Меч Зари

1. ПОСЛЕДНИЙ ГОРОД

Зловещие всадники пришпорили коней и, кашляя от едкого черного дыма, поднимающегося из долины, помчались по слякотному склону холма.

Солнце клонилось к западу, их фигуры отбрасывали длинные причудливые тени. В наступающих сумерках казалось, что коней оседлали исполины со звериными головами.

Каждый из шести всадников в одной руке держал выцветшее за время боевых походов знамя, в другой сжимал рукоять меча, иссеченную множеством зарубок — в память о поверженных врагах. Лица их были скрыты под металлическими масками зверей, усыпанными драгоценными камнями, а тела защищены исцарапанными, запятнанными кровью доспехами из стали, серебра и бронзы, украшенными гербом владельца.

Добравшись до вершины, они спешились, стреножили коней и воткнули древки знамен в землю. Полотнища затрепетали в порывах горячего ветра словно крылья степных птиц.

Воин в маске Волка повернулся к воину в маске Мухи, Обезьяна посмотрела на Козла, Крыса бросила горделивый взгляд на Собаку. Потом они обратили свои взоры на горящий город, раскинувшийся у их ног, откуда доносились крики и мольбы о помощи. Исчадья Темной Империи, предводители многих тысяч воинов, глядели на долину и на море, виднеющееся за горами.

Солнце скрылось за горизонтом, огни пожаров стали ярче. Отблески играли на масках владык Гранбретании.

— Итак, господа, мы покорили Европу, — сказал барон Мелиадус, магистр Ордена Волка, Главнокомандующий армии завоевателей.

Худой, как скелет, Мигель Хольст, эрцгерцог Лондры, магистр Ордена Козла, глухо рассмеялся:

— Каждая пядь этой земли принадлежит нам. Вся Европа и большая часть Азии! — В рубиновых глазах его маски сверкнул отсвет пожара.

— А скоро мы завоюем мир, — прорычал Адаз Промп, магистр Ордена Собаки. — Весь мир!..

Бароны Гранбретании, хозяева континента, искусные полководцы, бесстрашные и неутомимые воины с черными душами и черными мыслями, властелины, не знающие морали и справедливости, ненавидящие все, что еще не превращено в руины, с мрачным ликованием смотрели на последний город Европы, охваченный огнем. Это был очень древний город, и назывался он Афины.

— Да, весь мир… — сказал Йорик Нанкенсен, магистр Ордена Мухи, и прибавил: — Кроме уцелевшего Камарга.

Барон Мелиадус в ярости сжал кулаки. Повернувшись к нему, Нанкенсен насмешливо поинтересовался:

— Разве не достаточно того, что мы изгнали их, мой господин?

— Нет, не достаточно! — проревел Мелиадус.

— Они не причинят нам вреда, — донесся из-под маски крысы голос барона Вреналя Фарно. — Ученые установили, что наши враги скрылись в ином измерении. Мы не можем добраться до них, они не могут добраться до нас. Так давайте же не будем омрачать победу мыслями о Хокмуне и графе Брассе!..

— Я не в силах забыть их!

— А может, другое имя не дает тебе покоя, дружище барон? — поддел Мелиадуса Нанкенсен — всегдашний его соперник в любовных делах. — Имя красавицы Иссольды? Может, тебя сжигает любовь — нежная и сладостная?

Некоторое время Волк молчал, сжимая эфес. Но затем самообладание вернулось к нему, и он почти равнодушно ответил:

— Месть, барон. Вот какое чувство гложет мое сердце.

— Ты очень чувствительный человек, — сухо отозвался Нанкенсен.

Внезапно Мелиадус освободил меч от ножен и выдернул древко знамени из земли.

— Они оскорбили нашего императора, нашу страну… Они оскорбили лично меня! Я, конечно, развлекусь с девчонкой, но о нежных чувствах не может быть и речи.

— О, разумеется, — пробормотал Нанкенсен с оттенком превосходства в голосе.

— И с остальными я славно позабавлюсь… в подземной тюрьме Лондры. Хокмун, граф Брасс, этот умник Богенталь, нелюдь Оладан, предатель д'Аверк — все они будут страдать много лет… клянусь Рунным Посохом!

Позади послышалось какое-то движение. В зареве пожара они увидели, как дюжина пленных афинян тащит в гору портшез, в котором развалясь сидит Шенегар Тротт — граф Суссекский.

Граф редко носил маску — он не любил этот обычай; но если того требовал этикет, то он надевал серебряную, карикатурно повторяющую черты его собственного лица. Шенегар Тротт не принадлежал ни к одному из Орденов, при дворе его терпели только из-за несметного богатства и почти нечеловеческой храбрости в сражениях. Глядя на его украшенные драгоценностями одежды и ленивые телодвижения многие думали, что граф непроходимый тупица. Однако это впечатление было обманчивым: граф частенько давал советы императору по некоторым щекотливым вопросам, и, судя по всему, пользовался доверием монарха — даже большим, нежели Мелиадус.

Шенегар Тротт, очевидно, услышал обрывок разговора и добродушно проговорил:

— Страшная клятва, барон! Вы подумали, что может произойти, если не сдержите ее?

— Не сомневайтесь, граф. Я найду их.

— Собственно, я здесь не для того. Император сгорает от нетерпения услышать из наших уст приятное известие. Известие о том, что вся Европа лежит у его ног.

— В таком случае я немедленно отправляюсь в Лондру! — вскричал Мелиадус. — Заодно встречусь с учеными чародеями и выясню, как обнаружить наших недругов. До встречи, господа!

Он сел на коня и помчался прочь.

Некоторое время соратники смотрели ему вслед, потом вновь повернулись к пожарищам.

— Его безрассудство погубит нас…

— Подумаешь! — усмехнулся граф Тротт. — Ведь вместе с нами погибнет мир…

В ответ раздался взрыв дикого хохота. Ненависть к целой Вселенной слышалась в этом безумном смехе… ибо секрет могущества Темной Империи заключался в том, что ни к кому на свете ее властелины не испытывали теплых чувств, даже к самим себе. Всю жизнь они посвятили войне, и только в битвах, грабежах и пытках находили свое счастье…

2. ТАНЕЦ ФЛАМИНГО

На рассвете, когда стаи гигантских пурпурных фламинго покинули свои камышовые гнезда и, поднявшись в небо, закружились в причудливом ритуальном танце, граф Брасс стоял у болота и задумчиво разглядывал темные лагуны и коричневые островки, кажущиеся ему иероглифами какого-то древнего языка.

Контуры этого пейзажа, возможно, скрывающие тайну бытия, всегда притягивали его внимание. Брасс был уверен, что наблюдая за полетом птиц, всматриваясь в очертания лагун и тростниковых зарослей, он сможет найти ключ к тайнописи ландшафта и понять наконец, откуда возникает это постоянное чувство опасности, истощающее его душу и тело.

Вставало солнце, заливая побережье тусклым светом.

Услышав стук копыт, граф Брасс обернулся. Его дочь, златовласая Иссольда мчалась к нему на рогатом камаргском жеребце, белом, как снег, и улыбалась — словно ей была известна тайна, которую граф тщетно пытался раскрыть. В облаке развевающихся на ветру голубых одежд она напоминала сказочную фею лагун. Брасс попытался избегнуть встречи с девушкой и пошел вдоль болота, но Иссольда уже была близко и махала ему рукой.

— Отец, ты опять поднялся ни свет ни заря…

Брасс пожал плечами и вновь повернулся к зарослям тростника, изредка бросая взгляд на птиц — как будто пытаясь застать их врасплох и таким образом понять секрет странного, завораживающего танца.

Иссольда спешилась и встала рядом с отцом.

Это не наши фламинго, — сказала она, — но очень похожи. А что ты там увидел?

Граф беспомощно улыбнулся, вслушиваясь в шелест крыльев над головой.

— Ничего. Где Хокмун?

— В замке. Еще спит… Какой прекрасный восход!

Граф передернул плечами.

— Ты не понимаешь… — начал он и осекся.

Он знал, что дочь никогда не сможет увидеть этот пейзаж его глазами. Как-то раз он попытался описать ей свои ощущения, однако Иссольда быстро потеряла всякий интерес к словам отца и не стала вникать в подробности. В узорах, которые мерещились ему всюду — в воде, тростниках, деревьях, в повадках животных — был скрыт смысл бытия, а она просто смотрела на новый мир и радовалась его девственной красоте. Только старый друг Брасса, философ и поэт Богенталь понимал его, но и тот считал, что дело не в пейзаже, а в самом графе.

— Ты взволнован, растерян, — говорил Богенталь, — мозг работает слишком напряженно… Все эти узоры — лишь плод твоего беспокойного воображения.

Граф Брасс отвергал подобные объяснения. Непонимание дочери и друзей раздражало его. Надев свои медные доспехи, он часто скитался по окрестностям, целыми днями изучая этот Камарг — так похожий на его собственный, если не считать того, что на многие мили вокруг не было ни единой живой души.

— Брасс — человек действия, как и я, — говорил Дориан Хокмун, муж Иссольды. — Праздное времяпровождение претит его натуре. Ему нужна настоящая проблема, чтобы с головой уйти в ее решение.

— Настоящие проблемы, как правило, неразрешимы, — отвечал Богенталь, и на этом разговор обычно заканчивался, потому что Хокмун тут же замыкался в себе и уходил, положив ладонь на рукоять меча.

И в замке, и в деревне царила напряженная атмосфера. Радость спасения от захватчиков сменилась тревогой. Люди не были уверены в том, что навсегда избавились от ужасов Темной Империи. Поначалу эта земля казалась им точной копией Камарга… Правда, краски здесь были слишком яркие, слишком сочные, но впоследствии они потускнели — будто память людей наложила свой отпечаток на пейзаж, и разница уже не воспринималась. Вокруг мирно паслись табуны рогатых лошадей, стада белых быков; фламинго легко приручались, и люди летали на них верхом. Однако страх, что темные силы сумеют проникнуть и в этот тихий уголок, не покидал души поселян.

Впрочем, Хокмуна и графа Брасса такая опасность не пугала, порой они даже были готовы приветствовать нападение Гранбретании…

Итак, каждое утро граф Брасс изучал пейзаж и пытался разгадать его тайну, а Дориан Хокмун объезжал побережье в поисках достойного противника. Но ему встречались только стада коров и табуны боязливых лошадей; стаи испуганных фламинго поднимались в небо при его приближении…

И вот однажды, когда он на взмыленной лошади возвращался из одной такой экспедиции (морю и равнине не было конца и края), Хокмун увидел парящих в небе фламинго — то взмывающих вверх, то падающих к самой земле. Был полдень, а обычно фламинго танцевали только на заре. Казалось, гигантские птицы испуганы, и Хокмун решил выяснить, в чем дело.

Пришпорив лошадь, он поскакал по извилистой тропке и вскоре увидел, что птицы кружат над маленьким островком, поросшим высоким тростником. Пристально разглядывая островок, герцог заметил в тростнике красное пятно — скорее всего, чью-то одежду.

Поначалу Хокмун решил, что это крестьянин охотится на уток, но тогда этот человек наверняка окликнул бы его или, на худой конец, помахал бы рукой.

Хокмун направил лошадь в воду, и вскоре сильное тело животного уже раздвигало тростник, где по-прежнему мелькало что-то красное. Хокмун окончательно понял: это человек.

— Эй! — крикнул Хокмун. — Кто здесь?

В ответ только сильнее закачался тростник, человек во весь дух бросился наутек, отбросив всякую осторожность.

— Кто ты? — закричал Хокмун, с ужасом понимая, что Темной Империи все же удалось добраться сюда, и что повсюду в тростниковых зарослях прячутся люди, готовые напасть на замок Брасс.

Устремившись вслед за человеком в красном, он увидел, как тот кинулся в воду и поплыл к берегу.

— Стой! — крикнул Хокмун, но незнакомец продолжал плыть.

Хокмун вновь направил лошадь в лагуну, вода вспенилась вокруг животного. Человек уже выбрался на другой берег, оглянулся, увидел, что Хокмун настигает его, и выхватил блестящий тонкий меч невероятной длины.

Но сильнее меча Хокмуна удивило другое.

Под длинными спутанными волосами лица не было!

Он судорожно вздохнул и вытащил меч. Кто это? Неизвестный ему обитатель здешних мест? Хокмун выбрался из седла, обнажил меч, широко расставляя ноги, вышел на берег и, пристально вглядевшись в незнакомца, вдруг расхохотался, сообразив, в чем дело. Это же просто маска! Маска из светлой кожи. Щели для глаз и рта очень узкие и, конечно, незаметны с большого расстояния.

— Что тут смешного? — с вызовом осведомился незнакомец. — Тебе не следует смеяться, друг мой, ибо смерть твоя близка!

— А кто ты такой? — спросил Хокмун. — Пока что ты кажешься просто хвастунишкой.

— Я тот, кто владеет мечом лучше тебя, — ответил незнакомец. — Так что сдавайся без боя.

— Сожалею, но поверить на слово не могу, — улыбнулся Хокмун. — Как же случилось, что великий воин прозябает в нищете?

И Хокмун указал мечом на залатанный красный камзол, рваные штаны и сапоги из потрескавшейся кожи. Даже свое оружие человек извлек не из ножен, а из веревочной петли на поясе. Рядом с петлей болтался тощий кошелек. Человек был высоким, очень худым, с бледной, нездоровой кожей, очевидно, от недоедания. Хокмун увидел, что его пальцы унизаны перстнями с крупными, но наверняка фальшивыми камнями.

— А, да ты нищий… Эй, бродяга, где ты стащил этот меч? — усмехнулся Хокмун. И чуть не вскрикнул, когда человек сделал внезапный выпад. Движение было неуловимо быстрым. Почувствовав легкий укол, Хокмун коснулся щеки — из неглубокой ранки шла кровь.

— А ведь я мог и не отдернуть руку, — презрительно заявил незнакомец. — Короче, бросай-ка свой тяжелый меч и сдавайся.

Хокмун искренне рассмеялся:

— Прекрасно! Наконец-то мне встретился достойный противник. Ты даже не представляешь, как я рад, дружище! Я так давно не слышал звона стали!

И с этими словами он бросился на человека в маске.

Незнакомец отбил его атаку серией парирующих ударов, после чего перешел в контрнаступление. С большим трудом Хокмуну удалось сдержать этот стремительный натиск. Их ноги увязали в болотистой почве, но ни один не сдвинулся со своего места ни на дюйм.

Не жалея сил, они сражались около часа — молча, беспощадно, однако не получив и не нанеся ни одной раны.

Тогда Хокмун переменил тактику и стал медленно пятиться к берегу.

Решив, что противник отступает, незнакомец почувствовал еще большую уверенность в себе, и Хокмуну пришлось призвать на помощь все свое искусство, чтобы отражать молниеносные удары.

Затем он сделал вид, что поскользнулся, и упал на одно колено, а когда человек в маске прыгнул на него, Хокмун быстро перехватил клинок и рукоятью ударил незнакомца по запястью. Взвыв, человек выронил свое оружие. Хокмун вскочил на ноги и, наступив на меч врага, приставил к его горлу свой клинок.

— Прием, недостойный настоящего бойца, — проворчал человек в маске.

Хокмун пожал плечами.

— Просто мне наскучила эта игра.

— Ну и что теперь?

— Имя, — сказал Хокмун. — Сначала я хочу услышать твое имя, потом увидеть твое лицо, потом узнать, что ты здесь делаешь, и, наконец, самое важное, — выяснить как ты вообще сюда попал.

— Мое имя тебе известно, — гордо ответил человек. — Я — Эльвереза Тозер!

— Ну и ну! — герцог Кельнский не смог скрыть изумления.

3. ЭЛЬВЕРЕЗА ТОЗЕР

По мнению Хокмуна, величайший драматург Гранбретании должен был выглядеть совсем иначе. Пьесы Эльверезы Тозера пользовались успехом по всей Европе; ими восхищались даже те, кто ненавидел Гранбретанию. Но в последнее время, возможно, из-за войны, об авторе «Короля Сталина», «Трагедии Катины и Карны», «Последнего из Бралдуров», «Анналов», «Чиршиля и Адульфа», «Комедии о Стали» ничего не было слышно. Хокмун полагал, что известнейший драматург должен быть элегантно одет, уверен в себе, спокоен и остроумен. Этот же человек, казалось, лучше владеет мечом, чем словами, он тщеславен, глуповат, болтлив и к тому же одет в лохмотья.

По тропе через болото они направились в замок Брасс. Хокмун шел сзади, сжимая рукоять меча. Он был озадачен. Говорит ли человек правду? Если нет, то почему выдает себя именно за прославленного драматурга?

Весело посвистывая, Тозер шел впереди. По-видимому, его совсем не беспокоил такой поворот дел.

— Минутку, — Хокмун остановился и взял за повод коня, который брел следом.

Тозер обернулся. Лицо его все еще скрывала маска. Хокмун вспомнил, что, услышав имя драматурга, он от удивления даже не заставил незнакомца снять ее.

— Да, — сказал Тозер, оглядываясь вокруг. — Красивая страна. Но, думается, зрителей маловато.

— Э, да, — в замешательстве ответил Хокмун. — Да… Садитесь-ка в седло, господин Тозер. Кажется, лучше нам поехать верхом.

Тозер забрался в седло. Сев позади пленника, Хокмун взял поводья и пустил коня рысью.

Вскоре они миновали городские ворота, медленным шагом проследовали по извилистым улочкам и по скользкой дороге направились к замку Брасс.

Спешившись во внутреннем дворе, Хокмун бросил повод конюху и пошел к двери, ведущей в главный зал замка.

— Следуйте за мной, — сказал он Тозеру.

Чуть заметно пожав плечами, Тозер вошел в зал, поклонился двум мужчинам, стоявшим у большого камина, в котором горел огонь. Хокмун тоже кивнул им.

— Доброе утро, господин Богенталь, господин д'Аверк. Со мной пленник…

— Видим, — ответил д'Аверк. На его осунувшемся, но по-прежнему красивом лице мелькнул интерес. — Воины Гранбретании снова у стен Камарга?

— Насколько я могу судить, пока только один, — сказал Хокмун. — Он утверждает, что его имя — Эльвереза Тозер…

— В самом деле? — Даже сдержанный Богенталь не мог скрыть любопытства. — Автор «Чиршиля и Адульфа»? Что-то не верится.

Худой рукой Тозер дернул за ремешок маски.

— Я знаю вас, сэр, — сказал он. — Мы встречались лет десять назад, когда я приезжал в Малагу со своей пьесой.

— Да, припоминаю. Мы говорили о стихах, которые вы незадолго до этого опубликовали и которые мне очень понравились, — Богенталь покачал головой. — Вы в самом деле Эльвереза Тозер, но…

Тозер снял маску и окружающие увидели исхудалое лицо с бегающими глазами. Куцая бороденка не могла скрыть безвольный, маленький подбородок. У Тозера был длинный острый нос, нездорового цвета кожа, усеянная оспинками…

— Я вспоминаю вас, но тогда вы выглядели цветущим, преуспевающим… Боже, что случилось, сэр? — тихо произнес Богенталь. — Вы стали беженцем? Подвергались гонениям?

— Ах, — вздохнул Тозер, бросая взгляд на Богенталя. Казалось, он обдумывает план действий. — Возможно. Не найдется ли у вас стаканчика вина, сэр? После встречи с вашим воинственным другом у меня в горле пересохло.

— Что? — подал голос д'Аверк. — Вы сражались?

— Насмерть, — мрачно ответил Хокмун. — Он прятался в камышах… Боюсь, господин Тозер прибыл в Камарг с недобрыми намерениями. Думаю, это шпион.

— С какой стати Эльверезе Тозеру, величайшему драматургу мира, становиться шпионом?

Этим словам, сказанным Тозером в презрительном тоне, как-то недоставало уверенности.

Богенталь закусил губу и позвонил слуге.

— Это вам предстоит объяснить, сэр, — весело сказал Хьюлам д'Аверк и притворно закашлялся. — Прошу прощения: легкая простуда. В замке полно щелей, и такие сквозняки гуляют…

— Я бы также хотел объясниться, — ответил Тозер, — если, конечно, найду щелочку для себя. — Он выжидательно взглянул на них. — Щелочку, которая помогла бы нам забыть о щели, если вы меня понимаете…

— Посмотрим, — отозвался Богенталь и приказал вошедшему слуге принести вина. — Вы голодны, господин Тозер?

— «Я буду есть хлеб Бабеля и мараханское мясо…» — мечтательно ответил Тозер. — «Ибо все, что подают дураки, просто…»

— В этот час мы можем предложить вам сыру, — с иронией прервал его д'Аверк.

— «Анналы», акт шестой, сцена пятая, — сказал Тозер. — Помните эту сцену?

— Помню, — кивнул д'Аверк. — Мне всегда казалось, что эта часть слабее всего остального.

— Утонченнее, — важно ответил Тозер. — Утонченнее.

Слуга принес вино. Без зазрения совести Тозер налил себе полный кубок.

— Смысл литературы, — сказал он, — не всегда понятен простым людям. Через сто лет они поймут, что последний акт «Анналов» — это, на самом деле, не плохо продуманное и написанное в спешке произведение, как посчитали некоторые тупые критики, а сложная структура…

— Я тоже немного пишу, — сказал Богенталь, — но должен признаться, что и я не увидел никакого скрытого смысла. Может быть, вы объясните нам?

— В другой раз, — сказал Тозер, безразлично махнув рукой. Он выпил вино и снова налил полный кубок.

— А пока, — твердо сказал Хокмун, — расскажите, как вы попали в Камарг. Мы считали, что сюда невозможно проникнуть, но теперь…

— О, не беспокойтесь, — ответил Тозер. — Сделать это смог только я благодаря силе своего ума.

Д'Аверк скептически посмотрел на него и почесал подбородок.

— Благодаря силе вашего… ума? И каким образом?

— Древнее искусство, которому меня обучил один философ, живущий в недоступных долинах Йеля… — Тозер рыгнул и налил себе еще вина.

— Йель — это юго-западная провинция Гранбретании, не так ли? спросил Богенталь.

— Да. Далекая, почти безлюдная страна. Несколько темнокожих дикарей, живущих в землянках, и больше никого. После того, как моя пьеса «Чиршиль и Адульф» вызвала недовольство некоторых лиц при дворе, я решил исчезнуть на какое-то время и оставил моим врагам имущество, деньги и всех своих любовниц. В таких мелочах, как политика, я не разбираюсь. Почем мне было знать, что я описал в пьесе кое-какие придворные интриги?

— Вы впали в немилость? — спросил Хокмун, пристально разглядывая Тозера. Этот рассказ мог быть частью заранее придуманной лжи.

— Более того, я чуть не лишился головы. Да и деревенская жизнь почти доконала меня, потому что…

— И вы встретили философа, который научил вас путешествовать сквозь измерения? И прибыли сюда искать защиты? — Хокмун внимательно следил за реакцией Тозера на эти вопросы.

— Нет, ну да… — ответил драматург. — Я хочу сказать, что точно не знал, куда попаду…

— Думаю, вас послал король-император, чтобы уничтожить нас, — сказал Хокмун. — Думаю, господин Тозер, вы лжете.

— Лгу? А что такое ложь? И что такое правда? — Тозер кисло улыбнулся Хокмуну и икнул.

— Правда — это то, что по вашей шее плачет веревка, — спокойно сказал Хокмун. — Вас надо повесить, Тозер. — Он коснулся рукой тусклого Черного Камня у себя во лбу. — Я знаю, на что способна Темная Империя. Я много раз попадал в ее ловушки и не желаю быть обманутым еще раз. — Он посмотрел на остальных. — Короче, я за то, чтобы его повесить.

— Но надо узнать, не сможет ли кто-нибудь еще добраться до нас, резонно возразил д'Аверк. — Не стоит торопиться, Хокмун.

— Клянусь, я единственный! — Тозер заволновался. — Скажу откровенно, добрый господин, мне приказали проникнуть сюда. У меня был выбор: либо соглашаться, либо до самой смерти гнить в тюремных подвалах дворца. Узнав секрет старика, я вернулся в Лондру, полагая, что приобретенная способность позволит договориться с теми, кто был недоволен мною. Я только хотел, чтобы мне вернули прежнее положение при дворе, а у моих пьес вновь появились зрители. Однако когда я рассказал о том, чему научился, владыки Гранбретании стали угрожать мне. Поэтому пришлось пообещать, что я перенесусь сюда и разрушу машину, которая перенесла вас в это измерение… И вот я здесь. Признаюсь, я рад, что убежал от них. Очень не хочется рисковать своей шкурой, досаждая вам, добрые люди, но…

— Неужели они не сделали все возможное для того, чтобы вы выполнили приказ? — спросил Хокмун. — Странно.

— Сказать по правде, — ответил Тозер, потупив взор, — я не думаю, чтобы они поверили мне — просто хотели проверить. Когда же я согласился и мгновенно исчез, они, наверное, были потрясены.

— Не похоже, чтобы властелины Темной Империи были настолько неосмотрительны, — задумчиво сказал д'Аверк и нахмурился. — Однако, если вы не можете убедить нас, то нет основания полагать, что и они вам поверили. Тем не менее, я сомневаюсь в вашей искренности.

— Вы ведь рассказали им об этом старике? — спросил Богенталь. Значит, они сами смогут узнать его секрет!

— Отнюдь, — гордо ответил Тозер. — Я сказал им, что приобрел эту способность за много месяцев одиночества.

— Не мудрено, что они не приняли вас всерьез, — улыбнулся д'Аверк.

Тозер казался оскорбленным. Он выпил еще вина.

— Трудно поверить, что вы оказались здесь только благодаря силе воли, — признался Богенталь. — Вы уверены, что не пользовались никакими другими средствами?

— Никакими.

— Мне это совсем не нравится, — хмуро сказал Хокмун. — Даже если Тозер сказал правду, владыки Гранбретании уже думают над тем, где он приобрел эту способность и будут следить за каждым его шагом. Я почти уверен, что они найдут старика — и тогда у них будет возможность перенестись сюда со всем своим войском. Мы обречены!

— Да, тяжкие времена, — сказал Тозер, вновь наполняя кубок. Вспомните «Короля Сталина», акт четвертый, сцена вторая: «Безумные дни, безумные всадники, и смрад войны по миру всему!» Да, я был провидцем и не знал этого!

Он явно захмелел. Хокмун внимательно посмотрел на пьяницу с безвольным подбородком, все еще не веря, что перед ним великий драматург Тозер.

— Вижу, вы удивлены моей бедностью, — сказал Тозер заплетающимся языком. — В этом виноваты несколько строк в «Чиршиле и Адульфе», как я уже говорил. О, превратности судьбы! Несколько честных строчек, и вот я здесь, и меня грозятся повесить. Вы, конечно, помните эту сцену и слова? «Двор и король, продажны тот и этот…» Акт первый, сцена первая. Пожалейте меня, сэр, не вешайте. Перед вами великий художник, погубленный силой своего таланта.

— Этот старик, — сказал Богенталь, — кто он? Где именно он живет?

— Старик… — Тозер влил в себя еще вина. — Старик напоминал мне Йони из «Комедии о Стали». Акт второй, сцена шестая…

— Кто он? — нетерпеливо спросил Хокмун.

— «Он души не чаял в механизмах, он отдавал им все свое время и не заметил, как постарел». Понимаете, он живет только наукой. Делает кольца… — Тозер закрыл рот рукой.

— Кольца? Какие кольца? — быстро спросил д'Аверк.

— Вы должны простить меня, — сказал Тозер и поднялся, пытаясь сохранить гордую осанку. — Вино оказалось не под силу моему пустому желудку. Пожалейте меня и разрешите мне выйти.

Лицо Тозера на самом деле приняло зеленоватый оттенок.

— Хорошо, — устало сказал Богенталь, — я провожу вас.

— Прежде, чем он уйдет, — раздался немного приглушенный, ироничный голос, — заставьте его снять кольцо со среднего пальца левой руки.

Хокмун сразу же узнал говорившего и обернулся.

У Тозера отвисла челюсть, он в испуге закрыл кольцо ладонью и спросил:

— Что вы знаете об этом? Кто вы такой?

— Герцог Дориан, — сказал вошедший, кивнув Хокмуну, — называет меня Рыцарем в Черном и Золотом.

Рыцарь казался выше любого из присутствующих и был одет в доспехи и шлем черного и золотого цветов. Рыцарь поднял руку и указал на Тозера:

— Отдайте герцогу это кольцо.

— Это же стекляшка, ничего особенного…

Д'Аверк сказал:

— Он упоминал какие-то кольца. Значит, кольцо перенесло его сюда?

Тозер все еще колебался. От волнения и выпитого вина лицо его приняло глупое выражение.

— Говорю вам, это стекло, дешевая безделушка…

— Приказываю тебе именем Рунного Посоха! — грозно прокричал Рыцарь.

Эльвереза Тозер нервно снял кольцо и бросил на каменный пол. Д'Аверк поднял его, и, повертев в пальцах, сказал:

— Это хрусталь, а не стекло. Что-то мне он напоминает…

— Оно сделано из того же минерала, что и машина, которая перенесла вас сюда, — сказал Рыцарь в Черном и Золотом. Он поднял руку в латной рукавице — на среднем пальце блестело такое же кольцо. — И оно обладает теми же свойствами — может переносить человека в иные измерения.

— Я так и думал, — сказал Хокмун. — Не сила ума перенесла сюда этого писаку, а кусок хрусталя. Ну, Тозер, теперь-то уж точно я тебя повешу! Где ты достал перстень?

— У одного человека… Майгана из Лландара. Клянусь, это правда! У него много таких… и он может еще сделать! — закричал Тозер. — Не вешайте меня, умоляю. Я скажу, где найти старика.

— Да уж, извольте, — задумчиво сказал Богенталь. — Мы должны добраться до него раньше Темной Империи. Он и его секреты будут принадлежать нам — для нашей же безопасности.

— Что? Так мы отправляемся в Гранбретанию? — удивленно спросил Д'Аверк.

— Боюсь, это необходимо, — объявил Хокмун.

4. ФЛАНА МИКОСЕВААР

Флана Микосеваар, графиня Канберийская, поправила сплетенную из золотых нитей маску и огляделась. От пестро разодетых гостей рябило в глазах.

Оркестр в центре бальной залы играл быструю, сложную мелодию — одно из последних произведений Лондена Джона, величайшего композитора Гранбретании, почившего два века тому назад.

Графиня носила богато украшенную маску Цапли, глаза которой сверкали тысячами граней редких драгоценных камней. Тяжелое парчовое платье переливалось всеми цветами радуги. Будучи вдовой Азровака Микосеваара, погибшего от меча Дориана Хокмуна в первой битве за Камарг, Флана Канберийская не оплакивала супруга и не держала зла на его убийцу. В конце концов, он был ее двенадцатым мужем, и, хотя любовные утехи этого злого, кровожадного человека долгое время доставляли ей удовольствие, но после того, как он отправился на войну с Камаргом, Флана, разумеется, не стала вести жизнь затворницы. Поэтому образ графа быстро потускнел в ее сердце впрочем, как и воспоминания о многих других ее любовниках: Флана была ветреной натурой.

Она привыкла к тому, что мужья и фавориты, как только начинают надоедать, немедленно устраняются со сцены. Однако, повинуясь скорее инстинкту, нежели соображениям морали, она не прибегала к убийству наиболее влиятельных из них…

Все это не означает, что графиня не знала, что такое любовь. О, Флана могла любить страстно, беззаветно… просто ее не хватало надолго. И слово «ненависть» было для нее таким же пустым звуком, как и слово «жалость».

Женщина с грацией дикой кошки и холодной душой паука… Многие мечтали отомстить ей — за отравленного брата, за уведенного мужа (и, несомненно, отомстили бы, не будь она двоюродной сестрой императора Хуона — бессмертного монарха, пребывающего в чреве Тронной Сферы); другие видели в ней лишь единственную живую родственницу короля и хотели использовать в своих интересах — ведь она могла стать императрицей в случае гибели Хуона…

Флана, графиня Канберийская, и не подозревала о плетущихся вокруг нее заговорах. Впрочем, узнав о них, она бы и глазом не моргнула — какое ей дело до чужих забот, если они не приносят наслаждения, не облегчают странное томление духа, в котором она сама не может разобраться? Многие подкупали слуг, чтобы только увидеть Флану без маски — в надежде узнать тайну ее обаяния. Но прекрасное лицо графини — чистое, с чуть впалыми щеками, с большими золотистыми глазами — неизменно хранило загадочное, отрешенное выражение и скрывало куда больше, чем маска.

Музыка смолкла. Гости начали вставать со своих мест; разноцветные пятна их одежд задвигались. Изящные женские маски собрались вокруг воинственных шлемов, скрывающих лица владык Гранбретании.

Графиня не двинулась с места. Издалека она узнавала многих мужчин по их маскам, и среди всех выделялась маска Мелиадуса — магистра Ордена Волка, который был ее мужем пять лет тому назад и не так давно развелся с ней (чего Флана даже не заметила). Был в зале и Шенегар Тротт — в серебряной маске, пародирующей черты его собственного лица; он возлежал на подушках, в окружении нагих рабынь с опахалами. Был там и Пра Фленн, герцог Лаксдежский, которому едва исполнилось восемнадцать, но который уже покорил десять городов; он носил маску дракона. Флана знала и остальных всех этих великих полководцев, вернувшихся, чтобы отпраздновать победу, поделить завоеванные земли, и принять поздравления от своего Императора… Воины громко смеялись, когда к ним приближались дамы, и только Мелиадус стоял в стороне, беседуя со своим зятем Тарагормом, хозяином дворца Времени, и Каланом Витальским, магистром Ордена Змеи, главным придворным ученым. Флана чуть не прыснула от смеха, ибо Мелиадус всегда недолюбливал Тарагорма.

5. ТАРАГОРМ

— Ну, братец Тарагорм, как поживаешь? — с преувеличенной сердечностью спросил Мелиадус.

— Хорошо, — коротко ответил женившийся на его сестре человек, недоумевая, почему барон заговорил с ним — ведь всем было известно, что Мелиадус очень ревновал Тарагорма, сумевшего добиться расположения его сестры. Тарагорм высокомерно вздернул подбородок, и его маска тяжело качнулась. Она была сделана в виде гигантских часов из бронзы, покрытой эмалью, с жемчужным циферблатом и серебряными стрелками; коробка с маятником спускалась на широкую грудь Тарагорма, сквозь голубоватое стекло виднелся качающийся золотой маятник. Часы были снабжены сложным механизмом балансировки, приспособленным к шагу Тарагорма. Они били каждые час, полчаса и четверть часа, а в полночь и в полдень исполняли первые восемь тактов «Антипатий Времени» Шеневена.

— А как поживают твои часы? — продолжал в той же несвойственной ему дружелюбной манере Мелиадус. — По-прежнему тик-так, тик-так, а?

Тарагорму понадобилось некоторое время, чтобы понять, что его шурин пытается шутить. Он промолчал. Мелиадус откашлялся.

Из-под маски змеи донесся голос Калана:

— Лорд Тарагорм, я слышал, ты проводишь эксперименты с машиной, которая может перемещаться во времени. А я, кстати, построил двигатель…

— Брат, я хочу расспросить тебя об этих экспериментах… — перебил его Мелиадус. — Насколько они успешны?

— Достаточно успешны, брат.

— Ты уже можешь путешествовать во времени?

— Нет, для людей это пока неосуществимо.

— Так вот, мой двигатель, — тем временем бесцеремонно продолжал барон Калан, — может перемещать суда с огромной скоростью на огромные расстояния. Теперь мы сможем завоевать любую страну на Земле, как бы далеко она ни находилась…

— Когда же будет получен окончательный результат? — спросил Мелиадус, наклоняясь к Тарагорму. — Когда человек сможет путешествовать в прошлое и будущее?

Барон Калан пожал плечами и отвернулся.

— Я должен вернуться в лабораторию, — сказал он. — Император убедительно просил меня как можно быстрее завершить работу. Всего доброго, милорды.

— Всего доброго… — равнодушно ответил Мелиадус. — А теперь, брат, ты должен подробнее рассказать мне о своей работе. Может быть, покажешь, чего ты уже достиг?

— Слушаю и повинуюсь, — улыбнулся Тарагорм. — Но моя работа засекречена. Я не могу привести тебя во дворец Времени без разрешения Короля Хуона. Спроси у него.

— Ты уверен, что мне так уж нужно это разрешение?

— Никто из нас не имеет права действовать без соблаговоления Короля-Императора.

— Но тут дело чрезвычайной важности, брат, — сказал Мелиадус с ноткой отчаяния в голосе. — Возможно, наши враги скрылись в другой эре. Они угрожают безопасности Гранбретании.

— Ты говоришь об этих людишках, которых не смог одолеть в битве за Камарг?

— Победа была за нами… но в последний момент им удалось бежать. При помощи науки… или волшебства. Никто еще не упрекнул меня в неудаче.

— Вот как? А сам себя ты не упрекаешь?

— Мне не в чем себя винить. Я просто хочу покончить с нашими врагами, избавить Империю от этих отщепенцев. Что здесь предосудительного?

— Поговаривают, что, устраивая личные дела, ты не думаешь о благе Империи. Говорят также, что ты хитрил и изворачивался, лишь бы отомстить обитателям Камарга.

— Это только слухи, брат, — сказал Мелиадус. — Я забочусь только о благополучии Империи.

— Тогда расскажи о своих планах королю Хуону, и, быть может, он даст тебе разрешение посетить мой дворец… — В это время часы на маске начали отбивать время, что сделало невозможным дальнейшее обсуждение. Тарагорм отвернулся и пошел прочь. Мелиадус бросился было следом, но передумал и неторопливо покинул зал.

Графиня Флана Микосеваар, окруженная молодыми поклонниками, пытавшимися привлечь ее внимание, видела, как ушел Мелиадус. По его торопливой походке она поняла, что барон в плохом настроении. Вскоре она забыла о нем и вернулась к претендентам на свою благосклонность, слушая не слова (к которым она давно привыкла), а сами голоса, напоминающие старые, любимые мелодии.

А Тарагорм уже разговаривал с Шенегаром Троттом.

— Утром я собираюсь к Королю-Императору, — говорил Тротт хозяину дворца Времени. — Он хочет дать мне какое-то секретное поручение. Мы должны все время заниматься делом, не так ли?

— Разумеется, граф Шенегар, иначе мы просто умрем со скуки.

6. АУДИЕНЦИЯ

Следующее утро барон Мелиадус провел в нетерпении, стоя перед Тронным Залом. Вчера вечером он попросил об аудиенции, и ему было назначено на одиннадцать часов. Уже пробило двенадцать, и никто пока его не пригласил. Двери, ведущие в огромное помещение, где всегда царил сумрак, были покрыты мозаикой, изображающей сцены из древних легенд. Пятьдесят странников в масках Богомолов, с пиками наготове застыли перед входом. Мелиадус прохаживался перед ними взад-вперед.

Он старался не выказать своего раздражения. Но почему же Король-Император не принял его вовремя? В конце концов, разве не его, барона, армии завоевали Европу? Разве не он, Мелиадус, повел эти армии на Средний Восток, и разве не он подарил императору новые территории? Почему же Хуон заставляет ждать?! Мелиадусу, первому из воинов Гранбретании, должно быть отдано предпочтение перед любым смертным, кем бы тот ни был!.. Он подозревал, что здесь пахнет заговором. Тарагорм ясно намекал на возможность опалы. Но ведь только идиот не понимает, какую угрозу несут Хокмун, граф Брасс и Хьюлам д'Аверк! Если они ускользнут от заслуженной расплаты, это послужит сигналом к восстанию остальных, замедлит завоевание всего мира. Разумеется, король Хуон не слушает всяких клеветников. Король-Император мудр, Король-Император справедлив. Но даже если это и не так, то его действия не подлежат обсуждению…

Мелиадус в панике потерял нить рассуждений.

Наконец огромные двери приоткрылись — ровно настолько, чтобы мог пройти один человек, — и в проеме возникла высокая тучная фигура.

— Шенегар Тротт! — воскликнул Мелиадус. — Так это ты заставил меня так долго ждать?

Серебряная маска графа блестела в свете, льющемся из коридора.

— Примите мои извинения, барон Мелиадус, мои глубочайшие извинения. Но надо было многое обсудить… Теперь я закончил. Мой дорогой барон, мне поручено дело. Дело! И какое, ого-го!

И прежде, чем Мелиадус смог расспросить его, Тротт ускользнул.

Из глубины Тронного Зала раздался юношеский вибрирующий голос — голос самого Короля-Императора Хуона:

— Можешь войти, барон Мелиадус.

Стража разомкнула ряды и пропустила барона в гигантский сияющий зал, охраняемый тысячью застывших вдоль стен воинов в масках Богомолов, с яркими знаменами пятисот самых знатных родов Гранбретании, перед которыми барон Мелиадус Кройденский преклонил колени.

Богато украшенные галереи переходили в другие, не менее богато украшенные, сбегая к выпуклому возвышению в центре зала. Доспехи солдат Ордена Богомола отливали черным, зеленым и золотым. Поднявшись с колен, барон Мелиадус увидел в отдалении Тронную Сферу Короля-Императора — белое пятно на фоне зеленой с пурпуром стены.

Медленным, почтительным шагом барон Мелиадус дошел до Сферы за двадцать минут и еще раз преклонил колени. Сфера была заполнена молочно-белой пульсирующей жидкостью и пронизана нитями кроваво-красного и голубого цветов. В центре Сферы находился сам Император — дряхлое, сморщенное создание, похожее на зародыш — бессмертное, единственной живой частичкой которого казались глаза: черные, колючие, злобные.

— Барон Мелиадус, — раздался звонкий голос, принадлежавший юноше, обязанностью которого было говорить за Короля-Императора.

— Ваше Величество, — прошептал Мелиадус, — я благодарю вас за любезность предоставить мне эту аудиенцию.

— И чего же ты хочешь, барон? — Тон был язвительный, несколько раздраженный. — Получить дозволение завоевать Европу?

— Наши завоевания огромны… Но я должен предупредить, что со стороны Европы нам по-прежнему угрожает опасность.

— Как, разве ты не завоевал для нас весь континент?

— Вы знаете, что Европа принадлежит вам, Великий Император, — от побережья до побережья; до самых границ Московии и даже дальше. Многие враги погибли, многие стали рабами… Но я говорю о тех, кто сумел ускользнуть…

— Хокмун и его друзья?

— Да, Могущественный Король…

— Ты изгнал их, и теперь они нам не страшны.

— Ваше величество, пока они живы, жива и надежда в сердцах остальных, и эта надежда угрожает всем нашим завоеваниям… тем более что уже сейчас возникли некоторые трудности…

— Трудности были и раньше. И ты с ними великолепно справлялся. Однако мы боимся, барон, что ты ставишь свои интересы выше интересов Империи…

— Мои интересы совпадают с вашими, Великий Король, а ваши — с моими. Разве не я самый преданный ваш слуга?

— Может быть, барон Мелиадус, может быть…

— Что вы хотите сказать, Могущественный Монарх?

— Мы хотим сказать, что твоя навязчивая идея отыскать Хокмуна и его друзей, возможно, не совпадает с нашими интересами. Они не вернутся. А если и осмелятся — что ж, тогда ты проучишь их. Мы боимся, что тобой движет только жажда мести. Ты думаешь, вся Темная Империя должна мстить тому, кому вознамерился отомстить ты.

— О, это не так, Всемогущий Повелитель! Клянусь, это не так!

— Оставь их в покое, Мелиадус. Если наши враги вернутся, тогда и будешь с ними разбираться.

— Великий Король, они несут угрозу Империи. Им кто-то помогает — ведь раздобыли же беглецы машину, переместившую Камарг в иные времена!.. Пока у меня нет доказательств, но если вы позволите мне работать с Тарагормом и при его содействии узнать все о Хокмуне и его приспешниках — тогда я найду эти доказательства! Тогда вы мне поверите!

— Сомнительно, барон Мелиадус, очень сомнительно… — в мелодичном голосе послышались зловещие нотки. — Но если это не помешает другим придворным обязанностям, которые мы собираемся возложить на тебя… Ладно, можешь посетить дворец лорда Тарагорма и попросить его о помощи в розысках твоих врагов…

— Наших врагов, Повелитель.

— Не знаю, барон, не знаю…

— Благодарю вас за доверие, Ваше Величество. Я буду…

— Аудиенция не окончена, барон Мелиадус, ибо мы еще не сказали, о каких придворных обязанностях идет речь.

— Я буду счастлив исполнять их, Ваше Величество.

— Ты считаешь, что Камарг является угрозой нашей безопасности. А мы полагаем, что опасность исходит из других частей света. Точнее, нашим наиболее вероятным недругом является Восток, по-видимому, столь же сильный, как и Темная Империя. Может статься, ты прав, и это как-то связано с пресловутыми союзниками Хокмуна. Сегодня послы этих союзников будут приняты во дворце…

— Великий Король, значит ли это…

— Дай нам договорить, барон Мелиадус!

— Прошу прощения, Ваше Величество…

— Вчера у ворот Лондры появились двое незнакомцев, назвавшихся эмиссарами империи Азиакоммуниста. Их прибытия никто не заметил. Видимо, они пользовались неизвестным способом перемещения в пространстве, поскольку послы сообщили, что покинули свою столицу всего два часа назад. Очевидно, они прибыли из тех стран, которые скоро станут областью наших жизненно важных интересов; прибыли, чтобы узнать о силах Темной Империи. И мы тоже должны составить впечатление о мощи их империи, ибо, пусть и не завтра, но настанут времена, когда мы объявим им войну. Несомненно, они знают о наших завоеваниях на Ближнем и Среднем Востоке, и весьма обеспокоены этим. Необходимо выведать как можно больше сведений об их стране, попытаться убедить послов в том, что мы не держим камня за пазухой, и в свою очередь отправить к ним наших эмиссаров. Если это удастся, то ты, Мелиадус, станешь одним из них, поскольку ни один наш подданный не имеет такого опыта в дипломатии.

— Неприятные новости, Великий Император.

— Ну, надо извлекать пользу из любой неприятности… Расскажи послам о наших достижениях, будь предупредителен… и попытайся их разговорить. Необходимо выяснить силы и размеры Азиакоммунисты, численность армий, мощь оружия и способы перемещения в пространстве… Как ты понимаешь, этот визит таит в себе гораздо больше опасности, нежели исчезнувший замок Брасс.

— Возможно, Ваше Величество.

— Безусловно, барон Мелиадус! — Из морщинистого рта высунулся маленький язычок. — Это самое важное твое поручение. А свободное время, если оно останется, можешь посвятить Дориану Хокмуну.

— Но, Могущественный Король…

— Точно следуй инструкциям, барон Мелиадус. Не разочаруй нас.

Тон приказа был категоричным. Император коснулся языком крошечного драгоценного камня, плавающего возле его головы, и Сфера начала тускнеть, терять прозрачность, пока не превратилась в матовый черный шар.

7. ПОСЛЫ

Барон Мелиадус не мог отделаться от чувства, что впал в немилость и Король-Император просто хочет навязать ему свою точку зрения. Правда, Хуон достаточно убедительно доказал, почему барон должен заняться странными посланниками Азиакоммунисты, и даже польстил ему, — мол, только Мелиадус может справиться с этой задачей, а в случае успеха сделаться Главнокомандующим армии завоевателей не только Европы, но и Азиакоммунисты. Однако Восток интересовал барона гораздо меньше, нежели замок Брасс, поскольку он по-прежнему был уверен, что Камарг представляет значительную угрозу Темной Империи, тогда как монарх не привел никаких аргументов в пользу того, что и Азиакоммуниста таит в себе серьезную опасность.

Надев свою лучшую маску и самые роскошные одежды, Мелиадус шел по сияющим коридорам Дворца к залу, где вчера он разговаривал со своим зятем. Сейчас зал был приготовлен для церемонии встречи гостей из восточной страны.

Как доверенное лицо Короля-Императора, барон Мелиадус был наделен широчайшими полномочиями, ибо это назначение делало его второй после Хуона персоной в Империи, но даже это не облегчило его мук: барон был поглощен мыслями о мести.

Он вошел в зал под звуки фанфар, лившиеся с галерей. Все самые знатные дворяне Гранбретании собрались здесь в сиянии и блеске богатых нарядов. О прибытии послов еще не объявили. Барон Мелиадус подошел к возвышению, на котором стояли три золотых трона, взошел по ступенькам и сел на средний. Зал замер в ожидании. Мелиадус сам еще не видел послов их должен был привести Виель Фонг, капитан Ордена Богомола. Мелиадус оглядел зал: Тарагорм, Флана — графиня Канберийская, Адаз Промп, Мигель Хольст, Йорик Нанкенсен, Вреналь Фарно… Что-то не так. Не было Шенегара Тротта. Граф что-то говорил о своем поручении. Может быть, он уже отбыл? Так почему его, Мелиадуса, не посвятили в планы Тротта? Что за секреты?! Или он и вправду потерял доверие императора? В расстроенных чувствах Мелиадус обернулся на новый звук фанфар. Двери зала раскрылись, чтобы впустить две невероятно разодетые фигуры.

Удивленный их внешним видом Мелиадус машинально поднялся, приветствуя вошедших. В послах не было ничего аристократического: гиганты более семи футов ростом, двигающиеся на негнущихся ногах, точно механизмы. Может, они на самом деле не люди? — подумал Мелиадус. Он бы нисколько не удивился, если бы так и оказалось. Или это чудовища, порожденные Страшным Тысячелетием? Или народ Азиакоммунисты вообще не принадлежит к роду человеческому?

Как и дворяне Гранбретании, они носили маски (барон решил, что сооружения на их плечах являются масками), поэтому нельзя было понять, человеческие ли у послов лица. Маски были высокими, размалеванными в яркие цвета — голубой, зеленый, желтый и красный, с нарисованными мордами чудищ: свирепые глаза и зубастые пасти. На балахонах, сделанных из похожего на кожу материала и свисавших до самых пят, были изображены различные человеческие органы, напоминавшие Мелиадусу рисунки, которые он однажды видел в анатомическом атласе.

Герольд объявил:

— Лорд-коминсар Као Шалан Гатт, Полномочный представитель Президента — Императора Азиакоммунисты, избранного Принца Солнечной Орды Йон Ман Шеня.

Первый посол сделал шаг вперед, гордо развернув плечи шириной не менее четырех футов. Рукава его одеяния были украшены разноцветным шелком. В правой руке эмиссар держал золотой посох. Этот посох мог оказаться даже Рунным, судя по тому, как бережно посол с ним обращался.

— Лорд-коминсар Оркай Хеон Фунь, Полномочный представитель Президента — Императора Азиакоммунисты, избранного Принца Солнечной Орды Йон Ман Шеня.

Второй человек (если это был человек) сделал шаг вперед. Он был одет так же, но посоха не имел.

— Я приветствую благородных послов Президента-Императора Йон Ман Шеня и хочу уверить их в том, что Гранбретания будет рада пойти навстречу их предложениям, — провозгласил Мелиадус.

Остановившись перед возвышением, человек с посохом заговорил — со странным, почти неуловимым акцентом, и действительно казалось, что он прибыл издалека.

— От всей души благодарим вас за радушный прием. Мы хотели бы узнать, кто этот высокородный господин, который приветствовал нас?

— Я — барон Мелиадус Кройденский, Магистр Ордена Волка, Главнокомандующий армии завоевателей Европы, доверенное лицо Бессмертного Короля-Императора Хуона Восемнадцатого, Правителя Гранбретании, Европы и всех колоний Средиземного моря, Магистра Ордена Богомола, Вершителя Судеб, Создателя Истории, Бесстрашного и Могущественного Короля всего сущего. Я приветствую вас от его имени, поскольку, как вы, очевидно, знаете, будучи бессмертным, он не может покинуть волшебной Тронной Сферы, которая защищает его, которая днем и ночью охраняется его Тысячью.

Мелиадус сразу дал понять, что покушение на жизнь императора невозможно. Он указал на троны по обе стороны от себя:

— Прошу вас, располагайтесь.

Послы взошли по ступеням и с видимым усилием разместились на золотых тронах. Банкет не ожидался, ибо дворяне Гранбретании считали еду сугубо личным делом — ведь при этом необходимо снимать маски, а от одной мысли предстать на людях с открытыми лицами они приходили в ужас. Только три раза в год снимали они маски и одежды, проходили в Тронный Зал и целую неделю предавались оргиям под похотливым взглядом Императора, или же устраивали кошмарные кровавые церемонии, названия которым существуют только в лексиконе их Орденов.

Барон Мелиадус хлопнул в ладоши, давая знак к началу представления; придворные заняли свои места вдоль стен зала. С галерей грянула дикая музыка, появились акробаты, гимнасты и клоуны. Воздвигались, рушились и вновь возводились живые пирамиды; клоуны кривлялись и жестоко шутили друг над другом — чего, впрочем, от них и ждали; акробаты и гимнасты с невероятной скоростью кувыркались вокруг них, ходили по натянутой между галереями проволоке, летали на трапециях под самым потолком…

Флана Канберийская не смотрела на акробатов и не находила ничего смешного в шутках клоунов: ее маска цапли была повернута в сторону незнакомцев. Графиня разглядывала послов с несвойственным ей, и тем не менее, искренним любопытством, подумывая о том, что неплохо было бы узнать их ближе, поскольку, если они не во всем похожи на людей (а скорее всего так оно и есть), то тесное знакомство с ними может принести новые, невиданные доселе ощущения.

Мелиадус, которого не покидала мысль о том, что Короля настроили против него и что он стал жертвой заговора, изо всех сил старался быть любезным с гостями. При желании чувством собственного достоинства, остроумием и мужественностью он мог произвести хорошее впечатление на любого человека (как, например, это случилось с графом Брассом), но на этот раз все попытки оказались тщетны, и барон опасался, что послы слышат фальшь в его голосе.

— По душе ли вам это представление, лорды? — спрашивал он и получал в ответ вялый кивок. — Разве клоуны не забавны? — Легкое движение руки Као Шалана Гатта, выражающее согласие. — Какое мастерство! Мы привезли этих гимнастов из Итолии. А эти акробаты были любимцами герцога Кракува… Наверное и у вас в императорском дворце есть такие искусники?..

В ответ — брезгливое движение другого посла — Оркай Хеон Фуня.

Барон Мелиадус чувствовал все возрастающее раздражение. Ему казалось, что эти истуканы считают себя выше него, что им противны его потуги быть дружелюбным… Все труднее было вести непринужденную беседу.

Наконец барон поднялся и вновь хлопнул в ладоши:

— Достаточно! Уберите этих артистов. Давайте насладимся более экзотическим зрелищем!

В зал вошли эротические гимнасты и своим представлением начали возбуждать похотливые чувства лордов Темной Империи. Мелиадус посмеивался, узнавая некоторых исполнителей, и указывал на них послам:

— Этот был князем Маджарии, а те две близняшки — сестрами короля Туркии. Вон ту блондиночку я лично взял вместе с тем жеребцом в Булгарии. Многих из них я сам обучал.

Представление несколько успокоило нервы барона Мелиадуса, однако послы Президента-Императора оставались безучастными.

Наконец представление подошло к концу, и исполнители покинули зал (эмиссары, казалось, вздохнули с облегчением). Воспрянувший духом Мелиадус, по-прежнему раздумывая, кровь ли течет в жилах этих существ или вода, отдал приказание начинать бал.

— А теперь, господа, — сказал он, вставая, — пройдемся по залу. Познакомимся с теми, кто приглашен в вашу честь и предоставим им честь познакомиться с вами.

На негнущихся ногах послы Азиакоммунисты двинулись вслед за бароном Мелиадусом; их головы возвышались над головами дворян.

— Не хотите ли потанцевать? — спросил барон.

— Сожалею, но мы не танцуем, — бесстрастно проговорил Као Шалан Гатт, а поскольку этикет требовал, чтобы именно высокие гости открывали бал, то танцев не было вовсе. Мелиадус нахмурился. Чего от него ждет император Хуон? Это же бездушные автоматы!

— У вас в Азиакоммунисте не танцуют? — спросил он с едва сдерживаемой яростью.

— Танцуют, но не так, как вы себе представляете, — ответил Оркай Хеон Фунь, и хотя его тон не был пренебрежительным, у барона Мелиадуса создалось впечатление, что знать Азиакоммунисты презирает столь низменные развлечения… Ох, как трудно оставаться вежливым с этими гордыми незнакомцами! Мелиадус, не привыкший сдерживать свои чувства, особенно перед какими-то чужеземцами, поклялся расквитаться с ними — именно с этими двумя, — если ему будет дарована привилегия возглавить одну из армий для завоевания Дальнего Востока.

Барон Мелиадус остановился перед Адазом Промпом:

— Разрешите представить нашего могущественного полководца, графа Адаза Промпа, магистра Ордена Собаки, принца Парийского и Протектора Мунхейма, предводителя десяти тысяч воинов.

Человек в маске собаки поклонился.

— Граф Промп находился в авангарде войск, с помощью которых мы завоевали весь европейский континент за два года, хотя на это было отпущено двадцать лет, — продолжал Мелиадус. — Его Псы непобедимы!

— Барон мне льстит, — ответил Адаз Промп. — Уверен, что в вашей стране есть не менее сильные воины.

— Возможно, не знаю. По крайней мере, я слышал, что солдаты Темной Империи так же свирепы, как наши драконособаки, — сказал Као Шалан Гатт.

— Драконособаки? Что это? — спросил Мелиадус, вспомнив наставления короля.

— В Гранбретании о них не слышали?

— Быть может, мы называем их по-другому. Как они выглядят?

Као Шалан Гатт поднял посох:

— Они раза в два выше человека — нашего человека, я имею в виду — с семьюдесятью зубами, острыми, как бритва. Покрыты шерстью, когти, как у кошки. Они помогают нам отлавливать диких рептилий, которых мы дрессируем для военных нужд.

— Понимаю, — пробормотал Мелиадус, думая о том, что война с этими бестиями потребует особой тактики. — И сколько драконособак уже выдрессировано?

— Много, — ответил посол.

Они продвигались по залу, встречаясь с другими аристократами и их дамами, и у каждого встречного был заготовлен вопрос, подобный тому, который задал Адаз Промп, — чтобы помочь Мелиадусу добыть дополнительные сведения от послов. Но чужеземцы, говоря о силе и мощи своей страны, всячески избегали обсуждения численности армий и принципов действия своего оружия. Мелиадус понял, что на получение такой информации уйдет не один вечер… если вообще это реально.

— Ваши ученые, должно быть, очень мудры. Возможно, даже мудрее, чем наши… — заметил он.

— Наверное. Я плохо знаком с нашей наукой. Хотя было бы интересно сравнить, — ответил Оркай Хеон Фунь.

— Весьма интересно, — согласился Мелиадус. — К примеру, я слышал, что ваша летающая машина может в мгновение ока переносить людей на тысячи миль.

— Это не летающая машина, — ответил Оркай Хеон Фунь.

— Вот как? А что же?

— Она движется сквозь землю. Мы называем ее Земной Колесницей.

— А на каком топливе она работает? Что позволяет ей проходить сквозь землю?

— Мы не ученые, — вмешался Као Шалан Гатт, — и не понимаем, как действуют наши механизмы. Это дело низших каст.

Мелиадус вновь почувствовал себя задетым, но тут они подошли к женщине в маске Цапли — к графине Флане Микосеваар. Барон представил ее послам.

— Какие вы высокие, — проговорила она грудным голосом. — Да, очень высокие…

Мелиадус хотел было пойти дальше, но графиня остановила его — чего барон, впрочем, и ожидал. Он представил ее только затем, чтобы получить небольшую передышку.

Флана подошла ближе и коснулась плеча Оркай Хеон Фуня:

— И плечи у вас очень широкие…

Ничего не ответив, посол остановился. Неужели она заинтересовала его? Мелиадус недоумевал. Однако это на руку всем — сейчас в интересах послов не портить отношений с Гранбретанией, а в интересах Гранбретании оставаться в хороших отношениях с послами.

— Позвольте, я немного развлеку вас… — проговорила Флана, делая двусмысленный жест.

— Спасибо, но о развлечениях я сейчас и думать не могу, — ответил посол и они двинулись дальше.

Удивленная Флана смотрела им вслед. Она никогда еще не получала отказа и была крайне заинтригована. При первом же удобном случае надо будет продолжить знакомство… О, они так необычны, эти неуклюжие создания на негнущихся ногах! «Они похожи на металлических кукол, — подумала Флана. — Интересно, что может пробудить в них человеческие чувства?»

Их маски из раскрашенной кожи покачивались над толпою, а Мелиадус уже представлял им Йорика Нанкенсена и его даму, герцогиню Фалмоливу Нанкенсен, которая в пору своей молодости сражалась бок о бок со своим мужем.

А когда обход закончился, барон Мелиадус вернулся к своему золотому трону, сильно удивленный и раздосадованный. Он все еще недоумевал, куда исчез его соперник Шенегар Тротт и почему Король Хуон не соблаговолил поделиться с ним информацией об этом. Ему захотелось тотчас же освободиться от своих обязанностей по приему гостей и поспешить в лаборатории Тарагорма. Ему не терпелось узнать о научных достижениях владельца дворца Времени и о возможности выяснить, где находится ненавистный замок Брасс.

8. МЕЛИАДУС ВО ДВОРЦЕ ВРЕМЕНИ

Проведя бессонную ночь и встав ни свет ни заря, барон Мелиадус отправился к Тарагорму во дворец Времени.

В Лондре было мало открытых улиц. Дома, дворцы, склады и бараки соединялись крытыми проходами, раскрашенными яркими красками — в богатых районах; создавалось впечатление, что стены здесь сделаны из стекла, покрытого эмалью, а в бедных кварталах, казалось, они сложены просто из серого камня.

Мелиадуса, расположившегося в портшезе, через эти проходы несли двенадцать нагих рабынь с нарумяненными телами (барон брал в услужение только девушек). Он собирался нанести визит Тарагорму до того, как проснутся эти грубияны — послы Азиакоммунисты. Возможно, страна, которую они представляли, оказывала содействие Хокмуну и остальным беглецам, однако у Мелиадуса не было против них никаких улик. Но барон надеялся на открытия Тарагорма. Тогда он получит все необходимые доказательства, чтобы оправдаться перед Королем Хуоном, и избавит себя от неприятного и хлопотливого поручения — изображать перед эмиссарами гостеприимного хозяина.

Улица расширилась, стали слышны странные звуки — глухие удары и монотонный шум механизмов. Мелиадус знал, что это такое. Часы Тарагорма.

По мере того, как портшез приближался ко дворцу Времени, шум усиливался: лязгали тысячи гигантских маятников, колеблющиеся с разными амплитудами, жужжали и скрежетали механизмы, молоточки ударяли по гонгам и цимбалам, пели механические птички и переговаривались механические голоса. Короче, это был весьма многообразный шум, но все звуки почти заглушало гулкое, тяжелое шипение, с которым разрезал воздух закрепленный под самой крышей маятник в зале Маятника, где Тарагорм проводил большую часть своих экспериментов. Хотя в здании находилось несколько сотен часов всевозможных размеров, дворец сам по себе являлся гигантскими часами, которые регулировали ход остальных.

Портшез Мелиадуса приблизился к ряду сравнительно невысоких бронзовых дверей, навстречу выскочил механический человек и преградил путь барону. Сквозь шум часов донесся металлический голос:

— Кто беспокоит лорда Тарагорма в его дворце Времени?

— Барон Мелиадус, его шурин, с соизволения Короля-Императора, ответил барон, вынужденный кричать.

Двери еще долго оставались запертыми, и Мелиадус решил было, что его так и не пустят. Но наконец створки медленно раскрылись, и портшез проследовал внутрь.

Мелиадус оказался в зале с изогнутыми стенами, похожими на корпус часов; грохот стоял невообразимый: тиканье, скрежет, жужжание, звон, удары, шорохи и бой… Если бы на голове барона не было шлема, он зажал бы уши: от такого шума можно было легко оглохнуть.

Через этот зал портшез проследовал в следующий, задрапированный тканями, поглощающими наиболее громкие звуки (рисунок на тканях напоминал сотни различных стилизованных устройств для измерения времени). Здесь девушки-рабыни опустили носилки. Барон Мелиадус раздвинул занавески и остался ждать своего зятя.

Вновь (так ему показалось) прошло очень много времени, пока, наконец, из противоположного конца зала не появился человек в покачивающейся маске с циферблатом.

— В такую рань, брат, — поморщился Тарагорм, подходя к барону. Сожалею, что заставил тебя ждать, но я еще не завтракал.

Мелиадус, подумав, что Тарагорму всегда не хватало такта или хотя бы простейших правил приличия, резко ответил:

— Прими мои извинения, брат, мне не терпелось увидеть твою работу.

— Я польщен. Сюда, брат.

Тарагорм повернулся и направился к двери, из которой появился. Мелиадус последовал за ним.

Пройдя по коридорам, затянутым дорогой драпировкой, они подошли к высокой запертой на засов двери. Тарагорм с трудом отодвинул тяжелый брус, и дверь открылась. Ударил внезапный порыв ветра. Мелиадуса оглушил мерный гул, похожий на звук, который издает гигантский барабан, если по нему часто-часто ударять палочками.

Барон машинально поднял голову и увидел раскачивающийся прямо над ним маятник. Отвес — пятьдесят тонн меди, — отлитый в форме лучистого солнца и украшенный драгоценными камнями, отбрасывал тысячи бликов. По стенам, покрытым тканями, скользили солнечные зайчики. Ветер с ревом вздымал полы плаща Мелиадуса, и казалось, что за спиной барона трепещут два шелковых крыла. Вдоль всего зала Маятника тянулись ряды механизмов, находящихся на различных стадиях сборки, стеллажи с лабораторным оборудованием, инструментами из меди, бронзы и серебра, бухтами тонкой золотой проволоки, мотками драгоценных нитей, приборами для измерения времени — часами водяными, анкерными, пружинными, часами на подшипниках, наручными, настольными, астрономическими, астролябиями, часами в виде скелетов, листьев и солнечных дисков… Над ними хлопотали слуги Тарагорма — ученые и инженеры разных стран, многие из которых когда-то были гордостью своих государств.

Пока Мелиадус осматривался, в одном конце зала вдруг вспыхнул яркий пурпурный огонь, в другом — брызнул фонтан зеленых искр, и откуда-то повалили клубы алого дыма. Барон увидел, как рассыпалась в пыль черная машина, а обслуживающий ее человек закашлялся, упал и исчез.

— Что это было? — услышал барон спокойный голос и обернулся.

Калан Витальский, Главный придворный Ученый, тоже пришел проведать Тарагорма.

— Эксперимент по ускорению времени, — ответил Тарагорм. — К сожалению, мы не можем контролировать этот процесс. Пока не можем. Взгляните сюда… — он кивнул на большую яйцевидную машину из желтого полупрозрачного вещества. — Этот аппарат создает противоположный эффект, который, увы, пока тоже не поддается нашему контролю. Стоящий позади аппарата человек, — он указал Мелиадусу на неподвижную фигуру, которую тот поначалу принял за механическую куклу из часов с «картинками», — пребывает в таком состоянии уже не одну неделю.

— А как насчет путешествий во времени? — спросил Мелиадус.

— Обернись, — ответил Тарагорм. — Видишь ряд серебряных ящиков? Это недавно созданный нами прибор, который позволяет переносить сквозь время различные предметы — в прошлое или в будущее; правда, с большой погрешностью. Однако живые существа сильно страдают от таких перемещений. Лишь немногие рабы и животные пережили путешествие, и все мучились от страшных болей, и все оказались изуродованными.

— Поверь мы Тозеру, — вставил Калан, — и у нас в руках, возможно, уже был бы секрет путешествий во времени. Не следовало насмехаться над ним… Но откуда я мог знать, что этот паяц и вправду владеет тайной!

— Что? Как это? — Мелиадус ничего не слышал о Тозере. — Тозер? Драматург? Я думал, он умер! Что он знал о путешествиях во времени?

— Он вернулся в Лондру и, очевидно, желая восстановить свое положение при дворе, поведал историю о том, как какой-то старик на западе научил его путешествовать сквозь время — силой мысли, как он сказал. Ну, мы пригласили его сюда и шутки ради попросили куда-нибудь переместиться. После чего, барон Мелиадус, он исчез!

— Вы… вы даже не попытались остановить его?

— Да никто его всерьез не принял! — воскликнул Тарагорм. — Вот ты смог бы поверить?

— Я бы принял некоторые меры предосторожности.

— Мы думали, он просто хочет понравиться при дворе. В отличие от тебя, брат, мы не хватаемся за что попало.

— Что ты хочешь этим сказать, брат? — резко спросил Мелиадус.

— Я хочу сказать, что мы работаем над серьезными задачами, не терпящими спешки, а ты требуешь немедленных результатов… И только ради того, чтобы отомстить обитателям замка Брасс.

— Брат, я — воин, человек действия, я не люблю играть в игрушки или корпеть над книжицами!

Удовлетворив таким ответом свое самолюбие, барон Мелиадус вернулся к вопросу о Тозере.

— Значит, этот бумагомаратель узнал секрет от старика, живущего где-то на западе?

— Так, по крайней мере, он сказал, — ответил Калан. — Соврал, наверное. Он заявил, что все дело — в силе мысли. Однако, я не думаю, что Тозер на такое способен. Впрочем, факт остается фактом: он растворился в воздухе на наших глазах.

— Почему же мне ничего не сообщили об этом?! — прорычал Мелиадус.

— Тебя тогда не было на континенте, — ответил Тарагорм. — Кроме того, мы не думали, что это заинтересует такого человека действия, как ты.

— Но его знания могли бы помочь вам в работе, — сказал Мелиадус. Похоже, вы многое потеряли!

Тарагорм пожал плечами:

— Что теперь говорить? Мы потихоньку продвигаемся вперед…

Прогремел взрыв, кто-то закричал, и оранжевая вспышка осветила зал…

— и вскоре покорим время, как уже покоряем пространство.

— Лет этак через тысячу… — фыркнул Мелиадус и задумался: — Запад… Необходимо отыскать старика. Как его зовут?

— Тозер сказал только, что его имя — Майган и что он великий волшебник. Но все-таки, мне кажется, Тозер лгал. Разве на западе остались нетронутые земли? Со времен Страшного Тысячелетия там никто не живет, кроме злобных уродливых тварей.

— Мы должны отправиться туда, — решительно заявил Мелиадус. — Мы прочешем весь Йель, но найдем старика!..

— Только не я, — вздрогнув, ответил Калан. — Неприступные горы, дикие звери… У меня и здесь забот по горло — надо устанавливать на корабли новые двигатели, с помощью которых мы завоюем весь мир так же легко, как завоевали Европу… Я полагаю, что и у вас, барон Мелиадус, есть безотлагательные дела — например, наши гости…

— К черту гостей! Они только отнимают драгоценное время…

— Скоро я смогу предоставить тебе, брат, сколь угодно времени, сказал Тарагорм. — Дай лишь срок…

— Тьфу! Мне нечего тут делать! Эти рассыпающиеся ящики и взрывающиеся машины производят недурные эффекты на зрителя, но для меня они бесполезны. Играй в свои игры, брат, играй в свои игры. Я желаю тебе всяческих успехов!

И, чувствуя огромное облегчение от того, что больше не нужно быть вежливым с ненавистным ему зятем, Мелиадус покинул зал Маятника и вернулся к носилкам.

Он плюхнулся на подушки и раздраженно приказал девушкам нести его прочь отсюда.

На обратном пути Мелиадус обдумывал все услышанное им во дворце Времени. При первом же удобном случае надо избавиться от своих обязанностей и отправиться на запад. Там он проследит путь Тозера и найдет старика, который не только хранит секрет времени, но и, возможно, знает способ, как отомстить обитателям замка Брасс.

9. ЗАМОК БРАСС. ИНТЕРЛЮДИЯ

Во дворе замка граф Брасс и Оладан с Булгарских гор оседлали рогатых лошадей и выехали на болота. У них уже вошло в привычку отправляться каждое утро на прогулку.

После визита Рыцаря в Черном и Золотом граф Брасс перестал чураться общества и даже несколько повеселел. Эльвереза Тозер по-прежнему содержался под арестом в одной из башен замка, но, похоже, был доволен своей участью — с тех пор как Богенталь принес ему бумагу, перья и чернила и попросил написать пьесу, чтобы драматург хоть как-то смог отработать свое пропитание. Богенталь даже пообещал Тозеру малочисленную, но внимательную аудиторию.

— Хотел бы я знать, как дела у Хокмуна, — сказал граф Брасс. Обидно, что не я вытянул короткую соломинку…

— Мне тоже обидно, — ответил Оладан. — Д'Аверку повезло. Жаль, что у нас было только два кольца. Если они вернутся и принесут еще, мы, пожалуй, потягаемся с Темной Империей.

— И все-таки, это опасная затея, друг Оладан, — соваться в Гранбретанию и искать этого Майгана.

— Я где-то слышал, что иногда безопаснее находиться в пасти льва, чем рядом со львом, — ответил Оладан.

— Еще безопаснее жить в стране, где совсем нет львов, — улыбнулся Брасс.

— Ладно, граф, будем надеяться, что львы их не сожрут, — сказал Оладан и зевнул. — Может, это и глупо с моей стороны, но я по-прежнему завидую Хокмуну и д'Аверку…

— А у меня такое чувство, что нам уже не долго осталось сидеть сложа руки, — ответил граф Брасс, направляя коня по узкой тропинке, ведущей в заросли тростника. — По-моему, нам отовсюду грозит опасность.

— Как раз это меня тревожит меньше всего, — сказал Оладан. — Я боюсь за Иссольду, Богенталя и простых горожан — ведь они не привыкли к жизни, которая нравится нам…

Они ехали к морю, наслаждаясь тишиной и покоем, и в то же время тоскуя по звону мечей и смертельному риску.

Не лучше ли разрушить оберегающую их Хрустальную Машину, подумывал граф Брасс, и вернуться в тот мир, который они покинули? Вернуться — и сражаться за него? Даже если нет ни одного шанса победить Темную Империю…

10. С ВЫСОТЫ ПТИЧЬЕГО ПОЛЕТА

Крылья орнитоптера рассекали воздух; летательный аппарат парил над Лондрой.

Это была большая машина, рассчитанная на пять человек. Ее металлический корпус украшал причудливый орнамент в стиле «барокко».

Мелиадус окинул взглядом горизонт и посмотрел вниз. Послы тоже выглянули, но только из вежливости: казалось, еще немного, и тяжелые маски свалятся с плеч.

— Вон там виден Дворец Короля Хуона, — сказал Мелиадус, подчеркивая этим чрезвычайную важность резиденции своего Короля-Императора. Возвышаясь над остальными зданиями, Дворец находился в самом центре города и был окружен гигантским пустырем — в отличие от большинства строений к нему нельзя было выйти через переходы. Четыре башни из чистого золота, сияющие на солнце, были столь громадными, что даже орнитоптер, парящий высоко над городом, находился ниже верхних этажей. Барельефы на ярусах дворца воссоздавали жестокие и омерзительные деяния, которыми славилась Темная Империя. По углам парапетов располагались гигантские уродливые статуи, которые, казалось, вот-вот рухнут с этой головокружительной высоты. Дворец был разукрашен пятнами всех вообразимых оттенков, подобранных таким образом, чтобы у смотрящего на него уже через несколько секунд начинали слезиться глаза.

— Дворец Времени… — продолжал Мелиадус, указывая на здание в форме исполинских часов.

— Мой собственный дворец…

Мрачное черное строение, отделанное серебром.

— Это — знаменитая река Тайма.

По кроваво-красным волнам полноводной реки скользили баржи из черного дерева, суда, сделанные из тика, украшенные драгоценными металлами и полудрагоценными камнями, с огромными белыми парусами, покрытыми нарисованными или вышитыми узорами.

— А слева от вас, — радушно говорил барон Мелиадус, в душе кипя от злости, — находится наша Висячая башня. Как видите, она будто свисает с неба, но не касается земли. Это — результат эксперимента одного из наших волшебников. Чародей сумел поднять башню на несколько футов, но не выше. Затем выяснилось, что он не может и опустить ее на землю — и с тех пор башня пребывает в этом положении.

Он показал им причалы, где из огромных, красных, как гранат, боевых кораблей Гранбретании выгружались захваченные богатства; квартал Неносящих Масок, где жили отбросы общества; купол громадного театра, где когда-то ставились пьесы Тозера; храм Волка — цитадель Ордена, с устрашающей, исполинской волчьей головой на крыше; множество других храмов, также увенчанных причудливыми каменными головами зверей…

Весь день они кружили над городом, приземляясь только для того, чтобы заправиться топливом и сменить пилотов. Мелиадус изнывал от тоски. Он показал гостям все достопримечательности, которыми славился этот древний, некрасивый город, пытаясь, как велел ему Король-Император, поразить гостей могуществом Темной Империи.

Вечером, когда заходящее солнце освещало город зловещим багровым светом, барон Мелиадус, облегченно вздохнув, приказал пилоту возвращаться на посадочную площадку, расположенную на крыше королевского Дворца.

Металлические крылья протестующе заскрипели, машина приземлилась с грохотом и треском. Послы неуклюже выбрались из кабины — совсем как механические куклы.

Они прошли к неприметному входу во Дворец и спустились по винтовой лестнице. В освещенном мерцающим светом коридоре их встретил почетный караул — шесть высокопоставленных военачальников Ордена Богомола. На их масках вспыхивали блики света. Караул проводил послов в покои, где они могли бы поесть и отдохнуть.

У дверей в отведенные для гостей апартаменты барон Мелиадус поспешил откланяться, пообещав напоследок, что завтра они обсудят вопросы науки и сравнят достижения Азиакоммунисты с достижениями Гранбретании.

Проходя по узким, плохо освещенным коридорам, он чуть не столкнулся с родственницей Короля-Императора — Фланой, графиней Канберийской.

— Милорд!

Барон посторонился, уступая ей дорогу.

— Примите мои извинения, миледи.

— Вы так спешите, милорд!

— Да, Флана.

— Похоже, у вас неважное настроение…

— Хуже некуда.

— Могу я вас утешить?

— Флана, столько дел…

— Дела надо делать на свежую голову, милорд.

— Вероятно.

— И будет лучше, если ваш гнев остынет.

Он пошел было прочь, но, подумав, остановился. Мелиадус знал, как Флана умеет утешать. Возможно, она права. Возможно, она сейчас нужна ему. Однако, как только послы покинут Лондру, надо готовиться к экспедиции на запад. А с другой стороны, эмиссары пробудут здесь еще несколько дней… К тому же он провел беспокойную ночь и теперь пребывал в плохом настроении. С Фланой, по крайней мере, он хотя бы почувствует себя мужчиной.

— Вероятно, — задумчиво повторил он.

— Тогда поспешим в мои апартаменты, милорд, — сказала она с ноткой нетерпения в голосе.

Мелиадус взял ее за руку, предвкушая ожидающее его наслаждение.

— Ах, Флана, — пробормотал он. — Ах, Флана…

11. МЫСЛИ ГРАФИНИ ФЛАНЫ

У Фланы были несколько иные причины искать общества Мелиадуса, поскольку главным образом ее интересовали подопечные барона — два неуклюжих великана с Востока.

Когда они, мокрые от пота, лежали в ее огромной постели, она спросила об эмиссарах, и он поведал ей о своих бедах — о том, как он ненавидит свое поручение и этих истуканов; рассказал о своем сокровенном желании отомстить врагам, которые, кстати, убили ее мужа. Сообщил и о том, что Тозер нашел где-то в пустынной провинции Йель старика, возможно, знающего способ, как добраться до недругов барона… Даже поведал ей о своих страхах (прекрасно понимая, что этими сокровенными мыслями нельзя делиться с женщиной, и уж тем более с Фланой). Поведал о том, что, кажется, попал в немилость к монарху, потерял престиж, что в последнее время Король-Император доверяет важные дела, которые раньше поручал Мелиадусу, другим подданным — например, Шенегару Тротту…

— Ох, Флана, — прошептал он, уже погружаясь в глубокий сон, — какую могущественную империю могли бы мы создать, если бы ты была Королевой!..

Но Флана не вдумывалась в смысл его речей и даже не слушала их, просто лежала и иногда отворачивалась чтобы Мелиадус не смог увидеть выражение ее лица. Мыслями она была в другом месте: в покоях эмиссаров, спящих двумя этажами выше.

Во сне Мелиадус храпел и посапывал.

Наконец она поднялась с постели, оделась, прикрыла лицо маской и, выскользнув из комнаты, направилась по коридорам и лестницам к покоям, охраняемым Богомолами. Маски насекомых вопросительно повернулись к ней.

— Вам известно, кто я, — сказала Флана.

Да, они знали ее и отошли от входа. Она приоткрыла одну створку дверей и скользнула в волнующую темноту апартаментов для гостей.

12. РАЗОБЛАЧЕНИЕ

Только лунный свет освещал комнату, падая на кровать, где в беспорядке валялись украшения, доспехи и маска. На кровати лежал человек.

Она подошла ближе.

— Милорд?..

Внезапно человек вскочил и сел, Флана увидела его испуганные глаза, и в тот же момент он закрыл лицо рукой. Графиня чуть не вскрикнула от изумления.

— А ведь я знаю вас!

— Кто вы? — Голый человек выскользнул из-под шелковых простыней и кинулся вперед, чтобы схватить ее. — Женщина!

— Ах, — проворковала она. — А вы — мужчина. — Она рассмеялась. — И вовсе не великан, просто очень высокий. А в своем балахоне и маске вы выглядели на фут выше.

— Что вам надо?

— Я хочу развлечь вас, сэр, и развлечься сама. Однако, жаль, что вы человек… Мы ведь уже встречались — два года назад в Тронном Зале. Мелиадус представлял вас Королю-Императору…

— Итак, в тот день вы были там… — он внезапно схватил Флану и поднял руку, чтобы сбросить с нее маску и зажать рот. Она вцепилась зубами в его пальцы, ударила по бицепсу… Рука разжалась.

— Кто вы? — прошептал он. — Другие обо мне знают?

— Я — Флана Микосеваар, графиня Канберийская. Никто и не догадывается, что ты здесь, бесстрашный германец. И не бойся, я не позову стражу, поскольку меня совершенно не интересует ни политика, ни барон Мелиадус. А вообще-то я благодарна тебе за то, что ты избавил меня от противного, надоедливого мужа.

— Вы — вдова Микосеваара?

— Да. А я тебя сразу узнала — по Черному Камню, который ты попытался закрыть рукой, когда я вошла. Ты ведь герцог Дориан Хокмун фон Кельн, и прибыл сюда в таком виде, чтобы разведать секреты своих врагов.

— Боюсь, мне придется убить вас, мадам.

— Но я же не собираюсь выдавать тебя, герцог Дориан… Во всяком случае, пока. Я просто хочу доставить тебе удовольствие, вот и все… Ты снял с меня маску… — Она подняла свои золотистые глаза и заглянула ему в лицо. — Теперь тебе остается снять с меня все остальное.

— Мадам, — хрипло проговорил он, — я не могу. Я женат.

Она рассмеялась.

— Как и я. Я тоже была замужем, бесконечно много раз…

В ответ он также пристально посмотрел на нее. Его лоб покрылся испариной, мускулы напряглись.

— Мадам, я… я не могу…

Послышался шорох, и они обернулись.

Разделяющая апартаменты дверь открылась, на пороге возник высокий красивый мужчина, который притворно закашлялся и поклонился. Он был совершенно наг.

— Мой друг, мадам, — сказал Хьюлам д'Аверк, — человек строгих моральных правил. Но, вероятно, я смогу помочь…

Флана повернулась к нему и оглядела с головы до пят.

— Что ж, вы не производите впечатления слабака, — сказала она.

Он потупил взор.

— Ах, мадам, вы так добры! — Подойдя, он обнял ее за плечи и повел в свою комнату. — Я сделаю все, что в моих слабых силах, по крайней мере, если это позволит мое больное сердце.

Дверь закрылась, и Хокмун, весь дрожа, остался один.

Он сел на край постели, ругая себя за то, что не лег спать в одежде и маске… Но тяжелый день заставил его забыть о мерах предосторожности. План Рыцаря в Черном и Золотом показался достаточно рискованным, но возразить было нечего — прежде чем искать старика на западе Гранбретании, они должны были выяснить, не попал ли он уже в темницы Лондры. Однако, теперь им, похоже, уже не суждено узнать этого.

Стражники наверняка видели, как графиня входила сюда. Даже если убить ее или, хотя бы, связать, охрана все равно заподозрит неладное. Ведь они находились в городе, где каждый человек жаждет их смерти. Здесь нет друзей, и нет никакой надежды спастись в случае разоблачения.

Надо бежать отсюда, пока Флана не подняла тревогу… Но как это сделать? Хокмун не знал.

Он надел доспехи, поверх них — свой клоунский наряд. Единственным оружием ему мог послужить золотой посох, который дал ему Рыцарь как «знатному сановнику Азиакоммунисты» для пущей убедительности. Хокмун взвесил его на руке, с грустью вспомнив свой меч.

До самого рассвета он так и не сомкнул глаз, меряя комнату шагами и тщетно пытаясь найти хоть какой-нибудь выход из положения.

На утро Хьюлам д'Аверк просунул голову в дверь и, ухмыльнувшись, сказал:

— Доброе утро, Хокмун! Дружище, ты так и не ложился? Здорово, я тоже. Графиня — натура требовательная… Я рад, что ты готов. Надо торопиться.

— Куда, д'Аверк? Я всю ночь ломал голову над тем, как выбраться отсюда, но ничего не придумал…

— А я поговорил с Фланой, и она рассказала мне много интересного Мелиадус, как видно, доверяет ей. Она согласилась помочь нам.

— Каким образом?

— Мы сбежим на ее орнитоптере. Он в любое время к нашим услугам.

— Ты доверяешь ей?

— Ничего другого не остается… Видишь ли, у Мелиадуса не было времени разыскивать Майгана из Лландары — по счастливой случайности он задержался именно из-за нашего приезда. Но барон знает по крайней мере о том, что Тозер выведал секрет у какого-то старика на западе и намерен найти его. Так что у нас есть шанс первыми добраться до Майгана. Часть пути мы проделаем на орнитоптере Фланы, — я умею управлять им, — а дальше пойдем пешком.

— Но у нас нет ни оружия, ни подходящей одежды!

— Оружие и одежду нам предоставит Флана, маски — тоже. У нее в гардеробе хранятся тысячи трофеев, оставшихся от прошлых побед.

— Мы должны немедленно к ней отправиться!

— Нет. Мы должны дождаться ее возвращения.

— Почему?

— Потому, мой друг, что Мелиадус может еще спать в ее покоях. Имей терпение… И молись, чтобы нам и дальше так везло!

Вскоре Флана вернулась, сняла маску и поцеловала д'Аверка смутившись, как молоденькая девушка. Ее взгляд подобрел, в нем исчезло выражение охотничьего азарта, словно в д'Аверке она нашла нечто для себя новое — может быть, нежность, так несвойственную мужчинам Гранбретании.

— Он ушел… — сказала она. — Хьюлам, я чуть с ума не сошла! От желания задержать тебя, оставить здесь, рядом со мной. Многие годы я ощущала какую-то пустоту в душе, которую не могла заполнить. Тебе почти удалось это…

Д'Аверк наклонился, коснулся губами ее губ и искренне ответил:

— И ты, Флана, ты тоже кое-что дала мне…

Он неуклюже выпрямился, надел тяжелые доспехи и свою высокую маску.

— Идем, надо торопиться, пока во Дворце все спят.

Хокмун накинул балахон, и вновь оба превратились в странных, так непохожих на людей послов Азиакоммунисты.

Выйдя из покоев, Флана повела их мимо стражников-Богомолов (которые, впрочем, тут же последовали за ними на почтительном расстоянии) по ярко освещенным извилистым коридорам к своим апартаментам. У дверей она велела охране оставаться снаружи.

— Но они же доложат, что мы здесь, — сказал д'Аверк. — Флана, тебя заподозрят!

Флана приподняла свою маску Цапли и улыбнулась:

— Нет.

По ворсистому ковру она подошла к полированному комоду, отделанному бриллиантами, и, подняв крышку, достала длинную трубку, к одному концу которой был прикреплен мягкий шарик.

— В этом шарике ядовитый газ, — сообщила она, — от которого человек теряет рассудок, начинает бесноваться, а потом умирает. Так что перед смертью стражники будут метаться по коридорам, и никто не узнает, что они были около моих покоев. Этот яд еще ни разу меня не подводил!..

Она говорила об убийстве с такой легкостью, что Хокмун содрогнулся.

— Поэтому все, что мне надо, — продолжала она, — так это сунуть трубку в замочную скважину и сжать шарик.

Флана положила свое оружие на крышку комода и провела их через несколько шикарных, броско обставленных комнат в помещение с огромным окном, выходящим на широкий балкон. На балконе, аккуратно сложив крылья, стоял орнитоптер Фланы, похожий на грациозную серебристо-красную цаплю.

Она быстро прошла в другую часть комнаты и отдернула занавеску. Там, на длинной вешалке, находились ее трофеи — одежды, маски и оружие всех ее покойных мужей и любовников.

— Возьмите все, что вам нужно, — прошептала она. — И поспешите.

Хокмун выбрал узкие штаны из черной оленьей кожи, синий бархатный камзол, кожаную, отделанную парчой перевязь с мечом и длинным, отлично сбалансированным кинжалом и маску убитого им Азровака Микосеваара свирепую маску Стервятника.

Д'Аверк надел ярко-желтый костюм, высокие сапоги из оленьей шкуры, узкие штаны, как у Хокмуна, и блестящий голубой плащ. Он тоже выбрал маску Стервятника, полагая, что двое людей из одного Ордена, путешествующие вместе, привлекут к себе меньше внимания. Теперь их нельзя было отличить от высокородных дворян Гранбретании.

Флана открыла окно, и они вышли на балкон — в холодное туманное утро.

— До свидания, — прошептала она. — Я должна вернуться к стражникам… До свидания, Хьюлам д'Аверк. Надеюсь, мы еще встретимся.

— Я тоже надеюсь, Флана, — ответил д'Аверк с необычной для него теплотой в голосе. — До свидания…

Он забрался в кабину орнитоптера и завел мотор. Хокмун поспешно сел сзади.

Забились крылья, с металлическим скрежетом аппарат поднялся в серое небо Лондры и повернул на запад.

13. НЕДОВОЛЬСТВО КОРОЛЯ ХУОНА

Самые противоречивые чувства боролись в душе Мелиадуса, когда он вошел в Тронный Зал Короля-Императора и, подавив раздражение, начал свой долгий путь к Тронной Сфере.

Белая жидкость волновалась сильнее обычного, и это еще больше встревожило барона. Он был взбешен, узнав, что послы исчезли, боялся гнева монарха и горел желанием начать поиски старика. Старика, который откроет ему способ, как добраться до замка Брасс.

Меньше всего он беспокоился за свое шаткое положение при дворе и поруганную честь воина; не опасался и того, что Король-Император (иногда монарх поступал так) может изгнать его в квартал Неносящих Маски… Барон нервно теребил ремешок маски Волка. С каждым шагом все более нерешительно, он наконец приблизился к Тронной Сфере и робко посмотрел на напоминающее зародыш тельце своего монарха.

— Великий Король-Император, это твой слуга Мелиадус.

Он упал на колени и поклонился до земли.

— Слуга? Не слишком же хорошо ты нам служишь, Мелиадус!

— Я раскаиваюсь, Ваше Величество, но…

— Но?

— Но я не думал, что они собираются отбыть этой ночью, воспользовавшись тем же таинственным способом, которым прибыли сюда.

— Это было твое дело, Мелиадус, — знать, что у них на уме.

— Знать? Знать, что у них на уме, Могущественнейший Король?..

— Чутье подводит тебя, Мелиадус. Раньше этого не случалось. Раньше ты мог на него положиться — и никогда не ошибался. А теперь твои мозги забиты идиотскими планами мести и ты слеп ко всему остальному… Мелиадус, эти послы убили шестерых наших лучших стражников. Мы не знаем как — возможно, с помощью заклинания или чего-нибудь в этом роде — но они убили их, каким-то образом покинули Дворец и вернулись к своей машине, перенесшей их сюда. Они узнали про нас довольно много, а мы, Мелиадус, почти ничего не узнали про них.

— Нам известно кое-что об их вооружении…

— Разве? А тебе известно, Мелиадус, что люди умеют лгать?… В общем, мы недовольны тобой. Мы поручили тебе важное задание, а ты исполнял его спустя рукава и практически ничего не добился… Потратил столько времени во дворце Тарагорма, предоставив послам делать все, что им заблагорассудится, хотя ты не должен был отходить от них ни на шаг. Ты дурак, Мелиадус, круглый дурак!

— Ваше Величество, я…

— А все из-за того, что тебе не дает покоя кучка отщепенцев из замка Брасс. Тебе нужна эта девчонка, что ли? Поэтому ты и преследуешь их с тупой настойчивостью?

— Я боюсь, что они угрожают Империи, Великий Король…

— Азиакоммуниста тоже угрожает нашей Империи, барон Мелиадус, реальными мечами, реальными солдатами и реальными кораблями, которые могут проходить сквозь землю. Забудь о своей мести, барон, и подумай о том, что мы тобой недовольны.

— Но, сэр…

— Мы предупредили тебя, барон Мелиадус. Выкинь замок Брасс из головы. Лучше попытайся разузнать все, что сможешь, о послах; выясни, где их ждала машина, как они ухитрились выйти из города… Оправдайся в наших глазах, барон Мелиадус, верни свою былую славу…

— Слушаюсь, сэр, — проговорил сквозь зубы барон Мелиадус, едва сдерживая злость и досаду.

— Аудиенция окончена, Мелиадус.

— Спасибо, сэр, — ответил Мелиадус. Кровь стучала у него в висках.

Он повернулся на каблуках и пошел к выходу.

Дойдя до украшенных драгоценными камнями дверей, он оттолкнул стражников и двинулся по освещенным мерцающим светом извилистым коридорам.

Он шел быстрым размеренным шагом, сжимая рукоять меча так, что побелели костяшки пальцев.

Он пересек приемную Дворца, где знатные господа ожидали аудиенции Короля-Императора, спустился по ступеням к воротам, выпустившим его в город, дал знак своим девушкам-рабыням подать носилки, устало развалился на подушках и приказал возвращаться домой.

В эту минуту он ненавидел Короля-Императора. Он глубоко презирал существо, которое так его унизило, оскорбило и опозорило. Король Хуон просто дурак, если не видит опасности, исходящей от замка Брасс. Такому дураку не пристало носить корону, не пристало повелевать рабами и уж подавно бароном Мелиадусом Кройденским, магистром Ордена Волка!

Мелиадус не будет подчиняться глупым приказам Короля Хуона, а будет делать то, что считает нужным, и если Король-Император посмеет возражать, то он выкажет ему открытое неповиновение…

Немногим позже Мелиадус выехал из ворот своего дворца на коне. Он скакал во главе отряда из двадцати человек — двадцати отборных воинов, которые последуют за ним куда угодно, даже в Йель.

14. ПУСТЫНИ ЙЕЛЯ

Орнитоптер графини Фланы, все реже и реже взмахивая крыльями, опускался над лесом и уже задевал макушки высоких сосен, путался в ветвях берез, пока, наконец, не приземлился на вересковую пустошь.

День был холодный, резкий ветер свистел в вереске, пронизывая тонкие камзолы Хокмуна и д'Аверка.

Ежась от холода, они вылезли из летающей машины и с беспокойством огляделись. Вокруг не было ни души.

Д'Аверк сунул руку за пазуху и достал кусок тонкой кожи, на котором была нацарапана карта.

— Мы будем двигаться вот в этом направлении, — показал он и добавил: — Надо спрятать орнитоптер в лесу.

— А почему бы не оставить его здесь? Кто его найдет за день-два? спросил Хокмун.

Д'Аверк возразил:

— Я не хочу, чтобы графиня Флана попала под подозрение, Хокмун. А если машину обнаружат, то это грозит ей серьезными неприятностями. Берись-ка!

Они затащили орнитоптер подальше в сосновый бор и прикрыли его ветками. «Цапля» несла их, пока хватало топлива, а дальше беглецам предстояло идти пешком.

Четыре дня они шли по лесам и полям, и с каждым часом местность становилась все более безжизненной.

И вот настал день, когда Хокмун остановился и поднял руку:

— Смотри, д'Аверк, Йельские горы!

Да, вдалеке виднелись горы — их пурпурные пики были укутаны облаками, а равнину у подножия ограждали рыжевато-коричневые и желтые утесы.

Это была дикая, красивая местность, и Хокмун, ничего подобного раньше не видавший, застыл в изумлении.

— Значит, д'Аверк, в Гранбретании еще остались земли, которые радуют глаз…

— Да, красиво, — согласился д'Аверк. — Но жутковато… Где-то там живет Майган. Еще несколько десятков миль — и мы в Лландаре, который находится далеко в горах.

— Тогда вперед, — сказал Хокмун, поправляя перевязь. — Вперед. Пока у нас есть незначительное преимущество, но как знать — возможно, Мелиадус уже на пути в Йель.

Д'Аверк стоял, потирая ногу. — Твоя правда, но боюсь, эти сапоги долго не протянут. Я выбрал их за красоту, и теперь, видно, придется поплатиться за свою глупость.

Хокмун похлопал его по плечу:

— Я слышал, здесь водятся дикие пони. Обещаю, мы найдем парочку и отправимся верхом!

Но им не встретилось никаких пони. Каменистая почва под ногами была желтой, небо над головой — мертвенно-белым… Хокмун и д'Аверк начали понимать, почему эта территория пользуется дурной славой среди простолюдинов Гранбретании — какими-то неестественными казались и земля, и небо.

Наконец они добрались до подножия гор.

Вблизи горы были такого же желтоватого цвета, с темно-красными и зелеными прожилками — такие же безжизненные и мрачные. Карабкаясь по склонам, Хокмун и д'Аверк видели странных животных, спешащих укрыться в чаще; диковинные, ростом не более фута, отдаленно похожие на людей, существа с волосатыми телами и совершенно лысыми головами следили за ними из укрытий.

— А ведь когда-то они были людьми, — заметил д'Аверк, — их предки жили в этих местах. Но Страшное Тысячелетие хорошо здесь поработало…

— Откуда ты это знаешь? — спросил Хокмун.

— Из книг. Последствия Тысячелетия особенно сильно сказались на Йеле — сильнее, чем на других провинциях Гранбретании. Вот почему здесь почти никто не живет — люди боятся сюда возвращаться.

— Кроме Тозера и старика Майгана.

— Да, если Тозер не солгал. Возможно, Хокмун, мы все еще гонимся за синицей в небе…

— Но Мелиадусу он рассказал ту же историю.

— Ну, может быть, Тозер просто врет последовательно?..

В сумерках обитатели гор вылезли из своих нор и напали на Хокмуна и д'Аверка.

У них были кошачьи лапы, жуткие огромные глаза горели в темноте. Из разинутых зубастых птичьих клювов доносилось злобное шипение. Твари — три самки и шестеро самцов, насколько друзья разглядели в потемках, — кутались в лоснящиеся от грязи шкуры.

Хокмун выхватил меч, поправил маску, как обычно поправлял свой шлем, и прислонился спиной к скале.

Д'Аверк встал рядом, и в тот же миг твари бросились на них.

Хокмун ударил, и на груди первого нападающего появилась длинная кровавая полоса. Чудовище отскочило с пронзительным криком.

Со вторым разделался д'Аверк, поразив его в сердце. Третьему Хокмун перерезал горло, но когти четвертого вцепились ему в левую руку. Он извернулся, напрягшись всем телом, и попытался выхватить кинжал, одновременно отбиваясь еще от одной твари.

От ужасной вони к горлу подкатывалась тошнота. В конце концов ему удалось достать кинжал, и он вонзил клинок в державшую его лапу. Закричав, тварь отпустила герцога.

И тогда Хокмун погрузил клинок в светящийся глаз — и оставил оружие там, ибо пора было заняться другой тварью.

В темноте он не мог разглядеть, сколько чудовищ еще живы. Д'Аверк изрыгал грязные ругательства собственного изобретения; кровь вокруг него лилась рекой.

Хокмун поскользнулся на крови, немного отстранился от скалы и этой секундной заминки оказалось достаточно, чтобы очередная тварь с громким воем прыгнула на него и сжала в крепчайшем захвате. Прижимая обе руки Хокмуна к бокам, она с яростью заколотила клювом по маске, пытаясь добраться до лица.

Хокмун мотнул головой, оставив маску в зубах врага, с трудом развел руки в стороны и изо всех сил боднул противника в грудь. Тварь отшатнулась в замешательстве: откуда ей было знать, что маска Стервятника — отнюдь не часть тела Хокмуна; Хокмун вонзил меч ей в сердце и быстро обернулся к д'Аверку, на котором повисло сразу два существа.

Он снес голову одному и занес меч над вторым, но существо вдруг вырвало клок камзола д'Аверка, бросилось прочь и исчезло в ночи.

Итак, они расправились почти со всеми мерзкими созданиями, — лишь одному удалось спастись.

Д'Аверк тяжело дышал; он не был ранен, если не считать нескольких глубоких царапин в том месте, где когти твари отхватили кусок одежды. Хокмун разодрал свой плащ и перевязал рану.

— Будем считать, обошлось, — сказал д'Аверк. Он снял помятую маску и выбросил ее. — Маски неплохо нам помогли, но, раз уж ты потерял свою, то и я не стану ее носить. Камень у тебя во лбу невозможно ни с чем спутать, так что нет смысла продолжать маскарад… — Он усмехнулся: — Страшное Тысячелетие породило безобразных созданий, друг Хокмун, как я и говорил.

— Я и не спорил, — улыбнулся Хокмун. — Идем, надо поискать ночлег. Тозер отметил на карте безопасные места, посмотри-ка.

Д'Аверк полез за пазуху, и вдруг в ужасе закричал:

— Ох, Хокмун! Ну что за невезение!

— Что случилось, мой друг?

— Эта зверюга вместе с куском камзола оторвала карман, а в кармане лежала составленная Тозером карта. Хокмун, мы пропали!

Хокмун выругался и спрятал меч в ножны.

— Ничего не поделаешь, — нахмурился он, — надо отыскать эту тварь. Она была ранена и наверняка оставила кровавый след. А может быть, возвращаясь в свое логово, она выбросила карту. Ну, а если нет, мы найдем ее берлогу и попробуем отобрать карту силой.

— Стоит ли? — мрачно заметил д'Аверк. — Неужели мы не вспомним, где находится Лландар?

— А вдруг ошибемся? Нет, надо идти, д'Аверк. — И Хокмун полез на уступ скалы — туда, где скрылось отвратительное создание. Нехотя д'Аверк последовал за ним.

К счастью, небо было чистым, и в ярком лунном свете Хокмун разглядел на камнях блестящие пятна, которые, несомненно, были кровью. Чуть дальше он увидел еще больше таких пятен.

— Сюда, д'Аверк, — позвал он. Его друг вздохнул, пожал плечами и двинулся следом.

Поиски продолжались до рассвета, пока Хокмун, наконец, не потерял след. Они забрались высоко в горы, откуда хорошо были видны две долины, расстилавшиеся внизу. Хокмун, покачав головой, запустил пятерню в копну светлых волос.

— Никого. А я был почти уверен…

— Эх, ничего у нас не получается, — вздохнул д'Аверк, потирая усталые глаза. — Карты нет, с пути сбились…

Хокмун пожал плечами:

— Извини, д'Аверк. Я хотел как лучше…

Внезапно его лицо просветлело, он вытянул руку:

— Эй, там что-то движется! Пойдем-ка… — И он скрылся за скалой.

Чуть позже д'Аверк услышал изумленный крик, а затем наступила тишина.

Француз выхватил меч и бросился за своим другом, недоумевая, что могло его так удивить.

За поворотом открывался вид на ущелье, в котором лежал город — город, полностью построенный из металла. Там были блестящие — красные, золотые, оранжевые, синие, зеленые металлические дома, остроконечные металлические башни и извивающиеся металлические дороги. Но (это было хорошо видно даже отсюда) жители давно покинули город, и теперь он медленно разрушается, ржавеет, теряя былое великолепие…

Повернувшись лицом к городу, Хокмун на что-то указывал рукой. По склону горы убегал давешний противник, направляясь прямиком к городу.

— Должно быть, он живет там, — сказал Хокмун.

— Что-то не хочется мне туда спускаться, — проворчал д'Аверк. — А вдруг там ядовитый воздух? Воздух, от которого кожа сходит с лица, и который вызывает удушье и смерть…

— Ядовитого воздуха больше не существует, д'Аверк, и тебе это известно. Он держится совсем недолго, после чего исчезает. Уверен, что уже несколько веков здесь все чисто. — И Хокмун стал спускаться вниз, по пятам существа, все еще прижимающего к груди клочок камзола с картой Тозера.

— Ну, ладно, — вздохнул д'Аверк, — Помирать, так вместе. — И он последовал за своим другом. — Герцог фон Кельн, ты грубый, нечувствительный к чужим страданиям человек!

Катящиеся камни заставляли тварь нестись во всю прыть. А Хокмун и д'Аверк, как не старались, не могли ее догнать — бегать по горам им было в диковинку, да и от сапог д'Аверка уже почти ничего не осталось.

Тварь исчезла в тени города.

Спустя несколько минут преследователи достигли первого ряда металлических зданий и с опаской оглядели нависающие над ними громадные конструкции, отбрасывающие зловещие тени.

Заметив еще несколько пятен крови, Хокмун медленно двинулся между опорами и колоннами города, с трудом разбирая дорогу в тусклом свете.

Внезапно послышался скрежет, раздался вопль, перешедший в рычание, и, прыгнув на Хокмуна, тварь вцепилась ему в горло.

Он почувствовал, как когти все глубже впиваются в его кожу, а острый клюв немилосердно лупит его по затылку, и попытался оторвать лапы от своей шеи, но тщетно…

Затем существо вдруг дико завизжало, взвыло, и когти его разжались.

Хокмун обернулся. Д'Аверк с обнаженным мечом в руке глядел на поверженного врага.

— У этого пугала совсем мозгов нет, — спокойно заметил француз. — Ну не глупо ли нападать на тебя, повернувшись ко мне спиной! — Он аккуратно наколол на острие меча клочок своей одежды, выпавший из лап мертвой твари. — Вот она, наша карта, — цела и невредима.

Хокмун вытер кровь с горла. Когти оставили неглубокие царапины.

— Бедняга…

— Хокмун, ты же знаешь, что у меня сердце кровью обливается, когда ты так говоришь. Они первыми на нас напали, вспомни.

— Хотел бы я знать — почему? В горах полно зверья: у них не должно быть недостатка в пище. Почему они набросились именно на нас?

— Возможно, потому что за нашим мясом им не нужно было долго охотиться, — предположил д'Аверк, а оглядев металлические каркасы, окружавшие их со всех сторон, добавил: — Или они просто ненавидят людей…

Он со звоном вернул меч в ножны и, оглядываясь, пошел через лес металлических опор, поддерживающих башни и изящные виадуки. Повсюду валялись кости и гниющие потроха каких-то животных.

— Слушай, уж если мы здесь, давай обследуем этот город, — сказал д'Аверк, вскарабкавшись на балку. — А ночку проведем здесь…

Хокмун сверился с картой:

— Город называется Халапандур. А пристанище нашего таинственного мудреца находится к востоку от него.

— Далеко?

— День пути по горам.

— Отдохнем и завтра продолжим путь, — предложил д'Аверк.

Секунду Хокмун стоял, нахмурившись.

— Ну, ладно, — пожал он, наконец, плечами и вслед за другом полез на балку.

Они оказались на странно изогнутой металлической улице.

— Попробуем пробраться туда, — показал рукой д'Аверк.

Они пошли вдоль идущей под уклон улице к башне, которая отливала бирюзой и пурпуром в солнечных лучах.

15. ПОКИНУТОЕ УБЕЖИЩЕ

В башню вела маленькая дверь, висевшая на одной петле — словно снесенная ударом гигантского кулака. Заглянув в дверной проем, Хокмун и д'Аверк пытались рассмотреть что-нибудь в царящем там мраке.

— Лестница, или что-то в этом роде, — сказал Хокмун.

Они пробрались через обломки, усеивающие пол, и убедились, что это не лестница, а просто наклонная плоскость, похожая на те, которые соединяли здания друг с другом в этом городе.

— Я читал, что город был построен незадолго до Страшного Тысячелетия — специально для ученых, — сказал д'Аверк. — «Исследовательский Городок», так он, кажется, назывался. Сюда съезжались ученые со всего света… Идея состояла в том, чтобы делать новые открытия, ведя исследования одновременно в разных направлениях: получался этакий гибрид наук. Если память мне не изменяет, в легенде говорилось, что открытий было сделано множество, но суть большинства из них сейчас не понять никому.

Они поднимались все выше и выше, пока не оказались в огромном круглом помещении со множеством стеклянных окон. Большая часть окон потрескалась или оказалась выбита, но теперь весь город был перед ними как на ладони.

— Наверняка отсюда велось наблюдение за всем, что происходит в Халапандуре, — сказал Хокмун, оглядываясь. Повсюду валялись осколки инструментов, назначение которых оставалось для него загадкой. На вид они были невообразимо древними, — сделанные из самых простых материалов, снабженные простыми символами, совершенно непохожими на вычурные буквы и цифры, которыми люди пользовались теперь, — в общем, что-то вроде наблюдательной вышки…

Д'Аверк поджал губы и указал вниз:

— Ага, и сейчас представляется случай использовать ее по назначению. Смотри, Хокмун.

С противоположной стороны города приближалась группа всадников. Они находились достаточно далеко, но и уже с такого расстояния можно было разглядеть доспехи и маски, не оставляющие сомнений: это скачут воины Темной Империи.

— Держу пари, это Мелиадус, — сказал Хокмун, сжимая рукоять меча. Он не знает точно, где живет Майган, но он наверняка выяснил, что Тозер побывал в этом городе — следопыты барона теперь без труда найдут пристанище Майгана. Не время отдыхать, д'Аверк, надо торопиться.

Д'Аверк кивнул:

— Обидно.

Нагнувшись, он поднял с пола какой-то маленький предмет и сунул его в свой порванный камзол:

— Кажется, я знаю, что это.

— Что же?

— Запал, который использовался в старинных ружьях. Если так, он нам пригодится, — сказал д'Аверк.

— Но у тебя нет ружья!

— Оно мне и не нужно, — загадочно ответил д'Аверк.

Они бросились вниз, к выходу из башни, рискуя попасть на глаза воинам Темной Империи, пронеслись по висячим улицам, соскользнули по опорам на землю и, наконец, выбежали из города.

— Думаю, нас не заметили, — сказал д'Аверк. — Идем, обиталище Майгана в той стороне.

Скользя и спотыкаясь, друзья начали карабкаться в гору.

Настала ночь, но они продолжали свой путь, не останавливаясь.

Друзья были голодны, поскольку почти ничего не ели с тех пор, как спустились в долину Лландара и силы их были на исходе.

Но они все шли и шли вперед, и незадолго перед рассветом оказались, наконец, в отмеченной на карте долине. В долине, где, как утверждал Тозер, жил Майган.

Хокмун повеселел.

— Эти парни из Темной Империи наверняка разобьют лагерь на ночь. Так что мы успеем встретиться с Майганом, забрать его кристаллы и скрыться задолго до того, как они появятся!

— Будем надеяться, — сказал д'Аверк и подумал, что Хокмуну просто необходимо отдохнуть: герцог Кельнский выглядел неважно. Но он молча последовал за другом в долину и только там уже сверился с картой.

— Здесь, — сказал он. — Точно. Тут должно быть убежище Майгана, но я ничего похожего не вижу.

— Если верить карте, оно находится на середине склона вон той горы, ответил Хокмун. — Давай поднимемся и посмотрим. Они пересекли долину, переправились через небольшой чистый ручеек, берущий начало в расселине и текущий через всю долину. Здесь встречались следы человеческой деятельности — узкая тропка и деревянная конструкция, несомненно предназначенная для подъема воды из ручья.

Они подошли к склону горы и увидели металлические скобы, вделанные в камень. Создавалось впечатление, что скобы появились здесь за много веков до рождения Майгана.

Они начали подъем.

Восхождение было трудным, но в конце концов друзья достигли уступа скалы, на котором стоял огромный валун, и там, за валуном, им открылся вход в пещеру!

Хокмун рванулся было вперед, но д'Аверк схватил его за плечо.

— Осторожнее, — предупредил он и вытащил меч.

— Старик вряд ли сможет причинить нам вред, — возразил Хокмун.

— Ты устал и слишком взволнован, мой друг. Надо остановиться и немного подумать. Ведь у такого мудрого, по словам Тозера, старика, наверняка есть оружие, способное доставить нам немало хлопот. Майган, опять же по словам Тозера, терпеть не может людей, и я не понимаю, почему он должен радоваться нашему приходу.

Хокмун кивнул, достал свой меч, и они осторожно вошли в пещеру.

Пещера была темной и, по-видимому, необитаемой, однако чуть позже друзья заметили в глубине мерцающий огонек.

За поворотом открылась другая пещера — гораздо больших размеров. Здесь находилась уйма всевозможных вещей — инструменты, похожие на виденные ими в Халапандуре, две койки, кухонные принадлежности, химическое оборудование и многое, многое другое. Источником света служил шар, подвешенный к потолку в центре пещеры.

— Майган! — позвал д'Аверк.

Никто не отозвался.

Они обшарили все вокруг в поисках какого-нибудь лаза, но тщетно.

— Он исчез! — простонал Хокмун, нервно теребя Камень у себя во лбу. Исчез, д'Аверк, и Бог знает, куда. Очевидно, после бегства Тозера, он решил, что больше небезопасно оставаться здесь, и перебрался в другое место…

— Не думаю, — сказал 'Аверк. — Тогда он забрал бы свои пожитки, не так ли?.. — Он оглядел пещеру. — На койке, похоже, кто-то недавно спал. Нигде нет пыли. Скорее всего, Майган просто вышел ненадолго и скоро вернется. Подождем.

— А как же Мелиадус? Кажется, это был он.

— Ну, уповай на то, что барону еще придется поискать пещеру.

— Если он настроен так же решительно, как описывала Флана, то это не составит для него труда, — заметил Хокмун. Он подошел к скамье, где были разложены блюда с мясом, овощами и травами и приступил к трапезе. Д'Аверк присоединился к нему.

— Будем ждать и отдохнем заодно, — сказал француз. — Ничего другого не остается.

Прошел день, минула ночь, а старик не возвращался. Хокмун не находил себе места.

— Боюсь, что его схватили, — сказал он. — Боюсь, Мелиадус нашел его в горах.

— Если так, Мелиадус все равно притащит его сюда, а мы заслужим признательность старика, освободив его из плена, — нарочито весело ответил д'Аверк.

— Там двадцать человек, вооруженных огненными копьями, если я не ошибаюсь. Нам не справиться с двадцатью, д'Аверк.

— Ох и настроеньице у тебя, Хокмун! Раньше мы справлялись и с большим количеством врагов.

— Угу, — согласился Хокмун, но было видно, что путешествие сильно измотало его. Возможно, и обман во дворце Короля Хуона дался ему тяжелее, нежели д'Аверку, который страсть как любил плутовство и мистификации.

Наконец Хокмун не выдержал и вышел на уступ у входа в пещеру. Какое-то подсознательное чувство толкнуло его посмотреть вниз.

Теперь всадники были совсем близко, и сомнений не оставалось: во главе отряда скакал Мелиадус.

Богато украшенная маска Волка ослепительно сверкнула на солнце, когда он поднял голову и увидел Хокмуна — в ту же секунду, когда герцог глянул вниз.

Долину огласил хриплый вой. В этом звуке слились ярость и ликование, это был голос волка, почуявшего добычу.

— Хокмун! — ревел он. — Хокмун!..

Барон соскочил с лошади и стал карабкаться на скалу.

— Хокмун!

Следом за ним взбирались до зубов вооруженные воины, и Хокмун понял, что у него и д'Аверка почти не было шансов справиться со всеми.

— Д'Аверк! Мелиадус здесь! — закричал он. — Быстрее, надо забраться на вершину склона, иначе он загонит нас в ловушку!

Д'Аверк выскочил из пещеры, на ходу натягивая перевязь, глянул вниз и согласно кивнул. Хокмун побежал к скале, нащупал скобы и стал быстро подниматься.

Струя пламени, выпущенная из огненной пики, подпалила волоски на его запястье. Другая струя ударила в скалу чуть ниже его. Он продолжал карабкаться.

Возможно, на вершине склона им придется принять бой и сражаться не на жизнь, а на смерть, ибо от этого зависит безопасность замка Брасс.

— Хо-о-о-к-му-у-ун! — гремел дрожащий от жажды мести голос Мелиадуса и многократное эхо вторило ему: — Хо-о-о-к-му-у-ун!

Хокмун не останавливался ни на секунду, царапая ладони об острые выступы скалы, сбивая в кровь ноги, рискуя сорваться и увлечь за собой лезущего следом д'Аверка.

Они достигли вершины, за которой простиралось плато, и бросились прочь от обрыва, но огненные пики отрезали им путь к бегству.

— Ну, а теперь, — сурово произнес Хокмун, вытаскивая меч, — мы будем драться.

Д'Аверк усмехнулся:

— Наконец-то. А я уж решил, дружище, что ты совсем голову потерял.

Они посмотрели вниз. Барон Мелиадус добрался до уступа перед пещерой и ринулся внутрь, приказав своим людям карабкаться дальше и схватить ненавистных беглецов. Очевидно, он надеялся обнаружить в пещере и остальных — Оладана, графа Брасса, или даже Иссольду, которую (Хокмуну это было известно) барон любил, хотя и всячески отрицал это.

Вскоре над обрывом появилась голова первого преследователя в маске Волка, и Хокмун ударил по ней ногой. Маска лязгнула, однако воин удержался на краю и даже схватил Хокмуна за ногу, рассчитывая либо на то, что тот затащит его на плато, либо на то, что сорвутся оба.

Подбежавший д'Аверк пнул солдата в плечо. Воин промычал что-то нечленораздельное, отпустил ногу Хокмуна, попытался ухватиться за выступ скалы на краю обрыва, но, лишь взмахнув руками, полетел спиной вниз, воя почти непрерывно на всем долгом пути к равнине.

Одному Хокмун перерезал горло, другому почти по рукоять вонзил меч в нижнюю часть живота — в то место, где была щель между пластинами доспехов, но на месте убитых тут же появлялись другие Волки.

Они сражались около часа, стараясь не дать противнику забраться на плато и одновременно отражая выпады тех, кто все-таки забрался.

Но их окружили, и мечи, точно зубы гигантской акулы, нацелились им в лица.

— Сдавайтесь, джентльмены, — послышался голос Мелиадуса. — Или я прикажу зарезать вас.

Опустив оружие, Хокмун и д'Аверк в полном отчаянии посмотрели друг на друга.

Они прекрасно понимали, что Мелиадус ненавидит их лютой ненавистью, и что теперь, попав в плен на вражеской территории, у них не оставалось никакой возможности спастись.

Мелиадус, как видно, тоже понимал это, поскольку, сдвинув на бок маску Волка, ухмыльнулся и заметил:

— Не знаю, как вы попали в Гранбретанию, Хокмун и д'Аверк, но то, что вы оба круглые идиоты — это несомненно! Стало быть, вы тоже искали старика? Зачем он вам, позвольте спросить? У вас ведь уже есть то, что можно получить у него.

— Возможно, у него есть кое-что еще, — сказал Хокмун, решив, что чем меньше будет знать Мелиадус, тем больше шансов, что им удастся его обмануть.

— Другое? То есть, другие устройства, полезные Темной Империи? Спасибо, что сообщил, Хокмун. Сам старик, разумеется, расскажет подробнее.

— Старик исчез, Мелиадус, — добродушно проговорил д'Аверк. — Мы предупредили его о твоем появлении.

— Исчез? Хм… Не уверен. Но если и так, то вы знаете куда он делся, сэр Хьюлам.

— Я — нет, — сказал д'Аверк, брезгливо глядя на солдат, связывающих его и Хокмуна одной веревкой.

— Посмотрим, — ухмыльнулся Мелиадус. — Я бы хотел прямо здесь, немедленно, устроить вам небольшую пытку. Чтобы хоть чуточку утолить жажду мести. Надеюсь, вы простите мне этот каприз. А позже, когда мы прибудем в мой дворец, я использую другие, более интересные способы… К тому моменту, думаю, старик уже будет в наших руках — старик и его секрет путешествий во времени… — Про себя барон добавил: к тому моменту он уже оправдается перед Королем-Императором и заслужит прощение за то, что покинул столицу без соизволения монарха.

Он протянул руку и нежно погладил Хокмуна по щеке:

— Ах, Хокмун, скоро ты на себе почувствуешь, как я зол. Очень скоро…

Хокмун задрожал всем телом, глубоко вздохнул и плюнул в ухмыляющуюся волчью маску.

Мелиадус отпрянул, вытер слюну с маски и наотмашь ударил Хокмуна по губам.

— Еще одна пытка за это, Хокмун, — прошипел он. — И обещаю, что эти пытки продлятся для тебя целую вечность!..

Хокмун опустил голову. Солдаты грубо схватили его, вместе с Хьюламом д'Аверком подтащили к краю обрыва и сбросили вниз.

Веревка, которой они были связаны, натянулась и не дала упасть на дно ущелья. Безо всякой осторожности их опустили на уступ перед пещерой; через несколько минут подошел Мелиадус, спустившийся по скобам.

— Мне еще надо найти старика, — сказал барон. — Думаю, он прячется где-то поблизости. Мы хорошенько свяжем вас и бросим в пещеру, поставив у входа пару стражников — просто на случай, если вы каким-либо образом освободитесь от пут, а сами отправимся на его поиски. На этот раз тебе не убежать, Хокмун. И тебе тоже, д'Аверк. Наконец-то вы принадлежите мне! Тащите их внутрь, ребята. Свяжите их всеми веревками, которые только найдете. И не спускайте с них глаз, потому что это любимые игрушки Мелиадуса!

Проследив за тем, чтобы приказание было исполнено точно, Мелиадус оставил троих воинов у входа в пещеру и в отличном настроении спустился в долину.

Еще немного, сказал он себе, и враги окажутся в его власти, все их секреты попадут к нему в руки, и тогда Король-Император поймет, что он говорил правду. И что с того, что монарх плохо думал о нем?

У Мелиадуса уже созрел план, как исправить и эту ошибку.

16. МАЙГАН ИЗ ЛЛАНДАРА

Опустилась ночь, но в дальней пещере все еще горел свет, поэтому Хокмун с д'Аверком откатились в тень.

Выход загораживали широкие спины стражников; веревки, которыми связали пленников, были крепкими, а узлы — надежными.

Хокмун попытался напрячь мышцы, но не мог даже пошевелиться. Единственное, что ему оставалось, это строить гримасы, таращить глаза и слегка наклонять голову. Д'Аверк находился в таком же положении.

— Что ж, мой друг, значит, мы были недостаточно осторожны, — сказал д'Аверк самым веселым голосом, на который только был способен.

— Да, — согласился Хокмун, — голод и усталость заставляют даже мудрецов делать глупости. Мы сами во всем виноваты…

— Мы получили по заслугам, — продолжал д'Аверк с ноткой сомнения в голосе. — Но разве наши друзья виноваты? Надо попытаться сбежать, Хокмун, каким бы безнадежным делом это не казалось.

Хокмун кивнул.

— Верно. Если Мелиадус доберется до замка Брасс…

Он вздрогнул.

После недавней беседы Мелиадус показался ему еще более одержимым, чем раньше. Может, это из-за того, что Хокмун и обитатели замка Брасс неоднократно обводили его вокруг пальца? Или потому, что исчезновение замка и его защитников бросило тень на победы барона? Хокмун не мог ответить на эти вопросы, но он точно знал, что его старинный враг совершенно не отдает себе отчета в своих поступках. И оставалось только гадать, на какие безумства он способен в таком состоянии.

Хокмун повернул голову и нахмурился — ему показалось, что из дальней пещеры донесся какой-то шорох. Со своего места он видел только краешек соседнего помещения…

Вновь послышался шорох, и он чуть не свернул шею, пытаясь разглядеть, что происходит. Д'Аверк еле слышно, чтобы стража не заподозрила неладное, прошептал:

— Могу поклясться, там кто-то есть…

В этот момент на них упала чья-то тень, и они увидели высокого старика с гривой седых волос и крупным, словно высеченным из камня морщинистым лицом.

Сдвинув брови, старец осмотрел двух связанных людей, поджал губы, оглянулся на трех стражников, застывших у выхода, и вновь обратил взор на Хокмуна и д'Аверка. Не говоря ни слова, он стоял, скрестив руки на груди. Хокмун заметил, что все пальцы незнакомца, даже большие (за исключением мизинца левой руки) унизаны хрустальными кольцами.

Майган из Лландара! Но как он попал в пещеру? Через потайной ход?

Хокмун в отчаяньи посмотрел ему в глаза, беззвучно моля о помощи.

Исполин улыбнулся и немного придвинулся, чтобы расслышать шепот Хокмуна.

— Сэр, если только вы Майган из Лландара, знайте, что мы ваши друзья и пленники ваших врагов.

— А откуда мне знать, что вы говорите правду? — прошептал старец в ответ.

Один из стражников, очевидно услыхав что-то, зашевелился и обернулся. Майган отпрянул в тень.

— О чем это вы там шепчетесь? — проворчал стражник. — Обсуждаете, что сделает с вами барон, а?.. Ох, Хокмун, ты даже не представляешь, какие развлечения тебя ждут!

Хокмун промолчал.

С ехидным смешком стражник отвернулся. Майган вновь придвинулся к пленникам.

— Так ты Хокмун?

— Ты слышал обо мне?

— Кое-что. Если твое имя — Хокмун, то, возможно, ты говоришь правду, ибо я не терплю нынешних правителей Гранбретании, хоть сам и являюсь ее подданным… Но откуда тебе знать, кто мои враги?

— Барон Мелиадус Кройденский выведал секрет, доверенный тобой некоему Тозеру, который не так давно гостил у тебя…

— Доверенный, ха-ха! Этот тип подольстился ко мне, а потом, пока я спал, стащил одно из колец и сбежал с его помощью… Думаю, он хотел оправдать себя в глазах своих хозяев в Лондре…

— Верно. Тозер наплел им, что овладел какой-то таинственной силой мысли, продемонстрировал свое умение и очутился в Камарге…

— Разумеется, случайно. Он понятия не имел, как правильно пользоваться кольцом.

— И мы так решили.

— Я верю тебе, Хокмун, и боюсь этого Мелиадуса.

— Так освободи нас, мы попытаемся защитить тебя…

— Сомневаюсь, что мне нужна ваша защита.

И Майган растворился в темноте.

— Хотел бы я знать, что он задумал, — подал голос д'Аверк, который до этого момента умышленно хранил молчание.

Хокмун пожал плечами.

Майган вернулся с длинным ножом и, просунув его под веревки, опутывающие Хокмуна, принялся осторожно водить лезвием, пока герцог Кельнский не смог освободиться сам.

— Дайте-ка мне нож, — прошептал он и, взяв его из рук Майгана, стал обрезать веревки д'Аверка, поглядывая на стражников.

Снаружи донеслись голоса.

— Барон Мелиадус возвращается, — сказал один из охранников. — Похоже, злой как черт.

Хокмун бросил взволнованный взгляд на д'Аверка. Они вскочили.

Краем глаза заметив движение, один из стражников обернулся и вскрикнул от изумления.

Пленники бросились на охранников. Рука Хокмуна успела помешать одному вытащить меч. Рука д'Аверка сжалась на шее второго, другой рукой француз уже выхватил у него оружие. Лезвие поднялось и опустилось прежде, чем охранник успел даже крикнуть.

Пока Хокмун боролся с первым стражником, д'Аверк уже занимался третьим. В ночном воздухе слышался звон мечей, и до них долетел удивленный возглас Мелиадуса.

Хокмун повалил своего противника, прижал коленом к земле, вытащил кинжал, все еще висевший у него на поясе, сорвал с врага маску и всадил клинок в его горло.

Между тем д'Аверк расправился с последним охранником и, тяжело дыша, стоял над его трупом.

Майган окликнул их из глубины пещеры.

— Я вижу, у вас есть хрустальные кольца, — такие же, как у меня. Вы знаете, как ими пользоваться?

— Мы знаем только, как вернуться в Камарг! Один поворот влево…

— Так и быть, Хокмун, я помогу тебе. Поверни кристалл сначала вправо, а затем влево. Повторите движение шесть раз, а затем…

У входа в пещеру возникла огромная маска Мелиадуса.

— Ага, Хокмун, ты все еще пытаешься мне досадить… Старик!!! Хватайте его, хватайте!

Солдаты Мелиадуса кинулись в пещеру. Д'Аверк и Хокмун встали на их пути, решив драться до конца.

— Назад, мерзавцы! — в бешенстве закричал старик и бросился на непрошенных гостей, высоко подняв нож.

— Стойте! — гаркнул Хокмун. — Майган, оставьте нам грязную работу. Держитесь подальше. Вы беззащитны перед этими головорезами!

Но Майган словно не слышал.

Увидев, что сраженный ударом солдата старик медленно опускается на землю, Хокмун рванулся к нему и пронзил нападавшего мечом.

Хокмун и д'Аверк отступали во внутреннюю пещеру. Звон мечей и яростные крики Мелиадуса эхом перекатывались под сводчатым потолком.

Поддерживая раненого Майгана, Хокмун отражал удары, градом сыпавшиеся на них. Сквозь толпу воинов протиснулся барон Мелиадус и, ухватив меч обеими руками, напал на своего заклятого врага.

Вспыхнула резкая боль в левом плече, и герцог почувствовал, как кровь пропитывает рукав… Он парировал следующий удар, сделал стремительный выпад и поразил Мелиадуса в руку.

Барон зарычал и отскочил назад.

— Д'Аверк! Майган! — выкрикнул Хокмун. — Ну же, давайте! Поверните кристаллы! Это единственное спасение!

Он повернул камень на своем кольце вправо, влево, и шесть раз повторил это движение. Мелиадус взвыл от гнева и вновь бросился на него. Хокмун поднял меч, чтобы парировать выпад барона…

И тут Мелиадус исчез.

Исчезла пещера, исчезли солдаты…

Один-одинешенек, он стоял на плоской, как стол, равнине, простиравшейся во все стороны до самого горизонта. Высоко в небе сияло огромное солнце — по-видимому, был полдень. Невысокая трава пахла весной.

Где он? Неужели Майган обманул их? Где все остальные?..

Неподалеку начала проявляться фигура Майгана из Лландара. Дюжина нанесенных мечами ран покрывала его тело, старик лежал на земле, прижимая руку к самой тяжелой ране. Искаженное болью лицо было мертвенно-белым. Хокмун вложил меч в ножны и бросился к нему.

— Майган…

— Ах, Хокмун, я умираю… Это страшно. Но, по крайней мере, я знаю твою судьбу. Рунный Посох…

— Мою судьбу? Что ты хочешь этим сказать? И при чем тут Рунный Посох? Я много слышал об этом загадочном предмете, но еще никто толком не объяснил, какое отношение он имеет ко мне…

— Узнаешь в свое время. А сейчас…

Внезапно появился д'Аверк и удивленно огляделся.

— Надо же, сработало! Спасибо Рунному Посоху. А я был уверен, что нас всех прикончат.

— Ты… должен найти… — Майган закашлялся. У него пошла горлом кровь, потекла по подбородку…

Хокмун приподнял голову старика.

— Ты тяжело ранен, но мы поможем тебе. Как только мы вернемся в замок Брасс…

Майган покачал головой:

— Вы не сможете вернуться.

— Не сможем? Почему это? Кольца перенесли нас сюда. Один поворот влево…

— Нет. После того, как вы сместили камни таким образом, кольца надо привести в исходное положение.

— И как это сделать?

— Не скажу!

— Не скажешь? То есть — не знаешь?

— Знаю. Но я должен был перенести вас сквозь измерения в эту страну, где ты будешь исполнять часть своего предназначения. Вы должны найти… о-о-о!.. Как больно!..

— Ты обманул нас, старик, — сказал д'Аверк. — Хотел, чтобы мы плясали под твою дудку… Но ты умираешь, и пока мы не можем тебе помочь. Расскажи, как вернуться в замок Брасс, и мы приведем тебе лекаря!

— Я доставил вас сюда не потому, что мне так захотелось; знание грядущего побудило меня сделать это. С помощью колец я путешествовал сквозь многие миры и многие времена. Я многое знаю. Знаю, чему ты служишь, Хокмун, знаю, что настал твой час действовать здесь.

— Где? — в отчаянии произнес Хокмун. — В какое время ты перенес нас? Как называется эта страна? Здесь же нет ничего кроме пустынной равнины!

Майган закашлялся кровью, и стало ясно, что конец его близок.

— Возьми мои кольца, — сказал он, тяжело дыша. — Они могут тебе пригодиться. Но сначала найди Нарлин и Меч Зари… Это на юге… Когда дело будет сделано — поверни на север. Ищи город Днарк… и Рунный Посох.

Он вновь закашлялся, потом тело его свела судорога, и с тихим вздохом старик скончался.

Хокмун посмотрел на д'Аверка.

— Рунный Посох? Значит, мы в Азиакоммунисте — ведь там, если верить слухам, он находится?

— Какая ирония судьбы, если вспомнить наш маскарад в Лондре! — сказал д'Аверк, перевязывая платком рану на ноге. — Возможно, мы туда и попали. Плевать. Главное, мы далеко от этого грубияна Мелиадуса и его кровожадной стаи. Солнышко светит. Тепло. Если не обращать внимания на наши раны, то мы еще неплохо отделались.

Бросив на друга косой взгляд, Хокмун вздохнул:

— Не уверен. Если эксперименты Тарагорма увенчались успехом, барон найдет путь в Камарг. Я предпочел бы сейчас находиться там, а не здесь. Он задумчиво повертел на пальце кольцо. — Интересно, а если…

Д'Аверк отдернул его руку.

— Нет, Хокмун, и думать не смей. Я почему-то верю старику. Кроме того, кажется, он хорошо к тебе относился. Хотел сделать, как лучше. Может быть, он собирался объяснить, где мы находимся, подробнее рассказать, как добраться туда, куда он нас послал. А начни мы сейчас вертеть кольца, и, кто знает, куда нас занесет — вдруг обратно к нашим приятелям в пещеру Майгана!

Хокмун кивнул:

— Возможно, ты прав, д'Аверк… Но теперь-то что нам делать?

— Прежде всего снимем его кольца, как и советовал старик. А потом двинемся на юг, к этому месту… как там он его назвал?

— Нарлин. С чего ты взял, что это место? Может быть, имя какого-нибудь человека. Или название предмета.

— В любом случае, идем на юг, там и выясним — город это, человек или вещь. Ну-ка… — Он перевернул труп Майгана из Лландара и принялся снимать кольца с его пальцев. — Осмотрев его жилище, я понял, что кольца сделаны в Халапандуре. Во всяком случае, инструменты и приборы в пещере точно оттуда. Должно быть, их изобрел ученый, живущий в городе до Страшного Тысячелетия…

Хокмун почти не слушал его. Он обозревал горизонт и вдруг поднял руку.

— Смотри-ка!

Поднимался ветер.

Вдалеке катилась какая-то пурпурная громадина, излучающая свет.