Часть вторая.
Утраченная музыка

Музыка является одним из духовных путей в высшие миры познания, которые понимают человечество, но которые само человечество не в состоянии постичь.

Приписывается Людвигу ван Бетховену


Изначально песнопения носили религиозный характер. Позднее появились баллады, которые являлись способом передачи информации, различных историй и мнений. Ныне, в двадцатом столетии, песни превратились в средство обогащения и достижения славы. Мне кажется, первые две цели были лучше.

Майк Скотт. Из интервью в „Джемминг“. 1985


Когда ты болен, чаю ли ты хочешь?

Не знаю, чем я могу казаться миру, но сам себе я кажусь только мальчиком, играющим на морском берегу, развлекающимся тем, что от поры до времени отыскиваю камешек более цветистый, чем обыкновенно, или красную раковину, в то время как великий океан истины расстилается передо мной неисследованным.

Приписывается сэру Исааку Ньютону. Брустер. Жизнь Ньютона


1

На корнуэльской Ривьере наступило утро, неприветливое и хмурое, над заливом Маунтс висели тяжелые серые тучи. Это была та самая погода, которую местные жители называют плохой, но еще не ненастной. В прежние времена она вызывала немалое беспокойство у рыбаков, опасавшихся внезапного шторма с Атлантики. Теперь же, когда рыбный промысел перестал быть главным источником доходов, а туристический сезон, приносящий городу основную прибыль, давно закончился, погода стала скорее темой для беседы за утренним чаем, нежели силой, способной так или иначе влиять на жизнь.

Но сегодня не погоду, а загадочные сновидения минувшей ночи приглушенно обсуждали обитатели Маусхола, укрывшись за толстыми стенами своих коттеджей, в то время как снаружи волны шумно бились о берег, ветер стучался в ставни и крутил флюгеры на крышах домов, и неизменные чайки, появившиеся с первой светлой полоской в восточной части неба, словно сорвавшиеся с нитей бумажные змеи, носились над городом.

Наполняя воздух пронзительными криками, птицы метались над коттеджами, тянувшимися вдоль Рэгиннис-Хилл, когда Лилит Мэбли вошла в спальню дочери, сжимая в руке найденную записку. В молодости волосы у Лилит были такими же темными, как у Клэр. Сейчас они стали совсем белыми, но а Лилит не закрашивала седину, которая лишь придавала величия этой женщине с горделивой осанкой и высоко поднятой головой. Мать Клэр всегда держалась с достоинством герцогини, заставлявшим обитателей полуострова Пенвит относиться к ней, вдове простого рыбака, как к высокородной даме.

— Клэр? — тихонько позвала она с порога. Девушка тут же проснулась. Сердце ее бешено заколотилось, но быстро успокоилось, когда она увидела мать.

— Привет, мама.

— Эта записка…

— Я все объясню.

— Но внизу никого нет.

Клэр села на кровати и пригладила волосы. Она никак не могла собраться с мыслями после нескольких часов тревожного сна, которые ей удалось урвать.

— Никого? — повторила она. Может, все это было лишь ночным кошмаром?

— На кушетке в библиотеке лежат подушка и свернутое одеяло, но самого гостя я там не обнаружила.

„Нет, это был не сон“, — осознала Клэр, когда, попытавшись встать с постели, почувствовала, как мучительно болит нога. И голова. А стоило ей закрыть глаза, и перед мысленным взором немедленно возникло лицо, спрятанное за нелепыми очками и широким шарфом.

И нож…

— Дэйви ушел? — спросила она.

Мать кивнула.

— Дэйви Роу, — произнесла она тоном, выдававшим крайнее удивление. — Дорогая, о чем ты думала, когда приглашала его к нам?

— Я…

Клэр попыталась вспомнить, что именно она написала в записке. Кажется, ничего конкретного…

— Я упала на дороге, — солгала она. — А Дэйви как раз проходил мимо. Он помог мне добраться до дома, но к тому времени лил такой дождь, что я просто не посмела выставить Дэйви на улицу. Наверное, он отправился к себе, как только погода немного улучшилась.

— Кажется, когда я ложилась спать, ты спокойно читала в своей комнате, — заметила Лилит.

„Да“, — мысленно согласилась Клэр. Однако потом к ней зашел Феликс, после чего она поспешила к Джейни, а затем на нее напал какой-то сумасшедший с ножом… Но она не могла рассказать обо всем этом маме.

Интересно, нашла ли Джейни Феликса? И не пострадал ли этой ночью кто-нибудь еще?

— Мне надоело читать, — сказала Клэр, — и я решила отправиться к Джейни — поболтать немного.

— Так поздно? — неодобрительно покачала головой мать. — Тебе крупно повезло, что ты встретила Дэйви.

Впрочем, по ее тону было ясно, что, несмотря на благородство, проявленное Дэйви Роу, она по-прежнему не желала видеть дочь в его обществе.

— Он хороший человек, — попробовала заступиться за своего спасителя девушка.

— Ну разумеется. Должно быть, именно за это его и посадили в тюрьму.

— Мама, как ты можешь!

— Джейни могла бы отвезти тебя домой, — сменила тему Лилит.

— У нее было срочное дело.

— Ночью? — изумилась мать. — И куда только катится мир…

Это Клэр и сама хотела бы знать.

— Пожалуй, я оденусь, — пробормотала она.

— Ты уходишь?

— Мне нужно навестить Джейни.

— А я надеялась, что ты поможешь мне с той картинкой…

Мать Клэр обожала пазлы. Причем ее интерес к ним напрямую зависел от степени их сложности. Когда очередное изображение было собрано, Лилит наклеивала его на картон и ставила на каминную полку, и картинка красовалась там вплоть до появления новой, после чего отправлялась в шкаф, где уже образовалась четырехфутовая стопка. Последняя головоломка оказалась особенно трудной — это было изображение люггера с серо-голубым парусом, дрейфовавшего по такой же серо-голубой воде. Над ним простирались серо-голубые небеса, позади него вздымались серо-голубые скалы, а вокруг играли серо-голубые тени.

По вечерам в будние дни и почти каждое утро по воскресеньям мать с дочерью складывали пазлы. Они устраивались за столом в гостиной и притворялись, что усиленно думают, в то время как на самом деле просто наслаждались общением друг с другом.

— Извини, мама, — сказала Клэр, — но это действительно важно.

Мать искусно скрыла свое разочарование за улыбкой.

— Феликс, да? — поинтересовалась она. — Они с Джейни ждут, что ты рассудишь очередной их спор?

— Что-то в этом роде, — согласилась Клэр.

Мать вздохнула:

— И когда только они поумнеют? Ладно, девочка, одевайся. Тебе и вправду лучше поторопиться, а то окажется слишком поздно.

— Но сейчас отношения между Джейни и Феликсом не так уж плохи.

— Возможно, они были не так уж плохи еще вчера, но, судя по твоим рассказам, эту парочку ни на минуту нельзя оставлять без присмотра… — Лилит покачала головой и сунула записку Клэр себе в карман. — Не знаю, что будет, когда они поженятся — Впрочем, это их проблемы.

Клэр рассмеялась, и, как ни странно, тени минувшей ночи тут же отступили. Девушка понемногу приходила в себя. Если бы еще Джейни удалось разыскать Феликса…

— Одевайся, Клэр, — повторила мать, выходя. — Завтрак будет готов через пару минут.

— Я люблю тебя, мама, — прошептала Клэр ей вслед.


2

Феликс очнулся в постели один. Головная боль прошла. События минувшей ночи — реальные и похожие на обрывки снов — смешались в его сознании, и единственно отчетливым было лишь воспоминание о том, как Джейни и Дедушка выгнали его из дома.

Или это ему тоже приснилось? Ведь он был здесь, в комнате для гостей Дедушкиного коттеджа. Так, может, ничего и не случилось? Но нет, они и вправду выгнали его — иначе мысль об этом не причиняла бы таких страданий.

Но что тогда делала рядом с ним Джейни? Он же видел ее, когда просыпался ночью.

Феликс оглядел комнату: если это действительно дом Литтлов, значит, и Джейни была настоящей.

Он сел на кровати, чувствуя себя словно с похмелья. К горлу подступила тошнота.

Как он попал сюда?

Кто-то положил его вещи и трость Клэр у двери, а одежду аккуратно повесил на спинку стула.

Феликс попытался напрячь память. После ссоры с Литтлами он заходил к Клэр. Потом играл на аккордеоне у моря. Потом под проливным дождем направился к Лине, чтобы передать ей трость. А потом… потом все смешалось. Сначала его вздернули на виселице, но затем веревку обрезали, и он упал в грязь, где…

Вот что было сном!

Феликс задрожал. Какая-то женщина занималась любовью с его трупом. И еще… Лина. Она делала то же самое, но только не на улице, а в постели в своем номере. Сходство между обеими женщинами было поразительным, равно как и полная беспомощность Феликса, который словно со стороны наблюдал за происходящим.

Неужели с Линой все было наяву?

Ночью Джейни говорила что-то насчет наркотиков, которыми его накачали.

Накачала Лина…

Как Феликс ни старался вспомнить, у него ничего не получалось, и лишь смутные обрывки ночных кошмаров мелькали в его сознании, когда он закрывал глаза.

Вздохнув, молодой человек встал, оделся и направился в ванную, но тут же почувствовал чудовищную слабость и новый приступ тошноты. В итоге Феликса хватило только на то, чтобы прополоскать рот, и тут же захотелось опять прилечь, однако желание услышать ответы на некоторые вопросы оказалось сильнее.

Феликс осторожно спустился вниз. Джейни и Дедушка завтракали на кухне. Заметив его, они замерли, и на их лицах отразились смущение и тревога. Не будь Феликсу так плохо, он непременно передразнил бы их, но все, на что он был способен сейчас, — это кое-как доковылять до дивана в гостиной и лечь на него, прежде чем силы оставят его. В течение какого-то времени Феликс старался не шевелиться, чтобы комната перестала наконец вращаться и тошнота отступила.

Джейни стремительно подбежала к нему и плюхнулась рядом так, что Феликса опять замутило.

— Феликс…

— Я… Со мной все в порядке.

— Что-то не похоже.

Феликс попытался улыбнуться, но получилось не слишком убедительно.

— Вообще-то мне паршиво, — признался он.

— Пожалуй, нам стоит отвезти тебя в Пензанс в больницу, — сказал Дедушка: он поспешил в гостиную вслед за Джейни и теперь стоял на пороге, явно не решаясь подойти ближе.

Феликс покачал головой и тут же пожалел об этом: его чуть не вывернуло наизнанку.

— Не надо, — простонал он.

Феликс ненавидел болеть, однако больницы он ненавидел еще сильнее: по его мнению, в них человеку становилось только хуже, хотя в данный момент он с трудом мог представить себе состояние отвратительнее своего нынешнего.

— Это неплохая идея, — возразила Джейни. — Мы ведь не знаем, что за наркотики подсыпала тебе та женщина.

— Она действительно это сделала?

Джейни кивнула.

— И ты привезла меня… сюда?

— Именно так, — подтвердил Дедушка.

Феликс перевел взгляд с Джейни на него.

— Сейчас вы оба верите мне? — спросил он. — Верите, что я не имею никакого отношения к этим людям и…

Джейни положила руку ему на плечо.

— Конечно, мы верим тебе. Мы поступили отвратительно, не дав тебе возможности объясниться.

— Мы словно обезумели, — добавил Дедушка. — Прости, Феликс. Я так виню себя за это…

Феликсу сразу стало гораздо лучше. Тяжесть в груди, которая так угнетала его, теперь исчезла, и на душе сделалось легко.

— Все нормально, — ответил он. — Я тоже был не прав.

— Не так, как мы, — вздохнула Джейни.

— Все нормально, Джейни, — повторил Феликс. — Правда, нормально.

— Насчет больницы… — попытался вставить Дедушка, однако Феликс решительно замотал головой, и его снова затошнило.

В течение нескольких минут Дедушка молча смотрел на него, и Феликс видел, как таяла боль в его глазах. Наконец старик расправил плечи и бодро кивнул.

— Ты, наверное, хочешь чаю? — поинтересовался он.

Феликс едва не расхохотался: настоящий Том Литтл! Все недуги на свете лечит чаем, считая это средство даже лучше традиционного корнуэльского куриного бульона.

— Чай — это здорово, — улыбнулся Феликс.

— Тебе нужно отдохнуть, — сказала Джейни, когда Дедушка отправился на кухню. Она хотела было встать, но Феликс поймал ее руку.

— Я так рад снова быть здесь, — прошептал он. Джейни улыбнулась и осталась сидеть возле Феликса.


3

Рано утром Вилли Кил постучался в дверь гостиничного номера Лины Грант.

— Работа выполнена, — доложил он, как только она открыла ему. — Все как вы приказывали.

Проведя бессонную ночь, Лина пребывала в крайнем раздражении, но решила не срывать его на Вилли: не исключено, что он ей еще пригодится.

— У меня нет наличных, — сказала она. — Возьмешь дорожные чеки?

— А я смогу получить по ним английские фунты?

— Конечно.

Лина заглянула в сумочку и обнаружила, что чеков У нее осталось чуть меньше, чем на шестьсот фунтов стерлингов.

— Ничего, если я дам тебе пятьсот фунтов сейчас, а за остальными мы сходим в банк завтра?

Кил заколебался.

— Ну… — протянул он, нахмурившись. — Вообще-то мы договаривались о другом. Вы разбудили меня посреди ночи и…

— У вас проблемы, мисс? — раздался вдруг чей-то голос.

Лина подняла взгляд и увидела Джима Гейзо, стоявшего в дверях. Телохранитель семьи Грант подошел так тихо, что ни она сама, ни Вилли не слышали.

Если Кил ассоциировался у Лины с общипанной курицей, то Гейзо — с диким быком. Высокий и широкоплечий, атлетического телосложения, с темными, аккуратно подстриженными волосами и приятными чертами лица, он выглядел весьма привлекательно. Впечатление немного портил только сломанный нос. Гейзо был идеальным телохранителем, ненавязчивым и молчаливым, внушающим страх одним своим видом. Он умел держаться в тени и появляться в самый нужный момент.

Лина взглянула на съежившегося Кила.

— Я… — начала было она.

— У мисс нет никаких проблем, — поспешил ответить за нее Вилли. — Дорожные чеки — моя любимая форма оплаты.

Он повернулся к Гейзо спиной, и тот позволил себе легкую улыбку, после чего поклонился Лине и ушел. Кил просеменил за Линой в ее комнату, где получил подписанные чеки.

— Так я позвоню вам завтра утром, — сказал он, торопливо пряча награду в карман. — Если, конечно, не понадоблюсь сегодня…

— До завтра, Вилли, — устало попрощалась Лина.

Она закрыла за ним дверь и тут же вспомнила, что не поинтересовалась подробностями спасения Клэр Мэбли. Хотя какое это имело значение, если Бетт в любом случае будет в бешенстве? Убедившись, что в коридоре никого нет, Лина заковыляла к номеру Джима Гейзо. Он открыл, едва она постучала, и быстро огляделся по сторонам.

— Этот человек досаждал вам? — спросил он.

— Нет-нет, он работает на меня.

Гейзо покосился на ее опухшую лодыжку:

— Бетт?

Лина покачала головой:

— Не поверишь, но я упала с велосипеда.

— Почему? Зная вас, поверю. Желаете войти?

Лина кивнула.

— Этой ночью я помешала Бетту кое-что сделать. Не знаю, догадался ли он, кто спутал ему карты, однако сейчас я предпочла бы находиться там, где он не сможет меня найти.

Гейзо подал Лине руку, и в памяти девушки тотчас всплыл образ Феликса. Такой же любезный… Глаза ее наполнились слезами.

Проклятие!

Будь проклята вся эта история!

Заметив удивленный взгляд Гейзо, Лина легонько застонала в надежде списать предательские слезы на боль в травмированной ноге.

— Папа прилетает сегодня, — сообщила она, усаживаясь на диван в гостиной. — Вместе с Джоном Мэдденом.

Гейзо, несмотря на свои размеры двигавшийся с грацией пантеры, присел рядом.

— Что здесь происходит? — поинтересовался он. — Или мне не следует знать?

Лина вздохнула:

— Не следует, Джим.

„Вот что такое не иметь друзей!“ — ужаснулась Лина, изумленная своим запоздалым прозрением.

Она никогда не задумывалась об этом. В ее распоряжении находилась целая армия наемных работников — от телохранителей до горничных и садовников — и куча знакомых, жаждущих общения с ней, но друзей у нее не было. Ни одного.

А ведь в эту минуту она отдала бы все на свете за возможность поделиться с кем-нибудь своими переживаниями. Обратиться к кому-то, кто по-настоящему понял бы ее… Феликс Гэйвин был способен на это, но после случившегося…

События минувшей ночи опять закружились у Лины в голове.

„Забудь об этом, — приказала она себе. — Забудь! Считай, что ты просто хорошо провела время. Надень маску и не снимай ее, если не хочешь, чтобы о твоей слабости пронюхал Бетт…“

— Расскажи мне, что нового в Бостоне, Джим, — вслух попросила она.


4

Джейни, как и Феликса, терзали воспоминания, но, в отличие от него, она точно знала, что было явью, а что сном. Только от этого не становилось легче: яркие образы один за другим проносились в ее сознании, и никак не удавалось отделаться от них.

Ссора с Феликсом.

Проливной дождь.

Феликс в постели американки.

Ее мать-алкоголичка.

Прости меня…

И книга Данторна, подарившая ей свою музыку, которая казалась такой волшебной… пока не сгустились тени.

Джейни приятно было сидеть рядом с Феликсом и смотреть, как он спит, но тишина давила на нее, не позволяя отвлечься от мрачных мыслей, и вскоре девушка почувствовала, что сойдет с ума, если срочно что-нибудь не разобьет. Не важно что… Но лучше всего — голову женщины, опоившей Феликса, поскольку…

Джейни подпрыгнула, когда раздался звонок в дверь.

„Кто бы это мог быть?“ — удивилась она, но потом вспомнила о репортере из „Роллинг стоун“, который обещал зайти к ней, и ужаснулась: он же собирался ее фотографировать, а она выглядит как ходячая смерть. Впрочем, ее опасения оказались напрасными: это была всего лишь Клэр.

— Кто там? — выглянул из кухни Дедушка. Увидев Клэр, он расплылся в широкой улыбке.

— Кажется, я прощена? — рассмеялась она.

— Ты была права, дорогая, а мы с Джейни заблуждались, — ответил старик. — Это мы должны просить у тебя прощения, и если ты…

Клэр нетерпеливым жестом прервала его.

— Все нормально. Я предлагаю забыть об этом раз и навсегда, — сказала она, направляясь в гостиную.

Взгляд ее упал на лежащего на диване Феликса.

— Ты все-таки нашла его! — радостно воскликнула Клэр, и только тут Джейни осознала, как сильно переживала ее подруга все это время. Впрочем, подойдя ближе, Клэр опять заволновалась. — А что с ним такое?

— Его накачали наркотиками… — начала было объяснять ей Джейни, но в этот момент Феликс открыл глаза и посмотрел на них обеих в упор.

— Было бы неплохо, если бы вы не говорили обо мне так, словно меня здесь нет, — насупился он.

— Ах, так тебе полегчало?! - воскликнула Джейни, сжимая руку Феликса. Вопрос был серьезным, хотя тон — явно насмешливым.

Клэр придвинула к дивану кресло и уселась в него Вошедший в комнату Дедушка последовал ее примеру.

— Да, мне немного лучше, — ответил Феликс. — Хотя я еще не готов заниматься серфингом.

Джейни слушала его вполуха, уставившись на книгу, лежащую на подлокотнике Дедушкиного кресла: она вспомнила музыку из своего сна — то беззаботно радостную, то безнадежно мрачную… Наконец, взяв себя в руки, девушка улыбнулась.

— Никакого серфинга, — предупредила она Феликса. — Столько всего случилось, что не хватало нам только вызывать спасателей и вылавливать из залива сумасшедшего моряка, который возомнил, будто он на Гавайях.

— А что именно случилось? — поинтересовалась Клэр.

Джейни рассказала ей обо всех событиях минувшей ночи, промолчав лишь о том, чем занимались Феликс и Лина, когда она ворвалась в номер. Если Феликс ничего не помнит, зачем усложнять себе и ему жизнь?

— Со мной тоже кое-что произошло по дороге домой, — вздохнула Клэр, когда Джейни замолчала.

И она описала сцену из второсортного фильма о маньяках, где ей досталась одна из главных ролей.

— Господи, это просто ужасно, — прошептала Джейни.

Феликс нахмурился.

— Ты позвонила в полицию, дорогая? — спросил Дедушка.

Клэр покачала головой:

— Дэйви с ними не в ладах, и…

— Не удивительно, — усмехнулась Джейни.

— … я решила повременить, — продолжала Клэр. — А утром я подумала, что буду выглядеть дурой, если заявлю сейчас: полицейские начнут спрашивать, почему я не обратилась к ним сразу.

— Это правда, — согласился Дедушка.

Клэр снова покачала головой:

— Это было бы несправедливо по отношению к Дэйви.

— Он наверняка ошивался там, рассчитывая кого-нибудь ограбить, — вставила Джейни.

— И это тоже несправедливо! — обиделась Клэр. — Если бы не он, мы с тобой сейчас не разговаривали бы.

— Допустим. Но Дэйви Роу… — Джейни закатила глаза. — И ты привела его домой?

— А что, по-твоему, я должна была сделать? Оставить его под дождем наедине с моим сердечным „спасибо“? Кроме того, я себя не помнила от страха, а рядом с Дэйви мне было спокойнее.

— И все же… Дэйви Роу…

— Я думаю, Клэр было виднее, как поступить, — заметил Феликс.

Джейни повернулась к нему:

— Может быть. Но ты не знаешь его, Феликс. Он сидел в тюрьме и все такое…

— Она хочет сказать, что Дэйви не самый красивый парень и в его обществе не слишком приятно находиться, — пояснила Клэр.

— А какое значение имеет внешность? — пожал плечами Феликс.

— Да никакого! — воскликнула Клэр.

Джейни вскинула руки:

— Сдаюсь! Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю, Клэр. Я ничего не имею против Дэйви как человека.

— Знаю…

Джейни пристально посмотрела на подругу: та казалась такой невозмутимой, словно это не ее пытались убить прошлой ночью. Интересно, как ей удалось избавиться от ужасных воспоминаний?

— Ты так спокойна, Клэр, — сказала она вслух. — Если бы что-то подобное произошло со мной, я бы до сих пор была в шоке.

— На самом деле я до смерти напугана. Просто сумела загнать поглубже все свои страхи, потому что если начну думать об этом, то сойду с ума, а стараюсь изображать спокойствие, и каким-то чудесным образом это помогает мне быть спокойной.

— Ты разглядела этого маньяка? — спросил Феликс.

— Нет. Было темно, шел дождь. К тому же его лицо скрывали очки и шарф… — Клэр помолчала, будто что-то вспоминая. — Но у него была татуировка. Вот здесь. — Она указала на запястье.

— Какая именно? — поспешил уточнить Феликс.

Джейни встревожилась: в его голосе слышалось волнение. Приподнявшись на локте, он впился в Клэр напряженным взглядом.

— Голубь, — ответила она. Феликс опустился на подушку.

— Голубь… — медленно повторил он.

— Да, мне показалось, что это голубь. Во всяком случае, это точно была какая-то птица.

— Дайте карандаш и бумагу, — попросил Феликс.

Дедушка тут же принес и протянул листок Клэр, но Феликс замотал головой:

— Нет-нет, мне.

Он снова приподнялся и, быстро набросав какой-то рисунок, показал Клэр.

— Похоже?

Девушка побледнела:

— Как ты…

— Я видел такую татуировку.

— Ты знаешь мужчину, напавшего на Клэр? — ахнула Джейни.

— Нет. Но точно такой же голубь красуется на запястье у Лины Грант.

Джейни изумленно вскинула брови: если Лина и этот маньяк как-то связаны между собой, то…

— Книга! — выдохнула она.

Дедушка взял „Маленькую страну“ с подлокотника кресла. Три пары глаз внимательно следили за его движениями.

— Эта женщина охотится за книгой, — объявила Джейни. — Наш дом хотели ограбить, потом Лина накачала Феликса наркотиками, а ее дружок в это время пытался убить Клэр и…

Она попробовала сложить все в единое целое, но только запуталась еще больше.

— Почему? — растерянно произнесла она. — Какое отношение то, что случилось с Феликсом и Клэр, может иметь к книге Данторна?

— И зачем этим людям „Маленькая страна“? — в свою очередь поинтересовался Феликс.

— Вряд ли им просто хочется издать ее, — поддержала его Джейни.

— Конечно нет, моя ласточка, — заговорил наконец Дедушка. — В этой книге есть какая-то загадка.

Клэр подняла руку:

— Подождите минутку. Я ничего не понимаю. Я знаю, что какие-то люди стремятся заполучить неопубликованные работы Билли Данторна, но о какой книге идет речь? Вы ведь не хотите сказать, что у Данторна остался завершенный роман…

Дедушка молча вручил ей „Маленькую страну“. Клэр взглянула на обложку, затем открыла книгу и прочла вслух:

— „Отпечатано в единственном экземпляре“…

Она начала листать роман, и на мгновение Джейни показалось, что ее недавний сон стал явью, потому что в ушах у нее опять зазвучала знакомая музыка. Она оборвалась, едва лишь Клэр захлопнула книгу. На лице у девушки появилось какое-то странное выражение, и Джейни с болью в сердце осознала, что это был гнев.

— Ты же знаешь, как я люблю книги Данторна, — начала Клэр дрожащим голосом. — Не меньше тебя! А может быть, даже больше! Почему ты ни словом не обмолвилась мне о „Маленькой стране“?

— Клэр, все не так, как ты думаешь…

— Я считала тебя своей подругой!

— Так оно и есть, — защищалась Джейни. — Но я сама узнала о книге только накануне и… и…

— И ничего не сказала мне! Джейни, я не понимаю! Почему это такая тайна?

— Не обвиняй Джейни, дорогая, — вмешался Дедушка. — Она всего лишь пыталась сдержать слово, которое я дал Билли.

— Но… — Клэр повертела книгу в руках и посмотрела на Феликса.

— А ты знал?

— Со вчерашнего дня, — ответил он. — Я нашел ее, пока Джейни и Дедушка были на музыкальном вечере. Они объяснили мне, что это секрет. Их секрет. Поэтому я не мог поделиться им с тобой.

— Вообще-то это мой секрет, — уточнил Дедушка. — И я хранил его долгие годы, но недавно мне пришлось перепрятать книгу, и я оставил ее на чердаке. Там-то она и попалась на глаза Джейни…

Старик выглядел смущенным. Впрочем, сама Джейни чувствовала себя ничуть не лучше: в последнее время столько всего произошло, что она совсем позабыла о подруге. Конечно, у нее, как и у Феликса, не было права распоряжаться секретом Данторна, но она, по крайней мере, могла бы спросить разрешения у Дедушки: ведь они оба знали, что Клэр не способна на предательство!

— Честно говоря, мне просто было не до книги, — потупилась Джейни.

— А я дал обещание Билли, — повторил Дедушка.

— Какое обещание? — удивилась Клэр.

Джейни вопросительно взглянула на деда. Тот молча кивнул.

— В книге лежит письмо. Прочти его, — сказала Джейни.

Клэр достала послание Данторна, которое Джейни использовала в качестве закладки, и быстро пробежала его глазами.

— Это письмо такое загадочное, — пробормотала она.

— Я подумала то же самое, когда наткнулась на него.

— Данторн действительно обладал какими-то сверхъестественными способностями? — поинтересовалась Клэр у Дедушки.

— О чем это ты?

— „Полоумного Билла Данторна вновь посетило знаменитое предвидение“, — процитировала Клэр. — Звучит так, словно он мог с точностью предсказывать будущее, причем делал это неоднократно. По-другому эту фразу не объяснить.

— Ну, Билли всегда был немного не от мира сего…

Дедушке явно не хотелось обсуждать эту тему, но Джейни ободряюще улыбнулась ему.

— Ив чем же заключалась странность Данторна? — не унималась Клэр.

— М-м… пожалуй, ему и впрямь было что-то известно. Например, он мог сказать, когда случится беда или, наоборот, радостное событие… Вообще-то Билли не любил распространяться об этом — кто стал бы слушать молодого парня, несущего подобную чепуху? И все же иногда он говорил об этом мне и…

Дедушка заколебался.

— И? — нетерпеливо произнесла Джейни.

Старик вздохнул:

— Он ни разу не ошибся.

— А „Маленькая страна“? — продолжала напирать Клэр. — Что в ней особенного?

— Этого Билли мне так и не сообщил, милая. Но стоит ее раскрыть, и вокруг тут же начинают твориться странные вещи… Книга как будто вызывает их к жизни.

— То есть выполняет роль катализатора?

— Точно.

— Но какой в этом смысл?

— А почему во всем обязательно должен быть смысл? — негромко спросил Феликс. — Разве мало знать, что магия еще не окончательно покинула наш мир, спасаясь от исследователей, которые сначала расчленяют ее, чтобы выяснить, как она работает, а потом удивляются, что чудо мертво?

Джейни задумалась — и над словами Феликса, и над тем, что произнес их именно он: ведь она всегда считала его очень прагматичным человеком. Однако то же самое Дедушка говорил и о Данторне. Выходит, даже в прагматичных людях живет частичка волшебства.

Это может быть музыка. Взять, к примеру, Чоки Фишера: самый что ни на есть здравомыслящий, приземленный старичок. Занят скучными бытовыми проблемами, но когда берет в руки свой мело-деон — сразу преображается и все меняется вокруг.

Такое невозможно постичь разумом. Нужно просто наслаждаться. Музыкой. Магией…

Вереница беспорядочных образов, проносящаяся в сознании Джейни, замерла на том самом месте, когда „Маленькая страна“ распахнулась и в воздухе прозвучали первые ноты — те же, что раздались, как только книгу принялась листать Клэр…

— А что именно начинает происходить? — спросила Клэр Дедушку, выводя Джейни из задумчивости.

— Ну… — Старик немного помедлил. — Из ниоткуда доносятся звуки. Повсюду чудится какое-то движение. Всех охватывает беспокойство. В городке появляются призраки. И еще сны…

Джейни показалось, что его голос дрогнул, и она окинула присутствующих растерянным взглядом: все трое словно застыли, — стало быть, им тоже снились сны. Вот только о чем? Если это было что-то похожее на ее сновидения…

Наконец Дедушка пошевелился и, прочистив горло, продолжил:

— Но все это настолько неуловимо, что…

— Что лучше нам заняться более насущными проблемами, — закончил за него Феликс.

— Например? — поинтересовалась Джейни.

— Прежде всего, нужно позвонить в полицию, — нахмурился Дедушка.

— Правильно!

— И что вы им скажете? — усмехнулась Клэр.

— Скажем, что тебя пытались убить, а наш дом — ограбить, — ответила Джейни.

— Ага. А еще заявим, что это дело рук секретной организации, которая охотится за волшебной книгой. Да нас за сумасшедших примут!

Джейни подалась вперед:

— Но ведь ты сама видела татуировку на запястье у того маньяка. Что же это, по-твоему, как не символ тайного общества?

— Такое возможно, — поддержал ее Феликс. — Хотя звучит странновато.

— Нам нужно выяснить, кто эти люди, — заявила Джейни.

— Если это возможно, — покачал головой Дедушка.

— О чем ты? — повернулась к нему Джейни.

— На то общество и тайное, чтобы о нем никто ничего не знал.

— Некоторые изучают подобные вещи, — предположил Феликс. — У меня есть приятель в Калифорнии, который просто помешан на всякой мистике. Он всю жизнь этому посвятил. И чем загадочнее вещь, тем сильнее она его занимает.

— У нас тут имеется кое-кто похожий, — оживилась Клэр. — Питер Гонинан. Он заказывает книги по оккультизму через наш магазин.

— Я знаком с ним, — улыбнулся Дедушка. — Он живет на ферме рядом с Сент-Леваном. Мы вместе ходили в школу — я, Билли — и он. Этот парень уже тогда был странной птицей.

Джейни вздрогнула:

— Я сталкивалась с ним пару раз на побережье. У меня от одного его вида — мороз по коже.

— А я его ни разу не встречала, — задумчиво произнесла Клэр. — Он заказывает книги по телефону, а потом присылает за ними соседку. По крайней мере, я всегда думала, что это его соседка — рослая худощавая женщина. Она ездит на старом велосипеде с рамой.

— Я ее видела, — сказала Джейни.

— Ее зовут Хелен. Кажется, она снимает у Гонинана коттедж, — пояснил Дедешка.

— В таком случае, она делает это уже в течение нескольких лет, — заметила Клэр, — потому что хозяин нашего магазина Томми знал ее еще в свою бытность простым продавцом в книжной лавке Смита.

— Вы и вправду считаете, что Питер Гонинан может нам помочь? — спросила Джейни.

Ей совсем не хотелось ехать к нему, однако она понимала, что нельзя судить о человеке исключительно по его внешности. Дэйви Роу являлся наглядным тому примером. Питер Гонинан был высоким, лысым и тощим, а смотрел он так, что средневековый крестьянин испугался бы сглаза. Носил Гонинан всякое тряпье, обычно черного цвета, и издали напоминал журавля.

Но ведь первое впечатление обманчиво, и он вполне может оказаться замечательным человеком!

„Ну конечно, — усмехнулась про себя Джейни. — Скоро я соглашусь поверить в то, что Дэйви Роу никогда не сидел в тюрьме“.

— Попробовать стоит, — ответила Клэр.

— Сперва надо все хорошенько взвесить, — возразил Феликс. — Если существует какое-то тайное общество с символом в виде голубя, то кто может поручиться, что Гонинан не входит в него?

Клэр пожала плечами:

— А что мешает нам посмотреть на его запястье, прежде чем открывать рот?

Феликс улыбнулся:

— Справедливо. Тогда вперед!

Он начал было подниматься с дивана, но тут же побледнел и рухнул обратно.

— Феликс? — забеспокоилась Джейни.

Сморщившись, он покачал головой:

— Я не смогу пойти с вами. Пока я лежу — все в порядке, но стоит мне пошевелиться, как меня сразу выворачивает наизнанку.

— Не волнуйся. Мы с Джейни справимся сами, — махнула рукой Клэр.

— Конечно, — согласилась Джейни. Она была не в восторге от этой идеи, но не могла же Клэр отправиться к Гонинану одна. — Ты позаботишься о Феликсе, дедуля?

— Не дело вы затеяли, — проворчал старик.

— С нами все будет в порядке, — заверила его Клэр.

— Разумеется, — буркнул Дедушка. — Когда повсюду бродят маньяки с ножами и бог знает кто еще. Что если на вас снова нападут? Или, как говорит Феликс, окажется, что Гонинан во все это замешан?

— Мы будем очень осторожны, — пообещала Клэр.

— Если хочешь, поезжай с Клэр, а я останусь с Феликсом, — предложила Джейни.

Она видела, как мучится Дедушка, взвешивая опасность. Здесь, выселении, полно людей, но до сих пор это не смущало врагов. Так что они могут заявиться в любой момент. А вот на побережье они вряд ли станут искать Джейни. Им это и в голову не придет.

— Ладно, поезжайте, — сдался наконец старик. — Только постарайтесь не задерживаться.

Джейни наклонилась и поцеловала Феликса.

— Береги себя, — попросил он.

— Хорошо.

— Можно мне захватить это с собой? — спросила Клэр, указывая на рисунок голубя.

Феликс кивнул.

Джейни взяла пакет и уже направилась к дверям, где ждала Клэр, как вдруг зазвонил телефон.

— Джейни, дорогая, это тебя! — крикнул Дедушка.

Девушка вздохнула и вернулась в гостиную.


5

Несмотря на бессонную ночь, утром Майкл Бетт чувствовал себя бодрым и готовым к действию.

Впрочем, он никогда не придавал особого значения сну. Он считал, что это напрасная трата времени, и позволял себе отдыхать ровно столько, сколько требовалось, чтобы восстановить силы. По мнению Бетта, сон погружал человека в состояние безмятежности, а Майкл предпочитал оставаться на грани, где все четко и ясно, а ум обострен настолько, что в одно мгновение может переварить всю имеющуюся информацию и принять единственно верное на данный момент решение.

Потому что на грани не думают. Там знают.

Знают то, что недоступно пониманию ленивых и безвольных баранов с их фаршированными всякой ерундой головами.

Отныне у них не было шанса спастись, поскольку, оказавшись на грани, Бетт превращался не просто в хищника, он становился беспощадным существом, способным на все.

Взять, к примеру, Литтлов с их секретом. Мэдден приказал действовать без шума, и Бетт подобрался к ним так, как это сделал бы баран: тупо, по правилам, Двигаясь тихими, осторожными шагами. Но стоило ему подойти к грани, как все изменилось. Здесь больше не существовало правил, мир вокруг приобрел четкие очертания, и ум был отточен как бритва. Теперь Майкл твердо знал, что следует делать.

Конечно, пока Орден представлял для него хоть какой-то интерес, Бетт не мог демонстративно игнорировать инструкции Мэддена. Поэтому он не станет трогать Литтлов и даже откажется от дальнейших попыток расправиться с их ближайшим окружением — благо были и другие способы выбить почву у них из-под ног.

Покинув свою комнату, Бетт спустился в холл и, воспользовашись отсутствием хозяина гостиницы, устроился в кресле и заказал международный разговор. Спустя несколько минут в трубке послышались длинные гудки, и мужской голос ответил:

— Бюро расследований Деннисона.

— Сэм? Это Майкл Бетт.

— Чем могу быть вам полезен, мистер Бетт?

— Я сейчас в Корнуолле, и у меня возникли кое-какие проблемы. Пора вам приниматься за выполнение финальной части нашего соглашения.

— Позвольте, я возьму ручку… Говорите.

— Сначала свяжитесь с человеком по имени Тед Граймс. — Бетт сообщил Деннисону адрес и телефон офиса Граймса. — После этого вам нужно будет захватить одну женщину, и всем троим первым же рейсом вылететь в Англию.

— А эта женщина знает о предстоящем путешествии?

— Да, она работает на меня, как и вы.

— Я займусь этим немедленно, мистер Бетт.

Закончив разговор, Майкл сделал еще пару звонков за границу, а затем набрал местный номер. Подошедший к телефону Том Литтл позвал свою внучку.

— Джейни? Это Майк Бетчер.

— Здравствуйте, Майк. Как вам спалось?

— Отлично. Я насчет…

— Извините, но мне надо ненадолго уйти. Я перезвоню вам позже.

— Вообще-то я хотел отменить нашу сегодняшнюю встречу.

— Что случилось? С вами все в порядке?

— Со мной — да. Но… Боже, даже не знаю, с чего начать. Такая странная вещь. Мне позвонил редактор журнала: он не желает, чтобы ваше имя упоминалось в моей статье.

На другом конце провода воцарилось минутное молчание.

— Но… но почему?

— Понятия не имею. Сегодня я еду в Лондон — может, удастся что-то выяснить… У вас ведь нет врагов?

— Что?!

— Мой редактор очень напуган. Он не был так взвинчен с тех пор, как на него подали в суд из-за… ну, в общем, не важно. Тогда он сумел выкрутиться, но сейчас что-то сильно беспокоит его в вас, Джейни. Я уверен, что это недоразумение, и буду до последнего отстаивать ваше доброе имя. Но если вы знаете, в чем дело…

— Даже представить себе не могу!

— Я так и предполагал… Послушайте, я попробую все уладить, но это займет несколько дней. Я позвоню вам сразу по возвращении, ладно?

— Да, но…

— Сожалею, что расстроил вас, но вы должны были об этом знать.

— Я очень ценю вашу заботу, Майк. Не могли бы вы…

— Как же я ненавижу это в своей работе! — продолжал Бетт, не позволяя девушке вставить ни слова. — Интриги, склоки, сплетни… Казалось бы, взрослые люди, а ведут себя хуже малых детей. Вы понимаете, о чем я?

— Не совсем. Я…

— Ну все, я побежал. Позвоню вам через пару деньков. Скоро все выяснится, Джейни, а пока будьте осторожны. И постарайтесь не волноваться.

— Но…

Бетт повесил трубку и улыбнулся.

„Постарайтесь не волноваться“.

Словно она сможет забыть об этом звонке! Еще немного, и…

Поистине, сводить человека с ума было так же занятно, как и терзать его плоть.

Покончив с этим, Бетт поднялся наверх, чтобы привести себя в порядок: пора нанести визит вежливости Снежной Королеве. Можно будет разыграть раскаяние, извиниться за прошлый вечер и пообещать помощь в примирении со столь дорогим ее сердцу моряком. Лина растает и начнет просить у него прощения за то, что она все испортила, и к приезду Мэддена и „папочки“ они вновь станут лучшими друзьями. А как же иначе?

С этой минуты все будет так, как он хочет, потому что он снова на грани.


6

Джейни растерянно опустила трубку. Побледнев, она мучительно пыталась осознать смысл услышанного, но… но ведь его попросту не было!

— Что случилось, моя ласточка? — встревожился Дедушка.

— Это был Майк. Майк Бетчер, — ответила она.

— Репортер из „Роллинг стоун“? — спросила Клэр.

Джейни кивнула.

— Он сказал, что его редактор запретил печатать статью. Точнее, он запретил писать обо мне. Майк интересовался, нет ли у меня врагов… Говорит редактор напуган… — Джейни перевела взгляд с Дедушки на Клэр и Феликса. — А я ведь даже не знаю этого человека.

— Должно быть, тут какая-то ошибка, — предположил Дедушка.

— А я думаю, все как раз наоборот, — нахмурилась Клэр.

— О чем ты? — удивилась Джейни.

— О том, что это может быть подстроено…

Джейни начала было смеяться, однако никто ее не поддержал.

— Ладно, пошли, — вздохнула она. — Хватит нести всякий вздор.

— Подожди, Джейни, — остановил ее Феликс. — Возможно, Клэр права. Кто-то уже пытался поссорить нас с тобой и убить твою подругу. Складывается такое впечатление, что тебя загоняют в угол. Теперь вот твоя карьера…

— Я ни за что не поверю, что Майк имеет к этому какое-то отношение! — вспыхнула Джейни. — К тому же он пообещал мне лично отправиться в Лондон и все уладить.

— А что делает редактор американского журнала в Лондоне? — усмехнулась Клэр.

— Ну… может, у них там дочерний офис или что-то в этом роде… — Джейни покачала головой. — Посудите сами: зачем Майку вредить мне?

— А что если его подкупили? — предположил Феликс.

— Но…

Клэр взяла Джейни за руку.

— Чем раньше мы выясним, кто эти люди, тем лучше.

Джейни посмотрела на Феликса.

— Клэр права, — сказал он.

— Не знаю, поможет ли Питер Гонинан, но вам действительно лучше поторопиться, — добавил Дедушка.

— Что ж… — сдалась Джейни. — Дедуля, позвони, пожалуйста, Кит — вдруг она что-нибудь знает. Ее номер в моей красной записной книжке.

Кит была лондонским агентом Джейни.

— Позвоню, дорогая.

— Спасибо.

Джейни снова было заколебалась, но Клэр схватила ее за рукав и потащила к машине.

Усевшись за руль, Джейни окинула взглядом знакомый пейзаж — Дедушкин сад, церковь методистов, соседские дома… Внезапно все это показалось ей таким далеким, словно утраченным навсегда. А сама она теперь жила совсем в другом мире. Ужасное, опустошающее чувство…

— Джейни? — окликнула ее Клэр.

Джейни медленно кивнула и включила зажигание.

Но ее никак не оставляла тревожная мысль: почему это случилось именно с ней?


7

В баре „Королевская рать“, расположенном в поле, неподалеку от Маусхола, Дэйви Роу дожидался Вилли Кила. Седовласый Гарри, склонившись над стойкой, болтал с парой каких-то пожилых фермеров. Если не считать испачканных грязью галош, выглядели они по-воскресному нарядно: чистые рубашки, тщательно отглаженные брюки, галстуки. Кроме этих двоих, в баре никого больше не было, хотя соседний, обеденный зал быстро наполнялся посетителями — оттуда долетали обрывки разговоров и смех.

Поначалу Дэйви хотел скоротать время за игровым автоматом, однако передумал: выигрывал он редко, а имеющиеся у него наличные составляли столь ничтожную сумму, что до прихода Вилли ими было лучше не рисковать. Так что Дэйви просто сидел за столиком рядом с бильярдом и потягивал пиво.

Прошло с полчаса.

Вилли Кил появился как раз в ту минуту, когда Дэйви покончил с первой пинтой и заказал вторую. Вилли тоже взял себе пива и присоединился к приятелю. Одним глотком опустошив бокал на треть, он поставил его на стол и обратился к Дэйви:

— Ну, как жизнь, дружище?

— Бывало и лучше.

— Это должно тебя взбодрить.

С опаской покосившись на барную стойку, Кил сунул Дэйви пачку десятифунтовых банкнот. Молодой человек быстро убрал ее в карман, не потрудившись даже пересчитать: сколько бы Вилли ни получил сверх, если уж он обещал двести фунтов, значит, ровно двести и принес.

— Неплохо для такой работенки, а? — усмехнулся Кил.

— Неплохо, — согласился Дэйви.

Для него двести фунтов и вправду были ощутимой суммой.

— И я не сомневаюсь, что там, откуда пришли эти деньги, их еще предостаточно, — добавил Кил.

Дэйви наклонился к нему:

— О чем ты, Вилли?

— Ну, Дэйви! Ты ведь знаешь правила: только дело и никаких вопросов.

— Знаю, — кивнул Дэйви. Он прекрасно усвоил это и многое другое, пока был в тюрьме. — Но все-таки скажи: что нужно той женщине от Клэр?

— А тебе не все равно? Главное, что она платит.

— Да, но…

— Слушай меня внимательно, мой мальчик. — Вилли подался вперед. — Мисс Грант работает не в одиночку. За ней стоят не просто деньги, а огромная сила. Теперь мы тоже замешаны в этой игре.

К счастью, мы здесь на своей территории, а американцы — нет. Поэтому они не могут чувствовать себя так же уверенно, как ты или я. Но… — Вилли постучал пальцем по столу, — но если мы начнем совать свой нос куда не следует, они решат обойтись без нас, а мы останемся в дураках.

— Но ты же сам сказал, что американцы не могут действовать свободно.

— Верно. Но мы не единственные местные ребята, которые ищут легких денег. Есть и другие. И первое, о чем их попросят, — это убрать лишних свидетелей. Улавливаешь, о чем я?

Дэйви нахмурился:

— Мне не нужны неприятности. Я просто пытаюсь понять, зачем кому-то понадобилось убивать Клэр.

— Тебе надо хорошенько уяснить одну вещь, — улыбнулся Кил. — У каждого человека есть свои секреты. У некоторых очень мрачные. Ты можешь знать Клэр Мэбли всю свою жизнь…

— Так и есть.

— … но из этого вовсе не следует, что ты действительно знаешь ее. Я могу рассказать тебе кучу историй…

— О Клэр?!

Кил расхохотался и помотал головой:

— Нет, не о ней. Но вокруг полно добропорядочных граждан, которые вытворяли такое, что нам с тобой и не снилось. Я храню парочку секретов…

— Каких?

— Дэйви, если я расскажу тебе, они перестанут быть секретами.

— Пожалуй…

— Подумай-ка: почему, по-твоему, меня ни разу не посадили в тюрьму? — Кил похлопал Дэйви по плечу. — Да потому, что мне известно то, о чем многие уважаемые люди предпочли бы как можно скорее забыть.

Полиция и вправду никогда особенно не интересовалась Вилли Килом — с этим Дэйви поспорить не мог. Однако он сильно сомневался, что причиной тому была тайная власть Кила над почтенными горожанами. Его и слушать-то никто не стал бы! Скорее всего, он снискал себе некоторое снисхождение со стороны сильных мира сего, собирая для них нужную информацию.

Между тем Вилли допил свое пиво и поднялся из-за стола.

— Ладно, Дэйви, мне пора.

— У тебя нет больше работенки для меня?

— Возможно, появится… В случае чего я сразу тебе позвоню, так что будь на связи.

Дэйви был несколько раздосадован тем, что Кил так рано уходит, — он надеялся выудить из приятеля еще что-нибудь об американке. Например, узнать, кто предупредил ее о нападении на Клэр и — что гораздо важнее — кто его подготовил. Конечно, Вилли не сказал бы этого напрямую, но он был болтлив и рано или поздно непременно проговорился бы. Впрочем, давить на него не стоило — он мог насторожиться.

— Замечательно, — отозвался Дэйви. — Мне и самому надо кое-куда заскочить, а потом я буду дома.

— Да здравствуют американцы и их деньги! — подмигнул Кил и направился к выходу.

Дэйви проводил его взглядом и опустошил свой бокал. Затем похлопал себя по карману, прикидывая, не взять ли ему еще. Но решил воздержаться. Дэйви чувствовал себя не вправе тратить эти деньги. Ему не следовало даже брать их.

Да, он заслужил эти двести фунтов — он спас Клэр и прогнал ее обидчика. Он честно выполнил свою работу.

Работу… Вот это-то и волновало Дэйви. В отличие от других, Клэр всегда была добра к нему, и он должен был спасти ее просто так, потому что она попала в беду и нуждалась в его помощи. Но уж никак не ради денег.

„Странная мысль для парня, который промышляет воровством у приезжих“, — усмехнулся Дэйви.

Но ведь это совсем другое дело! Туристы были богаты — во всяком случае, намного богаче, чем он. К тому же он не знал их лично. Не знал так…

Так, как Клэр…

Тем временем мужчины у стойки закончили болтать с Гарри и пошли к бильярдному столу. Дэйви спокойно наблюдал за ходом партии, пока один из них — проигрывающий — не начал нарочито громко жаловаться на то, что не может сосредоточиться, когда на него таращатся всякие мерзкие рожи. Его друг хихикнул. Дэйви глянул в их насмешливые лица и почувствовал, как в груди у него закипает ярость.

Он вскочил, и мужчины невольно попятились при виде его внушительных размеров. Сжав кулаки, Дэйви шагнул было к ним, но поймал встревоженный взгляд бармена, затем вспомнил о Клэр, и у него опустились руки. Он сдержанно кивнул Гарри и быстро покинул бар, не реагируя на смех, раздавшийся у него за спиной.

Эти двое знали, что он не станет драться. Когда-то Дэйви бросался на людей при малейшем намеке на оскорбление, но теперь ему, как бывшему заключенному, приходилось опасаться повышенного внимания со стороны полиции, а главное — драки больше не приносили ему облегчения.

Но контролировать свой гнев он еще не научился и теперь, направляясь в сторону Маусхола, попробовал представить себе, во что превратились бы эти негодяи, если бы он все-таки вздул их. Но от этого почему-то становилось только хуже.

„Подумай о чем-нибудь приятном“, — приказал он себе.

Например, о Клэр и о том, как они сидели у нее на кухне… Интересно, что бы он ощутил, обняв ее? Или занявшись с ней любовью?

„Ты никогда этого не узнаешь“, — прозвучало у него в голове.

Верно. Но они могли быть друзьями. Ничто не мешало ему зайти к ней и попросить какую-нибудь книгу. Или поболтать… ну, о чем-то, в чем он разбирается. А вдруг она снова окажется в беде, и тогда он опять придет к ней на помощь. Они будут вдвоем против врага — совсем как Деннис Куэйд и Эллен Баркин[43] в кино, а потом благодарная Клэр…

Дэйви тут же почувствовал возбуждение и разозлился на себя.

Он же решил, что они будут просто друзьями. Иметь настоящего друга тоже очень важно.

Дэйви вспомнил слова Вилли: „У каждого человека есть свои секреты“.

А у Клэр?

„У некоторых очень мрачные…“

Да плевать: какими бы ни были секреты Клэр, он все равно никогда не отвернется от нее!

Вот только вряд ли ее это хоть сколько-нибудь волнует…

Дэйви понимал, что у него нет шансов, но, дойдя до Регент-Террас, упрямо повернул направо и зашагал к Рэгиннис-Хилл — туда, где жила Клэр.


Тронь меня, если смеешь

Ты же, беде вопреки, не сдавайся и шествуй смелее…

Вергилий. Энеида, книга VI [44]


1

Хенки, Лиззи и Топин закрывали окна картоном, по очереди занимая место на вершине шаткой лестницы. На складе быстро темнело, и единственным источником света теперь были масляные лампы, которые Хенки развесил по стенам.

Тем временем, откликнувшись на призыв Топина, начали появляться маленькие обитатели Трущоб. Первой приехала Кара Фолл. Не удосужившись постучать, она распахнула дверь настежь и остановилась на пороге. Яркий солнечный свет хлынул в помещение, разгоняя густые тени по углам.

— Всем привет! — крикнула девочка. — Можно мне затащить внутрь свой велосипед?

— Немедленно закрой дверь! — прогремел дальнего конца склада голос Хенки, заставивший Джоди вздрогнуть.

Она сидела у Дензила на плече: во-первых, там на нее никто не мог случайно наступить, а во-вторых, так ее тоненький писк слышал хотя бы один из компании заговорщиков. Единственное неудобство заключалось в том, что ей приходилось хвататься за воротник рубашки старика всякий раз, когда тот слишком низко склонялся над столом, выполняя работу, которую поручил ему Хенки.

— Неужели нельзя говорить тише? — пробурчала Джоди.

— По-моему, Хенки старается как может, — отозвался Дензил.

— Что-то мне не верится…

— Ну, по сравнению с его прежним поведением…

— Да закрой же ты эту чертову дверь! — завопил Хенки.

Разглядев его в складском полумраке, Кара очаровательно ему улыбнулась:

— Зачем? Сейчас подъедут другие… Так как насчет моего велосипеда?

— Швырни его в залив.

Кара презрительно скривила губы:

— Не очень-то тут любезный прием. Тем более что вы сами просили нас о помощи.

Хенки бросил на нее гневный взгляд с верхней ступени лестницы.

— Но ведь это правда, — добавила Кара.

— Замечательно, — оскалился он. — Тогда оставайся в дверях — пусть ведьмины прихвостни заходят сюда, как к себе домой, и спокойно выведывают наши секреты. Вообще-то мы потратили не один час, заклеивая окна специально для того, чтобы они не могли подглядывать за нами, но это сущие пустяки. Давай встретим их с распростертыми объятиями. Может, мне еще чаю для них приготовить, а? Как ты думаешь?

— О чем это он? — поинтересовалась Кара у Топина.

— Не обращай на него внимания, — сказал он ей. — Мы рады тебе. Только не забывай присматривать за дверью, чтобы ничто не проникло сюда с улицы.

— А какое оно, это „ничто“?

— Да я и сам не знаю, — пожал плечами Топин. — Но на всякий случай гони прочь все, что больше мухи.

Кара перевела взгляд с него на Дензила, мастерившего одежду для куклы.

— Значит, все, что больше мухи, — повторила она.

Топин кивнул:

— Пока нам известно лишь это.

— Я дождусь еще картона или нет? — протрубил Хенки сверху.

Философ взял с пола очередной лист и протянул его Лиззи, стоявшей на середине лестницы.

— Вы все с ума посходили? — осенило Кару.

— Не совсем, — поспешил успокоить ее Топин. — Хотя на первый взгляд может показаться именно так. Дай нам закончить с окнами, и мы объясним, что происходит.

— Все в порядке, — улыбнулась Кара. — Мне нравятся безумные вещи.

— Кто здесь безумный? — полюбопытствовал новый голос.

Из-за спины Кары показался Питер Мойл.

— Привет, Дензил, — поздоровался он. — Что это у тебя на плече? Новая макака?

— Ну я ему сейчас врежу! — завизжала Джоди. — То есть не сейчас, конечно, а когда снова вырасту…

— Это не макака! — воскликнула вдруг Кара. — Это Маленький Человечек!

Дети подошли ближе.

— Джоди! — ахнул Питер.

— Дверь! — заорал Хенки.

Питер оглянулся.

— Она на месте, — заверил он художника.

— Закройте ее, — прошипел тот.

Но никто из ребятишек не обратил на него внимания: затаив дыхание, они смотрели на крошечную Джоди.

— Как тебе удалось превратиться в Маленького Человечка? — спросила ее Кара.

— А со мной можешь такое сделать? — оживился Питер.

— Черт, — пробормотал Хенки. — Бренджи, захлопни дверь, ладно?

— Я же держу лестницу.

— С нами все будет в порядке.

Топин направился к двери, но в эту минуту внутрь ввалилась целая орава ребятишек. Они столпились вокруг Дензила, который вел себя так, словно верил в магию всю свою жизнь и потому теперь, столкнувшись с ней лицом к лицу, ничуть не удивился.

Топин выглянул наружу и поначалу не увидел там ничего, кроме кучи детских велосипедов, сваленных у входа. Философ уже собирался вернуться, когда вдруг заметил, как за угол соседнего дома метнулся кто-то в черной накидке.

— Вдова здесь, — предупредил он остальных.

В помещении к этому времени стало тише, поскольку Дензил уже успел объяснить детям, почему в присутствии Джоди нельзя разговаривать в полный голос.

— А этот уродец? — спросил Хенки. — Как там его — Уилоу? Уимпл?

— Уиндл, — подсказала Лиззи.

— Я его не видел, — ответил Топин.

— Тогда закрой наконец эту треклятую дверь!

— Хенки, не надо так кричать, — попросила Лиззи.

Хенки сердито посмотрел на нее:

— Может, хватит, а? С тех пор как Бренджи втянул нас в эту историю, я только и слышу: Хенки, не делай этого, Хенки, не делай того…

Он осекся, потому что лестница неожиданно накренилась.

— Держите ее! — завопил Хенки.

Он качнулся в другую сторону, пытаясь установить равновесие, но переусердствовал: на мгновение лестница застыла, а затем стремительно поехала вбок. Лиззи проворно соскочила на расстеленный внизу матрас, а Хенки спикировал в груду собственных картин. Лестница упала рядом, подпрыгнув еще раз или два перед тем, как замереть.

Когда пыль улеглась, все увидели художника, барахтавшегося среди своих разорванных творений. Одно из них повисло у него на руке, два других зацепились за ноги, но что действительно заставило детей покатиться со смеху — так это портрет женщины, обнаженная грудь которой теперь красовалась под подбородком Хенки.

Ругаясь на чем свет стоит, Хенки стянул с себя картину и тяжело поднялся на ноги. В помещении воцарилась мертвая тишина: никто не хотел испытать на себе гнев этого великана.

— Ладно, — сказал он наконец. — Вы двое, — обратился он к паре ребятишек, — закончите с окнами. Ты, — указал он на одного из мальчиков, — будешь присматривать за дверью. Остальные помогают Дензилу. Вы ведь умеете шить?

— Я умею, — тихо ответила маленькая кудрявая девочка лет семи.

Взгляд Хенки потеплел.

— Ты готова заняться этим прямо сейчас?

Она кивнула.

— Как тебя зовут?

— Эти.

— Что ж, Эти, назначаю тебя главной помощницей Дензила.

Крошечное личико просияло.

— Что касается всех прочих… — продолжал Хенки.

— Подождите минутку, — перебил его Питер. — Мы же пришли помогать вам, а не выполнять указания. Их нам и дома хватает.

— Если вы, черт возьми, пришли помогать, — нахмурился Хенки, — делайте то, черт возьми, что я говорю. В противном случае, черт возьми, можете садиться на свои велосипеды и, черт возьми…

Лиззи резко толкнула его в бок.

— Ты спятила, женщина? — изумленно спросил он.

— Они тут все спятили, — пояснила детям Кара.

— Следи за собой, — одернула Лиззи художника.

Из груди великана вырвался хриплый рык.

— Следи за собой, — повторила Лиззи.

На мгновение присутствующим показалось, что сейчас художник что-нибудь разобьет. Все, кроме Лиззи, дружно отступили назад, однако Хенки вдруг устало вздохнул:

— Ладно, я посижу вон в том кресле. Выпью стаканчик виски. Позовите меня, когда все будет готово.

Лиззи приподнялась на цыпочках и чмокнула его в щеку.

— Умница.

Дети расступились, словно Красное море перед Моисеем, когда Хенки шагнул в их сторону, а затем сомкнулись снова. Великан опустился в кресло, налил себе полный стакан виски и, не моргнув, осушил его одним глотком, чем произвел неизгладимое впечатление на мальчиков, успевших познакомиться со вкусом спиртного.

Когда дети повернулись к Лиззи, та приветливо им улыбнулась.

— Мы очень рады, что вы согласились нам помочь. Правда, поначалу будет скучновато, зато потом мы сможем повеселиться от души.

— А что нужно делать? — спросил Питер, явно очарованный тем, как Лиззи сумела осадить великана-художника.

— Прежде всего, следует закрыть оставшиеся окна. Затем нашить кукольной одежды — как можно больше, а самим куклам сделать парики. И конечно, глаз не спускать с входа.

— Но для чего все это? — поинтересовался кто-то из детей.

Джоди взглянула на говорившего: Харви Росс. Крупный мальчишка, который в свои двенадцать уже работал на рыболовецких люггерах наравне со взрослыми мужчинами.

— Вы знаете Вдову Пендер? — спросил у детей Топин.

— Она ведьма, — ответил один из мальчиков. Джоди узнала голос Рэтти Фриггенса. Он был всего на год младше ее, но ростом не намного выше малютки Эти. В действительности его звали Ричардом, но из-за вечно шмыгающего носа, мелких черт лица и умения протискиваться в любые лазейки, он получил прозвище Рэтти[45], которое прилипло к нему намертво.

— Да, она ведьма, — подтвердил Топин.

Дети взволнованно загалдели: одно дело говорить о ведьмах и Маленьких Человечках, а совсем другое узнать, что они действительно существуют.

— Мы должны прятать Джоди, — продолжал Топин, — до тех пор, пока не удастся доставить ее к Мен-эн-Толу, и чтобы Вдова ни о чем не заподозрила.

— А что если за это она и нас превратит в Маленьких Человечков? — забеспокоилась Кара.

— Сперва она должна узнать твое имя и произнести его вслух три раза. Без этого заклинание не сработает, — успокоил ее Топин. — Ты успеешь убежать или просто закрыть уши.

— А это имя должно быть настоящим? — встрепенулся Рэтти.

— Это имя должно отражать сущность человека. В твоем случае Вдове скорее всего придется кричать „Рэтти Ричард Фриггенс“ — ведь именно так ты думаешь о себе?

Рэтти кивнул.

— Только вряд ли ей известны ваши имена, — ободрил детей Топин.

— Но она может выяснить их, — тихо заметила Эти.

— Я…

Поспешив на помощь растерявшемуся философу, Лиззи изложила детям план Хенки. К тому времени, как она закончила, ребятишки уже расплывались в довольных улыбках.

— Ох и позабавимся! — потерла руки Кара. Друзья стали распределять обязанности, и тут возникла непредвиденная проблема: все дети хотели помогать Дензилу, чтобы наблюдать за крошкой Джоди, примостившейся у него на плече, и слушать ее историю, посмеиваясь над писклявым голосочком. В результате на складе разгорелся нешуточный спор. Аргументы были разные, вроде „Я пришла сюда первой“ или „Да ты и иголку-то держать не умеешь“, ну и, конечно, „Сам дурак“. Наконец ребятишки пришли к согласию, решив мастерить одежду для кукол по очереди.

Вскоре все было готово. План подробно обсудили, предусмотрев возможные осложнения.

— Помните, — напутствовал Топин детей, столпившихся у двери, — если что-то вдруг пойдет не так, прыгайте в соленую воду залива. Там ни Вдова, ни ее фамильяр до вас не доберутся.

— А как насчет утопленников? — спросил Рэтти. Дети сразу же притихли.

Топин взглянул на Джоди:

— Ты знаешь что-нибудь об этом?

Она просто помотала головой, порядком подустав оттого, что дети покатывались со смеху всякий раз, когда она открывала рот. Она собиралась отлупить уже нескольких, как только станет прежней.

— Я слышал, что Вдова способна вызывать мертвецов из моря, — сказал Рэтти. — Они выходят с ног до головы облепленные водорослями и питаются плотью живых людей.

— Мы точно знаем, что ведьмы не выносят соленой воды, — отрезал Топин.

— Но Вдова может просто не прикасаться к утопленникам, — не унимался Рэтти.

Хенки тяжело поднялся из кресла в углу — точь-в-точь медведь, вылезающий по весне из своей берлоги.

— Если ты боишься идти туда, малыш…

— Вовсе нет, — обиделся Рэтти.

— Тогда за дело, — улыбнулся Хенки. Лиззи кивнула, и Кара, ближе других стоявшая к выходу, распахнула дверь и направилась к своему велосипеду.


2

Вдова Пендер не всегда была вдовой и не всегда носила фамилию Пендер.

Она родилась как раз в тот момент, когда последний осколок старой луны уже исчез с неба, а тоненький серп новой еще не успел нарисоваться на нем. Счастливое событие произошло в запряженной ослом телеге, которая катилась вдоль бесконечно живой изгороди из кустов боярышника. Первы зимние ветры уже гнули деревья, и утренняя изморозь белила черную землю.

Это было благоприятное время для рождения, по крайней мере, семья девочки верила, что дух младенца, появившегося на свет в непогоду, окажет сильным.

Повивальная бабка, помогавшая матери, был ведьмой. Ведьмами были все родственницы девочки. И сама она пришла в этот мир, чтобы стать третьей, самой младшей из сестер, носящих имя Меченые. Люди по незнанию принимали Меченых за простых путешественниц, тогда как настоящие путешественники всячески избегали встреч с ними и даже предупреждали друг друга об их приближении, оставляя условные знаки на обочинах дорог…

На специальной церемонии, устроенной несколькими неделями позже, малышку нарекли Хедрой — таково было старое название октября, месяца ее рождения. Вся семья собралась у высокого камня, вздымавшегося на вершине прибрежного утеса. Со стороны это выглядело более чем странно: женщины громко выводили какие-то бессловесные песни, пускались в дикие пляски, сжигали маленькие соломенные фигурки, шептали заклинания в огонь, разведенный на костях, и мастерили для девочки амулеты, которым надлежало оберегать ее на протяжении всей жизни.

Один из них Вдова Пендер до сих пор носила в маленьком кожаном мешочке под одеждой. Он напоминал ей о тех днях, когда она была просто Хедрой и мир казался ей чудесным и светлым, а тени оставались просто тенями, и она даже не догадывалась о том, кто скрывается в их глубине, наблюдая за каждым ее шагом из-под покрытых паутиной век.

Вот только удачи от своего амулета Вдова больше не ждала, поскольку удача давно уже покинула ее.

Меченые колесили по стране в течение многих лет — мать, тетя и бабушка сидели в телеге, а девочки шли рядом. Как и прочие путешественники, они перебивались случайными заработками: помогали крестьянам собирать урожай, продавали корзинки и метлы, а также заговоры, которые, в отличие от средств других знахарей, оказывались действенными даже для тех, кто в них не верил.

Меченые любили дорогу — долгую дорогу, без начала и конца, которая вьется из одного города в другой через вересковые пустоши, мшистые болота и горы.

Но времена изменились. Полиция начала отовсюду гнать бродяг, и вскоре у них не осталось ничего, кроме скал и болот. Красота природы поддерживала дух Меченых, однако плоть их требовала пищи, а ее они могли добыть лишь в населенных пунктах.

Настали тяжелые времена…

Именно тогда Хедра впервые увидела глаза, следившие за ней из тени, и уловила многоголосый шепот.

— Не слушай его, — встревожилась бабушка, когда девочка спросила ее, кто прячется в темноте. — Там скрывается средоточие мирового зла, которое охотится за невинными детьми вроде тебя. Оно пообещает тебе все, что ты захочешь, но, как только ты примешь его дары, твоя душа тотчас же наполнится желчью. Она будет вянуть и сохнуть, и однажды ты утратишь веру в Мать Света и навсегда перейдешь во власть теней, а этого я не пожелаю никому.

— Но они говорят, что могут помочь нам.

— Чем слаще обещание, — покачала головой бабушка, — тем оно лживее.

— Но…

— Помни урок, который христиане успели забыть. Адам и Ева не просто пренебрегли послушанием и благочестием — они поставили себя выше Бога и за это были изгнаны из Рая.

— Мы не христиане, — возразила Хедра.

— Верно. Но наша Мать Света и их Христос не так уж сильно отличаются друг от друга — они одинаково учат нас добру, только зовут их по-разному. А из теней к тебе обращается все тот же древний змий, что совратил Еву, девочка.

— Я люблю змей.

Бабушка улыбнулась:

— Я тоже. Но между безобидными малышками, ползающими в траве, и змием, живущим во мраке, нет ничего общего. Поклянись мне, что не станешь слушать его.

Хедра еще никогда не видела бабушку такой озабоченной.

— Клянусь, — сказала она.

И мужественно держала слово, хотя порой ей было невыносимо сложно не замечать теней, которые быстро заволакивали окружающий мир.

Тяжелые времена…

Первой ушла Керра, выйдя замуж за башмачника из Пититурка. Бабушка умерла. Тетя нашла себе мужа в другой странствующей семье. Гонетта осела в Роузвире, познакомившись с владельцем местного магазина. И вот наконец в телеге, запряженной ослом, остались лишь Хедра и ее мать.

Тяжелые времена…

Голоса теней становились все громче, и Хедра уже не могла не слушать их. Но, помня данное бабушке обещание, она не позволяла себе применять тайные знания, которые тени нашептывали ей на ухо.

Она не сделала этого, когда полицейские выгнали их с матерью из города прежде, чем они успели купить себе немного еды, и несчастным пришлось питаться кореньями и моллюсками, найденными на морском берегу.

Она не сделала этого, когда набожные христиане вышвырнули их из церкви, и Хедра поняла, что в их сердцах милосердия не больше, чем тепла в холодном зимнем ветре.

Она не сделала этого, когда дети кидали в них камни и натравливали собак — просто так, забавы ради.

Тяжелые времена…

Мать умерла однажды ночью — такой же промозглой, как и та, в которую родилась Хедра. Они так же плелись вдоль длинной изгороди, и на черной земле лежала такая же белая изморозь. Пятнадцатилетняя Хедра сидела всю ночь, качая тело матери на руках, а поутру похоронила уже чуждую ей обледеневшую бездушную глыбу.

И только в памяти ее остались мягкие ладони, Нежный голос, который пел ей колыбельные под аккомпанемент ветров, завывавших над брезентовым навесом, и улыбку — ласковую, как летнее солнце.

А тени подбирались все ближе…

Свернувшись калачиком на могиле матери, Хедра отчаянно пыталась не слушать их, но это было тяжело, ведь настали тяжелые времена. Она затыкала уши и, обхватив себя руками, каталась по земле и выводила колыбельные, которые прежде пела ее мать, но боль, поселившаяся внутри, никак не отпускала.

Тогда-то и нашел ее Эдвин Пендер.

Он привел девушку в дом и сделал своей женой. Он подарил ей любовь и покой, вынудив тени убраться прочь.

Осел состарился и спокойно доживал в сарае. Телега стояла во дворе. Со временем краска на ней поблекла, а сама она, заваленная опавшими листьями, превратилась в уютную постель для кошек, но Хедра не возражала — ведь Эдвин отогнал от нее беды и наполнил ее жизнь новым смыслом.

Он рыбачил в море, а она занималась домашним хозяйством, и если Эдвин и был разочарован тем, что жена так и не смогла подарить ему ребенка, он ни разу не попрекнул ее. Они вместе ходили в церковь, и вскоре Хедра променяла свою Мать Света на его Христа, — в конце концов, бабушка говорила, что между ними нет особой разницы.

Тяжелые времена отступили.

А потом Хедра узнала, что у Эдвина появилась любовница.

Увы, он лишь рассмеялся, когда она заявила, что ей все известно. Он сказал, что не может довольствоваться одной женщиной, однако ей решительно не о чем беспокоиться: его дом по-прежнему принадлежит ей, а любви у него хватит на обеих. Он хотел обнять ее, но Хедра увернулась и ушла. Она не проронила ни слова, но молчание ее было подобно затишью перед бурей, поскольку в тот момент, когда мир потемнел у нее перед глазами, в него снова ворвались тени. Они затаились по углам и зашептали с новой силой, заставив Хедру вспомнить все, чему они ее учили.

Дождавшись, когда муж уйдет в море, она вызвала сильный шторм, полностью затопивший Старый Причал. Он разбил немало рыбачьих лодок и унес жизни пятнадцати моряков, но какое это имело значение, если среди них был и Эдвин Пендер?

Любовницу его Вдова заколола и похоронила безлунной ночью в безымянной могиле на вершине утеса.

Она не испытывала раскаяния, поскольку душой ее уже завладели тени, лишив всех человеческих чувств в обмен на новые тайные знания.

Вдова Пендер проверяла их на жителях Бодбери — она подстраивала всевозможные пакости, из которых бедняги не могли выпутаться годами, даже не догадываясь об истинной причине своих несчастий.

Она сотворила себе ребенка от собственной плоти — своего фамильяра, и назвала его Уиндлом. Вместе они жили на границе, разделяющей два мира — людей и теней, и, подобно паре пауков, плели невидимую паутину, затягивающую в свои сети каждого мужчину, женщину и ребенка в Бодбери.

Наивная девочка Хедра была забыта, словно никогда и не существовала.

Так прошло двадцать лет. Кто-то умирал, кто-то рождался. Жизнь текла своим чередом, и душа Вдовы окончательно превратилась в сгусток тьмы.

Но по мере приближения старости она все чаще думала о той чудесной поре, когда мир вокруг нее был прекрасен, а сама она носила другое имя, и тени не имели над ней власти. Поначалу эти воспоминания были лишь мимолетными обрывками, которые она отгоняла от себя, однако очень скоро они сменились лицами близких, настойчиво взывавших к ней из прошлого.

Сестры, тетя… Что с ними сталось?

Мать, бабушка…

Эдвин Пендер…

„Как могло такое приключиться?“ — спрашивала себя Вдова. Неужели кто-то — такой же черный, как и она теперь, — незримо дергал за ниточки, управлявшие ее жизнью?

Тени шипели и плевались, когда она задавалась этим вопросом.

Уиндл отдалился от нее.

Тогда Вдова нашла в ящике стола амулет, подаренный ей при рождении, и снова надела его на шею.

Она размышляла о человеческой доле — злой и доброй, об обретенном и утраченном.

И теперь ее неотступно преследовала старая песня, услышанная когда-то:

Возьми все, что было и что только будет,

Пусть дух мой вовеки с тобою пребудет.

Возьми мое небо, и солнце, и звезды,

И прошлые зимы, и новые весны.

Ее муж дал ей все и все забрал. А ведь на свете не было ничего такого, чем она не согласилась бы поступиться ради него, но и этого оказалось недостаточно.

Но черный гранит, что в груди твоей бьется,

В душе моей черной тоской отдается,

И сердце мое с его светлою лаской

Покроет такою же черною краской.

Этот сгусток — нынешняя душа Вдовы — начал нестерпимо ныть, нашептывая ей слова бабушки о лживости теней и их умении завладевать невинными детьми…

Вдова отчаянно пыталась представить себе, как все сложилось бы, если бы она пошла иным путем. Откуда она могла знать, что сделала правильный выбор? И был ли у нее выбор вообще? Чтобы выяснить это, следовало освободиться от теней, а те не соглашались отпустить ее, не получив ничего взамен. Чего-то, чем они были не в состоянии завладеть сами. Простая на первый взгляд, эта задача казалась Вдове невыполнимой, пока ей не пришли на память бабушкины истории о Призрачном Мире — мире, над которым тени не имели власти. Вот если бы она принесла им ключ от него…

Она купила маленького заводного человечка и с помощью колдовства наделила его способностью двигаться и разговаривать. Затем она прочла специальное заклинание, которому научили ее тени. Промчавшись безлунной ночью над вересковой пустошью, оно, словно рыболовный крючок, подцепило дух неосторожно задремавшего эльфа и доставило его к ней в дом.

Но вот незадача — помещенный в тело куклы, пленник отказался поделиться со старухой своей тайной.

Тени хихикали.

Уиндл молча наблюдал с недоверчивой ухмылкой на губах.

Вдова не сдавалась. С энтузиазмом ребенка, увлеченного новой игрушкой, она сделала человечку домик в пустом аквариуме, обставила его кукольной мебелью и нашила одежды. За это время она перебрала в голове и отвергла тысячи всевозможных планов и временами уже начинала бояться, что потерпела поражение. Она никогда не узнает тайну! И никогда не вырвется из плена теней…

Появление любопытной девчонки из Трущоб подарило Вдове свежую идею: она продержит Джоди в аквариуме ровно столько, сколько потребуется, чтобы довести ее до отчаяния, а потом предложит ей сделку: если девчонка хочет вернуться домой, пусть выведает у Маленького Человечка его секрет.

Это было так просто!

Но противная гостья сбежала, прихватив с собой и эльфа, и теперь Вдове оставалось уповать лишь на то, что Маленький Человечек успел рассказать своей подружке по несчастью хоть что-то полезное.

Это была слабая надежда, но ни на что другое Вдове рассчитывать уже не приходилось.

Боль в ее груди стала нестерпимой. Шепот и смех теней сводили ее с ума. Но самым худшим из мучений был страх того, что после смерти она сама присоединится к ним.

По правде сказать, Вдова всегда это знала, но если раньше она не слишком задумывалась о подобной участи, то сейчас, по мере приближения старости, она все отчетливее начинала осознавать, что означало превратиться в тень.

Это означало никогда не освободиться от боли.

Это означало никогда не обрести покоя.

Это означало никогда не встретиться со своими умершими близкими.

Это означало потерять все, понимая, что это уже не на день и не на два, а навсегда…

Мысль о том, что нельзя спасти свою душу, причиняя вред другим, ни разу не приходила Вдове в голову: ослепленная, она не видела ничего, кроме собственного горя. В противном случае она давно бы уже поняла, почему так смеялись над ней тени.

И вот она кралась вдоль Старого Причала, шпионя за домом Хенки Вэйла, в то время как ее фамильяр осматривал крышу и стены в надежде найти какое-нибудь отверстие, через которое можно было бы заглянуть внутрь.

Старухе было глубоко плевать на то, что ее поведение могло привлечь внимание горожан. Все, что ее сейчас интересовало, — это планы Хенки и его друзей. Вдова не сомневалась, что Джоди с ними. Но что они замышляют — вот вопрос.

Каждый из этих людей и сам по себе был довольно странным, вместе же они могли выкинуть любой фокус. А теперь, когда к ним присоединилась еще и банда ребятишек из Трущоб…

Вдова была уверена, что они собираются подложить ей какую-то свинью.

Она нервно переминалась с ноги на ногу, уже устав наблюдать за истерзанным непогодой складом, как вдруг маленькая паукообразная фигурка кубарем скатилась с крыши и поспешила к ней.

Развязка приближалась — старуха ощутила это всем своим существом.

Уиндл что-то прокричал ей — так быстро, что она не сразу осознала смысл его слов. А они между тем подтверждали ее догадку: томительное ожидание закончилось.

Дверь склада широко распахнулась, и, словно по команде, целая толпа взрослых и детей высыпала на улицу. Вдова закрыла глаза и попробовала дотянуться до них своим внутренним взором, способным видеть гораздо больше, нежели простой человеческий глаз. Она пыталась учуять знакомую кровь.

Когда Джоди была без сознания, Вдова успела взять у нее несколько капелек и проглотила их, и вот теперь их вкус ярким пламенем вспыхнул у нее в груди, указав ей на ребенка, появившегося в дверном проеме.

Это была маленькая девочка, и, видимо, она несла Джоди, поскольку именно от нее исходил знакомый запах.

Старуха уже хотела расслабиться и открыть глаза, но тут до нее дошло, что другой ребенок тоже несет Джоди. Равно как и третий, и четвертый… Все они — и дети, и взрослые — несли ее на руках.

Но ведь это невозможно!

Вдова старалась сосредоточиться получше, но в висках у нее застучало, и внезапно она почувствовала себя старой и беспомощной, а из тени послышался зловещий смех.

„Замечательно, — хмыкнула она. — Они либо разорвали ее на кусочки, либо затеяли что-то хитроумное, только им все равно не уйти от меня! Я прослежу за каждым! И верну человечка, которого сотворила!“

Смех теней стал громче.

„Смейтесь сколько угодно, — огрызнулась она. — Я найду способ ускользнуть от вас“.

На это заявление тени ответили настоящим взрывом хохота.

„Ладно, поглядим“, — сказала себе Вдова.

Тем временем дети расселись по своим велосипедам и покатили в разные стороны. Взрослые также зашагали в различных направлениях. Вдова послала фамильяра за одним из ребятишек, а сама отправилась за другим.

„Поглядим, поглядим“, — повторяла она.

Тени промолчали, но лишь потому, что она вышла на залитую солнцем дорогу, где они не могли ее преследовать.


3

Наблюдая за старшими, Кара Фолл давно уже решила для себя, что нет возраста лучше одиннадцати лет. Она совершенно не могла смириться с мыслью, что когда-нибудь станет взрослой. Она еще согласилась бы быть вроде Дензила и Топина, которые до сих пор вели себя как дети, или вроде Джоди и Рэтти, балансирующих на грани между взрослыми и нормальными людьми, но все равно Каре казалось, что с годами просто закрываются двери.

Перед магией. Перед чудом. Перед обычным весельем.

Она размышляла над этим, пока ехала прочь от дома Хенки. Если нельзя будет вот так же развлекаться всегда, то зачем тогда жить?

Ведь это настоящее приключение! А взрослые говорили, что такого не бывает. Но как можно отрицать то, что видел собственными глазами? Выходит, старые сказки не лгут: в мире действительно существуют ведьмы и Маленькие Человечки. И это была самая лучшая новость на свете!

Отчаянно вращая педали, Кара мчалась по Вивер-стрит. Ветер бил ей в лицо и развевал юбку, и девочке хотелось хохотать во весь голос.

В кармане у нее лежала одна из кукол. Она мало походила на Джоди, но Топин сказал, что это не важно, — главное, она была такого же размера, с таким же цветом волос и в такой же одежде. А еще на ней имелась капелька крови, взятая у настоящей Джоди.

Эта часть плана Каре не понравилась. Впрочем, Джоди, судя по всему, тоже — она отчаянно морщилась, когда кончиком булавки ей кололи палец.

В глубине души Кара сомневалась, что Вдова Пендер окажется настолько глупой, чтобы перепутать куклу с живой девушкой, но Топин настаивал и даже привел ряд примеров из истории магии, когда подобные трюки приносили щедрые плоды.

„Ну что ж, посмотрим“, — улыбнулась Кара, направляясь к подножию холма — туда, где Вивер-стрит пересекала Тинвей-уок и далее продолжалась уже как Редрат-стип.

Перед поворотом Кара обернулась: кажется, все спокойно. По-прежнему улыбаясь и едва не сбив пешехода, сердито ее обругавшего, она привстала на педалях и принялась подниматься вверх по склону следующего холма. На середине его она свернула на Пензерн-вэй — кривую узкую улочку, которая вела в гавань, петляя по задворкам каменных домишек, ютившихся в этой части города.

„Ну, теперь-то я точно оторвалась, — подумала Кара, замедляя ход, чтобы обогнуть валявшийся на Дороге пакет с мусором. — Пусть Ведьма и ее фамильяр, кто бы это ни был, преследуют кого-нибудь другого — менее шустрого“.

Жаль, что никто не поддержал ее предложение поймать Вдову с помощью рыболовной сети и швырнуть в залив — тогда сейчас они бы уже покатывались со смеху, потому как…

Что-то размером с кошку прыгнуло Каре на спину и вцепилось ей в плечи своими острыми когтями.

Девочка вскрикнула и потеряла управление. Велосипед занесло, а сама Кара, перелетев через руль, чуть было не врезалась в каменную стену, но, к счастью, зацепилась подолом и в результате приземлилась на кучу мусора — перепуганная, но невредимая.

Правда, в данный момент она вряд ли могла оценить свою удачу, поскольку напавшее на нее существо продолжало яростно царапать ее когтями, и все, на что девочка была способна, — это отчаянно визжать и кататься по земле, пытаясь скинуть с себя своего мучителя. Когда же Каре это наконец удалось, существо сначала отскочило в сторону, а затем бросилось прямо ей в лицо. Девочка так резко от кинула голову, что заныла шея.

„Если, — напутствовал их Топин, — вы почувствуете, что попали в беду, сразу же отдавайте куклу, именно за ней охотятся наши враги. Увидев, что это подделка, они бросят вас и погонятся за кем-нибудь другим“.

Слова Топина звучали у Кары в голове, пока сама она, оцепенев от ужаса, молча смотрела на монстра, готовившегося к очередной атаке.

Джоди описала его абсолютно точно: фамильяр Вдовы напоминал обезьянку Дензила, которую побрили налысо. Кроме того, у Олли не было таких страшных когтей и зубов, которыми гордилась бы даже акула. И еще из глотки Олли не раздавалось таких мерзких звуков, походивших на скрежет ногтя по стеклу.

Кара горько пожалела о своем недавнем любопытстве и теперь мечтала только об одном — очутиться подалыпе от этого чудовища. Но он был здесь, так близко, что у Кары не было никакой надежды увернуться от его острых клыков. Фамильяр уставился на девочку своими круглыми, как блюдца, глазищами, и бедняжка задрожала при виде сквозившей в них ярости, которая грозила вот-вот вырваться наружу.

Кара не могла просто лежать и ждать, когда это произойдет. Сунув руку в карман, она трясущимися пальцами нащупала куклу и, достав ее, протянула монстру.

Он жадно схватил добычу, но, увидев жалкую подделку, взвыл так, что у Кары едва не лопнули барабанные перепонки.

— Это… все, что у м-меня… есть… — еле выдавила она из себя.

Не сводя с нее глаз, фамильяр широко разинул пасть и откусил игрушечной Джоди голову, после чего тщательно разжевал и проглотил ее.

Кара замерла словно парализованная.

Отбросив обезглавленную куклу, фамильяр наклонился к Каре, и ухмылка его стала шире. Девочка истошно завопила от ужаса и резко рванулась в сторону. Но чудовище неожиданно отскочило и по водосточной трубе быстро вскарабкалось на крышу. Еще мгновение — и фамильяр исчез из виду.

Какое-то время Кара не шевелилась. Все ее тело ныло от боли, а запах мусора вызывал сильную тошноту.

Но она была жива.

Несколько минут спустя девочка медленно поднялась и обвела встревоженным взглядом крыши окрестных домов. Фамильяра нигде не было — вероятно, он отправился охотиться за кем-то другим.

„Что ж, отныне это не моя проблема“, — вздохнула Кара.

Она чудом избежала смерти и не собиралась лезть к ней в лапы во второй раз.

Но потом Кара вдруг вспомнила об Эти. Маленькой Эти с такой же куклой в кармане. Если фамильяр Вдовы выберет ее…

„Какие же мы дураки! — всхлипнула Кара, ковыляя к своему велосипеду. — Нам следовало держаться всем вместе, вооружившись бомбами с соленой водой…“

Бомбы с соленой водой… Да ведь это то, что нужно!

Кара открыла маленький кошелечек, висевший у нее на поясе, и пересчитала монетки: денег было немного, но достаточно для задуманного.

Забравшись на велосипед, Кара покатила вдоль Пензерн-вэй в сторону рынка. Каждое движение причиняло ей боль, заставляя снова и снова переживать недавний ужас. Слезы сверкали на ресницах девочки, но, крепко сжав зубы, она упрямо летела вперед, хотя больше всего на свете ей хотелось заползти в какой-нибудь укромный уголок и не вылезать оттуда неделями.

Кара была преисполнена решимости отомстить за каждую свою слезинку. И не только.


4

За Рэтти Фриггенсом охотилась сама Вдова.

Как и другие дети, он уехал от дома Хенки на велосипеде, однако, добравшись до Рыночной площади, спрятал его за рядами ящиков, которые, как он знал, не будут трогать еще несколько дней, и дальше пошел пешком. Он крался мимо складов и корабельных доков, пока не уперся в один из пирсов Новой Пристани. Убедившись, что никто за ним не подглядывает, Рэтти скользнул вниз — в этом месте трубы городского водостока как раз выходили в море. Парнишка нырнул в одну из них и отправился назад подземным путем.

„Найди-ка меня здесь, — усмехнулся Рэтти, мысленно обращаясь к Вдове, — если сможешь“.

Он знал каждый закуток в Бодбери и, подобно своей тезке крысе, мог протиснуться в любое отверстие, включая трубы, которые все прочие мальчишки из Трущоб считали непроходимыми. Для Рэтти же всегда главным было просунуть куда-нибудь голову: если это ему удавалось, остальное уже не составляло труда.

Впрочем, сегодня он выбрал трубу пошире, настоящий канализационный туннель, и, когда глаза привыкли к темноте, смог довольно быстро продвигаться по ней обычным шагом. Свет в подземелье проникал только сквозь решетку водостока, но этого было вполне достаточно.

Рэтти немного прочистил трубу, выбросив наружу несколько булыжников, которые могли привести к засорам, и продолжил путь с сознанием того, что совершил хороший поступок. Конечно, никто этого не увидит и не оценит, но парнишке было все равно, он находился в своих владениях.

Рэтти собирался пройти до конца трубы и вылезти на поверхность за городом, а потом бродить по окрестностям вплоть до наступления темноты.

Поначалу, когда Топин рассказывал о Вдове Пендер, Рэтти ужасно нервничал, но, составив план, успокоился, поскольку решил, что никакой ведьме не придет в голову искать его здесь.

Оказавшись на другом конце трубы, Рэтти осторожно выглянул наружу: вокруг никого не было. Отсюда весь город просматривался как на ладони. Рэтти очень любил это место и мог сидеть тут часами, наблюдая за лодками в заливе и чайками в небе.

Поставив решетку на место, он устроился на низкой стене, чтобы немного отдохнуть перед тем, как отправиться дальше.

Все происходящее представлялось ему совершенно невероятным. Да, Рэтти сам распространял слухи о Маленьком Человечке, томящемся в плену у Вдовы, но при этом он и мысли не допускал, что говорит правду, поскольку всегда считал Маленьких Человечков героями волшебных сказок, а не частью реального мира. Если и существовала какая-то магия, то она была так надежно скрыта, что никто из простых смертных никогда ничего не заподозрил бы. А теперь…

Рэтти видел маленькую Джоди Шепед собственными глазами. Значит, она была настоящей — этог-он не мог отрицать. А если Джоди настоящая, то и…

— Рэтти Ричард Фриггенс!

Сердце замерло в груди у парнишки при звук голоса Вдовы. Он медленно обернулся и обнаружил что старуха стоит прямо у него за спиной — она словно выступила из тени, отбрасываемой коттеджем Кемберов, зданием на самой окраине города.

Вдова с издевательской улыбкой посмотрела на Рэтти, и в ее темных зрачках загорелся зловещий огонь.

„Как ей удалось…“ — ахнул было Рэтти, но горький ответ всплыл в его сознании прежде, чем он успел закончить вопрос: она ведь ведьма.

— Рэтти Ричард Фриггенс! — повторила Вдова. Парнишка вздрогнул и, вспомнив слова Топина и Джоди о том, что старухе достаточно трижды назвать человека по имени, чтобы заколдовать его, торопливо достал из кармана куклу и протянул ее Вдове.

— В-вот… — выдохнул он. „Только не превращай меня в жабу!“ — добавил он про себя.

— Мне это не нужно, — сказала Вдова.

— Но…

— Мне нужна девочка. Маленький Человечек.

— Я… У меня ее нет.

— А у кого она? Кто ее унес?

Рэтти нервно сглотнул. Он не мог ответить старухе, потому что не знал, как она поступит с Джоди, когда доберется до нее. Но не знал он и того, как она поступит с ним, если он не заговорит.

Ясно было лишь одно: это будет ужасно…

— Давай, мальчишка. Я не могу тратить на тебя целый день.

— Я… я…

Имя крутилось на самом кончике языка Рэтти, но он так и не смог его произнести. Он не представлял себе, как потом с этим жить.

И тогда парнишка расправил плечи и поднял голову. Он старался сохранять спокойствие, хотя коленки у него дрожали так сильно, что если бы он не сидел на стене, а стоял, то рухнул бы на землю как подкошенный.

— Я не скажу вам.

— Рэтти Ричард Фриггенс! — выкрикнула Вдова в третий раз. — Так ты, оказывается, храбрец?

Храбрец? Да он был до смерти перепуган, и в горле у него к этому моменту уже так пересохло от страха, что он не смог бы назвать Вдове нужное имя, даже если бы захотел.

Рэтти покачал головой.

— Хорошо, — усмехнулась Вдова.

Она быстро пробормотала что-то на незнакомом языке, и мир вокруг Рэтти вдруг завертелся.

„Она превращает меня в Маленького Человечка“, — решил он и почему-то успокоился: в конце концов, это не так уж плохо — теперь он сможет проникать туда, где никогда еще не бывал. Сможет…

Думать становилось все труднее. Головокружение стремительно усиливалось, а во рту появился какой-то странный, металлический привкус, и Рэтти понял, что до крови прикусил собственный язык.

Парнишка вспомнил Джоди размером с мышь, но ему с трудом верилось, что сам он тоже уменьшается. Скорее, он таял или…

Мысли Рэтти окончательно спутались. Они роились у него в голове подобно целому полчищу мух, гудели и жужжали, но ухватиться ни за одну из них он не мог.

Что…

Рэтти взглянул на свою ладонь: она стала прозрачной.

… она…

Кукла выпала у него из рук… Нет — вернее, прошла сквозь них.

… делает…

Рэтти в ужасе смотрел на собственную плоть, тающую словно дым. Легкое дуновение ветерка — и она расплылась облачком розового тумана.

… со мн…

Рэтти не успел закончить вопрос.


5

Вдова злорадно улыбнулась, когда Рэтти Фриггенс окончательно растворился в воздухе и его приглушенный крик затерялся в шепоте ветра. Теперь на том месте, где минуту назад сидел мальчишка, лежала всего лишь маленькая пуговка.

Вдова выудила из кармана иголку с ниткой и пришила пуговицу к своей накидке, где уже красовалась дюжина других.

Рэтти думал, что его превращают в Маленького Человечка, — старуха прочла по его глазам. И потому просто развеяла его по ветру.

Для мальчишки это послужит гораздо худшим наказанием: такой, как он, был бы только рад сделаться маленьким, а вот стать ничем…

Вдова убрала иголку и подняла упавшую куклу. Улыбка тут же исчезла с ее лица.

Умно… Интересно, кто это придумал?

Вдова поднесла куклу ко рту и лизнула маленькое красное пятнышко. Кровь Джоди… Очень умно.

Но она все равно доберется до девчонки. Равно как и до горстки глупцов, которые осмелились прятать ее. Она их в порошок сотрет. Она…

Вдова вздохнула, закрыла глаза и вновь обратилась к своему магическому зрению. Вскоре она увидела ребенка, держащего нечто похожее на Джоди. Очередная подделка? Самое скверное заключалось в том, что у нее был лишь один способ выяснить это, но ведь так она могла бегать за детьми вечно. Если только…

Вдова взглянула на небо: день уже клонился к вечеру. Скоро стемнеет, и тогда она сможет призвать на помощь своих верных слуг. Из болот. Из могил. Из морских глубин…

Набросив на плечи накидку, Вдова отправилась за следующим ребенком.

Тени у нее за спиной тихо засмеялась. Но она не обратила на это внимания.


6

Животные обезумели от радости, когда Дензил вернулся домой.

Олли прыгнул ему на плечо и обнял за шею. Ноз на что-то пожаловался ему со своей жердочки и нахохлился. Ворон описал почетный круг над головой Дензила и уселся на книжный шкаф. Мыши заметались в клетках, а Рам старательно терся о ноги старика, пока тот здоровался с Олли и закрывал дверь.

— Ну, будет, будет вам! — сердито закричал Дензил, поправляя очки.

Животные притихли.

— Простите, что меня не было так долго, но вот я пришел наконец.

— Конец, — печально повторил попугай.

Дензил заставил себя улыбнуться.

Бросив куклу Джоди на верстак рядом с моделью летательного аппарата, он потратил следующие полчаса на то, чтобы накормить своих питомцев, вычистить их клетки и засыпать свежий песок в ящик, служивший Олли и Раму туалетом.

Рам сразу после ужина попросился на улицу, зато остальные животные продолжали докучать хозяину: Ноз и ворон таращились на него во все глаза, а Олли путался у старика под ногами, полагая, что так он помогает ему наводить порядок на чердаке. Когда с уборкой было покончено, Дензил уселся у окна и стал смотреть на Питер-стрит, перебирая в памяти странные события последних суток.

— Полное безумие, — поделился он своими соображениями с Олли, забравшимся на спинку его кресла. — Вот что это такое. Мир перевернулся с ног на голову.

Старик покосился на куклу.

Ничто уже не будет так, как прежде. Новые уравнения появились в его и без того сложном, но все-таки реальном мире, который, как ему казалось, он понимает. Он считал, что обладает достаточными знаниями и опытом, чтобы проводить исследования и, строго придерживаясь логического подхода, разграничивать возможное и невозможное. А теперь все перепуталось: Маленькие Человечки, ведьмы и мертвецы, способные двигаться и разговаривать…

Нет, это и вправду безумие!

Взгляд Дензила переместился с куклы на книжный шкаф, где хранилось целое собрание научных текстов, в том числе написанных и им самим. Здесь были труды по механике и астрономии, по философии и истории, только вряд ли они могли пригодиться ему сейчас. Вместо этого Дензилу придется пойти в библиотеку и перерыть целую кучу литературы по фольклору и мифологии, чтобы получить ответы хотя бы на некоторые свои вопросы, а потом попытаться связать это с тем, что ему уже известно, и постараться отыскать разумное объяснение происходящему.

Старик вздохнул.

Связать свои знания с безумием…

„Гром и молния!“ — сказала бы Джоди.

Как же теперь понять, чему верить, а чему — нет? Эльфы оказались реальностью, а как насчет драконов? Мертвецы в состоянии ходить и разговаривать, но подтверждает ли это существование демонов? Ведьмы обладают способностью уменьшать людей до размеров мыши, но могут ли они летать на метле?

От этих мыслей у Дензила голова разболелась.

А еще он беспокоился за Джоди…

Конечно, правильно, что ему не позволили принести ее сюда — это первое место, куда наведалась бы Вдова. Но каким мучением было просто сидеть у окна и ждать восхода луны, чтобы потом вместе со всеми отправиться к „камню с дыркой“, на который Джоди, Хенки и Топин возлагали такие надежды.

„Они слишком сильно верят в его могущество“, — подумал Дензил.

„Но ты же поверил в Маленьких Человечков“, — возразил он сам себе.

Старик снова вздохнул, и Олли погладил его по щеке, пытаясь утешить.

— Ничего-то я не понимаю, — вслух посетовал Дензил.

Он не одобрял плана, разработанного на складе, поскольку глубоко сомневался, что кто-то вроде Хенки может обладать хотя бы частичкой мудрости. Пожалуй, единственным разумным человеком во всей их компании была Лиззи Снелл. Умная, практичная, земная, она растратила себя на чудака Хенки. Что она видела в нем? Дензилу было ясно лишь то, что он увидел в ней…

„Не думай об этом! — одернул он себя. — Ты уже слишком стар для подобных мыслей“.

Но ведь он не всегда был стариком! Когда-то, много лет назад…

Дензил тряхнул головой: нет, теперь уже поздно сожалеть. Однажды он принял решение посвятить себя науке и до сегодняшнего дня ни разу не изменил ей. Хотя, конечно же, на свете существовали женщины, способные примириться с его образом жизни, обилием механизмов и животных, вечным беспорядком.

Такой женщиной была Лиззи Снелл.

Такой женщиной со временем, наверное, станет Джоди.

Он сам виноват, что не потрудился найти себе подходящую спутницу жизни.

„Поздно, слишком поздно“, — нашептывало Дензилу прошлое, и настоящее молча с ним соглашалось.

Что ж, справедливо… Зато он еще мог позволить себе заботу о приемной дочке — например, о Джоди. Он с детства любил ее как родную. Но в глубине души всегда чувствовал, что ему чего-то не хватает.

Дензил опять тряхнул головой в надежде отогнать грустные мысли.

„Подумай наконец о чем-нибудь другом!“ — рассердился он на себя.

И его тут же вновь охватила тревога за Джоди и детей из Трущоб, которых они, взрослые люди, втянули в свои проблемы. Если с ними что-нибудь случится…

Время шло медленно, и Дензил все сидел у окна и смотрел на Питер-стрит и на прохожих, которые спешили куда-то по своим делам, даже не догадываясь о существовании Призрачного Мира…

Улыбнувшись, Дензил погладил уснувшего у него на руках Олли.

Ждать оставалось совсем недолго.


7

Эти Уэлет была еще слишком мала для подобных игр, но сама она ни за что на свете не признала бы этого, и никто другой не посмел бы запретить ей участвовать. В Трущобах так попросту не делалось: дети принимали друг друга такими, какие они есть, со всеми достоинствами и недостатками, и судили о товарищах исключительно по умению держать слово и справляться с поставленной задачей.

Так что Эти покинула дом Хенки, как и все, с куклой в кармане и бесстрашной улыбкой на маленьком чумазом личике. На прощание она весело помахала остальным, но как только те исчезли из виду, девочка заволновалась.

Она подумала о Вдове. Даже без всякой магии старуха наводила на нее смертельный ужас: она была больше Эти по крайней мере в четыре раза и уж наверняка гораздо сильнее. Что делать, если ведьма попадется на пути? А ведь есть еще фамильяр, о котором рассказывала Джоди, и Эти боялась его даже больше, чем самой Вдовы.

Может, они не станут гоняться за ней? Может, они выберут кого-то другого?

Она так надеялась…

Но это была нехорошая мысль.

Эти жила вдвоем с отцом в маленькой убогой комнатушке на задворках Трущоб. Кэсвел Уэлет являлся местным чемпионом по игре в бильярд и метанию дротиков. К сожалению, кроме этого и дочери его больше ничего не волновало: в доме хранилось множество призов, зато частенько не хватало еды, а Эти одевалась в чужие обноски. Кэсвел не мог продержаться ни на одной работе больше недели, потому что ему было неинтересно. По этой причине его оставила жена, а обитатели Бодбери считали законченным лентяем. Сам он, в порывах честности, соглашался с этим, однако дочь видела его совсем в ином свете.

Ей он представлялся добрым и внимательным, просто немного чудаковатым. Он всегда заботился о том, чтобы она была сыта, хотя ради этого ему нередко приходилось отказываться от собственной порции. Он водил ее на прогулки, учил метать дротики и играть в бильярд, двигая вокруг бильярдного стола ящик, на котором она стояла. А еще он рассказывал ей истории. Великое множество историй — поучительных и увлекательных, смешных и печальных, с храбрыми и сильными и вместе с тем очень добрыми героями.

„Доброта — это самое главное, воробышек, — нередко говаривал отец. — Не важно, богат ты или беден, — ты все равно должен быть добрым. За это не дают денег, и может случиться так, что окружающие не ответят тебе тем же. Зато ты будешь знать, что постарался сделать мир немножко лучше, даже если все, что ты смог ему подарить, — это твоя улыбка“.

Эти понимала, что, в отличие от героев, ей недостает силы, но она могла попытаться проявить храбрость и доброту. Хотя в мечтах это было гораздо проще, чем на самом деле: Эти до смерти перепугалась, когда возле лавки мясника на Вивер-стрит фамильяр Вдовы прыгнул ей на спину и сбросил с велосипеда.

Девочка больно ушиблась, но сдерживала слезы и плотно прижимала руку к карману с куклой. Бедняжка в ужасе уставилась на чудовище. Фамильяр оказался еще уродливее, чем описывала Джоди: острые зубы и когти и огромные злые глаза. Из глотки его вырывался отвратительный устрашающий хрип, звучащий для Эти как „убью тебя убью тебя убью тебя…“.

Топин говорил, что, почувствовав опасность, нужно немедленно отдавать куклу, но правильно ли это? Ведь тогда фамильяр отправится на поиски других детей. А ее, Эти, все равно убьет. Просто так. Забавы ради.

Эти задрожала, когда Уиндл вскарабкался ей на грудь.

Убью тебя убью тебя убью тебя“

— Папа! — заплакала малышка, фамильяр ухмыльнулся.

Девочке невыносимо было видеть его, но почему-то она не могла оторвать от него взгляд. А чудовище тем временем подбиралось к ее горлу, но тут кто-то крикнул:

— Эй, ты!

Эти подняла голову и тотчас почувствовала облегчение: это была Кара.

Фамильяр обернулся на звук голоса и зашипел, узнав девочку.

— Поди-ка сюда, маленькая дрянь, — сказала она ему. — Мы с тобой еще не разобрались.

Эти ошарашено смотрела на подругу. Кара была вся в царапинах, в разорванном платье, но глаза ее сверкали, голос звучал решительно, и вела она себя отважно, словно рыцарь из папиных историй. Вот только вместо меча девочка держала надувной шарик, наполненный водой.

Фамильяр завизжал и бросился на нее. Кара быстро метнула в него шарик. Ни одна из девочек и предположить не могла, что произойдет дальше.

Шарик лопнул, обрызгав Уиндла.

„Вряд ли он испугается воды“, — подумала Эти.

Но эту воду — морскую, соленую — Кара взяла из залива, и у нее в сумке было еще с полдюжины таких „бомб“.

Фамильяр взвыл. Пар повалил от него так, будто вода попала на горячую сковородку. Маленький монстр упал на землю, корчась от боли.

Эти прикрыла рот рукой. Еще минуту назад она готова была отдать все на свете, чтобы избавиться от чудовища, но сейчас… Сейчас ей стало жаль его.

Она покосилась на Кару: похоже, та испытывала не меньший шок.

Фамильяр затих. Он лежал неподвижно, в его застывшем взгляде не осталось и следа былого самодовольства. Тоненькие ножки скрючились, кожа покраснела — ну точь-в-точь вареный рак.

Кара осторожно обошла его и помогла Эти подняться на ноги.

— Садись на велосипед, — велела она малышке.

— Ему так больно…

— Он получил по заслугам, — ответила Кара, но голос ее дрогнул, выдав неуверенность. — Нам нужно ехать.

— Но мы не можем бросить его, — всхлипнула Эти. — Бедный…

Она протянула к фамильяру руку, тот клацнул зубами, намереваясь укусить ее, однако не смог даже пошевелиться. Эти умоляюще взглянула на Кару:

— Мы не можем…

Кара заколебалась.

— И что ты предлагаешь с ним сделать?

— Давай отвезем его к дому Вдовы.

— Пока она охотится за остальными? — усмехнулась Кара, и в ее голосе снова зазвенели металлические нотки. Она похлопала по сумке с шариками. — Мы должны помогать нашим друзьям, а не нашим врагам.

— Тогда ты иди, — тихо сказала Эти, — а я позабочусь о нем.

— Я… — начала было Кара и тут же тяжело вздохнула. — О боже…

Она подобрала с земли относительно чистую газету и завернула в нее Уиндла. Сердце девочки невольно сжалось, когда бедняга затрясся от боли, едва бумага коснулась его обожженной кожи. Он снова клацнул зубами, а из горла его вырвался стон, растрогавший Эти до слез.

— Будь осторожнее, — предупредила она Кару.

— Я очень осторожна.

Кара взяла сжавшегося в комок Уиндла, уселась на велосипед, и обе девочки покатили к дому Вдовы: Кара с фамильяром чуть впереди, малышка Эти сзади.


8

В это время в другой части Бодбери Вдова Пендер прижала к стене Питера Мойла. Она уже собиралась произнести его имя в третий раз, как вдруг дикая боль пронзила все ее существо: недостающий палец — тот самый, из которого она сотворила Уиндла, — вернулся на прежнее место.

Старуха пошатнулась. Воспользовавшись этим, Питер ловко прошмыгнул у нее под мышкой и метнулся к своему велосипеду. В конце улицы он обернулся: Вдова громко стонала, и слезы ручьями текли по ее лицу. Задрожав, Питер прибавил ходу, но Вдова даже не пыталась преследовать его: боль вытеснила из ее сознания все прочее. Она ощущала, как тело Уиндла горит, словно его заживо варят в котле. Что же они сотворили с ним?

Вдова отошла от стены. Ноги едва держали ее, но, собрав в кулак остатки воли, она напрягла свое магическое зрение.

Боль усилилась, когда она увидела своего фамильяра в руках девочки.

Еще несколько минут Вдова потратила на то, чтобы определить его точное местонахождение, и огонь в ее сердце пылал уже не меньше, чем в теле.

„Они заплатят!“ — поклялась она. Каждый из этих маленьких паршивцев заплатит ей!


Дух на грани

Никакая магия не может превратить что-то в то, чем оно не является; магическая трансформация — это узнавание, а не созидание…

Сьюзан Полвик. Последний единорог: магия как метафора. Нью-Йоркское обозрение научной фантастики (февраль, 1989)


1

„Релиант робин“ великолепно подходил для узких дорог полуострова Пенвит — настолько узких, что две машины порой не могли разъехаться. Однако небольшой трехколесный „релиант“, словно проворный зверек, мчался вдоль вздымавшихся с обеих сторон улицы живых изгородей, с легкостью огибая любые препятствия.

Несмотря на то, что Клэр ездила с Джейни бессчетное количество раз, она всегда чувствовала себя несколько неуютно. Ей казалось, что „релиант“ слишком маленький, колеса у него — слишком неустойчивые, а Джейни водит слишком отчаянно. В итоге Клэр каждую минуту ожидала, что они врежутся в грузовик или перевернутся на каком-нибудь крутом повороте, поскольку подруга, по ее мнению, чересчур гнала.

За всю дорогу Джейни едва обронила пару слов, и Клэр уже начинала злиться: в конце концов, она пострадала без всякой вины, и даже не подозревая, из-за чего. Она ничего не знала о книге, за которой охотится целая шайка преступников, и, не дружи она с Литтлами, никто не напал бы на нее минувшей ночью.

Клэр искоса взглянула на Джейни, но, заметив слезы на глазах у той, устыдилась собственных мыслей: ведь подруга тоже была ни в чем не виновата!

— Джейни, — окликнула она и тут же в замешательстве замолчала.

Джейни сбавила скорость и грустно посмотрела на нее.

— Это ужасно, Клэр. Книга… Возвращение Феликса… Почему все вдруг обернулось таким кошмаром?

Клэр тихонько вздохнула, полагая, что Джейни просто захотелось пожалеть себя, однако следующая фраза подруги заставила ее осознать собственное заблуждение.

— Я не собиралась прятать от тебя „Маленькую страну“, — продолжала Джейни. — Я непременно попросила бы у Дедушки разрешения показать ее тебе. Но события разворачивались так стремительно, что я забыла обо всем. — Джейни снова взглянула на Клэр. — Мне действительно очень жаль, что я не успела поделиться своей тайной с тобой.

— Все в порядке, — растерянно кивнула Клэр.

— Я нашла книгу в пятницу, а с тех пор столько всего произошло…

— Понимаю, — отозвалась Клэр.

Она и вправду все понимала. Джейни с детства отличалась рассеянностью, и это объяснялось вовсе не безразличием ко всем и ко всему, а, напротив, излишней увлеченностью новым, которая заставляла отодвигать на второй план прежние заботы.

— Ну почему я не могу быть как все нормальные люди? — посетовала Джейни, словно прочтя мысли Клэр.

— А как определить, кто из нас нормальный, а кто нет?

— Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду.

— Знаю. Но, изменившись, ты перестала бы быть собой.

— Иногда мне кажется, что это не так уж плохо, — покачала головой Джейни.

— Не начинай.

Всякий раз, когда Джейни не нравилось что-то в ее жизни, она пускалась в долгие душеспасительные разговоры, но дальше этого дело никогда не шло, что, вероятно, вполне естественно, поскольку, как справедливо заметила Клэр, человек не мог стать тем, кем он не являлся по самой своей природе.

Джейни была строптивой и категоричной. Она с жаром отстаивала свои убеждения, не заботясь о том, насколько они справедливы, и могла довести человека до белого каления. Но в этом заключалось ее неповторимое очарование, и уж лучше быть такой, чем какой-нибудь занудой или сплетницей.

Клэр завидовала если не способности Джейни мгновенно заводиться, то, по крайней мере, ее умению так же быстро остывать, но особенно ее восхищало то, как Джейни удавалось выходить победителем из любой ситуации.

Порою она даже удивлялась, что не испытывает к подруге ненависти: ведь Джейни всегда получала то, о чем сама она могла лишь мечтать.

Музыку.

Книгу Данторна.

Феликса…

„Не думай об этом“, — сказала себе Клэр.

Взглянув на Джейни, она подавила очередной вздох: порой подруга просто сводила ее с ума, но Клэр не променяла бы ее ни на кого в мире, и по большому счету ненавидеть Джейни означало для нее ненавидеть саму себя.

— Не проскочи поворот, — предупредила она вслух.

Джейни послушно направила машину к проему в изгороди и выехала на узкую проселочную дорогу, ведущую к дому Питера Гонинана. В прошлом она была довольно широкой, но теперь с одной стороны наступал лес, а с другой — поля, заброшенные с уходом отсюда фермеров. Спустя четверть километра и эта узкая дорога обрывалась, упираясь в груду камней, некогда составлявших ограду. Металлические ворота валялись в ручье, который через два ярда впадал в пруд, образовавшийся после того, как водоросли окончательно перекрыли течение.

От ручья тянулись две тропинки: одна, петляя по холмам, поросшим деревьями и кустарником, спускалась к маленькой бухте; другая вела к коттеджу, окруженному полуразрушенными домами.

— Похоже, тут никого нет, — засомневалась Джейни.

Вместо ответа Клэр молча указала ей на тоненькую струйку дыма, поднимавшуюся над крышей.

Когда девушки перебирались через ручей, бесхвостый черно-бело-рыжий кот внезапно выпрыгнул из травы. Клэр, осторожно переступавшая с одного скользкого камня на другой, остановилась. Кот, определенно заинтересованный их появлением, долго изучал подруг немигающим взглядом, а затем скрылся в лесу.

„Еще один зеннорский тигр“, — с улыбкой подумала Клэр, двигаясь дальше.

Не успели девушки ступить на землю, как их встретил дружный лай. Они беспомощно переглянулись, когда пять ободранных собак выскочили к ним словно из ниоткуда.

— Нам стоять или бежать? — спросила Джейни.

— Я не могу бежать, — напомнила ей Клэр.

— Они не причинят вам вреда!

Вздрогнув от неожиданности, подруги обернулись так резко, что едва не полетели в воду. Незнакомка появилась из леса столь же бесшумно, сколь кот исчез в нем, и у Клэр возникло невольное подозрение, что он попросту перевоплотился.

Но она тут же узнала Хелен Брэй, частенько наведывавшуюся в книжную лавку в Пензансе. Это была тощая как жердь, высокая женщина лет двадцати пяти с обветренным лицом и спутанными рыжими волосами. На ней была потрепанная мужская одежда — спортивная твидовая куртка, голубые джинсы, порванные на правом колене, военный морской берет и зеленые, забрызганные грязью сапоги.

Пока Джейни и Клэр разглядывали ее, собаки продолжали дружно лаять, явно не собираясь успокаиваться. Хелен пронзительно свистнула, когда вожак — помесь терьера и колли — хотел было броситься в сторону Джейни. Он замер, и остальные уселись полукругом, не переставая пристально наблюдать за девушками.

— Они не причинят вам вреда, — повторила Хелен, — при условии, что вы немедленно уйдете.

Клэр кашлянула:

— Мы пришли к мистеру Гонинану.

— Он не любит гостей.

— Ну… — растерялась Клэр, но тут вмешалась Джейни:

— А он любит, когда кто-то принимает решения за него?

Хелен посмотрела на нее своими странными блеклыми глазами, один из которых был зеленым, а другой — голубым.

— Это не важно, — сказала она.

— А что важно? — не унималась Джейни. — Мы, понимаете ли, не могли предупредить его о своем визите заранее — у него же нет телефона.

— Он вообще не любит, когда его беспокоят.

— Но мы вовсе не намерены его беспокоить. Мы пришли к нему за помощью.

В глазах Хелен зажглось любопытство.

— Какого рода?

— Такого, который не имеет к вам отношения. — Джейни покосилась на собак. — Сейчас я пройду к дому, и если один из ваших псов попытается укусить меня, вы об этом горько пожалеете.

„О Джейни, не надо так!“ — испугалась Клэр. Впрочем, едва лишь Джейни шагнула в сторону коттеджа, Хелен вновь свистнула, и собаки разбежались. К тому времени, как все три женщины ступили на крыльцо, вокруг не было никого, кроме чаек, круживших в небе.

Бросив на Хелен красноречивый взгляд, Джейни громко постучала в дверь.

— Открыто, — послышался голос изнутри.


2

Приближаясь к дому Клэр, Дэйви Роу уже знал, что ему предпринять. Он держал руки в карманах и теребил кончиками пальцев деньги, полученные от Вилли.

Он не мог просто отдать их Клэр, и это искренне огорчало его. Она непременно спросила бы, где он их взял, а врать Дэйви не хотел. Однако ничто не мешало ему потратить эти деньги на Клэр. Например, пригласить ее на ужин.

Сегодняшний вечер они проведут вместе!

Можно будет отправиться в ресторан „Контрабандист“ в Ньюлине на специальный воскресный ужин — ростбиф с гарниром и йоркширский пудинг, и даже выпить немного вина — как делают в фильмах.

Дэйви гордился своей идеей. Правда, он не исключал вероятности, что Клэр ему откажет. Возможно, у них с матерью свои планы на этот вечер… Что ж, в таком случае он пригласит их обеих, а заодно захватит и свою маму. Неужели Клэр и на такое предложение ответит ему „нет“?

Единственное, чего Дэйви не принял в расчет, так это то, что ее может попросту не оказаться дома.

— Сожалею, — буркнула ее мать, отворив ему, — но Клэр куда-то ушла.

А в ее взгляде читалось: „Моя дочь не слепая, чтобы показываться на людях с парнем вроде тебя! Может, она и калека, но уж никак не уродина!“

— А… а вы не знаете, когда она вернется?

— Не знаю. Ей что-нибудь передать?

— Да нет… Я просто проходил мимо…

— Я скажу ей.

И дверь захлопнулась перед носом Дэйви прежде, чем он успел добавить что-нибудь еще.

„Черт!“ — мысленно выругался он. Все одинаковы — что те парни из „Королевской рати“, что эта женщина. Они не желают дать ему ни единого шанса! Вероятно, Лилит Мэбли будет хохотать до упаду, рассказывая дочери о его визите…

Дэйви невольно сжал кулаки, представив, как Клэр смеется над ним.

Но нет. Она ни за что так не поступит. Скорее всего, она позвонит ему и спросит, зачем он приходил. Вот тогда-то он и пригласит ее на ужин!

Дэйви поспешил домой, чтобы не пропустить звонка Клэр, и обнаружил у себя на крыльце незнакомого мужчину. Тот поднялся, едва завидев его.

— Меня зовут Бетт, — представился гость, не протягивая руки. — Майкл Бетт.

В его речи отчетливо прозвучал американский акцент.

— М-м…

— Мне нужно поговорить с вами, Дэйви. Где-нибудь поблизости есть спокойное место?

Что-то в мужчине показалось Дэйви очень знакомым, но он не мог понять, что именно.

— В гавани есть бар, — сказал он.

— Я предпочел бы что-нибудь более уединенное. Как насчет побережья?

Дэйви кивнул.

— Замечательно, — улыбнулся Бетт. — Я не прочь прогуляться, да и вы не пожалеете, что согласились, когда услышите мое предложение.

— Вообще-то я жду звонка… — замялся Дэйви. Бетт достал банкноту достоинством в сто долларов и сунул ее в нагрудный карман куртки Дэйви.

— Я займу у вас от силы час.

Дэйви бросил взгляд на окна своего дома. Может, стоит попросить мать подежурить у телефона? Впрочем, нет: она замучит его расспросами. И потом, Клэр может и не позвонить. Но если она все-таки решится, а его не будет дома…

— Я…

— Пойдемте же, — настаивал Бетт. — Что вы теряете?

— Значит, всего лишь час?

— Обещаю.

— Ладно, — сдался наконец Дэйви. — Но ни минутой больше.

— Понимаю, — сочувственно вздохнул Бетт. — Время — бесценная вещь. Особенно для такого занятого человека, как вы.

„Он что — издевается надо мной?“ — насторожился Дэйви.

— Куда идти? — спросил Бетт.

Дэйви жестом указал направление, и они тронулись в путь. По дороге американец восхищался прелестями Маусхола и интересовался, как молодой человек вроде Дэйви проводит досуг в подобном месте. Еще задолго до того, как они вышли на прибрежную дорогу, Дэйви пожалел, что не отказался. Но вместе с тем его терзало любопытство: ведь это американцы плели что-то вокруг Литтлов, и это они едва не погубили Клэр. Стало быть, он вполне мог узнать от Бетта что-нибудь полезное — даже если ради этого ему сперва придется выслушать массу всякой ерунды.

Дойдя до поста береговой охраны, Дэйви остановился и повернулся к своему собеседнику. Они были одни. Бетт вытер о траву испачканный в грязи ботинок и огляделся.

— Очаровательное местечко, — усмехнулся он.

Теперь Дэйви не сомневался, что над ним издеваются: да, природа здесь прекрасна в любое время года, но этого никак нельзя было сказать о постройке. Краска на полуразрушенном здании поста давно уже облупилась, крыша покосилась, а у разбитого крыльца виднелась огромная лужа, в которой плавали опавшие листья.

— Что вам от меня нужно? — нахмурился Дэйви.

— Ну…

Бетт сунул руку в карман и, достав оттуда небольшой пистолет, направил его прямо на Дэйви.

— Мы с тобой, — процедил он, — не закончили одно дельце прошлой ночью.

Только сейчас Дэйви понял, почему американец показался ему таким знакомым.

Беда заключалась в том, что — как это случалось всю его жизнь — прозрение пришло к нему слишком поздно.


3

К удивлению Джейни, в доме Питера Гонинана оказалось удивительно светло благодаря стеклянному люку на скате крыши. Внутри дом состоял из одной огромной комнаты, часть которой была отведена под кухню. С другой стороны располагалась лестница наверх в спальню. Посреди комнаты стояли старый диван и пара кресел с потертой обивкой.

В крайнем из них сидел сам Гонинан — высокий, худой, абсолютно лысый мужчина. Если Хелен Брэй напоминала Джейни и Клэр кошку, то хозяин явно походил на птицу. У него были маленькие, близко посаженные глаза, тонкий нос и впалые щеки. Определить его точный возраст не сумел бы; наверное, никто. По мнению Джейни, ему с одинаковой долей вероятности могло быть и около пятидесяти, и чуть за семьдесят.

Сходство Гонинана с птицей усиливалось птичьим щебетом, наполнявшим его дом, а также многочисленными картинами, статуэтками и масками пернатых — от грубо вырезанных из дерева до настоящих произведений искусства, украшенных сотнями крошечных перышек. На книжных шкафах виднелись чучела совы, вороны и малиновки. На стенах, словно ритуальные принадлежности шаманов, висели длинные связки перьев и птичьих лапок.

И повсюду были книги — на специальных полках и просто в коробках и ящиках. Особое внимание Джейни привлекли витрины, где хранились старинные монеты, окаменелости, древние глиняные свистульки в форме птиц, кусочки костей, крошечные деревянные куколки с юбками из перьев и другие предметы, к каждому из которых была прикреплена табличка, подписанная аккуратным почерком.

„Он и в самом деле похож на птицу“, — думала Джейни, оглядывая гнездо Гонинана, которое тот в течение многих лет наполнял всем, что его интересовало.

— Они отказались уйти, — сообщила ему Хелен.

Гонинан улыбнулся:

— Все в порядке. Я ожидал визита Джейни Литтл.

Джейни заморгала от изумления:

— Правда?

— Я видел вас несколько раз на утесе у залива — вы играли на волынке и вистле. Вы прекрасный музыкант. У меня даже есть ваши записи… где-то здесь.

Он махнул рукой в сторону ближайшей груды коробок, но Джейни позволила себе усомниться, что кто-нибудь мог отыскать что бы то ни было в таком бардаке.

— Я знал, что рано или поздно вы придете сюда, — продолжал Гонинан.

Джейни невольно заволновалась, пытаясь отгадать причину подобной уверенности.

— Чаю? — предложил Гонинан.

— М-м…

— Хелен, поставь, пожалуйста, чайник.

Хелен кивнула и, ловко продвигаясь по захламленной комнате, направилась в сторону кухни.

— Садитесь. — Гонинан указал на диван.

Не ожидавшая такого приема, Джейни окончательно растерялась.

— А вы?… - Гонинан вопросительно взглянул на Клэр.

„Ну, по крайней мере, он не всеведущий“, — с облегчением выдохнула Джейни, пока Клэр знакомилась с хозяином.

Они осторожно прошли к дивану и сели. Джейни устроилась на самом краешке, продолжая с любопытством осматривать комнату. Куда бы она ни повернулась, ей на глаза тотчас попадалось что-нибудь удивительное.

„Я могла бы провести тут неделю“, — мысленно отметила она.

Гонинан снова улыбнулся.

— Мы пришли к вам за помощью, — обратилась к нему Клэр. — Вы ведь считаетесь экспертом в области… В общем, не могли бы вы рассказать нам об одном предмете?

— Я предпочитаю, чтобы меня называли теургом.

— Что-что? — переспросила Джейни.

— Магом, — пояснила Клэр.

— Что-то в этом роде, — согласился Гонинан. Джейни недоверчиво вздохнула.

— Слово „теург“, — подхватила Хелен, возвращаясь с кухни и усаживаясь в свободное кресло, — происходит от греческого theurgia, которое переводится как „искусство вызывания духов“. Проще говоря, теург общается с духами, следящими за нашим миром.

— А вы, я полагаю, его подмастерье? — съехидничала Джейни.

Клэр пихнула ее локтем в бок, что означало: „Веди себя прилично!“ — и поспешила сменить тему:

— Нас больше интересуют ваши познания в области тайных сообществ.

Брови Гонинана удивленно поднялись, однако он ничего не сказал, и Клэр продолжила:

— Мы хотим спросить вас об одном символе. Возможно, вам известно название организации, которой он принадлежит.

Джейни подумала о рисунке Феликса, затем снова обвела взглядом дом, наполненный вещами, которые имели то или иное отношение к птицам, и в очередной раз засомневалась. На память ей пришла старая поговорка: „Птицы одного полета“. Впрочем, было уже поздно: достав из кармана рисунок, Клэр протянула его Гонинану.

— Ага! — присвистнул тот.

— Есть ли в вашей библиотеке что-нибудь о людях, использующих этот символ? — спросила Клэр. — Они носят его у себя на запястье в виде татуировки.

— Да, я знаю. Мне даже не нужно копаться в библиотеке.

„Черт побери, мы пропали!“ — ахнула Джейни.

— Эти люди называют себя Орденом Серого Голубя. Они следуют принципам Герметического Ордена Золотой Зари и тому подобных организаций. Я наблюдал за ними в течение многих лет. — Гонинан улыбнулся. — Отчасти из-за символа.

— Потому что это птица? — уточнила Клэр.

Гонинан кивнул:

— Мои птицы — это мой персональный ключ к окружающему нас миру духов. Мой тотем, если желаете.

— А что этот Орден делает с голубем? — поинтересовалась Джейни. — Общается при помощи его с духами?

— Они ищут знания — как и все мы, но их методы предполагают деятельность, которую я бы назвал… сомнительной.

— И какого же рода знания они ищут?

— Да обычные: бессмертие, власть… постижение сущего, хотя последнее стало настоящей редкостью среди подобных людей.

— Если бы они искали только это, — пробормотала Джейни себе под нос.

— О чем это вы? — прищурился Гонинан.

Джейни бросила умоляющий взгляд на Клэр, но та лишь невинно пожала плечами: дескать, мы же для разговора сюда и пришли.

— Кажется, у нас есть кое-что, за чем они охотятся, — выдавила из себя Джейни. — Правда, лично я ума не приложу, зачем им понадобилась эта вещь. Бессмертия и власти она им точно не принесет. В ней вообще нет ничего примечательного.

„Если не считать странных событий, которые начинали происходить всякий раз, когда ее открывали“, — добавила она про себя.

И музыки.

И ее недавнего сна.

— Самая безобидная с виду вещь может таить в себе огромную силу, — заметил Гонинан. — Нужно только знать, как ее использовать.

— На что это вы намекаете? — нахмурилась Джейни.

— На магию.

— На магию?!

— О, никаких заклятий и секретных формул. Речь идет о различных верованиях. Возьмем, к примеру, учение Георгия Гурджиева[46] — русского философа.

— Я с ним знакома, — кивнула Клэр. — Ну, не с ним самим, конечно, — смутилась она под изумленным взглядом Джейни. — Я хотела сказать, что читала его книги. Они у нас продавались — „Рассказы Вельзевула внуку“ и другие.

Гонинан посмотрел на девушку с интересом:

— Вы работаете в книжной лавке?

— Да. На Чепел-стрит в Пензансе.

— А, новая. Я заказывал там кое-что.

Клэр покосилась на Хелен, вновь отправившуюся на кухню, чтобы снять с плиты вскипевший чайник.

— Ваша помощница периодически заходит к нам.

— Верно. Хелен привозит мне книги. Теперь я редко появляюсь в городе сам.

— Вы говорили о магии, — напомнила Джейни.

— Нет, я говорил о Гурджиеве. Он утверждал, что существует три уровня сознания. — Гонинан принялся загибать пальцы. — Сон, обычное бодрствование и самоосознание[47]. Сон — это просто сон. Обычное бодрствование, которое более уместно назвать согласованным трансом, — это когда мы двигаемся… — Он внезапно указал на руку Джейни, которой та похлопывала себя по колену. — Вы ведь делали это не задумываясь, не так ли?

Джейни растерянно пошевелила пальцами:

— Так.

— Вот это и называется обычным бодрствованием. Мы живем, не умея контролировать даже собственных тел. Самоосознание же — это когда мы действуем сознательно, охватывая разумом не только самих себя, но и весь окружающий нас мир. Это высшая форма сознания, приближающая человека к воплощению божества на земле, — в ней есть нечто сродни осведомленности Христа или Будды.

Для большинства из нас проблески этой истинной осведомленности крайне редки. Они наступают лишь в самые ответственные моменты нашей жизни — например, во время произнесения брачных обетов или перед смертью, когда мы вдруг обретаем способность в мгновение ока постичь все и вся. Вы меня понимаете?

Обе девушки медленно кивнули.

— Теперь вообразите, что вы достигли подобного состояния. Если вы будете постоянно видеть истинное положение вещей, то рано или поздно получите такой контроль над своей волей, что с помощью ее сможете подчинить себе и чужую — все равно как если бы это происходило посредством магии.

Мы обладаем настолько огромным потенциалом, что порою сами его пугаемся. Вспомните об удивительных поступках, которые совершают люди, оказавшиеся в критических ситуациях: женщина, чей ребенок попал под машину, поднимает ее в одиночку, чтобы освободить его, хотя за минуту до этого не смогла бы сдвинуть ее и на миллиметр.

Ученые объясняют это выбросом адреналина — то есть считают чисто физическим феноменом. Но при этом они забывают подчеркнуть главное, а главное заключается в том, что в моменты высшей осведомленности нам открывается истина, которая в корне переворачивает все наши прежние представления о собственных возможностях. Поскольку на самом деле мы можем все.

— И это то, чем занимаются члены Ордена Серого Голубя? — спросила Джейни.

— Нет, но это то, чего они добиваются, — это их магия. Сознание многих из них и вправду развито гораздо больше, чем у обычных людей. Они обрели великую силу, когда сумели пробудить в себе таланты, дарованные от рождения каждому из нас. Вот только используют они ее для темных дел.

— А зачем им нужна вещь, которую они ищут? Ну, та, что, по их мнению, хранится у нас?

— По-видимому, это своего рода талисман. Или катализатор. Понимаете ли… несмотря на то что каждый человек при наличии должного упорства, знаний и опыта может пробудиться ото сна, в котором пребывал всю свою жизнь, в мире всегда существовали предметы, способные значительно ускорить этот процесс. В западной традиции, например, таковыми являются чаша Грааля и копье, пронзившее грудь Христа. Есть, конечно, и другие — может, не столь известные, но от этого ничуть не менее эффективные. К сожалению, нередко люди, в чьи руки попадает магия, не обладают достаточной мудростью и моральными принципами.

— Выходит, у нас хранится некий магический талисман?

— Я не могу сказать этого наверняка, не увидев его своими глазами.

— А…

„Ну еще бы“, — усмехнулась про себя Джейни.

Целая свора стервятников годами охотилась за романом Данторна, а теперь ей предлагают просто взять и показать его Гонинану, словно речь идет об украшении, требующем оценки.

Однажды Джейни уже совершила подобную глупость, когда пыталась продать одну старинную драгоценность. Пожилая дама в ювелирной лавке долго разглядывала вещь, приговаривая: „Боюсь, тут и не пахнет золотом, моя дорогая. Это больше смахивает на подделку викторианской эпохи“.

То же самое могло произойти сейчас и с книгой: Гонинан начал бы доказывать, что в ней нет ровным счетом ничего особенного, и любезно предложил бы купить ее за какую-нибудь символическую плату. Именно так поступила дама из ювелирной лавки, а когда Джейни выяснила, что отдала ей за бесценок целое состояние, было уже поздно.

Так что нет — больше она не совершит подобной ошибки!

Но Гонинан снова удивил ее…

— Но я не уверен, что хочу видеть эту вещь, — добавил он вдруг.

Джейни снова заволновалась.

— Почему? — спросила Клэр.

— Я знал Билли Данторна так же хорошо, как и Том Литтл, а в некотором отношении даже лучше, поскольку у нас с ним были общие интересы, — Гонинан посмотрел на Джейни, — которых ваш дедушка не разделял.

— Он всегда говорил, что Билли очень практичный человек, — возразила она, — он не мог входить ни в какую тайную организацию.

— Правильно. Но он тоже искал тайные знания. И он их нашел.

В памяти Джейни тут же всплыла строчка из письма, вложенного в „Маленькую страну“: „Полоумного Билла Данторна вновь посетило знаменитое предвидение“.

— Магия, — тихо произнесла она. — Вы ведь о ней говорите?

Гонинан кивнул:

— Хотя, полагаю, Билли предпочел бы назвать это очарованием. Данторн действительно нашел его и спрятал в своей книге — в той, что была отпечатана в единственном экземпляре. Полагаю, ее-то и жаждет заполучить Орден Серого Голубя.

— Вам известно о книге?!

— Конечно. Мы с Билли часто беседовали о ней.

— Отчего же вы ни разу не попытались завладеть ею?

— На свете существует столько же путей познания, сколько самих людей. Путь, выбранный Билли, не был моим. Я еще в молодости почувствовал, что меня ожидает совсем другая дорога, и не испытывал ни малейшего желания топтаться на чужой.

— Вы решили, что ваше призвание заключается в общении с духами через птиц?

— Ну, можно выразиться и так.

— А какими способностями обладает книга Данторна? — поинтересовалась Клэр.

— Она может отворить врата в Призрачный Мир.

— Но каким образом? — спросила Джейни.

— И что в конечном счете это даст? — подхватила Клэр.

— Отвечаю на оба вопроса сразу: я не знаю. Повторяю: это была дорога Билли, а не моя. Да, мы делились друг с другом своими открытиями, но существуют такие вещи, которые можно постичь исключительно через личный опыт. Мне было жаль прерывать свои изыскания ради того, чтобы вникнуть в суть его достижений, и Билли вел себя аналогичным образом в отношении меня. Мы просто сравнивали результаты — не материальные, а духовные.

Джейни вздохнула:

— У меня от всего этого голова раскалывается.

В это время Хелен принесла с кухни поднос, на котором стояли чашки с чаем, тарелка с булочками и маленькие глиняные кувшинчики со взбитыми сливками и вареньем. Гонинан бодро потянулся.

— Предлагаю сделать небольшой перерыв и предоставить вашему подсознанию возможность усвоить услышанное. А после того как мы перекусим, я расскажу вам о Джоне Мэддене.

— А кто это такой?

— Глава Ордена Серого Голубя. Крайне опасный человек.

Джейни вспомнила о покушении на Клэр и о том, как Феликса накачали наркотиками, и мрачно кивнула:

— Похоже, что так.

Гонинан вдруг стал очень серьезным.

— Не хотелось бы портить вам аппетит, но должен предупредить сразу: какие бы неприятности ни приключились с вами к этому моменту, боюсь, что самое худшее еще впереди.

— Ох, не говорите так, — простонала Джейни.

— Почему вы так думаете? — спросила Гонинана Клэр.

— Потому что вы открыли книгу. Я чувствовал ее чары в течение последних нескольких дней. А если ее смог почувствовать даже я, то Мэдден и подавно — ведь он ищет ее большую часть своей жизни.

— Но в книге Данторна нет ничего магического, — пожала плечами Джейни. — Это обычная история, и в ней не упоминается ни о каких секретных знаниях… Ну, по крайней мере, до сих пор не упоминалось — я еще не дочитала ее до конца.

Гонинан указал на поднос:

— Угощайтесь. Мы продолжим нашу беседу позже. Однако для этого нам придется выйти на улицу.

— Зачем? — поинтересовалась Джейни.

Но Гонинан только улыбнулся и, взяв с тарелки булочку, принялся ее жевать.


4

В дверь номера Джима Гейзо постучали. Лина попыталась подняться с дивана, но Гейзо жестом попросил ее оставаться на месте. Достав из кармана пистолет, он встал в углу и громко произнес:

— Входите.

Секунда — и на пороге появился Вилли Кил.

— Мисс Грант, — начал он, едва завидев Лину, — я пришел, чтобы…

В этот момент Гейзо вышел из своего укрытия. Захлопнув дверь ногой, он прижал дуло пистолета к шее Вилли. Тот остолбенел.

— В эт-том нет ник-какой необход-димости… — простучал он зубами.

— Как вы узнали, что мисс Грант здесь?

— Все в порядке, Джим, — вмешалась Лина.

Кил заметно расслабился, когда Гейзо опустил оружие.

— И тем не менее потрудитесь объяснить: как вы узнали, что мисс Грант находится здесь, — повторил телохранитель, засовывая пистолет обратно в карман.

— Можно мне присесть? — выдавил из себя Кил, обращаясь к Лине.

Она кивнула:

— Мне тоже интересно послушать, Вилли.

— Ну… — вздохнул он, усаживаясь. — Я не купился на сцену, разыгранную вами сегодня утром: мне сразу стало понятно, что вы знакомы, и потому, постучав в вашу дверь и не получив ответа, я решил заглянуть в номер вашего приятеля.

Лина опять кивнула: это казалось вполне логичным.

— И что же тебе от меня нужно? — поинтересовалась она.

— Денег…

— Но ведь я обещала, что мы отправимся в банк завтра. Ты что — сомневаешься в моей честности?

— Дело не в этом, — поспешил заверить ее Кил. — Просто кое-что изменилось. — Он бросил быстрый взгляд на стоящего у стены Гейзо. — Другой ваш знакомый — тот, которого я встречал на станции…

Брови Лины взметнулись вверх.

— Он приходил ко мне недавно. Он поклялся, что убьет меня, если я не назову ему имени того, кто спас Клэр Мэбли прошлой ночью.

— И вы назвали его? — презрительно скривился Гейзо.

Вилли поднял рубашку, чтобы продемонстрировать множество синяков, покрывающих его грудь и бока. Лина захлопала глазами.

— Посмотри на это, приятель, — повернулся Вилли к Гейзо. — У того парня нет ни капли терпения, а мне не хватает денег, чтобы убраться как можно дальше из этих мест. Клянусь: он собирается убить меня, — добавил он, снова обращаясь к Лине. — Я прочел это в его глазах.

Вилли опустил рубашку и, застонав от боли, принялся заправлять ее в брюки. Лина сочувственно поморщилась.

— Тебе и вправду лучше уехать, Вилли, — согласилась она. — А друга своего ты предупредил?

Вилли покачал головой:

— У него дома никто не отвечает, — должно быть, они с матерью куда-то ушли.

Лина указала на телефон:

— Может, попробуешь еще раз?

— Некогда. Снаружи меня ждет машина. Завтра в это время я уже буду в западной части страны — там, где ваш знакомый меня не найдет. Я не вернусь сюда, пока он не покинет Англию.

— То есть ты хочешь получить оставшуюся часть денег немедленно.

— Ну, если они у вас есть.

Кил полез в карман и замер, когда Гейзо шагнул в его сторону.

— Я просто хотел достать бумажку с адресом, — пояснил он. — Можно, мисс Грант?

— Конечно.

Кил вынул сложенный клочок бумаги и вручил его Лине.

— Вы сможете переслать причитающуюся мне сумму сюда. Правда, сам я буду находиться совсем в другом месте, но парень, который проживает по этому адресу, передаст мне все, что поступит на мое имя.

— Джим, у тебя есть деньги? — спросила девушка.

— Только дорожные чеки.

— Ты не подпишешь один для Вилли?

— Разумеется.

Гейзо был явно недоволен поворотом дела, но не решился спорить с хозяйкой — тем более в присутствии третьего лица.

— Есть кое-что еще, — шмыгнул носом Вилли, принимая чек и направляясь к двери.

— Что именно? — насторожилась Лина.

— Этот человек… он заставил меня подтвердить ему имя того, кто нанял нас с Дэйви, чтобы защитить Клэр Мэбли. Именно „подтвердить“ — он так и сказал. Простите, мисс Грант, — прохныкал Кил и, прежде чем Гейзо успел шевельнуться, вылетел в коридор.

— Мелкая гадина, — пробормотал телохранитель.

Он двинулся было к двери, но Лина остановила его:

— Не надо, Джим. По крайней мере, мы предупреждены. Он же мог этого и не делать.

— Он пришел сюда исключительно ради денег.

— Пожалуй…

„Черт, ну почему я раньше об этом не подумала? Мне с самого начала следовало принять в расчет возможное предательство Вилли!“

— Бетт в любом случае вычислил бы меня, — добавила она вслух.

— Тоже верно…

Лина взглянула на часы: день был на исходе.

— До приезда папы и Мэддена осталось совсем немного времени. А уж Мэдден справится с Беттом.

Гейзо пересек комнату и выглянул в окно: машина, увозившая Вилли, как раз заворачивала за угол.

— Я не прочь разобраться с Беттом еще до приезда Мэддена.

Лина решительно замотала головой:

— Только если он сам придет.

— Да, конечно, мисс Грант. Это я так — мечтаю вслух.

„Я тоже“, — усмехнулась про себя Лина: она прекрасно сознавала, что с Беттом не стоит связываться, даже заручившись помощью Гейзо, — Майкл ведь был абсолютно ненормальным, а кто же без острой необходимости выясняет отношения с психами?

— Меня очень тревожит судьба друга Вилли, — вздохнула она.

В глазах у Гейзо промелькнуло изумление. Он быстро отвел взгляд, но Лина успела прочесть его мысль: „В груди у Снежной Королевы проснулось сердце!“

Что ж, он не ошибся: Феликс Гэйвин действительно сумел растопить лед, и теперь девушка ис- | кренне переживала за приятеля Вилли, за охранявшего ее Джима и за всех, кто мог случайно подвернуться Бетту под руку.

Она не знала, как избавиться от нахлынувших на нее чувств, но еще более странным ей казалось то обстоятельство, что она и не пыталась этого сделать;

Все это очень больно ранило, а Лина не любила боль, однако она то и дело ловила себя на мысли, что не хочет выходить из своего нового состояния. Она не могла отрицать, что оно принесло ей жестокие муки, но вместе с тем к ней пришло и кое-что еще. Что-то незнакомое. Сострадание, наверное…

А оно, в свою очередь, подарило ей надежду на будущее: да-да, как ни поразительно, но, заботясь о других, Лина стала чувствовать себя лучше. Это шло вразрез со всеми учениями Ордена и, что еще хуже, могло оказаться обманом, временным помешательством, но Лина все сильнее укреплялась в решимости никогда больше не быть прежней.

Конечно, это не поможет ей заполучить Феликса.

Зато она сумеет обрести покой. А ведь она искала его всю свою жизнь — просто не понимала, чего именно ей не хватает… пока не встретила Феликса Гэйвина.

— По-твоему, человек может измениться? — спросила Лина Гейзо.

Он снова посмотрел на нее, на этот раз уже не скрывая своего удивления.

— Я имею в виду — измениться по-настоящему, — уточнила она. — Не внешне и не за счет маски, которую надеваешь перед тем, как повернуться лицом к миру, а вот здесь, — она прикоснулась к своей груди, — в самой глубине души.

Гейзо окончательно растерялся:

— Я не уверен, что понимаю вас…

— Не бойся, — подбодрила его Лина. — Забудь на минуту о том, что ты работаешь на меня, и выскажи свое мнение.

— Это зависит от масштабов перемен, — заметил Гейзо. Он не назвал никого конкретно, но Лина сразу поняла, что он говорит о ней. — Если они большие, глубинные, то вряд ли человеку удастся справиться с ними легко и просто: ему потребуется долгое время и море терпения, чтобы привыкнуть к ним, но для того, кто по-настоящему одержим своей целью, нет ничего невозможного.

„Но это же интерпретация одного из главных учений Ордена!“ — удивилась Лина.

И в этот момент яркая мысль пронеслась у нее в голове.

„Должно быть, так и приходит просветление, — с улыбкой подумала она. — Все вокруг вдруг становится на свои места, и нет на свете ничего такого, что было бы неподвластно твоему пониманию. Проблема кроется вовсе не в учениях Ордена, а в том, как люди истолковывают их“.

— Спасибо, Джим, — произнесла она вслух.


5

— Джон Мэдден очень могущественный человек, — начал Гонинан.

После того как они допили чай, он пригласил Джейни и Клэр прогуляться к небольшой бухте. Она находилась довольно далеко от коттеджа и окружавших его полуразрушенных строений — то есть от всего, что было создано руками человека. Здесь буйная растительность окончательно вышла из-под контроля и вернулась в свое первобытное состояние.

Все трое присели на каменный выступ — гладкий и серый, как старая кость.

— Помимо магических способностей у Мэддена есть огромное состояние и власть. Остальные члены Тайного Совета Ордена Серого Голубя также занимают очень влиятельное положение в обществе. Вместе они сформировали глобальную сеть, опутывающую все сферы мирового бизнеса и политики.

— Почему, — не удержалась Джейни, — злодеи каждый раз оказываются либо бизнесменами, либо политиками?

Гонинан улыбнулся:

— Так было всегда. Они стремятся к власти, а бизнес и политика дают эту власть.

— И еще религия, — добавила Клэр.

— И еще религия, — согласился Гонинан. — Отсюда и Орден Серого Голубя.

— А кому они там служат? — спросила Джейни. — Этому серому голубю? Или Мэддену?

— Религия подразумевает служение высшему божеству, — ответил Гонинан, — но, как это часто бывает со всем, что не имеет четкого материального воплощения, границы религии колеблются в зависимости от подхода. Одни ищут в ней утешения, другие — надежду на лучшую долю в загробном мире, третьи — просветления, но есть и такие, кто рассматривает ее как Путь к власти, уже не предполагающий служения. А Путь этот, в свою очередь, меняется в соответствии с тем, кто на него ступает — даосист или Алистер Кроули.

— А кто это такой? — поинтересовалась Джейни.

— Вообще-то он корнуоллец. Родом из Плимута. Кто-то ненавидит его, кто-то превозносит… Все опять же упирается в личность человека, который высказывает свое мнение.

— Кроули был очень злым, — заметила Клэр. — Проповедовать его учения могут только чудовища.

Гонинан покачал головой:

— Это все равно что осудить всех без исключения христиан за святую инквизицию или свойственный им и по сей день фундаментализм. Конечно, сам Кроули обладал несколько извращенным мировоззрением, но ведь при этом в его работах было немало и мудрых мыслей. Как позднее у Рона Хаб-барда[48].

— А он кто такой? — поинтересовалась Джейни.

— Основатель сайентологии.

Джейни приходилось встречаться с сайентологами — они не раз останавливали ее на улицах Лондона с предложением ответить на вопросы какого-нибудь теста.

— Я не знала, что Хаббард тоже извращенец, — удивилась Клэр.

— А я этого и не говорил, — улыбнулся Гонинан. — Я вспомнил о нем, чтобы показать вам на живом примере, как чье-то учение может быть отвергнуто большинством — чаще всего даже не потрудившимся как следует с ним ознакомиться, и вместе с тем содержать в себе элементы вечных истин. Все, что сделал Хаббард, — это облек их в более понятную для своих современников форму. Должен заметить, прием неновый, но, в конце концов, в каждой религии присутствуют отголоски предшественниц.

— По-вашему, — сморщила лоб Джейни, — важна не столько сама религия или личность ее основателя, сколько то конкретное толкование, которое дают ей ее последователи?

— Именно. Что снова возвращает нас к Джону Мэддену и Ордену Серого Голубя. Догматы этого сообщества практически ничем не отличаются от универсальных истин, лежащих в основе всех мировых религий, но по вине своих членов, и в особенности, основателя, Джона Мэддена, этот Орден превратился в крайне опасную секту.

— Что делает людей такими жестокими? — спросила Джейни. — Не только в Ордене Серого Голубя, а вообще?

— Боюсь, что сама человеческая природа. Человек подсознательно стремится к контролю над себе подобными и над окружающей средой. Он хочет править безраздельно и изменять все, с чем сталкивается.

— Пожалуй, — задумчиво кивнула Клэр. — Но если бы мы этого не делали, то до сих пор жили бы в пещерах и глодали кости.

Гонинан расхохотался:

— Я не луддит[49], так что позволю себе с вами согласиться. Преимущества, которые дают наука и техника, крайне важны для развития нашего биологического вида. Но, как и религия, наука зависит от того, кто является ее носителем. Если бы она занималась поисками лекарств от рака и тому подобным, я бы приветствовал ее обеими руками. Но взгляните, к чему сводятся ее открытия в действительности: изобретение новых дезодорантов и разработка все более и более страшного оружия массового поражения. С одной стороны, никакой заботы о духе, с другой — ни малейшей жалости даже к земле. Тысячи акров леса уничтожаются каждый божий день, озоновый слой планеты стремительно истощается, а сильные мира сего продолжают спорить о том, сколько ядерного оружия они имеют право сохранять за собой. Они напоминают мне детей, которые так увлеклись борьбой за лидерство во дворе, что в упор не видят огромного, настоящего мира, начинающегося за воротами…

Лицо Гонинана покраснело, в голосе звучали металлические нотки, а глаза сверкали. Он отвернулся и стал смотреть на бухту и на круживших над ней чаек. Судя по всему, наблюдение за птицами успокоило его, поскольку спустя некоторые время он вновь обратился к девушкам:

— Прошу прощения. Я пережил Вторую мировую войну, а теперь вот вынужден констатировать, что со времен падения рейха мировое зло лишь окрепло.

Гонинан провел пальцем по гладкой поверхности каменного выступа и добавил:

— Я люблю этот мир. Люблю и хочу сделать все, чтобы оставить его в лучшем состоянии, нежели то, в котором он находился в момент моего появления. Однако я понимаю, что этому не суждено сбыться, — никто не в силах изменить мир в одиночку. Я никогда не сдамся, однако вряд ли мое упорство поможет — ведь наши успехи такие скромные и редкие, а неудачи такие крупные и частые. Бороться с ними — все равно что пытаться усмирить шторм голыми руками…

Джейни слушала Гонинана со смущением. Не то чтобы она была не согласна с тем, что он говорил, — скорее, да; просто она никак не ожидала от него такого странного монолога.

— Суть моего конфликта с Мэдденом, — продолжал Гонинан, — заключается в том, что у него, в отличие от меня, есть реальная возможность повлиять на положение вещей, но он ею не пользуется. Вся его жизнь посвящена служению самому себе.

— Кажется, вы не уступаете ему в знаниях, — заметила Джейни. — Почему же вы не основали собственный орден?

— В молодости я подумывал об этом. Но, приобрети я власть, равную той, что имеет сейчас Мэдден, я уже не был бы собой.

— Но если это могло сделать жизнь на земле лучше…

Гонинан покачал головой:

— Полагаю, что, однажды побывав на вершине мира, я стал бы заботиться о нем не больше Мэддена. Возможно, это прозвучит банально, но, используя оружие врага, мы невольно уподобляемся ему, совершенно независимо от того, насколько благими были наши намерения изначально…

Гонинан рассказал Джейни и Клэр о становлении Мэддена и учреждении Ордена Серого Голубя, чтобы дать полное представление об этом человеке.

— А его магия, она какая? — поинтересовалась Джейни. — Просто интуиция, с помощью которой он манипулирует людьми?

— Нет. Его магия настоящая.

— Но…

— Вспомните мифы и легенды.

— Вы намекаете на то, что они основаны на реальных событиях? — удивилась Клэр.

— Отчасти. Мифы помогают нам объяснять непонятное и допускать невероятное. Посредством их мы взаимодействуем с духом мира, или, говоря языком Юнга, с „расовым“ бессознательным. Ведь, несмотря на различное происхождение, все мифы перекликаются друг с другом, и именно это в конечном счете позволяет им объединять и нас.

Благодаря древним мифам и их новым версиям — религиям мы постигаем истину и соприкасаемся с тайной. Подумайте, сколько великих деяний совершили те, кто еще в детстве был вдохновлен легендами о короле Артуре и его рыцарях Круглого стола, или с какой решимостью восставали на борьбу с несправедливостью повзрослевшие любители историй о Робине Гуде!

Можно до бесконечности объяснять детям, как правильно поступить в той или иной ситуации. Это очень легко, но зачастую малоэффективно, и дело тут вовсе не в безнравственности юного поколения. Просто молодым присущ бунтарский дух. Они не желают принимать слова старших на веру — особенно здесь, в нашем так называемом западном обществе. Но, читая древние мифы и легенды, ребенок впитывает дух старины и без нудных наставлений усваивает трудные уроки через подтекст. Так было всегда.

Сегодня реальных героев заменили заводные куклы.

Популярные певцы и кинозвезды формируют пантеон, которому поклоняется молодежь, и это страшно, поскольку нередко исполнитель, гневно осуждающий торговлю наркотиками, двумя неделями позже оказывается арестованным за хранение героина, а герой, спасающий мир на экране, дома зверски избивает жену.

И тут подтекст уже таков: делай все, что хочешь; главное — не попадись.

— А магия? — спросила Джейни, когда Гонинан замолчал.

Все это время она мучительно пыталась связать то, что он говорил, с основной темой их беседы.

— Магия реальна, — ответил Гонинан. — Причем реальной ее делаем мы сами. Однако, подобно мифам и легендам, она умирает, когда о ней забывают, и тогда ее призрачные королевства отдаляются от нашего мира — ведь волшебные жители не могут обитать рядом с теми, кто отрицает их существование.

— А как насчет книги Данторна? — поинтересовалась Клэр.

— Перед чаем я рассказывал вам о талисманах, помните?

Обе девушки кивнули.

— Для вас это птицы, — добавила Клэр.

— Птицы — это мой тотем или, если угодно, мой личный талисман. Как и талисман, тотем обладает способностью настраивать разум человека на определенную волну, где ему открываются тайные знания, но, в отличие от него, служит не всем, а лишь избранному, потратившему на его поиски много труда и времени.

Билл многое принес в жертву, прежде чем перед ним отворились врата в Призрачный Мир. Написанная им книга стала его тотемом, но по неведению он вложил в нее силу, сделавшую ее вместе с тем и универсальным талисманом — то есть работающим на всех, кто к нему прикасается.

— Не понимаю, — пожала плечами Джейни.

— Разные люди по-разному воспринимают одно и то же произведение, — объяснил Гонинан. — Как именно — зависит от их сущности. А теперь представьте себе книгу, которая сама предлагает каждому читателю персональную историю.

Джейни нахмурилась:

— То есть „Маленькая страна“, которую читаю я, отличается от тех, что будут читать другие люди?

— Совершенно верно.

— Но это невозможно!

Гонинан улыбнулся:

— Конечно, нет. Если не верить в магию.

— Но Дедушка не…

Джейни осеклась на полуслове, осознав, что никогда не обсуждала с дедом сюжет романа — равно как и с Феликсом. А Клэр вообще не читала „Маленькую страну“…

— Итак, — продолжал Гонинан, — первейшая цель книги — отразить внутренний мир того, кто к ней прикасается.

— Выходит, она будет одинаковой всякий раз, когда мне вздумается заглянуть в нее? — спросила Джейни.

— Этого я не могу сказать наверняка. Скорее всего, да. Но если вы изменитесь, она изменится вместе с вами.

— Но это нарушит логическую последовательность событий, — заметила Джейни.

— Вовсе нет — она просто станет иной.

— А слова, которые мы читаем, принадлежат Данторну? — спросила Клэр.

— Вряд ли. Хотя какая-то часть — безусловно, все-таки книга является его творением.

Джейни растерянно молчала. Все услышанное казалось ей полнейшим бредом. Этого просто не могло быть!

„Конечно, нет, — раздался у нее в голове смеющийся голос Гонинана. — Если не верить в магию“.

Магия… Мифы и легенды…

Сердце Джейни стремилось принять их, но ум упорно отвергал как вымысел.

Все, о чем говорил Гонинан, не вписывалось в рамки реального мира, в котором жила Джейни, и в то же время вызывало в ее душе какой-то странный отклик, — казалось, она это когда-то знала, но со временем забыла, и вот теперь каждая фраза Гонинана будила в ней воспоминания.

— Так что же нам делать с книгой? — поинтересовалась Клэр.

— Прежде всего, вы должны быть очень, очень осторожны, — ответил Гонинан. Ведь когда кто-то обращается к магическому артефакту, мир вокруг становится другим. Попытка спрятать книгу не поможет вам избавиться от возложенной на вас ответственности. Единственный способ выйти из игры — это передать „Маленькую страну“ на хранение кому-нибудь еще.

— Мир… становится другим? — повторила Джейни.

— Чем чаще используются подобные вещи, тем большую силу они набирают. Действуя достаточно долго, книга сможет изменить весь мир.

— Как? — ахнула Джейни.

— Во что? — добавила Клэр.

— Во все, что угодно.

Джейни невольно вспомнила рассказы Дедушки о призраках, шорохах и загадочных событиях, которые начали происходить, когда он впервые открыл „Маленькую страну“. А еще свой недавний сон. И музыку, доносившуюся из книги. И то, как эта музыка потом изменилась…

Джейни в очередной раз попыталась напеть ее про себя, и опять у нее ничего не получилось — словно мелодии „Маленькой страны“ могли звучать лишь со страниц самого романа…

— А мир станет другим навсегда? — заволновалась Клэр.

— Это зависит от того, сколько времени книга будет находиться в действии и — главное — кто станет ее читать. Попав в хорошие руки, она не причинит вреда. Но если кто-то завладеет ею с низменными целями — такими, например, как те, что движут Мэдденом, — она сможет разрушить все и вся.

— А как выяснить, кто достоин хранить ее? — спросила Джейни. — Дедушка? Я?

— Это мне неизвестно, — ответил Гонинан. — Но и то, и другое маловероятно. Ведь ни один из вас не пойдет по Пути — у вас нет для этого ни предпосылок, ни соответствующих знаний.

— А у вас?

Гонинан рассмеялся.

— У меня есть, — согласился он. — Но мне слишком поздно менять направление. Мои птицы могут перенести меня куда угодно, только теперь я и сам стою на грани, разделяющей два мира. Еще шаг — и я совершу свой последний переход.

— О чем это вы? — удивилась Клэр.

Но Джейни все поняла. Или, вернее, почувствовала…

— Вы умираете, — прошептала она.

Гонинан кивнул.

— О, простите! Я… — Девушка покраснела.

— Все в порядке, — улыбнулся Гонинан. — Я прожил долгую интересную жизнь и уже побывал там, куда мне вскоре предстоит отправиться. Я сожалею лишь о том, что мне так и не удалось сделать этот мир лучше.

В течение нескольких минут все молчали. Наконец Джейни шевельнулась, оторвала взгляд от маленькой птички, перепрыгивающей с ветку на ветку, и снова повернулась к Гонинану.

— Хелен… она ваша сиделка?

— Внучатая племянница. Человек редкой души. И тонкого ума. Я многому успел научить ее, пока она ухаживала за мной.

— Вы не можете стать хранителем „Маленькой страны“ из-за болезни,…

— Точно.

Джейни задумалась.

— Я все-таки не понимаю. Мы ведь ничего не делали с книгой — ну, не произносили никаких слов, не зажигали вокруг свечи. Мы просто читали ее.

— Но этого достаточно для ее пробуждения.

— Тогда я спрячу роман, — заявила Джейни. — Пусть никто и никогда не найдет его.

— Если только вам удастся отыскать подходящее место…

— И я больше ни слова из него не прочту.

Гонинан решительно покачал головой:

— Нет, вы должны дочитать книгу до конца. В противном случае она будет оставаться как бы открытой — может, не в полной мере, но этого хватит для того, чтобы кто-нибудь вроде Мэддена смог выследить, ее.

— Почему Билли не предупредил обо всем этом Дедушку?

— Полагаю, он и сам не отдавал себе отчета в том, что натворил.

— А вы? Вам же с самого начала было известно о силе „Маленькой страны“.

— Я размышлял об этом недавно, — кивнул Гонинан. — После того, как вновь услышал ее зов… Я не заговаривал о ней раньше, потому что ждал этого момента.

— О… — Джейни потеребила джинсы на колене и вздохнула. — И как нам теперь быть?

— Дочитайте книгу, — повторил Гонинан. — Ваше подсознание уже понимает, как поступить. А сами вы должны обнаружить подсказку где-то в тексте.

— Ну почему вы не можете просто дать ее нам?

— Потому что я этого не знаю.

Гонинан медленно поднялся на ноги.

— Мне пора возвращаться. Хелен рассердится, если я вовремя не приму лекарства.

Джейни и Клэр тоже встали.

— Кстати, по какой причине вы не захотели беседовать с нами дома? — спросила Клэр Гонинана, когда они побрели обратно к его коттеджу.

— Подобно тому, как птицы являются моим тотемом, тотемы Мэддена прячутся в тенях — тенях, отбрасываемых любыми предметами, сделанными человеком. Он может видеть через них, слышать через них, говорить через них… Вероятно, даже перемещаться с их помощью. Они поддерживают его здоровье и подпитывают его магию.

— А разве ваши птицы не способны помочь вам? — удивилась Джейни.

— В чем именно?

— Ну, вылечиться…

— А зачем? Смерть — это всего лишь часть жизни. Если бы я препятствовал естественному ходу событий, устраивал его в соответствии со своими желаниями, то перестал бы быть собой.

— Звучит так безысходно… — вздохнула Джейни и тут же смутилась. — Простите, — потупилась она. — Я…

— Я понимаю, о чем вы, — мягко перебил ее Гонинан. — Вам кажется, что такое видение мира отрицает наличие человеческой воли.

— Да…

— Но вы забываете о том, что я сам выбрал свой путь.

Джейни не нашлась, что на это возразить. На пороге дома их встретила Хелен — хмурая и обеспокоенная.

— Спасибо, что уделили нам время, — поблагодарила Гонинана Клэр.

— И за все остальное спасибо, — добавила Джейни.

Гонинан улыбнулся:

— Я рад, что познакомился с вами обеими.

— Питер, — окликнула его Хелен. — Пора домой.

Он весело подмигнул гостьям:

— Она всегда такая строгая.

— Не смеем вас больше задерживать, — кивнула Джейни, однако Гонинан вдруг взял ее за руку.

— Есть еще кое-что. Мэдден здесь. Я чувствую, как он ступает по этой земле.

— Мы будем осторожны, — пообещала Джейни.

— Очень на это надеюсь. И не обсуждайте своих планов там, где вас могут подслушать тени. Удачи, и храни вас Бог.

Джейни с нежностью посмотрела на Гонинана и только теперь заметила признаки тяжелой болезни на его худом птичьем лице.

— И все-таки вам удалось изменить мир к лучшему, — сказала она и, прежде чем он успел что-либо ответить, развернулась и быстро зашагала прочь. Клэр поковыляла за ней.


6

— Тебе, наверное, не терпится узнать, как я тебя выследил, — ухмыльнулся Бетт, разглядывая Дэй-ви Роу.

Этот огромный человек застыл перед ним, словно камень, и молча смотрел на наведенное на него оружие.

„Боже, до чего же уродливый, — изумился Бетт. — Убить его — значит сделать одолжение окружающим“.

— Я… — начал было Дэйви.

Но Бетт не нуждался в его объяснениях — находясь на грани, он видел душу своей жертвы насквозь и чувствовал сотрясающий ее страх. Он знал, что в его лице не было и намека на жалость и что презрительная улыбка, скривившая его губы, казалась сейчас Дэйви оскалом самой смерти.

Бетт пожал плечами.

— Сожалею, но тебе придется размышлять над этим в могиле, — процедил он и нажал на курок.

Звук выстрела пронзил неподвижный воздух. Пуля впилась Дэйви в грудь. Он пошатнулся и рухнул в густые заросли. Бетт сделал шаг вперед, собираясь выстрелить во второй раз.

— Эй! — послышалось вдруг.

Бетт развернулся так резко, будто кто-то ударил его: со стороны прибрежной дороги к ним быстро приближался молодой светловолосый мужчина в джинсах и ветровке. За плечами у него болтался небольшой рюкзачок.

„Проклятие! — выругался про себя Бетт. — Только тебя тут не хватало, турист чертов“. Он отпрыгнул в кусты и пригнулся. — Эй, что случилось? — донесся до него голос незнакомца.

„Немец, — догадался Бетт по акценту. — Надо же, какой горластый“.

Мужчина остановился, поравнявшись с похожим на каменное кресло выступом в скале, и принялся всматриваться в заросли, где мгновение назад исчез Бетт. Однако последний, пользуясь тем, что густой кустарник надежно скрывал его от глаз туриста, уже успел отползти и теперь находился над прибрежной дорогой чуть позади жертвы. Майкл злорадно улыбался: незнакомец был настроен весьма решительно, и все же у него не было ни малейшего шанса — ведь он не умел ходить по краю…

Сунув пистолет в карман, Бетт выпрыгнул из своего укрытия и, приземлившись, со всей силы толкнул мужчину в спину. Бедняга оступился и, неловко выставив вперед руки, полетел вниз. Подождав немного, Бетт глянул туда и увидел скорченное тело туриста — яркое пятно на серых камнях, омываемых прибрежными волнами.

— Сегодня был неудачный день для прогулки, приятель, — усмехнулся Бетт.

И вправду — какое несчастье! Опасно бродить по краю утеса высотой в двести футов: один неверный шаг и…

Такое долгое падение…

Стряхнув пыль с одежды, Бетт снова вытащил пистолет и поспешил к телу Дэйви.

Но оно исчезло.

Нахмурившись, Бетт тщательно осмотрел место: никаких следов. Упасть с утеса труп не мог — тогда он лежал бы на камнях по соседству с телом туриста.

Бетт принялся прочесывать все вокруг.

Он был неважной ищейкой, когда игра выходила за пределы города. Охота на людей казалась ему сплошной забавой, но только если она разворачивалась в каменных джунглях: там главной задачей являлся выбор жертвы. А потом, если Бетт располагал достаточным количеством времени, он от души орудовал ножом, выясняя, как устроен очередной паршивец; если же времени не хватало, развлечение сводилось к одному-единственному удару, который успокаивал несчастного раз и навсегда.

Прошлой ночью Дэйви Роу отнял у Бетта его любимый нож, правда, у него осталась парочка запасных. Но сегодня Бетт не захотел брать клинок: плечо все еще сильно болело после вчерашнего, к тому же Роу был слишком крупным. Так что Майкл решил воспользоваться пистолетом, хотя прекрасно знал, что огнестрельное оружие не принесет ему обычного удовлетворения. Это было недостаточно личным: действуя быстро и на расстоянии, не проследишь, как постепенно угасает жизнь в глазах жертвы.

Однако цель была достигнута: Дэйви Роу мертв. А что касается средства… Когда обстоятельства вынуждают, приходится использовать то, что под рукой.

К тому же, когда Бетт склонялся над убитым, его уже не волновало, каким именно способом он отправил несчастного в мир иной: главным для него была возможность полюбоваться результатом своей работы и насладиться запахом смерти…

Вот и теперь он не испытывал ни малейшего желания изображать из себя детектива. Да, труп исчез — это правда. Но ведь он сам видел, как пуля вонзилась Дэйви в грудь. Да и трава вокруг была обильно залита кровью.

В итоге Бетт потратил на поиски еще несколько минут, после чего спрятал оружие в карман, развернулся и зашагал в сторону Маусхола.

Все ясно: тело Дэйви Роу упало-таки с утеса и труп уже успело отнести волнами — потому его и не оказалось внизу.

Почувствовав себя отмщенным за свою ночную неудачу, Бетт стал думать о других делах.

Прежде всего, нужно было найти какое-нибудь укромное место с четырьмя стенами неподалеку от селения. Мысленно проследив свой путь из Маусхола и вспомнив, где он настиг этого тщедушного прихвостня Лины, Вилли Кила, Бетт понял, что знает подходящее место.

Следует немедленно отправиться туда, чтобы все подготовить.

Он сделает дело в одиночку, поскольку тайна, которую хранили Литтлы, явно имела большую ценность — иначе Мэдден не приехал бы сюда лично. Так что же мешает ему, Майклу Бетту, завладеть ею самому? Ну а если Литтлы откажутся объяснить, как этой тайной пользоваться… что ж, он всегда испытывал интерес к головоломкам.

Он разбирал вещи исключительно ради того, чтобы узнать, как они устроены.

И разве не это получалось у него лучше всего?


7

Джейни поджидала Клэр у разрушенной каменной ограды. Девушка стояла, задумчиво глядя куда-то в сторону леса.

— Почему ты умчалась так быстро? — спросила Клэр, приблизившись, и тут же замолчала, заметив слезы на глазах подруги.

— Это так грустно, — всхлипнула Джейни. — Такой замечательный старик… и он умирает…

— О, дорогая, мне тоже очень жаль…

— И что добивает меня окончательно, — продолжала Джейни, — так это то, что всякий раз, когда я встречала его, я либо посмеивалась над его видом, либо просто убегала со страху. А ведь мы могли общаться все это время…

Она пошарила в кармане в поисках носового платка и, не найдя его, вытерла заплаканное лицо рукавом. Клэр поспешила предложить ей свой платочек. Кивком поблагодарив ее, Джейни высморкалась.

— Он… он говорил такие странные вещи.

— Более чем странные.

— Ты поверила в них?

— Сложно сказать, — вздохнула Клэр. — Умом я понимаю, что большую их часть нельзя воспринимать всерьез. Конечно, о Гурджиеве и использовании собственной воли я слышала и раньше, а вот что касается…

— Магии?

— Да, магии…

— По-моему, есть лишь один способ выяснить, как все обстоит на самом деле.

— Сравнить историю, которую читаешь ты, с теми, что книга предложила Феликсу и Дедушке?

— Да. Если они действительно окажутся разными, значит, и все остальное правда.

Девушки медленно побрели к машине. Когда они перебирались через ручей, бесхвостого кота поблизости не было и все вокруг, включая лес и поля, будто замерло в безмолвии.

— Клэр, знаешь, о чем не упомянул мистер Гонинан?

— О чем?

— О вечной музыке. А ведь она часть легенды. Эта музыка живет сама по себе, ее невозможно перенести на бумагу. Каждый, кто пытался ее записать, делал это по-своему и, следовательно, невольно добавлял что-то от себя.

— Джейни, между музыкой и вещами, о которых говорил мистер Гонинан, нет никакой связи, — возразила Клэр.

— Нет, есть. Музыка тоже передает знания, но не посредством слов, а с помощью образов. Это как с легендами — если кто-нибудь заводит речь о Робине Гуде, ты же вспоминаешь не книгу, а живого Робина Гуда — Зеленого Человека из леса.

— Пожалуй.

— Наши песни и танцы — это не что иное, как отголоски древних ритуалов. Мистер Гонинан прав: все мы неразрывно связаны с общим духом мира.

Клэр медленно кивнула:

— Только мы забыли об этом.

— Я все больше и больше верю тому, что сказал Гонинан. Согласись: танцуя, мы чувствуем, как самые простые движения пробуждают что-то в нашей душе. Мы не понимаем, почему так происходит, но, наверное, в этом и заключается настоящая магия: ничто в нашем мире не исчезает бесследно — оно просто прячется до поры. Должно быть, поэтому мы и любим старинные мелодии — они живут где-то в глубине нашего подсознания и из века в век передаются по наследству. Постепенно мы меняем манеру их исполнения, но главный мотив — самое сердце музыки — остается вечным…

Джейни обернулась и посмотрела назад — туда, откуда они с Клэр пришли. Печаль нахлынула на нее с новой силой — печаль, подобная ветру, который, не тронув ни единого волоска на голове, поднял целую бурю у нее в груди. Это чувство не имело ничего общего с болью, что терзала ее минувшей ночью. Нет, это была мягкая, искренняя грусть — нежная, словно музыка…

Пальцы Джейни потянулись к инструменту, но ничего не оказалось под рукой. Да сейчас и не время было играть. И не место. И все же девушка сожалела, что не может исполнить на прощание какую-нибудь прекрасную мелодию: возможно, она перенеслась бы через поля и, долетев до Питера Гонинана, рассказала ему о том, что его все-таки поняли — поняли не разумом, но всем существом. Джейни хотелось отблагодарить старика, а лучшей благодарностью для него стало бы подтверждение того, что его объяснения не прошли впустую.

А еще ей хотелось однажды вернуться сюда…

Джейни взглянула на подругу, желая поделиться с ней своими переживаниями, но потом передумала: Клэр всегда любила музыку, однако воспринимала ее совсем иначе — не так, как она сама.

Вот Феликс — совсем другое дело…

„Я познакомлю его с Питером Гонинаном, — решила Джейни. — Они обязательно поладят. Если только на это будет время…“

Вздохнув, она направилась к машине, где ее уже ждала Клэр.

— Феликсу понравился бы этот старик, — заметила Джейни, заводя свой „релиант“.

— Они чем-то похожи, — отозвалась подруга. „А может, я ошибаюсь? Может, Клэр все понимает и чувствует ничуть не хуже меня?“

— Что ты имеешь в виду? — спросила ее Джейни вслух.

— Они оба следуют по пути, который выбрали сами, не слишком заботясь о том, что скажут остальные.

— Хм… об этом я как-то не подумала.

Осторожно развернувшись на узкой дороге, Джейни поехала в сторону дома.

— Джейни, — окликнула ее Клэр. — Мне нужно поговорить с тобой о Феликсе.

— Надеюсь, у нас все будет в порядке. Я приложу к этому все усилия.

— Не сомневаюсь, но…

Клэр замолчала и стала смотреть в окно.

— Что такое, Клэр? — встревожилась Джейни.

— Вообще-то Феликс обещал, что разберется с этим сам, но я не верю, что он когда-нибудь решится на откровенный разговор с тобой. А ведь это так важно.

В груди у Джейни похолодело. Что еще ей предстоит узнать?

— Это насчет ваших совместных выступлений.

Джейни с облегчением выдохнула:

— Я больше не тащу его с собой на сцену, Клэр. Полагаю, я уже усвоила урок, так что Феликс может спать спокойно.

— Вот и славно, а то… Нет, я, конечно, понимаю, что не имею права вмешиваться…

Джейни рассмеялась:

— Ты моя подруга, Клэр. И потом, мы с Феликсом всегда были признательны тебе за посредничество.

— Очень рада, — улыбнулась Клэр.

На мгновение Джейни показалось, что она услышала в голосе подруги печаль, но, прежде чем она успела спросить ее, в чем дело, Клэр заговорила снова:

— По-моему, ты должна знать, почему он не хочет выступать перед аудиторией.

— Да я прекрасно знаю почему, — пожала плечами Джейни. — Ему это просто неинтересно.

Клэр покачала головой:

— Он до смерти боится сцены.

Джейни опять рассмеялась:

— Боится? Этот-то здоровяк? Я не уверена, что на свете есть хоть что-нибудь, способное напугать его. Кроме того, я сама неоднократно видела, как он играет в присутствии других людей: на вечеринках, на фестивалях, даже на улице…

— Но не на сцене.

— Не на сцене. А какая разница?

— Точно не могу сказать, но после того как Феликс признался мне в своих страхах, я прочла кое-что на эту тему. Там написано, что иногда ответа на такие вопросы попросту не существует и человек должен бороться со своей бедой вслепую — то есть не задумываясь над тем, что ее породило. Кстати, недуг Феликса называется топофобией — страхом перед сценой.

— Но…

— Только не говори, что он обязан посмотреть своему страху в глаза и выступать через силу.

— А разве не так решаются подобные проблемы?

— К сожалению, это не так просто, как кажется. У Феликса налицо все признаки панического синдрома. Если тебя когда-нибудь охватывала настоящая паника, то ты знаешь, что это удовольствие ниже среднего.

— Пожалуй…

— Я еще помню свою последнюю операцию на ноге, — продолжала Клэр. — Я так перепугалась, что потеряла сознание прежде, чем мне успели ввести наркоз.

— Ну, выходит, ты избавила докторов от лишней работы.

— Нет-нет, что ты! В таком состоянии давление больного скачет, а это очень опасно. Так что сначала врачи привели меня в чувство и лишь потом сделали укол.

— По-твоему, выйдя на сцену, Феликс тоже может потерять сознание?

— Его заболевание сопровождается довольно неприятными симптомами: недомоганием, учащенным сердцебиением, давлением в области грудной клетки, нехваткой кислорода, онемением рук и ног… Это как во время ночного кошмара, понимаешь?

Джейни кивнула.

— Потом подступает тошнота, начинается сильная головная боль и удушье. И это только физическая сторона дела. А ведь есть еще разум, и он тоже впадает в панику. Человек ощущает себя словно во сне. У него изменяется световосприятие, утрачивается чувство реальности.

— Звучит ужасно, — поежилась Джейни. — С тобой такое случалось?

— Нет, я просто теряла сознание.

— Тебе легче…

— И это еще не самое худшее, — вздохнула Клэр. — Иногда люди боятся самого своего страха впасть в панику, и в итоге он вызывает у них точно такие же симптомы. Я видела, как волновался Феликс во время нашего разговора.

В течение некоторого времени Джейни молчала.

— Жаль, что он не объяснил мне всего этого, когда мы ссорились из-за гастролей, — вымолвила она наконец.

— Он боялся.

— Кого? Меня?

— Нет, того, что ты будешь смеяться над ним. Кстати, ты именно так и поступила, когда я начала рассказывать тебе об этом.

— Но я же не со зла. Я…

— Тебе трудно представить, что Феликс может чего-то бояться. И, тем не менее, это так. Он действительно боится. Боится стать посмешищем в твоих глазах. Боится, что ты изменишь свое мнение о нем, когда узнаешь о его проблеме. Его мужское „я“ бунтует против возможного позора. А сознание того, что страх перед публикой несвойствен большинству людей, лишь усугубляет дело. В результате Феликс чисто инстинктивно пытается держаться как можно дальше от сцены.

— Наверное, ты права…

Джейни вспомнила о том, как зачастую она буквально вытаскивала людей на сцену, заставляя их играть перед незнакомой аудиторией, и почувствовала угрызения совести.

— Феликс уверен, что ты станешь сравнивать его с Тедом Прайдом, — добавила Клэр. — Ты еще не забыла этого парня?

Джейни хихикнула, вспомнив дрожащий голосок Прайда, но тут же нахмурилась.

— Кажется, мы были не слишком добры к нему.

— Да уж. Правда, я сказала Феликсу, что Прайд сам виноват в том, что люди относились к нему подобным образом.

— И все же…

— И все же твои шпильки в его адрес были довольно острыми. А Феликс слышал их.

— Но ведь он смеялся вместе с нами!

— Смеялся. Однако сам ни разу не пошутил по этому поводу.

— Клэр, мне бы и в голову не пришло сравнивать Феликса с Прайдом, какие бы страхи их ни объединяли!

— Очень хорошо. Просто я хотела предупредить тебя о чувствах Феликса, пока ты опять не подняла эту тему.

— Я не буду поднимать эту тему, — пообещала Джейни. — И никогда больше не предложу ему выйти на сцену.

— Вот и славно…

Тем временем „релиант“ уже катил по южной стороне Рэгиннис-Хилл.

— А как тебе удалось заставить Феликса рассказать об этом? — спросила вдруг Джейни.

— Ну, — развела руками Клэр, — мне, в отличие от тебя, терять нечего, так что я попросту вытянула из него это признание.

Джейни рассмеялась.

— Я всегда верила в тебя, — сказала она, останавливая машину перед домом Клэр. — Выйдешь здесь или заедешь ко мне?

— Заеду к тебе, — решительно кивнула девушка. — Я должна взглянуть на книгу, прежде чем вы снова спрячете ее.

— Мы прочитаем ее вместе, — улыбнулась Джейни и покатила вниз по холму.


Дело сделано

Власть теряет все свое очарование, если ею не злоупотреблять.

Поль Валери


1

Едва лишь поезд миновал реку Тамар в Плимуте, Джон Мэдден выпрямился на своем сиденье. Он вполне мог позволить себе более удобный и быстрый способ передвижения, однако для возвращения на родину выбрал именно поезд.

Мерный стук колес, который в начале пути помог ему расслабиться и задремать, теперь заставил пульс Мэддена учащенно биться в унисон ударам сердца самой корнуэльской земли. Музыка звучала у Мэддена в груди. Родная музыка. Он чувствовал себя необыкновенно бодрым и полным сил и знал, что обязан этим очарованию удивительной страны, по которой они ехали.

Это была земля Артура.

Тинтаджел, лежащий к северу, — древний и величественный. Руины, оставшиеся от того места, где родился когда-то король, и сокрытая под ними таинственная пещера Мерлина. Озеро Дозмари на Бодминской пустоши, где Дама с Озера забрала Эскалибур из рук Бедивера. Где-то здесь, согласно преданию, находился трон Артура, — говорят, он любил, сидя на нем, смотреть на море. И пещера Артура — там он уснул вместе со своими рыцарями… Король, обещавший однажды вернуться, был уроженцем западной части страны — Мэдден считал, что раскопки археологов за последние несколько десятилетий вполне подтвердили эту версию.

Но были здесь и другие тайны.

Лайонесс, затонувшая земля, располагавшаяся некогда между Лендс-Эндом и островами Силли. От нее остался только замок на острове Сент-Майклз да загадочный звон, доносящийся порой с морского дна.

И еще более древние истории, например Мерри Мэйденс у Сент-Бьюрианс. Одна из легенд гласит, будто несколько девушек и двое пришедших с ними музыкантов были превращены в камни в наказание за то, что осмелились танцевать в воскресенье. Согласно другой легенде, это были русалки, не успевшие вернуться в воду до восхода солнца. Кстати, раньше моряки так и называли русалок — „мерри мэйденз“[50].

Стоит вспомнить низину Гвиннэп-Пит между Редратом и Сент-Дей. Методисты утверждают, что это всего лишь частично обвалившаяся шахта, которая в 1806 году в память о Джоне Уэсли[51] была перестроена в амфитеатр. Однако предание гласит иное: когда Мервину, менестрелю из Толвад-дона, проломили голову, он продолжал играть на арфе, пока не стер пальцы до костей, и тогда бог арфы Ларга смилостивился над ним и передал земле его раны. Так что те, кто предпочитает сказочную версию, называют эту низину „раной в голове арфиста“.

Мен-эн-Тол рядом с Морваком — самый высокий каменный памятник на Британских островах. Археологи предполагают, что на этом месте был вход в гробницу или курган, а в народе говорят, что тот, кто пролезет в дыру, излечится от всех своих недугов, а сам камень — это не что иное, как врата в Призрачный Мир.

Впрочем, Джону Мэддену не нужны были легенды, чтобы поверить в волшебную силу корнуэльской земли — ведь он никогда в ней и не сомневался.

Как не сомневались и многие другие — его предшественники и современники. Об этом знал Кроу-ли. Это чувствовал Дилан Томас[52], который, правда, в большей степени являлся поэтом, нежели магом, но, в конце концов, разница между двумя этими понятиями не столь уж велика. На юго-западе жил и Деннис Уитли[53]. Колин Уилсон[54], чью карьеру Мэдден прослеживал с того момента, как его замечательные теории были изложены в „Аутсайдере“, ныне обосновался в Горран-Хэйвене и занимался тем, что пробовал объяснить тайны бытия с научной точки зрения. И наконец, Питер Гонинан, теург-затворник, с которым Мэддену доводилось сталкиваться лично.

Кому-то из них Корнуолл дал рождение; прочих призвал к себе издалека, и они откликнулись, ибо сила его заключалась отнюдь не в скромном очаровании прибрежных пейзажей — нет, она была такой же древней и глубокой, как само гранитное основание этой земли. Эта сила пробуждала первобытные инстинкты и, единожды позволив прикоснуться к тайне, уже не оставляла другого выбора.

Всякий раз по возвращении сюда Мэдден невольно удивлялся тому, как он вообще решился покинуть этой край. Мирские заботы, вынудившие его поселиться на другом конце света, начинали казаться несущественными, едва лишь он ступал на родную землю.

— Керноу, — выдохнул Мэдден.

Ролли Грант повернулся к нему:

— А что это такое?

Мэдден улыбнулся:

— Старое название страны, по которой мы сейчас едем.

— Корнуолла?

— Да.

— Хм… я думал, что Корнуолл — всего лишь одно из графств Соединенного Королевства. Ну, как Род-Айленд или Коннектикут.

— Корнуолл — это состояние души, — тихо ответил Мэдден.

В течение какого-то времени Грант молча смотрел в окно, затем пожал плечами и снова уткнулся в разложенные перед ним документы. Попутчики больше не разговаривали, пока поезд не прибыл в Пензанс, где Грант предложил нанять такси до отеля.

— Это тебе не Нью-Йорк, — расхохотался Мэдден. — Можем и пешком пройтись.

— Пешком?!

— Да, пешком, — подтвердил Мэдден, все еще посмеиваясь. — Тут недалеко.

Бросив взгляд на пару, громко спорившую о чем-то на перроне, он взял свой маленький саквояж и зашагал к морю. Грант, подхватив свои вещи, поспешил следом.

Они дошли бы до „Королевского отеля“, расположенного на углу Морраб-роуд, минут за пятнадцать, если бы Мэдден постоянно не останавливался: то у ржавой пушки на обочине Бэттерли-роуд, где он долго-долго любовался заливом, вдыхая соленый морской воздух и наблюдая за тем, как волны разбиваются о прибрежные скалы, то у Садов Святого Антония, то у витрин всех подряд магазинов.

Когда же они достигли „Королевского отеля“, Грант критически оглядел здание и вздохнул.

— Это самое лучшее, что есть в городе? — спросил он.

— Нет. Но зато самое очаровательное, правда?

— Ты вернулся в свою стихию? — улыбнулся Грант.

— Я вернулся домой.

— Я думал, твой отец родом из Корнуолла, а не ты.

— Да, — солгал Мэдден. — И дед тоже. — Еще одна ложь. — Но все равно здесь я чувствую себя как дома.

Грант кивнул и снова взглянул на отель.

— Ладно, в конце концов, я сам советовал Лине держаться в тени. Приятно, что хоть раз она меня послушалась. Должно быть, для разнообразия.

— Когда приезжаешь в страну, и без того во многом похожую на твою, какой смысл селиться в стандартной первоклассной гостинице?

— Удобство. Безопасность. Хорошее обслуживание.

— Это так скучно, — скривился Мэдден, подходя к двери. — Зарегистрируемся?

Поднявшись к себе, новые постояльцы немного освежились с дороги, после чего снова встретились и отправились к Лине. Не обнаружив ее в номере, они через дежурного администратора отыскали девушку у Джима Гейзо и несколько минут спустя расположились в его комнате. Мэдден занял одно из кресел, стоявших у окна, Грант уселся во второе, а Лина, поцеловав отца, примостилась на краешке дивана. Гейзо же замялся на пороге.

— Мне пойти прогуляться, мистер Грант? — спросил он.

Грант взглянул на Мэддена, но тот покачал головой. Гейзо хотел по привычке прислониться к стене, однако Мэдден жестом указал ему на диван.

— Устраивайтесь поудобнее, Джим, — предложил он. — Разве это не ваши апартаменты?

Мэдден без труда прочел мысли Гейзо: да, конечно, это его апартаменты, но оплачивал их Грант, а он, Джим Гейзо, был всего лишь телохранителем, и присутствие Мэддена нервировало его, хотя он и не мог понять почему.

„Так и должно быть“, — подумал Мэдден. Баранов нужно держать в страхе, чтобы они меньше думали и больше беспокоились о его благосклонности.

— Ну как здесь идут дела? — повернулся Мэдден к Лине.

Рассказывая, девушка тщательно подбирала слова — ведь речь шла о Майкле Бетте, протеже босса. Она старалась описывать все очень подробно, однако Мэдден сразу же почувствовал, что Лина чего-то недоговаривает — чего-то, связанного с Феликсом Гэйвином. Впрочем, последний пока не вызывал у него ни малейшего интереса. Лина намеренно не стала комментировать поведение Бетта, предоставив это Мэддену, однако ее отец не сдержался.

— Майкл совершенно вышел из-под контроля, — заявил он, когда Лина замолчала.

— Возможно, — согласился Мэдден.

— Прости, Джон, но давай посмотрим правде в лицо. Он что-то затевает.

Мэдден снова кивнул:

— Я ожидал этого.

„Правда, не так скоро“, — добавил он про себя.

Мэдден никогда не сомневался, что рано или поздно Бетт восстанет против него — ведь он был очередным воплощением Кроули, а Кроули всегда стремился к лидерству (свидетельство тому — его размолвка с Мак-Грегором Мазерсом[55] и остальными). И все же Мэдден надеялся еще несколько лет продержать Бетта у себя на службе, прежде чем принять решение, стоит ли наказать его или, напротив, наградить.

К тому же порой он относился к нему почти как к сыну…

— Что предпримем? — спросил Грант.

— Надо подумать, — ответил Мэдден. — Для начала следует выяснить, чего хочет Майкл.

— Ну, это просто, — усмехнулся Грант. — Он хочет того же, что и ты, — завладеть тайной Данторна, в чем бы она ни заключалась.

— Если это так, нам лучше разобраться с ним до того, как он ее найдет.

Однако сделать это было довольно сложно.

Главная ошибка Мэддена заключалась в том, что он считал Бетта чистым листом, на который можно нанести все, что угодно. В действительности же это был сформировавшийся человек с железной волей, закаленной во многих предшествующих воплощениях. По сути, Мэдден ничему не учил его — он лишь помогал ему вспомнить и, кажется, перестарался.

Впрочем, Мэдден не слишком об этом беспокоился: ошибки являлись досадной помехой, но, обнаруженные вовремя, они были исправимы. Не всегда с легкостью, не всегда без сожалений, но исправимы.

Мэдден никогда не раскаивался в содеянном и предпочитал хранить верность только самому себе.


2

Сэм Деннисон был в паршивом настроении.

Опухший, с покрасневшими глазами, он мучительно хотел спать и отчаянно сокрушался, что не мог знать о звонке Бетта заранее — тогда он не напился бы до такой степени накануне. Черт, да он вообще капли бы в рот не взял! Вместо этого он лег бы пораньше и утром чувствовал бы себя на все сто. А теперь, с трудом сдерживаясь, он мечтал только о том, чтобы хорошенько кому-нибудь врезать и выместить злость.

Деннисона раздражал не столько сам перелет или пятичасовая поездка на поезде, сколько его спутники, вместе с которыми ему предстояло работать. Одна женщина чего стоила!

Правда, выглядела Конни Хэтрингтон, по его мнению, весьма привлекательно, даже несмотря на обесцвеченные перекисью волосы и слишком вызывающий макияж. Любая молоденькая студентка позавидовала бы ее фигуре, напоминающей песочные часы, которую подчеркивали облегающая юбка, туфли на высоких каблуках и меховой жакет поверх блузки с глубоким вырезом.

Конни была вполне ничего, но Деннисон чувствовал себя неловко рядом с ней, и не только потому, что она была вульгарно одета и бросалась на каждого мужчину, — она еще жевала жвачку, широко открывая рот, курила не переставая и ныла с тех пор, как они сели в самолет в аэропорту Кеннеди. Деннисон не мог избавиться от отвратительного ощущения, что кто-то запер его в кадр порнофильма, и к моменту прибытия в Пензанс уже громко скрежетал зубами.

Тед Граймс являл собой полную противоположность Конни.

Он был одет в темный, сшитый на заказ костюм, который, казалось, нисколько не помялся за время путешествия. Глядя на его черные волосы и смуглое лицо, можно было решить, что предки Граймса родом со Средиземного моря. Однако, несмотря на надменную молчаливость и ледяное спокойствие, Деннисон ни за что не принял бы его за какого-нибудь инфорсера[56] — Граймс был как-то мелковат, на полголовы ниже самого Деннисона, рост которого составлял шесть футов. Но вместе с тем во всем его облике сквозило что-то хищное, и, судя по безжизненным глазам, по крайней мере киллером он вполне мог бы быть.

Граймс едва перекинулся с Деннисоном парой слов, а Конни удостоил лишь холодным взглядом, когда она, указав на его руку-протез, спросила: „Эй, а двигать вы ею можете?“

Деннисона рука Граймса тоже заинтересовала, но он и виду не подал. Он давно уже усвоил одно простое правило: не лезь не в свое дело. В крестовые походы пусть отправляются те, кому не надо зарабатывать себе на жизнь.

Однако кое-что его все-таки беспокоило: если Граймс действительно замышляет убийство, то Деннисон автоматически окажется соучастником. Он, конечно, не считал себя благородным рыцарем, но четко отличал белое от черного, а потому не имел ни малейшего желания оказаться втянутым в какую-нибудь скверную историю.

Как только они сошли с поезда, Граймс куда-то исчез.

— Хочу поскорее в отель, — захныкала Конни. — Меня уже мутит. Я чувствую себя дерьмом. Вы понимаете, о чем я? Мне надо помыться и навести марафет, приятель.

Не обращая на нее внимания, Деннисон принялся выгружать их вещи.

— Эй, а куда подевалась эта мрачная морда? — продолжала Конни. — Я думала, мы приехали сюда как большая дружная семья.

Это Деннисон и сам хотел бы знать. Он окинул взглядом платформу, но, кроме группы французских туристов с тяжелыми рюкзаками, семьи из четырех человек с багажом на восьмерых и пары пожилых джентльменов (судя по всему, бизнесменов), поблизости никого не было.

— Меня достало, что вы постоянно молчите, — возмутилась Конни. — Было бы очень любезно с вашей стороны не вести себя так, словно меня здесь нет. Ваше похмелье не повод для…

— Заткнитесь! — оборвал ее Деннисон. Заметив, что все вокруг таращатся на Конни с нескрываемым любопытством, он поспешил бросить ей свой плащ, который она неловко поймала.

— Наденьте это, — добавил он.

Она хотела было швырнуть плащ обратно.

— Эй, а ну-ка не дави меня, мистер Знаменитый Частный Детек… — и осеклась на полуслове под его убийственным взглядом.

Деннисон напряженно посмотрел на нее, не говоря ни слова, и Конни наконец медленно натянула плащ. Он был ей безбожно велик и в сочетании с высокими каблуками, ажурными чулками, обесцвеченными волосами и раскрашенным лицом делал ее похожей на клоуна, но все же так было значительно лучше.

Подойдя к ней вплотную, Деннисон тихо сказал:

— Давайте-ка сразу кое-что выясним. Мы оба тут по делу, но ваше присутствие меня нервирует, а я не люблю нервничать, ясно?

— Я…

— Ума не приложу, на кой черт вы понадобились мистеру Бетту, но можете не сомневаться, ему вряд ли понравится, если вы будете вертеть задницей, привлекая всеобщее внимание. Так что не открывайте рот и не снимайте плащ, пока не войдете в номер, а там переоденьтесь во что-нибудь, мягко говоря, более приличное.

— Да ладно вам, — пробормотала Конни. — расслабьтесь. Это же не…

— Если Бетт платит вам столько же, сколько и мне, вы вполне можете сделать ему это маленькое одолжение. Я сыт по горло вашим нытьем. И запомните, — Деннисон погрозил кулаком, — я не из тех, кто не осмелится поднять руку на женщину, если это единственный способ заставить ее замолчать.

Конни скривила губы, но Деннисон продолжил, прежде чем она успела что-либо возразить:

— Я не шучу, леди.

Конни с деланым равнодушием пожала плечами:

— Да пошел ты…

Она закурила и стала демонстративно смотреть в сторону.

Деннисон вздохнул. Он вовсе не гордился своим поведением, и ему не нравилось опускаться до угроз, однако его терпение иссякло.

Что, черт побери, движет этой особой? Он еще мог понять девочек-подростков, которые считают торговлю собой самым коротким путем к красивой жизни, но ведь женщина ее возраста должна видеть истину!

„Повзрослеть еще не значит поумнеть“, — ответил он сам себе. Возможно, она попросту не умеет ничего другого.

К счастью, в это время на платформе снова появился Граймс.

„Бродит словно призрак“, — подумал Деннисон, наблюдая за тем, как киллер отыскивает в куче багажа свой маленький дорожный саквояж.

— Вы пропустили, как наш детектив разыгрывал из себя плохого парня, — сообщила Конни.

Граймс исподлобья глянул на Деннисона, и на мгновение тому показалось, что в безжизненных глазах мелькнула ирония.

— Почему вы исчезли? — поинтересовался он.

— Заметил того, с кем еще не готов встречаться.

„Выходит, скверной истории все-таки не избежать“, — помрачнел Деннисон. Надо было с самого начала обговорить с Беттом детали.

— Пойдем искать отель? — спросил он вслух.

Граймс покачал головой:

— Бетт знает, как связаться со мной, когда я ему понадоблюсь.

— А вам сообщить, где остановимся мы?

— Зачем?

„Может, пронесет?“ — оживился Деннисон. Если Граймс уйдет с дороги, останется одна Конни, а ее проще держать под контролем. Потом ею займется Бетт, и детектив сможет вздохнуть спокойно.

В прошлый раз Деннисону очень понравилось здесь, но тогда ему пришлось только изображать туриста. Может, сейчас удастся на самом деле что-нибудь посмотреть.

— Что ж, удачи, — сказал он Граймсу. Тот улыбнулся:

— Я долго ждал возможности закончить одно дельце, и для меня это настоящее удовольствие, так что удача тут абсолютно ни при чем. Мне понадобится только терпение.

Деннисон нарочито не смотрел на руку-протез Граймса, но догадался, что она имеет самое непосредственное отношение к делу киллера, в чем бы оно ни заключалось.

Кивнув спутнику на прощание, детектив вручил Конни ее саквояж и поднял два других чемодана.

— Пошли, солнышко, — усмехнулся он. Конни погасила сигарету носком туфли и с явной неохотой последовала за ним.

„Век бы тебя не видеть, — добавил про себя Деннисон. — Но хочешь не хочешь, а мы повязаны“.

Он не собирался предлагать ей воспользоваться сложившейся ситуацией. Все, о чем он мечтал, — как можно скорее выполнить свою часть работы.


Леппадумдоуледум

Заблестела роса,

Скоро месяц взойдет,

Станут искры плясать

Среди мшистых болот.

Из корнуэльской поэзии


1

Джоди и раньше страдала оттого, что дни тянутся слишком медленно, но не могла припомнить ни одного такого же скучного, как этот, который она была вынуждена коротать в кармане секретаря мэра Бодбери.

Конечно, сама по себе идея была неплохая: собравшись на складе Хенки Вэйла, заговорщики единогласно решили, что именно Лиззи должна взять на себя заботу о Джоди. Ведь сначала старуха наверняка будет охотиться за Дензилом, Топином или маленькими обитателями Трущоб и только потом, возможно, догадается навестить Лиззи в городской ратуше.

Логика Топина, предложившего этот план, была неоспоримой, но логика не помогала стрелкам часов двигаться быстрее и не спасала от скуки.

Оказавшись в офисе, Джоди тут же потребовала, чтобы ее выпустили из кармана. Лиззи уселась за пишущую машинку, а Джоди отправилась в путешествие по огромному письменному столу, разглядывая гигантские ручки, нож для разрезания бумаг размером с весло, листы, похожие на простыни, и прочие канцелярские принадлежности. Она немного потопталась по корреспонденции мэра и обнаружила, что каждая буква теперь размером с кисть ее руки, потом поиграла в футбол скомканным клочком бумаги, выставив в качестве ворот две резинки, но вскоре ее фантазия иссякла.

Джоди уселась на краешке стола и, болтая ногами, принялась мечтать о том, где ей хотелось бы сейчас очутиться, но едва не попалась на глаза одной из сотрудниц мэрии. Тогда Лиззи уговорила Джоди спрятаться, и с полчала девушка провела в ящике стола. Но там было еще более скучно и слишком темно, даже несмотря на то, что Лиззи задвинула ящик не до конца, оставив узенькую полоску света.

В итоге Джоди снова вернулась в карман, однако то и дело высовывалась наружу, чтобы проверить расположение стрелок на настенных часах. И каждый раз выяснялось, что прошло не более десяти минут.

— Гром и молния, — пробормотала Джоди. — Что толку быть частью волшебного мира? Где блеск и романтика? Где приключения?

И тут она подумала об Эдерне — Маленьком Человечке, оказавшемся заводной игрушкой; о том, как он умер и как говорил с ней во сне через тюленя…

„О Эдерн! Почему тебе пришлось погибнуть? И был ли ты вообще настоящим?“

От этих воспоминаний Джоди загрустила, и перед мысленным взором снова возник образ Вдовы и ее прихвостней. Приключения? Девушка вдруг отчетливо осознала, что вполне могла бы обойтись и без них.

Но это бесконечное ожидание…

— Я больше не могу сидеть сложа руки! — воскликнула она и со злостью пнула матерчатую стенку кармана.

— Что ты вытворяешь? — прошептала ей Лиззи. Джоди выглянула из кармана и уставилась на ее огромное лицо.

„Мир глазами мышки“, — мелькнуло в голове. Ох, черт! А что если она так и не вырастет?

— Я сойду с ума! — пропищала она своим тоненьким голосочком. — Окончательно и бесповоротно!

— Успокойся, — зашипела на нее Лиззи. — Кто-нибудь может услышать.

— Скажи, что у тебя в животе урчит и тебе срочно нужно бежать домой ужинать.

Лиззи укоризненно покачала головой, и Джоди почудилось, будто гора сдвинулась с места. Светлые волосы водопадом рассыпались по плечам, и голова самой Джоди пошла кругом.

— Скорее пищит, чем урчит, — съязвила Лиззи.

— Я не виновата, что теперь у меня такой голос. Когда ты закончишь свои дела?

„Гора“ снова закачалась.

— Мы же решили, что здесь лучше всего прятаться от Вдовы, или ты забыла?

— Не забыла, — вздохнула Джоди. — Но я и вправду вот-вот свихнусь.

— Ничего, выживешь.

— Конечно, просто останусь без мозгов, потому что еще пара часов, и они превратятся в овсяную кашу. Как ты можешь торчать тут изо дня в день?

— Мне нравится эта работа. Она дает мне возможность…

— С кем ты там болтаешь, Лиззи?

Джоди моментально скрылась в кармане, а Лиззи быстро обернулась к дверному проему, где стояла ее сослуживица.

— Я просто размышляю вслух.

Женщина улыбнулась:

— Говорить с собой — первый признак безумия.

— Только если ты еще и отвечаешь, — возразила Лиззи.

— Одно другого стоит.

Как только женщина ушла, Лиззи обратилась к карману:

— Теперь ты понимаешь, что нужно сидеть тихо? Ты себя чуть не выдала!

Джоди снова показала нос.

— Ох, как я испугалась, — скривилась она.

— Будь хорошей девочкой, и тогда, возможно, я уйду пораньше. Мы поедим мороженого и погуляем по Старому Причалу перед тем, как встретиться с остальными.

— Не… — начала было Джоди и осеклась.

„Не обращайся со мной как с маленькой“, — хотела сказать она, но вдруг поняла, что ведет себя как ребенок. Лиззи говорила с ней таким же тоном, каким сама Джоди успокаивала обезьянку Дензила.

„Сейчас я даже меньше Олли, а хлопот доставляю вдвое больше“, — подумала девушка.

— Пожалуй, я немного посплю, — пробормотала она, исчезая в кармане.

Лиззи вернулась к своей работе.

Некоторое время спустя Джоди опять высунулась наружу — взглянуть на часы. Прошло всего шесть минут.

— Гром и молния! — выругалась она, ныряя обратно.


2

„Это полное безумие!“ — думала Кара, вместе с Эти подъезжая к дому Вдовы Пендер.

Сначала они всеми силами старались избежать встречи со старухой и ее прислужниками, а теперь сами лезли в пасть врагу и везли с собой раненого фамильяра туда, где его могли излечить. Вдова, наверное, щелкнет пальцами, прочтет какое-нибудь заклинание, и Уиндл снова станет опасен…

Или того хуже: они не успеют обернуться до прихода ведьмы.

Бросив быстрый взгляд на подружку, Кара поняла, что Эти беспокоится о том же. Еще не поздно просто бросить фамильяра на дороге и укатить прочь. Это было бы самым разумным.

Уиндл вздрогнул и издал жалобный звук.

Кара вздохнула. К сожалению, она была не настолько бессердечной: существо казалось таким маленьким и беспомощным. К тому же решать надо было раньше, а не сейчас, когда они преодолели уже большую часть пути.

У соседнего с домом Вдовы коттеджем Кара остановила велосипед и, прислонив его к стене, повернулась к Эти:

— Жди меня здесь.

— Что ты собираешься делать?

— Оставлю его на крыльце.

— Я с тобой.

— В этом нет необходимости.

Кара не стала добавлять, что бессмысленно рисковать обеим, в то время как с подобным делом вполне можно было справиться в одиночку.

— Но… — начала было Эти.

— Сторожи велосипеды, — отрезала Кара.

С больным на руках она перешла дорогу и устремилась в сад Вдовы. Приблизившись к крыльцу, Кара наклонилась и опустила фамильяра на ступени.

„Что это за шум?“ — встрепенулась она вдруг.

Да нет, ничего. Должно быть, просто ставни хлопнули.

Кара успокаивающе погладила Уиндла, и тот легонько укусил ее за руку.

„Хорошенькая благодарность!“ — усмехнулась девочка.

И тут до нее донесся душераздирающий вопль Эти:

— Кара!

Кара обернулась и увидела рядом с Эти, сторожившей велосипеды, Вдову Пендер.

— Чудовища! — взвыла старуха. — Убийцы!

— Эти, уезжай! — крикнула Кара, но малышка была так напугана, что не могла пошевелиться.

— Я вас обеих зажарю! — зарычала Вдова. — Я из вас пирогов напеку и скормлю воронам! Я отрежу вам пальцы и сделаю из них ожерелье!

— Мы… мы принесли его вам, — выдавила из себя Кара.

Вдова быстро подошла к калитке, преградив Каре путь. Девочка умоляюще взглянула на Эти, желая лишь одного — чтобы та уехала; затем судорожно осмотрела сад в поисках другого выхода, но не обнаружила его. Впрочем, живая изгородь была не такой уж плотной. Возможно, Каре удастся протиснуться сквозь нее. Вот только Эти… она ведь так и будет стоять словно громом пораженная.

Между тем Вдова продолжала обрушивать страшные угрозы:

— Я вырву вам глаза и сварю из них суп! Я сошью себе туфли из вашей кожи и буду хохотать, отплясывая в них.

От страха Кара чуть не забыла о своем оружии, надувном шарике, наполненном морской водой. Дрожащими пальцами она вытащила шарик из сумки.

— Вы… Держитесь от меня подальше, — предупредила она, решительно направляясь к калитке.

Вдова прищурилась:

— Что там у тебя?

— Держитесь подальше, или я брошу это прямо в вас! — повторила Кара.

— Что там?!

Но Кара видела, что Вдова и сама уже догадалась: она стала пятиться по мере того, как девочка приближалась к ней, и взгляд ее был прикован к шарику.

Выйдя на дорогу, Кара медленно, не спуская со старухи глаз, начала продвигаться в сторону Эти и велосипедов.

— Кара Фолл! — произнесла Вдова.

Кару охватил ужас. Ведьме было достаточно назвать человека по имени три раза, чтобы наложить на него заклятие, — так сказал Топин. Значит, старуха все-таки решилась на это.

— Замолчите сейчас же! — закричала Кара, поднимая шарик.

— Я тебя запомню, — прошипела Вдова. — И тебя тоже, Эти Уэлет, и всех ваших жалких дружков.

К этому времени Кара была уже рядом с велосипедом. Она пихнула Эти в бок и, не дождавшись никакой реакции, с силой хлопнула ее по спине.

Эти закашлялась, приходя в чувство.

— Садись на велосипед! — рявкнула на нее Кара.

— Я буду запекать вас в духовке, пока ваши головы не полопаются от жара и их содержимое не вытечет на противень! — завывала Вдова. — Я переломаю вам кости и высосу из них костный мозг!

Кара вскочила на велосипед.

— Ну давай же, — подбадривала она Эти. — Я поеду следом за тобой, так что она не сможет схватить тебя, подкравшись сзади.

— Не смогу? — взревела Вдова. — Да я ей ноги повыдергаю и буду ими помешивать бульон.

— Эти! — прорычала Кара.

Она отвесила подруге мощный подзатыльник, и через минуту маленький велосипед уже катил вниз по холму, стремительно набирая скорость. Положив правую руку на руль, а левой продолжая сжимать спасительный шарик, Кара напоследок взглянула на Вдову.

— Я все равно вас достану! — надрывалась та. — Никто не сможет уйти от меня!

Дрожа, Кара развернула свой велосипед и нажала на педали. Сунув шарик обратно в сумку, она помчалась изо всех сил, пытаясь догнать Эти. Вслед им неслись брань и угрозы. Старуха выкрикнула имя Кары во второй раз, но, прежде чем она успела сделать это в третий, девочка была уже далеко.

Сердце Кары бешено колотилось. Сможет ли она когда-нибудь снова почувствовать себя в безопасности, если с этого момента и навечно она заклятый враг Вдовы, которая будет преследовать их, пока не настигнет.

Что же делать?

„Нужно бросить старуху в море“, — решила Кара. Правда, в этом случае они действительно станут убийцами…

Все начиналось как забавная шутка, а теперь обернулось таким мраком, что Кара сомневалась, сможет ли она когда-нибудь быть беззаботной, как прежде.

Наконец она поравнялась с Эти, и обе девочки помчались в сторону Питер-стрит. Побросав велосипеды у дверей Дензила, они поспешили на чердак, чтобы рассказать старику о случившемся.


3

Вдова стояла на дороге, пока девочки не исчезли из виду. Краем глаза она заметила, как шевельнулась занавеска в окне соседнего дома, и быстро повернулась, однако подсматривающий успел скрыться.

— До тебя я тоже доберусь, — пообещала Вдова. — Я вас всех изничтожу! Я обрушу на этот город такой шторм, что даже жертвы оплакивать будет некому!

Впрочем, прежде всего ей нужно было разобраться с шайкой уличных ребятишек, возомнивших себя героями.

Старуха двинулась к дому. Из темного сада донесся легкий смех, но она его проигнорировала. Вдова подошла к крыльцу и опустилась на колени перед Уиндлом. Глаза ее тотчас же наполнились слезами — раны несчастного существа были поистине ужасны.

— Тихо, тихо, — успокаивала Вдова своего любимца, бережно поднимая его на руки. — Мама вылечит тебя, мой хороший.

Сердце ее разрывалось от жалобных стонов — было совершенно ясно, что малейшее прикосновение причиняет Уиндлу страшную боль.

— Клянусь матерью и бабушкой! — закричала Вдова, обращаясь к сгущавшимся теням. — Пусть они никогда не знают покоя, если я не отомщу! Вы слышите меня?

Мы слышим тебя, - прошептали тени.

— Вы одолжите то, что мне нужно?

Все, что угодно.

И снова послышался смех, перемежающийся завываниями.

Какое-то время Вдова молча вглядывалась в темноту, а потом направилась в дом.


4

На Мэйб-Хилл, возвышавшемся над Бодбери, покоились руины старой часовни Крик-а-Воуз, названной так в честь древнего кургана, на котором ее возвели. Колокольная башня часовни давно обрушилась, так же как и одна из стен, крыша обвалилась, а три уцелевшие стены густо поросли плющом и лозой. Именно сюда под вечер один за другим подтягивались заговорщики. Собрались все, не хватало только Рэтти Фриггенса.

— Я опасаюсь худшего, — вздохнул Дензил, когда прошло еще полчаса, а мальчик так и не появился. — После того, что рассказали мне девочки…

Хенки мрачно кивнул:

— Должно быть, чертова старуха все-таки поймала его.

Радость Джоди, освободившейся наконец из длительного заточения в кармане, померкла, едва она узнала о злоключениях Кары и Эти, а исчезновение Рэтти добило ее окончательно.

Часовня находилась в получасе ходьбы от Мен-эн-Тола — двух выгнутых камней, образующих дыру посредине. Топин высчитал, что, если покинуть Крик-а-Воуз сразу по наступлении сумерек, можно добраться до места как раз к восходу луны. Вопрос заключался лишь в том, кто доставит Джоди к камню.

— Детей нужно отправить домой, — твердо заявил Дензил. — Мы не можем брать на себя такую ответственность.

Остальные взрослые молча кивнули, но Кара решительно замотала головой:

— Мы тоже пойдем!

— Не начинай! — крикнул на нее Хенки.

Но Кара не собиралась сдаваться.

— Это слишком опасно, — попыталась образумить ее Лиззи. — Ты уже выполнила свою часть работы. И даже перевыполнила.

Это было чистой правдой: благодаря Каре весь остаток дня они пребывали в относительной безопасности, потому что Вдова была озабочена лечением своего фамильяра.

— Мы не боимся, — тихо сказала Эти, хотя даже в тусклом свете было видно, как она дрожит от страха.

— Вы не понимаете, — пояснила Кара. — Дело не в том, что мы хотим пойти. Просто у нас нет выбора.

Эти кивнула.

— Нам нужно держаться вместе, — добавил Питер.

— Никто из нас не захочет оказаться в одиночестве, когда Вдова поднимет своих слуг, — вздохнула Кара.

— Об этом я не подумал, — признался Топин.

Однако Дензил был по-прежнему не согласен.

— Она будет слишком занята поисками Джоди, чтобы охотиться на других.

— Как вы можете быть уверены? — спросила Кара.

— Я… — Дензил оглядел остальных в поисках поддержки, но не получил ее. — Никак… — признал он хмуро.

— Значит, мы идем вместе, — заключила Кара.

— Нам нужно торопиться, — вставил Топин, — иначе мы не успеем к восходу луны.

Дензил еще раз окинул взрослых умоляющим взглядом, надеясь, что кто-нибудь поможет образумить детей, но Лиззи лишь покачала головой, Топин пожал плечами, а Хенки насупился и пробормотал себе в бороду:

— Я не вижу иного выхода.

— Может, дети переждут ночь в лодке на середине залива? — заговорила вдруг Джоди. — Там Вдова до них не доберется.

— А утопленники? — напомнил ей Питер.

— Но ведь прошлой ночью она не стала вызывать утопленников, — усмехнулась Джоди.

— Вероятно, она просто не успела, — предположила Кара. — Должно быть, для этого нужно время.

— А что если их вообще не существует? — скривился Дензил.

Топин улыбнулся:

— Все еще пытаешься отрицать очевидное?

— Если одна безумная вещь оказалась реальностью, это еще ничего не значит, — пробурчал Дензил.

— Как ты можешь в упор смотреть на Джоди и не верить в то, что…

— Я верю, что Джоди превратилась в Маленького Человечка, — перебил Топина Дензил, — но, согласно научному подходу, чтобы доказать справедливость какого-то явления, необходимо при одинаковых условиях несколько раз добиться одного и того же результата. Я вижу Джоди собственными глазами и понимаю, что она настоящая.

— А колдовство Вдовы?

— Я уже знаю, что она в состоянии уменьшить человека до размера мыши, и не отрицаю некоторые другие ее способности, но из этого вовсе не следует, что она обладает всеми качествами ведьмы из сказки.

— То есть она не может вызывать мертвых? — прищурился Хенки.

— Не может.

— Совсем-совсем?

Дензил уверенно кивнул.

— В таком случае что вы скажете о моем друге Бриелло?

— Я…

— Мы теряем время, — пришла на выручку Дензилу Лиззи.

С полминуты тот растерянно глядел на нее, затем кивнул:

— В путь.

Все собравшиеся в часовне вышли наружу. У каждого имелась какая-нибудь емкость с водой. Тащить такое оружие было тяжело, но никто не жаловался.

— Вдова и ее прихвостни боятся морской воды, но как насчет утопленников? — озадаченно спросил Хенки. — Что делать, если мы нарвемся на них?

— Будем надеяться, что они не станут гоняться за нами по суше, — сказал Топин. — Вперед, и смотрите под ноги.

Луна еще не взошла, и вокруг было темно.

— Давайте я буду освещать дорогу, — предложил Хенки, захвативший с собой масляную лампу. — Вряд ли старуха идет по следу.

— Зачем облегчать ей задачу? — упрекнула его Лиззи.

Хенки лишь тяжело вздохнул, отчего в груди у него заклокотало.

— Кстати, — встрепенулся предусмотрительный Дензил, — если вдруг нам придется разделиться, где мы потом встретимся? В часовне?

Обо всем договорившись, они отправились в путь.

Топин шел впереди — он часто бродил по окрестностям и лучше других знал, как обогнуть опасные болотистые участки и где легче всего перелезть через изгородь, не угодив в заросли крапивы. Наконец фермерские поля сменились пустошами, становившимися все более каменистыми по мере приближения к Мен-эн-Толу. Похолодало, и над вереском, папоротником и дроком клочьями поднимался туман.

— Хорошенькая погодка для привидений, — прошептал Питер.

— Ни слова о них, — предупредил его Дензил. Он держал маленькую Эти за руку и почувствовал, как она вздрогнула при одном лишь упоминании о призраках.

Они добрались до „камня с дыркой“ как раз в тот момент, когда луна показалась над горизонтом, придав туману еще более зловещий вид. На рисунках и фотографиях Мен-эн-Тол выглядел гораздо крупнее, а в действительности камень едва доходил Хенки до талии. Впрочем, дыра была достаточно велика, — по крайней мере, мальчик вроде Питера мог пролезть в нее без труда. Но главное — все здесь было окутано тайной, и в бледном свете луны Мен-эн-Тол представлялся частью потустороннего мира.

Дрожа от волнения, друзья окружили камень.

— И что теперь? — поинтересовалась Кара.

— Мне нужно пройти через дыру девять раз, — прохрипела Джоди, у которой уже сел голос из-за постоянной необходимости кричать.

— А что делать нам? — поспешил уточнить Питер, когда Лиззи, держа девушку на ладони, шагнула к камню.

— Смотреть, — ответила Джоди.

— Может, нам окропить все вокруг соленой водой? — оживился Хенки. — Ну, чтобы защититься от Вдовы и ее слуг?

— Вдруг это повредит? — возразил Топин.

— Чему?

— Тому, ради чего мы пришли сюда.

— Ты прав, — согласился Хенки и, опустив лампу на землю, положил руку на рукоятку молотка, торчащую у него из-за пояса.

— Джоди, ты готова? — спросила Лиззи.

— А что мне остается? — бодро отозвалась девушка, но, хорошо зная Джоди, Дензил догадывался, что она чувствует на самом деле.

Лиззи поднесла Джоди к дыре.

— Один, — объявил Хенки.

Ничего не происходило. Лишь туман, продолжая сгущаться, стелился по земле, а луна на небосклоне поднималась все выше. Раз за разом Джоди на ладони у Лиззи перемещалась через дыру, а Хенки вел счет, и к его густому басу постепенно присоединялись и другие голоса.

— Семь!

Внезапно Дензилу послышался какой-то шум, нарастающий звук, который пронизывал до костей, словно что-то приближалось. Нет, не Вдова. И не ее прихвостни. Скорее, это было похоже на музыку, таинственную и далекую, но Дензилу почему-то показалось, что он знал ее всю свою жизнь.

— Восемь!

А музыка становилась все громче, и теперь уже Дензил различал звуки отдельных инструментов: арфы и скрипки, барабана и флейты… Но ведь здесь, на пустоши, некому было играть!

Однако остальные тоже прислушивались, вскинув головы, и изумленно вглядывались в ночной туман. Между тем откуда-то полился таинственный свет, и, обернувшись к камню, Дензил увидел прямо в дыре какое-то тусклое мерцание, словно отблеск догорающего костра.

Тем временем Лиззи приготовилась пронести Джоди через дыру в последний раз. В это мгновение музыка взвилась крещендо.

— Девять! — выдохнул Хенки. Больше никто не мог выдавить ни звука.

Свет неожиданно вспыхнул пронзительно и ярко и тут же погас, унося с собой и загадочную музыку.

Хенки, чертыхаясь, зажег лампу, и все увидели стоящую перед камнем Лиззи, которая растерянно смотрела на свои пустые ладони.

— Джоди исчезла, — потрясенно проговорила она. — Испарилась…

„Вместе со светом и музыкой“, — подумал Дензил.

В груди у него что-то болезненно сжалось.

— Джоди… — прошептал он. Увидит ли он ее когда-нибудь вновь?

— О черт! — воскликнул Хенки.

Дензил поднял голову взглянуть, что так удивило художника на сей раз, и сердце его ушло в пятки: в тумане вырисовывались неясные силуэты человекоподобных существ. В воздухе остро запахло солью, тиной и тухлой рыбой.

„Неужели я снова ошибся?“ — мысленно воскликнул Дензил.

Но рассуждать было поздно.

Со всех сторон к камню приближались утопленники, восставшие из морских глубин для того, чтобы, преодолев поля и пустоши, выполнить волю своей госпожи.

Вдова действительно обладала способностью вызывать мертвецов.


5

Пройдя через дыру девять раз, Джоди перенеслась из темной ночи на пустоши в мир яркого сияния.

„День“, — осознала она, когда ее глаза немного привыкли к свету.

Летний день.

В другом мире.

Гром и молния…

Как бы то ни было, Джоди осталась такой же маленькой. Она сидела на сухом папоротнике у подножия залитого солнцем Мен-эн-Тола, который то ли перешел сюда вместе с ней, то ли находился в обоих измерениях одновременно.

„Но это невозможно“, — сказала себе Джоди и тут же нервно рассмеялась: она провела около двух дней в шкуре Маленького Человечка и все еще сомневалась в существовании магии!

И все же…

— Джоди.

Девушка обернулась на звук знакомого голоса и с удивлением обнаружила совершенно постороннего мужчину. Однако его глаза… И осанка… И походка… словно она уже видела все это прежде.

Но Джоди была уверена, что никогда не встречалась с этим человеком!

Он был маленьким, как и она. В его заостренных ушах красовались золотые сережки, и золотистые кудри были гребнем зачесаны наверх. Стройный, с веселым лицом, он шел к ней босиком, одетый в курточку и штанишки цвета вересковой пустоши…

Да, Джоди знала этого незнакомца.

— Эдерн? — тихо спросила она. Человечек кивнул:

— Спасибо, что ты пришла.


Неизменный Билли

Истории всегда ждут, вслушиваясь в имена, а услышав свое, поглощают назвавшего его.

Рассел Хобан. Частота Медузы


1

Вместе с Клэр подъезжая к коттеджу на Дак-стрит, Джейни никак не рассчитывала, что дома ее ожидает еще одна плохая новость.

— Мне очень жаль, дорогая, — вздохнул Дедушка. — Я позвонил Кит, как ты и просила, и она сказала мне, что собиралась звонить тебе сама. Это насчет твоего турне по Америке.

Джейни почувствовала, как что-то оборвалось у нее внутри.

— А что с ним такое? — спросила она.

— Его отменили.

— Отменили? Но…

Девушка растерянно взглянула на Феликса, но тот лишь сочувственно молчал:

— О Джейни, — прошептала Клэр, кладя руку ей на плечо. — Это ужасно.

— Но что случилось? — воскликнула Джейни. — Кит назвала причину?

Дедушка покачал головой:

— Она понятия не имеет, что произошло. Обещала, что попробует выяснить, но это будет не раньше завтрашнего утра — сегодня ведь воскресенье. Прости, милая. Я знаю, как ты ждала этого турне.

— Да дело не в этом. Просто…

Джейни задумалась. Сначала репортер из „Роллинг стоун“ сообщает о том, что редактор запретил упоминать ее имя в статье, а теперь вот это… Таких совпадений не бывает — кто-то определенно задался целью испортить ей жизнь, и теперь, после разговора с Питером Гонинаном, она могла почти наверняка назвать имя.

— Это Мэдден, — заявила она. — Джон Мэдден.

Клэр кивнула:

— Если мистер Гонинан сказал нам правду, то так оно и есть. Мэддену не терпится заполучить книгу, и он станет преследовать тебя до тех пор, пока ты не почувствуешь себя загнанной в угол и сама не отдашь ему „Маленькую страну“.

— Кажется, мы с Дедушкой что-то пропустили, — заметил Феликс.

Джейни смущенно взглянула на него, затем на Дедушку, вздохнула и медленно опустилась на диван.

— Мистер Гонинан поведал нам много интересного.

Дедушка хмыкнул:

— Надеюсь, вы не приняли все его слова за чистую монету. Он ведь наполовину сумасшедший.

— Зато вторая его половина поистине очаровательна, — улыбнулась Клэр, усаживаясь в кресло.

— Мне он тоже понравился, — добавила Джейни. — Очень.

Дедушка покачал головой:

— Он любому может запудрить мозги, не то что тебе.

— Просто я приятный человек, и со мной легко, — возразила Джейни. И когда все в комнате удивленно вскинули брови, пробормотала: — Ну, в смысле, легко общаться.

— Для меня это новость, дорогая, — фыркнул Дедушка. — Впрочем, сейчас меня куда больше занимает Гонинан. Он такая странная птица… — Джейни невольно прыснула, услышав подобное сравнение. — Живет один, как отшельник — Я удивлен, что он вообще соизволил принять вас.

— Он умирает, — сказала Джейни.

Дедушка молчал, обдумывая услышанное.

— Возможно, Гонинан держится особняком, потому что никто его не понимает, — предположила Джейни. — Но это вовсе не значит, что он плохой. Скорее, эксцентричный. Вероятно, он привык к одиночеству еще в молодости, а потом было уже поздно что-то менять.

— Я никогда не смотрел на это с такой точки зрения, — признался Дедушка. — Питер всегда был неприветлив. Мне казалось, что он считает себя лучше других. Он не играл с нами, не ходил на рыбалку… Его интересовали лишь книги и птицы. Он общался с Билли Данторном и Морли Дженкином, но потом Дженкины переехали, а Билли погрузился в свои дела.

— Гонинан только с виду высокомерный, — вступилась Клэр. — Знаете, трудно дружить с человеком, если у вас нет ничего общего.

— Пожалуй…

— За ним ухаживает Хелен Брэй, его племянница, — сообщила Джейни.

— Говоришь, он умирает?

— Да.

— Мне от этого как-то не по себе…

— Я понимаю тебя, дедуля. Когда я вспоминаю, как смеялась над его костлявой фигурой, чувствую себя просто ужасно.

— Ты же не знала, что он за человек, — попытался утешить ее Феликс.

Джейни вздохнула:

— В любом случае мы все выяснили насчет татуировки. Это символ тайного общества под названием Орден Серого Голубя. Его основал тот самый Джон Мэдден, которому так не терпится прибрать к рукам книгу Данторна.

Девушки подробно пересказали Феликсу и Дедушке все, что поведал им Питер Гонинан о Мэддене, о различных уровнях сознания, о способности артефакта вроде „Маленькой страны“ наделять великой силой и открывать доступ в высшие миры.

— Человеку требуются годы, чтобы подготовиться к переходу на более высокий уровень, — подытожила Клэр. — Иначе он обретет силу, не имея при этом ни мудрости для ее использования, ни ответственности за свои поступки.

Феликс с Дедушкой молчали, и Джейни прекрасно понимала почему: это казалось полным бредом. Особенно в их с Клэр интерпретации. Джейни и сама уже не знала, верить ли словам Гонинана. Какой-то смысл в них, безусловно, был, но, чтобы во всем разобраться, для начала нужно признать, что паранормальные явления существуют.

— Мистер Гонинан упоминал и о Лине, — добавила Джейни. — Ее отец, Роланд Грант, крупный американский бизнесмен, он входит в Тайный Совет Ордена.

Она назвала остальных.

— Я слышал об Эве Дизель, — удивился Феликс, — но не представляю, как она может быть связана со всем этим. Насколько мне известно, она всецело поглощена различными гуманитарными миссиями и заботой об окружающей среде.

— Это просто ширма, — усмехнулась Клэр. — Мистер Гонинан говорил, что, если внимательно изучить документацию по делам, которые она ведет, станет очевидно: у нее такие же грязные руки, как и у других.

Феликс покачал головой:

— Ваша история напоминает бред воспаленного воображения.

— Ну, спасибо, — вспыхнула Джейни, почувствовав, как внутри у нее все закипает.

— По-твоему, история с Кристин Килер[57] или «Уотергейтом»[58] тоже бред? — спросила Феликса Клэр. — Поначалу и они казались невероятными- Но там не было никакой магии, — улыбнулся Феликс.

— Ты неисправимый упрямец, — пробурчала Джейни.

— Ничего подобного. Просто я пытаюсь мыслить здраво. Поверить вам — все равно что допустить, будто Элвис Пресли до сих пор жив.

— Это не одно и то же, — возразила Клэр.

— Хорошо. Но откуда отшельник Гонинан может все это знать?

«Наверно, ему птицы рассказали», — мысленно улыбнулась Джейни.

— А какая, в сущности, разница? — подал голос Дедушка.

Феликс повернулся к нему:

— То есть?

— Главное, что книга существует.

— Точно, — оживилась Джейни. — Она и поможет нам разобраться. Ты же читал «Маленькую страну», дедуля. О чем она?

— Я как раз листал ее прошлой ночью, — ответил старик. — Хотя и без того прекрасно помню сюжет. Действие происходит в выдуманном городе похожем на Пензанс начала века.

Джейни и Феликс кивнули, однако их лица становились все более изумленными по мере того, как Дедушка рассказывал о капитане рыболовецкого люггера «Талисман» и о сироте, которая, переодевшись мужчиной, нанялась на корабль.

Клэр, еще не читавшая книгу, ничего не могла сказать, но Джейни и Феликс дружно замотали головой, когда Дедушка наконец замолчал.

— Это совсем не то, что читаю я! — воскликнула Джейни.

— И не то, что читаю я, — поддержал ее Феликс. — Моя история тоже о моряке, но работает он на грузовом судне, а не на промысловом. Он приезжает в тот же самый город и встречает девушку, но она гораздо старше твоей сиротки, Том. И, судя по всему, это будет скорее романтическое произведение, нежели приключенческий роман.

У Джейни холодок пробежал по спине.

— В книге нет ни слова о моряках, — прошептала она. — Зато там много магии. „Маленькая страна“ просто пропитана ею насквозь.

Клэр переводила недоуменный взгляд с одного на другого.

— Все это странно, — пробормотала она.

— Очень странно, — согласился Феликс. — Кажется, я уже готов еще раз выслушать все, о чем говорил вам мистер Гонинан.

— Можно мне взглянуть на книгу? — попросила Клэр.

Джейни принесла ей „Маленькую страну“ и уселась на подлокотник кресла. Клэр открыла роман и принялась читать.

— Как звучит первая строчка? — спросила ее Джейни.

— „Она не была хромой от рождения, но какое значение это имело теперь“.

— Это не то, что вижу я, — заявила Джейни.

Она произнесла свою строку и растерянно оглядела остальных: ее версия открывалась диалогом, не умевшим ничего общего с тем, что зачитала Клэр.

— Но это невозможно…

Дедушка только беспомощно развел руками. Феликс поднялся с дивана, подошел к креслу и тоже прочел первую строчку вслух.

— Так это правда, — выдохнула Клэр. — Книга действительно предлагает всем разные сюжеты.

— Тихо! — неожиданно встрепенулась Джейни. — Вы слышите это?

Подобно тому, как краем глаза порою можно заметить движение теней, словно краем уха, она уловила слабый отголосок музыки. Джейни не могла определить, какие инструменты звучат, да и сам мотив казался смутным и далеким, но она отчетливо слышала его.

И знала, что уже слышала его прежде: именно эту мелодию она пыталась воспроизвести вчера, перед визитом репортера из „Роллинг стоун“.

— Похоже на музыку, — удивился Дедушка. Джейни захлопнула книгу, и в комнате тотчас воцарилась тишина.

— Это магия, — сказала она.

Все молча кивнули. В течение долгого времени никто не мог вымолвить ни слова. Встреча с чудом была слишком удивительной и неожиданной.

Магия действительно существует!

И Маленькие Человечки, и утраченная музыка, вынесенная в заглавие второй книги Билли Данторна, — музыка, которую Джейни так хотелось сыграть…

Все это было настоящим!

И тут страшная мысль пронеслась у девушки в голове: если магия книги реальна, то столь же реальна и сила Ордена Серого Голубя, основанного Джоном Мэдденом. Значит, опасность, которую представлял собой этот человек, выходила далеко за пределы обычного физического мира.

— Мистер Гонинан говорил, что книга служит талисманом, — задумчиво произнесла Джейни. — И что талисман этот должен находиться в руках достойного хранителя. Если среди нас такового нет, надо спрятать „Маленькую страну“ в надежное место, чтобы она оставалась в безопасности до тех пор, пока хранитель не придет за ней.

— Это явно не Джон Мэдден, — усмехнулась Клэр.

— Но и не мы, — заметила Джейни. — Если только… — Она вдруг замолчала.

— Если только что, дорогая? — спросил ее Дедушка.

— Я чувствую такую тесную связь с этой музыкой…

— Где можно спрятать книгу? — перебила ее как всегда практичная Клэр.

— Не знаю. Я… — Джейни окинула взглядом комнату. — Даже представить себе не могу.

— Мистер Гонинан обещал, что книга сама подскажет место, — напомнила ей Клэр.

— Верно.

— Однако мы должны спрятать ее как можно скорее, — нахмурился Дедушка.

— Нет, сперва нам необходимо дочитать ее, — возразила Джейни.

— Думаешь, это разумно, милая?

— Да. Потому что, если мы этого не сделаем, она будет по-прежнему излучать магию, и тогда Мэдден сможет выследить ее.

— Дедушка уже прочел роман, значит, нас осталось трое. Давайте устроимся поудобнее и станем читать, — предложил Феликс.

— Спасибо, — улыбнулась Клэр.

Феликс удивленно поднял брови:

— За что?

— За то, что не забыл обо мне.

— Мы же договаривались, — отмахнулась Джейни. — Просто… — Она покачала головой, заметив, как изменилось лицо подруги. — Нет-нет, Клэр. Я по-прежнему считаю, что ты должна прочесть книгу. Я лишь хотела просмотреть перед этим старые бумаги Билли, — возможно, мы найдем среди них какие-нибудь подсказки.

— Принести их? — спросил Феликс.

— Да, часть находится в коробке — ну, в той, что ты отвоевал у грабителя, остальное лежит в сундуке на чердаке.

Джейни отправилась вместе с Феликсом за сундуком. Дедушка пошел на кухню ставить чай, а Клэр занялась бутербродами.

Через некоторое время гостиная дома Литтлов выглядела так, словно в ней разорвалась бомба, начиненная журналами, рукописями и снимками.

Отыскать среди бумаг Данторна еще один кусочек магии посчастливилось Клэр.

— Посмотрите-ка сюда! — воскликнула она, указывая на старую фотографию.

Фото было пожелтевшим, стершимся по краям и изрядно помятым, однако изображение сохранилось.

— Это моя Адди в детстве, — улыбнулся Дедушка.

— Дай-ка мне, — протянула руку Джейни.

На снимке была девочка лет одиннадцати, в старомодном платье и коричневых ботинках на шнурках. Она сидела в кресле, широко улыбаясь, взгляд ее был направлен на кого-то, стоящего рядом с фотографом.

„Наверное, отец корчит рожицы, чтобы заставить ее рассмеяться“, — подумала Джейни.

Задний план был размытым: Джейни удалось разглядеть лишь портьеры, картину на стене и дверь справа от кресла, а слева…

Девушка едва не задохнулась от волнения: слева виднелся смутный силуэт маленького лысого человечка с густой, аккуратно подстриженной бородой. На нем были белая рубашка и темные брюки. Он самозабвенно играл на скрипке.

Маленький Человечек!

Не в силах отвести от него глаз, Джейни сидела словно громом пораженная, и снова ей послышалась музыка — только на этот раз она звучала прямо с фотографии.

— Что случилось? — спросил Феликс.

— Там, — прошептала она, — слева от кресла.

— Хм… какое-то белое пятно. Должно быть, свет бликует — в те времена техника была не на высоте.

Но Джейни решительно замотала головой:

— Посмотри внимательнее.

Феликс склонился над снимком. Клэр и Дедушка последовали его примеру.

— А что я должен там увидеть? — поинтересовался Феликс.

Джейни ткнула в снимок пальцем:

— Это рука, и это…

— Маленький Человечек! — воскликнула Клэр. — Боже мой! Он играет на скрипке!

Феликс недоверчиво усмехнулся, однако вскоре и он, и Дедушка тоже смогли различить маленькую размытую фигурку.

— Вот это да! — ахнул Дедушка.

— Невероятно, — пробормотал Феликс. — Но, может быть, это всего-навсего игра света…

— Это самый что ни на есть настоящий Маленький Человечек, — твердо заявила Джейни. — Вот откуда у Данторна появилась идея „Заколдованного народца“ — все началось с этой фотографии.

— А может, — глаза Клэр загорелись, — Данторну все это было уже известно, фотография стала лишь подтверждением.

— Может, — согласилась Джейни.

— Я смотрел на этот снимок сотни раз, но никогда не замечал ничего необычного, — развел руками Дедушка.

— А у вас есть еще одна такая же фотография? — спросил Феликс.

— Да.

— Где? — оживилась Джейни.

— Сейчас попробую найти, дорогая, — ответил старик, направляясь к книжным полкам за старыми фотоальбомами. — Вот она! — воскликнул он несколько минут спустя.

— И тут Маленький Человечек! — воскликнула Джейни. — Интересно, а как насчет других снимков?

Она потянулась было к альбому, но Феликс решительно сжал ее плечо.

— Нужно срочно дочитать книгу, — напомнил он ей. — Если Мэдден уже в городе, как уверяет Гонинан, то нам лучше поторопиться.

— Правильно, — поддержала его Клэр. — Я читаю так быстро, что в два счета нагоню вас обоих.

— А я тем временем просмотрю оставшиеся бумаги, — заявил Дедушка, устраиваясь поудобнее в своем кресле.

Феликс, Джейни и Клэр уселись на диван, и все трое принялись читать.

— Несвойственный Данторну стиль, да? — заметила Клэр, приступая ко второй главе. — Язык тут не настолько хорош, как в других его книгах.

— Мне тоже так показалось, — кивнула Джейни. — Наверное, это потому, что мы как бы рассказываем эту историю сами себе.

Феликс постучал по книге пальцем:

— Давайте сперва дочитаем, а потом уже будем обсуждать.

— Вредина, — пробурчала Клэр.

— Причем ужасная, — добавила Джейни.

Молодой человек улыбнулся и укоризненно покачал головой.

— Не отвлекайтесь.


2

Джон Мэдден сидел в кресле у окна в номере Джима Гейзо и глядел на волны залива Маунтс, однако мысли его были далеко. Гейзо, устроившись на диване, листал журнал. Ролли Грант с Линой на коленях расположился в другом кресле. В течение какого-то времени они негромко переговаривались, потом замолчали, и теперь единственным звуком в комнате был шелест страниц, переворачиваемых Гейзо.

Мэдден ценил эту тишину. Она позволяла ему погрузиться в собственные мысли и прислушаться к голосу, идущему из глубин древней земли. От самой восточной части Лендс-Энда до реки Тамар на границе Девоншира с Корнуоллом знакомый призрак нашептывал ему давно забытые истории и посвящал в нераскрытые тайны, наделяя мудростью, которую Мэдден почти растратил с тех пор, как приезжал сюда в последний раз.

О, это была самая настоящая магия, а он был ее законным наследником. Законным, поскольку сумел понять, что ни логика, ни эмоции в отдельности не способны даровать человеку истинную гармонию и, следовательно, не могут привести его к вершине власти. Для этого требовалось гораздо большее — охватить разумом окружающий мир, предварительно разбив его на отдельные смысловые фрагменты, и вместить в душу все многообразие противоречивых ощущений.

Мэдден с наслаждением слушал, как пульсирует сердце Корнуолла, и его собственное сердце, подхватив древний ритм, забилось в унисон. Теперь диссонанс вносила только тяжелая поступь его протеже, который, шествуя по этой земле, сеял интриги и нарушал священную гармонию.

С высоты своего нынешнего осознания Мэдден отчетливо видел каждый безответственный шаг Бетта; все догматы Ордена, которыми тот пренебрег, и среди них главное правило общения со стадом: бараны не должны заподозрить, что ими управляют. С ними следует обращаться хорошо — тогда они будут счастливы и беззаботны, как их покрытые шерстью родственники на полях. Важно только вовремя распознать волка, который до поры до времени скрывается под овечьей шкурой.

Расчет прост: у довольных овец нет нужды идти на конфликт, и тогда силы, правящие миром, могут действовать свободно и бесперебойно. Правда, чтобы получить незаметный контроль над стадом, необходимо проявить мастерство и терпение, зато и награда будет соответствующей.

Нынешние же методы Майкла приносили не только немедленные плоды, но и влекли за собой непредвиденные проблемы. Убрать с дороги Клэр Мэбли ничего не стоило, но устранение последствий этого неосмотрительного поступка требовало уйму сил и времени, которые можно было потратить на достижение конечной цели…

Мэдден вздохнул.

Теперь ему предстояло немало потрудиться, чтобы исправить ошибки Майкла, и, расставив все по своим местам, добраться наконец до тайны Данторна.

Он по-прежнему не мог сказать наверняка, было ли это чем-то вещественным, неким талисманом, указывающим путь в высший мир, он знал только то, что должен завладеть им любой ценой и что сделать это надо без насилия. Возможно, выкрасть, но ни в коем случае не проливать кровь.

Впервые столкнувшись с Данторном, Мэдден уже пробовал действовать силой и расплатился за это долгими годами поисков и ожидания. А если бы ему удалось заполучить ключ, с какой пользой он сумел бы провести это время!

Подобные мысли мучили Мэддена, словно головная боль, которая то утихала, то усиливалась, но никогда не исчезала совсем. Утешало лишь одно обстоятельство — неудача научила его терпению, и он больше никогда не повторит своей ошибки.

Мэдден понимал, что ключ ему не вручат добровольно, хотя это было бы лучше всего, однако поклялся себе ни при каких обстоятельствах не причинять вреда его нынешнему хранителю.

Поэтому надо было остановить Майкла…

Никто из присутствующих в комнате не смог бы прочесть мысли Мэддена — со стороны казалось, будто он просто любуется заливом. Но именно в этом и заключалось его могущество: в контроле. Он следил за всеми, однако не подавал виду, что его сколько-нибудь интересует происходящее. Но стоило Лине пошевелиться, и Мэдден тут же приготовился слушать, хотя она и рта еще не успела раскрыть.

— Я все думаю о Литтлах, папа, — сказала девушка.

Мэдден бросил на нее быстрый взгляд.

— О чем именно? — спросил он, опередив Гранта.

— Ну, должны ли мы предупредить их насчет Бетта?

— А как мы объясним им свою осведомленность? — покачал головой Мэдден. — Нет. Я не желаю им зла, и все же нам придется обойтись без сентиментальностей.

Впрочем, посмотрев на Лину внимательнее, он задумался: странно, что она озвучила его собственные мысли. Только он стремился избежать насилия ради сохранности ключа, а ее беспокоила безопасность самих Литтлов и их друзей. А больше всего безопасность Феликса Гэйвина. И это тоже казалось странным. Мэдден знал Лину с пеленок и был глубоко убежден, что ее заботит только она сама. Тем не менее приезд сюда смягчил ее, заставил волноваться о других, и дело тут было вовсе не в страсти, беспокойство Лины казалось совершенно бескорыстным.

Может, ее тронул Корнуолл?

Но почему тогда этого не случилось с Майклом? Ведь душа, поселившаяся в его теле, начинала свой путь именно здесь. Так неужели он не чувствовал, как бьется сердце этой древней земли? Неужели не слышал ее музыки? Или слышал, но различал в ней лишь самые мрачные тона?

— Мы могли бы сказать Литтлам, что Бетт в действительности — издатель, а сами назовемся его конкурентами, — предложила Лина. — Мол, мы узнали о рукописи Данторна и хотим опубликовать ее первыми… — Она вдруг замолчала, увидев, как встрепенулся Мэдден.

— Рукопись… — повторил он. — Конечно!

Вот где хранилась тайна! В неизданной рукописи! И вправду — что могло быть более безопасным местом, чем кипа старых бумаг?! Невероятно — все это время бесценный ключ скрывался в пачке макулатуры!

Мэдден на протяжении долгого времени гадал, как выглядит ключ. Он представлял себе нечто маленькое — монету, сережку, булавку, что-то так или иначе связанное с этой землей. Например, учитывая, что в Корнуолле много шахт, ключом могло быть олово. Или кость какого-нибудь древнего животного, обитавшего некогда в этих краях. Или камешек.

И вот наконец после стольких лет разочарований у Мэддона появилась новая теория: предмет, о котором он мечтал, не был чем-то осязаемым. Как слова. Или музыка.

Но если ключ хранится в рукописи, это означает, что воспользоваться им можно только через чтение — по-другому дверь не откроется…

— Почему я не подумал об этом раньше? — прошептал Мэдден.

А может, думал. Просто прозрение то и дело ускользало от него, затуманенное напряженными попытками догадаться, каким должен быть ключ.

— О чем ты не подумал? — поинтересовался Грант.

Но пока Мэдден решал, стоит ли делиться своими соображениями, Лина задала вопрос:

— Ключ спрятан в рукописи? Да?

— Возможно, — нехотя признал Мэдден. — Возможно все.

Девушка вздохнула:

— А я была в двух шагах от нее…

— В рукописи может содержаться указание, как найти ключ, — предположил Грант.

— В любом случае мы должны заполучить ее, — твердо заявил Мэдден.

Но теперь он не сомневался, что в бумагах Данторна спрятан сам ключ, — в противном случае как Литтлам — намеренно или случайно — удалось бы разбудить его? Как Мэдден смог бы услышать его неумолимый зов?

— И как же нам следует поступить? — поинтересовался Грант. — Дожидаться появления Бетта или отправиться за рукописью немедля?

Хотелось бы Мэддену знать!

— Мне надо подумать, — ответил он.


3

Несмотря на то что оставалось прочитать еще несколько глав, около пяти часов было решено сделать перерыв. Феликс встал, чтобы немного размяться, а Джейни уселась на пол рядом с Дедушкой — просмотреть фотографии, которые тому удалось отыскать среди рукописей и журналов. Она изучила их очень внимательно, но Маленького Человечка больше не обнаружила. Равно как и чего-либо еще примечательного. Это были просто старые, пожелтевшие от времени снимки.

Клэр задумчиво погладила кожаный переплет „Маленькой страны“ и обвела друзей вопросительным взглядом.

— Вы нашли какую-нибудь подсказку?

Феликс покачал головой:

— Нет. В моей истории происходит загадочное убийство, а про магию там ни слова.

— Вероятно, это потому, что ты ею не интересуешься, — предположила Клэр.

— Но я читал другие книги Данторна, и они мне понравились.

— Тем не менее, ты ведь не слишком жалуешь такую литературу.

— В общем, да.

Клэр повернулась к Джейни:

— А как насчет тебя?

— Я не уверена… В ваших историях упоминается Мен-эн-Тол?

Клэр и Феликс кивнули.

— Только мне показалось, что его описание не вполне соответствует действительности, — добавил Феликс. — По крайней мере, что касается расстояния…

— В книге камень распложен к городу ближе, чем на самом деле? — подхватила Джейни.

— Да, всего лишь в часе ходьбы.

— И я прочла то же самое, — оживилась Клэр.

— А там говорилось что-нибудь о высоком холме с разрушенной церковью?

Клэр с Феликсом снова кивнули.

— Все это было и в моей истории, золотце, — вставил Дедушка.

— Но как Данторну удалось добиться этого?! - воскликнула Клэр. — Как несколько различных сюжетов могут включать в себя одинаковых персонажей, реалии и даже мелкие детали?

— Похоже, эта книга принадлежит к числу тех, которые ты ненавидишь, — усмехнулась Джейни. — Как они называются?

— Интерактивная литература, — насупилась Клэр.

— Вероятно, „Маленькая страна“ действует подобно магическому компьютеру, — продолжала Джейни. — Мы открываем одну и ту же программу, а используем ее по-разному.

— А почему ты спросила насчет Мен-эн-Тола? — прищурился Феликс.

— Потому что он навел меня на мысль, — ответила Джейни. — Странную, конечно, но что тут не странно?

— А мне уже все кажется возможным, — признался Дедушка.

— Мне тоже. Кстати, вы когда-нибудь слышали о том, что Мен-эн-Тол является входом в древнюю гробницу?

— Естественно.

— А что если это не так? Что если на самом деле он служит вратами в Призрачный Мир?

— Ты имеешь в виду — в мир духов?

— Да, в мир духов, — улыбнулась Джейни.

— Это просто легенда, — начал было Дедушка, но тут же осекся. — Что я несу…

— Согласно преданию, человек, прошедший через дыру Мен-эн-Тола девять раз, излечится от всех своих болезней. Однако в моей истории говорится, что тот, кто сделает это на восходе луны, отворит дверь в Призрачный Мир.

— И что потом? — поинтересовался Феликс.

— Потом мы положим книгу и снова закроем дверь.

Клэр рассмеялась:

— Ты права, подружка: идея и вправду странная.

— А может быть, и нет, — покачал головой Феликс. — Мы ведь убедились, что магия существует.

— Да, но… — Клэр пожала плечами. — Пожалуй, это было бы уже чересчур…

— О пустошах всегда ходило множество легенд, — напомнил Дедушка. — Люди верили, что там встречаются привидения, эльфы и блуждающие холмы. И если магия все-таки существует, то почему же нельзя предположить, что ей принадлежит целый мир, которому не терпится вырваться наружу?

— Я чувствовал это еще задолго до того, как прочел „Маленькую страну“, — прошептал Феликс.

— Я понимаю, о чем ты, — встрепенулась Джейни. — Много раз, когда я наигрывала какие-нибудь мелодии на утесе, мне казалось, что меня слушают не только камни и трава. А ведь там не было никого. Никого видимого…

— У меня было похожее ощущение, когда я играл у воды.

— Музыка сама по себе наполнена волшебством, — улыбнулась Джейни. — Так что же мешает ей вызывать в наш мир Маленьких Человечков и прочих обитателей магического царства?

В этот момент в дверь постучали.

— Сегодня вечером, — быстро сказала Джейни, направляясь в прихожую, — мы пойдем к Мен-эн-Толу и убедимся во всем сами… О, привет, Динни.

Едва взглянув на гостя, Джейни поняла: что-то случилось, и это что-то имело непосредственное отношение к ее собственным бедам.

— Привет всем, — поздоровался Динни, проходя в гостиную. — Чудный денек, да? — добавил он печально.

Джейни усадила его в кресло и взяла за руку.

— Что стряслось, Динни? — спросила она.

— Я… — Динни неловко отвел глаза в сторону. — Мое лицо меня уже выдало?

— Боюсь, что да.

— Просто… Ох, с чего бы начать…

— Я приготовлю чай, — пробормотал Дедушка. Джейни присела на подлокотник кресла. Динни посмотрел на нее и грустно улыбнулся.

— Мы потеряли ферму, — вздохнул он.

— О нет! — ахнула Клэр.

— К сожалению, это так. Какой-то человек перекупил договор аренды, который мы не успели про длить, и теперь нас выгоняют на улицу.

— Я не верю, что до этого дойдет! — вспыхнула Джейни.

— Ну, не знаю… Отец связался с нашим адвокатом, но тот говорит, что не сможет ничего выяснить до утра понедельника.

Внутри у Джейни что-то оборвалось. Слишком подозрительно все это выглядело: сперва ее имя запрещают упоминать в „Роллинг стоун“, потом отменяют тур…

— Но если ваш адвокат бессилен сделать что-либо до понедельника, то, значит, и этот мерзавец тоже, — заметила Клэр.

— Мама считает так же. Но звонивший — кстати, он так и не назвал своего имени — показался мне очень уверенным в себе. Более того — ему были известны все детали нашего договора об аренде, а еще…

Динни растерянно взглянул на Джейни. „Вот оно!“ — подумала девушка.

— Джейни, он сказал, что это произошло из-за тебя и что ты могла бы одним жестом вернуть все на свои места. Ты не в курсе, о чем он?

„Какой кошмар! — ужаснулась Джейни. — О Динни, если бы я только могла рассказать тебе правду…“

— У меня появились враги, — выпалила она вслух. — И, судя по всему, весьма могущественные.

— Не понимаю.

— Я тоже. Во всяком случае, не совсем. Я… Слушай, Клэр, позвони своей маме — узнай, все ли у нее в порядке. А ты, Дедушка, — обратилась Джейни к деду, который как раз вернулся из кухни, — свяжись с Чоки и остальными своими друзьями и спроси у них то же самое.

Клэр направилась к телефону, а Джейни поведала Динни о событиях последних дней, ни словом не обмолвившись о магии, — она говорила в основном о Мэддене и его влиянии.

— Все это совершенно бессмысленно, — пожал плечами Динни. — Зачем ему какая-то старая книжка?

— Полагаю, он собирается неплохо на этом нажиться.

Джейни солгала лишь отчасти, поскольку разница между деньгами и властью всегда была условной. Девушка не знала, что еще она могла рассказать Динни, не рискуя прослыть сумасшедшей. В любом случае она не собиралась предлагать ему прочесть „Маленькую страну“.

— Хотя одному только Богу известно, зачем Мэддену понадобилось денег больше, чем у него уже есть, — заключила Джейни. — Какие-нибудь новости, Клэр?

— Нет, дома все нормально. Но для меня оставили два сообщения. Во-первых, утром к нам заходил Дэйви Роу, а во-вторых, мне звонил хозяин книжной лавки, где я работаю. Поговорю с ними обоими прямо сейчас.

Она опять сняла трубку и сделала два звонка.

— Ну? — спросила Джейни, когда Клэр уступила место у телефона Дедушке, а сама уселась на диван.

— Мама Дэйви сказала, что его нет дома со вчерашнего вечера. Она очень волнуется.

— Впервые слышу, что ты дружишь с Дэйви Роу, — присвистнул Динни.

— Не суди о том, чего не знаешь, — нахмурилась Джейни.

— Да ладно, я не имел в виду ничего дурного…

— А Оуэн? — снова спросила Джейни.

— Его шантажирует какой-то человек, — мол, он может устроить так, что ни один издатель не даст Оуэну своих книг на реализацию, если тот меня не уволит.

— Да что они о себе возомнили? — закричала Джейни. — Куда смотрит чертов закон? Я не удивлюсь, если, позвонив в понедельник в банк, мы обнаружим, что на наших счетах ничего нет!

Она вскочила и начала метаться по комнате, пиная разбросанные по ковру пачки бумаг. А между тем Дедушка, уже успевший переговорить с Чоки, подошел к ней с таким мрачным видом, что Джейни невольно закрыла лицо руками.

— Я даже знать не хочу, что еще случилось, — всхлипнула она.

— У Чоки беда, — потупился Дедушка. — Кто-то убил его любимую кошку Сару и прибил ее к дереву позади дома.

— О нет! — зарыдала Джейни. — Где наш Джейбс?

Она бросилась к двери и, распахнув ее, принялась громко звать Дедушкиного кота, который появился спустя несколько минут, показавшихся Джейни вечностью, и вытаращил глаза от удивления, когда она схватила его и крепко прижала к груди.

Захлопнув дверь ногой, Джейни вернулась в гостиную и, не выпуская кота из рук, медленно опустилась на диван.

— Что будем делать? — спросила она.

— Ну, до утра понедельника выбор у нас не большой, — вздохнул Феликс. — Так что предлагаю действовать согласно первоначальному плану: дочитаем книгу и спрячем ее.

— Но это не остановит их и не поможет нашим друзьям.

— Мы будем бороться.

Дедушка покачал головой:

— Без денег? Мэдден затаскает нас по судам. Нам не под силу тягаться с ним.

— Но если книга исчезнет, какой ему смысл преследовать нас? — заметил Феликс.

— Он будет мстить, — мрачно возразила Джейни.

— Я ничего не понимаю, — пожал плечами Динни. — Что особенного в этой книге? Почему ради нее Мэдден готов разрушить жизни незнакомых ему людей?

— Потому что он жаден, — усмехнулась Клэр.

— И потому что он злобен, — добавила Джейни.

— В таком случае принимайте его вызов, — твердо заявил Динни. — Вас поддержат все Бойды.

— Мы ценим это, — кивнул ему Дедушка.

— А еще мы обратимся в полицию, — продолжил Динни. — Они обязаны защитить нас!

— Но у нас нет никаких доказательств, — развела руками Клэр. — Мы даже не знаем, как выглядят эти люди — ну, если не считать Лины Грант.

— Не упоминай о ней, — оскалилась Джейни.

— Нужно подстроить ситуацию, в которой мы могли бы собрать необходимые доказательства, — предложил Феликс.

— Как это? — повернулся к нему Динни.

Феликс начал было излагать свой план, но Джейни вдруг решительно замотала головой:

— Замолчи!

— Почему?

Она указала на тени, сгущавшиеся в углах комнаты по мере наступления сумерек.

— Помнишь, что говорил Питер Гонинан о связи Джона Мэддена с тенями от предметов, сделанных человеческими руками? Да мы просто дураки! Не исключено, что Мэдден уже в курсе всего, о чем мы тут разглагольствовали.

— А при чем здесь старик Питер? — изумился Динни.

— Слишком долго объяснять, — махнула рукой Джейни. — Феликс, раз магия книги действует, значит, и все остальное может быть правдой?

Динни смущенно перевел взгляд с Джейни на Феликса.

— Магия?

— Это действительно невероятная история, — улыбнулась Джейни.

Динни неуверенно поднялся на ноги.

— Пожалуй, мне пора.

— Динни, я сожалею, что все это коснулось тебя и твоей семьи.

— Ничего, если вам понадобится помощь…

— То мы тотчас тебе позвоним.

Когда Джейни закрыла за Динни дверь и вернулась в гостиную, остальные горячо спорили о магии, тенях и тому подобном.

— Даже Гонинан не осмеливался рассуждать обо всем этом в доме — а ведь за ним Мэдден не охотился! — распалялась Клэр.

Дедушка кивнул в сторону входа, над которым красовалась маленькая бронзовая фигурка эльфа, помещенная туда на счастье.

— В доме Ян Пеналюрик защитит нас от посланников тьмы.

— При чем тут… — хотела возразить ему Клэр, но Дедушка перебил ее:

— Если ты допускаешь существование черной магии, дорогая, то должна признавать и белую.

Феликс вопросительно взглянул на Джейни. Та молча кивнула, а затем взяла старую фотографию Дан торна и принялась рассматривать знакомые черты.

Голова ее шла кругом.

„О Билли! — мысленно вздохнула она. — Думал ли ты, что творишь, когда создавал эту книгу?“


Человек, который умер и снова воскрес

Образ Христа лучше всего символизирует нашу цивилизацию. Все мы должны умереть, чтобы выжить, ибо личность распинается обществом. Вот почему так много людей ломается, вот почему лечебницы для душевнобольных переполнены: никто не может сохранить в себе личность, ибо живущий в нас внутренний герой обречен на мучительную смерть. Но наше возрожденное „я“ не забудет распятия.

Леонард Коэн. Из интервью в „Музыканте“ (июль, 1988)


Когда Бетт нажал на курок пистолета, время в его обычном понимании остановилось для Дэйви Роу. Он почти видел вспышку где-то в глубине ствола, видел, как пуля покидает дуло, видел, как она летит по воздуху, и слышал выстрел, прозвучавший для него словно раскат грома.

А потом его ударило в грудь, и он почувствовал резкую боль — сначала где-то под сердцем, потом в плече, а потом и по всему телу.

И тогда Дэйви понял, что умирает.

Его падение на землю длилось целую вечность — достаточно долго для того, чтобы сквозь затуманенный болью мозг успели пронестись тысячи сожалений.

О том, что у него никогда не было настоящего Друга.

О том, что у него никогда не было возлюбленной.

О том, что он никогда не мог смотреться в зеркало, не проклиная при этом Бога или судьбу, — словом, силу, повинную в его уродстве.

О том, что ему ни разу не хватило духу попытаться изменить свою жизнь — каким бы бессмысленным это ни казалось.

О том, что он так и не стал героем, которым мечтал стать и сумел бы, сложись все иначе, — героем вроде тех целлулоидных идолов, что глядели на него с экрана кинотеатра в Пензансе.

О том, что он умер, а никто не почувствует утраты, и никто не будет его оплакивать.

Разве что мать… Но о чем именно она станет сожалеть? О нем самом? Или о том, что никто не приносит в дом денег и не к кому придираться и поучать?

— Если бы у тебя не было такого порочного ума, Дэйви, — нередко говаривала она ему, — Бог не наказал бы тебя такой гадкой рожей.

Дэйви Роу не верил в Бога, однако он не мог сказать наверняка, что мать ошибалась. Во всяком случае, дурные мысли и вправду были его неразлучными спутниками: мысли разделаться с теми, кто дразнил его; мысли без спросу взять то, что, по его мнению, задолжал ему мир; мысли овладеть кем-то вроде Клэр…

Это не были мысли героя.

В них не было храбрости. Не было красоты…

Дэйви жил в состоянии вечного гнева, и единственное, что порой удерживало его от какого-нибудь страшного злодеяния, сводилось к простому страху угодить в тюрьму. Снова быть запертым в клетке, словно дикий зверь.

А теперь он умирал.

Он лежал здесь, подыхая такой же бессмысленной смертью, какой была и его жизнь, отказавшая ему в праве на что-то иное. Как подстреленная собака, он валялся в луже собственной крови, не в силах пошевелиться, не способный чувствовать ничего, кроме боли и душивших его сожалений.

Всему свое время…

Но Дэйви неожиданно осознал, что старая пословица, как и все в этом мире, оказалась лживой: его время так и не наступило.

Прошлой ночью он наконец-то совершил хороший поступок — спас Клэр от Майкла Бетта, а что получил в награду? Пулю в грудь и возможность беспомощно наблюдать за тем, как Бетт приближается к нему, чтобы сделать контрольный выстрел.

Из-за странной перемены в восприятии Дэйви Бетт показался ему почти комичным — словно воздух внезапно превратился в прозрачный мед и убийца с трудом пробирался сквозь густую массу.

Вот только в оружии не было ничего смешного.

Равно как и в самой смерти.

Хотя не исключено, что Бог, обрати он сейчас свой взор на землю, от души посмеялся бы над происходящим.

Бетт сделал шаг вперед, и Дэйви приготовился принять вторую пулю.

Но она не вылетела.

Бетт отвернулся, а потом так же медленно двинулся прочь и спустя некоторое время исчез из поля зрения Дэйви.

Боль сменилась неожиданным облегчением. Дэйви будто куда-то поплыл. Небо еще никогда не виделось ему таким синим и ярким. Звуки никогда не были такими пронзительными — Дэйви отчетливо слышал, как далеко внизу волны бьются о прибрежные скалы, как шелестят травы на ветру, как поют над головой птицы…

Он взглянул на сухой папоротник, покрывавший пустошь, и подумал о том, что пустошь эта составляла часть Великобритании. А Великобритания была частью планеты Земля, являвшейся частью космоса, в котором кружили звезды, галактики, вселенные… И все это было неразрывно связано между собой… И он, Дэйви, тоже был частью этого. Не лучше и не хуже травы под ним. Не менее важной, чем королева в Букингемском дворце, и не более значимой, нежели птичка-полевка в ближайшей живой изгороди.

Умирая, он вдруг почувствовал себя по-настоящему живым.

И тогда он понял, что это не было смертью.

Дэйви осторожно поднял руку и сморщился от боли. Однако пальцы его не нащупали открытой раны. Вместо этого они наткнулись на маленькую серебряную фляжку, которую он таскал в нагрудном кармане куртки. Он украл эту флягу у одного туриста и потом, когда мог себе позволить, неизменно наполнял ее своим любимым темным ромом.

Дэйви не был пьяницей. Просто порой ему нравилось, сидя на каком-нибудь камне, глядеть на залив, потягивать ром и воображать себя контрабандистом из старых добрых времен. Даже когда фляга была пуста, он все равно таскал ее с собой на всякий случай. И вот сегодня она спасла ему жизнь.

Дэйви нащупал вмятину в металле, — по-видимому, именно сюда ударила пуля, не задев грудь.

Но откуда в таком случае столько крови?

Дэйви снова поморщился, когда его пальцы коснулись плеча. Видимо, отскочив от фляжки, пуля оставила эту рану.

Боль была сладкой — ведь она таила в себе благую весть, заставлявшую сердце Дэйви петь от радости.

Он будет жить!

Только где же Бетт с оружием? Маловероятно, что он решил оставить его, Дэйви, здесь, еще дышащего, способного выкарабкаться и рассказать правду…

Дэйви попытался определить местонахождение убийцы, и тут с ним приключилась любопытнейшая вещь: поначалу ему казалось, что он вскидывает голову, однако в следующую секунду он осознал, что ищет Бетта разумом, никак не задействуя при этом тело. На мгновение Дэйви ощутил связь со всем окружающим миром, но сразу же утратил ее, не в силах вынести подобного напряжения. Однако теперь он мог чувствовать своего врага. Сам Дэйви по-прежнему неподвижно лежал на земле, но видел Бетта так, будто тот находился прямо у него перед глазами.

Дэйви мысленно пробирался вместе с ним через густые заросли. Он знал о том, что Бетт готовится совершить новое убийство, и хотел предупредить ни в чем не повинного человека о нависшей над ним угрозе, но не смог выдавить из себя ни звука. А потом инстинкт самосохранения принялся твердить ему: „Уходи. Уходи, пока можешь“.

И Дэйви пополз, стараясь двигаться незаметно и при этом не терять связи с Беттом.

Боль, вызванная физическим напряжением, была такой острой, что периодически Дэйви терял сознание. Минуты тянулись для него словно часы. Но он полз, полз прочь, прячась в зарослях и заметая след веткой какого-то колючего кустарника.

Когда Бетт столкнул туриста вниз, Дэйви замер. Внезапно его связь с происходящим обострилась настолько, что он смог наблюдать, как бедняга полетел на скалы и разбился насмерть.

А потом связь оборвалась, и Дэйви почувствовал, что ужасно ослаб. С трудом оторвав от своей рубашки небольшой лоскут, он, действуя здоровой рукой и зубами, кое-как перевязал больное плечо.

Пуля прошла навылет. Значит, если не попадет инфекция…

Связь с Беттом неожиданно восстановилась: Дэйви ощутил, как тот, озадаченный, ищет его. Раненый снова замер.

Какое-то время Бетт рыскал по утесу, но, по-видимому, без особого энтузиазма. По крайней мере, с каждой минутой пропавшая жертва интересовала его все меньше и меньше. В голове у него творилась такая неразбериха, что Дэйви едва в ней не заблудился. Однако таинственная связь больше не прерывалась — она сохранилась даже тогда, когда Бетт наконец оставил свои поиски и зашагал по прибрежной дороге в сторону Маусхола.

Да, связь сохранилась.

Дэйви мысленно проследовал за Беттом сначала в селение, затем в Ньюлин…

„Я найду тебя, — подумал он, слишком измученный, чтобы пошевелиться. — Я найду тебя, куда бы ты ни пошел“.

Всему свое время…

В сарае на окраине Маусхола был небольшой тайник, принадлежавший Вилли Килу. Дэйви нередко наведывался туда вместе с приятелем и потому прекрасно знал, под какой именно половицей Вилли прячет запасной пистолет, завернутый в бумагу и целлофан на случай сильного дождя.

Он отправится туда и совершит второй хороший поступок в своей жизни. Он избавит мир от Майкла Бетта и его страшных деяний.

Нахлынувшая усталость затуманивала разум Дэйви, погружая его в бездонные, темные глубины. Он не стал противиться, и на губах его застыла улыбка когда он позволил этой тьме поглотить себя целиком.


Итак, я был там

Под дубовым листом я ночую,

Из подземной реки пью покой,

На младом жеребенке по свету кочую

И смерть усмиряю рукой.

Шотландская песня. Записано Хэмишем Хендерсоном


1

— Нам больше нельзя покидать этот мир, — сказал Эдерн. — Отныне мы с вами можем встречаться лишь в снах — наших и ваших…

— И в снах тюленей, — поспешила добавить Джоди.

— И в снах тюленей, — кивнул Эдерн с улыбкой, а затем тяжело вздохнул. — Но одних только снов недостаточно.

Его улыбка, жесты и голос были до боли знакомыми, и Джоди никак не могла привыкнуть к тому, что все это принадлежит незнакомцу. Уже знакомому, но все равно незнакомцу.

Они были вдвоем возле Мен-эн-Тола в мире, куда Джоди попала через дыру. Эдерн полулежал на траве, прислонившись к камню и вытянув перед собой ноги, а Джоди сидела напротив, на другом камне, и ритмично постукивала пятками по грубому граниту.

Из старомодной кожаной сумки Эдерн достал хлеб, пасту из тертых орехов, сладкие булочки, сыр, фрукты и нечто, по вкусу напоминающее шоколад, однако эльф сказал, что это лакомство из особого сорта орехов. Довершил обед холодный чай.

— Когда-то между нашими мирами существовала тесная связь, — продолжил Эдерн, закончив есть. — Мы обменивались стихами и песнями, предметами и идеями. Мы жили практически в едином пространстве, разделенном тончайшей стеной, пройти сквозь которую было все равно что сквозь сгусток тумана — ощущение странное, но не неприятное. Однако это было давно…

— А что случилось потом? — спросила Джоди.

— Холодное железо.

Джоди покачала головой:

— Не понимаю.

— Ваш мир помешался на металлах, но золота, серебра, меди, бронзы и олова вам вскоре оказалось недостаточно. Вам понадобилось железо из-за его прочности. Однако оно обернулось анафемой для нас и таковым остается по сей день. Тонкая грань между нашими мирами постепенно превращалась в толстую стену, и вскоре только сны поэтов могли проникать сквозь нее.

— А ты поэт? — поинтересовалась Джоди. — Однажды я видела поэта — в Трущобах. Его стихи были забавными, хотя и не всегда рифмованными. Ты какие пишешь?

— Я говорю о стихах в старом понимании, — ответил Эдерн. — Их слова наполнены магией.

— А я думала, что магия кроется в именах.

— Верно. Но ведь имена — это тоже слова, причем те, что мы усваиваем самыми первыми, только-только начиная изучать окружающий мир. Для большинства из нас они теряют свою силу, когда мы вырастаем, но над поэтами время не властно.

— Так ты все-таки поэт или нет? Ну, в том самом смысле? Ты… ты волшебник?

— В некотором роде — да.

— Тогда почему ты не использовал свою магию, чтобы сбежать от Вдовы?

— Потому что она заключила меня в тело из железа.

— В сплаве, из которого была сделана кукла, содержалось железо?

Эдерн кивнул:

— Она поймала мой спящий дух и перенесла из моего мира в ваш, а затем поместила в металлическую ловушку так, чтобы я не мог вернуться домой, где осталось спать мое настоящее тело.

— Так, значит, ты никогда не был путешественником? И Вдова не превращала тебя в Маленького Человечка, как меня?

— Нет.

— Почему ты солгал мне?

— Я не был уверен, что могу тебе доверять.

— Но теперь-то ты мне доверяешь?

— Теперь я доверил бы тебе даже собственную жизнь.

— И что же изменилось за столь короткий срок?

— Я узнал тебя. Если бы мы провели в твоем мире немного больше времени, я бы сказал тебе об этом еще там.

„Сейчас, конечно, можно говорить все, что угодно“, — подумала Джоди. Но потом вдруг почувствовала, что верит Эдерну, сама не понимая почему. Может, она тоже „узнала“ его, что бы под этим ни подразумевалось. А может, ей просто хотелось ему верить…

— Зачем тебе понадобилось, чтобы я очутилась здесь? — спросила она наконец.

— Наши миры нуждаются друг в друге. Они разделились, и это повлекло за собой дисгармонию, в результате которой сегодня страдают оба наши народа. Ваш мир все более стремится к упорядоченности и рационализму, все в нем разложено по полочкам. Скоро люди совсем утратят способность мечтать, верить в волшебство, радоваться встрече с чудом, и их разум покроет плотная пелена. Со временем ваш мир станет таким тусклым и унылым, что обитатели сами разрушат его своим невежеством и слепотой.

— А твой мир?

— Он становится слишком сказочным. Магия прямо-таки бурлит в нем. Все воображаемое немедленно воплощается в реальность, и если это срочно не взять под контроль, то очень скоро мой мир превратится в царство хаоса.

— Звучит как одна из сомнительных теорий Дензила, — улыбнулась Джоди.

— Как это?

— Ну, он говорит, что у каждого полушария нашего мозга своя… — девушка немного помолчала, подбирая нужное слово, — своя функция. Левое — доминирующее — похоже на капитана люггера: оно отвечает за все внешние аспекты жизни, причем следит за ними так внимательно, словно смотрит через микроскоп. А правое вмещает наше скрытое „я“. Именно оно — источник всех наших чувств и инстинктов. Оно обеспечивает нам широкое видение мира, но связывает его отдельные части воедино не методом проб и ошибок, а интуитивно. Проблема заключается в том, что правым полушарием нельзя управлять так, как левым, — вот почему Дензил называет это „я“ скрытым. Однако если его не задействовать совсем, она заснет. Дензил говорит, что человек может стать полноценной личностью, только если у него одинаково развиты оба полушария.

— Совершенно верно, — согласился Эдерн. — Ваш мир тускнеет, быстро превращаясь в мрачное, тоскливое место, пропитанное запахом тлена. А в моем мире так много света, что однажды он может попросту поглотить нас. Все мы — и ваш народ, и мой — наделали ошибок, которые можно исправить, только вновь объединив наши миры.

— Но ты заблуждаешься, — возразила Джоди. — В моем мире тоже есть люди, способные создавать прекрасные вещи, — художники и скульпторы, писатели и музыканты… Если в них нет вашего света, то где тогда они берут вдохновение?

— А много ли таких людей по сравнению с остальными? — прищурился Эдерн.

Джоди опустила голову.

— То же самое происходит и с нами, — вздохнул Эдерн. — У нас тоже есть мыслители и ученые, но их единицы, и, хотя они весьма уважаемы, едва ли кто-нибудь отчетливо понимает, что ими движет и что они пытаются донести до нас.

Джоди медленно кивнула:

— Это как с творцами в моем мире. Я думаю, иногда они сами не знают, что и зачем создают.

— Они подсознательно тянутся к Призрачному Миру, — улыбнулся Эдерн. — Точно так же, как мой народ тянется к Миру Железному — к вашему.

Это признание показалось Джоди прекрасным поводом спросить о том, что занимало ее с первых минуты пребывания в Призрачном Мире.

— А где твой народ?

— Они прослышали о твоем прибытии и теперь не выйдут, пока ты здесь.

— Очень мило, — надулась Джоди.

— Нет-нет, — поспешил успокоить ее Эдерн. — Не обижайся. Ничего личного — у них есть для этого веская причина. Соприкоснувшись с Железным Миром, мы навсегда теряем покой. Мы и так тоскуем по своей второй половине и мечтаем о воссоединении, а после встречи это чувство может стать настолько невыносимым, что мы попросту сойдем с ума.

— Так же как смертные, побывавшие в Волшебном Царстве?

Эдерн кивнул.

— Наши сказки повествуют о том же, — заметила Джоди. — Мол, подобный опыт способен сделать человека сумасшедшим… или поэтом. — Она пристально посмотрела на Эдерна. — С тобой так и случилось?

Он снова кивнул:

— Я проспал в вашем мире слишком долго.

— Проклятие! А со мной это тоже произойдет?

— Не знаю. Но надеюсь, что вместе мы что-нибудь придумаем.

— Но я не обладаю магическим даром, — развела руками Джоди. — Я вообще ничего собой не представляю.

— А тебе ничего и не нужно. Только сочувствие… и музыка.

Джоди рассмеялась:

— Тогда ты выбрал не того человека. Я не играю ни на каких инструментах, а когда пытаюсь петь, люди и вправду бурно аплодируют, но лишь для того, чтобы заставить меня замолчать.

— Тебе не обязательно играть или петь. Все, что от тебя требуется, — это принять нашу музыку сердцем и забрать ее с собой в твой мир.

— Но как?

— Мы все — и вы в том числе — носим ее вот здесь. — Эдерн похлопал себя по груди. — Эта музыка — биение наших сердец.

— Но если она уже во мне, как я могу принять ее еще раз?

— Ты должна научиться узнавать ее сама и научить этому других. Это не трудно — ведь истинная магия мира гораздо проще, чем мы можем себе вообразить.

— Да, но…

— Позволь мне кое-что объяснить тебе. Что тебе известно о музыке?

— Ну, я могу сказать, когда мелодия хорошая, а когда нет.

Эдерн улыбнулся:

— Люди веками сочиняют музыку, но при этом они ловят лишь слабые отголоски той настоящей, первородной мелодии, что сотворила мир и вдохнула в него магию. Именно она движет композиторами, и чем ближе они к ней оказываются, тем сильнее она притягивает их к себе. Ты ведь знаешь фольклорную музыку — например, джиги или рилы? Джоди кивнула:

— Да. Я их очень люблю.

— Их любит большинство людей, потому что они напоминают об утраченном. Над старыми ритмами время не властно. Стиль исполнения делается иным, но самое сердце музыки остается неизменным — вот почему сегодня народные мелодии звучат почти так же, как и тысячи лет назад. Они, как никакие другие, близки к первородной музыке и все же отличаются от нее, ибо являются лишь отголоском той древней песни, что змий пел Адаму и Еве, эхом самого старого танца на свете. Именно ради первородной музыки ты перенеслась сюда. Ты должна научиться узнавать ее в себе и в других. Пробуди ее, и границы между нашими мирами начнут таять.

Джоди покачала головой:

— Что-то я ничего не понимаю. Если ты уже знаешь эту музыку, почему не сделаешь все сам?

— Все жители Призрачного Мира знают ее — ведь она является основой магии, которая грозит окончательно вырваться из-под контроля. Но в вашем мире ее забыли, а она должна гармонично звучать в обоих.

— Но я не представляю, как унести ее в себе.

— Я помогу тебе. Если, конечно, ты согласишься.

— Это будет трудно… или больно?

Джоди сама не знала, почему задала этот вопрос, однако ее мучило смутное предчувствие, что новое приключение окажется не таким уж веселым — не важно, что там говорил Эдерн.

Истинная магия мира гораздо проще, чем мы можем себе вообразить.

— Будет немного больно, — признался он. — Ведь это очень старая магия, и воспоминания о ней вызовут в твоей душе не только солнечный день, но и жестокую бурю.

— А я после этого вырасту?

Эдерн покачал головой:

— Я же говорил: ты должна вернуть часть тебя, украденную Вдовой Пендер. Но музыка поможет в этом.

— А каким образом действует колдовство Вдовы, если магия покинула наш мир?

— Почти покинула, — уточнил Эдерн. — Так ты согласна?

— Я…

Теперь Джоди была по-настоящему напугана. В горле у нее пересохло, в груди поселилась мучительная пустота.

Гром и молния! Разве не об этом она всегда мечтала? Разве не жаловалась Дензилу на скуку всего пару дней назад? Разве не кричала о том, что хочет сделать что-нибудь действительно важное?

Джоди нервно сглотнула:

— Я… я попробую.

Она надеялась, что, приняв решение, почувствует себя лучше, однако этого почему-то не произошло.

— Но я боюсь, — добавила она.

— Я буду с тобой, — заверил ее Эдерн.

Вот теперь Джоди стало немного легче. Интересно, были ли ее предчувствия как-то связаны с тем, что она находилась сейчас в Призрачном Мире? По всей вероятности, да. Ведь по аналогии с теорией Дензила о двух полушариях мозга этот мир являлся миром ее подсознания, так было ли странным то, что здесь ее интуиция начала работать в полную силу? Но почему же тогда она до сих пор не слышала первородной музыки, о которой говорил Эдерн? Почему не узнала ее так, как узнала его?

От всех этих мыслей голова у Джоди пошла кругом.

— Когда мы начнем? — спросила она Эдерна. — Когда ты будешь готова.

Джоди сделала глубокий вдох и окинула взглядом залитую солнцем пустошь — повсюду виднелись кустики вереска и папоротника, можжевельник в цвету…

Она шагнула сюда из мрака своего мира. Из Железного в Призрачный. С помощью магии.

Но разве не звучала в том мире музыка перед тем, как яркий свет перенес ее сюда? Чудесная, волшебная музыка, волнующая сердце при одном лишь воспоминании? Музыка, услышав которую ты вдруг осознаешь, что спал всю свою жизнь и только теперь, разбуженный ею, проснулся, внезапно и окончательно?

Если это и есть та самая музыка, узнавать которую она должна была научиться…

Джоди улыбнулась Эдерну. Он улыбнулся ей в ответ.

Его незнакомые черты становились все более знакомыми по мере того, как они говорили. Не потому, что Джоди привыкала к ним, а потому, что училась понимать его…

— Я готова, — сказала она наконец.


2

Дензил с ужасом подумал о детях. Он должен был настоять на том, чтобы они отправились по домам! Позволить ребятишкам прийти сюда было просто безумием.

Как и вся эта история.

Ведьмы, привидения и мертвецы…

Джоди, растворившаяся в свете и музыке…

Отчаяние завладело сердцем старика, и он повернулся к остальным, но те были озабочены куда более насущной проблемой.

— Черт бы их побрал! — выругался Хенки. — Тут нам морская вода не поможет, да?

— Да, — ответил Топин. — Они сами состоят из нее и водорослей.

— Я был уверен, что Вдова не выносит соленой воды, — простонал Хенки.

— Вдова — да, но не эти существа, — тихо произнесла Кара.

Эти прижалась к Дензилу и крепко вцепилась в его руку.

— Я боюсь, — прошептала она чуть слышно.

— Я тоже, — утешил он ее.

Глаза приближающихся утопленников скорее поглощали свет лампы Хенки, нежели отражали его. Их бледная плоть слабо поблескивала в темноте, с обрывков одежды свисали нити водорослей.

А позади них вырисовывались какие-то вытянутые расплывчатые фигуры. Они словно подпрыгивали и пританцовывали, и от их зловещей пляски Дензила бросало в дрожь.

В воздухе отчетливо ощущался запах болота — такой же, как тот, что старик почувствовал прошлой ночью, когда за ними шпионили слуги Вдовы. Но Джоди говорила, что слочи были крошечными существами и двигались, с трудом перебирая шаркающими ногами.

Тогда как эти длинные твари…

Что за новую нечисть сотворила старуха Пендер при помощи своего колдовства?

Ее самой нигде не было видно, но какая нужда погнала бы ее сюда? Да, она хотела погубить их, но для этого ей вовсе не обязательно было действовать собственноручно: вызванные ею утопленники и гигантские слочи легко справятся с этой задачей.

Что ж, по крайней мере, Джоди была спасена. Слабое утешение, но все же…

— Что мы можем сделать? — спросила Лиззи.

Дети столпились у камня, за исключением Эти, Кары и Питера, которые предпочли остаться со взрослыми.

— Говоришь, утопленники состоят из морской воды? — повернулся Хенки к Топину, ухмыляясь. — А что мы делаем, когда промокаем насквозь?

Мертвецы подходили все ближе. Дензил огляделся в поисках чего-нибудь, что можно было бы использовать в качестве оружия, но не нашел ничего подходящего. Их единственной защитой был молоток у Хенки за поясом и маленький перочинный ножик, который Питер Мойл достал из кармана и теперь крепко сжимал в своей дрожащей руке.

— Мы сушимся, — продолжал Хенки, отвечая сам себе. — Мы садимся у костра и ждем, когда испарится чертова влага, так ведь?

Он резко шагнул вперед, откинул верх лампы и вместе с маслом выплеснул пламя на землю. Оно вспыхнуло рядом с ближайшей парой существ и в одно мгновение перекинулось на лохмотья, покрывавшие полусгнившую плоть. В ночном воздухе, пропитанном болотной вонью, запахло паленым мясом и горелыми волосами.

Рев утопленников эхом разнесся по округе. Хенки глухо зарычал и плеснул горящего масла на вторую пару.

Теперь единственным источником света на пустоши были пылающие мертвецы.

— Атакуйте их! — закричал Хенки и, выхватив молоток, прыгнул вперед.

Он ударил одного утопленника в грудь, проделав в ней огромную дыру. Соленая вода хлынула из раны, и, сжавшись, монстр рухнул на землю бесформенным комом.

Дензил вздрогнул от отвращения и прижал Эти к себе, чтобы девочка не видела омерзительной горстки костей, оставшихся от мертвеца.

— Их можно уничтожить! — радостно взревел Хенки, бросаясь в гущу врагов.

Второй монстр упал, за ним третий. В рядах наступавших образовалась брешь.

— Бежим! — крикнул Дензил, потащив Эти и еще одного ребенка к спасительному проему.

— Приготовьте шарики с морской водой! — скомандовал Топин.

Кара полезла в сумку.

— А какой с них толк, если утопленники не боятся воды? — спросила она.

— Это не для утопленников, — пояснила Лиззи. — Это для них.

Она указала в сторону Хенки, вокруг которого уже смыкалось тесное кольцо слочей.

Кивнув, Кара швырнула шарик с водой. Брызги разлетелись по сторонам, вой и визг наполнили воздух. Кара потянулась за вторым шариком. Другие дети последовали ее примеру.

— Так их! — орал Хенки. — Топи гадов!

Вонь стала невыносимой, крики нестерпимыми.

Уцелевшие слизняки расступились.

— Кажется, у нас появился шанс, — пробормотал Дензил.

Он посмотрел на одного из слочей, в которого попала соленая вода. Теперь от него пахло еще хуже, чем раньше. Ростом он был не выше Эти, то есть фута четыре, и на вид состоял из равных частей грязи, тины и гнили. Взгляд фосфорических глаз был направлен вверх, и в нем постепенно угасала жизнь.

— Не смотри на него, — предупредил Дензил Эти.

— Поторопитесь, если не хотите стать их обедом! — рявкнул Хенки.

Все поспешили за ним с шариками наготове. Явно не решаясь нападать, слочи просто двинулись за беглецами. Следом заковыляли и утопленники.

— А где сама Вдова? — встревоженно спросила Лиззи.

— Я тоже хотел бы это знать, — процедил Топин.

Но Дензил даже думать о ведьме не желал.

— Хедрик Хенки Вэйл! — неожиданно донесся из темноты резкий голос.

Там, впереди, стояла Вдова, заслонив собой луну и раскинув руки так, словно собиралась обнять все небо.

— Нужно заткнуть ей пасть! — завопил Топин.

Дензил кивнул: если она произнесет имя Хенки три раза, они лишатся самого сильного и окажутся совершенно беспомощными. Но как остановить ведьму?

Вдова была наделена поистине могущественной магией. Она обладала способностью вызывать морских и болотных тварей, причем в любом количестве. Рядом с ней уже возникали новые слочи, и их было гораздо больше, чем оставшихся шариков с морской водой.

— Не слушай ее, Хенки! — простонала Лиззи. — Закрой уши!

Дензил мучительно думал: отступать было некуда — сзади надвигались утопленники, впереди поджидала Вдова, и не слушать ее пронзительные выкрики казалось невозможным.

И тут он вспомнил рассказ Джоди о том, как она и ее приятель Маленький Человечек остановили заклинание Вдовы с помощью песни. Набрав полную грудь воздуха, Дензил завел ту самую старую песенку, что пели Эдерн и Джоди:

Допоздна не спите, дети,

А сойдитесь на рассвете

В свой веселый хоровод.

Проводите зимний холод,

И тогда за ним в ваш город

Снова теплый май придет.

У него был не очень сильный голос, но достаточно хороший слух, и вскоре остальные, узнав мотив, подхватили его. Но был ли этот хор достаточно мощным для того, чтобы заглушить страшный голос Вдовы?

Увы, она просто расхохоталась, и хохот ее громом отозвался в небесах.

Певцы сбились и начали путать слова. Воспользовавшись этим, Вдова выкрикнула имя Хенки во второй раз и снова захохотала. Тучи в небе заметались от этого смеха, скрывая звезды и луну. Тьма опустилась на пустошь. Затем сверкнула молния, и в вышине опять прогремел гром. Но даже сквозь его ужасные раскаты и свое нестройное пение друзья смогли расслышать, как Вдова выкрикнула имя Хенки в последний, третий раз.

Песня оборвалась.

— Камень, — произнесла Вдова.

И Хенки стал камнем.

Дензил видел, как он замер. Молоток выпал у него из рук, голова запрокинулась, и художник превратился в высокий серый камень.

— Нет! — закричала Лиззи.

Питер метнул во Вдову шарик с водой, но расстояние оказалось чересчур велико, и спасительная жидкость без всякой пользы разлилась по траве.

Лиззи рванулась было к камню, но Топин успел поймать ее за рукав. Кто-то из детей заплакал от страха. Дензил схватил малышку Эти на руки.

— Бегите! — закричал он. — Бегите изо всех сил!

Но оказалось слишком поздно: пока Вдова колдовала над Хенки, утопленники бесшумно подкрались сзади и окружили Мен-эн-Тол прежде, чем кто то успел сообразить, в чем дело. Мертвецы хватали несчастных своими цепкими ледяными пальцами, и как бы те ни боролись, освободиться уже не могли.

Только Каре удалось увернуться. Прошмыгнув между нападающими, она подняла молоток Хенки и со всей силы ударила им по ближайшему трупу. Его кожа лопнула, морская вода хлынула наружу, и от утопленника остался лишь отвратительный комок из костей, водорослей и прогнившей одежды. Кара занесла молоток во второй раз, но опустить его не успела: другой мертвец вырвал оружие у нее из рук и крепко сжал бедняжку в своих ледяных объятиях.

Вдова произнесла имя девочки три раза, и на пустоши появился еще один камень — маленький, по соседству с тем, что еще совсем недавно был Хенки Вэйлом.

— Нет! — взмолился Дензил. — Оставь детей в покое! Они не причинили тебе никакого вреда!

— Никакого вреда? — оскалилась Вдова. — Спроси у моего Уиндла, насколько они безобидные.

Эти зарыдала, когда один из мертвецов начал отбирать ее у Дензила. Старик отчаянно сопротивлялся, но Вдова трижды назвала ребенка по имени и…

Дензил беспомощно опустил руки. Он еще помнил тепло маленькой ладошки и доверчивое личико, умолявшее его о помощи. И вот она окаменела, а он не смог поделать ничего, чтобы помешать этому безумию.

Одного за другим Вдова превратила в камни сначала детей, затем Топина и Лиззи, и наконец на пустоши остался только Дензил, осыпавший Вдову такими словами, от которых покраснел бы даже Хенки.

А гроза бушевала уже вовсю, простреливая густые тучи вспышками молний.

Вдова приблизилась к Дензилу. Он молча переводил взгляд с ее лица на злобную морду Уиндла, сидевшего у нее на плече, и не видел никакой разницы: и в тех и в других глазах горела лютая ненависть.

— Я готова пощадить тебя, — обратилась к Дензилу Вдова. — Возможно, тебе удастся найти средство, чтобы вернуть твоим друзьям прежний облик. Все, что мне нужно, — это девчонка. Отдай ее мне и живи дальше.

Дензил знал, что она лжет. Но даже если бы она говорила правду, он все равно не отдал бы ей Джоди.

— Глупец, — скривилась Вдова и назвала его по имени.

Второй раз, третий…

— Храбрость не идет тебе, Дензил Госсип, — усмехнулась она. — Ты еще не передумал?

Он плюнул ей в лицо.

Вдова не двинулась с места, не выказала никаких признаков гнева. Лишь пламя ненависти в ее глазах полыхнуло ярче, когда слюна стекала по ее щеке.

— Стань же камнем, — сказала она.

И Дензил почувствовал, как холод гранита сковывает его члены.


3

Буря свирепствовала над пустошью. Темные тучи заволокли все небо. Гремел гром, сверкали молнии. Но Вдова Пендер была спокойна. Она осматривала свою работу — новую группу камней, появившихся на пустоши. Старуха была почти довольна. Почти — потому что среди этих камней не хватало Джоди Шепед. И все же ведьма считала, что день прожит не зря.

Она поискала Джоди своим магическим взором, но та словно испарилась из этого мира. Повернувшись к Мен-эн-Толу, Вдова задумалась: зачем пожаловали сюда друзья Джоди этим вечером? Если бы она пришла хотя бы на несколько минут раньше, она бы это знала. А теперь придется продолжать поиски…

Но тени помогут ей. Точно так же, как помогли сотворить больших слочей, вызвать утопленников из морских глубин и поднять бурю, которая набирала силу так же стремительно, как рос ее гнев.

Она найдет девчонку!

Но сначала нужно разобраться с Бодбери.

Могущество, данное ей тенями, иссякнет поутру, и она не собиралась тратить время даром, цена за эту услугу была слишком высока. Если она подведет их, это дорого ей обойдется!

Но этого не произойдет.

Она пожертвует им Бодбери, как пожертвовала ничтожных друзей этой девчонки.

Между тем тьма уже окутала подножия новых камней.

Мы хотим большего, - послышался многоголосый шепот.

— Я отдам вам Призрачный Мир, — пообещала Вдова. — А пока возьмите Бодбери.

Дай нам больше.

— О, сегодня вы хорошо поужинаете, не беспокойтесь.

Открой для нас врата между мирами.

Наморщив лоб, Вдова окинула взглядом Мен-эн-Тол: какую роль он мог играть в исчезновении Джоди? Сама она много раз бродила по этой пустоши в поисках входа в Призрачный Мир. Старуха заглядывала в каждую дыру, исследовала каждую трещину, осматривала каждый камень, и все напрасно: она не нашла и намека на заветные врата. Она искала долго и упорно, а потом снова и снова возвращалась к „камню с дыркой“, от которого так и веяло тайной. Казалось, даже воздух вокруг был пропитан ею. Но камень молчал. До сих пор…

Так что же делали здесь друзья Джоди?

Мы хотим, хотим, хотим, - шептали тени.

— Я знаю, чего вы хотите.

Старухе почудилось, что в темноте блеснули глаза, мелькнула легкая улыбка. Мы хотим все…

Вдова невольно почувствовала беспокойство.

— Сначала Бодбери, — сказала она, поворачиваясь лицом к морю, скрытому за холмом.

Оставив на время Мен-эн-Тол, Вдова направилась к городу. Мертвецы последовали за ней, слочи тоже.

„Что они подразумевали под словом „все““? — с тревогой подумала она.

И, словно прочитав ее мысли, тени расхохотались.


4

— Что мне делать? — спросила Джоди. Эдерн указал на дыру в Мен-эн-Толе:

— Сядь вон там.

Джоди растерялась: еще недавно это не составило бы для нее никакого труда — достаточно было просто нагнуться и как-нибудь туда втиснуться, но, учитывая ее нынешний размер…

— Иди сюда, — позвал Эдерн.

Встав у камня, он сцепил руки замком и подставил их Джоди. Она посмотрела на него с сомнением:

— Ох, не знаю.

— Не бойся, там есть за что зацепиться.

И правда: приглядевшись к камню повнимательнее, Джоди увидела, что он только кажется неприступным.

— Хорошо.

Она ступила Эдерну на руки и чуть не вскрикнула от неожиданности, когда он вдруг поднял ее над головой. Ухватившись за камень, чтобы не упасть, она невольно задумалась над тем, откуда у Маленького Человечка взялась такая сила.

„Наверное, это еще одно проявление магии“, — решила она наконец.

— Эй, я не могу держать тебя так целый день! — напомнил ей Эдерн.

Джоди отыскала сначала один удобный выступ, затем другой…

Оставшийся путь девушка проделала с проворством, которому позавидовала бы макака Дензила, и вскоре уже сидела в дыре Мен-эн-Тола. Эдерн быстро забрался следом и, примостившись рядом с Джоди, ободряюще улыбнулся.

— Что теперь?

— Теперь освободи свой ум.

— Ты полагаешь, его распирает от мудрых мыслей? — хихикнула Джоди. — Боюсь, он и так пуст.

Эдерн покачал головой:

— Я хочу, чтобы ты перестала думать. Позволь своему разуму освободиться по-настоящему. Расслабляйся до тех пор, пока не почувствуешь себя абсолютно спокойной, пока не поплывешь куда-то, не слыша более ни собственных мыслей, ни обрывков чужих разговоров, которые витают над тобой день и ночь.

— Ты что — гипнотизируешь меня?

— Попробуй, — упрямо повторил Эдерн. И Джоди попробовала.

Она сидела над залитой солнцем пустошью, наслаждалась видом удивительно ясного неба и пыталась представить себе, на что же будет похожа первородная музыка. Девушка принялась перебирать в памяти все известные ей старые мелодии, гадая, какая из них ближе всех.

— О чем ты думаешь? — спросил ее Эдерн.

— О музыке, — ответила Джоди.

— Не надо. Не думай вообще ни о чем. Отпусти себя.

Увы, очень скоро Джоди обнаружила, что сделать это гораздо труднее, нежели она предполагала. Чем больше она старалась расслабиться, тем назойливее к ней липла та или иная мысль, за которой тянулась целая вереница других, сопровождаемых различными воспоминаниями и переживаниями. Джоди одергивала себя, тяжело вздыхала и начинала все заново, но результат был один и тот же.

— У меня ничего не выходит, — пожаловалась она.

— Но ты честно пыталась, — улыбнулся Эдерн.

— Угу. Мне показалось, что прошла целая вечность.

— Нет, всего десять минут.

— Правда?!

— Да.

— Гром и молния, у меня никогда не получится!

— Получится. Попробуй прислушаться к биению своего сердца. Просто сосредоточься на этом ритме; нарисуй в своем воображении то, как сердце гонит кровь по твоим артериям и венам. А если к тебе все же привяжется какая-нибудь мысль, не волнуйся и не злись на нее — иначе она тебя отвлечет. Вместо этого спокойно отстранись от нее и продолжай.

„О, да так намного проще! — удивилась Джоди, последовав совету Эдерна. — Стоп! Это тоже мысль!“ — тут же заметила она и попыталась сконцентрироваться.

Дум-дум. Дум-дум.

Обрывки воспоминаний по-прежнему мелькали в сознании Джоди, но с каждой минутой ей становилось все легче и легче избавляться от них — без злости, как и говорил Эдерн. Она более не позволяла себе раздражаться и беспокоиться о том, насколько хорошо она справляется с поставленной задачей.

Все, что она делала, — это слушала.

Дум-дум.

И плыла.

Дум-дум.

Пока не почувствовала, что выплывает из собственного тела.

Дум-дум.

Или, напротив, погружается в себя?

Это больше не имело значения. Важно было только одно — неотступно следовать за этим ритмом.

Дум-дум. Дум-дум.

Куда-то вниз…

Дум-дум.

Вглубь и вдаль…

Дум-дум.

И вот настал момент, когда Джоди пересекла грань между сознательным и бессознательным. И там, за гранью, ее встретила первородная музыка.

Она была соткана из струн арфы и дыхания флейты, скрипичного смычка и барабанных палочек.

Дум-дум.

Но она не обладала звуками.

Ибо это было место, где все умирало и все рождалось. Место, где утраченное обреталось вновь, а найденное могло потеряться. Запретное место. Место теней и эха. Место, вмещавшее в себя все, что Джоди когда-либо видела или воображала.

Но оно не имело физического воплощения.

Дум-дум.

И состояло из чистой логики. Оно демонстрировало Джоди, что все когда-либо существовавшее в мире, вне зависимости от величины и значимости, было тесно связано воедино и в то же самое время четко разделено.

Дум-дум.

Сознание терялось в бесконечности, устроенной так, что невозможно было определить, где заканчивается одно и начинается другое.

А части бесконечности казались столь отличными друг от друга, что единство их представлялось невероятным.

Здесь все было нелепо.

И все имело глубокий смысл.

Здесь жила тайна.

И древняя магия.

Джоди испытывала непостижимую радость оттого, что наконец-то нашла ее. Но нет… Не нашла. Обрела вновь. Ибо в душе она всегда знала, что эта магия здесь — в мире вокруг нее; внутри ее самой…

И тут какая-то бодрствующая часть сознания напомнила ей о том, что говорил Эдерн о первородной музыке:

Она разбудит в твоей душе не только солнечный день, но и жестокую бурю.

И Джоди разрыдалась. Из-за всего, что случилось после разделения миров. Из-за погибших народов. Из-за разрушенных надежд. Из-за увядшей красоты, которую сменила безжизненная пустыня, раскинувшаяся в обоих мирах и сердцах их обитателей.

Что-то можно будет отыскать снова — как Джоди отыскала музыку. Но многого уже не вернуть.

Ибо оно утрачено навеки…

Очнувшись рядом с Эдерном в дыре Менэн-Тола, она обнаружила, что все еще плачет, а Маленький Человек трясет ее — не сильно, но настойчиво.

— Прекрати! — повторял он. — Пусть музыка замрет.

Джоди повернула к нему мокрое от слез лицо:

— Но все утраченное…

— Ты хочешь потерять и остальное?

Он указал вниз, и Джоди увидела, что пустошь вокруг них вздыбилась, словно воды океана во время шторма. Еще недавно мирные холмы вздымались и падали подобно гигантским волнам. В воздухе стоял грохот горных обвалов и рев трясущейся земли.

Безмятежность летнего дня сменилась безумием хаоса.

— Я… я…

„Это сделала я!“ — с ужасом осознала Джоди: здесь, в Призрачном Мире, где магия и без того бурлит отчаянным потоком, недолгого звучания первородной музыки оказалось достаточно для того, чтобы волшебство окончательно вышло из-под контроля.

Но она понятия не имела, как успокоить его!

Камень закачался, и Джоди инстинктивно вцепилась в Эдерна. Он покрепче ухватился за выступ, чтобы не позволить им обоим сорваться в кипящую лаву, однако с каждым новым толчком держаться становилось все труднее и труднее.

Джоди почувствовала глубокую тоску, прогнать которую не смогло даже воспоминание о чудесной музыке.

— П-помоги мне! — молила она Эдерна.

Он посмотрел на нее — серьезно и внимательно, и на лице его отразилась тревога.

— Пожалуйста! Я… я не в силах остановить это…

И тогда он… принялся щекотать ее.

Сперва Джоди решила, что ее друг сошел с ума: они в любую минуту могли рухнуть прямо в ад, разверзшийся внизу.

— Перестань! — закричала она, но против собственной воли начала хихикать и извиваться. Джоди пыталась оттолкнуть руки Эдерна, но тот упрямо продолжал щекотать ее, пока девушка, совершенно измотанная, едва не свалилась с камня.

Какое-то время Джоди не двигалась, а придя в себя, поняла, что вокруг воцарилась тишина.

Девушка подняла голову и увидела, что мир стал прежним. Холмы больше не перекатывались волнами. Не ревела трясущаяся земля. Не грохотали обвалы…

Только спокойствие, тишина и…

Дум-дум.

Громкий стук сердца, доносившийся из ее груди.

Джоди начала перебирать в памяти происшедшие события и с удивлением обнаружила, что в голове у нее остались лишь смутные обрывки образов и ощущений, которые она едва могла связать и облечь в слова. Но восторг она помнила. Как и печаль.

И то и другое было теперь невыносимо…

— Что случилось? — спросила она Эдерна.

— Это моя вина, — ответил тот. — Я не подумал о том, как кровь существа из Железного Мира откликнется на музыку.

— Я чуть не разрушила вашу землю, да?

— Я уже говорил, что магия здесь очень сильна. Она впитала в себя грусть, которую пробудила в тебе музыка.

— Я никогда не решусь на это снова, — сказала Джоди. — Я не могу так рисковать.

— Но в твоем мире все будет по-другому — там музыка прозвучит слабым шепотом, который плавно настроит ваши сердца на ритм древнего танца.

— Так много всего утрачено, — вздохнула Джоди. — Так много ушло навсегда…

— Но многое мы еще можем вернуть, — заметил Эдерн. — Однако мы должны поторопиться, ибо это „многое“ находится в опасности.

— Значит, все, что от меня требуется по возвращении домой, — это довериться стуку моего сердца, и оно само разбудит первородную музыку?

— Да.

— Это кажется подозрительно легким.

— Истинная магия мира… — начал Эдерн.

— … гораздо проще, чем мы можем себе вообразить, — закончила за него Джоди. — Я помню. — Она немного помолчала, а затем спросила: — Почему ты назвал это музыкой?

— А как бы ты это назвала?

Джоди задумалась: пожалуй, „музыка“ и впрямь самое подходящее слово. Разве что…

— Как насчет „тайны“? — предложила она.

— Тайна или волшебство… Первородная музыка имеет сотни разных имен и вызывается сотнями разных способов, но приручить ее не удастся никому и никогда. В этом и заключается ее магия. Люди могут пользоваться лишь скудными обрывками, но цена за это высока. И самое печальное, что искать первородную музыку бессмысленно — ведь каждый из нас с рождения носит ее эхо в себе.

— А можно сыграть ее на каком-нибудь инструменте? — поинтересовалась Джоди.

Эдерн покачал головой:

— Нет. Но порой она звучит так отчетливо, что нет никакой разницы.

Джоди надолго замолчала. Думала, вспоминала… Через некоторое время Эдерн заговорил снова.

— Тебе пора, — сказал он.

Джоди кивнула:

— Как мне вернуться назад?

Эдерн встал и на языке, которого Джоди не знала, три раза что-то произнес.

Она вздрогнула, почувствовав порыв холодного ветра, и в следующее мгновение увидела ночь своего мира. Это было невероятно: с одной стороны — пустошь, залитая солнцем, с другой — та же пустошь, но уже окутанная тьмой.

Эдерн мягко сжал плечо Джоди, но ей показалось, что этого недостаточно, и, подойдя к своему другу, она крепко обняла его.

— Спасибо, — пробормотал он, уткнувшись ей в волосы.

— Нет, это тебе спасибо.

Джоди повернулась в сторону прозрачной стены, но медлила.

— Мы еще встретимся? — спросила она.

— Если нам удастся сблизить наши миры, мы сможем встречаться когда захотим.

— А если не удастся? На это может уйти целая жизнь, по крайней мере, моя. Это ты живешь вечно.

— Долго, — поправил девушку Эдерн.

— Так что же тогда?

— Тогда мы будем видеться в снах.

Джоди вздохнула: сны — это совсем не то. Она уже приготовилась перейти грань, но снова задержалась.

— Эдерн, а эта музыка может лишить Вдову ее магии?

— Нет. Ее способно уничтожить только то, что содержит соль.

— Например, морская вода?

— Например, морская вода. Но слезы гораздо сильнее.

Джоди хотелось расспросить Эдерна о десятках, сотнях, тысячах различных вещей. Она могла бы остаться, но понимала, что не имеет на это права, потому что там, в ночи, ее ждали друзья, и они находились в опасности. И потом, она ведь несла своему миру песню, которая должна была помочь ему снова сблизиться с Призрачным, раскинувшимся по другую сторону Мен-эн-Тола.

Так что Джоди просто улыбнулась, помахала Эдерну и шагнула в ночь.

Мгновение — и она задрожала от промозглого ветра.

Когда ее глаза немного привыкли к темноте, она оглянулась, но Эдерн и Призрачный Мир уже исчезли из виду — позади нее простиралась лишь такая же темная пустошь.

„Вот это да! — подумала Джоди. — Будет что рассказать!“

Она осмотрелась в поисках друзей и неожиданно для себя обнаружила, что у камня никого нет.

Джоди охватила паника: она сразу вспомнила истории о том, как смертные отправлялись в Волшебное Царство всего на час, день или неделю, а вернувшись, понимали, что в их мире успели пройти долгие годы.

Что если это случилось и с ней? Она задрожала от страха. А потом почувствовала запах болота, и страх уступил место леденящему ужасу.

Тут были слуги Вдовы!

Неужели они напали на Дензила и остальных?

Грянул гром, и Джоди бросила взгляд в сторону Бодбери: похоже, над городом разразилась настоящая буря.

Внезапно яркая вспышка молнии расколола тьму, осветив камни, появившиеся на пустоши.

„Но их здесь не было!“ — изумилась Джоди.

Разве что, пока она болтала с Эдерном, действительно прошло очень много лет.

Однако Джоди насторожило количество камней. И их высота… И странной показалась неестественная гладкость их поверхности, словно совсем не тронутая непогодой.

Джоди сосчитала камни. Один очень большой. Три почти такой же высоты, но поменьше в обхвате. И совсем маленькие…

И тут она все поняла.

Вернее, почувствовала. Ей подсказала интуиция, которая, словно эхо вновь обретенной магии, следовала за ней из Призрачного Мира.

Это были ее друзья. Вдова превратила их всех в камни.

И эта внезапная буря… Джоди не раз слышала разговоры о шторме, который вызвала Вдова двадцать лет назад.

Значит, и эта была делом ее рук!

„Мне нужно срочно попасть в город“, — подумала Джоди.

Она должна была остановить Вдову. Она должна была спасти своих друзей и вернуть себе прежний рост… Но город находился так далеко, а она была такой маленькой. Дорога займет у нее не один день.

Так что же делать?!

Джоди даже не успела подумать над ответом, потому что чьи-то цепкие пальцы сжали ее мертвой хваткой.

Девушка испуганно закричала и в следующую секунду встретилась взглядом с Уиндлом, фамильяром Вдовы, которого оставили следить за „камнем с дыркой“. Повизгивая от гордости, уродец прижал Маленького Человечка к груди и, спрыгнув на землю, понесся в Бодбери, не обращая никакого внимания на отчаянные удары крошечных кулачков.

Джоди прекрасно сознавала, что это равносильно попыткам сдвинуть гору, но все равно продолжала колотить Уиндла, а оказавшись в городе, принялась громко звать на помощь. Однако ее тоненький писклявый голосок, с трудом различимый даже в тишине, безнадежно затерялся в завываниях штормового ветра и раскатах грома.


Возвращение

Вы должны понять, что наши жизни были сырым кровоточащим мясом.

Кейтлин Томас. Из интервью в журнале «People» (июнь 1987)


1

— Как я выгляжу?

Небрежно прислонившись к дверному косяку, Конни стояла на пороге комнаты Сэма Деннисона и пыталась по его угрюмому лицу определить, какое впечатление она произвела.

Детектив сидел у стола и похлопывал себя конвертом по колену.

Конни сама не понимала, почему так стремится растормошить его, — он ведь ей даже не нравился. Просто она привыкла вызывать к себе интерес и дразнить мужчин. Так было всегда, но с годами потребность нравиться превратилась для Конни в навязчивую идею, и, если ей не удавалось добиться успеха с первого раза, она с завидной одержимостью повторяла свои попытки до тех пор, пока не получала желаемого. В этом заключалась трагедия ее жизни — она оценивала себя исключительно по отражению в глазах мужчин и нуждалась в постоянном подтверждении собственной привлекательности.

Поэтому Конни сделала все, о чем просил ее Деннисон: смыла вызывающий макияж, пригладила волосы и напялила дурацкую одежду, которую Бетт приказал ей захватить — узкую твидовую юбку чуть ниже колена и белую блузку. Конни позволила себе расстегнуть только самую верхнюю пуговицу и даже (заметьте, Мистер Строгость!) надела бюстгальтер. Довершали наряд поношенный строгий пиджак, чулки и туфли без каблука. (Ну, теперь-то вы довольны?)

Сама Конни была уверена, что в своем обычном прикиде произвела бы куда большее впечатление на Дедушку и Джейни, но… Кто платит, тот и заказывает музыку. Хотя Деннисон мог бы, по крайней мере, оценить ее старания!

— Что ж, — промурлыкала она ему, — вы уже выразили свою точку зрения и показали крутой нрав. Так почему бы теперь вам немного не смягчиться?

Деннисон кивнул:

— Ладно. Вы выглядите хорошо.

— Всего лишь «хорошо»? Ну да, моя задница как будто замаринована в этой чертовой юбке!

Мимолетная улыбка промелькнула в глазах детектива, и Конни поняла, что большего она не добьется, и этого было вполне достаточно. Она его раскусила: Деннисон вовсе не женоненавистник, просто ему нравится, когда на даме много одежды, чтобы пофантазировать перед тем, как увидеть.

Что ж, парень, смотри, но не трогай.

Убедившись, что детектива можно завести, Конни тут же потеряла к нему всяческий интерес и спокойненько уселась на его кровать. Деннисон протянул ей конверт, который держал в руке.

— Мистер Бетт передал это для вас.

Конверт не был запечатан. Конни вытряхнула себе на колени его содержимое — фотокопию завещания Пола Литтла.

— Я все еще не могу понять, зачем Бетт заставил меня проделать такой путь, чтобы вручить им это, — пожала плечами Конни. — У них тут что — юристов нет?

— Вам лучше знать — вы ведь местная.

Она покачала головой:

— Это осталось в прошлом, приятель. Я не была здесь уже сто лет. Когда живешь в городе вроде Нью-Йорка, ты принадлежишь ему целиком и совершенно забываешь, откуда приехал.

— Мне знакомо это чувство, — кивнул Деннисон.

В этом Конни ни минуты не сомневалась: рожденный и выросший в Бронксе, он вряд ли часто покидал Нью-Йорк.

Она потрясла бумагой.

— Мне кажется, в руках юриста это выглядело бы более официально. А Бетт сэкономил бы деньги. Я, знаете ли, не дешевка, и потом расходы на дорогу… — Конни оглядела комнату. — Хотя он все-таки умудрился сэкономить. Билеты экономкласса и эта дыра… Мне встречались куда более щедрые мужчины, уж поверьте.

— Полагаю, для мистера Бетта важен психологический аспект.

Конни задумалась: как отреагируют на ее появление свекор и дочь? Сколько лет прошло с их последней встречи? Пятнадцать? Двадцать? Она давно уже потеряла счет времени.

— Честно говоря, я не очень-то жажду этой встречи, — пробормотала она.

Она произнесла это прежде, чем осознала, что говорит правду, и сама удивилась собственному открытию. Конечно же, она понимала, что возвращение в Маусхол не будет приятным, — понимала с той самой минуты, как Бетт предложил ей это, однако не сомневалась, что сумеет справиться со своими чувствами. Она и сейчас была в этом уверена, просто подумала о том, как сильно это может ранить старика и Джейни… Да, она бросила ее еще ребенком, но все-таки это ее дочь…

— Тогда почему вы согласились? — спросил Деннисон.

Конни натянула привычную маску. Да пошли они к черту, эти родственники! Можно подумать, их когда-нибудь заботила ее судьба!

— Потому что Бетт предложил мне хорошие деньги. А вы решили, что мною движет милосердие?

Деннисон промолчал, но Конни почувствовала его неодобрение.

— Вы ведь тоже приехали сюда не из любви к искусству, — добавила она.

— Я этого и не скрываю.

Нет, ну надо же: он воображает, что если дело не касается его родни, так он чистенький! Можно подумать, за всю свою жизнь он ни разу не замарался!

Сволочь!

Конни вздохнула. Почему парни вроде Деннисона вечно читают ей нотации?

— По-вашему, это завещание подлинное? — поинтересовалась она у него.

— Мне все равно.

— Я думала, после развода Пол составит новое.

— Для нас совершенно не важно, подлинное оно или нет, — сказал Деннисон. — Мистер Бетт играет в какую-то игру, и скорее всего последняя воля вашего бывшего супруга — не более чем очередной ход на доске. Такие, как Бетт, всегда идут до конца.

Конни кивнула:

— И денег на это не жалеют.

Она сунула завещание обратно в конверт, встала и попыталась скрыть улыбку, заметив, что Деннисон смотрит на ее ноги.

— Что дальше? Кажется, уже пора обедать? Я совсем запуталась из-за разницы во времени.

Деннисон взглянул на часы:

— По местному сейчас половина седьмого.

— Ладно. Я уверена, что мы справимся с нашей задачей.

Как там пелось в старой песне группы «Шангри-Ла»[59]? Что-то насчет того, что ты никогда уже не сможешь вернуться домой?

Возвращение.

«Это неправда», — покачала головой Конни, расположившись рядом с Деннисоном на заднем сиденье машины.

Она могла вернуться, просто в этом не было никакого смысла — ведь когда человек уезжает, потому что хочет вырваться из клетки и увидеть мир, вернуться для него означает залезть обратно в ту же самую клетку, да еще захлопнуть при этом дверцу.

Конни Литтл не испытывала подобного желания.

Ее захлестнули воспоминания, плохие и хорошие. Она почти забыла о муже, когда их дороги разошлись, но здесь, где они вместе прожили целую жизнь — выросли, влюбились, поженились, произвели на свет ребенка, — она не могла не думать о нем.

Он никогда не понимал, что ей было нужно.

Они часто мечтали уехать отсюда, ему не меньше, чем ей, хотелось покинуть скучный Пенвит, однако дальше разговоров дело не шло: что-то держало Пола, как и еще черт знает сколько поколений Литтлов. Стоило Конни заикнуться о переезде — в Лондон или в какой-нибудь другой город, где по-настоящему ощущалось дыхание двадцатого века, — муж всегда откладывал это на потом.

Но если в течение долгого времени твоим единственным развлечением является однодневная поездка в Плимут, ты начинаешь терять терпение, и, когда тебе наконец представляется шанс сбежать (к Конни этот шанс пришел в лице продюсера порнофильмов), ты тут же за него цепляешься.

Конни невольно улыбнулась, назвав Эдди Бута продюсером. Это было все равно что назвать ее актрисой. Впрочем, какая разница? Она снималась в кино, отлично зарабатывала и не могла пожаловаться на судьбу.

Эдди стал для нее счастливым билетом. Он помог ей получить вид на жительство в Америке и устроил на работу — сначала она просто танцевала в барах, затем стала сниматься в кино. Конечно, Эдди был несвободен, но какая разница? Все складывалось вполне удачно, и Конни даже вывела собственную формулу успеха: и в грязном бизнесе можно оставаться чистым, если держаться подальше от наркотиков, скандалов и потасовок.

К тому же ничто не мешало ей сменить профессию когда угодно. Просто ее время еще не пришло.

Конни было уже около пятидесяти, но это ее мало беспокоило, так как тело по-прежнему находилось в прекрасной форме.

Ей искренне нравилось его демонстрировать. Нравилось думать, как, глядя на него, заводятся мужчины.

Конечно, следить за собой ей было труднее, чем молодым девицам, зато у нее имелся опыт, и за несколько минут она добивалась большего, чем эти соплячки за целый час.

Пожалуй, она все-таки была актрисой…

Машина стремительно неслась вперед.

Конни молча смотрела сквозь лобовое стекло на приближающийся город. Никто не понял бы ее здесь…

Она мучительно пыталась угадать, в чем заключалась игра Бетта. Чем, черт побери, так заинтересовали его Литтлы? Эти люди казались скучными до слез. И все же с ними было связано что-то очень, очень важное — иначе Бетт не стал бы тратить на них столько денег!

Он пообещал ей и Деннисону вознаграждение, которое они получат, если сумеют его отыскать. Смешно! Конни даже не представляла, что это может быть, и не знала, за чем охотится Бетт. Хотя ее мучило тайное подозрение, что он и сам не знает. Но от этого становилось только интереснее.

Такси затормозило перед газетным киоском на Северном утесе. Оставив Деннисона расплачиваться с шофером, Конни вышла из машины и окинула взглядом гавань. Все как прежде…

У Конни мурашки побежали по телу при мысли, что она могла проторчать в этой дыре до конца своих дней.

«Спасибо, Эдди, — подумала она. — Наверное, я должна тебе гораздо больше, чем всегда считала».

— Готовы? — спросил ее Деннисон, когда машина отъехала.

Конни кивнула:

— Чем скорее мы со всем этим покончим, тем скорее сможем убраться отсюда и тем счастливее я в конечном счете буду.

— А что плохого в этом городе?

— В селении, — уточнила Конни. — В селении, которым местные жители так гордятся, что обидятся, если вы назовете его городом.

— Но что в нем не так?

— Да вы только посмотрите! Здесь же ничего не изменилось за последние пятьсот лет.

— По-моему, очень мило.

Конни скривилась:

— Или очень странно?

— Ну, и это тоже.

— Боже, попробовали бы вы пожить здесь! — Она расхохоталась. — Это было бы забавно: Маус-хол со своим собственным частным детективом. Бьюсь об заклад, у вас оказалась бы масса работы.

— За что вы так не любите Маусхол?

Конни поджала губы:

— Вам этого не понять.

— А вы объясните.

Она покачала головой:

— Давайте займемся делом, ладно? Пофилософствовать можно и позже.

Заметив, что Деннисон нахмурился, она опять развеселилась: эта реплика должна была принадлежать ему. Конни лизнула палец и что-то начертила в воздухе.

— Один-ноль в пользу девочек.


2

До сих пор у Теда Граймса не было повода жаловаться: Бетт организовал все просто великолепно, что свидетельствовало о его серьезности, а Граймс высоко ценил это качество в людях.

Бетт забронировал для него номер именно в такой гостинице, какую выбрал бы сам Граймс — то есть относительно безлюдную. Впрочем, осенью устроить это было не сложно: туристический сезон уже закончился и ценители местных достопримечательностей разъехались по домам.

На столе Граймса ждал пакет. Закончив распаковывать вещи, он вскрыл его и достал оттуда кольт тридцать восьмого калибра и коробку с патронами.

Граймса не волновало, где Бетт взял все это. Важно было лишь то, что он это сделал.

Граймс осмотрел кольт, почистил и смазал его, затем вставил один патрон и покрутил барабан.

Тяжелое оружие: не меньше семнадцати унций. Шесть выстрелов. Более чем достаточно для работы.

Если она вообще будет…

Граймса терзали сомнения: маловероятно, чтобы такой человек, как Мэдден, прибыл сюда без охраны. В Виктории его дом был защищен как настоящая крепость — уже Граймс-то это знал.

Его отсутствующая рука заныла от нахлынувших воспоминаний.

Хотя не исключено, что Мэдден вообще не нуждался в телохранителях. Они ведь не понадобились ему той ночью…

Боль резко усилилась.

Ну и как это объяснить? Как может болеть рука, которой нет уже больше двух лет?

Граймс крутанул барабан.

«Пришла пора поиграть с колесом Фортуны, — усмехнулся он. — Вертится, ход свой не замедляет, где остановится — кто его знает».

Он снова крутанул барабан, а затем поднес кольт к виску.

«Ладно, Мэдден. Это твой шанс. Призови на помощь свою магию. Доверши начатое».

Граймс нажал на курок, и в кровь выплеснулась струя адреналина. Мир вокруг мгновенно изменился — каждый предмет в комнате вдруг стал более отчетливым и значимым, чем мгновение назад.

Щелчок.

И ничего…

Гнездо барабана оказалось пустым.

Граймс медленно опустил оружие, а затем вставил в барабан все шесть патронов.

«Ты упустил свой шанс, Мэдден, — мысленно произнес он. — Теперь настал мой черед».

Положив кольт на стол, Граймс сунул коробку с оставшимися патронами в карман куртки и, все еще взволнованный после недавнего выстрела, уселся ждать телефонного звонка.

Русская рулетка… Игра победителей…

Граймс играл в нее с Мэдденом с тех пор, как тот, проникнув к нему в мозг при помощи своей магии, заставил его отрезать себе руку.

Мэдден не догадывался об этой игре, но скоро ему предстояло о ней узнать.

Теперь уже совсем скоро…

Или Майкл Бетт раскается еще до наступления утра.


Враг мой удачливый

Одна из трудностей современной жизни заключается в избытке рационализма и недостатке естественного взаимодействия между миром подсознательного и миром невидимого.

Робертсон Дэвис. Из интервью в журнале «Маклинз» (октябрь, 1987)


1

Закончив чтение, Джейни поднялась, подошла к окну и окинула взглядом площадь перед церковью методистов. Последние отблески уходящего дня медленно таяли. Тьма сгущалась по углам и подбиралась к стенам. Девушка невольно вздрогнула, вспомнив о тенях из истории, которую она только что прочла, и слова Питера Гонинана об их связи с Мэдденом.

Он может видеть через них, слышать через них, говорить через них… Вероятно, даже перемещаться с их помощью.

Что если сейчас он здесь? Наблюдает за ними? Выжидает?

— Ты уже дочитала «Маленькую страну», дорогая?

Джейни повернулась: в дверях стоял Дедушка, а из кухни доносился аппетитный аромат жареной рыбы. В животе у девушки заурчало. Еще минуту назад она даже не думала о еде, а теперь буквально умирала с голоду.

— Да, дочитала, — ответила она.

В это время Феликс, сидевший на диване, захлопнул книгу и потянулся.

Клэр осилила последнюю страницу раньше всех и теперь дремала в уголке.

— Там было что-нибудь… странное? — спросил Дедушка.

Джейни пожала плечами. Внезапно она почувствовала сильнейшее раздражение, однако твердо решила не вымещать его ни на Дедушке, ни на друзьях.

«Это будет хорошей практикой для новой Джейни Литтл, — подумала она. — Если только Мэдден не сорвет все наши планы».

— Финал оказался не таким, как я ожидала, — призналась она.

Клэр открыла глаза:

— А чем закончилась твоя история?

— Я не уверена, что сама это поняла. Пожалуй, мне нужно немного времени, чтобы все переварить.

— Мне тоже, — кивнул Феликс.

— Над нами как будто злой рок навис, — посетовала Джейни. — У меня складывается такое впечатление, что, куда бы мы ни пошли, в конце пути нас все равно ждет тупик.

— Ты настраиваешь себя на плохое, — упрекнула ее Клэр.

Памятуя о своем решении измениться, Джейни удержалась от язвительного замечания.

— А что мне прикажешь делать? — поинтересовалась она.

Увы, невзирая на самые благие намерения, вопрос прозвучал весьма ядовито. Заметив это, Клэр улыбнулась.

— Джейни, когда слишком много думаешь о плохом, оно может сбыться.

— Но ведь не я во всем этом виновата! — возмутилась Джейни. — Книгу написал Данторн, а я всего лишь нашла ее.

— Да я не об этом…

Джейни немного помолчала, затем вздохнула:

— Знаю, Клэр. Но очень трудно верить в лучшее, когда вокруг столько бед. Я каждую минуту жду, что дверь распахнется и сюда ворвется Мэдден с целой бандой головорезов.

— Ты насмотрелась американских боевиков.

— Возможно. Но если с нами случится что-нибудь еще, я не просто закричу — я кого-нибудь покалечу. Клянусь!

«Ой, наверное, это уже чересчур», — испугалась «новая» Джейни.

— Лучше ее не злить, — сценическим шепотом произнес Феликс, обращаясь к Клэр.

— Да, потому что она и так уже в ярости, — в тон ему ответила та.

Джейни не смогла сдержать улыбку. Ей заметно полегчало.

— Ладно, — махнула она рукой, — я вас предупредила.

Феликс и Клэр усиленно закивали, так мастерски изображая страх, что, рухнув в Дедушкино кресло, Джейни расхохоталась во весь голос.

— Тебе лучше? — спросила Клэр, когда подруга перестала смеяться.

— Намного.

— Ужин готов, — объявил Дедушка.

Феликс поднялся с дивана и энергично потер руки:

— Я бы сейчас быка съел.

— Ты сам как бык, — хихикнула Клэр.

— Тогда выходит, что, поев, я стану каннибалом?

— А разве быки не вегетарианцы?

Феликс двумя пальцами растянул губы и произнес, подражая Борису Карлоффу[60]:

— Мы не знаем, кто мы, детка.

Клэр сложила пальцы крестом и принялась яростно трясти ими перед носом Феликса, пока молодой человек не застонал.

«Они дурачатся, и это хорошо, — улыбнулась Джейни. — Как в старые добрые времена».

Глядя на друзей, она почти забыла о треволнениях последних дней и непонятном финале книги… Но, к сожалению, ни одна из ее проблем не могла исчезнуть вместе с плохим настроением.

— Ты все еще хочешь отправиться к Мен-эн-Толу? — спросил ее Феликс за ужином.

— Да. Теперь даже сильнее, чем раньше. Феликс кивнул:

— Я тоже считаю, что нам стоит пойти туда. Хотя, в отличие от тебя, я вовсе не рассчитываю увидеть за этим камнем мир, полный гномов и эльфов.

— Понимаю.

«А что если мы и вправду наткнемся на что-нибудь волшебное? — подумала Джейни. — Я, наверное, с ума сойду».

Но она понимала, что должна рискнуть.

— Прежде всего, нужно завернуть книгу в непромокаемый пакет. Тогда мы сможем спрятать ее где-нибудь в поле.

— А вдруг Мэдден ее найдет? — забеспокоилась Клэр.

— Но мы же дочитали роман. Разве мистер Го-нинан не говорил, что после этого магия «Маленькой страны» затихнет?

— Говорил, — хором ответили девушки.

— В прошлый раз она смолкла далеко не сразу после того, как книгу закрыли, — проворчал Дедушка. — Долго еще всякая чертовщина творилась…

— Не важно, — помотал головой Феликс. — Все равно у нас нет другого выхода. Итак, мы спрячем «Маленькую страну, а потом вернемся сюда, позвоним Лине Грант и притворимся, что решили отдать книгу ей.

Джейни помрачнела.

— Но… — начала было Клэр.

— Позвольте мне объяснить. Мы назначим Лине встречу в условленном месте — людном месте.

— И что дальше? — поинтересовался Дедушка.

Феликс обвел взглядом присутствующих:

— А дальше я еще не придумал. Нужно заставить их скомпрометировать себя, но я пока не знаю, как это сделать.

— Они не выдадут себя при свидетелях, — возразила Клэр. — Они уже доказали, что слишком умны для того, чтобы совершить подобную глупость.

— Давайте для начала спрячем книгу, — перебила их Джейни, откладывая в сторону вилку и нож. Она была такой голодной, что проглотила все, и крошки не оставив, и теперь виновато смотрела на деда.

— Прости, дедуля. Я даже не распробовала.

— Ничего, дорогая.

— Нам пора, — сказала Джейни.

— Я слишком стар для подобных игр, — вздохнул Дедушка.

— С тобой все будет в порядке, если мы оставим тебя одного?

— Конечно, милая. Никто не посмеет напасть на меня средь бела дня в людном селении.

— К тому же мы скоро вернемся, — добавил Феликс.

— Может, стоит позвонить Динни? — предложила Клэр. — Мы же обещали держать его в курсе.

— А если он спросит, зачем мы отправляемся к Мен-эн-Толу? — фыркнул Феликс. — Нет уж, позвоним ему, когда вернемся.

— Возьмите меня с собой, — попросила Клэр. — Обещаю, что не буду вам обузой.

— Хорошо, — кивнула Джейни. — Я знаю одного фермера, который живет поблизости. Мы сможем проехать по его территории.

— Оставь тарелки, — махнул рукой Дедушка, когда Феликс начал убирать со стола. — По крайней мере, мне будет чем заняться, пока вас нет.

— Томас, ты уверен, что…

В этот момент в дверь позвонили. Все, находившиеся внутри, замерли.

— Очередная плохая новость пожаловала — нутром чую, — пробормотала Джейни. — Почему бы нам попросту не проигнорировать этот звонок?

— Это очень храбрый поступок, дорогая, — съязвила Клэр, пытаясь разрядить обстановку.

— Ну, тогда ты и открывай, — отрезала Джейни.

— Я открою, — пришел на выручку Феликс.


2

Дух Джона Мэддена витал над окрестностями Пензанса подобно птице.

Востроглазой пустельгой парил он в воздухе, не упуская из виду ни малейшего движения на земле. Буревестником стремительно очерчивал прибрежную линию. Длинноногим кроншнепом вышагивал по болотистой пустоши. Черноголовым чеканом скрывался в зарослях дрока, незаметно подбираясь к двум старикам в матерчатых кепках, которые сплетничали, сидя на низкой каменной стене. Галкой ловил порывы ветра над водой.

Он то взмывал в небо, то резко падал вниз, и вся близлежащая местность была открыта его взору. Он следовал ее изгибами, узнавая древние тайны и мысленно отмечая новые — кромлехи и менгиры, призрачные холмы и поля былых сражений, пещеры контрабандистов и заброшенные шахты, водоемы со спящей рыбой и могилы, из которых в ответ на его зов доносились голоса мертвецов.

И в центре всего этого находился секрет Уильяма Данторна, заставляющий сердце Мэддена биться ему в такт, звучащий почти в унисон с ритмом самого Корнуолла. Тайная мудрость казалась Мэддену близкой, как никогда.

Скоро она будет принадлежать ему. Скоро…

Он вздрогнул и открыл глаза.

— Что такое? — спросил его Грант.

Мэдден жестом приказал молчать и попытался сконцентрироваться.

Кто-то запирал врата, распахнутые Данторном. Магия быстро затихала.

Но… но это невероятно!

Литтлы понятия не имеют о том, что хранят! Да, они выпустили чудо на волю — такое может произойти случайно, но откуда им знать, как спрятать его обратно?!

И все-таки магия таяла — Мэдден всем своим существом чувствовал это.

Конечно, она не исчезнет в одночасье — ее дыхание будет ощущаться здесь еще долгие недели. Но сами врата, которые отпирал ключ Данторна, неумолимо закрывались, и, когда они захлопнутся окончательно, он, Джон Мэдден, вернется на тридцать пять лет назад, в момент своего горького разочарования.

Этого он не мог допустить! Если понадобится, он прольет реки крови, но не позволит тайне Данторна ускользнуть от него вновь!

Мэдден повернулся к Гранту:

— Мне нужна машина.

Грант молча кивнул Гейзо. Тот отложил свой журнал и внимательно посмотрел на них обоих:

— Не знаю, что можно придумать в столь поздний час, да еще в воскресенье. Но я постараюсь.

Он направился было к двери, но Мэдден окликнул его:

— Мне все равно, где и у кого вы ее возьмете. Я готов хорошо заплатить. Может, дежурный администратор что-нибудь предложит.

— Я займусь этим немедленно.

— А куда мы поедем? — поинтересовался Грант, когда Гейзо вышел из комнаты.

— Не мы, а я, — уточнил Мэдден.

— Но…

— Я ценю твое желание помочь, Ролли, однако есть вещи, с которыми я должен справиться сам. За них может быть назначена высокая цена, а ты не так давно находишься на Пути, чтобы выдержать все последствия того, что случится сегодня ночью.

А про себя поклялся: „Тайна будет только моей!“

Он усвоил урок, который преподал ему Майкл, и теперь решил во что бы то ни стало завладеть секретом Данторна без посторонней помощи. Позже он поделится с другими членами Ордена тем, что сочтет нужным, и только с теми, кого выберет сам. Но тайна должна принадлежать только ему. Целиком и полностью.

— А как насчет Бетта? — спросила Лина. — Он может нагрянуть сюда в любую минуту.

— У нас нет времени, чтобы возиться с ним.

— Но что если он все-таки придет? — настаивала Лина.

— Ну, пусть им займется ваш телохранитель. Хотя я глубоко сомневаюсь, что Майкл появится здесь сегодня вечером. Он наверняка приложил к этому руку.

Грант покачал головой:

— Джон, не говори загадками. К чему он приложил руку?

— Литтлы сумели отменить заклинание, разбудившее тайну Данторна. Она опять засыпает.

— Но…

„Довольно!“ — подумал Мэдден.

Он редко применял свои способности в отношении членов Ордена столь явно, но сейчас каждая минута была на вес золота, и он не мог позволить себе тратить время на бессмысленные объяснения.

Мэдден уперся в Грантов долгим немигающим взглядом.

Вы будете делать то, что я велю, - приказал он им. — Никаких обсуждений.

Когда он их отпустил, Ролли Грант закрыл глаза и потер виски.

— Кажется, тебе и вправду придется ехать одному, Джон. У меня начинается приступ мигрени.

— Я могу тебе чем-нибудь помочь? — заволновалась Лина.

— Нет. Пожалуй, мне лучше пойти к себе и прилечь.

За долгие годы совместной работы Мэдден настолько подчинил себе Гранта, что у того не было ни малейшего шанса противостоять его воле. Роланд никогда бы даже не заподозрил, что им манипулируют.

Совсем другое дело Лина: Мэдден чувствовал, что эта девушка впитала учения Ордена гораздо глубже, чем представлялось. Она могла стать серьезной проблемой.

Мэдден видел в ее глазах множество вопросов, но либо его влияние оказалось слишком сильным, либо Лина была достаточно умна, чтобы молчать. Впрочем, сейчас это не важно, а если позже она вспомнит о случившемся, он сумеет с ней разобраться.

А пока… Мэдден поймал ее взгляд и завладел ее волей. Прекрасно зная о слабостях Лины, он решил сыграть именно на них. Теперь им с Гейзо будет чем заняться, когда тот вернется.

Вопросы один за другим гасли в глазах Лины.

Мэдден улыбнулся: он внушил ей такое острое желание, что теперь она, должно быть, набросится на своего телохранителя прежде, чем отец успеет выйти из комнаты.

Мэдден захватил плащ из своего номера и покинул отель. На улице его ждала машина. Это оказалась маленькая красная „фиеста“ — меньше, чем Мэддену хотелось бы, однако выбирать сегодня вечером ему не приходилось. К тому же, учитывая узость местных дорог, это, вероятно, был лучший автомобиль, который только мог найти Гейзо.

Сев за руль, Мэдден несколько минут привыкал к тому, что водительское место находится справа, но вскоре уже уверенно катил из Пензанса в Маусхол.


3

Открыв дверь, Феликс обнаружил на пороге пару незнакомцев: элегантно одетую женщину и грузного мужчину в дешевом костюме. Мужчина почему-то сразу напомнил Феликсу телохранителя — в его движениях была скрытая угроза. Он стоял чуть позади женщины и изучал молодого человека внимательным взглядом, пока тот смотрел на него.

Женщина выглядела бы абсолютно спокойной, если бы не теребила в руках конверт.

— Чем могу помочь? — осведомился Феликс. Но в этот момент подошли остальные. Джейни из-за плеча деда уставилась на гостью, пораженная ее явно знакомыми чертами.

— Привет, Том, — улыбнулась вдруг женщина Дедушке. — Давно не виделись, да? — Она повернулась к Джейни. — А ты, должно быть, Джейни? Ты совсем уже взрослая.

Она говорила с американским акцентом. Хорошая одежда, свежее, едва тронутое макияжем лицо… Ничего общего с тем, что приснилось Джейни накануне, но ведь это был всего лишь сон — не более чем отголосок реальности…

Впрочем, то, что происходило сейчас, казалось Джейни еще менее реальным.

— Мама? — неуверенно спросила она.

Но в этот момент Дедушка, красный от гнева, загородил ее собой.

— Ты… — обратился он к гостье, задыхаясь от возмущения. — Да как ты посмела…

Феликс встал рядом с Джейни, а Клэр протянула ей руку, и та стиснула ее так, что девушка едва не вскрикнула от боли.

— Нам нужно кое-что обсудить, — сказала женщина.

Дедушка указал за ворота.

— Убирайся отсюда! — прошипел он. — Вместе со своим дружком.

— Подождите минуточку, — вмешался мужчина.

Он сделал шаг вперед и остановился, когда Феликс двинулся ему навстречу. Мужчина показал свои ладони: он был безоружен.

— Я не хочу неприятностей, — предупредил он. — Мы не займем у вас много времени, мистер Литтл.

— Мне нечего обсуждать с ней, — отрезал Дедушка. — И с вами тоже, если вы ее друг.

Джейни молча смотрела на женщину. Ей с детства было интересно, что она ощутит, если когда-нибудь встретит мать. Сотни вариантов прокручивались у нее в голове, — например, мать приезжает в Пензанс в отпуск, и они сталкиваются на Джу-стрит. Или Джейни отправляется в турне по Америке, а мать приходит послушать свою талантливую дочь — ведь она с самого начала с гордостью следила за ее карьерой. Или же их встреча произойдет в самолете. Или в автобусе. Или где-нибудь в переулке. Но всегда случайно. И всегда они находили много общего…

Лишь одного Джейни никогда не хотелось — увидеть мать такой, как в своем недавнем ночном кошмаре. Чувства, которые она тогда испытала, пришли к ней в сон из глубин подсознания, поскольку во всех ее мечтах мать неизменно взывала к ней со слезами в голосе: прости меня.

Джейни сжала Дедушкино плечо.

— Подожди, дедуля. Давай выясним, зачем они пришли.

Взволнованная присутствием матери, она не могла отвести от нее глаз. У них были одинаковые нос и скулы. Правда, мать казалась несколько стройнее, зато у нее были такие же, как у Джейни, длинные пальцы. И такой же персиковый цвет кожи…

— Спасибо, Джейни, — расплылась в улыбке Конни. — Можно войти?

— Выкладывай свои новости оттуда, где стоишь, — глухо прорычал Дедушка.

Джейни открыла было рот, собираясь возразить ему, но слова застряли у нее в горле, когда она услышала следующую фразу матери:

— Это касается завещания Пола.

Джейни сразу подумала о человеке, напавшем на Клэр. О своем сорванном турне. О том, что у Бой-дов отбирали ферму. О девице, опоившей Феликса…

Прости меня.

Ее мать явилась сюда не для того, чтобы просить прощения. И не для того, чтобы вернуться в когда-то брошенную семью.

— Если Пол не составил нового завещания после развода, — продолжала Конни, — то мой юрист…

Джейни не могла сосредоточиться на том, что она говорила, в голове у девушки отчаянно билась мысль, оттеснившая на второй план все остальные: ее мать пожаловала сюда по заданию Джона Мэддена.

Она почувствовала, как Дедушкин гнев постепенно сменялся отчаянием, и сникла: Конни высказывала свои притязания на имущество бывшего мужа так, словно речь шла о мешке с картошкой. В ее голосе не было ни тепла, ни доброты, которыми были пропитаны воспоминания Джейни об отце. Невероятно! Разве она не понимала, как сильно они с Дедушкой любили его?

— Конечно, было бы лучше уладить все мирным путем, но в случае чего мы готовы и к суду…

Как она могла пойти на это? Неужели не понимала, что старика нельзя волновать? Что за странную власть имел над ней Мэдден? Или у этой женщины совсем не было сердца?

— А ну вон отсюда! — зарычала Джейни.

Конни перевела взгляд с Дедушки на нее:

— Я полагаю, ты не отдаешь себе отчета в том, что…

— Не смей разговаривать со мной как с ребенком, — оскалилась девушка.

Новая, перевоспитывающаяся Джейни впала в состояние гнева, куда более страшного, чем Дедушкин.

— Но… — начала было мать.

— Скажи Мэддену, что мы на это не купимся. Мне наплевать, что он там затеял: я уничтожу его прежде, чем он успеет пошевелить пальцем.

— Не распаляйтесь так, — предостерег незнакомец.

— Заткнитесь! — рявкнула на него Джейни.

— Мы не знаем никакого Мэддена, — пожала плечами мать.

— Да что вы? Не знаете Джона Мэддена — ядовитого паука, который, сидя в своем офисе, придумывает, как разрушить чужие жизни? Какая жалость! Ведь в таком случае вы не сможете передать ему, что нам известно не только название предмета, который он ищет, но и то, как этот предмет уничтожить. Убирайтесь отсюда!

Джейни попыталась захлопнуть дверь.

— Ну хорошо, хорошо! — закричала женщина, выставив вперед руку, чтобы помешать ей. — Я признаю, что нас послали к вам за работами Данторна, но я в жизни не слышала о человеке по имени Джон Мэдден.

— Правда? — протянула Джейни сахарным голосом, свидетельствовавшим о том, что сейчас она еще опаснее, чем прежде. — И на кого же вы тогда работаете?

— Не скажу.

— Жаль.

Джейни вдруг смертельно захотелось, чтобы чертова дверь наконец закрылась и эта женщина навсегда исчезла из ее жизни. Да что там — лучше было бы, если бы она вообще никогда в нее не возвращалась! Бедный Дедушка. Феликс подался вперед, чтобы положить конец разборкам между Джейни и ее матерью, когда вдруг девушка громко и отчетливо произнесла:

— Я хочу, чтобы ты сгнила в аду.

Чувство, с которым это было сказано, заставило Конни вздрогнуть.

Джейни с размаху захлопнула дверь, а затем бросилась Дедушке на грудь и разрыдалась.

Разгневанный Феликс собрался было догнать непрошеных гостей, но Клэр преградила ему путь.

— Не надо. Ты сделаешь только хуже.

— Я…

— Пойми: они того не стоят.

Тем временем Дедушка как мог старался утешить Джейни, хотя его лицо тоже было мокрым от слез.

— Как… как она может быть моей матерью? — всхлипывала девушка, уткнувшись ему в плечо. — Как она может быть таким чудовищем? Я не хочу стать похожей на нее!

— Ты никогда и не станешь похожей на нее, дорогая, — улыбнулся Дедушка, гладя ее по голове. — Ты — дочь своего отца, красивая и чистая молодая женщина. Пол гордился бы тобой.

— Но она… она… Дедушка, как она могла?!

— Это все тот человек — Джон Мэдден. Я уверен, что он хорошо заплатил ей.

Наконец Джейни немного успокоилась. Феликс принес из кухни салфетки и протянул ей. Девушка высморкалась и вытерла лицо, а затем сделала пару глубоких вдохов.

Она чувствовала себя просто ужасно.

— Но зачем ему это понадобилось? — спросила она. — Какой в этом смысл?

— Он хотел заставить тебя плакать, — с грустью ответила Клэр.

Феликс приподнял занавеску и выглянул во двор.

— Похоже, они ушли, — сказал он.

Джейни фыркнула:

— Нам тоже пора идти. Пока не случилось чего-нибудь еще и я окончательно не спятила.

Феликс кивнул и повернулся к Дедушке:

— Тебе лучше пойти с нами, Том. Кто знает, что еще они могут придумать?

— Им не удастся выманить меня из дома! — возмутился старик.

— Тогда, может, попросить кого-нибудь посидеть с тобой, пока мы не вернемся?

— Мне не нужна нянька.

— Пожалуйста, дедуля! — взмолилась Джейни.

Дедушка вздохнул:

— Ладно, я позвоню Динни. Но вы его не дожидайтесь. Идите и делайте то, что собирались.

— Но…

— Со мной все будет в порядке.

Джейни вопросительно посмотрела на Феликса, но тот лишь беспомощно развел руками.

— У нас мало времени, — напомнила Клэр. — Скоро взойдет луна.

— Ох, Дедушка, Дедушка, — покачала головой Джейни.

Он потрепал ее по щеке:

— Ступай, дорогая. Никто не осмелится напасть на меня здесь.

Подойдя к телефону, Дедушка набрал номер Бондов.

Раздираемая противоречивыми чувствами, Джейни взяла книгу Данторна, уже упакованную в целлофановый пакет, но наотрез отказалась куда-либо отправляться, не удостоверившись, что Динни действительно согласится прийти.

— Ну вот, дорогая, — улыбнулся Дедушка, вешая трубку. — Динни скоро будет здесь.

Джейни понимала, каких усилий стоила старику эта улыбка, и была бесконечно благодарна ему за нее.

— Феликс, Джейни, пойдемте, — поторопила друзей Клэр.

— Я люблю тебя, дедуля, — прошептала Джейни.

— Я тоже люблю тебя, — ответил он.

Смахнув слезы, Джейни еще раз тихонько высморкалась и стала засовывать оставшиеся чистые салфетки в сумочку. Неожиданно ее пальцы коснулись чего-то холодного. Она вытащила подвернувшийся под руку предмет: это был складной вистл. Джейни положила его обратно и, повесив сумку на плечо, снова взглянула на деда.

— Никого, кроме Динни, не впускай, — предупредила она его. — А если начнет происходить что-нибудь странное, немедленно звони в полицию. Обещаешь?

— Обещаю.

Глубоко несчастная оттого, что ей приходится оставлять Дедушку одного, Джейни направилась к машине. Маленький „релиант“ завелся с первого раза и спустя несколько минут уже поднимался на холм по дороге, ведущей в Пол.


4

— Ну, вот и все, — сказала Конни.

Какое-то время они с Деннисоном растерянно таращились на дверь, захлопнувшуюся у них перед носом, и Конни дрожала, вспоминая выражение на лице дочери.

Я хочу, чтобы ты сгнила в аду.

Конни проклинали и раньше, но никто и никогда не делал этого с такой страстью, как ее собственная плоть и кровь.

Она задрожала с новой силой.

— Я все провалила? — спросила Конни, поворачиваясь к своему напарнику.

Ей вдруг стало противно от самой себя. „Думай о деньгах, — приказала она себе. — Бетт хорошо за это заплатит“.

Возможно, только премиальных не будет. И элементарного самоуважения.

— Я так не думаю, — ответил Деннисон.

Конни покачала головой:

— Слушайте, где вы были, когда все это происходило? Разве вы не видели, какие взгляды она на меня бросала?

— Но ведь вас для этого и наняли — выбить ее и старика из колеи.

— Тогда почему я чувствую себя таким дерьмом?

Деннисон внимательно посмотрел на нее, затем пожал плечами:

— Я же не говорил, что вы поступили правильно. Я отметил лишь то, что вы выполнили задание, порученное вам мистером Беттом.

— Благодарю за понимание, — огрызнулась Конни.

„Боже!“ — усмехнулась она, произнеся это. Словно кто-то мог понять ее после того, что она сделала!

Я хочу, чтобы ты сгнила в аду.

Наверное, так оно и будет. Она готовилась к этому большую часть жизни и теперь даже знала, с кем ей придется там соседствовать: проститутки, подонки и просто неудачники…

Деннисон взял ее за руку и потянул прочь от дома Литтлов.

— Давайте найдем телефонную будку и вызовем такси, — предложил он.

Конни оглянулась на Дедушкин коттедж и с трудом подавила в себе острое желание броситься обратно и попросить прощения: ни Джейни, ни старик не стали бы ее слушать.

И потом, в глубине души она прекрасно сознавала, что даже если бы кто-нибудь предупредил ее о том, какие чувства она будет испытывать после этой так называемой работы, она все равно на нее согласилась бы.

Потому что ей нужны были деньги. Все, какие только она могла получить.

— Конни? — окликнул ее Деннисон.

Она повернулась и медленно побрела вслед за ним в сторону гавани.


5

Своим неожиданным спасением Лина была обязана больной лодыжке.

Несмотря на странное жужжание и боль в голове, она задрожала при одном лишь взгляде на Гейзо и, как только отец вышел из комнаты, принялась быстро раздеваться.

Ее жакет и юбка упали на пол. Гейзо снял брюки и, шагнув к Лине, рванул блузку на ее груди так, что пуговицы посыпались градом.

Он повалил девушку на кровать, и Лина крепко обвила его руками, но в этот момент неосторожное движение вызвало резкую боль в травмированной ноге. Лина вздрогнула и очнулась.

— Ты…

Она попробовала сбросить Гейзо с себя и не смогла.

— Прекрати! — закричала она, пытаясь освободиться.

Он словно не слышал ее.

— Прекрати сейчас же!

Она замолотила по нему кулаками, но это, казалось, лишь завело его еще больше. Отчаянно размахивая руками, Лина истошно завопила. Случайно ее пальцы коснулись лампы, стоявшей на ночном столике. Лина схватила ее и ударила Гейзо по голове.

Тот вздрогнул.

Она ударила снова — на этот раз с такой силой, что стеклянный абажур разлетелся вдребезги. Схватившись за голову, Гейзо скатился с девушки.

Задыхаясь от волнения и боли, стремительно распространявшейся от лодыжки по всему телу, Лина села на кровати. Тем временем Гейзо поднялся и повернулся к ней лицом. Она угрожающе выставила перед собой разбитую лампу.

— Не тронь меня!

Но его взгляд уже прояснился: очевидно, мощный удар по голове привел в порядок и его разум. Джим присел на краешек кровати, шокированный и смущенный, но никак не опасный.

— Что… — начал он, морщась от боли. — Что произошло?

Лина пожала плечами. Откуда ей было знать? Еще совсем недавно они спокойно сидели в комнате и вдруг…

Внезапно она вспомнила взгляд Мэддена.

Жужжание в ее голове усилилось.

И тут она все поняла.

— Это Мэдден, — сказала Лина.

— Что?

— Это Мэдден заставил нас лечь в постель.

Гейзо растерянно молчал.

— У него поистине сильная воля, — вздохнула Лина.

В груди у нее закипал неистовый гнев. Мэдден обошелся с ней и Джимом словно с обычными баранами. Она вспомнила о внезапной мигрени отца: вне всякого сомнения, это тоже было его рук делом. Преследуя какую-то ему одному известную цель, он не пожалел самых верных из своих сподвижников. Он использовал их так, будто они были его слугами.

Или даже хуже, потому что слугам, по крайней мере, платят и заранее объясняют условия работы, на которую они могут и не соглашаться. А это…

Да что он о себе возомнил?

Теперь Лина точно знала, кем был Джон Мэдден: монстром, переодевшимся в старика. Очень опасным монстром…

— Что вы имеете в виду? — спросил Гейзо.

Лина бросила на него задумчивый взгляд. Конечно, он ни о чем не подозревает. Он ведь всего-навсего телохранитель. Он мог быть в курсе внешних проблем Ордена, но не имел ни малейшего шанса проникнуть в суть его истинных планов, поскольку эта информация была доступна лишь посвященным. Скорее всего Гейзо считал Орден просто неким причудливым клубом, хотя… Неизвестно, какие выводы он сделал, слушая разговоры Мэддена с ее отцом…

Впрочем, может, настало время открыть ему правду?

— Мэдден проник в наше сознание, — сказала Лина. — Он дал нам определенную установку.

— Вы намекаете на то, что…

Гейзо указал на их валявшуюся на полу одежду. Лина кивнула.

— Он нас загипнотизировал?

— Что-то в этом роде.

Гейзо медленно покачал головой:

— Не понимаю… — Он снова посмотрел на разбросанные вещи. — Боже… Простите, мисс Грант. Я…

Он встал, подобрал блузку, юбку и жакет и подал их Лине, а сам быстро натянул брюки. Вздрагивая от резкой боли, Лина кое-как оделась.

После этого она почувствовала себя немного лучше. Только бы не вспоминать больше о Мэддене и о том, как подло он поступил с ней…

И тут ее пронзила ужасная мысль.

Феликс…

Он ведь должен испытывать к ней то же самое, что она сейчас испытывала к Мэддену — то есть лютую ненависть. И она ничего не в силах изменить. Потому что такого нельзя ни простить, ни забыть, ни даже хоть сколько-нибудь сгладить в памяти.

Она не заслуживала прощения Феликса.

Но она могла его предупредить. Предупредить о Мэддене, Бетте и всех тех, кто стоял за ними со своими богатством, влиянием и магией, способной управлять чужой волей.

Воля… Лина никогда не предполагала, что учения Ордена о воле носили столь буквальный характер. Она всегда думала о ней как о психологическом явлении, но поверить в ее физическую реальность…

— Пожалуй, мне лучше уйти, — сказал Гейзо.

Она подняла взгляд и увидела, что он смущенно смотрит на нее.

— В случившемся нет твоей вины, Джим, — попыталась она утешить его. — Тебя вынудил к этому Мэдден.

— Возможно. Но… наверное, я не смог противостоять ему потому, что сам давно мечтал об этом… Не так, конечно, — добавил он поспешно. — Я просто хотел сказать, что вы мне нравитесь.

— Это не преступление.

— Да, но я ваш телохранитель. Ваш отец нанял меня для того, чтобы я защищал вас, а не…

— Джим, повторяю: в случившемся нет твоей вины.

— Но…

— Пожалуй, ты мне тоже всегда нравился. Боже, неужели отныне мы будем краснеть при каждой встрече?

— Надеюсь, что нет…

Лина слабо улыбнулась:

— Не мог бы ты передать телефон? Мне нужно позвонить.

Она набрала номер Литтлов. Ей ответил пожилой мужчина — вероятно, дед Джейни.

— Можно мне поговорить с Феликсом? — спросила она.

— Он только что ушел.

В голосе старика сквозила явная тревога.

„Должно быть, это из-за моего американского акцента“, — догадалась Лина.

Она не могла его винить: после всего, что произошло, он имел полное право не доверять американцам.

— А не могли бы вы сказать, куда он отправился?

— Понятия не имею.

— Но это очень важно. Когда он вернется?

— Понятия не имею.

Замечательно: чеканит, как автоответчик.

— Тогда не могли бы вы передать ему…

Передать что? Что звонила Лина Грант? Ха, он, конечно, бросится перезванивать ей!

— Да? — нетерпеливо произнес Дедушка.

— Ладно, простите, что побеспокоила вас.

Она повесила трубку.

— Куда вы звонили? — поинтересовался Гейзо.

Лина отставила телефон в сторону.

— Я хотела предупредить Феликса насчет Мэддена.

— Его нет дома?

— Нет, там только старик.

— Вы могли бы поговорить с ним.

Лина вздохнула:

— Вряд ли он стал бы меня слушать. А вот Феликс — да, несмотря на всю свою неприязнь ко мне. Он сделал бы это хотя бы ради безопасности Джейни.

— Желаете, чтобы я отвез вас к ним домой?

— Нет. Сначала мы должны рассказать папе о выходке Мэддена.

— Я все еще не могу прийти в себя, — признался Гейзо. — Психологическая установка… Я думал, для этого нужно часами смотреть на маятник или что-нибудь в этом роде. Не знал, что гипноз может быть похож на… на…

— На магию.

Гейзо улыбнулся:

— Точно.

— Для этого нужна вера, — тихо произнесла Лина.

— Магия… — протяжно повторил Гейзо.

Она кивнула:

— Да, магия. Помоги мне встать и проводи меня к отцу.

— Он придет в ярость, когда услышит вашу историю.

— На это я и рассчитываю.


6

Бетт прибыл к своему излюбленному наблюдательному пункту во дворе церкви методистов гораздо позже, чем планировал: дела заняли у него намного больше времени, нежели он предполагал. Казалось, вся эта чертова страна закрывалась по воскресеньям!

Заняв удобное положение, он настроил свой приемник как раз в тот момент, когда девица Литтл и ее друзья прощались со стариком. Вскоре они вышли на улицу, и Бетт поспешно снял наушники: сейчас они ему только мешали.

— Как далеко отсюда находится Мен-эн-Тол? — спросил Феликс Гэйвин.

— Чуть дальше Мадрона, — ответила ему Клэр Мэбли. — Там есть пешеходная тропа. Разве Джейни никогда тебя туда не водила?

— Водила, но только ночью.

Дверь захлопнулась, и вся компания направилась к машине, прервав этот отнюдь не безынтересный для Бетта разговор.

Проклятие! Ему следовало заранее вызвать сюда Деннисона на автомобиле!

Бетт пригнулся, когда передние фары „релианта“ осветили его укрытие. Он подождал, пока гул мотора стихнет вдали, а затем осторожно выглянул из-за стены: „релиант“ был уже на холме. Еще несколько секунд — и он исчез за поворотом.

Мен-эн-Тол. Один из каменных памятников, так волновавших Мэддена. Что, черт возьми, понадобилось там этим ребятам на ночь глядя?

Бетт задумчиво посмотрел на дом: пожалуй, это не имеет особого значения — в отсутствие внучки его вполне устроит и дед. Конечно, дамочка визжала бы забавнее, но при надлежащем подходе к делу старик сможет составить ей вполне достойную конкуренцию.

Бетт убрал приемник и наушники в рюкзачок, висевший у него на плече, и уже хотел было встать, когда другая пара огней осветила церковную стену. Они принадлежали маленькой красной „фиесте“, прикатившей со стороны гавани. Погасив фары и заглушив двигатель, она остановилась перед домом Литтлов. Бетт попытался рассмотреть водителя, и губы его болезненно скривились: за рулем сидел Мэдден.

Что ж… Бетт надеялся уладить дельце без вмешательства наставника, но уж если тот все-таки пожаловал… В случае необходимости он разберется и с ним.

Между тем Мэдден неподвижно сидел в машине, и глаза его были закрыты. Внезапно он поднял голову, и Бетт выругался, полагая, что босс заметил его, однако это было не так: Мэдден не сводил глаз с холма, куда только что уехали Джейни Литтл и ее друзья. Наконец он завел машину и двинулся в том же направлении.

Бетт подождал немного, рассерженный осложнениями, которые грозили сорвать его тщательно спланированную операцию, и, едва лишь „фиеста“ скрылась из виду, покинул свой пост, быстро перебежал улицу и, прошмыгнув на задний двор Литтлов, заглянул в окно кухни: старик мыл посуду.

Ну, с этим особых проблем не возникнет…

Закинув рюкзак за спину, Бетт достал из кармана пистолет.

У него не было необходимости делать все самому: он легко мог нанять кого-нибудь, готового за определенную плату притащить к нему деда и внучку. Но чем больше людей будут втянуты в это, тем больше возникнет проблем. Кроме того, Бетту всегда нравилось смотреть в глаза своих жертв и читать застывший в них животный страх.

Это заостряло грань, по которой он ходил.

Майкл Бетт не любил терять время, поэтому он просто вышиб дверь одним ударом ноги и направил оружие на старика. Выражение лица Томаса Литтла его не разочаровало.

— Привет, дедуля, — сказал Бетт. — Можно от тебя позвонить?

Дедушка крепко сжал чайник, который держал в руках.

Майкл покачал головой:

— Не надо, не дергайся. Поставь-ка лучше его на стол.

— У меня нет того, что вы ищете.

— Возможно. Но ты наверняка знаешь, где я могу найти эту вещь.

Дедушка ничего не ответил, и Бетт невольно улыбнулся: можно подумать, этот поседевший герой протянет хотя бы несколько часов. Поблизости есть одно укромное местечко, где он будет орать дурным голосом, но никто его не услышит.

А орать он будет непременно.

— Телефон!

Бетт подошел к Дедушке и, грубо втолкнув его в гостиную, велел ему сесть в кресло.

— Передохни немного, — ухмыльнулся он, набирая номер.

Граймс ответил после первого же гудка.

— Да?

— Можешь собираться. Мэдден сидит за рулем красной „фиесты“. — Бетт продиктовал Граймсу номер машины. — Он отправился к Мен-эн-Толу.

— А что это такое?

— Старый камень где-то в поле.

— Мне нужна более подробная информация.

— Это рядом с Мадроном, — добавил Бетт, вспомнив, о чем говорила Клэр Мэбли Феликсу Гэйвину.

— Боже, Бетт! Ты не мог бы выражаться яснее?

— Мог бы, если бы знал, о чем идет речь. В машине, которую я нанял для тебя, есть местные карты. Сориентируйся по ним. Я очень занят.

— Ну ты просто душка! Если бы я не искал Мэддена сам, я бы…

Но Бетт повесил трубку, оборвав Граймса на полуслове. Затем достал из кармана записку и положил ее на стол так, чтобы было видно каждому, кто войдет в комнату.

— Что ж, старик, нам пора. Вставай.

Дедушка не шевельнулся, и тогда Бетт, вздохнув, шагнул к нему и приставил к его груди пистолет.

— Нас ждут великие дела, — усмехнулся он, выводя Дедушку на улицу и дулом подгоняя его.

Они шли почти вплотную, поэтому никто из соседей — встреться они им сейчас — не заметил бы, что к боку Томаса Литтла приставлено оружие. Когда они добрались до взятого напрокат автомобиля, Бетт открыл дверь и быстро впихнул Дедушку внутрь.

— Поторапливайся. Ты поведешь машину. И не вздумай валять дурака на дороге. Ты, конечно, можешь убить нас обоих в автокатастрофе, но если что-то случится со мной… Будет очень грустно, когда мои друзья займутся твоей внучкой.

— Я не совершу ни единой глупости, — поспешил заверить его Дедушка.

— Приятно слышать, — оскалился Бетт. Правда, до конца такую вероятность он все же не исключал.

Но это лишь заостряло грань.


7

— Что если за книгой и вправду охотятся две разные группы людей? — спросила Клэр, устроившаяся на заднем сиденье „релианта“.

Феликс расположился рядом с Джейни, которая, очевидно для разнообразия, вела машину крайне осторожно. Проехав Ньюлин, они повернули налево и покатили по трассе А3077 до пересечения с А3071, тянувшейся к Треметик-кросс на северо-западе. Там они повернули направо и двинулись на север, к Мадрону. Миновав здание, которое занимало Общество охраны памятников, и местное водохранилище, они наконец добрались до небольшой деревушки, где сделали еще один поворот налево, на трассу В3312.

— Это ничего не меняет, — ответил Феликс. Клэр кивнула:

— Согласна. Мне просто интересно.

— Мистер Гонинан ничего не говорил о другой группе людей, — заметила Джейни.

— Да, но это еще не означает, что ее не существует, — резонно возразила Клэр.

— Пожалуй.

В3312 вела в селение Тревоухэн, за которым находились утесы Морвака, омываемые водами Атлантики. До того как Джейни и Феликс расстались, они частенько устраивали там пикники — иногда вдвоем, иногда с друзьями, например с Динни и его сестрой Бриджит.

И тогда на скалах раздавались звуки скрипки и аккордеона, вистла и флейты и двух волынок — нортумбрийской и ирландской, неизменно сопровождавших Джейни и Динни, и этой музыке вторили ветер и волны. Джейни была почти готова позабыть обо всех обрушившихся на нее несчастьях и отправиться туда прямо сейчас, однако у небольшой типографии с вывеской „Мен-эн-Тол“, приютившейся в здании старой школы, она решительно свернула на узкую дорогу.

Мен-эн-Тол был далеко не единственным каменным памятником в этом районе, просто считался наиболее заметным. Он являлся самым высоким на Британских островах, хотя туристы, надеявшиеся полюбоваться чем-то вроде Стонхенджа, испытывали явное разочарование: совершив двадцатиминутную прогулку от трассы В3312, они упирались в крупный камень с дырой посредине. Она была достаточно широкой для того, чтобы через нее мог пролезть взрослый человек, хотя широкоплечему мужчине вроде Феликса это оказалось бы сложновато.

Неподалеку от Мен-эн-Тола располагались еще два памятника: Боскеднан, или Наин Мэйденс, на востоке и Мен-Скрифу на севере. Кроме того, вся близлежащая местность была буквально усыпана более мелкими каменными ансамблями — как древними, так и относительно новыми. Неподалеку от Мен-Скрифу находился камень под названием „Четыре Прихода“ — массивный обломок скалы в виде креста, указывающего своими концами в стороны Галвала, Мадрона, Морвака и Зеннора. И еще бесчисленное множество курганов, менгиров и полуразрушенных шахт.

Дорога оборвалась, и Джейни остановила машину. Все вышли, причем Феликс прихватил фонарик из бардачка. Ночь была тихой, луна еще не взошла, но серебристое сияние уже обозначилось на горизонте. Когда глаза привыкли к темноте, Феликс выключил фонарик и сунул его в карман.

— Нам пора, — сказал он.

— Подожди минутку, — попросила его Джейни. Она обернулась и посмотрела на ферму, которая осталась позади.

— У нас мало времени, — напомнил ей Феликс.

— Она знает, — улыбнулась Клэр. — Она ждет Кемпи.

— Кого?!

— Сейчас увидишь.

Джейни сунула пальцы в рот и пронзительно свистнула. В ответ раздался собачий лай.

— Это Кемпи? — улыбнулся Феликс.

Клэр кивнула.

Кемпи был шотландской овчаркой, неизменно сопровождавшей к Мен-эн-Толу всех, кто решал посетить его. Пес очень любил, когда ему кидали камешки, и охотно приносил их обратно, не обращая ни малейшего внимания на то, какими несчастными становились лица туристов, когда он заставлял их играть с ним снова и снова.

Джейни всегда нравилось название этой пустоши — Динь-Дон, и ей хотелось верить, что оно возникло благодаря предку Кемпи, такому же громкоголосому, как и он сам.

В действительности, пустошь Динь-Дон, как и шахта в ее восточной части, была названа по звуку колокола, который давал сигнал к началу работы.

Когда подбежал Кемпи, Джейни наклонилась и позволила ему облизать руки и лицо.

— Хочешь прогуляться, Кемпи? — спросила она. Счастливо залаяв в знак согласия, пес запрыгал вокруг Феликса, обнюхал его, виляя хвостом, а затем сунул голову под юбку Клэр. Девушка со смехом оттолкнула его.

— Шалунишка, — сказала она.

Джейни с силой швырнула в расстилавшуюся перед ними тьму камень, и он гулко ударился о землю. Кемпи бросился вперед, предоставив остальным следовать за ним. Через пятьдесят ярдов друзья свернули на тропинку, петлявшую среди густых зарослей утесника и вереска, и направились к Мен-эн-Толу.


8

Мэдден с легкостью определил местонахождение секрета Данторна. В том, что это был материальный предмет, он уже не сомневался. Он даже мог чувствовать его в своих руках: артефакт обладал конкретным весом и объемом. Единственное, чего не хватало сейчас Мэддену, — это четкого представления о его форме.

Впрочем, незнание местности существенно затрудняло задачу: он почти видел объект, но понятия не имел, как до него добраться, и в итоге то и дело упирался в тупик.

Когда он достиг-таки типографии „Мен-эн-Тол“, луна уже поднималась над горизонтом. Мэдден поехал по узкой проселочной дороге и вскоре поравнялся с маленьким „релиантом робином“, припаркованным на обочине. Совершенно справедливо предположив, что эта машина Джейни Литтл, Мэдден остановил свою „фиесту“ рядом с ней и вышел. Закрыв глаза, он начал медленно поворачиваться, пока наконец снова не почувствовал артефакт.

Он уже собирался двинуться дальше, когда вдруг кто-то окликнул его. Мэдден оглянулся: со стороны фермы, расположенной неподалеку, к нему, поблескивая фонариком, быстро приближался невысокий полный мужчина с круглым лицом корнуолльца. Он был одет в непромокаемый плащ, резиновые сапоги и неизменную матерчатую кепку.

— Эй! — крикнул он, подходя. — Что вы там делаете?

— Паркую свою машину.

Фермер решительно замотал головой:

— Нельзя, это частная собственность. Вам придется припарковаться в каком-нибудь другом месте.

— Но ведь здесь уже стоит автомобиль…

— Ну и что? Он принадлежит моей знакомой — она может останавливаться здесь в любое время дня и ночи, а вот на вас эта привилегия не распространяется.

У Мэддена не было ни времени, ни желания препираться с местными крестьянами по поводу какой-то чепухи — тем более теперь, когда от заветной цели его отделяла всего лишь пара шагов. Он впился в незнакомца взглядом, но из-за раздражения, вызванного этой непредвиденной задержкой, применил силу, многократно превышающую ту, что требовалась для того, чтобы вывести из строя простого смертного. Бедняга отступил и схватился за голову. Свет фонарика запрыгал, когда фермер зашатался под напором обрушившейся на него мощи.

— Вы ведь не возражаете, если я оставлю здесь свою машину? — спросил Мэдден.

Мужчина кивнул.

— Пожалуй, вам лучше прилечь, — заметил Мэдден. — Вы явно не выспались.

— Вы правы… — прошептал фермер. Голос его дрожал от боли.

„Тупой баран, — подумал Мэдден, наблюдая за тем, как мужчина ковыляет в сторону дома. — Вот все, на что он способен. Как и большинство ему подобных, которыми кишмя кишит мир“.

Мэдден вздохнул и снова повернулся к простиравшейся перед ним пустоши. Артефакт по-прежнему был там: он кожей ощущал его присутствие.

Теперб Мэдден понял, куда отправилась Джейни Литтл вместе со своими друзьями.

К Мен-эн-Толу.

Вот только, интересно, зачем?

И этот вопрос беспокоил его сильнее, чем он мог признаться кому бы то ни было на свете, включая себя самого.


9

Когда Джейни, Феликс и Клэр подошли к Мен-эн-Толу, луна уже поднялась над горизонтом.

Всякий раз, находясь рядом с тем или иным древним памятником, Джейни испытывала невольное волнение — ей казалось, что вокруг него витает магия. Не важно, был он большим или маленьким, стоял ли посреди пустоши, как Мен-эн-Тол, или в поле, где днем паслись фермерские коровы.

Однако пустошь вокруг Мен-эн-Тола была одним из ее любимейших мест, и Данторн, судя по всему, интересовался ею ничуть не меньше, поскольку не раз упоминал о ней — не только в „Маленькой стране“, но и в статьях, написанных для различных журналов. Джейни частенько приходила сюда со своими волынками и бесконечно дорожила настроением, которое будила в ней музыка, смешанная с дыханием тайны.

Она вдруг хихикнула, вспомнив о том, какими обескураженными выглядели туристы, прибегавшие на звуки ее мелодий. Она до сих пор не могла понять, были они разочарованы или обрадованы, что вместо сказочного персонажа находили у камня простую девушку.

— Ну что ж…

Джейни взглянула на Феликса и Клэр: они явно ждали, когда она сделает первое движение. Кемпи лежал рядом, нюхая что-то на земле. Он высунул язык, и у Джейни возникло впечатление, что собака улыбается ей.

Если это было действительно так, то она догадывалась почему…

Джейни испытывала противоречивые чувства. Старый камень всегда дарил ей ощущение сказки, но то, что привело их к нему сегодня…

— Я ужасно нервничаю, — призналась она Феликсу.

— Но мы должны попробовать.

— Да, конечно…

Она вздохнула и достала из сумки пакет с книгой.

— А что делать нам? — спросила Клэр.

Джейни улыбнулась:

— Я даже не знаю, что делать мне.

Но, по правде, она прекрасно это знала. Разве Данторн не говорил с ней в течение многих лет со страниц своих книг? Возможно, история, которую она прочла в „Маленькой стране“, была написана о ней — причем ею же самой, просто выражена словами Данторна.

Пройти девять раз через дыру на восходе луны.

— Нам лучше поторопиться, — заметил Феликс.

Джейни кивнула и подошла к камню:

— Поможешь мне?

Молодой человек встал по другую сторону Мен-эн-Тола. Джейни посмотрела на него через дыру и фыркнула: наверное, у нее сейчас такой глупый вид-Феликс ободряюще улыбнулся. Джейни протянула ему пакет. Он взял его и вручил обратно ей. Джейни приняла его и опять просунула через дыру. Это, по ее собственному мнению, граничило с безумием, но она снова и снова передавала пакет Феликсу, тихо считая:

— Шесть.

Что если камень и вправду служил вратами в Призрачный Мир? Кто тогда придет за книгой? Маленький остроухий эльф?

Ведь „Маленькая страна“ на самом деле содержала в себе магическую силу — они уже убедились в этом, прочтя в ней совершенно разные истории.

— Семь.

Принимая пакет в очередной раз, Джейни помедлила, услышав какой-то звук. Она тряхнула головой и прислушалась: к ним явно что-то приближалось — она вдруг почувствовала это всем своим существом.

Она вспомнила о том, что происходило в книге Данторна, и в ту же минуту — словно воспоминание послужило катализатором — в воздухе зазвучала музыка.

Отдаленная, тревожная и… невероятно знакомая.

Поскольку именно она раздавалась со страниц „Маленькой страны“ в недавнем сне Джейни.

Девушка взглянула на Феликса и сразу поняла, что ей не померещилось: в его глазах застыло изумление, а рот слегка приоткрылся.

Она опять протянула ему книгу.

— Восемь.

Теперь Джейни уже различала звуки отдельных инструментов: вистла и волынки, арфы, с чистым пением ее струн, и печальной скрипки, и все это сопровождалось негромким барабанным боем — дум-дум, дум-дум, - который, как показалось Джейни, эхом повторял стук ее собственного сердца.

Неожиданно в дыре засветилось пламя.

„Так это не выдумка! — ахнула Джейни, задыхаясь от волнения. — Это самая настоящая магия…“

Между тем с болот, окружавших Мен-эн-Тол, уже поднимался густой ночной туман. Джейни погладила пакет с книгой и просунула его через дыру в последний раз.

— Девять!

Пламя в камне вспыхнуло, почти ослепив присутствующих, и погасло. Музыка взвилась крещендо и так же быстро растаяла где-то за холмом. На пустошь вновь опустилась тишина — тяжелая и глубокая, но ощущение чуда осталось.

Когда глаза Джейни вновь привыкли к темноте, она увидела, что Феликс растерянно смотрит на нее через дыру. В руках у него ничего не было.

— А… а где к-книга? — спросил он, запинаясь.

— Исчезла, — ответила Джейни.

Волшебная музыка все еще звучала у нее в груди. Не в силах удержаться, девушка достала из сумочки вистл, который прихватила с собой, и поднесла его к губам.

— Это было просто невероятно, — прошептал Феликс.

Клэр присела на корточки и задумчиво провела по камню рукой, а Джейни… В этот момент она понимала все и ничего одновременно. Она подула в вистл, надеясь наиграть услышанный мотив прежде, чем он сотрется из ее памяти, но тут залаял Кемпи, и музыка, все еще звеневшая у Джейни в голове, смолкла.

Девушка обернулась: в нескольких шагах от камня стоял высокий мужчина, и глаза его горели так неистово, словно впитали в себя весь пролитый за ночь лунный свет.

— Что вы наделали?! - проревел он. В его голосе прозвучала угроза.

От незнакомца исходила какая-то странная сила. Он впился взглядом в собаку, и Кемпи внезапно замолчал, а потом тихонько завыл и, опустившись на землю, пополз в сторону.

Джейни не составило особого труда догадаться, что наконец-то они встретились лицом к лицу с Джоном Мэдденом.


10

К тому времени, как Граймс подъехал к типографии „Мен-эн-Тол“, расположенной на трассе В3312, он уже пребывал в крайнем раздражении. Напротив темного здания типографии виднелся знак, указывающий начало тропы к Мен-эн-Толу.

Граймс прибыл сюда гораздо позже, нежели рассчитывал. Карты, которые Бетт оставил для него в бардачке нанятой машины, были хороши — они отображали даже узкие безымянные дороги, но только что толку от этого ночью?

Граймс вгляделся во тьму. Интересно, сколько ему придется добираться до камня?

Включив в салоне свет, он развернул карту и разложил ее на руле.

Пожалуй, это не так уж и далеко: можно оставить машину здесь и продолжить путь пешком. К тому же тогда он сумеет приблизиться абсолютно бесшумно.

Граймс не желал предупреждать Мэддена о своем появлении, потому что стоило ему подумать о его глазах…

Отрезанная рука снова заныла.

„Тихо, тихо, — сказал он ей. — На этот раз все будет по-другому“.

Припарковав машину рядом с типографией, он достал из кармана кольт, сунул его за пояс, накинул куртку и зашагал по тропинке, ведущей к Мен-эн-Толу.

Он шел довольно быстро и минут через пятнадцать наткнулся на пару автомобилей, одним из которых была красная „фиеста“.

„Спасибо, Бетт, — подумал Граймс. — Я у тебя в долгу“.

Другой машиной был трехколесный „релиант тобин“.

„Ха, уж это точно не мэдденовский. Даже за большие деньги он не стал бы на таком ездить. Жалкое зрелище“.

Граймс внимательно огляделся по сторонам, пытаясь определить, куда могли направиться Мэдден и люди из второй машины, но потом сообразил, что лучше ему оставаться на месте. Ну кто занимается поисками в темноте? Он не имел права заблудиться — слишком близка была цель. Рано или поздно Мэдден все равно вернется к своей машине, так что он просто подождет его здесь.

Граймс отступил в тень от изгороди, тянувшейся вдоль дороги, и прислонился к какому-то камню. Он постарался расслабиться, и после пары глубоких вдохов и выдохов ему это удалось. Да и не из-за чего было волноваться: с такой задачей справился бы любой начинающий охотник. Нужно просто притаиться, раствориться в ночи и не шевелиться вплоть до решающего броска.

Все, что требовалось сейчас для успеха, — это терпение.

А его у Граймса хватало.


11

Придя домой к Литтлам, Динни Бойд никого там не застал. Парадная дверь была закрыта. Динни позвонил несколько раз, однако так и не получил ответа. Он попытался разглядеть что-нибудь через окно, но у него ничего не вышло.

Это было не похоже на старого Тома — говорить одно, а делать другое. Если Дедушка назначал кому-нибудь встречу, он являлся на нее даже раньше условленного времени.

Если только с ним не случалось чего-нибудь…

Творилось что-то очень нехорошее — в этом Динни не сомневался. Неожиданные проблемы с фермой у его семьи и все те вещи, о которых рассказывала Джейни сегодня утром…

Он обогнул дом и невольно замер, когда увидел дверь, ведущую в кухню: она была выбита.

Динни осторожно ступил внутрь: что если взломщик все еще там?

На столе рядом с раковиной виднелась грязная посуда. Подумав, Динни подкрался к ней, выбрал из груды нож для резки хлеба и двинулся в гостиную.

Впрочем, обыскав каждый угол, он понял, что, кроме него, в доме никого нет.

Джейни, Клэр и Феликс куда-то исчезли. Дедушка тоже.

Внезапно зазвонил телефон. Динни бросился к нему, полагая, что это звонит кто-то из Литтлов.

— Алло?

— Кто это? — спросил мужской голос со странным акцентом.

— Динни Бойд.

— Простите, я ошибся номером.

И в трубке послышались короткие гудки.

Динни медленно положил ее на место и огляделся, пытаясь отыскать что-нибудь, способное прояснить ситуацию. Взгляд его упал на листок бумаги, лежащий на каминной полке. Динни быстро пересек комнату, прочел записку и поспешил обратно к телефону.

— Папа? Я думаю, тебе нужно немедленно приехать к Дедушке. Я сейчас у него.

— А в чем дело?

— Расскажу на месте. Захвати Шона или дядю Пата, но только не оставляй маму и Бриджит без присмотра.

В ожидании отца Динни вышел на крыльцо. На селение опускался мирный вечер, ничем не выдававший опасности, которая, не сомневался Динни, уже нависла над головами его близких и друзей.


Восстань на мир перед собой

Мне кажется, что я глагол.

Приписывается Бакминстеру Фаллеру


Бодбери показался Джоди незнакомым и безумным, когда фамильяр Вдовы мчал ее через город.

Ветер завывал и метался по улицам. Он проникал под стекла фонарей и задувал огни, погружая округу во тьму. Черепица срывалась с крыш и с грохотом падала на мостовую. Распахнутые окна оглушительно хлопали ставнями, а занавески зловеще пузырились.

Двигаясь к гавани, Уиндл постоянно наклонялся то влево, то вправо, пытаясь удержать равновесие под натиском ужасающего ветра, однако при этом он довольно похрюкивал: фамильяр явно попал в свою стихию, и рот его расплывался до ушей в счастливой улыбке.

Когда они приблизились к дому Дензила на Питер-стрит, Джоди завизжала изо всех сил: ей вдруг мучительно захотелось поверить в то, что камни, появившиеся на пустоши рядом с Мен-эн-Толом, вовсе не ее друзья, заколдованные Вдовой, — совсем как те девушки из древней легенды, что танцевали в воскресенье и были наказаны за это.

Неожиданно Уиндл остановился, привлеченный какой-то возней в окне Дензила. Джоди посмотрела туда с надеждой, но тут же горько вздохнула: это был всего лишь Олли, который, вцепившись для надежности в занавеску, с любопытством наблюдал с подоконника за ночной бурей. Джоди хотела закричать снова, но фамильяр оскалился, и она промолчала, осознав, что слезть-то Олли, конечно, сумеет, но что он может предпринять против зубов Уиндла?

Фамильяр побежал дальше. Обернувшись напоследок перед тем, как они завернут за угол, Джоди успела заметить, что обезьянка, не выдержав состязания с ветром, соскользнула с подоконника и теперь, ухватившись за него обеими передними лапками, беспомощно раскачивалась из стороны в сторону.

Между тем Уиндл был уже почти у самой воды. Волны бились о берег, вздымаясь и пенясь. У Новой Пристани рыбаки отчаянно сражались со стихией за свои люггеры и лодки, но, увы, без особого успеха: некоторые из них трещали от ударов о каменную набережную, другие просто тонули.

А потом Джоди увидела Вдову.

Она стояла в стороне от соленых брызг — высокая строгая фигура в черной накидке, и глаза ее горели каким-то страшным внутренним огнем. Рядом с ней толпились длинные слочи, а с морского дна на ее зов уже спешила новая армия утопленников в оборванной, опутанной водорослями одежде.

„Это всего лишь ночной кошмар, — сказала себе Джоди. — Пожалуйста, пусть это будет всего лишь ночной кошмар, и не более…“

Но лапы фамильяра сжимали ее слишком сильно, а буря была слишком яростной. Вдова казалась слишком величественной, а слочи и мертвецы…

Бормоча что-то себе под нос противным голосом, Уиндл приблизился и опустил Джоди на землю перед Вдовой. Девушка задрожала, когда та взяла ее своими холодными пальцами и подняла вверх, на уровень глаз.

Они горели словно угли, и Джоди невольно вспомнила предупреждение Эдерна:

Не смотри ей в глаза.

Однако было уже поздно. Джоди попыталась отвести взгляд, чтобы остановить поток враждебной силы, хлынувший из глаз Вдовы, но колдовские чары легко пробили тонкие стены, которые она пыталась возвести вокруг себя, и проникли в ее разум.

Старуха стиснула пальцы, едва не раздавив крошечную девушку. От боли стало практически невозможно дышать.

„Нет, — с горечью осознала Джоди, — это не сон. Сны не бывают такими реальными“.

Мысли метались и путались, превращаясь в сплошную неразбериху, но вдруг, словно откуда-то издалека, до Джоди донесся слабый ритмичный звук:

Дум-дум.

— Ты заставила меня побегать за тобой, — прошипела Вдова, — но теперь ты попалась, маленькая паршивка.

И в ее горящих глазах отразились сотни мучений, которые она приготовила для своей жертвы.

Но Джоди была уже выше страха, потому что магия Вдовы случайно всколыхнула в ее памяти чувство единения со всем мирозданием — то самое, что она испытала в Призрачном Мире, и оно эхом отозвалось в ее сердце:

Дум-дум. Дум-дум.

Это чувство подняло Джоди над настоящим, оградив от ужаса и боли, внушаемых ей Вдовой, и тогда девушка смогла взглянуть на все происходящее с ней и с Бодбери как бы со стороны.

Она понимала, что по-прежнему находится в опасности, и боялась этого. Но та ее часть, что перекликалась сейчас с Волшебным Царством, оценивала ситуацию более объективно. Джоди внимательно наблюдала, как свирепствует буря, вызванная Вдовой, смотрела на отвратительных монстров…

Вчера старуха снарядила в погоню за ней и Эдерном всего лишь несколько маленьких коротконогих существ, а сегодня… сегодня ее слочи были огромного роста и передвигались поразительно быстро; сегодня на помощь ведьме явились полчища утопленников; сегодня она, казалось, повелевала самой стихией…

Откуда у нее взялось такое могущество?

— Я хочу кое-что знать, — продолжала Вдова. — Ты должна сказать мне, в чем заключается секрет Призрачного Мира.

Джоди молчала в недоумении: о каком секрете она говорит? Призрачный Мир все это время находился рядом, отделенный от них гранью не толще луковой шелухи. Ощущая его ритм — дум-дум - в своем сердце, Джоди почти видела его сквозь разыгравшуюся бурю. Он был так близко!

— А если ты откажешься отвечать, я стану отрывать от твоего тела по кусочку мяса, — пригрозила Вдова, — и так будет до тех пор, пока от тебя не останется одна голова, которая будет умолять о смерти. И не мечтай, что тебе удастся меня одурачить. Я чувствую запах лжи на расстоянии.

Неожиданно перед глазами у Джоди все поплыло. Оставаясь на месте, она как будто поднялась над землей и понеслась куда-то вдаль. Когда же она вернулась, перед ее изумленным взором предстали оба измерения сразу.

С одной стороны стонала гавань, терзаемая страшным колдовским штормом, с другой — плескались чистые спокойные воды Призрачного Мира. Молнии, раздиравшие небеса над Бодбери, не касались ясного голубого неба за чертой. Вдова с ее монстрами и рыбаки, отчаянно борющиеся со стихией за свои лодки здесь, выглядели как-то неправдоподобно на фоне мирно наблюдавших за ними жителей Волшебного Царства — русалок и эльфов, мужчин с головами воронов и оленей, златовласых женщин-кентавров…

Тут Вдова изрыгала проклятия и угрозы, там играла прекрасная музыка, заставлявшая сердце Джоди снова и снова отбивать:

Дум-дум, дум-дум.

— Сейчас ты мне все выложишь, — прорычала Вдова.

Ее голос доносился словно откуда-то издалека — слабое бормотание, тонущее в звуках первородной музыки.

— Все… — сонно повторила Джоди.

Она вдруг заметила, что рыбаки, позабыв о своих суденышках, с разинутыми ртами смотрят на Вдову и ее слуг, а пара из них — вероятно, особо чувствительных ко всему незримому, — указывает на городские здания, которые, мерцая, сменялись зелеными травянистыми коврами Призрачного Мира.

Дум-дум.

Но Джоди видела уже не просто колеблющуюся границу двух миров — она видела прошлое и настоящее. Современный Бодбери слился со старым, и половина его нынешних домов исчезла. Новая Пристань растворилась в воздухе, словно никогда и не существовала, а полуразрушенный Старый Причал обрел свой прежний вид.

И все вокруг звучало — отбивал ритм залив, пульсировал город, стучало сердце Джоди…

Дум-дум.

И, ощущая себя частью обоих миров, она опять летела куда-то вдаль, все дальше и дальше от смертельной угрозы, исходившей от Вдовы и ее слуг…

Дум-дум.

Вдова с неистовой силой принялась трясти Джоди.

— Скажи мне! — закричала она.

Это заставило девушку вернуться на землю. Она уставилась на пламя в зрачках Вдовы и с удивлением обнаружила, что весь ее страх перед старухой растаял без следа.

— Я ничего не могу вам сказать, — ответила она.

Вдова предупреждающе сжала пальцы на ее горле.

— Но я могу показать, — добавила Джоди. Они посмотрели друг другу в глаза. Встретившись, их взгляды породили огонь — древний, как сама ярость, и в следующую секунду Вдова увидела мир таким, каким видела его Джоди, и услышала стук ее сердца:

Дум-дум, дум-дум.

В одно мгновение Вдова узнала обо всех мыслях и мечтах, когда-либо посещавших Джоди. А Джоди узнала о Хедре Меченой — девочке, которой была Вдова Пендер до того, как осквернила свою душу. Перед внутренним взором Джоди промчалась вся безгрешная жизнь Хедры, сопровождаемая шепотом теней — тех самых, что в конечном счете и превратили невинное дитя в чудовище.

И вот сейчас тени снова наступали — не сумрачные фигуры прислуживающих Вдове слочей, но куда более страшные сгустки тьмы, пытающиеся наполнить душу каждого человека завистью, гневом и ненавистью.

— Мне так жаль… — всхлипнула Джоди.

Она не лгала — ее лицо было мокрым от слез.

— Нет… — прошептала Вдова.

Ветер внезапно стих. Молнии в небе погасли, и дождь смолк.

Утопленники заковыляли к воде. Слочи, поднятые Вдовой из болот, плюхнулись на землю бесформенными комами грязи.

Вдова упала на колени.

Черные тени поползли к ней со всех сторон. Старые тени. Злобные тени.

„Она не сможет проронить ни слезинки“, — подумала Джоди, вспомнив о том, что нечистая сила не выносит соли. Именно по этой причине ведьмы, согласно поверью, накладывали на себя заклятие, лишающее их физической возможности плакать.

Но Вдова Пендер больше не была собой: одна ее часть превратилась в отражение Джоди Шепед, а другая вновь стала милой девочкой Хедрой, которая вдруг горько и безудержно разрыдалась от осознания всего того, что с ней произошло.

Слезы брызнули из глаз Вдовы, ослепив ее, и, стекая вниз по щекам, обжигали их до костей. Кожа начала морщиться, наполняя воздух ужасным смрадом. Старуха бессильно уронила голову на мостовую. Пальцы ее разжались, и Джоди поспешила выбраться на свободу.

Впрочем, уйти она не могла: тени, окружившие Вдову, отрезали ей все пути к бегству. Они о чем-то переговаривались между собой. Они пили боль и поражение Вдовы, на время позабыв даже о Призрачном Мире, — таким сладким и долгожданным был для них этот момент.

Вдова застонала. Уиндл испуганно вцепился ей в волосы и издал жалобный писк.

А слезы все лились и лились из глаз Вдовы. Она открыла было рот, чтобы закричать, но соленая влага попала ей в горло, и оттуда повалил густой дым. Теперь ее жгло и изнутри.

Тени захихикали.

— Боритесь с ними! — крикнула Джоди Вдове.

Невероятно, но она сочувствовала своему злейшему врагу: после того как первородная музыка поведала ей грустную историю Хедры Меченой, она поняла, что нельзя было перекладывать на нее всю вину за случившееся. Да, она оказалась слабой и, не вынеся горечи измены, пошла на поводу у зла, однако главным врагом — настоящим врагом — были сами тени, с их назойливым шепотом и умением заманивать в свои сети тех, чье отчаяние искало утешения в сладких обещаниях…

Джоди тоже слышала их голоса, пока стояла над умирающей Вдовой: они проникали вглубь ее сознания, напевая: „Никто отныне не обидит тебя. Ты обретешь великую власть. Ты никого больше не будешь бояться — другие будут бояться тебя…“

Но она их проигнорировала. И оттолкнула прочь. Не потому, что превосходила силой духа Вдову в молодости. И не потому, что была чем-то лучше ее. А потому, что первородная музыка, не смолкая, звучала в ее сердце:

Дум-дум, дум-дум.

И ритм ее обличал лживость теней. И в ее гармонии не было места для фальши. И она мгновенно облегчала страдания, которые несла с собой тьма.

— Слушайте ее, — сказала Джоди Вдове.

Она знала наверняка, что та уже могла это сделать — ведь сейчас целительная музыка звучала и внутри ее, проникнув туда вместе с воспоминаниями и переживаниями самой Джоди.

— Пусть музыка излечит вас, — добавила девушка.

Вдова подняла голову, и Джоди невольно почувствовала приступ тошноты — настолько безобразны были оголенные кости и обрывки кожи, свисавшие с ее щек и подбородка. Но когда слепой взгляд старухи остановился на ней, Джоди вдруг показалось, что она видит другое лицо — мягкое и доброе лицо юной Хедры. А потом страшная маска смерти вернулась.

— Слишком… поздно, — выдавила из себя Вдова.

Ее охрипший голос был просто ужасен. Новый поток слез заструился по ее лицу, сжигая оставшуюся плоть.

— Попробуйте! — взмолилась Джоди. — Пожалуйста, попробуйте!

— Я… я не могу…

Тени захихикали веселее, когда Вдова, источая клубы черного дыма, съежилась на мостовой. Уиндл дико завыл и прижался к ней, и в этот момент из-под земли вырвался яркий зеленый огонь, поглотивший их обоих.

Джоди смотрела на все это словно парализованная. Когда же последние языки пламени угасли, она увидела, что на том месте, где всего лишь пару секунд назад лежали Вдова Пендер и ее фамильяр, теперь валялась только кучка тряпья.

После смерти старухи тени с новой силой попытались атаковать Джоди, однако она не стала их слушать. Подбежав к вещам Вдовы, она принялась обыскивать накидку и вскоре нашла пришитые к ее подкладке пуговицы. Подбадриваемая первородной музыкой, звучавшей у нее в груди, Джоди потянулась к пуговице, которая была ее утраченной частью, но, когда девушка прикоснулась к ней, резкая боль пронзила все ее тело.

Джоди упала навзничь, едва не потеряв сознание.

Прошло немало времени, прежде чем она смогла наконец приподняться на локте и оглядеться по сторонам.

Она лежала на одежде Вдовы. Волшебная музыка умчалась вдаль, оставив на память о себе лишь эхо. Тени отступали, шипя и возмущаясь.

Джоди медленно села.

— Тебе помочь, девочка? — спросил ее чей-то голос.

Она посмотрела вверх и увидела, что какой-то высокий рыбак протягивает ей руку. Он был такой земной, что Джоди даже растерялась. Но тут ее внимание привлек разговор, который вели между собой другие рыбаки, стоявшие чуть поодаль:

— Ох и странный был ветер!

— Это точно: налетел ниоткуда и так же быстро стих.

— Ну, осень вообще щедра на сюрпризы.

— Как-то мой дед рассказывал мне про такую же ночь…

„Они ничего не помнят“, — осознала Джоди. Ни Вдову с ее слугами, ни слияния двух миров, ни призраков прошлого…

— Да вставай же, — сказал ей рыбак. — Тебя что — ранило во время урагана?

— Нет…

— Ты где-то потеряла свои вещички, — продолжал он. — Наверное, их ветром унесло. Придется тебе завернуться в это.

Он поднял накидку Вдовы и вручил ее Джоди.

— Тебя проводить?

— Нет, спасибо.

— Похоже, у тебя лихорадка. Беги-ка скорее домой да выпей горячего чая.

— Хорошо…

На прощание слабо улыбнувшись участливому рыбаку, Джоди побрела прочь. Она шла, не разбирая дороги, пока не уткнулась в развалины часовни Крик-а-Воуз на вершине Мэйб-Хилл. Там она уселась на камень и недоверчиво посмотрела на свои руки, а затем сравнила с ягодами черники, росшей у ее ног.

Она вновь стала прежней! Если только…

Проклятие, а была ли она вообще Маленьким Человечком? Что если она и вправду ударилась обо что-то головой во время бури и все это ей просто померещилось?

Но нет, сны не бывают такими реальными. И если бы сейчас Джоди прислушалась к себе, то уловила бы слабый ритм первородной музыки, до сих пор отдающийся в ее сердце.

Все происходило на самом деле — в этом она не сомневалась. Однако теперь что-то заставляло ее — как и тех рыбаков на пристани — позабыть о случившемся.

Но она не имела права этого допустить! Она ведь обещала Эдерну, что разбудит в своем Железном Мире первородную музыку, способную опять сблизить его с Призрачным. Вот только… только как же этого добиться, если люди могут с изумлением смотреть магии прямо в лицо, а спустя пять минут уже не в состоянии вспомнить о встрече с нею?

Джоди вдруг почувствовала неизъяснимую грусть.

Она вернула свой рост и уничтожила страшную Вдову, но мысль о победе не радовала ее: она была уверена, что настоящими победителями в этой войне стали шепчущие тени, и если они кормились человеческой болью и отчаянием, то старуха на славу попотчевала их собой.

Джоди вздохнула и развернула накидку Вдовы: там, где еще совсем недавно находилась пуговица с ее утраченной частью, было пришито еще несколько. Она дотронулась до одной из них, и перед глазами у нее всплыл образ знакомого мальчика из Трущоб. Коснулась следующей — и увидела Хенки Вэйла.

Джоди снова задумалась о камнях, возникших близ Мен-эн-Тола.

Магия была реальна. Как в хороших своих проявлениях, так и в плохих. И это означало, что людям на самом деле стоило опасаться теней. Но еще была первородная музыка…

Дум-дум.

Услышав ее отдаленное эхо, Джоди сразу приободрилась, словно какое-то целительное тепло волнами хлынуло по всему ее телу.

„Наверное, свет и тьма одинаково нужны для сохранения равновесия в мире“, — предположила она.

Поднявшись, девушка набросила на плечи накидку Вдовы и направилась через пустошь туда, где, застыв среди зарослей можжевельника, ждали спасения ее обращенные в камни друзья.


Складной вистл

Помните, что художники — магические существа. После богов они единственные, кто может обрести бессмертие.

Мэтт Руфф. Глупец на холме.


1

Феликс оживился, когда Джейни достала из сумочки свой вистл. Отголоски волшебной музыки все еще звучали вокруг.

„Она хочет сыграть магию“, — догадался он, наблюдая, как Джейни подносит вистл к губам. Ибо это была самая настоящая магия.

Феликс посмотрел на свои руки, затем на дыру в камне, поглотившую объятую таинственным пламенем книгу. Если бы он не видел этого собственными глазами…

Его сердце пело, а на лице сияла улыбка, которую сам он наверняка счел бы глупой. Впрочем, сейчас ему было не до этого. Мир в одно мгновение изменился, став местом неограниченных возможностей. Любое чудо могло свершиться, любая тайна могла быть раскрыта, пока звучала эта музыка…

А потом появился Джон Мэдден, и она оборвалась. А вместе с ней замолчала и магия.

Проклиная про себя непрошеного гостя и еще не осознавая всего могущества этого человека, уже успевшего подчинить себе волю собаки, Феликс сделал шаг в его сторону, и в этот момент Мэдден впился в него своим парализующим взглядом.

Неожиданно Феликсу показалось, что земля под ним разверзлась и он стремительно летит вниз. Его замутило от внезапной потери опоры под ногами и резкой боли в висках, мышцы словно онемели…

„Нет-нет, это неправда, — попытался успокоить он себя. — Меня просто загипнотизировали — как Кемпи“.

Однако мысли вдруг смешались, на время лишив способности сосредоточиваться на чем бы то ни было. Когда же Феликс пришел в себя, он увидел, что сидит на стуле, установленном посреди сцены. На коленях у него был аккордеон, а перед ним плескался целый океан незнакомых лиц.

Это невозможно…

Но он отчетливо ощущал жесткость сиденья, тяжесть инструмента, пот, льющийся с него ручьем, и яркий свет софитов.

Феликс не различал отдельных людей — только присутствие огромной аудитории в затемненном зале. И все они хотели, чтобы он…

… играл.

Руки Феликса затряслись. Он забыл, как попал сюда. Он помнил лишь о том, что находится на виду у многочисленной публики, и чувствовал животный страх, сковавший все его тело словно в ночном кошмаре. Он был холоднее льда, а в груди стремительно нарастала мучительная теснота. Сердце билось все быстрее и быстрее. Каждый вдох давался с большим трудом. Зрители оглушали его, громко кашляя, шелестя одеждой, притоптывая, хихикая…

„Они знают, — ужаснулся Феликс. — Знают, что я не могу…“

Слева послышался сдавленный смешок. Издавший его работник сцены поспешно зажал себе рот, однако в глазах его продолжали прыгать веселые чертики.

Феликс тупо замотал головой. В горле у него пересохло, и все, что он мог сделать, — это устремить на расшумевшуюся аудиторию умоляющий взгляд:

— Пожалуйста…

Эй, ты, детина, где же твоя смелость? - прозвучал у него в мозгу дразнящий голос.

— Я…

Играй или умри!

— Нет, я…

Ноги Феликса задрожали, и, если бы не ремень на плече, его аккордеон упал бы на пол.

Играй!

Смех в зале стал громче, и Феликсу показалось, что его внутренности начали сворачиваться в пульсирующий комок.

Играй!

— Н-не могу…

Или умри!

Обмякнув на стуле, Феликс уткнулся вспотевшим лбом в прохладный корпус аккордеона и крепко обхватил его обеими руками.

Смех перерос в настоящий хохот, от которого заломило затылок. Сердце колотилось с такой силой, словно собиралось вот-вот разорваться на части. Острая боль пронизывала каждую клеточку тела…

Играй!

Очередной взрыв смеха прозвучал подобно раскату грома.

Феликс застонал, пытаясь произнести слова, вертевшиеся в его воспаленном сознании:

— Я…

Или умри!

Рев хохочущей публики сотряс сцену. Тысячи пальцев дружно указали на Феликса, высмеивая его страх. Люди слились в одно живое колышущееся месиво, которое пило его ужас, словно вампир свежую кровь.

— Я… я не могу…

Шоу началось, мальчик, - протрубил у Феликса в ушах незримый голос. — Настало время либо играть, либо…

Значит, это все, что ему осталось. … умереть.


2

Поручив сыну и брату присматривать за женой и дочерью, Чарли Бойд приехал в Дедушкин дом. Нацепив очки, он взял найденную Динни записку. Лицо его становилось все мрачнее по мере того, как он читал:

„Дорогой уцелевший!

Вот тебе правила игры: у тебя есть то, что нужно мне, а у меня есть то, что нужно тебе. Предлагаю обмен. Никакого шума. Никакой паники. И никакой полиции. Попробуешь ослушаться — и то, что сейчас находится у меня, будет возвращено тебе по частям. А после этого я приду за тобой. Даю тебе некоторое время на размышление. Очень скоро я с тобой свяжусь“.

Пробежав текст еще раз, Чарли медленно положил записку на столик и снял очки.

— Где ты ее нашел? — спросил он сына.

— На каминной полке.

— А Дедушка куда подевался?

— Его нигде нет, папа. А задняя дверь выбита.

— И сюда кто-то звонил?

— Да, — ответил Динни. — Какой-то мужчина ошибся номером. Судя по акценту, американец.

— Странное совпадение — нам ведь тоже звонил американец, — задумчиво произнес Чарли.

— Может, это один и тот же человек?

— Очень может быть…

— Что будем делать?

Чарли вздохнул:

— У нас нет другого выбора, кроме как позвонить в полицию.

— Но в записке говорится… — запротестовал было Динни.

— Я помню, сынок, — перебил его Бойд-старший. — Но что еще нам остается? Я же не какой-нибудь Джон Стид[61].

— Я все понимаю, просто… просто если по нашей вине что-нибудь случится с Дедушкой… — Динни нервно сглотнул. — Как мы будем после этого смотреть Джейни в глаза?

— Кстати, а она где?

— Ушла куда-то вместе с Феликсом и Клэр.

Чарли взглянул на часы.

— Мы не можем дожидаться их возвращения, — решительно заявил он. — Придется доверить спасение старика профессионалам. Расскажем им все, что нам известно о Мэддене и его происках, и пусть они займутся этим сами.

Динни мрачно кивнул. Чарли направился к телефону, но не успел он снять трубку, как аппарат зазвонил сам, заставив обоих Бойдов вздрогнуть от неожиданности.


3

Клэр оперлась на свою трость, хотя сейчас почти не нуждалась в ней: музыка, звучавшая над Мен-эн-Толом, вызвала у нее желание отбросить ее и начать танцевать — танцевать по-настоящему, в полную силу, подражая то плавно скользящей над землей балерине, то быстрому и ритмичному джазовому танцору, но только не скованно шаркать в медленном танце — единственное, что до сих пор она могла себе позволить.

Клэр невольно принялась раскачиваться в такт музыке, очарованная ее магией, пламенем, поглотившим книгу Данторна, и исходившим от всего этого чудом.

Она улыбнулась, когда Джейни достала из сумочки вистл, и пожалела, что не захватила свой. Впрочем, в глубине души она сомневалась, что сумела бы воспроизвести услышанную мелодию — во всяком случае так, как это смогла бы сделать Джейни.

В итоге Клэр просто закрыла глаза и продолжила раскачиваться на месте, вдыхая аромат чуда…

А потом внезапный холод пронзил ей спину, словно лезвие ножа, и все изменилось.

Она обернулась и увидела Джона Мэддена: он стоял на тропинке чуть поодаль, и глаза его пылали страшным огнем. Кемпи заскулил и пополз прочь. Музыка Джейни смолкла, едва успев зазвучать. Феликс шагнул в сторону Мэддена, но неожиданно рухнул как подкошенный и, застонав, забился в судорогах.

Клэр бросилась к нему.

— Феликс, что…

Увы, она совершила роковую ошибку, когда сама посмотрела в горящие глаза Мэддена. Не моргая, он уставился на нее, и девушка беспомощно упала рядом с Феликсом.

Она лежала на земле, не в силах пошевелиться. С того дня, как она испытывала подобное чувство в последний раз, прошли годы, но она сразу узнала это убийственное ощущение, забыть его было невозможно.

Клэр снова утратила контроль над своим телом. Ее онемевшие мышцы не отвечали на команды мозга.

— Нет… нет… — заплакала Клэр, но это был еле слышный шепот.

Мэдден парализовал ее. Не только ноги, но все тело. С помощью своего гипнотического взгляда он вернул Клэр в то время, когда она была безнадежно прикована к постели.

Однако Джон Мэдден изменил бы себе, если бы удовольствовался прежними страхами своей жертвы, и посему он лишил Клэр способности двигаться вообще.

Этого она вынести не могла. Лучше бы он забрал ее жизнь, смерть казалась милостью в сравнении с этим кошмаром!

Клэр всегда была сильной — она считала, что попросту не имеет права склоняться под ударами судьбы. Но, наверное, ни один человек не мог оказаться сильным настолько, чтобы, годами сражаясь с чудовищным недугом и одержав над ним заслуженную победу, в одночасье потерять все и не сломиться.

— П-пожалуйста… — взмолилась Клэр.

Она превратилась в кусок мяса. В нем не было жизни. В нем не было смысла…

— Только… не это…

Но Мэдден уже переключил свое внимание на Джейни.


4

Бетт ухмыльнулся, глядя на своего пленника. Никто не мог ни видеть, ни слышать их здесь — на дне одного из бункеров, расположенных в карьере неподалеку от залива, примерно на полпути между Маусхолом и Ньюлином. Бункер все еще использовался для хранения добываемых пород, однако работы велись тут только днем, а по ночам карьер пустовал, и сегодняшняя ночь, конечно же, не должна была стать исключением. В этом Бетт не сомневался. Как и в том, что добьется желаемого задолго до наступления утра.

Он привязал Дедушку к стулу, заранее принесенному для этой цели, и улыбнулся: теперь они оба были на грани. Тонкой грани…

— Только ты и я, дедуля, — сказал он, устраиваясь напротив.

Он уже предпринял несколько попыток сломить сопротивление старика при помощи гипноза и волей-неволей был вынужден отдать ему должное: Томас Литтл оказался гораздо сильнее, нежели представлялось с виду. Впрочем, это не более чем вопрос времени, а его у Бетта пока хватало.

— Жаль, если вместо тебя мне придется заняться твоей внучкой, — посетовал он. — Я ей очень нравлюсь. Она ведь уверена, что я ее лестница на большую сцену.

— Вы… вы тот самый репортер?

Бетт расхохотался:

— Собственной персоной. Признаюсь честно: я надеялся притащить сюда ее, а не тебя. Бьюсь об заклад, она визжала бы намного забавней.

Дедушка плюнул в него, однако Бетт лишь расхохотался еще громче.

— Значит, вот какая получается игра, — сказал он, закончив смеяться. — Сейчас мы позвоним твоей дорогой малышке, и, когда она принесет сюда то, что мне нужно, мы с тобой расстанемся как добрые друзья. Но в случае…

Бетт постучал пальцем по одной из трех канистр с бензином, стоявших у его ног.

— В случае ее несговорчивости ты закончишь свою жизнь жареной сосиской.

— Вы…

— А потом я приду за ней.

— Если бы…

— О да, конечно: если бы я развязал тебя, мы могли бы поговорить, как мужчина с мужчиной… — передразнил Дедушку Бетт. — Заткнись, старый хрен! У моей пьесы другой сценарий. Кстати, пора звонить, — добавил он, заметив, что Дедушка собирается возразить.

Достав из рюкзака мобильный телефон, Бетт набрал номер Литтлов.

— Не стесняйся, дед, ори сколько влезет — мне это только на руку.

Дедушка плотно сжал губы.

— Кто это? — спросил Бетт, услышав в трубке незнакомый голос.

— Чарли Бойд.

— Простите, я ошибся номером.

Бетт отложил телефон и с тяжелым вздохом поднялся на ноги.

— Какая жалость, папаша!

Открыв одну из канистр, он шагнул к стулу, на котором сидел Дедушка, и налил вокруг него бензину. Затем с деланой осторожностью поставил канистру на место и повернулся к своей жертве.

— Так ты ничего не желаешь сообщить мне? — поинтересовался он, доставая из кармана зажигалку.

Дедушкины глаза округлились от страха, но он лишь покачал головой.

Бетт снова вздохнул: старик был силен — в этом сомневаться не приходилось.

Жаль все-таки, что на его месте не оказалась девчонка: она не продержалась бы и пятнадцати минут — достаточно было плеснуть бензином ей в лицо и объяснить, на что оно станет похоже после того, как на него попадет огонь.

Мужики же вечно пытаются доказать себе и другим свою стойкость — даже такие дряхлые ослы…

— Ты не храбр, — сказал Бетт Дедушке, щелкнув зажигалкой у него перед носом. — Ты просто глуп.

Он молча наблюдал за тем, как его пленник смотрит на пламя, и знал, что сейчас весь мир сжался для него до размеров этого маленького синего язычка. Вволю насладившись произведенным эффектом, Бетт отпустил колесико, и огонь исчез. Затем Майкл поднес зажигалку к пропитанной бензином Дедушкиной ноге и рассмеялся, когда тот вздрогнул и крепко зажмурился.

— Весело, да? — хмыкнул он, когда Дедушка опять открыл глаза. — Ладно. А теперь по-настоящему.

Бетт снова щелкнул зажигалкой, и пламя вырвалось на полную мощность.


5

Джейни получила предупреждение, которого не было ни у одного из ее друзей.

Ее версия „Маленькой страны“ описывала ситуацию, очень сходную с той, что разворачивалась близ Мен-эн-Тола на самом деле, начиная с пробуждения магии и заканчивая появлением Джона Мэддена. Разнились только детали. В остальном же девушка отчетливо ощущала еще не успевший растаять в воздухе запах болота и почти видела длинных слочей Вдовы, ковыляющих вслед за хозяйкой…

А потом звуки ее вистла замерли. Феликс свернулся, как испуганный еж, и рухнул на землю. Рядом с ним упала Клэр — упала странно, неуклюже, словно бесформенное желе. Джейни бросилась было к ним, но в этот момент Мэдден обратил свой немигающий взгляд на нее. Магнетическая сила его воли обжигающим холодом впилась в ее позвоночник и стала стремительно подбираться к сердцу. И в этот момент Джейни услышала тихий голос, доносящийся откуда-то издалека, из сновидения:

Не смотри ему в глаза. Не слушай, что он говорит.

И тут она вспомнила ночного гостя из книги Билли. Маленького Человечка…

Прежде чем Мэдден успел проникнуть в ее разум, Джейни быстро отвернулась и начала играть.

Она никогда особенно не увлекалась складными вистлами и этот купила скорее ради удобства, нежели из-за звучания, оставлявшего желать много лучшего: прекрасно справляясь с низкими тонами, инструмент, как бы ни старалась Джейни, безнадежно фальшивил на верхних.

Однако сейчас это было не важно. Главное — плохо ли, хорошо ли — вистл играл. В мелодии не было ничего от первородной музыки, витавшей над страницами романа Данторна, но она отвлекала внимание Джейни от Мэддена, и этого было достаточно.

Девушка принялась насвистывать „Джигу охотника на лис“ — слишком веселую для ее теперешнего настроения. Приступая ко второй части, Джейни невольно подумала о волынке, но затем с удивлением осознала, что может обойтись и без нее: звук вистла перекрывал монотонное бормотание Мэддена, сводя его к легкому жужжанию где-то в районе затылка.

Впрочем, на третьей, самой высокой части джиги инструмент все-таки зафальшивил, и не только по собственной вине. Мэдден был силен…

Даже не оглядываясь, Джейни почувствовала, как он — медленно, шаг за шагом — движется в ее сторону. Его присутствие тенью опустилось на пустошь, внеся дисгармонию в музыку и в саму ночь.

Призвав на помощь все свое самообладание, Джейни перешла к четвертой, относительно низкой части джиги и вдруг услышала:

На меня. Смотри на меня…

Стараясь не думать ни о чем, кроме исполняемой мелодии, она отступила за камень, но было слишком поздно: в ее защите успела образоваться брешь, и через эту дыру на девушку глянули горящие глаза Мэддена.

Джейни попробовала представить вокруг себя стену из музыки, но они тут же прожгли ее.

Тогда она решила переключиться на что-нибудь более быстрое и заиграла „Рил охотника на лис“.

Она ощущала себя лисицей, которую преследовали гончие — страшные пылающие глаза. Чужая воля, словно острый охотничий нож, вонзалась в ее разум все глубже и глубже…

До девушки снова донесся голос Мэддена — назойливый жужжащий звук. Пальцы Джейни задрожали, она начала путаться и вскоре сбилась окончательно.

Взгляд ее случайно упал на Феликса: он по-прежнему лежал, неловко скорчившись, на земле. Рядом с ним безжизненно замерла Клэр. Где-то жалобно скулил Кемпи…

Мэдден не оставлял Джейни в покое ни на секунду. Она не могла разобрать его слов, но исходившая от них сила неумолимо разворачивала ее лицом к нему.

Девушка снова попыталась играть, но в горле у нее так пересохло, что ей не удалось извлечь из вистла ни единого звука.

Что делать? Броситься через пустошь и скрыться в темноте? Мэдден ни за что не поймал бы ее: бегала она очень быстро, а страх только подстегнул бы.

Но Феликс и Клэр… Она не могла оставить их здесь!

Понимая, что вот-вот встретится взглядом с Мэдденом, Джейни упрямо наклонила голову и стала смотреть вниз.

„Ну же, Джейни, вспоминай. Вспоминай, что было в книге“.

Ведь между прочитанной ею историей и событиями, разворачивающимися в жизни, проходило такое множество параллелей, что и ключи к спасению в сказке и в реальности должны были быть одинаковыми! Однако Маленький Человечек молчал…

„Соль! — промелькнуло в сознании Джейни. — В книге использовалась соль!“

Но соли у нее не было. К тому же Мэдден сам по себе не являлся нечистой силой, так что вряд ли это средство могло хоть как-то помочь.

Тем временем голова Джейни медленно, но верно поднималась.

„А может быть, слезы?“

Проникнувшись чужими воспоминаниями о первородной музыке, ведьма в книге погибла от собственных слез.

Но это опять же произошло из-за соли. И потом, у Джейни не было шанса заглянуть в душу Мэддена. Равно как и возможности вызвать первородную музыку: согласно роману, для этого человек должен был расслабиться настолько, чтобы сердце его непроизвольно слилось с ее древним ритмом:

Дум-дум. Дум-дум.

А сердце Джейни гнало кровь по жилам с бешеной скоростью, не имевшей ничего общего с плавной гармонией самого первого на земле танца.

„Спокойно“, — сказала она себе.

Сделав усилие над онемевшими ногами, девушка принялась тихонько пританцовывать вокруг Мен-эн-Тола:

Топ-топ. Топ-топ.

Это перекликалось с обычными ударами пульса. Даже смешно: теперь, когда она начала попадать им в такт, Джейни удивилась тому, как вообще могла забыть такой незатейливый ритм. Впрочем, кто-то ведь (кстати, а кто это был? Житель Призрачного Мира из „Маленькой страны“? Или Питер Гонинан?) предупреждал, что…

Истинная магия мира гораздо проще, чем мы можем себе вообразить, - услышала она вдруг незнакомый голос.

И сразу вслед за ним где-то заиграла музыка. Та самая музыка. Музыка, совпадающая со стуком в ее груди:

Дум-дум. Дум-дум.

На мгновение сердце Джейни остановилось от волнения, а затем забилось снова — сначала неровно, но вкоре зазвучало в унисон с долетавшей издалека мелодией.

Если бы это произошло хотя бы немного раньше…

Не в силах противостоять воле Мэддена, Джейни поднимала голову все выше, пока наконец не уткнулась взглядом в его подбородок, затем увидела зловещую улыбку, ястребиный нос… Невзирая на темноту, она отчетливо могла различить каждую деталь, каждый волосок, каждый сантиметр кожи на лице врага. Она чувствовала, как несется по его артериям кровь, как сокращаются его мышцы, опутанные отвратительной густой паутиной нервов…

Первородная музыка стихла. Но не исчезла. Она просто ждала где-то за пустошью. Или… за пределами сознания самой Джейни. Поднявшись из глубин магии Волшебного Царства, она пришла сюда, в Железный Мир, где ее чары были почти забыты.

Джейни попыталась закрыть глаза в надежде вернуть ее ускользающее эхо в свою душу, но не смогла пошевелить веками — Джон Мэдден парализовал их.

А потом он посмотрел на девушку в упор, и в голове у нее застучало:

Скажи мне, скажи мне, скажи мне…

Что вы наделали…

Скажи мне…

Открой мне тайну…

Скажи мне…

Слова Мэддена звучали на разные голоса, которые то отдалялись друг от друга, то сливались в единый оглушительный шум. Он убивал Джейни. Он затягивал ее…

Скажи мне, скажи мне…

Она старалась не слушать, но это было все равно что сопротивляться шторму, который гневными, требовательными волнами накрывал ее сознание и не давал даже секундной передышки…

Джейни упала на колени, совершенно не почувствовав прикосновения к холодной земле. Голова ее беспомощно запрокинулась, но незримая цепь, приковавшая ее взгляд к магнетическим глазам Мэддена, была по-прежнему крепка.

Первородная музыка молчала, заглушённая раскатами его голоса. Все, что от нее осталось, — это крошечная частичка волшебства, забившаяся в самый дальний уголок затуманенного рассудка Джейни. Она спряталась там, когда Мэдден подчинил себе волю девушки, и теперь таилась в тех немногих ее воспоминаниях, до которых он еще не успел добраться, — сокрытая от хищного взора, словно секрет Данторна, ускользающий от него в течение долгих лет.

Джейни понимала, что у нее нет больше времени, а потому просто расслабилась и позволила Мэддену войти в свой разум подобно тому, как героиня ее версии „Маленькой страны“ впустила в свое сознание мучившую ее ведьму. И обнаружила…

Нет, не события из жизни Мэддена вперемешку с его эмоциями, но то, как он мог объять весь окружающий мир. Она услышала биение его сердца, созвучное пульсированию самой земли, и ощутила дыхание ее древних тайн, связанных, несмотря на все свое многообразие, а может быть даже благодаря ему, в одно неразрывное целое.

И только тут она наконец поняла, что подразумевал Питер Гонинан, говоря о разнице между сном, бодрствованием и самоосознанием. Если именно это и происходило сейчас с ней, значит, для нее наступил момент, когда все становится возможным…

Что вам от меня нужно! - мысленно обратилась она к Мэддену.

Тайна, - ответил он. — Тайна Данторна.

Но вы уже знаете ее, - пожала плечами Джейни.

Ей вдруг открылось то, что было недоступно ему, ослепленному вечной погоней за желаемым, — главная правда мира, готовая прийти к любому, кто захочет принять ее.

Слушайте, - сказала Джейни.

Что?

„Невероятно!“ — изумилась девушка. Мэдден десятилетиями искал тайные знания, но в упор не замечал того, что резонировало на одной волне с ними. Он отрывал от этого чуда лишь кусочки и использовал их, чтобы подчинить себе волю других людей, однако никогда не задумывался об истинном, конечном смысле своего могущества, никогда не слышал…

Дум-дум. Дум-дум.

Первородная музыка грянула в голове Джейни, словно первый гром в день сотворения мира.

Нежное пение арфы переплелось со звуками скрипки, флейты и вистла, и над всем этим с силой, которую Джейни никогда не смогла бы повторить, взвились голоса двух волынок. Их бурдоны гудели подобно рокоту древних гор, говоривших под дружный аккомпанемент всех ветров земли с выщербленными временем холмами. Радость и горе, бешеный темп и безмолвие, — казалось, все звуки мироздания спешили влиться в этот общий поток.

Джейни не боялась, что Мэдден завладеет силой этой древней мелодии: не важно, сколь умело он манипулировал ее отрывками, — ее саму не мог подчинить себе никто, ибо для этого требовался единый порыв всех живущих на планете существ, участие каждой составляющей мира.

А может быть, и не одного — ведь был еще тот, что лежал по другую сторону Мен-эн-Тола…

Встреча Мэддена с первородной музыкой стала сродни пробуждению магии в Волшебном Царстве: она хлынула через его сознание бурной рекой, и чем отчаяннее он с ней боролся, тем сильнее она становилась, лишая его привычного самоконтроля.

А Джейни даже не пыталась противостоять ее натиску — она сама впустила эту звенящую красоту в свою душу и теперь с благоговением приветствовала каждый ее звук.

Поначалу девушка будто плыла сквозь сознание Мэддена, оставаясь в стороне от обрушившейся на него бури, но потом вновь почувствовала себя в своем физическом теле и побрела по темным лабиринтам, которые, как она догадалась, являлись мыслями и воспоминаниями ее врага.

В одном из закоулков она наткнулась на дух Кемпи, окруженный какими-то людьми. Овчарка отчаянно рвалась на свободу, но они пинками загоняли ее обратно.

Ловко проскользнув между призрачными фигурами, Джейни схватила пса на руки и уже приготовилась бежать, однако, обернувшись, с удивлением обнаружила, что незнакомцы исчезли. Она опустила Кемпи на землю.

— Просыпайся.

Но он лишь ткнулся мордой в ее ногу и с лаем помчался дальше по лабиринту.

Джейни последовала за ним и вскоре увидела Клэр.

Девушка лежала, неловко распластавшись на полу. Она казалась мертвой, и только глаза ее ожили, когда Джейни склонилась над ней и осторожно убрала волосы с ее лба.

— Что случилось, дорогая?

— Я… я не в силах пошевелить ногами… и вообще ничем.

— Но это неправда, — возразила Джейни, ободренная мудростью первородной музыки. — Мэдден просто заставил тебя думать так.

Клэр сморгнула слезы:

— Я не могу двигаться!

Джейни погладила ее по голове:

— Слушай. Слушай музыку.

— Не могу…

— Слушай, — повторила Джейни мягко, но настойчиво.

Она помогла Клэр встать на ноги. Та, едва ли осознавая, что с ней происходит, послушно поднялась, посмотрела на свои руки, похлопала себя по бокам…

— Я…

Джейни улыбнулась и обняла ее за плечи.

— Пошли. Нам нужно разыскать Феликса.

Они нашли его сидящим на стуле посреди огромной сцены. Крепко вцепившись в свой аккордеон, он беспомощно взирал на аудиторию, активно закидывавшую его пивными банками и гнилыми фруктами. Кемпи грозно зарычал, но это только раззадорило публику еще больше.

Джейни сунула Клэр свой вистл.

— Играй, — сказала она. — Играй что-нибудь знакомое. Что-нибудь старое.

Клэр взглянула на собравшихся в зале зрителей, затем повернулась к Феликсу, и Джейни вдруг увидела любовь, светившуюся в ее глазах, — глубокую, безнадежную…

— Джейни… — начала было Клэр.

— Прости, дорогая, — не дала ей договорить Джейни. — Я никогда об этом не догадывалась. Он тоже любит тебя. Не так, конечно, но…

Она растерянно замолчала. Клэр тихонько вздохнула:

— Я знаю.

Она поднесла вистл к губам и начала выводить „Поездку в Слиго“ — джигу, которая очень нравилась Феликсу. Однако аудитория встретила ее взрывом хохота, и девушка тут же сбилась с ритма. Вистл, и так неважно справлявшийся с высокими тонами, отчаянно зафальшивил, но в этот момент Джейни, подошедшая к Феликсу, обернулась и решительно кивнула, и Клэр продолжила игру.

Мелодия быстро выровнялась, словно сама первородная музыка поспешила ей на помощь.

Между тем Джейни наклонилась к Феликсу, погладила его по рукам и принялась нашептывать ему о том, какие они сильные и нежные; о том, как она любит, когда они прикасаются к ней; о том, что он выглядит достойнее всех этих смеющихся над ним людей, вместе взятых; о том, что он имеет право играть так, как хочет, не слишком заботясь о мнении других; о том, что она не будет возражать, если отныне он поставит крест на своих публичных выступлениях — лишь бы только они всегда были вместе и никогда больше не теряли того, что недавно вновь обрели.

— Послушай, как играет Клэр, — сказала Джейни, крепко прижимая дрожавшего Феликса к себе.

— Д-джейни? — заикаясь, спросил он.

— Я здесь, с тобой.

— Они… они… Я не могу…

— Это все ложь, Феликс. Тут нет никакой сцены. Нет никаких зрителей. Мэдден загипнотизировал тебя.

По мере того как она говорила, музыка становилась все громче и громче и вскоре окончательно перекрыла шум аудитории. Клэр — высокая, с гордо выпрямленной спиной — стояла на сцене, быстро перебирая пальцами по отверстиям маленького вистла. Джейни впервые слышала, чтобы этот инструмент звучал так хорошо. И впервые слышала, чтобы Клэр так хорошо играла…

Она взяла аккордеон с колен Феликса и легонько толкнула его в бок, поторапливая.

— Вставай. Пора уходить.

Он поднял взгляд:

— Почему это случилось со мной?

— Не знаю. И потом, какая разница? Ведь это все ненастоящее.

Феликс покачал головой:

— Для меня пережитое ничем не отличается от реальности. И так происходит всякий раз, когда я вижу перед собой переполненный зал.

— Но сегодня он тебе просто померещился. Пойдем, Феликс. Тебя не должно волновать мнение этих людей. — Джейни указала на притихших зрителей.

— Но я же могу играть, — не унимался Феликс. — Могу играть где угодно: на корабле, на вечеринке, даже на оживленной улице… Что мешает мне повторить то же самое здесь?

— Понятия не имею, — призналась Джейни. — Да и не все ли равно?

— Нет, — твердо ответил Феликс и потянулся к инструменту.

Джейни хотела запротестовать; хотела сказать, что это не та вещь, которую стоит делать через силу, но в последний момент сдержалась: в глубине души она верила, что Феликс справится со своей проблемой. Конечно, неудачная попытка могла лишь усугубить ее, однако остановить его она в любом случае не решилась. Что ж, вдруг первородная музыка поможет ему… Хотя, конечно, маловероятно, чтобы страх всей жизни испарился за несколько минут: в чем бы ни таились его причины, они наверняка являлись слишком вескими для того, чтобы их можно было устранить с помощью пары-другой аккордов.

И тут в голове у Джейни снова пронеслось: истинная магия мира гораздо проще, чем мы можем себе вообразить.

— Я люблю тебя, Феликс, — тихо сказала она и отошла в сторону.

Феликс вскинул голову и устремил взгляд куда-то вдаль. „Он пытается сосредоточиться на каком-то одном человеке. Пытается представить, что, кроме этого человека, в зале никого больше нет“, — поняла Джейни.

Она поступала точно так же в начале своей карьеры.

„Ну, давай же!“ — мысленно взмолилась Джейни.

Мокрый от пота, Феликс начал подыгрывать Клэр, но дрожь, сотрясавшая его тело, мешала ему попасть в такт.

Не в силах смотреть на мучения любимого, Джейни подбежала к нему и, прежде чем аудитория успела разразиться очередным взрывом хохота, крепко обняла.

— Слушай, — шепнула она. — Слушай музыку, которую играет Клэр.

— Но я…

— Не пытайся играть. Расслабься. Закрой глаза и попробуй внушить себе, что тебя здесь нет. И не только тебя — нет вообще ничего, кроме музыки. Почувствуй ее ритм — он созвучен биению твоего сердца; он прост, как твое дыхание…

Джейни погладила Феликса по голове.

— Разве ты стараешься заслужить похвалу зрителей? — продолжала она. — Ты делаешь это во имя самой музыки, потому что она и есть…

— Потому что… она и есть… — медленно повторил Феликс.

— Магия.

Феликс неуверенно сыграл аккорд из двух нот. Пожалуй, это получилось у него не слишком хорошо, но бодрое звучание вистла сгладило огрехи.

— Давай, Феликс, давай, — кивнула Джейни, видя, что он вновь приподнимает пальцы над клавиатурой.

Следующий аккорд вышел фальшивым, однако молодой человек тут же исправил его.

— Магия, — тихо произнесла Джейни.

— Магия, — повторил Феликс, словно это слово было заклинанием от всех его страхов.

Новый аккорд прозвучал громко и чисто. За ним еще один. И еще. И еще…

Плечи Феликса напряглись. Джейни принялась массировать их и сразу же почувствовала, как они расслабляются — то ли от ее прикосновения, то ли от уверенности, растущей в его душе.

Теперь он выводил уже вполне связную мелодию, и не беда, что в ней проскальзывали неточности — это случалось и прежде, на вечеринках, когда Феликс подхватывал незнакомую тему.

Спина его выпрямилась. Аккордеон подпрыгивал на колене по мере того, как он притоптывал. Дуэт стремительно набирал силу.

Джейни узнала мотив и улыбнулась: это был „Рил мисс МакЛеод“, который они с Феликсом прозвали „Майский день“, потому что его веселые звуки ассоциировались с весной, надеждой, продолжением жизни.

И частью этого рила — как и всех других музыкальных произведений на свете — являлась сама первородная музыка, несущая в себе нерушимую гармонию мудрости и магии.

Она была бессмертна, однако при этом нуждалась в исполнителях, подобно тому как мир нуждается в обитателях, ради которых он и был сотворен…

Кто-то неожиданно засвистел, но сидящие в первом ряду люди заглушили этот одинокий протест своими аплодисментами, и к тому времени, как Феликс и Клэр, сыграв все три части рила, вернулись к первой, зал уже дружно хлопал в такт его заразительному ритму.

Когда музыка смолкла, публика разразилась бурей оваций. Джейни взглянула на счастливые лица тысяч зрителей и с гордостью потрепала Феликса по волосам.

— Я… — начал он.

— Ты сделал это, — сказала она.

Феликс улыбнулся, опустил аккордеон на пол, встал и, повернувшись к Джейни, обнял ее.

Аудитория за его спиной затихла.

Но нет, осознала Джейни, не затихла. Она просто исчезла. Как и сцена. Теперь здесь не было никого, кроме них с Феликсом. Клэр находилась чуть поодаль. Кемпи сидел у ее ног. Неожиданно у Джейни возникло впечатление, что тело Феликса начало таять. И Клэр с Кемпи тоже. И она сама…

Джейни открыла глаза и обнаружила, что стоит на пустоши. Воцарившаяся после музыки и громогласных аплодисментов тишина казалась почти убийственной. Девушка похлопала себя по бокам.

Может, ей все это приснилось?

Она огляделась. Джон Мэдден стоял на коленях, прижавшись лицом к Мен-эн-Толу. Рука его, продетая через дыру, безжизненно свисала по другую сторону камня. Рядом сидели растерянный Феликс и Клэр, причем последняя крепко сжимала вистл, который держала сама Джейни перед тем, как Мэдден вошел в ее разум.

Невероятно: значит, это был не сон.

— Что случилось? — поинтересовалась Клэр. — Я видела самый страшный кошмар в своей жизни, но потом все вдруг изменилось…

— Мы победили, — объявила Джейни.

Она взяла свою сумочку и поднялась с земли.

— Мы спрятали книгу так, что уже никто и никогда не найдет ее. И хотя Мэдден пытался воздействовать на нас своей волей, она ему не помогла. Мы доказали, что сильнее его.

Если бы только не ее отмененное турне. И не ферма Бойдов. И не…

„Нет, — одернула себя Джейни. — Не думай об этом. Сейчас наслаждайся победой, а сомнения оставь на завтра“.

Между тем Мэдден не шевелился.

— Он… он умер? — спросила Клэр.

— Не знаю, — ответила Джейни, гладя подбежавшего к ней Кемпи. — И, честно говоря, мне на это наплевать.

— Но мы не можем бросить его здесь…

— Это почему же? — ядовито поинтересовался Феликс. — Мы ему чем-то обязаны?

„Он не забыл, что сделал с ним Мэдден“, — догадалась Джейни, взглянув на друга.

Она подошла к Клэр и взяла ее за руку.

— Пошли домой.

— Но мы точно победили его? — сомневалась Клэр, послушно следуя за подругой.

— Точно.

— Все вместе, — добавил Феликс. Джейни кивнула:

— Да, все вместе. Втроем. Извини, вчетвером, — улыбнулась она, когда Кемпи ткнулся ей в ладонь своим мокрым носом. — Четверо друзей и музыка.

— Музыка, — в один голос повторили Феликс и Клэр, словно что-то припоминая.

По дороге к машине никто из них не проронил ни слова.


6

Мэдден не мог пошевелиться. Он стоял на коленях, прислонив голову к шершавой поверхности Мен-эн-Тола, и рука его по-прежнему была продета через зияющую в нем дыру.

Мир обрушился на Мэддена. Он пытался отключить разум, но тайна… тайна Данторна, которую так небрежно швырнула ему в лицо девица Литтл…

Эта проклятая музыка…

Она неслась через его мозг бурным потоком, не оставляя ни секунды на осмысление.

Мэдден слышал каждый звук, осязал каждый запах, чувствовал каждый вздох, переживал каждую эмоцию, когда-либо существовавшие в мире и за его пределами.

Он был не в силах справиться с этим.

Потому что теперь он знал все.

От древних скал, уходящих своими основаниями глубоко в недра земли, до обрывков разговоров, витающих в воздухе.

От сладкой овсянки, которой плевался чей-то сопливый ребенок из бедного района Чикаго, до поваленного дерева в бразильских джунглях.

От глубин бесконечного космоса, недосягаемых даже для самых мощных телескопов, до жука, ползущего вдоль берега безвестной речушки в Камбодже.

От гималайских ветров до пьяницы, заснувшего в переулке Мельбурна.

Мэдден сходил с ума от обилия захлестнувших его деталей.

От тяжелой поступи кенийского слона и писка комара на болоте Флориды.

От спора супружеской пары в одном из домов неподалеку от его собственного особняка в Виктории и музыки, сотрясающей стены какого-то лондонского клуба.

От огромных межзвездных просторов и…

Поймав в этом бурлящем водовороте крошечный момент безмолвия, Мэдден вцепился в него мертвой хваткой.

„Успокойся, — сказал он себе, хотя больше всего на свете ему хотелось дико закричать. — Успокойся. Обуздай свой разум. Заставь его сконцентрироваться на молчании. Думай только о тишине. Позволь ей разлиться. Повсюду…“

Когда у него это наконец получилось, Мэдден медленно поднялся, посмотрел на пустошь и едва не расхохотался.

Он был глупцом.

Поистине глупцом. Данторн открыл доступ к небывалой силе, но какой в этом смысл, если ее все равно нельзя было контролировать? Смертный мог управлять лишь маленькими ее кусочками, но в этом Мэдден и так преуспел.

Странно: почему полученные знания не раздавили Джейни Литтл? Как она смогла с такой легкостью вместить их в себя?

Должно быть, в ее разуме таилось что-то еще, кроме книги, предлагающей каждому читателю новую версию, дыры в камне, являющейся входом в иное измерение, и людей размером с мышь. Это были обычные сказки.

Но… но что если все-таки нет? Случайно ли Дан-торн умер прежде, чем Мэдден успел завладеть его тайной? И случайно ли Джейни…

Мэдден понимал, что ему придется отложить эту головоломку до лучших 38 времен. Сейчас он с трудом стоял на ногах и должен был довольствоваться тем, что вообще выжил после преподанного ему урока.

Он проиграл. Он годами искал секрет Данторна, пробираясь к нему извилистыми тропами, а в итоге нашел то, что не могло принадлежать никому, ибо являлось музыкой, в такт которой вибрировало все мироздание.

Такие простые истины, доступные любому старшекласснику. Конечно, старшеклассник не мог потягаться с Мэдденом в умении извлекать из них практическую выгоду, однако и чем-то сверхъестественным они для него не были.

Мэдден покачал головой.

Все было напрасно.

Возраст уже не позволял ему начать все заново. К тому же после предательства Майкла он лишился преемника, с которым мог бы поделиться сегодняшним прозрением.

По злой иронии он не мог использовать даже свой дар концентрироваться; не мог открыть разум окружающему миру, не рискуя при этом захлебнуться очередным потоком. Он должен был стать глухим, немым и слепым. Как баран.

Мэдден сунул руки в карманы и медленно побрел по тропе, ведущей от Мен-эн-Тола к лужайке, где он оставил машину.

Он должен был придумать способ взять реванш. Девица оказалась бесполезной. Данторн умер. Однако был еще Питер Гонинан. Если верить мыслям Джейни Литтл, он обладал куда большими знаниями, чем кто-либо мог предположить. Как и Дедушка, Мэдден никогда не подозревал, что Гонинан и Данторн были близкими друзьями.

Что ж, он поговорит с ним. Без всякого применения силы — ограничившись лишь тем, что Гонинан сам захочет рассказать ему.

Мэдден вздохнул.

Горькая правда заключалась в том, что его планы ничего уже не меняли. Он шагнул за порог, переступать который было нельзя. По крайней мере так, как это сделал он. И теперь ему, вместе со множеством других неудачников в истории, пытавшихся вырвать у магии ее секреты, придется заплатить положенную за них цену. Дьявол получит свое.

Правда, Мэдден не верил ни в дьявола, ни в Бога.

Но он верил в ад, и адом для него было осознание того, что он проведет остаток жизни в обществе баранов, населяющих этот жалкий мир.

Они были даже счастливее его, ибо не знали о том, что спят. А он знал.

Он бодрствовал и вот теперь должен был уснуть.

Или сойти с ума.


7

Заслышав шум, Тед Граймс выпрямился на своем посту. Судя по голосам, к нему приближались трое, но Мэддена среди них не было. Если только он не шел молча.

Зато там была собака.

Граймс всегда гордился своим умением охотника полностью сливаться с окружающей обстановкой, становясь невидимым для людей и большинства животных. Для этого было достаточно не шевелиться и не глядеть на жертву, поскольку какое-то шестое чувство всегда предупреждало ее о том, что за ней наблюдают. Однако Граймс вовсе не был уверен, что эта уловка сработает с собакой. Хорошо еще, что ветер дул со стороны идущих. Если он не будет двигаться, не будет смотреть на них…

— Я все еще думаю, что нам не следовало оставлять его одного, — послышался женский голос.

— Хочешь понести его на себе? — насмешливо отозвался другой голос, тоже женский.

— Нет…

Граймс чуть не выдал себя. Они говорили о Мэддене! Если они что-то сделали с ним, лишив Теда заслуженного права мести, он перестреляет их одного за другим…

Глаза Граймса уже привыкли к темноте, так что для него не составило особого труда разглядеть незнакомцев.

Какая-то женщина небольшого роста вела под руку другую — высокую, опиравшуюся на трость. С ними был мужчина — крупный, широкоплечий. И собака…

Она даже головы не повернула в сторону Граймса.

Тупая псина!

— Я бы с радостью выбил из него дух, — пробурчал мужчина.

— Зачем? — пожала плечами маленькая женщина. — Мы это уже сделали.

— Что же там все-таки произошло, Джейни? — спросила вдруг высокая женщина.

„Да, — оживился Граймс. — Что там произошло?“

Но в этот момент вся троица приблизилась к трехколесному „релианту“ и забралась внутрь. Собака последовала за ними. Дверцы автомобиля хлопнули, мотор дважды чихнул, а затем огласил окрестности отчаянным тарахтением.

Граймс зажмурился, когда ему в лицо ударил свет передних фар.

Он слышал, как машина развернулась на дороге и покатила прочь. Впрочем, спустя пару минут она снова остановилась. Граймс открыл глаза: кто-то из пассажиров выпустил наружу собаку, которая тут же понеслась к находившейся неподалеку ферме. После этого „релиант“ продолжил свой путь.

Когда он исчез за поворотом, Граймс впился взглядом в расстилавшуюся перед ним пустошь.

„Я дам тебе десять минут, — мысленно сказал он своему врагу. — А потом сам пойду за тобой“.

Граймс уже забыл о странных людях. Сейчас его интересовал только Мэдден, а в том, что они вот-вот встретятся, он не сомневался. Все, что ему нужно было для успеха, — это опять раствориться в ночи.

Его расчеты оказались верны — вскоре со стороны пустоши донесся звук шагов.

Граймс затаил дыхание. Обрубок руки заныл, напоминая о способностях Мэддена: один его взгляд человеку в глаза, даже в кромешной тьме, и игра окончена.

Но Граймс не собирался попадаться на эту удочку во второй раз. Он терпеливо выждал, пока Мэдден подойдет к своей „фиесте“, и лишь когда тот, намереваясь сесть внутрь, повернулся к нему спиной, Граймс метнулся вперед — быстро и бесшумно, как привидение. Нанеся Мэддену оглушительный удар, он придавил его к машине протезом левой руки и, прежде чем тот успел опомниться, поднес к его виску кольт, зажатый в правой.

— Привет, Джон, — оскалился он. — Узнаешь меня?

— Ты… ты работал на Сэндоу.

— Верно. Те, кого ты подослал, позаботились о старом Филе. Я рад, что не разделил его участь, но меня совсем не радует, — Граймс ткнул Мэддена протезом в бок, — вот это!

— Что тебе нужно?

Спокойствие Мэддена привело Граймса в такую ярость, что он едва не убил его на месте.

— Я знаю, тебе нравятся игры, Джон, типа той, что ты сыграл с моей рукой. У меня тоже есть для тебя игра — русская рулетка. Хочешь рискнуть?

— Мне все равно.

Что, черт возьми, он имеет в виду? Приготовил очередной фокус? Надеется опять использовать гипноз? Или полагает, что Граймс отдаст ему пистолет и позволит выстрелить самому?

„Расслабься. Он просто блефует… Но как хорошо он это делает, черт побери!“

— В барабане этого кольта шесть гнезд, — продолжал Граймс. — Но пуля есть лишь в одном из них. Я прокрутил барабан, так что теперь сам не знаю, в котором именно она лежит.

— Хорошо.

— Ты можешь сдохнуть прямо здесь.

— Мне все равно.

„Ну и ладно“, — подумал Граймс.

И нажал на курок. Тело Мэддена обмякло под его рукой. Оставив маленькую точку на левом виске старика, пуля вышла через правый.

Граймс отступил назад, и Мэдден упал наземь. Тогда Граймс выстрелил во второй раз.

— Я солгал насчет одной пули, — сказал он, глядя на труп, и в ушах у него слабым эхом прозвучало:

Мне все равно.

„Он мертв, — сказал себе Граймс. — Ты поклялся отомстить ему за то, как он поступил с тобой, и сдержал свое слово“.

Но облегчения он почему-то не испытывал. На душе у него было удивительно пусто.

Два года он ждал этого дня, прокручивая в воображении сотни различных вариантов, пока однажды с ним не связался Майкл Бетт и не пообещал, что выведет его на след Мэддена. Граймсу оставалось лишь запастись терпением и ждать своего часа. Когда же Бетт наконец объявился…

Мне все равно.

Мэдден умер, однако Граймс не чувствовал себя отмщенным.

Это нечестно!

Он вытер пистолет, вложил его Мэддену в руку и усмехнулся: „Возможно, местные ищейки поверят в самоубийство“.

Выпрямившись, он немного постоял, надеясь, что ощущение пустоты пройдет. Увы, этого не случилось.

Мне все равно.

Словно Мэдден сам хотел умереть. Словно его и вправду не интересовала собственная судьба…

Мне все равно.

Культя Граймса пронзительно заныла.

„Этот ублюдок снова выиграл, — вздохнул он, зашагав по тропинке к своей машине. — Я убил, но не победил его“.

Мне все равно.

Потому что он жаждал смерти!

Граймс остановился и, оглянувшись, прижал протез к груди. Боль быстро усиливалась.

„Не понимаю“, — покачал он головой.

И пошел дальше.


Пробныи камень

Церковь — каменный зуб в челюсти земли. Вот почему ее холод обжигает. Это зубная боль глубокой старины, муки времени. Церковь готовит вас к вашему гробу.

Йен Уотсон. Кротовое поле. Сборник фэнтези и научной фантастики (декабрь, 1988)


1

После встречи с рыбаками в ночь шторма Джоди уже не удивлялась тому, как быстро все позабыли о случившемся. И хотя у Дензила и остальных ее друзей события стирались из памяти гораздо медленнее — по крайней мере, они успели рассказать обо всем, что с ними стряслось, — к концу недели воспоминания о колдовстве Вдовы покинули и их.

То, как легко с ними расстался Дензил, было понятно: логический склад ума значительно упростил ему задачу. Куда большие надежды Джоди возлагала на Топина, однако его интерес к мистике вдруг ослаб. От Лиззи девушка ничего не ждала, потому что знала ее недостаточно хорошо, а вот „забывчивость“ Хенки Вэйла поистине поразила ее — и этот человек общался с трупом, который прятал в подвале одного из своих домов?!

Правда, дети из Трущоб еще долго обсуждали недавние события, однако говорили о них как о некой загадочной истории, не имевшей никакого отношения к ним лично. Только Рэтти Фриггенс, материализовавшийся обратно в мир из пуговицы с накидки Вдовы, а не из камней, как его товарищи, по-прежнему не мог прийти в себя. Он никогда не затрагивал эту тему, но в глазах его поселилось странное выражение, и держался он особняком.

Со временем Джоди обнаружила, что и ей становится все труднее вспоминать о своем приключении. Его детали растворялись в сознании, переплетаясь с обрывками сказок, так что порой девушка сама уже сомневалась в реальности происшедшего.

Даже музыка отдалилась от нее. Джоди помнила лишь то, что эта музыка была, однако напеть ее не могла. Она прислушивалась к биению своего сердца, но из груди доносилось только привычное тук-тук, ничем не напоминавшее заветный ритм.

Джоди мало видела Топина в эти дни. Он пропадал на загородных прогулках — гораздо более длительных и дальних, чем обычно. Хенки и Лиззи, казалось, с трудом узнавали девушку, встречая ее на улице, а ребятишки из Трущоб как-то странно затихали, когда она приближалась к ним. Дензил стал совершенно нетерпим к тому, что и раньше считал „полнейшей ерундой“: „Если ты будешь забивать себе голову подобным вздором, в ней не останется места для разумных вещей!“

Джоди часто бродила по Бодбери в надежде отыскать что-то, безнадежно ускользавшее из ее памяти, и ноги сами несли ее к дому Вдовы Пендер.

Куда она подевалась? Что с нею теперь?

Люди выдвигали сотни всевозможных версий по этому поводу — по-разному невероятных и одинаково ошибочных.

Джоди знала правду, но ее никто не хотел слушать.

Поэтому зачастую она просто стояла перед домом и думала об их с Эдерном бегстве через окно и сумасшедшей скачке на Энсаме. Она все реже пыталась отделить реальность от вымысла, ценя те немногие воспоминания, что у нее еще оставались, однако и они тускнели с каждым днем, так что вскоре, подобно детям из Трущоб, она сама начала воспринимать свое приключение как нечто услышанное со стороны.

Заколоченные окна дома угнетали Джоди, ассоциируясь у нее с закрытым сознанием друзей и постепенным затмением ее собственного. Казалось, проведя половину жизни во сне, она вдруг на мгновение проснулась и вот теперь снова погружалась в сон.

Дом Вдовы был единственным местом, где память хотя бы частично возвращалась к девушке. Глядя на него, Джоди думала о том, как была Маленьким Человечком, об Эдерне и о Призрачном Мире, о первородной музыке и о старухе Пендер… Интересно, была ли у нее возможность пойти иным путем?

Жалея ее, Джоди старалась не обращать внимания на шепот теней, притаившихся вдоль изгороди в саду и у стен самого коттеджа. Она все еще видела изуродованные черты Вдовы и проступавшее сквозь них личико невинного ребенка, и слезы струились у нее из глаз.

Иногда она гадала, как ей удавалось искренне сострадать своему врагу и при этом обижаться на друзей за то, что те не могли разделить ее переживания. Они ведь позабыли о случившемся не по своей вине — просто это был мир, в котором доминировала логика, а не магия. И все же Джоди сердилась на них, как будто это не они встретились с волшебством, как будто не они испытали на себе его воздействие…

В одно особенно скверное утро после неприятного спора с Дензилом Джоди отправилась на Мэйб-Хилл — к развалинам Крик-а-Воуз и, зайдя внутрь часовни, села на разрушенную колонну.

Она чувствовала себя подавленной. Она хандрила все эти дни и прекрасно знала почему. Причина была даже не в том, что магия все больше отдалялась от нее: ее угнетало обещание, данное Эдерну Ги, — обещание сохранить первородную музыку в своем сердце и передать ее другим людям.

Она победила Вдову, спасла себя и своих друзей, но самое главное было еще не сделано. Вспоминая первородную музыку, Джоди думала о том, что было утрачено вместе с нею, — не просто магия с ее тайнами и чудесами, но сама гармония земли, все более распадавшаяся по мере отдаления двух миров.

Джоди закрыла глаза, и в рассудке у нее снова поплыло…

Погибшие народы.

Разрушенные надежды.

Увядшая красота, которую сменила безжизненная пустыня, раскинувшаяся в обоих мирах и в сердцах ее обитателей.

Джоди еще помнила об этом. Но чувствовать уже не могла.

„Эдерну следовало выбрать для этой миссии кого-нибудь другого, — подумала она. — Зря он вошел именно в мой сон“.

Но что если у него не было выбора? Что если она являлась его последней надеждой?

При этой мысли Джоди окончательно пала духом.

„Наверное, я там, где и должна быть, — с горечью сказала она себе. — В руинах церкви, выстроенной на кургане… Богослужение на костях мертвецов… Место, где умирают мечты“.

Девушка тонула в своей депрессии.

Она огляделась, и все вокруг вдруг показалось ей таким унылым, словно кто-то затянул ее разум погребальным саваном.

Первородная музыка? Лучше назвать ее утраченной. Утраченной навсегда.

Даже если ей удастся отыскать эту музыку вновь — как она донесет ее до остальных? Кто сможет услышать и удержать ее? Если она, вдохнувшая ее древний ритм в самом Призрачном Мире, сейчас могла вспомнить только слабое эхо, то чего же можно было ожидать от других?

И потом, что бы это дало?

Ей, Джоди, представился шанс сделать что-то значимое. Она мечтала о нем всю свою жизнь, но, получив, так и не смогла использовать.

Она упустила его.

Как и музыку.

И это было поистине мучительно: хранить в себе воспоминания, не в силах более испытывать эмоций. Они были где-то совсем близко и вместе с тем бесконечно далеки от нее.

Вот если бы…

Джоди вскинула голову, услышав какой-то звук. На мгновение ей показалось, что это музыка, однако она ошиблась. Это была не музыка. И не ветер. Это был тихий зловещий смех, доносящийся из темного угла…

Джоди посмотрела туда.

— Что ж, давайте, — сказала она. — Смейтесь. Вы ведь победили…

Победили, победили, победили… - зашептали тени.

И тут Джоди задумалась: тени победили… А в чем, собственно говоря, заключалась их победа?

Что если в ее отчаянии были виноваты вовсе не тени, погубившие Вдову, а она, Джоди? Что если они дразнили ее не потому, что победили, а потому, что она сама согласилась признать свое поражение?

Девушку неожиданно осенило.

Вскочив на ноги, она быстро выбежала из мрачных стен разрушенной часовни на солнечный свет. Джоди снова огляделась и удивилась тому, что еще пару секунд назад пребывала в столь мрачном настроении.

Все вокруг казалось чудесным: и изгороди, и простиравшаяся за ними пустошь, и видневшиеся вдали крыши городских домов, и развалины старой часовни… Открывающийся с вершины холма вид был так прекрасен, что Джоди захотелось петь. И зачем люди запираются для своих богослужений в пышных каменных зданиях, тогда как настоящее великолепие находится прямо за их порогом?!

Проклятие! Все это время ей мешало только собственное неверие! Разве можно оправдывать отказ от борьбы тем, что Дензил и остальные позабыли о встрече с магией? Но она-то, Джоди, о ней еще помнит! Пусть не все, но этого достаточно для того, чтобы не сдаваться.

Конечно, она не способна изменить мир в одночасье. Но она может начать это делать — пусть ее вклад будет невелик, но это лучше, чем ничего.

Предстоящая задача вдруг показалась Джоди по-детски легкой, и в ушах у нее почти отчетливо прозвучало:

Истинная магия мира гораздо проще, чем мы можем себе вообразить.

Она не теряла первородной музыки — да и как можно потерять то, что живет в тебе от рождения? Она не знакомилась с этой музыкой в Призрачном Мире — она узнавала ее там.

— Спасибо! — крикнула Джоди теням, оставшимся позади нее в руинах.

Те ничего не ответили, когда она, перебравшись через изгородь, направилась к Мен-эн-Толу. Впрочем, девушка и не услышала бы их. Сердце ее ликовало. Двигаясь через пустошь, Джоди думала лишь о том, что все эти дни ходила глухой, немой и слепой. Зато теперь она снова различала шелест листвы и звук шагов, пение птиц и дыхание ветра, и в груди у нее рождалась новая песня, которую она готова была нести дальше — навстречу бушующему перед нею разноцветью трав.

Добравшись до „камня с дыркой“, Джоди улеглась на землю рядом с ним и посмотрела в небо: в океане голубизны плыло куда-то белоснежное облачко, и на фоне его вырисовывалась маленькая пустельга.

— Эй, наверху! Привет! — засмеялась Джоди, помахав птице рукой, и та приветливо захлопала крыльями. Или Джоди только хотелось, чтобы это было так?

Невероятно, но она больше не видела разницы между двумя этими вещами: разве фантазии, занимавшие ее воображение на протяжении доброй половины жизни, не воплотились наконец в реальность?

И вот сейчас Джоди опять фантазировала: она представляла себе, как споет песню о Мен-эн-Толе. Споет здесь, на пустоши. Эта песня никогда не умолкнет, потому что один за другим ее подхватят остальные люди. Сам ветер будет мчать ее по свету, пока весь Железный Мир не узнает и не вспомнит эту музыку.

Первородную музыку.

Джоди поднялась, вскарабкалась на камень и улеглась на его вершине, плотно прижавшись телом к холодной шершавой поверхности.

Не думай вообще ни о чем. Отпусти себя.

Нужно просто почувствовать тишину, спрятанную внутри гранита, — древнюю, как самый первый танец на земле; просто сосредоточиться на биении своего сердца и увидеть, как кровь бежит по жилам и пульсирует в такт первородной мелодии; просто снова оказаться на той заветной грани между сном и бодрствованием, где все становится возможным…

И тогда она услышала:

Дум-дум.

Отдаленные звуки, подобные цокоту копыт. Вот они становятся ближе, и она летит, летит ввысь…

Черты Эдерна всплыли в ее сознании. Он был явно обеспокоен.

— Джоди, что ты делаешь? — спросил он.

— Мечтаю, — ответила Джоди. — Мечтаю о магии.

Обеспокоенность Эдерна сменилась настоящей тревогой.

— После этого ты изменишься навсегда, — предупредил он.

— Я знаю. Зато музыка возродится.

— Джоди, Призрачный Мир не откроется перед тобой — в твоих жилах течет железная кровь.

— Я знаю.

Дум-дум.

— Я стану музыкой, — добавила Джоди, — и она никогда больше не покинет нас.

Эдерн покачал головой:

— Это слишком высокая цена…

— Я не умру, — перебила его Джоди. — Я буду жить вечно.

— Но уже совсем другой, — возразил он.

— Совсем другой, — согласилась она.

— Я не просил тебя о такой жертве.

Дум-дум.

— Это мой выбор.

— Но…

Дум-дум. Дум-дум.

Закружив Джоди, музыка запела ее голосом — необычно звонким и чистым, и девушке вдруг показалось, что она растворяется в Мен-эн-Толе со всеми его тайнами. Она погрузилась в них целиком, а затем, вынырнув наружу через дыру в камне, ринулась в самые недра земли, чтобы оттуда взмыть вверх и, промчавшись над пустошью и лесом, устремиться к морю у Бодбери.

— До свидания, Эдерн, — сказала Джоди. — Помни меня.

— Разве я могу тебя забыть? — грустно улыбнулся он, и в эту минуту незримая пелена скрыла его из виду.

А музыка продолжала звучать в Железном Мире, и эхо ее проникало в Призрачный, и несло в него дар логики в обмен на частицы магии, и питало своими звуками Тайну, чтобы отныне она не умолкала никогда.


2

В тот день Дензил никак не мог сосредоточиться. Он думал о Джоди и разгоревшемся между ними споре, в результате которого девушка обиделась и хлопнула дверью. Животные после ее ухода вели себя крайне неспокойно. Их нервозность быстро передалась Дензилу и вскоре возросла настолько, что он уже не мог ее игнорировать.

Наконец старик отложил работу.

„Я был слишком резок“, — вздохнул он. Джоди еще молода, а разве молодости не свойственны всякие странности? Да кто он такой, чтобы убивать в девочке желание верить в чудо? Жизнь сделает это сама, как когда-то с ним, и тогда Джоди поймет, что в мире есть и другие чудеса, ничем не уступающие магическим, — например, чудеса природы.

Но осознать это она должна сама. А ему, другу, не следует навязывать ей свое мнение, тем более что в последнее время это не приводило ни к чему, кроме шумных ссор.

— Ладно, пойдем, — позвал Дензил Олли, надевая сюртук и цилиндр.

Обезьянка спрыгнула со спинки кресла, из которого старательно выдергивала мягкую набивку, и забралась хозяину под сюртук.

— Попробуем найти Джоди, — добавил Дензил. Однако, выйдя на улицу, он замешкался, пытаясь выбрать направление, и в этот момент у него возникло неприятное ощущение, что нечто подобное уже происходило раньше. Недавно Дензилу приснился сон, о котором он ни словом не обмолвился Джоди. Он не хотел обсуждать его с ней, так как все привидевшиеся ему события в точности совпадали с тем, о чем теперь постоянно твердила она сама, — о том, как Вдова Пендер превратила ее в Маленького Человечка, и о том, как все они ходили к каменному памятнику за городом…

Невероятно, но сейчас каким-то таинственным образом Дензил знал, куда ему идти.

Ворча себе под нос, он зашагал к Мэйб-Хилл. Когда он очутился на пустоши позади Крик-а-Воуз, Олли нервно заерзал у него за пазухой.

— Прекрати возиться, — шикнул на обезьянку Дензил, однако сам он тоже чувствовал что-то неладное.

На пустоши пахло грозой, и это казалось совершенно необъяснимым, поскольку небо было чистым, если не считать нескольких белых облачков на западе. Между тем Олли вылез из-под сюртука и, усевшись Дензилу на плечо, принялся дергать его за волосы, явно куда-то поторапливая.

В воздухе раздавался странный звук, напоминавший не то отдаленный бой барабана, не то стук человеческого сердца и в сочетании со свистом ветра рождавший нечто похожее на музыку.

Дензилу почудилось, что он узнал в ней песню, которую когда-то пел ему отец. Она всегда была у Дензила любимой, однако сегодня не вызвала у него ничего, кроме щемящей тоски.

Старик ускорил шаг, желая лишь одного — как можно скорее добраться до Мен-эн-Тола, а придя на место, сразу понял, что дурные предчувствия его не обманули.

Олли с жалобным писком спрыгнул с его плеча, подбежал к „камню с дыркой“ и, забравшись наверх, повернул к хозяину свою несчастную мордочку.

— О Джоди, что ты наделала… — прошептал Дензил, заметив в лапках у Олли брюки и рубашку — именно в них была одета Джоди этим утром. Ее туфли и куртка валялись чуть поодаль на земле, но самой девушки нигде не было видно.

Обезьянка заплакала, протягивая Дензилу рубашку Джоди, но он словно застыл.

Он внимал музыке.

И вспоминал.

О странных событиях. О встрече с волшебством. О Маленьких Человечках и оживших трупах. О ведьмах и камнях.

Особенных камнях. Менгирах…

Он сам был камнем, заколдованный Вдовой…

— О Джоди, — снова прошептал Дензил. Неземная музыка звенела над пустошью, и он принялся раскачиваться ей в такт. Слезы застилали ему глаза. Он слышал голос Джоди и знал, что ради пробуждения этой музыки она пожертвовала собой. Дензил перебирал в памяти их недавний спор.

— Первородная музыка должна воскреснуть, — уверяла его Джоди всю последнюю неделю. — Без нее оба мира обречены на гибель.

— Прекрати нести вздор. Никакого Призрачного Мира не существует, — отвечал он.

— Дензил, как ты мог все забыть? — возмущалась она. — Как ты можешь быть таким слепым?

— Я вовсе не слепой, — возражал Дензил. — Я прекрасно вижу все великолепие мира.

— Да, видишь! Как лунатик, который бродит во сне!

Сказав это, Джоди ушла, а в ушах у Дензил а еще долго звучало эхо ее обидных слов…

Слезы уже ручьями текли у него по щекам. Он понятия не имел, как Джоди сумела это сделать, но одно было ясно: она превратилась в музыку. Чтобы доказать реальность магии на земле. Ему. И всем, кто живет во сне…

Чья-то рука легла Дензилу на плечо. Он даже не вздрогнул от неожиданности — он просто медленно обернулся и обнаружил у себя за спиной Топина.

— Она… она стала музыкой, — вымолвил Дензил.

Глаза Топина блестели от слез.

— Я уже понял, — кивнул он. — Я проходил мимо… думал… А потом услышал что-то и вспомнил…

— Я был не прав, — покачал головой Дензил. — Я вел себя неуважительно по отношению к ней. Но мне казалось таким нелепым то, во что она верила…

— Я виноват еще больше, — потупился Топин. — Я ведь всегда знал, что вещи, о которых Джоди говорила, существуют… Но потом почему-то забыл об этом.

— А теперь слишком поздно. Она ушла.

— В музыку… — вздохнул Топин.

— В музыку, — повторил Дензил.

Они стояли у Мен-эн-Тола, и звуки первородной музыки омывали их, проникая в самую глубь их душ, и сердца их плакали, наполняясь ее первозданной красотой и скрытыми в ней тайнами.

Ни один из стариков не шевелился — взявшись за руки, они молча смотрели на камень и разбросанную вокруг него одежду и слушали, слушали…

Вскоре музыка стихла, оставив на память о себе лишь слабое эхо, которое тут же подхватил ветер, свистевший в дыре Мен-эн-Тола.

Дензил поднял руку и вытер слезы, стекавшие по его лицу. Он взглянул на Олли: тот по-прежнему сидел на камне, крепко прижимая к груди рубашку Джоди. Дензил двинулся было вперед — подобрать валявшиеся в траве туфли и куртку девушки, но остановился, привлеченный странным поведением своего питомца: Олли вдруг изумленно уставился на подножие камня — на ту его сторону, что была скрыта от глаз Дензила и Топина, а затем отбросил рубашку прочь и, возбужденно бормоча что-то на своем обезьяньем языке, спрыгнул на землю.

— Джоди? — встрепенулся Дензил.

С замирающим сердцем он подбежал к камню и заглянул за него. Увы, Джоди там не оказалось. Однако Олли явно что-то нашел. Вернее, кого-то, поскольку это было живое существо, похожее на небольшую розовую мышку. Оно громко пищало и отчаянно молотило лапками…

Но позвольте: у мышей не бывает таких длинных пальцев и светлых волос! И тут до Дензила дошло, что маленькое существо не просто пищало — оно говорило:

— Опусти меня! Опусти меня! Наклонившись, Дензил разжал лапку Олли, и в следующую секунду крошечная Джоди Шепед скатилась ему на ладонь. Обнаженная, она немедленно прикрылась руками, и ученый, покраснев, отвернулся. Благо Топин уже спешил к нему на помощь: достав из своего бездонного кармана платок, он отряхнул его и вручил Джоди. Девушка проворно завернулась в него и дернула Дензила за рукав.

— Теперь ты мне веришь? — крикнула она ему тоненьким голосочком.

Он медленно кивнул:

— Что… Что с тобой случилось? Я думал, Вдова мертва.

— А, так, значит, ты все-таки помнишь!

— С тех пор как услышал музыку, — уточнил Дензил.

— Да, Вдова мертва, — подтвердила Джоди.

— Тогда как?…

— Я опять стала маленькой? Я отдала часть себя ради того, чтобы первородная музыка воскресла. И вот я снова Маленький Человечек.

— Но ты… Ты сможешь…

Джоди покачала головой:

— Мне уже никогда не измениться. Это совсем не то, что было со мной после заклятия Вдовы: тогда она просто спрятала часть моего существа, а сейчас я сама принесла ее в дар.

— Музыке? — спросил Топин.

— Да, музыке, — ответила Джоди.

— И что же нам теперь с тобой делать? — поинтересовался Дензил.

— Надеюсь, прежде всего вы отнесете меня домой — иначе мне придется добираться туда целую вечность.

Олли протянул к Джоди свою лапу, но девушка мягко ее оттолкнула.

— Только не вздумайте выставлять меня напоказ на всяких научных встречах!

— А как насчет цирка? — хихикнул Топин.

Джоди не замедлила показать ему язык.

— Мы не можем рассказать об этом людям, — вздохнула она, посерьезнев. — А вот о камне они должны узнать. Каждый должен побывать здесь, чтобы услышать первородную музыку.

— Но твоя тетя… — начал было Дензил.

— Ну, ей, конечно, придется кое-что объяснить, — согласилась Джоди. — Однако нам следует быть предельно осторожными.

Дензил лишь растерянно что-то промычал.

— Представь, сколько пользы я смогу принести тебе в твоих научных экспериментах, — подбодрила его Джоди. — А передвигаться я буду, сидя в кармане Топина.

— Невероятно, — продолжал сокрушаться Дензил, когда они тронулись в путь — обратно к городу. — Но как тебе это удалось?

— Слушайте, — сказала Джоди, указав на камень.

Дензил и Топин остановились и, обернувшись, внимательно посмотрели на Мен-эн-Тол. Эхо первородной музыки по-прежнему звенело над ним. Уже едва уловимое, но этого было вполне достаточно для того, чтобы ветер услышал его и понес через пустошь в мир.

— Разве вам не кажется, что ради этого стоило жить? — спросила Джоди.

Оба старика кивнули.

— Только не разрешайте строить рядом с камнем храм или что-нибудь в этом роде, — попросила Джоди. — Музыке нужна свобода, чтобы творить свою магию.


Некоторые говорят, что дьявол мертв

Мертвые боги — это те, которые больше не отвечают научным или моральным требованиям времени… каждый мертвый бог может быть снова вызван к жизни.

Джозеф Кэмпбелл. Путь животной силы


1

Чарли Бойд повесил трубку и повернулся к сыну.

— Это был он.

— Человек, который звонил нам на ферму? — спросил Динни.

— Да. Я никогда не забуду его голоса.

— А что он сказал тебе сейчас?

Чарли передал сыну разговор.

— И что, по-твоему, означают его слова „я ошибся номером“?

— То, что мы должны немедленно звонить в полицию, — нахмурился Чарли.

— Но в записке говорится, что…

— Я знаю, сынок. Поверь, мне нелегко принимать подобное решение. Но Джейни нет дома, так что кто-то должен сделать это за нее.

Чарли снова снял трубку, а Динни вздохнул и, подойдя к парадной двери, открыл ее и стал смотреть в ночь. На площади перед церковью методистов не было никого, кроме кошки, которая, сидя прямо посреди улицы, намывала лапой мордочку. Окна соседних коттеджей отбрасывали на мостовую мягкий желтый свет.

В общем, это была самая обычная мирная ночь в Маусхоле… если не считать того обстоятельства, что какой-то безумец взял в заложники ни в чем не повинного старика.

Динни поежился. Наверное, такие вещи происходят в мире нередко — например, где-нибудь в Северной Ирландии или на Ближнем Востоке, но здесь…

Между тем Чарли повесил трубку и присоединился к сыну. Он молча похлопал его по плечу, и оба тяжело вздохнули.

Они стояли на пороге и ждали, стараясь не думать о Дедушке и о том, как рассказать обо всем случившемся Джейни.

Сердце Динни сжалось, когда он увидел свет фар, быстро приближающийся к дому Литтлов со стороны Пола. Еще пара минут — и Джейни припарковала свой „релиант робин“ рядом с желтым фургоном Дедушки.

— Ну, теперь все проблемы позади, — сказала она, вылезая из машины.

Девушка подбежала к крыльцу и тут наконец заметила мрачное выражение на лице Динни.

— Что случилось? — встревоженно спросила она. — С Дедушкой все в порядке?

— Плохи дела, Джейни, — ответил ей Чарли. Однако объяснить что-либо толком он не успел: прибывший констебль, едва вникнув в суть дела, прервал его рассказ для того, чтобы позвонить в офис и вызвать подкрепление из Пензанса, после чего наконец вновь обратился к Бойдам:

— Ну вот, а теперь все еще раз и с самого начала.


2

Дедушке и раньше приходилось бывать в критических ситуациях — как на войне, так и в мирные дни, во время штормов, грозивших потопить его лодку или разбить ее о прибрежные скалы. Но при этом он никогда не считал себя великим храбрецом.

Когда судно „Соломон Браун“ отправилось на спасение команды корабля „Звезда Соединенного Королевства“, потерпевшего крушение у Боскавена, Дедушка был там вместе с другими местными мужчинами, не думая ни об опасности, ни о собственной отваге. Он просто выполнял свой долг.

Если когда-то ему и пришлось проявить настоящее мужество, то это случилось после смерти его жены Адди и сына Пола. Тогда жизнь потребовала от Томаса Литтла полной самоотдачи — ведь на руках у него осталась маленькая Джейни, и ради нее он должен был выстоять.

И сейчас он снова не имел права сдаваться. Потому что чем дольше он продержится, тем дольше его мучитель не сможет заняться Джейни. А к тому моменту, когда все будет кончено, она, должно быть, уже догадается обратиться в полицию. Они защитят ее.

Но до тех пор ему придется покупать время по высокой цене.

В бункере стоял сильный запах бензина. Штаны Дедушки были пропитаны им насквозь. Руки его нещадно болели оттого, что были слишком сильно стянуты веревкой.

В тусклом свете электрической лампы он увидел странный блеск в блеклых глазах незнакомца, когда тот щелкнул зажигалкой во второй раз.

Это не был нормальный взгляд. Это был взгляд человека, питавшегося чужими страданиями. Страданиями, которые причинял он сам.

Дедушка не смог сдержать крика, когда бензин на его ноге обратился в пламя. Взметнувшись голубым столбом, оно обожгло ему брови и волосы. Несчастный инстинктивно дернулся назад, пытаясь спастись от ужасающего жара, но путы не позволили ему сдвинуться и на дюйм. Кожа, показавшаяся через дыру в прожженных брюках, быстро покрывалась волдырями…

Бетт бросил ему на колени одеяло, и огонь погас.

Но боль не прошла.

А в глазах убийцы застыло обещание еще большей боли.

Со стыдом Дедушка осознал, что его мочевой пузырь опорожнился. Пот градом катился по его лицу. Рубашка прилипла к спине. Страх проник во все члены старика, прибавляя к нестерпимому жару обжигающий холод, и Дедушка невольно задрожал, отчаянно моргая, чтобы смахнуть предательские слезы.

Стремительно продолжал нарастать страх — и за себя, и особенно за Джейни. На что еще был способен этот безумец?

Ведь он придет за ней. Независимо от того, что случится сегодня здесь, он все равно придет за ней!

Этой мысли Дедушка вынести не мог. Если он умрет прежде, чем девочка успеет позвонить в полицию…

— Я же сказал: у нас нет того, что вы ищете, — повторил он Бетту.

Тот пожал плечами:

— Возможно. Но тебе наверняка известно, где оно.

— Оно…

Дедушка умолк, когда Бетт плеснул ему в лицо бензином. Горючая жидкость больно обожгла глаза. Дедушка закашлялся от удушливого запаха и с трудом подавил сильнейший приступ тошноты.

Бетт швырнул пустую канистру на пол, взял другую и вдруг настороженно прислушался: со стороны дороги, соединяющей Ньюлин и Маусхол, до карьера донесся отдаленный вой сирен. Бетт внимательно посмотрел на Дедушку и покачал головой:

— Кто-то совершил серьезную ошибку.

— Что вы… имеете в виду?

Дедушка едва мог скрыть облегчение: этот звук означал, что Джейни находится в безопасности.

— Я же предупреждал: никакой полиции, — процедил Бетт. — Но люди никогда не слушают, что им говорят, да? Они как ты, старик. Я дал тебе шанс, а разве ты меня послушался?

— Я…

— Знаешь, к какому выводу я пришел? Что тебе просто не терпится сгореть заживо!

„Что ж, — подумал Дедушка. — Если мне суждено умереть такой страшной смертью, то я обязан прихватить это чудовище с собой“.

Он напрягся изо всех сил, пытаясь освободиться, но веревки были слишком крепкими.

Бетт расхохотался и одним махом выплеснул на него вторую канистру.

— Пожалуй, ты уже достаточно пропитался соком. Пора начинать готовить.

Он шагнул к беспомощно барахтавшемуся в своих путах старику.

— Угадай, сколько ты протянешь? Или нет, угадай лучше вот что: от чего именно ты умрешь? От огня или от разрыва сердца?

Он опять достал из кармана зажигалку.

— Единственный способ, которым ты можешь спасти себя и свою внучку, — это сказать мне…

Раздался громкий щелчок. Дедушка вздрогнул и зажмурился.

Но боль почему-то не стала сильнее. И жара тоже не было.

Дедушка открыл глаза и увидел, что зажигалка выпала из руки Бетта. Сам он лежал на полу, и из ноги его текла кровь. Взгляд убийцы был устремлен наверх, на выводившую из бункера лестницу.

— Ты… — выдавил он сквозь сжатые зубы.

Дедушка осторожно покосился в ту же сторону.

Слабое освещение лампы не позволяло отчетливо разглядеть стоявшего там мужчину. Было видно лишь то, что это очень крупный человек, бледный и растрепанный. Плечо его было кое-как перевязаноокровавленной тряпкой. Одну руку он неловко прижимал к груди. В другой держал пистолет.

— Ты… ты мертв! — зарычал Бетт. Мужчина принялся неуклюже спускаться. Сойдя вниз, он прислонился к стене и наставил оружие на Бетта.

„Да это же Дэйви Роу! — осознал Дедушка. — И кажется, он вот-вот упадет“.

Бетт потянулся к карману, и Дэйви спустил курок.

Звук выстрела эхом раскатился по пустому бункеру. Бетт завыл, схватившись за вторую ногу.

— Я шел за тобой, — прохрипел Дэйви. — Ты… был в моем сознании… Я не мог… от этого избавиться.

Его речь была крайне сбивчивой, и Дедушка понял, что он изнемогает от боли. Сделав еще несколько шагов, Дэйви снова прислонился к стене и медленно повернулся к старику:

— Я сейчас освобожу вас… мистер Ли…

Увы, ему не следовало оставлять врага без присмотра.

Звук нового выстрела был похож на раскат грома.

Первая пуля ударила в Дэйви с такой силой, что буквально вдавила его в стену. Вторая откинула прочь от нее. Молодой человек зашатался, но не упал.

Черты Бетта были искажены болью и яростью. Кровь из его ран текла уже рекой, но безумие, загоревшееся в глазах, как будто придало ему сил, и, приподнявшись на локте, он выстрелил в третий раз.

— Умри!

Эта пуля угодила Дэйви в область сердца.

— Почему ты не умираешь? — завыл Бетт.

— Н-не могу… — простонал Дэйви.

Грудь его была пробита, на губах выступила красная пена, но он упрямо, шаг за шагом, приближался к Бетту. Дедушка не знал, каким образом ему, смертельно раненному, это удавалось, но факт был налицо: Дэйви добрался до Бетта и, прежде чем тот успел выстрелить в четвертый раз, сам нажал на курок.

В голове Бетта появились две раны: одна маленькая, другая большая и рваная.

Раскачиваясь, словно маятник, Дэйви посмотрел на него в упор.

— Всему… свое время… — выдавил он, захлебываясь кровью.

И выпустил в Бетта оставшиеся у него пули. Тело несколько раз конвульсивно дернулось, но Майкл Бетт был уже мертв.

— Сегодня… мой день… — добавил Дэйви, слабея.

Он еще долго продолжал вхолостую давить на курок, и Дедушка, в ушах которого еще стояло эхо настоящих выстрелов, невольно вздрагивал при каждом щелчке.

Наконец Дэйви отбросил пистолет и двинулся к Томасу Литтлу.

Достав из кармана складной нож, он наклонился и стал перерезать веревки на руках старика, однако в этот момент вдруг как-то особенно сильно пошатнулся, харкнул кровью и повалился прямо на него.

— Я всегда… хотел… — начал было он. И умер.

Дедушка не сразу смог высвободиться из-под рухнувшего на него Дэйви. Малейшее движение вызывало у него адскую боль, но, превозмогая ее, он упорно перебирал ногами по полу, одновременно стараясь всем телом наклониться вбок, и в итоге это у него получилось: стул накренился и упал.

Ударившись плечом и едва не потеряв сознание, Дедушка несколько минут лежал неподвижно, задыхаясь от запаха бензина. Затем, по-прежнему помогая себе ногами, он вместе со стулом начал медленно поворачиваться на полу, и вскоре его рука нащупала выроненный Дэйви нож.

Не без труда избавившись от своих пут, Дедушка подполз к застывшему Дэйви, положил его голову на свою здоровую ногу и бережно пригладил ему волосы.

— Я обязательно расскажу им, дорогой, — прошептал он. — Я расскажу им всем, каким прекрасным человеком ты был.

Он все еще разговаривал с бездыханным Дэйви, когда прибыла полиция.


3

Гонинан был единственным человеком, которому Джейни смогла поведать всю историю целиком.

Правда, произошло это не сразу: пару последующих за ужасной воскресной ночью дней Джейни и ее друзьям пришлось потратить на объяснения с полицейскими — их вызывали к себе констебли из Маусхола и Ньюлина, представители отдела уголовного розыска и даже сыщики из Скотланд-Ярда.

Допрашивали каждого в отдельности, вынуждая снова и снова повторять одно и то же.

Феликс Гэйвин, будучи гражданином другого государства, едва не попал под арест по подозрению в убийстве своего соотечественника Джона Мэддена, однако сержант из местного участка — племянник Чоки, знавший Феликса много лет, поручился за него, в результате чего Феликса все-таки отпустили, а убийство Мэддена так и осталось нераскрытым.

Дедушка провел в больнице всего полдня — полученные им ожоги, несмотря на всю их болезненность, оказались поверхностными. Вот если бы Бетт потушил пламя хотя бы секундой позже… Впрочем, об этом никто и думать не хотел.

Клэр больше не грозились выгнать с работы и ферму Бойдов оставили в покое.

Джейни вновь предложили совершить турне по Америке, но одна лишь мысль о тех, кто приехал оттуда в Корнуолл с намерением разрушить ее жизнь, показалась девушке достаточным основанием для отказа.

Прошла еще неделя, прежде чем она, захватив с собой Феликса и Клэр, отправилась туда, где могла получить ответы на мучившие ее вопросы.

Питер Гонинан уже ждал их. Хелен, на этот раз куда менее сердитая, провела гостей в дом и приготовила чай.

— Неужели это происходило в реальности? — спросила Джейни, закончив свой рассказ о событиях, разыгравшихся у Менэн-Тола.

— Все зависит от того, что вы называете реальностью, — ответил Гонинан.

— Нет, я серьезно. Мэдден просто загипнотизировал нас, да?

Гонинан улыбнулся:

— Алистер Кроули определил магию как „науку и искусство согласовывать наступление перемен с личной волей“.

Все молчали, ожидая дальнейших пояснений, однако их не последовало. Вместо этого Гонинан принялся пить чай.

— Вы имеете в виду, что нам это все-таки не приснилось? — не выдержал наконец Феликс.

Гонинан покачал головой:

— Меня там не было, так что я ничего не могу утверждать. Но смею вас заверить, что Мэдден — как и Кроули, которого он так чтил, — и вправду был великим магом. Они могли творить то, что мы называем чудом.

— А вы? — прищурилась Джейни.

— Я никогда не относил себя к великим магам.

— И хорошо, — вздохнула Клэр. — Они слишком злые.

— Не все, — возразил ей Гонинан. — На свете немало и других — например, Гурджиев, о котором мы уже говорили ранее, Успенский[62], Рудольф Штайнер[63], индеец Грохочущий Гром[64], Спирос Сати — киприот, более известный как Даскалос[65]. Они просто стремятся поднять человеческий дух на более высокий уровень, не требуя при этом никакой награды.

Клэр покачала головой:

— Они не волшебники. Они философы.

— Философы — лучшие волшебники, поскольку ими движет не жажда обрести магическую силу, а желание постичь мироздание и собственное предназначение. Этим они отличаются от людей вроде Мэддена. Мэдден думал только о себе и старался только для себя. Его, как и множество ему подобных, погубило обычное себялюбие: они проиграли потому, что считали остальных людей баранами.

— Но как же удивительно все в итоге уладилось — словно само собой, — заметила Джейни.

Гонинан снова улыбнулся:

— В этом и заключается красота магии. Она процветает на случайностях и совпадениях. Таким путем дух мира — тот самый, что Юнг назвал нашим „расовым“ бессознательным, — пытается пробудить нас ото сна. Магия учит людей вроде Мэддена помнить о законах мирового равновесия, а непосвященных вроде вас — хотя бы иногда видеть дальше собственного носа.

— Но почему она исчезает? — спросила Джейни. — Почему мы не можем представить никаких доказательств соприкосновения с нею? У меня остались лишь обрывки воспоминаний, но с каждым днем я утрачиваю их. Скоро мне начнет казаться, что это был всего лишь сон. Если магия приходит сюда, чтобы чему-то нас научить, то почему она так быстро увядает?

— Увядает не она, — поправил девушку Гонинан. — Увядает ваш интерес к ней. Мы живем в материальном мире. Мы сами сделали его таким, почти не оставив в нем места для чудес. Мы слишком заняты своими бытовыми проблемами, чтобы думать о чем-то настоящем.

Магию находит лишь тот, кто ищет ее. Чем больше времени вы проводите рядом с ней, тем больше притягиваете к себе необычные события и знакомства. Но как только вы начинаете о ней забывать, она отвечает вам тем же и со временем окончательно закрывается для вашего взора. Она по-прежнему будет существовать где-то поблизости, но уже не для вас.

— Это звучит так… замысловато, — растерянно сказала Джейни.

Гонинан рассмеялся:

— Еще как замысловато. Впрочем, вполне можно обойтись и без волшебства. Как и без наших исследований в области иных измерений, спиритизма и тому подобного. Что для нас действительно важно — так это научиться использовать данный нам от природы потенциал. А он просто огромен, уж поверьте.

— И тогда мы проснемся?

Гонинан кивнул:

— И тогда вы проснетесь. А проснувшись, поймете, что все вокруг взаимосвязано: прошлое, настоящее и будущее; мы как индивиды и мир, в котором мы обретаемся; земная жизнь и то, что наступит после нее. Нашим возможностям нет предела.

Беда в том, что мы постоянно концентрируемся на том, чего у нас нет, игнорируя при этом то, что имеем, — наши поистине безграничные способности.

— Вы говорите как буддист, — фыркнула Клэр.

Гонинан улыбнулся.

— Все взаимосвязано, — повторил он. — По мнению Колина Уилсона, мы воспринимаем текущий момент как нечто состоявшееся, но это совсем не так: настоящее ждет, пока мы завершим его, установив связь между ним самим, его причиной и следствием. В этом и заключается главное достижение разума.

Если вы не хотите, чтобы магия покинула мир, проснитесь и оставайтесь бодрствующими.

— Но как этого добиться? — спросила Джейни.

Гонинан жестом обвел свою гостиную, заваленную ящиками, книгами и чучелами пернатых.

— Попробуйте наблюдать за птицами.


4

Менее часа спустя Джейни, Клэр и Феликс вернулись в маленький домик на Дак-стрит. Они сидели на кухне и пили приготовленный Дедушкой чай со взбитыми сливками, домашними булочками и черничным джемом, когда в дверь позвонили. Было решено, что открывать пойдет Джейни, и девушка выбежала в коридор с веселой улыбкой, которая сошла с ее лица, едва она отворила дверь.

— Ты! — выдохнула Джейни.

Лина Грант кивнула:

— Я не надеялась, что меня здесь ждут.

— И правильно делала.

„Новая, перевоспитывающаяся“ Джейни переживала не лучшие времена для того, чтобы практиковаться в учтивости, не говоря уже о чем-то большем. Она собиралась было захлопнуть дверь перед носом гостьи, но в последний момент сдержалась.

— Зачем ты явилась сюда? — спросила она Лину.

— Извиниться.

Джейни дико расхохоталась:

— На свете нет ничего, что могло бы оправдать тебя.

— Я знаю.

Это несколько озадачило Джейни. Она окинула гостью внимательным взглядом: в поведении Лины сквозило нечто не соответствующее ее прежнему представлению об этой женщине.

— Чего ты хочешь? — спросила Джейни уже более спокойным тоном.

— Я же сказала: извиниться. Не буду уверять, будто не ведала, что творила. Ведала. Просто не думала об этом. А сейчас я хочу измениться и еще… еще поблагодарить тебя.

Джейни заморгала от удивления:

— Поблагодарить меня?!

— Да, тебя и Феликса — за то, что вы на личном примере показали мне, как люди могут управлять собственной жизнью.

— Мое восстановленное турне и спасенная ферма Бойдов — это ты устроила? — догадалась Джейни.

Лина кивнула:

— Когда мы проснулись, действительно проснулись…

(„Проснитесь и оставайтесь бодрствующими“, — прозвучал у Джейни в ушах призыв Питера Гонинана.)

— … и поняли, как играл нами Мэдден, а мы, в свою очередь, теми, кто окружал нас… ну, в общем, мы с папой решили, что настало время перемен.

— В Ордене? — спросила Джейни. Лина покачала головой:

— Орденом нельзя управлять, во всяком случае изнутри. Он растворяет в себе всех, кто приближается к нему. Мы покинули Орден, чтобы попытаться ослабить его влияние снаружи.

— Я тебе не завидую, — усмехнулась Джейни и по лицу Лины прочла, что та истолковала это заявление двояко.

— Феликс… он… — замялась Лина. — Ты простила его?

Джейни невольно смягчилась:

— Он не знает, что с ним случилось. Ему известно лишь то, что ты накачала его наркотиками.

— А почему ты утаила от него вторую часть?

— Поначалу ради него самого, — ответила Джейни. — А теперь… теперь это уже не важно.

— Джейни, кто там? — донесся до них голос Феликса.

Джейни долго и задумчиво разглядывала Лину, затем вздохнула.

— Ты можешь войти, — сказала она. — Я не собираюсь предлагать тебе дружбу, но если ты хочешь извиниться перед ним…

Лина покачала головой:

— Я не смогу смотреть ему в глаза. Я с трудом смотрю в глаза даже тебе.

Она достала из сумочки визитку и сунула ее в руку Джейни.

— Если когда-нибудь тебе понадобится моя помощь… что бы то ни было… Просто позвони мне.

Лина развернулась и зашагала прочь как раз в тот момент, когда на крыльцо вышел Феликс.

— Джейни… — начал он и замолчал, увидев быстро удаляющуюся фигуру. — Это же…

— Лина Грант, — подтвердила Джейни.

Глаза Феликса сузились, но Джейни потрепала его по волосам и потащила внутрь.

— Она приходила принести нам свои извинения, — пояснила девушка.

— Извинения? — усмехнулся Феликс. — Да как она могла рассчитывать на то, что мы их примем?

— Она и не рассчитывала.

Джейни взглянула на визитку и сунула ее в карман джинсов.

— Но думаю, что ее раскаяние было искренним, — добавила она, закрывая дверь.


Загрузка...