Маг. Новая реальность

Глава 1

Голова болела просто жутко. Казалось, при малейшем движении в ней перекатывался бугристый чугунный шар, сминавший мозги в лепешку. Непроизвольно застонав сквозь сжатые зубы, я кое-как перекатился на бок и попытался сесть. Куда там! Мир немедленно закружился и немилосердно ударил в лицо прелой листвой и какими-то полусгнившими ветками. Накатила тошнота. Покормив жучков вчерашним ужином вперемешку с желчью, я незаметно для себя очутился на четвереньках. Уже кое-что. Можно попробовать встать. Ох нет, это я зря. Постою пока. Хруст справа. Успеваю повернуть голову – только затем, чтобы увидеть, как чья-то нога в кожаном сапоге с размаху пинает меня в живот. Ой, опять тошнит… Уже нечем! Темнота…

– Странная добыча нам попалась, не находишь?

– Очень странная, шун Торр.

– Давай по порядку, Маний. Что ты разузнал?

– Да, шун. Итак, во время охоты наш уважаемый мэтр Лирий сообщил, что услышал непонятный всплеск к востоку от загона, где-то между Плесью и Игристой, то есть еще на вашей земле, шун. Я направил туда квад егерей, и к вечеру они принесли его. Нашли точно там, где было указано, голым, никаких вещей и следов вокруг не обнаружено. Откуда он взялся, непонятно. Ну, то есть, скорее всего…

– Выводы потом, давай сначала факты.

– Судя по внешнему виду, это человек, мужчина лет двадцати пяти – тридцати. Мэтр Лирий подтверждает, что и внутри тоже. Телосложение среднее, даже хлипковатое, особых примет нет, вот только мозоли необычные. Не наши мозоли. Руки мягкие, небольшие мозоли только у оснований пальцев, словно он иногда подтягивался. Ступни тоже мягкие, он всю жизнь ходил в хорошей обуви. Костяшки пальцев не сбиты. Кожа на руках, лице и шее не обветрена, никаких цыпок или морщин. Чисто выбрит, причем растительность сбрита не только на лице, но и в подмышках и в паху. Зубы в порядке, только на пяти коренных видны непонятные следы. Стрижка необычная, не наша. Кроме того, на месте обнаружения имелись следы рвоты. Егеря собрали их и доставили мэтру Лирию. Ранее такой человек в ваши земли не въезжал и никому не известен. Следящая сеть на границе не нарушена, следов проникновения ни по земле, ни по воздуху нет. Всё.

– Твои выводы?

– Однозначно, не наш. Видно, что горожанин, в поле работал мало или вообще не работал, однако физически крепок, жилист, регулярно питался и хорошо одевался, имел доступ к лекарю. Пища, кстати, тоже не наша. Повар смог распознать только одно блюдо – что-то вроде небольших колбасок с дрянным содержимым. Могута долго ругался, сказал, что так испортить фарш нужно уметь. Он не нашел в нем мяса вообще! Мэтр Лирий насчет всплеска ничего внятного сообщить не смог – ни с чем подобным он раньше не сталкивался. Зубами же очень заинтересовался – часа два рассматривал. Лекарь этого человека каким-то образом удалил из больных зубов все ненужное и закрыл отверстия непонятным, но очень прочным составом. Весьма странно. Как будто он не мог просто вырастить ему новые. Исходя из всего этого, считаю, что наш гость появился здесь именно в результате того всплеска. Появился откуда-то очень издалека. Настолько издалека, что мы даже не слышали о месте, где делают отверстия в зубах.

– Замкарье?

– Вряд ли, загар не тот.

– Ладно, гадать не будем. В каком он состоянии сейчас?

– Ну жить будет… Видимо, при появлении здесь ему стало плохо, раз он там заблевал всю округу, даже на сапог егерю попал. А они парни простые, отпинали его как следует, а потом влили ему порядком этой своей сонной гадости. В общем, сейчас спит, должен очнуться ночью или к утру – и я ему тогда не завидую…

– Посади там человека, пусть присматривает, как он себя поведет.

– Уже, шун.

О-о-о… Еще недавно я не понимал, как же мне было хорошо. Болела одна голова. А сейчас… Ур-р-р-р. Уф, откуда во мне столько желчи? Не болит только в паху… Ай, там тоже болит! Такое чувство, будто по мне пробежало стадо очень упитанных бегемотов. Ребра, похоже, треснули, пара штук как минимум. Все тело как один большой синяк, вдобавок то и дело выворачивает наизнанку, в голове туман, небось сотрясение, пальцы на правой руке не сгибаются, распухли, как вчерашние сосиски… Ур-р-р-р. Это я зря, про сосиски-то… Ур-р-р-р…

Ну вот, можно разогнуться. Поздравляю с достижением! Так, садимся, аккуратненько, за стеночку держимся… Что у нас тут? М-да, очевидно, я не дома. Стены коричневые, шершавые, не кирпич – похоже, из тесаного камня, причем все булыжники разных размеров. Под задницей широкая лавка, почти как односпальная кровать, отполированная сотнями других задниц. Тепло. Воняет кислятиной. Причем от меня воняет. А куда я Борю звал-то? Наклоняюсь и вижу под лавкой нечто странное. Плоский широкий таз овальной формы, деревянный. В смысле не корыто из дерева, не долбленка, а что-то похожее на гнутую фанеру. Не знаю, как это описать. Ладно, разберемся. Дальнейший осмотр показал, что нахожусь я в комнате размерами примерно шесть на три, из обстановки только лавка и серое шерстяное одеяло на ней да тазик с отходами моей жизнедеятельности. Окно есть, стрельчатое, довольно узкое, но чтобы выглянуть в него, сперва нужно встать с кро… тьфу, лавки, и дойти до противоположной стены, а на это сил пока нет. Пол ровный, тоже каменный, чисто выметенный. В стенах на уровне пола чернеют небольшие отверстия, как норки для мышей. Потолок, как можно догадаться, ничем от пола не отличается, разве что дырок нет. Ну и дверь – завершающий элемент моих апартаментов. Солидная такая, из темного дерева, перекрещенная толстыми железными полосами с большими заклепками. В двери круглое отверстие в верхней трети – глазок, надо понимать. А в этом глазке чей-то любопытный глаз.

Опа! Тут и живые есть, оказывается. Смотрю на глаз, он смотрит на меня. Эта игра продолжается довольно долго, затем я решаю пока на него плюнуть и посмотреть наконец в окно. Сложная задачка. Так, наверное, шаркают пораженные подагрой старики, мне для полного сходства только палочки не хватает. Э-э, а окно-то у нас непростое. Рамы нет, стекол нет, а вот не дует ни капельки. На улице вроде осень, уныло-печальные горы, кое-где тронутые первым снегом, горы… и еще раз горы. Насколько хватает взгляда, везде горы. И внизу тоже они самые. Еще из интересного – речка, очень быстрая и бурная, вода в ней даже на вид ледяная. Вдоль речки – клочки обработанной земли, кое-где пасутся стада мелких, отсюда не разглядеть, животных. Небо серое, набрякшее дождем. То есть по всему там должно быть холодно и сыро, а вот мне здесь тепло и сухо. А стекла нет. Интересно… После пристального разглядывания обнаруживаю тоненькую металлическую рамочку, вмурованную в камень примерно на середине толщины стены. Оно? Обшариваю взглядом комнату, пытаясь найти какую-нибудь щепочку, чтобы сунуть в створ: палец совать – дураков нет. Тьфу, снова этот глаз! Смотри-смотри, вуайерист недоделанный. Решаю оторвать кусочек пряжи от одеяла, в которое я завернулся. Хорошо что я не сунул туда палец – шерсть чернеет, обугливается и… исчезает, как только я пытаюсь с ее помощью пересечь воображаемую плоскость «окна». Нет, ни фига не воображаемую! При каждом прикосновении она становится видна – слабо светящаяся красным плоскость. Кстати, оттуда слабенько, но ощутимо веет теплом. Это что же, физическая реализация демона Максвелла? В окне?

Так, хватит уже отгонять от себя эту страшную мысль! Парень, прости, но, в общем, ты попал.

Не понял… Почему я снова на лавке? Мне уже значительно лучше, но ведь я вроде бы стоял у окна? Так, вспоминаем по порядку: я очнулся, встал, подошел к окну и увидел… что я увидел-то? Горы, речку, две луны… Что? Тут мой взгляд упал на почерневшие остатки шерсти на широком подоконнике, и я вспомнил…

Наверное, мне потребовался час или больше, чтобы немного выйти из ступора, в который меня загнала мысль о том, что я все-таки попал. Крепко попал! Нет, я лично никогда не надеялся на это, но, читая книги о разного рода попаданцах, иногда непроизвольно примеривал на себя подобные сюжеты. В итоге я пришел к выводу, что попасть просто так, с пылу с жару, так сказать, на полушаге, мне очень не хотелось бы. Вот если б знать за неделю, а лучше за месяц или вообще за пару лет… Ну да, ну да, галушки тоже иногда сами в рот залетают.

Ладно, отставить панику. Примем за данность, что я все-таки в ином мире. Две луны и демон Максвелла говорят об этом однозначно. Сила тяжести, насколько я успел заметить, не отличается от земной, так что прыгать по-барсумски не придется. Воздух – просто песня, чист и свеж настолько, что это даже не горный санаторий. Так. И что делать? Для начала неплохо было бы выжить. Первое, что приходит на ум, – микроорганизмы. К местным болезням иммунитета у меня наверняка нет, как и наоборот. Если возникнет эпидемия, меня пристукнут с той же вероятностью, что и убьет какая-нибудь местная бактерия. Еще и сожгут, наверное. Что-то уныло получается. Согласно этой гипотезе, я уже труп, только мне об этом еще не сказали. Что можно сделать? Да ровным счетом ничего – какое-то количество микробов я уже наверняка вдохнул. А раз ничего, то и думать об этом не стоит. Еще варианты?

…Ага, не думай о белой обезьяне. О чем бы я ни пытался думать, все время возвращался к микробам и скорой своей кончине. Паника ощутимо нарастала. Вскоре меня затрясло, потом накатила просто-таки ужасная злоба. Не выдержав, я начал рвать одеяло и ломать лавку – откуда только силы взялись! Впрочем, лавка была сделана настолько просто и добротно, из таких солидных брусьев, что сломать ее смог бы, пожалуй, кто-нибудь вроде Никиты Кожемяки. Забыв о синяках и ушибах, я бросился к двери и начал колотить в нее изо всех сил. Дверь, словно издеваясь, изредка изволила вздрагивать от особенно сильного удара.

А потом она внезапно распахнулась с такой силой, что меня отбросило на середину комнаты. За дверью стоял высокий старик в белом, похожий на исхудавшего Гэндальфа, и в его руке горел ослепительный огненный шар. Я уставился на шар как завороженный, не замечая ни толпящихся позади старика вооруженных людей, ни собственной наготы. Магия! Здесь есть магия! Тем временем старик вытянул другую руку, и из нее вылетело что-то вроде короткой молнии. Меня выгнуло дугой, зубы заскрипели так, что едва не начали крошиться, и последним проблеском гаснущего сознания я успел еще раз подумать: «Твою мать! Магия!»

– Как ведет себя наш гость?

– Очнулся. Был слаб, его рвало. Немного поизучал комнату, весьма заинтересовался тазом, потом выглянул в окно, потом совал в тэфис кусок одеяла и смотрел, что с ним происходит. Потом упал. Никасу пришлось войти и положить его на лавку.

– А если бы это было притворство?

– В коридоре ждал квад воинов.

– Предусмотрительно, как всегда. Что дальше?

– Через полчаса он очнулся и долго лежал – видимо, думал. Потом чего-то испугался, очень сильно, стал метаться по комнате, пытался сломать лавку, которую делал Хлюпик, начал колотиться в дверь. Мэтр Лирий его успокоил «шилом».

– Не слишком?

– Вы бы видели, шун Торр, как он бушевал! Он едва не сломал эту лавку, одеяло вообще разорвал в клочки. Мог и порезаться случайно – на воинах много всего понавешано, да и мэтру синяков понаставить.

– Что сделано, то сделано. Кстати, мэтр его проверил на Дар?

– Еще нет, шун, он вчера сильно шумел в своей башне и еще не восстановился. Говорит, завтра. Хотя лично я сомневаюсь, что он что-то обнаружит.

– Почему, Маний?

– Гость очень удивился, увидев обычный эфаллум, прямо глаз не мог отвести. Определенно он раньше ничего подобного не видел.

– Хм… удивился, говоришь… И зубы у него… Тебе не кажется, Маний…

– Кажется, шун. Я практически уверен. Охрану уже удвоил, егеря с наказом отосланы на дальний кордон, где особенно не с кем языком трепать, разве что с медведями. Со служанками провел дополнительную беседу. И еще так, по мелочи.

– Хорошо. Нужно учить его нашему языку. Вызови Ланку с Плеси.

– Да, шун.

Похоже, то и дело терять сознание входит у меня в привычку. Очередное пробуждение было тоже весьма неприятным. Все тело вновь ломило, во рту было кисло, и глаза никак не хотели открываться. Впрочем, я быстро сообразил, что просто вокруг почти полная темнота, едва разбавляемая какими-то тусклыми красными сполохами.

Находился я, похоже, в той же самой комнате, разве что одеяло было новое, не рваное, да таз сполоснут. По стеночке добравшись до окна, я увидел в нем ту же темноту, ни одного огонька. Вдобавок там шел дождь – отдельные капли то и дело разбивались о подоконник, и брызги благополучно исчезали в красноватых отблесках, не залетая вовнутрь. Делать было решительно нечего, и я вскоре отправился досыпать, старательно не обращая внимания на громко бурчащий желудок. Ребра, кстати, все-таки уцелели и сейчас болели значительно меньше.

Разбудил меня грохот двери – она стукнулась о стену комнаты так, словно посетитель открыл ее пинком. При одном взгляде на худое лицо вчерашнего старика, на котором высокомерие смешивалось с любопытством энтомолога, стало ясно, что именно так все и было. Старик (про себя я решил называть его Пендальф) сделал несколько пассов ладонью в мою сторону, отчего я сразу напрягся, памятуя вчерашнюю шоковую терапию, однако ровным счетом ничего не почувствовал. Что-то пробурчав себе под нос, он подошел, схватил меня за плечо и небрежным рывком посадил на кровати. В смысле, на лавке. Да какая, к черту, разница! Силища у Пендальфа была страшная, я как-то сразу понял, что этими пальцами он мог и вовсе раздавить мое плечо всмятку. Он начал вертеть меня, словно куклу, осмотрел со всех сторон, заглянул в глаза, в рот, зачем-то постучал по затылку ребром ладони и в довершение всего заставил смотреть на кончик пальца, которым поводил туда и сюда.

Пальцы его были унизаны кучей разнообразных колец, по два-три на каждом, даже на большом, и они никак не гармонировали друг с другом – больно разнородными были по стилю и даже материалу. Складывалось впечатление, что они нужны ему не в качестве украшений, а для чего-то другого. Ну разумеется, он же хренов маг! Нет, все-таки насколько гибко сознание человека, что может успешно обманывать даже самого себя – видимо, оно никак не хотело принимать факты, разрушающие привычную картину мира, и уже любезно забыло недавнюю демонстрацию. Нет уж, дорогой, давай-ка жить дружно… и долго, я ж не пресловутый нагловский лорд, который требовал приносить ему свежие утренние газеты… только с датой выпуска на век раньше. Это другой мир, и здесь есть магия, и замалчивание данных фактов, уверен, не способствует повышению моих и без того скудных шансов на выживание.

Тем временем, пока я проводил внутри себя разъяснительную работу, Пендальф удовлетворился осмотром и направился к выходу, повелительно бросив через плечо пару лающих слов, что-то вроде «Курц ха!». Ничего, естественно, не поняв, я уже собрался снова отправиться на боковую, но старикан возле порога обернулся, грозно сдвинул брови, а в ладони его уже знакомо затрещала и запрыгала небольшая шипящая молния. Нет, так я не играю – в свое время я уже попробовал полицейского шокера. Пришлось изобразить живейшее внимание. Пендальф все же сообразил, что я «нихт ферштейн», и сделал приглашающий жест рукой. Делать нечего, я завернулся в одеяло и пошлепал за ним, благо камень пола тоже был теплым. Может, хоть покормят.

Как же, покормили. Пока я угрюмо шел за стариком, позади топали два крепких мужика в кожаных шапках и кольчугах, вооруженные длинными ножами и небольшими топориками на поясах, а также короткими толстыми дубинками. Этими дубинками они то и дело сочно шмякали себя по ладоням, отчего я непроизвольно ежился. Мог бы и не ежиться, конечно, но лучше пусть думают… вернее, не думают… неважно, короче. После десятиминутной прогулки по совершенно одинаковым сводчатым коридорам, поднявшись и спустившись по доброму десятку лестниц, мы оказались в коротком тупичке перед очередной очень солидной дверью. За время пути кое-что я все-таки сумел для себя уяснить. Одежда местных обитателей была явно не фабричная, самошитая, шапки вон вообще чуть ли не дратвой прострочены, на топорах отчетливо были видны следы ковки, однако и то и то было примерно одинаковым, на одежде имелось что-то вроде эмблемы или знака отличия – кружок с каким-то узором внутри. Кольчуги из металла серого цвета, очень плотные, как бы даже не восемь в один, хорошо смазанные, длиной до локтя и середины бедра соответственно. Кольца кольчуг же – сварные! Оба мужика были чернявыми, ширококостными, умеренно бородатыми и кудлатыми. Похоже, что братья. И они пахли. Нет, они ПАХЛИ. Всю дорогу нас сопровождало непередаваемое амбре из смеси запахов застарелого пота, железа, кожи и прогорклого жира. Маг не пах ничем, а вот моя кислятина добавляла свою малозаметную лепту.

Дверь открылась по жесту Пендальфа, и мы очутились в его, гм, лаборатории. Большая комната, заставленная массой непонятных штуковин. Я бы назвал это оборудованием, если бы оно не выглядело столь странно. Вот чем может быть нагромождение веток вроде гнезда, в котором стоит тазик с прозрачной жидкостью и при этом по дну шустро ползает муравей размером с ладонь? Или каменный на вид куб, проткнутый насквозь острой деревянной палочкой? Или чья-то клыкастая голова, прибитая здоровенным костылем через темечко к толстой овальной доске? И рядом с каждой штуковиной на специальном пюпитре лежат потрепанные фолианты, совершенно одинаковые – явно лабораторные журналы.

В дальнем углу, на свободном пятачке, стояло сооружение, подозрительно похожее на зубоврачебное кресло в средневековом исполнении. И конечно же Пендальф указал именно на него – садись, мол. Я еще чуть помедлил, оглядываясь по сторонам на предмет наличия инструментов принудительного криптоанализа, ничего такого не обнаружил и под очередное сочное «плюх» (уже слегка угрожающее, кстати) залез в это кресло. Против ожидания, никто мне ноги-руки сковывать не спешил, мужики с дубинками отошли и присели на лавке около стены, видимо, подобные зрелища им были не в диковинку и занимали довольно долгое время. Ну а Пендальф раскрыл на столике рядом с собой плоский деревянный ящичек и начал производить какие-то манипуляции. Ни дать ни взять – стоматолог, готовящийся к приему пациента.

Спустя несколько минут он смешал в стеклянной баночке по нескольку капель того и сего, образовавшуюся вязкую жидкость поддел жесткой кисточкой, другой рукой открыл мне рот и ловко нанес субстанцию на все зубы. По вкусу это было похоже на смолу, с легким ягодным ароматом. Ничего так. Пендальф же придвинул стул поближе, молитвенно сложил ладони перед грудью и немигающим взглядом уставился на мой подбородок. Я ничего не почувствовал. Хотел было пошевелиться, но понял, что не могу. Вокруг головы образовалось что-то вроде невидимой пленки, очень тугой и прочной. Пока я не двигался, она вообще не ощущалась, однако любое движение сковывала, как намотанный скотч. Руками и ногами можно было шевелить спокойно, однако что толку, если голова в капкане? Заметив мои трепыхания, один из воинов отрицательно покачал головой, показал ладонь, а затем – дубинку. В самом деле, чего это я? Может, у них тут визит к стоматологу так обставлен.

В общем, тем все и закончилось. Пендальф медитировал еще минут пять, потом встал и ушел, ни на кого не оглядываясь. Лоб у него был потный, и мне показалось, что ступает он несколько неуверенно. А еще показалось, что зубы у меня начало чуть-чуть жечь. То ли на самом деле, то ли воображение разыгралось – под таким взглядом оно у кого хочешь разыграется. Пленка с уходом мага исчезла, но подняться с лежбища не дал тот же воин – он поставил рядом маленькие песочные часы и что-то прогудел. Песок пересыпался минут за десять, и после этого мы вернулись обратно в кам… комнату.

Там кто-то подмел и поставил посередине деревянный стол, а рядом лавку поменьше. На лавке обнаружились штаны и рубаха из грубой некрашеной ткани. На столе стоял деревянный поднос с толстыми ломтями хлеба, куском чего-то вроде пареной репы и кувшин. Вот тут-то оно и накатило. Я внезапно почувствовал, что хочу – очень хочу! – пить, есть и сс… в туалет. Немудрено, пугание ихтиандра обезводило организм, ел я вообще не помню когда, а таз, как назло, кто-то убрал. Ладно, будем решать проблемы в порядке важности. Одевшись, я, повернувшись к воинам, приложил руки к развилке между ног и сказал: «Пс-с-с». Меня поняли. О-о, благословенная мужская солидарность! Толчок оказался в конце длинного коридора – просто маленькая квадратная комната с овальной дырой в центре пола. Там же стоял истертый веник, плетеный короб с камнями и пара кувшинов с водой, большой и маленький. Кувшины, кстати, были довольно примечательные, невысокие и широкие, на манер чайника, с коротким носиком и крышкой. На крышке чем-то белым, похоже известкой, был выведен знак «приблизительно равно». Я хмыкнул. Сделав свои дела, вернулся в коридор, где поджидал воин. Сразу в комнату мы не пошли, вместо этого он загадочно поманил за собой и провел к противоположному концу коридора, примыкающему к более широкому проходу. Указал пальцем на что-то на стене. Я присмотрелся и увидел точно такую же металлическую рамку, что была в окне. Пол, стены, потолок – все точно. Воин ткнул в нее, сделал вид, что переступает через плоскость – и провел большим пальцем себе по горлу. Вполне красноречиво. Я кивнул, и мы вернулись в комнату. Воин небрежно окинул ее взглядом и ушел, опять же не попрощавшись.

Оставшись в одиночестве, я задумался. Похоже, мой статус изменился. Теперь мне можно выходить в коридор, в комнату добавили мебели, еды принесли… Ладно, будем жить. Я уселся за стол и начал метать куски. Стеречься отравы смысла не было ни малейшего. Хлеб оказался очень вкусным, никакого сравнения с магазинными кирпичами, репа – она репа и есть, вернее, неизвестный мне отварной корнеплод. Ну а в кувшине была просто вода. Что интересно, всякие истеричные мысли о микробах меня больше не беспокоили – видимо, многократная перезагрузка сделала свое дело. К концу трапезы я почувствовал нарастающее жжение в челюстях. Там пекло. Там зудело и свербело, словно орда маленьких гномов с отбойными молотками и кирками Дурина подбиралась к корням зубов и пыталась выкорчевать их пятилеткой в три года.

К вечеру выпал первый зуб. Я метался по комнате разъяренным орангутангом, колотил в стены лавкой, обломки стола давно были запихнуты в угол и многократно оплеваны. Ни сидеть, ни спать было невозможно – во рту поселились уже два хирда гномов и сверлили и копали так, что просто элберет твою гилтониэль. Барук вам в гхыр, улундо уванимо! Десны воспалились – не прикоснись, язык вообще с трудом ворочался, плеваться приходилось слюной пополам с кровью.

К утру я превратился в младенца. В смысле у меня не осталось ни одного зуба вообще, и я уже не мог даже пошевелиться, в тупом оцепенении лежал на полу и смотрел в никуда. Хотелось плакать, но даже на это сил не было. Вся вода давным-давно была выхлебана, новой не ожидалось – ночные буйства в коридоре привели ко вполне предсказуемому эффекту – пришли давешние мужики и заперли комнату на засов. Снаружи. Вот и приходилось тихо хрипеть на полу, облизывать растрескавшиеся губы и мечтать об океанах прохладной пресной воды…

В чувство меня не смог привести даже звук отодвигаемого засова. Кто бы там ни был – гхыр с ним, и идет он на гхыр тоже! Скрип двери… и все. Не понял… Минуту спустя, когда ожидание стало совсем уж нетерпимым, все-таки пришлось посмотреть в ту сторону. В дверном проеме стоял, нерешительно переминаясь с ноги на ногу, подросток лет пятнадцати на вид. Явный принеси-подай, одежда, осанка и выражение глаз прямо-таки кричали об этом. Глаза, кстати, были нехорошие. Любопытные, живые, но… мутные. Такое я раньше уже видел, дома. (Эх, где теперь тот дом?) Такие смотрят на плачущего ребенка и прикидывают, сможет он еще громче заорать или нет. Паскудные у него были глаза.

– Гх-хх… Чх-х-х… – а говорить-то без зубов и не получается, мало практики, так сказать. Ух, как десны болят!

Паренек только отодвинулся с легкой опаской. Попробуем по-другому: тычок пальцем – ты, тычок себе в грудь – мне, губы трубочкой, ладонь ковшиком – фьюить – попить, тычок в кувшин – воды, жест к себе – принеси. Дошло? Дошло! Парень исчезает и спустя минуту возвращается с пузатым кувшином. Буквально вырываю его из рук и с полминуты, наверное, могу только жадно глыкать. Вода-а-а… Вдруг я краем глаза ловлю взгляд паренька, и что-то в нем заставляет меня насторожиться. Он глядит с этакой гаденькой усмешечкой и нездоровым интересом…

А ну-ка… Помнится, в детстве в школе у нас был такой же хорек. В класс перевелся мальчик-чукча, который русский язык знал ровно настолько, чтобы не потеряться по дороге домой, а писать умел и того хуже. К слову, математиком он был Отцовым благословением, диффы и интегралы в уме щелкал, как белка орешки. Так вот, однажды Авыныквын – так его звали, все еще шутили, что это единственный в мире аналог сталинского «вылысыпыдысты», – имел неосторожность обратиться за помощью к тому хорьку. Спросил, как написать «Таня, ты красивая, давай дружить». Написал согласно совету и долго потом смотрел вслед рыдающей Тане, а на щеке горел след ее ладони. Впрочем, в итоге все равно вышло хорошо. Хорька спустили искупаться в дыру, после чего он навсегда заимел кличку Скунс, а Таня сразу после школы вышла замуж за Авыныквына, лауреата Имперской премии по математике.

Так вот, этот парниша взглядом походил на хорька один к одному. Где он мог мне… Да ну на фиг! Быстро опустив глаза, обнаруживаю знакомое «приблизительно равно» на крышке. Та-ак… Паренек уже бежит в выходу, хорошо у него задница соображает, но только вот нужен он мне теперь… Очень нужен. Крышка кувшина, тяжелая обожженная глиняная крышка, разлетается на куски точно у него между лопаток. К порогу уродец подъезжает уже носом, остальное тело безвольно расслаблено и только подергивается. Ну что, поговорим? Сажусь на него, беру руку на болевой и неторопливо вывихиваю указательный палец. Что? Ты еще и обмочился? Слушай, а это идея. Вытираю своей замечательной новой тряпкой лужицу, сам сливаю краник в пресловутый кувшин и сую под нос болезному. Не хочешь? А придется… Полтора пальца спустя оно сдается. Так, так, еще немного, до конца… Ну вот мы и квиты. Теперь свободен. Свободен, я сказал! А если пнуть посильнее? Так-то лучше.

Немного прибираюсь в комнате, осколки крышки складываю в кувшин и ставлю в угол. Под другую стену ставлю маленькую лавку и сажусь на нее. Заворачиваюсь поплотнее в покрывало. Успел. В коридоре слышен громкий топот. Что-то быстро вы. Похоже, в здешних горах совсем даже не спокойно, раз такой уровень алертности. Ну вот, что и требовалось доказать. Четыре здоровых мужика, правда, гораздо попроще, чем вчерашние воины. Типа внутренняя стража. Хех, даже вбежать в дверь правильно не могут, продавливаются, как… Удар кулачищем в ухо сносит меня с лавки, и дальше остается только лежать в позе заключенного и стараться уберечь жизненно важные органы. Темнота…

– Идиоты. Отрыжка Каная, плесень Йегуса, лакрима миксум люте!

– …

– Установлено, как все произошло?

– Нечего там устанавливать, шун. Мэтр Лирий заделал обновление зубов нашему гостю, сами знаете, каково это. Парень из прислуги, Лакий Мероэ, на просьбу принести воды подсунул ему какхис, а тот догадался и в отместку заставил ублюдка выхлебать полкакхиса своей мочи. Ну и пару пальцев вывихнул.

– Не сломал?

– Вот именно – не сломал, а вывихнул. Не самое простое дело. Потом он выпнул его наружу… И тут начинается самое интересное. Он стал готовиться к тому, что скоро его будут бить. Сел, как сел бы я сам, упал так, что пинать его могли только трое из четверых, и ухитрился не дать этим олухам ничего себе сломать. Так, лицо расквашено да синяки на конечностях, плюс сотрясение.

– Интересно… Бывал, значит, под конем-то… Так! Весь квад стражников отдать братьям, чтоб пыль из гамбизонов им выбили, Мероэ – двадцать плетей, этому подлатать слегка лицо, остальное само заживет. Глядишь, поспокойней будет.

– Э-э, шун! Братьям не получится, Мишан в дальний патруль ушел, а Кочумат должен Махия сопровождать. Может, Гобу их, тот как раз нажис вывозить должен?

– Занятная шутка. Отдашь их Ланке, чтоб ума вколотила, потом, когда та закончит, пусть сразу приступает к делу.

– Да, шун.