Мастерство и Преданность

Знакомство с портным I

Скромный Ремесленник

В этом мире, где тьма сгущается с каждым днём, лишь преданность своему делу позволяет сохранить остатки света в душе. Я — портной лорда Унолома, скромный ремесленник, чьи руки создают не просто одежду, а нечто большее — защиту, утешение, напоминание о том, что даже в самые мрачные времена красота и искусство не умирают. За высокими стенами усадьбы, где я нахожу пристанище, бродят тени Гургумора, но здесь, под защитой моего благодетеля, я всё ещё могу творить, вкладывая в каждую строчку частицу своей души.

Солнечный луч, тонкий и хрупкий, как надежда, пробивается сквозь прикрытые ставни мастерской. Он осторожно касается моих светлых, до плеч растрёпанных волос, словно пытаясь разбудить меня от тяжёлых снов. Его тепло ласкает кожу, напоминая, что день начался, и каждая минута должна быть посвящена работе. Я медленно поднимаюсь с деревянного стула, ощущая лёгкую скованность в спине после долгой ночи за шитьём. Моя мастерская — это мой мир, мое убежище. Грубая деревянная мебель, покрытая тонким слоем пыли, сверкает иглами и булавками, разложенными с почти военной точностью. Мотки ткани, сложенные в углу, напоминают грозовые тучи, готовые разразиться дождём. Каждый кусок материи — это история, ожидающая своего воплощения.

Склонившись над чёрной тканью, я начинаю очередной стежок. Мои руки, покрытые мелкими шрамами и следами от иголок, движутся уверенно, словно сами знают, куда должна лечь каждая петля. Камзол для лорда Унолома — это не просто одежда. Это мои дни и ночи, каждая мысль, каждая капля пота, вложенная в его создание. В каждом стежке — моя преданность, в каждом узоре — моя надежда.

Но внезапно игла, словно подчиняясь какой-то злой воле, проскальзывает мимо намеченного места и вонзается в мой палец.

— Ах… — невольно вырывается у меня, и я отшатываюсь, словно пытаясь убежать от внезапной боли.

Кровь, горячая и алая, появляется на коже, и я торопливо подношу палец к белому платку, что всегда висит у моей шеи. Он мягко обнимает рану, его края украшены тёмными бусинами — следами прежних порезов. Каждая из них — это память о минутах слабости, о моментах, когда я терял контроль над своими руками. Но сегодня я не позволю себе ошибиться.

Я замираю, наблюдая, как новая капля крови впитывается в ткань. Но нет — ни одна её частица не коснулась чёрного полотна. Я с облегчением вздыхаю, позволяя себе короткий миг радости. Работа спасена, и я могу продолжить.

Моё внимание возвращается к камзолу. Он уже обретает форму: алые бусины, словно капли крови, рассыпаны по чёрному полотну, напоминая о зле, что подняло голову за стенами усадьбы. Золотые нити, вплетённые в узор, мерцают, подобно призрачным воспоминаниям о прошлом величии, о временах, когда тьма ещё не поглотила всё вокруг. Но тут свеча, мой единственный источник света, гаснет.

Я застыл, словно меня коснулась тень. В темноте мои пальцы нащупывают остаток фитиля, но огня не разжечь. Я осматриваю полки, ящики — ничего. Запасы кончились. Если я хочу закончить работу, мне нужны свечи.

Я аккуратно освобождаю иглу от нити, прячу её в рукав — инструмент, всегда готовый к работе, словно часть меня. Заперев дверь мастерской, я выхожу в коридор. Тени, казалось, сгущаются вокруг, шепча что-то на языке, который я не могу понять. Но я знаю, что должен идти вперёд. Ведь моя работа — это не просто ремесло. Это мой свет в этом мрачном мире.

Тень во Дворе

Двор усадьбы, окружённый высокой деревянной стеной, выглядел обманчиво мирным. Казалось, что здесь, за этими крепкими стенами, можно укрыться от всего, что творится за пределами усадьбы. Но это была лишь иллюзия. Даже здесь, в этом замкнутом пространстве, атмосфера мрака давила на душу, словно невидимый груз. Воздух был тяжёлым, пропитанным запахом сырой земли и гниющих листьев. Солнце, которое должно было нести тепло и свет, здесь казалось чужим. Его лучи, пробиваясь сквозь редкие облака, были холодными, словно не достигали земли, словно их тепло поглощала сама тьма, что витала над усадьбой.

Я шёл по двору, стараясь держаться в тени, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Моя цель была проста — добраться до западного крыла, где хранились свечи, необходимые для завершения работы. Я надеялся на короткую и беспрепятственную дорогу, но в этом мире надежды редко сбывались. Из тени конюшни, словно порождение самой тьмы, появился он.

— О, портняжка, — заговорил Сар, его голос был грубым, как шершавая доска, скрипучим и неприятным.

Сар. Его имя само по себе было как грязь: короткое, уничижительное, липкое. Казалось, оно принадлежит не человеку, а чему-то низшему, чему-то, что ползает в темноте и питается отбросами. Он весь был словно вылеплен из навоза и сена, его одежда — рваная и грязная, лицо — покрыто слоем пыли и пота. Его глаза, маленькие и блестящие, как у крысы, смотрели на меня с насмешкой и злобой.

— Оять бежишь к лорду? — насмешливо спросил он, скрещивая руки на груди. Его голос звучал как скрип ржавых петель, и каждый его звук вызывал во мне чувство глубокого отвращения.

— Да, Сар, — сдержанно ответил я, делая шаг в сторону, чтобы обойти его. Но он был быстрее. С ловкостью хищника он преградил мне путь, выставив вперёд ногу. Его сапог, разорванный и покрытый грязью, выглядел так, будто его носили десятилетиями. Грязь проникала внутрь, смешиваясь с потом и создавая отвратительный запах, который ударил мне в нос.

— Гляди-ка, — он махнул рукой на сапог, словно это было нечто достойное внимания. — Ты ведь мастер, почини.

— Я шью ткани, не обувь, — ответил я, стараясь сохранить спокойствие. Мои руки сжались в кулаки, но я знал, что не могу позволить себе показать слабость. Сар был как дикий зверь, который чувствует страх и использует его против тебя.

— Ткани, да? — Сар шагнул ближе, его запах стал ещё сильнее. Это был запах грязи, пота и чего-то ещё, чего я не мог определить, но что вызывало у меня тошноту. — Значит, твои тряпки важнее?

Я отшатнулся, но он был быстрее. Его рука, сильная и грубая, схватила меня за ворот камзола, притянув ближе. Его лицо оказалось в нескольких сантиметрах от моего, и я почувствовал его дыхание, горячее и зловонное.

— Это ты хорошо придумал, а мне, значит, ходи в дерьме? — его голос звучал как угроза, и я понял, что он не шутит.

— Н-нет… — начал я, упираясь руками в его грудь. Моё сердце билось так сильно, что казалось, вот-вот вырвется из груди. — Успокойся.

Его глаза сверкнули злостью, но вдруг он отступил, будто сам испугался своей ярости. Он отпустил меня, и я едва удержался на ногах. Его лицо, которое только что было искажено гневом, теперь выражало что-то похожее на замешательство.

— Ладно, — проговорил он, грязно ухмыляясь. — Но принеси табака. Всё равно назад пойдёшь.

Я молча кивнул, не в силах произнести ни слова. Его запах, его прикосновения — всё это оставило ощущение мерзости, которое не исчезало даже после того, как он отошёл. Я продолжил путь, стараясь не оглядываться, но чувствуя его взгляд на своей спине. Каждый шаг давался с трудом, словно я шёл по болоту, которое пыталось затянуть меня в свою трясину.

Твердый Шаг

Когда я подошёл к западному крылу, у входа стояли гвардейцы. Их тёмные доспехи, покрытые тонким слоем пыли и царапинами, мерцали в свете тусклого солнца, словно впитывая в себя последние лучи света. Лица их были скрыты под шлемами, оставляя видимыми лишь узкие прорези для глаз. Эти глаза, холодные и безжалостные, смотрели на меня, словно волки на добычу, готовую сорваться с места. Я почувствовал, как по спине пробежал холодок, но знал, что отступать нельзя.

— Гляньте-ка, портняжка явился, — лениво бросил один из них, опираясь на копьё. Его голос звучал как скрип ржавых петель, и в нём явно слышалась насмешка. Он стоял, слегка наклонившись вперёд, словно его доспехи были слишком тяжёлыми для него, но в его позе чувствовалась угроза.

— Что тебе нужно? — спросил другой, подходя ближе. Его шаги были медленными, но уверенными, словно он наслаждался моментом, когда я оказался в их власти. Его рука лежала на рукояти меча, и я не мог отвести взгляд от этого жеста.

— Мне нужно в канцелярию, — ответил я, стараясь говорить твёрдо. Мои слова прозвучали громче, чем я ожидал, и это, казалось, удивило их. Я чувствовал, как моё сердце бьётся быстрее, но знал, что должен держаться.

— В канцелярию? — переспросил третий, его голос прозвучал насмешливо. Он стоял чуть в стороне, скрестив руки на груди, и его шлем слегка наклонился вбок, словно он изучал меня. — Свечей, небось, не хватает?

— Да, для работы, — ответил я, стараясь не смотреть ему в глаза. Мой голос звучал спокойно, но внутри я чувствовал, как нарастает напряжение. Эти люди были как стена, которую нужно было преодолеть, и я знал, что одно неверное слово может всё испортить.

— Работа? Ты слышал, он сказал "работа", — засмеялся первый, оборачиваясь к своим товарищам. Его смех был громким и неприятным, словно он наслаждался моим дискомфортом. Остальные подхватили его смех, и в воздухе повисла тяжёлая атмосфера насмешек.

Они окружили меня, их доспехи звенели при каждом движении, а насмешки звучали всё громче. Я чувствовал, как моё дыхание становится учащённым, но знал, что должен держаться. Моя работа была важнее их насмешек.

— Камзол для лорда, — сказал я, выдержав их взгляды. Мои слова прозвучали твёрдо, и на мгновение их смех затих. Они переглянулись, словно решая, стоит ли продолжать. В их глазах мелькнуло что-то похожее на неуверенность, и я понял, что мои слова задели их.

— Если моя работа не будет завершена, это отразится не на мне, — добавил я, подчёркивая каждое слово. Я знал, что лорд Унолом не потерпит задержек, и гвардейцы, должно быть, тоже это понимали.

— Ладно, иди, — неохотно сказал один из них, махнув рукой. Его голос звучал раздражённо, но в нём уже не было прежней насмешки. Он отошёл в сторону, давая мне пройти, но его взгляд всё ещё был полон недоверия.

Я прошёл внутрь, чувствуя их взгляды на своей спине. Каждое их слово, каждый смех — всё это звучало в моих мыслях, как назойливый звон в ушах. Но я знал, что сделал шаг ближе к завершению своей работы. Канцелярия была уже близко, и я мог почти почувствовать запах свечей, которые так нужны были мне для завершения камзола.

Путь к Свету

Проходя по коридорам западного крыла, я чувствую, как воздух становится немного прохладнее, словно стены этого места впитали в себя не только сырость, но и тайны, которые хранились здесь веками. Каждый шаг отдавался лёгким эхом, будто само здание шептало мне что-то на забытом языке. Свет, пробиваясь сквозь высокие окна с туманными стеклами, лишь едва касался тёмных, почти чёрных от времени стен. Эти стены, покрытые трещинами и следами былого величия, казалось, дышали историей. Они помнили времена, когда усадьба была полна жизни, когда здесь звучали смех и музыка, а не только тихий шёпот шагов. Теперь же свет, который когда-то освещал эти коридоры, был тусклым и холодным, как воспоминание о чём-то давно утраченном.

Западное крыло, несмотря на свою мрачность, всё ещё излучало некую торжественность. Тяжёлые дубовые двери, украшенные старыми металлическими ручками, которые, казалось, хранили отпечатки пальцев давно ушедших людей, вели в комнаты, полные тайн. Древние ковры, поглощённые временем, лежали на полу, их узоры почти стёрлись, но всё ещё можно было разглядеть следы былой роскоши. Массивные колонны, поддерживающие потолок, казалось, замерли в молчаливом ожидании. Они были как стражи, охраняющие память о тех, кто когда-то ходил по этим коридорам. Здесь всё было огромным и подавляющим, как сама эпоха, к которой оно принадлежало.

Я медленно двигался вперёд, чувствуя, как странное чувство неловкости всё сильнее охватывает меня. Это не было страхом. Это было нечто более глубокое, нечто сродни почтению и неведомой тревоге перед тем, что обитает в этих стенах. Каждый шаг отдавался эхом, словно здание напоминало мне, что я здесь чужой, что я лишь временный гость в этом мире, где время остановилось. Мои пальцы слегка дрожали, когда я проводил ими по холодной поверхности стены, ощущая шероховатость камня. Это было как прикосновение к истории, к чему-то, что было больше, чем я.

Мой путь вёл меня к канцелярии, где, как я надеялся, мне должны были выдать свечи для работы. Тусклый свет свечи являл собой практическую необходимость. Но в этом свете я мог продолжать работать, не теряя той искры, что была в моих глазах. Свечи были не просто источником света — они были символом надежды, тем, что позволяло мне продолжать творить, даже когда тьма сгущалась вокруг.

С каждым шагом я ощущал, как велико это пространство, как оно давит на меня своей тенью. Коридоры казались бесконечными, их стены смыкались вокруг, словно пытаясь поглотить меня. Но я знал, что должен идти вперёд. Когда я подошёл к двери канцелярии, меня встретила тишина. Сначала мне показалось, что никого нет. Я постучал, и звук удара о дерево разнёсся по коридору, словно нарушив вековое молчание. Я замер, ожидая ответа, чувствуя, как моё сердце бьётся всё быстрее.

Свечи и Недосказанность

Дверь открылась, и я вошёл. Комната была обставлена скромно, но с таким изысканным вкусом, что сразу стало понятно: здесь всегда ценился порядок и точность. Каждый предмет, каждая деталь интерьера говорили о том, что это место принадлежит человеку, для которого важны гармония и аккуратность. Стены были покрыты старыми книжными полками, на которых, несмотря на летучие шёпоты времени, всё ещё оставалась жизнь. Тусклый свет свечей играл на коричневых обложках старинных книг, создавая иллюзию уединённого мира, где не было места мракобесию внешнего мира. Воздух был наполнен лёгким ароматом пергамента и воска, смешанным с едва уловимым запахом старых страниц.

Она сидела за столом, погружённая в работу. Мелкая, тонкая, с руками, аккуратно пишущими на пергаменте, девушка, казалось, была частью этого тихого, забытого мира. Её волосы, тёмные и блестящие, были собраны в небрежный, но элегантный пучок, из которого выбивались несколько прядей, обрамляющих её лицо. Глаза, тёмные и внимательные, всё время скользили по страницам, не замечая меня. Она была полностью поглощена своим делом, и это вызывало у меня странное чувство уважения.

Но потом она подняла взгляд.

— О, вы… — её голос был мягким, но в нём звучала тень удивления, будто она не ожидала увидеть кого-то в этом месте.

Я стоял в дверях, не зная, что сказать. Тонкая, аккуратная девушка, полностью поглощённая работой, как и я, но в другом деле. Противоположность мне. Мои руки, иссохшие и неуклюжие, из-за долгих часов работы с тканью, внезапно сжались. Я почувствовал, как на моём лице появляется лёгкая краска смущения. Но взгляд её был неожиданно тёплым, и это удивило меня.

— Чем могу помочь? — спросила она, заметив капли крови, что оставили следы на моём платке, скромно обвивающем шею. Это была не просто ткань. Это был символ моего труда. И вот, увидев этот символ, девушка мягко посмотрела на меня, словно замечая нечто большее, чем просто грязь и пот.

Я замер на мгновение, глядя на её глаза, где мелькала искра сочувствия.

— Я… я пришёл за свечами. Для работы, — произнёс я, чувствуя, как слова теряют вес. В её присутствии всё стало каким-то не таким, как раньше. Слишком светлым. Я никогда не был хорош в общении. Моё место всегда было там, где я мог скрыться в тени, среди ткани и нитей. Но здесь, в этом помещении, под её внимательным взглядом, всё стало другим. Она, казалось, видела сквозь меня.

Она приподняла бровь, но не спросила больше. Вместо этого её взгляд снова упал на мой платок.

— Ваш платок… — начала она, и тут её голос немного смягчился. — С вами что-то случилось?

Я замер, чувствуя неловкость, которая сразу же окутала меня. Я попытался изобразить какую-то улыбку, но вместо этого вышло лишь её подобие.

— Это… это часть работы. Я… — начал я, но не смог закончить фразу. Как объяснить, что за каждым стежком и каждой каплей крови скрыта моя полная отдача делу, без которого я не могу существовать?

Девушка заметила моё замешательство и, кажется, почувствовала, что я просто не могу говорить.

— Работа, значит, — тихо повторила она, как будто принимая это на веру. — Я понимаю. Это… не так уж легко.

Её слова повисли в воздухе, но не как обвинение, а скорее как лёгкое утешение. Она посмотрела на меня с тем же вниманием, но теперь с какой-то сочувствующей лёгкостью в глазах. В её взгляде не было осуждения, только понимание.

Я снова почувствовал неловкость. Но на этот раз она была иной. Как будто я наконец-то был услышан, хотя бы на мгновение.

Она подняла взгляд от бумаги и взглянула на меня снова.

— Так зачем вы говорили, что пришли? — спросила она, мягко, с каким-то тихим любопытством в голосе.

Я не мог сразу ответить. Мои слова оставались внутри, как тяжёлый груз. В её глазах я вдруг увидел что-то большее, чем просто мир, в котором я жил. Я открыл рот, чтобы ответить, но слова, как всегда, застряли в горле.

Вскоре медленно выдохнув, будто выпуская из себя последние остатки сомнений, я вымолвил:

— Свечи… они догорели.

Мой голос прозвучал слишком резко для тихого покоя канцелярии. Девушка слегка подняла брови, будто мои слова нарушили что-то важное, но быстро вернулась к своему обычному спокойному виду. Она задумчиво кивнула, отложив перо, и спросила:

— А разве солнце не попадает в вашу мастерскую?

Этот вопрос застал меня врасплох. Я прикусил губу, глядя в пол, словно там могла появиться готовая отговорка. Разве солнце действительно освещало моё рабочее место? В лучах света для меня не было ничего, что хоть раз помогло в работе, редкие лучи лишь искажали линии ткани, затрудняя работу. Я соврал, быстро поднимая взгляд:

— Я… готовлюсь к ночи.

Девушка слегка прищурилась, но не стала задавать лишних вопросов. Её рука потянулась к одному из ящиков, она извлекла оттуда три аккуратно завернутых свечи.

— Возьмите. Этого должно хватить на некоторое время.

И я принял их, словно хрупкое сокровище, благодарно склонив голову. Было странное тепло в её жесте, искренность, к которой я не привык.

На мгновение замерев, уже готовый уйти, я осознал, что что-то держит меня здесь. Обернувшись, неуверенно оглядывая девушку, всё ещё сидящую за своим столом, я поймал желание, что удерживало меня.

Её пальцы вновь взяли перо, но замерли, когда она заметила мой взгляд.

— А как вас зовут? — вдруг спросил я.

Она слегка улыбнулась, отложив перо в сторону.

— Лина. А вы?

Я даже на секунду растерялся. Моё имя звучало таким простым, будто его и вовсе не существовало в этом мире. И я лишь прошептал:

—

Я…

И тишина вновь окутала нас. Девушка, кажется, собиралась что-то сказать, но я лишь коротко кивнул и скрылся за дверью, оставив её наедине с недосказанностью.