Глава 4. Залаз

Леонид спешил. Ему казалось, что его вот-вот окликнут и попытаются остановить. Обычно воображение, словно растопленная печь, в которую он на протяжении всей жизни подкидывал прочитанные книги, согревало его яркими, теплыми картинками. Помогало скоротать скучный долгий караул или позволяло найти силы жить дальше, когда мать отправляли в лепрозорий.

В тяжелые моменты Чита представлял, что его жизнь – книга, которая непременно должна закончиться хеппи-эндом. Если черная полоса затягивалась, он старался прожить очередной день по инерции, ни на что не отвлекаясь, будто бы не коротая свои дни, а пролистывая страницы, на которых герой никак не может выбраться из беды, чтобы как можно быстрее добраться до желаемого счастливого финала.

Сейчас же распалившееся воображение обожгло его сознание столь ярким кадром из ближайшего будущего, что Леонид зажмурился. Закрыл глаза в надежде, что видение пропадет, не сможет пробиться в сознание сквозь плотно сомкнутые веки.

Он будто бы увидел себя со стороны. Бегущего к северному торцу станции парня лет двадцати пяти, среднего роста, узкоплечего, худого, одетого в свободную, поношенную ветровку. Из-под куртки торчал отвисший, потерявший форму ворот свитера. На голову была нахлобучена черная шапка – теплая, но настолько большая, что ее пришлось подворачивать несколько раз. За спиной – большой туристический рюкзак на сто литров. Единственная семейная реликвия, сохранившаяся еще со времен Катастрофы. Давным-давно рюкзак мог похвастаться ярко-синей расцветкой. Сейчас он выглядел жалко. Грязный, сменивший яркую морскую синь на хмарь осеннего неба.

Бегущий вдруг обернулся. Страшное лицо. Страшно знакомое, будто каждый день видишь его в зеркале. Страшно чужое, будто кто-то взял каждую знакомую черточку и приложил максимум стараний, чтобы изменить до неузнаваемости. Вот тут скулу перечеркнули шрамом, на левую щеку высыпали горсть мелких ссадин, с правой содрали большой широкий лоскут кожи, на месте которого образовалась сочащаяся сукровицей корочка. На лоб прилепили багровый кровоподтек. Подбородок облепили жесткой щетиной. Потрескавшиеся, разбитые губы искривили злой, ироничной ухмылкой. Впрочем, губы не чужие. Такие же разбитые, как и у Читы после избиения веганцами.

Леонид замер, привалившись к стене. Тяжело задышал, принялся ожесточенно массировать веки, пытаясь избавиться от видения – и оно исчезло. Не было ни чужака, ни бегущих за ним веганцев. Лишь суета на платформе и разбредающийся по хибарам народ, чувствующий приближение беды.

Чита медленно открыл глаза, сделал несколько глубоких вдохов, попытался осознать, что хотело показать ему разыгравшееся воображение. То, что с ним случится, если он уйдет со станции? А что его ждет, если он останется? Допрос? Не обязательно. Может, и пронесет. Отравленной водкой Власова пытался угостить Николай, а не он.

– Да пошел ты, – прошептал Леонид, обращаясь невесть к кому, цепляясь взглядом за барельеф, изображающий восстание рабочих. Рабочие, вздымая над собой флаг перемен, спешили свершать великие дела, переворачивать ненавистный им порядок, обустраивая мир под себя. Рабочие смотрели вперед, не смея оборачиваться, зная, что всегда найдется причина остаться. На Читу они не глядели, будто считая, что он им не помощник в столь важных вещах.

Леониду потребовалось немалое усилие воли, чтобы отлепиться от стены и подавить дрожь в коленях. Каждый шаг давался все легче, и вскоре Чита побежал, быстро преодолев переход к эскалаторам.

Его ждали в конце перехода, у закрытых гермоворот. Заметив Леонида, Николай приветливо помахал. Якорь поманил его к себе указательным пальцем, будто нашкодившего малыша.

– Я прятался, зеленые рыщут по станции, думал, нас ищут, – соврал Чита.

– Быстро в вестибюль! – отрезал Дед, решив отложить нагоняй на потом. Достал связку ключей, полагавшуюся ему по должности заместителя начальника охраны, завозился с замком служебного входа.

– Почему мы не через шахту? – спросил Леонид, тревожно оглядываясь. Выходом давно не пользовались. Ключ с трудом поворачивался в ржавом замке.

– Потому что я не горю желанием, чтобы ты или этот кабанчик мне на голову сорвались.

– Я бы точно не сорвался, – обиделся Штык.

– Ага, – иронично хмыкнул командир, – я и забыл. Ты же у нас – знаменитый акробат. Элеонора и тот силач – твои настоящие батюшка и матушка. Ты от них в детстве отбился, мы тебя на воспитание и взяли. Но талант не пропьешь. Еле отучили тебя в детстве по вентшахтам ползать.

– Якорь, блин! – Штык разулыбался. – Что там сложного?

– По сути, ничего, как и в том, чтобы с бабой в постель лечь, но и в этом деле без практики можно хрен сломать.

Чита подобрался. Дед начинал грубить, только когда сильно нервничал. Замок, наконец, открылся, приветливо щелкнув.

– Надеть химзу, – заговорил Якорь, – в вестибюле мы, считай, на поверхности. Фон там небольшой, но есть. Возможно, твари какие поселились. Давненько я туда не выбирался. А кроме меня, никто и не ходил.

Химзу Дед достал из баула, с которым Шах пересек блокпост. Комбинезоны выглядели совсем новыми. Сам он был одет в костюм, который хранился в оружейке на Выборгской, старый и залатанный, но без прорех.

– Шах нам подарочки оставил. С запасом снаряжался, чтоб его… светлая память. Старый лис. Знать, с самого начала хотел меня на дело подрядить.

– Что за дело? – поинтересовался Штык.

– Ваше дело – меня слушать. Тогда, глядишь, и в живых останетесь.

– Якорь, не нагнетай.

– Ты с чем-то не согласен? – Дед неожиданно шагнул к Николаю, облокотившемуся о стену и натягивающему поверх одежды костюм химзащиты. От легкого толчка в плечо тот запутался в штанинах и завалился на бок. – Расклад такой: из-за твоей выходки убили моего друга. Ясен пень, я от этого не в восторге. И все, что могу сделать для Игоря – выполнить его просьбу. Если бы вам ничего не грозило на Выборгской, я бы вас с собой не взял ни за что. Но по воле Изначального, выпал тот самый расклад, при котором оставаться на станции вам нельзя. Если Власов смекнет, что это ты его травануть пытался, всю станцию перероет, пока не отыщет. Так что, молодежь, давай без иллюзий – мы не бригада диггеров на вылазке. То, чему я вас научил, с грехом пополам сойдет за учебку, но о поверхности вы не знаете ни хрена. Меня слушать не будете – как пить дать, сдохнете. Усек?

Штык, не ожидавший такого напора, издал какой-то странный звук, который можно было принять за согласие.

– Леня? – Волков припечатал того взглядом к стене перехода.

– Понял.

– Отлично, тогда инструктаж. Дело у нас серьезное, по поверхности нам топать аж в район Политехнической. Ночью мы туда не попремся. Шах нам кроки свои оставил. – Дед извлек из бокового кармашка баула небольшую, но толстую книжицу в мягкой обложке с ярко-желтой надписью «Карманный атлас Санкт-Петербурга и Ленинградской области». – С полезными пометками. Есть у него безопасное укрытие около Лесной. Там и заночуем. Значит, сейчас в вестибюль, глядите по сторонам. Первое правило диггера – на поверхности никогда не бывает безопасно. Всегда что-то происходит. Кто-то кого-то жрет. Если мы этого не наблюдаем, значит, этот кто-то ведет охоту. Скорее всего, на нас. Там, наверху, другая экосистема. И человеку отводится ничем не примечательное место в очень длинной пищевой цепочке. Твари одичали и нас уже давно не боятся. Таимся, крадемся, опасаемся. Штык, уловил?

– Че сразу я? – огрызнулся Николай, подтягивая лямки костюма.

– На рожон не лезть, стрелять только по команде. Условные сигналы помните? Радиосвязи нет. Держать друг друга. Постоянный контакт. Никакого геройства. Леня?

– Понял, – кивнул тот и, встретившись взглядом с другом, смущенно опустил голову, делая вид, что не может приладить хлястик.

– Дед, а если тебя сожрут, как быть? – невинно поинтересовался Штык как бы между делом. Он уже справился с костюмом и сейчас что-то уминал в своем рюкзаке.

Якорь хрипло рассмеялся.

– Вот шельма! Ладно, по делу вопрос. Игорь работает… работал на службу безопасности Альянса. Если вкратце – с Веганом у Альянса давно терки. Сейчас – тем более. Короче, выгорит дело или нет, Альянс нас приютит. Мне еще во время службы предлагали остаться, да потянуло на родную Выборгскую. Если что, добираетесь до ближайшей станции, например, до Площади Ленина. И в Альянс.

– Понятно. – Николай сосредоточенно кивнул.

– Еще вопросы? Нет? Держите противогазы.

Волков придирчиво осмотрел свой отряд. Бойцы вытянулись по струнке, изображая отличников строевой подготовки. На Штыке химза, именуемая в народе «Алладином», сидела как влитая. Широкий в плечах и мускулистый, он плотно заполнил собой костюм в отличие от Читы, на котором одеяние висело мешком.

Под одобрительным взглядом наставника Николай приосанился и подтянул ремень «Ублюдка». Сам Дед также был вооружен «АКС». Однако его автомат, который он никогда не сдавал в оружейку и которым пользовался единолично, представлял собой настоящее произведение искусства.

Якорь неоднократно рассказывал о приблудах к автомату, но дозорным не очень-то верилось, что обычный «Ублюдок» можно превратить в боевой комплекс с подствольным гранатометом и устройством бесшумной стрельбы.

Сейчас же, когда Дед прицепил к автомату гранатомет и глушитель, «АКС-74У» было не узнать. Впрочем, это уже и не был «АКС-74У». В данной модификации автомат превращался в комплекс С61, он же «Канарейка».

– Чита, это твой приятель. – Якорь достал из баула вертикалку. – Ты к ней привык, да и нет у нас на станции ничего другого.

– Сойдет, – улыбнулся Штык, – он из «Фермера» даже зеленого подстрелил.

– У меня еще «макаров» есть, – спохватился Леонид.

– На поверхности толку мало, но в метро сгодится. Итого на троих – «Ублюдок» и «Канарейка» для дальнего боя, вертикалка на случай, если кого провороним и близко подпустим.

– А это что?

Николай полез в баул, увидев еще один сверток, по характерной форме которого можно было распознать автомат или ружье.

– Ша! – Волков нарочито медленно замахнулся для оплеухи, позволяя Штыку пригнуться и отскочить. – Это «Лось».

– Откуда? – не смог скрыть интереса Николай.

– Из леса, вестимо.

– Мы сумку Шаха так и не проверили, – шепнул Чита. – Ловко он нас обул.

– Верняк! – Штык хлопнул себя по бедру. – Я-то, дурак, думал, он про подвеску на радостях встречи и забыл. А он нам глаза отвел. Подвеску я теперь уже и не отдам.

– Поможем Деду – считай, долг вернул, по-другому никак.

Николай с интересом взглянул на друга.

– Спасибо тебе, что со мной пошел.

– Я не с тобой, меня бы тоже допрашивать стали, – смутился Чита.

– Все равно, спасибо. Не боись, вместе не пропадем. – Штык хлопнул друга по спине.

– Какая идиллия, – прокомментировал Якорь, надевая противогаз, позаимствованный им из оружейки – старый РШ-4 с гофрой и большим цилиндрическим фильтром. Справившись с противогазом, он достал моток клейкой ленты. – Хорош миловаться. Швы залепить – и выдвигаемся.

Приладив рюкзаки на спины и нацепив налобные фонари, Леонид и Николай пошли вслед за Дедом, который, помимо баула за спиной, нес еще и сумку от противогаза, спрятав в нее конец гофры с привинченным к нему фильтром. Штык, замыкающий тройку, периодически оглядывался на оставшиеся за спиной гермоворота. На середине эскалатора Леонид вдруг спросил приглушенным голосом:

– А почему диггеров называют диггерами?

– Как это почему? – опешил Якорь.

– Ну, не в тему же, – глухо произнес Чита, поглаживая ствол вертикалки. – Говорят, до Катастрофы диггеры исследовали подземные коммуникации.

– Ну, так, – поддакнул Штык, явно раздраженный болтовней, мешающей сосредоточиться, – чего непонятного?

– Ничего не понятно, – ответил Леонид. – Диггер что делает? Наверх ходит. Так какой же он диггер?

– Ты че мелешь? – гаркнул Николай. – По сторонам лучше гляди.

– Нормальная стрессовая реакция, – одернул Дед. – У тебя вон агрессия поперла. А диггер диггером и останется, так уж повелось. Это, Чита, люди поумнее тебя придумали.

Отряд замер на верхних ступенях эскалатора, озираясь по сторонам. Неподвижная лестница упиралась в мертвое тело вестибюля, от которого остался лишь скелет. Потолок в нескольких местах треснул и прогнулся. Из трещин, подобно порванным сосудам, свисали пучки проводов. Пол вестибюля был усыпан осколками стекол, каменной крошкой и всевозможным мусором, с течением времени превратившимся в однородную, вязкую массу.

Можно было лишь предположить, что смешалось в этой массе. Отходы жизнедеятельности человеческой толпы, набившейся в день Катастрофы в вестибюль, да так и оставшейся здесь из-за недостатка места на станции. Упаковки из-под продуктов и сигарет, фольга и целлофан, остатки истлевшей одежды, которую можно было распознать по пуговицам и молниям, останки людей – волосы и кости.

Все это было присыпано опавшими осенними листьями и отдано на растерзание беспощадному времени, которое с помощью дождя и ветра в течение двадцати лет перемешивало и растирало мусор тонким слоем по полу вестибюля. Время будто бы преследовало одну-единственную цель – ликвидировать все, даже малейшие следы пребывания человека на поверхности, стирая в труху человеческие тела и уничтожая память о них.

Время нашло человеку достойное применение, превратив его в удобрение. Из растертой по вестибюлю плодородной кашицы росла низкая, жухлая трава. Тут и там выглядывали молодые побеги кустарников и деревьев, пережившие очередную зиму и устремившие голые стебли навстречу теплому апрелю.

Стеклянные стены вестибюля не пережили Катастрофы. Стекло, словно плоть, срезанная со скелета, осыпалось пластами, при ударе об пол разлетевшись каскадом мелких брызг по полу. Металлические рамы прогнулись внутрь сломанными ребрами.

В вестибюле царили сумерки. Небо, видневшееся сквозь пустые оконные рамы, заволокло серой хмарью, сквозь которую сочился мелкий, скучный дождь. Солнце уже не освещало город, сдав дневную смену, а звезды еще не заступили на ночное дежурство.

Командир двинулся по вестибюлю, настороженно глядя под ноги, аккуратно выбирая место для каждого шага. Леонид и Николай шли следом, озираясь по сторонам.

Чита суетливо вертел головой, пытаясь привыкнуть к ограниченному противогазом обзору, жадно рассматривая открывшуюся ему картину.

Штык постоянно озирался, двигаясь экономно и плавно, будто бы боясь порвать химзу неловким движением. Автомат – на уровне глаз. Шаги уверенные, словно бы на ногах магнитные ботинки, про которые Леонид читал в одном из фантастических романов.

Дед, казалось, заполнил собой весь вестибюль, двигаясь мягко, как и Штык, но быстрее в несколько раз, то уходя вперед, то возвращаясь назад, успевая оценить не только обстановку, но и действия своего отряда.

Тихий звук под потолком. Три пары ног замерли. Три ствола задраны кверху. Три луча света ощупывают потолок в поисках цели. Три пары глаз, не моргая, смотрят из-под толстого оргстекла. Единый организм, еще недавно бывший тремя отдельными индивидами, отверг индивидуальность, чтобы стать сильнее, живучее, функциональнее.

Якорь, ставший в новорожденном организме головой, замечает врага. Крупное человекоподобное существо свешивается с края крыши, обвивает длинными пальцами балку оконной рамы и пытается протиснуть тело в окно. Голова организма реагирует мгновенно и отдает команду рукам – Николаю и Леониду. Три снопа рассеянного света освещают тварь, ослепляя ее на несколько мгновений, но та даже с закрытыми глазами умудряется податься назад и исчезнуть на крыше.

– Ногами она, что ли, держится, макака чертова!

– Больше на гориллу похожа, только не такая крупная, – произносит Чита, вспоминая картинки из книги о животных.

– Держим оборону.

Человеческий организм перетаптывается на месте, понимая, что выходить из вестибюля, подставляя спину врагу, нельзя. Враг неизвестен, враг может быть не один, может устроить засаду. Да и здесь, у входа в метро, человеческий организм чувствует себя защищенным.

Шум на крыше – будто там марширует рота солдат. Три световых пятна быстро движутся, преследуя невидимую, но шумную цель, замирают в углу потолка, превращаясь в одно большое. Но тварь слишком хитра, чтобы сунуться в освещенный круг, будто обезьяна – на арену цирка. Она словно знает наперед, что какие бы трюки она ни показала, аплодисментов ей не дождаться. Публика внизу собралась неблагодарная.

Сообразив, чем она себя выдала, тварь перестает шуметь, таится и ждет, после чего пытается сунуться в окно и пролезть в вестибюль за пределами освещенного круга. Дед замечает опасность.

– Не двигаться, головой не дергать, пусть думает, что мы ее не видим. Штык, когда начну стрелять, поможешь. Патроны зря не трать. Не уверен – не стреляй.

Николай и Леонид кивают. Пятна света от их кивков чуть подрагивают. Дед продолжает боковым зрением отслеживать движение противника. Мутант ловко и бесшумно карабкается по сломанным ребрам вестибюля – перекладинам оконных рам, задействуя все четыре лапы. Якорь отмечает, что это именно лапы, и что тварь, и правда, очень уж похожа на гориллу. Даже такая же волосатая – легкий ветерок колышет густой волосяной покров.

Когда тварь забирается внутрь, Дед реагирует мгновенно. Поворот головы, луч света, припечатавший мутанта к потолку, серия выстрелов. Горилла взвизгивает, вздрагивает и спрыгивает на пол. На земле она оказывается еще проворнее. Тварь начинает носиться по периметру вестибюля, держась от людей на расстоянии, будто надеясь, что их пули ее не достанут.

– Попал! – вскрикивает Штык. Существо замедляется. Теперь оно двигается, согнувшись в три погибели и припав к земле, опираясь о пол передними лапами и приволакивая заднюю, в которую угодила пуля.

В следующий миг горилла вскидывает кулак вверх и разжимает пальцы, будто бы приветствуя.

– Сволочь! Камнями кидается!

Еще одно приветствие – и кусок бетона пролетает около уха Якова. Тот отвечает сухим, почти беззвучным щелчком из «Канарейки» и смещается на несколько шагов в сторону. Чита следует его примеру, но тут же ловит брошенный булыжник плечом. От неожиданной боли дергает рукой и палит наобум из вертикалки над самым ухом Николая.

Мутант носится по вестибюлю, кувыркается через голову, меняя направление, пытаясь выскочить из освещенного пятна, сообразив, что его главный враг – свет. Кувырок – и тварь, все-таки вырвавшись из круга света, резко меняет направление движения, бросаясь на людей. Леонид оказывается ближайшей целью. Горилла дергается от попадания автоматных пуль, теряет кровь и скорость, но продолжает двигаться.

Подпустив ее ближе, Чита вскидывает ружье. В это время мутант швыряет очередной камень. Выстрел и хруст пластика. Фонарь на голове Леонида тухнет, брызнув осколками. Голова дергается от удара булыжника. Чита опрокидывается на спину, уронив вертикалку и широко раскинув руки в стороны, будто бы готовясь принять мутанта в радушные объятия. Однако тварь, не добежав до него нескольких метров, грузно оседает, будто каждая дробинка из угодившего в нее заряда оказалась неимоверно тяжела.

– Чита, ты как? – Николай склонился над телом. – Живой!

Дед отреагировал кивком головы, продолжая озираться.

– Что делать? Ждать, пока в себя придет?

– Уходим быстро. Тут гнездо.

Штык обернулся, не понимая, о чем идет речь. Якорь, уловив его движение, указал стволом автомата в угол вестибюля, продолжая освещать потолок. Николай крепко выругался, разглядев в углу кучу относительно свежих костей. Рядом на расстеленных шкурах лежала разорванная на части собачья туша.

– Если твари не ночные, то вернутся с дневной охоты, – произнес Дед, на несколько секунд опередив раздавшийся на крыше шум. – Ахтунг! Буди спящую красавицу.

Штык принялся тормошить Читу.

– Не церемонься! – командир прижал щеку к автомату, плавно сопровождая движением ствола появившуюся цель.

После нескольких пощечин Леонид пришел в себя, с перепугу стал бороться с другом, ожесточенно отмахиваясь, и лишь через несколько секунд сообразил, где находится.

– За мной, – бросил Дед через плечо, направляясь в сторону эскалаторов.

Потеряв ориентацию в пространстве после удара, Чита не сразу сообразил, что эскалатор под ногами – не тот, по которому они поднялись в вестибюль.

– Подземный пешеходный переход, – пояснил Волков на бегу. – Выход на поверхность метров через двести.

Спустившись по эскалатору, отряд уперся в стеклянные двери. Дед придержал за плечо Николая, норовившего проскочить вперед.

– Нас интересует дальний выход. Впереди два параллельных туннеля, я здесь был, давно. Если все по-прежнему, туннели обитаемы. Тварь не опасная, если все делать по уму. Но придется бежать. Двести метров, и очень быстро.

Миновав ближайшие выходы на улицу, отряд уперся в развилку коридоров. Командир встал перед одним из них, осветил его фонарем, поманил к себе Николая. Знаком велел делать то же самое. Леонид, будучи не в состоянии оказать помощь из-за разбитого фонаря, занялся перезарядкой ружья.

– Приготовьтесь бежать, – предупредил Якорь, всматриваясь в темное нутро коридора. Николай, наблюдающий лишь кромешную тьму, боролся с любопытством, гадая, в чем тайный смысл данного ритуала.

Ничего не происходило. Дед стоял в молчании продолжая освещать коридор..

Штык нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Чита прислонился к стене, осматривая разбитый фонарь и пробуя на ощупь вспухшую на голове шишку.

– Не в этом, – сообщил Якорь, смещаясь к другому проходу и подзывая Николая.

Минуты две ничего не происходило. Вдруг Дед встрепенулся, ткнул Штыка в бок и скомандовал: «Бежать за мной, не оглядываться, отставших не жду, жить охота!»

В следующий миг Николаю показалось, что он слышит чье-то тяжелое дыхание. Затем ему померещилось быстрое мельтешение тонких, длинных лап, которых было слишком много, да и двигались они слишком суетливо, чтобы успеть их пересчитать. Вслед за лапами он увидел массивное тело, оно заполнило собой узкий коридор; свет фонарей отразился в десятке глаз, расположенных на одной-единственной голове. В этот момент Волков рванулся с места и опрометью бросился во второй проход.

Штык и Чита рванули следом. Когда Леонид стал отставать, Николай сбавил темп, оказавшись позади него, и принялся мотивировать друга легкими толчками в спину. Впрочем, цокот острых, членистых ног позади был куда лучшей мотивацией. Услышав его совсем близко и ощутив, как нечто ударило его по рюкзаку, Штык прибавил скорость, поравнявшись с другом и даже вырвавшись вперед на несколько шагов. Леонид старался не отставать, хрипя от недостатка воздуха, шумно втягивая его через фильтр противогаза. Он задыхался. В глазах помутнело. В висках стучала тревожная барабанная дробь. Колени ныли от нагрузки.

Коридор закончился неожиданным тупиком. В полумраке Чита не сразу сообразил, куда пропали товарищи. Лишь услышав призывный крик, он рванул вправо, увидел выход на улицу и взбежал по ступенькам навстречу вечерним сумеркам.

Сзади что-то гулко ухнуло и ударило в стену туннеля, будто бы тварь, как и Чита, не ведала о выходе на улицу. Переход за спиной содрогнулся.

Леонид приготовился к новому забегу, отыскивая глазами товарищей, однако по их расслабленным позам понял, что они достигли финиша. Тогда он устало рухнул на колени.

– Паутина, что ли? – брезгливо затряс он рукой.

– Паутина, – подтвердил Дед, отряхиваясь.

Николай боязливо приблизился, держа на прицеле выход из перехода.

– Все, спортсмены, финиш, нормативы сдали. – Командир положил ладонь Леониду на плечо.

– Что это за херь?

– Паук.

– Паук?

– Или паучиха, я ей яйца не щупал. Штык, отойди оттуда, она не вылезет, если не злить. Сейчас ты, блин, ей в морду досветишься.

– Просто по коридору пройти нельзя было? По пустому? Зачем ее приманивать? – Николай отошел от выхода.

– Ты знал, в каком она проходе? – Волков сделал паузу и, не дождавшись ответа, продолжил: – Вот и я не был уверен. А самым обидным было бы дойти по пустому коридору до выхода, а там встретить эту членистоногую, которая из второго выскочила бы. А так наверняка – точно знаешь, что она за спиной. Знай себе беги и не останавливайся.

Якорь взглянул на светящиеся стрелки часов, надетых поверх защитного костюма.

– Держите территорию, – он скинул со спины баул, достал атлас, разложил. Неразборчиво забубнил себе под нос. – Так… мы на Чугунной. Можно и здесь на ночевку что-нибудь найти, но нора, которую Шах отметил, проверена. Плюс заначка какая-нибудь имеется. И расположение выгодное – дорога и вход в метро просматривается. Силы есть еще? В путь.

До укрытия отряд добрался без приключений. Лишь во дворах, когда Дед искал нужный дом, на них выбежала стая собак Павлова. Шальные псы бросились на людей, едва заприметив, но как только Чита для острастки угостил их дробью, разбежались, громко обматерив врагов по-собачьи.

Оказавшись в подъезде девятиэтажки, отряд поднялся на пятый этаж, где командир кивнул на нужную дверь.

– Сюда, но сперва зачистка, чтобы спалось спокойнее.

Прикрывая друг друга, они поднялись до верхнего этажа. По дороге Дед толкал двери в квартиры и, если они оказывались не заперты, некоторое время стоял на пороге, светя фонариком внутрь и призывно улюлюкая. Жильцов в доме не обнаружилось.

– Ну что, диггеры, можно и на ночевку вставать.

– Якорь, а мы теперь, правда, диггеры? – поинтересовался Чита.

– Мы со Штыком – диггеры, точно, Колян? А ты – как хочешь. Тебе же слово не нравится.

Николай гоготнул и ткнул Леонида в бок. Чита помедлил, будто бы задумавшись, затем ткнул друга в ответ: «Нравится, я тоже диггер».

– Ишь ты, – развеселился командир, – диггер он! Ладно, заслужил, все-таки макаку ту, считай, на себя записал. Ну, тогда отметим пополнение в нашем братстве. По пятьдесят грамм. После залаза оно в пользу идет.

– И Шаха помянем, – добавил Штык.

– И Шаха помянем, – серьезно кивнул Дед, – один диггер убыл, двое прибыло. Счет два-один. Пока что в нашу пользу.

Загрузка...