Мгла

Глава 5.

В темноте притаился хищник. Я ощущала это так же четко, как то, что лежу на кровати, а дом пуст. Мне не было нужды видеть его, чтобы знать, что он рядом - движется, крадется ко мне, наблюдая из мрака не освещенной и самым крохотным огоньком комнаты. Так же я знала, что сжимаю руку в кулак, и провожу другой, влажной от страха ладонью по лицу, пытаясь прогнать наваждение, уже зная, что на это раз - оно реальнее окружающего меня мира.

Наверное, стоило закричать, позвать моих лордов. Но отчего-то я знала, что их нет ни в доме, ни на улице - пусты комнаты, и ветер разметает солому у пустой коновязи. А потому молчала, настороженно вслушиваясь в окружающую меня тишину. Чудилось, будто город вымер.

Не доносились голоса разгулявшихся горожан - а ведь братья уверяли, что гуляния продолжатся и глубокой ночью - молчала площадь, а в домах напротив - в этом я была готова поклясться - не горело и самой слабой лучины. Мир словно замерз, покрылся черным слоем льда, среди которого так отчетливо и страшно звучали обретшие силу слова:

- Уж полночь! Близится тот час, когда узнаешь злобных нас.

Мы скоро все к тебе придем, не обисуй - но мы убьем

Тебя. На небе нет и капли звезд, из мрака наш построен мост,

Никто не видит нашу рать, нас не увидеть, не узнать!

Мы тьмой крадемся среди свай, нас провожает хриплый лай.

А мы вперед идем-бредем, так не бывает, право, днем.

Нам свет противен, но он слеп, а мрак прекрасен, но нелеп.

Но мы шагаем лишь вперед - сегодня точно повезет.

Горит наш замок, в прах - земля, как будто мало вам угля,

Как будто мир нам сам вредит, за тех, кто ночью крепко спит.

Бог думает, что мы глупы - он срезал тишиной мосты,

А мы сквозь мрак идем-бредем, от нас спасенье только днем...

Сейчас же - только посмотри! Как далеко нам до зари!

Пылает призрачный рассвет, но до него так много лет!

Когда он все-таки придет - тебя ничто уж не спасет:

Кровь на кровати, по углам, а ты сдалась на милость нам! [8]

Голоса были привычны, но отчего-то пугали куда сильнее, нежели днем и вчерашней ночью. Некоторое время я лежала в постели, боясь даже шевельнуться, но чувствуя, как сгущается тьма и нарастают тени, мечущиеся по углам.

Затем, быстро встала, и торопливо, высекая снопы искр из кресала, зажгла свечу. Огонь загорелся неохотно, задрожав на конце свечи бледным, невыразительно-белым, лепестком, не дающим ни света, ни тепла. Суетливо, путаясь в застежках и пуговицах, буквально натянув на себя купленное днем платье, я насторожено смотрела на робкий лепесток, казалось, ничуть не разогнавший - привлекший страшные тени, как корабли на свет маяка, тянущиеся к белому, мерцающему огоньку. Теперь среди пугающей, ночной тишины все яснее звучали шорохи, повизгивания и поскрипывания, будто там собираясь, ожидая своего часа таинственные, незнакомые мне существа, о которых так любят боязливым шепотом рассказывать в деревнях.

Хотелось закричать, позвать на помощь.

Но вместе с тем внутри меня крепла уверенность, что этот крик не принесет спасения - лишь привлечет внимание тех, что таились во тьме, жадно наблюдая за каждым моим движением.

Неведомые певцы прибывали - я чувствовала это каждым участком покрывшейся мурашками кожи. Они роились по углам, невидимые, но осязаемые и вместе с ними вползал холод. Летние ночи теплы. Однако мою комнату в считанные, невыносимо долгие, неуловимые и бесконечные мгновения, пропитал тот смертный холод, что редок даже зимой.

Дома я редко ощущала его прикосновения. На всем этаже, где располагались мои покои, едва ли не весь год горели камины, полы устилали шкуры, а приставленные ко мне служанки внимательно следили за тем, чтобы случайный сквозняк не подорвал и без того хрупкое здоровье их госпожи.

Холод не представлялся мне чем-то опасным, кажась вечным спутником сверкающих снегов и темного черного неба, с которого падали кружась, пушистые снежинки. Сегодня я узнала, что помимо зимнего мороза, заставляющего краснеть щеки и кутаться в теплый плед, есть холод, совсем другого рода.

Зимние морозы пропитаны жизнью. От того, что царило в моей комнате, веяло ... смертью.

Она кружила в стылом воздухе, она звенела в голосах, крепнущих с каждой минутой. И тени становились длиннее, словно руки неведомых чудовищ тянясь к дрожащей мне, и голоса гудели деревенским набатом:

'У неба нет сегодня дна, ночь снова звуками полна' -

Так думает бездумный люд, а наш народ все так же лют,

А мы идем вперед сквозь мрак: прочь убегай, коль не дурак,

Сегодня ночь так голодна - но нам нужна одна... она.

А мы идем к ней сквозь туман, не знают братья про обман,

Услышат нас да время - суд, вокруг один безмозглый люд.

Мы к ней почти уже пришли, а братья всё помосты жгли,

И кровь мы выпили давно - а остальное? Всё равно!

Не страшна братская нам месть: теперь нас много, нас не счесть.

Нас не поймают, не сожгут - мы те, кто сумерки убьют.

Кричи как зверь, мечись в тоске - стекают капли по доске,

Не дождь, не сель, богини кровь - прольем её опять и вновь.

Мы так близки - спасенья нет! Вы, братья, знаете ответ,

Мы к ней близки и смерть идет - народ полуночи не врёт.

И кинем мы её к ногам - вы, боги, здесь, а мы - уж там!

Прощайтесь, глупые князья! А мы идем, врагов разя....[8]

[1] - Подводный колокол - примитивный инструмент, для погружения под воду, выполненный в форме бочки или колокола, позволяющий водолазу некоторое время находиться подводой.

[2] Посланцы - светлые сущности, состоящие из первоматерии, оберегающие мир и являющиеся вершителями воли Старшего.

[3] Довольно долго существующая, вполне реальная практика. Так, например, в истории деревенских скачек существует вполне правдивые истории, когда владелец чистокровного скакуна, - а на сельских скачках допускались лишь беспородные лошади - желая принять участие в этом мероприятии, не стриг своего питомца, ощипывал гриву и хвост, а потом и выкрашивал его шкуру в совершенно невообразимый цвет, желая скрыть благородное происхождение.

[4] Согласно учению Гиппократа преобладание чёрной желчи делает человека грустным и боязливым - меланхоликом. Он называл это состояние "Заботой" и описывал так: Забота, тяжкая болезнь. Больному кажется, что у него во внутренностях колет какой-то шип; его мучит тоска; он избегает света и людей; он любит мрак; на него нападает страх; когда к больному прикасаются, ему это причиняет боль; он пугается и видит страшные призраки, ужасные сны и иногда мертвецов".

[5] В качестве лечения меланхолии применялись такие методы, как пускание крови, больных привязывали к вращающимся колесам или стульям, погружали в ледяную воду, удерживая под ней до первых признаков удушья, поили настоями из ядовитой белены, или жгли каленым железом.

[6] человек, заведующий охотой.

[7] хантер - лошадь, выведенная от чистокровного верхового жеребца и упряжной, тяжелой кобылы.