Менеджер компании

Гэри Уотерс как раз находился в «хомячьем ходу» на половине склона Большой Сахарной Головы, когда врубилась тревога. Все мы пребывали внизу, на станции, и слышали сигнал как нельзя более отчетливо, но там, на склоне, дело обстояло совершенно иначе.

Труба эта, получившая название «хомячий ход», или «хомячья нора», являла собой пример тех сказочных, но случайных благодеяний, которые иногда посылают на наши головы орбитальная механика и космическая экономика. Ожидая свой корабль, космические монтажники, собиравшие нашу горнорудную станцию, увязли на Тианте 55 664 ровно на месяц и, чтобы не скучать, потратили свое свободное время на сборку этой трубы.

Для начала они на три дня засадили шахтеров за экструдер фирмы «Мистер Пластикс», и те – в порядке испытания оборудования – изготовили три тысячи метров трубы. Потом в стыки закачали несколько сот галлонов изопропилена, чтобы замуровать швы, и монтажники ошалели от радости.

Во всем космосе не найдется ничего, подобного этой штуковине, заявили они. Поочередно отталкиваясь руками, ты начинал движение по черной трубе из углепластика, ощущая себя плывущим в воображаемой, не замедляющей движения воде. Каждый длинный толчок только увеличивал скорость. И уже после нескольких движений ты, можно сказать, оставался на плаву.

Чтобы хорошенько пропотеть, забираться далеко не приходилось: воздух охлаждал взмокшую кожу, сердце стучало вовсю, а легкие сжигали кислород.

Через каждые несколько метров в черном туннеле появлялось прозрачное звено из органического стекла, пропускавшее внутрь поток золотого солнечного света. Когда ты оказывался наверху, светлые кольца мелькали два раза в секунду – почти тридцать километров в час при здешней скорости убегания один миллиметр в секунду.

Я уже чересчур стар для подобных развлечений, но Гэри давал себе хорошую нагрузку, стараясь разогнать эндорфины и сбросить с плеч рабочую нагрузку. Здесь, на Тианте, он был боссом и отвечал за всех нас – за пятнадцать горняков и обслуживающий экипаж, – а также за производство целой тонны летучих веществ каждый день.

Правда, трудно было понять, почему он получил этот пост. Гэри никогда не приходилось совершать какой-либо выдающийся поступок. Возможно, ему просто повезло. Тот, кто делает деньги в космосе, зарабатывает помногу. Тем не менее все определяет удача, прихоть судьбы, обстоятельства. При таком небольшом числе предприятий принятые решения способны вознаградить человека превыше всякой меры. Иногда достаточно просто вовремя оказаться на месте, чтобы создать репутацию. Впрочем, иной раз, оказавшись на месте, можно было ту же репутацию и погубить.

Гэри одним из первых добился весомого коммерческого успеха в космосе. Он командовал экипажем на Фобосе, когда «Экстраглобал» устроила там свои первые копи. Кроме «Экстры-Г», других подрядчиков на работу попросту не нашлось, конкуренции компания не опасалась, и это чуточку облегчило ей путь к успеху. К тому же интернациональный инвестиционный фонд оплатил внушительную долю начальных капиталовложений, так что нашим боссам не пришлось под натиском инвесторов выдерживать определенные сроки. Им нужно было просто не споткнуться.

Однако здесь, на Тианте, дела обстояли иначе. «Экстра-Г» пыталась совершить переход от субсидирования к самоокупаемости – процесс во многом еще темный в условиях космоса, – и Гэри предстояло сделать этот рывок.

Посему, когда ему нужно было забыть обо всех проблемах, о собственной ответственности, сомнениях и опасности, лучшего способа сделать это, чем совершить прогулку по трубе, попросту не существовало. Никакой там рефлексии, просто честная физическая нагрузка – и чтобы вокруг никого не было.

Труба петляла туда и сюда за зданиями, а потом шла прямо ко дну кратера Бычий Глаз. Прямой участок тянулся целых три сотни метров. Потом она карабкалась на стенку кратера и по склону Большой Сахарной Головы взлетала вверх. К расщелине на вершине труба выскакивала совершенно отвесно, ныряла внутрь и выходила наружу уже по ту сторону утеса. Ну, а оттуда спускалась по каменной гряде, несколькими зигзагами поворачивая обратно к домам.

На верху Большой Сахарной Головы внутренность трубы была заполнена пластиковой пеной – в том количестве, которое нужно, чтобы поглотить кинетическую энергию, если пропустишь резкий поворот. Труба здесь была несколько шире – чтобы можно было подобраться и Несколько раз кувыркнуться. Словом, на самом верху следовало перевернуться вниз головой и, оттолкнувшись ногами, отправиться вниз по Плавной кривой.

Тот, кто в этом месте забывал об осторожности, должен был считаться с головокружением. Ты и так находился на грани: мимо мелькали одно за другим светлые кольца – блинк, блинк, блинк, – а потом ударялся ногами. Невзирая на всю мягкую обивку, толчок ощущался пятками, передавался в лодыжки, колени, однако боли не было.

Теперь оставалось побыстрее вцепиться в поручень, чтобы не свалиться назад, и направить свое движение в расщелину.

Именно в этом месте, как сказал мне потом Гэри, он услышал сигнал тревоги, зазвеневший в поселении. Все дело было в причудливой акустике туннеля. О ней знали все. Из трубы можно было даже слышать разговоры, происходившие в том помещении, где начинался и кончался «хомячий ход».

Причину тревоги определить было сложно. Тонкий писк могли рождать две причины: либо включился противопожарный сигнал в камбузе, если повара напустили целую кухню дыма, либо что-то произошло с главной системой жизнеобеспечения. И определить, что именно произошло на станции, из трубы не представлялось возможным.

Словом, найти причину можно было единственным способом: опустившись вниз собственной персоной.

Однако «хомячья нора» предназначалась лишь для движения в одном направлении. И склон Большой Сахарной Головы предоставлял удобную возможность лишь для подъема, а не для спуска.

Впрочем, Гэри уже некогда было думать об этом. Продолжив движение в прежнем направлении, он вернулся бы на станцию слишком поздно. И посему Гэри повернулся, спустил ноги вниз и приступил к спуску, еще не зная в тот миг (он просто не мог знать этого), что ему предстоит решить одну из тех моральных дилемм, которые определяют всю дальнейшую жизнь человека.

В Билли Чена он врезался, преодолев две третьих обратного пути.

Оба они передвигались с не слишком большой скоростью, однако результат столкновения представить нетрудно: локти, колени, недовольные возгласы и сбитое дыхание.

– Простите, босс, но мисс Попаларкис попросила срочно найти вас, – начал Билли. – У нас неприятности с…

– …системой жизнеобеспечения, – договорил за него Гэри. – Понятно. Я слышал сигнал тревоги. А что случилось?

– Эта штуковина разогревается все сильнее, и мы никак не можем ее отключить.

Следом за Билли Гэри вывалился в помещение станции. Мисс Попаларкис они обнаружили одетой в одни шорты и тенниску, голова ее находилась в смотровом лючке, а рядом стоял я, профессор Санчес, главный научный специалист по горным разработкам и старший брюзга на станции.

– Что ты с ней сделала? – спросил Гэри лишь наполовину серьезным голосом. Системы жизнеобеспечения, подобные нашей, сами по себе не выходят из строя. Ну а если подобное все же происходит, это означает, что их кто-то сломал.

– Ничего я не делала, – возразила Аника, и голос ее едва пробился наружу из глубины корпуса установки, – я не обладаю знаниями, необходимыми для того, чтобы сломать ее.

– Тогда что здесь происходит?

– Один из химических стрипперов почему-то разогревается, – ответила Аника. Распрямившись, она поглядела на Гэри круглыми глазами. Покрасневшее лицо ее было покрыто бисеринками пота.

– А ты можешь остановить нагрев?

– Наверное. Возможно. Не знаю. Можно отключить на несколько часов всю систему, тогда стриппер остынет.

– Едва ли этого будет достаточно, – заметил я.

Гэри, Аника и Билли разом повернулись ко мне.

– Почему же? – спросил Гэри.

– Я смотрел диагностику, реакция на какое-то время останется самоподдерживающейся вне зависимости от того, выключим мы систему или нет.

– И на сколько же именно?

– Я могу только догадываться, но по-моему, дня на два или три.

– На два-три дня? – простонала Аника. – Но мы не можем отключить жизнеобеспечение на такой срок. Резервная система рассчитана всего на двадцать четыре часа. Только не надо меня сейчас спрашивать о причинах, помешавших нам обзавестись более мощной установкой, способной заменить основную более чем на одни сутки!

Гэри дернулся:

– Потому что в подобном случае стоимость поселения сделала бы станцию нерентабельной с самого начала.

– Зато теперь она сделается нерентабельной, проработав некоторое время, – скромно заметил я.

Он не стал реагировать на выпад и просто вернулся к делу.

– Хорошо, следующий вопрос: насколько жарко здесь станет?

– Слишком жарко, – ответил я. – Более чем жарко. Непереносимо жарко. Мы попросту испечемся.

– Ну а если мы сумеем каким-то образом охладить этот стриппер? – спросил Гэри.

Аника пожала плечами.

– Не спрашивайте меня, я простой водопроводчик, а не химик.

– На мой взгляд, разумный ответ, – заметил я.

Гэри кивнул и включил телефон:

– Мистер Фирбоу вызывается в отсек жизнеобеспечения, срочно.

Я вздрогнул. Мистер Фирбоу был главным горняком. Надежный инженер, он обладал, впрочем, узко направленным умом. Или односторонним. Ему с превеликим трудом удавалось отвлекать свое внимание от дел, непосредственно находившихся перед ним. Ну а вообще работать с ним было чистым удовольствием, и все мы считали его присутствие в экипаже одновременно и приятным, и выгодным для себя.

Фирбоу явился через несколько минут.

– Мы запустили в трубы еще десяток тонн сырой руды, – оповестил он. – И до конца цикла добавим к ним еще пять. Прямо в яблочко.

– Приятно слышать такие новости, Пит, но сейчас дело не в этом, – ответил Гэри, приступая к объяснению ситуации. – Сейчас мне нужно каким-нибудь образом охладить эту штуковину, пока она нас не изжарила. И я считаю, что экипаж, умеющий добывать лед и располагающий необходимым для этого оборудованием, способен найти выход из положения. Твое мнение?

– Значит, ты хочешь, чтобы мы сделали это еще до загрузки в трубу следующих пяти тонн?

– До того, Питер, – согласился Гэри. – Такие ситуации во всех руководствах называют «экстренными». А это значит, что тебе придется бросить все свои дела и заняться охлаждением стриппера.

Фирбоу оглядел помещение, окинул рассеянным взором потолок и молвил:

– Понятно. Мне нужно восемьдесят или девяносто метров поливинилхлоридной трубы, источник тока на 220 вольт, кое-что из моего барахла, космический скафандр и два-три часа. Конечно, закачивать будем не лед, но холоднее станет.

– Именно это я и хотел услышать, – проговорил Гэри. – Приступай. А пока отключи вентиляторы. Возможно, мы сумеем поддержать здесь относительную прохладу, пока ты будешь занят делом.

Прошло чуть больше трех часов, и когда Фирбоу закончил работу, мы получили проходящую через отсек жизнеобеспечения трубу, по которой шла жидкая с крошкой смесь дробленого подповерхностного реголита. Аника Попаларкис тем временем сумела соорудить для охладителя пластиковый кожух, получив при этом всего два ожога.

Гэри позволил себе расслабиться.

Находясь на Земле, он, вне сомнения, повалился бы в кожаное кресло у письменного стола. Но здесь, на Тианте 55 664, ему оставалось лишь вплыть в свой кабинет и устроиться в пластиковом кресле на рабочем месте.

Едва он успел пристегнуться, я появился в дверях.

– Все под контролем, Гэри, – заверил я. – Можешь спокойно вздохнуть.

– А то я уже собрался совсем не дышать, на случай если это поможет как-нибудь выправить ситуацию, – отозвался Гэри. – Входи и садись. А знаешь, профессор, в такие вот дни я иногда боюсь вылезать из спального мешка.

– Я бы сказал, что ты превосходно справился с проблемой, – улыбнулся я. – Точное решение, отличное распределение обязанностей.

– Это ты про меня? Боюсь, что ты не заметил паники, которую я так старательно пытался скрыть. Если спросишь мое мнение, они переусердствовали, посадив меня на это место. В компании, должно быть, меня приняли за одного из тех парней, в чьих жилах течет ледяная вода, а нервы сделаны из стали.

– Значит, это не так?

– Я такой же, как и все вокруг, – продолжал Гэри. – Это просто внешность обманчивая. Все дело в челюсти. Мои родители подобрали ее в ходе генетической селекции. Раз она внушительная и квадратная, люди считают, что к ней прилагается и весь положенный в таких случаях набор. Так всегда бывает с генетической селекцией. Папа с мамой хотели сделать из меня футбольную звезду, но вместо футбола я научился играть на пианино. Я еще сыграю тебе. Какой-нибудь блюз, они у меня получаются.

– Стало быть, ты не желаешь знать о том, каким образом это несчастье свалилось на нас?

Гэри моргнул.

– А нужно ли мне это знать?

– Не беспокойся, нашей вины здесь нет. Аника получила от технической службы извещение: пора произвести техобслуживание одной из подсистем блока жизнеобеспечения. К извещению прилагались инструкции, как надо опорожнять перегревающиеся канистры.

– И инструкции оказались неправильными? – выразил просвещенную догадку Гэри.

– Мы пали жертвой собственного усердия. Техобслуживание нам Пришлось делать одними из первых, и мы вляпались в неприятности.

– Ведомство мистера Фергюссона. Помнишь того парня из комикса?

– Помню, но ты не совсем прав. Фергюссон – это инженер, а менеджер – мрачный тип в очках, похожий на Франкенштейна, только без его одержимости.

– Этот факт отравляет все мое существование. На сооружение станции ушел целый миллиард мегабаксов. А это значит, что каждые двадцать четыре часа мы должны выдавать тонну годного к отправке криогенного топлива. И нынешняя авария добавит еще одну тонну к уже недостающим семнадцати, если считать с самого начала работ.

– Мелочи, мелочи, мелочи.

– Конечно, в общей схеме бытия – это всего лишь мелочи. Однако моя работа и карьера зависят именно от таких пустяков. И чем усерднее я работаю, тем больше трудностей у меня возникает.

В это мгновение звякнуло коммуникационное устройство, извещая о прибытии очередной депеши, отправленной из штаб-квартиры корпорации и оттого способной лишь еще более отравить жизнь Гэри. Завидовать ему я бы не стал.

Астероид назвали в память известного в XX столетии бейсболиста. Когда первые десять тысяч летающих скал получили свои имена, остальным пришлось брать названия откуда ни попадя. А открыли его на рубеже тысячелетия инженеры ВВС, имевшие допуск к сверхбыстрым зарядным устройствам. Вообще-то им требовалось на перезарядку несколько минут, но эта модель управлялась с делом за миллисекунды. Машину эту разработали для какого-то спутника-шпиона, который вычеркнули из списка совершенно секретных после окончания «холодной войны». Пользуясь ею в течение шести часов, можно было шесть раз просканировать все небо. Потом компьютер сканировал все пять изображений, отбрасывая неподвижные объекты, а оставшиеся сопоставлял с уже известными. К концу первого года бригада удвоила число известных астероидов, оставив специалистам по этим космическим глыбам лишь право рыдать, уткнувшись носом в кружку пива… А что еще оставалось людям, потратившим целую жизнь на поиски финансирования собственных изысканий, когда небеса вдруг оказались обследованными быстрее, тщательнее и к тому же на денежки Пентагона?

Тиант представлял собой напичканную хондритами глыбу длиной в целую милю. Длина ее была больше ширины, ширина, в свой черед, превосходила толщину. Межпланетные ветры четыре миллиарда лет носили ее в пространстве вместе с прочим мусором, успев за это время слизать все уголки и покрыть поверхность кратерами, большими и малыми – от микроскопических до зияющей ямы, занимавшей половину поверхности одной из сторон.

Астероид относился к числу тех близких к земной орбите снарядов, которые время от времени заставляли слабонервных вспоминать о динозаврах и их гибели. Орбита его была близка к земной: наклонения никакого и небольшой эксцентриситет. Отсутствие наклонения делало Тиант привлекательным для горняков – к примеру, как корпорация «Экстраглобал», – потому что до таких объектов добраться было и дешевле, и проще.

Горнодобывающая станция находилась здесь всего шесть месяцев, включая время, отведенное на ее сооружение. Первые три месяца нам с Гэри и четырнадцатью нашими сотрудниками и собратьями приходилось жить в тесноте на борту корабля космических монтажников. Туннели нашего нового поселения казались полными воздуха и просторными, если сравнивать их с тесной жестянкой космического корабля. Прежде каждый из нас мог располагать всего двадцатью кубическими метрами на человека, станция же сразу обрушила на нас истинную роскошь – по целой сотне и более. Дороже всего было наполнить эти помещения пригодным для дыхания воздухом, однако занятое добычей летучих веществ горное предприятие вполне могло позволить себе такую роскошь – пока его системы не начинали перегреваться.

Однако перегревались не только машины.

– Не верю я этим людям, – сказал Гэри, швыряя доску для письма в противоположный конец комнаты и наблюдая за тем, как она отлетает от стены. Вращение придало предмету дополнительный импульс, и, три раза оттолкнувшись от стен, доска едва не въехала мне в лоб. Пригнувшись, я потребовал объяснения.

– Менеджеры, которые сидят сейчас дома, желают узнать, что именно случилось не так, – проговорил он. – Неужели им и в голову не приходит, что мне нужно следить за целой станцией? У меня и так отставание от плана на целых семнадцать тонн, а они хотят, чтобы я немедленно остановил работы и засел за отчет о системе жизнеобеспечения.

– И тебе трудно это сделать? – спросил я.

– А ты как считаешь? Очевидно, мне придется потратить на писанину целую жизнь, хотя я мог бы расходовать ее на слежку за Фирбоу, который то и дело норовит врезаться в скальную породу вместо льда, и за Аникой, которая способна заняться починкой реактора в том же духе, как она только что отремонтировала систему жизнеобеспечения. Неужели их не интересует дело, ради которого мы здесь находимся?

– Строго говоря, на это рассчитывать не приходится, – заметил я.

– Не забывай, что они находятся по ту сторону телескопа.

Гэри закатил глаза.

– Понимаю, ты хочешь, чтобы я оставил свои лекции при себе. Зачем тогда держать на станции старого и мудрого человека, если ты не позволяешь ему читать наставления молодежи?

– Кстати, а сколько вам лет, профессор? – спросил Гэри.

– Не важно. Но лекцию, не забудь, читаю я, а не ты.

– А правда, что вы здесь действительно вроде няньки при таком младенце, как я?

– Я нахожусь здесь потому, что правительство Соединенных Штатов оплачивает научные исследования на сто десять процентов. Любой доход, который после этого может дать станция, будет чистой случайностью. Так ты собираешься слушать меня или нет?

– А есть ли у меня выбор?

– Нет. И как я уже говорил, с их стороны телескопа никакой работы не существует. Все свое время они проводят, рассматривая колонки цифр на экранах. И кроме этих чисел, они не знают другой реальности, она просто не существует для них. Но, к несчастью для нас, эти числа отнюдь не исчерпывающим образом отражают нашу жизнь здесь. Каждый доллар, который мы потратили, добираясь сюда, поддерживая собственную жизнь, занимаясь своим делом, есть доллар, извлеченный из их гроссбухов – из расходных статей. Каждая капля крови, пота и слез, которые мы прольем, извлекая продукт из грунта, становится долларом дохода и заносится в соответствующую статью их книг. Однако наша действительность – реальные фонды – находится за пределами их воображения. Именно поэтому они постоянно нервничают. Когда что-то портится, сделать они ничего не могут, однако всякий возложит на них ответственность за происходящее.

– А я в это не верю, профессор, – возразил Гэри. – Разве может быть, чтобы хоть кто-нибудь из них не знал, чем мы тут занимаемся?

– В самом деле? И что же они тогда сделали с этим беднягой – завернули в бумагу и повесили на плечиках пылиться в какой-нибудь шкаф?

– Иногда так действительно может показаться, – согласился Гэри. – Но если тебе все это известно, зачем ты потащил сюда свою задницу? Зарабатывать деньги для чужого дяди?

– А вот на этот важный вопрос менеджеры твоего уровня должны знать ответ, – заметил я. – Никто не летит сюда ради одних денег. Есть целая уйма более безопасных способов разбогатеть, к тому же более половины моих знакомых своих денег и не видят, они просто перекачивают их в космические облигации. И они не ищут приключений. Проводить свою жизнь в пластиковой коробке и дышать рециклированным воздухом… в этом нет никакой романтики, которую видишь на телеэкранах. По моему опыту, людей побуждают к действию две вещи. Они не хотят, чтобы гибли их товарищи – вот истинная причина, заставляющая людей сражаться на войне, – и не хотят погибнуть сами. Профессионализм здесь не очень к месту, однако ты понимаешь, что я имею в виду.

– Я понимаю тебя, – ответил Гэри. – И именно поэтому наш космический рудник принадлежит не только «Экстраглобал». Отчасти он является и моей собственностью, и я хочу заниматься своей работой просто потому, что это и есть моя работа. Но неужели ты и в самом деле считаешь, что понимаешь строй мыслей Пита Фирбоу, когда у него «едет крыша»?

– Ты спрашиваешь меня как своего сотрудника или как человека, обязанного следить, чтобы среди персонала станции никто не унывал?

– В обоих качествах.

– Как член экипажа я должен сказать, что Питер имеет более сильную мотивацию в своем деле, чем любой из нас, – сказал я, немного подумав.

Гэри кивнул.

– Но ему необходима целая куча антидепрессантов, чтобы не свихнуться в свободное от работы время. Мне пришлось подрегулировать и дозу Аники – иначе она развалилась бы на части, посчитав себя виновной в сегодняшнем несчастье.

– Вот это плохо, – заметил Гэри. – Она ни в чем не виновата.

– Эмоции не всегда поддаются разумному управлению, – напомнил я.

– И что же я получу, потратив кучу времени на составление отчетов, которых никто не прочтет, на объяснение наших проблем, которых никто не поймет, и на изобретение решений, до которых никому нет дела?

– В таком случае помогает определенная разновидность депрессантов центральной нервной системы, – сказал я. – У меня есть немного рома, который придется тебе по вкусу, когда ты покончишь с Делом.

– Ты ведь знаешь, что иметь его здесь не положено, – напомнил Гэри.

– Все в порядке, – заверил я босса. – Продукт этот входит в состав аптечки. Только запомни одну вещь.

– Какую?

– Чтобы доставить сюда нового управляющего, необходимо шесть месяцев, поэтому неудача не может служить основанием для отставки.

Если ты не сумеешь справиться с отчетом, никто не ждет от тебя заявления об увольнении по собственному желанию.

– Только дело это мне совершенно не нужно.

– Загляну к тебе после ужина, – сказал я. – Возьми сок лайма, сделаем кубинский либрес.

В ту ночь мы хорошо погудели, и на следующий день Гэри закончил отчет. Питер Фирбоу умудрился не создать за это время новых проблем, система жизнеобеспечения охладилась до вполне пристойной рабочей температуры, и вся жизнь как будто пошла своим чередом – более или менее.

Однако проблемы Гэри на этом не закончились.

Через несколько дней утром я зашел в кают-компанию и обнаружил, что там полным-полно народу. Очередная смена началась уже полчаса назад, однако все работники горнодобывающей бригады находились здесь. Случилось нечто непредвиденное, и это можно было понять по общему ропоту, заполнявшему столовую.

Плеснув немного кофе в свою чашку, я направился к Билли Чену.

– Неужели у нас сегодня какой-то праздник, о котором мне никто не сказал заранее?

– Разве ты не слышал последнюю новость? – ответил он вопросом на вопрос. – Сегодня утром «Экстраглобал» объявила о банкротстве.

Я едва не поперхнулся.

– В самом деле? Дай посмотреть.

Он передал мне информатор, и я связался по лазерному лучу с Дворцом Свободы, находящимся в JI-5. Как и сказал Билли, «Экстра-Г» запросила защиты от кредиторов по статье 22 кодекса ООН о банкротстве.

– Им не хватило порядочности заранее предупредить нас, – заметил Билли.

Переключив информатор, я связался с кабинетом Гэри.

– На случай, если ты еще не заметил, докладываю: сегодня утром никто не вышел на работу, – проговорил я. – Лучше иди сюда и потолкуй с ребятами, иначе они повесят носы и простоят здесь весь день.

– Ага, – ответил он. – Сейчас буду.

Исчезнув с экрана, Гэри спустя мгновение вынырнул из коридора. Ухватившись за поручень, он влетел в общий зал, а там, задержав дыхание, постарался передвигаться помедленнее, чтобы создать видимость самоконтроля.

– Доброе утро, люди, – поздоровался Гэри, возвышая голос над общим ропотом. – Что за суета?

– Как быть с «Экстра-Г»? – спросил Билли. – Ты включал информатор?

– Ах, ты про это? Не знаю, почему этот факт встревожил вас, – проговорил Гэри.

– Компания обанкротилась, – заявил Билли еще более громким голосом. – Конечно же, я встревожен.

– Билли, о банкротстве нет речи, – ответил Гэри. – Просто мы хотим на некоторое время прекратить платежи по счетам. Все дело в потоке наличности. Мы просто пытаемся реструктурировать наши долги. Такую вещь компании иногда проделывают.

– Мы уже слыхали все это, – не унимался Билли Чен.

– Значит, придется выслушать еще раз, – отозвался Гэри. – Всем вам известно, как это бывает. Наша станция не просто крупное капиталовложение. Одна энергоустановка стоит полмиллиарда мегабаксов. Горнодобывающее оборудование потянет еще на четверть миллиарда. Само поселение тоже обошлось недешево. В общей сложности мы стоим как раз миллиард мегабаксов. Годовые проценты с такой суммы составляют почти две сотни миллионов. Как вам известно, мы должны были оказаться здесь, на Тианте, еще в прошлом году. Однако в трубе, как всегда, что-то застряло, системы пришли не вовремя, и мы еще только стараемся довести станцию до ума, насколько это возможно. Пройдет еще три месяца, прежде чем мы отправим свой корабль, и еще три месяца, прежде чем он спустится на нужную околоземную орбиту. Однако с нас уже требуют расплатиться по некоторым обязательствам. Ай-Ай-Эф волочит копыта, и инвесторы нервничают. Они хотят вовремя получать свои платежи.

– А как насчет наших собственных денег? – спросил Билли.

– Ваши деньги вложены в космические облигации, – ответил Гэри. – Кредиторы не имеют права прикоснуться к ним. Компания тоже, они надежны, как скала.

– Не сказал бы, Гэри, – усомнился Билли. – Идея меня не радует. Не хочется работать на обанкротившуюся компанию.

Гэри вздохнул и покачал головой.

– Я же не сказал, что «Экстра-Г» стала банкротом. Мы просто укрываемся от временной финансовой солнечной бури. Ты же не хочешь, чтобы, пока ты здесь трудишься, какой-нибудь индонезийский банк вступил во владение твоим спальным мешком?

Билли пожал плечами.

– Нет. Но что мы будем делать, если они не сумеют реорганизоваться? Что если никто не захочет одалживать им деньги?

– Тогда мы закроем станцию и отправимся домой на год раньше срока, – проговорил кто-то из собравшихся. – Ведь на наших счетах – плата за два года, и не так уж важно, сколько мы здесь пробудем. Верно, босс?

– Возможно, – ответил Гэри. – Я не знаю всех тонкостей закона, однако если ваша заработная плата вложена в космические облигации, судьба «Экстраглобал» вас может не интересовать. Но я не хочу, чтобы люди решили, что мы намереваемся закрыть станцию. У всех остаются незаконченные дела, и нам давно пора приступить к ним. Если у кого-нибудь из вас еще остались вопросы, дверь моего кабинета всегда открыта. Давайте-ка за работу.

Билли Чен не был обрадован результатом разговора, однако ничего возразить не мог. Все прочие, чуточку поворчав, также отправились по своим местам.

Впрочем, больше всего меня беспокоил сам Гэри. Ко всем его горестям прибавилась новая.

Немного погодя я заглянул к нему в кабинет.

– Ты прекрасно уладил назревающий скандал, – похвалил я.

– Спасибо, – ответил Гэри. – Приятно слышать, что хоть кто-то так считает.

– Впрочем, остался один вопрос.

– Какой?

– Почему ты не открыл им всю правду?

– Правду? Мне казалось, что я это сделал.

– Правду о том, почему «Экстраглобал» попала в беду.

– Что-нибудь новенькое?

– Ничего особенного, кроме того, что было в информаторе, – ответил я. – Или ты не стал читать дальше, обнаружив первую скверную новость?

Гэри пожал плечами.

– Не знаю, может, читал, может, нет. Ну ладно, не тяни…

– Вот настоящая причина: два дня назад «Спейс Лонч Системз» объявила о том, что повышает цены на эксплуатацию своего флота носителей.

– А я и не заметил, – почесал затылок Гэри. – Это настолько важно?

– Важно? Разве ты не знаком с космической экономикой?

– Отдаленно. Откуда мне, простому и тихому ежику, копающемуся среди скал в поисках льда, знать такие сложности. Просвети.

– А ты знаешь рыночную цену своих летучих компонент?

– Знаю. Но не более того. Полмиллиона мегабаксов за тонну, выведенную на низкую околоземную орбиту.

– Ну, тогда ты не настолько туп, как прикидываешься.

– Наверное, ты прав. Но какое отношение этот факт имеет к «Спейс Лонч Системз»?

– Теперь один запуск будет стоить в три раза дороже. А ты знаешь, что это означает?

Гэри приоткрыл рот и принялся подсчитывать на пальцах.

– Это означает, что нам придется производить в три раза больше продукции, чтобы оплатить грузы, которые «Экстраглобал» пришлось доставить сюда, сооружая наше предприятие, – сказал я, стремясь избавить его от лишних умственных усилий.

– Я уже это вычислил, – ответил Гэри. – И сейчас пытаюсь предугадать последствия. До сегодняшнего дня при полной производительности – пятнадцать тонн руды в день и конечном итоге в одну тонну летучих компонент – за год мы могли окупить свои затраты, оставив себе при этом достаточный для счастья кусочек. Теперь, судя по твоим словам, ежедневно мы будем отставать на две тонны.

Я улыбнулся. Гэри такой смышленый ученик!

– Именно так, – сказал я. – Из такого вот материала кроятся банкротства.

Несколько следующих недель прошло без единого сбоя.

Питер Фирбоу сумел расширить заборник проходческого комбайна, так что тот стал втягивать много больше реголита, тем самым едва ли не в два раза увеличив производство сырой руды. Нагреватели и испарители, конечно, остались прежними, и это помешало нам в полной мере воспользоваться увеличением добычи сырья, однако мы все-таки начали выжимать по полторы тонны летучих компонент каждый день. Мы довольно быстро нагнали отставание от нормы и даже превысили ее.

«Спейс Лонч Системз Инкорпорейтед» в итоге поступила так, как положено правильной корпорации: вместо двух третьих они повысили цены на несколько процентов и положили разницу в карман. Этого хватило, чтобы вся космическая экономика избежала катастрофического обвала, пусть это и привело к искусственной инфляции стоимости доставки груза на низкую околоземную орбиту. Иногда жадность полезна не только самому жадине.

К концу марта настроение экипажа неторопливо поползло вверх. Так всегда бывает, когда до прихода транспортного корабля остается уже немного. В начале освоения космоса рационы раскладывали по пакетикам, просчитывали, прожевывали и едва ли не переваривали заранее. Вместительные космические корабли и дешевые носители изменили эту традицию, и рационы сменились продуктовыми наборами «сделай сам». Но когда корабли с продуктами приходят через шесть месяцев, к концу цикла твоя кладовая пустеет. Ты пытаешься распланировать остатки, однако концы по-прежнему не сходятся с концами. Дело в том, что ты уже израсходовал почти всю муку и сахар, пиво кончается, люди переходят на задохшееся арахисовое масло и крекеры, вкусом похожие на картон. Ты начинаешь отмеривать дозами кофе.

И за каждой трапезой в качестве гарнира подают рис – потому что его осталось еще очень много.

Первым знаком стало потрескивание, которое вдруг начало доноситься из воздуховодов кают-компании. Я ухватил за руку Анику Попаларкис, появившуюся там через некоторое время.

– Что это за звук? – спросил я. Мы медленно дрейфовали в воздухе и прислушивались, понемногу опускаясь к полу. Щелк… щелк-щелк… щелк.

И тут Аника оглянулась, запустила пальцы в прическу и извлекла из нее крошечное белое зернышко длиной в несколько миллиметров.

– Вот, – проговорила она, показывая мне добычу поближе. Я по-прежнему не мог понять, что это такое, хотя очертания предмета казались знакомыми.

– Что это?

– Рис, – ответила Аника. – Придется расспросить Фирбоу.

Мы обнаружили Пита в мастерской, отдыха ради он корпел над какой-то экзотической деталью оборудования. Причина уже была известна ему. За ланчем один из наших горняков завопил: «Меня уже тошнит от этого риса», – и запустил тарелкой в стену. В условиях невесомости рис разлетелся в разные стороны, проникая повсюду и приклеиваясь где попало.

Наконец крахмал высох, и зернышки отделились благодаря вибрации станции. Тогда их стало затягивать в вентиляторы, и рисинки начали стучать по лопастям.

– Хорошо, что это был не рисовый пудинг, – заметил Фирбоу.

Три дня все мы доставали из волос сушеные зернышки риса.

На следующий день объявилась новая проблема. С ней столкнулась Аника. По коридору, повинуясь слабому дуновению вентиляторов, кружила струйка желтоватых зерен невареного риса, затекавшая в уголки и оставлявшая на полу причудливые узоры.

– Откуда он мог взяться? – спросил я.

Аника пожала плечами в ответ, и я отправился разыскивать Гэри.

Мне пришлось дожидаться его у «хомячьей норы», но ответ я получил сразу.

– Билли сказал, что у нас пропало пять двадцатикилограммовых мешков с рисом, – объяснил он. – Но я не понимаю, зачем кому-то понадобилось красть этот продукт, когда всех нас и так мутит от одного его вида.

– Именно потому, что всех нас мутит от одного его вида, – заключил я.

Гэри закатил глаза.

– Ты прав, – согласился он. – И я, похоже, охотно совершу еще один кружок по «хомячьему ходу».

– А я пойду искать рис, – пришлось ответить мне.

Мы так и не установили личность преступника. Сделать это было невозможно. Похититель не намеревался явиться за своей добычей. По ночам никто не хрустел в темном уголке рисом. Но кем бы ни был похититель, мешки эти он запрятал по всей станции. На двух из них прорвалась упаковка, и теперь рис плавал по всем воздуховодам и коридорам.

Целых три дня мы собирали зерна пылесосом, однако они по-прежнему находили путь в вентиляторы, фильтры и трубопроводы. Гэри проводил свое время в трубе – пыхтел и сопел, поднимаясь на верх Большой Сахарной Головы, а потом скользил вниз по противоположному склону. Жизнь его явно становилась все труднее и труднее, и мне нечем было помочь ему.

Поэтому мы отсчитывали дни до прибытия транспорта «Ди Маггио», развлекая себя мечтами о раковых шейках, фаршированной свинине, пицце, маринованных грибах, свежих бисквитах, мороженом с шоколадом и орехами и о кофе – без всяких ограничении. «Ди Маггио» был оснащен термическими ядерными двигателями, обладавшими высокой тягой и удельным импульсом. Факт этот сокращал время на полет к нам с шести месяцев до шести недель.

Но дополнительные расходы уместны, лишь когда перевозишь персонал. Грузу не надо платить за дни простоя. Мы не ждали прибытия новых сотрудников на «Ди Маггио», однако корабль должен был заправиться у нас перед перелетом на Фобос. Расположение планет являлось вполне благоприятным для подобного маневра. «Ди Маггио» прихватил с собой наши припасы, чтобы сэкономить «Экстраглобал» несколько мегабаксов на стоимости перевозок. Так получалось дешевле, чем отправлять специальный транспорт – долго летящий и столько же времени амортизирующийся.

Последний маневр, выводящий его на орбиту Тианта, корабль выполнял, находясь с противоположной от станции стороны астероида – чтобы защитить нас его массой от радиоактивных струй. А потом на «Ди Маггио» воспользовались двигателями ориентации, чтобы выйти на орбиту вокруг нашего камня.

Все свободные от дежурства находились в коммуникационной рубке, рассчитывая увидеть корабль, как только тот появится из-за горизонта.

Билли Чен переключил микрофон на переговоры и проговорил.

– «Ди Маггио», «Ди Маггио», говорит горнодобывающая станция Тиант. Прием.

– Говорит «Ди Маггио», – ответил ему голос, хрустнувший в динамике над нашими головами, – орбита номинальная, уточняем маневр. Прием.

– А скоро начнете сгружать припасы? – спросил Билли. – Я уже обещал экипажу консервированные персики, взбитые сливки и песочные коржики к обеду, как только вы закончите разгрузку. Прием.

Ответ последовал после продолжительной паузы.

– Станция Тиант, в наши инструкции были внесены изменения. Отгрузка не предусмотрена. Прием.

Все находившиеся в рубке вздрогнули. Лицо Билли Чена болезненно искривилось.

– Что такое? Повторите, «Ди Маггио». По-моему, я не расслышал вас. Прием.

– Повторяю, передача груза не предусмотрена, – ответил голос с «Ди Маггио». – Приказ корпорации. Ваш груз доставляется наложенным платежом, и нам приказано приступить к разгрузке лишь после поступления оплаты от «Экстра-Г». Простите, ребята, но мы ничего не можем поделать.

Последовали гневные возражения, возгласы недоверия, угрозы, скатологические эпитеты в отношении экипажа корабля и еще более уничижительные характеристики наших работодателей в «Экстраглобал».

Я как раз поглядел на дверь в рубку, когда в нее выплыл Гэри. Замерев на месте, он немедленно оценил настроение экипажа. А потом развернулся и направился обратно.

Я решил, что он собрался сделать еще прыжок по «хомячьей норке».

И ошибся.

На сей раз Гэри не стал прятаться от проблем. Он не пытался утвердиться в мысли, будто компания знает, что делает, пусть он и не понимает ее планов. Он не пытался каким угодно образом уклониться от жестокой правды, явившейся вместе с «Ди Маггио».

На сей раз Гэри сразу связался со штаб-квартирой корпорации и начал задавать вопросы, которые давно полагалось задать.

Я вплыл в его кабинет в самый разгар разговора. Мы находились в добрых десяти световых минутах от Земли, и связь с ней получалась несколько односторонней. Подобные беседы обладали преимуществами электронной почты, кроме того, срочное сообщение никто не мог прервать.

– …такова ситуация здесь, – говорил Гэри. – И я хочу знать следующее: чего вы от меня ожидаете? Собираетесь ли вы оплатить этот проклятый счет за наше питание в этом и следующем месяцах? Или нам следует собрать пожитки и отправляться домой на «Ди Маггио»?

– Мне нужны ваши указания, – продолжал Гэри. – Одно дело день ото дня управлять станцией. С этим у меня нет проблем. Но вы, похоже, хотите, чтобы я принимал здесь такие решения, от которых увиливаете сами? Вы действительно готовы принять на себя всю ответственность, если я сделаю неправильный выбор? Или вы решили просто списать всех нас и завтра утром начать какой-нибудь новый проект? Во всяком случае, у вас есть подобная возможность… а я останусь здесь и завтра утром, и послезавтра, и после-послезавтра… Говорит Гэри Уотерс с горнодобывающей станции Тиант. Жду вашего ответа.

– Я тоже подожду, – заметил я.

Гэри резко обернулся и вздрогнул.

– Не мешало бы постучать, когда приходишь подслушивать, – бросил он.

– Я просто не хотел испортить твой стиль, – ответил я. – Мне казалось, что ты – менеджер компании.

– Да. Но верность должна быть обоюдной. А они последнее время не балуют меня поддержкой.

– И чего же ты ждешь от них?

– Не знаю. Положение аховое. В соответствии с полученными вчера сообщениями мы обязаны перекачать шестьдесят тонн кислорода и водорода на «Ди Маггио» по первому требованию. Они заключили контракт и произвели платежи.

– Возможно, я ошибаюсь, но разве «Ди Маггио» не принадлежит «Экстраглобал»? По-моему, я видел его в регистре.

– Корабль принадлежит «Экстра-Г», однако его арендует компания «Солар транспорт», занимающаяся перевозками и абсолютно независимая. Ну, хорошо… в известной мере, независимая. Мы оплатили начальные расходы, но потом предоставили их собственной судьбе.

Разделение на секции. Наши опасались, что если «Солар» потонет, то увлечет за собой и «Экстра-Г».

– В высшей степени предусмотрительный поступок.

– В любом случае корпорация упирается всеми копытами, когда оказывается, что надо платить «Солар транспорт» за перевозку наших припасов. Не знаю, способны ли они сейчас сделать это – ведь речь идет о добрых двадцати миллионах мегабаксов… или они просто не хотят.

– И у тебя есть основание заподозрить свое начальство в неискренности?

– Я не получаю ответов на свою электронную почту от тех людей, которые обязаны реагировать на запросы.

– Скверный знак.

– Поэтому я не знаю, что делать, – продолжил Гэри. – Мне придется что-либо предпринять, иначе ситуация разрешится самым скверным образом. Экипаж станции не станет терпеть столь вздорных выходок своих работодателей. Люди могут взбунтоваться или еще хуже…

– Что верно, то верно.

– Чего бы мне сейчас хотелось, так это запустить камнем в один из иллюминаторов «Ди Маггио», чтобы его экипаж был вынужден оставить корабль. Тогда мы возьмем их на станцию, груз объявим спасенным и станем героями.

– Боюсь, что административное право останется не на твоей стороне, – возразил я. – Ты не можешь претендовать на участие в спасении судна, если собственными действиями поставил его в опасную ситуацию.

– Увы, это просто мечта.

– И неплохая, – согласился я. – Жаль только, что «Ди Маггио» нельзя посадить, не бросая в корабль камни.

– Жаль. Но, может быть, корпорация что-либо посоветует нам, прежде чем мы дойдем до крайности.

Мы долго ожидали ответа на послание Гэри, а потом он принялся разыскивать в холодильнике сок лайма, а я поплыл в лазарет за ромом. Я вернулся, когда депеша уже поступила.

И ничего хорошего не содержала.

– Подожди? И это все, что они посоветовали?

Гэри пожал плечами.

– Конечно, слов было больше, но смысл я тебе передал. Они не дали никакого объяснения собственным действиям, хотя наверняка чем-то там заняты.

– Не сомневаюсь, что у них очень много дел, – сказал я. – Но каких? Они реструктурируют наши долги? Или рассылают резюме в поисках работы?

– Должно быть, заняты обоими делами сразу, – вздохнул Гэри. – Но разве можно их упрекнуть? Оказавшись на их месте, я и сам сделал бы то же самое.

Гэри умолк. Глаза его были обращены куда-то вдаль – словно он заметил что-то на горизонте… Впрочем, горизонты из его кабинета не открывались – хотя бы потому, что в нем не было окон.

– А ты никогда не интересовался парнем, в честь которого эта скала получила свое имя? – спросил я, прерывая молчание.

– Тиантом? Кажется, он играл за «Бостон»?

– Лет шестьдесят или семьдесят назад. Он был питчером и играл в чемпионате страны.

– А я думал, что «Бостон» ни разу не выигрывал до наступления XXI века.

– Я же не сказал, что выигрывал. Все это было, когда в американской лиге действовало правило бьющего, и питчеры не подходили к бите. Им приходилось дожидаться своей очереди, как и всем остальным. Они обычно били навылет или бегали очень быстро. Но Тиант был знаменит не этим. Он бегал на базу. Большой был специалист. Четыре пробежки – и игра сделана.

– А к чему ты говоришь все это?

– Не знаю. По-моему, все дело в том, что ты никогда не знаешь, что делать, пока не подойдешь к бите. И иногда совершаешь нечто большее, чем от тебя ожидают.

– Ну, теперь я вдохновлен, – проговорил Гэри.

– Заметно, – ответил я. – Но, кажется, здесь я больше ничего хорошего сделать уже не могу. Пойду в коммуникационную рубку, посмотрю, как пойдут дела.

– В рубку? А что там творится?

– Там уже собрался весь свободный экипаж, и все перекидываются шутками с людьми с «Ди Маггио». Мы уже успели стосковаться по обществу, а главное – по настоящему разговору, когда ответ получаешь немедленно.

– Интересно бы послушать, – сказал Гэри. – Однако боюсь, если я сейчас явлюсь туда, бунт на борту начнется на несколько часов раньше своего срока.

– Не надо корить себя, – проговорил я. – Хочешь верь, хочешь нет, но они не обвиняют тебя в том, что сейчас происходит.

– Не знаю, почему они не делают этого, – нахмурился Гэри. – Я сам обвиняю себя.

Через несколько часов Билли Чен пробудил меня от тревожного сна.

– Профессор Санчес, у нас проблема, – объявил он.

Голос его, негромкий, но настойчивый, заставил адреналин хлынуть в мою кровь. Воображение тут же заторопилось, предлагая рассудку всевозможные варианты кошмара: авария, отказ оборудования, солнечная буря, пожар, утечка воздуха, банкротство, мятеж. Следуя за Билли, я проплыл по коридору в коммуникационную рубку.

– Что-то случилось с «Ди Маггио», – сказал Билли, как только мы оказались на месте, – оттуда сообщают о неприятностях на борту.

Сердце мое переместилось из пяток на свое законное место.

– Приведите сюда Гэри, – попросил я.

– Его уже ищут, – произнес Билли. – Он был здесь два часа назад и вел долгие переговоры с кораблем.

– Он говорил с «Ди Маггио»? О чем?

– Просто болтал. Ну, сам знаешь. Откуда ты? Сколько у тебя детей? И все такое.

– А в кабинете его сейчас нет?

– Нет. Его ищут в «хомячьей норе», но, похоже, Гэри нет и там.

– А что случилось с «Ди Маггио»?

– Подав тревожный сигнал, корабль сразу же ушел за горизонт, поэтому мы не знаем подробностей, – объяснил Билли. – И узнаем их лишь через десять минут.

Эти десять минут оказались немыслимо длинными.

Всякий раз мне казалось, что я слышу движение Гэри в коридоре, но всякий раз вместо него появлялся кто-то другой. Билли надел наушники и принялся обшаривать диапазон, прислушиваясь к сообщениям, посланным через всю Солнечную систему от одной наполненной воздухом жестянки к другой. Была самая середина ночной вахты, огни на станции притушили, и вокруг не было никого. Наступило одно из тех мгновений, когда ты слышишь, как потрескивает в глубокой тишине Вселенная, неторопливо расползаясь по швам – стежок за стежком.

Гэри возник в рубке со странной виноватой улыбкой на лице. В этот момент «Ди Маггио» вынырнул из-за горизонта.

– Эй, профессор, не поздновато ли ты сегодня засиделся? – спросил он, вплывая в рубку.

– Вся вина за это ляжет на Билли, – пояснил я. – Он не сумел отыскать тебя и поэтому выудил меня из мешка. На «Ди Маггио» что-то произошло.

– Я знаю, – ответил Гэри еще более сокрушенно, – моя вина.

– Тиант, говорит «Ди Маггио», – затрещал голос в динамике, – повторяю предыдущее сообщение. Авария на борту. Вышла из строя система жизнеобеспечения. Проклятая установка перегревается. И мы не знаем, как прекратить процесс. Есть ли у вас какие-нибудь идеи?

Я посмотрел прямо на Гэри, и он побагровел, как свекла.

– Мистер Уотерс, что это вы учинили?

– Профессор, я совершил очень скверный поступок. Возможно, меня из-за этого уволят. Или даже арестуют. Но ничего другого я так и не сумел придумать.

– И что же ты сделал?

– Я пришел сюда и принялся болтать с их старшим инженером. Хороший парень из Джакарты, оставил дома жену и двоих детей. Он хочет заработать здесь, а потом вернуться домой и посвятить все свое время рыбной ловле.

– Ну и?..

– Известно ли тебе, что в каютах «Ди Маггио» установлено такое же оборудование, как и у нас? «Экстра-Г» не станет попусту тратиться на отдельный проект. Проектировщики просто по-новому разместили узлы вокруг силовой рамы – и все. А сами системы такие же, и фокусы у них одинаковые.

– И что же ты сделал?

– Я просто рассказал ему о депеше из отдела технического обслуживания – той самой, которая рекомендовала нам заняться проверкой системы жизнеобеспечения и причинила такие неприятности. Той, из-за которой перегрелась система жизнеобеспечения.

– Ты не мог этого сделать!

– Я сделал это.

– И они так и не получили следующее распоряжение, отменяющее предыдущее?

– Все произошло лишь несколько недель назад. С какой скоростью, по-твоему, корпорация будет реагировать на подобные факты?

– Во всяком случае, торопиться она не станет, – признал я.

– Итак, «Ди Маггио» попал в беду.

– Похоже, что так.

– А тебе не кажется, что нам следует помочь им? – спросил Гэри.

– Я думаю, в первую очередь мы предложим им оставить корабль. А сами приступим к спасательным работам. В случае удачи – наши родные припасы достанутся нам, так?

Я нахмурился.

– Ты понимаешь, что затеял?

– Конечно, – закивал Гэри. – Я проглядел законы о спасении. Как только экипаж оставит корабль, мы имеем право немедленно приступить к спасательным работам. Можно сбросить давление в обитаемом блоке до тех пор, пока система жизнеобеспечения не остынет, а потом вновь наддуть его и разрешить экипажу вернуться. Тем временем мы выгрузим все, что нам положено. А они получат свой корабль и продолжат путь. И мы будем лакомиться креветками и шоколадом еще шесть месяцев.

– Ты же знаешь, что не имеешь права претендовать на премию за спасение судна, если сам же причинил ему ущерб.

– Пусть они это докажут, – парировал Гэри.

– Но что ты будешь делать, если компания все-таки догадается?

– Компания может катиться прямо в воздушный шлюз, – решительно объявил Гэри. – Три часа назад мне сообщили, что «Экстра-Г» ликвидируется. С завтрашнего дня мы оказываемся свободными агентами. Причем жалованье, заметь, будет выплачено нам до конца следующего года.

По спине моей пробежал холодок.

– Даже не помню, когда мне приводилось быть свободным агентом. Сколько же лет прошло с этого времени?

– А мне нравится, – заявил Гэри. – Я никогда не был хорошим менеджером. Невзирая на челюсть.

Он подумал и добавил:

– А знаешь, я просмотрел биографию этого Луиса Тианта. Ему ни разу не удалось добиться весомых успехов в чемпионате. Отличался по пустякам.

– В самом деле?

– Увы, да. Он все крутился вокруг базы в начале игры, а потом забывал вернуться назад, если ему не напоминали об этом.

– Ну, я говорил по памяти. Должно быть, его успехи просто показались мне значительными. Я же был тогда мальчишкой.

Гэри искоса поглядел на меня.

– А сколько же тебе лет, профессор?

– Хватает, – ответил я. – Но учти, когда через годы ты будешь вспоминать сегодняшний день, он покажется тебе огромным успехом, хотя сейчас ты считаешь его пустяком.

Гэри улыбнулся с гордостью и от всего сердца.

– Возможно, – сказал он. – Наверное, тогда я сумею порадоваться ему.