По утру голова гудела словно день «мигуля» вчера повторился. Никаких положительных изменений в состоянии не наблюдалось от слова «совсем».
Нужно отметить, что к крепким напиткам я относилась категорично. Категорически против. Туман в голове и «вертолеты» еще никого ни умней ни здоровей не делали.
— Кеш, — позвала я чертика, — Ты видел такое когда-нибудь?
Ткнув в найденную страницу, протянула помощнику, как только выползла из-под одеяла.
— Ну-у-у… — загадочно протянул он, пялясь на меня как-то странно.
— Баранки гну. Что это?
— Да от похмелья средство. Хотя, зачем тут… Но в целом, нормально. Хорошее, но специфическое.
От похмелья? Вот что там за «пох» был-то.
— А в чем его специфичность?
— Оно состояние ухудшает, и пьянчужка побаивается пить потом, но там, конечно, комплексная терапия проводится, — он поднял на меня глаза и хитро прищурился, — А еще у него есть некоторый побочный эффект.
Инногентий кивнул на зеркало, и я как ужаленная к нему подлетела.
Какого…? Что с моими волосами?
И так народец тут слегка побаивается ведьм, так теперь вообще стороной проходить будет. Да еще и священника притащат.
Ну что сказать, госпожа Марья у нас молодец. Шевелюра сиреневого цвета доверия не внушала.
— Да ничего. Просто интересно. Думала, чем народу помочь могу. Теперь знаю — кодировать буду.
Ох, ба, и чего это пометочки у тебя такие коротенькие и не информативные-то?
— Поднимайся, горемычная, народные массы уже толпятся у порога, очередь занимают.
— И много ли их?
— Тут уж как посмотреть… — так загадочно протянул товарищ.
Быстренько приведя себя в порядок, чтобы люди не особо пугались бедовой ведьмы, я открыла дверь:
— Утречка, добрый люд, первым кто идет?
Аборигены, чуть завидев меня поначалу обрадовались, но всмотревшись в мое «чудесное» и «оптимистичное» лицо как-то поумерили свой пыл. Ну ничего, тем хлопот меньше.
— Я, госпожа Марья, — вперед выступил молодой и симпатичный мужчина. Не скажешь, что сельчанин. И в нашей Дёминке раньше не видывала его.
— Заходь, — крикнула смельчаку и вернулась в свою хатенку поджидать его на диване.
Молодец вошел. Комната была не маленькой, но он будто бы заполнил всё пространство.
С виду лет тридцать, может и тридцать пять. Высок и крепок, но скорее сух как палка, а обманчивое впечатление по вине широкой рубахи и брюк. Его соломенные волосы были неряшливо уложены, а загар скорее свидетельствовал о недавнем прибытии в самом скромном случае с курортных городков Краснодарского края. Ровный и бронзовый…
И когда это я стала столь наблюдательной?
Правильно бабулечка говорила, «Смотри и научишься видеть». А я-то дурёха не понимала, о чем она. Это оказывается о наблюдательности. Гадалки на базаре, скорее всего, заветами ба руководствуются, как прописными истинами.
— Госпожа ведьма, — начал он, но я перебила.
Какая я ему ведьма?
— Ведунья, — поправила его, хлопая ресницами.
— Ведунья Марья, пришел я не просто так. Мне помощь нужна.
— Она всем нужна, — согласно кивнула.
— Мне бы твою предшественницу увидеть. Говорят в народе, хороша в своём деле.
Насторожило немного. Припирается и спрашивает ба загорелый симпатичный мужчинка, старательно косящий под деревенского. Не местный, однозначно. Интуиция (о, Великая Ягуся, интуиция — не слух и она, все-таки, стала просыпаться во мне периодически) подсказывала, что всё это не просто так.
— Мне бы тоже ее увидеть. А тебе, синеокий, зачем? Может я-таки помогу?
— Извини ведьма, но мне бабка нужна. Дружбу с ней водил. Совета спросить бы у нее…
А вот это откровенное недоверие начинало бесить.
— Ну, а всё же? — решительно настаивала на своем я.
— Хотя и ты может сможешь, раз ее хозяйство взяла в свои руки.
Вот оно что. Это как в банке: «Ипотека на пятьдесят лет. Не выплатишь сам — выплатят внуки!». Бабулечка отчалила оздоравливаться, а расплачиваться мне с её другом.
— Замечательно, слушаю тебя, мил человек.
— Иваном зовут меня. Я из соседней деревни прибыл за этим делом. А ты точно ведьма? А тут вспомнил, что Мария Фёдоровна сюда перебрались…
— Ведунья, — снова поправила его, — Так, а надобно чего?
— Смерть твоя! — вдруг подскочил притворщик и потянул ко мне свои длинные руки.
Что, простите⁈