. Видите ли, вы больше не президент корпорации. — Стоун ухмыльнулся. — Президент теперь я. — Он откинулся на спинку кресла и сложил руки на животе. — Отныне компания больше не будет личным инструментом мести безумца.
Под крики «верно!», «верно!» Карл Арнхайм повернулся и направился к двери. У порога он остановился, повернулся и еще раз обвел лица сидящих внимательным взглядом, словно хотел запомнить их на всю жизнь. Потом открыл дверь, повернулся и вышел.
Милтон Стоун хихикнул и призвал всех к вниманию.
— Первый пункт повестки дня нашего заседания, джентльмены, состоит в том, чтобы найти покупателя для «Арнхайм и Бун Серкус». Корпорация наконец-то выходит из циркового бизнеса.
Адья Сум, нуумианский посланник в Соединенных Штатах Земли, холодно и вместе с тем не без одобрения смотрел на Карла Арнхайма из-под темного капюшона. Бывший президент «АиБКЭ» сидел за столом в кабинете Совета директоров на месте, отведенном для посетителей, сложив руки, скрестив ноги и твердо глядя перед собой. Многие нуумианцы относятся к людям с презрением, но не Сум — он видел, что Карл Арнхайм начал свою гоату, священную войну против Джона О'Хары.
Кое-кто из сидевших за столом директоров невольно ежился под немигающим взглядом Арнхайма, поправляя потными пальцами накрахмаленные воротнички. Карл Арнхайм оказался способным на прекрасное чувство ненависти, ненависти еще более обостренной из-за его отставки с поста президента «АиБКЭ»; нуумианец мог понять эту ненависть и относиться к ней с уважением.
Секретарь Совета откашлялся, не поднимая глаз от своих записок, кивнул Арнхайму и нуумианцу и повернулся к тому, кто сидел во главе стола. Бывший бухгалтер «АиБКЭ» Милтон Стоун, почти утонувший в мягком кресле, кивнул в ответ:
— Можно начинать, Отто.
Секретарь еще раз откашлялся.
— Очень хорошо… Карл Арнхайм, владеющий двадцатью семью процентами голосующих акций «АиБКЭ», направил Совету директоров предложение, в соответствии с которым…
— Оставьте… — Милтон Стоун улыбнулся. — Давайте перейдем к делу. Я уверен, что правила всем известны.
— Да, мистер Стоун. — Секретарь покраснел, нервно поправил воротничок и снова откашлялся.
Нуумианец едва заметно кивнул. Сум знал, что даже столь бесчувственные существа, как люди, не могут игнорировать ненависть Арнхайма. Секретарь перевернул страницу и начал читать:
— Предложение, выдвинутое мистером Арнхаймом, состоит в том, чтобы распустить нынешний Совет директоров, провести собрание держателей акций и…
— Хорошо, хорошо. — Милтон Стоун обвел взглядом присутствующих и остановился на Арнхайме. — Карл, не хочу показаться резким, но ваш фокус доставил Совету немало неприятностей. — Стоун подался вперед, положил локти на стол и постучал пальцами о крышку. — Вы маньяк, Карл. В своем стремлении уничтожить «Шоу О'Хары» вы вполне способны уничтожить корпорацию, а этого мы допустить не можем. Более двух лет «АиБКЭ» управлял цирком «Арнхайм и Бун», неся тяжкие потери. И это при том, что другие шоу, в том числе и цирк О'Хары, выйдя на звездную дорогу, получают огромную прибыль. Ради защиты собственных интересов нам пришлось убрать вас с поста председателя, и я предупреждаю — мы на этом не остановимся. — Он повернулся к секретарю. — Отто, свяжитесь с мистером Буном по закрытому каналу. Думаю, мы готовы голосовать.
Посланник Сум заметил, с каким удовольствием Арнхайм швырнул на стол пачку бумаг.
— Не трудитесь, Отто. Видите ли, с сегодняшнего утра мистер Бун уже не является держателем акций «АиБКЭ». Теперь у меня пятьдесят три процента голосующих акций.
Многие из сидящих за столом побледнели. Секретарь просмотрел бумаги, перебирая их трясущимися пальцами. Прочитав документы не менее двух раз, он взглянул на Стоуна:
— Это… это так, мистер Стоун.
Карл Арнхайм повернулся к секретарю. По его губам скользнула улыбка.
— Отто.
— Да… да, мистер Арнхайм?
— Напоследок запишите результаты голосования. Все служащие уволены, члены Совета тоже. Президентом отныне буду я, вице-президентом Адья Сум, казначеем Дирьи Ви Музздн, секретарем Сев То Линта…
Милтон Стоун поднялся и ударил ладонью по столу.
— Вы маньяк, Арнхайм, если думаете, что это вам сойдет с рук! Нуумианцы в Совете?.. Акционеры обратятся в суд! Вас признают невменяемым!
Арнхайм вытащил из кармана клочок бумаги, скатал его в шарик и выстрелил им в направлении секретаря. Бумажный шарик пролетел над столом, упал и подкатился к Отто.
— Здесь список директоров и служащих. — Арнхайм огляделся, взгляд его замер на Стоуне. — Джентльмены, в настоящий момент ваши акции в «АиБКЭ» оцениваются примерно в тысячу сто кредитов каждая. Я предлагаю — и только один раз — продать их мне по этой цене. — Он усмехнулся. — Думаю, вы прекрасно понимаете, как отразится на их стоимости любой скандал в руководстве, если он попадет в новости. Я уж не говорю об обращении в суд. Ну так что, джентльмены, возьмете то, что можно пощупать, или уйдете со своими принципами, которые к утру превратятся в кучку пепла? — Усмешка сползла с его лица. — Уверяю, имея нынешний контроль над «АиБКЭ», я отдам приказ об уничтожении корпорации еще до того, как вы успеете перейти улицу и предпринять какие-либо действия.
Посланник Сум кивнул, наблюдая за тем, как директора поспешно подписывают бумаги, продавая свои акции. Чудесная ненависть, действительно чудесная!
4 мая 2145 г
Взяли курс на Мистению, пятьдесят вторую планету Нуумианской империи. Специально заключенное соглашение гарантирует получение цирком определенного минимума. Предварительные доклады хорошие…
Том Уорнер остановился у края карьера, после крутого подъема у него все еще болели икроножные мышцы. Он перевел дыхание, взглянул на темно-багровое небо Мистении, повернулся и посмотрел на дно карьера. Сквозь густую дымку ядовитой каменной пыли ему были видны немногие из егс товарищей — они рубили камень, собирали куски в корзины, втаскивали ношу на нагруженные спины и несли по крутой тропинке к входу в карьер.
— Человек! — При звуке этого голоса, донесшегося из громкоговорителя, все в карьере замерли. Постепенно, поняв, что окрик относится не к ним, рабочие по одному брались за дело. Том Уорнер поднял глаза на герметично закрытую башню. — Человек, куда ты направляешься?
— Господин, в это время мне нужно являться к начальнику деревни.
Последовала небольшая пауза, которую нуумианцы назвали бы моментом страха.
— Проходи, человек.
Том поклонился башне, повернулся и зашагал по склону к деревне, зная, что взгляд стража будет следить за ним, пока он не скроется за гребнем. И этот взгляд не упустит ни малейшего жеста. Однажды Джейсон по глупости пошутил вот таким образом: вытянул руку по направлению к башне, ладонью вперед и растопырил пальцы. Никто из людей не знал, что означает этот жест у нуумианцев, зато все стали свидетелями, как эти существа могут сердиться.
Том Уорнер прижал ладонь к бедру. Добравшись до гребня, он увидел перед собой другую герметично закрытую башню. За ней начиналась деревня: длинные ряды бараков из пластика и металла.
— Человек, куда ты направляешься?
Том резко остановился, стиснул пальцы, сделал два глубоких вдоха и поднял голову.
— Господин, мне приказано являться в это время к начальнику деревни.
Пауза.
— Для какой цели?
— Господин, я не знаю.
Пауза.
— Проходи.
Том сделал шаг и почувствовал, как противно дрожат колени. Он закрыл глаза, размял пальцы и сделал еще несколько глубоких вдохов. Ненависть у них не чувство, подумал он, а вера, религия, философия… Немного расслабив напряженные мышцы, Том, не оглядываясь, двинулся дальше.
Слой каменной пыли, покрывавшей все вокруг, стал менее толстым, и Том попытался отряхнуться, хлопая себя по лохмотьям. Дойдя до центральной улицы деревни, представлявшей собой четкий ряд однообразных бараков, он приблизился к сторожевой башне, возвышавшейся над бараками. Страж здесь был другой.
— Уорнер, ты слишком рано вернулся из карьера.
Том пожал плечами:
— Господин, я должен явиться к начальнику деревни.
Этот страж, казалось, настроен более дружелюбно, чем другие, и Том, облизав запыленные губы, решил рискнуть.
— Господин, ты что-нибудь знаешь об этом? — Он снова облизал губы. Друзья назвали бы его сумасшедшим за разговоры со стражем.
— Не знаю, Уорнер. Может быть, это связано с новой группой рабочих, прибывающих в деревню. Том облегченно вздохнул.
— Господин, спасибо. — Он ждал приказа.
— Проходи, Уорнер.
Том пошел дальше, мысленно качая головой. Впрочем, сторожа в зоопарке тоже проявляют интерес к животным, когда узнают их получше.
Он сошел с дороги, приблизился к двери барака и открыл ее. Сделав шаг в полутемное помещение, закрыл за собой дверь. В коридоре было еще три двери: по одной справа и слева, и одна в самом конце, которая вела в спальную секцию рабочих. Том открыл правую дверь. Сидевший за чистым столом мужчина с унылым лицом поднял голову от каких-то бумаг, прищурился и кивнул:
— Входи, Том.
Уорнер вошел в комнату, выполнявшую функции как кабинета, так и спальни, закрыл за собой дверь и опустился на раскладушку у стены.
— Что тебе от меня нужно, Френсис?
Френсис Денэйр, начальник деревни, отбросил прядь седых волос, упавших на глаза.
— Том, мы получаем новых рабочих для карьера. Их надо разместить здесь, в деревне.
Уорнер усмехнулся и покачал головой:
— Где? Нам и сейчас не хватает коек.
— Придется потесниться.
— Френсис, а как с пайками? Их уже давным-давно не увеличивали. Ты понимаешь, что из-за нехватки калорий самые слабые просто умрут?
Френсис покачал головой:
— Пайки останутся на прежнем уровне. — Его взгляд скользнул куда-то, потом вернулся к Тому.
Том опустил голову:
— Если бы нас кормили получше и дали современное оборудование, мы увеличили бы производство на тысячу процентов.
Денэйр улыбнулся:
— Как ты думаешь, Том, что они делают с этим камнем?
Уорнер пожал плечами:
— Полагал, используют для изготовления цемента… что-то в этом роде.
Френсис покачал головой:
— Камень, который мы добываем, отвозят в другую деревню, а там его засыпают в другой карьер.
— Ты… ты уверен?
Френсис кивнул:
— Прошлой ночью через холмы проходили беглецы. Они мне и рассказали.
Том прислонился к стене, положил руки на колени и закрыл глаза:
— И только из-за того, что ненавидят нас.
— Нуумианцы обвиняют людей в том, мы ограничили экспансию их Империи.
— Это сделали не мы, а Ассамблея Квадранта…
— …в которой большинство голосов за людьми.
Том вскинул брови и кивнул:
— Наверное, этого вполне достаточно, чтобы у нуумианца зародилась ненависть. — Он взглянул на Френсиса.
— Раз уж Ассамблея взялась улаживать эти дела, то, может быть, они вспомнят и о Мистении? Было бы неплохо.
Френсис уже читал свои бумаги.
— Нас обменяли на три другие планеты. Что-то вроде компромисса. Ассамблея открывает три необитаемых мира, а Мистения остается в составе Империи.
— Но почему?
Френсис пожал плечами:
— На Мистении есть люди; для Империи мы своего рода терапия. — Он поднял лист бумаги и протянул Тому. — Вот новое распоряжение. Делай что хочешь.
Том прочитал документ, качая головой. Потом посмотрел на Денэйра:
— Откуда рабочие?
— Какие-то странствующие артисты. Нуумианец, который мне об этом сказал, сообщил, что сначала прибудет небольшая передовая группа, а уже потом, через несколько дней, основная часть. Кто-то начал против этих бедолаг гоату. Интересно, чем они это заслужили?
— Я никак не пойму, чем мы это заслужили. — Том закусил губу, но тут же сменил тему: — Слышал что-нибудь о Линде и моем мальчике?
Денэйр покачал головой:
— Из лагерей заложников уже двадцать дней нет известий. — Старик протянул руку и потрепал Тома по плечу. — Уверен, у них все в порядке. Пока мы играем с нуумианцами в эти дурацкие игры, они не тронут женщин и детей.
Том покачал головой:
— Три года. Три года. Сколько еще могут длиться эти игры? Сколько времени надо нуумианцу, чтобы удовлетворить свою ненависть?
Френсис отвел глаза и пожал плечами. Они оба подозревали, что ответ на этот вопрос — вечность.
Сев То Линта, консультант «Большого шоу О'Хары» по Нуумианской империи, сошел на землю с шаттла № 1 и остановился, наблюдая за тем, как люди устанавливают на площадке шапито. Человек по имени О'Хара подошел к нему, кивнул, посмотрел на рабочих и нахмурился.
— Вас что-то беспокоит, мистер О'Хара?
О'Хара поднял руку, погладил подбородок и повернулся к нуумианцу:
— Не знаю. Здесь должен быть Тик-Тик. Его почему-то нет.
Нуумианец кивнул:
— Это создает какие-то трудности?
Человек покачал головой:
— Нет. Он оставил инструкции. — О'Хара потер шею. — Однако ему следует быть здесь. Мы не получаем радиосообщений с наших шаттлов.
— Возможно, помехи, мистер О'Хара. Планета славится ими. — Нуумианец наклонил голову. — Кстати, я должен явиться к своему начальству. Прошу меня извинить.
О'Хара кивнул:
— Конечно. И поскорее возвращайтесь. Кухня откроется через двадцать минут.
Сев То Линта кивнул, повернулся и направился к низким куполообразным строениям на краю площадки. Похоже, Карл Арнхайм хорошо продумал свою гоату. Часто приходилось слышать, что люди не понимают или не ценят гоату, но человек по имени Арнхайм доказал, что это не так. По крайней мере пытается доказать. Никто не учил его искусству-науке-религии мести, однако предпринятые им шаги по осуществлению гоаты в отношении человека по имени О'Хара представлялись точными и тонко рассчитанными. Сев То Линта не испытывал ни малейшего желания заглядывать в будущее, знать, в чем именно состоит месть Арнхайма, потому что оценивать гоату лучше всего, наблюдая со стороны. И все же нуумианцу было любопытно, сумеет ли Арнхайм отомстить, имея дело с таким странным явлением, как цирк. В этом должно быть нечто особенное, уникальное, и Сев То Линта надеялся, что Арнхайм не разочарует его.
Посланник Сум снял со лба крохотную пластинку и положил ее на телефон. Кивнув, он повернулся к Карлу Арнхайму:
— Линта сообщил, что первые группы людей с корабля «Город Барабу» уже приземлились возле Шацрала.
Удобно устроившийся в кабинете Сума Арнхайм медленно кивнул:
— «Авангард» уже на пути в один из рабочих лагерей?
— Согласно вашим инструкциям, — сказал Сум.
Арнхайм изучающе посмотрел на нуумианца:
— Посланник Сум, я хочу поблагодарить вас за помощь.
Сум отмахнулся:
— Это я должен благодарить вас. Вы не только сделали меня и моих приближенных богатыми, но и позволили нам принять участие в вашей гоате. И это несмотря на расходы, понесенные в связи с покупкой цирковых компаний.
Арнхайм нахмурился. Ему пока не удалось полностью понять, что же такое эта гоата, в чем ее цель и как она работает. Месть, оцениваемая за форму и красоту исполнения? Но это просто глупо!.. Он пожал плечами. Как бы там ни было, похоже, у него все идет как надо. Арнхайм посмотрел в глаза посланнику:
— Следующий шаг — сделать так, чтобы заполнить цирк восторженной толпой. Это осуществимо?
Сум потер руки и кивнул.
— Считайте, что уже сделано. — Нуумианец глубоко вздохнул и восхищенно посмотрел на землянина. То, что творит этот человек, причем не по указке, а по трезвому расчету, — настоящая гоата.
— Затем…
Сум поднял руки:
— Нет! Пожалуйста, не говорите больше ничего. Не хочу, чтобы вы испортили мне эффектный финал.
Арнхайм снова нахмурился, но, взглянув на нуумианца, только пожал плечами. Как угодно, подумал он.
Френсис Денэйр стоял у подножия деревенской сторожевой башни и смотрел на толпу только что привезенных рабочих. Грубая, но забавная, пестрая одежда, недоумение на лицах… Самый высокий и плотный мужчина, стоявший несколько впереди ста сорока своих товарищей, некоторое время пристально глядел на Френсиса, потом поднял голову и посмотрел на вершину башни. Вот уж с кем хлопот не оберешься, подумал Денэйр. Такие смутьяны есть в каждой партии. Он откашлялся и обратился к новеньким:
— Во исполнение нуумианской гоаты эта деревня была построена с целью отомстить за ограничение роста Империи. Во исполнение этой цели мы добываем молочный камень, который никому не нужен. Похоже, вы попали сюда во исполнение другой гоаты.
Том Уорнер вышел из барака и приблизился к Френсису:
— Сделали все, что могли. Будет тесновато.
Френсис кивнул и только тут заметил поднимающуюся над карьером пыль. Он повернулся к притихшей толпе:
— Сегодня выходить на смену уже поздно. Том Уорнер покажет, где вы будете спать и есть. — Он еще раз посмотрел на стоящего впереди высокого мужчину. — Здесь очень трудно выжить. Так что… не создавайте проблем.
Денэйр повернулся к башне:
— Господин?
— Да?
— Я закончил. Вы желаете что-нибудь им сказать?
Пауза.
— Люди, чтобы выжить, нужно приспособиться. Побег, неуважение, отказ от работы, устройство беспорядков в деревне — все это наказывается. Денэйр?
— Да, господин?
— Пусть высокий останется. Остальных отправь в бараки.
— Да, господин.
Несколько секунд улица была пуста, за хлопающими дверьми раздавались приглушенные голоса и осторожные шаги.
Оставшийся на улице здоровяк сунул в карманы внушительные кулаки, оглядел опустевшую улицу и повернулся к сторожевой башне.
— Ну?
— Твое имя, человек.
Здоровяк сплюнул на землю — не ради того, чтобы очистить легкие, а просто так — и снова взглянул на башню:
— Дирак. Растяжка Дирак. Я менеджер в «Большом шоу О'Хары».
Пауза.
— Дирак. Я знаю, какова гоата тех, кто прибыл до тебя. А какова природа твоей гоаты? Растяжка пожал плечами:
— Убей — не знаю.
— Что?
— Я понятия не имею, что такое гоата, а если бы и знал, то не представляю, какое она имеет к нам отношение.
— Любопытно. — Страж на башне помолчал. — Дирак, ты знаешь, кого ты оскорбил? Может быть, зная это, я смогу оценить гоату.
Дирак усмехнулся:
— Насколько мне известно, я никого не оскорблял. Но вот что будет, если я заберусь туда и скину тебя на землю? Это оскорбит…
Голубой луч света метнулся с башни к человеку, охватил его и погас. Дирак повалился на землю.
— Ты не должен угрожать, человек. Это наказуемо. Уорнер. — Голос усилился. — Уорнер!
Том Уорнер выскочил из барака и остановился рядом с Дираком.
— Да, господин?
— Уорнер. Ты знаешь, что я не люблю применять шок, но этот человек угрожал мне. Объясни ему — и другим — все правила. Мне бы не хотелось снова использовать силу!
Уорнер поклонился башне:
— Да, господин. — Он опустился на корточки рядом с Дираком. У Растяжки дергались руки и ноги, зрачки закатились. Уорнер похлопал его по щеке. — Тебе еще повезло. Котеночек не любит пользоваться лучом. Другой страж поджарил бы тебя до хрустящей корочки.
Дирак втянул в себя воздух, его пальцы сжались в кулаки.
— Отпусти меня, ты!.. Я все равно не подчинюсь…
Уорнер ударил его по лицу:
— Подчинишься! Как и все прочие! Если, конечно, хочешь жить!
Дирак уже перестал дрожать и теперь холодно смотрел на Тома. От этого взгляда у Уорнера по спине побежали мурашки. Он поднялся и, подхватив Растяжку, поставил его на ноги.
Дирак повернулся к башне:
— А ты немного обидчивый, а?
Долгая пауза.
— Если бы ты не поддерживал Дирака, я бы наказал его. Понимаешь, Уорнер?
— Да, господин.
Уорнер повернул Дирака к баракам. Здоровяк ухватился за своего спутника и, едва волоча ноги, побрел вместе с ним по улице.
— Послушай, что это за кошмар?
Уорнер горько рассмеялся:
— Последние три года я задаю себе этот вопрос.
Ночь на Мистении наступала рано. Пурпурное небо почернело, ветер усилился и шевелил полог главного шатра. Музыка известила переход к предпоследнему акту. О'Хара покачал головой, постукивая ногой в такт маршу. Неподалеку стоял Раскоряка Тарзак, наблюдавший за ветром. Услышав взрыв аплодисментов, О'Хара молча повернулся и зашагал к административному фургону. От «Авангарда» по-прежнему не было никаких известий.
Когда он подошел к ступенькам, из темноты появились Билли Пратт и Бородавка. Хозяин подождал, когда они приблизятся.
— Ну?
Билли Пратт покачал головой:
— Во всем городе ни единой афиши, ни одного постера. Мы с Бородавкой побывали на следующей стоянке. Там то же самое.
Пендианец потер подбородок:
— Я ничего не понимаю. — Он взглянул на О'Хару. — Мистер Джон, гимнасты сегодня задерживаются?
О'Хара нахмурился и протянул руку, указывая на то место, где недавно стояли зверинец, кухня и хозяйственные фургоны.
— Они уехали полчаса назад.
Бородавка покачал головой:
— Мы никого не встретили на обратном пути. Какой дорогой они отправились?
— До следующей стоянки здесь только одна дорога с твердым покрытием. Вы ехали по ней?
Бородавка и Билли Пратт кивнули. Билли почесал затылок:
— Мистер Джон, мы не видели ничего, ни фургонов, ни платформ, ни шаттлов. Они как сквозь землю провалились.
Хозяин взглянул на Билли и тут же посмотрел на главный шатер. Билли Пратт неплохой «разводила», но сейчас О'Харе хотелось бы видеть рядом Ловкача. Какие-то темные фигуры обошли главный шатер, постояли и двинулись к выходу с площадки. О'Хара поискал взглядом бригадира:
— Раскоряка!
Бригадир оглянулся, заметил О'Хару и тут же подошел. Остановившись, он кивнул Билли Пратту и Бородавке и повернулся к Хозяину:
— Мистер Джон.
— Сколько тебе понадобится времени, чтобы собрать всех наших бойцов?
Бригадир пожал плечами:
— Они готовы.
— Готовы?
Раскоряка кивнул:
— Я всегда держу их наготове, когда мы даем первое представление на новой планете. На случай, если кому-то из местных надо помассировать череп. Есть что-то новое?
— По-прежнему ничего. — О'Хара покачал головой и стал подниматься по ступенькам. — А теперь, похоже, и кое-кто еще тоже пропал.
Он открыл дверь фургона, вошел и включил свет. Дождавшись, пока к нему присоединятся Раскоряка, Билли и Бородавка, Хозяин подошел к пульту связи и нажал несколько кнопок. Потом сел на стул и взял микрофон.
— Это О'Хара. Погонщик, где ты? Отзовись!
Тишина. Повторив попытку еще пару раз, О'Хара откинулся на спинку стула и покачал головой.
— Что же это, черт возьми, происходит? — Он повернулся к Билли Пратту. — Билли, иди и приведи мне этого нуумианца… Линта. Хочу задать ему несколько вопросов…
Музыка оборвалась, и тут снаружи донесся топот сотен ног. Хозяин вскочил. Раскоряка открыл дверь и уже ступил на порог, но тут же попятился. В фургон с оружием в руках вошел нуумианец. Это оказался Линта. Он кивнул О'Харе:
— Гоата.
Билли Пратт шагнул было навстречу нуумианцу, но какая-то невидимая сила ударила в него, и он рухнул на пол.
Хаву Да Мираак повернулся на своей спальной пластине, надеясь хоть как-то растянуть период отдыха до обязательного пробуждения. Наконец он опять лег на спину и вздохнул. В голове роились тысячи мыслей. Хаву открыл глаза и посмотрел на прибор отсчета времени, установленный на консоли перед передней сферой обзора. До пробуждения еще восемь кругов. Хаву сел, проверил все четыре сферы обзора, оглядел деревню. С тех пор, как двадцать циклов назад доставили новую партию людей, здесь ничего не изменилось. В самом конце улицы стояло большое, крытое полотном сооружение с разноцветными флажками на самом верху. Ветра не было, и флажки обвисли.
Хаву потянулся, спустил ноги со спальной пластины и встал на пол. Пластина автоматически сложилась и втянулась в стену. Одним движением синей четырехпалой руки он убрал затемняющее поле вокруг капсулы, и в крохотную комнатку хлынул странный местный свет. Пройдя в центр комнаты, Хаву шагнул на притопленную пластину и несколько секунд понежился в очищающем луче, потом отступил, достал из шкафчика свой дневной паек и сел, чтобы съесть первую порцию. Закончив с едой, Хаву выбросил в рециклер упаковку, надел чистую форму, лежавшую под специальным прессом, и уселся перед пультом, чтобы начать дневную вахту, хотя у него в запасе еще оставалось полтора оборота.
Экран поля ночного контроля показал слабые следы присутствия какой-то местной животной жизни, отыскивающей добычу среди скал и сухой редкой растительности. Хаву покачал головой и отключил поле ночного контроля и силовое поле, защищавшее капсулу. Интересно, почему люди решили обосноваться на этой заброшенной планете? Он обвел взглядом пустынный горизонт и наконец сосредоточил внимание на огромном полотняном сооружении. Установка этого сооружения вызвала в деревне небывалое волнение. Хаву уже не в первый раз подумал о том, что было бы любопытно выбраться из капсулы и прогуляться среди людей, но тут же остановил себя — это просто глупость.
Прибор отсчета времени подал звуковой сигнал, и Хаву перевел его в режим молчания. Глядя на прибор, он спросил себя, сколько времени прошло с тех пор, как его назначили в эту деревню. Покачав головой, страж снова посмотрел на бараки. Скоро все повторится: крики «Просыпайтесь!», привычная суета. Рабочие поднимутся с коек, потом отправятся, чтобы съесть какую-нибудь скудную пищу, затем выстроятся перед башней для проверки. И наконец потянутся в карьер, где их ждет тяжелая и никому не нужная работа.
Хаву нахмурился. Стражам не положено размышлять о подобных вещах. Если забивать себе голову такими вещами, как рутина, скука и — как ее?.. — несправедливость, то можно сойти с ума. Он устроился поудобнее в кресле и вспомнил, что гоата, постигшая всех этих людей, стала результатом решения Имперского Суда, получившего инструкцию от Королевской Семьи. Люди считали, что рождены быть свободными, чтобы завоевывать другие миры, выполнять полезную работу. Вместо этого горстка людей захвачена, порабощена и обречена на бессмысленный труд. Можно ли это считать настоящей гоатой? Тем более что те, кто страдает от мести Империи, это совсем не те, кто несет ответственность за наложенные на Империю ограничения. Нет, такая гоата не достойна Королевской Семьи.
Он подался вперед и включил систему оповещения. Оставалось надеяться, что в случае с этими циркачами гоата сработает лучше. Хава нажал кнопку, и в деревне зажегся свет. Потом включил систему односторонней связи.
— Просыпайтесь! Просыпайтесь! — Он помолчал и улыбнулся. — И с добрым утром!
Билли Пратт бросил кусок молочного камня в корзину, выпрямился и потер ладонью поясницу. Солнце пекло, в заполненном пылью карьере было нестерпимо жарко. В нескольких шагах от Пратта работал киркой Дирак. Камни падали под ноги, один кусок откатился к Билли. Он огляделся — повсюду в пыли виднелись фигуры людей, врубающихся в каменные стены или наполняющих корзины бесполезным грузом. Билли покачал головой.
— За что? — ни к кому не обращаясь, спросил он.
За стуком кирок его никто не услышал. «За что?» — подумал он. Откалывать куски камня, загружать ими корзины — и только для того, чтобы где-то кто-то высыпал эти камни в другой карьер.
— Человек! — Услышав голос из сторожевой башни, все в карьере замерли.
Билли поднял голову и оглянулся.
— Да, ты. Тот, кто стоит. Согни спину, человек. Тебе еще предстоит сдвинуть горы.
Билли нагнулся, качая головой.
— Прямо-таки поэт, — пробормотал он. — «Сдвинуть горы». Подняв кусок скалы, Билли Пратт заметил рядом с собой знакомую фигуру. Не поворачиваясь, человек сказал:
— Продолжайте работать и разговаривайте шепотом. Я Том Уорнер. Как вас зовут?
— Билли Пратт.
— Предупреждение было первое и единственное. Если он поймает вас еще раз, то накажет.
Билли уже видел, что делает с человеком удар силового поля, а потому удвоил усилия.
— Уорнер.
— Что?
— Что такое гоата?
Том пожал плечами и потянулся за очередным камнем:
— Месть. Вот и все, что я знаю. Френсис, похоже, разбирается в этом получше меня.
— Френсис? Тот, который управляет лагерем?
— Да. — Том бросил камень в корзину. — Вы знаете что-нибудь о восстании? Эти двое, Дирак и тот, которого называют Раскорякой, они ведь задумали что-то, да?
— А почему бы и нет? Нельзя же оставаться здесь до конца жизни?
Том покачал головой:
— Одна попытка уже была. У вас ничего не получится.
Билли выпрямился, но вовремя вспомнил о предупреждении и наклонился за камнем.
— Почему? Я насчитал всего три сторожевые башни, а нас здесь не менее четырех тысяч.
— Говорю вам, попытка уже была. Эти башни неуязвимы. Я хочу, чтобы вы поговорили с вожаками, убедили их отказаться от задуманного. В противном случае пострадают все.
— Но как… — Билли замолчал, видя, что Уорнер поднял корзину, взвалил ее на плечо и, пошатываясь, двинулся по дорожке к началу карьера.
Билли вернулся к работе, думая о том, каким странным образом сегодня утром разбудили деревню. Страж пожелал им доброго утра. Еще один кусочек мозаики, которую надо сложить, хотя кусочков явно не хватает.
Он не мог повлиять на тех, кто готовил восстание. Билли скорчил гримасу, представив, как другие воспримут его слова. К нему и так относились неодобрительно, кое-кто обвинял его во всем, что произошло. Конечно, открыто никто не говорил, что ответственность лежит на нем, но хватало и фраз, типа: «Жаль, с нами нет Ловкача. Он бы знал, что делать. Ловкач бы нас всех вытащил. С Ловкачом мы бы в такую передрягу не попали». И так далее.
Билли плюнул на землю, наклонился и поднял корзину. Артур Бернсайд Веллингтон, Ловкач, постоянно был где-то рядом, не позволяя забыть о себе. Соответствовать старому «разводиле» было трудно. Ловкач сделал бы иначе; Ловкач сумел бы лучше; жаль, что Ловкач ушел. Днем раньше, вернувшись из карьера, Билли попытался поговорить об этом с Хозяином. Мистер Джон не выразил сочувствия:
— Разве не ты теперь разводила?
— Да.
— Ну так разводи, Билли. Цирку приходит конец. Твоя работа — вытащить нас отсюда.
Билли взвалил корзину на плечо и повернулся к тропинке.
— И что я должен делать? — пробормотал он.
— Прекратить работу и построиться на перекличку!
Люди в карьере облегченно вздохнули. Билли опустил корзину, а когда выпрямился, наткнулся на пристальный взгляд Дирака. Билли отвернулся и двинулся к другим, уже становившимся в шеренгу.
Вечером, пережевывая четвертую дневную пайку, Хаву Да Мираак наблюдал за людьми, устало тащившимися из барака, отведенного для питания. Несколько человек остановились на тускло освещенной улице и о чем-то коротко поговорили, после чего разошлись по спальным баракам. Горизонт уже утонул в серо-черной тени ночи, почти слившись с черно-фиолетовым небом, и Хаву включил поле ночного контроля. Подождав, пока на улице никого не осталось, он включил и силовое защитное поле. На экране появились лишь слабые сигналы присутствия незначительных жизненных форм за пределами деревни. А вот люди еще перемещались между бараками, оставляя на мониторе широкие красные следы. Кто-то, шедший из барака для питания, приблизился к самой башне и остановился. Хаву нахмурился и выглянул в переднюю сферу обзора. Человек — худой, в запыленной одежде, смотрел на него. Хаву увеличил разрешение, вгляделся в лицо на экране и прочел появившуюся надпись.
— Ты Билли Пратт, человек из цирка.
Человек вздрогнул, словно напуганный, огляделся и снова поднял голову.
— Да… э… господин. Я просто смотрю на башню. Я не замышлял ничего плохого.
— Ты не оскорбил меня. — Хаву помолчал. А почему бы и нет? Ему было скучно.
— Пратт, что ты делаешь в цирке?
— Я разводила… юридический советник. — Человек рассмеялся и развел руками. — В мои обязанности входит предотвращение таких вот ситуаций. — Он посмотрел себе под ноги, покачал головой и снова взглянул на башню. — Господин, можно я задам вопрос?
— Задавай.
— Вы находитесь там все время?
— Моя смена — один год. Все это время я нахожусь здесь.
— А вам… вам не скучно?
Хаву откинулся на спинку стула, поднес руку к кнопке излучателя, но потом опустил ее на колено. Отметив свою реакцию, он понял, что человек попал в точку, но вины человека в этом не было. С их точки зрения вопрос вполне обоснованный.
— Мне не полагается скучать. В стражи определяют тех, кто хорошо переносит одиночество.
Человек скорчил гримасу:
— Но все же… вам не скучно?
Хаву внимательно посмотрел на человека и принял решение:
— Да, иногда мне становится скучно. Мне есть чем заняться в капсуле, я наблюдаю за тем, как проходит гоата, однако временами мне бывает скучно.
Человек потер подбородок:
— Можно еще один вопрос?
— Можно.
— Мне тут пытались объяснить, но я все равно не совсем понял. Что такое гоата?
Хаву уже открыл рот, собираясь объяснить — это была его любимая тема, — но остановился. Человек показался ему достаточно разумным, жаждущим узнать новое. Нуумианец проверил личное оружие, подумал о предстоящей бесконечной череде однообразных дней впереди и повернулся к стоявшему перед башней человеку.
— Понятие гоаты требует долгого объяснения. Завтра, когда вернешься из карьера и отстоишь проверку, приходи к башне. Мы обсудим все подробно.
Все, кто еще оставался на улице, замерли с открытыми ртами, будто пораженные силовым-лучом. Человек по имени Пратт опомнился первым и кивнул:
— О'кей. Увидимся. — Он указал на барак. — Я могу идти?
— Иди.
Человек пошел, а Хаву с интересом отметил, что и остальные люди ожили, зашевелились и двинулись к баракам. Два больших человека последовали за Праттом. За несколько секунд улица полностью опустела. Хаву включил защитное поле, поднялся и оглядел свое помещение. «Может быть, Пратту просто любопытно, но не надо забывать, что он заключенный», — подумал нуумианец.
Хаву достал из-под пресса уличную форму, снабженную индивидуальным защитным полем. Последний раз он пользовался ею полгода назад. Хаву с удивлением поймал себя на том, что с нетерпением ожидает первого вечера с компанией.
Едва Билли Пратг вошел в барак, как на его плечо опустилась огромная, тяжелая рука. Он оглянулся и увидел Растяжку Дирака, который сурово смотрел на него сверху вниз. Дирак кивнул, показывая на дверь напротив двери Френсиса Денэйра.
— Я устал, Растяжка, — сказал Билли Раскоряке. — Послушай, я хочу спать.
Свободной рукой Растяжка открыл дверь и запихнул Пратта внутрь. Лежавший на кровати Том Уорнер поднял голову и нахмурился:
— Что все это значит?
Растяжка и Раскоряка, вошедшие вслед за Билли, уселись на кровати напротив Уорнера. Дирак закрыл дверь и подтолкнул Пратта к кровати Тома.
— Наш Киска пригласил Билли на обед.
Том удивленно уставился на Билли, потом повернулся к Растяжке.
— Я… как… то есть…
— Ничего. Ты с самого начала был против восстания, говорил, что ничего не выйдет. А если кто-то попадет в башню?
Том сел, потер подбородок, посмотрел на Билли:
— Думаешь, что сможешь убить нуумианца?
Билли оглядел троих мужчин, поднялся и покачал головой:
— О нет! Нет, нет и нет! Только не я.
Растяжка толкнул его в грудь, и Билли рухнул на кровать.
— Сядь и заткнись. Сейчас ты — наш единственный шанс.
— Я не какой-нибудь боевик…
— Да ты и не разводила. — Растяжка повернулся к Тому. — Так что? Если он попадет в башню, у нас есть шанс? Том кивнул и улыбнулся:
— Есть. Один. — Он отвернулся, опустился на пол и вытащил кусок стены, а из тайника извлек нечто похожее на деревянный пистолет. Том протянул его Дираку.
— Что это?
— Если Киска впустит Билли в башню, то наверняка обезопасит себя индивидуальным защитным полем. Или, что вероятнее, наденет защитный костюм. Мы узнали об этом два года назад, когда сами пытались поднять восстание.
Дирак нахмурился:
— Что случилось?
— Мы следили за тем, как происходит смена. При этом тот, который был в башне, выходит, садится в скутер и уезжает. Мы попытались попасть на них в момент смены, но нас остановило защитное поле. Потом ударили лучи… — Том поджал губы. — Внутри капсулы поле очень слабое. Иначе оно разорвало бы башню.
Растяжка взял в руку пистолет:
— А это что такое?
— Эта штука снабжена пружиной и выстреливает заостренный металлический болт. — Том помолчал и посмотрел на Билли. — Если Киска захочет поесть или поговорить, то ему придется убрать защитное поле с лица. Стреляй в него.
Растяжка положил пистолет на колено Билли. Оружие было небольшое, с крючком под дулом для освобождения пружины.
Дирак повернулся к Тому:
— Если мы захватим башню, то сможем ли воспользоваться их оружием для штурма двух других?
Том кивнул:
— Луч бьет на большое расстояние, и, когда Билли войдет в башню, мы все будем в дерьме. Так что особенно осторожничать с прицеливанием не придется. — Уорнер повернулся к Билли. — Когда ты пойдешь?
Билли почувствовал, что у него пересохло во рту:
— Сразу после возвращения из карьера.
Том кивнул:
— Тогда лучше возьми его с собой. Спрячь под рубашку на поясе. У тебя может не быть времени забрать его отсюда. И помни, стрелять надо только в лицо.
Билли посмотрел на пистолет и перевел взгляд на Дирака:
— Растяжка, я… я…
Дирак схватил его на плечо:
— Сделай хоть это для своего цирка! Неужели не сможешь?
Билли опустил голову, сглотнул и сунул оружие за пояс. Потом поднялся и шагнул к двери:
— Я ухожу.
Он уже открыл дверь, когда Растяжка тоже поднялся:
— Не подведи нас, Билли. Понятно?
— Понятно. — Билли вышел из комнаты и остановился. За дверью барака высилась башня. Он закрыл глаза и покачал головой.
Посланник Сум переступил порог стыковочного модуля шаттла. На борту «Города Барабу» его ждал Карл Арнхайм:
— Решили проинспектировать свой новый военный транспорт, посланник Сум?
Сум внимательно посмотрел на человека и покачал головой:
— Я прилетел, поскольку то, что мне нужно сказать вам, нельзя доверить радиоволнам.
Арнхайм нахмурился и повернулся к двери кают-компании:
— Пойдемте туда, там можно поговорить. — Он зашагал по коридору, открыл дверь, вошел и пригласил нуумианца садиться. Сам же повернулся к бару. — Выпьете, посланник?
— Нет.
Арнхайм пожал плечами, налил себе чашку пурима и опустился на кресло напротив Сума:
— Итак, посланник, какие проблемы возникли?
Сум оперся на край стола:
— Возможно, никакие, мистер Арнхайм, возможно, очень серьезные. Ваша гоата привлекла внимание Имперской Палаты.
Арнхайм сделал глоток, кивнул, поставил чашку на стол и спокойно взглянул на нуумианца:
— И что?
— Мистер Арнхайм, уничтожение «Большого шоу О'Хары» как часть искусно осуществленной гоаты вполне соответствует законам Империи. Но в Палате есть такие, кто считает, что речь в данном случае идет не о гоате. Они намерены доказать, что вы действуете, руководствуясь всего лишь интересами материальной выгоды.
Арнхайм подался вперед, глядя в глаза нуумианцу:
— Я не получу от этого ничего, если не считать сокрушение Джона О'Хары. Как вам прекрасно известно, я уже потратил кучу денег, но даже не претендую на корабль. Мы договорились, что «Город Барабу» со всем его оборудованием передается Империи.
Сум кивнул:
— Да, это и смущает большинство ваших критиков. Однако сам по себе акт уничтожения, осуществленный без какого-либо стиля, также неприемлем.
— При чем здесь стиль?
— Я понимаю, вы невежественны в том, что касается гоаты, и, если быть откровенным, мистер Арнхайм, именно это меня раздражает. До сих пор вы все делали совершенно правильно. Когда ликующая публика арестовала артистов, это было великолепно. Отличный штрих. Но, пусть мне этого и не хочется, вам все же следует рассказать мне все. Все до конца. Если гоата проведена неадекватно, нам грозит принудительная реституция. Мистер О'Хара будет восстановлен в своих правах, а нас с вами ждут большие неприятности.
Арнхайм задумчиво кивнул, сделал еще глоток и отставил чашку:
— Вы хотите сказать, что если я не уничтожу О'Хару в соответствии с определенными правилами, то он выйдет сухим из воды, а я потеряю последнюю рубашку?
Сум кивнул:
— Весьма подходящее описание.
Арнхайм допил то, что оставалось в кружке, откинулся на спинку кресла и сложил руки на груди:
— Что ж, в таком случае, полагаю, вам стоит подробно просветить меня насчет этой гоаты.
Хаву Да Мираак задумчиво смотрел на человека по имени Билли Пратт, сидевшего напротив него за складным столиком. Пратту, похоже, очень понравился подъем в капсулу на силовом поле, и он чуть было не закричал от восторга, когда попал в очиститель, избавивший его одежду от пыли. Но после того, как гость съел свой паек, он впал в долгое, непонятное молчание. Иногда Пратт вздрагивал, нервно озирался, посматривал в обзорную сферу. На улице почти никого не осталось. Большинство людей были заняты едой.
Хаву вздохнул. Встреча с человеком оказалась не такой интересной, как он надеялся. Пратт молчал, вздрагивал, запускал руку под рубашку. Хаву знал, что вскоре ему придется отправить человека в барак — надо же ему отдохнуть перед очередным рабочим днем. Хаву не вполне понимал смысл того, что объектом гоаты стали люди из цирка. Будь у него достаточно воображения, он и сам осуществил бы гоату в отношении Имперской Палаты, которая обрекла стражей на прозябание в этой глуши ради контроля за людьми.
— Пратт, ты спрашивал меня о гоате.
Человек чуть не подпрыгнул и торопливо вынул руку из-под рубашки.
— Да. — Он глубоко вздохнул и медленно выпустил воздух. — Да.
— Итак?
Пратт пожал плечами:
— Я просто не понимаю. Вы, нуумианцы, превратили в религию уничтожение людей?
— Нет, нет. — Хаву покачал головой. — Гоата — это не уничтожение людей, если не считать периферийной функцией то, что вы называете местью.
— Не вижу разницы.
Хаву нахмурился и подался к столу:
— Мы говорим «гоата», называя то, что у вас зовется местью. Но этим же словом мы обозначаем и то, что вы называете справедливостью. Если перевести на ваш язык буквально, то гоата означает выравнивание весов, восстановление баланса.
Пратт покачал головой:
— Ну, теперь уж я точно не понимаю. — Он повернулся и кивнул в сторону обзорной сферы: по улице шли усталые люди, возвращающиеся в бараки после ужина. — Мы не называем это справедливостью. Насколько я знаю, Империя просто мстит им всем за то, в чем они совершенно не виноваты. Не знаю, при чем здесь «выравнивание весов».
Хаву кивнул и тут же пожал плечами:
— Некоторые воспринимают людей как единое целое. Предавая гоате одного человека, мы предаем всех…
— Полная чепуха.
Хаву выпрямился и положил руку на рукоятку шокового пистолета:
— Поясни.
— Если то, что вы говорите, правда, то нет никакой причины поступать с этими людьми так, как поступаете вы. То есть нет смысла делать это со всеми. Предайте вашей гоате одного человека.
Хаву убрал руку с оружия и внимательно посмотрел на собеседника. Пратт сказал то, о чем нуумианец сам думал много раз. Гоата, спланированная и осуществленная Имперской Палатой, сильно смахивала на предлог, рациональную конструкцию, причем не очень убедительную.
— Верно, это плохой пример гоаты.
Пратт откинулся на спинку стула и сложил руки на груди. Похоже, он уже не нервничал.
— Дайте мне хороший пример гоаты.
— Ладно. — Хаву ненадолго задумался. — Классический случай гоаты описан в «Нуумианских хрониках». Там говорится о двух братьях, Хаккире и Джолдасе, которые оба стремились взять в жены Айелу. Айела предпочла Хаккира Джолдасу, и последний решил опорочить брата в ее глазах. Джолдас угнал из поместья отца скот, продал его и представил дело так, будто преступление совершил Хаккир. Узнав о случившемся, отец отрекся от Хаккира и изгнал его со своей земли. После этого Айела тоже отказала Хаккиру и одарила своей благосклонностью Джолдаса. — Хаву помолчал и добавил: — Это называется бент.
Билли Пратт нахмурился:
— Бент?
— Да. Основа каждой гоаты — бент, выведение весов из равновесия, причина, если угодно. Как бы ты чувствовал себя на месте Хаккира, что бы ты чувствовал по отношению к Джолдасу?
— Да ничего хорошего. Не знаю, убил бы я его, но желание наверняка возникло бы.
— Это было бы неартистично, такой грубый прием, Пратт, не гоата. Но ты понял бент?
— Думаю, да. Имперская Палата считает, что Ассамблея Квадранта, в которой большинство составляют люди, остановила традиционную экспансию Империи. Отсюда — бент для гоаты. Палата выбрала для своей гоаты других людей; это то же самое, если бы Хаккир выбрал первого попавшегося ему на улице нуумианца, а не Джолдаса. Примерно так?
Хаву задумчиво посмотрел на человека, хмуро усмехнулся и покачал головой:
— Давай пока остановимся на Хаккире и Джолдасе.
Нуумианец чувствовал себя не в своей тарелке. Гоата Имперской Палаты действительно не выдерживала критики. Но кто осмелится усомниться в справедливости решения Палаты, вынесенном под диктовку Королевской Семьи? Такого прежде никогда не случалось.
— Хаву, так что случилось с Хаккиром и Джолдасом? Думаю, я понял, что такое бент.
Нуумианец сделал вид, будто не заметил фамильярного обращения.
— Хорошо. Имея бент, Хаккир мог пойти либо путем джах, либо путем наджах. Джах — это устранение цели.
— Например, убить Айелу. Тогда Джолдас не получил бы ее.
Хаву кивнул. Человек, похоже, оказался способным учеником.
— Но Хаккир предпочел наджах. Наджах позволяет объекту мести достичь цели, которая стала причиной бента, или установить чаши весов в неравном положении. Но делается это таким образом, что при достижении цели чаши весов уравниваются — это гоата.
Билли Пратт кивнул:
— Джолдас получает девушку, но оказывается, ему не по вкусу то, что он получил.
— Да. — Хаву откинулся на спинку и сделал глоток из своей чашки. Что ж, вечер, похоже, все-таки удался. — Далее, ты должен понять чувства Хаккира к Айеле и отцу. Отец не поверил ему, когда он утверждал, что не виновен.
— Таким образом, отец тоже разбалансировал весы, как и Айела. Она ведь не поверила ему.
Хаву улыбнулся и кивнул:
— К отцу и Айеле он решил применить джах. Цель отца состояла в поддержании чести семьи. Цель Айелы — найти богатого супруга. Как ты понимаешь, все эти элементы и стали составными частями одной гоаты. Искусство в данном случае то, что Хаккир сумел объединить джах и наджах в одном действии.
Билли Пратт задумчиво потер подбородок и кивнул:
— Сладкая месть.
— Не понимаю.
Билли посмотрел на нуумианца:
— Когда акт мести особенно удачен, когда возмездие в полной мере соответствует преступлению, мы, люди, называем это сладкой местью. — Он еще раз кивнул. — Думаю, теперь я понял, что такое гоата. Продолжайте. Что же сделал Хаккир?
— Хаккир исчез и начал новую жизнь под другим именем. Он оставил записку, в которой сознался во всех своих преступлениях, но сделал это так, что Джолдас оказался разоблаченным.
Билли Пратт поднял руку:
— Подождите, давайте посмотрим, смогу ли я угадать, что случилось. Джолдаса отдали под суд?
— Да.
Билли кивнул:
— И он потерял свое состояние.
— Его признали виновным и обязали выплатить суду крупную сумму. Очень крупную.
— Скандал, конечно, опорочил доброе имя отца — джах. Джолдас остался на бобах, а Айела лишилась богатого супруга — джах. — Билли довольно усмехнулся. — И, конечно, Айела, став супругой бедняка, потеряла свою привлекательность.
— Настоящее чудовище.
— Наджах для Джолдаса. — Билли снова кивнул. — Да, в этой гоате действительно есть нечто прекрасное.
— Есть еще кое-что, чего я не объяснил. Гоата дополняется хазбом, и Хаккир своей запиской также совершил хазб.
— Дайте мне угадать. Хазб — это позволить объекту мести узнать, кто совершил ее.
— Верно. И это причиняет ему дополнительные страдания.
Билли кивнул. Лицо его стало серьезным:
— Теперь я понимаю, что люди, бывшие здесь до нас, стали жертвами джаха и, конечно, хазб тоже доставил им немало мучений. Но вот связи между бентом, возникшим в результате решения Ассамблеи Квадранта, и гоатой, на которую обречены колонисты, я не вижу.
Хаву развел руками:
— Я уже сказал, это неудачный пример.
Билли выглянул на улицу. За дверями бараков триста колонистов Мистении и триста рабочих цирка ждали от него сигнала, что башня захвачена. Он повернулся:
— Мне пора возвращаться в барак. Нам обязательно нужно еще раз встретиться.
Рыжий Пони Мийра опустился на солому рядом со слонами. Им разрешалось держать животных и заботиться о них, но только в свободное от работы время, то есть отнимая минуты и часы от еды и сна. Пони удивленно поднял бровь, когда в зверинец вошел Билли Пратт. Рядом с ним шагал Хозяин. Далее следовали Растяжка Дирак и колонист Уорнер. Пони повернулся на бок и закрыл глаза. Проведя целый день в пыльном карьере, а потом присмотрев за животными, он не испытывал ни малейшего желания тратить драгоценное время на разговоры.
— Пони?
Пони открыл глаза, посмотрел на Хозяина и снова закрыл их:
— Здесь таких нет.
В следующий момент главный дрессировщик ощутил весьма чувствительный удар пониже спины. Он повернулся, стиснув кулаки, и заметил, что потревожил его ботинок Хозяина.
— Что это, черт побери, вы делаете?
— Не могу допустить, чтобы ты проспал всю жизнь, Пони. Собирай свою банду и начинай подготовку к параду.
— К па… что? — Растяжка помог Пони подняться, а Хозяин и Билли уже шли между клетками. За ними бежал Костыль Орло. Пони посмотрел на Дирака.
— Растяжка, ты можешь сказать мне, в чем дело?
Дирак пожал плечами:
— Знаю только одно: через десять дней мы устраиваем парад и даем представление. — Он усмехнулся и покачал головой. — Мне объясняли, но я все же не понял, в чем дело.
Пони хмуро посмотрел на клетки:
— Парад? — Он повернулся, сделал несколько шагов и ни с того ни с сего наградил пинком рабочего, разлегшегося на брезенте. — Клык, вставай и начинай готовить фургоны для парада. Видишь, какие они грязные!
— А? — Клык зевнул и потер пострадавшее место. — В чем дело, Пони?
— Парад на подходе: вставай, я хочу, чтобы эти фургоны сияли. Где Вощеный?
Клык потряс головой, просыпаясь, и указал в дальний угол палатки:
— Спит где-то там.
— Иди и скажи ему, что нужно все привести в порядок. Вычистить, отремонтировать и отполировать.
— Парад?
— Ты же слышал!
Клык поднялся с брезента и двинулся в другой конец палатки. Пони повернулся к Растяжке:
— Будем готовы, но… к чему?
Дирак усмехнулся:
— Гоата.
Спавший на полу Ускользающий Саша приподнялся и увидел перед собой Удивительного Озамунда, выглядевшего на изумление мрачным.
— В чем дело, дружище?
Озамунд поднял голову и тут же снова опустил ее:
— Не знаю, что и делать. Просто не знаю. Мистер Джон хочет отправить письма во все лагеря. Я сказал, что это невозможно, а он ответил, что потому и дал мне работу иллюзиониста и мага.
Саша поджал губы, нахмурился, потом улыбнулся:
— Перестань, дружище. — Он поднялся и пересел поближе к магу. — Неужто величайший во Вселенной волшебник и знаменитый эскапист не смогут придумать, как доставить куда-то почту?
Озамунд вскинул брови и посмотрел на друга:
— Есть идея?
Саша пожал плечами:
— Нуумианцы сущие тупицы, когда речь идет о том, чтобы засадить человека под замок. Напомни, чтобы я рассказал о своем знакомстве с Центром Безопасности. А, вот это было дело! Поломал я себе голову. — Он усмехнулся. — Конечно, самое трудное было попасть туда. Мне пришлось…
— У тебя есть идея?
— Конечно. — Саша вздохнул. — Но письмо — такая маленькая штуковина. — Его глаза вдруг вспыхнули. — Вот если бы нужно было увести слонов…
На огороде за лагерем заложников Линда Уорнер поднялась от грядки, разогнула занемевшую спину и только тогда заметила идущих по дороге людей. Это были рабочие из отвала, тащившие наполненные камнями тачки. Она оглядела огород и покачала головой. С прибытием женщин и детей из цирка количество едоков значительно увеличилось, а их еще нужно было всему учить. Линда поморщилась, вспомнив толстуху по кличке Пузырь — едва ходит, а съедает в день за пятерых, причем подметает все!
Она подобрала инструменты, повернулась и зашагала вниз по склсчу в направлении лагеря. Подойдя к дороге, Линда остановилась, вглядываясь в лица проходящих мимо мужчин в надежде увидеть Тома. Она, конечно, знала, что муж в другом лагере, у карьера, но ведь всякое могло случиться. Женщина взглянула на сторожевую башню, катившуюся параллельно дороге, и сразу же опустила голову. Лучше подождать. Груженые тачки, поскрипывая и поднимая пыль, тянулись мимо. Неожиданно внимание Линды привлек брошенный кем-то на обочину толстый конверт. Чья-то нога присыпала его пылью, и он был почти незаметен.
Когда сторожевая башня проехала, Линда выронила мотыгу и наклонилась, чтобы поднять ее. Выпрямляясь, она подхватила конверт, повернувшись так, чтобы бдительный нуумианец не заметил ничего подозрительного. Линда торопливо сунула конверт под рубашку и двинулась дальше.
Уж не весточка ли от Тома? Ей хотелось поскорее добраться до лагеря, но она заставила себя идти не спеша. Через минуту ее остановил голос стража, которого колонисты прозвали Бумером.
— В чем дело, Линда? — осведомился нуумианец, который, как подозревала Линда, получал столько же удовольствия, охраняя лагерь, сколько и охраняемые от того, что их охраняют. — Ты что-то грустна сегодня.
— Конечно, господин. Это гоата.
— Верно, Линда, верно. Но не совсем удачная. Никто не должен так страдать… — Бумер не стал развивать мысль. — Решения Королевской Семьи неоспоримы.
Линда улыбнулась про себя. «Значит, запуганы даже они», — подумала она.
— Я могу идти, господин?
Пауза.
— Что ты подняла на дороге, Линда?
Она почувствовала, как в груди похолодело.
— Мотыгу, господин. Я ее уронила.
Пауза.
— Иди, Линда.
Она дошла до лагеря, не смея оглянуться, и свернула к баракам, где страж уже не мог наблюдать за ней. Рука сама метнулась под рубашку и извлекла пыльный мятый конверт. Линда смахнула пыль и, прищурившись, прочла мелко написанные слова. «Джилл Железная Челюсть». Слезы подступили к глазам — она так надеялась, что письмо от Тома. Линда снова спрятала послание под рубашку. Значит, письмо предназначено той, привыкшей, как видно, командовать старухе из цирка.
Выходя из-за барака, Линда поправила юбку и направилась к навесу, где оставила свои инструменты. Она вытащила конверт, но подумала: если страж что-то заметит, наказания не избежать. Еще раз взглянув на письмо, Линда кивнула и убрала его на прежнее место. Как бы ни была ей неприятна Джилл, но ни утаить письмо, ни прочитать его она не могла. Интересно, кто же это так рискует ради какой-то старухи?
Линда вышла из-под навеса, прищурилась от еще яркого света и повернула к баракам. Войдя, она увидела, что женщины из цирка, как всегда, собрались вокруг Джилл и внимают перлам мудрости, которые изрекает седая вещунья.
Линда подошла к Джилл, вытащила конверт и протянула старухе:
— Это тебе.
Железная Челюсть стала открывать письмо, а Линда направилась к выходу.
— Дорогуша?
Линда повернулась:
— Да?
Железная Челюсть подала ей клочок бумаги:
— Тебе. От кого-то по имени Том.
Линда трясущимися руками взяла бумажку.
«Дорогие Линда и Бобби, я здоров и люблю вас обоих. Сделай все, что сможешь, убеди колонистов последовать указаниям Джилл Железной Челюсти. С любовью, Том».
Линда подошла к лавке и опустилась на нее. Потом перечитала письмо. Закончив, она взглянула на Джилл. Старуха качала головой, потирая бородавку на носу.
— Ну, девочки, я всегда говорила, что Билли Пратт сумасшедший, и вот вам доказательство. — Она снова покачала головой. — Ну и ну. Хозяин тоже спятил. — Старуха оторвалась от бумаг и передала их одной из девушек. — Пусть все в лагере подпишут вот это. Не пропусти ни души. — Она взглянула на Линду, и та кивнула в знак согласия. — Линда Уорнер поможет тебе с колонистами. — Джилл улыбнулась. — У остальных задача полегче. Вам надо придумать, как устроить шоу без животных, без арены, без костюмов и без мужчин. — Старуха поднялась, почесала подбородок и еще раз посмотрела на Линду. — После того, как поможешь Простушке Джейн собрать подписи, мне надо поговорить с тобой. Объяснишь, что такое гоата. Только помедленней.
На планете Нуумия собирались депутаты Имперской Палаты. Представитель короля, Зереб Ни Су, поклонился депутатам и занял свое место. Специальную сессию созвали по требованию трети делегатов, и это означало, что молодые радикалы предпримут, вероятно, еще одну попытку навязать монархии новое правительство. Разглядывая рассевшихся депутатов, Зереб улыбнулся. Ему не впервой защищать короля.
Внизу, под подиумом представителя монарха, поднялся Председатель Палаты.
— Сессия Палаты объявляется открытой. Согласен с предложением обойтись без обычных предварительных формальностей.
Председатель повернулся и улыбнулся Зеребу. Тот кивнул в ответ — с предложением обратился именно он. Не стоит давать воли этим молодым крикунам.
Кое-где послышались голоса согласных. Председатель поставил предложение на голосование, и его приняли без какого-либо сопротивления.
В заднем ряду поднялся один из депутатов:
— Прошу слова.
Председатель кивнул:
— Предоставляю вам слово, депутат Мису Цхе Бану.
Депутат Бану обвел взглядом собравшихся и обратился непосредственно к Председателю:
— Досточтимый Председатель… — Он наклонил голову набок. — Братья депутаты. — Взгляд в зал. — Я уже несколько раз пытался поставить перед этим собранием вопрос о королевской гоате против колонистов Мистении…
— Протестую! — Кто-то из депутатов вскочил на ноги. — Гоата короля направлена не против колонистов Мистении, а против Ассамблеи Квадранта!
Зереб улыбнулся лоялисту, а тот улыбнулся в ответ.
Депутат Бану посмотрел на Председателя:
— Я бы хотел, чтобы Председатель указал моему брату депутату на недисциплинированность.
Председатель кивнул:
— Я указываю вам на недисциплинированность, депутат Вааг. Вам не предоставляли слова. — Вааг склонил голову и сел на свое место. — Можете продолжать, депутат Бану.
Бану посмотрел в зал:
— Мы уже слышали выступавшего в этом зале представителя короля, который пытался, довольно неуклюже, утверждать, что бент, созданный решением Ассамблеи Квадранта, может быть решен через предание людей на Мистении варианту джах. Зереб Ни Су рассуждает таким образом, что бент одного человека это бент всех людей и что джах в отношении колонистов это джах в отношении Ассамблеи Квадранта. — Он снова оглядел собравшихся и остановил взгляд на представителе короля. — Полагаю, мы все понимаем, насколько глупо подобное рассуждение.
В зале послышались голоса несогласных. Бану поднял руку, и Палата затихла.
— Тем не менее гоата — если мы можем это так сказать — поступила в Палату от имени короля, и мы посчитали возможным согласиться с таким решением. — Бану немного помолчал, затем посмотрел на Председателя. — Если мы усматриваем связь между бентом Ассамблеи и джахом колонистов, то должны согласиться и с тем, что хазб колонистов это также и страдания Ассамблеи Квадранта.
Среди сторонников короля поднялся гул согласия.
Зереб, пользуясь привилегией королевского представителя, встал и поклонился Председателю.
— То, что наши депутаты-диссиденты подтвердили свое согласие с решением большинства, идет на благо Империи, но для этого вряд ли стоило созывать специальную сессию. Что еще желает изложить Палате депутат Бану?
Бану улыбнулся:
— Немногое. — Он кивнул своему помощнику, который сразу же ненадолго вышел из зала и вернулся с какими-то бумагами. Бану обратился к собранию: — Если мы соглашаемся с тем, что хазб колонистов в некоей абстрактной форме доставляет страдания Ассамблее Квадранта, то нужно согласиться и с тем, что если этого не происходит, если хазб не достигает цели, то и гоата превращается в некий гротескный акт агрессии, направленный против беззащитного мирного населения!
Помощник положил принесенные бумаги перед депутатом Бану, и пока тот перелистывал их, Зереб снова решил вмешаться.
— Неужели депутат Бану всерьез намерен убедить собрание, что люди, колонисты Мистении, обреченные на тяжелый, невыносимый, бессмысленный труд, не страдают?
Он опустился на скамью под смех и улыбки депутатов-лоялистов.
Бану наконец нашел то, что искал, и поднял лист бумаги:
— Я сейчас прочитаю кое-что и хочу, чтобы это было занесено в протокол. Каждый лист из имеющихся здесь начинается одинаково. «Королевской Семье Нуумианской империи и Палате Депутатов. Мы, нижеподписавшиеся, желаем выразить нашу искреннюю признательность за обращение с нами, которому мы подвергнуты Имперской Палатой. Тяжкий труд, упорядоченный режим и унижение показали нам всю бессмысленность нашего прежнего существования. Теперь наша жизнь стала целенаправленной, и нет среди нас ни одного, кто не испытывал бы благодарности Королевской Семье за ее заботу и внимание».
Бану поднял стопку бумаг:
— Все это было представлено в посольство Мистении стражем и незамедлительно отослано в Палату работниками посольства, понимающими важность вопроса. Обращение подписано всеми находящимися на Мистении людьми, колонистами и работниками цирка, всеми, кто стал объектом гоаты, решение о которой было принято этой Палатой. — Бану повернулся к депутату, пытавшемуся сорвать его выступление по поручению посланника Сума и Карла Арнхайма. — Кстати, брат, я бы сказал, что гоата вашего мистера Арнхайма тоже не достигла цели.
Королевский Представитель только покачал головой, когда вся Палата поднялась и потребовала слова.
— Придержи коней! Слоны идут!
Хаву Ди Мираак прыгнул к панели, готовясь применить оружие — ужасные пронзительные звуки, вырвавшиеся из звуковых колонок, наполнили всю его капсулу. Из брезентового сооружения, стоявшего в конце улицы, показалась колонна белых лошадей, за которыми следовали прелюбопытные земные животные, слоны, люди в каких-то гротескных одеждах, с разрисованными лицами дудели в огромные рога, прыгали и толкались. Далее следовали фургоны и опять люди. Они танцевали, шли на руках, подбрасывали в воздух мячи, несли огромных змей. Вся эта процессия повернула направо и двинулась к башне.
— Люди! Остановитесь! Остановитесь немедленно!
По сигналу возглавляющего колонну парад остановился и умолк. Колонисты, стоявшие вдоль дороги, захлопали в ладоши.
— Тишина. Тишина, или я включу поле!
Люди замерли, и Хаву перевел дыхание. Взглянув на панель, он увидел предупредительные огоньки всех сторожевых башен в его секторе. Хаву выглянул в обзорную сферу, увидел, что люди не выказывают агрессивных намерений, а, наоборот, улыбаются, и нажал кнопку связи.
— Сторожевой пост деревни номер семнадцать.
В громкоговорителе что-то щелкнуло, затем оттуда донесся слегка дрожащий голос:
— Докладывайте, семнадцатый.
— Я… я не знаю. Что происходит?
— Мы сами пока ничего не понимаем. Похоже, во всех лагерях идут какие-то празднования. Угрозы для наших постов не отмечено.
Хаву посмотрел на заполнивших улицу людей. Они были счастливы.
— Что мне делать?
— Вам угрожали?
— Нет, пока нет.
— Решайте сами, на месте. Сообщайте обо всем необычном. Мне нужно ответить на другие вызовы.
Хаву отключил связь. Из барака вышел человек по имени Билли Пратт. Подойдя к башне, он остановился:
— Хаву?
Некоторое время Хаву смотрел на человека, потом включил внешнюю связь:
— Билли Пратт. В чем дело?
Разводила потер подбородок, оглянулся на застывшую за его спиной процессию и снова повернулся к башне. На его лице сияла улыбка:
— Господин, вам известно о нашем благодарственном письме, посланном в Имперскую Палату?
— Да. Я знаю, что бумаги с подписями ушли из лагеря без моего разрешения, и мне это не нравится.
Человек, похоже, огорчился:
— У нас вовсе не было намерения доставлять вам неприятности, господин. Мы лишь хотели выразить нашу признательность.
— Что означает этот парад, Билли Пратт?
Человек пожал плечами:
— Мы всего лишь демонстрируем то, как мы счастливы, господин.
Хаву внимательно присмотрелся к людям, стоящим на улице и в колонне. Потом перевел взгляд на Билли Пратта и откинулся на спинку кресла, подумать. Вдруг смех наполнил крохотную капсулу. Немного успокоившись, он уже по-иному посмотрел на Билли Пратта.
— Гоата! Двойная гоата! Отличная работа. — Хаву снова рассмеялся и включил систему внешней связи. В конце концов, ему приказали действовать по собственному усмотрению. — Продолжайте. Продолжайте парад, Билли Пратт. Извините, что помешал.
Он подался вперед, наблюдая за тронувшейся с места процессией и уже обдумывая доклад начальнику сторожевого центра.
Джон О'Хара и Том Уорнер вместе долбили кирками каменную стену карьера.
— Люди О'Хара и Уорнер! Подойдите к башне!
О'Хара положил на землю кирку, выругался в адрес ноющей спины, улыбнулся и повернулся к башне.
— Да, господин, с удовольствием. — Бросив взгляд на край карьера, он заметил группу нуумианцев, среди которых выделялся Карл Арнхайм.
Проходя мимо Билли Пратта, запевшего при его приближении, Хозяин негромко произнес:
— Они здесь.
Билли повернулся, поднял голову, увидел Арнхайма и снова взялся за работу.
— Хорошо.
— Лишь бы сработало.
Нагрузив корзину камнями, Билли взвалил ее на плечи и кивнул Хозяину:
— Все сработает, мистер Джон.
Уорнер нахмурился и покачал головой:
— Мне эта затея представляется глупой.
Билли толкнул Тома локтем свободной руки:
— Улыбайся, когда говоришь, приятель.
Все трое заулыбались и стали подниматься по крутому склону карьера. Снизу доносились пение и смех. Уорнер и О'Хара подошли к делегации у основания башни, а Билли Пратт высыпал камни в большой ящик. Держа корзину в одной руке, он повернулся и направился к тропинке.
— Твое имя, человек?
Билли взглянул на башню:
— Господин, мое имя Билли Пратт.
— Подойди к основанию башни.
— С удовольствием, господин. — Билли присоединился к Уорнеру и О'Хара. Вся тройка с довольными усмешками предстала перед нуумианской делегацией.
Один из нуумианцев шагнул вперед.
— Я — Адр Вентцу Фунг. — Он повернулся к Билли. — Мы попросили у стража разрешения поговорить с вами как представителем рабочих, а не с лидерами, вроде мистера О'Хары и мистера Уорнера.
Билли ухмыльнулся и поклонился:
— Для меня это честь. Чем могу помочь моим благодетелям?
Вперед вышел Карл Арнхайм:
— Это их разводила. Давайте сюда кого-нибудь другого.
Адр Вентцу Фунг внимательно посмотрел на Арнхайма и покачал головой:
— У каждого своя функция, мистер Арнхайм. — Он повернулся к Билли. — Вы владеете или управляете какой-либо частью «Большого шоу О'Хары»?
— Нет, господин.
Нуумианец, являвшийся, вероятно, главой делегации, пожал плечами, обращаясь к Арнхайму:
— Он один из работников. Думаю, мистер Арнхайм, вы уже злоупотребили нашим временем. Продолжим. Адр Вентцу Фунг посмотрел на Уорнера:
— Правильно ли я понял, что колонисты рассматривают свой бесцельный труд здесь как милость?
Уорнер кивнул и улыбнулся:
— О да, господин! Здесь мы обрели счастье… — он взглянул на Билли и опять повернулся к нуумианцу, — и избавились от страданий, с которыми рождается каждый человек. Мы радуемся работе.
Нуумианец обратился к О'Харе:
— А вы?
Хозяин кивнул и широко улыбнулся, отчего по всему его лицу побежали морщинки.
— Да, господин. Сможем ли мы когда-либо вернуть вам долг или выразить нашу признательность?
Нуумианец посмотрел на Арнхайма, перевел взгляд на счастливых, кашляющих рабочих в карьере, и снова повернулся к Арнхайму.
— Ну?
Арнхайм сердито фыркнул:
— Они с вами играют! Разве не ясно? — Он обернулся к О'Харе. — Это я, Джон. Я тот, кто уничтожил твое шоу и загнал тебя в этот пыльный карьер. Я! Ты понимаешь?
О'Хара шагнул вперед и схватил Арнхайма за руку:
— О, Карл, спасибо! А мы и не знали, кого благодарить. Смогу ли я когда-нибудь отплатить вам тем же?
Арнхайм вырвал руку и повернулся к Билли:
— Ты Билли Пратт. Работал на «Шоу Эйба». Я тебя знаю. Скажи, что здесь происходит, и ты об этом не пожалеешь.
Билли улыбнулся и указал рукой на карьер:
— Вряд ли вы сможете сделать для нас больше, мистер Арнхайм.
Адр Вентцу Фунг повернулся к делегации нуумийцев:
— Братья депутаты, по-моему, здесь больше нечего изучать и расследовать. Из девяти увиденных нами деревень ни одна не приняла хазб. Ни королевские, ни мистера Арнхайма. — Он еще раз повернулся к О'Харе и Уорнеру. — Осталось лишь определить форму и размер реституции, которую Палата обязана осуществить по отношению к жертвам.
Хаву Да Мираак видел, как люди возвращаются из карьера, распевая песню о работе на какой-то «железной дороге». Он открыл нижний люк капсулы, встал на подъемное поле и опустился на улицу деревни. Через несколько секунд люди уже выстроились перед ним ровными шеренгами. Пратт, Уорнер и О'Хара вышли вперед.
Хаву повернулся к Билли:
— Что случилось?
Билли улыбнулся, изобразил танцевальное па и замер.
— Все отлично. Приостановка работ до голосования Палаты по реституции.
— И какая реституция рекомендована?
— Для колонистов — устранение нуумианского управления, возвращения контрольных функций людям и восемь миллиардов кредитов. Для цирка — возвращение корабля, всего оборудования, замена всего утраченного на Мистении и гарантии циркового сезона.
Хаву повернулся к Уорнеру:
— Я бы хотел остаться на Мистении.
Том кивнул:
— Никаких проблем, Хаву. Думаю, ты нам пригодишься, ведь Империя так близка. — Он посмотрел на О'Хару. — А как насчет шоу?
Хозяин ненадолго задумался:
— Ну, мы подписали контракт на сезон, так что, думаю, его надо выполнять. — Он улыбнулся нуумианцу. — Посмотрим, сможем ли мы собрать до отлета восемь миллионов кредитов.
Хаву повернулся к Билли:
— Мне было приятно разговаривать с тобой. Ты уезжаешь?
— Да, я работаю в цирке. — Он усмехнулся, покачал головой и кивнул Хаву. — Ты был прав. Хазб — это лучшая часть гоаты. После следствия, когда никто не видел, я встретился взглядом с Арнхаймом и сделал вот так. — Билли выкатил глаза и высунул язык.
Хаву рассмеялся:
— Я понимаю — это знак неуважения.
Билли кивнул:
— Я думал, Карл Арнхайм лопнет от злости. Замечательно.
О'Хара обнял Билли за плечи:
— Что ж, пора выводить шоу на дорогу. Верно, Ловкач?
Билли кивнул:
— Верно, мистер Джон.
14 апреля 2148 г.
Взяли курс на Х'дгва, первую планету Десятого Квадранта. После посещения последней звездной системы с обитаемой планетой прошло двадцать четыре дня, до прибытия на Х'дгва осталось еще двадцать. Сегодня пересечем границу между Девятым и Десятым Квадрантом; прежде этого не делал ни один звездный цирк…
Джон Норден, главный инженер звездолета «Город Барабу», уже не первый час сидел на мостике, изучая индикаторы работы преобразователей Белленджера. Они барахлили с тех самых пор, как корабль покинул Баднер. С преобразователями звездолет мог двигаться со скоростью, в несколько раз превышающую скорость света. Без них — а Джон чувствовал, что все идет к этому — «Барабу» развивал скорость не более шести тысяч километров в секунду, используя запасной, импульсный двигатель. Нордену даже не хотелось подсчитывать, сколько веков уйдет на то, чтобы вернуться в этом случае к границам цивилизации. Тем не менее в случае выхода из строя преобразователей другого варианта не оставалось. Использование несбалансированных преобразователей грозило кораблю гибелью, а от «Большого шоу О'Хары» остались бы лишь воспоминания и облачко элементарных частиц.
Закончив уже четвертую компьютерную проверку преобразователей, Джон поджал губы и оглядел корабельный мостик. В середине длинного, низкого помещения стоял стол, накрытый белой скатертью. Майк Айкона по кличке Бельмо, заведовавший хозяйством цирка, готовил шампанское и хрусталь для торжественной церемонии пересечения границы. По другую сторону стола, ближе к передней части мостика, сидел, развалившись в кресле пилота, Лысый Вилли Куган. Рядом с ним стоял Хозяин — пристально всматривался в черную мглу космоса, словно надеясь обнаружить границу, украшенную иллюминацией и флажками.
Повернувшись к панели, Джон вздохнул, потер подбородок и нахмурился. Все индикаторы светились зеленым. За последние три часа не обнаружилось ни малейшего отклонения, которое требовало бы вмешательства. Все прекрасно. Джон еще раз потер подбородок. Может быть, чересчур прекрасно. Протянув руку, он нажал кнопку связи с инженерным отделом:
— Зверь, ты там?
— Здесь, Пират. Что ты хочешь?
Джон невольно улыбнулся, услышав свою кличку. В цирке она была у каждого; ему вспомнилось, что раньше на Земле священники тоже принимали другие имена, расставаясь с мирской жизнью. Его прозвали Пиратом, когда он со своими товарищами, работавшими на верфи «АиБКЭ», увел «Город Барабу» из дока, чтобы передать его цирку. Джон побарабанил пальцами по ручке вращающегося кресла.
— Зверь, отправь группу к преобразователям. Я хочу, чтобы вы сняли панели и проверили там все с микроскопом.
— У меня здесь нет никаких тревожных сигналов. А у тебя?
Джон покачал головой:
— Просто предчувствие. Сообщи, что вы обнаружите.
— Ребята собрались отметить пересечение границы. Им не понравится упускать такой случай.
— Что ж, получайте расчет и ищите другой корабль. — Он усмехнулся. — Я постараюсь оставить вам что-нибудь вкусненькое.
Когда второй инженер отключился, Джон задумался о людях, механиках, техниках, такелажниках, сварщиках, которые последовали за ним, когда он увел «Город Барабу» из орбитального дока. Карл Арнхайм и «АиБКЭ» пытались добиться их ареста, а когда ничего не получилось, вредили, как только могли по всему Девятому Квадранту. Те немногие, кто пробовал получить работу на других орбитальных верфях, всегда возвращались ни с чем. Это было неприятно, но никто не жаловался, не раскаивался.
— Эй, Пират, ты что-то сегодня не в духе.
Норден оглянулся:
— О, это вы, мистер Джон.
— Я слышал, ты послал Зверя проверить преобразователи. Что-то не так?
Джон повернулся к панели и пожал плечами:
— Ничего, просто какое-то чувство. Нам столько пришлось с ними повозиться, что мне будет гораздо спокойнее, если Зверь сам все посмотрит.
О'Хара кивнул:
— Ты инженер.
Джон потер подбородок и снова развернулся лицом к Хозяину:
— Мистер Джон, ходят слухи, что мы летим в Десятый Квадрант только потому, что Карл Арнхайм вытеснил нас из Девятого. Это верно?
О'Хара опустил голову, потом посмотрел на Нордена:
— Во многом. За последние три года он скупил все, что только мог, прибрал к рукам самые мелкие шоу, некоторых даже заставил продать программы. Еще два-три года, и «АиБКЭ» вполне сможет получить монополию на звездные шоу в Девятом Квадранте.
Пират нахмурился:
— У него ничего не получилось бы, если бы мы не ушли. Это же мы открыли для Квадранта звездный цирк. Многие считают, что нам надо остаться и драться с Арнхаймом. Ведь когда он пытался что-то предпринять против нас, мы всегда брали верх.
Хозяин усмехнулся:
— Да, ты прав. — Лицо его стало сердитым. — Но, видишь ли, мое дело не драться, я занимаюсь другим — развлекаю людей. — Он показал на экран обзора. — Есть тысячи планет, где никогда не видели цирка, и никто из нас не доживет до того времени, когда шоу посетит их все. Во вселенной хватит места и для нас, и для «Шоу Эйба». Все, что требуется, — это каждый раз продвигаться немного дальше. Цена остановки слишком велика для меня.
Раздался громкий хлопок, и все повернули головы к столу. Косоглазый Майк поднял зеленую бутылку.
— До границы Квадранта одна минута.
С пилотского кресла поднялся Лысый Вилли.
— Все на автоматике, так что давайте-ка приложимся к этому сосуду.
О'Хара похлопал Нордена по плечу, повернулся и пошел к столу. Джон еще раз проверил показания приборов, после чего включил автоматическую систему предупреждения и присоединился к остальным, собравшимся за столом. Помимо тех, кто находился на мостике по службе, Хозяин пригласил на торжественную церемонию Джилл Железную Челюсть, Булочку и ее мать, Кристину, Мадам Зельду, Рыбью Морду…
Косоглазый Майк поднял бокал с золотистой пузырящейся жидкостью. Когда его примеру последовали остальные, Хозяин посмотрел на часы, выждал несколько секунд и сказал:
— Ну вот, мы только что пересекли границу. — Он поднял бокал. — За удачный сезон.
— За удачный сезон, — повторили все и сделали по глотку.
Джон Норден только хотел приложиться к бокалу еще рас, когда с пульта донесся пронзительный писк.
Выронив бокал, он бросился на свое место и пробежал глазами приборы. Норден не оглядывался, он знал, что все уже на местах.
— Вилли, преобразователи… Они вот-вот потеряют синхронизацию. — Пальцы Джона летали над кнопками, переключателями, рычажками. — Я ничего не могу поделать. — Он связался с инженерным отсеком. — Зверь!
— Это Левша, Пират. Зверь у правого преобразователя.
— Пусть уходят оттуда! Мы сбрасываем преобразователи!
— Что?
— Ты меня слышал! Вызывай их оттуда. У нас не больше пары минут! — Он снова переключился на пилота. — Вилли, у тебя всего две минуты, потом мы сбрасываем преобразователи. Бери курс на ближайшую звезду. Будем надеяться, что там найдется обитаемая планета.
Хозяин уже подбежал к пилоту:
— В чем дело, Вилли?
Пилот, занятый своим делом, даже не обернулся:
— Ближайшая звезда… четыре световых года… нет данных? — Он взглянул на О'Хару. — Мы уже ушли от основных торговых маршрутов. Если мы туда попадем, нас никогда не найдут.
— А аварийный маяк?
Вилли покачал головой:
— Я уже пробовал. Не срабатывает. — Пилот посмотрел на О'Хару. — Кто-то постарался.
Хозяин побледнел:
— Мы можем вернуться на торговый маршрут?
Вилли покачал головой:
— Для этого нужно восемнадцать минут идти на сверхсветовой скорости. — Он еще раз покачал головой. — И все же если мы пойдем к той звезде, то удалимся от основных маршрутов еще больше.
О'Хара почесал затылок, хмыкнул и сунул руки в карманы:
— Вилли, если ты прав и все это кем-то подстроено, то нам, пожалуй, стоит поскорее снять всех с корабля. Идем к звезде. У нее есть название?
— Нет.
Вилли развернул «Город Барабу», а Хозяин отправился в инженерный отсек.
— Как дела, Джон?
— Хорошего мало. — Норден кивнул на монитор. — Положение критическое. Я не могу синхронизировать преобразователи. Идем в безопасное место?
— Да. Вилли сказал, что до ближайшей звезды около четырех световых лет.
Норден задумался:
— Значит, если я смогу удержать преобразователи еще две с половиной минуты, то мы достигнем импульсного радиуса. — Он переключился на кормовой инженерный отсек. — Левша, Зверь со своей командой уже выбрались из преобразователя?
— Это Левша, Пират. Все, кроме Зверя. Экипаж готов выполнить ваш приказ.
— Ладно. Уходите оттуда, а когда вылезет Зверь, запечатайте отсек.
— Есть.
Джон еще поработал переключателями на панели, вздохнул и вытер выступивший на лбу пот.
— Ничего не получается, мистер Джон. Похоже, во всех блокираторах короткое замыкание. — Он снова вызвал инженерный отсек. — Левша, выгоняй всех оттуда! У нас нет больше времени!
— Пират… подожди! Зверь сейчас выйдет… он тащит с собой кого-то!
— Я думал, весь экипаж на борту.
— Так оно и есть. Это кто-то еще. Пойду помогу Зверю. Свяжусь, когда запечатаем отсек.
Норден взглянул на панель — рассинхронизация достигла критического уровня.
— Вилли… еще далеко? Пора сбрасывать преобразователи…
— Мы почти на месте, Пират. Около двадцати пяти миллионов километров…
— Пират, все вышли. Отсек загерметизирован!
Джон ударил ладонью по панели аварийного сброса преобразователей, корабль сильно тряхнуло. Перед Пиратом замигали красные огоньки — импульсные системы коррекции выправляли сбившийся с курса звездолет.
— Это кормовой стыковочный отсек. Должно быть, снесло «Блицкриг». — Он щелкнул переключателем, и на расположенном над панелью экране появился изуродованный шаттл. Преобразователя правого борта нигде не было видно, а вот левый вращался в опасной близости от корабля. — Ну, давай, Растяжка, включай двигатель…
Экран внезапно мигнул и погас.
О'Хара схватил Пирата за плечо:
— Что с экраном? Почему нет «картинки»?
Пират ответил не сразу. Красные огоньки на панели погасли, извещая о том, что кормовой отсек надежно загерметизирован.
— Рецепторы кормовых камер… они сгорели.
— Растяжка! Что с ним?
Пират покачал головой:
— Растяжка, Резак, другие… они так и не поняли, что их ударило. — Он опустил руку на панель. — Кормовой инженерный отсек. Есть там кто-нибудь?
— Да, Пират. Это Чудак.
— Доложи о повреждениях.
— Несколько разбитых носов, остальное в порядке. Послушай, Пират, «Блиц» пропал.
Норден на секунду закрыл глаза:
— Их снесло. — Он переключился на кабину пилота. — Вилли, расстояние?
— Двадцать три с небольшим миллиона… На импульсной тяге дойдем за двадцать восемь дней. «Блиц»… я не ослышался?
— Нет. — Норден переключился на кормовой отсек. — Зверь?
— Я здесь, Пират. Все слышал.
— Зверь, кого ты там вытащил?
— Трудно сказать. Парень изрядно обгорел. Левша пытается его опознать… Да, вот. — Джон услышал шелест бумаги. — Помню. Это тот инженер, которого мы подобрали на Палацине. Его имя Стейк Киллинг. Странное имя.
— Повтори.
— Стейк Киллинг. Подожди… здесь какая-то бумага.
Джон и Хозяин услышали, как кто-то свистнул.
— Пират, ты и не догадаешься, кто это.
Норден протянул руку к панели:
— Карл Арнхайм, верно?
— Верно, но… — Пират выключил связь и посмотрел на О'Хару.
Хозяин насупился:
— Откуда ты узнал, что это Карл Арнхайм?
Джон откинулся на спинку кресла:
— Стейк Киллинг. На норвежском — «жареный цыпленок». — Он покачал головой. — А мы-то всегда считали, что у старика Карла плохо с чувством юмора. — Норден снова повернул переключатель. — Зверь, я хочу, чтобы ты с ребятами проверил корабль до последнего болта. Трудно предположить, что еще он успел натворить. И не рассчитывай на очевидное. Не забывай, корабль строили на его верфи.
Пират снова посмотрел на О'Хару. Хозяин не отрывал взгляда от пустого экрана. Он повернулся, и Норден заметил, что глаза О'Хары блестят.
— А может, он умер раньше, чем успел что-то испортить?
— Сомневаюсь, мистер Джон. Он сумел обойти наши мониторы, пробрался через шлюзовую камеру и рассинхронизировал преобразователи. Арнхайм знал, что умрет, если пробудет в переходном поле более десяти секунд. Он не пошел бы на это, если б не был уверен, что и нам крышка.
О'Хара кивнул и потер глаза:
— Я уйду с мостика на полчаса, Пират.
— Где вы будете… если вдруг…
Хозяин опустил руку:
— Я… пойду в семейный отсек. Расскажу им. — Он медленно повернулся и ушел с мостика. — Похоже, мы в телеге.
Пират набрал нужный код, и на экране появилась общая схема «Барабу».
— Где-то здесь старина Карл оставил нам еще несколько сюрпризов.
МАРШРУТНЫЙ ЖУРНАЛ
«БОЛЬШОГО ШОУ О'ХАРЫ»
15 апреля 2148 г.
Идем на звездную систему 9-J134. Топливные баки повреждены. Продолжаем поддерживать скорость 6000 км/сек, но нам еще придется корректировать курс и выходить на орбиту, если, конечно, там найдется то, вокруг чего можно выходить на орбиту: Система регенерации воздуха выведена из строя и работает лишь на двадцать процентов мощности. То же и с системой водоочистки. Внешняя связь отсутствует…
Костолом Боб Нэсби, корабельный врач, оглядел почерневшее тело Карла Арнхайма, лежавшее перед ним на длинном металлическом столе, и перевел взгляд на Хозяина. О'Хара тоже смотрел на труп, и на его лице отражались остающиеся без ответа мучительные вопросы. Он поднял голову:
— Костолом, почему он сделал это? Мы ведь пылинка в сравнении с «АиБКЭ». Он мог найти любого специалиста, который уничтожил бы наш корабль. У него было все. Почему он это сделал?
Костолом посмотрел на труп. Почему?
— Некоторые люди полагают, что способны контролировать все. Они двигают фигурки по доске. Они могут стряхнуть их с доски. — Врач пожал плечами. — Думаю, что вы разрушили его веру в это. Прошло три года с тех пор, как он попытался расправиться с нами на Мистении. Тогда у него не получилось. Вот он и завелся. Кроме того, Карл был очень болен. Сканирование мозга показало наличие опухолей в передней лобной части.
— Так он был сумасшедшим?
— Ну… можно и так сказать. Опухоль небольшая, но я не сомневаюсь, что именно она во многом повлияла на его поведение. — Костолом взглянул на О'Хару. — Если бы Арнхайм прошел медицинское обследование, его вылечили бы в больнице за три дня. — Он посмотрел на тело. — Но сначала ему пришлось бы согласиться с тем, что есть нечто контролирующее его, а потом выкроить три свободных дня.
О'Хара улыбнулся:
— Только не Арнхайм. Он предпочел бы расстаться с ногой, чем пожертвовать одним днем.
— Ну что ж, больше он уже ничего не решает.
О'Хара нахмурился:
— Я бы на это не поставил. Воздух понемногу кончается, а мы еще не придумали, как сманеврировать внутри звездной системы, если, конечно, мы до нее доберемся. — Он кивком указал на труп. — Карл по-прежнему управляет этим шоу — по крайней мере пока.
В двери появился Джон Норден. Кивнув Костолому, он повернулся к О'Харе.
— У нас проблема. Мы знаем, как контролировать двигатели шаттлов с мостика. Так что у нас появляется хоть какая-то маневренность. Осталось только сделать небольшой мостик. Теперь насчет воздуха. Рыжий Пони…
О'Хара нахмурился:
— Никто в цирке не поймет нас, если мы убьем животных. Тем более Рыжий Пони.
Пират развел руками:
— Я тоже не хочу их убивать, но вы представляете, сколько воздуха потребляет один слон? Больше двух-трех дней нам не протянуть, так что животные все равно умрут. Но вместе с ними умрем и мы все.
— Что сделал Пони?
— Закрылся в зверинце. Говорит, что отстыкует шаттл, если мы попробуем войти в шлюзовую камеру.
— Пошли. — О'Хара двинулся к двери.
Норден вышел за Хозяином в главный коридор, ведущий к шаттлам левого борта. В конце коридора, у входа в шлюзовую камеру, стояли трое. О'Хара кивнул им и остановился перед люком.
— Что он говорит, Дурень?
Дурень Джо покачал головой:
— Он не откроет, и, сказать по правде, я его не виню.
— Ты не перекрыл воздух?
Дурень кивнул.
— Сейчас у него заканчивается тот запас, который был в шаттле. Со всеми животными, которые там есть, он протянет не больше трех дней.
Толстогубый Луи, стоявший рядом, покачал головой и посмотрел на О'Хару и Нордена.
— У него там респираторы, специальные, для животных. Бьюсь об заклад, их хватит еще на пару дней. Если, например… — Толстогубый Луи закатил глаза.
О'Хара потянул Нордена за руку:
— Запас воздуха в шаттлах… респираторы… Джон, ты можешь прикинуть, насколько его нам хватит?
Пират вытащил из-за пояса калькулятор и занялся вычислениями. Посмотрев на результат, он поджал губы и покачал головой. Потом посмотрел на Хозяина.
— Мистер Джон, по моим расчетам получилось, что, используя все источники воздуха, включая респираторы и скафандры, мы можем дотянуть до системы, не жертвуя животными. Но лишь при условии, что система регенерации сохранит свои двадцать процентов мощности.
О'Хара повернулся к Дурню Джо:
— Скажи Пони, что его животных никто не тронет.
Пират покачал головой.
— Мистер Джон, сохраняя жизнь животным, мы ставим себя на грань выживания.
О'Хара кивнул Дурню Джо:
— Ты все-таки скажи. — Он повернулся к Нордену. — Подумай вот о чем, Джон. Почему Арнхайм сделал так, что преобразователи не разнесли наш корабль в щепки сразу? Почему он дал нам время сбросить их? Почему Карл вообще позволил нам выжить? На что он рассчитывал? Почему не уничтожил нас сразу?
Норден пожал плечами:
— И какая у вас теория?
— Ни для кого не секрет, что Арнхайм хотел расправиться с этим шоу. — Хозяин кивнул. — Думаю, ему было бы интересно наблюдать, как мы покончим с собой сами.
Он повернулся и зашагал к мостику, но уже у поворота обернулся и сказал:
— Мы сохраним животных, как и все остальное. Что бы ни случилось, цирк должен выжить!
27 апреля 2148 г.
Идем к звездной системе 9-J134. Воздух затхлый, вода на исходе. Продолжаем поддерживать внутреннее освещение. Искусственная гравитация отключена ради экономии кислорода…
Говорун с усилием сглотнул — невесомость он переносил тяжело — и придвинулся поближе к Губошлепу. Некогда розовощекий зазывала лежал на койке с позеленевшим лицом. Увидев парящего рядом Говоруна, он скорчил гримасу:
— Стань на ноги.
— Зачем? Это же бессмысленно.
Губошлеп сердито фыркнул:
— Опусти свои чертовы ноги на пол! Будешь летать — я кину в тебя чем-нибудь!
Говорун опустился:
— Что, таблетки не помогают? Тебя тошнит?
— Если Бог хотел, чтобы человек вышел в космос, ему не стоило снабжать нас желудком. — Губошлеп покачал головой. — Я совсем не могу спать. Когда закрываю глаза, все начинает кружиться. Черт, у меня, наверное, уже зрачки пылью покрылись!
Говорун кивнул:
— У меня есть кое-что такое, от чего ты перестанешь думать о своем брюхе. Отстегнись и пошли со мной.
— Отстегнуться? Ну, дружок, тогда готовься к тому, что тебе придется убирать за мной. Нет, я скорее отрежу себе язык! — При мысли о том, что ему придется куда-то лететь, Губошлеп еще больше позеленел. — Оставь меня в покое, Говорун. Дай мне умереть тихо и без лишних мучений.
— Вставай, Губошлеп. Квак-Квак совсем расстроился из-за потерянного шаттла. Нам надо подбодрить его. Идем. Займись чем-нибудь, отвлекись от дурацких мыслей о…
— Тихо! Ничего не говори! — Дрожащими пальцами Губошлеп начал отстегивать ремни. — Боже, все бы отдал, чтобы оказаться сейчас в тюрьме.
Он поднялся, и они вместе двинулись в конец спального отсека.
Около переборки, втиснувшись между шкафчиком и кроватью, сидел пресс-агент. Квак-Квак неотрывно смотрел в стену, погруженный в свои мысли, и не замечал ничего вокруг. Говорун притормозил, ухватившись за кровать, и опустился на пол.
— Привет, Квак-Квак.
Губошлеп попытался повторить маневр Говоруна, но ударился о переборку и отлетел в сторону. Говорун поймал его за фалды и подтянул к себе. Оба зазывалы посмотрели на Квак-Квака. Он покачал головой:
— Вам двоим пора перейти в клоуны.
Губошлеп тяжело вздохнул, сглотнул, поморщился и кисло усмехнулся:
— Ты, похоже, немного не в духе, Квак-Квак. Мы с Говоруном решили тебя подбодрить… — Он скривился, подавляя тошноту.
Пресс-агент пожал плечами:
— Ценю вашу заботу, мальчики, но вся моя бодрость осталась в прошлом. Я ведь должен был находиться с Растяжкой на «Блице». Когда их… В общем, мне не по себе.
Говорун нахмурился и, держась одной рукой за кровать, положил вторую на плечо Квак-Квака.
— Мы с Губошлепом не сошлись кое в чем. Он говорит, что тот номер в Брайтоне придумал Фолья Пуговица, а я утверждаю, что это был ты.
Квак-Квак слабо качнул головой:
— Извини, Шлеп, я.
Губошлеп нахмурился:
— Похоже, я что-то перепутал. Ты мне не напомнишь, как это было?
Пресс-агент снова уставился в стену:
— Это было несколько лет назад, да? Еще до того, как я занялся политикой, и даже раньше, чем я стал работать на рекламную фирму в Чикаго. Я был тогда с «Шоу Булла». Мы только что покинули Глазго и застряли в Брайтоне. Денег не хватало даже на топливо. Хозяин, его звали Буллард, уже собирался распустить шоу, потому что мы дали три представления и играли практически для себя. Обычно Буллард оставался на одном месте две-три недели.
В общем, зрители не шли. Хозяин подходит ко мне и говорит, что надо как-то заманить публику, иначе нам крышка. Ну, я подумал немного… Тогда все газеты печатали только сообщения из Ирландии — если помните, там снова начались волнения, и Север воссоединился с республикой, — и нам не давали ни строчки. Мы могли бы сгореть со всем цирком — никто бы и не заметил. Короче, мы оказались «в телеге».
Говорун кивнул:
— Верно, времечко было тяжелое. У меня нечто похожее случилось на Перии. Ну и что ты сделал?
Квак-Квак потер подбородок:
— Вы все знаете, главное — получить место в газете так, чтобы об этом не знал редактор. Они всегда ищут чего-нибудь эдакого. Ну вот я и поговорил с О'Тулом по кличке Попади-в-Соломинку. Он выступал когда-то в цирке, отлично стрелял, а когда мы приехали в Англию, то взяли его подсобным рабочим, поить слонов.
У О'Тула имелись родственники в Ирландии, и через них он устроил такую штуку. Властям сообщили, что ИРА обвиняет нас в шпионаже и угрожает разделаться с цирком. Последний раз «Шоу Булла» посещало Ирландию года за четыре назад до этих событий, но кому какое дело? Никто и внимания не обратил на такую нестыковку. Все брайтонские газеты тут же кинулись на защиту безобидного цирка, а Буллард собрал пресс-конференцию и заявил, что мы не поддадимся нажиму и угрозам этих негодяев.
Так вот, уже на следующий день граждане повалили в цирк, чтобы выразить нам свою поддержку. Даже в парламенте кое-кто выступил в нашу защиту. Власти прислали пару полков для охраны, и солдаты тоже покупали билеты. — Квак-Квак покачал головой. — Все изменилось в один день, и до конца сезона мы заработали изрядную сумму. Стоило нам куда-либо приехать, народ валом валил, чтобы поприветствовать смельчаков артистов. На следующий год мы ездили по Ирландии, но уже немного с другой историей, то есть теперь нас обвиняли в связях с ИРА. В общем, на этом трюке мы продержались три сезона, и только тогда газеты начали понимать, кому они на самом деле подыгрывают.
Говорун склонил голову набок:
— Тебе там нравилось?
— Да. Кстати, знаете, как у них назывались рабочие, которые снимают и натягивают тент?
Губошлеп покачал головой:
— И как?
— Чехи.
— Чехи? — удивился Говорун.
— Да. В Чехословакии — это страна такая — один город снабжал рабочими все европейские шапито. Вот поэтому их и называли чехами. — Пресс-агент повернулся к Губошлепу. — Ты о чем задумался?
Губошлеп улыбнулся, забыв о желудке и о своих горестях.
— Ты употребил одно выражение, которое часто использует Хозяин. «В телеге».
Квак-Квак кивнул:
— Да. Это значит в тяжелом положении. Его иногда употребляют, хотя уже реже, чем раньше.
— Интересно, как оно возникло.
Пресс-агент поджал губы:
— Думаю, оно появилось во времена Черной Чумы. Ездили по городу, собирали мертвецов на улицах и увозили на телегах. — Он снова уставился в стену. — Они еще кричали: «Выносите мертвецов!» — и люди тащили, кто жену, кто отца, кто детей, умерших за ночь. Так что, если ты «в телеге»…
Говорун повернулся к Губошлепу:
— Это ужасно, да? Я бы даже сказал…
Губошлеп нахмурился:
— Извини.
— Посмотри-ка! — воскликнул Квак-Квак. — Наш Говорун что-то позеленел. Эй, в чем дело?
— Дай мне… пакет!
В другом конце спального отсека лежавший на койке Ласка вновь и вновь облизывал пересохшие губы, мечтая об огромных озерах с прохладной, чистой водой. Почувствовав прикосновение чьей-то руки, он открыл глаза. Озера исчезли. На него смотрел Майк Айкона.
— В чем дело, Косой? — сердито спросил Ласка.
Косой протянул пластиковую бутылку с розоватой жидкостью:
— Вот, выпей.
Ласка вскинул брови:
— Не надо. Слишком напоминает розовый лимонад.
— Это он и есть. Мы обнаружили пятьсот галлонов в холодильнике.
Ласка покачал головой:
— Я его продаю, а не пью.
— Тебе станет легче. Другого ничего нет и не будет, пока не починят конденсатор.
Ласка посмотрел на бутылку:
— Эй, да это же бутылка из-под кетчупа!
— А ты хочешь, чтобы лимонад плавал в воздухе? Давай, она чистая.
Ласка взял бутылку, долго смотрел на нее, потом поднес ко рту и сдавил. Сначала на его лице появилась недовольная гримаса, но потом он облизал губы и удивленно покачал головой:
— Неплохо!
Косой улыбнулся:
— Ты делаешь хороший продукт, Ласка. Вот только лимонов мы не нашли.
Ласка отхлебнул из бутылки и пожал плечами:
— Какого черта, Косой. — Он сунул руку под подушку и вытащил ярко-желтый лимон. — Думал продержаться на нем до конца сезона, но так и быть — давай пустим пыль в глаза.
Пират Джо облачился в скафандр и направился к шаттлу № 10. Возле шлюзовой камеры он увидел небольшую группу рабочих. Они стояли молча, повесив головы. Джо остановился и, заметив красный огонек перед входом в шлюз, повернулся к ближайшему рабочему.
— Морковный Нос, почему шаттл под вакуумом?
— Там уже работают. Ребята выбрасывают главный купол. Ты же сам приказал. — Морковный Нос фыркнул.
Пират нахмурился:
— Знаю, но они должны были подождать меня. Кто старший в погрузочной команде? — Лица рабочих вытянулись. — Дурень?
Дурень Джо потер ладонью под носом:
— Раскоряка.
— Бригадир? Да он же ничего не смыслит в том, как перемещать груз в невесомости. Он даже скафандр надевать не умеет.
Стоявший рядом Луи горько усмехнулся:
— Бригадир говорит, что если кто-то и должен выбросить старый купол, то только он сам. Я с ним спорить не собираюсь.
Пират шагнул к шлюзу и нажал кнопку, но красный огонек не погас. Джо повернулся к Дурню:
— Он заперся там?
— Раскоряка не хочет, чтобы ему мешали. Пойми, Пират, для него старый купол — как часть семьи. Как Булочка или Королева.
— Ребята, нам необходимо выбросить и тент, и все прочее. Если мы избавимся от оборудования, штырей, тракторов, фургонов, то уменьшим вес на восемьсот с лишним тонн и сможем скорректировать курс. — Он оглядел рабочих. — Нет, дело в чем-то еще. В чем?
Луи пожал плечами:
— Раскоряка… он просто стал сам на себя не похож, когда туда вошел. Представь, люки шаттла открыты, старый купол уплывает неизвестно куда…
Луи покачал головой и отвернулся. Дурень Джо похлопал его по плечу.
— Толстогубый хотел сказать, что Раскоряка вполне мог бы прыгнуть вслед за куполом. Так, за компанию.
Пират закусил губу и в отчаянии ударил кулаком по двери:
— Я не могу здесь болтаться, надо разгрузить и другие шаттлы!
Он помчался по коридору и чуть не наткнулся на Булочку и Диану. Они остановились. У Булочки были красные глаза. Пират посмотрел на Диану:
— Ты слышала?
— Да.
Пират опустил глаза и отвернулся:
— Может, все еще обойдется… Мне очень жаль.
Диана положила руку ему на плечо:
— Это не твоя вина. Раскоряка делает то, что должен делать. А мы подождем у шлюза. — Она кивнула и, взяв Булочку за руку, двинулась дальше.
Пират пролетел перекресток, направляясь к центру, потом повернул к корме. У входа в шлюзовую камеру первого шаттла он обнаружил Бородавку, явно ожидающего кого-то. Увидев приближающегося Джона, пендианец воскликнул:
— А, вот я тебя и нашел!
— И что? — Пират остановился.
— Хозяин послал меня сказать, что лошадиное фортепьяно нужно оставить. Все остальное с этого шаттла можно выбросить, но оно остается.
— Да эта штуковина весит четыре тонны!
Пендианец пожал плечами:
— Я лишь донес тебе распоряжение, Пират, а отдал его другой. — Бородавка понизил голос. — Что касается меня, я бы выбросил его в первую очередь.
Пират нахмурился:
— Ты с ума сошел? У тебя в голове вакуум? Как ты можешь так говорить!
Бородавка пожал плечами и оттолкнулся от стены:
— Тонкий слух и изощренный музыкальный вкус — это мои единственные извинения.
Пират вплыл в открытый люк и оказался среди всевозможного сваленного в кучи оборудования. У своего инструмента сидел грустный доктор Уимс, перебирая клавиши. Он поднял голову:
— Прощаюсь, Пират. Сколько чудесных вещей я сыграл на этой старушке.
— Ну так не прощайся. Мистер Джон сказал, что эту громадину нужно оставить.
Доктор Уимс посмотрел на него широко открытыми глазами:
— Правда? Пират, ты меня не обманываешь?
Норден кивнул и вздохнул:
— Но теперь мне придется думать, чем заменить эти четыре тонны.
Уимс хлопнул в ладоши, потом задумчиво потер подбородок:
— Ты знаешь, можно слить воду из бойлера. Он ведь тоже весит немало.
— Вода? Верно! Сколько ее там?
— Сто двадцать галлонов… а что?
— Почему ты никому ничего не сказал? Ты же знаешь, что у нас не хватает воды.
Уимс пожал плечами:
— Я никогда и не думал о том, что ее можно пить. У нее, должно быть, мерзкий вкус. Бойлер ведь железный.
— Мы ее очистим. Сто двадцать галлонов! Этого же хватит на целый день! Даже больше!
Зазвучал сигнал интеркома, и Пират подвинулся к аппарату связи и нажал кнопку.
— Это Пират. Я возле первого шаттла.
— Это Дурень от десятого. Они закрывают люки шаттла. Подумал, что ты захочешь услышать об этом.
Пират отключил связь и выбрался в коридор. Через несколько секунд он уже тормозил у шлюза десятого шаттла. Замок повернулся, люк открылся, и из него появилась огромная неуклюжая фигура. Это был Раскоряка. Булочка устремилась навстречу бригадиру.
— Эй! — Раскоряка оглядел улыбающиеся лица. — В чем дело?
Диана поцеловала Раскоряку в щеку.
— Добро пожаловать домой!
Бригадир удивленно вскинул брови и, поняв, в чем дело, сердито нахмурился.
— Вы… вы думали, что я собираюсь… прыгнуть? Вы думаете, цирк для меня только несколько ярдов брезента?
Он оттолкнулся от пола и, разбросав встречающих, выплыл в коридор. Булочка и Диана успели повиснуть на нем. В глазах Раскоряки Диана увидела слезы. Все трое медленно поплыли к семейному отсеку. У двери Раскоряка обнял Булочку и Диану за плечи.
— Клянусь, я видел, как старый купол махал мне на прощание.
Колокольчик Макгерк с отвращением оглядел пустую каюту. Всю мебель отвинтили и выбросили вместе с хранившимися там книгами, журналами, пленками, дисками и компьютером. Оставалось последнее — высокий, по плечо, сейф, надежно прикрепленный к полу в углу кабинета. Полторы тонны веса. И от них надо избавиться. Но сначала его предстояло открыть, чтобы рабочие смогли отвернуть болты изнутри.
Колокольчик оттолкнулся от переборки и подлетел к ярко окрашенной дверце сейфа. Вздохнул, положил левую ладонь на пластинку сенсора, набрал правой рукой код. Замок щелкнул, и казначей потянул дверцу на себя. Перевязанные пачки кредитов, мешочки с монетами парили в глубине ящика. Он протянул руку, взял одну пачку, снял ленту, и бумажки разлетелись по каюте, повисли в невесомости. За первой пачкой последовала вторая, третья… Казначей развязал мешочки и высыпал монеты. Опустошив сейф, Колокольчик огляделся — монеты и бумажки медленно кружились вокруг.
Макгерк улыбнулся, оттолкнулся от пола и сделал кувырок.
— Эх!
МАРШРУТНЫЙ ЖУРНАЛ
«БОЛЬШОГО ШОУ О'ХАРЫ»
1 мая 2148 г.
Идем к звездной системе 9-1134. До самой звезды еще семь дней. Ясно видны четыре планеты, три из них слишком близко от звезды, чтобы быть обитаемыми. Первая попытка коррекции курса с помощью двигателей шаттлов закончилась полной неудачей. Умерла Лиза Редер по кличке Пузырь. Перед тем как отправить ее тело в космос, сослужили службу. Долго искали и так и не нашли Уолдо Скринера, Окостеневшего. Вероятно, он отправился вслед за женой…
Джон Норден затянул последний болт, соединив два топливопровода, и откатился на палубу.
— Готово.
— Будем надеяться.
Пират Джон поднял голову и посмотрел на Зверя, сидевшего на полу спиной к переборке. Норден подтянулся и устроился рядом со вторым инженером.
— Зверь, ты думаешь о том, как нам удержать эту штуку на орбите, пока шаттлы не отстыкуются?
Зверь покачал головой:
— Нет. Есть много способов умереть, один из них — тихо дожить свои дни в постели.
Джон закрыл глаза и откинул голову. В горле першило от спертого воздуха.
— И что тогда?
— Послушай, Пират. Когда мы выйдем на орбиту и посадим всех на шаттлы, воздух и вода уже не будут проблемой. На нас хватит того, что есть.
— И что?
— У экипажа появится время, чтобы починить средства дальней связи. Может быть, даже сумеем выбросить аварийный маяк. В любом случае через несколько дней мы сможем обратиться за помощью.
Норден кивнул:
— Это то, на что мы надеемся. Мы сделаем это, если приведем в действие все двигатели шаттлов и выйдем на орбиту.
— Я все думаю… пытаюсь думать, как Карл Арнхайм. В пределах пятидесяти световых лет здесь нет ни одной другой звездной системы. Готов поспорить, что мы найдем обитаемую планету.
— Почему?
— Полагаю, Карл хотел забросить нас куда подальше. Чтобы все остались живы, но чтобы цирк постепенно развалился. Сколько, по-твоему, понадобится лет, чтобы горстка старающихся выжить людей забыла о том, кем они были?
Джон покачал головой:
— Если мы запустим все, то отвечать на этот вопрос не придется.
Зверь откашлялся и кивнул:
— Думаю, на это рассчитывал и старина Карл. Человек не поддастся отчаянию, если может позвать на помощь.
Норден внимательно посмотрел на второго инженера:
— Полагаешь, Карл приготовил для нас еще какой-то сюрприз, о котором мы пока не знаем?
Зверь кивнул:
— Думаю, да.
— Но мы же все проверили, все цепи, болты, крепления, пружины. Что осталось? Что мы могли пропустить?
— Не знаю. Не знаю. — Зверь покачал головой. — Мы проверили все, что…
Джон нахмурился:
— Что?
Зверь подался вперед:
— Приборы, которыми мы все проверяли. Карл ведь подстроил все так, что ты ни о чем не догадывался, пока не пришлось сбрасывать преобразователи. А если он каким-то образом добрался до мониторов и контрольных приборов? Если они не дают действительной картины?
— Этого мы уже не проверим. Карл вполне мог пробраться и в инженерный отсек.
Зверь пожал плечами:
— Значит, надо идти туда и еще раз просмотреть все, включая контрольное оборудование.
Джон закрыл глаза, сделал глубокий вздох и поднялся на ноги:
— Что ж, давай за дело.
Вернувшись из отсека для животных, находившегося в третьем шаттле, Рыжий Пони покачал головой и устроился рядом с Вощеным и Клыком.
— Знаю, что гравитацию в зверинце поддерживают для того, чтобы животные не паниковали, но иногда все же думаю, а не убрать ли ее.
Клык покачал головой:
— Им это не понравится, Пони. Сейчас они по крайней мере спокойны.
Вощеный взглянул на Пони:
— Как Лолита?
— Ей не хватает воздуха. Боюсь, что задохнется, если ляжет. Ее держат на транквилизаторах.
— Представь, что будет с ней в невесомости. Да она же разнесет весь зверинец.
Вощеный пожал плечами:
— А Хозяин знает?
Пони покачал головой:
— Нет, я не разговаривал с ним. У мистера Джона других забот хватает. Клык, а как себя чувствуют наши кошки?
— У всех — у тех, что остались, — одышка, хрипы. Не думаю, что они протянут больше двух-трех дней.
В шаттл вошла Кристина, Леди Львица, и все трое мужчин повернули головы в ее сторону. Она улыбнулась.
— Как-то даже странно ощущать свой вес. — Укротительница кивнула Пони. — Я схожу посмотрю, как там мои малыши.
— Конечно.
Мужчины молча смотрели ей вслед. Когда Кристина скрылась за поворотом, Вощеный потер нос и опустился на охапку соломы.
— Крис выросла с этими львами. Ее мать заставляла их прыгать через обручи, помните?
— Конечно. — Клык кивнул. — Я еще помню, как ее деда погрызли тигры. Как его звали?
Пони наморщил лоб, вспоминая:
— Чарли. Он ведь был с нами недолго, да?
Клык покачал головой:
— Послушай, Пони, эти кошки умрут. Крис придется нелегко.
Пони кивнул:
— По крайней мере лошади и слоны держатся неплохо. Вот с обезьянами… — Он не успел договорить — семь выстрелов, последовавших один за другим, оглушили всех троих.
Завыли, заревели, запищали звери. Мужчины вскочили, и в этот момент раздался восьмой выстрел. Пони пробежал между клетками и чуть не наткнулся на Кристину.
Леди лежала на полу, а в клетках лежали ее львы. Пони наклонился, перевернул Кристину на спину и только тут увидел в ее руке восьмизарядный «кебер», а в правом виске — небольшую дырочку.
Куумик, заведовавший хозяйством цирка и имевший кличку Хваткий, хмуро посмотрел на большую коробку, которую держал в руках Вако-Вако.
— Не знаю, Вако. Нужно выбросить все ненужное, чтобы облегчить корабль.
Вако пристально посмотрел на Хваткого:
— Мне не нужно то, что в коробке, мне нужна она сама.
— Но зачем?
— Хочешь знать зачем? — Вако открыл коробку, вынул из нее шесть больших ламп и оставил их висеть в воздухе. — Тогда пошли со мной. — Он повернулся и выплыл из каюты в коридор.
Хваткий последовал за заклинателем. Вако открыл одну из дверей и исчез в каюте, а Куумик остался у порога, не рискуя заходить внутрь. На четырех ковриках лежали все двадцать змей, которых Вако привез с собой с планеты Ссендисс. Они, похоже, спали. Вако подошел к одному из ковриков и тронул змею ногой.
— Хазсих, у меня есть коробка.
Змея открыла глаза, зашипела и снова уснула. Вако вздохнул и открыл коробку. Потом он сунул руку под одну из свернувшихся кольцом рептилий, извлек яйцо и опустил его в коробку. Хваткий нахмурился:
— В чем дело, Вако? Они в порядке?
— Они умерли. Все. Из-за воздуха.
Хваткий покачал головой:
— Мне очень жаль, Вако. А яйца? Я могу чем-то помочь?
— Нет. — Заклинатель вынул яйцо из-под второй змеи.
— Мне всего лишь нужна эта коробка. Нельзя, чтобы яйца летали по каюте. Они могут разбиться.
— Что ты будешь делать с ними, Вако? Когда из них появятся змеи?
Вако положил в коробку еще одно яйцо. Их было пять, размером с кулак, ярко-голубого цвета. Он закрыл коробку и прижал ее к себе.
— Если считать по нашему времени, эти яйца пролежат еще примерно двести семьдесят лет. Что бы ни случилось, я должен позаботиться о них. Я им обещал.
Он повернулся и посмотрел на мертвых змей.
Хваткий покачал головой:
— Вако, ты же не проживешь столько. Кто позаботится о них, когда ты сыграешь в ящик?
— Мои сыновья и дочери, их сыновья и дочери.
— Ты женат?
— Еще нет. Но женюсь. — Он снова посмотрел на рептилий, закрыл глаза и покачал головой. — Обещаю, что сохраню эти яйца, Хазсих, Сстисс, Нисса… обещаю всем вам. О вас не забудут.
Хваткий отвернулся, оставив заклинателя в одиночестве, и двинулся по коридору.
МАРШРУТНЫЙ ЖУРНАЛ
«БОЛЬШОГО ШОУ О'ХАРЫ»
2 мая 2148 г.
Идем к звездной системе 9-1134. Осталось шесть дней. Удалось расщепить воду для получения кислорода. Дышать стало легче, но запас воды значительно уменьшился.
Перу Абнер Болин, лежавший на койке в углу отсека, открыл глаза и увидел собравшихся вокруг него клоунов. Он повернулся к Чолли:
— В чем дело? Побудка?
— Перу, может быть, перенести тебя в зверинец? Там есть гравитация и…
— Нет-нет. В невесомости, ребята, дышится куда легче.
— А Костолом может чем-то помочь? Перу Абнер медленно покачал головой:
— Мою хворь, Чолли, излечит разве что машина времени. А у Костолома ее нет. — Старый клоун закрыл глаза, потом снова повернулся к Чолли. — Мы с Ахссиелем делали классный номер, да?
Чолли кивнул:
— Жаль, что малыша нет сейчас с нами. — Увидев, что Перу нахмурился, он быстро добавил: — Я не имею в виду эту заварушку, старина. Но парень хотел бы быть с тобой, здесь.
— Не забывай, что он принц. У него свои обязанности. — Перу Абнер улыбнулся. — Держу пари, что, когда придет время, из него выйдет отличный правитель. Представляю, в каких нарядах будут разгуливать его придворные.
Чолли покачал головой:
— Да, вы были друг другу под стать. — Он резко пригнулся, чтобы уклониться от подлетевшего Стенни, который не успел притормозить и врезался в переборку.
Перу Абнер протянул руку и похлопал Чолли по плечу:
— Плохо, что в невесомости нельзя сделать твой номер. Вот была бы умора.
Чолли вскинул брови и усмехнулся:
— Перу, тебе же никогда не нравился мой номер. Вы, чистюли, всегда смотрите на нас свысока.
Перу нахмурился и покачал головой:
— Зависть, вот и все. Зрители смеются над моими шуточками, не всегда понимая их смысл, но они никогда не надрывают животы от смеха, как это бывает, когда на арене ты. Да, я тебе завидую. — Старый клоун закашлялся, а когда оправился, лицо его словно осунулось. Он устало закрыл глаза. — Мне всегда нравилось то, что ты делал. Я бы хотел увидеть твой номер еще раз.
Чолли кивнул:
— Что-то мне сегодня не до смеха.
Перу Абнер схватил его за руку и крепко стиснул пальцы:
— То, что мы делаем, это искусство! Ради смеха мы играем в карты, пьем. А когда выступаем, это… это для души. Сыграй для меня, Чолли. — Он посмотрел на остальных. — Все, ребята. Я хочу посмотреть вас всех. Давайте. Подурачьтесь.
Чолли немного подумал, потом оттолкнулся от койки, повис в воздухе между двух полок и начал свой душещипательный номер, изображая неудачливого бродягу, которому не везет в жизни, но в душе которого не умирает огонек надежды. Другие клоуны принялись выделывать свои любимые трюки и разыгрывать комические драмы, и через несколько секунд весь отсек наполнился хохотом — артисты то и дело сталкивались друг с другом или переборкой, налетали на койки. Чолли, как ни старался, не смог сохранить невозмутимое выражение лица, бывшее его фирменным знаком, и вскоре тоже рассмеялся, да так, что на глаза выступили слезы. Немного успокоившись, он остановился у полки, на которой лежал Перу, и покачал головой.
— Черт возьми, Перу, как бы нам устроить невесомость на планете? Это же отлично! Если есть искусственная гравитация, то, может быть, можно как-то получить искусственную невесомость. Тогда бы… — Он посмотрел на Перу — старик лежал с открытыми глазами, на лице его застыла улыбка. — Перу?
Чолли взял его за руку и понял — великий клоун умер.
МАРШРУТНЫЙ ЖУРНАЛ
«БОЛЬШОГО ШОУ О'ХАРЫ»
3 мая 2148 г.
Держим курс на четвертую планету системы 9-1134. Вторая попытка коррекции курса оказалась успешной, но топлива для шаттлов осталось мало. Встреча с безымянной планетой должна произойти 8-го. Для поднятия духа объявили конкурс на название планеты. Хозяин предложил «Момус» в честь древнего земного бога насмешки. Умерла одна из слоних, Лолита. Здоровье Хозяина тоже ухудшается с каждым днем…
Бородавка Тхо поднял голову и, отложив маршрутный журнал, посмотрел на вахтенных. Пират Джон спал, пристегнувшись к креслу и закинув голову. Лысый Вилли висел над своей консолью совершенно неподвижно, лишь грудь медленно опускалась и поднималась в ритм дыхания. Соседнее кресло пустовало, так как связь по-прежнему отсутствовала.
Пендианец покачал головой и взглянул на экран над пультом. Крохотное пятнышко планеты стало заметно больше. На бело-голубой сфере были видны две маленькие шапки полярного льда, крупные массивы суши и океаны. Вода занимала только пятьдесят процентов поверхности. Место довольно сухое, но пригодное для жизни. Лун у планеты не было, ни одной.
Бородавка закрыл маршрутный журнал и сунул ручку в карман пиджака, развлекая себя мыслями о глупом матросе, так увлекшемся заполнением судового журнала, что пошел ко дну вместе с кораблем. Он отстегнулся от кресла, сунул под мышку журнал и оттолкнулся по направлению к выходу. Уже на лету пендианец еще раз посмотрел на экран и с изумлением увидел покореженную глыбу металла, пересекающую траекторию движения «Барабу».
— Пират! — Бородавка подлетел к главному инженеру и шлепнул его по спине. — Пират! Проснись! Он повернулся к пилоту и крикнул:
— Лысый Вилли! Ты видишь, что там впереди?
Лысый Вилли взглянул сначала на пендианца, потом на экран и, повернувшись, включил собственный монитор. Пират вскинул голову, протер глаза и тоже посмотрел на экран.
— Слоновья задница! Это же «Блиц»! — За грудой металла разлетались искры. — Вилли, он идет на своей тяге! Видишь маневровые двигатели?
— Понял тебя, Пират. — Вилли нажал какую-то кнопку и закричал: — Марблз, ты где?
— Вилли, радио не работает, — напомнил Пират.
— Да, но Марблз может читать код. Видишь эти вспышки, это же на корме.
Пират, прищурившись, посмотрел на экран:
— Да… я их вижу. Похоже, действительно код. — Он покачал головой. — И как Растяжке удалось так далеко забраться на этой развалине? Их, должно быть, прилично отнесло с брошенными преобразователями.
Бородавка подождал, пока на мостик явится главный связист, Теренс Манн по кличке Марблз. Повиснув над креслом пилота, он спросил:
— Ну, что случилось?
Лысый Вилли указал на экран:
— Видишь вспышки?
— Да. Это код. Барабу… ответь… проснись… эй, тупица… — Марблз взглянул на консоль. — Где кнопка включения носовых стыковочных огней? — Вилли показал на ряд оранжевых кнопок. Марблз ткнул пальцем в кнопку. — Тик… это… ты?
На какое-то время вспышки на «Блице» прекратились, но затем возобновились.
— Марблз… ты… выбрал… чудесное… время… чтобы… поспать.
— Как… у… вас… дела?
— Как… мы… смотримся… точка… много… сломанных… костей… точка… все… живы… точка… все… были… в… спальном… отсеке… когда… нас… ударило…
Бородавка оттолкнулся от кресла и направился к каюте Хозяина.
Дверь с шипением открылась, и Бородавка сунул голову в каюту. Внутри было темно.
— Мистер Джон? Мистер Джон?
— Кто… кто это? — Голос был слабый и тихий.
— Я, мистер Джон, Бородавка. — Он вплыл в каюту. — Растяжка. Мистер Джон, он жив. «Блиц» вернулся!
— Повтори… повтори, что ты сказал.
Бородавка уцепился за кровать и включил небольшую лампу. Лицо О'Хары было белым как мел, худым, с темными кругами под полузакрытыми глазами.
— «Блиц». Растяжка и его шаттл вернулись.
— Сколько погибших?
— Все живы!
О'Хара облегченно вздохнул и откинулся на подушку:
— Это… хорошая новость. — Он закрыл глаза и кивнул. — Они могут идти на скорости света? — Хозяин посмотрел на Бородавку. — Как у них со связью? У них в порядке передатчик?
Бородавка положил руку на плечо Хозяина:
— Вилли сейчас разговаривает с ним.
О'Хара вздохнул и закашлялся. Когда приступ прошел, он снова повернулся к пендианцу:
— Бородавка?
— Да, мистер Джон?
— Спасибо… спасибо, что пришел и рассказал.
— Я подумал, что вам захочется узнать…
— Как… выглядит «Блиц»?
Бородавка покачал головой:
— Сильно потрепан. Я его даже не сразу узнал.
О'Хара нахмурился и кивнул:
— Ты ведешь журнал?
— Да.
Хозяин закрыл глаза:
— Ты уже давно с нами, Бородавка?
— Это мой пятый сезон… был бы…
— Будет.
Бородавка покачал головой:
— Не понимаю.
О'Хара вздохнул и снова закашлялся. Кашель скоро прошел, но дыхание стало прерывистым и тяжелым.
— Не думаю, что… что мы выкарабкаемся. Может быть, экипаж сможет удержать корабль на орбите… может быть, удастся починить маяк. Теперь, когда «Блиц» вернулся… наши шансы… немного лучше. — Он покачал головой и снова закашлялся. — Если мы опустимся на планету, для шоу это будет самый трудный сезон. Без зрителей… тяжелая работа… борьба за выживание. Он умрет, Бородавка. Цирк умрет! — Его глаза забегали. — Бородавка? Где ты?
Пендианец пожал ему руку:
— Я здесь, мистер Джон.
О'Хара немного успокоился:
— Мы… мы сами отправили «Большое шоу О'Хары» в ад… Цирк… самый лучший… — он замотал головой, — цирк просто… исчезнет.
— Мистер Джон? — Не получив ответа, Бородавка наклонился и осторожно потряс Хозяина за плечи. — Мистер Джон…
О'Хара вдруг схватил Бородавку за руку и притянул к себе. Его губы зашевелились.
— Бородавка… никогда… не позволяй этим людям забыть, кто они. Никогда… пусть не забывают…
Пальцы, сжимавшие плечо пендианца, разжались, и рука повисла в воздухе. Бородавка смотрел на Хозяина несколько минут, потом подвинулся к письменному столу О'Хары. Он включил свет и стал искать маршрутный журнал, который в конце концов обнаружился парящим у ног Хозяина. Пендианец положил журнал на стол, открыл его и достал ручку.
3 мая 2148 г.
Идем к Момусу. «Блиц» вернулся со всей командой. Умер Джон О'Хара.
Хорт Шимсив, офицер следственного подразделения Адмиралтейства Девятого Квадранта, перевернул последний лист громадного, переплетенного вручную фолианта и, подняв голову, посмотрел на молодого человека в черно-белой мантии.
— Ну, и что случилось потом?
Юноша, уже уставший, встрепенулся, потер глаза, поднялся и подошел к офицеру:
— О чем вы спросили? — Он протянул руку.
Офицер поморщился и, опустив руку в карман, достал несколько медных бляшек, использовавшихся на Момусе вместо денег. Бляшки он положил на протянутую к нему ладонь.
— Что произошло после этого? Я прибыл, чтобы расследовать инцидент.
Юноша подошел к грубой деревянной полке, на которой лежало еще несколько похожих фолиантов, и взял один из них. Потом повернулся и положил ее перед офицером.
— То, что вы читали, называется «Книгой Барабу». Вы сказали, что хотите узнать о корабле. Вот это — первая «Книга Момуса». Думаю, там рассказывается о посадке.
Офицер нахмурился:
— А вы разве не знаете?
Молодой человек покраснел:
— Я всего лишь послушник. Может быть, вам лучше побеседовать с Главным Священником нашего ордена, Великим Бородавкой.
— Бородавкой?
Юноша кивнул:
— Он последний из оставшихся в живых членов труппы, прилетевшей на «Барабу». Пожалуйста, идите за мной. — Он повернулся и, дойдя до конца комнаты, остановился перед черно-белой занавесью.
Хорт Шимсив поднялся на ноги, подобрал хвост, поправил форму и приблизился к человеку. Юноша отвел занавесь и просунул голову в щель.
— Великий Бородавка?
— В чем дело, Бедоносец? — Голос его был пронзителен и надтреснут.
— Офицер из Адмиралтейства желает поговорить с вами.
— Пусть войдет.
Хорт последовал за послушником в небольшую темную комнату. В глубине ее сидел пендианец, одетый в уже знакомую Шимсиву черно-белую мантию. Перед стариком стоял низенький столик с тремя картами, двумя валетами и червовым тузом.
— Я прочитал первую книгу, мистер Бородавка, но так и не узнал того, что необходимо, о крушении.
Пендианец откинулся на спинку плетеного стула и протянул руку. Хорт нахмурился, но все же положил на ладонь священнику несколько медных бляшек.
— Что ж, благодарю вас, офицер.
— Хорт Шимсив.
— Да. Садитесь.
Хорт нашел глазами грубо сколоченную деревянную табуретку и уселся на нее.
— Так что с крушением?
Бородавка кивнул:
— Грустный день. Славный день.
— То есть?
Главный Священник щелкнул картами о стол и стал передвигать их по кругу.
Потом остановился, выровнял и взглянул на Хорта:
— Не хотите угадать, где туз?
Офицер покачал головой:
— Нет, спасибо. Так что случилось?
Бородавка вздохнул:
— Ну, вы же знаете, что «Барабу» вышел на орбиту?
— В книге об этом не говорится, но я предположил нечто подобное.
Бородавка кивнул:
— Так вот, когда шаттлы были загружены и отправлены на планету, экипажу еще предстояло выяснить, какой последний сюрприз заготовил нам Карл Арнхайм. Как только мы покинули корабль, Джон Норден попытался перевести звездолет на постоянную орбиту с помощью компьютеров. Должно быть, именно там и было что-то подстроено, потому что «Барабу» начал вдруг падать и сгорел в атмосфере еще до того, как шаттлы успели опуститься. — Пендианец опустил голову.
— Что потом?
Бородавка собрался с мыслями:
— Ну вот, топлива у шаттлов было в обрез. Мы не смогли построиться и приземлялись кто как мог. Четыре шаттла опустились вместе, неподалеку отсюда, возле Тарзака. Четыре приземлились в разных местах на севере, пара на западе, а еще один даже на соседнем континенте. — Пендианец покачал головой. — На то, чтобы всем собраться вместе, ушло три года. После этого уже начались настоящие парады.
— Парады?
Бородавка вскинул брови и рассмеялся:
— Парады. Ну да. Уже через двадцать минут после того, как наши четыре шаттла опустились на эту планету, мы построились и организовали шествие. Парад.
Он подался вперед, как будто объяснял что-то общеизвестное умственно отсталому ребенку.
— Именно так всегда поступал О'Хара, когда прибывал к месту новой стоянки. — Бородавка улыбнулся. — Спустя год получилось уже лучше. К тому времени мы проложили дорогу к Мийре, и в параде участвовали слоны.
Хорт покачал своей чешуйчатой головой и хмуро посмотрел на собеседника.
— Я знаком с культурами, ориентированными на самые разные вещи, создавшими из них религию. Но обычно это затрагивает вопросы выживания: пища, секс, социальная организация. А здесь — цирк? Я немного походил по городу… Каждый либо клоун, либо акробат, либо жонглер. Должно быть, это было ужасно нелегко — добывать пропитание, одеваться, строить жилье и при этом поддерживать и передавать все специфические навыки. Вы живете так уже пятьдесят лет. Почему? Почему вы это делаете? Ладно бы что-то, но цирк? Почему?
Бородавка потер подбородок:
— Вы сказали, по-моему, что прочитали первую книгу.
— Да, но все равно не понимаю.
Пендианец некоторое время изучающе смотрел на офицера, потом пожал плечами:
— Это болезнь.
Хорт вздохнул и поднялся:
— Что ж, спасибо, мистер Бородавка. Если мне понадобится информация, я пришлю кого-нибудь. — Он поклонился, повернулся и вышел из комнаты.
Бедоносец поднял руку:
— Великий Бо…
— Ш-ш-ш! — Бородавка подождал, потом, услышав шаги гостя по усыпанной щебнем дорожке, кивнул. — Да, мой друг, что ты хотел спросить?
Бедоносец нахмурился.
— Мне еще не доводилось их видеть, хотя я читал о них в Книгах. Это был простофиля?
Бородавка задумчиво потер нос:
— Да, дружок. Это был простофиля. — Он подтянул рукава мантии и размял пальцы. Потом собрал три карты и разложил их на столе, лицом верх. — И таких тупиц здесь целый корабль. А теперь извини, мне надо немного попрактиковаться.
Джон Дж. O'Xapa, Хозяин, владелец цирка.
Арнольд Макгерк, Колокольчик, казначей.
Артур Веллингтон Бернсайд, Ловкач, советник по юридическим вопросам.
Уильям Пратт, Ловкач, советник по юридическим вопросам.
Диввер-Сехин Тхо, Бородавка, ответственный за ведение маршрутного журнала.
Джек Сэвидж, Крыса, ответственный за разработку маршрута.
Нед Мосс, Квак-Квак, пресс-агент.
Ансель Ф. Дирак, Растяжка, менеджер «Блицкрига».
Оскар Крюгер, Бельмо, менеджер «Ядра».
Юла Д. Стампо, Резак, менеджер «Гром-Птицы».
Иван Стимников, Шесть Подбородков, менеджер «Боевого орла».
Уильям Р. Рис, Кулачище Билл, старший «группы противодействия».
Эдгар Б. Уолтенхэм, Тик-Тик, вахтенный.
У. Арло Дафф, Костыль, режиссер-постановщик.
Самсон Вурмье, Сэм Сарасота, режиссер по работе с наездниками.
Джилл Майерс, Джилл Железная Челюсть, режиссер танцевальных номеров.
Стэн Л. Куумик, Хваткий, начальник хозяйственного отдела.
Уилбур Строк, Вилли Лонжа, наездник.
Диана Тарзак, Королева, воздушная гимнастка.
Карл Риетта, Старик, канатоходец.
Кристина Коул, Леди Львица, укротительница.
Антон Этрен, Белесый, мим.
Лю Ки Ванг, Люк Гук, акробат.
Мэри Аствит, Бубновая, танцовщица.
Доналд Л. Уимз, Доктор, музыкант.
Ландри Трэверс, Рагу, наездник.
Джейми Трэверс, Коротышка, наездник.
Джоел Трэверс, Святой, наездник.
Арвел Роберте, Черныш, гимнаст.
Мередит Роберте, Пятерня, гимнаст.
Пемброк Роберте, Принц, гимнаст.
Морган Роберте, Увалень, гимнаст.
Уильям Блэр, Капитан Билли, номер с собаками.
Джейн Фойл, Простушка Джейн, танцовщица.
Фрэнк Джиллис, Рыбья Морда, режиссер-постановщик детского шоу.
Ева Скринер, Пузырь, Толстуха.
Уолдо Скринер, Мелок, Окостеневший Человек.
Томми-Сью Вейл, На-На, Двухголовая Красавица.
Абрахам Вейл, Лапа, Трехногий Человек.
Ричард Брук-Хэнфилд, Дик Собачья Морда, Человек-Волк.
Сьюзен Брук-Хэнфилд, Большая Сью, великанша.
Найл Ндума, Огг, Недостающее Звено.
Ванда Норт, Тростинка, Живой Скелет.
Агата Доил, Тина, карлица.
Присей Доил, Вина, карлица.
Тили Тарзак, Булочка, Девушка-С-Распущенными-Волосами.
Освальд Дортфельтер, Удивительный Озамунд, маг.
Ширли Смит, Мадам Зельда, предсказательница.
Аннет Лемей, Узелок, акробат, «женщина-змея».
Саша Колин, Ускользающий Саша, эскапист.
Хасан Медхи, Вако-Вако, заклинатель змей.
Тимоти С. Пейн, Губошлеп, зазывала.
Гарри Домади, Говорун, зазывала.
Уолдо Макдоналд, Ласка, торговец лимонадом.
Роберт Несби, Костолом, хирург.
Абнер Болин, Перу Абнер.
Стэнсфилд Ф. Брукхерст, Стенни.
Чарлз Джакоби, Чолли.
Ахссиель, Президент.
Бруно Мийра, Рыжий Пони, главный дрессировщик.
Гордон Парда, Клык, дрессировщик.
Лоренцо Арделли, Вощеный, скорняк.
Мелвин К. Тарзак, Раскоряка, бригадир.
Нолан Д. Саггс, Погонщик, главный погонщик.
Луи Френч, Толстогубый Луи, рабочий.
Отто Посвински, Морковный Нос, рабочий.
Джозеф А. Наполи, Дурень Джо, рабочий.
Эрл Г. Крафт, Сырок, водитель.
Пьетро Астама, Синий Пит, рабочий.
Уильям X. Кутан, Лысый Вилли, пилот и старший экипажа.
Джон Норден, Пират, главный инженер.
Миллард У. Фарнсуорт, Зверь, инженер.
Рудольф Кац, Левша, инженер.
Майк Айкона, Косоглазый Майк, заведующий хозяйством.
Донна Уэнделл, Тик, связист «Блицкрига».
Оширо Б. Атами, Чудак, инженер.
Теренс Манн, Марблз, главный связист.