Глава VI «НЕ ЗАЙДЕШЬ ЛИ КО МНЕ В ГОСТИ», — МУХУ СПРАШИВАЛ ПАУК

Дама на ступенях была высокой и привлекательной. У нее были черные волосы, собранные в большой низкий пучок, а подол длинной черной юбки мел по земле. Она носила бриллианты. Множество бриллиантов. Кольца, кулоны, брошки и серьги, огромные, как маргаритки. Мери решила, что это, должно быть, королева или по крайней мере герцогиня, но оказалось, что мистер Фланаган и объявления говорили правду, потому что дама ласково улыбнулась Мери и сказала:

— Я — директриса Колледжа, мадам Мамбл-хук. Ты можешь называть меня Мадам.

— Благодарю вас, — вежливо ответила Мери, слегка дергая Тиба за поводок.

— Добро пожаловать в Эндор Колледж, — сказала мадам Мамблхук глубоким проникновенным голосом.

— Благодарю вас, — повторила Мери, — но я не уверена…

— Ты, конечно, — прервала директриса, бросая на нее пристальный взгляд, — новая ученица? Когда я увидела, как ты идешь со своим помощником… — тут она посмотрела на Тиба, — я подумала, что ты, должно быть, одна из наших. Или, — задумчиво добавила она, — это Нарушитель?

Тут Мери вспомнила, что существовала какая-то опасность для Нарушителя. Его ПРЕВРАЩАЛИ. Но Мери не имела ни малейшего понятия, что значит быть ПРЕВРАЩЕННЫМ.

Она сказала твердо:

— Я новая ученица, Мадам, благодарю вас.

— Отлично, отлично. Я уверена, что ты будешь стараться и тебе будет хорошо с нами.

Директриса повернулась и вошла в дом, Мери за ней. Там был большой холл, а налево открытая дверь вела во что-то похожее на кабинет. Мери увидела большой письменный стол, книжную полку и картотечный шкаф у стены. На двери черным цветом было написано:

«ДИРЕКТРИСА».

Все выглядело успокаивающе обыкновенным.

Мадам Мамблхук остановилась у двери кабинета.

— Давай решим, ты поселишься тут с нами или будешь приходящей ученицей?

— Приходящей, пожалуйста, — быстро сказала Мери.

— Ну хорошо. Теперь определим, с какого курса ты начнешь, и тогда ты можешь быть должным образом зарегистрирована. Как тебя зовут, дорогая?

— Мери Смит.

Мадам Мамблхук задумчиво поглядела на нее.

— Да-да, конечно. Как всегда. Ты шестьдесят третья, я думаю, или шестьдесят четвертая?

— Шестьдесят четвертая что? — спросила Мери недоуменно.

— Шестьдесят четвертая Мери Смит, — сказала мадам Мамблхук. — Большинство ведьм предпочитают учиться под чужими именами, и все они хотят выбрать самое хорошее имя! Конечно, если бы мы столкнулись с кем-нибудь, кого на самом деле зовут Мери Смит… Но такого никогда не бывает. Пойди, посмотри классы, а потом мы обсудим, на какой курс тебя зачислить.

Из глубины холла налево и направо вели Ё коридоры. Мадам Мамблхук свернула направо.

— Другой ведет в спальный корпус, — сказала она, и Мери вспомнила более низкое и новое строение, которое она видела с воздуха. — В классы и в лаборатории — сюда. Пойдем, мисс… э… Смит.

— Но меня на самом деле зовут Мери Смит! — воскликнула Мери, торопясь за директрисой по длинному коридору, утопающему в тускло-зеленых тенях. Но та, похоже, ее не услышала. Она открыла дверь в комнату, которая должна была быть классом.

Но она вовсе не походила на классы, которые Мери видела или могла представить себе. Во-первых, там было темно — так темно, что Мери с трудом различала лица учеников, сидевших за партами ниже учительской кафедры. Кроме того, она была маленькой; там было только семь учеников. Свет — если можно сказать, что он был — исходил от единственной свечи, которая горела ярко-зеленым пламенем и делала лицо учителя, склонившегося над ней, совсем ни на что не похожим.

Учитель был старым, и в этом странном свете казалось, что у него зеленые глаза, зеленые волосы и борода, зеленая кожа. Больше всего он был похож на водяного, Мери именно так представляла их себе, но только старше, еще зеленей и — нужно признать — казалось, что он сейчас растает. Он сидел, постукивая длинным скрюченным пальцем по столу, и занимался пением с учениками, сидящими на с трудом различимых партах.

В первый момент казалось, что они поют детскую песенку, а их парты напоминали парты в первых классах в стародавние времена, когда еще бабушка Мери была школьницей. Благодаря свету свечи Мери показались старомодными и длинное черное платье Мадам, и ее прическа. Но потом она увидела, что за партами вовсе не дети. В тусклом зеленом свете она разглядела их, бесплотные лица плыли наподобие зеленых теней; две старых дамы, пожилой господин с круглым, рябым лицом, еще три дамы помоложе, а седьмой ученик, о котором она с первого взгляда подумала, что он-то ребенок, оказался карликом средних лет. Пели они не знакомые Мери детские песенки, а что-то странное и какое-то неправильное. Казалось, что песенка начинается, как надо, а потом куда-то ускользает, так что в результате получается совсем странно и не слишком красиво.

Помирает человек —

Скрюченные ножки,

Тот, что ползал целый век

По скрюченной дорожке.

А за скрюченной рекой

В скрюченном домишке

Раздается страшный вой —

Съели кошку мышки.

«Наверно, это заклинание или наговор, — подумала Мери, — но какое тут может быть колдовство? Ничего, наверняка, не сделаешь ни с летающей метлой, ни с Тибом, ни с прекрасным, летящим-в-ночи цветком».

Тук, тук, тук, тук,

К нам стучит наш лучший друг,

Лучше б он не приходил —

Жизнь свою бы сохранил.

Песенка началась и тут же замерла, когда они с мадам Мамблхук вошли в дверь. Восемь пар глаз — все совершенно зеленые — уставились на нее. Она немного испугалась, но тут мягкое прикосновение к ноге напомнило ей о Тибе, и она быстро наклонилась, чтобы погладить его. Шерсть у него стояла дыбом, как будто он тоже был взволнован и испуган, но она при этом была такая шелковистая, такая настоящая, что это сразу успокоило Мери.

— Вот это первый курс в классе искусств, — начала Мадам. — Заклинания простейшего рода. Скисание молока, насекомые-паразиты на репе, снижение надоев. Во втором семестре мы пойдем дальше и займемся коликами, болями и лихорадкой. В третьем семестре мы все повторим и приступим к практике, а в декабре будут экзамены. — Она остановилась на минуту. — В Колледже у нас есть и свои развлечения. Ночные пикники — хотя они обычно только для пансионеров. И конечно, курс летных уроков. Спортивные игры на воздухе в летнее время. К слову сказать, дорогая, не надо пролетать мимо конюшни, это тревожит петушка на крыше. Наверно, ты заметила нашу частную посадочную полосу на северной башне.

— Мне кажется, заметила, — сказала Мери.

— В следующий раз пользуйся этим способом. Конечно, все ученики, приходящие и все остальные, приглашаются на ежегодный съезд в горах Гарца тридцатого апреля.

Мери совершенно не знала, что ответить, но директриса и не ждала от нее ответа. Она подала знак человеку за кафедрой, и все снова запели:

Тили-бом, тили-бом,

Загорелся кошкин дом.

Бежит мышка с петухом

Поджигает кошкин дом.

Мери сперва быстро наклонилась и погладила Тиба, а потом постаралась перекричать пение:

— Вы говорили что-то о лабораториях, Мадам. У вас есть научные курсы?

— Да, конечно. У нас есть научный курс повышенной сложности под руководством одного из самых замечательных волшебников, Доктора Ди. Его стоит послушать. Но я не уверена, что научные исследования для тебя. Ты выглядишь так молодо.

— Мой отец — ученый, — сообщила Мери. — Профессор.

Мадам подняла брови.

— В самом деле? Где, могу я полюбопытствовать?

— В Кембридже, — Мери с трудом расслышала свои собственные слова сквозь очень громкое заклинание о бородавках.

Прыщик раз, прыщик два, На носу растет трава. Прыщик пять, прыщик шесть, Бородавка уже есть.

На Мадам ее ответ произвел сильное впечатление. Они вышли из комнаты, и пения больше не стало слышно.

— В Гомбридже? Он, должно быть, маг очень высокой категории. Неудивительно, что ты так развита для своего возраста, мисс Смит. Он учил тебя сам?

— Ну, не совсем, — сказала Мери. — Конечно, он учил меня читать перед школой. Конечно, я знаю эти стихи с самого детства — только они были не совсем такие.

— Другая версия? Как интересно! Региональные различия могут быть очень полезны. Мы должны действовать сообща, мисс Смит, да-да, сообща. А твоя мать? Она, без сомнения, тоже имеет к этому отношение?

— О да! Она тоже в Кембридже. Она была папиной студенткой.

— Неужели? Так тут талант с обеих сторон! Мы еще более счастливы приветствовать тебя в Эндоре. Многообещающее начало. А где твои родители сейчас?

— Они за границей, поэтому они на время послали меня в деревню.

— И они послали тебя ко мне. Я очень польщена, в самом деле, очень польщена. Конечно, мы оформим тебя немедленно. Ты должна начать учебу прямо сегодня. В каком классе ты была в Гомбридже?

— В третьем.

— В третьем? Тогда ты без сомнения знаешь уже более сложные заклинания. Тебе нет нужды оставаться у нас на первой ступени.

— Насекомые-паразиты на репе и тому подобное? Мы теперь не пользуемся для этого заклинаниями, — заметила Мери, начиная получать от этого разговора удовольствие. — Мы пользуемся ядохимикатами.

— Методы меняются, методы меняются, — произнесла Мадам, — но основы магии остаются теми же самыми. Можно нанести огромный вред в очень короткое время, если правильно подобрать ингридиенты. Ты уже изучала, как становиться невидимой?

— Нет, — ответила Мери, — но наверно мне это очень понравится.

Это было правдой. Похоже, она нашла верный тон с директрисой и могла наслаждаться своим приключением, притворяться весь день, а маленькая метла, без сомнения, в конце концов отнесет ее домой.

Но тут она вспомнила таинственную зеленую свечу, влажные глаза поющих учеников, противные песенки, которые они пели, и решила, что никогда не вернется сюда. Никогда. Может, это интересно, захватывающе и совершенно безопасно, но — внезапно поняла она — лучше уж вернуться назад в Красную Усадьбу и в полном одиночестве подметать листья на лужайке.

Мадам Мамблхук открыла следующую дверь.

— Вторая ступень. Класс невидимок, — объявила она.

Эта комната была совсем другой, куда более нормальной. Она была большая, с огромными окнами, через которые лился свет. В ней была кафедра и длинный учительский стол, а за ним доска, красная доска, на которой что-то было написано желтым мелом. Там стояли ряды парт, рассчитанные человек на тридцать. Комната была пуста.

Мери только хотела спросить, где ученики, как мадам Мамблхук с видимым удовлетворением заметила:

— Я вижу, работа тут идет хорошо. Стопроцентная, успеваемость. Крайне удовлетворительно. Кроме того, отличное заклинание. Хочешь попробовать, мисс Смит?

Она показала на надпись на доске. Написанная из угла в угол, а не прямо, она была такой запутанной, что ее нелегко было прочесть. Да к тому же иностранный язык.

Только что обретенная Мери уверенность в себе куда-то испарилась.

— Я… я не думаю, что мне бы хотелось… прямо сейчас… э… благодарю вас, — пробормотала она. Ей снова захотелось спросить, где же все ученики, но тут случилось нечто еще более странное, чем все, что было до того.

Прямо перед ней, там где не было ничего, кроме кафедры и красной доски с желтым мелом — «не мелок-белок, а мелок-желток», — подумала Мери — появился некто. Сначала это была только тень, что-то вроде очертаний человека, некоего мерцания, которое постепенно собиралось в более плотную субстанцию, пока, наконец, не стало улыбкой на лице человека приятной наружности. Затем он показался полностью, стоя на кафедре, с одной рукой, покоящейся на открытой книге, лежащей на столе. В другой руке у него был тоненькая белая палочка — «волшебная», — подумала Мери. Время от времени он легко ею помахивал, и с ее конца, как капельки с подтекающего крана, срывались или слетали вспышки зеленого огня.

— Доктор Ди, — представила директриса, — это мисс Мери Смит. Она зачислена к нам, и я уверена, она станет одной из наших самых способных учениц. Она уже усвоила многие простейшие приемы магии. Ее родители оба преподают — оба, Доктор Ди — в Гомбридже.

— Многообещающее начало! — воскликнул Доктор Ди, вглядываясь в Мери. — И что за великолепное имя. Как поживаете, мисс Мери Смит?

— Спасибо, хорошо. А вы? — ответила Мери. — Но вы знаете, — добавила она, — это не Гом-бридж, а Кембридж.

— Местные различия в произношении… — Мадам оглядела пустой класс с величайшим вниманием. — Как интересно. Ага! Доктор Ди!

Доктор последовал за ее взглядом, всмотрелся и вдруг закричал:

— Ты и ты… и ты тоже, Гризель — не отвлекайтесь от дела! Сосредоточенность! Я вас вижу, всех трех!

Классная комната была ярко освещена, хорошо выметена и совершенно пуста, но пока он говорил, Мери казалось, что она видит легкое мерцание за тремя партами в заднем ряду, контуры фигур девочек — или женщин — одетых в длинные, просторные, похожие на ночные рубашки, балахоны. У каждой в руках, сложенных лодочкой, было нечто вроде стеклянного шара. Затем все они исчезли в солнечном свете.

— Можешь прочесть? — спросил Доктор Ди. Он указал палочкой на формулу на доске. Зеленый огонь вспыхнул, и желтые слова заплясали как мошки в солнечном свете. — Ай-яй-яй, я забыл убрать силу. Ну что же, так лучше, они теперь крепче. Я знаю, у меня плохой почерк, но я надеюсь, ты сможешь разобрать. Это одно из моих собственных заклинаний, — добавил он задумчиво, — и некоторые ученики считают, что оно легче классического.

__ Все совершенно понятно, — кивнула Мери. Это была не совсем правда, но ей хотелось быть вежливой.

__ В самом деле? — он казался довольным. — Я знаю, что оно не так надежно, как формулы старого Мерлина или доктора Фауста, но все должно меняться со временем, и на некоторые новые материалы старые формулы не действуют. Бархат они берут, но такая синтетика, как нейлон и капрон, и всякий там ацетатный шелк и так слишком бесплотны, чтобы исчезать.

— На мне самой сейчас много чего из нейлона, — сказала Мери.

Как же это у нее вырвалось! Доктор Ди встрепенулся:

— В самом деле? Тогда давай попробуем немедленно! Прямо сейчас. У меня нет лишнего шара, но получится и с этим. — Он сунул ей в руки большую стеклянную чернильницу, которая стояла на столе. Она была на три четверти полна чернил. Мери еще колебалась, но Мадам кивала и улыбалась, а глаза Доктора Ди сверкали энтузиазмом.

«Ну ладно, — подумала Мери, — почему бы и нет?»

Она покорно взяла чернильницу в руки и почувствовала, что на ее ладонях еще есть немного пыльцы летящего-в-ночи.

— Теперь, — начал Доктор Ди, — ты знаешь, что делать. Прочти это заклинание медленно и ясно, потом погляди на чернильницу и сосредоточься. Ты сама поймешь, что дальше. Нейлон или не нейлон, я уверен, что у такого юного знатока, как ты, трудностей не будет.

Мери подняла чернильницу, и тут она почувствовала на запястье веревку старого Зеведея, которая тянулась к шее Тиба. Она увидела, что Тиб сидит у самой кафедры, уставившись в пустое пространство, где были парты, а шерсть его стоит дыбом. На Мери он внимания не обращал.

— А он их может видеть? — спросила она.

— Кошки могут видеть все. Именно поэтому они так важны для нас, — заметил Доктор Ди. — Из всех помощников — жаб, сов, летучих мышей — черные коты с зелеными глазами всегда на первом месте. А этот, без сомнения, феномен — верх совершенства, идеал кошки.

— О да, — сказала Мери. Она подумала, что неплохо, вернувшись домой, посмотреть все эти сложные слова в словаре, чтобы так же легко, как Доктор Ди употреблять их.

Он взглянул на Тиба с явной симпатией.

— Не часто встречаются такие совершенно черные коты. Великолепно, великолепно. Теперь лучше дай мне поводок, мисс Смит. Если он дернет тебя за руку и нарушит твою сосредоточенность, ты ничего не увидишь. Вернее, увидишь что-нибудь лишнее, и тогда ничего не получится. — Слегка усмехнувшись собственной шутке, он взял веревку из рук Мери, и потом указал волшебной палочкой на доску.

— Ну, мисс Смит из Гомбриджа, видимо — невидимо!

Загрузка...