Минск 2200. Принцип подобия

20

У южного черного хода толпа оказалась поменьше, или разбрелись уже. Целеста пошатывало от усталости, млечная капля луны перекатилась к зениту — ночь на дворе. Впереди день и работа, мы-поймаем-Амбивалента.

Целеста знобило. Крохотными затяжками он проглатывал сигарету, боясь выронить — так тряслись руки. «Словно с перепою… а я трезв, как сенатор на совещании».

— Это можно исправить.

— Ч-чего? — Целест столкнулся с Ависом. Синяки на бледном, словно ящеричье пузо, лице делали его похожим на маску Трагедии. — Охота тебе ресурс тратить?

— Я не читал твоих мыслей. Ты произнес вслух.

Авис протянул жестяную флягу, оттуда пахнуло резко

и горько — виноградным огнем, коньячным спиртом. Целест сделал пару больших глотков.

— Спасибо.

«У тебя хорошие друзья, красавчик». Бен-Герой прав, отличные друзья — зря Целест не доверял «парочке». Целест протянул сигаретную пачку:

— Хочешь?

Сигаретную пачку будто стадо коров жевало, содержимое соответствовало. Другого нет. Утром можно купить — неоновая реклама в том числе с Вербеной залог курева. Вербене не нравится табачный дым. Диссоциативно.

— Нет.

Ависа морозило тоже, он закашлялся, постучал себя по узкой, по-птичьи костлявой груди. Глотнул из железного горла. Он смотрел прямо перед собой — куда-то мимо встопорщенных дикобразов-кустов и голых деревьев, сквозь забор, бессветный пустырь и сам Виндикар.

— Я буду, — маленький Тао появился незаметно и сигареты забрал все — Целест только вяло разжал ладонь. — Новость есть.

— Еще одна. Держу пари, плохая. — Целест отшвырнул окурок в ближайший сугроб. Тао-всезнайка — работает круглосуточно, без перерыва и выходных. Тао как-то намекнул, что теоретически может сунуть нос, ухо или любопытный взгляд в любой уголок Цитадели. «Вот вне ее сложнее, правда», — добавил китаец извиняющимся тоном. Тао коллекционировал все металлическое и электронное — горелые диоды, лампы, проволоку. Электро-кинез давал «жучкам» вторую жизнь. Целест тогда погрозил кулаком: подглядывать за нами с Вербеной вздумаешь — пирсинг в неожиданном месте устрою. Кажется, Лин понял.

«На самом деле он умница. Хорошие у меня друзья, правда… я как-то и не думал, вроде так и надо. А они хорошие…»

— Именно. Гораций и Флоренц ругались. Оказывается, это теоретики запретили про Амбивалента говорить — мол, паника начнется, ничего хорошего не выйдет, хватит с этих мутантов инструкций. Им все равно по кайфу одержимых пытать.

Целест кивнул. Эмоции болтались оборванными проводами. Всякий ресурс исчерпаем, а на теоретиков во главе с Горацием и подавно расходовать жаль.

— Про кайф тоже сказал? — поддел Авис напарника.

— Другими словами. — Тао проигнорировал насмешку, его рот сокрыло темно-фиолетовым табачным облаком. — Но да.

— Сволочи.

Холод, гладкий и хитрый, елозит по одежде, пока не найдет прореху, уязвимое местечко. А как заберется — грызет; Целест тщетно кутался в мантию и дышал на руки — на огонь сил не было; ночь и зима слились в белолиловую мглу, мигали лунным бельмом. Трррупы. Будут трррупы.

Отключенные сейчас вычищают столовую. Аида буквально взорвала блондинку, точно переполненный водой бумажный пакет — внутренности раскидало по углам и заляпало даже потолок жирными кровавыми кляксами. Вряд ли закончат к утру. Малыши небось до сих пор по кельям рыдают. Месть воинов жестока… мистиков тоже.

Нелюди безжалостны. С мутантов хватит и инструкций, да.

— Ну-ка, девиз Гомеопатов? — сказал Целест. Дружное «хмы» и слаженный ответ:

— Подобное исцеляется подобным, — вместе, а Авис хмыкнул снова: — Только при чем здесь…

— Амбивалент угрожает всем — воинам, мистикам и людям. Без третьего компонента не справимся. Нужно просить помощи у людей. — Целест хотел хлопнуть Ависа и Тао по плечу, но лишь безвольно скользнул обледенелой ладонью. — У Сената или нет. У людей.

Утро расстелилось покоем. Обеденную залу вычистили — заставляя задуматься, сколько же отключенных припасено в нижних камерах, — запах печеной плоти перебило запахом традиционного омлета. Можно есть без комка в горле. Почти.

Утро тихо, словно простыня на лице покойника. Целест глотнул мерзкого, зато крепкого кофе, усмехнулся своей же шуточке. Поделился бы с Рони, но тот думает о чем-то своем… как обычно.

Повизгивала малышня, негромко спорили теоретики и ученые. Магниты сосредоточенно жевали завтрак, а закончившие ночную смену заразительно зевали. Цитадель будто оправилась от приступа безумия — и теперь сама смущалась, единым организмом. Ну что это на меня нашло…

— Пойдем к Эл. — Целест все же потыкал напарника указательным пальцем. — После вахты, а? Нужно поговорить, ну и…

«Я хочу видеть Вербену», — наверняка мистик прочитал. А может, и просто понял, как понимают друзья, не только эмпаты.

— Обязательно. — Рони отодвинул тарелку с нетронутой желто-коричневой плюхой — омлет не был райской пищей, но съедобен… и вообще, кто угодно мог воротить нос, только не Рони.

— Ты здоров?

— Все в порядке. Я даже умудрился выспаться.

Зимой утро перепрыгивает в вечер. Густеет мороз и синеватая темнота, и поглядываешь на площадные часы — скоро ли смена караула. Стрелки примерзли — не двигаются. Скучно. Лучше скука, чем то, что случилось вчера, думал Целест. Наскреб мелочи и купил сигарет, дышал холодом и никотином. Когда-нибудь он умрет от воспаления или рака легких… впрочем, Магниты не умирают от такой ерунды. Магнитов убивают.

Амбивалент — конец времен.

Встряхивал рыжими волосами, отгоняя паршивую му-торь — она ползла из темноты, пещерными страхами. Гул Рынка чудился рыканьем волчьей чащобы.

Выпадал снег — мокрыми комьями, похожими на слипшийся рис. Разноцветное людское море боролось против снега, впору ставки делать. Победила природа — к концу вахты расползлись все, кроме самых упрямых торговцев, лениво согревающихся из фляжки (Авис у них и добывал — и сегодня то ли купил, то ли занял содержимое — доверху) стражей.

Стрелка ткнулась острой мордочкой в отметку «шесть часов».

— Ура. — Рони махнул косматой рукавицей. — Можно к Эл, да? Лишь бы дома оказалась…

— Вряд ли где-то еще. — Целест покачал головой и затоптал в грязное серое месиво бессчетный окурок. — Ей должны были сообщить вчера, и не думаю, что ее скоро потянет в клубы.

Пара стражей переминалось с ноги на ногу, наверняка мечтая о большой кружке горячего бульона или чего покрепче. На изразцовом витье калитки нависли носатые сосульки. Стражи пропустили без лишних слов — слишком холодно, чтобы говорить.

С порога окутало теплом и бархатом полутемного покоя. Пахло чем-то съедобным — с кухни, и терпко, померанцами и астрами — из комнаты. Целест озирался по сторонам.

— Вербена обычно встречает меня, — зачем-то сказал он.

— Наверняка на репетиции, — предположил Рони, вытирая ноги, чтобы не испачкать мрамор или ковровую дорожку, пушистую, как хвост персидского кота. Он так и не привык к резиденции Альена. — Господин Селио не щадит даже богинь.

— И то верно, — улыбнулся Целест. — А Эл дома? Ты ее чувствуешь?

Мистик занес ногу над ступенькой и застыл в неловкой позе.

— Да, — сказал он, выцепив из бисерного вороха эмоций и мыслей нужные. Не труднее, чем различить золотые крупинки в речном песке. — Чувствую.

Наверху горели несколько тускловатых искусственных факелов. По высоким стенам вытанцовывали блики и тени, а полумрак казался крепким, словно чайная заварка. Целесту живо вспомнился «Вельвет» и бумажные цветы. Вместо «Вельвета» — камни и руины, может быть, братская могила и несколько торчащих ног. Трупы вывезут — вручить безутешным родственникам.

— Эл! — Целест толкнул дверь сестриной комнаты. — Ты здесь?!

Дверь не поддалась — заперта изнутри. Вельвет отражается в сегодня. Доппельгангер, черт его дери, — ничего нового под луной и искусственными чайными факелами.

— Я здесь. — Оденься Элоиза в черное вечернее платье, Целест бы точно выругался куда-нибудь в небеса или ближайшую яму — пусть дойдет куда надо, вверх или преисподнюю. Джинсы и футболка смазали дежа-вю. Футболка, впрочем, не уступала платью — мягко обогнула контуры стройного тела, обрисовала все нужные округлости. Пришлось пихать Рони в бок — он безопасен, он просто влюбленный мистик, и все ж когда пялятся на твою сестру…

«Она собирается замуж, верно?»

— Привет, — поздоровался Целест. — И тебе тоже, Касси, — пожал протянутую руку. Прилизанные волосы Кассиуса смахивали на серебристый шлем. В петлях темно-лиловой рубашки поблескивали аметистовые запонки. Мизинец обвила печатка с маренговым алмазом.

Касси есть Касси.

— Добрый вечер.

— Эл, Вербена где? — Целест вспомнил, что собирался «поговорить». Он пришел… магнитить. Почти в прямом смысле.

— Мог бы стучаться — раз. Мог бы сделать вид, что тебя интересую я тоже — два. — Элоиза задрала нос и подсела к Кассиусу. В кожаном кресле они помещались вдвоем.

«И чем он маме не нравится? Ладно, у Рони взгляд побитого щенка, но Триэн — аристократическая фамилия, чего ей не так?»

— У нее завтра в Театре выступление. — Элоиза пожала плечами. — Скоро вернется.

На прозрачном параллелепипеде стола плакали стеарином ароматические свечи. Ваниль и мед — Элоиза верна себе. Рони следовал за Целестом — шаг в шаг, словно боясь оступиться и завязнуть в зыбучих песках.

— Мы дождемся ее, не возражаешь? Нужно поговорить. — Целест забрался в свободное кресло. Подошвы ботинок он вытер, но края джинсов и даже мантии где-то заляпал. Элоиза недовольно поморщилась. Снова дежавю.

— Когда-то комната была вся розовая, как новорожденный поросенок. И плюшевых поросят тоже хватало, — поделился воспоминаниями Целест — персонально для Касси. Элоиза вспыхнула быстрее пролитого бензина:

— Заткнись! Касси, не обращай внимания, мой брат иногда такой придурок… и не иногда тоже!

— Все в порядке. — Кассиус закинул ногу на ногу. Кстати, мне всегда был интересен орден Гомеопатов, и в частности Магниты, но нам до сих пор не предоставлялось возможности спокойно поговорить. Вы не возражаете?

Из-за кресла вынырнула початая бутылка багряной летней сангрии и вазочка с зефиром. Бокалов только два — «вы испортили романтический вечер, ребятки», звякнуло стеклом о стекло. Элоиза достала из бара еще пару.

— Не возражаем. — Целест дернул Рони — в ногах правды нет, и тот присел на поручень кресла. Они тоже могли поместиться вдвоем, но смотрелось бы странновато. — О чем рассказать, Касси?

— Вы ведь чудо природы. Одержимые тоже, но одержимые — это сосуды, захлестнутые стихией. — Заискрилась сангрия, Кассиус одновременно гладил пальцы Элоизы и хрустальную ножку. И вел светскую беседу. Истинный аристократ. — Если в сей бокал влить море, он разлетится на куски. Но вы удерживаете в себе саму стихию, вы владеете ею. Каково это?

Целест потер подбородок. Вопрос на засыпку — в Мире Восстановленном к «чудесам природы» привыкли, таков уж человек — сойди Господь Бог к детям Своим, от Него отмахнутся через пару лет — надоел, мол.

Дернулась и погасла свечка. Целест протянул руку, поджигая заново от собственного пальца. Затем сплел простенький пульсар, который лопнул на ехидных розовых поросят — Элоиза погрозила кулаком, а Кассиус два раза хлопнул в ладоши. Затем «вырастил» связку неядовитых шипов, словно несколько вязальных игл торчали из костяшек — на остриях мигали узкие блики, Кассиус поежился.

— Черт. Трудно ответить, Касси. Я всю жизнь Магнит, — Целест запнулся, — то есть способности проявляются после первого Призыва — у всех так, ученые говорят, надо распознать силу. А теоретики оттуда и вытащили принцип подобия.

— «Подобное исцеляется подобным», — кивнул Кассиус. — Симптомы болезни лечат средствами, аналогичными по действию.

— Да, именно… ну а потом само собой. — Целесту припомнилась присказка о сороконожке — она разучилась ходить, едва спросили, как ей удается передвигать бесчисленные лапки. Целест по-драконьи выдохнул фигурную спираль — шаровая молния взорвалась под потолком.

— Целест! — Элоиза соскочила к выключателю. — Только попробуй пятно оставить! — Она развернулась к будущему мужу. — Мой брат обожает дурацкие трюки, и лучше не поощрять…

— Прости. — Кассиус перехватил ее, тонкокожие пальцы легли туда, где футболка намекала на то, что под ней. — Не сердись, мне правда интересно…

— Можешь продолжать, — смилостивилась Элоиза. Целест дернул из пачки сигарету и заложил за ухо. Рони изучал несуществующее пятно на потолке.

— Я знаком с техникой безопасности, — сказал Целест. — Ну, в общем… наверное, все. Пиро, электро, ги-дрокинез. Обычно воин предпочитает одно, я люблю шипы и… и огонь. — Почему-то смутился. Огонь — Декстра, Декстра годится ему в матери, но…

— Благодарю вас. — Губы Кассиуса слились по цвету с сангрией. — Иероним, вас не затруднит принять эстафету?

Рони не сразу сообразил — к нему обращаются. Он молчит ведь. Не мешает. Элоиза выбрала его, и пусть — Кассиус достоин… наверное. Желтая футболка, тесные джинсы и полоска кожи цвета морской пены, теплый снег с запахом дорогих конфет. Рони вспомнил одержимую, распяленную на столе в паутине нейтрасети, — она торговала собой. Рони не сдался — впору считать себя рыцарем, служащим Прекрасной Даме.

А служение целомудренно.

— Я… — Он сбился, потер пухлыми пальцами виски.

Губы Кассиуса казались окровавленными, а улыбка

хищной. Рони заглянул, но прочитал любопытство — вполне искреннее и вполне доброжелательное. Аристократы любят экзотических уродцев, вот только большинство чрезмерно привыкло к Магнитам — Кассиус нашел развлечения поближе Пестрого Квартала с горбунами, бородатыми женщинами и сиамскими близнецами.

— Я чувствую. Мысли тоже, но в первую очередь… — Рони замялся. С кресла свешивалась напарникова ладонь, и он схватился за нее. — Целиком, понимаете? Настроение, боль или радость, страх или покой. Любовь или… нелюбовь.

«Больше, чем хотелось бы. Я вижу все. Иногда от этого охота кричать».

Ключицы Элоизы дрогнули: сглотнула. «Мозгожор».

— Но я не всегда это делаю, — поспешно добавил Рони. — Обычно наоборот, ставлю фильтр. Иначе можно запутаться, где ты и где все остальные… А еще мистики могут дарить картинки.

— Гипноз и иллюзии? — уточнил Кассиус.

— Да. Но мистики не стремятся уничтожить других. Только одержимых, но это ведь наша работа, и либо он тебя, либо ты его. — Фильтр давал течь. Кассиус обнимал Элоизу, Элоиза прижималась к нему. Наверное, оба припоминали «Вельвет» и бумажные цветы. — Магниты вообще не враги людям… то есть остальным людям. Госпожа Декстра и господин Винсент… это Главы воинов и мистиков — они вдвоем могли бы весь Эсколер захватить. Огнем и гипнозом. Поверьте, я знаю, о чем говорю. Но они никогда… я как-то спросил Винсента, почему он не использует всю свою силу, и он ответил — если Магниты будут врагами человечества, то кто останется в друзьях? Ой!

Вскрикнул: Целест постарался, у Целеста пальцы железные, не хуже дешифратора-киборга. Рони высвободился, подул на руку. Синяк нальется, как пить дать!

«Кажется, меня не туда понесло…»

В момент молчания погасли свечи, и Целест не решался двинуться с места. Ругаться на Рони? Или хвалить? Он правильно разложил, будто подслушивал разговор с Тао и Ависом на крыльце и подготовил агитационные речи, плакаты из типографии и пачку лозунгов, вот только…

«Просить помощи у людей. Касси в том числе. И он сенатор».

Элоиза вновь поднялась к выключателю — ее силуэт скользнул бело-рыжей тенью. Потом шагнула к окну, прислушиваясь.

— Благодарю вас. — Кассиус выпрямился, протянул руку — сначала Целесту, потом Рони. — Лично я никогда не сомневался в Магнитах. Вы защитники Мира Восстановленного и его единственная надежда.

«Не мы. Не единственная». — Целест и Рони переглянулись.

— Вербена! — перебила его Элоиза. — Вербена возвращается. Кажется, вы хотели говорить в ее присутствии?