Глава первая Ответы кладите в ящик для молока

Именно Сёта предложил забраться в развалюху – сказал, что знает подходящую.

– В смысле – подходящая развалюха? – спросил Ацуя, глядя сверху вниз на мелкого Сёту, в выражении лица которого все еще оставалось что-то детское.

– В прямом. Это значит, что в ней как раз можно укрыться. Я ее случайно нашел, когда приезжал сюда на разведку. Правда, мне и в голову не приходило, что нам действительно придется ею воспользоваться.

– Извините, ребята. – Кохэй съежился всем своим крупным телом. Он виновато бросил взгляд на заглохшую «Тойоту-Краун». – Кто бы мог подумать, что аккумулятор сядет именно здесь.

Ацуя вздохнул:

– Да что теперь говорить …

– Но как это объяснить? Ведь до сих пор все было в порядке. Фары я включенными не оставлял…

– Просто ее время вышло, – легко бросил Сёта. – Ты же видел пробег. Больше ста тысяч. Это как дряхлость. Срок службы подошел к концу, так что, когда мы добрались сюда, машина полностью отключилась. Вот я и говорю: если уж красть, то новое авто.

Кохэй сложил руки на груди и укоризненно хмыкнул:

– На новых машинах стоят противоугонные устройства.

– Ну хватит! – замахал руками Ацуя. – Сёта, эта твоя развалюха далеко?

1

Тот задумчиво наклонил голову.

– Если быстрым шагом, то минут двадцать.

– Тогда пошли. Показывай дорогу.

– Я-то покажу, а с машиной что делать? Думаешь, можно бросить здесь?

Ацуя огляделся.

Автомобиль стоял на парковке жилого квартала с помесячной оплатой. Место было свободно, однако, если машину заметит его владелец, непременно сообщит в полицию.

– Не стоило бы, но ведь она не заводится. Вы ничего не трогали руками без перчаток? Если так, через машину на нас не выйдут.

– Предлагаешь доверить судьбу небесам?

– Я же говорю – нам больше ничего не остается.

– Просто спросил. Ладно, идите за мной.

Сёта легко зашагал вперед, Ацуя двинулся за ним. В правой руке он нес тяжелую сумку. Кохэй шел рядом.

– Слушай, Ацуя. Может, такси возьмем? Чуть дальше – большая улица. Там, наверное, можно поймать свободную машину.

Ацуя хмыкнул:

– В такое время, в таком месте трое подозрительных типов садятся в такси – уж наверняка водитель это запомнит. Если повсюду развесят наши портреты – нам конец.

– Но водитель же не будет рассматривать нас.

– А если будет? Есть же люди, которые с одного взгляда отлично запоминают лица.

Кохэй замолчал, но через некоторое время тихонько сказал:

– Извини.

– Ладно уж. Шагай молча.

Они втроем шли по жилому району, выстроенному на возвышенности. Был третий час ночи. Вдоль улицы тянулись похожие друг на друга дома, свет горел лишь в нескольких окнах. Однако расслабляться нельзя. Если, забыв об осторожности, заговорить громким голосом, их могут услышать и потом сообщить полиции: «Ночью здесь ходили какие-то подозрительные люди». Ацуя хотел, чтобы полицейские решили, будто с места преступления они уехали на машине. Конечно, для этого было необходимо одно условие: чтобы украденную ими «Тойоту» не нашли сразу.

Дорога постепенно забирала вверх. Подъем становился круче, а дома попадались все реже.

– Долго еще? – задыхаясь, спросил Кохэй.

– Не очень, – ответил Сёта.

И правда, через несколько шагов он остановился перед каким-то зданием.

Это оказалось небольшое строение, в котором размещались дом и магазин. Жилая часть – деревянная постройка в японском стиле, а магазин с фасадом шириной в пару кэн был закрыт рольставнями. На рольставнях прорезь для почтовых отправлений, но никаких надписей. Рядом – сарай: видимо, склад и заодно гараж.

– Здесь, что ли? – спросил Ацуя.

– Хм, – разглядывая дом, пробормотал Сёта. – Вроде здесь.

– Что значит «вроде»? Не туда пришли?

– Нет-нет, туда. Только мне кажется, в прошлый раз он по-другому выглядел. Как будто поновее был.

– Ты же в прошлый раз днем приходил. Наверное, из-за этого.

– Наверное.

Ацуя вынул из сумки фонарик и посветил вокруг. На вывеске над входом он с трудом прочитал: «Тысяча мелочей». Дальше шло что-то еще – какое-то имя, но его разобрать уже было невозможно.

– Магазин? Здесь? Неужели кто-то сюда ходит? – не удержался от изумленного вопроса Ацуя.

– Не ходят, вот он и закрылся, – справедливо заметил Сёта.

– Логично. Ну и где вход?

– Сзади есть дверь. Там замок сломан. Сюда.

Сёта двинулся в промежуток между домом и сараем. Ацуя пошел за ним. Продвигаясь вперед по узкому, шириной около метра, проходу, он посмотрел на небо. Прямо над головой висела круглая луна.

Сзади действительно обнаружился черный ход. У двери – небольшой деревянный ящичек.

– Это еще что? – пробормотал Кохэй.

– Ты что, не знаешь? Ящик для молока. Молоко привозят и ставят туда, – ответил Ацуя.

– Ишь ты! – Кохэй восхищенно посмотрел на ящик.

Они открыли дверь. Пахло пылью, но не очень сильно. В закутке площадью примерно в два дзё прямо на земляном полу стояла явно сломанная ржавая стиральная машина.

Там, где обычно снимают обувь, лежала пара запыленных сандалий. Троица перешагнула через них и прошла внутрь, не разуваясь.

Сразу у входа находилась кухня. Пол обшит досками, у окна – раковина и плита, рядом двухкамерный холодильник. В центре комнаты – стол и стулья.

Кохэй открыл холодильник.

– Да тут ничего нет, – разочарованно сказал он.

– Само собой! – резко ответил Сёта. – А даже если бы и было. Ты что, стал бы это есть?

– Я просто сказал, что тут ничего нет.

Комната рядом была в японском стиле. В ней стоял комод и домашний алтарь. В углу – стопка подушек для сидения. Был и встроенный шкаф, но открывать его не хотелось.

За комнатой – магазин. Ацуя посветил туда. На полках еще оставались немногочисленные товары: канцелярские принадлежности, кухонная утварь, уборочный инвентарь – пожалуй, и все.

Сёта заглянул в выдвижной ящичек под алтарем и вскрикнул:

– Повезло! Здесь свечи. Не придется сидеть без света.

Он зажег несколько штук зажигалкой и расставил их в разных местах. Стало гораздо светлее. Ацуя выключил фонарик.

Кохэй вздохнул с облегчением и по-турецки уселся на татами.

– Осталось только дождаться утра.

Ацуя вынул мобильный телефон и посмотрел на время. Чуть больше половины третьего.

– О, смотрите, что я нашел!

Из нижнего выдвижного ящичка алтаря Сёта вытащил какой-то журнал – похоже, старый еженедельник.

– Покажи-ка, – протянул руку Ацуя.

Он стряхнул с журнала пыль и снова взглянул на обложку. Это что, певичка какая-то? На него с улыбкой смотрела молодая женщина. Лицо показалось знакомым, он всмотрелся пристальнее и вдруг узнал актрису, игравшую всяких мамаш в сериалах. Сейчас ей, пожалуй, уже ближе к семидесяти.

Ацуя перевернул журнал и посмотрел на дату выпуска – почти сорок лет назад! Он прочитал дату вслух, и остальные двое выпучили глаза.

– Ничего себе! Интересно, как тогда люди жили? – сказал Сёта.

Ацуя перелистал страницы. Журнал выглядел почти так же, как и нынешние издания.

– «Люди скупают туалетную бумагу и стиральный порошок, в магазинах суматоха». Что-то я такое слышал.

– А, знаю! – сказал Кохэй. – Это когда нефтяной шок был.

Ацуя быстро просмотрел содержание, взглянул на картинки и закрыл журнал. Фотографий артисток и обнаженных красоток не было.

– Как думаете, когда съехали жильцы? – Ацуя вернул журнал в выдвижной ящик и оглядел комнату. – На полках еще лежат товары. Холодильник, стиральную машину тоже оставили. Такое впечатление, что уезжали второпях.

– Сбежали, я уверен, – решил Сёта. – Покупателей нет, одни долги. Вот они собрали вещички и свалили. Думаю, так.

– Может, и так.

– Я есть хочу, – заныл Кохэй. – Нет ли где-нибудь поблизости круглосуточного магазина?

– Даже если есть, я тебя туда не пущу, – мрачно взглянул Ацуя на Кохэя. – Будем тихо сидеть здесь до утра. Если заснешь, время пролетит быстро.

Кохэй повесил голову и обнял руками колени.

– Не могу я спать, когда голодный.

– Да и не ляжешь здесь – татами все в пыли, – добавил Сёта. – Вот бы подстелить что-нибудь.

– Погодите-ка. – Ацуя встал.

Взяв фонарик, он зашел в магазин и двинулся вдоль полок, освещая их, в надежде отыскать что-то вроде листа полиэтилена.

Нашлась свернутая в рулон бумага для сёдзи. Решив, что ее можно расстелить на полу и как-нибудь устроиться, он протянул руку, но вдруг сзади раздался какой-то тихий звук.

Ацуя вздрогнул и обернулся. Что-то белое мелькнуло и упало в картонную коробку, стоявшую перед рольставнями. Посветив фонариком, он увидел внутри конверт.

На мгновение сердце бешено забилось. Конверт бросили в щель для писем. Кто будет в такое время приносить почту в заброшенную развалюху? Неужели их заметили и решили им что-то сообщить?

Ацуя глубоко вздохнул, приподнял крышку щели для писем и выглянул наружу – не окружают ли дом патрульные машины. Однако, вопреки ожиданиям, снаружи царила абсолютная темнота. Непохоже, чтобы рядом кто-то был.

Чуть-чуть успокоившись, он поднял конверт. Одна сторона была совершенно чистой, а на обратной стороне обнаружились округлые буквы: «Лунный Заяц».

С конвертом в руках он вернулся в комнату. Оба его приятеля, увидев послание, с испугом посмотрели на Ацуя.

– Что это такое? Оно там лежало? – спросил Сёта.

– Его только что опустили в щель. Я сам видел, так что не сомневайся. И на конверт посмотри. Он же новый! Если бы он давно здесь лежал, был бы весь в пыли.

Огромный Кохэй съежился:

– А вдруг полиция?

– Я тоже так подумал, но вроде не они. Будет полиция столько сил тратить!

– Ну да, точно, – пробормотал Сёта. – И полицейский не станет называть себя Лунным Зайцем.

– И кто же это? – Кохэй с беспокойством обвел глазами помещение.

Ацуя посмотрел на конверт. Толстый. Если это письмо, то очень длинное. Что же хотел им сообщить тот, кто его принес?

– Нет, не может быть, – вырвалось у него. – Это не нам письмо.

Остальные двое одновременно вопросительно взглянули на него.

– Вы сами подумайте. Сколько мы здесь сидим? Маленькую записку еще ладно, но чтобы такое письмо накатать, минут тридцать надо!

– И правда. Звучит логично, – кивнул Сёта. – Но ведь это необязательно письмо.

– И то верно.

Ацуя снова взглянул на конверт. Он был крепко запечатан. Ацуя решительно ухватился за край обеими руками.

– Ты что задумал? – спросил Сёта.

– Попробую открыть. Самое простое – посмотреть, что внутри.

– Но ведь письмо адресовано не нам, – возразил Кохэй. – Нехорошо открывать его без спроса.

– А что делать? Адресат все равно не указан.

Ацуя надорвал конверт. Не снимая перчаток, он сунул внутрь руку, вытащил листки и развернул их: бумага была сплошь исписана синими чернилами. Первая строка гласила: «Обращаюсь за советом впервые».

– И что это значит? – невольно пробормотал он.

Кохэй и Сёта заглядывали сбоку. Письмо оказалось очень странным.

«Обращаюсь за советом впервые. Меня зовут Лунный Заяц. Я женского пола. Дальше я объясню, почему не раскрываю свое настоящее имя, прошу меня за это извинить.

Дело в том, что я занимаюсь спортом. К сожалению, вид спорта тоже придется оставить в тайне. Нескромно говорить так о себе, но я, добившись кое-каких успехов, могу войти в сборную нашей страны на Олимпийских играх в будущем году. Таким образом, назови я вид спорта, вы почти наверняка догадаетесь, кто я. Но и совсем умолчать об этом тоже нельзя, иначе я не смогу объяснить суть вопроса. Надеюсь на ваше снисхождение.

У меня есть любимый мужчина. Он лучше всех меня понимает, во всем помогает, поддерживает. Он от всего сердца желает мне попасть на Олимпиаду. Говорит, что ради этого готов на любые жертвы. Он выручал меня бесчисленное количество раз – и физически, и психологически. Именно благодаря его преданности мне удалось достичь высоких результатов, выдержать тяжелейшие тренировки. Я считаю, что отблагодарю его своим участием в Олимпийских играх.

Однако то, что с нами случилось, хуже любого кошмара. Он тяжело заболел. У меня почернело перед глазами, когда врач сообщил диагноз: рак.

О том, что мой любимый практически неизлечим и жить ему осталось около полугода, знаю только я. Впрочем, наверное, он и сам это понял.

Он просит меня поменьше думать о нем и все силы бросить на спорт. Мол, сейчас очень важный период. Это действительно так, и у меня плотное расписание: тренировочные сборы, поездки за границу. Мне необходимо сделать все возможное, чтобы попасть на Игры. Головой я это понимаю.

Но внутри меня существует еще одна личность, не спортсменка, и она желает быть с ним. Она хочет бросить тренировки и быть рядом с любимым, ухаживать за ним. Я даже сказала, что готова отказаться от участия в Олимпиаде. Но он так грустно на меня посмотрел, что и сейчас, вспоминая его лицо, я не могу сдержать слез. Он стал настаивать: “Не думай об этом, твое участие в Олимпиаде – моя главная мечта, не отказывайся”… Пообещал, что не умрет, пока я не выйду на олимпийский стадион, и попросил меня дать слово, что приложу все усилия.

Мы скрываем от остальных, чем он болен. Мы собирались пожениться после Олимпиады, но не сказали об этом ни его семье, ни моей.

Дни идут, а я по-прежнему в растерянности. Не могу сосредоточиться на тренировках, поэтому результаты, вполне естественно, не улучшаются. В голове одна мысль: раз так, может, лучше сразу все бросить? Но стоит мне вспомнить его печальное лицо, и моя решимость рушится.

Однажды до меня дошли слухи про лавку Намия. Уцепившись за тоненький луч надежды – а вдруг вы предложите мне замечательный план? – я и написала это письмо.

Конверт для ответного письма прилагаю. Пожалуйста, помогите.

Лунный Заяц».

Закончив читать письмо, трое парней переглянулись.

– И что это значит? – первым заговорил Сёта. – Зачем она бросила сюда это письмо?

– Потому что ломает голову, – ответил Кохэй. – Там же написано.

– Это я понял. Я спрашиваю, зачем письмо с просьбой о совете приносить в магазин «Тысяча мелочей»? Да еще и в заброшенный дом, где никто не живет.

– Откуда я знаю?

– А я и не тебя спрашиваю. Так, мысли вслух.

Ацуя, не обращая внимания на их пререкания, заглянул в конверт. Внутри лежал еще один, сложенный, где вместо адреса было ручкой написано: «Лунному Зайцу».

– Ничего не понимаю, – наконец заговорил и он. – На дурацкий розыгрыш непохоже. Человек действительно просит совета. И проблема у нее серьезная.

– Может, ошиблась адресом? – предположил Сёта. – Где-нибудь есть лавка, которая занимается такими делами, вот она и перепутала.

Ацуя взял фонарик и поднялся.

– Схожу гляну.

Он вышел наружу через черный ход и обошел магазин. Осветил фонариком грязную вывеску. Напряг глаза. Краска облупилась, и разобрать надпись было очень сложно, но после «Тысяча мелочей» совершенно точно было написано «Намия».

Вернувшись внутрь, он сообщил об этом приятелям.

2

– Значит, лавка та самая. Неужели нормальный человек принесет письмо в заброшенный магазинчик и будет ждать ответа? – усомнился Сёта.

– А может, «Намия» не та? – предположил Кохэй. – Где-то есть настоящая лавка Намия, и человек ошибся, потому что они называются одинаково?

– Да не может такого быть. Там на вывеске буквы такие неясные, что если не знаешь, что написано «Намия», не прочитаешь. И вообще… – Ацуя снова вытащил из ящика журнал. – Где-то я его видел.

– В смысле – видел? – спросил Сёта.

– Слово «Намия». Кажется, как раз в этом журнале.

– Что?

Ацуя открыл содержание и бегло его просмотрел. В глаза бросился один заголовок. Статья называлась «Отличные отзывы! В лавке Намия решают проблемы!».

– Вот оно!

Он раскрыл нужную страницу и прочитал статью.

«Обретает популярность лавка Намия, где решают все ваши проблемы, – это магазин “Тысяча мелочей” в городе**. Если ночью бросить в щель для писем письмо, где вы просите о совете, на следующий день в ящике для молока, который стоит у черного хода в магазин, будет лежать ответ. Вот что с улыбкой рассказывает владелец, Юдзи Намия (72 года):

– Все началось с перебранки с соседскими ребятишками. Они специально называли лавку неправильно: не “Намия”, а “наями” – проблема. А на вывеске у меня было написано: мол, здесь можно заказать доставку, обращайтесь, решим вашу проблему. Вот они и пристали: дедушка, а наши проблемы решишь? Я и ответил – любые решу, приходите за советом, они и давай спрашивать. Поскольку все началось с шутки, то и вопросы поначалу были шутливые. Учиться, мол, не люблю, но хочу, чтоб в дневнике были все пятерки, что делать? А я из упрямства стал им давать серьезные советы, и постепенно серьезных вопросов тоже стало больше. Мол, папа с мамой все время ссорятся, тяжело… Постепенно стал их просить, чтобы записывали свои проблемы на бумаге и бросали в щель для писем на рольставнях. А ответы оставлял в ящике для молока. Так можно было и на анонимные запросы отвечать. Но потом стали приходить письма и от взрослых. Я-то, конечно, считаю, что просить советов у такого обычного деда, как я, особого смысла нет, но стараюсь, обдумываю их горести и отвечаю, как могу.

Мы спросили, каких запросов больше, и оказалось, что очень многие спрашивают совета в любовных делах.

– Но как раз на них отвечать сложнее всего, – говорит Намия-сан.

Похоже, это для него большая проблема».

Статья сопровождалась небольшой фотографией. На ней явно была эта самая лавка, перед которой стоял небольшого роста старик.

– Значит, журнал лежит здесь не случайно, его специально оставили. Там же про хозяина и его лавку написано. Хотя… странно, – пробормотал Ацуя. – Магазин Намия, где помогут решить ваши проблемы. Неужели кто-то еще обращается сюда за советом? Ведь сорок лет прошло!

С этими словами он снова посмотрел на письмо от Лунного Зайца.

Сёта взял в руки листки.

– Тут написано «до меня дошли слухи про лавку Намия». Судя по письму, совсем недавно услышала. То есть про нее все еще говорят?

Ацуя скрестил на груди руки.

– Может, и так. Хотя верится с трудом.

– Может, кто-то из старичков-маразматиков рассказал? – предположил Кохэй. – Не знал, что лавка давно закрылась, и обмолвился Зайцу-сан.

– Ну, допустим. Но, увидев это здание, она же должна была понять, что здесь что-то не так. Ясно же, что тут никто не живет.

– Ну, значит, у нее не все дома. Довела себя своей проблемой до невроза.

Ацуя покрутил головой.

– Непохоже, что писал человек, у которого не все дома.

– И что тогда все это значит?

– Так и я об этом.

Заговорил Сёта:

– А вдруг все еще продолжается?

– Что? – Ацуя взглянул на Сёту.

– Ну, эти советы по поводу проблем. Тут.

– Тут? В смысле?

– В том смысле, что здесь никто не живет, но запросы на консультации принимают. Дедуля куда-то переехал, иногда приходит забирать письма. А ответы кладет в ящик для молока. Тогда все складывается.

– Да, все складывается, но тогда дедуля должен быть еще жив. Получается, ему больше ста десяти лет?!

– А может, его дети или внуки продолжают этим заниматься?

– Но ведь нет никаких следов того, что кто-то здесь был.

– А они не заходят внутрь. Письма можно забрать, если поднять рольставни.

Это звучало логично. Трое приятелей решили поискать подтверждение догадкам Сёты и прошли в лавку. Но рольставни были заварены изнутри и не открывались.

– Вот чёрт! – выругался Сёта. – Да что ж это такое?

Они вернулись в комнату. Ацуя снова прочитал письмо от Лунного Зайца.

– Ну, что будем делать? – спросил его Сёта.

– А зачем нам что-то делать? Ну его. Утром все равно отсюда уйдем.

Ацуя сунул письмо обратно в конверт и уселся на татами.

Некоторое время все молчали. Слышался шум ветра, пламя свечей легонько подрагивало.

– Интересно, как она поступит? – обронил Кохэй.

– Насчет чего? – спросил Ацуя.

– Ну, насчет Олимпиады, – продолжал Кохэй. – Неужели откажется?

– Не знаю, – покачал головой Ацуя.

– Так нельзя! – Это уже Сёта. – Ведь ее любимый хочет, чтобы она участвовала в Играх.

– Но он же умирает. Как она может в это время тренироваться? Ей лучше побыть с ним. Я думаю, и он на самом-то деле хочет того же, – неожиданно энергично возразил Кохэй.

– Не факт. Он борется с болезнью, чтобы увидеть ее триумф. Старается дожить до этого дня. Если она откажется от участия в Играх, он может потерять волю к жизни.

– Но ведь она пишет, что не может ни на чем сосредоточиться. Так она не попадет на Олимпиаду. И с любимым не побудет, и мечту не исполнит – куда ни кинь, всюду клин.

– Вот именно, значит, ей нужно лезть из кожи вон! Некогда грузить себя проблемами. Нужно изо всех сил тренироваться – в том числе и для любимого – и получить место в команде! Ничего другого ей не остается.

Кохэй хмыкнул и скривился:

– Я б не смог.

– А разве я о тебе? Я это говорю Зайцу-сан.

– Я вот не могу приказывать людям сделать то, на что сам не способен. Сёта, а ты? Смог бы?

Похоже, вопрос поставил Сёту в тупик. Он мрачно посмотрел на Ацую:

– А ты?

Тот по очереди взглянул на обоих.

– Да чего вы так серьезно задумались? Нам вообще не обязательно ломать над этим голову.

– Так что будем делать с письмом? – спросил Кохэй.

– А что мы можем сделать? Ничего.

– Но ведь надо написать ответ. Нельзя его так оставить.

– Чего?! – Ацуя посмотрел на круглое лицо Кохэя. – Ты что, собрался отвечать?

Тот кивнул.

– По-моему, лучше ответить. Мы же без спросу вскрыли конверт.

– Что ты несешь? Здесь ведь никого не бывает. Нечего было сюда письмо приносить, сама виновата. Разумеется, ответа не будет. Сёта, ты ведь согласен со мной?

Сёта погладил подбородок.

– Ну, в целом да…

– Вот! Забудь про письмо. Хватит лезть не в свое дело.

Ацуя прошел в лавку, принес оттуда несколько рулонов бумаги для сёдзи и протянул приятелям.

– Держите. Расстелите, и будем ложиться.

Сёта сказал:

– Сэнк ю.

Кохэй тоже поблагодарил и взял бумагу.

Ацуя развернул рулон на татами и аккуратно улегся. Он закрыл глаза и попытался уснуть, но друзья, похоже, не последовали его примеру. Он обеспокоенно приподнял голову.

Те так и сидели с рулонами в руках.

– А может, взять его с собой? – пробормотал Кохэй.

– Кого? – спросил Сёта.

– Любимого. Который болеет. Если взять его с собой на сборы и за границу, тогда она будет с ним вместе, сможет тренироваться и на соревнования попадет.

– Как она его возьмет-то? Он же болен! Сказано ведь, что ему полгода осталось.

– Но мы же не знаем, в каком он состоянии. Если он не совсем лежачий, значит, сможет с ней поехать. Хотя бы в инвалидном кресле.

– Если б это было так, она бы не спрашивала совета. Наверное, он прикован к постели, и перевозить его нельзя.

– Думаешь?

– Уверен. Почти.

– Эй, – окликнул их Ацуя. – Сколько вы еще будете болтать о всякой ерунде? Я же сказал, забудьте об этом.

Приятели недовольно умолкли и потупились. Но Сёта тут же поднял голову.

– Ты, конечно, прав, но я почему-то не могу на нее наплевать. Эта Заяц-сан ведь действительно мучается. Хочется ей как-то помочь.

Ацуя хмыкнул и сел.

– Как-то помочь? Не смеши меня. Что мы можем? У нас ни денег, ни образования, ни связей. Все, что мы умеем, – это обнести пустой дом у богатенькой. Да и то у нас не вышло, как было задумано. Вроде и утащили что-то ценное – так машина сломалась. Поэтому и сидим тут все в пыли. Мы для себя-то не способны ничего толком сделать, куда нам другим советы давать?

Под напором Ацуи Сёта втянул голову в плечи и опустил глаза.

– Короче, давайте спать. Утром все двинутся на работу, мы смешаемся с толпой и улизнем. – Ацуя снова лег.

Наконец и Сёта начал расстилать бумагу. Но медленно.

– Слушай, – нерешительно заговорил Кохэй. – Может, все-таки напишем что-нибудь?

– Что? – спросил Сёта.

– Ответ, что же еще! Не идет она у меня из головы…

– Ты что, дурак? – сказал Ацуя. – Вот еще – голову над этим ломать.

– А чего? Хоть что-то написать – это же изменит дело! Люди ведь часто благодарны даже за то, что кто-то их выслушал. Вот и эта девушка – она мучается, потому что не может никому рассказать о своей проблеме. Даже если мы не сумеем дать ей толковый совет, а просто напишем, мол, поняли твою беду, ты уж держись – ей и полегче станет.

– Тьфу ты! – в сердцах сказал Ацуя. – Ну и делай что хочешь, раз ты такой болван.

Кохэй встал.

– Есть чем писать?

– В лавке, кажется, были канцелярские товары.

Сёта и Кохэй ушли в магазин, пошуршали там чем-то и вернулись.

– Ну что, нашли? – спросил Ацуя.

– Ага. Всякие маркеры уже не пишут, а шариковая ручка нормальная отыскалась. И бумага есть! – радостно ответил Кохэй и ушел в кухню.

Разложив на столе бумагу, он уселся на стул.

– А что писать-то?

– Да так и напиши: беду твою поняли, держись, – сказал Ацуя.

– Нет, ну это как-то совсем уж бесчувственно.

Ацуя прищелкнул языком.

– Делай как хочешь.

– А может, изложить нашу идею насчет того, чтобы взять любимого с собой? – спросил Сёта.

– Ты же сам сказал, что, будь это возможно, вряд ли бы она просила совета.

– Ну и сказал, а теперь думаю, что можно и уточнить.

Кохэй озадаченно посмотрел на Ацую.

– А ты как думаешь?

– Не знаю я. – Ацуя отвернулся.

Кохэй взял ручку. Но, прежде чем начать писать, опять взглянул на приятелей.

– А как положено письма начинать?

– А, точно, были какие-то выражения. «С почтением приветствую» или «Позвольте перейти прямо к делу», – сказал Сёта. – А вообще, не нужно это все. У нее в письме тоже ведь ничего такого не было. Пиши, как будто по электронной почте.

– Во, точно! Буду думать, что это и-мейл. Так: «Ваш мейл», то есть «Ваше письмо прочитал», да? «Ва-ше пись-мо…»

– Вслух необязательно, – предупредил Сёта.

Ацуе тоже было слышно, как пишет Кохэй – видимо, он очень сильно давил на стержень.

Через некоторое время Кохэй сообщил, что закончил, и принес письмо в комнату.

Листок взял Сёта.

– Ну и почерк у тебя.

Ацуя тоже заглянул в листок. Почерк действительно был ужасный. К тому же написано сплошь азбукой.

«Ваше письмо прочитал. Тяжело вам приходится. Я понял вашу беду. В голову пришла одна идея: может быть, стоит взять его туда, куда вы едете? Простите, что не придумал ничего лучше».

– Ну как? – спросил он.

– Пойдет, – ответил Сёта и повернулся к Ацуе. – Как думаешь?

– Мне все равно, – сказал тот.

Кохэй аккуратно свернул листок и вложил в адресованный Лунному Зайцу конверт, который был приложен к письму.

– Схожу положу в ящик, – сказал он и вышел через черный ход.

Ацуя вздохнул:

– И о чем он только думает? Нашел время раздавать советы неизвестным людям. И ты туда же, Сёта.

– Да ладно тебе. Иногда можно.

– Что значит – иногда?

– Так ведь обычно нам не приходится выслушивать жалобы и проблемы других людей. Никому и в голову не придет просить у нас совета. А значит, вряд ли нам еще придется этим заниматься. Это первый и последний раз. Вот я и говорю – разок-то можно.

Ацуя снова хмыкнул.

– Вот про таких, как вы, и говорят: надо знать свое место.

Вернулся Кохэй.

– Крышку ящика еле открыл. Видимо, им давно не пользовались.

– Да уж, наверное. Разве сейчас развозят мол… – начал было Ацуя, но запнулся. – Кохэй, а где твои перчатки?

– Перчатки? Вот они. – Кохэй указал на стол.

– Ты когда успел их снять?

– Когда письмо писал. В перчатках же трудно ручку держать…

– Идиот! – Ацуя подскочил. – Теперь на письме, наверное, твои отпечатки.

– Отпечатки? А что, это плохо? – с глупым видом спросил Кохэй, и Ацуе захотелось врезать ему по круглой щеке.

– Полиция наверняка обнаружит, что мы здесь прятались. А если Лунный Заяц не заберет ответ? Проверят конверт – и все! У тебя ведь брали отпечатки, когда останавливали за нарушение правил дорожного движения?

– Ой, точно…

– Вот поэтому я и говорю: не лезь не в свое дело! – Ацуя схватил фонарик, широкими шагами пересек кухню и вышел на улицу через черный ход.

Крышка ящика для молока была плотно закрыта. Как и сказал Кохэй, поддавалась она туго. Но Ацуя справился.

Он посветил фонариком. Внутри было пусто.

Приоткрыв дверь черного хода, он спросил:

– Кохэй, ты куда письмо положил?

Тот вышел, натягивая на руки перчатки.

– Что значит куда? В этот ящик.

– Там ничего нет.

– Как это?

– Может, ты думал, что положил, а сам уронил его? – Ацуя посветил на землю.

– Да не может такого быть! Точно положил!

– И куда же оно исчезло?

– Не знаю, – помотал головой Кохэй.

В этот момент раздались быстрые шаги, и к ним вышел Сёта.

– Что такое? Что случилось? – спросил Ацуя.

– Я услышал в лавке какой-то звук и вышел посмотреть. А под щелью для писем лежало вот это. – И побледневший Сёта показал им конверт.

Ацуя ахнул. Погасив фонарик, стараясь ступать бесшумно, он обошел дом и тихонько выглянул из-за угла, чтобы взглянуть на дверь лавки.

Однако…

Никого. И непохоже было, что кто-то только что ушел.

3

«С пасибо за столь скорый ответ. После того как вчера я бросила в ваш ящик письмо, сегодня весь день думала, не доставила ли вам неудобств своей докучливостью. Теперь я немного успокоилась.

Вы совершенно правы, спрашивая, хотела бы я взять любимого с собой за границу и на сборы. К сожалению, это невозможно. Он должен находиться в стационаре, иначе болезнь начнет развиваться стремительно.

Наверное, вы скажете, что мне стоит тренироваться поблизости от него. Но рядом с его больницей нет мест, где я могла бы заниматься. Сейчас я приезжаю к нему только в те дни, когда тренировок нет, тратя много времени на дорогу.

И вот однажды, когда близился день отъезда на следующие сборы, я приехала повидаться. Он высказал надежду, что у меня хорошие результаты, и я, конечно, заверила его в этом. Хотя на самом деле хотела сказать, что не желаю никуда ехать, хочу быть рядом с ним. Но понимаю, что тогда ему будет тяжело.

Как было бы хорошо даже в разлуке видеть его лицо. Мечтаю о видеофоне, как в манге. Бегу от реальности, да?

Спасибо большое, что разделили мои сомнения. Даже оттого, что я просто поделилась своими горестями в письме, стало легче на душе.

Я понимаю, что должна сама найти ответ, но, если вы вдруг что-нибудь придумаете, напишите, пожалуйста. И наоборот, если сочтете, что ничего не можете посоветовать, так и сообщите. Не хочу причинять вам беспокойство.

Так или иначе, завтра я тоже загляну в ящик для молока.

Спасибо.

Лунный Заяц».

Последним письмо прочитал Сёта. Подняв голову, он дважды моргнул.

– Что бы это значило?

– Понятия не имею, – ответил Ацуя. – Ерунда какая-то. Что это вообще такое?

– Ответ от Лунного Зайца, разве нет? – сказал Кохэй, и Ацуя с Сётой одновременно взглянули на него.

– А как он появился?! – в один голос закричали они.

– Ну… – Кохэй почесал в затылке.

Ацуя ткнул пальцем в черный ход.

– Ты ведь всего каких-то пять минут назад положил письмо в ящик для молока. Я сразу пошел посмотреть, а письма уже не было. Даже если письмо забрала эта зайчиха, или как там ее, сколько бы у нее ушло времени, чтобы написать ответ? Но второе письмо появилось сразу же! Как ни крути, это очень странно!

– Странно-то странно, и все-таки письмо действительно от Зайца-сан. Она отвечает именно на мой вопрос.

Возразить Кохэю Ацуя не мог. Тот был прав.

– Ну-ка, дай, – сказал он, выхватив письмо из рук Сёты.

Он ещё раз перечитал послание. Такое нельзя было написать, не зная ответа Кохэя.

– Вот черт. Как же это? Может, кто-то решил над нами подшутить? – голос Сёты звучал раздраженно.

– Точно! – Ацуя ткнул пальцем Сёте в грудь. – Это всё подстроено!

Он отбросил письмо и открыл шкаф. Там, кроме футонов и картонных коробок, ничего не было.

– Ацуя, что ты делаешь? – спросил Сёта.

– Проверяю, нет ли здесь кого. Он мог подслушать наш разговор перед тем, как Кохэй написал письмо, и заранее подготовить ответ. А может, тут микрофоны спрятаны? Ну-ка, вы тоже ищите.

– Эй, постой. Кто будет таким заниматься?

– Откуда я знаю? Какой-нибудь чудак, который любит подшучивать над теми, кто спрятался в этой развалюхе.

Ацуя осветил фонариком внутренность алтаря. Однако ни Сёта, ни Кохэй не двинулись с места.

– Да ну, вряд ли. Неужели найдется такой человек?

– Всякие бывают. Больше мне ничего в голову не приходит.

– Думаешь? – Сёта явно не был удовлетворен. – А как ты объяснишь исчезновение письма из ящика?

– А это… допустим, какой-то фокус. Трюк, как в цирке.

– Трюк, говоришь…

Еще раз перечитав письмо, Кохэй поднял голову.

– Она какая-то странная.

– Почему? – спросил Ацуя.

– Вот она пишет: хорошо бы иметь видеофон. Вдруг она не может позволить себе сотовый, и у нее телефон без функции видеозвонков?

– Наверное, просто в больнице нельзя пользоваться мобильными, – сказал Сёта.

– Нет, она пишет «такие, как в манге». Похоже, вообще не знает, что есть телефоны с функцией видеозвонков.

– Да ладно, разве такое возможно в наше время?

– Думаю, дело именно в этом. Тогда я ей расскажу. – И Кохэй направился к кухонному столу.

– Эй, ты что, опять собираешься писать ответ? Да над тобой просто прикалываются! – крикнул Ацуя.

– Откуда ты знаешь?

– Да наверняка. Слушают нас сейчас и заранее составляют ответ… Хотя стой! – Ацуе явно пришла в голову идея. – Давай, Кохэй, пиши! Я кое-что придумал.

– Чего это ты вдруг? Что случилось? – спросил Сёта.

– Пиши, сейчас узнаем.

– Готово, – наконец сказал Кохэй и положил ручку.

Ацуя встал рядом с ним и посмотрел на лист бумаги. Почерк все такой же неаккуратный.

«Я прочитал ваше второе письмо. Расскажу вам отличную штуку. Существуют сотовые, по которым можно совершать видеозвонки. Они есть у разных производителей. Вы можете попробовать воспользоваться им тихонько, чтобы в больнице не увидели».

– Ну как? Сойдет? – спросил Кохэй.

– Сойдет, сойдет, – ответил Ацуя. – Неважно. Клади в конверт скорее.

Во втором письме тоже нашелся конверт, адресованный Лунному Зайцу. Кохэй сложил свое послание и сунул внутрь.

– Я пойду с тобой. А ты, Сёта, оставайся здесь. – Ацуя взял фонарик и направился к черному ходу.

Выйдя на улицу, он проследил, как Кохэй кладет письмо в ящик для молока.

– Так, теперь ты спрячься здесь и следи за ящиком.

– Хорошо. А ты?

– А я пойду к главному входу. Посмотрю, кто бросает в щель письма.

Он обошел вокруг дома и осторожно выглянул из-за угла, чтобы посмотреть, что происходит у входа в магазин. Никого не было.

Он простоял так некоторое время, пока сзади не послышались шаги. Оглянувшись, он увидел Сёту.

– Ты чего? Я же велел тебе остаться внутри, – сказал Ацуя.

– Кто-то появлялся?

– Пока нет. Поэтому и торчу здесь.

На лице Сёты вдруг появилось растерянное выражение, рот его чуть приоткрылся.

– Что с тобой? Что случилось? – спросил Ацуя, и Сёта протянул ему конверт.

– Оно пришло.

– Что?

– Оно. – Сёта облизал губы. – Третье письмо.

«И снова спасибо за ваш ответ. Становится легче на душе, когда знаешь, что кто-то понимает твои сложности.

Вот только, прошу прощения, я пока – вернее, если честно, я совсем не поняла, что вы имели в виду.

Наверное, потому что у меня недостаточно знаний. Это не позволяет мне понять шутку, которой вы пытались меня подбодрить. Мне очень стыдно.

Мама часто говорила мне: “Если тебе что-то непонятно, не нужно сразу же просить людей объяснить тебе это. Для начала поищи ответ сама”. Я постаралась сама изучить вопрос, но все равно ничего не поняла.

Что значит “сотовый”?

Вы написали слово катаканой – видимо, оно иностранное, но в словарях я такого не нашла. Я предположила, что оно заимствовано из английского и тогда, наверное, должно записываться как soatow или sotough, но, кажется, ошиблась. Возможно, это не английское слово.

А пока я не пойму, что означает “сотовый”, ваши слова для меня – пустой звук. Пожалуйста, объясните.

Простите, что докучаю вам, несмотря на вашу занятость.

Лунный Заяц».

4

Разложив три письма от девушки на столе, приятели уселись вокруг.

– Давайте-ка разберемся, – начал Сёта. – Второе письмо, которое Кохэй положил в ящик для молока, тоже исчезло. Кохэй следил за ящиком из укрытия, но к нему никто не приближался. Ацуя при этом наблюдал за входом в лавку. И к рольставням никто не подходил. Однако третье письмо как-то появилось внутри. В моем рассказе что-то противоречит фактам?

– Неа, – коротко ответил Ацуя.

Кохэй молча кивнул.

– Таким образом, – Сёта поднял вверх указательный палец, – несмотря на то, что к дому никто не подходил, письмо Кохэя исчезло, а письмо от Зайца появилось. Мы тщательно проверили ящик и рольставни – там никаких хитрых устройств нет. И как вы это объясните?

Ацуя скрестил руки за головой и откинулся назад всем телом.

– Никак. Мы не можем этого объяснить.

– Кохэй, а ты что скажешь?

Тот замотал головой так, что затряслись круглые щеки.

– Не знаю.

– Сёта, а ты что-то понял? – спросил Ацуя, и Сёта опустил глаза на письма.

– Вам не кажется странным, что она не знает про сотовые? Считает, что это такое иностранное слово.

– Да просто прикалывается.

– Думаешь?

– Точно! Неужели в наше время кто-то в Японии может не знать про сотовые?

Тогда Сёта указал на одно из писем.

– А как вам это? Тут написано про Олимпиаду в следующем году. Но если задуматься, в следующем году не будет проводиться Олимпиада: ни зимняя, ни летняя. Игры только что закончились в Лондоне.

Ацуя невольно ахнул. Чтобы скрыть свой возглас, он скривился и потер под носом.

– Да ладно, ошиблась, наверное.

– Разве можно в таком ошибиться? Она же собирается на эти Игры! И про видеосвязь не знает – в наше-то время.

– Хм, верно.

– И еще одно. – Сёта заговорил тише. – Кое-что очень странное. Я заметил, когда выходил на улицу.

– И что же?

Сёта, чуть поколебавшись, спросил:

– Ацуя, на твоем сотовом сейчас который час?

– На сотовом? – Ацуя вынул телефон из кармана и взглянул на экран. – 3:40 утра.

– Ага. То есть мы здесь больше часа.

– Ну да. А что не так?

– Ну-ка, иди сюда. – Сёта встал.

Они снова вышли на улицу через черный ход. Сёта встал между домом и сараем и посмотрел на небо.

– Когда мы в первый раз здесь проходили, я заметил, что луна стоит прямо над нами.

– Я тоже заметил. Ну и что?

Сёта пристально посмотрел на Ацую.

– Разве не странно? Прошло больше часа, а луна все там же.

Ацуя растерялся было, не понимая, что хочет сказать Сёта, но тут же осознал смысл его слов. Сердце его подпрыгнуло. Лицу стало горячо, а по спине пробежал холодок.

Он вытащил мобильный телефон. На экране высветилось: 3 часа 42 минуты.

– Что это значит? Почему луна не двигается?

– Может, сейчас такое время года? – предположил Кохэй, но Сёта тут же отверг эту идею:

– Не бывает такого времени года!

Ацуя несколько раз перевел взгляд с экрана телефона на луну в небе. Он совершенно ничего не понимал.

– Ага! – Сёта начал что-то делать с телефоном. Кажется, куда-то звонил.

Его лицо напряглось. Он заморгал.

– Что такое? Куда ты звонишь? – спросил Ацуя.

Сёта молча протянул ему телефон – видимо, предлагал послушать.

Ацуя поднес телефон к уху. Из динамика послышался женский голос:

– Точное время – два часа тридцать шесть минут.


Приятели вернулись в дом.

– Телефон не сломан, – сказал Сёта. – Просто с домом что-то не так.

– Ты хочешь сказать, что нечто в доме заставляет часы в телефоне идти неправильно? – спросил Ацуя, но Сёта отрицательно закачал головой.

– Часы идут верно. Как обычно. А вот то, что они показывают, не совпадает с реальным временем.

Ацуя нахмурился.

– А почему так?

– Мне кажется, что внутри и снаружи дома время отличается. Сам ход времени. Долгий промежуток времени внутри – только краткий миг снаружи.

– Чего?! Что ты несешь?

Сёта снова посмотрел на письмо и взглянул на Ацую.

– К дому вроде как никто не подходил, но письмо Кохэя исчезло, а письмо Зайца появилось. Такого быть не может. А что, если взглянуть на дело так: кто-то уносит письмо Кохэя и, прочитав его, приносит следующее письмо. Но мы этого кого-то не видим.

– Не видим? Он что, человек-невидимка? – спросил Ацуя.

– О, я понял! Это привидения! Ой, здесь есть привидения?! – Кохэй съежился и оглядел комнату.

Сёта медленно помотал головой.

– Это не человек-невидимка и не привидения. Просто человек не из нашего мира. – Он указал на письма. – Человек из прошлого.

– Из прошлого? Но как? – почти крикнул Ацуя.

– Вот моя теория: щель для писем в рольставнях и ящик для молока связаны с прошлым. Когда кто-то из прошлого пишет письмо в лавку Намия в том времени, оно приходит в наше время. И наоборот, когда мы кладем письмо в ящик для молока, оно оказывается в ящике в прошлом. Я не знаю, почему так происходит, но это все объясняет. Заяц – человек из прошлого, – заключил Сёта.

Ацуя не нашелся что сказать. Да и что тут скажешь? Мозг отказывался думать.

– Да ладно… – выдавил он в конце концов. – Этого не может быть.

– Я тоже так считаю. Но ничего другого в голову не приходит. А если не согласен, предложи свой вариант. Только чтоб убедительный.

Ацуя ничего на это не ответил. Не было у него убедительного варианта. Поэтому он накинулся на Кохэя:

– Это все ты виноват: пишешь свои ответы!

– Извини…

– Чего ты Кохэя винишь? И вообще, если мое предположение верное, это же крутая штука получается! Мы переписываемся с человеком из прошлого! – Глаза Сёты засверкали.

Ацуя совсем запутался. Он не знал, как поступить.

– Пошли отсюда. – Он встал. – Надо из этого дома уходить.

Остальные двое удивленно посмотрели на него.

– Почему? – спросил Сёта.

– Жутко это все. Неохота влезать во все эти штуки. Пошли. Можно и в другом месте укрыться. Сколько бы мы тут ни сидели, время в реальности почти не двигается, так? А если утро так никогда и не наступит, какой смысл прятаться?

Но его приятели с ним не согласились. Они сидели молча, с недовольными лицами.

– Что не так? Говорите! – рявкнул Ацуя.

Сёта посмотрел на него. Взгляд серьезный, глаза сверкают.

– Я еще немного здесь побуду.

– Что?! Зачем?!

Сёта отвел глаза.

– Зачем – и сам не знаю. Но знаю, что переживаю потрясающий опыт. Когда еще выпадет такая возможность? Может, больше ни разу в жизни. Не хочется упускать такой шанс. Ты, Ацуя, можешь идти. А я еще немного побуду здесь.

– И что ты будешь делать?

Сёта посмотрел на лежавшие на столе письма.

– Для начала напишу ответ. Это же круто – переписываться с человеком из прошлого.

– Да, точно, – кивнул Кохэй. – Опять же, надо помочь этому Зайцу.

Ацуя, глядя на них, чуть отступил назад и помотал головой.

– Да вы спятили. О чем вы думаете? Что интересного в том, чтобы переписываться с людьми из прошлого? Хватит, бросайте это дело! Влипнете в какую-нибудь передрягу, и что тогда? Я не хочу, чтобы меня в это втягивали.

– Я же говорю: ты можешь идти, – успокаивающе сказал Сёта.

Ацуя сделал глубокий вдох. Он хотел возразить, но слова не находились.

– Ну, делайте как знаете. Если что – я не виноват.

Он вернулся в комнату, схватил сумку и, не глядя на приятелей, вышел на улицу через черный ход. Посмотрел на небо – круглая луна действительно почти не сдвинулась с места.

Он вынул мобильный телефон. Вспомнил, что в него встроены часы, которые синхронизируются по радиосигналу, и попробовал автоматически установить время. На экране тут же высветились цифры – не прошло и минуты от того времени, которое им назвали в справочной службе.

Фонарей на дороге было мало. Ацуя в одиночку зашагал через темноту. Ночь стояла холодная, но лицо у него горело, так что холода он не ощущал.

«Да не может такого быть!» – думал он.

Щель для писем и ящик для молока связаны с другим временем, и письма от девушки по имени Лунный Заяц приходят из прошлого?!

Что за ерунда! Нет, действительно, если поверить в такое, все складывается, но ведь этого не может быть! Что-то здесь не так. Они стали жертвой розыгрыша.

А если теория Сёты верна, лучше не связываться со столь странным миром, это же ясно! В случае чего, никто не придет на помощь. Защищать себя они должны сами. До сих пор он следовал этому правилу. Свяжешься с другими сверх необходимости – расхлебывай потом. К тому же этот другой – человек из прошлого. Он ничего не сделает для них нынешних.

Через некоторое время он вышел на большую дорогу. Иногда мимо проезжали машины. Скоро впереди показался круглосуточный магазин.

Ацуя вспомнил, как Кохэй страдал от голода. Будет сидеть там без сна – еще больше проголодается. И что тогда? Или если время там не двигается, то хуже уже не будет?

Зайти в магазин? Продавец может запомнить его лицо. Да еще на камеру попадет. Плевать на этих. Сами как-нибудь справятся.

С этими мыслями Ацуя остановился. В магазине, кажется, никого, кроме продавца, не было.

Ацуя вздохнул. «Слишком я добрый…» Он спрятал сумку за мусорный ящик и толкнул стеклянную дверь.

Купив онигири, сладкие булочки, напитки в пластиковых бутылках, он вышел на улицу. Продавец – молодой мужчина – на него даже не взглянул. Камера, возможно, работала, но полиция совершенно необязательно заподозрит его только потому, что он зашел за покупками поздно ночью. Наоборот – сочтут, что для преступника такое поведение странно. Этим он себя успокоил.

Забрав спрятанную сумку, он пошел назад по той же дороге. Отдаст приятелям еду и сразу уйдет – не хотелось долго находиться в таком подозрительном месте.

Вот и заброшенный дом. К счастью, по дороге он никого не встретил.

Ацуя снова оглядел здание, посмотрел на щель для писем и подумал: интересно, а если сейчас бросить туда письмо, в какое время оно попадет?

Он прошел между домой и сараем и оказался перед черным ходом. Дверь оставалась открытой. Он шагнул внутрь, пытаясь увидеть, что там происходит.

– О, Ацуя! – радостно сказал Кохэй. – Ты вернулся? Уже больше часа прошло, мы думали, ты не придешь.

– Больше часа? – Ацуя посмотрел на экран телефона. – Всего 15 минут. И потом, я не вернулся. Просто принес кое-что.

Он поставил на стол пакет с продуктами.

– Я ведь не знаю, сколько еще вы тут собираетесь торчать.

– Ух ты! – просветлел лицом Кохэй и сразу же схватил онигири.

– Пока вы тут сидите, утро не наступит, – сказал Ацуя Сёте.

– Я кое-что придумал!

– Что же?

– Видел открытую дверь?

– Ну видел.

– Если ее не закрывать, время в доме и снаружи идет одинаково. Мы с Кохэем пробовали всякие штуки и обнаружили это. Поэтому разница с твоим временем оказалась всего лишь час.

– Ясно. – Ацуя посмотрел на дверь. – Ну и как тут все устроено? Что это за дом такой?

– Не знаю, как оно устроено, но теперь тебе не надо уходить. Даже если мы останемся здесь, утро все равно наступит.

– Точно! Нам лучше быть вместе, – согласился Кохэй.

– А вы что, так и собираетесь обмениваться письмами?

– Тебе жалко? Ты можешь не участвовать, если не хочешь. Хотя, если честно, мы надеялись с тобой посоветоваться.

Ацуя нахмурился:

– Посоветоваться?

– После того как ты ушел, мы написали третий ответ. И снова получили письмо. На вот, прочитай.

Ацуя посмотрел на приятелей. Выражение их лиц было странным.

– Только прочитаю, поняли? – И он уселся на стул. – А вы что ответили-то?

– Посмотри черновик. – Сёта протянул ему листок.

Вот что они придумали (писал, похоже, Сёта – почерк оказался разборчивым, кроме азбуки были и иероглифы):

«Про сотовый пока забудьте. К вам это сейчас не имеет отношения.

Расскажите еще про вас и про вашего возлюбленного. Что вы лучше всего умеете делать? Есть ли у вас общие хобби? Путешествовали ли вы вместе? Смотрели ли фильмы? Если вы любите музыку, какие последние хиты вам нравятся?

Если вы все это расскажете, будет легче давать советы. Жду.

(Это письмо пишет другой человек, но не обращайте внимания.)

Лавка Намия».

– Не понимаю. Зачем вы об этом спрашиваете? – Ацуя помахал листком в воздухе.

– Мы решили, что для начала надо точно выяснить, из какого времени Лунный Заяц. Если мы этого не поймем, то не найдем с ней общий язык.

– Ну так бы и написали: из какого вы времени?

Сёта, выслушав ответ Ацуи, нахмурился.

– А ты поставь себя на ее место. Она же не знает, что тут у нас. Если внезапно задать такой вопрос, она просто решит, что мы спятили.

Ацуя выпятил губу и почесал щеку. Возразить было нечего.

– И что она ответила?

Сёта взял со стола конверт.

– Вот, прочитай.

Ацуя, уверенный, что приятель просто важничает, вынул из конверта листок и развернул его.

«И снова спасибо вам за ответ. Я беспокоилась, все пыталась узнать про сотовые, спрашивала у разных людей и все равно ничего и не поняла. Но раз вы говорите, что это не имеет ко мне отношения, то перестаю об этом думать. Впрочем, буду благодарна, если вы когда-нибудь мне все объясните.

Как я писала в первом письме, я спортсменка. Мой любимый раньше занимался тем же видом спорта, его тоже хотели взять в олимпийскую сборную. Так мы и познакомились. Но помимо того что мы оба спортсмены, мы самые обычные люди. Общие увлечения – кино. В этом году мы посмотрели “Супермена”, “Рокки-2”, “Чужих”. Ему понравилось, а я такие фильмы не люблю. Музыку тоже слушаем. Из последнего любим “Годайго” и “Southern All Stars”. “Элли, моя любовь” прекрасна, правда?

Вот пишу – и вспоминаю время, когда он был здоров, и так хорошо на душе! Может быть, вы этого и добивались? Так или иначе, наш двусторонний обмен письмами (наверное, странно звучит) действительно меня подбадривает. Если получится, напишите мне и завтра, пожалуйста.

Лунный Заяц».

Дочитав, Ацуя пробормотал:

– Ясно. «Чужие» и «Элли, моя любовь», значит. Теперь время примерно понятно. Это поколение наших родителей.

Сёта кивнул.

– Ага, я проверил в интернете. Точно. Ну, то есть здесь мобильный не работает, нужно открыть заднюю дверь. В общем, не важно. Я проверил, когда вышли упомянутые в письме фильмы. Это все 1979 год. И «Элли, моя любовь» тоже впервые прозвучала в 1979 году.

Ацуя пожал плечами.

– А какая разница? Значит, 1979.

– Именно. Значит, Лунный Заяц собирается на Олимпиаду 1980 года.

– Наверное. И что с того?

Сёта так пристально посмотрел в глаза Ацуи, как будто хотел заглянуть ему прямо в душу.

– Чего ты? – спросил тот. – У меня к лицу что-то прилипло?

– Ты правда не знаешь? Ну ладно – Кохэй, но ты-то!

– Да в чем дело?

Сёта глубоко вдохнул и выпалил:

– В 1980 году Олимпиада проходила в Москве. Япония ее бойкотировала.

5

Конечно, Ацуя об этом слышал. Он просто не знал, что все случилось именно в 1980-м.

Тогда еще продолжалась холодная война между Востоком и Западом. Поводом для бойкота послужил ввод Советским Союзом войск в Афганистан. В знак протеста первыми о бойкоте заявили США и призвали остальные западные страны присоединиться. Япония колебалась до последнего, но в конце концов, вслед за Америкой, выбрала путь бойкотирования Игр. Все это Сёта нашел в интернете и теперь коротко пересказал остальным. Подробности Ацуя узнал впервые.

– Значит, проблема решена. Поскольку Япония не будет участвовать в Олимпиаде в следующем году, Лунный Заяц может забыть про соревнования и спокойно ухаживать за любимым, так ей и напишите.

Выслушав Ацую, Сёта состроил кислую рожу.

– Ну напишем мы – разве она поверит? Японские спортсмены до последнего думали, что поедут на Игры.

– А может сказать, что мы из будущего? – Тут Ацуя сам скривился. – Не выйдет, да?

– Она тогда решит, что мы издеваемся.

Ацуя прищелкнул языком и стукнул кулаком по столу.

– Слушайте, – нерешительно протянул молчавший до этого Кохэй. – А нам обязательно объяснять причину?

Ацуя и Сёта одновременно взглянули на него.

– Ну смотрите. – Кохэй почесал в затылке. – Зачем называть настоящую причину? Просто напишем, чтобы бросила тренировки и ухаживала за любимым. Нельзя?

Ацуя и Сёта переглянулись. Оба закивали.

– То, что надо! – сказал Сёта.

– Ничего не нельзя. Так и сделаем! Она ведь просит совета, как ей поступить. Хватается за соломинку. Значит, нет никакой необходимости объяснять ей, как на самом деле обстоят дела. Надо ей так и написать: если любишь его, оставайся рядом до конца, он наверняка в глубине души и сам этого хочет.

Сёта взял ручку и начал писать.

– Ну как?

Он показал Ацуе письмо, написанное почти теми же словами.

– По-моему, нормально.

– Отлично.

С письмом в руках Сёта вышел из дома и закрыл за собой дверь. Другие двое прислушались: раздался звук открываемой крышки, а потом она захлопнулась.

Сразу после этого у парадного входа что-то с шелестом упало на пол.

Ацуя пошел в лавку, заглянул в коробку у рольставней и увидел конверт.

«Спасибо вам большое.

Честно говоря, не ожидала, что получу такой прямой ответ. Была уверена, что вы напишете что-то более двусмысленное, неясное – чтобы я сама выбирала свой путь. Но вы не стали увиливать. Вот почему людям так нравятся ваши советы, вот почему вам так доверяют.

“Если любишь, будь рядом до конца”.

Эта фраза поразила меня в самое сердце. Конечно, вы правы. Я не должна колебаться.

И все же… Мне не кажется, что и он хочет того же.

Сегодня я звонила ему. Хотела честно сказать, что по вашему совету откажусь от участия в Олимпиаде. Но он не стал меня слушать. Сказал, что если есть время на звонки, лучше потратить его на тренировки. Мол, он рад слышать мой голос, но вообще-то места себе не находит, думая о том, что, пока я с ним разговариваю, мои соперницы уйдут далеко вперед.

Я не могу успокоиться. А вдруг, если я откажусь от участия в Играх, он так расстроится, что ему станет хуже? Как начать разговор? Ведь у меня нет гарантий, что подобного не случится.

Я, наверное, очень слабый человек, раз так думаю.

Лунный Заяц».

Дочитав письмо, Ацуя поднял глаза к пыльному потолку.

– Ничего не понимаю. Что за человек? Не хочешь поступать, как тебе говорят, зачем за советом обращаешься?

Сёта вздохнул:

– Что поделаешь… Она ведь не знает, что советуется с людьми из будущего.

– Раз она пишет, что говорила с ним по телефону, значит, сейчас от него уехала, – сказал Кохэй, глядя на письмо. – Эх, бедняга.

– Он меня тоже бесит, – заявил Ацуя. – Мог бы уже и понять ее чувства. Подумаешь – Олимпиада. Те же «Веселые старты», только побольше. Это же просто спорт! Ну кто сможет серьезно этим заниматься, зная, что любимый человек не поправится?! Или он думает, что раз смертельно болен, это дает ему право капризничать и морочить девушке голову?

– Ему тоже тяжело! Он ведь знает, что его подруга мечтала участвовать в Олимпиаде. И конечно, не хочет, чтобы по его вине она отказалась от этой мечты! То ли храбрится, то ли держится из последних сил – в общем, он себя тоже перебарывает.

– Вот это меня и бесит. Упивается своей борьбой.

– Думаешь?

– Точно! Видно же! Весь такой из себя трагический персонаж!

– Ну а писать-то что будем? – спросил Сёта, разворачивая листок.

– Так и напиши: мол, первым делом надо мужика образумить. Пусть откровенно ему все выскажет. Чтоб не связывал любимую каким-то там спортом. Скажи, что Олимпиада – это как школьные «Веселые старты», и не стоит так за них цепляться.

Сёта, не выпуская ручку, нахмурил брови.

– Вряд ли она сможет ему это сказать.

– Сможет, не сможет – должна!

– Не болтай ерунду! Если бы она могла, она бы не писала сюда.

Ацуя запустил пальцы обеих рук в волосы.

– Тьфу ты, не было хлопот!

– А может, пусть за нее кто-нибудь скажет? – проронил Кохэй.

– И кто же за нее скажет? – спросил Сёта. – Они никому не сообщали про его болезнь.

– Да, я знаю, но ведь нельзя даже от родителей такое скрывать! А вот расскажут – и тогда все поймут, как она мучается.

– Точно! – Ацуя щелкнул пальцами. – Хоть ее родителям, хоть его – надо рассказать им про рак. Тогда никто не будет заставлять ее стремиться на эту Олимпиаду. Сёта, так и пиши!

– Ладно!

Сёта опустил ручку на бумагу.

Получилось вот что:

«Ваши колебания понятны. Однако все-таки поверьте мне. Можете считать, что вас обманули, но сделайте, как вам говорят.

Честно говоря, я думаю, что ваш любимый неправ.

Это ведь просто спорт. Олимпийские игры – просто большие “Веселые старты”. Глупо ради этого напрасно тратить то немногое оставшееся вам двоим время. Заставьте его это понять.

Если бы это было возможно, я бы сам сказал ему это вместо вас. Но так не получится.

Поэтому попросите своих или его родителей. Если вы расскажете о его болезни, все согласятся вам помочь.

Решайтесь! Забудьте про Олимпиаду. Я плохого не посоветую. Сделайте так. Потом будете рады, что послушались совета.

Лавка Намия».

Сёта сходил бросить письмо в ящик.

– Мы были очень настойчивы – на этот раз должно сработать.

– Кохэй! – крикнул Ацуя в сторону входа. – Есть письмо?

– Пока нет, – донесся голос Кохэя из лавки.

– Нет? Странно. – Сёта покачал головой. – Раньше сразу приходило. Может, плохо закрыли дверь черного хода?

Он встал, видимо собираясь проверить, но тут из лавки донеслось:

– Есть!

С письмом в руке вошел Кохэй.

«Извините, что пишу с задержкой. Это Лунный Заяц. Вы ответили мне, а я целый месяц молчала, прошу меня извинить.

Пока я уговаривала себя сесть за письмо, начались сборы.

Но это, наверное, просто отговорка. На самом деле я просто не знала, что вам ответить.

Вы говорите, что он неправ, и я, прочитав это, немного удивилась. Уважительно подумала: надо же, есть люди, которые даже неизлечимо больному могут сказать все начистоту.

Просто спорт, просто Олимпиада… да, наверное, так оно и есть. Нет, наверняка именно так. Возможно, мы зря мучаем друг друга.

Но я не могу повторить ему ваши слова. Догадываюсь, как эту ситуацию видят другие, но мы оба понимаем, что значит полностью выкладываться на соревнованиях.

А вот про болезнь, конечно, надо сообщить и его, и моим родителям. Но не сейчас. Видите ли, его младшая сестра только что родила, это такая радость. Он хочет позволить родным еще немного почувствовать себя счастливыми. Я прекрасно его понимаю.

Я несколько раз звонила ему со сборов, рассказывала, как много сил вкладываю в тренировки. Он был очень рад это слышать. И мне не кажется, что он притворяется.

Неужели нет другого выхода, кроме как забыть про Олимпиаду? Бросить тренировки, сосредоточиться на уходе за любимым? Пойдет ли это ему на пользу?

Чем больше я думаю, тем больше колеблюсь.

Лунный Заяц».

Ацуе захотелось заорать во весь голос. Читая письмо, он чувствовал, как внутри нарастает раздражение.

– Да что она делает, кретинка! Говоришь ей – бросай, а она опять на свои сборы. А вдруг мужик умрет за это время?

– Она же не могла ему в лицо сказать, что пропустит поездку, – мягко произнес Кохэй.

– Главное, что в конце концов все будет зря. Нет, ну надо же: «чем больше думаю, тем больше колеблюсь». Ей же все объяснили, почему она не слушает?

– О любимом беспокоится, – объяснил Сёта. – Не хочет лишать его мечты.

– Он все равно ее лишится. Она все равно не попадет на Олимпиаду. Вот черт! Как же ей это объяснить? – Ацуя нервно задергал коленом.

– А что, если она получит травму? – спросил Кохэй. – Если она не сможет из-за этого участвовать, он тоже успокоится.

– Хм, неплохо! – согласился Ацуя.

– Не пойдет, – возразил Сёта. – Это все равно лишит его мечты. Она ведь потому и мучается, что не может решиться.

Ацуя сморщил лоб.

– Мечта, мечта… Достали уже этой мечтой. Что, кроме Олимпиады и помечтать не о чем?

Тут Сёта выпучил глаза, будто ему что-то пришло в голову.

– Точно! Надо заставить его понять, что кроме Олимпиады есть и другие вещи. Путь придумает себе другую мечту, кроме Игр. Ну, например…

Сёта задумался, а потом продолжил:

– Ребенка!

– Ребенка?

– Малыша! Пусть скажет ему, что беременна. Естественно, его ребенком. Тогда и от Олимпиады придется отказаться. А он сможет мечтать о том, чтобы его ребенок родился. Это поддержит его силы.

Ацуя обдумал эту идею и в следующее мгновение захлопал в ладоши.

– Сёта, ты гений! Так и сделаем! Это идеально! Сколько там ему осталось – около полугода? Он не узнает, даже если она соврет.

– Отлично! – Сёта уселся за стол, а Ацуя решил, что дело в шляпе.

Они не знали, когда обнаружилась болезнь мужчины, но по предыдущим письмам можно было заключить, что не так уж давно. Если до того они жили обычной жизнью, наверняка и сексом занимались. И даже если предохранялись, это можно как-нибудь объяснить.

Однако, когда они положили в ящик для молока ответ и сразу после этого вынули письмо из щели для писем, оно гласило:

«Я прочитала ваше письмо с удивлением и восхищением. Такая идея мне в голову не приходила. Действительно, прекрасная мысль – подарить любимому другую мечту, кроме Олимпиады. Узнав, что я беременна, вряд ли он предпочтет ребенку участие в Играх и наверняка захочет, чтобы я родила здорового малыша.

Но есть проблемы. Одна из них – срок беременности. В последний раз у нас был секс больше трех месяцев назад. Не будет ли странно, что я только что обнаружила беременность? Он наверняка удивится, и понадобится подтверждение. Что тогда делать?

Кроме того, он наверняка расскажет своим родителям, а там и мои узнают. Потом новость разойдется по родственникам, знакомым. Им же я не смогу признаться, что беременность – это неправда. Иначе придется объяснять, зачем я соврала.

Я не умею притворяться. И врать тоже не умею. Не уверена, что смогу играть эту роль, когда все вокруг поднимут шум по поводу моей беременности. Живот не появится, придется думать о каком-то прикрытии – вряд ли я отважусь на такое.

Есть и другая важная проблема. Болезнь может войти в стадию ремиссии, и не исключено, что предполагаемый день родов наступит при его жизни. Если этот день придет, а ребенок не родится, он поймет, что я соврала. У меня сердце разрывается, когда я представляю себе, как он будет разочарован.

Идея прекрасная, но по изложенным причинам реализовать ее невозможно.

Спасибо вам за множество разных советов, я очень, очень вам благодарна. И все же решение я должна найти сама. На это письмо можете не отвечать. Простите за все причиненные вам хлопоты.

Лунный Заяц».

– Да что же это такое?! – Ацуя отшвырнул письмо и встал. – Спрашивала, спрашивала – и на тебе, «можете не отвечать»?! Она вообще намерена слушать мнение других? Она ведь все предложения игнорирует!

– Ну, в чем-то она права. Сложно долго притворяться, – сказал Кохэй.

– Заткнись. У нее вот-вот любимый умрет, а она все решиться не может! В такое время люди на все способны! – Ацуя сел за кухонный стол.

– Сам напишешь ответ? Почерк будет другой, – предупредил Сёта.

– Ну и пусть, неважно. Не успокоюсь, пока мозги ей не вправлю.

– Ладно. Тогда диктуй, а я напишу, – Сёта сел напротив.

«Госпоже Лунный Заяц.

Вы что, дура? В смысле, точно дура.

Вам такую штуку придумали, почему не слушаете, что вам говорят?

Сколько еще раз говорить: бросайте эту свою Олимпиаду.

Сколько ни тренируйтесь, это бессмысленно.

Вы не сможете туда попасть. Оставьте эту мысль. Результата не будет.

И колебаться не стоит. Если у вас есть свободное время на раздумья, немедленно поезжайте к нему.

Если вы откажетесь от Олимпиады, он расстроится?

И из-за этого его состояние ухудшится?

Что за ерунда! Подумаешь – на Олимпиаду она не поедет!

В мире идут войны. Есть страны, которым не до Игр. Дела Японии вас не касаются? Вы вот-вот это осознаете.

Впрочем, хватит. Делайте, как хотите. А потом раскаивайтесь.

Напоследок скажу еще раз: дура вы!

Лавка Намия».

6

Сёта зажег новую свечу. Глаза привыкли к полумраку – горело всего несколько свечей, но видно было все даже в самом дальнем углу.

– Письма-то нет, – тихонько сказал Кохэй. – Раньше она отвечала быстро. Наверное, больше не хочет писать.

– Да уж, наверное, не хочет, – сказал Сёта со вздохом. – Если тебя так смешают с грязью, ты либо свернешься в комочек, либо психанешь. В любом случае отвечать не захочется.

– Ты что, хочешь сказать, что я виноват? – Ацуя посмотрел на Сёту исподлобья.

– Вовсе нет. Я чувствую то же, что и ты, и согласен, что стоило ответить ей в таком духе. Я просто говорю, что раз уж ты написал то, что хотел, нечего удивляться, что ответа нет.

– Ну, тогда ладно. – Ацуя отвернулся.

– И все-таки интересно, как она там, – сказал Кохэй. – По-прежнему тренируется? А может, ее и в сборную взяли? А потом Япония взяла – и решила бойкотировать Олимпиаду, к которой она так стремилась. Представляю, какой для нее был удар.

– Если так, сама виновата. Надо было слушать нас, – отрезал Ацуя.

– Интересно, что с ее парнем. Сколько он прожил? Дожил ли до того дня, как объявили бойкот? – сказал Сёта, и Ацуя замолчал.

Воцарилась неловкая тишина.

– Слушай, а сколько нам тут еще сидеть? – вдруг спросил Кохэй. – Мы же закрыли дверь черного хода. Если ее не открыть, у нас время так и будет стоять на одном месте.

– А если открыть, исчезнет связь с прошлым. Даже если она отправит письмо, оно до нас не дойдет. – Сёта посмотрел на Ацую. – Что будем делать?

Ацуя прикусил губу и захрустел суставами пальцев. Щелкнув всеми по очереди на левой руке, он посмотрел на Кохэя.

– Кохэй, открой дверь.

– Думаешь? – спросил Сёта.

– Да плевать. Забыли уже про Зайчиху. Это к нам не относится. Кохэй, давай.

Кохэй кивнул и встал с места, и вдруг снаружи раздался стук.

Все трое замерли. Переглянувшись, они одновременно посмотрели на парадную дверь.

Ацуя медленно встал и пошел в лавку. Сёта и Кохэй двинулись за ним.

Снова раздался стук. Кто-то стучал в рольставни – словно хотел проверить, что делается внутри. Ацуя остановился и затаил дыхание.

Наконец в щель для писем упал конверт.

«Господин Намия, вы все еще живете тут? Если нет, и если это письмо получил кто-то другой, прошу, если не сложно, сжечь его, не читая. Ничего важного в нем нет, и вам оно ничего не даст.

С этого места адресовано господину Намия.

Простите, что долго не писала. Помните ли вы меня? Я Лунный Заяц, мы с вами несколько раз в конце прошлого года обменялись письмами. Как вы поживаете, здоровы ли?

Спасибо вам за все. Никогда не забуду ваши сердечные советы. Каждый ваш ответ запечатлелся в моем сердце.

Хочу сообщить вам о двух вещах.

Первое, вы, конечно, и сами знаете: официально объявили о том, что Япония решила бойкотировать Олимпийские игры. Конечно, до какой-то степени мы ожидали, что так и будет, но когда это решение было действительно принято, оно оказалось большим ударом. Пусть мне бы и не удалось туда поехать, сердце сжимается, стоит лишь подумать о тех моих товарищах, кого отобрали в сборную.

Политика и спорт… Вроде бы совершенно не связанные между собой вещи, но когда дело доходит до отношений между государствами, одно может повлиять на другое.

Второе мое сообщение – о моем любимом.

Он изо всех сил боролся с болезнью, но 15 февраля этого года встретил свой последний день на больничном ложе. Я случайно оказалась свободна и смогла приехать. Сжимая его руку в своей, я проводила его в последний путь.

Последние его слова, обращенные ко мне, были: “Спасибо за мечту”.

Думаю, он до последнего надеялся, что я попаду на Олимпиаду. Мечта давала ему волю к жизни.

Поэтому, попрощавшись с ним, я тут же возобновила тренировки. До отборочных соревнований оставалось совсем мало времени, но я решила отдать все силы ради последнего шанса – это станет моей поминальной молитвой о любимом.

К сожалению, отбор я не прошла. Сил не хватило. Но я не раскаиваюсь, потому что сделала все возможное.

И раз уж так вышло, что не только я, но и никто не попал на Олимпиаду, я тем более не считаю, что неправильно провела этот год.

И я уверена в этом благодаря вам.

Должна признаться: впервые попросив у вас совета, я уже склонялась к тому, чтобы отказаться от Олимпиады. В первую очередь, конечно, для того, чтобы до конца быть рядом с любимым, но не только.

В тот момент я почувствовала, что в спорте уперлась в стену.

Я тренировалась на износ, но почти не двигалась вверх и с болью осознавала, что дошла до предела своих возможностей. Устала от конкуренции с соперниками, да и необходимость попасть на Олимпиаду психологически давила. Мне хотелось сбежать.

Как раз тогда у любимого обнаружили болезнь.

Не стану отрицать: я восприняла это как возможность прекратить изматывающие тренировки. Ведь если ваш любимый неизлечимо болен, вполне естественно посвятить себя уходу за ним. Кто бы осмелился меня критиковать? А главное – я могла убедить в этом саму себя.

Но любимый заметил мою слабость. Наверное, потому и просил меня ни в коем случае не отказываться от Олимпиады. Говорил: не отнимай у меня мечту, хотя обычно не позволял себе такой эгоизм.

Я не знала, что мне делать. Во мне боролись множество желаний: ухаживать за любимым, удрать от Олимпиады, желание исполнить его мечту – все это клубилось и переплеталось в моей душе. Я перестала понимать, чего на самом деле хочу.

Вот тогда-то я и прислала вам первое письмо. Только не написала в нем правду. Правду о своем главном желании – сбежать от Олимпийских игр.

Но вы, наверное, легко раскусили мою хитрость.

В одном из ваших писем вы сказали: “Если любишь, должна быть рядом до конца!” Когда я прочла эту фразу, меня словно молотом по голове огрели. Ведь мои мысли вовсе не были такими чистыми – они были коварными, неприглядными, мелкими.

А потом вы дали мне жесткий совет: “Это просто спорт”.

“Олимпиада – это просто большие «Веселые старты»”.

“Нельзя колебаться. Иди к нему”.

Честно говоря, я удивилась: почему вы так уверенно об этом говорите? А потом поняла: вы меня испытывали.

Если бы я легко согласилась, значит, Олимпиада и впрямь была для меня просто спортом, просто “Веселыми стартами”. И тогда действительно мне стоило бросить тренировки и заняться уходом за любимым. А если бы я заупрямилась, несмотря на вашу настойчивость, если бы не смогла решиться, это означало бы, что моя страсть очень сильна.

И когда я так подумала, я вдруг заметила: мои стремления были сосредоточены на Играх. Они были моей мечтой с детства. Не могла я просто так от них отказаться.

И как-то раз я сказала любимому: “Я люблю тебя больше всех на свете и хочу постоянно быть с тобой. Если бы можно было спасти тебя, бросив спорт, я бы бросила его без колебаний. Но если это не так, я не хочу отказываться от своей мечты. Я живу именно этой мечтой, да и ты полюбил меня именно за это. Я ни на минуту не забываю о тебе. И все-таки позволь мне пойти за своей мечтой”.

Он тогда заплакал, лежа в больничной постели. Он ждал этих слов. “Мне было тяжело видеть, как ты страдаешь из-за меня. Страшнее смерти – заставить любимого человека отказаться от своей мечты. Даже когда мы находимся в разных местах, наши сердца вместе. Ни о чем не беспокойся. Ты должна следовать за мечтой, чтобы потом ни о чем не раскаиваться”. Вот что он сказал.

С того дня я снова могла без всяких колебаний заняться тренировками. Для ухода за больным не обязательно быть с ним рядом – вот что я поняла.

А потом он умер. Его последние слова – “Спасибо за мечту”, его спокойное лицо перед смертью оказались для меня наивысшей похвалой. Я не смогла поехать на Олимпиаду, но я получила то, что ценнее золотой медали.

Господин Намия, большое вам спасибо. Без нашей с вами переписки я бы лишилась чего-то очень важного и всю жизнь бы потом раскаивалась. Позвольте выразить глубочайшее уважение и мою благодарность за вашу проницательность.

Возможно, вы уже не живете в этом доме, но я надеюсь, что это письмо дойдет до вас.

Лунный Заяц».

И Сёта, и Кохэй молчали. Ацуя решил, что им просто не приходят в голову нужные слова. Он чувствовал то же самое.

Последнее письмо от Лунного Зайца оказалось совершенно не таким, как они ожидали. Она не бросила тренировки. До самого конца она стремилась на Игры, и, несмотря на то что не только сама не попала в сборную, но и вся Япония потеряла возможность участвовать в Олимпиаде, она ни о чем не жалела. И искренне радовалась тому, что получила нечто более ценное, чем золотая медаль.

А главное, считала, что в этом заслуга лавки Намия. Верила, что письмо, в которое Ацуя с приятелями вложили всю свою злость и раздражение, позволило выбрать ей правильный путь. В ее словах не было злости или сарказма – с подобными чувствами такого письма не написать.

Ацуя почувствовал, что вот-вот рассмеется. Ему действительно стало смешно. Потирая грудь, он тихонько прыснул, а затем вдруг расхохотался в полный голос.

– Ты чего? – спросил Сёта.

– Так ведь смешно до невозможности! Вот уж правда – дура! Мы ее столько убеждали забыть про свою Олимпиаду, а она все равно восприняла это, как ей удобно. И результат ее устроил, а она еще и благодарит нас. «Выражаю благодарность за вашу проницательность», кто бы мог подумать! Нашла проницательных!

Сёта тоже расслабился.

– Ну и ладно, плохо разве? Главное, что результат устроил.

– Вот именно. И нам было приятно, – добавил Кохэй. – Мне вот в жизни еще не приходилось никому давать советы. Пусть это каприз, и пусть результат ее устроил – я рад, что она не разочаровалась в том, что попросила у нас совета. Ацуя, ты разве так не считаешь?

Ацуя сморщился и вытер под носом.

– Ну, не могу сказать, что я недоволен.

– Вот видишь! Я же говорю!

– Но я и не радуюсь, как ты. Ладно, не важно, давайте уже откроем дверь. Иначе время так и не сдвинется. – И Ацуя направился к черному ходу.

Однако как только он взялся за ручку, Сёта сказал:

– Погоди-ка.

– Ты чего?

Тот, не отвечая, вернулся в лавку.

– Чего это он? – спросил Ацуя Кохэя, но тот лишь недоуменно покачал головой.

Наконец появился Сёта. Лицо его было мрачным.

– Что ты делал? – спросил Ацуя.

– Еще письмо, – ответил Сёта и поднял правую руку. – Только, кажется, от кого-то другого.

В руке он сжимал коричневый конверт.

Загрузка...