Маленькие человечки

Глава 3

За два дня до отплытия между ними произошла ссора – самая неприятная за последние несколько месяцев. Они были в гостях у Гринбергов, кто-то заговорил об арабах и Хелен не могла удержаться. В этом была вина и самой Мэри Гринберг – мартини оказался очень крепким, а она все время подливала в еще не опустевшие бокалы.

Уоринг смотрел на жену с тихой болезненной ненавистью. Та стояла с бокалом в руке, крашеные золотистые пряди растрепались. Она напыщенно говорила о бедуинах, рассуждала о том прекрасном времени, которое провела на берегу Персидского залива, о жизни с отцом в центре нефтяного района и о том, что замужество лишило ее всего этого. Уоринг Селкирк попытался вспомнить, какой она была восемнадцать лет назад, как выглядела, о чем говорила. Конечно, тогда она была привлекательней, изящной и миловидной, но не выделялась среди окружавших его девушек. А голосу нее остался прежний: резкий, монотонный, очень громкий, если она была чемто взволнована. Но Уоринг подумал, что она умна, прости Господи. Она и тогда говорила о бедуинах, и он был очарован.

Но теперь Хелен постарела, пополнела, стала больше пить, а тут они еще пришли в гости к Гринбергам, да и Кохны стояли рядом и слушали. Он смотрел на Хелен через плечо Джулии Беннит и пытался понять, что говорит ему о Йоркшире Джулия, но ее негромкий голос заглушался словесным потоком с другого конца комнаты. Он молчал, пока Хелен не заговорила о палестинских беженцах. Тогда, придумав какое-то извинение, он быстро пересек комнату и прервал тираду Хелен, громко напомнив, что им давно пора домой – нужно пораньше лечь спать перед завтрашним отъездом.

Хелен посмотрела на него ничего не выражающим взглядом. Несмотря на то, что она напилась, голова у нее работала прекрасно. Он знал, что в этот момент она просчитывала, что лучше: открытое столкновение в доме Гринбергов или молчаливое согласие. Она выбрала последнее. Скандал начался в машине, когда они отъехали, и не прекращался до самого дома. В следующие полчаса Хелен просто перешла на истошный крик. Когда Уоринг услышал, что заскрипела входная дверь, он сказал:

– Это Черри. Заткнись, а?

Но, конечно, Черри не играла никакой роли – это ведь не компания у Гринбергов, перед которой следовало сохранять видимость приличия. Хелен завопила еще громче. Входная дверь уже закрылась, когда он вышел в коридор. Уоринг собирался выйти и позвать дочь домой, но Хелен выскочила из спальни и схватила его за руку. Ее ногти больно впились в кожу. Она не отпускала его долго – идти за Черри стало уже бессмысленно, и он обвинил жену в том, что она совсем не думает о дочери и ее не волнует, что с ней может случиться. Она набросилась на него и попыталась задушить.

Пришлось резко оттолкнуть ее. Хелен тяжело упала, завыла (как одна из тех проклятых собак, о которых она так любила рассуждать), а затем, как будто прочитав его мысли, бросилась на него и укусила за ногу. На этот раз Уоринг очень сильно пнул ее ногой и вновь подумал о том, как он ошибся когда-то.

В конце концов она заткнулась и ушла в спальню. В комнате для гостей была приготовлена кровать, но там не было пижамы. Уоринг налил себе виски и задрал штанину, чтобы осмотреть ногу. Она болела. Уоринг понял, что от укуса останется след, но, по крайней мере, нога не прокушена до крови, нет необходимости прижигать.

Отправившись на кухню, он попытаются улыбнуться и приготовил себе бутерброд из остатков холодной курицы. Затем поставил пластинку Гайдна, чтобы успокоиться, и стал ждать возвращения Черри.

Ждать пришлось долго. Было без четверти одиннадцать, когда входная дверь открылась. Дочь казалась очень бледной. Он не поинтересовался, где она пропадала, а сама Черри ничего не сказала. Она поднялась наверх, остановилась перед дверью их спальни, но стучать не стала, а пошла дальше – в свою комнату. Несколько минут он сидел, глядя в пустоту, а потом сам отправился наверх.

Он устал, был физически и морально опустошен, но не мог уснуть. Мысли крутились вокруг старых ошибок и неисполненных решений. В последнее время жизнь была довольно спокойной. Так могло бы продолжаться и дальше. Что бы случилось, если бы он не вмешался в разговор у Гринбергов? Хелен бы выставляла себя дурой, жестокой, пьяной сукой, а Манни, Люси и Кохны были бы оскорблены. Но это имело значение только для его самолюбия. Разве евреи не привыкли к оскорблениям? В итоге пострадала Черри, так стоило ли вмешиваться?

Он снова подумал о путешествии: оно даст возможность не только отдохнуть от университета, но и избавиться от неурядиц, ругани и беспорядка, в которых они погрязли. Уехать туда, где течет спокойная, размеренная жизнь… Хелен это пошло бы на пользу. И ему тоже. И Черри. Сейчас это казалось смешным. Спокойствие – не минеральный источник. И жизнь – не коробка, на которую можно повесить ярлык: «В поездке не требуется».

Уоринг подумал, спит ли Черри. Ему очень хотелось зайти к дочери, однако он знал, что этого делать не стоит. Он закурил, но сигарета показалась ему безвкусной.

На следующий день Уоринг чувствовал себя спокойнее, а Хелен, хотя и ворчала время от времени, по большей части сидела хмурая и молчаливая. Наметилось какое-то улучшение отношений.

Во время посадки жена, казалось, забыла о вчерашнем. Сюзи Горинг пришла проводил» их, а передней требовалось соблюдать приличия. После отхода судна настроение Хелен улучшилось, а во время обеда она даже заказала шампанское. Главное – Черри выглядела счастливой. Она была спокойна и молча улыбалась. «Девочка очень мила», – подумал Уоринг. Ему показалось, что и молодой человек лет двадцати, сидевший с ними за одним столом, думает точно так же. В такие моменты Уоринг твердо верил в то, что жизнь – это не неизбежное движение от постепенного разрушения к полному краху, что на пути встречаются участки, где можно остановиться и попытаться найти дорогу назад. По крайней мере, когда ты молод.

На протяжении всего путешествия дела обстояли совсем неплохо. Один раз море заштормило, и Уоринг почувствовал себя плохо. Это позволило Хелен стать заботливой нянькой. В детстве она много путешествовала вместе с родителями и побывала в самых отдаленных уголках земного шара. Она любила хвастаться, что никогда не страдает морской болезнью. На судне она завела несколько новых знакомых, которые слушали ее бесконечную болтовню. Они должны были сойти во Франции, и перед тем, как корабль встал к причалу, шел торжественный обмен адресами и давались обещания не терять связь друг с другом. Уоринг знал, к чему это приведет: длинные и очень личные письма от Хелен, которые удивят получателей, – те наверняка будут польщены и не замедлят ответить, что вызовет поток еще более длинных посланий от его жены. Все окажется довольно банальным: воспоминания о часах, проведенных на палубе или в баре, быстро угасают, а письма Хелен не только слишком растянуты, но и скучны. Несколько недель или месяцев спустя может прийти уклончивый ответ. Но задолго до этого Хелен переживет еще одно разочарование и, как обычно, выльет гнев на свою привычную жертву – на него.

Но эйфория прошла гораздо раньше, чем он надеялся. Первый удар они получили, как только сошли на берег. Не было и следа машины, которую они заказывали, и Уорингу пришлось звонить в агентство по прокату в Корке. Вначале ему ответила девушка с приятным акцентом, но настолько непонятливая, что Уоринг чуть не потерял последнюю надежду раздобыть машину. В конце концов он переговорил с другим сотрудником агентства, мужчиной с таким же приятным, как у девушки, голосом, но оказавшимся более понятливым и без труда разрешившим все их проблемы. Мужчина объяснил, что произошла маленькая неувязка, но все уже улажено. Машина выехала и будет минут через десять.

Но она появилась только через полчаса, и Уоринг не сразу понял, что она предназначена для них. Он специально предупредил агентство, что им нужна большая машина, потому что у них много багажа. Перед ним же остановился старенький четырехместный «моррис» с небольшим багажником в задней части и еще одним на крыше.

На его протесты водитель, веселый толстячок с копной лохматых рыжих волос, заявил, что места в машине достаточно. Большие чемоданы он привяжет на крыше и закроет полиэтиленовой пленкой, чтобы их не намочило дождем, хотя по радио обещали солнечную погоду. Он надеется, что такая погода, даст Бог, сохранится все время их пребывания в Ирландии. Так разглагольствуя, он начал укладывать чемоданы на крышу.

– Я думаю, нам нужно найти машину побольше, – попытался возразить Уоринг.

– Ничего не получится. За последние Два дня у нас случилось три поломки и одна машина разбилась. Вам не удастся найти ничего лучше, а я мигом домчу вас в Килларни.

Он мог бы возмутиться и попробовать обратиться в другое агентство, но, вспомнив рассказы, которые слышал о путешествиях по Ирландии, понял, что глупо рассчитывать на машину получше. Хелен очень рассердится, а потом придет в ярость, если они задержатся. Да и к тому же по американским стандартам это не такое уж долгое путешествие. Сто пятьдесят миль? От Чикаго до Детройта побольше. И он подал чемодан водителю.

Сначала Хелен все очень даже понравилось. Маленькая потрепанная черная машина и толстый рыжий водитель послужат темой для писем. Именно рассказом о них хорошо начинать длинное описание Ирландии и ирландцев. Она села на переднее сиденье и начала без умолку болтать с водителем. На небе появились облака, но солнце еще сияло, и местность вокруг радовала глаз свежей зеленью.

Ее позабавило, как водитель, сделав крутой поворот, резко нажал на тормоза – посреди дороги спал осел. Но она притихла, когда минут через десять их машина на скорости около пятидесяти миль в час наскочила на какой-то бугорок, и все они, подпрыгнув на сиденьях, ударились головами о крышу. Водитель засмеялся и сказал, что на дороге частенько попадаются колдобины, поэтому рессоры быстро сдают, но Хелен не засмеялась в ответ.

Облако закрыло солнце, сгустились сумерки, пейзаж стал бесцветным и мрачным. Вскоре начался дождь – отдельные капли сменились настоящим ливнем. В машине сквозило, но воздух был спертым и душным. Стекло постоянно запотевало, и водитель время от времени протирал его носовым платком. Затем машина сломалась.

Им повезло, объяснил водитель, что поломка случилась еще в черте города. Уоринг огляделся. Они застряли на центральной улице. Справа от магистрали стояли несколько строений, в одном находилась ремонтная мастерская. По крайней мере, в трех из ближайших зданий были таверны. Выйдя на разведку, Уоринг с отвращением отошел от двух из них из-за страшной грязи и сильного запаха мочи. Третья выглядела более сносной. Он вернулся позвать остальных. Хелен только заглянула внутрь и в негодовании спряталась на небольшом крытом крыльце промтоварного магазина. Негромким, но действующим на нервы голосом она затянула свою обычную «песню». Все, что только можно было сделать не так, он сделал. В Корке ей следовало настоять, чтобы они взяли напрокат хорошую машину, однако она не захотела его унижать. Но чем больше она о нем заботится, тем равнодушнее, становится.

Просто удивительно, как она могла столько раз говорить одно и то же, не повторяясь. Уоринг бросил взгляд на Черри. Дочь смотрела сквозь стекло на уродливые товары, беспорядочно разложенные в витрине. «Помолчи, – приказал он себе. – Это как дождь, капли которого текли у тебя по шее, потому что крыльцо слишком маленькое: небольшое неудобство, и только».

Вскоре они снова тронулись в путь. Дорога казалась бесконечной, минуты переходили в часы. Хелен замолчала, возможно, смущенная безудержной веселостью водителя. Уоринг начал уговаривать себя, что этот кошмар скоро кончится, – они почти у цели. Он уже собирался спросить шофера, но в это время одно из колес попало в выбоину. Машина накренилась, они повалились друг на друга, сверху послышался скрежет металла. Казалось, машина разваливается на части, но это был звук падающих на дорогу чемоданов. Когда машина наконец остановилась, оказалось, что багаж разбросан по дороге. Один из больших чемоданов раскрылся, и предметы туалета Хелен лежали в грязи. А дождь, который начал было утихать, зарядил с новой силой.

Уоринг вместе с водителем отправился подбирать вещи. Хелен подождала, пока они вернутся, а потом сорвалась. Досталось обоим, но в отношении Уоринга она вообще не стеснялась в выражениях. Он снова выслушал все молча. Водитель пытался вначале что-то возразить, но она, не слушая ничего, только кричала. Он посмотрел на нее со смешанным чувством ужаса и восхищения.

Вдвоем им удалось водрузить часть багажа на крышу и заново привязать, но два чемодана пришлось положить в машину. Когда они закончили, образовавшаяся на мгновение пауза в не прерывавшемся до этого крике позволила водителю вставить несколько слов:

– Слава Богу, мы почти на месте, – сказал он. – Замок вон там внизу.

Уоринг спросил его где, и водитель показал пальцем. Справа лежала открытая местность, нещадно поливаемая дождем. Казалось, низкое темное небо давит на черную, раскисшую землю. Уоринг едва различил очертания какого-то строения. Хелен также его увидела.

– Боже, – воскликнула она. – Интересно, как тебе удалось выбрать такое место для отдыха! Черт с тобой, можешь оставаться. Черри и я уедем завтра. Мы отправимся в Марокко, как я и хотела раньше. По крайней мере, погреемся на солнце.

Она в самом деле что-то говорила о Марокко, когда они обсуждали свои планы прошлой зимой. Семья Тиулберсонов собиралась в Марокко, и Хелен решила к ним присоединиться. Уоринг не хотел испытывать неловкость и слушать, как Тиулберсоны будут выпутываться из этого, да и дальнейшая стимуляция ее арабской мании была ему совсем не по вкусу. И, конечно, сыграло свою роль желание отключиться от повседневности, посмотреть, не удастся ли им наладить отношения в каком-нибудь уединенном месте. Он завел разговор о нетронутых красотах Ирландии, и это произвело на Хелен впечатление. Тогда она сама сказала, что этот вариант подходит для Черри – так безопаснее.

Они поставили два чемодана на заднее сиденье, ему и Черри пришлось сесть на них. Их головы касались крыши. К этому времени Уоринг уже промок до нитки. Он попытался устроиться так, чтобы его рука ни в коем случае не задевала Хелен. Он видел часть ее профиля, когда машина снова тронулась. Она смотрела куда-то в сторону замка.

– Завтра, как только проснемся, сразу же уедем, – заявила Хелен. – А ты можешь делать все, что захочешь.

Когда они подъехали к дверям, Хелен была угрюма и зла. Она все время пыталась найти, к чему бы придраться, и испытывала недовольство абсолютно всем: ей не понравились занавески и мыло, комната оказалась слишком холодной, кровать – недостаточно мягкая. Но он заметил, что ее заинтересовали другие отдыхающие, среди них – молодой ирландец, Мэт О'Ханлон, адвокат из Дублина, который, как показалось Уорингу, помогал хозяйке наладить дело, а также немецкая пара по фамилии Морвиц – муж, Стефан, блондин могучего телосложения, по-видимому, отличающийся прекрасным здоровьем, который, похоже, был не старше Уоринга, но уже начал полнеть, и жена, Ханни, маленькая, все еще привлекательная темноволосая женщина. Когда они пошли спать, Хелен спросила:

– Что ты думаешь о Морвицах?

– Обычные люди.

– Довольно странная пара.

– Почему?

– Ты считаешь, что высокие, видные арийцы часто женятся на еврейках?

– А она разве еврейка?

– Конечно, это сразу, бросается в глаза.

Возможно, Хелен была права. Но значение имело лишь то, что супруги ее заинтересовали. В течение последнего часа или даже двух она ничего не сказала о завтрашнем отъезде. А она вполне могла, ничего не сказав, уехать и забрать с собой Черри. В этом случае и ему придется последовать за ними – унизительное поражение, за которым придут и другие, еще более неприятные. Он что-то сказал, чтобы поддержать разговор, а она все не умолкала, рассуждая о Морвицах, хозяйке и ирландце. У Бриджет на среднем пальце левой руки кольцо, значит, она помолвлена. Хелен начала рассуждать на эту тему и о том, что хозяйка значительно моложе, чем она ожидала, даже слишком молода, чтобы заниматься таким делом.

Она говорила спокойным и дружелюбным тоном, ругательства, которыми она осыпала Уоринга в первой половине дня, забылись, как будто это происходило лет двадцать тому назад. Постепенно в ее тон закралось нечто знакомое и для Уоринга не очень-то приятное. Он раздевался, когда Хелен, уже лежа в кровати, сказала:

– Замри на минутку. – Он вопросительно посмотрел на нее. – Дорогой, у тебя хорошая фигура. Ты следишь за собой. Не то что этот немец. – Она оперлась на локоть. – Должна отдать тебе должное, ты вообще-то здорово выглядишь для своих лет.

Приказ был ясен. Конечно, можно было отказаться и снова выслушать брань в свой адрес. К тому же она могла выполнить свое обещание и уехать завтра вместе с Черри. Машинально улыбаясь, он подошел к кровати. «Судя по твоим мыслям, ты уже старик, – сказал он себе, – даже если тебе и удается держать тело в форме».

«Мне хочется покоя, – подумал он, – и я получу его. И только во имя этого совершу этот неприятный акт». В окна стучал сильный дождь.

Через какое-то время Уоринг проснулся: ему захотелось в туалет. Обычно он держал фонарик рядом с кроватью – Хелен очень не любила, если зажигали свет, когда она спала. На этот раз он забыл о фонарике, но это не имело значения: комнату заливал лунный свет. Он нашел шлепанцы и халат и тихо вышел.

Когда он вернулся, то увидел, что жена по-прежнему спит. Лицо ее казалось по-детски беззащитным. Он подошел к окну. Их спальня находилась в задней части дома. Из окна открывался вид на парк, озеро, плоскую долину и далекие холмы. Почти прямо над, ними светила полная луна. Он не стал надевать очки, и поэтому все окружающее пространство показалось ему окутанным серебристой дымкой. Лужайка, озеро и болото потеряли свои четкие очертания, и на этом фоне выступали силуэты отдельных деревьев и кустарников, словно на китайском пейзаже. Обычно он пытался все внимательно разглядеть, но на этот раз яркие, бесформенные тени доставили ему радость. Он был один и чувствовал себя свободным. Потом им овладели воспоминания. Он вспомнят детство: не какую-то отдельную сцену, а ощущение фантастического мира вокруг. Так тянулось до девяти лет – до тех пор, пока они не выяснили причину его плохой успеваемости и не отвели к окулисту.

Он хорошо помнил тот день, когда впервые надел очки. Все сразу стало резким и некрасивым. Лица потеряли мягкость и приятную нечеткость и стали ясными и искаженными – гневом, недовольством, жестокостью… Так ли ему все казалось в детстве или на воспоминания наложила отпечаток взрослая жизнь? Ребенок был просто поражен, когда окружающий мир внезапно стал очень реальным. Но он никогда не сможет забыть острое чувство утраты. Он даже помнил, как начал корпеть над домашними заданиями, чтобы попытаться стереть из памяти прежний мир. Это был поступок взрослого человека.

Странно, но он никогда не пытался вернуться в тот мир – потерять или разбить очки. Он знал, что это невозможно: счастье приходит случайно и только благодаря недоразумению. На самом деле вся его взрослая жизнь была непрекращающейся борьбой с окулистами и их безжалостным упорством выписать ему не самые сильные очки. Если уж он вынужден смотреть на мир таким, каков он есть, он желает видеть его предельно четко, со всеми изъянами.

Что-то пошевелилось там, у обнесенного стеной парка. Какой-то зверь? Лиса? Не может быть. Кто-то поднялся. Барсуки встают на задние лапы? А они, вообщето, здесь водятся? Он напряг свои слабые глаза и попытался рассмотреть, кто это. Взрослый барсук не такой мелкий. Белка? Нет, она не может быть такой большой. Существо стало передвигаться в потоке лунного света. На что же это похоже? Что-то очень знакомое…

Уоринг с минуту понаблюдал за непонятным существом, а затем быстро пошел к столику у кровати за очками. Любопытство пересилило очарование.

Мир опять принял резкие очертания. Вначале комната – маленькое пятнышко на ковре, потушенный окурок в пепельнице, грубые черты лица Хелен, пусть даже чуть смягченные сном. А снаружи – черное и зловещее кипарисовое дерево, блики, играющие на поверхности озера, голая пустошь болота. Он посмотрел туда, где находилось существо, но ничего не увидел. Конечно, оно давно скрылось. Уоринг взглядом поискал его под дубами, у озера. Никого. Затем внезапно заметил что-то уголком глаза. Где-то, у самой башни. Он увидел существо на какое-то мгновение, прежде чем оно скрылось за гаражом. Пораженный, он не отрывал взгляда от этого места. Конечно, это чушь, галлюцинации. В их краях на протяжении столетий галлюцинациями страдали все.

Услышав шорох у себя за спиной, он понял, что вскрикнул. Хелен села и откинула волосы со лба.

– Господи, ну что там еще с тобой случилось? – спросила она.