Игорь еще осознать не успел и порадоваться, что в свое время вернулся, не в госпитале, а в стоматологическом кабинете. А получилось – на секундочку только в свое время вернулся. Как из воды вынырнул, глотнул воздуха и снова на глубину. Про воду он кстати упомянул. Оно ведь как – упомянет черта всуе, он и появится. Вот и сейчас – темно вокруг, сырость, на лицо крупные капли воды попадают. Только не дождь. Лежит он на стальной палубе, по ней мелкая вибрация от работающих двигателей, слышен рев моторов на корме. И ветер в лицо, судно полным ходом идет. Сообразил – везут после контузии или ранения в Пиллау. Там артиллерийская башня немецкая взорвалась. Однако странность есть. Пиллау на Балтике. Море пахнет не так – солью, йодом, водорослями у берега.
Нигде не болит. Он приподнял голову, рукой тело ощупал, ноги. Все в порядке, бинтов нет. И форма на нем морская, какой должна быть у морской пехоты. Но почему он на палубе лежит, что это за судно? Куда идет и почему один? Братишки рядом быть должны. Морпехи своих не бросают.
Внезапно звук выхлопа изменился. Не рев утих, а бульканье газов за кормой. И обороты моторов упали. Ага, так делают, когда к вражескому берегу незаметно подойти надо. Командир или старпом обороты убирают, ставят «малый вперед» и выхлоп двигателей на подводный переводят.
Игорь сел, осмотрелся. Рядом, в метре, танковая башня, похожа на те, что на Т-34 применяются. У немецких танков башни угловатые, формы рубленые, а сверху круглая командирская башенка. Разница очевидная, не спутаешь. С обеих сторон, правда, на приличном удалении, видны темные полосы. Берега!
Выходит – он не в море, а по реке идет.
Не моряк бы сказал – плывет. А моряки по морю на судах ходят, издавна повелось.
Игорь лихорадочно соображал, что предпринять. Вот же угораздило на катер попасть. Посудина малая, экипаж невелик, за своего не сойдет. А если десант есть, так несколько человек.
Все друг друга в лицо знают, не соврешь, что из другого подразделения.
Тихо звякнул металл, на палубу выбрались три темные фигуры. Один в фуражке, в форме, пуговицы слегка отблескивают. А двое в маскировочных костюмах, на груди «папаши», как называли на фронте ППШ бойцы, висят. За плечами сидоры. Игорь сразу сообразил – разведгруппа к рейду готовится.
А катер – лишь транспорт для доставки.
Наступал самый острый момент. С секунды на секунду его обнаружат. Лучше объявиться самому. Игорь встал, тихонько кашлянул, обращая на себя внимание.
– Кто здесь? – спросили тихо, явно опасаясь громкого разговора.
– Краснофлотец Катков, – так же тихо ответил Игорь.
– Ты как сюда попал? Ко мне!
Человек в фуражке был явно командиром, раз приказывал. Стало быть – имел право. И не разведчиком был, это точно. В разведку в фуражке не ходят, пилотки надевают, да зачастую не свои, а немецкие.
– Как попал?
– По трапу.
Командир наклонился, принюхался:
– Ты, никак, пил?
– Никак нет.
– Иди в кубрик, по прибытии разберусь, разгильдяй!
«Разгильдяй» в армии излюбленное словечко. Игорь успел пару шагов к корме сделать. С немецкого берега дали пулеметную очередь. Катер на воде – цель приметная. Окрашен, как все военные суда, шаровой краской, по цвету темно-серый. Такая сливается с водой, с берегом. Человеческий глаз так устроен, что замечает движущиеся предметы. Вот и дежурный пулеметчик движение на воде заметил. Пули били по легкобронированным бортам, по артиллерийской башне. Игорь и разведчики на палубу упали, а командир рухнул, раскинув руки. Фуражка с крабом к борту покатилась. С немецкого берега ракетчики сразу несколько осветительных ракет пустили. Они поднялись вверх, повисли на парашютах. Яркий мертвенно-бледный свет залил реку, катер на ней. Рулевой резко добавил газу, перевел выхлоп с подводного на воздушный. Подводные выхлопы не дают мотору дышать полной грудью, отбирают мощность. Теперь-то чего прятаться, если катер обнаружили? Главная задача теперь – уйти с линии огня. На воде не спрячешься, как на земле в окоп. Катер начал разгоняться, еще не глиссирование, но ход развит. Между рулевой рубкой и кормой стоял на тумбе пулемет ДШК, крупнокалиберный. Один из моряков открыл ответный огонь. Попал он или нет, но немецкий пулемет смолк. Игорь лежал на палубе, удивлялся, как рулевой различает фарватер? Запросто можно нарваться на отмель, посадить судно на брюхо. Вот немцам подарок будет, если с рассветом перед носом советский катер увидят! Катер описывал зигзаги, удалялся от места боевого контакта.
Игорь тогда не знал, что судьба забросила его на речной катер проекта 1125. Катер был небольшим, с расчетом на быструю переброску на железнодорожных платформах. Имел два двигателя, оба лендлизовские. В одном варианте – «Паккард» по тысяче двести лошадиных сил в каждом. В другом – «Колл-Скотт» – по восемьсот, потому скорость мог развивать приличную – до 18 узлов. Для малых размеров вооружение имел приличное – перед рулевой рубкой танковая башня с 76-мм пушкой Ф-34 и спаренным с ней пулеметом 7,62-мм. А за рубкой – один или спаренный, установленный на тумбе с круговым обстрелом ДШК, калибром 12,7 мм. В конце войны катера этого проекта переделывались под ракетные, для запуска снарядов М-8, которыми стреляли «Катюши».
Борта, палуба и рубка имели противопульное бронирование. Экипаж невелик, 9–10 человек.
И попал Игорь на один из катеров Днепровской флотилии второго формирования. В ее состав входили десять бронекатеров, 32 полуглиссера, 10 сторожевиков, 40 речных тральщиков, 3 зенитных дивизиона и одно плавучее 100-мм орудие. Действовала флотилия под командованием контр-адмирала В. В. Григорьева на Днепре, Березине, Припяти, Западном Буге, и в дальнейшем на Висле, Одере, Шпрее. Основными задачами были перевозка десанта, помощь войскам в форсировании водных преград, высадке и возвращении разведгрупп. Зачастую, особенно в районах, насыщенных реками, водные преграды становились линией раздела между противоборствующими сторонами, водной нейтральной полосой.
Стрельба по катеру прекратилась. Катер сбавил ход, перевел выхлоп на подводный, причалил к нашему берегу. Наверняка немцы уже передали по рации о русском катере.
Лежавшие на палубе недалеко от Игоря разведчики стали переговариваться.
– Сорвалась вылазка.
– Говорил командир взвода – на лодке надо, втихую.
– Поди разберись в темноте, немцы там или наши.
Советские части захватывали плацдармы на немецком берегу, пусть небольшие, удерживали ценой больших усилий, но они позволяли облегчить форсирование нашими частями Днепра. Но на правом, немецком берегу в иных местах чересполосица. Идет немецкий участок, потом небольшой – наш. Ситуация менялась быстро. У немцев уже не хватало боеспособных частей остановить наши наступающие войска. После Курской дуги и последующих наступательных операций РККА немцы все время пятились, утратили инициативу, перешли на всех фронтах к обороне.
Из кубрика выбрались несколько моряков, прикрываясь тумбой пулемета, рулевой рубкой, перебрались по правому борту к убитому командиру, подхватили на руки, унесли.
– Что делать будем? – сказал один из разведчиков. – Без языка вернемся – ПНШ[1] по разведке голову оторвет.
– Командир катера место высадки знал, а ныне он убит.
– Высаживаться надо, приказ есть.
– Да знаю, я разве спорю? Только из взвода семь человек осталось.
Один из разведчиков, видимо старший, прошел в рулевую рубку. Уходило драгоценное темное время, надо было что-то решать, все-таки договорились о высадке. Луна за тучи ушла, все предметы вокруг еле видны, больше угадывались.
Катер на малом ходу, с подводным выхлопом, пересек реку. Вплотную к берегу катер подходить не стал, остановился в трех-четырех метрах. Для разведчиков плохо, надо прыгать в воду, обмундирование намокнет, а сменить или обсушиться невозможно.
Из рулевой рубки вышел рулевой. После гибели командира он остался за старшего.
– В четыре часа подойду сюда же, как увидишь или услышишь, дай сигнал фонариком – синим цветом моргни трижды.
– Помню, обговаривали уже.
– Если не успеете, завтра в это же время.
Разведчики, уцепившись за ограждение борта, осторожно спустились в воду. Если прыгать – будет шумный всплеск. У первого получилось удачно, воды по грудь было, сразу к берегу двинулся, цепляясь за низко свисающие ветви ивы и оскальзываясь.
Второму не повезло, отпустил руки и ушел под воду. Катер уже «малый задний» отрабатывать стал. А разведчика не видно. То ли в омут глубокий попал, а вынырнуть груз не дал, либо плавать не умел, а может – шальная пуля попала. Хотя Игорь близких выстрелов не слышал. Решение пришло сразу. Игорь перевалил за борт, «солдатиком» ушел вниз. Пару мощных гребков, и он над тем местом, где ушел под воду второй разведчик. Набрал воздуха в легкие, нырнул, не видно ничего, только бульканье слышно из подводного выхлопа моторов катера.
Пошарил вокруг руками, пытаясь нащупать тело. Только вода да рыбина по кисти руки скользнула. Секунд через тридцать-сорок в ушах звон, пора выныривать. Всплыл, глотнул воздуха, а с берега шепот.
– Ты чего там барахтаешься. Давай на берег.
Игорь выбрался, с обмундирования вода ручьем.
– Плаваешь, как топор-колун, – прошипел разведчик.
Потом отшатнулся, видимо, понял – не разведчик перед ним, а морячок.
– Твою мать, ты как здесь?
– Разведчик твой прыгнул – и с концами. Думал помочь, а его течением снесло.
– У тебя даже оружия нет, морячок. Вот навязался на мою голову. Ладно, идем.
Выбора у разведчика не было. В одиночку задание не выполнить. Разведчик был раздосадован, даже зол. С самого начала рейд получился неудачным. Катер обстреляли, командир погиб, Федор утонул, а еще и морячок навязался. Свой, не бросишь, а только обузой будет. Даже нехорошее предчувствие появилось: добром сегодняшняя вылазка в немецкий тыл не кончится.
Несколько метров шли тихо, прислушиваясь. Берег низкий, топкий, сапоги почти по щиколотку в землю уходят. Потому немцы окопы здесь не вырыли и дежурных пулеметчиков не поставили. Но Игорь сообразил – раз часовых нет, жди сюрпризов. Если бы позиции занимали беспечные русские, оно понятно было. А немцы педанты, вояки неплохие, дисциплину соблюдают. И береговую линию наверняка заминировали, колючую проволоку натянули да пустые консервные банки подвесили. Заденешь такое препятствие, жестяной звон сразу выдаст.
– Стой! – скомандовал Игорь.
– Ты кто такой, чтобы командовать? – зло прошипел разведчик.
– Тебя как звать?
– Николай.
– Меня Игорем. Мины могут быть, больно смело шагаешь.
– Верно.
Николай улегся на землю, начал шарить перед собой руками. Прополз немного и опять землю прощупывал. Продвижение замедлилось. Игорь полз сразу за Николаем. Вдруг разведчик замер, повернулся к Игорю.
– Мина. «Лягушка».
Лягушкой называли противопехотную немецкую мину. Наступишь ногой – взводится ударник, сделал шаг вперед, мина подбрасывается на метр-полтора и взрывается, осыпая все вокруг осколками. Немцы всегда ставили ее на неизвлекаемость. Такую мину не обезвредишь, лучше вокруг обогнуть.
Разведчик так и сделал. Прополз стороной, Игорь за ним. Земля посуше пошла, почувствовалось – небольшой подъем. Ну да, немцы любили занимать позиции на высотках. И сухо, и видно далеко. Несколько раз еще натыкались на мины, отклонялись в сторону. Потом табачным дымком потянуло. Стало быть, рядом позиции или кто-то из часовых покуривает. Что наш, что немецкий устав на посту курить запрещает. Но во фронтовых условиях на это мелкое нарушение смотрели сквозь пальцы. А для разведчиков подсказка.
Разведчик рукой махнул, подзывая. Игорь рядом с ним позицию занял.
– Я вперед, посмотрю, что в траншее. Ты здесь будь. Держи на всякий случай гранату. – И протянул «лимонку».
– Давай лучше я. У тебя автомат, прикроешь в случае чего. Нож дай.
Разведчик помедлил. Незнакомого морячка к чужим позициям пускать – чревато. А вдруг перебежит? Или шумнет неосторожно, тогда разведчику не выбраться. Ракетчики «люстры» повесят, пулеметчиками каждый метр пристрелян. Но финку из ножен вынул, Игорю протянул.
– Давай.
Ситуация такая, что вариантов нет. Игорь вперед пополз. Опасался на колючую проволоку наткнуться, но не оказалось ее. Не успели натянуть или поленились, надеясь на водную преграду впереди.
Бруствер рядом. Игорь затих, прислушался. В паре метров от него, по траншее, протопал часовой, виден был примкнутый штык и слышны шаги. Потом тишина. Игорь подполз, заглянул в траншею. Пяток метров прямой участок, потом повороты. Никого. Траншеи не делались прямыми, обязательно с изгибами, поворотами. Иначе, если снаряд, мина или бомба в траншею угодит, осколками посечет всех, даже на удалении. Перебрался на другую сторону траншеи и пополз. В первой линии оставляли дежурную смену, остальные пехотинцы отдыхали во второй линии, там безопаснее, а в случае тревоги по ходам сообщения можно быстро добраться до передовой. Немцы любили комфорт, землянки обустраивали всерьез – стены бревенчатые, сверху четыре-пять накатов бревен. Такой накат мина при попадании не пробьет, но от крупнокалиберного снаряда гаубицы уже не защитит.
Во второй линии кухни расположены, вспомогательные подразделения – пункты боепитания, медицинские. Солдаты себя там чувствуют более беспечно, чем на передовой. Языка взять легче, на что рассчитывал Игорь. Обратно тащить его дальше, это да, неудобство.
Игорь добрался до второй линии траншей, перепрыгнул через нее, притаился. Часовые здесь тоже есть, но уже пореже стоят. Расчет Игоря был на то, что кто-нибудь по нужде из землянки выйдет. Четверть часа прошло, часовой мимо пару раз прошел. Потом из землянки солдат вышел, побрел к нужнику. Под эти цели устраивали глубокий окоп. Игорь выждал немного и, когда солдат направился назад, прыгнул сверху на него, ударив по темечку рукоятью ножа. Ночью в сортир никто стальных шлемов не надевает. Солдат обмяк, на дно траншеи упал. Игорь с трудом вытолкал его из траншеи на бруствер, выбрался сам. Очень вовремя, мимо по траншее не спеша прошелся часовой.
Не заметил ничего. Игорь перевел дух. Взялся за ворот кителя немца, потащил к первой линии траншеи. Немец без чувств был, влачился безвольным кулем. Игорь обеспокоился. Не переборщил ли с ударом? Притащить труп или живого, но с черепно-мозговой травмой смысла не имеет.
Прислушался. Дышит немец, но в отключке.
У траншеи заминка. Немца подтащил, прислушался. Сам в траншею спустился, с трудом немца через траншею перетащил, вытолкал за бруствер. И дальше волоком. Где Николай? Или Игорь в стороне вышел?
Нет, точно получилось. Шорох раздался, из темноты пятно темное появилось. Вдвоем за немца ухватились, потащили. Как до минного заграждения добрались, Николай вперед выдвинулся. Игорь снова пленного в одиночку тащил. Вроде не толстый, а тяжело. К урезу воды подобрались. Николай прислушался.
– Дышит твой немец?
– Живой.
– Сильно ты его приложил, не рассчитал. Честно говоря – не думал, что языка возьмешь.
– В разведке раньше служил, навыки остались.
– Давай к нам. Чего тебе на посудине делать? Если желание есть, я ПНШ по разведке скажу, переведут.
– Я не против.
Николай на часы стал поглядывать. Потом фонарик достал, трофейный. У него светофильтры разные есть. Крутишь колесико – можно красный поставить или зеленый, хочешь – синий. А уберешь светофильтры – и пользуйся, как обычным. Удобная штучка, специально для армии выпущен был. Наши разведчики, регулировщики, командиры любили им пользоваться. Дал сигнал, через время еще.
Катер подобрался тихо, двигатели на холостых оборотах работают. Он стоял, прижавшись к нашему берегу и немного выше по течению. И шел не под моторами, течение помогло. Нос катера близко, метр-полтора. А как немца подсадить? С катера конец сбросили. Разведчик с Игорем немца под мышками обвязали.
– Тяните.
Двое моряков втянули немца на борт, снова веревку сбросили, по-морскому – конец. Сначала Николая вытянули, затем Игоря. Один из моряков багром от берега оттолкнулся. Катер самым малым на стремнину выбрался, вниз по течению пошел. Был там участок, где на обоих берегах наши и обстрела с другого берега опасаться не стоило. Уже изрядно отошли, разведчики за рубкой прятались с немцем. Слишком свежи были впечатления, когда немцы катер обстреляли и командир его погиб. Немцы движение на воде засекли. Сначала вверх ракеты взлетели, осветив поверхность воды, потом почти сразу пулеметы ударили. Николай сразу на немца упал, прикрывая своим телом, Игорь рядом. Катер маленький, кубрик высотой едва больше метра. Если катер десант брал, все располагались на палубе. Не сторожевик, пусть и речной, и не морское судно.
Москитный флот, даже не флот, флотилия.
На катере танковая башня развернулась, по вспышке пулеметных выстрелов снаряд послали. А только ниже попадание пришлось. Еще выстрел – и опять ниже. Уже после Игорь узнал причину.
На такие катера изначально ставились башни от танков Т-28, а пушка, предназначенная для танкового боя, не имела больших углов возвышения, максимум 25 градусов. Затем орудие заменили на Л-10, Л-11 производства Кировского завода, страдавшие конструктивным недостатком. Для упрощения снабжения все последующие катера оснащались башней Т-34 с пушкой Ф-34. Танковый бой идет в большинстве своем на дальности прямого выстрела – до 800–900 метров. Поэтому углы возвышения большие не нужны, даже прицелов для ведения огня на большие дальности не было, как на гаубицах. Катер же, находясь на воде, априори был ниже целей на берегу, и ему требовалась пушка с другими характеристиками.
Немцы все же решили утопить советский бронекатер. Пальнули с берега по судну. В первый раз промахнулись, все же ночь, а ночных прицелов еще в помине не было. Но второй снаряд влетел точнехонько в моторный отсек.
Двигатели заглохли, катер потерял ход. Краснофлотцы заметались, огнетушителями стали сбивать показавшиеся языки пламени.
Катер несло течением, двое моряков действовали баграми, пытаясь направить его к левому берегу. Понемногу катер к берегу приближался, пока не ткнулся носом.
– Ну, пусть катерники сами проблемы решают, – сказал Николай. – Мы свое дело сделали. Надо языка в штаб полка доставить. Ты еще не передумал в разведку?
– Я не пацан попусту языком молоть.
Им пришлось спрыгнуть в воду, принимая от катерников «языка». Николай оскользнулся, дно илистое, пленный в воду окунулся. Вытащили мгновенно, не хватало, чтобы пленный захлебнулся. От воды пленный в себя пришел, забормотал.
– Вассер, вассер.
– Что он бормочет? – поинтересовался Николай.
– Воды испугался, – ответил Игорь.
– Ты немецкий знаешь? – удивился Николай.
– Немного.
– Тебе цены нет. У нас во взводе только лейтенант немного понимает.
Пленного поставили на ноги. Игорь по-немецки спросил:
– Идти можешь?
– Могу, а где я?
– У русских в плену.
– О, майн гот!
– Будешь отвечать на допросе честно, останешься жив, посадят в лагерь для военнопленных.
– Ты что ему сказал? – насторожился Николай.
– Чтобы не дергался и все на допросе рассказал.
– Правильно. Ну, топай, фриц!
Оказалось, вышли на позиции не своего полка, а соседнего. Пришлось пешком идти по тылам. В штаб своего полка Николай привел Игоря и пленного под утро, сразу к ПНШ по разведке.
– Разрешите доложить – взяли языка!
– А где Федор Крапивин?
– Утонул при высадке на берег. Мне катерник помог языка взять. Краснофлотец Катков. Добровольно хочет в разведке служить.
– Да? Похвально. Документы.
Игорь вытянул из кармана документы. После вынужденных купаний в речной воде страницы книжки слиплись, чернила расплылись.
– М-да.
– Товарищ лейтенант, водные процедуры пришлось принять. Я свои документы сержанту сдал, а Катков купания не предполагал, – вступился за Игоря Николай.
– Тоже мне, адвокат нашелся, разберемся. Что за язык?
– Черт его знает!
– Разговорчики.
У пленного из кармана кителя достали документы. Они, как и у Игоря, были в плачевном состоянии.
– Наме? – спросил лейтенант.
– Дитрих Шлемм, восемьдесят четвертая рота снабжения, – отчеканил немец.
– Снабжения – это хорошо. А дивизия?
– Четвертая танковая.
– Кто командир?
– Ганс Юнк.
Лейтенант по-немецки говорил скверно, с сильным акцентом, не совсем правильно строил фразы. Игорю это произношение резало уши.
Лейтенант достал чистую карту, без пометок.
– Покажи, где располагаются части дивизии?
Немец стал показывать пальцем.
– Здесь 12-й моторизованный полк, тут позиции 35-го танкового полка, их прикрывает 290-й зенитно-артиллерийский дивизион. А в этой деревне стоит четвертый разведывательный батальон. Здесь занимает позиции сто третий артиллерийский полк.
– Кто командир?
– Клеменс Бетцель, баварец.
Видимо, лейтенант проверял, не врет ли пленный, насколько понял Игорь. Так делали почти всегда, сравнивая показания нескольких пленных. Пока все сходилось.
Лейтенант обратил внимание на голову пленного.
– Откуда у вас кровь?
– По голове ударили, когда в плен брали. До сих пор болит.
– Вам дадут отдохнуть. Ты, Бармин, определи его в кутузку.
При штабе всегда было охраняемое помещение для таких случаев. Лейтенант сказал:
– Похоже – «язык» интересный. Где взяли?
Игорь нашел на карте приблизительное место, ткнул пальцем.
– Верно, вас должны были высадить вот в этой точке. Хм, у тебя какое образование?
– Среднее.
– А военного нет?
– Никак нет.
– Занятно. Карту знаешь, как и немецкий. Я ведь за тобой поглядывал. Ты понимал, о чем мы с немцем говорим.
– Я не скрывал, знаю. На берегу с пленным разговаривал, Николай тому свидетель.
– Откуда язык знаешь?
– До войны по соседству с нами немка жила, из поволжских. В школе немецкий плохо преподавали, она натаскивала.
Лейтенант решил проверить уровень владения немецким у Игоря, перешел на немецкий.
– Ранения имеешь?
Игорь обмундирование задрал, показал рубец.
– Осколочное, – определил лейтенант. – Как в катерники попал?
– После госпиталя. В запасном полку не спрашивают.
– Где госпиталь, кто начальник отделения, фамилия?
Игорь сказал. Лейтенант проверить хотел, все должно сойтись.
– Как имя и фамилия?
Игорь назвал.
– Ты погуляй возле штаба, но далеко не отлучайся, позову.
Час шел за часом. Игорь и походить успел, и посидеть на бревне. Из-за угла Николай вывернул.
– Ты еще здесь?
– А где мне быть? Лейтенант приказал не отлучаться.
– Не, война войной, а обед по расписанию. Ты не уходи, я сейчас подхарчиться пораздобуду чего-нибудь.
Николай вернулся с котелком, полным каши.
– Пошли со мной.
– А лейтенант?
– Надо будет, найдет.
Но все же разведчик подошел к часовому у входа в штаб.
– Если морячка искать будут, он в разведроте. Голоден человек, подкрепиться надо.
В доказательство котелок с кашей в руке приподнял. Николай привел к землянке. Перед ней стол дощатый, двое бойцов за ним в карты перебрасываются, в дурака. Николай бойцам попенял:
– Увидит кто – пару нарядов получите. Освободите место, человеку поесть надо.
Бойцы молча карты собрали, ушли. В армии играть в азартные игры запрещается. Нарушали, когда начальство не видело.
Сам Николай уже перекусить успел и сейчас на правах хозяина взял шефство над Игорем, тем более чувствовал ответственность – сам пригласил.
Мало того, что котелок каши принес, как обычно на фронте – перловая на воде, только что горячей, так еще из землянки принес банку консервов.
Игорь прочитал немецкую надпись, засмеялся.
– Ты чего зубы скалишь? – обиделся Николай.
– Ты сам-то знаешь, что принес?
– Кабы по-немецки читать умел. А что там?
– Консервированные оливки. Они хороши к вину или к изысканному первому блюду. Перловая каша, шрапнель и оливки.
– Я от чистого сердца, трофей. Не хочешь – не ешь.
– Да съем, не волнуйся.
Игорь кашу поел, Николай ловко банку финкой вскрыл, понюхал, потом попробовал, скривился, выплюнул.
– Кислятина, чего в них фрицы хорошего находят? Выпить бы принес, да лейтенант учует.
– Обойдемся.
Игоря вызвали к ПНШ вечером. Часовой закричал:
– Катков!
Игорь опрометью бросился в штаб. Нехорошо заставлять начальство ждать. Он привлекал внимание морской формой. Все бойцы и командиры в обмундировании защитного цвета.
– Ну что, Катков, первоначальную проверку ты прошел. Смог я дозвониться до госпиталя, подтверждают. Время позднее, завтра с утра к писарям. Я распоряжусь – внесут в списки полка, выпишут красноармейскую книжку, на довольствие поставят. Где землянка разведчиков – знаешь?
– Николай, простите – Бармин, уже показал.
– Будете парой. Пусть на правах старшего покажет, где и что. Как завтра документы получишь, пусть сержант тебя переоденет.
– Есть!
– Свободен.
С утра в штаб, к писарям. Документы новые получил, потом в армейскую форму переоделся. Обмундирование б/у, но чистое, не рваное. Воротничок подшил, чтобы не хуже других выглядеть. Одно плохо. У всех сидоры есть, где бритвы хранят, трофейные пистолеты, портянки запасные. А у него личных вещей никаких, как сирота казанская. Николай помог сидор получить. Потом к оружейнику. Автомат новый дали, Николай потребовал холодное оружие.
– По штату не положено.
– На складе есть? Вот и выдай. Как разведчику без ножа? Я потом тебе из рейда часы наручные принесу.
– Только не штамповку.
– Договорились.
Оружейник открыл снарядный ящик, приспособленный для хранения мелочовки, достал из недр эсэсовский кинжал, на ножнах свастика.
– Свастику сбей, зато сталь хорошая, колючую проволоку рубит, и никаких вмятин на лезвии.
Свастику Николай своей финкой сковырнул сразу. Правда, вражеский символ был еще на навершии, но не бросался в глаза.
– На первое время сойдет. Длинноват кинжал немного. Вот у егерей или разведчиков немецких ножи классные, заводские. У меня самодельный, еще в Сталинграде умелец сделал из рессоры.
Так день в хлопотах и прошел. В небольшой коллектив разведчиков Игорь влился быстро. Парней немного, к новичку отнеслись доброжелательно.
В разведке зачастую жизнь одного зависит от другого, когда в немецкий тыл в рейд идут. Правда, полного доверия к Игорю не было, делом надо заслужить. Не струсил, не сбежал, помог в трудный момент товарищу – свой. Тогда для тебя все сделают – кусок хлеба поделят, последнюю рубаху отдадут.
Игорь об этом знал, не раз уже проходил. Надо только набраться терпения.
Ночью в рейд ушли трое, сержант вывел парней на берег, где в камышах лодку припрятали, реквизировав у местного жителя.
Гитлер еще одиннадцатого августа сорок третьего года отдал приказ соорудить «Восточный вал», укрепление по берегам Днепра, фактически от верховья реки и до Черного моря. Немцы пытались закрепиться на этом рубеже. В среднем и нижнем течении Днепр был широк и полноводен, и форсировать его было затруднительно. В штабах РККА разрабатывались планы, а для их планирования требовались свежие разведданные. Задействованы были все виды разведки – авиационная, агентурная и армейская – полковая, дивизионная. Каждую ночь в немецкий тыл уходили группы разведчиков. Только возвращались не все. Немцы активно внедряли радиопеленгаторы, и стоило выйти рации в эфир, как тут же район оцепляли, проводили облавы.
Однако каждый вид разведки делал свою задачу, но всей картины представить не мог. Самое ценное – взять языка, да не рядового с передовой, тот в лучшем случае может рассказать о своем батальоне. Идея фикс для любой разведки – захватить офицера-тыловика и как апофеоз – штабного, при картах. Но такие удачи случались редко. Данные стекались в штабы РККА по капле. Помогали партизаны, отслеживали передвижение частей, перевозку по железной дороге.
Было у немцев любимое занятие, этакий бзик – эмблемы присваивать дивизиям. Формировались дивизии еще до войны, в 1933–1935 годах. Командование дивизии выбирало символ, скажем – медведя или слона, наносили по трафарету на боевые и транспортные машины. На учениях удобно, сразу видно – из какой дивизии техника. И при захвате Германией Европы эмблема проблем не создавала. А в России немцы столкнулись с массовым партизанским движением, агентурной разведкой. Для разведчика эмблема части или соединения – как подсказка.
В наших разведуправлениях эмблемы немецкие знали. Появилась у немцев в ближнем тылу танковая часть с медведем, уже понятно – третья танковая дивизия. И командир ее известен, и количество танков, состав. Танковая дивизия – это не только танки. В ее состав входят пехотные, артиллерийские, зенитные полки или дивизионы, разведроты, роты связи, снабжения, ремонта. И каждая дивизия может иметь разную численность, в зависимости от типа танков. Если в начале войны все дивизии имели на вооружении легкие танки Т-II, средние Т-III и Т-IV, эти рабочие лошадки войны, то в сорок третьем году появились Т-V «Пантера» и Т-VI «Тигр». Фактически один батальон «Тигров» заменял собой полк Т-III. Правда, из-за сложности, дороговизны в производстве или ремонте батальонов этих было немного.
Любая, кажущаяся несущественной мелочь могла указать на важные передислокации. Был случай, когда партизаны обстреляли грузовик, думали поживиться трофеями – боеприпасами или провизией, оказалось – грузовик армейскую почту перевозил. Разочарованные партизаны поджечь его хотели, все же урон врагу, да среди партизан один сообразительный попался, потому как до войны срочную службу в разведке проходил. Собрал мешки с почтой, в отряд принес, под насмешки бойцов. Командир отряда по рации в штаб партизанского движения сообщил. Самолет У-2 за грузом почты прислали, дело удивительное для партизан. Армейская разведка письма изучила. По штемпелям на конвертах определили, что за полевая почта, ведь номера они имели, как и наши. В письмах солдаты писали, что перебросили их из благословенной Австрии в холодную и нецивилизованную Россию. Была получена первая и ценная информация о переброске одного из корпусов четвертой немецкой армии генерала Готхарда Хейнрицы.
После того, как разведгруппа к утру не вернулась, стали готовить другую. В разведку брали добровольцев. Сложно заставить человека приказом перейти на чужую сторону, на вражескую территорию. Он может отлежаться на нейтралке и вернуться ни с чем. Руками разведет – не удался поиск. Потому в разведке служили парни большей частью хулиганистого, шпанистого склада, склонные к риску. Только риск должен быть обоснованным, иначе можно товарищей подставить и задачу не выполнить. Разведчиков уважали за смелость, но штабные недолюбливали за независимость, за вольности. Кому еще на фронте позволено разгуливать с холодным оружием или иметь нештатное оружие? Все знали, что разведчики имели трофейные пистолеты, как последний шанс при боестолкновении накоротке. Не положено, но глаза закрывали. Или знали, что у всех есть трофейные наручные часы, кои не все командиры имели. Предмет зависти, но в разведке без них невозможно. Как в поиске действия согласовать? Ретивые командиры изымали порой ненадлежащие предметы, а они появлялись вновь. Какое на фронте наказание? На передовую, в пехоту? Так там риска меньше, чем в разведке. Ухитрялись разведчики в хромовых сапогах щеголять, а не в кирзачах и тем более не в ботинках с обмотками. Но желающих перейти из пехоты или других частей в разведку не много было. Недолог век разведчика.
Если в пехоте в траншее ранят, товарищи помощь окажут, сами перебинтуют, санитара позовут, в медсанбат отнесут. А во вражеском тылу надеяться не на кого. Серьезное ранение – считай, приговор. А убьют если, родным не похоронка полетит, а известие – пропал без вести.
И служили в разведке молодые, более выносливые. К тому же у молодых чувство самосохранения не сформировалось, оно с житейской мудростью приходит, с опытом.
ПНШ вызвал всех четверых разведчиков, что от взвода остались. Можно сказать – последняя надежда. Самые опытные, осторожные и везучие остались. На фронте везение – не последнее дело. Игорь сам сталкивался не раз, не по рассказам других. Вышел ночью по нужде из землянки, а туда минометная мина угодила.
И стала землянка братской могилой. А отделяет жизнь от смерти миг, секундочка.
Лейтенант разрешил разведчикам присесть.
– Получен приказ – взять языка. Предыдущая группа на лодке Днепр переплыла в этом районе.
Лейтенант карту на столе расстелил, ткнул пальцем. Вопрос существенный. Второй раз в этом же месте переходить не следовало. Либо на минное поле попали, либо ошибку допустили. Но немцы на этом участке после неудачной вылазки русских настороже, небось наряды усилили.
– Какие мысли есть?
А какие мысли могут быть? Самое трудное – Днепр преодолеть. Вплавь не получится – широк, да и оружие не возьмешь, на дно утянет. Остается лодка или катер. У Игоря, как и у Николая, с бронекатером не лучшие воспоминания связаны. Катер моторами шумит, сам по себе громоздок. А в разведке главное – тихо и незаметно во вражеский тыл войти, взять языка, на худой конец карту, где дислокация частей обозначена, и так же тихо слинять. Причем уйти, если язык уже взят, зачастую сложнее. Язык в плен добровольно ползти не хочет, да еще под обстрелом со стороны своих, а иной раз с обеих сторон. Приходится тащить связанного или принуждать силой оружия, слова в таких случаях не действуют. Нож в руке значительно убедительнее.
После некоторого размышления разведчики стали варианты предлагать. Игорь на карту смотрел. Днепр в этом месте почти ровно идет, с востока на запад от Ярцева до Смоленска и далее до Орши, потом на юг поворачивает. Если с нашей территории на чем-либо сплавляться, течение само к немцам принесет. Главное – время рассчитать, чтобы не слишком далеко забраться, потому как еще обратный путь предстоит. Уплыть можно хоть на бревне.
Вернуться как? С пленным по воде, да против течения, нереально. Южнее Днепра, по обеим берегам на карте местность заболоченная. Немцы в таких местах войск не держат, укрепления выстроить невозможно, траншеи и доты в воде будут. А вот пулеметные гнезда на сухих местах ставят. Чем еще болотистые места для разведчика хороши – минных полей нет, установить невозможно, тонут в жиже. Под днищем мины твердая поверхность нужна, чтобы взрыватель сработал, все противопехотные мины имеют взрыватели нажимного действия.
– Катков! – прервал его размышления лейтенант.
– Есть! – вскочил Игорь.
– Хочу вас послушать, и товарищам вашим тоже интересно.
– Большая группа не нужна, надо двоим идти. Сплавиться ночью по реке на бревнах или маленьком, в два-три бревна, плоту. Только время рассчитать надо, чтобы не снесло глубоко в тыл. Полагаю, ошибка предыдущей группы в лодке была. Пристали, лодку спрятали, в тыл к немцам пошли. Предполагаю – немцы на такой случай патрули по берегу пускали. Лодку обнаружили, на подходах засаду организовали. У них умельцы тоже есть, те же егеря. Поэтому, как к берегу пристанем, бревна оттолкнуть, пусть дальше плывут.
– Это полдела. Назад как?
– На карте в этих местах болота проходимые.
– Немцы об этом знают.
– Траншею в болоте не выроешь. На сухих местах посты стоять будут, дежурные пулеметчики. Большой группой уйти трудно, а двум бойцам с одним пленным – можно.
– За одну ночь не получится.
– Во вторую вернемся. Лучше так, чем группа поляжет, а языка не добудет.
Лейтенант размышлял недолго. Другие варианты были еще рискованнее, а гарантий никаких.
– Хорошо, принимаем. Идут в поиск Бармин, он старший, и Катков. Двоим оставшимся встречать у болота, на передовой. А сейчас к реке, надо скорость течения определить.
Все разведчики к реке отправились. Нашли бревно, шагами отмерили сто метров. Бревно в воду столкнули, время по часам засекли. Через сто метров второй створ и отсечка. Посчитали на листке. Получилось – шесть километров в час.
– Это у берега. На середине течение быстрее на пару километров, это учитывать надо, – сказал лейтенант. – Так, у нас до передовой полтора километра и там километра три-четыре проплыть надо. Итого – час в воде. Не Крым или Сочи, продержитесь?
– Надо.
– Тогда идите, подбирайте оружие, сапоги. А вы двое – делать плот.
– А как? – растерялись разведчики.
– Топайте к саперам. Два бревна, метра по три, скобами пусть скрепят. Ваша задача – чтобы к вечеру плот на берегу был. А как плот сделать, саперы лучше вас знают.
Оружие взяли немецкое, как и сапоги, по следам подошв на земле их не распознают. Игорь поколебался немного.
– Надену-ка я форму немецкую.
– После купания в воде все равно как чучело выглядеть будешь.
Игорь задумал чужую форму в плащ-палатку завернуть. Выгодно: выберешься из воды, в сухое оденешься. А уж по болоту придется в ней выбираться. Все равно потом выкидывать, от черной болотной воды не отстираешь, да и запах специфический, гнилостный, не отобьешь ничем. Глядя на Игоря, взял плащ-палатку для себя и Николай. Как старший поисковой группы, он взял несколько отрезков веревки – вязать руки, а если надо, и ноги, тряпку для кляпа. Мелочь, а как без них? Хотя, если не было веревки, с пленного снимали брючный ремень и вязали им. Причем опыт в умении связывать приобрели изрядный. Пара секунд, и пленный уже с кляпом во рту и связан.
Стемнело, разведчики вышли на берег, где у самодельного плота уже ждали двое других бойцов из взвода. Николай и Игорь разделись догола, форму и сапоги завернули в накидки, чтобы не замочить. Уселись оба на плот из трех бревен. Тесно, но бревна держат. Бойцы зашли по колено в воду, плот подтолкнули к центру реки. Его подхватило течением.
– Время засекаем, – напомнил Николай.
– Двадцать два тридцать.
Сначала подгребали руками, в центре реки течение самое быстрое – стремнина. Затем лежали неподвижно, наблюдая за берегами. Ночь темная, по небу облака низко, луна только в короткие промежутки времени видна между облаками. Оба через короткое время продрогли. От воды сыростью тянет, брызги на тело попадают, да еще плот раскачивается, неустойчив. Потом комары донимать стали. Николай возмутился.
– Откуда тут эти кровопийцы взялись? Уже не время.
Наконец часы показали двадцать три тридцать.
– Пора к берегу, гребем.
Днепр в этом месте делал несколько крутых поворотов, плот без особых усилий прибило к берегу. Несколько минут прислушивались. Потом выбрались на берег. Оба несли накидки с одеждой над головами. Оставив одежду, оттолкнули плот. Если немцы его обнаружат поутру, организуют преследование. Переоделись в одежду.
На Николае советская форма, поверх маскировочный костюм, а сапоги немецкие, как и автомат. Игорь с головы до ног в немецком.
Решили уходить от берега в глубь территории. Близ реки посты и пехотные части. Обоим разведчикам хотелось взять «языка» ценного. Николай двигался впереди, за ним, след в след, Игорь. Если Николаю не повезет и он наступит на мину, погибнет один. Да и по следам, если найдет следопыт из егерей, трудно будет установить, сколько человек прошло.
Почва сначала влажная шла, под подошвами чавкало, потом посуше пошла. Разведчикам только на руку. Через километр едва не напоролись на пост. Замаскирован умело, а еще темно. Солдат выдали огоньки сигарет и разговор. Переговаривались тихо, но в ночи даже шепот за несколько метров слышен.
Николай дал знак – обходим. Постовые даже предположить не могли, что мимо них, в десятке метров, прошла русская разведка. Игорь приотстал, послушал разговор, догнал Николая.
– О чем они болтают?
– Из отпуска вернулись, делятся впечатлениями.
– Суки! Нам бы такую житуху.
Немцы после трех месяцев на передовой отводились в тыл, их заменяли свежими частями. Раз в полгода отбывали в краткосрочный отдых в фатерлянд.
Наши подразделения сменялись, когда уже сильно потрепаны были, иной раз из полнокровной дивизии едва полк набирался. Тогда отводили в тыл на пополнение. Эти дни были счастливой возможностью передохнуть. Нашим бойцам давали краткосрочные отпуска только после тяжелых ранений и госпиталя. Кроме того, немцы после ранений возвращались в свои части, на прежние должности. Знакомые командиры, камарады, обстановка. Наших бойцов после госпиталей направляли в запасные полки, а оттуда по разным частям, иногда в другие виды войск. Был пехотинцем, стал минометчиком или связистом. Не меняли род войск только у авиаторов, танкистов и ИПТАП – бойцов артиллерийских противотанковых полков. На это был специальный приказ наркома.
– Сколько времени идем?
– Уже сорок минут.
– Скоро часовых менять должны.
К концу смены бдительность часовых и караульных притупляется. Игорь понял, о чем речь. Но нужно было учитывать одно обстоятельство. Для немецких частей, что на передовой, что в тылу, время исчислялось по берлинскому времени. До утра, обходя посты, удалось преодолеть километров десять-двенадцать. Для немцев это уже тыл, ведут себя более беспечно, если так можно сказать о педантах. Вышли к какому-то населенному пункту.
– Хорош, понаблюдать надо.
Николай накрылся с головой накидкой, зажег фонарик, уткнулся в карту. Потом выбрался.
– Черт его знает, по-моему, Засижье. Ты вздремни пока, чего обоим бодрствовать?
Игорь устроился поудобнее на плащ-палатке. Не зря брал, форма чистая будет. Немцы хоть и на фронте, всегда выбриты были, белье чистое, одеколоном надушены, сапоги надраены. У наших подразделения выглядели хуже. На передовой ватники без погон, воротнички темные от грязи, поскольку ни мыла нет постирать, ни чистой ткани сменить. Сапоги в лучшем случае обмыты в ближайшей луже, потому что ваксы для чистки нет. Мелочь?
Но сапоги с ваксой не так быстро промокают. А солдату иной раз обсушиться негде, а с сырыми ногами быстро ноги до мозолей кровавых набьешь. Тогда – не боец, поскольку мозоли быстро лопаются и начинают гноиться. А где грязь, там разные насекомые – вши, блохи. Наши бойцы с этими паразитами бороться научились. Под пустой бочкой с вырезанным верхом разводили костер, снимали одежду, раздеваясь догола, бросали в бочку и слушали. Как трещать начинало – вши полопались от жара, тут уже исподнее и обмундирование быстро вытаскивать надо, пока не обгорело. Тем и спасались. И немцев не миновала сия беда. Но у них за вторым или третьим рядом траншей в ложбине или другом укрытии стояли полевые бани, после помывки личного состава выдавалось чистое белье, а старое шло в стирку. Как-то поцивилизованнее. Один раз сам Игорь видел в палатке немецкого офицера надувную резиновую ванну. Своим разведчикам рассказал – не поверили. Правда, и офицер был полковником.
Пока Игорь спал, Николай придремывал вполглаза. Темно, много ли увидишь? Уже поутру стало видно – техника стоит. Кое-где пушечные стволы торчат, а где башни.
Николай Игоря растолкал.
– Танковый батальон, похоже, стоит.
Игорь присмотрелся.
– Дай бинокль.
Бинокль был один на двоих. В поиске каждый грамм после перехода на много километров килограммом покажется. Игорь не спеша всю деревню или село осмотрел. Село от деревни отличалось наличием церкви. Но, поскольку колокольни высокие, видны издалека и являются отличным ориентиром для корректировщиков, немцы, как и наши, их взрывали в первую очередь.
– Точно. Судя по количеству машин, батальон. А по дульным тормозам – пушки 88-мм.
– Неуж «Тигры»?
– Откуда им здесь взяться? Не исключено – «Насхорны».
«Насхорны» – самоходные орудия с довольно мощной пушкой, такой же, как на «Тигре».
Впрочем, на «Пантерах» пушка была не намного слабее, но опасность для нашей бронетехники представляла не меньшую.
Игорь сорвал травинку, понюхал, пожевал.
– В село пойду.
– У тебя документов немецких нет. А если патруль? Про ГФП ихнюю забыл?
ГФП – «гехайм фельд полицае», аналог нашего Смерша. Действовали также жестко и толково.
– Если здесь лежать, много ли узнаем?
Игорь встал, поправил форму, одернув куцую курточку.
– Автомат на левое плечо повесь.
Наши бойцы носили оружие на правом плече, немцы на левом. Даже рукоять затвора на машинен-пистоле МР 38/40 была с левой стороны.
Игорь автомат перебросил.
– Вроде в порядке. Ни пуха.
– К черту.
Это было обычным напутствием и ответом разведчиков, как у моряков – «семь футов под килем».
Игорь сделал крюк, по лесу вышел к грунтовке.
Подождал, пока проедут машины. Что немецкому солдату в лесу делать? Подозрительно будет, тем более он один. На въезде в село никакого поста или патруля. Прошел неспешно до конца. Точно, самоходные орудия «Насхорн» в количестве двадцати шести штук. Какое-то подразделение связи, потому как на крышах грузовиков складные антенны видны, но не пеленгаторы, у них антенны другие.
А еще госпиталь, судя по немцам с повязками и пробегающим санитарам. У них поверх формы белые халаты надеты. А вот штаба не видно. У штаба обычно часовой, мотоциклы или легковые автомашины, применительно к фронтовым условиям у наших «Виллисы» или ГАЗ-47М, а у немцев «Кубельвагены» или «Хорьхи». Дойдя до конца села, повернул назад. Штаб все же был – в избе, временный, самоходного подразделения. Потому что, когда Игорь назад шел, перед одной избой выстроились самоходчики. Форма как у танкистов – черные короткие курточки, пилотки. У немцев самоходные и штурмовые орудия относились к танковым частям, а в Красной армии числились за артиллерией, и форма была соответствующей. Причем, как понял Игорь, в строю стояли командиры машин. Если бы построили весь батальон, военнослужащих было бы значительно больше.
Любое подразделение в армии, начиная с батальонного уровня и выше – полк, бригада, дивизия, – имеет штаб и, кроме командира, имеется начальник штаба и соответствующий штат. Штаб – это голова подразделения, его мозг.
Все это Игорь ухватил мимолетным взглядом, рассматривать нельзя, привлечешь ненужное внимание. Солдат в любой армии обязан заниматься делом, а не бродить бесцельно. Для любого командира не занятый делом солдат – как красная тряпка для быка. Зайди в курилку, затянись самокруткой, и ни один старшина тебя не тронет – перекур. А если рядом с курилкой стоять будешь, обязательно припрягут. Мало ли у ротного старшины дел найдется? Ящики переставить, сапоги на складе пересчитать, покрасить что-нибудь.
У выхода из села аккуратно осмотрелся: не следует ли кто за ним? Уже с грунтовки, отшагав метров триста, нырнул в лес и вдоль опушки, укрываясь за деревьями, к Николаю.
– Что высмотрел?
– Танковый батальон, самоходки. Госпиталь, подразделение связи – машины с антеннами.
– Может, связь танкового батальона?
– Зачем? На самоходках свои рации стоят, сам антенны видел.
У немецких самоходчиков роты были, как у танкистов, а у наших самоходчиков – батареи, по-артиллерийски.
– Итак, что мы имеем? Или штабиста самоходчиков брать, или радистов этих пощупать. На кой черт они здесь стоят?
У радистов коды и шифры, журнал радиограмм. Для нашего командования сведения ценные, особенно для дешифровщиков. Но у радистов не бывает карт с расположением позиций, частей. Они только у строевых командиров, да и то начиная с комбата.
Судили-рядили долго. Понятно, что штабист самоходчиков, да еще если с картой – «язык» ценный. Только взять его сложнее и опаснее. Рядом с избой, где штаб батальона, самоходки и личный состав. Учини перестрелку – сомнут числом, их около двух сотен. Понятно, на самоходке за ними гоняться и из пушек вслед стрелять не будут. Но у самоходчиков автоматы и пулеметы есть, кроме личного оружия – пистолетов. Устраивать захват пленного со стрельбой – занятие безумное, для самоубийц. А получится ли взять тихо? Скорее всего, командир или начальник штаба ночуют там же, в штабе. Село небольшое, свободных изб нет.
Решили понаблюдать. Все равно белым днем активных действий предпринять нельзя. Для лучшего обзора Игорь на дерево забрался с биноклем. Только интересующая их изба другими заслонена. Игорь спустился, предложил Николаю:
– Давай по лесу к задам деревни подберемся. Штаба не видно. Да и если брать будем, сподручнее получится.
– Кто бы был против. Предлагаю пока подхарчиться, все груз меньше будет, да и воевать сытым лучше. Я вот лично есть хочу.
Съели по большому ломтю соленого сала с хлебом, запили водой из фляжки. Были еще две банки консервированной американской колбасы и немного хлеба. Решили приберечь на вечер.
Аккуратно перебрались на зады деревни, где огороды, хозпостройки, вроде сараев, свинарников и туалетов. Они всегда на отшибе. Вот туалет разведчиков больше всего интересовал. Туда без охраны ходят, самое удобное место для захвата. А кроме того, при посещении нужника человек расслаблен, зачастую без оружия идет.
Игорь высмотрел избу штаба, почти напротив нее на дерево влез. Отлично двор виден даже без бинокля. Пятьдесят-семьдесят метров дистанции всего. Но вести себя надо тихо и скрытно. Часовой у штаба сменился в шестнадцать часов, значит, следующая смена в двадцать. У немцев наряды летом по четыре часа стояли, зимой по два. Через время успевший вздремнуть Николай занял место Игоря на дереве. Брать надо вечером, все постройки во дворе должны быть изучены. Вдруг писарь штабной в сараюшке спит? Всю операцию сорвать может.
Немцы к полевой кухне потянулись, за столы расселись. Едой запахло. Разведчики только слюни сглатывали. Одна партия самоходчиков сменяла другую. Насытившиеся курили в сторонке, разговаривали, хохотали над шутками. Николай зло прошипел:
– Как на учениях у себя в фатерлянде.
Вроде не война, а прогулка.
Игорь палец к губам приложил. Он прислушивался, о чем самоходчики говорят. Ветерок легкий периодически звуки в сторону относил, дистанция до немцев велика, а тут еще Николай мешает. Но по отрывкам понял – завтра батальон выдвигается. Вопрос – куда? Самоходки мощные, сильная пушка 88 мм, как на «Фердинандах», ходовая часть от танка Т-IV. Но двигатель и водитель спереди, боевая рубка сзади. По компоновке и внешнему виду смахивает на советскую СУ-76, или «сучку», как ее звали в войсках, только крупнее. Использовалась как средство борьбы с танками. На фронте были случаи, когда «Насхорны» удачно отбивали атаки танков с дистанции в пять тысяч метров. Если такой батальон займет позиции близ передовой, может сорвать наступление на участке фронта или наши танкисты заплатят многими жизнями.
Когда самоходчики поели и ушли, Николай спросил у Игоря:
– О чем они болтали?
– Завтра убывают на фронт.
– Хреново. Видал, какие у них пушки?
– Ага.
До вечера изучили расписание смены караулов, состав штаба. Три офицера, пара младших командиров типа фельдфебелей и несколько рядовых. К вечеру рядовые и младший комсостав из штаба ушли. Как и предполагали разведчики, офицеры собирались ночевать в штабной избе.
– Гранату бы им в окно. Сразу убрали бы всю верхушку, – помечтал Николай.
– Завтра бы к вечеру замену прислали. Или командование взял на себя один из командиров роты. Приказ есть, и его надо исполнять.
– Тогда одного взять, других…
И Николай большим пальцем чиркнул поперек горла. Обозначало – вырезать. Игорь сердцем его понимал, однако разум запротестовал. По-тихому взять офицера и уйти. Одно плохо, в сортир с оружием, а тем более с картами не ходят. А наболтать на допросе можно все что угодно. Карта нужна!
Игорь мысленно проигрывал разные варианты. Даже склонялся к мысли Николая. Снять часового, ворваться в избу. Одного офицера взять, других пустить в расход. Опасно и рискованно. Если с часовым не все гладко пойдет, крикнет или упадет, загромыхав оружием, офицеры проснутся. Даже если удастся удачно войти, немцев трое.
Очухается один, крикнет, пиши пропало. Можно ждать у туалета, но тогда карты не будет. Дилемма!
Постепенно жизнь в селе замирала, затихала. Немцы, войдя в любой населенный пункт, сразу стреляли собак. Разведчикам сейчас это на руку. У псов хороший слух и нюх, учуяли бы, залаяли, подняли тревогу.
Разведчики начали совещаться. Решили – брать языка у сортира. Была бы группа из четырех человек, можно было попытаться войти в избу.