Мерценарий

1

Действие шань-си закончилось внезапно.

Невидимые серебряные струны еще дрожали в пальцах, отзываясь во всем теле волнами зудящей, пробирающей до мозга костей энергией, в венах клекотали бесцветные флюиды, а картина перед глазами все еще выглядела сложенной из переливающихся всеми цветами ворсинок. Но это уже был пост-эффект, Маадэр почувствовал его с сожалением, которое концентрированной хиной выступило на деснах и у корня языка.

Тело казалось невесомым, его внутренний серебряный каркас ничего не весил, но теперь серебряные струны расплавлялись, темнели и сворачивались, как обожженные змеи в узких логовах, проточенных внутри костей. Каждая клетка тела твердела и наливалась тяжестью, такой, что уже невозможно было ровно сидеть в кресле. Неизбежно-отвратительный пост-эффект. Прощальный подарок скверного красного шань-си по сотне за грамм.

Маадэр скривился.

Во рту был скверный синтетический привкус, отдававший чем-то аптекарским и соленым. Отвратительный привкус, тем более невыносимый, что издавали его не остатки рассасывающейся китайской дряни, а само тело. Еще полчаса назад оно было сильным, надежным, крепким, выточенным из самой крепкой стали, заключало в себе целую Вселенную, безумное множество красок и самые совершенные звуки, а теперь оно превратилось в медузу, полурастекшуюся по гладкой поверхности кресла, этакую жалкую бездумную тварь, отчаянно старающуюся ощутить стремительно уходящее, как волна прилива, ощущение наркотического кайфа хотя бы самыми кончиками безвольно обвисших щупалец.

«Ты прав. Отвратительно, — согласился Вурм, — Ты пахнешь как труп в болоте».

Шань-си перестал действовать, следовало осознать это и прекратить попытки замереть, слившись с теплым деревом. Перебить отчаянное желание стать водорослью. Чем-то неподвижным, нечувствующим и равнодушным. Спокойным. Неодушевленным. Перестать цепляться за отходящее ощущение пост-эффекта, открыть глаза.

У Маадэра ушло на это полминуты. Облизав пересохшие и твердые губы, он осторожно поерзал в кресле.

— Китайская грязь… Из чего они ее делают? Куриный помет?

«Из мозга старых идиотов».

Вурму тоже было плохо. Он съежился и, казалось, был готов зашипеть от прикосновения. Шань-си на него действовал иначе, как заметил Маадэр, и, хотя тоже приносил удовольствие, требовал еще более суровой расплаты. Поэтому Вурм не любил шань-си. Он предпочитал эндоморф, но Маадэр никогда не принимал его раньше полудня. Сейчас была половина одиннадцатого.

Маадэр включил свет — в его квартире не было окон — осторожно поднялся и прошелся несколько раз вдоль стола. Он знал свое тело, может оно и не на пике формы, но двадцати минут ему хватит чтобы переварить и выбросить из себя химическую заразу. Он чувствовал себя отвратительно, как любой человек на этой стадии — собственные внутренности представлялись серым склизким ворохом тряпья, пропитанным желудочным соком, легкие с трудом работали, втягивая в себя воздух медленно и с напряжением. Как старые и расслаивающиеся кузнечные меха. На лице и ладонях выступил горячий пот, который невозможно было стереть — остаток адреналиновой слизи, выталкиваемой через поры.

Хотелось вывернуть желудок прямо на пол, доползти до санитарного отсека и свернуться там, на гладком и холодном металлическом полу. Не уснуть, а просто отключить сознание, превратиться в безмозглую водоросль, которой не требуется ни дыхание, ни пища.

Наверно, Вурм не случайно назвал его «покойником в болоте». Иногда Маадэру казалось, что Вурм куда умнее, чем кажется на первый взгляд. Или, по крайней мере, умнее чем хочет казаться.

«Ты как?»

Вурм долго молчал, чувствовалось, что сейчас и он представляет беспомощный комок протоплазмы, из которой выкачали все соки.

«Плохо. Это пройдет. Но я убью тебя, если ты еще раз купишь этот яд».

— Не убьешь, — усмехнулся Маадэр с некоторым злорадством, — И даже мигрень не сделаешь. Я все еще твой хозяин, хитрый змей.

«Я знаю».

«Тогда перестань истекать ядом. Через несколько минут придет клиент».

«Я буду нужен?»

Маадэр пожал плечами. Бесполезный жест при общении с Вурмом, но именно бесполезные привычки наиболее живучи.

«Может быть. Может и нет. Он не выглядел опасно. Возможно, мне потребуется от тебя что-то другое».

«Я дам тебе то, что надо. Сейчас молчи. Мне нужен отдых».

Отдыхающего Вурма трогать не стоило. Но нужны в нем пока действительно не было. Маадэр, морщась, дошел до кухни. Есть не хотелось, но он по опыту знал, что тело нуждается в подпитке. Белки, глюкоза, витамины, соли, минералы, углеводы… Все то, что сжигает в себе человек, вырабатывая побочные продукты производства. В криогеннике осталась пачка вчерашнего хайдая. Он аккуратно вытащил черно-зеленый брикет из картонной оболочки, нарезал ровными долями и поставил в парилку. Из хайдая можно сварить неплохую похлебку, особенно если есть рыба или картофель, или потушить, но любая излишняя возня сейчас вызывала отвращение и резь в деснах. Маадэр ел медленно, тщательно пережевывая каждый кусок, чтобы каждая полезная клетка усваивалась наилучшим и быстрейшим образом.

— Сказал бы мне кто, что наступит время, когда я начну жрать водоросли… — пробормотал он, вертя перед носом очередной черный, с зеленым вкраплениями, кусочек, — Какая мерзость.

Хайдай оставлял на языке соленый и неприятный привкус чего-то сухого, перетертого и пахнущего морем. Или не морем — Маадэру всегда представлялась мелкая лужа, покрытая разноцвеными нефтяными пятнами. Слова были адресованы больше Вурму — у него у самого было много поводов убедится, что человек может есть все — но тот не отреагировал, хотя обычно любил вставлять колкие замечания. У Вурма были совершенно другие пристрастия в еде, ему никогда не приходилось есть в сухомятку прессованные водоросли.

От еды легче не стало, хотя некоторая тяжесть в желудке обещала скорое улучшение. Включившийся желудок уже не позволял организму чувствовать себя слабой сырой плесенью, которая способна лишь лежать и распространять зловоние. Тело постепенно пробуждалось, собственная кровь уже не казалась бесцветным раствором, струящимся по ржавым стокам капилляров. Маадэр сжал изо всех сил кулаки и с удовольствием почувствовал, как с хрустом выпрямляются руки.

Стук во входную дверь застал его тогда, когда он опускал обертку брикета в утилизатор. Квартира не была оборудована зуммером или двусторонним терминалом связи, ставшим уже привычным явлением в Восьмом. Кроме того, при обустройстве ее Маадэр сознательно, хоть и с некоторым сожалением, отказался от использования камер и следящих устройств. У него были свои соображения на счет того, как организовать уют и функциональность своего убежища.

Стук был громкий, сильный, но не чересчур. Звук, который производит обычный человеческий кулак, соприкасаясь с двумя слоями четырехмиллиметровой бронированной стали, разделенными еще двумя миллиметрами сверхпрочного пластика. Маадэр подумал, что так стуать может не очень решительный, но вполне уверенный в себе человек. Стуков было три и, скорее всего, это тоже было хорошим знаком. Меланхолики, наркоманы в пост-эффекте какой-нибудь дряни и городовые стучат обычно два раза. Морфинисты, мелкая шпана и коммивояжеры — быстро и не меньше четырех. Три — хорошее число. Но все же, идя к двери, он вынул из ящика письменного стола маленький «Корсо» и положил его в боковой карман брюк, проследив чтоб тот не выпирал. Ему всегда нравилась поговорка «Безопасность обеспечивает человек, а не ситуация», и у него было правило не встречаться ни с одним существом любой природы и происхождения ни на одной планете, не имея оружия под рукой. При его роде деятельности и образе жизни это было очень полезное правило.

В двери было небольшое отверстие, замаскированное на стыке бронепластин, достаточно маленькое, чтоб сквозь него не мог пройти стилет, и вместе с тем достаточно большое чтобы можно было рассмотреть стоящего за порогом человека. Предпочитая не иметь дела с неприятными сюрпризами, Маадэр прикрыл отверстие небольшим куском бронестекла, купленным недорого на черном рынке. Он знал, что получить в глаз спицу, нано-пулю или полные легкие ядовитого газа ничуть не приятней и не комфортней, чем обычный свинец.

Кроме того, под покрытием пола перед дверью были аккуратно уложены раскатанные в почти плоские пластины заряды аммонсипала, который тоже пришлось добывать на черном рынке — оккупационные власти Консорциума очень не любили смотреть, как добропорядочные граждане Восьмого превращают друг друга в кровавые кляксы на стенах. Над аммонсипалом шел слой металлического мусора — гайки, обрезки гвоздей и шурупов, остатки давно пришедших в негодность шестеренок и прочий хлам. Старый электро-детонатор, несколько контактов, метр провода и простой тумблер на дверном косяке позволяли хозяину быть уверенным в том, что его не будут излишне беспокоить, когда он дома.

Маадэр не любил незваных гостей — это тоже было следствием работы и образа жизни.

— Входите, — сказал он, открывая дверь, — Руки держать перед лицом. Никаких резких движений. Оружие при себе есть?

Клиент мотнул головой. Он был невысок, с немного смуглым и ухоженным лицом, гладкие щеки которого указывали на внимание к собственной внешности и хороший бальзам после бритья, а высокий лоб и широко расставленные брови — на уравновешенность и собранность. Кожа была немного дряблой, скулы непривычных восточных очертаний, а карие глаза взирали через стекла дорогих, явно сделанных на заказ, очков. Недешевый костюм, может быть даже из натурального фетра — тоже на заказ и тоже прекрасно сидящий. Жители района, в котором стоял дом, одевались обычно в совсем другую одежду.

Маадэр привык составлять впечатление в первую же секунду. Потому что, как он любил говорить, во вторую секунду клиент уже может вытащить ствол и превратить твою голову в некоторое подобие тех мясных полуфабрикатов, которые продаются в корейских кварталах.

— Хорошо. Нет, никакого оружия. Вы предупреждали.

— Sehr gut. Herzlich Willkommen. Проходите.

Лицо самого Маадэра не выражало приветливости или радости при виде гостя. Но ему платили не за приветливость. Он посторонился, пропуская клиента внутрь, и сразу запер за ним дверь. Замки бесшумно закрылись.

— У меня здесь не очень просторно. Но во второй комнате есть стол. Проходите туда.

Сам он держался позади гостя, тот не возражал. В комнате, где стоял стол, было светлее, там горела небольшая лампочка у самого потолка, она давала света ровно столько чтоб можно было отличить темноту от полумрака. Человеческие лица выглядели здесь серыми и плоскими. Клиент щурился, разглядывая Маадэра, тот позволил себе невидимую усмешку. Сам он куда охотнее отключил бы всякий свет — даже одной небольшой лампочки хватало чтоб отвратительным образом зудело в висках. Проблем с освещением же он никогда не имел. Клиенты обычно нервничали, оказавшись в полутемной небольшой комнате, разделенной напополам большим и старым письменным столом, в обществе молчаливого неподвижного человека, чьего лица было не разобрать, Маадэр знал это и сознательно добивался нужного эффекта. Этот клиент тоже нервничал. Маадэр почти чувствовал, как по его телу скользят ледяные адреналиновые змейки, но держался нормально.

— Начинайте, — сразу сказал Маадэр, садясь напротив него, — Сразу суть. Если мне понадобится уточнить что-то по ходу — я вас перебью. Кратко, четко и по возможности откровенно.

— Вы — Этельберд Маадэр, насколько мне известно.

Маадэр нахмурился, он не очень любил, когда его называют по имени. Как и у всего в его жизни, у этой странности также была причина.

— Если вы пришли ко мне, неудивительно, что вы знаете мое имя. Ваше?..

— Хазим, — ответил тот, — Это имя. Хазим Зигана. Я бы не хотел сообщать более никакой информации о себе, если вы позволите.

«Да уж конечно не хотел бы, — с угрюмым злорадством подумал Маадэр, — Вурм?»

«Нормально. Выглядит нормально».

«Ты уже в порядке? Сможешь помогать?»

«Ты, как и прежде, бессилен без меня».

«Замолчи, змей. Надо работать».

«Руку!»

— Мне не нужна больше никакая информация, если она не касается дела, с которым вы пришли. Позвольте вашу руку, господин Зигана.

Он удивился. На высоком лбу, как полосы на барахлящем дисплее, появились горизонтальные тонкие морщинки.

— Руку?

Зигана удивленно взглянул на собственную ладонь. Вероятно, прежде он уже обращался к мерценариям, решил Маадэр, но сейчас был сбит с толку.

— Да. Можно один палец. Я буду держать его во время разговора, если вы не против.

— Вы… Странная просьба.

— Не страннее, чем работа, которую мне иногда приходится выполнять.

— Детектор лжи?

— Вы проницательны, господин Зигана. Да, можете считать это проверкой на искренность.

Клиент усмехнулся. Немного нервно.

— Не доверяете своим клиентам?

— За доверие я обычно беру дополнительную плату. Извините, если кажусь циничным, — Маадэр осклабился, — Я циник.

— Вероятно, профессия обязывает, — пробормотал Зигана, протягивая через стол длинную ухоженную ладонь, — А оборудование? Вы ведь не собираетесь делать это голыми руками?

Пальцы у него против ожиданий были твердые, цепкие. Пальцы человека, умеющего нащупать и при потребности не отпускать. Сами кости на ощупь обычные, вроде бы без имплантантов, мышечные волокна тоже похожи на настоящие. Полностью ручаться, конечно, нельзя, но у Маадэра был опыт в таких делах.

«Уже подозреваешь? — смех Вурма был похож на метелку из тонких металлических волосков, которой проводят по позвоночнику, — Он не похож на охотника или хлодвига. Паранойя, Маадэр».

«Подозрительность — самый окупающийся товар на рынке. Теперь замолчи и слушай его. Мне нужно каждое малейшее колебание его нейронов».

«Я сделаю это».

— Оборудование есть. Но это неважно.

Маадэр с мысленным смешком подумал, что клиенту вовсе не обязательно знать, какого типа оборудование придется использовать. К счастью для самого клиента.

— Действительно, — Зигана немного расслабился, но взгляд остался напряженным и внимательным, — Не важно. Итак…

— Вы представляете только свои интересы или интересы компании?

— Простите, но полагаю лучше обойтись без этого вопроса. Дело не в том, что я хочу скрыть какую-то информацию, просто это не имеет никакого отношения к той причине, по которой я решил заключить договор с мерценарием.

«Дрогнул, — злорадно пробормотал Вурм, — Чувствуешь?»

Маадэр это чувствовал. Ощущения Вурма сейчас передавались и ему. Он смотрел в лицо Зигана, но в то же время воспринимал вкус пота на его пальцах, запах его кожи, неровный гулкий стук его сердца. Это было неприятно, в такие моменты Маадэра слегка мутило, но терпимо. Зигана действительно дрогнул, когда речь зашла о его работе.

Жандармерия?

Нет, решил Маадэр, не жандарм. Тем-то не надо устраивать хитрую игру чтоб наложить лапу на мерценария. И, к счастью, лапа эта пока еще чересчур хила и немощна. И не городовой — не по их части, да и работают куда топорнее. Он умел разбираться в людях. Человек, сидящий перед ним, не просто одел хороший костюм и сделанные на заказ очки. Кем бы он ни был, но на нем был не маскировочный камуфляж с чужого плеча. Ощущения Вурма говорили о том же — клиент не играл. По какому бы делу он не пришел и что бы не замышлял, он и в самом деле был тем, кем виделся при неверном и тусклом свете лампы — уверенным и собранным человеком, оказавшимся в непривычной обстановке и старающимся контролировать каждый свой шаг. Скрупулезный, деловой, уверенный в своих силах.

«Хотя обычно уверенные в своих силах не заключают договоров с мерценариями, — подумал Маадэр, — Посмотрим, что будет дальше».

Клиент был не из той породы, с которой приятно иметь дело, но и не худший вариант. Возможно, что-то скользкое, но ничего по-настоящему серьезного. Может быть, просто достать наркоты. Или убить шантажирующую его любовницу. Может, пугнуть конкурента. Люди в таких костюмах и с такими лицами никогда не просят чего-то действительно важного.

— Убийствами я не занимаюсь, — сказал Маадэр, глядя в сторону, — Это первое, что я говорю клиентам.

Это было почти правдой. Маадэр не принимал скользких заказов от незнакомых клиентов, только от проверенных и надежных людей. Как и всякий человек, достаточно долго проживший в Восьмом, он знал основное правило из свода законов кремниевых джунглей — не надо быть наглее, чем необходимо для выживания. Второе правило было проще — если тебя занесло на Пасифе, сделай все чтобы оказаться в любой другой точке Солнечной системы.

Иногда Маадэр позволял себе исключения, частота их зависела только от двух вещей — надежности клиента и количества купюр в бумажнике. Когда нет денег даже на хайдай и эндоморфы — возьмешься за любую работу. Голод и наркотическая ломка — очень хорошие дипломаты. Если бы Зигана предложил бы сейчас убийство и вытащил из кармана сотен восемь, это было бы искушением. Но была еще одна вещь, по которой Маадэр не торопился с намеками — клиент «фонил».

Он чувствовал это без помощи Вурда — как тончайшую золотистую иголочку, проникающую в лобные доли мозга. От ее прикосновения было немного щекотно и слегка слезились глаза. Как будто очень тонкий пучок света направили сквозь всю голову.

Наличие электромагнитного поля на клиенте само по себе еще не было поводом для беспокойства. Может, у него слабое сердце и в груди электро-стимулятор. Или имплантант. Электронные часы, хотя люди в таких костюмах редко позволяют себе такую безвкусную вещь. Карманный компьютер. Иногда в человеческом теле пластика, кремния и металла оказывается больше, чем костей и плоти. Маадэр предполагал и другие варианты. Например, работающий диктофон. Или отслеживающий датчик. Видеокамеру. Войсер. Квартира была надежно экранирована, но клиент вполне мог записывать разговор на карманный локальный носитель, такие случаи бывали.

— Мне не требуется убийство, — твердо сказал Зигана, — Я соблюдаю закон Консорциума.

— Это очень хорошо. Не все клиенты правильно понимают работу мерценария. Я тоже чту закон. Ни убийств, ни пыток, ни вымогательства, ни похищений, ни краж. В остальном… — Маадэр позволил себе тонкую усмешку, такую, чтоб гость ее заметил, — В остальном спектр возможностей мерценария достаточно велик. Например, если у вас что-то украли, я могу это вернуть. Разумеется, от вас не требуется никаких доказательств того, что украденный объект вам принадлежал. При этом, конечно, укравший может пострадать. В разной степени… В таких делах никогда нельзя за что-то ручаться. Если вас кто-то шантажирует, могу поговорить с этим человеком. Опять-таки, не ручаясь за состояние его здоровья. У меня есть широкий арсенал способов что-то объяснить.

— Уверен в этом, — пробормотал Зигана. Он был достаточно проницателен, можно было бы обойтись и без грубых намеков, но Маадэр почувствовал удовольствие, смутив его, — Но ничего такого не требуется. Хотя на счет кражи вы попали в точку.

— Гмм… У вас что-то украли или?..

— Да. Украли у меня, — Зигана вздернул голову, — Я здесь именно из-за этого.

«Вурм?»

«Чист. Физиологические реакции в норме. Будто сам не видишь».

«Ну, я же должен был убедиться, — Маадэр мысленно пожал плечами, — Вдруг он украл у своей фирмы миллион-другой и ищет, как бы вложить деньги в черный рынок или незаметно сбежать с Пасифе».

— Тогда я слушаю вас, — кивнул он.

— Этой ночью, — пальцы в руке Маадэра опять дрогнули, — Это было во втором секторе, северо-запад. Примерно в двадцать три. Их было двое. У одного короткий дробовик, небольшой, вороненый кажется. Я собирался взять спид-кэб, вышел к дороге… Они подошли сзади.

— Лица запомнили? — быстро спросил Маадэр.

Зигана качнул головой.

— Я их почти не видел. Но мне показалось… В общем, кажется один из них был хлодвигом.

— Вот как… Интересно. Почему вы так думаете? Вы же не видели лиц.

— Мне просто так показалось, — Зигана сделал неопределенный жест свободной рукой, — Просто… Не знаю. Дыхание, запах, голос… Мне так показалось.

— Это хорошо. Хлодвигов все-таки найти легче.

«В Восьмом полмиллиона хлодвигов, идиот».

«Я знаю, Вурм. Не мешай. Я должен выбить из него хотя бы аванс».

— Надеюсь.

— Значит, обычное ограбление? Опишите по памяти все.

— Как я уже сказал, я собирался брать спид-кэб. Было уже темно, они подошли сзади. Ткнули стволом в подбородок. Один был чуть левее, он был без оружия, кажется. Завел мою руку за спину и скрутил, а другой рукой сжал шею. Я едва дышал.

Зигана повел головой и машинально потер кадык, точно еще чувствовал чужую хватку на своей шее.

Профессионалы, решил Маадэр, хмурясь. Не очень обнадеживающе. Подошли грамотно, сработали слаженно и опыт, конечно, есть. Тем более — если хлодвиги… Странно, что отпустили живым. Таким обычно свидетели ни к чему. Непонятно другое — северно-западный сектор. Район корпораций, офисов и дорогих магазинов. Хорошая приманка для пары оголодавших хлодвигов, но очень уж рисковая. Чтоб напасть в северо-западном районе Восьмого надо иметь немалую наглость и самоуверенность. Хуже всего — район явно не их, ребята из пришлых. Значит, искать будет куда тяжелее. Если вообще возможен хоть один шанс.

— Оружие рассмотрели?

— Я в нем плохо разбираюсь. Небольшой такой узкий дробовик, — Загана обвел руками невидимый контур, — Два ствола, кажется. Не знаю.

— Дальше.

— Ну и все… Тот, что справа, с оружием, сказал на ухо «чемодан пусти», гнида. Сами понимаете, сопротивляться я не мог. Его вырвали у меня из руки.

— Чемодан?

— Контейнер. Небольшой ручной контейнер из армволокна. Никаких особых примет.

— Больше ничего не взяли? Бумажник, хронометр?..

— Нет.

— Возможно, спешили. Что было в контейнере?

Зигана опять дернулся. Маадэр почувствовал это — как будто по сухожилиям правой руки пустили слабый ток. Вурм заворчал. Он чувствовал гораздо глубже, передавая хозяину лишь часть собственных ощущений. Сейчас он слился с сердцем Зигана, отслеживая мельчайшие его колебания.

— Об этом я тоже не хотел бы говорить. Мне нужен сам контейнер с содержимым. Если вас это беспокоит, там нет ничего противозаконного. Ни человеческих органов, ни фальшивых купюр, ни даже наркотиков. Содержимое является важным только для меня.

«Активность мозговых волн усилилась, кровяное давление приподнято, фиксирую напряжение отдельных мышц и учащение дыхания».

«Он лжет?»

«Не обязательно. Возможно, просто нервничает. Хоть и пытается это скрыть».

«Я вижу это невооруженным взглядом. Что-то с контейнером. Он дергается всякий раз, когда его упоминает».

— Дело в том, что его содержимое имеет значение, — произнес Маадэр своим самым доверительным тоном, — Лично мне абсолютно все равно, что было у вас похищено. Я бы даже сказал, что это не мое дело. Но если вы хотите, чтоб я это нашел, боюсь, мне надо будет знать, что именно было в контейнере. К примеру, если там был софт, к этому могут быть причастны софт-корсары. Содержимое вашего чемодана могло быть известно кому-то, кто направил хлодвигов по вашу душу — очень уж это не похоже на них, так наглеть в чужом секторе. Проще говоря, ограбление могло быть заказным. Так бывает. В этом случае, зная, на что нацеливался похититель, мне будет проще выйти на его след.

«Нервничает. Кажется, ты не единственный параноик в этом гнилом болоте, Маадэр».

Внешне Зигана мало изменился, но внутри он был сильно напряжен. Маадэр чувствовал пульсацию его лгущего и трепещущего сердца. Кончики собственных пальцев неприятно закололо — признак того, что клиент чертовски сильно волнуется.

— Я не уверен, что… что могу рассказать вам, — сказал наконец Зигана, поправив на переносице очки, — Это не мое личное дело.

— Похоже, оно уже стало и вашим личным. Мне нужна информация, в противном случае я вряд ли возьмусь за это.

— Я сообщил все, что я мог сообщить, — его тон стал почти извиняющимся, — Я согласен, что это минимум, но это не в моей власти.

— Тогда я не гарантирую никаких шансов, — Маадэр развел руками, — С момента ограбления прошло двенадцать часов. Несомненно армволокно давно уже разрезали и содержимое контейнера выплыло наружу. В этом случае максимум того, что я могу вернуть — пустой и разрезанный контейнер. Вас это устраивает? Я мерценарий, господин Зигана, моя работа схожа с работой охотника. Но ни один охотник не выйдет на след, пока у него завязаны глаза. Мне надо больше. Иначе… — Маадэр демонстративно вздохнул, — иначе вам придется искать другого человека для этой работы.

«Безголовый дурак, — прошипел Вурм. Как всегда, когда он был зол, в мозгу запульсировало что-то черное и горячее, — Заканчивай блеф. Он уйдет!»

«Не уйдет, — Маадэр прикусил губу чтоб отвлечься от боли в голове, — Он уже мой».

«Идиот. Он уходит. Ты не можешь позволить себе роскошь потерять клиента. Сколько их было в этом месяце?»

«Ни одного. Перестань метаться, трупный червь. Он не уйдет».

Зигана вынул свои пальцы из руки Маадэра и медленно поднялся. Лицо у него потемнело, словно на него набежала тень.

— Тогда прошу прощения, — сухо сказал он, — Мне придется обратиться к кому-то другому. Надеюсь, не отнял у вас много времени.

Он повернулся к двери.

— Ничего, — сказал Маадэр безразличным голосом, — Все в порядке. По крайней мере у меня. У вас хуже. Замок разблокируется если потянете за вон тот верхний рычаг. Только посильнее, там тугая пружина…

Судя по всему Зигана очень хотелось выйти из комнаты. Он провел здесь всего десять минут, но уже устал от этого странного помещения с голыми стенами, от полутьмы, от старого письменного стола и от сидящего за ним непонятного человека со странным лицом и неприятным голосом. Ему хотелось закрыть за собой тяжелую дверь и снова вздохнуть пахнущий химикалиями воздух Восьмого.

Но было еще кое-что, что мешало ему сделать это.

— Что вы имеет в виду? — спросил Зигана, бросив быстрый взгляд на Маадэра.

Тот потер руки. Ситуация уже начинала ему нравится.

— Только то, что вы в плохой ситуации, — сказал он доверительно, — Мерценарии никогда не набиваются в друзья и, честно говоря, лично к вам я не испытываю никаких чувств. Вы — один из одиннадцати миллионов жителей Пасифе. Мне нет дела до ваших проблем и вашей жизни. Но, — он сделал долгую и красивую паузу, затянувшуюся ровно настолько чтоб у Зигана было время повернутся и уставиться на него, — Сейчас тот случай, когда мы можем помочь друг другу. Я предлагаю вам взаимовыгодный и ни к чему не обязывающий симбиоз. Станьте моим симбионитом, Хазим.

«Ты его уже напугал, — заметил Вурм. Он уже успокоился и теперь наблюдал за происходящим с некоторой заинтересованностью, — Ты выглядишь и говоришь как нарко».

— Не понимаю, — сказал Хазим Зигана, отступая на шаг к двери, — В каком смысле?

— Я — руки, — Маадэр выставил перед собой обе руки. Левая была немного толще в запястье и, если присмотреться, свет, подавший на кожу, давал не совсем обычный отсвет. Но у Зигана не было ни времени, ни желания присматриваться, — Руки, которые способны на многое, если они получают сигнал от мозга. Вы — мозг. Я могу действовать в ваших интересах. Стимул — это мое вознаграждение. Поэтому нам обоим это выгодно. Вы платите деньги, я делаю работу. Не знаю, что вм рассказывали о моей репутации, но я эффективен, быстр и совершенно не любопытен. Профессиональные качества мерценария, особенно ценные в нынешние времена, когда глисты из Консорциума Земли, воображая себя анакондами, пытаются задавить и Пасифе.

— Но я уже сказал вам…

— Во-первых, — перебил его Маадэр. Его голос звучал глубоко и громко, — Вам никто не поможет. Ни один мерценарий, ни один приватный следователь, ни один охотник за головами или профессиональный убийца в этом городе не возьмется за работу. Слишком призрачны следы, это то же самое, что искать каплю масла, разбавленную в цистерне с водой. Кто-то может взяться, но это будет или дилетант, хватающийся за все от отчаянья, или мошенник, который станет водить вас кругами сколько может, пока тянет из вас деньги. В обоих случаях это бесполезно. Про городовых и жандармерию тоже, конечно, можно забыть.

— Почему? — Зигана прищурился, на лбу опять появились морщинки.

Маадэр хмыкнул.

— Они могут долго драить до блеска свои портупеи, могут громко брякать медалями, но это ноль. Может, Юпитер они и отымели, но здесь не Юпитер, господин Зигана, а Пасифе. На спутниках у них нет реальной силы. Эти ряженые клоуны пока способны только скручивать выползших на улицы нарко. Они не хозяева тут. И станут ими очень нескоро. Кроме того… Вы ведь не пойдете к властям, верно?

— Почему же это?

— Потому, что пришли ко мне. Человеку, который идет к мерценарию, жандармы помочь не смогут.

— Но я…

— Я уже говорил, мне все равно, что было в контейнере. Может, там детская порнография. Или оружие. Не знаю. Это не мое дело. Среди мерценариев любопытство считается самым тяжелым грехом. И самым непрофессиональным. Но я должен знать детали, если возьмусь за дело. Таковы мои условия.

— Слушайте… — Зигана махнул ладонью. Жест уставшего и потерявшего терпение человека.

— И второе, — опять перебил его Маадэр, — Время работает не на вас. Не знаю, кому принадлежит контейнер с содержимым, но это касается и других людей. Кому-то это явно кажется важным. Начальство, деловой партнер, любовница — не знаю… И мне кажется, что если вы не отыщете украденного в срок, это может закончиться чем-то не очень приятным. Для делового кодекса Пасифе, принятого среди местных бизнесменов, пуля в основание черепа всегда считалась уместной альтернативой выговору.

Зигана дернулся. Чтобы почувствовать его напряжение не требовался даже Вурм. Маадэр разглядывал его с удовольствием. Теперь это действительно выглядело хорошо. Черт с контейнером, скорее всего он уже давно распотрошен, а его содержимое рассеяно по районам хлодвигов, но под это дело можно выбить хотя бы сотни три аванса. Больше Зигана не даст, водить его за нос будет сложно, но и в жандармерию он, конечно, не обратится.

— Мне достаточно рассказывали о вас, господин Маадэр, — негромко произнес Зигана. В его голосе слышалось отвращение, но вместе с тем и любопытство, — Но я удивлен. Вы необычайно наглы, самоуверенны и навязчивы. Даже в большей степени, чем я представлял.

— Точно, — ухмыльнулся Маадэр, — Я всегда вызываю безотчетную симпатию у клиентов. Итак, симбиоз. Сотрудничество. Говорите о грузе — и я берусь за дело.

— Результаты гарантируете?

— В нынешние времена результатов в Восьмом не гарантирует даже тяжелый лайтинг. Но я сделаю все, что от меня зависит.

— Хорошо, — плечи Зигана опустились, тонкие морщинки в уголках глаз разгладились. В воздухе, который он выдохнул из легких, была обреченность. Маадэр любил этот запах. Запах обреченности часто приносит за собой другой запах, запах денег.

— Я скажу вам все. Условие вы, думаю, понимаете.

— Разумеется, — Маадэр приложил руку к сердцу. Некоторых клиентов этот жест почему-то успокаивал. Другие слишком хорошо знали мерценариеев и самого Маадэра, — Конфиденциальность.

— Да, — Зигана потер руки, как будто у него замерзли пальцы, — Полная. Содержимое контейнера — коммерческая тайна, которая чрезвычайно важна мне и… людям, с которыми я связан. Био-софт.

— Био-софт… — повторил Маадэр, — Ага. Понимаю. Только… К чему такая скрытность? Био-софт, насколько я знаю, абсолютно легален в пределах Консорциума Земли, про Юпитер и спутники даже не говорю…

— Смотря какой био-софт.

— Резонно. Что-то из запрещенного? Зомбификаторы, шизифы, терминальные мышечные стимуляторы?..

— Нет, — Зигана покачал головой, — Я же говорил, ничего незаконного. Просто био-софт последнего поколения, разработанный не так давно. Лекарства. Подробности сказать не могу, я не специалист.

— Да и я тоже. Свежий био-софт, а? Только вышедший из лаборатории? И наверняка еще не успевший оказаться в реестрах фармакопеи Пасифе? Свеженький пирожок, как говорят на рынке?

— Именно. Поэтому ситуация так неприятна. В его разработку вложено крайне много времени, сил и средств. Потеря образцов не просто неприятна, она может вызвать катастрофу.

— Это же не уникальные образцы, — Маадэр заложил руки за голову, поза, излучающая уверенность, — Пусть ваши химики синтезируют еще партию. Или вам так претит то, что часть вашего богатства невольно ушла на благотворительность?

— Дело не в этом, — твердо произнес Зигана. Он отошел от входной двери на несколько шагов и теперь стоял посреди комнаты, вытянувшийся, как жердь, неотрывно глядя на Маадэра, — Я лишь перевозил образцы из одной лаборатории в другую. Здесь речь о другом…

— Конкуренты? — догадался Маадэр.

— Да. Фармакологический рынок Пасифе — это бассейн с акулами. Если конкуренты смогут перехватить образцы, это может стать крайне… неприятным фактором для нашей… для людей, с которыми я работаю.

Маадэр пожалел о том, что тактильный контакт с клиентом утрачен. Сейчас, наверно, его сердце бьется с частотой тарахтящего мотора, а железы выделяют столько адреналина, что кровь становится липкой, как варенье.

— Что ж… На вашем месте я бы надеялся, что контейнер действительно попал в лапы обычных уличных хлодвигов, промышляющих грабежом. Если налет был заказным, это существенно усложняет дело, — Маадэр чуть не добавил вслух «переводя его в разряд невозможных», — Корпоративные когти отличаются тем, что никогда не выпускают свою добычу. А мне недостаточно надоела моя жизнь, чтоб я вздумал из-за вашей микстуры от кашля переходить дорогу серьезной компании. Имейте это в виду.

— Я не прошу слишком многого, — терпеливо сказал Зигана, — Только выяснить его местоположение и по возможности вернуть мне.

— Понятно. Как мне поступить с теми, кто его похитил… по возможности?

Зигана поморщился. Ну конечно. Люди в таких костюмах не любят крови. Не любят даже упоминаний о ней. Словно в их собственных жилах вместо крови течет коктейль из хорошего вина, одеколона и нейро-транквилизаторов.

— Как вам будет угодно.

— Хорошо. Тогда я буду действовать по обстоятельствам. Так даже лучше. То есть ушей и языков вам не приносить?

Губы Зигана собрались в узкую ниточку не толще шва на его превосходном костюме.

— Нет. Только контейнер с содержимым.

— Понятно. Я приступлю сразу же. На счет срока, как вы понимаете, говорить пока сложно. Это может занять от нескольких часов до недели. Может больше, не знаю.

— У вас есть дня три, не больше.

— Хорошо, — Маадэр сдержанно вздохнул, — Иногда по горячим следам удается найти пропажу достаточно быстро. Будем считать, что мы условились относительно задачи и сроков. Осталась оплата.

Зигана кивнул — он знал, что разговор зайдет об этом.

— Полторы тысячи, — сказал он, — Не больше.

— Полторы… — Маадэру стоило огромного трудно сделать паузу и придать своему лицу выражение неудовлетворенной и немного брезгливой задумчивости.

«Полторы штуки! Ты еще думаешь?»

«Нельзя сразу соглашаться, Вурм».

«У тебя в кармане лежит четыре рубля с мелочью. Этого не хватит даже на второсортный хайдай на эту неделю».

«Ты-то чего беспокоишься о моем здоровье? Твой обед всегда с тобой».

«Мой обед — это ты. И я не хочу делить твое тело с помоечными крысами, которые начнут объедать его, если ты умрешь от голода».

«Я знал, что ты меня любишь, Вурм».

Вурм зашипел, но быстро смолк.

— Хорошо, — сказал Маадэр вслух, — Полторы. И половина из них авансом.

— Триста, — Зигана показал три пальца. И по острым складкам в углах его губ Маадэр понял, что спорить будет сложно. Клиент явно не первый год жил на Пасифе и уже имел дело с мерценариями.

— Ладно.

Зигана достал дорогой и красивый бумажник из натуральной кожи, вынул длинными пальцами три новых ничуть не мятых банкноты и положил на стол. Маадэру стоило определенного труда не перевести на них взгляд. Хотя мозг уже лихорадочно подчитывал, как потратить деньги.

Три синеватые бумажки с неказистым символом Консорциума, больше похожим на логотип, чем на герб, значили очень много. Сотня за квартиру — хватит на два месяца. Можно будет снова пить фильтрованную воду, после которой почки не кажутся маленькими, прилипшими к спинным мышцам слизкими камнями. Еще сотня — на еду. Конец осточертевшему хайдаю, можно будет снова позволить себе сладковатое мясо, выращенное из раковых клеток в подпольной корейской лаборатории, порошковое пюре, консервированную фасоль, а может даже получится выкроить на настоящий, не синтезированный, протеин. Сколько он уже не ел настоящего мяса, набивая желудок скользким, пахнущим пластмассой сублиматом?.. Полтинник — вернуть Судаеву, он терпелив, как и все русские, но проверять лишний раз его терпение очень не хочется — то же самое, что проверять взрыватель неразорвавшегося снаряда.

Еще, пожалуй, останется на полграмма шань-си. Или даже на четверть не китайского красного, а настоящего, из тех, что привозят с Ганнимеда или Ио.

Маадэр ощутил, что неосознанно облизнулся. Плохо. Мерценарий не должен терять контроль над собой, особенно перед клиентом. Плохо для репутации.

— Порядок, — произнес он нарочно сухим тоном, делая вид, что лежащие на столе банкноты не представляют для него совершенно никакого интереса, — Думаю, уже сегодня к вечеру смогу сказать что-то конкретное. Оставьте номер своего войса и я свяжусь с вами как только смогу.

— Боюсь, номера я оставить не смогу. Я бы не хотел открывать свое…

— А Вурм еще считает меня единственным параноиком в Восьмом, — пробормотал Маадэр себе под нос.

— Кто? — Зигана тут же напрягся.

— Не обращайте внимания. Но номер вам все-таки лучше оставить, поскольку свой я вам дать точно не смогу.

— Почему же?

— У меня нет войс-терминала.

Зигана удивленно оглянулся, будто раньше не замечал, что стены комнаты абсолютно пусты. Может, полагал, что все оборудование замаскировано.

— У вас нет терминала? Странно. Какие-то соображения безопасности?

— Можно сказать и так. Возможно, мне надо будет срочно с вами связаться, поэтому будет лучше, если вы все-таки оставите номер.

— Что ж, придется.

Зигана достал из кармана блокнот, вырвал лист и написал там короткий номер. Маадэр не глядя спрятал его в карман.

— Полагаю, наша встреча закончена. Разумеется, буду держать вас в курсе.

Зигана кивнул и подошел к входной двери. Но, положив руку на рычаг, отпирающий замки, обернулся.

— Господин Маадэр, — сказал он тихо, внимательно глядя ему в глаза, — Прошу вас быть очень осторожным. Я говорю о контейнере. Мне приходилось знать нескольких мерценариев и я также слышал кое-что от людей, на которых работали вы. На каком-то этапе у вас возможно будет риск принять неправильное решение. Например, получив био-софт, попытаться продать его к конкурентам. Или шантажировать меня. Это будет действительно неправильное решение, понимаете?

У Маадэра появилось желание достать из кармана «Корсо» и ткнуть коротким стволом в высокий лоб гостя. Желание, подогреваемое тремя ассигнациями на столе. Однако он привык сдерживать свои желания и просчитывать последствия каждого поступка.

И это тоже было следствием выбранного им жизненного пути.

2

— Сколько?

— Сотня, — Маадэр щелкнул пальцами, потом хлопнул себя по карману. То, что карман в данный момент был почти пуст, не имело значения.

— Франков?

Его собеседник был невысок, одет в потрепанный и замызганный на коленях комбинезон. Голова было похожа на подгнившую грушу, с которой наполовину сняли кожуру и немного приплюснули сверху. Коричневая влажноватая плесень покрывала половину лица, из середины ее таращился незакрывающийся, кажущий пластиковым, мутный глаз.

— На сотню франков не купишь сейчас и пули. Земные рубли.

— Ясно. Двое?

— Да. Могут держаться не вместе. У одного ствол, вороненый небольшой дробовик, скорее всего «Франчи-2» или что-то из «Моссбергов».

— Сложно. Плохая. Примета.

— Как будто я не знаю, — Маадэр картинно развел руками, — Но больше у меня примет нет.

Собеседник осторожно прикоснулся к брови, вероятно она беспокоила его. Из-под коричневой корки скатилось несколько густых капель крови. Казалось, нажми он посильнее — вся кожа слезла бы с костей черепа и шлепнулась медузой прямо на мостовую.

Маадэр брезгливо поморщился.

Он не любил лепров, не любил их вид, запах, не любил, как они шарят по лицу собеседника своими медленными застывшими глазами, похожими на выдутые из мутного стекла шары, не любил как они говорили, тихо и медленно, слегка напевая и замолкая невпопад. Но он понимал — если след ведет в Девятый и ты ищешь что-то грязное и отвратительное вроде хлодвига — тебе нужен лепр.

— Нарко? Те люди. Которых. Ты ищешь. Они — нарко?

Лепр говорил скупо и отрывисто, как если бы каждое слово, нашедшее выход через гниющие губы, стоило ему невыносимой боли. В сущности, так оно и было. Наверно, поэтому лепров никогда не приглашали произносить торжественные речи на деловых обедах, мысленно ухмыльнулся Маадэр. А еще потому, что благообразных джентльменов из Восьмого в хороших костюмах, вроде Зигана, непременно стошнило бы, встреть они лепра лицом к лицу.

— Не знаю, — сказал он вслух, — Впрочем, нет, на нарко не похожи. Слишком слаженно и уверенно действовали. Нарко бы психанули. Думаю, просто пара уличных хлодвигов, промышляющих разбоем.

— Хорошо. Жди.

— Ладно, давай… — Маадэр с облегчением отвернулся от лепра. Даже смотреть на покрытые обваливающейся коростой обшивки хлипкие дома гнилых переулков Девятого с мертвыми провалами окон было приятней, чем созерцать бывшее когда-то человеком существо.

— Если. Они появятся, я скажу. Сотня. Но шанс маленький. Хлодвиги.

Лепр с такой интонацией произнес последнее слово, как будто оно все объясняло. И оно действительно все объясняло — по крайней мере, для человека, который много лет провел в Девятом и каким-то образом выжил. Маадэр относил себя именно к этой категории людей.

— Я знаю. Хлодвиги держатся друг друга, как стая городских шакалов. Если выводок небольшой, они годами могут оставаться в тени, не привлекая к себе внимания. Возможно, эти ребята засветятся, когда попытаются сбыть товар, но мне бы хотелось успеть раньше.

Глаза лепра зажглись какой-то неприятной искрой. Зрелище это тоже было неприятным. Словно в мутных лампочках, захватанных грязными руками и ставших бесформенными, зажегся едва заметный огоне.

— Ты говорил, у них софт, — эта фраза была куда длиннее любой предыдущей и сопровождалась причмокиванием, от которого Маадэра передернуло, — Софт вкусный?

— Нет, — быстро сказал он, — Лекарство от заикания. И прочая дрянь.

— Х-хорошо… У тебя есть?.. — лепр потер большим и указательным пальцами. Болезнь почти уничтожила их, превратив в слизистые отростки, скрюченные вроде птичьих когтей, но жест был хорошо понятен.

— Держи, — Маадэр достал контейнер с эндоморфом, похожий на длинный и узкий пистолетный магазин, выщелкнул в уродливую вспухшую ладонь две небольших желтоватых капсулы, — Если узнаешь что-то до завтра, дам целых десять грамм. Понял?

Лепр торопливо закивал. Эндоморфы он сразу же бросил в рот и на его ужасном лице появилась мечтательная задумчивость. Содержащиеся в эндоморфине энкефолин и динорфин притупляли стонущие нервные окончания разлагающегося тела.

Маадэр, поколебавшись, достал еще одну капсулу и проглотил сам. В последний час зуд в мозге стал нарастать, он чувствовал себя так, словно у него в подкорке вьется рой стальных механических ос. Вурму тоже было плохо, электромагнитное поле города стегало его невидимыми кнутами, заставляя корчиться и извергать поток полуосмысленных ругательств.

«Сейчас станет легче, — сказал ему Маадэр, борясь с едкой изжогой, выступившей после эндорфина и одновременно пытаясь расслабиться, чтоб зуд в мозгу хоть немного утих, — Потерпи, червяк».

«Болото… Мерзкий город, — невидимое тело Вурма заворочалось, отчего у Маадэра на несколько секунд потемнело перед глазами, — Везде боль… Я чувствую себя так, будто мои внутренности крутит в мясорубке».

«Мои внутренности, — поправил Маадэр, — Но я тебя понимаю. Сплошное электромагнитное поле. Скажи спасибо, что мы в Девятом, здесь техники и прочего дерьма поменьше. В Восьмом у меня уже закипел бы мозг».

«Прими еще капсулу эндоморфина».

«Нет. Через два часа максимум. Мы и так выбиваемся из графика. Пока что мне нужна ясная голова».

Эндоморфин постепенно начинал действовать. Сперва почти незаметно, неощутимо, но Маадэр знал, что в паре желтоватых капсул содержится исполинская сила. Сила, способная изменить весь мир. Едва он двинулся вниз по улице, окружающий мир уже начал меняться.

У эндорфина было странное свойство, хорошо знакомое Маадэру, он никогда не менял вещи, на которые ты смотришь, но, если сконцентрироваться, эти перемены можно было заметить краем периферийного зрения. Резкие контуры зданий Девятого, похожие на осколки зубов в пасти мертвеца, стали мягче, сгладились, ушли куда-то на второй план, как плоские декорации, отодвинутые внутрь сцены. Редкие прохожие перестали казаться хищными насекомыми с порывистыми неестественными движениями и горящими в темноте глазами, они обернулись безмолвными, плывущими мимо, тенями. Шань-си делал свою работу, он менял мир вокруг Маадэра, заштопывая прорехи в мироздании, латая его гнилую обивку, из дыр в которой торчали влажные и гнилые внутренности Пасифе.

Он не прошел и сотни шагов, когда ветер, зло грызущий развороченные кровли Девятого и шипящий в бетонных термитниках-трущобах, стал напоминать затейливую мелодию с невыразимо прекрасным и сложным ритмом. Идти стало легче, в ногах появилась приятная неуклюжая ловкость.

Но самым приятным было то, что стальные осы в мозгу стали затихать. Они еще вились, время от времени задевая своими шипастыми шершавыми металлическими лапками розовую мякоть мозга, но зуд, появлявшийся при этом стал мягче, терпимее. Словно мозг затянулся в плотную и мягкую оболочку. Внутрь тела насыпали серебряной пыльцы, оно стало почти невесомым.

Мир вокруг него продолжал меняться, превращаясь из зловонной клоаки, какой он всегда помнил Девятый, в удивительное царство форм и цветов, где узкие тесные улицы начинали сплетаться друг с другом, а громады давно брошенных фабрик вдруг подсвечивались каким-то внутренним светом. Темно-багровое небо, распахнутое над Пасифе, обрело новые оттенки и объем, посветлело, и уже не так напоминало разворошенную воспаленную рану. Удивительно, даже едкий запах нечистот и химикалий, извечный спутник бетонных трущоб, перестал на какое-то время тревожить Маадэра. Шагая по темной улице, он рассеянно глядел на редкие фонари, словно те были новыми звездами неестественной красоты, и одновременно воспринимал дарованные шань-си ощущения, настолько тесно сплетающиеся с показаниями его собственной хаотично работающей нервной системой, что невозможно было отличить, какое из них является подлинным, а какое иллюзорным.

…тяжелые складки бархата под пальцами…

…прикосновение трепещущего птичьего пера к щеке…

…мелодичный, рассыпающийся на ноты, хруст стекла под ногами…

Зуд в подкорке совсем стих, задавленный этими новыми ощущениями, по позвоночнику вверх и вниз расплылось тепло. Но не обычное тепло сродни тому, какое ощущаешь дома, сняв с себя мокрый плащ, пропахший химическими и биологическими испражнениями города, а другое, особенного рода, разглаживающее все уставшие клетки немолодого тела, скользящее по нейронам, разогревающее все замерзшее за долгие годы…

…в небе… парит… звон, волшебный — как золотая сеть… Вдохнуть полную грудь…

«За тобой идут, — сказал вдруг Вурм. Сквозь призму эндоморфа его голос доносился едва слышимо, как возня мышей из-под пола, — Ты в себе?»

Маадэр помотал слегка головой, чтоб избавиться от золотистой пыльцы перед глазами. Воздух еще пел, но теперь это была тягучая мелодия, сотканная из самого времени, не чарующая, а заставляющая кровь мчаться по венам как раскаленное масло по внутренностям пышущего жаром двигателя. На лбу выступил пот, кожа налилась таким жаром, что прикасаясь к ней можно было обжечься. Как будто вместо плоти теперь была раскаленная до малинового свечения свинцовая нечувствительная обшивка.

«Уже отпускает, — сказал Маадэр, замечая, как предметы перед глазами снова приобретают привычную форму, — Боли не будет еще часов пять-шесть. Ар-р-ррр… Дьявольские морфины».

«Десять метров. Приходи в себя, под кайфом тебя свалят с ног первым же ударом».

Маадэр улыбнулся. Так широко, что если бы кто-то попался ему навстречу — шарахнулся бы в сторону. Но переулок, по которому он шел, был пуст. Просто неширокий проход между домами, залитый тяжелой, будто болотной, темнотой, из которой выступали острые хребты проржавевших много лет назад заборов, остовы гниющих на улицах механизмов и привычный уличный хлам. Камень домов напоминал старую иссохшуюся плоть старика, покрытую частыми пигментными пятнами в тех местах, где отслаивалась внешняя обшивка.

Искать кого-то в Девятом — рисковое дело, если только молодость не заточила твои зубы здесь же. Да и тогда есть вероятность, что кто-то окажется быстрее или подготовленнее тебя. Скверное место — Девятый… Смесь рабочего пригорода, полусгнивших трущоб, давно запущенных складских окраинных секторов и заброшенных ирригационных полей, от которых до сих пор остался плавающий в воздухе болотный кислый запах. Маадэр воспринимал его как некое подобие чана алхимика, в котором что-то вечно плавает, смешивается, чадит и испускает зловонный дым.

Нехорошее место — Девятый. Здесь и днем городового никогда не увидишь, а ночью тут начинается своя жизнь. Невидимая, но всегда ощущаемая. К которой нельзя прикоснуться, но которая всегда рядом — зыбким переливом теней на стене… Запахами кислотных помоек и затхлых заброшенных жилых блоков, звуками отдаленных выстрелов и наркотической невнятной музыки, прикосновениями покосившихся от времени бетонных стен и ржавых решеток. Как дыхание невидимого существа, затаившегося в темном углу. Существа, взгляд которого ты всегда ощущаешь на себе, в какую бы сторону ни пошел.

Как внутри чьего умирающего от старости организма, подумалось Маадэру, когда он пробирался через узкую щель в заборе, где несло мочой и чем-то паленым, легко представить, про пробираешься по старой ржавой кишке какого-нибудь космического динозавра. Ладно, старик, дай своим мозгам проветриться. Чего доброго, и в самом деле оставят валяться с пробитым черепом…

Судя по тому, что вокруг было темно, кайф продержал его не меньше получаса.

Эндоморфинная волна схлынула, оставив после себя теплоту в груди и легкость во всем теле. Окружающее Маадэр воспринимал очень четко, хотя немного блекло.

«Слышу его шаги. Один, кажется».

«Один, — согласился Вурм, чутко контролировавший его слуховые нервы, — Но у него может быть ствол».

«Если крадется столько времени, значит, рассчитывает сэкономить патроны».

«Я нужен?»

«Нет, ни к чему. Обойдусь сам».

«Тогда смотри, чтоб не зацепили голову».

«Ценю твою заботу. А сейчас не мешай».

Преследователь приближался, обостренный Вурмом слух подсказывал, что расстояние немедленно, но сокращается. Шаги были мягкими, очень тихими, явно мужскими. «Ночные коты Девятого вышли на охоту, — подумал Маадэр, чувствуя приятную щекотку адреналина под ребрами, — Но кому-то охотничий дух этой ночью будет стоить головы».

Мягким незаметным движением он вытащил «Корсо» из кобуры. Стрелять в глухих переулках Девятого — не самая хорошая мысль, звуки выстрелов могут привлечь тех ночных хищников, которые пока держатся в тени, но иногда шестизарядный револьвер может стать очень полезной вещью.

Маадэр повернул налево, в узкий глухой двор. Где-то рядом работал дряхлый бензиновый генератор, его звонкий и вместе с тем рычащий клекот рвал плотную ночную тишину в мелкие обрывки, можно было не бояться, что под ногой звякнет, выдав, бутылка, или зазвенит потревоженная проволока. Из окон доносился неприятный затхлый запах плохого дрожжевого теста, наверно когда-то здесь была фабрика. Маадэр отступил на два шага от угла и замер. Благодаря Вурму все окружающее он видел почти также хорошо, как и днем, только без тени — за это придется расплачиваться головной болью и жжением в роговице, но это будет потом.

Преследователь подошел почти вплотную, видимо он шел по следу руководствуясь одним лишь зрением и это обнадеживало, иногда случайные и непредсказуемые мутации Девятого давали весьма неприятные результаты. Маадэр не любил встречать в схватке что-то подобное, пусть даже способное всего лишь видеть в темноте, как и он. Он вообще предпочитал не вступать в схватку, если не был уверен в своем преимуществе.

Три шага. Два. Один.

Когда преследователь бесшумно вынырнул из-за угла, Маадэр коротким рассчитанным движением ткнул его собранными в щепотку пальцами в кадык и почти сразу нанес сокрушающий боковой удар левой. Искусственные синтетические волокна его левой руки сокращались гораздо быстрее, чем любые гликолитические мышечные волокна, основанные на медлительности биологических реакций несовершенного человеческого тела. Пожалуй, вложил даже чересчур много силы — собственные суставы тревожно загудели — слабая и ненадежная плоть не поспевала за обостренными Вурмом реакциями и лучшими достижениями военных протезистов. Удар пришелся преследователю в плечо, мгновенно превратив его в месиво из костей и хрящей, а руку — в беспомощный отросток.

Напряженное тело преследователя мгновенно обмякло, но Маадэр никогда не уповал на болевой шок. Никогда не знаешь, какой сюрприз преподнесет нервная система незнакомого человека. У некоторых обитателей Пасифе вроде нарко или хлодвигов она зачастую была настолько изувечена и перестроена, что на обычные раздражители реагировала самым непредсказуемым образом. Маадэр встряхнул нападавшего и с силой припечатал к забору, чтоб рассмотреть. А рассмотрев, выругался сквозь зубы.

Не нарко. Не хлодвиг. Лепр.

Судя по всему, молодой. Во всех смыслах. Лицо еще можно принять за человеческое, но кожа на нем ноздреватая, рыхлая, точно и не лицо вовсе, а некачественная маска из старого прогнившего пластика. Глаза — две залитых гноем щели, каким-то образом еще способных источать страх и боль. Голосовые связки, вероятно, были уже тронуты болезнью, вместо крика лепр издал беспокойный птичий возглас. Из вывернутой под неестественным углом руки на асфальт шлепнулся заточенный металлический штырь. Который наверняка бы уже торчал у Маадэра между лопаток, окажись он медленнее хотя бы на половину секунды.

Маадэр не собирался бить преследователя еще раз. Всякое прикосновение к лепру вызывало в нем отвращение. Он выпустил калеку и сделал шаг назад, держа револьвер в опущенной руке. Если лепр сочтет, что у него остались шансы на победу и устремится в новую атаку, несложно будет продырявить ему живот.

Но лепр не собирался драться. Забыв про штырь, подвывая и придерживая уцелевшей рукой беспомощную культю, из плеча которой торчали неровные серые осколки кости, он не оборачиваясь бросился бежать по переулку. То ли надеялся найти укрытие в знакомых ему как обрубки собственных пальцев улочках, то ли попросту подчинился боли и страху, слепо гнавшим его прочь.

Маадэр брезгливо обтер левую руку о стену, поднял «Корсо» и поймав покрытую лохмотьями и струпьями удаляющуюся спину, похожую на тряпку, которую гонит ветром в узкой трубе, дважды нажал на спуск. Выстрелы треснули сухо и громко, лепр выгнулся, будто попытался на бегу расправить невидимые крылья, врезался боком в стену и рухнул на землю, скрывшись за грудой мусора.

«Добьешь?» — безразлично спросил Вурд.

«Нет нужды, — скупо ответил Маадэр. Растворяющий в нейронах эндорфин не располагал к разговору, — Патроны снаряжены ардоритом. А кровь в его жилах такая же, как у всякого человека. Ублюдок уже сгорел, сожженный изнутри».

Маадэр быстро вынул из барабана две горячие желтые гильзы, ссыпал их в карман и вложил вместо них два патрона из кармана в плаще. Бессмысленная предосторожность, но так уж привык.

«Ненавижу лепров, — Маадэр спрятал „Корсо“ в кобуру, — Удивительно мерзкая порода.

Стоит показать лепру хотя бы рубль, и через полчаса за тобой будет виться целая сотня его родственников».

«Ты сам виноват, хозяин, — „хозяин“ Вурм употреблял редко и всякий раз со злорадством, которое Маадэр воспринимал тонким уколом в затылке, — Здесь нечего искать. Дохлое дело. Никто не найдет двух хлодвигов с контейнером даже если пропустит через мелкое сито весь Девятый».

«Да, — неохотно признал Маадэр, — Это дохляк. Стоило взять аванс и забыть про все это. Но иногда по-глупому везет на таких мелочах, особенно когда того не ждешь».

«Ты потратил впустую четыре часа и три грамма эндоморфа. Зная, что шанса практически нет. Ты стареешь и утрачиваешь хватку, Маадэр. Это нехороший знак».

«Иногда приходится шевелить задницей, — буркнул тот, — Иначе через полгода все клиенты будут знать, что старик Этельберд горазд только брать авансы и тянуть резину. Не хочу умереть с голоду».

«Никто из твоих осведомителей ничего не знает. Лепры-осведомители молчат. Ты можешь рыскать здесь еще несколько лет».

«Я возвращаюсь. Скажу Зигана, что хлодвигов на планете нет. Может удастся его раскрутить еще на пару сотен, убедив в том, что они сбежали на Ио или Юпитер. А сейчас я хочу перекусить. Тебе что-то надо?»

«Глюкоза. Я немного выжат».

«Будет тебе глюкоза, хитрый змей, если потерпишь полчаса. Лучшая глюкоза, которую можно раздобыть на этом шарике окаменевших экскрементов, который вертится в космосе и именуется Пасифе. Главное убраться отсюда, пока не пришлось разбираться с другими лепрами. Встречу того старика, отстрелю ему то, что осталось от носа…»

Убедившись, что вокруг тихо, Маадэр бесшумно нырнул в боковой узкий переулок и через миг исчез.

3

Бар был старый, из тех, что строили много лет назад.

Снаружи он напоминал не очень больших размеров куб правильной формы, все грани которого были немного вогнуты внутрь и полупрозрачны. Как причудливая елочная игрушка, которую кто-то увеличил во много раз и воткнул в серый бетон Восьмого. Когда-то грани светились изнутри и мягкий карамельный цвет перетекал от одной к другой. Это должно было выглядеть красиво. Бару было много лет, вероятно, он появился во времена заселения Пасифе. Последний хозяин не спешил тратить киловатты впустую, а стеклянные панели со всех сторон потрескались, отчего елочная игрушка превратилась в покрытый трещинами бесформенный осколок. Кое-где панелей не было вовсе — просто черные провалы, из которых торчали опаленные хвосты проводки.

«Как кусок космического льда, свалившийся на Пасифе», — подумал Маадэр. Похожих баров было немало раскидано в пригородных секторах Восьмого, где уже не было стеклянных и стальных спиц мегаполиса, но и паленый запах Девятого пока сюда не слишком доносился.

Как правило, здесь было спокойно.

Маадэр заказал мясное рагу, два куска ржаного натурального хлеба и сладкий кофе. Подобное расточительство было не к месту, вполне можно было ограничиться порцией сублимата и сахарозы, но отказаться от соблазна, когда в кармане еще лежал непотраченный задаток, оказалось сложно. Рагу было пресным, узкие куски мяса напоминали скорее сухие комки сои, но после двух недель на хайдае и скверном корейском рисе Маадэр не собирался жаловаться. Он ел медленно, осторожно пережевывая пищу и ни на секунду не выпуская из поля зрения помещения. «Корсо» холодным маленьким насекомым прижимался к ребрам. Как и Маадэр, он всегда был готов к неожиданностям.

Кофе был сладким до приторности, Маадэр пил его с отвращением. Сам он никогда не подумал бы так испортить благородный напиток, но со мнением одного существа из одиннадцати миллионов жителей планеты ему считаться приходилось. Да и оно не было человеком.

«Достаточно, Вурм?»

«Да. Баланс почти в норме. Мне надо еще немного белков».

«С каких пор ты любишь белок?»

«Подлатать твои мышцы, идиот».

«Хорошо. Я взял мясо. Хорошее, не сублимат».

Когда Вурм ел, Маадэр ощущал легкое жжение где-то в районе гайморовых пазух. Как и он сам, Вурм ел долго, обстоятельно и терпеливо. Чтобы отобрать из крови достаточное количество необходимых ему веществ, Вурму приходилось тратить до получаса. Зато он ни разу не жаловался на неопрятную сервировку или некачественное обслуживание. В некоторых случаях ему было куда проще.

Маадэр мог ему только завидовать. Для него еда все еще оставалась чем-то большим, чем механическим процессом поглощения коктейля из белков, углеводов и жиров вперемешку с жирными кислотами и микроэлементами. Он сам не отказался бы провести время в каком-то более приятном месте. Более… чистом. И менее пропахшим теми запахами, которое оставляет после себя гигантский организм человечества, вне зависимости от планеты, запахами, давно распространившимися на всю Солнечную систему, включая Юпитер и окрестности.

Людей вокруг было прилично — сырой и прохладный вечер заставлял людей искать тепло и свет, они стягивались как одурманенные призрачным мерцанием лампы насекомые, также молча ели, пили контрабандный ром, читали газеты. Этот бар был частью их жизни. Рабочие с окраинных заводов, мелкие коммерсанты, недорогие проститутки, стареющие охранники, уставшие курьеры, неоперившийся молодняк, промышляющий чем-то по ночам — всех их тянуло к свету. Маадэр рассеяно смотрел на потускневшие лица, полустершиеся, как изображения людей на старых монетах, на маслянистые глаза, почти утратившие способность мигать, уставшие тягучие взгляды которых можно было почувствовать кожей. Ровно бурлящая вялая человеческая биомасса, поверхность которой всегда спокойна и однородна. Они были довольны. Алкоголь и дешевый шань-си постепенно вымывали из их глаз коровью грустную усталость, взгляд становился быстрым, лица краснели. Их губы начинали чувствовать вкус жизни.

Маадэр никогда не любил наблюдать за людьми, это занятие окончательно опротивело ему довольно много лет назад, но в этом зрелище он находил некоторое удовольствие. Глухие ритмы техно-джаза и неяркое освещение только подчеркивали те трансформации, которые происходили здесь, в отгороженном треснутым стеклом небольшом кусочке пространства. Налитые угрюмым тяжелым соком люди хмелели даже не от рома — у них будто раскрывались по всему телу невидимые поры, через которые выпаривалось все, что скопилось за день. И разноцветные хищные змейки хаоса обустраивали логова в пустых черных провалах их глаз.

— Развлечения? — тихо спросил человек в кепке с низко надвинутым козырьком, выплавляясь из пестрого многоцветия тел. Часть толпы. Он распространял такой же хмелящий мускусный запах. Еще одно насекомое, вьющееся в бешенном, страстном и отвратительном танце жизни.

— Что именно? — спросил Маадэр.

— Оксиморфон, теноциклидин, — его голос был таким мягким, что слова плавали в нем, тускло отсвечивая. Маадэр опять помотал головой — остатки эндоморфа еще рассасывались в крови, — Шань-си…

— Нет.

— Есть мальчики, — доверительно сказал человек. Из-под козырька смотрел коричневый человеческий глаз, в котором, как мошка в янтаре, застыл неподвижный равнодушный зрачок. Голос же был очень доброжелательный и отчасти даже застенчивый.

— Мальчики…

— Двадцать рублей в час.

Маадэр вздохнул. Пряный и в то же время тошнотворный запах жизни уже свербил у корня языка, хотелось забыть про ждущий снаружи вечер, похожий на сырую парящую тряпку, про хищные ледяные ветра, шныряющие бродячими собаками у самой земли, про злое свечение безразличных звезд и оранжевый глаз Юпитера в небе. Хотелось сделать вид, что это просто вечер, а он — просто обычный человек. Влиться в гудящую толпу, впитать ее запах, принять ее маскировочную окраску. Украсть кусочек чужой жизни, в которой тепло, сухо и спокойно. Хотя бы на один вечер…

«Забудь. Деньги еще пригодятся», — насытившийся Вурм настороженно наблюдал глазами Маадэра за происходящим.

«Я помню. Не сверби в ухе, червь».

— Не сейчас.

Человек понимающе кивнул, улыбнулся и через две секунды уже снова слился с толпой. Маадэру подумалось, что если взять огромное сито и процедить все содержимое бара, то и тогда не удастся найти никаких его следов.

«Не хочу чтоб ты опять спустил все, что есть в кармане за два дня».

«Очень трогательная забота, спасибо», — думать с язвительными интонациями было непросто.

«Не стоит, — ответил Вурм и добавил, — Если ты помнишь, я могу находить пищу не только в кофе».

Маадэр это помнил. Хотя это было одной из тех вещей, которые хорошо бы было забыть.

«Ты закончил жрать?»

«Да. Я сыт».

«Тогда уходим», — Маадэр деланно небрежным жестом уронил на стойку бара десятирублевую ассигнацию, — «Здесь становится душно».

«Здесь есть войс-терминал», — некстати заметил Вурм.

«Я заметил. Что с того?»

«Позвони отсюда Зигана».

«Не вижу смысла. Все, что я нашел за последние шесть часов — одного дохлого лепра. Едва ли Зигана посчитает его равноценной заменой своей пропажи».

«Но у него хотя бы появится впечатление, что ты занялся его пропажей всерьез. И ты сможешь попросить увеличения аванса».

«Беру свои слова назад, — улыбнулся Маадэр, — Ты не червяк. Ты старый мудрый змей».

Если бы у Вурма было бы лицо, сейчас бы оно ухмылялось. Однако лица у него не было. Почти как и всего остального.

Войс-терминал был у стены — старый неуклюжий аппарат с помутневшим от времени пластиком и желтыми кнопками. От него пахло плохим табаком и чужим потом. Трубка выглядела так, словно являлась вместилищем всех существующих на Пасифе инфекций и микроскопических паразитов.

Маадэр быстро набрал номер и стал ждать, когда треск и шипение в трубке исчезнут.

— Да… — резко выдохнул голос Зигана.

— Этельберд Маадэр. На счет…

— Да-да. Я помню, кто вы.

— Просто подумал, что стоит держать вас в курсе событий. Дело в том, что…

Голос у Зигана был странный. Узнаваемый, но резкий и напряженный. Такой, что могли вот-вот треснуть динамики. Во время встречи он говорил совсем иначе.

— Господин Маадэр, мне нужна ваша помощь.

— Она уже у вас есть.

— Нет, вы не поняли, — бросил Зигана нетерпеливо. Маадэр очень хорошо представил, как бегают сейчас его глаза за тонким стеклом линз, — Прямо сейчас!

Зигана определенно был возбужден и, кажется, напуган.

— Говорите, — коротко произнес Маадэр.

— За мной следят. От офиса. Я… — динамик сухо треснул, — Не знаю, сколько их, но я чувствую. За мной идут.

— Возвращайтесь обратно, — приказал Маадэр, — У вас должна быть охрана. Запритесь и…

— Поздно. Меня отсекли от здания.

— У вас переносной войсер, как я понял. Вызовите по нему жандармов, всего и дел.

— Я не стану вызывать жандармов, — процедил Зигана, хрипло дыша, — Мне нужны вы.

Удивительно принципиальный человек, подумалось Маадэру, знает, что ему грозит опасность, но не желает обращаться к жандармам. Эта принципиальность, пожалуй, отольется ему в дополнительные пару сотен…

— Вы меня слышите? — в голосе Зигана послышались откровенно панические нотки.

— Слышу. Где вы сейчас?

— Второй сектор, северо-запад. Вы сможете помочь мне сейчас?

«Второй… — пробормотал Вурм, — недалеко. Можно добраться на спид-кэбе за десять минут. Пятнадцать, не больше».

— Могу, — Маадэр позволил себе паузу, с удовольствием чувствуя, как от волн страха собеседника дрожат динамики, — Но, как вы понимаете, это…

— Ваш гонорар будет увеличен, — быстро сказал тот, — На… соответствующую сумму.

— Буду через… м-м-ммм… Десять минут. Двигайтесь в сторону офисов «Химтека», там сейчас должно быть людно. Не показывайте, что вы заметили преследование. Не совершайте каких действий, которые могли бы спровоцировать преследователей. И ждите.

Маадэр вздохнул и прервал связь, с наслаждением треснув грязным пластиком трубки по аппарату.

— А дело, выходит, не такое и скучное, как мне сперва казалось. По крайней мере, мы с тобой можем рассчитывать на нескучный вечер.

Вурм промолчал.

4

Второй сектор Восьмого — это не бетонные кишки Девятого, но и не самое подходящее место для вечерней прогулки. Маадэру приходилось здесь бывать, но не по своей воле — он не любил высокие шпили корпоративных зданий, они напоминали ему блестящие нержавеющей сталью протезы, лезущие вверх из старой рыхлой плоти, навстречу низкому небу Пасифе. Слишком много электричества, которым пропитан каждый квадратный сантиметр, слишком много всего того, от чего кружится голова и колет в затылке.

Три квадратных километра металла, пластика, стекла и камня. Оказавшись здесь, чувствуешь себя как будто внутри огромного двигателя, но дело здесь даже не в неумолкающем ни на секунду визге спид-кэбов и одышливом низком дыхании грузовиков. Все вокруг движется и движение это не хаотично, а подчинено своим внутренним законам. Каждая мелочь — часть большого грохочущего целого. Оказавшись здесь, чувствуешь себя инородным предметом. Как клетка, попавшая в чужой организм. Или винтик, упавший в работающий на полных оборотах двигатель.

Маадэр не любил бывать в подобных секторах. Но нелюбовь к электромагнитным полям была причиной лишь отчасти. Его раздражала суматоха вокруг, это вечное непрекращающееся движение, которое невозможно ни остановить, ни хотя бы частично нарушить. Это движение тоже подчинялось каким-то своим законам, которых он никогда не понимал и которые вызывали у него отчаянную мигрень, если ему случалось попадать под их влияние.

«Ощущение бессилия, — подумал он, выбираясь из спид-кэба, — Вот что. Подходящее место чтобы почувствовать себя песчинкой. Можно делать все что угодно — и все равно ничего не изменится. Как будто пытаешься опровергнуть законы физики».

Он подумал, что даже если достать сейчас «Корсо» и выпустить все шесть пуль в облитую серым офисным сукном толпу, прущую по тротуару, все равно ничего не изменится. Кто-то закричит, кто-то шарахнется в сторону, кто-то упадет с обугленной дырой в лице — все равно это не нарушит основной принцип, регулирующий здесь жизнь. Движение, вечное движение, упорядоченное, но сбивающее с толку, путающее, гнетущее. Огромный двигатель.

Улицы здесь были достаточно широки, но идти быстро было сложно — слишком много людей покидали в этот час офисы. Они походили на людей, они были облачены в человеческую одежду, хоть и щегольских фасонов, они изъяснялись на языке, который был хотя бы отчасти понятен окружающим, но Маадэру все они почему-то казались непривычными и незнакомыми организмами. За последние два десятка лет изменившаяся атмосфера Пасифе породила множество самых странных форм жизни, к которым он так и не успел привыкнуть.

Корпоративных клерков с пустыми рыбьими лицами и мятыми воротничками, чей лихорадочный блеск в глазах выдавал многолетнюю склонность к нейро-возбудителям и нелегальному био-софту. Софт-тестеров, похожих на дергающие марионетки, чья нервная система была навсегда искалечена и походила на разомкнутую электроцепь. Секретарш с твердыми окостеневшими спинами, чья неестественная молодость вкупе с выцветшими старческими роговицами глаз вызывала скорее отвращение, чем похоть. Инженеров с острыми лицами и нервными жестами, непрерывно курящих и выглядящих так, словно они близки к апоклептическому удару. Биржевых аналитиков с прилипшими к челюстям острыми улыбками, о которые, казалось, можно порезаться. Менеджеров нижнего звена, которые всегда выглядели так, будто уже были немного пьяны, но недостаточно для того, чтоб расстегнуть хотя бы одну пуговицу строгого пиджака. Все они дышали тем же воздухом, что и Маадэр, грязным и едким воздухом Пасифе, но представляли собой совершенно иные биологические виды. Виды, которые не только встроились в организм Пасифе, но и стали мясом на его костях.

А ведь когда-то, вспомнил он, второй сектор считался едва ли не промышленной окраиной. Здесь был старый грузовой космопорт, два или три завода и несколько кварталов фабричных трущоб, выглядевших запущенными даже по меркам Пасифе, крошечного индустриального спутника, навечно обреченного болтаться на задворках Юпитера.

А потом Юпитер пал. Превратился в мертвый газовый гигант с атмосферой из водорода и гелия, орбита которого была усеяна бесформенными металлическими осколками — останками когда-то могущественного планетарного флота. Фрегатам Земного Консорциума потребовалось неполных три года, чтоб задавить и уничтожить накопленную за полвека бурной промышленной экспансии силу Юпитера.

От его спутников Земля не ждала сопротивления. Лишенные защиты своего отца, покровителя и защитника, они должны были посыпаться в руки Земли подобно спелым плодам с надломленной ветки. Но вместо этого предпочли объявить Земле свою собственную войну, весьма жалкую и больше похожую на затянувшуюся агонию.

Ио продержался почти четыре месяца и прекратил сопротивление лишь после того, как плазменные батареи Консорциума превратили его поверхность в трехметровый слой расплавленного стекла. Европа выдержала двухмесячную осаду ценой трех четвертей своего населения, а уцелевшие представляли собой сборище пораженных лучевой болезнью калек. Группа спутников Ананке оказались испарены залпами земных фрегатов вместе с расположенными на них верфями, наблюдательными станциями, базами снабжения и обслугой. Каллисто сдался без боя, зато Ганнимед, используя лишь безнадежно устаревшие корабли и наспех вооруженные суб-орбитальные транспорты, устроил самоуверенной Восьмому Флоту Земли такую трепку, что температура в генеральном штабе Земного Консорциума на какой-то момент должна была сравняться с температурой внутри плавящегося реакторного ядра. Но больше земные стратеги таких оплошностей не совершали. Все спутники Юпитера, дерзнувшие оказать сопротивление, монотонно и механически подавлялись один за другим. Пока не пришла очередь Пасифе, последнего из крупных спутников.

Маадэр хорошо помнил то время. Атмосферу паники, которая спорадически сменялась приступами военной истерии, судорожные приготовления к обороне, которая едва ли продлилась бы более двадцати четырех часов и по своей сути была не более, чем символичным ритуалом, предваряющим гибель четырех миллионов человек в плазменном огне земных орудий. Несмотря на это, Пасифе всерьез готовился воевать. Поднимала на орбиту дряхлые межпланетные рудовозы, едва способные нести орудия, наспех ремонтировала планетарные батареи, прикрывала города камнем и сталью, сбивала вчерашних шахтеров и рабочих в разномастные и беспомощные отряды самообороны, вооруженные зачастую лишь хламом, собранным на местных же заводах. Маадэр помнил эту подготовку к самоубийству, несмотря на то, что носил в те времена совсем другое имя и работал на других людей.

Но Председатель Правления Консорциума Земли в очередной раз проявил свою безмерную мудрость, сделав то, чего никто от него не ожидал. Вместо того, чтоб задавить последнее сопротивление огнем, он поступил иначе. На Пасифе не обрушилась раскаленная плазма фрегатов. Ее ядовитую атмосферу не нарушили ревущие орбитальные торпеды, несущие смерть и разрушения. На его единственный город не посыпались десантные капсулы. Для того, чтоб уничтожить сопротивление Пасифе, Председатель Правления использовал самое смертоносное и совершенное оружие из всего земного арсенала, оружие, против которого были бессильны силовые поля, эскадренные планетарные эсминцы или самая толстая броня.

На Пасифе обрушились деньги.

Своим приказом Председатель постановил принять Пасифе в состав Консорциума и учредить на его территории свободную экономическую зону — единственную на орбите покоренного Юпитера. Это было концом всякого сопротивления.

К Пасифе устремились не грозные, закованные в сталь как средневековые рыцари, тяжелые фрегаты Консорциума, а денежные ручьи со всех краев Солнечной системы. Это была битва, в которой не было даже тени шанса на победу. Захолустный Пасифе, серая песчинка, вертящаяся на пятнадцатой от Юпитера орбите, стремительно стала обрастать лоском, к которому так и не смогли привыкнуть коренные переселенцы — шахтеры, рабочие фабрик, горняки-металлурги. Суровая, с отвратительный климатом и почвой не плодороднее сухого цемента планета, ставшая за долгие несколько десятков лет родной, менялась так стремительно, что за всеми изменениями не поспевал глаз.

Председатель не распорядился уничтожить поверхность спутника, не обратил в руины его города, вместо этого он изменил атмосферу Пасифе, раз и навсегда перекроив на корню существовавшую там экологическую систему, превратив существовавшие там биологические виды в труху и населив новыми, прежде здесь никогда не существовавшими.

Подобно тому, как в благотворной питательной среде образуются бактерии и вирусы, жизненное пространство Пасифе в самом скором времени оказалось засеяно великим множеством самых странных и непривычных организмов. Филиалами транс-планетарных корпораций и подпольными тотализаторами, софт-лабораториями и публичными домами, подпольными казино и аудиторскими компаниями, коллекторскими агентствами и благотворительными фондами, промышленными гигантами и медицинскими клиниками, нелегальными нарко-барами и курьерскими службами, страховыми агентствами и газетными издательствами, игровыми заведениями и анархистскими синдикатами, отелями и дата-банками, подставными компаниями и инвестиционными центрами…

А вслед за ними пришли и новые жители Пасифе, мгновенно обозначившие и разделившие свои биологические ареалы — ученые, софт-тестеры, наемные убийцы, управляющие, проститутки обоих полов, поручители, ростовщики, вымогатели, финансовые аналитики, промышленные шпионы, нарко-торговцы, нотариусы, подпольные букмекеры, осведомители, мерценарии, коммивояжеры, социопаты, чиновники, курьеры, охранники и швейцары.

Пасифе менялся слишком стремительно, чтоб его прежние формы жизни успели приспособиться к новому порядку вещей или найти в нем свою нишу. Отжившие биологические формы, вчерашние шахтеры и фабричные рабочие, они привыкли к старому укладу. На протяжении поколений они дышали ядовитым воздухом Пасифе и вгрызались в его недра, выедая их подчистую и сами умирая к пятидесяти годами. Они были обитателями одного из крошечных промышленных миров Солнечной системы, миров, которые одаривают своих детей лишь нехитрой жизненной философией, суровой и угрюмой. Лишившиеся своих рабочих мест, рано состарившиеся, терзаемые целым сонмом врожденных, приобретенных и искусственно-выращенных болезней, они с недоумением наблюдали за тем, как посреди Пасифе разрастаются целые кварталы гладких, залитых бетоном, улиц, растут стеклянные шпили и разливаются водопады неонового света. Они были осколками старой жизни, раз и навсегда закончившейся, но не хотели этого сознавать. Им некуда было уезжать, негде работать, не о чем мечтать.

Так и появился Девятый, второй и последний город Пасифе, вечный спутник и вечный антогонист Восьмого. Край изгнанных со своей собственной родины людей, царство грязи, порока и разложения, соседствующее с царством сверкающего стекла и нержавеющей стали.

«Зигана».

«Уже вижу».

Найти клиента в однотонном сером потоке было непросто, Маадэр заметил его лишь тогда, когда рядом загорелись огромные купола «Химтека», занимающие целый квартал. Людей здесь было поменьше, но все равно гораздо больше, чем он привык. Он чувствовал себя стиснутым со всех сторон, в нос лезли чужие запахи — пот, косметика, духи, испарения тел, табак, этил, гной… В такой толчее, подумалось ему, револьвер быстро не вытащишь. Кроме того, действие эндоморфа постепенно проходило и, хотя боли пока не было, он уже ощущал тупые уколы в мозгу, свидетельствующие о том, что проклятое электричество пропитало своим ядом не только почву под ногами, но и тела самих людей. Часы, мини-терминалы, войсеры, электрошокеры, карманные музыкальные проигрыватели, софт-накопители, диктофоны, вмонтированные под кожу импланты, фотокамеры — все это он чувствовал так же хорошо, как если бы прикасался к ним рукой. Пока эти ощущения еще не были неприятны, но Маадэр знал — пройдет еще часа два и они превратятся в жалящие укусы, пробивающие мозг насквозь, от которых нельзя ни спрятаться, ни убежать, ублажить которые можно лишь очередной дозой эндоморфа.

Клиент нервничал. Маадэр не видел его лица, но отчетливо видел мутные жемчужины пота повыше воротника, напряженные плечи и неестественные движения головы. Так ведет себя человек, который чего-то боится. Так ведет себя жертва. Маадэр почувствовал, как его ноздри раздуваются. Он тоже любил тот особенный запах, который оставляет жертва, особенно тогда, когда уже видит блеск клыков преследователя совсем рядом, но усилием воли заставил себя успокоиться и сохранять предельное спокойствие. Сегодня ночь не его охоты. Точнее, этой ночью он будет охотиться на другого охотника, а не на жертву.

Городовой, стоящий на углу, нахмурился, когда Маадэр проходил рядом. Должно быть мерценарий слишком выделялся из толпы в своей потертой засаленной куртке, да и лицо его вряд ли могло принадлежать человеку, которого во второй сектор привели законные, не наказуемые законом, интересы. Мерценариев пока еще терпели, но не жаловали, особенно в центральных секторах Восьмого. Сомнительный престиж этой профессии окончательно упал во время войны двадцать третьего — двадцать восьмого годов, когда Юпитер уже агонизировал, а спутники оказались в глубокой изоляции и каждый из населяющих их двух миллиардов людей неожиданно понял — выживет он или нет зависит только от него самого.

Мерценарии просто поняли это раньше других. Во время войны у них всегда хватало работы, да и до нее достаточно сообразительный человек с пистолетом и лицензией мерценария в кармане всегда мог заработать на кусок хайдая. После двадцать восьмого стало хуже — наместники Консорциума сообразили, что новому обновленному Пасифе такие пережитки истории как мерценарии уже не требуются. Новая власть терпеливо и планомерно превращала спутники из болот окраин Системы в хрустальные аквариумы, позабыв о том, что под слоем дорогого розового песка и коралловых зарослей лежат многовековые камни, скрепленные отчаяньем, злостью и нищетой, а среди прекрасных экзотических рыб встречаются те, чьи шипы блестят от накопленного яда.

Мерценарии всегда были самыми юркими, хищными и осторожными рыбами в таких водах. Их тени появлялись там, где в воде расплывались багровые пятна, свидетельствующие о близости добычи. Слишком независимые и подозрительные чтобы сбиваться в стаи, слишком осторожные чтоб перебить друг друга и слишком жадные чтоб найти знамена себе по вкусу, они шныряли в темных гротах, над которыми насыпали розовый песок нового Пасифе. Маадэр привык считать себя именно такой рыбой.

Городовой пристально проводил Маадэра взглядом, но промолчал и к кобуре не прикоснулся. Как бы ему ни хотелось, мерценарии все еще не были признаны вне закона. Может, когда-нибудь позже, через год или два… Как только Председатель в своей бескрайней мудрости издаст очередной приказ… Тогда, конечно, мерценарием припомнят все. Все их грязные дела на Пасифе и окрестных спутниках, все криминальные связи и откровенно нелегальные занятия. Но до того момента…

— Я тут, — негромко произнес Маадэр, глядя себе под ноги, — Не поворачивайтесь. Все в порядке.

Идущий за его плечом Зигана вздрогнул, но сделал вид, что ничего не услышал. Вокруг было слишком много людей. Маадэр не хотел гадать, чьи именно глаза следят сейчас за ним.

— Сзади… Он позади. Кажется, один из тех…

— Один из тех двух, что вас ограбили?

— Возможно. Они следуют за мной от офиса.

— Оружие?..

— Не знаю. Не видел.

От Зигана пахло тем горячим и свежим запахом страха, который действовал на Маадэра лучше любого наркотика. Ничего поделать с собой он не мог — умение идти по следу жертвы и чувствовать ее было слишком глубоко спрятано внутри его черепа. Так глубоко, что до него, наверно, не смог бы дотянуться даже всемогущий Вурм.

«Держатся за нами. Но не приближаются. Скорее всего они хотят довести Зигана до более спокойного места и тихо убрать».

«Они могли бы воспользоваться нано-пулями».

«В такой толпе? — Вурм издал брезгливый смешок, — Хлодвиги глупы, но при этом всегда осторожны. Они не станут рисковать».

«Если это хлодвиги».

Кроме запаха Маадэр чувствовал и исходящий от Зигана тонкий зуд, что-то очень напоминающий, но едва уловимый.

«У него переносной войсер», — напомнил Вурм.

«Нет, войсер тоже есть, но тут что-то другое… Более острое… Вот, чувствуешь?»

Вурм молчал несколько секунд, а когда заговорил, его мысленный голос можно было назвать задумчивым.

«Да, теперь да. В первый раз было то же самое».

«Имплант?..»

— Что у вас на себе из техники? — быстро спросил Маадэр.

Зигана явно не ожидавший такого вопроса, удивленно взглянул на мерценария.

— Из техники?..

— Любые источники активного электромагнитного излучения. Быстрее.

— Войсер.

— Знаю. Еще.

— М-ммм… Ничего. Только войсер.

— Имплантанты? Часы? Компактный терминал? Может, какое-то электронно-магнитное оружие?

— Ничего такого. А что вы…

— Следящее устройство, — произнес Маадэр сквозь зубы, стараясь не глядеть по сторонам, — Я так и думал.

«Ты прав, — признал не очень охотно Вурм. Должно быть, корил себя за то, что не догадался первым, — Похоже, парень на привязи. Неудивительно, что его так уверенно ведут в густой толпе».

«Интересно, чем именно его пометили? Что-то небольшое, но довольно мощное. „Москит“?»

«Возможно. Или что-то японское, они тоже любят маленькие коротковолновки».

«Судя по всему, висит уже больше суток. При постоянном сигнале у него должен быть неплохой запас энергии. „Москита“ хватило бы самое больше на день. Скорее все-таки что-то посовременнее. Неплохая вещь, очень малозаметное излучение, заметит только тот, кто выслеживает именно эту волну».

«И еще тот, кто нутром чует любое электромагнитное излучение, — от ухмылки Вурма у Маадэра обожгло основание черепа, — Я рад, что твои мозги еще не полностью сгнили от шань-си».

— Идите дальше, — сказал Мааадэр Зигана, сохраняя бесстрастное выражение лица и все так же глядя себе под ноги, — На вас сидит электронный клоп. Тонкая работа. Идите вперед, я отстану и попытаюсь нащупать хвост.

Зигана хотел что-то спросить, но осекся, вместо этого просто кивнул. Он тоже понимал, что сейчас не время для вопросов. Маадэр отстал от него и замедлил темп, однако так, чтоб не очень выделяться среди толпы. Зигана тут же пропал, скрытый чьими-то затылками, спинами и плечами. Маадэр вздохнул, набрав полные легкие воздуха и стал вслушиваться.

Ослабленное эндоморфом восприятие не сразу «прозрело», но потом Маадэру пришлось стиснуть зубы так, что из десен выступила соленая кровь. Мозг словно выставили под град, все градины которого были выплавлены из стали. каждое мгновение на него обрушивалось несколько десятков ударов, с непривычки перед глазами появились тошнотворные переливающиеся пятна. Это нормально. Легкая расфокусировка в мозгу, Вурм приведет все в порядок вплоть до последней нейронной цепочки.

Маадэр пошатнулся, но заставил себя идти ровно, лишь немного прикрыв лицо воротником плаща. Он чувствовал все. Это было то же самое, что рассматривать трещины в бетоне мостовой, выйдя на встречную полосу глубокой ночью.

Электричество было повсюду, оно таилось везде, им был пропитан воздух и земля под ногами. Войсеры, терминалы, электронные стилосы, записные книжки, разнообразнейшие импланты, вмонтированные в плоть и кости, стимуляторы, оптические преобразователи, радиоприемники, хронометры — все это проникало в его мозг звенящими стальными осами. От их укусов мозг быстро превращался в агонизирующий сгусток нервных клеток, едва способный воспринимать поступающую информацию.

«Давай, — буркнул Вурм недовольно, — Сосредоточься. Нам надо найти приемник сигнала на той же волне».

«Это не так просто… — подумал Маадэр, чувствуя неприятную слабость в коленях, — Здесь миллионы сигналов. Здесь… о проклятье…»

«Всего лишь генератор, судя по всему в соседнем доме. Я помогу немного».

Маадэр чувствовал себя так, будто осы уже выедают его мозг изнутри. Из зудящее жужжание было невыносимо. Он машинально опустил руку в карман, там лежал холодный и приятный на ощупь контейнер, содержащий в себе маленькие желтоватые капсулы эндоморфина. Он знал — достаточно проглотить хотя бы одну, как боль пройдет. Или немного утихнет. Просто взять одну желтую капсулу и бросить в рот… Но он также и знал, что когда эндоморф парализует его нервные окончания, в ту же секунду он потеряет и нюх. Сейчас он не мог себе этого позволить.

«Еще минуту, Этельберд, — сказал он сам себе, сжимая руками собственный ремень чтоб ладони не коснулись пылающих висков, — Если не найдешь его за минуту, съешь свою капсулу».

Потом стало легче — пришел на помощь Вурм. Как обычно, шум в голове стал тише, боль превратилась в тонкий комариный писк, похожий на медную проволоку, которой насквозь проткнули мозг. Это было неприятно, но вполне терпимо. Маадэр украдкой смахнул пот со лба.

«Спасибо. Уже гораздо легче. Держи на таком же уровне».

«Я могу убрать боль, — тихо сказал Вурм, — Практически полностью».

«Нет. Просто держи все на том же уровне. Этого хватит».

Вурм мог убрать боль, оставив ощущения, он хорошо умел это делать. Но Маадэр не спешил принимать его помощь. В глубине души он рассчитывал прожить еще какое-то время, хотя бы года четыре.

А потом он почувствовал то, что искал. Одна нота в звенящем какофоническом оркестре, который разрывал его голову на части, показалась ему знакомой. Тонкая, на грани слышимости, она все тянулась и тянулась, постоянная и не меняющаяся. Это мог быть приемник, ловящий волну клопа, сидящего на Зигана. Может, кажется? Маадэр на несколько секунд позволил себе отвлечься, потом снова прикрыл глаза. Да, это было очень похоже. Не так четко, как обычный жандармский «Москит» или дешевый японский «Биру-20», но все же отчетливо. Чтоб не упустить эту ниточку, пришлось полностью сосредоточиться, но и тогда она болталась где-то на самом краю восприятия, то пропадая совсем, то вновь появляясь. Путаясь в тысячах других, на порядок более мощных сигналах, Маадэр держался за нее, так осторожно и аккуратно, словно она служила предохранителем гранаты. В носу неприятно захлюпало, Маадэр почувствовал горько-соленый привкус на губах. Это значило, что надо заканчивать. Если он, конечно, не хочет получить инсульт прямо здесь же. Сможет ли Вурм что-то сделать с инсультом?..

«Напряжение, — ровно сказал Вурм. Маадэр его почти не чувствовал, лишь слышал негромкий голос, — Осторожно, хозяин».

«Я его удержу… Я чувствую… Совсем рядом. Рядом! Сколько выдержишь?»

«Могу сдерживать еще минуты две. Потом сложно. Я контролирую твой мозг, но я не могу его держать, если он разорвется на части».

«Значит держи сколько можешь!»

След остался. Как крохотный дрожащий волосок, едва видимый на свету. Но он был уже близко, чертовски близко.

Маадэр двигался зигзагом, переходя с одной стороны улицы на другую, он чувствовал, что приемник совсем близко, оставалось только локализировать примерный район, а там уже можно будет разобраться и так… Главное — хватило бы времени. Вурм молодец, он выжмет все, что можно. Но он получит за это свою плату.

«Стоит ли оно того? — спросил сам у себя Маадэр, — Ты убиваешь себя, сжигаешь собственный мозг. Если тебя не убьет инсульт, тебя сожрет Вурм. Сколько своей жизни ты сейчас сжег, выслеживая ничего не стоящий приемник? День? Неделю? Полгода? А получишь полторы тысячи рублей, и то если доведешь все до конца, во что сам не веришь. Оно стоит того, Этельберд?»

Потом думать стало некогда, потому что невидимый голос приблизился почти вплотную. Маадэр заставил себя двигаться максимально естественно. Охотник сейчас, скорее всего, следит за клопом на Зигана, но если он профессионал… Это будет плохо, но такое возможно. Тогда лучше сделать все чтоб остаться незамеченным как можно дольше. К тому же, их может быть несколько. А стрелять в толпе, пусть даже из короткого «Корда» — дело неудобное, да и опасное.

«Позади и чуть слева, — сказал Вурм. Он тоже был немного возбужден, но как обычно скрывал это, — Видишь?»

«Да».

Маадэр обернулся. Не полностью, просто немного скосил голову чтоб мазануть по охотнику боковым зрением. Для Вурма этого было достаточно. Зрительными нервами Маадэра он управлял ничуть не хуже, чем тот своими же руками. Изображение было четкое — среднего роста мужчина в недорогом, но хорошем плаще, укрывающим от подбородка до самых пяток. Он тоже глядел себе под ноги, поэтому лица его было не разобрать. Волосы были коротко подстрижены, обычного для Пасифе пепельного оттенка. Если он и был вооружен, то толково, оружие не бросалось в глаза. Но, несомненно, имелось — никто не пойдет по следу, не будучи уверенным в собственной безопасности, особенно если это хороший охотник. В том, что под плащом можно спрятать много разных неприятных сюрпризов, Маадэр не сомневался.

«Что дальше?»

Маадэр не ответил. Разбираться с таинственным охотником в людской толчее не годилось — второй сектор Восьмого не располагал к тому, да и городовых здесь было с избытком. Здесь они чувствовали себя уверенно и, что хуже, уверенность эта была обоснована. Где-нибудь поближе к окраине Маадэр еще рискнул бы, но здесь поднимать лишний шум было опасно. С другой стороны, затягивать все тоже смысла не было — если незнакомец изловчится и уберет в давке Зигана, не будет никакой возможности получить деньги. У мертвецов помимо прочего есть одна скверная привычка — они никогда не платят по счетам. Кроме того, даже если Зигана останется жив, преследователь может раствориться в человеческом море без следа. Сядет в спид-кэб или просто затеряется в хаосе электромагнитных ветров. Это значило, что действовать надо быстро.

«Ты рискуешь».

Бормотание Вурма он не слушал. Оно было далеким и нечетким, как искаженная густыми помехами радиопередача.

Подходящее место нашлось через несколько минут. Не совсем то, что требовалось, всего лишь невысокий пластиковый забор, выставленный вокруг ремонтируемого фасада. Вместо двери в нем зиял ровный проем — то ли рабочие еще не успели закончить с ним, то ли просто считали, что в этом нет нужды. В любом случае это было на руку. Вурм без приказа обострил обоняние и слух. Из-за забора пахло краской, свежим цементом, остывающим камнем, табаком, силикатным заполнителем и еще тысячью непонятных и странных запахов, которые всегда царствуют там, где происходит ремонт. Признаков людей не было, скорее всего рабочие, убрав инструмент, уже отправились по домам, не оставив даже охраны. Это не было странным — во втором секторе только самоубийца решится проникнуть на чужую территорию, не говоря уже о краже.

«Чисто, — одобрил Маадэр, — Не идеально, но сгодится».

«Как на счет порции норадреналина?»

«Совсем немного. Если пойдет не по плану — врубай все, что есть».

Вурм ничего не ответил, но у Маадэра появилось ощущение, что тот молча кивнул. Стало немного теплее — это в кровь попала точно высчитанная доза гормонов. В этом не было особой нужды, но Маадэр хорошо знал, что и лишним это никогда не будет. Пристроившись прямо перед преследователем, он дождался, когда проем в заборе окажется рядом. Все остальное было делом техники, стремительности и опыта.

— Простите… — Маадэр резко остановился. Человек в плаще налетел на него, поднял голову и Маадэр успел разглядеть багровое опухшее лицо с огромным нависающим лбом и широко посаженными небольшими глазами. «Хлодвиг», — понял он с облегчением, — Вы не подскажете, как пройти к административному зданию «Ветеншаап»?…

Глаза у человека были похожи на акульи — с такой же серой непроницаемой пленкой, под которой, однако, угадывалось что-то такое, что может быть только во взгляде голодной и резвой акулы. Хлодвиг сморгнул, потом на огромном лбу появилась вертикальная складка, а опущенная в карман рука напряглась.

Но Маадэр был быстрее.

Левой рукой он перехватил правое запястье хлодвига и хорошенько сдавил, позволив синтетическим волокнам протеза выдать две трети мощности. И почувствовал треск кости под пальцами. Хлодвиг не закричал — не успел. Даже нервной системе обычного человека требуется несколько наносекунд, чтоб нервные окончания донесли ощущение боли до мозга. Маадэр не дал ему даже этой возможности — мгновенно ударил плечом в грудь, швырнув выгнувшееся тело в направление проема. И шагнул вслед за ним.

Пластик забора был слишком тонким даже для того, чтоб задержать пистолетную пулю или послужить надежным укрытием от залпа дроби, но сейчас он выполнял не менее важную функцию, мгновенно отгородив Маадэра и его добычу от бурлящей улицы. Находясь в нескольких метрах от людской толпы, они в то же время находились сейчас в своем собственном измерении, отгороженном от измерения Пасифе.

Все произошло очень быстро, никто из прохожих не закричал. Главное в таком деле — быть в ритме. Соблюдать темп окружающих. Слиться с ними. Тогда, оставаясь в толпе, можно делать что угодно. Даже те, кто шел рядом и все видел, не обратили на это внимания, а если и заметили, то забыли через пять шагов. «Толпа — необычная среда, но ее тоже можно сравнить с водной стихией, — вспомнились слышанные когда-то слова, — Если соблюдать ее законы, ты будешь быстрее и грациозней голодной мурены».

«Сегодня мурена поймала акулу, — подумал Маадэр, хватая прижавшегося к стене человека и отшвыривая его еще дальше от проема, — Правда, очень глупую и неумелую акулу».

Носком правого ботинка он ударил хлодвига под ребра, чтобы тот не вспомнил о своей левой руке, потом схватил за короткие волосы на затылку и впечатал голову в неровную каменную поверхность стены. Боком — лицо хлодвига еще могло пригодится. Да и тяжело будет объяснять жандармам, что случилось с этим странным господином во втором секторе. Хлодвиг сполз на мостовую, судорожно пытаясь набрать воздуха в легкие. Судя по всему, он был еще молод, не старше двадцати. Хотя без помощи Вурма едва ли разберешь. Многие жители Девятого в тридцать лет выглядели глубокими стариками.

— Сопляк, — сказал Маадэр, наклоняясь над ним, — Я так и думал. Беззубый, но голодный шакал. Вы никогда не умеете сделать что-то хорошо.

В правом кармане хлодвига обнаружилась смятая и уже начинающая синеть кисть, а еще короткий обрез с двумя стволами. Оружие Маадэр осмотрел мельком — старый, неумело обрезанный «Франчи» выпуска двадцатых годов, подходящая штука для хлодвига — раздавил левой рукой спусковой механизм и засунул все, что осталось от обезображенного дробовика в широкую щель между камнями. Рабочие потом найдут, это не представляло опасности — кожа его искусственной левой руки была лишена такой неудобной вещи, как отпечатки пальцев. В другом кармане обнаружился небольшой, но тяжелый пульт с экраном.

— Не «Москит», — заметил Маадэр, взвешивая приемник в руке, — И не «Биру». Точность метров пять, да? Хорошая игрушка. У нас были похожие во время службы.

Хлодвиг зарычал и попытался подняться, но Маадэр отступил и несильно ударил его носком ботинка в подбородок. Потом достал «Корсо». Неудачливый преследователь затих, почувствовав прикосновение к щеке холодного металла. Даже стонать почти перестал.

— Имя, — тихо и почти ласково сказал ему Маадэр, — Твое и другие. Все имена, которые могут быть мне интересны.

— Т-ты…

— Начнем с твоего собственного. И поспеши. На весь разговор у нас осталось еще две минуты.

— Сожри свои потроха, ты, с-ссукин…

Маадэр пожал плечами и ударил хлодвига стволом револьвера по затылку. Достаточно сильно чтобы тот сообразил, что происходит.

— Имя, — повторил он скучающим голосом, — Твое. Сейчас.

Хлодвиг обмяк. Похоже, он не один раз бывал в потасовках, да и детство в Девятом хорошо учит терпеть боль, но до него начало доходить, что странный человек с уродливым лицом и револьвером в руке, стоящий рядом, очень, очень серьезен. Настолько, что выбитыми зубами и сломанными руками не обойдется. Маадэр посмотрел ему прямо в глаза и улыбнулся. Он любил, когда клиенты понимали его сразу.

— Зекл Ерихо, — сказал хлодвиг сквозь зубы, баюкая правую руку.

— Хлодвиг?

— Да…

— Кто хозяин?

Хлодвиг посмотрел на него с ненавистью. Темные акульи глаза выражали ледяную ярость. Но в них также был и страх.

— У меня нет хозяина.

Маадэр ткнул его носком ботинка в поясницу. Хлодвиг тихо вскрикнул.

— Твоя ложь — это твоя боль, — медленно сказал Маадэр. «Корсо» проделал небольшой путь по багровой коже, оставляя за собой белый след и уперся в ухо, — Когда ты лжешь, ты причиняешь себе боль. Я лишь детектор лжи. Наказываешь ты себя сам.

— Я…

— У каждого человека свой предел боли. Мне попадались очень крепкие люди. Очень умные и опытные люди со специальной подготовкой. Некоторые из них сумели заслужить мое уважение. Ты к ним не относишься. Твой предел мы найдем очень быстро.

«Корсо» ткнулся в ухо и хлодвиг зашипел от боли. Скорее всего, он еще никогда не имел дела с обычным полевым блиц-допросом, разработанным в мастерских Земли. Маадэр же в свое время считал себя довольно опытным человеком в этом искусстве.

— Ты следил за одним человеком. Первое — зачем?

Хлодвиг не спешил отвечать. Маадэр отстраненно ткнул его стволом револьвера в рот. Достаточно сильно, чтобы придать беседе необходимый тон. Губы лопнули, обнажив щербатую челюсть с осколками зубов, хлодвиг взвизгнул от боли.

— Я… мне… убрать.

— Убрать — значит, убить?

— Д-да…

— Так и думал. Ты знаешь этого человека, за которым шел? Его имя?

— Нет, — выдавил хлодвиг, глотая собственную кровь, — Только лицо. Остальное не знаю.

— Ты посадил на него клопа?

— Нет. Нет. Не я.

— Кто его хочет убить?

— Я не знаю, — хлодвиг увидел что-то в глазах Маадэра и на лице его появился страх, изменивший черты его лица не хуже, чем подпольный пластический хирург, — Не знаю! Господин, не знаю я, нет… Клянусь, не знаю!..

— Кто-то заказал его, а ты не знаешь, кто? — Маадэр изобразил изумление, — Вот это да. Подумай-ка еще раз, пока этот ствол не оказался у тебя в ухе, разорвав барабанную перепонку.

Хлодвиг захныкал. Странное и противное зрелище — хнычущая машина для убийств.

— Я не знаю… Не я брал заказ.

— Кто брал?

— Брат… — выдохнул хлодвиг, — Это он. Мой… брат. Я только… только следил!

— Ну конечно, — Маадэр ухмыльнулся, с удовольствием убедившись, что его ухмылка произвела на истекающего кровью хлодвига самое жуткое впечатление. В этом бедняга мог себя не винить. Ухмылка Маадэра, случалось, производила неизгладимое впечатление и на куда более хладнокровных, опасных и опытных людей, не чета этому мелкому городскому хищнику, как там его, Ерихо?.. — Кажется, у вас, хлодвигов, очень крепки семейные узы, верно? Твой брат… Дай догадаюсь, тот самый, с которым вы вчера вечером украли контейнер?

— Умгу-у-уу… — провыл хлодвиг. Должно быть, ему мешал застрявший в глотке ствол револьвера. Маадэру пришлось вытащить его, чтоб расслышать ответ на свой следующий вопрос.

— Если у вас был заказ на этого человека, почему не убили его сразу? Зачем стащили контейнер?

Хлодвиг выплюнул на мостовую несколько острых серых осколков.

— Не знаю, — выдавил он, — Брат… Не знаю.

— Но уж сколько вам было обещано за это, ты знаешь? Вы, хлодвиги, отличаетесь не только крепкими семейными узами, но и жадностью. Каков был куш?

— Семьсот земных, — сдавленно прорычал Ерихо.

Маадэр приподнял бровь.

— Ого. Приличные деньги для оборванцев из Девятого вроде вас. Успели получить хоть часть?

Хлодвиг понуро тряхнул головой. Он избавился от осколков зубов во рту, так что его дикция вновь стала сносной.

— Брат сказал, деньги будут у заказанного с собой… В контейнере.

— Мило! — восхитился Маадэр, — Очень мило. Жертва сама несет плату за свое убийство? Как пали нравы на Пасифе за последние несколько лет… Прежде считалось, что настоящий наемный убийца никогда не возьмет деньги с трупа. Он убийца, а не падальщик. Он получает чистый гонорар за чистую работу. Вы с братом лишь позорите одну из самых почтенных и старых профессий Пасифе, ты знал об этом? Впрочем, не мне читать тебе нотации, друг Ерихо. Нас, мерценариев, тоже считают нечистоплотными хищниками, далекими от добрых традиций. Помяни мое слово, когда-нибудь беспринципность уничтожит Пасифе… Впрочем, мы отвлеклись, не находишь? Значит, все дела с заказчиком вел твой брат?

— Да, господин, — выдохнул Ерихо.

— Хорошо. Тогда поднимайся. Нам надо организовать деловую встречу. Ты можешь в этом помочь.

Хлодвиг скрипнул уцелевшими зубами. Напуганный и еле шевелящий языком от боли, он все же не собирался легко сдавать родню. Хлодвиги не особо держались друг за друга, разве что перед внешней опасностью, их отношения внутри выводка напоминали отношения в своре шакалов. Излишнюю нежность и родственные чувства заподозрить в них было бы сложно. Но выдача своего брата чужаку — это уже было серьезно. Маадэр прекрасно его понимал.

— Должно быть, сейчас внутри твоего черепа действует фермент, который называется «совесть», — сказал он, более мягким голосом. Нейро-лингвистические манипуляции с таким примитивным субъектом не отличались сложностью, — Так забудь про нее. Почему, думаешь, твой брат не приказал убить человека вчера, а лишь забрал у него контейнер? И почему снарядил тебя на это дело сегодня, вооружив и отправив не куда-нибудь, а во второй сектор? Туда, где за каждым писсуаром наблюдают жандармы? Ты знаешь, почему?..

— Нет.

По взгляду Ерихо он уже все понял. Насупленный темный взгляд с тлеющей искрой подозрения. Все хлодвиги подозрительны по своей натуре, значит, требовалось лишь раздуть эту искру, дать ей подходящую пищу. У Маадэра она была.

— Ты щенок, Зекл Ерихо. И ты глуп, как издыхающий лепр. Твой брат попросту использовал тебя. Он нарочно не стал убивать вчера этого человека. Не захотел пачкаться. Убийство в Восьмом — это не убийство в Девятом, где поутру можно найти дюжину остывших трупов только на одной улице. В Восьмом много городовых и жандармов. Он попросту не захотел подставлять шею. Вместо этого он забрал оговоренный гонорар, тебя же отправил на следующий день исполнять всю грязную работу. Соображаешь?

Ерихо соображал. Судя по тому, как мигали его озадаченные глаза, соображал очень быстро, и в нужном направлении.

— В кишках у твоего брата что-то заиграло. Думаю, и тебе знакомо это чувство. Жадность борется со страхом. В переулках Девятого вы, несомненно, не побоялись бы перерезать глотку даже губернатору, но здесь была чужая территория и вы это знали. Только он оказался умнее. Не знаю, кто заказчик, но он, мне кажется, очень обиделся бы, узнай вдруг о том, что контейнер похищен, а сам человек разгуливает по Пасифе. Верно? Обида серьезных людей как правило очень неприятна, — Маадэр покачал головой, — очень. Выбирая между деньгами и жизнью он выбрал и то и другое. Решение хорошее, но неразумное. Знаешь, когда судьба преподносит тебе весы, глупо хватать сразу все, что на них лежит, она ведь не та леди, которая делает пустые подарки. И еще она очень не любит жадных… Отправляя тебя сюда, он знал, что ты не вернешься. Он попал в две мишени одной пулей. Выполнил заказ и избавился от претендента на куш. Твой брат — талантливый парень. Он далеко пойдет. В отличие от тебя.

Хлодвиг сглотнул. И Маадэру опять показалось, что он заглядывает в мутные акульи глаза. Но теперь в них было еще что-то. Неуверенность? Маадэр нажал еще немного, хотя в этом уже не было необходимости. Нажал не стволом револьвера, теперь и в нем не было нужды. У него были лишь слова, но этого было достаточно.

— Он знал, что после вчерашнего нападения цель будет на взводе. Он знал, что ее будут охранять ребята вроде меня, — Маадэр приблизил лицо к лежащему Ерихо, — Он знал и то, что тебя возьмут еще до того, как у тебя появится возможность спустить курок, мелкий ты ублюдок. Единственное, чего он не знал — того, что я не убью тебя на месте. Один маленький просчет в хорошем плане.

— Чего ты хочешь? — тихо спросил Ерихо.

Взгляд у него все еще пьяно блестел от боли и страха, но теперь он выражал и прочие эмоции. Те самые, которые нужны были Маадэру. Хлодвиг поплыл. Потерял точку опоры. Растерялся. Его маленький, деформированный генетическими заболеваниями и нелегальным био-софтом мозг не поспевал быстро обрабатывать поступающую информацию.

— Я не первый день в бизнесе, — усмехнулся Маадэр, — К тому же я деловой человек и предпочитаю простые и деловые методы. Ты отведешь меня в вашу нору.

Хлодвиг со страхом и злобой покосился на ствол револьвера.

— Мне нужен только контейнер. И немного слов. Если будете вести себя как деловые люди, то останетесь живы.

Ерихо ссутился. Глаза его потухли.

— Отведу, — сказал он.

5

«Не самое приятное место для ночной прогулки, Маадэр».

«За посещение приятных мест нам пока не платят. Это район хлодвигов».

«Отвратительное место».

«Не стану спорить. Любоваться здесь нечем».

Этот район Девятого раньше, скорее всего, был фабричной зоной — вместо привычных остовов жилых домов здесь возвышались огромные кирпичные кубы, часть из которых уже успела покоситься или утратить пару стен. Вокруг них вились ржавые лианы лестниц, труб и лифтовых направляющих. Под ногами хрустели кирпичные осколки, старая арматура и какие-то полусгнившие кожухи, полные кабелей. Здесь было тихо, только ветер гудел, запутавшись в проводах, да шелестели остатки пластиковой обшивки, все еще чудом державшиеся на стенах. Людей здесь не было, Маадэр проверил это сразу, как только хлодвиг вывел их к этому месту, но все равно он чувствовал себя немного неуютно. Как в чужом доме, куда явился без приглашения.

— Где мы? — спросил он.

— Здесь была третья секция гидропонической фермы, — ответил проводник не очень охотно, — Убрали лет пять назад.

— Веселое местечко. Много здесь хлодвигов? Учти, патронов у меня хватит на всех.

— Немного. Я и брат.

— Отдельно живете?

— Нас двое в выводке. Остальных нет. Никто не живет.

Разговаривать с хлодвигом было трудно — его рыкающий голос был неприятен для уха, да и говорил он сильно искажая слова. Большую часть пути Маадэр предпочел молчать. Кроме того, разговоры были ни к чему. Он шел позади хлодвига с револьвером в руке, готовый в любую секунду отпрыгнуть в сторону или выстрелить. У него не было привычки доверять людям, особенно прогуливаясь вместе с ними ночью по заброшенному району Девятого. Однако тот вел себя спокойно, да и признаков ловушек пока не было. Маадэру приходилось видеть, какого рода сюрпризы оставляют хозяева, не ждущие по ночам гостей.

— Здесь, — сказал хлодвиг, указывая на небольшую бетонную пристройку. Окон в ней не было, но по легкой щекотке, проникнувшей в мозг, Маадэр понял, что свет внутри горит. Подобных пристроек в Девятом было множество. Сооруженные из всякого хлама и подручных материалов, они сотнями лепились к огромным остовам бетонных руин, точно колония каких-нибудь загадочных огромных моллюсков.

— Заходишь первым, — Маадэр ткнул стволом «Корсо» в спину проводника, — и не делай ничего того, о чем потом будешь раскаиваться.

Хлодвиг медленно кивнул.

Ступени оказались старыми и скрипели под ногами, Маадэр поморщился. Свои визиты он предпочитал наносить без преждевременного уведомления хозяев. Хлодвиг открыл тяжелую дверь, проеденную ржавчиной до такой степени, что казалось странным, как она еще держится на петлях. Внутри пахло так, как обычно пахнет в давно покинутых и нежилых помещениях — старой краской, мочой, разбухшим от сырости деревом. Здесь была лишь одна комната, размером не больше, чем вся квартира Маадэра. Единственной мебелью, если не считать двух покрытых рваниной лежанок, был невысокий стол.

На столе стоял контейнер, небольшой серебристый ящик. А за столом сидел человек. Тоже хлодвиг, но с менее выраженными чертами генетической мутации — лицо его было не таким багровым, как у брата, а лоб казался просто большим, но не огромным. До того, как скрипнула дверь он, вероятно, рассматривал содержимое контейнера, Маадэр успел поймать его задумчивый и напряженный взгляд, взгляд настороженного хищника.

— Добрый вечер, — Маадэр с силой протолкнул в дверной проем своего пленника, — Курьерская служба! Вам доставлен крупный груз неприятностей!

Старший Ерихо оказался куда умнее своего младшего брата. И сообразительнее. Увидев Маадэра, он понял все быстро. И оружие в его руке появилось тоже очень быстро. Что-то большое, с коротким уродливым стволом и огромным зевом дула.

Вурм без предупреждения впрыснул в кровь свой ударный коктейль, мир вокруг мгновенно затянуло бледно-алой пленкой, в ушах ухнуло, точно рядом взорвалась граната, а вслед за этим все звуки на какое-то время попросту исчезли. В критических ситуацияй Вурм работал без нежности.

Зекл оказался впереди. В небольшой комнате выстрел должен был прозвучать оглушительно, но Маадэр его даже не услышал, лишь заметил огромный распускающийся цветок в обрамлении грязно-серого порохового выхлопа да отметил краем полу-оглушенного сознания, как медленно осыпаются с потолка осколки штукатурки.

Ерихо-младший отлетел назад, почти врезавшись в Маадэра, мерценарий успел заметить две или три лохматые дырки на его плаще в районе лопаток. Его собственный «Корсо» поднимался невероятно медленно, словно весил целую тонну, в то время как оружие в руках хлодвига уже искало его своим огромным любопытным черным глазом. Маадэр знал, что сейчас из этого глаза вырастет большой сине-алый цветок, и все его тело превратиться в один гигантский кокон боли, когда картечь пройдет сквозь податливую человеческую плоть. Он почувствовал лицом сухое и обжигающее дыхание смерти — как прикосновение раскаленных лучей солнца в пустыне. И, хуже предчувствия сводящей с ума боли, досаждало другое — острый как толченое стекло и отвратительный, как гниющее мясо, привкус поражения. Ощущение того, что он не предугадал, не успел…

Потом вдруг появились звуки. Звон в ушах, негромкий, но тонкий и неприятный — будто там дрожали две медные пластинки. Штукатурка оседала медленно, похожая не то на очень мелкий снег, не то на густой белый дым. Сквозь нее обстановка комнаты и сама она виделись причудливо искаженными, как старые и не очень умелые декорации давно исчезнувшего театра. Сильно пахло порохом — запах, от которого слезились глаза и делалось горько под языком.

«Все, — сказал Вурм. Он еще был немного взбудоражен, адреналин пьянил и его, но не напуган и не удивлен. Ему давались далеко не все человеческие эмоции. Но с язвительностью он справлялся лучше всего, — Заканчивай пантомиму. Или ты так и собираешься стоять, как пугало?»

Маадэр выпрямился. Ерихо-старший лежал в другом конце комнаты, выгнувшийся, одеревеневший, так и не выпустивший из руки большую старую картечницу. Одна пуля попала ему в скулу, отчего казалось, что на лице появился еще один глаз, только черный и пустой, две других пришлись в правую часть груди. Неплохой результат, учитывая, из какой позиции пришлось стрелять.

«Мертв?»

«Мертв, — сказал Маадэр, переводя дыхание. Убийственная смесь Вурма уже прекратила действовать, но пост-эффект от нее был не хуже, чем от двух капсул эндоморфа — пальцы дрожали, зрение было немного не в фокусе, неприятно волновался желудок — так, словно его под завязку заполнили теплой влажной ватой, — Сам не видишь?»

«Это хлодвиг. У них бывают выдающиеся способности по части регенерации».

«Этому придется регенерировать себе мозг. Ардорит раскаляет любую органику до тысячи трехсот градусов. Его голова изнутри уже похожа на пустую печь».

Недурной ствол, отметил он машинально, отшвыривая ногой картечницу — вооруженные люди, пусть даже мертвые, его нервировали. Громоздкий устаревший образец, вышедший скорее из подпольных мастерских Пасифе, чем из мастерской его величества. Но удивительно хорошее качество для кустарного продукта. При всей несложности конструкции эта картечница была превосходным инструментом, позволявшим превратить думающее и мыслящее существо в нечто вроде куска отбивной с кровью. Часто выходит так, что самые простые инструменты являются и самыми действенными. Маадэр беззвучно хмыкнул, подумав о том, что тот же принцип был применим и по отношению к самим мерценариям.

«Сложно иметь дело с хлодвигами, — заметил Маадэр, разглядывая то, что осталось от младшего Ерихо, — Они зачастую непредсказуемы. Не всегда получается понять, что у них внутри. Но этот — явное исключение. Кажется, я вижу все его внутренности не хуже, чем на рентгене».

«Тебя тоже зацепило. Правая нога. Я уже затянул рану, она неглубокая».

Действительно, в штанине чуть пониже колена обнаружилась неровная дыра, края которой были вымазаны еще свежей кровью. Маадэр поковырял ее пальцем. Кровотечения не было. Судя по всему, Вурм оперативно нагнал туда достаточно тромбоцитов, чтоб запечатать все перебитые сосуды.

«Надо же, я даже не почувствовал».

«Я знаю свою работу. Но если хочешь, боль могу вернуть».

«Спасибо, сейчас не стоит. Сейчас мне нужен трезвый взгляд».

Контейнер был закрыт, но замки его разрезаны. Судя по всему старший Ерихо, так и оставшийся безымянным, открывал их с помощью небольшого лазерного резака для монтажных работ, который лежал здесь же на столе. Маадэр прикинул, что работа была дьявольски выматывающей и, должно быть, продолжалась не один час.

— Залог существования на Пасифе — баланс между жадностью и осторожностью, — сказал Маадэр мертвецу у стены, сожженному изнутри и превратившемуся в большой кусок непропеченного мяса, обернутый в тлеющую одежду, — А ты был слишком жаден, но не слишком осторожен.

Хлодвиг молчал. Из дыры в его лице не вытекло ни капли крови.

«Хватит разговаривать с покойниками. Это бесполезно и говорит о расстройстве психики».

«Я думал, моя психика для тебя — открытая книга, хитрый змей».

«Смеешься? Есть места, куда даже небрезгливое существо вроде меня предпочтет не соваться лишний раз».

Контейнер был ничем не примечателен, под стать своему бесцветному и безликому хозяину, господину Зигана. Простое и удобное вместилище для товара, которому противопоказана тряска, перепады температур или чужое внимание. Маадэр поддел стволом револьвера его крышку и, отстранившись подальше, очень медленно ее приподнял. Господин Зигана, судя по всему, был довольно мнительным человеком. С такого станется заложить в контейнер заряд взрывчатки со шрапнелью — просто для того, чтоб отбить интерес похитителей к своей собственности. «Не своей, — поправил себя Маадэр, — А тех людей, с которыми он работает. Но едва ли они производят сыворотку против потеющих ног или микстуру от кашля…»

Контейнер распахнулся, взрыва не последовало. Маадэр перевел дыхание и заглянул внутрь.

Конечно же, никаких денег там не оказалось. Должно быть, Ерихо-старшему перед смертью было суждено испытать глубокое разочарование. Нижняя половина контейнера представляла собой механизм термо-контроля, достаточно сложный и дорогой. Неудивительно — люди, которые занимаются био-софтом, часто отличаются щепетильностью в такого рода деталях. Био-софт — капризная и дорогая штука. Случайный чих мог превратить драгоценную жидкость, чья стоимость была тысячекратно больше, чем аналогичная масса осмия-187, в бесполезный бульон из микроэлементов и химических веществ.

В верхней части контейнера обнаружилось четыре гнезда, из которых торчали головки глубоко утопленных пробирок. Одну из них Маадэр из любопытства вытащил. Она оказалась небольшой, размером с половину карандаша и такой же толщины — просто невзрачный сосуд из прочного стекла, заполненный бледно-голубой однородной жидкостью. Так могла бы выглядеть слегка подкрашенная чернилами вода. Или смазка для двигателя. Или энергетический напиток. Маадэр посмотрел сквозь тонкое стекло на свет. Жидкость колыхалась, как простая вода. Она не выглядела ни опасной, ни необычной, но было в этом чистом небесном оттенке что-то, что говорило — с этой штукой лучше обращаться осторожно.

«Интересно, что здесь?»

«Что-то, куда не надо засовывать пальцы, — ворчливо отозвался Вурм, — Спрячь ее обратно».

«Знаешь, я совсем не уверен, что это и в самом деле какое-то лекарства. Зигана мог солгать. Да кто угодно на его месте солгал бы. Может, это какой-то смертельно опасный нейро-токсин или блокиратор медиаторов или…»

«Выпей — узнаешь».

Маадэр усмехнулся.

«Ты же знаешь, я терпеть не могу любой био-софт. Программам место в компе, а не в человеческом мозгу. Никогда не знаешь, что эта штука у тебя внутри наворотит. Я знал одного парня, который принял дозу био-софта, чтоб ускорить реакцию нервных центров. Он превратился в пускающего слюни паралитика».

«Еще одна жертва жадности. Большие корпорации, занимающиеся синтезом био-софта, всегда следят за качеством своей продукции».

Но Маадэр его не слышал.

«Интересно было бы узнать, что в этой жиже. Едва ли ради сиропа от кашля люди с такой охотой убивают друг друга, а за этой колбочкой уже два покойника. И было бы четыре, если бы я не был достаточно осторожен».

«Будь осторожен и впредь, — посоветовал брюзгливо Вурм, — Спрячь ее. По-моему, Зигана достаточно четко предупредил тебя о том, что любопытство может быть существенным пороком. И он похож на человека, который может прищемить нос зарвавшемуся мерценарию».

Маадэр пренебрежительно хмыкнул.

— Он был не способен обеспечить даже свою собственную безопасность. Его подрезала пара уличных хлодвигов, а на следующий день он едва не заработал пулю. Если за ним и в самом деле стоят влиятельные люди, почему я не вижу их тени? Большие корпорации — это большие деньги, Вурм, большие деньги — это большая ответственность. Многие производители био-софта из тех, что расположились на Пасифе, могут позволить себе отдел безопасности, сопоставимый с армией небольшого спутника Юпитера. Но Зигана не обратился к ним. Вместо этого, он заключил договор с мерценарием, причем далеко не самым известным и не самым респектабельным.

Но Вурм не собирался разделять его настроение.

«Ты дурак, Маадэр. Твой найм скорее походил на частную инициативу, чем на официальный корпоративный заказ. Судя по всему, Зигана нанял тебя только потому, что не хотел оказаться в неудобном положении, признавшись своим партнерам или начальству, что позволил украсть ценный груз. Несомненно, это повлекло бы определенные выводы относительно его компетентности и надежности. Он просто пытался по-тихому исправить допущенную им ошибку».

Вурм был прав. Это стоило обдумать.

«Я выполняю свои контракты, — Маадэр повертел в руках пробирку с био-софтом, не спеша вставлять ее обратно в углубление, — Не потому, что верен своему слову или чту кодекс чести. У мерценариев нет кодекса чести. Просто нарушение заказа может стать ударом по моей репутации».

«Она в безопасности, — ядовито отметил Вурм, — Твоя репутация настолько грязна, что никакая грязь к ней давно уже не прилипает».

«Я просто подумал о том, что мог продешевить, когда заключал договор с Зигана. Штука в этом контейнере может стоить куда больше пары тысяч. Черт возьми, она может стоить десятки! Или сотни».

«Но у тебя нет десятков запасных жизней, жадный идиот, — кажется, Вурм успел по-настоящему разозлиться, — Не думай, что я залатаю дырку в твоей голове с такой же легкостью, как ту царапину!»

Маадэр усмехнулся. Держа в руках неизвестный био-софт, он ощущал приятное возбуждение. Оно не шло ни в какое сравнение с эффектом шань-си или эндоморфа, но было по-своему приятным. Что это было? Ощущение власти? Тайны? Опасности? Маадэр не всегда ориентировался в собственном подсознании так же легко, как Вурм.

«Я всего лишь пытаюсь понять, с чем мы имеем дело, приятель. Может, сейчас я дерду в руках драгоценность, за которую можно купить половину Пасифе».

«Или микстуру от кашля. Подумай, каким дураком будешь выглядеть, если надумаешь наложить на нее лапу».

«Имея на руках что-то по-настоящему ценное, можно и рискнуть, — задумчиво сказал Маадэр, — Я имею в виду, корпорации, конечно, могущественны, но не всесильны. Ими управляют люди, а люди сплошь и рядом делают ошибки, боятся, не замечают очевидных вещей и мешают друг другу. Окажись у меня на руках пара миллионов, я бы мог попытаться спрятаться».

«Если эта микстура действительно стоит таких денег, через сутки тебя найдут, даже если ты спрячешься в норе лепра».

«С Пасифе, конечно, пришлось бы распроститься. Не беда, вокруг Юпитера есть много мест не хуже. Ганнимед, Тея, Алматея… Руки Земного Консорциума дотянутся туда еще нескоро».

«Тебе придется оборачиваться очень часто».

«Можно подумать, чаще, чем теперь… — Маадэр вздохнул, — Ты ведь сможешь определить, что это, верно?»

Вурм некоторое время молчал. Гораздо дольше, чем обычно.

«Я могу провести нечто вроде экспресс-анализа. Самые простые соединения и элементы опознать не сложно. Есть признаки, по которым можно опознать отдельные химические агенты, стимуляторы нейро-медиаторов, примеси… Но не подумай, что у тебя в голове я держу целую лабораторию».

«Мне и не требуется вывод эксперта, — Маадэр презрительно усмехнулся, — Я просто хочу узнать, с чем имею дело».

«Я сделаю, все, что смогу, — неохотно сказал Вурм, — Засунь туда палец».

«Что ж, давай отведаем этого зелья…»

Маадэр осторожно откупорил пробирку и капнул на кончик указательного пальца немного синей жидкости. Секунд десять капля оставалась на месте, потом стала резко уменьшаться, впитываясь в кожу с необычайной скоростью, словно всасываясь сквозь поры. Еще десятью секундами позже от нее не осталось ничего, кроме холодка на подушечке пальца.

«Я его вобрал, — сообщил Вурм, — Постараюсь разобраться».

«Не дай ему попасть в мозг и активировать мои нейронные связи, — предупредил мерценарий, без нужды вытирая палец о штанину и закупоривая пробирку, — Просто проверь его, не включая в мой метаболизм. Мало ли какую дрянь дружки Зигана варят у себя в лаборатории. Я слышал, есть турецкий био-софт, который начисто отрубает мелкую моторику и врожденные рефлексы. Какая-то там ошибка в синтезе…»

«Не переживай, — язвительно заметил Вурм, — Глупее, чем сейчас, ты уже не станешь. И вообще лучше замолчи. Активируя центры речи, ты отнимаешь у своего мозга, а значит, и у меня, лишние вычислительные мощности».

«Меня просто нервирует мысль о том, что ты сейчас возишься внутри меня со штукой, которая может оказаться бомбой».

«Ты боишься? — в голосе Вурма определенно слышалось ехидство. Он чувствовал волнение Маадэра и из-за этого намеренно долго возился. Являясь злопамятным и мстительным существом, он не преминул воспользоваться возможностью нагнать на хозяина страху, — Не говори. Я чувствую твой страх. Чувствую, как его источают твои железы, Маадер. На вкус он… Довольно неприятен. Как перебродившее вино. Тебе бы не понравилось…»

Маадэр стиснул зубы и стал ждать. Работа Вурма, кипевшая сейчас в его собственном мозге, сознанием почти не ощущалась, лишь время от времени он фиксировал странные импульсы, своего рода отголоски кипевших внутри процессов. Несколько раз поколебалось без предупреждения чувство равновесия. Потом заслезились глаза. Нестерпимо захотелось соленой воды. Легкое головокружение…

«Готово, — буркнул Вурм, испустив что-то вроде мысленного вздоха облегчения, — Я сделал все, что мог».

«Так обычно говорят военные хирурги, сообщая пациенту, что пришили все конечности, которые удалось обнаружить в радиусе ста метров от тела, — проворчал Маадэр, с явным облегчением пряча пробирку обратно в контейнер, — Ну? Каково ваше заключение, доктор Вурм?».

Вурм помедлил. Кажется, он был столь озадачен, что даже на время забыл про язвительность.

«Не знаю, — наконец сказал он, — Что-то очень сложное. Не кустарный продукт и не примитивное зелье, которое продают в Девятом».

Маадэр разочарованно вздохнул.

«Я думал, ты властитель нейронов и повелитель химического анализа».

«Только тогда, когда это касается твоих собственных потрохов, идиот. А это — сложнейшая химическая конструкция из сотен самых разных веществ и соединений. Представь, что засовываешь руку в незнакомый двигатель и на ощупь пытаешься определить принцип его работы».

«Ладно, что ты вообще можешь сказать про этот товар?»

«Серьезная разработка. На рынке я такого не встречал. Я проанализировал общую структуру, но это мало что дало. Судя по всему, здесь хорошо поработал био-криптолог. Все ключевые соединения защищены или замаскированы. Проще говоря, даже серьезное лабораторное оборудование при попытке взять пробу будет сбито с толку или выдаст неверный ответ. Да, хорошая работа. Почти идеальный черный ящик».

«Черный ящик?..»

«Можно потрогать. Можно подержать в руках. Но что там — узнаешь только тогда, когда откроешь».

«То есть — когда активируешь его, включив в собственный метаболизм?»

«Именно. Это как большая красная кнопка. Или игра в русскую рулетку. Пока не нажмешь — не получишь результата. А каким он будет — никто не поручится».

«Интересно, — Маадэр рассеянно провел пальцем по горлышкам пробирок. Просто тонкие стеклянные сосуды с голубоватой жидкостью. Похожей на средство для удаления жира. Или ароматическую добавку в кофе. Или присадку для топлива орбитальных флайтов. В мире, где форма уже почти утратила всякую связь с содержанием никогда нельзя быть уверенным в том, что держишь в руке, — Очень интересно. Думаешь, нелегальный софт?»

«Все, что угодно. Может быть, это действительно лекарство. Болезни, связанные с поражением мозга и нервной системы, лечатся только био-софтом. Большие деньги и не меньшее желание разработчиков защитить свою продукцию. Система защиты могла быть сделана специально против конкурентов, которых Зигана так боялся».

«Что ж, глупо рисковать с завязанными глазами, — Маадэр решительно захлопнул контейнер и сразу почувствовал себя лучше. Как если бы поставил на предохранитель опасное оружие, — Я не настолько отчаялся, чтоб тестировать на себе неизвестный био-софт. Похоже, мы можем обрадовать господина Зигана. Его потеря нашлась. И я горд передать ее в нетронутом виде».

«Он не прогадал, рассчитывая на честь мерценария».

«Замолчи, язвительный червь, — беззлобно отозвался Маадэр, — Если бы ты завелся в яблоке, оно бы сгнило через час».

Он поднял контейнер и, не глядя на распростертые тела братьев Ерихо, вышел наружу.

6

Утро принесло мелкий колючий дождь и холодный ветер. Отвратительный климат Пасифе с наступлением осени портился окончательно. Маадэр поежился, его легкий плащ не служил надежной защитой от подобной погоды. Холод въедался в незащищенную кожу бесчисленным множеством острых буравчиков, заставляя Маадэра лязгать зубами.

С холодом мог справиться Вурм, ему ничего не стоило снизить чувствительность кожи или поднять температуру тела на пару градусов, но Маадэр не хотел обращаться к его помощи без веской причины. Во-первых, это отчасти было унизительно. Вурм никогда не упускал возможности продемонстрировать собственную значимость и отличался удивительной самоуверенностью. Должно быть, эти качества он впитал из личности своего носителя, поглощая нейроны его мозга. За все его услуги Маадэр расплачивался крохами собственной жизни, отмерянными на невидимых весах. Проще потерпеть жестокий холод, подставляя хлещущему дождю беззащитное лицо и шею, чем скармливать внутреннему паразиту кусочки собственной жизни…

«Осень, — подумал он, с отвращением разглядывая мокнущие коробки домов. Вода не освежала их, она сама походила на ядовитую жидкость, хлещущую из прохудившегося реактора, и там, где она касалась бетона и камня, вместо свежести рождался затхлый тяжелый запах химикалий, — Самая скверная пора времени на Пасифе. Жизнь цепенеет и замирает, как примитивный моллюск, пытается спрятать в щель свое раскормленное жирное тело. Меньше людей на улицах. Меньше работы. Меньше контрактов для мерценария. Хорошо еще, здесь она коротка. На Земле она длится невероятно долго…»

Переулок, который он облюбовал, был безлюден, лишь изредка, зыркнув по сторонам настороженным взглядом, мимо скользили исконные обитатели окраин Девятого, сутулые, бесцветные и вечно напряженные. На Маадэра не обращали внимания. Лежи он распростертым на земле, вокруг сразу же появились бы заинтересованные люди, спешащие обчистить его карманы, а может, и изъять из бездыханного тела те органы, которые еще могли бы представлять ценность в качестве трансплантационного материала. Но пока он держался на ногах и не проявлял слабости, для всех жителей Девятого он был лишь бездушной декорацией, которая сама по себе не интереснее фонарного столба. Маадэр заранее, со сдерживаемым злорадством, представлял, как скривится господин Зигана, оказавшись в подобной обстановке.

«Ты мог пригласить его к себе, — пробормотал Вурм. Он не боялся холода и колючего дождя, но залитый серым пригород Девятого, зыбкий, слякотный и промерзший, действовал на него скверно, загоняя в меланхолию, — Но вместо этого назначил ему встречу между Восьмым и Девятым. Не самая удобная обстановка для обмена. И не самая безопасная».

«Я так решил».

«На то была причина?»

Маадэр издал саркастичный смешок.

«Ты же можешь читать мои мысли — так прочти их. С каких пор ты стал деликатен?»

«Могу, — легко согласился Вурм, — И даже знаю их еще до того, как ты осознаешь их наличие. Мне интересно услышать формулировку».

«Ты любопытен».

«Это так».

«Зигана сродни неизвестному химикату. А когда имеешь дело с неизвестными химикатами, лучше держаться от них подальше. И надевать резиновые перчатки».

«Страх — не лучшее качество для мерценария».

Маадэр стряхнул ладонью с лица ледяную капель. Отвратительный дождь на этой планете. Даже на Юпитере, где атмосфера почти целиком состояла из водорода, дожди были лучше. В огромных планетарных куполах жизнеобеспечения с неба по расписанию лилась настоящая вода — почти без примесей. Но это было еще до того, как залпы земных фрегатов превратили купола в труху. Едва ли найдется теперь сила, которая сможет выделить воду из бушующей атмосферы Юпитера.

«Страх — лучшее качество для жителя Пасифе, Вурм. Зачастую он куда полезнее самой безумной отваги и самого хитрого расчета. Страх — это твой защитный контур, предохранительный механизм. Человек, утративший страх, разучившийся бояться, неизбежно умрет в самом скором времени. Страх был спутником человечества с тех пор, как оно ютилось в пещерах на Земле, он стал нашим верным компаньоном и в космосе. Может, раз он столь надежно укоренился в нашем генокоде, не стоит сбрасывать его со счетов?..»

«Ты философствуешь, как пьяный лепр!»

Вурм не скрывал презрения.

«Да, я всегда был слаб по этой части».

«Ты попросту боишься Зигана».

«Не его, — возразил Маадэр, — Сам по себе он всего лишь безликое офисное насекомое сродни моли. Оживший алгоритм. Заключенная в человеческую плоть функция. Я боюсь тех людей, на которых он работает».

«Если мне не изменяет память, еще несколькими часами ранее ты всерьез раздумывал, стоит ли наложить руку на собственность этих людей».

«Верно. У меня было время поразмыслить и прочистить мозги».

«Значит, уже прощупываешь пути к отступлению?»

Маадэр пожал плечами.

«Можно и так сказать. Если сюда заявятся агенты их службы безопасности или наемные убийцы, у меня будет больше шансов выжить, растворившись в переулках Девятого, чем в скорлупе своей квартиры. Я не хочу проверять, кто они и на что способны».

«Объясни».

«Конкретики пока мало, больше инстинкт и интуиция, но это тоже кое-что значит. Во-первых, био-софт. Тот, кто его собирал явно не хотел чтоб он оказался в чужих руках. Так шифруются только важные вещи. Может, оружие или еще что-то из запрещенного в Консорциуме, не знаю… В общем, уже пахнет кисло. Потом — клоп, который висел на Зигана. Очень аккуратная и чистая работа, такие штуковины не встречались мне с начала тридцатых, еще с Юпитера… Тогда мы использовали нечто похожее, хоть и другой компоновки. Проще говоря, за Зигана следит не обычный человек, спаявший на коленке клопа за пару часов. Дальше… Заказчик. Хлодвигам он сказал, что в контейнере деньги. Получается, он сам не знал, что внутри? Или сознательно обманул их?»

«Да, это выглядит странно. Человек, тщательно и осторожно готовящийся к убийству, так ошибся».

«Следующая странность — сами хлодвиги. Они не похожи на обычных хлодвигов Девятого. Во-первых, опытны…»

«Младший заговорил, как только ты прижал его».

«Только потому, что сам этого хотел. Даже хлодвиги не любят, когда их используют в качестве мяса, а потом скармливают червям. Это естественно. Зато старший был очень хорош. Реакция и скорость явно быстрее обычного человека. Возможно, следствие направленной мутации, но мне кажется — хорошая подготовка и, может быть, какая-нибудь химия в крови. Жаль, не догадался сделать анализ вчера…»

«К тому же обычных хлодвигов врядли кто-то будет нанимать для серьезного дела. А маленький выводок из двух-трех человек — очень удобно для нанимателя».

«Верно, — согласился Маадэр, — Это тоже. Небольшая группа хлодвигов из одного выводка — очень удобная команда шакалов. Вполне может быть, что они работали на серьезную контору».

«И эта контора так подставила их с оплатой?»

«Да уж… Не сходится. Хотя и профессионалов могли развести вслепую. Как вариант — они могли быть промежуточными исполнителями».

«Не понимаю».

«Их могли использовать как пешки. Загребать жар из огня всегда лучше чужими руками. Они бы убили Зигана, взяли груз, но сами вляпались бы основательно. Потом к ним пришел бы опытный человек и сделал в них примерно столько же дырок, сколько в них сейчас. После чего исчез с контейнером. Классическая схема. Из сложного уравнения лучше всего убирать самые простые элементы».

«Запутанная ситуация», — вынужден был признать Вурм.

«Да. И это одна из причин, почему я не хочу ее распутывать. Все, что находится не на поверхности — опасно, потому что чем глубже ныряешь, тем больше у того, кто живет в глубине шансов перекусить тебя пополам. Старое мудрое правило мерценариев. Поэтому я просто верну контейнер Зигана, заберу свои деньги и до конца жизни не буду вспоминать о био-софте».

«Разумно».

Для встречи Маадэр назначил небольшую площадку, закрытую со всех сторон приземистыми серыми валунами зданий. Чтобы попасть туда надо было пройти через два пустых ангара, заваленных пустыми ящиками, и подняться по небольшой лестнице. Спрятаться постороннему там не удастся, слишком уж тесно на этом отгороженном пятачке, а снайперу или стороннему наблюдателю придется карабкаться на гофрированную крышу ангара, откуда его будет хорошо заметно.

На площадке никого не было. Она походила на железнодорожную платформу, не хватало разве что ограждения и уходящих вдаль рельс. Хлама здесь тоже осталось прилично — видимо то, что мародеры Девятого сочли бесполезным или слишком тяжелым — огромные катушки с кабелем, штабеля досок, ржавеющие внутренности неузнаваемых теперь механизмов, огромные и уродливые как туши гниющих на прибрежном песке китов. Битое стекло, куски проволоки, окурки, обрывки упаковки, изветшавшие, исписанные кем-то много лет назад, листы бумаги… Ждать здесь было неприятно, Маадэр прикрыл щеки воротником, чтоб хотя бы частично защитить лицо от дождя. От осадков Пасифе немудрено было получить химический ожог.

«Играм радуешься только в детстве, — подумал он, наблюдая за тем, как порывы ветра подхватывают хрупкие дымные колечки и рассеивают их без следа. Контейнер стоял рядом — просто большой серебристый чемодан, каких на Пасифе не одна тысяча, — Потом приходит время, когда радуешься каждой игре, которая прошла мимо тебя. Наверно, это и есть старость. Раньше я был резвее. Лет десять назад точно. Зацепился бы с этим софтом, ночами не спал, находил заказчиков, разработчиков, договаривался бы с жандармами, искал выходы на черный рынок… Кровь тогда была горячее, а страх был чем-то привычным, на что даже не обращаешь внимания — как Вурм. А сейчас я устал от игр. Для каждого лишнего шага уже требуется усилие, старые запасы пороха выгорели подчистую… И нет желания кого-то выслеживать, прятаться в тени с револьвером, ломать пальцы и шеи, выстраивать на бумаге цепочки, хочется только избавиться от тяжелого контейнера, получить деньги, вернутся в привычную комнату и забыть про все это. Может, еще купить немного шань-си…»

Зигана все не было. Маадэр стал прохаживаться вдоль площадки чтоб немного согреться.

«Мне казалось, он пунктуален», — проворчал он.

Вурм не ответил.

«Думаешь, с ним могло что-то случиться?»

«Остановись».

«В чем дело?» — Маадэр остановился.

«Запах. Не чувствуешь? Под той коробкой, что справа от тебя».

Действительно, теперь Маадэр и сам почувствовал запах — что-то нехорошее, тревожное, смутное… Он сделал шаг к большой картонной коробке и ощутил, как под носком ботинка что-то хрустнуло. Он опустил взгляд. Там лежали раздавленные очки. Хорошие очки, сделанные на заказ. Он уже видел их прежде.

Сам Зигана лежал рядом. Ему хватило места чтоб целиком вместиться под небольшой коробкой. И он достаточно сильно изменился со времен последний встречи.

— Вот дьявол… — поперхнувшись табачным дымом, Маадэр выронил сигарету и издал скрипучий смешок, — Ах ты хитрый, самоуверенный и подлый сукин сын! Ну почему именно сейчас ты вознамерился сдохнуть?

7

«Ты уверен, что хочешь это сделать?»

Маадэр пожал плечами. Самый бесполезный жест, если обращаешься к тому, кто является частью тебя самого и видит твои движения еще до того, как они передались мышцам и сухожилиям — тенями в подкорке твоего мозга.

— Уверен, что не хочу. Но и другого выхода не вижу, — ответил он вслух. После многочасового молчания иногда полезно размять голосовые связки, а Вурм услышит и так, — Сейчас я чувствую себя человеком, который сел за карточный стол, не имея никакого представления о правилах игры. И мне надо в них разобраться до того, как игроки начнут вскрывать ставки. Смекаешь?

«Твои бессмысленные метафоры всегда казались мне искусственными и неизящными».

«На моей стороне опыт. Если твоего заказчика убивают, это означает одно из двух. Или ты персонаж скверного детективного романа в мягкой обложке, или…»

«Продолжай, я слушаю».

«…или ты оказался втянут в неприятную историю».

Маадэр сделал глоток из стакана и отставил его на стол. В комнате было темно и тихо, настолько, что если прикрыть глаза, могло показаться, что находишься в безвоздушном пространстве. В мертвой пустоте космоса где-нибудь на орбите Юпитера.

Обычно это успокаивало, но сейчас отсутствие визуальной и слуховой информации наоборот раздражало, заставляло слуховые и зрительные нервы изнывать от безделья. Неприятное ощущение. Чтобы не концентрироваться на нем, Маадэр сделал несколько небольших шагов по комнате.

«Всего лишь один труп, — брюзгливо пробормотал Вурм, — В удачную ночь их можно найти несколько дюжин. Ты параноик, хозяин».

«Это мое профессиональное качество. Мне пришлось потратить много лет, чтобы научиться этому. Параноики живут дольше прочих».

«Ты напряжен. Твои синапсы похожи на бельевые веревки в бурю».

«Я обеспокоен, — Маадэр выдавил ухмылку, — И есть, отчего. Теперь я часть схемы».

«Не понимаю тебя. Возможно, твоя нервная система оказалась немного перегружена из-за моего недавнего вмешательства, связь нейронов разрушена, и ты медленно сходишь с ума, теряя способность к общению?..»

Маадэр был слишком опытен, чтобы позволить себе ответить на издевку Вурма.

«Схема — это вся ситуация с украденным био-софтом. Ситуация сродни сложному механизму, суть которого мы не понимаем, видя лишь отдельные шестеренки, но не видя их взаимосвязи и динамики. Братья Ерихо — это шестеренка. Зигана — это шестеренка. Его партнеры и начальство — тоже шестеренки. Меня беспокоит исключительно то, что вне зависимости от моего желания я уже оказался частью этого механизма. С того момента, как принял контракт этого мертвого ублюдка в хорошем костюме. Шестеренка под именем Этельберд Маадэр уже включена в общую цепь, понимаешь? Поневоле взаимодействуя с частями единой системы, я сам стал частью системы. И это действительно сильно меня беспокоит. Я уже не смогу сделать вид, что я не при чем. Так или иначе я связан с Зигана, связан с хлодвигами, связан с чемоданом, полным таинственного био-софта. Меня включили в игру. И я очень хочу узнать, как можно из нее выйти до того, как успели раздать карты».

«Шестеренку под именем Зигана удалили из схемы весьма уверенно».

«Вот именно. Это значит, что и меня могут удалить столь же легко».

В бесплотном голосе Вурма было столько презрения, что от него у Маадэра заныл гипофиз:

«Признайся самому себе — ты просто напуган».

— Мне уже не семнадцать, червь, — Маадэр почувствовал, как в глубине груди поднимается злость, едкая и бесцветная, как кислота из аккумулятора, — В семнадцать хорошо думать о том, что отважный и сообразительный человек с лайтингом в руке сможет победить в любой ситуации — только потому, что он отважный и сообразительный. И на его пути падут коррумпированные правители, продажные генералы и коварные наркоторговцы. Одиночки не выживают, чем бы ни была набита их голова. Засады, прыжки по крышам, перестрелки… Есть серьезные люди и серьезные организации, переходить дорогу которым — то же самое, что переходить дорогу перед асфальтоукладчиком. Отважных героев, решивших опровергнуть мудрую пословицу «Один в поле не воин», вытаскивают по утрам из канализационных люков, и к тому моменту их голова уже находится не в том состоянии, чтоб там помещались какие-то идеи, принципы или чувство долга…

«Ты опять начал философствовать. Плохой признак».

— Нет, мой змей. Плохой признак — это Зигана, скомканный как медуза и размером со шляпу, который кляксой лежит на асфальте и на которого я наступил. Мое философствование можешь не принимать во внимание.

«Ты сразу пытаешься увязать смерть Зигана с собой. В мире много шестеренок, Маадэр, но далеко не все из них находятся внутри одного механизма. Половина жителей Восьмого и три четверти жителей Девятого не доживает до сорока лет. На то есть разные причины. Не паникуй прежде срока».

Маадэр бросил взгляд на свой стол, собираясь взять стакан с ромом. Но вместо стакана его взгляд притянул совсем другой предмет — распахнутый контейнер с пробирками био-софта внутри. Соприкоснувшись с ним, взгляд отказывался отрываться — и некоторое время Маадэр просто стоял посреди комнаты, бессмысленно разглядывая пробирки.

— Его убили не случайно. Ты это знаешь.

Вурм заколебался. Маадэр ощутил это короткой вибрацией в своем спинном мозгу.

«Ты осмотрел его карманы — там не было денег. Быть может, его попросту ограбили, пока он ждал тебя на месте встречи».

Маадэр лишь поморщился.

— В его карманах кроме всего прочего я нашел лайтинг. Миниатюрный, компактный, современная модель. Прежде он был безоружен. Это говорит о том, что он не собирался мне платить, Вурм.

«Он был перепуган после того, как его во второй раз едва не угробили братья-хлодвиги. Всякий на его месте озаботился бы приобретением оружия».

— Он хотел убить меня. Именно поэтому так легко согласился встретиться на задворках. Легче спрятать тело. Но Зигана не повезло еще раз — кто-то успел раньше него. Хотел бы я знать, кто.

«Я слышал, на древней Земле жил человек по имени Оккам. Он был нарко и социопатом и, едва лишь видел человека, хватался за свою заточенную бритву и…»

— Не слышал, а прочитал из моей головы, — Маадэр закурил очередную сигарету, — Но я понимаю, к чему ты клонишь. Бритва Оккама. Но это не лишние сущности, здесь существует связь. Кроме того, вспомни, что его убило.

«Нано-пуля».

— Верно. Кто-то впрыснул ему в вены смертоносный коктейль из энзимов, растворяющих костную ткань. Дьявольски болезненная и неприятная смерть. Но при этом не быстрая. Это полностью исключает версию со случайным грабителем. Грабители предпочитают надежное и быстрое оружие. И дешевое. Одна нано-пуля может стоить больше, чем у Зиганы поместилось бы в бумажнике. Нет, Вурм, тот, кто убил Зигана, прекрасно представлял, что он делает и для чего. Мало того, это было не просто убийство. Это было наказание. Мучительная казнь.

«Ты никогда не задумывался о том, что кроме незадачливого семейства Ерихо за головой и контейнером Зигана могли охотиться и другие люди?»

— Задумывался, — признался Маадэр, — Нет гарантии, что таинственный заказчик нанял только двух хлодвигов. Можно допустить, что в его рукаве был припрятан еще один козырь.

«Один заказ сразу нескольким охотникам? Перестраховка?»

— Яйца лучше раскладывать по разным корзинам. С другой стороны, новость о покойных братьях Ерихо могла достигнуть ушей заказчика еще вчера. Он решил не терять времени и нанял еще одного специалиста, на этот раз посерьезней.

«Но как он снова вышел на Зигана?»

— Не знаю, — признался Маадэр, — Клопа на нем уже не было. Но клопа мог снять охотник после того, как поджарил его самого. Или его войсер мог прослушиваться — заказчик слышал нашу беседу и знал о месте встречи. Черт возьми, нельзя сбрасывать со счетов и банальную слежку.

«В любом случае твой договор с ним потерял силу. Мертвые клиенты имеют неприятные черты. Во-первых, они необщительны. Во-вторых — неплатежеспособны».

— Я знаю. Именно поэтому и прошу тебя сделать это.

«Я спрашивал тебя два раза, Маадэр, и хочу спросить в третий: ты уверен? Ты уверен, что хочешь на самом себе испытать неизвестный и потенциально опасный био-софт?»

— Нет, — сказал Маадэр, сплюнув. У табака сегодня был отвратительный привкус, как у горящей мусорной свалки, — Не уверен. Но уверен в том, что это единственный способ разобраться в обстановке. Хватит играть вслепую.

«Мне не раз приходилось пенять тебе за глупость, но в этот раз ты грозишь превзойти сам себя, — голос Вурма сочился ядом, — Надо ли мне напоминать тебе, что может сотворить с человеческим телом вредоносный или некачественный био-софт? Он может превратить твою память в решето. Может замкнуть контакты в твоих нейронных цепях, превратив в бесконечно смеющегося дегенерата. Может просто напросто вскипятить мозг в твоем же черепе!..»

— Уповаю на тебя, мой мудрый червь, — Маадэр смял нечувствительными пальцами левой руки окурок и, не глядя, бросил его под ноги, — Я надеюсь, ты вовремя заметишь его злонамеренные эффекты и отсечешь их быстрее, чем они причинят мне… нам обоим проблемы.

Вурм ужалил его в основание черепа. С достаточной силой, чтоб Маадэр выругался.

«Ты ничего не понимаешь, верно? Даже если это не вредоносный софт, а лекарство от эпилепсии или лейкомоляции, оно может воздействовать на твой неподготовленный мозг подобно ручной гранате. Ты можешь потерять зрение или контроль над собственным кишечником, а то и чего похуже!»

— Работа мерценария — всегда риск, — нарочно беззаботным тоном отозвался Маадэр.

Глупая попытка — совершенно невозможно обмануть существо, которое обитает в твоей голове, разделяет твои мысли и питается твоими гормонами, как изысканными винами.

«Поэтому ты сознательно добавляешь его даже тогда, когда без него можно обойтись?»

— Если я хочу пристроить товар и получить деньги, я должен знать, с чем имею дело. Никто не торгует вслепую. Куда мне идти с этой синей водичкой? Бродить по Девятому и кричать «Продаю неопознанный био-софт»?..

«Полагаешь, лежать на холодной полке морга интереснее?»

— Вурм, ты брюзжишь как старая болотная пиявка. Просто замолчи и будь готов, если… если что-то пойдет не так.

«Это био-софт, Маадэр, — невидимый голос сдался, но легкое жжение в затылке показывало, что он все еще раздражен, — я заведую твоим мозгом, но даже я не могу контролировать его полностью. Био-софт — опасная штука. Если он примется за твои нейроны, я не могу гарантировать, что успею его обезвредить».

— Я думал, ты всесилен, — пошутил Маадэр, откупоривая пробирку. У жидкости не было никакого запаха. Как он и ожидал.

«Трудно бороться с нано-технологиями. Слишком глубоко, слишком хитро… Ладно, я готов».

— Тогда не будем медлить. Пьем за успех, Вурм!

Запрокидывая пробирку он еще успел услышать, как Вурм проворчал: «Беззубый пафос…»

Сперва ему показалось, что у жидкости нет никакого вкуса, но он был — что-то едва уловимое, с не очень приятным сладковатым оттенком. Что-то вроде смеси джина с соком дыни. Перезрелой, неприятно пахнущей дыни. Необычный вкус для жидкости такого цвета. Хотя обсуждать вкус био-софта не совсем обычное занятие. То же самое, что размышлять о том, как пахнут биты и байты компьютерного софта. Информация — всегда информация, вне зависимости от того, записана она в кремнии и металле или превращена в жидкость.

«Уже в крови, — сообщил Вурм, его тон показался Маадэру озабоченным, — Очень быстрая впитываемость… Активные агенты и фракции уже достигли мозга. Что-нибудь чувствуешь?»

— Очень хочется отлить, — признался Маадэр, — Оно, случайно, ничего не может сотворить с контролем моего мочевого пузыря? Впрочем, это, наверно, нервное…

«Заткнись. Мешаешь работать».

— Хорошо. Держи руки на рычагах, старик.

Он успел сделать две дюжины шагов без всякого направления, прежде чем вновь услышал Вурма.

«Эта гадость действительно не так проста, как кажется. Очень агрессивно пытается встроится в твой метаболизм и уже отвоевала пару местечек в мозгу. Я сдерживаю ее, но это похоже на попытку удержать на поводке бешенного хорька».

— Но ты сможешь ее нейтрализовать в случае чего?

Если бы Вурм был человеком, он бы вздохнул.

«Не знаю, Маадэр. Это и в самом деле весьма качественный продукт. Работает на глубоком уровне. Мне такие не попадались. Очень хорошая разработка…»

— Отлично. Хорошая разработка должна стоить хороших денег… А черт!

«Извини. Я пытаюсь разобраться в ней».

— Из-за этого у меня такое ощущение, будто в мозг загнали сверло?

«Придется тебе потерпеть, — равнодушно отозвался Вурм, — Сейчас я не могу отключить неприятные ощущения».

— Попытайся работать помягче, — пробормотал Маадэр, массируя раскалывающийся от боли висок, — Я думал, ты профессионал.

«В данный момент, пока ты там прохлаждаешься, я по сути веду операцию на открытом мозге. Впрочем, сейчас станет легче».

Боль исчезла, сменившись легким покалыванием. Маадэр сел за стол, стараясь не думать о том, на что сейчас похож его мозг. Это было неприятно — знать, что в нем происходит что-то сложное, что в самом его центре сейчас крутится вихрь био-софта, перестраивающего, быть может, не только моторные навыки и контролеры органов жизнедеятельности, но и то, что составляло его, Этельберда Маадэра, личность, его уникальные нейронные связи. Где-то там же сейчас сидит крошечный, как маленький паучок, Вурм, и тоже что-то делает…

Маадэр почувствовал тревогу. Вурм слишком долго молчал. Это означало, что он слишком занят работой или… Маадэр механически помассировал виски, как будто это могло помочь процессам, происходящим внутри черепа на клеточном уровне. Спустя еще несколько минут тревога начала перерастать в отчетливый страх. Страх особенного свойства, с которым Маадэр не любил иметь дело. Всякому бывает страшно, когда в лицо наставлен пистолет и пуля уже в стволе, ждет короткого удара курка, чтоб превратиться в поток огня и металла. Куда хуже, когда сознаешь — пуля уже выпущена, более того, сейчас она кувыркается в твоем черепе, не контролируемая и не сдерживаемая…

— Вурм!

Тот не отозвался. Маадэр ощущал его присутствие, но вместе с тем чувствовал нечто не совсем привычное. Странное ощущение, в котором невозможно было разобраться. Что-то сродни накинутому на мысли плотному туману. В последний раз он ощущал что-то подобное, когда провел пять дней подряд в непрерывном нарко-марафоне, так, что под конец Вурм едва спас его от инсульта и кататонии.

«Вурм! Ты где?»

«Я тут, — сказал Вурм, и от тона его голоса тревога превратилась в частокол острых зазубренных штыков, — Знаешь, мне кажется, что сейчас…»

А потом вдруг в голове взорвалось огромная черная дыра с рваными краями, и весь мир растворился в ворохе разноцветных искр.

И все-таки Маадэр еще успел подумать, что умирать, оказывается, не так и страшно…

8

Ощущения были отвратительные. Виски ломило — так, наверно, чувствуешь себя, если держал несколько минут голову под струей ледяной воды. И боль эта была нехорошая, паршивая, скорее всего оттого, что Маадэр чувствовал — может быть с помощью Вурма — что боль появилась не сама по себе, эта признак чего-то очень плохого, что случилось в его мозгу.

— Я чувствую себя так, словно спустился на поверхность Пасифе с двадцатикратной перегрузкой, — простонал Маадэр, — Можешь выключить это?..

Собственный язык дергался, как лягушка под воздействием гальванического тока. Глазные яблоки пылали. Наваливающаяся частыми валами тошнота стискивала желудок.

«Пока нет. Это временно, пройдет через полчаса. Выпей воды, если хочешь».

Голос Вурма ему не понравился. Слабый и безжизненный, точно Вурм испытал не меньшее потрясение, чем его хозяин. Маадэр трясущейся рукой взялся за стакан.

— Воды? Это поможет?

«Нет. Но хотя бы заткнет тебя на какое-то время».

— Мне нужен эндоморф. Хотя бы два миллиграмма.

«Не сейчас».

— Алкоголь сойдет?

«Да. Только не очень много. Я подлатал все как мог, но еще пару часов все будет затягиваться».

В бутылке, стоящей под столом, оставалось с треть. Маадэр никогда не считал себя ценителем юпитерианского рома, но всегда держал дома небольшой запас — на тот случай, когда не хочется накачиваться эндоморфинами или чем-то покрепче. Сейчас был именно такой случай.

Маадэр налил полный стакан. Он обнаружил, что вдобавок ко всему неприятно саднила ссадина на подбородке — кажется, падая, он задел угол стола.

— Рассказывай.

«Паршивая ситуация».

— Надеюсь, не настолько паршивая, насколько я себя сейчас чувствую. В последний раз я испытывал что-то подобное, когда меня контузило фугасом. Только тогда голова сильнее трещала…

«Мне пришлось действовать без деликатности. И все-таки я едва успел».

— Что успел?

«Сохранить твою шкуру, — в голосе Вурма пиетета было не больше, чем жалости в нраве старого головореза-нарко, — Эта штука уже собиралась отключить твое сердце и легкие».

У рома был привкус чего-то старого и тухлого. Маадэр сделал два или три больших глотка и отставил стакан. Легче не стало. Но легкий гул в голове позволил хоть немного приглушить скрежещущие о своды черепа мысли.

— Значит, все-таки…

«Вредоносный софт. Замаскированная бомба. Теперь понятно, почему био-криптологи столь сильно старались. Это была бомба, упакованная в подарочную бумагу и перевязанная ленточкой. Скажи спасибо, что у меня хватило времени перехватить ее».

— На что была запрограммирована эта дрянь?

«На смерть, — просто ответил Вурм, — Паралич, остановка сердца и биологическая смерть через минуту. Быстро и надежно. Ничего лишнего. Я бы даже сказал, весьма изящная разработка. Цепочки сложных кислот сплетены прямо-таки с художественным вкусом…»

— Выходит, Зигана лгал.

«Конечно. И ты знал это с самого начала».

— Знал, — согласился Маадэр, — Но сейчас это уже неважно. Дальше!

«Софт, что ты принял, не обычная бомба. Чтоб убить одного-единственного человека, не требуется столь совершенное произведение микромоллекулярной биологии. Чтоб надежно убить человека, достаточно нескольких грамм крысиного яда».

— Ближе к делу. Мне трудно сосредоточиться.

«У этого софта был модуль контролируемой репродуктивности».

Вурм дал Маадэру время осмыслить сказанное. Но Маадэру потребовалось не меньше полуминуты, прежде чем он понял смысл.

— Контролируемая репродуктивность!

«Именно. Модуль, запрещенный к распространению во всем пространстве Солнечной системы. За одно только это автор этой штуки угодил бы в камеру смертников. Такие вещи не прощают. Никому».

— Постой. Правильно ли я понимаю, это значит, что…

«Правильно. Захватив один мозг, био-софт использует ускоренные в сотни раз вирусные методы распространения, чтобы захватить как можно больший ареал. В данном случае — старый добрый воздушно-капельный путь. Чихнул один раз перед смертью — и мгновенно заразил всех людей в радиусе пяти метров инкапсулированными спорами того же био-софта».

Маадэр ощутил, как леденеет содержимое его желудка.

— Цепная реакция. Запрограммированная эпидемия био-софта. Вурм, это не просто бомба. Это биологическое оружие.

«Вот поэтому члены Консорциума очень нервничают, когда находят модуль контролируемой репродуктивности, — согласился Вурм, — Не знаю, кто из приятелей Зигана создал подобное, но это очень рисковый человек».

— Что ж, это объясняет, почему Зигана не пошел к жандармам. И почему он решил нанять мало кому известного мерценария с не очень чистой репутацией. Вот тебе и голубая водица…

«Эта голубая водица могла стоить смерти сотне или двум человек. По счастью, репродуктивность этой дряни все же ограничена несколькими итерациями. Каждое следующее поколение переносчиков слабее предыдущего. Так что настоящей эпидемии бы не случилось, но вот террористический акт вышел бы отличный».

— Хороший способ, — согласился Маадэр, стирая со лба незаметно выступивший липкий пот, — Каждый мертвец становится распространителем заразы. Ни противоядий, ни лекарств, ни хирургического вмешательства…

Он вдруг почувствовал, как Вурм неуютно завозился в своем логове, сплетенном между его нейронов. Как будто ощутил какую-то еще не родившуюся мысль своего носителя, и мысль эта его обеспокоила. Было еще что-то. Какое-то сдерживаемое внутреннее волнение. Словно Вурм беспокоился и одновременно старался казаться безмятежным. Он что-то скрывал. Маадэр ощутил это подобием запаха, их сложная симбиотическая нейронная связь отобразила волнение Вурма в виде сильнейшего запаха корицы, от которого у Маадэра засвербило в носу.

— Ты задавил ее?

«Что ты имеешь в виду?»

— Ты ведь уничтожил активные химические агенты био-софта в моем мозгу?

«Маадэр…»

— Отвечай!

Вурм молчал несколько секунд, что само по себе было странно. Ему никогда не приходилось тратить время на обдумывание ответа. Обладая несравненно более развитой нервной системой, обычно он мог дать мгновенный ответ на любой вопрос. Но не в этот раз.

«Я частично изолировал ее».

Маадэру не понравилось, как это звучит.

— В каком смысле изолировал?

«Активные агенты био-софта локализованы. Уничтожить их я не могу».

— Ты хочешь сказать, что это дерьмо все еще внутри меня?

«Да».

Маадэр допил ром одним глотком. И убедился в том, что у него отвратительный привкус. А еще зубы самым неприятным образом лязгали о край стакана. Признак утраты душевной концентрации. Плохой признак.

— Выкладывай, — приказал он негромко, — Все.

«Мне сложно объяснить в… твоих терминах, — обычно желчный и язвительный тон Вурма сейчас казался едва ли не извиняющимся, — Черт возьми, это даже не просто в терминах вашей современной нейрологии… Скажем так, в твоем мозгу временно поселилось хищное существо вроде осьминога с великим множеством щупалец. Некоторые мне удалось обрезать или парализовать, другие успели зацепиться. А третьи… Третьи проникли слишком глубоко, прежде чем мне удалось взять их под контроль».

Осьминог в его мозгу. Маадэр глухо застонал. На миг ему даже показалось, что он ощущает движение холодных слизких щупалец в сером веществе своего мозга. Но это, конечно, просто мнительность. Слишком живое воображение.

— Но я все еще жив.

«Да. Мне удалось синтезировать достаточное количество пептидов, чтобы замедлить его продвижение к центрам твоего мозга, Маадэр».

— Но не убить.

«Только замедлить. Слишком агрессивная и сложная структура, для борьбы с которой не хватает всех моих возможностей. Боюсь, я не смогу ее выжечь, даже если мне придется превратить твой мозг в ошметки. Пока мне удается лишь удерживать все это, но с каждой минутой, с каждой нано-секундой, я теряю позиции в твоей нейронной сети. Через какое-то время ситуация станет необратимой».

— Это значит, что мой мозг умирает?

«И я вместе с ним».

— Спасибо, Вурм, — Маадэру захотелось закрыть глаза и посидеть так подольше, но он неожиданно для самого себя спросил, — Сколько мне осталось? Я имею в виду, сколько осталось нам…

Вурм ответил сразу же. Ему не требовалось времени на обдумывание, кроме того, он с самого начала знал ответ.

«Примерно семьдесят часов. Плюс-минус еще два или три, в зависимости от динамики его развития».

— Потом смерть?

«Да. Я постараюсь сделать ее безболезненной, без долгой агонии и мучений. Ты просто закроешь глаза — и мы с тобой исчезнем. Просто прекращение существования. Как погасшая звезда».

— Никогда не думал, что умру так глупо и неожиданно. После Юпитера, после стольких лет на Пасифе… — Маадэр засмеялся, но смех прозвучал как скрежет металла о металл, — Я думал, ты подаришь мне еще лет пять-шесть. Знаешь, в этом есть даже что-то забавное — умереть с двумя убийцами в мозгу.

«Я другое дело, Маадэр. Ты же понимаешь, что продлить твою жизнь в моих интересах. В мои планы не входит убивать тебя быстро».

— Да, я знаю. Значит, у нас с тобой осталось примерно трое суток?

«Около того».

— И на лечение рассчитывать не приходится?

«Если против этого био-софта бессилен даже я, ни один нейролог Пасифе и подавно тебе не поможет. Да я бы и не советовал тебе обращаться к врачам. Едва они увидят, что именно пожирает твой мозг, как мгновенно запрут в карантине и вызовут жандармов. Консорциум всегда был чересчур щепетилен в отношении нано-технологий, особенно таких».

Маадэр сжал зубы. Даже приглушенный комнатный свет сейчас казался нестерпимо ярким, но стоило прикрыть глаза, как он начинал чувствовал, будто внутри его черепной коробки ворочается что-то слизкое, голодное и алчное. Щупальца осьминога. Вурм всегда был мастером метафор.

— Раз есть яд, всегда есть противоядие, — тихо сказал он, разглядывая потолок, — Это первая заповедь любого синтезатора био-софта, будь он корпоративным лаборантом где-то в Восьмом или безумным нарко, смастерившим лабораторию в подпольном притоне. Никто не хочет рисковать жизнью и здоровьем из-за своих же игрушек. Раз друзья нашего дорогого Зигана выпустили вредоносный био-софт, они должны были предусмотреть страховку. Серьезные люди иначе не работают. Никто не выпускает тигра на свободу, если сам безоружен.

«Ты еще соображаешь, — одобрительно отозвался Вурм, — Я тоже об этом подумал».

— Нам надо найти противоядие, червь. И сделать это за три дня.

«Позволь напомнить, хозяин, ты на нуле. Все известные шестеренки уже вырваны. Зигана. Братья Ерихо. С хозяевами био-софта тебя связывают три мертвеца».

— Недурное начало, — Маадэр рассеянно нарисовал на покрытой пылью столешнице абстрактную фигуру, — Обычно мне нравится иметь дело с мертвецами. От них обычно не приходится ждать неприятных сюрпризов, а в нашем деле это уже многое. Но здесь ситуация другая… Так или иначе, нам нужны люди, на которых работал Зигана. Люди, которые распорядились его убить.

«Уверен, что это не дело рук конкурентов?»

— Теперь уже да, — вздохнул Маадэр, небрежно стирая нарисованное, — Зигана был сошкой, посредником, мелким исполнителем. С таким не сводят счетов. Его наказали за то, что он допустил утечку опасной секретной разработки. А может и за то, что спутался с мерценарием, по собственной инициативе попытавшись ликвидировать последствия своей беспечности. Зигана убили его же боссы. Значит, речь идет об одной из транс-планетарных корпораций.

«Для человека, у которого осталось не так уж много времени, ты делаешь слишком поспешные выводы».

— Ты сам сказал, что продукт крайне сложный. Значит, это не подпольная разработка. Да и Зигана не из тех парней, что работают с оборванцами из Девятого и их грязными лабораториями. Работа профессионала высокой пробы. Проблема в том, что на Пасифе в последнее время слишком много профессионалов такого рода.

У Вурма ушло четверть секунды на то, чтоб подключиться к зонам памяти Маадэра и получить оттуда всю необходимую информацию.

«На Пасифе в данный момент зарегистрированы филиалы или представительства как минимум сорока трех различных транс-планетарных корпораций, в той или иной степени занимающихся разработкой, тестированием или синтезом легального био-софта. Еще около полусотни занимаются этим полу-легально, обеспечивая черный рынок всей Солнечной системы дешевыми аналогами».

Маадэр поморщился.

— Дыры вроде Пасифе притягивают таких. Как известно, темные дела лучше всего проворачивать подальше от старушки-Земли и ее цепкой старческой хватки. Пользуясь тем, что власть Земли на Пасифе все еще неуверенна и зыбка, сюда бегут отбросы со всей системы.

«Не отвлекайся на философствование. Кроме того, в этой истории действуют как минимум две силы».

— Те, кто стоит за братьями Ерихо, — кивнул Маадэр, — совершенно верно. Но остается открытым один важный вопрос. Если это действительно были конкуренты нашей неизвестной конторы, отчего они так легко расплатились за жизнь Зигана контейнером со смертоносным био-софтом? Едва ли в их планы входило, чтоб новейшая разработка всплыла на черных рынках Пасифе. Без сомнения, они хотели сами наложить на нее руку. Хлодвиги непредсказуемы и алчны, это всем известно, оказавшийся у них био-софт мог попасть куда угодно. А что, если бы на него наткнулись жандармы? Они бы подняли настоящую тревог и перекопали половину спутника! Это же настоящая ядерная бомба в миниатюре!

Маадэр ощутил причмокивание внутри черепа. И понадеялся, что таким образом изображает одобрение Вурм. Не хотелось думать о том, что это проявляют себя невидимые щупальца био-софта, проникающие все глубже и глубже…

«Братья Ерихо не были похожи на корпоративных убийц. Другая порода. Примитивные уличные хищники».

— Верно. Их использовали втемную. Наняли на разовую акцию, как расходный материал. Кто бы ни был конкурентом хозяев Зигана, он вовсе не стремится действовать в открытую. Используя своих штатных боевиков из службы безопасности, он бы сильно рисковал. Это означало бы вероятность засветиться, проявить свое присутствие. Всем известно, что корпоративные отделы контрразведки укомплектованы на зависть многим планетарным службам безопасности. Там ведутся сложные и хитрые игры — с агентами, двойными агентами, дезинформацией, провокациями, выявлением вражеской агентуры, диверсиями, промышленным шпионажем… Осторожный человек никогда бы не стал использовать своих легальных бойцов в такой опасной и скользкой акции. Куда лучше нанять пару уличных головорезов, чтоб те ощипали вражеского курьера. Кстати, это объясняет, почему наниматель Ерихо сказал им о деньгах в чемоданчике.

«Гарантия, — смешок Вурма прокатился по напряженным нервам Маадэра пучком бритвенных лезвий, — Чтоб те не бросили его на месте преступления, на поживу мародерам или жандармам. Зная, что чемодан набит деньгами, хлодвиги должны были утащить его в свое логово после убийства Зигана. И уже там их нашли бы специалисты нашего таинственного организатора, прибывшие чтоб снять сливки».

— Возможно, они предполагали, что хлодвиги, обнаружив био-софт, опробуют его на себе, — Маадэр мрачно усмехнулся, — Всегда ведь находится дурак, который готов проверить на себе неизвестный био-софт, правда? Это было бы еще лучше. Еще чище. Как забавно — жадность одного человека в сочетании с трусостью другого пошатнули тщательно продуманный план серьезной организации. Сперва Ерихо-старший состорожничал, чтоб загрести куш и не подставить свою шею, затем Зигана вздумал поиграть в самодеятельность, наняв стороннего специалиста. Иронично, не находишь? Маленькие пороки двух человек, возможно, уничтожили на корню хитрую комбинацию, которую сплетали в недрах транс-планетарной корпорации лучшие аналитики Пасифе. И судьба бесценного груза непредсказуемым путем оказалась в руках третьего. В моих руках.

Маадэр похлопал рукой по контейнеру. Закрытый, он вновь выглядел безобидно, как небольшой серебристый чемодан. Мысль о том, что внутри этого неприметного контейнера лежат нераспечатанные смерти сотен или тысяч живых людей, показалась Маадэру даже возбуждающей. Что-то подобное он испытывал в прошлом, положа руку на мертвую холодную громаду тактической атомной боеголовки. Чувство сопричастности к чему-то грозному и сложному. Наверно, что-то подобное испытывал Алладин, взяв в руки волшебную лампу. Страх вперемешку с благоговением. Восхитительная, пьянящая смесь. Лучше любого наркотика. А уж если представить, сколько может стоить содержимое четырех пробирок…

«Время идет, — холодно напомнил Вурм. Ощущения Маадэра от прикосновения к контейнеру вызывали у него лишь брезгливость. Он был существом, не имеющим ничего общего с биологическим видом Маадэра, и власть воспринимал по-своему, через тончайшие манипуляции с помощью гормонов, нейро-медиаторов и секреций, — А у тебя по-прежнему нет предположений, на кого работали Зигана и Ерихо. Если ты не решишь этот вопрос в течение трех дней, то станешь самым богатым мертвецом на Пасифе».

Маадэр вздохнул и поднялся на ноги. Он все еще чувствовал слабость и легкое головокружение, но тело быстро обретало былую чувствительность. Для проверки он с хрустом сжал пальцы обеих рук — и настоящей и искусственной.

— Ты как всегда прав, мой верный червь. Дело плохо, у нас на руках нет ни единой ниточки. Но мне кажется, на Пасифе есть как минимум один человек, который сможет нам помочь. Тот самый, из-за которого мы с тобой оказались в столь щекотливой ситуации.

«Ты говоришь о Зигана? — настороженно спросил Вурм, — Не хочется тебя расстраивать, Маадэр, но он мертв».

Маадэр широко ухмыльнулся.

— Вот именно. Но мы ведь сможем разговорить мертвеца, разве нет?..

9

Маадэр не любил морги. Не потому, что его смущало общество мертвецов — мало какой мертвец сможет смутить человека, поучаствовавшего в битве за Юпитер — но ему категорически не нравилась обстановка.

Холодные керамические панели, неживой синеватый свет, сверкающие двери из нержавеющей стали — все это нагоняло меланхолию и скверно действовало на нервную систему. Едва отворив дверь в приемный покой, он ощутил пронзительно-медицинский запах, столь мощный, что вынуждал дышать через рот.

— Формалин что ли?.. Не думал, что они его до сих пор используют.

«Параформальдегид, — обронил Вурм, впитывавший запах не хуже самого Маадэра, — я чувствую характерные мономеры формальдегида. Но едва ли тебя сейчас интересует именно это».

— Ты прав, сейчас меня интересует нечто совсем иное.

Найдя нужную ему дверь, мало чем отличающуюся от прочих, Маадэр небрежно постучал в нее. Человек, выглянувший в приемный покой, являл собой причудливый контраст: помятое лицо с глубоко запавшими глазами и безукоризненно выглаженный белоснежный халат. Маадэру он кивнул, как старому знакомому. Но руки не подал. Похвальная предусмотрительность, когда имеешь дело с мерценарием. С другой стороны, это могло быть частью привычки. Постоянно имея дело с телами людей, изувеченных некачественным био-софтом, телами частично сожженными, растворенными, переваренными или сгнившими, немудрено подхватить некоторую профессиональную предубежденность и к любой плоти, живой или мертвой, относится с подозрением. Маадэр отлично понимал его, хоть никогда и не занимался медицинским делом. Его собственная работа с течением времени привела его к аналогичным выводам.

— Это тебе нужна амеба с пустыря? — человек прищурился, разглядывая лицо Маадэра. Судя по всему, увиденное ему не очень понравилось.

— Мне, — Маадэр улыбнулся, но его улыбка мерценария не обладала свойством вызывать безотчетное доверие или симпатию, скорее, напротив, — Мой приятель.

Человек скривился.

— Лучше бы тебе не водится с теми людьми, с которыми водился твой приятель. Пока сам в амебу не превратился. Плохая смерть, тяжелая смерть. Вся хрящевая ткань, вся костная ткань — в кисель. Осталась лишь кожа да внутренние органы. Огромный хлюпающий бурдюк, вот во что он превратился.

— Нано-пуля? — осведомился Маадэр.

— Не знаю, прозектор еще не приступал. Может, пуля, может съел чего не то… Но вот что больно ему перед смертью было, это могу гарантировать. Деньги при тебе?

Маадэр пошелестел парой небрежно скомканных купюр. В другое время он постарался сбить цену или даже обойтись без платы. У всех моргов Восьмого были свои тайные тропы и многие из них были ему хорошо знакомы. Но сейчас он не мог позволить себе тратить время.

Его собеседник с той же небрежностью принял деньги и опустил их в карман халата. Лицо его при этом не выразило ни облегчения, ни благодарности.

— По коридору до самого конца, — только и сказал он, махнув рукой, — Девятый бокс, слева. Там твой красавчик. Только поспеши, через полчаса отправлю его жандармам, это по их части. Так что на свидание времени немного.

— Я не некрофил.

— Мне плевать, — человек в халате поморщился, — Если накинешь еще две сотни, могу подарить тебе оргию с самыми свежими мертвецами в этом городе. Или самыми несвежими. По желанию.

— Полагаю, мне хватит этого парня.

— Как знаешь. Выходи через задний выход, не попадайся никому на глаза.

— Понял.

В коридоре было еще холоднее, чем в приемном покое, Маадэр непроизвольно поежился, несмотря на запахнутый плащ. Сколько же рефрижераторных установок здесь работает? Много, прикинул он сам через несколько секунд, очень много. Удивительно, но, кажется, это единственное место на Пасифе, где все посетители действительно равны. Преуспевающие банкиры и бездомные нарко, изысканные проститутки и бывшие шахтеры, корпоративные бонзы и истерзанные лепры — все они лежат здесь, обретя после смерти на короткое время именную койку, неотличимую от прочих. Забавно — только смерть по-настоящему уравнивает людей в правах. На какое-то время все эти люди равны — застреленные люди, умершие от естественных причин люди, люди с закипевшим от передозировки нейро-стимуляторами мозгом, люди, превратившиеся в груду разлагающейся плоти…

«Твоя философия пахнет как некроз, — проворчал Вурм, не скрывая отвращения, — Быстрее ищи тело, если хочешь, чтоб я тебе помог».

Маадэр усмехнулся его нетерпеливости.

«Быть может, через три неполных дня я займу здесь свободную полку. Стоит присмотреться к соседям, ты так не думаешь?»

Вурм был не духе — Маадэр ощутил короткий болезненный укол в правый висок.

«Не отвлекайся, хозяин, — в последнем слове сквозила откровенная издевка, — Ты мог выжать из Зигана всю информацию в первый же день, но не сделал этого. И теперь нам придется беседовать с мертвецом. А ты знаешь, как я не люблю это делать».

— Как будто мне это доставляет удовольствие, — пробормотал Маадэр, потирая висок, — В конце концов, это не тебе приходится копаться пальцами в мертвечине.

«Дурак. Ты даже не представляешь, как это выглядит изнутри. Стой. Девятый бокс».

Под жирно нарисованной девяткой в металлической стене была ручка. Маадэр потянул за нее и обнаружил что-то вроде стенного шкафа с выезжающими полками. Очень удобная конструкция. Функционально и просто.

На нижней полке лежала чья-то посеревшая бесформенная печень, а на верхней лежал сам Зигана. Он занимал совсем немного места, куда меньше, чем в день их первой встречи. Маадэр понял, почему врач назвал того амебой. Он и превратился в подобие амебы — бесформенная груда кожи, чья руки превратились в подобие безвольно свисающих щупальцев, а голова слилась воедино с телом. Плохая смерть. Тяжелая смерть. Как и любая смерть от нано-пули. Когда хотят подарить милосердное забвение, используют старый добрый свинец. Нано-пули — выбор садистов.

— Какая гадость.

«Да, при жизни он выглядел немного лучше».

— Надеюсь, прозектор еще не успел изъять мозг…

«Сейчас проверим. Надави пальцем на его голову».

— У него нет головы, Вурм!

«Надави на то место, где должен быть мозг».

— О дьявол…

«Сильнее. Ты должен коснуться пальцем его нервной ткани. Только тогда я смогу проникнуть внутрь его отмирающих синапсов и попытаться считать хоть что-то».

Маадэр сжал зубы и надавил сильнее. У него возникло отвратительное ощущение, словно он пытается пробить пальцем пружинящую, наполненную плотной жидкостью, подушку.

— Есть.

«Чувствую его, — немедленно доложил Вурм, — Состояние неважное. Некроз уже давно пирует его внутренностями, головной мозг пострадал весьма серьезно».

— Не знаю, что ты видишь там, но, думаю, что-то более интересное, чем трущобы Девятого.

«Сложно объяснить. Это руины, Маадэр. Руины человеческого сознания. Тронутые плесенью и гнилью. Распадающиеся нейронные связи, гибнущие синапсы, превратившаяся в бесформенные обрывки нейронная сеть. Жалкое и вместе с тем величественное зрелище. Поэзия плоти. Нет, ты не поймешь».

— Вытаскивай оттуда все, что можешь! — приказал Маадэр, стараясь не шевелить пальцем и не обращать внимания на собственные ощущения, — Особенно последние дни. Лица, цифры, даты… Рви с мясом! У нас в запасе шестьдесят часов. Если господин Зигана не расскажет нам ничего нового, мы с тобой окажемся в очень глупом положении…

Вурм не ответил, вероятно, сосредоточился на работе. Маадэр попытался представить, каково это — пробираться по закоулкам мертвого мозга. Почему-то воображение рисовало подобие разрушенного дворца. Коридоры, когда-то отделанные изящными изразцами, превратились в узкие проходы, заваленные обломками мрамора. Прекрасные гобелены превратились в свисающее со стен гнилье…

Мысленный окрик Вурма прогнал это видение.

«Кое-что есть. Нашел неповрежденные синапсы, но их очень мало. Кристаллизация здорово испортила то, с чем не справился некроз».

— Что ты нашел? — жадно спросил Маадэр.

«Все вперемешку. Воспоминания о молодости… Подсознательные страхи… Знаешь, а твоей приятель Зигана был, оказывается, весьма оригинален. Я про его сексуальные пристрастия».

— Плевать мне на них. Ищи все, что связано с его работодателем или партнерами. Любые упоминания био-софта. Имена, номера войсеров…

«Мозг человека — это не записная книжка, Маадэр, — сердито одернул его Вурм, — Твой собственный представляет собой хаотическую смесь из противоестественных склонностей, отвратительных привычек и вороха душевных расстройств, найти в нем что-то ценное мне не удалось за многие годы…»

— Не ворчи, старик. Продолжай искать.

«Четче всего обычно сохраняются последние секунды восприятия. Предсмертные воспоминания».

— Раз уж ты копаешься там, поищи лицо его убийцы. Было бы весьма кстати.

Маадэр потянулся было к карману плаща, чтоб закурить, но вынужден был остановиться. Не так-то просто подкурить сигарету, когда одна твоя рука засунута в груду бесформенной плоти.

«Есть, — внезапно произнес Вурм, — Есть лицо, как ты и хотел. Но не спеши радоваться. Изображение сильно размыто. То ли глаз не успел сфокусироваться, то ли синапсы пострадали сильнее, чем мне казалось. Смотри сам».

В следующую секунду Маадэр оказался на пустыре. И хоть он знал, что сейчас стоит в коридоре морга, иллюзия перемещения была слишком сильна — он рефлекторно попытался восстановить равновесие. Изображение не отозвалось на его движение, оставшись статичным — и Маадэр понял, что смотрит на мир чужими глазами. Мертвыми глазами Зигана, если быть точным. Глазами человека, которого отделяли от смерти всего две или три секунды.

Теперь он смотрел на пустырь с непривычной высоты — до того, как превратиться в человекоподобную кляксу Зигана был ощутимо ниже ростом. Изображение было смазанным, нечетким, как на неудачной фотографии с нарушенным фокусом. Видны были силуэты, контуры, формы, но вот детали оказались сильно размазаны.

Убийца Зигана попал в посмертный кадр. Он стоял у самой стены склада — зыбкий человеческий контур, наполненный темно-серыми оттенками. Недлинный плащ, вытянутая по направлению к смотрящему рука — вот и все детали, которые Маадэр смог разобрать. Разглядеть лицо было невозможно, оно представляло собой смазанную кляксу, в которой невозможно было разобрать отдельных черт. С тем же успехом можно было пытаться опознать человека по детскому рисунку.

«Не могу разглядеть. Можешь сделать картинку четче?»

«Идиот, — сердито отозвался Вурм, — Я управляю твоими зрительными нервами, а не его».

«Значит, у нас ничего нет, — подвел итог Маадэр, с облегчением вытаскивая палец из того, что было черепом Зигана, — Картинка бесполезна».

Вместо пустыря с замершей человеческой фигурой Маадэр с облегчением вновь увидел безлюдный коридор морга. Сейчас залитые синеватым безжизненным светом помещения казались едва ли не домашними. Как, оказывается, неприятно смотреть сквозь глаза мертвеца…

«Не спеши, — в голосе Вурма послышалось сдерживаемое торжество, — Кое-что я все же нащупал. Подкорка. Старые воспоминания. Я знаю, на какую корпорацию он работал».

— Вурм!

«Не кричи вслух, идиот».

«Прости. Ах ты ловкий мерзавец!.. Что ты вытянул?»

«„РосХим“. Так называется корпорация, в которой он работал. Детали слишком туманны, чтоб я мог их вытащить, были только обрывки. Дорогая мебель. Шикарное здание со стеклянными стенами. Дорогой воздушный фильтр. Чистая вода. Незнакомые лица. Кажется, он любил свою работу. Но начальником он не был. Я чувствую его неуверенность… И страх. Он боялся. За себя. Он знал, что работает на людей, которые не станут чрезмерно дорожить его жизнью».

— Больше ему бояться нечего, — нетерпеливо заметил Маадэр, — Что еще ты можешь сказать про компанию? Чем они занимаются?

«Не то, о чем имеет смысл спрашивать мертвеца. Лаборатория. У них была большая лаборатория в центре Восьмого. Зигана там не бывал, даже внутреннему персоналу запрещено заходить в производственные помещения. Он не был ни ученым, ни лаборантом. Скорее, клерк, исполнитель среднего звена. Корпоративная дрозофила с ограниченным сроком жизни. Начальник какого-нибудь промежуточного департамента или невзрачного отдела».

— Не ученый и не специалист по безопасности. Тогда какого черта он разгуливал по городу с полным чемоданом смертельно-опасного био-софта?

«Ни малейшего представления, Маадэр».

— Может, он решил похитить перспективную разработку? Утянул из лаборатории первое, что попалось под руку, решил сбыть подпольным перекупщикам, но…

«Маловероятно. Не похоже, чтоб он помышлял о предательстве. Я смог зафиксировать только осколки его чувств, смутные отголоски последних дней. Страх. Волнение. Это уже после того, как он потерял контейнер. Ощущение серьезной потери. Это сильно подкосило его».

— Надо думать, подкосило достаточно сильно, чтоб он отправился к малоизвестному мерценарию, испугавшись собственных боссов. Судя по всему, в этом «РосХиме» царят занятные нравы…

«Не утруждай свою долговременную память, — в голосе Вурма было презрение, — Она и без того в плачевном состоянии. Я могу напомнить, что ты слышал про „РосХим“ за все время на Пасифе».

Маадэр брезгливо вытер испачканный о Зигана палец о подкладку плаща.

— Будь добр.

«Я не сообщу тебе ничего нового, я лишь читаю твою собственную память, которая с годами покрылась трухой. Итак, „РосХим“. Штаб-квартира на Земле. Отделение на Пасифе открыто в тридцать втором году. Определенно не флагман био-софта, но прочно входит в первую десятку современных разработчиков. Судя по всему, к Юпитеру перебрались чтоб быть подальше от контролирующих органов Консорциума. Ходили слухи, „РосХим“ нередко сбывает свою продукцию на сером рынке. Те свои разработки, которые официально не сертифицированы, но на которые земные законники обычно закрывают глаза, особенно если речь идет о периферийном мирке».

Маадэр кивнул.

— Теперь я вспомнил. Несертифицированные пакеты для улучшения вестибулярного аппарата, софт для координации внимания и реакции, какие-то нейро-церебральные штуки… Ничего серьезного, одним словом. Этим сейчас промышляют почти все крупные корпорации. Выкидывают на серый рынок свои разработки. Недурной дополнительный заработок, а кроме того — прекрасная возможность протестировать новый софт и его элементы на миллионах добровольных подопытных крыс. Отчасти Консорциум не прикрывает им эту лазейку потому, что они выживают с рынка кустарные разработки подпольных лабораторий, которые потенциально опасны и могут стать причиной какой-нибудь нейро-эпидемии. Лучше иметь дело с полу-легальным продуктом известных компаний, чем с самопальным био-софтом, состряпанным объевшимися шань-си анархистами в трущобах Девятого. От него, по крайней мере, люди не станут превращаться в парализованных инвалидов и психопатов с выжженным мозгом…

«Видимо, они изменили свою рыночную стратегию, — язвительно заметил Вурм, — Потому что от безобидных полу-легальных стимуляторов перешли к выпуску биологического оружия. Наверно, решили обновить модельный ряд своего био-софта в преддверии Рождества…»

— И едва ли что-то подобное могло родиться у них случайно, пока они бились над средством от заикания.

«Смеешься? — устало спросил Вурм, — Штука, которая сейчас пожирает твой мозг, не побочный продукт лабораторных экспериментов. Это законченное оружие, отшлифованное и готовое к употреблению. А еще превосходно замаскированное».

— Русские, — проворчал Маадэр, закуривая, — У них всегда получается оружие, что бы они ни делали. Терпеть не могу работать с русскими. Самые большие законники в Солнечной системе. И самые же дерзкие разбойники. Не удивлюсь, если под покровом корпорации средней руки у них трудился целый завод по производству биологического оружия. Но это все равно не объясняет того, почему Зигана свободно получил к нему доступ, равно и того, кому приглянулись столь пикантные разработки «РосХима».

«Кстати, Зигана в самом деле собирался тебя убить. Эта мысль отпечаталась в его подкорке. Если тебя это утешит, он не испытывал от этой мысли удовольствия. Хоть ты и вызывал у него искреннее отвращение».

Маадэр выпустил табачный дым в то, что когда-то могло служить лицом Зигана.

— Ах ты хитрый ублюдок в хорошем костюме. Что ж, я рад, что это ты лежишь на полке, а не я. Ты получил по заслугам. Значит, решил не оставлять свидетелей своей оплошности? После того, как другие подотрут за тобой лужу?

«И по этой же причине он обратился к тебе, хотя мог позволить себе нанять лучших мерценариев в городе. Твоего исчезновения никто не заметил бы».

— Знаешь, лет пятнадцать назад я бы счел это оскорблением, — Маадэр резко захлопнул медицинский бокс, — А сейчас это кажется мне едва ли не комплиментом. Ты не представляешь, до чего тяжело прожить жизнь так, чтоб о тебе никто не вспомнил. Да, я пытался много раз.

«Тебе нужно торопиться. Время работает против нас».

— Да. А еще мне нужен терминал с подключением к Сети и пара капсул эндоморфа.

10

Терминал он отыскал неподалеку, в небольшом легальном баре. Удачное время, удачное место — посетителей почти не было. Маадэр шлепнул на стойку два рубля и зашел в тесную кабинку.

Дешевые терминалы напоминали ему окраинные бордели Девятого. Та же теснота, тот же запах затхлости и чужого пота, разве что вместо старой рассохшейся кровати — во многих местах поцарапанный, покрытый сигаретными ожогами и неприличными надписями, аппарат связи. У дешевых борделей не было никаких достоинств, если не считать набора венерических заболеваний, который передавался клиенту бесплатно. У дешевых терминалов достоинства были. Одним из основных была возможность оборвать разговор, который повернул в неприятное русло — и сбежать прежде, чем служба безопасности твоего собеседника проверит, откуда был совершен вызов. Маадэр никогда прежде не имел дела с «РосХимом», но был уверен, что тамошние специалисты были не лыком шиты и сполна отрабатывали свое жалование. В случае чего он всегда сможет выскочить из бара и растворится в переулках — до того, как русские вышлют за ним машину с опытными головорезами в хороших, на заказ шитых, костюмах.

Что они предпримут, когда обнаружат человека с их собственностью? Не с новым революционным био-софтом для лечения коклюша. И не с модным в этом сезоне средством для смены кожного пигмента. А с полным чемоданом смерти.

«Интересная мысль, — Вурм никогда не считал предосудительным читать мысли Маадэра, ему не адресованные, и порой заставал его этим врасплох, — Эти русские хладнокровно убили своего человека, многие годы работавшего на корпорацию и абсолютно им преданного, только ради одной ошибки. Что они сделают с излишне дерзким мерценарием, который не только обнаружил их грязные игрушки, которые обычно прячут за шкаф, но и вздумал поторговаться за них?.. О, я чувствую, как активировались твои надпочечники. Адреналин — запах страха. Ты ведь чувствуешь страх, а?».

— Именно по этой причине я не делаю ошибок, — Маадэр протер рукавом плаща экран, заплеванный предыдущим посетителем, — Если Пасифе чему-то и учит, так это тому, что право на вторую ошибку здесь надо заслужить.

«Тогда ты уже наделал ошибок на дюжину жизней, — не отставал Вурм. Ему нравилось изводить Маадэра, используя его затаенные страхи. Страхи, к которым он, как хранитель и житель его мозга, имел постоянный доступ, — И, как знать, может сейчас стоишь на пороге последней в своей жизни ошибки. Это „РосХим“, хозяин. Наверняка у них в штате полно юристов, но на твоем месте я бы не рассчитывал получить вызов в суд. Они осмелились разработать и выпустить, пусть и малым тиражом, настоящее биологическое оружие. Как думаешь, насколько далеко они пойдут, чтобы заставить молчать одного человека?».

Далеко, сам себе сказал Маадэр, делая вид, что протирает экран. Очень далеко.

— Я бы с удовольствием воспользовался выбором, если б он у меня был. Но так уж сложилось, что в моей голове тикает часовая бомба. И единственная возможность ее разрядить — обратиться за помощью к тому, кто ее создал. К тому же, не забывай, коллегам Зигана тоже есть, чего опасаться. Если мне вздумается передать этот чемоданчик в жандармерию, уже через неделю весь директорат «РосХима» отправится на аммиачные копи Нептуна. Едва ли члены совета директоров на Земле допустят, чтоб кто-то на окраине системы игрался с биологическим оружием, да еще и под легальной крышей. Земля может казаться дряхлой старушкой, Вурм, но у нее тяжелый нрав, когда речь идет о подобном. «РосХим» попросту перестанет существовать.

«Поэтому ты решил шантажом и угрозами выудить у него противоядие».

— Именно так. Корпорациям, как и живым организмам, свойственен инстинкт самосохранения. И если у «РосХима» он достаточно силен, я получу то, что хочу.

«А если ты получишь еще одну гранату в подарочной упаковке? — небрежно уточнил Вурм, — Я не смог справиться и в предыдущий раз. Следующий яд „РосХима“ может прикончить нас обоих в считанные секунды».

— Не такой уж я и дурак, как тебе хочется думать, — Маадэр подмигнул сам себе в отражении погасшего матового экрана, — У меня будет страховка. Кроме того… Лучше рисковать, чем безропотно ждать смерти, разве не так? Сколько времени у меня осталось?

«Не у тебя. У нас. Пятьдесят восемь часов».

— Значит, нам придется успеть.

Раздел «РосХима» в справочнике занимал целый разворот — настоящий рекламный буклет. Маадэр изучил его вскользь, сейчас его не интересовали броские лозунги и маркетинговые обещания. «Искоренение порока сердца за один прием био-софта. Новое поколение кардио-препаратов от „РосХим“!» «Не ждите старости. Наш фирменный продукт „Гепарус“ вдвое увеличит ресурс вашей печени и защитит желчные протоки!».

Раздел, повествующий о структуре компании и направлениях ее работы, он изучил куда придирчивее. Информации там было немного, но Маадэр по привычке взвешивал каждое слово.

— Пишут, компания существует уже больше тридцати лет. Основана на Земле, благословлена самим Председателем Правления. На сегодняшний день существует четырнадцать филиалов, разбросанных от Марса до Плутона. Получила фирменные патенты за революционные исследования в сфере лечебного и укрепляющего био-софта, а в прошлом году выиграла престижную премию за разработку нейро-вакцины от полиомиелита.

«Прекрасная биография для производителя оружия», — саркастично отозвался Вурм.

— Судя по всему, у них и так дела идут превосходно. Отличный легальный заработок во всех населенных мирах системы. Новые патенты и самые светлые перспективы на рынке био-софта. Зачем компании с таким послужным списком рисковать, производя оружие массового поражения? Сбывать его на черном рынке психопатам и самоуверенным диктаторам? Продавать в коллекции богатых безумцев? Несуразица.

«Не так давно ты сказал, что корпорациям, как и живым существам, свойственен инстинкт самосохранения, — задумчиво сказал Вурм. Сейчас его голос напоминал дуновение сквозняка где-то под теменной костью, — Ты был не совсем прав. Первый инстинкт, который просыпается в столь большом, сложном и могущественном организме, как транс-планетарная корпорация, это инстинкт наживы. Ради наживы корпорация растерзает любого противника, ради нее же пойдет на любой, даже неоправданный, риск».

Маадэр скривился.

— Напоминает лозунги анархистов. Вурм, меньше всего мне в эту минуту нужны лекции по политэкономике от паразита, переваривающего мой мозг.

«Ты дурак, — устало сказал Вурм, — Такой же, как и все прочие. Вы боитесь биологических паразитов в своем организме, но привыкли не замечать паразитов гигантских, давно вас поработивших и медленно высасывающих».

— О чем ты?

«Капитал, — в голосе Вурма послышался колючий, царапающий нервы, смешок, — Для вас это абстракция, термин, смутная данность. Вы не сознаете, что капитал — это живое существо, более того, высшая форма разумной материи. Капитал может испытывать жадность, страх, ярость, неуверенность. Он управляет миллионами жизней, но его никто не видит. Вы замечаете лишь его тень — цифры, отчеты, котировки акций, приказы, накладные — не задумываясь о том, что за этим стоит. Любой капитал — огромная разумная структура, Маадэр. Она действует в ответ на определенные раздражители, совершенствуется, перерождается, дает жизнь отпрыскам или тихо гибнет. И, в отличие от примитивных биологических форм жизни, капитал куда более совершенен, сложен и неуязвим. Ты никогда не задумывался о том, что весь ваш биологический вид — всего лишь кормовая база для этих огромных и могущественных организмов? Вы — нижнее звено пищевой цепочки, Маадэр, но самоуверенно полагаете, будто управляете капиталом. Это ерунда. Никто не может управлять капиталом. Это он управляет всеми вами, поедая по мере необходимости».

— Кажется, я принял слишком много эндоморфа, — проворчал Маадэр, — Ты несешь околесицу, Вурм. Лучше бы тебе сосредоточься и помолчать. Мне надо сделать важный звонок.

Маадэр включил коммуникационный канал. Терминал был устаревший, ровесник самого мерценария, закрыть его небольшую камеру ладонью не составило никакого труда.

На экране появился цветной логотип акционерного товарищества «РосХим» — овал с налитым неприятной желтизной пшеничным колосом, растущим из стилизованных букв «Р» и «Х».

— Добрый день, акционерное товарищество «РосХим», — почти сразу же отозвался мелодичный женский голос, — Чем я могу вам помочь?

Секретаршу можно было назвать симпатичной, но улыбалась она настолько неестественно, словно у нее свело лицевые мышцы. Даже не видя Маадэра, она смотрела с тем особенным выражением вежливого презрения, который в корпоративной культуре Пасифе считался общеупотребительным признаком внимания. Маадэру на секунду даже захотелось снять ладонь с камеры, чтоб эта куколка с точеным сахарным личиком смогла увидеть своего невидимого собеседника. В другой момент он с удовольствием насладился бы ее испугом и замешательством. Но сейчас у него были другие цели.

— Я хотел бы поговорить с председателем правления. Или с главой филиала.

Секретарша замешкалась, но лишь на половину секунды.

— Пожалуйста, назовите свое имя и вопрос, по которому вы хотите связаться с нашей компанией, и мы поставим в известность уполномоченного представителя «РосХима». В случае необходимости вам будет назначена встреча и…

— Мое имя не имеет значения, — Маадэру показалось, что он произносит фразу из какого-то шпионского детектива, даже голос непроизвольно сменил тембр, — А вот что имеет значение, так это безопасность вашей компании.

— Безопасность? — ее огромные голубые глаза стали еще больше. Маадэр отметил необычное устройство радужки и расширенные глазницы. То ли несколько ударных доз био-софта, то ли усилия опытного хирурга, — Что вы имеете в виду?

— Только то, что если вы в течении минуты не свяжете меня с тем, кто отвечает за безопасность, ваше руководство окажется в весьма неприятной ситуации.

Она поняла все верно.

— Я могу соединить вас с господином Макаровым, это управляющий службой безопасности «РосХим» на Пасифе. Если вы…

— Хорошо.

— Сейчас… Как вас представить?

— Никак. Но скажите ему, что звонит друг господина Зигана.

На экране вновь возникла заставка с логотипом.

«Не напугай их, — недовольно зашипел Вурм, — Это не те люди, на которых можно давить».

— Всего лишь дружеская подначка. Они поймут все правильно.

— Слушаю вас.

Изображение не изменилось, все тот же неестественный пшеничный колос, выросший, казалось, в лабораторной банке из раствора синтезированных питательных смесей. Господин Макаров не посчитал нужным включить собственную камеру. Маадэр мог его понять. Если работаешь на посту управляющего службой безопасности, пусть и в одном из многочисленных филиалов транс-планетной корпорации, поневоле будешь с осторожностью относиться к своим обязанностям. Особенно учитывая то, что пост начальника службы безопасности априори предполагал также кураторство над всеми видами деятельности, не указанными в уставном реестре — промышленным шпионажем, разведкой, контрразведкой, саботажем, силовыми операциями и всеми прочими прикладными видами корпоративной деятельности на Пасифе. Человек, занимающийся такими вещами по долгу службы в течение нескольких лет, никогда не станет демонстрировать свое лицо первому встречному. Маадэр мог его понять. До получения лицензии мерценария ему самому приходилось заниматься подобными вещами.

Голос у господина Макарова был густой, тяжелый, уверенный. Тембр указывал на то, что хозяин голоса немолод, лет сорок-пятьдесят, но стареть еще не собирается. В голосе была сила. Маадэр не любил такие голоса, они напоминали ему о тех людях, которых он давно не видел, и видеть не хотел. О людях, к которым нельзя поворачиваться спиной.

— Разговор важный, — сказал он быстро в микрофон, — И в ваших интересах не обрывать его. Кто звонит — пусть вас пока не интересует.

— Хорошо, — неожиданно спокойно ответил Макаров. Кажется, он ничуть не удивился, — Что вам угодно?

— Био-софт, — Маадэр нарочно сделал паузу, надеясь, что это заставит собеседника хотя бы немного напрячься. Макаров сразу начнет думать, о каком же био-софте идет речь, что выплыло наружу, что стало уже известно, кто и где из его людей прокололся… В разговоре, как и в схватке главное не бить в лоб, а заставить противника потерять равновесие. Когда тот неуверен даже в своих ногах, его можно вести в любую сторону, он уязвим.

— Корпорация «РосХим» уже много лет занимается синтезом современного био-софта по множеству направлений, — господин Макарова остался совершенно спокоен, — У вас напряженный неестественный голос. Возможно, вас заинтересует наш био-софт, исправляющий дефекты голосовых связок и омолаживающий слизистую оболочку гортани. Одну минуту, я переключу вас на соответствующий отдел…

Вурм хихикнул.

«Он хорош. Мне он уже нравится».

— Мне не нужен заурядный био-софт, — произнес Маадэр в микрофон ровным тоном.

Он не позволил вывести себя из равновесия, хоть и оценил ту легкость, с которой его собеседник манипулировал словом и интонацией. Вурм был прав, он хорош. Маадэру вспомнилось старое голландское наставление по фехтовальному делу, наследие его древних предков. Еще до того, как соперники скрестили рапиры, сказано было там, им следует обращать внимание на то, как держит себя противник, а более того — на то, как он двигается. Случается, в одном коротком шаге можно увидеть чужие силу и способности еще до того, как произойдет первый выпад.

Маадэр мысленно усмехнулся. Они с господином Макаровым еще не успели сделать ни одного удара, сталь еще не успела встретиться со сталью, но обозначили свои движения несколькими скупыми движениями. И того, что он уже услышал в голосе управляющего безопасностью «РосХима» было достаточно, чтоб признать в нем опасного, ловкого противника.

— Меня не интересуют обычные модели. Меня интересует нечто из вашей особенной линейки продукции. Ограниченная серия, вы понимаете. Я слышал, от клиентов не было ни одного нарекания.

В точку? Или нет? Удалось ему уколоть податливую пустоту за слепым экраном? Или его выпад остался незамеченным? Макаров молчал, но молчание это было совершенно невыразительным. Ни неловким, ни напряженным, ни испуганным. Просто тишина, безразличная и мертвая, как треск статических помех, полное отсутствие воздушных колебаний.

— О чем вы говорите? — наконец спросил Макаров спокойно.

Маадэр потерял терпение.

— Я говорю о той дряни, которую вы, ребята, у себя сварили. Четыре пробирки с голубоватой жидкостью, точь-в-точь как разведенные чернила. Те самые пробирки, которые ваш подчиненный, господин Зигана, не смог доставить по месту назначения. И те самые, которые любой суд Солнечной системы расценит как биологическое оружие нано-молекулярного воздействия.

— Я вас не понимаю, — голос Макарова сохранял спокойную интонацию, но потяжелел, в нем обозначилось что-то сродни интересу, — Наша организация не занимается изготовлением или распространением вредоносного био-софта. И в нашем подразделении никогда не работал человек под именем Зигана. Это какая-то ошибка или розыгрыш? Мне не хочется думать, что это намеренная провокация. Если же так, поверьте, — Макаров вздохнул и Маадэру некстати подумалось, что, судя по вздоху, грудная клетка у его собеседника должна быть весьма развита, — вы выбрали очень неудачную…

— У вас есть часы, господин Макаров? — Маадэр оскалился, хоть и знал, что шеф безопасности «РосХима» его не видит, — Тогда засеките время. Ровно через полчаса четыре пробирки и контейнер окажутся в местном отделе жандармерии. Это значит, что через тридцать пять минут вы превратитесь в безработного разыскиваемого преступника. У вас есть десять секунд, чтобы принять правильное решение.

Макаров не растерялся.

— Это похоже на шантаж, — сказал он спокойно.

— Восемь.

— Не самый оригинальный способ.

— Шесть секунд.

— Если вы думаете…

— Пять.

— Не делайте глупостей.

— Три!

Маадэр удовлетворенно качнул головой. Господин Макаров сохранял полнейшее спокойствие, но в его интонациях, как в походке фехтовальщика, ощущалась непривычная скованность. На какой-то миг он поплыл по течению, дезориентированный. Как и все русские медведи, он привык сам брать противника в оборот и заключать в смертоносные объятья, но проигрывал в скорости и не сразу разобрался в изменившейся ситуации.

— Две.

— Перестаньте.

Он все еще держался. Не паниковал, не умолял, не просил времени. Сохранял равновесие, которого самого Маадэру как раз сейчас особенно не хватало. Если Макаров не сломается, придется обрывать связь. Времени не много, «РосХим» уже мог отследить канал, несомненно у них есть специалисты для этого. Значит, придется бежать. Причем с пустыми руками.

«Дави! — рявкнул Вурм в правое ухо Маадэра, — Дожми его!»

— Один!

— Стоп, — сказал Макаров, — Хватит.

Голос у него остался прежним, но в то же время в нем произошло какое-то изменение. Заинтересованность? Страх? Сдерживаемая злость?

— Я слушаю.

— Что вам надо? Я не знаю, что вы затеяли и о чем говорите, но, пожалуй, чтоб вы не натворили глупостей, нам стоит поговорить.

— Нам, — поправил Маадэр. Он торжествовал, но старался чтоб голос звучал по-прежнему ровно. Диалог с невидимым собеседником — как бой в темноте. И первый раунд уже остался за ним, — Я и вы. Никаких шавок «РосХима». Никаких хлодвигов. Без наблюдения, камер и микрофонов. Учтите, я это почувствую. Без оружия. При себе пусть у вас будут две вещи — противоядие от той разработки, что была у Зигана, и пачка купюр общим достоинством в двадцать тысяч земных рублей. Не очень крупными банкнотами.

— Вы…

— Если вы ошибетесь в чем-то — это последний наш разговор.

— Назовите время и место.

Маадэр посмотрел на хронометр.

— Через три часа. Пятый сектор, юго-восточный район. Улица Берхова, там есть заброшенная типография, напротив нее — бар, называется «Целлиер», полуподвальное помещение.

— Будет два часа ночи, — Макаров сохранил достаточно самообладания, чтоб усмехнуться, — Поздновато для встреч.

— Ничего. Такие мелочи вас не должны волновать. И ждать я буду ровно одну минуту. Поэтому лучше проверьте, чтоб ваши часы не отставали.

Маадэр оборвал связь. Эмблема «РосХима» на экране посерела и исчезла.

«У тебя получилось, — в голосе Вурма сквозило сдерживаемое одобрение, — Неплохо, Маадэр».

«У меня получилось привлечь внимание. Этот зверь не в моей весовой категории, Вурм, на такого не стоит охотиться. Я для них как муха».

«Муха, переносящая смертельно-опасный трипаносомоз. И ты знаешь их слабое место. Они не засуетились бы, если б были уверены в том, что ты блефуешь».

«Эти люди хладнокровно убили Зигана только за то, что он показал краешек их корпоративной карты постороннему. Думаешь, они станут церемониться со мной?»

«Не дергайся, — хладнокровно бросил Вурм, — Помни, смерть не рядом с тобой, она уже в тебе».

«И все-таки ты неисправимый оптимист, — Маадэр кисло улыбнулся, — Наверно, именно за это я тебя и люблю».

«Заткнись».

11

«Целлиер» почти не изменился за то время, что Маадэр здесь не был. Внутри было темно, пахло пылью, вином и человеческим потом — не самая приятная обстановка, но после напичканных электро-магнитными импульсами гудящих улиц Восьмого она показалась Маадэру едва ли не изысканной.

В отличие от большинства недорогих забегаловок Пасифе, здесь не пахло невыносимо соленым хайдаем, за немногочисленными столами не было видно развалившихся в нарко-трансе тел, на кухне не дребезжала посуда. В «Целлиере» в любое время дня и ночи царила приглушенная обстановка, напоминающая атмосферу заглубленного бетонного бункера. Возможно, все дело было в тишине, прохладе и отсутствии посторонних звуков. Были у «Целлиера» и другие достоинства, которые Маадэру приходилось использовать в прошлом.

В лишенном окон полукруглом помещении было душно, но возможность просматривать все пространство вплоть до барной стойки и входной двери многого стоила. Еще один довод в пользу «Целлиера». По крайней мере, можно не опасаться того, что посреди разговора ты вдруг услышишь тонкий звон разбитого стекла и почувствуешь, как твои кости начинают таять, растворяясь как сахар в горячем чае.

Едва отворив дверь, Маадэр осмотрел помещение, воспользовавшись увеличенной чувствительностью периферийного зрения, дарованной ему Вурмом на несколько секунд. И немного успокоился. В зале его не ждали закованные в сталь и пластик боевики «РосХима» или жандармы. Кажется, его здесь вовсе никто не ждал — трое или четверо человек, занявших столики несмотря на поздний час, неторопливо ели, не обратив на Маадэра почти никакого внимания. Внушительный толстяк за дальним угловым, какой-то нервный тип с обожженным лицом у стены, существо непонятного пола через один столик от него, и еще какой-то мрачный бородатый тип, терзающий вилкой остатки водорослей. Кто-то из них вполне мог быть начальником службы безопасности «РосХима».

«Бородатый, — предположил Вурм, — Он все время косится на дверь».

«Не будем спешить с выводами. Сейчас узнаем у хозяина».

Бессменный хозяин «Целлиера» стоял за стойкой, протирая столовые приборы. Он был немолод, но выглядел даже старше своих лет, возможно из-за землисто-сероватого оттенка кожи, столь глубокого, что походил на какой-то особенный подземный загар. Маадэру казалось, что этот человек не поднимался на поверхность с тех пор, как «Целлиер» впервые распахнул свои двери. Он никогда не всматривался в лица посетителей, глаза у него тоже были темно-серые и совершенно невыразительные — этакий безразличный подземный жук, занятый своим делом и совершенно равнодушный ко всему, что его окружает.

Маадэр был одним из немногих людей на Пасифе, доподлинно знающих, что хозяин «Целлиера» обладает вполне человеческими чертами, более того, обладает и вполне человеческими пороками. Из уважения к этим порокам Маадэру в прошлом случилось оказать владельцу заведения одну немаловажную услугу — услугу того рода, на которые не оформляется вексель. С тех пор он стал желанным гостем в «Целлиере», имеющим право на очищенную воду, чистые столовые приборы, бесплатную выпивку — и еще ряд услуг, которые в прейскуранте ресторации не фигурировали, но которые он всегда мог заказать.

Человек с серым лицом, увидев Маадэра, едва заметно кивнул. Узкие темные глаза были также равнодушны, как прорези для магнитных ключей. Он и сам чем-то напоминал механизм, находящийся в режиме ожидания. Ждущий пароля, чтоб произвести определенное, предусмотренное алгоритмом, действие. Если бы вместо Маадэра стоял другой человек и произнес бы другие слова, механизм отреагировал бы иначе. Но Маадэр помнил пароль.

— Вино, — негромко сказал он, — Настоящее, не рисовое. Пока что больше ничего.

Человек за стойкой опять кивнул. Из тусклого металлического кувшина налил в стакан вина. Выглядело оно не очень хорошо, но за качеством в «Целлеере» всегда следили. В чулане за барной стойкой мог обнаружиться несвежий труп или старый лепр, но вино здесь всегда было хорошего сорта, плюс гарантия того, что в нем нет никакой дряни. В последнее время в заведениях Восьмого это считалось несомненным достоинством.

«Нужна пища, — напомнил Вурм недовольным тоном, — Ты не ел почти сутки. Твоему мозгу нужна глюкоза и фосфолипиды. Если не поешь, в скором времени мне придется переводить твой организм в режим жесткой экономии».

«Не сейчас. Время набить живот еще будет».

«Тебе может понадобиться моя помощь, Маадэр. Возможно, тебе может понадобиться все, что я смог дать. Что-то большее, чем порция адреналина или доза тромбоцитов. Тебе стоило бы внимательнее относиться к моим потребностям».

«Потерпи полчаса. Потом я накормлю нас обоих лучшими углеводами, которые можно обнаружить в забегаловках Пасифе».

Хозяин заведения немного наклонился над стойкой. Почти незаметно, но достаточно для того, что Маадэр мог уловить его шепот:

— Угловой столик. Пришел один, четыре минуты назад, — человек говорил так тихо, что его голос мог показаться шепотом подземных сквозняков. Даже губы у него не двигались, — Кажется, русский. Акцент и… вообще.

Маадэр кивнул, делая вид, что рассматривает меню, нарочно не глядя в сторону толстяка за угловым столом.

— При оружии?

— Не знаю. Может быть. Заказал настоящее ячменное пиво и сырную запеканку.

— На аппетит, значит, не жалуется…

— Добавить ему что-то? — брови хозяина поднялись выше на половину миллиметра, — Иботеновая кислота? Этилзарин? Аконитин?

— Ничего. Пусть наслаждается своим пивом.

«Зря, — буркнул Вурм, не скрывая недовольства, — Это был удобный случай добавить ему чего-то острого».

«Ни к чему, — мысленно отозвался Маадэр, — Не удивлюсь, если у него в печени стоит био-блокиратор, уничтожающий любые яды и токсины. Не хочу подвергать испытанию доверительные отношения между нами с самого начала».

Вурм хихикнул, показывая, что оценил шутку.

Увидев господина Макарова, Маадэр сразу решил, что слово «толстый» в отношении шефа корпоративной службы безопасности не уместно. «Толстый» означает что-то мягкое, податливое, рыхлое. Живот Макарова выпирал столь сильно, что мог показаться спрятанной под рубашкой бочонком, но отчего-то его совсем не хотелось назвать толстым. Это слово не липло к нему, несмотря на явственные складки жира на шее и внушительный двойной подбородок. Макаров был большим. Даже очень большим. Но ничуть не рыхлым и не податливым. Скорее, он напоминал большой валун, кажущийся расплывчатым и бесформенным, но достаточно крепкий, чтоб на протяжении многих лет отражать морские волны.

«Медведь, — подумал Маадэр, — Все русские чем-то похожи на медведей, но этот… Этот в особенности. Похож на ленивого толстобокого бездельника, ковыряющегося в тарелке, но если поднимет лапу…»

«Медведь, — согласился Вурм, — Но помни, что ты — муха. И постарайся поменьше жужжать».

— Вы опоздали на три минуты, — спокойно заметил Макаров, поднимая голову от тарелки, — Впрочем, не извиняйтесь. Подобное считается тяжким грехом лишь в нашей корпоративной культуре, излишне ритуализированной и усложненной. Иной раз кажется, что чайная церемония древнего Китая — детские игры на фоне того ритуала, которым сопровождается прием корреспонденции у курьера или совещание сотрудников лаборатории.

Голос был тот же, что и по терминалу. Густой, тяжелый, медленный. Рокот набегающей на мелкие камни океанской волны. На Маадэра господин Макаров смотрел без особого любопытства, но все же с некоторым интересом. Лицо у него было массивное, с выступающим треугольным подбородком и внимательными серыми глазами. Как многие русские он носил бороду, половина волос в которой уже была цвета подтаявшего снега.

— Мне надо было убедиться, что вы один, — Маадэр сел напротив него.

— Я один. По-моему, не самое удачное место для разговора. Я имею в виду… — Макаров поморщился. Он явно не относился к тем людям, которые посещают подобные «Целлиеру» места, — Здесь довольно мрачный интерьер.

— Когда-то это был лучший в секторе французский винный бар.

— Французы и лягушек жрать горазды, — он рассмеялся, громко и совершено искренне. Смех у него был приятный, смех человека, который смеется часто и с удовольствием, — Извините, если задел. Кажется, вы не француз.

— У меня больше немецкие корни.

Макаров отхебнул пива. Смачно, с удовольствием, выдохнул и смахнул с седых усов пену.

— Вы не похожи на пруссака. Обычно я их сразу распознаю — по говору, по манере держаться. У вас же этого не чувствуется. Должно быть, не один год прожили в отрыве от родни. Кстати, где она? С какой планеты вы приходитесь?

— Я не похож на уроженца Пасифе?

— Вы? Смеетесь? — серые глаза сверкнули, — Из вас такой же шахтер, как из меня — учитель танцев. Я знаю здешнюю породу. Вы не из них.

«Кажется, он чувствует себя непринужденно, — отметил Маадэр, — Пытается навязать миролюбивую расслабленную беседу и в то же время мягко задавить собеседника. Ловкий малый, очень профессионально гнет. Не хотел бы я оказаться на борцовском ковре вместе с ним…»

— Энтлеген, — неохотно сказал Маадэр, — Старая немецкая колония.

— Не слышал о такой. Марс? Сатурн?

Ему не понравилось, как спокойно и уверенно Макаров начал вести разговор. Он вел себя так, как не должен вести себя человек, которого заставили нервничать и вызвали в незнакомое место для важного разговора. Он был расслаблен, немного утомлен, доброжелателен и отвратительно спокоен. Или очень хорошо притворялся.

Маадэр коротко вздохнул. Пора было несколькими прицельными залпами сбить спесь с господина Макарова. Чтоб тот вспомнил, по какой причине пьет дешевое пиво в захудалой забегаловке в обществе типа с лицом Маадэра.

— Я не собираюсь рассказывать вам собственную биографию. Кажется, мы оба находимся здесь в связи с определенными обстоятельствами, которые вызывают дискомфорт у нас обоих. И чем быстрее мы перейдем к ним, перестав разыгрывать сценку из дружелюбной беседы, тем больше сэкономим времени. Не знаю, как вы, а я в последнее время научился ценить каждую минуту.

Эта небольшая тирада не произвела на Макарова особенного впечатления?

— Вот как? — спросил он. Его серые глаза насмешливо сверкнули, — Что, даже имени своего не скажете?

— Вы сможете прочитать его на открытке, которую я пришлю с Венеры. Вы — Макаров?

— Андрей Михайлович, — толстяк сделал такое движение, будто собирался приподнять воображаемую шляпу, но лишь коснулся пальцем темени, — Можете называть как вам удобнее. А можете никак не называть, тоже будет справедливо. Два человека без имени за одним столом и с одним общим делом. В этом даже есть некоторая поэтичность… Извините, что много болтаю. Редко когда удается посидеть вот так, с кружкой в руках, поговорить с умным человеком… Вы ведь умный человек, не так ли? Конечно, умный, раз мы сидим с вами за одним столом.

Хорошо прессует, понял Маадэр с каким-то затаенным удовольствием. Умело, методично, мягко, но мягкостью обманчивого свойства. Нейро-лингвистическая школа старой гвардии. Усыпляет бдительность собеседника и в то же время небрежно подавляет его волю.

— Нет, знаете, как-то все-таки неудобно без имен, — Макаров вдруг взглянул Маадэру в глаза, — Непривычно. Я привык именовать как-то собеседника. Может, вы уважите мою слабость и позволите называть вас вымышленным именем?

«Вурм?»

«Твоя психоматрица в норме, — напряженно отозвался тот, — Но парень, похоже, профессионал. Сразу принял тебя в оборот. Пытается расслабить и в то же время прощупать. И кое-где у него это даже получается. Не знаю, где он обучался подобным приемам, но явно не в гимназии…»

— Бросьте свои фокусы, — посоветовал Маадэр с ледяной улыбкой, — Я вижу, что в психологических манипуляциях вы разбираетесь, но на мне их отрабатывать бесполезно.

Он ожидал, что Макаров насторожится, как бывает даже с опытным исполнителем, чей верный трюк не срабатывает, наткнувшись на непроницаемую преграду. Но русский лишь беззаботно подмигнул ему.

— А что, хорошо выходит? Растерял я немного форму, конечно… Раньше, бывало, таких зубров заговаривал, куда тебе… Там слово, здесь слово, там нажим, здесь притянуть — он уж и не замечает, что у меня в руках трепыхается, что идет туда, куда надо, и спрашивает совсем не то, что хотел… Ладно, оставим эти нейро-лингвистические игры для дураков. Однако я не солгал вам на счет того, насколько неуютно вести беседу с безымянным собеседником. Давайте все-таки определимся с именем…

«Я уменьшил активность твоих надпочечников, кажется, они решили подстегнуть тебя порцией адреналина. Будь спокоен».

«Этот русский заставляет меня нервничать, — мысленно признался Маадэр, — Даже не тем, что он говорит, а тем, как он говорит. Он говорит, как человек, который держит все под контролем. А я не люблю общаться с такого рода людьми. Моргнуть не успеешь, как сам окажешься под контролем…»

Макаров с аппетитом отломил вилкой кусок запеканки и отправил в рот. Ел он с искренним удовольствием, тщательно пережевывая каждый кусок и временами прикрывая глаза. Закончив жевать, он осторожно промокнул губы салфеткой.

— Какое имя вам шло бы больше всего?.. Значит, вы немец, так? Энтлеген… Значит, надо что-то немецкое. Ох уж мне эти немецкие имена, если честно, все они какие-то угловатые, похожие на названия мебельных гарнитуров и пишущих машинок. Ну давайте что ли… Как вам фамилия Йенч? Мне кажется, вполне благозвучно. К ней нужно подходящее имя… Давайте, я стану звать вас Этельберд Йенч. Как вам?

Маадэр почувствовал себя так, словно к позвоночнику без предупреждения приложили ледяную металлическую полосу.

— Хорошее имя, — сдержанно произнес он, — Мне нравится.

Он знал, что Вурм делает все чтоб придать голосу естественность, но знал также уже и то, что его собеседник опасен гораздо, гораздо сильнее, чем ему казалось. Даже в желудке неприятно забурлило и Маадэр с отвращением к самому себе понял, что начинает паниковать.

Глаза господина Макарова усмехнулись ему из-под неряшливых седых бровей.

— Ну конечно оно вам нравится, — русский двумя пальцами отложил на обод тарелки корочку, — Это ведь ваше собственное имя, данное вам при рождении. Впрочем, учитывая, как быстро вы предпочли сменить его на оперативный псевдоним… Как вас звали на службе? Куница? Толково. Куница — небольшой, но удивительно проворный и дерзкий хищник. При этом безжалостный. Если я не ошибаюсь, по-немецки куница звучит как «мардэр»? Мардэр, Маадэр… Решили изменить звучание на голландский манер? Неплохо. Выдает определенный вкус. В Конторе всегда нужны были такие куницы, как вы, особенно когда мы сцепились с Юпитером. До какого вы звания дослужились, напомните?.. До субедара?

— Субедар-майор, — сказал Маадэр деревянным голосом.

— Премного извините, — Макаров всплеснул руками, — Ошибся. Кстати, слышал, вы были недурным специалистом. Жаль, что нам с вами не довелось служить вместе. Я до тридцать шестого года служил в седьмом отделе. Стратегический анализ и прикладные исследования. Вы же, кажется, подвизались в пятом — диверсии и саботаж. Выходит, были почти соседями. А сейчас сидим за одним столиком на крошечном спутнике Юпитера. Вот ведь как бывает, а?

Хозяин принес поднос — еще одно пиво для Макарова, бокал вина для самого Маадэра. Против его ожиданий Макаров без опасений отхлебнул из кружки. Пару секунд покатал пиво по языку, потом улыбнулся.

— Недурно. Знаете, сейчас у меня есть возможность заказывать самые изысканные вина непосредственно с Земли. Спецрейс, прямая доставка. Но они не идут ни в какое сравнение с этим дрянным пивом, выращенном в ржавом чане из лабораторной закваски и сдобренным случайными биологическими культурами.

Маадэр даже не прикоснулся к вину.

«Я был слишком самонадеян, — подумал он, ощущая, как по всему телу, подобно гною из застарелого нарыва, разливается глухая усталая ярость, — Излишне самоуверенную муху поймали мимоходом, еще до того, как она успела взлететь. И показали, что с ней будет. Очень спокойно, быстро и без излишних сантиментов. Так, как поступают с наглыми и самонадеянными новичками, когда они влезают туда, куда их не приглашали».

«Держи себя под контролем, — напомнил Вурм, — Он этого и добивается. Сбить тебя с курса, смутить, заставить чувствовать неуверенность».

«У него это получилось. Я в его руках».

«Если бы он хотел тебя раздавить — сейчас за его спиной были бы жандармы. Или хмурые ребята из службы безопасности. Он играет, Маадэр. Играй и ты».

Макаров тем временем успел выпить половину кружки в два глотка и вытер пятерней блестящий от пота лоб.

— Ох… Надеюсь, не смутил вас, господин Йенч? Я уже не молод, мне простительна сентиментальность. Люди вроде меня любят вспоминать прошлое. А у меня есть, что вспомнить… Я вижу, вы гадаете, откуда у меня оказалось столько интересных сведений из вашей биографии? Не смущайтесь, это вполне понятный интерес. Тут все просто. Я покинул службу через несколько лет после вас. Каких-то два года не дослужил до пенсии. Решил, что климат в Конторе скверно действует на мои старые кости. Но кое-что полезное напоследок прихватил. Памятный сувенир о многих годах беспорочной службы. Внутреннюю картотеку. Одна из непримечательных папок которой так и называлась — Этельберд Йенч, «Куница». Удивительно увлекательное оказалось чтиво, несмотря на то, что из него внутренней комиссией было вырезано с добрую треть листов.

— Мне нечего стыдиться моей службы.

— Кто говорит о стыде? — удивился Макаров, — Вы выполняли свой долг. Уничтожали врагов Земли, подрывали изнутри военную мощь Юпитера… Некоторые ваши дела вызвали у меня самое искреннее восхищение. Помните то дело в Нью-Перте, в тридцать первом году?..

— Хватит, — жестко сказал Маадэр, — Вы уже достаточно ясно показали, что знаете меня, как облупленного. Но не стоит играть на одних и тех же струнах постоянно, господин Макаров. Я ведь тоже не дурак. В конце концов, я дослужился до субедар-майора, а это тоже кое-что значит.

Макаров провел пальцем по ободу кружки, стирая мутные пивные капли.

— Я был лейтэнт-колонэль, подполковник по старой системе Консорциума. Не люблю эти новомодные звания, звучат по-дурацки… Ладно, оставим. Не тот случай, когда бывшие сослуживцы собираются скоротать вечер за приятными воспоминаниями, верно? — Макаров вдруг стал серьезен. Лицо его ничуть не изменилось, но глубокие серые глаза отставного агента наполнились неприятным резким светом вроде того, что бывает на рассвете, — Я давно уже оставил службу и жалованье мне платит не штаб Консорциума Земли. Единственный шантажист здесь вы, о вас и поговорим. Где контейнер и материалы?

Быстро, без перехода. И тон правильный — вроде бы и равнодушный, но какой-то резкий, требовательный. Все верно, именно так и берут размякших от задушевной беседы собеседников, мягко поплывших от добродушной улыбки седого толстяка. Именно так удав и сжимает свои кольца.

«Время разминки прошло, — где-то внутри головы Маадэра напрягся Вурм, — Игры закончились. Теперь он взялся за тебя всерьез. Покажи зубы».

— При мне его нет, — Маадэр развел пустыми руками, — Разумеется, нет смысла посылать людей, чтоб обыскать мой дом. Раз уж мы оба в прошлом сослуживцы, не станем подозревать друг друга в глупости. Софт в надежном месте. Действительно надежном.

Макаров задумчиво разглядывал Маадэра. Теперь, когда необходимость в маскировке отпала, он больше не выглядел ленивым добродушным здоровяком. На собеседника он смотрел холодно и внимательно, точно ученый, разглядывающий неизвестную жидкость в прозрачной колбе.

— Вы ведь догадываетесь, что в возможностях современной фармакопеи развязать любой язык? Вы, конечно, думали об этом?

— Само собой. Но есть одна проблема, — Маадэр широко улыбнулся. Выражение мимолетного отвращения на лице экс-подполковника сделало улыбку еще слаще, — Раз вы читали мое дело, значит, знаете и про мое ранение в тридцать третьем.

— Там было слишком мало деталей. Расплывчатые формулировки и кодовые словечки, которые так любит Контора.

— Неважно. Если отбросить детали, у меня серьезно повреждена нервная система. Выжжено около двадцати процентов нейроглии с затруднением секреционных функций. Честно говоря, я чудом выжил. Люди с подобными травмами обычно превращаются в полуразумные растения. Но мне повезло. Мне помогли.

— И что вы хотите этим сказать?

— Тем, что моя нервная система нестабильна и настолько перекручена, что любой био-софт может привести к самым непредсказуемым последствиям. Ни одна стандартная разработка не будет работать стабильно в моем случае.

— Блеф, — холодно произнес Макаров, не сводя с лица Маадэра тяжелого взгляда.

— Вы так считаете? — Маадэр осклабился, — Тогда зачем, по-вашему, я потребовал противоядие от вашего проклятого зелья? Оно сидит во мне.

— Невозможно.

— Что, ваши химики пообещали, что оно будет убивать мгновенно? Не беспокойтесь, они вам не солгали. Ваше варево, безусловно, смертельно. Проблема была во мне. Оно застряло у меня в мозгу и потихоньку проедает дорожку внутрь.

— Не верю, — Макаров пристально посмотрел ему прямо в глаза. Отдаленное зарево, мерцающее в них, делало любую ложь невозможной, — Я не специалист по нейро-агентам, но я работал с этим софтом. Попав в мозг, он вызывает мгновенную смерть от паралича сердцебиения и дыхания. От него нет защиты.

Маадэр не стал отводить взгляд.

— Вот моя защита, — сказал он, постучав пальцем по виску. Там, невидимый Макарову, тихо скребся Вурм, — Внутри. Еще одна деталь моей биографии, которой нет в вашей папке. Мозговой паразит. Малоизвестный биологический вид, который я подхватил на одной не очень популярной планете. Поселяется в подкорке, как червь в итальянском сыре, и за неделю превращает содержимое черепа в гнилое месиво. Мне в каком-то смысле повезло. Моя покореженная нервная система сбила его с толку, кроме того, я тогда находился под действием сильных психотропных препаратов. В общем, там вышла довольно сложная история… Но это к делу не относится. С тех пор я стал уникальной находкой не только для внутреннего отдела Конторы, но также для ксено-биологов и нейро-химиков.

— У вас в мозгу паразит?.. — брезгливо спросил Макаров, наклонив свою большую голову.

— Скорее, он стал моим симбионитом. Выяснилось, что мы с ним хорошо подходим друг другу. Он занимается контролем моих секреционных функций и между делом штопает организм. В обмен на это я обеспечиваю его едой и местом для существования.

— Отвратительно.

— Меня тоже многие люди находят отвратительным, — Маадэр пригубил вино и поцокал языком, — Я стараюсь не разочаровывать их представлений.

«Хватит, — шепот Вурма прошелся колючей вибрацией по правой лобной доле, — Ты перебарщиваешь».

«Не думаю. Если бы я сказал, что живущий во мне паразит разумен, это действительно было бы перебором».

«Тем более, что ты сам доподлинно в этом не уверен, — ядовитый смешок Вурма отдавал похожим на местное вино запахом, чем-то затхлым и едким, — Мы ведь не можем полностью отбросить версию о том, что я всего лишь воображаемая тобой личность, появившаяся вследствие серьезного поражения нервной системы…»

«Я думал, мы уже оставили разговоры об этом. Мы ведь…»

Макаров вдруг оказался совсем рядом. Перегнулся через стол так, что затрещало прочное дерево, и Маадэр вдруг со всей отчетливостью понял, что в этом человеке не было ничего добродушного. Человек, который сидел здесь, шутил, смеялся и ерничал, никогда не существовал. Всего лишь камуфляжная сетка. Мох на поверхности зазубренного горного пика. Несмотря на старческий жирок и седину, медведь ничуть не утратил своего хищнического инстинкта. И силы.

— Чимико-Вита? — рявкнул Макаров. Его серые глаза казались одновременно и ледяными и пылающими, — Ах ты мелкий выродок… Это они тебя наняли?

— Что…

Макаров положил руку ему на плечо. Она была тяжела, как ствол дерева, под ее тяжестью трещал позвоночник. Маадэр зашипел. Этой силе он мог противопоставить только свой имплант в левой руке, но мощи синтетических мышечных волокон могло не хватить. Макаров был неимоверно силен, а еще чрезвычайно ловок. От его захвата Маадэра скрутило болью. Вурм был начеку, он успел перекрыть вентили плотины, из-за которой, грозя раздавить его всмятку, хлестали тугие струи боли.

«Я снизил чувствительность твоих нервных окончаний. Но если он нажмет еще сильнее, кости твоего плеча превратятся в труху. Укрепить их не в моих силах».

Маадэр был слишком занят, чтоб отвечать. Искаженное от ярости лицо Макарова оказалось так близко, что он чувствовал запах дешевого пива и сырной запеканки.

— Обчистили Кануни, а теперь, значит, решили вернуть украденное? Грязные трупоеды… Очень нагло, но не очень разумно. Что вы задумали? Отвечай! Иначе я вырву твою ключицу прямо сейчас.

Впрыснутый Вурмом коктейль приглушил боль, но она все равно оставалась достаточно сильна, чтоб Маадэр достаточно реалистично заскрежетал зубами.

— Я не знаю, что такое… «Чимико-Вита». Я… мерценарий. Работаю на себя.

— Игры кончились, куница, — Макаров тряхнул его, легко, как щенка. Силы в нем было достаточно, чтобы проломить Маадэром прочную толстую столешницу, — Но для тебя они закончатся гораздо хуже, если ты не расскажешь, кто тебя нанял. Не пытайся привлечь внимание посетителей, этим ты себе не поможешь, а день у них будет окончательно испорчен.

Боли Маадэр почти не чувствовал, но отвратительное ощущение того, что его собственное плечо сейчас захрустит и треснет, как сухая ветка, оказалось дьявольски неприятным. Он ударил левой рукой, целясь в переносицу. Челюсть Макарова была ближе, но бить в нее Маадэр не стал бы и стальной дубинкой — крепка, как айсберг.

Удар был хорош, в меру стремительный, в меру сильный. Но Макаров перехватил его так легко, словно его пытался ударить ребенок. Маадэр вдруг обнаружил, что его пальцы зажаты в огромных сжимающихся тисках. Были бы они из менее прочного материала, чем полимерный сплав и кремний, уже затрещали бы, как тонкий хворост.

— Силовой имплант? — Макаров нахмурился, — Хорошая мысль. Редко кто ставит его в левую руку. Мне нравится твой нестандартный образ мыслей, Куница. Наверно, из-за него ты прожил так долго после того, как сбежал из Конторы. Но сейчас тебе это не поможет. Сейчас ты расскажешь мне все. А потом я найду тех, кто стоит за тобой, одного за другим. Не знаю, обнадежит ли тебя это, но когда я их найду, им будет еще больнее. Думали, можно просто увести груз из-под нашего носа? Вы лишь шавки, дорогой Йенч, блохастые дворняги на побегушках. Танфоглио вас не спасет. Я дотянусь и до его хребта.

Дело плохо. Об этом выли все его инстинкты, хоть и приглушенные Вурмом. Об этом говорил его опыт. Попался. Влип. Возомнил себя самым хитрым — и вот, корчишься, как куница с перебитой лапой. Самому ему не вырваться, даже с помощью Вурма. У этого Макарова истинно-медвежья сила. А еще многие года опыта.

Другие посетители «Целлиера» делали вид, что ничего не замечают. Инстинкт самосохранения всякого жителя Пасифе с рождения диктовал одну несложную максиму — не лезть без нужды в чужую ссору. И они не лезли. Пожалуй, даже если Макаров вытащил бы из-под полы пистолет, собираясь разворотить Маадэру голову, они и тогда предпочли бы сделать вид, что ничего не замечают.

— Дайте… Дайте сказать черт!.. — выдавил он.

Макаров немного ослабил хватку. Не полностью, просто дал ему набрать воздуха. Маадэр чувствовал себя отвратительно, как если бы попал в стальной капкан, неумолимо сжимающий челюсти. Отвратительнее всего было ощущение бессилия. Даже если Вурм впрыснет в его кровь лошадиную дозу адреналина, от которой взорвется сердце, даже если как-то вытащить из кармана «Корсо», даже если уменьшить до предела чувствительность нервов… Господин Макаров был не просто хищником, он был из того поколения защитников, которых тщательно отобрали, воспитали и обучили. Посреди Пасифе он был как медведь в стае куцехвостых шакалов.

— Десять секунд, Куница. Ты тоже давал мне время, верно? Я даю столько же. У тебя десять секунд чтоб выложить, кто послал тебя ограбить Кануни, где сейчас груз и зачем ты вышел на контакт с «РосХимом». Добавочного времени на ложь нет. И если тебе кажется, что старый Михалыч может разорвать тебя голыми руками без всяких имплантов и химии на клочки, лучше доверяй этому чувству, оно тебя не подводит.

Вурм был взволнован, и сейчас это лишь мешало. От его лихорадочных движений внутри черепа Маадэр испытывал пульсирующую в рваном ритме боль между глаз.

«Надо бежать, — зашептал он лихорадочно, — Я накачаю тебя адской смесью из гормонов, которая поможет тебе на полминуты. И если нам достаточно сильно повезет…»

«Забудь. Этот ублюдок оторвет мне руку».

«У тебя останется еще одна. Это лучше, чем потерять голову».

«Ничего не делай, — приказал Маадэр мысленно, — Регулируй боль. Я попытаюсь выкрутиться. Если бы он хотел меня убить, он бы так и поступил. Но ему кое-что надо от меня. И он это получит».

— Я не… я не грабил вашего человека. Это правда. Я мерценарий.

— Мерценарий, — Макаров произнес это слово с явственным отвращением, как название какой-нибудь нейрологической болезни, — Одно из отвратительных изобретений Юпитера? Наемник, человек для щекотливых ситуаций?

— Скорее, частный детектив и человек для особых поручений. Но у этого слова много смыслов. Помимо этого я могу быть телохранителем, курьером, охранником, следователем, инкассатором…

— А еще — шпионом, вымогателем и наемным убийцей, — бесцеремонно перебил его Макаров, усилив хватку, — Я не первый день живу на Пасифе. И знаю вашу братию. Мне приходилось иметь дело с твоими коллегами. И далеко не все из них были довольны встречей. Ты говоришь, Кануни сам пришел к тебе?

— Он называл себя Зигана, — Маадэр говорил сквозь зубы, так чтоб у собеседника было ощущение, что он испытывает невыносимую боль. Впрочем, скрип собственных костей немало облегчал ему эту задачу, — Попросил вернуть био-софт, который у него украли. Обещал вознаграждение.

— Много?

— Полторы тысячи. Я нашел грабителей, два уличных хлодвига, Ерихо.

— Моего человека ограбила пара генетических уродцев? Спасибо Земле, это она не позволила Юпитеру и его окрестностям превратиться в чан клокочущей генетической скверны…

— Они уже мертвы. Я их убил. И забрал контейнер с био-софтом. Он у меня — вместе со всем содержимым. Я искал хозяев Зигана… То есть Кануни, чтоб вернуть товар и получить противоядие.

— И двадцать тысяч.

— И двадцать тысяч. Это моя работа.

— Ты трудолюбив, — Макаров усмехнулся и вдруг разжал пальцы.

Маадэр с облегчением сел обратно, придерживая руку, которую Макаров едва не вырвал из сустава. Ну и хватка у этого парня… Интересно, сколько кинетических усилителей и мышечных бустеров спрятано за этой грудой оплывшей плоти?..

«В порядке, — сообщил Вурм, — Немного помят, но жить будешь».

— Ладно, — проворчал Макаров, притягивая к себе кружку с пивом, — Ты хитрая маленькая куница, Йенч, но, кажется, ты оказался достаточно сообразителен, чтобы не лгать мне.

— Проверка закончена? — хмуро поинтересовался Маадэр, разминая руку, — У вас что, имеется встроенный детектор лжи?

— Нет. Я из того поколения, когда зашивать в тело железяки считалось глупостью. Но ты сказал мне правду.

— Как вы это определили?

— Хлодвиги. Братья Ерихо, — шеф службы безопасности шумно отпил из кружки, — Ты зря думаешь, что «РосХим» платит мне деньги за то, чтоб я нежил свою жопу в мягком кресле. Мы вышли на них — своими путями. К сожалению, на несколько часов позже, чем необходимо. Нашли только два трупа. Одного нашпиговали дробью, другой сгорел изнутри, словно его кровь превратилась в бензин. Ардорит?

— Ардорит.

— Я так и подумал. Тоже когда-то использовал эту штуку. Не оставляет раненых. Удобно. Напоминает старые времена…

— И что?

— Братья Ерихо работали на «Чимико-Вита». Разумеется, они не имели отношения к отделу безопасности. Так, внештатные головорезы, разовые пешки для скользких поручений. Понятно, почему задействовали именно их. Танфоглио не без оснований подозревал, что многих его агентов я прекрасно знаю. Решил использовать не успевшую примелькаться мелочь. Как говорят у нас на Земле, шестерок. Поэтому я и подумал сперва на тебя. Решил, что и ты из их команды. Тактика понятна. Сперва подрезать курьера и забрать груз, потом выйти на связь якобы от лица нового хозяина груза и втянуть в какую-то сделку, а может, спровоцировать на что-то… Или же специалист Танфоглио, заметающий следы за хлодвигами.

«Сходится, — невидимая ухмылка Вурма обожгла Маадэру мозжечок, — Ты именно так и сработал. Как щетка, сметающая следы чужой небрежной работы. Увел груз, ликвидировал пару незадачливых исполнителей. И принялся шантажировать его хозяина».

Возможно, Вурм был прав. Но Маадэр сейчас не собирался размышлять об этом.

— Я работаю только на себя. Что такое «Чимико-Вита»?

Макаров нетерпеливо махнул рукой. Удивительно, как легко и свободно могла двигаться эта медвежья лапа, способная раздавить человека так же легко, как орех.

— Уже неважно. Главное — что груз у тебя. Где он?

— Я уже сказал. Все в том же надежном месте. Принести его могу только я. И я сделаю это — как только получу противоядие и тридцать тысяч.

Макаров нахмурился.

— Разговор был о двадцати.

— Вы только что заставили товар подорожать. Пусть десять тысяч вычтут из вашего жалованья.

— А ты смел, Куница, — задумчиво сказал Макаров, потягивая пиво. Он снова вернулся к образу добродушного седого ворчуна, серые глаза заискрились. Еще недавно казавшиеся ледяными, сейчас они излучали ощутимое тепло, — Контора любит таких, смелых и наглых. Я и сам был таким. Жаль, что мы с тобой не встретились лет на пятнадцать раньше. Мне кажется, мы сработались бы.

— Не сработались бы, — Маадэр скривил губы, — Именно поэтому я и запросил отставку.

— Сбежал, ты хочешь сказать. Дезертировал. Нашел укрытие среди тех, против кого еще недавно сражался. Спрятался, как трусливый червяк в мутной луже.

«Мы с тобой близки, Вурм! Ты слышал?..»

«Заткнись».

— Надо думать, Контора неплохо обучила тебя, — Макарову не было нужны использовать мощь своих рук для того, чтобы вжать собеседника в стул, для этого достаточно было одного лишь тяжелого взгляда из-под густых бровей, — Заточила твои зубы, но даже она не смогла вывести из тебя настоящего хищника. Ты из другой породы, породы мелких падальщиков-трупоедов. Именно поэтому ты так хорошо вписался в здешнее болото. Конторе ты давно стал не нужен, а мне и подавно. Слишком беспринципен и жаден, чтоб быть хорошим исполнителем, но при этом слишком самодоволен, чтоб быть хорошим аналитиком. А теперь слушай меня внимательно, Этельбед Йенч по кличке Куница.

Сейчас ты пойдешь за био-софтом. Следить за тобой не будут, но думаю ты понимаешь, что шутить не стоит. Пойдешь за софтом и принесешь его сюда мне. Только учти — хоть я и не молод, на эту запеканку и кружку пива у меня уйдет минут сорок. У тебя есть время, пока я буду ужинать. Воспользуйся им правильно.

Маадэр не встал.

— Деньги и противоядие у вас?

Макаров неспешно кивнул.

— Ампула и двадцать тысяч. Чтоб получить еще десять надо будет прогуляться к ближайшему отделению банка.

— Не торгуетесь? — Маадэр ухмыльнулся.

— К чему? Во-первых, деньги-то не мои, во-вторых, товар того стоит. А для «РосХима» это копейки. Я жду тебя, Куница.

— В таком случае не заказывайте еще одну кружку. Я вернусь еще до того, как вы осилите эту.

Макаров качнул большой седой головой.

— Жми.

Маадэр встал из-за стола, испытывая немалое облегчение. Выжил, сохранил руку, мало того, заключил самый выгодный в своей жизни контракт. Противоядие и тридцать тысяч в придачу. Очень жирный куш для любого мерценария на Пасифе.

«Тридцать тысяч… Это мой заработок за три года, если не больше».

«Что-то мне подсказывает, ты согласился бы и без денег, — ухмылка Вурма была колючей и холодной, — Только лишь за одно противоядие».

«Я мог бы попросить и больше».

«И не ушел бы отсюда живым. Русский был прав, ты жаден».

«Он был прав, когда назвал меня падальщиком. На огромной свалке вроде Пасифе быть падальщиком выгоднее всего. Крупные звери с большыми клыками и мощными мышцами тут не выживают. Слишком переплетены и запутаны пищевые цепочки. А вот крысы или пираньи чувствуют себя превосходно».

«На счет самодовольства он тоже был прав. Когда тебе надоест самолюбование, возьми кофе с сахаром. Мы на пределе углеводного голода».

«Дай мне еще десять минут, Вурм, и я угощу тебя самым сладким кофе, который только возможен в этой части города. Черт, да тебя вывернет наизнанку, столько там будет углеводов и алкалоидов!..»

Вурм некоторое время сохранял молчание и заговорил только тогда, когда Маадэр приблизился к входной двери «Целлиера».

«Все-таки странный этот старик. Тебе так не показалось?»

«Мне доводилось встречать и более опасных людей».

«Я не об этом, дурак, — презрительная гримаса Вурма обернулась для Маадэра легким ожогом затылочной доли, — Он ведь не производит впечатления доверчивого человека, верно?»

«Верно, — вынужден был согласиться Маадэр, — Он производит впечатление человека, способного удавить на месте из-за одного лишь подозрения».

«Тогда почему он отпустил тебя так легко? Без „клопа“, без сопровождения. Поверил на слово? Человеку с твоей репутацией?..»

Маадэр замер на самом пороге, прежде чем шагнуть на лестницу. В подкорке, одновременно с Вурмом, закопошилась мысль, прежде отчего-то им незамеченная. Действительно, разве не странно, что…

Маадэр неожиданно для себя повернулся в ту сторону, где в конце длинного полуосвещенного зала едва угадывался огромный силуэт Макарова. А потом произошло что-то непонятное и очень, очень быстрое.

Глаза резанула боль — такая, словно изнутри в них воткнули по паяльнику, все окружающее полыхнуло белым огнем и преобразилось. Стало очень светло. Маадэр успел понять, что это сделал Вурм и собирался спросить, в чем дело, но почувствовал движение в конце зала.

Его новое зрение было настолько глубоким и четким, что это доставляло едва переносимую боль, все, чего касался взгляд, проливалось кипящим белым огнем прямо на мозг. И в этом прекрасном огненном хаосе, более сумасшедшим, чем картина любого безумного абстрациониста, Маадэр вдруг увидел Макарова. Тот все также сидел на прежнем месте и, казалось, смотрел только в свою тарелку. Но одна рука у него была под столом, в ней угадывался очень небольшой, размером с авторучку, предмет.

«Вурм!» — крикнул Маадэр и прыгнул в сторону лестницы.

12

Собственное тело двигалось непозволительно медленно. И еще он видел тончайшую белую нить, которая неслась к нему. Похожую на крошечную молнию. Маадэр еще не успел понять, что это, но вложил все силу в этот прыжок. Кажется, он успел. Рядом с его щекой что-то треснуло, но оборачиваться он не стал — перепрыгивая через несколько ступенек, помчался вверх по лестнице. Вурм сделал кровь такой горячей, что она трещала в жилах, разгоняя тело до того предела химических реакций, когда ткань не начинает уничтожать саму себя. Сзади что-то взвизгнуло, раздался треск пластика. Макаров быстро сообразил, но второй выстрел слишком запоздал — Маадэр уже выскакивал на улицу.

Снаружи была ночь, зябкая, резкая и сырая, как все ночи Пасифе. Сейчас она была настолько ярка, словно Юпитер превратился в сверхновую. Вурму пришлось действовать без деликатностей и он не сразу поймал нужную длину волны. Маадэр успел подумать, что с такими трюками надо быть поосторожнее, не хотелось бы сжечь сетчатку или повредить зрительный нерв…

Его ждали. У дверного проема стояли двое, но спиной к нему. То ли не ожидали, что он так быстро поднимется, то ли рассчитывали на шефа. Они были не новички, начали разворачиваться на звук шагов, но у Маадэра оставалось преимущество в скорости. Скорости, далеко превосходящей основанные на несовершенных химических реакциях возможности человека.

Правого он ударил локтем в подбородок и сразу же рванул из кармана револьвер. Верный «Корсо» маленькой металлической бабочкой вынырнул из-под ткани. Но второй успел среагировать — из его предплечья мгновенно вынырнула полоса ртутно-мерцающего металла, покрытая по краю мелкой насечкой. Хороший имплант. Уродливое лезвие не блестело, лишь матово светилась. Маадэр не стал ждать, пока оно потянется к его шее. Ударил его хозяина рукоятью пистолета по зубам, с мимолетным удовольствием ощутив на ребре ладони что-то липкое и теплое.

«В сторону!..»

Он бросился бежать, и почти тотчас же рядом что-то просвистело и рассыпалось яркими желтыми искрами по стене. Запахло паленым пластиком. Маадэр прошипел что-то неразборчивое и, не оборачиваясь, выпустил две пули в ту сторону, откуда слышал выстрелы, рассчитывая не столько вывести из строя стрелка, сколько сбить ему прицел. Едва ли стрелок был один — ответные выстрелы мгновенно выбили из стены, вдоль которой бежал, пригнувшись, Маадэр, уродливые цветы из каменной пыли и штукатурки. Как минимум двое, прикинул он. А может, трое. И судя по тому, как кладут пули почти в кромешной темноте, обладают зрением немногим худшим, чем его собственное. Нет смысла вступать в перестрелку, изрешетят как крысу. Значит, бежать.

Маадэр бежал, сдерживая клокочущие в груди дыхание. Он не сомневался, что Вурм впрыснул ему в кровь огромную порцию эритроцитов, позволяющих снабжать дополнительным кислородом мышцы, но даже их сейчас не хватало. Он мчался изо всех сил, испытывая мерзостное до дрожания желудка ощущение того, что его спина сейчас мелькает в черном кольце чьего-то прицела.

Вурм молчал. Сейчас он и без того делал все, что мог и, пожалуй, был занят не меньше своего хозяина. Его работа была куда более сложной и тонкой. С помощью сотен разнообразных химических реакций он превращал тело Маадэра в единый слаженно работающий механизм, причем работающий на пределе прочности. Достаточно ему не уследить за уровнем гормонов в крови или за функционированием сложнейшей системы нейро-медиаторов, забыть какую-нибудь сложную аминокислоту или секрецию, как тело Маадэра превратится в один огромный ком бесполезной агонизирующей плоти. Сколь ни были бы сильны резервы человеческого организма, есть черта, из-зз которой уже нет возврата.

Угол здания был совсем рядом, Маадэр отчетливо видел его на фоне иссиня-огненного неба, пугающего как раскрывшаяся над городом космическая бездна. Свернуть за него — и он в безопасности. Там будет забор, перемахнуть через него, потом через корпус бывшего университета, там много узких тоннелей воздуховодов, в которых его уже никто не настигнет…

Он нырнул за автомобиль и почти тотчас услышал тревожный, похожий на птичий крик, звон— сразу несколько пуль вышибли из ветровых стекол осколки, загудел потревоженный металл. Пригнувшись за машиной, Маадэр сделал вслепую еще два выстрела, не рассчитывая в кого-нибудь попасть. Револьвер трясся так, что не прицелиться — гремучий коктейль из гормонов в его крови сбивал дыхание и заставлял дрожать руки.

У самого угла он резко обернулся и выпустил оставшиеся три пули. За ним бежали четверо или пятеро — кажущиеся одинаковыми темные силуэты, беззвучные и гибкие как щупальца. Не профессионалы, понял Маадэр с облегчением, ребята грамотные, но без особого опыта. Наверно, Макаров не успел еще как следует поднатаскать своих щенков. Тем более — на сопротивляющуюся дичь, которую не стоит загонять в угол. Маадэр ни в кого не попал, но он и не целился, ему просто нужна была передышка чтоб выиграть несколько секунд.

Преследователи попадали, но тут же ответили выстрелами, сразу две или три пули с противным звуком проскрежетали над самой головой Маадэра, на него посыпались мелкие осколки пластика и кирпичная крошка. Но он не собирался вступать в затяжную перестрелку. Мелкие хищники никогда не меряются силой с преследователем, особенно когда сила не на их стороне. Они просто ускользают, чтобы пропасть в темноте.

Краем глаза он успел заметить самого Макарова — русский прилично отстал, но все равно бежал с пугающей скоростью, кажущейся невероятной для его большого плотного тела. Он словно плыл над землей. И Маадэр понял — надо убираться отсюда. Если за него возьмется сам Макаров, у него не останется и тени шанса, в какой бы узкий тоннель он не забился. Маадэр не удержался, навел револьвер на приближающуюся фигуру, но курок лишь сухо щелкнул. Времени лезть за патронами не было, тем более остальные преследователи, убедившись, что он прекратил огрызаться, уже готовы были подняться и накрыть его свинцовым шквалом.

— Мы еще встретимся, Андрей Михайлович, — пробормотал Маадэр и, коротко разбежавшись, перемахнул через забор.

13

«Я голоден».

— Замолчи. Я тоже.

«Мне нужна пища. И ты мне ее дашь, если не хочешь прямо здесь свалиться в эпилептическом припадке».

— Я дам тебе пищу. Потерпи. Надо убедиться, что нет хвоста.

«Они давно отстали».

— Очень надеюсь.

После бешенной гонки Маадэра сильно трясло, резервы организма были почти полностью исчерпаны. Почти сутки не евший Вурм, выложившийся в ночной погоне не меньше его самого, сам походил на умирающую крысу, скребущуюся внутри черепа. Чтобы спасти их обоих ему пришлось потратить оставшиеся крохи. Теперь он ядовито ворчал и ворочался.

Но Маадэр сам слишком устал, чтоб злорадствовать. Шатаясь на подламывающихся ногах и щурясь из-за расфокусировавшегося зрения, он ковылял по улице, похожий на конечного нарко в пост-эффекте. Его отражение в уличных окнах выглядело как дьявольская маска — неестественная бледность, лопнувшие сосуды в глазах, отвисшая челюсть. Жуткая картина. Повезло еще, дотянул до Восьмого с его относительно приличными улицами. В Девятом он не прошел бы в таком виде и двух кварталов — обитатели Девятого обладают превосходным нюхом на чужую слабость. Такие же крысы, как и он сам.

Идущие навстречу люди старались на него не смотреть, иные даже спешили отойти в сторону. Перепачканный во многих местах и зияющий свежими прорехами плащ походил на рванину и тоже не вызывал у встречных доверия.

Маадэр петлял, перебираясь с крупных улиц на переулки, несколько раз внезапно менял направление или надолго застывал в тени карнизов. Загонщики Макарова сплоховали, но его следопыты могут взять реванш. В каменных джунглях города не так-то просто оторваться от целой своры обученных грамотных ищеек. А в том, что у «РосХима» такие есть, Маадэр не сомневался. Возможно, в скором времени громада Восьмого станет для него самого очень ненадежным укрытием.

Наконец он окончательно выдохся и привалился плечом к ржавой противопожарной лестнице в каком-то бетонном тупике.

«Дилетанты, — проворчал Маадэр, подкуривая сигарету трясущимися пальцами, — Я ожидал от старика большего. Если он так дрессирует своих ребят, неудивительно, что ему пришлось бросить службу в Конторе…»

«Заткнись, — голос Вурма сочился усталостью и презрением, — Если бы не я, ты свалился бы еще в „Целлиере“ и сейчас катался по полу в то время, как нано-пуля растворяла бы твои кости».

— Не думай, что я этого не ценю, — пробормотал он, ощупывая воротник плаща, — Вот же дьявол… Близко прошла.

В плотной ткани он нащупал разлохмаченную дырку. Совсем небольшого размера, такую можно заработать, наткнувшись в темноте переулка на выпирающий из стены гвоздь. Но Маадэр знал, что эта штука была отметиной несопоставимо более опасного оружия, чем самый большой и заточенный гвоздь. Коснувшись ее, он ощутил в подкладке плаща что-то небольшое, но твердое, размером с горошину. Вытащить эту горошину наружу в темноте непослушными пальцами было непросто, но Маадэр справился за полминуты.

— Смотри, какая красавица, Вурм.

На его ладони лежала нано-пуля, та самая, что чуть не угодила ему в затылок на лестнице «Целлиера». Дружеский подарок от господина Макарова, выглядящий совершенно безобидно и даже невзрачно — просто тусклая металлическая сфера немногим больше человеческого зрачка. Маадэр знал, что это не более чем маскировка, и на его ладони лежит то, по сравнению с чем любое ядовитое насекомое покажется безобидной букашкой.

Прочная металлическая оболочка требовалась только лишь для того, чтоб разогнать пулю до нужной скорости в стволе и придать необходимую кинетическую энергию. То, что находилось внутри, можно было рассмотреть разве что под электронным микроскопом и, возможно, на первый взгляд оно тоже выглядело вполне безопасно. Всего лишь комок сложных молекул аминокислот. Который, скорее всего, превратит человека в пропитанный энзимами ком разлагающейся ткани.

На Пасифе нано-пули все еще оставались дорогим и непривычным новшеством, но быстро приобретали популярность. На то ыли свои причины. Когда стреляешь нано-пулей, нет нужды целиться, едва заметная царапина уложит противника так же надежно, как и сквозная дыра в сердце. От попавшего в кровь химического реагента не спасет ни бронежилет, ни усиленные подпольными вивисекторами кости. Кроме того, нано-пули, в зависимости от начинки, обладали избирательным воздействием. Они могли стать причиной кратковременного паралича жертвы или же дезориентации, опьянения или мучительной смерти.

Маадэр задумчиво крутил в пальцах крошечную горошину, которая едва не оборвала в его теле те химические реакции, которые называются жизнью.

Он почти не сомневался в том, что эта пуля, предназначенная ему Макаровым, содержала тот же разлагающий яд, который достался Зигана. Профессионалы не убивают на виду у других. Скорее всего, под стальной оболочкой был заключен какой-нибудь мощный нейро-токсин, который в несколько секунд парализовал бы жизненно важные центры в коре его головного мозга. Едва ли кто-то из посетителей «Целлиера» удивился бы тому, что неопрятно одетый человек в плаще рухнул мешком на лестнице. Что вы хотите от мерценариев, господа? Всем известно, они поголовно сидят на кустарной дряни, которую добывают в подпольных лабораториях, в крови каждого из них — дьявольская смесь из всех разрешенных и неразрешенных наркотиков, а тут еще преклонный для мерценария возраст, стресс, хронические болезни… Жандармы не стали бы задавать неудобных вопросов, на их долю каждый день приходится по нескольку десятков куда более неприятных мертвецов — с размозженными головами или простреленной грудью.

«Мой бывший сослуживец, — должно быть, печально пояснил бы Макаров жандармам, — Всегда отличался неважным здоровьем, да и на шань-си налегал изрядно. Извольте видеть, к чему это привело беднягу…»

Постепенно, катая в пальцах невзрачный шарик, Маадэр приходил в себя. Сердцебиение унялось, артериальное давление снизилось, даже пульсирующие зеленые пятна перед глазами понемногу исчезали. Неприятные ощущения доставляла только тупая ноющая боль в затылке, но Вурм заверял, что она продлится не очень долго. Было еще что-то странное, какое-то очень знакомое и столь же тонкое ощущение — как будто тончайшая золотая иголочка прошла сквозь лобные доли мозга и теперь едва заметно вибрировала. Ощущение не было неприятным, оно что-то означало, но Маадэр не мог вспомнить, что. Думать было тяжело, мысли лезли плотными густыми комками, даже память подводила. Неизбежное следствие сильнейшего нервного перенапряжения.

— Не понимаю, — пробормотал он, пряча бесполезную нано-пулю в карман, — Все равно не понимаю.

«О чем ты?»

Вурм походил на уставшего пса, сжавшегося в свое конуре. Тоже безмерно изможденный и вымотанный, он спрятался где-то в затылочной боли и говорил неохотно, через силу.

— «РосХим». Я не понимаю. И это очень плохо, — пошатнувшись, Мааэдэр опустился на мусорный бак. Грязь и запах сейчас беспокоили его меньше всего, — Нас этому учили в Конторе. Хуже всего не то, когда ты проигрываешь противнику. Это нормально. Он может превосходить тебя во многом, может подавлять, рано или поздно ты сможешь создать ситуацию, в которой окажешься сильнее него. Гораздо хуже, когда ты не понимаешь противника. Это говорит о том, что ты выбит из колеи. Дезориентирован. Не видишь вещей, которые должен был видеть и не понимаешь вещей, которые должен был понять. Я не понимаю «РосХим».

«Только за последний год тебя пытались убить не меньше дюжины раз, — проворчал Вурм, — И, насколько я помню, это ни разу тебя не удивляло».

«Это было крайне опрометчиво с их стороны, — Маадэр перешел на мысленный голос, говорить из-за сухости во рту было слишком тяжело, — Более того, это было глупо. Они решили устранить меня, зная, что я где-то спрятал чемодан с их нелегальным био-софтом?

Они готовы были потерять его — только чтоб заткнуть рот мне? Но я сам был готов притащить его к ним в зубах! Это странно. И я не понимаю. Если с человеком ведут хитрую игру, его не убивают до того, как он сделает нужный ход. Или убивают сразу. Если они считали, что я лазутчик этого… как его…»

«Чимико-Вита».

«Точно, „Чимико-Вита“. Макарову ничего не стоило застрелить меня сразу же за столом. Но он этого не сделал. Мы провели полчаса за славной беседой, успели договориться к обоюдной выгоде, поладили, и только после этого он решил, что я зажился на этом свете. Как глупо».

«Он щупал тебя, вытягивал информацию, проверял. Потом пошел на соглашение, чтоб тебя успокоить. И выстрелил в спину. Хорошо разыграно».

«Полагаешь, он принял меня за двойного агента? За человека, которого ему намеренно подсовывают конкуренты?»

«Не знаю, — помедлив, сказал Вурм, — Возможно, он напротив пришел к выводу, что ты не имеешь отношения к конкурентам, случайный человек, который попал в историю по ошибке».

Маадэр выбил из пачки сигарету и щелкнул зажигалкой.

«То есть, или меня убивают как агента конкурентов или меня убивают как случайного человека? — уточнил он, затягиваясь, — Отличный выбор».

«Шань-си давно разъел твой мозг, — проворчал Вурм, — В любом качестве ты представляешь собой опасность для „РосХима“. Причем в качестве случайного человека даже больше».

«Поясни».

«Ты сам говорил, что Пасифе — это болото, в котором между собой воюют большие и опасные хищники. „РосХим“ и „Чимико-Вита“ — как раз и есть такие хищники. Судя по всему, они давно уже конкурируют друг с другом за позиции на рынке био-софта. Включая и черные рынки, на которые они поставляют совсем не тот био-софт, который описывают их красочные рекламные буклеты…»

«Конкуренция среди торговцев смертью, — Маадэр сплюнул, — Звучит как заголовок дешевой газеты».

«Возможно, их война длится не первый год. „Чимико-Вита“ крадет перспективные разработки „РосХима“, люди Макарова отвечают диверсиями и промышленным шпионажем… У их игры должны быть негласные правила, которых они придерживаются. Но ты — человек, который попал в игру случайно. И может здорово спутать карты обеим сторонам. В конце концов, ты можешь с умыслом или нет выложить информацию жандармам — и тогда на Пасифе обрушится вся ярость Земли, а рынок нелегального нейро-софта на долгое время окажется парализован».

«Ты имеешь в виду…»

«Им проще списать четыре пробирки дорого перспективного био-софта, чем подвергать себя опасности. Их и списали — с незначительным материальным довеском вроде тебя. Ты просто стал частью статьи расходов в бюджете одной большой транс-национальной корпорации».

Маадэр сделал очередную затяжку и с отвращением выпустил дым через нос.

Вурм прав. Старый мудрый червь редко ошибается. Макаров не собирался идти на сделку, не собирался договариваться с одним не в меру жадным мерценарием, который, к тому же, возомнил себя самым хитрым. Макаров попросту выбил из него все, что было интересно, а после хладнокровно попытался устранить. Потеря четырех пробирок?.. Возможно, лаборатории «РосХима» на Пасифе способны синтезировать четыреста в день. Они найдут своих покупателей. Рынок спроса раскинулся на все планеты Солнечной системы. Где-то все еще идет грызня между Землей и внешними планетами. Где-то соседи ожесточенно делят между собой орбиты и спутники. Где-то затеваются революции, свергаются планетарные правительства и совершаются террористические акты. Солнечная система всегда будет бурлящим котлом. Не таким, чье содержимое похоже на грязное варево, вроде Пасифе, но кому какое дело…

Маадэр докурил сигарету до пальцев и зашипел от боли.

Эта боль не шла ни в какое сравнение с той, что жгла его изнутри. Особенной болью, нейтрализовать которую не в силах был даже всемогущий Вурм.

Он самоуверенно мнил себя игроком в сложной игре. Но был лишь мухой, севшей на чужую фишку. И ликвидировать его собирались так же безразлично, как муху. Не с уважением, не с опаской, а с обычной корпоративной брезгливостью. Они даже не посчитали его противником, как не считают противником перегоревшую лампочку, которую списывают в утиль. Досадным обстоятельством, которое может обернуться разве что короткой невыразительной строкой в чьем-то квартальном отчете.

Все верно. Мелкие хищники не должны виться там, где ступают большие. Те, кто об этом забывает, быстро идет на корм. Корпоративные правила игры не сильно отличаются от тех, что царят среди простейших организмов.

«Если ты уже закончил с самоуничижением, — голос Вурма от голода и усталости скрежетал, как соприкасающиеся кости в лишившимся синовиальной жидкости суставе, — я бы обратил твое внимание на аптеку на другой стороне улицы».

«Извини. Сейчас».

Аптекарь смотрел на Маадэра с тем высокомерным презрением, с которым человеку, облаченному в белоснежный халат, позволительно смотреть на грязного и потрепанного бродягу. На какой-то миг Маадэру захотелось сгрести его за шею и проломить аптекарским лицом все зеркальные шкафы, которые здесь найдутся. Должно быть, какая-то тень этого чувства, не сдерживаемого Вурмом, отразилась на его лице, потому что аптекарь вздрогнул и поспешил спросить:

— Что-то угодно?

Маадэр вынул пачку ассигнаций, помнящих его прикосновение Зигана. Отсчитал несколько купюр и шлепнул их на стерильно-чистый прилавок:

— Десятипроцентный раствор глюкозы. Три грамма нуклеопротеинов, лучше всего производства «Албумет». Грамм фосфатидилхолина. Две ампулы пролина, если есть. Тирозин. И что-нибудь из алколоидов… Мускарин есть?

— Нет.

— Тогда физостигмин, пять тысячных грамма. И еще пару вещей…

Аптекарь запаковал все и с опасливым выражением на тщательно выбритом лице принял не очень чистую купюру. Сдачи Маадэр ждать не стал. Вышел из аптеки, завернул в ближайшую подворотню и проглотил все купленное, с трудом сдерживая рвотные спазмы.

Вурм не любил подобное питание — слишком несбалансированное, к тому же подвергает дополнительной нагрузке печень. Подобная смесь для него была подобием армейского концентрата, которым когда-то давно давился сам Маадэр. Но сегодня Вурм не возражал. Некоторое время он молчал, впитывая этот жуткий коктейль и на ходу синтезируя недостающие элементы из полученных химических веществ. Маадэр давно привык к этому процессу и даже не находил его неприятным, ощущая лишь мимолетное головокружение.

Ешь сам — и дай есть другим, вот основной принцип жизни в любой среде, будь это среда простейших микроорганизмов или огромных многоклеточных корпоративных монстров. Были и другие, которые никогда не фигурировали в письменном виде, но, тем не менее, давно были усвоены всеми участниками рынка. Не хватай больше, чем ты можешь унести. Не спорь с тем, кто сильнее. Не рискуй там, где нет необходимости. Нарушитель этих правил чаще всего идет на корм прочим. Бесхитростная корпоративная биология.

«Я пополнил силы, — сказал Вурм через несколько минут, когда Маадэр, подкурив очередную сигарету, прятался от ветра в грязной подворотне, — Тебе тоже не мешало бы поесть».

«Не сейчас».

«Хорошо. Я позабочусь, чтоб желудок тебя не беспокоил. А ты пока можешь принять немного эндоморфа».

«Тебе это нужно?»

«Тебе. Ты принимал его последний раз четыре часа назад, действие скоро закончится. А электромагнитных полей здесь не счесть. Не хочу спасать тебя от очередного приступа эпилепсии».

«Спасибо, что напомнил», — Маадэр вынул привычный контейнер, похожий на узкий пистолетный магазин, выщелкнул на ладонь невесомую капсулу и вдруг замер.

«В чем дело?»

«Это ощущение… Я чувствую его с тех пор, как сбежал из „Целлиера“. Сперва я думал, мне это мерещится. Слишком устал, чувствительность обострилась… Но нет, сейчас я ощущаю его отчетливо. Точно так же фонил Зигана. Что-то очень маленькое, на определенной длине волны».

«Клоп».

«Дьявол! — Маадэр сорвал с себя плащ и принялся яростно его прощупывать, — Макаров успел посадить на меня клопа. Видно, из осторожности. На тот случай, если все-таки сбегу от его волкодавов…»

Попытки нащупать «клопа» оказались напрасными. Слишком миниатюрное устройство, чтоб его могли обнаружить грубые человеческие пальцы. К тому же, оно не обязательно должно было быть в его одежде. Хороший современной разработки «клоп» сродни нано-пуле, всего несколько микрон в длину, ничего не стоит засадить под кожу жертве. Такому «клопу» не нужны громоздкие аккумуляторы, он получает энергию, используя окислительные процессы в теле своего носителя. Впрочем, Маадэр надеялся, что «РосХим» использует более старые и проверенные модели.

— Жирный ублюдок, — процедил Маадэр сквозь зубы, — Успел, значит…

Он переложил револьвер в карман брюк, плащ сорвал и бросил в открытый подъезд ближайшего дома. Ощущение воткнутой в мозг золотой иголочки пропало. Маадэр ощутил облегчение.

«Что это, перестраховка? — спросил он, миновав быстрым шагом еще несколько кварталов, — Макаров не был верен в том, что уберет меня и решил повесить на всякий случай клопа? Или он успел повесить его еще раньше?..»

Если б у Вурма было тело, он бы пожал плечами.

«Не знаю. Но сейчас это не важно. Куда теперь?»

«Сколько мне осталось?»

«Шестнадцать часов».

Маадэра бросило в холодный пот. Точно каждую пору его кожи пронзили тончайшей ледяной булавкой.

«Шестнадцать? — только и смог выдавить он, — Почему?»

«Софт оказался настойчивее, чем я думал, — неохотно сказал Вурм, — Он очень быстро прокладывает дорогу к твоим центрам дыхания и сердцебиения. А мне пришлось ослабить осаду, чтоб высвободить ресурсы и спасти твою голову в „Целлиере“. Наш с тобой запас — шестнадцать часов. Да и тех я не гарантирую».

«Отлично», — Маадэр зло рассмеялся. Несколько редких прохожих посмотрели на него с настороженностью и испугом.

Шестнадцать часов жизни. Меньше суток.

Он стиснул кулаки, не замечая того, как порывы ледяного ветра впиваются в его беззащитное тело, вырывая из него крохи тепла.

Шестнадцать часов до того момента, когда пирующее в его мозгах чудовище в последний раз протянет щупальце — и сожмет сердце в удушающей хватке, заставив лопнуть и истечь теплой кровью. Меньше тысячи минут.

Маадэр едва не взвыл.

Умирать мучительно, тошно, отчаянно не хотелось. Дьявольски хотелось идти и чувствовать себя живым. Дышать. Слышать удары собственного сердца. Чувствовать лицом вечно сырой и резкий ветер Пасифе. Ощущать вонь свалок. Касаться подошвами твердой земли.

«Выхода нет, — Маадэр остановился посреди улицы, забыв про холод, не обращая внимания на прохожих, — Что ж, любая игра имеет эндшпиль. Моя партия удалась. Это будет не больно?»

«Я обещаю», — тихо ответил Вурм.

«Не хочу тянуть время. Шестнадцать часов — это слишком много. Мне приходилось расстреливать людей, я знаю, как они мучаются в преддверии казни. Надо разобраться с этим по-мужски. Сразу».

«Похвальная решительность, — проворчал Вурм, — Но не спеши распоряжаться нашим телом единолично. Я не хочу, чтоб ты вышиб свой мозг вперемешку со мной на грязный тротуар».

«Не хочу использовать пистолет. Слишком напыщенно и глупо».

«Прими большую дозу физостигмина. Или, если хочешь, я синтезирую его самостоятельно…»

«Не самая красивая смерть, — Маадэр поморщился, — По крайней мере, для меня».

Он подумал, каково сейчас Вурму, его невольному компаньону. Едва ли лучше. Должно быть, это чертовски неуютно — быть запертым, как в камере, в содержимом чужой головы, внутри чужого мозга, который совсем скоро станет комком посеревшей от некроза плоти. Без собственных глаз, без ушей, без рук…

«Судить тебе, — Вурм издал нечто похожее на вздох, — Но, если ты не очень спешишь, возможно, я подскажу тебе что-то, чем ты мог бы заняться в течение следующих шестнадцати часов».

«О чем ты говоришь, Вурм?»

«О тебе, безмозглый идиот. Возможно, у тебя еще есть шанс».

Маадэр недоверчиво уставился на собственное отражение в грязном оконном стекле. Так пристально, словно рассчитывал рассмотреть в отражении глаз сидящего где-то глубоко внутри Вурма.

— Что ты хочешь сказать?

«Думаю, ты уже догадался».

14

Вино оказалось самым настоящим, не чета той бурде, что варили на гидропонических фермах Восьмого из бурых водорослей и дрожжевых культур. На вкус оно было необычайно мягким, точно во рту у Маадэра оказался жидкий шелк, а еще пахло чем-то нездешним, не имеющим отношения к гнилой неплодородной земле Пасифе. Этот вкус мог быть рожден где-то очень далеко отсюда, может быть, даже под светом иных звезд.

Маадэр сделал еще несколько осторожных глотков. Сейчас, после того, как он закончил длинный утомительный рассказ, вино было лучшим средством для пересохшего горла. И для утомленного мозга. От вина мысли текли легче и спокойнее, а еще Маадэра очаровывало то, как багровое море, заключенное в прозрачном хрустале, наступает и отступает, стоит лишь немного наклонить бокал.

— Вот и все, — сказал он, с сожалением отрываясь от этого зрелища, — Надеюсь мой рассказ не показался вам затянутым.

— Ничуть, — заверил его мужчина, сидящий в кресле напротив, — Я считаю себя деловым человеком и высоко ценю свое время, но ваш рассказ, безусловно, стоил каждой потраченной минуты.

— Я тоже начал ценить время, — Маадэр искривил губы в полуулыбке, — Ведь у меня его осталось немногим более десяти часов.

— Этот… это существо у вас в голове, действительно способно подавлять био-софт?

— Отчасти. Но лишь до какого-то предела.

— У всего существует предел, так уж устроены все вещи в этом мире, — его собеседник поднялся из своего кресла и подошел к окну, бесшумно ступая по толстому ковру, сотканному, кажется, из натуральной шерсти, — Единственная вещь, которой предел не начертан — человеческая жадность, господин Маадэр.

Ему было немногим более сорока, но тонкие черты лица, бледная кожа и острые, будто вырезанные отточенной бритвой, морщины на лбу, заставляли его казаться старше. Из-под тонких бровей с изящным изгибом внимательно и цепко смотрели умные голубые глаза, которые, казалось, никогда не моргали. В его глазницы словно залили расплавленное стекло, настолько чистое и прозрачное, что Маадэру всякий раз требовалось значительное усилие, чтоб не отвести от них взгляда.

— Кажется, вам не впервой сталкиваться с человеческой жадностью, — усмехнулся он, покачивая в руке бокал.

— Верно, — отозвался тот. Его глаза мелькнули двумя голубыми газовыми гигантами в отражении оконного стекла. За этим стеклом были и другие огни, контрастирующие с ними по цвету — желтые, красные, белые, зеленые. Тысячи мерцающих разноцветных глаз Восьмого, полные похоти, страха, насмешки и неонового безразличия, — За последние годы мне пришлось слышать много историй вроде вашей, господин Маадэр. И почти в каждой из них корнем всех бед является человеческая жадность. О, это удивительное чувство. Вы даже не представляете, сколько у него оттенков и вкусов. Я повидал достаточно много из них, впору создавать коллекцию и хранить, как хорошее вино… Жадность трусливая, липкая, или жадность гордая, презрительная. Жадность коварная, как сложный нейро-токсин, или жадность простодушная. Иногда мне кажется, что жадность разъедает этот город, как смертоносный энзим. Иногда, напротив, что именно жадность является тем, что соединяет всех нас, сохраняя подобие мира. Ваша история — еще несколько щедрых мазков на полотне человеческой жадности, которое я вынужден разглядывать на протяжении последних лет.

Человек говорил напевно и почти мелодично, но Маадэр едва сдерживался, чтоб не прервать его. Легко философствовать, попивая отличное вино и рассматривая город сквозь стеклянные стены с высоты огромного небоскреба. Наверно, обитая в этих роскошных чертогах на высоте нескольких сотен метров, ощущаешь себя едва ли не небожителем, существом, высоко взмывшим над поверхностью Пасифе, совершенно не похожим на копошащихся у подножья корпоративной башни насекомых.

Маадэр повел плечами. Обстановка кабинета раздражала его. Все здесь было оформлено в новомодном деловом стиле Восьмого, который он про себя именовал «индустриальным ампиром». Слишком много плавных линий, мраморных панелей холодных оттенков, изящных стеклянных миниатюр и серых пастельных цветов. Все здесь идеально гармонировало с обликом и вкусом хозяина кабинета, настолько, словно он сам был элементом обстановки наряду с изгибающимися кушетками и письменным столами красного дерева, элементом, с которого только недавно сняли защитную пленку, тщательно пропылесосили и сбрызнули антистатическим аэрозолем.

— Этот город становится слишком жаден в последнее время. И слишком безразличен. Считайте меня старомодным, господин Маадэр, но я считаю безразличное убийство одним из самых тяжких грехов, изобретенных человеком с пещерных времен. Я могу понять убийство из страсти, убийство из ненависти или страха. В этом есть что-то природное, естественное, дикое… На Пасифе в последнее время убивают чаще всего равнодушно. Хладнокровно, так, точно смахивают крошки со стола или чинят карандаш. Это страшнее всего.

Маадэр кашлянул.

— Едва ли я тот, кто оценит вашу сентенцию. Я мерценарий, господин Танфоглио. Мое ремесло требует определенного хладнокровия.

Отражение улыбки собеседника показалось ему тонкой трещиной в стекле, отделяющем богато отделанный кабинет от ледяной ночи Пасифе.

— Вы мерценарий, — кивнул Танфоглио, — А я — исполнительный директор корпорации «Чимико-Вита». Вот и вся разница между нами. Знаете, я ведь тоже не всю жизнь занимался тем, что продавал нейро-микстуры от сифилиса.

— Могу представить, — осторожно заметил Маадэр, пригубив из бокала. Удивительно, с каждым следующим глотком вино казалось ему все более и более неестественным, синтетическим. Он больше не чувствовал первозданной свежести, напротив, в терпко-кислом вкусе сквозило что-то затхлое, похожее на запах застарелой складской плесени.

«Игра восприятия, — буркнул Вурм из своего темного угла. Он тоже устал от пустых разглагольствований хозяина кабинета и был не в духе, — Химический состав прежний».

— Вы ведь уже давно на Пасифе, господин Маадэр? — Танфоглио внезапно отвернулся от окна, — Небось, знаете Восьмой наизусть? Да и в Девятом не заблудитесь?

— Можно сказать и так.

— А известно ли вам, откуда пошли эти названия?

Вопрос был неожиданным. Маадэр задумался, механически поглаживая пальцем прохладное дно бокала. Подобными мыслями он никогда не задавался. С самого первого дня вокруг него крутилось и так много вопросов. Где раздобыть денег на шань-си? Как заключить еще пару контрактов? Сколько скинуть жандармам, чтоб отцепились от шеи? Только дурак будет тратить драгоценное время на никчемные вопросы. Маадэр себя дураком никогда не считал.

— Нет, господин Танфоглио.

— Называйте меня просто Лоренцо, — изящные тонкие пальцы Танфоглио сложились в какую-то сложную фигуру, — Восьмой зародился в те далекие времена, когда Юпитер был стремительно развивающейся колонией, а Земля — дряхлым и тяжело больным стариком, возящимся в своем крысином углу. «Тысяча девятьсот восемь» — так назывался Восьмой на первых порах. Огромная шахта, которой судьбой предназначено было стать транспортным узлом и огромной индустриальной базой, быть может, самой большой в окрестностях Юпитера. Тысяча девятьсот восемь, — Танфоглио произнес это медленно, смакуя точно дорогое вино, — Величественно звучит, верно? Спустя несколько лет ее стали называть куда проще — Восьмой.

— А Девятый?

— Девятый… Разлагающиеся окраины города, кишащие далекими потомками тех, кто из последних сил вгрызался в неподатливый грунт Пасифе. Оттертыми, забытыми, никому не нужными. Убийцы, нарко, лепры, хлодвиги… Осколки цивилизации, которые никто не спешит подметать. Трущобы, в которых жизнь давно стоит меньше ампулы шань-си. Девятым они называли себя сами. Знаете, почему? Девятый круг ада. Данте. Тоже красиво, верно? Вот вам и сравнение… Ладно, простите меня, вино часто тянет меня на философствование. Хотите еще вина?

Танфоглио небрежно щелкнул пальцами.

Возле Маадэра как из-под земли появились двое служащих в одинаковых корпоративных костюмах, не по моде глухих и закрытых, дорогого темного сукна. Своей холодной отстраненностью их лица напоминали лицо самого Танфоглио. Сходство усиливалось глазами, прозрачными настолько, что походили на капли прозрачного полимера, вставленные в глазницы. Удивительно ясные и вместе с тем пугающе пустые.

Едва лишь они приблизились, Вурм зашипел, заставив Маадэра поморщиться от боли.

«В чем дело?»

«Его прислуга… Ты не чувствуешь запаха? Это не люди».

«Я лишен твоего обоняния, Вурм. Что ты имеешь в виду?»

«Запах их кожных выделений. Безумный коктейль из самых разных гормонов в безумной дозировке и химических стимуляторов, которые невозможно синтезировать в человеческом теле. Это био-роботы, зашитые в человеческую кожу, Маадэр. Искусственные создания, заготовками для которых служили человеческие эмбрионы».

«Йоки?»

«Да. Старая японская разработка, совершенно нелегальная. Существа, которых вырастили на гормонах, стимуляторах и убийственных химических смесях, заставляющих ткани тела буквально сгорать в пламени многократно ускоренного метаболизма».

Маадэр наблюдал, как вышколенные слуги «Чимико-Вита» церемонно достают из серебряного ведерка со льдом бутылку, откупоривают ее и наполняют его стакан. Их движения были удивительно плавны и наполнены не вполне человеческим изяществом, которое одновременно и завораживало и пугало.

«Я слышал, они стоят баснословно дорого, — заметил Мааддэр, с непроницаемым лицом принимая наполненный бокал, — Но никогда не видел такие игрушки вблизи. Говорят, срок их жизни редко превышает пару лет».

«Совершенно верно, — подтвердил Вурм, все еще напряженный, — Их мозг больше похож на препарированный экспонат, плавающий в консервационной жидкости. Половина центров мозгов рудиментарна или химически подавлена, а нейронные связи искажены и перекручены. В этом есть и положительные стороны. Йоки не знают страха, боли или сомнений. Это куклы. Марионетки с рефлексами прирожденных убийц. Штучный продукт наивысшего качества. А еще любой из них способен оторвать тебе голову быстрее, чем ты успеешь моргнуть».

У вина был вкус помоев. Маадэр с отвращением покатал его во рту, борясь с желанием выплюнуть прямо на шикарный толстый ковер из натуральной шерсти. Даже пойло из «Целлиера» сейчас показалось бы изысканным нектаром.

Танфоглио еще раз щелкнул пальцами — и его слуги бесшумно исчезли. Растворились, оставив на сетчатке глаза смутные и быстро тающие силуэты.

— Выходит, Макаров решил, что вы работаете на меня и «Чимико-Вита»?

Переход от непринужденной беседы к делу получился стремительным. Тем более, что Танфоглио не посчитал нужным обозначить его хоть какой-то интонацией.

— Да. Господин Макаров стал жертвой поспешного вывода.

— Замечательно, — Танфоглио мягко рассмеялся, — Честно говоря, я не удивлен. В нашем деле подозрительность можно назвать безусловным достоинством, но господин Макаров и здесь не знает меры. Признаться, до момента нашей встречи я полагал, что именно его люди устранили Ерихо.

— Я успел немного раньше. Приношу свои извинения.

Танфоглио с удовольствием рассмеялся.

— Извинения? Бросьте, господин мерценарий. Вы не создали мне этим проблем. Братья Ерихо, как и все несчастные обезображенные потомки проекта «Хлодвиг» — всего лишь разумная протоплазма. И они никогда не работали на меня в полном смысле этого слова.

— Вот как? — удивился Маадэр, — Значит, внештатные работники?

— Нет. Я бы никогда не позволил корпорации иметь дело с подобными кадрами. Слишком ненадежны, слишком глупы. В нашем бизнесе это существенный недостаток.

Маадэр нахмурился. Пусть он и не был наделен столь тонким чутьем, как Вурм, что-то в словах Танфоглио заставило его насторожиться, точно едва ощутимая примесь какого-то химического реагента.

— Тем не менее, вы наняли их, чтоб ограбить служащего «РосХима» и завладеть его грузом, — утвердительно произнес он.

Танфоглио улыбнулся. Улыбка у него была холодная, не вызывающая желания улыбнуться в ответ.

— Господин Маадэр, весь юмор ситуации заключается в том, что я никого за грузом «РосХима» не посылал.

Маадэр уставился на собеседника в немом удивлении. Даже Вурм на некоторое время затих, перестав ворочаться в подкорке.

— Вы хотите сказать, что это не «Чимико-Вита» организовала ограбление Зигана и похищение био-софта?

— Нет, конечно же нет. Вы удивлены? Не скрывайте, это заметно. Вы мерценарий, господин Маадэр, человек опытный и сообразительный, но плохо знакомый с нашим… бизнесом. Я говорю о синтезе био-софта, разумеется. Не стану скрывать, завладеть любой разработкой конкурента каждому из нас крайне интересно. Не потому, что трофеи так высоко котируются. Наши лаборатории ни в чем не уступают «РосХиму», они способны синтезировать не менее сложные белки и аминокислоты. Куда важнее раскрыть планы противника, определить направление его движения и долгосрочную перспективу. Нет смысла выходить на рынок с новой сывороткой, повышающей потенцию, если конкурент сам готовит качественный товар. Лучше сосредоточиться на био-софте, который излечивает психозы или псориаз. Мы даже не подозревали, что «РосХим» вздумал играть столь крупно и занимается синтезом биологического оружия в невинной упаковке. Это чересчур даже для Макарова.

— Но вы бы не отказались взглянуть на его новый товар через микроскоп, неправда ли?

Танфоглио сложил руки на груди.

— Не отказался бы. Но это интерес исследователя, ученого. И уж поверьте, если бы я вознамерился получить что-то подобное в свою коллекцию, то отправил бы на дело кого-то более надежного, чем пару хлодвигов со ржавым ружьем.

— Вы сказали, они не работали на вас «в полном смысле этого слова». Так какие же отношения вас связывали?

Танфоглио поморщился.

— В прошлом они выполнили небольшую работу для меня. Да, «Чимико-Вита» иногда нанимает подобный сброд для тех акций, в которых мы не хотим светить наши настоящие кадры. Какая-то ерунда — то ли разгон демонстраций противников био-софта, то ли, наоборот, провокация подобных под окнами у наших конкурентов. Ерундовая разовая работа. Связь братьев Ерихо с «Чимико-Вита» не толще углеродной нано-трубки. Отработанный материал, про который мы давно забыли. Представьте мое удивление, господин Маадэр, когда днем ранее один из братьев Ерихо вышел на связь по собственной инициативе. Несчастный жалкий хлодвиг предложил транс-планетарной корпорации сделку. Думаю, вы уже догадываетесь, какую.

— Он предложил вам био-софт.

— Верно, — Танфоглио одобрительно кивнул Маадэру, — Он сообщил, что у него есть для нас товар. Неопознанный, но крайне дорогой био-софт.

— Почему они обратились к вам?

— Понятия не имею. Но могу предположить. Хлодвиги недоверчивы по своей натуре. Став обладателями контейнера с био-софтом, ценность которого они не могли проверить, Ерихо решили не рисковать. Обращаться к оценщикам на черном рынке неразумно, они могут не дать настоящей цены. А братья Ерихо были не только недоверчивы, но и жадны. Они не хотели упускать своей выгоды.

Маадэр отставил недопитый бокал.

— Поэтому они вовремя вспомнили, что когда-то в прошлом успели мельком поработать на одну корпорацию, занимающуюся био-софтом. Возможно, они справедливо подозревали, что у «Чимико-Вита» есть свои интересы на черном рынке Пасифе. И не ошиблись.

— Не ошиблись, — голубые глаза Танфоглио улыбнулись Маадэру, — Они знали, что мы заинтересуемся. Мы действительно заинтересовались.

«Он довольно откровенен, — пробормотал Вурм, — У каждой корпорации в баках для биологических отходов отыщется не один десяток грязных секретов, но рассказывать о них первому встречному мерценарию…»

«Я тоже был с ним откровенен. Он захочет переманить меня на свою сторону. Он игрок, тонкий и расчетливый, не чета Макарову. Такие не рубят с плеча, такие долго анализируют поле игры и делают просчитанные комбинации».

«Совершенно бесполезные для тебя, если у „Чимико-Вита“ нет противоядия».

Танфоглио внимательно смотрел на Маадэра. Должно быть, пауза длилась слишком долго. Маадэр сделал вид, будто отвлекся от какой-то сложной мысли, захватившей его.

— Сделки не произошло.

— Мы опоздали минут на двадцать, — вздохнул хозяин кабинета, — И получили утешительный приз — два мертвых тела. А еще — с полдюжины людей из своры Макарова, которые занимались примерно тем же, что и мы — вынюхивали по округе. Разумеется, я был уверен, что они вышли на след похищенной собственности и перехватили контейнер.

Честно говоря, ситуация получилась довольно… напряженной. И едва не закончилась перестрелкой. Мы все нервничали и все не до конца понимали, что происходит. Тогда никто из нас не знал о том, что на доске появилась новая фигура. Очень проворная и непредсказуемая фигура.

— Могу догадаться, кто это, — сухо заметил Маадэр.

Танфоглио мелодично рассмеялся.

— Таким образом, отчасти из-за вас сложилась довольно запутанная ситуация. «РосХим» был уверен, что наши боевики ограбили их курьера и утащили ценные образцы био-софта, после чего были устранены как отработанный материал. Мы же, доподлинно зная, что Ерихо на нас не работали, пришли к выводу, что вокруг «Чимико-Вита» разворачивается какая-то провокация «РосХима», целью которой станет попытка обвинить нас в краже чужой собственности и тем потеснить позиции на рынке. Вы играете в шахматы, господин Маадэр?

— Нет.

— И правильно, — одобрил Танфоглио, — Игра для узколобых интеллектуалов, не имеющих никакого представления о том, как выглядит настоящая война. Нелепые правила, глупые условности… В реальной войне пешка может перегрызть глотку соседней пешке, а ферзь — покончить с собой или объявить мат своему же королю.

Маадэр наморщил лоб. Слишком много часов без сна — мысли сворачивались тромбами и слипались друг с другом. Простая изначально схема, за которой стоял Зигана и контейнер похищенного био-софта, непрерывно усложнялась, подобно тому, как усложняется примитивный одноклеточный организм. Отбрасывала в стороны ложноножки, обрастала вакуолью, и все росла, росла…

— Постойте, — сказал он вслух, так чтоб его могли слышать и Вурм и Танфоглио, — Если вы не заказали убийство Зигана и этого не делал «РосХим», то кто это сделал? Кто навел братьев Ерихо на контейнер?

— Хороший вопрос, — Танфоглио побарабанил изящными пальцами по поверхности письменного стола, — Ответа на который, по всей видимости, нет ни у нас, ни у «РосХима». Кстати, приятно знать, что не только мы оказались сбиты с толку. Макаров тоже начал паниковать. Его попытка убить вас, без сомнения, признак самой настоящей паники. Очень поспешное решение. А поспешные решения редко являются выигрышной стратегией.

— Вы уже выиграли, — Маадэр откинулся на спинку кушетки, надеясь, что его поза выглядит достаточно расслабленной и непринужденной, — Как я уже сказал, я готов отдать вам контейнер.

— Не «РосХиму»? — Танфоглио хитро прищурился, — Не законному обладателю?

— Господин Макаров вполне открыто продемонстрировал мне, что к сотрудничеству он не склонен.

— Поэтому вы отправились в «Чимико-Вита».

Улыбка Танфоглио была похожа на улыбку какого-нибудь холоднокровного существа, ящерицы или змеи, такая же узкая и невыразительная.

— Я мог обходить все корпорации, занимающиеся био-софтом в алфавитном порядке по справочнику, — Маадэр пожал плечами, — Но сделал вывод, что вы предложите мне лучшую цену.

— Только лишь потому, что Макаров в разговоре случайно упомянул нас?

— Эта обмолвка многое мне сказала. Он боялся вас. Не случайно же он предположил, что я работаю на «Чимико-Вита». Ваша корпорация кажется ему угрозой, причем первостепенной. К кому идти за помощью, если не к злейшему врагу твоего врага?..

— Резонно, — согласился Танфоглио. Остановившись посреди кабинета, он некоторое время разглядывал город, держа руки за спиной. Стоя без движения, он еще больше напоминал предмет обстановки. Такой же холодный, бездушный и элегантный, как изящные кушетки и бесценные письменные столы, — Сколько?

— Сколько я хочу за био-софт «РосХима»?

— Да.

— Нисколько. Я хочу противоядие. Нейтрализующий агент.

— Почему вы уверены, что оно у нас есть?

Действительно, почему? Ядовитый смешок Вурма поцарапал изнутри своды его черепа.

— Потому что вы с «РосХимом» старые заклятые соперники. Раз «РосХим» взялся за производство биологического оружия, наверняка и у вас имелись разработки в этом направлении. А я потерял слишком много времени. Чтобы выйти с вами на связь и договориться о встрече, я расплатился несколькими часами из своего небогатого запаса. У меня их осталось всего восемь.

— Вот. О чем я и говорил, — Лоренцо Танфоглио легко ударил ногтем по тонкому краю бокала. Тончайшее стекло отозвалось едва слышимым звоном, — У каждого в жизни приходит момент, когда он понимает — жизнь это такая важная вещь, которую нельзя обменять даже на миллион бумажек.

Его философствование стало утомлять Маадэра. Возможно, в другое время он послушал бы россказни старого паука, не понаслышке знающего подпольный мир нелегального био-софта. Но сейчас, когда каждая минута казалось падающей в бездонную пропасть песчинкой, даже усидеть на месте было непросто. Благодарение Вурму, который взял под контроль его сердцебиение и потовыделение — только с его помощью Маадэру удавалось сохранять видимое спокойствие.

Никаких иллюзий относительно господина Танфоглио он не испытывал. Внешне разительно не похожий на грубого Макарова, он, тем не менее, относился к тому же классу крупных хищников, что и русский. Смертельно-опасных хищников, разделивших между собой природный ареал под названием «Пасифе», жестоких, хладнокровных и не знающих жалости.

— У вас есть противоядие? — спросил Маадэр. Собственный голос показался ему болезненно-сухим и ломким, несмотря на то, что Вурм наверняка делал все возможное, чтоб слизистая его горла не была пересушена.

Чистые глаза Танфоглио напомнили Маадэру пустой взгляд йоки. Выдерживать этот взгляд было не так-то просто. К тому моменту, когда губы исполнительного директора «Чимико-Вита» разомкнулись, Маадэр готов был раздавить в руке бокал с вином.

— Нет, — сказал Танфоглио с сожалением, — У нас нет противоядия.

— Но…

— Конечно, есть кое-какие разработки… В сходном направлении. Но не более того. Контролируемый митотический процесс, благодаря которому био-софт получает возможность распространяться — крайне сложная и многоуровневая головоломка. Даже будь у нас на руках образец «РосХима», на анализ и синтез противоядия могут уйти годы. Кроме того, вы обмолвились о том, что там установлена необычайно сложная система защиты. Возможно, ее вообще никак нельзя обойти, а сам софт запрограммирован через определенный период времени уничтожать все межмоллекуллярные связи, превращаясь в бесполезный набор химических элементов.

Маадэру захотелось закрыть глаза, откинуться на мягкую кожаную спинку кушетки, отключив зрение, слух и обоняние. Захотелось тишины. Маадэр глубоко вздохнул. Восемь часов.

«Семь, — поправил Вурм, — Распад нервной системы неумолимо прогрессирует. Семь с половиной часов, хозяин».

— У вас нет противоядия, — негромко повторил Маадэр.

— Нет.

Танфоглио стоял посреди кабинета, внимательно глядя на гостя. От этого взгляда Маадэру делалось не по себе. Это был взгляд лаборанта, разглядывающего неизвестный препарат в запаянной капсуле. Безжалостный и холодный, как микроскоп из нержавеющей ткани.

— В таком случае, сделка не состоится, — Маадэр тяжело поднялся на ноги, — Деньги мне ни к чему. За деньги я не куплю дополнительное время. Но спасибо за вино и познавательную беседу.

— Вы действительно собираетесь нас покинуть, господин Маадэр?

Хозяин в изумлении покачал головой. И хоть он сейчас не улыбался, морщины на его лице обозначились еще четче, точно сеть тончайших подкожных шрамов, оставленных человеком, который пытался разрезать лицо господина Танфоглио не десятки лоскутов. Хищник. Спокойный, сознающий свою силу, хищник.

Ладонь Маадэра нащупала теплую рукоять «Корсо» быстрее, чем Танфоглио успел перевести взгляд, но, прежде чем он успел выхватить револьвер из кобуры, по кабинету пронеслась волна прохладного воздуха. Всего лишь мимолетный сквозняк. Или мелкий дефект корпоративной системы климат-контроля.

Не вынимая руки с револьвером из кармана, Маадэр немного повернул голову. За его спиной безмолвными неподвижными статуями стояли трое мужчин с невыразительными лицами, облаченные в одинаковые глухие костюмы, безнадежно устаревшие даже по консервативной моде Пасифе. Их лица напоминали безразличные лики на стенах древних китайских гробниц. И в этот раз они держали не бутылки вина и не подносы. В опущенных вниз руках Маадэр разглядел миниатюрные серебристые кастеты, усеянные короткими узкими шипами. Эти штуки выглядели скорее дорогими игрушками, чем оружием, к тому же, руки, что их сжимали, были безвольно вытянуты вдоль тела. Но Маадэр ощутил дьявольски неприятную пронизывающую щекотку в позвоночнике, когда вспомнил, с какой скоростью умеют двигаться эти полу-мертвецы.

«Вурм! Сделай что-нибудь!»

«Что? — тот не скрывал раздражения, — Сжечь тебе мозг? Стой на месте, не нервируй их. Они разорвут тебя на части быстрее, чем ты достанешь пистолет».

«Неужели они настолько быстры?»

«Ты даже не представляешь, насколько они быстры».

Танфоглио некоторое время рассеянно улыбался, наблюдая за замешательством Маадэра.

— Ваше оружие, пожалуйста, — наконец произнес он, протягивая руку ладонью вверх. На безымянном пальце обнаружилось платиновое кольцо, изящное и дорогое, как и все вещи в его кабинете, — И не принимайте поспешных решений. Мне будет неприятно разочароваться в вас.

Маадэр медленно вытащил «Корсо» и, поколебавшись, протянул его Танфоглио. Тот взвесил револьвер в руке и поморщился, как человек, вынужденный прикоснуться к чему-то крайне грубому, варварскому и безнадежно примитивному. Его холеные мягкие руки если когда-то и прикасались к оружейной стали, давно забыли это прикосновение. Друга порода. Такие не убивают сами, как Макаров.

«Вурм, у меня есть шансы?»

«Один на сотню, Маадэр, — Вурм сам едва не скрежетал зубами от беспомощности, — И использовать его я не советую».

«Даже если ты разгонишь меня до максимума?»

«Тебя хватит на одного. Может быть, на двух. Но их трое и они вооружены. Эта партия не в нашу пользу».

«Я нужен им живым».

«Но не здоровым. Я думаю, они вполне способны оторвать тебе руки. Силы для этого у них хватит».

«Значит, это все? — Маадэру захотелось взвыть от ярости, — Вот так все и закончится? Ты вытаскивал меня из многих передряг, змей».

«В этот раз обрыв слишком крут».

— Зачем все это? — спросил Маадэр, пристально глядя на Танфоглио, — Я ведь сам пришел к вам с био-софтом. Я не собираюсь никому рассказывать о ваших играх с «РосХим»! И жить мне осталось лишь несколько часов. Так зачем?

В прозрачных глазах исполнительного директора мелькнула жалость. С примесью явственной брезгливости.

— Интересы бизнеса. Ты нужен не мне. Ты нужен «Чимико-Вита».

— Вы хотите био-софт, — Маадэр оскалился, — Но вы не сможете забрать его силой.

— Био-софт… — Танфоглио усмехнулся и покачал головой, — Вы, мерценарии, глупы как хлодвиги. К чему мне эта биологическая бомба? Ты думаешь, за нее можно выручить большие деньги? Ты думаешь, это то изобретение, за которое все схватятся? Ты глуп, мерценарий. Ты мыслишь примитивными и приземленными категориями, ты не способен мыслить так, как мыслит стратег. Как мыслит бизнесмен. Это оружие «РосХима» — ерунда. Кто станет платить за него? Армия? Никогда. Слишком капризное и неконтролируемое оружие для любой войны. Революционеры и анархисты? Слишком бедны и глупы. Правительственные агенты? У них в арсенале есть куда более смертоносные и сложные вещи.

— Это новейший образец.

Танфоглио с безразличным видом пожал плечами.

— Совершенно бесполезный и никчемный с маркетинговой точки зрения. А еще слишком сложный в производстве. Всего лишь дорогая игрушка, за которую в наше время не выручить много денег. Еще век назад террористы использовали модифицированные споры чумы. Чем продукт Макарова лучше них? Способностью к программируемому самовоспроизведению? Нелепо. Ты просто не знаешь рынок, Маадэр. Современному рынку не нужны бомбы. Знаешь, сколько мы заработали за последний год на био-софте для изменения пигментации глаз? Сто сорок миллионов. А сколько на нейро-эссенции для увеличения молочных желез? Триста миллионов. Средства для борьбы с запахом изо рта дадут нам еще столько же в следующем квартале. А полу-легальный био-софт, который заставляет железы организма производить удесятеренное количество феромонов, принесет нам миллиарды. Бомбы — товар для бедняков. Тупиковая разработка, которая может быть забавна с технологической точки зрения, как какая-нибудь сложно устроенная безделушка, но совершенно никчемна как источник дохода. Впрочем, если бы не ты, эта безделушка, полагаю, стоила бы «Чимико-Вита» изрядно крови.

— Почему?

— Сам подумай. Получив от братьев Ерихо таинственный био-софт, я бы, конечно, немедленно приказал бы изучить его. И вполне вероятно, что это не принесло бы никакого результата. Если система безопасности и в самом деле так хороша, как ты говоришь. Это значит, что мне пришлось бы передать продукт тестировщикам. У всех корпораций есть тестировщики — люди с почти сожженным гипофизом, которые проверяют на себе новые разработки…

— Бомба сработала бы, — пробормотал Маадэр, — Прямо внутри твоего паучьего логова. Невидимая зараза распространилась бы среди служащих, лаборантов, клерков, ученых, менеджеров…

— Вот именно, — благосклонно кивнул Танфоглио, — Одна невзрачная капсула могла бы стать причиной многих и многих смертей. Погибли бы ценные сотрудники «Чимико-Вита» — инженеры, подопытные, сборщики софта, управляющие… Кто знает, может быть даже я сам.

«Вурм, ты мог бы разблокировать способность к размножению у той штуки, что сидит у меня в голове?»

«Хотел бы наградить этого ублюдка прощальным подарком? — голос Вурма скрежетнул, — Извини. Модули размножения я уничтожил первым же делом. Эта штука опасна только для тебя».

«Жаль. Раз уж суждено умереть, я предпочел бы забрать Танфоглио с собой».

«Быстро же ты смирился со своей судьбой».

«Прочитай мои мысли. Я не смирился».

«О да. Внутри ты кипишь. Ты знаешь, что за ненависть отвечают норадреналин и окситоцин? Твоя ненависть пьянит, Маадэр. Как старое доброе вино. Я захмелел, лишь ощутив ее аромат. Сейчас больше всего на свете ты хотел бы даже не добыть противоядие. Ты хотел бы остаться с Танфоглио наедине. Ты и он — этот изнеженный рассудительный хищник, управляющей своей империей с хладнокровностью лаборанта. И может быть, еще нож…»

От сладкого воркования Вурма Маадэра замутило. Что ж, по крайней мере, червь не врал. Он действительно желал убить Танфоглио. Черт возьми, он желал делать это медленно. Быть может, он бы потратил на это все оставшиеся в его распоряжении семь часов…

— Где био-софт, Маадэр?

Кажется, он замечтался. Танфоглио требовательно смотрел на него сверху вниз.

Он усмехнулся. Не потому, что ему было смешно — просто чтобы вызывать у господина исполнительного директора раздражение или отвращение. Но тот даже не переменился в лице.

— Так вы все-таки хотите наложить на него лапу? После всего того, что сказали? Не слишком ли лицемерно?

— Это не лицемерия. Вашему софту действительно грош цена. Но, как я уже говорил, мы в «Чимико-Вита» ученые, исследователи. Нам будет интересно оценить последние шаги «РосХима» в области синтеза такого рода… препаратов. Считайте это обычным бытовым любопытством.

— При мне контейнера нет.

— Я знаю, — спокойно сказал Танфоглио, — Знал еще до того, как вы вошли в это здание. Поэтому скажите мне, где он.

— Достаточно далеко от штаб-квартиры «Чимико-Вита», чтоб вы нашли его, даже если будете в компании со своими йоки вынюхивать его на манер свиней по мостовым Пасифе.

Снова мимо — Танфоглио даже не поморщился.

— Вы назовете нам место, где он находится.

Маадэр покачал головой.

— Не выйдет. Даже если вам каким-то образом удастся выжать из меня адрес, это ничего не даст. Я хорошо спрятал его. И позаботился о том, что забрать его смогу только я. Он хранится у одного человека. Моего доверенного лица, которому даны строжайшие инструкции. Если за контейнером явлюсь не я, а кто-то другой, его содержимое будет немедленно уничтожено.

Тонкая бровь Танфоглио едва заметно приподнялась.

— Крайне изобретательно, — заметил он с ленивым одобрением, — И крайне самонадеянно. Вы пойдете и заберете софт. Но не один. С вами пойдут мои… сотрудники.

— Эти мешки с формалином вместо крови? — Маадэр пренебрежительно махнул в сторону безмолвно застывших йоки. Несмотря на то, что их глаза остались невыразительны, как пластмассовые пуговицы, он понял, что окажись этот жест немногим стремительнее, он уже лишился бы пальцев. А может, и всей руки.

— Они будут сопровождать вас. Для вашей же безопасности, — холодный тон Танфоглио не оставлял возможности для насмешки, — Полагаю, двоих будет достаточно.

Маадэр глубоко вздохнул. Не потому, что устал — Вурму требовался прилив кислорода для обеспечения всех функций мозга. Сейчас ему как никогда была нужна ясность мысли.

— Хорошо. Что, если я действительно соглашусь пойти с вашими марионетками из пробирки и передам био-софт? Вы оставите меня в покое?

— Нет, — прозрачные глаза Танфоглио мягко улыбнулись Маадэру, на миг утратив свою ледяную отстраненность, — Наши дела еще не закончены, господин мерценарий.

— У вас будет чертов био-софт! Мне даже не с чем будет пойти к жандармам, даже если у меня возникнет столь глупая идея. И «РосХиму» я не нужен. Макаров и так готов сожрать меня с потрохами…

— Дело не в этом, — мягко перебил его Танфоглио, — Вы не представляете опасности для корпорации. И никогда не представляли. Война с вами в моих глазах так же нелепа, как война с мелкой бактериологической культурой, загрязнившей стерильную пробирку. Пробирку просто дезинфицируют. Все немного сложнее, чем вам кажется. Нам — мне — нужна одна вещь, которая находится в вашем распоряжении.

— Био-софт? Я уже сказал, я могу отдать его вам…

Неподвижные глаза Танфоглио стали похожи на пару капель прозрачного яда.

— Вы в любом случае отдадите его нам. Но мне нужно кое-что другое.

— Что?

— Ваша жизнь, господин мерценарий. Ваше тело. Ваш изуродованный, испорченный, но все еще остающийся безусловно интересным организм.

Маадэр ощутил, как похолодело в затылке. И это не было реакцией его тела на очередное нейро-вмешательство Вурма.

— Что это значит?

— Я ученый. А это, — Танфоглио небрежным жестом очертил свой роскошный кабинет, — моя лаборатория. Знания — вот что привлекают меня больше всего. Некоторые знания стоят больших денег, некоторые даруют власть или наслаждение. Я коллекционирую все разновидности. Ваше тело, хоть вы о том и не подозреваете, само по себе — огромный источник знаний. Судьбе было угодно сделать его вместилищем драгоценных вещей, священным сосудом новой эры био-софта. Да, так всегда и бывает. Неказистая и даже грубая форма, которую можно назвать примитивной. И бесценное содержимое, которое в течение нескольких следующих лет может перевернуть наши представления о нейро-манипуляциях.

— Вы говорите о…

— Ваш организм подвергся воздействую смертоносного био-софта, но не погиб. По всей видимости, паразит, питающийся вашей нервной системой, а также старая травма головного мозга послужили причиной того, что ваша нервная система породила нечто крайне примечательное. Нечто интересное.

— Я…

— Мои люди вырежут всю вашу нервную ткань, вплоть до последнего кубического миллиметра. Вашу сложнейшую нейронную сеть, все то, что составляет вашу ущербную и жалкую личность, распустят на пряжу. Каждый ваш ганглий станет миниатюрным препаратом, экземпляром огромного музея под названием «Этельберд Маадэр».

Маадэр зарычал от ярости. И в этот раз Вурм был слишком растерян, чтоб сдержать его. Кровь прилила к лицу, легкие обожгло кислотой. Маадэр хотел было вскочить и впиться в Танфоглио. Плевать, что револьвер отобрали, ему хватит собственных пальцев…

Он не успел даже подняться на ноги. В левый висок уперлось что-то твердое и острое. Шипы на миниатюрном кастете. Человек, державший его в руках, был не больше человеком, чем набитое стружкой чучело в витрине таксидермиста. Но двигался он со стремительностью птичьей тени, плывущей по поверхности земли. Как ни был взбешен Маадэр, он понял, что это было лишь демонстрацией. Йоки мог не останавливать удара. В этом случае содержимое головы Маадэра не стало бы музеем — оно стало бы серо-алой россыпью мозговой ткани на дорогом ковре.

«Спокойно, — прошипел в ярости Вурм, — Тебе мало тикающей бомбы в голове? Реши сократить и без того недлинную жизнь?»

«Эта мразь… Эта падаль…»

Вурм отрезвил его коротким холодным душем из эндорфинов. Выработанные естественным путем его собственными нейронами, они не шли не в какое сравнение с синтезированными, к которым он привык, но дело свое сделали — кровь перестала клокотать в венах.

— Я вам даже завидую, — сказал Танфоглио почти нежно. Глаза еще все еще улыбались, — Вы станете будущим для Пасифе, а может и всей Солнечной системы. Быть может, ваша нервная ткань даст спасение для многих безнадежно больных и увечных. Подумайте об этом. Не так уж много обитателей грязного дна под названием Пасифе может умереть, чувствуя себя спасителем.

— А вы умрете, чувствуя как ваши обгоревшие мозги вываливаются на землю!

Маадэр вновь почувствовал неудержимое желание схватить лежащий на изящном столе «Корсо» и всадить весь его барабан в элегантную фигуру Танфоглио, обтянутую дорогим серым сукном. Но не пошевелился.

— Грубость ни к чему. Чувствуйте себя героем.

— Чувствуйте себя дерьмом, — Маадэр плюнул, целясь ему в лицо, и тут же почувствовал, как оглушающая боль четырьмя острыми шурупами вкручивается в основание черепа.

Танфоглио равнодушно вытер плевок с лацкана своего пиджака тыльной стороной руки.

— Не трогать, — приказал он. Один из слуг бесшумно шагнул назад, опуская кастет, — А вы прощайте, господин Маадэр. Боюсь, мы с вами уже не встретимся. Но все равно мне было приятно провести полчаса в вашем обществе. Увести.

Маадэр с запоздалым сожалением подумал о том, что так и не допил остатки вина.

15

— Это здесь. Наверно, вам лучше подождать у входа.

Один из йоки молча покачал головой. За всю дорогу Маадэр еще не слышал, чтоб кто-нибудь из них открыл рот. Возможно, подумалось ему, речевой центр безмолвных исполнителей «Чимико-Вита» был подавлен в глубоком детстве, но являлось это побочным действием огромных доз синтезированных гормонов или запрограммированным видоизменением нервной ткани, сказать было сложно. Маадэр этим и не интересовался. Куда больше его волновало наличие двух молчаливых призраков за собственной спиной.

На улице они держались как обычные обитатели Восьмого — смотрели по сторонам, щурились, иногда зевали. Но все это было маскировкой, примитивным алгоритмом, заложенным в них с целью мимикрии. Они были молчаливыми исполнителями, такими же бездумными, как рабочие пчелы в улье.

«Или шершни, — поправил сам себя Маадэр, — Огромные человекоподобные шершни».

Их металлические жала он уже успел ощутить несколько раз — когда внезапно изменял направление движения или скорость шага. Йоки быстро дали ему понять, что с ними не стоит шутить. За каждой, даже самой невинной, провокацией следовало наказание — незаметный для прохожих, но крайне болезненный тычок шипастым кастетом под ребра или в спину. Его сопровождающие могли выглядеть дураками, но таковыми на самом деле не являлись. Маадэру пришлось быстро откинуть мысль о том, что их можно обмануть.

Даже если он стремглав бросится по людной улице, рассчитывая спрятаться в пузырящейся толпе, или попытается на ходу вскочить на гремящую тушу монорельса, люди Танфоглио быстро его укоротят. Но он не собирался соревноваться с ними в скорости.

«Ты уверен, хозяин? — недовольно спросил Вурм, — Я знаю, что ты задумал, и мне это до крайности не нравится».

«Я уверен в том, что не хочу умирать. Если это моя единственная возможность отсрочить смерть, пусть и на пару часов, я ею воспользуюсь».

«Шанс невелик».

«Меньше нейронного аксона, — подтвердил Маадэр, улыбаясь своим конвоирам, — Но я его использую. И выжму до конца. Я не гожусь в качестве соперника для „РосХима“ или „Чимико-Вита“, я всего лишь мерценарий. А значит, буду разыгрывать обычные карты мерценария — наглость и внезапность».

«Люди, которые идут за тобой, профессионалы, — раздраженно напомнил Вурм, — Я могу дать тебе скорость и силу, многократно превосходящие обычные человеческие параметры, могу дать реакцию и выносливость, но лишь на очень ограниченный промежуток времени. Они же — совершенные органические машины для убийства, против которых у тебя практически нет шансов. Возможно, у тебя был бы небольшой шанс в перестрелке, но эти парни не дадут тебе даже поднять ствол. К тому же, у тебя даже нет оружия».

Маадэр ухмыльнулся. Отчасти для Вурма, отчасти потому, что испытывал в этот момент пьянящую радость. Дарованную не воздействием окситоцина на нервные окончания, а предвкушением того, что должно вскоре произойти.

«У меня есть оружие. Я не самый грозный хищник на Пасифе, скорее напротив, я всего лишь мелкий падальщик, плотоядный биологический мародер. Но я живу здесь уже много лет и до сих пор цел, а корпорации пожирают друг друга с нескончаемым аппетитом. Пора вспомнить, какими качествами меня наделила эволюция Пасифе».

Прохожие не обращали внимания на компанию из трех мужчин, несмотря на то, что двое из них, весьма похожие лицами, держались всегда на шаг позади. «Возможно, со стороны мы выглядим как преуспевающий наркоторговец с парой телохранителей», — подумал Маадэр почти весело.

Он чувствовал себя лучше. Оказавшись вне стеклянного шпиля «Чимико», он ощутил облегчение — словно покинул мощное силовое поле. Здесь уже была не территория Танфоглио или Макарова, это была его, Маадэра, территория. Почти его родина. Его привычный ареал, где он много лет охотился на более мелкую добычу, прятался в зарослях, выслеживал, убегал, затаивался. Он чувствовал себя здесь дома. Здесь не было хорошего дерева, больших письменных столов и стеклянных стен, здесь каждый предмет выглядел так, как должен был выглядеть, тут нигде не было позолоты и ничего из окружающего не касались руки дорогих дизайнеров.

Мир нарочито неброской роскоши, дышащей достоинством и силой, остался позади. Люди, создававшие его, чувствовавшие себя в нем хозяевами, ленивыми акулами в неприступных логовах, были сильны и хитры, они устанавливали законы и руководили чужими жизнями. Они были непобедимы. Но у них было слабое место — эти хищники приплыли из чужих вод. А Маадэр жил на Пасифе уже давно.

Он улыбался, не задумываясь о том, как смотрят на него прохожие и о чем думают бесшумно скользящие за спиной тени.

Иногда у маленькой рыбешки, когда ее преследует тот, кто несоизмеримо больше и сильнее, есть только один шанс избежать зубов. Вернуться домой. Туда, где преследователь, не рассчитав своей массы и скорости, порежет брюхо о скалы и запутается в ядовитых водорослях. В те места, над которыми он всю жизнь проплывал, гордый и уверенный в себе царь подводного мира, но в которые никогда не заглядывал.

Маадэр улыбался почти всю дорогу. И улыбался до тех пор, пока не остановился у неказистой и потрепанной ресторанной вывески, слезающая позолота которой всегда напоминала ему коросту безнадежно больного лепра. За минувшие сутки здесь ничего не переменилось, разве что в каменных сколах фасада угадывались свежие отметины от пуль. Маадэр улыбнулся им, как старым знакомым.

— Подождите меня здесь, — сказал он сопровождающим, — Я спущусь вниз и вернусь с контейнером.

Он ожидал, что кто-то из братьев-близнецов откроет рот, но те промолчали. Лишь таращились на него без всякого выражения. Не лица, а стерильные кожаные покровы лицевого отдела черепа, выращенный в лаборатории эпидермис, не засоренный посторонними биологическими культурами или эмоциями.

Наконец один из йоки медленно покачал головой.

— Отлично, — пробормотал Маадэр, — По крайней мере, вы понимаете смысл сказанных слов… Не бойтесь, здесь нет второго выхода. И у меня там не припрятано оружие. Это винная лавка, а не оружейный магазин, если вы не заметили. Видите, написано: «Целлиер».

Йоки опять покачал головой.

— Я не могу зайти внутрь с вами, — Маадэр нетерпеливо дернул плечом, — Посмотрите на себя. Думаете, в этом районе часто видят такие рожи и костюмы? Да вас примут за судебных приставов или маскирующихся шпиков из тайной жандармерии. Обождите здесь, и я вынесу вам ваш контейнер через минуту.

То же покачивание. Йоки не спорили. Они просто стояли и смотрели на Маадэра, бездушные и молчаливые, как полуночные тени. Бога ради, как Танфоглио вообще способен жить в окружении этих молчаливых чудовищ, мысленно взмолился Маадэр. У нормального человека их общество уже через день вызвало бы разлад нервной деятельности.

— Зомби безголовые… — проворчал Маадэр, — Ладно. Спустимся вместе. Но держитесь позади меня и… не болтайте слишком много, хорошо? Это будет выглядеть подозрительно. Я переброшусь парой слов с хозяином заведения, контейнер хранится у него. Но я должен назвать ему особый код и услышать отзыв. Мера безопасности, не более того.

«Приготовься, Вурм, — приказал он, пока они спускались по узким ступенькам, — Разогревай двигатель. Я хочу, чтоб он мог выдать все, на что способен, как только придет время».

И почувствовал толику облегчения, услышав Вурма.

«Понял тебя. Но предупреждаю — я не смогу превзойти их. Максимум — позволить тебе сравняться с ними в скорости реакции нервной ткани, и то не более, чем на полторы секунды. Это все, Маадэр».

«Этого хватит. Я просто хочу, чтоб ты сделал все, что от тебя зависит. Даже если это убьет меня или превратит в парализованного инвалида с выжженным мозгом. Сделай это».

«Если тебя не убьет ускоренный в десятки раз метаболизм, я сам убью тебя, — пообещал Вурм, ощерившись, — Ты становишься источником слишком больших проблем, мне все сложнее делить с тобой этот кусок перепаханной плоти, который ты называешь мозгом».

Вурм не терял даром времени. Маадэр ощутил волны тепла, распространяющиеся откуда-то из диафрагмы. Рот стал наполняться непривычно соленой слюной. Сердце застучало медленнее, но как-то более гулко. Вурм готовил его тело, как дотошный комендант готовит крепость к последнему штурму. Запасал калории и кислород, создавал резервы норадреналина, наполнял кровь гемоглобином, притуплял чувствительность нервных окончаний и разводил в котле метаболизма таинственные зелья, способные стать катализаторами химических реакций.

Внизу было также темно, как обычно, так же затхло пахло потом, пылью и вином. После кондиционированного воздуха внутри офиса «Чимико» и настоящего вина запах был не самый приятный, но Маадэра сейчас это не беспокоило. Беспокоило его совсем другое.

Посетителей не было — обычная картина для «Целлиера» до наступления сумерек. Одиноко стояли старые столы, матово блестящие винными пятнами, монотонно шумела вентиляция да жужжала где-то под потолком беспокойная муха. Маадэр отстраненно подумал, что лет через пять хозяину придется прикрывать лавочку — тот десяток клиентов, что поддерживает в ней жизнь сейчас, тоже не вечен. Люди никогда не живут в Восьмом чрезмерно долго.

Хозяин стоял за прилавком как прежде. Как стоял здесь вчера, позавчера, год и десять лет назад. Должно быть, ему никогда не было здесь скучно или одиноко. Он просто стоял и смотрел строго перед собой, молчаливая серая статуя заброшенного подземелья.

— Доброго дня, — поздоровался Маадэр, подходя к прилавку. Зомби не отставали не на шаг, но шли они беззвучно, точно какое-то поле держало их в нескольких сантиметрах от пола, — Немного у тебя сегодня клиентов, а?

Хозяин закрыл и открыл глаза. Это могло означать что угодно. Он ничему не удивлялся и редко когда говорил, что отчасти роднило его с биологическими зомби производства «Чимико-Вита». Но Маадэр знал, что за его безразличным лицом скрывается вполне деятельная мысль. И кое-что еще.

— Что угодно господам? — безразлично осведомился хозяин заведения.

Маадэр небрежно вытащил из бумажника мятую ассигнацию и постучал ее ребром по стойке.

— Выпить. Просто выпить. Один ром для меня и два руанских красных для этих господ, — он кивнул на сопровождающих.

— Руанских красных? — уточнил хозяин. Голос у него был тусклым и тихим. Выражение лица не изменилось.

— Да. Две штуки. Сегодня очень зябко, — Маадэр прищурился, — Верно, ребята? Вам не помешает согреться.

Хозяин кивнул, руки привычно опустились под прилавок. Он не медлил ни минуты, работая как заведенный еще при рождении механизм, который будет служить до тех пор, пока подземная сырость на разъест его внутренности. И еще он никогда не спорил с клиентами.

Даже когда их вкус казался ему странным.

Когда его руки вынырнули из-за прилавка, в них не было бокалов. Но зато был короткий трехствольный обрез.

Сноп искр с грохотом ударил совсем рядом с Маадэром, на миг превратив окружающий мир в каскад из черных и оранжевых осколков. Маадэр мимолетно ощутил, как полоснуло по лицу чем-то ожигающее-острым, скорее всего, его задело пороховым выхлопом. Но боли уже почувствовать не успел. Потому что Вурм начал действовать.

Звуки сперва разложились на хаотический треск предельно-низких частот, потом пропали вовсе. Цвета причудливо исказились, породив сочетания, которых Маадэр никогда прежде не видел — судя по всему, его глазные нервы теперь работали на другой длине волны спектра. Реакция его тела обострилась настолько, что пребывание в неподвижности стало тягучей пыткой, словно кто-то выматывал из его тела сухожилия. От вспышки жара в груди легкие съежились как обожженные лепестки.

Первый йоки еще падал. Лицо молчаливого слуги «Чимико-Вита» даже сейчас выглядело безразличным, хоть от него остался один лишь осколок подбородка, часть скулы и фрагмент височной кости. Все остальное обратилось в неравномерное месиво дробленой костной ткани и водянистых серых вкраплений, на котором выделялся лишь чудом уцелевший глаз, покрытый лопнувшими сосудами и все такой же пустой, как и при жизни. Падал он медленно, несмотря на то, что мозг перестал существовать, тело йоки, кажется, не сразу осознало потерю координирующего органа.

Но второй уже двигался. Он начал двигаться еще до того мгновенья, когда заряд картечи обезглавил его компаньона и до того, как капли наполненной химическими реагентами крови запятнали пол «Целлиера». Он двигался со скоростью, которая недоступна человеческому телу, но сейчас, благодаря Вурму, Маадэр мог заметить блеклый след, которое оставляло в воздухе тело йоки, плывущее, казалось, прямо сквозь молекулярную структуру окружающей материи.

Хозяин «Целлиера» не успел выстрелить во второй раз. Возможно, не успел даже понять, что происходит. Размытый силуэт йоки мягко коснулся его зыбким абрисом руки, похожим на вытянутую ложноножку, и тот врезался в стену позади стойки с размозженным затылком. В воздухе заалела размытая полоса — след окровавленных когтей.

«Действуй, Маадэр», — шепнул Вурм.

А может, это было лишь наваждением, галлюцинацией работающего вразнос мозга, накачанного кислородом и глюкозой настолько, что походил на готовую лопнуть топку парового двигателя.

Маадэр начал действовать.

Вурм мог дать ему лишь несколько миллисекунд — шанс на один удар.

Мир расплылся в ворохе разноцветных искр, все ощущения оказались перемешаны между собой. Это было похоже на пучок проводов под током, которые свели вместе. Что-то шипело. Где-то рядом крутились непонятные разноцветные осколки. Что-то трещало под ногами. Пахло миндалем. Кожа чувствовала прикосновение шелка, под ногтями кололо. Во рту был привкус застоявшейся воды.

Все смешалось.

Маадэр не чувствовал не только своего тела, он не чувствовал себя. Его больше не было. Вокруг не было ничего. Форма, цвет, ощущения — все это перешло в какое-другое качество и так неузнаваемо изменилось, что исчез сам окружающий мир. Контролируемое полное безумие на грани выносливости человеческого мозга. Инъекция хаоса в гипоталамус. Взрыв новой Вселенной внутри себя.

Это было не мгновенье, потому что мгновенье по сравнению с ним было необъятным, как бездонный и бескрайний океан.

Это была не вечность, потому что вечность по сравнению с ним была крошечной серебряной песчинкой.

Маадэр стонал, кричал, рыдал, визжал и рычал. Он содрогался от удовольствия, которое не может вынести ни одно человеческое сердце, в то время как его мозг кипел от боли, представить которую не мог ни один сумасшедший.

Он прожил всю жизнь. И начал ее заново.

Должно быть, его нейронные связи со скрежетом лопались, как ветхая ткань под ударом вооруженной когтями лапы.

Он распадался чтоб вновь существовать.

Он сошел с ума и обрел вечный разум.

А потом все кончилось.

Он стоял, прижавшись к стене и чувствовал, как острые ребра пластика вонзаются в спину. И чей-то невидимый, но почему-то знакомый голос говорил ему:

«Маадэр. Маадэр. Возвращайся. Я удержал тебя. Дыши медленно, не двигайся. Все хорошо».

На полу рядом с ним лежало два тела в одинаковых строгих костюмах — у одного голова превратилась во что-то вроде неровно объеденного яблочного кочана, у другого голова торчала неровно на шее, точно у пугала, которого делали наспех.

— Все? — спросил он, чувствуя такую слабость, как будто вся его плоть превратилась в пузырящееся желе. В ушах все еще что-то скрежетало, перед глазами стояла полоса желтоватого тумана.

«Да. Ты успел. Едва не превратил свой мозг в несколько унций мясной похлебки, но все-таки успел. Едва не умер от гипогликемического шока, инсульта и эмболии, но все-таки выкарабкался… Ты удивительно живуч».

— Мы, мелкие хищники, всегда живучи, — Маадэр усмехнулся и ничуть не удивился, почувствовал на губах вкус свернувшейся крови, — Это наш биологический козырь в извечной борьбе за выживание видов.

«Можешь двигаться. За то время, что ты торчал как болван, я успел разжижить твою кровь, удалить продукты распада и уничтожить тромбы».

Маадэр приложил руку ко лбу. В голове звенело так, точно там по бесконечной петле несся разболтанный старый монорельс.

— За то время, что я стою?..

«Схватка была два часа назад».

— Дьявол.

«Да. Пришлось погрузить тебя в подобие комы, чтоб не превратить содержимое черепа в суфле».

— Два часа… Это значит…

«Осталось около полутора, — бесстрастно произнес Вурм, — Био-софт, несмотря на встряску, по-прежнему циркулирует внутри нейронов твоего головного мозга. И не намерен отказываться от своей цели. Извини».

— Ничего, — Маадэр с трудом оторвался от стены и рухнул на барную стойку. За ней, почти скрытый от окружающего мира, лежал мертвый человек с серым лицом. Даже в смерти он был непримечателен и некрасив, — Бедный старый Лефоше, сегодня он выплатил свой долг до конца. Не то, чтоб мне было его жаль, но…

«Ты не сентиментальнее уличной крысы, — скривился Вурм, — Избавь меня от подобных сцен».

— Ему всегда отлично удавалось руанское красное.

«Мы умираем, Маадэр».

— Я знаю, — он кивнул и трясущимися руками вытащил из пачки сигарету. Первые две лопнули у него в руках, с третьей он был уже осторожнее, — Слишком поздно что-то делать. За полтора часа мне никак не раздобыть противоядие, даже если бы Макаров горел желанием мне его передать. Что ж, пора подвести итог, мой верный червь. Эта партия закончилась не в нашу пользу.

«Не в нашу, — тихо произнес Вурм, — Но мы с тобой неплохо повеселились, верно?»

— О да. Прямо как в старые добрые времена, — Маадэр выпустил дым и закашлялся — легочные альвеолы, судя по всему, еще не пришли в свое естественное состояние, — Давай закончим с этим. Не хочу ждать смерть, как опоздавший влюбленный. Черт возьми, я всегда ненавидел эту суку и не собираюсь идти у нее на поводу сейчас. Сделай все, Вурм.

Вурм молчал некоторое время. Сколько именно, Маадэр сказать не мог, чувство времени все еще работало неуверенно.

«Хочешь, чтоб это сделал я?»

— Ты обещал, — спокойно заметил Маадэр, — Без боли и лишних мучений, верно? Это то, что мне сейчас нужно. Согласен, это можно считать привередливостью для человека моей профессии, но имей снисхождение к чужим слабостям.

«Я обещал и могу сделать это в любой момент, — в голосе Вурма послышалась несвойственная ему торжественность, — Но мне было бы проще, если бы ты взял это в свои руки. Я легко могу убить тебя. Это не сложнее, чем открыть бутылку пива. Серия небольших инсультов — и ты превращаешься в бездумную гору плоти. Но ты примитивный организм, Маадэр, с примитивно устроенным мозгом. Ты умрешь очень быстро. У меня нет такой возможности. Я буду умирать еще несколько долгих часов или даже дней в некротизированных оболочках твоего мозга, существуя в тысячах распадающихся нейронных цепочек».

— Незавидная смерть. Ты всегда был отвратительным компаньоном и отвратительным собеседником, но такой ты не заслужил.

Вурм улыбнулся. Это ощущение было столь непривычно, что показалось Маадэру холодной свинцовой тяжестью в районе лобных долей.

«Тебе придется закончить все самому».

Маадэр взглянул на оружие покойного Лефоше, уродливый трехствольный обрез. Никакого изящества. Это оружие расплещет содержимое его головы так же, как сделало с йоки. Некрасивая, грязная смерть. Ошметки его мыслей и чувств будут собирать с пола жандармы, хлюпая подошвами по вязкой жиже. Даже мелкий плотоядный хищник вроде мерценария заслуживает на большее.

— Кажется, у нас есть путь, устраивающий обоих, — Маадэр улыбнулся, — Быстрый и эффективный. Он лежит у меня в кармане.

Вурм всегда понимал его с полуслова.

«Нано-пуля Макарова?»

— Та самая, которой он угостил меня здесь же, но немного промахнулся.

Маадэр вытащил из кармана пулю. Крошечная, как горошина, она выглядела непримечательно и блекло, как выглядит обычно по-настоящему опасное оружие. Маадэр покатал ее на ладони.

— Не знаю, чем она заряжена, но, думаю, чем-то серьезным. Сердечным приступом или параличом дыхательных центров. Моя смерть должна была быть чистой и красивой, чтоб не придрался ни один жандарм.

«Проглоти — и узнаешь, — посоветовал Вурм, — Слой металлической оболочки очень тонок, мне достаточно будет поднять уровень кислотности в твоем желудке, чтоб содержимое пули попало в кровь».

— Запросто, — Маадэр закинул пулю в рот, как таблетку. Зубы звякнули о металл, — Как железная конфета. Слушай, пока я ее не проглотил… У меня есть один вопрос.

«Валяй».

Маадэру показалось, что Вурм устало улыбается. Хотя как может улыбаться существо, у которого нет ни рта, ни тела в полном смысле этого слова?..

— Тебя ведь на самом деле не существует?

«Почему ты так считаешь?»

— Во всей Солнечной системе не открыто видов разумных мозговых паразитов. Да и встретились мы при… весьма странных обстоятельствах. Ты ведь просто иллюзия, верно? Порождение моего поврежденного мозга. Темная доля в мозговой ткани. Мой собственный внутренний голос.

«Ты идиот, Маадэр, — Вурм скрипуче рассмеялся, — Ты и умрешь идиотом. А теперь глотай».

Крошечная металлическая горошина проскользнула в пищевод почти без усилия. Еще мгновенье Маадэр ощущал, как она стремительно движется к желудку, потом перестал чувствовать и это. Крошечная спора смерти растворилась в его теле.

Маадэр прислонил к барной стойке стул и уселся на него. Умирать, как и жить, лучше всего в комфорте. Если уж жандармам суждено обнаружить его труп, пусть этот труп сидит, небрежно развалившись, на стуле, чем валяется на полу, извернувшись в немыслимой позе.

Он чувствовал усталое удовлетворение.

Он победил в последней, самой бесполезной, войне. Умер тогда, когда сам захотел. Не стал ни мишенью, ни подопытной крысой.

Маадэр закрыл глаза и приготовился к тому, что спустя две секунды его сознание в ужасных перегрузках катапультирует из сотрясаемого агонией тела прямиком на орбиту. Страха не было. Была приятная усталость, от которой он надеялся избавиться в самом скором времени. Чтобы не думать о том, что ждет его дальше, он стал считать удары собственного сердца. Прокачивая кровь по его телу, оно должно было доставить яд по назначению. И остановиться навсегда.

Один, два, три, четыре…

Он досчитал до пятидесяти и некоторое время продолжал сидеть с закрытыми глазами.

— Вурм?..

«Что?»

— Я ведь не мертв, да?

Собственной голос звучал незнакомо в низком и длинном зале «Целлиера». Где-то сверху шумела вентиляция и жужжала так и не отыскавшая выхода муха.

«Могу засвидетельствовать это».

— Содержимое нано-пули не попало в мозг?

«Попало. Почти две минуты назад».

— Тогда почему… То есть, почему мы оба…

Смех Вурма напоминал крошево из мелкой стеклянной пыли, рассыпанное по кровоточащим извилинам мозга.

«Пустышка».

— Что это значит?

«Нейро-агент в пуле не был активирован. Что-то вроде спящей споры. Холостая пуля, соображаешь?»

Глаза открылись сами собой. Маадэр озадаченно уставился в потолок.

— Макаров ошибся? Он выстрелил в меня холостой пулей?

«А он похож на человека, который ошибается»?

— Но тогда… тогда… — Маадэр обхватил голову, точно она была наполненным под завязку сосудом, готовым расколоться, — Тогда получается очередная бессмыслица. Какой смысл стрелять в человека пулей, которая не способна убить? Это никак не могло помочь ни Макарову, ни «РосХиму», ни их собственности. Более того, это им навредило. Этой нелепой попыткой они сами толкнули меня к «Чимико-Вита».

Маадэру показалось, что где-то в глубине его мозга вызревает, подобно отложенной паразитом личинке или раковой опухоли, понимание. Ему потребовалось много времени, чтоб оно вызрело по-настоящему. И еще десять секунд, чтоб прекратить безумный нервный смех, рвущийся из горла.

— Вурм… Вурм! Кажется, мы с тобой в этот раз оказались самыми большими дураками в этой истории. Я должен был догадаться еще там, во втором секторе. Я теряю нюх, Вурм. Крыса без зубов — это паршиво, но крыса без нюха — воистину удручающее зрелище. Я мог понять все с самого начала, если бы сложил факты в нужной последовательности. Вместо этого я упивался собственной значимостью и пытался переиграть огромных хищников по их правилам. Забыв про свое место в пищевой цепочке. Меня слишком легко стало обмануть. Наверно, мне действительно пора на пенсию, а?

«Ты отправишься на пенсию, — пообещал Вурм, — Через… час и сорок три минуты».

— Отправлюсь, — Маадэр встало. Голова закружилась, но он стиснул зубы и сделал еще несколько шагов к выходу, — Только сперва надо будет еще кое-что сделать. Мне понадобится еще две капсулы эндоморфина и терминал связи.

«Я не понимаю тебя. Что ты задумал?»

На этот раз у него получилось ухмыльнуться, хоть и криво.

— А ты прочти мои мысли.

16

Рассвет на Пасифе никогда не отличался мягкостью. Искусственная атмосфера, сформированная вокруг него за многие годы, была достаточно плотной, чтоб защитить от солнечного излучения, но все еще слишком разряженной, чтобы человек ощущал себя в комфорте на протяжении короткой холодной ночи.

Особенно если этот человек вынужден кутаться в тонкий плащ с чужого плеча, стоя посреди заброшенной стройплощадки, вдалеке от теплых каменных туш Восьмого.

Больше всего Маадэра раздражал холод. Он прикрывал плащ куцым воротником, вертелся на месте, дышал в ладони, но все равно ощущал, как холод, остервенелый, как голодная мурена, находит дорогу к плоти под тканью и безжалостно вгрызается в нее тупыми зубами.

«Вурм, Бога ради, сделай что-то с теплообменом. Я трясусь как нарко во время ломки».

Вурм злорадно усмехнулся. Сам не способный ощущать холода, он был глух к чужим мучениям.

«Твой гипоталамус едва ли выдержит дополнительную стимуляцию. Кроме того, я бы предпочел не расходовать ресурсы тела впустую».

«Ты самый дотошный и мерзкий паразит из всех, что я встречал!»

Вурм замолчал — то ли оскорбился, то ли просто не желал тратить времени на бесполезную грызню.

Стройплощадка, в центре которой занял позицию Маадэр, была почти целиком погружена в темноту. Вокруг него возвышались бесформенные нагромождения штабелей, рулонов, бочек, стальных шпал и обрывков утеплителя. Бетонные блоки лежали в беспорядке — как огромные кости, брошенные на игральный стол гигантской рукой давно ушедшего божества, которому наскучила игра.

Все вокруг выглядело брошенным, оставленным, ненужным, приобретшим за несколько лет пепельный оттенок тех вещей, которые пока еще существуют в физическом мире, но полностью вычеркнуты из мира восприятия. Мертвые вещи, которые никому больше не понадобятся. То, к чему не вернутся. Иногда Маадэр и себя ощущал такой вещью.

К тому моменту, когда на краю стройплощадки появилась вереница человеческих фигур, Маадэр настолько промерз, что едва не лязгал зубами. Зрение Вурма, перестроившее сетчатку его глаза, позволило Маадэру заметить их задолго до того, как они вошли на освещенную территорию. Впрочем, они не таились. Шесть обычных фигур, закутанных в неброские плащи, и среди них одна большая, выделяющаяся как валун посреди груды щебня.

— Привет, Куница, — Макаров махнул рукой и тут же с отвращением скривился, — Мерзкая здесь погода, а?

Маадэр не протянул ему руки.

— Как всегда по ночам.

— Никогда не понимал, как нас, людей, сюда занесло, — Макаров засопел, точно огромный медведь, в первый раз высунувший нос из берлоги, сердитый и раздосадованный, из его огромного рта в скудную атмосферу Пасифе вырывались клубы белесого пара, — Гадкое здесь все какое-то. И планета, и люди, и климат. Как вы все здесь живете… Думал, посижу тут еще годика два, а потом махну себе на Каспий. У меня там участок небольшой, еще со старых времен остался. Внук и внучка бегают. А я тут… А мог бы сидеть у теплой печи да есть блины с ежевикой. Ел когда-нибудь ежевику, Куница?

— Нет.

— Ну и Бог с тобой, — Макаров досадливо махнул рукой, — Дурак ты.

Позади него стояли пятеро. В недлинных кожаных плащах, с лицами скрытыми инфракрасными полумасками, в руках — направленные на Маадэра элегантные черные автоматы. Они не шевелились — ждали команды. Маадэр не сомневался, что резкий шаг в сторону мгновенно превратит его в истерзанную свинцовыми хлыстами бабочку, дергающуюся в клочьях тлеющего плаща.

Но он и не собирался совершать ничего подобного. Напротив, неподвижно стоял на освещенном участке, небрежно помахивая серебристым контейнером.

Макарова отделяло от него не больше нескольких шагов, но приближаться он не рискнул.

— Софт все еще у тебя?

— Все четыре пробирки.

Макаров нахмурился, но ничего не сказал. Молчал, пристально наблюдая за контейнером в руке мерценария. Молчала и его свита. Единственным звуком был звук ветра, свистящего в бетонных каньонах и раздраженного треплющего полиэтиленовые обрывки. На бездонном черном небе, почти не приглушенные полосатой бледно-багровой громадой Юпитера, горели крошечные серебряные точки — точно подброшенный в воздух и так и не упавший серебристый песок.

— Значит, люди «Чимико» до тебя не добрались? — наконец спросил Макаров. Непонятное спокойствие Маадэра смущало его, серые глаза настороженно зыркали в разные стороны из-под клочковатых белых бровей. Но если они рассчитывали обнаружить засаду, то лишь напрасно теряли время.

— Мы, мерценарии, верткие рыбешки.

— Как пираньи, — буркнул русский, — И нрав такой же. Зачем ты пришел, Куница?

— Чтоб совершить сделку, — Маадэр широко улыбнулся. Судя по тому, как напряглись люди Макарова с автоматами, улыбка вышла не открытой и располагающей к сотрудничеству, как он надеялся, — Био-софт в обмен на противоядие. И в этот раз позволю тебе сделать первый ход. Давай противоядие. Потом я передам контейнер.

— Странный ты человек, Куница, — задумчиво пробасил Макаров, разглядывая его, — Ты ведь понимаешь, что не уйдешь отсюда живым? Судьбу не обманывают дважды. Ты скверная рыбешка, но в тебе есть что-то, что мне нравится.

— Жадность? Наглость?

Он покачал большой головой.

— Скорее умение выбирать глубину и течение. Крутиться. Выныривать на поверхность… Зачем тебе противоядие?

— Мне осталось жить семь с половиной минут.

— Ты же умрешь. Какая разница?

Макаров вынул оружие. На этот раз это был большой автоматический пистолет, а не дистанционный нано-инъектор. Подходящее оружие, мысленно одобрил Маадэр. Под стать старому матерому медведю.

— Я человек старомодной закалки. Не хочу умереть от дряни, которая отправляет мой мозг. Мне больше по нраву честная свинцовая пуля.

Макаров одобрительно кивнул.

— Узнаю нравы Конторы. Корить не буду, сам такой. Только не держи меня за дурака, Куница. Я же вижу, что ты что-то задумал. Я чужую ложь нутром чую, — он гулко стукнул себя кулаком в грудь, — Во что ты играешь, мерценарий?

— Противоядие, господин Макаров, — Маадэр требовательно протянул пустую руку.

Макаров протянул свою. На ее ладони лежала пробирка — ничем не примечательный кусок прозрачного стекла, заполненный мутноватой жидкостью. Как застоявшаяся вода. Маадэр взял ее так осторожно, точно внутри был радиоактивный изотоп.

— Это не отрава?

— Нет. Полноценный депрессор. Ты прав, пуля — гораздо лучше. Я подарб тебе эту пулю, Куница. Считай это жестом уважения. Пей.

Маадэр осторожно открыл пробирку и вылил жидкость на язык. Она проскользнула в горло, оставив легкий привкус жженого сахара. И ничего. Ни боли, ни жжения, ни головокружений.

«Вурм? — спросил он через полминуты, — Как там?»

«Действует, — кратко ответил тот, — Я не знаю, из чего сделано это адское зелье, но оно выборочно растворяет клетки твоей нейроглии. Я фиксирую изменение в аксонах».

«Я не понимаю твоего чертового языка. Можешь попонятнее?»

«Ты выздоравливаешь, — спокойно сказал Вурм, — Считай, что твой смертный приговор отменили. Если решишь, как избежать пули в голове, можешь считать, что твоя выходка закончится для нас обоих наилучшим образом».

«Ерунда. Я все контролирую».

«Надеюсь».

— Ты готов? — Макаров подышал в замерзший кулак, — Имей уважение к другим людям. Я уже немолод, в мои годы вредно морозить кости ночью на пустыре.

— Готов, — Маадэр вздохнул, расслабил плечи и выпятил грудь, — Приступай. В голову.

— Как пожелаешь.

Тяжелый пистолет поднялся и уставился Маадэру точно в лоб. Ствол не дрожал. Его дуло походило на небольшой темный глаз, с интересом изучающий Маадэра.

— Стоп!..

— В чем дело? — осведомился Макаров.

— Он уже близко, — сказал Маадэр, прикрыв глаза, — Чувствую электро-магнитные колебания в его двигателе… Совсем близко. Хорошая модель, экранированная. И быстрая.

Макаров не успел спросить, о чем он говорит. Кто-то из его людей вдруг закричал:

— Электрокар со стороны города! Свернул с дороги и движется прямо сюда!

Теперь и Маадэр видел тусклый синеватый огонек, приближающийся к площадке и увеличивающийся с каждой секундой. Светлячок, вынырнувший из ледяной глубины космоса.

— Что это? — ствол автоматического пистолета больно врезался в висок. Но Маадэр даже не поморщился.

— Мне захотелось провести нашу встречу в полном составе. Только не вздумайте стрелять, у них тоже могут быть не в порядке нервы.

— Кто это? — зло рявкнул Макаров, хватая его за плащ на груди.

Но отвечать уже не было необходимости. Электрокар остановился неподалеку, метрах в пятнадцати от них. Большая современная модель с узкими обзорными окнами и вытянутым корпусом, похожая на какую-то сложную, во много раз увеличенную, электрическую бритву.

Все четыре двери открылись одновременно. И площадка сразу показалась очень маленькой. Несколько секунд царило молчание. Тяжелое, как тишина перед грозовым раскатом. Потом Лоренцо Танфоглио усмехнулся.

— Оригинально, — заметил он, кутая подбородок в воротник элегантного плаща, — Господин Макаров? Господин Маадэр? Какая странная компания для прогулки нынешней ночью.

В предрассветном свечении атмосферы глаза его уже не казались прозрачными, напротив, выглядели черными, вороньими.

— Никому не двигаться, — голос Макарова звучал как лязг тяжелой цепи, — Одно движение — и стреляю.

Танфоглио не испугался. Человеку, за спиной которого бестелесными тенями замерли три йоки в глухих одинаковых костюмах, нет нужды бояться. Он издал благодушный смешок.

— Ах, Андрей Михайлович, ваш дурной нрав столь же неизменен, как и много лет назад. Приятно, что хоть что-то на Пасифе остается постоянным.

— Что вы здесь делаете?

— Сложно сказать. А вы?

Люди Макарова замерли, выставив перед собой короткие автоматы. Целились они уже не в Маадэра, а в йоки и их хозяина. Недурная получилась композиция, мысленно усмехнулся Маадэр. Свора из полудюжины напряженно ворчащих цепных псов, напротив нее — несколько неподвижных, сливающихся с сереющим небосводом, фигур. Две маленькие армии на заброшенной стройплощадке.

— Дрянь, — Макаров оскалился, — Тебя ведь позвал сюда Маадэр?

— Кажется, не меня одного, — Танфоглио с интересом обвел взглядом площадку. И заметил серебристый контейнер, стоящий на земле, — Кажется, здесь затевается что-то любопытное. Аукцион? Это было бы интересно. Господин мерценарий?..

— Не совсем акцион, — Маадэр переложил контейнер из одной руки в другую, с удовольствием убедившись в том, что и Танфоглио и Макаров провожают серебристый чемодан внимательным пристальным взглядом, — Я бы назвал это покупкой на паях. Господин Макаров от лица «РосХима» свой пай уже внес. Теперь потрудитесь и вы.

Макаров заскрипел зубами. Если бы не люди «Чимико» — сейчас он разорвал бы Маадэра голыми руками, забыв про пистолет. Злость клокотала в нем. Тяжелая, едва сдерживаемая злость.

— Ах ты мразь болотная… Я отдал тебе противоядие, а ты, значит, решил толкнуть товар сразу двоим покупателям?

— Мы, мерценарии, маленькие рыбки, — Маадэр улыбнулся ему, — Нам надо уметь крутиться, чтобы выжить. Тут все по-честному, господа. Каждый из вас пытался меня убить, так что у вас равные шансы. Противоядие с одной стороны и тридцать тысяч с другой. Если наша сделка будет удачной, каждый из вас получит по две пробирки.

— Этот био-софт принадлежит мне! — рявкнул Макаров, — Если ты вздумаешь передать его на сторону, даже не думай, что проживешь больше часа!

— Вы сердитесь, — вздохнул Маадэр, — И достаточно натурально. При других обстоятельствах вы бы даже меня убедили.

— Что ты имеешь в виду? Этот софт принадлежит «РосХиму»!

— Этот вопрос мы обсудим немного позже, — Маадэру встреча начала нравиться. Хоть он и понимал, что она похожа на жонглирование пробирками с нейро-парализующим ядом. Стоит оступиться один раз, стоит сделать одно-единственное движение… — А сейчас я попрошу господина Лоренцо внести свой пай. Если он не возражает, конечно.

— Не возражает, — Танфоглио достал из кармана две толстые пачки ассигнаций и бросил их под ноги Маадэру, — Тридцать тысяч, как и было условлено. Вы снова заинтересовали меня, господин Маадэр. Ваша игра интересна. Чересчур нагла, чересчур самоуверенна, основана на блефе и отчаянье, но все же… Единственное, чего я пока не понимаю, так это того, на что вы рассчитывали. Между мной и господином Макаровым действительно на протяжении многих лет существовали некоторые… профессиональные противоречия. Скажем так, конфликт корпоративных интересов. Но неужели вы думаете, что стравив нас столь нелепым образом, вы сами сможете спокойно удрать? Что мы прямо тут вцепимся друг другу в глотки, забыв о первопричине наших проблем, о вас?

— Благодарю за сделку, господа, — Маадэр улыбнулся всем присутствующим, — Теперь каждый из вас имеет право на две пробирки. Но я бы не смог называть себя добросовестным продавцом, если бы не рассказал вам историю товара, который вы приобретаете. В конце концов, вы имеете право знать, за что заплатили, верно? Итак, эта история началась относительно недавно, на крошечном спутнике одной большой планеты…

— Прекратите, — глухо сказал Макаров, — Это становится смешным.

— В некотором роде это действительно смешная история, — согласился Маадэр, — Впрочем, я нахожу, что она наполнена мрачной иронией. Итак, на этом крошечном спутнике существовали две корпорации, специализирующиеся на производстве био-софта. Лидеры отрасли, собственники великого множества патентов — а еще смертельные конкуренты и непримиримые враги, готовые впиться в глотку друг другу при первой же возможности. Я не слишком затянул со вступлением?.. Прошу меня простить, этот жанр мне еще непривычен… Итак, в один прекрасный момент руководство одной из корпораций решило сделать решительный ход. Но не при помощи маркетинговой компании или привлечения внимания к новым образцам, а при помощи био-бомбы. Смертоносного био-софта, который маскировался под безвредную микстуру, но обладал способностью мгновенно размножаться и вырезать по нескольку сотен человек. Очень интересная и эффективная разработка. Достаточно было второй корпорации отправить ее к тестировщикам, как произошла бы молниеносная цепная реакция, повлекшая смертоносную эпидемию и погубившая бы как минимум весь лабораторный персонал. Не смотрите на меня таким взглядом, господин Макаров, я не называю ни имен, ни названий!

Глаза Макарова походили на многотонные гранитные глыбы. Попадись между такими — и мгновенно превратишься в кровавое пятно. Но Маадэр заставил себя усмехнуться.

— Дело оставалось за малым. Как подкинуть это отравленное яблочко конкурентам? Его ведь не упакуешь в оберточную бумагу и не отошлешь почтой с запиской «Съешь меня». Дело надо было организовать так, чтобы софт попал к неприятелю как бы сам собой. Естественным течением, так сказать. На Пасифе много таких течений и некоторые из них совершенно не поддаются ни анализу, ни логике… Я знаю это наверняка, поскольку плаваю в них уже не один год.

— Замолчи, Куница, — голос Макарова прозвучал на удивление спокойно. Пистолет вновь смотрел в лицо Маадэру, — Ты и без того испортил нам всем достаточно крови, чтобы я позволил тебе нести подобный вздор. Даже мое терпение имеет предел.

Сейчас выстрелит, понял Маадэр. В животе отозвалось холодком, точно там уже скручивались вокруг раневого канала внутренности. Кажется, даже Вурм закрежетал несуществующими зубами.

— Стой, — Танфоглио поднял бледную кисть с оттопыренными пальцами. Обычно вальяжный и расслабленный, сейчас он выглядел напряженным. Как если бы под дорогим серым сукном напряглись одновременно все мышцы совершенного, многократно модифицированного, тела, — Я хочу послушать, что он скажет.

Макаров издал короткий рык.

— Он провокатор! Не видишь, что он пытается сделать? Стравить нас между собой. Вот его план. Трусливый, коварный, мерзкий план. Крыса, как есть крыса…

— Предпочитаю считать себя пираньей, — Маадэр подмигнул ему, чувствуя, как на невидимом таймере, отсчитывающем мгновения до небытия, увеличиваются цифры его, Маадэра, жизни, — Но неважно. Если позволите, господа, я продолжу.

— Тогда я убью тебя прямо сейчас.

— Не убьешь, — под бледной кожей Танфоглио едва заметно обозначились желваки, — Мерценарий закончит то, что начал рассказывать.

— Его рассказ — вздор!

— Тогда это тот вздор, который я хочу дослушать до конца.

Макаров взвел курок. Звук получился резкий и холодный, прекрасно сочетающийся с ледяным рассветным свечением, быстро заливающим строительную площадку. В этом свете выстроившиеся друг напротив друга мужские фигуры напоминали расстановку едва начатой шахматной партии. Партии, которая, как надеялся Маадэр, закончится не в пользу белых и не в пользу черных.

— Не стреляй, — отрывисто произнес Танфоглио, — Иначе я отдам приказ атаковать.

Макаров усмехнулся, вроде и равнодушно, но со сдерживаемым раздражением.

— Из этой бойни тебе и самому не выбраться. Уверен, что хочешь затевать дело из-за одного сумасшедшего мерценария и его наркотических фантазий? Он же болен. Его мозг атрофирован и наполовину уничтожен. Он живет в мире собственных грез, как нарко.

— Пусть он закончит.

— Продолжим, — Маадэр поежился от холода. Лучи серого света совершенно не согревали, но он не мог себе позволить дуть на озябшие ладони или упрашивать Вурма заняться терморегуляцией, на счет была каждая секунда, — Итак, в недрах первой корпорации, назовем ее условно «РосХим»… Чистая условность, господин Макаров, уверяю вас. Не имеет никакого отношения к вашей уважаемой организации… В недрах первой организации, именуемой «РосХим» возник изящный и в то же время эффективный план. Он должен был развиваться в несколько этапов, но в конце концов привел бы к тому, что замаскированная бомба оказалась в лаборатории «Чимико-Вита». Контейнер с грузом био-софта был передан мелкому корпоративному функционеру по имени Зигана. Мне даже жаль этого мерзавца. Всего лишь мелкая корпоративная сошка, которой предстояло сыграть свою роль в разворачивающемся спектакле. Роль глупую и трагичную, но все же… Он так и не понял, что оказался вписан в гросс-бухи собственной организации по статье «оперативные расходы». Его списали изначально. Поручили транспортировку важного груза, не уведомив о том, что это поручение станет для него и последним. Он еще не знал, что его ждет встреча с братьями Ерихо.

— Кто их нанял? — отрывисто спросил Танфоглио.

— Конечно же, господин Макаров. Не лично, разумеется, а через пространную сеть посредников и осведомителей. Он знал, что братья-хлодвиги в прошлом выполняли мелкую работу для его конкурента. Ничего серьезного, но достаточно, чтобы между Ерихо и «Чимико-Вита» протянулась тонкая ниточка. Именно на эту ниточку и был расчет. Ерихо было обещано, что в контейнере Зигана они найдут крупную денежную сумму, которая и послужит гонораром. Им пришлось жестоко разочароваться — никаких денег внутри не было, лишь склянки с неизвестным био-софтом. Именно на этом этапе ваш план дал сбой, господин Макаров. Вы скрупулезно учли все детали, разметили течения, но забыли внести в расчеты фактор человеческой жадности и фактор человеческого страха. Повинуясь фактору жадности, братья Ерихо схитрили и тем случайно подарили Зигана дополнительный день жизни. Повинуясь второму, Зигана, вместо того, чтоб отрапортовать о катастрофе своему руководству, по собственной инициативе нанял одного малоизвестного мерценария в надежде отыскать пропажу, пока не стало поздно.

Маадэр закашлялся — длинные речи на холодном ветру быстро утомляли горло.

«Твоя иммунная система ослаблена из-за переохлаждения, — со злорадством сообщил Вурм, — И я уже фиксирую участившуюся активность патогенных микроорганизмов в твоих лимфо-узлах. Завтра тебя ждет жестокая простуда. С соплями и раскалывающейся головой».

«Если при этом она останется на плечах, это будет самая приятная простуда в моей жизни, — Маадэр усмехнулся мысленно, не изменив выражения лица, — Будь готов, Вурм».

«Я всегда готов, хозяин».

— Тщательно разработанный план провалился мгновенно, непоправимо испортив ситуацию. Братья Ерихо, оказавшись с неизвестным био-софтом на руках, должны были продать его «Чимико-Вите». Они и намеривались это сделать, если бы не мерценарий, который свалился им на голову, убил обоих и завладел био-софтов. В уравнение закралась лишняя, не предусмотренная алгоритмом, переменная. Полагаю, господин Макаров был в ярости. Мало того, что не сработал тщательно отточенный план по диверсии у конкрунтов, так еще и чемодан со смертельно-опасным грузом оказался потерян без следа.

— Ты идиот, Куница, — негромко вздохнул Макаров, — Паразит сожрал остатки твоего мозга. Господин Танфоглио, я официально…

— Пусть продолжает, — процедил Танфоглио. От тона его голоса звенели слуховые нервы звенели, раздражая внутреннее ухо.

— Знаете, кто помог «РосХиму»? — Маадэр осклабился, — Тот же, кто чуть не погубил весь план. Мерценарий. Это был сущий идиот, который влез в сложно рассчитанную партию и сам того не понял. Он не придумал ничего лучше, чем шантажировать «РосХим», требуя у него денег и противоядия. И господин Макаров оказался в весьма сложном положении. С одной стороны, био-софт сам нашелся, что хорошо. С другой — вместо того, чтоб приплыть к вражескому берегу, он вернулся к тому, с которого его отпускали. Я же говорю, течения Пасифе иной раз загадочны даже для старожилов… Но господин Макаров на лету сплел другой план, столь же изящный, как и первый. Он сделал вид, что попался на удочку, заинтересован сделкой и готов заплатить. На самом деле ему не был нужен био-софт, взведенная им самим бомба. Ему было нужно, чтоб я вместо покойных братьев Ерихо отнес ее в пункт назначения. В «Чимико-Вита». И что же сделал находчивый господин Макаров?.. После непринужденной беседы он разыграл небольшую сценку. Сделал вид, что собирается аккуратно меня устранить. А потом и неаккуратно. Перед тем в беседе он неоднократно упомянул «Чимико-Вита», дав мне понять, что речь идет о злейшем конкуренте «РосХима», также очень заинтересованным в товаре. Расчет был верен. Решив, что «РосХим» пытается меня ликвидировать, я стремглав бросился в объятия «Чимико-Вита», рассудив, что в данной ситуации рассчитывать стоит только на врага своего врага. Еще один ловкий ход. Мерценарий сам приносит взведенную бомбу на дверной коврик «Чимико-Вита». Более того, он уверен в том, что является движущей силой, а не фигуркой, которую ловко переставили на доске, превратив разгром в почти выигранную партию… Вы опять не учли один-единственный человеческий фактор. Мою непревзойденную жажду к жизни. Именно этим мы, мелкие хищники, и сильны. Мы меняем течения и выкручиваемся. А еще у нас есть зубы. Очень много маленьких, но бритвенно острых зубов. Но мы не щелкаем ими понапрасну. Мы впиваемся ими в горло.

Макаров тяжело дышал, глядя на него. Выстрелит, понял Маадэр. Выстрелит, даже если это обернется схваткой с Танфоглио и его йоки. Выстрелит потому, что ненавидит.

— Интересный рассказ, господин мерценарий, — холодные глаза Танфоглио обжигали, — Очень интересный рассказ…

— Господин Танфоглио…

— Замолчите.

Они стояли друг напротив друга — скалящаяся свора Макарова и молчаливые тени Танфоглио. Боевики «РосХима» и агенты «Чимико-Вита». В полной тишине. И тишина эта пугала больше, чем звон металла или шорох оттягиваемых затворов.

Напряженная тишина, в зоне действия которой даже воздух наполнялся ядовитыми испарениями. Тишина с зажатыми в ней человеческими фигурами.

Они смотрели друг на друга — две стаи хищников.

Они чувствовали запах крови друг друга.

Когда два хищника встречаются на узкой тропе, они могут разойтись миром. Кроме жажды крови, свойственной каждому сложно устроенному организму, им свойственен могущественный инстинкт самосохранения, уберегающий от неоправданного риска и заставляющий взвешивать шансы. Маадэр ощущал, как балансируют сейчас эти инстинкты — точно стороны катящейся по неровной поверхности монеты.

Макаров сжимал в подрагивающей руке пистолет. Улыбка на лице Танфоглио была похожа на узкую ножевую рану, глаза — две холодных бездны. Каждый из них был разумным хищником, созданным поколениями сложных генетических связей. Каждый был невероятно осторожен и дьявольски хитер. Но сейчас, взглянув друг другу в глаза, они не ощущали ничего, кроме полыхающей животной ненависти. Монетка катилась по неровной поверхности, и малейшего толчка достаточно было для того, чтоб она опрокинулась…

«Вурм!»

Обрез, спрятанный под полой плаща был неудобен — слишком старая модель и неправильно обрезанное цевье, повлиявшее на центр тяжести. Из такого оружия, тем более удерживая его одной рукой, не попадешь в цель на расстоянии больше пяти метров. Маадэр знал это. Но сегодня он стрелял не в цель.

Он выстрелил в землю. Картечь ударила в бетонный скол незаконченного фундамента и звенящими искрами разлетелась в стороны. Отразившись в глазах стоящих рядом людей. А потом остатки дотлевающей над Пасифе ночи оказались сдернуты и порваны в клочья вспышками выстрелов. Маадэр не собирался наблюдать за этим, но, скатываясь в русло бетонного желоба, успел увидеть многое.

Как медленно освещается дуло пистолета Макарова. И как Танфоглио выгибается дугой и сползает по крылу своего кара.

Как вспарывают темноту серебристые шипы на руках его слуг и люди Макарова падают в пыль, так и не выпустив оружия.

Как три размытых зыбких тени бросаются на самого Макарова, а он стоит между ними — огромный как скала, грозный как медведь, а глаза его пылают и этот огонь выжигает изнутри…

Как…

17

Ветер все не успокаивался. Здесь он чувствовал себя полновластным хозяином, шурша между балками и поднимая с земли мелкий строительный мусор. Клочки упаковки, остатки веревок, бумажные листы. Все то, что уже никогда не пригодится человеку, все забытое, брошенное и предоставленное самому себе. Ветер уничтожал ненужные вещи, рассеивал их, угрюмо бормоча в железных трубах и заставляя гнуться заросли пожелтевшей хилой травы. Несмотря на поднявшееся солнце, крохотное, размером не больше пуговицы, теплее не становилось.

Маадэр прикрыл воротником плаща подбородок. Если не считать ветра, все было тихо. Неподвижные тела казались частью строительного мусора, забытыми здесь много лет назад свертками и мешками, до которых никому нет дела. Маадэр переступал через них, вглядываясь в лица и держа пальцы на спусковой скобе дробовика. Мелким хищникам свойственна осторожность. Именно потому они зачастую выживают там, где более крупные ломают себе шеи.

Но добивать никого не потребовалось, ни одна из распластанных на земле фигур не подавала признаков жизни. Ни дыхания, ни движения, лишь полы плащей монотонно колыхались под порывами ветра.

Маадэр забросил дробовик на плечо и достал сигареты, но прикурить не успел. Сперва ему показалось, что он слышит тихий скрежет жести — возможно, это проржавевшие насквозь металлические листы царапали землю. Прислушавшись, он понял, что ошибся. Металл не может издавать таких звуков. Ему пришлось присмотреться к одной из фигур, той, что лежала с краю, почти на границе площадки. Присмотревшись, Маадэр усмехнулся и спрятал обратно сигареты.

Макаров улыбался.

Из носа и рта его текла кровь, густая, пропитавшая половину лица и бороду, но глаза все еще были открыты. Точнее, один уцелевший глаз. Начальник службы безопасности «РосХима» лежал на земле, в окружении трех тел в строгих черных костюмах, изломанных, точно картонные фигурки, согнутые под неестественным углами. Даже сейчас, умирая, с клекотом втягивая воздух в пробитые легкие, он выделялся среди окружающих.

Макаров улыбался. Он провел хороший бой и он был доволен.

Маадэр тоже усмехнулся ему. Говорить что-то не хотелось, да в словах и не было нужды. Он неспешно подошел к распростертому телу и направил ствол дробовика ему в лицо. Некрасивое оружие — дробовик. Грубое, неаккуратное, примитивное. Макаров несколько секунд смотрел ему в дуло, потом прикрыл единственный глаз и пробормотал:

— Кхр… кхх… Давай. Давай, Ку… кхххх…

— Извините, — зачем-то сказал Маадэр. Хотя виноватым себя не считал.

Он чувствовал себя отлично.

Макаров попытался кивнуть, но не смог. Сквозь губы скользили густые кровавые сгустки.

— Гх… Гадкая планета… Здесь нет жизни человеку… Мерзко тут… А хотел ведь… Так хотел… Ежевика… Давай, Куница.

Он посмотрел на Маадэра, потом на небо, и закрыл глаз.

— Прощайте, — просто сказал Этельберд Йенц по прозвищу Куница.

18

«Тебя будут искать».

— Еще бы будут, — пробормотал Маадэр в воротник, — И «РосХим» и «Чимико». Возможно, и прочие. Много прочих. Частные детективы, наемные убийцы, другие мерценарии. Может, даже жандармы. Черт побери, может появятся даже ребята из Конторы… В общем, в самом скором времени я стану самой популярной фигурой на Пасифе.

Он наконец нашел то, что искал — неприметное заброшенное здание на углу улицы. Давным-давно лишившееся оконных стекол, покосившееся, оплывшее и безнадежно заброшенное, оно напоминало исконного обитателя этой планеты. Маадэру оно подходило.

«Не думаю, что тебе понравится эта популярность. За твою голову объявят награду».

— Зато я стал богаче на тридцать тысяч. И приобрел чувство глубокого морального удовлетворения, — Маадэр скользнул внутрь и, убедившись, что никого нет, поставил на пол контейнер. Из кармана плаща он осторожно достал маленькую капсулу, наполненную густой вязкой жидкостью с алым отливом, — Что это, если не торжество над извечными законами природы? Маленький хищник умудрился положить двух крупных матерых зверей.

«Ты дурак, — буркнул Вурм, — Ты даже не прищемил их хвосты. И „Чимико“ и „РосХим“ — огромные транс-национальные корпорации с миллионами служащих. Потери, которые ты им причинил, не изменят и на половину миллиметра функциональные графики их квартального роста. Ты всего лишь ужалил их, заставил разозлиться. Но не нанес непоправимого вреда. И они сделают все, чтоб найти тебя, Маадэр».

Маадэр пожал плечами.

— Корпорации сродни гидрам. Они необычайно живучи. Но я недостаточно глуп, чтоб ставить себе целью с ними бороться. Я хочу только выжить. А для этого мне придется покинуть Пасифе.

«Опять бегство? Куда теперь?»

Маадэр пожал плечами и пристально посмотрел на склянку. Больше всего его сейчас волновало, что у купленного с рук шань-си подозрительный оттенок, возможно, он отдал сотню за паршивый контрабандный товар, от которого потом будет раскалываться голова и мучительно болеть горло.

Он привык думать только о том, что важно в текущую минуту, предпочитая никогда не заглядывать в будущее. Океан велик, в нем много течений, всегда можно уйти на дно, куда не проникают лучи солнца и где все кажется грозным и загадочным или подняться к самой поверхности, где шныряют юркие стайки ничего не подозревающих рыбешек. Он знал только то, что пока существует океан, пусть и заключенный в стеклянные стенки, в нем всегда найдется занятие и кров для того, кто достаточно мал, быстр и ловок.

У шань-си был приятный вкус, Маадэр капнул три капли на язык, спрятал склянку и прикрыл глаза.

— У меня есть деньги, — пробормотал он, ощущая накатывающие волны блаженства, предвещающие настоящую эйфорию, — у меня есть свобода. Может, вернусь на Юпитер, там осталось порядочно моих знакомых. Или переберусь на Ио. Чем черт не шутит, может останусь здесь… Не хочу загадывать.

«Ты плохо кончишь, хозяин. Нельзя всю жизнь делать что-то подобное и думать, что тебе всегда будет везти».

— Наверно, ты прав… — Маадэр чувствовал, как в теле прорастают, переплетаясь, серебряные струны, а мир вокруг расслаивается на пестрые ворсинки таких цветов, которых не существует во Вселенной. Ветер уже не был неприятен, он нес в себе мелодию, настолько чарующую, что жизнь замирала, чтоб услышать ее, а воздух становился прозрачным и кристально-чистым. Маадэр чувствовал наступление полной эйфории и знал, что она продлится еще достаточно долго.

Он улыбнулся и прошептал:

— Когда-нибудь я узнаю это… Потом.