Маниту

I

День был холодным и бодрящим, как это часто случается в Коннектикуте, листья на деревьях пожелтели, а небо было чистым и нежно-голубым. Мой видавший виды и пропыленный «кантри сквайр» ехал, подпрыгивая на ухабах, по подъездной дороге дома Бодинов.

Осеннее солнце слепило, заставляя щуриться, хотя моя красная бейсболка была надвинута на самые глаза. В задней части автомобиля погромыхивали запчасти и другие причиндалы, а на пассажирском месте справа от меня, с аккуратно сложенными лапами и розовыми на просвет ушами, сидел мой верный кот Шелли.

Подъехав к парадному входу, я вышел из машины.

— Ты идешь? — спросил я у кота, но тот в ответ закрыл глаза с видом человека, симулирующего головную боль. Это означало, что, на его взгляд, на улице чертовски холодно и он уж лучше посидит в машине и послушает радио. «Вот ленивец!» — подумал я, пожелал ему не скучать и направился к дому мимо куч съежившихся и хрустящих листьев. Дом Бодинов был большим, в викторианском стиле. Он был построен на возвышенности неподалеку от поворота на Рут с шоссе номер 109, что на полпути от Нью-Милфорда к станции Вамингтон. Это была спокойная сельская местность, по большей части леса да небольшие деревушки, и сейчас, когда туристы и отдыхающие вернулись в Нью-Йорк, народу здесь было не больше, чем в старые колониальные времена. Близилась зима, и все потихоньку начали устраиваться поуютнее, чувствуя ее приближение.

Джимми Бодин сгребал листья на заднем дворе. Ему было около двадцати пяти лет, и он был на целых десять лет моложе меня. Вьющиеся светлые волосы, торчащие зубы и дополняющая комплект толстая шерстяная куртка, как у лесорубов, придавали ему сходство с персонажами одной из старых картин Нормана Рокуэлла.

— Здорово, Мейсон, — сказал Джимми и оперся на грабли.

— Как дела? — спросил я.

— Порядок. Сыровато сегодня, а?

Я потянул носом морозный, пахнущий дымом воздух.

— Да уж. В дом пустишь?

— Конечно. Элисон как раз поставила кофе.

Он прислонил грабли к перилам задней веранды, и мы прошли на кухню. Внутри было тепло, вкусно пахло, на вбитых в стену крючках висела медная утварь, а все подоконники были заставлены охлаждающимися пирогами. Элисон Бодин вынимала противень с очередным яблочным пирогом, щедро посыпанным корицей, и я утешился мыслью, что после смерти, наверное, мои мучения будут куда больше, чем когда я задыхаюсь от пирогов Элисон, занимаясь при этом любовью с Ракель Уэлш на матрасе с выпирающими пружинами.

Элисон на вид была старше, чем Джимми; вероятно, она пошла в мать. У нее были темные волосы, стянутые сзади в пучок, и узкое дружелюбное лицо с широко посаженными карими глазами. Она была небольшого роста и принадлежала к типу крошечных женщин, которых невозможно обнять за талию, не встав на колени. Иначе все время получается, что обнимаешь ее за шею.

— Как дела, Мейсон? — поздоровалась она и стала наливать кофе в большие керамические чашки.

Мы сели за старый, тяжелый кухонный стол и принялись есть пироги. Слабые лучи осеннего солнца с трудом пробивались в окна кухни.

— У вас какие-то проблемы с колодцем? — спросил я.

Джимми в этот момент ухитрился поймать кусок пирога, который развалился, когда он откусывал от него.

— Да, — кивнул он, подбирая крошки. — Сравнительно недавно. Последние два или три дня. Но я беспокоюсь, как бы не пришлось с ним повозиться зимой, когда земля подмерзнет.

— Да, ты правильно сделал, что позвонил, — сказал я ему, — а что конкретно не в порядке?

— Из крана, частенько вода идет странного цвета. Что-то вроде зеленовато-желтого. Цвет, конечно, слабый, вроде оттенка, да и на вкус ничего, но впечатление от такой воды не очень.

Элисон тоже кивнула.

— Я вроде как сомневаюсь, пользоваться ей или нет Слышала я всякое об утечках, химических удобрениях, они частенько попадают в водоснабжение.

— Вода становится чистой, если вентили оставлять открытыми?

Джимми кивнул.

— Да, если спустишь немного, минут десять — пятнадцать подержишь их открытыми.

— А что с накипью? Остаются разводы на посуде? Осадок остается?

— Нет, ничего такого. Просто вода подкрашенная.

Я потягивал кофе. На первый взгляд ничего серьезного не было. Существовало множество причин, которые могли повлиять на качество холодной воды. Почва, минералы, просачивание чего-нибудь сверху. Единственное, чего следовало бояться Бодинам, это попадания нечистот в подземный водный резервуар. Год был дождливым, и поэтому почва пропиталась влагой. Если уровень подземных вод был таким же высоким, как сейчас, они могли запросто залить чье-нибудь отхожее место, но вероятность этого была слишком мала. Из того, что я услышал от Бодинов, следовало, что, скорее всего, вода встретила на своем пути какой-нибудь минерал или что-нибудь растительного происхождения. Это и окрасило ее в столь странный цвет.

— Все, что я могу сделать, это взять пробу и отвезти ее в Нью-Милфорд, — сказал я им. — Если Дэн Керк сделает экспресс-анализ, я привезу результаты завтра в это же время. Помню, пару лет назад, в Кенте, старик повернул вентиль, а вода пошла цвета крови. Оказалось, в почве был калий, и нам пришлось просто углубить колодец на несколько футов.

Элисон слабо улыбнулась.

— Это, конечно, успокаивает. А я уж думала, вода отравлена.

— Но вы чувствовали себя нормально? — спросил я ее.

— Да, вполне. Никто не жаловался.

— Малыш Оливер в порядке?

— Да, все хорошо. Бодр, как обычно.

Допив кофе, я поднялся.

— Одолжите-ка мне стеклянную банку или что-нибудь в этом роде, если хотите, чтобы я взял пробу.

— Конечно, о чем речь, — сказала Элисон и принесла мне банку из буфета. Стащив еще один кусочек пирога с корицей и засунув его в рот, я последовал за Элисон туда, где она мыла посуду. Не удивительно, что на талию у меня не было и намека. Человеку нужно пробежать трусцой мили три, прежде чем сгорит один такой вот пирожок.

— Сначала я подумал, что это ржавчина из трубы, — сказал Джимми, когда мы собрались вокруг раковины.

— Правда? — сказал я в ответ, отряхивая с себя крошки пирога.

— Сначала казалось, что это самый логичный ответ, но потом, когда такая вода пошла из всех кранов, я подумал, что тут что-то другое. Я уже говорил, нет никакого осадка, да и ржавчины не заметно.

Я открыл кран. Сначала вода шла чистая, но немного погодя я заметил, что она начала слегка окрашиваться. Ничего ужасного, вроде цвета крови, как в Кенте, не было, всего лишь бледно-желтый, но неприятный оттенок. На первый взгляд вода походила на мочу. С торжественным видом я налил немного в банку и посмотрел воду на свет.

— Ну и что это, по-твоему? — спросил Джимми.

Я пожал плечами.

— Вроде бы ничего серьезного, по крайней мере, сейчас; похоже на какой-то минерал. В общем, достаточно чистая.

Я понюхал воду, но никакого особенного запаха не было. Я дал понюхать Джимми и Элисон. Джимми лишь пожал плечами, а Элисон, понюхав дважды, произнесла:

— Рыба.

— Что? — переспросил я.

— Может, я сошла с ума, но мне кажется, что вода пахнет рыбой.

Я еще раз поднес банку к носу и понюхал.

— Я ничего не чувствую, — сказал я ей, — а ты, Джимми?

Джимми попробовал еще раз, но отрицательно покачал головой.

— Мне кажется, ты выдумываешь, дорогая. И вообще, я надеюсь, в нашем колодце не водится рыба, во всяком случае пока не водилась, а?

Я надел на банку крышку и запихнул ее в карман своего каракулевого пальто.

— Что бы там ни было, Дэн Керк найдет это. Однажды он нашел отраву для насекомых, просачивавшуюся через слой известняка в подземный источник, который давал питьевую воду на расстоянии семи миль от этого места. Я хочу сказать, на исследовании питьевой воды он собаку съел.

— А ты кого съел на водопроводном деле, что тебя теперь не поймать?

Я ухмыльнулся.

— То, что меня поймать трудно, не означает, что поймать меня невозможно. Я много работаю, не так ли? В данный момент я должен был бы прокладывать отопительные трубы неподалеку от Харрисонов. Вы в курсе, что они меняют отопление?

— Сара говорила мне, — кивнула Элисон. — Сплетни посвежее нет?

— Парень Кацев вылетел из колледжа, если тебя это интересует.

Джимми удивленно поднял брови.

— Правда? Давид Кац?

— Это я тоже знала, — сказала Элисон. — Венди Птишан из Норвильского универмага рассказывала мне.

— Норвильский универмаг, — заметил я, когда мы возвращались через кухню на заднее крыльцо, — такое место, где утверждают, что если у них чего-нибудь нет, то вам это не нужно. Это касается и даже тех сплетен, которые рассказывают только шепотом.

На улице было слишком уж свежо, и я крепче натянул на голову свою бейсболку. Солнце уже скрылось за линией деревьев, окружив их верхушки ореолом оранжевого света. Изо рта шел пар, и мы потирали руки, чтобы сохранить тепло. Где-то в соседнем дворе залаяла собака.

— Я позвоню вам завтра, как только что-нибудь узнаю, — сказал я Джимми. — Но я не вижу здесь ничего серьезного, и вам не стоит беспокоиться. Вы ведь пили эту воду и до сих пор живы и едите пироги, поэтому, что бы это ни было, ничего страшного здесь нет.

— Тебе положить с собой выпечки? — спросила Элисон.

— Нет уж, спасибо. Я не хочу растолстеть. Недавно мне пришлось ползти вдоль труб с горячей водой, и я еле дополз. Не хочу умереть, проверяя трубы с горячей водой.

Джимми и Элисон прошли вместе со мной за угол дома.

— По крайней мере, это лучше, чем утонуть, — заметила Элисон.

— Утонуть? — спросил я. — А при чем здесь утопленники?

— Спроси у Джимми, — сказала Элисон. — Всю прошлую неделю ему снилось, что он тонет.

— Наверное, тебе не следует наполнять ванну до краев.

Джимми, похоже, смутился.

— Глупости, это просто один из тех снов.

— Каких это тех снов?

Джимми повернулся к Элисон.

— Зачем тебе нужно было все выбалтывать ему? — спросил он. — Просто дурацкий сон, ничего больше.

— Я большой специалист по снам, связанным с водой, — сказал я ему. — Давай выкладывай, я ведь водопроводчик и вдобавок кое-что смыслю в психологии. Кто лучше меня истолкует сон об утопленниках? И я скажу тебе, в чем твоя проблема: есть ли у тебя скрытая потребность отправиться вслед за «Титаником», усугубленная тем, что он затонул более шестидесяти пяти лет назад, или же, быть может, дело в том, что твоя мать слишком жидко разводила тебе детское питание, когда ты был маленьким, и ты страдаешь от окончательного разжижения.

Джимми засунул руки в карманы своей куртки лесоруба и пожал плечами.

— Просто один из этих дурацких снов, вот и все. Мне снится, что я под водой, какой-то чудной водой, и что я хочу выбраться и не могу.

— Это длинный сон?

— Не знаю, может, несколько секунд, но просыпаюсь я в холодном поту. В очень холодном. И все время такое чувство, будто проглотил много галлонов ледяной воды.

Я обошел свой «кантри сквайр» спереди и открыл дверь. Шелли сидел там же, слушая Долли Партон, и когда я открыл дверь, он надменно взглянул на меня. Иногда мне страшно хотелось надрать ему задницу, настолько заносчиво он себя вел. Иногда я спрашивал себя, кто управлял фирмой «Мейсон Перкинс: подряды по водопроводу и отоплению» — я или этот чертов кот Шелли? Надо было все-таки надрать ему задницу.

Джимми вытер нос тыльной стороной ладони и сказал:

— Что доводит меня, так это чувство, что у воды нет поверхности. Я хочу сказать, меня пугает не сама вода, а то, что она под землей, под тоннами непроницаемого камня. Так что даже если бы я и добрался до поверхности, я не смог бы дышать.

Я дружески потрепал его по плечу.

— Похоже, последнее время вы с водой не ладите. Может, ты беспокоишься о колодце?

— Я ему то же самое говорила, — сказала Элисон.

Я залез в машину и опустил стекло.

— Если именно это тебя волнует, — сказал я Джимми, — то я позабочусь о том, чтобы доставить тебе результаты анализов так скоро, насколько это в человеческих силах.

— По-моему, ему нужно поменьше работать, — вставила Элисон, — может, это сон одержимого стремлением к успеху человека, и в этом все дело?

— Послушай, — сказал я Джимми, — я неплохо занимался на усиленных курсах психологии, и мы изучали такие сны вполне обычных людей, что у тебя бы волосы дыбом встали. Твои сны — это чепуха. Просто ты чем-то озабочен. Принимай по паре снотворных таблеток на ночь, и больше снов у тебя не будет.

Джимми улыбнулся.

— Ты берешь деньги за медицинскую консультацию, как за водопровод?

— Я беру деньги за все. Как бы иначе, по-твоему, я так разбогател?

Отъехав от дома Бодинов, я погудел на прощание и помахал рукой, когда поравнялся с почтовым ящиком. Затем я повернул на запад по шоссе 109 в направлении Нью-Милфорда и включил фары, чтобы видеть дорогу впереди — опускались сумерки. Я ехал вверх-вниз по дороге, петляющей по холмам и долинам, вздымая кучи сухих листьев позади машины.

Я заинтересовался снами Джимми Бодина, но к какому-либо анализу я относился с подозрением. Именно поэтому (если не брать в расчет беременную сокурсницу) я плохо воспринял курс Фрейда, Юнга и Иста и пришел к некоему незрелому заключению о психоанализе в общем. Может быть, я недостаточно серьезно относился к жизни. Может быть, я не был создан для всей этой бодяги с кушетками, коллективным самогипнозом и разыгрыванием каких-то дурацких ролей. Может быть, я был слишком эгоистичен и не очень-то хотел спасать мир от фобий и комплексов. Как бы там ни было, я ушел из колледжа с половины семестра, ошарашенный атмосферой тупости и тем, как там ее лелеяли. Сев на автобус, я приехал домой и сбрил бороду в знак того, что я больше не студент. Моя мать, маленькая и добрая женщина, подтянутая, в домашнем халате, расшитом цветами, расплакалась. Отец, повыше ростом, но не менее добрый, пожал мне руку и заметил, что самое время заняться чем-нибудь полезным. Тогда-то я и занялся водопроводным делом и остаюсь по сей день тем, чем я стал, — Мейсоном Перкинсом, водопроводчиком.

По правде говоря, я и похож-то больше на водопроводчика, чем на психиатра. Во мне шесть футов один дюйм, у меня темные вьющиеся волосы и вытянутое лицо с выражением постоянной отрешенности, которое присуще всем водопроводчикам.

Если бы я занялся психоанализом, то, наверное, пациенты проводили бы большую часть времени ожидая, когда же я вытащу инструменты, чтобы силой поставить их голову на место. Мой стиль всегда был ближе к ванне, чем к кровати, если вы понимаете, куда я клоню.

Я был женат. Это длилось недолго, хотя по-своему она была даже ничего. Ее звали Джейн, и ей хотелось иметь очень аккуратный домик в пригороде, телевизор и остальное в том же духе, хотя мне ничего такого совсем не хотелось и не хочется. Мы молча просидели вместе три года, уставившись на обои на стене, а потом она вернулась домой в Дулут. Похоже, надо очень постараться, чтобы быть женатым на девушке из Дулута.

Как бы то ни было, в данный момент я занимался водопроводным бизнесом в Коннектикуте, со мной был Шелли, а дополнительно при этом я занимался официанткой из ресторана «Кэтл Ярд», что вниз по дороге Дэнбери. Не могу сказать, что я сильно в этом преуспел, — мы добрались лишь до расстегивания пуговиц на кофточке. Жизнь была нормальной, не слишком тяжелой, и, по-моему, я справлялся.

Я подъехал к окраине Нью-Милфорда. Это был немного сонливый маленький городок на Хьюсатонике, с несколькими десятками живописных домиков в колониальном стиле и главной улицей с парком и эстрадой. Я припарковался неподалеку от Нью-Милфордского банка и выключил двигатель. Шелли, который до сего момента спал, пригревшись и мурлыча, потянулся и зевнул.

Я вынул банку с водой из кармана и проверил, не течет ли она. Может, из-за темноты, но вода выглядела темнее, чем раньше. Я отвернул крышку и потянул носом. В этот самый момент Шелли застыл, затем ощетинился и зашипел. При этом он фыркал так, что у меня самого волосы встали дыбом. Он выгнулся таким образом, что почти сложился вдвое, а хвост его вытянулся и распушился. Глаза кота расширились, выражая ненависть, смешанную со страхом.

— Шелли, ради Бога… — начал я.

Кот оставался на месте, рыча и царапая когтями обивку сиденья. Я двинулся к нему, но он только зафыркал сильнее и замяукал тем самым дурным голосом, который заставляет людей вскакивать посреди ночи и швырять в окно свой левый ботинок.

Я навернул на банку жестяную крышку. Тут же шерсть кота опустилась, и он начал расслабляться. Он смотрел на меня подозрительно, с таким видом, какой умеют напускать на себя кошки, чтобы заставить человека почувствовать вину за пережитое ими огорчение и перенесенные неудобства.

Нахмурившись, я посмотрел на него, затем на банку. Вроде простая вода, а так свела кота с ума. Может быть, Элисон была права и вода действительно пахла рыбой или чем-то вроде этого. Ведь и я, и Джимми любили иногда выкурить сигару, и, может быть, это притупило наше обоняние. Но ведь Шелли не сходил с ума по рыбе. Дело в том, что его любимым блюдом были остатки пиццы, и я сомневался, чтобы что-нибудь еще могло заставить его выкидывать такие номера.

Я выбрался из машины, закрыл ее, снял крышку с банки и понюхал воду еще раз. Приходилось признать: чувствовался какой-то слабый запах, какой-то холодный, тягучий аромат, больше металлический, чем рыбный.

Было впечатление какого-то странного открытия, как будто я прикоснулся к чему-то враждебному, и посреди Нью-Милфорда я вдруг почувствовал себя необычно одиноко. За эстрадой играли с мячом дети, и мне это показалось ужасно тоскливым, их смех был похож на крики птиц.

Я пересек лужайку и поднялся по ступеням, ведущим ко входу в Нью-Милфордский отдел здравоохранения. В окнах на втором этаже еще горел свет, и я рассудил, что Дэн Керк с помощниками сегодня работают допоздна. Я вошел через высокие черные двери и направился по широкой старомодной лестнице на второй этаж. Помещение было ярко освещено флюоресцентными лампами и выкрашено в занудный зеленый цвет. Я подошел к двери с табличкой «Отдел здравоохранения, посторонним вход воспрещен» и открыл ее.

Миссис Вордел сидела за своим столом в передней части помещения; казалось, ее лицо состоит сплошь из очков с поднятыми кверху уголками оправы и губной помады.

— Привет, Мейсон, — сказала она. — Что это тебя сюда принесло?

Я поднял банку с водой.

— Колодцы отравлены, — сказал я голосом героя мелодрамы. — Дэн здесь или улизнул пораньше?

— Улизнул пораньше? Шутишь? Дэн считает, что уходить на рассвете называется улизнуть пораньше. Они разбираются с каким-то заболеванием у свиней в Шермане.

— Я могу войти? — спросил я у нее.

Я постучался и прошел прямо в лабораторию Дэна Керка. Он был там и сидел на лакированной рабочей скамье, что-то высматривая в микроскоп. Он был молод, но необычайно лыс, и в белом халате походил в лучшем случае на сумасшедшего профессора, а в худшем — на вареное яйцо. Я заметил там Рету Воррен, а это всегда было для меня хорошей новостью. Она была помощницей Дэна, и это было ее первое место после окончания Принстонского биологического колледжа. Из всей студенческой шатии-братии она была самой соблазнительной. У нее были длинные белокурые с темноватым оттенком волосы, широко посаженные карие глаза и фигурка, которую явно не следовало скрывать накрахмаленным лабораторным халатом.

Я помахал ей более чем дружественно и прошел через всю лабораторию, чтобы поговорить с Дэном.

— Второе пришествие водопроводчика, — сказал я и поставил на стол банку.

Дэн оторвался от микроскопа и злобно взглянул на него, прежде чем посмотрел на меня.

— Звезды говорят мне, что неделя будет дурной, — поведал он мне.

— Что ж такого дурного? Это просто подкрашенная вода, скорее всего, загрязненная. Проверь-ка ее.

Он приподнял банку и уставился на нее выпуклыми близорукими глазами.

— Где взял? — спросил он наконец.

— В доме Джимми Бодина. Говорит, вода идет подкрашенная уже два или три дня. Элисон Бодин готова поклясться, что она пахнет рыбой, и Шелли, похоже, тоже так думает.

— Шелли? Твой кот Шелли?

— Точно. Когда я снял крышку, он буквально взбесился. Когда я закрыл банку, он вернулся в свое обычное состояние абсолютного безделья и лени.

Дэн выключил яркий свет над микроскопом и потер глаза.

— Как ты думаешь, Шелли согласился бы поработать у нас? Мне нужен помощник с хорошим нюхом.

— Я серьезно, Дэн. Мне очень нужно, чтобы ты сделал анализ.

Дэн Керк устало улыбнулся и покачал головой.

— Ты же знаешь, что мне некуда деваться. Если хочешь, сделаем прямо сейчас. На сегодня с меня хватит свиной лихорадки.

— Дело плохо?

— Хуже некуда. Бедняге старику Иену Фолларду пришлось перерезать всех свиней на ферме. Запах горелого бекона чувствуется даже в Роксбери.

Я достал платок и высморкался. Это был результат того, что я вошел в перегретую лабораторию с холодной улицы.

Пока Дэн занимался центрифугой, я смотрел на Рету поверх платка и поминутно моргал. Это не было очень уж романтично, но я считаю, что надо использовать каждую маленькую возможность.

— Ты мне ничего не скажешь об этой пробе? — спросил Дэн, включая лампы вокруг центрифуги, выкрашенной в серый цвет. — Из какого крана брали воду? Какие-нибудь особенности?

— Прямо из крана на кухне. Джимми говорит, что то же самое идет изо всех кранов.

Дэн снял крышку и понюхал. Подождал, обдумывая то, что почувствовал, понюхал снова.

— Может быть, Шелли был прав, — сказал он мне.

— По-твоему, пахнет рыбой?

— Можно сказать, что рыбой.

— А как еще можно сказать? Черепаховым супом?

Дэн опустил палец в воду, а затем облизал его. Нахмурившись, он проделал то же самое еще раз.

— Определенно, вкус необычный, да и запах тоже. Сложно сказать. На вкус не похоже на обычные соли или минералы, которые распространены здесь. Не похоже и на калий или марганец.

Он оторвал кусочек лакмусовой бумаги и погрузил его в воду. Промокнув, бумага сначала стала фиолетовой, а затем покраснела.

— Так, — сказал Дэн. — Это указывает на присутствие кислот.

— Каких кислот?

— Не знаю. Придется провести полный анализ. Начнем с центрифуги и посмотрим, можно ли выделить какие-нибудь твердые вещества. Ты видел какой-нибудь осадок в раковине у Бодинов или на посуде?

— Никакого осадка. Не забывай, это длится два-три дня — маловато для каких-либо следов или пятен.

Дэн устало помассировал шею.

— Я просто уже заработался. Полночи проверял эти чертовы удобрения.

Рета прошла через лабораторию с охапкой записей и отчетов. Вблизи она была красива странноватой красотой. Нос у нее был коротковат, а губы широковаты, но недостаток симметрии с лихвой возмещался заразительными улыбкой и смехом.

— Я люблю людей, у которых на первом месте работа, — сказала она притворно серьезным голосом, будто представляла нас к награде. — Это говорит об ответственной, высокоморальной натуре.

— Это обо мне, — откликнулся я. — Сначала трубы, потом удовольствия.

Дэн закончил с центрифугой и понес воду к спектроскопу. Он работал медленно и тщательно, и я знал, что прежде чем он закончит анализ, пройдет три-четыре часа. Когда электронные часы на стене лаборатории показывали половину восьмого, мой первоначальный энтузиазм начал затухать и я заскучал и проголодался; больше же всего мне хотелось пива.

На улице было так темно, что я видел свое размытое отражение, сидящее на лабораторном стуле и опирающееся подбородком на кулак.

Рета почти завершила уборку и мытье пробирок и пипеток, и я догадался, что на сегодня ее работа закончена.

— И такой девушке, как ты, нравится эта работа? — спросил я ее, когда она отложила в сторону шланг. — Занялась бы лучше чем-нибудь поинтереснее, например, танцами. С твоей внешностью ты могла бы работать в «Плейбое».

— Поверь мне, — сказала Рета, закрывая стенной шкаф, — анализировать пробы свиной лихорадки чертовски интересно, интереснее, чем подавать коктейль таким развратникам, как ты.

— Это кто развратник? Если я представляю тебя себе в облегающем атласном обмундировании с большим вырезом сзади, то это еще ничего не значит. Короче, как насчет ужина сегодня вечером?

— Ужина? — спросила она, расстегивая лабораторный халат.

Я пожал плечами.

— Можно заняться еще чем-нибудь, если хочешь. Мы могли бы съездить в Глейлордсвил и поесть рыбы с вином в ресторанчике «Фриц и Фокс». Или можно направиться в молочный бар Конна и поесть гамбургеров с молочным коктейлем.

— Ты умеешь жить, не так ли? — спросила она у меня с беззлобным сарказмом. — Спасибо, но уж лучше я пойду на свидание с Кенни Пэкером в девять часов.

— Кенни-футболист? Поросенок Пэкер?

— Он самый.

— Он же как Большой Увалень, только розовый.

— Эй, вы двое, — сказал Дэн, — хватит там препираться.

Не отрывая глаз от микроскопа, он поманил нас пальцем.

— Подойдите-ка посмотреть на это.

Мы подошли, и Дэн отодвинул свой стул, чтобы дать нам посмотреть в окуляры. Я взглянул и увидел только какие-то неясной формы существа, плавающие в море слепящего света. Но когда очередь дошла до Реты, она провела около микроскопа две или три минуты, хмурясь и молча регулируя фокусировку и двигая предметное стекло. В конце концов она выпрямилась и вопросительно посмотрела на Дэна с озабоченным выражением лица. Дэн тоже посмотрел на нее и покачал головой, будто не зная, что сказать.

Я нетерпеливо спросил:

— Вы меня в свою пантомиму не хотите посвятить? Я видел только маленькие скрученные гадости.

— В любой воде есть маленькие скрученные гадости, — кивнул Дэн. — Микроорганизмы, которые не удаляются при фильтрации и очистке. В общем-то они безобидны. Ты выпиваешь миллионы таких существ каждый день.

— Что ты пытаешься сделать? Отбить охоту обедать?

— Совсем нет. Но все эти существа уже давно должны были отбить всякую охоту есть у Бодинов.

— Так что это? Что-нибудь серьезное?

Дэн пригладил несуществующие волосы.

— Трудно сказать. На первый взгляд они не более чем обычные микроскопические организмы. Но при ближайшем рассмотрении они оказываются посложнее обычных микробов. Кажется, у них есть зачаточная дыхательная система и они выделяют какое-то вещество, смешивающееся с водой.

Я сел верхом на один из стульев.

— Оно и подкрашивает воду?

— Да, наверное. Скорее всего.

— Но что это за организмы? Ты видел когда-нибудь такие?

Дэн взглянул на Рету.

— Ты видела? — спросил он ее.

Она отрицательно покачала головой и ничего не сказала.

Дэн произнес:

— Мне они тоже незнакомы. Это не те букашки, которых обычно находишь в воде, и из того, что я о них знаю, даже без исследования их жизненного цикла, мне ясно, что они ведут необычный образ жизни. Это желтое или зеленое вещество, которое они производят, выделяется ими в огромных количествах, точнее, сравнительно огромных. Посмотри на них еще раз. Если бы мы с тобой производили столько вещества, получалось бы по восемьдесят литров в час.

Я изобразил на лице отвращение, но Дэн сказал:

— Давай, посмотри еще разок.

Я согнулся и уставился в окуляры на пробу воды.

Теперь, зная, что я ищу, я мог идентифицировать организмы, о которых говорил Дэн. Они были прозрачными и напоминали тени, но имели вполне определенную форму и походили на морских коньков. Я даже мог видеть, где расположена их дыхательная система. Казалось, они вбирают в себя воду через жабры на шее и пропускают ее через свое прозрачное тело. Когда вода выходила сзади, она была желтой. Может быть, сравнивая воду с мочой еще у Бодинов, я был не так уж далек от истины.

Форма этих организмов почему-то меня беспокоила. Если забыть, что они чертовски малы и невооруженным глазом их не увидеть, они производили чудовищное впечатление. Спереди, на том, что я принял. a голову, располагались выступы в виде закругленных рогов, а тела были чешуйчатые. Все время, пока я за ними наблюдал, существа эти дергались, прыгали, плавали, в общем, не стояли на месте. Вдруг я вспомнил, что пробовал воду на палец, и меня затошнило. Я выпрямился и посмотрел сперва на Дэна, а затем на Рету.

— Ты можешь выяснить, что это? — спросил я. — Я хочу сказать, это вообще возможно?

Ответила Рета.

— Нельзя ничего сказать, но попробуем. Существуют тысячи разных видов микроорганизмов, и для того, чтобы проверить сходство всех, нужно время. Это моя специальность, и я слежу за открытиями, но не помню, чтобы сообщали о чем-либо подобном.

Я вынул из кармана пальто сигару и вставил ее пластиковый кончик в зубы.

— Но какие-нибудь идеи все-таки есть?

Дэн опять склонился над микроскопом. Он фокусировал линзы еще и еще раз, но потом сел и покачал головой.

— У меня сейчас нет никаких предложений. Это смешно, но я бы сказал, что они больше всего напоминают какую-то форму морской жизни.

— Я то же самое подумал, — вставил я. — Они похожи на морских коньков.

— Не заблуждайся насчет их внешности. Они могут быть похожи на морских коньков, но водятся в колодце за много миль от моря. Скорее всего, в биологическом смысле это вовсе не морские коньки.

— А их опасно пить с водой? — спросил я у Дэна. — То есть, что мне сказать Бодинам?

Дэн вздохнул.

— Береженого Бог бережет, и им не надо бы пить эту ВОДУ, выделить немного азотной кислоты и какое-то вещество с серной основой, но сложно сказать, связано ли это с организма и. Что бы ни плавало в этой воде, это сложное и необычное вещество.

Я встал.

— Отлично. Я позвоню Бодинам и попрошу их подождать. Сколько нужно времени, чтобы определить, что это? Они захотят знать.

— Кто знает. Иногда такой анализ занимает месяцы, может случиться, и годы.

Я вынул спички и прикурил.

— Скажу им, неделя или две. Не стоит их пугать, а?

Дэн кивнул.

— Хорошая идея. Я сам съезжу туда и возьму несколько проб. Предупреди Джимми, что я подъеду завтра, хорошо?

— Ладно. А сейчас, не присоединишься ко мне попить пивка?

Дэн взглянул на часы.

— Хорошо. Может, я еще перехвачу бутерброд. Не думаю, что *я ел после завтрака. Но мне надо будет вернуться и закончить анализ свиной лихорадки.

Я застегнулся.

— Можешь делать после, что хочешь. Сейчас мне необходимо промочить горло холодным «Шефером».

Мы вышли из лаборатории вместе, и Дэн закрыл дверь. Миссис Вордел тоже собиралась домой: надела серый пластиковый чехол на пишущую машинку и убирала на своем столе. Во всем здании уже выключали свет. Снаружи доносился звук заводимых моторов и пожелания спокойной ночи.

— До свидания, Джина, — сказал Дэн миссис Вордел.

— До свидания, доктор Керк. Вы поставили мышеловки?

— Потом поставлю. Я вернусь проверить пробы свиной лихорадки по пути домой.

Дэн повернулся ко мне и сказал:

— Никогда не работай в старых зданиях, они полны мышей. Рета поймала одну на прошлой неделе — она доедала ее обед. Чертовка проела даже пластиковый пакет.

Мы отошли от здания и пересекли зеленую лужайку, уже стемнело, а изо рта шел пар. Звезды сияли ярко, обещая морозное утро. Впрочем, морозы были хорошим подспорьем в моем деле — я знал, что большую часть утра проведу, откручивая промерзшие краны и чиня прорванные трубы.

Дэн сказал:

— Трудно понять, что эти организмы вообще делают в воде. Никакой цели их существования я не‘вижу. Всасывают воду, выделяют желтую жидкость, а смысл?

— А есть ли вообще смысл в существовании чего-либо? — спросил я у него. — Люди пьют воду, выделяют желтую жидкость, и никто не бегает и не жалуется на отсутствие цели.

Дэн покачал головой.

— Ты меня неправильно понял. Если бы эта желтая жидкость была просто водой, это бы объяснило многое. Но судя по тому, что я увидел, кажется, что краска — это вещество, которое добавляется к воде по прохождении через тела существ, может быть, с помощью каких-то внутренних желез, если железа — не слишком громкое название для части тела этих крошек. А ведь эти существа совершенно явно тратят большое количество времени и энергии, выделяя эту субстанцию. Так много времени и энергии, что, похоже, это единственная цель их существования.

Мы шли втроем мимо старой железнодорожной станции. Рета попрощалась и пошла забирать свой «фольксваген» со стоянки на другой стороне улицы, и я послал ей вслед сердечный, но холодный воздушный поцелуй. Затем мы с Дэном пошли дальше, к «Отелю Стенеш», зеленокрасному зданию, где можно было перехватить приличный бифштекс и сносное виски с содовой. Толкнув дверь, мы прошли по коридору, устланному старым пыльным ковром, в тускло освещенную комнату. Это был небольшой бар, прокуренный, но пустой, с беззвучно мерцавшим над полками телевизором.

— Добрый вечер, Генри, — сказал я опрятному маленькому человеку за черным виниловым прилавком. — Профессор и я хотим два больших стакана пива и побыстрей, неси, как нальешь.

— Чертовски холодно на улице сегодня, а? — сказал Генри, накачивая два стакана «Шефера». — Хотите по маленькой для тонуса?

— Я на работе, — сказал Дэн, — и хочу, чтобы голова была ясной, но все равно спасибо.

— А я расслаблюсь, — сказал я. — Дай-ка мне стаканчик «Джека Дэниела».

— Вы слышали о мальчишке Дентонов? — спросил Генри, наливая бурбон.

Я покачал головой.

— Что он там натворил?

— Не то чтобы натворил, просто пропал. С сегодняшнего утра его не-видели. Полиция все обшаривает.

— Жалко, — сказал я.

Я знал Дентонов. Они были тихой, бедной семьей и жили недалеко от Бодинов. Их сын Пол всегда болтался по округе с заплатами на коленках, но был весьма вежливым и приятным мальчиком. Ему было всего девять лет, и я наделся, что с ним ничего не случилось. Было слишком холодно, чтобы пропадать в такое время года.

— Он ехал на велосипеде, когда его видели в последний раз, — сказал Генри. — Его велосипед нашли в миле вверх по дороге, в деревьях, но Пола не было и следа. Я думаю, его родители сейчас в панике.

Я подавленно пил пиво. Дэн тихо сказал:

— Давайте выпьем за то, чтобы его нашли, а?

Мы еще немного поболтали с Генри, а потом вернулись к разговору о воде Бодинов и микроорганизмах. Дэна явно раздражала загадка желто-зеленых выделений этих созданий; он перепробовал кучу вариантов, когда цели у этих существ не могло быть, и еще столько же вариантов, когда цель быть могла, но все равно ничего не прояснилось.

Я сказал:

— Я не знаю, что ты так беспокоишься. Ты же ведь, черт побери, знаешь, что тебе в конце концов придется все выяснить. Несколько месяцев терпеливых исследований — и ты обнаружишь, что они делают себе кофе ко второму завтраку. Первые микроорганизмы, которые сами собой подкрепляются.

— Ты вообще когда-нибудь бываешь серьезным? — спросил Дэн. — Эти микроорганизмы — одно из самых захватывающих открытий последних лет, и я могу себе сделать имя на них.

— Я не думал, что ты ученый в этом смысле слова, — сказал я ему. — Подожди немного, и у тебя начнутся фантазии о том, как ты получаешь Нобелевскую премию за исследование удобрений.

Дэн слегка порозовел.

— У всех свои амбиции, — сказал он, явно смущенный.

— У меня нет, — отрезал я. — Были, когда я был молодой. Я дам тебе бесплатный совет. С амбициями ты потратишь всю жизнь на то, чтобы чего-то достичь, а затем обнаружить, что тебе не особенно-то этого и хотелось.

— Это так наполовину психиатр обосновывает то, что он водопроводчик? — спросил он у меня.

Я устремил взгляд вдаль.

— Может быть, так человек в полном смысле этого слова обосновывает свою тихую и счастливую жизнь.

Дэну хотелось разузнать побольше.

— Ты действительно так счастлив и гармоничен? — спросил он.

— А ты действительно хочешь увидеть свое имя в учебниках истории? — парировал я.

— По-моему, тебе нужно влюбиться, — изрек он и сделал большой глоток.

Мы взяли еще по пиву и понаблюдали несколько минут за баскетболом по телевизору. Затем я положил на прилавок доллар, и мы вернулись в ночь. Я проводил Дэна до лужайки, и мы немного постояли на углу, обсуждая проблему этой воды.

В конце концов Дэн сказал:

— Слушай, я пойду проверю эти пробы и, наверное, позвоню тебе завтра, как только съезжу к Джимми.

Я сунул руку в карман за сигарой. К моему огорчению, пачки в кармане не оказалось. Я чертыхнулся. Наверное, я оставил их у Стенли, а может, наверху в лаборатории.

Я спросил у Дэна:

— Ты не помнишь, я у тебя сигары на столе не оставлял?

— Можешь подняться и посмотреть, если хочешь.

Он открыл дверь ключом. Внутри было мрачно, и шаги и голоса гулко разносились по всему зданию; все уже разошлись. Мы поднялись по лестнице и направились к двери лаборатории.

— У тебя мурашки по коже не бегают, когда работаешь так поздно? — спросил я у Дэна.

— Не больше, чем в своей собственной квартире, — ответил Дэн. — Моя хозяйка подглядывает в замочную скважину — проверяет, не вожу ли я женщин.

— А ты водишь?

— Секрет фирмы, Мейсон.

— Ясно, а я-то думал, что такой ученый, как ты, изобретет какой-нибудь порошок, чтобы пользоваться успехом у женщин.

Дэн открыл дверь основного помещения лаборатории, и мы прошли мимо пустого стола миссис Вордел к комнате Дэна. Открыв дверь, мы вошли. Лампы мигнули пару раз, а затем включились.

— По-моему, ты оставил сигары где-то около микроскопа, — сказал Дэн. — Я буду около холодильника с пробами свиной лихорадки; если понадоблюсь, позови.

Я оглядел полированные скамьи и обнаружил сигары рядом с кучей использованной бумаги для распечаток. Я достал одну, прикурил и стал ждать возвращения Дэна, чтобы попрощаться. В лаборатории было тихо, только негромко гудели флюоресцентные лампы. Я кашлянул и принялся наблюдать за своим отражением в окне, подумывая, не поздновато ли будет перехватить бифштекс перед тем, как идти домой. Мне нужно было что-нибудь существенное в придачу к двум стаканам пива и двум бурбонам.

Именно в этот момент я услышал шорох. Сначала я не обратил на него внимания. Я думал, что это шуршит бумага для распечаток, принимая исходное положение после того, как я ее сдвинул. Но затем я опять услышал шорох, громче и отчетливей, и, хотя он действительно исходил от бумаги, это явно не было шуршание движущейся бумажной ленты. Звук был слишком ритмичным для шороха и походил на поскребывание. Под ворохом бумаг что-то было, и, похоже, это была мышь.

— Дэн, — позвал я.

— Иду, — откликнулся он.

— По-моему, я поймал пожирателя обедов, — сказал я.

Я видел, что бумага шевелится, и на цыпочках стал подбираться к столу. Наконец я быстро прижал руками то место, откуда исходил шорох. После минутной паузы животное сдавленно пискнуло, а я отшвырнул с силой урагана бумагу, и извивающееся тело зверька оказалось у меня в ладонях. Животное опять взвизгнуло и попыталось проделать зубами дырку в моих ладонях, но я сумел зажать его крепко и надежно.

Дэн подошел ко мне, держа в руках поднос с предметными стеклами и пробами, и поставил его на скамью.

— Вот он! — торжественно объявил я. — Обгрызатель бутербродов собственной персоной.

— Ты поймал его? Странно, что тебе это так легко удалось. Ну и что ты будешь делать с мышью?

Я взглянул на сомкнутые ладони.

— Не знаю, наверное, раздавлю.

Дэн моргнул.

— Ты действительно сможешь это сделать?

Я потряс головой.

— Конечно, нет.

— Тогда отпусти ее, все равно рано или поздно попадется в ловушку.

— Может быть, мне следует отвезти ее к канадской границе и отпустить?

Дэн засмеялся.

Я присел на корточки и медленно разжал руки. Я } видел маленький розовый нос, коричневые бакенбарды и пушистую спинку. А потом я увидел нечто, заставившее меня отдернуть руки так быстро, что я чуть не потерял равновесие и упал плечом на шкаф рядом со скамьей.

— Дэн, Господи! — только и сумел я выдавить из себя.

Дэн повернулся и посмотрел вниз, туда, где я выпустил мышь. Сначала до него не доходило, а потом он, завороженный, с ужасом в глазах уставился на жалкое, трясущееся создание, которое стояло на полированном паркете и го ли не испытывало ни малейшего желания, то ли просто не могло двинуться с места.

— Что за черт! Что с ней? — спросил он, с трудом переводя дыхание.

Он опустился на колени рядом с мышью и принялся рассматривать ее поближе. Мышь слабо пискнула, но не попыталась бежать. Она, впрочем, и не могла. Начиная с середины спины, вся вторая половина тела мыши была покрыта каким-то темным чешуйчатым наростом, придававшим ей сходство с большим черным жуком. Даже задние ноги были поражены и напоминали когти с шероховатой поверхностью. Каждая чешуйка на спине и боках мыши зеленовато-черно поблескивала, а по краям была неровной.

Я поднялся на ноги и пошел к раковине помыть руки; мои колени тряслись от страха и отвращения. Я чувствовал эти чешуйки, когда поймал мышь, но подумал, что это просто острые коготки. Выпитое пиво зашевелилось в желудке и поднялось к горлу, и мне пришлось глубоко вздохнуть, чтобы уговорить его вернуться на место.

Дэн стоял на четвереньках и подталкивал мышь пластиковой линейкой.

— Ты когда-нибудь такое видел? — спросил он у меня.

Я покачал головой.

— Надеюсь, больше я такого не увижу.

Дэн перевернул мышь на спину, и она лежала и дрыгала ногами в воздухе, попискивая время от времени. Под ребрами ее тело пошло складками, как у улитки или мокрицы. Когти на задних лапах были похожи на зубья пилы, а сами лапы конвульсивно подергивались.

— Что же нам с тобой делать, малышка? — сказал Дэн.

Мышь пискнула и завертела головой.

— Ты не подашь мне вон ту проволочную клетку с подоконника? — попросил Дэн. — Я присмотрю за нашим другом, а то еще убежит.

— Никакой он мне не друг, — сказал я, идя через лабораторию.

На обратном пути я взглянул на блюдце с пробой воды Бодинов, стоявшее на столе Дэна. Рядом был мышиный кал, и из плошки было порядком отпито.

Я вручил клетку Дэну. Я не знал, что сказать. Но когда он аккуратно поднял мышь и на конце линейки просунул ее, почти безжизненную, сквозь дверцу клетки, я кашлянул и сказал:

— Дэн?

Я набирал’ номер Бодинов четыре раза, но в ответ слышал лишь длинные гудки. Я взглянул на стенные часы. Был уже десятый час, и в доме должен был кто-нибудь быть. В конце концов, в это время Оливер спит, и, если Джимми и Элисон куда-нибудь ушли, они должны были оставить с ним няню. Я подождал некоторое время, потом положил трубку на рычаг и встряхнул головой.

— Или их нет, или они не подходят к телефону.

Дэн все еще занимался чешуйчатой мышью, пристально наблюдая за тем, как она пыталась передвигаться по клетке. Выглядело это достаточно омерзительно, так что мне пришлось отвернуться, но я все равно слышал, как ее чешуя и насекомоподобные когти скребли по проволоке.

— В таком случае, — сказал Дэн, — нам лучше, по-моему, поехать и предупредить их лично. Я не уверен, что причина тому, что ты видишь, — вода. Может быть, она тут и ни при чем. Но рисковать нельзя. Особенно, когда это касается жизни людей.

— Я отвезу тебя, — сказал я ему.

В последний раз взглянув на мышь, вид которой вызывал тошноту, мы закрыли лабораторию и спустились вниз. Мы пересекли лужайку быстрым шагом, перешедшим в рысь, когда мы приблизились к автомобилю. Было так холодно, что ветровое стекло покрывал морозный узор, а капот тускло отливал зеленью в свете уличных ламп.

Я открыл дверь, и мы забрались внутрь. Шелли с надменным и обиженным видом перебрался на заднее сиденье.

— У тебя воняет кошкой, — сказал Дэн, когда я заводил мотор. — Как ты переносишь это?

— По крайней мере, это натуральный запах, — ответил я, подав назад и выезжая на основную дорогу.

— А что, по-твоему, ненатуральный? — спросил Дэн.

Я проехал к углу лужайки, повернул направо и выехал на дорогу 202, миновав угол кладбища, могильные камни которого выглядели белее и холоднее, чем обычно.

Я свернул налево и взял курс на север. Дэн достал блокнот и принялся писать неразборчивыми каракулями тупым обгрызенным карандашом.

— А если это вода? — спросил я его.

Он посмотрел на меня отсутствующим взглядом.

— Если — что?

— Ну, если вода сделала такое с мышью, что будет с людьми?

— Не имею ни малейшего представления. Иногда химикаты или микробы действуют на маленькие существа, такие как крысы или мыши, но на людей не действуют. Возьмем сахарин. Он вызывал рак у лабораторных крыс, но нет доказательств, что на людей он действует так же. То же самое и со многими микробами, которые калечат и убивают грызунов, но не представляют опасности для людей.

Я свернул на 109-ю дорогу. Темное шоссе было усыпано мертвыми листьями и покрыто белым, сверкающим, похожим на сахар инеем.

— Лучше бы они подошли к телефону, — сказал я. — Я был бы уверен, что с ними все в порядке. Я хочу сказать, что им нужно было бы подойти к телефону.

Через пять — десять минут езды в холодной темноте мы приблизились к дому Бодинов. Я нажал пару раз на гудок, когда мы свернули на подъездную дорогу, но дом казался заброшенным. В окнах не горел свет, лишь одиноко светилась лампа на веранде и занавески были отдернуты. Я остановил автомобиль, и мы вылезли. Шелли с благодарностью вернулся на переднее сиденье, наслаждаясь теплом, которое осталось от Дэна.

— Джимми! — позвал я. — Элисон!

Ответа не было. Дом оставался безмолвным, и такое же безмолвие царило вокруг, лишь иногда похрустывали листья. Я прошел на задний двор, но там тоже не было ни души. Грабли Джимми стояли там же, где он оставил их днем, у коричневых перил. Дверь на кухню, открытая, поскрипывая, хлопала на ветру.

— Они могли куда-нибудь уехать на вечер, — предположил Дэн. — Может быть, они где-нибудь заночевали.

— Они мне ничего не говорили.

— Не все обязаны спрашивать твоего разрешения, чтобы куда-нибудь поехать. Ты ведь просто водопроводчик.

Я не был настроен спорить. Что-то странно пугающее было в безмолвии дома Бодинов. Окна походили на пустые глазницы, в проводах гудел ветер. Дэн сзади кашлянул и поворошил ногой сухие листья.

Я поднялся по ступеням и, открыв противомоскитную сетку, потянул за ручку двери. К моему удивлению, она была не заперта. Я приоткрыл ее и выкрикнул имена Бодинов в холодную темноту кухни.

Дэн сказал:

— Ты зря тратишь время, Мейсон. Их здесь нет. Может, они сейчас у Кларка в Вамингтоне.

Напрягая глаза, я всматривался в темноту. Я увидел край кухонного стола, но не было похоже, чтобы там кто-нибудь был.

— Джимми? — позвал я громче, но ответа не было. — Не похоже на Джимми. Он не оставляет дом открытым, — заметил я.

Дэн пожал плечами.

— Может быть, он забыл. Подумал, что закрыл, а оказалось, что нет.

— Не знаю, — медленно сказал я. — На Джимми совсем не похоже.

Я открыл дверь полностью и вошел. Кухня была погружена в темноту, и в углах шевелились неясные тени. Я услышал скрип и замер, думая, уж не чешуйчатые ли это мыши, но скрип повторился, и я понял, что это просто доски пола. Кран на кухне был приоткрыт, из пего с тихим бульканием капала вода. На цыпочках я прошел через комнату, по дороге наткнувшись на стол, и закрутил кран. Все водопроводчики не переносят звук капающей воды.

На мгновение я замер, весь обратившись во внимание и слух. Дэн вошел через кухонную дверь, противомоскитная сетка с шумом захлопнулась за ним.

— Т-с-с, — сказал я.

— А что такое? — хрипло прошептал он.

— Я не уверен. Ты что-нибудь слышишь?

— Нет, вроде. Почему ты не включишь свет? Любишь пугаться?

Я повернулся и, нахмурившись, посмотрел на него.

— Это кто пугается?

Мы стояли в тишине и ждали. Мы простояли так целую минуту, — кто когда-нибудь стоял в тишине, знает, как это много. Я был уверен, что где-то в доме капает вода.

Я сказал Дэну:

— Ты слышишь, как капает вода?

— Вода? — удивился он. — Что ты имеешь в виду?

— Слушай.

Мы напряженно вслушивались, и оба услышали одновременно: где-то мерно, с резким звуком капала на ковер вода. Звук подсказал мне, что ковер промок насквозь.

— Что ты скажешь об этом? — спросил я у Дэна.

— Я не знаю. Здесь ты специалист. Может, прорвало трубу?

Я пересек кухню и нашарил выключатель. Я щелкнул им, но лампы тускло помигали и погасли. Веер голубых искр затанцевал на выключателе, и в нос ударил запах горелой пластмассы. Вода, вероятно, закоротила провода.

— У меня есть фонарь в бардачке, — прошептал я Дэну. — Пойди принеси его, а я проверю, откуда идет вода.

— Конечно, но ты будь поосторожней. Судя по звуку, тут все промокло.

Дэн скрылся за дверью, и сетка опять хлопнула. Я мгновение подождал в одиночестве, а затем направился в холл. Холл был погружен в темноту. Только голубой отраженный свет от замершей снаружи зелени пробивался в окна около парадной двери. Античной формы напольная ваза отливала голубовато-медным светом, и на стене смутно угадывалась картина Лейка Кэндивуда. Крадясь к лестнице, я дотронулся до охапки какой-то колючей травы, и меня чуть не хватил удар. Наконец я достиг подножия лестницы из мореного дуба и посмотрел наверх.

Уже более робко я позвал:

— Джимми? Ты наверху? — чертовски хорошо зная, что его там не было.

Наверное, мне просто хотелось услышать свой голос. Из темноты, однако, не было слышно ни ответов, ни шепотов, ни так успокаивающих приветствий. Только капанье и плюханье воды и звук ее поглощения пористым ковром. Я поставил ногу на первую ступеньку и услышал плеск. Я наклонился — ковер промок насквозь. Похоже, вода лилась сверху маленьким водопадом, а значит, вся лестница была затоплена. В этот момент из кухни появился Дэн с фонарем.

— Посмотри-ка сюда, — сказал я ему. — Похоже, у нас наводнение.

Он посветил фонарем на красный лестничный ковер. Он сверкал и был темным от воды, и пятно распространилось на пол холла.

— Это не прорыв трубы, — сказал он. — Это больше похоже на Ниагарский водопад.

Я огляделся. Скоро вода зальет холл и доберется до гостиной, а значит, вся мебель Бодинов будет испорчена.

— Хотел бы я знать, где носит Джимми и Элисон, — сказал я. — Если все-таки прорвало трубу, то это продолжается уже не первый час. И не говори мне, что они уехали и оставили дом, залитый водой. Это чушь.

Дэн с тревогой посмотрел наверх.

— По-моему, лучше пойти и посмотреть, что там творится.

Мгновение мы колебались, кто пойдет первым.

— Водопроводчик ты, — сказал Дэн, вручая мне фонарь; я оказался добровольцем. Я осторожно пошел наверх по промокшему ковру, из-под ног при каждом шаге лилась вода. К тому времени, когда я достиг конца лестницы, ноги у меня промокли.

— Есть там кто-нибудь? — спросил Дэн принужденным шепотом.

— Пара китов-убийц, — сказал я ему. — Воды как раз достаточно.

Я посветил фонарем на панельные стены, на писанные маслом сценки коннектикутской жизни, на маленький полукруглый стол в дальнем конце коридора со стоящей на нем медной вазой с засушенными цветами. В коридоре было пять дверей — три налево и две направо. Двери справа были приоткрыты. Все выглядело вполне обычно. Только осветив мерцающее озеро под ногами, я осознал всю необычность ситуации. Свет фонаря отражался в медленно текущей по полу воде, и я видел в ней свое подрагивающее отражение, как будто я был моряком, утонувшим в закрытом помещении.

— Откуда идет вода? — спросил Дэн. — Похоже, стены сухие.

Я посветил на двери. Насколько я понимал, вода шла из крайней двери справа, которая была приоткрыта. Вода там была менее спокойной, и слышно было, как внутри что-то капает и плещется.

— Может быть, прорвало бак, — сказал я и прошлепал через коридор. Вода стояла примерно на дюйм, но мои ботинки все равно уже промокли, поэтому меня это мало волновало.

Я сказал себе, что в последний раз покупаю модные ботинки с цепочкой спереди за тридцать один доллар. Лучше пусть они будут немодные, но кожаные.

Я подошел к последней двери. На ней висела керамическая тарелка с нарисованным на ней автомобилем. Еще на ней было написано: «Комната Оливера». Я посветил, чтобы Дэн смог прочитать надпись, и лицо Дэна приняло озабоченное выражение.

Осторожно, светя перед собой фонарем, я толкнул дверь. И снова свет фонаря лишь отразился от чего-то в темноте передо мной.

Капало здесь громче, но еще здесь присутствовал другой звук. Услышав его, я замер, почувствовав, как волосы зашевелились у меня на голове.

Кто-то или что-то булькало в комнате.

— Дэн, — прошипел я. — Дэн, там кто-то есть.

— Шутишь, — сказал он. Его лицо напряглось.

— Я слышу это. Послушай, ради Бога, Дэн! Ты слышишь?

Он прислушался. Кроме нескончаемого капания и плеска, ничего не было слышно.

— Тебе показалось, — сказал он с нервной улыбкой, которая выдавала, что он так не думал.

Я перевел дух и открыл дверь пошире.

Комната была живой и наполненной отражениями и тенями. Я посветил фонарем в дальний конец комнаты, где стояла кровать, но на ней никто не лежал. Я осветил плинтус, шкаф, а затем опять кровать.

— Что я тебе говорил? — сказал Дэн. — Это просто вода.

Я прошел вброд на середину комнаты. Невозможно было определить, откуда идет вода. Единственным отличием было то, что стены здесь промокли почти до потолка. Клетчатые обои отсырели и сморщились, и чуть выше рамки картины виднелась метка, указывающая, докуда добралась вода. Смешно, но казалось, что комната побывала под водой.

В этот момент Дэн сказал:

— Мейсон.

Я обернулся. В лице Дэна определенно было что-то странное. Он показал на пол и повторил:

— Мейсон. Посмотри вон туда.

Я посветил вниз. Кровать была пуста, но я забыл заглянуть под нее. В бледном овале света я увидел, как под кроватью шевелилось что-то белое и странное. Мои руки тряслись, когда я наклонился посмотреть, что это.

— Боже, — сказал Дэн. — Это нога.

Мы схватились за ногу и вытащили ее из-под кровати вместе с тем, что за этой ногой шло. Я уронил фонарь, но он еще работал, когда я поднял его и направил свет прямо в лицо мальчика. Его щеки были бледными, а губы синими; глаза невидяще уставились вверх.

Дэн нажал ему на грудь в безнадежной попытке вдохнуть в него жизнь, но изо рта и носа пошла вода, и стало ясно, что он мертв.

Я его, конечно, узнал, хотя и давно не видел. Это был Оливер Бодин, сын Джимми и Элисон, и он утонул.

— Нам лучше позвонить Картеру, — сказал Дэн. — Теперь это дело полиции.

Я поднялся. Пальцами я еще ощущал кожу Оливера — холодную и мягкую. Казалось, вода шевелится, и тело Оливера, одетое в дорогую пижаму, тоже шевелилось.

— Господи, — сказал я. — Это слишком много для одного дня. Слишком много, черт возьми. Посмотри на этого беднягу.

Дэн тоже встал и кивнул.

— Я не знаю, что здесь произошло. Мальчик явно утонул. Хотя как, черт возьми, можно заполнить спальню водой, я себе не представляю. Медленно это не сделаешь. Окно не запечатано, а дверь открыта.

— Давай лучше проверим остальные комнаты, — сказал я без энтузиазма. — Что если Джимми и Элисон — я имею в виду, может, с ними что-нибудь случилось, а?

— Хорошо, — сказал Дэн. Чувствовалось, что ему хочется идти искать другие тела так же сильно, как и мне.

— Думаю, тебе лучше принести фонарь.

Мы оставили тело бедняжки Оливера Бодина на месте и прошлепали обратно в коридор.

II

Первой на нашем пути оказалась хозяйская комната. Если не считать мокрых пятен на ковре там, куда сумела добраться вода, все было сухо и пусто. Латунная старомодная кровать с розовым покрывалом была аккуратно застелена, и видно было, что на ней никто не спал. На темном сосновом трюмо лежали нетронутыми щетка для волос, ручное зеркало и парфюмерия Элисон. На стене, рядом с резной сосновой дверью в чулан, висела цветная фотография Джимми и Оливера на пляже в Кейп Код. Я посветил на нее, посмотрел на Дэна и пожал плечами.

Мы сунулись еще в две комнаты. Обе были пустые, достаточно сухие и нетронутые. Мы бегло и нервно осмотрели их, открывая двери шкафов, будто ожидали найти там таящихся чудовищ. Потом мы вернулись в промокший насквозь коридор. Вода спадала, и было ясно, что это не прорыв трубы.

— Мне кажется, что только комната Оливера наполнилась водой, — сказал я. — Теперь вода вылилась, вот и все. Нет ни утечки, ни треснувшего бака, ни поврежденного бака, ни поврежденного крана — ничего.

Дэн повернулся ко мне с таким лицом, как будто он был озабоченным чем-то министром.

— Кто это сделал, в таком случае? — спросил он у меня. — И, что ближе к делу, как им это удалось? Я не представляю, как кто-нибудь мог заполнить водой комнату. Это невозможно.

— Мы еще не были в ванной, — напомнил я ему. — Может, там какая-нибудь хитрая система труб.

— Ты веришь в это не более чем я.

Я достал сигары и предложил Дэну. Он потряс головой.

— Мне надо когда-нибудь начать рассуждать, — сообщил я ему, доставая спички. — Я решил, что можно начать прямо сейчас.

Мы открыли дверь ванной. Внутри было довольно холодно, не так, как это бывает зимним вечером; там было промозгло. Я потянул носом, и, хотя я курил сигару, меня охватила уверенность, что я почувствовал тот самый странный неприятный запах, который исходил от пробы воды, взятой в этом доме сегодня днем.

— Ты чувствуешь? — спросил я у Дэна.

Он кивнул.

— Что он тебе напоминает? — спросил я опять.

Дэн долго думал. Наконец он* сказал:

— «Рыбачья пристань» в Сан-Франциско. Мой последний отпуск. Запах моллюсков, смешанный с запахом дизельного горючего.

— Мне он напоминает то же самое, — сказал я ему.

Занавеска в душе была задернута. Она была из мутного пластика, разрисованного бирюзовыми рыбками. Я посветил, кинул ВЗГЛЯД никого не было. Я шагнул к душу по кафельному полу и отдернул занавеску. В ванной комнате лежало что-то похожее на узкий шлем с выступами. Эта вещь была больше, чем шлем — на самом деле ваша голова должна была быть раза в два больше нормального размера, чтобы вы могли носить такой шлем. Но она тускло и ровно мерцала, что наводило на мысли о шлеме.

— Дэн, — сказал я осторожно. — Как ты думаешь, что это?

Он наклонился и уставился на «шлем». Посмотрев немного, он протянул руки и поднял его.

— Он легкий, — сказал он. — Что-то вроде раковины или кости. На, посмотри.

Он поднял его к свету фонаря и показал мне, что «шлем» состоял из двух половинок, как раковина мидии. Посередине половинки были скреплены каким-то чешуйчатым, но гибким материалом наподобие целлулоида. По всей окружности «целлулоид» был усеян шершавыми иголочками — короткими, жесткими и острыми.

— Это настоящее? — спросил я Дэна.

— Настоящее? Ты хочешь сказать, продукт ли это реального существа?

— Да, если тебе хочется поставить вопрос таким образом.

Дэн постучал по «шлему» и оглядел его со всех сторон.

— На вид настоящее. Похоже на панцирь какого-то довольно большого бронированного насекомого.

Я не понимал, хочется ли мне рассматривать дальше или убежать из этого дома к чертовой матери. Я смотрел на эту чешуйчатую, бугристую часть неизвестного создания, и мне казалось, что я нахожусь посреди одного из тех ночных кошмаров, которые совсем не пугают, пока не проснешься один в мрачной спальне и не услышишь шум и шорохи, которых быть не должно, и не увидишь тени, которые не могут существовать.

— Это… это насекомое? — спросил я у Дэна. — Ты хочешь сказать, часть чего-то, что бегало?

— Может быть. Может, ЭТО... не думаю, что у того, кто утопил мальчика в его собственной спальне, может быть чувство юмора, как ты считаешь?

Я в ужасе уставился на панцирь.

— Ты хочешь сказать, что это мог быть панцирь омара, краба или чего-нибудь в этом роде? Ты думаешь, что говоришь?

Дэн положил чешуйчатый «шлем» обратно в ванну. «Шлем» покатался там немного туда-сюда, издавая противный скрежещущий звук, пока не занял устойчивое положение.

— По правде говоря, я даже не знаю, что и сказать, — с несчастным видом отозвался он. — Похоже на панцирь омара или какого-либо насекомого, но размер абсолютно ненормальный. По-моему, я вообще ничего не понимаю.

Снаружи капало. Я был уже достаточно заведен и не хотел оставаться в доме, обсуждая проблему нападения какого-то ужасного насекомого на Оливера.

Я сказал:

— Может, нам лучше позвонить Картеру? По крайней мере, у них есть какой-то порядок расследования такой жути. Я пасую перед вещами, которые нельзя спаять, заклепать или затянуть гаечным ключом.

Дэн провел рукой по лысой голове. В его глазах была тревога.

Он сказал:

— Все это полнейшая бессмыслица. Посмотри-ка: это панцирь или хорошая подделка под панцирь, но размер, Мейсон, совершенно жуткий размер.

— Давай позвоним Картеру, а? — повторил я. — Знаешь, как поступают в фильмах те, кто пытается сражаться с гигантскими омарами? Зовут полицию, полиция обращается в Федеральное Бюро Расследований. ФБР сбрасывает на омаров атомную бомбу. Давай так и сделаем.

— Ради Бога, хватит шуток на этот счет, — зло бросил Дэн. — В соседней комнате мертвый мальчик.

— Я не шучу, — настаивал я. — Все это выводит меня из себя. Лучше убраться отсюда. Мы идем или нет?

Он задумчиво взглянул на панцирь еще раз и кивнул.

— Хорошо. Но я попрошу Картера сделать несколько фотографий.

Мы вышли из ванной и похлюпали обратно к лестнице. Замерев на мгновение и прислушавшись, мы не услышали ничего, кроме капанья. Осторожно ставя ноги на мокрый ковер, мы спустились по лестнице в гостиную. Там был телефон, и я надеялся, что его вода не испортила. Я поднял трубку. Телефон потрескивал, но гудок был.

Картер Уилкс долго не подходил к телефону. Наконец он поднял трубку и устало сказал:

— Контора шерифа. Картер Уилкс. Подождите немного, пожалуйста.

— Картер, — торопливо сказал я, — это я, Мейсон Перкинс.

— А, Мейсон. Как дела? Подожди немного, а то я занят с отчетом по делу Дентона, осталось совсем немного.

— Картер, это хуже, чем дело с мальчишкой Дентонов.

— Ты это о чем?

— Я у Бодинов на дороге 109, — сказал я. — Здесь несчастный случай или что-то вроде этого. Оливер Бодин утонул.

— Утонул? Где?

— В доме, точнее, в своей спальне.

— В спальне? — недоверчиво переспросил Картер хриплым голосом. — Ты уверен, что по дороге домой не заезжал в норвильский магазин алкогольных напитков? Ты уверен, что трезв, Мейсон?

— Картер, это правда. И есть еще кое-что, так что тебе придется приехать и посмотреть самому.

Картер убрал трубку от уха, и я услышал, как он говорил что-то приглушенным голосом одному из своих заместителей. Потом он сказал в трубку:

— Джимми и Элисон с тобой, Мейсон? Что с ними?

— Они пропали. Мы здесь уже более получаса, и никаких следов хозяев не видели.

— Хорошо, — сказал Картер. — Я сейчас приеду. Оставайся там и жди меня, и ничего не трогай, черт побери.

Он бросил трубку. Я продолжал держать трубку в руках. Я сидел, тупо уставившись на телефон, когда Дэн повернулся ко мне и спросил:

— Ну?

— Картер едет. Судя по тому, как он ездит на машине, это не должно отнять у него больше десяти минут.

— Что он сказал?

Я пожал плечами.

— Подумал, что я напился. А мне уже хочется это сделать.

— Велел подождать?

— Давай подождем снаружи, а? От этого места у меня голова кругом идет. Представляю себе встречу с гигантской устрицей; я ведь всегда верил в привидения.

— Ты веришь в привидения? — поинтересовался Дэн, когда мы осторожно пробирались по мокрому холлу на кухню, а потом наружу.

— Конечно. А ты нет?

— Я думаю, нет. Я никогда их не видел. Моя мать, бывало, готова была клясться, что видела привидение, но я никогда не видел живое привидение, разгуливающее по дому. А ты?

— Я раньше снимал комнату на самом конце Десятой улицы, — сказал я, — и я уверен, что слышал, как кто-то шептался в моей спальне по ночам.

Дэн открыл сетку. Мы вышли на ночной морозный воздух.

— Что же они говорили? — спросил он меня.

— Не знаю. Меня учили, что подслушивать чужой разговор невежливо. Но если серьезно, это продолжалось несколько месяцев. Позднее швейцар сказал мне, что в той комнате каким-то насильником-шизофреником были убиты две девушки.

Мы обошли дом и подошли к тому месту, где стоял с включенными фарами мой автомобиль. Я залез на место водителя, а Дэн тактично сел сзади, чтобы не беспокоить Шелли. Я завел мотор, чтобы погреться.

— В конце концов, насильник есть насильник, — заметил Дэн. — Но не спрашивай меня, что это за штука в ванне и откуда она взялась.

— Слушай, я вспомнил, — сказал я. — Когда я был здесь днем и разговаривал с Джимми, он сказал мне, что ему снится, как он тонет.

— Да? И что он сказал еще?

Я задумался. Джимми говорил что-то о подземелье, о каком-то подземном водоеме.

«Меня доводит чувство, что вода находится под тоннами непроницаемого камня. Так что, даже если бы я и добрался до поверхности, я не смог бы дышать».

Я сказал:

— Кажется, он думал, что вода была под землей. Затопленная шахта или что-то в этом роде.

— Под землей? Бессмыслица какая-то.

Я кивнул головой в направлении дома Бодинов, темного и молчаливого в холодной ночи.

— То, что случилось с Оливером, тоже кажется бессмысленным. Но это случилось.

— Сон Джимми мог быть чем-то вроде предчувствия, — предположил Дэн. — Я не верю в привидения, но есть данные о случаях чистейшего ясновидения.

— А как насчет панциря насекомого, или омара, или кого бы там ни было? — спросил я его.

— Есть во всем этом кое-что такое, что беспокоит меня больше всего, — сказал Дэн. Его лицо было слабо освещено зеленоватым светом приборной доски. — Это слишком уж напоминает нашу чешуйчатую мышку. Сложно сказать, не имея под рукой мыши, чтобы сравнить, но, кажется, есть некое сходство между наростом на теле нашей пациентки и панцирем наверху.

Я выключил мотор «кантри сквайра», чтобы не задохнуться от выхлопных газов. Было достаточно тепло, чтобы продержаться до приезда шерифа.

Шелли зевнул, потянулся, а затем опять свернулся в пушистый полосатый шар. Чтобы быть таким ленивым, действительно нужен талант.

Я вынул сигару. Это была последняя. Я засунул ее в рот и сказал:

— Думаешь, если животное покрупнее, чем мышь, напьется этой воды, с ним случится то же самое?

— Если виновата действительно вода, то все странности можно списать на нее, я бы так сказал, — ответил Дэн. — Может, это собака. Ведь у Бодинов была собака, а мы так ее и не заметили.

— Бодинов мы тоже что-то не заметили, — напомнил я.

Он отвернулся.

— Я об этом тоже думал. Но пока мы не уверены, что дело в воде и она так же действует и на людей, я бы воздержался от подобных догадок.

Я достал спички.

— По крайней мере, на Оливера она не подействовала. Я хочу сказать, он утонул, но он пил колодезную воду так же, как и Джимми с Элисон, однако чешуи на нем не было заметно.

Дэн потер глаза.

— Я не думаю, что Джимми и Элисон разгуливают по округе в виде живой рекламы «Продуктов Мори Швона». А ты?

Я чиркнул спичкой, и в этот момент мне показалось, что я увидел, как кто-то пересек лужайку. Оранжевое пламя спички, отразившись от ветрового стекла, помешало мне увериться в этом, и, быстро задув спичку, я уставился в темноту.

— Что такое? — спросил Дэн.

— Не знаю. Похоже, там кто-то есть. Подожди-ка немного.

Я открыл дверь машины и вылез. На мгновение мне показалось, что рядом с дальней изгородью я увидел человека, идущего прочь от меня. Было слишком темно, и я не мог разглядеть его получше, но похоже, он горбился и был довольно грузным. Шел он странно, слегка покачиваясь.

Я окликнул:

— Джимми! Это ты?

Казалось, человек повернулся ко мне, но это произошло так быстро, что я не понял, кто это, а он уже скрылся в неровных тенях.

— Джимми! — крикнул я и побежал через траву к ограде. Позади меня открылась дверь, и Дэн припустил за мной вприпрыжку, быстро догоняя меня. От холодного воздуха у меня перехватило дыхание; пульс в ушах и шуршание моей одежды, похоже, были самыми громкими звуками в мире.

Я добежал до края ограды. За ней были густые колючие кусты, которые невозможно было миновать, не исцарапавшись в кровь. Остановившись и тяжело дыша, я подождал Дэна, который с шумом бежал за мной, и мы оба стояли и смотрели на живую изгородь, сбитые с толку.

— Ты видел, кто это? — спросил Дэн.

— Не знаю, это мог быть кто угодно. Может быть, это просто тени. Я не вижу, как кто-нибудь мог пробраться через эти кусты.

Мы прошли немного вдоль изгороди в обе стороны, но проходов в ней не было. Если бы тут кто-нибудь побывал, то он бы проделал в изгороди здоровенную дыру. Может быть, он просто пробежал вдоль нее в тени. Хотя мне думалось, что в этом случае я бы увидел его. Когда я побежал, он был метрах в сорока от меня. Только бегун-олимпиец мог пробежать вниз по дороге и скрыться из вида за то время, пока я добирался сюда, а из того, что я видел, было ясно, что человек был тяжелым и неповоротливым.

Мы стояли и слушали. Холодный ветер слабо дул сквозь изгородь, и сухие листья, насаженные на шипы, шевелились со звуком, который был очень похож на поскребывание клешней гигантского омара.

— Не понимаю, что мы, черт побери, так нервничаем, — сказал Дэн, сердясь на самого себя и в равной степени на меня. — Нам ничего не известно, нет никаких свидетельств чего-либо, а мы скачем вокруг, как два школьника в публичном доме.

Я пошел обратно к машине, и Дэн поплелся за мной. Я не знал, слишком ли я бурно реагирую или нет. Я знал, что часть адреналина в крови находится там из-за моего воображения. В данных обстоятельствах было сложно отвлечься от образов Джимми и Элисон, постепенно превращающихся во что-то чешуйчатое. Но я знал, что видел кого-то или что-то, и, учитывая то, что маленький Оливер утонул несколько часов назад, я думаю, мне можно было простить то, что я был на пределе. Я не трус. Если надо, я могу без колебаний заехать по голове гаечным ключом кому угодно. Но я не чувствую себя таким уверенным с тем, что шепчется в темноте или шляется по саду в полночь, и уж тем более я теряюсь в спальнях, которые совершенно ненормально заливаются водой до потолка.

Мы уже почти достигли машины, когда услышали полицейскую сирену. Машина шерифа Уилкса с включенными сигнальными огнями свернула на подъездную дорогу и подъехала вплотную сзади к моему автомобилю. Шериф и три помощника открыли двери и выбрались наружу.

— Следователь тоже едет, — поведал нам шериф. — Где тело?

— Наверху, вторая спальня направо.

Картер — высокий человек, шесть футов и четыре дюйма, с дополнявшим общее впечатление животом. У него широкое суровое лицо, решительные темные глаза и косматые брови. Форма на нем всегда безукоризненно чиста, обувь сияет. Он обладатель великолепных белоснежных зубов. Женат на хорошенькой китаянке, и у них есть сын, который играет в баскетбол за Хатфорд.

— Вы не хотите, ребята, пойти с нами и показать, что нашли? — спросил Картер.

— Если ты считаешь, что это так необходимо, — сказал я. — Мне там не нравится.

— Смерть не привносит ничего хорошего в обстановку дома, — заметил Картер.

— Я тоже так думаю, — сказал я ему.

Мы провели Картера с помощниками через кухню в холл, устланный промокшим насквозь ковром. Он хотел знать, когда мы приехали, что нам было здесь надо и что показалось нам подозрительным. Видели ли мы следы на мокром ковре лестницы? Слышали ли подозрительные звуки? Откуда, по моему мнению, лилась вода? Почему я сразу же не закрутил запорный кран?

Мы вшестером прошлепали наверх, и я показал спальню Оливера. У двоих помощников были тяжелые аккумуляторные фонари, и они осветили всю сырую и грустную обстановку сразу. Оливер лежал с синим лицом и открытыми глазами там, где мы его оставили. Шериф опустился на корточки рядом с ним и долго смотрел, не прикасаясь к телу. Потом он поднял глаза и оглядел слезающие обои, мебель, с которой капало, и отметку уровня воды около рамки картины.

— Ты водопроводчик, — сказал он, поворачиваясь ко мне. — Что здесь, по-твоему, произошло?

— Я не знаю, — признался я. — Комната даже не была закрыта, поэтому, наверное, нужно было как-то резко и сразу затопить ее. Но я не знаю, откуда взялась вода, равно как и затрудняюсь определить, как можно залить ее водой так быстро. В комнату такого размера вмещается тонн двадцать воды.

— Двадцать тонн? — переспросил Картер.

— Запросто. Может, больше.

Картер поднялся и поправил на поясе ремень с кобурой.

— Не похоже, что в коридор вылилось двадцать тонн воды, а? Двадцать тонн смыли бы дом, тебе не кажется?

— Да, пожалуй. Я об этом не подумал.

— Итак, вода появилась, залила комнату, а затем почти вся исчезла? — спросил Картер.

— Я полагаю, так. Я не знаю, как это получилось.

— А я тебя об этом и не спрашиваю. Я спрашиваю тебя, по-твоему, случилось так, как ты сказал?

Я кивнул.

— Да, так все и произошло.

— Так, согласия мы достигли, — сказал Картер. Он переступил через тело Оливера и прошел в другой конец комнаты. — Комната наполнилась двадцатью тоннами воды. Потом вода ушла так же быстро, как и появилась. Теперь скажи мне, какое снаряжение нужно, чтобы проделать такое. Насос какой-нибудь, или, может быть, брандспойт?

Об этом я уже думал. Существовали пожарные брандспойты, которые качали по нескольку тонн воды в минуту, но они были оснащены такими мощными и шумными насосами, что мысль о предполагаемом убийце, приезжающем на такой вот машине к дому Бодинов пораньше вечером, устанавливающем эту махину и включающем ее, была абсурдной. Кроме того, как могли эти тонны воды исчезнуть так быстро? Я не знал ни одного нестационарного насоса, который мог бы всосать двадцать тонн воды за считанные секунды.

Убийство Оливера казалось бессмысленным, бесцельным и проделанным с помощью чего-то абсолютно невозможного.

Я сказал шерифу Уилксу:

— Сожалею, но я не могу даже догадываться, как это проделали. Я бы сказал, что такого не может случиться, если бы не видел своими глазами.

Картер потер подбородок. Снаружи раздался вой сирены машины следователя и скрип покрышек, когда она затормозила. Захлопали двери, и мы услышали шаги и голоса.

— Есть еще одна странная вещь, — сказал Дэн Картеру. — Мы нашли ее в ванной.

— По-твоему, эта комната недостаточно странная? — спросил Картер.

— Да, странноватая. Но то, что мы нашли, еще более необычно.

Картер взглянул на одного из помощников и сказал:

— Хорошо, показывай дорогу.

Пройдя по коридору, мы оказались в ванной. Дэн отдернул занавеску и произнес:

— Вот. Что ты скажешь об этом?

Картер, нахмурившись, смотрел в ванну. Помощник тоже наклонился, затем он выпрямился и посмотрел сначала на Дэна, а потом на меня.

— Это ванна, — сказал он, подозрительно глядя на меня.

— Не ванна, — сказал я, проталкиваясь вперед, — а…

Ванна была пуста. Никаких следов чешуйчатого панциря. Я отдернул занавеску дальше, но за ней ничего не оказалось. Я посмотрел за унитазом, но там тоже ничего не было.

— Вы мне не скажете, что вы ищете? — потребовал Картер. — Или это настолько странно, что вы не знаете, что это было?

— Это был панцирь, — объяснил Дэн, пытаясь обрисовать руками в воздухе его форму.

— Что-что?

— Защитный панцирь насекомого, если проще. Роговой и жесткий, из двух половинок, соединенных как бы хребтом.

Шериф Уилкс понаблюдал за попытками Дэна обрисовать форму панциря, затем выставил вперед большой палец, а потом попытался указать размер с помощью большого и указательного пальца.

— Когда ты говоришь о панцире насекомого, ты ведь хочешь сказать, что он был маленьким? Не думаешь же ты, что он был таким большим, как ты показываешь.

Дэн опустил глаза на свои руки, между которыми было чуть меньше метра. Потом он посмотрел на шерифа.

В какой-то момент я не знал, что он скажет, но потом он опустил руки и изобразил на лице полную капитуляцию.

— Да, — сказал он устало, — я действительно не хотел сказать, что панцирь был таким большим.

— Тогда что же в нем такого странного? — спросил его Картер. — Ты сказал, что это будет необычнее, чем двадцать тонн воды в спальне, или нет?

— Кто, я?

Я положил руку на широкое и крепкое плечо Картера.

— По-моему, Дэн в шоке, Картер. Может быть, это просто игра воображения.

— Что — это?

— То, что, как он думал, было панцирем.

— Мне кажется, ты тоже сказал, что видел панцирь.

Я выдавил из Себя улыбку.

— Все мы ошибаемся, Картер. У нас с Дэном был трудный день.

Уперев руки в толстые бока, Картер молча смотрел на нас почти целую минуту.

— Хорошо, — сказал он наконец. — На этот раз вам сойдет это с рук. Но если кто-то утаивает вещественное доказательство, у него будут большие неприятности. Вы меня поняли?

— Никто ничего не утаивает, Картер, — заверил я его. — Просто нам так же, как и тебе, хочется выяснить, что здесь произошло.

— Хорошо. Но помните о наказании за утаивание вещественных доказательств. Наказание — тюрьма. Понятно?

Мы все вместе вышли из ванной и пересекли коридор. Помощник следователя Лоренс Дан, худой, с серым лицом человек в очках, в коричневом с отливом костюме, поднимался по лестнице со своим старым коричневым саквояжем.

— Как дела, Ларри? — спросил Картер. — Ты готов расследовать дело об утонувшем в своей спальне?

Лоренс Дан фыркнул и моргнул.

— Что бы там ни было, Картер, я к этому готов. Привет, Дэн. Привет, Мейсон. Как я понимаю, вы — те двое несчастных, которые все и обнаружили. Бедняга Оливер, да?

— Точно, — сказал Картер. — Эролл только что объявил розыск Джимми и Элисон.

— А что, они пропали?

Картер отвел Лоренса в спальню утонувшего мальчика.

— Их не было, когда приехали Мейсон и Дэн, а это случилось больше часа назад.

Лоренс встал на колени на мокрый коврик рядом с телом Оливера и открыл свою сумку. Посветив в глаза мальчику специальным фонариком, он принялся проверять другие признаки жизни — сердце, дыхание, рефлексы. Все это было формальностью. Смерть Оливера не подлежала сомнению.

— Мне нужно померить его температуру, — сказал Лоренс. — Кто-нибудь, помогите мне перевернуть его.

Шериф наклонился, и они с Лоренсом перевернули мальчика на живот. При этом у мальчика полилась вода из носа и рта, и шериф быстро выпрямился, с несчастным видом взглянув на следователя.

— Если что-либо пугает людей больше, чем обнаружить, что кто-то, кто раньше жил, умер, так это случаи, когда обнаруживаешь, что кто-то, кто умер, оживает, — сказал Лоренс.

Он разорвал пижаму Оливера на спине и стал рыться в сумке в поисках термометра.

— Ларри? — произнес шериф.

— А? Чертов термометр где-то здесь?

— Ларри, — повторил шериф Уилкс. — Что со спиной ребенка? Она поранена, что ли?

Лоренс Дэн поправил очки и посмотрел на обнаженную спину и ягодицы Оливера. Прищурившись, он наклонился, чтобы рассмотреть поближе, а потом дотронулся до кожи мальчика, очень нежно, одними кончиками пальцев.

— Дайте фонарь, — сказал он.

Дэн и я подошли ближе, когда один из помощников дал Лоренсу свой фонарь.

— Не толпитесь, — сказал шериф, протискиваясь вперед и нагибаясь, чтобы посмотреть, что делает Лоренс.

Помощник прокурора поднял пижаму Оливера повыше, и от того, что нам открылось при ярком театральном свете фонаря, у меня свело желудок.

Один из помощников прошептал:

— Господи Иисусе, — что это, черт возьми?

Кожа вокруг поясницы, ягодиц и верхней части бедер Оливера покрылась твердым, похожим на скорлупу наростом: ягодицы вместо того, чтобы быть мягкими и круглыми, были похожи на зеленовато-серые роговые наросты, а вдоль позвоночника начали формироваться темные выступы. В том месте, где бедра переходили в ягодицы, теперь были хрящевые соединения, похожие на сочленения у моллюсков.

Лоренс трясущимися руками перевернул тело на спину, и мы увидели, что на месте гениталий у мальчика была покрытая шиповатыми наростами масса голубых и зеленых зароговевших волокон.

Мы молча стояли вокруг тела Оливера в круге света полицейских-фонарей, которые выхватывали из темноты промокшего дома маленький кусочек пространства, и никто из нас не знал, что сказать. Наконец Лоренс поднялся, одергивая мокрую ткань на коленях и снимая очки.

Снаружи мрачно завывал ветер, а внутри ковры и половики впитывали воду, издавая легкое ритмичное чмоканье.

Шериф Уилкс прочистил горло.

— Я думаю, нам ясно, что здесь произошло, — сказал Дэн тихим, почти неслышным голосом.

Лоренс Дан взглянул на него, но Картер не мог оторвать взгляд от тускло поблескивающей чешуи на теле Оливера.

— Если тебе все ясно, давай выкладывай, — сказал Картер.

— Именно поэтому мы приехали сюда, — начал объяснять Дэн. — Бодины жаловались на изменение цвета воды, и Мейсон привез мне пробы на анализ. Я нашел в этой воде некие организмы, каких-то микробов, которые выделяли зеленовато-желтую жидкость.

— Ты идентифицировал их? — спросил Лоренс.

Дэн покачал головой.

— Не было времени. Случайно мышь выпила немного этой воды, когда нас с Мейсоном не было, и с ней случилось то же самое, что с бедняжкой Оливером.

— Поэтому ты думаешь, что он пил эту воду и из-за нее покрылся скорлупой? — спросил Картер.

— Явных доказательств нет — пока нет.

— Думаешь, то же самое могло случиться с водой из других колодцев? — поинтересовался Лоренс.

— Без малейшего понятия, — ответил Дэн. — Но чтобы не рисковать, я бы на вашем месте сделал предупреждение и велел бы людям пить пока воду из б> пылок. Пока я не выясню, что это за организмы и почему они так влияют на людей, до тех пор, я полагаю, нам придется считать, что округ в опасности.

Картер посмотрел на ороговевшие бедра Оливера и медленно покачал головой.

— Черт меня побери, если я видел когда-нибудь такое раньше.

Один из помощников, Эраш, молодой человек с еще редкими усиками, поднялся наверх, чтобы передать сообщение от добровольцев, занятых поисками мальчика Дентонов. Войдя в комнату, он сказал:

— Боже, ну и запах!

— Запах? — удивился Картер.

— Запах тухлой рыбы. Вы разве не чувствуете?

III

Я временно жил в летнем домике для отдыхающих в пригороде Нью-Милфорда по дороге в Нью-Престон. Дом принадлежал моему юристу, тому самому, который устроил мне развод, но он редко здесь появлялся, особенно после того, как порвал со своей любовницей. Раньше я жил над магазином плетеных и керамических изделий, прямо напротив продовольственного магазина в центре Нью-Милфорда, но срок аренды истек, и хозяину понадобилось жилье для своей немолодой сестры.

Особенно не возражая, мы с Шелли упаковали вещи и съехали, забрав с собой все краны и отрезки труб.

Шелли пока нравилось здесь. Напротив нас располагалась небольшая ферма, где в густых осенних туманах паслись пегие коровы, а это означало, что здесь полно мышей, с которыми можно поиграть. А еще здесь было тихо. Так тихо, что, выйдя из задней двери ночью и вдохнув полной грудью студеный воздух, вы ничего, кроме шуршания листьев, не услышали бы.

До дома я добрался только к рассвету. Проехав по покатой дороге, я припарковался и устало выбрался из машины. Шелли, вытянувшись как резиновый, вылез вслед за мной. Я назвал его Шелли по имени поэта, который написал:

«О, как прекрасна Смерть!

Лишь Сон один, что брат ей

Так прекрасен может быть!»

Не надо быть гением, чтобы пояснить это.

В коридоре было холодно, когда я открыл входную дверь.

Камин давно потух, и в очаге ничего, кроме серого пепла, не было.

Не снимая бейсболки и пальто, я сгреб золу и положил новые дрова на прутья в очаге. Сыскав старый номер «Нью-Милфорда», я поднес спичку. Шелли наблюдал за мной с дивана с видом высокомерного нетерпения.

Затем я сходил на кухню, выходившую окнами на покатый задний двор, и поставил чайник.

Мне было необходимо выпить кофе с вдовой «Джека Дэниела». Стоя у окна, я смотрел на серый недружелюбный рассвет и думал о бедном Оливере и его пропавших родителях.

Картер Уилкс забил тревогу по поводу пропавших Джимми и Элисон и распространил их описание среди добровольцев, занятых поисками Пола Дентона. Он также отдал своим сотрудникам распоряжение обойти и проинструктировать всех в округе насчет употребления колодезной воды. Готовилась информация для радио и ТВ, хотя в своем сообщении газетчикам Картер ограничился упоминанием о мифическом прорыве канализации. Что касается смерти Оливера и исчезновения Джимми и Элисон, тут он был полностью откровенен. Оливер умер «в результате несчастного случая у себя дома», а Джимми и Элисон разыскиваются, чтобы «прояснить некоторые моменты, непонятные полиции».

Картер никак не коснулся в разговоре с прессой коркообразных наростов на спине и бедрах Оливера и не сказал ни слова об исследованиях Дэна.

— Меньше всего я хочу, чтобы здесь, черт побери, началась паника и боязнь летающих тарелок, — заметил он.

В офисе следователя, где собирались провести полное вскрытие тела Оливера, тоже все держали рот на замке. Медицинский эксперт был спокойным, с сединой в волосах человеком по имени Джек Ньюсом, который всегда выражал неприязнь ко всякого рода шумихе и пиротехническим эффектам. Лоренс Дан думал так же, а значит, вопрос о смерти Оливера останется закрытым, пока шериф Уилкс не решит сделать всеобъясняющее полное заявление.

А заявление было бы сильным. Новость о том, что вода превращает людей в крабов, могла подорвать дух общественности Нью-Милфорда. Заявление такого рода было максимумом, на что был бы способен я, чтобы заставить самого себя поверить во все это. А ведь я стоял рядом с телом Оливера и все видел.

Чайник закипел, и я поставил кофейник. Когда кофе сварился, я достал бутылку «Джека Дэниела» и налил в чашку на два пальца. Залив его кофе, я перемешал все это и прошел в гостиную, чтобы посидеть рядом с Шелли и посмотреть, как догорает полено. Я замерз и устал и был уже готов последовать примеру Шелли и поспать, когда зазвонил телефон. Я зевнул и поднялся.

— Кто это? — спросил я и набрал полный рот кофе с виски.

— Это Дэн, — сказал Дэн. — Я вернулся в лабораторию и провел опыты с водой.

— А ты вообще спишь?

— Да ну этот сон. Это важнее.

Я опять зевнул.

— Хорошо, это важнее. Что ты там нашел?

Дэн сказал:

— Я поставил опыт на определение возраста воды и организмов. Тут Рета,' она мне помогает, и мы уже сделали двадцать или тридцать анализов, чтобы быть уверенными.

— Ну? Что там такое?

— Анализы говорят о возрасте органики в воде, и это дает представление о глубине, с которой достали воду. Если, к примеру, органике семь-восемь тысяч лет, то вода из пласта с лиственным лесом, который можно найти на глубине шесть метров. Понимаешь?

— Конечно, — сказал я. — Чем старше, тем глубже источник. Так сколько лет существу в воде Бодинов?

Последовала пауза.

Наконец он сказал:

— Ты поверишь, если я скажу, что около двух миллионов лет?

— Два миллиона? То есть вещества в воде доисторические?

— Точно. Мы перепроверили много раз — ошибки быть не может. Вода идет из подземных источников на глубине более полутора миль.

Я допил кофе с виски и кашлянул.

— Это смешно. Их колодец глубиной не больше тридцати метров.

— Анализы убедительные.

— Хорошо, пусть убедительные. Но что они доказывают? Бодины пили какую-то старую воду. Что это нам дает?

— По-моему, до тебя не дошло, — терпеливо объяснил Дэн. — Существам в воде тоже два миллиона лет.

— Прошу прощения?

— Этим гадким существам два миллиона лет. Я проверил жидкость, которая из них выходит, и их собственную органическую основу. Результат тот же. Я послал пробу в лабораторию в Уайт Плейс на радиохимический анализ, чтобы быть вдвойне уверенным, но, по-моему, сомневаться нечего. Им два миллиона лет.

Я закрыл глаза. Это уж слишком.

— Слушай, Дэн, — сказал я устало, — как можно жить два миллиона лет и не умирать? У них даже бороды нет.

— Все равно, это так. Это живые ископаемые. Рета сейчас проверяет, можно ли их отнести к какому-нибудь известному доисторическому виду.

Я долго молчал. Разговаривая с Дэном, я вдруг почувствовал себя усталым, одиноким и замороченным всем тем, что произошло за последние двенадцать часов. Если как на духу, то я еще и испугался. Из головы не шли мысли о чешуе Оливера, бугристом панцире в ванне, о качающейся неповоротливой фигуре, которая сбежала от меня через изгородь Бодинов.

— По-моему, — сказал Дэн, — нам придется сделать еще несколько анализов и даже покопаться в этом колодце. Откуда-то же вода должна идти, и для того чтобы защитить город, мне надо знать откуда. Может быть, ты поедешь сегодня попозже днем вместе с нами, чтобы помочь? Я советовался с Картером, он обещал, что поможет, чем может.

— Во сколько мне надо там быть? — спросил я его.

— Поспи сначала. Я поеду, как только закончу здесь в лаборатории. Давай договоримся на полтретьего у дома.

— Хорошо, — сказал я и повесил трубку.

Я взглянул на Шелли — тот смежил веки, будто все эти дела его утомили.

— Не напускай на себя такой вид, — сказал я, отправляясь в спальню. — Целая банда ископаемых обосновалась в городской воде, и пока похоже, что от них у людей появляется рыбья чешуя. Ты, как кот, хочешь покончить с рыбьей чешуей или нет?

Я разделся, расправил скомканную, как я оставил ее утром, постель и залез под одеяло. Я был так утомлен, что через пять минут уснул.

Когда я спал, я видел престранный сон, а может, сны. Я стоял на берегу моря, ночью, и луна проливала свой свет на поверхность воды. Потом я плыл, качаясь на волнах, и вода подо мной была соленой и ужасно холодной. Луна пропадала и появлялась, как далекий чужой маяк.

Скоро я стал погружаться под воду. Мне не было страшно и почему-то не надо было дышать. Вода каким-то образом заменяла воздух, и я чувствовал холодный освежающий поток, проходящий через мои легкие. Вокруг ничего не было видно, вода была темной, и я чувствовал, как прохожу сквозь течение, сквозь холодные сверкающие косяки селедок и окуней. Но вот что придавало необычность сну, так это то, что я знал, куда направляюсь, знал совершенно определенно. Я знал, что если я поплыву налево, то наткнусь на подводную гряду камней. Достигнув ее, я буду в миле от конечной цели моего плавания.

Прямо перед собой я видел бледные лучи луны, играющие в воде. Затем я увидел возникающие из глубины скалы и заторопился, и поплыл быстрее. По ночам плавать в океане было опасно, и я это знал. Там было полно стремительных хищников. Я уже почти достиг вершины скалы, когда почувствовал вибрацию воды. Я набрал в рот побольше воды и поплыл так быстро, как мог. Кто-то почувствовал мое присутствие и уже гнался за мной. Кто-то злобный вышел на охоту, чтобы уничтожить меня. Я попытался нырнуть поглубже, извиваясь в воде и пытаясь избежать его челюстей, но почувствовал, как что-то больно и с дикой силой схватило меня за ногу.

Я проснулся. Сначала я не мог понять, где я. Я не понимал, что я на суше и дышу воздухом, а не водой. Я сел на кровати, весь в холодном поту. За окном было холодное бледное утро, и коровы мирно паслись на холмистых склонах фермы. Я вышел из спальни и пошел в гостиную, где, потрескивая, горел камин. Стоя голым посреди комнаты, я проглотил еще одну порцию «Джека Дэниела».

Закашлявшись, я вернулся в спальню. Но кровать меня больше не привлекала. Я не отдохнул, но смятые простыни были слишком похожи на поверхность неприятного и вселяющего ужас ночного океана.

Я позвонил в лабораторию. Дэн ушел поспать, поэтому к телефону подошла Рета — она еще работала с пробами воды. Она удивилась, что я не сплю.

— Когда я один, я плохо сплю, — сказал я ей. — Если надумаешь, приходи — поможешь мне отдохнуть. Во имя безопасности общества, конечно.

Она мягко рассмеялась. Она могла бы быть независимей и холодней, чем Шелли, да и в три раза умней нас вместе взятых, но опускалась до ответов на такие вот не вполне приличные предложения. Мне это нравится в девушках. Особенно, когда они ловят меня на слове. Но Рета, конечно, этого не сделала. Она была занята спасением мира от племени доисторических омаров. Она сказала:

— Дэн очень беспокоится насчет того, что происходит. Он думает, что это заболевание, которое долгие годы было законсервировано. Как в Лондоне, когда там раскопали массовые захоронения умерших от черной смерти три столетия назад и двое рабочих заболели чумой.

— Он так думает? — спросил я ее.

— Он не уверен. Мы проведем еще несколько анализов с мышью, но уже ясно, что это больное животное.

Я потер глаза.

— Об этом заболевании кто-нибудь раньше слышал?

— Я проверяю, — сказала Рета, — но сложно прийти к какому-либо заключению. Однако кое-что я обнаружила.

— Например?

Она полистала блокнот.

— Ну, например, я звонила сегодня знакомому палеонтологу. Он сказал, что экспедиция Курье в 1954 году нашла в Центральной Африке семь или восемь окаменевших животных и что двое из них, хотя были раньше млекопитающими, родичами оленей, имели черепа и передние конечности, как у ракообразных. Было впечатление, что они превратились из млекопитающих в ракообразных или, возможно, наоборот.

— Доказано было что-нибудь?

— Ничегошеньки. Были какие-то незначительные споры в Уэндельском институте, но в конце концов африканскую находку определили как мистификацию или абсолютно случайную мутацию. На самом-то деле она просто не подводилась ни под одну из известных теорий развития млекопитающих, и проще было ее опорочить и забыть.

Я отпил немного виски и поинтересовался:

— Это все?

— Еще одно, — сказала Рета. — В Катеке, в Индии, в 1925 году была вспышка так называемой проказы, но английский доктор, который лечил большинство пациентов, написал отчет, в котором говорилось, что это была вовсе не проказа. Он писал, что это была форма окостенения, — ну, ты знаешь, что-то вроде костяных наростов. Он решил узнать, что вызывает это окостенение, и в конце концов решил, что источник болезни — местная питьевая вода. В том году были сильные муссоны, и реки вышли из берегов и залили колодцы и систему каналов.

— Как он описал это окостенение? — спросил я. — В какой форме это проявлялось?

— Он сделал больше, — ответила Рета. — Он приложил чудесное описание с рисунками.

— Он сделал рисунки?

— Конечно, — сказала она. — И что самое ужасное, его отчет потеряли лет двадцать назад. Взяли из библиотеки Гарвардского университета и не вернули.

Я потянулся за сигарой и закурил.

— Какая жалость, черт возьми! Я бы хотел посмотреть эти рисунки, даже если это не то, что было у Оливера Бодина.

— Знаешь, я тоже посмотрела бы, — сказала Рета. — Но мне все-таки удалось достать кое-что. Я позвонила своему преподавателю, он на пенсии и живет в Майами. Он видел этот отчет, когда был студентом. Он думал, что этот врач, Остин, сошел с ума, и не уделил отчету особого внимания. Но он помнит один необычный отрывок.

— Какой? — спросил я.

— Из описания пациента, к которому Остин ездил на реку Маханади в 1925 году. Остину пришлось проехать пятьдесят миль сквозь стену дождя и грязи, прежде чем он нашел эту деревню, и он сильно устал, когда все-таки добрался туда. Так что его впечатления могут быть искажены из-за усталости. Какая-то старуха отвела его в отдельно стоящую хижину на краю деревни. Хижина была погружена в полумрак, окна занавешены, а на двери висел полог. На кровати кто-то лежал, но Остину сложно было что-нибудь разглядеть, а старуха настаивала, чтобы он не приближался к больному и не осматривал его. Остин писал, что различил в темноте тяжелую закостеневшую голову и руку, которая в сечении была скорее овальной и имела тускло отсвечивающую кожу. Также он писал, что голос пациента был хриплым и его сложно было понять.

— Продолжай, — сказал я ей. Описание ракообразного пациента вызывало у меня беспокойство. Прикрывая глаза, я видел перед собой закостеневшие бедра и ягодицы Оливера Бодина и панцирь в ванной.

— А больше ничего и нет, — сказала Рета, — за исключением того, что Остина затошнило от «вони гниющей рыбы, которая была так сильна, что я думал, что задохнусь».

— Точно, — тихо сказал я. — Точно то же самое сказала Элисон о воде, которую я взял из их колодца, и то же почувствовал помощник Картера в доме Бодинов. А затем и я это почувствовал. Сильный, забивающий все запах рыбы.

Рета сказала:

— Я не знаю. Я думаю, здесь есть какая-то связь. Но мы не должны приходить к незрелым заключениям. Только потому, что Остин почувствовал запах рыбы в 1925 году и Элисон Бодин учуяла рыбу вчера, мы не должны думать, будто установили научную связь, которая не подлежит сомнению. Множество вещей пахнет рыбой, в том числе и сама рыба. Ты знаешь, как пахнет перегревшаяся штепсельная вилка?

— Я знаю, что в доме Бодинов не было перегревшихся вилок, — сказал я ей. — И не думаю, что у пациента Остина на берегах реки Маханади была перегревшаяся вилка, если только, конечно, на голове у него не было электрических пробок.

Рета не засмеялась. Вместо этого она сказала:

— Я знаю, что есть соблазн сделать из этого вывод, однако следует воздержаться. Ситуация слишком серьезная, чтобы можно было ошибаться. Надо сделать еще не один десяток анализов, прежде чем что-нибудь прояснится.

— А что рисунки Остина? — спросил я. — Твой преподаватель помнит, что на них было?

— Так, местами. Это были просто наброски рук и суставов. Детали вырисованные и аккуратные, но не очень запоминающиеся.

— Какая жалость, что отчет потеряли, — повторил я.

— Я понимаю, — сказала Рета. — Я даже звонила в библиотеку и заставила их поискать, кто их взял. Но архив не простирается до 1925 года. Они списали отчет Остина как украденный.

Я допил виски.

— Я думаю, сейчас это все, что есть. Пока, конечно, не получили отчета о вскрытии и не слазили в колодец. Как насчет пообедать?

— А ты не пойдешь спать?

— He-а. У меня плохие сны. И не люблю спать один, я уже говорил. Как насчет «Айрон Кети» в час?

— Хорошо, — согласилась Рета. — Только не давай мне слишком много вина.

— Конечно, не буду, — заверил я ее. — Мне нет нужды опаивать девушку, чтобы произвести на нее впечатление.

— А я об этом и не думала, — парировала Рета. — Просто мне сложно работать под парами алкоголя.

— Доверься мне, ученый ты человек, — сказал я. — Увидимся позже.

«Айрон Кети» — это ресторан в колониальном стиле, расположенный в элегантном белом здании в нескольких милях к северу от Нью-Милфорда. Это такое место, где часами можно обедать в окружении престарелых матрон из Коннектикута, которые носят эластичные чулки и белые волосы которых уже редеют. В это время туда-сюда носят тарелки с аккуратно разложенными и хорошо приготовленными салатами, авокадо, и вообще царит спокойная аристократическая атмосфера.

Рета и я сидели за столиком у окна, потягивая белое вино, и смотрели на багряные склоны осеннего сада.

Рета была привлекательна как никогда. В сером свете осеннего неба ее карие глаза стали полупрозрачными, а почти белые волосы сияли мягко и притягательно.

Я сказал:

— Не могу себе представить, как ты встречаешься с Поросенком Пэкером.

— Ты ревнуешь?

— А что, нельзя?

— Ну, — сказала она, мягко улыбнувшись, — ревность — это самое разрушительное чувство. Оно разрушает и того, кто ревнует, и того, кого ревнуют.

— Я не сгораю от ревности, — сказал я, глядя на нее сквозь край бокала, — просто немножко ревную. И удивлен. Я не понимаю, чего не в состоянии дать я, что может дать этот болван. Не говоря, конечно, о пятидесяти фунтах выпирающих отовсюду мышц.

Она опять улыбнулась и отвела глаза.

— Может, меня привлекают выпирающие мышцы, — сказала она. — В конце концов, привлекает же многих мужчин выпирающая ткань на груди.

— А что такого есть в выпирающей на груди ткани? — поинтересовался я, и наверное, несколько громче, чем следовало. Старая леди в фиолетовой шляпе повернулась и уставилась на меня сквозь пенсне. Я одарил ее успокаивающей улыбкой и прошипел:

— Пэкер — жуткий болван и в придачу совершенно необразованный. Он говорит фразами из мыльных опер: восклицательный знак после каждого предложения.

Рета пожала плечами.

— По крайней мере, он неопасный.

— Неопасный? Что это означает?

Подошла официантка с порцией бифштекса для меня и запеченной рыбой для Реты. Я бы в такой момент не смог есть рыбу, но, похоже, ученые менее щепетильны, чем обычные люди. Посыпав рис перцем, я откусил кусочек бифштекса с помидором, все еще ожидая ответа Реты.

— Понимаешь, — сказала Рета, протягивая руку за куском хлеба, — безопасность есть противоположность опасности.

— А я опасен, так?

Она кивнула.

— Для меня, наверное, да.

— А что во мне такого опасного? Я самый мирный человек во вселенной.

Она выдавила лимон на рыбу и начала есть.

— Я думаю, ты привлекателен, — сказала она, не поднимая головы. — Но еще мне кажется, что ты зациклен исключительно на своей жизни. Ты занят собой и легко мог бы ранить кого-нибудь вроде меня, ранить сильно, даже не осознав, что ты сделал это.

Я не отвечал долгое время, пережевывая бифштекс. Затем я отпил еще немного вина и тихо сказал:

— Тебя я бы не обидел ни за что на свете.

— Ты можешь не хотеть этого, но все равно выйдет так. Я знаю твой тип мужчины. Ты как будто не воспринимаешь ничего серьезно. Сначала все хорошо — каждая девушка любит посмеяться. Но приходит время, когда ей хочется быть уверенной, что, относясь к жизни несерьезно, ты хотя бы ее воспринимаешь всерьез. Чувствуешь, куда я клоню?

Я перегнулся через край стола и положил свою руку на ее.

— Я могу серьезно к тебе относиться, — сказал я просто. — Какие доказательства тебе нужны?

— Не знаю. А какие у тебя есть?

Старая леди в фиолетовой шляпе явно подслушивала наш разговор с растущим интересом. Я выпрямился на стуле и холодно уставился на нее. Она наклонилась над тарелкой и принялась с преувеличенным энтузиазмом ковыряться в ней вилкой.

— Заканчивай обед, — сказал я Рете. — И поехали домой. У меня горит огонь, и в морозилке лежит бутылка «Шабли». Единственно, чего я не сделал, — не убрал постель.

Она долго смотрела на меня. Серые тучи немного рассеялись, и в помещении стало светлее; солнце пробивалось через сухие листья на березах. От нее пахло духами «Гуччи», и она выглядела так тепло и восхитительно, что мне захотелось перегнуться через стол и поцеловать ее прямо здесь.

— У тебя встреча с Дэном в половине третьего, — сказала она.

— Ну, и?.. Я успеваю. Это вверх по дороге, тут близко.

Она облизала губы кончиком языка.

— Мне нужно вернуться в лабораторию и закончить анализы. Дэн с меня шкуру спустит, если я не сделаю этого.

— Я улажу это с Дэном, — сказал я. — Это важнее, чем анализы воды.

Она положила вилку.

— Ты разве не устал? — поинтересовалась она.

— Ты пытаешься отговорить себя от этого?

— Нет, — сказала она. — Я так не думаю.

— Тогда, — сказал я ей, — заканчивай обед и поехали.

Мы почти не разговаривали, доедая рыбу и бифштекс и допивая вино. Мы смотрели друг другу в глаза, все взвешивая, подсчитывая, проверяя. Потом, закончив обед, мы пошли к выходу, и я заплатил, забрал спички и сунул в рот конфету-холодок. Выйдя из ресторана, мы пошли к машине, как два любовника во французском фильме, проверяя силу ветра и свои чувства.

Рета приехала на своем «фольксвагене», бежевом и весьма помятом.

Я сказал:

— Поехали на моей машине, Я привезу тебя сюда позже, и ты поедешь прямо в город.

— Хорошо, — кивнула она. По-моему, ей не хотелось портить эти мгновения, так же как и мне. Мы оба знали, что ей нужно будет вернуться в лабораторию, а после — встретиться с Поросенком Пэкером; но сейчас мы жили в своем волшебном мгновении, где нет правил и все дозволено.

Шелли неохотно подвинулся, Рета села, а я завел мотор и выехал с парковочной площадки «Айрон Кети». Я включил радио, чтобы заполнить тишину. Иногда мы бросали взгляды друг на друга и улыбались, но, по-моему, не догадывались, какой хрупкой была атмосфера и как мало надо было, чтобы закончить все, не начав. По радио передавали «Медленный танец» Нильса Лофгрена.

Время, пока мы ехали в Нью-Престон, мелькнуло, как на просмотре слайдов: норвильская пожарная станция, деревья, камни, белые летние домики. Круто спускающаяся вниз боковая дорога, видная сквозь дождь осыпающихся листьев. Моя подъездная дорога. Моя парадная дверь. Моя гостиная.

Мы стояли около камина. Я расстегнул ее пальто. Я поцеловал ее лоб, кончик носа, губы. Она поколебалась и тоже поцеловала меня. Ее пальто упало на пол.

Я посмотрел на нее и сказал тихо:

— Это тот момент, которого я ждал.

Она тоже взглянула на меня. Огонь, потрескивая, ярко пылал в очаге, и комната была наполнена теплом нашей неожиданно зацветшей буйным цветом привязанности.

Я освободил от петельки первую пуговицу ее блузки и заметил кусочек бюстгальтера телесного цвета.

— Мистер Перкинс? — раздался голос.

Моя голова от неожиданности дернулась. Рета отскочила от меня и застегнула пуговицу на блузке. В дверях кухни, в рваной рубашке, джинсах, с поцарапанным лицом и всклокоченными волосами, стоял Пол Дентон, пропавший девятилетний паренек, которого со вчерашнего дня искал Картер с целой армией помощников. Он трясся и был бледен, и похоже было, что он ничего не ел и не пил с тех пор, как пропал. Он моргнул, покачнулся и грохнулся прямо на столик с бутылками, которые каскадом посыпались на ковер.

Я встал на колени рядом с ним и поднял ему голову. Он был в сознании, хотя дышал с трудом. Его веки дергались, как при сотрясении мозга.

— Пол? — сказал я. — Что с тобой?

— Мистер Перкинс, — прошептал он.

— Рета, — сказал я. — Позвони Картеру. Скажи, что понадобится «скорая». Парень ужасно выглядит.

— Мистер Перкинс, — повторял Пол. — Мистер Перкинс.

— Тише, — сказал я ему. — Рета пошла звонить в полицию.

Пол отчаянно затряс головой.

— Не надо полиции, пожалуйста, пока не надо, пожалуйста!

Рета уже набирала номер. Я сказал:

— Все волнуются, Пол. Мы должны сообщить полиции.

— Нет! — закричал он. — Я обещал, что не скажу полиции!

Подняв руку, я окликнул Рету.

— Подожди-ка, Рета. Не звони им пока. Пол — что значит пообещал?

Пола трясло. Каждый его мускул напрягся и подрагивал, и говорил он сквозь стиснутые зубы. Он напомнил мне женщину, которую я однажды отвез в больницу после аварии на дороге Дэнбери. Находясь в шоке и почти потеряв дар речи, она все равно пыталась рассказать, что случилось.

Я спросил:

— Кому ты пообещал, Пол, кому? Кто сказал, что ты не должен звонить в полицию?

Он дико уставился на меня.

— Никакой полиции, мистер Перкинс, пожалуйста, никакой полиции. Я обещал.

— Я не буду звонить в полицию, Пол. Но ты должен сказать, что случилось. Где ты был? С тобой кто-нибудь был?

Он кивнул.

— Я видел их — обоих.

— Кого? Кого ты видел?

— Они прятались в лесу. Было темно. Я не знаю, что я там делал.

Рета принесла подушку, и я приподнял голову мальчика, чтобы подсунуть ее в изголовье. Уложив его, я мягко спросил:

— Скажи мне, кого ты видел, Пол. Мне нужно знать. Кто прятался в лесу, кто?

— Им нужны были вы, мистер Перкинс, — сказал он, не слыша меня. — Я слышал, как они зовут, и пошел узнать, чего им нужно. Я не поверил своим глазам, когда увидел их. Я ничего не понимал. Но они говорили со мной и сказали, что им нужно увидеть вас. Они сказали, это вопрос жизни и смерти. Они так сказали. Жизнь или смерть.

— Пол, — настаивал я. — Кто это был? Кто сказал «вопрос жизни или смерти»? Я не могу помочь, не зная, кто это.

Глаза Пола закатились, и стали видны только белки. Прерывающимся шепотом он сказал:

— Это были Джимми и Элисон Бодин. Они сказали так.

— Они так сказали? — спросила Рета. — Ты ведь их вполне достаточно знаешь, чтобы быть уверенным.

— Было темно, — прошелестел Пол. Его веки дернулись, и появились зрачки. — Я не знаю, что я там делал, но было так темно.

Я сел прямо, покусывая ноготь на большом пальце. Пол лежал среди битого стекла и сломанных соломинок для коктейля, все еще трясясь.

Я сказал Рете:

— Я думаю, надо позвонить Картеру. Что бы он там ни обещал, ему нужна медицинская помощь.

Рета кивнула и пошла к телефону. Я слышал, как она говорила с Филом Мором, одним из помощников Картера. Потом она вернулась и сказала, что полиция и «скорая» уже едут. Пол содрогался уже потише, его глаза открывались и закрывались, как будто неуправляемые, и мне подумалось, что него тяжелый шок.

— Не пытайся говорить, — тихо сказал я. — Все скоро будет в порядке.

Пол что-то бормотал, а потом сказал тихо и отчетливо, но с какой-то любопытной бесстрастной интонацией.

— Я потерялся, понимаете? Я ехал на велосипеде, и я знал, что мне нужно в лес. Но когда я оказался в лесу, я уже не знал, где я.

— Хорошо, хорошо, Пол, — успокаивал я его. — Не надо говорить. Просто отдыхай, скоро приедут и помогут тебе.

Но Пола невозможно было остановить. Он говорил, как под гипнозом, как будто каждое слово было заучено в каком-то трансе. Высоким детским голосом он сказал:

— Я чувствовал, что это место близко. Я не был уверен. Но чувствовал. Это такое место, о котором пишут в книгах. Я боялся, но не очень. Я услышал что-то, чего не слышал раньше, — громкие звуки и крики.

— Крики? — спросил я, но, опять проигнорировав меня, он шептал:

— Я знал, что должно случиться. Мне надо было ждать. Уже темнело. Я ждал и ждал, а потом понял, что мне надо идти. Далеко. Было темно, и я падал четыре или пять раз. Я расцарапал лицо о деревья.

— А потом ты увидел Джимми и Элисон?

Пол кивнул.

— Они позвали меня из кустов. Сказали, что я не должен к ним приближаться. Они сказали, что я должен пойти и найти вас и привести в лес. Меня заставили пообещать, что я не позвоню в полицию. Если вы пойдете с полицией или кем-нибудь другим, то никогда их не найдете.

— Ты их видел? — спросила Рета.

Пол потряс головой.

— Было слишком темно. Казалось, у них на голове простыни. Я не понял зачем.

Я наклонился.

— Голоса, — спросил я, — ты слышал их голоса отчетливо?

— Голоса были глухими, наверное, они говорили сквозь простыню. Как будто они рычали. Мне это не понравилось.

— Ты знаешь, где они — где я могу их найти? — спросил я.

— Никакой полиции, — слабо сказал Пол. — Они не выйдут, если будет полиция.

— Я обещаю, не будет никакой полиции.

— Хорошо. Тогда они будут ждать тебя, как стемнеет. Они в старом сарае на ферме Паско, это три минуты ходьбы через лес. Вот что они мне велели рассказать. Но только когда стемнеет.

Рета пощупала пульс Пола и сказала:

— Он очень слаб. Я надеюсь, «скорая» приедет быстро. Ему нужен кислород.

Я встал и подошел к окну. Вдалеке слышалось слабое завывание сирены «скорой помощи»; я знал, что они приедут минуты через две. Остался лишь один момент, который мне хотелось выяснить.

— Пол, — мягко сказал я, опять опускаясь на колени.

Рета нахмурилась,' но я должен был это узнать.

— Пол, ты слышал какой-нибудь запах в лесу? Был запах, который ты запомнил?

Пол трясся и подрагивал, но не отвечал.

Минуту я колебался, а потом пошел на кухню, открыл шкаф и стал рыться в поисках банки тунца. У меня оставалась одна маленькая банка «Цыплят моря», и я, быстро дернув за ключ, открыл ее.

— Что ты делаешь? — спросила Рета, когда я шел обратно через столовую с открытой банкой.

— Сейчас увидишь, — сказал я ей. — Я не хочу этого делать, но это может все прояснить. Для Джимми и Элисон, и для меня тоже.

Я сунул банку тунца Полу под нос. Потом убрал ее и стал ждать. На мгновение он перестал трястись, прижав руки к груди в слабой попытке защититься. Вдруг его глаза широко раскрылись, превратившись в огромные побелевшие зрачки, и он издал долгий, душераздирающий крик ужаса и страдания. Он начал крутиться и извиваться на ковре и, отбросив банку в сторону, я прижал его к полу. Больше я ничего не мог сделать, хотя он был всего лишь девятилетним мальчиком, и пока Рета не начала его успокаивать и просить замолчать, он не прекращал орать, дергаясь и трясясь.

Затем во дворе послышался утихающий звук сирены. Я сел прямо, потрясенный, и посмотрел на Рету; казалось, с того времени, как мы вместе приехали сюда, прошли столетия.

Она сказала:

— Это правда. То, что случилось с мышью, с теми людьми в Индии — это повторяется.

Я встал. Снаружи торопливо затопали, и зазвонил дверной звонок.

— Я не знаю, — только и сказал я. — По-моему, надо подождать, пока мы не увидим самих Джимми и Элисон. Пока же — ради Пола — нам не нужно говорить Картеру, где они.

Подумав секунду, Рета кивнула. Я пошел к двери и впустил врачей, которые быстро вошли в гостиную с носилками и капельницей.

Один из них спросил:

— Это ваш сын?

Я отрицательно покачал головой.

— Нет. Я думаю, это просто пропавший мальчик.

Когда я приехал к дому Бодинов, Дэн ждал уже пятнадцать минут. Он сидел на перилах веранды и читал номер «Сайентифик Америкен». На нем было бежево-голубое шерстяное пальто и того же цвета шапка, прикрывавшая лысину, и, если бы я был двадцатипятилетней простушкой из Минесоты, я бы, наверное, им увлекся.

— Привет, — сказал я. — Извини, что опоздал. У меня есть кое-что интересненькое.

— Да? — кисло сказал он. Он был занятым человеком и не любил, когда у него отнимали время попусту.

— Мы нашли мальчика Дентонов. Он был в моем доме, искал меня. Он появился в таком виде, будто побывал на том свете. Он в больнице, его лечат от шока и истощения.

— Что с ним случилось? — спросил Дэн, складывая журнал и засовывая его в карман пальто. Он был человеком, который вот так просто может ходить с журналом в кармане.

— Ну, он… Короче, с ним все в порядке. Заблудился, вот и все.

Мы прошли за дом, к источнику.

— Заблудился? — переспросил Дэн.

— Может быть, просто упал с велосипеда. Ударился головой, амнезия, ты знаешь.

Дэн взял меня за руку.

— Подожди-ка, Мейсон. Я знаю, когда ты говоришь правду, а еще мне известно, как ты заливаешь баки. Я с тобой достаточно давно знаком.

— Дэн, — сказал я ему. — Я просто водопроводчик и занимаюсь тем делом, которое знаю.

— Говнюк ты, а не водопроводчик. Давай выкладывай, что случилось с Полом.

Я вздохнул и посмотрел на далекие холмы. На западе небо стало угрожающе свинцовым, и похоже было, что часа через два пойдет дождь. Ржавого цвета деревья качались и скрипели на ветру.

— Пол нашел Элисон и Джимми, — сказал я.

Дэн моргнул.

— Он их нашел? Что ты имеешь в виду? Где они?

— Говорит, в лесу, позади дома старика Паско. Он говорит, что наткнулся на них случайно. С ними случилось что-то плохое, Дэн. Они накрылись простынями и никого не подпускают.

Дэн смотрел на меня широко открытыми глазами.

— Есть еще кое-что, — сказал я ему. — Может, это ложная догадка, но я помахал открытой банкой тунца перед носом Пола. Он буквально сошел с ума. Он орал, как будто за ним гнались черти. Так что, по-моему, что бы ни случилось с Элисон и Джимми, это как-то связано с запахом рыбы.

Дэн кашлянул. Затем испуганно сказал:

— Допустим, я верю тебе. Если ты не отпускаешь каждую минуту по шутке, то, думаю, тебе можно верить.

— Ты говоришь прямо как Рета, — сказал я.

Но он не понял и продолжал напряженно размышлять, хмуря брови.

— Рета говорила тебе об Остине? — спросил он. — Вспышка эпидемии в 1925 году?

— Конечно. И об экспедиции Курье.

Дэн кивнул.

— Она смогла добыть эту информацию уже сегодня утром. По-моему, если хорошенько покопаться в истории медицины, можно выудить гораздо больше. Однако нужно время. А я не уверен, есть ли оно у нас.

— Что это должно означать? — спросил я его.

— А ты подумай. Джимми и Элисон жаловались на воду утром во вторник. К вечеру они уже были поражены тем, что было в этой воде. Оливер тоже. Я не знаю, во сколько утонул Оливер, но скоро патологи из полиции дадут нам отчет, и мы узнаем, как скоро возникла чешуя на его теле. Сейчас же я знаю одно. Это происходит чертовски быстро. Если эта гадость распространилась и все колодцы заражены, то у нас совсем нет времени. Мы на грани открытия, что весь Милфорд, черт его побери, покрывается чешуей, а когда это случится…

Послышалось отдаленное ворчание грозы. Между холмов сверкнула молния.

— Опять дождь, — сказал Дэн. — За последнее время пролилось больше дождя, чем за полстолетия. Уровень подземных вод такой высокий, что мы уже почти плывем.

Я сказал:

— Тебе не кажется, что надо пойти посмотреть на колодец, если уж мы здесь. Взять для убедительности еще пару проб.

После секундной паузы Дэн кивнул. Мы сошли с веранды и обошли дом. Опять послышались раскаты грома, и на какой-то миг мне показалось, что земля под ногами шевелится. Я посмотрел на Дэна и спросил:

— Ты почувствовал?

— Сотрясение? Как во время землетрясения?

— Точно.

Он стоял, подставив лицо ветру. В дальнем конце двора сарай был освещен каким-то неестественным сиянием солнца из-за обрывков облаков. Мне показалось, что я шагнул в одну из картин Эндрю Уайета, где краски были бледными, но резкими, а обыденность обстановки пугала.

— Я не знаю, — сказал он. — По-моему, это просто гром.

Мы подождали немного, но сотрясений больше не было, и пошли дальше по заднему двору. Москитная сетка дрожала и дребезжала на ветру, и в воздухе витало запустение, которое по необъяснимым причинам подавляло меня.

Мы остановились опять. Я был уверен, что слышу что-то. Это было потрескивание или звук чего-то лопающегося. Я не мог понять что. Дэн уже собрался подняться по ступеням на кухню, но я схватил его за руку и сказал:

— Т-с-с. Послушай.

Он слушал. Потом сказал:

— По-моему, это вода. Но откуда, черт подери, она может идти?

Мы обогнули дом. За ним было даже темнее из-за нависающих деревьев и кружащихся вокруг сухих листьев. Первые тяжелые капли дождя застучали по крыше крыльца и зашумели в кронах деревьев. Но звук чего-то пузырящегося был громче, и было ясно, что это вода» и мы пошли на звук через отлогую лужайку к старому садовому ручному насосу, ржавому викторианскому реликту, выкрашенному красным суриком.

— Посмотри на это, — сказал Дэн. — Вода бьет фонтаном.

В основании насоса была дыра в дюйм шириной, и оттуда бил поток воды, которая уже пробила себе русло через лужайку к канаве, отмечающей границу земли Бодинов с восточной стороны. Напор был таким сильным, что вода вырывала землю комьями, переворачивала камни и расширяла русло.

Дэн опустился на колени и достал банку для проб. Он взял воду прямо из пробоины, встал и закрыл банку.

— Из-за чего может быть такая пробоина? — спросил он меня, — г- В колодце ведь нет такого давления, а?

— Нет, сэр, — сказал я. Нагнувшись и подставив руку под струю, я попробовал напор. Вода была ледяной, и ее напор, казалось, увеличивался с каждым мгновением.

— Есть какие-нибудь предположения? — спросил меня Дэн.

Я пожал плечами.

Такой напор может возникнуть по сотне причин. Один подводный резервуар мог переполниться и пролиться в другой. Или под землей могло произойти маленькое извержение вулкана.

— Это то сотрясение, которое мы почувствовали?

— Может быть. Я не знаю.

Я еще обдумывал все это, когда увидел человека, медленно идущего к нам из-за угла дома. Похоже, это был сосед, краснолицый человек в выцветшей и в пятнах масла бежевой шляпе. Он был коренастым и шел, засунув руки в карманы. Подойдя ближе, он остановился и посмотрел на нас, как фермер, заставший парочку в своей пшенице.

— Я видел ваши машины и подумал, что могу подойти и посмотреть, в чем дело, — сказал он.

— Рад видеть, что соседи Бодинов интересуются, как у них дела, — сказал я, вставая и вытирая руку платком. — Я Мейсон Перкинс, водопроводчик, а это Дэн Керк из районного отдела здравоохранения.

— Я видел вас в Нью-Милфорде, — кивнул сосед. — Меня зовут Грег Мак-Алистер. Я поселился в соседнем доме несколько недель назад.

— Грег Мак-Алистер? — спросил Дэн. — Вы не сын Уильяма Мак-Алистера, который жил здесь раньше?

— Точно. Дом — фамильная собственность, а я уехал, когда умер отец, и поехал на ферму в Айове. Теперь я продал там ферму и приехал сюда. Слишком стар, чтобы жить вне дома, понимаете ли.

Дэн сказал:

— Вы слышали предупреждения о колодезной воде в округе: Вы ведь ее не пили?

— Нет, сэр, — сказал Грег Мак-Алистер. — Я никогда в жизни не пил колодезной воды, ни я, ни мой отец, ни его отец.

— Никогда? Почему же? — спросил Дэн.

Грег, не вынимая рук из карманов, неопределенно пожал плечами.

— Может, это глупость, — сказал он нам, — но в моей семье есть поверье, что все колодцы здесь прокляты. Мой дедушка называл их Колодцами Ада.

С холмов в районе Кента опять послышались раскаты грома, как будто рычал динозавр. Грег Мак-Алистер посмотрел вверх и сказал:

— Сейчас польет как из ведра.

— Нам лучше убраться под навес, — сказал я. — Ты взял пробы, Дэн?

Тот кивнул, и мы быстро пошли к дому. Дождь пошел стеной, когда мы достигли крыльца, стуча по черепице над нашими головами и проливаясь потоками воды на лужайку.

— Год определенно был сырым, — сказал Грег, доставая пачку «Кэмела» и закуривая. — Нижняя часть моего четырехакрового поля почти затоплена.

— Вы еще занимаетесь фермой? — спросил Дэн.

— У меня две коровы, и все. Да и те больше как декорации.

Я прислонился к стене дома, обшитой деревянными планками, и снял свою бейсболку.

— Я ничего не слышал о проклятиях, — сказал я Грегу.

— Проклятиях на колодцах? — спросил Грег Мак-Алистер, пуская струи дыма из волосатых ноздрей. — Это очень старая история, которую рассказывали еще старики, а сейчас забытая. Некоторые склеротики ее еще помнят, но большинство уже нет. Нью-Милфорд изменился с тех пор, как я был ребенком.

— Что это было за проклятие? — спросил Дэн.

Грег Мак-Алистер фыркнул.

— Ну, это было что-то вроде стихотворения, это все, что я знаю. Папа читал мне его на ночь, когда я был маленьким. Он говорил, что никто вокруг не пил местную воду, они всегда ездили к Непогскому водохранилищу с цистернами и привозили воду с собой, а еще раньше, может быть, и к Сквантскому пруду. Но никто не пил колодезную воду, только мыли ею посуду, стирали, поливали поля или поили животных.

Я достал сигару и прикурил. Меня подташнивало, и я подумал, не слишком ли быстро я проглотил бифштекс. Я вообще нервничал. Мне бы не мешало выпить чего-нибудь.

— Вы курите эти штуки с пластмассовыми наконечниками? — спросил Грег Мак-Алистер. — Я слышал, от них развивается рак зубов.

— Рак зубов? — удивился Дэн.

— Точно. Пластик, должно быть, чаще всего вызывает рак, не считая сыра.

Я взглянул на Дэна. Похоже, в вопросах медицины на Грега нельзя было положиться. Но Дэн изобразил на лице фразу: «это наш единственный свидетель». Вслух он сказал:

— Расскажите нам этот стишок, Грег. Как он звучал?

Грег улыбнулся, отчего его лицо пошло морщинами, а рот растянулся, как старая ткань.

— Мой отец столько раз рассказывал мне его, что я, наверное, буду помнить его на смертном одре.

Он затянулся, выпустил дым и продолжал:

— Звучал он так:

«Не пей водицы,

Пей вино.

И не падет тебе на голову Проклятье Понтанпо.

Мы не глотали воду Из колодцев в Престоне,

Чтобы проклятой чешуе Не завестись на коже».

Дэн поднял брови.

— Ваш отец рассказал вам этот стишок? Сколько вам тогда было?

Грег задумчиво потер подбородок.

— Лет одиннадцать.

— Он говорил, что значат эти слова?

Грег, казалось, был озадачен.

— Что значат эти слова?

— Да. Он говорил, что это за проклятье Понтанпо, например? И что это за «проклятая чешуя»?

Дождь стучал по карнизу крыльца.

Грег медленно покачал головой.

— Я не помню, чтобы он говорил. Может, когда я был совсем малышом. Но значения слов я не помню. Мне и в голову не приходило думать об этом. Это значит то, что значит, и все.

— Но, может, вы постараетесь догадаться? — настаивал я.

— Ну, это запросто, — сказал он мне. — «Пей вино» — значит, не пей колодезной воды, а Понтанпо, наверное, какой-нибудь, краснокожий. Похоже ведь на индейское имя, а? Может быть, краснокожие наложили проклятье на воду; какое-нибудь племя алконианцев, наверное. А может, и не так, кто может знать? В любом случае, во втором стишке сказано не пить воду в районе Нью-Престона, чтобы не было чешуи на коже.

— Но вы знаете, что это значит? Можете догадываться? Может быть, кто-нибудь вам говорил?

Грег сильно затянулся, и кончик сигареты зажегся оранжевым светом. Подумав некоторое время, скребя в задубевшем затылке над морщинистой красной шеей, он отрицательно покачал головой.

— Я спрашивал отца раз, — сказал он, — но он сказал лишь, что это связано с людьми-коленями.

— Люди-колени? Вы имеете в виду вот это место посреди ноги?

— Да, точно. Он больше ничего не знал. Он только сказал, что стих был предназначен для предостережения простых людей от людей-коленей. Больше он ничего не знал. Местные старики знали, а он нет, да и не думал спрашивать. Он говорил, что такие вещи лучше не знать.

Дэн вынул пробу воды и поднял ее на серый свет дождливого дня. Даже не сходя с места, я видел, что у нее тот самый желтоватый оттенок, хотя это могло быть вызвано отчасти той грязью, которая находилась в бьющем из насоса фонтане. Только полный анализ покажет, что в воде.

Дэн спросил у Грега Мак-Алистера:

— Вы видели колодезную воду? Вот такого желто-зеленого цвета?

Грег, прищурившись, посмотрел на пробу и покачал головой.

— Я не помню случая, чтобы вода не была бы чистой. Это вода с грязью, ведь так?

— Нет, — сказал Дэн. — Если бы это была грязь, она бы осела, а вода окрашена ровно по всей высоте банки.

— Это яд? — спросил Грег.

— Возможно, — сказал Дэн. — Это я и постараюсь выяснить.

Попыхивая своей канцерогенной сигарой, я вставил:

— Вот почему мы интересовались насчет стихов. В легендах может быть какая-нибудь подсказка.

Грег посмотрел на Дэна, потом на меня.

— Вы действительно хотите побольше разузнать о старых историях?

— Конечно. Вы знаете еще какие-нибудь?

— Не я. Но у моего деда была книга, где, как он говорил, были старые предания Нью-Милфорда, Вамингтона и вообще всей округи. Она называлась «Легенды Литчфилда».

Я посмотрел на часы. Было уже начало четвертого, а дождь не кончался. Я подумал о Джимми и Элисон, которые прячутся в лесу, ожидая темноты. Это мало успокаивало. Больше, наверное, пугало. С Джимми и Элисон, наверное, произошло что-то ужасное. Кожа пошла чешуей, и почему-то им была нужна именно моя помощь. Наверное, потому что я был единственным, кто не стал бы сначала стрелять, а потом смотреть, кто это.

Дэн спросил Грега Мак-Алистера:

*— Эта книга еще у вас? Мы бы очень хотели на нее посмотреть.

— Она в ломбарде. Все пошло с молотка, когда умер отец, и мы сдали дом в аренду. Все, что не продали, сейчас на складе в Кедивуде. Если вы так хотите ее заполучить, я могу вам дать письмецо к старику Мартину. Он разрешит вам подержать ее немного.

— Вот это по-соседски, — сказал Дэн. — Что бы там ни случилось с Бодинами, эта вода и старые истории помогут нам вытащить их из этой передряги.

Грег выбросил окурок под дождь. На западе появилась полоса чистого неба, и дождинки на траве засверкали.

Грег тихо сказал:

— Я слышал, что малыша Оливера убили. Утопили в ванной или что-то в этом роде. Это правда?

— Нет, — сказал я. — Мы пока не знаем, что случилось. Мы даже не нашли Джимми и Элисон. Картер Уилкс говорит, что дело дрянь.

— Я просто повторяю, что слышал, — сказал Грег Мак-Алистер. — Я не имел в виду ничего плохого.

— Я не знаю, — сказал я. — Но вы можете передать тому, кто вам это сказал, что это неправда, и проследить, чтобы они разнесли правильную версию так же, как разнесли вранье.

— Конечно, я так и сделаю. Теперь вам, наверное, нужно письмо к старику Мартину. Если вы не откажетесь подвезти меня на мою ферму, я напишу ему прямо сейчас.

— Спасибо. Это будет очень кстати.

Грег Мак-Алистер опять улыбнулся своей морщинистой улыбкой.

— Я рад этому. Видите ли, я сосед и хочу помочь всем, чем могу.

Дэн вздохнул.

— Спасибо, мистер Мак-Алистер. А теперь пойдемте, пока дождь утих.

К тому времени, как мы вернулись в лабораторию Дэна, небо почти почернело и в воздухе пахло еще одним ливнем. Мисс Вордел уехала домой с мигренью,*но. Рета была на месте, работала с микроскопом над препаратами кожи ракообразной мыши. Она в одиночестве сидела в ярком полукруге света лабораторной лампы.

Сама мышь лежала на дне клетки, тяжело дыша. Она была все такой же чешуйчатой, но окостенение вроде бы не распространялось. Быстро взглянув на мышь, я отвел глаза. Она слишком напоминала мне беднягу Оливера и то, что я, возможно, увижу, встретившись с его родителями. Чешуя, хрящевые суставы и костяные панцири.,

Дэн повесил на вешалку свое мокрое пальто и сказал:

— Ну, как дела? Тест Хирсмана прошел успешно?

Рета выпрямилась на стуле и потерла глаза. Дэн наклонился и уставился в микроскоп.

— Как будто обычная ткань, как у ракообразных, — сказал он.

Рета кивнула.

— В строении клетки действительно ничего необычно^ го. Чешуйчатая часть тела мыши имеет такое же строение, как и панцирь краба, а ее «мышиная» часть абсолютно нормальна и ничем не примечательна.

— Ты пробовала давать мыши еще воды Бодинов?

— Нет. До этого я еще не добралась. И я не уверена, что у нас есть оборудование для такого эксперимента. По крайней мере, нам нужен мортоновский рефрактор.

Дэн пригладил несуществующие волосы.

— Думаешь, нам надо отослать это в Хатфорд?

Она слезла со стула и пошла к клетке мыши. Уставившись на маленькое чудовище сквозь прутья клетки, она сказала:

— Перемена очень интересная. Мягкие ткани мыши превратились в роговую оболочку, как у краба, и все это произошло, не убив ее и даже не вмешавшись в работу организма. Я сделала рентген двадцать или тридцать раз, и он показывает, что внутри у мыши все в порядке. Смотрите.

Мы окружили светящийся изнутри стол в конце лаборатории, и Рета открыла конверт со снимками. Она разложила их на столе, и мы тщательно рассмотрели все до одной.

— Вот самый удачный снимок, — сказала Рета, показывая рукой. — Вы видите, что скелет растворился и кальций каким-то образом вышел наружу. Мы видим животное, которое вывернулось наизнанку и развило наружный скелет.

Я уставился на снимок с опаской.

— Что-нибудь указывает на то, что это из-за воды? — спросил я.

Она пожала плечами.

— Ничего определенного. Но я выяснила, что эти мерзкие жучки выделяют какой-то фермент, который действует как катализатор всего процесса.

— Ясно. Итак, дело в воде?

— С вероятностью 98 процентов.

Дэн проглядел все фотографии, а потом выключил светящийся стол.

Помолчав минуту, он сказал:

— Что меня донимает, так это вопрос «почему?»

— Почему — что?

Он поднял глаза.

— Почему эти двухмиллионнолетние микробы все еще живут и почему они так странно действуют на людей и животных? Сначала я думал, это вирусы, но они не ведут себя, как вирусы, и то, от чего страдает мышь, не есть болезнь в моем понимании. Мышь находится каком-то вполне нормальном состоянии, которое, похоже, часть жизненного цикла этих микробов или чего бы то ни было еще.

— Ты должен признать, — сказала Рета, — что мы не видели этот цикл полностью. Мышь наполовину окостенела, так же как и Оливер Бодин. Мы не знаем; что случается, когда все тело оказывается в раковине.

Я кашлянул.

— Сегодня вечером, может быть, узнаем. Когда пойдем повидать Элисон и Джимми.

Рета натянуто улыбнулась.

— Если честно, то я надеюсь, что ты не пойдешь. Для них самих будет лучше.

— А если предположить, — сказал я, — что они, как москиты, просто переносят ферменты от одного хозяина к другому?

— Теоретически это возможно, — сказал Дэн. — Но какой хозяин может быть под Литчфилдскими холмами, на глубине полутора километров? Где, прежде всего, взялись условия для их образования?

Я пожал плечами.

— Может, под нами доисторический труп. Мертвый троглодит или что-нибудь вроде того.

Дэн поднял брови.

— Звучит, конечно, дико, — сказал я ему. — Но последнее время все вокруг сплошная дикость, так что надо искать дикие ответы.

Дэн посмотрел на Рету, а та в ответ одарила нас ободряющей мягкой улыбкой. Мне ужасно захотелось провести еще несколько минут вместе с ней у меня дома, но это, по-моему, была судьба. Мы могли бы встретиться в другой жизни или даже в следующую пятницу, если бы я сумел убедить ее порвать с Поросенком Пэкером.

— Хорошо, — сказал Дэн. — Давайте придумывать дикие ответы. У тебя есть что-нибудь?

Я сел на край лабораторной скамьи.

— Я не уверен, но мне кажется, что за всем этим есть какая-то цель. Посмотри, как утонул Оливер. Что бы это ни сделало, что бы ни подстроило утопление, это существо не было слабым и глупым. Может, это был человек. Если бы мне дали недели две и справочник по гидроинженерии, я бы выяснил, как это сделать. Но ход мыслей за всем этим не похож на человеческий. Я хочу сказать, что человек использует простейший способ добраться до жертвы. Зачем топить мальчика, наполняя комнату водой, когда можно запросто утопить его в китайской вазе? Зачем вообще топить, когда можно заколоть? Зачем закалывать, можно просто застрелить.

Для человека нет смысла убивать мальчика, затапливая всю комнату.

Рета провела рукой по волосам.

— Что ты хочешь сказать? Что это был не человек?

Я развел руками.

— Если применить психологический закон, согласно которому все создания используют простейшие средства, чтобы сделать что-нибудь, то можно заключить, что, затапливая комнату, его убийца использовал простейший доступный ему способ.

Дэн вздохнул.

— Что же за создание, черт побери, которое находит такой способ простым? Кит?

— Я не знаю. Я просто размышляю.

— Заметно. Итак, ты думаешь, что Оливера убил кит. А как насчет микробов в воде? И в чем еще ты не уверен? — ответил Дэн с сарказмом. — А то уж я испугался, что мне не остается материала для исследований.

Я достал сигару и прикурил. Выпустив облако дыма, я сказал:

— Объяснение, которое удовлетворяет фактам, обстоятельствам, психологии?

— Не знаю. Но ты заведомо предполагаешь, что это какое-то создание, которое способно перенести двадцать тонн воды на два этажа дома Бодинов, а потом обратно. Ты предполагаешь, что есть существо, которое имело бы желание это сделать?

— Да, кому-то или чему-то захотелось это сделать, — парировал я, — потому что он — или она — сделал это.

Дэн долго не отвечал, а затем сказал:

— Хорошо, оставим этот вопрос. Может быть, Картер сообщит какие-нибудь детали. Как насчет жучков? Какая у тебя теория?

Ответила Рета:

— Может быть, их поместили в воду намеренно. Может быть, это бактериологическое оружие.

— Верится с трудом, — сказал Дэн, качая головой.

— А почему? — спросила Рета. — У Советов есть нервно-паралитический газ, ботулит, вирусы. Почему у них не могло быть жучков, превращающих людей в чудовищ?

— Потому что это дурь, — бросил Дэн. — Советам надо убивать людей, а не превращать их в чудовищ, а кроме того, вряд ли Нью-Милфорд является стратегическим пунктом.

— Я думаю, что утопленник и жучки в воде — проявление одной проблемы, — вставил я. — Нам нужно думать о них, как о ключах к разгадке.

— Я знаю, — сказал Дэн. — Гигантский кит с наклонностями убийцы.

Я посмотрел на грозовое небо. Было уже почти темно, а темнота означала рандеву с Джимми и Элисон. У меня странно покалывало ладони, и я вдруг осознал, что почти разжевал пластиковый наконечник.

— Одно ясно, — сказала Рета. — У нас недостаточно свидетельств, чтобы сделать какой-нибудь разумный вывод. Нам придется подождать, пока Джек Ньюсом придет с медицинским отчетом и пока мы закончим опыты с мышью.

Я спросил у Дэна:

— Ты пойдешь со мной на ферму Паско? Мне может понадобиться помощь.

— Конечно, если я не отпугну их.

Я криво усмехнулся.

— Я думаю, что отпугнуть могут они нас. У тебя фонарь здесь есть? Мой, по-моему, дома. А камера есть. Даже если мы не увидим их хорошо, хоть снимки сделаем.

— У меня есть инфракрасная камера. Рета, там осталась пленка?

Рета пошла проверить в морозилке. Пленка чувствительна к теплу, а не свету, поэтому ее хранят в холоде. Пока она копалась в ящике, мы, трезвые до безобразия, смотрели на задыхающуюся мышь и думали, во что мы вляпались.

Снаружи оглушительно громыхнуло, и дождь застучал по крыше лаборатории с такой силой, будто хотел пробить ее и пролиться на наши головы.

— У тебя Библия есть? — спросил я у Дэна. — На случай, если нам надо будет построить ковчег.

До фермы Паско ехать было недолго, но дорога вилась между холмов по направлению к Шерману, а дождь превратил ветровое стекло в калейдоскоп бликов, теней и отражений. Шелли рассудил, что на заднем сиденье холодновато, и перебрался на колени к Дэну и с несчастным видом сидел там, вонзая когти в ноги Дэна каждый раз, когда нас заносило на повороте.

Мы особо не разговаривали, пока ехали. Дэн не был настроен размышлять, а я сильно нервничал. Может быть, Дэн тоже нервничал. Я думаю, каждый бы занервничал, имея в перспективе встречу с людьми, превратившимися, По всей видимости, в ракообразных.

Но меня удивляло, что мы относительно спокойно воспринимали ситуацию. То, что происходило, было пугающе нелогичным, и все же мы встречали это без паники и с практичной точки зрения. Стоит отметить, что смелость наша происходила от незнания. Мы не знали, против чего пошли, и это нас не пугало.

Ферма старика Паско всегда закрывалась на зиму. Он был ведущим молочником в округе Шермана, но после того, как умерла его жена, а сыновья выросли и уехали, он потихоньку превратился в дряхлого старика. Он по-прежнему приезжал в Коннектикут летом и сидел на крыльце под гордо развевающимся звездно-полосатым флагом, махая или окликая всех, кто шел или ехал на велосипеде, но зимой было слишком холодно для его костей, и он улетал в Майами и жил с сыном Уилфом, который занимался страховым делом.

Мы добрались до почтового ящика с надписью блестящими буквами «Паско» и внизу готическим шрифтом — «Нью-Милфорд Трибьюн». Потом я направил машину через стену берез, в гулкую темноту замусоренной дороги, к призрачному белому дому с зелеными верандами. Развернувшись, я выключил двигатель, а фары оставил включенными. Дождь стучал и стекал с крыши по ветровому стеклу, и мы сидели, как в шлюпке посреди моря.

— Сарай в семидесяти — восьмидесяти ярдах вглубь, насколько я помню, — сказал я Дэну. — Лучше, если я проверю, а потом позову тебя.

— Ты возьмешь камеру? — спросил Дэн.

— Я не умею фотографировать даже автоматическим фотоаппаратом, — сказал я ему. — Подожди, пока я не позову, и выходи с камерой наготове.

— Хорошо, но поосторожней. Если я не услышу тебя через пять минут, я пойду следом.

Я взял Дэна за руку.

— Дэн, — сказал я, тронутый. — Это тебе не вестерн, эти люди мои друзья.

Дэн отвел глаза.

— Может быть, когда-то они и были твоими друзьями, — сказал он тихо. — Прежде чем спешить, проверь, что они сейчас из себя представляют.

Подержав руку Дэна еще немного, я отпустил ее и сказал:

— Хорошо, пусть будет пять минут. Сзади есть большой ключ, если тебе захочется что-нибудь взять с собой.

Я потянулся за своим заляпанным и мятым плащом, который обычно лежал на заднем сиденье. Затем я открыл дверь и вышел на дождь и ветер. Как можно быстрее натянув плащ, я поднял воротник, но все равно промок. Пришлось стряхивать воду с ресниц и вытирать капли с носа, а потом я крикнул Дэну.

Фонарь, дай фонарь!

Он открыл дверь и быстро передал его мне. Я посмотрел на фонарь — это был детский фонарик с изображением Микки Мауса, и света от него было не больше, чем от свечки на торте. Я, нахмурившись, посмотрел на Дэна сквозь стекло, но он только пожал плечами.

Застегнувшись поплотнее и ссутулившись, я перешел дорогу и осторожно пошел вдоль дома на задний двор.

Из того, что я мог видеть сквозь дождь, было ясно, что сарай был в ста метрах от меня, если идти через мокрую траву и неистово размахивающие ветками деревья. Я вытер лицо рукой и пошел через задний двор, держа фонарь перед собой. Один раз я споткнулся о ржавый и заброшенный плуг, порвав носок. Я поднял голову и прислушался, но кроме шума деревьев и дождя ничего не было слышно. В небе надо мной с дикой скоростью неслись тучи, похожие на сборище призраков. Послушав еще немного, я пошел к сараю Паско.

Скоро я уже стоял перед дверьми сарая. Они были старыми, полусгнившими и блестели от дождя. Я поднял миккимаусовский фонарь и с опаской оглядел все здание. Старик Паско, видно, не ухаживал за сараем. Крыша еле держалась и была покрыта плесенью, а многие окна разбиты. Стоял пыльный и в то же время сырой запах запустения.

Я прочистил горло и тихо позвал:

— Джимми, Элисон?

Ответа не было. В миле от этого места, в штате Нью-Йорк, опять загромыхало, и я увидел молнию. Дождь хлестал по лицу и волосам, и я почувствовал себя больным котенком, которого выбросили на улицу замерзать.

Я услышал скрип внутри, и мои нервы напряглись. Подождав немного, я позвал опять:

— Джимми? Элисон? Вы здесь? Это я, Мейсон.

Я подождал опять. Дождь блестел на мочках моих ушей, как бриллиантовые серьги. Миккимаусовский фонарь начал мигать и тускнеть, и мне лишь оставалось надеяться, что он еще немного продержится. Мне расхотелось встречаться с кем бы то ни было в темноте и мокроте, какими бы друзьям мы ни были раньше. По полу прошуршала мышь или крыса, и я подпрыгнул на месте.

Похоже, Элисон и Джимми тут не было, но ведь Пол Дентон сказал, что они были позади сарая, а не внутри.

Три, четыре минуты ходьбы, сказал он. Наверное, потому, что шел дождь, я решил, что они скрываются от него здесь.

Но — если предположить, что им не нужна крыша над головой? Что, если они умерли или прекрасно себя чувствовали под дождем?

Я потряс фонарик, вдыхая в него тем самым немного жизни, а потом голову, стряхивая капли. Лес в такую ночь был негостеприимным. Вблизи он издавал такие звуки, словно там пряталась целая банда чудовищ. Под деревьями царила тьма.

Я глубоко вздохнул и пошел прочь от сарая, углубляясь в лес. Земля была устлана мокрыми листьями, сломанными ветками и еловыми шишками. Запах еловых веток смешивался со свежим запахом дождя.

Здесь было тише, и дождь был не такой сильный, хотя стучал по листьям над моей головой, словно невидимые ноги полуэтажом выше.

Я шел, вытянув руки, чтобы защититься от выступающих веток, и был похож на слепого, тычущегося туда-сюда.

— Джимми? Элисон? — позвал я опять. — Я здесь. Вы меня слышите?

Ответа не было. Я подождал немного, решив про себя, что похожу так еще с минуту и если к тому времени на них не наткнусь, то повернусь и унесу отсюда ноги как можно быстрее. Несмотря ни на что, я боялся, я был один, и каждая капля, падающая на листья, казалась мне гигантским, чудовищем. Мое сердце громко бухало в груди, и кровь стучала в ушах.

Я пошел дальше. Под ногами скрипели ветки, как будто это были конечности крабов. Я кашлянул, кашлянул слишком натянуто и громко. Я не особенно-то и хотел кашлять.

Прошла минута. Я остановился и прислушался. С замиранием сердца я позвал:

— Джимми? Элисон? Вы здесь?

Я стоял, учащенно дыша от страха и надеясь, что никто не ответит. Я знал, что Джимми и Элисон — мои друзья.

Я знал, что должен постараться помочь. Но среди темного я полного шорохов леса, во время магнитной бури, с перспективой встретить двух отвратительных и необъяснимых монстров я не был уверен, что мои нервы выдержат это.

Я позвал еще раз, чтобы удостовериться, что их там нет. Ответа' все не было, поэтому я повернулся и пошел обратно к сараю.

Миккимаусовский фонарь даже удостоил меня неожиданной чести и разгорелся посильнее, как будто его активность зависела от уровня адреналина в моей крови.

Я уже вышел на окраину леса, когда мне что-то послышалось. Что-то похожее на низкий хрип, как будто рычало животное. Холодная рука страха схватила меня за горло, и я замер, вслушиваясь.

Я услышал звук более отчетливо. Это был низкий, густой, гортанный рык. Вряд ли его издавал человек. Но он был рожден человеческим разумом, потому что дважды, болезненно и невнятно, повторилось единственное слово:

— Мейсон. М-Э-э-и-с-о-о-н-н.

Я застыл. Я был так напуган, что не знал, бежать мне юга стоять на месте. Я никого и ничего не видел сквозь темноту качающихся деревьев, но, по-моему, я кое-что слышал. Может быть, это была игра воображения, подогретого страхом, но звук был слишком отчетливый, заунывный, необычный.

Это был стук дождя, падающего на твердую, пустую внутри скорлупу.

— Джимми? — спросил я прерывающимся голосом. — Это ты?

— Ммееейсссооонн, — повторился звук, — пппооом-мооштии ммнне.

— Джимми? — позвал я. — Джимми, где ты? Я тебя не вижу.

Последовало молчание. Затем послышалось:

— Не — подходи — ближе. Оставайся — на — месте.

Я нахмурился и вперился в тени дождя.

— Джимми, если я тебя не вижу, я не могу тебе помочь. Это ты? Элисон с тобой?

— Что-то — случилось — мы — не — можем…

— Джимми! Где ты? Мне нужно тебя видеть!

Опять повисла тишина, и я услышал тяжелый переваливающийся звук в районе кустов. Я тихо стал подкрадываться к кустам, поднимая фонарь и пытаясь посветить сквозь темно-зеленые листья.

— Ты здесь, Джимми? Ты видишь фонарь?

Пауза. Затем:

— Дддаа, Мейссоонн. Я — его — вижу. Не — подходи — ближе.

— Джимми, что с тобой? Мы нашли Оливера. Мы приехали предупредить тебя насчет воды, и нашли Оливера.

— Мы — знаем — про — Оливера. Он — не — успел.

— Что не успел? Что там произошло, Джимми? Как утонул Оливер?

— Он — не — успел. Не — успел — достаточно — выпить. Ему — не — осталось — времени…

— Не осталось времени для чего? Чтобы обрасти чешуей? Уйти от воды? Как туда попала вода? Как заполнилась комната?

Все время, пока Джимми говорил рычащим гортанным голосом, я медленно обходил кусты, проверяя, видно ли что-нибудь сквозь них. Они были чертовски толстые и колючие, казалось, невозможно пробраться внутрь, не разодравшись в кровь. Но ведь Джимми пробрался. Если бы он был уже в оболочке, то он проделал бы дыру в ближайшем месте и не почувствовал ничего. Я надеялся и молился, что это не так. Я надеялся и молился, чтобы в нем осталось хоть что-то человеческое.

— Где Элисон? — спросил я. — Она с тобой?

— Я — не — могу — сказать…

— Ты не знаешь или не скажешь?

— Она — ушла.

— Ушла? Что ты хочешь сказать? Куда ушла?

— Я — не — могу — сказать.

— Ну, а зачем я был тебе нужен? — спросил я. — Пол пришел ко мне перепуганный до смерти и сказал, что тебе нужна моя помощь. Я здесь! Я хочу знать, чем я могу тебе помочь.

Последовало молчание. Я потянул носом сырой воздух, и я был уверен, что чувствую тот самый томительный запах разлагающейся рыбы. Прошел еще немного вокруг кустов и с каждым шагом понимал все лучше, что они непроницаемы. По крайней мере для позвоночных, вроде меня.

— Это — случилось — так — быстро… — раздался резкий голос Джимми.

Я остановился.

— Что случилось быстро?

— Перемена — так — быстро…

— Джимми, — настаивал я, — мне нужно видеть тебя, если я собираюсь помочь тебе?

— Мы — настолько — сильнее…

— Сильнее? Что общего это имеет со всем случившимся?

— Мы — всегда — должны — были — быть — такими…

Я поднял фонарь. Я был уверен, что увидел в кустах что-то темное и шевелящееся. Я вглядывался вперед, но было сложно что-нибудь разобрать. Я вытер воду с глаз и волос и подался как можно дальше вперед.

— Мы — раньше — не — знали — где — настоящая — сила, — сказал Джимми. — Мы — не — знали — как — долго — она — спала…

— Джимми, о чем ты? — нетерпеливо спросил я. — Я не могу ничего для тебя сделать, если ты не выходишь и не показываешь, что случилось. Мне просто нужно видеть, насколько плохи дела.

— Ты — не — понимаешь — ты — не можешь — понять — величие — древнего — мира…

Я кашлянул. Нервы. Я сказал осторожно:

— Джимми, я хочу, чтобы ты сделал кое-что для меня. Я знаю, что ты в кустах, и, по-моему, я понимаю, как ты туда забрался, не поранившись. Но я не могу этого сделать, ты понимаешь? Высунь руку, я посмотрю, как она выглядит. Как ты думаешь, ты сможешь сделать мне такое одолжение?

Дождь с новой силой застучал по листьям, и я вздрогнул от страха. Набрав полные легкие воздуха, я принялся успокаивать себя, но скажу без вранья — я был готов повернуться и бежать из этого чертова леса со всех ног.

— Ты — не — понимаешь, — скрипел Джимми. — Ты — ничего — не — понимаешь.

— Джимми, — умолял его я. — Я не могу стоять здесь вечно, а скоро сюда заявится Картер Уилкс. Если ты сам не выйдешь, он заставит тебя. Я говорю серьезно. Вы оба подозреваетесь в смерти Оливера, и они так или иначе до вас доберутся. Ты же не можешь прятаться в лесу всю оставшуюся жизнь!

Джимми, казалось, игнорировал меня. Он продолжал своим мерзким голосом:

— День — назначен — тысячи — лет — назад — день — был — назначен…

Я уже промок и начал паниковать.

— Джимми, — сказал я. — Джимми, хватит говорить все это, просто послушай меня! Просто послушай. Я хочу, чтобы ты вышел оттуда, иначе тебя убьют.

В кустах что-то зашевелилось, ломая ветки вокруг себя, и я в беспокойстве отступил. Если могло быть что-нибудь хуже игнорирования моих просьб выйти, так это — если Джимми и вправду решил показаться. Я слышал, как он говорил своим глухим голосом что-то про то, как ему плохо, но самым устрашающим был звук ломающихся кустов. Я сделал два, три шага назад и остановился на солидном расстоянии, ожидая, когда выйдет мой бывший друг. Я не слышал ни поскрипывания хрящевых соединений, ни хруста веток позади себя. Я не слышал шуршащего поскребывания чешуи по листьям. Я отступил еще на шаг назад — и попал в объятия самого дьявола. Твердая костяная клешня обхватила меня за шею, зазубренная по краям клешня длиной в человеческую руку, но нечеловечески сильная и раза в три толще. Она вонзилась ребром в шею и в плечо, и я почувствовал, как мои ноги отрываются от земли. Меня подняли так быстро и мощно, что я даже не успел закричать. Мои ноги забились, пытаясь достать землю, и на секунду мне показалось, что голова моя отрывается и я расстаюсь с жизнью.

Меня крутили из стороны в сторону, задыхающегося и полумертвого, а клешня сжималась как тиски, врезаясь в мою трахею. Подняв руки, я попытался разжать хватку, но схватив клешню и что было силы отрывая ее от горла, я не смог даже ослабить хватки.

Я попытался вдохнуть, но горло было пережато. Темный лес еще больше потемнел. Перед глазами рассыпался фейерверк звезд. По-моему, я умудрился один раз прохрипеть «Дэн!», но он вряд ли услышал мой слабый голос.

Клешня с размаху долбанула меня о дерево, как будто пытаясь вышибить из меня дух. Я почувствовал, как другая клешня, поменьше, ткнулась мне в спину в поисках более мягких и уязвимых органов.

На секунду я почувствовал дикую боль, сменившуюся темнотой, и уверился, что мертв. Я не мог сказать, сколько это длилось, наверное, доли секунды. Но затем раздался хриплый крик, звук удара, хватка клешни неожиданно ослабла, и я, уже агонизирующий, судорожно вдохнул кислород, насквозь пропахший рыбой. Последовал еще один глухой, мозжащий звук, а затем раздался крик, который напугал меня так сильно, что я как бешеный покатился по сухим листьям вбок, чтобы окончательно освободиться. Это был визг хладнокровного насекомого, визг ярости и боли, абсолютно нечеловеческий, и он исходил из* хрящевого горла, покрытого черными шерстинками.

Было так темно, что я почти ничего не видел. Но я разглядел Дэна, точнее, его лысину, отсвечивающую в скудном лесном свете. Еще я разглядел свой самый большой гаечный ключ, который он держал над головой, крича «А-а-а-а!» голосом, который должен был бы быть угрожающим, но срывался от страха.

Позади, в тени, я увидел еще кое-что. Что-то тяжелое и громоздкое, чьи руки двигались как при замедленной съемке, что характерно для того, кто живет под водой. Движения этого существа напомнили мне бессмысленные и болезненные дерганья омаров на- прилавке магазина. Только этот омар был во много раз больше, сильнее и уходил в лес шаркающим галопом, шурша листьями, что выдавало в нем что-то, размером и весом похожее на человека.

Я был ранен, и у меня кружилась голова, и я сел на землю, потирая помятое горло и судорожно хватая воздух ртом. Подошел Дэн и положил гаечный ключ на землю.

— Ты в порядке? — спросил он у меня. — Я думал, эта чертовщина разорвет тебя на куски.

— Не один ты так думал. Ты разглядел это?

Он потряс головой.

— Я видел только клешню и костяную голову. Я не стал ее разглядывать, а просто ринулся на эту гадость с ключом, надеясь, что она тебя отпустит.

— Слава Богу, что ты так сделал. Оно меня чуть не убило.

Напрягая зрение, Дэн пытался рассмотреть, насколько сильно я поранен.

— Ты чувствуешь кровь где-нибудь? — спросил он меня.

Я потряс головой.

— Тогда хорошо, — сказал он. — Пойдем назад в машину. Меня не вдохновляет идея шататься по этому лесу больше чем необходимо.

Он помог мне подняться. Я был в шоке и слегка покачивался, но идти мог.

— Не забудь ключ, — сказал я. — Такая штука стоит кучу денег.

Мы поковыляли из леса, а потом через двор старины Паско. Дождь хлестал нас по лицу, и к тому времени, как мы достигли машины, с нас капало. Я залез на водительское сиденье и захлопнул дверь.

— Ты точно можешь вести? — спросил Дэн.

Я потер шею.

— Я в полном порядке. Ну, по крайней мере, в половинном порядке. Это чудовище просто немного придушило меня.

— Это был один из них? Джимми или Элисон?

Я прочистил горло.

— Похоже на то. Наверное, Элисон. Я говорил с Джимми, когда это случилось.

— Ты говорил? Говорил с Джимми? Ты видел его?

— Ни капельки. Он прятался в гуще колючих кустов. Я его даже краешком глаза не увидел.

Дэн протер запотевшее стекло и выглянул наружу.

— Знаешь, — сказал он. — Когда я ударил это существо, мне показалось, что я ударил пирог-суфле. На второй раз оно хрустнуло, хрустнуло, понимаешь?

— Похоже, ты его ранил, — сказал я ему.

— Если бы я знал, что это Элисон…

Я поднял руку, чтобы он замолчал.

— Если бы ты это знал, ты бы сделал то же самое. И кроме того, судя по тому, что я слышал от Джимми, они больше не те, кем были раньше. Они не Джимми и Элисон, которых мы знаем. Это не карнавальные костюмы. Изменились их тела, и мозг изменился тоже. Джимми не отвечал на мои вопросы и бурчал что-то о том, что я его не понимаю.

Дэн с глубокомысленным видом взглянул на меня.

— Возможно, они страдают от психологического шока. Если бы ты или я прошли через такие физические изменения, какие испытали они?..

— Я не думаю, что дело в этом, — сказал я. — Похоже, изменились основополагающие фундаментальные понятия, отношения, интересы. Не было ни истерии, ни абсурда. Что бы ни говорил Джимми, это было разумным и последовательным, но с позиций какого-то величия древнего мира, какого-то дня, назначенного тысячелетия назад.

Дэн нахмурился.

— Величие древнего мира? Когда это Джимми интересовался величием древнего мира?

— Я как раз об этом. Джимми Бодина никогда не волновало ни величие древнего мира, ни предсказания, обещания или суеверия. Он был прост, прям и практичен. Во что бы он ни превратился, его сознание изменилось вместе с телом. Но мне не показалось, что он травмирован. Посмотри, как он отвлекал меня от шебуршаний Элисон сзади. Он действует хитро и с какой-то целью, но не спрашивай с какой, потому что я не знаю.

Шелли на заднем сиденье принялся яростно вылизывать себя. Некоторое время мы сидели молча, слушая звуки дождя и трения жесткого язычка Шелли по шерсти.

Наконец Дэн не выдержал:

— Так что мы будем делать? Поднимем на ноги Картера? Они явно опасны, какова бы ни была их цель.

Я кивнул.

— Я думаю, мы так и сделаем.

Я завел двигатель и включил дворники. Но когда я уже был готов тронуться, сзади раздался громкий удар, и я повернулся на сиденье, думая, что бампер зацепился за что-то.

К моему ужасу, заднее стекло разлетелось на мелкие кусочки, осыпав все серебристым дождем осколков, и сквозь отверстие просунулась гигантская черно-зеленая клешня, пробираясь мимо труб и инструментов, царапая и громыхая железом.

— Это они! — заорал Дэн. — Поехали отсюда к чертовой матери!

Я нажал на газ, и задние колеса, которые пробуксовали на листьях, понесли машину вперед. Клешня ухватилась за заднюю открывающуюся вверх дверь и буквально сорвала ее с петель со скрежетом и лязгом, из-за которого по моим артериям застремилась лошадиная доза адреналина. На бешеной скорости я выехал по подъездной дороге на шоссе, молясь всем святым, чтобы у этих морских существ не оказалось необычной для морских существ прыти. Но, перескакивая через последнюю рытвину, я увидел прямо перед собой темный громоздкий силуэт второго чудовища с поднятой клешней, готовой поразить нас.

Я попытался обогнуть существо, и покрышки заскрипели, но громадная клешня вмазалась прямо в ветровое стекло, обдав нас фонтаном осколков.

— Господи, мое лицо! — заорал Дэн.

Но я был слишком занят клешней, которая схватилась за ручку передней дверцы и дергала ее, волоча за собой все массивное тело чудовища.

Моя нога вдавила педаль газа в пол, и мотор взревел еще громче. Клешня, державшаяся за одну лишь ручку дверцы, наконец отпустила ее, врезалась в стекло дверцы, разбив его, и пропала позади, чиркнув по машине напоследок. Мы были на шоссе.

Чудом развернувшись на визжащих покрышках и удержав машину в устойчивом положении, отчего из задней части посыпались гаечные ключи и трубы, я направился к Нью-Милфорду и конторе Картера настолько быстро, насколько позволяли дождь и ветер, хлещущие через разбитое ветровое стекло.

Дэн по дороге почти ничего не говори i, за исключением одной фразы:

— Мое лицо, черт возьми! Я весь в крови.

У Картера было столпотворение, когда мы приехали. Снаружи стояло шесть или семь машин его помощников, и нам пришлось припарковать побитый «кантри сквайр» на другой стороне улицы. Когда мы вошли сквозь вращающиеся стеклянные двери внутрь, то сразу же окунулись в беспрестанные телефонные звонки, беготню озабоченных полицейских и толпу местных телевизионщиков.

Я подошел к первой попавшейся конторке, за которой измученная женщина в полицейской форме пыталась справиться с взбесившимся коммутатором. Дэн шел сзади, прижимая окровавленный платок к щеке. Оказалось, что он не так уж сильно порезался, хотя атака чудовища сильно его потрясла.

— Мне нужен шериф, — сказал я женщине. — Мое имя Мейсон Перкинс. Он знает, кто я.

Девушка посмотрела на меня, как на сумасшедшего.

— Шериф сейчас никого не принимает. Никого.

— Просто назовите ему мое имя и передайте, что это ужасно срочно.

Девушка разъединила одну линию и соединила другую.

— Мистер, я сожалею, — сказала она, — но здесь творится черт те что и у шерифа заняты не только руки, но и все остальное.

Я оглянулся. Комната была задымлена до предела сигаретами газетчиков, гомон и крики оглушали. Телевизионщики включали и выключали свои юпитеры и пытались делать снимки, телефоны настойчиво звонили, но никто к ним не подходил.

— Что здесь происходит? — спросил я у девушки. — Воздушная тревога?

— К сожалению, я не могу вам сейчас это сказать. Но как только шериф Уилкс освободится, я доложу ему о вас.

Я в отчаянии отвернулся от нее. Но потом увидел старого пьянчужку Джека Балло из Нью-Милфордской газеты, ссутулившегося около дверного косяка с сигаретой в зубах, в тирольской шляпе, сдвинутой на глаза.

— Подожди здесь минуту, — сказал я Дэну и через толпу репортеров и помощников стал пробиваться в другой конец комнаты. Джек, увидев меня, поднял в приветствии руку.

— Как поживаешь? — спросил он меня, когда я протискивался мимо брюха толстого помощника шерифа с прической, как у Билла Хейли.

— Отлично, — сказал я ему. — По крайней мере, я так думаю. Что за чертовщина здесь творится?

— Ты разве не слышал? Отвратительное убийство на станции Вамингтон. Молодую девушку просто разорвали на куски.

— Я ее знаю?

Джек достал записную книжку и быстро проглядел ее.

— Сомневаюсь. Она из новой семьи, которая переехала две или три недели назад. Стедмены.

— Улики? — спросил я.

Он покачал головой.

— Похоже, это работа какого-то маньяка. А я знаю, что я говорю. Ее шея сломана, а кожа, похоже, содрана вместе с мясом. Все внутренние органы удалены, их сейчас разыскивают. Сердце, печень, легкие отсутствуют — так сказать, в самоволке.

Во рту у меня пересохло, будто я весь день только и делал, что курил. Мой левый глаз нервно задергался. Вероятно, от усталости и истощения.

— Кого подозревают? — сказал я. — У Картера есть какие-нибудь идеи?

Джек приподнял бровь.

— Надеюсь, ты собираешься заплатить за информацию, предпочтительно выпивкой.

— Послушай, Джек, это действительно срочно. По-моему, я могу знать кое-что об этом. Расскажи мне обо всем.

— Я расскажу тебе, что знаю, если ты расскажешь мне, что знаешь ты.

Я кивнул.

— Хорошо, идет. А теперь поторопись, а?

Он сверился с записной книжкой.

— Ну, — медленно сказал он, — похоже, что в районе 109-и дороги пропало только три человека. Это Джимми и Элисон Бодины, разыскивающиеся в связи со смертью Оливера Бодина, а также человек по имени Фредерик Карлен, который приехал к тетушке на пару дней. Тетю зовут Эльза Грин, и она говорит, что Фредерик был безобиднейшим человеком.

— Она не говорила, пил ли он воду? — спросил я.

Джек нахмурился.

— Воду? Причем тут вода?

— Я еще не знаю. Ты спрашивал ее, пил ли он воду?

Джек, казалось, был в тупике.

— Не помню. Я хочу сказать, это не тот вопрос, который задают о пропавших племянниках, не так ли?

Схватив голову руками, я со скрипом попытался шевелить мозгами. Потом сказал:

— Кто-то должен был это спросить. Картер уж точно. Надеюсь, он это сделал.

Джек осторожно спросил:

— Ты хочешь сказать, что это убийство связано с загрязнением воды, о котором говорили недавно?

— Я ничего не хочу сказать.,

— Ну же, Мейсон, у нас с тобой сделка. Ты водопроводчик, поэтому что тебе здесь нужно, если нет связи между водой и мертвой девочкой?

Я взглянул ему прямо в глаза.

— Ты обещаешь помалкивать, пока я не разрешу тебе говорить?

— Знаешь, насчет этого я не уверен.

— Или ты будешь помалкивать, или я тебе ничего не скажу.

Он вздохнул.

— Хорошо. Пока не начнется шумиха, я буду молчать. Что случилось?

Тщательно подбирая слова, я начал:

— Есть вероятность — только вероятность, — что загрязнение воды в каком-то смысле повинно в том, что случилось с Оливером и с этой девочкой. Ничего пока не ясно. Но Дэн Керк занимается анализом этой воды, и он нашел там странные вещи.

— Какие странные вещи?

Я глотнул. Мне нельзя было ничего рассказывать Джеку. Он был старым другом и в придачу неисправимым сплетником. Но сейчас он мог быть полезен, особенно если Картер Уилкс был слишком занят, чтобы рассказать что-нибудь.

— В воде находятся неизвестные микробы.

— Еще что-нибудь? — спросил он.

Я потряс головой.

— Это все, что я знаю. Но когда Дэн закончит анализы, новости будут страшноватенькие.

— Он знает, что это за микробы? — допытывался Джек.

Я потряс головой.

— Он ученый, а не я. Даже если бы он мне сказал, я бы все равно не понял.

— Ты уверен, что он даже не намекал?

Я посмотрел на Дэна, стоящего в другом конце комнаты и прижимающего платок к щеке.

— Дэн — осторожный человек, — сказал я Джеку. — Когда он знает, он говорит. А я скажу тебе. Но не разноси это по округе, пока все не прояснится, хорошо? Если это не подтвердится, а ты это уже напечатал, тебя закидают тухлыми яйцами, а Уилкс сделает подтяжки из моих кишок.

Джек убрал блокнот.

— Хорошо, Мейсон. На этот раз я тебе поверю. Но если что-нибудь еще станет известно, я должен тут же узнать об этом — понял меня?

Я кивнул ему и начал проталкиваться обратно. Когда Дэн увидел меня, он слабо улыбнулся.

— Ты как раз вовремя. Я, по-моему, сейчас окочурюсь.

— Соберись, — сказал я ему. — Ты ведь силен, как вол. Как лысый вол, но сильный. Ты знаешь, что здесь произошло? Еще одно убийство. Девочка была освежевана недалеко от станции Вамингтон. Когда я говорю «освежевана», я именно это и имею в виду.

Дэн уставился на меня, моргнув.

— Освежевана? Кто?

— Мы ее не знаем. Девочка Стедменов. Ее семья недавно переехала. Джек сказал, похоже на работу маньяка. Она разорвана на куски, а внутренности исчезли.

— Матерь Божья, — сказал Дэн, и его лицо побледнело, как никогда.

Я схватил его за руку, чтобы он не упал.

Даже посреди всего этого крика, звонящих телефонов и суматохи я не мог не думать о моментах, пережитых в лесу. Я вспоминал крепкую ракообразную клешню этих ходячих плоскогубцев, а также клешню поменьше и поострее, которая начала искать мои внутренности. Я вспоминал историю, рассказанную мне отцом. Историю о мертвом пирате, лицо которого разложилось, а в костях копошились крабы.

— Ты думаешь то же, что и я? — спросил я у Дэна.

Он быстро, без тени улыбки, взглянул на меня.

— О том, что Джимми и Элисон могли убить девочку? Да, я думал об этом.

— Я тоже. В этом случае нам тем более необходимо увидеть Картера. Почему бы тебе не использовать свой шарм ученого против этой девушки за конторкой, а я в это время прокрадусь по коридору и посмотрю, как там Картер, идет?

Дэн скорчил рожу.

— В данный момент я не особо очарователен. Посмотри на эти порезы.

— Не глупи, — успокоил я его. — Это даже возбуждает. Ты выглядишь как Дуглас Фербэнкс-младший после битвы на мечах, вот и все.

— Хорошо, — вздохнул он. — Я постараюсь.

Мы расстались. Дэн перегнулся через конторку и завел разговор ни о чем, а я* тем временем протолкнулся к двери с надписью «Контора шерифа, посторонним вход запрещен» черными буквами на матовом стекле.

Я встал спиной к двери и, выждав, когда никто из помощников на меня не смотрел, открыл двери и проскользнул внутрь. Затем подождал секунду или две на случай, если кто-нибудь пошел за мной, но никого не было, и я быстро зашагал по коридору, который вел к кабинету Уилкса.

Дверь была приоткрыта, и из щели как слезоточивый газ сочился сигаретный дым. Очевидно, у Картера был военный совет, потому что комната была набита помощниками и офицерами в штатском. И когда я выглянул из-за косяка, чтобы посмотреть, что там происходит, я смог разглядеть карты, планы и горы бумаг.

Картер, большой и с соответственно большим животом, надел на нос пенсне и стоял над подробной картой станции Вашингтон и окружающих холмов.

Он хрипло говорил:

— Я хочу, чтобы все вокруг систематически обыскали, метр за метром, неважно, холм это или долина. Я хочу быть уверенным, что когда вы закончите работу, не останется необследованными ни листика, ни фантика.

Телефон на столе зазвонил, и он поднял трубку. Все в комнате напряженно ожидали, пока он говорил.

— Да… да. Я понимаю. Да. Хорошо… хорошо. Я понял.

Он положил трубку, снял очки и оглядел всех.

— Это следователь. Они произвели предварительное исследование останков Сьюзан Стедмен. Она была атакована каким-то механизмом, который сломал ей шею и раздробил нижнюю челюсть. Они не уверены, что это было или как оно использовалось, но считают, что она подверглась давлению, равному примерно тысяче фунтов. Только после того, как она упала на землю, она была выпотрошена, выпотрошена необыкновенно тупым инструментом. Может быть, лопатой. Они не знают ничего о том, как было совершено преступление, могут назвать лишь время — вероятно, она умерла чуть позже полудня.

— Сексуальное домогательство? — спросил худой офицер с длинным носом.

— Нет. Белье цело, и нет следов сексуального вмешательства.

— Что-нибудь пропало? — спросил другой офицер. — Деньги, драгоценности?

Картер Уилкс протер очки кусочком замши, предварительно подышав на стекла.

— Сьюзан Стедмен имела при себе четыре доллара и восемьдесят пять центов в кожаном индийском кошельке. У нее были наручные часы за двенадцать долларов. Ни то ни другое не пропало.

— Итак, на данном этапе мотивов нет? — вставил первый офицер.

Картер кивнул, не поднимая глаз. Он выглядел замороченным и подавленным и был гораздо спокойней и тише, чем обычно. Обычно он был задиристым и резким, но теперь, по-моему, ему было о чем подумать. Обычное убийство — достаточно серьезно, а такое было раза в два круче.

Я отчетливо произнес:

— Шериф, можно я кое-что сообщу?

Картер поднял глаза — казалось, он не удивился и не взбесился, увидев меня здесь.

— Что, Мейсон? — сказал он. — Новости от Дэна?

— Я знаю, где Джимми и Элисон. Полчаса назад я видел их на ферме Паско.

По комнате прокатился удивленный шепот, но Картер поднял руку.

— Ты привез их с собой? — спросил он. — Они в безопасности?

Я потряс головой.

— Они все еще там. По крайней мере, мы их там оставили. Они не совсем вменяемы.

— Что за черт, это еще что значит? Иди сюда и рассказывай, что произошло?

Два офицера расступились, чтобы дать мне протиснуться поглубже в жаркую накуренную комнату. Я посмотрел на горящие энтузиазмом молодые лица, и мне показалось, что я попал в какой-то дешевый кинодетектив.

Слегка смущенный, я сказал:

— Я надеюсь, вы не обижаетесь, что я без приглашения.

Картер поставил ногу в черном ботинке на стул и засунул зубочистку между передних зубов. Он не любил миндальничать и грубо сказал:

— Скажи, что у тебя там на уме, и все, Мейсон.

Я прочистил горло.

— Нашел их Пол Дентон. Я не знаю, как он потерялся и почему, но он наткнулся на Джимми и Элисон, и они послали за мной. Поэтому Пол пришел в мой дом.

— Ты мне ничего этого раньше не говорил, — прорычал Картер.

— Да, и очень жалею об этом. Но Пол сказал, что Джимми и Элисон настаивали на том, чтобы не было полиции. Я им подыгрывал и не хотел отпугнуть их.

Картер закатил глаза.

— Он не хотел отпугнуть их. Здорово! Он идет навещать двух подозреваемых в убийстве собственного сына и ни словечка не говорит легавым, потому что не хочет спугнуть эту парочку!

— Послушай, шериф, — прервал я его. — Все обстоит гораздо хуже. Ты знаешь, что произошло с Оливером, — так вот, то же самое, только доведенное до конца, произошло с ними.

Никто, кроме Картера и меня, не понимал, о чем речь. Они повернулись друг к другу с озадаченными лицами, а затем посмотрели на нас с Картером, ожидая объяснений.

Картер, прищурившись, взглянул на меня.

— Полностью? Ты имеешь в виду, все тело?

— Мы оба видели их. Дэн Керк и я. Мы встретились с ними в лесу. Рядом с фермой Паско, и они за нами погнались.

— Погнались? Что это значит?

Я развязал галстук и расстегнул рубашку. Помощники и полицейские уставились на меня, зачарованно молча. Когда я расстегнул воротник, они увидели, что сделало со мной существо, которое раньше было Элисон Бодин. На шее было две неровных полоски красно-синих царапин, начинавшихся в верхней части груди и заканчивавшихся на правом плече. Когда я опустил голову и увидел это, я почувствовал себя так же, как и Дэн. Я представлял собой жертву избиения мотоциклетной цепью.

— Это сделали Бодины? — ошарашено спросил Картер.

— Не Бодины, а Элисон Бодин, если не ошибаюсь.

Один из офицеров, невысокий рыжеватый человек с очень короткой стрижкой, сунул в рот сигарету, прикурил и сказал:

— Чем это вас? Кнут или цепь?

— Ни то, ни другое, — сказал я ему. — Эти отметины сделаны рукой Элисон, если это можно назвать рукой.

Другой офицер сказал:

— Эти следы похожи на те, что мы нашли на теле Сьюзан Стедмен. Только у нее было похуже.

— Это я и хочу сказать, — сказал я. — Бодины могут быть ответственными за смерть Сьюзан.

Картер неожиданно поднял голову.

— Джерри Мартино, возьмите человек двадцать с ружьями и давайте туда. Быстро.

— Думаешь, я прав? — спросил я его.

Он потянулся за своей шляпой, покоившейся до сего момента на кипе бумаг.

— Я не знаю, прав ты, не прав. Может быть, ты придуриваешься, как обычно. Но если ты видел Джимми и Элисон Бодин и думаешь, что они убили Сьюзи Стедмен так же, как своего сына, то, мне кажется, мой долг — поехать и схватить их. Это гораздо лучше, чем протирать здесь штаны и смотреть на карты.

Он подтянул пояс с кобурой.

— Трентон, — приказал он. — Я хочу, чтобы ты заменил меня и занялся поиском в районе Вамингтона, пока меня нет. Кен — к радио и держи связь. Мы поедем туда, где Мейсон видел Бодинов, а затем развернемся и будем прочесывать лес. Позвони Хантли и скажи ему, что мне нужны все собаки.

Я тер глаза, которые болели от дыма.

— Вам больше пригодятся кошки, если вы хотите узнать, что думаю я, — заметил я. — Шелли сходит с ума, когда чувствует тот запах рыбы.

Рыжеватый помощник, пока другие паковали свои бумаги, вещи и глотали остатки кофе, вдруг заговорил:

— Извините, шериф, но мне кажется, что мы что-то не дослушали.

— Не дослушали? О чем вы?

Помощник, не смутившись, пояснил:

— От того, о чем вы и мистер Перкинс говорили, у меня осталось впечатление, что Джимми и Элисон изменились. И, по-моему, мистер Перкинс сказал, что эти следы оставила рука… рука Элисон. Рука?

Картер посмотрел на меня, и я в свою очередь пожал плечами. Это была опасность, которая угрожала всему округу Нью-Милфорда, и мы знали, что не сможем хранить это в тайне вечно. После минутного колебания Картер терпеливо вздохнул и положил бумаги обратно на стол. В комнате стояла тишина, только иногда кто-нибудь покашливал или шаркал ногой.

— Это рано или поздно вышло бы наружу, — проговорил он. — Причина того, что я молчал обо всем этом так долго, — паника, которая могла охватить город. Я не хотел, чтобы люди бегали как краснозадые бабуины и наводили беспорядок рассказами о марсианах или чем-нибудь вроде этого. Но сейчас, в силу обстоятельств, каждый имеет право знать это.

Он посмотрел в мою сторону, и я ободряюще кивнул ему. Он облизал губы и продолжал:

— Сегодня вечером я не хочу, чтобы кто-нибудь кроме полиции знал то, что я скажу вам. Завтра мы все расскажем прессе. Но я надеюсь, что мы поймаем убийц до рассвета, и если мы это сделаем, мы предотвратим полномасштабный кризис.

После недолгой паузы он тихо продолжил:

— Дело в том, что Джимми и Элисон Бодины пережили довольно странные перемены внешности. Не спрашивайте меня зачем и как, но поверьте, что это так. У них вместо кожи появились твердые чешуйчатые панцири, и, судя по тому, что говорит здесь Мейсон Перкинс, у них клешни, как у крабов или омаров.

Воцарилось недоверчивое молчание. Потом кто-то хихикнул.

— Омары? — сказал кто-то.

Картер рассердился.

— Вы слышали, — сказал он с металлическими нотками в голосе, — что у них чешуя и клешни и что они нападают на людей, как они напали на Мейсона, поэтому они, по всей видимости, опасны.

— Сложно проглотить такое сразу, — заметил рыжеватый помощник. — Я хочу сказать, шериф, вы абсолютно уверены, или это предположение?

Картер свирепо посмотрел на него.

— Уильямс, — прорычал он. — Я когда-нибудь был доверчивым? Как ты считаешь, исходя из твоего опыта работы со мной, я что, олух?

— Нет, сэр.

— Нет, сэр, — передразнил Картер. — Это означает, что если я говорю, что Джимми и Элисон похожи на омаров, то вы можете поспорить на свою собственную задницу, что это так. Верьте тому, что я говорю, и делайте что приказано, и вы выкрутитесь из всего этого целехонькими. Я хочу, чтобы вы их нашли, привели сюда, а когда вы это сделаете, мы подискутируем насчет их внешности.

— Да, сэр, — сказал Уильямс.

— Шериф, — вставил я. — Надо учесть еще одну вещь.

— Что еще? — спросил Картер, беря бумаги со стола.

— Ну, знаете, от Шермана до станции Вамингтон несколько миль, и мне удивительно, как Джимми и Элисон могли среди дня пройти такое расстояние и их никто не увидел.

— Ну и? — потребовал Картер, которому не терпелось поехать в ночь с оружием, собаками и помощниками.

Я оглядел комнату. Полицейским и помощникам явно уже хватило моей болтовни на сегодня, и я поколебался секунду, прежде чем начать. Их лица были суровыми и выжидающими.

— Я хочу сказать, что убить девушку мог этот Карлен, — тихо сказал я. — Он был ближе к Вамингтону, так ведь. И он не слышал о запрете на питье воды.

— Я спросил тетку, пил ли он воду, — сказал Картер без всякого выражения в голосе. — Она сказала, что, насколько она знает, он не пил.

— Насколько она знает? А насколько?

— Я не знаю, Мейсон. А сейчас мне лучше поехать поискать Джимми и Элисон, чем выяснять, пил ли чей-то беглый племянник воду.

— Но это мог быть он, — настаивал я. — Это мог быть Карлен, так же как и Джимми с Элисон. На самом деле это более вероятно, потому что он был ближе. Карлен тоже мог превратиться в краба.

Картер вытер пот со лба тыльной стороной ладони.

— Хорошо, Мейсон, я верю тебе. Карлен, возможно, тоже изменился. Если это так, мои люди найдут его. Но сейчас, я думаю, важнее поймать Джимми и Элисон, пока их след не остыл.

— Ладно, — сказал я ему. — Но полегче. Во что бы там они ни превратились, я не хочу, чтобы их убили. По-моему, Элисон уже досталось. Дэн Керк выручил меня с помощью моего 120-сантиметрового гаечного ключа, и он сказал, что слышал, как ее панцирь хрустнул.

Картер кивнул. Один из помощников сказал прерывающимся голосом:

— Бред, полный бред.

Но Картер сказал:

— Без комментариев. Пойдемте найдем их.

Возглавляемые спешащим Картером, помощники вышли из здания и поехали на поиски Джимми и Элисон.

Я оставался на месте, слушая, как звонят телефоны и хлопают двери, как орут репортеры, пытаясь взять интервью у Картера. Потом все умолкло, кроме звонящих телефонов, да и те попритихли, когда репортеры принялись звонить в свои агентства. В захламленной, опустевшей конторе Картера пахло застоявшимся сигаретным дымом и потом.

Я услышал, как скрипнула вращающаяся дверь, протопали ноги по коридору; появился Дэн Керк. Постояв около двери немного и прижимая платок к лицу, он сказал:

— Что случилось? Картер вылетел как ошпаренный.

— Они уехали искать Джимми и Элисон.

— Ты им рассказал?

— Конечно, рассказал. Пришлось. Они опасны не только для других, но и для себя. По крайней мере, когда Картер поймает их, у них будет шанс.

Дэн осторожно взглянул на меня.

— Ты хочешь дать им шанс? Ты не думаешь, что им лучше умереть?

Я пожал плечами.

— Я не знаю. Они когда-то были моими друзьями, не так ли? Может быть, их можно вернуть в исходное состояние. Человеческое. И если это возможно, я не хочу быть ответственным за их убийство.

— Ты не несешь ответственности, — сказал Дэн. — Ты здесь.

Я кисло взглянул на него.

— Черт возьми, Дэн, — сказал я ему. — Мы все несем ответственность. Ты не слышал разве: «Возлюби ближнего своего, как самого себя»?

— Я никогда не слышал о любви к омару, — сказал он мягко.

Я вышел из кабинета Картера и закрыл дверь. Мы молча прошли по коридору и, толкнув дверь и выйдя в холл, увидели, что там почти никого не было, за исключением телетехника, убиравшего юпитеры в холодном безмолвии ночного воздуха.

— Они не омары, Дэн, — сказал я тихо. — И это главная ошибка Картера и его людей. Они люди. Они в чешуе, они агрессивны и опасны, но они люди. Они могут говорить и думать, как люди. Они, конечно, другие, но все же люди. Нам нужно узнать, что они за люди.

Дэн сказал с несчастным видом:

— Ты серьезно думаешь, это возможно?

Я стоял на ступеньках и смотрел на свой побитый и слегка поломанный «кантри сквайр».

— Нет, — сказал я. — Но попытаться, черт побери, стоит.

Я ехал обратно в Нью-Престон на спокойной скорости десять миль в час. Холодный ветер дул сквозь разбитое ветровое стекло, и глаза у меня слезились так же, как когда я смотрел «Чудо на Пятьдесят четвертой улице». Шелли с тихой ненавистью относился к неожиданному холоду и, свернувшись на полу под передним сиденьем, сердито подставлял мех к рефлектору. Холод был для него хуже всего. Я сомневался, что он меня когда-нибудь простит. Но мне это было в общем-то безразлично. Он был всего лишь котом, и моя вина была только в том, что иногда я обращался с ним как с человеком.

Путь домой на такой скорости занял почти двадцать минут. Но наконец я все-таки свернул на подъездную дорогу и подъехал к двери. Я вытащил из сарая изношенный чехол, накинул на переднюю часть «кантри сквайра» на случай, если будет дождь, и устало пошел к двери. Шелли поплелся следом, вздыбив шерсть и презирая всех и вся.

В доме было почти так же холодно, как и на улице, бревно в очаге почти догорело, а поленница была пустой, что обещало прогулку на задний двор за дровами. Я печально и даже как-то одиноко отгреб золу в сторону и смял несколько номеров «ТВ-гида» для растопки. Потом запер боковую дверь и вышел в холод и мрак заднего двора.

Я не знаю, бывали ли вы в Коннектикуте поздней осенью, но поверьте на слово, она мрачна и холодна. Холодная сырость заставляет вас держаться поближе к огню и бутылке «Джека Дэниела» и ничего не делать, вперившись в телевизор, даже если показывают что-нибудь вроде «Гонг шоу». Мороз, конечно, не такой трескучий, как в Нью-Хемпшире или Вермонте, но достаточно сильный для того, кто привык жить во Флориде. К тому времени, когда я добрался до дров, изо рта у меня валил пар и меня трясло, как Боба Кратчита накануне Рождества — короче, я оказался абсолютно не подготовлен к тяжеловесному потрескиванию в деревьях, говорившему о том, что там кто-то есть.

Я остановился и прислушался, держа в руках охапку дров. Потрескивание послышалось опять, потише, но отчетливо. Это были не листья, падающие с деревьев. Это были не барсук и не собака. Это было что-то большое и тяжелое, как человек, и это что-то кружило вокруг моего дома.

Мое сердце учащенно забилось; давление, наверное, тоже подскочило, но у меня не было времени или желания мерить его. С широко открытыми глазами я осторожно и медленно пошел к дому, надеясь, что кто-то или что-то не надумает перекрыть мне дорогу к полуоткрытой боковой двери. Она была метрах в пятнадцати от меня, и свет, струившийся из комнаты, был аппетитным и гостеприимным, как головка хорошего висконсинского сыра.

Казалось, прошли часы, прежде чем я достиг безопасной комнаты. Но я все же достиг ее и закрыл за собой дверь, а передо мной сидел Шелли, нетерпеливый, как обычно. Я свалил дрова на решетку камина и сказал ему:

— В следующий раз ты пойдешь за дровами. Снаружи слишком страшно для меня.

Шелли дернул ушами и ничего не ответил. Я поставил дрова домиком и поджег рваные «ТВ-гиды». Скоро запылал, потрескивая, огонь, и я смог пойти в столовую и налить себе бурбона. Приходится признать, что первый бурбон я выпил, стоя у столика, а на обратном пути налил себе еще на три пальца. Но я не думаю, что кто-нибудь меня осудит. После общения с Джимми и Элисон и после ужасных звуков снаружи каждый бы поддался искушению черпать храбрость в квадратной бутылке с черной этикеткой.

Посидев немного у огня, пытаясь отогреться, я попробовал дозвониться Рете. В лаборатории не отвечали, не отвечал и ее домашний номер, и я подумал, что она опять гуляет с Поросенком Пэкером. Мне захотелось дать ему в зубы. Сильнее всего я хотел, чтобы сейчас рядом со мной была Рета, свернувшаяся калачиком перед огнем и одетая предпочтительно во что-нибудь неофициальное. Мне хотелось, чтобы передо мной была теплая и успокаивающая перспектива ночи вместе, но меня, похоже, ожидала одинокая и холодная ночная кутерьма. Я снял бейсболку и достал сигару, изучив, перед тем как зажечь, ее пластиковый наконечник. Может быть, Грег Мак-Алистер был прав насчет рака. Может, он был прав во всем. Мысленно я сделал пометку, что утром мне надо будет съездить в Кендивуд за книгой «Легенды Литчфилда».

Парадная дверь задребезжала, и я услышал шорох листьев снаружи. Наверно, надо было включить телевизор, и тогда я бы не слышал таких звуков. Но почему-то мне больше нравилось пугаться того, что я мог слышать, чем того, что услышать нельзя. В любом случае, телевизор плохо влияет на душевное состояние. Единственные существа с врожденным иммунитетом — это кошки.

Снаружи опять послышался шорох. Я попытался не замечать его, но он раздался вновь. С преувеличенной осторожностью я встал с дивана и подошел к окну. Я еще не задернул занавески, и снаружи было видно лишь темноту, густую темноту. Я увидел только свое отражение в стекле, уставившееся на меня. Я поприветствовал его, подняв стакан, а потом пошел и сел на место.

Прошло минут десять. Я начал клевать носом. Я так устал, что с удовольствием пошел бы спать. Но сейчас было только семь часов, и если бы я лег спать, то провел бы остаток ночи ворочаясь и разглядывая потолок, а этого я не выносил. В любом случае, огонь сиял ярко и весело, и гостиная была довольно приятным местом.

Я клевал и клевал носом. Уснув на секунду, я увидел, что плыву в темном океане, пытаясь пробраться через лабиринт скользких рифов. Я открыл глаза: я все еще сидел с ногами на диване, и Шелли был там же, жмурился от бликов камина.

Я задремал опять, и опять я плыл через темноту, гребя мощно и глубоко. Я знал, что я что-то искал, и мне нужно было выбраться из океана в расщелину или грот. Сегодня море было опасным. Холодным, чужим и опасным. Я оглянулся, пытаясь определить, преследуют ли меня. Но все, что я видел через мутную темную воду, были темные призрачные тени и что-то похожее на водоросли или угрей.

Меня разбудило отчетливое постукивание. Мои глаза открылись прежде, чем я осознал, где я и что происходит. Я повернулся к огню, и все было по-прежнему, но потом послышался еще один стук, погромче, и я посмотрел на окно. Мое сердце провалилось и чуть не пробило обивку дивана.

Наполовину видимая из-за отражений, за окном маячила пятнистая чешуя. А позади клешни, слегка замаскированные темнотой, шевелились толстые усы и что-то похожее на черные, уставившиеся на меня глаза. Это клешня стучала по стеклу. Это клешня хотела моей плоти.

Последовал оглушительный треск, и Шелли вскочил и бросился наутек, как будто на него наступили. Стекло разлетелось вдребезги, и в комнату просунулась гигантская клешня. Я скатился с софы в направлении гостиной вслед за удирающим котом, но был недостаточно быстр для того, что случилось потом.

Через открытое окно ревущим потоком ворвался пенящийся водопад. Он был таким мощным, что затопил очаг, из которого лишь вырвалось облачко пара, и понес над полом телевизор. Я не успел достичь двери в кухню, и вода ворвалась в гостиную, сшибая стулья, швыряя стол о стену и разбивая окна. Поток ударил меня в спину как ледяной локомотив и бросил на косяк двери. Пол ушел из-под ног, и я оказался прямо под пеной, а потом осознал, что глотаю ледяную воду кубометрами. Запаниковав, я попытался встать на ноги, но пола под ногами я не чувствовал, а комната была так полна водой, что я сначала не мог достигнуть поверхности. Оттолкнувшись от пола, я сильно замахал руками и умудрился выплыть в пузырь воздуха под потолком высотой сантиметров в тридцать. Я глотал и плевался водой, держась за потолок, но бурлящие волны поднимались быстро, и я понял, что через секунду комната будет полностью затоплена. Я лихорадочно искал Шелли, но не видел его нигде. Я надеялся, что он успел нырнуть в кухню и наружу, до того как волна накрыла нас. Вода наконец достигла потолка, но я успел сделать вдох, прежде чем полностью оказался под ней. Я нырнул глубже, пытаясь плыть к окну, но я потерял ориентацию, и было так темно, что я не мог разобрать, где была кухня, а где окно. У меня были леденящие, но живые воспоминания о том, как я плыл в океане, и я заставил себя нырнуть глубже, к полу. Под водой бурлило мощное холодное течение, и пока я плыл, мимо меня пролетали остатки дров, салфетки, бутылки и газеты. Я почувствовал, как столик с бутылками перевернулся и уплыл, отчего бутылки стали падать на пол вокруг меня.

Я задыхался. В голове бухало, как с похмелья после Дня Благодарения, а уши были защиты водой, и в них эхом раздавались звуки моего затопленного дома. Я наткнулся на стену, но я не знал, что это за стена, и даже когда я проплыл немного вдоль нее, я не нашел окна или двери.

Именно в этот момент я вспомнил еще кое-что из сна.

Чувство, будто за тобой охотятся. Ощущение, что тебя преследует какой-то злобный хищник.

Я повернулся, дрыгая ногами, чтобы удержаться прямо в потоке, и хотя я мало что разбирал в мутной темноте, я видел что-то, плывущее ко мне. Черную, угрожающего вида громадину, которая двигалась гораздо быстрей и уверенней в воде, чем на суше. В глазах темнело от недостатка кислорода, легкие разрывались, и я по-собачьи плыл, пытаясь спастись.

Темный силуэт понемногу приближался. Я уже мог различить костистую чешуйчатую голову и клешни, поднятые над головой и готовые поразить. Я глотнул воды и заработал ногами еще быстрее.

Это могло казаться неуклюжим на земле, но под водой темные движения чудовища превратились в быстрый и подвижный балет. Его маленькая клешня выбросилась вперед и схватила меня за штанину, придержав ровно настолько, чтобы большая клешня схватила меня прямо под коленом. Это была яростная и крепкая хватка, такая же болезненная, как если бы по ноге проехал автомобиль и остановился на ней. В этот момент я был уверен, что утону и буду пожран.

Существо начало тянуть меня вниз к полу. Я уже был готов вдохнуть воду, и я знал, что шансов у меня мало. Теперь, когда оно крепко схватило меня клешнями, существо, похоже, не собиралось торопиться и плыло вниз с медленной и молчаливой решимостью. Я не мог ни о чем думать. Говорят, что перед глазами тонущего мелькает вся жизнь, но, по-моему, эти последние картинки — привилегия тех, кто еще барахтается. Я же просто шел на дно, и все.

Моя спина стукнулась об пол. Я протянул руку, чтобы уравновесить себя, надеясь найти дверь или стену, которые послужили бы мне опорой для того, чтобы пнуть схватившего меня хищника. Все, что я нашел, — перевернутую лампу, которая была сделана из соломы и не сгодилась бы даже как бита.

Маленькая клешня отпустила штанину и поползла по моей ноге. Она была твердой и шершавой. И я знал, что она сделала с Сьюзан Стедмен. Все равно, когда она начнет причинять мне боль, я уже утону и меня это не будет беспокоить.

Если только я не возьму лампу и…

Мои мозги вяло шевелились. Они уже не могли нормально работать. Но лучше попробовать, чем тонуть в своей собственной гостиной, не сопротивляясь и позволяя этому ракообразному монстру пообедать моими внутренностями.

Я протянул руку и сорвал латунный обод с верхушки лампы, сорвал патрон и все остальное, оставшись с двумя оголенными проводами в руке. Потом я включил лампу и слепо ткнул проводами в направлении головы монстра.

Сильного удара не было. Послышался треск, сверкнул голубой свет, и пузырь кислорода побежал к поверхности. Но этого было достаточно, чтобы клешня отпустила мою ногу на доли секунды, а доли секунды вполне хватило, чтобы я оттолкнулся от пола и освободился.

Чудовище не замедлило погнаться за мной с шумом, похожим на какофонию оркестра проклятых душ. Оно дергалось и дергалось, пытаясь схватить меня, но я нашел окно и после короткой борьбы с задвижкой выплеснулся вместе с потоком воды прямо на задний двор.

Я катался и катался по земле, крича от недостатка кислорода, но дышал. Вода выплеснулась из открытого окна и залила яму для барбекью и сад, но я был вне дома и дышал, а больше меня ничего не волновало. Я поднялся, кашляя, задыхаясь и отплевываясь, и прислонился к легкому столику для пикника, пытаясь собрать себя из кусочков.

Только подняв голову и посмотрев на дом, я осознал, что вода перестала литься из окна. В доме было темно, но я видел, что вся вода, или почти вся, исчезла. Изнутри было слышно лишь капанье воды с промокших занавесок и мебели, а из леса доносилось уханье совы.

Я подождал немного, а потом осторожно пошел через двор к окну, через которое спасся. Я дрожал от холода, а одежда облепила меня как сырая известка. Я заглянул в комнату и увидел лишь промокшие ковры, перевернутые столы и разбросанные бутылки. От чудовища, схватившего мою ногу, не осталось и следа, так же как и от нескольких десятков тонн воды, затопившей дом.

Первое, что я сделал, — прошел вокруг дома к гаражу. Я оставил фонарь снаружи, на крючке, и теперь снял его и включил. Освещение в доме, скорее всего, накрылось, а я хотел видеть, куда я иду и где прятался мой хищный противник. Или пряталось. Я не знал, как его и называть.

Я поднялся по ступеням к парадной двери. Оттуда было видно разбитое стекло в гостиной. Но не было и намека на то, как можно было заполнить дом таким Мальстримом. Не было даже брандспойта. Если бы я не промок, как собака, я мог бы подумать, что все только что случившееся было просто одним из ночных кошмаров.

Я включил фонарь и тихо открыл дверь. Я пошарил лучом по углам коридора, но там никого не было. Подождав немного и послушав, вошел, и под ногами захлюпало. Я опасливо светил фонарем туда-сюда на случай, если существо решит напугать меня сзади.

Гостиная промокла насквозь и воняла. Я знал этот запах — от него меня выворачивало. Мертвая, разлагающаяся рыба. Потребуются недели тяжелой работы и десятков пять пакетов лизола, чтобы вывести этот запах.

Я посветил в столовую, где чуть не утонул, но там ничего, кроме поломанной мебели, не было. Лампа, моя последняя отчаянная надежда, лежала там, где я ее оставил. Довольно быстро я проверил весь дом. Мебель и ковры были испорчены, комнаты воняли, как рыбные склады, но следов чудовища не было. Оно смылось очень уж быстро после того, как я выпустил воду.

Я поднял телефон и вылил из него воду. Он еще работал, и я позвонил Дэну. Он только приехал домой и говорил устало.

— Мейсон? Что такое?

Я кашлянул. Я вдруг почувствовал, что нахожусь в шоке и что губы мои двигаются с трудом. Дэн этого не видел. Не видел он также, что мои глаза наполнились слезами.

— Дэн, — срывающимся голосом сказал я, — один из этих крабов побывал у меня.

— Что случилось? Ты в порядке?

Я опять кашлянул. Не чудовище, так пневмония сведут меня в могилу.

— Я в порядке, — сказал я ему. — Подтекаю маленько, правда. Они проделали здесь ту же штуку, что и в доме Бодинов. Дом затопили, и я чуть не утоп.

— Шутишь.

— Могу ли я, Дэн? Они залили гостиную, столовую, кухню. Случилось это так быстро, что вода не успевала выливаться. Здесь побывали десятки тонн воды. Как будто был прилив, черт его подери.

— Ты видел, как это проделали? — спросил Дэн.

— Дэн, — сказал я ему. — Я был под водой. Под водой плохо видно, что происходит.

— Хочешь, чтобы я тебя забрал?

— Был бы тебе очень благодарен. Машина разбита, постель промокла, и, по правде говоря, мне не улыбается провести ночь здесь, пока эти существа бродят на свободе.

Дэн помолчал немного. Затем он сказал:

— Хорошо. Сейчас девять часов, доберусь я к десяти. Ты не получал известий от Картера, я полагаю?

— Нет. И не думаю, что у него могут быть большие успехи.

— Мне тоже так кажется. Отлично, Мейсон. Дай мне час, и я буду с тобой.

— Дэн, — тихо сказал я.

— Что такое?

— Спасибо, Дэн.

Он засмеялся.

— Да ладно тебе. Когда-нибудь и со мной такое может случиться.

Я положил трубку, а потом поднял ее снова и попробовал дозвониться шерифу.

Послушав гудки две или три минуты, я сдался. Мне следовало заняться своим туалетом: найти сухую одежду и сумку.

Я шел через прихожую в спальню, когда услышал поскребывание. Я остановился и затаил дыхание. После минутной тишины я опять услышал поскребывание. Оно исходило из шкафа.

Только одно существо могло прятаться в таком месте, и оно не было ракообразным. Я открыл дверцу и выпустил Шелли, нахохленного и сбитого с толку, пребывающего в сомнениях относительно уместности моего визита. Он спрыгнул с полки и прошествовал по сырому ковру, такой же настороженный и испуганный, как и я.

Около половины восьмого в квартиру Дэна позвонила Рета, спеша сообщить, что Картер Уилкс с помощниками искали Джимми и Элисон всю ночь, но ничего не нашли. На промокшей земле не осталось следов — человеческих, во всяком случае, — и никакого следа, который могла бы взять собака. На рассвете Картер всех распустил и сделал объявление для газет. Он продолжал молчанку. Он предупредил жителей Нью-Милфорда и окрестностей, что на свободе оказались двое или трое одержимых — убийцы, и что им следует следить за детьми и закрывать двери с наступлением темноты.

Когда Рета вошла, я сидел за столом в кухне Дэна, втиснув колени под маленький стол. В таком неудобстве, но с благодарностью я поедал яичницу с беконом, которую сделала мне хозяйка Дэна. Все, что говорил Дэн о своей хозяйке, оказалось неправдой. Она была симпатичной и расторопной вдовушкой лет сорока. У нее был сын Фонзи, похожий на ирландского волкодава или на Нормана Мейлера после тяжелой ночи, и они жили в большом доме прямо напротив нью-милфордского госпиталя. Она была такой симпатичной, что я подумывал, уж не скрывал ли Дэн чего-нибудь и не питал ли каких-нибудь чувств к ней. Это могло быть причиной его постоянных рассказов о какой-то любопытной карге с железными бигуди.

Дэн был на другом конце комнаты, то есть в метре от меня, и делал кофе. Похоже, небо расчистилось со вчерашнего дня, и сквозь полосатые шторы пробивалось солнце.

— Привет, Рета, — сказал Дэн. — Давай, заходи. Хочешь «Гранолы»?

— Я не ем по утрам, — сказала Рета, снимая с плеча сумку с бахромой по краям и вешая ее на спинку стула. — Просто кофе. Черный.

Я посмотрел на нее, засовывая в рот сосиску с добрым куском яичницы.

— Ты так поддерживаешь форму? Не ешь по утрам?

— И днем тоже.

Я положил в кофе четыре ложки сахара, размешал и попробовал, достаточно ли он сладкий. Нам, водопроводчикам, нужна, знаете ли, энергия. Рета наблюдала за мной с непринужденным изумлением, как будто я поцеловал жабу. На ней сегодня было свободное, индийского типа платье и ботинки, что делало ее похожей на одну из дамочек, которые лузгают семечки и вяжут одеяла, но я особо не возражал. У нее оставалась эта «образованная» сексапильность, а у Поросенка Пэкера — возможность упасть под школьный автобус.

Потягивая кофе, Рета рассказала нам о шерифе Уилксе и его безуспешных попытках найти Джимми и Элисон. В каком-то смысле мне это принесло облегчение, потому что, если бы их зажали в угол, дело закончилось бы расстрелом. Нью-милфордские стражи порядка были по уши напичканы фантастическими фильмами пятидесятых годов и не стали бы брать чудовищ живьем. Сначала выстрел, потом отпевание.

Дэн прислонился к раковине и быстро пил свой кофе.

— Они осмотрели ферму Паско? — спросил он у Реты.

— Наверно. Ничего конкретного они не сказали.

— Я думаю, остались следы проломленного панциря там, где я ударил Элисон.

Рета покачала головой.

— Если они и нашли их, они ничего не сказали. Не забывай, я говорила не с Картером. Там был только Пит Абрамс, а ты знаешь его, когда дело доходит до сотрудничества с полицией. Вы должны сотрудничать с нами, но мы не обязаны сотрудничать с вами.

Я доел бекон и отложил вилку.

— Может, они ничего и не нашли. На вид панцирь был твердым.

Дэн скорчил рожу.

— Может быть. Но я уверен, что слышал хруст, и готов поклясться, что видел осколки.

— Меня подташнивает, — сказала Рета.

— Это тошнотворное дело. Абрамс сказал еще что-нибудь?

— Еще одно. Они подумывают открыть колодец Бодинов, пробурить вниз и посмотреть, откуда идет грязная вода.

— Единственная разумная идея за два дня.

Рета кивнула.

— Они позвонят нам, когда получат разрешение. Они хотят, чтобы мы поехали и взяли пробы.

— А я? — спросил я.

— О тебе они ничего не говорили.

— Меня чуть не раздробило одно существо и не утопило другое, и они не позвали меня? Я ведь эксперт.

— Ты поедешь, — сказал Дэн. — Я сделаю тебя почетным членом отдела исследований.

— Приятно, когда хоть кто-нибудь о тебе заботится. Слушай, мне ведь надо разобраться с машиной. Ты будешь в лаборатории все утро?

— Конечно, — сказал Дэн. — Надо закончить анализы вчерашних проб.

Я достал из кармана рекомендательное письмо Грега Мак-Алистера.

— Хорошо. Пока ты занят анализами, я съезжу за «Легендами Литчфилда». Кто знает, может, там есть ключ к разгадке. Встретимся за обедом?

— Ты слопал такой завтрак и говоришь об обеде? — спросила Рета.

— Мне нужно поддерживать силы, — сказал я ей. — Никогда не знаешь, когда нужно будет применить свою мужскую силу.

— Лучше бы в городе были обычные водопроводчики, которые бы чинили трубы и уходили, — сказала Рета, беря свою сумку.

— Ты это серьезно?

Она остановилась. Солнце коснулось ее лица, отчего ее глаза засветились.

— Нет, — сказала она мягко. — Я шучу.

Дэн посмотрел на меня, потом на Рету и вернулся к своему кофе.

Кендивудский мебельный магазин оказался большим захламленным сараем на 202-и дороге сразу после гигантской фигуры, рекламирующей краску, что стояла рядом с нью-милфордским «Макдональдсом». Я взял «фольксваген» Реты, и он был таким ветхим и маленьким, что я чувствовал себя как во французской комедии. Но Шелли, похоже, нравилась вибрация, и он почти сразу заснул. День был сухим и светлым, хотя небо еще отражалось в лужах, а тротуар был усыпан мокрыми листьями.

Проехав по шоссе, я остановился около деревянной вывески, гласившей: «Кендивудский Мебельный Магазин: Элегантная деловая мебель, мебель в колониальном стиле — наша специальность. Вывоз и хранение, владел.: Ф. Мартин».

Я вышел из «фольксвагена» и крепко и громко хлопнул дверцей. Пройдя по усыпанной гравием стоянке, я приблизился к большой витрине, за которой «владел.: Ф.Мартин» выставил то, что он, очевидно, считал элегантной мебелью в колониальном стиле. Мне особенно понравились стойка для телевизора и телефонный столик, изготовленные, судя по внешнему виду, в колониальные времена. Я прошел к двери и толкнул ее. Зал был полон мебели разных степеней провинциальной убогости, а за экспонатами в маленькой кабинке сидел седоватый человек в больших очках и шерстяном костюме и слушал по радио какую-то попсу.

— Мистер Мартин? — сказал я, когда тот поднял глаза и заметил меня.

Он вышел из кабинки и протянул руку.

— Это я. Фредерик Мартин. Чем могу?

— Ничего особенного, боюсь. У меня письмо от Грега Мак-Алистера. У него здесь книга, и он хочет, чтобы я взял ее и просмотрел.

Фред Мартин тщательно изучил письмо. Потом сказал:

— Вы себе представляете, сколько ее надо искать?

— Нет, но я не думаю, что это должно быть очень сложно, не так ли?

— Сложно? Мистер Перкинс вы не знаете значения слова «сложно», если думаете, что это не очень сложно.

— Извините, я просто подумал…

Он вцепился в свои волосы, как герой мелодрамы.

— Вы знаете, какого размера у меня склад? Вы знаете, сколько семей хранят там свои вещи? Сколько шкафов, стульев, фарфора? Барометров?

— Барометров? — озадаченно спросил я.

— Барометров, книг. Тысячи книг. Больше, чем в библиотеке Нью-Милфорда. Миллионы. А вы хотите одну из этих миллионов и говорите, что это несложно?

Я не знал, что сказать. Я жалел, что пришел. Но Фред Мартин прочитал письмо Грега Мак-Алистера снова и сказал уже спокойней:

— Однако в данном конкретном случае вам повезло.

— Что вы хотите сказать?

— Книга называется «Легенды Литчфилда»?

— Точно.

Фред Мартин снял очки и уставился на меня своими голубыми водянистыми глазами.

— Так получилось, что я как бы ученый-любитель и изучаю местные легенды и мифы. Это мое хобби. По мебели видно, что я стараюсь держаться колониальных традиций. Я верю в традицию. Традиция означает уважение к корням.

Я оглядел зал.

— Телефонный столик — это традиция? — спросил я его.

Он хитро прищурился.

— Я знаю, куда вы клоните. Я знаю, что вы хотите сказать. Но по-моему, коктейль-бар в колониальном стиле лучше, чем черный пластиковый прилавок. Позолота и черный пластик — проклятье американского дизайна. Не считая белого пластика, который в сто раз хуже. И поддельный мрамор. Даже не упоминайте при мне поддельный мрамор.

— Хорошо, — согласился я. — Я помолчу насчет поддельного мрамора. А как насчет книги? Вы знаете, где она?

— Конечно. Она у меня на полке. Я заметил ее в списке и откопал пару лет назад. Это очень интересная книга. Настоящая старина. Там есть истории, которые не встретишь в официальном курсе. Пойдемте. Хотите кофе?

— Нет, спасибо. Но с удовольствием бы воспользовался туалетом.

— Это вон там, за дубовой перегородкой. Пока вы будете ходить, я достану книгу.

Вернувшись из туалета, который был достаточно традиционным, чтобы иметь аккуратно разорванные номера «Нью-Милфорд Джорнэл» вместо этой возмутительно мягкой новомодной туалетной бумаги, я обнаружил Фреда Мартина сидящим в своей будке и пролистывающим пожелтевшую, затасканную книгу в кожаной обложке. Контора была усыпана описями, счетами, извещениями, журналами и газетами, а на стене висел календарь трехгодичной давности. Мартин пил растворимый кофе из чашки, которая оповещала всех, что он стрелец.

— Садитесь, — сказал он, указывая на новенькое кресло, завернутое в бумагу. Посмотрев на часы, я так и сделал. Я надеялся, что это не займет у меня все утро, и предвкушал обед с Ретой.

— Я интересуюсь легендами о колодцах в округе Милфорда и Вамингтона, — сказал я ему. — Вы знаете, на прошлой неделе загрязнилась вода. Я хотел бы выяснить, есть ли упоминания похожих проблем в отдаленном прошлом Нью-Милфорда. Мистер Мак-Алистер сказал, что его семья никогда не пила воду из колодца, потому что она проклята. Они думали, что вода превратит их кожу в чешую. Как у омара, знаете ли. Он даже рассказал мне стишок.

Фред Мартин поправил очки и воззрился на книгу с видом умного животного. Со своими белыми кустистыми бровями, длинным носом и пухлым ртом он и впрямь был похож на ученую ламу.

Сопя с глубокомысленным видом, он перевернул несколько страниц.

— Вот то, что вам нужно, — сказал он, передавая мне книгу. Пальцем с толстым ногтем ткнулся в оглавление и поехал вниз. — Страница двести двадцать девять.

Я осторожно взял книгу. Она была высохшей, страницы ломкими и коричневатыми. Заложив страницу, я посмотрел на обложку:

«Курс легенд и мифов Литчфилда в Коннектикуте, включающий единственный детальный отчет о процессе над Ведьмами в Кенте». Автор Адам Прескот. Отпечатано: «Знак Единорога, Дзыберн, 1784».

На титульном листе была отпечатана гравюра молодого человека с неясной улыбкой, как у Джорджа Вашингтона — вероятно, по той же причине: плохие зубы.

— Я не видел больше таких книг, — сказал Фред Мартин, — и думаю, что не увижу. Это, что называется, редкое издание. Стоит несколько сотен, видно сразу.

Я открыл страницу, которую показал мне Фред. Буквы были маленькими и грязными, так что почти ничего невозможно было прочесть. Но когда я привык к буквам «S», отпечатанным как «F», и к необычной для нью-милфордских школ транскрипции, я принялся переводить «курс» некоторых проблем, которые были у нас с колодцами.

Глава называлась: «Некоторые древние истории, касающиеся источников и колодцев Вамингтона и Кента».

Затем следовало введение, повествующее о красотах края, язычестве местного населения, сколько домов здесь стояло и где, но постепенно я добрался до параграфа, который прочитал с возрастающим изумлением.

«Старые обитатели Литчфилда не пьют местную воду, говоря, что она непригодна для питья, но причина загрязнения ее — звери, обитающие под холмами, внешность которых им неизвестна. Все лишь говорят, что истории перешли к ним от индейцев, живших здесь века тому назад, и что индейские старейшины предостерегали их от зверей еще тогда, когда поселенцы воевали с племенами. По некоторым рассказам стариков Литчфилда ясно, что звери раньше, миллионы лет назад, жили в океане на подводном континенте, известном под именем Атлантида, хотя индейцы называли его именем Мик-Мак, означающим «Земля Звериных Богов». Когда ужасное подводное землетрясение разрушило пещеры и охотные угодья Звериных Богов, они проникли в Новую Англию и другие восточные земли с Последним Семенем для того, чтобы века спустя их потомки жили под землей, в колодцах и холодноводных источниках, и возрождались в телах тех, кто пил воду. Говорилось, что Атлантида никогда не была над водой, но была местом обитания ужасных Звериных Богов, плававших и охотившихся над подводными горами и имевших свое ужасное убежище в пещерах. Когда просили описать Звериных Богов, редкие старожилы могли это хорошо сделать. Но некоторые все-таки могли. Джошуа Уолтерс с Бордманского моста рассказывал лишь, что Звериные Боги, как говорили индейцы, пришли с Небес, из Маскона, и у них были щупальца, как у моллюсков, клешни, как у омаров, и, что более всего выделялось, они воняли, как тухнущая рыба. Индейцы называли место, где лежали спящие Звериные Боги, Понтанпо, или холодная вода, а тех, кто жил под водой в дни Атлантиды — Коле-Люди, или жители глубоких вод. Звериные Боги также владели великим волшебством, заключавшимся в семикратном затоплении Новой Англии в древние времена, чтобы утопить людей и пожирать трупы. И те немногие, которые пережили потопы и видели Звериных Богов, с трудом говорили об этом испытании, немногие и пережили его, ибо все, кто испил воды, окружавшей Звериных Богов, заболел проказой и умер. И их трупы были сожжены».

Был и еще один параграф, который многословно поведал о странных подземных раскатах, которые слышали во времена бурь, и о трех необъяснимых утопленниках в 1770-х годах, и это было все. Остальные легенды касались сказок, привидений и пришествий святых. Проблема была в том, что, каким бы правдоподобным и подходящим ни было свидетельство, я никак не мог это проверить. Я бы отдал подряд на месяц за возможность поговорить с Джошуа Уолтерсом с Бордманского моста, потому что его рассказ о так называемых Звериных Богах, похоже, был наиболее близок к описанию внешности Джимми и Элисон. К сожалению, Джошуа Уолтерс был мертв уже более двухсот лет, и я не был уверен, что его потомки еще живут где-то.

— Что вы думаете об этих легендах? — спросил я у Фреда Мартина, который молча смотрел, как я читаю. — Думаете, это правда?

Фред Мартин поскреб в затылке.

— Что, эти истории про Атлантиду? Я так не думаю. Судя по тому, что я прочитал во всех этих книгах, каждая страна вокруг Атлантического океана сочинила себе легенду об Атлантиде или что-нибудь вроде того, и о монстрах и зверях, живущих в море. Правда ли это? Я не думаю. Это хорошие истории, конечно. Хорошие старые страшилки. Но и все.

— А если я скажу, что поверил?

Он пожал плечами.

— Верьте, если хотите. Это свободная страна. Верующие никогда не вредили легендам, но не помогали им выжить. Удачи вам.

С важным видом помешивая кофе, он сказал:

— Все люди верили, что Атлантида существовала. У меня есть книга о племени майя. Они в это верили. И египетские жрецы тоже. И древние греки. У всех есть истории про гигантов и чудовищ, которые вылезали из моря и ели людей на завтрак. Знаете — в Корнуолле, в Англии, еще есть люди, думающие, будто существовал волшебный остров Лайонес и там жили великаны. А моряки из Шотландии еще говорят о морском чудовище Шони, который звал на помощь, как будто бы тонул, а когда рыбак подплывал, хватал его и тащил на дно. У Шони было другое имя — Шелликот.

— Шелли-кот? В самом деле?

Фред Мартин протянул руку к полке и, поколебавшись, достал оранжевую книгу, которую, наверное, вызволил из местной библиотеки. Перелистав ее, он сказал:

— Вот. Вот книга сэра Вальтера Скотта, так? Вот как он говорит о Шони: «Казалось, он был обсыпан морскими отходами, а точнее, раковинами, которые шелестели, возвещая о его приближении».

Я вздрогнул. В конторе Фреди Мартина было холодновато.

— А что колодцы? — сказал я хрипло. — Думаете, это правда?

— Что правда?

— История о Звериных Богах, живущих в колодцах и ждущих возможности возродиться.

Фред Мартин нахмурился. Он взял обгрызенный карандаш и постукивал им по оправе очков.

— Мистер Перкинс, — сказал он. — Вы должны понимать, что это всего лишь истории. Может, у них есть какие-нибудь корни, но это было сотни лет назад, может, даже тысячи. Это легенды. Сказки, которые люди сочиняли, чтобы объяснить вещи, неестественные на первый взгляд. Они не были знакомы с наукой, и все, что пугало, приходилось объяснить волшебством. Я не понимаю, как кто-то может жить в колодцах, а вы? Если серьезно, то вы тоже.

Я взял «Легенды Литчфилда» в руки.

— Вы понимаете, о чем здесь речь? — спросил я его. — Здесь говорится, что, когда исчезла Атлантида, Звериные Боги обеспечили выживание своего рода, поместив свое семя в природную систему водоснабжения Новой Англии. На современном языке это называется оплодотворенными яйцами, икрой или еще чем-то, что они использовали для воспроизводства.

Фред Мартин нервно кашлянул.

— Я полагаю, можно так сказать, да. Но ведь это не так на самом деле?

— Там говорится, что «они проникли в Новую Англию и другие части своим последним именем». Какое еще может быть толкование?

Минуту Фред Мартин молчал. Стукнув пару раз карандашом по очкам, он произнес:

— Я полагаю, это чистая фантазия. Это и есть толкование, но так ли?

— Конечно. Но большинство легенд содержат зерно истины, так?

— Я думаю, это так. Я не знаю, что вы хотите сказать. Если вы верите этому, то, как я уже сказал, — воля ваша. Но я прожил всю жизнь в Нью-Милфорде и не верю.

Я открыл книгу вновь и перечитал то, что написал Адам Прескот о Звериных Богах из Атлантиды.

— Хорошо, — сказал я. — Могу ли я взять эту книгу на время?

— Конечно, можете. Грег Мак-Алистер разрешил вам, так что берите.

Он встал, как будто старался побыстрей выпроводить меня.

— Я могу сказать лишь одно: не верьте всему, что пишут в старых книгах. Я прочитал много странных историй в моих книгах, историй, от которых голова идет кругом, если им верить. Они не предназначены для этого, эти легенды. Они здесь, потому что они любопытные. Вот такое предупреждение.

Я встал с нераспакованного кресла. Его контора была такой маленькой, что мы стояли лицом к лицу, а наши носы почти соприкасались.

— Я буду помнить, что вы сказали, — уважительно сказал я.

Выйдя в зал, я направился к выходу. Когда я открыл дверь, Фред Мартин крикнул мне вдогонку:

— Наилучшие пожелания мистеру Мак-Алистеру!

— Я передам, — сказал я. /

Он неуверенно улыбнулся.

— Спасибо.

— Еще что-нибудь? — спросил я.

— Нет, вообще-то. Все в порядке, только — ну, у вас ведь нет причин верить в это, а? Ничего не случилось такого, что я должен знать?

Я медлил. Я не хотел рассказывать ему все.

— Если что-нибудь случится, я вам позвоню. Хорошо? — наконец сказал я.

— Хорошо, — согласился он, не убежденный.

Он наблюдал сквозь стекло, как я пошел к «фольксвагену» Реты, залез в него и включил мотор. Он все еще стоял в своей комнате в идеальном колониальном стиле, когда я шумно выехал со стоянки и включил правый поворот. Я помахал ему, но он не помахал мне в ответ. Наверное, люди, которые не верят легендам, всегда немного раздражительные.

У миссис Вордел было для меня кое-что, когда я вошел в лабораторию. Дэн и Рета уехали, и притом в отчаянной спешке, так что обед, к сожалению, явно откладывался. Очки миссис Вордел, казалось, выгнулись вверх больше чем обычно, и она беспокоилась и суетилась. Когда я открыл записку и начал читать, она кусала губы и скрещивала ноги, пыталась бороться с искушением рассказать мне все прежде, чем я прочитаю. Письмо было написано круглым женским почерком. В нем говорилось:

«Картер вызвал нас в Глейлордсвил. Приезжай, как сможешь. Сверни направо с 7-и дороги по направлению к Южному Кенту, потом — первый поворот после первого моста.

С любовью,

Рета».

Ого, подумал я. По крайней мере, она так подписывала срочные сообщения. Я сложил записку, одарил миссис Вордел неопределенной улыбкой и пошел обратно на улицу. Шелли, выпрямившись, сидел на пассажирском сиденье и ждал меня. Я подумал, что ему приелась новизна езды на «жуке» и не терпелось вернуться в комфорт «кантри сквайра». Он закрыл глаза и прижал уши в обиженном неодобрении, когда я захлопнул дверь и завел мотор.

Почти всю дорогу я тащился за большим грузовиком» поэтому мне пришлось терпеть пятнадцать минут, задыхаясь от выхлопов дизеля и перечитывая надпись сзади: «Кох Донате: Вкусно Как Дома». Наконец я добрался до Глейлордсвила, маленького аккуратного городка с приятной старенькой почтой и пожарной каланчой, еще с колониальных времен. Я свернул направо, по направлению к Южному Кенту.

Я не смог бы проехать мимо Реты, Дэна и шерифа Уилкса, даже если бы захотел. Дорога была перегорожена патрульными машинами, «скорой помощью» и грузовиком аварийно-спасательной службы, причем у всех были включены сигнальные огни. Полицейские сдерживали любопытствующих зевак, а Картер и еще три полицейских вместе с двумя медиками собрались вокруг красной «импалы», которая отдыхала в углу лощины около дороги.

Немного позади стояли Дэн и Рета, и оба были бледными и напряженными. Я остановился и пошел к ним,

— Что здесь произошло? — спросил я у них.

Рета не разжала губ, как будто пыталась удержаться от плача, рвоты или истерического смеха. Но Дэн кивнул в сторону машины и тихо сказал:

— Опять. Может быть, это Джимми и Элисон. Может, кто еще. Может, их много.

— Кто-нибудь убит?

Дэн набрал полные легкие воздуха, чтобы успокоиться.

— Да. Почему бы тебе не расспросить Картера? Он знает подробности.

— Как ты? — спросил я Рету. — Не хочешь пойти в машину и составить компанию Шелли?

Она потрясла головой.

— Со мной ничего страшного. Это просто шок. Минуты через две я буду в порядке.

— Хорошо.

Я оставил их и приблизился к маленькой группе полицейских и врачей. Когда я подошел поближе, я увидел, что металлическая крыша машины была оторвана, будто кто-то открыл машину гигантским консервным ножом. Один из медиков заглядывал в машину через боковое стекло, и выражение его лица было явно несчастным.

— Картер, — сказал я, подходя к шерифу. — Как идут дела?

Шериф взглянул на меня с философским выражением лица.

— Привет, Мейсон. Хорошо, насколько это возможно в данных обстоятельствах.

Я загородил глаза ладонью от солнечного света. Я не был уверен, но, казалось, все стекла в машине были выкрашены в красный цвет, чтобы дополнить красный фон машины. Затем до меня внезапно дошло, что это не краска. Никто, не красит окна. Это должна была быть кровь.

Я повернулся к Картеру, не зная, что спросить. Тот тер подбородок, не зная, в свою очередь, что сказать.

— Там кто-нибудь есть? — спросил я его наконец.

— Насколько можно разобрать, там целая семья: отец, мать, два маленьких ребенка.

— Картер… что случилось?

— Я не знаю. Мы отправляем всю машину прямо в морг. Они все мертвы. Похоже, кто-то порвал крышу, забрался внутрь и разорвал их на куски.

— Кто-то? Кто-то или что-то? Кто или что могло такое сделать? Какое существо может вскрыть крышу машины и перебить всех внутри?

Картер опустил глаза.

— Я не знаю, Мейсон. Может, какой-то механизм.

— Или существо вроде краба?

Картер поежился.

— Это ты видел крабов, не я. Ты сказал, они размером с человека, так? Что бы это ни сделало, оно было раза в четыре больше человека. Оно вскрыло крышу, понимаешь? Оно вскрыло крышу и почти разорвало всех на куски.

Он был очень расстроен. Он чуть не плакал, если быть точным. Вытащив платок цвета хаки, он развернул его и трубно высморкался.

В этот момент заднюю дверь машины открыли, и я мельком увидел то, что было внутри. Меня затошнило, но я не мог отвести расширившихся от ужаса глаз. Медики закрыли дверь почти сразу, чтобы никто из зевак не увидел, что там творилось. Но было слишком поздно, я уже все увидел и стоял на дороге, парализованный Господом Богом и всеми ангелами навечно.

Я увидел голову женщины с вьющимися светлыми волосами, которая свешивалась со спинки переднего сиденья так далеко, что ее глаза смотрели на меня. Слава Богу, я не видел ее тела, но голова держалась лишь на синеватом хряще разорванной шеи. Задние сиденья были забрызганы кровью и слизью, я видел чью-то печень и кишки, свисавшие с ремней безопасности, как в скотобойне. Из машины исходил запах свежей крови и тухлой рыбы, и я знал, черт возьми, так же как и Картер, кто это сделал.

— Дети, — сказал шериф приглушенным голосом. — Два невинных ребенка, у которых вся жизнь была впереди.

— Следы? Улики? — спросил я его.

— Еще не нашли. Мы вызвали собак. Я поймаю этих ублюдков, предупреждаю тебя. Меня не волнует, что это за существа: люди или еще что-то. Я поймаю их и удостоверюсь, что им воздастся по заслугам.

— Похоже, они подросли, не так? — спросил я его. — Может, они растут?

Он кивнул.

— Все это бред с самого начала, но я собираюсь поверить всему, каким бы бредом это ни было, потому что если я этого не сделаю, еще больше невинных людей будет разорвано на кусочки. Я уже тебе сказал, Мейсон, и скажу еще раз — я не допущу, чтобы это случилось снова.

Я положил ладонь на его руку.

— Я знаю, Картер. Ты до них доберешься.

Он яростно засопел.

— Это так, не беспокойся. Мы поедем бурить сегодня днем у Бодинов, чтобы посмотреть, что там в этом чертовом колодце. Поедешь?

— Дэн уже пригласил меня.

— Отлично, поедешь с нами. Увидишь, как я засеку этих ублюдков.

— Хорошо, шериф.

Я пошел обратно к Дэну и Рете. Они видели выражение моего лица и не спрашивали о машине и о том, что было внутри. Позади меня буксирная команда прилаживала цепи к заднему бамперу разбитой машины, и один из них говорил:

— Переключите нейтральную передачу. Кто поставит рычаг в нейтральное положение?

Один из врачей открыл переднюю дверь, быстро нагнулся и переключил передачу. Закрыв дверь, он стоял с белым лицом и смотрел на руку в липкой крови. Буксировщики переглянулись и подняли брови. Они повидали аварий, но это была скотобойня на колесах.

Я сказал Дэну:

— Крабы подросли. Сильно. Во всяком случае, должно быть. Похоже, один из них сорвал крышу и залез внутрь.

— Мы знаем одно, — сказал Дэн. — Они несомненно плотоядные.

Рета отвернулась, но спокойно сказала:

— Если они настолько большие, что могут вскрыть машину, то полиция обязательно их скоро найдет. Они не могли далеко уйти.

— Я не знаю, — сказал я ей. — Какова скорость краба относительно скорости человека?

— Большая, — заметил Дэн. — Краб мог обогнать скаковую лошадь, да и пробежать больше.

Немного постояв в тишине, я, казалось, сумел почувствовать, как вертится земля.

— А как анализы? — наконец спросил я. — Вы проверили новые пробы?

Дэн кивнул.

— Я сделал предварительный анализ. В них полно этих созданий. Не считая по головам, похоже, что концентрация их там значительно возросла.

— Что это может значить?

— А я откуда знаю? Я вообще не знаю, что все это значит. Мне даже не верится, что это на самом деле. Мы завершили опыты с мышью и узнали только, что она пила воду из колодца и покрылась чешуей. Мы до сих пор не знаем, почему или как.

— Что-нибудь поступало от Ньюсома в связи со вскрытием Оливера? — спросил я у него.

— Официально — нет, — ответила Рета. — Он не хочет делать заявлений, пока ему не сделают анализ на вирус в Нью-Йорке. Но если начистоту, ему известно не больше, чем нам, то есть почти ничего. Он уверен, что метаморфоза вызвана водой или, точнее, микроорганизмами. Но он не знает, как это случилось, и не может понять жизненный цикл.

— Итак, мы опять в клетке одни, — сказал Дэн мрачно. — Остается надеяться только на чудесное открытие во время бурения колодца.

Я достал сигару и прикурил, закрывая зажигалку от ветра руками. Полыхав немного, я сказал:

— Похоже, я разузнал побольше.

Рета взглянула на меня.

— Ты утром ездил посмотреть на книгу, так? Книгу легенд.

— Точно. Она в машине. И в ней целая страница посвящена колодцам Вамингтона и почему люди не пьют из них воду. Началось это все в восемнадцатом веке, если не раньше.

Тягач заревел, и в небо поднялось облако черного дизельного дыма. Громыхая цепями и протестующе скрипя исковерканным железом, красная «импала» вылезала из лощины. Стекла, заляпанные красным, придавали ей отвратительный и мрачный вид. Мы смотрели в другую сторону, когда крышу прикрыли большим серым листом пластика, привязав его веревками, и не посмотрели даже, как грузовик оттащил машину по дороге и скрылся из глаз.

Шериф Уилкс подошел и постоял с нами немного, уперев руки в бока. Во рту у него торчала зубочистка, которую он жевал и перекатывал из одного угла рта в другой, демонстрируя безупречный оскал.

Он довольно долго молчал, глядя на дорогу, по которой уехал тягач, он сказал наконец:

— Я полагаю, у вас нет ничего полезного?

— Может быть, и есть, — сказал я, — но мы не уверены.

— Новые свидетельства? — заинтересованно спросил Картер.

— Нет. Очень старые свидетельства. Но, возможно, полезные. Мы собираемся сейчас это обсудить. Мы скажем тебе, что думаем, сегодня днем в доме Бодинов.

— Хорошо, — сказал Картер. — Буду рад.

В этот момент радио у Картера в машине затрещало.

— Подождите, ребята, — сказал он и пошел взять микрофон.

Мы стояли так близко, что четко услышали сообщение. Картер быстро и многозначительно взглянул на нас, когда оператор заговорил: «Штаб — шерифу и подразделениям. Караульный вертолет над дорогой номер 7 приблизительно четыре мили к северу от Глейлордсвила докладывает возможные подозреваемые пересекают шоссе и направляются на восток лесом».

— Уилкс на связи, — хрипло сказал шериф. — Выезжаем немедленно. Конец связи.

Затем он повернулся к помощникам и заорал:

— Шоссейный патруль засек Бодинов! Поехали за ними.

Захлопали двери, завизжали покрышки, взревели сирены, и машины помощников и Картера, развернувшись, ринулись в сторону Глейлордсвила.

— Поехали за ними, — сказал Дэн. — Мы можем помочь.

— Помочь кому? — спросила Рета, когда мы забрались в «фольксваген». — Шерифу или Бодинам?

— Тому, кому больше нужно, — коротко ответил я, потому что и сам не знал.

«Фольксваген» ожил, и, вывернув баранку до отказа, я поехал на север на максимальной скорости, дергая рычаг передач, как будто взбивал рождественский пудинг моей бабушки. Проехав город, я заметил далеко впереди зад машины Картера, и это было все, что я мог выжать из нашей машины. Каким бы чудесным ни было возрождение немецкой экономики, побитый «жук» не смог соревноваться с полицейской машиной. Но я старался.

— Книга с легендами лежит на заднем сиденье, — сказал я Дэну. — Я заложил нужную страницу конвертом.

— Я нашел, — сказал Дэн и принялся читать вслух, чтобы Рета тоже могла узнать легенду. Я следил за дорогой и вжимал педаль газа в пол, надеясь, что не случится ничего плохого, прежде чем мы догоним полицию.

Когда Дэн дошел до отрывка о Джошуа Уолтерсе с Бордманского моста, его голос задрожал:

«У звериных людей были щупальца, как у моллюсков, клешни, как у омаров, и они сильно пахли протухшей рыбой». *

Он выпрямился и широко раскрыл глаза.

— Это точное описание Джима и Элисон, таких, какие они сейчас, — сказал он глухо. — Они выглядят и пахнут точно так же. А когда же это написано?

Он открыл титульный лист.

— 1784. О, Боже.

Я оглянулся.

— Фред Мартин не поверил, что это правда. Но это так. Уж очень подходит описание. Кто бы ни был этот Джошуа Уолтерс, похоже, он лично видел этих существ.

Рета прошептала:

— Может ли быть, что они действительно из Атлантиды?

Положив локти на спинку моего сиденья, Дэн сказал:

— Не слабо, а? Атлантида! Есть куча твердых доказательств, что она существовала. Это не был шестой континент посреди Атлантического океана, но это могла быть гряда островов или рифов вдоль восточного побережья Америки. Бермуды — скорее всего остатки выживших после погружения Атлантиды островов, а было их побольше сотни, наверное; так что даже если Адам Прескот в чем-то прав, то могла прекрасно существовать раса амфибий, живущих около подводных гор и рифов.

— А как насчет скелетов в Африке? И людей, которых нашел тот англичанин в Индии? Откуда они родом?

Дэн пожал плечами.

— Сложно сказать, не изучив свидетельства получше. Но, может быть, после крушения Атлантиды они поплыли на восток и проделали то же самое в Африке и в Индии.

Поколебавшись, он добавил:

— Я знаю, что звучит это глупо. Но сегодня я получил из Уайт Плейс сообщение, подтверждающее, что этим существам действительно два миллиона лет, может, больше, и легенда, похоже, самое правдоподобное объяснение на данный момент. Взглянем на факты. В воде, несомненно, содержатся древние организмы. И эти организмы, несомненно, изменяют человека и животных, а точнее, их костную структуру. У нас есть доказательства двух случаев затопления домов, причем тонны воды взялись ниоткуда. Мы видели разорванных на части людей. И еще: если просмотреть простейшие учебники по антропологии, можно найти доказательства существования Атлантиды. Теперь эта легенда. К какому еще заключению можно прийти, кроме того, что это правда?

— Не знаю, Дэн, — сказала Рета. — Слишком фантастично.

Дэн покачал головой.

— Это фантастично, если ты игнорируешь века доказательств. Я изучал это в колледже. Почти все народы имеют легенды о великанах и монстрах, живущих в море. Майя верили в Кетцалькоатля, выходившего из моря и державшего землю на плечах, а это пример того, о чем мы говорили. Говоря, что он держал землю, они, наверное, имели в виду не что он держал весь мир, как Атлас, но что он уходил под землю.

— Может быть, — вставил я. — Но это все предположения.

— Конечно, предположения. Но есть еще аборигены Понапы, что на Каролинских островах. Они молились морскому богу, который трансформировал самых больших почитателей в амфибий с жабрами и усиками на груди.

Я вглядывался вперед, но пока Картера Уилкса с помощниками было не видно.

— Что бы вы ни думали о легендах, — сказал Дэн, — а я отношусь к ним, как и все, но Адам Прескот выбрал наилучший источник. Индейцы, жившие на восточных берегах Америки, имели тесный контакт с океаном и большее понимание сверхъестественных сил. Посмотрите, что говорит Прескот: мудрые индейцы пошли на то, чтобы предупредить белых о Звериных Богах, хотя белые воевали против индейцев. Настолько ужасными были Звериные Боги. Белые люди убивали их, но рядом было что-то неизмеримо более ужасное и великое, чем человек.

— От твоих рассказов меня трясет, — сказала Рета.

— Надеюсь, — буркнул Дэн. — Я знаю не слишком много, но если книга права, то Джимми и Элисон превратились в прямых потомков древних Звериных Богов, пришедших со звезд.

— Дэн, — запротестовал я. — На тебя это не похоже. Я думал, ты представишь жесткий, холодный научный анализ всего этого и приведешь мои мозги в порядок.

Помолчав минуту, Дэн сказал:

— Я говорю то, что знаю. Антропология — не моя специальность. Но я помню, чему меня учили на занятиях по языку и тому подобному, а легенда вписывается во все это. «Звериные Боги, как говорили индейцы, пришли с неба, из Маскана». Маскан — старое индейское название небесного свода, где жили боги вместе с древними и ужасными демонами. Иногда богам удавалось уговорить людей призвать их на землю, и тогда они опустошали землю и море и поедали людскую плоть повсюду. Ты читал Г. Ф. Лавкрафта? Он писал о «древнейших богах», и самым худшим было чудовище, жившее в море и называвшееся Ктулу. Если верить моему учителю-словеснику, Ктулу — другое сокращение настоящего имени бога, Квит. Это древнекельтское название бездны. Индейцы называли его еще Оттакучи, что значит «воды бездны».

— Так о чем говорит это повторение пройденного материала? — спросил я его.

— О многом, — упрямился Дэн. — О том, что столько древних культур знали о Звериных Богах, вышедших из моря и засевших в подземных водах, и столько культур создали имена для этих существ и легенды о том, откуда они и чего хотят, что в этой книге должна быть правда, так же, как есть правда в наших рассуждениях. Это все странно, пугающе, безумно, но это правда.

Я вытер лобовое стекло платком.

— Дэн, — сказал я, немного помолчав. — Я согласен с тобой в главном. Я думаю, ты смышленый малый, и теперь я с тобой согласен. Что я могу сказать? Хотелось бы, чтобы это была сказка, но это не. так.

— Аминь, — пробормотала Рета.

Мы проехали поворот, приветствуемые дождем падающих листьев, и я резко затормозил. Машина Картера со сверкающим сигнальным огнем перегородила дорогу. Машина помощников была немного впереди, и казалось, что она вдруг врезалась в выросшее посреди дороги дерево. У машины остался лишь один помощник, и это был мой жидковолосый знакомый из комнаты Картера, махавший руками и указывавший в сторону леса вдоль дороги.

— Они видели существ! — орал он. — Они ушли туда — по ручью!

Я вылез из машины, Дэн быстро поднял переднее сиденье и последовал за мной.

— Это машина для гномов, — сказал он, отряхивая рукав. — Что будем делать? Пойдем за ними?

— Почему бы и нет? — сказал я. — Мы эксперты, так сказать. Рета, ты тоже эксперт, но тебе лучше остаться. Смотри за машиной, а то кто-нибудь украдет ее.

Помощник окликнул нас, когда мы пересекли дорогу и захрустели по листьям:

— Смотрите, чтобы шериф не подстрелил вас вместо чудовища! Кричите почаще, чтобы он знал, что это вы.

Я помахал ему, и мы вошли в деревья, стараясь шуметь поменьше. На самом деле мы хрустели листьями, как будто маршировали по кукурузным хлопьям,

— Ты их видишь? — спросил Дэн.

— Я нет.

— Я тоже, — ответил я.

Мы остановились. Дорогу не было видно, и мы были заслонены деревьями, так что мы видели только серое небо и смутные тени вокруг.

— Они, должно быть, далеко ушли, — сказал Дэн. — Иначе бы мы их услышали.

Но только мы приготовились идти дальше, как услышали треск выстрелов и крик боли, который до сих пор стоит у. меня в ушах.

Мы побежали наискосок по холму, поднимая кучи листьев, пока не достигли сырой, заросшей травой опушки. Деревья и вечнозеленые кусты росли так плотно, что было темно, почти как ночью, и до нас доходил запах разлагающейся растительности и плесени. Мы задыхались о^т бега и, похоже, заблудились, но вместо того, чтобы остановиться, мы продолжали бег. Мы бежали сквозь заросли шиповника и все-таки достигли лощины, окруженной зарослями, где стоял шериф Уилкс вместе с помощниками. Лица у них были белые и испуганные, а шериф безуспешно пытался связаться с машинами по радио.

— Что случилось? Кто-нибудь ранен? — спросил я его.

Он тряс радио.

— Черт! Сломалось, когда я упал, наверное.

Один из помощников, длинноносый человек по имени Мартино, сказал:

— Они схватили Хантли. Мы пришли сюда, а это чертово создание вылезло из кустов, схватило его за руку и утащило. Это случилось так быстро, мы даже не видели почти ничего. Мы выстрелили пару раз, но, похоже, никакого результата.

Картер засунул радио в карман. Его глаза были темными и злыми.

— Я сказал, что доберусь до этого чудовища, и я доберусь. Мартино, быстро в машину, свяжись со штабом и скажи, что нужны гранаты и противотанковые ракеты. Им придется достать их у полковника Фелпса, а он спросит зачем; скажи им просто, чтобы выкрутились как-нибудь — пусть подмажутся к нему. Я не хочу, чтобы сюда вмешалась еще и госбезопасность.

— Хорошо, сэр, — сказал Мартин и взял быстрый старт.

Дэн спросил:

— Вы видели, куда пошло существо?

Картер ткнул пальцем в сторону самой густой части кустов.

— Прямо туда. Оно схватило Хантли за руку. Рывок — и его нет. Этот монстр так чертовски быстр, что мы за ним не угонимся. С-с-сукин сын.

— Вы видели, какого он размера? — спросил Дэн.

Шериф кивнул. Он широко развел руки, как будто он был рыбак и рассказывал об улове. — Большой. Очень. Одна большая клешня, другая поменьше. Но большая клешня раз в шестьсот больше, чем у омара.

— А как насчет головы или тела? Вы рассмотрели?

— Нет, — сказал Картер. — Все произошло очень быстро. Хантли был сзади, и я увидел только клешню и верхушку головы. Она была как бы искривленной и костистой. Как шлем, только зеленовато-черная и пятнистая.

Дэн посмотрел на меня.

— Это мог быть один из них, не так ли? Джимми или Элисон. Или этот парень, Карлен.

— Я не возражал бы, если это Джимми или Элисон, — сказал я. — По крайней мере, я мог бы попробовать поговорить с ними.

Картер Уилкс уставился на меня, как будто я сказал непристойность.

— Поговорить? Что, черт возьми, это значит?

— То и значит. Раньше я ведь с Джимми говорил. Я мало чего достиг, но я не знал, что происходит.

— А теперь знаешь?

— Я знаю больше, чем раньше. По-моему, я знаю, почему они превратились в ракообразных, и могу помочь им.

Картер упер руки в бока и вздохнул.

— Если ты не зарываешься. Думаешь, ты можешь пойти туда, в эти чертовы заросли, и поболтать с этим раком-убийцей, который только что порвал на лоскуты пять человек?

— Я могу попробовать, не так ли? — спросил я.

— Не понимаю, зачем тебе это, — проворчал он.

Вмешался Дэн.

— Картер, — сказал он. — Джимми и Элисон были прекрасными, добрыми людьми, и то, что случилось, не их вина. То, как мы с Мейсоном понимаем все случившееся, сводится к тому, что их использует какой-то древний разум, который сохраняет свой род в колодцах под землей и сейчас решил возродиться.

— Разум? О чем ты? Какой разум?

Дэн пригладил несуществующие волосы.

— Я не совсем уверен. Но люди в этих местах уже на протяжении столетий рассказывают о зверях, живущих под землей, и я убежден, что эти легенды имеют под собой основу. Надо делать еще анализы, но уже теперь ясно, что вода здесь уникальна и что организмы в ней особенны и необычны. Не вина Джимми, что он и Элисон пили эту воду. Они знали, что там эти организмы, не более чем я. Они — невинные жертвы того, что находится под землей. Если выражаться на полицейском языке, то они заложники. Они ведут себя так, потому что испытывают сильное стороннее воздействие и у них нет выбора.

— Поэтому я бы лучше поговорил, чем стрелял, — сказал я тихо. — Они заслуживают шанса.

Картер хрюкнул.

— А тебе не кажется, что ты тоже заслуживаешь шанс? Они напали на тебя дважды. Что, как ты думаешь, случится, когда ты пойдешь к ним в глубину этих кустов? Что оно, по-твоему, будет делать? Пожмет тебе руку и поздоровается?

— Надо посмотреть, — ответил я. — Ведь если я не пойду, никто другой не пойдет.

— Точно, черт побери, — лаконично заметил один из помощников.

— Я мог бы запретить, — сказал Картер. — Это дело полиции, и я мог бы приказать тебе убираться ко всем чертям и прекратить вмешиваться.

— Но ты этого не сделаешь.

— Не сделаю. Мне тоже нравились Джимми и Элисон. И по-моему, если ты думаешь, что есть шанс, то начинает говорить моя совесть. Не долг, не разум. Совесть. Поэтому я даю тебе пять минут. Понял? Пять минут, не больше, а потом мы пустим слезоточивый газ и начнем стрелять.

Я нервно ухмыльнулся.

— По-твоему это то, что нужно?

— То самое. Я не хочу, чтобы еще одна семья вот так кончила только потому, что мы добры к крабам.

— Хорошо, — сказал я. — Я понял.

Я взял перчатки у помощника Картера и обмотал нижнюю часть лица шарфом Дэна. Когда я заправлял штаны в носки, прибежал, пыхтя, помощник Мартино и сказал, что штаб послал две машины с подкреплением, ружьями и с противотанковым ружьем. Вместе с противотанковым ружьем ехал в качестве эскорта сержант Комински из госбезопасности, но это Картера не волновало. Уж сержанта-то он приструнит.

— Хорошо, Мейсон, — сказал Картер, глядя на часы. — Пять минут пошли. Что-нибудь случится — кричи. Можешь орать как резаный — в зависимости от ситуации.

— Можешь на это рассчитывать, — кисло сказал я.

Я старался не останавливаться и думать, что я буду делать, когда проникну сквозь кусты. В какой-то момент я так сильно колебался, что если бы кто-нибудь скомандовал: «Не ходи!», это убедило бы меня остаться по эту сторону кустов и смотреть, как ракообразные разлетятся в клочья.

Дэн положил мне руки на плечи.

— Тебя никто не заставляет, — сказал он тихо.

— Я знаю. Не напоминай.

— Тогда пошел. Удачи.

Картер подошел и вручил мне «Полис Спешиал» тридцать восьмого калибра.

— Ты знаешь, как этим пользоваться?

— Не совсем.

— Ты видел «Старски и Хатч»?

— Да, черт побери.

Картер поднял мясистую руку и схватил ее другой, как бы поддерживая ее и выставив вперед палец, изображавший пистолет.

— Вот так. Зафиксировал, прицелился, нажал крючок. Не паникуй и целься во что-нибудь важное: голову или глаза.

Я неуверенно посмотрел на пистолет в моей руке. Почему-то стрельба была американской реакцией на все проблемы. Возможно, именно поэтому я оставил психиатрию. Все, что хотели люди для того, чтобы бороться с проблемами, — некий психологический выстрел.

— г- Пять минут, — сказал Картер и отвернулся.

Я' кивнул Дэну и полез из лощины к ежевике и терновнику.

Ходьба по гуще кустов была похожа на ходьбу в колючей проволоке. Колючки цеплялись за одежду, рвали лицо' и с — размаху шлепали, когда я отпускал их. Я уже несколько минут продирался сквозь густой и колючий кустарник, а Картер с Дэном еще не скрылись из глаз и выставляли большие пальцы вперед, подбадривая. Я слабо помахал ответ и продолжал углубляться.

Когда, я прошел внешний слой колючек и ежевики, стало полегче. Лоб кровоточил, и одна перчатка порвалась, — но я был относительно цел. Я засунул кольт за ремень, потому что он больше мешал, чем помогал, и давал, мне мало психологического преимущества. Если Картер вызывал противотанковые ружья, делающие дырки в укрепленной стали, то эта полицейская игрушка тридцать восьмого калибра мало помогла бы мне.

Я посмотрел на часы. Прошло две минуты, может быть, две минуты и тридцать секунд. Ступая как можно тише по сухим листьям, я прикрывал лицо рукой от колючек и то и дело останавливался и прислушивался. Сначала был слышен только хруст листьев и завывание ветра в верхушках деревьев. Но потом я услышал что-то другое. Это было похоже на трескающиеся ветки и будто что-то сосут и рвут.

Я принюхался: в воздухе витал характерный запах рыбы.

Я полз вперед, пока не достиг края кустов. Я встал на четвереньки и прополз так метров шесть, скрываясь в листьях. Сосущий и чмокающий звук стал громче, и я высунул голову из подлеска, чтобы посмотреть, что происходит.

Существо было там, метрах в четырех от меня. Я никогда не видел их вблизи при дневном свете и ужаснулся. Моя кожа покрылась мурашками от страха, и первым желанием было вскочить и бежать оттуда сломя голову.

Это был не совсем краб или омар. Если бы это было так, мне было бы легче. Но вместо этого там было огромное, отвратительное, неуклюжее ракообразное; его тело было размером с небольшую цистерну. Панцирь на его спине был выпуклым, неровным и крапчатым^ что производило странное впечатление. Из этого панциря торчала насекомоподобная голова с двигающимися усиками и глазами на подвижных стебельках; глаза были черные и блестящие, а вместо век серые и морщинистые; куски кожи, которые снимались-одевались на глаза постоянно, как крайняя плоть каких-то отвратительных пенисов.

Большая клешня невообразимо выросла, превратившись в тяжелые, зазубренные, отвратительные' клещи. Снизу панциря была видна пара шиповатых ног, усеянных жесткими черными волосками и твердыми наростами, казавшимися засохшими струпьями. Было и еще кое-что. Из брюшка торчал пучок извивающихся мягких бледных щупалец, которые держали разорванное тело помощника Хантли, пока краб обедал.

Сосущий шум, который я слышал, оказался звуком, который издавало существо, пожирая кишки Хантли, кровавые ошметки их свисали с челюстей чудовища, похожих на клюв. Маленькая клешня выполняла роль ножа, разрезая останки, отделяя ребра и пробираясь к наиболее лакомым, отборным кусочкам.

К горлу подступил комок, и мне показалось, что меня вырвет. Но я умудрился сдержаться, хотя почувствовал слабость во всем теле и покрылся холодным потом. Такое со мной было, когда меня укачало на заднем сиденье «плимута» моего отца. Я глубоко вздохнул и вынул пистолет. Он мог быть бесполезен против существа такого размера, но я был слишком близко и понимал, что это все, что у меня есть.

Я попытался окликнуть существо, но мой рот пересох, и сначала у меня ничего не получилось. Прокашлявшись, я попробовал еще раз:

— Джимми! Элисон! Это кто?!

Страшилище прекратило есть и подняло щетинистую голову. С клюва на листья капала кровь. Мгновение стояла глубокая тишина, не слышно было ни чириканья птиц, ни кружения сухого листа.

— Джимми? Это я, Мейсон Перкинс. Я здесь!

Существо повернуло голову ко мне. Я мог вскочить и за пять секунд убраться оттуда, несмотря на колючки, но я не знал, насколько быстро двигается это существо, и в любом случае не это было целью моего путешествия. Я пришел проверить, можно ли спасти Джимми и Элисон. Я пришел, потому что раньше они были людьми, а может, и оставались ими. И не спрашивайте почему. Единственной мотивацией было то, что я тоже был человеком.

Я медленно встал. Чудовище было метрах в трех от меня, и я чуть не задохнулся от запаха разорванного тела и тухлой рыбы. Его челюсти медленно пережевывали остатки внутренностей Хантли, но черные глаза замерли, уставившись на меня.

— Джимми, если это ты, то нам нужно поговорить, — сказал я дрожащим голосом.

Я чувствовал себя идиотом, обращаясь к чему-то, похожему на афишу фильма ужасов.

Небольшой коричневый дятел сел на ветку неподалеку и уставился на нас с явным интересом.

Сначала я думал, что существо не ответит мне. В конце концов, процесс продолжался, и дар речи мог пропасть. Но потом я услышал шипящий звук в его горле, оттуда раздалось неясное и болезненное посвистывание, и я понял, что как бы ужасно оно ни выглядело, каким бы злобным и хладнокровным оно ни было, оно до сих пор хранило в голове человеческий мозг.

— Мейсон… — прошипело оно и продвинулось немного вперед, поднимая паучьи ноги и шевеля усиками. Я отодвинулся назад.

— Это действительно ты? — спросил я громко.

— Нет — теперь — нет, — прошептало существо. — Больше — нет.

— Джимми, ты понимаешь меня? Ты можешь понимать, что я говорю? Я пришел помочь.

— Помочь — мне — не — нужна — помощь.

— Здесь шериф, Джимми. Он пошлет к тебе людей с противотанковыми ружьями. Он убьет тебя. Независимо от того, насколько ты прочен. Независимо от того, во что ты превратил себя. Он пройдет через все это и разнесет тебя на кусочки.

Существо приближалось. Я отошел на такое же расстояние назад. Я направил на него пистолет и чувствовал, как рука, державшая рукоятку, вспотела.

— Ничто — не — остановит — меня — мой — долг — мои — задачи — я — должен — выполнить.

— Твои задачи?! Твой долг?! Вспомни о долге перед Элисон! А Оливер? А остальные?

Помолчав, существо прошипело:

— Вы — ничто — земли — будут — наши — теперь.

— Джимми, — сказал я громко. — Если ты можешь говорить, в тебе осталось что-то человеческое. Тебе нужно сделать усилие. Ты должен сопротивляться. Если ты будешь верить, что ты человек, у тебя есть шанс. Если нет, то они убьют тебя, это ясно и ежу.

— Ты — ничего — не — понимаешь.

Я оставался на месте, хотя существо приближалось.

— Не понимаю? — вызывающе крикнул я. — Не понимаю? Я знаю об Атлантиде и о том, как твои хозяева заполнили источник семенем, надеясь выжить. Я знаю о Кетцалькоатле, Квите и Оттакучи.

Существо замерло. В лесу темнело. Почему-то это напомнило мне «Алису в Зазеркалье», когда небо чернеет от тени чудовищного ворона. Я чувствовал себя странно и нереально, как будто Зазеркалье было здесь, в сыром коннектикутском лесу, и все же запах смерти и первобытной кровожадности вернул меня обратно. Опасность была слишком реальной.

Медленно поскрипывая роговыми пластинами и толстыми перегородками, существо, бывшее раньше Джимми Бодином, стало выпрямляться на задних ногах.

Я подумал, что оно бросится на меня, как кобра, но, выпрямившись, оно остановилось и шевелило усиками, широко расставив глаза. Высотой оно было до нижних ветвей деревьев, может быть, метров пять или шесть; было впечатление, что это автомобиль, поставленный на попа.

— Кто — сказал — тебе — об — Оттакучи, — прошептало оно.

— Никто. Я сам прочитал о зверях под землей, о богах, пришедших со звезд и управлявших Атлантидой. Я знаю, что ты Джимми, и знаю, что ты пытаешься сделать, и я не дам этому случиться. Потому что ты мой друг, и Элисон тоже. И кроме того, я не хочу, чтобы гибли невинные люди.

На моих глазах существо, казалось, затуманилось. Я моргнул, пригляделся и увидел, что оно меняется. Усики стали не материальными, как дым, а выпуклая голова, казалось, втягивалась сама в себя. Воздух вокруг нас задрожал, мне почудилось, будто кто-то дотронулся до моего черепа гудящим камертоном.

Дым сворачивался в кольца, кружился и принимал десятки разных меняющихся обличий. Мне показалось, что я видел человека необычайного роста, молчаливого, с закрытой капюшоном головой; я видел созданий, увешанных крючками и иголками; мне казалось, я видел людей, которых я знаю, но чьих лиц не помню, это были мелькающие впечатления от лиц, виденных в грустных и одиноких снах; я видел Джимми Бодина со слабой улыбкой на губах. По-моему, я видел даже себя.

Голос шептал:

— Я все и вся, я слуга бога прошедших и еще не наступивших времен. Мое имя — все, и мое лицо — все. Я готовлюсь к воскрешению величайших, тех, кто жил под звездами, в древних мирах, мирах изгнания, откуда нет возврата без того, чтобы тебя призвали. Ты прав, водные пространства были нашими земными владениями. Мы были вынуждены покинуть их, когда разверзлась бездна, и искать убежища в источниках и реках, и оставить семя наше под самой землей.

Это был голос Джимми, но утонченный и зловещий, более культурный, чем у Джимми. Я всматривался сквозь дым и увидел Джимми в рабочей одежде, улыбающегося и довольного. Но как такое возможно? Он же стал чудовищем, не так ли? Гигантским и свирепым ракообразным! Или это просто сон, как сны о плавании под водой? Или просто абсурдная иллюзия!

— Я слуга бога прошедших и еще не наступивших времен, — повторил шепот. — Я создан удовлетворять его нужды, возродить его в соответствии с обрядами, которые были законами во времена, когда звезды были другими, а люди рабами зверей, чего вы никогда не знали. И самым великим из зверей был Квит, бог-демон, которого индейцы звали Оттакучи, «Тот-кто-живет-в-водах-бездны». И имя его выше звезд, он есть бог времен прошедших и еще не наступивших, и он мой хозяин, и твой тоже, и восстанет он из своей могилы, чтобы править людьми этой страны снова, так же, как это было во времена могучей Атлантиды.

Джимми подошел ближе и стоял теперь в нескольких шагах. Я еще слышал это раздражающее гудение, и временами было сложно различить Джимми в дыму. Казалось, он размывался и колебался в воздухе, как плохое изображение в телевизоре, и иногда выглядел жалкой копией самого себя. Но улыбка застыла на его лице, и он протянул левую руку, приветствуя меня, как будто все, что случилось раньше, было просто ночным кошмаром, как будто страшное ракообразное никогда не существовало. Его улыбка говорила: «Все в порядке, не беспокойся, я опять Джимми, все фантазия, сон, мы опять можем быть друзьями».

— Джимми? — спросил я нервно, поднимая пистолет. Я знал, что это он, но еще был напуган.

— Не стоит бояться, — шептал голос. — Наступит день, и скоро, когда великое божество восстанет из колодцев, бывших ему так долго постелью, и тогда все люди падут ниц перед ним и с радостью предложат себя ему в жертву. Придет день, когда бог опять воссядет на трон в умах людей и зажгутся огни по всему континенту. День расчета со Звериными Богами близок. День, о котором говорили ученые мужи древних времен, ученики Са-то-га и Я-го-сата. Это те люди, которые первыми вызвали Квита, моего хозяина, и нашли подводный континент Атлантиду. Веками народ океана безраздельно царствовал в нем, в величайшем земном владении. Это были дни славы и жертвоприношений, и они вернутся.

Джимми теперь был в метре от меня. Он плыл ко мне по мерцающему водянистому пути, и его глаза были мертвы, как засушенные черные жуки. В этот момент я понял, что все не так и я сделал ужасную ошибку, это был не Джимми, то, что от него осталось, было подавлено существом, называвшим себя слугой Квита. Джимми, стоявший передо мной, был не более чем мерцающей иллюзией, проекцией воспоминаний Джимми о том, как он выглядел в зеркале. Он был наоборот. Волосы были зачесаны на другую сторону. Твидовое пальто застегнуто на другую сторону. В его лице была странная однобокость, присущая отражениям в зеркале. Он был таким, каким он помнил себя, а не я его.

Он, должно быть, почувствовал мое неожиданное беспокойство, потому что его правая рука постоянно тянулась ко мне. Я отступил, споткнулся о ежевику и упал.

Рука превратилась в гигантскую клешню, которая нанесла мне сильный удар по голове. Ошеломленный, я докатился по листьям, вскочил на ноги и побежал. Это случилось так быстро, что я даже не смотрел назад, но когда я продирался через колючки, защищая глаза, я слышал, как существо бежало за мной. Я слышал грохот ног по земле и щелканье клешни, которое звучало как скрежет сотни ножей по сотне тарелок.

Я не успел. Я и не мог. Я влетел в сеть ежевики и был пойман. Моя одежда висела лохмотьями, лицо было разодрано, а пистолет упал где-то в кустах. Я даже не мог освободиться, чтобы повернуться и встретить чудовище лицом к лицу. Помню я заорал: «Картер!!! Ради Бога!!!», но это было все.

Одно ужасное мгновение я слышал скрип клюва чудовища, хруст его суставов и клешней, и мой желудок сжался в ожидании первого и последнего объятия.

Но этого не случилось. Вместо этого я услышал канонаду выстрелов, и когда я открыл глаза, я увидел Картера с двумя помощниками, бегущих ко мне сквозь кусты.

— Мейсон! — орал Картер. — Ты, тупой педик! Твои пять минут вышли!

Я вырвался из шипов, разорвав рукав и оставив часть брюк с задницы на кустах. Но я был уже далеко и бежал, а вокруг трещали выстрелы.

Когда я был вне опасности, Картер и помощники последовали за мной, и мы побежали обратно в лощину, пыхтя и кашляя, как марафонцы. Я не обернулся ни разу. Я достаточно повидал это чудовище, бывшее раньше Джимми, чтобы впечатление еще не стерлось. Может быть, оно вообще не сотрется. Когда мы оказались в безопасности, я сел на землю, зажал голову между колен и возблагодарил Господа за то, что у меня еще были легкие, которые болели, поцарапанные ноги и глаза, откуда готовы были хлынуть слезы по человеку, который уже никогда человеком не станет.

Дэн сунул руку в задний карман и извлек на свет маленькую флягу.

— Виски будешь? — спросил он меня. — Это всего лишь «Старый дед».

Я поднял глаза и посмотрел на него — он чуть не плакал.

— У тебя, оказывается, есть скрытые резервы, Дэн, — сказал я ему, глотая бурбон с тем особым удовольствием, которое можно получить, только спасшись перед этим от смерти.

Мы ожидали в лощине минут двадцать, а Мартино в это время наблюдал за ракообразным. Мы курили, пили, говорили, но зверь не показывался, и стало казаться, что он смылся глубоко в лес. Если вы когда-нибудь видели леса осенью в Коннектикуте, вы знаете, какие они густые и как чертовски сложно найти там кого-нибудь, кто не хочет, чтобы его нашли.

Во втором часу из леса показался красный «джип», продираясь и треща сквозь деревья, и выпрыгнувшие помощники объявили о прибытии подкрепления, гранат и противотанкового ружья. Шериф Уилкс прошествовал к «джипу» и был встречен мелкособственническим взглядом хранителя противотанкового ружья, толстого сержанта госбезопасности в форме, чисто выстиранной и отутюженной, как у шерифа. На нем была фуражка, очки без оправы, и он растил аккуратные усики, как у Рудольфе Валентино.

— Я полагаю, вы знаете, как работает эта штука, — сказал Картер с нескрываемым сарказмом.

Сержант медленно и невозмутимо прикрыл глаза.

— Я прошел курс обучения по противотанковому оружию, сэр, а также по ракетам «Найк» и рукопашному бою.

— Очень хорошо, сержант, — сказал Картер. — Вы знаете, против чего идете?

— Просто учения, сэр. Так сказал мне полковник Фелпс. Что-то связанное с помощью гражданским силам во время вражеского вторжения.

Шериф кивнул.

— Вы почти правы. Единственное отличие — это не учение. У нас здесь реальная проблема, и мы ждем от вас ее разрешения.

Сержант моргнул.

— Проблема, сэр?

Я облокотился о машину и осторожно сказал:

— т- Вы когда-нибудь видели фантастические фильмы, сержант? Ну, где вторжение из космоса? Где ракообразные чудовища пытаются захватить мир?

Он посмотрел на меня, явно пытаясь выяснить, кто я.

— Вроде бы да, по-моему, — неуверенно ответил он.

— Так вот, сержант, у нас точно такая проблема. У нас есть здесь враждебный чужак, что-то вроде закованного в панцирь чудовища, скрывающегося в лесу неподалеку, и мы хотим, чтобы вы вырубили его.

Сержант обратился к Картеру:

— Это полицейский офицер, сэр?

Картер взглянул на меня, явно развлекаясь.

— Нет, сержант, он не офицер. Это самый дорогой и самый бесполезный водопроводчик в Нью-Милфорде.

У сержанта, похоже, с чувством юмора было плохо, точнее, его не было вовсе.

Он сказал:

— Мне понадобится специальное разрешение, сэр, если мне придется разрядить это оружие.

— Я беру на себя всю ответственность, — сказал Картер. — Теперь снимайте-ка это ружье с машины и пошли. Пока мы тут точим лясы, сукин сын уходит все дальше и дальше.

Сержант посмотрел на Картера, потом на меня, потом на Дэна, и, наконец, на помощника Мартино. Уверившись, что никто из нас не улыбается, он медленно высвободил свое пухлое тело из машины и потянулся за противотанковой установкой. Ружье было упаковано в чехол цвета хаки, и сержанту потребовалось минут пять, чтобы расстегнуть все застежки, собрать прицелы, присоединить ствольные части, и только тогда он объявил, что готов.

— Я хочу вам сказать только, — сказал нам всем сержант с очень важным видом, — что это оружие стреляет чертовски сильно. Если вы гонитесь за маленьким животным, то с помощью этого его можно стереть с лица земли окончательно.

Картер похлопал его по спине.

— Оно не маленькое, уверяю тебя. Оно размером с небольшой грузовик и в два раза более злобное.

— Хорошо, тогда ведите, — сказал сержант. — Да, кстати, меня зовут Хьюберт Роснер, если вам это интересно.

— Хорошо, Хьюберт, — сказал Картер. — Меня зовут Картер Уилкс. Можешь обращаться ко мне «сэр».

Мы двинулись вперед полукругом, с сержантом Роснером посередине, и медленно стали пробираться к месту, где я видел существо в последний раз. Картер нашёл свой кольт там, где я его уронил, и вручил мне его с выражением величайшего долготерпения на лице. В ответ я быстро и криво улыбнулся.

Уже совсем стемнело, и продвигались мы медленно. У нас ушло минут пять, чтобы добраться до места, где валялись разбросанные окровавленные останки помощника Хантли. Но зато когда мы все-таки увидели это, сержант Роснер, пс-моему, наконец-то уверился в том, что мы не играем в бойскаутов и то, что мы преследуем, действительно опасно.

— Круто, — сказал он уважительно, снимая свою фуражку.

Картер стоял, повернув голову и прислушиваясь. Наконец он сказал:

— Я что-то слышу. Вон там. Примерно в полукилометре.

Сержант Роснер не мог отвести глаза от растерзанных останков Хантли.

— По-вашему, это сделало то существо? — спросил он с явным неудовольствием.

— Не знаю, — сказал Картер резко. — Мы и не узнаем, если не посмотрим на него поближе, так?

— Да, сэр.

С этого места местность начинала подниматься вверх к лесистому гребню, а потом полого опускалась на восток, каменистая и неровная, пока не достигала узкого притока Хьюсатоника.

Мы взбирались на гребень, и тишину нарушали лишь птицы и пыхтение тех, кто не привык к таким упражнениям.

Картер, несмотря на все, держался впереди, первым добрался до края гребня и остановился там, глядя вниз на реку. Небо позади него было беспокойным и темным, а на севере, в стороне Эллсвортского холма, сверкнула молния. Я мог поклясться, что почувствовал вибрацию земли под ногами, как будто кто-то огромный и подземный ворочается во сне.

— Там кто-то есть, — сказал Картер. — Мартино, принеси бинокль. Если нам повезет, мы его возьмем.

— Повезет, — задыхаясь, пробормотал я. — Если это везение, то я лучше полежу дома и подожду катастрофы.

Наконец мы добрались до края гребня, и внизу перед нами открылась призрачная долина, по которой на западе бежала через зигзагообразные скалы и пороги к широкому руслу Хьюсатоника маленькая речушка.

Картер показывал куда-то по диагонали вниз, на группу красноватых ясеней, хотя я ничего не видел, кроме кустов, серых плит скал и спутанных ползучих растений. Я знал, что местность отсюда и до самого Кента была по-своему волшебной и имела загадочное наследие в виде ведьм, странных демонических и дьявольских союзов, так что, в какой-то мере, я был готов увидеть что угодно. Но черт бы меня побрал, если я видел ракообразное создание.

— Вон — вот оно, — бросил Картер. — Я вижу его панцирь.

Я всматривался вниз еще и еще и, по-моему, увидел проблеск движения, но не более того, и я не поклялся бы в суде, что это вообще было что-нибудь крупнее стайки дятлов, не говоря уже о мишени для ружья сержанта Роснера.

Картер смотрел на ясени через полевой бинокль и подозвал сержанта Роснера нетерпеливым движением руки.

Сержант покорно подошел, положив свое ружье.

— Вы видите, Хьюберт? Вы видите этого чертова монстра там, внизу?

Сержант взял бинокль и всматривался в направлении, которое показывал Картер, казалось, полчаса.

Потом он кивнул и сказал:

Я вижу то, о чем вы говорите, сэр. Я не совсем уверен в том, что это такое. Но если вы берете на себя ответственность, я пришибу его.

— Хорошо, сержант, действуйте, — сказал Картер. — Отстрелите этому убийце задницу, и побыстрее.

Мы неловко топтались вокруг, пока сержант Роснер не спеша раскупоривался, снимал ружье и сумку с ракетами. Он вставил ракету в широкий ствол ружья, растянулся на земле, уперев локоть в ветку, и принялся прилаживать телескопический прицел так спокойно и целенаправленно, что Картер отвернулся, подавляя ярость. Наконец он сгорбился над ружьем, прищурился и прицелился.

Картер стоял рядом, покусывая ногти и всматриваясь вниз, в группу деревьев, как будто он мог стрелять глазами, как в мультфильмах.

— Когда же ты будешь готов… — начал Картер, и в его голосе звучала явная желчь.

— Готово, сэр, — ответил сержант и выстрелил.

Последовала вспышка, низкий свист, и мы услышали тихий глухой шум, будто кто-то ударил по подушке. Из деревьев внизу поднялся клуб сероватого дымка, будто кто-то бросил грязный кочан цветной капусты и тот полетел, неспешно покачиваясь на ветру.

Картер, казалось, был разочарован.

— Ты попал? — спросил он.

— По-моему, да, — сказал сержант Роснер. — Хотите еще один выстрел?

— Чтобы уж наверняка, давай, — сказал Картер.

Мы стояли и смотрели, как сержант Роснер перезаряжал свое ружье. Он перенастроил прицел, совершил какие-то манипуляции с циферблатами, и после, казалось, минут пяти подготовки, дерганий и верчения он был готов ко второму выстрелу. Если бы русские когда-нибудь все-таки решили напасть на нас, они могли бы промаршировать перед нами в составе пятнадцати дивизий, пока сержант Роснер приводил себя в порядок, готовясь скинуть их обратно в море.

— Ты готов? — спросил Картер.

Вдалеке опять громыхнуло и полыхнули молнии, как языки змей над холмами Южного Кента.

— Я готов, сэр, — сказал Хьюберт Роснер и пригнулся к своему оружию снова, поворачивая наводку. — Скажите «огонь», и я выстрелю, сэр.

Картер Уилкс поднял руку, собираясь сказать «огонь», но случилось нечто непонятное. Я опять услышал гудение, тот самый камертон, который я слышал в лесу, когда ракообразное создало иллюзию Джимми Бодина. Это гудение было высокой частоты, почти невыносимое, и, похоже, от него мой череп вибрировал и монотонно пел. Готов поклясться, что прямо на моих глазах, на ветреном холме в Западном Коннектикуте, сержант Роснер начал колебаться и растворяться в воздухе, как колебалось изображение Джимми, когда краб пытался обмануть меня. Сержант повернулся к нам с удивленным лицом, но мы слишком поздно поняли, что происходило и как надо было ему помочь.

Его лицо посинело, затем приняло ужасный фиолетовый оттенок. Он начал кататься по земле, в горле его булькало; он хватался за свою одежду, как будто задыхался. Потом с отвратительным звуком из его носа и рта хлынула вода, хлынула гигантским потоком, который буквально топил его на наших глазах — топил изнутри.

Мы попытались удержать его, но он брыкался и дергался, и Картер даже попробовал искусственное дыхание. Но в ответ на это из желудка и легких сержанта излился новый поток воды, и удушье наступило еще быстрее. Через несколько секунд он откинулся на землю, щеки его посинели, и стало ясно, что он мертв. Вода еще лилась из его ноздрей и рта, впитываемая землей, но того, что уже сделал ракообразный слуга Квита, было достаточно.

— Он утонул, — хрипло сказал Картер. — Прямо здесь, на верхушке этого чертова холма.

Я кивнул.

— То, против чего мы идем, эти создания, они могут проделывать невероятные штуки с водой.

— Это невозможно, — сказал Картер. — Я видел это, но не могу поверить.

Дэн присел рядом с раздутым трупом Хьюберта Роснера. Он выглядел так, будто его только что вытащили из Хьюсатоника. Он поднял веко Хьюберта и заметил:

— Это не так уж невозможно, Картер. Это похоже на очень мощную разновидность старых заклятий индейце? которыми они вызывали дождь в Аризоне. Любой медик с достаточно сильным источником альфа-волн может создать маленькое поле электропсихической энергии, способное изменить относительную влажность атмосферы вокруг. Был один такой врач, который мог устроить дождь над своей рукой и нигде более с помощью концентрирования волн своего мозга. Но это в тысячи раз мощнее. Откуда или от кого бы ни шла эта энергия, у нас большие проблемы.

— Это исходит от краба, а? — сказал нервно Картер.

— Не знаю, — ответил Дэн. — Может, и нет. Легенды об Атлантиде гласят, что крабы лишь слуги настоящих богов. В старые времена, когда Атлантида процветала, боги, возможно, изменяли людей, чтобы те служили им и исполняли их волю. Психическая энергия передается через краба, но не исходит из его мозга. Она передается, наверное, из-под земли, из колодцев, где лежит Звериный Бог.

Картер не знал, что сказать. Он никогда не слышал, чтобы Дэн так высказывался раньше. Он был хорошим шерифом, прямым и практичным человеком, и вся эта чушь о Звериных Богах и психоэнергии рассердила и расстроила его. Но он был достаточно умен, чтобы понять, что его друзья и помощники поверили в это; и он знал, что лысый старина Дэн не будет никому рассказывать такую историю, предварительно не обдумав все и не проверив все эмпирически. Мозг Дэна был устроен как лакмусовая бумага, и Картер уважал его за это.

— Так ты думаешь, внизу что-то есть? — спросил* он неловко. — Думаешь, в колодце Бодинов чудовище?

— Улики говорят за это. Я признаю, что они слабенькие и все это может быть случайностью, но я бы сказал: да, там есть что-то.

— А что, если мы будем бурить и попробуем это найти?

Дэн пожал плечами.

— Я бы сказал, что это довольно опасно.

— Ну, а если получится? — упрямился Картер.¹— Если мы найдем и убьем это чудовище? Отключит ли это крабов тоже?

— Я не знаю, но думаю, что так. В любом случае, доказательств нет.

Помощник Мартино громко засопел и сказал:

— Похоже, стоит попробовать. Мы не поймаем так этих монстров, бегая за ними, если эта чертовщина может сделать так, чтобы мы утонули, с расстояния сто пятьдесят метров.

Картер взглянул на нас обоих.

— Что вы скажете? Надо начинать бурить или нет? Я вызвал окружных инженеров вчера, и они уже, наверное, подготовили оборудование.

— Наверное, надо, — сказал Дэн. — Но мы видели, что случилось с людьми, которые сталкивались с этим Звериным Богом. Вся операция должна выполняться очень осторожно.

— Ну конечно, — сказал Картер. — Ты думаешь, я полезу туда, как ассенизатор-недоучка?

— По-моему, вам надо найти медиума, — сказал Дэн. — Кого-нибудь чувствительного к психическим импульсам. Если заваривается какая-нибудь каша, у вас будет возможность вовремя убраться оттуда подобру-поздорову.

— Медиума? Ты имеешь в виду экстрасенса? Магические шары и все такое?

— Точно.

Картер потер подбородок.

— Мартино, у нас есть медиумы? Предсказатели будущего и вся эта муть?

Мартино немного подумал, а потом сказал:

— Есть старая миссис Томпсон рядом с Бордманским мостом. Это единственное, что я могу придумать.

Я посмотрел на Дэна и поднял брови.

— Похоже, Бордманский мост — хорошее место для психологов. Помнишь Джошуа Уолтерса из книги легенд?

Дэн задумчиво тер подбородок.

— Это точно. Похоже, она подойдет. Может, мы сначала пойдем поговорим с ней, а потом присоединимся к вам у Бодинов. Но я на твоем месте, Картер, не начинал бы бурить, пока мы не приедем. Хватит утопленников и резни. Что бы там ни было в колодце, похоже, оно с энтузиазмом демонстрирует свое превосходство над нами, сухопутными смертными.

Раздался несчастный голос Мартино:

— Шериф, краб возвращается. Посмотрите вон туда, около леса.

Мы все разом повернулись и начали всматриваться в каменистые склоны. Сначала мы ничего не видели, но потом увидели дергающееся неритмичные движения в тени леса, где прятался краб.

Картер нагнулся, взял противотанковое оружие и быстро проверил, заряжено ли оно и готово ли к стрельбе.

— На твоем месте я бы разрядил это ружье и спасся бы бегством, — пробормотал Дэн, следя за движениями в кустах.

— Похоже, оно напало на сержанта Роснера, потому что он ему угрожал, и если ты будешь себя вести так же, то с тобой произойдет то же самое.

Картер облизал губы, как будто нуждаясь в выпивке.

— Одного выстрела будет достаточно. Один выстрел в голову.

— Если все под контролем Звериного Бога, который под землей, то ты можешь разнести это существо на кусочки, и все же не остановишь его.

— Дэн прав, Картер, — вставил я.

— Это, может быть, тот случай, когда благоразумие лучше, чем доблесть. Давай-ка возьмем беднягу Хьюберта и уберем отсюда свои задницы.

Поколебавшись мгновение, Картер опустил ружье. Затем он быстро и недовольно кивнул, мы собрались вокруг мертвого тела и подняли его за руки и за ноги. Он весил столько же, сколько мертвый гиппопотам, и был полон воды, и я не был уверен, что даже вчетвером мы сможем перетащить его к дороге. Но никто не хотел оставлять его. Мы видели, что сделало это существо с людьми в красной «импале» и с помощником Ханти.

Мартино оглянулся через плечо, когда мы ушли с гребня, и сказал:

— Оно идет обратно сюда. Может, немного к западу, но определенно сюда.

— Оно идет за телом, — сказал Дэн.

— Или оно питается плотью, или оно их собирает.

— Собирает? — спросил Картер, брезгливо морща нос. — Для чего, черт побери, ему мертвецы?

— Они могут быть кормом для его хозяина; оно рыщет по этой местности в поисках пищи и несет своему хозяину в колодец. Подумайте. Если там действительно кто-то есть, существо, возрождающееся после сотен лет замедленного движения, что ему понадобится? Питание, и хорошее.

Картер остановился, чтобы сменить руку, державшую ногу Хьюберта Роснера.

— Питание, — сказал он с горечью и посмотрел на сержанта.

Когда мы, удирая, спускались по склонам, я был уверен, что кто-то меня зовет. Громыхал гром вдалеке, усиливался ветер и сложно было сказать наверняка. Но затем я услышал снова, более отчетливо, и неожиданно понял, кто это.

— Подождите, — сказал я, останавливаясь. — Это Рета.

— Что Рета? — спросил Дэн.

— Слушай. Наверное, она последовала за нами.

Наполовину заглушенный ветром, ясно слышалось

«Мейсон!», а потом — «…он!». Несомненно, это была Рета, и доносился он из леса, с западной стороны гребня, откуда мы только что ушли. Картер отпустил ногу Хьюберта, и мы последовали его примеру и положили труп на землю.

— Если она там, — сказал Мартино, — то она влетит прямо в объятия краба. Он направился туда, и похоже было, что он двигался быстро.

— Может, он почувствовал ее приближение или услышал ее раньше нас, — сказал Дэн.

Я ничего не сказал. Я бежал вверх по холму. Один раз я крикнул «Рета!», но решил сберечь дыхание для того, чтобы взобраться на холм и успеть к Рете прежде этого краба. Я услышал, как Картер с помощником и Дэн побежали за мной, и я молился за то, что у меня достаточная скорость, хватит сил и я бегу в правильном направлении.

Казалось, прошла вечность, прежде чем я добежал до гребня и посмотрел на восток. Небо было темней, чем раньше, наверху громыхнуло, и небо разрезал разряд, оглушив и ослепив меня.

Сначала я ничего не видел, но потом я различил белые волосы Реты, ее бледное пальто, и ускорил шаги. Она лезла по противоположному склону, метрах в шестидесяти от меня. Она кричала «Мейсон! Мейсон!» и была идеальной жертвой для крабообразного. Метрах в двадцати от нее, скрытая темнотой и кустами, виднелась черно-зеленая чешуя монстра, который раньше был моим другом, монстра с блестящими глазами и угрожающе размахивающей клешней, и я знал, что не успею предупредить Рету или добежать до нее вовремя.

Картер Уилкс был ближе, чем я думал. Он был слугой закона и, наверное, считал своим долгом сохранять форму, но как он умудрился пробежать по склону с таким животом и тяжеленным противотанковым ружьем, я никогда не узнаю. Но я был рад.

Я заорал:

— Рета! Рета! Сюда! Беги сюда!

В это время Картер встал на одно колено, прицелился и выстрелил.

Рета повернулась. Послышалось «в-ж-ж», и мы увидели вспышку и всплеск оранжевого пламени на краю панциря краба. Мне показалось, что я увидел куски разлетающегося в стороны панциря, хотя я мог ошибиться.

Я знаю точно, что существо остановилось и сердито замахало клешней, и это дало мне достаточно времени, чтобы ринуться вниз по склону, крича Рете идти ко мне. Я споткнулся, заскользил и покатился через камни и кусты, но достиг-таки Реты, схватил ее за руку, и мы кинулись обратно вверх по склону.

Я посмотрел вверх: четко вырисовываясь на фоне чернильно-черного грозового неба, Мартино и Картер, стоя на одном колене, спокойно прицеливались в краба позади нас. Я украдкой взглянул через плечо: он следовал за нами, замешкавшись немного после прямого попадания противотанковой ракеты. Я слышал, как его паучьи ноги топали по земле и панцирь ударялся о камни.

Картер открыл огонь. Пули свистели и щелкали вокруг нас, но краб не замешкался ни на шаг. Рета прошептала:

— О Боже, я больше не могу!

— Быстрей, Мейсон, — кричал Картер. — Ради Бога! Оно настигает вас!

На этот раз я не посмел оглянуться. Я чувствовал, как близко оно было. Я чувствовал запах рыбы с каждым глотком воздуха. Я на секунду закрыл глаза и слышал только наши шаги и тяжелое дыхание.

— Мейсон! — заорал Картер, но в этот момент нога у Реты подвернулась, и она упала лицом вниз на землю, всего в трех метрах от гребня. Затрещали выстрелы, но было ясно, что краб слишком прочен для тридцать восьмого калибра, и мы услышали визг срикошетировавших пуль в лесу.

Я дернул Рету за руку и закричал на нее, чтобы она встала. Она попыталась, вскрикнула от боли и упала опять; в этот момент я почувствовал ледяное дыхание, обдавшее мое лицо, и понял, что существо догнало нас.

Я повернулся — темное небо закрылось еще более темными силуэтами клешней, клюва и усиков и заполняющей все тенью гигантской скорлупы. Я видел, как под брюшком чудовища шевелятся щупальца, и в первый раз в жизни почувствовал ледяной поражающий ужас. Настоящий, конкретный ужас.

— Джимми! — взвизгнул я. — Джимми, нет! Ради Бога, Джимми!

Клешня раскрылась. Я слышал работу хрящевых мускулов. Позади хныкала Рета. Краб теперь был прямо над нами, и даже если бы я попробовал откатиться в сторону, он все равно поймал бы меня. Он был прямо над нами и дико и злобно жаждал наших легких, сердец и желудков.

— Джимми! — заорал я опять. — Джимми, послушай! Джимми!

Последовала заминка, краб замер, его веки прикрыли глазные яблоки и снова поднялись. Усики покачивались на ветру. Было так тихо, что я слышал скользящий, смутный звук, издаваемый щупальцами внизу брюшка, когда они терлись друг о друга. Картер, стоящий в нескольких метрах от нас, подавил кашель.

Затем очень медленно, шаг за шагом, ракообразное начало отступать.

Мы оставались на месте, не двигались и не осмеливались сделать ничего, что могло развеять произошедшее чудо. На наших глазах существо медленно развернулось и пошло вниз по склону. Рета подняла голову и уставилась на меня, как на выходца с того света. Я поднял руку, предостерегая ее не шуметь и не говорить.

Краб уже достиг тени деревьев. Первые камни упали на землю.

— Смотрите, — сказал Картер хрипло. — Смотри, что происходит.

Напрягая глаза, я вглядывался вниз. Краб зашатался и задрожал. Остановившись на мгновение, он резко задергался. Затем вдруг его перекосило на сторону, и он грохнулся на спину. Тогда мы увидели глубокую мокрую рану у него в животе и как мученически содрогалось его тело, борясь за жизнь. Вероятно, выпущенный Картером заряд отскочил от земли и поразил существо снизу. Нам повезло, что Картер был таким паршивым стрелком.

— Оставайся здесь, — сказал я Рете. — Мне надо сходить посмотреть.

Рета быстро улыбнулась.

— У меня нет особого выбора. Лодыжка вывихнута.

Я осторожно спустился вниз, к перевернутому ракообразному. Я стоял на солидном расстоянии, но достаточно близко, чтобы видеть, что рана смертельна. Снаряд пробил более тонкую беловатую часть панциря под щупальцами и, очевидно, прошел немного вверх, прежде чем взорваться. Вонь горелой тухлой рыбы была почти непереносимой, но там был еще-один запах. Запах человеческих потрохов.

Меня затошнило, и я отвернулся. Позади меня дождь стучал по панцирю умирающего омара. Картер стоял недалеко от меня с непокрытой головой и держал шляпу в руке.

— Не надо почестей, — сказал я. — Что бы это ни было, это не Джимми.

Картер не посмотрел на меня.

— Я отдаю честь помощнику Хантли и всем невинным людям, которых убил монстр. Я сказал, что я доберусь до ублюдка, и я сделал это.

— Остались еще другие. По меньшей мере двое, может, больше, если еще кто-то пил воду.

Картер нахлобучил шляпу на голову.

— Теперь я поеду за главным. Похоже, единственный способ их остановить — выкорчевать оттуда этого Звериного Бога, или как он там себя называет.

— Квит, бог из бездны.

— Точно.

Дэн с двумя помощниками помогли Рете спуститься с холма. Они обошли стороной тело сержанта Роснера, и теперь нам, конечно, не нужно было его тащить. Я в последний раз взглянул на перевернутого краба, лежавшего на северной стороне гребня, на его членистое беловатое брюшко — он был похож на вареного краба в магазине. Затем его тело, казалось, начало сжиматься и скукоживаться. Последовал хлюпающий вздох, и его брюшко раскрылось и опорожнилось, превратившись в кучу останков пожранных им людей. Дождь смывал на камни коричневую, кровяную жижу, и краб сдулся и уменьшился, как будто сделанный из целлулоида. Скоро уже можно было узнать тело Джимми, оно лежало, сгорбившись между двумя валунами, но я не стал смотреть на него.

Может быть, он помог мне как-то во время моих криков о пощаде, а может, и нет. Я был не в настроении думать об этом.

— Найдем, — сказал Картер. — У нас есть чем заняться.

— Да, — рассеянно сказал я и пошел за ним в лес.

Дом миссис Томпсон был одним из тех темных, скрипучих старых домов в Коннектикуте, стоящих далеко от дороги и закрытых дубами и ядовитыми кустами сумаха, основания их обычно черные, грязные, но заросшие неестественно зеленой травой. Этому дому было, наверное, лет двести пятьдесят, и он напоминал мне сцену, судя по тому, как дорога огибала его. Водопровод, наверное, был свинцовым, краны медными, а баки цинковыми.

Был уже вечер, когда мы доехали до дома в «фольксвагене» Реты. Мы оба страдали от странного утомления, следующего за шоком, и несомненно, нам следовало бы быть в постели. Но Картер собирался бурить в пять часов, уговорим мы миссис Томпсон или нет, и двое монстров еще гуляли на свободе, а Звериный Бог разминал затекшие мускулы, так что мы не могли позволить себе такую роскошь — отдых.

Громыхание перешло в постоянную морось, которая сырой стеной стояла в деревьях, как фата утонувшей невесты. Мы вышли из машины, захлопнули двери и пошли к веранде, с беззубых перил которой свешивался промокший коврик, а гниющее кресло-качалка, увитое Плющом, стояло там, где кто-то оставил его десятки лет назад. Я подошел к бутылочно-зеленой двери и постучал железным кольцом ручки, сделанной в виде головы льва. Это было похоже на стук молотком по пустой цистерне.

Мы удивились, когда одно из окон на веранде открылось. Она была удивительно молода — за сорок, у нее были черные волосы, сильно подернутые сединой, и лицо, которое подошло бы больше ветерану-моряку. Кустистые брови, большой нос, тяжелый подбородок.

— Вы принесли матрас? — спросила она.

— Матрас? — спросил я ее. — Какой матрас?

— Который вы должны принести. Я отдала его в починку.

— Мы не матрасных дел мастера, мэм, — сказал я ей.

— Нет?

— Нет. Я водопроводчик, а это мой друг, химик-аналитик.

Она моргнула.

— Водопроводчик и химик-аналитик?

Я кивнул.

Подумав секунду, она сказала:

— Я не помню, чтобы я вызывала водопроводчика и химика-аналитика. Что мне чинить или анализировать?

Поколебавшись, я спросил:

— Вы миссис Хильда Томпсон, правда?

— Точно.

— Ясновидящая?

— Точно.

— Вот за этим мы и пришли, — сказал я ей. — У нас проблема, связанная с паранормальными явлениями, и нам нужна ваша помощь.

Последовала минута молчания. Дождь мягко падал на землю в саду, а миссис Томпсон оглядывала нас, будто пытаясь проникнуть в наши, мысли и узнать, чего мы на самом деле хотим.

— Хорошо, — наконец сказала она и убрала голову из окна.

Секундой позже открылась входная дверь.

— Извините за беспорядок, — сказала она, проводя нас через темный и пыльный холл, мимо железной подставки для зонтиков, заполненной всем — от удочек до клюшек для гольфа, — кроме зонтиков; мимо выцветших дагерротипов суровых мужчин с бакенбардами и заголовками типа: «Холливуд Бафен, магистр-медиум, 1880». Наконец мы пришли в подтекающую теплицу, где из-за недостатка внимания произрастал папоротник, а под нездоровыми геранями лежал нечесаный черный лабрадор со слезящимися глазами. Воняло разложением и недельной давности горячим завтраком. Миссис Томпсон показала нам побитый садовый столик, и мы сели на три ржавых железных раскладных стула, заскрипевших под нами.

— Когда идет дождь, мне нравится чувствовать себя как бы снаружи, в дожде, будто я часть природы, — улыбнулась миссис Томпсон, сидя напротив нас. Она была в платье пыльно-черного цвета до пола, шею украшало ожерелье из лунного камня, а рукав — засохший томатный суп.

Я посмотрел вверх на стеклянную крышу, треснувшую и покрытую плесенью. На нее грустно лил дождь, а наверху стонал и скрипел на ветру флюгер.

— Вы не возражаете, если я закурю? — сказал я.

Миссис Томпсон не возражала. Я из вежливости предложил ей сигару, и она взяла одну. Дэн молча ждал, пока мы прикурим.

Скоро окруженная клубами дыма миссис Томпсон улыбнулась и сказала:

— Чем я могу вам помочь? Боюсь, мой провидческий дар давно никому не требовался.

— Вы знаете легенды Литчфилда и Нью-Милфорда? — спросил я.

— Немного, а что?

— Понимаете, мы хотим знать, слышали вы о легенде, которая гласит, что боги, управлявшие Атлантидой, пришли на эти берега и оставили свое семя в источниках, ожидая, когда вновь смогут возродиться.

Последовала пауза, а затем миссис Томпсон медленно кивнула.

— Да, — сказала она. — Я слышала эту историю.

Дэн кашлянул.

— Дело в том, миссис Томпсон, — это звучит дико, но тем не менее дело в том, что мы думаем, это скоро случится. Мы полагаем, что внизу действительно находятся боги Атлантиды и что они готовятся, ну, готовятся, к чему-то, что они сделают, выйдя из-под земли.

Миссис Томпсон кивнула.

— Да, — сказала она.

— Просто «да»? — спросил я.

Она повернулась и уставилась на меня.

— Это все, что я могу сказать. Я знаю легенду и уверена, что по большей части там говорится правда. Поэтому когда вы приходите и говорите, что Звериные Боги готовы появиться, как обещали во времена, когда пало их королевство, что я могу сказать, кроме «да»?

— Откуда вы знаете легенду? — спросил я ее. — Я не знаю никого вокруг, кто был бы о ней наслышан.

Она улыбнулась.

— Я должна знать ее: поколениями моя семья была телепатами. Моя мать рассказывала мне, что мой пра-пра-пра-прадедушка действительно разговаривал с одним из богов, который жил под землей. Он нашел путь в туннели и пещеры под холмами и нашел, где прячется Звериный Бог.

Я выпустил дым.

— Его имя случайно было не Джошуа Уолтерс?

Она улыбнулась.

— Должно быть, вы нашли экземпляр «Легенд Литч-филда».

— Да. Оттуда я узнал историю. Но там немного сказано о самих Звериных Богах и о том, что им надо.

— Правильно, — сказала миссис Томпсон. — Дело в том, что Джошуа Уолтерс был сумасшедшим, как думали все. Он ушел под землю и пропадал целую неделю. Когда он вышел, он сказал, что прошел пять миль по пещерам и туннелям под Вамингтоном, плавал в подземных озерах и питался странной слепой рыбой, прекрасно чувствующей себя под землей.

— Кто-нибудь проверил это? — спросил Дэн.

— Я не думаю. Судя по дневникам, он не рассказал, где находятся входы и выходы из пещер. Он сказал, что это слишком опасно и что если ученые или любопытные побеспокоят Звериного Бога, он проснется и отомстит.

— Неудивительно, что его считали сумасшедшим.

— О да, — сказала миссис Томпсон. — Его держали в хатфордской психушке три месяца, но потом отпустили. К сожалению, его дневники, точнее, большинство дневников, нашли церковники и сожгли как деяния Дьявола. Я полагаю, что в каком-то смысле они таковыми и были.

— Что вы имеете в виду? — спросил я ее.

Она посмотрела наружу, на зеленый неопрятный сад.

— Из остатков его записей кажется, что Джошуа Уолтерс был уверен, что нашел вселенское дно, которое натолкнуло древних людей на идею Сатаны. Был один великий Звериный Бог по имени Чулт или Квит, и его призвали со звезд века назад, и он устроил свое королевство там, где люди не могут достать его, — на подводных горах Атлантиды.

— Кто призвал его? Джошуа сказал?

— Да вы сами можете прочитать, — сказала она. — Если вы подождете немного, я пойду найду дневник.

Я посмотрел на часы. Было десять минут пятого.

— Конечно. Мы были бы очень благодарны вам, — сказал я.

— А как насчет чашки мятного чая?

Дэн, поколебавшись, согласился.

— Конечно. Мятный чай — это здорово.

Шли минуты, пока миссис Томпсон искала дневник и делала чай. Ни я, ни Дэн не сказали ни слова. Мы были взвинчены и усталы, и хотя было двадцать минут пятого, когда миссис Томпсон пришла с подносом, казалось, прошли годы. На подносе стояли три зелено-белые чашки, очень тонкие и с изящными ручками, и чайник, похожий формой на капусту. Рядом с чайником лежало несколько пожелтевших листов, перевязанных розовой ленточкой. Миссис Томпсон вручила нам их.

Мы с Дэном принялись разбирать корявый почерк Джошуа Уолтерса.

Если бы у меня была машина времени, я бы отвез ему пишущую машинку. У нас ушло две минуты на то, чтобы одолеть первый лист, но миссис Томпсон не торопила нас, откинувшись на спинку стула и потягивая чай с достоинством светской дамы в местном дворянском собрании.

Нумерация страниц начиналась с 54. Очевидно, остальная часть пропала, уничтоженная суеверными друзьями Уолтерса.

Начиналось так:

«…из колодцев наконец и был счастлив неимоверно вдохнуть воздух. Я спрятал выход, которым воспользовался, дабы кто-либо случайно не забрался в него и не предпринял подобного путешествия, которое было бы опасно необычайно, учитывая натуру чудовищ, обитающих внизу. Продолжая мысль о, зверях, а точнее, о Зверином Боге Чулте, лежащем глубоко под поверхностью холмов Вамингтона, надо сказать, что, очевидно, я встретился лицом к лицу с тем самым существом, которое неученые древние люди знали как Сатану или Диавола. Ибо даже изгнанный под звезды в дневные времена, он был призван опять на эту планету Аароном, заклинания которого были сфокусированы не Золотым Тельцом, как сказано в Ветхом Завете, а Золотым Зверем, видом столь ужасным, что никто описать его не брался, поэтому окрестили Тельцом. И жил с тех пор Чулт на этой планете, правя королевством на горах под поверхностью Атлантического Океана и призывая в свою очередь других Звериных Богов, поменьше, в качестве своих приспешников. И так, во времена великой Атлантиды, Чулт правил и людьми и Звериными Богами, причем люди некоторые были странно преображены, чтобы служить ему. А когда подземный огонь поглотил Атлантиду, Звериные Боги отступили и спрятались в водных источниках земного шара — кои в Англии, кои в реках континентов Африки и Индии, даже под скалами в пещерах Новой Англии. И вот там и живет высшее зло Чулт, ожидая, когда будет готов восстать и править Звериными Богами и людьми, живущими близ морей. И именно зло, причиняемое людям Чултом и его присными, пока они лежат под землей, привело людей к мысли о Сатане, ибо образ Чулта и его слуг известен повсеместно, хотя тела их лежат под землей. И уверенность в том придают мне слова и знаки, данные мне самим Чултом в подземных пещерах под Нью-Милфордом и Вамингтоном, а самый верный знак приложен здесь».

Далее было еще десять — двенадцать страниц, и я очень хотел их прочитать, потому что они рассказывали, как Джошуа Уолтерс пытался защититься от христианского гнева соседей и как его поместили в больницу. Но самое важное было сказано о Квите-Чулте, и сейчас, когда Картер собирался бурить почву фермы Джимми Бодина, для исторических подробностей времени не было.

Я перевернул страницу.

— Где же знак? — спросил я у миссис Томпсон. — Он говорит, что приложил какой-то знак.

— Да, но я уничтожила его.

— Вы его уничтожили? Вы понимаете, каким важным он мог быть?

— Конечно, понимаю. Я ведь очень чувствительный провидец.

— Так что же вас заставило сделать это? Этот знак мог быть очень важным. Он мог помочь покончить с монстром.

Миссис Томпсон поставила чашку. Ее губы были плотно сжаты и превратились в прямую линию, а выражение лица было несчастным.

— Миссис Томпсон? — спросил я ее.

Она подняла глаза.

— Я не хотела, чтобы эта вещь была в доме, — сказала она. — Она была неуютной. Пока она была здесь, случались всякие вещи.

— Какие вещи?

Она опять опустила глаза.

— Если вы химик-аналитик, вы назвали бы это психическим феноменом. Но это было хуже. Когда я была в доме одна, я мельком видела людей в других комнатах. Я слышала голоса. Не дружеские человеческие голоса, как во время сеанса, а чужие, говорившие меж собой, а не со мной. Я очень боялась. Я до сих пор боюсь. Что бы там ни раскрыл Джошуа Уолтерс, это была часть вселенского зла, как мне кажется, и оно не успокоится, пока не вернет себе своего королевства.

— Вы можете описать знак, который уничтожили? — мягко сказал Дэн.

Мы ждали в тишине. Дождь стучал по крыше мрачной теплицы, и над горами штата Нью-Йорк опять загромыхал гром. Миссис Томпсон вздохнула и нарисовала пальцем невидимый контур на белой крышке стола.

— Вы наверное, уже видели такой знак. В старые времена его называли глазом дьявола. Это глаз, гигантский глаз, и хотя он нарисован очень просто, он производит впечатление квинтэссенции всей жестокости и порока, которые можно представить. Это символ Чулта, символ и знак его собственного глаза.

Переведя дух, она продолжала:

— Знак имел здесь настолько ужасное значение, что за годы его образ стерся из памяти местных людей. Если вы покажете знак кому-нибудь сейчас, они не узнают его, хотя он может вызвать у них неприятные ощущения. Странно, что один из рисунков этого символа появился в книге об античных богах из космоса, вы знаете, что я хочу сказать. Автор принял его за примитивное представление космонавта.

Она улыбнулась.

— Как бы не так. Это часть редкого рисунка Чулта. Но даже хотя автор не знал, что это, и никто в округе тоже, книга так плохо продавалась, что ее отослали обратно в издательство. Люди брали ее с полки, проглядывали и ставили на место, натыкаясь на глаз.

Я прочистил горло.

— Миссис Томпсон, — сказал я. — Ясно, что вы чувствительны к Чулту. Я хочу сказать, что вы слышали голоса и..?

Она тяжело посмотрела на меня.

— Да, — сказала она. — Я чувствительна. Это удивительно, учитывая мою наследственность?

— Нет, мэм. Но мне интересно, согласитесь ли вы направить свою чувствительность в полезное русло.

Миссис Томпсон не ответила. Втроем мы сидели вокруг стола в унылой оранжерее, а дождь все лил, и день потихоньку начал переходить в вечер. Было без пяти пять. Скоро Картер Уилкс отдаст местным инженерам команду начинать бурение.

Миссис Томпсон отвернулась.

Дэн сказал:

— Вы ведь знаете, о чем мы вас просили?

— Вы хотите, чтобы я была вашей канарейкой. Вы хотите, чтобы я проверила обстановку, когда ваши люди будут докапываться до Чулта.

— Канарейка — это слишком сильно сказано, миссис Томпсон, — сказал я. — Когда канареек берут с собой в шахты, то решение уходить принимают только тогда, когда канарейка откидывает лапки и умирает.

Миссис Томпсон пристально посмотрела на меня. Ее глаза были бездонными и проницательными.

— А вы не думаете, что то же самое случится со мной? — требовательно спросила она. — Вы не думаете, что психическая сила Чулта разрушит мой мозг?

— Ну, я…

— Даже сейчас вы не знаете, против чего идете, не так ли? — сказала она. — Вы идете против Сатаны, вашего представления о зле. Вы идете против столь сильного и абсолютно порочного существа, что память о нем сохранилась через миллионы лет. Вы идете против Чулта, кельтского бога бездны. — Вы видели, что случилось, когда он заворочался во сне. Заворочался во сне, мистер Перкинс. Не более. Представьте, что произойдет, когда он проснется.

Я смутился.

— Извините, — сказал я. — Я не хотел вас впутывать в столь опасное дело.

— Да, — сказала миссис Томпсон. — Не хотели. Но если вы побеспокоите великого Звериного Бога, вы, боюсь, подвергнете риску всех, не только себя. Всех, кто помогает вам, или копает, или просто смотрит, как вы проникаете в его убежище.

Дэн откинулся на спинку стула.

— Итак, вы — пас? — спросил он ее. Она мягко улыбнулась.

— Я этого не сказала. Я сказала лишь, что вы, похоже, не понимаете, против чего пошли.

— Мы видели ракообразных, которых Чулт послал за плотью для него, — сказал я спокойно. — Они были не совсем ручными кроликами, если вы понимаете, о чем я.

— Я понимаю.

Последовала еще одна неловкая пауза.

Затем Дэн сказал:

— Хорошо, тогда нам нужно вернуться на место бурения. Они должны были начать пару минут назад.

— Дайте мне пять минут, — сказала миссис Томпсон. — Я должна причесаться и надеть пальто.

— Так вы едете? — спросил я ее.

Она кивнула.

— Похоже, придется. Моя семья завязана с легендами о Чулте уже двести лет. Я предполагала, что кому-нибудь из нас еще придется когда-нибудь столкнуться лицом к лицу с этим чудовищем. Мне просто не повезло, что это случилось именно со мной.

— Мы не заставляем вас, — сказал Дэн.

Она протянула руку и дотронулась до него.

— Я знаю. Но это нужно, если подумать. Это было мне суждено с самого начала. Если я не воспользуюсь этим случаем сейчас, то проведу остаток жизни бесцельно, задавая себе вопрос, нужно было попробовать схватиться со зверем или нет?

Дэн положил свои руки на ее.

— Спасибо, — мягко сказал он.

Пока миссис Томпсон ходила собираться, мы с Дэном сидели в теплице и смотрели на дождь. Уже почти стемнело, и Дэн прошел через теплицу и включил настольную лампу с абажуром в виде раковины. Наши отражения сидели в саду, печально наблюдая за нами. Я докурил сигару и затушил ее.

— Каждый час на счету, — сказал голос. Мы оба посмотрели вверх — там никого не было. Дэн нахмурился.

— Это была миссис Томпсон?

— Я не знаю, — сказал я тяжело. — На нее не было похоже.

Я отодвинул стул и встал. Я услышал еще один голос, потише:

— Да, я помню те времена.

Я нервно облизал губы. В конце концов, разве не говорила нам миссис Томпсон о странных людях и переговаривающихся голосах. Я слушал, надеясь засечь шарканье ног, кашель или что-то выдающее присутствие человека, живого и реального.

— Похоже, час близок, — прошептал кто-то в захламленном коридоре. Я посмотрел туда, на окно над дверью, сквозь которое пробивался последний свет уходящего дня, но видно никого не было. Одно пальто на вешалке рядом с подставкой для зонтиков, похоже, зашевелилось, но я не был уверен.

Я повернулся к Дэну.

— Они знают, что мы здесь, — нервно сказал я. — Что бы за голоса то ни были, они знают, что мы здесь.

— Они, скорее всего, знают также и зачем мы здесь, — сказал Дэн. — Но они — всего лишь психопредставление Чулта. Они не настоящие, поэтому пусть они тебя не беспокоят.

Как только он сказал это, в кухне раздался ужасный грохот и звук бьющейся посуды. Мы побежали по оранжерее, свернули налево, ворвались в кухню и увидели, как из сушки летят тарелки, тарелки и кастрюли парят в воздухе, а банки и масленки, ступки и скалки передвигаются и трясутся на полках, падая на пол и разбиваясь. Звон стоял оглушительный, и мы ничего не могли поделать. Тарелки бились, ножи со свистом носились в воздухе, окна трескались, а из кранов била вода, заполняя раковины.

Из противоположной двери появилась миссис Томпсон с белым лицом.

— Это зверь! — сказала она. — Зверь сердится на меня!

Она стояла и безнадежно наблюдала за разрушениями, пока последняя ложка не упала на пол, а последняя тарелка не разбилась о стену.

— Он не хочет, чтобы я вам помогала, — сказала она. — Он постарается убить меня.

Она наклонилась собрать осколки разбившейся вазы для фруктов, и я услышал тихое постанывание сквозняка под дверью, которая вела в сад. Грустное, непрекращающееся постанывание, казалось, говорившее об одиночестве и печали, о потерянных жизнях и перенесенных муках. Миссис Томпсон подняла голову и прислушалась. Потом она тихо опустила осколки блюда и встала.

— Похоже, пора уходить из этого дома, — сказала она осторожно. — Я начинаю чувствовать, что случится что-то ужасное.

— Вы действительно полагаете, что Чулт знает ваши планы?

— Да, я уверена. Помните, что этот дом давал убежище его духам и знакам по меньшей мере 200 лет, и он, наверное, чувствует, что здесь происходит, очень отчетливо. Вы готовы?

— Когда пожелаете, — сказал я, не скрывая энтузиазма. Мы прошли по коридору к парадной двери, и Дэн протянул руку, чтобы открыть ее. Но его рука наткнулась на стену. Дверь исчезла, на ее месте были обои с рисунком.

Миссис Томпсон вцепилась мне в запястье.

— Может быть, уже поздно, — пробормотала она, переводя дыхание. — Если ваши друзья пробурились в туннель, может быть слишком поздно.

— Давайте, попробуем заднюю дверь, — предложил Дэн, и мы отступили по коридору в оранжерею. В этот момент выключился свет, и мы погрузились в дождливую непроницаемую темноту. Секунду мы стояли, пытаясь привыкнуть к темноте, а затем наши глаза разобрали смутные тени стульев и растений, мы взялись за руки и осторожно двинулись к большим французским окнам.

— Вы что-нибудь видите? — свистящим шепотом спросила миссис Томпсон.

— Ничего, — ответил я.

— Тихо, — сказал Дэн. — Если снаружи что-то есть, то лучше нам это увидеть, чем наоборот.

— Ты имеешь в, виду краба? — спросил я.

Он отвернулся.

— Не спрашивай меня. Похоже, Чулт может вызвать кого захочет.

На цыпочках мы шли по полу оранжереи. Рука миссис Томпсон сжала мое запястье так, что ее ногти больно впились в мою кожу, а я держался за хлястик пальто Дэна. Дэн вел нас, и я видел только бледный голубой отсвет его лысины. Почти бесшумно мы добрались до дверей оранжереи и выглянули наружу сквозь залитые дождем стекла.

— Ничего по-прежнему не видно, — прошептал Дэн. — Может быть, мы без проблем обойдем дом.

Он тронул ручку двери. Та не поддалась. Он попробовал опять, дергая сильнее, но она не двигалась. Он повернулся к миссис Томпсон и прошипел:

— Вы ее закрыли? Ключ есть?

— Она не должна быть закрыта, — ответила миссис Томпсон. — Я закрываю ее только на ночь.

Я оттолкнул Дэна.

— Дай мне. Это больше работа водопроводчика, чем твоя.

Взяв ручку двумя руками, я крутанул ее что было силы. Похоже, ее заклинило.

— Миссис Томпсон, — сказал я. — Нам придется разбить окно.

Глаза миссис Томпсон были расширенными и испуганными в темноте.

— Хорошо, если это нужно.

Я помнил, что видел железяку рядом с миской собаки, встал на колени и пополз, ощупывая все вокруг. Оказалось, что она мне не понадобится. Потому что когда я угодил рукой в засохшую еду собаки, послышалось громыхание, будто рядом проходил поезд, и растения в горшках зашатались. Три-четыре стекла в крыше оранжереи треснули и посыпались на нас дождем осколков.

Я поднялся как раз вовремя, чтобы увидеть в саду фигуру, вырисовывающуюся из отвратительного и сердитого облака, которая разбудила во мне глубокие древние страхи, о существовании которых я даже не догадывался. Это была скорее призрачная тень Чулта-Квита, Звериного Бога Атлантиды; это было представление старейшего и злейшего существа со звезд. Но для меня это было еще и нечто знакомое, и я стоял, парализованный ужасающей узнаваемостью. Это было неописуемо огромное, мерцающее и странное существо, меняющее свет от загадочного электрически голубого до темно-красного и ярко-желтого. Оно парило, как бы плывя по поверхности наших подсознаний, пловец в темном океане унаследованных страхов. У него был глаз, бывший концентрацией злобы и дикого желания, и длинные рога, которые, казалось, колыхались в грозовом воздухе, как будто я видел зверя сквозь горячий струящийся над костром воздух.

Оно было явно бесплотным. Его здесь не было, не было в его звериной плоти. Перед нами витал лишь мощный и пугающий образ его самого, похороненного под землей, созданный, чтобы испугать нас. Но это был именно тот, кого называл Джошуа Уолтерс. Это был Сатана. Это были все страхи и грехи всех религий, воплощенные в одном ужасном создании. Это было коварное искупление, посещающее вас, когда вы жестоки или угождаете себе. Это было козлообразное воплощение жадности и похоти. Это был хозяин всего того, что ползало и скользило.

Когда Бог затопил мир, не повиновавшийся Ему, и спас только Ноя, этот дьявол выжил. Это был дьявол океанов, загадочных тайных глубин, где рыщут ужасные чудовища. Это был дьявол утонувших надежд и снов, дьявол единственной естественной среды, где человек не может выжить. Когда я видел во сне кошмары о плаваниях, то были флюиды этого создания.

— О Господи Иисусе, — сказал Дэн. Сказал искренне, но даже такое заклинание не могло нас спасти.

За доли секунды крыша оранжереи взорвалась потоком ледяной воды, который, пенясь и бурля, смыл нас с ног. Я набрал полные легкие воды, прежде чем понял, что происходит. Я задыхался и отплевывался, а потом поток затащил меня в подводный мир плавающих цветочных горшков, дрейфующей собачьей еды и столов, которые танцевали с любопытной жизнерадостностью.

Мне показалось, что кто-то схватил меня за рукав. Это мог быть Дэн или миссис Томпсон, а может, и что-то пострашней. Я оттолкнулся, поплыл назад, моя голова ударилась о французское окно. Один странный промежуток времени я парил с лицом, прижатым к стеклу, уставившись на сад и дождь. Затем, вероятно, воды буквально разорвали оранжерею, потому что послышатся треск стекла и я очутился на траве, кувыркаясь в пенящемся потоке битого стекла и воды. Я лежал в темном саду, казалось, час. Я кашлял и задыхался, не имея возможности перевести дух. Шея дождь, и то и дело слышался треск молнии и следом — раскаты грома. Наконец я смог подняться, промокший, продрогший и трясущийся, и огляделся. Дэн сидел в нескольких футах от меня. Он кашлял, но, похоже, с ним было все в порядке. Я беспокоился о миссис Томпсон. Я пошел обратно к разбитым и развороченным руинам, которые остались от ее оранжереи, и позвал:

— Миссис Томпсон?

Ответа не было. Я переступил через зазубренный край бывшего французского окна и позвал опять:

— Миссис Томпсон?

По лицу хлестал дождь, ветер сотрясал кусты, но ответа все не было. Я осторожно и медленно пошел вперед, через покореженный металл и разбитое стекло.

Я нашел ее лежащей на спине посреди выложенного плиткой пола. Она лежала на смертном одре из разбитого стекла, а ее глаза неотрывно смотрели в небо, как бы следя за отлетевшей уже далеко душой. Бронзовый флюгер, возвышавшийся раньше над оранжереей, упал прямо вниз и воткнулся ей в грудь. Она, должно быть, умерла еще раньше, чем затопило оранжерею. Ее кровь смешивалась с дождем, и от нее пахло смертью. Дэн подошел и встал рядом. Он смотрел на миссис Томпсон и вытирал дождь со лба.

— Похоже, это из-за нас, — тихо сказал он. — Можно считать, что это мы стали причиной ее смерти.

Я отвернулся.

— Я думаю, она знала, что Звериный Бог рано или поздно до нее доберется. Если ее это может утешить.

— Только не ее.

Я раздраженно взглянул на него.

— Так что ты от меня хочешь? Она сказала, это ее судьба.

— Ты чувствуешь себя виноватым, так же как и я, — сказал Дэн.

Я потряс головой.

— Нет, не чувствую. Она играла с огнем задолго до того, как пришли мы и сожгли ее. Казалось, она знала.

Дэн взглянул на часы.

— Нам лучше двинуть к дому Бодинов, — устало сказал он. — Они уже должны были начать к этому времени, и если миссис Томпсон права, у них там наблюдается прогресс.

Я опять взглянул на тело миссис Томпсон. Казалось, и это было жутко, что она улыбается мне. Я улыбнулся в ответ, прежде чем вспомнил, что она мертва и все улыбки — игра света или эффект расслабления мускулов.

— Ты видел это создание? — спросил я у Дэна, когда мы шли к машине через кусты.

Он кивнул.

— Психическая иллюзия. Он не мог навредить нам физически.

— Оно не напомнило тебе ничего?

— Что ты имеешь в виду?

Мы дошли до машины, и я открыл дверь. Мы смотрели друг на друга через выпуклую мокрую крышу.

— Я хочу сказать, оно тебе ничего не напомнило?

Он пожал плечами.

— По-моему, напомнило. Я не уверен — что.

Мы залезли в машину и закрыли двери. Мотор взвыл, заржал как лошадь и наконец завелся. Я включил первую скорость и мы поехали.

Я сказал:

— Почему бы не попытаться вспомнить? Я знаю, о чем я думал, когда видел это. Ты скажешь, что думал ты?

Дэн смотрел на мокрые деревья.

— Самое смешное то, что это напомнило мне время, когда я был мальчиком. Я был в поле неподалеку от дома, с сестрой, и мы наткнулись на ребят постарше — они мучили собаку. Они подвесили ее вверх ногами на дереве, а потом облили керосином, подожгли и отпустили. Я видел, как она бегала вокруг, и чувствовал запах горелой шерсти и мяса, а потом она упала на землю и умерла. Я не знаю почему, но это создание напомнило мне этот случай.

— Ты ведь знаешь почему, — сказал я. — Ты помнишь, что сказал Джошуа Уолтерс? «Зло, сотворенное Чултом и его присными, привело людей к мысли о существовании Сатаны».

— Не понимаю, — сказал Дэн. — Почему Чулт должен напоминать мне об этом?

— Потому что это было злое деяние, и потому что это была работа дьявола, и потому что Чулт и есть дьявол. То, что мы видели сегодня вечером, — дьявол, Сатана, собственной персоной.

Дэн нашел пачку салфеток в бардачке и стал вытирать лицо и волосы.

— Для меня это слишком сверхъестественно, — сказал он погодя. — Я предпочитаю думать, что это была психоэлектрическая иллюзия.

— Можешь думать, что хочешь. Все равно это был Сатана. Не сам Сатана во плоти, но образ, который он спроектировал из своего мозга.

Дэн пожал плечами.

— Может, ты и прав. Но я бы предпочел называть его настоящими именами — Квит или Чулт. Они менее эмоциональны, ты не находишь?

Я взглянул на него.

— Мы бьемся с дьяволом, а ты беспокоишься об эмоциональности.

— Я не хочу паники. Особенно среди тех, кто бурит.

— Они собираются откопать Сатану, и они не должны волноваться?

Дэн, нахмурившись, посмотрел на меня.

— Послушай, Мейсон, ты на чьей стороне?

Я направил автомобиль налево, по мосту через Хьюса-тоник.

— По-моему, на стороне ангелов, — сказал я ему.

Он хмыкнул.

— Отлично. Остается надеяться, что ангелы тоже на твоей стороне.

Со временем дождь стих, и мы доехали до дома Бодинов. Дороги были мокрыми и отражали фары проходящих машин, но воздух был сухой и свежий, а высоко в небе расходились тучи и начинали светить звезды. Насколько было видно с холма, уже поставили буровую установку, окруженную движущимися фонарями и стационарными светильниками. Огни были яркими и голубыми, и тени от них были похожи на жирафов. Когда мы подъехали по подъездной дороге и вылезли из «фольксвагена», мы увидели леса, в которых стояла буровая установка, и по мерному пыхтению и завываниям дизеля поняли, что работа уже началась.

Я зажег сигару и пошел за Джоном вокруг дома.

Шериф Уилкс стоял в нескольких метрах от эпицентра действий, разговаривая с Дэйтоном Трашем, инспектором-инженером Литчфилдского округа, приехавшим специально из Торрингтона. Траш был худощавым, немногословным человеком, похожим на корнеплод, оставленный пылиться в подвале. На нем были очки без оправы и желтая каска. К губе приклеилась сигарета «Кэмел», которую, казалось, он никогда не зажигал.

Дэн и я прищурились, когда осматривали ярко освещенную бурилку. Ее вал медленно вращался, вгрызаясь наконечником сначала в почву, а затем в скалу. Бригада из пяти инженеров, одетых в джинсовые комбинезоны и ветровки, стояла вокруг установки с поднятыми воротниками, потирая руки, чтобы сохранить тепло.

— Эй, Картер, привет, — тихо сказал я. — Как дела, Дэйтон?

— Живем пока, — сказал Дэйтон, и его сигарета запрыгала во рту.

Картер сказал:

— Вы говорили с Томпсон?

Я кивнул.

— Пока могли. Квит пробрался и сделал так, чтобы мы не использовали ее против него.

— Что это значит?

— Она мертва, Картер. Мы были в доме и застали еще один потоп.

Картер посмотрел на меня внимательно глубоко посаженными, почти свиными глазками.

— Мертва? Утопла?

— Заколота. Оранжерею затопило. Стены разрушились, и флюгер рухнул ей на грудь. Мы не могли ей помочь.

— Как давно это случилось? — спросил Картер.

— Мы только что оттуда.

Картер достал свое личное радио и вызвал помощника в машине.

— Чэф, вызови «скорую» к миссис Томпсон у Бордманского моста. Они знают. Да. Она мертва. Сделай так, чтобы поехал Эланд и все проверил. Я хочу снимки, много снимков. Да. Я позвоню тебе позже.

Дэн сказал:

— Определенно, это был Квит. Мы оба видели его или его образ.

— Вы имеете в виду чудовище, которое мы откапываем?

Дэн кивнул.

— Судя по старым записям, которые показала нам миссис Томпсон, вся местность вокруг кишит пещерами и подземными озерами, где и прячется Квит.

Дэйтон Траш сказал:

— Квит? Кто такой Квит?

Я выпустил дым.

— Это уменьшительно-ласкательное. Означает что-то вроде «ужасный Звериный Бог из бездны».

— Ты издеваешься?

Я потряс головой.

— Внизу что-то есть, Дэйтон. И это что-то похоже на ад, могущий утопить тебя в кровати, лишь пожелав этого. Ты думаешь, я буду с тобой шутить такими вещами?

Неожиданно бурилка ускорила свое движение, бешено завизжав, завертелась с дикой скоростью и остановилась.

— Что там? — позвал Дэйтон.

Один из его бригады ответил:

— Мы прорвались в какую-то пещеру, мистер Траш. Наверное, какая-то полость или туннель. Хотите посмотреть сами?

Дэйтон Траш взглянул на нас загадочно, как в старом кино, и направился по мокрой траве к колодцу. Бурильщики вытаскивали грязную ось бура из земли и наконец вытащили наконечник вместе с фонтаном подкрашенной воды. Дэйтон провел пальцем по оси и стал изучать грязь, подняв руку к ближайшему фонарю. Затем он сказал:

— Джонс, Уокик, раскройте бур, и давайте посмотрим на пробу внутреннего слоя.

Я подошел и встал рядом. Я не знал, желательно ли мое присутствие, но я полагал, то, что случилось с Джимми и Элисон, было также и моим делом, поэтому остался. Он опустился на колени рядом с пузырящимся фонтаном желтоватой воды, все еще бьющим из дыры, похоже, не зная, что делать дальше.

— Дэйтон? — спросил я его.

— Что такое?

— Ты думаешь, там пещера внизу? Или туннель?

— Все может быть. Но я не буду уверен, пока не проверю.

— А как насчет подземных озер и всего такого?

Он вытер нос тыльной стороной ладони.

— Возможно, Литчфилдские холмы образовались вследствие тектонического давления. На докембрийском плато иногда в таких случаях внизу получаются пещеры. Или случается, что вода вымывает нижние слои и тоже получаются пещеры.

— Тектоническое давление? — спросил я его.

— Конечно. Вулканическая активность. Вздыбливает верхний щит, как неубранную постель. В основном здесь преобладают палеозойские процессы.

— Я не знал, что ты дока в геологии.

— А я и не дока. Но когда всю жизнь буришь дырки в земле, приходится разузнать об этой земле побольше.

Начальник бригады подошел к нам со шматком мокрой глины в руке.

— Мистер Траш? Определенно похоже на то, что мы пробурились в какую-то полость внизу. Похоже, что она метров двадцать в высоту.

— На какой она глубине? — спросил Траш.

— Немногим меньше двадцати трех метров. В этом месте мы пробили ее крышу. В других местах, может, и глубже.

Картер Уилкс сказал:

— Вы можете пробурить дыру пошире?

Бригадир взглянул на него.

— Сэр?

— Вы слышали, — ответил Картер своим обычным грубым голосом. — Вы можете пробурить дыру пошире, чтобы человек смог пролезть?

— Ну да, конечно, — неуверенно сказал бригадир. — Все зависит от того, чего вы хотите. Мистер Траш сказал мне, что это не более чем взятие пробы воды.

Картер вздохнул.

— Вам ведь без разницы, зачем это, не так ли, пока вам регулярно платят в конце месяца?

Бригадир сдвинул каску на затылок. Он был молод, с толстой, как у быка, шеей и аккуратно подстриженными усиками.

— Я не хочу, чтобы кто-нибудь из моей команды лез туда, и это мне не без разницы. Мы не провели соответствующей разведки, у нас нет нужных буров, и если честно, это чертовски опасно. Никто не полезет вниз, не проверив хорошенько крюк безопасности.

— Я не прошу ни вас, ни ваших людей лезть туда, — сказал Картер.

Бригадир моргнул.

— Я также не могу отвечать за тех, кто это сделает, шериф.

— Об этом я вас тоже не прошу. Я прошу пробурить дыру в пещеру такой ширины, чтобы пролез человек.

Бригадир посмотрел на Дэйтона Траша, ожидая, что тот скажет шерифу, что об этом не может быть и речи.

Но Дэйтон кивнул и сказал:

— Начинайте.

Бригадир пожал плечами и пошел обратно к установке, где ждала его команда. После краткого обсуждения дизель опять завелся, и бур передвинули на полметра ближе к дому, чтобы опустить параллельную ось. Я посмотрел на часы, когда бур вгрызся в траву, а затем глубже в землю. Шел седьмой час, и мои глаза так устали, что мне казалось, будто я натер их песком с солью. Я был готов отдать что угодно за бутылку «Джека Дэниела», камин и мягкую постель.

Ушел еще час на то, чтобы пробиться через двадцать метров ассорти из камня и мягкой почвы. В начале восьмого с большим термосом кофе прибыл помощник из полицейского отдела Нью-Милфорда, а дизель вновь выключили и бригада объявила, что бурение почти закончено.

— Грунт здесь опять мягкий из-за утечки воды, — сказал бригадир, вытирая грязь с рук еще более грязным платком. — В некоторых местах он почти провалился в пещеру, так что еще немного — и мы пробьем дыру примерно в метр шириной.

— Стенки выдержат? — спросил Картер.

— Я думаю, да, — сказал бригадир. — Но для того, кто полезет вниз, не должен быть неожиданностью слой грязи на голове.

Картер елейно улыбнулся мне, словно был моим старшим братом.

— Ну что, Мейсон?

— Я!? Ты хочешь, чтобы я туда лез!?

— Ну, ты и Дэн, и, может быть, помощник. Ладно тебе, Мейсон, ты знаешь этих существ лучше, чем кто-либо. Разве краб не повернул, когда ты позвал его по имени?

Я не верил своим ушам. Черт побери, последнее, чего мне хотелось — это лезть в грязную дыру в земле и встречаться с чудовищем, пришедшим из веков страха и предрассудков под именем Дьявола. Того, что я видел около оранжереи миссис Томпсон, — мерцающего и ужасного видения спиральных усиков и омерзительных рогов — было вполне достаточно до конца дней моих. А тут встретиться с Сатаной во плоти — нет, это уже намек на то, что пора потихоньку выходить из игры.

— Картер, — сказал я. — Я бы с удовольствием помог тебе…

— Конечно, с удовольствием. Дэйтон, у тебя есть лишняя каска?

Дэйтон кивнул.

— Есть парочка в багажнике моего «сильверадо».

— Дэйтон, — вставил я. — Постой, Дэйтон. Я не иду.

Картер притворился удивленным.

— Что ты этим хочешь сказать — «я не иду»? Вся эта чертовщина была с самого начала твоим детищем.

— Картер, я водопроводчик.

— Вот именно. И не говори мне, я это знаю. Но ты ведь интеллектуал тоже, так? Ты знаком с такого рода вещами. Оккультизм и тому подобное. Ты знаешь, что здесь происходит, черт побери, лучше, чем я. Конечно, тебе надо идти.

— Я пойду туда на верную смерть! — заорал я. — Если эта чертова ось не обрушится мне на голову, тогда Звериный Бог утопит меня! А если не утопит, то съест! И ты думаешь, я соглашусь на это?

Картер посмотрел на Дэйтона, как будто я был испорченным ребенком, которого надо убедить делать то, что лучше для него же.

Но Дэн сказал:

— Мейсон прав. Ты не можешь требовать от нас этого. Без определенной защиты это верная смерть.

— Я послал бы с вами помощника.

— А как насчет пойти с нами самому?

— Мне? — сказал Картер. — Мне надо остаться наверху и контролировать все.

Я повернулся и как мог холодно и сурово посмотрел на него.

— Картер, — сказал я ему. — Ты можешь убедить меня спуститься в шахту только если пойдешь туда сам.

Картеру, похоже, было не по себе. Он поднял лицо и уставился в небо, потирая двойной подбородок и вздыхая, как будто призывал кого-то, но не богов, а величайшее терпение. Опять собирались тучи, похожие на черную кровь, а в отдалении бухал гром. Неожиданно подул ветер, закружив в танце опавшие листья.

— Мейсон, — сказал Картер. — Я не могу заставить тебя идти.

Раздался еще один раскат грома. В воздухе запахло электричеством и чем-то еще. Появился слабый, но отчетливый запах рыбы, будто кто-то открыл банку сардин.

— Я не пойду, Картер, — резко сказал я. — Я даже не помощник, поэтому ты не сможешь меня заставить.

Картер опять вздохнул, потер подбородок, пообижавшись немного.

— Ты прав, — сказал он через силу. — Ты абсолютно прав. Я не могу тебя заставить.

— Пока ты это понимаешь.

Он повернулся ко мне спиной, и когда он снова заговорил, его тон был сдержанным, но голос приглушенным.

— Если бы я сказал, что пойду, что сказал бы ты?

Я оглянулся на Дэна.

— Ты хочешь идти, если пойдет Картер? — спросил я его.

Он пожал плечами.

— Да, наверное. Мне особо нечего терять. Ни семьи, ничего такого. А было бы интересно посмотреть, на что похож Чулт.

Я почувствовал, что мне мат. Если Дэн шел за Звериным Богом и Картер тоже был готов, то, похоже, особой альтернативы у меня не было. Я мог отказаться, конечно. Я мог остаться в стороне и благодарить Бога за жизнь и карьеру водопроводчика, но так же, как и Картер, я знал, что если Чулт ухитрится восстать из мертвых, то жизни и карьеры в привычном понимании не будет. Чулт, или Квит, был могучим и ужасным зверем, который заколет или мутирует любого ради собственной безопасности, а теперь, после веков заточения, он был еще сильнее, он был силен, как никогда.

Неожиданно на траву дома Бодинов опустилась стена дождя. Блестящие фонари вспыхнули еще ярче в радугах дождя, и инженеры завели дизель снова, на случай, если придется откачивать воду из дырки.

— Хорошо, — неохотно сказал я. — Дайте мне каску, назовите Самым Храбрым Американцем Со Времен Эдди Мерфи, и я пойду.

Картер кивнул Дэйтону Трашу, и тот пошел к своей машине за хасками. Дэн, Картер и я стояли на дожде, осторожно поглядывая друг на друга; каждый думал, идут ли двое остальных потому, что не хотят показаться кроликами, или потому, что действительно не боятся того, что внизу.

Картер сказал:

— Мартино, ты взял противотанковое ружье?

— Конечно взял, шериф.

— Тогда принеси его и проверь, заряжено ли оно.

— Да, сэр.

Дэн сказал:

— Жалко, что мы потеряли миссис Томпсон. Что касается психической стороны, мы тычемся, как слепые котята. Квит может убить нас без предупреждения в любой момент, и мы даже не узнаем об этом.

Картер посмотрел на часы.

— Искать еще кого-нибудь нет времени. Доверимся собственным носам.

— Я знаю один нос, которому доверяю, — вставил я.

— Чей это?

— Шелли.

— Твоего кота Шелли?

Я вытер воду с глаз платком.

— А есть еще что-то по имени Шелли?

— Не знаю, — сказал Картер. — Шелли Винтерс?

Я так нервничал, что шуток не воспринимал. Я резко сказал:

— Ты думаешь, надо взять с собой Шелли Винтерс? Конечно, я имею в виду своего кота. Этот дьявол и его слуги-мутанты воняют рыбой, а от этого запаха Шелли заводится, как мадам из Нью-Йорка после семи порций вишневого бренди.

— Ты хочешь пойти взять его? — спросил Картер.

— Ему не понравится дождь, — предупредил я его.

Картер повернулся к одному из помощников.

— Чэф, — с ужасно преувеличенной терпеливостью сказал он. — Я хочу, чтобы ты сходил к моей машине и открыл багажник. Внутри лежит запасной плащ. Ты не принесешь его сюда со страшной скоростью?

— Хорошо, шериф, — сказал Чэф и ушел за дом.

Мы немного подождали. Бригада инженеров расширила отверстие специальной насадкой, и у них не было особых проблем, потому что земля была мягкой. То и дело обваливался пласт торфа, вызывая легкий оползень, и к тому времени, когда Чэф пришел с плащом, обвалы расширили отверстие до полутора метров в диаметре.

Мы осторожно подошли к краю, и инженер угодливо посветил фонариком вниз, в темноту. Ничего, кроме мокрой земли, не было видно, ну, если только корни, камни и тени. Внизу, на дне ямы, в двадцати трех метрах от нас, ничего кроме темноты не было.

— Должно быть, пещера довольно большая, — сказал бригадир. — Мы не могли ничего разобрать с фонарями. Широкая, глубокая и к тому же воняет рыбой.

— Это точно, — резко сказал Картер. — А теперь, как вы собираетесь спустить нас туда?

— Это достаточно просто, — сказал ему бригадир. — Мы наденем на вас ремень и привяжем к буровой установке.

— А если нам хочется подняться, и быстро?

Бригадир пожал плечами.

— Боюсь, быстро не получится. Вам придется свистнуть, спустят веревку, вы прицепитесь и будете ждать, пока мы будем поднимать вас по одному.

Дэн сказал:

— Давайте надеяться, что полчища ада не будут дышать нам в спину, когда нам нужно будет подняться.

Картер вытер кончик носа.

— Я начинаю удивляться, как вам удалось уговорить меня даже начать это.

— Шериф, — улыбнулся я. — Это тот самый героический поступок, за который шерифов упоминают в списках отличившихся.

— В задницу эти списки. Смотри, вот твой плащ.

Я взял плащ у промокшего и дрожащего Чэфа и пошел вокруг дома к подъездной дороге, где припарковывал «фольксваген». Я посмотрел сквозь залитое дождем стекло и увидел Шелли — он лежал уютным комочком на переднем сиденье и видел во сне мышей. Я постучал по стеклу, и он зашевелился. Открыв дверь, я впустил холодный ветер и дождь, отчего он зевнул и потянулся, изобразив гнев на ощетинившейся мордочке.

— Шелли, — сказал я ему, — настал час платить за три года бесплатной еды, мокрых пятен на стульях и беспошлинных ночных добыч. Вот твой плащ. Пойдем и всыплем этому дьяволу, прежде чем он выйдет и сделает то же самое с нами.

Я нагнулся в машину, чтобы завернуть его в плащ, и когда сделал это, то услышал первое сотрясение. Это было смутное, неприятное ощущение, больше похожее на гигантский поезд, проходящий внизу, чем на нормальное землетрясение. Я достаточно часто бываю в Лос-Анджелесе, чтобы знать, что такое легкое сотрясение по шкале Рихтера, это же было незнакомым, странным и продолжалось почти полминуты. Даже землетрясение, уничтожившее Сан-Франциско в 1906 году, длилось всего двадцать восемь секунд. Я в тревоге поднял руку и треснулся головой о дверной проем. Я чертыхнулся, и Шелли неприязненно посмотрел на меня, будто я был виноват в понижении температуры и в этих забавах с плащами.

— Отлично, все улажено, — сказал я ему. — Пойдем-ка.

Он мяукнул, когда я вытащил его из машины. Затем я сунул его под мышку и прошествовал вокруг дома, а он свободно покоился в это время на моей согнутой руке. Но я не был настроен симпатизировать кому-либо. Я был слишком напуган, возбужден и озадачен проблемой собственного выживания. Я поднес Шелли к темной дыре в земле, которую пробурили инженеры, и подержал его над ней, чтобы он мог почувствовать запах рыбы, поднимающийся из пещеры. Его розовые ноздри раздулись, и он сильно дернулся, но я не отпускал его.

Бурильная бригада стояла вокруг, глазея на нас так, будто у меня окончательно съехала крыша. Один из них с сардонической заботой сказал:

— Вам нужна каска для кота?

Я проигнорировал замечание.

— Кот чувствует, что там внизу, — сказал я ему. — Чего не скажешь о вас.

— Да? Ну и что там? Что он говорит?

Шелли дернул ушами. Я с сарказмом в голосе сказал:

— Он говорит, что это похоже на окружного инженера-бурильщика, ведущего умный разговор. Но считает, что может ошибаться.

— Ладно, осади, — сказал инженер.

Дэйтон Траш подошел с нашими касками. Я снял бейсболку в первый раз за несколько дней и заменил ее на черно-красную каску, которая делала меня похожим на Человека-Ракету на выходных. Дэн подошел в желтом шлеме, а Картеру достался ядовито-зеленый. Картер кивнул в сторону ямы и сказал:

— Ну, и как она нравится Шелли?

Запах рыбы значительно усилился, и мы опять почувствовали вибрацию под землей, вибрацию, от которой зазвенели цепи и крюки бурилки, а дизельный двигатель вздрогнул и кашлянул. Над нашими головами сверкнуло, и молния из облаков ударила в землю в нескольких милях к северу. Мы все еще были ошеломлены, когда прямо возле наших ушей взорвался гром, и Шелли в страхе поглубже закопался в плащ.

— Похоже, Звериный Бог двигается или собирается двигаться, — сказал Картер.

Он перекинул ремень противотанкового ружья через грудь, пока Чэф подвешивал две ракеты ему на пояс.

— Может быть, крабы принесли Квиту достаточно пищи, чтобы тот ожил, — сказал Дэн. — Мы убили Джимми, но остались Элисон и Карлен.

— Как они могли туда попасть? — спросил Дэйтон. Его сигарета намокла так, что почти просвечивала, но он все так же держал ее приклеенной к губе. — Только не говорите мне, что они пробурили шахту в двадцати метрах от нашей.

— Им это не нужно, — сказал я ему. — В этих пещерах существуют входы и выходы на поверхности. Был раньше такой мужик на Бормандском мосту в 18 веке, который их обнаружил.

— Я о них не слышал, — подозрительно сказал Дэйтон.

— Не будем спорить, — подвел я черту. — Давай-ка лучше спустимся в эту чертову шахту и посмотрим, что там.

Дождь был проливным и шумным, и водопады грязной воды лились в шахту, смывая все больше слоев грязи и камней.

Бригадир подошел к Дэйтону Трашу и сказал:

— Если вы хотите проделать этот трюк, мистер Траш, то лучше бы поторопиться. В такой ливень, да еще когда трясет, мы не можем держать шахту открытой долго. —

Как бы желая усилить его предупреждение, земля вновь затряслась, и велосипед Оливера Бодина, прислоненный к стене дома под крышей веранды, с грохотом упал. Мы нервно обернулись на шум, а затем переглянулись.

— Первым лучше идти тебе, Мейсон, — сказал Картер. — Ты единственный с детекторным устройством.

— Картер, — начал я предостерегающе, но двое бурильных инженеров подошли ко мне с мотком мокрой веревки и без лишних церемоний обвязали меня брезентом. Затем я оказался на полпути к дыре, к моей талии приделали крюк с тяжелой застежкой. Кто-то дал мне тяжелый фонарь.

В такой близи от дыры исходил холод, который был неприятнее, чем дождь или ветер. В облаках опять блеснула молния, и опять театрально громыхнуло. Сотрясения волновали их больше, чем я. Возможно, Господь двигал у себя мебель, но мы-то знали, что это дьявол ворочается во сне, и это больше всего пугало меня.

Бригадир засунул два пальца в рот и громко свистнул. Дизель взвыл, мое тело оторвалось от земли, и мы с Шелли потихоньку закружились в воздухе, а все смотрели на нас, как будто нас только что повесили и они пришли посмотреть, как мы болтаемся на виселице.

— Ты в порядке? — проорал Картер. — Готов идти?

Я приложил руку к уху и закричал:

— Что ты сказал? — когда медленно пролетал мимо него.

— Ты готов опускаться? — заорал он снова.

Я посмотрел под ноги, которые висели над загадочной темнотой. Мой желудок сжался, как чувствительный морской полип, а сердце медленно и громко билось в ушах, оглушая меня почти полностью. Земля опять затряслась, и трос задрожал и закачался. Я вытянул руку, чтобы уравновеситься, но, конечно, держаться было не за что. Все, что я мог, — это крутиться, качаться и чувствовать тошноту.

— Опускайте меня! — закричал я. — Что угодно, лишь бы не висеть здесь под дождем. — Картер подал знак, и дизель заработал, лебедка заскрипела и дюйм за дюймом рывками начала опускать меня в дыру.

В какой-то момент я был над землей. В следующий миг мои глаза были уже на уровне ботинок и сырой травы, а затем я погрузился в студеную зловонную темноту на пути в дьявольскую пещеру. Шелли попытался вывернуться, когда рыбный холод пожрал нас, но я крепко прижал его и щелкнул по носу пальцем, чтобы он вел себя тихо. Удар по носу пальцем был единственным наказанием, которое он понимал.

Когда нас опускали в шахту, шум дизеля и гром становились постепенно глуше и глуше. Скоро я уже почти ничего не слышал, кроме ударов сердца и отдаленного поскрипывания лебедки. Отдельные капли дождя еще падали на меня, и когда я посмотрел вверх, чтобы проверить, как низко меня опустили, одна из них попала мне прямо в глаз. Но наибольшая сырость исходила от земли и гнилостного дыхания Квита.

Казалось, прошла вечность, прежде чем я достиг дна шахты. За время спуска я насчитал не меньше трех сотрясений, камни и грязь без конца падали мне на голову, отскакивая от каски и плеч, а один раз от спины Шелли. Я отцепил фонарь и посветил на стенки шахты. Мы были уже в слое камня, сначала вкрапленного, а затем сплошного. Затем неожиданно мне показались, что свет фонаря потускнел. Мы достигли основной пещеры, и луч фонаря, вместо того чтобы падать на стенки шахты, теперь бесшумно пытался осветить пространство большое, как средневековый собор. Откуда-то шел воздух, потому что я чувствовал поток на лице, а запах был сногсшибательным. Как в кладовой с недельной выдержки тунцом. Шелли ощетинился и замяукал, и если я не держал бы его крепко, он, наверное, прыгнул бы вниз и пушистой молнией помчался за этим тухлым дьяволом.

Лебедка опускала нас все ниже в подземную темноту, пока мои ноги не дотронулись до земли. Исходя из времени, за которое лебедка опустила нас от потолка до дна, я бы сказал, что пещера была около двенадцати метров высотой. Я подергал за веревку, подавая знак бригаде, что я внизу, а потом посмотрел вверх, на слабый свет в конце грязной шахты, через которую меня опускали. Он был даже более чем слабый. Он был голубоватым и далеким, и это был единственный известный мне выход. Я отцепил свою упряжь, снова подергал за веревку, и ремни с пронзительным скрипом стали потихоньку подниматься вверх. Когда они окончательно исчезли, землю сотряс мощный удар и вниз посыпались осколки камня. Посветив вокруг фонарем, я обследовал свое новое окружение, как говорится в историях о кораблекрушениях. А это было похоже на кораблекрушение. На самом деле даже хуже. Я был в большем одиночестве и страхе, чем любой потерпевший кораблекрушение. У Робинзона Крузо, по крайней мере, были солнце и попугай на плече. А у меня была темнота, страх и неспокойный кот.

Я прошел немного вперед, вглядываясь в мрак, и что-то хрустнуло у меня под ногой. Я отступил с отвращением и посветил вниз. Я наступил на белый скелет величиной с голубя. Я посветил фонарем вокруг и увидел, что пол был завален сотнями скелетов, в несколько слоев. Я посмотрел вверх, следя за лучом — и обнаружил их. С потолка такими плотными и молчаливыми гроздьями, что их можно было принять за сталактиты, свисали тысячи и тысячи летучих мышей-альбиносов. Эта пещера была им домом, наверное, веками, и они становились все белее и белее из-за недостатка света и кормились насекомыми и животными, которые попадали в подземные тоннели. Когда они умирали, то падали вниз, и их скелеты превратили пол пещеры в хрустящее под ногами кладбище. Не очень приятно было по нему ходить, особенно в кроссовках.

Я ждал, смотря с неприязнью на белых мышей, пока снова не услышал позвякивание лебедочной упряжки. Я посветил фонариком вверх, в сторону тусклого подобия света, где шахта прорывалась сквозь потолок пещеры, и увидел Картера Уилкса, похожего на огромного паука на тонкой паутине. Он помахал мне рукой, когда опускался, и уже через несколько секунд встал на землю и начал расстегивать ремни.

— Посмотри на пол, — сказал я, подходя и помогая ему с ремнями. — Вся эта чертова пещера полна летучими мышами. На потолке мыши, на полу — мыши, и я не удивился бы, если бы снаружи тоже строем стояли мыши, приветствуя освободившихся.

Картер включил свой тяжелый и мощный светильник и огляделся. Похоже, пещера была метров пятьдесят шириной и метров двенадцать высотой в самом высоком месте, в том самом, где пробурились мы. Она суживалась в одном конце, и там была видна еще одна полость, ведущая, вероятно, в еще одну пещеру или тоннель. Вся пещера образовалась из складок в сером камне и была больше похожа на естественную, чем сделанную человеком или чудовищем, но все равно в ней присутствовала липучая вонь, от которой нам было не по себе.

— Думаешь, Шелли подскажет нам, где может прятаться этот Квит? — спросил Картер.

Я посмотрел вниз, на заостренную мохнатую мордочку у меня под рукой.

— Я не знаю. Он с самого начала ведет себя так, будто испуган.

— Может быть, лучше отпустить его и пойти за ним?

— Да? А если он потеряется? Судя по тому, что сказал Джошуа Уолтерс, пещеры бесконечны.

Картер расстегнул кобуру.

— Если он потеряется, я куплю тебе другое животное. Может, водяную черепаху?

Прошло еще несколько минут, и появился Дэн, раскачивающийся на конце веревки. Он тяжело упал на колено, когда добрался до земли, но протестующе заявил, что он в порядке. Мы помогли ему отцепиться и поставили его на ноги.

Он огляделся.

— Это, очевидно, верхний резервуар водной системы, — сказал он, пользуясь фонарем Картера для изучения серых каменных щитов. — Маловероятно, чтобы он затапливался последние сотни лет. Но однажды это случалось — смотрите.

Он провел лучом по толстому налету минеральных солей, который шел прямо под потолком. Соли сверкали и блестели на свету белым, оранжевым и зеленым.

— Магний, сульфат меди, немного серы. Они выпали в осадок, когда поднялась вода. Скорее всего, следующая палата затоплена.

— А возможно, что убежище Квита прямо под водой? — спросил я его.

— Я тоже об этом думаю, — сказал Дэн. — Я пытался понять, почему именно сейчас он возвращается к жизни, может быть, из-за высокого уровня воды в этом году.

— Я не понимаю, — сказал Картер. — Какая ему разница?

Дэн опустил фонарь.

— Как я понимаю, Чулт, или Квит, водное животное. Он может набрать силу только если окружен водой. Когда Атлантида затонула, уровень вод должен был быть высоким из-за вулканической активности и беспокойного океана. Поэтому тогда Квит проник в водную систему материка, чтобы продлить свою жизнь, и залег в ненормально высоких водах. Легенды не говорят, как он проник в колодцы. Книга легенд Литчфилда гласит, что боги внедрили свое семя в подземные воды и что семя было микроскопическим, как человеческое. И все же Джошуа Уолтерс говорит, что он наткнулся на Квита в восемнадцатом веке, поэтому к тому времени он, наверное, уже вырос или, по крайней мере, подрос. Я думаю, что Квит начал расти почти сразу после инфильтрации семени. Пещеры, вероятно, были затоплены, и Квит быстро окреп и вырос. Но когда беспокойство океана улеглось, уровень вод упал и оставил Квита на мели, слишком большого, чтобы убраться вглубь. Он потерял силу и впал в некое оцепенение, летаргию. Высох, как ракушка на берегу, и так лежал веками.

Картер моргнул.

— Ты хочешь сказать, что он ожил только после дождливого года, когда вода поднялась и хорошенько его подмочила?

— Можно сказать и так. Но это теория. Когда вода поднялась и он опять начал расти и жить, он выбросил в воду больше семени, чтобы животные и люди превращались в его слуг. Они превращаются в крабов, которые таскают ему пищу с суши в воду и кормят.

Я погладил Шелли по голове.

— Еще одно, Дэн. Если он под водой, то как мы его выманим? У нас нет аквалангов, гарпунов, и всего того, с чем гоняются за Звериными Богами под водой. — Пещера опять угрожающе завибрировала. Несколько кусков камня упали на пол.

— Я не знаю, что мы сможем сделать, — сказал Дэн. — Прежде всего надо его найти, а потом придумаем, как от него избавиться.

— Понятно. И здесь выходит на сцену мой преданный котенок.

— Боюсь, так, — сказал Картер. Я не хотел отпускать Шелли, но выхода у нас, похоже, не было. Я высвободил его из плаща и поставил между мышиных скелетов, и он стоял на свету с напряженным хвостом и нюхал воздух, и мне вдруг расхотелось терять его ни за что ни про что.

— Пойди найди его, Шелли, — прошептав Картер. — Он где-то есть. Ты найдешь его.

Медленно, тщательно выбирая дорогу, Шелли пошел к узкому концу, где виднелся темный проход. Фонарь Картера следил за ним. Он повернулся один раз, и его глаза блеснули зеленым, а потом исчез в темноте.

Мы хрустели как можно тише по костям летучих мышей, пока не дошли до прохода и посмотрели в него с растущей неуверенностью. Он был немногим больше метра высотой и круто вел вниз, сворачивая налево. Я мельком увидел хвост Шелли, когда он аккуратно перепрыгивал через камни, а потом и хвост исчез.

— Как говорится в соответствующих фильмах: «Похоже, он хочет, чтобы мы шли за ним», — сказал" Картер.

— Ты думаешь, мы действительно можем пролезть туда? — спросил я его. — Она узкая, как задница ламы.

— Откуда ты знаешь, какой ширины задница у ламы? — поинтересовался Картер. — Помоги мне снять со спины ружье. Я не смогу ползти с этим насосом.

Пока Дэн помогал Картеру снять противотанковое ружье, я обследовал вход в расщелину с фонарем. Камень сверкал от вкраплений минералов и был твердым. Но когда я пошарил лучом по левой стене входа, мне показалось, будто я увидел что-то не естественного происхождения. Я нагнулся и стер соли, образовавшиеся на стене за годы, — и нашел подтверждение того, что Шелли шел верно.

На камне было нацарапано неверной и торопливой рукой «Дж. У., 87» и стрелка в направлении, в котором ушел Шелли. Я повернулся и сказал Картеру:

— Это убежище дьявола. Джошуа Уолтерс оставил здесь свои инициалы.

Картер, разминая плечо, после ремня ружья, подошел и уставился на царапины.

— Невероятно, — сказал он. — Подумать только — он сделал отметку 200 лет назад, а она свежа, как будто сделана сегодня утром.

Опять тряхнуло, короче, чем раньше, но сильнее, и я чуть не упал. Мы услышали камнепад и оползень, и Картер быстро посветил на крышу пещеры. Дыра, через которую мы пробрались, потихоньку обваливалась. Мы увидели луч света с поверхности, но упал еще один слой земли, и луч пропал.

Картер посмотрел на меня. Его лицо, подсвеченное снизу фонарем, было похоже на трагическую театральную маску.

— Остается надеяться, что нам не нужно будет в спешке смываться, — хрипло сказал он. — У них уйдет минимум час на то, чтобы расчистить шахту, по оптимистической оценке.

— Обойдешься без оптимистической оценки, — сказал я ему. — Теперь пошли за Шелли, пока не потеряли его окончательно.

— Ты первый, — сказал Картер, — в конце концов, это твой кот.

Я нагнулся и вполз в расщелину. Когда я прошел через входное отверстие, пещера немного увеличилась в высоту, но все равно оставалась неудобной и узкой и вызывала клаустрофобию.

Спотыкаясь, ворча и чертыхаясь мы пробирались вниз по гладким и зазубренным камням, царапая руки, проталкиваясь в щели, устроенные специально так, чтобы лишь впустить человека, но уже не выпускать. Мы вспотели и измучились уже после первых нескольких минут, а туннель все так же шел вниз.

— Иногда, — прохрипел Картер, — я очень сожалею о выпитом пиве.

Он проталкивался в узкую щель в камне. В неспокойном свете фонарей я видел лишь бледное лицо Дэна, когда он подтягивал свой зад.

— И о сосисках, — добавил Картер.

Дэн сказал:

— И к тому же о гигантских порциях орехового торта с горами взбитых сливок.

Мы пробивались вперед и вниз, все глубже в землю Коннектикута. С лиц лил пот, и мы задыхались от недостатка воздуха. Мне казалось, что я маленький мальчик, ползающий под одеялом и потерявший ориентацию, где низ, где верх, мой мир сузился до темноты, гнетущего веса и паники.

— Сколько мы уже здесь? — спросил Картер.

— Пятнадцать минут, — сказал я через плечо.

— Как далеко, по-твоему, мы ушли? Шестьдесят, девяносто метров?

— Похоже на то. Может, не так далеко. Сложно сказать, не имея ориентиров.

Позвал Дэн:

— Там еще не расширяется?

Я посветил фонарем, но увидел только камень.

— В ближайших пятнадцати метрах — нет, — сказал я ему. — Хочешь отдохнуть?

— Давайте не тормозить, — прорычал Картер. — Я начинаю чувствовать себя консервированным перцем.

Следующие десять минут мы пробирались дальше, с великим трудом и молча. Иногда потолок был таким низким, что приходилось проползать под его острыми каменными выступами, и ощущений от этого и от порезанных рук и расцарапанных лбов было достаточно для дикого желания повернуться и убраться оттуда. Единственная закавыка — тоннель был слишком узок, чтобы разворачиваться.

Неожиданно, после того как мы пропихнулись мимо двух несокрушимых валунов, туннель стал расширяться. Через минуту или две мы уже вполне свободно шагали по каменистому полу, а скоро наши фонари выловили из темноты блеск сталактитов. Мы вышли на что-то похожее на естественный балкон над обширной сводчатой пещерой. Повсюду пещера была усеяна закристаллизовавшимися солевыми отложениями и напоминала странный уединенный храм, молчаливое место молитв, где никогда не светило солнце.

Мы осторожно подошли к краю балкона и посмотрели вниз. Похоже, кроме чернильной бездонной темноты там ничего не было. Затем Картер посветил вниз, и мы поняли, отчего такое впечатление — в трех метрах от нас мерцала поверхность подземного озера, такая спокойная, что мы видели отражения своих фонарей и лиц. Вот откуда бралась вода, испив которую Бодины были прокляты злыми микробами семени Чулта. Я услышал мяуканье и посветил в сторону. На сломанном сталагмите, высовывающемся из воды на краю озера, стоял Шелли, махая лапой, и шипел так, будто цель была близка, но недосягаема.

— Видишь? — сказал я Дэну. — Это может означать, что Чулт прямо здесь.

— Проклятым тунцом воняет достаточно сильно, — сказал Картер, вытирая волосатой рукой пот со лба.

— Как будто там рыбный склад. — Дэн уставился вниз, на воду.

— Она абсолютно чистая, — тихо сказал он. — Если бы у нас была достаточно сильная лампа, мы могли бы увидеть все до дна.

— Есть желающие вернуться за лампой? — спросил Картер.

Шелли на своем ненадежном насесте мяукнул и ощетинился. Дэн сказал:

— Твой ко 1 знает что-то, чего мы не знаем?

Я пожал плечами.

— Может, это просто запах рыбы. Я не знаю. Меня не учили кошачьей психологии.

Несколько минут мы изучали темные и кошмарные своды. Их сходство с храмом было жутким, и здесь была даже холодная мертвая атмосфера, как в заброшенной французской церкви, — такая холодная, что можно было представить рыцарей и святых, похороненных под плитами и неподвижных. Когда мы посветили фонарями по белым сталактитам вдоль поверхности воды, они, отражаясь, образовывали почти идеальной формы норманнские арки.

— Похоже на часовню самого дьявола, — сказал Картер. — Вы когда-нибудь видели такую пещеру? Невероятно.

— По-моему, больше подходит слово «сверхъестественно», — вставил Дэн. Я кашлянул.

— Сверхъестественно или нет, мы собираемся сделать что-нибудь из того, ради чего мы сюда явились, или нет? Нет смысла возвращаться, если мы не будем уверены, что Чулт именно здесь.

— Что ты предлагаешь? — спросил Дэн.

— Не знаю. Может, надо попробовать растормошить его.

Картер нахмурился.

— Ты хочешь расшевелить Звериного Бога на глубине шестидесяти метров, имея для отступления лишь кроличью нору?

— Я вовсе не хочу. Но, похоже, нам придется сделать это.

Картер вздохнул.

— Жаль, у меня нет здесь с собой противотанкового ружья. Я бы с удовольствием почувствовал его тяжесть в своих руках.

Я подступил к краю балкона и посмотрел на прозрачную поверхность. Потом я повернулся к Дэну и спросил:

— Это на глубине метров пятидесяти или около того, так?

— Я думаю.

Я задумчиво потер шею.

— Когда ты проверял воду, ты сказал, что организмы и грязь с глубины, так? Около полутора миль, наверное?

— Точно. Там, наверное, лежал Чулт, когда начал оживать. Эти своды и палаты идут вглубь на мили, и все затоплены. Это послужило причиной снов Джимми о плавании в воде под тоннами камня. Но сейчас вода поднялась сюда, и Чулт свободно передвигается здесь по всем водам.

— Ты хочешь сказать, что Чулт начал заражать воду в другом месте? — тупо спросил Картер.

— Это только теория. И все же — да.

Картер расстегнул кобуру.

— Видите ли, — сказал он, — я не знаю, как вы, но я достаточно повидал невинных людей, мутировавших в ракообразных, шатающихся по округе и убивающих не менее невинных людей. Если Мейсон говорит, что нам нужно потревожить этого Чулта, чтобы он вышел, тогда давайте потревожим его.

Дэн поднял руку и сказал:

— Картер, я бы не…

Но Картер был раздражен и настроен решительно. Он вынул револьвер, прицелился вниз, в озеро, и дважды выстрелил. Вся пещера наполнилась оглушительным эхом, а Шелли вспрыгнул на балкон и нервно прижался к моим ногам. Последний раз повторившись, эхо пропало, и все стихло.

Вода мало пострадала. Но круги поблескивающей ряби побежали по поверхности, мягко отразились от сталактитов и вернулись. Мы стояли и смотрели, как затихала рябь на воде.

— Похоже, пули его мало беспокоят, — сказал Картер. — Может, надо попробовать камнями.

Я сказал:

— Подожди минутку. Мы все высказались за то, что это место похоже на собор. Может, это преднамеренно. Может, это специальное место для дьявольской молитвы.

— Как можно преднамеренно устроить такое? — спросил Дэн с неприкрытым скептицизмом. — Этим сталактитам нужно двадцать тысяч лет, чтобы достигнуть такого размера. Двадцать тысяч лет.

— Может быть, — сказал я ему. — Но мы имеем дело со зверем, способным затопить комнату на втором этаже и заставить воду исчезнуть, причем ему это ничего не стоит. Мы имеем дело со зверем, которому больше двух миллионов лет, со зверем, существовавшим до зари человечества. С чем-то невероятно древним и могучим. Это Сатана, Дэн. Подумай об этом. Разве Сатана не мог сделать себе такое местечко?

— С большой натяжкой это возможно, я полагаю.

— Хорошо, с натяжкой. А можно с натяжкой предположить, что если мы оскверним это место, если мы призовем Бога, силы добра, то Дьявол выйдет из воды и попытается остановить нас?

Картер и Дэн переглянулись без особого энтузиазма.

— Я не очень уверен на этот счет, — сказал Картер. — Что, по-твоему, мы должны спеть? «Возвращение в лоно Господне?» Мое пение гимнов может осквернить любое место, какое захочешь, но я не уверен, что это поможет.

— Давайте просто произнесем благословение. Давайте призовем сюда христианство.

Дэн вздохнул.

— Хорошо. Хотя можно было придумать что-нибудь и поглупей.

Мы склонили головы и молча стояли. Шелли капризно царапал землю и терся о мою ногу, но я намеренно игнорировал его. Я хотел сконцентрироваться на Боге, его сыне Иисусе Христе, Духе Святом и знаке распятия. Я хотел увидеть сияние, что-нибудь, что раскрыло бы сущность этой пещеры — темного собора Ада.

Я поднял глаза. Я сказал тихо, но отчетливо:

— Именем Отца, Сына и Святого Духа мы провозглашаем здесь нашу веру в добро и служение христианству. Мы отвергаем дьявола и деяния его. Мы благословляем это место именем Господа нашего и всем, что правильно в мире этом. Мы изгоняем зло.

Под землей послышались глубокие, сдавленные раскаты. Похоже, начиналось новое землетрясение. Поверхность озера задрожала и покрылась рябью, а позади нас начали падать камни.

— Мейсон, остановись, — сказал Картер.

Но останавливаться было поздно. К тому же, если мы собирались разбудить Квита в одной из его подземных пещер, нам приходилось пользоваться всеми возможными средствами.

— Мы благословляем это место, — повторил я. — Мы просим Господа Бога освятить это место и изгнать отсюда все зло. Мы просим Бога сделать его непригодным для Квита, который есть так же Чулт, или Сатана.

Сотрясение было таким сильным, что мы еле удержались на ногах. Большой сталактит отломился и упал с потолка над балконом, рухнув в метре от нас и разлетевшись на кусочки. Мы оглохли от бесконечного и тягостного грохота, Дэн закричал:

— Озеро! Мейсон! Озеро!

Я поднял фонарь и посветил на темные своды, на бурлящую поверхность воды. Из нее поднималось сгорбленное и мокрое пятнистое ракообразное таких размеров и ужасающей внешности, что я чуть не выронил все из рук и не пустился наутек. Его клешня поднялась из озера с таким шумом, будто из воды подняли автомобиль, а его клюв щелкал и скрипел. А что хуже всего, из челюстей и клешней свисали мокрые остатки одежды, а на усиках висели клочья человеческого мяса. Сквозь сжатые зубы Картер сказал:

— Дэн, я хочу, чтобы ты кое-что сделал, и это приказ. Иди обратно в тоннель и принеси противотанковое ружье. И побыстрей. Мы с Мейсоном попробуем задержать эту тварь, пока ты будешь ходить.

Дэн колебался, но Картер резко бросил:

— Иди! Это наш единственный шанс!

И Дэн ушел. А мы с Картером и Шелли остались на балконе. Краб поднимался все выше — животное, кишащее роговыми пластинками и шевелящимися щупальцами; бездушный монстр с единственным желанием вырвать наши внутренности и отнести в коллекцию своему хозяину.

Картер быстрыми движениями вставил новую обойму и, защелкнув пистолет, поднял его и встал в стойку, как Гари Купер во время нападения преступников на почтовый поезд. Все, что мог найти себе я, было острым осколком сломанного сталактита, но я зажал его в руке и стал крутить над головой — это мало пугало чудовище, но давала мне некоторую уверенность. Чудовище все приближалось, веки снимались-одевались на черные блестящие глаза, а клешни щелкали с жадным предвкушением. Мы не видели все тело, но, похоже, оно было вполовину больше, чем Джимми, которого убили на холме. Это чудовище было гораздо более отвратительным, а щели между пластинами кишели присосавшимися огромными пиявками. Запах рыбы был удушающим.

Картер сказал:

— Я попробую в глаза. Я хочу, чтобы ты встал на карачки, Мейсон, потому что я хочу использовать твою спину для прицеливания.

— Хорошо, Картер, — механически сказал я. Я повернул каску козырьком назад и опустился на жесткую, каменистую землю. Картер сгорбился рядом со мной и поднял свой тридцать восьмой калибр.

— Может, если ослепить его, у нас будет больше шансов, — сказал он прерывающимся голосом, будто его кто-то душил. Его толстые локти вонзились в мою спину, когда он тщательно прицелился.

— Не тяни волынку, — сказал я ему. — У меня сейчас сведет спину.

— Чего ты больше хочешь: чтобы тебе свело спину или быть завтраком краба? — спросил Картер.

Я почувствовал, как напряглись его сухожилия, и он выстрелил. Мне показалось, выстрел произвели из моей головы. Я подождал, не шевелясь, и Картер сказал:

— Мимо, черт.

Он выстрелил снова.

— Мимо, — пробормотал он.

Я слышал, как клешни краба заскребли по балкону, а когда он встряхнул своей отвратительной головой, вода дождем рассыпалась над тем местом, где я стоял. Он был уже в пяти метрах от нас, и когда он перегнулся через край балкона, нам оставалось только одно — смыться обратно в туннель.

— Картер, — сказал я как можно более уважительно. — Тебе не кажется, что пора с достоинством отступить? Эта штука слишком уж близко.

Картер хрюкнул. Он сосредоточился на поражении одного из глаз, качающихся на стебельках. Он выдохнул, замер и выстрелил. В ушах звенело от выстрелов, и я почти не услышал скрипучий крик чудовища. Но я хорошо услышал крик Картера:

— Попал! Попал в ублюдка!

Я посмотрел вверх и увидел неуверенно стоящего на краю балкона краба — один из его глаз был разнесен на кровавые клочки.

— На место, — бросил Картер. — Бесполезно, если я не отстрелю оба.

Он опять взял прицел и быстро выстрелил. На этот раз его уверенность и растерянность краба незамедлительно принесли результаты. Я повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как второй глаз сносит со стебля. Картер гикнул и сказал:

— Кто сказал, что я не попаду в гору с трех шагов? Видел выстрел? Вот это я называю Выстрелом.

Краб колебался, а его огромная клешня шумно билась о камни и сталактиты, когда он пытался сориентироваться. Мы отступили, когда он наполовину влез на балкон и слепо размахивал вокруг клешнями, пытаясь добраться до нас. Но без глаз он был слишком медленным и неуклюжим, и нам лишь нужно было прижаться к скале, чтобы избегнуть его клешней.

После нескольких минут поисков краб погрузился обратно в озеро и затих в воде в нескольких метрах от нас, почти погрузившись в воду. Похожие на ленты пиявки, сосавшие раньше мякоть в щелях между пластинами, теперь прикреплялись к окровавленным стебелькам без глаз, и через несколько секунд стало казаться, что у краба новые, шевелящиеся и черные глаза.

— Плохо быть помощником дьявола, а? — сказал Картер, скривив от отвращения рот.

— На нашей стороне не лучше, — ответил я.

Мы ждали почти двадцать минут. Я выкурил сигару, а Картер пару раз хлебнул из фляжки. Краб оставался на месте, плавал в воде так, что наружу высовывалась только часть его панциря и уродливая голова. То и дело земля содрогалась от зловещей вибрации, но Чулта, самого дьявола, не было, а я не собирался вызывать его, пока Дэн не принесет противотанковое ружье.

Наконец мы услышали грохот из туннеля, и появился пыхтящий Дэн. Он протиснулся между двух камней, стоявших у входа в туннель и наполовину скользя, наполовину кувыркаясь, направился к нам. Он был измотан и вспотел, как стадо свиней.

— Ты что так долго? — сказал Картер, беря ружье и осматривая его.

Дэн сел на землю, с трудом переводя дух.

— Ты шутишь, Картер. Я прошел по туннелю вверх и вниз так быстро, будто мне задницу горчицей намазали.

Картер дал ему фляжку, и Дэн отпил хороший глоток. Его передернуло, он проглотил и сказал:

— Ну и как ты называешь это пойло?

— Добрый конфискованный самогон, вот как, — сказал Картер.

Дэна опять передернуло.

Пока Картер заряжал противотанковое ружье, я подошел к краю балкона и осмотрел раненого краба. Он плавал в воде так безжизненно, что я подумал на секунду: он умирает. Но когда я подошел на шаг ближе, огромная клешня начала подниматься ко мне, и я понял, что краб все еще настороже. Я пошел обратно к Картеру — тот уже завершил подготовку ружья — и сказал:

— Эта штука зачем-то нас охраняет.

Картер кивнул.

— Я тоже об этом думал. А еще я думал — почему?

— Может, чудовище пытается удержать нас от новой христианской молитвы.

— Сомневаюсь. Похоже, он держит нас здесь, ожидая подкрепления.

Дэн отметил:

— Неизвестно, есть ли вообще подкрепление. Только Джимми и Элисон Бодин мутировали наверняка. О Карлене не было никаких особенных сообщений. Это существо — возможно Элисон, и возможно последнее.

— Возможно, — кивнул Картер. — В таком случае оно может удерживать нас от осмотра озера и выяснения, что же там действительно есть.

Я кивнул в сторону противотанкового ружья.

— Хочешь испробовать это на крабе?

— Да, пожалуй. Выстрел в голову прикончит его.

Я оглянулся на Шелли. С обычной надменностью он отошел в маленькую нишу и сидел там, прикрыв глаза и игнорируя нас.

— Если хочешь начать пальбу, нам лучше отступить, — предложил я. — Неизвестно, насколько крепкая здесь крыша.

— Хорошо, — сказал Дэн, и пока Картер готовился к последней атаке на краба, мы отошли как можно дальше и прикрыли уши руками.

Вставив фонарь в щель между сталактитом и стеной так, чтобы луч освещал голову плавающего краба, Картер прицелился с расстояния всего шесть метров. Вода блестела отраженным светом, а силуэт Картера вырисовывался на ее фоне. Я услышал щелчок предохранителя, и шериф сгорбился, целясь.

Наверное, нужно было догадаться, что краб был быстрей и сильней, чем казалось. Картер мог отстрелить ему глаза, но он забыл, что это существо живет в темноте, в затопленных пещерах под Коннектикутом, и поэтому может двигаться в темноте с той же скоростью и силой, когда захочет, конечно.

Картер не успел выстрелить — существо угрожающе поднялось из воды в фонтане брызг, а его массивная зелено-черная клешня метнулась к голове Картера. Он хрипло вскрикнул, но затем клешня сомкнулась, и его череп хрустнул как орех. Краб бросил его на землю, и его вторая клешня утащила окровавленное тело вниз, под брюшко, где извивающиеся щупальца обвились вокруг него.

Я даже не думал, что делаю. У меня, наверное, началась клаустрофобия от пребывания под землей. Но я поднялся и бросился через насыпь камней, отделявших наше убежище от краба, нырнув за одиноким ружьем Картера. Дэн заорал:

— Мейсон! Это бесполезно! — Но было уже слишком поздно, хотя мой мозг отстукивал: «ЭТО БЕСПОЛЕЗНО».

Я споткнулся, упал, опять поднялся, и наконец ружье оказалось под ногами. Я потянулся за его ремнем, поднял его и попытался прицелиться, уперев приклад в плечо. Но затем обзор закрыл всепоглощающий черный панцирь, а все мои чувства были уничтожены страшной тяжестью, которой я не сопротивлялся, потому что не мог. Затем послышался скрежет и царапанье, когда краб сполз обратно в воду, таща меня за собой. Он прихватил меня за левое бедро клешней слишком глубоко в щели между половинками клешни, чтобы сломать кость, но достаточно крепко, чтобы было невозможно освободиться.

— Дэн! — закричал я, но это было все, на что мне хватило времени. В следующую секунду меня затащило в холодную глубину подземного озера, и от испуга я выпустил почти весь воздух.

Краб поплыл прямо в глубину. Я чувствовал, как холодная вода проникает сквозь барабанные перепонки, и я знал, что воздуха у меня на несколько секунд. Я попытался выкрутить ногу, но сила зверя была ужасающей, и я не смог освободиться. Мое лицо ударилось о твердую чешую головы, о колючий хребет и один раз я наткнулся с ужасом и отвращением на один из «пиявковых» глаз. Мы погружались все глубже и глубже, вода становилась холодной и темной, и наконец последний отсвет фонаря Картера исчез. Через секунду или две мне придется вдохнуть воду, и когда я это сделаю, я — труп. Плывя под крутым углом, краб тащил меня на дно озера. Но когда его клешни коснулись камня, он метнулся вбок, пока не достиг широкой расщелины в полу озера. В разрывающемся, нуждающемся в кислороде мозгу появились слова Дэна: «Эти своды и пещеры простираются на мили вниз и все затоплены».

Краб опять нырнул вниз, через расщелину, через туннель с острыми стенками, оцарапавшими мои руки и ноги. Я знал, что не могу сдерживать дыхание, и это означало конец. Мое безжизненное тело затащат в туннели и пожрут в темноте, в самом греховном на земле месте. Это был ад, в самом ужасном и религиозном значении слова. Но как прикосновение святого к плечу, по руке долбануло противотанковое ружье. Я думал, что упустил его, но его ремень зацепился за клешни краба, и оно потащилось за нами. Я вцепился в него, обнялся с ним, пытаясь нащупать в темноте курок и дуло. Мои легкие разрывались, уже почти без воздуха, а мозг замутился от двуокиси углерода. Но я нашел силы воткнуть ружье в тело краба, глубоко в массу шевелящихся щупалец, до сих пор сжимающих тело Картера. И я нашел силу нажать на спусковой крючок.

Последовал взрыв пузырей, когда разрядилась ракета. Затем был рушащийся, грохочущий, крутящийся и напряженный хаос. Краб тяжело перекатился на бок, когда ракета проникла в живот, и я треснулся головой о камень. Через секунду ракета взорвалась, по воде прошло волнение, и я неожиданно оказался на свободе. Подводный дождь осколков панциря, оторванных клешней и шматков плоти окружил меня, когда я отчаянно плыл к поверхности, мои ноги работали, как бешеные. Я молился Богу, чтобы вверху оказались поверхность и воздух, чтобы краб не затащил меня в еще более глубокую пещеру, затопленную до потолка. Я думал о сне Джимми Бодина. Я думал о том, как тону. Я думал об Атлантиде.

«Меня пугает не сама вода, а то, что она под землей,под тоннами непроницаемого камня. Так что, даже если бы я и добрался до поверхности, я не смог бы дышать».

Я увидел над собой странное мерцание. Там моя голова пробила поверхность, и я задышал воздухом. Я изрыгал воду, кашляя и задыхаясь, плавая по-собачьи, пока не расслабился так, чтобы просто дрейфовать. Воздух был настолько холодным, что легкие обожгло и я продрог насквозь. Но в тот момент мне было не до этого. Краб был мертв, а я свободен.

Наконец я перестал задыхаться и начал вместо этого дрожать. Я огляделся и увидел, что плаваю еще в одном подводном озере. Пещера, в которой находилось это озеро, отличалась от дьявольского храма. Она была изогнута как бумеранг, так что с моего места был виден только один конец пещеры, а потолок был высоким, наклонным и из слоистого камня. Самым странным было то, что здесь брезжил свет и я что-то видел. Освещение не было искусственным. Слишком оно было слабым и зеленоватым. Это было тусклое неровное свечение, как светящиеся в темноте надписи. Свет исходил из дальнего конца пещеры, конца, которого я не видел. Набрав побольше воздуха и работая ногами, я поплыл туда, а мокрая одежда тянула меня на дно.

Я измучился, пока смог увидеть дальний конец пещеры, но не настолько, чтобы не остановиться и не уставиться на леденящую кровь, ужасающую сцену, представшую моим глазам, которым я сперва не поверил.

В конце пещеры ярусами шли сталактиты и сталагмиты завораживающей формы, и все они пульсировали тусклым зеленым светом. Они доходили до крыши, как необычный орган, и вся стена вокруг площадки из камней была усеяна их трубами. То, что лежало на площадке, ужаснуло меня больше всего. Оно было похоже на огромную черную личинку с сухой и морщинистой кожей там, где тело не было погружено в воду. У него были блестящие темно-коричневые жвалы, откуда торчала целая куча человеческих потрохов. Оно было метров тридцать длиной и метров шесть высотой, цвет и мягкость его тела были тошнотворней, чем у самого отвратительного червя. Это был Квит, Звериный Бог из бездны. Это был Чулт, мерзкий дух Атлантиды. Это был Сатана в стадии личинки. Я не знал, что делать. Я не мог больше грести, потому что ноги заледенели. Но мне надо было где-то вылезти из воды. А единственным пригодным для этого местом была та кровавая площадка, на которой кормился Чулт.

Конечно, можно было нырнуть обратно и попробовать найти туннель, через который принесло меня чудовище, — но я не сомневался, что это верная смерть. У меня просто не было сил.

Я уже собрался плыть на другую, сторону пещеры, чтобы посмотреть, есть ли там площадка, когда знакомый голос позвал:

— Мейсон! Это ты? Мейсон!

Я обернулся к ужасному пляжу, где в крови возлежал Чулт. Каким-то образом личинка исчезла, и там кроме камня ничего не было.

— Мейсон! — позвал голос, и я понял, что это Рета. Но какого черта делала Рета в этой богом проклятой пещере? В последний раз я ее видел на пути в нью-милфордскую больницу с растянутой лодыжкой. И все же — это была она. Она стояла у края воды в своем белом лабораторном халате. Она махала рукой. Не возникало и тени сомнения, что это она. Я, задыхаясь, позвал: «Рета!» и поплыл к пляжу. Рета встряхнула светлыми волосами и начала расстегивать халат. Я был теперь в пятнадцати метрах от нее и видел, как она улыбается мне. В промежутках между гребками я прокричал:

— Как ты — забралась — сюда? Здесь что — есть выход?

Она не ответила. Вместо этого она сняла халат, и на ней оказалось ярко-красное нижнее белье. Красный полулифчик, открывавший большие соски. Красный пояс с подвязками, держащий прозрачные красные чулки. И красные трусики, которые едва прикрывали ее.

Я проплыл последние метры с усилием. Наконец мои ноги коснулись земли, и я бросился к Рете, как капитан Уэбб после удачного преодоления Ла-Манша. Я прокашлялся, выплюнув воду и протянул к ней руки.

Она расстегнула лифчик, и ее грудь свободно заколыхалась. Отстегнув подвязки, она скатала чулки. Затем повернулась и кокетливо пошла от меня по неровной каменной поверхности, подрагивая белыми голыми ягодицами, между которыми проходила тонкая красная полоска эластичных трусиков.

— Ты хочешь меня? — спросила она меня через плечо.

Я остановился. Хотел ли я ее? Конечно, хотел. Но какого черта она здесь делала? Она не могла быть здесь. Это не могла быть Рета. Но если не Рета, то что это? Или кто?

— Ты идешь? — позвала Рета. — Давай же, любимый, мы можем лечь здесь и делать все, о чем ты когда-либо мечтал.

Я оставался на месте. Теперь я испугался. Продрог, трясся и испугался. Куда делась черная личинка? Где кровь и потроха?

Я твердо сказал:

— Ты не Рета. Ты не можешь быть Ретой. — Она заколебалась. Она уставилась на. меня, и в первый раз я увидел, что ее глаза — не глаза Реты. Они были темными, змеиными, злобными. Они наблюдали за мной из-за лица Реты, как из-за маски-

Она открыла рот, но вместо того, чтобы говорить, извергла поток черной одутловатой морщинистой плоти. Сначала я подумал, ее рвет, но затем черная плоть выросла до размеров человека и росла, пока не разрослась до размеров личинки, кормившейся на берегу. Образ Реты был полностью поглощен, и я столкнулся лицом к «лицу» с Чултом в его обычном ужасном и гротескном виде, с похожими на ножницы жвалами и глазами тусклыми и невыразительными, как у насекомого. Я отступил от этих ужасных челюстей и поскользнулся на ошметках человеческого мяса.

Голос прошептал:

— Я сталкивался раньше с вашим родом. С людьми, кто пытался перечить мне. Люди, которые наивно и глупо думали, что могут помешать мне занять мое по праву место в этом мире. Ваша слабость не достойна презрения. Ваши грехи так незначительны, что вас трудно соблазнить даже смертью, подобающей человеку.

Я продолжал отступать. Может, это не помогло бы мне, но я не собирался оставаться там для украшения личного пляжа Чулта. Я сказал:

— Ты был побежден раньше. Ты будешь побежден вновь.

— Не буду, пока есть глупость, ревность и животная похоть. Я величайший из богов далеких Гиад, помни это, и пока люди молятся злу, я буду жить и править, даже когда сплю в колодцах и пещерах и жду дней Атлантиды.

— Атлантида не поднимется.

Личинка двинулась ко мне. Может, это было мое воображение, но я видел мельком знакомые лица на его насекомоподобной физиономии. Я видел Дэна, Картера, Джимми Бодина. Я видел Элисон, но это была Элисон, которую я узнал с трудом, со ртом, растянутым в дикой гримасе и глазами красными, как будто наполненными кровью. Я видел Рету, улыбающуюся с вульгарной похотливостью. Я видел отца, мать, лица людей, давно забытых или умерших. Я видел себя в моменты слабости, боли или раскаянья.

— Атлантида не восстанет, — прошептал голос. — Но царство Квита — да. Я чувствую вокруг себя мир после веков заточения. Очень хорошо чувствую. Он лелеял мое наследство. Он лелеял похоть, обман и жестокость. Это орудия, с помощью которых я правил, и сейчас, когда я опять начинаю править, они в хорошем состоянии. Только на этот раз мир будет сравним с самой темной ночью, где боль и удовольствие будут единственными маяками на адском горизонте.

Я входил обратно в воду, которая уже дошла мне до колен. Вода была ледяной, и я чертовски хорошо знал, что долго в воде не протяну. А шансов смыться через подводный туннель не было.

Через пещеру прокатилась громовая вибрация, и на моих глазах личинка скаталась и стянулась, как черный парашют, который сложили, и передо мной предстал высокий рогатый человек, одетый в длинный и волнистый черный плащ. У него были высокие скулы, раскосые глаза и кожа цвета пергамента.

— Я морское создание, — прошептал он. — Но это обличье, в котором я всегда шествовал по миру, в древние времена, когда тьма была законом и свет не мог проникнуть в пустыни, болота и странные города, где жили люди и полулюди. Это лицо и тело запечатлено в вашей культуре как объект ненависти и поклонения, и они опять пойдут по миру, оставляя раздвоенный след копыта на тропе ночи. Этот образ называли Сатаной, хотя никогда не знали, что это одно из моих тел в прошедшей вечности, когда я был гордым и злым Агнаргом в мире столь удаленном, что ваш народ никогда не знал его. Во имя Агнарга ваш народ совершал неописуемые грехи, возносил исковерканные молитвы, воздвигал извращенные и перевернутые символы величайших религий. Но это ничто по сравнению с тем, что будет делать Сатана сейчас.

Человек распахнул плащ, раскрыв напрягшийся пенис величиной с лошадиный, цвета старого дерева. Крайняя плоть съехала, и черная жидкость хлынула из пениса, в то время как личинка снова стала приобретать свою обычную форму.

— Люди, ползающие по земле, так беспечны, — прошептал зверь. — Они подозревали о моем присутствии так долго. У них столько историй о днях моего величия. Но они никогда по-настоящему не верили, что я все еще жду Дня Зла, когда раскроются могилы не для суда, но для того, чтобы поднялись мертвые и охотились за живыми. Живые всегда питались мертвыми, теперь очередь трупов и их несчастных душ. Они никогда не подозревали, что каждая из их легенд — часть мозаики, которая могла подтвердить мое существование. Да — боги пришли со звезд в дни, когда ваш народ немногим отличался от зверей. Мы открыли им силы и дела столь колдовские, что люди лишь шепотом говорят о них сейчас. Мы превращали людей в морской народ, чтобы они могли служить нам и на суше и в воде, где были наши величайшие твердыни. И все же вы забыли водяных мутантов, которые устрашали вас, или если не забыли, то думаете, что это сказочный вымысел. Вы называете их русалками и водяными и плетете о них черт те что в детских историях. Мы делали и другие вещи. Мы двигали такие огромные камни, что ваш народ верит сейчас, что предки ваши были волшебниками. Мы опутали землю сетью психических нитей, по которым общались и которые, по людскому мнению, являются волшебными силами. Весь человеческий род контролировался с подводных гор Атлантиды, забытого царства излишеств, злобы и испорченности. Это были великие и ужасные дни. Они вернутся.

Снова личинка начала изменять свою форму, и передо мной появился огромный циклоп газообразной молочно-белой наружности. Он издавал такой сильный запах тухлой рыбы, что я признал его сразу. Единственный глаз был тем символом, о котором говорила миссис Томпсон перед смертью. Создание было тем животным, с которого древний художник списал того, кого популярные ученые считают сейчас «одним из космических богов».

Я упал на колени в холодную воду. Не знаю зачем. Я измучился, изранился и был побежден, и я не видел возможности убежать, удержать Чулта от освобождения из этих подземных озер и воссоздания на Земле. Я поднял глаза к зверю, и он начал творить для меня иллюзии. Из воздуха он создавал картины, которые жили, бормотали, говорили и дышали. Я видел, как люди сдирали сами с себя кожу загнутыми крюками, крича при этом в агонии. Я видел, как люди взрезали себе животы и вынимали своими руками внутренности. Я видел, как дети жадно пили кровь пополам с вином, и слышал эхо их безумного смеха. Женщины лили пылающее масло себе на голову и стояли с пылающими волосами, мастурбируя в безумии боли. Обнаженные девушки вставали на четвереньки перед шепчущейся толпой и совокуплялись с обезьянами и собаками. Их крики и стоны удовольствия раздавались, казалось, ужасающе близко и в то же время за миллионы миль от меня.

Иллюзии рассеялись. Черное животное было близко, не дальше чем в двух метрах от меня. Его окружала аура мертвечины, которая пугала и от которой тошнило, и даже его насекомоподобные глаза, похоже, были лишены каких-либо чувств или жизни.

— Что ты собираешься делать? — спросил я у существа, и мой голос подхватило эхо. — Ты собираешься убить меня?

Сначала существо ничего не сказало. Его острые жвалы сочились едким веществом.

Затем оно прошептало:

— Мне нужна твоя сила. Мне нужна твоя плоть. Я пролежал в пещерах так долго, сухим и бессильным. Когда я завладею твоим телом, я поплыву в последнюю из пещер, пещеру, куда вошел ты со своими нелепыми друзьями. Эта пещера будет моим тронным залом и моей неосвященной церковью, и из этой пещеры я начну строить свою новую империю.

Новые сотрясения вызвали рябь на поверхности озера, и зеленое свечение сталактитов и сталагмитов потускнело. Они, должно быть, содержали кристаллики соли, которые возбуждались психокинетической энергией личинки и светились. Я был рад этому, если только радость — подходящее для этого слово. По крайней мере, это лучше, чем быть пожранным в полной темноте зверем, которого я никогда не видел.

Стоя на коленях в воде, я склонил голову и произнес молитву Богу. Господи, что бы плохого я ни сделал, каким бы поспешливым, глупым, заносчивым я ни был, как часто бы ни отказывался принять людские проблемы и страхи всерьез, что бы я ни сделал — пожалуйста, спаси меня от этого сатанинского существа, пожалуйста, спаси всех нас. Аминь. О Господи. Аминь.

На поверхности послышался плеск. Я поднял голову и повернулся. Личинка тоже подняла голову, и я увидел, как ее глаза оглядывали воду.

Через несколько секунд я увидел то, что издавало плеск. Это было человеческое, точнее женское тело, и оно тихо плыло к нам, подталкиваемое тем сотрясением, которое высвободило его из ловушки в туннеле. Это была Элисон Бодин, мой добрый друг и ужасный враг; смерть наконец-то освободила ее от бремени клешней, чешуи и щупалец крабообразного. Даже если Бог не спас меня от Сатаны, Он взял душу Элисон и вернул ее тело в нормальное состояние.

Внимание Чулта сконцентрировалось на трупе. Его жвалы задрожали и заскрипели, а черное морщинистое тело сократилось от возбуждения. Это было мертвое человеческое мясо, то, чего хотел Дьявол. Это было истерзанное тело, которым можно было кормиться.

Чулт скользнул в воду почти без плеска. Он плыл быстро и уверенно, тридцать метров черного тела, как акула или хищный угорь. Через секунду его жвалы сомкнулись на теле Элисон, и он зазмеился обратно, пробираясь на сушу.

Это был мой единственный шанс. Я вдохнул огромное количества воздуха и оттолкнулся от каменного дна изо всех своих последних сил, которых, да поможет мне Бог, оставалось немного.

Чулт, выволакивая тело Элисон на берег, даже не заметил, что я исчез и паническими гребками плыву к тому месту, где выплыл в эту пещеру. Я плыл и плыл, и казалось, пока я одолевал очередной метр, проходила вечность.

Я оглянулся через плечо. Тело Элисон распростерлось на камнях, и личинка склонилась над разорванными верхними покровами. Я вздохнул еще раз и сильнее заработал руками, уверяя себя, что мои ноги не замерзли, что руки не застыли и что я смогу. В первый раз в жизни я не верил себе.

Наконец Чулт и его мертвая жертва исчезли за поворотом, и я завис над местом, где, как я Думал, я выплыл. Я поднял голову и сделал три глубоких вдоха. Затем я всосал в себя четвертый вдох, настолько мучительно глубокий, насколько можно, нырнул в озеро и направился на дно.

Холодная вода просочилась в нос и уши, но я плыл вниз с широко открытыми глазами, ища туннель, который вел в следующую пещеру. Слабое зеленое свечение тускнело, и вскоре я плыл в полной темноте, толкая себя вниз и вниз, на дно.

Я достиг дна раньше, чем ожидал. Но там был твердый камень, жесткий и бескомпромиссный. Никакого туннеля. Я медленно плавал вокруг, дергая руками и ногами, чтобы оставаться под водой, и чувствовал себя действительно как водопроводчик в полной амуниции под тремя метрами ледяной воды, ища дыру, на которую у меня, возможно, не хватит дыхания, даже если я найду ее. У меня закружилась голова, и я почувствовал, что глупею: в голову пришло, что если я вдохну воду, как во сне, то поплыву, как во сне.

Еще не осознав этого, я нашел туннель. Я так сильно барахтался, чтобы удержаться у дна, что вплыл прямо в полость, прежде чем понял, что случилось. Неожиданно вокруг меня оказался камень, а подо мной ничего, кроме воды, не было, и я отчаянно устремился вниз, хватаясь за неровные камни и подтягивая тело.

Прошла вечность. Голова раскалывалась от недостатка воздуха. Но я знал, что у меня есть шанс, а мне только этого и надо было. Я боролся и боролся и затем почувствовал, как поднимаюсь, как весело плыву вверх, пока отраженные перекрестные лучи фонарей не пронизали воду и я не поднялся на поверхность, крича от недостатка воздуха, но целый.

— Мейсон! — позвал Дэн. Я вытер воду с глаз и увидел его на балконе, а рядом с ним Шелли. Там был также помощник Мартина, еще двое офицеров и коротышка в белой спецовке, в котором я признал Пита Лански из «Литчфилдских Карьеров». Я сделал последние несколько гребков к балкону, и Дэн, встав на колени, помог мне, дрожащему и промокшему, вылезти из озера. Дэн был готов расплакаться. Он сжал лысую голову руками и сказал:

— Я думал, я тебя потерял здесь. Я действительно так думал. Что случилось?

Я улыбнулся дрожащими губами.

— Ничего особенного. Потом расскажу. Я хочу убраться отсюда.

Дэн сказал:

— Мы собираемся подорвать пещеру. Вот этим и занимается здесь Пит Лански. Я вернулся и передал, чтобы его привезли.

— Ты собираешься взрывать? — спросил я Дэна. — Что, черт возьми, это дает? Дэн, это существо в следующей пещере этого водоема, и что бы ты ни делал, он выживет как-нибудь и даст нам прикурить.

Дэн покачал головой.

— Я знаю. Или догадываюсь. Поэтому я позвал Пита. Видишь ли, эта сеть пещер не вся затоплена. Когда ты исчез, я пошел за помощью, но пропустил нужное ответвление на обратном пути и пошел по другому ходу, который ведет в глубокую пещеру рядом с этой. Единственное различие — та была сухой, и когда я посветил фонарем, стало ясно, что она вела вниз к системе сухих пещер.

Помощник Мартино дал мне свое пальто, и я накинул его на плечи. Все равно зубы у меня стучали, и я знал, что мне нужна сухая одежда и бурбон, если я не хочу слечь с пневмонией.

— Ну и что? — спросил я у Дэна. — Ты нашел целую сеть сухих пещер. Ну и что?

Дэн положил руку мне на плечо.

— То, что мы заложили взрывчатку под поверхностью озера здесь, точнее, не мы, а Пит Лански, и пробьем дыру в сухие пещеры, чем опустим уровень во всей системе.

— Засушим Чулта снова?

— Точно.

Я пробежал рукой по мокрым подмерзающим волосам.

— Дэн, — сказал я ему. — В конце концов, ты кое-чего стоишь.

— Я всегда знал, что ты думаешь так, — сказал Дэн. — Теперь бери кота и лезь наружу. Пит говорит, на то, чтобы вставить запал, уйдет не больше десяти минут, а потом мы все уходим отсюда навсегда.

Я поколебался. Я посмотрел на сводчатую пещеру, на темные воды озера, куда затащили столько людей. Не было сомнений, что это — Врата Ада, вход в безбожный мир, где люди вели себя как звери, а звери ходили по земле, как люди. Я вздрогнул, и один из офицеров пошел провожать меня. Шелли шел сзади, надменно отвергнув мое предложение взять его на руки. Понимаете ли, он не любил мокнуть.

Мы протиснулись по туннелю в пещеру летучих мышей-альбиносов, и там меня ждали ремни подъемника. Я пристегнулся, зажал Шелли под мышкой и дернул веревку, чтобы меня выволокли на землю.

Все еще шел дождь, когда буровая установка подняла меня на двор Бодинов. Бурильная бригада сгорбилась в плащах и непромокаемых шляпах, и полиция тоже надела плащи. Воздух был сильно свеж, и фонари светились и отблескивали от Луж, а недалеко от них стояла кучка полицейских машин и «скорой помощи» со сверкающими сигнальными огнями.

Мне помогли выбраться на землю рядом с шахтой и отстегнули упряжь. Два доктора подошли ко мне с носилками и спросили, как я себя чувствую.

— Тошно, — сказал я, — от усталости.

Один из них, в залитых дождем очках, дал мне маленькую бутылочку «Юкон Джека», которую я выпил одним духом. Я кашлянул, присел на носилки, подставляя голову дождю. После нескольких минут сидения так я был готов идти в «скорую». Я разрешил им снять с меня одежду и вколоть мне антибиотики на случай, если были заражены мои порезы. Но я не разрешил им везти меня в нью-милфордскую больницу, пока Дэн и помощник Мартино не вылезут и не взорвется заряд. Доктора пытались говорить со мной, но мне было не до разговоров. Я лежал в «скорой», накрывшись одеялом, и думал только об огромной черной личинке, об этом звере по имени Квит, Чулт или Сатана. Это существо оставило на жизни людей столь ужасающую отметину, что память о нем пережила тысячелетия. Это существо вызвало к жизни самые садистские, похотливые и саморазрушительные чувства человека. Это существо из темных подземных пещер намеревалось освободиться.

Неудивительно, что, пока он спал, в Массачусетсе шли суды над ведьмами. Неудивительно, что кельтские рыбаки рассказывали о Шелликоте, ракообразном, заманивающем их на верную смерть. Никакие истории и мифы о злых духах не казались теперь нелепыми или смешными; никакие из теорий о богах со звезд. Все они пошли от Звериного Бога Чулта, правившего Атлантидой, Звериного Бога, который хотел царствовать вновь. Все они были правдой.

Я закрывал глаза и видел непристойные видения дьявола. Я видел бедра женщин, скользкие от крови. Я видел агонизирующие лица мужчин, намеренно увечивших себя. Я видел растоптанных ради забавы странных созданий детей.

Вдруг моего лица коснулась рука. Я открыл глаза. Это был Дэн. Его лицо было темным от грязи, от него воняло пещерами и потом, но он осклабился и сказал:

— Мы почти готовы. Пит подключает детонатор. Они отпустят тебя посмотреть?

Доктора переглянулись и скорчили недовольные физиономии.

Но я сказал тихо:

— Я не хочу смотреть. Просто постарайтесь, хорошо? Вылейте воду из этих пещер.

Появился Пит Лански и заглянул через заднюю дверцу «скорой». Его шерстяная шляпа блестела от дождя.

— Как самочувствие, Мейсон? — спросил он. — Ты выглядишь, как будто побывал в аду.

— Можно сказать и так, Лански. Когда ты собираешься рвать все это?

— Я как раз иду делать это. Скажи докторам, чтоб оставались здесь. Ты услышишь то, чего никогда не слышал.

— Хорошо, Лански. Вы слышали, ребята?

Медики пожали плечами и кивнули. Мы подождали минуты четыре или пять. Затем мы услышали свистящий взрыв, и некоторые из бурильщиков отошли за машины, подальше от опасности. За грохотом последовало ворчание, когда стены, разделявшие пещеры, упали, а затем земля затряслась от тысяч тонн воды, хлынувших через дыру, проделанную динамитом Лански, и каскадом падающих из пещеры в пещеру, осушая дьявольский собор и пещеру, где Чулт жил, кормился и мечтал, пенясь и бурля в туннелях, галереях и подводных расщелинах.

Через некоторое время все затихло. Дэн посмотрел на меня и сказал:

— Ну вот. Похоже, все получилось.

— Кто-нибудь пойдет проверить?

— Попозже, может быть. Но это дело полиции округа. Пусть управляются. На твоем месте я бы вернулся к водопроводному ремеслу.

Я сказал докторам:

— Поехали, ребята. По-моему, ждать особенно нечего.

Один из них сказал:

— Впереди сидит ваш кот. Надеюсь, вы понимаете, что с животными у нас строго. Их нельзя возить в «скорых».

Я закрыл глаза. Я очень устал. Я тихо сказал им:

— Шелли не животное. Он мой друг.

Дэн закрыл заднюю дверцу «скорой», и, по-моему, завыла сирена, когда мы поехали. Но я не был уверен.

Рета пришла навестить меня на следующее утро. Я сидел в кровати, читая обтрепанный экземпляр «Маккола» и посматривая на дождь, заливавший окна. У меня все болело и саднило, и я был не совсем в себе, но я собирался домой, чтобы разобраться с затопленной гостиной. Я собирался вернуться в норму.

На Рете был простой шерстяной костюм, в котором она выглядела строго, но очень сексуально. Она села на мою кровать и положила свою руку на мою, одарив меня улыбкой, от которой мне полегчало больше, чем после цикла уколов пенициллина.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она меня.

— Хорошо, вроде бы.

— Ты так и не рассказал нам, что действительно произошло. «

Я опустил глаза.

— Дай немного времени. Мы могли бы поговорить об этом как-нибудь за обедом.

Она продолжала улыбаться.

— Может быть, — сказала она.

— Дэн в порядке? — спросил я ее.

— Отлично, просто отлично. А, забыла — я говорила с другом в конторе шерифа. Они нашли этого Карлена. Ну, который пропал. Он был в Филадельфии, навещал какую-то женщину. Все при этом очень запутано, но он живой и в порядке — не превратился ни во что мерзкое.

— Хорошо, — кивнул я. Я не знал, что еще сказать.

Рета сказала:

— Тебе, наверное, нужна будет помощь в ремонте дома?

Я переплел свои пальцы с ее.

— Я, конечно, ей воспользуюсь.

Она посмотрела мне в глаза.

— Ну, мы будем рады помочь. Если тебе нужно постирать занавески, почистить ковры, мы придем в следующие выходные и подсобим.

Я замер. Телевизор был приглушен, но было так тихо, что я услышал, как одна из девушек в «А все-таки она вертится» сказала: «Так, значит? Конец, да?»

— Мы? — спросил я у Реты. Осторожно. Она улыбнулась.

— Кенни Пэкер. Я думаю, можно сказать, что мы помолвлены.

Мои пальцы все еще были переплетены с ее. Было бы ребячеством вырывать руку. Это было бы похоже на ревность.

— Ты собираешься выйти замуж за Кенни Пэкера? — спросил я — Я хочу сказать, это правда?

— Да, — сказала она очень мягко.

Я закрыл глаза. Я мог представить Рету в том виде, в котором мне предлагал ее дьявол — в ярко-красном лифчике, открывавшем соски; в прозрачных чулках и крошечных трусиках. Я видел, как тонкая и узкая ткань проходит между ее белых ягодиц. Немудрено, подумал я. Немудрено, что люди служили дьяволу и заключали с ним сделки. Немудрено, что люди молились Звериным Богам, жившим на погруженных в воду горах Атлантиды. Всегда есть моменты сожаления, огорчения, вожделения к тем, которых мы не можем и не надеемся заполучить. И пока мужчины и женщины склонны к жадности, ревности и пожирающей их страсти, высохшие останки Чулта в пещерах Коннектикута будут для нас угрозой. И когда гремит гром, и льет как из ведра, и темны ночи, Сатана легко может зашевелиться снова. Я сказал Рете:

— Последи за тем, чтобы Шелли получал полагающуюся ему вырезку, хорошо?

Она улыбнулась.

— Конечно, послежу. Но я знаю, ты можешь доверять Дэну.

Она наклонилась и поцеловала меня в щеку. Она пахла тепло и маняще, и, наверное, я уже никогда не почувствовал бы ее так близко от себя. Она прошептала:

— Ты всегда будешь нравиться мне, Мейсон. Ты ведь знаешь.

После того как она ушла, оставив мне пару флоридских апельсинов и книжку по фильму «Челюсти-2», я пробормотал про себя:

— Да. как же, так я и поверил.