Мама для наследника дракона

Глава 2

Ехали в полном молчании. Даже Валерий, уловив настроение своей хозяйки, сделал музыку потише. Я смотрела в окно и старалась сдержать рвущуюся наружу истерику. «Только бы все получилось, только бы все получилось», – как заклинание повторяла вновь и вновь, сжимая лямки рюкзака побелевшими от напряжения пальцами.

Мама что-то высказывала мне по поводу моего морального облика. Но сейчас мне было все равно. Внезапно яркая вспышка на улице резанула глаза, заставив вздрогнуть. Я обернулась и попыталась рассмотреть, что там случилось. Но ничто не напоминало о том, что только что произошло. Прохожие спешили по своим делам, машины двигались в своем ряду, водители лениво переругивались, стоя в пробке.

– Нора, ты меня слышишь? – голос маменьки выдернул меня из раздумий.

Я недовольно поморщилась. Терпеть не могла, когда она меня так называла!

– Слышу, – буркнула, продолжая изучать пейзаж за окном.

– Я говорю, что Любовь Михайловна очень квалифицированный специалист в своей области.

– В какой? – дернула я плечом, – В убийстве детей?

– Упрямая девчонка! – разозленной змеей зашипела родительница, – Это еще не ребенок! Это твой грех, который я пытаюсь прикрыть, неблагодарная!

– Ой, да ладно, мама, – я все-таки обернулась к ней, – сама же сказала, что это мой грех, моя ответственность, мое тело, в конце концов!

– Я уже поняла, что ты не слишком избирательна в вопросах использования своего тела!

– Не начинай! – решительно перебила ее, боясь, что не смогу сдержаться.

А что? Я посмотрела на ручку двери. Может быть, открыть ее и выпрыгнуть на дорогу? Я как завороженная протянула руку… снова яркая вспышка отвлекла меня.

– Ты видела? – я повернулась к матери.

Та недоуменно выгнула свои идеальные брови, фыркнула нечто нечленораздельное по поводу моего психического здоровья и отвернулась.

Если раньше я могла списать эту вспышку на отражение солнечного света на чем-то, то теперь была уверена в том, что это был какой-то луч, словно гигантский прожектор блуждал в поисках… чего? Какое-то странное чувство шевельнулось в груди. Я отпрянула от окна и прижалась к спинке сиденья. Ладони вспотели, а по спине пробежал холодок.

Клиника, в которой заведовала мамина подруга, располагалась в престижном районе города и походила больше на санаторий, чем на больницу.

– Между прочим, весьма дорогое удовольствие проходить здесь лечение, – не преминула напомнить, как дорого обходится ей мое содержание, маменька, когда мы вышли из машины.

Я промолчала. Нет смысла ей отвечать и что-то объяснять, все равно не поймет. Приняв мое молчание за согласие, мама повела меня внутрь. Потянулись томительные минуты ожидания в коридоре перед закрытой дверью главврача, за которой Инесса договаривалась со своей подругой насчет меня. Я в кровь кусала губы, пару раз порывалась просто убежать, но уговаривала себя остаться.

– Элеонора, – мама возникла на пороге приемной, – войди!

Она стояла с таким царственным видом, как будто делала одолжение одним лишь только своим желанием со мной разговаривать. Ну, вот и все. В висках застучали сотни молоточков, а к горлу подкатила тошнота. Я встала на ноги, зажмурилась, привычно пережидая приступ головокружения, затем закрыла рот руками и рванула к туалету.

– Господи… – вздохнула мама, но мне сейчас было не до ее мнения.

Позже, я, умывшись холодной водой и слегка придя в себя, старалась унять дрожь в руках и слушала Любовь Михайловну. Она задавала вопросы, я рассеянно отвечала, та записывала ответы в карточку.

– Как часто у тебя такие приступы? – внезапно спросила женщина.

– Каждый день, – ответила непослушными губами.

– Только по утрам? – немного снисходительно улыбнулась доктор.

– Нет… несколько раз в день.

Любовь Михайловна нахмурилась, бросила взгляд на маму, та, в свою очередь, скорчила недовольную мину.

– Пройдем в смотровую, – доктор повела меня по белому унылому коридору, сказав маме ждать в кабинете. Инесса была недовольна, но женщина оказалась непреклонна, сказав, что она должна с пациенткой побыть с глазу на глаз.

– Раздевайся, – приказала Любовь Михайловна и кивнула на кресло.

Это заняло несколько минут. Меня осмотрели, велели одеваться.

Я все раздумывала, как начать интересующий меня разговор, но доктор сама заговорила со мной:

– Избавляться от ребенка ты не хочешь, – не спросила, скорее, подтвердила собственную догадку.

– Не хочу! – возможно, грубее, чем следовало, ответила я.

– Но ведь ты понимаешь, что Инесса пойдет на все, чтобы добиться своего?

– Понимаю.

– Зачем портить себе жизнь? – решила зайти с другой стороны врач, пристально глядя мне в глаза.

– Наверное, потому что это моя жизнь, и я сама должна решать, что ее портит, а что нет? Я хочу сохранить жизнь этому ребенку, хочу смотреть на то, как он растет, чего добивается. Помогите мне, пожалуйста! – выпалила, с надеждой глядя на свою собеседницу.

Любовь Михайловна хмыкнула.

– Сейчас ты так похожа на своего отца! – вырвалось у нее уже привычная мне фраза. – Он тоже так неистово боролся за твою жизнь в свое время.

Я опешила и непонимающе уставилась на нее.

– Что? – выдохнула, осознавая, что только что услышала, – Мама хотела сделать… – я осеклась, а доктор кивнула. По ее лицу можно было понять, что очень сожалеет о том, что сказала мне несколько мгновений назад.

Я, как выброшенная на берег рыба, хватала ртом воздух. В горле стоял горький ком, который никак не желал проглатываться. В голове снова зашумело. Не каждый день узнаешь, что собственная мать хотела от тебя избавиться двадцать лет назад.

– Почему? – спросила я пересохшими губами.

– Почему не сделала? – выгнула брови Любовь Михайловна, – Испугалась!

Надежда вспыхнула, но тут же погасла, когда доктор продолжила:

– Испугалась, что больше не очнется от наркоза. У нее было много противопоказаний, аборт было делать нельзя, это могло очень плохо сказаться на ее здоровье. Ну, а когда ты родилась… твой отец настоял на том, чтобы тебя забрать.

Каждое ее слово ложилось тяжелым гранитом на мое сердце. Я всегда знала, что мама не очень меня любит, но чтобы избавиться от меня… это было за гранью моего понимания!

– У тебя никаких противопоказаний нет, – тут же развеяла еще одну надежду доктор, – поэтому я тебе предлагаю подумать. Сейчас технологии, несущие минимальный риск для здоровья женщины…

– Нет! – перебила ее я, выкрикнув и вскочив со своего места.

От волнения меня бросило в дрожь, жаром опалило лицо. Сжав кулаки, села на место, сделала глубокий вдох и постаралась взять себя в руки.

– Нет, – уже спокойнее произнесла я, твердо глядя ей в глаза, – прошу вас! Помогите!

Доктор сняла очки и потерла переносицу.

– Чем я могу тебе помочь?

Боясь, что она передумает меня слушать, я сбивчиво затараторила:

– Скажите маме, что все сделали, пусть она успокоится! Понимаете, мне нужно дождаться всего лишь своего дня рождения! Когда мне исполнится двадцать один год, мама не сможет выгнать нас с малышом из квартиры. Я не хочу его убивать! Понимаете?

– Понимаю, – как-то печально ответила она, – но беременность не скрыть! Инесса быстро поймет, что ее обманули! Тогда будет только хуже. На что ты собираешься жить?

– Сейчас я еще могу работать, – не отступала я, – вы ведь понимаете, если она меня выгонит из дома, то выгонит и с работы! Я смогу откладывать, у меня уже есть небольшие сбережения, но я понимаю, что их будет недостаточно, даже если я буду снимать комнату в общежитии. Нужно будет все купить малышу. Именно поэтому я прошу вас дать мне отсрочку. Пока мама не заподозрит, что я не избавилась от ребенка, я буду жить дома. Работать и копить деньги. Потом… потом уже найду себе жилье и перееду, а там… уже до дня рождения недолго останется.

Выпалив все это, с надеждой уставилась ей в глаза. По лицу Людмилы Михайловны невозможно было понять, что она вообще думает обо всем этом, но я до сих пор не теряла надежды. Пусть она могла сейчас же вызвать сюда мою мать и все ей рассказать, но в то же время только в ее власти было сейчас мне помочь. Если она откажется – я пропала.

– Пожалуйста! – умоляюще произнесла я. – Я буду вам очень благодарна!

С этими словами я достала золотые часы, что папа подарил, и положила между нами на стол. Не знаю, сколько Инесса пообещала ей заплатить, но от души надеялась, что она примет мою «взятку» и поможет.

– Забери! – обронила доктор, поднимаясь из-за стола и ничего мне больше не ответив на мой вопрос, но продолжила наш разговор. – Мать тебе добра хочет! Ты, наверное, очень любила отца этого ребенка? Раз так сильно хочешь его оставить. Поверь мне, чувства проходят, а дети остаются навсегда! Их надо растить, в них надо вкладывать душу, свое здоровье, любовь. У тебя вся жизнь впереди! Ты выйдешь замуж, родишь себе еще хоть десять детей. Не ссорься с мамой. Послушай ее!

– Нет, я хочу именно его! – голос предательски задрожал. Я поняла, что не достучалась до нее.

– Посиди здесь, – примирительно ответила доктор, – я попытаюсь еще раз поговорить с твоей мамой. Ничего не обещаю, но я попробую.

Любовь Михайловна ушла, а я все продолжала сидеть на стуле, беспомощно глядя на лежащие на столе часы. Стрелки часов безжалостно отсчитывали минуты, плавно скользя по циферблату. Время неумолимо шло. Я все более крепла в своей уверенности, что не поможет мне Любовь Михайловна. Нервное напряжение все нарастало. Внезапно перестало хватать воздуха, будто кто-то выкачал весь кислород из кабинета. Нестерпимо захотелось на улицу. Встала, подошла к окну и распахнула его настежь. Ветер ворвался в помещение, ласково пробежался по моим волосам, коснулся влажного от пота лба и вновь вернулся в апрельское утро нашего города. Я смотрела в окно на прогуливающихся беременных женщин в пестрых халатах и накинутых сверху куртках и понимала, что вот сейчас я им завидую. Завидую той белой завистью, когда невероятно сильно хочется оказаться на месте другого человека. Глядя на этих «колобков», весело щебечущих на лавочке, греющихся на теплом солнышке, поймала себя на том, что ласково глажу свой, еще плоский живот. Осознание действия заставило улыбнуться.

– Ничего, малыш, – вновь улыбнулась я, – мама справится! Я никому не дам тебя в обиду! Мама тебя очень-очень любит!

Решительно развернулась, забрала папины часы, положила их в карман и вышла из кабинета. Больше ни секунды не собиралась задерживаться здесь. Я лучше уеду в деревню, буду там жить. Кажется, под Рязанью жила папина тетка, попрошу у нее пожить немного, буду по хозяйству помогать. С проданных украшений и сбережений на первое время хватит, а там… я не знала, что будет там. Я согласна на любую работу, лишь бы мой ребенок родился на свет!