— Там, — и вновь поспешил по своим делам.

Маша бросила короткий взгляд в сторону, куда ей показывали: на столе стояла небольшая сковородочка со шкворчащей яичницей из одного яйца. Рядом стояла кружка, прикрытая сверху щедрым ломтем хлеба.

Орлова вздохнула: приглашать ее на торжественные приемы и пиры явственно не собирались. Ну, хоть голодом не морили, и на том спасибо.

В кружке оказался клюквенный морс.

Или что-то в этом роде.

Маша, конечно, предпочла бы кофе, чтоб окончательно проснуться, но, во-первых, выбирать особо было не из чего, а во-вторых: может, здесь оно еще и не известно.

Наскоро перекусив, Маша отодвинула от себя свовородочку и оглянулась по сторонам: Васенька, как и в прошлый раз, за пределы комнаты не вышел — надо, кстати, у него еще уточнить, он так и собирается там сидеть? — а раз так надо было найти кого-нибудь, кто сможет дать ответы на насущные вопросы. Ну или хотя бы на один ближайший.

— Простите, — поймала она за локоток, пробегающего мимо поваренка — тот безумно напоминал отмытого и почищенного домовенка Кузю из мультика. — Вы не подскажете… Тот мужчина, что меня вчера сюда привел… Где его найти можно?

В конце концов, ларингит забрасывать нельзя, а молоко с содой Маша ему вчера так и не донесла.

— Соловей Одихмантич? Али другой кто?

Маша зависла:

— Соловей?!

На ее памяти среди более ли менее сказочных персонажей был всего один с таким именем. Тот самый который Разбойник.

Там еще в былине Илья Муромец как-то где-то рядом проходил…

Не ориентироваться же, в самом деле, на мультфильмы про трех богатырей!

— Али кто другой тебя привел? — удивился поваренок. — Вячко! — оглянулся он через плечо: — Это ловчий вчера под ночь приходил? Я тесто ставил, не приметил.

— Та кто же еще! — откликнулся из клубов вкусно пахнущего готовкой пара невидимый Вячко — по голосу, как бы даже не тот, что вчера Машу ужином кормил. — Он самый!

— Ну стал быть, свет-Одихмантьевич и заходил… Ну, а коли он нужен, то стал быть, либо в лесах сейчас, к царской охоте готовится, что скоро будет, либо в своих хоромах…

Соловей, значит. Разбойник, который. Маша с трудом собралась с мыслями.

— И как туда пройти? — мужчина, все-таки вчера был приболевшим… Мог ведь спихнуть свои обязанности на каких-нибудь помощников, а сам пойти, отлежаться… — Ну, к нему домой, в смысле?

Нет, конечно, есть люди, которые до последнего на ногах, но кто его знает.

— Та тут недалече… — широко улыбнулся поваренок.

* * *

— Пишет тебе челобитную, мой царь, Уйка — разбойник. По его словам — потомок Машеки самого…

— Разбойник? Челобитную? — заломил бровь Кощей.

Царский советник медленно кивнул:

— Он самый, мой царь, — прядь золотых волос выбилась из-по очелья, скользнула по щеке, и правителю на миг показалось, что на белоснежной коже Змея промелькнуло пятно черной гнили. — О помиловании просит. Именем Триглава заклинает.

Царь мотнул головой, отгоняя нелепое видение, а Огненный Змей продолжал все тем же напевным голосом:

— Говорит, мол, раз он сам царский родич, то вправе просить о помиловании, даже за те грехи, что его голову отягчают.

Писарь испуганно вскинул голову: неужель самозванец какой в Нави появился?

Кощей поперхнулся смешком:

— Родич? Что-то я не слышал о братьях, — уж этого-то точно бояться не стоит: у царя может быть только один сын, это всякий знает.

Змей позволил себе легкую усмешку:

— Я так понимаю, он намекает на то, что разбойником его предок стал после того, как твой дед, мой царь, его невесту в жены взял… Тут, конечно, скорей свойство, а не кровные узы… Прикажешь голову с плеч долой за дерзость, мой царь?

Спина, наконец, перестала чесаться, и Кощей позволил себе сесть чуть удобнее.

— Что он совершил? За что приговорен?

Змей чуть сильнее развернул свиток, пробежал взглядом последние строки:

— Измельчало Машекино племя. Предок — разбоем промышлял, потомок — татьбой занялся. Чтоб на большую дорогу выйти — гонора, видать, не хватило… Выдали его тебе, мой царь, жители Березняков на поток и разграбление за воровство тайное по покоям чужим… — советник помолчал, о чем-то раздумывая, а потом хмыкнул: — Ловкий малый. Вчера, судя по подписи, в столицу только привезли, а челобитная уже сегодня составлена. Видать, сильно кары боится.

— Кто писал? — хмуро поинтересовался царь. — Сам Уйка или попросил кого?

— Он, по закону, в холодной сейчас сидит. Может, и есть там еще кто…

— И поток с разграблением должен быть… — задумчиво протянул Кощей, оборвав речь на полуслове.

Последняя фраза могла быть и вопросом, и утверждением — Огненный Змей не стал разбираться, продолжил в тон:

— Через седьмицу, мой царь.

Правитель Навьего царства задумчиво подпер рукою подбородок, а затем резко мотнул головой:

— Отложи еще на столько же. Выясни, что про родство он говорил. Узнай, с кем в холодной его держат — сам челобитную писал али помогал кто.

— Будет сделано, мой царь, — советник склонился в низком поклоне.

* * *

Честно говоря, в глубине души Маша была уверена, что к Соловью она идет совершенно зря. Вряд ли он будет ее слушаться, пить горячее молоко и полоскать горло содой и солью.

И вообще, диагноз поставлен совершенно не точно! Может, у него не ларингит! Может, он просто голос сорвал!

Но, с другой стороны, это ведь ее обязанность — лечить людей! Пусть даже они, может, и не совсем люди, и вообще — Маша — педиатр… Это ведь все — совершенно не оправдание.

А если вернуться в свою комнату и сидеть, ничем не заниматься, ожидая, когда там к тебе решит заглянуть внезапно обретенный жених, можно, помереть попросту — от голода и от скуки.

А так, глядишь, Соловью поможешь, а он, как-никак, царский лесничий. Глядишь, что-нибудь умное подскажет… Например, как уговорить Кощея временно вернуть Машу домой, покормить кота и успокоить родителей. А потом можно будет и дальше с внезапно свалившейся на голову свадьбой разбираться.

Поваренок дорогу показал правильную: по крайней мере, Маша даже не особо заблудилась: спокойно вышла за ворота местного "Кремля" — ее даже никто не пытался остановить: двое стоявших на воротах мужчин, вооруженных длинными копьями проводили ленивыми взглядами, но даже не окликнули, — и направилась вниз по улице.

Босоножки, которые Маша не рискнула поменять на местную обувку, явно не подходили для ходьбы по выложенной бревнами мостовой: каблуки — шпильки безбожно скользили по круглякам, проваливались в щели между ними и намертво застревали, чудом не выламываясь вместе с супинатором. Приходилось останавливаться и спасать столь несовременную обувку. Хорошо хоть никто из мимо проходивших местных жителей не заинтересовался, что происходит и не поспешил помочь, а то б наверняка возникли какие-нибудь вопросы по поводу все тех же босоножек, явно не вписывающихся в эпоху.

Впрочем, и на самих местных жителей стоило разглядеть повнимательней. Обычных людей среди них была хорошо если треть. Все остальные могли смело играть в каком-нибудь фильме — фентези без грима и спецэффектов. За то время, пока Маша спасала свои босоножки, она успела разглядеть нескольких рептилоидов, парочку призраков, девицу с синими волосами, с которых ручьем текла вода, двух или трех существ без головы, но с глазами на груди… Короче, посмотреть было на что…

И весь этот калейдоскоп странных существ сновал по улицам самого что ни на есть сказочно-славянского городка, сошедшего с картинок Билибина…

Сама Маша, может, и смотрелась чуждо на "страницах" этой сказки, но к счастью, все прохожие были заняты своими делами, а потому никто не додумался остановиться и поинтересоваться: "А чего это вы, женщина, без головного убора и без косы?". А может, коловертыш и преувеличил значимость прически…

Как бы то ни было, следуя советам поваренка Маша наконец добралась до своей цели. Ну или до дома, который вполне мог оказаться тем, что ей нужен — а то кто его, знает, вдруг заблудилась, или адрес не тот сказали…

Впрочем, проверить, правильно ли ее послали, Маше не удалось: за мгновение до того, как женщина наконец решилась шагнуть к воротам нужного дома, они приоткрылись и навстречу гостье вылетела воронья стая.

Птицы закружились вокруг женщины, мешая сделать хоть шаг, задевая крыльями волосы, насмешливо каркая.

Кощеева невеста испуганно отпрянула, закрывая руками лицо:

— Ой!

Все это было настолько неожиданно, что даже ни одно ругательство на язык не прыгнуло.

А птицы кружились вокруг, били крыльями, то ли нападая, то ли издеваясь.

— Нашли баловство! — зло просипел знакомый голос. — А ну — кыш!

Вороны порскнули в разные стороны, пали на землю… И рядом с потрясенной Машей на месте птиц вдруг появились трое парней: чернявых, смуглых и чем-то неуловимым похожих друг на друга.

И одновременно — на стоявшего в воротах мрачного Соловья — разбойника… Точней, Одихмантьевича, поспешно поправилась про себя Маша. Не хватало только его не по отчеству обозвать.

Былины, это конечно, хорошо, но как-то неудобно начинать лечение человека с оскорблений…

— А мы чего, мы ничего… — в один голос загнусавили парни. — Мы так… это самое…

— Вижу, что ничего, — огрызнулся Соловей. С голосом у него с прошлого дня ничуть не полегчало. — К девке чего пристали?

— А у нее коса отрезана! — хохотнул один из парней.

— Небось и ворота дегтем в свое время обмазали! — поддержал его второй.

Третий просто скалился в белозубой улыбке, но было видно, что он в любой момент готов поддержать братьев.

Маша поняла, что пора что-то делать. Иначе ее просто сейчас в грязь втопчут, а потом еще и ноги вытрут.

Ну, или наоборот. Сперва вытрут, потом втопчут.

* * *

Кощей устало потер глаза:

— Что следующее?

Царский Советник отложил на стол уже ненужные бумаги, оставив в руках всего один свиток:

— Челобитная от сиринов и гамаюнов из Северных лесов. В гнездовья к ним зло неведомое повадилось. Мор у них пошел, птенцов губит. Плакались они посаднику царскому, а тот нос воротит, не желает откликнуться, говорит — сами разберетесь, целители у вас есть. Просят они о помощи, именем Рода заклинают…

Кощей задумчиво побарабанил пальцами по подлокотнику, поднял глаза на Змея:

— Северные леса — это ведь Юланский уезд?

— Он самый, мой царь, — Советник медленно прикрыл глаза, соглашаясь. — Граничит с Екимауцким и Рипнецким.

— И посадником в Юланском…

— Баламут — виритник, Горанов сын.

— Что там вообще, в Юланском уезде, творится? Спокойно или не очень?

Прежде чем выносить челобитные на рассмотрение царю, советник должен был сам узнать все и обо всем. И он не разочаровал правителя:

— Донесений о смутах никаких нет. Последний наказ еще лет триста назад в те земли направлялся… Баламута царь поставил шестьдесят три года назад.

— До него кто был?

— Умир из Блудячих огней. Но он всего пару лет там был, царю совсем его послужение не понравилось: по Северным лесам болота расползлись, гати погнили, клюква поисчезала…

— А до Умира?

— Хотен из межевичков. Только он, мой царь, плохо кончил.

Кощей удивленно заломил бровь, ожидая продолжения речи.

— Поссорился он с манилами, те, люди сказывают, его на охоте в глубь леса и завели, — меланхолично пояснил Змей. — Царь тогда еще дикую виру за пролитую кровь собрал…

На этот раз молодой царь долго молчал, подбирая верное решение. Со двора послышался бой часов… Уже седьмой час от рассвета идет. Пора заканчивать с челобитными.

Мужчина перевел взгляд на писаря. Мальчишка — шиликун сидел на полу, грызя кончик гусиного пера и не отводя восхищенного взгляда от правителя. Эх, знал бы он, насколько трудно вот так сразу решать чужие судьбы, зная, что твой нарок — будет последним и главным… Насколько все было проще, когда над тобой надзирал отец, который в любой миг мог все исправить, переменить решение, дать другой наказ…

— Пиши. "Собрать десяток лучших лекарей из Юланского уезда, да пару получше из Екимацукого и Рипнецкого кликнуть, и под охраной дружины направить, проверить что в Северных лесах творится. А Баламута, Горанова сына и Юланского тиуна — в столицу выкликать. Пусть поведают о своих трудах и хлопотах."

Писарь споро зашуршал пером.

А царь резко встал с кресла, перевел взгляд на Змея:

— Прикажи седлать коней. Поедем, узнаем, что там у Хранителя.

* * *

Маша всегда старалась не участвовать ни в каких конфликтах. Если с чем-то не согласна — проще не спорить. Не нравится, что тебе говорят — лучше промолчать… Да за всю жизнь у нее был только один крупный спор с родителями: когда отца года четыре назад перевели на Сахалин, мама тут же начала собираться, а Маша-таки решилась впервые в жизни встать в позу и заявить, что она не хочет никуда переезжать.

Сейчас, похоже, был один из подобных случаев — когда молчание могло только повредить…

Но как же было страшно говорить хоть что-то…

Женщина на миг прикрыла глаза, собираясь с духом… А затем резко повернулась к тому, кто про ворота говорил:

— Мозги у тебя обмазаны! — голос предательски дрогнул, а за грудиной притаился ледяной комок. — И не дегтем, а химусом! А я — врач! Лекарь, по-вашему! Целитель, в конце концов!

— А косу куда дела, лекарка?! — насмешливо хохотнул самый молодой из парней — воронов: лет пятнадцать на вид, не больше, только, небось, из педиатрии во взрослую поликлинику перевелся.

Маша зло поджала губы. Умной мысли в голове не было ни одной.

А, где наша не пропадала!

— Богам в зарок отдала! Сколько прядей на алтарь положила, столько людей спасти смогу!

Бред, конечно, был полнейший.

— И какому ж богу волосы понадобились? Кто на сговор пошел? — заломил бровь самый старший.

Соловей, похоже, после того, как Маша решила отвечать — вмешиваться в разговор передумал.

А вот сама Орлова так и замерла, не зная, что сказать. Кроме Асклепия и рядом пробегавшего Гиппократа — который, если уж быть честными, никакой не бог — она и назвать-то никого не могла.

По крайней мере, сейчас.

Может, если сесть, спокойненько все обдумать — что-нибудь умное в голову бы и пришло, но сейчас, когда отвечать надо было как на духу, Маша даже не знала, что сказать…

Стоп.

Волосы?

— Велес!

Насколько этот самый Велес мог лечить — врачевать Маша понятия не имела.

— Он же скотий бог, — нахмурился средненький "ворон".

— А скот лечить не надо, что ли? — возмутилась Маша.

Правда, ветеринария была совсем не ее специализацией, но кто ж сейчас диплом проверять будет?

— И не уж-то Макошь согласилась, чтоб под его руку лекарка пошла? — прищурился младший.

Для Маши все эти имена были китайской грамотой. Макошь — не Макошь, согласилась — не согласилась… Женщина уже была готова ляпнуть: "Да кто ж ее спрашивал?", но в последний миг прикусила язык. Если все эти Кощеи с Соловьями реальны, то что мешает существовать богам славянского пантеона? И вот, они, значит, существуют, а Маша их грязью поливает… Нет уж, в таких случаях лучше или промолчать, или что-то более умное сказать…

Как бы только это самое "умное" придумать…

— Потому и косу отдала, что против была, — буркнула Орлова.

Ответ вышел весьма двусмысленный — кто там был против? кто что отдал? — но кощеева невеста решила, что лучше уж так, чем никак.

— И никак врачевать можешь? — наконец, подал голос и сам Соловей.

— А я вам о чем говорю! — Маша повернулась к потенциальному пациенту. — Я еще вчера вам это объяснить пыталась, а вы все "девка! Девка!", — в голосе, кажется, даже обида проклюнулась.

Царский ловчий дернул уголком рта:

— А что? Отрок? — голос настолько осип, что ему уже и говорить было трудно.

Маша поняла, что пора брать инициативу в свои руки:

— Горло покажите, — решительно скомандовала она и, не дожидаясь, пока с ней начнут спорить, шагнула к Соловью.

На этот раз остановить ее не успели: Маша привычно сжала с боков челюсть "пациента", заставляя того открыть рот.

Тот похоже, попросту онемел от такой наглости, а Орлова развернула его голову к свету, заглянула в рот, прикоснулась ладонью ко лбу:

— Горло красное. И температура, похоже… Холодное пили? Или, может, кричали громко, голос сорвали?

— Пил, — оторопело кивнул Соловей. — Воду ключевую…

— Понятно, ларингит. Быстро в постель! Теплое питье. Постельный режим. Исключить спиртное и пряное. Не курить… А, тут, наверное, еще табака нет… Тем более, не курить! А еще все-таки нужны лекарства…

"Вороны", похоже, были потрясены не меньше Соловья. Видно, они совсем не ожидали, что кто-то может так бесцеремонно обращаться с царским ловчим.

Маша задумчиво почесала голову и повернулась к самому старшему парню:

— Тебя как звать?

— Ворон…

— Гениально. Фантазия так и прет… — мрачно буркнула Орлова. Помолчала, сгоняя мысли в кучку и, собравшись с силами и в глубине души надеясь, что ее никто сейчас не пошлет куда-нибудь далеко и надолго, скомандовала:

— Значит так. Ведешь отца, — тут пришлось бить наугад, но, судя по тому, что спорить с ней не стали, Маша угадала, — в кровать. Следишь, чтоб поменьше вставал. Холодного не пить. Можно — теплое молоко с содой, оно помогает… Разговаривать как можно меньше… А мне, похоже, придется все-таки искать местного врача, выяснять, какие достижения медицины здесь известны… Пошли, — махнула она рукой самому младшему, — проводишь в царский дворец…

— А я? — осторожно уточнил средненький.

Без поручений точно нельзя было обойтись — иначе не приведи господь, начнут проверять действительно ли Маша что-то там Велесу обещала (и, с чем черт не шутит, выяснят еще…):

— Проследишь, чтоб с постели не вставал и поменьше разговаривал.

Это конечно, вплотную пересекалось с наказом старшему, но уж лучше так, чем никак… И опять же — сейчас Маше нужно было попасть в царский дворец, узнать, когда там местный врач из отпуска возвращается. По большому счету, можно, конечно и какого-нибудь другого лекаря найти — вряд ли здесь один медик на весь город, но ведь с другой стороны — к правителю абы кого не приставят, врач будет один из лучших, а остальные специалисты — неизвестно какие будут, мало ли шарлатанов вокруг?

Интересно, здесь уже додумались пенициллин из плесени получать?

…-Это Огнеястра?

Маша вздрогнула, возвращаясь от своих мыслей к делам повседневным.

Младшенький из Соловеичей шагал рядом и сейчас вопросительно глядел на Орлову.

— Что? — не поняла Маша.

— Лихоманка. Огнеястра? Или Трясея? Кому идти окна бить?

Маша даже поперхнулась:

— Зачем бить?!

Парнишка только плечами пожал:

— Болесть наслала. Так кто? Трясея? Грынуша? Огнея?

Маша только хмыкнула. Дикие люди!

— Послушай… Тебя как зовут?

— Соловей, — широко улыбнулся парнишка.

— Ага, в честь папеньки, значит… Попробую угадать. Средний — Жаворонок?

Новая безмятежная улыбка:

— Финист.

Маша даже притормозила:

— Это который Ясный Сокол?!

Все-таки немного она сказки знала.

Парнишка только отмахнулся:

— Да нет, их род нашему — седьмая вода на киселе. У них даже когти и клюв в птичьем облике не железные.

Похоже, Маше предстояло еще узнать много нового и интересного… Но пока следовало расставить все точки над I. Хорошо хоть время пока что на это было — пока до царского терема дойдешь.

— Так вот, послушай, Соловей. Никому окна бить не надо. У твоего отца — обыкновенный ларингит… Ну, воды он холодной напился… — попыталась она объяснить попонятнее.

— И с ней Трясавицу проглотил?! — "догадался" парнишка.

Маша сдавленно застонала.

* * *

Двое всадников на вороных конях мчались по улицам Навьгорода. Следом за царем и советником летела на каурых жеребцах шестерка рынд в белоснежных терликах с серебряным шитьем.

Черный плащ с кровавым подбоем развевался вороньим крылом, серебряные звездочки шпор блестели на солнце, железная корона без украшений и камней мерцала в черных волосах…

И надо ж было какой-то дурехе, заболтавшейся со своим спутником, безмятежно шагнуть на дорогу…

Конь взметнулся на дыбы — Кощей едва удержался в седле. Мальчишка, сопровождавший мечтательную баламошку, вцепился ей в руку, дернул в сторону, пытаясь убрать с дороги. Девка отлетела в сторону, упала набок, сдавленно охнула…

Один из рынд зло вскинул кнут, метя в божевольную дуреху, но в его запястье вцепилась крепкая рука:

— Остынь, — резко обронил советник. — С царем все в порядке.

Мужчина медленно опустил плеть.

Царь с трудом успокоил коня, бросил короткий взгляд на девку, кинувшуюся под копыта — не растоптал ли? — и замер, встретившись взглядом с царевной из Яви…

— Как ты здесь оказалась?! — потрясенно выдохнул Кощей.

Маша ошарашенно помотала головой, собираясь с мыслями и задумчиво сообщила:

— Меня уронили, — подумала еще и печально добавила: — И, кажется, еще и по голове настучали…

Та хоть и не болела — но ответ заставлял сомневаться в собственной адекватности.

И, кстати, к слову о боли. Ноги не сильно ободрала? Коленки не разбила?

Маша приподняла подол сарафана, разглядывая собственные ноги. Ран нет, ссадин — практически нет. На бедре немного свезена кожа, желательно, конечно, чем-нибудь обработать, но здесь же наверно даже перекиси водорода не найдешь… А вот подорожник будет. Осталось только его найти, промыть листья…

Да уж. Больше только заниматься нечем.

Над головой раздался странный звук — будто кто-то кашлянул или поперхнулся. Орлова подняла голову. "Жених" усиленно косился в сторону и делал вид, что он на Машу не смотрит, и вообще просто мимо проходил.

А вот находившийся неподалеку незнакомый блондин на вороном коне бесстыдно пялился на Машины коленки. На губах мужчины плясала ухмылка.

Орлова сердито одернула подол: вчерашняя мини-юбка, надо сказать была намного выше, чем она сейчас свои ноги разглядывала. Так что ничего неприличного никто и не увидел! Вот! А этот блондин смотрит так, будто ему кино для лиц старше восемнадцати показывают!

До Кощея, похоже, дошло, что на стенах близлежащих домов ничего интересного не нарисовано. По крайней мере, царь ожил, сердито дернул головой и, бросив короткий взгляд на одного из рынд коротко скомандовал:

— Отведи ее…

Змей мгновенно оказался рядом:

— Мой царь, позволь слово молвить! — и, не дожидаясь разрешения, продолжил: — Ты ведь хочешь получить правильный ответ?! Возьми царевну с собой…

Кощей бросил удивленный взгляд на советника и прочел в насмешливых глазах: "И, увидев Хранителя, она наверняка передумает замуж идти!"

Маша эту часть разговора как-то пропустила мимо ушей. Встала с помощью молодого Соловья и принялась отряхивать сарафан от пыли, стараясь не смотреть ни на Кощея, ни на его спутника.

Как Орлова оказалась в седле, она и сама толком не поняла. Только что стояла на земле — и вдруг раз! — и вот она уже сидит боком на конской спине, а за талию ее поддерживают чьи-то руки.

Маша сдавленно пискнула и обеими руками вцепилась в гриву лошади.

Как уже достала эта сказка!

Женщина осторожно повернула голову и встретилась взглядом с черными как смоль глазами Кощея… А царь кивнул все еще стоявшему неподвижно Соловью:

— Как отец?

— Да Лихоманка какая-то в гости заглянула, а так ничего, царь — батюшка, не жалуемся, — откликнулся мальчишка.

Маша как раз пыталась не сверзиться с конской спины на землю, так что ей сейчас было не до того, чтоб объяснять разницу между мифическими лихоманками и вполне реальными респираторными вирусами, а местные жители этой разницы и подавно не видели.

— Передай, я завтра наведаюсь, — кивнул Кощей и послал коня шагом.

Маша еще сильней вцепилась в конскую гриву:

— Я же сейчас упаду! — сдавленно охнула пленница.

— Значит, держись крепче, — зло отрезал мужчина.

А дыхание у него пахло ночной фиалкой…

…Дорога показалась Маше сплошным кошмаром. Женщине даже по сторонам некогда было смотреть, пейзажи разглядывать. Все, что ей запомнилось, это вихрем мчащиеся по улицам города кони, собственные пальцы до белизны вцепившиеся в гриву, и одна — единственная мысль, бьющаяся в голове — "Только бы не упасть! Только бы не упасть!". Изредка к ней правда, примешивалось трезвое: "ЧМТ тогда точно будет. Перелом пары-тройки ребер — однозначно. Внутреннее кровотечение — без сомнения. Ну, и сломанный позвоночник — для полного счастья".

Когда же всадники выехали за пределы города, и вместо хоть какой-то дороги началось одно лишь направление — Маша окончательно прокляла все…

На нависшую над головой тень женщина в начале не обратила никакого внимания — может, облака так в поднебесье стали. Но когда вокруг начал сгущаться ощутимый сумрак — как перед дождем — женщина наконец решила оглядеться по сторонам.

Всадники мчались по чистой степи. Выжженная жарким солнцем трава была вытоптана, в разные стороны порскали суслики…

А на горизонте виднелся странный лес.

Казалось, он нависает над всем полем. Казалось, ветви деревьев, уходят под самое небо, скрываясь где-то там в вышине, среди облаков. Казалось, на бурых сучьях не было ни единого листочка. Казалось, ветви изломаны и переплетены в каком-то диковинном танце…

А потом Маша поняла, что ей все это совсем не кажется.

Молодой царь резко натянул поводья, и конь остановился, всхрапнул, зафыркал…

Следом остановились и другие всадники.

Орлова, оглянулась назад и внезапно поймала себя на мысли, что Кощей в своих черных одеждах сейчас смотрится инородно среди остальных, обряженных в одеяния светлых тонов…

Блондин, скакавший рядом, легко спешился, поднял голову:

— Кликать приставника, мой царь? — и, не дожидаясь ответа, шагнул к диковинному лесу.

Маша неотрывно смотрела ему вослед, пытаясь сообразить, что это вообще за место может быть. Дубы, на которых сидел Соловей-разбойник? Так он же вроде в городе живет…

— Почему на ветвях ни одного листика? — тихо спросила она.

Ответа женщина в принципе и не ждала: все-таки, как не крути, статус ее был до конца так и не ясен — то ли невеста, то ли пленница… до сих пор даже толком поговорить не удалось! Но странное дело, Кощей вдруг откликнулся:

— Какая листва может быть на корнях Мирового древа?

Маша ошарашенно потрясла головой и вдруг поняла: это действительно походило на вылезшие из земли корни: переплетенные между собой, соединяющиеся между собой где-то там, в вышине, где они, наверное, переходили в ствол.

Но какого же размера должно быть само дерево, если вылезшие из земли корни напоминали целый лес?!

— Мирового древа? — Орлова оглянулась на Кощея.

Маша слышала что-то подобное в скандинавской мифологии. Там был какой-то дуб или ясень… У славян тоже было что-то подобное?

— Соединяет Навь, Явь и Правь, — кивнул царь, не глядя на Машу, не отводя взгляда от медленно шагающего вперед Змея. — Здесь — корни, в Яви — ствол древа, в Прави — крона.

И вот кстати, к слову о мифологии. У каждого народа ведь своя есть. Если все происходящее вокруг, не один большой глюк, как тогда быть со скандинавскими, греческими, американскими мифами, в конце концов? Они существуют в соседней реальности? Или есть что-то одно, а остальные ошибаются? Или существует один-единственный вариант, который каждый из народов называет по-своему?

Кощеева невеста потрясла головой. Вот нашла же время, когда о всяческой философии думать!

Огненный Змей остановился в паре саженей от застывших в чудовищной пляске корней…

— Повелитель Навьего царства желает видеть хранителя Мирового древа! — усиленный магией голос советника, разнесся эхом, заплутал меж стволов, отразился в поднебесье.

Напуганные криком кони заплясали, и Маша бы точно сверзилась на землю, если бы Кощей не обхватил ее сильней за талию, прижав женщину спиной к своей груди:

— Ферт проклятый! — зло буркнул мужчина, успокаивая оробевшего жеребца. — Не может без фатовства!

Меж переплетённых корней — ветвей мелькнула искра, вторая, еще одна… Над ними появилась небольшая фигурка на четырех лапах… Маша прищурилась, пытаясь разглядеть, что это может быть, и охнула, рассмотрев, что меж воздушными корнями протянулась проявляющаяся сама по себе толстая золотая цепь, по которой неспешно шествовал, высоко задрав хвост и загнув его кончик крючком, черно-белый кот. Большой, пушистый. Мейн-кун, как минимум. Или манул.

Дойдя до середины цепи, кот остановился и, балансируя на ней, умудрился развернуться мордой к незваному гостю, и усесться прямо на цепи, невозмутимо обвив лапы кончиком хвоста и став похожим на каменное изваяние.

Огненный Змей терпеливо ждал.

Кот прищурил зеленые глаза и меланхолично фыркнул:

— Правитель, говоришь… Хранителя? — в отличие от царского советника, встречающий говорил тихо.

— Правитель, Баюн, — кивнул Змей. — И Хранителя.

Кот задумчиво поднял лапку, собираясь то ли начать умываться, то ли просто вылизаться, да так и не донес ее до пасти. Замер, отрешенно щурясь и смотря сквозь советника:

— Но вот хочет ли Хранитель видеть правителя?

Кошки. Вечно они себе на уме.

— Если б не хотел, вряд ли слал бы челобитную.

Кот принялся умываться. Потер лапой за ухом, потом — за вторым.

Советник терпеливо ждал.

— Ах да! — кот замер, вскинул голову. — Челобитная! Я ведь сам ее писал. И в самом деле, хочет.

Баюн плавно встал. Даже не встал, а перетек из одной позы в другую. Дернул кончиком длинного хвоста и, оглянувшись на Змея, обронил:

— Ждите, я сообщу Хранителю, — и неспешно удалился по золотой цепи, скрывшись меж переплетенных корней.

— Кошки… — зло фыркнул советник. — Ненавижу кошек!

— Я все слышал! — донесся из-за корней мяукающий голос.

Змей сплюнул себе под ноги, развернулся и направился к ожидающему царю.

— Что он сказал? — коротко обронил Кощей.

Советник пожал плечами:

— То же, что и всегда, мой царь. Ничего нового. Хранитель скоро будет.

…Хранитель появился неслышно. Меж корней высунулась огромная змеиная голова на длинной шее, рядом с ней через мгновение — вторая, затем — третья, а следом показалось зеленое драконье тело.

Ящер бесшумно, словно был не гигантским чудовищем, а крохотным созданием, ступил на землю, сладко потянулся, расправив крылья с алыми кожистыми перепонками, и вскинув среднюю голову к небесам, выдохнул язык пламени.

Перепуганных коней на этот паз пришлось успокаивать долго.

Маша не отрывала пораженного взгляда от чудовища.

Змей Горыныч! Самый что ни на есть настоящий Змей Горыныч!

Женщина, конечно, уже видела и Кощея, и Соловья, и всяческих там коловертышей… Но Змей Горыныч — это сверх всяческих странностей!..

Разглядывая чудовище из сказок, Маша совершенно не обратила внимания на то, что ее вдруг перестали поддерживать за пояс, чтоб она не упала.

А в следующий миг еще, кажется и в спину подтолкнули.

— Ой, metra! — Орлова взмахнула руками, зажмурилась, понимая, что схватиться она уже ни за что не успевает…

От получения тяжких телесных повреждений Машу спасло лишь то, что за мгновение, до того, как она ударилась о землю, кто-то успел подхватить ее за талию…

— Проследи за царевной, советник, — коротко приказал Кощей и коленями послал коня вперед.

Остановившись в нескольких локтях от огромного ящера, царь чуть склонил голову:

— Приветствую тебя, Хранитель Мирового древа.

Золотые глаза на средней голове медленно, как бы нехотя прикрылись. Меж гигантских зубов — конь на один попадет, Горыныч его как семечко раскусит — мелькнул алый язык:

— И ты здрав будь, правитель Навьего царства, — прогромыхал над головой голос Змея Горыныча.

Вороной конь испуганно взвился на дыбы.

— Тише можно?! — яростно рявкнул Кощей, с трудом успокаивая жеребца.

Какой конюх скакуна сегодня подбирал?! От малейшего шума будоражится!

Змей Горыныч клацнул челюстью, вызвав еще один приступ паники у коня и сдавленно, через зубы прошипел:

— Я пос-стараюс-сь.

Особо это не помогло.

— Пошли, — зло буркнул царь. — Покажешь, зачем звал, — и пустил коня шагом, огибая чешуйчатую лапу.

Чем быстрее узнаешь, что от тебя хотели, тем скорее эта тягомотина закончится.

Скакун ровно прошел меж вылезших из земли толстых, в несколько человеческих обхватов корней, переплетающихся где-то над головой.

Следом двинулся огромный ящер.

…Пленница глубоко вздохнула, собираясь с чувствами.

Нет, ну вы ж представьте себе! Жених называется! Родную невесту под копыта коня толкнул! А если б она убилась?!

"Прости, дорогая, так получилось!"?

Там, в мультике, как раз была дама, связанная с медициной и здоровым образом жизни…

Маша зябко передернула плечами — это ж до чего вообще додуматься можно! — и лишь потом поняла, что на ее талии до сих пор лежат чужие ладони.

Прежде чем Орлова успела хоть слово сказать, мужчина убрал руки, отступил на шаг и склонил голову в поклоне:

— Прости мне мою вольность, царевна. Я — Огненный Змей, царский советник.

Все еще не до конца пришедшая в себя кощеева невеста только кивнула:

— Марья… тьфу! — замотала она головой. — Мария!

Женщина наконец получила возможность разглядеть своего спасителя. Высокий, крепкий — гиперстеник. Вьющиеся светлые волосы — феумеланиновая пигментация. Пухлые, изящно очерченные губы, небесно-голубые глаза… Настоящий Иван — царевич!

Маше такой типаж никогда не нравился

А Змей окинул пленницу долгим взглядом и улыбнулся:

— Не сочти за дерзость, царевна, но я начинаю понимать, почему царь только о тебе и говорит. Он действительно влюблен.

Маша фыркнула. Ага, влюблен! Как же! С коня только по большой любви и сталкивают.

— Любви, советник, не существует, — хмыкнула Орлова. — Это психическое заболевание — расстройство привычек и влечений, занесенное в МКБ-10 под кодом F 63.9.

Насколько Маша сама верила своим словам — это разговор отдельный, и к теме беседы отношения совершенно не имеющий.

Змей мгновенно помрачнел:

— Любовь существует, царевна, — сухо обронил он. — Ради любви люди совершают безумства, терпят любые муки и идут на смерть.

Тут уже Маша не удержалась:

— Уж не влюблены ли вы, советник?

Змей прищурился. Голубые глаза стали цвета грозового неба:

— Хочешь быть моим врагом, царевна? — в голосе проскользнули свистящие нотки.

Маша уставилась на него. Столь резкой смены темы разговора она не ожидала.

— Почему?!

— На "вы" врагов лишь кличут.

Маша открыла рот, собираясь возразить, что это от уважения, и никаких врагов не подразумевается, но в голове вдруг всплыло былинное "Ой, ты гой еси…" и упоминаемое в каком-то учебнике "Иду на вы"…

Кощеева невеста сглотнула комок, застрявший в горле, и тихо выдохнула:

— Я не хочу видеть тебя своим врагом, советник.

Вертикальные, змеиные зрачки медленно сокращались, приобретая круглую форму.

— Я рад, что в этом наши желания сходны, царевна, — склонил голову мужчина.

А Маше почему-то на миг показалось, что на нее повеяло запахом гниения…

Женщина озадаченно оглянулась, не увидела ничего такого, и решила тему разговора поменять — благо, амбре уже пропало:

— А… Это не опасно?

По губам советника скользнула пошленькая ухмылка:

— Сходиться желаниями?..

Маша аж поперхнулась:

— Нет! Что Змей Горыныч рядом с Мировым древом живет! Он же огнедышащий.

Мужчина на миг прикрыл глаза:

— Это не сраго, царевна.

Орлова непонимающе нахмурилась, и Змей попытался объяснить:

— Не страшно это, говорю, царевна. Мировое древо ни одна стихия не возьмет. Ни вода, ни пламя…

К счастью, здесь не только по старо-славянски, но и вполне себе по-русски разговаривать умели.

* * *

Вылезшие из земли корни Мирового древа переплетались высоко над головой, образовывая проходы, через которые не то, что всадник на коне мог проехать — даже Змей Горыныч пройти. Тот, ничтоже сумняшеся, топал сзади, обжигая горячим дыханием спину — как только мятель тлеть не начал?.. Ко всему прочему, еще и пугливый конь косил назад глазом, норовил оглянуться, нервно фыркал… Хоть шоры надевай!

Наконец, Кощей не выдержал, заставил жеребца сдвинуться вбок:

— Проходи, хранитель. Я за тобой поеду.

— А если конь на хвост наступит? — громыхнул сзади голос.

Скакун нервно всхрапнул, замотал головой от страха.

— Я прослежу, чтоб этого не было, — кисло откликнулся царь. Сейчас ему больше всего хотелось как можно скорей разобраться с делами и получить хотя бы пару часов отдыха. А ведь после визита к Мировому древу еще и в Ночной храм надо будет заехать, посмотреть, что там с священным конем…

Главное только не забыть.

Мимо Кощея медленно проплыли три огромных змеиных головы на длинных шеях, следом двинулось мощное тело, покрытое зеленой чешуей — каждая размером с блюдо. Хвост прополз быстро — Кощей только-только успел успокоить занервничавшего коня и пустил его шагом за хранителем Мирового древа.

В Навьем царстве многие чины передавались по наследству со времен Сотворения Мира, а то и раньше, так что Змеи Горынычи были на этой должности больше семи тысяч лет. Нынешний был на должности хранителя уже около четырех веков. Учитывая что век навьих жителей долог, лет до семиста тянется, получалось, что ближайшие две сотни лет можно о смене хранителя не беспокоиться…

И тогда возникает вопрос — зачем Змей Горыныч просил о визите?

Исполинский ящер неторопливо шествовал впереди, изредка задевая хвостом торчащие из земли корни. Там, где чешуйки царапали бурую кору, по древесине бежали золотистые звездочки, собираясь в крохотные созвездия, осыпаясь на землю и превращаясь при прикосновении к траве в живых светлячков. Стайка насекомых одно время кружила вокруг Кощея, а затем опустилась подле стальной фибулы, заставив серый металл вспыхнуть, как от солнечного луча, и рассыпать во все стороны зайчиков…

Горыныч остановился оглянулся: голова качнулась перед самым конем:

— Здесь, мой царь, — золотые плошки глаз дурманили разум, и Кощей мотнул головой, собираясь с мыслями.

— Что — здесь, хранитель?

На ум вдруг пришло оброненное советником: "Горыныч вон, недавно похвалялся, что сила правителя угасла, и украсть деву может и он сам…"

Кощей мотнул головой, отгоняя глупые мысли и резко повторил:

— Что — здесь, хранитель?!

— Прикоснись к любому из корней, мой царь, — Горыныч старательно понижал голос, пытаясь не пугать лишний раз коня, но тому и легкого шепота было достаточно, чтоб начать плясать.

Мужчина удивленно заломил бровь, протянул ладонь к ближайшему стволу… И пальцы прошли сквозь кору, сквозь луб, — сквозь древесину, в конце концов! — словно и не было ничего. Лишь на один удар сердца почувствовалось легкое сопротивление, будто через водяную струю рукою вел, но уже через миг — и не стало ничего, а сам корень осыпался седыми, бледно светящимися гнилушками…

— Что это?!

— Пекло наступает, мой царь… За последнюю седьмицу уже с два десятка корней истлело.

Сердце пропустило удар.

Молодой царь слишком хорошо понимал, что это может означать…

Ниян-Пекленец с Нией, Живьей дочкой, все надеются вернуть свою власть в эти земли, все пытаются вырваться в Навь. А там и до Яви с Правью недалеко.

— Граница между мирами истончается, — прошептал побелевшими губами Кощей.

Пусть сам он никогда подобного не видел, но что это могло означать — прекрасно знал. Достаточно было вспомнить об атаках с другого берега Пучай-реки, из Пекла. Вспомнить о тех страшных мгновениях, когда огненный шквал сносил все границы, и Злодий расправлял крылья, и Маровит рвался в битву, и костлявая неслась в Навь, не разбирая, где свои, где чужие…

Пусть — в последней прошедшей битве, перед самой смертью отца, Злодия слишком сильно потрепали и сейчас он зализывает раны на рваных крыльях. Пусть — черный плащ Маровита истлел в пламени Змея Горыныча. Пусть — сам Ниян был ранен пламенеющим мечом…

Это сейчас не столь важно.

Важно другое.

В Яви давно забыли о древней магии. Рухнет Навь, сметенная силами Нияна, и второй мир тоже не долго простоит… Пекло пройдет по Яви, дотянется до Прави, коснется светлого Ирия… И исчезнет все. Не будет ни Нави, ни Прави, ни Яви. Не будет Пекла, не будет Ирия.

И кто его знает, найдется ли тогда новое яйцо? Решит ли Род снова создать мир?

— Граница между мирами пробита, мой царь, — громыхнул над головой голос Горыныча. — Пекленец уже протягивает руки к Мировому древу, уничтожает его корни. Пусть Ниян еще не перешел воды Пучай-реки, но незримо он уже посылает в Навь своих прислужников.

Кощей как наяву почувствовал скольжение тонких пальцев по груди, прикосновение ледяных губ…

Зазовка давешняя…

Или не зазовка, а умертвие, натянувшее чужую личину?

И ведь появилась эта девка после того, как сова весточку принесла…

Сова.

Послание.

А ведь Кощей его так и не прочел.

Да и…

— Отец говорил, не верь сове… Или советнику?.. — вторя своим мыслям, обронил молодой царь.

Он и не думал, что его услышат, но над головой вдруг громыхнул хриплый голос:

— Советнику можно верить, мой царь.

Мужчина вскинул глаза: на этот раз заговорила доселе молчавшая правая голова.

— Почему?

Змей Горыныч прищурил глаза-плошки:

— Таков договор. Он был заключен еще до Сотворения мира… Огненный Змей и род его служат верой и правдой царю, а за то ему и его потомкам даруется чин советника.

— Любой договор можно нарушить, — дернул острым плечом Кощей. — Сколько у Нави было сговоров с Нияном? Хоть один из них Пекленец выполнил? Мир дольше месяца не стоит!

— Есть договора, которые не рушимы, мой царь…

— И что ж в них такого?

— Время придет, узнаешь.

Царь зло сжал губы. Все так говорят. И хоть бы кто правду сказал!

Хранитель Мирового древа задумчиво качнул головами:

— Не я эту тайну храню, не мне ее и раскрывать тебе.

Мужчина тихо хмыкнул: он почему-то очень сомневался в том, что советник захочет ему сообщить условия древнего договора.

От Огненного Змея и слова лишнего не вытащишь. Советник все себе на уме. Да и говорит лишь то, что лишь ему одному нужно…

Правитель Навьего царства молчал, пытаясь сложить все услышанное, свести всю картину воедино. Мир рушился на глазах. Основа Яви, Нави и Прави — древо, соединяющее все миры погибало, осыпалось седой трухой… И если этого не остановить — ни одно из созданий Рода не сохранится в живых…

Но как остановить происходящее?! Если действительно рушатся грани между мирами, если на самом деле во всем виноват Ниян, как остановить лавину несчастий, если ты даже не знаешь, что делать, не знаешь, кому можно доверять, а кому нет?!

— Спасибо, хранитель, — горько обронил молодой царь. Он и сам не хотел, но вышло у него слишком уж ядовито… — Я сделаю все, что могу, чтоб спасти Мировое древо.

— Прос-с-сти за недобрую вес-с-сть, мой царь, — левая голова Горыныча чуть пришепетывала. Видно сказывалась последняя, произошедшая более двухсот лет назад схватка с богатырями. — Я б с-с-сообщил и ранее, да Баюн вс-с-се челобитную с-с-сос-с-ставлять отказывалс-с-ся.

— Прислать тебе нового приставника?

— Да я за трис-с-ста пос-с-следних лет с кошачьим родом с-с-свыкс-с-ся, — усмехнулась левая голова.

— А уж сколько он сказок знает, — легко согласилась средняя.

— Да и от бессонницы хорошо помогает, — присоединилась правая. — По весне, правда, нынешний Баюн о семье да котятах своих забывает, на железный столб на гульки бежит, но кто у нас без изъяна?

Кощей усмехнулся: стоило, наверно, советнику поближе с Баюном поговорить. Небось, много общих тем для разговора тогда б нашли.

Улыбка, правда, вышла кривоватой — слишком уж много сегодня возникло вопросов, на которые нет ответов…

И с каждым мигом их становится все больше.

* * *

Разговор с советником как-то вообще не клеился, и Маша оглянулась по сторонам, надеясь, что в голову придет что-то умное.

Всадники в белоснежных одеяниях, тихонько переговаривающиеся друг с другом, привлекли внимание женщины. А посмотреть, надо сказать было на что.

Человеком из них был всего один. У двух мужчин были явственные эльфийско-заостренных уши (хотя, в принципе, понятно, что в мире славянского фентези никаких эльфов быть не может, а значит, самоназвание у них, вероятно, было другое), еще парочка выделялась кожей цвета болотной тины, а одного и вовсе была волчья голова.

Выяснять расовую принадлежность каждого из них было явно не с руки, а вот поинтересоваться, кто они такие — телохранители? солдаты? — стоило.

— А вот они — кто?

Советник бросил короткий взгляд:

— Тебя заинтересовали рынды, царевна?

Маша хихкнула:

— Рынды? Разве рында — это не колокол на корабле?

Тонкая улыбка:

— Ты ошиблась, царевна. Рында — оруженосец. Или телохранитель. Как повезет. Или не повезет.

Огненный Змей умудрялся каждый ответ вывернуть так, что в нем можно было услышать сотню значений и толкований…

…Кощей возвращался от хранителя Мирового древа мрачный, как туча.

— Случилось что, мой царь? — окликнул правителя Навьего царства Огненный Змей.

— Поехали, — сухо бросил мужчина, не желая сейчас ни о чем распространяться.

Пусть Горыныч и говорил о том, что советнику можно верить, но ведь каждый может ошибаться. Или не договаривать.

— Куда дорогу держим, мой царь?

— В Ночной Храм, — зло обронил правитель Навьего царства. Резкий, рваный жест — словно рыбу из воды выдергивал — и Маша опять оказалась на коне перед Кощеем, раньше, чем успела хоть слово сказать.

Орлова только зубы сцепила: похоже, ее мнения здесь никто спрашивать не собирался! Нет, ну понятно, молчи, женщина, твое место на кухне, хотели бы тебя услышать — тогда б не похищали, и все такое, но в конце концов, что за Домострой! На улице двадцать первый век! А тут…

И вообще, из дома ее забрали с помощью какого-то местного аналога телепортации. На кой черт надо сейчас на коне трястись, нельзя, что ли, вот так вот просто пальцами щелкнуть и на месте очутиться?

Нет, что ни говори, а когда вот это идиотское путешествие закончится, и все вернуться обратно во дворец, надо будет провести с Кощеем воспитательную беседу и выяснить в конце концов: она пленница или царевна?!

Пусть в конце концов определятся, что им надо: шашечки или ехать. А Маша тогда решит: на шею кидаться или тарелки об голову бить.

…Для того, чтоб попасть в Ночной Храм, пришлось мало того, что обратно в город вернуться, так еще и весь его насквозь пересечь. Так что, к тому моменту, как впереди показался частокол, украшенный вырезанными из дерева звериными головами, полонянка прокляла все. Матом она, как приличная девочка, конечно, не ругалась, но сколько медицинских терминов в голове перебрала, подыскивая наиболее подходящий — пожалуй, и не сосчитаешь.

На этот раз, правда, Маша была настороже, столкнуть ее в спину неожиданно у Кощея не получилось. Через мгновение, после того как конь остановился, женщина резко повернулась и обеими руками вцепилась в черный кафтан:

— Только попробуй меня столкнуть! — сверкнула она глазами. — Сразу вместе упадем!

Благо, о недопустимости "выканья" ей уже рассказали. Ну, а если это ложь от первого до последнего слова, всегда есть на кого стрелки перевести.

Кощей замер, пораженно уставившись на "невесту". Такой наглости от полонянки он уж точно не ожидал. Царевны-то что, они всегда по углам темным прятались да взгляд от пола поднять боялись, а эта…

Сбоку послышался сдавленный смешок. Кощей бросил гневный взгляд в сторону: советник с интересом изучал резьбу на частоколе и на царя даже смотреть не думал.

Впрочем, ничего любопытного на ограде советник так и не разглядел. Иначе, как объяснить, что уже через миг он повернулся к правителю Навьего царства:

— Позволь, помогу спешиться, мой царь.

Ну, предположим, Кощей и сам мог на землю спуститься. А вот царевне помочь стоило — раз уж она по старинке спихиваться отказалась.

Не дожидаясь ответа, советник легко соскочил с коня, шагнул к царскому жеребцу и протянул руки к Маше:

— Позволь помочь тебе, царевна.

Маша на миг задумалась, а затем разжала руки.

Кощей и сам не понял, почему это его задело.

Огненный Змей вроде бы не сделал ничего такого, что нарушало бы каноны поведения, и возмущаться было нечему, но в тот миг, когда ладони советника подхватили тонкий стан полонянки, легкое негодование царапнуло душу…

Царь зло сжал челюсти, спешившись, бросил повод коня выбежавшему из ворот мальчишке в долгополой рубахе, расшитой алыми петухами, и, не говоря не слова, шагнул в храмовый двор.

Все потом. Царевны, советники, зазовки… Все потом. Сейчас — узнать, что со священным конем.

Маша высвободилась из цепкой хватки советника, оглянулась на спешивающихся рынд, привязывающих поводья к коновязи неподалеку.

— Не желаешь посетить храм, царевна? — мурлыкнул голос у нее рядом с ухом.

Женщина оглянулась на советника:

— Что? А можно?

Огненный Змей пожал плечами:

— Почему нет? Царские телохранители вон тоже пошли…

Маша засмущалась:

— Ну… А вдруг я что-то не то внутри сделаю? Мало ли… В носу поковыряешься, а потом окажется, что это богохульство, за которое на Красной площади расстреливают.

Мужчина тонко улыбнулся:

— Богохульство не карается человеческим судом. Каждый из богов достаточно силён, чтобы самостоятельно покарать человека, нанёсшего ему оскорбление. И если кто думает, что может защитить бога слабыми силами людей — это уже само по себе хула на всемогущего бога.

Маша хмыкнула. Очень мило. Сделаешь что-нибудь не так, тебя молнией долбанет, а ты и знать не будешь за что… Люди хотя бы, перед тем, как на костер тащить, расскажут, в чем ты виновата…

Интересно, а вот то, что Маша про косу Соловью и его сыновьям рассказала — это очень-очень-очень плохо? Или плохо — но без очень-очень-очень? Или все-таки для первого раза не страшно? Раньше-то она ни на Макошь, ни на Велеса ничего никогда не говорила…

А вообще, если даже считать, что все раннее сказанное — ужас-ужас-ужас, надо ж, в конце концов, собрать полную коллекцию! А то двух богов, получается, обидела, а к третьему даже в храм не заглянула…

Если это, конечно, не их же храм… А то будет двойное оскорбление — и тогда даже горстки пепла не останется, после того, как тебе молния в маковку приземлится.

Короче, будем исправляться!

Ну, или постараемся очень уж сильно в этом самом Ночном храме не хулиганить и стекла не бить.

Если они, конечно, здесь есть.

* * *

Конюшня находилась чуть поодаль от остальных построек Ночного храма — вещие животные содержались подле восточной стены ограды.

Кощей прошел мимо учеников волхвов, беспокойно топчущихся на пороге конюшни и боящихся заглянуть внутрь, дернул тяжелую дверь и шагнул внутрь.

Белый конь Святовита был все так же неспокоен: жеребец фыркал, мотая головой и недовольно всхрапывая. Изредка скакун замирал, а затем принимался бить копытом…

Стоявший подле яслей седой полуверец с тяжелыми бронзовыми браслетами на запястьях не сводил мрачного взгляда с беспокойного зверя.

— Что скажешь, Лютогост?

Волхв оглянулся. Полуверская, оборотническая кровь ближе к старости взяла полную силу: на щеках начинала пробиваться бурая шерсть, а кости черепа уже начали искажаться, вытягиваясь и придавая мужчине звериный облик.

— Плохо дело, мой царь. Индрик с каждым часом все беспокойнее.

— И как это можно истолковать? — спросил Кощей — а сам знал ответ…

— Что-то страшное грядет, мой царь…

— И сколько у нас времени?

Волхв опустил глаза:

— Не больше седьмицы.

По крайней мере, теперь было ясно не только, что происходит, но и когда это ждать… Оставался только вопрос — как со всем этим бороться. И ответа на него пока не было…

Впрочем, возможность хотя бы попытаться заглянуть в будущее была.

— Сможешь погадать?

Полуверец оглянулся на коня:

— Только не с ним. Индрик сейчас не даст никакого знания.

Кощей пожал плечами:

— Хотя б на жребиях Белобога и Чернобога, — помолчал, собираясь с силами, и тихо признался: — Мне сейчас нужен любой ответ…

Лютогост дернул уголком рта: по бурой шерсти на щеке пробежала легкая волна

— Лучше к Ягице Кощеевне сходи за чет-нечетом.

Молодой царь кивнул:

— И у нее я спрошу. Но позже.

Он и сам не мог сказать, почему сейчас ему настолько было нужно тайное знание волхва. Любое гадание не даст точного ответа. Да и истолковать его не всегда возможно… Но душа почему-то яростно требовала задать вопрос, получить ответ! Пусть туманный, пусть запутанный, но хотя бы какой-то…

Полуверец долго молчал, кусая губу, размышляя, что сказать повелителю, а затем резко кивнул:

— Пойдем, мой царь.

* * *

Как и царские хоромы, Ночной храм состоял из множества раскиданных по двору теремов. Правда, в отличие от тех, которые Маша видела до этого, стены здешних зданий были не раскрашены во все цвета радуги, а покрыты искусной резьбой — на каждом строении своя. На одном тереме резчик разместил животных: выли на луну вытянувшиеся в струнку волки, скалились огромные медведи, бежали ушастые зайцы, стройные лисы вынюхивали что-то у самой земли, расправляли крылья парящие у самого конька соколы и орлы. На другом — водили хороводы юные девицы и играли на свирелях пастушки. На третьем — кружились в бесконечном беге крылатые псы…

Рассматривать можно было до бесконечности.

— Какому богу хочешь поклониться, царевна? — поинтересовался мягкий голос из-за спины.

Маша понятия не имела, какой бог там за что у славян отвечал, и вообще, как их там звали — хорошо хоть, в свое время про Велеса вспомнила — а потому наугад ткнула пальцем в ближайший терем — на нем были изображены женщины за прялками:

— Сюда можно?

Огненный Змей пожал плечами:

— Почему нет?

Мужчина услужливо распахнул дверь, украшенную изображениями горящих колес, и Маша шагнула через порог.

— Я подожду снаружи, — выдохнул голос за спиной: — Макошь не одобряет, когда мужчины посещают ее придел.

Макошь?!

Маша резко развернулась на каблуках, но дверь уже захлопнулась прямо перед ее носом.

Тут, конечно, можно было самой створку толкнуть — вряд ли ее снаружи бревном подперли, — и женщина уже даже руку подняла… Но пальцы замерли в сантиметре от гладкого дерева, Орлова осторожно прикоснулась к резьбе с изображением колеса, провела ладонью по теплым плашкам и медленно развернулась обратно.

Ну не испепелят же ее молнией, в конце концов? Даже если предположить, что здесь есть что-то сверхъестественное — Маша ж, в самом деле, не сказала ничего такого ужасного. А когда еще у нее будет шанс посмотреть на храм Макоши?

Свет проникал через окошки у самого потолка. Помещение было разгорожено спускавшимся от потолка алым бархатным пологом, на стенах, как и снаружи, была нанесена резьба — как и снаружи, изображающая прядильщиц.

Маша медленно пошла вдоль стены, разглядывая изображения. Дошла до самого угла, бросила взгляд в сторону полога и обнаружила, что он загибается по прямым углом, позволяя пройти вдоль боковой стены.

Здесь картины были уже другими: стоящие подле колодца девушки протягивали к нему руки: то ли молили о чем-то, то ли пытались забросить в него клубки ниток.

Вдоль третьей стены тоже был проход. Здесь уже были изображены три женщины склонившиеся над колыбелью. Одна держала комок шерсти, вторая — веретено, а третья — угрожающе щелкала ножницами.

Четвертая стена была пуста.

Орлова остановилась.

И что дальше? Просто прошелся по часовой стрелке или против нее и все? А в центре осталось что-то спрятанное от всех взоров за пологом?

А может, надо что-то еще сказать, попросить, свечку поставить?

Нет, тут и дураку конечно понятно, что смотреть, что там за покрывалом — не стоит. То, что сейчас храм пуст, еще ничего не означает. Мало того, что за тем же самым пологом может сидеть местный служитель, контролирующий, чтоб никто не залез в запретное место, так еще и Маша сейчас не дома, и кто его знает, может в этой Нави боги по земле запросто гуляют.

Решит эта самая Макошь, что Орлова не туда полезла, и будешь потом маковкой молнию ловить.

Будем считать, что программа минимум по ознакомлению с местными сакральными местами выполнена.

Кощеева невеста направилась к двери, и уже даже руку протянула — толкнуть, как за спиной шелестнул тихий бесстрастный голос:

— Ты ничего не хочешь попросить у богини?

Женщина оглянулась, ожидая увидеть какую-нибудь старушку — божий одуванчик: голос казался безумно древним, — но перед нею стояла, чуть отдернув в сторону полог, вышедшая из-за него девчонка лет тринадцати на вид.

Русые волосы были заплетены в тугую косу, а огромные голубые глаза смотрели не по-детски серьезно.

— А… О чем можно попросить?

Девочка пожала тоненькими плечиками:

— О чем хочешь. Судьбу расплести, дорогу указать….

Маша на миг задумалась, а потом пожала плечами:

— Да нет, пожалуй.

"Судьбу расплести" звучало как-то слишком уж таинственно, а "дорогу показать" вроде бы пока не требовалось: Орлова и так знала, что ей сейчас больше всего нужно было.

— Как хочешь, — ровно согласилась девочка, и замолкла, словно ожидая чего-то.

Кощеева невеста понятия не имела, чего от нее хотят, а потому решила не испытывать судьбу — пусть даже ее и расплести как-то можно — и побыстрее уйти их храма.

Женщина уже толкнула дверь и шагнула за порог, когда в спину долетело чуть слышное:

— Ты пришлась по нраву Макоши…

* * *

Терем братьев — близнецов Белобога и Чернобога находился сразу за хоромами Триглава: и захочешь заплутать — не заблудишься.

Кощей пропустил вперед полуверца, склонив голову, шагнул следом за ним через порог, и замер, ожидая, когда волхв позовет его.

Тот прошел за двухцветный полог, закрывающий статуи богов, и на храм опустилась звенящая тишина.

Казалось, упади на пол обычная игла — и это отзовется громом небесным…

— Проходи, мой царь, — прошелестел чуть слышный голос, так не похожий на обычные речи Лютогоста.

Мужчина отбросил в сторону покрывало.

Выточенные из дерева кумиры пересекали многочисленные трещины: если статую Белобога создали в первые годы после Сотворения Мира, то истукан Чернобога был на пару сотен лет старше своего собрата: подлинный идол светлого близнеца утеряли во время войны с Пеклом.

Стоявший на коленях Лютогост медленно выложил на пол перед ногами Кощея три одинаковые деревянные таблички:

— Которая из них — твоя дорога?

Молодой царь долго молчал, выбирая, затем опустился напротив волхва и осторожно коснулся ладонью выбранной плашки.

Старик — полуверец медленно перевернул все таблички одну за другой: первая была черна, как ночь, вторая — светла как день, а та, которую выбрал Кощей — расчерчена черными и белыми клетками.

Грустный смешок:

— У богов нет ответа, какой дорогой ты пойдешь и осилишь ли ее. В каждой ночи есть капля света. В каждом дне есть капля ночи…, - и уже собирая пластинки и вставая, Лютогост совсем не по канону вздохнул:

— Обратись к Ягице Кощеевне, мой царь. Она ведает то, что что не подвластно мне.

— Благодарю тебя, волхв, — ритуально откликнулся мужчина, и тихо добавил: — И спасибо за совет.

Из храма Белобога и Чернобога Кощей вышел чувствуя себя так, словно несет всю тяжесть неба.

Проблемы и заботы с каждым мигом только умножались. Если с утра мужчина знал лишь о том, что беспокоится священный конь, то сейчас — осознавал, что мир может рухнуть в бездну. И самое противное во всем этом — царь понятия не имел, что ему делать и кому можно доверять…

Огненный Змей обнаружился у храма Макоши. Советник сидел на ступенях, опершись спиною о столб, поддерживающий навес крыльца, пахнущий свежим деревом.

— Где царевна? — хрипло бросил Кощей. — Почему ее оставил?

Советник поднял голубые глаза на правителя, чуть улыбнулся:

— Царевна в храме, мой царь. А Макошь недолюбливает, когда мужчины входят в ее придел.

Кощей поджал губы — столь очевидные вещи можно было и не говорить.

— Зови рынд, уезжаем.

Змей за пару ударов сердца умудрился оказаться на ногах, отвесить легкий поклон и скользнуть мимо царя — выполнять приказ.

Царевна появилась на пороге — словно только и ждала, когда советник уйдет. Замерла на ступеньках, словно не зная, что делать дальше, что говорить, куда бежать. Впрочем, так стоять можно до следующего Сотворения Мира — а если Ниян придет в Навь, оно точно понадобится — а потому Кощей только и обронил:

— Идем.

Царевна словно и не услышала его. Замерла недвижимая, будто очарованная…

Но тут за левым плечом, будто призрак какой, возник Огненный Змей, выдохнул чуть слышно:

— Все готово, мой царь, можно ехать, — и Кощей, не оглядываясь, понял — советник говорит ему, а смотрит в глаза царевне и улыбается: ласково, призывно.

Молодая женщина послушно, как зачарованная, шагнула со ступеней. Царя от этого буквально передернуло, мужчина резко обернулся, ища взглядом Змея: тот стоял в нескольких шагах — когда только отступить успел? — и взгляд советника был пуст и безразличен…

…Маша на ступеньках стояла лишь потому, что так толком и не поняла, к ней "жених" обращается, или может, подходившего сзади советника окликает. А уж что там кто кому шептал, женщина и вовсе не расслышала.

Как бы то ни было, обратное путешествие проходило в гробовом молчании. Орлова опять судорожно хваталась за все, что только можно, молясь всем богам — и известным, и неизвестным, — не вылететь из седла на полном скаку. Огненный Змей был погружен в свои мысли, а Кошей… Кощея изводила одна и та же мысль: Мировое древо гибнет! И если с ним что-то случится — все падет…

Правда, перед глазами иногда само по себе всплывало, как царевна шагает на голос Змея…

Спешившись у теремов, правитель Навьего царства бросил короткий взгляд на одного из рынд и отрывисто приказал:

— Проводи царевну в ее опочивальню.

Сейчас ее нужно было как можно скорее убрать с глаз долой, чтоб на глаза и в мысли раз за разом не лезла.

Псоглавец покорно шагнул к женщине, стоявшей у крыльца, и Маша поняла, что пора что-то делать. Иначе ее сейчас опять в комнате попытаются запереть — и наверняка ведь начнут спрашивать, куда охранное чудовище пропало! В лучшем случае дело окончится простой болтовней. Но ведь в худшем — ее опять запрут! А дома — кот, родители… И Маша так до сих пор спокойно не поговорила со своим потенциальным супругом! Не объяснила, что таки да, она может быть, как раньше говорила, и не против под венец идти, но опять же, нужно ж сперва решить все имеющиеся проблемы!

И как бы не хотелось сейчас идти на рожон, но и спокойно подчиняться тоже нельзя.

— Какая опочивальня! — Маша постаралась подбавить в голос возмущения. — А ужином меня кормить кто будет?!

— Скатерть-самобранка в сундуке, — сухо отрезал Кощей.

Сарафаны в сундуке были точно. А вот скатертей царская невеста как-то не заметила.

Но похоже, эта отмазка сейчас бы не покатила.

— А в баню я как попаду, если меня запрут?! Или буду так ходить — грязная и немытая?!

— Мыльня под сенями. Ляда в левом углу.

Похоже, похититель все предусмотрел.

Рында шагнул к царевне. Та замерла, зло поджав губы, а затем резко развернулась на каблуках и легко взбежав по ступенькам, захлопнула дверь в терем перед самым носом псоглавца. Мужчина, было, потянулся — открыть, но царь отмахнулся:

— Не стоит… — и замер, задумавшись. Все равно уже никуда не уйдет царевна. И все же… Что-то царапнуло Кощея… Что-то было не так…

Мужчина нахмурился, припоминая.

— Можете идти, — махнул он рындам.

А сам задумчиво закусил губу, припоминая. Вот царевна стоит на пороге. Вот резко отворачивается, идет по ступеням, зло дернув русой головой…

Правитель Нави почувствовал, как у него сердце оборвалось.

Коса.

— У нее отрезана коса… — прошептал он побелевшими губами.

За всеми этими хлопотами мужчина даже как-то не удосужился толком рассмотреть свою суженую. Не кривая, не косая, не уродина, руки-ноги на месте — вот и славно. А сейчас, он только понял, как же опростоволосился…

Украл, называется царевну. Никого получше найти не мог!

— Что закручинился, мой царь? — советник мгновенно оказался рядом.

— У нее отрезана коса, — обреченно повторил Кощей.

Все равно Огненный Змей и сам это уже разглядел: глаза-то у него на месте! Да и голова проблемами не полна…

Так смысл теперь таиться?

— И какая в том печаль, мой царь? — хмыкнул собеседник.

Кощей бросил на него косой взгляд: дураком прикидывается? А советник словно и не заметил ничего:

— Ты, мой царь, не серчай, позволь слово молвить… Это хоть дело не мое, да и советником сто семьдесят два года назад не я был, а отец мой… Да только царевна Александра, по слухам, через восемь месяцев после свадьбы в Яви была похищена. Младенец еще там некий умер, говорят… Да и Фридрих Вильгельм, супруг ее тамошний, бают, так убивался, слезы лил. Вновь только через девять лет женился… Но царя Кощея ее прошлое венчание не остановило — свадьбу сыграли как полагается… Так в чем сейчас беда?

— Это мой позор, если я возьму в жены такую, блудящую! — прошипел мужчина.

— А почему сразу блуд, мой царь? Может, насекомые али болезнь какая, вот косу и отрезали, чтоб не расчесывать…

— Она похожа на болезную?! — ощерился мужчина.

Змей только плечами пожал:

— Ну, тогда запрешь царевну в тереме али зачаруешь, чтоб на людях не появлялась… А у лягушки и вовсе не видно, какой длины коса была… Пусть только откажет еще пару раз… Ты, мой царь, у нее нынче спрашивал?

— Какой там, — отмахнулся правитель Нави. — Сегодня столько хлопот, что не до царевны было!

Змей поджал губы:

— Тогда лучше тебе, мой царь, до заката поспешить. Иначе — только заутро получится.

— Почему? — фыркнул Кощей. — Что я, при лучине или свече царевну не разгляжу?

Советник покачал головой:

— Нельзя, мой царь. Только при свете солнца можно спрашивать. А самой царевне, пока трижды ответ не даст — и вовсе после вечерней зари из хором выходить нельзя.

— Почему?! — царь ни о чем подобном и не ведал.

— Пагуба приключится, — покачал русой головой советник. — И тебе вред, и ей недужие…

Молодой правитель нахмурился. А ведь он вчера царевну на дворе, когда уже стемнело, видел. Получается, не со зла она молоком в лицо плеснула? Лихое что привиделось?

— Я учту… — медленно кивнул Кощей.

Советник дернул уголком рта, словно улыбнулся и решил за лучшее тему разговора поменять:

— Только знаешь, мой царь… Я думаю, что лучше вопрос царевне завтра задавать — сегодня спешить смысла нет…

Его собеседник заломил бровь, ожидая продолжения речи.

— Царевна молода, ветрена. Заутро она вернее правильные слова скажет — а сегодня ведь она только о тебе и спрашивала. Как бы не запал ты ей в сердце, мой царь… А ночь она думы свои переспит, глядишь, одумается…

Кощей молчал, не отводя мрачного взгляда от советника. Только о нем и спрашивала? Быть этого не может! У Марьи-царевны со Змеем и времени-то перемолвиться не было!.. Или все-таки было? Когда Кощей с хранителем и с волхвом разговаривал…

О боги, боги! Что за мысли клубятся! Будто морок кто наслал! Как ночью, когда зазовка появилась, и не мог ни вздохнуть, ни пошевелиться…

Стоп. Зазовка.

Царевна.

Зоряла.

Письмо.

Подкинутое совой письмо с серой нитью. Оно ведь вчера так и не было прочитано.

До сих пор ведь не ведомо, ни от кого принесли, ни что там написано.

Кощей махнул рукой советнику:

— Можешь идти.

Огненный Змей низко поклонился и отступил на шаг, понимая, что больше сегодня разговора с царем не будет.

* * *

Васенька материализовался из воздуха, едва Маша хлопнула дверью.

— Почто грустна, царевна?

— Я не грустна, — огрызнулась Орлова. — Я зла! Жених называется! Как замуж звать — так сразу прибежал, а как о какой-нибудь романтике поговорить, так "молчи, женщина, твое место на кухне!"

Васенька только вздохнул.

Честно говоря, эта самая романтика Маше особо не требовалась. Ее раздражал сам факт того, что ее упорно держат в четырех стенах. И если бы она не попыталась сегодня выполнять свои непосредственные обязанности терапевта (о том, что Соловей-разбойник малость вышел за пределы обслуживаемой возрастной категории мы промолчим), то так бы и сидела в хоромах этих.

А дома — кот! И родители!

И пусть у Маркиза насыпан сухой корм и налита вода, а родители сейчас на другом конце страны — это все отмазки. Сидеть вот так вот и ничего не делать — можно до бесконечности.

А раз так — надо выяснить, действительно ли здесь есть скатерть — самобранка и какая-то там мыльня, и можно спокойно продолжать вылавливать будущего супруга, чтоб наконец-то поговорить с ним по душам.

Повод-то найдется в любом случае. Ну, там, скатерть молью побитая, мыльня тараканами кишит, коловертыши подглядывают…

И начать, пожалуй, следует со скатерти.

Открыв крышку сундука, Маша принялась вновь разглядывать его содержимое.

Скатерть обнаружилась на самом дне: красивая, вытканная разноцветными петухами и маками. Орлова встряхнула свою находку, расстелила прямо на горбатой крышке сундука и повернулась к коловертышу:

— Это она? Самобранка?

— Та похожа, — пожало узкими плечиками сказочное существо.

— И как ею пользоваться?

Васенька шмыгнул носом:

— Так… На ровном сперва постели, царевна. А то ж посыпется все, собирать потом будешь.

— Так стола же нет! — возмутилась пленница.

— А пол на что?

— А вдруг по нему тараканы бегают? И вообще, здесь не разутыми с улицы заходят. Мало ли что на ногах принести можно!

Васенька возмутился:

— Ты полдничать будешь, царевна, али нет?

Есть, конечно, уже хотелось.

Хотя с другой стороны — Маша ведь планировала жениха своего ловить, убеждать, что мол, она вот некормленная — непоенная, ты, супруг будущий, напои, накорми… А там глядишь, и тема для разговора найдется…

Да и вообще! Это Орлова два дня подряд на кухне питается, а сам Кощей, небось, как царь в нормальной обстановке ест, в какой-нибудь специальной пиршественной зале! Или как она тут называется…

А с третьей стороны — ничего сейчас не съешь — от голода в обморок упадешь, не приведи господь. А в бессознательном состоянии малость проблематично шастать по царскому дворцу и искать своего недожениха.

Маша вздохнула и перестелила скатерть на пол. Присела рядом, оглянулась на коловертыша:

— Ну и что теперь?

— Проси, что душа изволит, — фыркнул собеседник.

— Что ж она изволит?.. — задумчиво протянула Маша. Умного ничего в голову не пришло и женщина ляпнула первое, что на ум попало: — бутербродов можно? — все равно, наедаться Маша пока не собиралась. Тут главное слегка перекусить, а дальше уже, как получится. А то, что нельзя питаться всухомятку… Можно подумать Орлова на работе каждый день супы ест!

— Бутер — чего?! — поперхнулся Васенька.

Дикие люди…

— Пирожок хочу. С компотом, — уж это-то у них точно должно быть!

— С чем?! — опять не понял коловертыш. Скатерть — самобранка тоже особо не стремилась подавать блюда.

Маша удивленно уставилась на него. Это же вроде вполне русский напиток?

— Ну… Напиток такой! Из фруктов вареных…

— А, — понятливо закивал Васенька. — Узвар?

Маша понятия не имела что такое "узвар", но решила на всякий случай согласиться. Вряд ли это будет что-то совсем уж несъедобное… А если в рот нельзя будет взять — всегда можно подождать с полчаса, дождаться пока "будущий супруг" перестанет торчать под дверью — уйдет по своим делам, и спокойно отправиться на кухню.

— Ну да. Узвар. И пирожок.

Теперь ее накормят? Или будет в стиле фильма "Чародеи"? "Идите вы, дамочка, в пень"? Или как там было…

Васенька шмыгнул носом и пискнул:

— Попить — поесть.

Скатерть как-то странно подскочила на месте, а когда упала обратно на пол, на ней обнаружились глиняное блюдо с пышным горбатым пирогом и наполненный до краев кувшин.

— А кружки и тарелки где? — возмутилась Маша. — И нож бы еще, какой-нибудь, пирог порезать.

— А у тебя что, своего нет, царевна? — возмутился Васенька. — Не уж то за халявой не держишь?

С точки зрения пленницы "халява" был термин абстрактный и к ножам никакого отношения не имеющий, но, судя по тем же самым "рындам" в Нави была своя терминология, не имеющая никакой связи с повседневностью начала двадцать первого века, так что Маша решила не заострять внимания на пустяках, и попросту согласиться:

— Не держу.

— Так в сундуке глянь, — предложил Васенька. — Коли там твое приданное, так и посуда должна быть.

С точки зрения Орловой — приданное все-таки не должно само собой материализоваться из воздуха, его родители собирать должны, а вот все такое неизвестно чье, да еще и с сарафанами приданным называть было сложно. Но с другой стороны — а вдруг там действительно есть нож?

На самом дне в сундуке действительно обнаружилось искомое. Причем не какой-то там со скругленным лезвием столовый ножик, а самая что ни на есть натуральная "финка" с тяжелой рукоятью и острым синеватым клинком.

— О! Засапожник нашла! — обрадовался коловертыш.

— Кого? — не поняла Маша. — А, ты об этой "финке"?

— При чем здесь чухонцы? — удивился Васенька. — Засапожный нож. Вон, темляк есть, сталь хорошая…

Маша покосилась на обнаруженный "режик" и решила не спорить. Засапожный, значит засапожный.

Там же, на дне, еще лежало несколько коробов, но кощеева невеста решила пока в них не рыться — всему свое время. Если это действительно все ее — она еще успеет в них заглянуть. Ну, а если чужое, какой тогда смысл рассматривать? Сейчас понравится, а завтра отберут — только расстроишься.

По большому счету, ножик стоило хотя бы сполоснуть — судя по его размеру, им не то, что пироги, людей резать могли — но где его мыть-то, если ты понятия не имеешь, где здесь что находится? Орлова вытерла подолом клинок, вздохнула, убеждая себя, что грязнее чем был нож уже не станет и отрезав первый кусок, протянула его Васеньке:

— Держи.

— Ой, — всплеснул лапками коловертыш. — Это мне?! Такой большой кусок вкусного накрепка — и мне?

— Ну, а кому еще?

— Честно-честно?

— Бери уже! — не выдержала Маша.

Тут, пожалуй, стоило сперва спросить, мыл ли коловертыш руки, но женщина решила, что уже и смысла-то нет этим озабочиваться.

Васенька радостно подхватил кусок еще горячего пирога и впился в него зубами.

Кощеева невеста потянулась отрезать себе ломоть и вспомнила, что чашек на скатерти, кстати, тоже не было.

— А кружки есть?

Не из горла же этот самый узвар пить.

— Ф сундуке, — прочавкал Васенька.

Пришлось-таки заглядывать в коробы.

В одном обнаружились какие-то драгоценности, и Маша поспешно захлопнула крышку — потом, все потом! И вообще, вдруг не ее? — во втором — тарелки, и в третьем, наконец, кружки.

Пышущий паром пирог — как его там Васенька обозвал? Накрепок? — оказался действительно вкусным: начинкой на дно был уложен рис, а сверху неизвестный повар — магия? — уложил толстые ломти соленой красной рыбы. Узвар на вкус оказался компотом из сухофруктов с явственным привкусом меда.

Васенька проглотил один кусок и жалобно уставился на женщину, прося продолжения банкета.

* * *

Насколько Кощей помнил, подкинутое совой письмо он получил в тронной зале. Там же Злоба сообщила правителю, что царевны нет в ее хоромах и он поспешил ее искать. Письмо с собой не взял — как положил на стол не ведал, значит, скорее всего, выронил прямо там. И вот тогда возникает вопрос — где письмо?

Царь успел уже всю залу обойти, даже под лавки и трон заглянуть, край ковра поднять — может туда свиток закатился? — и ничего не обнаружил!

Заряла. Она рассказала о царевне, и она же следом за царем не пошла. Получается, должна знать, где послание.

— Дворского ко мне! — рявкнул царь.

Ждать пришлось недолго. Болеслав Предрагов-сын, управляющий всеми слугами царского двора, клич правителя Навьего царства услышал бы даже на другом краю Навьгорода: во-первых, чин обязывал, а во-вторых, он был пастеней всех хором. Из простых домовых выбился еще его прадед, Акамир Блудов-сын, и правнук стремился не потерять важный чин.

Смазанная тень проявилась на стене тронной залы, протянулась черной кляксой к ногам правителя:

— Звал, мой царь?

— Зарялу ко мне, — обронил мужчина. — Которая давеча на закате свечи разжигала. Злобой кличут.

Тень колыхнулась:

— Придется подождать до заката, мой царь. Зарялы ведь только в сумерках проявляются… Как первые звезды появятся, прикажу к тебе привести… Али мне самому что сделать, у нее разведать?

Можно было, конечно, и дворскому все поручить, но письмо было получено не обычной почтой, так что царь только отмахнулся:

— Не надо. Приведешь сюда.

— Как будет угодно, мой царь…

И тень развеялась, словно и не было ее.

Кощей нервно потарабанил пальцами по подлокотнику трона.

Вопросов все больше и больше, а ответов — все меньше и меньше.

Хотя, по крайней мере, одна задачка будет решена на закате, когда заряла расскажет, куда она положила свиток.

А вообще, это конечно верх наглости — царские бумаги брать. Распустили челядь! Что хотят, то и делают!

Надо будет Болеславу сказать — пусть проследит, чтоб такое больше не повторялось.

А сейчас, пожалуй, стоит пообедать — или уже поужинать? За этими разъездами счет времени потеряешь! — и как раз уже скоро закат будет…

* * *

Ляда, как выяснилось, это крышка люка. Поднять ее Маша смогла, а вот вниз спуститься как-то не решилась — слишком уж крутой была лестница, ведущая вниз. На то, чтоб разглядывать, что там где, в этой обещанной женихом мыльне, находится, и вовсе не было ни возможности, ни особого настроения.

Нет, душ принять, конечно, стоило. Но теоретически, там внизу должно быть что-то вроде русской бани, а раз так — вряд ли кто-то заблаговременно ее подготовил для купания — пара снизу не идет. Поэтому кощеева невеста решила подождать еще немного. Маша ж в любом случае собиралась идти общаться с женихом.

А значит можно выйти, провести с Кощеем санитарно-просветительную работу — ну, в смысле, объяснить в чем он глубоко не прав — и лишний раз напомнить, что Маша не местная, кому там надо командовать по поводу заблаговременной организации бани — не знает.

Можно, конечно, Васеньку припрячь, он все-таки отсюда родом, но честное слово, было проще еще чуть-чуть помучиться!

А там глядишь, женишок согласится на пару часиков свозить Машу домой, чтоб та, значит, кота накормила и родителей успокоила — а в родной квартире и искупаться спокойно можно будет.

* * *

Обед Кощей пропустил за поездками, а ужин царя был прост: всего пара перемен — холодные закуски да горячие блюда — и все. Царь ни тельного, ни похлебок сегодня не захотел. Можно было, конечно, выпить еще и вина — это хоть чуть-чуть бы развеяло душу, но сейчас даже легкий винный дурман с одного бокала слишком бы сильно замутил голову, а мужчине мало того, что нужно было поговорить с зарялой, так за день еще и много всего другого свалилось — следовало все произошедшее обмыслить.

Чашник — шумоволос щедро плеснул коричной воды из царского кубка в свой ковш, сделал неспешный глоток и неслышно отступил на шаг от стола: все было в порядке. Кравчий расторопно подавал блюда, пробовал их на вкус и спешил к двери — принять новое кушанье из рук стольника…

За царским креслом на миг проявилась черная тень и чуть слышно шепнула:

— Закат, мой царь, — отступила на шаг и развеялась.

Кощей, отодвинув почти нетронутую тарелку, рывком встал из-за стола и, и обронив:

— Я сыт, — вышел из столовой залы.

…Злоба стояла перед дверями тронной залы, нервно теребя в тонких пальцах едва заметный в надвигающихся сумерках призрачный платок. Полупрозрачное, дымчатое тело шло волнами и проблесками — явный признак того, что заряла волновалась.

И вероятно, было из-за чего.

— Где письмо? — хрипло обронил Кощей.

Уже зажженные свечи отбрасывали блики по хоромам, и на раскрашенных стенах извивались тени.

Девушка подняла на него глаза:

— Письмо, мой царь?

— Вчера принесли. С серой нитью.

Заряла закусила губу:

— Ты, мой царь, его на пол бросил, когда из хором выходил… Я подняла, на трон положила…

Красивая история. Только письма на троне не было.

Или врет от первого слова до последнего, или кто другой унес…

* * *

Дверь, ведущая из спальни в соседнюю, сквозную комнату — ее кажется сенями назвали? — традиционно, замкнута не была — это Маша выяснила еще когда мыльню искала. В коридор тоже можно было беспрепятственно выйти — видно, Васенька в чудовищном облике должен был быть единственным охранником пленной царевны.

За обедо-ужином и выяснением, где же находится эта самая обещанная мыльня, Орлова совершенно не заметила, как прошло время, а потому была малость удивлена, выйдя на порог и обнаружив, что на улице уже сгущаются сумерки.

Остановившись на крыльце, женщина поправила на плече ремешок сползающей сумки, оглянулась по сторонам, медленно провела кончиками пальцем по перилам. Алый закат горел пожарным заревом, отбрасывая бордовые отблески и выкрашивая стены в багровые тона…

Ну, и где среди этих строений — царский терем? Где среди этих зданий искать именно то, в котором сейчас Кощей?

Маша и так полтора дня потеряла, толком не поговорила. А надо ж в конце концов выловить "женишка" и спокойно с ним пообщаться!

Следующие полчаса Орлова бессмысленно тынялась меж теремов. Пробегающие мимо люди-нелюди были заняты своими делами и на "царевну" внимания не обращали. Если кому и не понравилась Машина прическа — вида никто не подал.

Кухню Орлова отмела сразу — не будет же царь, в самом деле, там время проводить! Нет, конечно, можно было туда зайти, поинтересоваться, а где, собственно, в это время можно правителя обнаружить, но женщина постеснялась: люди делом заняты, а она ломиться туда будет, от дела отвлекать…

На улице уже почти полностью стемнело, и Маша, в конце концов, не выдержала. Выбрала на глазок самый большой и красивый терем и решительно направилась к нему: теоретически, именно он и должен был принадлежать царю. Поднялась по ступеням, потянулась к дверной ручке. Пальцы практически коснулись холодного металла — и в тот же миг на женщину навалилась уже знакомая темнота. Мертвая, застывшая, и от этого все более и более страшная…

Маша рванулась вперед, вдохнула воздух, замерший плотным киселем, превратившийся в воду, почувствовала, что тонет, захлебывается в этой пучине ирреальности…

…Пальцы сомкнулись на тяжелом бронзовом кольце, и тьма обрушилась водопадом, исчезая под волной обычной летней ночи — с сверканием звезд в поднебесье, треском цикад и мерцанием светлячков.

Кощеева невеста замерла, хватая ртом воздух и боясь разжать пальцы, а затем резко дернула дверь на себя и буквально нырнула внутрь хором, надеясь убежать от того кошмара, что уже второй вечер преследовал ее во дворе.

* * *

Кощей смерил хмурым взглядом зарялу, опустившую очи долу. Та испуганно всхлипывала, боясь лишний раз глаза поднять

Вопрос только, чего она страшилась? Просто опасалась гнева царя или сделала что-то такое, что пытается скрыть?

Только вот как это выяснить? Не напрямую же спрашивать! Кто ж ответ тебе правдивый даст…

Хотя…

— Чего ты боишься?

Хуже ведь все равно не будет, даже если она сейчас солжет.

Злоба вскинула глаза:

— Я… Я ничего не делала, мой царь! — всхлипнула она. — Бумаг не брала, с собой не забирала, нигде их не таила… Авось те Дажба, мой царь! — серые, дымчатые глаза мгновенно намокли.

Добился девичьих слез. Молодец. Герой. Нечего сказать…

Был бы отец жив — обязательно бы рассказал все, что об этом думает. Великолепные достижения! Всего месяц с лишком на престоле — и уже челядинку до слез довел!

Даже именем Дажьбога поклясться заставил! Ну не чудесно ли!

Надо ж быть таким идиотом…

— Можешь идти, — хмуро обронил мужчина.

Служанка всхлипнула, неловко поклонилась, отступила на шаг к двери…

…И, закатив глаза, рухнула на пол.

— Какого лешего?! — взвыл царь.

Не уж то от страха не выдержала, чувств лишилась?!

Кощей рванулся к девушке, склонился над призрачным телом… Злоба тихонечко всхлипнула и повернулась на бок, сунув руки под голову.

Не уж то уснула?!

Словно в ответ на незаданный вопрос, заряла согласно шмыгнула носом во сне.

Что за ерунда здесь творится?! Вчера — зазовка, сегодня — дурман какой-то…

Похоже, враг действительно проник в самое сердце Нави…

Мужчина выпрямился. Навести сон, да и снять его, для хорошего кудесника дело нехитрое. Можно было хоть сейчас этим озаботиться, но стоит ли тратить на это силы?

Нет, конечно если лазутчиков много, чем больше людей на твоей стороне, тем лучше, но чем поможет, даже если сейчас сон снять, девчонка — заряла, которая только и способна свечи разжигать да закаты ярче делать?

Остается только вопрос — вчера зазовка к царю приходила. Почему сегодня на какую-то челядинку чары упали?

Сплошные вопросы без ответов.

Осторожно подхватив на руки призрачное невесомое тело, царь положил девушку на лавку у стены — на ней обычно бояре сидели. К чему бы не стремился неведомый враг — служанке ничего не грозит, она не может быть его целью, а значит, пока можно оставить зарялу здесь, а самому попытаться понять, что творится.

Дверь из тронной залы пришлось открывать с усилием — что-то явственно мешалось с той стороны. Наконец, Кощей смог выбраться наружу… И замер, ошарашенно глядя перед собой:

— Что за наважденье?!

Перед входом в царские палаты должны были, по всем правилам, стоять двое рынд. Они и сейчас здесь были. Только не стояли, а лежали на полу, сладко прижимая к себе бердыши и всхрапывая во сне…

Кто бы ни был виновен в этих чарах, к делу он подошел толково.

И в отличие от бесполезной сенной девки, разбудить рынд надо было. И как можно скорее.

Мужчина опустился на колени рядом лежащими на полу оруженосцами. Медленно повел ладонью над головою одного, другого, прикрыл глаза, прислушиваясь к чародейству, окутавшему неподвижные тела…

Кожу щекотнул легкий холодок, пальцы словно льда коснулись…

А в следующий миг сердце прошил резкий удар боли — будто кинжал в грудь вонзили. А затем еще и провернули несколько раз, для надежности.

Царь покачнулся и рухнул на алый ковер, хватая ртом воздух, и чувствуя, что с каждым мигом дышать становится все труднее…

* * *

Маша не знала, сколько она простояла, прижавшись спиной к гладкой древесине двери. Открывать глаза и проверять, все ли вокруг в порядке, совершенно не хотелось.

Ну, подумаешь, лишний часик или два потеряет! Можно подумать, кого-то кроме нее самой это волнует!

Все происходящее могло иметь только два объяснения. Дурацкое: магия и колдовство. И более вероятностное: вегето-сосудистая дистония, гипотония, повреждение отделов ЦНС. Выбирай, что предпочитаешь!

Орловой, честно говоря, не нравилось ни первое, ни второе, ни третье. Тут можно, конечно, успокоить себя, что все дело в банальном переутомлении, но опять же — с чего бы это? Ночных дежурств нет, все тихо и спокойно… Если, разумеется, не считать внезапное перемещение в параллельно-перпендикулярный мир. Но опять же, разве это причина падать в обморок?

К счастью, приступ повторяться не собирался — что не могло не радовать.

Кощеева невеста медленно открыла глаза, убедилась, что в обморок она вроде бы в очередной раз не скатывается — и лишь после этого решилась отодвинуться от плотно закрытой двери и оглядеться по сторонам.

Терем Маша, видимо, выбрала правильный. Пусть все освещение состояло из двух десятков свечей, но разглядеть, где полонянка сейчас находится, можно было. По крайней мере, эти хоромы и расписаны был ярче, чем те, в которых поселили пленницу, и ткани на стенах поцветастее, и занавески на окнах посимпатичнее.

Пожалуй, пора было брать себя в руки и отправляться искать жениха.

Странное у них в Нави сватовство получается — за прошедшие полтора дня этот самый Кощей ей и пары слов добрых не сказал, а сам туда же, в мужья набивается.

Вот передумает Маша, откажется замуж выходить, будет Кощей знать!

Правда, тут есть небольшая проблемка. У всех похищенных Василис, гордо топающих ножкой и заявляющих: "Не пойду я за тебя замуж!" на примете обязательно какой-нибудь царевич имелся. А те, у кого никого не было — лягушками прыгали… Триста лет в "Царевне-лягушке" было, кажется?

Ладно, пора отбросить нехорошие мысли — в конце концов, это ведь всего лишь сказки! — и попытаться-таки спокойно поговорить с Кощеем.

И вот кстати умная мысль в голову пришла — голова кружиться начинает, когда Маша на улице вечером одна находится. Значит, после разговора надо будет попросить, чтобы ее обязательно проводили…

Женщина толкнула дверь, ведущую в следующую комнату… И пораженно охнула:

— Os baculum!

Ругаться, надо сказать, было на что.

Вероятней всего, комната была столовой — по крайней мере, на это намекал щедро уставленный стол, стоявший в глубине помещения. Правда, в нормальной столовой не должны вповалку лежать люди: зеленокожий остроухий парнишка, напоминающий фентезийного эльфа, упал прям рядом со столом, вцепившись обеими руками в край шитой петухами скатерти, мужчина с песьей головой повалился возле двери, выронив ковш — напиток неопрятной лужей растекся рядом, — заросшее с головы до пят бурой шерстью существо рухнуло на ковер, не выпустив из рук огромное блюдо — слетевший с него запечённый гусь ускакал в дальний угол…

Упавших было много, человек десять, не меньше.

Маша рухнула на колени рядом с ближайшим: одетым в алый кафтан хрупким мальчиком лет десяти на вид, — коснулась пальцами шеи, нащупывая пульс…

Ребенок, прижимающий к груди миску, до краев наполненную гречневой кашей, сонно захныкал и дернул ногой.

И пульс у него, кстати, был вполне ровный, нормального наполнения.

Получается, он… спит?!

По коже от запястья до локтя словно ледяными иголочками пробежали.

Маша досадливо поморщилась, отгоняя неприятное ощущение и потянулась рукою к соседу.

А у того даже пульс щупать не пришлось. Мужчина с синей, слегка блестящей, словно свежей краской облитой, кожей, мотнул головой и громко всхрапнул.

Да что за чертовщина здесь творится?!

Спят все, получается?! В еду снотворного подмешали, что ли?..

Или это не они обедали, а только стол накрывали?..

Получается… Какая-то дрянь распылена в воздухе?!

А Маша спокойно этим дышит!

Женщина рванулась к узорчатому окну, рывком раздвинула шторы, толкнула тяжелые створки…

В комнату ворвался свежий ветер. С улицы послышалось насмешливое уханье совы…

* * *

Царский советник умчался из Навьгорода, едва солнце скрылось за горизонтом.

Сегодня перелететь Пучай-реку было легче. Создавалось впечатление, что обычно тугой, горячий воздух, дрожащий над серыми волнами и способный обжечь даже существо, созданное из пламени, нынче подостыл и стал даже как-то полегче, что ли…

Умрун уже ждал на противоположном берегу, нетерпеливо постукивая носком тяжелого черного сапога, выглядывающего из-под подола балахона.

— Ты сегодня рано, советник, — шелестнул ничего не выражающий голос. Тот же, что и ранее, или Ниян опять нового переговорщика прислал? Леший его знает. Прежних посланников хоть различить можно было, а сейчас и не поймешь ничего…

— Так какая в том твоя печаль? — огрызнулся Змей. Каждое новое путешествие выматывало его, выпивало силы, и он не видел надобности в том, чтоб вести себя вежливо. — Наоборот, радоваться должен.

Из-под капюшона послышался каркающий смешок:

— Мне тоски с того никакой, советник, да только успел ли ты по дороге свою часть обещания выполнить? Каждую ночь ведь должен делать…

— Желаешь проверить, умрун? — по-волчьи ощерился Змей. — Так полетели, если способен! Смотри только, чтоб крылья, как Злодию, не припалило.

Голос его собеседника стал холоден и ядовит:

— Проверять твою часть договора царь Ниян будет. Сам знаешь — не исполнишь, не получишь своей награды.

Змей дернул уголком рта — правая половина лица оставалась неподвижна:

— Не надо мне угроз, отдавай, что положено.

Из темноты под низко надвинутым капюшоном послышался хриплый кашель — смех:

— Ох, нравишься ты мне советник, нравишься… Сам бы тебя в услужение взял, будь на то царская воля…

— Говори, да не заговаривайся, падаль! — огрызнулся мужчина. — Отдавай, что положено!

Костлявая рука вытащила из рукава небольшую темную калиту, ловко перекинула ее советнику.

Тот поймал дар на лету, взвесил на ладони, и не глядя, не развязывая, сунул за пазуху. Смотреть, все ли на месте, не было смысла — даже через тонкую ткань чувствовался жар, идущий от содержимого кошеля. Пусть и пламени-то на самом деле не было, и зажечься ничего не могло, но калита почти реально жгла кожу, показывая, что то, что в ней, слишком чуждо для Пекла, не принадлежит ему… А пересечешь границу меж мирами, попадешь в Навьгород — и наоборот, все остынет, инеем будет кожу холодить…

— Последний дар царя Нияна ждет тебя завтра, советник, помни об этом, — шелестнул едва слышный голос.

На плечо умруну мягко опустилась сова, и тот ласково, даже нежно пощекотал птицу костлявым пальцем по брюшку: — Вернулась, красавица…

Змею и возвращаться-то уже можно было, награду он получил, но что-то заставляло его оставаться на месте:

— Что-то часто она у тебя летает.

— На мышей охотится, — хихикнул умрун.

— В Пекле?

— Значит, на мертвых мышей. У нас ведь других нет… Живая душа сюда редко заглянет, по важному делу только… Вот как ты, советник, — умрун, видно, никак не мог спокойно говорить, обязательно надо было Огненного Змея ужалить.

Советник, может и сказал что в ответ: на языке крутились ядовитые слова, но калита за пазухой жгла все сильнее…

— Почему сегодня больше? — когда идешь на сговор с Нияном и его прихлебателями, надо загодя все знать.

— Прости, советник? — в голосе умруна скользнули удивленные нотки.

— Вчера меньше было.

— Вчера меньше, — согласился посланник Пекленеца. — Сегодня больше, долг отдаем. Завтра окончательно рассчитаемся, коли ты свою часть сговора исполнишь, как полагается.

Змей на миг склонил голову, принимая ответ, и взмыл в небо огненным всполохом. Больше ему обсуждать было нечего.

* * *

Маша беспомощно оглянулась на лежащих на полу людей. Будь они без сознания — ясно было бы что делать. А теперь? Когда все спят?

И кому понадобилось в столовой слуг усыплять? Что здесь вообще творится?

Или может, усыпили не только в столовой? Что, если эту снотворную дрянь распылили по всему терему?

А самое противное — если даже здесь проветрилось, то в следующих комнатах, снотворный газ может оставаться. А у Маши не то, что противогаза, банальной повязки на лицо нет.

Значит, будем делать из подручных средств.

Подол сарафана рваться наотрез отказался. Ни у кого из спящих ножей при себе не было.

Маша уже была готова отчаяться, когда внезапно вспомнила, что на столе-то ножи должны быть! Тем более, что они, кажется, раньше периодически вилки замещали…

Орлова уже шагнула к накрытому столу, когда откуда-то из-за стены послышался странный звук. Женщина замерла, прислушиваясь, стараясь понять, что это.

Перезвон колокольчиков?

Или…Смех?

Что за бред…

Звук повторился. И теперь кощеева невеста окончательно поняла, что из-за стены, из глубины дома раздается женский смех: легкий, веселый, напоминающий перезвон хрустальных колокольчиков…

И от этого звука по коже почему-то продирал мороз…

Хотя Маша вроде бы и простывшей себя не чувствовала…

Женщина глубоко вздохнула и шагнула к двери, ведущей вглубь дома.

Другого варианта все равно не было…

Нет, конечно, можно было выскочить на улицу, позвать кого-нибудь оттуда — вон, кухарня сегодня утром и вчера вечером до отказа забита людьми была… Но опять же: достаточно было вспомнить темноту, наваливавшуюся удушливым одеялом — и всякое желание переступать порог терема тут же пропадало.

Лучше уж эту хохотушку выловить, взять ее под ручку и уговорить вместе заняться оказанием первой помощи пострадавшим. А там, глядишь, и царя найдем…

За дверью оказалась лестница, ведущая наверх. Окна в этом помещении тоже были, так что Маша тут же их распахнула — неизвестная смеющаяся дама пару минут подождать может, а проветрить, если в комнатах распылили снотворный газ, не помешает.

На втором этаже окна тоже пришлось открывать — перед дверью, ведущей в следующую комнату обнаружилось двое мирно спящих мужчин в белоснежных одеждах — их советник, кажется, рындами обзывал.

И повторившийся смех, кстати, явственно слышался из-за плотно закрытой двери.

Позвать кого бы то ни было, Маша не решилась — уж очень ей это хихиканье не нравилось, по нервам буквально било…

Прождав пару минут, чтоб проветрить комнату, женщина толкнула дверь, шагнула в следующее помещение… и замерла, пытаясь понять, что же она видит:

— Condylus occipitalis…

Комната была проходной — и у дальней двери неопрятными грудами валялось несколько тел: двое — в светлых кафтанах — и третье, едва заметное в плохо освещенном помещении — в темных одеждах. И вот именно возле этого, третьего, сейчас и находилась некая, стоявшая спиной к Маше, девица. Длинные светлые волосы незнакомки спадали до самой musculus gluteus maximus, а дальше были видны абсолютно голые ноги…

Незнакомка вновь хихикнула — хотя, казалось бы, какой повод для смеха? — и плавно, по кошачьи, опустилась на колени. Склонилась над неподвижно лежавшим телом в темных одеждах — длинные волосы свесились по бокам, на белоснежной коже спины проступили бугорки позвоночников…

Девушка опустилась еще ниже — целоваться полезла, что ли?

Рука мужчины судорожно дернулась, царапая синеватыми ногтями по полу…

— Простите, — не выдержала Маша. — А сейчас действительно есть необходимость искусственного дыхания рот в рот?

Незнакомка вздрогнула всем телом, не вставая, выпрямила спину, и медленно повернула голову на сто восемьдесят градусов, уставившись на Орлову.

Маша отступила на шаг:

— Девушка, вам бы к вертебрологу на прием записаться! — дрожащим голосом сообщила кощеева невеста.

Незнакомка медленно прикрыла глаза, словно соглашаясь, а когда открыла их: радужка, белки — все слилось в одно черное пятно.

— И к офтальмологу!

Девица резким прыжком взвилась на ноги, неуловимым, скользящим движением развернулась к Маше — голова хотя бы на место стала! — и, по-звериному ощерившись, зашипела.

— А оториноларинголог вас вообще без очереди примет!

Из глубины комнаты послышался сдавленный надрывный кашель. Лежавший до этого на полу без движения мужчина перекатился на бок, попытался сесть, и Маша, наконец, разглядела, что странная девица, сошедшая со страниц ужастиков Стивена Кинга, пыталась целоваться с ее вроде как будущим супругом.

— Чудесно! — мрачно прокомментировала не удержавшаяся Маша. — Еще замуж выйти не успела, а жениха уже отбивают!

Незнакомка медленно шагнула к ней…

…Кощей с трудом, опираясь на руки, сел. Грудь разрывалась от кашля. Каждый новый вздох отдавался новым ударом боли, а к горлу подкатывала тошнота.

Мужчина мотнул головой, отгоняя очередной приступ боли, резкой волной ударившийся в виски, с трудом разомкнул веки…

Зазовка.

Она вновь была здесь. Плавно, неторопливо шагала вперед, уверовав в собственную безнаказанность. Длинные волосы облаком окутывали нагое тело, светящееся жемчужным блеском. Короткий резкий жест — и ногти на левой руке вытянулись, превратившись в острые звериные когти. А в глубине комнаты стояла, вжавшись в дверь, и не отводя испуганного взгляда от приближающегося чудовища, царевна из Яви…

Борясь с накатывающей дурнотой, мужчина сжал зубы… Железная корона без украшений и драгоценных камней сдавила виски, загоняя огненные иглы в голову, и тошнота ускользнула, ядовитой змеей свернувшись под ложечкой. Пальцы нащупали крестовину возникшего из воздуха меча с пламенеющим клинком.

Он царь. Правитель Нави. И ни одна тварь не посмеет преступить его волю, пойти против него…

Холодный металл, созданный мощью Триглава, казалось, даровал силы, отогнал темноту, клубящуюся перед глазами.

Времени на то, чтоб размышлять не было.

Встать. Шагнуть вперед. Взмахнуть мечом…

Но за миг до того, как отточенное лезвие снесло голову зазовке, отважившейся напасть на правителя, та что-то почувствовала. Метнулась в сторону, рухнула на бок, резко перевернулась на спину… Попятилась, не вставая, и низко, утробно, по-звериному рыча… Вжалась спиною в стену… И провалилась сквозь нее.

Мужчина рванулся вперед — пока не прошло целительное действие меча — одним рывком отодвинул в сторону невесту, распахнул дверь… Комната с лестницей была пуста… Зазовка опять умудрилась сбежать…

…Маша обессиленно сползла лопатками по стене и плюхнулась на пол. По большому счету, это помещение тоже требовалось проветрить: здесь не то, что снотворный, галлюциногенный газ распылили, судя по поведению девицы, прогуливающейся дезабилье. Впрочем, учитывая, что Орлова это все прекрасно видела — смысла открывать окна уже не было: все равно уже нанюхалась.

Кощей вернулся в переднюю, покосился на сидящую на полу царевну — вот как она каждый раз умудряется сбегать из своей комнаты? Или охранника умудрилась убрать? — и, не придумав ничего лучше, сел на пол рядом с пленницей. Покосился на меч, который все еще сжимал в руке и медленно разжал пальцы. Клинок растаял в воздухе раньше, чем коснулся пола.

У дальней двери сонно шевелились рынды — никак, просыпаются? Значит, чары слабеют… На память вдруг пришел задремавший ведогонь… Постельничий ведь тоже обязан всю ночь не спать, сторожить покой царя… Получается, его вчера тоже заколдовали?

Пальцы вновь кольнули ледяные иглы, стоило только попытаться вспомнить о зазовке, второй раз посещающей по ночам… Мужчина мотнул головой, отгоняя наваждение. Не хватало только сызнова под чары попасть!

Хорошо хоть царский венец сил придает, без него точно бы не справился.

И без помощи царевны.

Если бы та зазовку не отвлекала — леший его знает, чтоб еще могло приключиться!

Мужчина медленно повернул голову, встретился взглядом с карими глазами царевны и тихо выдохнул:

— Спасибо.

У Маши почему-то губы сами начали в улыбке расплываться, аж уголок рта задергался — женщина с трудом удержала серьезное выражение лица и вздохнула:

— Всегда пожалуйста, — и не удержалась-таки: — Если вдруг еще любовницы полезут, зови. Сковородку всегда найду, — меньше всего увиденное походило на любовную интрижку, но язык, как говорится, без костей…

Кощей даже не понял сперва:

— Зачем сковородку?!

— По голове бить, — терпеливо объяснила Орлова. — Главное — чтоб чугунная была, а то от тефалевой ни толка, ни радости… По голове ударишь — даже нормального сотрясения не получится.

Царь опустил голову, пряча смешок, закусил губу:

— Хорошо, обязательно кликну.

Маша устало протерла глаза и попыталась встать:

— Так. Пора помочь остальным пострадавшим.

Кощей перехватил царевну за тонкое запястье:

— Рынды сами скоро проснутся.

Ахмыл Баженович глаза сразу открыл, а тут, судя по всему, чары были сильнее, раз даже не одного человека задели — получается, через час, самое большее глаза откроют.

Маша покосилась на лежавших на полу людей: ответственность требовала бросить все и заняться своими непосредственными обязанностями — посмотреть, действительно ли люди спят, попытаться их все-таки разбудить, — а усталость, навалившаяся после исчезновения сумасшедшей эксгибиционистки, разумно советовала махнуть на все рукой и спокойненько посидеть в уголочке — в конце концов, местным лучше знать.

Ответственность победила:

— Но… Нужно помочь… Попытаться разбудить… — Маша говорила и сама хотела, чтоб ей возразили.

— Это чары, — вздохнул Кощей. — Их навели, чтобы на меня напасть…

О том, что его самого колдовство зазовки и вовсе коснуться не должно было — Навь охраняет своего правителя, не дает посягнуть на него — мужчина не стал говорить. Слишком уж много всего неправильного творится. И именно с тех пор, как царевна из Яви похищена была…

— А… — Маша замерла, не зная, как правильно сформулировать фразу. — Там… Внизу… Тоже спят.

— Тоже проснутся, — вздохнул Кощей. Железная корона, тяжелым обручем сдавливавшая голову, потихоньку начала ослабевать. Прошла боль, вонзающаяся в виски острыми иглами. Туман, клубившийся перед глазами, почти рассеялся…

И царя вдруг посетила изумительная мысль.

Тут надо быть честным. Видимо, все еще сказывались чары зазовки, или по голове слишком сильно дали… При других обстоятельствах Кощею бы и в голову это не пришло, но…

Все беды в Нави начались после того, как сюда попала царевна. Так может, просто ее вернуть? Отправить домой, забыть, что она и вовсе здесь была… А если уж на ком-то жениться все же надо, так можно, когда с бедами разберешься, другую, нормальную царевну найти. С косой.

Идея была просто чудесной.

Правда, Змей, что-то, кажется, говорил про то, что вернуть нельзя… Или не говорил? Или он про то, что ее зачаровать нельзя, сказывал? Или про то, что спрашивать после заката не стоит?..

О чем-то он предупреждал, о чем-то рассказывал советник…

Кощей мотнул головой. Если так и дальше вспоминать — он точно никогда ни на что не осмелится.

Да, царевна его спасла, и за это надо быть ей благодарной. Но ведь и проблемы-то начались после ее появления! А если она невзгоды в Навь и привела?

Решаться надо было чем скорее, тем лучше. Определяться, в конце концов, что делать. То ли в терем царевну гнать, то ли домой действительно вернуть…

— А…

О чем пленница хотела спросить, мужчина так и не узнал. Вскинул глаза на царевну и резко спросил:

— Ты домой хочешь?

Да, точно. Советник предупреждал, что ночью замуж звать нельзя. Так он ведь и не зовет…

Маша так и замерла с открытым ртом, не зная, что ответить. Это ведь не руку и сердце предлагают, чтоб сразу "да" кричать…

— Хочу, — согласилась она. — Мне кота покормить надо и…

Договорить ей не дали.

Кощей резко поднялся. Длинные пальцы еще сильнее сжали запястье царевны, и Маша почувствовала, как мир вновь закружился перед глазами…

Если бы не треволнения последних дней, царь бы и не задумался сейчас полонянку домой возвращать: хотя бы потому, что к вечеру он и без всех произошедших хлопот был вымотан, — но после того, что произошло, голова соображала туговато, так что столь быстро мужчина колдовал еще и потому, что боялся, что уже через несколько мгновений передумает, не захочет силы тратить.

Маша покачнулась, оперлась ладонью о стену… Но вместо гладких тканей под пальцами вдруг оказалась шершавая штукатурка… А когда головокружение прошло, Орлова поняла, что она стоит в знакомом подъезде…

— Ой…

Кощею это перемещение тоже, почему-то, удалось сложнее, чем предыдущее. В ушах появился неприятный звон, а во рту ощущался привкус металла.

Мужчина мотнул головой, пытаясь понять, куда в Яви его выбросило, оглянулся по сторонам… Узкий коридор, известка на стенах, бледный свет откуда-то сверху, деревянная дверь впереди…

Но, по крайней мере, царевна не испугалась перемещения, а значит, попала куда нужно, можно спокойно оставить ее здесь, а самому отправляться в Навь.

Тонкие пальцы легли на предплечье:

— Пошли, — Маша запнулась, не зная, как правильно обращаться. С одной стороны — жених родной, с другой — царь самый, что ни на есть, настоящий… Вспомнила, как обращался советник и повторила: — пойдем, мой царь, — в голосе царевны проскользнула усмешка, — я тебе свою квартиру покажу.

— Что? — он бросил на нее непонимающий взгляд.

— Или ты в подъезде куковать будешь, пока я родителям позвоню и кота накормлю?

Кощей вообще здесь оставаться не собирался, а уж тем более "куковать", но в ушах все еще стоял неприятный шум…

До рассвета еще есть время. Можно немного отдохнуть, посмотреть на Явь и уже потом, оставив здесь царевну, вернуться к делам.

Ключи в сумке пришлось искать минут пять: Кощей уже решил, что ничего не получается, и ему можно спокойно возвращаться домой. Наконец, дверь отворилась, и на лестничную клетку выглянула любопытствующая черно-белая кошачья морда. Маша присела на корточки, ласково погладила кота:

— Привет, Маркиз. Живой? Соскучился?

Кот согласно муркнул, чуть повернул голову, увидел Кощея… Желтые глаза испуганно расширились, зверь начал пятиться задом…

Длинные пальцы вцепились в загривок коту, вздернули наверх:

— Ты что здесь делаешь?!

Маша повисла на руке у Кощея:

— Пусти! Ты что?! — о том, что ей надо как-то там вежливо обращаться, женщина совершенно забыла.

— Пусти-пусти-пусти! — согласно завопил кот, жалобно перебирая лапами в воздухе. — Я хороший!

Орлова так и замерла.

Он — разговаривает?!

На лестничную площадку выглянула соседка:

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска и скачивания книг

Книжный Бот

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник