Миллиардер. Книга 3. Конец игры

Глава 21. Память

Арктика, 85-й градус северной широты

Катарина фон Белов пришла в себя среди мертвых и умирающих. Одна из ее конвоиров, рыжая, похожая на лису Хельга Мюллер, которую Катарина обошла на последних Скачках Одина, невольно спасла ей жизнь, закрыв своим телом от страшного Небесного Огня. Сама Хельга была еще жива, хотя вся спина ее была покрыта обугленной окровавленной коркой. Когда Катарина выбиралась из-под нее, Хельга стонала так, что слышно было, наверное, даже в Гренландии.

—Спасибо, Хельга, — сказала ей Катарина. На боку у Хельги обнаружилась кобура с большим флотским «парабеллумом». Катарина вытащила пистолет и приставила Хельге к виску. — Все, что могу для тебя сделать.

Ее пошатывало и тошнило, но серьезных повреждений на теле вроде бы не было. «Вот она, справедливость», — подумала Катарина, глядя на лежащие вокруг трупы. Те, кто хотел отдать ее в руки врагов, мертвы все до единого, а она жива и даже невредима.

Остается только найти линзу и уйти на Пангею. Пусть здесь они проиграли — там, на юной, девственной земле, никто не сможет помешать им создать свой Тысячелетний Рейх.

Оступаясь и скользя в крови мертвецов, она побрела вдоль срезанной гигантским лезвием стены вулкана. Только тут ей пришло в голову, что пустоты, открывшиеся в недрах горы, должно было уже давным-давно затопить холодными водами Северного Ледовитого океана. Однако этого почему-то не произошло. Может быть, страшный жар, падавший с небес, превратил воду в пар? Но не мог же он выпарить весь океан!

Размышляя таким образом, Катарина добралась до лестницы, ведущей на верхний уровень. Там, в укрытом в скальной толще ангаре, хранились быстроходные электрические сани, на которых можно было добраться до подземелья, где находилась линза, не боясь увязнуть в снегу.

Кратчайший путь к линзе вел через тюремные казематы третьего подземного уровня, но сейчас он был недоступен, поскольку весь этот сектор базы был уничтожен рухнувшим скальным сводом. К счастью, к линзе можно было попасть и через туннель, начинавшийся в расщелине на западном склоне горы — вход туда находился немного выше уровня моря. До расщелины было километра три — электросани долж­ны были покрыть это расстояние за двадцать минут.

На поверхности бушевала метель, и Катарина снова спустилась вниз, чтобы запастись едой и брикетами сухого спирта для маленькой переносной печки — она по опыту знала, что в такую погоду очень легко заблудиться даже на небольшом расстоянии от дома.

Уничтоживший базу «Туле» огонь, к счастью, почти не задел ангар. Оплавилась только одна створка ворот, намертво застрявшая в пазах, но электросани были не слишком широкими, и Катарина легко вытащила их наружу.

Мотор весело заурчал, клубящуюся снежную темноту прорезал желтый луч фонаря. Катарина надавила на педаль и медленно, стараясь не наткнуться на выброшенные из недр вулкана каменные глыбы, поехала вниз по склону, все больше забирая к западу.

Ей снова повезло — она не сбилась с пути и не заплутала в метели. Западный склон мало пострадал от удара Небесного Огня, сохранился даже ориентир, указывающий на то место, где можно было спуститься в расселину, — огромный, похожий на белого медведя торос. Катарина направила электросани к его подножию.

Снегоход выскочил из снежных вихрей, как чертик из табакерки. Гумилев, уже всерьез задумывавшийся о том, в правильном ли направлении он всех ведет, увидел в белесой мгле расплывчатый желтый свет фар и предостерегающе поднял руку.

—А ну-ка, тихо!

Все замерли. Снегоход пролетел совсем близко от них, но его водитель не заметил беглецов. Машина остановилась у огромной ледяной глыбы, водитель соскочил с седла и начал шарить вокруг лучом фонаря. Лицо водителя скрывали большие темные очки, без которых в Арктике можно ослепнуть за несколько дней.

—По-моему, он ищет то же, что и мы,— прошептал Гумилев.

—Значит, мы на верном пути,— тоже шепотом ответил ему Свиридов.

—И вообще, это не он, а она,— добавила Марго.— Фигура женская.

В этот момент водитель неожиданно повернулся, и луч его фонаря скользнул по беглецам.

—Кто здесь? — раздался приглушенный завываниями метели голос.— Назовите себя!

—Что делать будем? — спросил Гумилев генерала.— По-хорошему, надо бы его — или ее — брать за шкирку и трясти на предмет того, где у них тут линза.

—Не бойтесь,— крикнул генерал по-немецки.— Мы — друзья. Мы не причиним вам вреда…

Он сделал шаг вперед и остановился. Клубящаяся тьма перед ним расцвела алым огнем выстрела.

—Черт,— сказал генерал Свиридов.— Черт, как больно…

Пошатнулся и упал лицом в снег.

Гумилев не помнил, как сорвал с плеча автомат, как бросился на убийцу, стреляя на бегу длинными очередями. Метель била по глазам, и пули почему-то уходили вверх. Водитель с обезьяньей ловкостью прыгнул в седло снегохода и, пригнувшись к рулю, ударил по газам. Вслед ему сухо хлопнул последний выстрел — на этот раз стрелял Иванов.

Снегоход закрутило на месте, он подскочил и тяжело завалился набок, придавив водителя.

Андрей, проваливаясь в снег, подбежал к машине. Водитель барахтался под массивным снегоходом, пытаясь дотянуться до лежавшего в полуметре «парабеллума». Гумилев ударом ноги отшвырнул оружие в сторону.

—Встать, тварь!

Водитель, цепляясь за раму машины и скрипя зубами от боли, высвободил зажатые широкой лыжей снегохода ноги и выпрямился во весь рост. Темные очки свалились при падении, открыв хорошо знакомое Гумилеву лицо.

—Жаль, что я попала не в тебя,— сказала Катарина.

Андрей опустил нацеленный ей в голову ствол автомата. Он не мог выстрелить в нее. Не мог.

«Если бы я убил ее час назад, генерал был бы жив.— подумал он, чувствуя странную опустошенность внутри.— Я пожалел ее, потому что не захотел брать на душу еще один грех, но смерть Свиридова все равно на моей совести».

—Ты,— сказал он и понял, что не может найти слов,— ты…

—Ну,— презрительно усмехнулась она,— стреляй, Андрей. Что же ты не стреляешь?

Не поворачивая головы, Андрей крикнул:

—Иван!

—Здесь я, Андрей Львович.

Иванов подошел совсем неслышно — а может быть, Гумилев просто перестал слышать звуки окружающего мира.

—Заставь ее показать дорогу к линзе.

—Я ее грохну, Андрей Львович. За генерала…

—Нет,— на лице Гумилева заиграли желваки.— Это было бы слишком просто. Ее будут судить. Как в Нюрнберге.

Он резко повернулся и подошел к Свиридову, лежавшему в рыхлом, красном от крови снегу. За его спиной вскрикнула от боли Катарина. Но он не обернулся.

Он стоял над телом генерала и глядел в снежную тьму, сжимая в руках автомат.

Он стоял так, даже когда Иванов и Марго нашли вход в расщелину.

Ход, словно прогрызенный в скалах гигантским червем, вел глубоко к самым корням горы. Здесь, к счастью, было не так холодно, как на поверхности, — из глубины поднимался воздух, нагретый сердцем древнего вулкана. Беглецы, промерзшие до костей, потихоньку согревались. Ковалев громко стучал зубами, Гордеев ожесточенно растирал окоченевшие руки. Андрей, который нес Марусю на руках, дышал ей на красные замерзшие ушки. Девочка прижалась к нему, уткнувшись лицом в меховой воротник парки. Дыхание ее было прерывистым и жарким, и Гумилев никак не мог понять, уснула она или провалилась в болезненное беспамятство.

«Два года,— думал он с ненавистью,— два года они держали в этой ледяной дыре мою дочь… То, что случилось с этой проклятой базой, — ничтожная плата за то, что они сделали с Маруськой и Марго…»

Иванов, шедший впереди с фонарем, вдруг остановился.

—Андрей Львович, впереди завал.

Удар, стерший с лица земли базу «Туле», задел и западный склон вулкана. Коридор не замуровало наглухо, но идти вперед было невозможно — груда камней и песка поднималась почти до уровня глаз.

—Разбираем,— велел Гумилев.— Быстро! Марго, возьми у Ивана оружие и держи на прицеле Катарину. Боря, Арсений — помогайте!

Вчетвером они принялись растаскивать завал.

Степан Бунин пришел в себя после страшного удара, уничтожившего базу «Туле», и с удивлением обнаружил, что все еще жив. Стена карцера, в котором он провел два года после своей бесславной вылазки к Черной башне, была срезана словно огромной бритвой. Профессор, держась за стену, поднялся и на дрожащих ногах вышел в коридор.

В конце коридора лежала одна из надзирательниц, которую он про себя называл Безобразной Эльзой. Толстые ноги Эльзы придавило упавшим сверху куском скалы, но она была еще жива.

—На помощь! — хрипло взывала надзирательница.— Кто-нибудь, на помощь!

Бунин присел рядом с ней на корточки.

—Что, больно? — сочувственно спросил он.— Я, пожалуй, позвоню в службу спасения.

Ему хотелось хохотать. Он наконец был свободен, а все его мучители были мертвы или обречены на скорую смерть. То, что он и сам может погибнуть на руинах уничтоженной базы, как-то не приходило Бунину в голову.

—Нужно довести дело до конца,— сказал он сам себе. Привычку разговаривать сам с собой он приобрел за два года одиночного заключения в пропахшем рыбой карцере.— Где-то здесь хранятся предметы. Много, много предметов. И все они ждут меня. В конце концов, мне же обещали!

Он побрел по разрушенному туннелю, не обращая внимания на стоны Безобразной Эльзы.

За завалом была пещера — та самая, в которую вела линза с острова Пасхи.

Из пещеры был еще один выход — широкий коридор, по которому Катарина под конвоем отвела их со Свиридовым на базу «Туле». Тогда этот коридор был ярко освещен. Теперь лампы были разбиты, и вход в него казался черной дырой.

В самой пещере было не так темно из-за слабого голубоватого мерцания, которое, как уже знал Гумилев, было характерно для линзы. Но источников этого мерцания было два.

Гумилев, откровенно говоря, не мог вспомнить, видел ли он вторую линзу в пещере, когда, подгоняемый автоматом Катарины, вышел из пространственно-временного портала. Но сейчас сомнений не было: линз было две. И какая из них вела на остров Пасхи, Андрей не знал.

—Что делать будем, Андрей Львович? — тихо спросил Иванов. Луч его фонаря перепрыгивал с одной линзы на другую.— У фашистки спросим?

—Разбирайтесь сами,— презрительно бросила Катарина.— Можете поэкспериментировать. А я посмотрю.

Иван замахнулся, но Гумилев остановил его руку.

—Куда ведет вторая линза?

—Сходи, и узнаешь,— губы девушки искривила злая улыбка.

—А я знаю это место,— пробормотала полусонная Маруся.

— Я сейчас видела сон, и там были такие светящиеся облачка…

Лоб ее был горячим, как печка.

—Да? — попытался улыбнуться Андрей.— И что еще там было, в этом сне?

Маруся закашлялась.

—Еще там была тетя. Я стояла вот здесь,— она неуверенно показала рукой куда-то вбок, — и громко звала: «Мама! Мамочка!» А пришла хорошая тетя…

Гумилев посмотрел туда, куда указывали тоненькие пальцы Маруси, и увидел Еву.

Он не видел жену три года и уже свыкся с мыслью, что не увидит ее никогда. Но сейчас она стояла в десяти шагах от него, живая, ничуть не изменившаяся, все такая же красивая, как в их последний вечер в Москве. Ева смотрела в его сторону, но Андрей почувствовал, что она смотрит не на него, а на Марусю.

—Это еще кто? — Иванов навел на Еву автомат.

—Моя жена,— ответил Гумилев хрипло.— Ева… как ты тут оказалась?

—Здравствуй, Андрей,— она подошла к нему и протянула руки.— Дай мне Муську.

Поколебавшись, он протянул ей дочь. Ева осторожно взяла Марусю на руки и поцеловала в лобик.

—Тетя…— неуверенно проговорила девочка.— Какие у тебя холодные губы, тетя…

—Просто у тебя жар,— Ева подула Марусе на волосы, взметнув русую челку.— Сейчас тебе станет лучше, моя родная.

—Что ты здесь делаешь? — снова спросил Гумилев.— Я думал, ты умерла…

—Неправда,— губы Евы тронула легкая улыбка.— Если бы ты так думал, не искал бы меня повсюду.

—И все-таки!

—Андрей, ты думаешь не о том. Тебе нужно спасать свою дочь, спасать людей. А ты занимаешься выяснением отношений…

Ему хотелось броситься к ней, сжать в объятиях и не отпускать никогда. Хотелось крикнуть ей в лицо все, что он думал об ее исчезновении, о том, что она бросила его и Марусю. Хотелось целовать это милое родное лицо. Хотелось ударить.

Но Ева держала на руках их ребенка. А за его спиной стояли люди, за жизнь которых он был в ответе.

И Гумилев заставил себя успокоиться. Сжал челюсти так, что хрустнули мышцы. Сосчитал до десяти. А потом спросил:

—Ты поможешь нам вернуться домой?

—Да,— сказала она просто.— За этим я и пришла.Одна из этих линз ведет на остров Пасхи. Другая — далеко в прошлое. Эта линза односторонняя. Если вы пройдете через нее, обратной дороги уже не будет.

—Какая осведомленность,— фыркнула Катарина.

—Заткнись,— бросил ей Гумилев.— И в какую же линзу мы должны уйти?

Ева не успела ответить. В темном отверстии коридора, ведущего к базе, послышался какой-то шум. Повернувшись туда, Андрей увидел, что из темноты, неуверенно переставляя ноги, вышел грязный, оборванный, заросший неопрятной седой бородой человек. Выглядел он так, будто блуждал в подземных туннелях не один день.

—А,— проговорил он бесцветным голосом,— ты уже здесь, Гумилев. А ты, Ева, конечно, сразу же вышла к своему обожаемому муженьку. Когда я звал тебя, ты не соизволила меня впустить, хотя знала, что за мной гонятся эти звери… А к нему выскочила сразу.

Он быстро сунул руку за пазуху и вытащил маленький никелированный пистолет.

—Что, Андрюша, не ожидал? Здесь полно оружия, они тут помешались на оружии, эти бешеные бабы в эсэсовской форме… И я вот тоже выбрал себе хорошенький пистолетик, красивый и блестящий. Мне будет приятно застрелить тебя из такого красивого пистолетика…

«Он сошел с ума,— подумал Гумилев.— Это хуже всего. Будь он в здравом рассудке, я сумел бы убедить его положить пистолет. А так… придется стрелять первым».

Но «Вихрь» висел у него за плечом, и Андрей понимал, что не успеет даже снять его с предохранителя. Те же мысли, видно, пришли в голову Иванову — тот поймал взгляд Андрея и тихонько покачал головой.

Палец профессора задрожал на спусковом крючке. Андрей отчетливо понял, что еще секунда — и пуля, выпущенная из пистолета Бунина, разорвет его брюшные мышцы, превратит внутренности в кровавое месиво…

Но Бунин медлил. По лицу его катились крупные капли пота, глаза широко раскрылись. Видно было, что он из последних сил борется сам с собой.

—Не могу! — взвизгнул он тонким заячьим голосом.— Будь ты проклят, Гумилев, я не могу!..

Конвульсивным движением он отшвырнул пистолет.

Дальше все произошло очень быстро.

Пистолет ударился о каменный пол у ног Катарины фон Белов.

Иванов развернулся к ней — луч фонаря выхватил из темноты голубоватую поверхность линзы, молниеносно мелькнувшую на ее фоне руку, блеск никелированной поверхности.

Грохнул выстрел. Но за долю секунды до того, как Катарина нажала на спусковой крючок, на нее одновременно бросились Иванов и Марго.

Иванов врезался в оберлейтенанта, и они оба, мертвой хваткой вцепившись друг в друга, исчезли в мерцании линзы. А Марго замерла, как статуя, почему-то прижимая руки к груди.

—Андрей,— сказала она хриплым голосом,— Андрюша…

Он успел подхватить ее на руки. Под левой грудью Марго алело маленькое пятнышко крови.

—Мамочка,— заплакала Маруся,— мамочка, не умирай…

Гумилев перевел взгляд на Еву. Та по-прежнему держала Марусю на руках, лицо ее было каменным.

—Твоя мама не умрет,— сказала она дочери.— Не плачь, милая. Андрей, дай мне Орла.

—Зачем?

—Я хочу, чтобы вы забыли весь этот ужас. И прежде всего, конечно, Маруся. Два года в заложниках, эта катастрофа, гибель Марго… Орел поможет ей забыть обо всем этом. И вам всем тоже.

—А ты уверена, что получится? На меня Орел не действует.

—Не действует, если ты сопротивляешься ему. Подумай, хочешь ли ты жить с таким грузом.

Гумилев смотрел на Еву, с каждой секундой все больше понимая, что она права. Что сохранив память о последних двух годах своей жизни, он уже никогда не сможет оставаться прежним Андреем Гумилевым.

—Решение за тобой,— мягко сказала она.

Гумилев посмотрел на жену.

—Хорошо,— ответил он медленно.— Я согласен.

И протянул ей фигурку Орла.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…