Сколько живых кузенов я должна оплакать за неделю? Если была еще парочка, готова поспорить, они бы сейчас тоже находились на грани жизни и смерти, как Джульетта и Тибальт.
Очевидно, эта хитрая чертовка где-то достала вторую склянку с ядом. Я стою у гроба и виню себя за то, что не предусмотрела это. Нужно было обыскать ее комнату. Нужно было запереть ее там. Приставить к ней Анжелику или самого Сатану, чтобы бил ее по рукам.
Все те, кто недавно горевал по Тибальту, снова собрались здесь, чтобы отдать последнюю дать уважения Джульетте. И я послушно повторяю за скорбящими. Подхожу к гробу, склоняю голову. Прошу благословения для души Джульетты.
Священник начинает свой ритуал.
— In nomine Domini Patris et Filii et Spiritus Sancti. Amen.
Свечи зажжены, псалмы поются. Склеп — мрачное темное место, которое пахнет затхлостью, давно умершей плотью и хрупкими костями.
Возможно, все остальные удивлены тому, что я не плачу. Может, они думают, что я слишком потрясена горем. И, вероятно, они даже правы, но на самом деле мой ступор иного рода, нежели у них.
Потому что, пока я смотрю на прекрасную и полумертвую Джульетту, я не могу перестать думать о себе. Своей судьбе. С тех пор, как я оказалась в Вероне, буквально всё идет не так.
Знания должны были помочь мне, стать преимуществом, которое переломит ход событий, но меня не покидает гадкое чувство, будто… Как будто каждое мое действие не оттягивает, а только приближает трагичный финал.
В этом не никакого смысла, и это злит меня еще больше. Какая-то великая сила дала мне второй шанс, но, словно издеваясь, отобрала возможность влиять на то, что происходит. Дала мне семью и заставила смотреть, как она умирает.
Когда все обряды совершены, люди расходятся — тихие и потрясенные. А я выхожу из склепа и сажусь на ближайшую скамейку, поднимая лицо к небу. К солнцу. Закрываю глаза и ловлю его лучи.
Даже осторожные шаги, которые приближаются ко мне, не способны оторвать меня от моего бессмысленного занятия.
— Ангелина, — врывается в мои мысли голос Джузеппы.
— Откуда вы знаете? — спрашиваю я, не открывая глаз.
Хотя, по правде, мне уже особо нет до этого дела. Апатия охватила меня с головой и угрожает утопить в печали.
— Знаю, потому что это я тебя сюда призвала. Вот почему в первый день ты оказалась у меня дома.
Мои глаза распахиваются, свидетельствуя о том, что на удивление я еще способна.
— Вы? Зачем? И как?
Джузеппа усмехается и опускается рядом со мной на скамейку.
— Моя ученица, Розалина Капулетти, умирала, — говорит она. — Подхватила лихорадку и не могла оправиться, как бы я не старалась ей помочь. Но это была не ее судьба. Она не должна была… — целительница прерывается на судорожный вдох. — Она не должна была умереть.
Она взяла паузу, а потом продолжила.
— У меня не было времени ее толком оплакать, нужно было делать всё быстро. Призвать сюда душу, максимально на нее похожую. Без Розалины ничего бы не началось.
Я мало что понимаю из ее речей и хмурюсь.
— Не началось бы что?
Джузеппа смотрит на меня печальным и теплым взглядом.
— Ничего бы не началось. Ромео не влюбился в Розалину, не пришел бы на пир, не увидел бы…
— То есть, — прерываю ее я. — Вы знаете итог? И ничего не делаете?
— А что я могу сделать?
— Остановить это!
Во мне поднимается злость, когда я представляю, что в ее силах было предотвратить все эти события, но она ничего не сделала. Меркуцио мог бы жить…
— Может, этой вашей Розалине всё-таки стоило умереть окончательно? — говорю я, прищурившись. — Зачем было искать ей замену? Может, мироздание само хотело предотвратить…
Джузеппа качает головой.
— Уверена, она бы рассуждала так же, как ты, если бы всё знала. Но нет, ей нужно было жить. Прожить достаточно для того, чтобы… Увидеть всё это, — она вздыхает и кивает в сторону склепа. — Я так до конца и не разобралась, почему нарушился баланс, но…
— Если вы ничего не хотите делать, то это сделаю я!
Возможно, во мне взыграло чувство противоречия, но я не могу с этим совладать. Я выпрямляюсь и смотрю в лицо Джузеппы, ожидая, что она броситься меня отговаривать. Однако вместо этого она спрашивает:
— И что ты собираешься делать?
Я пару раз удивленно моргаю. И правда, что? Что бы я не делала до сих пор, всё выходило боком.
— Буду сидеть тут, — наконец говорю я. — Не сдвинусь с места, пока Ромео не приедет. Скажу ему, чтобы просто подождал пять минут, пока Джульетта проснется.
Джузеппа по-доброму смеется и кивает.
— Хороший план. А что потом?
— Эм… Потом?
Признаться, я никогда не задавалась этим вопрос. Полагаю…
— Потом, — продолжаю я, — они уедут в Мантую и будут жить долго и счастливо.
Или не очень-то счастливо, учитывая влюбчивость Ромео и совершенную неподготовленность Джульетты к жизни. Но они, во всяком случае, будут живы. Это ведь важнее всего остального, не так ли?
— А мы, — говорит Джузеппа, — останемся здесь, в Вероне, и будем наблюдать, как две семьи продолжат убивать друг друга. Ведь ты не оставишь им шанса примириться.
Это я-то не оставлю шанса? Я вспыхиваю от этих слов.
— Они могли бы примириться в любой момент, — шиплю я. — Достаточно кому-то просто быть умнее! Почему бы не использовать свадьбу Ромео и Джульетты как повод остановить это безумие?
Джузеппа пожимает плечами.
— Счастье объединяет только тех, кто любит, — говорит она, глядя прямо перед собой. — Те, кто ненавидит, способны объединиться только в горе.
Я открываю рот, чтобы возразить, но не нахожусь с ответом. Все возражения, которые я могла бы произнести, вдруг кажутся мне бессмысленными. Будто я сражаюсь с ветряными мельницами. Джузеппу мне не переубедить, да и какой смысл?
Наш разговор пробудил во мне вспышку ярости, но она оказалась лишь искрой, которая потухла в море бессилия. Зачем мне биться в закрытую дверь, если буквально никто не хочет ее открыть?
Джузеппа упирает ладони в колени и поднимается со скамейки с тяжелым вздохом.
— Что ж, — говорит она. — Удачи тебе в твоем бдении. Но если передумаешь, я жду тебя у себя, Ангелина. Тибальту всё еще нужен уход…
Я резко мотаю головой.
— Розалина, — говорю я. — Зовите меня Розалиной.
Она улыбается.
— Как тебе угодно. Тебя и правда от нее не отличишь. За исключением того, что она не знала того, что знаешь ты.
— А вы? — спрашиваю я. — Кто вы? Люди говорят, что вы…
Мне не нравится слово «ведьма», но вдруг?
— Ведьма? — заканчивает за меня Джузеппа, будто услышав мои мысли. И звучно усмехается. — Можно и так, но мне больше нравится слово «смотрительница». Но ты зови меня как хочешь.
На этом она поворачивается и медленно шагает прочь, оставляя меня наедине с моим выбором.