Проклятие Бессмертных: Метка Вечных. Книга 1

Глава 3

Нина

Даже если от всего пережитого меня слегка подташнивало, я была рада хотя бы пище в желудке. И алкоголю, конечно же. Впрочем, тошноту вызывал, скорее всего, именно он — крепкий коньяк на голодный желудок никогда не был лучшей идеей. Но, чёрт возьми, оно того стоило! Лёгкий хмельной туман в голове делал этот кошмарный день хоть сколько-нибудь терпимым, смягчал острые углы реальности, которая всё никак не желала укладываться в привычные рамки.

Сидя в полупустом баре на окраине Барнаула, где редко задавали лишние вопросы и не разглядывали посетителей слишком пристально, я рассказала Грише обо всём — о странных отметинах на лице того мертвеца, о том, как он встал и пошёл, словно кукла на невидимых нитях, об его острых, неестественно длинных клыках, которые блеснули в холодном свете морга. Гриша слушал молча, лишь изредка прикладываясь к своей рюмке, и его лицо с каждой минутой становилось всё более бледным. А потом он, разумеется, произнёс вслух то, о чём я боялась даже подумать.

— Погоди-ка. Так этот тип был вампиром, что ли?

— Нет! — я чуть не подавилась своим коньяком, и ледяные кубики звякнули о края бокала. — Нет, это всё ерунда. Бред сивой кобылы. Вампиров не бывает. Их просто не существует в природе.

— Но он же был трупом, — не унимался Гриша, наклоняясь ближе и понижая голос до напряжённого шёпота. — Мёртвым. Холодным. А потом вдруг взял и ожил. И у него были клыки, ты же сама видела. И у тебя есть татуировка, которую ты не помнишь, как сделала. Совпадающая с теми, что ты видела на его лице. Я считаю, мы имеем полное право на небольшую долю здорового заблуждения и конспирологии.

— А я — нет, — выдохнула я, сгорбившись и уткнувшись лицом в ладони, словно пытаясь спрятаться от окружающей действительности. — Если у него и впрямь были такие же узоры, что это вообще значит? Я что теперь, мишень для какой-то странной сверхъестественной секты? Жертва какого-то мистического культа?

— Не знаю, — Гриша тяжело вздохнул, и его плечи поникли. — Но всё это должно быть связано. Обязательно должно! Слишком уж невероятно, чтобы быть простым совпадением. Такого не бывает.

Он был прав, и я это знала. Мысль о том, что эти два события никак не связаны между собой, казалась ещё более нелепой, чем всё остальное происходящее. Так или иначе, отметина на моём запястье имела самое прямое отношение к тому не-умершему-совсем-не-вампиру, который очутился на моём столе в морге. Вопрос был лишь в том — какое именно?

После ужина и пары крепких напитков, не желая вызывать такси после того, как последняя маршрутка уйдёт на стоянку, мы расплатились и двинулись к ближайшей остановке. Холодный октябрьский ветер трепал волосы и пробирался под воротник куртки, заставляя поёжиться. Гриша, хоть и не признавался вслух, с наступлением ночи выглядел всё более озабоченным и бледным, словно привидение. Его взгляд то и дело метался по сторонам, выискивая опасность в каждой тени. Он попросился переночевать на моём диване, и я с огромной радостью согласилась. Альтернативой было спать при включённом свете, что я, наверное, всё равно собиралась делать. Хотя, чёрт побери, свет вряд ли поможет против того, что происходило сегодня.

Мы уже прошли примерно половину пути по пустынным улицам, когда вдруг Гриша резко остановился, словно налетев на невидимую стену.

— Гриш? — обернулась я к нему, недоумевая.

Но он не шевелился и не отвечал. Он просто смотрел куда-то позади меня, и глаза его стали совершенно круглыми от неподдельного ужаса, а лицо побелело настолько, что стало похоже на мел или гипсовую маску. Даже в тусклом свете уличных фонарей это было хорошо заметно.

— Гриша? — снова позвала я, на этот раз громче, но тщетно. Он замер, превратившись в статую.

Значительная часть моего существа отчаянно не хотела оборачиваться, чтобы увидеть то, что превратило Гришу в застывшее изваяние. Инстинкт самосохранения вопил, что лучше не знать, лучше развернуться и бежать, не оглядываясь. Но когда я всё же обернулась, мои худшие опасения оправдались с лихвой. Лучше бы я не смотрела. Гораздо лучше было бы, если бы я побежала со всех ног, не задавая вопросов.

Посреди дороги, прямо на разделительной полосе, стоял мужчина.

По крайней мере, я предположила, что это был мужчина.

Судя по его чудовищным размерам, это мог быть и небольшой автобус или танк.

На нём были полные латы — настоящие, боже правый, средневековые доспехи, словно сошедшие с экрана исторического блокбастера или со страниц фэнтезийного романа. Они покрывали его тело с головы до пят, не оставляя ни единого незащищённого участка, но, в отличие от музейных экспонатов, которые я видела на школьных экскурсиях, когда мы ездили в Санкт-Петербург, отдельные пластины этих доспехов были словно выкованы из кусков странного камня или чёрной вулканической лавы, а не из привычной стали. Они соединялись друг с другом причудливым, почти биологическим, органическим образом, напоминая хитиновый панцирь гигантского насекомого или экзоскелет какого-то доисторического чудовища.

Вся эта броня была усеяна шипами разного размера, выглядела невероятно яростно и зловеще и, без малейшего сомнения, была создана не только для защиты, но и для устрашения противника. И надо честно признать, на обоих фронтах она работала безупречно — я была в равной степени уверена, что эта штука выдержит танковый снаряд, и что я сейчас наложу в штаны от одного только вида.

Незнакомец был невероятно огромен. Его голову скрывал полный закрытый шлем, искажавший и без того чудовищные пропорции и делавший их ещё более пугающими. Шлем вздымался вверх, образуя два величественных, закрученных по спирали и поистине демонических рога, словно позаимствованных у дракона из старых легенд или у библейского демона. Рога и общая массивность доспехов не позволяли точно определить его истинный рост, но от асфальта до самой макушки набиралось почти два с половиной метра, а то и больше.

Даже без брони он должен был быть невероятно широк в плечах и мускулист, чтобы вообще носить на себе такую чудовищную тяжесть и при этом двигаться. В одной руке он с видимой лёгкостью держал меч длиной метра в полтора, не меньше — полноценный двуручный клинок. Латная перчатка, сжимавшая массивную рукоять, была оснащена стальными когтями на каждом пальце, острыми и угрожающими, как и всё остальное в его облике.

И на каждой, абсолютно на каждой видимой поверхности его доспехов был вырезан один и тот же орнамент — сложный, витиеватый узор из переплетающихся линий. Тот самый орнамент, идентичный до мельчайших деталей тому, что теперь красовался на моём запястье в виде необъяснимой татуировки.

— Владыка Каел передаёт вам свой сердечный привет, — раздался мягкий женский голос, и я вздрогнула. — Он желает вам только добра и процветания. Мы не желаем вам зла и искренне просим вас проследовать с нами. Это не займёт много времени.

Он был не один.

Позади него и чуть в стороне, словно в его тени, стояла женщина. Я не сразу её заметила, будучи полностью шокирована и загипнотизирована видом гиганта в латах. Та, что говорила сейчас, обладала роскошными длинными, до самого пояса, волосами цвета воронова крыла, которые струились по её спине волной. На ней было алое платье, которое обтекало её тело, словно слои дорогого шёлка или атласа. Глубокий разрез спереди доходил едва ли не до пупка, обнажая бледную кожу, и подобный откровенный наряд вряд ли сошёл бы за приличную одежду где бы то ни было в нашем провинциальном городе, особенно в октябрьскую прохладу. Но её это, похоже, нисколько не смущало, и холод тоже не беспокоил. Впрочем, платье было далеко не самой странной и примечательной деталью её загадочного образа.

Верхнюю половину её лица скрывала гладкая алая маска без каких-либо украшений. В ней не было прорезей для глаз, и она полностью скрывала всё от переносицы и выше, заканчиваясь где-то у линии роста волос. Поперёк маски шла ломаная, с зазубренными краями спираль, выгравированная на поверхности и сиявшая ярким золотом под тусклым жёлтым светом уличных фонарей.

Именно она и произнесла эти слова, и её полные алые губы тронула мягкая, почти сочувственная улыбка, пока она стояла, безмятежно сложив изящные руки перед собой. Она была разительным, почти шокирующим контрастом бронированному колоссу, рядом с которым стояла — хрупкая фарфоровая статуэтка рядом с бронзовым монументом. Выражение её лица — точнее, то, что я могла разглядеть из-под маски — не было злым или угрожающим. Скорее, отстранённым, спокойным и даже жалостливым, словно она смотрела на глупых детей, которые вот-вот сделают ошибку.

Те немногие прохожие, что ещё оставались на улице в столь поздний час, при виде этой картины быстро развернулись на сто восемьдесят градусов и поспешили прочь, явно не желая иметь дела с происходящим. Две странные фигуры, казалось, не интересовались больше никем вокруг. Их интересовали исключительно мы с Гришей, и это было ещё страшнее.

— Гриша… — тихо прошептала я, осторожно пятясь назад и натыкаясь спиной на друга, который всё ещё стоял позади меня, парализованный ужасом и неспособный пошевелиться.

Столкновение встряхнуло его, вырвало из ступора, и он резко схватил меня за руку, сжав так крепко, что стало больно.

— Нам нужно уходить, — прошептала я, и мои слова были едва слышны даже для меня самой. — Прямо сейчас.

— Владыка Каел настаивает, что бегство — не самое лучшее и разумное решение в вашей ситуации, — произнесла женщина, и её алые губы изогнулись в чуть более широкую улыбку, обнажив ровные белые зубы. Даже несмотря на её слова, тон оставался бархатным, почти успокаивающим. — Хотя, признаюсь честно, это бывает весьма и весьма забавно наблюдать.

Это была последняя капля, переполнившая чашу.

Мы с Гришей одновременно развернулись на месте и — во второй раз за этот бесконечный, кошмарный день — я бросилась бежать, спасая свою драгоценную жизнь. Грише пришлось немедленно отпустить мою руку, чтобы мы не мешали друг другу и не путались под ногами. Мы понеслись по пустынной улице, выжимая из себя всю скорость, на какую только были способны наши нетренированные тела.

Я не была тренированным бегуном и никогда им не являлась. Да, я исправно ходила в тренажёрный зал пару раз в неделю, чтобы поддерживать форму и не заплыть жиром, но в основном тягала железо и занималась с гантелями. Я от всей души ненавидела кардионагрузки и особенно бег. И сейчас я жестоко корила себя за то, что не уделяла ему достаточно времени и внимания. Эти навыки очень бы мне сейчас пригодились, когда от них зависела моя жизнь. Мои лёгкие горели адским огнём, сердце бешено колотилось где-то в горле, угрожая выпрыгнуть наружу, а в глазах предательски темнело и плыло. Всё это можно было списать на страх. Да, конечно. Именно так. Разумеется, именно страх, а не моё отвратительное физическое состояние.

Не знаю, сколько времени или остановок мы пробежали, прежде чем Гриша внезапно и резко свернул в тёмный переулок между двумя пятиэтажками. Я проскочила мимо по инерции и, опасно заскользив по обледеневшему октябрьскому асфальту, с трудом затормозила, едва не упав. Я неуклюже обернулась, чтобы броситься вслед за другом в укрытие.

И замерла на месте.

Нет. Этого просто не может быть. Это невозможно.

Как что-то настолько огромное и массивное может двигаться так невероятно быстро?

Он стоял там — человек в чудовищных латах — всего в каких-то двадцати шагах от меня, преграждая путь. Совершенно неподвижный, он молча наблюдал за мной, слегка склонив голову набок, словно любопытный учёный, внимательно рассматривающий интересный экземпляр жука под микроскопом. И на нём не было ни единого признака недавней погони или хотя бы намёка на усталость — ни тяжёлого дыхания, ни дрожи в мышцах. В то время как я сама была всего лишь потной, жалко задыхающейся и до смерти испуганной развалиной, еле стоящей на подгибающихся ногах.

Пустые, совершенно чёрные, зазубренные прорези его шлема были неотрывно прикованы ко мне. Сам шлем был искусно стилизован под драконью голову — или древний череп дракона. Или, возможно, и то, и другое одновременно, образуя жуткий синтез. Под ним не было видно абсолютно ничего — ни лица, ни глаз, ни намёка на человечность, и возникала совершенно безумная мысль, что внутри вообще никого нет, что это просто пустые доспехи, движимые тёмной магией.

Если целью было напугать до потери сознания — то это сработало на все сто процентов. Я невольно вскрикнула и снова рванула с места, не в силах контролировать свои действия. Я успела сделать всего три отчаянных шага, пытаясь развить скорость, как что-то массивное, тяжёлое и совершенно неумолимое вцепилось в мою руку стальной хваткой. Резкая остановка на полной скорости должна была бы швырнуть меня лицом вперёд на промёрзший асфальт, если бы то, что схватило меня, тут же не подхватило и не поставило обратно на ноги с лёгкостью, с какой обращаются с лёгкой детской игрушкой или тряпичной куклой.

Мою руку сковал жёсткий стальной обруч, но я всё равно отчаянно дёргалась и изо всех сил пыталась вырваться из захвата. Бронированный человек преодолел те пять метров расстояния буквально за долю секунды, с абсолютно нечеловеческой скоростью. Что было ещё хуже и пугающее — он двигался почти совершенно бесшумно для существа, носящего на себе целый танк металлической брони. Тяжёлая латная рукавица безжалостно сдавила моё плечо, не оставляя ни малейших шансов на побег или освобождение.

— Отпусти! — закричала я во весь голос, не заботясь о том, кто может услышать. — Отпусти меня немедленно!

Он лишь молча смотрел на меня сверху вниз, безмолвный, грозный и абсолютно невозмутимый. Он медленно наклонил голову в другую сторону, точь-в-точь как немецкая овчарка, искренне пытающаяся понять команду своего хозяина. Ни одно моё движение не могло сдвинуть его с места даже на миллиметр. Я со всей силы пнула его тяжёлым осенним сапогом по ноге, целясь в колено, но ощущение было абсолютно такое, будто я изо всех сил бьюсь о гранитную скалу или бетонную стену. Он даже не дрогнул и не пошевелился. Единственным результатом моих усилий стала резкая, пронзительная боль, молнией пронзившая мою собственную ногу от пальцев до бедра.

Чудовище медленно подняло другую свободную руку, и я понятия не имела, что именно он задумал и собирался сделать, но он внезапно замер на месте, услышав громкий оклик где-то позади себя.

— Эй, мудак! — раздался знакомый голос.

Монолитное создание неспешно повернуло массивную голову вверх по улице, туда, откуда донёсся звук. Там, метрах в тридцати, стоял Гриша — источник помех и неожиданный спаситель. В его протянутой руке, прямо на меня направленной, был пистолет — я узнала его служебный «Макаров».

— Отпусти её, — твёрдо потребовал он, и его голос почти не дрожал.

Чудовище не сделало этого. Более того, оно вообще не пошевелилось и не отреагировало никак. Просто продолжало молча смотреть на Гришу через прорези шлема, застыв, как древнее изваяние или памятник.

— Последний шанс, урод, — предупредил Гриша, и я услышала, как взведён курок. — Говорю в последний раз.

Тварь медленно развернулась к нему всем корпусом, безжалостно потащив за собой и меня, словно я весила не больше пустого мешка. Его свободная рука поднялась вверх, и ладонь с острыми стальными когтями была обращена вперёд и вниз, словно собираясь схватить что-то невидимое в пустоте воздуха. Странный красноватый свет, до жути похожий на крошечные алые молнии или электрические разряды, внезапно заплясал и затрещал между его металлическими пальцами. Я не могла сдержать испуганного всхлипа, когда эта мистическая энергия быстро сгустилась в плотный сгусток, и тот самый зловещий длинный клинок, который я видела раньше, материализовался в руке монстра буквально из ничего. В одно мгновение его рука перестала быть пустой, и в ней грозно замерло смертоносное, испещрённое сложными узорами лезвие.

Для любого другого нормального человека это было бы тяжёлое оружие строго на две руки. Для этого существа он держал его одной рукой, словно невесомое пёрышко или детскую игрушку. И он вызвал его буквально из ниоткуда, из воздуха. Чудовище увереннее и крепче сжало массивную рукоять меча обеими руками и решительно нацелило острый конец клинка в сторону Гриши. Это был ясный и недвусмысленный ответ на его вызов и угрозу.

Если Гриша так отчаянно хотел боя — этот тип был совершенно не прочь удовлетворить его желание.

— Ох, блядь, — протяжно простонал Гриша в неподдельном страхе, но это не помешало ему прицелиться и решительно выстрелить.

Я бы в другой ситуации боялась, что он может случайно попасть в меня, если бы твёрдо не знала, что Гриша — отличный и опытный стрелок с многолетним стажем. Да и монстр в латах был размером примерно с небольшой внедорожник или микроавтобус, так что промахнуться мимо такой туши было бы физически сложно даже при большом желании. К тому же, если честно, мне казалось, что я уже давно превысила свою дневную норму по части страха и ужаса — больше бояться было просто нечего.

Гриша быстро выпустил несколько пуль одну за другой. Монстр стоял совершенно неподвижно, будто вкопанный, и каждая пуля с громким металлическим звоном отскакивала от его магических доспехов рикошетом, не причиняя ни малейшего видимого вреда или даже дискомфорта. Словно с ним вообще ничего не происходило, словно Гриша швырял в него не смертоносные куски свинца, а безобидные резиновые мячики.

Я рефлекторно пригнулась, инстинктивно закрыв голову свободной рукой, когда услышала, как пули с характерным звоном рикошетят от непробиваемой брони и с глухими ударами впиваются в кирпичные стены ближайших пятиэтажных домов. Стекло припаркованной неподалёку старенькой отечественной «девятки» звонко и мелодично разбилось вдребезги. Дело было совсем не в том, что Гриша неумело промахивался — эта проклятая тварь была буквально и абсолютно пуленепробиваемой, защищённой какой-то немыслимой магией.

— Беги, Гриш! — отчаянно закричала я во весь голос. — Убирайся отсюда! Спасайся! — Может быть, у него ещё оставался хоть какой-то шанс сбежать и выжить, пока это чудовище возилось со мной.

Бронированный монстр внезапно издал низкий, утробный рык — это был первый звук, который я вообще от него услышала за всё время. Ему совершенно очевидно не понравилось, что в него стреляют из огнестрельного оружия. И в следующее мгновение я внезапно оказалась на холодной земле. Он небрежно швырнул меня на обледеневший асфальт, как ненужную тряпичную куклу, отбросив в сторону. Я с силой и болезненно выдохнула весь воздух из лёгких, всем телом ударившись о твёрдую землю.

Теперь латный человек уверенно шагал по направлению к Грише, сжимая в руке призванный меч. Если мой друг и не смог причинить ему никакого физического вреда своими выстрелами, то уж точно сумел основательно разозлить и вывести из себя. Гриша быстро осознал, в каком отчаянном и почти безнадёжном положении он оказался, и осторожно отступил на шаг назад, поднимая руки.

— Э-э, слушай, давай спокойно поговорим, ладно? — голос его заметно дрожал. — Кто вы вообще такие? Что вам от нас нужно? Может, мы могли бы договориться?

В ответ чудовище не произнесло ни единого слова, а лишь неумолимо продолжило медленное преследование. Оно целенаправленно шло на Гришу. Кралось к нему. Бронированный человек явно не спешил никуда, словно этот бронированный монолит был настолько абсолютно уверен в своём неизбежном успехе, что торопиться просто не было смысла. И пока что мы с Гришей действительно не представляли для него никакой реальной угрозы. Даже огнестрельное оружие не причиняло ему абсолютно никакого вреда и даже не замедляло его поступь.

Внезапным, размытым движением, настолько быстрым, что я едва уловила его краем глаза, тварь молниеносно рванула вперёд с совершенно невозможной скоростью. Быстрее, чем я вообще могла уследить взглядом, быстрее, чем должно быть физически возможно. Он резко взмахнул своей когтистой лапой и одним ударом выбил пистолет из руки Гриши, отправив оружие звенящей железякой скользить и подпрыгивать по неровному тротуару.

Гриша испуганно вскрикнул и инстинктивно отпрянул назад, едва не споткнувшись.

— Беги, Нина! — отчаянно крикнул он через плечо, оборачиваясь. — Беги, не останавливайся! — И он немедленно бросился прочь вглубь того самого переулка, в котором пытался скрыться в первый раз.

Делать было совершенно нечего — только бежать со всех сил. Других разумных вариантов просто не оставалось, если я хотела остаться в живых. Я с трудом вскочила на подгибающиеся ноги, быстро подбежала к валяющемуся пистолету и схватила его дрожащими руками. Может быть, если мы разбежимся в разные стороны, нам удастся его запутать и оторваться от преследования. По крайней мере, хотя бы один из нас двоих точно спасётся и выживет, верно? Такова была надежда. Я развернулась и рванула бежать в совершенно противоположном направлении от Гриши.

Я пробежала примерно две улицы, может быть чуть больше, прежде чем мне пришлось остановиться, чтобы хоть немного перевести дух и не умереть от разрыва сердца. Я тяжело прислонилась к холодной кирпичной стене в том самом тёмном переулке, куда свернула, спасаясь, и согнулась пополам, с трудом упёршись дрожащими руками в колени. Я отчаянно пыталась удержать в желудке недавний ужин и жадно вдохнуть хоть немного драгоценного воздуха в горящие лёгкие. Чёрт возьми, мне так отчаянно нужен был воздух. Святые небеса… что же мне теперь делать? Немедленно звонить в полицию? Даже если дежурный не поверит ни единому слову, хуже точно не станет. Либо этот монстр таинственно исчезнет, и я буду в относительной безопасности — либо они своими глазами взглянут на него и срочно вызовут СОБР. Или даже армию с танками и вертолётами.

На меня внезапно упала длинная тень. Что-то настолько высокое и массивное, что полностью заслонило собой тусклый уличный фонарь метров тридцать позади меня. Я с леденящим душу, парализующим предчувствием сразу же поняла, что это определённо не Гриша, и медленно подняла голову вверх, чтобы наконец получить ответ на вопрос, кого же именно из нас двоих в итоге преследовал человек в латах.

Меня. Он целенаправленно преследовал именно меня, а не Гришу.

Он медленно и неотвратимо подходил ко мне, всё так же совершенно не спеша, словно у него была целая вечность. Когда я в панике попыталась снова сорваться с места и бежать, он молниеносно рванул вперёд и внезапно материализовался прямо передо мной, преграждая путь. Это было почти как мгновенная телепортация или перемещение в пространстве, настолько невероятно быстро он двигался, когда хотел. Я мысленно добавила это сверхъестественное умение в постоянно растущий список совершенно сумасшедшего невозможного дерьма, увиденного и пережитого мной за сегодняшний бесконечный день. Одна массивная латная рукавица снова крепко сомкнулась на моей руке выше локтя и безжалостно сжала её — достаточно сильно и болезненно, чтобы причинить острую боль, но не настолько, чтобы сломать кость.

Было совершенно очевидно и понятно даже мне, что он без малейших усилий мог раздробить мне руку в труху, стоило ему лишь чуть сильнее сжать свои стальные пальцы. Ему не составило бы абсолютно никакого труда переломить меня пополам, словно сухую тонкую ветку или спичку. Посыл был предельно ясен и недвусмысленен: если я осмелюсь попытаться бежать ещё раз, он обязательно заставит меня горько пожалеть об этом решении. И боль будет намного, намного сильнее.

Он грубо оттащил меня от защитной стены, и я наконец-то смогла взглянуть на него внимательнее, впервые действительно рассмотрев этого монстра вблизи в тусклом свете. Человек под тяжёлыми доспехами был ростом никак не меньше двух метров — и даже более двух метров — судя по видимому уровню его широких плеч. Там, где металлическая маска-шлем заканчивалась у основания, я неожиданно увидела его обычную человеческую шею, одетую во что-то чёрное, похожее на плотную ткань или кожу.

Хотя бы это успокаивало — значит, он действительно не был пустыми магическими доспехами, самостоятельно бегающими за мной с очевидной целью убийства или похищения. Это уже определённый плюс. Каким-то странным образом это делало его чуть менее жутким и пугающим — осознание того, что внутри этой брони всё-таки кто-то реальный есть. Если у него есть вполне обычная шея, обтянутая чёрной тканью, значит, внутри точно кто-то живой находится.

Его открытая шея.

И тут все те многочисленные годы, бездумно потраченные на регулярный просмотр фильмов ужасов и боевиков по ночам, наконец-то сослужили мне неожиданную службу. Откуда-то из самых тёмных глубин моего сознания, из первобытного страха, бушующего адреналина или просто животной инстинктивной потребности выжить любой ценой, я внезапно нашла в себе силу и решимость, чтобы сделать нечто по-настоящему умное впервые за весь этот кошмарный вечер.

Я резко подняла тяжёлый пистолет Гриши, который подобрала с холодной земли, и с силой уперла его холодное дуло прямо в узкую щель в его мощных доспехах — там, где заканчивалась защитная маска и начинались массивные наплечники. Я решительно направила ствол вверх, под его подбородок, что было на удивление легко сделать, учитывая значительную разницу в нашем росте. И прежде чем он вообще успел как-то среагировать на мои действия или остановить меня, я, не раздумывая больше ни секунды, изо всех сил нажала на спусковой крючок.

Оглушительный выстрел прогремел в тесном переулке.

За свою не самую короткую жизнь я видела очень, очень много крови.

Честно говоря, в моей профессиональной жизни её было более чем предостаточно. Начиная от многочисленных фильмов ужасов, которые я добровольно и с удовольствием смотрела по ночам в обнимку с конфетами, заканчивая настоящими мёртвыми телами на моём рабочем столе в городском морге, годами напряжённой работы квалифицированным фельдшером скорой помощи и постоянной службы в качестве спасателя-добровольца в местном отделении МЧС.

Я видела огромное количество отвратительных, изувеченных людей, включая того несчастного парня, который совершенно не уважил технику безопасности при работе с промышленным токарным станком на заводе, когда я ещё работала на «скорой». Я видела множество по-настоящему отвратительных, мерзких вещей, вообще. Но тот мощный фонтан горячей алой крови, что внезапно брызнул на меня густой струёй, едва не заставил мой поздний ужин немедленно проделать стремительный обратный путь вверх по пищеводу. Это было совершенно иначе, чем всё, что я видела раньше. Это было ужасающе свежо. Это было по-настоящему, здесь и сейчас. И самое страшное — это была целиком и полностью моя личная вина и ответственность.

Я застыла на месте, словно окаменела, совершенно не зная, что делать дальше или даже о чём думать, пока отчётливо ощущала липкое тепло чужой крови на холодной коже своей руки и лица. Кровь была такой горячей, почти обжигающей.

Спустя целую вечность, которая на самом деле показалась лишь мгновением, массивный человек тяжело рухнул на колени с глухим стуком, его железная хватка на моей руке наконец-то ослабла и разжалась, и он беспомощно упал вперёд. Он замер в таком положении на долгое мгновение, словно раздумывая, а затем с тяжёлым, гулким стуком и громким лязгом металлической брони окончательно повалился на бок, подняв облачко пыли.

Я медленно, на ватных ногах попятилась к спасительной стене, с трудом сглатывая огромный ком в пересохшем горле и изо всех сил пытаясь не испачкать серый тротуар жидким содержимым своего бунтующего желудка, пока тёплая липкая жидкость медленно стекала по моей коже. Я судорожно стала отчаянно стирать её с лица дрожащей рукой и с ужасом поняла, что мои руки безостановочно и отчаянно трясутся, словно в лихорадке.

Я только что хладнокровно застрелила человека. Я только что убила живого человека. Я только что застрелила человека насмерть.

Эти страшные слова бесконечно крутились и повторялись у меня в голове, как безнадёжно заевшая старая пластинка. Это была чистая самооборона, законная защита жизни. Но это было совершенно неважно; я всё равно застрелила его. Он активно преследовал меня с оружием. Он вообще не казался нормальным человеком. Он буквально вызвал огромный меч из абсолютного ничего, из воздуха. Это всё неважно; я застрелила его в упор. Он сейчас мёртв и лежит в луже крови. Он истекает кровью прямо передо мной. Следовательно, я совершенно точно застрелила живого человека насмерть. Мои спутанные мысли беспорядочно путались и метались, отчаянно пытаясь хоть как-то осмыслить только что произошедшее.

Всё, абсолютно всё, чего я хотела в этом огромном мире — это немедленно оказаться как можно дальше отсюда. Быть наконец-то дома, в безопасности, в тёплой постели под одеялом. Чтобы всё это ночное происшествие оказалось дешёвой фальшивкой, нелепым лихорадочным бредом больного воображения. Может быть, я на самом деле лежу в коме в больнице, и всё это — просто причудливое порождение моего умирающего мозга, поражённого раком или инфекцией.

Я сильно ударила себя ладонью по бедру, отчаянно пытаясь проснуться от кошмара. Нет, не помогло. Было просто очень больно, а я всё ещё находилась здесь, в этом холодном переулке. Я только что в упор застрелила человека. Мысль совершенно не отпускала, постоянно возвращалась, угрожая полностью вытеснить всё остальное и окончательно ввергнуть меня в полномасштабный нервный срыв с истерикой.

«Нет, идиотка! Нет, прекрати! Паниковать будешь потом, позже. Сначала срочно реши проблему. Паниковать успеешь потом». Какая-то глубокая часть моей профессиональной подготовки опытного фельдшера скорой помощи внезапно дала о себе знать, включилась автоматически. Паниковать строго потом. Я вполне смогу позволить себе роскошь хорошей паники несколько позже, когда окажусь в безопасности.

Я осторожно поставила всё ещё тёплый пистолет на предохранитель, как учил Гриша, и аккуратно сунула его в свою потрёпанную сумку. Лихорадочно порывшись в ней, я наконец нашла мятую бумажную салфетку от утреннего кофе из автомата, заткнутую туда на всякий случай ещё утром. Я отчаянно и судорожно пыталась хоть как-то стереть липкие брызги со своего лица и дрожащих рук, но получалось плохо. Мне срочно нужно было как можно быстрее добраться до дома. Я точно не могла поехать на маршрутке в таком ужасном виде, не могла спокойно вызвать такси — водитель немедленно вызовет полицию. Оставался только один реальный вариант передвижения.

Идти пешком через весь город. По крайней мере, на улице уже довольно поздно и достаточно темно. Может быть, меня никто особо не заметит в темноте. Я быстрым, почти бегущим шагом вышла из мрачного переулка и решительно направилась в сторону дома. Добираться пешком через весь Барнаул предстояло минимум час или даже два, но реального выбора у меня сейчас просто не было.

Достав из глубокого кармана куртки мобильный телефон липкими пальцами, я немедленно позвонила Грише. Длинный вызов прозвонил несколько томительных раз и в итоге ушёл на автоответчик. Я не стала ничего ему говорить или оставлять сообщение. Вместо этого я молча сбросила звонок и тут же набрала его номер снова, и снова.

Я только что хладнокровно застрелила человека. Огромного человека в полных средневековых латах, который настойчиво пытался сделать… честно говоря, кто вообще знает, что именно. Я напряжённо попыталась восстановить в затуманенной памяти всю цепь произошедших событий. Та загадочная женщина в длинном красном платье и странной алой маске без прорезей. Она совершенно чётко сказала, что некий «Владыка Каел» — это того ли человека я только что застрелила в упор? — вежливо просил нас пойти с ним куда-то.

Значит, он пытался нас обоих похитить? Зачем это ему нужно? Куда он собирался нас тащить? Кто он вообще такой? Какое отношение всё это имеет к загадочной отметине на моей руке или к тому ожившему трупу с клыками, что напал на меня в морге? Каел теперь окончательно мёртв. Я же застрелила его в упор, пуля вошла прямо в череп снизу, так что теперь он больше не проблема для нас. Но что насчёт той таинственной женщины в алом красном платье, со странной золотой маской на лице?

Восемь настойчивых звонков Грише подряд, и так никто и не ответил на том конце, так что я наконец-то с тяжёлым сердцем сдалась. Попробую дозвониться ещё раз через час-другой, когда он успокоится. Что-то в унылой монотонности долгой ходьбы по ночному городу и полном одиночестве заставило всё разом обрушиться на меня. Всё произошедшее за день навалилось на мои плечи тяжким грузом, словно внезапный удар кирпичом по голове. Без Гриши рядом, который мог бы помочь нести этот невыносимый груз и разделить ответственность, горячие слёзы, которые я упорно сдерживала весь этот бесконечный день, наконец вырвались наружу помимо воли и потекли по моему грязному лицу.

По крайней мере, вокруг на улицах не было абсолютно никого, кто мог бы увидеть меня — окровавленную, грязную и горько плачущую, одиноко бредущую по пустынным ночным улицам Барнаула в полном одиночестве. Я безнадёжно вытерла горячие слёзы той же грязной салфеткой и просто дала им свободно излиться, не сдерживаясь больше.

Теперь главной задачей было принять всё случившееся как свершившийся факт, как данность. У меня есть необъяснимая татуировка, которую невозможно логически объяснить — ладно, пусть, но она совершенно точно есть на коже. Установленный факт. На меня жестоко напал мёртвый труп человека, каким-то образом восставший из мёртвых. Крайне маловероятно, но абсолютная реальность. Нас с Гришей активно преследовал настоящий монстр в полном латном средневековом облачении, который мог двигаться намного быстрее, чем я вообще способна была увидеть глазом. Полный абсурд, но правда.

Всё, на что я теперь могла искренне надеяться — это то, что Гриша в полном порядке и безопасности. Что он просто уронил свой телефон во время бегства. Что ему всё-таки удалось благополучно сбежать от преследования, и он сейчас в безопасности где-то. Что те неизвестные люди, которые охотятся на нас, не послали за нами двоими ещё кого-то опасного. И тут меня неожиданно осенила внезапная догадка, которая одновременно вызвала и животный страх, и леденящий ужас.

А что, если они охотились именно за этими загадочными отметинами?

Я быстро закатала рукав куртки и внимательно посмотрела на маленькую чёткую татуировку у себя на запястье, нервно выдыхая дрожащее прерывистое дыхание. Эти мистические знаки были единственным, что логически связывало абсолютно всё воедино в одну картину. Единственное, что прямо соединяло меня с тем ожившим трупом в морге и чудовищным человеком в красных магических доспехах. Если они действительно охотились за обладателями этих знаков, тогда… была одна единственная вещь, которую я могла попытаться сделать для спасения.

Был лишь один известный мне способ, чтобы навсегда избавиться от неё.

Я громко и совершенно безнадёжно простонала в пустоту ночи.

Ох, как же невыносимо больно это будет.