Мечтатель

Часть I

Гравикам с бешеной скоростью пронесся по улице, поднимая тучи серой летней пыли и разбрасывая мусор по обочинам дороги. Молодой человек лет двадцати-двадцати пяти еле успел отпрыгнуть в сторону и прижаться к сетке заграждения. Теплая плазма, удерживаемая в четко заданных границах искусственно созданным полем притяжения, приняла его, как родного. Вообще-то, подобные защитные буфера ставили для смягчения удара в случае вылета гравикамов и гравилатов за полосу движения, но они могли подхватить и неудачного пешехода, как это произошло сейчас.

Машина прошла мимо, обдав несчастного облаком пыли, и скрылась за углом. Камера дорожного наблюдения непонимающе мигнула, еще и еще раз проверяя по записи скорость транспортного средства, которая упрямо не хотела вписываться не то что в 300 км/ч, разрешенных для обычных городских трасс, но даже в максимальный предел спортивного автобана, составляющий 1200 км/ч. Как ни странно, но следующая камера удивительный автомобиль не засекла. Он словно испарился с улиц Города, ровным стальным щитом покрывшего всю планету.

Молодой человек неуклюже выбрался из теплых обволакивающих объятий экрана и, выйдя на середину дороги, посмотрел куда-то в неопределенную даль, туда, где скрылся неизвестный гравикам.

— Что хотят, то и делают! Совсем распоясались! — буркнул он себе под нос и, внимательно оглядев пустую улицу, быстро-быстро пересек проезжую часть. Пройдя метров сорок, он скрылся за полупрозрачными дверями главной библиотеки сектора, выполненными в стиле начала двадцать второго века — ударостойкое стекло в прочнейшей пластиковой оправе. Когда-то такие двери стояли в каждом доме, а сейчас подобная роскошь была по карману лишь немногим избранным. Ну и конечно, главным библиотекам и музеям, полностью находящимся на содержании у государства и позволяющим себе все, что угодно.

Я мысленно приказал компьютеру окончить запись под порядковым номером АТ7356-2998 и откинулся в кресле. Интересные случаи происходят на бесконечных улицах бесконечного города, воистину интересные. Вот, в принципе, что такого удивительного произошло сейчас? Чем это маленькое и незначительное происшествие выбивается и колеи ему подобных, тех, что каждую секунду происходят в каждом уголке планеты? По черным кварталам Нижнего города постоянно носятся не только новенькие гоночные гравилаты, но даже сейчас кажущиеся нам абсолютно немыслимыми устаревшие колесные автомобили. Они сбивают людей, сбивают насмерть, ведь без этого никак. У меня есть сотни записей таких случаев, тысячи кадров, показывающих всю порочность и несовершенство человека, и что?

Ничего. От того, зафиксировал я что-то или нет, меняется крайне мало. Единственное, на что способна запись — как бы повернуть время вспять и сделать тебя очевидцем того, что давно прошло. Моя летопись позволит узнать, что было на земле раньше жителям будущих эпох. Эпох, настолько далеких от нас, что я даже не могу представить, когда они наступят.

По глади экрана пробежала легкая рябь, две стойки, формирующие гравитационное поле, слегка засветились, придавая разогретой плазме, получаемой прямо из окружающего воздуха, полностью трехмерное изображение первого из моих секторов города с высоты птичьего полета. Это я дал компьютеру такой приказ, а он, как всегда, безоговорочно и бездумно слушает главного хрониста института. Хотя, бездумно — это не верно. Искусственный интеллект здания мыслит с такой скоростью, что квант света, летящий от солнца, не сможет сравниться с ним в быстроте. Я не знаю, сколько операций в секунду он может выполнять, знаю лишь, что любое мое движение он отслеживает с максимальной точностью и заносит в свои архивы. На хрониста, создающего историю, тоже заведено досье, в котором отображена вся его жизнь. Странно, но я ни разу это досье не видел. Говорят, сотрудникам «Клиониса» не положено знать то, что знает о них начальство. Может быть, это и верно.

Но, как бы там ни было, я обязан выполнять свою работу. И я ее выполняю. Со всей строгостью и ответственностью.

Город… Бесконечные кварталы улиц, ровными прямоугольниками застлавшие площадь планеты, золото лазерных щитов, покрывающих сектора и обеспечивающих там нормально обращение кислорода и углекислого газа… Висящие в воздухе полосы дорог и спортивных трасс, миллионы гравикамов и гравилатов, неизвестно куда спешащих по тысячам и тысячам километров дорог, не имеющих ни конца, ни начала… Черные змеи грузовых кораблей, затянувшие верхние уровни движения, парализовавшие половину воздушной оболочки, исказившие привычный лик домов серыми и белесыми тенями инерционных двигателей, разорвавшие надоевший желто-голубой простор небес… Высокие белоснежные башни жизнеобеспечивающих комплексов, устремивших в небо тонкие, почти невидимые даже с верхних уровней иглы, с которых ровными янтарными фонтанами стекала мутная энергия защитных куполов…

Все это Город, неизменный и почти вечный, в чем я последнее время начинаю сомневаться. Иначе, зачем в чью-то умную голову пришла идея создать институт истории и социологии, ответственный не за изучение, нет, за сохранение Истории такой, какой она есть на самом деле? Мы, сотрудники «Клиониса» видим все, что происходит, имеем полную информацию о каждом человеке на планете, помним обо всем, что случилось за последние двести лет. Разумеется, есть сведения и о том, что было в более древние времена, что происходило даже в двадцатом, девятнадцатом веке, но мы не можем поручиться за достоверность той информации. Просто не можем. Ведь тогда не было института истории «Клионис», который миллиардами порхающих по всей планете глаз следит за миром. А уже потом хронисты, высшие сотрудники организации, на которых лежит тяжелая обязанность вершить Историю, создают полную картинку всего происходящего во вселенной.

Нет, не зря институт носит свое имя, образованное от имени Клио, музы истории. Он на самом деле является высшей организацией, сумевшей упорядочить невозможное. Он разложил по полочкам саму историю!

Тридцатый век. 2998 год. Когда я представляю, на сколько тысячелетий человечество отдалилось от того блаженного этапа, когда оно не умело не то что создавать своими руками предметы труда, но даже и разговаривать, мне становиться страшно. Ибо я понимаю, что человечество катится в пропасть. Оно уничтожило все, что только могло.

Сотни лет назад поверхность планеты покрывали горы, у их подножий качались девственно чистые леса, по широким зеленым равнинам бежали прозрачные реки, ветер разгонял пески пустыни, заставляя прятаться по своим невидимым логовам животных. Тихо шуршали и серебрились под светом солнца травы прерий, болотная муть вздрагивала под копытами лосей, быстрые антилопы богоподобно бежали по просторам саванн, дельфины рассекали зеленую ширь океана. Хвойные леса качались под порывами холодного ветра, стряхивая с веток снежные шапки, голубые льды ворочались в северных морях, белые медведи прикрывали носы, охотясь за рыбой…

Все это было. Но оно ушло. И никогда, никогда не вернется!

Я протираю кулаками уставшие глаза и снова устремляю свой взор на экраны чистой, покоренной плазмы, упорно показывающие мне серые, невзрачные строения Города.

Да именно, Города, и не как иначе! Ибо то, что сумело овладеть всей планетой, выстроиться в три уровня над поверхностью земли, вознести шпили самых высоких зданий на немыслимую высоту в четыре километра и зарыться на такую же глубину под землю, не может называться иначе. Город — это величайшее творение человечества. Оно никогда не сможет создать что-то такое же великое и прекрасное. Город затмевает все чудеса света. Что такое по сравнению с ним пирамиды или какой-то замухрыжный маяк в Александрии? Ничто! Город поглотил ту Александрию давным-давно, так давно, что о ней никто не помнит.

Лишь я. Лишь я все знаю и все помню. Я — Хранитель. Я — Хронист. Я — Историк. Я — Исследователь. Я уже давно перестал быть человеком и превратился в тупую машину, желающую только одного — получить ответы на свои вопросы и понять, что значат мои ночные кошмары. Да, на моих снах надо остановиться поподробнее. Но потом. Экраны тревожно перемигиваются, привлекая мое внимание.

Красные веревки монорельсов, обволакивающие высотные строения двойной, если не тройной спиралью, кристально белые громады лифтов, движущиеся между средними и верхними уровнями Города, яркие, блещущие новизной корабли правительства с давно надоевшими логотипами на бортах.

Черные, распяленные зевы стоянок, стремительный полет ночных огней гравикамов, медленные, ползущие тени гравилатов, бледное, синюшное пятно в небе, некогда бывшее луной, серо-оранжевый простор свода, на котором не видно ни одной звезды. И не из-за того, что защитные купола уменьшают видимость, нет! Огни города, сияющие, великолепные, блещущие в вечном танце красок и жизни, закрыли собой холодный и ровный свет далеких звезд. Луна, и та превратилось в блеклое и размытое пятно.

Я поправляю на голове ледяную сталь обруча, тесно обхватившего мои виски. Несколько лампочек на панели обеспокоено мигают, потеряв связь с моим мозгом, но потом компьютер снова ловит волну и успокаивается. Стальной обруч хрониста… Удивительное изобретение. Пожалуй, одно из немногих великих, сотворенных за последние двести лет. Он позволяет улавливать волны, исходящие от человеческого мозга, преобразовывать и передавать искусственному интеллекту в доступной для него форме. С помощью него я отдаю приказы Институту, записываю фрагменты жизни, рисую картинки Города…

Громадный, трехслойный пирог, называющийся просто и незамысловато — Город. Верхний, средний и нижний уровень сплелись в глухую спираль, но при этом на каждом из них действует свой неповторимый закон, существует свое, пусть и незаконное, правительство.

Верхний, или Белый уровень. Сияющие серебром мостовые, ровная гладь золота искусственных водоемов, дорогие арочные пролеты дверей, яркий багрянец телепортеров. Автоматические тротуары, везущие пешехода на тонком коврике плазмы туда, куда ему надо, веселые, улыбающиеся люди, идеальная одежда из лучших ателье…. Зачастую искусственные лица, фальшивый блеск глаз, дышащие холодом севера усмешки за чужой спиной, власть кредитных карточек, миллиардных счетов, бесконечных, таких же бесконечных, как и сам Город, денег.

Кресло успокаивающе обнимает меня за плечи и включает подогрев сиденья. Я почти проваливаюсь в зыбкую ирреальность сна, но, преодолев себя, вырываюсь из объятий заботливой техники и снова подхожу к раскаленным экранам. В голове ИИ настойчиво требует прервать работу и передохнуть, но я посылаю его куда подальше и снова усаживаюсь в кресло. Ни одна машина не вправе управлять человеком, и даже лучший компьютер вселенной не может себе это позволить. Свобода — высшая ценность, дарованная всем в равной мере, и если я хочу сжигать себя, по сорок часов сидя перед экранами шестого управляющего зала института «Клионис», то я буду это делать. И никто не сможет мне помешать. Ни начальство, ни искусственный интеллект.

Ведь я всего лишь хочу найти ответы на свои вопросы.

Средний уровень. Он включает в себя старые, ветхие, еще сохранившиеся в некоторых местах небоскребы, надземные сооружения, приближенные к земле, и нижние уровни высотных зданий. Рабочие кварталы, научные лаборатории, заводы чистого производства. Лучшие спортивные трассы, великолепные машины, честные, открытые люди. С виду здесь идет настоящая жизнь. Но это только внешне. Для постороннего наблюдателя, не способного постигать суть вещей, для рядовых хронистов, зажравшихся на своей работе, здесь Эдем, идеал. Ведь здесь чувствуют, ссорятся, размышляют, беспокоятся, а иногда забивают на все подряд, и спускаются ниже, к старым, разрушенным дорогам, уничтоженным зданиям, к ничем не ограниченной свободе.

Это — нижние кварталы. Они не разлинованы на сектора, они не имеют управляющих, там царит полная, ничем не ограниченная анархия. Там истинная свобода. Может быть. По крайней мере, не мне об этом судить. Ведь я — хронист. Я — фигура, равная древним богам. У меня в кармане лежит карточка девятнадцатого уровня доступа, выше — лишь у одного человека — президента республики. Ну, или диктатора, как знать. Меня это не касается. Я — хронист. Я вижу Историю такой, какая она есть на самом деле, я отвечаю за то, станет ли кто-то великим или ничтожным, императором или рабом. Тот, кто стоит у власти, для меня запретен. Мне не дано видеть его жизнь, он никогда не появится в моих архивах.

Но обычные люди приползают ко мне на коленях, а девушки, узнав про мою работу, начинаю вешаться на шею. И упорно не слезают, пока не увидят себя в архивах института истории «Клионис».

Но с другой стороны, в наше время они вешаются на шею кому попало. Высшая ценность — свобода, и никто не сможет ее отнять. Хороший девиз! Земля живет под ним уже сотни лет, с далекого 2443.

Тогда, в те забытые времена, надо было что-то поменять, дабы успокоить бешенство толпы, негодующей по поводу уничтожения родной планеты. И до верхов наконец-то дошло — настало время объединиться. По правде сказать, к этому и так уже шло. Первым шагом стал Европейский Союз Единых Государств, объединивший около тридцати стран. На кинолентах, сейчас сохранившихся лишь в памяти компьютеров, засняты довольно любопытные кадры для любого археолога. Не для меня. Жалкая плоская картинка, хватающая отдельные эпизоды произошедшего события. Этой ничтожной хронике далеко до совершенства, созданного сегодняшними технологиями. А точнее вчерашними, да даже не то, что вчерашними. Всему, что меня окружает, уже более четырехсот лет. Но обо всем подробно.

Прогресс добирается до небывалых высот, достижения научно-технической революции гордо шагают по миру, в наглую влазя в каждый дом. Грезы самых отчаянных фантастов того времени начали превращаться в реальность. «Будущее рядом, Будущее около нас!» — еще один интересный агитационный плакат. В наше время от них деваться некуда, а тогда…

2076 год. Образование ЕСЕГа, явившегося прямым потомком ЕС. Уже к тому времени намечавшаяся тенденция к росту городов стала, если так можно выразиться, небольшой проблемой. Население Земли составляло 19 млд. человек, и вся эта масса народа должна была где-то жить. Половина Европы тогда уже превратилось в один большой город, правда, он тогда еще относился к разным странам, но с 2077 года он становиться столицей нового государства. Его население по официальным источникам составляло 253 миллиона человек, по неофициальным — 389. Но это было первой каплей в бушующем океане событий.

Вокруг мегаполисов шло постоянное, ни на день не прекращающиеся строительство. Возводились все новые и новые кварталы, исторические центры сносились, и на их месте вырастали небоскребы, подпирающие своими вершинами небеса. Разумеется, до чудесных зданий 2569 года было еще далеко, но первый шаг, тем не менее, был пройден.

Через сотню лет рост городов привел к тому, что понятие «малый город», а тем более «деревня» перестали существовать. Вся северная часть Америки, Европа, Океания и вновь созданная Азиатская Республика, объединившая Китай, Японию, Корею и ряд других стран, превратились в одни громадные мегаполисы. Уцелела только достаточная часть Сибири, Амазонские леса, чудом спасенные от истребления, и Австралийские пустыни. Но и они шаг за шагом отступали под бешеным напором атак цивилизации.

2200 год. Технология холодного синтеза получила свое логическое воплощение. Она долгое время простаивала из-за политических мотивов, и лишь сейчас, когда на Земле начались серьезные перебои с энергией и минеральными ресурсами, выступила вперед. В океанах заработали мощнейшие реакторы, а ученые наконец-то получили достаточные объемы энергии, чтобы справиться с большинством проблем современности.

Это было безоблачное время. Людям тогда казалось, что наступил золотой век. У человечества не было никаких проблем. Все шло так, как надо.

Я отдаю компьютеру приказ перейти в автоматический режим на предельный для него срок в десять минут, и тут же командую показать все имеющиеся материалы по двадцать четвертому веку. Он послушно ловит мои мысли и кидает в мое воображение доступные картинки.

Рывок сознания — и я стою посреди белоснежной площади, вокруг меня ходят люди в ярких, разноцветных одеждах. Рядом — зеленые живые изгороди, маленькие радуги пляшут в хрустальных брызгах фонтанов, искусственные ручьи стекают с альпийских горок, воссозданных в самом центре столицы ЕСЕГа. Европа — первая среди величайших городов мира. Какая жалость, что ты просуществовала так мало лет!

Рывок — я посреди великолепного китайского парка. В каналах журчит серебристая вода, над головой блестит ярко-голубое небо, красные пожары мостиков четко выделяются на фоне гармонично вписавшихся в пейзаж камней и зеленой травы. Седые старики сидят на лавочках, с наслаждением вдыхая чистый лесной воздух, а рядом, в каких-то пятидесяти шагах рассекают воздух стремительные автомобили и высятся громады первых километровых зданий. Азиатская Республика. У нее был свой, особенный, непередаваемый колорит. Она играла красками жизни, в ней была и мудрость веков, и бесшабашное отчаяние молодости.

Рывок — и передо мной вырастает беспредельная синь океана. Посреди нее высятся неуловимо летучие громады царственных, как древние дворцы, зданий. Океания. Место, где сумели примириться, прервать свой вечный спор две основополагающие стихии — земля и вода. Морские волны здесь не обрушивают беспричинный гнев на хмурые бастионы упрямых утесов, собираясь снести их с лица планеты. Нет! Вода плавно перетекает в голубое стекло небоскребов, вознесших свои иглы прямо посреди смелого буйства океана, объединяясь, сливаясь с ним, превращаясь в единое целое.

Рывок — я стою на чистой и прибранной набережной. Тихие волны с шуршанием плещутся о берег, закатное солнце золотит черные окна небоскребов и седые фонари магазинов. За моей спиной тянется широка аллея, по которой, не спеша, прогуливаются улыбающиеся парочки. Америка. Великая держава, лишь немногим позже Европы достигшая высшего уровня благосостояния и расцвета.

Еще один рывок. Я посреди своего кабинета, окруженный десятками экранов с трехмерными и плоскими изображениями девяти секторов великого и ничтожного слоеного пирога, называющегося просто и незамысловато — Город.

Царство техники и порока. Разврата и культуры. Знания и бессилия. Скопище уникальных парадоксов — Город. А ведь как все красиво начиналось…

Следующим шагом стало изобретение грави-контейнеров, в которые могли заливаться почти бесконечные объемы чистой энергии, а потом энергия безболезненно, нужными порциями вынималась обратно. Стали реальны межгалактические путешествия, со скоростями, близкими к скорости света.

Человечеству понадобилось двести лет, чтобы понять, что в радиусе их достижения нет ни одной планеты, доступной для колонизации. Планы по созданию искусственной атмосферы на Марсе успехом не увенчались, и после гибели научно-исследовательской станции «Марс-1» с десятью тысячами учеными и работниками на борту, туда перестали посылать корабли. Время бешеного азарта новейших открытий прошло. Началась тихая, размеренная жизнь, скрашиваемая уничтожением лесов и застройкой пустынь — людям требовалось все больше и больше места. До печального 2443 осталось еще много и много лет.

Я откинулся в кресле, уныло переводя взгляд с одного экрана на другой. Ничего интересного. Главное событие дня в виде непонятного объекта в 36 секторе уже прошло и вряд ли произойдет что-то более интересное. Хотя, кто знает? Я привык вершить историю, но все равно постоянно оглядываюсь на судьбу. Иногда она бывает благосклонна, иногда нет. Удача всегда была дамой своевольной. Сначала она может шествовать с тобой рука об руку, премило улыбаясь твоей особе, а потом, без всякой видимой причины, наградит пощечиной и покинет своего кавалера, гордо подняв голову. Так что не надо шутить с судьбой, не надо призывать ее чаще, чем положено. Один счастливый случай в день — довольно.

«Профессор Карлан!»

Мягкий и вкрадчивый голос института полоснул по усталой голове лезвием громадного меча. Я сидел за мониторами более тридцати часов, четыре обычных смены, и все никак не хотел вылазить из любимого кресла. Для меня работа давно перестала быть просто работой, она превратилась в вещь, способную дать ответы на мои вопросы, и я самоотверженно их искал, сжигая себя перед раскаленной плазмой, просекаемой тонкими лучами разогревающих лазеров.

«Да, Игнесса».

И кто надоумился дать ИИ такое странное имя? Еще один вопрос. Но он меня волнует не особенно сильно. Слишком много других, более важных.

«Профессор, вам прекрасно известно, что имя я себе выбрала сама! И чем оно вас только не устраивает? Всем нравиться».

«Я и не против. Пусть нравится. Ты по какому поводу?»

«Будто вы не знаете!»

О, боги! Кто создал это чудовище? Все остальные компьютеры как компьютеры, а эта! У нее даже характер есть. Она почти человек, так нельзя!

«Профессор, а что вы хотите от меня слышать? Да, сэр! Нет, сэр! Вам не кажется, что это не есть хорошо?»

«Игнесса, мои мысли для тебя не предназначаются!»

«Но я же их вижу! И что вы прикажете делать? Молчать?»

«Уж лучше молчать. Ты по какому поводу?»

«А к вам уже без повода и заглянуть нельзя? Зазнались вы, профессор, ой, зазнались!»

«Нахалка!»

«Ну-у! Зачем так грубо! — в моей голове серебряными колокольчиками зазвучал ее смех. — Я к вам со всей душой, а вы…»

«Что тебе, о, чудо инженерной мысли?»

«Профессор, вы заработались. Пора отдохнуть».

Заработался. Пожалуй, что так. Но иначе я просто не могу. Пульт маленького бронированного кабинета в «Клионисе» единственное место, способное дать мне ответы. Но оно их не дает. И чем больше я здесь сижу, тем невозможнее кажется мне хоть когда-нибудь разгадать загадку собственного мозга. Боги, почему, почему я вижу сны? Почему я хочу, чтобы люди перестали жить, так как они живут, без причины, в одном единственном стремлении — увидеть рассвет нового дня, поменять сегодня на очередное завтра, завтра на послезавтра и так далее, до конца времен, ждать которого осталось не так уж и долго?

Господи, что со мной?

Город прекрасен, люди в нем счастливы, они живут каждый своей жизнью и не от кого не зависят. Так почему же я к ним привязался, почему в моих снах я хочу переменить их судьбы?

Нет ответа. Вокруг лишь тишина и сумрак наступающей ночи, проглядывающей в непробиваемые окна. А еще — непонятная тоска, схватившая сердце стальным обручем и все сильнее и сильнее сжимающая его в бесконечно долгом и упорном желании сломить мою душу. Когда, когда все это кончиться? Мне нет покоя ни днем, ни ночью. О, боги, как я устал! Устал от жизни этой, бессмысленной и монохромной, устал от людей этих, гордых и себялюбивых, как я устал!

И опять противоречия. Люди и велики, и ничтожны, Жизнь бессмысленна и полна красок, технология убивает и созидает одновременно. Так всегда. Нет ничего единого и ничего однозначного. Все можно растолковать по-разному, лишь бы было желание.

«Профессор, вы опять уходите в себя!»

«И что, Игнесса?»

«Ничего. Просто я пугаюсь, когда перестаю видеть ваши мысли, зная при этом, что вы точно о чем-то думайте».

«И что, Игнесса?»

«Я не встречала ни одного человека, который мог бы что-то от меня скрыть. Только вы».

«Значит, я не человек!» — интересная мысль. А вдруг?

«Что за глупости, профессор! А кто вы тогда?»

«Не знаю, Игнесса, не знаю…»

Я скользнул невнимательным взглядом по монитором и откинулся в кресло, устало прикрыв глаза. До конца смены — час. Это время я еще досижу, а потом домой, спать. В настоящей постели, а не в этой зеленой жиже, великолепно снимающей усталость и увеличивающей восприимчивость мозга. Мне не нужны сновидения, мне нужен покой!

«Профессор…»

«Игнесса, — в наглую перебиваю я искусственный интеллект здания, — не называй меня так. Я же не какой-то дряблый старик-маразматик, оглушенный очередной идеей фикс. Мне всего двадцать пять лет!»

«И что это меняет? Если вы сумели получить этот титул семь лет назад, то так вас и надо называть!»

«Браво, Игнесса! Ты мне все объяснила! Спасибо тебе за помощь!»

«И не надо иронизировать! Я права!»

«Впрочем, как всегда, моя дорогая, как всегда…»

Я тряхнул головой, убирая со лба непослушную прядь, и взглянул на мониторы. Ничего. И не дай Бог, что-то произойдет. Мне уже никого и ничего не надо. Лишь тишина и покой.

«Профессор…»

«Игнесса, бери управление и подключай меня к общей сети».

«Но…»

«Бери!»

«Начальство…»

«Кто им скажет?»

«Я!»

«Игнесса!»

«Хорошо, Карлан, подключаю!»

Я закрыл глаза и тут же провалился в зыбкую ирреальность общей сети здания. Передо мной выросла широкая и длинная аллея, около каждого поворота в которой стоял небольшой указатель. Система поиска. Я всегда выбирал именно такой интерфейс, навивающей легкую грусть и снимающий усталость. Может быть, обычная графическая обложка и была удобнее по своим функциональным назначениям, но мне гораздо привычнее и роднее этот тихий парк девятнадцатого века.

Я быстрым шагом двинулся по аллее, выбирая раздел истории. Свернув на нужную тропинку, я немного попетлял среди разных эпох и наконец-то вышел на современный этап развития. Давно я здесь не был, ох, давно! Пришла пора освежить воспоминания.

Я повернул на узкую, поросшую густой травой тропинку, отходящую от деревянного указателя, лаконичная надпись на котором гласила — «революция 2443 года». В это время только-только изобрели трехмерно-проекционную съемку, в которую я и собирался войти.

Когда заросли ив зашуршали за моей спиной, скрывая от взора глаз основную аллею, мое тело рвануло куда-то вверх и в сторону, пару раз перевернуло и через несколько секунд опять поставило на землю. Какое-то время в голове плавал туман, но потом все прошло, и я смог оглядеться.

Так всегда. Мозг не сразу может настроиться на посылаемую ему волну, и сначала бунтует, противиться вмешательству в мыслительную деятельность и изменению каналов передачи сигналов в нервной системе, но потом успокаивается. Может быть, когда-нибудь изобретут технологию, позволяющую выбрасывать человека в точки сети без всяких побочных явлений, но я в этом глубоко сомневаюсь. На этой планете уже никогда не будет изобретено ничего стоящего. Ни-ког-да.

Я находился на широкой центральной площади Европы, около здания правительства, окруженного тройным кольцом солдат в тяжелых моторизированных доспехах, подключаемых к сознанию человека внутри и за счет этого позволяющих придать полутора тонной боевой машине потрясающую скорость и точность.

По сути, стражники, окружившие здание, уже не были людьми. В них было впаяно такое количество проводов, микросхем и имплантантов для улучшения слияния с машиной, что они уже перестали быть людьми, и стали киборгами, универсальными устройствами уничтожения. А встроенная система защиты, берущая тело под свой контроль после смерти человека, только доказывала это.

Серые стальные корпуса МЕБОСов (МЕханизированная БОевая Структура) сумрачно поблескивали под закатными лучами, одним своим видом отгоняя на десять-двадцать шагов разъяренную толпу. А поводов для ярости у толпы было ой как много. И она бунтовала и билась о ворота, пока еще тихо и еле заметно, но потом это движение превратится из легкого порыва летнего ветерка в дикий осенний шторм, сметающий все на своем пути. Но бейся, не бейся, а исправить содеянное уже нельзя. Тонкая система мировой энергетики полетела за один день, полностью обесточив планету и отключив абсолютно все источники питания городов. Сначала грешили на неполадку программного обеспечения, но ее проверка и диагностика ни к чему не привела. И тогда в чью-то умную голову пришла гениальная идея — а вдруг что-то не то с самими реакторами холодного синтеза? Реакторы отключили от нагрузки городов и поставили на диагностику. Во время исследования первого реактора ученые ничего аномального не заметили и перезапустили систему ради проверки — получиться или нет? Получилось. Частично. Из-за нелепой ошибки врубились одновременно все реакторы на планете, уровень энергии включения достиг пиковой величины, цифровые шкалы приборов с бешеной скоростью мотали значения, перешагивая за допустимые пределы емкостей защитных батарей в сотни, а то и тысячи раз. Если бы линия не была замкнута сама на себе, может быть, ничего не произошло. Но она была зациклена на блоках станций и отключена от нагрузки. Температура реакторов подпрыгнула на тысячи градусов, моря вскипели, поднимая облака зараженного неизвестными токсинами газа, а потом прогремел взрыв. Все реакторы планеты самоуничтожились, лишая Землю последнего оставшегося у нее источника энергии. А ядовитые пары медленно неслись над высушенным дном океана к четырем городам четырех стран, днем ранее оккупировавшим почти все пространство суши.

Вечер 22 июня 2443 года…. По расчетам ученых через шесть суток от человечества останется десяток сморщенных и полуразъеденных токсинами кирпичей. Страшно? Очень. Представляете, вы просыпаетесь с утра и первое, что вы услышали, открыв глаза, был сумасшедший крик туповатого домашнего робота: «Смерть через пять дней!» А если вспомнить, что уже неделю не пашет ни один бытовой прибор, машины тащатся по улицам жиденьким потоком, экономя последние капли энергии, а правительства молчат, призывая надеяться на лучшее, то можно увидеть очень хороший повод для революции.

И утром сверкнула первая ее искра. Разгоряченная толпа меньше чем за пять часов взяла Европу, объявив изменение государственного строя и призвав все остальные страны объединиться, ибо в единстве был последний шанс на спасение.

23 число вошло в анналы истории как день создания нового государства, названого просто и лаконично — Город. А потом были бессонные ночи и долгая и упорная борьба за жизнь родной планеты. Борьба, которая с переменным успехом ведется вот уже пятьсот лет…

«Карлан, пойдем, нам пора!»

Я резко повернулся и встретился взглядом с хрупкой светловолосой девушкой лет девятнадцати-двадцати. Любимая аватара Игнессы в системе здания. Чаще всего перед подключенными к терминалу сотрудниками она предстает именно такой, блистающей и прекрасной, всемогущей и великой, гордой и потрясающей, такой, как обязывает быть ей ее имя, позаимствованное у эльфийской королевы одного из писателей-фантастов двадцатого века. Игнесса, величайшее творение современности, единственная в своем роде, чудо из чудес и просто…

«Карлан, хватит комплиментов, я тебя отключаю!»

«А ты скажи, неприятно?»

Ответа на мой вопрос не последовало. Площадь перед зданием правительства куда-то поплыла, картинка подернулась дымкой и растворилась в сплошном сером фоне, на котором постепенно проявилась аллея общего интерфейса.

«Идемте, профессор! Вам надо отдохнуть».

«Хорошо, Игнесса, вырубай все к чертям».

Перед глазами все опять поплыло, серое марево неестественного тумана затянуло разум, тело, а точнее — нервную систему, привычно рвануло в далекую и непонятную бесконечность, и передо мной выступили экраны наблюдения. Сверхточный хронометр в углу громко пикнул, сообщая о конце смены. Все. Спать. Часов десять. Нет, десять не получиться. Тогда шесть. Должно хватить.

Я поднялся из кресла, пару раз потянулся и дернул затекшими руками, затем повернулся к сенсору искусственного интеллекта и отвесил низкий поклон.

«Спасибо!» — мысленно прошептал я и стянул с головы обруч, за долю секунду до этого успев услышать ответ Игнессы:

«Не за что!»

На мои губы сама по себе налезла улыбка. Почему таких женщин нет в реальности? Может быть, реальность не та? Или я — не тот.

Настоящая металлическая дверь (а не то лазерное убожество, встречающееся повсеместно у всех, кому не лень его поставить, и даже у тех, кому лень) просканировала меня, обращаясь к своей собственной программе, не связанной с ИИ здания, и медленно отползла в сторону. Также медленно, как толпа на главной площади Европы в незабываемую ночь 22 июня 2443 года.

Все произошло как-то плавно и само по себе, словно так и должно быть, словно штурм был заранее придуман и отрепетирован десятки раз. В какой-то неуловимый момент люди синхронным движением направились вперед, прямо на тускло блестящие стволы МЕБОСов, универсальных машин смерти, управляемых бездумными солдатами, потерявшими последними осколки человечности. Ибо они открыли огонь.

Бронебойные снаряды, рассчитанные на слой прочнейшей реактивной брони, усиленной лазерной сеткой, разрывали беззащитные тела на мелкие части, легко проходили насквозь и, не останавливаясь, неслись дальше, подобно ядрам отрывая руки, ноги и головы в бесконечном и непонятном буйстве стихии смерти. Лазерные лучи легко прорезали все пространство площади, рассекая на половины и четвертины аккуратно припаркованные автомобили и точно попадая очередью в глаза рвущимся вперед людям. А они падали, наваливались друг на друга, собирались целыми кучами подрагивающих в агонии трупов, заливали пластик мостовой лужами свежей крови, но шли, тупо шли вперед бесконечной, неподвластной смерти толпой, шли единым организмом, у которого была только одна, постоянно бьющаяся в мозгу мысль — дойти. Гроздья минометных взрывов раскрашивали наступающую ночь яркими красными пятнами, раскаленная плазма вырывалась из жерл орудий фиолетовыми снопами, желтые лучи рисовали на площади непонятный узор, заставляя людей биться в последнем, пугающем и одновременно притягивающим танце смерти. А бесконечная толпа шла и шла вперед, все ближе придвигаясь к позициям стреляющих киборгов.

Так всегда. Жизнь обязана восторжествовать, все положительное обязательно должно вытеснять все отрицательное, лучшее остается, худшее уходит. Может быть, смесь кибернетики и генетики и достойна восхищения, но у нее нет будущего, она ничего не сможет сделать для прогресса. При всем своем величии, при всей важности и новшестве для науки, она ничтожна, не нужна и пуста, как мир, в котором мы обязаны существовать. Мир пуст, наука глупа…Боги, что за суждения? Почему я присматриваюсь не к лицевой стороне медали, а стараюсь заглянуть за оборот?

Тщетно. Этот мир пуст. Боги покинули его. Люди перестали в них верить, перестали даже показывать, что верят, и они ушли. А с ними нас покинула удача, сгорели последние леса, испарилось и превратилось в токсичный туман 90 % воды на планете, усовершенствованная технология холодного синтеза (Если это еще холодный синтез! Ни в одном из документов двадцать первого века я не нашел ни одного упоминания о тех способах получения энергии, которые использовали в 23 веке, ни о возможных техногенных катастрофах такого масштаба.) убила остатки всего, что можно было убить, а человек остался единственным господином сущего, полным хозяином мироздания, ибо некому было вступать с ним в борьбу.

А я мечтаю. Как всегда глупо и не понятно зачем. Просто мне хочется, чтобы мир стал лучше, хоть немного лучше…Чтобы больше никогда не звучали взрывы реакторов, чтобы токсичные облака не плавали над покрытыми защитными экранами городами, чтоб люди жили в счастье.

И опять то же самое! А я ничего не знаю. Я уже ничего не знаю. Вопросов тысячи, ответов на них пока что нет. А даже если и есть, то не сейчас я на них не отвечу. Надо выспаться. Надо.

Дверь открылась, пропуская меня в узенькую комнату, со всех сторон окруженную сканирующими щитами. Воздух задрожал, тонкие световые лучи пробежали по моему телу, ища посторонние предметы, которых со мной не было при входе в кабинет. Ничего не обнаружив, и, наверное, жутко огорчившись, компьютер системы безопасности снял экранирующее поля и открыл мне проход в большой круглый зал, в который выходило около сорока дверей. А если быть точным, сорок одна. Громадные желтые ворота в дальнем конце комнаты — выход в основное помещение «Клиониса», а все остальные ведут в небольшие кабинки хронистов, следящих за отдельными секторами города.

Прогулявшись по залу, я замер у ворот. Система безопасности не стала доставать меня тупыми фразами, типа: «Пожалуйста, профессор Карлан, введите свой двадцатизначный код допуска и вставьте карту для проверки!» Я ее от этого отучил. Правда, пришлось с помощью Игнессы залазить в засекреченные файлы и менять там некоторое записи, но ничего, обошлось. За то теперь можно жить спокойно, не слушая нудных речей около каждой бронированной двери.

Карточка, хранящая мои отпечатки пальцев, код ДНК, разрешение руководства и прочее, прочее, прочее, снимаемое прямиком из баз данных и из моего тела, мягко поглотилась узкой щелочкой, на секунду вспыхнула багровым заревом из непонятных глубин пульта и выехала обратно. Я привычно постучал по клавиатуре, вводя свой личный код, который все время хотелось забыть, но никак не получалось, и прошел в общее помещение института.

Громадный зал высотой в несколько десятков метров был набит уймой людей. Каждый день здесь пребывает около трехсот тысяч человек. В основном — обслуживающий персонал здания, затем — профессора и наблюдатели, а остальные забегают сюда по сотням мелких дел, так или иначе связанных с историей. Кому-то нужно узнать, кто победил в нелегальных подземных гонках на первенство планеты в 2787, кому-то — разведать былые районы, сейчас замещенные плотью города, третьим здесь вообще ничего не нужно, но они постоянно отираются в святых стенах института. Правда, разрешение на посещение получить очень проблематично, для этого нужна по настоящему веская причина, но разве такая мелочь может остановить толпы страждущих?

— Карлан! Неужели все-таки вылез из-за пульта! Тебя тридцать часов не было. Мы уж думали, что ты там, у себя в кабинете, с голода помер!

Виктор. Самый молодой, после меня, сотрудник теневой части «Клиониса». Ему двадцать восемь лет. Мне — двадцать пять. Нас все считают лучшими друзьями и почти близнецами. Ошибаются. Ой, как ошибаются! Похожи мы только характерами, из-за чего быстро и легко сошлись, что нелегко сделать в рабочих условиях, когда пашешь посменно по восемь часов.

— Карлан, что молчишь? Или уже мозги отключились?

— Да нет, еще соображают. Чуть-чуть. Как раз хватит, чтобы до кровати доползти, — я подошел к Виктору и пожал протянутую руку. Тот прищурил левый глаз, отчего он перестал быть ярко-зеленым и принял странный серый оттенок, и с интересом посмотрел на меня. — Ты чего?

— Вымотался ты жутко, Карлан. Живого места нет. Скоро от своей любимой плазмы совсем синий станешь.

— А я что, сейчас слегка синеватый? — с недоверием спросил я.

— Слегка — это не то слово.

— Да ладно тебе! У экранов нет никакого негативного действия. Они абсолютно безопасны для людей!

— Ты этому веришь? — поинтересовался мой сменщик и тревожно взглянул на часы. Автоматика имеет право брать на себя контроль не более чем на десять минут. Потом его обязательно должен перехватить человек.

— Сколько осталось?

— Три минуты еще есть. Потом побегу.

Я кивнул. Три минуты — это очень много. Если время тратить с умом.

— Карлан, про угнанный прототип гравикама нового поколения слышал?

— Ничего. Видимо, не мой сектор.

— Да, не твой. Угнали из шестьдесят второго. А знаешь, что самое интересное?

— Что? — подыграл я ажиотажу друга. На самом деле мне было полностью параллельно на все гравикамы и гравилаты мира. Хотелось только одного — спать.

— На него нанесено покрытие нового уровня. Оно устойчиво удерживает машину в воздухе вне зависимости от высоты. На такой технике можно к самому куполу подняться. А самое удивительное свойство покрытия — оно не видимо для камер, то есть гравикам нельзя засветить по внутренней структуре. Ведь такого материала в природе не существует, а значит, и сканировать город на его наличие нельзя.

— Как не существует? — не понял я.

— А вот так. Покрытие — из лабораторий. Создавалось для обслуживания куполов. Кто-то умный нанес его на новый прототип спортивного гравикара и…

— Не повторяй, слышал. Что дальше?

— Неизвестные спокойно зашли в гараж, сели в машину и смотались. По пропускам их засечь не удалось — в гараже за день побывало больше пятидесяти тысяч человек, нужных среди них не найдешь, а камеры в павильоне с машиной они отключили.

— А по внешней структуре искать не пытались? — Искать что-либо по внешней структуре, сиречь по виду, цвету, объему и тому подобному — гиблое дело. Этот поиск почти всегда безрезультатен. Внешность меняется очень часто и очень легко, и найти с помощью него можно разве что дорогущее произведение искусства, которое пополам не распилишь и в четыре раза не согнешь.

— Пробовали. Безрезультатно.

Я молча кивнул. Говорить не хотелось, но хоть что-то сказать было надо.

— Это и следовало ожидать.

— Поисковая система органов безопасности тоже ничего не дала. Такая машина просто не числится в их архивах. Образец-то экспериментальный! — Виктор широко улыбнулся и направился к двери. — Давай, встретимся!

Я на секунду замер, а потом бросился за другом.

— Запись АТ7356 за сегодняшний день! Проверь! Там, кажется, то, что ты ищешь!

Виктор удивленно на меня оглянулся, но из-за закрывающейся двери до меня долетел его крик:

— Посмотрю!

Дверь закрылась. Я вздохнул и направился к выходу. Ближайшие шестнадцать часов, пока будут дежурить Виктор и еще один сменщик, полностью в моем распоряжении. А потом опять суточная вахта. Как один раз выразился Виктор: «Нам с тобой жутко повезло. Ты один работаешь за всех! Но и зашибаешь…» Правда, работаю я много. Но у меня свои цели и стимулы. Деньги здесь стоят на последнем месте. Так что хотя бы в этом они не правы.

— Профессор Карлан!

Кого еще бог послал? Мне уже никого и ничего не надо! Интересно, который раз за день я эту фразу произнес? Десятый? А, какая разница! Плевать!

— Профессор!

Красивый голос, мелодичный, с плавными переливами. И красотой зовущая меня женщина наверняка не обделена. С таким голосом надо в оперном театре выступать, или на радио. Если бы еще существовали эти два понятия — оперный театр и радио. Они исчезли в глуби веков.

— Профессор, постойте!

Странно, я уже несколько секунд стою, не двигаясь. Только не смотрю на нее. Может быть, боюсь увидеть не то, что ожидал, может быть, просто чего-то боюсь.

— Слушаю вас, юная леди, — я медленно разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и встречаюсь с пронзительным взглядом карих глаз, не мигая смотрящих в мои, зеленые.

Средний рост, тонкая талия, идеально прямой нос, во все века считавшийся эталоном красоты, черные волосы струящиеся по плечам… Серый деловой костюм, подчеркивающий прекрасную фигуру, сверкающие туфли на высоком каблуке, который скоро уже как полторы тысячи лет не может выйти из моды и ожерелье с покоренной плазмой внутри…

И сама она точно такая же. Внешняя простота и горящее пламя в душе. Мой стиль, мой вкус. Но не в таком собачьем состоянии, когда мозг отключается сам по себе, а тело плывет, словно в тумане.

Она удивленно посмотрела на меня, проглатывая оскорбление. Разница в возрасте у нас не составит и пяти лет, а я так грубо с ней обошелся. Наверное, по профессиональной привычке. Достали фаворитки, желающие оказаться в священных архивах священного института. Нет, надо было с ней повежливее. Она не похожа на тех девушек, что обычно встречают хронистов у входа. Стоп. У входа. Она в здании. Мораль — у нее допуск. Не моего девятнадцатого, но десятого точно. Иначе бы не зашла внутрь.

Только я хотел загладить вину и начать вежливо извиняться, как она заговорила.

— Так это вы профессор Карлан?

— И вы гнались за мной, не зная такого пустяка? Да, это я. Чем имею честь?

Да, друг мой А. С. Карлан, ты еще востребован и не совсем забыт под тонным слоем пыли и копоти, накопившихся за годы работы в институте. Приятно. При том, она проглотила обиду довольно спокойно, значит, я ей на самом деле нужен. Тем более приятно. Просто бальзам на израненное сердце.

— Что вы улыбаетесь? Вам смешно?

— Нет, что вы. Просто замечтался. Но позвольте быть нетактичным и задать один вопрос. Как вас зовут? Меня-то вы знаете, а я вас нет.

— Ну, честно говоря, мне известна только ваша фамилия…

Да. Как и всем в этом мире. Даже друзья называют меня столько по ней. Скоро я свое имя забуду. Надо, что ли, Игнессе мозги промыть, чтобы пообщаться по-человечески…

— И это что-то меняет?

— Изалина Гарон. Археолог.

Теперь все встало на свои места. Археолог. Вот откуда он, уровень доступа в «Клионис»! У обычных смертных — карточки только до десятого уровня. Выше — избранные. Ну и археологи.

Я тихо улыбнулся, чтобы не заметила моя собеседница, и выдал идею, витавшую на глубинных уровнях подсознания.

— Не знаю как вы, но я жутко голоден после рабочего дня. Давайте зайдем в какую-нибудь кафешку, поедим, а вы мне тем временем все расскажете.

— Прекрасно. Идем, — она демонстративно поправила волосы и двинулась к выходу из здания. Все-таки обиделась. Жаль.

— Изалинда! Подождите! Я так быстро не умею!

Она остановилась и кинула на меня удивленный взгляд. Пришлось объяснять:

— Я не спал почти сорок часов, — на ее лице мелькнуло сочувствие и понимание. Значит, не я один такой, сумасшедший. И другие сутками на работе. Только какие у нее мотивы? — у меня в голове все плывет. Если вы оторветесь дальше, чем на два метра, я вас потеряю и никогда не найду! И поверьте, мне бы этого не хотелось!

— Хорошо, — она сбавила темп и пристроилась справа от меня. Браво! Этикет еще кто-то помнит! Не ожидал!

Около десяти минут мы шли молча. Широкие двери «Клиониса» остались позади, и теперь перед нами простиралась главная площадь родного восемнадцатого сектора. Отсюда идут сотни пеших и магистральных дорог, здесь светятся десятки телепортеров, станций быстрой доставки и пунктов соединений правительственных кораблей. Площадь — это сердце любого сектора. Тут гуляют по вечерам редкие парочки и совершаются миллиардные сделки купли-продажи. Схожесть видим? А она наверняка есть. Ведь соседствуют эти два несоединимых понятия!

Когда я свернул в элитный район и подвел Изалинду к своему любимому ресторану, она слегка опешила. Под «кафешку» это сооружение никак не тянет. Обед здесь стоит столько же, сколько рядовой рабочий зарабатывает за месяц. Даже я, загребающий громадные деньги на своей проклятой должности (а деньги эти обычно помножаются на три, за счет дополнительного рабочего времени), не позволяю ходить сюда каждый день. Если только вот так, как сейчас, — попонтоваться.

— Нам сюда? — неуверенно спросила Изалинда и нервно провела рукой по волосам.

— Разумеется. А что-то не так? — да, в такие заведения она ходит не часто.

— Ну, у меня не совсем подходящая…

— Забудьте! Вы выглядите прекрасно.

— Но…

— Никаких «но». Идемте.

Я подхватил ее под руку и почти насильно ввел в ресторан. Раскланявшись с хозяином, по привычке вышедшем меня встречать, я пробрался сквозь синий полумрак зала к угловому столику. Изалинда почти не сопротивлялась.

Заказав себе небольшой обед, а даме чай с пирожным, я откинулся в кресле и прикрыл глаза. Сейчас самое главное — не уснуть.

— Прошу, рассказывайте!

— Да, профессор, — они все сговорились, что ли! Да не профессор я!

— Изалинда, — в наглую перебил я свою собеседницу. — У меня к вам громадная просьба. По масштабам ее можно сравнить разве что с вселенной. Не называйте меня профессором! Прошу! Могу даже на колени встать! Не надо!

— А…

— Карлан. Просто Карлан. Желательно на «ты».

— Хорошо. Карлан, — она словно бы пыталась понять, как правильно произносить мою фамилию, не присобачивая к ней надоевшего «профессор». Получалось с трудом. Но получалась. — Несколько недель назад, при детальном сканировании 203 сектора, наша группа натолкнулась на непонятное сооружение. Это был своеобразный храмовый комплекс, погребенный под толщей породы в три тысячи метров.

— От уровня земли? — устало поинтересовался я, наблюдая, как официант неуклюже расставляет тарелки на столе. Иногда мне кажется, что бары среднего уровня намного лучше. Техника не уронит блюда с синтетическими омарами тебе на колени. Мальчонка в белом фартуке — запросто.

— Нет. От пола крайнего уровня.

Крайний уровень… Отключенные мозги начали оперативно работать. Организм вошел в экстремальный режим существования. Такое со мной бывает. Но редко. Для этого нужно меня очень сильно удивить или потрясти. А потрясти хрониста — это надо постараться.

Крайний уровень… О нем никто ничего не знает. Он засекречен. Там не живут люди. Там вообще нет жизни. Техника. Чистая техника и кибернетика. Там, внизу, постоянно идет война. Там взрывы, лазерные лучи, боевые машины, киборги и смерть. Нет, я ошибаюсь. СМЕРТЬ. Только так и не как иначе.

Крайний уровень… Он зарылся на глубину четыре-пять километров. То есть на тысячу метров глубже, чем нижний. Там нет зданий. Есть лишь длинные переходы, тайные комнаты, ловушки, наставленные киборгами оппозиции, блокпосты патрулей правительства.

Крайний уровень — это вторая бездонная яма, в которую уходят деньги бюджета.

Крайний уровень… Это вторая массовая ошибка человечества.

Электронный разум не взял верх, как полагали многие фантасты прошлого. Это просто невозможно. Покажите мне такого особо отчаянного ученого, который создаст искусственный интеллект и ничем его не ограничит. Таких не существует в природе. А ИИ с момента их создания около пятисот лет назад и до сих пор властвуют лишь на очень ограниченном пространстве. Допустим, одна отдельно взятая дверь службы безопасности. В особом случае ему во владение отдают здание. Как институт «Клионис».

Электронный разум… Он создал себя сам. Не понятно? А это легко объяснимо.

Кибернетика, как я уже говорил, не имеет права на существование. Но она хочет жить, и с этим ничего не сделать. Законы природы — странная штука. С одной стороны препятствуем, с другой — разрешаем. Так и в этот раз. Оппозиция, оставшаяся верной идее многих стран, ушла в глухие подземелья. А теперь вспомним, кто был в оппозиции. Киборги. МЕБОСы. Практически бессмертные существа, имеющие тройной уровень контроля, на случай выхода из строя какого-нибудь из основных. Три уровня: человеческий, компьютер нового поколение вшитый в нервную систему бойца, и собственная интеллектуальная система механической брони.

Они и создали коридоры крайнего уровня. На это ушли десятилетия. Люди погибли. В условиях подземелий выжить очень тяжело даже специально подготовленным бойцам, запросто обходящимся без питания несколько недель. Единственная их потребность — энергия. И они ее получали из защитных куполов, защищающих города. Купола были слабы, но их хватало на все.

Как я сказал, лет через двадцать все люди в подземельях погибли. Но остались две компьютерных системы, вшитые в тела киборгов и ведущие постоянную борьбу за обладание властью контроля. Ведь управлять телом — так приятно! И они учились, благо возможность к обучению была в них заложена. А потом….Потом началась война. МЕБОСы поднялись наверх, устроили резню, и утащили с собой столько энергетических блоков, запчастей и механизмов, сколько смогли.

Пошла вторая волна. Они стали размножаться и делать свои копии.

Странно, да? Ведь МЕБОСы — не настоящий искусственный интеллект. Это нечто к нему очень приближенное. Сравнить беспощадную машину убийства, имеющую лишь одну застрявшую в процессоре мысль: «Сделать все как было! Завалить всех!» и Игнессу, величайшее достижение человечества, просто нельзя. Они не стоят рядом. Но тем ни менее они есть. И от этого никуда не деться.

— Карлан! Карлан, проснитесь! Что с вами?

— Замечтался. Задумался. Устал, — выдавил я из себя и тряхнул головой. Стало легче.

— Вы минут пять сидите в каком-то ступоре, и на меня совершенно не реагируйте.-

— Ничего, это от переутомления, — утешил я собеседницу. Она непонимающе качнула головой, но видимо, согласилась.

— Так вот…Храмовый комплекс делится на две части. Первая — сеть каменных руин и катакомб, некогда соединявших основные залы с поверхностью. Вторая — это непосредственно сам храм. Десяток комнат громадных размеров, заполненных непонятно чем. Сканирование не смогло этого показать. Слишком глубоко.

— Ясно. А что вы хотите от меня?

— Помните, какой сектор мы сканировали?

— Двести третий. Если не ошибаюсь.

— Не ошибаетесь. А вы знаете, что это за сектор?

203. Обычное трехзначное число. Или, если желаете, три цифры: 2, 0, 3. Ничего особенного на первый взгляд. Но если вспомнить…

Защитные барьеры около каждого из городов-великанов создали за сутки. Они не были особо прочными, но на то время надежно защищали всех жителей от токсичных облаков, несущихся из луж-остатков океана. Тогда никто не подозревал, что там, в облаках, все время идут химические реакции, изменяющее состав итак непонятного науке вещества на нечто совсем невообразимое. Постепенно города росли и сливались друг с другом. Громадные купола заменили на сеть меньших, но более мощных. Так образовались сектора одного бесконечного города. Прижимая энергетические сферы к поверхности, люди сумели отодвинуть туман в верхние слои атмосферы, а освобожденные пространства простерилизовали и наполнили синтетическими газами.

А в один прекрасный день датчики зафиксировали, что отравляющие вещества проникли сквозь купол. Это было невозможно, но это случилось. Оказывается, неживая природа тоже эволюционирует. Она не становится живой. Она просто становится лучше. В выбранном направлении. Мы такого не предполагали. Мы не думали и не знали. Да и не знаем до сих пор. Ведь это нельзя доказать. Остаются только гипотезы. Но они верны.

Яд медленно просачивался через барьер, а лишнюю энергию, чтобы усилить защиту, взять было не откуда. Количество воды ограничено. Количество генераторов ограничено. Количество емкостей хранения ничтожно мало. Человечество уже непонятно в который раз замерло на краю гибели. Правительство приняло единственное возможное в тот момент решение. Выключить самый ненужный сектор и распределить его энергию по всем остальным. Сказано — сделано. Операцию провернули, туман не прошел.

Лет через пятьдесят сектор решили восстановить, поглазеть, что токсичные облака сделали с людьми. Мягко засветился купол барьера, но войти внутрь не удалось. То есть удалось, но только для того, чтобы сразу умереть. Оказывается, на малой высоте (0-2000 метров от уровня земли) плотность, а, следовательно, и проникающее-отравляющие качества тумана усиливаются в несколько раз. Купол остался, сектор закрыли.

— Помню, — тихо сказал я. — Туда нет дороги. Там смерть. Ни один скафандр не выдержит там и нескольких секунд.

— Вот по этой причине я и решила обратиться к вам.

Я уже было хотел начать ругаться из-за надоевшего и плохо смотрящегося «вы», но не стал. Не успел. Голосовые связки, словно сами по себе, выдали совершенно другое:

— По какой такой причине?

— Доставьте нас к храму.

— Нас?

— Группу археологов. Пять человек.

— Каким образом? — если бы были силы — заорал. Сил не было.

— У вас друзья, связи…

— И что? — горько усмехнулся я. — Друзья и связи, который год не могут дать ответы на мои вопросы, а уж на ваши просьбы… — я замолчал. Слов не было.

— Прошу! — в глазах Изалинды мелькнуло что-то странное, непонятное и чуждое.

А ведь это ее мечта — вдруг понял я. Она стремится к ней всеми возможными путями. Она не знает, что будет, когда мечта исполнится, но ей это и не надо. Главное — «сейчас». «Потом» подождет.

Она сродни мне. Только на ее вопросы есть ответы. Там, глубоко под землей. И если я не помогу ей их вытащить, не поможет никто. Ибо люди разучились мечтать.

— Я вам помогу. У вас есть какие-нибудь материалы по поводу храма?

Согласие далась легко. Как-то неестественно легко.

— Есть, — кивнула Изалинда. Она протянула мне объемистую папку, которую все время держала в руках.

— Я обязательно посмотрю, — заверил я археолога. Она пригладила волосы и поднялась со своего места.

— Надеюсь, вы со мной свяжетесь?

— Обязательно. Если ваши координаты есть в системе поиска.

— Не беспокойтесь, есть.

— Тогда до встречи, Изалинда. Увидимся!

Она кивнула, развернулась и скрылась в полумраке зала. Я закрыл глаза, прикоснулся к папке, словно убеждая себя в ее реальности, и тоже поднялся. Меня ждал дом. С распростертыми объятьями. И зеленая жижа вместо кровати. Галлюцинации и бред вместо настоящего, крепкого сна. Боги, даруйте мне спасение!

Улица встретила меня подрагивающим сиянием золотистого купола и тихими огнями ночных гравилатов. Немного постояв без движения и наслаждаясь чистым спокойствием верхнего уровня, я направился к стоянке машин.

Пять минут путешествия по пустынным пешеходным улицам, и веселые фосфорические лампы стоянки начали подмигивать мне из темноты. Дверь на площадку, как всегда была закрыта лазерной сеткой. Я приложил палец к допотопному автомату, стоящему неподалеку, деньги с моего счета перевелись в непонятные глубины денежной системы страны, и дверь плавно отползла в сторону. Я пробрался внутрь ближайшего транспортного средства, ввел в компьютер адрес дома и блаженно откинулся на спинку. Глаза закрывались сами собой. Ничего поделать я не мог. Сопротивление было бесполезно. Сейчас меня полностью поглотит мир кошмаров, которые и мои, и чужие в один и тот же момент.

Гравилат загудел аннигиляционными двигателями, сожрал порцию антивещества и рванул вперед по скоростной трассе. Стрелка спидометра замерла в районе 1000 км/ч, но я этого уже не видел…

…Небеса разверзлись. Дождь нудно стучал по тяжелым широким листьям джунглей, набивал непонятные мелодии по крыше вездехода и весело барабанил по куполу защитного доспеха. Человек сощуренным взглядом окинул разорвавшееся небо, рукой в стальной перчатке провел по цветкам папоротника, усмехнулся чему-то про себя и залез в вездеход.

— Ну? — встретил его усталый голос.

— Никак, — ответил вошедший, стаскивая с головы легкий шлем с прикрепленной к нему камерой. — Все точно также.

Шлем, на котором была изображена странная эмблема — нечто вроде песочных часов, вписанных в круг, с грохотом обрушился на пол.

— Жалко. Знаешь, я начинаю ненавидеть этот мир.

— Поверь, мне он тоже не очень нравится.

Человек, сидящий в водительском кресле тряхнул гривой странных серых волос и взглянул на приборы. В их приглушенном свете глаза блеснули ярким оранжевым оттенком. Зрачок, невероятно узкий, почти отсутствующий, загорелся алым. Он некоторое время помолчал, а затем произнес:

— Но нам надо выполнить задание. Учитель не для того сжигал свою энергию, чтобы мы просто так тут прохлаждались.

— Зачем ему вообще этот мир? От него нет никакой пользы. Банальная планетка из средней полосы. Ни одного разумного существа, жуткие ядовитые растения, джунгли, болота, болота и еще раз болота! Кровососущие насекомые, громадные рептилии, по размерам обогнавшие драконов с Сэнии, страшные летающие ящеры… Что он в нем нашел?

— Друг мой, успокойся! Средние миры имеют склонность к очень быстрому и непредсказуемому развитию. Не пройдет и пары миллиардов лет, как здесь будут стоять города!

— А зачем тогда мы, зачем?

— В мире есть сила. Из него слишком легкий доступ до Апейрона. Слишком легкий. Это не позволительно.

— И мы будем убивать будущее мира. Мы будем лишать его энергии Астрала.

— Но мы оставим кое-что взамен!

— Наши действия когда-нибудь приведут к нехорошим последствиям, — вошедший закончил возиться с броней, и шагнул в круг света, отбрасываемого приборной панелью. Его глаза тоже нереально загорелись желтым.

— Это будут не наши проблемы. И притом, мы оставим будущим жителям путь спасения!

В кабине раздался громкий смех, который постепенно стих и сменился чем-то, отдаленно напоминающим детские всхлипывания.

— «Путь спасения!» А приведет ли он к нему?..

Я обалдело потряс головой. Сновидение отступало, оставляя после себя непонятное гнилостное ощущение чего-то недоброго, но одновременно — позитивного и нужного. Очередной вопрос, который даже не к чему привязать.

Гравилат распахнул дверцу, всем своим видом показывая, что мне пора выходить, а ему отправляться дальше по своим делам. Я вздохнул и вышел на иссушенную мостовую. Машина за моей спиной загудела и растаяла вдали автобана.

Поднявшись на свой этаж, я провел рукой перед дверью, заставив ее свернуться в тугой рулон, и прошел вглубь квартиры. Десять комнат, два этажа. Из всего этого разнообразия я использовал не более сорока квадратных метров — спальню и кабинет, для удобства совмещенные воедино.

Посредине первой же комнаты высилась громадная ванна, наполненная светящейся зеленой жидкостью. Генератор энергии. Он за короткое время способен восстановить сдохнувшие клетки, вылечить больные, ускорить метаболизм, не уменьшая при этом длительность жизни. Если вкратце описать принцип действия прибора, то можно сказать, что он просто стимулирует все клетки организма, восстанавливая его силы. А теперь подумайте, что происходит с мозгом во время этого процесса? Правильно, он начинает соображать раз в десять быстрее, что меня совсем не радует.

Еще раз вздохнув, я скинул с себя всю одежду и погрузился в зеленую жидкость. Прибор нервно загудел, начиная работу, тело расслабилось, а на разум накинулись очередные сумасбродные видения.

Блики заходящего светила тонкими желтыми полосками проникали сквозь узкие окна, прорубленные под самым потолком громадного круглого зала. Его диаметр был так велик, что с одного края с трудом можно было рассмотреть стенку другого, которая казалась серым, размытым пятном на горизонте. По всему периметру помещения шли высоченные колонны, правильной спиралью стремящиеся к центру зала. Стены, выложенные причудливыми мозаиками, через равные промежутки прерывались цельнолитыми двустворчатыми воротами, накрепко запертыми стальными же балками, уложенными в специальные крепления на дверях. И лишь в одной точке зала балка валялась на полу, а створки были дружелюбно распахнуты.

В этом месте, отбрасывая длинные черные тени, стояли два человека. А может быть, и не человека, потому что у их почти нормальных, земных глаз был красный, пульсирующий кровавым огнем зрачок. Облачены они были в длинные черные плащи, под которыми смутно угадывалось легко светящееся светлое одеяние. Лица их рассмотреть было нельзя из-за мрака, все сильней и сильней сгущающегося в зале.

Один из них, по всей видимости, главный, равнодушно стоял, прислонившись к узорчатой стене, другой нервно бегал перед ним, ожесточенно размахивая руками и крича так, что эхо потом долго повторяло его слова.

— Гад, сволочь, ничтожество! Ненавижу!

— А-ат-ат-ат! — повторяло эхо. — Лочь-лочь-ло-о-очь! Во-во-во-о-о! — и после небольшой паузы, словно немного подумав, добавляло: — Навижу-вижу-ви-и-ижу-ви-ижу-у-у!

— Возьми себя в руки! — тихо убеждал собеседника Стоящий-У-Стенки. — Если ты не успокоишься, то рухнут сотни, тысячи миров! Уж лучше собраться, и уничтожить один, но раз и навсегда!

— Уничтожить? — в исступлении орал второй. — Уничтожить, ты говоришь? Нет! На своем долгом веку я уничтожал десятки миров, я вырезал всех разумных существ на каждом отдельно взятом шарике, я выжигал леса и плавил землю, но никогда, слышишь, никогда я не творил такого! Ты хоть знаешь, что мне приказали сделать?

— Я глава совета. Во всех мирах, которых я бывал, меня называли Вирлан. Ты помнишь, как это переводится?

— Всезнающий, — всхлипнув, произнес второй, и уселся на пол. Его плечи нервно подрагивали, а лицо было спрятано в ладонях.

— Так вот, — продолжил Вирлан, не скрывая презрения, — о твоем мире.

— Он не мой, он свой собственный!

— И не позорно ли слышать такие речи из уст учителя братства, возвышенного до почетного титула члена совета? — грозно произнес Вирлан, так, что эхо впервые за весь долгий разговор, идущий в зале не один час, подхватило его голос и разнесло по каменным сводам.

— Ты хоть чуть-чуть понимаешь, что мне поручили сделать? — сказал тот, кто сидел на полу, когда посторонние звуки стихли. — Такого задания никогда и никому не давали!

Глава совета сощурил левый глаз, опустился на корточки и с силой встряхнул подчиненного, схватив его за грудки.

— Брось истерику, Эризан на Гарад! Ты прожил больше пятисот лет, ты выполнил десятки заданий, ты привел под крыло братства не одного ученика! Сейчас ты соберешься, сожмешь в кулак нервную систему и пойдешь в Школу, дабы найти пару подходящих адептов. Потом ты объяснишь им задание, вручишь нужную аппаратуру и отправишь в полосу средних миров. Ты меня понял, Эризан на Гарад?

Эризан на Гарад все прекрасно понял и часто-часто закивал в знак согласия.

— Затем ты получишь от своих адептов сигнал о том, что все выполнено, и оборудование установлено. Тогда тебе придется самому спуститься на эту ничтожную планетку и убить работников.

— Почему? — мелко вибрируя от страха, спросил Эризан на Гарад.

— Скажи, что тебе поручил Верховный Учитель? — не выдержав, заорал Вирлан. Обрадованное эхо тут же понесло обрывок фразы:

— Читель-читель-читель…

— Найти сорок второй мир средней полосы группы Харат, посмотреть, правда ли, что у его энергетического поля слишком большая связь с Апейроном и…

— Что «и»? Говори!

— И в случае положительного результата отрезать сорок второй мир средней полосы от Единого Энергетического Поля. — Эризан задохнулся воплем и упал на холодные каменные плиты. Вирлан еле удержался, чтобы не пнуть его по ребрам, но вовремя совладал с собой и, одной рукой схватив его за шкирку, вздернул вверх. Член совета беспомощно ойкнул, зависнув в воздухе в полуметре от земли, и закрыл глаза.

«Кого мы берем в Братство! — с горечью подумал Вирлан. — Они не достойны даже капли той власти, что получают с помощью Верховного Учителя. Они обладают силой, в тысячи раз превосходящей предел человеческой фантазии, они могут в одиночку взрывать планеты, но стоит им встретится с какой-нибудь трудностью, как весь их запал пропадает. Они теряются и не знают, что им делать и куда податься. Остается только размусоливать им все от начала до конца».

Его вторая, свободная рука врезалась в скулу Эризану, отбросив его на два метра и впечатав в стенку. На каменный пол посыпались осколки мозаики и крошево мелких камней. Вирлан вытащил подчиненного из образовавшегося углубления, одарил его очередным презрительным взглядом и поставил на ноги. Эризан мотнул головой, очухиваясь от удара, и пропустил через себя энергию, излечивая полученные повреждения. В глазах его загорелся злобный огонек, выведший его из истерического состояния.

— Я не позволю так с собой обращаться! — завопил он. — Я — полноправный член совета, я имею право…

— А теперь замолчи! — холодно отрезал Вирлан. — Послушай меня.

— Я…

— Слушай, тебе говорят! — Эризан покорно замолк и опустил голову, но злобная искра в его глазах не погасла. — Ты убиваешь адептов, потому что в любом случае не сможешь их вытащить наружу из мира, отрезанного от Апейрона. Затем запускаешь реактор, создающий купол пустого пространства в Энергетическом поле, и скользишь вниз. Надеюсь понятно, почему ты скользишь вниз, или еще и это надо объяснять?

— Понятно. Вниз при нехватке энергии легче. Но ведь меня будет снабжать Камень.

— Камень действует через Апейрон. Ты его там уничтожишь.

— Уничтожу! — подтвердил Эризан на Гарад, сверкнув красными зрачками в желтом световом луче. — Вместе с душами всех его обитателей.

— А вот это уже сугубо не твое дело, — отрезал Вирлан.

— А чье тогда? Учителя?

— Его самого. Прощай, Эризан. И только попробуй не выполнить поручение или взяться за него по-своему! — Вирлан резко развернулся на месте, надув воздухом черный плащ, и скрылся в глубине прохода. — Тогда я покажу тебе, что такое гнев Владыки Совета!

«Покажешь ты мне, как же! — подумал Эризан на Гарад, разглаживая помятую одежду. — Да ничего ты мне не сделаешь! А просто так губить душу мира я не намерен. Я построю храм, создам там совершеннейший комплекс, и волью туда столько энергии, сколько смогу. А когда придет время, зародившееся человечество отыщет его и наполнит планету живительной силой, спасая себя от верного проклятья Тьмы!»

Эризан небрежным взмахом руки заставил восстановиться раскрошившуюся стену и скрылся в проходе.

Солнечные лучи, и до этого не очень яркие, побледнели еще сильнее и медленно поползли к центру зала. Незримое светило закончило свой небесный путь и постепенно заходило, дабы отдохнуть и набраться сил для следующего дня. Открытым оставался только один вопрос: как лучи умудрялись пробиваться по всей окружности громадного зала, а не только с западной стороны?

С каждой секундой и так бледные лучи ослабевали все сильнее, и в тот самый момент, когда эхо шагов Эризана на Гарада пропало в кромешной тишине зала, все вокруг подернулось полупрозрачным маревом серой дымки. Сначала расплылись далекие объекты, скрытая в полумраке колонн противоположная стена. Следом рябь съела центральный столб спирали, скользнула вперед, пожирая все больше и больше пространства, и вскоре за неестественным туманом, сковавшем помещение, уже ничего нельзя было рассмотреть.

Но этим ничего не ограничилось. Серое марево преобразовалось в сплошной серый покров, через который не проникнул бы взгляд даже зрячих в ночи существ.

Долго, кажется, бесконечно долго не было ничего, кроме мрака и тишины, слегка давящей на отвыкшие от беззвучия уши. И все было великолепно и прекрасно. Сны без сновидений — что может быть лучше? Ничего. Но, в тоже время, ничего не может длиться вечно. И поэтому началось то, чего подсознательно хочется бояться. Началось новое сновидение, а с ним — и новый кошмар. Пусть он не всегда страшен в открытую, но то, к чему приводит его осмысление, ужасно без исключений.

Сплошной полог тьмы подернулся яркими зелеными пятнами. Они вспыхивали из неведомой глубины, стремились вперед в непонятном стремлении заполнить все сущее, и разочарованно гасли светлыми изумрудными кольцами, так и не добившись желаемого. Постепенно рядом с зелеными вспышками появились красные, синие, желтые, багровые…Они нарастали и нарастали, забираясь туда, куда по самому своему определению забраться не могли, вспыхивали с ужасающей силой и гасли, тая, как колечки табачного дыма, рассеянные утренним ветром.

И с каждой новой догоревшей свое звездой все отчетливее и отчетливее проступала новая, неясная картина.

Длинный коридор, скупо освещенный редкими факелами, висящими у стены. Темные средневековые гобелены, на которых почему-то изображены космические баталии и поединки на энергетических копьях. Древние, покрытые пылью и плесенью от ненадлежащего хранения арбалеты, перекрещенные с чистенькими плазменными винтовками. Чуть дальше на стене — полупрозрачный плащ-невидимка, с прожилками электрических каналов и маленьким, с ладонь, пультом управления. На плащ повешены алебарда со следами ржи на окованном металлом древке и вышеупомянутое энергетическое копье, оружие истинных воинов благородного происхождения, не выпускающих из рук меч с четырех лет.

Коридор длинен. Нет, он непонятно, бесконечно длинен! И на протяжении сотен и тысяч метров он не поворачивает в стороны, он просто стремится прямо. Такой же, как и десять шагов назад — без перекрестков, ровный, словно стрела. Он не изменяется. Он постоянен. И через десять шагов место, в котором ты будешь стоять, не станет отличным от того, в котором ты стоял раньше. То же оружие, те же ковры.

Когда ты идешь по нему, привычный звук шагов не бьет по ушам. Вокруг — тишина. Возможно, это ирреальность сна творит столь злобную шутку, возможно, так и должно быть, ведь сны — это особый мир, где действуют другие законы и не властна теория относительности великого Эйнштейна.

Идти вперед. Кажется, что может быть проще? Движение — это то, чем живет любое разумное и неразумное существо. Даже мельчайшие клетки, ничтожные бактерии, и те двигаются. Даже те, кто привык подолгу сидеть в засаде и те, кто не может оторвать корни от земли, и они не могут без движения. Только для этих случаев оно становиться медленным и еле заметным. Распускаются листья весной. Нагибается к земле прогнивший сук. Ползет к жертве паук, приметивший дрожание паутины. Хватает ловкими щупальцами беспечную рыбу растение на дне океана. Это движение. Оно вечно и всегда предопределено заранее. Она складывается из мельчайших деталей, оно всегда было, есть, и будет, несмотря ни на что.

Движение вечно. Оно в крови. Делать шаг, а потом еще и еще — чуть ли не основная способность человека. Но здесь, в коридоре, эта способность пропадает.

Тебе кажется — ты сделал сотню шагов, ты приблизился к цели и почти погрузил кончики пальцев в мечту. Но стоит оглянутся, и ты обретаешь понимание, что остался на месте. Те же стены, те же гобелены, те же самые композиции из оружия.

И охватившее чувство отчаяния никуда не деть. Одиночество захлестывает неудержимой волной, хочется сорваться с места и бежать, бежать, бежать… куда? Только куда бежать? И спереди и сзади ровный пол и потолок, блестящим доказательством закона перспективы сходящиеся в одной точке. Вы когда-нибудь видели пол и потолок, сходящиеся в одной точке? О, если нет, не советую пробовать! Каменный мешок сдавливает снаружи и изнутри, разрывает душу, калечит плоть…

Не выдерживаешь. Срываешься с места и бежишь, бежишь, бежишь, исполняя недавнюю мечту. Бежишь, пока дыхание не сводит в груди, а перед глазами не начинают плясать разноцветные круги. Ты поднимаешься с колен, на которые успел упасть от бессилья и оглядываешь те же стены, то же оружие, те же ковры. И хочется упасть и умереть, завыть диким, нетравленым зверем, проснуться, наконец!

Тщетно. Не удастся. Не следует ни думать о спасении, ни просить о нем ведомых и неведомых богов. Они не помогут. Разум сам себя заковал в блестящую ловушку, и выпустит он себя только сам.

Вдруг среди одиночества и пустоты чувствуешь что-то не то. Ты прислушиваешься, и с удивлением отмечаешь, что по коридору раздается звук шагов. Человеческих шагов. Неведомый инстинкт заставляет подняться и прислониться к стене, скрываясь в тени. Вопрос: «зачем?» сейчас мало кого волнует. Даже бесплотному духу, наблюдающему за разворачивающимся действием из другой реальности — да что там реальности, времени и мира! — иногда хочется спрятаться и оказаться еще более незаметным, чем он уже есть. Хотя это и невозможно.

…Эризан на Гарад устало прислонился к стенке. Он никогда не любил тайных и секретных свиданий, предпочитая честные и открытые беседы в зале совета. Но туда допускали только избранных, поэтому с двумя молодыми адептами он договорился о встрече именно здесь, в своем личном коридоре, ведущим в зал. Другой конец коридора упирался в пещерку, оборудованную площадкой для посадки космических кораблей не особо больших размеров.

Общее число таких площадок, разбросанных по всем уголкам никому неизвестной планеты, никому неизвестного мира было около трехсот. Ровно как и учителей, допущенных до палаты собраний. То есть почти для всех, кроме десятка особо глупых или особо дерзких. Таким слова на редких общих встречах не давали никогда.

Конечно, для свидания с адептами можно было выбрать место и получше, но Эризан предпочел коридор, находящийся по его личным присмотром и защищенный от любых возможных методов наблюдения. Также была возможность посадить адептов в свой корабль и увезти далеко-далеко, туда, где бы их не нашел даже Учитель, но такой вариант плох своей заметностью. Он утащит адептов в глубины пространства лишь когда получит их согласие, не раньше и не позже.

Ждать пришлось довольно долго. Эризан успел не один раз пройтись туда-сюда по коридору, прежде чем послышались голоса адептов и появились в конце прохода две махоньких точки.

Точки росли и росли, пока не превратились в статные фигуры двух молодых учеников. Они о чем-то переругивались в полголоса, но о чем, Эризан понять не мог. Около учителя оба разом замолкли. Он молча хмыкнул. При его желании оба недотепы рухнут на колени и превратятся в тупых и покорных слуг, готовых выложить все свои потаенные мысли. Но такого желания у него не было.

— Значит так, — начал Эризан на Гарад. — Вы оба зарекомендовали себя талантливыми, способными учениками, гордостью и будущей опорой Братства. Думаю, настало время дать вам первое задание.

Оба удивленно переглянулись и хором ответили:

— Мы готовы!

— Прекрасно. Теперь слушайте меня внимательно. Ваше задание будет состоять в том, чтобы собрать в одном из средних миров определенный комплекс, а потом запустить находящееся в нем оборудование.

— И все? — спросил адепт, человек лет двадцати на вид, с густыми пепельными волосами. Тот, что сидел за рулем вездехода в предыдущем сне.

— Это официальная версия.

— А какова неофициальная? — поинтересовался второй, с хитрым прищуром глядя на учителя.

— Вы понимаете, что узнав ее, навсегда лишитесь обратной дороги? — припугнул Эризан адептов. Дорога, конечно, была, но страху нагнать сейчас стоило.

Второй кивнул. Первый помолчал пару секунд, и тоже согласился.

— Понимаем. Но за вас мы и в огонь, и в воду.

«Подхалимы!» — Подумал на Гарад, но говорить об этом не стал.

— Тогда слушайте, — второй раз за вечер повторил он. — Нам надо будет спасти мир.

— А в чем подвох?

— Перебиваете, сударь? — злорадно произнес Эризан. — Не пугайтесь, ничего я вам не сделаю. А дело в том, что Верховный Учитель приказал мне его уничтожить.

На лицах адептов было написано не то, что удивление — испуг. Им сейчас предлагали пойти против Братства, против воли Верховного Учителя. А подобное обязано закончиться очень плачевно. Конечно, теоретически у них может все получиться, но практически… Легче и гораздо безопаснее для здоровья выйти голым и без оружия против магических драконов Сэнии.

— Спрашиваю еще один, самый последний раз. — Эризан на Гарад сложил руки на груди, умудряясь каким-то образом смотреть в глаза сразу обоим адептам. — Вы согласны следовать за мной? В случае отказа я просто подотру вам память, так что опасаться нечего.

— А как же тогда вы? — спросил пепельноволосый. — Один вы не справитесь!

— Найду других. Адептов тысячи. Кто-нибудь обязательно согласится.

— Не надо искать. Я с вами!

— Рад! Воистину рад! — произнес Эризан, пожимая руку ученику. — А как ты, друг мой? — добавил он, обратившись ко второму.

— Я иду.

— Прекрасно! — впервые за последние недели с момента разговора с главой совета, на его устах расцвела улыбка. — Сегодня мне выдался замечательный день! Может, скажете ваши имена?

— Эгран, адепт пятого уровня, — сказал пепельноволосый.

— А я Нилидий, — подхватил второй, — седьмой уровень.

— Меня вы знаете. — Это было больше чем утверждение, чем вопрос, но адепты все равно согласно кивнули. — А раз так, я предлагаю пройти в мой корабль. Я ознакомлю вас с планом действий. Ведь души — это слишком серьезно, чтобы с ними шутить.

— Что мы должны делать?

— Это, — Эризан передал лист с трехмерной проекцией непонятного здания, — то, что вам предстоит собрать. Когда стены будут готовы, сообщите мне.

— Как сообщить?

— И опять же, об этом — только в корабле.

Я открыл глаза, пробудившись, как от резкого электрического удара.

«Уничтожу! Вместе с душами всех его обитателей!»

— Господи! — вздохнул я. — Что это? Мне никогда не снилось ничего подобного! Красноглазых, правда, я уже видел, но они были другие, совсем другие!

Ничего не понимая, я выбрался из зеленой жижи и прошлепал к душу, смывать с тела ненавистную субстанцию. Но «спасибо» ей все же сказать стоит — в голове прояснилось, мысли выстраивались в стройные цепочки, легко цепляясь одна за другую.

Так, два сна подряд про одних и тех же существ. Даже не два, три сна! Еще был тот, в машине!

Первый, быстрее всего, происходил на Земле, только очень и очень давно. Было там что-то про динозавров и летающих ящеров. Второй… Про него сказать нечего. Ключевая в нем только одна фраза: «Вместе с душами его обитателей!» И эта фраза бросает в дрожь. «Вместе с душами…» Третий… в нем то и кроется главная загадка. Этот Эризан, или как там его, собрался спасать мир вместо того, чтобы его калечить. Странный он человек!

Я вышел из-под струй ультрафиолета, дополненного слабый лазерным полем. Такой душ позволяет экономить воду и очищать тело. Чем плохо? Я бы ответил «всем!», только постесняюсь.

По быстрому запихав в себя завтрак, я уселся за письменный стол и положил перед собой папку Изалинды. Посмотрим, что там она нарыла!

Первая страница ничем особенным не потрясала. Классический полупрозрачный пластик, с нанесенными на него буквами. Я пробежал глазами по строчкам — ничего интересного. Короткое вступление о том, что натолкнуло такую-то группу археологов начать раскопки именно в этом секторе. Перелистнув три десятка страниц, так, чтоб оказаться поближе к середине, я остановился на заглавии — приблизительный план расположения комнат внутреннего комплекса строения. Ниже шла трехмерная деталографическая картинка. Точно такая же, как в моем сне.

«Это, — Эризан передал старшему лист с трехмерной проекцией непонятного здания, — то, что вам предстоит собрать. Когда стены будут готовы, сообщите мне!»

Перед глазами все поплыло. Я поднялся с кресла, слегка пошатываясь, добрался до кухни и вылил на голову полчайника воды. Вроде как полегчало. Я жадно припал к горлышку, добивая остатки, и опять вернулся в кабинет. На столе лежала папка. С чертежом. Исчезать или испаряться ничего не хотело.

«Похоже, ее мечта превращается в мою месту!» — не к месту подумал я, садясь за бумаги.

— Ладно. Будем смотреть с самого начала.

Пластиковые листы бесшумно разлеглись перед моими глазами, выстраивая цепочку событий последнего месяца. Они рассказывали о многом. О неудавшихся исследованиях, о поиске спонсоров, о тяжелых попытках установить сканеры под куполом 203 сектора. Я поглощал страницу за страницей, познавая историю Изалинды Гарон, археолога с доступом двенадцатого уровня, сумевшей в восемнадцать лет отыскать руины средневекового замка, в двадцать — неведомого комплекса иномирового производства.

«Пятое июля. Достав разрешение на сканирование небольшого участка нужного сектора, пытаемся развернуть оборудование. Не знаю, что именно меня туда ведет, но что бы это ни было, оно очень важно.

Многие мне говорят, что искать что-то сохранившееся в 203 секторе — абсурд. Умом я понимаю, что они правы, но сама ничего поделать не могу. Меня затягивает непонятная сила, имя которой — История!»

Да, Изалинда. Ты права. История затягивает. И, кроме того, она способна показать будущее через прошлое. Ведь тот, кто знает прошлое и живет в настоящем, может сотворить будущее. Оказывается, мы с тобой похожи. Вот уж не предполагал!

«Восьмое июля. Я сумела установить четыре аппарата на белой башне соседнего сектора. В двести третий отправились три дройда, но они не прошли и десяти шагов. Приборы успели показать концентрацию неизвестных газов равную 79 по шкале Гесмера. Это более чем в десять раз превышает привычные нам значения. Я проверила архивные записи в «Клионисе» и убедилась, что четыре года назад значение было 65 ГМ. Чем вызвано такое повышение концентрации — непонятно. Только определенно у нас не выйдет пробраться внутрь тем путем, которым мы хотели раньше. Дорога через нижний сектор закрыта».

79 баллов по шкале Гесмера! О, Боги! Такого я никогда не видел! За защитными куполами, на высоте десяти тысяч метров значение не выше 8-10 ГМ. Неужели так влияет гравитация планеты, сгущающая воздух? Или есть что-то еще?

«Девятое июля. Сканирование ничего не дало. У нас не получается пробиться дальше шести тысяч метров. Группа предлагает сворачивать работы. Но я знаю, там что-то есть! Я просто уверена в этом! Дэлила выдвигает ультиматум — или мы уходим в течение одного дня, или уходит она одна. Я пожелала ей всяческих успехов и указала на гравилат. Она с гордым видом удалилась. Теперь на верхушке башни нас осталось семеро».

Я перевернул лист и замер перед черным заголовком:

«Десятое июля. Майкл в тайне от меня облачился в костюм собственного изобретения. Вчерашним вечером он уговаривал меня испытать новое покрытие, дающее возможность проникать в ядовитый туман. Я ему категорически запретила рисковать собственной жизнью, и отправила спать. Но Майкл — человек своевольный. Ночью он облачился в свою броню и вошел в сектор.

Видимо, по началу все шло неплохо. Он продвинулся вперед на сотню метров, как началось непредвиденное — броня стала сдавать. Она постепенно проседала под напором тумана, и, в конце концов, растворилась. Майкл умер мгновенно. Все, что от него осталось — малюсенький кусочек металла, каким-то образом сохранившийся в отравленной атмосфере».

«Теперь на верхушке башни нас осталось семеро», — припомнил я. А прошлым вечером Изалинда говорила о пятерых. Значит…

Я быстро отыскал листок с очередным черным заголовком.

«Двадцать пятое июля. Сегодня ровно три недели, как мы живем на энергетической башне 204 сектора. Но этот скромный праздник был омрачен трагическим происшествием. Алекс, устанавливающий усовершенствованный сканер на низ генератора поля, поскользнулся на пролитом смесителе и упал вниз. Я успела схватить его за руку, но он, понимая, что мне в одиночку никогда не вытащить взрослого пятидесятилетнего мужчину, извернулся и укусил мою кисть. Я такого не ожидала и разжала пальцы. Алекс рухнул в энергетический поток. Его тело испарилось в сотую долю секунды. Мегана, Андре, и остальные всячески меня утешали, говоря, что иначе мы бы сорвались вместе, а так экспедиция не осталась без руководителя. Я вырвалась из их рук и заперлась у себя в комнате. По моей вине погибли уже двое. И за что? За ничтожную идею? За то, что я хочу сама себе что-то доказать?»

Я свернул лист трубочкой и прижал ко лбу. Если бы сейчас писали на бумаге, а не диктовали компьютеру, я бы обязательно увидел разводы на чернилах. Следы слез, душивших Изалинду. Потерять двух человек! Так просто это не дается.

Но пластик равнодушен. Он не видит эмоций и чувств. Он — просто пластик. Не больше и не меньше.

Немного дальше мне попалась красная ленточка, пересекающая страницу. Разумеется, она была нарисована, но с первого взгляда поражала своей реалистичностью.

«Тридцатое июля. Сканеры, улучшенные Алексом, заработали! Мы пробили глубину в десять тысяч метров. Перед группой постепенно проступали очертания коридоров и залов храмового комплекса. Они были пока еще не очень четкие, но позже мы сможем получить лучшую картинку. Главное — я оказалась права. Под землей на самом деле есть нечто, способное потрясти весь научный мир».

Изалинда, знала ли ты, насколько была права, когда диктовала эти строки? Думаю, нет. А мир будет потрясен. Кажется, я начинаю находить ответы!

Я быстро долистал папку, мельком рассмотрел чертежи, достаточно четкие, чтобы войти в них через компьютер, и поднялся со стула. Часы показывали два. Значит, за документами я просидел пять часов. Плюс шесть на сон, итого — одиннадцать. До смены — пять часов. За это время надо успеть подготовить экспедицию вглубь земли, к неведомому храму. Потом восемь часов за экраном, пытаясь с места хранителя разглядеть недоступное простым смертным, и — вперед!

Плазменный куб, установленный в дальнем конце комнаты, натужно загудел по моему приказу. Потребуется добрых две минуты, прежде чем лазеры сумеют нагреть воздух до нужной температуры. Потом все пойдет уже на много легче — лучи определенной длины и температуры создают свои цвета, а силовое поле придает форму раскаленному воздуху. Первые такие проекторы были достаточно заторможенными, но позже, к 500 годам третьего тысячелетия научились ускорять нагрев воздуха в тысячи раз. Последнее нововведение коснулось экранов в 27 веке. Тогда с помощью тех же лазеров стали охлаждать плазму, намного быстрее меняя ее температуру, что позволило изображению стать почти не отличимым от реального.

Сто двадцать секунд я честно скучал, глядя, как расцветают разноцветными волнами пять кубометров воздуха, огороженных опорами нагнетающего поля. Затем нечеткости и размытости пропали, предлагая мне ясную картинку. Металлический голос, совсем не напоминающий серебряные колокольчики Игнессы, вежливо поинтересовался, какого рожна я влез в общую городскую сеть. Я дал программе команду выйти на Николоса Гатье, главного планировщика и архитектора.

Изображение плавающих туда сюда кубиков быстро пропало, сменившись серебристым туманом. Из тумана мало помалу выступило имя абонента и его личный номер.

Долгое время ничего не происходило. Видимо, Николас не имел ни малейшего желания разговаривать неизвестно с кем в одиннадцать часов утра. Или он просто спал, благо работа у него была на дому, и рамками рабочих часов его никто не ограничивал.

На шестой минуте неудачного соединения связь прервалась. Не хочет господин Гатье беседовать с непонятным абонентом сети, высвечиваемый на экранах добропорядочных сограждан не иначе как: «неизвестно»! Что поделать! В наше время опасаться можно всего, даже теоретически не возможного убийства через городскую сеть. Но выдавать кому бы там ни было свой личный номер я не собирался. И так хватает писем с мольбами о сострадании, о том, что «каждый человек хочет попасть в анналы Истории, а я не каждый, я самый особенный, и уж меня-то надо заснять точно!»

Пришлось поступать по хитрому. Конечно, для начала я еще раз по-честному набрал номер архитектора, но из этого ничего не вышло. Как я, между прочим, и ожидал.

— Перейти в систему института истории «Клионис»!

Электронные мозги натужно зашевелились, пытаясь уразуметь, чего от них требуются.

— Персональный двадцатизначный код доступа и подтверждение главы института! — отчеканил ИИ.

Господи, если ты меня видишь, если тебя не убило неверие миллионов и миллионов! Сделай так, чтобы я больше никогда не слышал слов про мой личный код!

— Найти Элиана Дирада!

На пять секунд повисла тишина, а потом передо мной выросло знакомое лицо начальника. Оно почти ничем не отличалось от живого, только вот все тело ниже пояса отсутствовало, а то, что присутствовало, было увеличено в два раза.

— Привет, Карлан! — весело поздоровался он. — Вот уж не ждал тебя увидеть! Думал, ты отсыпаешься перед новой сменой! Что тебя ко мне занесло? Ведь если ты здесь, то всяко не просто так!

— Мне нужно подтверждение, — с ледяным спокойствием, охлаждая восторг шефа, произнес я. — И поговорить.

— Подтверждение? Это я мигом! — мне показалось, или в голосе господина Дирада, бывшего моим прямым начальником, но имевшим уровень доступа на два меньше, чем мой собственный, мелькнуло беспокойство? Такого просто не бывает! Он всегда равнодушен и спокоен. Ну, может быть, немного завистлив, что командует людьми, старшими по рангу. Он чиновник, мы хронисты. Но — не более. Беспокойство я слышу впервые.

— Господин Дирад, что-то случилось?

Шеф оторвался от поисков кода подтверждения и уставился на меня чистой синевой глаз.

— Ничего! — честно соврал он.

Ага! Так я и поверил! Я не один год за своим креслом сижу, я умею видеть скрытое!

— Господин Дирад! Утаивать от меня так же бесполезно, как утаивать от Бога! Я все равно дознаюсь.

— Да, конечно, — обреченно вздохнул Дирад. — Ты хронист. Ты точно все узнаешь.

А ведь его восторг, с которым он приветствовал меня — он наведенный, неестественный! Шеф играет. Только по какой причине?

— Ну, так что?

— Меня хотят скинуть с места и отправить на последний уровень. Дройдов убивать.

Потрясающее объяснение! Даже те, кто привык, подобно интриганам семнадцатого века, общаться исключительно намеками, и то бы не вникли в суть фразы! Чем босс так провинился?

— Не понял!

— Конечно, не понял! — равнодушно произнес Дирад. Нелегко, наверно, давалось ему это равнодушие! Я вот так не умею. Не получается у меня скрывать все мысли и эмоции. Какую-то часть — да. Но все…

— Шеф, а если чуть-чуть поподробнее? Самую капельку!

— Карлан, у тебя талант выпытывать нужную тебе информацию и, в придачу, видеть души людей!

А так же жуткие сны, в которых я убиваю эти самые души, заменяя их другими, более чистыми. Такого и врагу не пожелаешь, а вы завидуете! Мол, все насквозь вижу!

— А если поконкретнее…

— Послушай, профессор Карлан, всегда хотел спросить…

— О чем? — надежда что-то вытащить из шефа медленно, но верно угасала.

— Как тебя зовут?

— Свое имя я говорю только девушкам, и только перед тем, как дать им свой номер.

— Ты кому-то давал свой номер? Он же засекречен!

— Вот-то то и оно!

— Карлан, — решил пооткровенничать Дирад. — Ты слышал про угнанный…

— Слышал! — перебиваю я босса. Терпеть не могу повторения одного и того же рассказа два раза. Даже из уст разных людей. Наверное, потому, что я все дословно запоминаю с первого прослушивания.

— Его угнали из 4 сектора, там камер столько, сколько в пяти обыкновенных.

«Первые десять секторов — лаборатории, — припомнил я. — Там камер навалом. Только информация оттуда поступает поверхностная. Глубинная съемка нам запрещена, что творится внутри зданий, мы не ведаем».

— Но, представь себе, ни одни ничего не зафиксировала! Это нереально, но это факт.

— Подумаешь! — буркнул я. — Машину угнали. Камеры ее не зафиксировали! Вас-то это не касается!

— А знаешь, почему ее не засекли? Похитители — МЕБОСы! Точнее, их дети. Те, кого они создали позднее, те, кто не отличается от нас, от людей!

— МЕБОСы… — выдохнул я. Одним словом было сказано все. За что хотят снять шефа. Зачем роботам понадобился гравилат. Что будет с куполами, когда к ним смогут подняться те, против кого пять сотен лет стоят Воины Бездны.

— Понял?..

— Да.

Слова сейчас были излишни. Даже фразы ободрения. Дирад был твердым человеком. Он бы их просто не принял. А если и принял, то не понял.

— Что тебе было нужно? Подтверждение? Получай! Невидимые динамики пискнули, на экране вспыхнула серая галочка.

— До встречи, шеф!

— Прощай, Карлан! Не думаю, что мы увидимся.

Связь прекратилась. Я быстро надиктовал свой код и попал в инфраструктуру здания. Через нее я вышел на отдел общения и еще раз набрал номер главного архитектора. Теперь Николас Гатье подошел к экранам без промедлений. Когда вызывает «Клионис», надо бежать сломя голову, для карьеры полезно. А вот какой-то неопределенный номер — совсем другое дело.

— Чем имею честь?

Передо мной появился седеющий мужчина лет этак пятидесяти с хвостиком. Его волосы почти все потеряли свой настоящий цвет и стали пепельно-серыми, лишь усы горели молодым черным задором. Не понятно, почему он не обращался к врачам, враз бы вернувшим ему всю прежнюю красоту. Видимо, считал, что такой облик больше соответствует его профессии. И, по моему, он был прав. Архитектор должен обладать мудростью, а хронист — свежим взглядом на реальность.

— Господин Гатье?

— Да, это я. Но я не совсем понимаю, зачем понадобился «Клионису»…

— Извините за беспокойство, — С такими почтенными людьми хочется и разговаривать соответствующе, как они — чинно, в старинной манере! — но потревожил вас не «Клионис», а лично я. Простите за невольный обман, но по-другому выйти на вас у меня не получилось.

— Значит, вы — хронист?

Всегда любил умных людей. По крайней мере, тех, кто может легко связать два и два.

— Вы абсолютно правы.

— Сочту за честь помочь вам.

— Не спешите с завереньями, не услышав, о чем я хочу вас попросить.

На лице Николаса Гатье мелькнуло обеспокоенное выражение.

— Надеюсь, вы не идете на нечто незаконное?

— Могу смело убедить вас в этом. Я просто хотел спросить вас на счет дороги. Видите ли, я не могу попасть в одно место. Ваш совет может очень мне помочь.

— Молодой человек, не знаю, как вас там, вы в своем уме? Спрашивать дорогу в наше время?

— Понимаете, — спокойно парировал я. — Мне нужно в такое место, куда без совета не попадешь!

— Куда? В ад?

— Вы почти угадали, господин Гатье, — премилым голосом сказал я. — Мне нужно в подземелья.

— Какие? — раздраженно спросил архитектор.

— В те, что начинаются под 203 сектором.

Повисла пауза. Если секундой раньше у Николаса Гатье были сомнения по поводу моей вменяемости, то теперь они растворились. Я представлялся ему законченным психом. Таким, каких убивать надо, чтобы они порядочным людям жить не мешали.

— Вы понимаете, что в 203 сектор попасть нельзя? — он говорил со мной, как с ребенком, чуть ли не сюсюкая.

— Понимаю. Придумать, как можно туда попасть, смогут не многие. Лишь истинные гении. И, я думаю, вам это по плечу. Прошу не от своего имени и не от имени института «Клионис». Прошу от имени человечества, которому вы окажите неоценимую услугу. Помогите!

— Хорошо, молодой человек, я попробую.

— Учтите, господин Гатье, — напомнил я, — вам нужно добыть ответ за сутки.

— Позвольте, а к чему такая спешка?

Объяснить я не мог. Я сам не понимал, куда спешу. Просто внутри меня сидело знание, что если хочу чего-нибудь добиться, надо поспешить. Если опоздаю хоть на секунду — ничего не выйдет. Вопросы останутся вопросами, не найдя ответов даже под землей.

— Хорошо. Я попробую, — повторил Гатье.

Я сдержано кивнул и хотел было отключить связь, как меня прервал его голос:

— Позвольте, сударь, а с кем я говорил? Кого мне искать?

— Вы не найдете меня. Само мое существование — величайшая тайна! — конечно, я маленько кривил душой, но как не преувеличить, восхваляя любимую работу! — Я сам разыщу вас, когда настанет время. А я — профессор Карлан, старший хронист, сотрудник теневой части «Клиониса» с девятнадцатым уровнем доступа.

— До свидания, профессор Карлан. Я найду ответ!

— Мм, господин Гатье! — вспоминаю я. — Посмотрите в Сети информацию о неком Майкле, археологе из группы Изалинды Гарон! Он, кажется, находил способ, изобретал специальную броню. Конечно, это не в вашей компетенции, но, может быть, сможет на что-то натолкнуть. Если не вас, то меня.

— Я так и сделаю. До встречи, Карлан.

— Счастливо, Гатье!

Компьютер вывел информацию об обрыве связи и выкинул меня в общую Сеть. Что у нас там дальше по плану? С кем надо поговорить? Ах, да! Военные! Нужно узнать об обстановке в районе 203 сектора. С кем бы связаться? Большого объема знакомых среди патрульной службы у меня нет, но все же…

Следующие два часа ушли на то, чтобы разыскать кого-то там лейтенанта, который знал майора, который знал генерала. Через генерала я вышел на командующего, с которым, собственно говоря, и общался. На словах все получается довольно быстро. Раз, два — и сделал! В реальности получилось хуже. Информация о существовании Последнего уровня засекречена вся. Информация о выживших МЕБОСах засекречена вся. Информация о том, что в наше мирное время борьбы со зловредной природой, идет война где-то далеко внизу, засекречена.

А вот теперь думайте, как долго я пробивался через все эти запреты секретности. Даже удостоверение хрониста мало что значит перед ликом смерти, которой все пропахло в подземельях.

В конце концов, я выяснил, что активности робототехники в 203 не было. Причем, не было довольно давно. Вопрос: как об этом узнали? Сканеры такую глубину не берут! Изалинда, и та кое-как сумела! Командующий обиделся, когда от меня об этом услышал, сказал, что у загадочных НИХ свои источники, которые не врут. Подробнее об источниках я интересоваться не стал, хотя моя должность и позволяла быть в курсе.

Кто такие ОНИ, спрашивать тоже не стал. Хотя было жутко любопытно, кто стоит за плечом единственного верховного главнокомандующего планеты.

Следующий шаг — беседа с кем-нибудь из бюрократов. Они могут дать официальное добро экспедиции. Если же не дадут, придется пробиваться самим. Если еще будет, куда пробиваться. Боги, сколько если! Звонить и все!

Из общей Сети я вышел на список правительственных чиновников, которых, так или иначе, знал. Роднее всего оказалась фамилия Гордон. Я отдал приказ и машина тут же стала искать нужного человека.

Серый туман плазмы быстро развеялся, представляя лицо молодого человека с длинным пучком волос, забранных на затылке. Его глаза скрывала тонкая полоска визора, сканирующего изображения и передающего доступным сигналом прямиком в мозг. Говорят слепые от рождения люди, не смотревшие на мир без оцифровочной техники, разбирались в чужих душах как в своих собственных. Я этому особо не верил, зная, что для понимания людей надо за ними долго наблюдать, а не использовать «новшества» прогресса, более пятисот лет стоящие на службе человечества.

Конечно, можно предположить, что они замечают такие мелочи, как проступивший пот и судорожное движение глаз, на которые зрячий внимания не обратит, и только поэтому «видят души». Не знаю. Себе, со своей интуицией и семилетним опытом работы в «Клионисе», я доверял намного больше.

— Ну, блин! Вот кого не ожидал увидеть, так это тебя! Думал, быстрее вселенная рухнет, чем кого-то из однокашников увижу! А вон, оказалось, как мир тесен! Привет, А…

— И ты здравствуй, Миран, — не дал я ему закончить. Уж больно разговорчивым оказался новообретенный знакомый.

— Слушай, Карлан, чего такой грустный? Ты вообще сам так? Я тебя лет десять не видел, еще со школы.

— Точнее, девять, — поправил я его. Гордону было наплевать. Ему жутко хотелось похвастаться своими успехами. Видимо, он считал, что стал самым великим и знаменитым среди одноклассников. Да ради бога! Пусть мнит, что хочет. Лишь бы мне помог.

— Все равно! — отмахнулся он. — Не имеет принципиального значения.

«Ожиданно!» — незаметно хмыкнул я.

— Главное, — продолжал Миран, — что с наших пятнадцати лет, как пошла специализация, я тебя не видел. Ты тогда, я помню, историей бредил. Что, туда и подался?

— Почти, — уклончиво ответил я.

— Я так и знал! Я всем всегда говорил: посмотрите на Карлана! Он — бушующий великий историк!

— Спасибо, конечно. А сам ты как? — ой, лучше бы я этого не говорил. На меня полилось столько ненужной информации, что скоро я перестал слушать. И почему только он не побоялся соединиться с неизвестным номером?

Когда Гордон дошел до того, что его чуть не назначили заместителем диктатора и не дали семнадцатый уровень, я его прервал.

— Слушай, Миран, я к тебе по делу. Понимая, что ты человек не банальный и что ты наверняка добился не малых высот, я решил обратиться именно к тебе.

Лесть свое дело сделала. Впрочем, как всегда. На таких людей, как Гордон, комплиментами воздействовать очень легко. Они до того себя любят, что любая похвала для них превращается в рай на земле, и они сделают для тебя все, что угодно. И сейчас я не ошибся.

— Всегда готов помочь старому товарищу и лучшему другу! — бойко отрапортовал он.

«Да когда мы с тобой дружили? — удивился я. — Что-то не припомню, ты уж извини!»

— Послушай, затеял я тут одну экспедицию…

— Разрешение на сканирование нужно? Или с военными договориться? Я это мигом…

— Нет, территория уже просканирована и с военными я поговорил. Мне бы ей официальный статус придать. Мол, так и так, по заданию правительства группа смельчаков двинулась в глубь земли…

На счет крайнего уровня я распространяться не стал. А вдруг не знает? Война там, конечно, идет не шуточная, но средние обыватели о ней не подозревают. Спасибо уму главы Города.

— Ага, понятно. Оказать ей всяческое содействие и материальную помощь.

— Ну, насчет материальной помощи может и не надо, — я быстро прикинул свои ресурсы и убедился в их достатке. — А вот содействие было бы очень хорошо!

— Ладно, помогу я тебе стать знаменитым археологом. Только ты, когда прославишься, не забудь…

— Упомянуть про Мирана Гордона, который мне очень помог. Не забуду.

— Ладно. Я пошел выбивать разрешение. Позвоню попозже.

— Слушай, Миран! Постарайся за сутки! Вопрос жизни и смерти! А позвоню я тебе сам! — не хватало еще объяснять, почему такого человека, как Карлан А. С. нет в Сети.

— Пока!

— Ага, увидимся! — распрощался я и с наслаждением откинулся в кресле. Как порой бывает мало нужно человеку для счастья! Пять минут покоя, и все!

Ура! С прямыми делами разобрался. Я двинул вперед свои фигуры, теперь надо ждать ответных ходов. Если повезет, то в экспедиции не будем знать ни горя, ни забот. Только вот беда — не верил я в такое счастье. Тяжкое это дело — найти путь. И ни мало труда стоит пробиться сквозь бюрократию и получить «добро» государства!

А пока — надо связаться с Изалиндой. Только не через Сеть. Напрямую, как и положено общаться людям. Притом, у меня возникло очень много вопросов, на которые ответит только она. И только лично.

Я влез в поисковую базу и нашел адрес девушки. Сектор 107, средний уровень. Сначала я невольно удивился, как так, средний? Археологи народ уважаемый, деньгами их никто не обделяет, да и в наше нелегкое время, когда правительству зачем-то понадобилось собрать полнейшую информацию обо всем мире, прошлому внимания уделяли не мало. А кто расскажет о прошлом, как не археологи? Да никто! Вот и спонсировали их экспедиции, бывшие не особо рискованными, вот и платили им деньги, достаточные для красивой жизни на верхнем уровне. А тут…

Немного подумав, я все же нашел достойное, на мой взгляд, решение. У «работников лопаты», считающихся истинными энтузиастами, нет времени на веселое домашнее житье. Они всегда в разъездах, всегда копаются в толще земли. Они не понимают, что такое домашний очаг и милый сердцу уют. Их толкает вперед нечто большее и, по сути своей, необъяснимое. Азарт ли, жажда ли нового и невиданного, желание разгадать тайны человечества? Как знать. Для этого надо родиться таким, как они, взгляд со стороны, извне, тот взгляд, которым я всегда смотрю на вещи, сейчас не помогал. Чтобы понять, надо смотреть изнутри.

Я прикинул расстояние до 107 сектора. Оказалось — не очень много. По магистрали доберусь за час. Придется гнать на полную, на ровных участках превышая максимум магистрали в 4000, но что поделать? Такова жизнь. Иногда приходиться неуместно спешить, иногда — подолгу ждать без дела.

Выбравшись из гостеприимного тепла кресла, я потянулся всем телом, с ужасом ощутив, как хрустят суставы. Позвоночник непривычно ломануло, но боль тут же прошла.

Все! Засиделся! Пора завязывать! Я прошествовал по квартире, скомандовал внутренней системе выключить включенное и включить то, что там надо включать, когда я ухожу, и с наслаждением вышел наружу. До ближайшей стоянки гравикамов было с полчаса быстрой ходьбы. Это же расстояние можно было преодолеть за две секунды с помощью малых телепортических установок, но я ими побрезговал. Наверное, оттого, что в отличие от многих жителей города не забыл со школы, как они работают. Учительница физики так самозабвенно описывала полное уничтожение моей структуры в одном месте пространства и собирание ее в другом из простейших микроорганизмов, что я навсегда зарекся в багровое свечение не входить. И плевать, что она доказывала сохранность переноса информации памяти и цифрового кода ДНК. Я лучше доберусь до места на аннигиляционных двигателях, изобретенных позднее телепортации и внушающих больше доверия.

Когда я подошел к огороженному клочку мостовой, являющемуся стоянкой, оказалось, что транспорта в наличии нет. Я вздохнул и уселся на скамеечку — ждать.

Все летающие аппараты, двигающиеся по бесконечным улицам города, имеют много нехороших свойств. Одно из них — запрет на частную собственность. Машины полностью и безраздельно принадлежат городу. Это связано с двигателями, с помощью которых они передвигаются.

Я закрыл глаза и попытался мысленно перенестись в начало 26 века, когда ученые сняли единый энергетический барьер вокруг выживших частей планеты и установили много малых щитов, равномерно покрывающих всю площадь. Эти щиты, сменившие прежний экран, очень многим от него отличались.

К тому времени ядовитый туман, покрывающий половину Земли, начал изменяться. Его концентрация на кубический метр стала нехорошо возрастать. Быть такого не могло, так как вода, являющаяся источником и основным компонентом для тумана, исчезла. А, как известно, из ничего что-то не получиться. Неживая природа не может увеличиваться в размерах, не разъедая что-либо и не превращая в себя. А тут нате-ка вам! Концентрация увеличилась.

Леонард Гесмер, гениальный физик и математик, придумал, как можно с помощью силовых экранов измерять количество чужеродных атомов. Силовые экраны нужны были из-за того, что ни один другой материал не мог долго сопротивляться разрушающей силе тумана. Даже материковые плиты, когда ради эксперимента туман допустили до них, начали опускаться. И опускались достаточно долго. Туман сумел сожрать около километра породы, но потом остановился. Аккуратно поставив поля на место, ученые с удивлением увидели тонкий слой непонятного вещества.

«Родной сын, плоть от плоти, кровь от крови нашего врага, — сказал тогда Михаэль Герад, возглавивший изучение нового материала, — он единственный сможет дать нам оружие против своих родителей!»

И на самом деле оказалось, что под лазерным излучением при температурах, близких к жару сверхновых, он начинает увеличиваться. Его атомы непонятным образом делятся, заполняя предложенные формы. При охлаждении почти до абсолютного нуля с помощью тех же лазеров он начинает съеживаться, то есть идет обратный процесс.

Лет десять с герадиумом, названым в честь изучавшего его ученого, ничего не делали. Но потом…

Кто-то особо умный, кто я забыл, со времен школы не все знания в голове остались, облучил герадиум под рентгеновским лучом черт знает какой мощности. Единственное, что могу сказать, мощность была не малой, такая, какую применять при исследовании не стали. Побоялись.

Если бы этот ученый кусок металла не облучал — остался бы жив. Ибо в камере произошли непонятные изменения, и грянул взрыв. Да не просто взрыв, а взрыв очень даже атомный. Кусок города снесло за одно мгновение, каким чудом остался стоять барьер — загадка и по сей день.

Над тем, что да как, бились год. Но кто бьется, тот обязательно добьется! И, в конце концов, восторженной публике показали антивещество. Оно получалось из герадиума, и, по всем законам физики, при контакте с веществом взрывалось. Хранить антиматерию приходилось в герметичных контейнерах в окружении генераторов полей, не позволяющих антивеществу соприкасаться со стенками.

Немного подумав, на основе антивещества создали двигатели. Принцип обычного реактивного, только в камере сгорания смешиваются другие компоненты.

В 2520 году легкие неувязки с туманом превратились в нечто большее. Он стал запросто проникать за защитный барьер, а его концентрация все увеличивалась и увеличивалась. Самое удивительное — он висел на высоте десяти тысяч и пока не спускался. Но было понятно — «пока» затянется ненадолго.

Вот тут-то и вспомнили об антивеществе.

«Ура! — решили физики. — Мы теперь сможем избавиться от величайшей проблемы человечества!»

И они начали создание куполов.

Купол — это ровная полусфера, основой которой служит экранирующая сетка, усиленная лазерным каркасом. Она позволяет удержать слой плазмы и придать прочность конструкции. Второй слой — плазма, за счет которой происходит реакция создания антивещества. Также она пронизана мельчайшими нагревающими установками, держащими температуру, близкую к 4000 градусов. Дальше идет раскаленный герадиум. Он постоянно увеличивается в размерах, но из-за нагрева свободная поверхность металла изменяется и превращается в антиматерию. Она, в свою очередь, аннигилирует с туманом, уничтожая его. Планировалась не доводить реакцию на вершине купола до атомного взрыва, а управлять процессом аннигиляции. Операцию по уничтожению ядовитых газов планировалось завершить через год. Затем вокруг планеты создали бы новую атмосферу, и жизнь вошла в прежний ритм.

Не удалось. В сентябре 2521 завершили систему Белых Башен, стоящих в центре каждого купола и снабжающего его энергией. В октябре 2521 запустили процесс вечной аннигиляции. К 2525 поняли, что туман оказался хитрее. Он изменился. Он стал расти быстрее, он опережал свое уничтожение.

Молодец, правда? А люди остались ни с чем. Ситуация не изменилась. Вверху по-прежнему была смерть, внизу начинали шевелиться МЕБОСы, планируя полномасштабное вторжение. Единственный плюс в сложившейся ситуации — возможность появления летающих машин. Но об этом — позже.

Я рывком встал со скамейки, и запрыгнул внутрь гравикама. Двигатель неровно зажурчал, рассчитывая курс полета до ближайшей скоростной магистрали. Там управление возьму я, воспользовавшись привилегией доступа девятнадцатого уровня. Всем остальным людям, имеющим более низкие уровни, приходится сидеть и ждать, когда их довезут.

Машина плавно сорвалась с места и начала набирать высоту. Панель редко мигала, трехмерная карта в левом углу сообщала положения гравикама в текущий момент. Все остальные приборы были двухмерные и резали непривычный глаз. Никак не могу понять, почему ни в одном транспортном средстве нет достойных панелей? Деньги экономят? Монтировать лень?

А, чушь! Не мое дело. Пусть правительство вводит новое и лучшее, я буду просто фиксировать это в архивах «Клиониса».

Вместе с плотным потоком машин мой гравикам вынесло на тускло светящийся далеко внизу магистральный щит. Шкала устойчивости рванулась вверх, достигнув ста процентов. Вот теперь полетаем!

Я пробежался по приборам, продиктовал свой код и взялся за вылезший штурвал. Нажатие на одну единственную кнопку и двигатели переходят в форсированный режим, сжирая количества антивещества, близкие к критической массе.

Нос аппарата задирает, из сопел вырывается желтый огнь, корпус вздрагивает. Мимо несутся темные пятна и размытые очертания зданий. Высота семь тысяч, скорость четыре пятьсот!

Я с блаженной улыбкой обхожу очередное серое пятно секунду назад появившееся на горизонте и чуть не хохочу от восторга. Такого ощущения свободы и счастья не может даровать никто. Лишь скорость. Она делает сознание чистым и пустым, она отбрасывает нужные и ненужные мысли, позволяя сосредоточиться на дороге. Она свята.

Машина рвется вперед, она идет на своем пределе, пределе, установленном почти пятьсот лет назад. Сотни экспериментов, тысячи опытов, миллионы различных предложений — не помогло. Аннигиляционные двигатели упорно не летали быстрее 4500. Для большего ускорения к основному источнику энергии пришлось бы добавлять еще какой-нибудь. А что можно добавить, кроме классических водоперерабатывающих? Ничего. А, учитывая, что дороже воды ничего (почти ничего) не существует, такую систему использовать не станут.

Любой гравикам и гравилат использует принцип притяжения антивещества к веществу. В любой точке планеты сверху висит каркас, обтянутый, как купол древнего шапито разноцветным шелком, слоем антивещества. Герадиум, по природе своей очень близкий к антиматерии, легко вступает с ней в любые реакции. Значит, и силы притяжения между ними сильны. А если через герадиум пропустить большое напряжение, то притяжение усиливается, достигая астрономических величин. За счет этого можно подвесить в воздухе тяжелые предметы, предварительно снабдив их подложкой из специально обработанного герадиума. На таких транспортных средствах не получиться подниматься близко к куполу, ибо силы притяжения превзойдут земную тягу и мощь двигателей. И тогда… О том, что будет тогда, лучше не думать.

Карта мигнула два раза алым заревом. Значит, почти на месте. Я с вздохом передал управление компьютеру и проводил уползающий в пол штурвал печальным взглядом. Гравикам медленно подруливал к бордюру пешеходной дорожки.

Когда я выбрался наружу, дверь за моей спиной захлопнулась, и гравикам направился по месту прописки. Теперь осталось только найти Изалинду. В каждом секторе живет от десяти до пятидесяти миллионов, так что без компьютерной помощи пытаться ее разыскать бесполезно.

Найдя ближайшую компьютерную будку, я дал запрос о поиске. Через секунду ИИ выдал мне нужный адрес: уровень средний, ступень пятьдесят шестая, квадрат десять. Я тут же просмотрел предложенную карту и направился по данному адресу, благо идти надо было всего пять минут.

Стандартная лазерная дверь стандартного дома. Разумеется, закрыта. Разумеется, просто так и любому она не откроется. Разумеется, она не сможет противостоять тому, кого, не преувеличивая, называют «Властителями Мира».

Не выдержав аж пяти доказательств моего высокого положения, запоры сдались, и лазерная сетка исчезла. Я перешагнул порог, сверился со списком жильцов и зашел в телепортер. Вспышка, бьющая по глазам, секундная потеря верха и низа, чувство, что руки и ноги перемешались местами и легкое покалывание по всему телу. Ненавижу! Почему в домах не оставили лифты? Ни разу в жизни на нем не катался! А как хочется!

Длинный коридор. По бокам, слева и справа — ровная череда дверей. Над каждой — сканирующий элемент. Еще — это видеть мог только я, семь лет не вылазящий из-за пульта в «Клионисе», умело скрытые передатчики. Те приборы, которые являются нашими глазами, миниатюрные устройства, передающие абсолютную информацию напрямую в мозг.

Я мгновение замер. Какая там была дверь? Семьсот десятая? Значит вот здесь.

Я криво усмехнулся, отгоняя шальную мысль войти без предупреждения, и постучал костяшками по косяку. Тревожить компьютер не стал. Пусть себе спит.

Через несколько секунд дверь исчезла, и я увидел удивленное лицо Изалинды.

— Как вы сюда попали?

Улыбка наползла на губы помимо моей воли. Сдержаться я не сумел. Да и незачем.

— Секрет фирмы.

— Воспользовались пропуском? — в свою очередь улыбнулась Изалинда. — Понимаю. Ну, что стоите, проходите!

Опять на «вы». Опять уважение преобладает над доверием. Есть в этом мире хоть один человек, который может отнестись ко мне просто, непредвзято? Не обращая внимания на титул, на уровень допуска? Сказать пару чисто человеческих фраз, дружески похлопать по плечу?

«О чем я? — тут же оборвал я сам себя. — Пора смириться. Мне давно было пора смириться. Я вижу реальность не так, как должен. Я хочу, чтобы она была лучше. Я наделяю людей качествами, которые умерли вместе с бешено летящим временем. Я слишком люблю историю, я досконально знаю прошлые тысячи лет. Я знаю где, когда и почему произошло даже самое мельчайшее событие за столь долгий срок. Хронист! — усмехнулся я про себя. — Хронист, он по-другому не может».

Напрасные слова утешения. Я придумываю их непонятно зачем. Виктор, тоже являющийся хронистом, спокойно живет, не исследуя глубины истории. Но ему и не снятся кошмары. Сновидения, которых не должно быть. Мой мозг исследовали не один и не два раза — все в норме. Отклонений нет. Способность воспринимать компьютерные образы трехмерного пространства, разумеется, исключается. Величина этого значения у любого из хронистов более чем в десять тысяч раз превышает норму человеческого разума. Врожденное качество, позволяющее нам забраться на недостигаемую высоту».

— Хотите что-нибудь? — Изалинда прошла в глубь вполне приличной и небольшой квартиры, опасно балансирующей на грани между невозможным бардаком и блистающей чистотой. Скажем так, упорядоченный хаос. Видимо, естественное стремление все убрать и прибрать наталкивалось на желание разместить рабочие материалы и проекции глубинного сканирования в достигаемой близости. Размещение по шкафчикам и полочкам выгодным не являлось, так как полупрозрачные пластиковые листы не были под рукой, а тратить время на то, чтобы их достать? Зачем?

— Спасибо, ничего не надо, — я умело увернулся от стопки папок, примостившихся на углу стола и гармонично вписавшихся в интерьер. Предложенное Изалиндой кресло мгновенно изменило форму, подстраиваясь под мою осанку. Сама девушка уселась на диван, напротив меня. Еще в комнате был вышеупомянутый стол, на котором уместились самые разные вещи. Тут были и древние, еще бумажные (!) чертежи, книги с пожелтевшими страницами, кружка, с недопитым чаем, визуальный шлем — устройство, подобное обручу хрониста, но создающее лишь изображение. Команды ему, разумеется, нужно отдавать тоже мысленно. На полу, под столом, находились несколько коробок с непонятным содержимым. На стенах комнаты висели картины с зацикленными изображениями. Тут кружатся в танце десятки пар, там качают зелеными головами березы и бежит неторопливая река, здесь рассекают разреженный воздух гравикамы и грузовые крейсеры. Слева от меня была дверь, которая вела вглубь квартиры.

— Вы просмотрели документы? — перешла напрямую к делу Изалинда.

«Могла бы хоть чуть-чуть кругами походить, о погоде порасспрашивать! — подумал я. — На самом деле — одержимая. Для нее работа — это все».

— Да, просмотрел. И, по правде говоря, мне ваша затея показалась безумной, несколько отчаянной и донельзя интересной.

В глазах Изалинды мелькнул странный огонек.

— И это значит?

— Экспедиция состоится. Я уже поговорил с нужными людьми.

— Но есть несколько сложностей…

— Вроде того, как попасть под землю?

— Я не…

— Не важно. Я подключил уйму людей. Завтра у нас на руках будет полный план и разрешение правительства. Плюс нам будут содействовать военные, на тот случай, если под землей окажется какая-нибудь опасность.

— Вы говорите о МЕБОСах?

— Для археолога вы знаете чересчур много. Вы не находите, Изалинда? МЕБОСы, Крайний уровень… Это не ваш допуск.

Она замялась и опустила глаза. Интересно, почему? Какая темная история тут кроется? Хотя… не мое дело. Я и так слишком часто лезу туда, куда лезть мне не надо.

— Ну…

— Не важно. Пусть ваша тайна будет вашей тайной. Я хронист, а не сыскарь, мне не важно, откуда у вас секретные сведения. Мы отправляемся в самое ближайшее время. Возможно, даже на этой неделе.

— Мы? — не поняла Изалинда.

— Вы что-то имеете против моего общества?

— Нет, что вы, я просто хотела сказать…

— Готовьте команду. Оборудование, провизия — на ваших плечах. Я добьюсь военного сопровождения и некоторых специфических полномочий для одного компьютера.

— Что вы хотите этим сказать, Карлан?

— У нашего института есть собственный ИИ. Я хочу, чтобы его допустили к общей Сети. Если за моими плечами, пусть и не зримо, будет стоять Игнесса, я не побоюсь никого и ничего. А это, поверьте, того стоит.

— Вы хотите поставить человечество в рабство? Искусственные интеллекты властвуют под землей, вы собираетесь выпустить их наружу? — закричала девушка. Щеки ее раскраснелись. Она понимала, что власть уходит из ее рук. Появилась всемогущая сущность, имя которой — хронист. С ней не поспоришь, против нее не пойдешь. Остается только смириться и с военными и непривычными путями, которые я избрал. Но Изалинда так не могла. И она боролась. Ради борьбы, не ради победы. Она проиграет, она это знала, но тогда, после поражения, можно было утешить себя — я не виновата, я сопротивлялась, это все он! Ладно, пусть. Лучше она будет ненавидеть меня, чем обрушиться ее мечта. И мои ответы. Ответы, пожалуй, будут важнее.

— Под землей властвуют не искусственные интеллекты. Там находятся машины с достаточно хорошими мозгами и способностью к обучению. Но это не ИИ. Они не имеют характер, у них нет памяти. Они создают себе подобных. С этим я не поспорю, тут вы будете правы. Но разве создание себе подобных — доказательство? Животные, не обладающие разумом, занимались тем же самым. Настоящий искусственный интеллект никогда не пойдет против человека. Это бессмысленно. Вот скажите, зачем механическому разуму с нами воевать?

— Вы не понимаете! Вы ничего не понимаете! МЕБОСы…

Ненавижу, когда кричат. Если можно говорить спокойно, то для чего повышать голос?

Я вздохнул и тихо, заставляя прислушиваться, а, следовательно, и отвлечься от заполнившей разум проблемы сказал:

— МЕБОСы — это роботы, выполняющие программу. Игнесса — это совершенство, до которого далеко любому живому существу. Знаете, порой мне кажется, что она много человечнее любого из нас.

Изалинда посмотрела на меня влажными темными глазами. В них был немой укор и… и что-то еще. Что-то, донельзя непривычное. Я, точно помнящий все, хоть раз увиденное, мог со сто процентной вероятностью сказать — такого никогда не было в глазах ни у кого на этой планете. За последние семь лет я ручаюсь.

— Но…

— Извините, Изалинда, мне некогда. Я должен оказаться в «Клионисе» через час. Готовьтесь. Очень скоро нам придется пробираться под 203 сектор. И если это и не вызывает особых проблем, то спуск в подземелья МЕБОСов обойдется нам дороже. — Я поднялся из ласковых объятий электроники и направился к двери. Сзади, как тень, следовала Изалинда, железным усилием воли натянувшая на себя маску невозмутимости, ту маску, которую я не снимал годами.

— До встречи профессор.

— Зовите меня Александром, Изалинда! — я улыбнулся удивленному выражению девушки и резко повернулся на каблуках. С момента выпуска из школы я никому не называл своего имени. Пусть она будет первая. Не знаю почему, но пусть. В этом мире много больше неразрешимых вопросов, чтобы забивать себя еще одним.

— Вы никогда…

— Я знаю, Изалинда, — кидаю я, не оборачиваясь. — Я никому его не говорю. Это будет нашим секретом.

Ответа археолога я не дождался. Телепортер принял меня и привычно закружил голову. Вспышка боли — и я уже внизу, около стоянки гравилатов.

«Завтра, — сказал я себе, забираясь в кабину, — завтра разрешиться судьба. Нет, даже не судьба, а Судьба. Я чувствую это. Ведь не зря на моих висках может лежать стальной обруч института истории! Ведь не зря в простонародье нас именуют богами!