Его величество Микаэль показался мне похожим на мелкого лавочника. Невысокий, толстенький, с добродушным румяным лицом, намного уместнее он смотрелся бы за прилавком или где-нибудь на базаре с корзиной рыбы… но — король?

И наверняка этим пользуется.

Ну да…

Добродушно похлопывает меня по плечу…

— Алекс, сынок, такое горе…

Угу. С каких это пор кончина принца недружественной страны для тебя горем стала? Но слезинку я тоже смахиваю:

— Ваше величество, это… просто ужасно! Это такой кошмар, эти убийцы…

Король внимательно приглядывается. Играю? Честен?

Останавливается на втором впечатлении. И тоже горестно вздыхает.

— Сынок… ты позволишь тебя так называть?

— Да, ваше величество…

Аргадону расскажу, вот тот конкуренту порадуется! Вдруг даже в гости зайдет… для выяснения?

— У меня старший сын почти как ты по возрасту…

А дочери нет. Не свезло. А то б не стал герцога припутывать… или стал?

Вампир в королевской семье вещь ненужная. Это у моей матери выбора не было, а Микаэлю — что? С таким соседом, как дядюшка, можно особенно не напрягаться. Сидеть и ждать, пока он сам страну развалит.

Рудольф справится… если я не вмешаюсь. А что там мне на уши вешают?

— Для родителей это всегда горе, тем более что Андрэ даже не успел оставить наследника…

— Да, ваше величество…

— Можешь называть меня просто дядюшкой. Наши семьи роднились…

Ага. Вспомнила шлюха, как девкой была! Это ж было лет триста назад, да и то… темная была история. То ли теваррская принцесса тогда померши, то ли наша… история точно была.

— Да, дядюшка…

С другой стороны — не все ли мне равно? Один дядюшка, два дядюшки… говорят, после первого привыкаешь. Интересно, а риолонский король мне туда же не набьется? Лучше — с наследством.

— С другой стороны — у них остался ты. Почтительный племянник — это ведь как сын…

Тем более что других наследников и нет. Разве что Абигейль срочно затяжелеет. Но…

На ней проклятие Марты, которое никто не снял. И не снимет, и не преодолеет. Марта, если что, его подновить может в любую минуту, ненависти у нее хватит. У Абигейли к тому же возраст. В таком зачинают только с помощью или Бога — или мага. Ей сейчас около сорока лет, теоретически она может забеременеть. Но сколько времени на это потребуется? Дядюшка-то уже не так прыток, поистратился…

А магически зачатые дети, к сожалению, имеют большой недостаток. Примерно половина их рождается ущербными умственно или физически. И часто мать может умереть при родах. Абигейль, конечно, поддержат магией, но — риск. Серьезный.

А ждать-то и нельзя, королевство не может без наследника.

И кто?

И то…

— Я сделаю все от меня зависящее, дядюшка.

Микаэль соглашается, подхватывает меня под локоть и ведет к замку, рассуждая, что Лавиния теперь тоже страдает. Я лишился брата, а она — любимого жениха.

Я послушно соглашаюсь.

Жениться?

Почему бы нет. Но приданое… Ах, это страшное слово…

Его величество кивает — и тоже соглашается, что приданое должно быть. И те рудники… да, конечно, это потеря для наших государств, но ежели подписать договор о намерениях, то это будет куда как лучше.

Я тоже соглашаюсь, но замечаю, что договор будут прорабатывать опытные дипломаты. А я…

Я в этом не разбираюсь. Вот стихи…

Скажите, а вы читали Авриэля Риолонского? Правда ведь, это был великий Поэт!

Увы… не читал.

Но мы его обязательно обсудим!

Вокруг царит сплошное согласие. А еще — соглашение и согласование. Тьфу.

* * *

С Лавинией мне тоже удается переговорить. Она приходит ночью. И я едва успеваю остановить шаловливую ручку с кинжалом.

— Сукин сын!

А вот за хамство — н-на!

От пощечины полувампирша отлетает в другой угол.

Не знаю, смог бы я ударить женщину — или нет? Но Лавиния — это не женщина.

Это нечисть. И с ней дозволено все. Понадобится — я ее серебряной цепью поперек хребта отхожу.

— Мать мою не тронь, подстилка общественная.

Бью наверняка. Такие полудемонессы весьма блудливы, это я еще с уроков некромантии помню. Лавиния шипит, но язычок прикусывает. До крови.

Киваю на кресло.

— Сядь.

Повинуется.

— Ну и какого Искушающего тебе тут надо?

— Зачем ты согласился на брак?

Я усмехаюсь:

— Экзотики захотелось?

— Неубедительно.

— А что ж ты папочке не сказала, что мое согласие тебя не возбуждает? То есть не убеждает? — издеваюсь я.

Опять шипит. Может, змеюшник завести?

— Ему нужен трон…

— Странное совпадение. Мне он тоже нужен.

— Так откажись на мне жениться!

— Размечталась! Кто ж от такого предложения откажется?

Лавиния мрачнеет.

— Тогда я хочу знать, что ты затеял?!

— Собираюсь жениться вместо моего погибшего брата, — усмехаюсь я. — А что?

— Ты знаешь, кто я…

— Знаю.

— Но сам ты кто?

— Я же говорил. Маг огня…

— Я пробовала… с магами. На них тоже действует. Так кто ты?

— Маги, девочка, — подцепляю ее за подбородок, — бывают разной силы.

Лавиния опускает глаза. Этого она не учла, и возразить ей нечего.

— А вот почему ты соглашаешься выйти за меня замуж?

— Я хочу быть королевой.

— К тому же — свободной от давления отца и его величества Микаэля, так?

Лавиния бледнеет.

— Ты… знаешь?

— Я так похож на дурака?

Судя по лицу вампирши — похож. Но возразить она не осмеливается, еще бы.

— А кем ты собираешься питаться?

Лавиния шипит, показывая зубы. Я усмехаюсь.

— Значит, так. Преступников я тебе обеспечу. Но попробуешь сожрать кого-то не того — и я тебе сам щипцами зубы выломаю. Ты поняла?

Всерьез она меня явно не воспринимает. Но попользоваться готова:

— Ты мне предлагаешь договор?

— Мы женимся. И я, скорее всего, становлюсь наследником престола. Ты, соответственно, принцессой. Веди себя хорошо — и останешься жива и довольна.

Лавиния кривит губки.

— А ты… будешь мной доволен?

Шаловливая ручка тянется вниз, к моим брюкам. Я ловко перехватываю ее.

— Перебьешься.

— Но…

— Или ты еще девственница?

Явно нет, судя по показывающимся клыкам. Злится, но держится в рамках. В этом вся нечисть. Покажи им силу — и управляй как пожелаешь. Только вот удара в спину придется ждать ежеминутно. Привычное для меня состояние.

Стервоза.

— Брак объявим состоявшимся. Если будешь работать на меня — получишь свое.

— Будешь держать меня в целомудрии?

— Там посмотрим. Учти, я настою на осмотре и если узнаю, что ты в тягости, — вырву с корнем. Поняла?

Поняла. Но всерьез не принимает. А зря.

Она просто привыкла крутить мужчинами в свою пользу…

— Как скажешь… любимый.

Я усмехаюсь:

— Любовь моя, вы прекрасны.

Лавиния делает реверанс, улыбается, потом чуть морщится.

— Ты не мог ударить не так сильно? Синяк останется.

Вторая пощечина относит ее в угол.

— Будешь мне лгать — будешь новые клыки выращивать. Поняла?

Вот теперь она смотрит на меня чуть уважительно. Аргадон, что это за женщины, которым для уважения нужны пощечины?

Извращенки.

Но когда Лавиния уходит, я откидываюсь на подушки и вздыхаю чуть спокойнее. У меня еще будет время объяснить ей, кто тут главный. А пока…

Лишь бы игру не поломали.

* * *

И мы играем.

Лавиния — страдающая невеста, я — страдалец, который потерял любимого брата, герцог — благородный отец, его жена — заботливая матушка, Микаэль — строгий, но справедливый король…

Роли расписаны, как в театре, и мне ужасно хочется вырвать глотку автору пьесы. Или хотя бы части ее участников.

Томми смотрит настороженно, ему приходится тяжелее всего. Если я лгу, как дышу, как и любой полудемон, то он спотыкается — и потому играет неодобрение.

Жениться на невесте погибшего брата…

Это не слишком… благородно.

Конечно, на него начинают давить и подкладывают в постель какую-то графиню. Ну… что б и не попользоваться, если дают и стараются? Если б еще и деньгами…

Так что к концу десятого дня после смерти Андрэ мы подписываем два договора.

Брачный и мирный.

И в первом получаем столько…

Здоровущий кусок земли, рудники, скидки по торговым пошлинам… я постарался.

Зато второй договор чисто схематичен. Да, не будем нападать друг на друга. Мир, дружба, вино…

Я должен в это поверить?

Не верю. И чем дальше, тем больше.

* * *

Сам брак будет заключен у нас, в Раденоре.

Рудольф в курсе и уже прислал гонца, что ждет нас с телом сына… ну и с невестой.

Но убийцу нашли, правда?

Да, конечно, правда. Я в курсе переписки.

Поднять призрака несложно, а пообещать ему хорошее упокоение и посмертие — тем более. А я теперь могу смотреть его глазами.

Он в курсе всей дипломатической переписки как герцога, так и короля, а заодно и переговоров, так что большую часть ночи я трачу на его отчеты.

Он ведь может только показать увиденное. И я смотрю, как Микаэль пишет своему наследнику, приказывая готовить войска, как приказывает герцогу подготовить кортеж, как ругается на того же герцога — мол, ты, сукин сын! Почему сбежал убийца?!

Как теперь замазать риолонцев?!

Впрочем, долго они не размышляют. Пользуются тем, что я видел убийцу считаные секунды, и находят какого-то несчастного. Обещают ему золота для семьи — и он показывает на допросах все, что им надо.

Потом его казнят, но не зря. Можно отписать Рудольфу о коварстве соседей и готовиться к войне.

Я все подтверждаю. И даже делаю Лавинии предложение по всей форме.

На балу, с розой, коленопреклоненный…

Зрелище — убиться люстрой! Принц с белыми волосами, весь в черном, по случаю траура, опускается на колени перед прекрасной светловолосой девушкой в белом платье, на котором, опять же из-за траура, присутствует черный шарф — он же пояс. И принц предлагает ей белую розу, любовь и верность до гроба.

Я и не лгал, я просто не уточнял, чей будет гроб.

Лавиния принимает цветок, а принц поднимается и целует ей руку.

Красивая романтическая сказка.

* * *

Обратная сторона медали — убийца по имени Ивар, который, наконец, оправился после пытки и собирался перебраться через границу. На всякий случай он записал для меня свои показания.

Кто нанимал, зачем, как он убивал, каким ножом — все от и до.

Конечно, таким признаниям цена меньше, но ведь и это неплохо.

Если он доберется до Раденора, он придет к Моринарам и будет ждать меня там. Я пишу ему рекомендательное письмо к Рене. Полагаю, Ивар прочитает его еще до того, как перейти границу. Очень умный человек, жаль, что однажды ошибся с дичью.

А еще — герцог Ратавер, который едет с посольством в Раденор. Его величество страну оставлять не собирается, во всяком случае пока. Он будет собирать войска, чтобы отомстить подлым риолонцам.

Мы тоже будем собирать войска.

Месть — благородное занятие, и оно достойно полудемона.

* * *

Это было в Теварре.

А в Раденоре бурлили… настроения.

К Моринарам началось настоящее паломничество, Рене мне потом все рассказал. Как наиболее приближенные к принцу Алексу, они получали предложения о дружбе, кое-что в подтверждение предложений…

Герцог — брал.

Телегами и возами, объясняя, что он как верноподданный обещать ничего не может, но принцу Александру будет доложено все! Вплоть до числа заклепок на бочке.

И все это отправлялось в Торрин.

Ладно, большая часть.

То, что можно было легко обратить в деньги, оставалось у Моринаров.

Рене не собирался присвоить ни монетки… ну разве что чуть — если я разрешу. Моринары не нуждались в деньгах.

А вот что понадобится мне?

Я бы тоже не брал, но еще придется снаряжать армии, давать отпор соседям… и вообще!

Они столько из казны поперли, пусть теперь хоть часть вернут!

Придворных можно было понять.

Они столько лет служили Абигейль! Пресмыкались перед королевой, ее родней, ее фаворитами — не в том смысле, скорее, приближенными, — и что теперь?

Принцесса мертва.

Принц мертв.

Кто наследует?

Даже если Абигейль родит, успеет ли этот ребенок вырасти?

И дам ли ему вырасти я?

Дай Бог долгой жизни его величеству Рудольфу, но ведь собирается война с Риолоном… Если он поедет — то может погибнуть.

Если нет… главным на войне буду я, а это тоже опасно. Армия любит победителей, а трон держится на армии. Частично.

Я собираюсь дать ему и еще одну опору — простонародье, но это потом, потом…

Так что сейчас придворные, от греха, прогибаются на обе стороны. Жить-то хочется, и безбедно…

Обо всем Рене отписывает мне. Тайно, чтобы гонца не перехватили. И я так же тайно пишу ему в ответ. Деньги, и не только, — брать, в хозяйстве все пригодится, никому ничего не обещать, чем дольше они побудут в состоянии неизвестности, тем жирнее будут взятки.

Я не жадный. Но на деньги от одного Торрина королевство не поднимешь.

* * *

Насколько мне старались угодить в Теварре, настолько встречает меня холодом родной Раденор. Еще одна сцена из рыцарских книг.

Кортеж приближается, король и королева, все в черном, сходят по лестнице и, не удостоив меня даже взглядом, падают на колени перед гробом Андрэ.

— Сын…

— Сыночек, любимый!

Акульи слезы. Со стороны Абигейль — так точно. Погибла ее надежда править страной. Хотя Рене писал, что во дворец вызвали сильных магов жизни.

Вот это мне не нравилось.

Сильный маг — практикующий маг. Мало ли что они разглядят?

Да, я получеловек, но иногда во мне прорывается демоническая ипостась, просыпается демоническая ярость — и начинается кошмар. В такие моменты я себя не контролирую.

А объявлять о своей полудемонической природе мне ни к чему.

Ладно.

Пусть сначала приедут, а потом посмотрим. Еще пусть согласятся!

Рудольф же у нас верный сын храмовников, а те магию не любят.

Конкуренты-с…

Но это было потом, потом. А пока Рудольф стоит на коленях перед гробом сына, Абигейль воет, как кошка, которой хвост прищемили, а все остальные взирают с сочувствием.

Горе-то какое!

На меня обращают внимание только через полчаса, от души навывшись. И Рудольф поворачивает ко мне бледное лицо…

Да уж, подлецу все к лицу. С заплаканными глазами, бледный, благородный… хоть сейчас девицам показывай — влюбятся! Воплощенное благородное страдание.

— Алекс, расскажи мне, как это произошло?

— Да, поведай нам, почему погиб наш сын?

А ты остался жив!

Этого Абигейль не произносит, но те, кто поумнее, сами достроят фразу.

Естественно, я пропускаю все мимо ушей. И падаю на колени перед безутешными родителями.

Вы хотите красивую картинку?

Вы ее получите!

— Дядя, казните меня! Это моя вина!

У Абигейль некрасиво отвисает челюсть.

— Это я не смог его уберечь! Я должен был всегда быть рядом с братом! А я отпустил его одного… на свидание… Если бы я знал! Мне нет прощения!!

Придворные усмехаются, а Абигейль в очередной раз выглядит, как уксуса опившись. Ну да. Теперь все попытки обвинить меня будут выглядеть нелепо. Откровенно нелепо.

Как я мог пойти на свидание вместе с Андрэ?

Кто вообще ходит на свидание с сопровождающим? Смешно!

Я продолжаю голосить, громко заявляя, что его величество Микаэль провел расследование. Самое тщательное.

Но я должен был идти с кузеном! А лучше — идти вместо кузена!

Лучше бы я сам умер…

Рудольф наконец проникается и поднимает меня с колен.

— Встань, племянник. Я не виню тебя…

— Никто не снимет груз моей вины, — прочувствованно выдаю я.

Абигейль вытирает слезинку.

— Мой бедный сын…

В толпе придворных вспышка рыжих волос.

Карли?

Мгновенный укол боли заставляет меня выпрямиться еще сильнее.

— Если бы я мог — я бы умер вместо Андрэ.

Абигейль не верит, конечно, но и крыть нечем.

Дядюшка смотрит грустно.

— Алекс, пойдем. Завтра с утра у нас похороны, а послезавтра я назначу тебя наследником.

Назначу?

Вообще-то…

— Пока не родится мой сын.

Вот как?!

— Абигейль в тягости, Бог благословил нас.

Полагаю, на следующий день после получения известий о смерти Андрэ.

Минутку!

Маги жизни еще не приехали! А Абигейль в тягости?! Или она уже была — или из меня тут лепят дурака? И скорее — второе, потому что в таланты Марты я верю. Некромант, который ненавидит…

Страшнее только топор и плаха. А по действенности — примерно одинаково.

Что происходит?

Выясним, разберемся…

— Ваше величество…

Герцог не удерживается. Склоняется перед Рудольфом, застывает в глубоком поклоне.

— Моя жизнь и честь у ваших ног.

Рудольф глубоко вздыхает. Там, где ситуация напоминает его любимые рыцарские романы, он ведет себя неплохо. Что-то благородное в нем есть, не все супруга выжрала.

— Встаньте, герцог. Я верю — вы сделали все вам подвластное.

Герцогу того и надо было.

* * *

Совет.

Что это такое?

Ну, ранее, при моем деде, это было нечто серьезное, он-то набирал людей по себе. Ему неважно было, насколько перед ним преклоняются, ему важны были толковые советы. Рудольф же собрал совет из лизоблюдов и подхалимов, которые в любой ситуации пели ему осанну.

Разумеется, месть за принца Андрэ — это наш долг!

О, подлые риолонцы!

Война! И только война!

И хоть бы одна скотина сказала, что армия в загнанном состоянии, что денег в казне нет, что страна истощена, что война может стать для нас последней…

Твари!

Но нет же!

Рудольф зачитывает показания убийцы — и его вводят в зал. Становится даже смешно.

И вот это нам выдают за коварного хищника? Да он едва на ногах держится. Но отвечает вполне бойко.

Да, убил.

И лишний раз наводит на риолонцев. Это все они виноваты. Они не хотели свадьбы принца!

Они и только они.

Рудольф не выдерживает и приказывает увести негодяя. Казнить завтра же! Повесить мерзавца… нет! Этого мало!

Сжечь!

Интересно, хватит ли у теваррцев совести принести ему яд?

У меня точно хватит. И совести, и опыта.

Вот освобождать я его не буду. Перебьется.

А еще на совете решается вопрос о моей свадьбе. Лавиния одобряется всеми, а то как же! Такая партия. Умная, красивая… не хуже Абигейль.

Я и не сомневался.

Паразит паразита видит издали.

* * *

Свадьба назначается через три дня. Почему так скоро?

Так надо готовиться к войне. А Теварр поможет нам только при условии союза. Потому свадьба будет скромной и быстрой.

Лавиния не отходит от Абигейль, которая принимает ее вполне ласково — и мы остаемся наедине только в танце.

Но даже там…

— Она солгала о своей беременности.

— Знаю.

Я и сам был уверен, но подтверждение от вампирши было приятно.

— В ее окружении есть беременные?

— Да. Двое. Обе на раннем сроке.

Я киваю, получая подтверждение своим подозрениям.

— К чему рожать самой?

Лавиния опускает ресницы. Она тоже понимает. Ребенка возьмут и выдадут за чадо Абигейли. А что в нем не будет королевской крови… разве это волнует тетку? Ей не хочется обратно в грязь.

Опять же, если у меня будет кузен-младенец, смогу ли я причинить ему вред — и не быть ославлен на всю страну?

Образ детоубийцы слишком удобно эксплуатировать.

Что ж, выход у меня один.

Тетушка, вы слишком зажились на этом свете.

— Подышим воздухом?

Я вывожу свою невесту на балкон.

— Ты ведь хочешь стать женой наследного принца, а не регента, правда, Лавиния?

Девушка кивает головой:

— Ты хочешь…?

— Да. Я уйду на войну, а на тебе останется Абигейль. Следи, чтобы она не разродилась раньше времени.

Вампирша улыбается. Хищно и зло:

— Я… подумаю.

— Надеюсь.

Угрызений совести я не испытываю. Она нечисть — и только-то. Я целую руку вампирше, и мы уходим с балкона.

— Алекс…

Карли?

Она…

Такая же яркая и ослепительная, как и раньше. Не мое рыжее солнышко. Не моя девочка. Не моя любимая…

Как же больно и тоскливо. Как же плохо…

Время лечит?

Нет, оно едва заглаживает раны. Больно, так больно…

— Алекс, нам надо поговорить!

Я едва начинаю подбирать ответ, но Лавиния наносит удар первой, у нее-то ничего не болит!

— Любезнейшая! Для вас — его высочество не Алекс.

— Алекс!

Карли не обращает внимания на Лавинию, но я уже внутренне собрался.

— Лавиния, любовь моя, благодарю. Виконтесса Латур, я не припомню, чтобы у нас были общие дела.

Карли отшатывается, словно получила пощечину.

— Ты и правда… Алекс!

Мне на миг становится смешно. Я должен был страдать по Карли всю свою жизнь? Или заверить ее, что люблю, но женюсь по воле дяди?

Смешно…

— Виконтесса?

Я абсолютно безразличен, вежлив и даже чуть улыбаюсь…

Карли бледнеет и кланяется.

— Простите, ваше высочество.

Лавиния провожает ее взглядом:

— Она в тягости. И еще одна…

Я прикусываю губу.

— Та-ак…

Отдаст ли виконт своего ребенка Абигейли?

Да с радостным визгом!

И маг жизни может быть для обеспечения родов и придания нужных признаков ребенку. Запросто.

Если тот будет рыжим…

Магически можно осветлить волосы, хотя бы при рождении. Или затемнить…

Неужели?

Я еще раз целую руку своей невесте.

— Благодарю, Лавиния.

— Любимая — мне понравилось больше.

Я усмехаюсь.

— Не люблю быть одним из многих. К тому же без гарантии, что окажусь последним.

Лавиния сверкает глазами. Но язычок придерживает — и правильно. Здесь она от меня пощечин не получит, но вот наедине…

Бить женщину — мерзко.

А если женщина — нечисть?

Но одну пользу Лавиния принесла. Больше Карли ко мне не подходит. На людях. А не на людях…

* * *

Вечером ко мне приходит в гости Рене.

— Алекс, как же я рад, что ты цел!

— Знаешь, я тоже рад. Добрался к вам Ивар?

— Да. Сейчас он под присмотром…

— Не перегни палку. Его так легко не удержишь.

— Да мы и не собираемся. А вот как ты хочешь его использовать?

— Почему сразу — использовать? Может, я из милосердия?

Друзья смеются, словно услышали хорошую шутку. И я начинаю посвящать их в подробности своего плана. Рене слушает внимательно — и вносит коррективы. Справедливые, кстати говоря. Я до них не додумался. Хорошо, когда есть друзья. И еще лучше, когда друзья — умные.

* * *

Карли приходит ночью. Скребется в дверь — и я открываю, думая, что пришел Томми. Но нет.

— Алекс! Прошу тебя!

Зря. Я и так не хлопнул бы ей дверью по носу. Даже если это ловушка.

— Входите, виконтесса. Иначе будет скандал.

— Не называй меня так!

Я смотрю с удивлением. И — жалостью.

Карли уже не выглядит той прежней счастливой девочкой. Глаза запали, губы обметало, руки стиснуты перед грудью… нет, я не могу назвать ее счастливой и спокойной. Но что ей нужно от меня?

Это выясняется сразу же.

— Алекс, я была такой дурой!

Да неужели? А почему была? Почему не осталась?

— Я думала, Дион меня любит.

— Разве нет?

Если он с ней непочтителен — я ему что-нибудь оторву. Болезненно. Предупреждал ведь.

— Он… иногда он так смотрит на меня…

— Только смотрит?

— Да. Как хищник на кролика. И почти не замечает меня. Я… я словно одна. Совсем одна.

Я пожимаю плечами.

— Может, это временное охлаждение? Бывает…

— Он даже нашему ребенку не обрадовался! Словно это щенок какой-то!

— Что тебе от меня нужно, Карли?

И она хватает меня за руку. Сильно.

— Алекс! Помоги мне!

— Как?

Заминка.

— Отправляйтесь к своему мужу, виконтесса. Вы сами его выбрали.

— Я не знала… Алекс, ты ведь любишь меня!

— Любил.

— Нет! Ты и сейчас меня любишь! Я вижу!

Плохо. Надо поработать над мимикой. Но видимо, что-то Карли видит и сейчас, потому что пальцы сжимаются еще сильнее.

— Любишь. Я знаю… — И голос довольный. — Зачем тебе жениться на этой кукле?

— Ради наследника, — спокойно объясняю я, — и хорошего приданого.

Хотя бы второго.

— Ты мог жениться на мне.

— Вы замужем, виконтесса.

— Это поправимо!

И я думал, что я циничен? Кого же я любил? Если беременная женщина, глядя мне в глаза, предлагает убить отца ее ребенка — и жениться на ней?!

Разумеется, ее первый ребенок будет признан наследником виконта. Но второй точно будет мой! И третий! И вообще — любовь и верность!

Наверное, я просто немею в ужасе. Кого я любил? Кого?!

Карли принимает это за согласие и развивает тему! Ну да. Можно и отца, виконта, убить! А Лавиния… а что с ней?

Уедет домой!

Позор?

Пф-ф-ф!

Она же теваррка! Какая ерунда!

Наконец я стряхиваю оцепенение…

Поднимаюсь, беру Карли за руку и вытаскиваю из комнаты.

— Виконтесса… Я больше не хочу вас видеть. Никогда.

Она пытается что-то еще сказать, но я захлопываю дверь и не реагирую на стук. А шуметь она не рискует. Привлечет внимание — и как оправдаться перед мужем?

Да, тут стоит пожалеть мужа!

Кого я любил?!

Боги, что бы я мог с собой сделать? Что я мог бы сделать с королевством?

Карли, Карли…

Остаток ночи я провожу на балконе. Щеки горят, сердце колотится, к горлу подкатывает тошнота…

Моя любовь.

Моя боль…

Карли…

Больше никогда!

* * *

Все были заняты. Они готовились к свадьбе.

Я тоже был занят. Я удрал на два дня из столицы — догонять риолонского посла.

А то как же!

Когда привезли гроб с телом — дядюшка взбеленился. Послушно подставил уши под лапшу и объявил риолонцам войну. Посол выслушал его, попытался оправдаться, получил прицельно вазой, успел увернуться и удрал.

И правильно сделал.

В гневе Рудольф мог его и мечом навернуть.

Я догоняю «риолонских подлецов» в двух днях пути от столицы. Коня едва не загнал, но дело того стоило! Одни глаза риолонского посла, когда он меня увидел, окупают все мои страдания, в том числе и стертую о седло задницу.

Большие, круглые…

Недолго думая, я кидаю поводья коня слуге и плюхаюсь у костра:

— Я по делу Или вы сначала на меня выплеснете все то, что дядюшке не досталось?

Посол играет в окуня. Открывает и закрывает глаза, хлопает жабрами… Я терпеливо жду, пока он пройдет тяжкий путь эволюции. Но наконец мужчина приходит в себя.

— Не ожидал вас увидеть, принц Алекс.

— Ну, вы и выходки дяди не ожидали, — замечаю я, светски улыбаясь и прицеливаясь к аппетитно пахнущей палочке шашлыка. Посол мрачнеет на глазах.

— Вы правы…

— И сейчас я расскажу вам кое-что интересное. О том, кто убил моего двоюродного братца и зачем. А еще — о моем браке…

Разумеется, всей правды я не раскрываю. Объясняю просто, что письмо было адресовано принцу — к принцу оно и попало. Только не к тому.

А там уж теваррцы воспользовались ситуацией.

Есть ли у меня доказательства?

Да, вот собственноручное признание убийцы. Да не того убогого, а настоящего. Который готов точно показать, и где ждал, и как убивал, и даже кого хотел убить. Так что меня вовсе не устраивает воевать с Риолоном. Мы этой войны не выдержим, к тому же и Теварр ударит нам в спину…

Кто бы не ударил?

Посол слушает внимательно:

— А чего вы хотите, ваше высочество? И что предлагаете?

— Мирный договор — однозначно. И часть Теварра.

— То есть?

— Дядя все равно помчится воевать. А я постараюсь сделать так, чтобы теваррцы выставили и свои войска. Куда они денутся! И вот когда они нападут на вас, мы ударим им в тыл! А потом пойдем прямым маршем на Теварр…

— Интересное предложение, ваше высочество…

— Пока я не могу вам предоставить многого. Но вы перескажите мои слова королю, ладно?

— Это я вам обещаю.

— Отлично. Я вам еще напишу. Как-то можно будет переслать письмо?

Посол еще немного размышляет и сдает одного из своих шпионов:

— Через лавку сладостей на улице Дроздов. Скажете кондитеру — такой рыжий, усатый, что дрозды сегодня особенно зеленые, — и отдадите письмо. Он поймет.

Я киваю.

Скажу. И перешлю.

Не стоит недооценивать моих родственников. Если они смогут меня уничтожить — они это сделают. Значит, я должен нанести удар первым.

И я его нанесу.

Не стоит недооценивать и посла. Риолон хочет стравить нас с Теварром. Теварр — нас с Риолоном. А я?

А я бы с удовольствием полюбовался, как они рвут друг другу глотки. Только вот вряд ли удастся. Но и свою землю я разорвать на части не дам. Не для того сердце Алетара признало меня королем.

* * *

Карли я приказываю к себе больше не пускать.

Никогда.

Сыт по горло.

Да, может, как меня упрекал Том, я и сам виноват. Бросил ее одну, не остерег, не предупредил… а может, не виноват?

Я же не буду рядом с ней всю жизнь?

Я не смогу убрать с ее дороги все камни. Не смогу всегда вытирать ей нос, предостерегать и беречь. Я уехал ненадолго, а она уже поддалась на приворот. И кстати — любой приворот работает только до любви. На чем всегда прокалываются маги и ведьмы?

Да на ней, родимой!

Если человек кого-то искренне любит — его не приворожить. Можно хоть упоить его зельями, хоть искупать в них…

Все до первого взгляда, до первого воспоминания о любимом.

Так что же больше любила Карли?

Меня? Мой титул? Блеск двора?

Плевать!

От меня она ничего не получит.

Даже приглашения на свадьбу.

Хотя она там все равно появляется. Явно Абигейль подсуропила. Но я стараюсь не смотреть на рыжие кудри. Я смотрю на невесту.

А хороша…

Знаю, что вампирша, вижу ее истинный облик — и все же аж дыхание захватывает! Белая фата, кружевные цветы на золотых волосах, высокая грудь… и соблазн, такой дикий соблазн в каждом движении, что пробирало всех. Даже святого холопа — слишком уж подозрительно он мантию вперед оттягивал. И ведь знает об этом… с-сучка.

— Согласна ли ты, дочь Света…

— Согласен ли ты, сын Света…

Особенно пикантно это звучит — при венчании полудемона с полувампиршей.

Потом было пиршество, потом нас провожают в опочивальню — и под похабные шуточки оставляют одних.

Лавиния вопросительно смотрит на меня:

— И что теперь?

— Лично я собираюсь спать. Ты — как хочешь.

— А…

Я пожимаю плечами, достаю из кармана фляжку с куриной кровью и выливаю часть на простыню.

— Вот так. Ты была честной девушкой.

— Н-но…

Я уже не обращаю внимания на вампиршу. Стягиваю с себя все, кроме нижнего белья, и заваливаюсь на простыни. Хорошо…

Кажется, она что-то там шипит и ворчит, но я спокойно засыпаю. Не полезет. Только не сегодня, когда дворец пирует, за дверями спальни куча людей, а наутро мы еще и простыню предъявить должны, с кровавым пятном. Какие там покушения!

Выспаться бы!

* * *

Просыпаюсь я утром от аккуратного прикосновения к моей… анатомии.

Лавиния явно хочет заключения брака. Приходится оторвать от себя шаловливую ладошку и коротко объяснить:

— Клыки вырву.

Вампирша зло шипит, но я непреклонен, аки праведник.

— Посидишь пока на голодном пайке, а там посмотрим.

— А как же дети?

— От тебя?!

Не поймите меня превратно. Я готов был иметь детей от Карли, да и в принципе, женись я на обычной нормальной девушке — я бы не возражал.

Но смешивать свою кровь с полувампиршей?

Вампиры — это низшие демоны. Золотари и мусорщики демонического мира. Дешевка.

Дрянь.

А я — потомок Аргадона! Вы ж не будете скрещивать рысака и ишака? Особенно для получения лошадки-кровопийцы? Оно мне надо — ребенок, который будет пить кровь из подданных в буквальном смысле? И в переносном-то не стоит!

Да даже не в этом дело. Я сейчас не могу иметь детей. Они ведь будут использоваться, чтобы меня шантажировать, подставлять, или вообще — нет Алекса — есть его наследник! И любящая мамочка!

Ура!

Так что — увольте. Вот усядусь на трон, закреплюсь, обживусь — тогда и детей можно. От человека.

— Естественно. — Лавиния выглядит воплощенной невинностью. Только глаза зло горят. — Или ты хочешь?..

— Не хочу. Но детей мы пока заводить не будем.

— Почему?!

— Потому что слишком велико искушение и для тебя, и для твоих хозяев, — коротко ответил я.

Лавиния надувает губки:

— Учти, если муж не обращает на жену внимания, та может и поискать его на стороне…

— На костре, например. Если твоя иллюзия спадет где-нибудь на балу, ты там и окажешься. А я буду в первых рядах горевать о своей загубленной душе.

— Ненавижу!!!

— Это — сколько угодно!

— Тварь!

Лавиния, выставив пальцы наподобие когтей, собирается вцепиться мне в лицо, но куда там! Я легко отбрасываю женщину на пол, а потом, с кровати, цепляю за волосы и приподнимаю к своему лицу.

— Запомни, тварь. Оскалишь на меня зубы — получишь плетей. Посмеешь сказать хоть одно лишнее слово — получишь плетей. Не будешь меня слушаться — тоже получишь плетей. Серебряных. Более того — иногда ты просто так будешь получать плетей. Чтобы не забывала, кто из нас маг, а кто — нечисть. Ты что — думаешь, я на твои прелести поведусь?..

Стук в дверь обрывает содержательный диалог. Пришли за простыней.

Ур-роды!

* * *

«Наслаждаться» семейным счастьем мне выпало ровно три дня.

Потом дядюшка объявляет войну Риолону. И вызывает меня к себе.

— Алекс, раз уж ты не смог уберечь моего сына…

Я ожидаемо тяжко вздыхаю. Не смог. Потому как и не старался. Но горюю!

— Я доверяю тебе армию. Надеюсь, ты меня не подведешь.

Ага. Сделаешь Лавинии ребенка и быстро сдохнешь. Не дождетесь. Но армию я принимаю. И — ругаюсь в голос. Аккурат на первом смотре, когда вижу дыры на сапогах солдата в строю. И это — впереди. У стоящих сзади уже не дыры в сапогах, а скорее пара кожаных заплат на дырах. Генерал пытается мне что-то вякнуть на эту тему, мол, им не сапогами воевать, — и ожидаемо попадает под раздачу. По моему приказу находят веревку, наклоняют березку, ну и… понеслась душа к небу.

В первый день были повешены четыре генерала и пятнадцать полковников.

Во второй — шестнадцать интендантов.

В третий я с удовольствием обнаруживаю на солдатах новые сапоги и понимаю, что урок пошел впрок. И задумываюсь, кого надо повесить из придворных. Выходило так, что почти всех.

Абигейль вопит. Двое из повешенных генералов приходились ей дальней родней. Так что…

Да как я мог?! Как у меня совести-то хватило?! Почему я не посоветовался?! И что это за конфискация имущества в армейскую казну?! Пач-чему не в государственную?!

Я отбиваюсь всеми конечностями.

А как быть?

Армии воевать, тяжко трудиться, работать… Они босиком должны в поход идти? И риолонцев шапками закидывать? Так давайте и шапки отберем! Пусть пайками швыряются! Благо армейский сухарь ни надкусить, ни разжевать нельзя!

Аргументом послужил тот самый сухарь, подсунутый под нос дядюшке. Ей-ей, можно бы сказать, что у него токсикоз — так быстро Рудольф освободился от обеда. А что тут такого страшного?

Подумаешь, червячки беловатые ползают по галете, опарыши называются…

Солдаты это едят. А вашему величеству я даже понюхать не предлагаю!

Оценил и заткнулся. Мгновенно, как выключили. То-то же…

Я предлагаю показать сухарик тетушке, но дядя не соглашается. Нельзя-с. Абигейль беременна! Ага, аж два раза! На всякий случай я еще раз спрашиваю Лавинию — но нет! Вампирша точно знает, что Абигейль не в тягости. Откуда?

Ну, запах крови вампиры могут почувствовать, как ни маскируй духами. А женщины в определенные периоды… доказывают, что не беременны.

Отсюда простой вывод — Абигейль действительно задумала подмену. Прикажет принести ей ребенка — и скажет, что сама родила.

Тут я ничего не могу сделать. Но и время ей давать я не собирался.

* * *

— Вернись с победой, Алекс.

— Я верю в тебя!

— Ура Александру Раденору!

Крики, цветы, песни рогов и труб. Войско выступило в поход к границам Риолона. Туда же двигались и теваррцы. А мне предстоит…

Мне предстоит пройти по самому краю.

Дядя уже отправил письмо королю Риолона. Ответа пока не получили, но в результате я не сомневался. Его письмо было ультиматумом войны, полным гневных упреков и обвинений. Рудольф даже не усомнился в словах теваррцев. Хотя в этом был виноват и я.

С другой стороны, что я мог сделать?

Убеждать его в своей правоте? Чтобы и меня подставили?

Томми рвется со мной, и в этот раз я соглашаюсь. Кто-то должен прикрывать мне спину. Рене же приходится оставить дома, на хозяйстве, с большой просьбой приглядеть за Лавинией.

Я более чем уверен, что вампирша, оставшись без хозяйской плетки, обязательно куда-то влезет. Просто зачем мне выяснять подробности самостоятельно? Спрошу потом Рене. Да и за Абигейль приглядывать было необходимо.

Я в придворной жизни разбираюсь со скрипом. Томми — вообще в ней не ориентируется. Рене же, будучи сыном дома Моринаров да еще и живя в опале, чувствует себя в интригах как рыба в воде, иначе было просто не выжить. И у меня все чаще появляется мысль, что лучшего канцлера мне просто не найти. Да, со временем, сейчас Рене еще молод. Но и я не стар, так что справимся.

Войско идет по дорогам страны. Сменяются села, города…

Я упорно коплю силы. Заряжаю амулеты, накопители, повторяю чары. Что-то подсказывает мне, что на этой войне без некромантии не обойдется.

Место встречи было назначено очень удачно. Неподалеку от схода трех границ, уже на территории Риолона. Неподалеку от деревеньки Грибовки. Кто будем там первым?

Не я. Это точно. Сначала на территорию Риолона вторгнется Микаэль — и я узнаю об этом.

Откуда?

Где есть жизнь — есть и смерть. Я некромант, и призраки шепчут мне. Ветер приносит их голоса — и мертвые говорят, что армия Теварра вышла. И медленно идет по направлению к месту встречи.

Я тоже не тороплюсь — и армия прославляет меня.

Я стараюсь, чтобы у солдат было все необходимое, не позволяю грабить крестьян и насиловать крестьянок, стараюсь сдерживать аристократов, которых дядя навязал мне в сопровождение.

Также я не останавливаюсь на ночлег в деревнях и замках. Хотя их хозяева и приглашают. Но мне это не нужно. А после того как граф Шартрез, который решился нарушить мой приказ, повисает в петле, меня начинают бояться.

Это доходчиво объясняет аристократам, что война все спишет. Кто там будет разбираться, в какой момент почил этот конкретный граф? Нечего было останавливаться на ночлег в замке, а там насиловать дочку хозяина. Пусть хозяин и простой нищий барончик, пусть граф и младший брат королевы — мне все равно. Есть закон.

И во имя его…

Только вот почему в обращенных на меня взглядах так часто появляется страх?

* * *

— Александр! Рад вас видеть, мальчик мой!

Твою ж! Сам Микаэль! Восхитительно!

Король Теварра настолько обнаглел и уверовал в мою глупость, что решил сам повести войско? Нет, следующие слова объясняют его появление:

— Я надеялся, что войско поведет мой сын, но Кристоф так не вовремя сломал ногу!

Я сочувственно киваю. Ну да, старший сын у него как раз чуть постарше меня. Лет двадцати — двадцати двух. А младшему еще и пятнадцати нет. Сопляк.

С другой стороны, доверить армию герцогу? А где гарантия, что герцог ее потом дома не употребит по назначению? Решит, что корона ему больше к лицу…

Нет уж.

Армия — это не та сила, которую умный король может выпустить из рук. С другой стороны, принц может и посидеть на троне, пока отец воюет. Это не так сложно, а опыта набираться надо, самостоятельности опять же…

Я усмехаюсь, думая, что мне даже чуть жаль этого Кристофа. Вдруг он неплохой парень?

Нашу армию я приказал разместить чуть в стороне от теваррцев. И вместе — и слегка врозь. Мало ли кто начнет доказывать свою удаль, горячих голов везде хватает.

Все ли у вас в порядке?

Да, практически все. Разве что армия слегка растянулась. Надо проверить, все ли на месте. Да, это займет немного времени. Все осведомлены о точке сбора.

И не только наша армия.

Перед отъездом я отправляю письмо королю Риолона. Сообщаю о месте встречи армий и времени.

Военная тайна?

Секретная информация?

Смешно! Попробуйте держать в секрете передвижение армии! Посмотрю я на это. Разумеется, за нами наблюдали. И уже вечером…

— Ваше высочество…

Неприметный человечек кланяется чуть ли не в землю.

— Его высочество, принц Риолона, Дарий Риолонский, просит вас пожаловать к нему для переговоров.

— Куда и когда?

— Ваше высочество, если вас не затруднит…

Понятно. Сегодня и сейчас.

— Тайно?

— Да, ваше высочество. Мой принц готов поклясться честью, что это не ловушка…

— Далеко ли его армия?

— Два дня пути, ваше высочество. Но его высочество будет ждать вас ближе.

— Насколько?

— Примерно день пути, ваше высочество.

Я киваю.

— Подождите здесь.

В палатке я рассказываю все Томми.

— Том, прикроешь меня?

— Разумеется.

И я не сомневаюсь в друге.

— Скажешь, что я поехал за отставшим обозом, решил все проверить.

— Как скажешь. Удачи.

Плащ, доспехи, оружие — и я готов.

— Охрана…

— Ни к чему. В таких делах свидетели мне не нужны.

В глазах человечка мелькает нечто вроде удивления, когда я выхожу из шатра, но спорить он не собирается. Кланяется и приглашает следовать за ним. Конь? Нет, не стоит. Коня мы дадим, ваш не подойдет. Нет-нет, вы сами поймете…

Отряд сопровождения общим числом пять человек ждал нас в роще неподалеку. Я здороваюсь, вскакиваю в седло…

Да, это не мой конь. Я ездил на жеребце, крупном, характерном, ярком…

Эти же кони явно были выведены для других условий. Некрупные, самой неприметной масти, каких-то корявых статей… круп низковат, шея коротковата, гривы и хвоста вообще почти нет — посмотреть не на что. Но к концу пятого часа я оцениваю их совсем иначе.

Ровный аллюр, понятливость, выносливость… кони для гонцов. Надо перенять опыт.

Ночь мы проводим в седлах, а ближе к рассвету въезжаем в небольшую деревеньку.

* * *

Дарий, принц Риолона, ждет нас в деревеньке. И мне даже становится на миг жалко. Выглядит принц вовсе даже не плохим парнем. Но может, еще и уцелеет? Специально убивать его я не стану, нет.

Высокий, темноволосый, с короткой бородкой и смеющимися глазами, он протягивает мне руку:

— Александр, рад знакомству.

— Я тоже.

Я не кривлю душой. Было в Дарии что-то такое… честное. Открытое.

Пощечину он даст. И убьет, не поморщившись. Но не в спину. Отнюдь не в спину. Или это маска? Тогда он опасен. Но это я еще буду разбираться. Королевские отпрыски с детства носят маски и не дают никому увидеть свое истинное лицо. Я этому только учусь.

— Располагайтесь, угощайтесь. Полагаю, вы голодны после скачки.

Я действительно голоден, а приготовлено вкусно — и нарочито просто. Жаренное на костре мясо, овощи, хлеб. Из напитков — простая вода. То, что легко проверить. Я благодарю и предлагаю совместить с обсуждением. Времени мало, мне сейчас придется ехать назад…

Сон?

В могиле выспимся!

Да, я действительно говорил с вашим послом.

Да, действительно, имеет место быть теваррская провокация.

Да, Рудольф верит всему сказанному.

Почему я его не переубедил? Не хотел остаться крайним. Пусть это и цинично, но моя шкура мне ближе к телу, чем честь Риолона.

Свадьба?

Вас бы на шлюхе женили! Не нравится? Но это правда. О целомудрии моей супруги и речи не идет. К тому же… ну, это к делу не относится. Естественно, мне не нужен ни такой брак, ни такие союзники, которые стравят нас и под шумок сгрызут обоих. Сначала нас, а потом и до вас доберутся. Мы же не просто так на съедение отдадимся, мы будем сопротивляться!

Это верно. Между нами более-менее соблюдалось равновесие. А убери одну гирьку с противовеса Раденор — Теварр — Риолон — и начнется хаос и смута.

Хватательный инстинкт у королей развит, равно как и присоединительный. Но!

Когда это выгодно! А не когда грозит втянуть страну в долгую и кровопролитную войну.

Чем я могу доказать свои слова насчет подставы? Да вот документ. Сам убийца тоже у меня, правда, в столице, но я могу его предъявить. Так что, вы с нами — или против нас?

Дарий думает недолго:

— Можем заключить предварительный договор. А по итогам войны…

Я киваю.

Что нужно Риолону?

Выходы к морю, которые в большом количестве есть у Теварра.

Нам?

Рудники.

Это мы оторвать сможем. И теваррцы утрутся, поскольку сами дали повод и причину. И чего стоит одна Лавиния!

Как все будет выглядеть?

Риолонцы сцепятся с теваррцами. А мы ударим «союзникам» в спину. Как бы мерзко это ни звучало. Надо только точно все спланировать на карте, кто, откуда подходит, какой отряд… Чтобы нам не сцепиться. Ни к чему воевать тем, кто может договориться.

На обговаривание всех мелочей уходит порядка двух часов — и я опять взгромождаюсь в седло.

Спать хочется зверски, зад требует отдыха, ну да ладно! Полудемоны способны на многое! Особенно когда речь идет о сохранении своей шкурки.

* * *

К следующей ночи я опять оказываюсь в лагере. Том прикрывал меня как мог, но Микаэль все равно начинает беспокоиться. По счастью, в шатре есть вода. Обтереться, переодеться — и показаться.

Где был?

Да, ездил за отстающими обозниками, чтобы ничего не потеряли и не пропили по дороге. Недостойно принца?

Зато я буду во всем уверен. Ибо на войне главное — снабжение.

Расстановка войск?

Полагаюсь на вас. Может быть, в центре поставим тяжелую пехоту, с левого фланга конницу — там поля, отличная местность, а справа — резервы? Там лес, хоть кого спрячешь…

Наступление?

Нет уж. Врагу нужно — пусть он к нам и идет. А мы подождем?

Ну… можно и наступать. Но это чуть позднее. Я отдохну — и вперед. Сколько?

До завтрашнего утра. Лучше — до вечера, едва обоз пригнал…

Но утром мы никуда не двинулись. Моя тонкая конституция, хрупкое телосложение и изящная натура протестовали. Особенно в районе… конца спины. Там все протестовало особенно активно.

А к вечеру пришло известие — армия Дария двигается к нам. Весьма быстро.

Так что Микаэль соглашается со мной.

Нечего гонять людей. Найдем ли мы впереди столь удобное место — неизвестно. Остаемся.

* * *

Дарий поступает достаточно коварно. Когда до нас остается шесть часов пути — он приказывает армии встать на отдых. А почему бы нет?

Люди устали, измучены, к чему бросать их сразу в бой?

Но наши-то люди готовы!

День как раз переваливает полдень, так что у Дария еще есть время напасть.

Впрочем, меня хватает на два часа! Потом я заявляю Микаэлю, что не готов держать свои войска в напряжении, и приказываю своим людям отдохнуть. Хотя бы по очереди.

Микаэль обзывает меня глупым мальчишкой, и мы сильно ссоримся. Но тем не менее мои люди отдыхают, а теваррцы стоят в боевой готовности.

А еще…

Микаэль очень удачно выбрал место. Для некроманта.

Здесь неподалеку деревня, а стало быть, и кладбище — мой резерв на самый крайний случай. Только вот хватит ли у меня сил?

Это ведь не рядом. К тому же освященная земля, и до нее надо дотянуться. Надо дозваться мертвых…

Но как красиво вышло бы!

Кладбище как раз за спинами конницы. А лошади мертвых терпеть не могут…

Хотя… некромант я — или кто?

Отсюда я могу почувствовать.

Дотянуться я смогу, если у меня будет больше силы. Но где я могу ее набрать, если не на поле боя? Я же некромант…

Что нужно?

Хватит ритуального кинжала. Обсидиан занимает свое место за поясом. Остальное же…

Я справлюсь.

А еще надо послать гонца к Дарию. Я знаю, что и как надо сделать!

* * *

Вечером Микаэль, костеря противника на чем свет стоит, тоже приказывает солдатам устраиваться на отдых. Естественно, его армия недовольна. А вы простойте с полудня, даже раньше, с утра до вечера в полном вооружении, ожидая врага, не жрамши, не пивши, в напряжении, чтобы услышать — завтра повторим?

Будь тут хоть трижды король, но обматерят его в армии по полной.

Мне такого не достается.

Мои люди ведут себя намного спокойнее и разбредаются по палаткам. Я же…

Не сообщив никому, даже Томми, я покидаю палатку и быстро двигаюсь туда, где должно состояться сражение. Вот сюда, на поле…

Своей силы мне не хватит. Надо получить заемную.

Как?

Передачей.

Есть у меня подходящий артефакт, вместе с Рене делали. Марта больше по-простому, там, поднять или упокоить, порчу или сглаз наслать. А вот Рене предпочитает более тонкую работу. Артефакты, амулеты, опять же спрятать силу, словно в воду, воспользоваться заемной…

Станешь тут специалистом, чтобы святоши не нашли!

А потому в землю на будущем поле боя закапывается человеческая кость, покрытая искусной резьбой. Лично выкапывал, сам вырезал!

От мертвеца, погибшего в бою, между прочим! В Торрине таких не было, пришлось воспользоваться первой же поездкой за границы графства.

Так вот. Земля блокирует магию мертвых. А вот магию крови пропускает просто великолепно! И получится так.

Сила смерти — через кровь, пролитую на землю, — к кости воина в этой земле — и к некроманту. Который лично вырезал на кости символы смерти, жизни, трансформы, силы, расстояния…

И получил возможность дотянуться до умирающих даже с командного пункта. Хотя вид у меня будет… м-да.

Ну так что же! Просто надо, чтобы не осталось никого, кто видел меня в роли некроманта. Все равно это входит в мои планы.

Войско Теварра мы должны разбить тут вчистую — и вторгнуться к ним в страну. Как раз прибрежная полоса и кусочек гор — то, что мы сможем занять. Еще бы бунт организовать до кучи, чтобы сыну Микаэля не до нас было, но не стоит мечтать о несбыточном.

Я еще раз проверяю свою укладку. Хорошо. Кость недалеко от поверхности, ждет своего часа, кладбище тоже ждет…

И возвращаюсь в палатку.

Спать. Хотя бы пару часов.

Веселье начинается на рассвете.

Дарий строит своих людей еще затемно — и идет на нас в атаку. Застать Микаэля врасплох не удается, ибо разведка поставлена на совесть. Так что навстречу Дарию выступает наша пехота. Свистят первые стрелы.

И как только кровь проливается на землю…

Это происходит не сразу, далеко не сразу. Вовсю свистят стрелы, расступается пехота риолонцев, пропуская тяжелую конницу, которая пытается сокрушить стену щитов, истошно ржут кони… ждут своего момента легкая конница и резерв…

А кровь упала на кость.

И я ощущаю пробуждение.

Микаэль полностью занят боем. Смотрят и его приближенные. Мои же все на поле, никто не рискнул остаться рядом. Кроме Тома. И ослушаться меня — тоже, особенно после смерти Шартреза. Там у них есть шанс уцелеть. Здесь же…

Сам повешу. Немедленно.

Что такое поле боя для некроманта?

Источник силы.

Смерть здесь желанная гостья. Здесь все окутано смертью. Со всех сторон, черный туман словно мешается с воздухом, застит солнечный свет, не позволяет начаться восходу…

И сила течет ко мне.

Я глубоко вдыхаю ее, впитываю каждой клеточкой тела, растворяюсь в ней…

И когда открываю глаза — вижу мир совсем иначе.

Люди словно выцветают серыми тенями. Зато яркими огнями вспыхивают умирающие. Смерть — страшная сила. Энергия смерти, которая изливается сейчас на поле, вся идет ко мне. И я творю свое колдовство.

Я призываю…

И они — приходят.

Нужно много силы, чтобы призвать демонических существ. Не самих демонов, нет. Эти умны и хитры, и просто так их потом не выставишь. А вот существа…

С ними проще, и с ними я справлюсь.

И я открываю воронки.

Эти места я наметил заранее.

Первое — в центре легкой конницы Микаэля. Благо наших там нет, неоткуда им взяться. Дядя мне вообще выделил тяжелую конницу, которая сейчас сражается, и пехоту. Жлоб.

Впрочем, сейчас не до того. Моя-то пехота сейчас идет в атаку, а вот свою Микаэль предусмотрительно оставил в резерве. Я и не протестовал — к чему?

И вот сейчас в районе резерва открывается каверна.

Как это выглядит?

Я знаю это. Я могу рассказать обо всем так отчетливо, словно вижу это своими глазами. Это мой дар и мое проклятие некроманта и полудемона. Под ногами у ошеломленных солдат начинается дрожь. Кто-то падает, остальные глядят испуганными глазами и ничего не могут понять, до тех пор, пока…

Земля трескается и разверзается.

Это выглядит как угольно-черная трещина, возникающая на земле. Оттуда пышет жаром — и люди шарахаются, в страхе сбивая с ног и затаптывая соседей.

А потом из этой трещины выползает на свет оно.

Щупальце.

Темно-красного цвета, схожего с цветом запекшейся крови, длинное, с присосками и когтями. И очень страшное.

Тем более что оно не одно.

Из расщелины словно извергается лавина щупалец. Они вслепую калечат людей, хватают их, тянут вниз…

Я думал выпустить в наш мир кракенов целиком, но потом решаю просто приоткрыть им дорогу. Ровно настолько, чтобы они смогли дотянуться, но не смогли вылезти.

По большому счету этого хватило.

Первая каверна — в резерве.

Вторая — сбоку от основного удара, там, где располагаются элитные части Микаэля.

Третья…

Добро пожаловать, ребята!

Я подбиваю Тома под колени — и мы с ним катимся с холма в буквальном смысле слова. А на том месте, где я стоял, появляются они.

Я пригласил пожирателей на трапезу, и они пришли. Демонические животные такие приглашения не игнорируют. Кстати — каверна на холме самая маленькая. Как раз, чтобы, сожрав весь вражеский генералитет, никто не дотянулся до нас.

С холма слышатся крики боли и ужаса, но мне уже все равно.

Я окидываю взглядом поле боя.

Риолонцы прекратили драку. Мои войска — тоже. Зато теваррцы…

Там, где открылись две каверны, — уже практически никого не осталось. Они бегут в ужасе и страхе, бросая оружие, давя упавших, падая — и даже не замечая этого.

Отлично.

Конницы у теваррцев не осталось. Да и вообще две трети теваррской армии просто уничтожено. Досталось и моим людям, немного, да. Но выбора не было, я и так старался работать как можно тщательнее.

И что самое приятное: эманации боли, страха, ужаса, сила смерти — все это по-прежнему идет ко мне. Я словно в центре воронки — и мне этого хватит с лихвой.

Миг сосредоточения — только миг, но мне его достаточно.

Одна из каверн смыкается с недовольным чавканьем. Щупальца спешат втянуться обратно, но одно не успевает — и остается на земле, извиваясь, словно перерубленная лопатой змея.

Оно так же опасно.

Кстати, надо будет потом его прибрать. Нечего ценными ингредиентами разбрасываться. Или церкви задарить?

Вторая каверна начинает также смыкаться.

— Алекс!!!

Том спасает мне жизнь, вытолкнув из-под удара.

Не такие уж они тупые, эти твари.

Пожиратели отлично понимают, кто их призвал. И им не хочется уходить. Остаться здесь, в живом зеленом мире, где есть много людей, много пищи для их клыков и когтей, много силы — разве это не мечта демона?

Пока я занимаюсь второй каверной, щупальца из третьей дотягиваются до нас.

Том выталкивает меня из-под удара, а вот сам не успевает.

Покатился по земле, замер изломанной куклой.

— НЕЕЕЕЕЕТ!!!!!!!!!!!!!

Я даже не сразу осознаю, что это — кричу я.

Умер? Нет, вроде бы душа не отлетает! А даже если и так — я верну ее! Я — некромант!

Ярость и отчаяние вспыхивают огнем, и вторая часть меня берет верх. Вместо того чтобы изгнать пожирателей своей силой некроманта, я бью по ним горячим огнем.

Впрочем, это уже не так важно.

Вторая каверна закрывается с влажным чваканьем, а я выжигаю третью.

Вокруг меня горит яростное жаркое пламя. Сейчас огонь — это я. Я — его центр, душа, жизнь и ярость. Щупальце снова тянется ко мне, но отдергивается, не в силах пройти сквозь пламенный ореол. И я бросаю огонь вперед. Он свивается в смерч — и мчится туда, где зияет разлом. Щупальца стремительно убираются с его пути.

Больно?

Получи, гадина!

Мало тебе, тварь такая, мало?!

Ты у меня сейчас всласть напьешься кровушки, ты у меня своей собственной захлебнешься!

Я выжигаю щупальца с каким-то садистским удовольствием, тем более что силы на магию огня берутся из магии смерти. Пока на поле умирают люди — я могу поддерживать огонь неограниченно долго. Смерч кружится. Поет свою огненную песню, выжигает и испепеляет. Насколько мой огонь горячее обычного пламени?

Не знаю. Но подозреваю, что во много раз.

Боль, злость, ненависть — вот те дрова, на которых можно сжечь что угодно. От своей жизни до целого королевства.

И наконец пожиратель не выдерживает.

Щупальца убираются обратно, на свой план бытия. Хотя люди видят это иначе. Просто они проваливаются под землю — и наступает тишина.

Огненный смерч крутится еще несколько секунд, сплавляя выход. Теперь на этом холме еще лет пятьсот ничего не вырастет, пока ветер не принесет землю и она не закроет каменную стеклянистую массу. Мой гнев сплавил землю до состояния вулканического стекла.

Впрочем, он тут же остывает, стоит мне взглянуть.

— Томми!!!

Мой друг лежит не так далеко.

Изломанная кукла… но крови нет?

Сейчас мне нет дела ни до кого.

Война, Теварр, Риолон… да гори вы все огнем! Все вы не стоите и волоска с головы моего друга!

Моего брата, ведь Томми давно стал мне младшим и любимым братом.

И ради его жизни я кого угодно скормлю демонам!

Крови нет.

Сердце?

Я рву камзол и приникаю ухом к груди друга.

Боги, даже первому поднятому мертвецу я не радовался так, как радовался сейчас этим неровным глухим ударам.

Томми жив!

И я не дам ему умереть!

Кому, как не некроманту, известно, как отогнать смерть?

Лекаря!

Я поднимаю голову…

Твою мать!

Нет. Не так.

ТВОЮ МАТЬ!!!!!!

Никто не воюет. Все стоят и смотрят на меня со священным ужасом.

Кажется, я засветился по полной. Ну и плевать.

— Лекаря!!! — надсаживаясь, ору я. — Скорее, ему еще можно помочь!!!

И когда откуда-то выбегает человек в синем лекарском плаще…

Хвала Аргадону!

— Вы позволите, милорд?

Я чуть отстраняюсь. Потом хватаю лекаря за шкирку.

— Умрет — убью. Выживет — проси что хочешь.

Мои руки слетают с синего плаща, словно их ветром сдуло. Какой-то прием, я и сам не понял, какой.

— Не мешайте мне делать мою работу!

Если кто-то думает, что я этого лекаря ударил или даже выругал…

Я молча отхожу в сторону.

Профессионалов надо уважать.

— Ваше высочество!

Из рядов войска вырывается человек… Я прищуриваюсь.

— Полковник Тибр?

Мужчина кивает. Чуть кланяется.

— Ваше высочество…

— Отвести войска, — командую я со вздохом. — Поднять флаг, пригласить риолонцев на переговоры.

— Пе… пере… говоры?

— Тибр, а ты хочешь продолжать воевать? После этого?

Я широким жестом обвожу поле.

Не хочет. По лицу видно — он сейчас хочет оказаться где-нибудь подальше отсюда. И чем дальше, тем лучше.

Устало махаю рукой.

— Вся ответственность на мне. Давай, рысью!

— Повинуюсь, ваше высочество!

И срывается с места.

Я устало присаживаюсь на камень, удачно оказавшийся неподалеку. Чувствую себя полностью вымотанным, да так оно и есть. В некромантии я силен, но магия огня с такой силой пробудилась во мне впервые.

Если у матери была хотя бы пятая часть такого таланта… Рудольфу ноги вырвать мало!

Такая колдунья умерла практически зря. Да с подобной силой вулканы можно создавать и гасить движением пальца.

Или мне это только кажется?

Я потом посчитаю. Призову пожирателя, попробую пожечь, помучаю…

И буду точно знать, сколько надо приложить сил.

Потом, все потом. Лишь бы Томми выжил.

* * *

После пережитого воевать не хочется не только нам, но и риолонцам. И мы садимся за стол переговоров. Я, Дарий… А больше, собственно, никто и не уцелел. От Микаэля и короны не нашли. Оно и неудивительно, я туда столько силы вгрохал, что хватило бы и кости в пепел пережечь. Хотя, вообще-то это сложно. Так, пара теваррских генералов выжила.

Переговоры проходят на виду у всего войска. Почему?

Да никому не хочется разбивать тут лагерь, становиться на ночлег…

Пожиратели, между прочим, источают определенные эманации — и эта гадость весьма устойчива. Почти как кошка в сапоги написает. Уже и впиталось, и высохло, а вонять еще долго будет. И никакой стиркой, то есть чисткой, местность до конца от этих эманаций не избавишь. Можно себя одерживать, можно, только вот кончается это кошмарами, сердечными болями, а то и чем похуже. Уж спать в таком месте я бы точно не рекомендовал без защитного круга.

Так что ни о каком обустройстве речь не идет. Переговорить — и удрать отсюда. Даже я чувствую себя неуютно, а уж как остальные…

Первым начинает Дарий.

— Ваше высочество, я рад видеть вас…

— Ваше величество, — ответствую я, — счастлив скрестить меч со столь достойным противником.

— Да, но повод до сих пор остается для меня загадкой. — Дарий качает головой так, что я бы век его в актерстве не заподозрил.

— Убийство моего брата. Принца Андрэ.

Король Риолона задумывается. А потом достает кинжал и полосует лезвием по пальцу. Показывается капля крови. Одна, вторая…

Кинжал втыкается в землю между нами.

— Клянусь честью, кровью и жизнью, что Риолон не виноват в постигшей Раденор трагедии.

Дарий выглядит серьезно. И вообще-то…

Клятва триады — не игрушки. Я это точно знаю, как маг и как некромант.

В последнее время так не клянутся, слишком уж страшная расплата предусмотрена за ложь или нарушение обета. Что бы ни орали храмовники, наш мир пропитан магией — и она жестоко мстит клятвоотступникам.

Я, конечно, изображаю недоумение. Мол, верю, конечно, ваше величество, но кто же тогда?

Дарий разводит руками и предполагает, что выгоднее всех наша война была теваррцам, вот с них и спрашивать стоит.

Я сетую в ответ, что спрашивать-то не с кого, ибо некромантов в округе не водится, да и водились бы — дело это богопротивное и мерзкое.

Дарий тоже вздыхает и интересуется, не знаю ли я, что именно тут произошло?

Я с самым невинным видом рассказываю в ответ, что Микаэль был уверен в победе. Сначала.

А потом у него что-то пошло не так, он что-то говорил своим спутникам и был весьма озабочен. Ну а потом полезли эти твари… я спасся чудом. То есть Том спас, а сам вот не уберегся.

Дарий от всей души сочувствует, я тоже горюю, вытирая крокодилову слезинку…

Меня никто и не подозревает, кстати. Я себя отлично продемонстрировал как мага огня, а значит, некромантом оказаться никак не могу — это первое. И второе — я бы не стал подставляться под удар.

Хотя насчет магии — вранье. Маги с двумя-тремя талантами встречаются. Только — редко. Примерно раз в пятьсот-шестьсот лет может появиться такой уникум. И не факт, что он заживется на этом свете, ведь любая сила проявляет себя. А если чадушко сначала устраивает пожар, а потом, испугавшись, ураган — его шансы выжить приближаются к нулю.

Это я понимаю, что повел себя как последний болван. Не рассчитал, не додумался подстраховаться и защититься — и ценой моего разгильдяйства едва не стала жизнь близкого человека. Но остальные-то видели не это!

Они видели, как меня спасал Том. Видели, как я потом выжигал эти щупальца…

И видят меня сейчас. Усталого, с кругами под глазами, едва держащегося на ногах… Толпа — существо своеобразное. Один раз составив мнение, меняет она его достаточно неохотно и только под серьезным воздействием. И войско уже решило, что я — жертва.

А кто злобные некроманты?

Два варианта — либо риолонцы, либо теваррцы. Но я не хочу ни того, ни другого. Нам еще домой идти, а ведь люди…

Да разорвут мне сейчас теваррцев в клочья, а чем они виноваты?

Что Микаэль, скотина, решил чужими жизнями поиграть, а оказался в результате пешкой на доске? Это-то самые обычные солдаты, их тоже кто-то ждет дома…

Совестливый некромант?

Практичный. Авось живыми они мне полезнее будут.

Так что главный злодей остается непроясненным. Мы с Дарием расстаемся вполне дружески и расходимся в разные стороны.

Они — к себе, мы к себе.

Идем до ночи, наплевав на боль, усталость, голод — на все. Я улучшаю момент и подъезжаю к телеге, на которой везут Тома.

Лекарь так и остается возле него.

— Выживет?

— Надеюсь. У него переломы ребер, но в легкие ни одно не прошло, это почти чудо. Левая рука сломана, а насчет ноги — не уверен. Но синяк там будет великолепный.

— А почему он без сознания?

— Я снотворным напоил. Иначе он бы тут от боли орал при каждом вздохе, — огрызается лекарь.

Ну да.

Плотная повязка от боли не спасает. Дурак я, дурак…

Учиться мне еще и учиться.

* * *

Теваррцы уходят на следующий день. Их полковник вежливо прощается со мной и выражает надежду, что мы останемся друзьями. Я отвечаю пожатием плеч. Как его величество Рудольф решит. Я-то и рад бы, но выяснять-то будем! Кто, что, как… Не каждый день случается такое.

Прорыв…

А еще через день к нашему войску заявляются и они.

Храмовники.

Десять человек в белых рясах, на белых конях, в белых плащах…

Выглядит потрясающе, словно десять пятен свежевыпавшего снега или белые птицы на зеленой траве. А вот является…

Худших тварей земля еще не родила.

Кто такие храмовники? Откуда они вообще берутся?

Ну ладно, скромно умолчим о том количестве народа, которое идет в храм служить, чтобы чужим трудом жить — к самостоятельному они неспособны. Умолчим об истинных подвижниках веры, которые приходят, чтобы нести людям свет и утешение. Эти там тоже есть… процента полтора от общей массы. Где-нибудь в самых нижних рядах иерархии, чтобы, не дай бог, остальных облагораживать не начали.

Есть там и еще одно подразделение.

Псы карающие.

Им действительно подходит это название. Выследить, выловить, загрызть всех инакомыслящих. Они охотились на Рене, они охотятся на всех магов.

Они сами — маги. Только вывернутые наизнанку. И не надо представлять неаппетитную картину, все намного проще.

Храмовники ищут одаренных детей. И когда им удается найти такое чадушко, оно забирается в храм и воспитывается в истинной вере. То есть с полной промывкой мозгов.

Таких упертых фанатиков выращивают, что представить страшно. Святые холопы по сравнению с этими — добродушные лапочки, иначе и не скажешь.

А вот когда у такого ребенка первый раз прорезается магия…

Я не знаю, что с ними делают. Могу только предполагать.

Маг в момент своей инициации принимает свою силу — и вместе с ней этот мир. Теперь они как сообщающиеся сосуды. Образно говоря, в миг инициации перемычка между двумя стеклянными трубками разбивается и магия заполняет обе части сосуда.

А вот карающие…

Каким-то образом они этот сосуд разбивают. Не перемычку, отделяющую их от магии, нет. А все стекло. Магия — штука хрупкая, и дар можно утратить, что есть — то есть.

Они не могут колдовать — и как всякие ущербные существа, остро чувствуют магию.

А еще — ненавидят тех, кто не отказался от своего естества. Ненавидят до такой степени, что ей-ей, попади я к ним в руки — самосжегся бы. И это было бы еще очень безболезненно.

— Ваше высочество!

Первыми их обнаружили разведчики. Так вместе с ребятами эти стервятники в белом и прискакали. Я невольно ежусь, словно от холода, впрочем, храмовники на это внимания не обратили. В их присутствии всем было неуютно, такой вот побочный эффект отказа от магии.

Но говорить не тороплюсь, молча разглядываю их отряд.

Десять человек — от седого карающего с кучей шрамов до совсем молоденького, лет пятнадцати, сопляка. Все в белом, все с суровым выражением лица, у всех плотно сжатые губы и ни одной морщинки от смеха.

И самое страшное…

У всех — одинаковые глаза.

Пыльно-серые, словно пеплом запорошенные. А может, так и есть. Пепел сгоревшей магии стучится в их душах — и на нем никогда ничего не вырастет. Они живут, чтобы обращать все окружающее в такой же пепел.

— Принц Александр Леонард Раденор?

Этому карающему на вид лет тридцать — тридцать пять. Темные волосы, бледная кожа, словно бы годами не видевшая света, шрам от ожога на щеке — кто-то дорого продал свою жизнь, жаль, дело до конца не довел. Ничего, я помогу.

— С кем имею честь?

Я смотрю прямо, не улыбаюсь, но и страха не показываю. Перебьются, твари. Еще не хватало им видеть, что я боюсь.

Когда я убивал тех, что шли по следу Рене, я страха не испытывал, но там другое. Там упоение схваткой, там азарт, там удовольствие боя…

Здесь же холодный расчет и интрига. А кто кого?

Я — их. И иначе никак. Эти твари в моей стране править не будут!

— Первый воин отряда, Александр.

Я киваю. У карающих не водилось чинов и званий, просто был воин, которого ставили над отрядом из ему подобных на время выполнения очередного задания.

— Чему обязаны?

— Мы ощутили… прорыв.

Я киваю еще раз, напоминая себе болванчика со сломанной шеей.

— Вы опоздали. Он остался там, на поле боя. И более двух дней тому назад.

— Мы не успевали раньше. — Храмовник смотрел холодно. — Что вы нам можете рассказать?

Я — мог. Но прогибаться не собирался.

— Сейчас ничего. Можете подождать до вечера, и я с вами побеседую, когда войско встанет на привал.

— Нам надо в противоположную сторону.

— Это не мои трудности.

— Вы препятствуете святому делу?

— Вы препятствуете воле короля?

Я смотрю насмешливо. Погоди у меня… шавка! Я вас научу лаять по приказу… и перекастрирую. Чтобы таких псарен больше не было.

Храмовник вспыхивает, но сдерживается. Понял, что сила не на их стороне, и проглотил обиду. Потом отыграется, если я дам ему шанс.

— Мы сейчас будем расспрашивать солдат. А потом, вечером, побеседуем с вами.

Звучит это откровенно угрожающе, но я ответил мужчине безмятежной улыбкой.

Аргадона ты не видел, собачка.

— Буду ждать с нетерпением.

— Ждите, — бросает храмовник, чтобы последнее слово осталось за ним, и поворотил коня.

Полковники смотрят с… ужасом?

Наконец один из них решился заговорить:

— Ваше высочество, разумно ли это? Злить храм? Они сильны…

Я пожимаю плечами.

— Сильны? А сколько у них воинов?

Такая постановка вопроса была для полковника внове. Он явно о чем-то задумывается…

— Ваше высочество…

— Мои люди, полковник, для меня важнее любых храмовых неурядиц, — отрезаю я. — Двигаемся по плану. Нам надо к вечеру дойти до реки, иначе пить будет нечего. А ненапоенные лошади… Объяснять надо?

Объяснять было не надо. Войско продолжило движение.

* * *

Храмовники появляются вечером, когда я беседую с Томом.

Да, друг выжил и бодро шел на поправку, чему способствовал и я, каждый день накачивая его магией. Конечно, Том не мог ее ни использовать, ни даже усвоить, но магия сама по себе, пронизывая организм, выравнивала его энергетические каналы, ускоряла процессы заживления, старалась привести тело в норму. В здоровом теле — здоровый дух, это верно. Но и обратное тоже.

Даже моя сила некроманта — и то приносила пользу, недаром маги живут дольше обычных людей.

— Ваше высочество?

Я развожу руками, отрываясь от обсуждения с Томом его свадьбы. Да, мой друг решил-таки, как вернется домой, сделать предложение своей баронессе. Я одобряю.

А что?

Умная, симпатичная, один раз обжегшаяся, зато имеет материал для сравнения — она Тома будет и ценить, и любить. А значит, брак будет крепким.

Остается еще получить одобрение родителей, но с этим придется подождать. Сейчас везти даму в Торрин не время. Так что пока — помолвка. А свадьба чуть погодя, теперь ее долго ждать не придется.

— Что угодно?

— Мы побеседовали с воинами. И нам сказали, что вы применяли магию.

Я картинно вздыхаю.

— Извини, Томми. Сейчас поговорю с этими и вернусь.

— Мы бы хотели поговорить с вами и вашим другом. — Храмовник почти шипит. Я пожимаю плечами.

— Том, ты можешь им уделить время?

Некстати, конечно. Но… помощь пришла быстрее, чем я подумал, и с той стороны, откуда вовсе не ждал.

— Нет, — резко вмешивается лекарь. — Мой пациент ни с кем разговаривать не будет.

— Вы препятствуете делу храма?

Шипения в голосе храмовника — моего тезки — прибавляется. Но лекарь и не собирается пугаться.

— Это — мой больной. Поправится — хоть всем храмом приходите, а до той поры я буду препятствовать всему, что не способствует выздоровлению.

— И делу Храма?

Лекарь зло усмехается.

— Приведите сюда любого другого холопа, отрекшийся, — и я не стану чинить препятствий. Но присутствие человека, который отказался от своей сути, вредно для больных.

У меня челюсть отвисает. У храмовника тоже, но я прихожу в себя первым.

— Лечи его, — приказываю я лекарю и подхватываю белую гадину под локоть.

— Пройдемте.

Чуть убедительности в голос, и не надо думать, что я прикасаюсь к отверженному. Не надо думать, что даже его касание выпивает из меня магию. Не надо вообще ни о чем думать. Переживем этот миг.

Храмовник приходит в себя только спустя метров двадцать и разворачивается назад.

— Я…

— Стоять! — Вот теперь я командую всерьез. — Вы этого человека не тронете. Он выполняет свой долг.

— Он посмел…

— Сказать правду? — И яда в голос, яда побольше. — Так это ни для кого не секрет. Терпите. Вы же холоп Светлого, вы обязаны терпеть и смиряться…

Все, лекарь просто забыт. Место главного врага занимаю я.

— Что ж, принц Александр, — мужчина почти шипит, — расскажите мне, что произошло.

— Мы были на холме, наблюдали за врагом.

— Мы?

— Я, Том, его величество Микаэль…

— Король Теварра?

— Да. И четыре его генерала. Мы стояли на холме, переговаривались, потом я отвлекся…

— На что?

— Отлить отошел.

Храмовника перекашивает. Я улыбаюсь.

— Да, это и с принцами бывает. И даже того мне сделать не дали. Томми что-то заметил, сбил меня с ног, мы покатились с холма…

— Вот как?

— А потом там полезли щупальца, что-то произошло, я так и не понял. Я даже не скажу сейчас, сколько это продолжалось. Когда оно рядом…

Я передергиваюсь всем телом. Храмовник кивает.

— Это я знаю. А потом?

— Они… завораживали. Я засмотрелся — и не заметил опасности. — Я развожу руками. — Меня опять спас Том. А лекарь спас его. Так что я не дам вам причинить ему никакого вреда. Это долг крови, сами должны понять.

Храмовник несколько секунд изучает мое лицо, а потом как-то внутренне расслабляется. И я знаю, что он видит. Мальчишку.

Всего лишь мальчишку, которого терзает вина за поражение, который боится потерять друга, которому просто плохо.

Восемнадцатилетний мальчишка. И конечно, он дерзит и злится… а что ему еще остается?

Пусть дерзит… до поры.

— Что произошло, когда ваш друг вторично спас вас?

— Он упал. Щупальце его задело… И, кстати, — это удача. Не когтями, не присосками, не ядовитыми шипами, нет! Просто массой. Сбило с ног. Я… испугался. Я боялся, что он умер, — признаюсь с легкой запинкой, но ведь не лгу! Это чистая правда.

— И тогда?

— Моя мать была магом огня. Я, как оказалось, тоже.

— Вот как?

— Сила вырвалась наружу. Там, где вылезли эти твари, теперь просто спекшаяся земля.

— У вас столько силы?

— Нет. — Я качаю головой. — Потом я понял, что у меня просто было столько… отчаяния.

Храмовник кивает.

— А два других разрыва?

— Не знаю. Они были далеко.

Меня еще расспрашивают, но я умудряюсь вывернуться, не сказав ни слова неправды. Насколько могу, я недоговариваю, изворачиваюсь, виляю, но не лгу — и этого хватает.

Храмовник кивает и оставляет меня в покое.

А я думаю, что в моем багаже, тщательно завернутые в ткань со специальными знаками, блокирующими истечение магии, лежат та самая кость и обрывок щупальца демонического животного.

Приговор.

Мне?

Нет. Храмовникам. Ненавижу, когда мне мешают заниматься любимым делом. В частности — некромантией.

* * *

До вечера эти твари ходят по лагерю, расспрашивают и действуют всем на нервы. А я терзаюсь одним вопросом — убить или не убить?

С одной стороны — мир станет чище.

С другой… Не слишком ли это подозрительно?

А, плевать! Война все спишет. Но вот как мне их достать? Как догнать?

Не додумавшись ни до чего полезного, я махаю на это рукой. Как получится — так и получится. Пусть судьба решает, жить им или умереть. Я могу убить их хоть сейчас, но как при этом не раскрыть себя? Ведь Храм — это давление на разум человека, а мне еще править людьми.

На следующее утро я поднимаю людей и приказываю идти дальше. Храмовники принимаются шипеть, говоря, что они-де еще не расспросили всех, кого хотели, но я обрываю их, небрежно взмахнув рукой:

— Хотите? Идите с нами. Я дам вам потом лучших лошадей.

Храмовники мнутся, жмутся — и отказываются. Мол, нам надо ехать, а то там все следы прорыва исчезнут. Ну, была бы честь предложена…

Так что мы двигаемся в одну сторону, они в другую — и я выкидываю их из головы. А через несколько дней получаю письмо от дяди.

Тот пребывает в шоке, сообщает, что мою жену, а также моего тестя уже упрятали под замок, и ужасается. Мол, кто ж мог подумать… а почему ты, Алекс, не подумал?

Я прочитал и плюнул. Ну да, почему я не подумал? Потому что все это спровоцировал, но дяде-то знать необязательно. Следующим вопросом будет — почему не предвидел, не предотвратил, допустил… и вообще — не ты ли во всем виноват?

Идти признаваться я не собираюсь. Отписываю дяде, что скоро вернемся — а там и будем разбираться, кто, кого, и главное — зачем…

С войском мы проходим еще четыре дня. А вот потом…

Храмовники возвращаются, еще более назойливые, чем раньше. Старший подъезжает ко мне, вымораживая своим присутствием даже траву, и обвиняюще глядя на меня, заявляет, что на месте они побывали, но следов там уже нет.

Демон был, это точно!

А сейчас там пусто! Почему?!

Ушел, наверное. Я веду себя откровенно нагло, показывая, что видел я их… в щупальцах у демона — и мужчин это выбешивает. До белых глаз.

Ответ храмовника не удовлетворяет. Они опять решают поговорить с Томом, но на этот раз друг чувствует себя лучше — и никто им более не препятствует. Впрочем, и всю правду не говорят.

Том сообщает, что щупальца словно из-под земли полезли, он вытолкнул меня из-под удара, покатился, а потом… тут помню, а здесь — не помню.

Шрамолицый храмовник едва не шипит со злости, но Том твердо стоит на своем. Даже если они и понимают, что это — ложь, то крыть храмовникам все равно нечем.

И наконец…

— Завтра мы едем в столицу, принц Александр! Мы получим королевское разрешение на ваш допрос и допрос вашего друга — и тогда поговорим иначе.

Я мысленно складываю сложную матерную фразу.

Ну да. Том — мой вассал, я — принц крови, меня храм тронуть не смеет. Но — до поры. Если дядюшка даст это разрешение… А ведь даст, с-скотина!

Абигейль убедит!

И в голову алчной дряни не придет, что она создает прецедент, что дает храму слишком много власти, что…

Этими словами храмовники и подписывают себе приговор. Я пожимаю плечами.

— Если вам заняться нечем — вымолите у дяди разрешение и поговорим еще раз. Авось с десятого раза до вас правда и дойдет.

Этой пощечины храмовник уже не переносит.

— Мы еще поговорим… о правде…

Он вылетает из палатки лекаря и кивает своим:

— Немедленно в столицу!!!

Мне того и надо. Вечер же надвигается. Кони у них подустали, так быстро двигаться не смогут… да и вообще — найдут какой-нибудь дом и заночуют там. Таверну, или в деревенский дом вломятся. Тут важно показать, что мы сами по себе, не с армией принца…

Мне это только на руку.

Так что не успевает осесть пыль из-под копыт, как я махаю рукой.

Хватит! Привал! Обустраиваемся. Благо тут река уже неподалеку, что коней напоить, что искупаться… пусть люди отдохнут.

И удираю к Тому.

— Сегодня ночью я сижу у тебя, и мы до рассвета играем в карты. Или тебе станет плохо, а я буду обтирать пот с твоего мужественного чела. Понял?

— Алекс, ты что хочешь делать?

Я ухмыляюсь.

— Погулять при луне… немного.

— Один?

— Ну, девушек тут нет, разве что армейские шлюхи, но тем не звезды надо показывать, а монетки.

— Алекс!

— Том, я буду осторожен.

Неубедительно. Но и Том меня переубедить не смог. Так что стоит только опуститься сумеркам, как я отхожу от лагеря — и сосредотачиваюсь.

Храмовники чувствуются очень слабо, но все-таки… Не стоит удивляться. Они отказались от того, что подарил им мир, и мир, в свою очередь, отвергает их. Об этом шепчет ветер, об этом стонет земля — мне остается только добраться туда и свершить акт милосердия.

Да, именно милосердия, как ни назови…

Из-за чуждых, извращенных понятий, из-за своего воспитания они отказались от своей сути — и сейчас уже не жили. Существовали, как и каждый, кто убил в себе искру божественного огня. Уже не совсем люди, скорее человекоподобные существа.

Я же, вернув их тела в землю, отпущу души на новый круг перерождения — и пусть им повезет больше в следующий раз.

Только вот как до них добраться… хотя дурак я все-таки!

Я быстро черчу пентаграмму, капаю кровью в центр и привычно призываю силу.

Он появляется сразу… мелкий прислужник, среднее между демоном и демоническим животным. Волчье тело, увенчанное человеческим голым черепом. Правда — с шикарным набором клыков, торчащих во все стороны.

Ак-квир…

— Чего тебе, некромант?

— Хочешь кровь восьми людей? Теплую и свежую?

Ак-квир на миг задумывается.

— Да.

— Отвези меня к ним — и я подарю тебе их кровь и тела.

— А души?

— Могу и другого вызвать, — намекаю я.

Демон недовольно рычит.

— Отвезу. Хор-ро-шо. Тела и кровь — мои?

— Да. Слово некроманта.

— Садись.

Я смеюсь над его глупостью.

— Мне что — плеть взять? Клятва, животное!

Демон рычит еще громче, показывает клыки, но я сжимаю руку, давая понять, что сейчас он получит не тела, а вовсе даже по морде, — и Ак-квир сдается:

— Клянусь! Кровью и силой своего рода, что не причиню в эту ночь вреда призвавшему меня.

— И?

— Не причиню вреда никому, кроме тех, на кого он мне укажет.

— До…

— До ухода из этого мира!

Демон бесится со злости, по волчьей шерсти пробегают красные искры, череп отблескивает в свете луны. Ну да, забудь я про часть этой клятвы — и он бы вывернулся. Демоны мастера на такие штуки.

Я не забыл. Марта мне бы уши оборвала, если бы я что-то упустил, это точно.

— Принимаю твою клятву.

Это выглядит как беззвучный раскат грома, сотрясший землю между нами, — и мы понимаем, что клятва услышана и засвидетельствована. Если Ак-квир нарушит ее — то лишится своей силы, и самое страшное, — что ее лишатся все его родственники. Не то чтобы демоны дорожили родственными связями, нет.

Но…

За лишение силы они за ним такую охоту начнут и такую смерть для отступника придумают, что, ей-ей, дешевле самому убиться. Мучительно.

Демон выходит из пентаграммы — и я прыжком оказываюсь на его спине.

— Едем.

— Куда?

— Ты сам не чуешь? К восьми отступникам.

Ак-квир принюхивается. Череп блестит и скалится в лунном свете.

— Отступники? Славная охота. Справишься?

— Можешь не надеяться, что тебе достанется девять тел, — парирую я — и тварь срывается с места. Это намного быстрее самой быстрой лошади. Он мчится стрелой, словно бы пронзая пространство — и я не удивляюсь, когда мы тормозим перед сторожкой лесника. К коновязи привязаны восемь коней, изнутри не доносится ни звука…

Судя по внешнему виду, домик жилой. Но…

Ак-квир потягивает воздух ртом, со свистом пропуская его сквозь клыки.

— Кровь…

Хозяина мы обнаруживаем позади дома, распятым на дереве. Прибит за руки и за ноги к дереву, поперек груди обвязан веревкой, которая принимает на себя часть его веса. Чтобы умер не сразу, помучился. Храмовники верят, что мучения облегчают казнимому грешнику дорогу в царство Сияющего, как бы искупая его грехи на земле. Так-то…

Чем же он им не угодил?

Я приглядываюсь к мужчине. По виду — обычный деревенский бирюк, навидался я таких. Рыбаком мог бы быть в Торрине.

Ладно.

— Не трогать, — командую я Ак-квиру. — Пошли, поговорим с…

— С нами, некромант?

Они выходят из дома, почуяв меня — и сейчас приближаются. Восемь пятен пустоты и мерзости. Восемь отвергнутых…

Но я-то тоже их чувствую — и меня уже не было рядом с мужчиной. Ак-квир рявкает и бросается вперед, а я в перекате ухожу в сторону — и бросаю первый нож.

Один из храмовников хрипит, хватаясь за рукоятку, внезапно выросшую у него в кадыке.

Семь.

— Кто ты?!

Вскрик храмовника прерывает жадный хруст и предсмертный хрип. Ак-квир не ждет милостей от некроманта, резонно рассуждая, что стоит позаботиться о себе самостоятельно.

Шесть.

Я не размениваюсь на ответы, потому что занят. С моих пальцев срывается струя огня — и третий храмовник превращается в живой огненный факел.

Пять.

Оставшиеся бросаются ко мне. Надо отдать должное, они — не трусы. Отнюдь. Но… они и не привыкли к таким, как я. А я уже попробовал их кровь и не собираюсь останавливаться.

Клинки лязгают, высекая кровь. В одной руке у меня меч, в другой кинжал. Но орудую я одинаково ловко обеими руками. Более того, перед приходом на поляну я принял свой второй облик — и теперь вовсю им пользуюсь.

Успешно, о чем возвещает долгий и болезненный вскрик за спиной. А вот не надо, не надо нападать на скромного меня сзади и по-подлому. Это у людей там тыл, а у меня — хвост. Ядовитый. С жалом.

На которое и напарывается слишком наглый храмовник.

Четыре.

Ак-квир, который вовсе даже не насытился, делает бросок, подсекая сзади еще одного храмовника. Мне этого хватает, чтобы достать мужчину мечом. Самым кончиком, зато по горлу. Кровь хлещет фонтаном, к большой радости демона.

Три.

Их остается всего трое, но эти поступают умнее. Они разделяются, берут меня в треугольник и начинают приближаться медленно и осторожно, читая молитвы.

Кажется, они надеются, что на меня это подействует. Что ж, и верно, Ак-квир даже кусок дохлятины из пасти выпустил, плохо ему, болезному.

Но я-то не демон! Я полудемон со вторым обликом, а потому для меня молитвы… ну как облако мошки. Неприятно, кусается, жужжит, отвлекает и раздражает. Но это ничуть не мешает мне действовать. Точнее — броситься вперед и, отбив кинжалом удар храмовника, от чего тут же немеет рука, всадить ему меч… да, именно туда. Очень ему сочувствую как мужчина, но лучше таким тварям не размножаться.

Два.

Даже до храмовников с их фанатичными мозгами доходит, что сейчас их просто перебьют, — и в ход идет тяжелая конница.

Один из них бросается на меня, размахивая мечом, а второй, тот самый, с которым мы не нашли общего языка, срывает что-то с шеи и отскакивает чуть назад. Та-ак…

Надо бы достать его, но сейчас у меня нет выбора. Приходится расправиться с тем, кто бросился на меня. А он неплохо владеет мечом.

Мы фехтуем так, что Анри гордился бы мной… минуты три. На большее его не хватает. Но когда мой меч находит слабость в его защите и мужчина оседает на траву — меня словно плетью обжигает взгляд последнего храмовника.

— Попался, мразь?!

В его руке блестит диск, при виде которого Ак-квир начинает глухо выть.

Ловушка для демонов. Вот эта милая вещица их просто развоплощает. Да, в нее надо вложить силу, но эта — заряжена, я даже отсюда вижу, как горят красным вставленные в нее камни.

Мне она сильного вреда не причинит, но… а вдруг? Да и Ак-квиру я давал обещание. Нельзя нарушить…

Решение приходит неожиданно.

Я падаю на колени.

— Дяденька, нет!!!

С моего лица спадает второй облик — и храмовник застывает, словно пораженный громом.

— Принц?!

Мне хватает. Ак-квиру тоже.

Преодолев силу молитв, демон подсекает храмовника под ноги, откусывая одну из них чуть ли не до бедра, а мой кинжал находит его грудь.

Последний.

Храмовник корчится, не в силах поверить, что проиграл, диск выпадает из разом ослабевшей руки. Даже одна рана стала бы для него смертельной, а уж две…

Я возвращаю себе демонический облик.

— Ты в порядке?

— Кусачая дичь!

Ак-квир явно не пострадал.

— Дай мне помучить этого. — Я усмехаюсь, подхожу к храмовнику и выдергиваю у него из груди кинжал. Тот дышит… пока еще дышит, но на губах вздуваются алые пузыри. Пара минут — и конец.

Поднимаю золотой диск за цепочку, как крысу за хвост. Он чуть морозит пальцы и вообще ощущается в руке как нечто склизкое и одновременно ледяное.

— Обещаю, вы не будете одиноки. Я к вам весь ваш орден отправлю.

В серых глазах блестит ненависть.

— Будь… проклят!!!

Усмехаюсь.

— Ты сам лишил себя силы. Твои проклятия мне не повредят. Прощай, отступник.

Мужчина застывает, а я усмехаюсь. Что ж, поделом. Вот кого мне не жалко. Кровь поет в моих венах, я улыбаюсь.

Ак-квир с хрустом смыкает челюсти на голове трупа.

— Твое обещание в силе?

Я щедро обвожу рукой трупы.

— Угощайся. Не возражаешь, если я их обыщу?

Ак-квир кивает. Я бегло охлопываю карманы каждого храмовника по очереди. Да, мародерствую. Да, обыскиваю еще теплые трупы.

И что?

Можно подумать, они бы со мной лучше поступили!

На поляне собирается небольшая кучка разной мелочи. Перстни, браслеты, оружие, какие-то бумаги… сгружу в мешок, потом разберусь.

Захожу в избушку.

Ах, вот им чем лесовик-то не угодил!

По стенам избушки развешаны травы, да как! Я в этом немного разбирался с подачи Рене. Без некоторых ингредиентов и некроманту не прожить. Корень мандрагоры, например, или духовник. Так вот, здесь было многое — и все собрано в нужное время, развешано по стенам и потолку, более того, развешано так, чтобы две несочетаемые травы рядом не оказались.

Кажется, мужик промышлял траволечением.

Возвращаюсь на полянку и выдергиваю гвозди, которыми его прибили к дереву. Уж извини, остаться я тут не смогу. Но в себя приведу, напою, перевяжу и даже кое-что оставлю рядом. Например, деньги храмовников, в возмещение за ущерб. Благо сам мужчина без сознания и в него даже не приходил.

Что делать с храмовниками?

— Ак-квир, сможешь их сожрать до трех ночи?

— Вполне, — отзывается демон.

Я подхватываю на руки мужчину и тащу в хижину.

Так, вот это и это заварить, это к ранам… А поесть тут нету?

Я вообще-то вымотался. Нелегкое это дело — убивать храмовников. Наверное, надо их или по одному отлавливать, или собрать всех сразу и сразу же прибить, а то так замучаешься.

Мужчина приходит в себя, когда я уже заканчиваю перевязку. В выпученных глазах плещется дикий ужас. Я придавливаю его к кровати.

— Лежи. Они мертвы.

Кажется, он не верит такому симпатичному мне. А я ведь всего лишь в демоническом виде.

— Не трону я тебя первым. Клянусь.

Все равно не помогает. Зато пощечина оказывает воистину целительное воздействие и в глазах мужчины появляются проблески разума. Я раздельно повторяю снова:

— Храмовники мертвы. Ты жив. Я скоро уйду, а ты тут останешься. Не рассказывай никому — и все будет в порядке.

Мужчина опускается на кровать, переставая сопротивляться. Видимо, понимает, что если демон поит его отваром и перевязывает, то потом сожрать не соберется. Это бы удобнее без перевязок, чтобы бинты не сплевывать.

— В-вы…

— Я. Убил их всех. Личные счеты. Да, с тобой у меня их пока нет — и не будет, если никуда не полезешь.

Судя по лицу мужчины — он хочет спросить, куда ему не надо лезть, но не решается. Я похлопываю его по плечу.

— Смотри, перевязки я тебе сделал, травами промыл, вот тут оставляю составы. Пить, перевязывать… сам остаться не смогу по понятным причинам. Так что всего хорошего.

И удираю.

Ак-квир уже дожирает последнего храмовника. Вот прорва…

И ведь башка-то человечья, но куда там столько лезет? А впрочем, низшие демоны весьма прожорливы. Так они пополняют силы.

— Скоро ты?

— Дай еще минут десять.

Я тем временем прохожусь по поляне, достаю из кармана платок. Прищуриваюсь на кровь — и смачиваю его в крови того самого шрамолицего храмовника. Потом вызову… пообщаемся.

Стоит ли говорить, что дорога до лагеря занимает минут двадцать. Естественно, моего отсутствия никто толком и не заметил. Я складываю все трофеи к останкам демона и вытягиваюсь на лежанке.

Эх, где моя кровать с лебяжьим пухом? Толстой периной и шикарным пуховым одеялом? А какие там подушки!

Домой, хочу домой… во дворец?

Да. А что?

Я — наследник Алетара Раденора, и мой дом именно там. А Торрин…

Торрин — это не дом. Это кусочек моего сердца. Лучшая, чистая и светлая часть меня.

Пока он у меня есть — я останусь человеком.

* * *

Возвращение в столицу проходит скомканно.

Рудольф бы устроил что-то торжественное, но куда там! Жена принца в темнице, союзники оказались предателями, на поле боя невесть что устроили… И как?!

Как на все это реагировать дядюшке?

Абигейль не знает, потому он и не реагирует, а сразу же зовет меня к себе…

— Алекс, что там случилось?

Я послушно отчитываюсь за все.

Так и так, теваррцы задумали хитрый план. Они убивают нашего дорогого Андрэ, — всхлипнуть и стереть слезинку, — потом подсовывают мне свою девку в принцессы, а сами тем временем решают расправиться нашими руками с Риолоном.

Риолонцы откуда-то это узнали и вызвали меня на тайные переговоры, я сходил и был в шоке.

Отчего?

Так на них предъявили доказательства.

Убийцу принца Андрэ!

Настоящего!

Не будем уточнять, что это я предъявил, и не его, а показания, и что сам убийца пока сидит тихо. Жить-то ему хочется…

Он все рассказал, во всех подробностях, рассказал, кто его нанимал, — и оказалось, что Лавиния.

Почему?

Ну, может, Андрэ решил на ней не жениться. А я все ушами прохлопал.

Да, дядюшка, виноват. Надо было думать… Но кто же мог знать?! Вы ж их в столице принимать изволили, ручку даме целовать! Где ж мне, скудоумному, разобраться, коли вы запутались? Конечно, потом-то вы все поняли, а сразу?

Вот горе-то!!!

Абигейль смотрит так, что хочется ее за хвост поймать и яд сцедить… Ведь мучается же, гадюка недоеная! А я разливаюсь соловьем.

Риолонцы меня пригласили на переговоры, но войну остановить было уже нельзя. Теваррцы на следующий же день начали наступление… и тут что-то произошло.

Я и сам не понял — что.

Представляете, то я стою у командного пункта, смотрю на наших людей, а потом вдруг крик, я лечу вниз, а там…

А там что-то страшное.

Щупальца, клыки, когти, скелеты в черных плащах… страшно — аж жуть! Да все это мелькает, да ко мне тянется… Меня мой друг спас, сам едва не погиб… вот тут у меня дар и открылся. Да какой!

Огненный!

Как у мамы!

Я всю ту гадость и выжег к Темному! Сам выложился, едва не сдо… то есть не помер, простите, тетушка. Да, я понимаю, это было бы таким огорчением для вас, вы так переживаете, что ажно с личика спали, дозволите к ручке приложиться?

Чмок!

Тьфу…

Да, а потом переговорили мы с Дарием и порешили, что пока не разберемся — никакой войны. И уехали оттуда. Там так было плохо, так неуютно… Храмовники сказали, так везде бывает, где порталы открываются. К слугам Темного.

Храмовники?

Да, были. Все осмотрели, всех расспросили, съездили на место происшествия и уехали. Не приезжали?

Не может быть!

Их же восемь человек было! Они же такие воины! Кто с ними мог справиться? Ой! То есть — у какого нечестивца рука-то поднялась на слуг истинной веры?!

Кошмар!!!

УЖАС!!!

А если они и нас с Томом, как свидетелей?.. Свидетелей чего?! Не знаю! Неважно! Я боюсь!!!

Дядя, вы же дадите мне охрану, правда?!

Простите, тетя?!

Жена?! Ах да, моя жена!

Какой кошмар, моя жена виновна в убийстве моего брата! Это же трагедия! Что нам теперь с ней делать?! Она же и меня убьет! И вас, дядя, убьет! И вас, тетя… ох, простите! Но она ведь убийца?!

Кошмар!!!

УЖ-Ж-ЖАС!!!

Я причитаю, изображаю горе и отчаяние, разговариваю таким тоном, что сам бы себя прибил, но родственничкам приходилось терпеть.

Ничего, недолго осталось.

Хочу ли я встретиться с женой?

Нет, дядюшка. Можно завтра — и в вашем присутствии? А то я ее боюсь. И вообще — я только что с дороги. Я сейчас отмыться хотел, выспаться, и вообще…

Ну, завтра так завтра. И можно еще храмовников пригласить на беседу, почему нет? Если вы, тетушка, предлагаете, грех мудрым советом-то не воспользоваться. С ними она точно не солжет!

Дядя согласно кивает, и тем допрос заканчивается. Я отправляюсь в свои покои, наслаждаться ванной.

Ложусь в горячую воду, расслабляюсь…

Вот сучка, да простят меня собаки!

Завтра сюда заявятся храмовники и начнутся разбирательства. Естественно, Лавинию вывернут наизнанку — и быстро обнаружат ее вампирскую природу. И вот тут-то начнутся проблемы.

Ах, ваша супруга вампирша?

А вы знали? Нет? А почему ваша жена утверждает обратное?

А еще она утверждает, что вы…

Одним словом, если храмовники не найдут повода мной заняться — я буду весьма удивлен. Еще как найдут.

А если они рано или поздно обнаружат, кто я…

А ведь могут.

Дядя меня не защитит, наоборот — сдаст с радостью. Выстою ли я против Храма — это еще вопрос, но уж о троне точно придется забыть. И что же мне остается?

Только одно. К завтрашнему дню я уже должен быть не женат.

Или…

* * *

Лавинию поместили в башню, как я и надеялся. А то как же! Благородных девиц нельзя помещать в подземелье. Тем более таких… обаятельных.

Вампирша сидит на кровати с весьма мрачным выражением лица, и когда я шагаю к ней из потайного хода — подскакивает и едва удерживается от визга. Так, слабое восклицание.

— Ай!

— Тс-с-с-с!!!!

Я прикладываю палец к губам — и женщина послушно замолкает. Маню ее рукой — и вампирша ввинчивается в потайной ход быстрее ветра.

Только там мы можем спокойно поговорить.

— Попалась, мышка?

— Алекс… супруг мой… я так рада…

— Что тебе не придется гореть на костре? Безусловно.

— Г-гореть?!

По лицу Лавинии разливается смертельная бледность. И я добиваю:

— А дядюшка завтра собирается тебя допрашивать… с храмовниками. Хочешь?

Лавиния так мотает головой, что ясно — не хочет. Совсем не хочет.

— Что ж. Тогда пошли.

— К-куда?

— Да ко мне. Найдем тебе одежду, оружие, денег на дорогу — и уедешь.

— Алекс!!!

И столько благодарности в голосе. Естественно, вампирша не дура, она понимает, что допрашивать ее будут тщательно и что интрига вылезла на свет божий.

И все остальное — тоже понимает.

Первое — в таких делах свидетелей не оставляют.

Второе — она храмовникам на один зуб.

Третье — если здесь ее и не прибьют, то уж теваррцы точно изничтожат. За что? А было б за что — уже б ее не было.

Так что мое предложение для нее спасение и благодеяние. А для меня?

Где вы видели полудемона-благодетеля? Я со всего намерен поиметь свою выгоду!

В моей комнате мы подбираем Лавинии все необходимое из моего гардероба.

— Рискуете, муж мой?

— Чем?

— Если меня поймают…

— Тебя? Вряд ли. Ты же вампирша. Поменяешь себе лицо, закрепишь на крови…

— А откуда…

— Знаю я это откуда? У меня были хорошие учителя, да и библиотеку моя мать выгребла из дворца подчистую.

— Да, я обратила внимание… ее здесь просто нет.

— Потому что она есть в другом месте. Давай штаны складывай.

Я собираю вампиршу, не халтуря. Честно говоря, так я бы с ней не расстался, но сейчас выбора нет. Придется ее отпустить, иначе убьют. Жаль, я надеялся воспитать из нее помощницу. Вот дети стали бы проблемой, но все ведь решаемо…

Лавиния собирается молча, выполняя все мои приказания. Она понимает, что выгоднее всего мне сейчас ее убить и прикопать где-нибудь в саду, благо большой, а садовники у дяди ленивые. Не то что труп вампирши — могильник коровьего стада не обнаружат. И то, что я вместо этого решаю ее отпустить, производит впечатление.

Хотя убить было бы проще… но не могу!

То ли способности вампира подействовали, то ли…

Она же мне ничего плохого не сделала, она тоже… жертва. Только я счастливый, меня любили, а ее растили вот для такой игры и разменять могли, как пешку. Жалко…

— Ты понимаешь, что бежать тебе придется быстро и далеко?

— Да. В Мирол и дальше.

— Умница. Пойдешь в порт, сядешь на корабль… и сделаешь так, чтобы он отплыл ночью. В твоих способностях уговорить капитана я даже не сомневаюсь.

— А если я туда не доберусь?

— Интересно, что может задержать на ночных улицах вампира? И вообще — не рановато ли ты расслабилась? Храмовники будут здесь меньше чем через половину суток.

Упоминание храмовников приводит вампиршу в чувство, и процесс сбора завершается мгновенно. Деньги, кое-какие драгоценности, одежда, оружие…

— Из дворца я тебя выведу, вот дальше — сама. Но порт недалеко…

Дядю, кстати, это выбешивало, соседство-то какое простонародное, но уж больно удачно были построены и порт, и дворец, и отдельный док у каждого корабля, и причалы роскошные, и волнорез, и корабли из окон видны — красиво…

А что бардак…

При дедушке там бардака не было! Сам распустил — сам и виноват.

Лавиния забрасывает за спину мешок и вплотную подходит ко мне.

— Алекс… спасибо тебе.

Поцелуй получается долгим и сладким, не хуже чем… не вспоминать! Сгинь, память!

Я отвечаю на него, но отрываюсь первым.

— Извини, сейчас не время.

Лавиния вздыхает.

— Скажи, а ты вообще хотел, чтобы я осталась твоей супругой?

Я пожимаю плечами.

— Не знаю. У нас могло быть будущее, но сейчас это уже бессмысленно обсуждать.

Этот ответ вполне удовлетворяет вампиршу. В потайной ход я выхожу первым, она идет за мной. И сейчас я не боюсь подставлять ей спину. Я — ее единственная надежда на жизнь, это кое-что значит.

На улице темно, ветрено, с моря доносится запах соли и рыбы, из порта долетают отзвуки ночной жизни…

Лавиния смотрит умоляющими глазами, и я взмахиваю рукой.

— Пес с тобой.

Зато буду убежден, что уплыла.

Но по дороге нам не встречается ни одна сволочь.

Найти корабль «Жемчужина Мирола» несложно, он всего лишь шестой из осмотренных. И на нем, что приятно, есть часть команды и капитан. Я киваю Лавинии — мол, иди.

Старую лодочку мы уже давно присмотрели, не вплавь же ей добираться? Она может, но… неудобно. Да и не любят кровопийцы морской воды, она их сил лишает почему-то. Ничего, не будет прикасаться или купаться — выживет.

Вампирша касается губами моей щеки, кое-как сползает в лодочку и отталкивается от пирса.

Я жду.

Я жду, пока лодочка не достигает корабля и светлая фигурка не поднимается по борту. Жду, пока на корабле не начинается суета — и он, взмахнув парусами, не выходит из порта.

Все. Теперь ее не догнать.

Я возвращаюсь во дворец без происшествий по дороге. Видимо, аура такая, что местные крысы просто не решаются напасть. Это ведь умное животное, оно никогда не бросится на тигра, если тот не захочет скушать крыску. А тигру это не надо.

Дворец хоть и сияет огнями, но видно, что все спят. Там еще не поднялась тревога, но надо кое-что доделать.

Я уже говорил, что не бывает демонов-романтиков?

Мне не хочется поступать именно так, но и выбора у меня уже не остается. И я иду в спальню к дяде.

* * *

В любом дворце есть масса потайных ходов. Тех, о которых забыли, тех, о которых знали только их создатели и заказчик, тех, что уже несколько столетий стерегут свои секреты.

Для чего они делаются?

Любой ход преследует свои цели, никто не будет просто так превращать свой дворец в головку сыра. То есть подсмотреть. Подослать убийцу. Уйти от убийцы. Спрятать нечто ценное.

В первых двух случаях ходы безопасны. В двух последних…

Вполне естественно снабдить ходы ловушками из серии — я уйду, а вы, гады, тут поляжете. Рядками.

Никому бы я не рекомендовал лазить по дворцовым потайным ходам. Но мне… Я — другое дело. Я наследник Раденора. Пусть на моей голове пока еще нет короны, сердце Раденора уже признало меня королем. И я обязательно навещу его — еще и в ночь после официальной коронации. А пока…

По потайному ходу передо мной мягко скользит змея. Огибает ловушки, на миг показывая, где они спускаются и как их зарядить вновь. От мрака, царящего в коридоре, она отличается лишь большей чернотой. Но мне факелов не нужно, мои глаза в полудемонской форме достаточно остры.

Вот и дядюшкины покои.

В них тихо и спокойно. Спит дядюшка, подложив ладонь под щеку. Больше в покоях никого нет, это я знаю. Ни очередной фаворитки, ни тетушки, которая пережидает эти его загульно-бабские периоды с терпением истинной властолюбицы. Дворец шепчет мне, что дядя один… а мне того и надобно. Я касаюсь ладонью белого холодного камня.

Пусть нас никто не услышит снаружи…

Пожалуйста…

Это ощущается, как будто в мою ладонь тыкается холодный и мокрый собачий нос.

Как скажешь, хозяин…

А у меня никогда не было собаки. Лошади меня еще как-то переносят в человеческой форме, а вот щенок… не любят они полудемонов…

Я мягко надавливаю ладонью на рычаг — и прохожу в королевскую спальню. Змея скользит у моих ног, дверь закрывается за мной.

Не страшно. Я могу открыть ее в любой миг.

Дядя спит. Золотой рыцарь никогда не отличался чувствительностью.

Я зажигаю свечи в высоком поставце и прохожусь по комнате. Миг — и в спальне опять светло как днем. Дядя просыпается и недовольно морщится:

— Утро?

— Нет. Ночь.

— Тогда какого… Алекс?

Я улыбаюсь. Холодно и равнодушно. Слой льда уже отделил меня от мира. Мне уже все безразлично — и жизнь этого существа в том числе. Чем он лучше прочих? Мразь и ничтожество.

— Доброй ночи, дядюшка. Вы не откажетесь уделить мне немного вашего драгоценного времени?

— Ты что, с ума сошел? Ночь же! А… — По лицу видно, что под золотыми волосами идет какой-то мыслительный процесс. — А как ты здесь оказался?!

— Пришел вот…

— А стража?! Как тебя вообще впустили?!

— Они меня и не впускали. — Я пожимаю плечами. Темная змея вьется вокруг моих ног, ластится, словно игривый котенок, но Рудольф ее почему-то не видит. Странно?

Нет, он ведь не коронован по-настоящему. Что бы там ни пробормотали в Храме, это не имеет силы. Он не король, он всего лишь узурпатор, потому многого и не видит.

Дядя начинает что-то понимать и садится на кровати.

— Стража!!!

— Не орите, дядя, нас никто снаружи не услышит.

— Что?!

— Это не бунт. Это привилегия короля Раденора.

Из дяди словно выпускают воздух. Был лев — осталась крыса. Трусливая, с бегающими глазами, сидящая в роскошных подушках королевского ложа и не смеющая дернуться в сторону.

— Ко… ко… короля?!

— Неужели отец не говорил вам, что, кроме пустой железки, на голове есть и нечто иное?

Вопрос не праздный, мне действительно надо знать, что было известно деду.

Рудольф встряхивается, возвращаясь к чему-то привычному, разговор словно бы успокаивает его.

— Н-нет…

— Даже не упоминал?

Опять качание головой. Жаль, жаль…

— Тогда у меня больше нет вопросов, дядя. Хотя нет. Один есть. Скажите, когда вы приказывали пытать мою мать — вы знали, что она невиновна?

Ответом мне становится выражение на лице дяди. И внутри вспыхивает гнев.

— Значит, знал. Боялся, что отец сделает ее королевой вместо тебя, да, ублюдок?

— Ты не смеешь! — Рудольф срывается с кровати и стоит передо мной — огромный, растрепанный. — Я — законный король!

— А будешь — законный труп.

Остальное меня не интересует, а потому моя рука принимает демоническую форму. Теперь она чуть длиннее, покрыта прочной серой чешуей, а какие у меня когти! Блеск!

И эти когти входят дядюшке в живот.

Рудольф с криком боли падает на колени, а я резко тяну руку на себя. Внутренности появляются на свет, склизкие, они напоминают клубок змей. Только змеи приятно-сухие, а эти поддаются под пальцами с мерзким утробным хлюпаньем.

— Прощай, дядя. Это тебе за твою сестру.

Он еще слышит меня — я знаю, — дергается, хрипит, но быстро от таких ран не умирают. Я отшвыриваю клубок внутренностей в сторону и усмехаюсь.

— Я не стану мучить тебя долго, я просто убиваю тебя — и поделом. Неужели ты не понимал, что за все настанет расплата — и тебя заставят заплатить? Может, и мне придется отдать свою цену. Но моя мать была не виновата. Ты сломал ей жизнь и искалечил душу, ты забрал у нее лет восемьдесят семейного счастья — и я плачу тем же. Ты будешь мучиться, но недолго. Твоей жене придется куда как хуже.

Дядя хрипит, пытаясь что-то сказать, но я качаю головой.

— Не стоит. Я ее не убью… сразу. Только она еще об этом сильно пожалеет.

А потом протягиваю руку и вырываю у него горло.

В ране влажно блестит позвоночник. У меня в руке склизкие ошметки человека…

Отбрасываю их в сторону.

Несколько секунд — и дядя затихает. Я усмехаюсь.

— Прощай…

Не оставил ли я следов?

Нет, следов нету. В кровь я не наступал, а все остальное…

Да, вампирша сбежала и убила его величество. Горе-то какое!

Король Рудольф умер!

Да здравствует король Александр!

* * *

Когда поднялась тревога, я тихо и мирно спал в своей кровати. Да, и кошмары меня не мучили. И кровавые дядюшки мне не снились. И вообще — убил и убил, и пес с ним!

Загрузка...