Мечты о полете

— Ты можешь выпить больше, если Садра разрешит. Слишком много сейчас вредно, — говорю я.

Я призываю его отдохнуть.

— Ты не отчитала меня за то, что я прошёл через Оскалу, — замечает он.

Я глажу его по волосам. Да, я вскоре догадалась, что именно это он и сделал, после того как первоначальный шок от встречи с ним прошёл, хотя я не могла поверить в это, пока не услышала его подтверждение только что.

— Я жду, пока ты наберёшься сил.

Сейчас я больше беспокоилась, почему он это сделал.

— Близнецы в порядке? Аквин? Приют? — спрашиваю я.

Он улыбается мне потрескавшимися губами, сухими от недостатка воды:

— Все они в порядке. И ты жива. Всё замечательно.

За исключением него.

Я вздыхаю и смотрю в окно, в которое льётся солнечный свет.

— Нам о многом надо поговорить.

Когда он не отвечает, я поворачиваюсь и вижу, что он снова погрузился в бессознательное состояние или сон. Я натягиваю на него меха и отодвигаю кувшин, наблюдая за ним.

Конечно, я должна сказать ему, что у меня голубые глаза. Я не могу хранить втайне от него что-то столь значительное, не тогда, когда последствия коснулись и его. Я надеялась, что это можно будет отложить на подольше. Возможно, я поборола свою фобию по отношению к самому материалу, но я боюсь, что сам акт показа лица всегда будет невыносимым.

Когда я вхожу в обеденный зал, в комнате воцаряется предсказуемая тишина.

Сегодня утром урчание в животе напомнило мне, что я не ела несколько дней. Я иду прямо к столу и беру две груши и несколько печений. Достаточно, чтобы мне не пришлось спускаться сюда до завтра. Я бросаю взгляд в сторону задней части обеденного зала, но не вижу там никого из моих друзей по бараку. Скорее всего, они вернулись во Внешние Кольца. Я планировала снова выйти, но меня окликает голос:

— И куда, по-твоему, ты собралась?

Санджей встаёт из-за стола делегатов. Ещё одна вещь, которую я не ждала с нетерпением. Сделав глубокий вдох, я подхожу и изучаю группу своих друзей. Я вижу, что Жаклин выглядит несчастной, увидев меня. На лицах других улыбки. Страх немного ослабевает.

— Привет, — глупо говорю я.

Повисает тишина, и потом Санджей смеётся.

— Если можно выглядеть застенчиво в вуали, я думаю, именно так ты и выглядишь.

Его замечание снимает напряжение, и я присоединяюсь к смеху.

Фиона обнимает меня, и Садра снова обнимает меня. Аднан, Малир и Роман приветствуют меня, а Рон поднимает бровь, которую я игнорирую и обнимаю его. Я беспокоюсь, что поднятая бровь может быть своего рода вызовом. Я всё ещё не уверена, связал ли Рон меня и Мороз.

Жаклин встаёт и уходит, прежде чем я добираюсь до неё. Роман извиняется и идёт за ней, а я бью Санджея по руке.

— Ты пропала на месяцы. Куда ты исчезла? Мы все искали тебя. И что на тебе надето? — болтает Санджей.

— Ты не должен держать всё это в себе, Санджей. Это тебе не на пользу, — говорю я, а остальные смеются.

Я успешно уклоняюсь от его вопросов. Аднан с интересом рассматривает мой костюм. Несомненно, ему интересно, что это за материал. Возможно, он уже думает о том, что из него можно сделать. Я не подумала о том, что моя одежда может вызвать нежелательный интерес. В действительности мне всё равно не во что было переодеться.

— И я искренне сожалею, что обманула вас всех. Я не собиралась отсутствовать дольше нескольких дней. Мне нужно было кое-что сделать, но вы не заслужили переживаний, которые я причинила. Надеюсь, со временем вы примете мои извинения, — говорю я с поклоном.

Малир прочищает горло.

— Как раз об этом. У нас будет долгий разговор о том, как тебе удалось ускользнуть от Дозора по дороге.

Я пригибаю голову.

Если только это не долгий разговор о том, как я спасла ему жизнь в Куполе. Король, должно быть, наговорил Малиру гадостей, когда я исчезла. Садра улыбается Малиру и берёт его за руку.

— Извини, — повторяю я.

Санджей фыркает.

— Что бы вы ни говорили, ребята. Я считаю, это уморительно. Крошечная девчонка, которая заставила всех нас бегать кругами в течение нескольких месяцев.

Фиона накрывает ладонью его руку.

— Ты притворяешься, что не был так же обеспокоен, как и остальные? — спрашивает она.

Его шея краснеет, и остальные смеются над его неловкостью. Мой смех застревает в горле. Я и не подозревала, как сильно скучала по этим людям. Даже после того, как я обманула их и сбежала, они готовы оставить это в прошлом. Вот так просто. Ну, кроме Жаклин. Интересно, почему она так сердится? Полагаю, она приняла предательство ближе к сердцу, чем остальные.

— Я хотела бы поговорить ещё, но мне нужно вернуться к брату. Я не хочу оставлять его одного, на случай если он снова проснётся, — говорю я.

— Он приходил в себя? — спрашивает Садра, вставая. — Почему ты не сказала мне.

Я отступаю в сторону, и она проносится мимо. Я бросаюсь за ней вдогонку, глубокий смех Малира раздаётся позади меня.

Садра сообщает, что сердце Оландона окрепло, а его кожа приобрела здоровый цвет. Она говорит, что он пролежит в постели ещё несколько недель, чтобы восстановить силы. И даже после этого ему понадобятся физические упражнения, чтобы восстановить мышцы. Она упоминает, что могут быть некоторые постоянные последствия для его здоровья. Я просто радуюсь тому, что он будет жить.

— Откуда ты знаешь, что не изнуряешь себя ещё больше? — спрашиваю я Оландона.

Ему очень хочется выйти из комнаты, и он решил ускорить своё выздоровление, делая упражнения в постели. Теперь он дольше бодрствует. И может стоять, пока я помогаю ему умываться.

— В конце концов, это придётся сделать, — ворчит он, скользя пяткой вперёд-назад под мехом.

Каждый день, когда его лицо становится немного полнее, это хороший день для меня.

— Я хочу, чтобы ты стал таким толстым, чтобы не было видно ни одного ребра, и у тебя было три подбородка, — говорю я.

Он смеётся.

— Ты хочешь, чтобы я выглядел, как Сатум Офрид, — уточняет он.

Я гримасничаю. Мне не нравился Сатум Казначейства Осолиса.

— Может быть, только два подбородка.

— Тогда мне нужен завтрак, — говорит он.

Я собираюсь пойти в обеденный зал, сердце согревается от его смеха.

— Брат, нам нужно поговорить…

У него отвисает челюсть, и он отводит взгляд. Я жду ответа, которого, как я знаю, не будет. Это не первый раз, когда я спрашиваю.

Я вздыхаю и оставляю это на потом.

— Пойду, принесу тебе поесть.

Я испытываю обычное беспокойство, входя в переполненный зал. Прошло уже две недели, а Джован до сих пор не сказал мне ни слова. Он даже не смотрит на меня. Ну, я бы не узнала, если бы он посмотрел на меня, потому что я твёрдо решила не смотреть на него. Вскоре после моего первого появления за едой в комнату принесли три комплекта одежды. Фиона сказала, что на этот раз это была не она. Интересно, это приказал Джован? По крайней мере, я вернулась в образе Татумы и с вуалью на лице. Не знаю, смогла бы я вернуться в облике Мороз. Я бы не смогла доверять выражению своего лица рядом с Королём.

Я машу делегатам и получаю несколько взмахов в ответ. Я рада, что отношения с ними постепенно возвращаются в нормальное русло. Я иду к столам с едой и прохожу в самый конец. Но ждёт меня там пустое блюдо, на котором обычно лежали мои груши. Кто их все съел? Никто никогда не ест груши! Это какая-то месть от Джована?

Я издаю стон и расправляю плечи, откидывая голову назад по кругу, чтобы размять руки, затёкшие от заботы об Оландоне.

Не знаю, что заставляет меня оглянуться. Возможно, мерцание, когда свет попадает на наконечник стрелы.

Ещё секунда уходит на то, чтобы поверить в реальность того, что я вижу.

Высоко на стропилах, в самом деле, стоит лучник. Тетива натянута. Я даже не успеваю почувствовать ужас, как уже следую по его линии прицела к цели стрелы.

Я бросаю массивное блюдо, одновременно выкрикивая имя.

Его цель уклоняется от швырнутого в него блюда, и по странному стечению обстоятельств стрела отскакивает от блюда и вонзается в стену позади него.

ГЛАВА 23

Ашон хватается за голову, об которую ударилось блюдо. Остальные за тронным столом смотрят на меня в недоумении. Большинство не понимают, что произошло.

— Не дайте ему сбежать! — ревёт Джован, указывая вверх на лучника, который, должно быть, немного шокирован, потому что высокий, худой, незнакомый мужчина не двигается.

Я запрыгиваю на помост у трона и выкручиваю стрелу из стены.

Руки трясутся, я вытаскиваю стрелу Кедрика из ботинка и подношу их друг к другу. Вообще-то мне даже не нужно их сравнивать. Я запомнила стрелу Кедрика.

Ощущения не похожи ни на что, что я когда-либо чувствовала. Всё происходит как в замедленной съёмке. Но в то же время моё сознание движется слишком быстро, чтобы чувствовать себя комфортно.

Стрелы одинаковые. Наконец-то я нашла совпадение.

В моих ушах нарастает рёв. Гнев, который я считала иссякшим и угасшим, поднимается откуда-то из глубины души, в ярости, такой горячей, что, должно быть, обжигает мои внутренности. Стрелы выпадают из моей хватки, и я бросаюсь с платформы вслед за убийцей.

Я всегда думала, что убью этого человека стрелой Кедрика. Что это послужит поэтической справедливости. Но стрела только замедлит меня. Я убью его голыми руками.

Меня поднимают и опрокидывают на спину.

Надо мной нависает Джован.

— Ты не пойдёшь за ним, — говорит он, тяжело дыша.

— Джован, лучше отвали от меня, прямо сейчас. Стрелы идентичны! Этот человек убил Кедрика, — грубо шепчу я.

Я хочу выкрикнуть эти слова, но он давит на меня. Он не может знать, иначе не стал бы меня удерживать. Как только он поймёт, он отпустит меня.

Он прижимает меня к себе, а другой рукой хватает за подбородок. Его глаза выглядят не так, как должны. В них нет ни капли гнева. Это… страх?

— Нет, — мягким голосом говорит он.

Я изо всех сил пытаюсь вырваться из его хватки. Ему едва удаётся удержать меня, пока я использую против него все имеющиеся в моём арсенале приёмы. Я знаю, что прошло уже слишком много времени, чтобы я смогла поймать лучника. Но я продолжаю метаться из стороны в сторону, чтобы избавиться от Джована.

— Прошу прощения, мой Король? — говорит кто-то.

— Что? — он огрызается через плечо.

— Я собрал первоначальный отчёт. Никто из караульных не видел, как убийца входил или выходил. Я удвоил Дозор снаружи и поставил стражу на крыше, — докладывает Малир. — На данном этапе, кажется, он исчез.

Ассамблея издаёт вздох.

Отчаянный крик вырывается из моих уст. Стремление бороться покидает меня, и бесполезные слёзы катятся по моим щекам, когда я опускаюсь, поверженная. Темноволосый убийца снова ускользнул из моих рук. И это вина Джована.

— Возможно ли, что он всё ещё в замке? — требовательно спрашивает он. — Это был не один из нас. Я не узнал его.

Я слышу отрицательный ответ мужчины. Я снова толкаю Джована, он опускается на корточки и, наконец, отпускает меня. Дозорный устремляется прочь, а Король поворачивается ко мне, всё ещё стоя на коленях — идеальная высота.

Я бью его по лицу так сильно, как могу. Когда зал взрывается гневными криками, я слышу, как несколько человек подходят ко мне сзади. Джован поднимает руку, двигая челюстью вперёд-назад.

Мой голос сорван, и когда я говорю, раздаётся хриплый шепот:

— Ты позволил сбежать убийце своего брата. Как ты мог так поступить?

Он не отвечает.

— Как ты мог так поступить со мной?

Мой голос настолько хриплый, что слова едва слышны.

Я смотрю на него, стоящего передо мной на коленях и пристально смотрящего туда, где, по его мнению, должны быть мои глаза, и я ненавижу его.

Следующие пару часов я мечусь по комнате, радуясь, что Оландон спит, иначе он бы потребовал рассказать, что произошло. Я тоскую по боксерскому мешку в казармах. Джован остановил меня. Почему? Он знает, что я могу о себе позаботиться.

В этом была его проблема? Он не хотел, чтобы я раскрыла свои бойцовские навыки. Чтобы люди поняли, что я Мороз. И он заслужил этот удар. Я игнорирую чувство вины. Я не собиралась переживать из-за этого. И человек был незнакомцем! Я вообще его не узнала. Единственным положительным моментов в этом деле было то, что делегаты были невиновны.

Я намереваюсь больше никогда не спускаться в обеденный зал, но у четырёх Дозорных, которые приходят к нашей двери, другие планы. Все должны спать в обеденном зале, пока замок не будет обследован надлежащим образом. Больше никто даже не покинул зал. Я указываю на то, что покушение произошло там, где мы должны спать. Меня заверяют, что на крыше выставлены Дозорные и территория безопасна. Они также сообщают мне, что Король полагает, что мне может понадобиться помощь с Оландоном. Я горько усмехаюсь, собирая вещи. Конечно, он хочет помочь сейчас, когда уже слишком поздно.

Дозорные ждут снаружи, пока я помогаю Оландону одеться. Входят четверо мужчин: двое собирают наши постельные принадлежности, а остальные предлагают помощь моему брату. Он отмахивается от них. Вздохнув, я передаю кувшины одному из мужчин и обнимаю Оландона. Он опускает часть своего веса на меня, и я тихо смеюсь над его гордостью. Спустя некоторое время он усмехается вместе со мной.

Требуется много времени, чтобы доставить моего брата вниз. Когда мы подходим к арке, я издаю вопросительный звук, и он кивает. Я жду пока он докажет, что может стоять самостоятельно, а затем веду его в зал.

Люди всеми силами избегают меня. Я не чувствовала такого с тех пор, как я в последний раз проходила через одну из деревень на Осолисе. Но люди снова обращаются со мной так, будто у меня какая-то болезнь, которую они могут подхватить. Никто не бьёт Короля и не выходит сухим из воды. На этот раз я заслужила это.

Дозорные направляют нас к помосту для тронов и расстилают наши меха в одном из углов. Я смотрю на Оландона и вижу, что он потеет от усилия удержаться в вертикальном положении. Гордость — понятная вещь. Она имеет своё место, если только ты можешь видеть сквозь неё. Я уже собираюсь помочь ему лечь, когда кто-то проносится мимо меня. Ашон опускает моего брата, не обращая внимания на протестующие руки Оландона, а затем встаёт и поворачивается ко мне лицом.

Он бросает взгляд вокруг себя и смотрит на моего брата, который, похоже, потерял сознание. Затем он опускается передо мной на колени и берёт мою руку в свою.

— Я невероятно сожалею, — шепчет он. — Обо всём. Я думал, это ты убила моего брата, — его хватка граничит с болью. — Но ты спасла меня. После всего, что я сделал, ты спасла меня. Я не заслуживаю этого, — говорит он в порыве волнения.

— Я прощаю тебя, — говорю я и сжимаю его пальцы прежде, чем попытаться освободиться.

— Нет, ты не понимаешь, — говорит он. — Моё горе ослепило меня. Он был моим лучшим другом, и моё единственное оправдание в том, что я просто не мог вынести этого. Я заплатил мужчинам…

Я закрываю его рот рукой, возможно, слишком решительно.

— Я знаю, что ты сделал, — я смотрю на него, пока его глаза не расширяются, и я вижу, что он понимает. — И я прощаю тебя. Мы все совершаем ошибки, и хотя твоя ошибка была больше, чем у большинства, кажется, ты усвоил свой урок.

Он садится на край помоста.

— Ты более милосердна, чем был бы я, — наконец говорит он. — Как давно ты знаешь?

Я пожимаю плечами.

— Кедрик всегда говорил, что думал, что мы подружимся. Мне нравится чтить его память, когда я могу. Но к тому же я провела достаточно времени с молодыми людьми, — я опускаю взгляд на своего брата, — чтобы распознать, когда человек сбился с пути. И я предполагаю, что ничто из того, что я сейчас скажу, не заставит тебя чувствовать себя так же плохо, как ты уже чувствуешь.

Я игнорирую его второй вопрос. Ашон быстро моргает. Слёзы. Он снова моргает от слёз. Похоже, это тема всего вечера.

— Есть одна вещь, о которой я бы попросила, — быстро добавляю я, стремясь закончить и оставить его зализывать раны.

Я тщательно подбираю слова.

— Водиться с бандитами или даже нанимать их — скользкий путь. Мне нужно, чтобы ты пообещал мне, что немедленно сойдёшь с этого скользкого пути, и что ты больше никогда никого не будешь избивать.

Я смотрю на Ашона в поисках ожидаемого обещания, но он смотрит через мое плечо, и на его лице отражается ужас.

— Что ты сейчас сказала? — вкрадчивый, опасный голос раздаётся позади меня.

Я бросаю взгляд на Ашона. Как много Джован подслушал? Я открываю рот, чтобы заговорить, но Ашон опережает меня.

— Я нанял бандитов, чтобы они избили Татуму, когда мы были в Третьем Секторе, — признаётся он.

Я поворачиваюсь, чтобы оценить, насколько серьёзными будут последствия. Всё плохо. Джован дрожит от подавляемой ярости. На его челюсти синяк от моего удара. Я встаю перед его братом.

Ашон продолжает рассказ через мою голову.

— Затем я нанял других бандитов, чтобы заставить замолчать первых бандитов. Но я не знал, что им вырежут языки, — говорит он.

Я смотрю на него и вижу искреннее раскаяние в его глазах. Как, по его мнению, бандиты заставят их замолчать? Мой взгляд мечется между двумя мужчинами. Один свирепый, другой в отчаянии. Всё быстро летит под откос.

Я делаю шаг к Джовану с поднятыми руками, на время отбросив затаённую на него злость.

— Ашон совершил ошибку, — начинаю я.

— Ошибку? — шипит он. — Он сломал тебе рёбра, непрерывно пинал в спину. Нанёс тебе столько ударов по лицу, что удивительно, как ты не умерла.

— Это сделал не он, — слабо говорю я.

— С таким же успехом он мог бы это сделать. Я поклялся привлечь свинью, которая это сделала, к ответственности! — кричит он, теряя контроль над собой.

Зал затихает. Я смотрю, как он пытается вернуть самообладание. Я никогда не видела его в такой ярости. Он делает подобие бесстрастного лица и смотрит вокруг себя, пока суета не возобновляется.

— Ашон твой брат. Единственный, который остался, — тихо говорю я.

— И всё же он не поступает в соответствии с человеческой моралью. Он считает себя неуязвимым для моих законов.

— Я приму своё наказание, каким бы оно ни было, — тихо говорит Ашон.

Джован мгновенно сокращает дистанцию, выражение его лица дикое.

— Джован, стой! — кричу я.

Он обращает свой яростный взгляд на меня. Я стою на месте.

— Почему ты защищаешь его? — спрашивает он. — Разве ты не видишь, насколько это извращенно? Или твоя мать била тебя так сильно, что тебе понравилось, когда из тебя выбивают дерьмо?

Я резко вдыхаю от его слов и отшатываюсь назад, как будто он ударил меня. Я оглядываюсь на Ашона, который смотрит на меня широко раскрытыми глазами. Он слышал. Теперь он тоже знает.

— Ашон, может быть, и навредил мне физически, но своими словами ты ранил меня сильнее, — говорю я. — Всё-таки ты заслужил этот удар.

Его лицо утрачивает цвет.

— Мне жаль. Я просто…

Я отворачиваюсь от него, от них обоих, и направляюсь в зал заседаний рядом с Тронным помостом. Я тихо закрываю за собой дверь и заливаюсь слезами.

Я возвращаюсь, когда все уже спят, и бужу брата, чтобы покормить его, а затем ложусь спать спиной к Тронному помосту.

В течение ночи я просыпаюсь ещё три раза, чтобы покормить Оландона. Грета, которая расположилась рядом, каждый раз помогает мне усадить его.

На следующее утро меня будит суета и шум движущихся людей. Я не хочу ничего, кроме как раствориться в воздухе и продолжать спать. Я чувствую себя выжатой после вчерашней эмоциональной перегрузки. Я уже чувствую, что это будет один из тех дней, когда мне кажется, что я всех подвела. В первую очередь Кедрика.

Прислуга замка расставляет столы с едой. Я проверяю свою вуаль и заплетаю под ней волосы. Я оставляю брата спать и складываю свои меха, не обращая внимания на королевский стол. Я вижу сапоги Джована рядом со мной. Я чувствую, как он наблюдает за мной.

— Ландон, — зову я, встряхивая его, чтобы он проснулся.

Его кулак летит прямо в воздух, и я едва успеваю повернуть голову.

— Вени. Лина! Мне жаль, — бормочет он, потирая лицо руками.

Под глазами у него тёмные круги, и я знаю, что это нарушение сна не идёт ему на пользу.

— Голод не притупил твои рефлексы, как я вижу, — говорю я.

Он улыбается и перекатывается на бок. Я складываю его одеяла, а два Дозорных подходят и забирают у нас постельные принадлежности.

— Часто такое случается? — спрашивает он, оглядываясь вокруг, прищуривая глаза по мере того, как ассамблея становится всё громче и громче.

Из главного коридора приносят столы для завтрака.

— С тех пор как я здесь, это первый раз, когда я спала в зале. И это первое покушение с тех пор, как я здесь. Но если ты спрашиваешь, всегда ли они такие громкие, то нет.

Облегчение отражается на его лице. Я позволяю ему насладиться этим мгновением.

— Обычно они гораздо громче, — добавляю я, смеясь, когда он в ужасе дёргается.

Заносят столы, и я веду Оландона к моим друзьям. Я беспокоюсь о том, каким будет приём после моей ссоры с Джованом. Но они, как всегда, дружелюбны. Думаю, они, как никто другой, знают, как повлияла на меня смерть Кедрика. Волоски на затылке дают мне знать, что Джован продолжает наблюдать за мной. Я вздыхаю, жалея, что не могу вернуть многое назад. Чтобы между нами всё было как прежде. Я в любой момент соглашусь на ссору, вместо этой неловкости.

— Это мой брат, Оландон, — говорю я в интересах женщин.

Делегаты бормочут свои приветствия. Присутствуют все, кроме Рона. У Санджея на лице хитрая ухмылка, что меня немного настораживает.

Оландон подходит к Садре и кланяется ей.

— Вы помогли восстановить моё здоровье. Я благодарю вас.

Он отходит назад и садится рядом со мной. Садра краснеет. На самом деле, многие женщины с интересом наблюдают за моим братом, сейчас он был голоден лишь на четверть. Им стоит подождать, пока он совсем не проголодается. Сомневаюсь, что они смогут сдержать себя, если эта реакция может хоть о чем-то свидетельствовать.

Малир, как всегда надежный, спрашивает о его здоровье.

— Татума очень хорошо обо мне заботилась, — отвечает Оландон.

Я кладу руку на его плечо.

— Все за этим столом зовут меня Олина, — говорю я.

Рот брата распахивается. Я почти смеюсь, но чувство неловкости останавливает меня.

— Они… все? — заикается он.

Я киваю, мой дискомфорт растёт. Позволить такому количеству людей опустить мой титул, было бы шоком для Осолиса. Это показало бы людям, что я считаю себя дешёвкой, и подразумевает, что у меня было несколько любовников. Здесь же это такая же норма, как холодная погода.

— И так же пара человек за тем столом, — я указываю на Томи и несколько других делегатов. — И ещё Король и пожилой мужчина справа от него, — говорю я, указывая на Роско.

Я изучаю стол, пока у меня есть повод смотреть в ту сторону. Ашона нигде не видно. Интересно, синяк Джована стал хуже? Я не могу разглядеть из-за вуали.

Оландон глубоко потрясён. Я чувствую лёгкое неодобрение, исходящее от него, по тому, как он слегка отстраняется от меня. Остальные сосредотачиваются на еде.

Закатив глаза, я прохожу к прилавкам с едой и набираю немного фруктов для нас обоих. Я колеблюсь и беру немного мяса для брата. Сомневаюсь, что он будет его есть, хотя оно поможет ему восстановиться. Стоит попробовать.

Он удивляет меня тем, что почти заглатывает его. Я возвращаюсь и приношу ему ещё. Садра наблюдает за ним и останавливает его на половине второй тарелки, призывая быть осторожным. Он прислушивается.

— Ты хорошо знаешь этих людей, — говорит Оландон.

Он встревожен моим откровением больше, чем я ожидала. Неужели прошло столько времени, что я забыла о важности наших обычаев? Просто здесь всё иначе. В Гласиуме я делаю то, что никогда бы не подумала сделать в Осолисе, я приспособилась.

— Это так. Ты не узнаёшь этих людей? Это делегаты из Осолиса, — говорю я.

Мой брат дёргается на своём месте. В нашем мире это эквивалентно переходу из сидячего положения в стоячее. Сегодня он уже дважды это сделал.

— Эти люди взяли тебя в заложники, и ты всё же позволяешь им не использовать твой титул? — спрашивает он.

— Наверное, это звучит плохо, если так говорить.

Я смеюсь. Это срабатывает, напряжение за столом несколько рассеивается.

— Потому что это плохо. Они обращались с тобой — будущей королевой — как с какой-то деревенщиной, — говорит Оландон.

— Брат, — предупреждаю я, — много чего произошло после смерти Кедрика. Многого ты ещё не знаешь. Я попрошу тебя не выносить суждений, пока у нас не будет лучшей возможности поговорить.

Настала его очередь вспыхнуть, покраснеть. Он наклоняет голову.

— Как скажете, Татума.

Фиона начинает говорить, снимая остатки напряжения.

— Как долго мы здесь пробудем?

— Недолго, мой цветочек. Стражники должны скоро закончить, — говорит Санджей, громко целуя её.

Аднан ударяет его, когда поцелуй продолжается слишком долго.

— Они часто так делают, нанося удары. Это означает, что ты им нравишься, — объясняю я Оландону.

Сидящие за столом пялятся на меня. Малир почесывает голову.

— Хах, — говорит он. — Полагаю, так и есть.

Я улыбаюсь ему и смотрю в сторону волнения под аркой. Я наполовину встаю, не успев ничего сделать. Появляется Рон. Рядом с ним сидит Каура. Конечно, ему разрешили бродить по замку, пока все остальные сидели здесь. Должно быть, он был на псарне.

Я вскакиваю со скамейки и свищу ей. Вспомнит ли она меня?

Она резко поворачивает пушистую голову в мою сторону. Я вижу, как она нюхает воздух. Затем она летит между столами ко мне. Смеясь, я раскрываю руки, приветствуя её. Прежде чем я успеваю обнять её, передо мной появляется тело. Каура останавливается и, рыча, выгибает спину.

— Ландон, что ты делаешь? — спрашиваю я.

— Эта тварь нападает на тебя, — говорит он, не сводя глаз с моего возлюбленного питомца.

Я подаю сигнал Кауре, чтобы она отступила.

— Она моя, — говорю я.

Я обхожу брата и прижимаю её к полу в объятиях. Каура скулит, яростно бьётся хвостом в мой бок. Она переворачивается на спину и покачивается из стороны в сторону, как раньше.

— Каура — мой щенок. Ну, я полагаю, что теперь она собака, — объясняю я моему молчаливому брату.

Она лижет мои кисти, мои руки. Все открытые места. Я крепко прижимаю её к себе. Её безоговорочное принятие меня после исчезновения так много значит.

— Я люблю тебя, девочка. Прости, что оставила тебя, — я чешу ей живот, пока она пихается лапами. — Разве она не прелесть? — говорю я через плечо.

— Я не уверен, — отвечает Оландон.

Каура рычит на него, когда я снова сажусь на скамейку, ближе к нему.

— Она тоже не уверена насчёт тебя.

Я улыбаюсь его обиженному выражению лица.

Замок освобождается к обеду. Последние два часа мой брат молчит. Я думаю, это смесь шока и усталости. На этот раз он принимает помощь Дозорного, чтобы вернуться наверх.

В нашей комнате мужчина усаживает Оландона на кровать и отодвигает шлем.

— Ашон! — вскрикиваю я. — Что ты тут делаешь?

Он пожимает плечами. Насколько человек в доспехах может пожать плечами. Обычно в замке Дозорные носят только нагрудную пластину и открытый шлем. Почему он в полном облачении?

— Это моё наказание. Я должен охранять тебя и носить доспехи, пока ты будешь здесь, — объясняет он.

Я строю гримасу. Это будет не очень удобно.

— За что ты наказан? — спрашивает Оландон.

Я в корне пресекаю этот разговор. Мой брат ни за что не простит Принцу избиение. Я не хочу создавать ещё большее напряжение между нашими мирами, чем то, которое я уже создала с Джованом.

— За что-то, за что он извинился и исправляется, — говорю я.

Меня терзает слабое чувство тревоги, но я не могу понять, что меня беспокоит.

Оландон смотрит на него с того места, где он покачивается.

— Ты помог мне прошлым вечером, — говорит он.

Я медленно вдыхаю. Я борюсь с разочарованием от того, как он говорит. Если он хочет, чтобы его представили, почему бы ему просто не спросить?

— Оландон, это Принц Ашон. Ашон, это мой брат Оландон. Который также считается принцем на Осолисе, — говорю я, взмахнув рукой между ними.

На лице моего брата появилось понимание.

— Ах, да. Вот кого он мне напоминает. Он похож на Принца Кедрика.

Ашон напрягается и немного смущается.

Оландон скрывает зевок и залезает в меха.

— Мне нравился Кедрик. Мы несколько раз спарринговали вместе. Мне жаль, что он погиб, — бормочет он.

Звук его ровного дыхания вскоре заполняет комнату. Я сомневаюсь, что он вообще понимал, что говорит.

Ашон хихикает.

— Не думаю, что когда-либо видел, чтобы кто-то так быстро засыпал. Что с ним случилось? — спрашивает он.

Я пожимаю плечами.

— Он ещё недостаточно окреп, чтобы говорить обстоятельно. Но полагаю, что он шёл через Оскалу без карты.

— Что такое Оскала?

— Великий Подъём, — объясняю я.

Он издаёт удивлённый звук.

— Вот это будет история, — Ашон опускает щиток и направляется к двери. — Если тебе что-нибудь понадобится, я буду снаружи.

Причина моего беспокойства становится понятной.

— Ты же не собираешься разыгрывать меня? — обращаюсь к нему я.

— Тебя, нет, — уклончиво говорит он.

Я подхожу к Оландону, укрываю его мехами и тихо смеюсь. Несколько розыгрышей могут быть как раз тем, что нужно моему брату.

ГЛАВА 24

Проходит ещё неделя, прежде чем Оландон может ненадолго выходить из комнаты. Грета приносит ему свежую одежду. Кажется, она заинтересовалась им, хотя мой брат, похоже, немного напуган её смелым поведением. Фиона находит это уморительным.

— У меня не было карты, — говорит Оландон, когда мы спускаемся в тренировочный двор.

Когда я впервые упомянула тренировочный двор, я увидела первый проблеск интереса в глазах моего брата с момента его прибытия.

Я засовываю концы вуали под тунику, когда Ашон распахивает дверь и вокруг нас поднимается ветер. Оландон одет в длинный меховой плащ, который Брумы обычно носят в глубинах Третьего Сектора. Он всё ещё дрожит в нём. Я же одета только в тунику с короткими рукавами и почти не чувствую холода. Теперь я закалённая Брума, я улыбаюсь.

— Да, я знаю, — говорю я. А потом плотину прорывает. — Ты такой идиот! О чём ты думал?

Я звучу как Джован. Я помню, как звучит его голос, хотя мы и словом не обменялись после ночи, исповеди Ашона.

— Тебя могли убить, и я бы никогда не узнала об этом, пока не вернулась, — продолжаю я, переключая внимание на своего брата.

Я останавливаюсь на небольшом расстоянии от женщин, уже собравшихся посмотреть тренировку.

Оландон смотрит в землю, руки сцеплены за спиной.

— Думаю, я был немного не в себе, когда тебя похитили, — он прочищает горло. — Сначала я подумал, что ты сбежала с Кедриком в Гласиум. Так нам сказала мать. Я даже временно купился на её попытки дискредитировать тебя. Но потом нашли тело Кедрика. Она пыталась скрыть это от меня, ото всех, но я узнал правду. Наконец-то я увидел её манипуляции такими, какими они были.

Он берёт мою руку в свои.

— Лина, ты никогда не узнаешь, какой ужас я испытал в тот момент, когда подумал, что мать убила тебя вместе с Принцем, — он смотрит на заснеженные горы, видимые с дорожки. — Я обвинил мать в твоём убийстве. Она была так непреклонна в своём отрицании.

Он смотрит на меня сверху вниз, и от боли, которую я вижу, у меня перехватывает дыхание.

— Я не знал, сказала ли она ложь или правду, но тебя больше не было, и мой разум отказывался принять твою смерть. Я пришёл к выводу, что тебя изгнали. Это был единственный вывод, который я мог принять, — говорит он. — Несколько месяцев я обыскивал Осолис. В каждом тёмном углу и деревенской лачуге. Ты бы гордилась мной. Я подружился с несколькими бедняками.

Его глаза вспыхивают мрачным весельем.

— Ты знала, что после твоего исчезновения вспыхивали бунты?

Эта новость заставила меня задуматься. Насколько сильно они бунтовали? Я боюсь, что, прервав его рассказ, я заставлю его остановиться.

— Я так не думаю, — бормочет он. — Мать утаила бы это, чтобы мы не показались слабыми. Это не безопасное время для путешествия члена королевской семьи. Видишь ли, деревенские жители знали. Они видели, как делегаты утаскивали твоё бессознательное тело в Оскалу. Они взывали к крови Брум, к войне, отчаянно стремясь отомстить за потерю своего любимого члена королевской семьи и своей надежды на будущее под твоим правлением.

Оландону ещё предстояло установить главную взаимосвязь. Жители деревни не искали войны. Я всегда предполагала, что мать воспользуется тем, что делегаты взяли меня в заложники. Она могла бы использовать это, чтобы убедить людей сражаться. Но то, что она сделала, было блестящим в своей извращенности. Зачем убеждать людей, если это не нужно?

Она манипулировала народом Солати, умоляя его о войне, а затем, играя роль великодушного правителя и скорбящей матери, уступила их требованиям. Она получила то, что хотела, и завоевала лояльность деревенских жителей. Ситуация оказалась хуже, чем я предполагала.

Оландон продолжает:

— Я пошёл к Аквину, уже зная, что собираюсь отправиться в Гласиум и вернуть тебя назад. Но старик уже не был прежним, когда я пришёл к нему.

— Он в порядке? — спрашиваю, во рту пересыхает.

Оландон хватает моё плечо.

— Он уже не тот, что прежде, сестра.

— Почему? Он болен? — спрашиваю я.

Оландон качает головой.

— Нет, в физическом плане. Он странно себя вёл. Я беспокоился, что он может передать информацию Татум, — он выпустил сдерживаемый вздох. — Подумав, что Элита, возможно, уже дышит мне в затылок, я собрал тёплую одежду и… еду для своего путешествия. Мне приходило в голову украсть карту, но я решил, что лучше пусть мать думает, что я всё ещё где-то на Осолисе. Оскала выглядела не так уж плохо, — говорит он и крепко сжимает челюсть.

— Ты… ты никому не сказал, прежде чем ушёл? — спрашиваю я тихим голосом.

Путь из Осолиса в Оскалу выглядел обманчиво простым. Конечно, совсем другое дело, когда ты оказывался в глубине скал. В общем, я могла отчасти поддержать его решение. Но остальная часть его истории…

— Ай! За что? — шипит он, когда я бью его по голове.

— За то, что потратил год своей жизни, разыскивая меня, — говорю я.

Оландон неожиданно смеётся, заставляя меня подпрыгнуть. Он притягивает меня к себе и обнимает.

— Я так рад, что ты в безопасности, — говорит он. — Ты не представляешь, как терзало меня незнание. Я чувствую, что часть меня вернулась туда, где должна быть.

Когда я произношу свои следующие слова, я вдруг понимаю, как Джован воспринимает мои постоянные попытки отомстить.

— Стремление к цели может сделать тебя безрассудным. Может ослепить тебя. Именно поэтому я прощаю тебя за то, что ты легкомысленно относился к своей жизни, — отвечаю я, крепко обнимая его в ответ. — И я люблю тебя. Но если ты когда-нибудь снова совершишь нечто настолько глупое, я выслежу тебя и избавлю от проблем с самоубийством.

Он смеётся и отступает.

— В этом мало смысла, но считай, что я предупреждён. Боюсь, много что можно рассказать о нашем мире.

Лязг сигнализирует о приближении Ашона.

— Да, мы должны серьёзней поговорить об этом, — шепчу я.

Подняв козырек, младший Принц движется рядом с нами и с тоской смотрит во двор. Оландон издаёт тихий свист, обращая, наконец, внимание на происходящее внизу, где спаррингует Король.

— Он умеет драться, — говорит он.

Я предупреждающе качаю головой, когда он смотрит на меня и наклоняет голову в сторону тренировочного двора. Никто здесь не знает о моих способностях сражаться. Ну, кроме мужчины, о котором он говорит.

— Я видела и лучше, — шучу я.

Ашон фыркает. Оландон не понимает шутку и деловито кивает.

— Интересно, как бы он справился с Мороз. Вот это был бы бой, — говорит Ашон.

Я молчу, стараясь не замереть и не выдать себя.

Ашон смотрит на меня.

— Ох, тебя же не было здесь, не так ли?

Я чувствую на себе взгляд Оландона. Это первый раз, когда он слышит, что какое-то время я была где-то ещё.

Ашон продолжает:

— Она была самым потрясающим бойцом, которого я видел. Такая маленькая, но безжалостная, и чертовски лёгкая на вид. Она носила такой маленький костюмчик… — он бросает на меня взгляд и останавливается, кашлянув. — В общем, она и другие выжившие пробыли здесь пару недель после событий в Куполе. Я разговаривал с ней пару раз. Странно, но для наёмного бойца она была очень мила, если не считать того, что она может тебя прикончить, — он усмехается, глядя на Джована. — Мой брат был единственным, кто отважился помериться с ней силами. Но он сказал нам, что ему не повезло.

Глубокая радость согревает меня. Джован никому о нас не рассказывал. Я и не ожидала, что он это сделает, но по опыту в казармах я знала, что не редкость хвастаться на следующий день. Я прочищаю горло.

— Мне жаль, что пропустила такое.

— Что такое Купол? — спрашивает Оландон.

Я начинаю отвечать и обрываю себя.

— Ах, да. Что это? — спрашиваю я, желая прикрыть мой промах.

Это не страшная промашка. Большая часть ассамблеи, вероятно, предполагает, что во время своего отсутствия я пряталась где-то на Гласиуме. Я могу знать о Куполе. Но лучше перестраховаться. Я слушаю вполуха, пока Ашон даёт нам краткое объяснение.

— Что случилось с ней и с другими бойцами? — спрашиваю я.

Я вижу только Гнева во дворе.

Ашон неловко двигается в своих доспехах. Он делает это последние несколько дней. Могу представить, как он натёр кожу в разных местах.

— Большинство из них вернулись во Внешние Кольца. Думаю, она тоже, — говорит он. — Как по мне, думаю, Джован должен был заставить её остаться. Она могла бы обучить нас убивать всех этих… эээ…

— Я уверена, — сухо говорю я.

По крайней мере, один из людей из Внешних Колец решил остаться. Будет здорово, если напоминание о них будет рядом. Сомневаюсь, что у меня будет шанс увидеть их снова.

Фиона подзывает нас, и мы подходим к болтающей группе женщин в противоположном углу приподнимающейся дорожки. Грета сразу же загоняет Оландона в угол, и я удивляюсь, когда он заводит разговор между ними.

— Ты сражаешься, — говорит он с вопросом в тоне.

Она смотрит на него, будто он сумасшедший и разражается хохотом.

— Женщины не дерутся! Ну, по крайне мере, не в ассамблее, — поправляется она.

Он переводит взгляд с Греты на тренировочный двор и обратно.

— Тогда зачем вы наблюдаете? — спрашивает он.

Теперь моя очередь смеяться.

— Они наблюдают, потому что им нравится вид.

Фиона хихикает. Я даже вижу неохотную улыбку на лице Джеки. И тогда на лице моего брата появляется понимание. Фыркнув, он отворачивается от нас. От этого я начинаю смеяться ещё сильнее.

Я оглядываюсь на Ашона, чтобы посмотреть, не смеется ли он с нами. Моё веселье иссякает, когда я вижу, что он разговаривает с худым, седовласым мужчиной, которого я слишком хорошо знаю. Блейн вернулся. Я и забыла, что год его изгнания закончился. Надеюсь, Джован смог защитить от него Мейси. Я вспомнила, как Джован разговаривал с ней на балу после танца с Арлой. Теперь я знаю, что Блейн не был тем человеком, который выпустил стрелу. Но нанял ли он кого-то, чтобы спуститься по Оскале? Скопировал ли он каким-то образом карту?

Я смотрю вниз и вижу, что Джован наконец-то заметил нас.

— Время идти дальше, — говорю я, потягивая Оландона за руку. — Мы отправимся повидать Кауру.

— Собаку. Опять. Ты делаешь это каждый день. Я бы предпочёл остаться и посмотреть на это.

— Да, я знаю.

Он не скрывал своей неприязни к Кауре, впрочем, как и она к нему.

— Но думаю, что Джован идёт к нам, чтобы выгнать, так что нам нужно идти. Он не любит, когда мужчины Солати наблюдают, — отвечаю я.

— Почему только мужчины? — спрашивает он.

— Видимо, о женщинах не стоит беспокоиться, — говорю я.

Оландон разражается смехом, привлекая к себе одобрительные взгляды нескольких молодых женщин. По тому, как он становится немного выше, я понимаю, что он тоже это осознает.

— Это нелепо, — говорит он.

Ашон ведёт нас по пустым коридорам к псарням. Мне больше нравится другой, более праздничный замок Третьего Сектора. Правда Аднан сказал мне, что здесь тоже установили большие ванны. Это немного скрашивает безвкусную серость. Кто-то должен украсить всё вокруг. Мои мысли затихают, когда я понимаю, что человеком, который мог бы это сделать, скорее всего, будет Арла. Как бывший партнер Джована в постели и самая высокопоставленная женщина Брума, она обычно отвечала за балы в Секторе. Готова поспорить, она была бы рада, если бы ей оказали эту честь. Я уже слышу, как она злорадствует по этому поводу.

Джован может просить кого угодно, полагаю. Я же не имею на него никаких прав.

— Ашон! — зову я через плечо, припоминая его недавний разговор с Блейном.

— Да, — спрашивает он.

— Помнишь скользкую дорожку, с которой ты обещал сойти? — спрашиваю я, хотя без сомнений он вспомнит, что я говорю о нашем разговоре в обеденном зале после его признания.

Я уже поняла, что восприятие и анализ — не самые сильные качества Ашона.

— Да, — медленно говорит он.

Он гадает, почему я об этом говорю.

— Блейн — это человек, которого я бы сочла скользким. Окружающие его люди, похоже, страдают от его рук. Тебе лучше сойти с этого склона, пока ты не застрял в середине и не набрал скорость. Ты понимаешь, о чём я говорю?

Он долго молчит. Оландон прислушивается к нашему обмену фразами. Ничто из сказанного мною не раскроет действий молодого Принца.

Позади меня раздается вздох.

— Я попробую, — уступает он.

— Что бы ты ни делал, находясь в его компании, — я останавливаюсь и поворачиваюсь к нему. — Куда бы тебя ни занесло. Я бы воспользовалась шансом признаться брату и, возможно, предупредить его о том, какой Блейн человек. Джован будет злее, если ты будешь откладывать разговор с ним, когда у тебя есть возможность признаться сейчас.

Я знаю, что танцую на грани раскрытия информации, которую может знать только Мороз. Но у меня есть подозрение, что Ашон считает меня какой-то таинственной, всезнающей Солати. Если он поймёт это, то проигнорирует.

— Но Джован был так зол, — шепчет он. — Он уже ненавидит меня.

Его слова напоминают мне, что ему всего семнадцать.

— Ашон, твой брат не ненавидит тебя. Он разочарован в тебе, так же, как и ты разочарован в себе. Единственный способ вернуть его уважение — это твои действия. Ты теперь мужчина, ты должен вести себя как мужчина, — резко говорю я.

Он выпрямляется от моего резкого тона.

— Будет сделано, Татума.

Возвращаясь с завтраком, я с удивлением вижу, что Оландон находится на помосте у трона и разговаривает с Королём. Мой желудок скручивается. Что он делает?

Я едва дождалась, пока он сядет ко мне.

— О чём ты с ним говорил?

Ненавижу, что я такая любопытная.

— Я просто сказал Королю, что ты должна сидеть за королевским столом, — шепчет он в ответ.

— Что! — кричу я и закрываю лицо руками поверх вуали.

Я жду, пока сидящие за столом не вернутся к своей обычной громкости.

— Зачем ты это сделал? Я не хочу сидеть рядом с Джованом. Я бы предпочла сидеть здесь, с моими друзьями, — говорю я.

— Твоё положение обязывает тебя сидеть с королевскими особами. Я больше не ношу официального титула, и моё место среди простолюдинов. Твоё же нет, — говорит он.

Брат отказался от своего титула начальника стражи, отправившись на мои поиски. Я вижу, как у Джеки открывается рот от того, что её назвали простолюдинкой. Роман сжимает её руку, лежащую на столе.

Вени, Джован подумает, что я отправила Оландона выполнить мою просьбу. Он думает, что я скучаю по нему? Что я в отчаянии?

Мой тон мягкий. Я не хочу устраивать больше сцен, чем уже устроила. И я уверена, что он почувствует мою ярость.

— Ты больше не в Осолисе, брат.

Я встаю и подаю знак Кауре следовать за мной.

Оландон извиняется, когда возвращается в нашу комнату. Я вижу, что он не понимает моего гнева. Так же, как он не может воспринимать Брум как личности после того, как всю жизнь слышал, как их называли дикарями. Он сидит с ними, ест их пищу, живёт благодаря гостеприимству Короля, но не может видеть дальше того, что ему всю жизнь твердили. Эта зашоренность всегда отличала нас друг от друга, и вне компании Брум он, в основном, тот же Оландон, которого я знаю и люблю. Если он не может смягчить свои предрассудки, что он сделает, если я покажу ему, что я наполовину Брума? Что у меня голубые глаза. Я вижу его презрение в обеденном зале. Он не вступает в разговоры, его почти не интересует, что происходит вокруг.

Я смотрю, как мой брат забирается в постель, чтобы отдохнуть.

Я подпрыгиваю, когда он вскрикивает и вскакивает с кровати, потирая спину. Он разрывает меха и протягивает колючее растение, которое я не узнаю.

— В кровати лежит колотая шишка, — недоверчиво говорит он.

— Как, во имя Солиса, она туда попала? — спрашиваю я, добавляя в голос нужную долю удивления.

Под вуалью я улыбаюсь приглушённому смеху, доносящемуся из коридора.

Сколько времени потребуется моему брату, чтобы понять, что эти розыгрыши не случайны?

Я открываю дверь под видом просьбы Ашону принести кувшин воды, и даю Ашону едва заметное «дай пять».

Сегодня я не скажу ему. Оландону нужно время. Время, чтобы понять, что он может составить собственное мнение о Гласиуме, и, возможно, завязать дружеские отношения. Тогда, возможно, его реакция на мои глаза будет менее острой. Я скажу ему скоро.

Теперь я сижу в двух креслах справа от Короля. Это неудобно и неловко. Драммонд, отец Арлы — один из его советников — вчера сообщил мне, что моя просьба удовлетворена. Моя просьба! Это было ещё хуже, потому что Джован думал, что я хочу быть здесь. По крайней мере, я нахожусь достаточно далеко, чтобы не смотреть в его сторону, не говоря уже о том, чтобы говорить с ним. Было бы ещё лучше, если бы я не была осведомлена о каждом действии Джована. Оландон сидит рядом со мной, несмотря на своё нетитулованное состояние — Джован настоял. Мой брат не замечает, что Король Гласиума смеётся над ним.

Делегаты ухмыляются мне со своего стола внизу, через два ряда. Они знают, что я не в восторге от такого расклада. Но у меня не хватило духу унизить моего Оландона перед Джованом. Но это не значит, что я не отомщу своему брату. В отместку я заставлю его остаться после ужина. Я довольствуюсь тем, что предвижу, как это заденет его чувства. Я хихикаю.

— Итак, ты любишь мясо, да? — спрашиваю я Оландона, когда он посылает мне вопросительный взгляд.

Он проглатывает ещё одну порцию.

— Думаю, оно помогает мне восстановиться.

Крики и вопли оповещают весь наш стол о беспорядках в задней части зала. Находящиеся там члены Дозора и ассамблеи указывают вверх. Кто-то есть на стропилах? Люди стали наблюдать за ними во время еды, хотя теперь лестницу на крышу и вход для ястреба постоянно охраняют дозорные.

Джован встаёт. Я жажду сорвать с себя вуаль. Но я не слышу криков паники. На самом деле, крики переходят в тишину.

— Эй, кто-нибудь из вас знает, где Уиллоу?

Мой желудок резко сокращается, как и в тот момент, когда Кристал слетела с дерева.

Я вижу только очертания, когда мальчик спускается со стропил над столами. Члены ассамблеи вскрикивают, затем задыхаются от восторга, когда он дважды облетает зал. Это даёт мне возможность подтвердить личность человека.

Джимми делает сальто назад и приземляется на стол в центре зала.

— Блять, — выплевываю я под вуалью, садясь обратно.

Я сжимаю руку Оландона, чтобы предупредить его. Это плохо. Джимми знает, как я выгляжу. И что он здесь делает? Адокс убьёт его.

Джимми обращается к своей оцепеневшей аудитории.

— Вы бы узнали её, если бы видели. Она самая красивая женщина, которую я когда-либо видел. У неё длинные-длинные чёрные волосы, но иногда они становятся голубыми, — продолжает он.

Слово «голубые» заставляет меня действовать.

Я отодвигаю свой стул назад с громким скребущим звуком.

— Джимми! — зову я.

Я проскальзываю под королевский стол, не желая тратить время на то, чтобы обойти длинную скамью. Члены ассамблеи поворачиваются ко мне почти как один. Всё жутко синхронизировано.

— Привет, — отзывается он. — Ты знаешь Уиллоу?

— Это я, — говорю я, торопливо спускаясь между столами. — Я просто надела вуаль.

Как только слова покидают мой рот, я жалею, что не могу взять их обратно. Вместо этого мне следовало притвориться знакомой Уиллоу. Волнение будоражит толпу. Татума не всегда носит свою вуаль? Почему она показалась этому мальчику? Откуда он взялся?

Сложно представить, о чём прямо сейчас думает Оландон.

Я приближаюсь к Джимми и отстёгиваю его от Флаера, вытаскиваю стержни за рекордное время, складывая устройство в самую компактную форму. Хамиш был бы горд.

— Почему ты закрыла своё лицо, Уиллоу? Мне нравится твоё лицо, — говорит он, подняв на меня глаза.

Я вздрагиваю, снимая его со стола. Я кладу Флаер под мышку и беру мальчика за руку.

Мне нужно вывести Джимми из замка так, чтобы он каким-то образом не выдал мою личность. И почему он здесь?

— Ты голоден? — спрашиваю я.

Он кивает так неистово, что я удивляюсь, как у него не отвалилась голова. Но это останавливает его от случайного раскрытия моего второго самого тёмного секрета.

— Твоя мама знает, что ты здесь? — спрашиваю я, как только мы садимся за стол с едой.

Ассамблея всё ещё гудит позади нас. Кто-то буквально влетел в обеденный зал. Я делаю едва заметный жест Оландону, который поднимается и идёт к нам. Этот маленький мальчик только что разрушил всю секретность Ире. Джован или мой брат ни за что не оставят их в покое. Никто не сможет забыть то, что видел. Джован поймёт, что последние несколько недель я была с этими летающими людьми. Он слишком умён, ему не понадобится много времени, чтобы понять, что есть только одно место, где эти люди могли существовать незамеченными. Могу ли я придумать какую-нибудь ложь, чтобы защитить секрет Ире?

— Я не сказал маме. Я просто пришёл, — продолжает он, бормоча что-то в хлеб. — Я знаю, Адокс говорит, чтобы мы никому не рассказывали. Но он также говорит не покидать Ире, и он знает, что я всё время это делаю, — бормочет он.

Я прищуриваю глаза. Джимми слишком беззаботен. Он притворяется, что не знает, что натворил.

— Адокс говорит это не просто так, Джимми. Это защищает людей, которые живут в Ире.

Я действительно не хочу вести этот разговор здесь, хотя мы и находимся вдали от столов.

— Ты сказала, что я должен сообщить тебе, если увижу что-то важное. А событий было так много. Я знал, что ты захочешь знать, — говорит он, его голос повышается от расстройства.

Его слова останавливают меня на моём пути.

Я прижимаю палец к его губам, когда он открывает их, чтобы продолжить.

— Придержи эту мысль.

Я без слов смотрю на брата, когда он подходит к нам.

— Скажи Джовану, что он захочет это услышать, — говорю я.

Джован тратит пять драгоценных минут на то, чтобы убедить своих советников, что им не нужно находиться с нами в одном помещении. Я знаю, он понимает, что Джимми может разоблачить меня. Он подумает, что я хочу поговорить с ним об этом. На самом деле это просто предлог, чтобы оставить его одного. Я прислоняюсь к двери зала заседаний, закрыв её. Собравшись с силами, я кладу Флаер на круглый стол и поворачиваюсь к Джимми, с ужасом ожидая, что он скажет.

— Джимми, это мой брат, Оландон, и Король Гласиума, — говорю я. — Пожалуйста, скажи мне, что ты видел в Оскале.

Звуки удивления Оландона и Джована заглушил ответ Джимми.

— Солати! Их сотни. Они уже дошли до третьей пещеры, но линия растянулась до самого дыма, и они продолжают приближаться. Я смотрел целую вечность, чтобы убедиться, — рассказывает он.

— Что? О чём он говорит?

Джован смотрит на мальчика, сидя на стуле.

Сейчас не время для выяснения личных обид. Я подхожу к нему.

— Мать послала свою армию.

Он, замерев, пялится на меня.

— Что?

— Именно это и хотел сказать Джимми. Он скаут в Великом Подъёме.

Я держу остальное в тайне. Может быть, остальные решат, что Джимми живёт в Гласиуме, а не в Оскале. Он, конечно, может сойти за Бруму.

— Армия Солати находится примерно на трети пути сюда.

Джован рывком поднимается на ноги, но качает головой.

— Это невозможно, — говорит он. — Пару дней назад я получил сообщение от твоей матери о принятии моего последнего предложения. Мир близок.

Почему он удивлён, что моя мать солгала? Я оставляю его работать над своим отрицанием и возвращаюсь к Джимми.

— Как быстро они движутся?

— Медленно. Они несут кучу вещей. Мечи и луки. Их ведёт жуткий мужчина.

— Дядя Кассий, — бормочу я про себя.

Он не заслуживает того, чтобы стоять во главе любой армии.

— Никто тебя не видел? — спрашиваю я.

Мальчик выпячивает грудь.

— Конечно, нет.

Я крепко обнимаю его. Хотела бы я, чтобы он смог передать мне весточку, не раскрывая свой народ, но это было слишком большое ожидание от семилетнего мальчика. И если его предупреждение предотвратит войну, то его приход стоит того.

— Ты отлично справился. Возможно, ты спас много людей. Мама может злиться на тебя, но, в итоге, она будет тобой гордиться, — говорю я.

Его маленькие плечи расслабляются.

Я двигаюсь к двери и распахиваю её, зову Рона и озвучиваю короткую просьбу. Я не могу выпустить Джимми из комнаты, но и не хочу, чтобы он подслушал слишком много.

Джован расспрашивает Джимми. Мальчик дрожит, он так боится этого внушительного мужчину. Я беру его за руку, поскольку Джован решил наконец-то поверить в то, что сюда направляется армия.

— Эта чертова вероломная сука! — кричит он.

Я закрываю уши Джимми, пока Джован не останавливается. Хотя я не могу винить его. На его месте я сказала бы то же самое.

— Откуда ты знал, где меня искать? — спрашиваю я Джимми.

От его озорной улыбки я прищуриваю глаза.

— Я последовал за тобой, когда ты ушла, чтобы помочь своему другу. Всю дорогу до этого большого серого дома. Я думал, что ты могла увидеть меня, когда свернула один раз.

Я помню вспышку красного цвета, которую я списала со счетов. Во второй раз Джимми успешно прошпионил за мной. Я должна познакомить его со Льдом.

— А потом я не знал, как попасть внутрь, но заметил эти большие двери наверху, — продолжает он.

Джован рычит от этого.

— Там должен был быть чёртов стражник, — говорит он.

— Там был мужчина. Но я не сразу его увидел. Я заглянул в одну из огромных дверей, увидел людей и подумал, что надо попробовать другой путь, чтобы никто не увидел. Но потом я услышал, что он идёт за мной, и я запрыгнул внутрь, чтобы сбежать.

Я, молча, проклинаю Дозорного. Если бы он не напугал Джимми ястребиным входом, тайна Ире осталась бы в безопасности.

Рон возвращается с Каурой и уходит. Надеюсь, моя просьба вызвала некоторое замешательство в любопытствующей снаружи ассамблее. Я подсаживаю Джимми к Кауре и оставляю пару играть в дальнем конце комнаты.

Я поворачиваюсь к Оландону.

— Во-первых, ты должен кое-что увидеть.

Я тянусь к вуали и наполовину поднимаю её.

Мой брат спотыкается о свои же ноги, спеша подойти ко мне.

Я делаю глубокий вдох и закрываю глаза — обман — перед тем, как полностью снять вуаль. Ободок падает на пол.

Руки хватают меня за лицо. Дрожащие руки.

— Сестра, — говорит он густым голосом. — Я всегда знал, что ты будешь сногсшибательной. Подумать только, мать завидовала тебе! Всё это время.

— Э-э, — осторожно отвечаю я.

Я не могу унять дрожь в голосе. Тёплая мозолистая рука сжимает моё плечо. Рука Джована.

— Открой их, Олина. Твои глаза прекрасны, — говорит Джован.

Возбуждение, которое вызывают его слова, пробивается сквозь панику.

Я открываю глаза.

ГЛАВА 25

Если я считала реакцию Джована слишком эмоциональной, то реакция моего брата просто позорна. Оландон, пошатываясь, падает на одно колено. Полагаю, это крайне сильный шок для того, кто знал меня всю жизнь. Проходит так много времени, пока он в ужасе смотрит на меня, что я чувствую, как слёзы жгут мне глаза.

— Скажи что-нибудь, дурак! Ты расстраиваешь её, — требует Джован.

Оландон отрывает свой взгляд от меня и смотрит на Короля.

— Т-ты знал? Как? — спрашивает Оландон Короля.

Я быстро моргаю, пока внимание отвлечено от меня, и тянусь к ободку, чтобы снова надеть вуаль. Рука накрывает мою ладонь.

— Забудь о ней, на время, — говорит Джован мягким голосом.

Я поднимаю на него глаза и быстро отступаю назад, когда мой нос касается его щеки.

— У тебя голубые глаза, — задыхается Оландон.

Я прочищаю горло и укрепляю свою решимость.

— Да, полагаю, что дражайшая мать спала с Брумой в год мирных переговоров. Мой возраст не совпадает со временем присутствия делегации, но подозреваю, что это было прикрытие. Полагаю, что я старше на срок где-то от шести месяцев до года. По крайней мере, это дата самой ближайшей делегации к моему рождению. У меня есть чёткие воспоминания о тебе в младенчестве, поэтому я не верю, что эта делегация была раньше, иначе я была бы моложе тебя.

— Так, на самом деле, тебе двадцать или около того? — медленно говорит он.

Видимо, он всё ещё в шоке. Я быстро киваю ему.

— Как давно ты знаешь? — спрашивает он.

— Я бы сказала тебе, если бы знала это ещё в Осолисе. Я узнала около перемены назад, — говорю я.

— До этой минуты у тебя было более чем достаточно времени сказать мне!

Он бросает на меня злобный взгляд.

Джован встаёт передо мной.

— На подходе армия, которая собирается убить моих людей. У нас нет времени на твои мелочные обиды. Будь благодарен, что она вообще сказала тебе после того, как ты сидишь и насмехаешься над окружающими тебя Брумами.

Двое мужчин угрожающе смотрят друг на друга.

— У меня есть план, как помешать нашей армии добраться до Гласиума, — говорю я, делая шаг перед Королём.

— Что! — говорит Оландон, вставая на ноги. — Ты собираешься помочь Гласиуму?

Его обвинения приводят меня в ярость, хотя я достаточно честна, чтобы понимать, что часть моего гнева — защита. Неужели моё отношение к Брумам настолько смягчилось?

— Я помогу обоим мирам, Оландон, — я сохраняю голос максимально спокойным.

Внезапно я вспоминаю свой давний разговор с Сатумом Джерином. Он говорил о том, что у Татум есть запасы, которых хватило бы Осолису на несколько оборотов. У меня пересыхает во рту, когда я понимаю, как долго она, должно быть, планировала это. Нас всех одурачили.

— Мать планировала эту войну у всех под носом.

Я встречаюсь с карими глазами моего брата.

— Принц Кедрик был убит в нашем мире. И всё же ты не видишь, чтобы Гласиум принёс войну к нашему порогу. Нас всех обманули. Татум не заинтересована в компромиссе. Она отвлекала Короля Джована, пока покоряла деревенских жителей и собирала наши силы. Своим последним посланием она попыталась обмануть его, чтобы он расслабился, а она тем временем посылает нашу армию для внезапного нападения.

Мне противно быть её дочерью.

— Возможно, летающий мальчик ошибся. И ты веришь, что этот Король Брум сказал тебе правду о сообщениях между нашими мирами? Возможно, он пытается задобрить нас, собирая свою собственную армию.

Этот вопрос поражает меня. Доверяю ли я Джовану? Иногда он бывает властным и имеет тенденцию набрасываться, когда людям больно, но он солгал только один раз, и это было для того, чтобы защитить мои чувства.

— Да, верю, — коротко отвечаю я, игнорируя то, что моё лицо теплеет. Я меняю тему. — Кажется, ты против идеи мира, брат.

В ответ он лепечет:

— Конечно, я хочу мира. А кто не хочет?

— Я спрашиваю только потому, что одно дело — сказать, а другое — активно добиваться этого. Поэтому я спрошу тебя прямо. Ты хочешь мира?

Его взгляд становится твёрдым.

— Да, Татума.

— Как бы ты отреагировал, если бы армия Гласиума пробралась бы к нам через Оскалу, притупив нашу бдительность? — спрашиваю я.

Я отворачиваюсь от него и смотрю на Джована расфокусированным взглядом, ожидая ответа.

— То, что делает мать — за гранью бесчестности. Мне противно быть её сыном, — говорит он.

Я выдыхаю и поворачиваюсь к брату.

Я настаиваю на своём.

— Тогда, когда я говорю, что хочу остановить Солати от нападения, это не потому, что я сменила сторону, — огрызаюсь я. — У меня может и голубые глаза, но я по-прежнему люблю свой народ и у меня есть честь, которой не хватает нашей матери. Я хочу лучшего для обоих миров, и это не ещё одна осада на тридцать перемен.

Я отхожу от брата на несколько шагов, пытаясь сдержать свой гнев.

— Ты сказала, у тебя есть план. В чём он заключается? — впервые за всё время произносит Джован. — И я могу показать тебе письма от твоей матери в любое время, когда ты пожелаешь их увидеть, — говорит он.

Я медленно выдыхаю и поворачиваюсь к нему, игнорируя его последний комментарий, хотя, когда я вернусь, я приму его предложение, а также попрошу изучить их архивы. Когда наши взгляды встречаются, его глаза вспыхивают. Моё лицо теплеет. Он думает о нашей совместной ночи?

— У меня есть план. Отличный план. Но… я не могу рассказать вам подробности. Это было бы нарушением клятвы, которую я дала, — говорю я. — Я понимаю, это трудно, но надеюсь, что ты сможешь понять.

— Ты не можешь сказать ему? — спрашивает Оландон, похоже, довольный.

— Как и тебе, — добавляю я.

Он хмурит брови. Я смотрю на Джована, и мы задерживаем взгляд друг на друге.

— Брехня, — говорит Джован. — Ты сейчас же расскажешь мне.

Я вздыхаю.

— Ну, тогда нам придётся придумать другой план, потому что я не могу выдать то, что знаю.

Я и не собираюсь, конечно. Мой план — единственный способ помешать армии добраться до Гласиума. Я дождусь темноты и заберу Флаер.

— Погоди! — говорит Оландон. — Ты собираешься сбежать.

Мои глаза расширяются.

— Ч-что?

Как он узнал это?

— Это правда? — спрашивает Джован.

Я пытаюсь скрыть своё виноватое выражение лица. Он поворачивается к моему брату.

— Как ты определил это? — уточняет он.

— Она всегда несколько раз смотрит на выходы, когда думает об этом, — говорит брат.

Я пялюсь на него, надевая вуаль и ободок.

— И почему она всё время убегает?

Я задыхаюсь от вопроса Джована.

Оландон пожимает плечами.

— Она всегда так делала. Я бы, наверное, тоже так делал, если бы меня заперли…

— Ландон! — резко говорю я.

Он осекается.

Я избегаю вопросительного взгляда Джована. Наконец, я вскидываю руки.

— Ладно! Иногда я убегаю. Но у меня всегда была причина!

— Ты делаешь это, когда тебе кажется, что нет других вариантов. Когда ты чувствуешь себя в ловушке, — говорит Джован.

Я знаю, что он говорит не только про текущий момент. Он говорит обо мне, сбежавшей от него после бала.

— Да. Если хотите знать, я собиралась сбежать, — говорю я разгорячённым шёпотом. — Но только потому, что это единственный вариант помешать им добраться до Гласиума. Иногда, побег — лучший путь для обоих миров, — говорю я Джовану.

От моего замечания он поднимает голову. Он знает, что я говорю о той ночи.

Он подходит ко мне и поднимает мою вуаль. Его выражение лица застает меня врасплох. В нём настороженность, надежда и отчаяние одновременно. Он тоже любит свой народ. Я смотрю на него, желая, чтобы он понял.

— Ты понимаешь, как это выглядит? — спрашивает он.

Это выглядит ужасно. Моя мать готовит нападение, а я прошу его отпустить меня. Как знать, может быть, я бегу, чтобы сообщить армии, что он знает об их продвижении. Я киваю.

— Ты мне доверяешь? — спрашиваю я с сухой улыбкой.

Вспомнит ли он слова, которые сказал мне перед тем, как мы переспали?

— Ты раздражаешь меня больше, чем кто-либо другой, но ты никогда намеренно не делала ничего бесчестного или аморального. Да, я доверяю тебе, и твоей способности обеспечить свою безопасность, — говорит он.

Я моргаю, глядя на него. Он серьёзно сейчас сказал это?

Джован продолжает:

— Тем не менее, я беспокоюсь, что ты могла не рассмотреть ситуацию под всеми углами. Иногда тебе с трудом удаётся предсказать последствия своих действий. Что, например, будет, если тебя поймают?

Он ведёт себя рассудительно уже второй раз с момента знакомства, поэтому я проявляю к нему уважение, размышляя над его словами. Я знаю, что склонна бросаться во всё с головой, и да, он говорит правду, когда говорит о непредвиденных последствиях. Разве бы я сбежала во Внешние Кольца, если бы подумала о том, как это повлияет на моих друзей? Мать убьёт меня, если поймает, в этом нет сомнений, а потом она обвинит Джована, и война, которой мы отчаянно пытаемся избежать, всё равно начнётся.

— Я оценила последствия, и это всё равно нужно сделать, — я кладу свою руку на его. — Это единственный выход, — говорю я.

Его голубые глаза впиваются в мои. Это больше не глаза Кедрика. Это глаза Джована.

— Ты пострадаешь?

— Я очень постараюсь, чтобы этого не произошло. Несмотря на то, что ты думаешь, я не наслаждаюсь, когда меня бьют.

Он морщится.

— Я пожалел об этих словах, как только они покинули мой рот. Прими мои искренние извинения за то, что они когда-либо были произнесены, — говорит он.

Я улыбаюсь ему и вырываю свою вуаль из его пальцев.

— Тогда, полагаю, я тоже должна извиниться за то, что ударила тебя, — произношу я.

Кашель напоминает о том, что Оландон наблюдает. Я отхожу от Джована подальше. Мою руку покалывает там, где она касалась его руки.

— Как попасть на крышу? — спрашиваю я.

ГЛАВА 26

Требуется ещё один час, чтобы убедить Короля Гласиума в моём плане, когда он понимает, что я намереваюсь «рискнуть своей жизнью» в «смертельной ловушке». Этому не способствует и то, что Оландон внезапно соглашается со всем, что он говорит.

Джован забирает мой Флаер со двора, а я хватаю провизию на глазах у глазеющей ассамблеи и иду в комнату, чтобы переодеться в свой лётный костюм. В своей комнате я предупреждаю Джимми, чтобы он не упоминал о моей вуали никому в Ире. Я не знаю, насколько я могу доверять мальчику. Но у меня нет выбора.

Я беру Флаер у Джована, который вертит его в своих руках. Я начинаю вставлять прутья на места. Джован и Оландон настояли на том, чтобы сопровождать меня на крышу, и оба до сих пор время от времени пытаются отговорить меня от моего решения. Я удивлена, что Джован до сих пор не выполнил своё громогласное обещание запереть меня в моей комнате.

— Почему ты меня отпускаешь? — я, наконец, подаю голос, не в силах удержаться от вопроса.

Джован наблюдает, как я туго затягиваю ремень на бёдрах.

— Вернись, и я расскажу тебе.

— Ты отчаянно пытаешься остановить армию Татум? — спрашивает его Оландон.

— Нет, — коротко говорит он.

Он снова с мрачным вниманием смотрит на мои руки.

— Ты уверена, что сделала всё правильно? — ворчит Джован.

Я вздыхаю.

— Джован, я делала это сотню раз. Перестань волноваться. Оландон ведь не волнуется.

— Я бы так не сказал, сестрёнка. Просто я знаю, что с тобой лучше не спорить, — говорит Оландон.

— Ты будешь готовить свою армию? — спрашиваю я, игнорируя брата.

Взгляд Джована теряет свою жёсткость, когда он видит моё беспокойство.

— Я должен, Олина. Хотя, если уж на то пошло, я надеюсь, что ты добьёшься успеха, и моя собственная армия станет ненужной.

Я грустно улыбаюсь ему.

— Я понимаю. Ты должен защитить свой народ. Я бы сделала то же самое.

— Ты понимаешь, что лучник мог уйти таким же образом, — говорит Джован, глядя на Флаер.

Я снимаю вуаль и смотрю на него. Конечно. Это абсолютно логично.

— Я не думала об этом, — говорю я, заправляя вуаль в нательный костюм.

Всё это время. Я не могу в это поверить. Не удивительно, что я не нашла улик в Гласиуме. Я была так сосредоточена на том, что убийца — Блейн, что не подумала об Ире. На протяжении недель ответ был прямо передо мной. У кого ещё, кроме делегатов и Ире, был доступ в Осолис?

— Я тоже так считаю, иначе ты бы уже бросилась мстить, — говорит он.

Я закатываю глаза от его слов.

Он хватает меня за подбородок.

— Я говорю тебе это только потому, что это значит, тебе нужно быть начеку. Сосредоточься на том, зачем ты там находишься. Если убийца часть летающий общины, тогда ты знаешь, как найти его.

Он прав, не то, чтобы мне требовалось напоминание. Предотвратить войну сейчас важнее, чем отомстить за Кедрика. Джован отпускает меня, как только видит, что его слова достигли цели.

— Может мальчику стоит пойти первым, — говорит он.

Я смеюсь. Оландон удивлённо смотрит на него.

— Он шутит, — объясняю я.

Джован поднимает брови.

— Вообще-то, нет.

Джимми уже давно готов и ждёт меня. Оландон помогает мне забраться на край, хватая меня за руку, надеясь, что я одумаюсь. Когда я наклоняюсь против ветра, меня осеняет, что многие из самых поворотных моментов моей жизни произошли на крышах. Встреча с Алзоной, бегство в Ире с Кристал, а теперь я покидаю замок Гласиума, чтобы остановить войну.

— Лина, ты уверена насчёт этого? Я знаю, что мальчик делает это. Но это невозможно, — говорит Оландон, крепко держа мою руку.

Я поправляю плечами Флаер и принимаю более удобное положение.

— На самом деле, это занятие довольно веселое, особенно когда ты перестаёшь думать, что умрёшь, — говорю я.

Джован фыркает. Он непринужденно стоит рядом со мной, но без вуали я вижу мелкие признаки, которые говорят о том, что он волнуется.

— Волнуешься? — спрашиваю я.

Я жду от него ответной реплики, как он поступает обычно, но он просто смотрит на меня пустыми глазами, не отвечая.

Я посылаю взгляд Джимми.

— Готов?

Он просто смеётся и соскальзывает с крыши.

Джован, наконец, сдаётся.

— К чёрту. Ты никуда не летишь, — кричит он.

Я прыгаю в сторону, уклоняясь от его захвата, и слышу позади себя два вскрика, скрываясь из виду. Я чувствую знакомый толчок в животе, когда крылья раскрываются, и я взмываю вверх. Я поднимаюсь, чтобы добраться до уровня Джимми, и бросаю взгляд на две изумлённые фигуры на крыше позади меня.

Я поднимаю одну руку и машу. Меньшая фигура, Оландон, поднимает руку в ответ. Другая просто смотрит, сложив руки. У меня могут быть проблемы, когда я вернусь назад.

Я возвращаюсь к Джимми.

— Наперегонки? — спрашиваю я.

Чем быстрее мы доберёмся до Ире, тем быстрее я смогу остановить армию Татум.

— Договорились! — кричит он.

~ КОНЕЦ ВТОРОЙ КНИГИ ~

Переведено для группы https://vk.com/booksource.translations