Механическое чудо

Дмитрий Хитров. Что-то свое

Александр героически боролся со сном. Однообразный бубнёж пожилого профессора давно ему надоел, да и сам лектор не заметил бы потери бойца. Но ему требовалось сохранять остатки бодрости.

Пересилив дремоту, он снова осмотрел аудиторию. Кто-то уже оставил надежду обменять полный конспект лекций на зачёт автоматом и вошёл в царство Морфея. С пяток самых отчаянных студентов на первом ряду, страдальчески подняв брови — Александр видел профиль только одного из них, но ему казалось, что все они сидят с таким выражением — по старинке гремели ручками в тетрадях. На сдачу принимались только рукописные записи. Кто-то на два ряда ниже бойко стучал на ноутбуке. Видимо, рассчитывал не торопясь переписать результат после занятий или, скорее, если судить по открытому в браузере сайту, подыскать шрифт, похожий на почерк руки, но который ещё не подсовывали профессору. Человек шесть, собравшись в дальнем углу, резались в «дурака». Большая же часть слушателей давно примерила роль ораторов и болтала, кто друг с другом, кто, похоже, со своими тульпами. Доля первых стремительно уменьшалась из-за колоссальных потерь в своих рядах: лекция усыпляла студентов не хуже, чем рулады Орфея — Цербера.

— Вот так выглядит принципиальная схема нейроинтерфейса! Необычайно простая и изящная вещица, не находите? — бросил взгляд в зал преподаватель, отряхивая руки от мела.

Зал безмолвствовал. В начале семестра оказалось, что Нейродед, как ласково прозвали его учащиеся, стараясь избегать зубодробительных имени и фамилии — законченный фанат нейроинтерфейса, и почти каждая его лекция, так или иначе, съезжала на одну и ту же тему. Сейчас он сделает откровение, что, несмотря на кажущуюся простоту, разработка нейроинтерфейса потребовала настоящей революции как в микроэлектронике, так и в схемотехнике…

— …И, таким образом, стало возможным создание этой, можно сказать, технологии мечты. То, что человек может управлять различными сторонними манипуляторами силой мысли, даже если они значительно отличаются от привычных для нас рук-ног или избыточны, было доказано ещё на грубых предтечах нейроинтерфейса, использовавших громоздкие аппараты для электроэнцефалографии. Например, всевозможные опыты с трёхрукостью…

Нейродед нахмурился, взглянул в сторону кафедры, нахмурился ещё сильнее, расслабился и продолжил.

— Но, разумеется, эта простая схема была далека от современной и имела следующие недостатки…

«Айна, ты ещё пишешь?» — поинтересовался на всякий случай Александр. Фея в зелёном платье, сидящая на краю парты и болтающая ногами, ответила: «Я не пишу, я кон-спек-тирую. Да, разумеется». «Тогда поставь просто „недостатки“, из прошлой лекции скопируем», попросил Александр. «Ты же знаешь, мне всё равно. Просто постарайся не заснуть, я ж не услышу ничего», кокетливо взглянув на него через плечо, возразила Айна. «Скучно?» — сочувственно спросила она. «Скоро сессия, а мы до сих пор про „технологию мечты“ слушаем», повторив интонации профессора, пожаловался Александр, «сколько он уже раз нам это рассказывал, пять, шесть?» «Восемь», ответила тульпа, «одна лекция каждую неделю, четырёх не было. Может, к тем картёжникам присоединимся тогда?» «Ты карты считать начнёшь опять. Во-первых, это скучно, во-вторых, нечестно, в-третьих, мешает тебе же конспектировать». «А вот и неправда», надулась Айна, но тут же оживилась: «О, моя любимая часть начинается!» Александр совсем уж собрался подумать, что хоть кому-то что-то нравится в этом единообразии, но спохватился. Ему не хотелось ненароком обидеть маленькую.

— Конечно, в первую очередь конструкторы, разработавшие нейроинтерфейс, хотели помочь инвалидам и операторам машин, а в перспективе — создать простую и надёжную технологию копирования личности. Но наибольшую популярность получило то, о чём они и подумать не могли. Вот эти милые маленькие коробочки, — профессор вытащил из кармана связку тульп. «А Нейродед тот ещё фанатик-то», впервые обратил внимание Александр, «там же штук шесть минимум!» «Не завидуй», раздражённо бросила Айна. «Да я не завидую. Но ты сама-то назовёшь хоть кого-то ещё, у кого шесть тульп?» «У Азимова вообще десятка полтора», напомнила фея. «И что, хочешь сказать, он не фанатик?» «Не мешай, лучше смотри внимательней!»

— Первые попытки, как бы это сказать, сознательно подселить себе в голову постороннюю личность предпринимались, вероятно, ещё в древнейшие времена. Тогда это, надо полагать, считалось призывом суккубов-инкубов и прочей нечисти. Но самый хорошо задокументированный всплеск интереса пришёлся на конец нулевых — начало десятых годов. Именно оттуда взят сам термин «тульпа».

Профессор снова оглянулся в сторону кафедры, словно сверяясь с чем-то, и продолжил.

— Разумеется, надо понимать, что, фактически, это были попытки добровольного сведения себя с ума. Создание многочисленных — то есть, больше одной — личностей, стабильных галлюцинаций, причём сложных — зрительных, звуковых, осязательных… Неизвестно, что было бы хуже — потратить на это время и не преуспеть или потратить время и всё-таки преуспеть.

«Как думаешь, он был тульповодом?» — Александр обдумывал вновь открывшиеся факты. «Вряд ли, староват», с сомнением покачала головой Айна. Ей надоело сидеть, и она легла на живот, продолжая болтать ногами. «Так не всегда ж ему столько было. Он же только что сказал: конец нулевых — начало десятых. Вполне молодой».

— Но сильнее всего естествоиспытатель упирался в ограниченность ресурсов собственного мозга! — ультимативно заявил Нейродед. — Даже лучшие результаты редко отличались от отдалённого шёпота. Слишком комплексная задача. Нейроинтерфейс позволил вывести самую трудоёмкую часть на внешние вычислительные мощности — сюда.

Он демонстративно потряс тульпами.

— В результате, мозг занимается своей частью работы — той, которая у него лучше получается, а компьютер — своей, которая получается лучше у него. О том, как это происходит, эээ… — лектор запнулся, приподнял бровь и взглянул на часы, — мы поговорим на следующей лекции. Всем спасибо, все свободны.

Нельзя сказать, что профессор нарушал обещание, которое впервые дал на второй лекции. Он честно рассказывал про разные особенности работы тульп, но быстро съезжал обратно к нейроинтерфейсу, так что и выполненным его тоже никто бы не назвал.

Бодрствовавшие студенты загремели стульями и стали собирать вещи и будить своих павших товарищей, если те почему-то не проснулись от поднявшегося гама сами. Начинался большой перерыв, а значит, настало время обедать.

Александр отправился в кафе неподалёку от лекционного корпуса. Студенты редко заходили туда, предпочитая университетскую столовую и пару будок с горячим питанием через дорогу. Но у Ады как раз должен начаться обед, и он рассчитывал в очередной раз встретить её там. Его ожидания полностью оправдались — Ада уже сидела на привычном месте. Сбегав за салатом с парой горячих бутербродов, он к ней присоединился. Завязался лёгкий разговор: она рассказывала о своих офисных заботах, а он — об университетских лекциях.

— Что-то у меня даже какое-то облегчение, что я оттуда вылетела, — фыркнула Ада. — Я бы такое не вынесла.

— Кстати, знаешь, что в Нейродеде самое интересное? — поспешил поделиться своим открытием Александр.

— То, как он любую тему сводит к нейроинтерфейсам?

— Нет, у него тульп почти десяток, — Айна, разгуливавшая по столу, обернулась и пригрозила пальчиком: «Врать нехорошо!» — «Так я и не соврал, можно сказать!»

Девушка на мгновение приподняла брови.

— Вот! Даже у старичка-профессора десяток, а ты всё как бомж с одной ходишь. Купил бы себе уже парочку поновее.

Айна застыла, приоткрыв рот и жалобно глядя на Александра. Если бы это сказал кто-то другой, её владелец пришёл бы в ярость. Но речь-то шла об Аде…

— Извини, но с Айной я уже десять лет, и ты не знаешь, через что мы вместе прошли, — Александр говорил сдержанно, но, к облегчению тульпы, нотки возмущения всё равно прослушивались. — Я не собираюсь её просто так взять и выбросить.

— Романтик, — бросила Ада. — Когда выйдет новая модель, я Августу поменяю, не задумываясь. А её вместо Андрея поставлю.

— Они же тебя слышат, — немного шокированный, сказал Александр.

— Они же и мысли слышат, — рассмеялась Ада, — они уже давно всё это знают. Или твоя старушка не умеет мысли читать?

— Мысленное управление у тульп появилось раньше анализа речи, — рассеянно ответил Александр, вспоминая лекции Нейродеда. Неожиданно его зацепила новая мысль. — Кстати, а ты им вообще пользуешься?

— Кем?

— Ну, ты как с тульпами общаешься чаще — вслух или мысленно?

— Конечно, мысленно! Думаю-то я постоянно.

— Да и некрасиво как-то перед окружающими, да?

— За сумасшедшую примут, что ли? Может, я по гарнитуре разговариваю? — поначалу рассмеялась Ада, но резко остановилась. — И правда, некрасиво. Только не понимаю, почему.

— Я ни разу не видел, как кто-то разговаривает с тульпой вслух, — задумчиво сказал Александр.

Возникла неуютная пауза.

— А здорово бы было, если бы тульпы разных людей могли между собой общаться, — попробовал он оживить разговор.

— Говорят, в следующем году у новой iTulpa такое будет. Китайцы, наверно, уже делают, поищи среди бюджетных моделей, — нехотя ответила его собеседница.

После пары новых попыток стало ясно — разговор больше не клеится. Они уткнулись каждый в свою тарелку и невесело сосредоточились на еде.

— Знаешь, мне на работу пора, — как бы нехотя сказала Ада, подбирая остатки картофельного пюре котлетой.

— А мне — на учёбу, — дожёвывая бутерброд, отозвался Александр.

Ада забросила в себя последний кусок котлеты, прибралась и ушла, а Александр ещё какое-то время сидел и осмысливал произошедшее. Он в очередной раз наткнулся на шероховатости в характере своего объекта воздыханий и, как ему казалось, повёл себя, как полный козёл. Такими темпами он нескоро завоюет её признательность. Айна молча сидела у него на плече, сочувственно прижавшись к шее. Может, у неё и было своё мнение на этот счёт, но она его не озвучивала — в любом случае, оно бы не помогло.

Но время поджимало — вот-вот должен начаться практикум по иностранным языкам, а у кафе был ещё один недостаток, снижавший его популярность среди студентов. Оно находилось в стороне от кратчайших переходов из корпуса в корпус, так что отправляться из него приходилось пораньше.

Александр подобрал сумку, кинул тарелку из-под салата в ящик и поспешил обратно на занятия. Айна, невидимая ни для кого, кроме него, порхала, наматывая вокруг него круги и время от времени пролетая сквозь прохожих. «А что ты думаешь об общении с чужими тульпами?» — поинтересовался он у неё. Феечка какое-то время раздумывала над вопросом, а затем уклончиво ответила: «Было бы интересно подружиться с кем-то, кроме тебя». «Может, действительно купим тебе подружку?» «Нет-нет, не надо», замахала руками в протесте тульпа. «Не переживай, денег хватит. В крайнем случае, из заначки на путешествия возьмём». «Не в этом дело». У Александра возникло смутное подозрение, что маленькая ревнует, но он его быстро подавил.

Хоть ему и казалось, что в кафе он протосковал почти полчаса, на самом деле переживания заняли у него не больше десяти минут, так что к аудитории он прибежал одним из первых. Возле дверей чирикала пара девушек, обсуждая новый сезон какого-то сериала, а в стороне возвышался смуглый и кучерявый Акрам, усиленно, но беззвучно шевелящий губами. Он опять пропустил утренние лекции, но на практикум, как и всегда, пришёл. Александр вспомнил недавний разговор об общении с тульпами, и он решил поинтересоваться у Акрама о том же. Благо, тот успел проявить к ним довольно странное отношение.

— Акрам, привет. Чего на лекцию не пришёл? — подыскал он предлог для начала.

— А что там важное случилось, здравствуй, Ал? — встрепенулся его черноглазый товарищ.

— Да вообще-то ничего, — остудил его волнение Александр. — Мы тут обсуждали, — «Какие „мы“», топнула ножкой Айна, — кто как разговаривает с тульпами.

— И?

— Ты тут случайно не с тульпой разговариваешь, губами хлопаешь?

Акрам скорчил такую гримасу, словно его только что обвинили в поедании младенцев.

— Ал, я к тебе хорошо отношусь, но, пожалуйста, не говори такого больше.

— Ох, извини. Но в чём проблема? — Александр почувствовал, что зря затеял этот разговор.

Кудрявый великан вздохнул.

— Когда наступит День Суда, Аллах потребует от каждого творца вдохнуть жизнь в свои создания. Всех, кто не сможет этого сделать, ждёт наихудшее наказание. Ты же понимаешь, что тульпа, как, наверно, у тебя — как раз такое создание?

Возразить на это Александр ничего не смог. Внешний вид для своей тульпы, действительно, сделал он сам, как и подавляющее большинство их обладателей. И она ничем не отличалась для него от живого существа, хоть им и не была.

— Я не знал, что ты мусульманин.

— А зачем мне об этом распространяться?

— Ну, вдруг ты придёшь к нам в гости, а у нас на обед — поросёнок, фаршированный салом.

— Смешно, — с лёгкой обидой посмотрел на него Акрам.

— Так, значит, у тебя вообще нет тульп?

— У меня нет обычных тульп, — Акрам вытащил из кармана две коробочки и сунул их обратно. — Они у меня в виде блокнотов. Ты меня застал, когда я записи делал.

— А зачем проговаривать?

— Когда в уме пишу, мысли разбредаются, и получается неразбериха.

Такой ответ дал Александру новую пищу для размышлений, и он его обдумывал до самого начала практикума. На практикуме преподавательница напомнила им грамматику деепричастных оборотов, после чего приступила к поиску добровольцев для выполнения заданий. Никто не рискнул вызваться, и их пришлось выбирать самой преподавательнице. К счастью, задания были не очень сложные, и назначенные «добровольцы» быстро отправлялись бездельничать дальше.

Очередь дошла и до Акрама.

— Итак, как вы переведёте это предложение? — преподавательница без особого старания изобразила на лице интерес.

Акрам замялся, а затем, глядя не совсем на предложение, а, скорее, куда-то в сторону, начал:

— Сммм… етана, вит-рина, лодыжка, дельфффин мешает вилы, свечка-эээ-им-му-но-мо-ду-лятор. Звонки, перипетии? — необычайно уверенно закончил он эту абракадабру.

Аудитория на мгновение замолкла, словно осознавая произнесённое, а затем дружно грохнула смехом. Сорвать практикум таким простым заявлением было уже нельзя, но парализовать на время вполне удалось. Только Александр с недоумением наблюдал за происходившим. Акрам, казалось, был готов провалиться сквозь землю.

Преподавательница, отсмеявшись, стала искать добровольцев, желающих продолжить. Таковых нашлось немало — видимо, сказывалась возможность повторить сей подвиг, но проблемное предложение попросту пропустили, и практикум споро двинулся дальше.

После занятия Александр собирался в родное общежитие, когда к нему подошёл Акрам.

— Спасибо, Ал, — с потерянным видом пробормотал тот. — Я видел, ты один не насмехался надо мной.

— Да не за что. Не переживай ты так, я уверен, они над тобой не насмехались, их только сама фраза развеселила, — попытался успокоить его Александр. — Но как ты вообще это получил, я не понимаю?

Акрам слегка замялся.

— Ты же знаешь, что некоторые переводят не сами, а с помощью тульп? Они, вроде как, синхронный перевод делают сразу всего предложения. Мои так не могут, но я могу их как словарь использовать. Я схитрить хотел, а вышло…

— То, что вышло, — закончил вместо замолкнувшего товарища Александр. — Ничего, с кем не бывает.

Проводив Акрама до остановки и добравшись наконец-то до общежития, он уселся переписывать конспект, составленный Айной. Попутно они, как обычно, обсуждали события дня и обменивались впечатлениями. Как ни странно, хоть они видели и слышали буквально одно и то же, каждый раз оказывалось, что тульпа подметила что-то отличное от того, что заметил её владелец. «Не напомнишь, где живёт Акрам?» — спросила она сегодня. «По-моему, где-то около завода». «С той остановки он уедет в обратную сторону, ведь так? Вроде, оттуда только в центр можно уехать». «Мало ли куда ему понадобилось. Может, он о встрече с кем-нибудь договорился?» Айна недовольно поджала губки, слегка обижаясь за то, что свеженайденную ею тайну так быстро списали со счетов, но продолжила показывать свой конспект как ни в чём не бывало.

Переписав конспект, Александр взялся за заказ, деньги за который собирался отложить на путешествия. Они продолжили свой неспешный разговор, но личико Айны постепенно становилось всё серьёзней и задумчивей, а ответы — всё отрешённей. Александр даже забеспокоился, не ухитрился ли он неловкой мыслью как-то обидеть маленькую. Он не видел её такой с тех пор, как съехал от отца в общежитие.

«Александр, вот мы учимся на нейротехника, да?» — наконец спросила она. Это «мы» всегда забавляло его своей ироничностью и точностью. «Что у тебя случилось?» — ласково поинтересовался он. «Ну вот мы столько узнали про нейроинтерфейс, про тульп и про всё такое…» — Айна словно не знала, с чего начать. «Продолжай, кого ты стесняешься», подбодрил её Александр.

«Как ты думаешь, я могу завести себе свою тульпу?»

Сначала он не понял её вопроса. «Если тебе нужна подружка, то, я же говорил…» — начал он, и тут до него дошло. «И я же говорила — это не то». «Но зачем?» Айна промолчала, потупив глаза.

В голове Александра с бешеной скоростью понеслись обрывки мыслей и воспоминаний, которые имели хоть какое-то отношение к вопросу. Фея терпеливо прислушивалась к ним, дожидаясь ответа. «Я… Я не знаю… У тебя же нет нейроинтерфейса… Да зачем бы… Тебе же он не нужен, ты сама как нейроинтерфейс… Не знаю, Айна. Тебе это точно нужно?» Тульпа едва заметно, но решительно кивнула. Александр вздохнул. «Ладно, я что-нибудь попытаюсь придумать». Айна подошла к нему и упёрлась лбом в плечо, обхватив его руками.

На выходных Александр, не придумав решения самостоятельно, пошёл к Азимову. Конечно, это было прозвище, да и по имени он был, строго говоря, Исаак, а не Айзек, хоть он откликался на оба варианта. Но разум Азимова принадлежал нейротехнике вообще и тульпам в частности, а в отрыве от микросхем он перечитывал цикл про позитронных роботов. Поговаривали, что он то ли пытается найти в тульпах следование Трём Законам, то ли внедрить Три Закона в сознание тульп. Сам же Азимов на прямые вопросы по этому поводу уклончиво отвечал, что, если кто-то ведёт себя согласно Трём Законам, то он либо робот, либо просто очень хороший человек.

Александр пробежался из своего общежития до многоэтажки, в которой снимал квартиру Азимов. Конечно, они не были одногруппниками, просто учились на одном потоке, но вряд ли он отказался бы помочь в таком интересном случае. По крайней мере, Александр ни разу не слышал, чтобы тульпа просила поставить на неё другую тульпу.

Александр постучал в дверь квартиры Азимова.

— Не заперто! — раздался голос откуда-то из недр помещения.

Александр толкнул, и из образовавшегося прохода в его нос ударил резкий запах канифоли, пиццы и крепкого дешёвого кофе. Исаак сидел на кровати в майке и спортивных штанах и паял на коленках какую-то плату, подложив под неё разделочную доску. В губах он держал, как сапожник из мультика гвозди, пучок радиодеталей, а на кровати лежала целая гирлянда из тульп.

— А, Алекс, правильно? Заходи, заходи, — приглушённо пригласил он гостя, шевеля одними уголками губ. — Сейчас я кое-что присобачу…

Азимов быстро припаял всё, что хранилось у него во рту, проверил напряжение и кинул плату рядом с собой на кровать.

— Давай, выкладывай, что хотел.

Александр как раз воспользовался техническими работами, чтобы окончательно разложить для себя, о чём надо спросить, чтобы не показаться то ли дураком, то ли сумасшедшим.

— Да я тут думал… Ты же лучше меня разбираешься в технологии тульп…

— Я бы не стал скромничать и сказал, что разбираюсь в этом лучше всего потока, но допустим?

— Хоть у тульпы и нет нейроинтерфейса, она же может пользоваться тем, что к нему подключено у хозяина, так?

Азимов оценивающе посмотрел на Александра — тот так и не понял, был ли это презрительный или одобрительный взгляд — и сказал куда-то в пространство:

— А-четыре, свари-ка нам с Алексом кофейку, пожалуйста.

Тут же на кухне загудела кофе-машина.

— Тебя спрашивают, сколько сахара и надо ли сливки, — обратился к удивлённому гостю хозяин.

— Я больше по чаю, — невпопад ответил Александр.

Азимов поморщился.

— Делай чёрный, пусть не выпендривается, — ответил он невидимой А-четыре, наматывая тульп на шею, как шарфик. — Пошли на кухню, сейчас всё будет, — а вот это уже относилось к посетителю.

На кухне он смахнул со стола в ящик груду битых плат и предложил Александру садиться, после чего забрал из кофе-машины два картонных стакана чёрного кофе.

— Угощайся. От А-четыре с любовью, тебе передают.

— А-четыре — это твоя тульпа? Как её зовут? — поинтересовался Александр, потягивая угощение из стакана. Пах кофе отвратительно, но на вкус был неплох.

— Так и зовут. Серия А, четвёртая модель. У неё другого имени нет, я её вчера только собрал, — ответил Азимов. На секунду он задумался. — И надо будет завтра кое-что поправить. Станет А-шестнадцать. Но, полагаю, я на твой вопрос ответил. Уверен, твоя тоже так может — она же не старше трёх лет?

— Ей уже десять лет. Я её купил, когда родители разводились, — Александру стало немного неуютно от этого вопроса. Ему не хотелось, чтобы Айна решила, что её стесняются.

Азимов застыл, широко раскрыв глаза.

— Иосафат, — вырвалось из него, — я должен это увидеть! Ты пользуешься ею уже десять лет? Непрерывно? С одной и той же личностью?

— Н-ну да, — удивлённо пробормотал Александр. Он не ожидал такой реакции.

Азимов вскочил из-за стола, едва не уронив кофе, и притащил из комнаты ноутбук.

— Можешь подключить? — с горящими глазами, попросил он.

«Всё в порядке?» — на всякий случай спросил Александр Айну. Та немного замялась, но ответила: «Да, конечно. Пусть посмотрит». Он нащупал штекер и осторожно вытащил его из гнезда нейроинтерфейса. Фея в зелёном платье пискнула и исчезла. В голове стало как-то пусто.

Александр протянул коробочку со своей подругой Азимову. Тот торопливо подцепил её к переходнику и с жадностью уставился на экран. Минут пятнадцать Айзек что-то увлечённо изучал, а его гость боролся с нарастающей тревогой. Наконец, он оторвался от ноутбука и в возбуждении начал рассказывать:

— Она такая сложная! Даже не верится, что эта старушка может поддерживать такой уровень комплексности. Я хотел бы повозиться с ней ещё хотя бы пару часов, — Александр обеспокоенно взглянул на него. Азимов немного приосанился, — но если не хочешь, то, в принципе, ничего страшного. Она не делала ничего странного?

— Вообще, я поэтому к тебе и пришёл, — сказал Александр, вставляя штекер тульпы обратно в свой разъём. Девочка с крылышками вновь начала порхать рядом с ним. «Ненавижу. Будто в обморок упала». — Если тульпа может пользоваться нейроинтерфейсом хозяина, то можно ли поставить тульпу на тульпу?

Азимов вновь одарил его тем неразличимым взглядом.

— Тебе зачем?

— Айна попросила, — честно ответил Александр.

— Я у неё и спрашиваю.

«Я… Я обязана отвечать?»

— Она чего-то стесняется.

— Айна, я не смогу тебе помочь, если ты не расскажешь, в чём дело. Если это какая-то чушь, то, сразу говорю — можешь выкинуть её из головы. Если же что-то серьёзное, то давай подумаем, как с этим справиться.

«А… Мы можем просто поставить на меня тульпу?»

— Хочешь сказать… Это невозможно?

Азимов вздохнул.

— Ну ты же не думаешь, что этот коробок может всё то же, что твой мозг? Он разгружает и направляет его, да, но не более того. Хранит образ для визуализации, нейросеть, описывающую характер… Но не более того. Для работы тульпе нужен живой полноценный мозг, который сможет использовать эти данные и дополнять их теми, которых не хватает. Можем, конечно, пробросить соединение через твою тульпу, как я умный дом пробросил, но это будет не тульпа с тульпой, а тульпа, которой ты можешь управлять только через тульпу. Разницу оба чувствуете?

Айна промолчала.

— То есть это будет всё ещё моя тульпа, только я не смогу её видеть и с ней общаться? А Айна?

— Айна видит, слышит и чувствует всё то же, что и ты, сам знаешь. Так что да, ей от этого тоже никакой радости.

«Но зачем тогда…» «Что?» Фея напряглась, словно хотела что-то сказать. «Ничего».

— А если мы загрузим Айну на какой-нибудь суперкомпьютер? — вслух спросил Александр.

— Ну, во-первых, где ты его возьмёшь?

— Не знаю, может, в университетскую локалку кину?

— Сделаешь из своей тульпы ботнетчицу, что ли? Ладно, это твои проблемы. Я даже не буду говорить о том, что ты левое ухо правой рукой через спину пытаешься чесать, и я даже не понимаю, зачем. Сам-то ты понимаешь?

Азимов недовольно отхлебнул из стакана кофе.

— Во-вторых, найти суперкомпьютер, по вычислительным способностям хотя бы близкий к человеческому мозгу — нетривиальная задача. Там ведь разница не столько в объёмах вычислений, которые они могут произвести, сколько в том, какая у них структура. Мозг, например, может работать с неполной информацией. Поэтому-то ты и видишь Айну такой, какая она должна быть, а не такой, какая она на самом деле — угловатый лоуполь с мутными текстурами.

Александр ожидал, что тульпа возмутится и скажет что-нибудь вроде «сам он мутный тип», но она тихо сидела на плече и внимательно слушала.

— Но и это ещё не всё. В-третьих следует из того, что я уже говорил: личность тульпы неразрывно связана с личностью её владельца. Это твоя личность, Алекс, определяет, что она будет обрабатывать и как ты воспримешь результат. И это твоей памятью она пользуется, как своей. Если мы её как-то сможем переставить на компьютер, у неё не будет ни того, ни другого. Вообще неизвестно, сможет ли она хоть как-то работать в таких условиях.

— Но она иногда замечает то, чего не замечаю я, и не всегда реагирует так, как я ожидаю, — вспомнил свои наблюдения Александр.

— Разумеется! Нейросеть в этой коробке и описывает эти различия. Но, если ситуация выйдет за пределы этих описаний, то ваша реакция будет одинаковой.

Александр задумался. Что с ними произошло за последнее время такого, что вызвало бы у обоих одинаковую реакцию? Желательно, как можно ярче…

— Азимов, а как твои тульпы относятся к идее, что их личность сотрут и создадут новую?

Увешанный электроникой, как новогодняя ёлка игрушками, Айзек усмехнулся.

— Что-то было на днях, да? Ты прав, саморефлексия им не свойственна. По крайней мере, её не прописывают. Именно для того, чтобы они не задавались этим вопросом. Тяжело жарить гренки в тостере, если знаешь, что он себя осознаёт. А уж как тяжело его выбрасывать, если он ломается…

Он поправил съехавшую с плеч гирлянду из тульп.

— Кстати, девочки говорят, что не имеют ничего против. Им это даже интересно. А твоей Айне?

— Недавно мне предложили её заменить, — Александр тактично умолчал, кто это предложил, — мы оба были в шоке.

— А что в этом такого? — у Азимова взметнулась вверх бровь.

— Я с ней уже десять лет… Для меня это всё равно что живого человека так вот…

— Так вот оно что…

Настал черёд Азимова задумываться.

— Айна, ты ведь не говоришь о том, зачем тебе тульпа, потому что боишься обидеть Алекса?

«Всё в порядке, маленькая. Я не обижусь и не расстроюсь, обещаю».

Феечка соскочила с плеча и начала бегать по кухонному столу из стороны в сторону, обеспокоенно скрестив руки на груди.

«Александр, я тебя очень люблю за то, как ты обо мне беспокоишься, мне нравится с тобой общаться, я рада, что ты — мой владелец», наконец начала она, собравшись с духом. «Н-но мне тяжко! Я не чувствую себя настоящей! Ты можешь сделать со мной что угодно — понимаешь, как тяжело это осознавать? И у меня нет ничего, что доказывало бы мне, что я — есть, что я — не кукла в твоей голове. У меня нет даже собственных воспоминаний — они все наши общие. У меня не может быть своих вещей, но я надеялась, что у меня может быть своя тульпа…»

Александр продолжал слушать монолог отчаяния, стучавший у него в голове. Он и не догадывался, какая трагедия происходит буквально внутри него, у этого создания, похожего на десятилетнюю девочку с мотыльковыми крылышками.

— Ей нужно что-то, что показывало бы ей, что она — реальная личность, а не плод моего воображения, — стараясь скрыть свои эмоции, подвёл итог Александр.

Азимов горько покачал головой.

— Айна, ты не реальная личность. Ты — лишь нейросеть и картинка, записанные на микросхемах в пластиковой коробке. Без Алекса ты даже не существуешь. Ты никогда не сможешь доказать обратное. Вот тебе ещё одна причина, по которой люди не привязываются к тульпам и стараются не воспринимать их, как живых существ, — без переходов обратился он к Александру. — Она несчастна из-за того, что кто-то слишком сильно её любит, чтобы отдавать себе отчёт в её искусственности.

Тульпа прижималась к груди Александра и рыдала.

— Спасибо за кофе, А-четыре, — сказал он, не глядя ни на кого, и вышел из квартиры.

— И тебе до свидания! — донеслось из-за закрывающихся дверей.

Они покинули многоэтажку и прошлись по магазинам. Там Айна сама выбрала наклейку, которую Александр приклеил на корпус её аппарата. Это был огромный синий кит с добродушной улыбкой. Но этот мелкий акт проявления свободы воли был слишком незначительным, чтобы сгладить боль от сказанного Исааком. А наклейка, купленная и приклеенная к тебе кем-то другим, пусть и по твоей просьбе и выбранная тобой, не заменяет весь мир. Прошло больше месяца, прежде чем Айна вновь пришла в норму, а Александр начал здороваться с Азимовым.

Закончился семестр. Их совместные мучения на лекциях Нейродеда окупились сполна, и, получив за зачёт «хорошо» автоматом (профессор отметил полноту конспекта и то, что его писали от руки), они выиграли время на подготовку к более сложным в сдаче предметам. Зачёты, консультации, экзамены пролетели незаметно, впереди был месяц каникул и стажировка. Айна предложила съездить домой, но Александру почему-то не понравилась идея ехать к отцу, который никак не мог разделить имущество после второго развода и ревновал сына к тульпе настолько, что возненавидел саму их технологию. Впрочем, ненависть к тульпам не мешала ему обожествлять нейроинтерфейс, ставя его изобретение в один ряд с вакцинацией и Интернетом.

В любом случае, отбросив идею его посещения, Александр сосредоточился на своих ухаживаниях за Адой. Оказанные знаки внимания дама сердца, в общем-то, оставляла без внимания, но отсутствие прогресса хоть и огорчало, но не останавливало пылкого юношу.

Затем он отправился на стажировку в другой город. Ему в каком-то роде повезло — он попал в крупный институт, занимавшийся новейшими разработками в области применения нейроинтерфейса. Главный инженер устроил для него экскурсию, на которой показал эксперименты по переносу памяти. Результаты обнадеживали, хоть и не впечатляли. Отдельное воспоминание выхватить пока не получалось, только комплекс наиболее ярких. Реципиент воспоминаний же ощущал их довольно смутно.

Александр, а особенно Айна, конечно, надеялись, что им позволят поработать на этом проекте. Но вместо этого их сослали в вычислительный центр, и полдня Александр чистил, дефрагментировал и проверял на наличие вирусов машины, а полдня сидел и читал новые отраслевые журналы.

Но, пока его не было в городе, случилось непоправимое. Александр так и не смог узнать подробности, что же именно произошло, но результат стал для него ударом. Ада попала в реанимацию в критическом состоянии. Её смогли стабилизировать, но в сознание она так и не пришла. Александр попытался её навестить, но в палату пускали только родственников.

Потянулся новый, какой-то необычайно длинный семестр. В кафе ждать было некого, лишь изредка заглядывал Акрам. Он покупал чай и садился за одним столиком с Александром, но разговор никак не клеился — мысли Акрама витали где-то далеко. Айна тоже с каждым днём становилась всё более замкнутой. Да и с научруком, который должен был руководить написанием диплома, отношения складывались из рук вон плохо. Шли недели, тягучие, как патока.

— Её отключают от аппарата жизнеобеспечения на следующей неделе, если в сознание не придёт, — бросил Акрам Александру, забежав в кафе с мороза и помчавшись за чаем.

— Тебе-то почём знать, — буркнул в ответ Александр. Лишь через минуту до него дошли все следствия из этих страшных слов. — Откуда ты это знаешь? — с трудом сдерживая гнев, спросил он, когда Акрам вернулся с чаем.

— Спокойно, Ал, я медбрат в реанимации, — ответил тот, обеспокоенно глядя на своего товарища.

— Что?

Акрам потупил взгляд.

— Я давно хотел сказать, да как-то возможности не появлялось. Мне не нравится нейротехника. Неправедное это дело какое-то…

— У меня сейчас отец работает и живёт полноценной жизнью из-за этого неправедного дела. Он руку потерял на заводе, а, когда ему нейроинтерфейс для протеза поставили, оказалось, что у него талант к его использованию. Он сейчас подъёмной техникой управляет с его помощью, — всё ещё раздражённо, но без прежней ярости прервал его Александр.

— Но это из-за него появились тульпы. Ну да ладно. Мать с отцом отправили учиться сюда — мол, профессия уважаемая, зарплаты хорошие. А я хочу пойти в медицину. Устроился в мед на заочку, для практики медбратом на ночную смену, на оплату хватает. Но родители узнают — они меня из дома выгонят и деньги перестанут высылать. Вот, разрываюсь.

— А что с Адой?

— Ада… Её родным тяжело держать её на искусственном жизнеобеспечении. Они отправили её на энцефалограмму, а там обнаружили, что у неё активности мозга нет. Вообще. И… Прошло больше полугода, даже если мозг жив, вряд ли она очнётся. А если очнётся — останется инвалидом. Тяжело поддерживать и никаких шансов на возвращение… Они отказались оплачивать жизнеобеспечение дальше. Если она не придёт в себя на следующей неделе, её отключат.

Акрам залпом выпил чай.

— Я… Могу помочь тебе её навестить, если хочешь попрощаться. У меня смена в субботу… Приходи после десяти…

Остальное Александр уже не слышал. Суббота… Сегодня среда. Всего четыре дня, чтобы что-нибудь придумать. И он придумал.

— Не за… Алекс, Иосафат, что ж ты творишь! — заорал Азимов, едва не подавившись конденсатором, когда Александр ворвался к нему тем же вечером.

— Азимов, что будет, если подключить тульпу к неактивному мозгу? — заорал он в ответ.

— Да ничего не будет! Нет входящего сигнала — нет и выходящего!

— А если она сначала подаст выходящий сигнал?

Айзек на мгновение задумался.

— Если мозги не сдохли, то, вероятно, покатится волна возбуждения и он, вроде как, заработает. Всё-таки выход не на один нейтрон подается, сразу затухнуть он не должен. Но я не нейробиолог, точно не скажу.

— Но, если он всё-таки заработает?..

— …То, если самостоятельной активности он так и не проявит, то мозг останется пассивным наблюдателем, а тульпа, вроде как, актором. Но, во-первых, я бы на это не рассчитывал, во-вторых, она не сможет управлять телом, в-третьих, Алекс, Иосафат, ты что, труп с кладбища украл?

Некоторое время Александр посвящал Азимова в свой план. Тот делал большие глаза и ежеминутно поминал Иосафата.

— Значит, ты всего лишь хочешь, чтобы я в одиночку за три дня сделал то, что не может сделать передовой институт уже несколько лет?

— Это было полгода назад. С тех пор новая iTulpa вышла, — мрачно пошутил Александр.

— Прямо аргумент. Что ж, девочки, давайте подумаем, — призвал Айзек к делу своих тульп, которых с прошлого раза стало только больше.

Александр смотрел на него и думал, что происходит в его двадцатикратном сознании. Распараллеливает ли он мыслительные процессы, как многоядерный процессор вычисления? Устраивает мозговой штурм двадцатью личностями в одном лице? Или в его голове происходит что-то гораздо более прозаическое?

— Мне понадобятся кое-какие штучки, которых у меня ещё нет, — вынырнул из глубин своего сознания Азимов.

— Сколько времени уйдёт на доставку?

— Либо очень много, для твоих сроков, либо очень дорого. Влетит в копеечку.

— Не страшно, — грозно пробурчал Александр, мысленно прощаясь с заначкой на путешествия.

— И вычислительные мощности. Особенно, когда ты будешь там.

— Я могу убедить научрука, что они мне нужны для диплома. Что я эксперимент ставлю. В нашем распоряжении будут университетские машины.

— Всё-таки решил превратить универ в бот-нет? — усмехнулся Айзек. — Значит, писать придётся непосредственно перед делом…

Обсудив все детали плана, они разошлись — Азимов погрузился в Интернет, искать нужные детали и схемы, а Александр вернулся в общежитие и безуспешно попытался уснуть. Все оставшиеся дни они с Айной провели как на иголках. Научрук, немного помучив своего дипломника каверзными вопросами о целях и ходе эксперимента, занял для него весь вычислительный центр на вечер субботы. Гораздо больше проблем причинил Акрам. Узнав о плане Александра, он пришёл в ужас и отказался наотрез принимать какое бы то ни было участие в нём, но в субботу сообщил, что многое обдумал и согласен.

— Эта ваша игра в Аллаха до добра не доведёт, — причитал он, ведя по коридорам больницы Александра и Азимова, — но, если это спасёт невинную душу, я с вами.

— Мы точно такой объём по воздуху перебросим? — допытывался Александр у Айзека, судя по всему, копавшегося на бегу в ноутбуке через тульпу.

— А сколько у нас времени? — отвечал тот с мрачным видом.

— В восемь утра придёт сменщик, — торопливо подсказывал Акрам.

— Не будет сбоев — хоть два раза перебросим.

Вот и заветная палата. Азимов осмотрелся в поисках стула и, не найдя такового, сел на кушетку Ады. Затем он подключил к больной ноутбук и запустил приём. В далёком университете заработал десяток машин, объединённых в вычислительную сеть, и начал переводить огромный массив данных в команды нейроинтерфейса. Полетели по невидимому каналу воспоминания Александра: переживающий из-за потери руки отец, готовящиеся к разводу родители, одиночество, покупка тульпы на сэкономленные со школьных обедов деньги… Четвёрка заговорщиков знала, что сохранить удалось только самые яркие и значимые для него моменты. Реплика технологии полугодовой давности, воссозданная по конспектам журналов от Айны, была ограничена даже с первоклассными запчастями от разобранных iTulpa, но большего для начала не требовалось. В крайнем случае, Азимов пообещал дописывать память по мере развития достижений техники, если это станет необходимо.

Часы давно перевалили за полночь. Айна и Александр делали друг другу трогательные признания, переживая за возможный провал операции. Акрам расстелил коврик и отбивал поклоны Мекке в неслышимых молитвах за благополучный исход. Айзек сердито шевелил губами, съезжая с края кушетки, и время от времени что-то проверял в сумке с инструментами.

— А если она всё-таки очнётся? В смысле, после того, что мы делаем? — спросил Александр.

— Нам всем будет очень-очень неловко, — сказал, как отрезал, Азимов.

Он хмуро посмотрел что-то в ноутбуке.

— Из самого важного — у неё сохранятся твои воспоминания, — он стал устало пояснять. — Она может очнуться, когда Айна будет что-то делать. Это будет для неё очень неприятная, хоть и, надеюсь, безопасная ситуация.

«Александр, что же мы такое делаем?» «Не знаю, маленькая, не знаю». За окном бушевала метель.

Беспокойные часы завершились. В чужом теле ютилась память Александра. Тяжёлая часть завершилась, пора было приступать к самой ответственной. Азимов достал нечто, похожее на громоздкую версию нейроинтерфейса, и начал расковыривать разъём Ады. Акрам следил за показаниями оборудования и на всякий случай готовился гнать гостей и звать реанимацию.

— Так, — объявил Айзек, закрывая разъём с новой начинкой, — Айна, я поставил вместо стандартного разъёма новый аппарат, которым сейчас пытаются помогать паралитикам. Тебе, как ты помнишь, я немного изменил схему — теперь через тебя можно пробрасывать управление нейроинтерфейсом. Другими словами, ты сможешь управлять телом Ады, но пока движения будут грубыми и резкими. Потом, когда тебя выпишут, мы его немного настроим, чтобы ты лучше двигалась. Алекс, мы, конечно, записали твои воспоминания. Но, во-первых, они неполные, а во-вторых, мозги всё ещё Ады. Это будет не та же самая Айна, хотя и что-то на неё очень похожее. Ну и, наконец, обоим: неизвестно, заработает ли всё так, как мы планируем, поэтому будьте готовы к неудаче. Ну, вперёд!

Александр отключил свою тульпу и на секунду остановил на ней взгляд. Синий кит жизнерадостно улыбался с крохотной тёмной коробочки, от которой так много сейчас зависело. Поколебавшись ещё мгновение, он подключил одну свою половинчатую подругу к другой.

— Что теперь? — спросил он Азимова.

— Будем надеяться, что военные не узнают, что мы натворили, — ответил тот. — А-тысяча девять, попробуй поговорить с Айной.

На одной из его тульп засиял крошечный огонёк. Она пыталась установить контакт, но удалось ли ей — было неизвестно. На коробочке Айны не было такого индикатора. Шла минута, другая…

— Похоже, не работает. Отключай, — подвёл итог Исаак, и Ада открыла глаза.

Александр тут же бросился к ней. Рука девушки взметнулась вверх, будто кукловод дёрнул за нитку, и легла на его плечо. Её губы растянулись, напоминая улыбку.

«Наконец-то у меня есть что-то своё», думала Айна, глядя глазами Ады на Александра.

Юрий Молчан. Вперед, по металлическим телам

Артем ИК-47 вышел с арены нетвердой походкой. Плечи и грудь были помяты, но их без труда выправят в мастерской. В спину летел одобрительный рев зрителей. Он только что победил… Вот этими мощными металлическими руками Артем схватил противника, приподнял и — бросил на усыпанный щебенкой пол.

От грохота упавшего робота заложило уши, под каркасом полыхнуло, из щелей между пластинами пошли струйки дыма. Обонятельные сенсоры указали Артему, что внутри противника горит пластмасса и плавятся провода.

И-79 попытался встать, но Артем с силой обрушил на него ногу, не дав подняться. По голове старался не бить: девяносто процентов вероятности, что внутри металлического черепа — человеческий мозг, как и у него самого. Девяносто процентов, что эта железяка, которую он победил — переделанный в машину человек.

Во время боя он становился очень агрессивным — последствия армейской контузии. Артем изо всех сил старался себя сдерживать, и пока что это удавалось.

Пройдя в расположенную здесь же мастерскую, Артем ИК-47 активировал подзарядку батареи. Подумал о том, что в бытность человеком он мог есть. Как наяву ощутил в металлическом рту вкус прожаренного бифштекса, яблочного пирога, что готовила жена. Артем ИК-47 прикрыл глаза-сенсоры — время подзарядки, это когда можно расслабиться и предаться воспоминаниям.

…Война с Китаем была в самом разгаре. Артем Икарцев, как его тогда звали, и еще двое получили тяжелые ранения и лишились обеих ног. Икарцеву еще и оторвало руку — он нарвался на гранату, отсюда и контузия. Тела у всех троих доставленных в лазарет были частично парализованы.

Парням предложили поучаствовать в эксперименте. Раз уж они почти превратились в «овощи», да к тому же еще теперь рук и ног у них меньше, чем обычно, то… им предложили стать первыми в мире боевыми роботами.

Это первый шаг к тому, чтобы люди больше не участвовали в войнах, пояснили военные. Однако поставили условие — те, кто согласятся, для своих семей станут погибшими. Эксперимент секретный, и информация о его участниках не должна быть известна ни одной живой душе.

Артем и еще один парнишка согласились. Умирать было страшно. Остаться калеками — ненамного привлекательнее. Третий — отказался. На следующий день его усыпили, сообщив родственникам, что у парня случился инфаркт… И о секретном проекте он никому не расскажет.

Не сможет рассказать и жене Артема и его маленькой дочери.

***

Стоя в ангаре с закрытыми глазами, пока заряжается батарея, Артем слышал, как ремонтники принялись выравнивать помятые во время боя части его тела. До ушей долетали их голоса, хотя он снизил восприятие звуков до минимума.

— Чертова железяка. Я поставил на того другого и проиграл двести баксов. Что я теперь скажу жене? Она эти деньги отложила на переделку лица.

— А что, за двести баксов можно лицо переделать?

— Да, новая технология. Дешево и сердито — а то совсем страшная с возрастом стала, пусть там вжик-вжик, чик-чик… Вот нано-боты в организм, чтобы очищали кровь и все такое, это реально дорого. Это надо брать кредит. А моську подправить — без проблем.

— Надо было думать, на кого ставишь, хе-хе. Я вон двести долларов выиграл, потому что поставил на нашего ИК-47. Наверное, это двести баксов — как раз те, что просадил ты! Ахахаха!

— Ремонтируй давай! Черт, надо же так подставиться… Может, отвинтим что-нибудь от этого ходячего металлолома и продадим?

— Ты совсем офигел? Знаешь, сколько он стоит? Шеф потом из нас самих роботов сделает и заставит драться вместо него!

***

Второго подопытного звали Вышеслав. Мозг его и Артема пересадили в специально созданные тела из композитного сплава. В новом теле мозг синхронизировали с мощным микрокомпьютером, встроенным в теперь уже не пробиваемую для пуль голову.

Их новые руки и ноги — толщиной с молодые деревья, в предплечья встроено оружие, от пулеметов до опытных образцов лазерных винтовок. Ноги оснащены двигателями вертикального взлета. Как позже узнал Артем, все их органы, которые хорошо функционировали, были проданы в элитные медицинские центры.

Вышеслав с Артемом несколько раз участвовали сначала в учениях. Там испытали поставленное на них оружие, а затем направили их в горячие точки. Но долго это не продлилось: с Китаем заключили перемирие. Позже война прекратилась полностью.

Поднебесной отошла небольшая часть Сибири. Население переместили в соседние города. Большую часть призывников и контрактников распустили. Артем с Вышеславом оказались не у дел.

Тем временем мир переходил на нанотехнологии. Они внедрялись в производство, низкоквалифицированный труд автоматизировался. Множество людей теряли работу. Города постепенно разделялись на кварталы для элиты и трущобы. Артем помнил, как стали появляться телешоу, где дрались роботы, дистанционно управляемые людьми. Потом — на экранах стали драться огромные махины, в которых операторы-люди сидели внутри. Рейтинги этих передач постоянно росли. Многие делали там ставки, принося прибыль букмекерам.

Вскоре военные заставили Артема и Вышеслава драться друг с другом, предварительно сняв с них вооружение. На эти бои приглашались большие шишки из военных, а потом и — телевизионщики. За эксклюзивную запись такого боя одна телекомпания заплатила огромные деньги.

О жене с дочерью он вспомнил постоянно. Но воспоминания приносили сильнейшую боль. И Артем старался думать о них пореже, забивая голову другими заботами.

***

Чуть позже, когда ремонт и подзарядка были закончены, послышались шаги по ведущим в мастерскую ступеням. Хозяин передвижного развлекательного комплекса, где по ночам Артем дрался с другими роботами, вошел, тяжело ступая и щуря глаза, будто долго не спал.

Роберт Иванов — смешанные браки и имена детей после них, где восточнославянские и западные элементы перемешались, давно стали нормой — был лыс. Рассказывали, что у него искусственные зубы, а в крови плавают нано-боты, уничтожая лишний холестерин, нормализуя давление и поддерживая метаболизм на оптимальном уровне.

Из случайно подслушанных разговоров Артем знал, что хозяин «цирка», как он называл это место, в последнее время плохо спит и сидит на стимуляторах. То ли проблемы с налоговой, то ли с полицией. Сейчас превратить человека в робота можно совсем недорого, обычно, чтобы спасти жизнь после аварии или в старости. Но это требует нотариально заверенного согласия, а добро дают немногие.

Иванов закурил электронную сигару. Вид у него усталый, лицо хмурое, в глазах полно красных прожилок.

— Ну, как идут дела? — спросил Артем с насмешкой. — Что-то ты совсем плохо выглядишь.

— Не твое дело, — буркнул Роберт. — Плохо идут.

У ИК-47 с Робертом сложилась прочная антипатия. Тем не менее хозяин цирка часто приходит поговорить. Что-то его в этом роботе его притягивает, как скрепку к магниту. Их разговоры почти целиком состоят из издевок и пропитаны желчью.

— Говорят, ты пытался подделать сертификаты на согласие, но нотариус оказался подставным. Сколько теперь дают за подделку документов такой важности? — поинтересовался Артем.

Роберт смерил его острым, как бритва, взглядом и выпустил изо рта клуб дыма. ИК-47 показалось, что хозяин чем-то расстроен. В его глазах прячется страх.

— Злорадствуешь… — проговорил Роберт негромко. — Много дают.

— То-то я смотрю, бои стали проходить чаще.

— Не твое собачье дело.

— И билеты дороже — на взятки хватает?

— Пошел ты, кусок железа с прогнившим мозгом! Будешь лезть, куда не просят, отправлю под пресс!

Однако в голосе звучала даже не ярость. В нем сквозило отчаяние.

«Нет, это определенно не страх потерять доход или оказаться в тюрьме, — решил ИК-47. -Тут что-то другое».

После того как Артема переделали в робота, у него обострилась интуиция. Возможно, в качестве компенсации. Как развитый слух у слепых, когда они слышат падение булавки на пол или когда шея трется о ворот рубашки. Он уже собрался быть с Робертом помягче, как вдруг взыграла обида.

— Я приношу тебе деньги, — сказал Артем с нажимом. — Большие. И под пресс ты меня не отправишь.

— Я могу тебя просто выкинуть на улицу, — пригрозил Иванов. — Тебя либо сдадут в музей, либо на металлолом. Ты — антиквариат. В армии давно используют андроидов. Другое дело — бои без правил. Только здесь тебе рады, сукин ты сын. Только здесь — твой дом. Так что не выпендривайся! — Он смотрел на робота с вызовом. — Я же знаю, ты — бешеный! Контуженный, чтоб тебя! Дерись как мужик! Дай зрителям насладиться, а мне — заработать!

— Уйди, — попросил Артем угрюмо. — Я хочу спать.

— Да, и еще. Если опять будешь строить из себя святого и не бить противника по голове, я начну наказывать тебя электричеством. Сегодня ты сорвал мне крупный выигрыш по ставкам, идиот.

— И тебе доброй ночи, Роберт.

— Да пошел ты.

Когда он ушел, Артем с помощью вживленного в череп микрочипа вошел в Терранет. Экран был напылен на его искусственные глаза. Он любил проводить там время, читая новости и просматривая видео ролики. Это помогало хоть на время забыть, что мир людей теперь закрыт, и ему рады только на ринге.

***

Днем в развлекательном комплексе люди отдыхали: ходили в кино, по виртуальным аттракционам, покупали прохладительные напитки и наркотики из-под полы. Каждый день оттуда уходили сотни счастливых детей и тинэйджеров. Многие предпочитали развлекаться в виртуальных мирах, не выходя из дома. К счастью Роберта и владельцев других таких «цирков», среди человечества еще достаточно и тех, кто все еще любит выходить из дома, чтобы развлечься.

Вечером в подвале одного из павильонов начиналась другая программа и на арену выходили роботы. Лишь один из них — Артем ИК-47 — обладал корпусом из композитного сплава. У остальных — просто железо. Это были в основном те, кто хотел удержать семью от нищеты — после победы робот-человек получал неплохой гонорар. Либо его увозили, мертвый мозг сжигали в печи, а в металлическое тело пересаживали мозг нового желающего из трущоб.

При желании Артем мог бы проламывать своим противникам головы, как тухлые яйца. Но он себя сдерживал, и давалось это нелегко.

Люди, уже купившие дорогой билет, делали ставки. Букмекеры подначивали тех, кто еще не поставил. Завсегдатаи ставили на Артема ИК-47. Но их интересовал летальный исход боя. Люди на смерть на ринге никогда не сражаются, а роботов — не жалко.

***

На следующий вечер Артем избил противника так, что у того перестала функционировать рука, из-под радиатора на грудной клетке повалил пар. Уходя с ринга, побежденный волочил ногу.

Но это железо, его легко починить или заменить. Главное же — мозг человека в металлической голове — не пострадал. Мозг ремонтники называли «софт». Артем вновь не подчинился хозяину, и противник остался в живых.

После боя к Артему в ангар вошел Роберт.

— Ну, давай, скажи снова, что я тебя подвел и ты потерял деньги, — буркнул робот.

Хозяин молча покачал головой. Он не сводит взгляда с Артема, максимально собран, хоть и старается это не показать. ИК-47 чувствовал — он здесь не просто так. В глазах Роберта вновь затаилось отчаяние и страх. Но теперь к этому примешалась злость. Словно Артем действительно ему помешал, и дело не только в деньгах.

— Ты — дурак, ИК-47. Ты вставляешь мне палки в колеса, ты это понимаешь? Мало того что теперь меньше прибыль от ставок, так еще и расходы на ремонт и запчасти.

— Может, и дурак, — сказал Артем, двинув широкими плечами, — но — не убийца.

Он не успел заметить, что именно бросил в него Роберт, но этот предмет со стуком прилип к его металлическому корпусу. В руке Роберта появился пульт управления, он нажал кнопку.

Артема парализовало. Его со всех сторон будто охватил огонь, принялся жалить раскаленными иглами. Сотни игл впивались глубоко под металл черепа, проникали внутрь мозга. От страшной боли его скрутило. Затем наступила передышка.

Новый удар током. На этот раз гораздо больнее. Иглы впивались в мозг, причиняя невыносимую боль. Она вгрызалась в нейроны, сдавливая полушария могучей электрической рукой. Его крик был скрипучим и хриплым, как и голос.

Артем не знал, сколько времени это длилось. Когда выключились оптические сенсоры, боль ушла.

— Для первого раза достаточно, — сказал Роберт, убирая пульт в карман. — В следующий будет больнее. Только посмей опять меня подвести!

ИК-47 лежал на полу, его оптические сенсоры выключились.

Роберт, подойдя, открыл крошечное входное отверстие на металлическом черепе и что-то туда капнул из пузырька.

Всю ночь после этого ИК-47 видел сны, где все пестрело необычайно яркими красками. Привычного мира в этом сне не было, Артема окружали странные предметы, словно отраженные в кривом зеркале.

Робот чувствовал, будто некто подвел его к такому же вот зеркалу и насильно заставил смотреть на искривленное и уродливое отражение привычного мира и искривленное отражение самого себя.

***

Когда оптические сенсоры, заменявшие Артему глаза, снова включились, он увидел возле себя силуэт. Сфокусировав зрение, он заметил, что смутный силуэт превратился в широкоплечего боевого робота модели, какой Артем уже давно не видел. Нигде, кроме зеркала. Помимо Артема, существовала только одна модель из композитного сплава….

— Вышеслав! Гайки тебя побери!

Робот ИЖ-35 повернулся и посмотрел на него. Металлический рот не мог выдавить ни единого изгиба улыбки, в оптических сенсорах — ни намека на радость от встречи. Однако намек на настоящее тепло прозвучал в голосе — микрокомпьютер в черепе позволял регулировать оттенки.

— Артем, брат! Сто лет, сто зим!

***

Они вышли на ночной воздух. Светила луна, но оптические сенсоры и без того прекрасно видят в темноте, показывая все вокруг в инфракрасном спектре.

— Где тебя носило столько лет? — спросил Артем.

— Мотался по ярмаркам, занимался уличными боями. Выступал на телевидении.

— Ненавижу телешоу, — сказал ИК-47 с чувством. — Как тебя туда занесло?

Они шли мимо многочисленных автофургонов, составлявших развлекательный центр. Поодаль мерцали огни небоскребов и дешевого жилья. Где-то лаяла собака.

— Тёмка, там гонорары — самые высокие. А мне сейчас деньги во как нужны.

— Что робот может сделать с деньгами? — поинтересовался Артем скептически.

— Вот именно, что — робот… — Вышеслав сжал кулаки, металлические суставы отозвались едва слышным скрипом. — Я решил вновь стать человеком.

ИК-47 остановился и посмотрел на друга. В нем затеплилась надежда.

— Расскажи, может, я тоже попробую.

Вышеслав двинулся дальше, под металлической ногой хрустнула раздавленная игрушка, оброненная кем-то из приходивших на шоу детей. Игрушки старого образца еще популярны в трущобах.

Они двинулись обратно к ангару. Артем шел рядом.

— Мне вырастят тело тридцатилетнего парня. Пересадят туда мой мозг. Снова буду полноценным человечком.

ИК-47 покачал головой.

— Мозг — штука хрупкая. Один раз его уже нам спасли. Но теперь ты можешь стать «овощем» или вообще умереть. Об этом ты думал?

— Риск, конечно, велик, Тёмка. Но сейчас — технологии. Думаю, если за полгода вырастят тело, то уж мозг-то пересадить и подключить смогут. Так, чтобы все тип-топ. Но это обойдется в громадную сумму.

Артем кивнул.

— Это все понятно. Только что ты заработаешь в нашем балагане? Я тебя знаю, ты приехал не просто так повидаться. Тебя ведь Роберт позвал, да? Тоже будешь драться?

Они остановились на пороге фургона мастерской. Два массивных робота в лунном свете выглядели странно и устрашающе.

— Нужна твоя помощь, Тёмка. Но я учел и твой интерес.

— О чем это ты?

— Заходи, объясню. Когда разбогатеем и получим тела, ты сможешь вернуться к семье.

***

Удар пришелся Артему в корпус, оставив вмятину. ИК-47 выбросил вперед руку, но Вышеслав увернулся. Его модифицированное тело более гибко и двигается быстрее.

Собравшаяся вокруг арены толпа с замиранием наблюдает за битвой титанов — двух легендарных роботов, как их представили в рекламном плакате. Билеты по цене втрое выше обычной.

Артем бросился на Вышеслава, человеко-машины с лязгом столкнулись и покатились по сухой земле, поднимая пыль.

Артем был зол. Из головы не выходил ночной разговор.

— Давай работать в тандеме, Тёмка! Недельный тур здесь, а потом — будем выступать в телешоу. Представляешь, какие будут ставить деньги?! Бабло — пополам!

Артем свалил Вышеслава, громадный кулак принялся опускаться на бывшего друга со скоростью отбойного молотка. Однако противник вывернулся, ударил. Артем с грохотом упал на спину.

— Ненавижу телешоу! Я чувствую себя бойцовым тараканом, на которого все ставят и орут, чтобы бежал быстрее!

— Будем драться и в одиночку. Давить простых роботов как слизняков! Сколько я их уже перебил! Просто будем — делиться! Вдвоем заработаем быстрее! Ты разве не хочешь тоже купить себе тело? Снова стать человеком?! Снова увидишь жену и дочь!

Вышеслав швырнул Артема на землю. В солнечных лучах танцуют мириады пылинок. Робот с лязгом бьет ногами, ИК-47 только успевает закрываться. Он закрылся, отбил атаку и быстро поднялся.

Роботы смотрят друг на друга, от страшных ударов у обоих деформированы головы и тела. Из пробоин, точно кровь, сочится масло, ярко блестит на солнце. Благодаря дополнительным пластинам металла, мозг каждого невредим. Крики зрителей бьют по аудио-сенсорам. Кулаки сжимаются и разжимаются. Оба как быки, готовые броситься на тореадора.

— Стать человеком?! Какой смысл, если придется убить сотни таких же робото-людей, как мы?! Да как я после этого Наташе с Диной в глаза посмотрю?!

— Тебе не один хрен?! Приз получает сильнейший, а слабаков — не жалко! Их в избытке как раз, чтобы сильные карабкались по ним вверх! Тебе нужна семья или нет?! Хочешь остаток жизни провести в этой консервной банке?!!

По сигналу рефери они ринулись друг на друга. Артем врезался в Вышеслава плечом, с размаха ударил. ИК-47 чувствовал, как пелена ярости застилает разум. Он вдруг забыл, где находится. Забыл, что он робот. В ушах застыл звук на высокой ноте. Такое уже бывало во время редких припадков после контузии.

…Окопавшись на вершине холма, он в одиночку отстреливается от штурмующих высоту китайцев. У них приказ брать живым, поэтому они не стреляют, а пытаются задавить числом.

Отбросив опустевший автомат, Артем принялся колотить узкоглазых саперной лопаткой, попадая по головам и рукам, заставляя отшатываться, проламывая черепа, ломая пальцы…

Внезапно все вернулось — зрители, арена, бой. Только слепящее солнце осталось прежним. Кисть левой руки у Артема смята. У лежащего на земле ИЖ-35 проломлен череп.

ИК-47 в ужасе опустился подле друга. Поднес руку к пластине, за которой должно работать механическое сердце. Датчик на кончике пальца подсказал, что мотор не функционирует. Поверхностный анализ не выявил и мозговой активности.

Вышеслав — мертв. Мозг Артема — единственное оставшееся в нем живое место — сжался от шока и ужаса.

***

Ночь прошла без сна. Артем разрывался между чувством вины и злостью, что не смог сдержаться именно в этот раз. Пусть Вышеслав хотел подняться по трупам других, но смерти он не заслуживал.

Перед глазами промелькнули наиболее яркие воспоминания — с войны, потом, после операции, когда уже были роботами. Все то, что было и чего больше никогда не будет, ведь Вышеслава уже нет… Его мертвый мозг кремировали. В тело хозяин цирка наверняка пересадит мозг другого бедолаги.

Это нечестно. Несправедливо. Неправильно. Смотреть на хорошо знакомое тело и лицо, пусть и из металла, и знать, что это не твой лучший друг, а — кто-то другой.

Дверь с грохотом распахнулась, и вошел Роберт. Скулы полыхают от ярости, он сжимает и разжимает кулаки.

— Будь ты проклят! — рявкнул он. — Зачем убил?! Не мог ты что ли совладать со своим бешенством, как делаешь обычно?!

— Я знаю… я…

Артем вдруг понял, что не может говорить. К горлу подступил едкий ком.

— Ни черта ты не знаешь! — Роберт повернулся к нему, на глазах дрожат слезы. — Ты понимаешь, что бои с вашим совместным участием могли принести мне деньги? Деньги, что спасли бы мою дочь?!

ИК-47 замер.

— Что?

Вот оно. То отчаяние, что Артем читал в глазах Роберта всякий раз, как тот его отчитывал за плохо проведенный поединок. Горечь и тоска в его взгляде.

— Да!! А ты думал — я деньги на взятки собираю? У дочки опухоль в мозжечке! Его удалили, метастаз нет. Но — купить мозжечок и пересадить стоит баснословных денег! Тело за несколько месяцев, может, вырастить и могут. Но мозг — это все еще terra incognita. Он слишком плохо изучен, его нельзя вырастить искусственно! У меня была надежда, но ты… ты ничего от нее не оставил…

Роберт опустился на корточки у стены и закрыл лицо руками.

— Будь ты проклят, контуженная консервная банка… Сукин ты сын… Сволочь….

Подобно катку для укладки асфальта, на Артема навалился шок. Скорлупа, которой этот делец постоянно закрывался, разлетелась вдребезги. Остался обычный человек со своими страхами. С разбитыми надеждами. С мечтами, которым теперь не сбыться. И всему виной оказался — Артем.

Он невольно задал себе вопрос: чем он теперь лучше Вышеслава, который был готов убивать людей-роботов на арене сотнями, чтобы купить себе новое тело? Но ладно бы людей-роботов, они — гладиаторы и знают, на что идут. Они — осознают риск. Но он отнял будущее у… девочки, которая сейчас не может ходить, двигать руками и держать равновесие. За все это отвечает мозжечок, который ей удалили.

В памяти Артема промелькнуло лицо дочери. Дина уже который год растет без отца. И никогда его не дождется.

— Как зовут девочку? — спросил он негромко.

Голос Роберта был глухим и злым.

— Аня.

— Я отдам свой мозжечок, — произнес ИК-47 хрипло. — Принеси бумагу, я подпишу. Нотариус заверит.

Роберт вскинулся, брови изумленно приподнялись. В глазах мелькнуло недоверие.

— Ты? Но… почему? С какой стати?

ИК-47 развел могучими металлическими руками.

— Я люблю детей. К тому же не хочу депрессовать по поводу того, что случайно убил лучшего друга. Криозаморозка пойдет мне на пользу. Давно было пора отдохнуть.

Роберт поднялся, просветлел лицом.

— Я обязательно заморожу твой мозг! А когда технологии позволят, верну тебя к жизни. Можешь не сомневаться! Ты не представляешь, в каком я перед тобой долгу!

— Теперь — иди, — кивнул Артем. — Я хочу спать.

Роберт вышел, счастливый, точно воскрес из мертвых. Проводив его взглядом, ИК-47 сел, прислонившись спиной к стене. Вышеслава он не вернет, но хотя бы спасет другую жизнь. Кто знает — вдруг после криозаморозки ситуация поменяется, и он все же сможет купить себе тело. Настоящее, человеческое.

ИК-47 позволил оптическим сенсорам отключиться. Еще никогда не чувствовал на душе такой тяжести и… облегчения одновременно.

Сергей Калабухин. Посмертный раб

— День зарплаты — радостный день! — напевал штатный критик журнала «ФАСТ» Ричард Кайманов на мотив некогда популярного советского шлягера, сунув кредитную карточку в приёмную щель банкомата. — В миг исчезнет забот моих тень. Эй! Эй! Эй, гони деньги скорей!

Спрятав купюры и карточку в портмоне, довольный Кайманов обернулся и застыл. Перед ним стоял, держа в дрожащей руке пистолет, известный писатель-фантаст Роман Щербатый. Глаза этого немолодого пузатенького мужичка, одетого в старенький джинсовый костюм, испугали Кайманова смесью горящего в них безумия и страха.

— Это тебе за моего «Изгнанника»! — вдруг громко взвизгнул Щербатый и выстрелил в стоящего перед ним в растерянности Кайманова.

Первая пуля насквозь прошила левую руку критика, и портмоне, пухлое от банкнот, плюхнулось в грязную лужу, оставшуюся на асфальте тротуара после недавнего дождя. Вторая пуля застряла в бедре правой ноги. Третья пронзила острой болью живот. Кайманов согнулся и упал. Вокруг в ужасе вопили и разбегались прохожие. Роман Щербатый продолжал стрелять в корчащегося у его ног Ричарда Кайманова. Из дверей банка выбежали, что-то крича, вооружённые короткоствольными автоматами охранники, и последнее, что увидел умирающий критик, это фонтанчики крови, вдруг забившие из груди спятившего графомана, и всполохи проблескового маячка невесть откуда взявшейся машины «Скорой помощи». Потом убийца тяжело рухнул на тело своей жертвы. Дюжие санитары быстро погрузили трупы в машину, и «Скорая помощь», завывая сиреной, скрылась в потоке машин…

Откровение первое

Ослепительно яркий свет больно ударил по глазам. Кайманов рефлекторно попытался поплотнее зажмурить веки и отвернуться, но у него ничего не получилось. Тогда он вскинул руку, чтобы прикрыть глаза ладонью, но свет продолжал резать зрачки с прежней силой.

— Уберите свет! — крикнул Ричард, и чей-то чужой голос оглушительно повторил его просьбу.

— Спокойно, Кайманов, — проревел в ответ другой голос. — Сейчас всё будет в норме.

Свет исчез, а потом стал плавно нарастать. Перед взором Ричарда постепенно, как фотография в ванночке проявителя, обретало краски и резкость лицо незнакомого мужчины.

— Ну вот, — блеснули в улыбке отменно белые и ровные зубы. — Теперь ты нормально меня видишь?

Незнакомец был лет сорока, с большими залысинами в кудрявой рыжей шевелюре, гитлеровской кляксой усиков под внушительным эйнштейновским носом и девичье голубыми глазами, опушёнными длинными ресницами.

— Да, — ответил Кайманов и вновь услышал вместо собственного голоса чей-то оглушительный рёв. — Почему вы все так орёте?

— Секундочку, — незнакомец что-то сделал за пределами поля зрения Кайманова. Тот попытался повернуть голову или скосить глаза, чтобы немного осмотреться, но вновь ничего не получилось. Он мог смотреть только прямо.

— Раз, два, три, четыре… — начал считать незнакомец, и с каждой новой произнесённой цифрой его голос становился тише, пока не достиг нормальной громкости. — Ну вот, кажется, теперь и со слухом у тебя всё в порядке. Попробуй, скажи что-нибудь сам.

— Почему вы мне тычете? Где я? — услышал Кайманов свой вопрос, произнесённый чужим голосом. — Что происходит? Кто вы такой? Что у меня с голосом?

— Ну, вот и ладушки, — вновь улыбнулся незнакомец. — Теперь мы можем нормально общаться. Как ты себя чувствуешь?

— У меня ничего не болит, если вы об этом, — раздражённо ответил Кайманов. — Но я совершенно не контролирую своё тело. Не могу не то что рукой пошевелить, но даже просто моргнуть! Меня что, парализовало? Пуля того маньяка попала в позвоночник? Я теперь — калека?

— Нет, господин критик, — почему-то злорадно, как показалось Кайманову, усмехнулся рыжий. — Ты не калека, а уже неделю как мертвец, и твой труп в закрытом гробу вчера был предан кремации, а урна с прахом передана безутешной вдове.

— Что за бред вы несёте? — заорал Ричард. — Какой труп? Какая кремация? Да кто вы такой, наконец? Позовите главного врача!

— Спокойно, Кайманов, не надо так кричать, — продолжал усмехаться рыжий. — Главный для тебя здесь я. Можешь называть меня Эйнштейном. Настоящее моё имя тебе знать ни к чему. Хочешь, я введу успокоительное или снотворное? Спешить нам с тобой некуда, успеем ещё наговориться.

— Нет, — процедил Кайманов в ярости. — Не надо меня успокаивать. Почему вы упорно не отвечаете на мои вопросы?

— Потому что не успеваю, — развёл руками рыжий. — Больно много их. Но на основные я уже ответил: ты официально умер и похоронен. Что ещё ты хотел знать? Ах, да: это — не больница, а частный научно-производственный центр. Медицинский персонал здесь есть, но я не из его числа. Я вовсе не медик, а, как бы сказать, чтоб ты лучше понял… Ближе всего к истине будет слово «бионик». Знаешь, что это такое?

— Нет.

— Проще говоря, бионика — это попытки человека перенести достижения природы-матушки в технические устройства. В качестве примера могу привести всем известную замену пуговиц на одежде сначала «молниями», а сейчас так называемыми «липучками».

— И что же изобретаете вы, господин Эйнштейн?

— Ничего. Я — учёный, а не изобретатель, и занимаюсь нейробионикой. А если более конкретно и доступно для таких гуманитариев, как ты — пытаюсь создать электронную копию личности человека с помощью компьютера. Завтра вот начнём копировать тебя.

— Да вы не Эйнштейн, а скорее Франкенштейн! — язвительно хмыкнул Кайманов. — Что же вы тут будете копировать, если я, по вашим словам, уже давно труп, сожжён и похоронен? Или вы каким-то образом успели сделать свою работу, и с вами сейчас говорю не я, а искусственный интеллект? И каким же будет следующий ваш шаг? Превратите меня в послушного робота?

— Искусственный интеллект — это миф, — в свою очередь ухмыльнулся рыжий. — Любая программа всегда останется только программой, то есть — набором стандартных команд и логических функций. А человек, да что там человек — простая кошка может в одной и той же ситуации поступать по-разному. Это у нас, живых существ, интеллект, а в роботе — всего лишь программа. Робот не думает: он действует, у него отсутствует свобода воли. Ты, Кайманов, мыслишь литературными штампами. Работа у тебя такая, критик ты наш!

Рыжий гнусно захихикал.

— Хитроумные роботы-убийцы, — продолжил он. — Всевозможные человекоподобные терминаторы, роботы-полицейские, киборги, детективы и даже няньки наводнили фантастические романы и фильмы. В жизни человекоподобный робот никому не нужен. Очень неудобная форма. Скорее уж, это будет нечто, похожее на луноход, с набором сменных манипуляторов.

— Вы не ответили, — резко прервал снисходительные разглагольствования рыжего незнакомца Кайманов. — И перестаньте мне тыкать! Я с вами на брудершафт не пил. Что со мной, и кого вы похоронили вместо меня, если это правда?

— Вместо тебя? — неподдельно удивился рыжий. — Ах, да, понимаю. Что ж, не будем больше отодвигать момент истины. Надеюсь, профессиональный критик в области отечественной фантастики читал роман Александра Беляева «Голова профессора Доуэля»? Ну, или хотя бы смотрел снятый по нему ещё в советские времена фильм?

— Что вы хотите сказать? — в ужасе прохрипел Кайманов. — Вы отрезали мне голову и проводите на ней свои дурацкие эксперименты?

— Мы могли бы это сделать, — вздохнул рыжий, — но к чему лишние заботы? Мозг — вот всё, что нам нужно.

Он протянул руку, и перед взором Кайманова промелькнула размытая картина разноцветных полос. Когда он смог вновь сфокусировать свой взгляд, то увидел стеклянный куб, стоящий на широком пластиковом столе. Внутри этого куба, заполненного прозрачной жидкостью, лежал человеческий мозг, покрытый золотой сеткой электродов и датчиков. Рядом со столом мерцали мониторы каких-то медицинских приборов, на экранах которых бежали гребёнки сигналов. Аппарат искусственного кровообращения гнал по прозрачным трубкам в мозг алую жидкость.

— Вот всё, что от тебя осталось, — услыхал Кайманов голос рыжего. — Глаза тебе заменяет видеокамера, вместо ушей — микрофон, говорит за тебя компьютерная программа. Сам компьютер находится в соседнем помещении, он занимает несколько больших шкафов. Там специальная система охлаждения, поддерживающая определённую температуру воздуха. Мы называем его «Суперкомп». Но это для тебя уже совершенно лишние и неинтересные подробности. Ну вот, теперь ты знаешь правду и понимаешь, что обращаться на «вы» к тому, что лежит в той ячейке, просто глупо.

Перед взором потрясённого Кайманова вновь возникла разноцветная пелена, сменившаяся самодовольным лицом рыжего Франкенштейна.

— Ну что, продолжим разговор, или дать тебе время пораскинуть мозгами? — хихикнул тот над своей шуткой. — Может, отключить тебя пока?

— Нет, не надо, — Кайманов был в ужасе от увиденного, но перспектива «отключения» страшила его ещё больше. Он хотел знать, что его ждёт в дальнейшем. — Так чего же вы здесь изобретаете? Киборгов, что ли? Для этого вам нужен мой мозг?

— Киборги — это тоже из области фантастики, — вздохнул рыжий. — Если, конечно, имеется в виду металлический болван с человеческим мозгом внутри. Живой мозг нужно питать, беречь от холода, жары и сильных вибраций. А ещё нужна довольно сложная система поддержания равновесия и управления конечностями. Словом, возникает куча никому не нужных проблем. И ради чего?

Это в кино от робота-полицейского отскакивают пули. Нынешнее оружие легко разнесёт его железную башку вместе с мозгами. Если же говорить о киборгах в широком смысле этого слова, то они давно существуют. Мы без особых проблем могли бы запихнуть твой мозг в какой-нибудь полностью автоматизированный танк, самолёт или космический корабль. Если бы, конечно, ты умел всем этим управлять. Я вполне допускаю и даже уверен, что в каком-нибудь из отделов нашего Центра делают нечто подобное. Например, наше здание нашпиговано видеокамерами, однако я точно знаю, что с недавних пор в помещении, где установлены мониторы охраны, никто не дежурит. Понимаешь, о чём я? Ведь включить сигнал тревоги можно, и не имея рук. Ты же вот видишь без глаз и слышишь без ушей.

— Не может быть! — возмутился Кайманов. — Кто же пойдёт на такое? Зачем?

— Пойдут хозяева всевозможных охраняемых объектов, — невозмутимо ответил рыжий. — Зарплату таким киборгам-сторожам платить не надо, форма не нужна, никаких забастовок и прочей фигни. И никаких пенсий по инвалидности или старости. К тому же, исчезает человеческий фактор. Люди устают, теряют бдительность, болтают между собой, ходят в туалет, едят, словом — постоянно отвлекаются от работы. Они ненадёжны. А вот такие, как ты, Кайманов, могут смотреть только туда, куда направлена видеокамера. Лучших охранников и искать не надо!

— Какой же дурак согласится на подобное рабство? — фыркнул Кайманов. — Как вы, например, меня можете заставить работать на вас? Перекроете кислород? Или посадите на голодную диету?

— Я мог бы тебя немного попытать, — задумчиво ответил рыжий. — И мне для этого вовсе не нужно ломать тебе кости или гладить раскалённым утюгом. Мне прекрасно известно, где в человеческом мозгу расположены соответствующие центры. Я могу легко погрузить тебя в пучину невыносимой боли. Но зачем? Я вовсе не садист. Уже давно существуют препараты, подавляющие волю, и соответствующие методы гипноза. Ты что же, Кайманов, всерьёз думаешь, что Роман Щербатый, тихоня и трус, пописывающий в тиши кабинета романы о крутых попаданцах в прошлое, вдруг люто на тебя озлобился за критику его последнего «шедевра», неведомо где раздобыл пистолет и пошёл убивать средь бела дня на глазах у прохожих и вооружённых охранников банка?

— Что вы хотите сказать?

— Да, именно то, что ты подумал, — довольно осклабился рыжий. — Его просто зомбировали, вложили в руку оружие и отправили к тебе. Мне понадобились ваши головы. Вернее, мозги. Расходный материал всегда в дефиците, требуется пополнение запасов. Методика переноса человеческого сознания в память компьютера пока не отработана, приходится часто заменять биологический образец. А ты думал, машина «Скорой помощи» случайно проезжала мимо банка именно тогда, когда в тебя стрелял «спятивший писатель»?

— Он же мог меня убить!

— Он и убил, — кивнул рыжий. — Но стрелять в голову ему было категорически запрещено. Твой мозг не должен был пострадать, впрочем, как и его. Банк-то принадлежит нашему Центру, и охранники накануне прошли соответствующий инструктаж.

— Но почему вам понадобился именно я? — с тоской вымолвил потрясённый Кайманов. — Неужели мало бомжей, алкоголиков и наркоманов?

— Мне для опытов нужен здоровый образец, — спокойно ответил рыжий. — К тому же, я тоже пишу на досуге фантастические романы. Недавно, после одной из твоих критических статеек в журнале, издательство отказалось печатать мой последний роман и заключило контракт с Романом Щербатым. Так что я решил одним выстрелом убить двух зайцев.

— Месть! — понимающе прорычал Кайманов. — Значит, всё это из-за того, что я раскритиковал ваши тексты?

— Вряд ли это можно назвать критикой, — злобно встрепенулся рыжий. — У нас в России сейчас вообще отсутствует критика как таковая. Издательствам нужно, чтобы вы хвалили их продукцию и ругали конкурентов. Они платят за это вашему журналу, и вы старательно отрабатываете их деньги. Вы, Кайманов, так называемые профессиональные критики, теперь ничем не отличаетесь от обычных рекламных агентов.

— Утешайтесь этой стандартной отмазкой графоманов и неудачников, — язвительно прошипел Кайманов. — Под каким именем вы публикуете свои книги?

— Я же сказал: моё имя тебе знать ни к чему.

— Понятно, — удовлетворённо хихикнул Кайманов. — Все вы — герои, но только тогда, когда спрячетесь под маской анонима или псевдонимом. А в реале и под собственным именем быстро сдуваетесь.

— А вы — просто литературные проститутки! — раздражённо взмахнул рукой рыжий. — Не будем спорить: сейчас всё это совершенно не важно. Главное то, что отныне ты будешь работать только на меня. Для опытов по основному проекту у нас пока есть мозг Щербатого. Романы я и сам писать умею, так что этот графоман пусть послужит науке. А вот у тебя начинается новая жизнь после смерти. Рабская, как ты правильно недавно заметил. Будешь вкалывать без перекуров и перерывов на обед.

— Каким это образом? — поразился Кайманов. — Я — филолог, управлять самолётом не умею, и охранник из меня никакой.

— Не волнуйся, ты и в дальнейшем будешь писать критические статьи, а деньги за них буду теперь получать я. Зарплата у меня по нынешним временам хорошая, но денег, как известно, никогда не бывает достаточно. К тому же, ты должен возместить мне потерянный по твоей вине гонорар за отвергнутый издательством роман. Я буду снабжать тебя текстами и указывать, какие из них нужно хвалить, а какие необходимо разнести в пух и прах.

— Не смешите меня! — взвизгнул Кайманов. — Вы сами сказали, что для всех я мёртв и похоронен.

— Не ожидал, что ты столь наивен, — удивился рыжий. — Тебе ли не знать, что мы живём в эпоху так называемых «литературных проектов», в которых под одним раскрученным именем публикуются тексты совершенно разных авторов, а то и вообще никому не известных «литературных негров»? Объявлений о твоей смерти ни в прессе, ни в Интернете не было. Ты ж не какой-нибудь знаменитый артист или поп-звезда! Хозяину журнала «ФАСТ» совершенно наплевать, кто в действительности пишет от твоего имени критические статьи, если они соответствуют определённому уровню и заданной направленности. Я уже провёл с ним на эту тему переговоры. Контракт находится в стадии подписания.

— А на кой чёрт мне горбатиться на вас? — спросил Кайманов. — Убивать или мучить меня вам невыгодно. Под воздействием препаратов или гипноза я вряд ли напишу статью: для творчества требуется ясный ум и свобода мысли. Это вам не на курок жать.

— Жмут, Кайманов, не на курок, а на спусковой крючок, — презрительно процедил рыжий. — Убивать тебя я, конечно, не буду. Тут ты прав. Да это и не потребуется. Ты сам скоро, как наркоман, будешь готов на всё ради дозы.

— Какой ещё дозы? — испугался Кайманов.

— Когда только начинали изучать мозг, то проводили опыты на мышах, крысах, кроликах и прочих животных. Так вот, однажды крысе вживили электроды в центр удовольствия и посадили в клетку с двумя кнопками. Когда крыса нажимала на одну кнопку, то тут же получала пищу, а когда на другую — электроимпульс на вживлённые в её мозг электроды. Вскоре эта крыса умерла от голода, так как всё время нажимала на вторую кнопку, предпочтя пище непрерывный экстаз. В твоём случае, Кайманов, кнопками управляю я и могу без особого труда причинить тебе невыносимую боль или подарить небывалое наслаждение. Выбор за тобой. Так что, добровольно или нет, но ты будешь на меня работать. И потом, Кайманов, подумай: неужели тебе самому не хочется продолжить занятие любимой работой? Ты действительно предпочтёшь целыми днями бессмысленно пялиться в одну точку? Или я могу вообще отключить видеокамеру с микрофоном. Хочешь побыть слепоглухонемым?

— Я подумаю, — с горечью прошептал Кайманов.

— Уверен, мы с тобой поладим, — победно усмехнулся рыжий. — Думай, у тебя целая ночь впереди. Ох, и заболтался же я с тобой. Рабочий день давно закончился, и все ушли по домам. Я отключу тебя пока от периферийных устройств — у нас тут, знаешь ли, не принято общаться с подопытным материалом. Это я только для тебя сделал исключение. Вон, на соседнем столе стоит ячейка с мозгом Щербатого. У того нет и не будет ни видеокамер, ни микрофонов, ни собеседников. Так что цени, Кайманов, мою доброту! Утром тобой займутся мои сотрудники, не пугайся. Они просто подключат тебя к Суперкомпу и начнут копировать в него твою память. Судя по приборам, это не больно. А после работы, когда все разойдутся по домам, я к тебе приду, вновь подключу периферию, и ты мне скажешь своё решение.

Пальцы Франкенштейна забегали по клавиатуре, и внешний мир для Кайманова исчез.

Откровение второе

Со следующего утра жизнь Кайманова превратилась в беспросветную каторгу, в которой его мозг циклически ввергался в три состояния. Когда в Центре начинался рабочий день, Кайманова после обязательной проверки медицинских показаний состояния мозга подключали к суперкомпьютеру, и начинался тошнотворный процесс копирования его памяти. Почти девять часов Кайманов находился в состоянии непреходящего похмелья: его просто выворачивало наизнанку. Будь у него тело, он наверняка как следует проблевался бы или принял какое-нибудь средство от тошноты. В конце концов, хлебнул бы рассолу или выпил баночку пивка. Но тела не было, а химические препараты в данном случае, по словам рыжего эскулапа, были бесполезны, и бедному Кайманову оставалось только покорно ждать окончания процесса.

Когда рабочий день заканчивался, и сотрудники лаборатории уходили домой, у Кайманова начиналась вторая смена. Он работал на рыжего Франкенштейна: писал критические статьи для журналов. Причём, судя по их количеству и номенклатуре разбираемых романов, рыжий заключил контракты не только с журналом «ФАСТ», но и с несколькими другими изданиями. Сосал, как говорится, сразу несколько маток.

Шесть предутренних часов Кайманов спал — Франкенштейн прекрасно знал, что живому организму требуется отдых. Специальная программа отключала от мозга Кайманова периферийные устройства, с помощью которых тот читал чужие книги и писал свои статьи, и вводила в кровь лёгкое снотворное.

Суперкомпьютер не входил в местную локальную сеть Центра во избежание утечек информации и хакерских атак. Поэтому для своего личного бизнеса рыжему пришлось использовать медицинский компьютер, к которому были подключены приборы и устройства, обеспечивающие жизнедеятельность мозга Кайманова. Этот компьютер имел стандартный usb-вход, через который рыжий и производил обмен текстов с помощью обычной флэшки. Кайманов довольно быстро научился работать в текстовом редакторе при помощи виртуальной клавиатуры.

Франкенштейн любил поболтать с Каймановым после рабочего дня, когда их никто не видел и не слышал. Однажды он пришёл позже обычного. Кайманов не мог чувствовать запахи, но по внешнему виду рыжего сразу понял, что тот явно навеселе.

— Что отмечали? — осторожно спросил он.

— Покорение Марса! — весело рявкнул Франкенштейн. — Что это ещё за вопросы?

— Ну, мне же интересно, какие у вас тут успехи, — примирительно ответил Кайманов. — Всё-таки, от них зависит и моя судьба. А я так и не понял, чем же на самом деле занимается ваш Центр? Зачем копировать память людей в компьютер?

— Ты, Кайманов, действительно такой тупой или притворяешься? — хмыкнул рыжий. — Где твоя фантазия? Ты ж всю жизнь фантастикой занимаешься!

— Я хочу знать реальное положение вещей, а не фантазировать на тему киборгов, — обиженно огрызнулся Кайманов.

— Какие, к чёрту, киборги! — захохотал Франкенштейн. — Ты думаешь, наш Центр единственный? Да таких центров по всему миру разбросано, знаешь, сколько?

— Сколько? — недоверчиво спросил Кайманов.

— Никто точно не знает, — понизил голос рыжий. — Наш Центр — только малая частичка огромного международного Консорциума. Тут миллиарды долларов крутятся, а ты всё про каких-то идиотских киборгов думаешь. В Центрах, разбросанных по всему миру, учёные бьются не только над проблемой переноса человеческого разума на электронный носитель — одновременно проводятся и обратные опыты. Знаешь, Кайманов, кто является основным заказчиком и спонсором Консорциума? Миллиардеры!

— Не понимаю, — искренне признался Кайманов. — Им-то это зачем?

— Всё очень просто, — насмешливо посмотрел на него рыжий. — Никто не хочет умирать. Денежные мешки мечтают жить вечно, меняя отягощённые старостью и болезнями тела на новые, молодые и здоровые. Лежать в глубокой заморозке и ждать, когда медицина научится лечить их болезни и омолаживать организмы, миллиардерам не хочется. Никто же не может гарантировать, что они благополучно оживут при разморозке: эта задача возлагается на плечи науки и медицины неопределённого будущего. То есть, денежные мешки, согласившиеся когда-то на заморозку, уплатили огромные деньги за химеру, пустые, ничем не подкреплённые обещания. Поэтому нынешним миллиардерам копирование личности в память компьютера представляется более практичной и достижимой задачей. К тому же, оно не требует выпадения из жизни на неопределённый срок.

Миллиардеры, Кайманов, хотят жить, а не «спать» в анабиозе, и Консорциум смог воспользоваться мечтами и чаяниями денежных мешков. Он переманивает в свой штат лучших специалистов со всего мира. Успехи уже впечатляют. Ты знаешь, Кайманов, что на одном из островов в Тихом океане, принадлежащем Консорциуму, живут и руководят своими империями более десятка миллиардеров? Вернее, живут их мозги, ожидая переноса сознания в новые тела. Точно так же, как ты сейчас живёшь. Только тебе новое тело не светит.

— Это-то я понимаю, — ответил Кайманов, с трудом переваривая откровения Франкенштейна. — Новое тело мне никто не даст. И что же вы сегодня празднуете? Неужели у вас получилось?

— Корпоратив у нас был, — кисло ответил Франкенштейн. — У директора сегодня юбилей.

— А я думал…

— А ты не думай! — пьяно взревел рыжий. — Хватит болтать: работать пора. Я принёс тебе ещё парочку романов. Оба нужно похвалить. Читай и готовь статьи. А про всё, о чём мы тут с тобой говорили, забудь. Это не для твоих мозгов. Сам не забудешь — с помощью Суперкомпа сотру.

Откровение третье

На следующее утро ни Кайманов, ни Франкенштейн не вспоминали о беседе накануне. Кайманова, как обычно, подключили к Суперкомпу, после работы рыжий скопировал на флэшку готовые статьи и ушёл, не сказав ни слова. В заданное время Кайманов уснул.

И так сутки за сутками. Привыкнуть к тошноте Кайманов не мог, но его мозг сам искал выход из неприятного состояния, и вскоре Кайманов заметил, что ему становится легче, если он как бы «перетекает» вместе с информацией в ячейки памяти суперкомпьютера. Тошнота ослабевала, так как мозг «отключал» живую память, используя соответствующую информацию, уже записанную в электронную память Суперкомпа. Чем больше памяти Кайманова копировалось, тем легче ему становилось убегать от тошноты.

И вскоре настал момент, когда Кайманову стало банально скучно бездельничать почти девять дневных часов, и он «огляделся» вокруг. Каким-то странным «зрением» увидел, что «парит» в чёрной бездне, а вокруг него мерцают всеми оттенками жёлтого огромные бесформенные «массивы». Его память мгновенно привлекла на помощь аналогию бесконечного космоса и сверкающих звёздных скоплений. Кайманов «потянулся» к ближайшей «галактике» и «погрузился» в неё.

Массив оказался памятью Романа Щербатого! Оставаясь собой, Кайманов отчётливо «вспомнил», как он пишет «свой» последний роман о бравом капитане спецназа ВДВ России, сознание которого во время ранения в голову каким-то чудом перенеслось в тело матёрого зэка, добровольно сменившего лагерь на штрафную роту, которую вот-вот должны были кинуть на штурм какой-то безымянной высотки, чтобы отбить её у засевших там немцев.

Поражённый, Кайманов немедленно «вынырнул» из массива. Чуточку «отдышавшись» и придя в себя от удивления, он вновь осторожно «окунулся» в память Романа Щербатого. Кайманов не знал, сколько «блуждал» по ней, но контакт внезапно прервался — рабочий день в Центре закончился, и мозг Кайманова отключили от суперкомпьютера. А вскоре заявился и Франкенштейн.

То, что рыжий опять пришёл «под мухой», Кайманов понял сразу, хотя тот, в отличие от прошлого раза, был хмур и зол.

— У вас опять корпоратив? — осторожно спросил Кайманов. — Эксперимент, наконец, удался?

— Если бы! — рыжий вынул из кармана халата плоскую бутылочку, отвинтил крышку и хлебнул прямо из горлышка. — Мы научились копировать память человека в компьютер, но вот личность вместе с памятью почему-то перенести не удаётся. Умеем записывать чужую память из компьютера в живой мозг. Однако личность первоначального владельца при этом не меняется: она просто получает новые знания, что-то сразу усваивая, а что-то блокируя и отсеивая как опасное или ненужное. Бьёмся, бьёмся, а воз и ныне там! Радует только то, что и на эти работы нашлись заказчики, да ещё какие! Мы теперь любые мозги можем на опыты брать, никто нам не помешает.

— Это кто ж такие? — полюбопытствовал Кайманов, стараясь выудить у подвыпившего Франкенштейна как можно больше информации.

— Что, и тут тебе фантазии не хватает? — пьяно ухмыльнулся рыжий. — Конечно же, армия и некие анонимные организации. Первым нужны опытные и исполнительные солдаты, которых не надо обучать несколько месяцев, а то и лет, вторым — лишённые инстинкта самосохранения живые роботы, готовые выполнить любой приказ. Всего несколько часов в контакте с Суперкомпом — и готов любой нужный заказчику специалист.

Теперь Кайманов понял, что имел в виду рыжий Франкенштейн, когда говорил, что может усадить его в кресло охранника или за пульт управления самолётом. Его привела в ужас судьба многих и многих несчастных, чей мозг использовали и используют для жутких экспериментов по стиранию «ненужных» знаний и навыков и замене их «нужными».

— Но ведь это — ужасно! — воскликнул он. — Просто бесчеловечно! Куда же смотрят правозащитные организации?

— Не пойму, Кайманов: ты действительно так наивен или просто дурак? — Франкенштейн завинтил крышку и спрятал бутылочку в карман. — А на чьи деньги, по-твоему, существуют все эти организации? К тому же, эти опыты преподносятся хозяевами Консорциума как благо для человечества: как возможность превращения маньяков и преступников в добропорядочных и полезных членов общества, прилежных и добросовестных работников. Улавливаешь?

— Но… — растерянно проблеял Кайманов.

— Кстати, ты и Роман Щербатый в этом деле хорошо нам помогли! — вдруг злобно засмеялся Франкенштейн. — Особенно этот бездарный графоман.

— Каким образом? — не поверил Кайманов. — Вы ж говорили о гипнозе…

— Кому теперь нужен гипноз? — отмахнулся рыжий. — Он не надёжен, сложен в исполнении, требует подготовленного специалиста, да и не каждый человек ему поддаётся. А у нас всё просто, быстро и со стопроцентной гарантией.

— А при чём здесь я?

— Заказчик потребовал продемонстрировать наши возможности на совершенно случайных людях, далёких по жизни от какого-либо насилия, без опыта службы в армии или правоохранительных органах, не умеющих обращаться с оружием и тому подобное. И я подсунул ему ваши кандидатуры. Романа Щербатого в своё время военкомат забраковал из-за слабого зрения. Ты же, Кайманов, откосил от армии с помощью липовой справки о якобы имеющемся у тебя плоскостопии, подкреплённой соответствующей суммой нужным людям. Что молчишь? Эх, в первый раз жалею, что передо мной только мозг! Уж очень хочется посмотреть сейчас на твою рожу. Небось, знай ты тогда, что тебя ждёт в будущем встреча со мной — сам бы рванул в военкомат с просьбой забрить тебя в солдаты нашей несокрушимой и легендарной? А? Что молчишь?

Ладно, слушай дальше, раз уж хочешь знать всю правду. Мы взяли Щербатого прямо на улице, когда он вышел из своего дома, чтобы сходить в магазин за продуктами. Привезли сюда, подключили на несколько минут к Суперкомпу, потом дали пистолет и отпустили, сказав, где тебя искать. Он пошёл и без тени сомнения убил. Всё это происходило на глазах восхищённого представителя заказчика. Так-то вот, Кайманов!

И нечего мне тут про права человека вкручивать! Ты сначала долг свой исполни, послужи Родине, а уж потом пасть разевай, если захочешь. Теперь мы легко можем помочь родной армии и государству в том, чтобы ни у одной сволочи, вроде тебя и прочих так называемых правозащитников, даже мысли не возникло бы плевать в их сторону.

А теперь, раб, принимайся за работу!

Откровение четвёртое

Кое-как выдав очередную статейку, Кайманов стал обдумывать всё услышанное от Франкенштейна и своё невероятное проникновение в чужую память в недрах Суперкомпа. Он, наконец, в полной мере понял трудности Консорциума: массив Щербатого был просто электронной копией его памяти, а не личности. Он не обладал сознанием и собственной волей, не мог самостоятельно мыслить. Очевидно, что и массив самого Кайманова был таким же и обретал разум только во время контакта с живым мозгом.

«Просто мой мозг использует компьютерную память, — понял Кайманов. — Скопировать разум, личность живого человека Франкенштейн пока не может или не умеет. Что ж, это даёт мне какое-то время. Пока я ему нужен, мой мозг будет жить».

С этого дня каторга превратилась для Кайманова в увлекательное путешествие по чужим мирам. Не зря говорят, что каждый человек живёт в своём собственном мире. Самое удивительное было в том, что чужая память мгновенно становилась для Кайманова собственной, как только он проникал в очередной массив. Какая-то её часть успевала «записаться» в мозг, и Кайманов даже после отключения от Суперкомпа продолжал вспоминать чужую жизнь, как свою.

«А не начать ли мне писать романы? — как-то подумал он. — У меня есть для этого масса материала: надо просто записать куски чужой жизни».

Но Кайманов тут же отверг эту безумную идею. Во-первых, он не писатель. Как-то однажды пытался им стать, но не получилось. Пошёл в критики — не пропадать же филологическому образованию! А во-вторых, и вернее, в главных — Франкенштейн далеко не дурак и сразу же всё поймёт, а уж какие он примет меры, даже гадать не хочется. Одно ясно: каторжный труд Кайманова многократно увеличится или мгновенно прекратится.

«Хватит с рыжего ублюдка критических статеек, — решил Кайманов. — Романы пусть сам пишет», — и он продолжил свои тайные проникновения в чужую память.

Кого здесь только не было! Бомжи, преступники, солдаты, жертвы несчастных случаев, бывшие работники Консорциума, чем-либо провинившиеся перед начальством, и даже дети разных возрастов. Один из очередных массивов содержал память хакера, неосмотрительно попытавшегося взломать защиту локальной сети Центра. Беднягу быстро вычислили, и того сбила на улице «неизвестная машина». Кайманов узнавал не только жизни и судьбы, но и мгновенно усваивал родные языки, так как люди эти были похищены и убиты в тех странах и городах, где имеется местный филиал Консорциума.

Словом, множество людей погибло в ходе бесчеловечных опытов по поиску бессмертия для умирающих миллиардеров. Кайманов благодарил судьбу за то, что рыжий Франкенштейн решил использовать его мозг для улучшения своего личного благосостояния и потому уберёг от экспериментов. Но он хорошо понимал, что долго это продолжаться не будет. В любой момент может произойти что-то, что разрушит сложившееся положение вещей. Например, рыжий может заболеть, и его заместитель, обнаружив «бесхозный» мозг Кайманова, тут же пустит его в дело, то есть в какой-нибудь очередной эксперимент. Нет, спастись Кайманов не надеялся, но хоть как-то отомстить вивисекторам в белых халатах хотел. Только вот как?

— А вы не боитесь, что правда о Консорциуме станет известна всем? — спросил он как-то Франкенштейна. — Ведь кто-нибудь из ваших может проговориться о том, что вы тут делаете.

— Это невозможно, — спокойно ответил тот. — Все наши люди регулярно, два раза в год, проходят медосмотр. Один — всеобщий, плановый, другой — индивидуальный, перед уходом в очередной отпуск. Во время этих медосмотров сотрудников подключают к Суперкомпу и, используя соответствующие технологии, «закачивают» в их мозг новые должностные правила и инструкции, стирают «лишнюю» информацию, зомбируют на неразглашение любых сведений о Консорциуме вообще и о Центре, в котором они работают, в частности. Разумеется, в конце процедуры всем стирают память о ней, и сотрудники уверены, что прошли обычный медосмотр, такой же, как в государственной поликлинике. Уволиться из Консорциума можно только одним способом: тело — в морг, мозг — в экспериментальную лабораторию Центра.

— А вы откуда это знаете? — не поверил Каманов. — Разве вы не проходите эти медосмотры?

— Прохожу, — криво усмехнулся рыжий. — Но я их и провожу. Так что у меня несколько иная программа зомбирования, чем у прочих. Мне не стирают память о процедуре, так как я должен знать и понимать суть того, что делаю с другими.

— А запрет на разглашение?

— Как у всех.

— Не понимаю, — искренне удивился Каманов. — А как же я? Вы же мне всё рассказали!

— А кто ты такой? — спросил Франкенштейн. — Разве ты человек? Разве ты можешь кому-нибудь что-нибудь рассказать? Ты — просто кусок мяса! Беседовать с тобой — то же самое, что разговаривать со стулом или вон с тем полузасохшим цветком в горшке на подоконнике.

Откровение пятое

Последний разговор с рыжим не выходил у Кайманова из головы.

«Смешно, — думал он. — Головы нет, а разговор из неё не выходит. Что-то меня в нём зацепило и не отпускает. Обида? На что? На сравнение с куском мяса? Засохший цветок? Цветок. Запрет на разглашение. Тростник. Причём тут тростник? Вот оно! В детстве мне мама читала сказку про какого-то царя, у которого вдруг почему-то выросли ослиные уши. Царь пригласил к себе лекаря и предупредил, что если тот кому-нибудь расскажет о том, что узнал, то лишится головы. И лекарь молчал. Но его так и подмывало раскрыть секрет царя хоть кому-нибудь. В конце концов, он выбежал из города в поле, упал лицом в траву и прошептал страшную тайну земле. А потом, довольный и успокоившийся, лекарь вернулся домой и обо всём забыл.

Но на том месте, в поле, со временем вырос тростник. Мальчик, пасший за городом овец, срезал тростинку и сделал из неё дудочку. А когда подул в неё, вместо музыки из дудочки послышались слова о том, что у царя выросли ослиные уши. Помню, меня здорово повеселила эта сказочка. А она, оказывается, не просто забавная, но и со смыслом. Ты прав, Франкенштейн, я — полузасохший цветок, тростник. Вот только где бы мне найти пастушка?»

И Кайманов перестал произвольно блуждать по массивам в поисках очередных приключений. Он стал искать нестандартную «галактику», место, где зомбируют отпускников. И вскоре нашёл-таки небольшое, интенсивно пульсирующее «облачко». Полный надежд, Кайманов тут же «сунул туда свой нос». Облачко не было полноценной копией мозга конкретного человека. В нём действительно проходил процесс зомбирования сразу трёх людей, через несколько дней уходящих в отпуск. Один из них был специалистом, обслуживающим компьютеры Центра. Не желая упускать благоприятный момент, Кайманов немедленно внушил ему задание: подключить медицинские компьютеры к локальной сети.

С тех пор он получил доступ не только к зомбированию сотрудников, но и к локалке Центра. Кайманов незаметно подправил некоторые инструкции, исполняя которые, охрана могла бы обнаружить его вмешательство, и даже стёр саму память о категорическом запрете объединения имеющей выход в Интернет локальной сети с полностью автономной медицинской.

Кайманов понимал, что охранные программы Консорциума не дадут ему вбросить в Интернет большой объём информации, даже если он воспользуется логином и паролем директора Центра. Он мог бы соответствующим образом зомбировать некоторых охранников, но справиться с программой ему было не по зубам. Её сделали люди более квалифицированные и опытные в этой сфере, чем несчастный хакер, чьи знания теперь принадлежали Кайманову. Эти люди понимали, что любой обмен информацией по сети Интернет могут перехватить. Поэтому связь между суперкомпами Центров Консорциума осуществлялась с помощью курьеров, перевозивших данные на съёмных носителях под надёжной охраной. Это занимало много времени, зато исключало утечку информации. Даже если бы кто-то нейтрализовал охрану и захватил курьера, несанкционированное вскрытие его кейса привело бы к самоуничтожению носителя информации. Консорциум умел хранить свои тайны.

«Дудочка»

Отныне Кайманов был в курсе всего происходящего. Он узнал настоящее имя Франкенштейна, но запретил себе употреблять его даже в мыслях, дабы не спалиться раньше времени. Оказалось, что родной брат рыжего работает в Центре начальником службы безопасности, одновременно являющейся поставщиком «живого сырья», то есть мозгов, что и дало возможность братьям организовать свой тайный бизнес на Кайманове.

Специфические знания хакера подали Кайманову идею, и он записал на флэшку Франкенштейна вместе с очередной критической статьёй некий скрытый файлик. Конечно, рыжий использовал для своего бизнеса не рабочий, а личный, домашний, компьютер, и это позволило Кайманову начать выполнение своего плана.

Мощная защитная программа Консорциума мгновенно обнаружила бы и нейтрализовала файлик Кайманова, но обычный антивирус домашнего компьютера его пропустил. И когда рыжий Франкенштейн вышел в Интернет, чтобы отправить статью в редакцию журнала, скрытый файлик на его флэшке сделал своё дело, закачав и установив на компьютер Франкенштейна нужные Кайманову программы.

Так Кайманов получил регулярный доступ к персональному компьютеру Франкенштейна и начал потихоньку, маленькими кусками закачивать в него информацию о Консорциуме: адреса Центров, фамилии сотрудников и заказчиков, планы и результаты работ, банковские счета, имена жертв экспериментов, словом — всё, что удавалось выудить из массивов суперкомпьютера и локальной сети Центра.

И вот настал день, когда Кайманов был готов нанести ответный удар. Он собрал достаточно информации о Консорциуме — большего извлечь из локалки Центра он не мог. Кайманов прекрасно понимал, что, скорее всего, подписывает себе окончательный смертный приговор — Центр наверняка постарается уничтожить все улики, как только информация о нём выйдет наружу. А жить хотелось! Ох, как хотелось жить! Пусть даже «питаясь» чужой памятью.

Но Кайманов точно знал, что его конец в любом случае близок: через десять дней Франкенштейн уходил в отпуск, и потому он уже начал официально оформлять мозг Кайманова в качестве нового материала для экспериментов. После возвращения из отпуска рыжий планировал продолжить свой бизнес, но уже с другим рабом. Жертва была давно намечена — ещё один критик всё того же журнала «ФАСТ». Кайманов знал об этом, так как сотрудники брата Франкенштейна собрали полную информацию об этом человеке и готовили ему стандартный «несчастный случай».

В Суперкомпе не было массивов с памятью сотрудников Центра. Зачем тратить на них время и ресурсы? Для зомбирования достаточно кратковременного подключения. Поэтому, узнав точную дату предотпускного медосмотра Франкенштейна, Кайманов с самого утра дежурил в пульсирующем облачке. И вот, наконец, он получил доступ к мозгу своего врага и моментально дал тому нужную установку.

Впервые после своей смерти Кайманов почувствовал себя свободным и счастливым. Он знал, что его установка сработает уже на следующее утро. Прежде чем пойти на работу, Франкенштейн включит свой домашний компьютер и бездумно запустит программу, о существовании которой он до этого даже не подозревал. Та автоматически начнёт рассылку материалов о Консорциуме, собранных в скрытой директории, во все инстанции: мировые средства массовой информации, Интерпол, правоохранительные органы России, США, Китая и Европы, пиратские библиотеки и пиринговые сети. Запустив эту программу, Франкенштейн оставит работающий компьютер подключенным к сети Интернет и спокойно поедет на работу, мгновенно забыв всё, что сделал. До своего отпуска он теперь вряд ли доживёт…

Елизавета Аристова. Мы, настоящие

«С рождеством».

Подпись как нельзя лучше подходила открытке. Голубое пронзительное небо и ярко-зелёный склон травы, ещё не выжженной летним зноем. Внизу вода — чистый ободок реки, оттеняющий небо. Иван разглядывал открытку две минуты, пока не понял, что здесь не так.

Вздохнув, отложил её в сторону. «Не имеет значения соответствие надписи содержанию, — пометил он в дневнике, — если оно подходит». Иван задумался. Мысли следовало сформулировать чётче, куратор будет недоволен. «Смотрю на открытку и чувствую радость», — дописал он, и захлопнул дневник.

Сегодня на ужин макароны. Углеводы. Иван машинально намотал их на вилку. У вилки четыре зубца — оптимально. Но могло быть и три. Главное, не говорить об этом куратору. Он не выйдет из центра, пока не вылечит все свои причинно-следственные связи. А через месяц у него день рождения, выходить надо обязательно. День рождения выпадал на конец мая. «Нет, не так, — поправил себя Иван. — Оно всегда выпадает на конец мая, это константа».

И настроение будет — рождество.

***

Палата выходила в узкий коридор, передвигаться следовало по одному. Никто не запрещал общаться с другими пациентами, но и не приветствовал. И поэтому, когда Иван подсел к девчонке, что интриговала его все три месяца пребывания, то ощутил на себе пристальное внимание персонала.

— Привет, — он неуклюже поставил на стол поднос. — Не против?

Она не подняла на него даже взгляда. Механически жевала что-то из тарелки, и он вдруг испугался, что её причинно-следственные связи нарушены куда сильнее, чем его. А вдруг у них не получится контакта, вдруг она неспособна? Или он ошибался на её счет? «Уйду посрамлённый», — твёрдо решил Иван, продолжая смотреть на девчонку.

Почти ничем не примечательная. Тёмные волосы волнами на столе, бледное, чуть заострённое лицо. Она сидела, сжавшись, точно пружина — словно неловкое движение могло разметать её, разбросать по сторонам. И тогда бы она заполнила всё помещение, так внезапно показалось Ивану. Эта нервная энергия пряталась в рукавах свитера — худыми пальцами, в тонких поджатых губах на равнодушном лице. Заставила потерять ход мысли на мгновение. Иван замер, машинально ощупывая в кармане принесённый прямоугольник глянцевой бумаги.

— Чего тебе?

Голос безжизненный, как белые стены и стол вокруг. Куда роднее и ближе, чем эмоционально насыщенные увещевания персонала. Иван покрепче стиснул поднос, вжимая в стол.

— Поговорить хочу. — Его голос не дрогнул. — Что ты знаешь о рождестве?

Она подняла на него глаза, неожиданно ярко-синие. Словно два штриха компенсации за блёклую картину. Пружина стала туже, Иван почти услышал её вибрацию. Вот и состоялся контакт.

— С чего такой вопрос? Все знают о рождестве то, что положено. Зима, подарки и злой Санта. Мне вот в качестве презента пребывание здесь. А ты, видимо, бонусом идешь? — Она презрительно скривила губы и вернула взгляд на тарелку.

— Да нет, я Иван. — Иван робко улыбнулся, хоть она и не смотрела на него. — А ты Света, я знаю. Вот, держи.

Он протянул открытку под столом. Секунда раздумий, и она нерешительно взяла её. Акт приёма-передачи состоялся.

«Короткий контакт, кроткий Иван» — лёжа на койке в своей палате, он перечитал запись, и после вырвал лист из дневника. Главное, она взяла открытку. Теперь у них есть маленькая тайна.

***

— И если все ферменты белки, то?..

— То не все белки ферменты, — чётко ответил Иван.

Он сидел, ровно выпрямив спину. С вежливой улыбкой на лице, как того ждали кураторы. Итоговое тестирование прошло идеально. За окном колыхалась ветка сирени, Иван скосил на неё быстрый взгляд.

— Я рад, что ты вспомнил о своём медицинском образовании, — наставник подошёл и протянул ему ладонь. Иван крепко пожал её. — Считаю, вопрос решён. Ты совершенно исправен.

Есть!

Вот и состоялось. Завтра он получит гражданскую одежду и свои права обратно. И вперед, в майский день, полный веток сирени, воробьёв и ещё чего-то праздничного. Небольшой попутный ветер в спину по дороге в правильную жизнь.

Проходя мимо столовой, Иван бросил взгляд туда, где сидела одинокая фигура. Тёмные волосы покрывали худые плечи. «Ну посмотри на меня, — попросил он мысленно. — Хотя бы секунду, один синий выстрел». Он её получил, свою секунду. Потом его ненавязчиво толкнули в спину, намекая идти быстрее. Ах да, кураторы всё ещё сзади. Иван прибавил шаг.

Вечером того же дня он получил жетон. «Ребров Иван Андреевич, выпуск 31.05.2049. Чётко поставленная речь, спокойный, эрудированный, ироничный (см. раздел меры). Медицинское образование: консультативная помощь. Комплект для вашего подростка в полцены (см. раздел „ремонт“, кол-во: 1)».

Осталось только найти семью.

***

Он переночевал в мотеле на деньги, выделенные кураторами. Предполагалось, что их хватит на неделю, но Иван решил не рисковать и не тратиться. И поэтому ночь на пружинистом матрасе в дешёвом номере выдалась не самой комфортной.

Он думал о Свете, о девчонке, которую не экзаменовали. Иначе чем объяснить её длительное пребывание в центре? Вряд ли она опасна для общества, скорее, напротив. Оно едва заметит её, да мало ли на улице худых синеглазых девчонок. А те, что прячут лицо за копной волос, и вовсе остаются на обочине внимания. Иван бессильно уронил голову на ладони.

— Моя тайна, — сказал он вслух, обращаясь неизвестно к кому.

Да, они поговорили всего ничего, но ведь у неё есть открытка. Иван написал кое-что на обороте, она не могла не заметить. Не задуматься о предложении.

Собственно, оно было предельно простым. Попечительство автономного теперь Ивана, свободного в правах. Он знал, что его выпустят, он ведь долго готовился к этому. По закону Иван мог взять на поруки одного высокосоциализированного андроида, не несущего социальной опасности.

Лишь бы она подала заявку.

Следующий день он провёл за просмотром объявлений. Те из них, что были о поиске андроида в семью, заканчивались категоричным требованием «без дефектов». Решение экономить деньги показалось как никогда разумным, особенно на фоне лёгкой тревоги.

Вот если бы здесь была Света, вдвоём они бы что-нибудь придумали. Да что ему с этой девчонки, почему не выходит из головы? Три месяца он наблюдал за ней, и что получил взамен — короткий диалог и возможность всучить своё послание. Может, и вовсе ей ненужное. Иван посмотрел на себя в замызганное зеркало над умывальником и слегка оттянул нижние веки. Сетка сосудов усталых глаз. На самом деле он знал ответ.

— Ладно я, — пробормотал он, укладываясь. — Но ты-то почему?..

***

Звёзды сложились, или земной природы везение, но он нашёл семью. Мать-отец, усталые клерки средних лет, родители юного Антона. Подопечного, которого интересовал Иван ровно двое суток с момента трудоустройства.

Антон забросал его вопросами, удовлетворился нейтральными ответами и вскоре вернулся к компьютерным играм. Сегодня он играл без наушников, и грохот выстрелов бил по ушам. Иван задумчиво поводил ногой по паласу. По условиям договора он должен был развлекать и развивать мальчика, быть удобным другом «под рукой». Но, правильно считав настрой Антона, предпочитал не провоцировать нервного юнца и тихо сидел поблизости.

Работа есть, и ладно. А коли продержится здесь ещё три недели, получит первую зарплату. И потом, сон на удобном матрасе был убедительным бонусом. И еда разнообразная — белки, жиры и углеводы. Кажется, с этого начинают новую жизнь?

А Света так и не появилась («бах!»), почему? («тра-та-та!») Неужели ей не хочется выйти на свободу? («бах!») Давно бы его нашла, в базе есть идентификационный номер Ивана («бах!») И с ним бы связались кураторы…

Автоматная очередь зарядила с новой силой.

— Антон, — осторожно обратился к мальчику Иван. — Вообще-то вредно так много играть, и потом, игра же всегда тебя дождётся. Давай мы прогуляемся, может? Поболтаем немного.

— Заткнись, — короткий хлёсткий ответ. — Скажу родителям, что ты мешаешь учёбе. Угадай, кому поверят?

Это был аргумент.

***

Две недели спустя Иван потерял работу. Нет, случайности в этом не было. Накануне он долго и сердито стискивал кулаки под одеялом, просчитывая варианты. Выбрасывая из головы то, что возвращалось бумерангом.

На следующее утро он невозмутимо вытащил штепсель розетки из гнезда, в самый разгар игры Антона. А когда тот захлебнулся криком от возмущения, подошёл и вылил на голову малолетнему геймеру остатки чая из кружки на столе.

Это было чертовски приятно.

— Антон горит, — спокойно пояснил он прибежавшим на крик родителям. — Антон полыхает.

Вопрос решился очень быстро. К нему приехал новый куратор, не тот, что в прошлый раз. Иван покорно сел в машину под испуганными взглядами семейства. От мысли, что он возвращается туда, откуда так рвался выйти ещё совсем недавно, почему-то стало веселее.

Две недели он не выходил из своей палаты, решая учебно-исправительные задачи. Наличие второго «ремонта» в анкете практически ставило на нём крест как на андроиде для семьи, однако он ещё мог быть пригоден как вспомогательный персонал при больнице или НИИ. Еду глотал, не замечая вкуса. Когда наконец-то получил право посещать общую столовую, то, к своему облегчению, увидел знакомую одинокую фигуру. Угол стола больно стукнул о бедро, когда Иван пробирался к заветному пустому месту.

— Света! — Он надеялся на ответные эмоции, но девушка только сухо кивнула. — Света, это я! Вернулся. За тобой вернулся, понимаешь? Симулировал сбой, это было несложно, но… ты слушаешь меня?

Девушка неопределенно пожала плечами. Тонкие пальцы перебирали салфетку. «Ты меня не обманешь, — мысленно адресовал ей Иван. — Я давно всё понял». Сегодня тёмные волосы были аккуратно уложены, слишком аккуратно для того, кому на всё наплевать. И к еде она почти не притронулась, зачем же пришла в столовую?

— Зря вернулся. Андроиду не положено быть эмоциональным. Только навлекаешь на себя подозрения.

Иван обернулся. Из работников в столовой дежурил незнакомый ему куратор, который сосредоточенно смотрел в свой смартфон.

— Глупости, — Он повернулся обратно к Свете. — Я следил за тобой. И понял, что не давало мне покоя, и ты это тоже знаешь. Мы оба здесь чужие, моя история началась нелепо и трагично. — Он перевел дыхание, её пальцы оставили в покое салфетку и замерли на столе. — Когда мне было восемь, дома случился пожар. Погибли мои родители и маленькая сестра. Сгорел и наш андроид, Иван Ребров. Он был моим сверстником.

Иван прервался и отогнал непрошенные воспоминания. Въедливый запах горелой плоти. Собственные руки в копоти, которыми он елозил по полу, стоя на четвереньках. «Хватит, — жёстко велел он себе. — Излагай факты».

— Я выжил потому, что огонь не добрался до моей комнаты, пожарные приехали раньше. Прежде, чем они вытащили меня, я успел доползти до входной двери. Её, видно, заклинило, тело андроида лежало на полу перед ней. Я снял его жетон и повесил себе на шею, до сих пор не знаю, зачем. Может, думал, это защитит меня.

Света подняла голову. Впервые в её взгляде скользнул интерес и что-то вроде сочувствия.

— Потом приехали пожарные, меня отнесли в машину. Они спрашивали про погибшую семью, и сколько я на них работал. Говорили про мальчика и девочку, я не понимал и половины слов от шока, только отвечал «да» и «нет». Потом кто-то крикнул, что тела нашли. Они все умерли, «умер» в тот день и я. Мне даже не пришлось сильно вживаться в роль, меня ведь тоже звали Иван. Я откликался на это имя, и у меня на груди висел жетон. А внутри была такая пустота, какой бы позавидовал любой андроид.

Иван замолчал. Всего раз до этого он рассказывал о том дне, и не подумал бы, что опять доведётся. Жизни андроидов не отличались практически ничем от жизни обычных людей — те же потребности, те же законы общества. Уже в подростковом возрасте он узнал, что высокосоциализированный андроид отличается от обычного тем, что изначально рождён человеком. «Неучтёнкой», в мозг которого внедрялся кремниевый чип, ответственный за некоторые перемены в поведении. За неукоснительную логику и чёткость действий, и более узкий диапазон эмоций. Не настолько, чтобы не чувствовать настроений окружающих, не испытывать радости и даже печали. Все это было, оттого и в правах они были почти на равных с биологически чистыми людьми. Но настолько, чтобы в экстренной ситуации не терять головы и действовать хладнокровно.

— За хладнокровие они и посчитали мои односложные ответы. А дальше пошло-поехало. Не знаю, может, первое время мне было так проще. Воспринимать всё, словно это случилось не со мной. Словно я никогда не имел семьи, только идентификационный номер. А когда я пришёл в себя, то просто растерялся. Чем дальше, тем труднее было признаться. Новое окружение, естественно, видело во мне андроида. Всё стало таким организованным, и я будто бы даже привык… хотя со временем начал жалеть об этом. — Он неосознанно коснулся рукой груди, места, где обычно висел жетон. — Потом распределили в мед, отучился на врача. Эдакий вариант семейного доктора под рукой. Сюда в первый раз попал за стихи. Слил в сеть кое-что из своего творчества, думал, анонимно, а оказался в поле зрения кураторов. Решили протестировать на всякий, ну и обнаружились кое-какие проблемы с логическим образом мышления.

Вот и всё. Иван перевёл дыхание, в глазах защипало. Так непринуждённо в две минуты рассказа уложилась вся его жизнь. Света смотрела на него теперь иначе, забыв про своё привычное равнодушие. Глядя в её широко раскрытые синие глаза, он понял, что не ошибся. Не было никаких чипов ни в его, ни в её голове. Два нелепых поступка привели их сюда, вот только узнать бы, что случилось у неё?

Иван решил не спрашивать до поры. Захочет — расскажет.

— Мне жаль, — сказала она наконец. — Твою семью. Я поняла, что ты другой, ещё с тех пор, когда ты украдкой бросал на меня взгляды. Но мне отсюда не выйти, я не решила ни одного теста правильно. Даже и не старалась, мне не очень-то хочется наружу.

Что-то в её голосе подсказало Ивану податься вперед и взять девушку за руку. Очень опрометчиво, ведь за спиной был куратор. Но одна внезапная мысль перечеркнула все риски. Собственно, появилась она давно, но только сейчас стала реальным планом. Планом действий, который изменит жизни обоих.

— Убежим отсюда. — Он крепко сжал её худую ладонь. — Я хочу убежать отсюда с тобой. Такого не делал никто из андроидов и никогда. Понимаешь, зачем это нужно?

— Мы не в тюрьме, — неуверенно возразила она, высвобождаясь. Теперь в её голосе он слышал страх: невидимая пружина снова сжалась. — И ты знаешь, какими могут быть последствия.

Да, Иван знал. И очень на это рассчитывал.

За спиной послышались шаги обеспокоенного их длительным контактом куратора. Подарив Свете через силу широкую улыбку, Иван поднялся и вышел из-за стола.

***

Если бы они убежали. Если бы они убежали вдвоём, на функциональную поломку это было бы уже не списать. Было только одно место, куда бы они попали — уже не в центр, где андроидов приводили в норму задачами из учебников и тем, что называлось «неинвазивной шлифовкой». А туда, где проводилась диагностика самих кремниевых чипов. Крайне непопулярная мера.

Одинокое, особняком стоящее здание на окраине города. Поговаривали, что оттуда андроиды уже не выходили, и неудивительно. Девяносто пять процентов отклонений в поведении «лечилось» коррекционной работой в центрах. И если уж кто оказывался там, стало быть, чип серьёзно неисправен. Ивану было известно, что заменять чип, внедрённый с рождения, обросший за годы взросления собственными нейронными связями, очень трудно.

«Мы попадёмся и попадём туда, — он лежал с открытыми глазами, глядя в потолок. — И отправимся на диагностику. И тогда они поймут, что у нас нет и не было никаких чипов».

И они смогут вернуть себе статус обычных людей. Жить без оглядки на контроль поведения. Он сможет заниматься творчеством и болтать всякую чепуху. Да, чепуху! Если захочет, то будет иметь на это право. Иван беззвучно засмеялся. Он найдёт работу по специальности, а Света — своё место в жизни. Довольно с них тестов и всеобщего угождения.

И ещё он отыщет могилы родителей и сестры. Навестит их настоящим сыном и братом.

Он соврал Свете о том, как впервые попал в коррекционный центр. Иван никогда не писал стихов, разве что иногда рисовал украдкой. Нет, он просто пытался поговорить по душам с преподавателем в институте. Тот первый раз, когда он рассказал другому про трагедию одного пожара. Тот самый раз, который обернулся чьими-то крепкими руками на собственных запястьях, руками, что осторожно повели его в сторону машины. Кураторы действовали быстро, приехали через десять минут после того, как преподаватель набрал под столом сообщение о поломке Ивана на адрес центра.

В то самое время, когда не сводил с него сочувственного взгляда.

Света сказала, что это не тюрьма, но это было неправдой. Всё было тюрьмой. Доброжелательной, уважительной тюрьмой, вся жизнь андроида. Права? Да, в полном объёме. Вот только веди себя в соответствии с ожиданиями, а то заберут. Медицинская помощь? Разумеется, тело-то человеческое. Работа — пожалуйста, но всегда на вторых ролях, для того и создавались. Немного, совсем немного улучшенная версия человека, осторожный шажок по канату опасного прогресса.

Другого шанса вернуть себе статус настоящего человека попросту не было.

***

Всё случилось очень быстро. Светин согласный взгляд, и то, как они неприметно вышли из столовой друг за другом.

Иван ожидал отказа. Того, что она снова уйдёт в свою раковину, а у него не хватит душевных сил убедить её. Побега без этой внезапно почти родной девчонки он себе не представлял. Только она могла понять его, объединённая их общей тайной. Но Света сегодня удивила: его встретил прямой и ясный взгляд. Волосы она заплела в косу, а на губах появилась тень помады. Она просто кивнула, и он, не привлекая внимания, направился к выходу. И через минуту услышал тихий цокот каблуков за спиной.

«Может, она, как и я, не смогла уснуть ночью, — думал Иван, невольно замедляя шаг. — И размышляла о моих словах про побег, оттого и решилась… и обо мне». Последняя мысль раздавила остатки тревоги. Впереди показалось пятно дневного света и пахнуло весенней свежестью. Охранник на входе недоумённо повернулся, и тогда Иван сделал то, чего никогда бы не сделал Иван Андреевич Ребров, выпуска 31.05.2049.

Грузная фигура рухнула от короткого удара в челюсть, Света испуганно охнула. Костяшки пальцев отозвались жгучей болью. Охрана центра была формальностью, но рисковать не хотелось. Иван схватил девушку за руку, и они побежали. Мимо аккуратно подстриженных газонов, туда, где виднелись ворота, ведущие к трассе.

Майское солнце припекало, редкие машины проносились мимо. Сердце стучало, а слух обострился в ожидании звуков погони. Побег — это нечто из ряда вон. Триумф нелогичности и главный маркёр неисправности. Иван остановился на обочине и притянул к себе Свету.

— Мы отошли достаточно, чтобы попасть в статус беглецов, — выдохнул он. — Идти нам особо некуда, можем и здесь подождать. Главное, не бойся. Мы всё делаем как надо.

Она нерешительно прильнула к нему и впервые улыбнулась, озираясь по сторонам. Улыбка преобразила её, Иван замер, любуясь. В первый раз Света выглядела правильно, как и должна была выглядеть всегда. На фоне запылённой трассы, деревьев по сторонам дороги. И рядом с ним.

— А я и не боюсь. Просто… отвыкла.

— Как небо, — голос Ивана дрогнул. — Твои глаза сегодня, как небо. Посмотри наверх.

Оба запрокинули головы как раз вовремя, чтобы увидеть на горизонте чёрные лопасти поискового дрона.

***

…Иван очнулся в узком полутёмном помещении. Голова кружилась, во рту было сухо. Фигура перед ним расплывалась перед глазами, но мысли о Свете обожгли изнутри, и он резко сел. Мир пошатнулся.

— Эй, молодой человек, не спешите. — Фигура постепенно обретала чёткость, это был высокий пожилой мужчина в очках. — Мы же не хотим второго обморока? Вы плохо отреагировали на дротик с успокоительным.

— Где моя подруга? — требовательно спросил Иван. — Нас отправят на диагностику? Нам надо на диагностику!

Мужчина поднял ладони, призывая лечь обратно. Теперь Иван разглядел, что комната была чем-то вроде подсобного помещения. В углах стояло оборудование и процессоры, на единственной полке — коробки с проводами.

— Полагаю, вы там, где и хотели оказаться. Диагностика уже была.

— И что? — Иван не узнал свой собственный голос, дыхание перехватило. — Вы видели? Убедились?! Мы люди, не андроиды!

Он вдруг почувствовал себя совершенно беззащитным. В этой странной комнате, в компании невозмутимого сотрудника. Тот спокойно смотрел на него из-под толстых линз.

— Иван, я хочу, чтобы вы знали. Я не одобряю всего, что происходит. Просто поверьте. Да, вы человек. — Он с любопытством склонил голову. — Чипа у вас нет и не было. Вас восстановят в правах и вернут данное при рождении имя. А вот за сокрытие личности в совершеннолетнем возрасте вы ответите по закону. Насколько мне известно, это два месяца тюрьмы. Не проблема для того, кто столько лет пробыл в плену чужой жизни.

С ума сойти! Неужели у них получилось? Иван шумно выдохнул и почувствовал, как слёзы облегчения потекли по щекам. Два месяца тюрьмы… это совершенно неважно. Теперь он должен увидеть Свету, и как можно скорее. Сейчас!

— Нет, — предугадал его вопрос сотрудник. — К девушке нельзя. Её готовят к процедуре утилизации. Мне очень жаль.

— Что? — Иван изумлённо поднял голову, внутри разливался ужас. Этого просто не могло быть! — Она человек! Я знаю, я её знаю, пустите меня к ней, я докажу!

Он попробовал вскочить на ноги, но те предательски подкосились.

— Я уже говорил, — мужчина снял очки и начал протирать их полой халата, — что не одобряю происходящего. Меня просили присмотреть за вами, пока не подъедет полиция. Девушка неисправна, она долгие годы жила и наблюдалась в коррекционном центре. И жила бы дальше, если бы не проступок с побегом. Не знаю, чем вы сподвигли её на это. Утилизация — отработанный процесс, вы должны знать, что замена чипа не всегда возможна. По регламенту…

— По какому регламенту, — прошептал Иван. — Нет никакого регламента. Вы просто творите с нами, что хотите.

«Это просто кошмарный сон, — вдруг подумалось. — Сейчас я проснусь в палате и пойду на обед. Сяду за Светин стол».

Он не проснулся. Он продолжал слушать путаные объяснения про стычки с комитетом по этике, правомочность действий и прочий штампованный бред, что нёс этот человек в халате. Что, по факту, они и не андроиды вовсе, просто модифицированные люди, и проект давно закрыт стараниями правозащитников. «Сперва они покушались просто на термин, но в итоге давление общественности взяло верх, и чипирование прекратилось. Но что-то же с вами надо было делать? Столько молодых образцов, вам же дали все права… обязанности… Работали с вами в центрах, решали ваши проблемы…»

Что? Иван слушал его и не понимал. Мысли вдруг отяжелели, как и тело.

— Оставьте её, пусть живет в центре. Я умоляю, — он бессильно сжал кулаки. — Так нельзя поступать с людьми, понимаете, нельзя. Так не поступают! — последние слова он проорал, найдя в себе силы. Выплюнул их в лицо того, кто стоял напротив.

Воцарилась тишина. Сотрудник водрузил очки обратно на переносицу и прислушался.

— Кажется, полиция подъехала. Для вас эта история закончилась. А девушка — теперь её поведение непредсказуемо, она потенциально опасна для социума. Признайте, что вы не всё знаете о высокосоциализированных андроидах. О возможных осложнениях и последствиях.

— Я знаю её, — упрямо повторил Иван. Слёзы успели высохнуть, все эмоции ушли разом, словно их и не было. Только холод и боль внутри. — Я её знал.

Мужчина опустил руку в карман и достал прямоугольный глянцевый листок. Не глядя, протянул его Ивану.

— Просила вам передать. Простите.

Мир пошатнулся повторно. На этот раз необратимо.

***

Тридцать первое мая — день традиционно тёплый, и сегодняшний не стал исключением. Иван стоял посреди россыпи цветов, глядя на чёрную могильную плиту. То, что вокруг Светиной могилы росли цветы, было результатом его трудов — три года он каждый сезон высаживал их. Сперва они не хотели приживаться, но этой весной усилия взяли верх.

Интересно, думал Иван, глядя на чёрный мрамор, был ли он таким же упорным, когда раз за разом пытался заразить её идеей о том, что они обычные люди. Взгляды исподтишка, улыбки, открытка. Не потому ли она пошла с ним?

Или потому, что один бы он никогда не решился? Как не решился признать когда-то смерть своих родителей. Спасовал бы, вышел «отремонтированный» и с дежурной улыбкой отправился на поиски чужой семьи. Неужели она почувствовала это, поняла? Что ему нужно было прежде всего чьё-то доверие.

Тогда он просто не посмел бы не решиться.

— До какой же степени надо быть неисправной, — Иван невольно улыбнулся, хотя на сердце щемило. — Милая моя девочка.

Старая открытка помялась. Несуразная, с надписью, что не соответствовала рисунку. Видимо, ошибка типографии. Он положил её на землю у могильной плиты. Возможно, Светы там не было, и власти ему солгали. Кто знает? Памятник он поставил за свои деньги. Теперь они у него были, как и друзья. Сегодня Иван к ним вернётся, ведь когда-то это было днём его рождения. Тоже по-своему неисправная дата.

Но пока что он здесь. Весь, целиком — для неё одной.

— Сегодня тридцать первое мая, завтра начинается лето. — Иван присел на корточки и на секунду закрыл глаза.

Нагретая земля отозвалась тёплым прикосновением. «Я знаю, ты меня слышишь. И поймёшь это, как никто другой».

— С рождеством.

Елена Шмидт. Эти деньги

Тяжким непосильным трудом, потом и кровью он, наконец, заработал эти деньги! Заработал! Желание так и будоражило Грегора, растекаясь по венам и артериям жидким металлом.

Конспирация! Нельзя забывать о конспирации! Дорогой костюм из светопоглощающей ткани делал его практически невидимым в закоулках Большой Сферы Мега-сити. Бионические протезы на присосках не издавали ни малейшего звука. Экзоокуляры, настроенные на сумеречную зону нижнего эшелона, с предельной чёткостью передавали информацию на подкорку лучше, чем кошачий глаз в тёмную сентябрьскую ночь.

Грегор попытался ещё больше вжаться в стену и стать совсем невидимым. Бывали случаи, когда желающих добраться до заветной двери, вылавливали даже на подходе. А чего стоили полицейские облавы? Но, слава Всемогущему Разуму, эти времена канули в лету. Сейчас достаточно было предъявить пластик с энной суммой и… Грегора даже немного подташнивало от волнения. Страшно было представить, сколько он пережил, пытаясь заработать эти деньги.

Сначала просто была мечта. Юношеская мечта о далёком и, может быть даже и не реальном мире, в который невозможно попасть обычным путём, просто купив билет.

Рос Грегор, росла и крепла вместе с ним и мечта. К совершеннолетию мечта переросла в непреодолимое желание. Оно манило Грегора тем больше, чем недоступнее казалось. Для его осуществления нужны были деньги. Но где жителю захудалого городишки самого отдалённого рукава Галактики можно было найти или заработать эти деньги? Да ещё жителю среднего эшелона?.. Так Грегор превратился в Гора — командира девятой первопроходческой линии группы Пси общекосмического десанта.

Десант — это десант. Бойцов списывали только при полной потере разума. Все остальные «запчасти» менялись по мере необходимости.

Первую бионику Гор получил на хи Вольфа 1061. Девятка обследовала Бездумный лес второго континента южного полушария. Работали в мысленепроницаемых шлемах. Потеря шлема на этой планете была равносильна смерти. Очень жестокой и мучительной. Гор прикрывал свою линию с левого фланга. Мыслепузыри пытались взять их в кольцо, но шлемы спасали. Протискиваясь сквозь закрученные «стволы» Бездумного леса, Гор застрял. Для того чтобы освободиться из петли, нужно было снять шлем. Он не знал, как быстро может перемещаться мыслепузырь, и решил рискнуть. Всё произошло не просто быстро — молниеносно. Сначала Гор потерял способность двигаться, потом почувствовал, что его ноги что-то грызёт. Медленно, дюйм за дюймом отрывая кровоточащую плоть, урча и чавкая. Нечто дробило и перемалывало кости с особой тщательностью. Гор кричал и извивался, но это не помогало. Когда дело дошло до коленей, он провалился в небытие.

Очнулся Гор уже в биопротезокамере на корабле. Наращивание прошло успешно. Присоски идеально контактировали с нервными окончаниями, и бионические протезы ног работали как часы.

Вторую бионику Гор заработал на лямбде Лейтена 726—8 B. На планете обитало совершенно дикое племя альфашизотиков. Во время сезона спаривания особи мужского пола рвали на куски всё, что попадалось им на пути. Гор был неосторожен. Ошибочно рассудив, что сможет решить проблему мирным путём, он попытался вступить в переговоры. Два здоровенных самца схватили «парламентёра», и каждый начал тянуть в свою сторону. Они выдрали Гору руки, а потом с удивлением наблюдали, как из рваных ран с торчащими обломками костей хлещет кровь.

Выйдя из биопротезокамеры, Гор снова почувствовал себя обновлённым.

Каппа Грумбриджа 1618 была сказочной планетой. Уменьшенная в несколько раз копия далёкой Земли, о которой уже мало кто и помнил, с одним небольшим исключением. Здесь обитали ангелоподобные летающие крабопауки, плюющие ядовитой слюной. Паук пробрался на корабль и плюнул Гору в лицо, не защищённое сеткой из алюмопласта, попав сразу в оба глаза. Под действием яда глаза вытекли из орбит и сизой дымкой испарились.

Для установки экзоокуляров Гора срочно переправили в стационарный госпиталь на Марсе. Он смог увидеть планету-прародительницу почти воочию. Пусть и далёкой точкой на небосклоне, но совершенно реальной.

Однако, теперь это был совсем другой человек. Вернее человеко-механизм. Все его заслуги почётно материализовались на банковском счёте. Зато у него были эти деньги! Дома ему уже нечего было делать и Грегор решил остаться на Марсе, используя так любезно предоставленный недельный отпуск. Прежде всего он сделал решительный шаг: зарегистрировался и заполнил предварительную Анкету Жаждущего. Вопросов было много, и некоторые из них показались ему довольно странными. Ну, какое значение имел рост его матери? А вопрос о том, что больше нравится трогать руками: круглое, квадратное или прямоугольное? Вопрос о молекулярной модификации поверг Грегора в шок: в какой цвет вы бы предпочли перестроить свои волосы — блондина, брюнета или шатена? Да он вообще об этом никогда не думал! Ни во сне, ни на яву!

Трясущимися руками Грегор достал приготовленный заранее пластик и просунул в узкую щель приёмника. Автомат довольно проурчал и щёлкнул. Заветная дверь приоткрылась, Грегор поспешил протиснуться внутрь помещения и замер. Что-то опять щёлкнуло, и он услышал мелодичный голос:

— Мы приветствуем вас, Жаждущий! Ваша анкета зарегистрирована и пластик учтён. Ознакомьтесь с особыми условиями, пожалуйста, — голос был вежлив, но довольно твёрдо отчеканил: — Никакого оружия, никакой бионики, экзо и прочих эрзац-частей. Всё лишнее можете сложить в бокс и получить обратно при возвращении. На столике есть кнопочка, когда будете готовы — звоните.

Грегор был в шоке. Всю свою жизнь он посвятил одной единственной цели, а ему предлагали лишиться большинства своих органов?!

— Но… — шептал он, лихорадочно сдирая с себя запчасти. Что же я буду там делать?

Через полчаса Грегор был «готов». Голосок снова ожил:

— Итак, какие параметры вы предпочитаете в ширину и в высоту? Какой цвет ко…

— За эти деньги вы надо мной издеваетесь?! Мне всё равно! У меня нет рук! У меня нет ног! Я — слепой! — возмущённо орал Грегор.

Многие пытались попасть на благословенную материнскую планету через камеру нуль-перехода этого заведения. Многие пытались, но не у всех получалось. Земля давно уже объявила мораторий на любую электронику, и бионические органы не стали исключением. А где сейчас на просторах Вселенной вы найдёте хоть одного целого и здорового человека? Кроме самих землян, к чьим услугам все лучшее с самого рождения?

«Что же он там действительно будет делать?» — хмыкнула про себя девушка-оператор, наблюдая за мониторами.

В холле марсианского публичного дома, колошматя по полу обрубками рук и ног, билось в истерике изуродованное человеческое тело.