Мертвый месяц

Глава третья. Старое кладбище

Странно идти по снегу, оставляя следы. В городе это непозволительная роскошь, там уже тысячи людей были на этой улице за мгновение до тебя и будут, спустя мгновение. Даже в полночь выйди с собакой погулять, все равно наткнешься на кого-нибудь. То на влюбленную парочку, то на попивающих пиво мужиков, которых давно ждут дома. А то на таких же собачников, как ты. Даже в три-четыре часа ночи со двора порой доносятся пьяные крики и громкая музыка. Это город, и здесь ты никогда не будешь один, пусть это и не спасет тебя от одиночества.

Оля брела с Даней позади остальных. Хорошо, что она согласилась на поездку. Здесь было спокойно, умиротворяюще, как сказал бы дедушка. Дедушка знал толк в таких вещах и мог вытащить всю семью в лес, где, кроме них, никого не было. Там они запекали в костре картошку, кипятили воду из источника, а потом пили чай, заваренный на листьях земляники и лесной малины. И никакого вульгарного шашлыка. Потому что, как выражался дед: «Мы сюда не жрать пришли, а природой любоваться». Жаль, что дед умер, жаль, что больше некому отвезти ее в место, куда не ступала нога человека.

Тина шла впереди, рядом с Никитой. Оле он понравился – неплохой парень, сразу видно. И Тина рядом с ним успокоилась, убрала свои иголки. А то целый месяц словно заведенная, язвит по любому поводу, все ей не так. Оля и позвала ее для того, чтобы подруга отвлеклась. Потом пожалела: Тина могла и другим настроение испортить, вполне в ее духе. Но было уже поздно. В электричке Оля думала, Даня и Тина переругаются. То, что они не понравились друг другу, было понятно с первого взгляда. Оба с характерами, оба не привыкли, чтобы последнее слово оставалось не за ними. Но как-то обошлось. Теперь главное, чтобы Тинины колючки вновь не полезли наружу.

По серо-голубому небу плыли перьевые облака, окрашенные по краям в розовый. Стоял один из погожих дней поздней осени, когда можно порадоваться даже минусовой температуре, потому что не в ней дело. Главное, нет серой хмари, которая почти полгода нависает над землей, медленно, но верно убивая радость. Сегодня наверху словно отворила створки огромная раковина, и теперь видны и жемчужина-солнце, и нежный перламутр облаков. И хотелось верить, что это надолго.

Идти по деревне было жутко. Будто они уже попали на кладбище – кладбище старых домов. Слепые окна, заколоченные досками, провалившиеся крыши, прорехи в сером заборе. Куда ни кинь взгляд – пустота. Для глаз, и для уха. Не слышно ни работающего телевизора, ни лая собаки. Даже то, что их здесь шестеро живых, не меняет того, что это место умерло. И надпись на карте – как табличка на могиле. И не по себе становится от того, сколько на самом деле таких мертвых деревень, сел и городов в мире.

Церковь высилась как последний уцелевший воин среди павших. Окна выбиты, крест давно рухнул, остался лишь остов из красного кирпича. Оля хотела войти внутрь, но Даня удержал:

– Давно кирпич по башке не прилетал? – недовольно спросил он.

Оля могла бы настоять на своем, и Даня бы отправился за ней следом, она была уверена в этом. Он бы волновался за нее, но неотступно бы шел, стараясь уберечь от опасности. Но Оля упорствовать не стала.

Оля любила гулять по кладбищам. Там, наверное, было единственное место, где можно побыть одному, не считая праздников, конечно. Сейчас она испытала знакомое спокойствие. Видно было, что на этом кладбище давно никого не хоронили. Свежая могила встретилась лишь в самом начале: некто Николай Дмитриевич Цыганков умер ровно год назад, о чем гласила надпись на деревянном кресте. Оля прикинула: девяносто пять лет прожил, нормально.

Снега мало, поэтому идти было легко, хотя дорожки здесь никто не чистил. Много пирамидок со звездами – захоронения военных и послевоенных лет, когда умирали от ранений и их последствий. С фотографиями воинов с медалями и надписями: красноармеец, гвардии сержант. Все молодые и красивые. Интересно, были ли у них семьи и дети? Страшно исчезнуть, не оставив после себя и следа. И кто расскажет правнукам, что их прадед в ближнем бою уничтожил одиннадцать немецких солдат или с гранатой бросился под танк? Оля смахнула снег с фотографии – молодой и красивый парень, всего двадцать три года.

Под некоторыми памятниками покоились целыми семьями: имя мужчины, рядом, видимо, жены – она пережила его на пятнадцать лет. Ниже – детей, умерших в пенсионном возрасте. Оля задумалась: были ли у тех детей семьи? И если да, то где похоронены их вторые половины? Но спросить некого. Кладбища – это история края. Можно догадаться, что прошел мор или какое-то несчастье, когда даты смерти совпадали у большого количества людей. А после только вбей в поисковик нужные параметры и читай, что здесь случилось. И вот уже история становится реальностью, а умершие – на время живыми людьми.

Много Чехиных и Власовых. Наверное, это были две основные фамилии в селе, от которых пошли все остальные. Такое часто бывает, ведь в небольших местностях все приходятся родственниками друг другу.

– Никита, – не удержалась Оля, – а у тебя в роду кто был: Власовы или Чехины?

– Чехины, это прабабушкина фамилия, – он совсем не удивился вопросу. – А прапрабабушку, кстати, звали Настасья Власовна. Правда, я не помню, где ее могила.

– Да тут, наверное, ваше семейное кладбище, – ответила Оля.

Никита кивнул.

Самое печальное – это детские могилы. Смотрит на тебя с фотографии Олечка, тезка, которой было всего пять годиков и никогда уж не исполнится шести. Смотрит и улыбается, а в руках у нее большая кукла, чуть ли не в Олечку ростом. И ощущение нечестности – так не должно быть. И исправить нельзя – умерли и Олечкины родители, и братья с сестрами тоже. Неизвестно, вспомнит ли кто о них, не говоря уже про Олечку – все могилы заброшены и надписи лишь с трудом прочитать можно.

Памятники разные. Есть гранитные, побогаче, в большинстве же железные кресты и пирамидки – из чего могли, из того и сделали. Оградки выкрашены в голубой цвет когда-то давным-давно. На многих краска облупилась, оставив пятна ржавчины. Пластмассовые цветы и венки пожухли и потеряли яркость, их давно никто не обновлял. И лишь фотографии… Ощущение, что это не просто снимки, кажется, что ты под прицелом сотен глаз. Они все смотрят на тебя. Оля потрясла головой: это наваждение, вызванное богатым воображением. Мертвая деревня, мертвое кладбище… Одни лишь они живые на несколько километров вокруг, но завтра они все сядут в автобус, а умершие останутся здесь навсегда.

Кладбище неожиданно разделилось на две части. Одну от другой очертили неглубокой канавой, заключив ее в круг.

– Интересно, это зачем? Чтобы беспокойные покойнички по ночам не шастали? – спросил Костя, еще один Данин друг.

Он был брюнетом среднего роста с модной бородой. Насколько Оля запомнила, Костя учился в Губкина, а раньше, еще в школе, покупал друзьям билеты на фильмы 16+ и 18+ как обладатель самой взрослой внешности. Об этом ей успел рассказать Даня.

– Это дренажная канава, – объяснила Нина. – Тут возвышенность, канаву прорыли, скорее всего, для того чтобы тающий снег весной не затапливал остальное кладбище.

Нина отметила: не зря Даня называл Нину супермозгом, похоже, девушка не только умная, но и много знающая. Медалистка, золотой значок ГТО и, естественно, учеба в МФТИ. Странно, что совсем не обращает внимание на свою внешность: ни грамма косметики, волосы зачесаны назад и собраны в хвост. А ведь Нина симпатичная, если приглядеться.

– Может, вернемся? – Тина не походила на себя.

Она кусала губы и напряженно всматривалась вперед, избегая встретиться взглядом с кем-либо с фотографий на памятниках.

– Возвращайся, если хочешь, – Даня не смог удержаться, чтобы не выступить. – Мы и одни прекрасно прогуляемся.

Он перепрыгнул через канаву, всем видом показывая, что никакой опасности не существует. Оля едва не прыснула: надо поговорить с ними, а то так и будут задирать друг друга. Детский сад какой-то! Она присоединилась к Дане, за ними подтянулись остальные. Лишь Тина оставалась стоять за рубежом, который разделил их.

– Ты идешь? – спросила Оля, на секунду почувствовав беспокойство.

Ну да, Тина же не отправится обратно одна. И она бы сама не пошла. Слишком пусто, слишком тихо, и мертвые смотрят в спину.

– Я могу проводить, – Никита перепрыгнул обратно. – А вы идите.

Тина поколебалась мгновение.

– Ладно, – решилась она, – я с вами.

Никаких стройных рядов тут не было, могилы оказались хаотично разбросаны по окрестности, словно злой карапуз-великан распинал их в разные стороны. Памятники разрушены, оградки снесены, ни венков, ни памятных лент.

– Странно здесь как-то, – Никита огляделся по сторонам.

Оля мысленно с ним согласилась: да-а, такого она еще ни на одном кладбище не видела. Ощущение, что покойников хоронили, как придется.

– Может, у них эпидемия случилась? – предположил Никита. – Кто выжил, потом занялся погребением мертвых.

Остальные промолчали, версий больше не было.

– А не про это ли место Николай Дмитриевич рассказывал? Где четверо померли непонятно от чего, а двое в больнице долго лежали. Один потом писателем стал, – вспомнил Костя.

Оля заинтересовалась:

– Расскажите нам.

Из услышанного она поняла, что несколько лет назад, как раз на Хэллоуин, на старое кладбище пришло шестеро. А вернулось с него лишь двое, другие померли непонятно от чего. И у ребят есть книга, которую Николаю Дмитриевичу подарил писатель, где вроде как описывается, что произошло в тот поздний вечер.

– Нина, ты еще не прочла? – спросил Костя.

– Когда? – раздраженно ответила та. – У меня время было? Сначала уборкой занимались, потом Даню встречали. Вечером если только.

– Да-а, загадка века, – сказал Костя. – Это их покойники погубили. Не зря, когда мы шли, у меня мурашки по спине бегали. Ведь они же смотрят с фотографий: мол, чего здесь делаете?

Оля вздрогнула: значит, не ей одной померещилось. Или Костя просто прикалывается? Она осмотрелась. Понемногу темнело. Не по-настоящему, а так, смеркалось. На небе появился месяц. Старый – по форме он походил на едва видимую букву «с». Синюшного цвета – мертвый месяц. А тут еще от земли начал подниматься туман, придавая окружающему ирреальность.

«Вышел месяц из тумана,

Вынул ножик из кармана», – процитировал Костя.

От этих слов Оле стало не по себе. Словно они зашли за некую черту, пересекли невидимый рубеж, который живым нарушать не стоит. И теперь мгновения отделяют их от того, чтобы не остаться в мире мертвых навсегда, среди призраков. А то что призраки на старом кладбище есть, Оля не сомневалась. Тинино побелевшее лицо маячило в надвигающихся сумерках, будто она разглядела что-то в дымке. Оля тронула подругу за рукав, та вздрогнула.

– Надо уходить, – резко, будто пробуя голос после недельного молчания, произнесла Тина. – У нас мало времени.

И в тот же миг вдали раздался волчий вой.