Магазин работает до наступления тьмы 2

Ранее в сериале «Магазин работает до наступления тьмы»…

Блогер-неудачник Славик по просьбам неравнодушных граждан собрался вывести на чистую воду владельцев антикварного магазинчика в центре Москвы. Оттуда раздавались какие-то странные звуки по ночам, а еще посетители заходили внутрь — и не выходили. Он познакомился с на редкость недружелюбной сотрудницей магазина Матильдой и агендерным созданием по имени Женечка.

Славик потащился вместе с Матильдой в какую-то промзону за старинным альбомом, который, как выяснилось, был в буквальном смысле способен убить взявшего его в руки человека... Матильда назвала альбом вещью не в себе. Такими вещами магазин и занимался.

Хозяину лавочки на самом деле было больше сотни лет, и в прошлом он — гильотинированный преступник. Способность, из-за которой Начальство пришило ему голову обратно, — духовидение, умение различать загадочных бесплотных существ, прячущихся в человеческих телах. Со временем Славик начал догадываться, что Матильда и Женечка не вполне люди. Вдобавок Матильда регулярно являлась ему во снах.

После одного пренеприятного инцидента Начальство заподозрило, что лавочка недостаточно защищена и представляет опасность. Магазин было решено упразднить, а его сотрудников — ликвидировать.

Хозяин освободил Матильду и Женечку. И Матильда открыла дверь в другой мир, куда успела нырнуть, прихватив с собой Славика...

Эпизод 1. Почта духов

Славику ни свет ни заря пришла эсэмэска от квартиранта, сообщавшая, что в ванной опять сломалась газовая горелка. Глаза слипались так неодолимо и сладко, будто в них насыпали сахарного песку, но после нескольких тщетных попыток Cлавику все-таки удалось их приоткрыть. Он слез с кровати, пошарил ногами по полу. Тапки куда-то спрятались, и Славик сомнамбулически пошлепал к ванной босиком. Выключатель тоже спрятался, а потом вырос из бесконечно тянущейся стены в совершенно неожиданном месте, голая лампочка осветила на несколько мгновений длинный обшарпанный коридор и открытую дверь в противоположном его конце. Там на кухонном столе сидела девочка лет трех в красном платьице и, тихонько урча, глодала куриную ногу. То есть Славику показалось, что торчащая у нее изо рта кость — все же от куриной ноги, а разглядеть точно он не успел. Лампочка ослепительно полыхнула, хлопнула и погрузила коридор обратно во тьму.

И тут Славик вспомнил, что он сам квартирант и газовой горелки в местной ванной отродясь не водилось — тут было только электричество, которое жило своей бурной жизнью, плавя розетки и взрывая лампочки. Чертова эсэмэска ему приснилась — с тех пор как они оказались здесь, Славику постоянно снилась какая-то дичь, от которой он просыпался затемно, с колотящимся сердцем, весь в поту и совершенно разбитый.

С кухни послышались топот маленьких ножек и глухое рычание. Славик попятился, держась за стену, добрался до двери и юркнул обратно в комнату.

В зыбких предрассветных сумерках он увидел, что в комнате полно людей. Они стояли неподвижно, как манекены, — одинаково ссутуленные спины, повисшие вдоль тела руки. Можно было бы подумать, что это и есть манекены, но Славик слышал их размеренное, тяжелое, перемежающееся тихими стонами дыхание. Он поспешно сделал шаг назад, ударился пяткой о порожек — и люди в комнате одновременно, как по команде, подняли головы.

— Матильда! — в ужасе закричал Славик. — Мати-и-ильда-а!

***

А ведь всего несколько дней назад ему казалось, что хуже уже быть не может. Они с Матильдой бомжевали — буквально, а не так, как об этом обычно рассказывают чистенькие ребята, скитающиеся с рюкзаком, полным гаджетов, по таким же чистеньким друзьям. Они жили в заброшенном доме неподалеку от того места, где прежде располагался странный магазин, работающий до наступления тьмы. Дом был опутан сеткой-рабицей с прикрученными к ней облупившимися табличками, заверяющими, что здесь вот-вот начнется реставрация исторического объекта «особняк купеческий». Пока же особняк напоминал сгнивший до самого корня зуб, от которого сохранились одни стенки. На земляном полу Славик жег костер из строительного мусора, чтобы не окочуриться от холода. Несмотря на то что ночи были уже по-настоящему летними и тихими, после пробуждения у Славика зуб на зуб не попадал. Хотя, само собой, дело было не только в температуре воздуха…

Здесь не работал интернет и свирепствовала какая-то зараза. Все ходили в медицинских масках, их иногда раздавали бесплатно прямо на улицах. От новой инфекции не то погибала половина заболевших, не то вообще никто не умирал, но у выздоровевших обнаруживались изменения в структуре ДНК, что было одновременно и хорошо, потому что обеспечивало иммунитет к массе болезней, и ужасно, потому что грозило бесплодием, развитием опухолей и скоропостижной смертью в течение ближайших нескольких лет. Вирус проявлялся болью в горле, кашлем, высокой температурой, потерей обоняния, слуха, зрения или не проявлялся вовсе, а иногда вызывал массированное кровотечение. Впрочем, возможно, никакой эпидемии не было, а всю шумиху устроили производители масок, чтобы выгодно сбыть залежавшийся товар. И врачи, беря анализы, намеренно заражали здоровых людей, чтобы в дальнейшем нажиться на создании вакцины. То есть эпидемия все-таки была, но искусственная, потому что вирус сбежал из какой-то биолаборатории. Там его вывели для сокращения человеческой популяции, но он вырвался из-под контроля, а может, эта эпидемия как раз и была тем самым плановым сокращением популяции. Появляться без масок в общественных местах было запрещено, но маски не помогали избежать заражения, более того — в них развивались бактерии, которые как раз и вызывали приписываемые новой болезни симптомы…

На этом моменте Славик обычно начинал путаться. Всю информацию он почерпнул из обрывков чужих разговоров, переписок, в которые успевал подглядеть в транспорте, и выпусков новостей в чебуречной по соседству — телевизор там обычно включали без звука, и приходилось довольствоваться бегущей строкой. Возможности самому выйти в интернет, чтобы проверить все эти взаимоисключающие сведения, у него не было — дурацкий Матильдин смартфон не видел вообще никаких сетей. Славик даже пару раз боролся с искушением стащить чужой гаджет, заманчиво выглядывающий из заднего кармана джинсов или из открытой сумочки. Без соцсетей, поисковиков и пабликов с успокаивающими душу мемами он ощущал ледяную вселенскую тоску, словно его навеки выбросило за пределы жизни и цивилизации и даже ролик про котов никогда впредь не скрасит его экзистенциальное одиночество.

— Если заметут за кражу, выкручиваться будешь сам, — равнодушно сказала Матильда, когда он пожаловался ей на это. — Помощи ждать и не думай. Я тебе уже говорила: ты мне тут не нужен.

— Но сделка… — начал Славик.

— Сделка была о другом.

И Славик, проснувшись и взглянув на укрытое тряпками неподвижное тело неподалеку, вынужден был признать правоту Матильды: уговор между ними действительно был о другом.

***

Славик помнил, как полз за Матильдой по асфальту. Потом ему стало неловко перед немногочисленными прохожими, глядевшими на него поверх масок с брезгливым недоумением, и он поднялся, цепляясь за изгородь. Все тело ныло, зудели порезы на ладонях, сильно болели пятки. Горела шишка на лбу, после драки — назвать это просто избиением Славику не позволяли остатки гордости — лицо ощущалось одним сплошным синяком. Поэтому Славик даже обрадовался, когда Матильда прислонилась к столбу рядом с вымазанной белой краской стеклянной дверью, на которой краснел медицинский крест. Немного отдохнув, Матильда забарабанила в стекло.

— Да открыто же! — раздраженно крикнули изнутри. — Заходите!

Она ввалилась внутрь, а Славик потратил еще какое-то время на то, чтобы, поскуливая от боли в ногах, одолеть двухступенчатое крыльцо.

Он поначалу решил, что это травмпункт или маленькая частная клиника, но за дверью оказалась аптека. Матильда, держась за прилавок, уже диктовала в окошко:

— …Настойку уразной травы, мазь Вишневского…

— Это вы, наверное, записали не так. Может, мазь Зелинского?

— Зелинского, — с готовностью согласилась Матильда, а дама по ту сторону стекла, заметив Славика, глухо рявкнула из-под марлевой повязки:

— Молодой человек, масочку надеваем!

Славик послушно зашарил по карманам, как будто надеялся, что маска сама там материализуется. От лишних телодвижений у него закружилась голова, и он неуклюже опустился на стул у стены. Застекольная дама достала из-под прилавка одноразовую маску:

— Девушка, передайте ему. Что ж вы все нарушаете…

Матильда обернулась, и оказалось, что она уже в маске. Пугающая бредовость происходящего набирала обороты. Если бы сейчас в аптеку заглянул, к примеру, зомби с рецептом на мозги — и, разумеется, в маске, — Славик воспринял бы это как должное. Всмотревшись в его побелевшее лицо, Матильда после секундного колебания снова наклонилась к окошечку:

— Еще бинты, зеленку и обезболивающее.

***

До полуразрушенного особняка, обтянутого железной сеткой, они добрались в полном молчании. Матильда, похоже, не шла целенаправленно именно к этому дому, а просто искала укромное местечко. Протащив охающего Славика через дыру в заборе и забравшись поглубже в гнилое нутро особняка, она села прямо на землю, густо усыпанную мусором. Славик молча наблюдал, как Матильда натирается пахучей мазью и туго бинтует распухшее запястье, как вытаскивает зубами пробку и — Славик недоуменно заморгал — выпивает залпом все содержимое пузырька с крупной зеленой надписью на этикетке: «УРАЗНАЯ ТРАВА (ДУХОВ ЦВЕТ)». Выброшенный пустой пузырек подкатился к ногам Славика, и тот прочитал под надписью: «Только для наружного применения». Не обращая внимания на его вопросительный взгляд, Матильда достала еще один тюбик мази:

— Садись и разувайся. Тебе пятки порубило.

На несколько секунд Славик безоговорочно ей поверил. Он торопливо плюхнулся на землю, осмотрел, ощупал собственные ноги — и выдохнул, хоть и без особого облегчения. Пятки были на месте, но неведомая сила срéзала со стороны ахиллова сухожилия ткань кроссовок и носков прямо вместе с кожей. Славик вспомнил дыры в ткани реальности, которые мгновенно захлопывались со звуком, похожим на сухое щелканье бича, и как хрустели суставы и кости, пока его крутило и растягивало в светящейся воронке. Пожалуй, никогда прежде Славик так отчетливо не ощущал собственную хрупкость, он был там словно мельничная мышь, попавшая в жернова…

Раны на пятках покрывала сочащаяся сукровицей тонкая корочка, как будто то, что сняло кожу, заодно прижгло и обнажившееся мясо. Выглядело все это даже больнее, чем ощущалось, и Славик всхлипнул. Матильда протянула ему пахнущий аптекой пакет:

— Угощайся и вали отсюда.

Сперва Славик воспринял только первую часть этого щедрого предложения. Он долго звенел пузырьками, шипел и скрючивался, пытаясь перегрызть бинт на щиколотке. А когда ему наконец удалось подняться на ноги, ставшие как будто чужими, распухшие от повязок и еле уместившиеся в кроссовки, Матильда удовлетворенно кивнула и повторила:

— Вали отсюда.

— Куда? — обреченно спросил Славик.

— Не знаю. — Матильда осматривала свои локти, выворачивая их под таким углом, что при желании запросто могла бы укусить. — Домой. Ты же где-то жил?

— Но я…

— Ты мне здесь не нужен, крум!

Опешивший от резкого окрика Славик попятился и, не зная, как еще поддержать разговор, решил наконец уточнить:

— А что такое «крум»?

— Это идеальный человек. — Матильда нащупала рану на затылке и вылила половину пузырька зеленки прямо себе в волосы. — Безмозглый и неподвижный. Не брыкается, пока его едят.

— И он… — Славик неожиданно вспомнил пещеру, на стенах которой гроздьями висели живые сгустки плоти. Это видение показалось ему давно и хорошо знакомым, словно он уже не раз бывал там и даже, кажется, болтался под каменным сводом вместе с прочими вяло шевелящимися комьями. — Он живет в пещере?

— Как вариант, — хмыкнула Матильда. — Пещера крумов — это что-то вроде сундука с сокровищами… Всего лишь легенда. Наша легенда. У нас тоже сочиняют сказки о вас. Уходи, крум. Тебе же лучше будет.

Глаза у нее на мгновение стали неправдоподобно яркими, будто подсвеченными изнутри. Это просто кто-то греется у жаровни в ее голове, подумал Славик, и чувство странного, почти неосознаваемого дежавю опять подступило к горлу. Стало тоскливо и жутко.

«Берегись ее». Хозяин крикнул на прощание: «Берегись ее», а он-то уж наверняка лучше других знал, с кем в лице Матильды имеет дело.

Славик молча развернулся и пошел сквозь сумрак заброшенного дома к сияющему выходу на улицу.

***

В метро Славика ждало непредвиденное препятствие — там поменяли турникеты. Он долго приплясывал вокруг одного из них, но так и не нашел щель для жетонов. Пролетающие мимо благополучные счастливчики прикладывали к панели пластиковые карты, похожие на банковские. Славик слыхал, что уже и кольца для оплаты проезда делают, и даже чипы под кожу ладони вшивают. Карты, наверное, тоже были модным нововведением. Хоть бы предупреждали, улучшатели хреновы, подумал Славик. То станцию закроют, то турникеты поменяют с жетонных на карточные, и никаких тебе объявлений.

— Молодой человек! — раздалось сзади.

К Славику решительным шагом направлялся полицейский. Прикинув, что выглядит он сейчас не самым презентабельным образом, а в карманах ни документов, ни денег, Славик вдохнул поглубже, прижался к чьей-то обширной, пахнущей паленой шерстью спине и проскользнул через турникет. Вслед ему неслись возмущенный свист и крики:

— Маску надеваем, молодой человек! Маску!

Торопливо хромая вниз по эскалатору, Славик на ходу достал из кармана и натянул на нос маску, выданную в аптеке. Люди, которые оборачивались на свист из вестибюля, поглядывали на него с сочувствием. Хотя Славик бы за это не поручился — поди разбери выражение лица, если одни глаза видны.

Славик спустился на станцию, ввинтился в поток спешащих на поезд пассажиров и позволил себе немного расслабиться только тогда, когда за ним закрылись двери вагона.

***

В маске было душно, снимать ее Славик боялся, а без смартфона или хотя бы журнала, которые позволяли бы не замечать длинных грохочущих перегонов между станциями, его одолела унылая транспортная скука. Ехать предстояло долго. Изучив всю рекламу в вагоне — банк, квартиры от застройщика, какое-то новое приложение, шоу-балет «Спящая царевна на роликах» (он хмыкнул, живо представив себе девицу в кокошнике и наколенниках, которая спит и едет одновременно), — Славик задремал. В легком сне наяву он то все чувствовал и понимал, готовый в любой момент открыть глаза, то погружался в цветное калейдоскопическое марево, в котором кто-то что-то остервенело искал, и Славик хотел помочь, но его отталкивали. Из этого сна его выдернуло лишь однажды — когда полный бархатистого актерского равнодушия голос объявил вслед за очередным давно знакомым названием: «Переход на станцию „Гречневый рынок“». Что еще за рынок, мысленно засуетился Славик. Птичий знаю, еще какой-то был, вроде на «ч», туда все ездили за дешевыми тряпками, но разве хоть одна станция метро когда-нибудь называлась в честь рынка? Мысль поползла в ненужном направлении, попыталась нащупать образ той, которая научила Славика ездить на рынок за тряпками, — а ее как звали, на какую букву, может, на «л»? За образом потянулись спутанной гирляндой вопросы, от которых внутренности сковывал холод, воспоминания, прикасаться к которым было больнее, чем к израненным пяткам…

Не хочу, подумал Славик, не надо — и, закрыв глаза, усилием воли нырнул обратно в цветное марево. Там по-прежнему кипели поиски, и вскоре Славик уже сам был озадачен тем, как бы поскорее найти и изловить серого полупрозрачного зверька, который бегал под ногами пассажиров и был виден только в поле бокового зрения.

А потом бархатистый голос свыше объявил его станцию.

***

Славик вышел из метро по давно затверженному маршруту — из стеклянных дверей налево, потом по лестнице направо — и остановился. Привычные городские декорации, приплюснутые сверху дымным небом, были установлены неправильно. Куда-то подевался ненавидимый всем районом огромный высотный ЖК, против строительства которого местные жители долго протестовали, и Славик тоже протестовал. Он прекрасно помнил, как ругался в официальном паблике района и с удовольствием вместе со всеми именовал высотку «цитаделью зла». Теперь же цитадель исчезла без следа, а на ее месте тянулись разноцветные шеренги гаражей и скверик с каруселью. Славика толкнули в спину, потом задели сумкой, и он, опомнившись, побрел в сторону дома, сам не зная, не обнаружится ли и там какая-нибудь бессмысленная и необъяснимая подмена.

Дом был на месте. Только двери подъездов неизвестные вредители успели выкрасить в лиловый, но Славик был не в том положении, чтобы придираться к цветам. Он подошел к своей, четвертой с торца, двери, сунул руку в карман…

Пелена милосердного беспамятства, окутавшего его сознание в тот самый миг, когда он познал ледяную красоту истинного Женечкиного голоса, развеялась окончательно. Воспоминания заныли и закровоточили. Ну разумеется, ключей в кармане не было и быть не могло. Он не успел подумать о том, что надо бы снять их с крючка у двери и захватить с собой, когда в последний раз выходил из дома, точнее, когда Матильда выталкивала его из квартиры. Он вообще ни о чем не мог тогда думать, кроме темной глянцевой лужи, растекавшейся вокруг Лесиной головы. Сейчас эта кровь, наверное, въелась в паркет и засохла, и ничем уже не отчистишь — Леся будет ругаться, она ненавидит пятна, а еще больше ненавидит их оттирать.

Господи, подумал Славик. Она ведь до сих пор там лежит. Или того хуже — ее кто-нибудь нашел. Дверь распахнута, полицейские ходят по квартире прямо в ботинках — Леся будет ругаться, она терпеть не может, когда не переобуваются после улицы, — спрашивают у соседей, кто еще тут жил…

Славик попятился и чуть не свалился с крыльца. Ловя равновесие, скользнул взглядом по окнам — и увидел, что в их с Лесей квартире горит свет. Дрожащим пальцем Славик посчитал этажи, чтобы убедиться, что не перепутал. Четыре этажа вверх от козырька, третье слева от дерева — да, это их окно. Значит, полиция уже там и кто-нибудь в любой момент может заметить подозрительного парня, который ошивается у подъезда.

Славик пригнулся, нахлобучил на голову капюшон и поспешно поковылял прочь, стараясь не морщиться от боли в ногах и вообще иметь самый непринужденный вид. Попавшаяся ему навстречу старушка с сумкой на колесиках резво перешла на другую сторону улицы и, кажется, перекрестилась.

***

Славик сам не очень понимал, куда именно он идет, а одинаковые дворы с отделанными плиткой девятиэтажками все повторялись и повторялись, словно окружающая действительность ушла в «спящий режим», давая ему время успокоиться и подумать. В одном из дворов он заметил над подвалом вывеску «Печати, штампы», очень похожую на ту, которую ему показывало хрупкое создание Женечка, объясняя свою немоту. Тогда Славику так и не удалось разгадать очередную Женечкину шараду, поэтому, пытаясь отвлечься от боли в пятках и отчаяния в душе, он принялся лихорадочно соображать: штампы бывают на документах, на больничных простынях, еще в кино бывают, это плохо, и в паспорте, это тоже плохо, хотя Леся считает, что хорошо (хватит Леси, не думать о Лесе). Теперь печати, киоск «Печать» отправить в печать, нет, не то, запечатать, кольца-печатки на пальцах деловитых, самоуверенных чужаков, которые пришли в магазин, — надо было драться, расквасить их скучные сытые лица, схватить с прилавка тот канцелярский нож. Но теперь поздно, магазина больше нет, дверь, похожая на плитку шоколада, исчезла, дверь запечатана, письмо запечатано, поставить печать, печать на устав, печать на устах, «и на устах его печать», откуда это, какое-то стихотворение, учили в школе… Славик вспомнил слегка удивленные лемурьи глаза, которые казались абсолютно пустыми, чистыми, как свежевыпавший снег. Рядом с Женечкой ему всегда становилось чуточку спокойнее, каким-то образом, не умея прочесть в этих…