Меняла

Ослепленный любовью

Я бил их беспощадно, неистово, с упоением. Я вымещал злобу на тех, кто стал удачно подвернувшейся декорацией в моей ирреальной игре. Я сыпал удары один за другим, и хруст ломающихся костей задавал ритм, стоны рождали мелодию, а сдавленные крики слаженно ложились на ноты, оживляя легкую и прекрасную гармонию смерти. Наконец, последний удар достиг цели, и четвертый бандит нашел упокоение в осенней вязкой грязи. Я обернулся и посмотрел в ее испуганные глаза.

– Ник, ты – зверь! Ты убил их! – Настю сотрясала истерика.

Сценарий нуждался в срочной корректировке. Я бросил взгляд на полуживых бандитов-марионеток и выругался вполголоса – они были недееспособны. Усилие воли – и изувеченные мною головорезы ожили и со стонами заворочались в мокрой грязи, а из-за поворота показался огромный черный джип. Из подъехавшей машины выбежали двое. Меня ударили чем-то тяжелым по голове и бросили на кожаное сидение. Насте грубо зажали рот, и в тишине городского парка раздались ее слабые приглушенные крики. Через несколько секунд она оказалась рядом со мной.

Джип с урчанием преодолевал километр за километром, парни, превращенные мною в послушных кукол, молчали, а я, имитируя потерю сознания, обдумывал дальнейший ход действий. Настал час икс. До ее свадьбы осталась неделя. Если она не изменит своего решения и выйдет замуж за этого влюбленного неудачника, мне – конец. Как заставить девушку полюбить себя? Она – балерина, прима Большого театра, умница, красавица, при одном взгляде на нее все здоровые мужики начинают тихо сходить с ума. Я, конечно, тоже не уличный бродяга, но…

Я перепробовал все. Я был адвокатом, ведущим ее дела, я становился красавцем-моделью, входящим в десятку самых востребованных в мире, я оборачивался капитаном крупного бизнеса и потомственным аристократом, но тщетно. Прототипы легко продавали мне свои души, но это не помогало. Она лишь дружила со всеми моими ипостасями. Просто дружила. Любой намек на большее приводил к разрыву с таким трудом выстроенных отношений. Ее фраза "Я люблю другого" стала моим навязчивым кошмаром.

Я пытался действовать тонко.

Будучи адвокатом, я оказался запертым с ней в развалинах разрушенного торгового центра. Пять дней мы были вдвоем, но она не сделала навстречу и шага.

На совместном показе моделей мы оказались одни на шикарной яхте. Корабль унесло в открытое море, семь дней только я, она и океанские волны. На память осталась верная дружба.

Я – олигарх дарил ей охапки роз, дорогие клипы и аренду залов для сольных выступлений. Это было все, что она принимала. Даже поцелуи решительно отвергались.

Когда я устал менять обличья и придумывать обстоятельства, в которых мы могли бы сблизиться, пришла безумная мысль купить жалкую душонку ее возлюбленного. Я сулил ему блага, которые не снились и королям. Но он отказался.

Я сгорал от любви, а времени оставалось все меньше. Приближающийся звон свадебных колокольцев похоронным набатом звучал в моих мыслях. Мое нынешнее воплощение – многообещающий студент ГИТИСа и будущий режиссер. Наверное, поэтому спектакль с нападением решительно настроенных похитителей удался на славу. Как и положено, Анастасию я спас, а сволочей превратил в кровавое месиво, но, поди ж ты, пойми этих женщин, побил слишком сильно. Надо было мягче, аккуратнее, точно отмеренными ударами, чтобы не дай бог нос не сломать или губы не оцарапать. Тогда бы она поцеловала меня долгим благодарным поцелуем и одарила полным обожания взглядом.

Стоп, это – цинизм. Из меня снова прет цинизм. Быть может, мои усилия тщетны как раз потому, что в каждой ипостаси она видит меня настоящего? Мою дьявольскую сущность? Но сие невозможно, это высший уровень проницательности. А она простая земная женщина. Поправка, очень красивая женщина. Иногда мне кажется, что завоевать искреннее расположение такой особы невозможно. Априори. Доказано историей. Но я должен это сделать. Обязан. Я не могу превращать свою вечную жизнь в вечную же пытку из-за неразделенной любви.

Я разорвал стальные наручники и повернулся к Насте. Связанная и с кляпом во рту, она лежала рядом со мной и беззвучно плакала. Я обнял ее за плечи, и она разрыдалась еще сильнее.

– Дорогая, успокойся, – прошептал я и коснулся пальцами ее заплаканных щек, – сейчас я выну кляп, а ты не проронишь ни звука.

Она кивнула и закрыла зеленые глаза в знак согласия. Я медленно содрал скотч с ее прекрасного лица и вытащил носовой платок изо рта. На звук обернулся водитель и получил страшный удар в лицо. Мой ботинок раскрошил его челюсть в осколки. Тяжелый, больше похожий на танк, джип понесло на обочину, и в следующее мгновение он врезался в огромное дерево. Затем мы несколько раз перевернулись, и машина упала на крышу. При таком столкновении живых обычно не остается, конечно, если в салоне не присутствует представитель высших сил. Оба незадачливых парнишки погибли на месте, Настя осталась невредима, а я добросовестно имитировал полную потерю сознания. Она с трудом протиснулась наружу через разбитое боковое стекло, и, прислонившись к исцарапанному боку автомобиля, зарыдала в голос.

– Настя, – притворно застонал я, – Настя, ты жива?

– Ник, – словно очнувшись, закричала она, – я здесь!

– Сейчас машина взорвется, – прохрипел я и закашлялся.

По моим губам текла кровь, лоб был рассечен ударом о боковую стойку, а вокруг правого глаза начал формироваться огромный синяк. Зрелище получилось что надо. Настя бросилась ко мне и, не прекращая рыдать, начала тянуть меня из салона искореженной машины. Не знаю, как ей это удалось, но она вытащила мою тушу сквозь маленькое боковое окошко.

Мы лежали на холодной осенней земле в двадцати метрах от догорающего джипа и смотрели в затянутое черными тучами небо. Сквозь узкие просветы слабо пробивался свет полной луны, и я знал, что за липкой ватой облаков она корчит мне обидные рожи.

– Скажи мне, кто ты? Кто ты на самом деле? – неожиданно спросила Настя.

Я повернулся к ней и, ухмыльнувшись, передразнил в полутьме луну.

– Николай Обнев, – мягко ответил я, и обнял девушку за плечи. – А почему ты спрашиваешь?

– Ник, я боюсь тебя! Иногда ты словно сбрасываешь маску! Ты меняешься и становишься совсем другим, страшным, чужим! – выпалила Настя и мягко выскользнула из моих объятий.

– Было бы лучше, если бы бандиты сделали то, что хотели? – со злостью спросил я. – Мне нужно было убежать, оставить тебя?

– Нет! Ты меня не понял! – она виновато посмотрела на догорающий джип. – Когда вы дрались в парке, ты не был похож на человека!

– Человек я или нет – не важно, потому что я люблю тебя! – прошептал я. – Живу лишь мыслями о тебе! Засыпая и просыпаясь, я хочу видеть твои глаза, слышать твой голос, чувствовать прикосновения твоих рук…

Где-то рядом отчетливо завыли сирены приближающихся машин скорой помощи и полиции.

– Ник, пожалуйста, остановись, – тихо сказала Настя и взяла меня за руку. – Я могла бы играть с тобой, сделать вид, что ты мне симпатичен, заронить в твое сердце надежду, но… Я не хочу этого! Пойми и прости – я люблю другого!

Все! Опять холодный душ. Почти ледяной. Но я не сдамся! Люцифер не сдается так просто. В следующую секунду тот, кем я был, впервые за день потерял сознание на самом деле.

– Ба! Сколько лет, сколько зим! – поприветствовал Бог, и, широко расставив руки, шагнул мне навстречу.

– Здравствуй, здравствуй! – приторно-сладко ответил я и двинулся вперед.

Приветствия сменились крепкими рукопожатиями, дружескими объятиями и покровительственными похлопываниями по плечам.

– Чем обязаны столь неожиданному визиту? – с притворным интересом спросил Бог и, сев за письменный стол, взял в руки вечное перо. – Может лишний билетик в Большой предложишь? В последнее время ты туда зачастил, – он укоризненно покачал головой и погрозил пальцем. – Смотри, такие увлечения до добра не доводят!

– Не за добром к тебе пришел, – сдерживая эмоции, процедил я, – за помощью.

– Ты? За помощью ко мне? – Бог искренне рассмеялся и уронил на бумагу каплю чернил. – Я не помню, чтобы ты появлялся у меня с такой просьбой.

– Все когда-нибудь случается впервые, – философски заметил я и уселся в кресло для посетителей.

– Что я могу для тебя сделать? – поинтересовался господь и уткнулся в бумаги.

– Всего ничего, – ответил я и замолчал, дожидаясь, когда он закончит читать. – Душу хочу у тебя просить.

– Душу? – Бог снова засмеялся. – Так купи сам! Или тебе денег одолжить?

– Я говорю абсолютно серьезно, – с этими словами я протянул ему фото Анастасии.

– Хороша, чертовка! – Мой собеседник взял в руки фотографию и откинулся на спинку кресла. – Для нее?

– Для себя! – с напускным спокойствием сказал я.

– Понимаю, понимаю! – Бог сочувственно покачал головой и, бросив цветной прямоугольник на стол, скрестил руки на груди.

– Балерина? – он указал пальцем на фото, не разнимая рук. – Говорят, у них потрясающая растяжка.

– Да, танцует она профессионально, – багровея, ответил я.

– Неразделенная любовь – самое тяжкое испытание для смертного, – с пафосом изрек Бог, с любопытством посмотрев на меня. – И для бессмертного тоже.

– Так что насчет души? – вкрадчиво произнес я.

– Душа – не кусок цветного картона, ее так просто не подаришь, – Бог встал из-за стола, и, взяв в руки лейку, принялся поливать цветы. – Я, знаешь ли, стою перед моральной дилеммой, даже не знаю, как правильнее сформулировать…

– Говори, говори, не стесняйся, я и не такое от тебя слышал!

– Чтобы одарить тебя душой, кого-то нужно ее лишить. Логично? – он обернулся и вопросительно на меня посмотрел.

– Безусловно, – уверенно заявил я, – но все имеет свою цену.

– О цене ты к месту заговорил, – Бог подошел ко мне и опустил на плечо правую руку. – Наличие души предполагает смертность ее обладателя.

– Я согласен стать смертным.

– А зачем тебе, смертному, огромная коллекция чужих душ?

– Считай, что она твоя.

– Но без коллекции у тебя не будет всепоглощающей цели в жизни, зачем тебе сверхъестественные способности? – хитро прищурившись, спросил Бог.

– Забирай, искуситель чертов!

– Отлично, вот и договорились! – подытожил всевышний и, потирая руки, решительно направился к рабочему месту.

Он снова взял в руки фотографию Насти, и изображение на ней поплыло. Через пару секунд вместо прекрасной блондинки с тонкими чертами лица на фото красовался ее же возлюбленный-неудачник.

– Ты хочешь стать этим ничтожеством? Он совершенно не в моем вкусе!

– Да, – резко сказал я.

– Ты уверен? – спросил Бог уже без иронии и подковырок.

– Да!

– Что ж, прощай, Люцифер, мне будет тебя не хватать, – с отеческой улыбкой заявил он и протянул руку.

Крепкое рукопожатие – и белесый туман вокруг. Когда он рассеялся, я увидел выцветшие обои, облупленную штукатурку и протертый до дыр ковер, стыдливо прячущий свои изъеденные временем и молью края под старыми трухлявыми шкафами. Подойдя к древнему зеркальному трюмо, я обнаружил, что стал тем самым неудачником, который имел счастье влюбить в себя Анастасию. На всякий случай я порылся в тайниках моего темного естества, но не нашел ни самого естества, ни намеков на аккуратные залежи чужих душ. Тогда я попытался переместить в комнату содержание ближайшего модного бутика, но все мои попытки оказались тщетными. Проверять, смертен я или нет, не имело смысла, так как по всему выходило, что Бог выполнил свое обещание и сделал меня самым, что ни на есть, обычным человеком.

В прихожей раздался звонок, и я, путаясь в таких же старых, как и сама квартира, замках, открыл дверь. На пороге стояла Настя.

– Привет, – холодно сказала она, и прошла мимо, проигнорировав мое желание осчастливить ее поцелуем.

– Здравствуй! – изумленно ответил я. – Что произошло?

– Нам нужно поговорить! – она села в кресло и отвела глаза.

– Давай поговорим, – предчувствуя недоброе, проворчал я.

– Мы знакомы с тобой уже два с половиной, почти три года, – запинаясь, начала она. – Бог – свидетель, все это время я была тебе верна, но… Все когда-нибудь заканчивается. Сегодня я осознала, что полюбила другого. Понимаешь, все эти годы я обманывала себя, я думала, что люблю тебя и смогу прожить с тобою жизнь…

– А что изменилось теперь? – скорее прошипел, чем прошептал я.

– В первую очередь – я сама, – она подарила мне грустный и одновременно ласковый взгляд. – С тобой было хорошо. Спасибо. Но свадьбы не будет. И я ухожу прямо сейчас, какое-то время мне будет необходимо находиться в больнице…

– И кто этот счастливчик? – спросил я, пытаясь заглушить поднимающуюся не иначе как из темных глубин моего прошлого истерику.

– Ты его не знаешь, он – студент ГИТИСа, будущий режиссер…

– Конечно, я понятия не имею, кто он, – сдерживая нервный смех, пробормотал я.

– Пойми и прости – я люблю другого. Прощай…

Она ушла, а я молча сидел на полу и пытался постичь душонку, которую только что обрел. Что ж, за любовь, рано или поздно приходится платить. Не спокойствием собственной души, так бессмертием.

Я поднял глаза и увидел плакат, висящий под матовым с трещиной светильником. На нем поющий Элвис медленно превращался в Бога. От его лучезарной улыбки веяло привычной иронией и сарказмом.