Глава 4


Лили потирала озябшие руки, пытаясь согреться в ледяном холоде угольного подвала.. Глаза ее окончательно привыкли к темноте, и она заметила, как сквозь вентиляционную решетку в потолке пробивается тусклая полоска света. Оторванная рука в груде угля мягко заблестела, и Лили догадалась, что это не человеческая конечность, а механическая. Видимо, несчастную служанку наказали за какой-то проступок. Ужасно!

Как бы плохо ей ни было, машинам живется хуже, думала Лили. Она уставилась на бетонную стену, на которой виднелись отпечатки ладоней других узниц.

У нее никогда не получится быть такой, как все в этой проклятой школе. Стоит хоть немного проявить характер, как ее тут же наказывают! Но Элис она, конечно, стукнула зря. Другие девочки теперь ее возненавидят. Впрочем, неважно. Надо просто дотерпеть пару недель до конца семестра, а потом папа ее заберет.

Через некоторое время в подвале стало совсем темно. Вдруг послышались шаги, а затем через отверстия между дверными досками в подвал проникли лучи желтого света. В замке повернулся ключ, и девочка подняла голову с колен.

Дверь со скрипом отворилась, и в проходе показалась Джемма Раддл, вредная одноклассница Лили. В руке она держала сальную свечу.

Лили заслонила глаза от света и внимательно посмотрела на Джемму. Та смущенно хихикнула:

– Право, Лили, какая же ты чумазая!

– Мое наказание закончилось? – спросила Лили. Ей было холодно и тоскливо, и препираться совершенно не хотелось.

– Этого я не знаю, – ответила Джемма. – Но мисс Скримшоу срочно вызывает тебя к себе.

– И что же ей от меня надо?

– Мне не докладывали, – ухмыльнулась Джемма. – Что теперь, вернуться и спросить?

Не дожидаясь ответа, она зашагала по узкой тропинке обратно в школу. Лили выбралась наружу и пошла следом, по пути размышляя о том, что ее ждет.

Девочки поднялись по лестнице в главный коридор, освещенный настенными газовыми лампами. Джемма задула свечу.

В свете ламп Лили заметила, что запачкала углем ладони. Она поглядела по сторонам в поисках занавески или какой-нибудь мягкой мебели, чтобы вытереть руки, но вокруг ничего не было, а Джемма все летела вперед. Пришлось довольствоваться подолом собственного фартучка и надеяться, что строгая мисс Скримшоу не будет слишком уж пристально ее разглядывать.

– Вот мы и на месте. Сиди здесь, пока тебя не вызовут. – Джемма указала на скамейку около директорского кабинета и, прежде чем Лили успела ответить, скрылась из виду.

Только Лили собралась присесть, как заметила свои грязные следы на ковровой дорожке в коридоре. Она быстро растерла их подошвой, затем села на скамейку и принялась ждать.

Прошло пятнадцать минут, а из кабинета так никто и не выглянул. Почему же так долго? Неужели ей придумывают новое изощренное наказание? Лили похолодела: а что, если ее собираются убить ради продажи органов, прямо как в ее любимых книжках? Или ее ждет судьба хуже смерти – исключение из школы?..

Она подвинулась ближе к двери и прижалась ухом к стене, пытаясь подслушать разговор в кабинете. Толстые дубовые панели на стенах заглушали все звуки, поэтому различить слова было трудно.

– Все это, разумеется, ужасно, – сказала мисс Скримшоу, – но, честно говоря, я буду только рада избавиться от нее: в последнее время она просто невыносима.

– Она такая с первого дня в школе, – вставила Кракенша.

Тут Лили услышала певучий женский голос, показавшийся ей смутно знакомым:

– Она всегда была трудным ребенком, но, учитывая ее прошлое, это неудивительно. Ей пришлось скрываться, жить во лжи – я про смену имени, разумеется. Так хотел профессор Хартман. Впрочем, все это мало ее оправдывает, n’est-ce pas?[1] А теперь, когда все так обернулось, ее поведение, вероятно, станет еще хуже. Так что я решила забрать ее из школы, пока все не решится.

Что решится? Как обернулось? Откуда эта женщина знает ее настоящее имя? Лили еще сильнее прижалась к стене, но дамы перешли на шепот.

Нужно узнать больше. Вот бы найти какой-нибудь стакан, чтобы приставить к панели!

Лили отошла от двери, осмотрелась и заметила на столике вазу с давно увядшими цветами. Подойдет.

Она вытряхнула цветы на столик и хотела было приставить вазу к стене, как дверь распахнулась и из кабинета вышла Кракенша.

Учительница вытаращилась на девочку, сразу догадавшись, что та хотела сделать. Но вместо того чтоб ругаться, Кракенша забрала вазу, коротко улыбнулась (неужто с сочувствием?), завела Лили в кабинет и закрыла за ней дверь.

Мисс Скримшоу сидела за столом из красного дерева и изучала какое-то письмо. На ней было черное платье с воротником, украшенным темно-синей лентой, а волосы она, как обычно, собрала в высокий пучок.

Директриса нервно взглянула на Лили и тут же отвела взгляд.

– Мисс Грантхам… точнее, Хартман. Спасибо, что пришли. Садитесь, пожалуйста.

Лили подошла к свободному стулу с высокой спинкой. На другом сидела, сложив тонкие руки на коленях, какая-то женщина в пышном черном платье. Лили не видела ее лица, но почувствовала резкий запах духов и мгновенно узнала их владелицу.

– Мадам Вердигри, что вы здесь делаете?

Домоправительница Хартманов повернулась к Лили и слабо улыбнулась; половина ее лица была скрыта черной вуалью.

– Bonjour, chérie[2].

– Мадам Вердигри приехала с новостями о твоем отце, – сказала мисс Скримшоу.

Лили сразу почувствовала неладное. Черные наряды и деланая обеспокоенность – прямо как в Лондоне после смерти мамы. Неужели снова случилось несчастье? Неужели она потеряла и папу? У девочки запершило в горле, и она сжала кулаки, так что ногти впились в кожу.

– Что случилось? – спросила Лили.

Мадам Вердигри печально покачала головой:

– Ma petite[3], мне больно это говорить, но твой отец пропал. Его корабль разбился вчера на пути к дому.

– Может, вам лучше присесть? – предложила девочке мисс Скримшоу, но та не слышала ее и только ловила ртом воздух.

– C’est terrible[4], – мелодичным голосом продолжала мадам. – Полиция осмотрела место крушения, но тело не нашли – только развалины корабля. Профессор disparu[5]. Мы полагаем, что он… погиб.

– О нет… – Лили покачнулась и попыталась ухватиться за спинку стула, но не сумела. Перед ней мелькнули взволнованные лица мисс Скримшоу и мадам Вердигри, а потом она лишилась чувств.



Тишина.

Деревянная шкатулка.

Блеск тающего снега.

Звон разбитого стекла.

Едкий запах вперемешку с приторными духами.

Лили открыла глаза и увидела неясные очертания кабинета мисс Скримшоу. Она поняла, что лежит на ковре, а над ней склонилась мадам Вердигри с нюхательной солью в руке. Лили откашлялась и села, потирая глаза.

– Bien, chérie[6], – произнесла мадам. – Хорошо, что у меня с собой была эта баночка.

Мадам вытерла ладони кружевным платком и спрятала соль в свою маленькую сумочку.

– Почему… вы… – слабым голосом начала Лили. Они ведь тут о чем-то говорили, верно? – Почему вы приехали?

– Мы обсудим это по пути.

– По пути? Куда?

– Мы возвращаемся в Бракенбридж, bien sûr[7], – с досадой сказала мадам, поднялась со стула и оправила платье.

– Но меня должен забрать папа… и Малкин, – возразила Лили. У нее опять закружилась голова. – Папа пообещал, что мы с ним полетаем… на «Стрекозе». – Слезы подступили к глазам, и Лили вытащила запачканный маслом платочек, чтобы вытереть лицо. – Они приедут в конце семестра… и мы вместе полетим домой.

– Mais non[8], – ответила мадам. – Ничего подобного. Мы уже aujourd’hui[9] вылетаем домой – кстати, стоит поторопиться, чтобы не опоздать на последний рейс. А дома мы вместе будем ждать новостей с места крушения.

– Хорошо. Решено. – С этими словами мисс Скримшоу взяла со стола колокольчик и позвонила в него. Тут же открылась дверь и вошла Кракенша. – Миссис Маккракен, пожалуйста, велите прислуге помочь Лили и мадам Вердигри собрать вещи. Если я не ошибаюсь, чемоданы хранятся в чулане на третьем этаже.

Мадам одернула пышные рукава своего платья:

– Ce n’est pas nécessaire[10], мисс Скримшоу. У Лили дома достаточно одежды, не так ли, моя дорогая? Она возьмет одну сумку и поедет в этом. – Мадам Вердигри окинула взглядом мятое платье Лили с пятнами от угля. – Впрочем, не помешает переодеться в чистое… и черное, верно, chérie?

В голове у Лили все еще стоял туман, но на выходе из кабинета она услышала, как мадам Вердигри распорядилась отдать вещи Лили другим девочкам, если отправлять их в Бракенбридж будет слишком накладно.

– Я не думаю, что девочки захотят их брать, мадам, – ответила Кракенша.

– Тогда раздайте беднякам, – сказала мадам. – Или сожгите.

Лили вдруг представила, какой теперь будет жизнь без отца, и ощутила пустоту в душе.



Посадочные фары дирижаблей освещали стеклянные панели сводчатой крыши аэровокзала. Казалось, будто над крышами Манчестера высятся гигантские стальные ребра. Паровые автомобили, а иногда и конные повозки высаживали пассажиров с чемоданами прямо у портика.

На торце здания висел рекламный щит в форме аэростата, раскрашенный в цвета флота Королевской дирижабельной компании. Слоган гласил: «Полет на дирижабле – почувствуй себя на седьмом небе!»

Едва мадам Вердигри и Лили вышли из паромобиля, как первая чуть не упала, поскользнувшись на обледенелой мощеной дорожке. Она так сильно вцепилась в Лили ногтями, что девочка почувствовала их сквозь шерстяное пальто. Прижав к себе сумку и дрожа от пронизывающего ветра, Лили покорно ждала, пока домоправительница поправит оборки платья. Наконец мадам Вердигри закончила, взяла Лили за руку и повела на вокзал.

Они прошли по мраморному фойе мимо очередей пассажиров, которые ожидали посадки. От шума толпы у Лили закружилась голова, и она боялась опять потерять сознание. Слишком многое связывало ее с этим местом. Сколько раз она провожала отсюда папу в очередное путешествие…

Лили вытянула шею, разглядывая шпиль медной башенки с часами в центре вестибюля. Здесь она поцеловала папу на прощание в начале семестра, и он оставил ее с другими девочками и Кракеншей. Лили посмотрела на причудливую фреску над шпилем часовой башенки: она изображала дирижабль с гербом королевы Виктории и подписью Victoria Regina. От дирижабля по потрескавшейся синей краске во все стороны разлетались ангелы, купидоны и маленькие облака. На каждой стене вестибюля висели овальные портреты королевы в золоченых рамах – прямо под разрисованным небом. Может быть, папа теперь тоже там, наверху, затерянный где-то в небесах с другими исчезнувшими аэронавтами?..

Лили всхлипнула и вытерла нос замасленным платочком.

Мадам Вердигри изучала табло с расписанием, крепко прижав сумку к груди.

– C’est ici – quai numéro un[11].

– Не знаю, выдержу ли я, – сказала Лили. – Я про полет.

Ноги у нее подкашивались, а сумка казалась очень тяжелой; она глубоко вздохнула, пытаясь удержать равновесие.

– Все будет хорошо, – ответила мадам. – Пассажирский дирижабль – самый безопасный вид транспорта. Не то что личные корабли. – Мадам поджала губы, слишком поздно сообразив, что не стоило этого говорить. – Allez![12] – воскликнула она наконец и потащила Лили к платформе.

Они встали в очередь за другими пассажирами, которые ждали посадки на пришвартованный дирижабль. За этим кораблем стоял грузовой, более округлой формы.

– Добро пожаловать на «Стрелку», дирижабль модели LZ-1. – С этими словами к пассажирам с порога гондолы спрыгнул невысокий механический проводник в синей форме с золотыми знаками различия Королевской дирижабельной компании.

Увидев его, Лили оживилась. Под полированным носом виднелись забавные густые усы, сделанные из старой щетки; длинные железные руки раскачивались на ветру, а когда он побежал по трапу, звонко застучали его ноги-поршни. Он дошел до края платформы, с легкостью поднял самые тяжелые чемоданы – взял по два под каждую руку – и аккуратно поставил в трюм. Затем он принялся проверять билеты, приветствуя каждого пассажира как старого друга, которого он встретил после долгой разлуки.

Когда подошла очередь Лили и мадам Вердигри, проводник с легким скрипом поклонился, и девочка увидела его блестящую лысую макушку.

– Леди, предъявите, пожалуйста, свои билеты.

– Первый класс. – Мадам протянула их проводнику.

Он проверил имена.

– Мисс Лили Грантхам.

Лили кивнула, смотря на билеты в руке механоида, и вдруг заметила у него на руке медную пластину:



– Ух ты! Вас сделал мой па…

Мадам Вердигри больно ущипнула Лили за руку. – Джон Хартман, известный изобретатель, – с гордостью ответил проводник. – Вы с ним знакомы?

– Нет, – вставила мадам Вердигри, прежде чем Лили успела открыть рот. – Может, вам стоит вернуться к работе?

Он учтиво поклонился.

– Конечно, мадам. У вас только ручная кладь? Позвольте, я покажу ваши места. – Проводник взял у Лили сумку и подмигнул девочке… или его просто заело? – Сюда, пожалуйста. Ступайте осторожно.

Механоид проводил их по трапу, и Лили в последний раз оглядела аэровокзал.

Рассматривая пассажиров, она заметила в конце очереди худого мужчину с лакированной тростью. Он был в темном шерстяном костюме и высоком цилиндре; на переносице у него сидели серебряные зеркальные очки круглой формы. Этот человек показался Лили смутно знакомым; вроде он как-то связан с папой, но как именно? Где же она видела это угловатое лицо? И фамилию никак не вспомнить… Девочка повернулась, чтобы зайти в кабину дирижабля, а когда оглянулась еще раз, тот человек уже исчез из виду.

Они пришли в купе, и мадам сразу села у окна, а Лили ждала, пока проводник уложит ее чемодан. Закончив, проводник приподнял шляпу. Лили пожала ему руку, а потом он закрыл дверь купе и ушел.

Мадам Вердигри откинулась назад и цокнула языком.

– Не понимаю, зачем ты жмешь им руки, Лили. Запачкаешься маслом или еще чем похуже.

– Это обычная вежливость, – ответила Лили. – Они ведь такие же, как и мы.

– Mon Dieu[13]. И где ты этого набралась? Явно не в школе.

Мадам достала из саквояжа рукоделие – вышивку с ангелами Боттичелли. В закрытом купе запах ее духов стал просто невыносим. Лили потянулась открыть иллюминатор, но мадам жестом остановила ее:

– Arrêtez-vous[14].

– Почему?

– Я терпеть не могу шум пропеллеров и не хочу, чтоб меня продуло. К тому же все пропахнет дымом.

Лили разозлилась. И чего мадам к ней цепляется? И даже не дала сказать, что профессор Хартман – ее отец!

– Почему вы не дали мне рассказать проводнику, что я – дочь Джона Хартмана?

– Твой отец держал свое имя в тайне.

– Какая теперь разница?!

– Ты хочешь, чтоб все лезли в наши дела? Особенно машины, особенно после трагедии.

Лили помотала головой. У нее защемило сердце. – Я просто не понимаю, почему на вопросы, адресованные мне, отвечаете вы.

– Это мое право, – ответила мадам. – Я теперь твоя опекунша, пусть и временно. И пока ничего не решено, мы будем вести себя как и прежде. А сейчас, будь добра, сядь и постарайся не шуметь. У нас впереди долгий путь.

Лили послушно села, хотя ей по душе пришелся бы более дружелюбный тон – да и спутница поприятней. Не слушая, что говорит домоправительница, девочка принялась рассматривать пейзаж за окном. Двигатели «Стрелки» ожили, и два больших паровых грузовика потянули ее в центр взлетной полосы, на отметку «Х» прямо под отверстием в крыше вокзала. Затем отцепили швартовые канаты, и гигантские ветряные насосы в стенах стали поднимать дирижабль вверх.

Лили в иллюминатор наблюдала, как мимо проплывают металлические стойки, на которых держалась стеклянная крыша. Сидевшие на ней голуби даже не шелохнулись при виде дирижабля.

Последний раз Лили прилетала сюда с папой осенью, перед началом учебы. Тогда вечера были светлыми и долгими – не темными и мрачными, как сейчас.

А теперь Лили летела без отца и больше не чувствовала себя в безопасности. Когда дирижабль взмыл в пустое беззвездное небо, она стала размышлять, куда могли пропасть папа и Малкин. Как же это выяснить под бдительным надзором мадам? Лили вдруг осознала, что осталась совсем одна. Что теперь ее ждет?..


Загрузка...