Маньчжурия. 1945

Глава 2

Мой путь лежал в Карлхорст – вскоре после успешно выполненного задания по уничтожению вервольфов я получил приказ явиться в бывшее саперное училище вермахта. Правда, теперь оно уже как два месяца занято нашими войсками, став штабом 5-й ударной армии. И именно здесь в ночь с восьмого на девятое мая генерал-фельдмаршал Кейтель, генерал-адмирал фон Фридебург и генерал-полковник Штумпф (те еще сволочи!) подписали Акт о безоговорочной капитуляции германских вооруженных сил. Акт, положивший официальный конец Великой Отечественной войне в Европе… От нашего командования капитуляцию принял маршал Жуков, от союзников – маршал британских ВВС Теддер. В качестве свидетелей Акт подписали также американский генерал Спаатс и французский генерал Латр де Тассиньи (да-да, и французы тоже). Позже рассказывали, что Кейтель, подписывая капитуляцию, аж монокль уронил, увидев Тассиньи, и в недоумении спросил у Георгия Константиновича: «Что, эти тоже нас победили?».

Я улыбнулся своим мыслям.

Да, изумление Кейтеля понятно, но стоит признать, что среди французов тоже были свои герои и смельчаки. Один не сдавшийся де Голль, возглавивший сопротивление, чего стоит! А эскадрилья Нормандия-Неман, воевавшая на Восточном фронте? Хотя, конечно, в основной своей массе французы довольно легко покорились немцам, хоть и говорят, что в первые дни летней кампании сорокового они дрались крепко.

Ладно, пусть будут в числе победителей, нам не жалко. Особенно, когда наверняка знаешь, что лощеный немецкий фельдмаршал уже ждет справедливого суда! И суд этот будет не только справедлив, но и суров – воздастся нацистам за все, что эти сволочи творили на советской земле…

Настроение тут же испортилось. Вспомнились разоренные немцами деревни и хутора, от которых остались лишь черные, все в саже, печи да развалины городов… Аж зубы заскрипели!

– Здравия желаю, товарищ капитан!

От неожиданно раздавшегося справа оклика я непроизвольно дернулся, а рука сама собой легла на кобуру.

– Да ты меня еще пристрели, Василий, для полной радости, – развел руками майор с черным ромбом со скрещенными золотыми пушками выше локтя. С ним следовали трое таких же молодцев.

– Димка! – я с радостью обнял боевого товарища.

С этим двухметровым блондином с голубыми глазами (мечта геббельсовской пропаганды) мы познакомились при штурмах Кюстринского плацдарма. Это было сильно… Переправы на левый берег Одера под непрекращающимся огнем. Постоянные атаки с Горгаста, Альт-Тухебанда, Хатенова, Подельцига. Димка виртуозно жег немецкие панцеры из «зверобоев» БС-3 калибра 100 миллиметров! Да-да, «зверобои» это не только наши прославленные в боях с «тиграми» и «пантерами» самоходки СУ-152 и ИСУ-152, но и БС-3, хотя в войсках про них известно не столь и много… Но «кошек» Дима гасил на моих глазах, едва ли не на предельной дальности досягаемости – хваленые немецкие панцеры Т-5 и Т-6 не успевали даже выстрелить в сторону батареи! Потом, правда, уже мы выручили славных иптаповцев – тогда на батарею неожиданно вышли фальширмегеря, но, по счастливой случайности, моя группа оказалась рядом и встретила врага фланкирующим огнем… Ну а потом был Берлин.

– Ты как, разведка?! – хлопал меня по спине товарищ. – Так, вы идите, я догоню! – кивнул майор своим людям. Те, улыбаясь, козырнули, все понимая.

– Слышал про Эрастовича?

Улыбка сошла с лица майора.

– Кто ж не слышал.

– Ну вот, считай, поквитались за командира.

Товарищ молча кивнул и крепко сжал руку:

– Поклон тебе от всего сердца, Василий… Уж не в штаб ли на награждение собрался? Первый раз тебя в чистом вижу – в аккурат твой радист-сердцеед! Неужто, героя дадут? Или с Любовью Орловой познакомят? – снова улыбнулся истребитель танков.

– Да жди у моря погоды, – отмахнулся я. – Кто ж мне сирому да убогому такую честь-то окажет? А Орлова не в моем вкусе. Я больше по брюнеткам… Друг мой, даже не знаю, зачем иду. Приказ дан – приказ будет исполнен. Прибыть – значит прибыть.

Друг понимающе улыбнулся.

– Твоя-то гвардейская как?

4-я гвардейская истребительно-противотанковая артиллерийская Речицко-Радомская Краснознаменная орденов Суворова, Кутузова и Богдана Хмельницкого бригада пусть и была создана в середине войны, но успела овеять себя неувядаемой славой. Бойцы бригады прошли тяжелые бои на самых сложных участках фронта от Курска до Берлина.

– Жива родимая. Вот недавно второе Красное знамя повесили.

– Чего ж тебе-то не повесили? – хохотнул я.

– А у меня та же болезнь, что и у тебя. Далеко не всем в штабе нравятся самостоятельные и независимые командиры, берегущие жизни бойцов в ущерб скорости выполнения приказов. Так что представления легли под сукно, и всех наград – «Красная звезда», как у тебя, да «Отвага». Ну а что, синий мне к лицу! И на том спасибо, – широко улыбался майор. – Хотя и обещают еще награды…

– Да мне тоже обещают! – уже в голос расхохотался я. – Но лучше бы домой отпустили. Устал я, Дима.

– Вот уж правда-истина, Вася. Но покой нам только снится… Может, выпьем немного за встречу? У нас трофеи м-м-м… Закачаешься!

Майор улыбнулся еще шире, но я отрицательно мотнул головой:

– Да куда там! В штаб с запахом? Это уж слишком.

– Так не сейчас же. Как отделаешься. – Дима настроен решительно. – Вспомним дорожки боевые, за товарищей поднимем. У меня и коньячок французский припрятан для такого момента и консервированные сардины, и сыр с плесенью. Гадость, конечно, редкостная, но под коньяк как милая заходит! Да, буржуйство, но чуток побаловать себя можно, когда еще доведется попробовать?

– Ну, смотри. Зачем и насколько меня вызывают, не знаю. Может, лучше я сам к тебе заскочу?

– А давай, – легко согласился товарищ. – Я тут недалеко совсем расквартировался на Хохвальдштрассе. Домов там немного, узнаешь. И хозяйка у меня. Ба-а-а! Закачаешься… Короче, найдешь. С твоим-то немецким ты тут как рыба в воде! А мне пока в ту сторону. – Он показал прямо.

Майор изучал английский, потому как при маме, учительнице английского языка, вариантов у него было немного. Впрочем, эти знания, совершенно бесполезные на фронте, оказались весьма кстати при встрече с союзниками.

Я посмотрел на часы. 13:45.

– Тогда увидимся, Дмитрий, – я протянул ему руку.

Тот заключил меня в медвежьи объятья.

– Не соглашайся на штабную работу, Василий. Все они там… – он многозначительно покачал головой.

– Ни в коем случае. Если что – дам весточку, ударишь прямой наводкой в стену, через нее и утеку! – засмеялся я.

– Так и сделаю, – махнул рукой уходящий товарищ.

Настроение стремительно улучшилось, я весело козырнул приближающемуся патрулю.

– Ваши документы! – улыбнулся капитан с красной повязкой.

Я протянул бумаги. Порядок есть порядок.

Нужно обязательно наведаться к другу. Не так много их осталось к сорок пятому…

Вокруг зеленеют деревья, оставшийся после боев строительный мусор уже практически разобран, не говоря уже о телах погибших, подбитой технике и оружии. Наши бойцы помогают жителям Берлина в восстановлении города, который совсем недавно скалил клыки, а теперь распластался побитой собакой. Вот и со стен уже исчезла последняя мантра рейха, надпись: «Берлин останется немецким»…

Общее снабжение продовольствием налажено весьма неплохо – уверен, что куда лучше, чем в разграбленном нацистами советском тылу! На жителя Берлина в неделю выделяется до трех килограммов хлеба, пятьсот граммов мяса, почти полтора килограмма сахара, триста пятьдесят граммов натурального кофе, а также овощи и молочные продукты. В отличие от союзников у нас нет разделения по тяжести труда, продовольствием обеспечиваются самые разные категории берлинцев: рабочие, служащие, дети, деятели науки, медицины, культуры, врачи, учителя, больные и иждивенцы… Детям даже молоко выдается…

И, наоборот, из надежных источников я слышал, что дружелюбные «союзнички» получили приказ, согласно которому запрещается оказывать помощь голодным немцам, особенно продовольствием. Американским солдатам в оккупированной Германии приказано ни в коем случае не оставлять остатки еды жителям городов и деревень, а также немецкой домашней прислуге, где были расквартированы янки. Все остатки продовольствия должны быть уничтожены или приведены в несъедобное состояние! Вот она, философия капиталистического наказания… А немцев еще пугали коммунистами – мол, едят детей и стариков! Только вышло совсем иначе.

Я улыбнулся своим мыслям.

Благодаря Берзарину, царство ему небесное, Берлин ожил. Начали работу и Народный оперный театр, и симфонический оркестр филармонии. Открыл свои двери драматический театр… Очень радуют наших бойцов десятки кабаре и варьете, в отличие от командования, которое крайне критически относится к откровенности некоторых номеров. Понятное дело, что только благодаря изящным женским ножкам наши солдаты и идут на представления в тесные, прокуренные помещения!

Впрочем, скорее всего командование больше беспокоит, что делать с беременными немками и их будущими детками, кои обязательно появятся после чуть более «тесного» общения местных женщин с советскими бойцами… Нет, насчет изнасилований строго, личный состав предупрежден о трибунале. И хотя отдельные случаи имеют место быть, но именно что отдельные. В основном же немки вполне себе охотно вступают в близость с нашими парнями. Причины у всех свои: от искренней симпатии до страха, взвинченного германской пропагандой, а также женской благодарности за помощь и лишнюю пайку… Я и сам заглядывался на парочку молоденьких фрау, даривших мне свои улыбки, но как-то пока не до амурных приключений. Хотя с моим знанием немецкого вполне можно договориться сходить вместе в кино, а уж там…

Кстати, кинотеатры работают уже вовсю. К моему удивлению, сегодня чуть ли не на каждой улице висят плакаты и афиши с художественными и документальными фильмами. Есть актуальные и печальные: «Знамя Победы водружено над Берлином», «Первомайский парад в Москве», «Вена снова свободна», «Майданек», «Освенцим». Но люди устали от войны так, что и среди наших солдат и местных жителей большой популярностью пользуются советские кинокомедии «Волга-Волга», «Сердца четырех», «Музыкальная история», а также немецкий фильм «Шведский соловей».

Засмотревшись на очередную фрау – высокую статную брюнетку, баварку, судя по внешности, – я и не заметил, как оказался у КПП перед резиденцией маршала Жукова.

– Здравия желаю, товарищ капитан. Ваш пропуск! – четко отрапортовал сержант в наглаженной форме.

Я хотел уж было сказать, что пропуска мне так и не выписали, но тут позади раздался знакомый голос:

– Товарищу капитану не сюда.

Я обернулся. Позади меня замер подполковник Фролов, всего неделю назад поставивший мне задачу ликвидировать банду оборотней и захватить документы.

– Прошу прощения! – козырнул я.

– Хорошего дня, товарищи офицеры! – браво козырнул сержант.

Метров сто мы шли молча. В голове роились мысли. Все они были мрачными. Явно не награждать будут. Зря только парадку надевал.

– Ты ведь знаешь, что грядет война с Японией? – начал подполковник.

В желудке противно закрутило. Приехали.

– Догадываюсь, Леонид Михайлович.

– Что скажешь об этом?

– Мы обязаны помочь союзникам. Разбить японских империалистов, – выдал я дежурные фразы.

– По политической подготовке пятерка. А сам-то что думаешь?

– При всем уважении, товарищ полковник, я думаю, что вам нужно говорить прямо. – Похоже, я не смог скрыть своего раздражения. Язык мой – враг мой…

– А говорить нечего, капитан. Тебя с твоими бойцами перебрасывают в ведение Приморского фронта.

К горлу подкатил ком. И вот как это сказать ребятам, которые уже одной ногой себя дома представляют?

– Молчишь? Недоволен? – заглянул мне в глаза Фролов.

– Простите за дерзость, товарищ полковник, а местных сил недостаточно?

– Нет, капитан. На наших восточных границах сейчас сосредоточена почти миллионная группировка японцев – отборные, лучшие войска. Сам понимаешь, что после Хасана и Халхин-Гола терпеть у себя под боком такую угрозу товарищ Сталин не намерен… Но о больших планах пусть на месте разбираются, сам все увидишь и узнаешь. У вас же будет особая задача.

– Так я же простой разведчик!

– Нет, – раздраженно отмахнулся подполковник. – Далеко не простой, мой дорогой. Без малого два года на фронте: рядовым бойцом разведвзвода, затем его командиром, затем дивизионная разведрота и диверсионное отделение… Сколько у тебя переходов за линию фронта, поди и счет потерял? Нет, капитан, у меня на людей чуйка! Вот и журнальчики вы добыли очень-очень важные. Да и сам ведь видел в них японские иероглифы, верно?

Я промолчал.

А что говорить? Ни для кого не секрет, что в сороковом году Япония заключила пакт с Германией и Италией, после чего расчехлила все свои милитаристские ресурсы и вторглась во французский Индокитай. Вишисты, уже подмахнувшие немцам, попытались рыпнуться, но их быстро угомонили, и поставки через Индокитай в Китай прекратились. Китай же оказался совершено беззащитен и изолирован со всех направлений, кроме Бирмы… Но это официально, а неофициально там уже три года шла Японо-китайская война, по своей жестокости даже превосходящая германское вторжение в СССР! По отношению к местному населению японцами применялась тактика тотального террора. Эти нелюди совершали массовые убийства гражданского населения, не говоря уже про изнасилования и мародерства… Мало того, японцы еще и имели совесть отрицать подобное, хотя, к примеру, тот же Нанкин стал нарицательным понятием вроде Бабьего Яра. Но на Хасане и на Халхин-Голе самураям вломили так крепко, что, выбирая направление очередного удара, японцы так и не решились напасть на СССР даже зимой 1941-го, когда РККА была на пределе… А потом удар по Перл-Харбор и сравнительно вялая (относительно боев на Восточном фронте) война на Тихом океане.

Зато «союзнички» наконец-то проснулись и оторвались от увлекательной схватки большевиков и нацистов, по результатам которой, как по мне, они готовились добить победителя! Ну, правильно, мы для них были чумой – неважно, красной или коричневой…

– Ты же знаешь, что наши военспецы там с тридцать седьмого. Про Хасан и Халхин-Гол напоминать, думаю, вовсе не стоит. Так вот, Китай – это область наших интересов. Коммунистическая партия там очень сильна. Потсдам ни при чем. Мы должны стать для Китая спасителями и хорошими товарищами. Раньше мандарины в рот Западу заглядывали, а теперь вон оно как повернулось…. Американцы до сих пор самураев додавить не могут на островах! Что уж говорить про саму Японию и оккупированный Китай. Тут наш выход. Это сыграет и здесь, – подполковник указал себе под ноги.

Про Хасан действительно напоминать не стоило, Серега-связист как раз тогда и принял боевое крещение… Правда, все его рассказы сводятся к тому, что японцы смелы, жестоки и отчаянны, но бить их можно. А вот про Китай это что-то новенькое. Значит, местные коммунисты набирают силу? Но мы-то тут при чем?

– А конкретно мы там зачем? – я озвучил свои мысли.

– При том, что у вас опыта сейчас больше, чем у любых разведгрупп во Владивостоке и Хабаровске вместе взятых. Люди-то у них есть, но вот имеющих богатый боевой опыт, подобно твоему, – уже нет. Так что именно твоя группа, капитан, как по мне, как раз и подходит для задания… Задания, к слову, весьма деликатного.

Мы остановились у черной командирской «эмки» ГАЗ М-1.

– Садитесь, товарищ капитан. Теперь поедем конкретно разговаривать.

Я опасливо оглянулся. Как-то это все не по мне… Но делать нечего.

– Есть! – козырнул я, садясь на заднее сиденье «воронка», прямо-таки физически ощущая, как отпуск и демобилизация проходят мимо…

– Да ты это оставь. Давай теперь по-свойски, в неформальной обстановке.

«Эмка» начала движение. Мимо проплывают остовы разрушенных зданий, в которых еще совсем недавно готовили засады штурмовые группы СС с фаустами и пулеметами или держали оборону ополченцы из фольксштурма… Теперь же женщины в красивых платьях по цепочке передают друг другу ведра с битым кирпичом и деревяшками. Старики набирают воду из колонок, неподалеку играют дети.

– Диспозиция такая… – начал Леонид Михайлович.

Ему действительно идет это имя. Подполковник, скорее, похож на университетского профессора, чем на разведчика: усы и бородка клинышком, круглые очки. Как брат Ковпака – ни дать ни взять!

– Вы будете прикомандированы к разведке Первой армии Дальневосточного фронта. Там все уже в курсе. Да и твой связист успел повоевать с самураями в ее составе, – улыбнулся Фролов. – Ваша задача помочь разведке в начале наступления, но это лишь приведет вас к настоящей задаче. Наши агенты в Муданьцзяне и Харбине сообщают о том, что у японцев на территории Китая есть лаборатория, где разрабатывают химическое оружие. Недалеко от Харбина есть целая крепость, где специальный отряд японских вооруженных сил до сих пор занимается исследованиями в области биологического оружия. Опыты эти твари производят на живых людях: в основном китайцах, но есть и русские из пленных и бывших, что в Харбине.

Я глубоко вздохнул, обратив внимание, что едем мы по кругу. Еще в глаза бросилось, что на уцелевших деревьях наливаются соком вишни. Вот скоро детворе будет раздолье…

Между тем Леонид Михайлович продолжил:

– По нашей информации, подтвержденной захваченными тобой документами, в этом отряде также проводятся бесчеловечные опыты с бактериологическим оружием. И это самое опасное. И это и есть ваша цель. Сейчас, в преддверии советского наступления, японцы наверняка сворачивают свою деятельность и уничтожают все возможные улики. Но из донесений наших агентов четко ясно, что часть архивов будет спрятана для торга в случае быстрого прорыва Красной армии. А сомневаться в этом не приходится. Ваша задача взять хотя бы одного языка из этого отряда, по возможности – с документами. Работать будете с местными агентами, вас сведут с ними через местную резидентуру… Ну а потом и лично, как возьмем Харбин.

По тону подполковника понятно, что взятие Харбина вопрос решенный. Но я-то по своему опыту знаю, что как только заговорят о гарантированном успехе предстоящей боевой операции, то жди осложнений!

– И самое главное, – помрачнел Леонид Михайлович. – Эти крысы, скорее всего, захотят сдаться именно американцам. Этого вы допустить не должны, даже ценой уничтожения как цели, так и документов. Более подробно все объясню завтра. Пока все ясно?

– Неясно только, зачем вы меня в Карлхорст пригласили, – я потер свежевыбритый по случаю подбородок.

– Ничего, прошелся по городу при параде, глядишь, еще с какой-нибудь прехорошенькой фрау познакомишься, – улыбнулся подполковник.

Шутит, что ли? Или считает, что возможна утечка? Тогда многое становится понятным насчет разведгруппы, переводимой из Берлина аж на Дальний Восток. Если есть «крот», действующий в интересах американцев, желающих завладеть японскими архивами, многое становится понятным. Тогда неизвестная никому разведгруппа, одна из многих куда более достойных и очевидных кандидатов на выполнение ответственного задания, может действительно проскользнуть мимо «крота»…

– Ну вот мы и приехали. До завтра полностью свободны, товарищ капитан.

«Эмка» остановилась там же, откуда выезжала.

– Леонид Михайлович, а можно просьбу? – улыбнулся я.

– Конечно, – слегка удивленно ответил подполковник.

– До Хохвальдштрассе не подбросите?

С Димкой я все-таки попрощаюсь.